Завацкая Я.Ю. : другие произведения.

Кьюрин

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Космическая опера, одна из моих первых вещей - прошу не судить строго! Действие происходит в IIIм веке от начала колонизации Квирина. 1я Сагонская война и отчасти 2я. Первые вооруженные столкновения людей с сагонами. История уникальной любви.

ИСТОРИЯ САГОНСКИХ ВОЙН.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ N 5.

  
   Посмотри, как блестят
   Бриллиантовые дороги.
   Послушай, как хрустят
   Бриллиантовые дороги...
  
   Все забывается. Но в тихую звездную ночь я помню, Кьюрин, и я смотрю, как ты, в черную бездну, и нет возвращения, нет забвенья, нет тишины.
   Я помню, она стояла на Палубе, и как зеркальная поверхность, Палуба разделяла две пропасти, и сверху, и снизу сверкали звезды в черной пустоте. И казалось, она отражается в Палубе, маленькая, тонкая Кьюрин, и казалось, в ее глазах отражается Ночь. И Ночь не давала ответа, и не давала приюта, и отпускала с миром в вечное, далекое странствие...
   Кьюрин включила поворотник, и на ходу, зигзагом успела выстрелить, и вжимаясь в кресло - до тошноты, до боли в костях - успела увидеть расцветающий огненный шар. На миг она осознала себя, удачный выстрел и струйки пота, стекающие под тельник. Потом команда, гнусавый в шлеме голос Тайдера: "Курс один - шестнадцать", и пальцы скользнули по клавишам. В следующий миг Кьюрин с криком летела вверх, лязг, треск, мягкий тупой удар... Очнувшись, она с проклятиями, держась за ремни, добралась до кресла, быстро выровняла корабль. Так, ничего страшного. Спокойно. Спокойно. "Курс один - двадцать три". Поворот. Не так резко. Что у нас с гравитором? Все нормально. Свободной рукой Кьюрин нащупала лопнувший ремень... Нет, не исправить. Кьюрин подбросило, и сейчас же в прицеле возникли четыре "мухи". Кьюрин сунула ноги поглубже в стремена и стала ловить в прицел сагонские истребители. Не обещайте деве юной... Кьюрин спустила рычажок. Кажется, мимо. Рывок. На этот раз Кьюрин удержалась в кресле. Инерция. Спокойно. Автоматика. Господи, почему так жарко? "Рубин, это Ноль. Держим курс. Настроить нуль-системы. Минутная готовность". Значит, они ушли? Разве тут сообразишь что-нибудь? Кьюрин лихорадочно пыталась понять, что означают четыре цифры на экране гравитора, одновременно наматывая на руку обрывок ремня, а второй рукой запрашивая системы. Тьфу ты, все нормально. Кьюрин успела включить обдув шлема, теперь ей стало холодно. Шла уже перекличка. "Рубин-семь, пошел!" - крикнула в свою очередь Кьюрин и запустила нуль-систему. Звезды рванулись навстречу, исчезли, Кьюрин выключила обдув, проверила, работает ли откачка, звезды снова возникли и почти ослепили после агрессивно наползающей тьмы подпространства. Кьюрин подбросило. И опять ей почудилось, что сжимает она ногами гнедые бока коня, и вокруг пыльная душная степь и красноватое солнце, но нет... Этого не было, а было кресло и циферблаты, и черная пустота вокруг. И тотчас она увидела "Кориолан". Боевой крейсер, огромный, в полпланеты, заслонил пространство, и Кью опомнилась, увидев на фоне серебристой стены цепочку "Рубинов", плавно летящих к Палубе - и ее кораблик среди других.
   Вскоре ландер Кьюрин скользнул в щель открытой стены и опустился на место. Кьюрин вылезла. "Барри убит" - сказал кто-то сзади. "Мой сосед, Шестнадцатый". "Барри не вернулся" - подумала Кьюрин и пошла к дверям. Она едва знала Барри. За дверью Кьюрин наконец сорвала шлем и с наслаждением вдохнула кондиционированный воздух "Кориолана".
   Вскоре она добралась до каюты. Из душа доносился плеск и фальшивое пение: "Безобразная Эльза, королева флирта, с банкой чистого спирта я спешу к тебе". Несомненно, Нэри, рыжая бестия, опять успела вперед. Ну и ладно. Не очень-то и хотелось. Кьюрин бухнулась на кровать. Неизвестно, почему от этого так устаешь. Ведь это же не скакать целый день верхом, и не лазить по серовато-зеленым поверхностям таирских скал... И эта тьма, о, эта тьма, Великая Ночь.
   Когда Кьюрин проснулась, освещение было дневное. Было тихо, и койка напротив пустовала. Следовательно, Нэри где-то шлялась. Часы показывали десять. Так, а вернулись они около полуночи, значит, спать уже хватит. Скоро "дрессировка", пора встать, посетить душ, привести себя в порядок, пойти поменять лопнувший ремень. Тьфу ты... Не хотелось Кьюрин ни вставать, ни приводить себя в порядок. Охотнее всего она бы еще полежала. Она поискала какой-нибудь предлог для этого, не нашла, зато вспомнила, что в бардачке над койкой лежит "Камень и Роза", более не борясь с собой, полезла в бардачок, вынула пленку, надела очки и настроила резкость. Жрать, правда, хотелось страшно, но для таких случаев в бардачке хранились кулек орешков и шоколадка. Хрустя орехами, Кьюрин углубилась в чтение. Из этого приятного состояния ее вырвал оглушительный вой тревоги. Одной рукой срывая очки, другой хватая шлем, Кьюрин вскочила - в глаза бил бело-оранжевый сигнал, трещал звонок, но через мгновение все погасло, а в каюту, виляя бедрами, вкатилась ехидная Нэри. Кьюрин застыла, сердце бешено колотилось.
   - Вольно, - сказала Нэри, мимоходом хлопнув ее по плечу. Кьюрин, шумно выдохнув, села.
   - Господи, Нэри, так и заикой можно сделать!
   - Что поделаешь, - вздохнула Нэри, грациозно потягиваясь, - Тебя больше ничем не поднимешь. Если ты будешь так долго дрыхнуть, никогда не дослужишься до генерала, бедняжка Кью!
   Нэри профланировала к шкафчику и обратно, уселась на койку.
   - Если будешь так вертеть задом, дослужишься очень быстро... до генеральши, - съязвила Кьюрин.
   - Хочешь жить - умей вертеть, - возразила подруга, - Кстати, Кью, как насчет рыбалки сегодня? Ловись рыбка, большая и маленькая!
   - Посмотрим, - сказала Кьюрин и скрылась в душе. - Только не сейчас, - добавила она, высунув голову, - Раз уж ты меня подняла, я встаю на путь истинный.
   Когда она вышла из душа, Нэри валялась на койке с сигареткой в зубах и с проводками в ушах, и судя по вибрации койки, музыка была весьма хиповая. Кьюрин посмотрела в зеркало - короткие черные волосы еще влажно блестели после купания, но в целом вид был удовлетворительный. Кьюрин сделала подруге ручкой, на что та ответила энергичным кивком, и вышла в коридор.
   Народу сейчас было немного, кто на тренировке, кто отсыпается после ночного патруля. Но в лифте ехали уже трое, два парня из эскадрильи "Гранат" и Тайдер, командир "Рубинов". Он кивнул Кьюрин, и она порозовела, потому что в Тайдера все были слегка влюблены, и Кьюрин не составляла исключения. Пока лифт ехал, Кьюрин придумывала. что бы такое у Тайдера спросить, и не придумала. Но когда дверь открылась, Тайдер сам сказал ей вслед: "Сегодня в два тренировка, не забудь". Она с достоинством ответила: "Да, конечно", и внутренне радостно прыгая, степенно вышла из лифта.
   На Палубе было положено надевать шлем, но Кьюрин не надела. Кому это надо, пока начальство не видит. Палуба была отделена от Пространства одной лишь прозрачной стеной, и поэтому считалась шлюзовой камерой. По тревоге эта стена поднималась, из-под нее выныривали маленькие истребители - их здесь было около трех тысяч, и один принадлежал Кьюрин. Но пока суть да дело, она всегда успеет натянуть шлем, а пока что обойдется и без него. Кьюрин подошла к своему ландеру, похлопала по серебристому боку. Машина казалась ей живой, быть может потому, что когда-то она так же похлопала по плечу серебристого коня с белой гривой, соскочив с седла, а внизу туман плавал над серовато-зелеными лесами, и было тихо, и вокруг спал Таир. Кьюрин вспомнила того коня, вспомнила лес и горы, домики внизу, красноватое солнце. В сущности, она все еще жила там. Она вздохнула, молекулярным ключом вскрыла люк, влезла в машину и принялась за работу. Поменяла лампочки на индикаторе давления, пропылесосила пол и кресло, отрегулировала указатель емкости. Потом она проверила вентиляцию и под конец сменила лопнувший ремень. После этого вылезла, хлопнула крышкой и подошла к самой прозрачной стене - посмотреть на звезды. Кьюрин любила звезды, на Таире они были едва видны сквозь плотную атмосферу. Ей хотелось видеть звезды, Большой Мир... Потому она и удрала оттуда, улетела на Рэду. И не вернулась, хоть и хотела вернуться, потому что Таира больше не существовало, а были только свои и враги, Федерация и сагоны. Кьюрин стояла, чуть расставив ноги, широко открытыми глазами глядя в звездную россыпь. Она два года училась, два года - чтобы научиться летать (ей, провинциалке, до семнадцати лет в глаза не видевшей звездолета), чтобы научиться убивать жирных, коричневых мух - ловить их в перекрестье прицела. Они сожгли Таир, но душой Кьюрин была равнодушна к ним. Это были всего лишь мишени. Она никогда не видела живого сагона. Ей хотелось бы посмотреть. Говорят, они похожи на людей внешне. Люди с нечеловеческой сутью. Враг, которого не знали солдаты жалких человеческих войн. Это было жарко и интересно на земле - мороз пробирал по коже, как от детских ночных историй. Здесь это было просто страшно. Их никто не звал, никто ничего и не знал о них раньше. Убивать их - только способ самозащиты. Все дело в том, что говорить с ними нельзя, они не признают переговоров. Они не люди, и не поймут человеческих доводов, как не поймут и наших эмоций и чувств. А возможно, они не понимают и человеческой боли, тоски, страха. И Кьюрин стояла над звездной пропастью, тщетно ища в ней ответа. Гармонии нет во Вселенной, а если и есть, то она непостижима для нас.
   Да, она непостижима, думаем мы, но все же единственное прекрасное и вечное для нас - это небеса. Небо любой планеты, белое и голубое, фиолетово-красное и особенно черное с яркими звездами. И если красота - лишь феномен восприятия биологической выгоды, то почему так манят наш взор звезды и небеса? Не потому ли, что они так странно отражают твою суть, Кьюрин? Тьма и сияние, вот твои глаза, но ты не думаешь и не знаешь об этом, ты ищешь чего-то бездонного в бездонном пространстве, но не находишь и остаешься в пустоте. Твоего мира больше нет, и тебе некого в мире любить, а потому нет у тебя и врага. Кьюрин вздрогнула - сзади щелкнула дверь. Мгновенным отработанным жестом Кьюрин накинула шлем, и не зря. На Палубу вошел полковник Фострес, по кличке Монструс, в сопровождении двух офицеров. Кьюрин вытянулась по стойке "смирно", буравя глазами приближающегося Фостреса. Хрыч семенил мелкими шажками, глазки устремлены вдаль, за пределы большого крючковатого носа. Однако Кьюрин он заметил, неодобрительно скользнул по ней взглядом, ища, к чему бы придраться, не нашел, буркнул "вольно" и направился ко второму ангару, где завел раздраженным тоном разговор с офицерами. Кьюрин перевела дух и направилась к выходу. Ей-то не так страшен был Монструс, а вот Нэри боялась его до колик из-за своих роскошных кудрей, которые с трудом помещались в шлем. Нэри предпочла бы погибнуть, чем состричь свои лохмы. Впрочем, Тайдер относился к этому терпимо...
   Нэри в каюте опять не было, и Кьюрин завалилась с "Камнем и Розой" на койку. Плейер Нэри валялся почему-то на полу и ныл монотонно противным голосом:
   Ведь мы живем для того,
   Чтобы завтра сдохнуть.
   Мы живем для того,
   Чтобы завтра сдохнуть...
   Протянув руку, Кьюрин выключила плейер. И тут вдруг навалился Страх. Все мы, в сущности, смертники. Мы тешим себя и отвлекаем от этих мыслей, но чья завтра очередь - моя? твоя? И это правда. Правда железная и безжалостная. Мы живем словно наркоманы, млеющие в дыму. Но иногда этот дым рассеивается, и ужас действительности пронзает нас. Смерть так близка! и так неизбежна... Таирские мудрецы учили не бояться смерти, но где они теперь? Где теперь обещанная ими посмертная сфера? Ее нет, их культура мертва, как они сами, никто не вспомнит о них. Интересно, что чувствует молекула, одинокая в вакууме, оторванная от родного небесного тела? В полете Кьюрин умела отгонять такие мысли, она была смелой и беспечной стреляющей мухой. Но в покое ужас иной раз наваливался на нее.
   Кьюрин встала. Скоро тренировка, и неплохо бы еще раз перекусить. Дверь щелкнула, возникло рыжее сияние, а за ним - блестящая в красном и золотом Нэри.
   - А, ты уже здесь? О'кей, так что, пойдем на рыбалочку?
   - Ты что это? - с удивлением спросила Кьюрин. - Какая рыбалка? Время-то уже полвторого!
   Нэри устроилась перед зеркалом с электрофеном. Кьюрин между тем вынула из шкафа колбаску и с усилием оторвала зубами кусок.
   - Кстати, - добавила она, напряженно жуя колбасу, - Куда это ты так марафетишься? Тайдер, конечно, это оценит, но вот Монструс...
   - Ну, Монструс же в кабак не ходит, - возразила Нэри, распушая веером волосы на затылке.
   - А на тренировку ты сегодня не собираешься? - Кьюрин надоели эти шуточки.
   - Тренировка отменяется, - сообщила Нэри.
   - Ну-ну, - неуверенно сказала Кьюрин. - розыгрыши принимаются по пятницам после обеда.
   Нэри молча подняла палец. Проследив его направление, Кьюрин похолодела. Над дверью на табло светилась, заменяя привычную тройку, огромная цифра 1. Готовность номер один... Готовность всего корабля. Такого на памяти Кьюрин еще не было.
   Нэри тщательно пудрилась с видом художника-портретиста, наносящего последние штрихи.
   - А что случилось-то? - спросила Кьюрин, справившись с собой.
   Тут Нэри наконец снизошла и вразумительно ей все объяснила. Пока Кьюрин (делать ей больше нечего) торчала на Палубе, из подпространства вынырнул сагонский суперкрейсер, и в настоящий момент находится всего лишь в сорока единицах от "Кориолана". Кьюрин, без сомнения, знает, что такое сагонский супер, и если он вздумает атаковать, то ежику понятно, что нам капут. И в общем-то остается надеяться на то, что сагоны вдруг нас пожалеют, а вообще-то всем нам крышка, и она, Нэри, со своей стороны может предложить только одно - пойти в кабак и как следует повеселиться.
   - Может, все не так уж мрачно, - заметила Кьюрин, пытаясь оттеснить подругу от зеркала. Зеркало у них, к сожалению, было единственным. Туалет Кьюрин занял совсем немного времени, так как косметикой она не пользовалась, а на ее слабую попытку провести феном по коротеньким волосам, Нэри съязвила: "Не слишком старайся: выдерешь последние - придется лохматой идти." Потом она тряхнула своими шикарными кудрями, и гордо вышла, расправив плечи. Темно-красный кбз (костюм биологической защиты, он же скафандр) "Рубина" с трубками и молниями чистого золота смотрелся на ней не хуже вечернего платья. Кьюрин тоже шел бордовый цвет формы, но далеко-далеко ей было до Нэри. Какой-то слишком щуплой она была для этого панциря, и воротник, закрывший затылок - из него так жалко торчала впереди цыплячья шея. "Курица" - с отвращением подумала Кьюрин и показала себе язык в зеркало. На самом деле она была красива, особенно ее глаза, темные и большие, была стройна, изящна, и мужчины обычно охотно провожали ее взглядами. Теперь, впрочем, всем было не до того. Cам воздух "Кориолана", казалось, дрожал от нервного напряжения, и свет был какой-то неровный, и люди преувеличенно громко смеялись и разговаривали. Нэри напевала: "Ловись, рыбка, большая и маленькая", а Кьюрин все время думала о том, что совсем близко - их корабль, все пыталась это осознать.
   Перед ними раскрылась дверь бара, и здесь все было как всегда, интимный полумрак и пронзительный джаз. Народу было даже больше обычного. Девушки нашли столик в углу, и очень скоро к ним подсели двое парней из "Граната" и офицер внутренней службы. Нэри острила, поводила плечами, хохотала, демонстрируя острые белые зубки и хватаясь за плечи сидящего рядом офицера. Кьюрин, как всегда, невольно улыбаясь, рассеянно слушала подсевшего к ней "гранатовца" и думала: жаль, что Тайдер не ходит в кабак. Жаль, впрочем, было не столько себя, сколько Нэри, которая - Кьюрин это знала - была безумно влюблена в Тайдера. В серьезные моменты жизни Нэри опускала лицо, скрыв его под шапкой рыжих волос и глухо говорила оттуда: "Все равно я ему не нужна, ведь он совсем, совсем не такой... " Кьюрин не знала, что ей ответить, так как была неопытна в житейских вопросах.
   Пошли танцевать. Кьюрин пробежала два круга с незнакомым блондином из радиочасти и тут, к своей радости, заметила Уитни. Уитни с ней небрежно поздоровался, потребовал себе бокал шипучки, предложил ей тоже. Кьюрин согласилась, села рядом с ним, посасывая через трубочку ледяной напиток. Спиртное на борту было запрещено, это не значит, конечно, что его не пили. Но во всяком случае, не в баре. Край бокала заслонял Кьюрин столики, возбужденных коллег, в бешеном темпе танцующие пары. Кьюрин с любопытством смотрела на людей - отстраненно, как всегда, - пытаясь понять. почему они, обреченные, может быть, близкой смерти, веселятся, пляшут, целуются по углам и болтают о пустяках... Забыться? О, нет, как глупо! Отвернись, и смерть ударит тебя в спину. Смотри ей в лицо, смотри всю жизнь, а особенно - когда она совсем близко. И у тебя будет шанс победить.
   - О чем задумалась, малышка? - ласково спросил Уитни. Он был старше ее на двадцать лет, он был офицер-ремонтник, и с ним ей было почему-то легко.
   - Вы не боитесь?
   - Кого?
   Кьюрин показала пальцем в сторону стены, ближней к Палубе. Уитни сосредоточенно посмотрел в свой стакан и продекламировал:
   - Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю. И в разъяренном океане средь грозных волн и бурной тьмы. И в аравийском урагане, и в дуновении Чумы.
   Медные тарелки ударили, и мелодия бешено закрутилась, завизжала и, отбивая ритм, закидывала головы танцующих, трясла их руки и ноги, извивала их тела. Кьюрин не расслышала конца стихов. Уитни взял ее за руку. Его ладонь была теплая, сухая, твердая.
   - С какой ты земли, Кьюрин? - спросил он.
   - С Таира. - Уитни покачал головой. Нэри бешено плясала в центре толпы, в дыму, в переливах света, ее волосы полыхали адским огнем, кто-то склонился к плечу Кьюрин и прошептал (или так показалось в грохоте и чаду): а ты что скучаешь? Кьюрин увидела, скосив глаза, белобрысого юнца из эскадрильи "Диамант". Она досадливо махнула головой. "Пойдем потанцуем?" - "Нет, спасибо". И вдруг Кьюрин стало казаться, что все вокруг - сон, бред и чад, и что вот-вот вся эта завеса распадется, и свежий вечерний туман вползет в зал, окутывая все сыроватыми, дымными запахами Таира.
   От грезы пробудил ее резкий тревожный писк и электрический щелчок в запястье. Кьюрин поспешно нашарила верньер радио, встала, пробираясь к выходу, подальше от шума и грохота, накинула шлем и расслышала: "Рубин-семь, Рубин-три срочно вызываются в командный отсек... повторяю - Рубин-семь..." Команда повторялась снова и снова, а Кьюрин уже летела по коридору, удивляясь и недоумевая.
   Двери командного отсека раскрылись перед ней, значит, ее и вправду ждали. До этого Кьюрин никогда не бывала здесь. Что могло понадобиться здесь ей, рядовому пилоту? Генерала Ротти она, правда, видела не раз, но в основном на экране. Теперь он стоял в конце длинного стола в комнате, куда какой-то андроид направил Кьюрин. Генерал показался Кьюрин более старым и уставшим, чем его запечатленный в сознании образ. Кроме него, у стола стояли два незнакомых Кьюрин высших офицера, а ближе к двери - Тайдер и Энис, Рубин-три. Кьюрин нечувствительно произнесла фразы доклада, остановившись возле Тайдера. Генерал подошел к ней ближе и - совершенно неожиданно - протянул для пожатия руку.
   - Ваше имя - Кьюрин, верно?
   - Да, - робко произнесла она.
   - Позвольте спросить... э - Вы давно летаете?
   - Полтора года, генерал.
   - Очень хорошо, - непонятно почему сказал Ротти, кивнул ей и отошел к экрану.
   - Кьюрин, Энис, Тайдер. Послушайте, в чем суть того, что мы хотели бы поручить вам. Я должен сказать, что это очень и очень опасно, и вы имеете право отказаться. Вы знаете, что наш устав запрещает использование людей, неосведомленных о степени опасности. Прошу только помнить, что мы все сейчас находимся в очень тревожном положении и каждую секунду ждем атаки сагонов.
   Он замолчал и опустил глаза. На экране вспыхнула карта крупного масштаба - "Кориолан" и спиралевидная громада, раза в три крупнее - неподалеку бродячий астероид, близкая сияющая Бета Геркулеса, ровно светящие огоньки дальних звезд. Генерал заговорил снова:
   - Сагонский суперкрейсер следует параллельно в тридцати шести единицах и неподвижен относительно "Кориолана". Вероятность того, что нам будет навязан флагманский бой, равна семидесяти пяти. Вероятность уничтожения "Кориолана" в таком бою - исходя, конечно, из известных нам данных - около девяноста. По-видимому, они не вступают в бой потому, что слишком мало знают о нас. Сейчас все решает вопрос информации - кто окажется более информированным, сможет выиграть бой или без потерь уйти. Мы не можем уйти в подпространство, учитывая близость такой массы. Но у нас есть время, и необходимо его использовать.
   Он перевел дух и скользнул взглядом по троим "Рубинам", застывшим неподвижно.
   - Мы предполагаем осуществить разведку. Необходимо попытаться снять карту поверхности сагонского крейсера.
   Кьюрин внезапно поняла, на что все это похоже. Желтый, тускло мерцающий свет, осунувшиеся лица и слова о вероятности, возможности гибели. И запах близкой смерти, незримо присутствующий здесь... Как в больничной палате, где умирают.
   - Выйти на прямую, в ста-ста пятидесяти километрах над поверхностью крейсера. С относительной скоростью не более восьми стотысячных. Осуществить автоматическую съемку. У вас есть вопросы?
   Трое молчали, и тихо звенело в воздухе - смерть, и тень смертная бледно-зеленая на лицах.
   - Вы имеете право отказаться, - повторил генерал.
   "Посылают троих. Чтобы вернулся один. Все рассчитано, конечно же, компъютер... Мы смертники", - подумала Кьюрин, но как-то вяло, без ужаса. Когда пришел ее черед, она кивнула, ответила согласием. И потом они быстро шли по коридору. Белобрысый толстый Энис, обливаясь потом, думал о том, что надо сейчас не забыть подтянуть кресло, а то ноги не влезают, и одновременно - о рыжей Нэри, что надо бы с ней поговорить серьезно, что она уже делала кое-какие авансы, а такой шанс упускать нельзя... Да вот удастся ли теперь? О чем думал Тайдер, никто не знал. У него были непроницаемые глаза, светлые, стальные. А Кьюрин думала так (чтобы не думать об окружающем и предстоящем кошмаре): "Он слышал ее имя, он ждал повторенья. Он бросил в огонь все, чего было не жаль. Он смотрел на следы ее, жаждал воды ее, шел далеко в свете звезды ее. В пальцах его снег превращался в сталь."
  
