Завадский Андрей Сергеевич : другие произведения.

День вторжения-3: Вечер потрясения, том 4

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Разгром русских войск на Кавказе


День вторжения-3: Вечер потрясения

Том 4

   Раз - приходит нам на марше приказ,
   До Ла-Манша нам добраться за час,
   Командира больше жизни любить,
   Ну а янки - утопить!

Фольклор "холодной" войны

Глава 1 Бой продолжается

  
   Чечня, Россия
   19 мая
  
   Человек в грязном, порванном во многих местах о цепкие ветви густого кустарника летном комбинезоне, спотыкаясь и устало матерясь себе под нос, но при этом не ослабляя хватку на цевье короткоствольного АКС-74У, спускался-скатывался с крутого склона, держа путь к серой ленте шоссе, извивавшегося меж холмов. Капитан Сергей Кукушкин, несмотря на то, что очередной - последний - вылет его завершился весьма трагично, оставался жив, и не собирался слишком быстро признавать поражение. Да, недолгий полет и бой русского пилота окончился поражением. Его штурмовик Су-25Т, верный "Грач", стал жертвой ракет американского истребителя, но не только он отправился к земле - Сергей успел записать на свой счет первую и единственную пока победу в воздушном бою, один на один "завалив" тяжелый истребитель F-15C "Игл", и этим стоило гордиться. А пока сам пилот был еще жив, был способен сражаться, он верил, что эта победа не станет последним его успехом.
   Тем, что Сергей остался в живых, почти невредимый, если не считать ссадин и ушибов, он был обязан целиком и полностью конструкторам катапультируемого кресла К-36Л. Система аварийного покидания самолета выполнила свою единственную задачу, ракетный двигатель выбросил пилота прочь из кабины смертельно раненого "Грача" за несколько секунд до того, как крылатая машина, окончательно потеряв управление, врезалась в землю, исчезнув в пламенном шаре мощнейшего взрыва. А затем, когда "Сухой", точнее, то, что от него осталось, уже догорало на земле, над головой пилота с треском развернулся парашютный купол, и падение замедлилось.
   Приземление получилось не слишком удачным - капитан попал как раз в заросли кустарника, да еще и повернул ногу, неудачно ступив на твердую землю. Но это не мешало ему вытащить из кресла контейнер с носимым аварийным запасом, залогом выживания сбитого пилота на чужой и враждебной - а окрестности Грозного теперь становились таковой - территории. Быстро рассовав по карманам перевязочные пакеты, упаковки сухого пайка, Сергей примкнул к штатному "Калашникову" набитый патронами рожок, и лишь тогда понял, что готов продолжать бой. Первое поражение лишило его самолета, лишило "крыльев", но отнюдь не воли к победе.
   Осмотревшись и прислушавшись к доносившимся издали звукам боя, Кукушкин понял, что судьба забросила его - в буквальном смысле слова - за несколько километров от чеченской столицы. Вдалеке звучала артиллерийская канонада, откуда-то из поднебесья слышался грохот авиационных турбин, и капитан был уверен, что своих самолетов над облаками нет, уж об этом то янки должны были позаботиться.
  -- Ну, суки, держитесь, - мстительно, с неподдельной злобой, произнес пилот, запрокинув лицо к небу. - Я вернусь, мать вашу! Еще посмотрим, кто кого, выродки!
   Пилота ждал бой, пусть теперь и на земле, а не на просторах небесного океана. главное, где-то рядом был враг, и этого врага должно было уничтожить. Бой манил офицера, и тот уверенно двинулся в направлении, в котором, если чутье еще не изменило Сергею, находился город, теперь ставший полем сражения.
   Теперь, оказавшись сбитым во второй раз, Кукушкин держался увереннее, ведь он все же оставался на своей территории. Тогда, в горах, едва успев покинуть поврежденную прямым попаданием зенитной ракеты машину, летчик запросто мог приземлиться на головы какой-нибудь банде, отступавшей к границе, ведь горы всегда были вотчиной боевиков. И едва ли Сергей остался бы в живых, лицом к лицу встретившись с братьями тех горцев, которых только что выжигал напалмом.
   В тот раз летчику несказанно повезло - он не попал в засаду, не покалечился, оставшись умирать в диких горах, но смог дождаться спасательного вертолета, отсидевшись в укрытии, и получив после этого новый штурмовик, а также благодарность командования за успешно выполненную задачу. Сейчас же все было иначе, американцы, высадив десант в Грозном, не контролировали окрестности, сами оказавшись в кольце врагов - городского гарнизона вполне хватило бы, чтобы раздавить агрессоров, правда, для этого нужно будет собрать все силы в кулак, наладить командование. И все же Сергей Кукушкин не выпускал из рук свой АКС-74У, единственную надежду на случай встречи с врагом. Пилот надеялся, что пустить автомат в ход не придется, во всяком случае, не сейчас, пока он один, пока у него в запасе всего два магазина, всего шесть десятков патронов. И все же капитан был готов действовать без колебаний, не очень рассчитывая на помощь.
   Недолго поразмыслив, Сергей двинулся к шоссе, которое успел заметить, когда его "Грач", смертельно раненый, уже терял высоту, уходя прочь от города. Лента дороги вела как раз к Грозному и была отличным ориентиром. Правда, пилот все же ошибся с расстоянием, глазомер подвел его, и двигаться, ковыляя на одной ноге, пришлось довольно долго.
   На пути встала стена густого кустарника, ветви которого, тесно сплетаясь между собой, образовали непроходимую преграду, настоящую живую стену. Не видя иной дороги, пилот решительно направился вперед, вломившись в заросли, ввинчиваясь в сплетение колючих веток, проламывая себе путь, создавая тропу там, где ее не было еще миг назад. И он не успел сгруппироваться, когда земля вдруг ушла из-под ног. Вскрикнув и от души выругавшись, Кукушкин кубарем слетел вниз, скатившись по усеянному каменными осколками склону, и оказавшись на выщербленном колесами и гусеницами асфальте. И в тот же миг он услышал нарастающий шум моторов.
  -- Твою мать! - перехватив "Калашников" наизготовку, Сергей, не обращая внимания на боль в покалеченной ноге, кинулся на противоположную сторону дороги, одним махом преодолев метров десять и нырнув за огромный, почти в человеческий рост, валун. И только там, прижавшись спиной к шершавой поверхности нагретого солнцем камня, пилот смог перевести дух.
   Гул моторов нарастал, спустя минуту к нему прибавился отчетливо различимый лязг гусениц. С опаской выглянув из своего укрытия и на всякий случай вновь передернув затвор автомата, Сергей увидел появившиеся из-за поворота бронемашины, не меньше полудюжины, а на каждой из них - гроздьями свисавших во все стороны десантников. Понадобилось не более пяти секунд, чтобы понять, что в колонне, движущейся, судя по всему, к Грозному, находятся привычные БМП-2 и колесные БТР-80, а, значит, перед капитаном были свои.
  -- Эй, пацаны, - Сергей, опасаясь, что бронемашины проедут мимо слишком быстро, выскочил из-за валуна, размахивая руками и забыв, что так и не выпустил из них оружие. - Братки, стойте! Подождите!
  -- А ну, притормози, - капитана заметили очень быстро, и один из стрелков, сидевших на крыше замыкавшего колонну бронетранспортера, хлопнул по люку водителя, и БТР-80 замедлил ход. - Кто такой?
  -- Капитан Кукушкин, фронтовая авиация, - назвался Сергей, заметив, что несколько пехотинцев как бы невзначай направили на него стволы своих АК-74. - Меня сбили, самолет упал неподалеку отсюда. Вы идете в Грозный? Там сейчас янки, в аэропорту!
  -- Сами знаем, потому и спешим! Там сейчас жарко, командующий объединенными силами открытым текстом приказал всем двигаться к Грозному. Буров стягивает силы, и мы не хотим опоздать к общему мочилову!
  -- О, черт, тогда я с вами! Мои товарищи все остались там, на аэродроме!
  -- Лады, капитан, - кивнул пехотинец с тремя звездочками на погонах без просвета. Обернувшись к своим бойцам, старший прапорщик произнес: - Парни, ну-ка потеснитесь, уступите место офицеру! Да не ворчите, все усядемся. Тут и ехать то с час от силы!
   Ухватившись за чью-то протянутую руку, Сергей не без труда вскарабкался на плоскую крышу бронетранспортера, и машина, взревев двухсотсорокасильным дизелем, тотчас сорвалась с места, нагоняя уже проехавшую едва не километр колонну.
  -- Вы сами то кто будете? - поинтересовался Кукушкин у своего собеседника, старшего по званию среди сержантов и ефрейторов, густо облепивших бронемашину.
  -- Старший прапорщик Серов, Сорок вторая гвардейская мотострелковая дивизия. Все наши сейчас направляются к Грозному, так быстро, как только могут. Янки, ублюдки, глушат связь, мы действуем едва ли не на ощупь.
  -- Американцы только на аэродроме, - сообщил Кукушкин, хотя сам уже не был уверен, что обстановка осталась такой, какой он запомнил ее. - Высадили вертолетный десант. Два батальона, может, три, с легким оружием.
  -- Но тебя все же завалили?
  -- Это чертовы истребители, - скривился от досады пилот. - Не тягаться с ними "Грачу", как ни крути. Но и я одного драного "пиндоса" вогнал в землю!
  -- Значит, ничья, - усмехнулся старший прапорщик. - Что ж, скоро продолжишь, капитан, не сомневайся. У тебя патронов много? Думаю, пострелять там придется!
  -- Два рожка, - пожал плечами Кукушкин.
  -- Тогда держи, - Серов протянул летчику еще два пластиковых магазина. - Не сомневайся, то, что надо. "Пять сорок пять", как раз для твоей "Ксюхи"! Чего-чего, а уж патронов для такого героя не жалко, верно, парни?
   Парни, десятка полтора угрюмых бойцов, увешанных с ног до головы оружием, запасными магазинами, ручными гранатами, выстрелами для подствольников и еще бог весть чем, согласно кивнули. Несмотря на насмешливый тон прапорщика, Сергей смог различить уважение, вполне заслуженное сейчас - он оказался одним из немногих русских пилотов, кто одержал победу в воздухе, на равных сразившись с намного более сильным врагом.
  -- Товарищ капитан, держите, - сидевший по левую руку от Кукушкина боец что-то бросил, и летчик едва успел поймать это, ощутив в ладони нечто округлое и весьма увесистое для своих довольно скромных размеров. - Пригодится!
   Разжав пальцы, Сергей увидел ручную гранату, обыкновенную осколочную РГД-5, тяжелый шар, скрывавший в себе смертоносную мощь, которая была в самый раз в ближнем бою.
  -- Справишься, капитан? - Серов неуверенно взглянул на Кукушкина. - Смотри, нас не подорви на хрен!
  -- Уж постараюсь, - в ответ на подначку прапорщика осклабился Кукушкин, который и впрямь имел ничтожный опыт обращения с таким оружием, и все же неумехой себя определенно не считал. - А ты меня не подстрели случайно, и лучше поставь на предохранитель свой ствол.
   Серов только криво усмехнулся, демонстрируя всю свою удаль. Он-то, в отличие от "безлошадного" пилота, был в своей стихии, привыкнув твердо стоять обеими ногами на земле, и там чувствуя себя непобедимым.
  -- Веселей, гвардейцы! Порвем ублюдков, - самоуверенно, пожалуй, даже излишне самоуверенно, гаркнул старший прапорщик, окинув взглядом свое воинство. - Хрен им, а не десанты высаживать! Всех пидорасов покрошим!
   Гвардейцы сдержанно кивнули, что-то пробурчав в ответ, но капитан Кукушкин разобрал только злой мат, не направленный, в прочем, ни на кого конкретно. Бойцы шли в атаку, не зная, где враг, не представляя, с какими силами им придется столкнуться, не зная даже, можно ли в охваченном боем городе рассчитывать на поддержку, или придется полагаться лишь на себя. Сохранить спокойствие в таких условиях было едва ли возможно, но мотострелки, услышавшие приказ командующего, и спешившие исполнить его, как-то держались, и уже одно это заслуживало высшего уважения к тем, кто по собственной воле шел навстречу смерти.
   Лица бойцов были мрачны, челюсти - крепко, до зубовного скрежета, сжаты, на скулах вздувались желваки. Люди не надеялись ни на что хорошее, но никто из них не выказывал откровенного страха, напротив, пытаясь казаться перед лицом своих товарищей невозмутимым, спокойным и уверенным в себе и своем будущем. Стыд выказать свою робость оказался сильнее, нежели сам страх, даже страх смерти, которой, впрочем, эти солдаты и их командиры успели повидать за минувшие полдня столько, что она уже перестала казаться чем-то значимым.
   Колонна, плюясь густыми черными клубами выхлопных газов, фырча моторами, лязгая гусеничными траками, уверенно продвигалась к цели, оставляя позади километр за километром извилистого шоссе, давно уже нуждавшегося в хорошем ремонте. В прочем, теперь этот светлый миг явно откладывался. Отряд проезжал через казавшиеся вымершими поселки, жители которых испуганно убегали в свои дома, едва завидев издали технику. В этот край вновь вернулась война, призрак ужаса обрел плоть, и давно привыкшие к грохоту взрывов и свисту пуль местные предпочитали отсидеться в укрытиях, все-таки веря еще в лучшее.
  -- Суки, - Серов зло выругался, сплевывая сквозь зубы, когда увидел руины блокпоста, прежде охранявшего подступы к чеченской столице с юго-запада. - И здесь побывали!
   На месте кордона, где нес службу целый взвод "внутряков", теперь была глубокая воронка, словно распахнувшаяся пасть, поглотившая пост со всем его гарнизоном. Лишь кое-где, в стороне от эпицентра, модно было увидеть остатки брустверов, укрывавших пулеметы, да присыпанные землей тела в грязном камуфляже.
  -- Никаких шансов, - мрачно бросил Кукушкин, не сводивший взгляда с блокпоста до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом. - Мы же готовились к бою на земле, а янки навалились с воздуха всей своей мощью! Они просто раздавили нашу оборону, да и не было ее, обороны-то!
  -- Может, они и были сильны, пока оставались высоко в небе, эти ублюдки, но раз уж осмелились ступить на землю, то теперь играть станут по нашим правилам, - оскалился старший прапорщик Серов. - Никого не пощадим! И вся их авиация уже не поможет, когда мы сойдемся с выродками на расстояние прямого выстрела из "калаша". Мы их порвем!
   Последние слова прапорщика, щедро пересыпанные отборным матом, потонули в пульсирующем реве, обрушившемся на шоссе откуда-то сверху. Сидевшие на броне мотострелки недоуменно вертели головами, пытаясь понять, что за новая напасть пришлась на их долю, но только Кукушкин в этот миг точно знал, что ждет их всех. Без труда распознав в мощном гуле звук реактивного двигателя, капитан запрокинул голову, успев заметить промчавшийся поперек шоссе самолет, серым призраком исчезнувший за невысокой холмистой грядой.
  -- Воздух, - закричал Сергей. - Опасность! Это американцы!
   Пилоту вражеского истребителя потребовалось не более минуты, чтобы выполнить разворот, выйдя в атаку на только что обнаруженную цель. Он не запрашивал разрешения у своих командиров, твердо зная, что здесь на земле могут быть только враги. Все, что требовалось - лечь на боевой курс и навести оружие на вереницу русских бронемашин, казавшихся с высоты пятьсот футов крохотными коробочками.
  -- Все с брони, - заорал Кукушкин, первым срываясь вниз. - В укрытие!
   Летчик, движимый страхом, не успел толком сгруппироваться, ступив на покалеченную ногу и зашипев, матерясь сквозь зубы. И все же, пытаясь заставить себя забыть о боли, он бросился к обочине, скатываясь в придорожный овраг, и за ним уже следовали остальные бойцы, понявшие, что им грозит.
   Сергей Кукушкин ощутил дикий, безотчетный страх. Он, привыкший быть охотником, сильным, неуязвимым, вновь, как и на летном поле грозненского аэродрома, оказался беспомощной и беззащитной жертвой. Страх заставил капитана вжаться в землю, втискиваясь в какую-то канаву, закрывая голову руками, словно так он мог уберечься от обрушившегося с небес огня.
   Американский пилот, кажется, опустившись еще ниже, открыл огонь с пары километров, и две управляемые ракеты огненными стрелами пронеслись как раз над укрытием Сергея Кукушкина. Словно метеоры, плюющиеся искрами, они мчались к цели, разом боднув в борт головную бронемашину. Слитный удар двух ракет "Мейверик" оказался кошмарным по своей мощи. Жгуты кумулятивных струй легко, тонкие, словно иглы, точно бумагу, пронзили тонкие борта БМП-2, заполнив пламенем все ее внутренности. З мгновение огонь добрался до боекомплекта, и сильнейший взрыв изнутри буквально разворотил боевую машину, разорвав ее корпус по сварным швам.
  -- Твою мать! - в который уже раз за этот суматошный день испуганно произнес Кукушкин, когда над его головой, точно кошмарный бумеранг, с воем пролетел кусок кормового бронелиста. Стальная пластина, словно лезвие, срезала несколько молодых деревьев, наполовину вонзившись в землю, будто нож гильотины.
   Рискнув выглянуть из своего убежища, летчик увидел только выжженную проплешину на том месте, где ракеты настигли бронемашину. Вокруг были раскиданы искореженные, скомканные листы брони, которая не смогла защитить доверившихся ей людей, экипаж БМП, от гибели. Не сразу Сергей взглядом смог отыскать саму боевую машину - покрытый копотью корпус оказался отброшен на несколько метров в сторону, и теперь лежал на обочине гусеницами кверху.
   Колонна, наткнувшись на препятствие, замерла, превратившись в отличную цель. На открытом пространстве, труднопроходимом для техники, но идеальном для наездника стального "дракона", кружившего в нескольких сотнях метров над головами перепуганных и растерянных людей, боевые машины стали простыми мишенями. И пилот американского истребителя был готов показать своим врагам все мастерство, никого не выпустив отсюда живыми.
  -- Разворачивается, - закричал кто-то рядом с Сергеем, который заворожено смотрел в небо, провожая взглядом широко раскинувшую скошенные крылья железную птицу. - Идет на второй заход!
   Самолет - Кукушкин, как более сведущий в этих делах, сразу узнал легкий тактический истребитель F-16 "Файтинг Фалкон" - удалился километров на пять, там выполнив разворот и снова нацелившись на вереницу бронемашин, вокруг которых суетились беззащитные люди. Вот он превратился в едва различимую точку на самом горизонте, и снова начал расти, увеличиваться в размерах, приближаясь к цели. Сергей сжался в ужасе, понимая, что еще несколько мгновений - и здесь, на земле, разверзнется настоящий ад, который поглотит их жизни.
   Башня бронетранспортера, стоявшего посреди дороги, замыкая небольшую колонну, плавно развернулась, и увенчанный конусом пламегасителя ствол крупнокалиберного пулемета КПВТ взметнулся навстречу пологи пикирующему истребителю. Кукушкин от неожиданности вздрогнул, когда грянула первая очередь, показавшаяся пилоту необычайно громкой. Искры трассеров ушли к горизонту, слабо мерцая в дневном свете. Стрелок выпустил всю ленту, полсотни патронов калибра четырнадцать целых и пять десятых миллиметра, за считанные секунды, и пулемет умолк, но тотчас в дело вступили орудия других бронемашин.
   Разом заговорили автоматические пушки 2А42 боевых машин пехоты, посылая навстречу приближавшемуся врагу шквал тридцатимиллиметровых снарядов, застрекотали, вплетая и свои "голоса" в эту симфонию смерти, спаренные пулеметы ПКТ. Колонна, застигнутая врасплох стремительной атакой, изрыгнула шквал пламени, создав на пути вражеского самолета стену свинца, и пилот "Файтинг Фалкона" не выдержал, отвернув в сторону, уходя из-под обстрела, увертываясь от летевших в него снарядов и пуль. В последний миг из-под крыльев истребителя вырвались еще две ракеты, но прицел сбился, и "Мейверики", промчавшись над шоссе, врезались в землю в стороне от колонны, бесполезно взорвавшись на безопасном расстоянии.
  -- Огонь, - закричал скатившийся в тот же овраг, где укрывался и Кукушкин, старший прапорщик Серов, когда истребитель с гулом промчался над их головами. - Стреляйте! Огонь из всех стволов!
   Старший прапорщик первым нажал на спуск, вскочив на колено и послав вслед уходившему к ближним холмам самолету короткую очередь. Остальные промедлили несколько секунд, и вот повсюду раздались звуки выстрелов, слившиеся в громкий треск. Сухо кашляли "Калашниковы", ухнул ручной пулемет, раздались короткие, точно удары кнутом, щелчки снайперской винтовки Драгунова. И Сергей Кукушкин, поддавшись охватившему его товарищей порыву, перевернулся на спину, и, не вставая, вскинул свой АКС-74У, отжав до упора спусковой крючок. Автомат дрогнул, словно пытаясь вырваться из рук, отдача ударила в плечо, кругом рассыпались дымящиеся гильзы, и поток малокалиберных пуль умчался куда-то в поднебесье.
  -- Давай, - кричал Серов, выпуская очередь за очередью. - Так его! Огонь не прекращать! Вали ублюдка!
   Мотострелки палили, расстреливая магазин за магазином, пока враг оставался в поле зрения, но раскатистый грохот орудий легко заглушил частый стрекот автоматов. Пушки и пулеметы бронемашин не предназначались для стрельбы по воздушным целям, но создатели оружия предусматривали и такую возможность. Наводчики разворачивали башни, продолжая удерживать в прицелах силуэт чужого истребителя, и пушки, рявкая, выбрасывали в небо раскаленный свинец, волной накрывавший цель.
  -- Есть, - вдруг закричал кто-то, вскакивая на ноги и размахивая над головой автоматом. - Готов! Мы сбили его!
   От "Файтинг Фалкона" и впрямь что-то отвалилось, возможно, куски обшивки, сорванной осколками. Истребитель дрогнул, словно оступившись в небесных просторах, и, оставляя за собой полосу темного дыма, быстро исчез за гребнем холмов.
  -- Сука, - прохрипел оскалившийся в злой радости Серов, взглянув на Кукушкина. - Получил свое, падла! И остальным тоже достанется!
  -- Ничего еще не закончилось. Они скоро вернутся, - предупредил Сергей. - И это будет уже не один самолет. От нас не оставят мокрого места!
  -- Черта с два! Пока сообразят, что к чему, пока прилетят, мы уже будем в городе, под защитой зенитных пушек и ракет нашей дивизии. Пусть только сунутся, сволочи!
   Бойцы, подгоняемые приказами и злой руганью сержантов и самого Серова, бегом кинулись к машинам, карабкаясь вновь на броню. Обгоревший остов уничтоженной БМП-2 оттащили в сторону, зацепив тросами, а тела погибших гвардейцев сбросили в овраг, засыпав камнями.
   Старший прапорщик, встав над краем братской могилы, сделал три одиночных выстрела в воздух, отдавая последние почести своим павшим товарищам, и тотчас колонна сорвалась с места, продолжая свой путь. Не было времени на долгое прощание и прочувствованные речи, просто каждый унес отсюда в своем сердце имена и лица тех, кто остался лежать, приспанные гравием. Бойцов ждал Грозный, ждал бой, и каждый спешил оказаться там, чтобы делом, а не словами и никчемной тоской отомстить за мертвых, защитив еще живых.
   Колонна, сжигая оставшееся еще в баках топливо, мчалась, сколь возможно быстро, к Грозному. И чем меньшее расстояние оставалось до города, тем более оживленным становилось движение на шоссе. В одном направлении ползли вереницы бронемашин, грузовиков, битком набитых солдатами, самоходные орудия и танки. Солдаты, густо облепившие боевые машины, махали руками своим товарищам, что-то кричали вслед, сотрясая над головами оружием.
  -- Мы их сметем, - решительно воскликнул старший прапорщик Серов, теперь окончательно поняв, что он и его товарищи оказались не одиноки в своем порыве. - Раздавим ублюдков!
   Призыв генерала Бурова был услышан многими, и никто не осмелился дать волю своей трусости, даже пытаясь скрыть ее, называя тактическим расчетом или осторожностью. Солдаты и офицеры, те, кто уцелел после первого, самого неожиданного и наиболее сильного удара авиации врага, шли в атаку с твердым намерением отомстить.
   Сливаясь в один могучий поток, в город входили целые батальоны, роты, взводы и даже отделения, порой передвигавшиеся на реквизированном - попросту угнанном - у местного населения транспорте, потертых автобусах или сверкавших лакированными бортами импортных внедорожниках. А по обочинам замерли, будто сжавшись перед сокрушительным броском, зенитные самоходки "Шилка", ракетные установки, просто армейские грузовые "Уралы" и "Камазы" со спаренными пушками ЗУ-23-2 в открытых кузовах. Чужие самолеты здесь были готовы встретить шквалом огня, и враг, словно зная это, куда-то исчез. Небо обчистилось, и войска беспрепятственно могли продвигаться к позициям, чтобы уже оттуда начать атаку.
  -- Они должны висеть над всеми дорогами, - заметил Кукушкин, с опаской глядя в небо. Капитан пребывал в полнейшем недоумении - враг, захватив господство в воздухе, по крайней мере, здесь, над Грозным, никак не пытался использовать этот успех. - Янки наверняка что-то задумали!
  -- Просто боятся, что мы их собьем! Они горазды воевать со слабым противником, а мы еще вовсе не слабы. Мы вышвырнем отсюда или прикончим всех!
   Сергей Кукушкин с сомнением покачал головой. Типичному "топтуну"-пехотинцу Серову полдюжины "Шилок" еще могли показаться надежной защитой от угрозы с воздуха, но только не опытному летчику-штурмовику, который и сам не раз попадал под зенитный огонь. Враг мог сравнять с землей этот город, метая бомбы с высоты в десяток верст, и никакие зенитки, никакие ракеты не достали бы его, не смогли бы согнать с неба.
   Колонна тем временем уже ползла по улицам, на которые опускались вечерние сумерки. Солнце, уже коснувшееся горизонта, почти скрылось за домами, тьма становилась все гуще, но мало какой водитель отчего-то решался включать фары, предпочитая сбавить скорость и продвигаться вперед едва ли не на ощупь. Под приглушенное рычание дизелей бронемашины ползли вперед, порой пропуская колонны, подходившие с других концов города, и следовавшие в единственном направлении - к аэропорту, туда, где и предстояло завязаться решающему бою.
  -- Езжайте по улице Чичерина, - крикнул сержант, регулировавший движение, в ответ на вопрос Серова о том, где находятся старшие офицеры. - Двигайте до набережной, там кого-нибудь наверняка найдете. Точно знаю, что сам командующий развернул штаб возле самого аэродрома.
  -- Ну, спасибо, браток! Бывай!
   Механик-водитель головной бронемашины, выполняя приказ, развернулся, направившись в указанном направлении. Мотострелки неплохо знали город, во всяком случае, названную улицу отыскали быстро, почти не обращаясь за помощью, и вскоре вереница машин выползла на набережную Сунжи, вдоль которой уже выстроилось немало всякой техники.
  -- Кто старший по званию? - Серов, не покидая бронемашины, обратился к первому попавшемуся на встречу им солдату.
  -- Там, - боец махнул рукой куда-то себе за спину. - Туда поезжай!
  -- Что такое, - от одного из танков - мотострелки сразу же узнали привычный Т-62М, который выдавала "скуластая" башня - к колонне легким бегом направился усатый крепыш в полевом камуфляже. - Кто? Откуда?
  -- Товарищ подполковник, - командир группы в полумраке разглядел звезды на погонах. - Товарищ подполковник, старший прапорщик Серов, Семьдесят второй мотострелковый полк Сорок второй гвардейской мотострелковой дивизии. Со мной тридцать семь человек.
  -- Я подполковник Фролов, заместитель командира мотострелкового полка. Пока останетесь в моем распоряжении, старший прапорщик. Генерал Буров приказал занять исходные позиции в северной части города. Мы атакуем американцев ближе к рассвету. Здесь достаточно людей и техники, чтобы смять их, и мы это сделаем.
  -- Товарищ подполковник, - Кукушкин, спрыгнув с бронетранспортера, приблизился к офицеру, вытянувшись по стойке смирно. - Товарищ подполковник, капитан Кукушкин, фронтовая авиация. Мой штурмовик был сбит, но я хотел бы остаться со своими.
  -- Я не знаю, где пилоты, и не знаю, остался ли вообще кто-нибудь из них в живых. На аэродроме творился настоящий ад, когда явились янки...
  -- Я был там с самого начала и видел все, - кивнул Сергей, прервав Фролова.
  -- Все равно новый самолет для вас мы не найдем, - усмехнулся, не обратив внимания на это, подполковник. - Можете остаться здесь, при моем штабе.
  -- Тогда лучше со старшим прапорщиком. Отсиживаться в тылу я точно не намерен!
  -- И никто этого не хочет, - фыркнул подполковник. - Что ж, ваше решение, капитан. Все что нужно - оружие, боеприпасы - получите у нашего интенданта и направляйтесь на исходные позиции.
   Сюда, на набережную, стекались прибывавшие в город подразделения, и, почти не задерживаясь, шли дальше. Тысячи людей, офицеров, сержантов, солдат, готовились к бою, замыкая кольцо вокруг аэродрома, где точно так же готовились к бою враги, отрезанные от всего мира, лишенные помощи, он не утратившие еще волю к жизни и к победе.
  -- Ну, что, капитан, повоюем? - Старший прапорщик Серов насмешливо взглянул на Кукушкина, вернувшегося к колонне. - Идем, а то всех поубивают без нас. Скоро атака!
  -- Что-то не правильно, не так, - мрачно пробурчал себе под нос Сергей, все так же опасливо поглядывавший вверх, туда, где полагалось кружить десяткам вражеских самолетов, просыпая на городские кварталы град бомб. Но небо было чистым, и это страшило намного больше, чем свист рассекаемого стабилизаторами воздуха. - Нас просто заманивают, чтобы разом всех прихлопнуть.
  -- Янки не всесильны. И наверняка наша авиация уже хорошо их потрепала. Черта с два, у них "блицкрига" не получится. Мы их выкинем из города уже к рассвету!
   Сергей Кукушкин ничего не ответил. В любом случае он пришел сюда, чтобы сражаться с врагом, и ничто не могло поколебать его решимости. Лязгая гусеницами, бронемашины, разворачиваясь, двинулись вдоль набережной, направляясь на север, туда, откуда и должно было начаться победное - в это верилось всем - наступление. Над городом, на который уже опустилась ночь, повисла напряженная тишина. Здесь бой еще не начался, а в считанных десятках километров севернее уже кипело ожесточенное сражение.
  
   Танковый полк продвигался к цели практически на ощупь. Без связи со штабом и даже соседними подразделениями девяносто танков и сорок бронемашин, сопровождаемых несколькими десятками грузовиков и топливозаправщиков, мчались по окутанной ночным сумраком степи, придерживаясь единожды выбранного направления. Лязгающая сталью армада, подчиняясь воле одного человека, Николая Белявского, шла навстречу неизвестности, растворяясь в ночи, чтобы вновь возникнуть из пустоты на позициях врага. Командир полка не сомневался, что о них уже знают, что противник готов дать отпор, но даже понимание того, что подразделение движется навстречу гибели, в западню, не могло заставить его отдать новый приказ, остановив это наступление.
   Механики-водители вели боевые машины по равнине, лишенной любого намека на дороги, даже самые убогие, руководствуясь показаниями компаса и картами. В замкнутых мирках боевых отделений танков и боевых машин пехоты царила тишина, заполняемая только монотонным гулом моторов, но мерный рев этот мог в любой миг прерваться молчанием - в баках оставалось все меньше топлива, а ожидать подвоза горючего из тыла давно уже не было никакого смысла. Но об этом тоже старались не думать, и бойцы просто пытались выполнить приказ. Только в десантном отделении командно-штабной машины не знали покоя, лихорадочно размышляя на происходящим, пытаясь подобрать логичное оправдание творящимся странностям. А их было немало.
  -- Американцы должны были бросить против нас всю свою авиацию, - с непоколебимой уверенностью произнес, пытаясь перекричать рык мотора, полковник Белявский, приблизившись почти вплотную к своему заместителю. - На этой чертовой равнине одной эскадрильи хватит, чтобы пожечь все наши машины за полчаса. Мы уже давно находимся в зоне досягаемости не только истребителей-бомбардировщиков, но и вертолетов. Там, за кавказским хребтом, у янки десятки истребителей и сотни вертолетов "Апач", но небо над нами чистое, словно и нет войны.
  -- Возможно, они не знают, где мы не находимся.
   Подполковник Смолин и сам не верил своим словам. Все предпринятые меры маскировки сводились к движению с выключенными фарами, и каждый понимал, что мчащиеся в безвоздушном пространстве спутники оптико-электронной разведки без труда обнаружат тепловой след, шлейф раскаленных выхлопных газов, тем более различимый в прохладном ночном воздухе.
  -- Чертовщина, - яростно помотал головой Белявский. - И это мне не нравится. Я не могу понять, что происходит, почему янки медлят.
  -- Пусть так будет и дальше, - безразлично пожал плечами Смолин. - Еще пара часов такой нерасторопности - и мы увидим их позиции в своих прицелах. Тогда никакая авиация им уже не поможет. Мы просто проутюжим янки и пойдем дальше. И нас никто не остановит!
   Не один только подполковник так полагал. Почти все, весь полк без исключения, истово молился, благодаря небеса за такой подарок. Враг медлил, позволив выиграть время, самое ценное сейчас, когда исход целого сражения мог зависеть от нескольких минут, тех самых, которые необходимы для решающего маневра.
   Полк пронзал равнину стальной стрелой, нацеленной в неизвестность. На пути движения могли оказаться как укрепленные позиции противника с оборудованными огневыми точками, так и пустота, простершаяся до самой границы, а враг, возможно, был уже в тылу, заходя во фланг, угрожая штабам и подразделениям материального обеспечения.
   Рассвет застал полк там же, где он и скрылся в ночи - среди степного простора, лишенного любых ориентиров, любых примет, и только сменившиеся цифры на спидометрах говорили о том, что позади осталось много десятков километров пути. Цель была все ближе, и когда передовые взводы доложили о том, что пересекли шоссе, уходившее куда-то на юго-восток, Белявский начал действовать.
  -- Выдвинуть вперед боевое охранение, - приказал командир полка. - Противник наверняка будет наступать вдоль дорог, чтобы продвигаться большими темпами. Мы должны первыми обнаружить американцев, не дав им времени, чтобы занять оборону. Полагаю, танкового и мотострелкового взводом будет вполне достаточно.
   Три танка Т-90, сопровождаемые тремя бронемашинами БМП-3, двинулись по шоссе, вырвавшись вперед сбавившего скорость полка. Водители вели свои машины осторожно - никому не хотелось нарваться на засаду или на полном ходу выскочить на минное поле. Все ощущали уже близость врага, с трудом сдерживая рождавшийся в душах страх. И только превратившись в механизмы, точно и бесстрастно исполнявшие единственный приказ, можно было действовать дальше.
  -- Знаешь, Игорь, - задумчиво, с какой-то неуверенностью, произнес полковник Белявский, провожая исчезавшие в пыльном мареве, колыхавшемся под лучами восходящего солнца, бронемашины. - Пожалуй, и лучше, если они никого так и не обнаружат. Да хоть бы и до самой границы! Пусть пацаны вернутся живыми, это все же лучше, чем героями, но в цинковой обертке!
   Подполковник Смолин подозрительно взглянул на своего командира, открыл рот, но так ничего и не вымолвил. Офицер лишь тряхнул головой, словно отгоняя прочь странный морок. Все-таки они рвались сюда, на юг, к горам, для боя, и теперь глупо было бы бояться его, бежать от него.
  
   Наводчик-оператор боевой машины пехоты БМП-3 не отрывался от окуляров прицела 1К13-2, через восьмикратную оптику обозревая простиравшийся вперед от самых гусениц бронемашины и до нечеткой линии горизонта степной простор, рассеченный надвое прямой линией шоссе, напоминавшей сейчас след от удара клинком. От внимания бойца, одного из тех, кому было доверено важное и опасное дело - проведение разведки, зависел успех действия всего полка, подпиравшего спины боевому охранению. И наводчик вглядывался в пространство до боли в глазах, пока из-под напряженных век не брызгали слезы.
   Сидевший бок о бок с наводчиком командир боевой машины тоже вел наблюдения, страхуя своего подчиненного. Прибор наблюдения ТКН-3МБ обеспечивал обзор не только днем, но и ночью, позволяя вести поиск противника почти в кромешной тьме, хотя сейчас эти качества не требовались - света было вполне достаточно, чтобы разглядеть даже отдельного человека, если только тот не попытается замаскироваться, слившись с местностью. А в том, что противник, окажись он здесь, не станет торчать посреди чистого поля, никто из мотострелков не сомневался.
  -- Всем предельное внимание, - еще раз напомнил командир, так что его слышали все члены экипажа и десантники, все девять человек, укрывшихся под алюминиевым панцирем бортов БМП-3. - Смотреть в оба! Готовность к бою!
   Не только наводчик и командир, но и десантники вели наблюдение, прижавшись вплотную к призмам приборов наблюдения, хотя через эти узкие, забранные триплексом щели мало что было видно уже на расстоянии нескольких десятков шагов. Только механик водитель, чье место находилось точно по продольной оси корпуса, не отвлекался ни на что, намертво сжав в мозолистых, измазанных соляркой и машинным маслом ладонях рычаги управления.
   Боевая машина пехоты ползал по шоссе, перетекая с места на место на бесконечных лентах гусениц, а следом за ней двигался танк Т-90. Двигатели, работавшие на пониженных оборотах, давали на удивление мало шума, так что даже сорокашеститонная махина танка, грозно выставившего перед собой укрытый теплоизоляционным кожухом ствол мощного орудия, казалась необычно тихой, точно устроивший засаду зверь.
  -- Осторожно! - приказал командир бронемашины, он же - командир группы, высланной вперед главных сил полка. - Вперед помалу!
   Колонна, шесть покорных воле своих командиров и механиков-водителей стальных броненосцев, едва не стояла на месте, передвигаясь чуть быстрее прогуливающегося пешехода. Нелегко было сохранить терпение, удержавшись от соблазна подбавить газку, ведь та же БМП-3 могла мчаться со скоростью свыше семидесяти километров в час. Но теперь важна была осторожность, ведь зачастую побеждает тот, кто умеет ждать и никуда не торопится.
   Разведгруппа как раз добралась до поворота - здесь шоссе описывало дугу, огибая невысокий холм с весьма обрывистыми склонами - когда наводчик, располагавший лучшими приборами наблюдения, подал голос:
  -- Движение, - напряженно выдохнул боец, так навалившийся на окуляры, что раздался ощутимый скрип. - Примерно три километра. Вижу пыльный шлейф!
  -- Вот и пожаловали, суки, - оскалился командир, и, щелкнув тангеткой радиостанции, приказал: - Съехать с шоссе! Занять позиции слева, за оврагом! Вероятно приближение противника!
   Колонна разом развернулась, скатываясь с относительно ровной поверхности шоссе, давно и ощутимо нуждавшегося в починке, в неглубокий овраг, заросший высоким ковылем. Конечно, позади каждой машины осталась великолепная просека, но зато теперь над зарослями возвышались только башни, грозно поводившие стволами орудий.
  -- Черт, какие-то мотоциклисты! - Наводчик-оператор, не прекращавший наблюдение за дорогой, удивленно покосился на своего командира. - Что за туристы?!
   По шоссе с треском, взметая клубы пыли, мчались три легких кроссовых мотоцикла, окрашенные в цвета пустынного камуфляжа, и не сразу пехотинцы смогли заметить за спинами у седоков стволы штурмовых винтовок. Мотоциклисты на предельной скорости пролетели мимо наспех организованной засады, взлетев на пригорок и тотчас скатившись вниз по склону, и только клубы пыли и сизые облачка выхлопных газов напоминали ее об их появлении.
  -- Американцы, - жестко произнес командир группы. - Это разведка! И думаю, мотоциклами дело не ограничится. Орудия к бою! - Приказы следовали один за другим с частотой пулеметной очереди. - Десанту спешиться, выдвинуться вперед для визуальной разведки!
   Распахнулись створки кормового люка, и пехотинцы, томившиеся в тесноте десантного отделения, высыпали наружу, разбегаясь в разные стороны и по привычке занимая оборону под прикрытием бортов БМП-3. Осмотревшись, командир отделения махнул рукой, и все семь человек, держа наперевес автоматы, бодрой рысью двинулись вверх по склону холма, туда, откуда открывался наилучший обзор.
   Сердца мотострелков и танкистов, всех без исключения, в эти секунды стучали, точно паровые молоты. Враг был близко, он оказался таким уязвимым, таким беззащитным для тех, кто был закован в прочную броню, что казалось странным, как он вообще осмелился напасть на целую страну. Каждому бойцу хотелось первым поймать в прицел чужака, первым нажать на спуск, обрушивая на агрессора свою справедливую месть.
  -- Доложим в полк? - Наводчик вопросительно взглянул на командира, но тот отрицательно помотал головой:
  -- Отставить! Янки могут слушать эфир, наверняка слушают, но пока они о нас не знают, и мы будем сидеть тихо, пока не увидим достойную цель.
   Мучительно тянулись минуты. Мотострелки заняли позицию на вершине холма, оборудовав наблюдательный пункт, а все остальные продолжали обливаться потом в тесноте боевых отделений бронемашин. В прочем, ждать пришлось недолго.
   Первыми приближение колонны вражеской техники обнаружили как раз пехотинцы, вооружившиеся обыкновенными полевыми биноклями. И пока один из них, спотыкаясь, кубарем скатывался с холма, чтобы предупредить затаившихся в засаде товарищей, остальные уже готовились к бою, невольно сгрудившись вокруг противотанкового гранатомета РПГ-7, наиболее мощного оружия отделения.
  -- Три или четыре бронемашины, - сообщил по радио командир группы, нарушив собственный приказ и выйдя из режима радиомолчания. - Километров пять! Зарядить ракету!
   В механизме заряжания "главного калибра" БПМ-3, стомиллиметрового орудия 2А70, находились двадцать два осколочно-фугасных снаряда, но против серьезного противника, так же, как сама БМП, закованного в броню, это был не аргумент. И потому наводчик, не прикасаясь к своему пульту, нырнул вниз, подхватывая с пола боевого отделения цилиндр, заключавший в себе танковую управляемую ракету 9М117.
  -- К стрельбе готов, - затолкнув управляемый снаряд в казенник орудия, наводчик взглянул на командира, ожидая дальнейших приказов. - Орудие заряжено!
   В перекрестьях прицелов уже были четко различимы показавшиеся необычно массивными бронемашины "Брэдли" - танкисты и мотострелки почти сразу опознали своего противника, далеко не самого слабого - высокие, точно дом, увешанные корзинами и ящиками со всевозможным имуществом, всем, что только могло пригодиться оторвавшееся далеко от главных сил разведывательной группе.
  -- Точно это янки, - подтвердил наводчик, уже совместивший перекрещивающиеся нити прицела с силуэтом замыкающей машины. - Вижу четыре боевые машины "Брэдли"!
  -- Приготовились! Распределить цели, - отдал новый приказ командир группы. - Накроем их одним залпом. Огонь только по команде!
   В каморы танковых орудий скользнули "сигары" подкалиберных снарядов, глухо лязгнули закрывшиеся следом за ними затворы, и наводчики, до дрожи ожидая приказа, положили руки на спусковые рычаги, готовые обрушить на врага лавину огня. Противник, уверенный, что вокруг не было опасности, отчего-то утративший осторожность, шел прямиком в западню.
   Танкисты ждали команды, точно как наводчики боевых машин пехоты, разворачивавшие орудия, словно провожая взглядами бездонных провалов их стволов беспечного противника. А на вершине холма вжались в землю пехотинцы, и только расчет гранатомета оставался на виду, в последний раз проверяя свое оружие. Напряжение росло, и вскоре должен был грянуть взрыв.
   Вереница бронемашин, окрашенных во все тот же пустынный камуфляж, с нанесенными на борта номерами, неторопливо ползла по шоссе. Широкие приземистые башни вращались, поводя вокруг себя тонкими стволами автоматических пушек, и укрытые под слоем брони наводчики наверняка были готовы в любой миг нажать на спуск. "Брэдли", которым впервые довелось проехать по русской земле, причем противу воли ее хозяев, производили впечатление чего-то тяжеловесного, быть может, несколько неповоротливого, но весьма мощного.
  -- Ну же, еще чуть-чуть, - сам не замечая того, приговаривал командир боевой машины пехоты, наблюдая, как вырастают в размерах, оказываясь все ближе к засаде, чужие бронемашины. - Вот же, сейчас... Ну!
   В памяти невольно всплывали табличные характеристики этих машин, которые до сих пор еще изучали на теоретических занятиях, хоть и давно уже было запрещено считать американцев своими врагами. Как оказалось, напрасно. Вражеская боевая машина пехоты, или, скорее, боевая разведывательная машина - внешне отличить БМП М2 и БРМ М3, названные именем одного и того же американского генерала, героя Второй мировой, мог далеко не каждый, тем более, не через оптику прибора наблюдения с добрых полутора верст - и впрямь была более тихоходной, выдавая чуть больше шестидесяти километров в час против семидесяти с лишним у БМП-3. Удельная мощность тоже оставляла желать лучшего - девятнадцать лошадиных сил на тонну веса у "американца" против почти двадцати четырех у русской бронемашины - как и удельное давление на грунт, важнейший показатель проходимости. Защита, правда, у "Брэдли" была повнушительнее, но против огня стамиллиметровой пушки 2А70 все же не "тянула". Во всяком случае, так было написано в пособиях и наставлениях, и сейчас командир мотострелкового взвода был намерен в деле выяснить, так ли это.
  -- Всем внимание, - произнес офицер, прижав к губам микрофон. - Огонь!!!
   Приказа ждали, и выполнили его немедленно. Рявкнули танковые пушки, выплевывая навстречу приближавшемуся врагу оперенные иглы сердечников подкалиберных снарядов, разогнавшихся в гладкостенных трубах стволов до скорости тысяча восемьсот метров в секунду, и одновременно орудия БМП извергли из своих жерл пламенные копья управляемых ракет. Шквал огня обрушился на шоссе, где застигнутому врасплох противнику оставалось только одно - погибнуть.
   Наводчик-оператор БМП-3 немигающим взглядом наблюдал за мерцающей точкой трассера управляемой ракеты 9М117, умчавшейся к цели - замыкающей машине "Брэдли". Все, что требовалось от бойца - просто удерживать противника в перекрестье прицела, а полуавтоматическая система наведения сама сообщала ракете нужный курс.
   Уклониться, скрыться в дымовой завесе, уйти от атаки внезапно оказавшийся под кинжальным огнем противник не успел, да и не мог он этого сделать. Миг - и детонатор привел в действие кумулятивный заряд управляемой ракеты. Луч огня прожег, проплавил бортовую броню американской боевой машины, выжигая ее нутро, но чуть раньше под самую ее башню вонзился подкалиберный снаряд, выпущенный одним из танков.
   Вольфрамовая "игла" насквозь прошила корпус, и башня, сорванная с погона, подлетела вверх, кувыркаясь и падая на пыльное шоссе в стороне от места боя. Ударившая в борт ракета довершила начатое - струя огня лизнула плотно уложенные ленты с патронами и малокалиберными снарядами, добралась до противотанковых ракет "Тоу", и взрыв боекомплекта разнес бронемашины на куски, осыпав окрестности стальным дождем осколков.
   Залп достиг своей цели - под огнем оказались одновременно все четыре "Брэдли", экипажи которых едва ли смогли понять, что вообще происходит, и откуда стреляют. По головной БРМ ударили разом в три ствола, хватило свинца и на остальные. Не прекращая по инерции двигаться вперед, бронемашины, полыхая, скатывались с шоссе, утыкаясь притупленными носами в землю и только тогда уже замирая.
   И в тот же миг с вершины холма протянулись вниз, впиваясь в спины промчавшимся вперед мотоциклистам, пулеметные трассы. Мотострелки, не теряя времени даром, внесли свою лепту в разгром захваченного врасплох врага. Первой же очередью удалось срезать пару мотоциклов. Третий, круто развернувшийся на крохотном пятачке, рванул куда-то в сторону, но и его настигла реактивная граната, выпущенная из РПГ-7. с противником было покончено за несколько секунд. В ответ не прозвучало ни одного выстрела.
  -- Мы их сделали, - взвизгнув, издал ликующий вопль наводчик БМП-3, через свой прицел видевший разгром во всех подробностях. - Всех на хрен сожгли!
  -- Да, вот так мы их, - довольно оскалился командир, неожиданно почувствовав, как мелкой дрожью трясутся его руки. - Всех свинцом накормим!
   Грохот залпа, единственного, победного, стих. Враг был уничтожен, но наводчики все так же не отрывались от прицелов, и многие одновременно увидели, как распахнулись люки одной из бронемашин, и из чрева ее, из клубов дыма, показались фигурки в камуфляже непривычной расцветки.
  -- Живы еще, сучары! - В голосе командира звучало удивление и какая-то обида - под таким обстрелом никто не должен был уцелеть. - Десант на броню! Сейчас мы их скрутим, пиндосов драных! Вперед!
   Мотострелки, оставив свой пост на вершине холма, опрометью кинулись к выскочившей на шоссе БМП-3, карабкаясь на крышу, цепляясь за поручни, и механик-водитель едва ли не раньше, чем все бойцы заняли свои места, рванул с места, дав полный газ. Американцы, оглушенные, раненые, а может, просто перепуганные, еще только приходили в себя, а бронемашина, грозно рыча двигателем, под грозный лязг гусениц двинулась к ним, чтобы собрать заслуженные трофеи.
  