  
  
   * * *
  
   - Когда выйдем на дугу, - сказал Тайдер ровным голосом, - каждые пятнадцать секунд подавайте маяк. Ясно? Так до возвращения.
   - Слушаюсь, капитан, - пробормотала Кьюрин. И железный же человек этот Тайдер. В гроб лезем - и ни одного человеческого слова на прощание.
   - Кью, у тебя запасного нижнего магнита нет? - глухо донеслось из соседнего ландера. Энис основательно готовился к вылету.
   - Сейчас посмотрю, - сказала Кьюрин. Вскочила в машину, стала шарить в запаснике. Интересно, почему нас взяли? Ну, Тайдер, понятно, он у нас герой. Энис... Толстый, смешной, его и всерьез-то никто не принимает, но с другой стороны - основательный парень, знает толк в любом деле. Очень и очень надежный. А меня-то почему? Вообще непонятно. Да какая разница...
   - Энис, держи! - Кьюрин кинула коробку с магнитом в сторону соседа.
   Вот так оно и приходит, стучало в голове. Живешь, живешь, и вдруг... Вот и все. Без всяких там предсмертных речей, без проводов, без сочувствия. Кьюрин встала, собираясь закрыть полупрозрачную крышку ландера.
   - Кьюрин, - тихий голос командира. Она вздрогнула. Тайдер стоял возле машины.
   - Кьюрин, ты... меня прости. Это я тебя выбрал, понимаешь? - сказал Тайдер.
   Понимаешь? Он смотрел на нее светлым и чистым взглядом. Что за время такое - выбор для смертельной игры... Но Кьюрин это в общем не так уж и трогало.
   - Все нормально, - она кивнула.
   Привычным движением она пристегнулась, завела двигатель, подключила гравитор. Вспыхнули сначала желтые лампочки справа, затем синие слева. "Рубин-семь, пошел" - произнесла Кьюрин в свою очередь и , включив пуск, вонзилась задом в спинку сиденья. Мелькнула щель выхода, вокруг распластались огромные неподвижные звезды. Вскоре перешли на инерционный полет, и сердце привычно ухнуло в гулкую пустоту невесомости. Еще дважды они ускорялись, и им удалось подойти совсем близко к сагонскому кораблю. Ощущение полета над безатмосферной планетой - крейсер заслонил половину звездного неба. Кьюрин включила альтиметр. Планета, только странная, с белесо-пятнистой поверхностью, покрытой выступами и дырами - металл ли это? Высота над ним - всего 90 километров. Они неслись над крейсером с трех сторон, и если скосить глаза, Кьюрин могла бы увидеть Эниса и Тайдера. Но ей некогда было смотреть. Очень скоро белесое поле взорвалось вспышками. Стреляют, подумала Кьюрин, но как-то отстраненно-равнодушно. По нам стреляют. Чувства, которые испытывает мишень, были знакомы Кьюрин в полной мере. Но ей было не до того сейчас. Нужно было идти "волчком", это сложный ход, только лучшие пилоты так могут. "Волчок", так безопаснее под обстрелом. Лево-право. И попробуй удержаться на оси этого бешеного волчка. Съемка поверхности? Да, все в порядке, автоматика работает. Лево-право. Летишь налево (не отпуская клавиатуры), у-ух, быстро выровнять корабль, направо - у-ух, правым боком о мягкий поручень, выравнивать, дьявол бы их всех побрал... "Седьмой! Кьюрин! Как слышно!" - "Слышу хорошо!" "Курс два-ноль!" - "Есть!" Вверх. На сто двадцать километров, чуть дальше... Ах! Две черные жирные мухи. "Стреляй!" Истребители. Охрана. До того ли сейчас? Кьюрин поймала в перекрестье одну из мух. Выстрел. Нет. Ах, не сойти бы с курса. Стреляй, еще, еще... Все, они ушли. Или они подбиты? Неважно. Что там впереди? О-о... Нам не пройти там. Пушка. Огненная завеса. Тайдер в шлеме: "Третий, седьмой, внимание. Я иду вниз, на орудие. Следуйте прежним курсом". Болван, подумала Кьюрин с отчаянием. Убьют сейчас. Что это у меня с давлением в переходнике? Никак на нуле? Ах, черт, эта тряска... Самое поганое. К невесомости можно привыкнуть, и к тяжести можно, но не к этим перепадам. Красная точка - надо полагать, Тайдер. Попить бы сейчас. Водички бы.
   Внезапно завеса впереди исчезла. Неужели ему удалось? "Тайдер!" - крикнула Кьюрин. Ускорение. Пусть глаза лезут из орбит - быстро, быстро, вперед. "Третий, седьмой, внимание! Я Ноль. Курс прежний." Он жив! Но внимание - альтиметр, курсограф... Что же с переходником? Неужели пропускает? Доберусь ли я до конца? Неважно это, чушь. Как тихо стало! Не к добру. Кьюрин на секунду оторвалась от клавиш, сразу ощутила боль в прокушенной губе и, с недоумением потрогав губу языком, почувствовала соленый вкус. Челюсти свело от напряжения. Снова возникли вспышки, и Кьюрин схватилась за кнопки и рычажки.
   Дальше пошло еще жарче. Ее мотало из стороны в сторону, и, почти не соображая, она набирала команды - но ландер держался на курсе. "Энис убит!" - раздалось в шлемофоне, и после этого (или перед этим) - вопль Эниса. Он горел. Нас двое, успела подумать Кьюрин. Один из нас должен вернуться. Стреляй. Огонь. Еще огонь. Ниже. Все ниже. 90 тысяч... 87... 85. Автоматическая съемка? О'кей. А Тайдер? Что он? Ах, некогда! Истребители! Кьюрин взмыла вверх и тут же стала ловить сагонов в прицел. Выстрел... Где же они? Вон что-то горит слева... а, черт с ними. Сколько высота? Уже 150. Ниже, ниже! Не стреляют... тихо... странно, почему это? Кьюрин оторвала онемевшие пальцы от клавиш, нажатием рычажка пустила струйку воды в пересохший рот. Тайдер? "Капитан!" - отчаянно крикнула Кьюрин. "Я слышу!"- отозвался знакомый голос. Жив... "Почему так тихо?" - "Не знаю. Спустись ниже, ты высоко идешь". Кьюрин стала осторожно снижаться к поверхности крейсера. "Ты видишь меня?" - "Нет, не вижу." "Можно еще ниже, спускайся... Стоп!" - заорал он вдруг. - Два-ноль! Вверх!" Его голос потонул в треске. Кьюрин уже лихорадочно била по пульту - вверх! Белая стена выросла перед ней, как по волшебству. Ее же не было! Не было! Крутой разворот на огромной скорости, страшная тяжесть сдавила дыхание, сердце, потемнело в глазах... сознание уходит... Нет, нет, надо держаться, иначе каюк! Я пройду над этой стеной, подумала Кьюрин, и стена уже скользнула под ландер, как вдруг все вокруг взорвалось нестерпимым блеском и грохотом, пространство горело, горел сам вакуум, это было море огня и света! Завеса, подумала Кьюрин, еще одна завеса. И мне не пройти ее. Все кончено. И в тот же миг ландер тряхнуло, Кьюрин в последний раз ударила по клавишам кулаком, снова встряска, языки пламени... "Все! Все! В меня попали!" -мысль проскочила молнией, потом -оглушительный удар и темнота.
  
  
  
   2.
  
   "Я не умерла, -подумала она с удивлением, - А меня ведь подбили. Странно. Я жива."
   Она шевельнула рукой. Все в порядке. Она напрягла и распустила мышцы. Все хорошо. Никакой боли. Ах, как хорошо! Как ритмично, сильно бьется сердце, как весело мчится по сосудам кровь! Как легко, неслышно бегут импульсы по тонким, прочным нервам. Она, это странное создание по имени Кьюрин, продолжает жить. Она будет жить!
   Волна восторга быстро схлынула. Кьюрин открыла глаза, с трудом разлепив веки. То, что она увидела, поразило ее.
   Она тут же повернула голову, потом села. Она попыталась понять хоть что-нибудь.
   Здесь ничто не напоминало хоть что-либо, прежде виденное Кьюрин. Здесь все было совершенно непонятным. Нечеловеческим. Кьюрин находилась в круглом небольшом помещении... То есть оно было, вероятно, очень большим, так как потолка не было. Была просто пустота. Ни крыши, ни окна. Просто серое болото. Ничто. Вогнутые стены помещения... Бр-р! Были покрыты редкими белыми волосами, и они дышали. Причем беспорядочно. А может. не дышали, а просто так... Двигались взад-вперед. Едва заметно. Но на ощупь (Кьюрин осторожно прикоснулась к стене)... На ощупь, черт бы их подрал, стены не были живыми! Теплый металл или пластик. Или, если животное, то мертвое. Кьюрин встала. Пол был пружинящий, мягкий, но слава Богу, не волосатый. Просто серовато-желтый. Откуда шел свет, непонятно. Но было светло. Кьюрин посмотрела назад и едва сдержала крик. Там ничего не было! Только что она встала, определенно, с какого-то предмета мебели. А теперь там был ровный пол! "Шиза косит наши ряды!" - сказала бы Нэри по этому поводу. И как странно этот пол переходил в стену - то ли это была зияющая щель, то ли такой материал. И еще Кьюрин заметила, что щель эта то расширялась, то сужалась. Так что площадь пола менялась постоянно. Вообще это помещение представляло собой как бы висящую в пустоте площадку, и все здесь перетекало, лилось, менялось... Ничего здесь не было, кроме одного предмета, непонятным образом висевшего в воздухе, точно по центру. И этот предмет окончательно приводил в недоумение, переходящее в ужас.
   Это был шар. Серый, величиной с человеческую голову, покрытый, подобно мозгу, бороздами и извилинами. И эти извилины тихо шевелились. Шар казался твердым, но отдельные его участки то и дело разжижались, снова восстанавливались, и еще жидкие участки временами как бы вскипали, и на поверхность пробивались пузырьки... И там лопались. Это было почему-то омерзительнее всего... Кьюрин заставила себя оторваться от жуткого зрелища и села на пол, скрестив ноги.
   Надо все обдумать. (Кьюрин отчего-то била мелкая дрожь. Она стиснула зубы и заставила себя успокоиться.) Прежде всего, ежику понятно, я на сагонском корабле. Вопрос первый - как я здесь оказалась. Вопрос второй - что теперь делать.
   Кьюрин попыталась восстановить в памяти время перед взрывом. Все засверкало... Огонь вокруг... Все в огне. Взрыв сзади - попадание. Дальше я, кажется, что-то нажала на пульте. А зачем? Потом взорвался двигатель, судя по всему, а я от удара уже отключилась. Ага! Значит, я включила катапульту. Совершенно не видела клавиш, но попала правильно. Впрочем, неудивительно - психотренинг. Да, психотренинг...
   Значит, дело обстояло так. При взрыве (а взрыв был затянут, иначе она бы не успела. Видно, попало сперва в корму, а уж потом - в двигатель) - при взрыве Кьюрин, теряя сознание, успела включить катапульту, и ее выбросило вместе с креслом в пространство. Она стала, конечно, падать на крейсер. Нормальным образом катапульта не помогает, все равно пилот сразу гибнет в осколках корабля, либо задыхается, либо еще что-нибудь. Но ей повезло... Если это можно назвать - повезло. Скорее всего, наоборот. Она в руках сагонов. Первый случай за всю историю звездных войн. И скоро ей - первой - доведется увидеть живого сагона. Интересно, какие они? Говорят, гуманоиды. Но это растяжимое понятие. На самом деле они могут быть похожи на что угодно. Какие-нибудь ящеры или пауки. Да! Мороз пробежал по коже. Только сейчас Кьюрин сообразила, что народы завоеванных планет в глаза не видели живых сагонов - ими управляли, как правило, прикормленные выходцы из их же среды да сагонские роботы. На самом деле никто не знает, как выглядят сагоны! А я сейчас узнаю это, подумала Кьюрин. А может... Может, этот мерзкий серый шар - и есть сагон! И сейчас он зондирует мои мозги. Говорят, они телепаты.
   Это был ужас! Не смерть, не возможные мучения пугали - со всем этим еще можно примириться, да и не встала еще вплотную перед Кьюрин такая перспектива... Иррациональный страх, Черный страх - все, чего она боялась: увидеть. Увидеть - и умереть от страха. Увидеть нечто ужасное.
   Нет, спокойно, спокойно. Страх - паралич воли и разума. Нужно думать. Не все ли равно, каковы они внешне? По-хорошему, ведь все равно, стоит ли так бояться? А вот каковы они внутри?
   Наверняка ничего общего с нами. Достаточно посмотреть на эту комнату. Техника, наука - все другое. И ничего не известно. А известное - не утешает.
   Они не признают людей разумными существами.
   Они не считают людей годными к контакту.
   Они не реагируют на наши попытки переговоров.
   Они уничтожают людей, как вредных животных, мешающих в завоевании Космоса - планомерно и спокойно.
   Но мне они сохранили жизнь, подумала Кьюрин. Я им нужна. Для чего? Конечно, информация. Что там говорил генерал Ротти? "Сейчас все решает вопрос информации. Кто окажется более информированным..." Возможно, "Кориолан" все еще висит в сорока единицах отсюда, и сагоны атакуют его, выудив из моего мозга все о строении корабля, о нашем оружии... Конечно, я практически ничего не знаю. Но ведь запечатленным в памяти остается все, что мы видим, даже мельком, это уже доказано. Что, если они умеют восстанавливать такие бессознательные впечатления? Тогда они уже знают о "Кориолане" все. Кстати, сколько времени прошло? Часов нет, и вообще скафандра нет. На Кьюрин остался только тельник, достаточно теплый, плотный, но без всяких приборов. Но даже если "Кориолан" ушел, им все равно нужна эта информация. Кьюрин почувствовала, что снова трясется, то ли от страха, то ли от холода. Психотренинг.
   Плохо дело. Она вспомнила о психотренинге. Он входил в программу подготовки пилотов.
   В современной войне мы не можем позволить себе скидки на фактор личности. Конечно, во все времена из солдат старались сделать нерассуждающие машины, действующие рефлекторно, спинным мозгом. Но сейчас, в космическом бою, когда все решают не секунды даже, а десятые и сотые доли секунд, пилот просто не может позволить скидки на эмоции; страх, усталость, боль, любые отвлекающие моменты расслабляют мозг, замедляют реакцию, ухудшают боевые качества. Конечно, очень много функций передано компъютеру, который представляет собой идеального солдата, не зависящего ни от каких внутренних факторов. Но по ряду причин компъютеры не могут, например, эффективно находить движущуюся цель, и в особенности - принимать решения в нестандартных ситуациях. Для этого нужен пилот. И чтобы уподобить последнего машине, был введен психотренинг. Под гипнозом в мозг вводились определенные шаблоны поведения, сложные автоматизмы, ключом к которым служила конкретная опасная ситуация. В бою подсознание срабатывало мгновенно, не теряя драгоценного времени на совещание с высшими отделами мозга. Благодаря этому, например, Кьюрин смогла в свое время катапультироваться - пальцы без ее ведома набрали нужную команду.
   Согласно этике Федерации, пилотов информировали перед психотренингом о том, что будет введено в их мозг. И была там программа именно для такой вот ситуации. В свое время это воспринималось как курьез. Кьюрин, как и все другие, никак не могла предположить, что это может случиться с ней наяву, оказаться реальностью. Как можно попасть в сагонский плен? Но вот оно - произошло... Никто толком не знал ничего о сагонах, но известная доля информации позволяла предположить их глубокие телепатические способности. Следовательно, нужно было защитить информацию, заложенную не только в сознании, но и в тайных глубинах памяти. Для этого устанавливался блок, не позволяющий вывести в сознание важную информацию о флоте Федерации. Даже при собственном большом желании человек не мог бы ничего сообщить сагонам - если только этот блок включен. Возможно, он был также и защитой против телепатического проникновения. Но, согласно той же этике, не позволяющей полного превращения бойцов в механизмы, блок этот не действовал постоянно - он включался кодовой фразой (заклинанием), уже от человека зависело - произнести или нет эту фразу.
   Вот только - поможет ли этот блок? Вполне вероятно, нет. У них наверняка есть средства для вскрытия его. Во всяком случае, надо попробовать, решила Кьюрин.
   Она поняла, что больше не боится. Страх куда-то исчез. Она должна была умереть давно, вместе с Таиром, вместе со всем, что ей дорого. Все, что было с тех пор - только отсрочка.
   Кьюрин и не верила в смерть по-настоящему, как не верит ни один таирец. Иной мир, и вероятно, лучший - а что ей терять в этом? Даже некоторое любопытство манило ее за Черту. Единственное пугало ее - сам переход. Она не верила в его безболезненность, ведь она уже взрывалась, уже должна была умереть... До потери сознания прошли мгновения, но - долгие мгновения, и она явственно, затылком ощутила удар. Страшно ожидание удара. Но сейчас - самое подходящее время, сейчас она может перенести этот переход. Она не боялась. Вытянув ладони, она с удивлением рассматривала их. Это - мертвые ладони. Скоро они упадут, и очень скоро - превратятся в ничто. Скоро она уснет - и скорее бы! Теперь, как никогда ясно, Кьюрин ощущала - она больше, значительно больше, чем это, в общем-то ненужное тело. Вот только - жаль, если информация, которую сагоны получат от нее, станет причиной гибели Федерации. И возможно, этому даже бессмысленно сопротивляться. Но она будет сопротивляться, даже если это бессмысленно. Закрыв глаза для сосредоточения, Кьюрин произнесла кодовую фразу.
   Она поднялась на ноги. Неожиданно стенка перед най колыхнулась сильнее и стала выпячиваться пузырем. Пузырь бесшумно лопнул, стенка тотчас затянулась, а в помещение шагнул человек. Сагон.
  
  
   * * *
  
   Это был самый нормальный, обычный человек. Разве что одежда - зеленоватый балахон, золоченые полоски, манеры, взгляд - странный, будто слепой. Но это был человек, и мало того - он показался Кьюрин чем-то знакомым.
   Он стоял неподвижно и смотрел на нее. Словно пытался узнать. Просто смотрел. Он менялся, как все на этом непостижимом корабле - он был сагоном, чужим и страшным созданием, а через миг он - человек, чьи тонкие твердые черты Кьюрин могла видеть когда-то. Высокий, красивый человек, светлые волосы, странный и совершенно неподвижный светло-серый взгляд. И это был сагон!
   Потом он сказал на чистом человеческом языке, на линкосе:
   - Здравствуй, Кьюрин.
   Она вздрогнула. Имя? Он протянул ей руку. Затянулось молчание.
   - Мое имя, - сказал он, - Хайки.
   Человеческое имя... Настоящее ли оно? Впрочем, они не отличаются от нас внешне.
   - Идем, - он говорил, будто преодолевая внутреннюю преграду, - У нас мало времени.
   Он взял ее за руку и подошел к стене. Стена прогнулась перед ними, они вошли - странный, ни на что не похожий мир развертывался перед Кьюрин.
   Самым точным было бы сказать - впечатление внутренностей гигантского животного. В конце концов они оказались в слепом отсеке, стены которого поднимались и опадали дыша, так же как во всех прочих. И здесь Кьюрин увидела еще двух сагонов в такой же зеленоватой одежде, с блестящими полосками на груди, как и новый знакомый... Хайки. Люди, как и он. Обыкновенные люди, один пониже, полноватый, с голосом неприятным, пискливым, второй - высокий, сухой, вытянутолицый. Люди. Небольшие темные глаза сагона, как и у Хайки, лишенные выражения, обернулись к ней. Кьюрин уняла дрожь, закусив губу. Да, ей было страшно. Просто безотчетно страшно.
   Сагоны все же отличались от людей, и Кьюрин сообразила, чем. Они были необыкновенно молчаливы, даже не смотрели друг на друга, но тем не менее работали слаженно. Высокий протянул руку, с подставки сам собой поднялся небольшой... моток кабеля? Или что-то подобное - и полетел, и ткнулся ему в ладонь. Ого, подумала Кьюрин. Высокий повернулся к Хайки, произнес короткое слово. Низенький между тем указал Кьюрин на некий предмет мебели, на вид напоминающий кресло, но низкий и неудобный. "Садись", - сказал Хайки на линкосе. Кьюрин оглянулась на него. Хайки повторил слово. Кьюрин послушно опустилась в кресло, стараясь сдержать страх. Ей еще ни разу не случалось испытывать такой страх. Потом оказалось еще хуже: кресло, как и все сагонские предметы, было живым. Рукоятки его сомкнулись и плотно сжали руки Кьюрин, ремень протянулся через грудь, через бедра, и ноги были схвачены странной полуживой субстанцией. "Не бойся", - сказал Хайки. Сагоны между тем возились у сооружения, в центре которого мерцало что-то вроде вогнутого сферического экрана, а снизу спускались длинные белые... щупальца? Один из сагонов взял "щупальце", поднес его к голове Кьюрин. "Не бойся", - повторил Хайки, щупальце мягко присосалось к темени. "Что все это значит?" - ужас Кьюрин достиг степени паники. Очень долго, впрочем, ничего не происходило. Сагоны возились у своего экрана, Хайки неподвижно стоял рядом с ней. Потом в глубине экрана пошли полосы, искры, завертелись фигуры авангардной живописи. Кьюрин смотрела в экран, вытаращив глаза. Вдруг серо-желтая поверхность сложной структуры поплыла в экране - легко узнавалась внешность сагонского крейсера... Огонь истребителей. Летящие в пропасть звезды. Кьюрин переживала все заново, она снова - в кабине ландера, пальцы машинально непряглись, готовясь отдать команды... Но снова - полосы, круги. И вдруг - лицо Нэри, рыжий ореол, Уитни, потом вдруг, в туманной дымке, Таир, но не очень реальный, такой, как во сне. И снова - полосы, помехи. Ничего не понять.
   Так было долго. Даже и страх как-то затих, затаился. Странно, ведь нет сомнений, что смерть близка. Только страх куда-то исчез - равнодушие. Почему-то Кьюрин не верилось, что ее могут убить. Она не видела врага, у нее никогда не было врагов. В бою - другое дело, там, люди - детали машин. Живые же люди никогда не причиняли ей боль или вред. И эти - были равнодушны, спокойны... младенческий инстинкт шептал, споря с разумом: может, все не так уж страшно?
   Картины были однообразны, вертелись все по тому же кругу, повторялись, а большую часть все-таки составляли помехи. Кьюрин догадывалась о смысле действий сагонов. Тот, кто придумал блокировку информации, поступил мудро: сагоны действительно имели возможность своими приборами, а может, и непосредственно мозгом, считать все, что Кьюрин случалось видеть, слышать и думать, включая и то, что сознательно она не помнила. Все - но только не заблокированную память. Кьюрин и самой это казалось удивительным, она просто не могла восстановить в памяти хоть примерно вид "Кориолана", ни собственного ландера, ни оружие, ни внутреннее устройство кораблей, ни планетные базы - все это исчезло из памяти. И по-видимому, эту информацию искали сагоны, она была недоступна для них, так же, как для самой Кьюрин.
   Хайки склонился к ней.
   - Кью-рин, - сказал он раздельно, - вспомни, пожалуйста, как выглядит твой корабль. Большой корабль.
   Не дожидаясь ответа, он быстро посмотрел на экран, видимо, ожидая результата ассоциации. На экране мелькали полосы. Маленький сагон сказал что-то коротко и пренебрежительно. Хайки снова повернулся к Кьюрин.
   - Вспомни, - сказал он и осекся. Он понял. И Кьюрин поняла, что он понял.
   - Это было глупо, - сказал он Кьюрин, - Ты не должна была произносить эту фразу. Кодовую фразу.
   Кьюрин посмотрела беспомощно ему в глаза. Ей было страшно.
   Хайки это понял. Он увидел это в глазах Кьюрин, но его глаза остались слепы, равнодушны, разве что тень непонятного страха исказила лицо.
   - Постарайся вспомнить свой корабль, - сказал он. - Они вскроют все равно этот блок. Но так будет быстрее.
   Но я не хочу этого, подумала Кьюрин.
   - Не сопротивляйся этому, - сказал Хайки. - Иначе ... Это очень больно.
   Кьюрин не ответила. Хайки смотрел ей в глаза. Потом подошел к сагонам. Отрывистые звуки, жесты точнее слов выражают настроение говорящих. Кьюрин казалось, что Хайки спорит о чем-то с высоким, в волнении, почти в отчаянии. Высокий цедит что-то сквозь зубы. Кажется, воздух вот-вот вспыхнет молниями от напряжения. Нет, все... Хайки вернулся и встал рядом с Кьюрин
   Он надевает браслет ей на руку. Тонкая игла входит в плоть, ищет вену, Кьюрин наблюдает за ней с удивлением.
   Потом свет меркнет и начинается смерть.
  
  
   * * *
  
   Что-то было страшное. Приснился страшный сон, кошмар, хуже которого не бывает. Он уже полузабыт. Или? Нет. Что-то помнится, но не надо вспоминать, о нет, не надо! Потому что это был не сон. Это было наяву, непонятно, правда, каким образом, но это было более реально, чем хлеб и вода. Это было. Но нельзя об этом думать. Кстати сказать, этого не было, не могло быть. Ерунда какая... Почему-то невозможно двинуться. Но не больно. Совершенно не больно. Какое счастье! Внутри пусто. Сердца как будто нет. И никаких внутренностей нет. Ветер гуляет там внутри.
   Может. это смерть? - подумала Кьюрин. Нет, я же ощущаю свое тело. Я в нем, оно не труп, только совершенно неподвижно почему-то. Паралич? И я вижу стену над собой, мягкую белую стену, волоски на ней чуть шевелятся. Значит, понятно, где я. Все там же, на корабле сагонов. Где же мне еще быть?
   Давай думать, сказала себе Кьюрин. Оставим-ка в покое все эти воспоминания. Сколько, интересно, прошло времени? Может, неделя, может, год. Кто знает? Может, всего несколько часов. По ощущениям Кьюрин прошло несколько месяцев, но доверять ощущениям нельзя.
   Но я жива, подумала Кьюрин. Меня не убили. Это значит... это значит - я еще нужна им. Это - только передышка?! Ужас перехватил горло Кьюрин.
   . Этого нельзя не бояться.
   Чья-то фигура заслонила свет. Кьюрин застонала в ужасе - снова? Это Хайки. Все заново?!
   - Нет, - сказал он, приблизившись. - больше не будет ничего. Вставай, идем.
   Не будет? Кьюрин недоверчиво смотрела на Хайки.
   - Вставай, - повторил он. Кьюрин попробовала пошевелиться - ничего не получилось. Мышцы не слушались ее. Странно, но Хайки она не боялась. Он почему-то не был связан в ее подсознании с пережитым кошмаром. Даже наоборот, воспринимался как некий спаситель. Почему бы это?
   - Не могу, - сказала она, и собственный голос показался ей чужим.
   Хайки взял ее на руки. Она была маленькой, и он легко ее нес. Голова закружилась от движения, и Кьюрин закрыла глаза.
   Воздух изменился. Это была не кондиционированная корабельная атмосфера, а нормальный свежий воздух какой-то планеты. Кьюрин посмотрела - наверху серая крыша, и выглядывает краешек неба. Хайки тащил ее на руках, потом уложил на сиденье маленького аппарата вроде флаера. Сам он уселся впереди, флаер взмыл в небо.
   Стало быть, они уже не в Космосе... На какой-то планете. Планета, конечно, сагонская. Но как это получилось...
   Флаер мягко трясло, и вскоре Кьюрин впала в забытье.
  
   Снова она пришла в себя и увидела - те же светлые странные глаза. Хайки смотрел ей в лицо. Он был справа, а слева - стена, немножко не такая, как на корабле, без ворсинок, но тоже живая. И белые цветы вроде орхидей, букетик, растущий, кажется, прямо из стены.
   - Что это за планета? - спросила Кьюрин.
   - Сирил.
   "Первый раз слышу. Впрочем, естественно, ведь это сагонское название. Но есть вещи важнее - ты-то кто? Зачем ты сидишь здесь и смотришь мне в лицо? Враг. Или друг? Да нет, какой уж там друг!"
   Мысли проносились в голове Кьюрин. Хайки сказал:
   - Я твой друг. Ты будешь жить.
   "Друг?!" - все в Кьюрин возмутилось против такого заявления. После всего этого - друг?
   - Я не делал этого, - сказал Хайки. - Это не моя вина. Я ничего не мог изменить. Я только... молодой... э... младший риггер. Я дал протест, но был наказан.
   Помолчав, он добавил:
   - Я считаю, что такие опыты непозволительны.
   Кьюрин ничего не понимала. Он-то понимал ее прекрасно, но словесное выражение было ему непривычно. Он говорил медленно, словно цедя слова.
   - Послушай, - сказала Кьюрин, - Что это было? Это на самом деле... или это все иллюзия?
   Хайки нахмурился, напряженно думая.
   - Вся наша жизнь, все, что ты видишь вокруг - иллюзия. - сказал он. - в определенном смысле. В этом же смысле было иллюзией то, что происходило с тобой... Это не то, что ты думаешь. Не галлюцинации. Это было. Но... как бы в другом плане. Я знаю, что ты не понимаешь. Таких слов нет в линкосе. Но ты хочешь пить, да?
   Он протянул руку, и в руке возник странный маленький предмет, вроде пластикового пакетика. Кьюрин взяла протянутый пакет губами, жидкость на вкус была приятной и кисловатой. Кьюрин действительно очень хотелось пить.
   Хайки догадался об этом сам. Он читает мысли. Ведь он сагон. Риггер...
   Кьюрин думала о своей судьбе. Что будет дальше, кто этот Хайки, зачем они здесь...
   - Я попробую сказать, - начал Хайки. - Но я говорю плохо... Я не привык. Как получится. Я переводчик. Но я еще никогда не видел людей. Мне интересны люди. Вы странные создания. Чем-то похожи на нас. Поэтому я выучил линкос. Но я не понимаю вас. Тебя. Раньше я думал, что вы просто много проще, и понять вас легко. Когда я увидел тебя, я так думал. Потом я понял, что в тебе есть что-то еще, чего я не понимаю. И потом... я хочу, чтобы ты жила. Не знаю, почему. Я и себя уже не понимаю. У меня отпуск. Я буду на Сириле. Никто не знает о тебе. Думают, что ты умерла.
   Он взял руку Кьюрин и отпустил, рука бессильно шмякнулась вниз.
   - Ты не можешь двигаться, - сказал Хайки, - Я сделаю так, что ты будешь снова двигаться. Не бойся ничего. Слушай меня. Когда ты сможешь снова двигаться, ты вернешься к людям.
  
   Кьюрин заснула, проснулась и вспомнила. Только очень небольшую часть, только ощущение, и то смутно. Был огонь. Он был вокруг, ни просвета, ни выхода... Она закидывала голову вверх, но уже языки пламени лизали лицо. Кьюрин не помнила точно ощущения и боялась вспомнить. Собственный крик стоял в ушах. Что это - дышать огнем? Она умирала, но все оставалось как есть. И тогда, она вспомнила, кто-то взял ее за руку. Не по-настоящему, а так, словно кто-то вошел в ее сон, или из сна - в реальность. И боль не стала меньше, но рука эта словно давала понять, что все это - лишь сон. Что жизнь - совсем другое, что огонь, боль и смерть не бесконечны. Две реальности существовали рядом, и одна из них - был этот огонь, и вверху - синее небо, затянутое дымом, и второй - рука, не пускавшая в пропасть безумия (ибо для такой муки не создан человеческий разум). Это была рука... Хайки?
   Сердце колотилось, дыхание бешено рвалось из груди... Это только один миг, а что было дальше? Нет, это нельзя вспомнить. Одно воспоминание смертельно для рассудка. Но Хайки? Значит, это правда, и он не был ее мучителем? Потому бессознательно она доверяла ему?
   Теперь он приходил, и делал все, что нужно, молча, быстро, изредка взглядывая ей в лицо странными глазами, голубоватыми радужками. Кормил ее с ложечки, и потом медленно, сильно растирал ей руки, ноги, мышцы, которые больше не слушались ее. Он все молчал, и ей приходилось заговаривать первой, чтобы услышать звук голоса.
   - Хайки, ты помогал мне тогда, да?
   Он кивнул.
   - Я скоро смогу двигаться?
   - Думаю, несколько дней.
   - А если меня здесь найдут?
   - Нет, - сказал Хайки, - Никто не станет искать.
   В круглой, огромной, как зала, комнате были какие-то странные предметы, то более-менее обычные, вроде стола или кресла, то совсем уж диковинные, например, дерево с щупальцами вместо ветвей. Кьюрин не пыталась это понять. Она была слишком занята собой, как все больные. Больные лежат месяцами в одной кровати, разглядывают одну и ту же трещину в потолке, им не бывает скучно. То, что происходит внутри, поглощает все их внимание.
   Страшно было спать. Наяву память не тревожила Кьюрин, милосердно скрывая пережитое. Но во сне... Кьюрин видела те же сны, и хоть это было слабым отголоском прошлого, она изнывала от ужаса. К счастью, Хайки никогда не отходил от нее. Он сидел рядом в кресле, все ночи напролет, и всегда вовремя брал ее за руку. Он просто держал ее руку, а Кьюрин снилось, что он тащит ее, тащит вверх из бездны ада... И вот уже тихо вокруг, и пахнет сырым туманом, горы и лошадь, или мягкий песчаный берег, волна накатывает с ленивым шипением, скатывается в море. И Кьюрин лежит в песке, в ласковом солнечном тепле. Или она качается на волне, неторопливо, бездумно... Летит над верхушками леса. Славные, спокойные сны. Хайки видел, как лицо Кьюрин расслабляется, разглаживаются морщины, разжимаются стиснутые болью челюсти, легкая улыбка бродит по губам. Тогда и он задремывал в кресле, чтобы вскоре проснуться снова.
  
   - Хайки, - спросила Кьюрин однажды вечером, - Зачем ты меня спас?
   - Ты не слышишь этого, - полувопросительно сказал он, глядя ей в глаза. - Нет... Вы, люди, не умеете. Хотя внешне на нас похожи.
   - Мы привыкли к словам.
   - Вы не умеете, - повторил он. - Я раньше думал, что вы... Вас легко понять, вы примитивны. Теперь я не могу понять. Я не ощущаю в тебе страха.
   - Страха? - Кьюрин задумалась. Да нет, она испытывала страх, она вообще была трусишкой, честно-то говоря. Каждый раз залезая в ландер, она подавляла в себе настоящую панику, ей казалось, что она садится в гроб. А как ей было страшно на корабле сагонов! Она чуть с ума не сошла от страха. И небезосновательно. Ей и сейчас-то жутковато, практически все время. Да и вообще, это же всем известно... Тайдер, помнится, говорил: человек, который не испытывает страха - сумасшедший. Важно уметь преодолевать свой страх.
   - Это не тот страх. Ты не понимаешь меня. Я не могу объяснить тебе, что такое Страх, настоящий Страх... Попробую иначе. Я не ожидал, что ты сможешь сопротивляться нам, нашему влиянию. Я не ожидал такой силы в тебе... ты примитивное существо. Но пойми... Наверное, это тайна, но я скажу тебе. Любой сагон мог бы так. Но только в чужом плену. Потому что это сделала бы Сагонская империя. Ничто не может быть сильнее империи. А ты... За тобой ничто не стояло. Твой блок - это жалкая помощь тебе, просто оружие. Это было твое желание - сохранить этот блок, защитить его. Только твое собственное желание. И я не знал, что желание может быть сильнее приказа, сильнее насилия. Я не понимаю этого...
   Теплая волна разлилась внутри у Кьюрин. Она начала понимать.
   - Погоди, - сказала она, - Вы что же, так и не взяли эту информацию? Так и не взломали этот блок?
   Хайки покачал головой. По лицу Кьюрин медленно расползлась улыбка.
   - Это разве зависело от меня?
  -- Да, - сказал Хайки, - Я ведь просил тебя, помнишь? Ты должна была работать вместе с нами. Твоя воля была против, в этом все дело.
   Кьюрин задумалась.
  -- Но я... не знаю. Я ничего не соображала. Какая там воля...
  -- То, что ты имеешь в виду - твое сознание, - объяснил Хайки. - Оно было парализовано. Они должны были отключить твою волю. Но это не получилось. И я не понимаю, почему. Там, внутри у тебя есть что-то, чего я не понимаю. Что не пустило нас дальше.
   - Ты же читаешь мысли - так прочитай!
   - Сравнение, - вздохнул Хайки, - Ты все понимаешь в книгах, которые читаешь?
   - Да... не все. Но и мне хочется понять тебя.
   - Я сагон, - сказал Хайки, - Ты не можешь меня понять.
   - Ты ставишь сагонов настолько выше людей, как будто это - разные виды.
   - Это так, - отозвался Хайки. Лицо его стало холодным и отстраненным.
   Потом он посмотрел на Кьюрин, и выражение его изменилось.
   - У тебя удивительные глаза, - сказал он, - как будто в них - весь Космос и все звезды. Я хочу всегда видеть твои глаза. Ты - удивительное, красивое существо. Я хотел бы, чтобы ты всегда была здесь... со мной.
  