   Командир батальона Десятой легкой пехотной дивизии поморщился, когда радист, находившийся буквально в футе от офицера, в салоне все того же штабного "Хаммера", подпрыгивавшего на ухабистой русской дороге, вновь, уже, наверное, раз в десятый, принялся повторять позывные, пытаясь докричаться до внезапно замолчавшей развдегруппы.
  -- Довольно, сержант, - приказал командир батальона. - Что у вас за чертовщина творится?
  -- Сэр, не выходит на связь разведывательный взвод Третьего бронекавалерийского! Они не отвечают на запросы, сэр!
  -- Где они должны находиться сейчас?
  -- Квадрат Браво-семь, - доложил сержант, и командир батальона, взглянув на монитор зашитого в кевларовый чехол ноутбука, присвистнул - разведка отовралась от главных сил, колонны пехотного батальона, без малого на два десятка миль.
   Батальон легкой пехоты, свыше полутысячи бойцов, наступал в первом эшелоне, пропустив вперед себя только приданные подразделения бронекавалерийского полка. Никто не ждал серьезного сопротивления - все, и солдаты, и офицеры, знали, что враг растерян и напуган внезапным ударом. Оставалось только придти и взять плоды своей победы. И потому колонна "Хаммеров", порой почти полностью исчезавшая в клубах пыли, мчалась на север, удаляясь от гор, вонзаясь все глубже и глубже в плоть чужой страны, еще недавно казавшейся такой большой, сильной. Да, оценить русские просторы уже довелось, и никто не остался равнодушен к увиденном. И что-то подсказывало командиру батальона, что совсем скоро придется ощутить на себе силу врага, ту самую, которой на его родине давно пугали детей - и его самого много лет тому назад - и в которую сейчас отчего-то вдруг перестали верить.
  -- Где-то там, впереди, главные силы русских, еще не вступившие в бой, - произнес командир батальона, уставившись перед собой, сквозь мутное лобовое стекло "Хаммера", мчавшегося по шоссе в общей колонне, оставившей позади себя бирюзовую ленту Терека, перетянутую дугами мостов, и теперь, как прочие подразделения Десятой пехотной, направлявшуюся прямиком к городу под названием Буденновск. - Из штаба сообщили, что нам навстречу выступили целых три дивизии, сотни танков и бронемашин. И никто точно не знает, где эти русские, и что, черт возьми, намерены делать проклятые ублюдки!
  -- Полагаете, сэр, разведка могла наткнуться на противника? Наши парни, что, уничтожены? Значит, русские очень близко!
   В голосе сержанта-радиста слышался страх - молодой парень, привыкший видеть войну на экране телевизора, считавший ее грандиозным шоу, в котором американские солдаты неизменно громили "плохих парней" в любой части земного шара, понял, что все не так просто. Горстка бойцов, лишенных брони, уповавших только на свою авиацию, которая могла и запоздать, отрезанная от своих десятками, сотнями миль чужой земли, враждебной, таящей опасность, могла только погибнуть, окажись на пути ее хоть часть тех сил, которыми располагал враг, двинув их теперь в контрнаступление.
   Легкая пехота сейчас выполняла именно ту задачу, для которой была приспособлена менее всего. Ее стихией были обходные маневры, рейд по тылам противника, действия в горах или городах с их плотной застройкой, но никак не лобовая атака на позиции тяжеловооруженного противника. однако кроме Десятой пехотной да еще десантников, накрепко увязнувших ныне в Грозном, иных сил, чтобы закрепить успех, достигнутый мощными ударами авиации, не было, и потому пехотинцы, битком набившись в свои "Хаммеры", рвались к русскому городу, о существовании которого большинство узнало несколько часов назад, впервые взглянув на карты местности.
  -- Русские попытаются нас остановить, отбросить назад, взять в кольцо и всех перебить, - лишенным эмоций голосом произнес командир батальона. - Они не трусы и не слабаки. Да, кто-то, утратив веру в победу, наверняка уже бросил оружие и бежал, но хватит и других, тех, которые готовы сражаться с нами за свою страну.
  -- Но ведь мы несем им мир и порядок, стабильность и безопасность для всего их народа! Мы здесь, чтобы предотвратить гражданскую войну. Что, против нас будут воевать части, послушные мятежникам?
  -- Мятежникам? - Командир нахмурился, подозрительно взглянув на своего подчиненного. Сам он ни на миг не верил в сказки о перевороте, о восстании клики русских генералов и прочую чушь, которой щедро напичкали всех бойцов перед началом наступления. - Какая разница, сержант, чьи приказы выполняет тот, кто прикончит тебя? Нам предстоит бой, и, черт побери, я не хочу оказаться в роли долбаной куропатки, которую из засады подстрелит осторожный охотник!
   Связь между наступавшими подразделениями американских войск, в отличие от пытавшихся спешно организовать хоть какое-то подобие линии обороны подразделений Российской Армии, работала безотказно. Для подстраховки были изменены орбиты нескольких спутников, и теперь все офицеры, начиная от командира взвода, могли пользоваться любыми видами связи, имея также и доступ в Интернет. Именно поэтому созвониться с бригадным генералом Хоупом не составило труда.
  -- Нам нужны данные авиаразведки, - потребовал командир батальона. - Необходима поддержка с воздуха, сэр. Мы же наступаем едва ли не вслепую, хотя над головами кружат чертовы спутники и еще дьявол знает что!
  -- Я отдам приказ направить авиацию в ваш квадрат немедленно, - без колебаний ответил Элайджа Хоуп. - Мы вас не оставим, что бы ни случилось!
   Командующий Третьим бронекавалерийский полком вместе со всем своим штабом только завершил переправу через Терек, теперь ожидая, пока подтянутся тылы. Его полк, точнее, сто двадцать три танка "Абрамс", сейчас был единственной надеждой легкой пехоты, развивавшей наступление и вклинившейся уже весьма глубоко на русскую территорию. На счету была каждая машина, и потеря сразу целого взвода вызвала в душе Хоупа волну гнева и нечто, сильно напоминавшее страх.
  -- Продолжайте выполнять полученный ранее приказ, майор, - потребовал командир бронекавалерийского полка. - Данные воздушной разведки вам сообщат немедленно, как только самолеты достигнут заданного района. У вас не должно быть серьезных причин для беспокойства. Русские войска рассеяны, они действуют без единого командования, без общего плана, каждый батальон, каждый полка сам по себе. Мы легко разгромим их поодиночке.
   Элайджа Хоуп сдержал слово, тотчас связавшись со штабом в Тбилиси и запросив поддержку. В указный квадрат вылетел беспилотный разведчик - рисковать жизнями своих летчиков ни Хоуп, ни Камински не желали без крайней нужды - но еще раньше в район предполагаемого нахождения русских направилась эскадрилья вертолетов из авиационной бригады Десятой легкой пехотной дивизии. Однако прибыли все они туда слишком поздно.
  
   О первом бое и первой победе полковник Белявский узнал лишь тогда, когда из колыхавшегося прямо по курсу полковых колонн пыльного марева выскочила БМП, на крыше которой теснились чумазые десантники, с лиц которых не сходили довольные улыбки, больше похожие, в прочем, на оскал только что попробовавших чужой крови хищников. Увидев их, Алексей понял, что что-то случилось. А еще спустя несколько минут он увидел и пленника.
   Рослый парень в порванном камуфляже, покрытом пятнами копоти, а кое-где вовсе прожженном до самой кожи, стоял на ногах нетвердо, порой начиная заваливаться на бок, и конвоирам приходилось поддерживать пленного под локти, разворачивая лицом к полковнику. А тот отрывисто бросал в лицо американцу вопрос за вопросом, и самодеятельный переводчик, отыскавшийся при штабе, только успевал повторять их, безжалостно коверкая произношение.
  -- Имя, подразделение, - бесстрастно произнес Александр Белявский, в упор уставившись на пленника. - Где находятся главные силы вашей части? Какие задачи выполняло ваше подразделение?
   Ответом было полнейшее молчание. Кажется, пленный американец еще не верил, что и впрямь оказался в руках этих проклятых русских. Он косился по сторонам, всюду натыкаясь на взгляды собравшихся со всех сторон бойцов и офицеров, порой откровенно ненавидящие, но чаще просто заинтересованные и тоже полные удивления. А может, молчание было последствием контузии - на лице плечистого американца, настоящего англосакса, запеклась кровь, а остекленевший взгляд почти ничего не выражал.
  -- Отвечать, - теряя терпение, рявкнул полковник Белявский, и едва ли этот приказ нуждался в переводе. - Немедленно отвечать!
   Вздрогнув, американец сбивчиво принялся что-то говорить, и командир полка с трудом разобрал несколько знакомых слов - язык он учил давно, а возможности попрактиковаться как-то не представилось. На самом деле пленных было двое, и этому еще повезло - его товарища, сильно обгоревшего, сразу отправили в санбат, хотя кое-кто из штабных офицеров сразу и без особого сожаления предложил прикончить янки, хотя бы для того, чтобы тот не мучился зря. Щуплый губастый негр - для танкиста его телосложение было самым подходящим - пользы представлял немного, он лишь громко стонал и несвязно матерился, когда батальонный санинструктор стал обрабатывать его раны подручными средствами.
  -- Штаб-сержант Эндрюс, - сообщил переводчик. - Разведка Третьего бронекавалерийского полка Армии США. Их взвод придали батальону Десятой легкой пехотной дивизии, наступающему в направлении Буденновска. О действиях других подразделений своего полка ничего не знает. Еще что-то о Женевской конвенции и военнопленных, - с явным презрением добавил капитан, покосившись на американца.
  -- Тогда скажи, что мы соблюдаем все международные соглашения, и будем обращаться с ним и его товарищем с должной гуманностью, - усмехнулся Белявский. Странно, ни ненависти, ни гнева, ни злобы к этому конкретному врагу он не испытывал. Полковник знал, что в бою лицом к лицу он будет разить беспощадно, но лишившийся своей силы враг вызывал безразличие, в лучшем случае жалость. - Мы соблюдаем Женевскую конвенцию в отличие от командиров штаб-сержанта и правителей его страны, напавших на нашу родину внезапно, подло, не предъявляя никаких претензий и не объявляя войну. Но мы можем и передумать!
   Американец внимал каждому слову русского полковника, едва ли нуждаясь сейчас в переводе - нужно быть глухим и слепым идиотом, чтобы не услышать этих гневных интонаций, не ощутить ту едва сдерживаемую ярость, которой буквально сочилось каждое брошенное русским офицером слово.
  -- Я требую, чтобы он отвечал на все мои вопросы, если не хочет, чтобы отношение к господину штаб-сержанту изменилось на противоположное, с нажимом, чеканя каждое слово, произнес командир полка, отрывисто приказав замешкавшемуся подчиненному: - Переводи!
   Услышав переведенный на английский ответ русского офицера, американец, даром, что был бледен, как смерть, побелел еще больше, наверняка поняв без лишних слов, что его ждет в случае упрямства.
  -- Покажите, где были исходные позиции вашего взвода, в каком направлении ведется наступление. - Белявский сунул под нос пленному подробную карту, уже испещренную множеством малопонятных человеку непосвященному отметок.
   Эндрюс молча ткнул пальцем, прочертив линию почти от самой границы до Буденновска, находившегося у самого верхнего края бумажного плотна. Командира полка словно пронзил электрический разряд.
  -- Мать вашу, - выдохнул Белявский. - Мы же вышли американцам во фланг. Они перед нами, как на ладони. В походных порядках, ничего не подозревающие.
  -- Легкая пехота? - задумчиво произнес подполковник Смолин. - Значит, поддержки тяжелой техники они лишены. Только стрелковое оружие, гранатометы, противотанковые ракеты. Мы их раздавим, раскатаем в блин!
   Офицеры без лишних слов понимали друг друга. Враг был рядом, на расстоянии стремительного броска через всхолмленную степь, более того, сам он еще не подозревал, что так близок к своему противнику, тем более не представляя сложившегося соотношения сил. Упустить такой шанс было просто преступно.
  -- Атакуем немедленно, - решил Белявский. - Даже если экипажи бронемашин не успели выйти в эфир и сообщить о засаде...
  -- Не успели, - уверенно отрезал Смолин. - Наши парни им не дали ни малейшего шанса. Разделали в пух и прах первым же залпом!
  -- Даже если сами они ничего передать не успели, в штабах наверняка знают об исчезновении целого взвода, - невозмутимо продолжил командир полка. - И мешкать они не станут. Скоро в небе будет пестреть от вертолетов и штурмовиков янки, и тогда нам конец, подполковник!
   Все надежды на защиту полка от угрозы с воздуха были воплощены в эти минуты в полудюжине самоходных установок "Тунгуска" да нескольких десятках зенитных ракет "Игла", и никто не верил всерьез, что этих средств хватит для отражения массированной атаки.
  -- Нужно сойтись с янки вплотную, - кивнул Смолин. - Тогда их летчики не смогут взять точный прицел, и все решится на земле. А уж там нашим пацанам равных не будет никогда! Разделаемся с американцами накоротке и двинемся дальше, пока они не опомнятся. Будем давить всех на своем пути!
  -- Нанесем удар сейчас, немедленно, - согласился Белявский, понимая, что счет пошел на минуты. Кто успеет первым, тот и победит. - У нас хватит сил, чтобы разбить в пух и прах пять таких пехотных батальонов. Вперед, в атаку!
  -- По машинам, - разнеслись над замершей посреди степной равнины колонной зычные команды ротных и взводных, подхваченные свирепыми и уставшими, а оттого еще более злыми, сержантами. - Выступаем! Вперед!
   Взвыли сотнями голосов мощные дизели, выдохнув в чистое небо, накрывшее степь от края до края, клубы выхлопных газов. Почувствовавшие на губах вкус чужой крови, ощутившие сладость победы, своими глазами увидевшие пленных врагов, совсем не таких грозных, какими те казались еще полчаса назад, бойцы, все без исключения, спешили скорее вступить в схватку, чтобы явить всем - и самим себе - силу русского оружия, свою силу, для которой не могло быть непреодолимых преград. Извиваясь меж холмов, полк распадался на части, растекаясь во все стороны ручейками батальонных колонн, как бы охватывая стальными клещами возможно большее пространство, чтобы враг наверняка не смог ускользнуть.
  -- Выслать вперед разведку, - приказывал Белявский, руководивший своим воинством из чрева командно-штабной машины БМП-1КШ, следовавшей в отдалении от главных сил, танковых и мотострелковых батальонов, которым и предстояло крушить оборону врага... или давить его походные колонны, если противник окажется недостаточно расторопен. - Наступаем с предельной скоростью! Проверить готовность оружия! И, черт возьми, всем смотреть вверх!
   Стальная лавина разворачивалась, направляясь навстречу неизвестности, по другую сторону которой ждал враг, возможно, еще не подозревавший о том, что час сражения близится с каждой минутой. Ревущий, лязгающий металлом поток, направляемый волей одного человека, должен был смести противника в могучем порыве, наконец, совершив справедливую месть. Никто не думал о том, чтобы отступить, никто не чувствовал страха, хотя каждый понимал, что, возможно, истекают последние часы его жизни. Чувства отступили на какое-то время, сменившись холодной решимостью, собранностью и закипавшим в сердцах гневом.
   Командно-штабная машина, сгусток металла, в недрах которого полыхало пламя сгоравшего в цилиндрах мотора топлива, превратилась в нервный центр огромного, сложного, и чудовищно сильного организма, каким был танковый полк, спаянный сейчас единым желанием скорее вступить в бой и одержать победу, заставив врага обратиться в бегство.
  -- Первый батальон - в авангард, - приказал полковник Белявский, и радиоэфир, подхватив его слова, домчал их на своих волнах до командирского танка. - Выслать разведку! Будьте начеку - противник близко, и он может видеть нас с неба!
   Тридцать танков, тридцать сухопутных броненосцев, кажется, способных проломить своей массой, своей огневой мощью любую оборону, изменили направление движения, превратившись в острие разящего клинка нацелившегося на еще невидимого глазу врага. Танкистам первыми предстояло вступить в бой, и, возможно, погибнув в схватке, расчистить путь к победе для своих товарищей. И к этому они были готовы. Фактически батальону предстояло провести разведку боем, вслепую выйдя на позиции врага, вызвав на себя его огонь, и тем прояснив обстановку для командования, которое уже решит, куда направить мощь оставшихся трех батальонов - мотострелкового и двух танковых - чтобы победа была достигнута.
  -- Зенитному дивизиону быть наготове, - продолжал напутствовать своих людей Белявский, чувствовавший в эти мгновения дрожь, трепет, охвативший все его существо. - Если появится их авиация, если они налетят слишком рано, вся надежда на вас! Вся надежда - на ближний бой, когда сброшенные их летчиками бомбы будут убивать больше янки, чем наших парней!
  -- Мы готовы! Пока способно стрелять хоть одно наше орудие, американцев над вашими головами не будет!
   Полдюжины "Тунгусок", уникальных, но все же остававшихся творением человеческих рук, а не дарованным богами чудо-оружием, зенитных установок были единственной весомой защитой от угрозы с неба. "Тунгуски", да еще несколько десятков зенитных ракет "Игла" в руках мотострелков - вот и все, что идущий в решительную, и почти наверняка смертельную атаку полк мог противопоставить всей воздушной мощи врага, мощи, прежде играючи сокрушавшей целые государства, а теперь готовой обратиться против горстки храбрецов. Расчеты зенитных установок были готовы встретить врага точным огнем, но никто не верил всерьез, что бой за небеса удастся свести хотя бы к ничьей. И все же это не имело значения - полк наступал, и трудно было отыскать силу, способную остановить его удар, направляемый не только уверенными приказами командиров, но и сжигавшей бойцов яростью.
  -- Действовать в максимально высоком темпе, - наставлял своих подчиненных Белявский, с почти ощутимым нажимом произнося каждое слово. - Мы можем создать перевес сил в отдельном бою, хотя на самом деле преимущество на стороне врага, и этим воспользуемся. Опрокинем янки, раздавим их, и пойдем дальше, насколько хватит топлива и снарядов. Шанс уцелеть и победить - только в движении, иначе нас сомнут и уничтожат!
  -- Нас не хватит надолго, - невесело вздохнул Смолин. - Нет связи даже с командующим дивизией, тем более, с другими подразделениями. Не знаем, что творится слева и справа, не знаем, кто прикрывает наши тылы. Это не затянется долго!
  -- К черту все! Будем рвать им глотки, сколько сможем! Прихватим с собой побольше ублюдков! А что до тылов - главное знать, куда идти, где враг, а что творится позади, не так уж и важно!
   Николай Белявский не нуждался в напоминаниях, чтобы знать, насколько безнадежна их затея. Ни полк, ни целая дивизия не способны действовать в отрыве от тылов, от баз снабжения. Каждая боевая машина несет на себе горючего на один марш и боеприпасов - на одну схватку, после которой, даже победив, превращается в груду железа, неподвижную и бесполезную. В степи уже осталось немало бронемашин - техника не была совсем новой, и бросок по раскаленной солнцем равнине перенесли не все машины. Стальные, они оказались менее стойкими, чем обычные люди из крови и плоти. Но те, что оставались еще на ходу, рвались вперед, к цели.
   Полк наступал, вытянувшись в колонну. Торжественные марши заменял лязг гусениц и рев моторов. Выжженная беспощадным солнцем степь летела навстречу, в узких прорезях наблюдательных приборов небо и земля устроили бешеный танец, сменяя друг друга перед глазами водителей. А спустя еще полчаса все звуки заглушила орудийная канонада - полк вступил в бой.

Глава 2 Вкус победы

  
   Ставропольский край
   19 мая
  
   "Раптор", жужжа маломощным мотором, промчался над головами яростно вгрызавшихся в сухую степную землю бойцов, и многие из них, услышав донесшийся с небес гул, принялись размахивать руками, провожая ушедший к горизонту беспилотный разведчик. Американские пехотинцы, готовившиеся к встрече с врагом, радовались, точно дети, зная - о них не забыли, их не оставят без поддержки, им помогут, если все обернется совсем скверно.
  -- Живее, живее, - рычали офицеры и сержанты, и сами, закатав рукава кителей, орудовавшие лопатами. - Русские не будут ждать! Эти ублюдки могут быть уже рядом!
   Легкий пехотный батальон окапывался, создавая линию обороны буквально на пустом месте, на южном склоне пологого холма - с севера к нему уже приближался противник. Пятьсот сорок человек, как один, раз за разом вонзали в грунт лезвия лопат, буквально оплетая высотку, которую выбрал для решительного боя их командир, нитью окопов, укрытий и для людей, и для техники.
   Они сменили одну войну на другую, оставив Ирак и явившись сюда, на Кавказ. Батальон, как и вся дивизия, даже не успел поменять обмундирование, перекрасить машины, смывая пустынный камуфляж, да этого и не требовалось - теперь, сколько хватало взгляда, до самого горизонта на все четыре стороны от холма тянулась самая настоящая пустыня, пыльная и жаркая, словно бойцы так и не покидали проклятый Тикрит, пропитавшийся кровью американских парней. Это была другая земля, но, как и прежде, принадлежавшая врагу, и вскоре предстояло сойтись с ним лицом к лицу.
  -- Ройте траншеи, - подгоняли своих солдат офицеры, нервно смотревшие на горизонт, туда, откуда в любой миг мог нагрянуть враг, выиграть у которого сражение нечего было и надеяться, - ройте, вашу мать, а не стойте здесь, как педики на гей-параде, или чертовы русские сами выроют для всех нас могилы!
  -- Гребаные ублюдки! Высокие технологии, "умные" бомбы, спутниковая разведка - и теперь мы ворочаем чертову землю чертовыми лопатами, чтобы какой-нибудь русский мальчишка-танкист не намотал наши кишки на гусеницы своего гребаного танка!
   Огромный, хоть сейчас с национальную сборную по баскетболу, негр, обнаженный по пояс, с яростью вонзил лопату в землю - сталь жалобно зазвенела, скользнув по камням, - словно в плоть того самого русского, для встречи которого и рылись траншеи и капониры. Его грудь, лоснящаяся от пота, ходила ходунов - солдат устал, работая без остановки целый час и успев выкопать несколько сотен ярдов окопов и щелей, где мог укрыть и сам он, и его товарищи, сейчас, как заведенные, орудовавшие лопатами, заменившими вдруг всякий "тактический Интернет". Сейчас жизнь полутысячи людей зависела только от глубины траншей, вырытых в сухой земле на склонах безымянного холма.
  -- Твари, - с ненавистью прорычал сквозь зубы негр, на скулах которого вздулись желваки. Смачно сплюнул себе под ноги, и добавил, обращаясь куда-то к горизонту: - Гребаные русские выродки! - и вновь ударил лопатой, точно штыком, выворачивая огромный ком земли.
   Известие о приближении русских настигло батальон, вырвавшийся далеко вперед главных сил армии вторжения, на марше, среди степи, и времени на то, чтобы принять решение, подготовиться к встрече с врагом, встрече, которой все ждали и страшились одновременно, почти не было. В то, что удастся выиграть предстоящий бой, мало кто верил. Батальон, полтысячи веселых, полных жизни мужчин, всего лишь выполнявших приказ, готовился принять смерть. Но отчаяния не было - злые приказы сержантов и офицеров убивали все чувства, превращая людей в роботов, мерно вонзающих в твердый грунт лопаты.
  -- Закопаемся поглубже, и тогда черта с два они нас выковыряют отсюда, - пытаясь казаться уверенными, повторяли командиры, словам которых не верил почти никто, в том числе и сами они. - Главное - хорошенько подготовить позиции, чтоб быть готовыми к атаке с любого направления. У нас здесь нет ни флангов, ни тыла, всюду один фронт! Но чертовы русские обломают свои зубы об эту высоту, так что веселее, парни, дружнее работайте лопатами, и на День Независимости точно вернетесь домой, все увешанные медалями!
   У них почти не было времени, чтобы создать нормальную оборону, толком укрепив позиции. Разведка сплоховала, враг оказался слишком близко, чтобы сделать хоть что-то серьезное, и все же слаженный труд подгоняемых не столько нервными приказами, сколько собственным страхом, пехотинцев, принес свои плоды. Из спешно вырытых укрытий на север, туда, откуда должен был явиться враг, уставились раструбы пусковых установок противотанковых ракет, мощных "Тоу" и легких "Джейвелин". Из рук в руки передавали увесистые цилиндры ручных гранатометов, змеились под ногами солдат набитые патронами пулеметные ленты, отовсюду звучал грозный лязг затворов. Они сделали все, что могли здесь и сейчас, и теперь оставалось только уповать на Бога и штурмовую авиацию, истово веря, что первый пошлет вторую именно сюда и именно сейчас, позволив простым американским парням прожить еще немного, возможно, даже увидев миг своей победы.
  -- Силы русских нам не известны, - сообщил командир батальона своим офицерам, собравшимся под открытым небом для энергичного инструктажа, который был скорее формальностью, чем необходимостью - каждый и так знал, что их ждет, и что делать. - Возможно, против нас выступит батальон, возможно - дивизия.
  -- Хватит и меньшего, - фыркнул командир одной из рот, занявшей уже позицию на правом фланге. - Их наводчики просто потренируются на нас, оттачивая свою меткость.
  -- Нас поддержат с воздуха, - уверенно произнес командующий. - Русским просто не позволят подойти к нашим позициям на дистанцию выстрела. Их вскоре обнаружат и уничтожат, и наше участие едва ли понадобится. Переждем все здесь, а потом двинемся дальше.
  -- К черту! Если они сунутся, мы их прикончим, сколько бы этих ублюдков ни появилось!
   Командир батальона усмехнулся - не без гордости - услышав эти слова. Лучше уж такая безрассудная ярость, чем едва скрываемый страх и отчаяние, которому поддались уже очень многие. Да и могло ли быть иначе, если им, жалкой горстке, оторванной от своих, отделенной десятками миль от ближайшего боеспособного подразделения, предстояло стать заслоном на пути русской армады, быть может, сотен танков и бронемашин, армады, которая проедет по этому холму, даже не поняв, что кто-то пытается его оборонять.
  -- Готовьтесь к бою, господа, - отрезал командир. - Что бы ни случилось, мы не уйдем с этих позиций по своей воле! Мы сможем переломить этим выродкам хребет!
   Бойцы, обливаясь потом, косясь друг на друга и на горизонт, затянувшийся уже колышущейся дымкой - становилось не по-весеннему жарко - продолжали терзать землю лопатам, и лишь несколько человек были избавлены от тяжкого труда. Расчеты противотанковых ракетных комплексов "Тоу" не отходили ни на шаг от пусковых установок, размещенных на надежных "Хаммерах". Четыре боевые машины, один противотанковый взвод, были основой обороны батальона, и на крепость этой обороны никто всерьез не рассчитывал. А рядом с их позициями возвышались над гребнем холма установленные на треножных опорах радары AN/PPS-5A. Портативные локаторы, способные обнаруживать наземные цели за полтора десятка миль, непрерывно посылали сканирующие лучи вниз по склону холма, и операторы до рези в глазах вглядывались в мерцание мониторов, ожидая в любой миг увидеть там отметки, обозначающие вражеские танки.
   Работа кипела, и с каждой ушедшей в небытие секундой солдаты, многие из которых, наплевав на все правила, сбрасывали не только бронежилеты, но и всю форму, обнажая жилистые торсы, копали все яростнее. А тем временем беспилотный разведчик RQ-1A "Предейтор" преодолел уже два десятка миль, неторопливо планируя над степью, раскинув узкие прямые крылья. Легкий, почти игрушечный самолет, сделанный не из традиционного дюраля или стали, а из пластика, чем еще больше напоминал игрушку, позволял отслеживать происходящее на несколько миль вокруг.
   На самом деле при взгляде с земли казавшийся хрупким и маленьким самолет весил больше тонны, и благодаря сложному комплексу разведывательного оборудования, которое он нес, операторы, находившиеся сейчас на станции управления в Тбилиси, прямо на летном поле столичного аэропорта, могли видеть все, что творилось на земле, в мельчайших деталях. Сейчас, при свете солнца, инфракрасная камера, входившая в этот набор, едва ли могла потребоваться, но две телевизионные камеры DLTV, а, главное, радар, позволяли вести наблюдение не только за техникой, но даже за отдельными людьми.
  -- Меняем курс, - приказал "командир экипажа", старший из двух операторов, сидевших перед мониторами, сжимая в руках штурвалы, такие же, как в кабинах настоящих самолетов. Только эта кабина, мобильная станция управления, находилась в кузове "Хаммера", над которым топорщились "усы" многочисленных антенн. - Следуем в квадрат Браво-семь.
  -- Есть Браво-семь. Выполняю!
   Радиокомандная система управления надежно связывала "Хищника", действовавшего почти на пределе дальности, с грузинской столицей, и беспилотник немедленно отозвался на движение штурвала, заваливаясь на правое крыло и выполняя плавный разворот. Беспилотник мог действовать и по заранее заложенной в него программе, выполняя полет по маршруту, но сейчас операторы взяли управление на себя.
   "Предейтор" обследовал квадрат за квадратом, кружа над степью. Один виток следовал за другим, беспилотник прочесывал равнину, двигаясь по спирали, основанием которой стал занятый пехотным батальоном холм. Объективы камер, установленных на оснащенной гироскопическими стабилизаторами платформе под фюзеляжем, неустанно шарили своими "взглядами" по серой равнине, затянутой пыльной дымкой. Радар вновь и вновь протягивал свои "щупальца" к земле, словно пытаясь нашарить то, что невозможно увидеть простым взглядом, пусть даже и многократно усиленным и обостренным сложнейшей электроникой.
  -- Что-то есть, - командир "экипажа" напрягся, увидев мелькнувшую в кадре завесу пыли где-то у самого горизонта. Здесь, в казавшейся абсолютно безжизненной степи, это могло означать только одно. - Подняться на две тысячи футов!
   Его напарник послушно потянул на себя штурвал, заставляя воздушного "Хищника" выйти из-под надежной защиты холмов и прочих складок местности, став видимым не только для человеческого глаза, но и для радаров, в том числе тех, что управляли огнем зенитных орудий и ракетами "земля-воздух".
  -- О, дьявол! - Операторам предстала картина, потрясшая своей масштабностью. По степи, вытянувшись от горизонта до горизонта, ползла стальная лента, состоявшая из множества боевых машин, походивших даже с этой не очень большой высоты на безобидных букашек. Казалось, это перекочевывает многочисленная семья трудолюбивых муравьев, подыскивающих себе новый дом.
  -- Чертовы русские! Это танки, - вытаращив глаза в монитор, полушепотом произнес второй "пилот", встревожено покосившись на своего командира. - Несколько десятков танков!
  -- Несколько сотен! И все это вскоре достигнет позиций легкой пехоты!
   Огромная масса брони и резины с быстротой, поражавшей воображение, перемещалась на юг, захлестывая невысокие холмы. Из поднебесья ползущие по равнине танки и бронемашины казались крохотными коробочками, безобидными игрушками, но те, кто видел их сейчас, представляли заключенную в их бронированных корпусах мощь.
   "Предейтор" не имел прямой связи с позициями пехотного батальона - вся информация шла на станцию управления, и только потом могла поступить к действительно заинтересованным пользователям, чья жизни порой зависели от вовремя увиденной "картинки". На то, чтобы передать данные, требовалось ничтожное по человеческим меркам время, но эти минуты оказались решающими. В тот миг, когда донесение получили в штабе батальона, над головами его бойцов уже гремели взрывы, и раскаленный свинец вспахивал высохшую землю, щедро напитывая ее еще кипящей кровью.
  
   Единственной мыслью, что всерьез беспокоила командира танкового батальона, высланного вперед главных сил полка Двадцать первой гвардейской мотострелковой дивизии, был остаток топлива в баках боевых машин. Танки Т-90 могли преодолевать на одной заправке шесть сотен верст по шоссе, по бездорожью, пусть даже и такому удобному для многотонных машин, как эта степь - несколько меньше, и значительная часть этого пути осталась уже позади.
   Баки стремительно и неумолимо пустели, а рассчитывать на то, что удастся наполнить их вновь, было попросту глупо. Тыла отныне не существовало, оставалось полагаться лишь на самих себя, и здесь надежды почти не осталось. И все же танки, рыча дизельными двигателями, упорно продвигались вперед с проворством, почти невероятным для их массы и внушительных габаритов. Этот марш мог прерваться лишь тогда, когда горючее иссякнет окончательно, и тогда танки замрут посреди степи, превратившись в безжизненные куски медленно остывающего металла... и в прекрасные мишени для пилотов американских штурмовиков.
  -- Алмаз, я Гранит, - щелкнув тангеткой радиостанции Р-163-50К, произнес командир, приблизив ко рту микрофон. - Покидаю квадрат десять-сорок один, следую на юг. Противника не наблюдаю! Как понял меня, Алмаз? Прием!
   Коротковолновая радиостанция, которой был оснащен командирский танк Т-90К, позволяла вести переговоры с теми, кто находился в двух с половиной сотнях километров, и офицер был почти уверен, что его услышат. Расчет оправдался полностью - даже теперь, когда шквал помех, забивших эфир, не ослабевал, а, напротив, кажется, становился все сильнее, сообщение дошло до адресата.
  -- Гранит, слышу тебя нормально. Продолжай движение. Будь осторожен - противник не может быть далеко!
   Командир батальона не знал точно, слышал ли он самого полковника Белявского, или кого-то из его заместителей, или даже обычного радиста-ефрейтора, в лучшем случае - сержанта. Да это было и не важно, ведь оставался приказ, а также оставалась уверенность, что о нем помнят, что его действия важны. И короткого радиообмена, нескольких слов, едва не потонувших в трясине помех, было вполне достаточно. Так оно и было - батальон вел разведку, разведку боем, наступая вслепую, чтобы, вызвав на себя огонь врага, выдать его расположение главным силам полка, следовавшим на весьма небольшом отдалении в готовности немедленно, как только враг будет обнаружен, вступить в схватку.
  -- Всем ротам - вперед, - приказал комбат, переключившись на частоту батальона. - Смотреть в оба, сынки!
   Опытные механики водители, откатавшие на полигоне - пусть только на полигоне, но и это стоило многого - сотни часов, сумевшие почувствовать свои машины, слиться с ними в единое целое, монстров из холодной стали с человеческим разумом, вели танки на юго-восток, туда, где степи, вздымаясь горными хребтами, затем обрывались морским простом Каспия. В прочем, до побережья оставались еще сотни километров, а пока батальон двигался по сухой степи. Танки то сползали в лощины, то вскарабкивались на плоские вершины словно бы стершихся холмов, так что оттуда можно было видеть окрестности на много верст даже сквозь триплексы приборов наблюдения, единственной связи с внешним миром для запертых внутри своих подвижных крепостей экипажей.
   Командир батальона прильнул к окулярам прицельно-наблюдательного комплекса ПНК-4С, позволявшего не только обнаруживать цель днем и ночью, но и управлять огнем орудия вместо наводчика - порой это было необходимо, чтобы не тратить драгоценные секунды на всяческие команды, а самому нажать на курок. Создатели танка постарались на славу, но все равно мир, сжатый до узкой щели, представал обращенному из-под брони взгляду каким-то ненастоящим, слишком ограниченным. И потому командир батальона не смог сразу понять, откуда вдруг взметнулась огненная искорка, устремившаяся навстречу ему. А затем танк, сорок шесть несокрушимых тонн броневой стали, содрогнулся от взрыва.
  -- По нам стреляют, - закричал ошарашенный наводчик, не веря в реальность происходящего. - Стреляют!
   Все произошло так быстро, что никто не успел не то, чтобы испугаться, но даже просто сообразить, что экипаж, три человека, спаянные единой целью, укрытые под одной броней, оказались на волосок от смерти. Противотанковая ракета вонзилась в левую скулу башни Т-90К, обрушившись чуть сверху, с пологого пикирования, и ткнувшись штырем взрывателя как раз в пластину элемента динамической защиты, один из семи блоков, опоясывавших лобовую часть башни танка.
   Для человеческого сознания и одна секунда - ничтожно малый промежуток времени, почти неощутимый в обычных условиях, теперь же происходящее сжалось до тысячных долей секунды. Как только взрыватель ракеты BGM-71D "Тоу-2" коснулся преграды, мгновенно сработал датчик комплекса динамической защиты "Контакт-5", и заряд взрывчатки, скрытый в навешенном на башню танка контейнере, превратился в поток раскаленных газов, отбросивших ракету, разрушая ее еще до того, как кумулятивная струя смогла лизнуть корпус Т-90К, расплавляя его броню. Направленный взрыв просто уничтожил управляемый снаряд, не позволив тому причинить хоть какой-то вред, и именно этот взрыв почувствовали танкисты.
  -- Суки, - растерянно, с какой-то обидой, выругался механик-водитель, ощутивший, как и все, дрожь корпуса. - Чуть не подбили же!
  -- Тревога, - рявкнул командир, но не своим бойцам, не тем, кто был рядом, а всем тридцати экипажам его батальона, гаркнув так, что слышно было бы, наверное, и без радио. - Развернуться в боевые порядки! Орудия к бою!
   Колонна, мчавшаяся прямиком к тому холму, где занял позиции американский батальон, не прекращая движения, распалась, перестраиваясь в цепь, а навстречу танкам уже летели огненные стрелы ракет. Американцы, несмотря на спешку, смогли подготовиться, замаскировав свои позиции, и теперь увлеченно расстреливали русские танки, точно на полигоне. Наводчики спокойно целились, захватывая в перекрестья прицелов массивные силуэты Т-90, нажимали на спуск - и управляемые ракеты, стремительные "Тоу" и "Джейвелин", взмывали в небо, пикируя на боевые машины врага. На этом, в прочем, сходство с полигоном и заканчивалось.
   Задирая вверх казавшиеся обманчиво тонкими и хрупкими стволы мощных гладкоствольных орудий 2А46, русские танки взбирались по склону, и стальные клыки грунтозацепов глубоко врезались в каменистую почву. В лица наводчикам и механикам-водителям бил настоящий поток огня, мчался шквал ракет, бессильно разбивавшийся о надежную броню. Гремели глухие взрывы блоков динамической защиты, и управляемые снаряды, выпущенные американцами практически в упор, сносило прочь, уничтожая еще в полете, а те, что проникали-таки сквозь эту защиту, беспомощно взрывались, и пламя кумулятивных боеголовок, скрученное в тонике жгуты, лишь оставляло глубокие каверны-язвы в толще брони мощных и неудержимых Т-90.
  -- Противник прямо, - доложил наводчик, ставший единым целым со своим прицелом 1Г46. - На холме! Две с половиной тысячи!
  -- Осколочным, - прорычал командир батальона, чей танк вдруг оказался на острие удара. - Заряжай!
   Наводчик в одно касание оживил автомат заряжания, выбрав тип боеприпаса, а остальное предоставив делать надежному механизму. Провернулись спаренные кассеты с уложенными в них горизонтально стадвадцатипятимиллиметровыми снарядами и картузами с пороховыми зарядами, выводя нужный на линию досылания. Автомат захватил сперва снаряд, осколочный 3ОФ26, ловко извлекая его из укладки и точным, намного более точным, чем было доступно человеческой руке, движением заталкивая в жадно раскрытый казенник орудия. Мгновение спустя механизм досылания загнал в ствол заряд, набитый порохом цилиндр, и на пульте вспыхнул сигнал готовности.
  -- Целься!
   Противник почти не был виден, и танкисты били почти наугад, зная лишь общее направление. Наводчик командирского Т-90К захватил в перекрестье прицела нечто, возвышавшееся над гребнем холма, не распознав, но скорее угадав рукотворный объект, которого здесь не должно было оказаться. Система управление огнем тотчас рассчитала расстояние, внеся поправку на ветер, на скорость и направление движение танка, и башня сама довернулась на нужный угол, взяв необходимое упреждение. Окутанный теплоизоляционным кожухом - чтобы разогревшийся до белого каления металл не деформировался даже при самой интенсивной стрельбе - ствол чуть опустился, уставившись черным жерлом на закопавшегося в землю врага.
  -- Огонь!
   Наводчик плавным движением утопил кнопку спуска, и боевая машина ощутимо содрогнулась от выстрела, а по ушам экипажа, проникая под шлемофоны, ударил отрывистый грохот. Первый снаряд, скользнув по трубе орудийного ствола, умчался к позициям врага, чтобы спустя считанные секунды взметнуть над ними фонтаны земли, камня и огня. Бой начался, но едва ли именно так, как предполагали по обе стороны линии фронта.
  
   Полный беспокойства и откровенного страха оклик заставил командира пехотного батальона, обходившего позиции, со всех ног кинуться к возвышавшейся над россыпью камней треноге, увенчанной решеткой антенны радара. Локатор разведки наземных целей AN/PPS-5A, обращенный на север, казался дозорной башней, с которой часовые до рези в глазах вглядывались в горизонт, где в клубах пыли вот-вот должна была появиться конница каких-нибудь апачей или других кровожадных выродков, которые только и хотели, что повесить над входом в свои вигвамы скальпы славных американских парней.
  -- Сэр, что-то движется к нам, - темнокожий капрал, по щекам которого скатывались к шее и дальше, под воротник запыленного кителя, бисеринки пота. - На двух часах, сэр!
   Один короткий взгляд на экран - и командир батальона увидел скопление быстро ползущих по монитору отметок, пульсирующих точек, наверняка направляемых на юг, как раз к этой самой высоте, человеческой волей.
  -- Дьявол! Далеко?
  -- Миль пять, сэр, - ответил изрядно перепуганный капрал, одним из первых ощутивший присутствие рядом противника. - Полагаю, это танки, майор, сэр!
  -- Пять миль? - переспросил командир. - Что ж, еще есть время, чтобы хорошенько подготовиться к встрече с ублюдками!
   Команда "К бою!" эхом, от одного окопа к другому, прокатилась по позициям пехотного батальона, успевшего вгрызться в вершину холма настолько крепко, насколько это было возможно. Бросая лопаты, бойцы, подстегнутые отрывистыми приказами, ныряли в только что отрытые траншеи, подхватывая винтовки и пулеметы. Они мало что могли противопоставить танкам, этим стальным махинам, неумолимо надвигавшимся с севера, но ощущение тяжести оружия в руках придавало уверенности, а одно это стоило очень многого.
  -- Держаться до последнего, - приказал командир батальона, обращаясь к своим солдатам и офицерам. - Эти позиции должны остаться за нами, пока хоть один из вас жив! Русские ублюдки ничего здесь не получат, кроме того свинца, которым мы заткнем их вонючие глотки! Мы остановим их и отбросим назад, а потом спустимся вниз и добьем выродков! Позиций не покидать, выполнять приказы старших командиров - и мы еще выпьем за победу, парни!
   Операторы радаров, развернутых вдоль всей линии обороны, теперь казавшейся еще более хрупкой и ненадежной, чем хотя бы парой минут ранее, не отрывались от экранов, наблюдая, как приближаются отметки целей, которых оказалось уже очень и очень много.
  -- Не меньше двух дюжин, сэр, - ответил на нетерпеливый вопрос майора юный капрал, старавшийся изо всех сил выглядеть уверенным и хладнокровным. - Движутся в походных порядках.
  -- Эти ублюдки что, не знают, что мы рядом? Что ж, тем хуже для них, - усмехнулся командир батальона. - Не дадим им времени, не оставим ни малейшего шанса. Обрушим весь огонь, как только увидим чертовых русских!
   Пехотинцы замерли, сжавшись на дне окопов, и только расчеты противотанковых ракетных комплексов суетились вокруг пусковых установок. Расписанные зелено-коричневыми разводами камуфляжа "Хаммеры", зарытые на обратном склоне холма, были вовсе не видны, и только массивные раструбы ракетных установок возвышались над гребнем, грозно уставившись на север. Комплексы "Тоу" были самым мощным оружием батальона, который по всем существовавшим наставлениям не должен был, не мог ни при каких условиях, вести бой против вражеских танков. Сила легкой пехоты заключалась в подвижности, возможности быстрого маневра там, где не прошла бы тяжелая техника, но не в огневой мощи. Не важно, какие силы русских приближались к высоте, батальон ли, или же только рота - соотношение в любом случае не оставляло оборонявшимся почти никакой надежды. Но отступать было поздно, да и некуда.
  -- Они совсем близко, - напомнил обслуживавшим ракетную установку "Тоу" бойцам командир батальона, упорно не желавший покидать передовую. - Будьте готовы стрелять, как только увидите чертовых ублюдков! Мы должны остановить их, не подпустив слишком близко!
   В трубах пусковых установок уже ждали своего часа управляемые ракеты, увенчанные тонкими штырями взрывателей массивные конусы, а рядом замерли, прильнув к прицелам, наводчики, направив взгляды к горизонту.
  -- Они близко, - один из бойцов указал на столб пыли, поднявшийся над дальними холмами, и становившийся все более плотным с каждой секундой. - Противник на подход!
  -- Полная готовность, - отозвался командир расчета. - Старайтесь поразить их с первого выстрела - времени на второй нам могут и не дать!
   Завеса пыли становилась все плотнее, и вдруг она распалась, выпуская в раскинувшуюся перед холмом лощину танки, которые, не сбавляя ход, двинулись как раз к высотке. Колонна бронированных машин с расстояния не меньше двух миль казалась диковинной стальной змеей, что ползла, извиваясь, неторопливо взбираясь на холм, словно там было лучшее место, чтобы погреть под лучами майского солнца свои железные бока.
  -- Есть захват, - сообщил наводчик комплекса "Тоу". - Головной у меня на прицеле! Он в зоне поражения! Готов стрелять!
   Силуэт танка, подскакивавшего на ухабах, оказался точно в перекрестье нитей прицела, и стрелок в нетерпении поглаживал кнопку пуска, ожидая приказа командира. Русские уже приблизились на расстояние полета ракеты, но сами едва ли могли достать из своих орудий до вершины холма, если только стреляя наугад, по площадям, то есть зря расходуя не бесконечный боекомплект.
  -- Огонь! - рявкнул командир отделения, и наводчик вдавил клавишу, услышав, как ракета с шипением выскользнула из раструба пусковой установки.
   Управляемый снаряд BGM-71D, на лету расправляя короткие плоскости стабилизатора, как бы скатился с холма. За ним разматывался тонкий провод, соединявший ракету с пусковой установкой. Все, что требовалось от наводчика - удерживать в прицеле русский танк каких-то двадцать секунд, столько, сколько длился полет ракеты на полную дальность, а полуавтоматическая система наведения сама безошибочно выводила снаряд на верный курс, не оставляя врагу ни малейшего шанса.
   Разогнавшись до трехсот метров в секунду, ракета "Тоу-2", несущая усиленный заряд, хотя и не тандемный, чтобы поражать такни с "реактивной броне" а обычный, моноблочный, мчалась к цели, словно скользя по натянувшемуся, точно струна, взгляду наводчика. Тот видел только вражеский танк в центре прицела, да еще часто мерцавший фонарь-трассер в кормовой части ракеты, стремительно преодолевавшей сотни футов, отделявшие ее от цели.
  -- Огонь из всех стволов, - приказал командир батальона. - Уничтожьте сукиных детей!
   Пусковые установки "Тоу" разом выплюнули четыре ракеты навстречу врагу с предельной дальности, почти с четырех километров, когда противник еще не мог дотянуться до позиций легкой пехоты. Четыре танка разом окутались клубами дыма и пламени, и над окопами раздались ликующие крики - противник получил свое, едва ли поняв, что вообще оказался под кинжальным огнем.
  -- Так их, - злобно оскалился командир батальона, во всех подробностях наблюдавший за разгромом врага. Мощный бинокль - отличная оптика, противобликовое покрытие, чтоб не стать добычей вражеского снайпера, встроенный лазерный дальномер - позволял видеть все детали, словно офицер перенесся вдруг из окопа туда, к подножию холма, ставшего последним оплотом для его батальона. - Не прекращать огонь!
   Расчеты противотанковых комплексов действовали, как заведенные - не успели ракеты покинуть пусковые трубы, как заряжающие уже заталкивали в разверстые жерла новые. Словно подталкиваемые огненными факелами, управляемые ракеты мчались к целям, врезаясь в броню, обдавая ее своим раскаленным дыханием, так, что сталь пузырилась, уступая огню. Обстреливаемые в упор танки окутало пламя, в котором не могло уцелеть ничто, но именно оттуда, словно из раскаленной адской бездны, вырывались, продолжая свое упорное движение к вершине, боевые машины, под лязг гусениц и рев моторов, оказывавшиеся все ближе к позициям американской пехоты.
  -- Их не взять ни чем! Мы их не остановим!
  -- Проклятье! - командир расчета, выпучив глаза, смотрел, не смея моргнуть, как огромный, заслонявший собою весь мир русский танк неумолимо полз наверх, а на башне его еще трепетало пламя, бессильное перед прочной сталью. - Сожгите его! Заряжай! Живее, вашу мать!
   Ракеты летели одна за другой, жалящей стаей обрушившись на русские танки. Установки "Тоу" выплевывали снаряд за снарядом, буквально захлебываясь огнем, а спустя минуту в небо взвились управляемые ракеты "Джейвелин". Стрелки, взвалившие на плечи себе пусковые установки, вели огонь из укрытий, им хватало мгновения, чтобы увидеть цель, а потом уже инфракрасные системы самонаведения ракет не выпускали ее из виду ни на миг.
  -- Огонь, огонь, - надрывался командир батальона, которому вторили ротные и взводные командиры, сержанты и капралы, все как один с перекошенными от ярости и ужаса лицами. - Уничтожьте их, отправьте ублюдков к дьяволу!
   "Джейвелины" взвились над полем боя, делая горку и пикируя на строй русских танков. Тепловые головки наведения отчетливо "видели" выдыхаемой работавшими на максимальных оборотах дизелями тепло, шлейф, прекрасно различимый даже с низкой орбиты, где парили разведывательные спутники. Но видеть и быть способными уничтожить цель - вещи разные.
   Ракеты обрушились на строй боевых машин, вонзая в крыши башен и моторных отделений иглы кумулятивных струй, и сразу три танка вспыхнули, но остальные продолжили движение. Укрепленные на башнях контейнеры динамической защиты "Контакт-5", едва их касалось пламя, взрывались, сбивая с курса отвесно падавшие сверху ракеты, не позволяя тем причинить вред машинам и экипажам. Танки, содрогаясь от взрывов, шли вперед, и с вершины холма видели, как зашевелились длинные стволы орудий.
   Издали, с расстояния почти в милю, все это выглядело даже забавно. Русские танки были похожи на крохотных букашек, вдруг бросившихся врассыпную, в движении перестраиваясь, растягиваясь редкой цепью, но не меняя направления. Звук выстрелов почти не был слышен, только можно было увидеть, как окутались дымком хоботки орудийных стволов. Не было и свиста снарядов над головами - они летели в полном безмолвии, многократно опережая звук, и это было страшнее всего.
  -- О, черт! - командир батальона первым скатился с гребня холма, ныряя в окоп. - Опасность! Все в укрытие!!!
   Ответный залп русских был не стройным, но цели своей он достиг. Холм сотрясся, град осколков прошел по вершине, словно гигантская коса, сметая всех, кто не успел добраться до ближайшей траншеи. Две установки ракет "Тоу" разнесло на куски, когда снаряды упали в нескольких шагах от врытых в землю едва ли не по самую крышу "Хаммеров". Не успевших отбежать на безопасное расстояние солдат ударная волна сбивала с ног, ломая их тела, перемалывая кости. На холме воцарился хаос, в грохоте разрывов тонули крики раненых, не слышны были приказы командиров, и лишь немногие бойцы нашли в себе мужество остаться на позициях, продолжая обстреливать приближавшегося врага.
  -- Оставаться на позициях, - надрывался командир батальона, пытаясь перекричать обрушившийся на высотку грохот и рев. Схватив за рукав спрыгнувшего в окоп бойца, майор рывком вытолкнул его наверх: - Не прекращать огонь, твою мать! В бой! - Солдат затравленно уставился на своего командира, едва ли слыша, что тот кричит взахлеб, и майор, не сдержавшись, ударил мальчишку по лицу: - Приди в себя, сопляк! Ты же солдат! В бой!!!
   Что было сил майор толкнул побледневшего, трясущегося солдата наверх, буквально вышвыривая прочь из окопа, и сам последовал за ним, спеша вступить в бой, кажется, уже проигранный. Но выбраться из траншеи офицеру так и не удалось.
   Взрыв грянул в считанных десятках ярдов от того окопа, в который успел нырнуть командир батальона. Над головой с визгом пронеслись осколки, и в неглубокую траншею вновь скатился едва успевший выбраться наверх боец, но теперь лишившийся половины головы - череп срезало чуть выше надбровных дуг, ровно и аккуратно, будто бритвой. Изувеченное тело сползло под ноги майора, и тот, не обращая внимания ни на что вокруг, не слыша грохота взрывов, свиста снарядов, криков своих собственных бойцов, смотрел, жадно, во все глаза, как кровь напитывает сухую землю, как содрогается в агонии еще не утративший искру жизни человек.
   Еще один снаряд разорвался как раз перед окопом, бросив в лицо замешкавшемуся офицеру комья земли, мелкие камешки, больно ожегшие красную от загара кожу. Майора отбросило назад, и он успел увидеть, как вздрогнуло тело убитого бойца, приняв в себя запоздавшие осколки.
  -- Дьявол, - похрипел командир, упорно карабкаясь наверх. Встать во весь рост он так и не решился, передвигаясь на четвереньках. В прочем, на это мало кто обращал внимание - каждый сейчас стремился вжаться в землю, спасаясь от сыплющегося с неба свинцового дождя. - Они всех нас прикончат за минуту! Все, кто жив, на позиции, - сипло закричал майор, забыв о радиосвязи. - Открыть огонь! Прикончите русских!
   Танки были уже близко, в полумиле от линии окопов, или немного дальше, и продолжали двигаться вверх, не прекращая огня. И все же сразу несколько солдат, находившихся возле майора, кинулись к брошенным расчетами пусковым установкам противотанковых ракет. Несколько человек бросились к "Хаммеру", на крыше которого возвышалась массивная труба комплекса "Тоу". Противник был близок, счет шел на секунды, и пехотинцы спешили. Развернув лафет навстречу ближайшему танку, уверенно подминавшему под себя склон холма, бойцы направили оружие точно в лоб ему, в упор. Ракета скользнула в распахнутый зев казенника, наводчик, прильнувший к прицелу, что-то неразборчиво крикнул, тотчас отозвался командир расчета, и управляемый снаряд с шипением выскользнул из трубы, умчавшись к приближавшейся цели.
   Боец с пусковой установкой противотанкового комплекса "Джейвелин" выскочил на открытое место, становясь мишенью для русских танкистов. Его напарник ловко установил на пусковое устройство цилиндрический контейнер с ракетой внутри, стрелок развернулся, нацеливаясь, и почти без задержки, едва увидев на миниатюрном экране замкнувшуюся вокруг силуэта вражеского танка рамку, обозначавшую захват цели, нажал спуск.
   Ракета, окутанная огнем и дымом, вырвалась из "ствола" транспортно-пускового контейнера, уходя в зенит и стремительно пикируя на русский танк, почти абсолютно беззащитный перед такой атакой. "Джейвелин", действительно похожий на дротик, отвесно вонзился в крышу, слабая вспышка окутала башню танка, и многотонная боевая машина, вздрогнув, будто живая, вдруг замерла. Все ее нутро было выжжено кумулятивной струей, и танк, внешне еще вполне грозный, превратился в могилу для своего экипажа. Рядом с ним замер еще один, и еще - ракеты, вонзавшиеся в борта и башни танков, прожигали броню, нанося тяжелые раны. Стальной вал двигался все медленнее, останавливаясь в нескольких сотнях футов от вершины.
  
   Эфир пронзила короткая радиограмма, умчавшаяся по радиоволнам в пустоту, прорываясь сквозь мешанину электромагнитных помех.
  -- Всем, кто слышит, - хрипло орал, срывая связки, командир танкового батальона, как будто и не надеявшийся на радиосвязь. - Всем, кто слышит! Я Гранит, нахожусь в квадрате десять-сорок два. Вступили в огневое соприкосновение с противником! батальон ведет бой!
   Призыв о помощи пропал в пустоте, и сейчас уже не имело значения, был ли он услышан. Батальон, преодолев сотни километров по степи, наконец встретился с врагом, и теперь каждый боец, каждый из почти полутора сотен танкистов рвался к победе.
   Танки ползли в гору, обрушив на вершину холма, слабо огрызавшуюся редкими залпами ракет, настоящий шквал. Оснащенные механизмами заряжания танковые пушки выплевывали снаряд за снарядом, по одному каждый восемь-десять секунд, так что казалось, будто это не три десятка орудий палят, а зашелся в длинной очереди огромный, невероятный пулемет. Там, наверху, наверное, не могли и голову поднять, если вообще оставался хоть кто-то живой.
  -- Вперед, - прокричал в микрофон командир батальона, вложив в этот приказ все свое существо. - Не останавливаться! Не прекращать огонь! Прижмите этих пидорасов!
   Подскакивавший на ухабах танк содрогался от частых выстрелов, глухо лязгал лючок в кормовой стенке башни, через который механизм выбрасывал наружу поддоны от сгоревших картузов с зарядами. Вершина холма становилась все ближе, но с каждым пройденным метром останавливался, замирал, словно цепенея, еще один танк, не выдержавший прямого попадания примчавшейся сверху ракеты.
  -- Правее тридцать, - ровным, звенящим, точно натянутая струна, голосом, произнес командир, увидев цель в панораме своего прибора наблюдения. - Ракетная установка! Дальность тысяча сто! Осколочным - огонь!
   Еще один снаряд, извлеченный из укладки механизма заряжания, вошел в казенник, за ним - заряд, и спустя полминуты наводчик, введя все поправки - при стрельбе прямой наводкой в этом почти не было нужды - нажал на спуск. Орудие отрывисто рявкнуло, и впереди, там, где возвышалась над камнями и комьями земли увитая маскировочными сетями труба пусковой установки, взметнулась стена дыма и огня.
  -- Так их, - одобряюще прорычал командир. - Бей!
   Оба, и командир, и наводчик, одновременно искали цели, попеременно переключая на себя управление огнем. Но первый успевал еще и руководить всем подразделением, направляя свои стальные колесницы туда, где они могли стать все более эффективными.
  -- Третий, на правый фланг, - кричал в микрофон командир батальона, и один из танков немедленно изменил курс, описывая дугу у подножья холма. - Справа заходи пиндосам! Пятый, седьмой, поддержите третьего! - И тотчас со стоном, полным боли: - А, падлы!
   Едва выдвинувшийся во фланг американцам Т-90 вспыхнул - он подставил борт противнику лишь на несколько секунд, и тотчас туда, под самую башню, вонзились сразу две ракеты, от взрыва которых сдетонировал боекомплект. Их не остановили ни резинотканевые экраны, ни динамическая защита, лишь немного ослабившая удар. Танк буквально разорвало на куски, и сорванная с погона башня упала в двух десятках метров от полыхающего остова, вонзившись стволом в землю.
  -- Вперед, вперед, - подгонял своих людей командир батальона, приказавший себе не думать о потерях. - Все в атаку! Дави ублюдков! Бей!!!
  -- Мать вашу! - Механик-водитель невольно закрыл лицо руками, когда триплекс прибора наблюдения заволокло пламенем. - Суки драные!
   Ракета "Тоу-2" ударила командирский Т-90К аккурат в лоб, и тотчас сработал комплекс динамической защиты. Заряд взрывчатки привел в движение лобовую панель, вытолкнув ее навстречу управляемому снаряду, отбрасывая тот в сторону, отталкивая от танка, позволяя ему преодолеть еще несколько метров, сделать еще один выстрел. Пламя жадно облизало танк, ослепляя буквально сросшихся с приборами наблюдения танкистов, но остановить уверенного движения вверх это не смогло.
  -- Левее, - приказал командир, и водитель направил танк в укрытие, которым стала другая боевая машина, выжженная изнутри беспощадным огнем. - За танк!
   "Реактивная броня", чудо русских инженеров, спасла экипаж, но теперь в лобовом бронелисте Т-90К зиял чернотой проем, оставшийся от исполнившего свою миссию элемента динамической защиты. Вся защита теперь воплотилась в тонком листе брони, пожечь, пробить который, казалось, мог любой снаряд, любая граната, первый попавшийся осколок.
  -- Вперед, - рычал командир батальона. - Давите их! Ну же, вперед!!!
   Часто падавшие снаряды буквально перепахали холм, поставив его на дыбы, погребая под ним остатки легкого пехотного батальона Армии США. Но еще не все были мертвы, и те, кто мог сражаться, оставались на позициях. Что-то упало с неба на двигавшийся правее танк, вспыхнул огонь, и боевая машина, неловко развернувшись, застыла, подставив противнику свой борт.
  -- Черт возьми, - выругался командир батальона. - Половина машин вышла из строя!
  -- Не прорвемся, - наводчик с яростью ударил кулаком по прицелу. - Нам их не достать!
   Пораженные ракетами танки не горели - противопожарное оборудование погасило едва успевшее разгореться под броней пламя, но людям, находившимся внутри, хватило и доли секунды, чтобы превратиться в обуглившиеся головешки, так и не покинувшие своим места возле орудий или рычагов управления. Орудия рявкали все реже - снаряды в автоматах заряжания заканчивались, а заряжать вручную было некогда, да и некому, по большему счету - и лавина бронированных машин замерла на склоне холма, так и не достигнув его вершины.
   Порыв, сдержанный бьющим в лица пламенем, иссякал, бросок сходил на нет. Танки останавливались, совсем чуть-чуть не доехав до гребня холма, так близко от позиций противника, что некоторые из них уже можно было достать - и доставали выскакивавшие из окопов американские пехотинцы - из ручных гранатометов, всадив снаряд в борт или нижний лобовой лист, самые уязвимые места. Выстрелы следовали все реже - в механизированных укладках оставались уже только бронебойные снаряды, почти бесполезные при обстреле вражеских укреплений. И, наконец, командир батальона отдал единственно возможный приказ:
  -- Все назад! Выйти из-под огня!
   Фырча двигателями, танки - немногие из них могли уже двигаться самостоятельно - попятились, укрываясь друг за другом. Некоторые еще вели огонь из орудий, стрекотали пулеметы ПКТМ, и командир батальона приказал своему наводчику:
  -- Из спаренного - огонь! - И сам рванулся к прицелу зенитного "Утеса" с дистанционным управлением, из которого можно было вести стрельбу, не покидая боевое отделение.
   Рой пуль умчался к холму, вгрызаясь в раскаленную землю, перемешанную со свинцом и человеческой плотью, заставляя защитников высоты прижиматься к иссеченным осколками камням. Возможно, они даже кого-то настигли, но это уже едва ли имело значение - атака захлебнулась.
  -- Назад, - приговаривал командир, чувствуя, как содрогается под ним и вокруг него махина танка. - Все назад! Поставить дымовую завесу! Отходим!
   Противник тоже выдохся - ракеты сверху, с холма, уже почти не летели, и требовалось одно единственное усилие, чтобы сбросить врага с высоты, но сил на него у сократившегося почти вдвое батальона уже не было, как не было и снарядов. Наперебой захлопали гранатометы комплекса "Туча", выстреливая между боевыми машинами и американскими позициями из коротких стволов-мортирок, установленных на танковых башнях, дымовые гранаты. Молочно-белая завеса поднялась перед наводчиками противотанковых ракетных комплексов американской пехоты, так что вести прицельны огонь по пятившемуся противнику стало абсолютно невозможно - не помогали ни лазерные прицелы, ни инфракрасные приборы. Танковый батальон отступил без потерь.
  
   Скрываясь в клубах дыма, русские танки задом съезжали с холма, отступая на безопасное расстояние, на тот рубеж, где ракеты уже не представляли для них опасности. Бой затихал, и американские пехотинцы, те немногие, кто оставался жив, смеялись, как сумасшедшие, и вместе с ними хохотал командир батальона. По лицу его текла кровь, смешиваясь с потом, оставлявшим дорожки на грязных щеках.
  -- Мы их сделали, - захлебываясь истерическим смехом, кричал майор, схватив за плечи какого-то сержанта и тряся его, точно тряпичную куклу. - Мы их сделали, мать вашу!!!
   Это было какое-то безумие, все кричали и бранились, офицеры и солдаты были готовы целовать друг друга, забыв на какое-то время о собственных ранах, не замечая погибших товарищей, чьи тела еще не успели остыть. Те, кто остался жив, едва не пускались в пляс, вытанцовывая среди окровавленных трупов и совсем бесформенных кусков мяса, того немногого, что осталось от пехотинцев, оказавшихся слишком близко к месту падения русского снаряда.
  -- Съели, суки, - бойцы грозили кулаками стене тумана, укрывшего оставшихся врагов. Осталось их не так уж много - на склонах холма еще чадили останки доброго десятка русских танков. - Ублюдки! Приходите еще, мы ждем!
   Командир батальона первым пришел в себя, осмотревшись по сторонам и едва не взвыв от отчаяния. Количество погибших наверняка перевалило за сотню, раненых было еще больше, и им не стоило рассчитывать на помощь здесь - батальонные санитары уже почти израсходовали запас бинтов и обезболивающих, но стоны и сдавленные проклятья от этого едва ли стихли. Но самым скверным было то, что из четырех пусковых установок "Тоу" уцелела только одна. Первый, наверное, самый слабый, являвшийся скорее проверкой возможностей, удар, был отбить с чудовищными потерями. Вторая атака русских не могла не стать последней для нескольких сотен бойцов американской легкой пехоты.
  -- Победа? - презрительно и мрачно фыркнул майор, налюбовавшись на панораму разрушений вокруг. - К дьяволу такую победу! Это только агония. Мы загнаны в ловушку, в чертову мышеловку! Сдохнем не сразу, но сперва еще будем мучаться, пока не начнем молить о быстрой смерти от русской пули!
   Сжимая от бессильного гнева кулаки, командир батальона стоял, опустив лицо. Он казался самым спокойным человеком среди воцарившегося хаоса. Судьба позволила прожить еще немного, возможно, всего лишь несколько минут, и люди радовались этому, точно дети, забыв о том, насколько коварной и беспощадной она бывает. Надсадный вой заглушил слова и хохот, земля под ногами вздрогнула, метнувшись в лицо майору. Казалось, что холм - это древний курган, и погребенный под ним в незапамятные времена великан, разбуженный суетой двуногих муравьев над своей могилой, пробудился от векового сна, рванувшись на свободу, навстречу солнечным лучам, падавшим с небес, точно беспощадные и не ведающие промаха стрелы какого-то бога. Мир немедленно потонул в ярчайшей вспышке, багровом всполохе - а затем погрузился во тьму.
   Протяжный грохот взрывов, окутавших целиком вершину холма, не смолк, но уступил слитному реву десятков мощных моторов, пришедшему от самого горизонта. Танковый полк Двадцать первой гвардейской мотострелковой дивизии шел в атаку, стальным валом надвигаясь на холм, на самой макушке которого сжались от ужаса обреченные солдаты вражеской армии.
  
   "Предейтор" появился над колонной танкового полка внезапно, на краткие минуты, держась на малой высоте, где его нелегко было обнаружить. И все же беспилотник, глаза и уши вражеских генералов, в мирной тиши далеких штабов принимавших решения, был замечен, после чего - немедленно атакован.
  -- Воздушная цель, - сбивчивой скороговоркой затараторил оператор зенитной установки "Тунгуска", едва только луч обзорного радара, "мазнув" по внезапно возникшему в небе препятствию, вернулся обратно, представ слабой, но все же достаточно четкой отметкой на экране. - Цель низколетящая. Азимут сорок пять, дальность десять! На запрос системы госопознавания не отвечает!
   Лепесток антенны радара, возвышавшийся над задней частью массивной башни самоходки, не переставал вращаться, "просвечивая" небо над полковой колонной. Всего шесть "Тунгусок", при всех их возможностях все же не бывших совершенными, прикрывали бронированную армаду от атак с воздуха, и то, кто первым обнаружит противника, первым возьмет его на прицел, в этих обстоятельствах имело поистине жизненно важное значение.
  -- Твою мать, американцы! - нервно воскликнул командир боевой машины, понявший, что теперь от его приказов, от слаженности его расчета, может зависеть очень многое. - Наверняка разведчик. Остановка! Боевая готовность! Взять цель на автосопровождение!
   Самоходная установка, под широкими гусеницами которой превращалась в исходящую пряным соком кашу степная трава, остановилась, покинув продолжавшую свое движение на юг колонну. На командный пункт зенитной батареи и дальше, к самому командиру полка, умчалось тревожное сообщение, а четыре человека, укрытые под тонкой броней "Тунгуски", готовились огнем встретить незваных гостей.
   Башня "Тунгуски" развернулась, обратив к неразличимой для человеческого глаза цели пластину антенной решетки радара управления огнем. Тонкое щупальце луча метнулось к горизонту, захватывая узким конусом вражеский самолет, прижимавшийся к самой земле, где для него представляли меньшую опасность ракеты и зенитные пушки. Любые, но только не те, которыми была вооружена "Тунгуска".
  -- Есть захват, - доложил наводчик, увидев вспыхнувший на приборной панели сигнал. - Цель в зоне поражения!
   Связки транспортно-пусковых контейнеров зенитных ракет - по четыре цилиндра с каждой стороны угловатой, большой, точно дом, башни - поднялись, уставившись в небо крышками, под которыми ждали команды на запуск управляемые ракеты 9М311. Сама башня двигалась, так, что антенна радара сопровождения целей постоянно была направлена на цель, "подсвечивая" ее на фоне чистого неба.
  -- Цель маневрирует, ставит помехи, - сообщил наводчик-оператор, когда экран радара вдруг подернулся плотной пеленой помех. - Готов стрелять!
  -- Пуск!
   Две ракеты с шипением выскользнули из "труб" пусковых контейнеров с интервалом несколько секунд, и, выбрасывая позади себя дымные хвосты, взмыли в зенит, уходя к горизонту. Где-то там, в восьми километрах от позиций "Тунгуски", метался в луче радара вражеский самолет, пытаясь вырваться из захвата, ослепить наводчика потоком помех. Выстрелив по зенитной установке потоком электромагнитных импульсов, "Предейтор", управляемый своими операторами вручную, ушел к самой земле, снижаясь до опасно малой высоты, когда любое неверное движение штурвала могло обернуться потерей дорогой машины.
  -- Пошли ракеты! - почти кричал оператор, видевший, как крохотные точки, отметки зенитных управляемых снарядов стремительно сближаются с целью, а та в свою очередь быстро движется к краю экрана, туда, где пролегала граница зоны досягаемости.
   Зенитные управляемые ракеты 9М311, набрав скорость полкилометра в секунду, мчались над гребнями холмов, неумолимо настигая американский разведчик RQ-1A. Бортовая станция радиоэлектронной борьбы "Предейтора" хлестала в пустоту жгутами помех, "забивая" несущую частоту радиокомандной системы наведения - ракеты преследовали свою жертву по командам с земли, что было одновременно и хорошо, и плохо. И теперь эта нить, связывавшая ракеты и самоходную установку, была готова порваться, но оператор, колдуя над приборной панелью, "скакал" с одной частоты на другую, продолжая управлять атакой.
   Операторы "Хищника", для которых не были помехой сотни километров, отделявшие их от самолета, творили чудеса, сумев увести беспилотник от первой ракеты, девятикилограммовая боеголовка которой бессильно хлопнула в пустоте, наполнив воздух свинцом и пламенем.
  -- Первая - промах! Он у меня на прицеле, - азартно кричал оператор. - Не уйдет!
   Вторая ракета, летящая быстрее звука, обрушилась на "Предейтор", когда тот уже почти покинул границы зоны поражения. На остатках топлива, в последнем яростном рывке, словно была одушевленной, словно могла что-то желать, и в эти мгновения хотела уничтожить указанную ее создателями цель, она скользнула над беспилотником, разрываясь чуть впереди него и разворачивая прямо по курсу сплошную завесу свинца. Град из осколков хлестнул по плоскостям "Предейтора", пронзая пластик обшивки.
  -- Есть поражение, - доложил оператор, перед которым, как на ладони, разворачивалась панорама этой странной схватки, когда роботы сражались с роботами. - Прямое попадание! Цель уничтожена!
   Отметка исчезла с экрана, и на земле были уверены, что смогли одержать свою первую, пусть и не столь важную, как хотелось, победу. "Предейтор", накрытый волной осколков, камнем рухнул к земле, но в считанных десятках футов операторам удалось выровнять машину, и беспилотник, посеченный свинцовым дождем, неуверенно покачивая крыльями, лег на обратный курс. Он сделал свое дело - в штабе уже знали координаты русской колонны. Но это ничего не могло изменить - полк с ходу вступал в бой.
  
   Призыв командира танкового батальона был услышан, несмотря на все ухищрения врага, и полковник Белявский, отбросив все сомнения, думая в этот миг только о враге, которого следовало уничтожить, наказав за наглость и вероломство, приказал:
  -- Общая атака! Артиллерийскому дивизиону - огонь!
   Полторы дюжины самоходных гаубиц "Гвоздика" уже заняли позиции, остановившись посреди степи, и теперь поводили стволами орудий, увенчанными массивными набалдашниками дульных тормозов. Наводчики крутили маховики, внося угловые поправки, чтобы направить свой удар максимально точно. В казенниках уже покоились осколочно-фугасные снаряды, короткий приказ командира полка стронул с места настоящую лавину.
  -- Огонь! - разом рявкнули командиры орудий, и степь содрогнулась от грянувшего залпа. А спустя несколько секунд вершина занятой вражескими бойцами высоты окуталась клубами дыма и пламени.
   Первый залп, обрушившийся на занятую американскими легкими пехотинцами высоту, был подобен удару гигантского молота, направленного рукой разъяренного великана, невидимого, но чудовищно сильного. Холм содрогнулся, и от вершины к подножью стекла настоящая волна огня, пожиравшего все, что встречалось на его пути. Раскаленный воздух стонал и выл от пронзавших его осколков, крошечных зазубренных кусочков металла, с легкостью проникавших сквозь кевлар бронежилетов и касок, глубоко погружаясь в человеческую плоть.
  -- Заряжай, - звучали нетерпеливые приказы командиров орудий, эхом отдававшиеся в тесноте боевых отделений самоходок. - Огонь!
   Боевое отделение каждой "Гвоздики" превратилось в ад в миниатюре - раскаленный воздух на вдохе обжигал гортань, от пороховой гари, бившей в нос, мутило даже привычных к таким делам артиллеристов, а метавшийся испуганным эхом под броней грохот казался невыносимым. Тупоносые конусы гаубичных гранат скользили по лоткам досылателей, исчезая в казенниках, лязгали затворы, и снова на концах массивных стволов трепетало пламя, и снаряды уносились в небесную высь, чтобы, преодолев полтора десятка километров, обрушиться на головы метавшихся в панике среди огня и дыма вражеских солдат.
   Сгустки бесстрастной смерти, выброшенные потоком пороховых газов, мчались к одной единственной точке, о которой самим артиллеристам было известно немногое, лишь координаты на карте како-то безымянной высоты. Выпущенные прямой наводкой из танковых пушек стадвадцатипятимиллиметровые осколочно-фугасные снаряды несли смерть, но пикировавшие из поднебесья с протяжным воем не оставляли людям ни единого шанса - от них невозможно было укрыться в окопах, да и сила взрывов была такова, что от сотрясения земли схлапывались, точно пасти, любые траншеи, погребая доверившихся им солдат.
   Орудия гаубиц, романтично прозванных "Гвоздиками", отрывисто ухали, вышвыривая в пустоту очередную порцию смерти, почти двадцать два килограмма разрушительной мощи, сжатые в конус снаряда калибром сто двадцать два миллиметра. Удар следовал за ударом, сметая позиции врага, разрушая, стирая в порошок оборонительные позиции, зарывая с таким трудом выкопанные траншеи, а вместе с ними - и защитников этих окопов. Возвышавшийся над степью холм стал похож в эти минуты на извергающийся вулкан, окутавшись клубами дыма, в которых мелькали всполохи пламени.
   Гаубицы захлебывались собственным огнем, расстреливая боекомплект по неподвижной мишени, так, как расчетам редко приходилось делать даже во время учений на привычных полигонах. Огненный вал снова и снова накатывал на высоту, перемалывая в порошок все, что находилось на ней. Но это было только начало.
  -- Полк, слушай мою команду, - произнес из чрева командно-штабной машины полковник Белявский, которого в этот миг слышал каждый экипаж, каждый танк или бронемашина, готовые всей своей мощью обрушиться на врага. - Атака! Первый и четвертый батальоны - в первый эшелон, третий батальон - во второй! Цель - высота сто пятнадцать. Давайте, парни! Полный вперед! Уничтожьте их!
   Единый лязгающий сталью, пышущий жаром работающих на полных оборотах двигателей поток распался на ручьи батальонных колонн, по-прежнему направлявшихся на юг. Гусеничные ленты сминали вставшие во весь рост степные травы, а то, что оставалось, опаляли раскаленные клубы выхлопных газов. Боевые машины мчались по равнине, следуя за огненным валом, чтобы, прикрываясь им, словно щитом, ворваться на позиции ошеломленного врага.
  
   Командир пехотной роты орал, до хрипоты сорвав голос, но не был уверен, что его отчаянные крики, полные обреченности призывы о помощи кто-нибудь слышит. И, тем не менее, он вновь и вновь повторял одни и те же слова, поднеся ко рту микрофон полевой радиостанции:
  -- Атакованы превосходящими силами противника в квадрате Браво-десять! По нам ведет огонь тяжелая артиллерия! Выведено из строя не менее половины батальона! Нам не продержаться здесь, мы все погибнем! Прошу помощи, нужна поддержка с воздуха!
   Возможно, рация просто вышла из строя, после того, как ее накрыла взрывная волна, а возможно, сам офицер был контужен, и не слышал ответа. Он просто продолжал кричать, упорно повторяя одно и тоже и, кажется, заглушая даже рев взрывов, не смолкавший над тем, что оставалось от позиций батальона легкой пехоты, так отчаянно вставшего на пути русской армады. Капитан не знал, жив ли кто-то из его командиров, вообще хоть кто-то из офицеров, как не знал, сколько еще суждено оставаться в живых ему самому, и от чего он примет смерть, от направленной недрогнувшей рукой пули, или слепо летящего осколка выпущенного вслепую за десяток миль снаряда.
  -- Нужно отступать, - надсадно закричал в лицо командиру боец с нашивками сержанта, по лицу которого текла кровь, а форма оказалась испачкана в грязи и, кажется, все в той же крови, возможно, чужой. - Прикажите отступать! Нас всех здесь прикончат!
  -- Мы останемся здесь, и будем сражаться, пока можем держать орудие в руках! Нам некуда бежать, сержант, так что, черт возьми, остается только погибнуть, как настоящим мужчинам!
   Бежать никто не собирался. Четыре десятка оглушенных, растерянных, в большинстве своем раненых, хотя и не тяжело, солдат, все, что осталось от роты легкой пехоты, оставались в окопах. Сжимаясь на дне полуосыпавшихся траншей, бойцы мечтали только об одном - когда же смолкнет свист сыплющихся из поднебесья снарядов и грохот взрывов, когда же, наконец, перестанет раскалываться небо над их головами и земля под их ногами. Они были готовы сражаться, хотя бы потому, что иного выхода не оставалось, но вся решимость, вся выучка - ничто, если враг находится в десятке миль, в полной безопасности, где-то за горизонтом, посылая снаряд за снарядом и уверенно, с какой-то кровожадной неторопливостью перемалывая жалкие остатки подготовленной в такой спешке обороны.
   Страшный гул пульсировал над позициями погибавшего батальона, словно траурный набат. Над вершиной холма пылал огненный вихрь, жадно подиравший человеческие жизни. И из самого сердца этого адского пекла мчались над степными просторами, тревожа радиоэфир, отчаянные призывы о помощи.
  