  
  
   * * *
  
   И с Кьюрин происходило что-то странное. Никогда ей не было неприятно появление этого сагона, а теперь она ждала и хотела его. Всегда. Может быть, просто потому, что больной инстинктивно привязывается к заботливой сиделке, как ребенок - к матери.
   Кьюрин нравилось лицо Хайки, чуть удлиненное, твердое, странный голубовато-серый взгляд. В глазах его никогда не было нежности или улыбки, не было смеха. Хайки не умел смеяться.
   Невероятно чужой, непохожий, нечеловеческое существо... Но руки его - были человеческие руки. Теплые руки, умелые, ловкие, вытаскивавшие Кьюрин из бездны боли, делавшие так много мелочей для нее. Сильные, жесткие, но и ласковые руки.
   Этот язык был понятен Кьюрин, понятнее взглядов и слов. Тепло, милое, родное тепло - вот был весь Хайки. Кьюрин привязалась к нему и временами понимала: она испытывает к нему безграничное доверие. Но мало доверия! Ей хотелось постоянно его присутствия. Ей уже было без него плохо.
   Однажды она проснулась в ужасе. Она вдруг сообразила, что доверяет безгранично - кому? Врагу, по сути дела.
   Ведь идет война. И он враг. И не таит ли он дьявольский план получить добром и любовью то, что не смогли взять насилием?
   Нет, этого не будет. Она никогда не забудет о том, что Хайки - сагон. Враг. Уж теперь она сделает все, что сможет, чтобы они не добрались до этой информации.
   Хайки проснулся, придвинулся к ней и с полминуты смотрел ей в лицо, соображая.
   - Ты ошибаешься, - сказал он, - Мне не нужна эта информация. Все считают тебя мертвой. Ты ошибаешься. Но если хочешь, ты можешь быть осторожной. Ты не обязана мне доверять.
   - Хайки, - сказала Кьюрин, - возьми меня за руку.
   Она сама не знала, зачем попросила об этом. Прикосновение Хайки было приятно, словно теплая волна побежала вверх по руке от его пальцев. Но вдруг Кьюрин сообразила, что Хайки понял все, и самую тайную подоплеку ее просьбы. И, напрягшись, она вырвала свою кисть.
   - О! - сказал Хайки, - Посмотри. Ты уже можешь двигаться.
   Кьюрин заметила на его лице слабое подобие улыбки.
  
  
   Но время шло медленно, и движение восстанавливалось не скоро.
   - Попробуй сама, - Хайки вложил ложку ей в руку. Кьюрин решительно зачерпнула кашу. Но вырвавшись из пальцев, ложка описала полукруг, и комок каши шлепнулся на воротник Хайки. Кьюрин беспомощно наблюдала за происходящим.
   - Как годовалый ребенок, - пробормотала она.
   Хайки стер кашу с воротника.
   - Ничего, сейчас...
   Он взял ее руку с ложкой, и общими усилиями они донесли кашу до рта.
   Хайки дал Кьюрин сладковатой воды. Сделал пальцами знак в воздухе - включился свет. За окном (Кьюрин не видела окна, только свет, исходящий от него), видимо, стемнело.
   - Интересно, - сказала Кьюрин, - Где мы все-таки? В каком секторе? Хоть бы на созвездия посмотреть...
   - Это очень просто, - сказал Хайки. Он сгреб ее с кровати, поднял и понес к окну.
   Там ничего не было видно, кроме неба и звезд. Кьюрин с минуту смотрела на звезды. Но рисунок их не был ей знаком.
   - Нет, - вздохнула Кьюрин, - Ничего не могу понять. Двойка по астрогнозии.
   - Потом узнаешь, - сказал Хайки. Кьюрин вдруг поймала его взгляд. Странный взгляд... Слепой и тяжелый. И почему он смотрел на нее не отрываясь?
   - Ты что это, Хайки?
   Он отнес ее назад и уложил.
   - Спать, - сказал он, - уже пора.
   - Не уходи, - попросила Кьюрин, - я боюсь без тебя.
   Хайки не сел, как обычно, на краешек кровати. Он придвинул кресло мысленным приказом и уселся в него.
   - Я буду с тобой, - сказал он, - Я тебя не оставлю.
  
   Кьюрин лежала ночью без сна. Ей приснился Таир, и теперь он не давал ей покоя.
   Сердце ее ныло. Вот рядом с ней спит в кресле случайный попутчик. Кто он? Враг. В лучшем случае завтра их пути разойдутся. Есть ли во Вселенной хоть один человек, который любит ее, Кьюрин, такой, как есть? Кому она нужна? Кто нуждается в ее любви?
   Раньше, на Таире, все это было у нее. Таир мертв, и это - вина таких, как Хайки. Мы ведь ничто для них, навоз. Где ее Родина? Где Родина Кьюрин? Что ж, так и остаться в пустом пространстве навсегда, без любимого, без брата, сестры и ребенка - одна... И нигде нет травы, на которую можно упасть. И нигде нет земли, куда сердце бы тянулось и жаждало вернуться.
   Нет возвращения.
   Кьюрин закрыла глаза. Отчаяние нахлынуло на нее. Зачем, ради чего вся эта жизнь? Почему она не умерла? Она хочет, хочет умереть... Как можно жить одной, никому и ничему не нужной?
   Хайки поднял голову и смотрел на нее сонными глазами.
   И в этот миг наступила боль. Нахлынула и заломила в костях, в черепе, в руках, так что огненные круги поплыли перед глазами. Кьюрин стиснула челюсти, закидывая подбородок, она металась, сдерживая стон... Хайки схватил ее руки, он склонился над ней, он что-то делал незримо и напряженно. И вот боль отпустила Кьюрин. Все прошло... Все прошло. И Хайки тихо целует ее лицо, тонкие ключицы, шею.
   - Ты что это делаешь, Хайки? - спросила Кьюрин.
   - Не знаю, - ответил он, - Я не знаю, что это такое.
  
   Через несколько дней Кьюрин встала, сделала два шага к окну. Позже она смогла дойти до окна, правда, почти вися на руках Хайки.
   Потом Хайки принес для нее одежду. Сагонский желтоватый балахон, ленту для пояса. Они отправились гулять. Кьюрин впервые разглядела сагонский город. Изнутри он казался сложным и странным, а снаружи - гигантское коричневое яйцо в туманной дымке, и не видно ничего внутри, словно броня на нем, а ведь никакой брони не было. Гигантское яйцо в бескрайней, выжженной солнцем степи.
   Они уходили в степь, от лишних взглядов. Высокие травы ложились волной под ветер, а сверху степь была серо-зеленой, с голубоватыми прожилками рек. В этих реках они купались и лежали на чистом песчаном берегу, глядя в выцветшее тихое небо, в белесые, лениво плывущие облака. Потом шли вдоль реки, держась за руки, и было тихо, звенели цикады, и землю грело неяркое низкое солнце.
   Каждое прикосновение Хайки было полно значения, и когда он брал Кьюрин за руку, все тело наполнялось счастливым теплом, и словно огонь по фитилю бежал к сердцу, чтобы сердце ответило гулко и болезненно, и, склонив голову, Кьюрин слушала то, что творится внутри. Счастливыми глазами она смотрела на Хайки, а он - убирал и отводил взгляд. Лишь изредка он смотрел на Кьюрин, но не было выражения в его голубоватых, холодных глазах, глядевших слепо и непрозрачно. А Кьюрин все разглядывала его, разглядывала жадно, и у нее сладко замирало сердце. Кьюрин уже не стыдилась того, что она знает все это. Прекрасно, пусть знает... Ведь Кьюрин никогда не решится сказать это словами.
   И верно, слова все портили. Сколько раз они пытались говорить, и всегда Кьюрин становилось обидно и плохо, и никогда они не могли друг друга понять.
   - Как у вас все странно, - говорила Кьюрин. - Смотришь - одно, трогаешь - совсем другое. Призрачный мир, нереальный... Вот и город. Изнутри он нормальный, а снаружи - черт знает что. Где же он настоящий?
   - Ты не привыкла, - лениво отозвался Хайки, - Для нас это нормально.
   - У вас все другое - технология, материалы. Все иначе. У нас нет ничего похожего даже.
   - Неудивительно. Вы вообще очень мало умеете.
   Хайки валялся на берегу, речка журчала по камням, совсем как на Таире, на Квирине - как везде... Хайки прикрыл глаза. Кьюрин смотрела на его лицо с любопытством - так лучше. Милое, родное лицо. Глаза все портят. Слишком странные глаза. Это похоже, подумала Кьюрин, на косоглазие. Когда человек смотрит на тебя, а кажется, что в другую сторону. Так же и Хайки - он смотрит, но не на тебя, а как бы сквозь... И все же, как он прекрасен! И с ним ничего, ничего не надо, никакого света и никаких богов. Нет никакой войны, ни Федерации (тьфу ты, вспомнилось-то... ), ни товарищей. Каким смешным и ненужным кажется все, что было так важно. Только бы сидеть рядом с ним вот так, всегда... Вечная загадка.
   Теперь уже Кьюрин понимала свою тайну. Она и никогда бы не могла полюбить человека, просто человека. Что - человек? Кто из мужчин, пусть хороших, умных, сильных, кто из них достоин такого огня, кто так всемогущ, так таинственнен... Ясно было ожидание чуда, длившееся всю жизнь, вот оно, чудо настало. Моя судьба необыкновенна, думала Кьюрин спокойно, без гордости или самолюбования. Я должна была не просто полюбить. Полюбить Вечную Тайну, полюбить бога... Ну, не бога, конечно, но что-то высшее, чем люди, тут он прав. А он? Как он, интересно, относится ко мне? Наверное, как мы любим собаку или кошку...
   - Это не совсем так, - сказал Хайки, - Это иначе. Ты тоже загадка для меня. Ты очень красива. В этом тайна.
   Странно, подумала Кьюрин, никогда не подозревала, что моя скромная внешность может кого-то околдовать. Может, это у сагонов такие вкусы...
   - Ты не поняла. Я иначе вижу красоту.
   - Знаешь, Хайки, - сказала Кьюрин, - Мы всегда думали, что если есть такие существа, стоящие выше людей по развитию, обладающие всякими там способностями, как вы, например, то они должны быть выше и в этическом смысле... Они должны бы относиться к нам, как к младшим братьям. А вы... Вы поступаете, как худшие из людей.
   - Относительно точки зрения. Наша этика просто отличается от вашей.
   - Но в отношении людей вы поступаете так, как мы уже давно перестали относиться даже к животным. Раньше мы ели мясо животных и использовали их для опытов, строили в своих целях, не заботясь о среде обитания других существ. Но теперь это немыслимо... А вы...
   - Почему ты считаешь, что именно ваша этика является наиболее передовой? Способствует ли она вашему выживанию? Все эти прекраснодушные рассуждения - чего они стоят перед лицом Жизни и Смерти? Вселенная равнодушна, знай это. Это все у вас идет от младенческих иллюзий существования некоего Высшего существа, уж конечно, доброго и мудрого, или, если сложнее, Вселенского добра, света и тому подобного. Я знаю о мире куда больше тебя. Я говорю - ничего этого во Вселенной нет. Мы знаем иные миры, то, что вы считаете подпространством. Мир сложнее, чем вы думаете. Но в нем нет никакой вселенской любви, добра... Каждый здесь - сам за себя. Лишь объединившись с себе подобными в борьбе за выживание, можно чего-то достичь. Мы не жестоки с людьми. Жестокость вообще бессмысленна. Люди для нас - такой же фактор природы, который нужно покорить или, если это невозможно, уничтожить.
   - Значит... вы исследовали Вселенную и убедились в том, что в ней нет ни разума, ни света, ни добра? И хотите стать подобными ей?
   - Ты понимаешь верно, - согласился Хайки. - Только став подобием вещи, можно стать сильнее ее. Какой толк рассуждать о любви, нужно сначала стать на уровень с природой... Тогда можно уже диктовать ей свои законы, все, что угодно, любовь и прочее.
   - Хайки, - сказала Кьюрин, - Посмотри в меня, вовнутрь, только внимательно. Послушай мои мысли!
   Хайки помолчал.
   - В тебе есть то, чего нет во Вселенной, - сказал он, - Но это иллюзия.
   - Но, может быть, это правда?
   - Нет, - коротко ответил Хайки и отвернулся от нее.
   - Так вот, - настойчиво продолжала Кьюрин. - До тех пор, пока вы будете вести себя так, люди будут сопротивляться. Вы хотите манипулировать нами, но это немыслимо. Люди предпочтут погибнуть.
   - Вздор, - сказал Хайки. - Человеком всегда можно манипулировать. Даже и сагоном можно.
   - И тобой всегда кто-то манипулирует, да? Ты никогда не бываешь свободен? - поинтересовалась Кьюрин.
   Хайки помолчал. Он сел, упершись кулаками в песок. Голубые глаза невидяще устремлены в горизонт...
   - Никто никогда не бывает свободен, - сказал он.
   - Неправда. Ведь я свободна.
   - Да? - Хайки улыбнулся. - сейчас ты зависишь от меня, разве не так? Если я скажу тебе, просто скажу: умри - ты не сможешь жить.
   - Да. Это так.
   Кьюрин закусила губу, отвернулась. Сердце бешено стучало. Да. Это так. Потом она повернула лицо к Хайки.
   - Но есть вещи, которые ты не можешь заставить меня сделать.
   Хайки внимательно посмотрел на нее и кивнул.
   - Да. Есть часть твоего мозга, недоступная мне. И поэтому...
   Он встал, отошел, взял двумя пальцами колючую ветку кустарника.
   - Поэтому... Пока это так, ты навсегда останешься мне чужой.
  
  
   * * *
  
   В другой раз они сидели в прохладной комнате, в креслах и пили странный и вкусный нектар через соломинку. Хайки молчал по обыкновению. Потом он спросил.
   - Таир. Это слово все время у тебя в голове. Почему ты не вернешься туда?
   - Куда? - Кьюрин вскинула на него глаза.
   - Ты можешь жить на Таире. Там живут люди.
   - Под присмотром сагонов? Нет, Хайки, это не моя родина. Настоящий Таир мертв. Вы уничтожили культуру, мышление, религию... природу. Жить не сопротивляясь вам - нет смысла. Смысл - только в войне.
   - Это сопротивление бессмысленно.
   - Ты думаешь?
   Мрачная улыбка поползла на лицо Хайки.
   - Вот и доказательство. Все твои высокие мысли - младенческий лепет. Я понимаю идею сопротивления. Мы поступали бы так же. Но разве вы способны сопротивляться эффективно? Ведь таких, как ты, среди людей очень мало. Вы не можете даже объединиться. У вас ни в чем нет единства. Большинство людей - просто стадо. Люди любят еду, одежду, вещи, а больше всего - власть. Они любят семью, свои дети им дороже всех этих твоих идей. Дай человеку немного власти, и он возомнит себя свободным. Дай ему семью, и он не станет сопротивляться из страха потерять ее. Вот некоторые из цепочек, на которые мы сажаем людей.
   - Но есть и такие, кого нельзя привязать? - блеснули черные щелочки глаз.
   - Ты из таких людей. Но и ты привязана, только не к нам. Ты привязана к безумным и детским идеям. Ты - такое же орудие, как я, только ты - орудие несуществующего, иллюзии. А жаль. Ты сильный человек, из тебя вышел бы толк. Если правда, что сагоны произошли от людей, то именно от таких, как ты.
   - Я не хотела бы быть сагоном, - вырвалось у Кьюрин, - никогда.
   - Мне трудно тебя понять, - сказал Хайки. - Но я хочу смотреть на тебя. Ты прекрасна. И я не могу расстаться с тобой. Это что-то ужасное.
   - И у меня это так, - выдавила Кьюрин. Она забралась в кресло с ногами. А в окне густели сумерки, и повисла уже первая, незнакомая Кьюрин звезда. Было тихо, так тихо, что звенело в ушах. И говорить не хотелось. Душа Кьюрин была переполнена.
   Смысл слов Хайки не доходил до нее. Она не знала раньше, что это так болезненно и тяжело. Или, может быть, любовь может быть приятной, спокойной, и это только у нее так? Полно, да любовь ли это? Тяжелое, мрачное предчувствие разлуки, а значит, смерти. Но это и счастье... сидеть против него, смотреть. Он несчастен, и непонятно его несчастье. И все же - как он красив. Только будущего у нее нет, и это счастье пройдет так быстро, и не повторится вовеки. Оттого так тяжело, так надрывно и больно в груди.
   Он любит ее. Да, наверное. Конечно же, любит. Но что ей с того?
   Ему-то не нужно гадать. Он видит и знает о ней все.
   - Какие у тебя глаза странные, - сказала Кьюрин полушепотом. Хайки встрепенулся и поднял голову.
   - Странные?
   - Как будто слепые. Как будто ты не смотришь ими.
   Хайки молчал несколько секунд, вздохнул, потом, словно колеблясь, сказал:
- Иди сюда.
   Кьюрин подошла. Хайки взял ее руку, тонкие пальцы, приложил к своему лицу. Кончики пальцев скользнули по коже, по гладкой щеке, и вдруг ощутили мягкую склизкую поверхность глазного яблока... Кьюрин отпрянула, вырвала руку, едва сдержав вскрик. В ужасе она смотрела на Хайки, а его лицо было бесстрастным. Его глаза не боялись прикосновений. Что же это, боже мой, что же это?
   - Я не вижу глазами, - тихо сказал Хайки. - Мне не нужны глаза.
   И через минуту:
   - Ты наивное создание. Ты видишь только внешнее. Это тело, и ты думаешь, я такой же, как люди. Но видишь - я не такой, даже внешне. Не человек.
   - Как же ты видишь? - спросила Кьюрин, голос ее подрагивал. - Ведь ты же... Делаешь все так, как зрячий.
   - Мы видим иначе, чем люди. Здесь, - он поймал руку Кьюрин, приложил ее пальцы к темени. - Я не могу объяснить. Там, внутри, есть то, чем мы видим. Это одно из отличий. Есть много других. Мы не люди, я хочу, чтобы ты это поняла. Я не хочу тебя обманывать.
   - Но ты... ты говорил...
   - Твоя красота. Я вижу тебя иначе, чем люди. Я вижу больше. И больше слышу. Странно, но ты не боишься меня. Ты лишена ксенофобии. Ты по-прежнему хочешь быть ближе ко мне. Что же мешает?
   Кьюрин приблизилась. Села рядом с Хайки, всей кожей ощущая потоки тепла - о, всегда бы купаться в этой дивной реке!
   - Как же ты видишь? - спросила она. - Значит, ты не знаешь даже, какого цвета мои волосы.
   - То, что вы называете черным цветом. Не будь наивна. Я вижу не хуже тебя, а лучше. Я вижу то, что не смогу объяснить на линкосе.
   Он взял руку Кьюрин в свою ладонь, поднял на просвет. Меж тонких пальцев струился лунный огонь. Голова закружилась у Кьюрин, невидимый поток подхватил ее и понес. Ей стало тепло и чудесно. Она заснула.
  
   Кьюрин приснился странный и страшный сон. Сначала - будто бы она с Хайки на обрыве, туман внизу, в пропасти, и холодно, страшно. А с Хайки так тепло, и невозможно оторваться от него. Но зачем-то нужно прыгать вниз. Закон неумолим. Хайки ведет ее к краю обрыва. Что же будет, почему? Вдруг оскальзывается нога, Кьюрин летит - начинается падение. Но в падении этом, как в тренировке на невесомость, нет страха. Она летит одна, и счастлива, она парит над туманным пространством... И вдруг - резкая боль, от живота, снизу, через все тело. Мгновенно проходит, но остается ноюще, неприятно внизу живота. Мир вокруг исчезает, и Кьюрин видит - пространство. Звезды и чернота. Боль проходит, медленно трансформируясь в расширение. Тело растет, и все больше Вселенной вмещает оно. Наконец Кьюрин кажется, что она сама - эта Вселенная, одна гигантская утроба, весь мир, все звезды там, внутри. И воды творения вместились в нее, и нет ничего блаженнее. Но недолго, вот она снова уменьшается. И видит среди звезд, среди черной пустоты, незнакомый мальчик идет ей навстречу. Он чем-то похож на Хайки, но кажется, что это - человек, не сагон. Кьюрин видит его глаза - черные, блестящие, живые глаза человека. Его волосы, светлые, золотистые, шевелит ветер. (какой ветер? Звездный?) Мальчик идет ей навстречу, улыбаясь. И Кьюрин проснулась.
   Ей стало страшно. Она лежала в руках Хайки, и он был неподвижен, молчалив. Она спросила: "Что это мы сделали, Хайки?" "Ничего",- сказал он. "Что в этом страшного?"- подумала Кьюрин, и ей очень захотелось узнать, что думает Хайки. Но она не узнала: он так и не сказал ей ничего. Так и не сказал.
  