   Батальонные колонны распались на клинья ротных колонн, но острия их по-прежнему были направлены в сторону врага. Следовавший в первом эшелоне танковый батальон выдвинулся вперед, словно танкисты хотели собой прикрыть следовавших шаг в шаг позади них мотострелков. Мощные Т-90, выбрасывая из-под гусениц сухие комья земли, мчались к возвышавшемуся над степью холму, механикам-водителям не было нужды пользоваться компасами и навигационной аппаратурой - столб дыма, вонзавшийся в небосвод, был лучшим ориентиром, какой можно было представить.
  -- Атакуем с ходу, - приказал командир батальона. - Вести беглый огонь! Вперед!
   Рев мощных танковых дизелей сливался с рыком двигателей боевых машин пехоты, следовавших во второй линии, точно легковооруженные лучники, сопровождавшие закованных с ног до головы в стальные латы рыцарей. Волна брони захлестывала холм, и тем, кто защищал его, оставалось только умереть.
  -- Огонь!
   С дистанции чуть менее двух километров танковые пушки послали в сторону вражеских позиций первые снаряды, и холм словно увенчала корона, каждый зубчик которой был одним из множества взрывов, вгрызшихся в земную твердь.
  -- Огонь! Огонь! Огонь, - кричал командир батальона, видя, как перед его боевыми машинами встает сплошная стена взрывов. - Предельная плотность огня! Вперед!!!
   Громовой голос гаубиц смолк в тот миг, когда танки уже взбирались по склонам вверх, туда, где, вжавшись в землю, закопавшись в нее, насколько возможно глубоко, их ждал враг. В победе никто не сомневался, но неведома еще была ее цена.
  
   Хриплые крики, перемежавшиеся треском помех, звучали в полной тишине, неожиданно опустившейся на штаб группировки в Тбилиси. Все, кто был здесь, под брезентовым полотнищем тента, умолкли, слушая, как просит о помощи командир погибавшей под ударами русского молота пехотной роты. Никто не верил, что горстка легковооруженных солдат сможет выстоять перед той мощью, что обратил против них враг, пусть это будет хоть полк, хоть целая дивизия. Но там верили, что их не бросят, и потому были готовы сражаться до конца.
  -- Им необходима поддержка с воздуха, - произнес, прервав молчание, генерал Камински. - Иначе наших парней намотают на гусеницы чертовы русские танки. Направьте в этот квадрат все, что у нас есть, всю авиацию, черт возьми! Мы их не оставим!
  -- На подходе эскадрилья истребителей F-16C "Файтинг Фалкон", - без запинки сообщил офицер с нашивками Военно-воздушных Сил США, в котором в эти минуты воплотились многочисленные американские авиабазы, раскиданные по всей Турции. - Они будут в указанном квадрате через считанные минуты. Мы прикроем наших парней, генерал, сэр!
  -- Сделайте это, и вас, как и ваших пилотов, нация назовет героями!
   Все, что мог сейчас Мэтью Камински, так это наблюдать с безопасного удаления за тем, как гибнут, ощутив на себе мощь ударов вовсе не разгромленной, не деморализованной русской армии, американские солдаты. Сердце боевого генерала пронзала боль, он и прежде видел, как умирают его бойцы, как они уходят за ворота базы, чтобы вернуться с извилистых багдадских улиц в пластиковой обертке. И теперь, когда он мог еще что-то сделать, спасти хотя бы одного человека, он был готов сам мчаться в эти русские степи, если бы это только могло что-нибудь изменить.
   А штаб жил обычной жизнью, напряженной, но вполне предсказуемой. Операторы не отходили ни на шаг от своих компьютеров, принимая все новые и новые порции разведывательной информации. Спутник оптико-электронной разведки "Ки Хоул-11" мчался где-то в космической пустоте, обратив объективы к затянутой полупрозрачной пленкой облаков поверхности планеты. Снимки, превращенные в набор электрических импульсов, немедленно уходили к земле, чтобы вновь стать изображением на мониторах. И один из кадров вдруг приковал внимание всех, кто находился в штабе.
  -- Вот они, ублюдки, - один из офицеров разведки указал куда-то в верхнюю левую часть "картинки". - Чертовы выродки!
   Мэтью Камински, стоявший у него за спиной, кровожадно ощерился:
  -- Раздавим их! Направьте туда самолеты! Я хочу видеть только мертвых русских!
   Слова генерала, превратившись в емкие строки приказа, прозвучали рублеными фразами диспетчера в кабинах десятка тактических истребителей F-16C "Файтинг Фалкон", едва успевших перевалить через заснеженные хребты кавказских гор. Оставляя величественные пики, увенчанные ослепительно-белыми коронами, за крылом, истребители меняли курс, и их пилоты торопливо щелкали переключателями, приводя оружие в боевую готовность.
  -- Противник обнаружен в квадрате Чарли-восемь, - сообщил командир эскадрильи, принимавшие данные с командного пункта. - Батарея самоходных орудий ведет обстрел позиций нашей пехоты. Нужно поддержать парней, пока их не раскатали в тонкий блин!
  -- Сделаем ублюдков! Порвем этих выродков!
   Пилоты горели желанием поскорее вступить в бой. Сейчас, когда в небе не осталось больше ни одного русского самолета, война превращалась в рутину, утомительную до скуки, когда вся работа сводилась к доставке бомб в заданный квадрат. В этом случае зенитный огонь превращался в желанное развлечение, внося разнообразие в утомительный труд "рыцарей неба".
  -- Курс один-один-ноль, - приказал командир эскадрильи. - Опуститься до двух тысяч футов! До цели девяносто миль. Оружие к бою!
   Словно соскальзывая с горки, самолеты, выстроившись цепью, мчались, лишь чуть уступая скоростью звуку, к цели, батарее вражеской артиллерии. Самоходные орудия, без устали выбрасывавшие в небо плевки раскаленного свинца, манили пилотов, как пламя свечи притягивает мотыльков. Только сгорать в его искрах американские парни вовсе не хотели.
  -- Цель прямо по курсу! Двенадцать миль. Включить прицелы!
   Невидимые для невооруженного глаза лучи лазерных целеуказателей, встроенных в подвесные прицельные контейнеры "Лайтнинг", вонзились в борта русских самоходных гаубиц, запрокинувших стволы почти в зенит. Пальцы пилотов, обтянутые тканью перчаток, напряглись на кнопках пуска, и командир эскадрильи, не затягивая паузу, приказал:
  -- Огонь!
   Град управляемых бомб GBU-22 "Пэйвуэй" сорвался из-под крыльев истребителей, гул турбин которых, возможно, уже могли слышать русские артиллеристы. Скользя вдоль лазерных лучей, точно по натянутым струнам, бомбы, расправив короткие плоскости стабилизаторов, мчались к целям. Разогнавшись до огромных скоростей, бомбы сперва пробивали тонкую броню "Гвоздик", и уже потом, оказавшись внутри, разрывались.
   Сразу полдюжины самоходок буквально разнесло на куски. Мощи пятисотфунтовых боеголовок хватало, чтобы сорвать с погонов и отбросить на много метров в сторону массивные башни, по швам разрывая корпуса
  -- Ракеты! Огонь!
   Земля еще дрожала от взрывов бомб, позиции русских орудий, враз захлебнувшихся собственным огнем, скрылись за стеной взрывов, а вслед за бомбами уже мчались управляемые ракеты. Стая AGM-65E "Мейверик", следуя за лучами лазерных прицелом, обрушилась на уцелевшие самоходки, терзая их стальную "плоть". Взрывы осколочно-фугасных боеголовок весом сто тридцать шесть килограммов вырывали целые куски брони из бортов боевых машин, превращая все, что находилось внутри, в жуткую мешанину металла и человеческой плоти.
   Чудовищно мощные в своей стихии, самоходные гаубицы, способные одни, без поддержки пехоты, авиации, танков, сокрушить любую оборону, оказались совершенно беззащитны перед противником, атакующим из иной стихии. Дивизион, застигнутый ударом из поднебесья посреди степи, погибал, не сумев защитить себя, погибал под градом дьявольски точных ракет и бомб, направленных твердой рукой свято веровавших в свою правоту, в свою победу пилотов.
  -- Цель поражена, - произнес командир эскадрильи, с высоты птичьего полета видевший, как в огне исчезает мощь русской армии, попытавшейся взять реванш. - Мы уничтожили их!
   В штабе танкового полка еще не могли понять, почему вдруг прервалась связь с артиллерийским дивизионом. Но это уже не могло ничего изменить - пехотный батальон Армии США стремительно погибал под гусеницами русских танков.
  
   Грохот разрывов над высотой вдруг стих, и сперва командиру роты показалось, что он просто оглох, такой невероятной была эта тишина. Несмело поднявшись на ноги, выпрямившись в полный рост, офицер окинул взглядом истерзанную землю, перепаханную вдоль и поперек, изрытую воронками, щедро сдобренную свинцом и человеческой плотью.
  -- Кончилось? Они отступили?
   Вертевшие головами солдаты неуверенно смотрели друг на друга и на своего командира. Их оставалось совсем мало, три дюжины, может, чуть больше, и их боевой дух, их пыл давно угас, еще вместе с первыми залпами русских орудий. Но пути назад уже не было.
  -- Кончилось? - зло прорычал командир роты, увидев движение где-то на самом горизонте. - Какого черта кончилось?! Противник! Атака по фронту!
   С севера, летя над пропахшей дымом и пороховой гарью степью, надвигались русские танки, и их было очень много. Рев моторов, сопровождаемый лязгом гусениц, нарастал, и уже приходилось кричать, чтобы слышать друг друга.
  -- На позиции! К бою, - срывающимся голосом завопил капитан, подхватывая свою винтовку. - Все на позиции, вашу мать! Приготовить ракеты! Огонь!
   Они еще могли сражаться, хотя и видели, какие силы бросил в эту вторую атаку враг, и не собирались погибать без боя. Цепь танков была уже в какой-то миле, а следом за ними ползли боевые машины БМП-3, и стволы их орудий были направлены на высоту.
   Прыгнувший в окоп рядом с командиром боец вскинул на плечо пусковую установку ракетного комплекса "Джейвелин", повел массивной трубой "ствола", скрывавшего готовый к бою управляемый снаряд, выбирая цель, и нажал на спуск. Ракета с шелестом, выбрасывая клубы дыма, выскользнула из пускового контейнера, взмывая в зенит и затем с высоты обрушиваясь на вражеские танки. Вслед за ней взмыло еще несколько ракет, полдюжины, даже меньше, рванувшись через "нейтральную полосу". Единственная уцелевшая установка "Тоу" и несколько "Джейвелинов" напомнили о своем существовании, но то, что выгорело против одного батальона, оказалось пустяком для целого полка. Стальная лавина русских поглотила их без видимого ущерба, кажется, ни одна боевая машина даже не остановилась. А затем высота вновь содрогнулась от упавших на перекопанную землю снарядов.
   Танковые пушки рявкнули вразнобой, выпуская клубы дыма, и тотчас открыли огонь боевые машины пехоты. БМП-3, настоящие машины смерти, следовавшие за танками, палили из всех стволов, изрыгая пламя, точно вулканы. Уханье стамиллиметровых орудий сливалось с частым стуком спаренных с ними тридцатимиллиметровых автоматических пушек, совершенно заглушая треск пулеметов ПКТ - три ствола калибром 7,62 миллиметра на каждой - заходившихся длинными очередями. Шквал раскаленного свинца, ударивший в лица американским пехотинцам, смел жидкий заслон в мгновение ока, сбрасывая немногочисленных защитников высоты к ее подножью, скидывая вниз по склону, не оставляя ни секунды, чтобы придти в себя.
  -- Все назад, - прокричал сквозь рев сражения командир роты, которого едва ли кто-то сейчас слышал - все были слишком напуганы, чтобы сохранять рассудок, сознавая, что происходит вокруг них, и это было простительно тем, кто вдруг оказался в самом сердце ада. - Отступаем! Всем отходить!
  -- Назад, - подхватил кто-то приказ, и люди, бросая оружие, кинулись вниз, спотыкаясь, падая, и уже кубарем скатываясь с изрытых оспинами воронок склонов. - Бежим!
   Бойцы легкой пехоты встретились с противником, который был им не по силам, и теперь бежали, спасая свои жизни. Американцы отступили, не думая удерживать позиции, а в спины им сверху, с гребня высоты, уже мчался с визгом поток пуль, безжалостно терзавших плоть. Добраться до подножья холма не сумел никто.
   Боевые машины пехоты буквально взлетели на вершину холма, гусеницами довершая то, что не смогли сделать снаряды гаубиц, все же проложивших мотострелкам путь к победе - зарывая оставшиеся окопы, в которых еще пытались найти спасение американские солдаты. Восемнадцатитонные машины, точно катки, заравнивали воронки, погребая заживо оказавшихся на дне их вражеских солдат. Никто не стрелял в ответ, никто не пытался дать отпор, и пехотинцам даже не пришлось покидать боевые машины, лишь для вида, для порядка, просто чтобы сделать хоть что-то, выпуская короткие очереди сквозь бойницы в бортах БМП-3. Этот бой выиграли не они.
   Командно-штабная машина полковника Белявского двигалась вслед за батальонами, и накатанная танками и бронемашинами колея указывала путь лучше любых карт. Полк, не останавливаясь ни на минуту, уходил на юг, туда, где его должны были ждать главные силы врага, где и предстояло решить окончательно, кому принадлежат отныне эти просторы, ведь пускай битва за небеса и была проиграна, спор за землю едва начался.
  -- Высота наша, товарищ полковник, - доложил командир мотострелкового батальона. - Потерь нет. Пленных тоже нет, только трупы. Они все погибли здесь!
  -- Артиллерия опустошает, а пехота занимает, - неожиданно произнес Белявский, вспомнив девиз, родившийся почти столетие назад, когда мир так же содрогался от великой войны. Тогда казалось, что ничего более страшного человечество уже не увидит.
   Выбравшись из нагревшегося нутра бронемашины, Николай Белявский, приставивший в бровям мозолистую ладонь, осмотрелся, мрачно присвистнув - увиденное едва ли могло кого-то оставить равнодушным. Холм как будто срыли одним взмахом великанской лопаты уменьшив втрое, это потрудились самоходные орудия, расчеты которых не старались экономить боекомплект. Наверное, за какие-то пять минут на эту высотку высыпалось не меньше семи тонн снарядов, и артиллеристов могли ощутить себя ныне сродни самому Творцу, так легко изменяя ландшафт, который природа создавала веками.
   Обуглившаяся от бушевавшего здесь недавно пламени земля еще дымилась. Дым курился над провалами воронок, испещривших склоны холма, сизой пеленой заволакивая разбросанные повсюду трупы в обрывках чужого камуфляжа, знакомого только по рисункам в учебных пособиях да некоторым заокеанским фильмам, тем, создание которых было одобрено высокими чинами из Пентагона, разрешившими и использование настоящей, а не бутафорской формы. Трупов было много, десятки, и это только те, кого не засыпало земле, похоронив в воронках без участия людей.
  -- Осмотрите здесь все, но быстро, - приказал Белявский командиру батальона. Танки без поддержки пехоты растеряют две трети своей боевой мощи, и нельзя было распылять силы, но и просто идти дальше, не думая о том, что осталось за спиной, не стоило. - Соберите документы, если найдете что в этом месиве. Трупы... - командир полка задумался, замолчав на несколько секунд под нетерпеливым взглядом своего офицера, а затем все же решил: - Трупы закопайте по-быстрому. Не стоит им просо так здесь гнить. И немедленно продолжайте наступление! Передышка будет не раньше, чем выйдем к Границе и вышвырнем янки из Грозного. Чечня, не Чечня, это часть России, и американцам на нашей земле места нет!
  -- Есть, товарищ полковник! - командир батальона приложил ладонь к сбитому на затылок шлемофону, четко отдав честь. - Собрать документы, убитых похоронить, продолжать движение!
   Торопливо козырнув в ответ, полковник Белявский вскочил на крышу командно-штабной машины БМП-1КШ, приземистой, словно сплющенной мощным нисходящим ударом, утыканной штырями антенн, вонзавшимися в самое небо. Командир полка нырнул в проем люка, захлопывая за собою тяжелую крышку, не способную, в прочем, обеспечить действительно надежную защиту, и об этом знали все офицеры штаба. Тонкая броня, способна остановить пули и легкие осколки, давала лишь видимую безопасность, а в бою именно штабным машинам могло достаться больше всех остальных, против них будут брошены большие и лучшие силы - враг давно уяснил простую истину, заключавшуюся в том, что самая сильная армия, лишившись управления, переставала быть угрозой.
  -- Трогай, сержант, - коротко приказал Белявский своему механику-водителю, не снимавшему рук с рычагов управления. - Поехали. Вперед!
   Дизельный двигатель УТД-20 взревел, вкладывая все свои три сотни лошадиных сил в то, чтобы стронуть бронемашину с места, едва только командир полка оказался на своем месте, и никто из находившихся рядом с ним офицеров не услышал донесшийся из-за горизонта гул турбин. Роты и батальоны, вновь перестраиваясь в походные колонны, уходили на юг, оставляя за собой поле выигранного сражения, а навстречу им, низко стелясь к земле, мчалась штурмовая авиация врага. Призыв командира американской пехотной роты был услышан, но сам он, уставившийся в небо остекленевшими глазами мертвеца, этого уже не видел.
  

Глава 3 "Летающие танки"

  
   Ставропольский край, Россия - Тбилиси, Грузия
   19 мая
  
   Штурмовик А-10А "Тандерболт-2" производил впечатление неуклюжей, тяжеловесной, чертовски неповоротливой машины, и в полете впечатление это только усиливалось. Узкий фюзеляж с вынесенной далеко вперед, к самому носу кабиной пилота, низко расположенные прямые крылья, словно топором вырубленные, две вертикальные "шайбы" килей на концах стабилизаторов, а перед ними - "прилепленные" к фюзеляжу на коротких пилонах "бочонки" мотогондол, все это представляло разительный контраст со стремительными обводами сверхзвуковых истребителей, в которых, казалось, воплотилась скорость и маневренность. Но сила "Тендерболта" заключалась вовсе не в скорости, и, хотя и прозванный за внешнюю неуклюжесть "бородавочником", этот самолет был грозной силой на поле боя, и оценить всю его мощь могли те пехотинцы, которым довелось хоть раз оказаться в чистом поле, лицом к лицу с неудержимо мчащимися в атаку вражескими танками.
  -- Это Эхо-лидер! Разведка обнаружила противника, - раздался в наушниках голос командира эскадрильи. - Колонна русских танков и бронемашин в квадрате Чарли-три. Движутся на юг, к позициям нашей пехоты. За ними уже наблюдает "Хищник". Нужно остановить их, парни! За дело!
   Дюжина штурмовиков летела над бурыми просторами степи, ровной, точно стол, лишь где-то на горизонте вздыбливавшейся невысокими холмами, которые едва ли могли стать надежным укрытием для вражеской техники. В прочем, это было справедливо и для атаковавшей стороны - добиться внезапности очень трудно, если до поры нельзя спрятаться за складками местности, и твой самолет видят с земли за два десятка миль. Самолеты, нагруженные до отказа ракетами и бомбами, шли на высоте чуть менее мили, там, где они уже были уязвимы для ракет "земля-воздух" и еще - для зенитной артиллерии. В прочем, только в теории - русских не было видно и слышно с той секунды, когда эскадрилья пересекла линию границы, да и пробить титановый панцирь "бородавочника" мог далеко не каждый снаряд.
  -- Приготовиться! Противник в полусотне миль от нас. Сохранять осторожность, команда Эхо! Русские танки прикрывают зенитные установки SA-19, - напомнил командир, слышавший бодрые вопли своих пилотов, жаждавших поскорее схлестнуться с врагом. - Они вооружены ракетами и скорострельными пушками калибра тридцать миллиметров, радиус зоны поражения - пять миль. Сбивают все, что летает ниже двенадцати тысяч футов. Если окажетесь в захвате, немедленно выполняйте маневр уклонения, сбрасывайте ложные цели и включайте станции РЭБ. Их ракеты чертовски быстры, у "Бородавочника" почти не будет шансов, если долбаные Иваны успеют открыть огонь! Главное, не паниковать, парни!
  -- Мы готовы! Надерем ублюдкам задницы!
  -- Снизиться до тысячи футов, - приказал командир эскадрильи, чья машина летела в общем строю, заняв место на фланге. - Скорость триста! Разбиться на звенья!
   Пилот послушно толкнул штурвал, заставляя штурмовик снизиться, чтобы хоть так на время скрыться от вражеских радаров, выиграв те самые секунды, которые понадобиться, чтобы выйти на рубеж пуска, выстрелив хоть мгновением раньше, чем это сделает противник. Двадцатидвухтонная машина отозвалась с ощутимой неохотой - это был самолет, предназначенный для полетов по прямой, пусть и на ничтожно малой высоте, а потому любой резкий маневр, казалось, был противен всему ее существу. И все же пилот смог заставить свой самолет снизиться, одновременно увеличив обороты двигателей. Пара реактивных турбин "Дженерал Электрик" уверенно тащила тяжелый штурмовик вперед, преодолев инерцию и заставив крылатую машину разогнаться до семи сотне километров в час. Враг был все ближе, но едва ли подозревал о грозящей ему опасности. Возможно, на земле русские еще были сильны, но небо им отныне не принадлежало.
  -- Эхо-шесть, я Эхо-пять, внимание! Оружие к бою! - раздался голос командира звена, выдвинувшегося вперед на полкорпуса, и из смещенной к самому носу штурмовика кабины обозревавшегося исчезавшую под крылом степь, над которой вот-вот должен был появиться шлейф поднятой гусеницами русских танков пыли.
   Пилот повертел головой, изучая до уныния однообразный ландшафт, над которым пролетал его штурмовик. Лишенный переплетов каплевидный фонарь обеспечивал превосходный обзор, и это компенсировало недостаток приборов - "Тандерболт", в отличие от компьютеризированных до предела тактических истребителей, был оснащен только радиовысотомером, простейшим навигационным комплексом, да системой предупреждения об облучении, извещавшей пилота о том, что его машина оказалась у кого-то на прицеле. Но сила штурмовика была не в компьютерах, а в мощной семиствольной пушке "Эквалайзер", щерившей свои тридцатимиллиметровые стволы из-под кабины пилота, в ракетах "Мейверик", целая дюжина которых была подвешена под плоскостями, в титановой броне, надежно защищавшей самого летчика. И эту силу вскоре предстояло ощутить на себе русским солдатам, воевавшим, несмотря на очевидность своего поражения, с упорством обреченных.
   Щелкнув переключателем на приборной панели, пилот снял с предохранителя весь свой арсенал, не слишком разнообразный, но способный уничтожить - при должной удаче - целый взвод противника без посторонней помощи. Звено, отклоняясь от прежнего курса, забирало западнее, и эскадрилья, прежде похожая на сжатый кулак, превратилась в ладонь с растопыренными пальцами, не став от этого менее грозным противником. Русская колонна будет здесь как на ладони, на этой равнине, и никаких сил не хватит, чтобы без поддержки собственной авиации отразить воздушную атаку сразу с нескольких направлений.
   Пилот, сосредоточенный на приказе, уверенно вел свой "летающий танк", закованный в прочную, не всякому зенитному снаряду по зубам, броню, к цели, скрытой до поры невысокой холмистой грядой. За спиной глухо выли турбины, жадно всасывавшие горячий, наполненный песком и пылью степной воздух. Рука летчика невольно стиснула ручку управления, и большой палец легко касался гашетки, поглаживая ее нежными движениями, точно щеку любимой девушки. К услугам пилота была вся сокрушительная мощь штурмовика "Тандерболт", и он был готов пустить ее в ход.
  -- Двадцать миль, - предупредил командир звена, чей самолет летел чуть правее и на два корпуса впереди, как будто бы указывая путь. - Снизиться до пятисот футов. Курс два-два пять. К бою!
  -- Два-два-пять, - эхом отозвался ведомый, отклоняя в сторону штурвал. - Пятьсот футов. Принято, лидер!
   Счет шел на десятки секунд, враг был близко, и сердце летчика застучало учащенно, разгоняя кровь по затекшему от пребывания в не слишком удобном кресле. Позади были сотни миль, преодоленные в одном рывке, впереди - схватка с самым опасным противником, какой только мог достаться.
  
   Беспилотный самолет-разведчик RQ-1A "Предейтор", невесомая и хрупкая игрушка - таким он казался с земли - описывал круги, провожая "взглядом" своих камер мчавшиеся по степи русские танки. В небе над ставропольскими степями реяло с десяток таких "роботов", без устали шаривших по поверхности земли "взглядами" телекамер и лучами бортовых локаторов. Операторы, управлявшие полетом "Хищников" из грузинской столицы, не отводили глаз от мониторов, непрерывно осуществляя поиск цели. В прочем, здесь не было нужды в излишнем внимании - ту цель, которую с высоты птичьего полета пытались обнаружить "пилоты" разведывательных самолетов, не заметить было практически невозможно.
   Колонна, десятки грозных боевых машин, взметнули в воздух клубы пыли, смешивавшейся с выхлопными газами и порой почти полностью скрывавшей танки лучше любой дымовой завесы. Их не было видно, но луч бортового радара "Хищника" легко проникал сквозь эту непреодолимую для невооруженного взгляда преграду, без труда выдавая расположение боевых машин противника.
  -- Опустись ниже, - предложил второй "пилот" своему напарнику, управлявшему беспилотником в ручном режиме, с помощью обычного штурвала, так что моно было легко представить себя в кабине настоящего самолета, а не фургоне мобильной станции управления. - Мы слишком близко, эти ублюдки могут нас увидеть даже без радаров!
  -- Разобьем машину, - помотал головой первый оператор. - Врежемся в склон, и все!
   И все же он толкнул от себя колонку штурвала, заставляя "Хищника" снизиться, уходя от чужих радаров. Но было уже поздно - на приборной панели вспыхнул сигнальный дисплей, и тотчас прозвучал тревожный зуммер системы предупреждения.
  -- О, дьявол! "Хищник" в захвате!
  -- Уходим, - произнес, срываясь на крик, второй пилот. Сейчас он не думал о том, что досюда, до самого Тбилиси, русские зенитчики не дотянутся, как бы ни старались. Но в любом случае потеря дорогого самолета не лучшим образом скажется на карьере его операторов. - Уклоняйся! Сбрасывай высоту!
  -- А, черт!!!
   Зуммер системы предупреждения надрывался, извещая, что "Хищник", как ни старались его "пилоты", оставался в узком конусу луча вражеского локатора. И по этому лучу, точно по путеводной нити, вслед за беспилотником могли в любой миг сорваться ракеты "земля-воздух".
  
   Стащив с головы наушники, офицер связи обернулся к стоявшему за его спиной генералу Камински. Командующий ударной группировкой, не замечая ничего и никого вокруг, смотрел поверх головы своего подчиненного на огромный экран, плазменную панель, заменившую неудобные полотнища бумажных карт, без которых прежде невозможно было представить ни одни штаб. Отныне в них не было нужды - данные со спутников, разведывательных самолетов, в том числе беспилотных "Хищников", донесения командиров подразделений, что наступали по земле, превращались в символы, перемещавшиеся по экрану, и вместе с ними перемещалась линия фронта.
  -- Сэр, разведка обнаружила танковые колонны русских, - взволнованным голосом произнес офицер, представивший так ясно, словно сам вдруг оказался за сотни миль отсюда, как мчатся по степи, вздымая клубы пыли, бронированные армады врага. - Противник находится в квадрате Чарли-два. Крупное скопление техники!
  -- Движутся к границе прямым путем, - произнес Мэтью Камински, взглянув на "живую" карту, приковывавшую взоры всех, кто находился в штабе. - Они угрожают нашим флангам и могут выйти в тыл, нарушая коммуникации.
  -- По воздуху мы сможем снабжать наступающие части всем необходимым, - возразил офицер Военно-воздушных сил, услышавший последние слова командующего. - Небо над Россией русским уже не принадлежит.
  -- Какими силами мы располагаем в этом квадрате?
  -- Эскадрилья штурмовиков А-10А "Тандерболт" уже получила приказ и будет у цели через считанные минуты, генерал. И только что воздушное пространство Грузии покинула эскадрилья истребителей F-16C "Файтинг Фалкон".
   Офицер-летчик ответил без лишних раздумий, точно зная, какой самолет где именно находится. Пока, в прочем, в небе над южной Россией было не так много крылатых машин - большая часть только возвращалась из очередного вылета, успешно отбомбившись по мостам и переправам в тылу противника, а часть самолетов вовсе находилась на авиабазах, за сотни миль от Тбилиси. И казалось, русские знают об этом, выбрав для своего удара тот миг, когда почти никто не смог бы остановить их яростный бросок на юг.
  -- Приказываю направить в квадрат Чарли-два все наличные силы, - жестко произнес генерал Камински. Время для него вдруг сорвалось с места стремительным бегом, теперь решающей могла стать каждая минута, и их было не так много, чтобы тратить понапрасну. - Противника нужно остановить на дальних подступах. Уничтожьте их всех!
  -- Слушаюсь, сэр!
   Офицер связи, вновь вернувшись к своей аппаратуре, принялся сыпать приказами на весь эфир, и пилоты находившихся в эти минуты в воздухе самолетов, пока державшихся возле границы, разом изменили курс, направляясь в одну точку, туда, где, сотрясая землю, двигались батальоны и полки русской пехоты. Закрыв глаза, Мэтью Камински опустил голову, заставив себя не слышать возгласы находившихся вокруг людей, их торопливый речитатив. Генерал приготовился ждать, зная, что ожидание не будет слишком долгим - реактивным самолетам потребуется мало времени, чтобы оказаться над русскими колоннами. И тогда степь содрогнется от тяжкой поступи войны.
  
   Антенна радара кругового обзора, без устали вращавшаяся над плоской крышей гусеничного транспортера МТ-ЛБУ, словно очерчивала защитный круг, замыкая в него колонну танкового батальона, рвавшегося на юг. Здесь, на подвижном пункте разведки и управления ППРУ-1 "Овод", было замкнуто командование зенитным дивизионом, прикрывавшим полк от угрозы с воздуха, и командир отделения управления вместе с оператором радиолокационной станции до боли в глазах вглядывались в подергивавшийся пеленой помех экран. Позади осталась распаханная снарядами и гусеницами боевых машин высота, где приняли смерть американские пехотинцы, и это было лишь началом настоящего сражения.
  -- Полный вперед, - приказал следовавший в общей колонне полковник Белявский, вместе со своим штабом находившийся в передовых эшелонах наступавшего полка. - Не останавливаться! Отставших не ждать! Только вперед!
   Полк атаковал, нанося удар, по сути, в пустоту, не зная, где находится враг, какими силами он может располагать, и даже в общих чертах не представляя этого. И все же полк, одержавший первую настоящую победу, наступал, оторвавшись от других частей своей дивизии, и здесь, на степной равнине, вся надежда была только на зенитные установки "Тунгуска-М", да на радар "Овода". И тот не подвел. Решетчатая антенна, совершая очередной, Бог знает какой по счету за время этого марша оборот, исторгла очередной импульс, и тот вернулся обратно через пару секунд, превратившись в четкую отметку на экране.
  -- Воздушная цель, - сообщил оператор, привлекая внимание командира, находившегося на расстоянии вытянутой руки. - Цель малоразмерная по азимуту девяносто. Дальность тридцать, высота не более трехсот метров.
  -- Разведчик! Чертов шпион! Передать целеуказание на командный пункт батареи! Уничтожить его!
   Каждый понимал, что может означать появление над колонной разведывательного самолета, и теперь, скорее всего, любые действия будут безнадежно опоздавшими. И все же это были действия, но не безвольное ожидание.
   Команда умчалась по автоматической линии связи от "Овода" к батарейному пункту управления ПУ-12М, и уже оттуда - на одну из самоходных установок "Тунгуска-М". Боевая машина замерла на месте, как вкопанная. Массивная башня ракетно-пушечного зенитного комплекса, увенчанная антенной локатора, развернулась, направив к горизонту стволы орудий и обтекатели транспортно-пусковых контейнером управляемых ракет. Луч радара захватил цель почти мгновенно, и сразу две ракеты, оставляя стремительно тающие дымные следы, рванули куда-то вдаль, словно отгоняя прочь досаждавшую мошкару. И в тот же миг на экране вспыхнули новые отметки.
  -- Группа воздушных целей! Дальность тридцать, сектор шесть! Приближаются! Не меньше десяти отметок!
  -- О, черт, - простонал, ударив в сердцах кулаком по приборной доске, командир. - Это штурмовики! Батарее - боевая тревога!
   Ощетинившиеся стволами автоматических пушек и зенитными ракетами башни "Тунгусок" разворачивались в сторону еще не видимой угрозы, оттого, в прочем, не становившейся менее реальной. Метнулись к горизонту лучи радаров, "ловя" приближавшиеся на малой высоте вражеские самолеты, и, как только дистанция сжалась до восьми верст, ввысь взмыли первые ракеты. Но еще раньше огонь открыл противник.
  
   С высоты нескольких сотен футов русская колонна казалась черным пунктиром, протянувшимся по степи от самого горизонта. Короткие штрихи взводов, отделенных один от другого небольшими промежутками, сливались в ротные колонны, расстояние между которыми было побольше, а дистанция между батальонами уже измерялась сотнями и даже тысячами метров.
  -- Эхо-шесть, приготовиться, - приказал командир звена. - Атака по схеме "карусель"! я по головной машине, ты - по хвосту колонны! В атаку!
   Звено распалось, устремившись к танковой роте, вздымавшей над собой густые клубы пыли. Самолеты полого пикировали, нацеливаясь на русские боевые машины. Ведущий вырвался вперед, пересекая маршрут движения вражеской колонны, и заходя ей в правый фланг, в то время как ведомый держался слева, сблизившись с противником не более, чем на десяток миль, но этого все же было слишком много, чтобы навести на цель ракеты.
  -- Атакуем одновременно! - напомнил командир звена, выполнявший заход на цель точно, четко и уверенно, словно на полигоне.
   Штурмовики, зашитые в прочнейшую броню из титанового сплава, скатывались с невидимой горки, и один из них уже оказался справа от колонны, не более, чем в десятке миль от нее, второй же, летевший по прямой, оставался слева, заходя противнику в борт. Телевизионная прицельная система уже была активирована, и теперь пилоту ведомой машины оставалось только совместить прицельную марку в центре экрана с силуэтом замыкающего танка, и, дождавшись подтверждающего сигнала, нажать кнопку.
  -- Пуск!
   Звено атаковало одновременно, ведомый открыл огонь с дистанции чуть более пяти миль, когда противника можно было видеть даже невооруженным взглядом. Ракета AGM-65B "Мейверик", за которой вытянулся огненный хвост, сошла с направляющей под широкой плоскостью штурмовика, уносясь вперед. Телевизионная головка наведения "запомнила" выбранную пилотом цель, и теперь управляемый снаряд совершал полностью автономный полет.
   Ракеты, за несколько секунд преодолев отделявшее их от целей расстояние, атаковали выбранные цели сверху, метя в крыши башен, не имевшие такой защиты, как лобовая часть. Кумулятивные боеголовки в пятьдесят семь килограммов взорвались, выбрасывая жгуты огня, перед которыми не устояла даже прочная многослойная броня. Динамическая защита танков Т-90 не подвела, но экипажи, контуженные мощными взрывами, сотрясшими многотонные боевые машины, теперь просто не могли продолжать движение. Колонна, блокированная с двух сторон, замерла, и те мгновения, что требовались командирам еще целых танков, чтобы принять решение, должны были стать роковыми для попавшей в западню роты.
   Рванув на себя штурвал, летчик, преодолевая инерцию тяжелого штурмовика, заставил свой самолет отвернуть в сторону, выходя из атаки и снова набирая высоту. Бой превращался в расстрел малоподвижных и почти беззащитных целей, в которые превратились лишенные свободы маневра русские танки.
   В кабине "Тандерболта" неожиданно взревела сирена системы предупреждения AN/ALR-64 - протянувшийся с земли луч вражеского радара коснулся бронированного борта штурмовика, и тотчас оттуда же, с земли, взмыли ракеты.
  -- Я в захвате, - прокричал в эфир пилот, пытавшийся вытянуть свою машину из убийственного пике, преодолевая упрямство тяжелого самолета. Пожалуй в эти мгновения впервые летчик искренне возненавидел свою крылатую машину, прежде казавшуюся такой могучей в своих титановых доспехах. - Я атакован! По мне выпущены ракеты! Выполняю маневр уклонения!
  -- Сбрасывай ложные цели! Срывай захват!
   Разогнавшиеся до пятисот метров в секунду ракеты, почти не оставлявшие за собой дымного следа, то есть почти невидимые на фоне голубого неба, настигали тяжелый штурмовик, маневрируя с тридцатикратной перегрузкой. Счет шел на секунды, и у того, кто находился в воздухе, оставалось совсем немного шансов.
  -- Они слева от меня, - кричал пилот, бросая "Тандерболт" в правый вираж. - А, черт, заходя в хвост!
   Пробежавшись чуткими пальцами по переключателям на приборной доске, летчик, забывший об остававшихся внизу русских танках, привел в действие все системы самообороны. Контейнер "Трэкор" ALE-40 исторг из своего нутра целый ворох дипольных отражателей и тепловых ракет-ловушек, рассеивая их вокруг неуклюже маневрировавшего штурмовика. И одновременно подвесная станция постановки помех AN/ALQ-119 послала на землю, в направлении вражеского зенитного комплекса, поток помех, "забивая" канал управления выпущенными ракетами и ослепляя чужие локаторы.
   Оператор "Тунгуски", с земли посылавший управляющие команды на выпущенные по штурмовику ракеты, на мгновение потерял цель, и "Тандерболт", пилот которого выжимал из своего самолета все, на что было способно это чудовище с крыльями, смог оторваться, уведя машину из зоны поражения зенитных ракет, но только для того, чтобы атаковать снова.
  -- Эхо-шесть, зенитная установка на двух часах, - сообщил командир звена, первым увидевший цель. - Семь миль от тебя! Это SA-19! Выполняй отвлекающий маневр! Я достану ублюдков!
  -- Понял, Эхо-пять. Действуем!
   Действуя слаженно и расчетливо, звено атаковало "Тунгуску", яростно плевавшуюся ракетами. Ведомый, набрав высоту, обозначил свое намерение нанести удар, немедленно вновь попав в луч прицельного радара боевой машины. Снова взвыл зуммер системы предупреждения, и пилот выбросил новую порцию ложных целей, однако было уже поздно - еще две ракеты мчались навстречу штурмовику, безнадежно запаздывавшему с выполнением противозенитного маневра.
  -- Вижу цель, - сообщил ведущий. Его "Тандерболт", прижимаясь к самой земле, сблизился с зенитной установкой всего на три мили, пользуясь тем, что русский расчет был целиком и полностью увлечен боем с его напарником. - Пуск!
   Потянув на себя штурвал, командир звена выполнил "горку", кратковременно набирая высоту русские, увидев новую цель в опасной близости от себя, уже не могли помешать внезапной атаке. Две ракеты "Мейверик", врезавшись в борт "Тунгуски", разорвали на куски зенитную установку, уничтожив ее расчет, даже не успевший ощутить страх перед неизбежной смертью.
  -- Цель поражена!
   Командиру звена недолго пришлось торжествовать свою победу над врагом. Продолжая начатый маневр, он оказался над позициями зенитного дивизиона, и вслед "Тандерболту" устремился град тридцатимиллиметровых снарядов, в клочья рвавших даже прочный титан. Самолет тряхнуло от носа до хвоста, когда вгрызшиеся в его стальную плоть снаряды добрались до тросов, управлявших рулями и стабилизаторами. Штурмовик, потерявший управление, завалился на крыло, стремительно падая, и все, что осталось пилоту - вытянуть на себя рычаг катапульты, доверяясь надежности кресла ACES II. Невыносимая тяжесть вдавила тело в спинку кресла, когда пороховые ускорители сорвали то с креплений, отделяя от самолета. В тот миг, когда над головой летчика с громким хлопком развернулось полотнище парашютного купола, охваченный огнем "Тандерболт" взорвался, врезавшись в землю.
  
   Первый удар незаметно подкравшихся к колонне штурмовиков был страшен. Скрываясь от всепроникающего "взгляда" радаров на предельно малых высотах, "Тандерболты" атаковали с ничтожной дистанции, наверняка поражая выбранные цели. Обрушившиеся на походные порядки полка залпы ракет "Мейверик" произвели настоящее опустошение, сразу уничтожив или выведя из строя не менее десятка танков. Даже "реактивная броня" комплекса "Контакт-5" пасовала перед мощными боеголовками управляемых ракет, нескончаемым дождем сыпавшихся с небес.
  -- Воздушная тревога, - кричал, срываясь на хрип, полковник Белявский, сжимая в руках микрофон, и его возглас слышали все экипажи, каждый боец полка, застигнутого на марше атакой вражеских штурмовиков. - Воздушная тревога! Принять меры к отражению атаки противника! Всем средствам противовоздушной обороны - огонь!
   Американцы, оставаясь незамеченными до последней секунды, ударили разом по голове и хвосту колонны, и, хотя степная равнина по обе стороны от ведущего на юг проселка оставалась вполне проходимой для тяжелой техники, командиры подразделений замешкались, боевые машины сгрудились, превращаясь в превосходную добычу для пилотов навалившихся на танковый полк "Тандерболтов".
   В воздухе находилась целая эскадрилья закованных в прочную броню штурмовиков, в каждом заходе обрушивавших на такие доступные цели потоки огня. Но на их пути встали полдюжины самоходных установок "Тунгуска-М", словно ангелы-хранители, собой прикрывшие захваченный врасплох полк, и вместе с ними бой готовились принять расчеты переносных зенитно-ракетных комплексов "Игла". Двадцати семи ручных ракет "земля-воздух" могло хватить, чтобы отразить почти любую атаку, но не то, что ждало сейчас танковый полк.
   Штурмовики, проносившиеся над колоннами на бреющем полете, описывали круг за кругом, и, оказавшись на дистанции пуска, вновь и вновь выпускали ракеты "Мейверик" по русским танкам и бронемашинам, угодливо подставлявшим свои борта под стремительные удары. Жгуты кумулятивных струй плавили броню, выжигая внутренности боевых машин, неся мучительную смерть тем, кто понадеялся на прочность брони.
  -- Всем - полный вперед, - приказал Белявский, надеясь, что его слышат командиры рот и батальонов. Полковник понимал, что для его бойцов сейчас вся надежда - в скорости, в стремительном маневре, который позволит выйти из-под удара. - Рассредоточиться! Поставить дымовую завесу! Зенитному дивизиону принять все меры к отражению!
   Единый могучий поток, каковым предстал полк с высоты птичьего полета, немедленно рассыпался на множество ручейков, батальонных и ротных колонн. Танки, обгоняя друг друга, съезжали с проселка, рассыпаясь по степному простору, и теперь пилотам "Тандеболтов" приходилось охотиться на них, гоняясь за каждой боевой машиной под шквальным огнем с земли.
   Гранатометы "Туча" с хлопками выстреливали во все стороны дымовые гранаты, и плотная завеса окутала боевые машины. Этого оказалось мало, и механики-водители запустили термодымовую аппаратуру, впрыскивая в поток раскаленных выхлопных газов топливо. Пары горючего, вырвавшись из выхлопных труб, конденсировались, превращаясь в густой туман, сквозь который невозможно было практически ничего различить невооруженным взглядом.
  -- Группа целей в секторе два, - докладывал оператор обзорного радара машины управления "Овод". - Атакуют порядки мотострелкового батальона! Еще несколько в секторе четыре. Штаб в опасности!
  -- Мотострелковому батальону отражать атаку противника штатными средствами, - приказал командир дивизиона. - Батарее "Тунгусок" обеспечить прикрытие штаба полка!
   За тонкой броней корпуса "Овода", не способной защитить его экипаж ни от "Мейвериков", ни даже от малокалиберных снарядов пушек американских штурмовиков, кипел яростный, ожесточенный до безумия бой. С шипением взмывали в небо зенитные ракеты, молотили, захлебываясь раскаленным свинцом, зенитные пушки и пулеметы "Утес", а с неба, волна за волной, сыпались все те же "Мейверики", прожигавшие танковую броню, с каждым новым попаданием сокращая шансы застигнутого врасплох полка.
  
   Противник показал зубы, и сразу два штурмовика огнехвостыми метеорами рухнули вниз, к земле, не сумев прорваться сквозь завесу зенитного огня. По атаковавшим "Тандерболтам" вели огонь десятки стволов всех типов и калибров, и мало какой пилот мог без страха вести свою крылатую машину на цель, когда в лицо ему бил шквал огня.
  -- Команда Эхо, я Эхо-лидер, - командир эскадрильи, сам не выходивший из боя ни на минуту, взывал в эфир, собирая своих бойцов, тех, кто еще был жив и способен сражаться. - Атакуем "звездным" налетом! Особое внимание - штабным машинам и зенитным установкам противника! Вперед!
   Сдвинутая к самому носу кабина "Тандерболта", прикрытая лишенным переплета фонарем, обеспечивала превосходный обзор, и, несмотря на то, что боевые машины русских скрывались во мгле дымовой завесы, пилот все же смог разглядеть гусеничный транспортер, ощетинившийся усами радиоантенн, которые не оставляли сомнений в назначении именно этой машины.
  -- Я Эхо-шесть, вижу штабную машину противника! Атакую!
  -- Эхо-шесть, я Эхо-два, иду к тебе! Действуй, я прикрою!
   На подвеске штурмовика оставалось еще полдюжины ракет "Мейверик", и пилот без колебаний развернул свою машину на цель, выходя в пологое пике, словно соскальзывая с небосклона к той самой бронемашине, которая несла в себе русских командиров. Уничтожить их - и весь полк, лишившись управления, превратится в легкую добычу, а ради этого стоило рискнуть.
  
   Боевая машина зенитного ракетно-пушечного комплекса "Тунгуска-М" резко остановилась, замерев, точно вкопанная. Оператор радара только ждал этого момента, и, как только механик-водитель ударил по тормозам, тотчас направил на стремительно приближавшийся штурмовик цилиндрический обтекатель антенны радара сопровождения цели, установленной в лобовой части башни. Противник был уже близко, на самой кромке границы зоны досягаемости ракет, мчась прямо на "Тунгуску" с максимальной скоростью, на какую только был способен его самолет.
  -- Есть захват, - услышав подтверждающий сигнал системы управления огнем, доложил оператор, с этого мгновения державший врага на прицеле. - Цель взята на сопровождение! Противник в зоне поражения! Ракеты готовы к пуску!
  -- По воздушной цели ракетами - огонь!
   Кнопка пуска утонула в приборной панели, и две зенитные ракеты 9М311, вырвавшись из цилиндрических транспортно-пусковых контейнеров, укрепленных на бортах массивной башни, взмыли в небо.
  -- Есть пуск! Ракеты пошли!
   Антенна радара управления огнем оставалась нацеленной на американский штурмовик, сопровождая вражеский самолет, а оптический пеленгатор непрерывно отслеживал мерцавшие вспышки трассеров зенитных ракет, и все данные - о курсе, расстоянии, скорости - тотчас попадали в блоки вычислительного комплекса. Бортовой компьютер "Тунгуски" без участия человека - человек просто не мог принимать решения так быстро, как это требовалось сейчас, когда противники сошлись на считанные километры - непрерывно вырабатывал управляющие команды, посылая их вслед выпущенным ракетам. Радиокомандная система управления, совмещенная с мощной вычислительной машиной, обладала высочайшей надежностью - ракеты "Тунгуски" почти невозможно было обмануть ложными целями, уводя их в сторону.
   Американский пилот оказавшись под огнем, не мешкал, бросая свою машину в отчаянные маневры и разбрасывая вокруг дипольные отражатели. Станция постановки помех "забивала" радиокомандную линию управления, и посланные с боевой машины вслед ракетам импульсы вязли в этом плотном месиве электромагнитных импульсов.
  -- Цель ставит помехи, - докладывал наводчик боевой машины, несмотря ни на что, пытавшийся удерживать противника в луче радара управления огнем. - Маневрирует! Пытается сорвать захват!
   Радар "Тунгуски" видел не одну единственную цель - десятки, большая часть из которых была лишь невесомыми обрезками фольги. Но для бездушной электроники все, что становилось препятствием для луча локатора, резавшего небо, казалось настоящей целью, вражеским самолетом, несущим бомбы и ракеты, чтобы обрушить их на метавшийся по степи танковый полк. Одна из ракет 9М311 ушла в сторону, выбрав для атаки ложную мишень, когда "Тандерболт" находился чуть более чем в четырех километрах от самоходки - и от командно-штабной машины, которая словно пряталась за спиной "Тунгуски".
  -- Первая - промах! - докладывал, срываясь на крик, оператор радара. Напряжение достигло своего максимума, люди хрипели и утробно рычали, обливаясь горячим потом, и до боли в глазах, не замечая ничего вокруг, вглядывались в мерцающие экраны радаров. Для них враг представал пульсирующей точкой на мониторе, безликой, но оттого не менее грозной.
   Прорываясь сквозь огонь, американский штурмовик рвался к цели, и вторая ракета "земля-воздух" не успевала, оказавшись слишком далеко от "Тандерболта". Дистанционный взрыватель сработал слишком рано, девять килограммов взрывчатки превратили ракету в огненный шар, разбрасывая во все стороны осколки, разогнанные до чудовищных скоростей. Шестидесятисантиметровые стержни, готовые поражающие элементы зенитной ракеты, с визгом впились в обшивку самолета, утыкаясь в плиты брони. Стальной град забарабанил по бортам и плоскостям штурмовика, но титановые "латы" А-10А выстояли перед этим натиском.
  -- Мимо! А, черт, промахнулись!
  -- Второй залп, - прокричал в лицо оператору радара командир боевой машины, бешено вращавший глазами. - Пуск! Уничтожь его!
   С хлопками еще две ракеты взмыли в небо, прочеркивая его белыми полосами инверсионного следа. Через три секунды экран локатора заволокла непроницаемая пелена помех.
  
   Обе ракеты взорвались где-то в стороне, обманутые помехами, отвлеченные ложными целями, и хотя осколки второй накрыли штурмовик, так что крылатая машина содрогнулась всем своим "телом", пилот, не замечая ничего вокруг, рвался к своей добыче. Генератор помех работал на полную мощность, ослепляя радары наведения русских ракет, быстрых дьяволов, вновь и вновь устремлявшихся к "Тандерболту".
  -- Эхо-шесть, я Эхо-два, - прозвучал в наушниках сильно искаженный голос пилота подоспевшего на помощь штурмовика. - Я прикрою твой хвост! Атакуем!
   Небо перед "Бородавочниками", пикировавшими на группу русских бронемашин, наполнилось огнем. Сотни пуль с грохотом барабанили по титановой обшивке штурмовиков. Казалось, по звену ведет огонь весь русский полк. Зенитные пулеметы "Утес", установленные на танковых башнях, заходились злобным лаем, выбрасывая потоки свинца в небо, создавая почти непроницаемый купол над танковым батальоном и штабной ротой командира полка. И, несмотря на то, что пули калибра 12,7 миллиметра были не в силах даже поцарапать титановый панцирь, пилотам, оказавшимся под перекрестным огнем десятков стволов, стоило немалых усилий, чтобы не свернуть с курса, продолжая атаку. Пространство возле штурмовика пронзали десятки трасс, крупнокалиберные пули впивались в днище машины, оставляли царапины на бронированном стекле фонаря кабины, и, казалось, каждая из этих чертовых пуль нацелена точно в лицо пилоту, уподобившемуся летчику-камикадзе, ведущему свой самолет в самоубийственную атаку.
  -- Цель прямо по курсу, - сообщил своему новому напарнику пилот головного штурмовика, видевший русскую штабную машину перед собой, как на ладони. Щелкнув переключателем, летчик привел в действие систему наведения, наложив перекрестье прицела на силуэт КШМ. Несколько мгновений - и телевизионные головки ракет "Мейверик" "запомнят" цель, после чего останется только выпустить их, и тогда русского командира ничто не сможет спасти. - Есть захват!
   Нажать на кнопку пуска летчик не успел - росчерки трассирующих снарядов мелькнули за бортом самолета, возле самого фонаря кабины, и пилот, не понимая, что делает, рванул штурвал, сваливая "Тандерболт" на крыло. Русский наводчик зенитного орудия поспешил, первая очередь прошла мимо, и пилот закричал от восторга, осознав, что пока еще жив и может продолжить бой.
  -- Эхо-два, второй заход, - хрипло прокричал пилот, уводя свой штурмовик из опасной зоны, но лишь для того, чтобы спустя несколько мгновений снова оказаться в гуще боя. - Атакуем зенитную установку! Эхо-два, как понял?!
   Наводчик русской зенитной установки все же не промахнулся, просто он выбрал другую цель, и сейчас напоровшийся на шквал тридцатимиллиметровых снарядов "Тандерболт", кувыркаясь, уходил к земле, потеряв управление. Пилот первого штурмовика успел увидеть, едва не вывернув при этом собственную шею, как тяжелый "Фэрчайлд-Рипаблик", охваченный пламенем, ушел куда-то влево и вниз и на полной скорости врезался в вершину невысокого холма, взметнув ввысь фонтан пламени. Купол парашюта, диковинный цветок с лепестками из прочного шелка, в воздухе так и не расцвел.
  -- О, дьявол! Проклятье! - И уже в адрес врага: - Чертовы выродки! Я вас достану, ублюдки!
   Штурмовики один за другим срывались с небес, наталкиваясь на зенитный огонь. Из сплошного облака дымовой завесы, что заволокла степь, взмывали огненными каплями ракеты "земля-воздух", оттуда же, из этого туманного марева, били без устали зенитные орудия и пулеметы. И одна из зенитных установок была очень близко, извергая в небо потоки огня, и все, что требовалось - совместить с ее силуэтом на экране телевизионной системы перекрестье прицела, после чего ракеты "Мейверик" разнесут самоходное орудие на куски, и в открывшуюся брешь в обороне врага смогут ворваться остатки эскадрильи.
  
   Экран радара заволокла завеса помех, и наводчик зенитного ракетно-пушечного комплекса "Тунгуска", как ни терзал приборную панель, перескакивая с одной частоты на другую, не мог справиться с этим. Враг был близко, на расстоянии удара, намного ближе, чем было необходимо, и оставался при этом невидимым.
  -- Цель ставит помехи! Цель не наблюдаю!
  -- Переходи на ручное наведение, - приказал командир боевой машины. - Из пушек - огонь! Сбей его! Сбей!!!
   Лучи радаров вязли в паутине помех, на приемники локаторов управления огнем и поиска целей возвращался не один эхо-сигнал, отраженные от вражеского самолета, а множество, десятки импульсов, большая часть из которых была порождена станциями радиоэлектронной борьбы штурмовиков "Тандерболт". Это был странный бой - компьютер против компьютера, программа против программы, роботы сражались с роботами, направляемые несгибаемой волей людей. Сложная техника, сошедшаяся в поединке над походными порядками танкового полка, оказалась равна, и ни одна сторона не могла рассчитывать на победу только за счет бездушного железа. Но оставалось еще мужество бойцов, решительность, быстрота реакции и готовность принести себя в жертву грядущей победе.
   Наводчик "Тунгуски", оставив радар, теперь совершенно бесполезный, приник к оптическому прицелу, наведя перекрещивающиеся нити на силуэт вражеского самолета. Штурмовик был рядом, стремительно увеличиваясь в размерах, заполняя одно за другим кольца прицела. Он мчался на зенитную установку, точно американский пилот был намерен таранить "Тунгуску", обрушив на нее всю массу своего самолета.
  -- Вижу цель, - доложил наводчик. - Высота пятьсот, дальность три тысячи! Готов к стрельбе!
   Все, что должен был сейчас делать человек - удерживать мишень в перекрестье прицела, все прочее выполняла техника. Лазерный дальномер определял расстояние до вражеского самолета с точностью до метра, а бортовой компьютер без участия людей рассчитывал упреждение, направляя спаренные стволы автоматических пушек 2А38 в ту точку небосвода, где снаряды должны будут настигнуть штурмовик, летящий с высокой скоростью.
   Противник был близко, он мчался на самоходную установку, опускаясь все ниже, к самой земле. Расстояние сжималось так быстро, что реакция человека безнадежно запаздывала. Происходящее вдруг стало напоминать поединок двух рыцарей, с той лишь разницей, что только один мчался галопом на врага, второй же оставался на месте, спокойно и уверенно нацеливая свой удар.
  -- Огонь!
   Услышав приказ, наводчик с яростью вдавил гашетку, вкладывая в это движение всю свою ярость, весь страх, все желание победить. С треском заработали автоматические пушки "Тунгуски", выбрасывая из четырех тридцатимиллиметровых стволов шквал раскаленного свинца, мчавшегося навстречу вражескому самолету со скоростью почти тысяча метров в секунду. Казалось, били не обычные, пусть и сверхскорострельные пушки, а какие-то фантастические лазеры - трассеры выпущенных к цели зенитных снарядов сливались в мерцающие лучи, вонзившиеся в силуэт распластавшего прямые, словно обрубленные на концах крылья штурмовика.
   Автоматические пушки выбрасывали навстречу пикирующему "Тандерболту" восемьдесят четырехсотграммовых снарядов каждую секунду, наполнив воздух пламенем и свинцом. Огненная завеса развернулась на пути штурмовика, и пилот не нашел в себе сил продолжать атаку, выполнив резкий разворот и уходя из-под огня. А вслед ему уже мчались зенитные ракеты "Игла" - расчеты зенитного взвода, едва успев выбраться из бронетранспортера БТР-80, торопливо вскидывали на плечи темно-зеленые раструбы переносных зенитно-ракетных комплексов, активируя системы наведения ракет, и, как только звучал сигнал захвата цели, стрелки-зенитчики, не мешкая, нажимали на спуск, посылая в вышину один самонаводящийся снаряд за другим.
  
   Головка наведения ракеты AGM-65B не успела захватить цель, когда американский летчик, уходя из-под огня, в последний миг нажал кнопку пуска. Управляемый снаряд огненным росчерком умчался к земле, безнадежно промазав по цели, но в тот миг, когда ракета была уже в полете, летчик думал уже только о том, как бы остаться в живых.
   Это выглядело даже красиво, зачаровывая своей смертоносностью. Русское зенитное орудие выбросило в небо шквал свинца, и к "Тандерболту" протянулись огненные нити, туго натянутые мерцающие струны, поток трассирующих снарядов. Очередь прошла в стороне, чуть выше, и пилот, напрягая мышцы, толкнул штурвал, уходя вниз, к холмам, обрамлявшим равнину, превратившуюся в поле боя.
   Противник промахнулся, подарив пилоту штурмовика еще один шанс, драгоценные секунды, которые могли решить исход этой схватки. Луч радара, резавший небо над зенитной установкой SA-19, увязал в мешанине помех, дробился о рассыпавшиеся следом за маневрировавшим "Тадерболтом" дипольные отражатели, и русский наводчик мог полагаться только на собственные глаза, пусть даже и усиленные оптикой и электроникой. И он не увидел, как штурмовик, описав почти полный круг, исчез на миг за горизонтом, скрываясь от всех и вся, чтобы появиться вновь, выходя в новую атаку оттуда, откуда его появления враг ожидал меньше всего.
   Пилот "Тандерболта" изменил курс, направляя свой самолет на русскую зенитную установку. Прицельное кольцо на колиматорном индикаторе на лобовом стекле А-10А сжалось вокруг русской боевой машины, и бортовой компьютер пронзительным зуммером сообщил о захвате цели. Летчик теперь не стал использовать ракеты "Мейверик", которых и так осталось в обрез на внешней подвеске. На этот раз, когда противники сошлись накоротке, в ход пошло иное, не менее мощное оружие. Одно движение большого пальца руке, лежавшей на рычаге управления самолетом - и ожило автоматическое орудие "Эвенджер", выплюнув в цель поток свинца.
  -- Получите, засранцы!!!
   Семь тридцатимиллиметровых стволов автоматической пушки GAU-8/A зашлись злобным лаем, изрыгнув поток огня. Сердечники подкалиберных снарядов, разогнанные до скорости тысяча двести пятьдесят метров в секунду, обрушились на землю стальным дождем, а навстречу им уже мчались зенитные снаряды русской SA-19, наводчик которой открыл огонь почти одновременно.
  -- О, черт! Долбанные ублюдки!
   Рев пушки, выпускавшей снаряды со скоростью семьдесят штук в секунду, по десятку из каждого ствола, заглушил даже вой турбин, оттеснив куда-то все прочие звуки кипевшего вокруг сражения. Самолет ощутимо дрогнул, когда вся мощь орудия оказалась спущена с короткого поводка. Пилот видел, как огненные нити трасс впиваются в борта и крышу зенитной установки, которая теперь была видна, как на ладони. Мгновение - и резким движением руки, рывком штурвала летчик увел свой штурмовик с боевого курса, ушел из-под огня.
   Они находились друг напротив друга не более пары секунд, но этого хватило, чтобы сделать по смертельному выстрелу. Пилот "Тандерболта" увидел, как взлетела на воздух, исчезая в ярком пламени, русская зенитная установка, когда ее накрыла точная очередь. Сердечники бронебойно-подкалиберных снарядов PGU-14/B, тридцатимиллиметровые "иглы" из обедненного урана, намного более тяжелого, чем любая сталь, вскрыли тонкую броню "Тунгуски" с той же легкостью, с какой швейцарский нож откупоривает жестянку с консервами. Немедленно взорвался боекомплект и топливо, но русские зенитчики за мгновение до гибели, быстрой и легкой, успели дать достойный ответ.
  -- Проклятье! - вскрикнул пилот А-10А, когда его штурмовик тряхнуло, так что пилот едва не откусил себе язык. - О, черт!
   Тридцатимиллиметровые снаряды "Тунгуски", снабженные неконтактными взрывателями, разорвались на пути штурмовика, зарывшегося в это облако визжащего свинца. Осколки царапнули обшивку фюзеляжа, оставляя глубокие шрамы, пронзили плоскости, добравшись до топливных баков, но пористый наполнитель, мгновенно набухший от контакта с воздухом, запечатал пробоины, не позволив вытечь и капле горючего и тем более не пустив внутрь хищное пламя.
  -- Дьявол!!!
   Самолет, резко уйдя вниз, оказался как раз над русскими бронемашинами, часть из которых остановилась, хотя и не казалась поврежденной. Пилот рванул штурвал, вытягивая "Тандерболт" выше, а вслед ему уже мчались крупнокалиберные пули башенных пулеметов КПВТ, "главного калибра" колесных бронетранспортеров БТР-80. Шестидесятичетырехграммовые кусочки раскаленного свинца, разогнанные до тысячи метров в секунду, с грохотом били по бронированному днищу А-10А, оставляя на титановой "шкуре" отметины, увидев которые никто на земле впредь не посмеет сказать, что летчик в стороне, в безопасности переждал этот бой.
   Что-то вспыхнуло почти под самым брюхом набиравшего высоту штурмовика, и летчик увидел взмывшие из пыльного марева искры ракет "земля-воздух". Времени на маневр у него не оставалось.
  
   На земле творился сущий ад, что-то постоянно взрывалось, рассыпая искры пламени, брызги горящего топлива и осколки раскаленного металла. Натужно ревели двигатели танков и бронемашин, над головами, обрушивая вниз потоки огня, с грохотом проносились американские штурмовики, и после каждого захода еще одна боевая машина взрывалась, пораженная точно выпущенной ракетой или меткой очередью из бортовой пушки. А вслед им мчались потоки малокалиберных снарядов и зенитные ракеты, настигавшие свои цели в поднебесье и рвавшие, рвавшие их в клочья, одну за другой повергая на землю, туда, где от нестерпимого жара плавилась броня русских бронетранспортеров.
  -- Цель по азимуту тридцать! - Командир отделения зенитно-ракетного взвода мотострелкового батальона указал на промчавшийся над пыльным шоссе штурмовик. - Огонь!
   С грохотом взорвалась стоявшая рядом "Тунгуска", и нескольких бойцов, едва успевших выбраться из бронетранспортера БТР-80, сбило на землю ударной волной. Но были и те, кто удержался на ногах. Контуженные, оглушенные, с обожженной гортанью, они продолжали сражаться, видя только цель, быстро удалявшийся от их позиции американский самолет, только что уничтоживший зенитную установку.
   Стрелок, взваливший на плечо массивный тубус зенитно-ракетного комплекса "Игла", развернулся вслед "Тандерболту", услужливо подставившему свою корму, пышущие жаром сопла работавших на полную мощь турбин, и, как только штурмовик оказался в прорези прицела, рванул спусковой крючок.
   Ракета покинула раструб ПЗРК не сразу - прошло несколько мгновений, прежде чем охлажденная до сверхнизких температур головка наведения "увидела" цель, излучавшую окружающее пространство массу тепла. Стартовый двигатель с громким хлопком выбросил зенитную ракету 9М39 вслед цели, и, когда управляемый снаряд оказался уже на безопасном расстоянии от стрелка, запустился маршевый двигатель, разогнавший "Иглу" до шестисот метров в секунду.
  
   Зенитная ракета ушла куда-то в корму, исчезнув из поля зрения пилота, но летчик, сидевший за штурвалом А-10А "Тандерболт", знал, что управляемый снаряд никуда на самом деле не пропал. Тепловая головка наведения русской ракеты SA-18 захватила цель, шлейф раскаленных выхлопных газов, и теперь расстояние между самолетом и преследовавшей его ракетой стремительно сокращалось.
  -- А, проклятье! Ублюдки, вам меня не достать, - прорычал сквозь зубы пилот, чувствовавший, как перегрузка свинцовой тяжестью наваливается на плечи, сдавливает грудь. - Черта с два!
   Летчик знал, что делать. Устройство сброса ложных целей выстрелило залпом несколько тепловых ракет-ловушек, вспыхнувших за кормой штурмовика ярким созвездием, видимым даже средь бела дня. До упора рванув рычаг управления. Пилот направил "Тандерболт" точно на солнце, уже клонившееся к горизонту, пытаясь обмануть систему наведения ракеты, отвлечь ее на еще более "горячую" цель.
   Зенитная ракета мелькнула под крылом штурмовика, отклоняясь от прежнего курса, и пилот увидел, как вспух в полусотне футов левее его машины огненный шар взрыва.
  -- Хреновы Иваны! Сожрали, ублюдки!? Да, черт возьми, меня так просто не взять!
   Пилот торжествовал еще одну победу. Но те, кто оставался на земле, считали иначе. Сразу три ракеты метнулись к штурмовику, замыкая его в кольцо, атакуя сразу с нескольких направлений, не оставляя возможности для маневра. С треском позади "Тандерболта" рассыпались ложные цели, которых оставалось все меньше и меньше, и одна ракета ушла в сторону, захватив "обманку" и взорвавшись в пустоте без всякой пользы.
   Штурмовик дрогнул, и кабину пилота огласил визг аварийной сигнализации. Русская ракета вонзилась точно в двигатель, и взрыв килограммовой боеголовки в сопле турбины едва не сорвал гондолу с пилона. Двигатель вспыхнул, вытекшее из перебитых топливопроводов горючее загорелось, и самолет, теряя высоту, провалился вниз, опрокидываясь на левое крыло.
  -- Нет, - кричал во весь голос пилот, тащивший на себя штурвал с такой силой, что рвались жилы. - Дьявол, нет!
   "Тандерболт" имел немало недостатков, особенно в глазах тех, кто привык к стремительной красоте сверхзвуковых истребителей, мчащихся где-то в заоблачной вышине. Тихоходный, подчас до ужаса неповоротливый, он, однако, был идеальным оружием для штурмовок на сверхмалых высотах. Закованный в титановую броню, с многократно дублированными системами, этот самолет мог выдержать шквал зенитного огня, когда с земли стреляло все, что имело ствол, и даже потеря одного двигателя не была смертельной раной для этой машины. Но на этот раз летчик не верил в свою счастливую судьбу.
  -- Это Эхо-шесть, я подбит, - кричал пилот, из последних сил удерживавший на курсе изрешеченный осколками штурмовик. - Теряю управление! Я теряю высоту! Падаю! А, черт, падаю!!!
   Поединок человека с внезапно ставшей почти неуправляемой крылатой машиной не мог длиться слишком долго. В какой-то миг летчику удалось выровнять свой самолет, но еще одна русская ракета именно в это мгновений впилась в бронированное днище, пронзая фюзеляж, точно настоящая игла. Тяжелую машину вновь тряхнуло, опрокидывая в пике, все более крутое с каждой секундой. Земля метнулась в лицо, и пилот последним осознанным усилием рванул рычаг катапульты. В себя он пришел уже на земле, и первым, что увидел летчик, были мчавшиеся прямо на него русские бронемашины.
  
   Антенна радиолокационной станции пункта разведки и управления "Овод-М-СВ" продолжала мерно вращаться, подсвечивая парившие над боевыми порядками полка вражеские самолеты. Там, в боевом отделении командирской машины, не было места суете, панике, вообще любым чувствам. Люди действовали с точностью автоматов, бросая друг другу короткие фразы, пальцы стремительно порхали над приборными панелями, отправляя сигналы-приказы на уцелевшие боевые машины "Тунгуска-М" и электронные планшеты командиров отделений переносных зенитно-ракетных комплексов "Игла". А тех оставалось все меньше и меньше с каждой минутой боя.
  -- Устроили настоящую охоту на наши зенитные установки, - со злостью произнес командир дивизиона, видевший, как на экране остается все меньше и меньше отметок, обозначавших его боевые единицы, а вместе с ними исчезала и надежда на то, что полк все же сумеет выбраться из этой степи. - Проклятье! Три "Тунгуски" уже осталось! И "Игл" тоже в обрез! Сволочи!
  -- Мы уничтожили до черта янки, - заметил оператор, который видел, что и вражеских самолетов становится все меньше - снаряды "Тунгусок" и зенитные ракеты сваливали чужие машины на землю одну за другой. - Целую эскадрилью, мать их! Счет в нашу пользу!
  -- Осталась половина боевых машин, и боезапас на исходе! Какой, на хрен, счет!? Они нас похоронят здесь!
   Американские "Тандерболты", опускавшиеся к самой земле, едва не цеплявшиеся бронированными брюхами за гребни невысоких холмов, гонялись за каждой зенитной установкой, не жалея ракет и снарядов. Атаковали парами - один отвлекал, вызывая огонь на себя, второй же, действуя на предельно малой высоте, подкрадывался поближе к цели и, прежде, чем его успевали заметить, открывал огонь, в упор выпуская свои "Мейверики" или расстреливая цель из пушки с расстояния подчас меньше километра. В ответ летели стремительные "Иглы" - расчеты ПЗРК прикрывали "Тунгуски" на ближних подступах, устраивая настоящие засады - и пилоты, только радостно кричавшие, торжествуя победу, уже кричали от ужаса, чувствуя неминуемое приближение безмолвной смерти, летящей быстрее звука.
   Ревели турбины штурмовиков, захлебываясь свинцом, лаяли пушки, с шелестом пролетали над головами ошеломленных бойцов ракеты, и где-то что-то взрывалось, как на земле, так и в небесах, падая сверху огненным дождем из пылавших обломков. По американским самолетам стреляло все, что могло стрелять - зенитные пулеметы "Утес", автоматические пушки боевых машин пехоты 2А70, и сами мотострелки, распахивая люки бронемашин, палили в небо из автоматов и ручных пулеметов. Сотни очередей расчертили небо над колоннами полка, с мерцанием проносились тысячи трассирующих пуль, которые становились видны даже при свете уходившего дня.
  -- Расчеты докладывают об уничтожении десяти вражеских самолетов, - сообщил оператор, перед которым на экране, как на ладони, разворачивалась картина боя во всей своей красе. - Противник отступает! Наша взяла, командир!
   Командир дивизиона ликовал. Даже если потери противника преувеличены - в горячке боя сложно вести подсчеты - это действительно была победа. Полк выстоял под ударом самой эффективной авиации, выдержал атаку летчиков, оттачивавших свои навыки в горах Афганистана и иракских пустынях, и еще оставался вполне боеспособным. Увлекшись охотой на зенитные установки, пилоты "Тандерболтов" оставили в покое танки, и потери оказались вопреки первому впечатлению весьма малы.
  
   Эскадрилья тактических истребителей "Файтинг Фалкон" была и впрямь похожа на стаю охотничьих соколов, мчавшихся к добыче по воле своего хозяина. Для дюжины летчиков война будто бы и не началась. Сражение кипело где-то впереди, на земле, где обрывались каждый миг десятки, сотни человеческих жизней, но здесь, над облаками, царили покой и тишина.
  -- Внимание, это Виски-лидер! Команда Виски, пятьдесят миль до рубежа атаки, - произнес командир эскадрильи, не прерывавший связи с командным пунктом в Тбилиси. - Ракеты к бою! Приготовиться!
   Пилоты, щелкая переключателями, торопливо снимали с предохранителя оружие, которому только оставалось указать цель и нажать на спуск, обрушивая на головы русских море огня.
  -- Снизиться до десяти тысяч! Скорость четыреста миль! Разомкнуть строй!
   Истребители, точь-в-точь бойцовые птицы, камнем падающие на ничего не подозревающую жертву, пробили тонкую облачную пленку, обдавая степь под собою рокотом турбин. Плоскости крыльев и стабилизаторов резали разреженный воздух, взвихривавшийся позади самолетов, закручиваясь тугими жгутами турбулентных потоков. Пилоты были готовы к бою, их машины несли столько ракет и бомб, что хватило бы для уничтожения целой дивизии, и им нечего было бояться - враг оказался сброшен с неба, разгромлен, и на земле его ждала та же участь.
   Пилоты касались клавишей и тумблеров, приводя в действие системы наведения. Лучи бортовых радаров AN/APG-68(V)5 скользили по ровной, точно стол, поверхности степи, вытянувшись вперед на десятки миль, стараясь нашарить противника, остававшегося прикованным к земле, а значит, и уязвимым, почти беспомощным против того, кто вольно парил в небесах, спокойно выбирая свои цели.
   Тактические истребители "Файтинг Фалкон" не в первый раз выполняли задачу, истребителям вовсе не свойственную, атакуя наземные цели, действуя не в поднебесье, а над полем боя, точно штурмовики. Но для того, чтобы выполнить полученный приказ, эскадрилья, каждая из двенадцати крылатых машин, имела все необходимое - ракеты "Мейверик" и кассетные бомбы, такие, чтобы одного единственного боеприпаса хватило для уничтожения целой танковой роты.
  -- Вижу цель, - неожиданно сообщил пилот одного из истребителей. Луч локатора коснулся бронированного борта русского танка, вернувшись стремительным эхо на борт "Сокола". С этой секунды участь врага была решена. - Двадцать миль прямо по курсу!
  -- В атаку!
   Пальцы легли на кнопки пуска, лучи радаров впились в цели. Враг, еще ничего не подозревавший, оказался под прицелом мчавшихся наперегонки со звуком хладнокровных охотников.
  
   Небо над походными порядками танкового полка внезапно очистилось, и оператор обзорного радара машины управления "Овод-М-СВ" узнал об этом прежде всех остальных. Отметки целей исчезли с экрана локатора, продолжавшего чертить охранительный круг над подразделением. В эфире звучали приказы полковника Белявского, рапорты командиров батальонов и рот, докладывавших о потерях. Противник нанес немалый урон, но не фатальный. В прочем, все это не существовало для офицера, все внимание которого было приковано к мерцающему экрану.
  -- Мы отбили эту атаку, - с неподдельной радостью произнес командир зенитного дивизиона. - Американцы теперь не раз подумают, прежде, чем сунутся снова.
   Мерный писк зуммера сменился прерывистой трелью, и оба, оператор и командир, взглянув на экран, увидели россыпь мерцающих точек, приближавшихся с юга.
  -- Твою мать! - оператор пробежался пальцами по приборной панели, но картинка не изменилась - к ним по-прежнему мчались чужие самолеты, волной накатываясь на истерзанный боем полк.
  -- Тревога, - приказал командир дивизиона. - Угроза воздушного нападения! Связь с командиром полка, быстро, черт возьми!
   Одна из отметок, находившаяся ближе прочих, вдруг разделилась, и к центру экрана, к источнику излучения, то есть к самому пункту управления быстро, очень быстро двинулись сразу две метки, слишком мелкие, чтобы оказаться самолетами.
  -- Ракеты! - Оператор чувствовал, как по всему телу выступил холодный пот. - О, черт!
  -- Выключить радар!
   Командир дивизиона не мешкал, приказав сделать то единственное, что еще могло спасти их, оказавшихся под прицелом, от мчавшихся к земле противорадарных ракет. Одно касание приборной панели - и локатор "умер", но было слишком поздно.
  
   Описывая очередной круг, луч русского радара скользнул, дотянувшись на пределе дальности, по фюзеляжам стремительно снижавшихся истребителей. Разом в кабинах всех машин взвыли сирены бортовых систем оповещения об атаке AN/ALR-69, извещая пилотов, что те оказались на прицеле у противника. Летчики ждали этого.
  -- Русский радар прямо по курсу, - четко произнес командир звена, одновременно касаясь приборной панели, делая это легко и быстро, точно опытный пианист за клавиатурой хорошо настроенного рояля. - Дальность до цели не более двадцати миль. Ракеты HARM к бою!
   Эскадрилья не должна была встречаться с воздушным противником - все русские самолеты уже догорали на земле - но опасность, исходившая от зенитных ракет, оставалась вполне ощутимой, и мастерство русских зенитчиков уже успели ощутить пилоты "Тандерболтов". Именно поэтому оружие воздушного боя "Файтинг Фалконов" ограничивалось парой ракет "Сайдвиндер" на каждой машине, но целых два звена, треть эскадрильи, несли противорадарные ракеты, чтобы пробивать своим товарищам бреши в противовоздушной обороне русских дивизий.
   Американские пилоты десятки раз отрабатывали на учениях то, что сейчас предстояло совершить в реальных условиях, когда платой за малейшую оплошность может стать собственная жизнь. В прочем, никто не боялся всерьез - противник, даже если и знал об их приближении, пока еще ничего не мог сделать, чтобы помешать атаке. Эскадрилья находилась вне зоны поражения русских ракет, зато сами русские уже были в пределах досягаемости. Услышав пронзительный зуммер, летчики разом активировали системы защиты, и автоматы сброса ложных целей ALE-40 выстрелили ворох дипольных отражателей. И одновременно пришли в действие системы целеуказания AN/ASQ-213 HTS в подвесных контейнерах. Головки наведения противорадарных ракет AGM-88A получили данные о цели, и летчики тотчас дали залп.
  -- Пуск! Ракеты пошли!
   Звено залпом выпустило две ракеты HARM, несущие под обшивкой узких, диаметром всего двадцать пять сантиметров, семидесятикилограммовые осколочно-фугасные боеголовки. Разгоняясь за считанные секунды до скорости, вдвое превышавшей скорость звука, оперенные "иглы" управляемых ракет мчались к цели, вражескому радару. Противник обнаружил эту стремительную атаку, выключив локатор, но изменить свою участь уже не мог. Пассивные головки наведения ракет нацеливались на излучение работающей радиолокационной станции, запоминая источник, а огромная скорость полета не оставляла жертве времени, чтобы стремительным маневром уйти из-под удара.
  
   Командир зенитного дивизиона танкового полка, охваченный животным ужасом, рванул люк, распахивая его на всю ширь, и нырнул в проем. Офицер упал, споткнувшись обо что-то, перекатился по земле, неловко встал, почувствовав, как левую ногу пронзила боль - неудачное приземление прошло не без последствий.
  -- Куда, товарищ майор? - Оператор радара, высунувшись по пояс из открытого люка, кричал вслед своему командиру, а тот, ничего не замечая вокруг, бежал, хромая и спотыкаясь, стремясь оказаться как можно дальше от машины управления. - Стойте! Назад!
   Ракеты летели к цели бесшумно, намного обгоняя звук, и об их приближении на земле узнали не раньше, чем разом, с интервалом в две секунды, громыхнули два взрыва. В лицо оператору, так и не успевшему захлопнуть люк, ударила волна жара, от которого кожа тотчас покрылась волдырями, и начали тлеть волосы, а по бронированным бортам ударил град осколков.
   Шрапнель, обрушившаяся на цель косым ливнем, искорежила антенну локатора, мгновенно ослепив полк - теперь можно было полагаться только на радары уцелевших "Тунгусок", обладавшие значительно меньшей дальностью действия - но сам "Овод" уцелел. Легкая броня оказалась достаточной преградой для осколков, и экипаж машины управления, пережив несколько неприятных мгновений, уцелел, в отличие от своего командира. Сталь разорвала плоть, превращая полного сил человека в кусок кровоточащего мяса, замотанного в изорванный камуфляж.
  -- А, черт! Твою мать! - с болью закричал оператор радара, теперь уже совершенно бесполезного, увидев, как валится на раскатанную гусеницами десятков боевых машин землю его командир.
   Из поднебесья на "Овод" обрушился рокот турбин, мгновенно заполнивший всю тесноту боевого отделения, ворвавшись в зияющую брешь распахнутого люка и заметавшись между бронированными бортами командирской машины, оглушая находившихся внутри людей. В только что пробитую брешь ворвалась американская авиация.
  
   Истребители "Файтинг Фалкон" мчались к земле, точно ангелы возмездия, широко расправив крылья и направив заостренные носы, похожие на клинки мечей, к цели, скрытой пока еще плотной завесой пыли и дыма. Летчики не снимали рук с гашеток, в нетерпении ожидая, когда же враг окажется на расстоянии выстрела, чтобы покончить с ним в одной атаке. Наверное, именно так, исполненное не ярости, но хладнокровия и уверенности, мчалось небесное воинство на Содом и Гоморру, дабы предать их справедливому суду по воле Господа. И теперь вестники смерти появились над русскими степями, разрезав голубую чашу небосвода.
   Командир эскадрильи, направив своего "Бойцового Сокола" в пологое пике, поймал в прицел первую жертву, русский танк, мчавшийся по пыльной степи, грозно выставив вперед длинный ствол мощного орудия. Летчик знал, что перед огнем этой пушки не устоит никакая броня, что даже закованный в панцирь из сверхпрочного урана - обедненного, разумеется, но оттого не менее опасного для собственного экипажа - "Абрамс" не будет неуязвим, попав в прицел русского наводчика. Но для того, кто мчался, соперничая в скорости со звуком, на высоте три тысячи футов, громада русского танка превращалась просто в большую мишень, которую так легко поразить с первого выстрела.
   Русский танк, сорок шесть тонн брони, огня и скорости, вырвался из облака густого дыма, оказавшись как на ладони для пилота истребителя. Летчик действовал быстро, но спокойно, понимая, что противник сейчас бессилен перед ним. Перекрещивающиеся нити на мониторе легли точно на вражескую бронемашину, спустя десять секунду - за это время истребитель преодолел полторы мили - бортовой компьютер выдал сигнал захвата цели, и летчик нажал кнопку пуска ракет.
  -- Чертов ублюдок! - Командир эскадрильи злорадно оскалился, провожая взглядом дымную стрелу ракеты, ушедшей к цели. - Получи!
   "Мейверик", вырвавшись из-под крыла F-16C, мчался к танку по прямой, атакуя бронированного колосса в крышу, туда, где защита была менее надежной, и все же "реактивная броня" сделала свое дело. Головной обтекатель управляемой ракеты едва коснулся покатой поверхности башни, когда сдетонировал заряд взрывчатки в одном из блоков динамической защиты, облепивших ее верхнюю часть. Направленный взрыв разрушил ракету прежде, чем жгут кумулятивной струю, плазменная игла, смог расплавить броню, выжигая внутренности боевой машины.
  -- А, дьявол! - Пилот видел, что танк, окутавшись дымом и пламенем, продолжает движение вперед - экипаж, отделавшись испугом, а, возможно, и вовсе ничего не успев понять, не пострадал, как и сам танк. - Чертовы русские выродки!
   Чувствуя досаду от своей неудачи, командир эскадрильи потянул на себя рукоятку управления самолетом, выводя машину из пике. Истребитель послушно задрал нос кверху, набирая высоту, мерно рычал за спиной турбореактивный двигатель "Дженерал Электрик" F-110, жадно пожирая топливо, и земля, все так же окутанная дымом, начала стремительно удаляться. Что ж, противник никуда не исчезнет, не убежит и не спрячется, просто в следующий раз нужно быть чуть более аккуратным, и тогда русские ублюдки точно получат свое.
   Неожиданно взвыла сирена системы предупреждения об атаке. Луч вражеского радара едва коснулся чутких сенсоров комплекса AN/ALR-69, но этого хватило, чтобы пилот услышал тревожный сигнал. Противник открыл огонь, и теперь следовало подумать о том, как сохранить свою жизнь, хотя бы для того, чтобы ударить в ответ.
  