   Кьюрин слабела. Ей было страшно и плохо, когда он выходил. И еще страшнее было подумать, что это может кончиться. А время шло. И Хайки не говорил ей ничего о своих планах.
   Они не встречали ни единой живой души. Они были в своем жилище, а ночью бродили под звездным небом, и было тихо. Они разговаривали, и Хайки говорил все больше. Он признался однажды, что произнесенные звуки обладают силой, которой лишена мысль, что они могут волновать совсем иначе. Впрочем, можно ли было понять, что волнует его, что нет? Даже и с Кьюрин - он не был подобен обыкновенному мужчине. Он не искал близости с нею, не рвался ощущать руками ее тело. Но тепло всегда струилось сквозь него, сквозь Кьюрин, и они летели и купались в потоках неслыханного блаженного тепла. Но миги счастья кратки, да и смешаны с черным дегтем ужаса небытия. Без Хайки Кьюрин вовсе не могла бы существовать.
   Она любила его, любила всем сердцем, и весь остальной мир, все, что было ей дорого, отступило, скрылось в туманной дымке. Оставался лишь один смысл - быть рядом с Хайки, всегда. Хайки был Богом, и Родиной, и всей Вселенной. Но как это было хрупко, и скоротечно, и стремилось к гибели. И вскоре мгновения счастья и минуты тоски слились в единое целое. Теперь было все время одно, страшное и прекрасное ощущение гибели и любви, ярчайшего света, тепла - и могильного тления. Сквозь милые, живые черты проступал костный остов, потом и он распадался в пыль - ледяной мрак, отчаяние душило Кьюрин. Жить и быть рядом с Хайки - было одно и то же. Умереть и лишиться его... Кьюрин знала, что это случится.
   - Я не хочу, чтобы тебе было больно, - сказал Хайки, - Но я делаю это! Это из-за меня.
   Кьюрин беспомощно посмотрела на него. Закатный свет лился сквозь комнату оранжевой и сиреневой волной. Хайки был неподвижен.
   - Ничего, - сказала Кьюрин, едва шевеля губами. Ей трудно было говорить, сердце ныло тревожно, надрывно. Но что же поделать?
   - Я никогда не думал... не думал, что это так... - сказал Хайки. Он умолк.
   Кьюрин поняла: так больно и тяжело - любить человека. Слезы застлали ей глаза. Ведь ему - подумала она, - должно быть, так же тоскливо, как ей. Но тогда...
   Ведь, в сущности, все так просто. Кто же помешает им быть вместе? Стоит лишь захотеть. Можно умереть вместе, прямо сейчас, и это было бы счастьем. Но... можно даже и жить. Почему это закрыто для них? Будут дети, похожие на Хайки. Маленькие сагоны... люди. Кьюрин поймала себя на том, что смотрит на Хайки - с надеждой. Он покачал головой.
   - Это невозможно. И мне жаль, что ты тешишь себя пустой надеждой. Мы не можем уйти от общества, породившего нас.
   - Можем, - прошептала Кьюрин. Хайки провел рукой по ее волосам.
   - Хорошо, я тебе объясню... Идем со мной, на одну из планет Сагоны. Я выйду в отставку. Ты сможешь жить со мной. Это все можно устроить. Но только тогда, когда ты перестанешь в душе сопротивляться Сагоне. Никто не может жить в Империи, внутренне сопротивляясь ей. Не забудь, твои мысли должны быть кристально чисты и открыты. А ты скрываешь, скрываешь даже вполне конкретные вещи, которые могли бы послужить Сагоне. Ты все еще цепляешься за них. Ну как? Я не требую этого, заметь. Мне лично это все равно. Я просто тебе объясняю. Готова ты на это - ради меня?
   Кьюрин не нашла в себе сил даже покачать головой.
   - Нет. Я слышу - нет. Но что же ты предлагаешь - мне стать человеком? Или, как ты думаешь, совсем вне общества... Я не могу так. Меня найдут. Это от людей можно уйти. От Империи нельзя скрыться. Я могу быть либо риггером, либо мертвецом. Даже если бы я по какой-то причине оставил бы свои убеждения и перестал быть риггером Сагоны... Меня бы нашли.
   Кьюрин, бледная, как смерть, взъерошенная, поджав под себя ноги, сидела у края дивана.
   - Так давай умрем вместе! - сказала она, - вот прямо сейчас.
   Умереть сейчас... Это было бы прекрасно.
   - Или, - выговорила она сквозь зубы, глухо, глухо и тихо. - Если не хочешь, тогда... Убей меня. Я не смогу без тебя жить. Все равно.
   Слепые, лишенные выражения глаза смотрели сквозь нее.
   - Зачем ты говоришь глупости? - спросил наконец Хайки.
   Он, кажется, начинал злиться.
   - Нет ничего выше любви. Так ты говоришь и думаешь. А на самом деле? У тебя есть куча вещей важнее любви. Твоя вонючая Федерация, твой проклятый корабль тебе важнее любви. Так зачем эти позы? Давай будем жить.
   - Ты боишься смерти... - выговорила Кьюрин.
   - А ты - нет? Впрочем, да, ты не боишься. Потому что ты не понимаешь ее.
   Хайки говорил спокойнее.
   - Не знаю, иллюзия ли это, или ты права. Но для меня, кроме этой жизни, нет ничего. Потеряв ее, я все потеряю. Главное, я и тебя потеряю.
   Он помолчал.
   - Мы разные. Слишком разные.
   - Ты не любишь меня, - сказала Кьюрин, - Посмотри, ты не думаешь сейчас обо мне.
   - Нет, Кьюрин. Я люблю тебя. Но ты должна понять... Посмотри, только один пример. Ты думала о детях. А ты знаешь, что мы не рождаемся, как животные? Технология позволяет выращивать любую клетку в сагона, только не очень специализированную. И отец тут не нужен, партеногенез...
   - Но дети - не обязательно, - подавленно пробормотала Кьюрин.
   - Это только частность. А сколько еще таких вещей. Поверь мне, я знаю лучше.
   - Я знаю только: если любишь, все это не препятствия.
   - Посмотри-ка на себя! - сказал Хайки, - Ты не можешь пожертвовать своей вонючей - да, вонючей Федерацией, которая, кстати сказать, тебе даже безразлична... Даже просто какими-то принципами... Да ты просто не хочешь! Но думаешь, что я-то мог бы пожертвовать чем-нибудь. Как это, а?
   - Ты прав, - спокойно ответила Кьюрин, помолчав немного. - я больше не стану требовать от тебя ничего.
   Она легла на диван, к стене лицом. Ей было слишком больно, чтобы плакать. И некому было согреть ее, и никто не удерживал ее падения в бездну. Но Хайки протянул к ней руки, и против воли Кьюрин ласковое тепло успокоило ее, усыпило и унесло в дивный, сказочный мир, где не бывает разлук.
  
   Через два дня они расстались навсегда. Кьюрин видели на Ярне, на Церее, затем - на Квирине. В ее глазах была бездонная тьма, ее плечи опущены. Она не знала, зачем и как живет. Черное отчаяние - лишь сон спасал от него. Ей хотелось спать всегда, всегда...
  
  
  
   Рыжая Нэри проводила свой отпуск на Квирине. Она никогда не бывала одна, не в ее это было характере. Вот и теперь с двумя подружками с "Кориолана", появившимися в эскадрилье уже после гибели Кьюрин, Нэри гуляла по набережной Коринты. Девушки шли обнявшись и громко распевая популярную песню.
   Фрегат твоей мечты раздавили льды давным-давно.
   И незначительным стало все, что было когда-то
   Важнее всего.
  
   Трое парней в такой же форме, отличающейся от "рубинов" лишь синеватым цветом, тащились на небольшом расстоянии сзади. Лишь только кончилась песня, один из них подал голос:
   - Девушки, а девушки, а вы не в "Синюю ворону" направляетесь?
   На набережной было пусто. Одна неприкаянная фигурка брела им навстречу. Ветер холодной осени согнал тучи, и море морщилось белыми клочьями. И все же это была земля, и воздух, и море - вполне вероятно, все это они видели в последний раз.
   - Нет, мы в другую сторону, - машинально ответила Нэри. Прошедшая мимо девушка чем-то сильно поразила ее. Чем? Она никак не могла сообразить.
   А вы позволите вас проводить? - парни подошли поближе. Марике и Лурри захихикали. Обе они, маленькие, щуплые, стриженые, едва доходили рослой Нэри до плеча.
   - Мои крошки, - сказала Нэри, - Двигайте по курсу. Я сейчас.
   Сумасшествие? Чушь какая-то... Но Нэри уже "завелась" внутри. Походка - не ее. Хотя что-то от нее, пожалуй, есть. Только неуверенная, семенящая, будто старушечья. Да не может же быть, подумала Нэри. Тайдер сам видел взрыв. После этого не выживают... Нэри догнала незнакомку, заглянула в лицо.
   -Кью?
   -Нэри?
   Нэри отступила на шаг.
   - Это же невозможно, - пробормотала она.
   Слабая улыбка. Полузнакомый голос.
   - Это я, Нэри. Я не привидение, правда. Ты можешь меня потрогать.
   Нэри отдернула руку, потом, устыдившись, коснулась протянутых пальцев Кьюрин.
  -- Погоди, - пробормотала она, - Я сейчас.
   Она немного отбежала и крикнула во все горло:
  -- Девчонки! Идите без меня! Я вечером вернусь домой!
   Она подошла к Кьюрин. Полно, да может ли это быть?
  -- Я хотела тебя спросить, - сказала Кьюрин, - Тайдер выжил? Он вернулся на "Кориолан"?
  -- Да. Он и сейчас жив.
  -- Хорошо, - сказала Кьюрин, но голос ее оставался безжизненным, - Идем ко мне?
   Они медленно пошли по набережной, потом свернули в парковую аллею.
  -- Черт возьми, Кью, как это могло случиться? - спросила наконец Нэри. - Тайдер видел сам...
  -- Я катапультировалась, - объяснила Кьюрин. - Попала на корабль к сагонам.
   Мурашки побежали по спине Нэри. Вот оно, значит, как...
   Черт побери, да это же маленькая Кьюрин! Разве так встречают воскресших друзей? Нужно расцеловать ее и задушить в объятиях. Ведь это же маленькая Кью!
   Но что-то мешало бурным изъявлениям радости.
   Хотя бы то, что сама Кьюрин не проявляла никаких бурных чувств. Словно они расстались только вчера. Хотя, кажется, она все же рада встрече.
   Слишком уж изменилась. Волосы... седые наполовину. Даже не красит их. Что же должно случиться с человеком, чтобы он выглядел вот так? Вид старухи. Морщинки у глаз и у рта. И глаза - провалившиеся в черные дыры, и прежде большие, теперь бездонные. И в них застыло что-то, остановилось. Как бы ни менялось лицо, страдание всегда там, внутри. Что же это?
  -- Боже мой, Кью, как я рада, что ты жива, - сказала Нэри. Но хоть это было чистейшей правдой, прозвучало как-то фальшиво.
  -- Давно ты здесь, на Квирине?
  -- Месяц, - ответила Кьюрин. - А у тебя - отпуск?
  -- Да. "Кориолан" на ремонте. Все наши здесь... Хотя кто - наши? Ты половину не знаешь.
  -- Я живу тут недалеко, - сказала Кьюрин, - посидим у меня.
  
  
  
   Они посидели за столом, и Кьюрин угостила Нэри крепким церанским вином. Вино они заедали соленым сыром. Нэри выпила совсем немного - отвыкла в Пространстве, а Кьюрин - стакан за стаканом. Вино оживило ее, лихорадочно заблестели глаза.
   Она рассказала обо всем, но вкратце. Нэри чувствовала: далеко не все. Перебирали старых друзей: кто-то погиб, кто-то ушел с "Кориолана". Нэри рассказала, как воспитывает "своих крошек": Марике и Лурри. Теперь в той же каюте они живут втроем.
  -- А ты не хочешь на "Кориолан" снова? - спросила Нэри осторожно.
  -- Нет, никогда больше, - Кьюрин помотала головой, - никогда. Я не смогу стрелять в сагонов. Вдруг это... Не хочу.
   Она встала, накинула плащ.
  -- Там дождь, но... пойдем, я тебе покажу одно место.
   Нэри пожала плечами. Глупо было тащиться под дождь из теплой комнаты. Но возразить Кьюрин она не решалась.
   Ливень зарядил основательно. Барабанил по высокому козырьку, струйками стекал вниз - Нэри надела плащ поверх кбз. Не в шлеме же ходить, в самом деле! Вдобавок резкие порывы ветра летели с моря, и Кьюрин, должно быть, прохватывало насквозь. Нэри в скафандре это было безразлично.Она искоса глядела на подругу.
  -- Я хочу еще спросить. Помнишь, тогда ведь рядом стояли "Кориолан" и сагонский супер? Чем это кончилось? Они атаковали?
  -- Ну, если бы так, мы бы с тобой сейчас не разговаривали, - сказала Нэри. - Тайдер привез карту поверхности супера. Наши хотели атаковать, но решили, что информации маловато, и сагоны, как видно, тоже... В общем, смотались мы в нуль.
   Они вышли к скалам, туда, где камни образовали у берега небольшой пляжик. Теперь берег был залит весь, и волны сердито колотились о скалы, шипя, окатывая гранит белой пеной.
  -- Знаешь, - сказала Кьюрин, в голосе ее появилось внезапное оживление, - Я стояла здесь. И я услышала его голос. Была звездная ночь. Он меня позвал. С тех пор я часто хожу сюда. Я слышу, он зовет меня.
   Боже мой, как же она любит этого сагона! Нэри молчала. Она не могла этого понять. Она знала, и не в теории, разумеется, что такое любовь, и разумеется, потерять любимого - это ужасно... Но все же. В мире полно мужчин. Жизнь продолжается, несмотря ни на что... Как можно так убиваться?
   Голос Кьюрин звучал медленно, ровно.
   - Знаешь, я поняла: я так хочу быть с ним, что это желание, по силе его, не может оставаться без ответа. Я так страшно хочу увидеть его, что я увижу. Может быть, здесь... в звездную ночь.
   - Но как это может быть, Кьюрин?
  -- Как? Если он жив, он придет ко мне. Если нет, возьмет меня к себе, туда.
   Нехороший блеск появился в глазах Кьюрин. Сумасшедшая, горько подумала Нэри. Что же такое с ней сделали, она повредилась рассудком!
   - Слушай, - сказала она, - А у тебя со здоровьем все в порядке? Ну, после всего этого?
   - Да что же у меня должно быть не в порядке?
   - Ну, не знаю, мало ли... Врачи что говорят?
   - Я не была у врача.
   - Ни разу?!
   - Нэри, я не хочу... Я вообще никому не сообщила о том, что я здесь. Наверное, это плохо. Но боец из меня теперь никакой, а о сагонах я тоже ничего рассказать не могу, я там не поняла ничего абсолютно. Да и вообще меня от всего тошнит, и от Федерации тоже.
   - Не хочешь, тебя ведь никто не заставит, - заметила Нэри, - Но к врачу надо сходить. Хочешь, поговорим с кем-нибудь из наших?
   Ливень стих. Кьюрин села на мокрый камень.
  -- Я теперь тебя не оставлю, - пообещала Нэри, - Это не дело, Кью. Надо жить. Тебе одиноко, это понятно, у тебя нет никого. Но я-то у тебя есть. А Тайдер? Хочешь с ним встретиться?
   Кьюрин пожала плечами.
  -- Ладно, Нэри. Спасибо. Пошли домой. Голова кружится - наверное, лишнего выпила.
  -- Идем, идем, - говорила Нэри, - Я тебя в кроватку уложу, чаем напою. Завтра... ах, черт, завтра учения. Ну, я вечером к тебе загляну обязательно.
  
  
   ... Ночь была звездная. От вчерашней непогоды не осталось следа. Звезды крупные, как яблоки, стояли над затихшей Коринтой. Звезды... Смутное беспокойство закралось в душу. Оно стало сильнее, когда Нэри обнаружила, что подруги нет дома.
   По счастью, она догадывалась, где искать Кьюрин. Путь на берег был недлинным. Море, сегодня спокойное, вяло схлынуло. На скалах не было никого. Нэри вскарабкалась наверх, и сразу увидела на обнажившемся пляже, среди выброшенных на берег медуз и раковин... "Идиотка!" - Нэри бросилась вниз.Кьюрин была жива, пульс прощупывался. Нэри заметалась, лишь через несколько секунд сообразив набрать номер на радиобраслете.
   Очень скоро в темном небе возникли три оранжевых огонька. Ландер опустился, подобрали Кьюрин, Нэри уселась на заднее сиденье.
  -- Что с ней? - крикнула Нэри. Две девушки-спасатели что-то делали с безжизненным телом Кьюрин.
  -- Коллапс, - ответила одна из них, - Причина пока непонятна.
   На крыше больницы Нэри вылезла из ландера, поспешила вслед за носилками, исчезнувшими за темным стеклом. Кьюрин увезли в какой-то кабинет, сквозь дверь Нэри видела - Кьюрин раздевают, укладывают на стол. Вышел врач... О! Это был Керк, молодой, но широко известный в узких кругах, близкий, даже очень близкий знакомый Нэри.
   Но что же все-таки произошло с бедной Кьюрин? Эти сутки Нэри только о ней и думала. За три месяца - может ли так изуродовать человека? Керк и две помощницы что-то там колдовали с Кьюрин. Да нет, не может быть ничего страшного. Психическое что-то. Этот сагон... "они - совсем такие же, как мы, - сказала вчера Кьюрин, - только несчастнее". Нет, не такие они. Как-то подействовал на нее этот сагон. Околдовал, попросту говоря. Бедная девочка... Но все же она жива, думала Нэри.
   Что-то они долго возятся. Подумаешь, коллапс... обморок. Керк собирал людей из кусочков, восстанавливал порванный спинной мозг, спасал людей с полностью сожженной кожей, смертельно облученных... А тут - какая ерунда! Конечно, бедной девочке плохо - ни родных, ни друзей. Но у нее, по крайней мере, есть старая рыжая Нэри.
   Прошло не меньше получаса. Керк вышел из кабинета. Лицо его блестело от пота.
  -- Нэри? - брови удивленно скакнули вверх. - Привет.
  -- Привет, ну как дела?
  -- Нэри, ты знаешь ее? - Керк кивнул в сторону кабинета.
  -- Да, мы летали вместе. А...
  -- Нэри, ей очень плохо. - Керк старательно выговаривал слова. - Я думаю, она не выживет. Я вызвал других врачей. У нее есть родственники?
   Нэри не слышала последнего вопроса.
  -- Погоди, - она вцепилась в куртку врача. - Этого же не может быть! Она же просто сознание потеряла!
  -- У нее есть кто-то, кроме тебя? - терпеливо повторил Керк.
  -- Нет.
  -- Надень костюм и зайди туда.
   Керк скрылся за дверью. Двое врачей уже стояли над Кьюрин. Нэри в голубоватом балахоне подошла к ним.
   В лице Кьюрин не было ни кровинки. Смерть разглаживала черты - выражение стало безмятежным, почти детским. Словно она была уже далеко... Только монитор над головой быстро тикал, испуская зеленые лучики. Врачи негромко переговаривались. Керк отвел Нэри в сторону.
  -- У нее точно никого нет?
  -- Нет, она с погибшей планеты, - машинально ответила Нэри.
  -- А... друг у нее есть?
  -- Нет. Да что с ней?! - почти крикнула Нэри. Керк взял ее за руку.
  -- Успокойся, пожалуйста. Мы не понимаем, что это такое. Просто она устала. Организм изношен. Лекарства не действуют. Мы уже все пробовали. Процесс идет, и все. Если ничего не изменится, через десять минут... Я ничего не могу сделать, Нэри. Мне очень жаль.
  -- Можно, я сяду? - спросила Нэри. Керк подвинул ей табуретку. Врачи рассматривали ультразвуковую картину на экране. Нэри ничего не понимала в этом и не прислушивалась. Горе оглушило ее.
   Она вспоминала Кьюрин - старуху, убитую непонятным ей горем. Нет, ей не жить больше. Хватит. Для одной человеческой жизни - больше, чем достаточно. Пусть она заснет, зачем еще мучить ее? Она хочет спать. Перестаньте, оставьте ее в покое! - хотелось уже крикнуть Нэри. Керк подошел к ней.
   - Мне очень жаль, Нэри. Я просто не понимаю, что с ней.
   - Этого никто не сможет понять, - пробормотала Нэри.
   - Нэри, послушай... Ты не знаешь, у нее есть мужчина?
   - Нет. У нее нет никого.
   - Я спрашиваю, потому что, видишь ли... она беременна.
   - Что?! - Нэри едва не вскочила.
   - Десять недель. Если она умрет, мы должны удалить матку с плодом и растить его. Поэтому важно знать, кто отец.
   - Отец... Я, кажется, знаю, кто. Но он погиб, - не колеблясь, ответила Нэри.
   - Это плохо. А у него нет родственников на Квирине?
   - Нет, - Нэри вдруг вспомнился Энис, погибший тогда же... У Кьюрин с ним не было ничего, но... - Он с Ярны.
   - Ну что ж... я вызвал фетологов. Это мальчик.
   - Нормальный мальчик?
   - Да, здоровый, генетически в пределах нормы.
   Керк ринулся к столу. Врачи засуетились. До Нэри доносились обрывки коротких фраз. Пятиминутная возня, и все стихло. Двое врачей тотчас соорудили что-то над животом Кьюрин. Привезли стеклянный небольшой саркофаг, сложно устроенный внутри, призванный заменить организм матери. Врачи принялись за работу. Керк подвел Нэри к лицу Кьюрин.
   - Мы ничего не могли сделать. Кровь оказалась отравленной. Продукты распада пошли в мозг. - Мы бы держали ее на аппаратах, но мозг отказал, а сердце у нее... слабое очень, стариковское. Как она могла с таким сердцем летать?
   - Раньше оно было не таким.
   - Это сильнее нас, Нэри.
   - Я понимаю.
   - Кровь отравлена. Ребенок тоже не выжил бы. Я не понимаю, почему так произошло.
   Нэри все смотрела в лицо Кьюрин. Лицо - теперь спокойное, теперь почти радостное. Кьюрин была уже далеко.
   Кто знает, кого она встретила?
  