   Полковник Николай Белявский, не обращая внимания на встревоженные крики своего заместителя, высунулся по пояс из люка командно-штабной бронемашины, во все глаза наблюдая за атакой американской авиации, вновь появившейся над колоннами своего полка.
  -- Командир, внутрь, живее, - вопил в спину своего командира подполковник Смолин, остававшийся под прикрытием брони БМП-1КШ. - Это опасно! Вы можете погибнуть!
   Офицер кричал еще что-то, но для командира полка существовала только могучая стальная птица, раскинув широкие крылья, на бреющем несущаяся над колонной танкового батальона. Истребитель "Файтинг Фалкон" - не узнать его, увидев хотя бы массивный подфюзеляжный воздухозаборник, похожий на распахнутую акулью пасть, было невозможно - заходил на цель, готовясь избавиться от своего смертоносного груза. Смолин старался зря - тонкая броня штабной машины все равно не сможет защитить от прямого попадания ракеты "воздух-земля", и даже от двадцатимиллиметровых снарядов шестиствольного "Вулкана", выпущенных в упор она не спасет, а, значит, разницы, где принять смерть, в тесноте боевого отделения или на свежем воздухе, просто не было.
  -- Твари, - прошептал Белявский, понимая, что его бойцы обречены, и даже прочная танковая броня не будет для них надежной защитой. - Хреновы янки!
   Дымная стрела управляемой ракеты сорвалась с пилона подвески, ударив куда-то в голову колонны. Полковник заскрежетал зубами от ярости, представив, как гибнут в огненном аду, в который превратилось боевое отделение танка, три отличных парня, без колебаний пошедшие за ним, Николаем Белявским, просто потому, что дали присягу своей стране и не собирались изменять ей, когда стало действительно опасно. Теперь они погибнут, и не только эти трое - против смерти, парящей над колонами, почти уже не оставалось защиты.
   Дымовая завеса над порядками полка еще не рассеялась полностью, над головами плавали обрывки густого тумана, из последних сил сопротивлявшиеся порывам свежего ветра, но они не могли служить хорошим укрытием для бронированной армады. Американский пилот видел цель, бил безошибочно, накоротке, и едва ли что-то могло спасти танкистов. По истребителю, промчавшемуся над батальоном, ударили зенитные пулеметы, сразу несколько крупнокалиберных "Утесов", и пилот выполнил маневр, уходя из-под обстрела - в отличие от бронированных "Тандерболтов", для истребителя F-16C попадание даже нескольких пуль калибра 12,7 миллиметра могло стать фатальным.
   Мерцающие нити очередей резали воздух возле кормы вражеского самолета, ушедшего круто вверх. И тотчас след за ним взмыла свечой ракета "земля-воздух" - расчет оказавшийся поблизости "Тунгуски" не мешкал, увидев перед собою противника, и открыл огонь сразу же, как только американский истребитель оказался в луче радара управления огнем.
  
   Зуммер системы оповещения не умолкал, противный визг ввинчивался в сознание, точно сверло бормашины - в воспалившийся зуб. Поняв, что он атакован, командир эскадрильи не испытывал страха. Он верил в свою машину, но еще больше верил в себя, и потому действовал спокойно и уверенно, так, как сам учил своих пилотов, и многие из них были обязаны жизнями опытному наставнику, целыми выйдя из-под зенитного огня иракцев.
  -- Ублюдки! - прошипел сквозь зубы летчик, пальцы которого порхали над приборной панелью, активируя устройство сброса ложных целей и станцию радиоподавления AN/ALQ-131 в подфюзеляжном контейнере.
   Истребитель был полностью послушен, выполняя каждое движение своего пилота. Ослепив вражеского наводчика помехами, пилота "Файтинг Фалкона", выстреливая залпами ложные цели всех типов, и дипольные отражатели, и инфракрасные ловушки, выполнил вираж, вновь уходя на сверхмалые высоты, туда, где луч радара разбивался о гребни холмов, скользя над истребителем.
   Выпущенная русскими ракета быстро приближалась, настигая свою цель, но летчик не был намерен легко сдаваться в этой схватке. Еще одно движение руки, мертвой хваткой стиснувшей ручку управления самолетом - и истребитель, описав почти полный круг, оказался над самой зенитной установкой, наводчик которой вдруг потерял цель.
  -- Чертов ублюдок, - оскалился увидевший заветную мишень летчик, касаясь панели управление боевой нагрузкой. Секунда - и перекрестье прицела легло точно на самоходное орудие, уже разворачивавшее массивную башню, топорщившую стволы скорострельных пушек, способных в клочья разорвать истребитель. - Сдохните, ублюдки!
   Еще один "Мейверик" сорвался с пилона строенной пусковой установки LAU-88, и, преодолев ничтожные две мили, вонзился точно в борт русской боевой машины. Взрыв опрокинул самоходное орудие на борт, разрывая тонкую броню и превращая экипаж в кровавый фарш.
  -- Получи! Вам меня не взять, чертовы русские!
   Издав ликующий возглас, пилот рванул на себя рычаг управления, уходя под облака, чтобы оттуда вновь наброситься на огрызавшийся из последних сил русский полк, которому едва ли суждено выбраться из этой степи. Внизу вспыхивали один за другим русские танки и бронемашины, пораженные точными попаданиями ракет "Мейверик" - эскадрилья терзала ослабевшего врага без намека на пощаду. Навстречу "Файтинг Фалконам" вслед им летели редкие ракеты "земля-воздух" и пулеметные очереди, но это не могло остановить охваченных азартом летчиков.
   Заложив вираж, командир эскадрильи увидел прямо перед собой, в пяти-шести милях и двумя тысячами футов ниже, группу бронемашин, над которыми торчал целый лес штыревых антенн. Не понять, чем это может оказаться, было невозможно, и летчик направил свой истребитель на штабные машины. Мгновение - и "Мейверики" градом обрушатся на русских, убивая их командиров. Враг лишится управления, будет растерян, напуган, и покончить с ним тогда не составит особого труда.
   Резкий сигнал системы предупреждения об облучении стал полной неожиданностью для пилота, уверенного в своей безнаказанности. Зенитная ракета, примчавшаяся откуда-то из-за горизонта, ушла в хвост, пропав из поля зрения. В этот миг летчик впервые испугался по-настоящему, чувствуя, что сейчас никакие маневры не помогут спасти его жизнь, вдруг оказавшуюся самой дорогой во всем мире, намного ценнее благодарностей командования, любых медалей и орденов, хоть бы врученных самим президентом.
  -- Нет, черт, - выдавил из себя летчик, ощутивший своим затылком дыхание смерти, неумолимой судьбы, воплотившейся в стремительном поджаром "теле" русской ракеты. - Вам меня не взять! Дьявол!!!
   Ракета мчалась намного быстрее истребителя, отягощенного ракетами и топливными баками, еще не успевшими опустеть даже наполовину. От них-то пилот избавился в первое же мгновение, сбросив огромные емкости и так хоть немного облегчив машину. Ракета была близко, настигала, но тот ничтожный запас времени и расстояния, если распорядиться им с толком, еще мог спасти человеческую жизнь.
   Рванув на себя рукоятку управления, летчик направил своего "Сокола" почти вертикально вверх, пытаясь увести самолет за пределы зоны поражения русских ракет, за облака, туда, где враг не сможет достать его. Станция постановки помех работала во всю мощь, но обмануть русских зенитчиков не удалось - взрыв тряхнул истребитель, разворачивая его в противоположном направлении, и пилот увидел, как земля стремительно несется навстречу ему. В последний миг летчик успел ухватить рычаг катапульты, но дернуть его уже не смог - нос истребителя вонзился в склон холма, и в лицо летчику ударила волна пламени.
  
   Николай Белявский пронзительно закричал, размахивая руками, когда шедший, кажется, прямо на него, американский истребитель вдруг превратился в огненный шар после точного попадания зенитной ракеты. Над головой что-то промчалось с шелестом, уходя под облака, и командир полка увидел там, где оборвался дымный след еще одного управляемого снаряда, яркую вспышку.
  -- Получите, суки! Получите!!!
   Охваченный пламенем самолет прошел над колонной, оставляя за собой полосу густого черного дыма. За миг до того, как он скрылся за холмами, в воздухе распустился парашютный купол, но это ничего уже не значило. Ракеты летели и летели, настигая отчаянно маневрировавшие в лихорадочных попытках спастись самолеты, одного за другим сбрасывая с русского неба вражеских пилотов. Прежде, чем противник решился на отступление, полковник Белявский насчитал не меньше четырех сбитых врагов, увидев в небе только два раскрывшихся парашюта. Американцы, наткнувшись на сопротивление, которое не ждали здесь встретить, растерялись, дрогнули и обратились в бегство. Полк продолжил свое наступление. Танки стальным потоком двигались на юг.
  

Глава 4 Кризис

  
   Тихий океан - Ставропольский край, Россия - Тбилиси, Грузия - Вашингтон, США
   19 мая
  
   Атомная ударная подлодка SSN-724 "Луисвилл" класса "Улучшенный Лос-Анджелес" невесомо парила в толще вод Охотского моря, в шести сотнях футов от его поверхности, покрытой гребнями волн, на глубине, в два с половиной раза меньшей, нежели предельная для субмарин этого типа. И, право же, подводники сейчас предпочли бы нырнуть так глубоко, чтобы корпус подлодки едва смог бы выдержать колоссальное давление воды, но зато и с поверхности их почти невозможно было обнаружить. К сожалению, в мелком Охотском море это было попросту невозможно - всего в сотне футов под днищем "Луисвилла" вздыбливалось горными хребтами морское дно.
   Команда подлодки, не исключая и самого капитана, имевшего за плечами не один десяток походов, побывавшего во всех океанах, нервничала - они находились в опасной близости от русских берегов, лишь в полусотне миль от Камчатского полуострова, по сути, во внутренних водах России, а русские, как известно, непредсказуемы. Не единожды акустик "Луисвилла" засекал шум винтов - русские корабли бороздили океан едва ли не над самыми головами американских моряков. И все же "Луисвилл" относился к, возможно, самому совершенному типу субмарин, какие только видел океан, до сих пор оставшись незамеченным, а его командир уже много часов, с той секунды, как подлодка миновала цепь Курильских островов, прокрадываясь мимо русских постов, ожидал приказа.
  -- Наши "Томагавки" достанут отсюда хоть до Владивостока, - с гордостью заметил старший помощник, поймав на себе напряженный взгляд командира. - Отсюда мы держим русских за яйца, кэптен, сэр! Пусть только дадут приказ.
   Дюжина крылатых ракет BGM-109 "дремала" в вертикальных шахтах между прочным и легким корпусом субмарины, расположенных в носовой части, перед ограждением рубки-"плавника". Ракеты, выполненные в версии для атаки наземных целей, были "главным калибром" подлодки - за все время существования ни один "Лос-Анджелес" ни разу не атаковал подводную цель, но множество подлодок этого класса "отличилось" при расстреле неугодных Вашингтону стран, даже таких, казалось бы, не имеющих к морю никакого отношения, как засушливый горный Афганистан.
   Пока ракеты оставались в пусковых шахтах, и командир корабля пытался верить, что останутся там до самого возвращения в родной порт. Сливаясь с шумами мелководного моря, слишком тесного для столь мощной боевой единицы, "Луисвилл" описывал неровные круги и восьмерки, оставаясь в границах района патрулирования, указанного в штабе флота. И где-то здесь, рядом - это знал каждый матрос - находились русские атомоходы с баллистическими ракетами, надежно прикрытые от любой угрозы надводными силами и береговой авиацией. Но "Луисвиллу" не был дан приказ следить за русскими ракетоносцами, что случалось прежде, неизменно заканчиваясь условной победой американской подлодки. Командование было категорично - ждать, не обнаруживая себя. И весь экипаж, как мог, старался выполнить этот приказ.
   Ожидание закончилось для ста сорока человек команды, когда самолет дальней связи Е-6А "Меркюри", находившийся чуть западнее Гавайев, размотал проволочную антенну, и толщу вод мирового океана пронзил длинноволновый радиоимпульс.
  -- Кэптен, сэр, получен приказ всплыть для экстренного сеанса связи, - сообщил бесстрастный радист.
  -- Начать всплытие до глубины девяносто футов, - немедленно приказал командир. - Выдвинуть антенну! Посту радиоэлектронной разведки - полная готовность. Как только перехватите излучение русских радаров, сообщайте тотчас!
   Отделенная от поверхности моря тонкой "пленкой" соленой воды Охотского моря, субмарина подняла тонкий усик антенны, связавший ее с внешним миром, и на борт хлынул настоящий поток шифрованных данных. В эти минуты "Луисвилл" был не одинок - еще пять подлодок того же класса, занявших позиции вдоль русских берегов, от Анадыря до Находки, принимали одинаковые радиограммы, и капитаны их чувствовали, как тело покрывается липким холодным потом.
  -- Получен приказ на применение оружия! Координаты целей... Боевая тревога! Приготовиться к ракетной атаке!
  -- Сэр, - робко, растерянно спросил кто-то, услышав долготу и широту. - Сэр, мы будем стрелять по России! Но это наверняка ошибка!
  -- Ввести координаты целей в боевую инфомационно-управляющую систему, - не обращая внимания на испуганные возгласы, произнес командир "Луисвилла", наблюдая, как операторы склонились над консолями, торопливо стуча по клавишам. - Провести тестирование систем!
  -- Кэптен, сэр, координаты целей загружены в системы наведения ракет. Все "Томагавки" готовы к запуску! Ждем приказа, сэр!
   Чуткие, точно у пианистов, пальцы операторов замерли в сотых долях дюйма от кнопки пуска, и капитан, заставив себя забыть обо всех сомнениях, не думать о последствиях, сколь чудовищными они ни были, коротко приказал:
  -- Открыть огонь!
   Покрытая зыбью поверхность моря вспенилась, выпуская стремительные, хищные тела ракет, расправлявших коротенькие крылья и разворачивавшихся на юго-запад, в сторону Комсомольска-на-Амуре. "Томагавки", ложась на боевой курс, немедленно уходили к самым волнам, на предельно малую высоту, так, что самый совершенный радар обнаружил бы их за считанные километры, слишком поздно, чтобы хотя бы попытаться перехватить смертоносных "роботов". Операция "Доблестный удар" на Тихом океане началась.
   Шесть подлодок "Лос-Анджелес" почти одновременно, с разницей в какие-то десятки секунд, выпустили свои "Томагавки", каждая - по двенадцать ракет, буквально в упор, со считанных сотен и даже десятков миль расстреливая русские города. Прошло не так много времени - и огненный дождь пролился над авиабазами, базами флота, штабами, порождая панику и страх, превращая людей в перепуганное до смерти стадо, испуг которого был тем более силен, чем дольше оно оставалось в неведении.
  -- Погружение на предельную глубину! - приказал немедленно командир "Луисвилла", как только стартовала последняя ракета, облегчив субмарину еще на полторы тонны. И точно такую же команду отдали капитан пяти других подлодок. Ныряя в ледяную бездну, так глубоко, как позволял рельеф дна, субмарины превращались в безмолвных призраков, растворялись в шумах океана, готовые, если только поступит такой приказ, атаковать вновь, умножая разрушения и страх врага.
   Инерциальные системы наведения "Томагавков" с идеальной точностью выводили ракеты к целям, точкам на карте с заранее определенными координатами, давая отклонение, измерявшееся считанными метрами. Разом были поражены все стационарные радары, прикрывавшие огромную страну от угрозы с востока. Противовоздушная оборона на Дальнем Востоке фактически перестала существовать, рухнув в несколько минут, и в эту гигантскую брешь тотчас устремилась авиация.
   Три "плавучих аэродрома", три ударных авианосца, статысячетоный атомоход "Джон Стеннис" класса "Нимиц", и два "ветерана", неатомные корабли "Китти Хок" и "Констеллейшн", замерли в двух сотнях миль от русского берега, развернувшись носами в сторону суши. И, как только капитаны получили приказ, с огромных, просторных, точно футбольное поле, палуб плавучих гигантов с ревом взмыли в небо нагруженные бомбами истребители.
   Каждый авианосец поднял в небо по четыре дюжины истребителей F/A-18E "Супер Хорнит", защиту от гипотетического - авиации русских полагалось гореть на свих аэродромах - воздушного нападения на эскадры полностью переложив на зенитные ракеты "Стандарт". Вместе с истребителями взлетели и самолеты дальнего радиолокационного обнаружения "Хокай", и постановщики помех "Праулер", вмиг "ослепившие" немногочисленные локаторы врага, уцелевшие после ракетной атаки. А наперегонки с самолетами мчались волны крылатых ракет - ввергнутого в шок врага следовало добить, подавив все попытки сопротивления колоссальной огневой мощью.
  -- Все готово, сэр, - офицер, находившийся за пультом управления ракетной стрельбой крейсера ВМС США "Виксбург", ожидающе взглянул на своего капитана. - Мы ждем вашего приказа, сэр!
  -- Выпустить ракеты! Огонь!
   Поднялись крышки вертикальных пусковых установок "Марк-41" на нос и корме крейсера, следовавшего, точно оруженосец за своим рыцарем, в кильватере ударного авианосца "Китти Хок". Мгновение - и корабль окутался облаками дыма с проблесками пламени, из которого, точно получившие свободу демоны, вырывались, уходя в зенит и тотчас делая "горку", крылатые ракеты. "Виксбург" выпустил все свои двадцать шесть "Томагавков", по штату входивших в боекомплект крейсера типа "Тикондерога", за пару минут, внося свою лепту в тот праздник разрушения, что охватил уже весь Дальний Восток России.
   Пилоты истребителей, взявших курс на запад, видели далеко внизу, над самыми волнами, силуэты ракет, скользивших над поверхностью моря на высотах, измеряемых десятками футов, до последних секунд остававшихся невидимыми для русских радаров. А к выпущенным с крейсеров и эсминцев эскорта авианосных групп "Томагавкам" уже присоединились ракеты воздушного базирования AGM-86 CALCM. Десяток стратегических бомбардировщиков В-52Н "Стратофортресс", взлетевших с авиабазы Диего-Гарсия в Индийском океане, и дозаправившийся над Японскими островами, "отстрелялся" одновременно с надводными кораблями, выпустив по восемь ракет с внутрифюзеляжных барабанных пусковых установок. Самолеты-снаряды, каждый из которых нес осколочно-фугасную боеголовку в две тысячи фунтов, мчались к чужим берегам, нагоняя "Томагавки", чтобы огненной волной смести то, что еще осталось от обороны русских после внезапной атаки субмарин.
   Залпы ракет ударили по нервным центрам, разрушая отработанные связи и схемы взаимодействия, превращая противостоящую армию в неуправляемую толпу, дьявольски сильное, но слепое и внезапно оглохшее чудовище, не ведающее, где враг, и куда должно нанести ответный удар. "Томагавки" и CALCM сыпались огненным градом, заливая пламенем летные поля и военные городки, но потери были далеко не столь велики, как могло показаться поначалу, сквозь пелену страха и растерянности. Еще можно было придти в себя, наладить связь, вывести из-под удара уцелевшие части и подразделения, нанеся ответный удар, создав новую систему обороны. Но в русском небе уже победно ревели турбины вражеских самолетов.
   Палубная авиация вступила в бой тогда, когда вероятность потерь - от зенитного ли огня или атак истребителей-перехватчиков - снизилась почти до нуля. Сперва по целям частым гребнем прошлись крылатые "роботы-камикадзе", ведь потеря ракет, сколь бы дорого ни стоили они, все равно оказывалась несравнимо дешевле человеческой жизни, и потому пилотами, в подготовку которых были вложены огромные средства и силы, не рисковали зря.
   Это была настоящая "зачистка", методичная и безжалостная, хотя и без излишней жестокости. Там, где проносились волны истребителей "Супер Хорнит", не оставалось ничего живого. Залпы ракет "Мейверик" и "Гарпун" пустили на дно атомный ракетный крейсер Тихоокеанского флота "Адмирал Лазарев", хоть тот, находясь уже много лет в ремонте, а, по сути, просто забытый и заброшенный, едва ли представлял боевую ценность. Огромный корабль затонул возле причальной стенки, нелепо завалившись на борт, и только малая глубина помешала ему окончательно перевернуться кверху килем.
   Ракетный крейсер "Варяг", наиболее мощный корабль на Тихом океане, постигла та же участь - он продержался против целой эскадрильи "Супер Хорнитов" лишь несколько минут. Зенитно-ракетный комплекс С-300Ф "Форт" произвел только лишь один залп, сразив пару американских истребителей. Еще одна машина стала "трофеем" расчета корабельного ЗРК малой дальности "Оса-М" - американский пилот неосторожно приблизился к отчаянно отбивавшему атаки русскому кораблю, немедленно поплатившись за свою самонадеянность или просто плохое летное мастерство. Но сразу четыре ракеты "Гарпун" и одна управляемая бомба GBU-12 калибром пятьсот фунтов поразили красавец-крейсер, нанеся ему смертельные раны.
   Удар был настолько внезапным, настолько подавляющим своей мощью, что никто не пытался оказаться сопротивление. Боевые генералы, застигнутые нападение в своих штабах, впадали в ступор, безучастно выслушивая панические донесения о еще одном "объекте", с которым внезапно пропала связь. Ну а когда командиры после первого шока все же приходили в себя, командовать им было уже не чем.
   Агрессор встретил какое-то подобие отпора лишь в одном месте - в Комсомольске-на-Амуре. На город упало всего пять "Томагавков" первой волны, поскольку в командных центрах за океаном посчитали неэффективным больший расход дорогостоящих ракет. И когда вторая волна ракет преодолела береговую линию, на аэродроме местного авиапредприятия уже стояли готовые к взлету боевые самолеты, грозные истребители Су-27СК, предназначенные для экспорта в Китай. В кабинах "Журавлей", уже несущих опознавательные знаки ВВС НОАК, сидели не строевые пилоты, а заводские летчики-испытатели. И у многих из них в этом городе остались люди, стоившие того, чтобы ради спасения их жизней расстаться с собственными в карусели воздушного боя.
  -- Взлетаем, - приказал командир сводной "эскадрильи". - Сбивать все, что отрывается от земли! В бой!
   Десяток грациозных, смертельно опасных в своем изяществе машин оторвался от летного поля заводского аэродрома, и, едва успев набрать высоту, выпустил ракеты "воздух-воздух" - с востока уже накатывал очередной вал "Томагавков".
  -- Цель в захвате! Выпускаю ракеты!
   Это было бы похоже на стрельбу по мишеням в тире, если бы не малые размеры "Томагавков", затруднявшие прицеливание - ракеты Р-27Р с полуактивным радарным наведением зачастую промахивались, теряя отраженный от цели сигнал локатора, а Р-27Т с инфракрасными головками наведения попросту "не видели" цели, излучавшие слишком мало тепла.
  -- Не тратьте зря ракеты, - кричал, осаживая своих бойцов, командир, заходя в хвост промчавшемуся "Томагавку". - Работать из пушек!
   Сам он уверенно занял позицию позади летевшей по кратчайшей траектории, то есть по прямой, крылатой ракеты, хладнокровно вогнав в нее полтора десятка тридцатимиллиметровых снарядов из встроенной пушки ГШ-30-1, и увидел, как "Томагавк" рассыпался фейерверком огненных брызг.
   В тот миг, когда к городу подошла эскадрилья "Супер Хорнитов", каждый из русских летчиков успел записать на свой счет не меньше одной победы, а кое-кто мог похвастаться целыми тремя. Лишь два "Томагавка" достигли своих целей, но теперь уже защитникам города стало не до ракет - системы предупреждения об облучении "Береза" в кабинах "Сухих" верещали на разные голоса, информируя пилотов о том, что те сами оказались на прицеле.
  -- Группа воздушных целей по азимуту сто, - сообщил один из летчиков, разворачивая свой Су-27СК навстречу новой опасности. - Это самолеты!
  -- К бою! Огонь ракетами с предельной дистанции! Не забывать о ложных целях. Если окажетесь в захвате - немедленно выполнять маневр срыва! Ни один из ублюдков не пролетит над городом, пока хоть один из нас еще способен держаться в воздухе! В атаку!
   Американские пилоты замешкались на несколько секунд, увидев на килях приближавшихся "Фланкеров" китайские опознавательные знаки. Командир эскадрильи потратил совсем немного времени, решая, стоит ли открыть огонь, возможно, втягивая свою страну в конфликт с третьей по силе мировой державой, даже в ядерный конфликт. Этих секунд хватило, чтобы сразу два "Супер Хорнита" отправились к земле, настигнутые ракетами Р-27Т. После этого все сомнения развеялись.
  -- Открыть огонь, - прозвучал в эфире приказ. - Все "Фланкеры" уничтожить!
   Навстречу русским истребителям, успевшим уже ополовинить свой боекомплект, охотясь на "Томагавки", устремились ракеты AIM-120A AMRAAM, заставив пилотов "Сухих" забыть об атаке, отчаянно маневрируя, целым ворохом рассыпая ложные цели и пытаясь вырваться из захвата. Но и американские "Шершни" F/A-18E не могли лететь парадным строем, нарвавшись на рой ракет "воздух-воздух" типа Р-27Т, полностью автономных при стрельбе на средние дистанции, и не нуждавшихся в целеуказании с самолета-носителя. Самолеты падали с обеих сторон, и не всегда пилоты успевали воспользоваться катапультой. А уцелевшие в ракетной дуэли крылатые машины уже сошлись вплотную, завертевшись на виражах "собачьей свалки".
   Американские пилоты ждали совсем другого. Авиации врага полагалось тихо догорать на своих аэродромах, стертых в порошок ударами крылатых ракет, а "Супер Хорниты", нагруженные бомбами, должны были добивать то немногое, что могло уцелеть. Никто не ждал всерьез воздушного боя, и теперь пилоты US Navy растерялись, и тотчас поплатились за это.
  -- Крайний - мой, - с азартом воскликнул командир русской эскадрильи, взяв на прицел находившийся на фланге американский истребитель. - Цель в захвате! Атакую!
   Противники, даже летевшие на дозвуковой скорости, сближались стремительно, оставляя друг другу секунды, чтобы сделать единственный выстрел. Две ракеты Р-73 с тепловым наведением отделились от русского Су-27СК раньше, чем американский пилот успел выпустить свои "Сайдвиндеры". Русский пилот стрелял в упор и видел, как его ракеты настигли пытавшегося в последний миг отвернуть, спастись отчаянным маневром врага. F/A-18E "Супер Хорнит" исчез в огненном шаре взрыва вместе со своим пилотом, а в небе уже началась суматоха ближнего боя.
  -- Я - Пятый, вижу цель! Атакую!
  -- "Хорнит-три", осторожнее! На хвосте "Фланкер"! Маневрируй!!!
  -- Где он?! Не вижу! Где "Фланкер"?! А, дьявол!!!
   Еще один истребитель F/A-18E "Супер Хорнит" со срезанным пушечной очередью крылом, чадя простреленными турбинами, неуклюже валится вниз, оставляя за собой шлейф обломков, а его победитель взмывает в зенит, чтобы оттуда обрушиться на очередную жертву. И разрывают эфир голоса, полные ярости, страха или восторга.
  -- Я Седьмой, у меня двое на хвосте! Не могу оторваться! Помогите!!!
  -- Седьмой, я - Первый, иду к тебе! - Командир эскадрильи увидел метавшийся из стороны в сторону истребитель, за которым, как привязанные, следовали сразу два "Супер Хорнита". - Держись!!!
   Зажатый в "клещи" пилот русского "Журавля" запаниковал, увидев врага так близко, растерялся, кажется, забыв разом все, что умел. А противники забавлялись, гоняя беспомощную добычу и, кажется, позабыв также, что они еще не одни в этом небе.
  -- Гады! Ну же, идите сюда! - Командир эскадрильи "Сухих" зашел в хвост американским машинам, вонзив полный холодной ненависти взгляд в корму одной из них. И взгляд этот, пропущенный сквозь нашлемный прицел системы "Щель-3УМ", мог убивать.
   Звуковой сигнал, сопровождавшийся вспыхнувшей на колиматорном индикаторе меткой, сообщил, что головки наведения пары оставшихся ракет "воздух-воздух" Р-73 захватили цель - палубный истребитель "Супер Хорнит". Кнопка пуска утонула в рычаге управления, вжатая до упора, и огненные стрелы, сорвавшиеся с крайних подкрыльевых пилонов, ударили в хвост вражеской машине.
  -- Ублюдок! Ты получил свое!
   Русский пилот видел, как от попадания сразу двух ракет "Супер Хорнит" разлетелся на куски, рухнув градом обломков на землю. Его напарник, поняв, что сам попал в клещи, выстрелил тучу ложных целей, сбивая прицел вражеским ракетам, и резко ушел к земле, набирая скорость.
  -- Сука, - прорычал русский летчик, охваченный яростным азартом боя. - Не уйдешь! Прикройте мне хвост, мужики, этот - мой!
   На подвеске Су-27СК не осталось управляемых ракет, но они были не нужны сейчас. Отжав до упора рычаг управления двигателем, вдавив педаль в пол кабины, пилот "Сухого" перескочил звуковой барьер, настигая отяжелевший "Супер Хорнит", трусливо жавшийся к земле. Ревели с надрывом турбины АЛ-31Ф "Сухого", увлекая самолет вперед, расстояние между машинами сжалось до нескольких сотен метров, продолжая сокращаться, и русский летчик нажал гашетку, посылая вдогон врагу рой тридцатимиллиметровых снарядов. Встроенная пушка ГШ-301 зашлась яростным лаем, захлебнулась пламенем, и "Супер Хорнит", буквально разрубленный длинной очередью пополам, взорвался, врезаясь в землю.
  -- А, черт! Дав-в-в-ай!!! - Русский пилот рванул на себя ручку управления, выводя С-27СК из пике, становившегося все более крутым. Ему это удалось, машина выровнялась, задрав острый нос к небу и набирая высоту. - Да!!! Вот так!!!
   Победный возглас раздался в эфире, и внезапно, на полуслове, на плоувздохе, оборвался, когда две ракеты AMRAAM, примчавшиеся из-за горизонта, разорвались рядом с русским истребителем. Пытаясь нашарить рычаг катапульты, пилот "Сухого" видел, как стремительно надвигается земля, та земля, которую он столь яростно и отчаянно защищал. Он так и не успел покинуть машину, и те, кто еще оставался в воздухе, продолжая сражаться, видели поднявшийся к небу столб оранжево-черный столб огня.
   Спешно перенацеленная эскадрилья "Супер Хорнитов" появилась над Комсомольском-на-Амуре вовремя, в тот миг, когда потерявшие треть своих товарищей американские пилоты уже были готовы отступить. Залпы ракет "воздух-воздух" AIM-120, наводимые с помощью "Хокая", смели с неба сразу половину увлекшихся ближним боем "Сухих". Схватка еще продолжалась несколько минут, пока израсходовавшие свой боекомплект Су-27СК пытались сдерживать натиск врага, но это было уже последнее дыхание.
  -- Два "пиндоса" прорвались! Идут к городу! Остановите их!!!
  -- Я - Седьмой, вижу ублюдков! Они мои!
   Ни одной ракеты не осталось на подвеске Су-27СК с номером "семь" на киле, и патронный короб был уже пуст, но русский летчик, защищавший свой дом, не колебался ни секунды. Слишком тихоходный враг не мог увернуться и не успевал открыть огонь, когда "Журваль" на полной скорости врезался в хвост "Супер Хорнита". Оба самолета, словно слившись в страстных объятиях, став на миг одним целым, рухнули вниз, охваченные пламенем, и пылающие обломки шрапнелью накрыли второй F/A-18E, разрывая обшивку, разбивая фонарь кабины. Три машины упали рядом, в нескольких десятках метров от той черты, за которой уже теснились жилые дома.
  -- Бог мой, они безумцы, - потрясенно выдохнул командир американской эскадрильи, увидев воздушный таран. Русский летчик не мог не понимать, что бой проигран, что поражение - вопрос времени, и все равно он сделал то, что сделал, оборвав собственную жизнь и прихватив вместе с собой двух отличных американских парней. - Самоубийцы! Нам никогда не победить их, Господи!
   Бой угас. На земле догорали обломки сбитых самолетов, из окрестных лесов выбирались сумевшие спастись пилоты, а в небе, над облаками, не смолкал гул самолетов, волнами прилетавших со стороны океана. На борту авианосца "Китти Хок" получили сводку о потерях, но приняли также донесения командиров эскадрильи, уже возвращавшихся из первого боевого вылета в этой войне.
  -- Поражено девяносто три процента целей, - удовлетворенно произнес командующий авианосной ударной группой. - Можно начинать высадку десанта. Обороны русских на тихоокеанском побережье больше не существует. Это уже почти победа! Мы раздавили их, господа!
   На восточном направлении операция "Доблестный удар" развивалась по плану. Бойцам Третьей экспедиционной дивизии Морской пехоты США предстояло ступить на русскую землю почти через сутки, и, не встречая сопротивления, парадным строем пройти по улицам Владивостока, Хабаровска, Петропавловска-Камчатского. Потери оставались в допустимых пределах, заранее определенных аналитиками, и не угрожали подрывом боевого духа. Но все внимание тех, кто из-за океана управлял ходом вторжения, в эти минуты уже было обращено на то, что творилось в предгорьях Кавказа и побуревших от зноя степях Ставрополья. Чаши весов качнулись, когда на них легли тысячи тонн танковой брони, и никто в эти часы не мог с уверенностью сказать, кому достанется победа. Там, на южных рубежах России, решался сейчас исход всей войны.
  
   Крепкие ладони встретились в сильном рукопожатии, и взгляды мужчин встретились на мгновение. Им, стоявшим друг перед другом, не было нужды в лишних словах, да и времени для долгих прочувствованных речей тоже не было. Война не умела и не желала ждать.
  -- Спасибо, полковник, - без улыбки, ни на миг не забывая о тех, кто уже не мог никого благодарить, промолвил Николай Белявский. - От всего полка спасибо вам, мужики!
   Командир зенитно-ракетного полка Двадцать первой гвардейской мотострелковой дивизии лишь молча кивнул в ответ, принимая заслуженные слова благодарности - места для радости или гордости в полном боли сердце уже не осталось. Именно его полк, подоспев в решающий миг, с ходу открыл огонь по накинувшимся на танки Белявского истребителям, именно его ракеты воздвигли щит над бронированной армадой, оказавшейся в смертельной ловушке здесь, на этой равнине, где некуда было бежать, негде прятаться от разящих из поднебесья ракет. Грозные "Торы" в мгновение ока очистили небо, скинув оттуда обнаглевших янки, заставив их умыться собственной кровью и бежать в панике.
  -- Если бы не вы, нам отсюда точно не выбраться бы, - вздохнул командир танкового полка. - Чертовы американцы оставили бы от нас мокрое место!
   Николай Белявский до сих пор не верил, что остался жив и даже невредим. Перед глазами командира танкового полка стояла одна и та же жуткая картина - мчащийся прямо на него на бреющем полете вражеский истребитель, ощетинившийся головками ракет. Тогда все решили мгновения, и удача оказалась милостива к нему, полковнику Белявскому, послав помощь, на которую, казалось, не стоило и рассчитывать. И хотелось надеяться, что его везение на этом не исчерпано.
  -- Устроили настоящую мясорубку! Еще чуть-чуть, и мы сами стали бы рыть себе могилы. Мы ведь здесь были, как на ладони, точно мишени на полигоне, ни защищаться, ни прятаться!
  -- Мы должны были появиться еще раньше, - сдержанно ответил командир зенитного полка, сознававший, что каждая секунда промедления была оплачена самой дорогой валютой - жизнями танкистов и мотострелков.
  -- Да уж, они нас здорово потрепали. Одиннадцать танков за пару минут, полной роты как ни бывало, - сообщил Белявский, уже успевший выслушать доклады командиров батальонов, едва сумевших перевести дух. - И еще полтора десятка бронемашин в придачу.
   И еще четыре зенитные установки "Тунгуска-М", мог бы добавить командир полка. Четыре боевые машины были уничтожены американскими летчиками, и все подразделение, весь этот сложный и чудовищно сильный организм, отныне был почти беззащитен перед воздушным противником. Об этом не хотелось не только говорить, но даже и думать, лишний раз напоминая самому себе о собственной уязвимости.
  -- Но их потери намного более тяжкие, - попытался утешить товарища по оружию командир зенитчиков. - Ваши парни свалили, по крайней мере, четырех янки, и мы "замочили" еще столько же, возможно, повредив еще пару машин. Они лишились чуть ли не целой эскадрильи! Настоящий разгром, черт побери!
   Белявский согласно кивнул. Верно, лишившись трех "Тунгусок", за каждую из которых полковник, что уж греха таить, без колебаний отдал бы целую танковую роту, расстреляв большую часть "Игл", удалось завалить четыре "Тандерболта", оказавшихся крепкими орешками. Доказательства этих побед были перед глазами у командира полка - двух катапультировавшихся пилотов штурмовиков уже нашли, захватив заодно и куски обшивки с бортовыми и заводскими номерами сгоревших машин. Правда, подоспевшие истребители сравняли счет - неподалеку сочилось струйками дыма то, что недавно было самоходной зенитной ракетно-артиллерийской установкой "Тунгуска-М", четвертой из списанных на безвозвратные потери. Ракета "Мейверик" впилась ей точно в борт, кумулятивная струя добралась до коробов с тридцатимиллиметровыми снарядами, и корпус буквально разорвало на куски, похоронив экипаж под грудой обломков.
  -- Чертовы динозавры! - с ненавистью прорычал Белявский, вспомнив, какой ценой досталась каждая победа, как половина полка лупила из всех стволов по каждой сбитой машине врага, порой безо всякой ощутимой пользы.
   Бронированные машины только с виду казались неповоротливыми, а на самом деле мало уступали маневренностью иному истребителю. Чертовски живучие, американские штурмовики, закованные в титановую броню, держались в воздухе, даже лишившись одного двигателя. А их ракеты и пушки, кажется, били без промаха, точно поражая цели, несмотря на плотнейший огонь с земли. Крупнокалиберные "Утесы" и еще более мощные КПВТ оказались совершенно бессильны перед этими машинами, и теперь, потеряв большую часть зенитных установок, Николай Белявский с ужасом думал о том, что случится, если - когда, а не если! - "Тандерболты" вернутся вновь.
  -- Американцы крепко получили на этот раз, - задумчиво произнес командир зенитно-ракетного полка. - Но я не верю, что они нас оставят в покое - не для того янки заварили эту кашу. Потери просто заставят их быть чуть более осмотрительными, но для нас мало что изменится. - Офицер словно читал мысли Белявского, и тот лишь молча кивал в знак полнейшего согласия. - В следующий раз против нас бросят не одну, а три или четыре эскадрильи, нас задавят числом. Запас ракет у моих "Торов" не бесконечный, а на каждый американский самолет приходится тратить их по две или даже по три - у янки отличные станции постановки помех, да и летчики их, оказавшись атакованными, действуют уверенно, без намека на панику.
  -- Чтобы избежать боя с их авиацией, мы должны сойтись с янки вплотную, на расстояние выстрела из пушки, на дистанцию прицельного выстрела из автомата, и тогда никакие самолеты не помогут, ну не станут же они, в самом деле, кидать бомбы на головы своей пехоты! Но для этого нам предстоит еще долгий марш по степи, и без зенитного прикрытия нам едва ли удастся такой бросок. Нас сожгут на дальних подступах. Поверь, у янки на это будет достаточно времени.
   Командир зенитно-ракетного полка сухо кивнул, поморщившись от досады. Доказательства слова Белявского были повсюду - степь оказалась буквально усеяна остовами уничтоженных танков и бронемашин, покрытыми копотью стальными глыбами, каждая из которых стала братской могилой для своего экипажа. И еще больше боевых машин остались на ходу, нося на своей броне отметины вражеских ударов - совранные "кирпичики" динамической защиты и зияющие отверстия там, где прежде находились встроенные элементы "реактивной брони". Менее, чем за час, полк потерял девятую часть своей боевой мощи, и это, не считая того, что осталось где-то позади, у подножья той высоты, где танкисты Белявского впервые схлестнулись с американской пехотой.
  -- Без противовоздушной обороны нечего и думать совершить этот марш, - мрачно выдавил из себя Николай Белявский. - Здесь, в этой степи, мы как на ладони! Нас обнаружат из космоса и затравят задолго до того, как мои танкисты увидят в прицелах вражеские позиции. Против авиации нам не выстоять, надежда только на твоих ракетчиков, полковник!
  -- Со штабом дивизии связь установить нам не удается, - рассудительно, слишком спокойно, если учесть, что рядом, буквально в сотне метров, чадил сгоревший танк, а чуть дальше курился дымок над обломками вражеского штурмовика, промолвил командир зенитного полка. - Наши силы разбросаны на территории, слишком большой, чтобы мой полк мог защитить все подразделения. Полагаю, действуя совместно с твоими танкистами, половник, мы сможем добиться успеха. У вас зенитных комплексов немного осталось, мы же только вступили в бой, и пока еще не растерял все силы. Наступаем вместе, я так думаю.
  -- Согласен, - без колебаний кивнул Николай Белявский. - Атакуем немедленно. Время работает против нас, так что на месте оставаться нельзя. Выступаем сейчас же, к черту потери, к черту раненых! Прокрой моих ребят на марше, если в небе появятся янки, а уж потом мы вцепимся в глотку америкосам мертвой хваткой, и не отстанем, пока не перегрызем ее!
   Степь вновь огласил рев десятков мощных моторов, похожий на голодный рык вышедших на охоту хищников. Оплакивать погибших товарищей было некогда - враг не станет ждать, он сделает все, чтобы остановить полк здесь, на равнине, где не и намека на укрытие, и это понимал каждый, кто был под началом полковника Белявского. Время скорби еще придет, и будет еще четвертый тост, тот, который пьют, не чокаясь, пока же настала пора действовать, чтобы гибель тех, кто навсегда останется в степях, не оказалась напрасной.
  -- Бойцы, наши потери велики, многие уже не вернутся в строй, но победа осталась за нами, - произнес полковник Белявский. Он не строил свой полк, каждый солдат и офицер находился на своем месте, в боевом отделении бронемашины, за рулем грузовика, за рычагами управления, готовый сорваться в атаку по первому приказу. Но каждый слышал эту яростную речь, проникавшую в саму глубину уже успевших очерстветь от избытка крови и витавших всюду смертей сердца. - Мы снова победили, враг, понесший не меньшие потери, отступил, обратился в бегство, почувствовав на себе всю силу нашего гнева. Никто не сможет остановить нас, сдержать наш порыв. Ваши товарищи мертвы, но вы можете почтить их память своей местью, и это будет намного лучше, чем скорбные слезы. Мы продолжим наступление, вышвырнем американских ублюдков прочь с нашей земли, раздавим их, сотрем в порошок! Пока остается хотя бы один снаряд, пока в баках найдется хотя бы каплю топлива, мы будем наступать, уничтожая любого, кого встретим на своем пути! Эта война завершится только нашей победой. Забудьте о страхе, забудьте о смерти, только вперед, в бой! И пусть горько пожалеет тот, кто осмелился придти к нам с оружием! Не давайте пощады, убивайте врагов, пока можете сражаться!
   Полные ярости и силы слова командира разносились по эфиру, проникая за броню боевых машин, замерших, сжавшись в готовности к очередному стремительному броску, рывку через степь, уже вдоволь напившуюся свежей крови. Все, кто еще мог держать оружие, слышали грозный призыв полковника, сурово хмуря брови, стискивая челюсти, сжимая сильными пальцами рычаги и маховики наводки орудий. Бой, страшный, жестокий, породил в их душах лишь еще большую, чем прежде, ярость, еще большую готовность идти до конца - отступать было уже поздно.
  -- Полк, вперед, - зло произнес Николай Белявский, которого слышали в этот миг все до единого, каждый экипаж, каждый боец сжавшегося в ожидании неизбежного, точно единое целое, полка. - Поехали!
   Механики-водители разом отжали до упора рычаги газа, страгивая с места многотонные боевые машины. Взвод за взводом, рота за ротой снимались с места, вновь устремляясь на юг неудержимой стальной рекою. Выдыхая тяжелые клубы выхлопных газов, танки, боевые машины пехоты, бронетранспортеры, грузовики, на пределе возможностей мчались в сторону гор, покорные воле командира полка, из чрева командно-штабной машины направлявшего этот поток.
   Оставались позади сожженные врагом боевые машины, и те, что просто сломались на марше, не выдержав высочайших нагрузок. Их моторы, огненные сердца стальных монстров, останавливались от напряжения, но полк продолжал наступление, не считаясь с потерями. Враг был все ближе, настолько близко, что никто не мог оставаться равнодушным, зная об этом. Мчаться вперед, что есть сил, наброситься на врага, стиснуть его глотку челюстями танковых батальонов, отбросить противника назад, прочь с русской земли, вдавить в нее лентами гусениц - об этом мечтал каждый. Все жаждали только боя, и полковник Белявский был готов дать его своим воинам.
  
   С высоты восьмисот километров над поверхностью планеты трудно было разглядеть то, что творилось внизу, невооруженным взглядом, но мощная оптика электронной "начинкой" давала поистине фантастические результаты. Мощные камеры разведывательного спутника "Ки Хоул-11", наматывавшего круги по замкнутой орбите, передали в центр обработки информации превосходные снимки, на которых было видно, как вытягивается на юг, к Кавказу, пыльный клин, основание которого находится где-то в сердце русских степей.
  -- Твою мать! - Офицер разведки выругался, когда увидел то, что успел запечатлеть спутник, бесконечно паривший в пустоте с первой космической скоростью. - Хреновы русские идут напролом, черт возьми!
  -- Верно, сэр, - кивнул его подчиненный, колдовавший над клавиатурой, торопливо рассылая "картинку" всем, для кого было важно знать о действиях противника. - Наступают на всем протяжении линии фронта, и, если они не сбавят темп, скоро выйдут к границе, раскатав наших парней. Дьявол, нужно что-то делать!
  -- Сделают! Поторопись, в штабе должны знать все, что происходит, и как можно скорее. Помни, исход сражения зависит от нас, от разведки!
   Поток информации хлынул по линиям связи, заставляя спустя считанные минуты грязно браниться офицеров, находившихся в штабе южной ударной группировки американских войск в Тбилиси. Там быстро поняли, что готовит враг, бросив в стремительную атаку все свои силы, но потрясение, шок, вскоре сменились холодной решимостью, готовностью к действию, жаждой действия. Все зависело только от решения одного человека, того, в чьей власти до самого завершения операции "Доблестный удар" находились десятки тысяч жизней американских солдат.
   Мэтью Камински всматривался в карту, точно ждал, что она начнет меняться сама. Но стрелы, основание которых находилось на севере, от слияния Волги и Дона, все так же тянулись к предгорьям Кавказа, когтями впиваясь в коммуникации наступавшей Десятой легкой пехотной дивизии. Прежде похожи на прямые клинки мечей, стрелы теперь криво изгибались, точно какие-то арабские скимитары, угрожая отсечь вырвавшиеся далеко на север пехотные батальоны от запаздывавших тылов. Три русские дивизии, прорываясь сквозь огонь штурмовиков, наступали, несли потери, но все равно не останавливались. Словно три головы мифического дракона, они надвигались на Грозный, где покорно ждали своей участи бойцы Сто первой воздушно-штурмовой, уже переставшие надеяться на то, что помощь к ним придет.
  -- Безумцы упорно идут вперед, навстречу собственной смерти, хотя лучше для всех было бы уже сложить оружие, сохранив свои жизни, - мрачно промолвил генерал Камински, тяжко вздохнув. - Но, кажется, жизни то эти русские ценят меньше всего на свете. Они уже проиграли, уступили нам инициативу, потеряли господство в воздухе, но все еще надеются на реванш, на победу. Русские командиры, кажется, просто не понимают, какова обстановка в действительности, они верят в помощь, и, черт возьми, они действительно могут сейчас опрокинуть наши войска, вырвав победу из наших рук! Этого невозможно допустить ни при каких обстоятельствах!
   Сюда, в Тбилиси, в штаб южной группы войск, стекалась информация со всей линии фронта. Каждый, командир наступавшей по раскаленным степям пехотной роты, оператор одного из многочисленных беспилотников "Хищник", специалисты спутниковой разведки, видели часть происходящего, исправно сообщая обо всем на командный пункт, а уже здесь, подобно диковинной мозаике, из мельчайших порой кусочков скалывалась цельная картина. И то, что видел Мэтью Камински, едва ли могло его радовать.
  -- Доложите обстановку! - Командующий южной группировкой обратился к своему заместителю, застывшему возле огромной карты в ожидании распоряжений шефа.
  -- Противник стремительно продвигается в направлении столицы Чечни. Механизированные дивизии обходят город восточнее и западнее, явно с расчетом взять Грозный в кольцо, - послушно сообщил штабной офицер, водя по карте указкой. Он старался говорить кратко и по существу, излагая факты и предоставляя возможность офицерам с большим числом звезд на погонах делать выводы. - По центру наступает танковая дивизия, главная ударная сила русских. Их потери точно нам не известны, хотя они и достаточно велики. Пилоты штурмовиков докладывают о десятках уничтоженных русских танков и бронемашин. Но большую часть своей техники русские просто бросили, когда у нее кончилось топливо в баках. Без снабжения они не протянут долго, сэр!
  -- Мы уже потеряли целый батальон, пять сотен солдат, - взорвался командующий Десятой пехотной. - Черт побери, лейтенант, это уже поражение, как вы не понимаете?! Пятьсот человек сгинули в этой степи за какой-то час! За все время иракской кампании мы не несли таких потерь! И у русских хватит снарядов и горючего, чтобы наши потери возросли десятикратно. У нас нет единой обороны, чтобы остановить их танки, а все атаки штурмовиков подобны булавочным уколам - могут разозлить русских еще больше, но никогда не остановят!
   Мэтью Камински чувствовал страх перед неизбежностью. Он просчитался, и теперь пожинал плоды своей ошибки. Наверное, это начала сказываться накопившаяся за минувшие бессонные часы усталость, побороть которую ни в силах уже были ни крепчайший, точно деготь, кофе, ни стимуляторы, которые генерал глотал горстями, не задумываясь о последствиях. Мысли, прежде стремительные, теперь словно пробирались сквозь какую-то паутину, вязкое желе, скорость реакции замедлилась, решения уже не приходили сами собой, требовалось прилагать все большие усилия, чтобы просто понимать, о чем докладывают многочисленные помощники. И враг каким-то шестым чувством смог ощутить этот надлом, воспользовавшись слабостью Камински немедленно.
   Противник действовал решительно, нагло, не считаясь с потерями. Русские, оставляя за своей спиной шлейф подбитых или просто израсходовавших запас топлива танков и бронемашин, находились в полутора сотнях миль от границы, и между ними и штабом в Тбилиси не было ничего, кроме разбросанных на огромном пространстве между Каспием и Черным морем батальонов, сил которых не могло хватить ни на то, чтобы остановить удар врага, ни даже чтобы хоть немного замедлить его наступление, дав драгоценное время.
  -- Авиация должна постоянно находиться над колоннами русских танков, - приказал Камински. - Если они выйдут к границе, то едва ли теперь остановятся. Они дойдут до Тбилиси, будь я проклят! Мы разбудили спящего великана, и нужно прикончить ублюдка как можно быстрее, пока он не проснулся окончательно и не раздавил нас в лепешку!
   Генерал Камински чувствовал страх, и едва мог скрывать это. Но сильнее, чем страх, был стыд, сжигавший сердце командира, не сумевшего спасти своих солдат. Пять сотен разом оборвавшихся жизней - слишком большая цена, которую пришлось заплатить за свою ошибку. Там, в степях, бойцы легкой пехоты сражались честно, не думая о том, чтобы отступать, хотя и не могли не понимать, что шансов на победу в таком бою, при таком соотношении сил, не может быть ни малейших. Они надеялись, что их командир не бросит своих людей, надеялись на помощь до последнего, но помощь пришла слишком поздно.
  -- Генерал, сэр, - офицер связи оторвался от монитора, взглянув на командующего дивизией, вокруг которого. Кажется, в эти минуты вертелся весь мир, словно вокруг земной оси. - Сэр, на связи командующий Третьим бронекавалерийским полком!
   Главный монитор в штабе группировки зиял чернотой - штаб генерала Хоупа только-только успел перебраться через Терек, и у командира полка хватало забот, чтобы наладить прямую видеосвязь с Тбилиси.
  -- Элайджа, как обстановка? - Генерал Камински обращался в пустоту, но знал, что каждое его слово слышат за сотни миль отсюда. - У нас тут возникли некоторые проблемы, русские развивают наступление, и мы пока не можем сдержать их, несмотря на все усилия.
   Мэтью Камински старался придать своему голосу побольше бодрости, как было принято в стране, что стала для его родителей, бежавших перед прошлой большой войной через Атлантику, новой родиной. Да уж, здесь даже о смерти собственной матушки сообщали со сверкающей улыбкой, чтобы, не приведи Господь, не омрачить день своего собеседника. Но сейчас, стоило подумать о сотнях раздавленных русскими танками солдат, которые навеки останутся в гнилых степях, весь этикет летел к чертям, обнажая истинные чувства.
  -- Русские прут вперед, точно лишились рассудка все сразу. Противник на удивление быстро смог восстановить управление своими войсками. Кажется, сброшенные нашими парнями бомбы чаще ложились на пустые палаточные городки, когда войска уже были на марше. Мы разгромили их авиацию, но наземные части русских идут вперед, сметая любые заслоны, так быстро, что мы не можем навести на них свои вертолеты и штурмовики. Все наши надежды сейчас на ваш полк, Элайджа. Это наш козырь, самое мощное подразделение на театре военных действий, единственное, имеющее тяжелое вооружение. И я намерен немедленно вытащить этот джокер из рукава!
  -- Вы всерьез полагаете, что мой полк сможет разгромить три чертовы дивизии русских, которые мчатся на нас, точно бульдозер, потерявший управление?!
   В эти самые минуты генерал Элайджа Натаниэл Хоуп, высунувшись по пояс из люка машины управления М577А1, наблюдал, как по соединившему берега быстрого Терека мосту переправляются многочисленные "Хаммеры" и тяжелые грузовики подразделений обеспечения его полка. Автомобили, приглушенно фырча моторами, двигались медленно, будто пробуя путь на ощупь, приманиваемые регулировщиками, призывно махавшими с правого берега светящимися в вечернем сумраке жезлами.
   Изначально вся операция, во всяком случае, здесь, на южном направлении, основывалась на скорости. Невозможно было скрытно, не привлекая внимания разведки врага, сосредоточить возле русских границ силы, сопоставимые с теми, которыми располагали сами русские, и потому, как только был дан зеленый свет "Доблестному удару", единственным козырем наступавших стала внезапность, да еще господство в воздухе. Бронекавалерийский полк, выполняя совершенно не свойственные ему задачи, из разведывательного подразделения превратившись в главную ударную силу на всем театре военных действий, оказался на острие атаки, прокладывая путь легкой пехоте, ринувшейся через предгорья Кавказа и южнорусские степи к городам, переправам, военным базам ошеломленного врага. И в тот час, когда противник пришел в себя, силы полка, разделенного на роты и взводы, оказались рассеяны по огромной территории, и собрать их воедино быстро не смог бы, наверное, и сам Господь Бог.
  -- Мой штаб сейчас находится как раз на направлении главного удара, и мы вряд ли сможем выстоять под этим ударом, Мэтью! Против русской механизированной дивизии у меня один разведывательный батальон, еще легкая пехота, но этого мало, чертовски мало! А все остальные силы по вашему приказу, Мэтью, еще раньше были приданы пехотным подразделениям, и сейчас уже ушли далеко на север, чтобы стать добычей проклятых русских!
  -- Да, я понимаю, но ведь противник еще далеко, вы можете успеть подготовиться к бою, организовать оборону, Элайджа. А в обороне даже один батальон может стоить целого полка. Все не так плохо, нужно лишь держать себя в руках, не поддаваться панике. Нам всем сейчас нелегко, но мы должны переломить хребет русским ублюдкам, покончив с этой чертовой резней раз и навсегда!
   Командующий южной ударной группировкой чувствовал, что настает решающий час. Русские показали зубы, но это был бросок смертельно раненого зверя. Они лишились тыла, лишились баз снабжения, и наступательный порыв должен был вот-вот выдохнуться. Противник прибыл на границу для участия в маневрах, и едва ли тащил на себе боеприпасов и топлива для затяжной войны, а тыловые базы теперь были недоступны, после того, как точно сброшенные бомбы обрушили мосты через Волгу и Дон.
   Все закончится через пару часов. Танки просто встанут посреди степи, так что на эти бесполезные глыбы металла будет жалко тратить дорогущие ракеты. Силы врага, хоть и казался он грозным, почти непобедимым, были на исходе, нужно только вымотать его, сдержать, заставить совершить лишнее усилие, расходуя боеприпасы и топливо. Но как раз для этого в распоряжении самого генерала Камински сил попросту не оставалось.
  -- Займите позиции, соберите всех, кто есть, Элайджа, - настаивал командующий Десятой пехотной, которому приходилось сейчас, быть может, стократ тяжелее, чем любому из его офицеров, чем самому Хоупу, наблюдая с безопасного расстояния, как погибают его бойцы. - Вы должны сковать действия противника, стянуть к себе его силы. Мы поможем авиацией, не сомневайтесь! Да ни один русский танк просто не доберется до ваших позиций, его уничтожат намного раньше!
  -- Вы недооцениваете ситуацию, Мэтью, из вашего штаба все кажется намного лучше, чем есть на самом деле. Через два, в лучшем случае, через три часа, мы увидим в прорезях прицелов русские танки. Даже если дивизия вступить в бой частями, отдельными полками или батальонами, они нас раздавят, измотают, а потом сбросят в Терек и по нашим трупам двинутся дальше. И потому, Мэтью, я предлагаю самим отойти за реку сейчас же, уничтожив за собой все переправы. Это замедлит продвижение русских, они сконцентрируют на берегах Терека большие массы своей техники, которые станут идеальной мишенью для нашей авиации. Штурмовикам не придется охотиться за отдельными танками по всей степи, и мы просто сожжем русских! Ну а мосты потом наведем новые!
  -- Река едва ли станет серьезным препятствием, - выражая несогласие, помотал головой генерал Камински, хотя его собеседник и не мог видеть этот жест, выражавший, кажется, нечто большее, чем обычное сомнение. - Инженерные части русских быстро наведут временные переправы, у них для этого есть все необходимое - и техника, и немалый опыт. Мы только ненадолго замедлим наступление, при этом оставив значительную территорию врагу.
  -- Главное, они не смогут войти в Грозный, десантники проживут достаточно, чтобы мы смогли вытащить их из этого пекла. Нам ни к чему территория - русское небо принадлежит нашим парням из ВВС, и это главное!
  -- Мы пролили уже достаточно крови американских солдат, чтобы уходить с занятых территорий, а потом снова отбивать их. Вы останетесь на занятых рубежах, Элайджа, и остановите русских! Это приказ, и больше я не потерплю возражений!
   На алтарь победы было принесено уже достаточно человеческих жизней, и Мэтью Камински думал об участи еще одного батальона со странным спокойствием. Люди окончательно превратились в фишки, и, пожертвовав одной из них, можно было в следующей партии добиться победы. А победа для генерала Камински стала всем.
  -- Что ж, мы выполним этот приказ, Мэтью, - после недолгой паузы произнес Элайджа Хоуп. - И станем смазкой для гусениц русских танков. Нам не выстоять, - с расстановкой вымолвил он.
  -- Мне некем вас усилить, - горько, уже не скрывая истинных чувств, сказал в ответ, уставившись в бездонную черноту монитора. - Полагайтесь лишь на себя, да еще на парней из Военно-воздушных сил, Элайджа, а мы все здесь будем молиться, чтобы удача в этом бою оказалась на вашей стороне.
  -- Верно, Мэтью, если играть против русских по их правилам, на равных, вы бессильны. Но правила должны устанавливать мы! Мы можем уничтожить их гораздо быстрее и с меньшими усилиями, сохранив сотни, тысячи жизней. Вы можете помочь всем, только отыщите в себе ту самую решимость, какой ждете от нас!
   Элайдже Хоупу, заговорившему вдруг с мрачным воодушевлением, хватило всего нескольких слов - он звучали, точно удары набата, в полнейшей тишине - чтобы изложить свой план, бесхитростный, жестокий... и эффективный. Спустя несколько минут замысел командира Третьего бронекавалерийского полка был известен командующему операцией "Доблестный удар". Эффект, произведенный им в Вильнюсе, оказался не менее ошеломляющим. А в ставропольских степях продолжала литься кровь.
  
   Тактику "ударил - убежал" американские пилоты в совершенстве освоили еще во время войны на Тихом океане целых шесть десятилетий назад. Более быстрые, чем их противник, они стремительно набрасывались на японских летчиков, и, дав пару очередей, стремительно выходили из боя. Потомки отважных самураев, как правило, тоже выходили - трудно сражаться, когда у твоей машины прострелены баки и мотор, да и как драться врагом, который на треть превосходит в скорости и уже вновь карабкается под облака, набирая высоту для новой атаки. Теперь внуки тех летчиков, что сокрушили Империю Восходящего Солнца, применили тот же прием, атакуя мчавшиеся по ставропольским степям русские танки.
   Четверка истребителей F-16C "Файтинг Фалкон" подошла к туго натянутой нити русской колонны на предельно малой высоте - благо, рельеф позволял совершать полеты всего в сотне футов над землей - укрываясь от всевидящего ока радиолокационных станций за невысокой грядой холмов. Пилоты шли к цели вслепую, по командам с земли - противника обнаружил беспилотный разведчик "Предейтор", и экипажам тотчас сообщили координаты, ну а дальше оставалось только полагаться на надежность и точность бортовой навигационной системы.
   В этом вылете, как в прочем, и в предыдущих, летчики принесли маневренность и скорость в жертву нагрузке - вероятность воздушного боя стремилась к нулю, авиацию противника давно уже никто не принимал всерьез, даже если где-то как-то удалось уцелеть паре русских самолетов. Но вот на земле целей было более чем достаточно, и потому каждая машина несла целый арсенал оружия "воздух-земля".
   Будучи по-настоящему многофункциональными, сейчас "Сражающиеся соколы" выполняли исключительно ударные функции - под плоскостями каждого "Файтинг Фалкона" было закреплено по две пусковые установки LAU-88 ракет "Мейверик", всего на шесть управляемых снарядов с кумулятивными боеголовками, и по четыре трехзамковых держателя для бомбовых кассет "Рокай" и управляемых бомб с лазерным наведением "Пэйвуэй". В этот раз обошлись даже без подвесных баков - дежурившие в грузинском небе танкеры были готовы щедро поделиться горючим с любым желающим, а от границы до русских позиций было рукой подать. Лишь на торцах крыльев осталось место для пары "Сайдвиндеров" с тепловым наведением, но это так, для страховки. Намного более эффективным средством защиты являлись подвешенные под фюзеляжем контейнеры AN/ALQ-131. Мощные станции радиоэлектронной борьбы могли "ослепить" потоком помех русские радары управления зенитным огнем - именно этот противник, а не перехватчики, представлял наибольшую опасность.
  -- Всем проверить оружие, - скомандовал лидер, в очередной раз сверившись с данными навигационной системы - противник был рядом, летчики могли увидеть его в любой миг, а уж тогда нельзя будет мешкать. - Полная готовность, мы у цели!
   Пилот буквально всем телом ощущал, с какой натугой идет над землей, рассекая скошенными плоскостями крыльев горячий воздух, его истребитель, ставший вдруг непривычно неуклюжим, чудовищно неповоротливым, как никогда прежде. Бомбы и ракеты буквально тянули вниз, каждый маневр превращался в смертельно опасный трюк, и только мастерство летчиков позволяло им сохранять контроль над машинами.
  -- Начать набор высоты, - приказал командир группы, когда до русских осталось чуть более десятка миль. Еще немного, считанные минуты - и весь смертоносный груз, доставленный из другой части света, обрушится на головы ничего не подозревающим русским. - Начать поиск целей!
   Истребители разом выполнили горку, взмыв на полторы тысячи футов, и тут же оказались в поле зрения радара обнаружения целей "Купол-М1", глаз и ушей зенитно-ракетного полка. Увидев внезапно возникшие у самого центра экрана отметки, оператор радиолокационной станции, испуганно-злобно выругавшись, яростно застучал по приборной панели, посылая сигнал на командные пункты огневых батарей, чтобы оттуда уже целеуказание поступило на пусковые установки зенитно-ракетного комплекса "Тор-М1", но время играло за противника.
  -- Есть захват, - докладывали один за другим пилоты "Файтинг Фалконов", наводя перекрестья прицелов на силуэты русских танков, которые были превосходно видны с высоты четырехсот пятидесяти метров. - Готов к атаке!
   Несмотря на охватившую всех горячку боя, который мог завершиться и победой, и гибелью, летчики действовали четко. Цели были выбраны, прошло еще несколько мгновений - оптические головки наведения ракет "запоминали" свои жертвы - прежде, чем эфир взорвала отрывиста, точно выстрел, команда:
  -- Всем пуск!!!
   Все четыре пилота открыли огонь почти одновременно, выпустив по одной ракете в упор, так, чтобы у противника не было ни малейшего шанса. Разогнавшиеся до трехсот с лишним метров в секунду "Мейверики" были в полете считанные секунды, вонзившись в услужливо подставленные борта русских танков. Три боевые машины, целый взвод, перестали существовать в мгновение ока, четвертой повезло чуть больше - динамическая защита "Контакт-5" отразила удар, разрушив ткнувшуюся в борт ракету направленным взрывом прежде, чем сработал ее взрыватель, и кумулятивная струя смогла коснуться брони. Теперь на месте бортового экрана зиял пустой проем - танк стал беззащитен перед следующей атакой, но пока оставался вполне боеспособным.
   Истребители, полого скатываясь вниз с невидимой горки, промчались над русской колонной, над головами ошеломленных и испуганных танкистов, многие из которых так и не успели понять, что происходит. Сверху, с высоты нескольких сотен футов, американские пилоты вдоволь могли налюбоваться плодами своих трудов - горящие вражески танки были, как на ладони, этакий монумент образцовому мастерству пилотов, чувствовавших себя не в большей опасности, чем на привычном полигоне в штате Колорадо.
  -- Отличная работа, парни! Идем на второй заход!
   Оказавшись в нескольких милях от цели, летчики выполнили разворот, вновь направляя свои машины в атаку. Русские танки уже скрывались в молочно-белом облаке дымовой завесы - командир роты, пусть и с опозданием, отдал единственно возможный приказ, и гранатометы "Туча" выплевывали во все стороны дымовые снаряды. В эту секунду в кабинах всех "Соколов" разом прозвучали сигналы системы оповещения об атаке, заставившие пилотов похолодеть.
  -- Захват! Мы в захвате!
  -- Прекратить атаку, - немедленно приказал командир группы. Жизни его летчиков были слишком ценны, чтобы рисковать ими без веских причин, а для того, чтобы разделаться с уцелевшими русскими танками, время еще найдется. - Отбой, отбой! Выполнить противозенитный маневр! Поставить помехи! Отстрелить ложные цели!
   Едва успевшие набрать высоту F-16C рухнули к земле, пытаясь вырваться из узких конусов лучей локаторов, но пришедшие в себя расчеты зенитных комплексов "Тор-М1", пропустившие первую атаку, и теперь пытавшиеся реабилитировать самих себя перед собственными товарищами, не позволили проделать такой маневр. Станции постановки помех американских истребителей "забивали" наглухо диапазоны несущих частот русских радаров, устройства сброса ложных целей залпами выстреливали патроны с дипольными отражателями, но зенитчики, несмотря на это, видели своего врага, и не собирались отпускать его безнаказанным. Перескакивая с частоты на частоту, расчеты зенитно-ракетных комплексов подсвечивали вражеские самолеты узкими, точно игла, лучами радаров управления огнем, указывая цель ракетам.
  -- Форсаж! - приказал командир группы, понимая, что нагруженным до отказа оружием крылатым машинам не уйти от возмездия. - Сбросить подвески!
   Пилоты "Файтинг Фалконов" яростно жали на клавиши, избавляясь от ракет и бомб, от лишнего веса, исключавшего не то что энергичные маневры, какими только и можно было спастись от атаки, но и просто полеты на высоких скоростях. Управляемые ракеты "Мейверик" и бомбовые кассеты "Рокай", вместо того, чтобы разить русские танки, бесполезными кусками железа падали в степь, но даже облегченным до предела истребителям требовалось время, чтобы набрать высокую скорость, но времени этого у их летчиков уже не было.
   Пусковые установки "Тор-М1" останавливались, замирая на месте, чтобы автоматика могла просчитать траекторию полета целей без помех, и вслед уходившим от колонны вражеским истребителям взвилась целая стая управляемых реактивных снарядов. Зенитные ракеты 9М331, вдвое превосходившие по скорости вражеские истребители на малых высотах, метнулись вслед американским "Соколам", настигая их уже на самой границе зоны поражения.
  -- Я атакован! Это "Гонтлет", черт возьми, - раздались в эфире истошные вопли пилотов, оказавшихся в настоящей западне, когда вслед им ударили сразу две батареи. - У русских SA-15! Ракеты на хвосте! А, дьявол!!!
   Сразу две зенитные ракеты взорвались в паре метров от одного из истребителей, и осколки насквозь прошили фюзеляж, разрушая турбину и разрывая топливные баки. Горючее вспыхнуло мгновенно, и крылатая машина превратилась в огненный шар, кометой ушедший к земле вместе с пилотом, слившимся в единое целое со своим самолетом в этот последний миг.
   Командиру группы повезло - одна из преследовавших его ракет ушла в сторону, приняв за истинную цель облако диполей, а еще одна пролетела под днищем, взорвавшись на безопасном расстоянии - пилот успел рвануть на себя рычаг штурвала, и F-16C свечой взмыл в небо. Лишь несколько осколков достигли цели, оставив на обшивке "Файтинг Фалкона" глубокие царапины, память об этом стремительном бое.
  -- Господи, - скороговоркой бормотал летчик, уводивший свою машину в самое поднебесье, на максимальную высоту, туда, где до нее не дотянется карающая длань русских ракетных комплексов "Гонтлет", где воздух не такой плотный, и его самолет, наконец, сумеет показать, насколько он быстр на самом деле. - Благодарю тебя, Господи! Дай мне только скорость, прошу Тебя!
   Пронзив облака, тройка истребителей "Фатйинг Фалкон" развернулась, ложась на обратный курс. С высоты пятьдесят тысяч футов не были видны полыхающие обломки четвертой машины, навсегда теперь прикованной к земле. Рядом с ним догорали три русских танка, но это, в прочем, было слабым утешением. За жизни девяти русских солдат американским пилотам пришлось заплатить всего одной, но никто не посмел бы назвать такой размен справедливым.
  -- Курс на базу, - приказал командир группы своим ведомым, державшимся по обе руки от его истребителя. - Мы еще вернемся сюда!
   Самолеты исчезли за горизонтом, растворяясь в бирюзовой глубине, и вскоре гул турбин окончательно стих, откатившись на юг, и там оказавшись заперт высокими горами. Но на смену им отовсюду уже спешили новые крылатые машины, десятки истребителей, пилоты которых были готовы продолжить избиение своего врага. Целей для них было в избытке, но, несмотря на потери, русские дивизии не останавливались, продолжая наступать.
  
   Мэтью Камински старался избавиться от эмоций, превратив себя в бездушного робота, заставив поверить, что все, что он делает в эти мгновения, он делает только ради победы, во славу своей страны. Исподлобья уставившись в темный глазок объектива видеокамеры, командующий Десятой пехотной дивизией говорил ровно и размеренно, а его собеседник, находившийся на расстоянии тысяч миль, в другой части света, слушал, не перебивая. Слова падали, точно капли в водяных часах, мгновенно уносясь сквозь пространство в далекий город Вильнюс.
  -- Вы должны понять, Эндрю, что здесь, на южном направлении, назревает кризис, чреватый колоссальными потерями, - настойчиво произнес генерал Камински. - Потери уже исчисляются сотнями, и если мы не примем решение сейчас, забыв о гуманности и прочей чепухе, вскоре счет убитым может пойти на тысячи. Нужно действовать немедленно, чтобы победить, чтобы все жертвы не оказались напрасными!
   Эндрю Стивенс выслушал предложение Камински бесстрастно, ничем не выдав своего потрясения. Командующий операцией лишь пару часов назад ступил на литовскую землю, и теперь наблюдал, как штабные офицеры вместе с солдатами из подразделений связи разворачивают на краю летного поля аэродрома Вильнюса командный пункт. Уже уставились в небо "тарелки" спутниковой связи, взметнулись тонкие штыри антенн, а проводов было растянуто, наверное, миль сто, так что запросто можно было споткнуться, сделав один единственный шаг.
  -- Я понимаю это, обстановка и впрямь напряженная. Но сами вы понимаете, что предложили, Мэтью, - сухо произнес Стивенс, когда его собеседник умолк. - Вы сознаете, к чему это может привести, представляете примерные потери? Это будет бойня! И потом, президент едва ли даст санкцию, ведь именно этого он стремился избежать с самого начала!
   В эти минуты нетрудно было испытать шок, и все же оба, и Камински, и Стивенс, оставались, прежде всего, военными, а, значит, были достаточно циничны, чтобы любое, даже самое жестокое предложение, самый кровавый замысел не отметать сразу, просто испугавшись каких-то последствий. Эффективность - вот то, что возвели в абсолют люди в погонах, минимум потерь при максимальном результате. И идея Хоупа вполне отвечала этой простой формуле.
  -- Соотношение сил на моем направлении не оставляет никаких шансов Хоупу и всему, что еще осталось от Третьего бронекавалерийского, - не менее сухо ответил командующий Десятой легкой пехотной дивизии. Элайджа Хоуп точно так же доверился генералу, как и те пять сотен парней, что приняли смерть под гусеницами русских танков. Но командиру Третьего бронекавалерийского полка и всем его бойцам еще можно было помочь. - Они все погибнут, а через несколько часов русские танки уже будут здесь, в Тбилиси. Решить проблему может только ядерный удар, и я настаиваю на том, чтобы нанести его немедленно, сейчас же, Эндрю! Пара боеголовок, сброшенных на русские колонны, решит исход сражения, частью уничтожив противника физически, а частью деморализовав его, тех, кто уцелеет после бомбардировки.
  -- Оборвать разом тысячи жизней, пустить в ход то оружие, которое никто и никогда не предполагала всерьез использовать в настоящем бою?! Дьявол, это безумие какое-то! Ни Пентагон, ни Белый Дом никогда этого не допустят. Эта война не должна перерасти в ядерный конфликт ни в коем случае, запомните это!
   Противоречивые чувства кипели в затянутой в сукон мундира душе Эндрю Стивенса. С одной стороны, Камински предлагал простой, быстрый и дешевый способ вырвать победу из рук врага, с минимальными жертвами среди своих солдат, да и среди вражеских тоже - увидев вздымающийся в небеса ядерный гриб, мало кто будет готов продолжить бой, стоит только понять, какие силы пришли в действие. Но при этом командующий операцией "Доблестный удар", не только офицер, но и политик - высокий чин обязывал - сознавал и то, что эхо даже одного взрыва докатится и до американских берегов. Генерал Стивенс сомневался, и не мог скрыть свои сомнения, а потому его собеседник, очевидно, все понимая, продолжал свое наступление.
  -- Убьем тысячи, верно, - согласился Мэтью Камински, лишь удвоивший натиск, поскольку чувствовал, что требуется всего одно, последнее усилие. - Но сохраним жизни десяткам тысяч, в том числе и самим русским. С минимальными потерями мы остановим наступление, прекратим этот кошмар разом! Это будет ограниченный удар, несколько тактических боеголовок, и только, - пытался убеждать он. - Минимум ущерба при максимальном результате. Да разве президенту будет лучше оправдываться перед всей нацией о сотнях погибших американцев, которых повезут через океан в цинковых футлярах? Мы все равно победим, но цена этой победы может быть различной, а лично я не желаю платить слишком дорого, Эндрю! У нас просто нет иного выхода, кроме долгой мясорубки!
  -- Но вы, черт возьми, и должны отыскать такой выход, - раздраженно ответил Стивенс, впервые не знавший наверняка, как должно поступить. - Вас именно для этого и наделили полномочиями, генерал. Ваш вариант лежит на поверхности, он прост, эффективен, верно, но то, что хорошо на поле боя, не всегда годится в политике.
  -- И все же вы должны поддержать меня, Эндрю. И мы не можем мешкать - парни генерала Хоупа вот-вот окажутся под огнем русских, и тогда будет поздно!
  -- Мы свяжемся с президентом, с Белым Домом, Мэтью, - неожиданно согласился Эндрю Стивенс. - Вы правы, время играет против нас. Но вы сами сообщите свой план, а потом пусть президент решает, как быть.
   Генерал Камински кивнул, хотя должен был морщиться от омерзения. Стивенс, проявив трусость сейчас, когда это было совершенно недопустимо, снял с себя ответственность, устранившись от проблемы, будто его не касалось то, что сейчас заваривалось в приграничных русских степях. И все же это была победа, командующий Десятой пехотной получил шанс, и теперь должен был рассчитывать только на себя, на свое красноречие, и молиться, чтобы обсуждения не затянулось надолго - в этом случае любое решение окажется уже бесполезным.
  
   Механик-водитель послушно рванул рычаг тормоза, едва услышав приказ, прозвучавший в динамике танкового переговорного устройства Р-124, и командирская машина БМП-1КШ, скрипнув мощными тормозами, замерла, остановившись так резко, что людей, находившихся в десантном отделении, бросило вперед на переборку и друг на друга. И, как только бронемашина замерла, Николай Белявский рывком распахнул тяжелую крышку люка, по пояс высовываясь из довольно тесного проема.
   Полковнику Белявскому прежде, еще в те времена, когда он восстанавливал конституционный порядок в одной кавказской республике, довелось лишь раз увидеть, что происходит с танком при прямом попадании кумулятивной ракеты, и потому он знал, что может увидеть сейчас. Громада танка Т-90 замерла в полусотне метров от командно-штабной машины, глыба металла, покрытая пятнами копоти, под которыми едва угадывался причудливый рисунок камуфляжа. Длинный ствол мощного орудия, оказавшегося бессильным против противника, парящего над землей, уткнулся в землю - башню сорвало с погона, когда внутри сдетонировал боекомплект, но, как это частенько случалось, не отбросило в сторону.
  -- Суки, - прорычал командир полка, представив, как все произошло. Гнев сжигал полковника изнутри, ярость, чувство собственного бессилия, сдавливали грудь, сжимая сердце, стоило только представить последние мгновения жизни трех человек, экипажа грозной боевой машины. Огненная игла, тонкий жгут кумулятивной струи, пронзил бортовую броню, заполнив все внутреннее пространство пламенем, и когда огонь добрался до зарядов, рассованных по всему боевому отделению, боевую машину буквально разорвало изнутри. - Падлы!
   Николай знал, что экипаж погиб быстро, возможно, даже ничего не почувствовав, не поняв даже, откуда явилась смерть, хотя порой такие секунды растягиваются в настоящую вечность, полную страшных мук. Чувствовать, как жадное пламя пожирает твою плоть, как от жара плавится кожа, и боль прокатывается по всему телу через еще неповрежденные нервные окончания, достигая мозга прежде, чем сознание милосердно угаснет... Нет, такой смерти Николай Белявский не желал, но знал, что именно такой конец, скорее всего, уготован ему, и ждать придется не долго.
  -- Они погибли быстро, - мрачно вымолвил Смолин, словно читавший мысли своего командира. Подполковник тоже выбрался из-под брони и теперь жадно всматривался в силуэты навсегда остановившихся боевых машин, стальных саркофагов для своих экипажей. - Все случилось почти мгновенно.
  -- Они ответят за это, - зло прорычал командир танкового полка, взглянув куда-то в небеса, на горизонт, туда, где растворились в мареве вражеские самолеты, отныне хозяйствовавшие в русском небе безнаказанно. - Они ответят за все, черт возьми!
   Три танка замерли корма в корму, выстроившись, точно по линейке. Никто не ожидал атаки, и взвод был уничтожен мгновенно. Сила полка убавилась, каждая потерянная на марше машина, неважно, от вражеского ли огня, или от любых неполадок, означала, что шанс на победу, когда они все же доберутся до позиций врага, становится все меньше, не исчезая, в прочем, окончательно. Надежда еще была жива, надежда быть может даже не на то, что удастся разгромить врага, но хотя бы на славную, достойную мужчин и воинов гибель в бою, когда противник содрогнется от ужаса, ощутив на себе всю мощь их предсмертного удара.
   Полковник должен был видеть то, за что он станет мстить, когда враг появится в перекрестье прицела, и потому приказал сделать остановку. Мимо мчался на юг, лязгая металлом, стальной поток, десятки, сотни бронированных машин, все, что оставалось от полка, потрепанного схваткой с вражеской авиацией. Они все еще были сильны, а ярость только росла с каждой пройденной верстой.
  -- Вперед, - приказал Белявский, ныряя в проем и захлопывая глухо лязгнувший люк. Он вновь оказался в тесноте десантного отсека, превращенного в настоящий штабной блиндаж, где было сосредоточено управление всем полком. - Продолжаем движение! Курс прежний! Полный вперед!
  -- Так долго не может продолжаться, - осуждающе произнес заместитель командира полка. - На марше потеряем больше машин, чем от вражеского огня. Техника не выдерживает, топлива все меньше!
  -- С поломавшихся машин снимать все, что может пригодиться, каждый снаряд, сливать каждый грамм солярки. Экипажи - на броню, пойдут в бой, как десант. Мы доберемся до этих ублюдков и прикончим столько, сколько сможем! Вперед, только вперед!!!
   Выдыхая едкие клубы выхлопных газов, командно-штабная машина сорвалась с места, догоняя ушедший вперед полк, спеша занять свое место в строю. Подпрыгивая на ухабах, БМП-1КШ мчалась вперед, вливаясь в общий поток, прибавляя еще толику к его сокрушительно мощи, которой, как втайне боялся полковник Белявский, могло не хватить в решающий момент. И все же пути назад уже не было, слишком многое было сделано, чтобы отступить, сложить оружие, признав свое поражение. Полк продолжал наступать, и за его стремительным и неудержимым броском пристально, с замиранием сердца, наблюдали с другого берега Атлантики, лихорадочно пытаясь придумать что-то, чтобы остановить стальную лавину.
  