  
  
  
  
  
   3.
  
   Мальчик лет четырех сидел неподвижно на морском берегу. Он следил за играющими ребятишками, сам же не двигался с места. Странно белые при черных глазах и смуглой коже волосенки тихо шевелил ветер. В маленькой руке был зажат круглый камень. Камень очень многое говорил мальчику, но ничего из этого нельзя было передать кому-либо еще. Мальчик ощущал неравномерность тепла и видел в глубине серой поверхности отражение диковинных рыб и что-то еще, невыразимое словами. Дети неслись мимо стайкой, обдав его солеными брызгами. Большой мохнатый пудель задержался, лизнул мальчика в лицо и, вскинув флажком пушистый хвост, помчался по мелководью за ребятишками.
   Нэри подошла сзади - бронзовые гладкие ноги, фиолетовое бикини.
  -- Энис, - она опустилась на песок рядом с мальчиком. Черные странные глаза устремились на нее.
  -- Ма-ма, - старательно выговорил мальчик.
  -- Энис, пойдем купаться?
  -- Купася, - повторил мальчик, но не двинулся с места.
  -- Водичка...
  -- Одиська, - сказал он.
  -- Это камешек, - Нэри попыталась взять у него гальку. Энис молча улыбался, глядя на нее.
  -- Камешек, - Нэри бросила камень на песок, взяла мальчика за руку. - Идем купаться. Ласси!
   Дочь Нэри, чуть моложе Эниса, подбежала к ней.
  -- Возьми Эниса, надо искупаться.
  -- Пойдем, - Ласси подошла к брату, присела рядом с ним.
  -- Мама, он не хочет купаться, он хочет тут сидеть.
  -- Откуда ты знаешь?
   Ласси недоуменно пожала плечиками.
  -- Ну, поиграй с ним, - Нэри отошла от детей.
  -- Энис, сделай фонтанчики! - попросила Ласси. Никто не смотрел на них. Энис устремил взгляд в песок. И песок стал вспучиваться и играть мелкими всплесками. Несколько песчаных фонтанчиков забили кверху, Ласси весело смеялась. Камень, мешавший игре, сам собой поднялся и шлепнулся поодаль, описав в воздухе пологую дугу.
  
  
   После пляжа Нэри завезла детей в садик и отправилась в космопорт, на работу. В раздевалке она натянула бледно-розовый кбз, у выхода к кораблям ее уже ожидал сегодняшний ученик, долговязый застенчивый юноша.
  -- Здорово, Касс, - Нэри протянула парню руку. Они взобрались по трапу учебного корабля "Либелла". Касс готовился в спасательную службу, проходя в данный момент обучение навигации. Нэри бухнулась в кресло копилота и с интересом наблюдала, как Касс готовится к старту.
  -- А гравитор? Опять забыл?
  -- Тут так много всего, - пробормотал Касс. Наконец он был готов и пристегнут.
  -- На старт, - сказала Нэри, - пошел!
   Касс поднял "Либеллу" медленно, плавно. Гравитор ровно тянул, поплыли верхние слои атмосферы. Нэри пристально наблюдала за действиями ученика.
   В космосе Касс разогнал корабль и ждал команды - куда лететь? - скашивая глаза на Нэри.
  -- Нуль, - скомандовала она, - координаты 3-0-17.
  -- Ой, - растерянно сказал Касс, набирая команды. Ему еще не случалось выходить в нуль-пространство самостоятельно.
   Спокойно, - глаза Нэри превратились в щелочки. Касс с опаской наблюдал за мельканием цифр на экране. "Готов", - сказал он наконец. "Готовность 5 секунд... Ноль - пошел", - сказала Нэри. "Плавнее входи!" Она чувствовала дурноту - Касс увеличил скорость слишком резко. Доплеровский туннель погас, вокруг громоздилась кромешная тьма. Этот неведомый мрак не беспокоил Нэри, работа была привычной. Более нервный Касс завороженно уставился в окно. "Сейчас будешь выходить, - напомнила Нэри. - Смотри за показаниями энергии. Гравитор мне не посади! И главное, держи кривую, ясно?" Загорелась желтая лампочка. "Быстрей!" - крикнула Нэри. Поздно, поздно начал выход! Опасно... "Плавнее!" Кривая скорости быстро падала вниз. Звезды возникли и бешено завертелись вокруг, вдруг - резкий скачок гравитации... Мгновенно собравшись, Нэри выдрала свинцово-тяжелое тело из кресла, кулаком ударила по клавише сброса. От резкого поворота потемнело в глазах. "Выправляй!" - крикнула Нэри. Трясущимися руками Касс вывел корабль в пространство. Все! Он повернулся к инструкторше. Лицо его блестело мелкими каплями пота.
   Поздно пошел, - сказала Нэри, - Сразу как сигнал - начинай выход. Видишь, вышли близко к массе. Могло быть хуже.
   - Как вы только летаете... - пробормотал Касс. В горле у него пересохло, но попить он стеснялся. Нэри - той все было безразлично. Что же это за люди такие железные... Женщины. Нет, он так не сможет. А война как же?
   - Правда, что вы летали на истребителе в войну? - спросил Касс. Космос страшен и сам по себе, без всяких врагов.
  -- Правда, - сказала Нэри. Она откинулась в кресле. Пальцы ее привычно раскинулись в первую позицию, контролируя кнопки гравитора, управления и орудия... Нет, право, это было страшно. Она и сама с трудом понимала, как можно так летать.
  -- Страшно было? - спросил ученик.
   - Страшно, когда думаешь об этом, - ответила Нэри. - а там думать некогда. Отдыхаем две минуты - и начинай обратный переход. Координаты вычислишь сам.
  
  
  
   Нэри переоделась, критически осмотрев себя в зеркале. Все было еще очень даже в порядке - стройные гладкие ножки, чудная фигура, богатые яркие волосы, ни одной морщинкой не омраченное лицо, алый топ и блестящая мини-юбка, открывающие предельно возможную площадь загорелой кожи... Нэри вздохнула, вскинула модную сумку на плечо. До садика она решила пройтись пешком.
   Благо, путь лежал через огромный коринтский парк. У входа Нэри купила мороженое, и шла, тихонько полизывая сладкий шарик, наслаждаясь шелестом листвы, птичьими перепевками и многозначительными взглядами встречных мужчин. Не так уж часто ей удавалось пройтись в одиночестве, без сопровождения парочки маленьких разбойников, требующих неусыпного внимания.
  -- Внимание! - произнес кто-то за ее спиной,-Рубин-восемнадцать,обратный курс!
   Нэри вздрогнула, мороженое стекло на пальцы. Можно ли не узнать этот голос?
  -- Как дела, ягодка? - Тайдер улыбался. Стройный, молодой, в серебристом скафандре Дальней Разведки.
  -- Тайдер, - только и пробормотала Нэри. Он крепко пожал ей руку.
  -- Как у тебя со временем? Поболтаем?
  -- Я... да. Но мне надо домой. Может ко мне, в гости?
  -- Согласен.
   Тайдер подхватил ее под руку. Наружная ткань кбз приятно холодила кожу.
  -- Ох, надо же... - пробормотала Нэри. - Сто лет уже не виделись.
  -- С самой войны, - подтвердил Тайдер. - Ну, рассказывай, как у тебя дела, чем занимаешься? Сколько рыбок на твоей удочке?
  -- Ах, Тайдер, - вздохнула Нэри, - Какие там рыбки! Я на просушке уже три года.
  -- Ты?! - поразился он. - Ни за что не поверю.
  -- Как хочешь, - сказала Нэри. Было немного странновато называть теперь Тайдера на "ты". - Я веду аскетический образ жизни.
   Тайдер покосился на ее высоко открытые конечности, но ничего не сказал.
  -- Как твоя девочка? - вспомнил он. - Ласси, да?
  -- Да. Ничего, ей уже три года. Она уже знает буквы, - похвасталась Нэри.
  -- Ага... Это хорошо. Кстати, слушай, Нэри, а кто все-таки ее отец? Или секрет?
  -- Да нет, какой секрет. Уитни.
  -- Вот что...
  -- Он погиб почти сразу.
  -- Он когда-то дружил с Кьюрин, - заметил Тайдер.
  -- Ну, это было давно. И потом, у них ничего не было, - сказала Нэри.
  -- Да я и не против... Ты работаешь?
  -- Да, инструктором. А ты, я вижу, подался в Разведку? Давно из Пространства?
  -- Только вчера.
  -- Ого! Где побывали?
  -- Крабовидная туманность, - равнодушно ответил Тайдер.
  -- Ой-е-ей, - протянула Нэри, - ну и как там пульсар?
  -- Вертится, - сказал Тайдер. - Ничего особенного.
  -- А вообще у вас, наверное, интересно в Дальней?
  -- Да как? Интересно ученым. А мы извозчики. Ну скучно не бывает, это верно, - Тайдер умолк.
   Нэри сжевала стаканчик с остатками мороженого, бросила обертку в урну.
  -- А ты не хочешь к нам, Нэри? У нас мало женщин, но ты ведь классный навигатор.
  -- Какое, - вздохнула Нэри, - у вас экспедиции по полгода, а у меня дети. Да и вообще, знаешь... жизнь кончена. Мне ведь уже, слава богу, тридцать.
  -- Что-то ты совсем закисла. Не ожидал от тебя, - сказал Тайдер. Они вышли из рощи на простор, залитый вечерним беспощадным солнцем, высветляющим каждую морщинку и складку на теле земли, зданий, людей.
  -- Это безобразие, пилот! - загундосил вдруг Тайдер, и Нэри вздрогнув от неожиданности, невольно вскинула руки к волосам, запихнуть их в несуществующий шлем.
  -- Что это такое? - продолжал Тайдер (ну и артист, до чего похоже!) - смещены все понятия! Расхлябанность, разгильдяйство, полное отсутствие боевой готовности!
   Нэри захлебывалась от беззвучного смеха.
  -- Эт-то что? - Тайдер, входя все больше в роль Монструса, двумя пальцами взял локон Нэри, приблизил к нему сморщенное лицо, будто брезгливо принюхиваясь. - Вы когда последний раз стриглись, пилот?
  -- Ах, я за этот вопрос, помнится, полтысячи штрафа заработала, - вздохнула Нэри.
  -- Ого! Неужели за прическу-то? За внешний вид, вроде, так много не положено, - поразился Тайдер.
  -- За систематическую дерзость, - объяснила Нэри.
  -- Ах, Нэри, Нэри! Ну разве можно грубить высшему командованию?
  -- А что я сказала, подумаешь! - вскинулась Нэри.
  -- Ну и что ты сказала?
  -- Безусловно, я стриглась не так давно, как вы.
  -- Нэри, я на месте Фоструса выгнал бы тебя с крейсера. Или повесил бы на рее.
  -- За что?! - возопила Нэри. В ее глазах плясали зеленоватые огоньки.
  -- За шею. Для профилактики.
  -- Слушай, а правда, что Монструс брился наголо из соображений боевой готовности? - поинтересовалась Нэри.
  -- Не знаю, - сказал Тайдер, - это военная тайна. Но я думаю, что он лысый от природы.
  -- А вон садик, а рядом мой дом, видишь, со спиральным подъемом?
  -- Еще в гору подниматься...
  -- Давай-давай, не ленись! Но Тайдер, ты все-таки артист! - воскликнула Нэри, - Как похоже, здорово!
  -- Они стали подниматься по пологой длинной лестнице, за краем которой виднелось небо и рваные лиловые облака.
  -- Так ведь жизнь заставляет, Нэри. Чтобы с нашей эскадрильей справиться, тут артистического таланта мало, гений нужен.
  -- А ты такой правильный всегда был! Попробовала бы я в твоем присутствии что-нибудь про Монструса ляпнуть.
  -- Но теперь-то мы люди гражданские, Нэри, - Тайдер улыбнулся.
  -- Неужели он и тебя достал?
  -- А что ты думала, только на рядовых все шишки валятся? И нам доставалось.
  -- А где он теперь?
  -- Говорят, на Капелле у себя. Он с Капеллы родом.
  -- Они там все такие, на Капелле, - Нэри покрутила пальцем у виска.
   Тайдер рассеянно улыбался.
   Он не любил вспоминать Фостреса.
   Он вернулся из того полета - из того, страшного, где потерял Кьюрин. И уже понимая, что потерял, и не понимая ничего более, шел вслепую, почти налетая на стены. И не было сил, в глазах плыли круги, а он не мог пойти отдыхать... что-то страшное гнало его, куда - неясно. Он забрел на Палубу. Почти теряя сознание, ткнулся в борт самолета лицом, вцепился руками. И тут сзади - скрипучий голос: " в чем дело, офицер? Что за поведение?" И даже не сообразил накинуть шлем.
   Длинная нотация и четыреста кредитов штрафа - все деньги, которые были у него на счету.
   Они подошли между тем к садику. Дети играли на улице, на площадке. Шла как раз очень интересная игра, под руководством воспитательницы дети строили настоящую крепость из досочек, скрепленную магнитами.
   Светловолосая девочка вылетела навстречу Нэри, доверчиво ткнулась в колени. Мальчик чуть постарше стоял поодаль в воротах, поблескивая темными диковатыми глазами. Тайдер не заметил его. Он протянул руку девочке, та уверенно шлепнула свою ручонку в большую ладонь.
   - Здравствуй, Ласси.
  -- А у тебя костюм серебряный, да? - спросила она. - Ты принц?
  -- Серебряный. Но я не принц, - ответил Тайдер. - Я пилот.
   Тут взгляд его упал на мальчика, подошедшего к Нэри. Сердце вздрогнуло - Тайдер узнал. Лицо - не похоже совсем, волосы светлые, слегка вьются, но - глаза!
  -- Это что же? - спросил Тайдер тихо, - ее сын?
  -- Да, - сказала она. - Энис, пойдем.
   Она застегивала мальчику сандалии.
  -- Ты, значит, взяла его?
  -- Ну, конечно.
  -- Здравствуй, Энис, - Тайдер нагнулся к ребенку.
   Черные огромные глаза безответно смотрели на него.
  -- Он не говорит, - сказала Нэри, - Я не знаю даже, понимает ли он что-нибудь.
   Они вышли и двинулись по направлению к дому. Дети, взявшись за руки, побежали вперед.
  -- Психологи в нем ничего понять не могут. Говорят, атипичная форма этого... аутизма, - сказала Нэри. - То ли пройдет, то ли нет.
  -- К сожалению, у пилотов часто рождаются дети с отклонениями, - сказал Тайдер.
  -- Ну а ты, что молчишь? - вдруг спросила Нэри. - Расскажи и ты о себе. Одинокий?
  -- Да, конечно, - Тайдер кивнул. - У нас в Разведке - какая семья? Экспедиции по полгода.
  -- Ну уж рассказывай! - возразила Нэри. - Все ваши заводят семьи или хоть подружек.
  -- А я вот не нашел, - Тайдер улыбнулся тихо и как-то беспомощно.
  -- Потому что ты железный, - сказала Нэри.
  -- Да, наверное, - согласился Тайдер.
   Если бы он хотел и мог, он назвал бы истинную причину своего одиночества. Стоит ли любить существо, если все, что ты можешь и хочешь для него сделать - это швырнуть в самое пекло, в ад. Вместе с собой.
  
  
  
   Они поужинали. Перебрали старых знакомых, повспоминали былое. Ласси то взбиралась Тайдеру на плечи, превращая его в лошадку, то демонстрировала ему игрушки, принося их из детской и раскладывая перед Тайдером. Энис весь вечер сидел неподвижно напротив Тайдера и смотрел на него, не отрываясь. Наконец дети были уложены, пуделя Нэри выпроводила погулять в сад. На балкон был вынесен поднос с напитками - от спиртного Тайдер отказался - орешками и фруктами.
   Вид с балкона открывался чудный - цветные блестящие и матовые крыши Коринты среди бурно разросшейся зелени, синяя полоска моря вдали, и над ней - закатные багровые облака. Мало-помалу разговор вновь перешел на то, что более всего волновало Нэри - на Эниса.
  -- В общем-то, он мне не только как сын... Даже больше, - говорила Нэри. - Я никогда не думала, но если с ребенком не все в порядке, привязываешься к нему еще сильнее. Мне ужасно хочется, чтобы он заговорил. Иногда так трудно, с ним ведь совсем невозможно общаться, играть... Сидит как статуя и ни на что не реагирует.
  -- Я думаю, что он заговорит, Нэри, - Тайдер зажмурился. Этот взгляд... - Просто он необычный ребенок.
  -- Но самое удивительное для меня - это Ласси...
  -- Ласси?
  -- Отношения Ласси и Эниса. Это очень странно. Она ведь совершенно обыкновенный ребенок. Но! Она его страшно любит, и она единственная, кто понимает его. Как? Понятия не имею. Он на нее посмотрит, а она уже говорит, как бы переводит его желания. И удивительно, всегда угадывает. Скажет, мама, Энис хочет пить. И точно, дашь ему, он пьет с жадностью.
  -- А ты не спрашивала ее? Она, кстати, для трех лет очень развита.
  -- Спрашивала, говорит, сама не знаю, это же видно, что он хочет сказать. И потом, она с ним играет. Причем не в обычные детские игры, это ему недоступно, а так странно... трудно даже описать.
   Тайдер вздохнул.
  -- Я думаю, все поправится. Он будет нормальным человеком.
   Нэри покачала головой.
  -- Не знаю. Может быть, он начнет говорить. Но нормальным человеком он не будет. Потому что, видишь ли, он вообще не человек. Его отец - только никому не говори этого - сагон.
   Тайдер молчал примерно минуту, потом встал, подошел к перилам.
  -- Как это могло случиться? - спросил он.
  -- Я сама толком не знаю, - ответила Нэри.
  -- Может быть, это неразумно было... Вообще растить его, - пробормотал Тайдер.
  -- А что делать?
  -- Да, делать нечего.
  -- Знаешь, не пугай меня, Тайди, - попросила Нэри, - Я и так боюсь. Он всегда молчит и смотрит на меня своими жуткими глазищами. Кто его знает, что он думает там, внутри? И что будет, когда он вырастет.
  -- Но ты ведь любишь его? - спросил Тайдер.
  -- Да, конечно.
   Тайдер подошел к ней, сел рядом.
  -- Знаешь, я виноват, что так долго не появлялся у тебя. Нас ведь мало осталось. И как я мог не знать, что у Кьюрин есть сын... Такой сын. Я помогу тебе растить его. Помогу обязательно.
  
  
  
   * * *
  
  
   Тайдер оказался прав: мальчик не был умственно неполноценным. Шести лет он начал говорить, читать, писать, и с тех пор во многом обгонял своих сверстников. Все, за что бы он ни взялся, получалось у него легко. Особенно большие успехи он делал в музыке - играл на скрипке, в дрессировке животных, двенадцати лет он уже выучился водить малые космолеты. Он стал совершенно нормальным, разве что особенно умным и талантливым ребенком. Единственное, что настораживало - у него не было друзей, кроме Ласси. Даже приятелей не было. Да и с Ласси отношения были странными. Впрочем, и другие странности за ним замечались. Например, он мог сидеть часами, уставившись в одну точку. Иногда не спал по нескольку суток. Пропадал из дому на неделю, две, скитался где-то в горах.
   По счастью, Нэри раз и навсегда оставила попытки переделать его. Ему была предоставлена полная свобода.
   Понимал ли его хоть один человек? Возможно, что его понимала Ласси. Но она ничего не говорила об этом.
   В лице Эниса ничто не напоминало Кьюрин - ничто, кроме глаз. Ее взгляд, назойливый и глубокий черный блеск - и странные белые волосы, незнакомые черты лица - впрочем, Кьюрин узнала бы их сразу.
   Вопрос о том, открывать ли мальчику правду о его происхождении, был решен отрицательно.
   - Положа руку на сердце, - сказал как-то Тайдер, - что мы знаем о нем? О его целях, мечтах, размышлениях? Ничего. Он замкнут, мы не можем пробить эту стену. Если он однажды поймет, кто он такой, и не захочет оставаться с нами...Ведь мы примитивны для него. Сагон, знающий о людях все. Знающий все о Квирине - сердце Федерации. Не будет ли это чревато новой войной, и менее успешной для нас?
   Впрочем, Энис был привязан к Тайдеру, как и к матери. Со стороны их отношения выглядели прекрасно. Вообще Энис не был злым или эгоистичным. Если не считать нелюбви к ласке и полного отсутствия естественного интереса к противоположному полу, он был даже вполне обыкновенным подростком. Или казался таковым. Групповых занятий - психологии, театра, соревнований - он тщательно избегал. Его мир состоял из деревьев, камней и скал, из собак, дельфинов, музыки и звезд. И всегда, как верная тень, рядом бродила Ласси. Ей далеко было до яркой красоты матери. Волосы ее, негустые, с возрастом потемневшие, обрамляли ничем не примечательное, тонкое лицо со светлыми, серо-голубыми глазами. Единственное, что выделяло ее из тысяч таких же девочек - была эта странная любовь к брату. Как и в раннем детстве, Ласси играла роль единственного звена, связывавшего Эниса с миром людей.
   Никаких метаний по поводу выбора профессии Энис не испытывал. В 15 лет он начал учиться, а в 17 уже защитил диплом навигатора. Наставником он выбрал Тайдера - кого же еще, и Тайдер, скрепя сердце, стал брать мальчика с собой в сложные и опасные экспедиции. Все это, впрочем, не выходило из ряда вон. На Квирине рано выбирают профессию, правда, часто и меняют выбор. Ласси последовала по пути Эниса, видимо, ради того, чтобы не расставаться с ним, и до диплома ей оставалось тоже немного.
   Нэри часто радовалась мысли, что Ласси устроена, что не будет каких-то чужих, незнакомых ей, Нэри, парней... Но тут же тяжелые мысли одолевали ее: легко ли жить с таким, как Энис? И какими будут внуки? Да и вообще... нужна ли ему Ласси? В их отношениях не было явно ничего сексуального. Брат и сестра. Хотя, было, видно, что-то другое, может быть, не менее важное, что заслоняло обоим интерес к противоположному полу - ибо и Ласси никак его не проявляла. Энис приобрел между тем так называемую интересность, девчонки поглядывали на него: белокурый, загадочно молчаливый юноша, щетинка над верхней губой, пронзительный темный взгляд. Он стал классным пилотом, он изрядно играл на скрипке.
   И тогда вновь проснулась война.
  
  
   * * *
  
   Вторая сагонская война...
   Энис уселся в пилотское кресло, глубоко вздохнул, вытянул длинные пальцы. Он видел не глядя - Ласси надвинула шлем, вытянула до отказа рычаг носителя орудия. Сейчас она скажет: стрелок готов.
   - Стрелок готов, - сообщила Ласси. В шлемофоне что-то похрипывало. Это наверняка будет мешать, но смотреть, в чем дело, уже поздно.
   ( крошечные ландеры, использовавшиеся в первую сагонскую войну, ушли в прошлое. Энис летал на сравнительно большом, автономном корабле, оснащенным мощным гравитационным орудием, орудием, требовавшим отдельного стрелка - стрелком была, разумеется, Ласси).
  -- Внимание, Радуга! - произнес Энис, - готовность две минуты. Включаю отсчет.
  -- Радуга-один, готов! - донеслось вместе с шипением шлемофона, - готов... готов... готов.
  -- Радуга-ноль, пошел! - сказал Энис, и корабль оторвался от Палубы.
   Четыре кораблика "Радуги" шли квадратом, вслед за другими двумя эскадрильями. Полет длился около часа, затем впереди возник синий и желтый диск, сагонская база. Словно пчелы вокруг него - утяжеленные сагонские корабли. Пчелы мгновенно слились в рой, помчавшись навстречу людям.
  -- Всем - орудия к бою! - услышал Энис спокойный голос Тайдера - и повторил для своих:
  -- Радуга! К атаке!
   Но справа, с маленького планетоида, летела еще одна, не замеченная прежде стайка. Тайдер увидел ее чуть раньше других. Не задумываясь, он произнес в микрофон:
  -- Радуга, внимание! Возьмите на себя правую группу. Переходите в автономный режим.
  -- Понял, - ответил Энис. - Беру автономное командование.
  -- Отключаюсь.
  -- Внимание, Радуга! - скомандовал Энис, - Курс 16-163. Приготовиться к атаке.
   Четыре корабля Радуги отделились и понеслись к сагонской стае. Ласси готовилась стрелять, задерживала дыхание, ловя в прицел странные, как бы ушастые сагонские конструкции. Она скосила глаза на Эниса - мешковатая белая фигура, застывшая подобно глыбе в пилотском кресле. Вспышка! Совсем близко.
   - Огонь! - сказал Энис, голос незнакомый, чужой. Ласси лихорадочно искала прицел. Корабль трясло, она летела в одну сторону, в другую, висла на ремнях. Почти не соображая, сорвала рычаг - выстрел! Нет, мимо... Снова. Где же эти ушаны? Ласси кусала губу. Ах, если бы так не трясло! Увы, это невозможно. Ласси вновь стреляет. Что-то кричит Энис, не ей, кажется... Что он делает? Ах! Чистый огненный цветок распускается впереди. Попадание?
  -- Ласси! Посмотри гравитор!
   Она переключает энергию на свой пульт, стрелка гравитора дрожит, и левой рукой Ласси удерживает ее, правой ловя сагонов в круг прицела. Вот он, все ближе и ближе... Но стрелять уже поздно. Нависает сквозь прозрачную стену, что же это? Это же мы летим к нему!
  -- Энис! - в ужасе крикнула Ласси. Что он делает? Он идет на таран? Уже видны детали белесой брони, и это уже конец, конец наверняка... Срывается рука - выстрел. Энис не слышит... Он сошел с ума. Он идет прямо на сагонский корабль. В ловушку...
  -- Энис!
   Дрогнул корабль, навалилось ускорение, вдавило, остановило дыхание, ударило по глазам.
  -- Огонь!
   Почти не целясь, Ласси выстрелила. Попадание - прямо! Уходим, уходим...
  -- Внимание, Радуга! - голос Эниса, спокойный, уверенный, - Курс 2-04.
   Сагоны уходят. Трое догорают мертвыми остовами. Все корабли "Радуги" целы... Перекличка. Ласси откинулась в кресле, тяжело дыша.
  -- Ласси, я беру гравитор на себя.
   Ах, скинуть бы шлем! Тяжело дышать, и струйки пота по шее. Но все - домой, домой... Вот "Радуга" присоединилась к отряду Тайдера. Потерь нет.
  -- Энис, - спросила Ласси, - Что с тобой случилось? Почему ты сделал это?
   Энис - не поворачивая головы, тихо:
   - Я сам не знаю, Ласси.
  
  
  
  
   Тайдер медленно снял щетину с подбородка, вместе с кремом. Положил скребок. Лицо старика смотрело из зеркальной глуби. Старик. Он еще молод - по годам. Да впрочем, не все ли равно? Что же все-таки случилось с Энисом? Бедный, бедный мальчик... Тайдер сел, запустив пальцы в короткие волосы. Бедный Энис... и бедный, бедный я. Сколько же можно жить в вечном страхе? Иногда кажется: хоть бы прорвалось это, хоть бы он узнал и - что-то бы произошло, прояснилось. Но ведь беда может быть непоправимой. Ответственность - на мне, подумал Тайдер. Я один, Нэри не в счет, знаю, кто отец мальчика. Я мог бы не допустить его, по крайней мере, до звездного флота. Сидел бы на Квирине, не знал ничего о боевых кораблях, правда, он знал бы все же много о людях, но ведь и уйти было бы труднее, меньше вероятности. И ведь это я взял его в ученики, учил летать, на моем счету его диплом, и я же переучивал его на военном корабле, и я не остановил его, взял на крейсер и не препятствовал его карьере, редкой карьере - восемнадцать лет, командир звена...
   Впрочем, почему сагон? У него нет никаких необычных способностей... кажется. Если только он их не скрывает. (как плохо, если скрывает - значит, не доверяет нам?)
   Затрещала связь - Тайдер вздрогнул. Нервы ни к черту.
  -- Войдите!
   Это была Ласси.
  -- Вызывали? - спросила она.
  -- Садись, - предложил Тайдер, - и давай как дома.
   Как дома - значит без званий. В сущности, Тайдер был и Ласси, и Энису чем-то вроде отца, да и почему - вроде? Не каждый отец уделяет так много внимания своим детям, сколько занимался с ними Тайдер. Но здесь дети уже отвыкли от домашнего обращения и возвращались к нему только наедине, в редких случаях.
   - Что там произошло у вас? - спросил Тайдер, - извини, что я спрашиваю не прямо у Эниса, но позже ты поймешь причину.
   - Я не совсем поняла, - ответила Ласси. - Я увидела, что мы очень сильно приблизились к сагонскому кораблю. Как будто Энис собрался его таранить. Необходимости в этом никакой не было. Я думаю, он ошибся, сделал это случайно.
   Энис не способен на такие ошибки, подумал Тайдер.
   - Я спросила его, в чем дело. Он сказал, что не знает, - продолжала Ласси. Она сидела на стуле чуть напряженно, словно чувствуя себя неловко. - А почему вы так беспокоитесь из-за этого? И вообще вы последнее время как будто что-то думаете об Энисе плохое...
   Никуда не годится, подумал Тайдер. Если она заметила это, то уж Энис и подавно. А он не должен ничего подозревать. Ничего. Ну что ж... пускаем легенду номер четыре.
   ( Кто знает, если Энис - сагон, не находится ли Ласси под его контролем... Она может все рассказать ему, даже если попросить ее не рассказывать. На этот случай у Тайдера были заготовлены различные легенды).
   - Понимаешь... Да, я нервничаю. Этого не нужно никому говорить, особенно Энису. По тестам у него есть склонность к неуравновешенности психики и определенному заболеванию, которое может возникнуть под влиянием стресса. Вот я и хочу выяснить, здоров ли он.
   Ласси насупилась, не глядя на него.
   - Ну, не переживай так, - уже мягче продолжал Тайдер. - Все будет хорошо. Я думаю, все не так страшно. А как вообще ваши дела?
  
  
  
   ... Выйдя от Тайдера, Ласси направилась в свой отсек. Мира и Этлис отсутствовали, каюта была пуста. Но Ласси сейчас не хотелось воспользоваться редкой возможностью одиночества. Она направилась на Палубу - там вернее всего можно было найти Эниса.
   Он сидел, скрестив ноги, на полу возле прозрачной стены, в глубокой задумчивости. Медленно, медленно перевел взгляд на Ласси.
   - Ты была у Тайдера?
   Ласси вздохнула.
   - Он интересуется, что случилось. Говорят, по тестам у тебя что-то не в порядке, и он беспокоится. Вообще-то он просил не говорить тебе...
   - Темнит, - уверенно сказал Энис, - Зачем только, не понимаю. Тесты у меня отличные.
   - Откуда ты знаешь, нам ведь не показывают результатов...
   - Откуда знаю? - переспросил Энис и впал в задумчивость. Ласси поняла дальнейшее без слов.
   - Вот только одно я не могу понять, - Энис заговорил снова, - его мозг в одном месте закрыт для меня. Там как бы блок. Наверное, - его глаза вспыхнули догадкой, - не как бы, а специальный блок, вроде тех, которые нам ставили для защиты от сагонов на всякий случай.
   - А что там лежит, в его блоке? - осторожно спросила Ласси.
   - Что лежит? - Энис любил переспрашивать и замолкать, но в этот раз не замолк, а продолжил, - Если бы я знал это! Это то, что касается моих способностей, откуда они у меня. Он что-то обо мне знает и не хочет говорить, понимаешь? Мне это, конечно, очень интересно, да и ведь он просто не имеет права скрывать такие вещи!
   - Интересно, что это может быть...
   - Да уж, интересно, - подтвердил Энис, - логически я могу многое предположить... Может, моя мать была мутантом. Или я мутант? Или какие-нибудь эксперименты по превращению человека в сагона... Но это все предположения.
   - Почему же ты все-таки в бою так поступил? - спросила Ласси.
   - Трудно сказать, - Энис задумался, - Что-то повело меня. Знаешь, иногда я слышу как бы голос... Собственно, я много голосов слышу, но вот этот выделился и позвал. Что он означает, не знаю. Но почему же Тайдер не хочет говорить со мной?
   Через несколько секунд:
   - Я понял, почему. Он боится. Меня боится.
   - Тайдер?! Боится? - воскликнула Ласси.
   - Да, как это ни странно. Он боится со мной говорить.
   - Ну хорошо, - Ласси села на пол рядом с ним, - а почему бы тебе самому не поговорить с Тайдером.
   - Возможно, я так и сделаю, - после этих слов Энис ушел в глубокое молчание.
   Голос... позвал... опять ничего не понятно. Это как же должно было его нечто позвать, чтобы он забыл об опасности, бросился почти в ловушку, почти на смерть... Вообще Ласси казалось уже давно, что какая-то незримая связь существует между ее любимым братом и сагонами.
   - Ты права, - неожиданно сказал Энис. - Я не анализировал это, а зря... Действительно, есть эта связь.
   А может быть... Ласси стало страшно. Так страшно, что она застыла на месте, не в силах двинуться, хоть самым большим желанием ее было - бежать скорее прочь.
   - Не бойся, - поспешно сказал Энис, - ты подумала о том, что я, может быть, и сам сагон. Может быть, меня подсунули под видом сына Кьюрин к людям. Я и об этом уже думал. Знаешь, может это даже и так. Я действительно очень ведь отличаюсь от людей, хотя кроме тебя этого никто не знает. Ну и что? Чего же ты боишься? Ведь от этого я не перестаю быть самим собой. Никогда, понимаешь, никогда по своей воле я не причиню людям вреда.
   - По своей воле, - возразила Ласси, - Что мы знаем о наличии свободной воли у сагонов?
   Она посмотрела в глаза Эниса - непроницаемые, темные. Энис отвел взгляд.
   - Вот теперь и мне становится страшно, - пробормотал он.
   - Глупости! - Энис вскочил, - Идем лучше домой.
   Ласси едва поспевала за Энисом. Они поднялись на лифте, прошли узкими, едва освещенными коридорами. Целью их путешествия оказалась библиотека, пустовавшая в этот час всеобщей занятости. Энис снял с полки маленькую скрипку.
   - Послушаешь? - Ласси кивнула. Энис поднял смычок. Импровизация пошла легко и свободно. Ласси почти не слышала музыки. Она смотрела на Эниса, в белом костюме, похожий на фантом, он играл не так, как играют на земле - он ловил золотой звездный дождь, он пил из зеркального черного родника и рассыпал в пространстве звенящие искры. Искры в его глазах сливались в темное пламя, и пламя рвалось наружу и пело. Проходил страх... Это был человек, и человек, составлявший всю жизнь Ласси, единственный, заменивший ей все человечество, все встречи, любви и дружбы. Возможно, темная сила Империи зовет его изнутри, возможно, он не светел - но кто смог бы лучше, чем он, противостоять этой темной силе? Ласси верила в него, и страх проходил.
   Он закончил играть и стоял, опустив смычок, глубоко задумавшись.
   Может быть, мы неправильно себя вели, - заметила Ласси, - Мы с самого начала скрывали твои способности от всех, а нужно было...
   Нет, - перебил Энис, - я это скрывал инстинктивно, а теперь я рад этому, потому что понимаешь... люди еще не дошли до понимания природы этих способностей. Меня начали бы исследовать, не дали бы жить по-человечески... Думаешь, меня бы пустили сейчас летать? Но эти исследования были бы совершенно бесплодными, так как теми приборами и методами, которые есть у людей, исследовать такие вещи нельзя. Ты думаешь, что если бы вся мощь человечества была рядом со мной, мне было бы легче сопротивляться этому темному зову... Но это наивно. Даже ты не понимаешь этого. Такому можно сопротивляться только в одиночку. Никакое человечество тут не поможет. Может помочь другое, но я еще не знаю названия этому... Другая сила, существующая в моей душе, внутри. Но все это - я сам, и никакое объединенное человечество не сдвинет это равновесие с мертвой точки... Боюсь, я опять говорю непонятно...
  -- И я не могу тебе помочь? - спросила Ласси. Энис покачал головой.
  -- Разве что - не мешать, но ты мне никогда не мешаешь.
   Ласси взяла электрогитару, склонила голову, перебирая струны.
   Фрегат твоей мечты раздавили льды давным-давно.
   И незначительным стало то, что было когда-то важнее всего...
   И теперь от гнетущей тоски
   Ты ищещь в звездной ночи
   Ветер нового счастья,
   Ветер новой любви...
   Энис вступил скрипкой, тихое пение ее вилось вокруг тонкого, чистого голоса Ласси. Снова, как в детстве, как всегда, они были вдвоем, были в дивной, ласковой стране, и пели, как птицы в ветвях.
  
  
  
  
  -- Мне нужно поговорить с вами, - Энис смотрел с экрана внутренней связи.
  -- Я свободен сейчас, - сказал Тайдер, надеясь, что голос не дрогнул, - приходи.
  -- Простите... Можно на Палубе?
  -- Хорошо, встретимся через двадцать минут у стапелей "Радуги".
   Экран погас. Тайдер быстро налил воды в стакан и выпил залпом.
   Главное - не показать свою тревогу...
  
  
   Энис поднял голову и прямо взглянул на Тайдера. Дыхание перехватило - глаза! Тайдер видел эти глаза, давно, и тоже на палубе боевого крейсера. Темный, тоскливый, назойливый взгляд.
   Но другое лицо. Совсем другое. Ничего похожего на те кошачьи мягкие черты...
  -- Мы одни, - торопливо сказал Тайдер, - без церемоний и на ты. О чем ты хотел поговорить?
  -- О моей матери, - медленно ответил Энис, - о настоящей, Кьюрин.
  -- Нэри же рассказывала тебе, - осторожно сказал Тайдер. Энис покачал головой.
  -- Очень мало. Меня интересует... Она ведь видела живых сагонов, общалась с ними и вернулась. Как это могло случиться? Почему ее отпустили? И что с ней было там?
  -- Но видишь ли, - сказал Тайдер, - Мы и сами этого не знаем. Она была совершенно надломлена психически. Она ничего и не рассказывала.
   Он чувствовал, что ускользает от ответа, что разговор снова - как десятки раз прежде - канет в пустоту.
  -- Это не пустое любопытство, - заговорил Энис. - Я чувствую в себе что-то необычное, уже давно, но сейчас сильнее, чем раньше. Может быть, сейчас не время для самоанализа, война, но я должен именно сейчас себя понять.
  -- Почему ты пошел сегодня на сагонский корабль? - спросил Тайдер. Энис нахмурился.
  -- Ты не отвечаешь мне... Я не могу понять ответ.
   Тайдера колотила внутренняя мелкая дрожь.
   - Хорошо, я попробую объяснить, - сказал Энис, - я почувствовал... Запах. Это не запах, вообще-то, но я называю так. Запах родины. Хотя моя родина - Квирин, но это - какая-то более глубокая Родина. Этот запах ... зловещий, мрачный, но он тянет меня неудержимо. И сегодня я не удержался, но если хочешь знать, почему я пошел на него - потому что я и не сопротивлялся. Мне хотелось что-то узнать о себе, и казалось - я узнаю. Это как-то связано с сагонами, как и вся моя жизнь.
   Тайдер глубоко вздохнул. Интуиция этого парня не поддавалась осмыслению. Энис смотрел на него, словно пытаясь услышать ответ...
   - Послушай, - продолжил Энис, - Есть область твоего мышления, которая закрыта для меня. Закрыта кодовой фразой. Это - область о моем происхождении. Но ведь лучше знать, чем не знать...
   Кодовая фраза, блокировка, с горечью подумал Тайдер. Да это не просто какие-то необычные способности... Не человеческие.
   - Хорошо, - сказал он. - Я понял. Так вот, слушай...
   Он осекся. Глаза Эниса становились все больше. Мальчик вскочил, зашагал нервно вперед и назад.
   - Как это могло быть? - отрывисто спросил он, глядя на Тайдера. "Что?" - спросил командир.
   - У сагонов не бывает детей.
   - Но видимо, эта способность у них не атрофирована, - машинально ответил Тайдер, сопротивляясь темному ужасу, пытающемуся захватить сознание. "Он знает, он слышит все..."
   - Не бойся меня, - Энис внимательно смотрел ему в глаза, - Я не опасен. Я человек.
  -- Я и не боюсь, - возразил Тайдер, понимая нелепость возражения.
  -- Вы должны были сказать мне сразу, - Энис опустил голову. - Зачем вы скрывали от меня это?
   Зачем мы скрывали? - думал Тайдер. Это казалось единственно правильным. Но вот теперь, глядя на этого мальчика, он понял другое: с ним можно - только честно, честно до конца. И даже не потому, что он слышит мысли.
   Энис устало провел рукой по лбу.
   - Я человек, - сказал он, - я понял, почему вы скрывали от меня это. Но ваши опасения неверны. Я никогда не пойду против людей, все, кого я люблю - это люди. Все, что я ненавижу - это Империя сагонов, и я ненавижу ее больше, чем вы, потому что я понимаю... Я не воспитан в ней, и она меня привлекает и опасна мне не больше, чем вам.
   - Успокойся, - Тайдер положил руку на плечо мальчика. - Наверное, мы были неправы. Но на карте стояло слишком многое.
   - Я понимаю тебя, - Энис кивнул, - Я слышу... Но теперь я прошу тебя - расскажи все, что знаешь о моих настоящих родителях.
   - Хорошо, - голос Тайдера звучал ровно, - я расскажу тебе. Слушай.
  
  
  
  

* * *

  
   Энис не знал, поверит ли ему кто-нибудь, кроме Ласси. Ласси поверит. Но Тайдер, но все остальные... Конечно, это выглядит так, как будто сбываются их худшие предположения, и хотя внутренний голос, безусловно, будет подсказывать Тайдеру, что его ученик просто не мог уйти, не мог предать, Тайдер не послушает этот голос. Люди привыкли доверять лишь рассудку. Но все равно... Другого выхода нет.
   Планета плыла уже под ногами. Глупо... Зачем он полетел именно сюда? Доверяя внутреннему голосу - слабому, обманчивому... Но как иначе найти во Вселенной одного-единственного сагона, о котором все, что известно - его имя?
   Обмануть охрану будет нетрудно, соображал Энис. Если Хайки действительно здесь, это означает для него понижение в должности, у сагонов наихудшей считается служба на захваченной планете. Служба в должности всемирного надзирателя, повелителя и палача. Если Хайки здесь, то скорее всего на всей планете будут только два сагона - Хайки и Энис. Охрана набирается из местного населения. А людей Энис всегда сможет обмануть.
   Таир... Таир в зеленоватой дымке плыл под кораблем. Не тот мир, из сновидений Кьюрин. Мертвый Таир, взрытый тысячами взрывов, голый, лишенный городов, деревень, лесов - одни лишь рабочие лагеря, шахты, могильники. База и источник минералов, как и любая завоеванная сагонами планета. Энис выбирал место для посадки. У него не было приборов, кроме собственного, тревожно замирающего сердца. Наконец он замедлил корабль и, решившись, бросил его вниз, сквозь толщу влажной атмосферы Таира.
   Он посадил корабль в ущелье, неподалеку от маленького поселка. Он выбрался в горы, ночью шел по скалам, выбрался на дорогу к утру. Однажды его заметил патруль, в него стреляли, и острый луч разорвал плечо. С трудом ему удалось освободиться от преследования. Он обманул людей, внушив им иное направление поиска. Остановив кровь и заклеив рану, он двинулся дальше. Он шел к цели, как одержимый, не думая о жизни и смерти. Вечером он вышел к построенному по сагонскому образцу поселку.
   Он беспрепятственно, невидимо прошел через посты. Он вошел в дом и поднялся на второй этаж. Он шел уже уверенно, не колеблясь ни секунды. Он вынул пистолет и толкнул дверь.
   Сагон был в комнате один. Сагон, неуловимо похожий на самого Эниса. Он обернулся - слепой, странный взгляд.
   - Ты пришел, - произнес он на линкосе, - Я рад тебя видеть. Глаза...
   - Я пришел, чтобы познакомиться с тобой, - холодно сказал Энис, - и для того, чтобы тебя убить.
  
  
  
  
  
   Шли минуты, но Энис не мог выстрелить. Они более не говорили. Хайки не звал на помощь, он ждал. Тогда Энис сел против него, вложив пистолет в кобуру. Они стали разговаривать, но не так, как говорят люди. Иногда они бросали несколько слов на линкосе - другого языка Энис не знал. Но речь их была иной - не людская речь. Они говорили друг с другом, как говорят сагоны. Но нам не перевести это иначе, чем в грубой транскрипции слов.
  
   "Мой бедный Тайдер... Он рассказал мне все, что знал. Я понял гораздо больше. Ведь он и сам любил Кьюрин. И после смерти тоже. Он рассказал мне, что ты спас мою мать. Я понял правду. Ты знаешь ее. И тебе нет прощения."
  
   "Ты прав. Мы не можем лгать, как люди. Я и не мог бы спасти Кьюрин, это невозможно в пределах Империи. Поэтому ты сразу и почуял фальшь в этой сентиментальной подкладке. Я не спасал ее, это правда - я должен был раскрыть ее тайну, для этого я обманул ее и жил с ней на Сириле. Но у меня есть оправдание, Энис. Послушай мое сердце - ведь я все-таки полюбил ее! Это не было запланировано, ты знаешь..."
  
   " Ты ничего не изменил, ничего не сделал для нее. Ты пытался сломить ее волю, превратить в твою тень. Ты был жесток к ней, жесток до конца. А она любила тебя и умерла от любви."
  
   "Тут мы были равны, Энис. Я не пожертвовал для нее ничем. Но ты еще не знаешь, каковы узы Империи в нас. Разорвать их нельзя. Но ведь и она не пожертвовала для меня тем, что было ей дорого - хотя обладала большей свободой, чем я, и я просил ее..."
  
   "Твои просьбы - часть вашего дьявольского плана. И вы никогда не были равны с ней. Ты знаешь разницу".
  
   "Хорошо. Я напрасно оправдываюсь - ведь сам знаю отлично, что все это - не оправдание. Все это правда. Я мучил ее. Но посмотри мне в сердце. Я все же любил ее. И ведь я отпустил ее и помог ей вернуться к людям, хотя должен был убить. Я был наказан за это".
  
   "Ты не за это был наказан... Боже мой, какой ужас! Зачем ты пытаешься обмануть меня? Я такой же сагон, как и ты! Ведь я вижу теперь истину: ты отпустил ее не потому, что любил. Это входило в ваш план... не сразу, но позже. Ты отпустил ее... Боже мой! Ради того, чтобы родился я! Чтобы я жил среди людей, учился, узнавал о людях все и потом стал одним из вас! Я не мог и представить этого, но теперь я слышу... Ваши планы изменились, когда ты понял, что она беременна. Неужели ты думаешь, что свершился ваш план? Смотри на меня - стану ли я вашим? Во мне - ее сердце. Мне легче умереть, чем... Впрочем, ты знал ее."
  
   "Хорошо, Энис, оставь это. Я стар и болен. Я не хочу ничего, оставайся таким, как ты есть. План провалился. Но скажи, согласись: ведь я все же любил ее! Я вел себя как негодяй. Но я любил ее, люблю и сейчас. Это не оправдывает меня? Это - не оправдание? Убей меня за то, что я сделал. Но скажи прежде - ведь я любил ее?"
  
   "Ты любил ее... Это чувство почти незнакомо сагонам, и это, конечно, большое достижение - полюбить хоть кого-то, тем более - низшее существо. Да, это твоя заслуга. Это не было запланировано. Но посмотри на себя сейчас ! Ты жалко торгуешься, ты требуешь признания у меня... В Империи ты не достиг ничего, твое честолюбие задето, и ты теперь доказываешь, что у тебя - зато! - есть сердце, что ты лучше других хоть в этом. К тому же ты боишься смерти. Снова расчет. Снова в своем репертуаре. А как разменную монету ты швыряешь свою любовь - единственное действительно светлое, что было в твоей жизни."
  
   "Ты уничтожаешь меня, Энис. Во мне, наверное, действительно, было что-то светлое. Теперь этого нет. Ты видишь во мне лишь расчет. Ты просто ненавидишь меня. Ты не такой, как она, о, совсем не такой!"
  
   "Ты не смеешь говорить о ней. Ты и представить не можешь, что ты с ней сделал."
  
   "Пойми, Энис, во всем можно найти расчет! Но однозначных мотивов никогда не бывает. Был и расчет, и план, и жестокость, был и страх, страх всех сагонов... Останься лучше человеком, мальчик! Лишь человек может быть бесстрашным. Была и любовь. Посмотри на себя - ради чего ты пришел ко мне? Ненависть, месть, любопытство, тяга, запах родины, желание разобраться в себе, даже жалость - твои мотивы разнообразны. Как сагон, ты должен видеть это."
  
   "Ты прав, конечно же! Мотивы многообразны. Весь вопрос в том, в согласии с каким из чувств ты поступаешь, какое из них является главным. Для тебя главное - страх. Тебе вообще не понять таких, как она, такие бесстрашны. Я перестал тебя ненавидеть, мне жаль тебя: ты ничтожество. Большего ничтожества нельзя даже представить."
  
   "Ты пришел, чтобы осудить меня. Пусть будет так. В моей жизни главенствовал страх. Это верно. Но любовью можно победить страх. Она любила меня... Я ждал этого и от тебя. Я думал, ты поймешь меня. Я ждал тебя всю жизнь."
  
   "Я понимаю это. Но ты наивен. Ты думаешь, если кто-то станет любить тебя - он победит твой страх? Нет, победить можешь только ты сам. Ты сам должен любить. Ты оказался способен на какое-то движение сердца - теперь ты восхищен собой и этим движением. Но этого мало: ты должен был сделать любовь главным в жизни, ты должен был пройти свое испытание - свое! Ты испугался... В этом случае - что значит твое чувство? Почти ничего."
  
   "Ты требуешь невозможного."
  
   "Для тебя - невозможное. Для нее - просто, как дыхание."
  
   "Хорошо. Я ждал тебя всю жизнь. И вот, что я слышу от тебя. Да, ты имеешь право меня осудить. Но раз это так - я должен завершить план Империи."
  
   Хайки взмахнул рукой, и неведомо как появившиеся таирские стражники окружили Эниса, вокруг холодно заблестели стволы... Энис напрягся, готовясь к прыжку - он уже знал, что делать, как вырваться, и время стало двигаться для него молниеносно, он видел застывшие лица и позы... но медлил. Он и впоследствии не мог объяснить себе этого. Он не двигался с места, и даже не пытался сделать то, что представлялось нетрудным - проложить себе путь к двери. Это длилось меньше секунды, а потом его сбили с ног, руки скрутили за спиной, в глазах потемнело от мгновенной боли в снова потревоженной, разрезанной лучом ключице. Его бросили к стене, и двое встали с ним рядом. Он открыл глаза и увидел Хайки, и сагон отчего-то показался ему много крупнее и выше ростом, чем вначале.
  
   "Смерть не пугает тебя, мальчик, я знаю это. Прости меня, я должен был это сделать. Я знаю, что тебе больно, но ведь это единственный способ заставить тебя слушать меня. Иначе ты чувствуешь себя слишком сильным и правым. Так вот..."
   Энис прикрыл глаза и постарался остановить мысли.
   "Я знаю, что ты слышишь меня. Ты пришел сюда с ненавистью к нам. Но ты сам понимаешь, почему эта ненависть: ты такой же, как мы, ты - один из нас, но твое ограниченное человеческое воспитание не дает принять это. Ты хочешь убежать от себя, не быть самим собой.
   По правде сказать, я боялся, что человеческий генотип возьмет верх. Но теперь я вижу: ты один из нас. Огромные возможности стоят перед тобой, о, огромные! Мы говорили о страхе сагонов. Но как ничтожен этот страх в сравнении с преимуществами, которые мы имеем перед людьми! Ты думаешь, телепатия и телекинез - это все, что мы имеем? О, ты узнаешь большее, гораздо большее! Сказать о сагоне - властелин Вселенной - значит ничего еще не сказать. Ты не знаешь нашего истинного масштаба, и все это открыто и для тебя. Мы - высшая точка эволюции, пойми. Другого пути нет. Все, что против Империи - все будет уничтожено, рано или поздно."
  
   - Можешь начать уничтожение с меня, - сказал Энис на человеческом языке.
   " Мне не хотелось бы это делать. Все, что мешает тебе принять нас - глупые предрассудки. Стань выше их. Ты - хозяин Вселенной. Что связывает тебя с людьми?"
  
   "Тебе не понять этого."
  
   "Пойми, Энис, ведь ты умрешь, если не победишь человеческое в себе. И ты не просто умрешь - для людей ты навсегда останешься предателем. Те, кого ты любишь, будут проклинать твое имя. Какой же смысл в твоем сопротивлении? Ведь это просто фанатизм. Как и у твоей матери, впрочем. Ты не можешь жить среди людей, это немыслимо, это тяжело для тебя. Я неправ? Я слышу твои мысли, твои воспоминания - ведь тебе с раннего детства было одиноко, никто не понимал тебя, ты был чужим... Ласси... Кто это - Ласси? Неважно. Пусть даже она понимала тебя - она животное по сравнению с тобой. Я понимаю, что люди дороги тебе. Но ведь мы не стремимся, собственно, уничтожать людей. Мы лишь ставим их на подобающее место. Люди, готовые принять власть Империи, будут благоденствовать. Твоя же роль в том, чтобы повелевать людьми, как и всем во Вселенной. Ты не хочешь сделать людей по-настоящему счастливыми и довольными?"
  
   "Ты заблуждаешься в значении и месте человека в природе. Выше стоит не тот, кто наделен способностями, а тот, кто способен любить. Тот, кто и к низшим относится как к равным. В этом смысле сагоны - ничто..."
  
   Боль в ключице изводила Эниса, он не мог собрать мысли воедино.
  
   "Никогда, никогда люди не научатся тому, что умеют сагоны. Ты услышал мой зов на расстоянии десятков парсек, но ни один человек не способен услышать зов из соседней комнаты. А ведь это еще только начало наших возможностей. Любить может только слабый. Сильный повелевает Вселенной."
  
   За окном быстро темнело - собиралась весенняя таирская гроза. Взмахом руки Хайки включил освещение.
  
   "Я дам тебе время подумать, - обратился он снова к Энису, - Попробуй понять то, что я говорил тебе. Я не стану искусственным путем пробуждать в тебе страх, по крайней мере - пока. Я жду твоего сознательного выбора."
  
   Хайки вышел из комнаты уверенной, твердой походкой риггера Сагоны.
  

* * *

  
   Бледный как тень, Тайдер опустился на стул.
   - Я слушаю тебя, - сказал он.
   В библиотечном зале они были вдвоем - так попросила Ласси.
   - Я хочу сказать, что знаю, где сейчас Энис. И он не ушел к сагонам, вы зря так думаете.
   - Где он? - спросил Тайдер. Он не верил сейчас Ласси, но что оставалось делать?
   - Покажите карту, - попросила Ласси. Тайдер включил проекцию Галактики.
   Ласси подошла к освещенной стене, долго стояла, вглядываясь, потом протянула руку.
   - Вот здесь.
   - Таир! - воскликнул он, - Это же немыслимо!
   Пусть все это чушь, но почему она из всех планет выбрала именно родину Кьюрин?
   - Откуда ты знаешь это? - спросил он.
   - Я ... - Ласси замялась, - я не могу объяснить. Но я слышу его зов. Так было всегда. Он как-то научил меня этому. Ведь мы с ним - как одно целое. Я знаю, вы поверите этому. Я поэтому и говорю вам, что другие бы не поверили. А его нужно спасти. Ему плохо. Он может умереть.
   Тайдер долго и внимательно смотрел на Ласси.
   - Ты понимаешь, что нам никто не поверит, и никто не отпустит? - спросил он.
   - Пожалуйста, - Ласси твердо смотрела ему в глаза, - помогите мне спасти его. Он должен был туда лететь, просто должен, чтобы понять все, но он никогда не станет сагоном. И сейчас ему плохо. Помогите, пожалуйста!
  
   Через час от Палубы отчалил большой флагманский корабль, а за ним - пятнадцать истребителей, небольшой отряд Тайдера, якобы идущий на учения. Ласси сидела в кресле копилота, рядом с Тайдером, напряженно вглядываясь ввалившимися светлыми глазами в звездные экраны. Отойдя на приличное расстояние от боевого гиганта, корабли один за другим погрузились в нуль-пространство и вышли из него почти на орбите Таира.
  
   В это же время Хайки вновь стоял против Эниса, связанного по-прежнему, но теперь их беседу нельзя было передать человеческими словами. Казалось, каскады молний взрывались между ними, и воздух в комнате был наэлектризован донельзя. Глаза Эниса грозно горели, и в руке сагона блестело оружие - но Хайки не двигался с места. Потом он отшвырнул в угол ненужный металл и движением пальца заставил мертвые путы освободить Эниса.
   Их разговор продолжался...
  
   В это время на Таире бушевала гигантская, неслыханная гроза. Тучи закрыли большую часть северного, обитаемого полушария, и повсюду, по мертвым горным склонам и крышам строений лились потоки воды. Гром заглушал все мертвые и живые звуки, и по всей земле стояла кромешная тьма.
  
   В этот же час под покровом тьмы по всему Таиру из своих нор и казарм вышли люди и двинулись яростной слепой волной, убивая сагонских слуг и разрушая космодромы, заводы, рудники, базы сагонов. Три грандиозных взрыва покачнули земную кору - отправились в небытие, как было намечено по плану людьми, три крупнейших сагонских завода, производящих вооружение и боевые корабли. Так началось великое Таирское Восстание, и оно, как многие другие было бы подавлено, если бы все силы единственного в тот миг на планете сагона Хайки не были заняты другим, если бы Хайки вовремя почуял опасность и предотвратил ее. В крайнем случае оно было бы подавлено все равно, так как через некоторое время с близлежащей базы на Таир вылетели дэггеры - сагонские биороботы - готовые усмирить бомбами восставшее население. Но неожиданно дэггеры встретили на орбите препятствие в виде небольшого отряда истребителей, руководимого Тайдером - отряд принял бой и уничтожил большую часть усмирителей. Так предпринятое от отчаяния и почти без надежды на успех Всеобщее Восстание закончилось победой людей. Полученная передышка позволила попросить помощи у командования Флота Федерации, помощь была дана, и Таир надежно закреплен за Силами Федерации.
  
   Это была нечаянная и грандиозная победа. Таир был настолько важной стратегической точкой - в связи со своим расположением относительно нуль-пространственных каналов - что овладение им позволило людям очень легко захватить еще огромную группу планет, принадлежавшую сагонам со времен Первой Войны. А это уже привело к полному изгнанию сагонов в то звездное скопление, откуда они так таинственно появились когда-то. Через два месяца Вторая Сагонская война была закончена полностью.
  
   Вот и все, вот то, чем кончилась эта история. А я возвращаюсь к тебе, моя Кьюрин. И закрывая тетрадь, вижу твои глаза, и как ты стоишь над бездной, полной света и тьмы. Мы летим дальше. Дорога чиста. И нет возвращения.
  
  
  
  
   39
  
  
  
  
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"