   Члены совета национальной безопасности не покидали стены Белого Дома уже больше суток, оставаясь рядом с президентом Мердоком, чтобы вместе принимать любые решения, а решать сейчас, когда на другом берегу Атлантического океана ни на миг не прекращались сражения, кипевшие на земле, в небесах, и на морских просторах, приходилось очень многое, и от времени, от каких-то секунд, зависели тысячи жизней. Не было на Капитолии только главы военного ведомства, но линия спутниковой связи надежно соединяла Пентагон, где министр Джермейн находился вместе с главой Комитета начальников штабов, с резиденцией главы государства. Именно поэтому план Элайджи Хоупа, стал сразу известен всем, кому вообще было положено знать об этом.
  -- Вы там совсем рехнулись? - Президент не стал сдерживать эмоции, с трудом дослушав емкую и экспрессивную речь генерала Камински. - Вы понимаете, что это значит? Ведь мы именно этого стремились избежать еще, когда планировали операцию "Доблестный удар"!
   Спутник, паривший на геостационарной орбите, надежно связал берега Атлантики, разные полушария планеты, и, казалось, что командующий Десятой легкой пехотной дивизией находится не за тысячи миль от Вашингтона, а здесь, рядом, в одной комнате с самим президентом. Этот эффект присутствия не нарушала ни задержка изображения, ни даже обыкновенные помехи в вечно возмущенном электромагнитном поле Земли.
  -- Ядерный удар по русским частям - единственный способ остановить их контрнаступление без чрезмерных потерь, - настойчиво произнес в ответ Мэтью Камински, которого не остановила отповедь главы государства. У генерала была своя правда, и ее он намеревался отстаивать до последнего. - Обстановка на южном направлении крайне опасная. Соотношение сил, даже с поправкой на наше абсолютное господство в воздухе, не оставляет никаких надежд для тех, кому предстоит сражаться, стоя обеими ногами на земле. Против ста двадцати "Абрамсов" генерала Хоупа русские двинули шестьсот своих танков. Такую лавину одними пушками не остановить! Я настаиваю на применении ядерного оружия немедленно, господин президент!
   Все, кто слышал эти слова, отнеслись к ним по-разному. Энтони Флипс, вся дипломатия которого оказалась выброшена на свалку, едва над Россией разорвалась первая бомба, просто выругался вполголоса. Николас Крамер поперхнулся, и еще долго не мог прочистить горло. Глава АНБ словно впал в ступор, застыв на краешке кресла, и лицо его, вмиг окаменев, превратилось в маску какого-то древнего истукана. И только глава администрации президента внешне оставался вполне спокойным, хотя бы внешне, чего никак нельзя было сказать о его шефе, не скупившемся на крепкие выражения.
  -- Ваша позиция мне предельно ясна, генерал, - сухо, едва сдерживая гнев, процедил сквозь зубы глава государства. - А что можете сказать вы, Эндрю, - президент взглянул на экран, на котором застыло увеличенное раза в три лицо Стивенса, выражавшее не больше чувств, нежели картонная маска. - Каково ваше мнение?
   Мэтью Камински замер в эти мгновения, и даже сердце, кажется, стало биться в несколько раз реже. От того, что и как скажет сейчас человек, непосредственно воплощавший в жизнь чудовищный по своему масштабу замысел, тот, кто руководил всей операцией, зависело столь многое, что трудно было описать это обычными словами.
  -- Господин президент, сэр, я всей душой против того, чтобы сразу прибегать к крайним мерам, таким, какие предлагает генерал Камински. Но в сложившейся ситуации использование ядерного оружия - это то, что может принести нам победу, иначе в кровавой бойне погибнут сотни наших солдат, и никакой успех не позволит оправдать настолько высокую цену. Атомный же удар позволит решить проблему быстро и эффективно. И я полагаю, такой сценарий следует рассматривать со всей серьезностью, но решение, разумеется, за вами. Конечно, это не единственная возможность, можно продолжить нанесение авиационных ударов по русским войскам, задействовав еще больше самолетов, на ближних подступах применить артиллерию, но, ведя войну обычным оружием, мы не сможем избежать больших жертв.
   Каждый, кто слышал эту осторожную речь, понимал, что генералу Стивесну стоит немалого труда подбирать нужные слова, все еще пытаясь остаться в стороне, переложив всю ответственность за последствия, какое бы ни было принято решение, на кого-нибудь другого. И эта осторожность неожиданно вызвала настоящий взрыв.
  -- Выбросьте из головы всю эту чушь, генерал! Даже на стадии планирования применение в этой операции ядерного оружия было исключено, - с напором повторил Джозеф Мердок. - Этого просто не должно быть, генерал, черт вас дери! Ваше обучение в Вест-Пойнте обошлось стране не дешево, так покажите, что стоит вложенных в вас средств. Справляйтесь со своими проблемами тем, что есть! Начнете с тактических боеголовок, а что потом? Требование нанести термоядерный удар по Москве?
  -- Простите, сэр, при всем моем почтении, это как раз ваши проблемы, - скривился командующий операцией "Доблестный удар". - Эта война - целиком и полностью плод вашей политики. Вы отдали приказ, и мы исполняем его, и если вы, господин президент, твердо намерены выиграть эту войну, то теперь нам решать, какими средствами ее вести. Неужели вы не понимаете, что каждое лишнее мгновение сейчас, каждая секунда это бессмысленной дискуссии, обходятся жизнями американских солдат, тех парней, что дали присягу стране и вам, господин президент, и теперь своей кровью расплачиваются за вашу медлительность и осторожность? При всем моем уважении, обдумывать все следовало раньше, намного раньше, пока еще войска оставались в казармах, сэр, а сейчас время действовать, не считаясь ни с чем. Потери уже превышают все допустимые пределы, страна погрузится в траур на недели, на месяцы, и лично я не желаю делать усугублять положение! Отдайте приказ сейчас, сэр, если не хотите, чтобы наши парни на Кавказе оказались в мясорубке! Ситуация критическая, но выход есть, и в вашей власти спасти сотни, тысячи жизней!
   Многие лишились дара речи в эту минуту - президент от неожиданно яростного напора, к которому не был готов, а Мэтью Камински - оттого, что Стивенс все же поддержал его, хотя, кажется, еще несколько секунд назад тот и сам не смел даже подумать о чем-то подобном.
  -- Господин президент, генерал, я полагаю, прав, - осторожно заметил Алекс Сайрес, взглянув в глаза Мердоку. Воспользовавшись замешательством своего патрона, глава администрации решил, что нужно действовать именно сейчас. - Одна бомба может изменить ход кампании. Русские поймут, что мы ни перед чем не остановимся ради победы, и прекратят бессмысленное сопротивление. Мы должны заронить в их сердца страх, показать, что их ждет. Генерал Камински предлагает применить тактические боеприпасы, ущерб от которых будет не очень велик, зато результат может превзойти все ожидания.
  -- В любом случае, русские нам не смогут ответить тем же, сэр, - процедил сквозь зубы подавший признаки жизни впервые за несколько истекших минут Реджинальд Бейкерс. Хотя он и казался полностью ушедшим в себя, оставшимся наедине с собственными мыслями, шеф АНБ слышал каждое сказанное в Овальном кабинете слово и делал выводы. - Они утратили контроль над собственным ядерным арсеналом, иначе их ракеты уже мчались бы к Вашингтону. Все их боеголовки теперь - обычные куски железа, так что это будет в любом случае игра в одни ворота.
   Постепенно к беседе присоединялись и остальные члены Совета безопасности, сумевшие уже собраться с мыслями и сформировать свое мнение. Да, решение оставалось за президентом, иначе не могло и быть, но каждый голос здесь имел немалое значение.
  -- Вы хотите превратить русские степи в радиоактивную пустыню, - вскинулся Энтони Флипс. - Хотите потом объяснять европейцам, почему над их странами идут дожди из цезия и стронция? Ведь изначально нам был нужен контроль над страной, но что же мы будем контролировать, если сейчас прибегнем к атомной бомбардировке?
  -- Господин госсекретарь, вы преувеличиваете, - раздался из динамика голос Дональда Форстера, вместе с министром обороны находившегося в ситуационном центре Пентагона, втором нервном узле "Доблестного удара" по эту сторону океана. - После бомбардировки Хиросимы и Нагасаки Япония не стала необитаемой. Скорее, наоборот, узкоглазые, черт их возьми, принялись плодиться, как кролики, так что скоро заполонят весь мир! И сейчас, как и тогда, применение ядерного оружия может быть единственным способом быстро завершить войну, быстро, и с минимальными потерями для обеих сторон.
  -- Значит, принципиально вы за применение ядерного оружия, генерал? - уточнил Джозеф Мердок.
   Глава Объединенного комитета начальников штабов ответил не сразу, после секундной паузы, тщательно подбирая слова, отчего речь его казалась несколько тяжеловесной:
  -- Я полагаю, этот вариант стоит рассматривать, как вполне реальный, но лишь в самом худшем случае. Решать вам, господин президент. Мы сможем справиться с русскими и так, не прибегая к радикальным мерам. Да, всю ту армаду, которая наступает на нас, генералу Хоупу не остановить. Такая лавина сметет любой заслон. Но мы можем отвлечь часть сил противника, ослабить удар, заставить врага вводить свои дивизии в бой не сразу, а частями, чтобы по отдельности перемалывать их. Необходимо расчленить группировку русских, лишить их возможности маневра, чтобы наши командиры точно знали, где ждать врага, и могли подготовиться к этой встрече. Нужно по полной использовать наше господство в воздухе, перебросить на театр боевых действий дополнительные эскадрильи истребителей из Европы или Ирака, если необходимо.
  -- Это будет бессмысленная суета, и только! Передислокация займет дни, а счет идет уже на минуты, - заметил Мэтью Камински, но президент не услышал его, или предпочел не обращать внимания на раздраженную реплику.
  -- В таком случае, начинайте подготовку плана немедленно, Дональд, - решил глава государства. - Времени у нас просто нет. Генерал Стивенс здесь полностью прав, любая задержка будет оплачена сотнями американских жизней, а это недопустимо теперь.
  -- Но что же с ядерным ударом, господин президент? Нам не следует рассматривать в планах такую возможность, сэр? Но тогда потери, даже если русских удастся разбить, окажутся все равно огромными.
   Глава Объединенного комитета начальников штабов чувствовал страх, это было видно по его бледному лицу, по капелькам пота, блестевшим на высоком лбу. Отдав всю жизнь армии, Дональд Форстер привык к тому, что ядерное оружие - это пугало, средство постоянного устрашения, и не был готов к тому, чтобы выпустить на волю его разрушительную мощь.
   И президенту Мердоку решение давалось непросто. Он тоже был подчинен силе привычки, привычки считать свою страну самой могущественной, способной сокрушить любого врага без особенных усилий и потерь. Но теперь пришло осознание своей слабости, той, которая была, в принципе, известна, но которой не придавали особого значения. В погоне за господством на море и в воздухе американские стратеги оставили без внимания сухопутные войска, вполне достаточные для того, чтобы победить какой-нибудь Ирак или Афганистан, но оказавшиеся слишком слабыми в схватке со второй по мощи армией мира, даже с малой ее частью. Да, доставив из-за океана резервы, можно было создать количественный - качественный и так всегда оставался за Армией США - перевес, но времени на это просто не было.
  -- Вы предположили, Дональд, что переломить ход сражения можно и без применения ядерного оружия? - Президент как будто не слышал обращенного к нему вопроса.
  -- На южном направлении развернуто большое количество вертолетов "Апач", не менее полутора сотен даже с учетом потерь, понесенных при атаке аэродрома в Грозном. Русские танки уже находятся в пределах их досягаемости, и, лишенный прикрытия истребителей, противник не выдержит массированной атаки. Главное - сковать русских в маневре, заставить сконцентрировать свои силы где-то в одном месте, на ограниченной территории, и тогда мы возьмем их в кольцо, из которого не выбреется ни один вражеский солдат.
   В вопросе президента генерал Форстер почувствовал спасительную соломинку и схватился за нее с отчаянием смертника. Как угодно, но избежать ядерного удара - вот и все, к чему стремился сейчас глава Комитета начальников штабов.
  -- Можно использовать минные заграждения на пути движения русских колонн, заставляя их уплотнять свои порядки, и тогда уж наши парни не промахнутся, - с уверенностью заявил Дональд Форстер, вспоминая в эти минуты все то, чему его, тогда еще юного кадета, учили прежде умудренные опытом наставники, многие из которых успели побывать в смертельно опасных джунглях Вьетнама и много где еще. - В минных полях оставим проходы, куда вынуждены будут направляться русские, и там будем ждать их в полной готовности.
  -- Это возможно технически? - Джозеф Мердок тоже почувствовал облегчение, слушая рассуждения своего генерала.
  -- Господство в воздухе позволит нам проделать это без особых проблем, господин президент. Мы сумеем указать русским именно то направление, которое будет выгодна нам самим, и они вынуждены будут идти прямиком в западню.
  -- В таком случае, сделайте все, чтобы остановить русских обычным оружием, - решил президент. - Я уверен, это вам по силам, генерал. Но я не хочу рисковать, полагаясь на случай, и потому приказываю подготовить к использованию боеголовки, находящиеся на базах хранения в Турции. Мы должны быть готовы ко всему, но не смейте и думать об их применении, пока не исчерпаете иные способы!
   Генерал Форстер молча кивнул, не сумев возразить - он только что услышал приказ, и теперь должен был исполнить его, приведя в движение огромный и сложный механизм армии, военную машину, сейчас вдруг забуксовавшую в попытках опрокинуть проявившего неожиданное упорство врага.
  -- С Божьей помощью мы разобьем врага, - уверенно произнес Мердок, обращаясь к тем, кто оказался рядом с ним, здесь, в стенах Овального кабинета. - А победа есть победа, как бы велика ни была ее цена!
   Президент Мердок мог быть доволен собой. Он, подобно мудрому библейскому царю Соломону, смог найти такое решение, которое устраивало, кажется, всех, и, в первую очередь, его самого. О том, кто, как и какой ценой будет воплощать в жизнь родившийся за считанные секунды замысел, лидер американской нации старался не думать.
  

Глава 5 Ловушка

  
   Черноморское побережье России - Тбилиси, Грузия - Ставропольский край, Россия
   19-20 мая
  
   В тот миг, когда морская пехота выходит на берег, она оказывается уязвимой больше всего. Это самые страшные мгновения, когда десант замирает на границе суши и воды, словно балансируя на лезвии бритвы под порывами ураганного ветра, скованный в маневре, почти беспомощный, когда боевые машины неуклюже барахтаются в полосе прибоя, перемалывая колесами и гусеничными траками устилающий дно песок и вязкий ил. Для того, кто удерживает берег, нет ничего проще в такие минуты, чем прямой наводкой расстреливать неуклюже выползающие на сушу бронетранспортеры, отбрасывая врага обратно в морскую бездну. Все решают минуты, и то, найдется ли у морской пехоты достаточно сил для решающего броска.
  -- Три минуты до высадки, - заместитель командира роты приблизился почти вплотную к капитану Мартинесу, силясь перекричать рев запущенных на полную мощность водометов, толкавших к далекому еще берегу командно-штабную машину LAV-C. - Разведка докладывает, противник не обнаружен. Берег чист, сэр!
   Энрике Мартинес, не желая напрасно рвать связки - голос ему еще понадобится там, на суше, - только кивнул в знак того, что все услышал и понял верно. Разведка могла докладывать все, что угодно, из космоса, из-под облаков не видно очень многое, и несколько хорошо замаскированных орудий или танков, просто пара взводов пехоты с противотанковыми ракетами, смогут легко сорвать высадку, заставив его, капитана Мартинеса, моряков умыться собственной кровью пополам с соленой черноморской водой.
   Штурмовая рота легкого мотопехотного батальона, костяка всей батальонной десантной группы, продвигалась к берегу со всей возможной скоростью, и сейчас скорость эта, всего пять миль в час, казалась ничтожно малой. Зарываясь в волны так, что над поверхностью воды порой оставались лишь башни с задранными кверху стволами автоматических пушек, бронемашины, оставляя за собой шлейф мутной пены, плыли к песчаной полосе еще далекого берега. Позади осталась наполненная грохотом и ревом моторов доковая камера десантного корабля "Сан-Антонио", в которой готовилась к броску вторая волна десанта, впереди же была почти полная неизвестность.
  -- Всем приготовиться, - приказал дрожащим от волнения голосом Мартинес, окинув пристальным взглядом своих офицеров. На лицах моряков застыла решимость и напряжение, неизбежное в ожидании боя. - Проверить оружие!
  -- Мы готовы, капитан, сэр, - отозвался начальник штаба. - Все пройдет гладко, скоро мы будем на берегу!
   Каждый из морских пехотинцев, от командира до рядового, знал, что может ожидать батальон на берегу. Залпы артиллерии, противотанковые ракеты, набрасывающиеся стремительно, точно стаи жалящих ос, минные поля, скрытые тонкой пленкой воды, а потому еще более опасные, и, наконец, предельно простые преграды вроде заграждений из колючей проволоки и противотанковых ежей - все это противник мог использовать, чтобы выбравшийся на берег батальон не продвинулся вперед ни на шаг, навсегда оставшись здесь, на этом клочке суши, пока ее не поглотит прилив, захватывая вслед за собой и тела. Рота, и отдельно, и в составе батальона, прежде не единожды отрабатывала высадку, но теперь противник перестал быть условным, и никакие самые радужные донесения разведки не могли унять волнение.
   Энрике Мартинес чувствовал, как китель пропитывается потом, и знал, что сейчас так же чувствует себя каждый боец его батальона, каждый из тех парней, что сжались в десантных отделениях покачивавшихся на волнах бронемашин LAV, превратившись в сплошные комки нервов. В прочем, они зря нервничали - разведка на этот раз не ошиблась ни в чем. Бой уже шел где-то далеко отсюда, среди степей, но на побережье пока еще царили тишина и покой.
   Бронетранспортеры не преодолели еще и половины расстояния, отделявшего десантные суда от берега, когда мимо них, зарываясь в облака водяной пыли, с визгом и воем промчались катера на воздушной подушке LCAC. Ставосьмидесятитонные суда, парившие над водой, мчались к берегу со скоростью сорок узлов, обгоняя плывшие своим ходом бронемашины, и каждый катер, приводимый в движение четырьмя газотурбинными двигателями "Авко-Лайкоминг", работавшими на два воздушных винта, легко нес на себе по одному танку "Абрамс". Им потребовалось лишь несколько минут, чтобы преодолеть полосу чистой воды, и вот уже шестидесятитонные громады боевых машин, настороженно поводя из стороны в сторону толстыми стволами орудий, выползают на песок, поскрипывающий под зазубренными лентами гусениц.
   Тактика вертикального охвата родилась в тот день, когда первый вертолет оторвался от палубы десантного корабля, и сейчас проявила себя во всей красе. Бронемашины LAV еще не успели добраться до берега, танковый взвод только-только выгрузился, занимая позиции у самой кромки воды, а с вертолетов, один за другим приземлявшихся на песчаные холмы в нескольких милях от берега, сыпались вооруженные до зубов моряки. Одним махом переброшенные с палуб десантных кораблей, они отважно выпрыгивали вниз из распахнутых люков, тотчас занимая оборону на высотах, намертво цепляясь в чужую землю так, что прогнать с нее морских пехотинцев теперь могли только сталь и огонь.
  -- Высадка проходит по плану, адмирал, сэр, - офицер разведки, вытянувшись в струнку перед командующим эскадрой, докладывал, уставившись куда-то поверх его головы. - Противник не проявляет никакой активности!
  -- Хорошие новости, сынок! Кажется, русские ублюдки попрятались по норам, черт возьми! Но мы должны быть готовы ко всему, так что не расслабляйтесь, пока все наши парни не окажутся на берегу!
   Контр-адмирал Уинстон Битти кивнул, жестко взглянув в глаза своему офицеру, и тот, еще больше вытянувшись, так, что, казалось, вот-вот лопнет от натуги, браво гаркнул, точно какой-нибудь юный матрос:
  -- Так точно, сэр! Есть, сэр!!!
   Командующий десантным соединением вновь кивнул, отпуская своего подчиненного, и облечено вздохнул. Кажется, план, разработанный стратегами в недрах Пентагона, пока воплощался в жизнь в лучшем виде. Противник, еще недавно казавшийся таким сильным, ослеп и оглох в мгновение ока - большая часть радаров, развернутых вдоль побережья, была уничтожена авиацией и ракетами "Томагавк", в том числе и выпущенными с борта эсминца "Гонзалес", эскортировавшего десантное соединение. Те же немногие локаторы, что уцелели, никак не могли теперь покрыть всю линию морской границы России, да даже если бы транспорты и обнаружили, противник, разом потеряв все свои самолеты, все боевые корабли, потопленные, зачастую, возле причалов, ничем не мог воспрепятствовать высадке десанта.
  -- Все должно пройти гладко, джентльмены, - твердо, с требовательными нотками во властном голосе, произнес контр-адмирал, обращаясь к офицерам, находившимся в довольно тесном помещении командного поста, погруженного глубоко под палубу "Уоспа", за кевларовые переборки. - Я не желаю слышать ни о каких потерях! Наши парни высадятся на берег, займут оборону, и будут удерживать плацдарм до подхода главных сил дивизии, после чего мы начнем наступление вдоль побережья. Наша цель - Ростов-на-Дону, и мы должны войти в этот город первыми, раньше, чем сухопутные крысы из Десятой пехотной, раньше, чем воздушный десант!
   Весь штаб, вся эскадра, действовала четко и слаженно, как единое целое, уверенно и точно, поскольку ошибка, любая оплошность была бы оплачена человеческими жизнями. С той секунды, как была объявлена боевая тревога, Битти не покидал боевой информационный пост десантного корабля "Уосп", флагмана малочисленной эскадры. Отсюда адмирал мог руководить действиями всего батальона или каждого его взвода по отдельности, сюда стекалась вся информация, какая только была возможна. На спутники сейчас надежды было мало - они стремительно мчались в космической пустоте, слишком быстро уходя за горизонт, чтобы через их объективы вести наблюдение за высадкой. Но у морской пехоты были и иные средства, например, беспилотные разведчики RQ-8A "Файр Скаут".
   Там, где рисковать человеческими жизнями было опасно или просто невыгодно, вот как сейчас, в ход пускали роботов, надежных, неутомимых, безотказных. Дистанционно управляемые семисоткилограммовые винтокрылые машины, такой вот плод усилий не стесненного в средствах фанатика-авимоделиста, взмывая с полетной палубы "Уоспа", уходили к берегу, кружа над ним, то вскарабкиваясь на самый потолок, то стремительно опускаясь вниз, к земле, стоило только операторам, ведущим наблюдение с борта десантных кораблей, пребывая в полной безопасности, заметить хоть что-то, вызывавшее подозрение. А вместе с беспилотными вертолетами, плечом к плечу, или, точнее, крылом к крылу, трудились дистанционно управляемые самолеты RQ-2 "Пионер", внимательным взглядом своих камер покрывавшие каждый квадратный ярд зоны высадки.
  -- Закончил осмотр квадрата Браво-два, - монотонно докладывал оператор, уставившийся в мерцающий квадрат монитора. - Противник не обнаружен. Следую в квадрат Браво-три.
   Где-то в без малого полусотне миль от десантного транспорта "Тортуга", величаво покачивавшегося на волнах в нейтральных водах всеми шестнадцатью тысячами тонн своего полного водоизмещения, оператор легко коснулся панели управления, заставляя беспилотник, связанный с кораблем нитью радиолинии, изменить курс. Сейчас все разведывательные "роботы" кружили над весьма небольшим клочком суши, зоной высадки, к которой со всех сторон уже устремились плавающие бронемашины и всевозможные десантные катера, один за другим покидавшие док-камеры лежащих в дрейфе десантных судов.
   Боевые машины морских пехотинцев обладали отменной подвижностью на суше, и вполне приемлемой - на плаву, когда превращались фактически в десантные катера, каждый, по меньшей мере, на одно отделение десантников в полной экипировке. Но для того, чтобы сменить одну стихию на другую, бронетранспортерам требовались вполне определенные условия, конкретный наклон берега, отсутствие серьезных препятствий на пути, и таких участков было достаточно мало, чтобы защищавший свою землю противник мог стянуть к ним достаточные силы и отбросить моряков назад. именно поэтому сейчас важнее всего было обнаружить приближения противника заранее, выиграв драгоценное время, чтобы десант мог встретить врага уже стоя на земле обеими ногами, а уж тогда бойцы Корпуса морской пехоты США покажут все, на что они способны.
   Десантные корабли покачивались на волнах, исторгая из своих трюмов поток тренированных человеческих тел, укрытых под тонкой броней боевых машин, с их палуб взмывали с грохотом и воем тяжело нагруженные вертолеты, уносившиеся к едва заметной полосе суши. А рядом с транспортами темнели хищные силуэты кораблей эскорта, тоже пребывавших в полной боевой готовности. Эскадренный миноносец "Гонзалес" и фрегат "Элрод", точно ученые псы, чутко стерегли подступы к эскадре. Все радары работали без перерыва, обшаривая воду и небо до самого горизонта, дабы указать цель для зенитных и противокорабельных ракет.
  -- Противника не наблюдаю, - снова и снова докладывал оператор радара SPY-1D комплекса "Иджис", перед которым как на ладони, было все пространство на полсотни миль вокруг. Кажется, он сам был по-настоящему доволен тому, что на экране до сих пор не появилась ни одна отметка, обозначавшая бы воздушную или надводную цель. - Горизонт чист, сэр!
  -- Превосходно, лейтенант! Продолжайте наблюдение!
   Кэптен Маркс удовлетворенно потирал руки. Авиация и флот русских были уничтожена, а их сухопутные войска - слишком растеряны и напуганы, чтобы оказать какое-то сопротивление сейчас. Ну а потом, когда противник опомнится, придет в себя, будет уже поздно - морские пехотинцы успеют окопаться, мертвой хваткой вцепившись в этот берег, и продержатся достаточно, чтобы сюда добрались уже прошедшие через Босфор транспорты с основными силами экспедиционной дивизии. И в том, что все происходило так удачно, была немалая заслуга его, кэптена американских военно-морских сил Уильяма Маркса.
   "Томагавки", выпущенные с "Гонзалеса", превратили в прах всю береговую оборону русских, а теперь в дело была готова вступить артиллерия. Эсминец, находившийся уже в пределах территориальных вод России, мог поддержать высаживавших "маринеров" огнем своей единственной пушки "Марк-45", посылавшей снаряды калибром сто двадцать семь миллиметров на тринадцать миль, с хирургической точностью поражая огневые точки врага. Не был бесполезен и фрегат - автоматическое трехдюймовое орудие "Элрода" забрасывало смертоносные гостинцы на десять миль, выпуская больше полутонны свинца каждую минуту. Конечно, всего пара стволов весьма скромного по морским меркам калибра не производила особого впечатления, если сравнить, например, с девятью шестнадцатидюймовыми орудиями "Марк-7" давно вышедших на покой линкоров типа "Миссури", выпускавшими снаряды весом чуть меньше тонны. Но канониры "Гонзалеса" получали "картинку" с воздуха, через чуткие камеры беспилотников "Пионер", что вились над зоной высадки, словно мошкара, позволяя прицеливаться с точностью до ярда, поражая отдельного человека на свой выбор.
   Все находились в напряжении, становившемся с каждой минутой все более невыносимым. Пока царил покой, но все могло измениться в любой миг, и потому операторы радаров не отводили взгляды от мерцавших экранов, а комендоры держали пальцы на кнопках пуска ракет, готовые встретить противника шквалом огня. А высадка тем временем продолжалась.
  -- Сэр, первая волна десанта заняла господствующие высоты по периметру зоны высадки, - доложил полковнику Райсу командир смешанной авиаэскадрильи, сам едва успевавший выслушивать рапорты своих пилотов, без устали перебрасывавших людей и снаряжение с кораблей на берег, укрепляя оборону плацдарма, крохотного пятачка, клочка суши три на две мили. - Ваши парни укрепляют позиции. Вертушки уже возвращаются обратно на "Уосп", полковник.
   Командир экспедиционного батальона морской пехоты кивнул в ответ:
  -- Вашим летчикам придется сегодня здорово потрудиться. Нужно доставить на берег как можно больше бойцов и оружия, и сделать это как можно быстрее. Нужно как следует укрепиться здесь, на этом берегу.
   Полковник Альберт Райс чувствовал, что внутри все сжалось, точно тугая пружина, готовая или распрямиться, разрывая его изнутри, или лопнуть от напряжения. Сейчас его моряки были уязвимы, как никогда, представляя собой удобные и почти беззащитные цели. Плацдарм - ничтожный кусок суши, простреливаемый вдоль и поперек - мог запросто стать могилой для нескольких сотен крепких парней, честно готовых служить стране и нации. Если разведка ошиблась, если где-то противник все же сумел накопить достаточно сил, хотя бы пару батальонов, одного удара хватит, чтобы сбросить десант в волны. И пусть потом авиация размолотит русских в пух и прах, погибших под пулями, под гусеницами вражеских бронемашин морпехов это точно не воскресит.
   Между тем бронемашины, рассекая накатывавшие на пологий берег волны, уже почти добрались до суши. Протекторы пуленепробиваемых покрышек командирской машины LAV-C взрыхлили песок, глубоко врезаясь в него всеми восемью колесами, и дизельный двигатель "Детройт 6V-53T", яростно взревев, всеми своими двумястами семьюдесятью пятью лошадиными силами выбросил из воды тринадцатитонную стальную "тушу".
  -- Оружие к бою, - рявкнул капитан Мартинес, рывком взводя затвор своего автоматического карабина М4А1. - На выход, живо!
  -- Мы готовы!
   И в ответ - утробный яростный рык, испуганной птицей забившийся в тесноте меж бронированных переборок:
  -- Вперед!!!
   Двустворчатые двери в корме бронемашины распахнулись, и командир роты первым спрыгнул на мокрый песок, жалобно заскрипевший под рифлеными подошвами тяжелых ботинок. Вскинув карабин, Энрике Мартинес припал на колено, готовый немедленно открыть огонь. Рядом с ним занимали позиции штабные офицеры, чтобы встретить врага ураганным огнем из всех стволов.
   Капитан Мартинес не был первым, кто ступил на этот берег. Рядом уже замер, развернув приземистую башню в направлении недальних дюн, бронетранспортер LAV-25, вокруг которого тоже расположились десантники. Бронемашины выползали на сушу одна за другой, точно какие-то морские животные, неуклюже выбираясь из воды и останавливаясь у самой ее кромки. Здесь создавалась первая линия обороны, здесь возникали очертания того плацдарма, с которого уже вскоре морской пехоте предстояло развивать победоносное наступление, круша перепуганных и растерянных русских.
   Первыми на берегу оказались линейные бронетранспортеры, огнем своих малокалиберных пушек "Бушмастер" готовые поддержать доставленных в собственном нутре моряков. Следом за ними уже подходили к суше штабные машины командиров рот и взводов, самоходные минометы LAV-M, противотанковые комплексы LAV-AT с грозными ракетами "Тоу", а за ними сплошным потоком - ремонтно-эвакуационные машины, санитарные, бронированные "грузовики" LAV-L для работы на переднем крае. Батальон выходил из воды, разворачиваясь в боевые порядки и готовясь к обороне.
  -- Капитан, сэр, - к Мартинесу подбежал сержант Коул, весь обмотанный снаряженными патронами пулеметными лентами, так что походил на какую-то рождественскую елку в странных лязгающих гирляндах. - Сэр, все парни на берегу!
  -- Рота, внимание, - Энрике Мартинес вдавил в корпус рации клавишу передачи. - Наша задача - захват и удержание плацдарма до подхода главных сил дивизии. Приказываю занять оборону на ближайшей высоте, оборудовать основные и запасные позиции, подготовить огневые точки.
   Последние слова командира заглушил пришедший из поднебесья гул, и морпехи, запрокидывая головы, увидели, как над ними величественно проплывает светло-серая "туша" вертолета СН-46Е "Си Найт". Под днищем летающего "грузовика", рубившего горячий воздух лопастями обоих винтов, болталась опутанная сетью гаубица М198 калибра сто пятьдесят пять миллиметров, всеми своими семью тоннами растягивая крепления.
   Вертолет достиг вершины одной из прибрежных дюн и плавно опустился, так что орудие коснулось земли, а там к нему уже бросились занявшие высотку десантники, торопливо отцепившие гаубицу, вслед которой с геликоптера выгрузили несколько ящиков со снарядами. Пара минут - и станины орудия разведены в стороны, увенчанный грушевидным дульным тормозом ствол развернут куда-то в сторону берега, а в камору уже загнан фугасный снаряд. Артиллеристы, прибывшие на сушу одними из первых, действовали быстро, но без лишней суеты, готовя батарею к бою - что бы ни сообщала разведка, никто не желал оказаться застигнутым врасплох, если русские все же скрываются где-нибудь поблизости.
  -- Задача понятна? - капитан Мартинес даже не ждал ответа, зная, что всем все предельно ясно - в своих бойцов он верил. - Сержант, командуйте!
   Наши позиции - на двух часах, - свирепо зарычал Бенджамен Коул, которому, кажется, рация была без надобности. - Руки в ноги, мальчики, и марш на высоту! Окопаться, проверить оружие, выставить дозоры! Вперед, сукины дети!!!
   Подстегнутые нарочито злым рыком ротного старшины морские пехотинцы бегом бросились к вершине, с трудом поднимаясь по песчаному склону. А над их головами с треском проносились беспилотники "Файр Скаут", все высматривавшие с высоты птичьего полета своими глазами-объективами врага, могущего прятаться где-то неподалеку, чтобы атаковать в самый неподходящий момент. Еще выше пролетали с гулом и рокотом тяжело нагруженные вертолеты, громоздкие "Супер Стэльены", "Си Найты", легкие "Ирокезы", а уже где-то под самыми облаками, порой полностью в них зарываясь, кружили взлетевшие с "Уоспа" штурмовики AV-8B "Харриер", пилоты которых были готовы обрушить на головы обнаруженного разведкой противника потоки огня и раскаленного свинца. Морская пехота могла спокойно рыть окопы, пребывая в почти полной безопасности с такой бдительной охраной в поднебесье, но много времени ей для этого не дали.
  
   Полковник Джек Александр Райс с радостью слушал доклады ротных командиров, а те, один за другим, докладывали об успешном завершении высадки, а это означало, что приказ командования выполнен - морская пехота смогла укрепиться на ничтожном клочке суши, и теперь мощи всей российской армии не хватит, чтобы сбросить моряков обратно в воду.
  -- Превосходно, - улыбнулся, оскалив безупречно ровные зубы, командир экспедиционной группы морской пехоты. - Просто великолепно! Мы это сделали, черт возьми! Русские - полные идиоты, если не заметили, что творится на их правом фланге!
   На пустом месте, на вздыбившемся невысокими холмами берегу жилистыми руками нескольких сотен моряков создавалась линия обороны, о которую должны будут разбиться все контратаки русских. Полковник не сомневался, что враг, опомнившись, попытается уничтожить батальон, и был намерен не допустить это любыми усилиями.
   Командир батальона все еще оставался на борту "Уоспа", по праву являвшегося флагманом десантного соединения - отсюда было не в пример проще руководить высадкой и, если что-то пойдет не так, обороной, чем с земли, барахтаясь в приливных волнах, по колено утопая в нанесенном со дна морского иле и песке. Благодаря парившим над побережьем разведчикам, беспилотникам "Пионер" и "Файр Скаут", плацдарм был как на ладони, каждая рота, каждый взвод - под рукой, точно фигуры на какой-то фантастической шахматной доске.
  -- Обеспечить постоянное наблюдение, все время держать в воздухе разведчики, - потребовал полковник Райс. - Противник не должен появиться неожиданно для наших парней! Свяжитесь с Военно-воздушными силами, нам нужна их поддержка.
   Десант потоком выплескивался с кораблей на берег, занимая позиции среди дюн, и, хотя все шло гладко, командир батальона чувствовал тревогу, предпочитая готовиться к самому худшему повороту событий. Русские были рядом, ведь это их земля, здесь они хозяева, за их спиной - ресурсы целой страны, неисчерпаемые резервы, а полковнику Райсу и его бойцам не на кого было надеяться, кроме самих себя.
   Весь штаб, десятки офицеров, отвечавших за связь и разведку, пропускавших через себя огромный массив информации, которая, в конечном итоге, могла стоить кому-то жизни, словно охватила лихорадка. В помещении боевого информационного поста звучали короткие, рубленые фразы, гудели вентиляторы, по напряженным лицам скользили блики мерцавших мониторов. Джек Райс едва успевал выслушивать донесения с берега, в прочем, весьма однообразные.
  -- Полковник, сэр! - Командир батальона обернулся к выбравшемуся из лабиринта столов, заваленных полотнищами карт и заставленных мониторами, офицеру, протягивавшему какой-то листок. - Сэр, срочный приказ из штаба генерала Камински!
  -- Какого черта? - нахмурившись, Райс принял бумагу, и, едва прочитав пару строк, злобно выругался, заставив офицера связи нервно вздрогнуть. - Они там что, совсем рехнулись?! Дьявол, что за бред?!
   Несмотря на то, что техника, кажется, достигла совершенства, полковник Райс все же поначалу решил, что связь все же дала сбой - настолько неожиданным было распоряжение, примчавшееся по волнам радиоэфира. Для того чтобы поверить в реальность происходящего, командиру батальона морской пехоты потребовалось перечитать приказ дважды, но и после этого осталось стойкое чувство того, что в штабе в Тбилиси нашелся настоящий безумец. И даже подпись командующего Десятой пехотной дивизией не могла развеять всех сомнений.
  -- Связь с командирами рот, срочно, - рявкнул Джек Райс. - Получен приказ оставить занятые позиции и, не дожидаясь второго эшелона, начать наступление во фланг сухопутной группировке русских. Объявляю часовую готовность!
  -- Сэр, это же самоубийство, - воскликнул кто-то, не сумев от неожиданности справиться с собой. - Разведка сообщает, по меньшей мере, об одной русской моторизованной дивизии. У них почти десятикратный перевес в людях и технике! Нас же там похоронят!
  -- Какого черта?! - разъяренно гаркнул полковник. - Выполняйте приказ!
   Командир батальона морской пехоты понял, что предчувствие не обмануло его. Высадка прошла без проблем, их черед настанет позже, когда моряки окажутся лицом к лицу с несколькими тысячами русских пехотинцев, под огнем сотен танковых орудий, когда будут погибать под гусеницами бронированных машин, в неравной схватке, выиграть которую в принципе невозможно. Но это ничего не меняло - батальон получил приказ, и, через час, снявшись с места, должен будет раствориться в степях, ища встречи с многократно более сильным врагом.
  
   Генерал Форстер не колебался, решая участь нескольких сотен морских пехотинцев, и Мэтью Камински, как ни старался, не смог убедить главу Комитета начальников штабов изменить свое решение. План рождался здесь и сейчас, наверняка тая в себе немало ошибок, но ими можно было пренебречь, если только удастся выполнить основную задачу.
  -- Необходимо сковать действия русских, оттянуть часть их сил, замедлить тем наступления, - настойчиво говорил Дональд Форстер, обращаясь к находившемуся на другом берегу океана генералу Камински. - Мы расчленим их группировку, ослабив натиск на ваши передовые части, Мэтью. Маневр морской пехоты на правом фланге русских заставит их развернуть часть сил, направив их к побережью. Батальон "маринеров" достаточно мобилен, чтобы осуществить быстрый маневр, выйдя в тыл русским, и они не могут не обратить на это внимания, не принять ответных мер, то есть - развернуть против наших парней свои батальоны, действующие сейчас на направлении главного удара.
  -- Моряки погибнут, - мрачно процедил командующий Десятой легкой пехотной дивизией. - Мы и так понесли чудовищные потери!
  -- Это неизбежно, невозможно выиграть войну с таким противником без жертв. Но мы сможем обойтись малой кровью. Авиация атакует русских на марше, задолго до того, как они вступят в бой с морской пехотой. В этих степях противнику некуда деться, он как на ладони.
  -- Передовые подразделения русских в паре часов форсированного марша от позиций Третьего бронекавалерийского, - напомнил Мэтью Камински. - И что бы ни происходило на флангах, они вскоре атакуют парней генерала Хоупа, и там я не вижу шансов на успех, если только немедленно не скомандовать отступление хотя бы за Терек.
   Нервозность в штабе в Тбилиси возрастала тем сильнее, чем ближе оказывались русские танки, которые, кажется, ничто не в силах было остановить. В прочем, из-за океана ситуация, видимо, казалась не столь мрачной - генерал Форстер был хотя и взволнован, но все же весьма далек от паники.
  -- Эта проблема решаема, Мэтью! Но нужно задействовать немедленно как можно больше вертолетов. Мы сумеем задержать русских, снизив скорость их движения почти до нуля.
  -- Что вы предполагаете делать? У нас мало времени, нужно действовать немедленно, нужен быстрый результат, Дональд!
  -- Заминируем с воздуха русские степи, так, чтобы никакие танки не могли по ним ездить, - пояснил Форстер. - Пусть парней из Третьего бронекавалерийского и русских разделяет сплошное минное поле, и тогда ваши бойцы смогут безнаказанно расстреливать противника, не подпуская его близко к себе.
  -- Что ж, неплохой вариант, - согласился командующий Десятой пехотной дивизией. - Я немедленно отдам приказ. Нам известны направления движения подразделений русских, и мы сможем блокировать их. У меня здесь почти три сотни "Черных Ястребов" под рукой, думаю, этого будет достаточно.
  -- Действуйте, Мэтью, и да поможет всем нам Господь!
   Генерал Камински тоже уповал на волю Всевышнего, искренне веря, что он и все его солдаты, каждый, кто явился на эту землю, вершит правое дело. и все же больше, чем на провидение, командующий Десятой пехотной дивизией полагался на своих бойцов, и сейчас его надежды воплотились в экипажах многоцелевых вертолетов UH-60A "Блэк Хок", во множестве расположившихся на летном поле тбилисского аэропорта, окончательно вытеснив немногочисленные гражданские "борты", застигнутые внезапно начавшейся войной в столице Грузии.
   Новый приказ привел в движение весь аэродром, заставив десятки техников - людей было явно меньше, чем винтокрылых машин - метаться между геликоптерами, распихивая в стороны растерянных десантников, прогнанных прочь, но все равно мешавшихся под ногами.
  -- В сторону, все в сторону, - кричали облаченные в замасленные комбинезоны люди из обслуги, облеплявшие один вертолет за другим, снимая с каждой машины заранее подвешенное вооружение - блоки неуправляемых ракет FFAR или противотанковые снаряды "Хеллфайр" с лазерным наведением. - Живее, парни, поторопитесь! На каждую "вертушку" всего двадцать минут! Ну же, шевелитесь!
  -- Какого черта происходит? Что вы делаете с нашими вертолетами?!
   Бойцы из Сто первой десантной дивизии, окончательно убедившиеся в том, что для них война откладывается, наблюдали, как техники с завидной сноровкой подвешивали на пилоны "Блэк Хоков" массивные контейнеры, внешне мало похожие на оружие. По четыре таких гондолы подвешивались на каждый вертолет - по две под обе плоскости - после чего винтокрылые машины, натужно завывая турбинами, одна за другой отрывались от земли, разворачиваясь на север и исчезая за горизонтом.
   Десятки, сотни винтокрылы машин, взмывая с тбилисского аэродрома, направлялись навстречу надвигавшимся с севера русским танкам. Рассекая воздух лезвиями стеклопластиковых лопастей, вертолеты на бреющем мчались над степью нацелив сплющенные носы на вражеские колонны, пока еще скрывавшиеся где-то за горизонтом. Каждый из них нес навстречу врагу по восемьсот кумулятивных противотанковых мин BLU-91/B в подвесных контейнерах системы дистанционного минирования "Эйр Волкано".
   С высоты в полмили степь казалась пилотам серым покрывалом, кое-где вздыбливавшимся складками холмов, рассеченной швами едва заметных шоссе и грунтовок, проторенных, наверное, тракторами и грузовиками местных фермеров. Иногда мелькали, стремительно исчезая под крылом, колонны "Хаммеров" и бронемашин Третьего бронекавалерийского полка, продолжавшего наступление вопреки здравому смыслу, но чаще все-таки двигавшимся теперь обратно к границе, чтобы там занять оборону и ждать появления врага.
  -- Мы на месте, - сообщил командиру эскадрильи, лично севшему за штурвал, его напарник, занявший место справа в пилотском кресле. - По данным разведки, русские менее чем в полусотне миль. Наверное, они нас видят на своих радарах, черт возьми!
  -- Все равно слишком далеко, чтобы они сумели нам помешать, - беспечно отмахнулся уверенный в собственной безопасности командир, щелкнув переключателем на приборной панели, и приказав на общей частоте, слышимый каждым своим экипажем: - Всем начать сброс!
   Вертолеты, расходясь в стороны, снизились до четырех-пяти сотен футов, разворачиваясь на девяносто градусов, пристраиваясь в хвост своим соседям. Несколько касаний приборной доски - и из-под крыльев каждой машины на землю брызнул стальной град, густо усеивавший разогретую майским солнцем степь. Вертолеты, шедшие низко над землей, густо сыпали мины, оставляя позади себя смертельный шлейф, по две параллельные полосы шириной по тридцать метров и длиной - триста. Мины BLU-91/В, едва коснувшись земли, тотчас приходили в боевое положение. Двухкилограммовые болванки, точно семена, падали в степную траву, чтобы прорасти затем смертью для того, кто проедет здесь спустя хотя бы несколько мгновений.
   Магнитные взрыватели противотанковых мин активировались через считанные секунды после сброса. Словно чутким сторожам, им предстояло терпеливо ждать, когда рядом появится большая масса металла, вражеская боевая машина, и тогда уже - привести в действие кумулятивную боеголовку, способную тончайшей струей огня пронзить пятисантиметровый лист брони, днище танка, выжигая его нутро дотла. Им предстояло находиться "в засаде" всего лишь сорок восемь часов - через двое суток устройство самоликвидации подорвет мину, разрушая ее без всякой опасности для окружающих, но пока этот клочок земли становился смертельно опасным для всего, что передвигается иначе, нежели на своих двоих. В прочем, и для такого варианта была страховка - в каждой из четырех кассет, что нес "Блэк Хоук", помимо противотанковых мин находились еще и по сто шестьдесят противопехотных BLU-92/B, смертельный "сюрприз" для саперов.
  -- Мы пусты, - сообщил второй пилот, убедившись, что последняя мина покинула подвесную кассету, уйдя к земле, прямиком в пыльное марево. - Сброс произведен!
  -- Отлично! Тогда убираемся отсюда к черту!
   Дюжина вертолетов UH-60A разом набрала высоту, уходя к облакам. Задача была выполнена, по земле широкими штрихами, кое-где сливавшимися воедино, легло минное поле, способное остановить или хотя бы задержать самого решительного противника. пилоты геликоптеров с чувством выполненного долга ложились на обратный курс, спеша избавиться от опасного соседства с наступающими русскими дивизиями, а навстречу им уже мчались, обгоняя звук, истребители F-16C "Файтинг Фалкон".
  -- Приготовиться! Мы на точке сброса, - произнес ведущий, заставляя своего ведомого очнуться. Невольно впавший во время долгого перелета - из самого Инжирлика, через пол-Турции - в полудрему, доверившись точности автопилота, теперь летчик снова был готов действовать, полностью взяв на себя управление машиной.
   Пара остроносых истребителей, из-под крыльев которых свисали гроздьями продолговатые тела бомб, спикировали к земле, снижаясь до нескольких сотен футов. Сейчас там, внизу, не было ничего, что могло оказаться достойной целью для грозных крылатых машин - но на самом деле их цель была еще не видна.
  -- Начать сброс! - приказал командир звена, и сам первым нажал клавишу на приборной панели, посылая импульс на замки внешней подвески.
   В этом вылете пилоты взяли на борт иное, чем прежде, оружие. Только пара "Сайдвиндеров" осталась на законцовках крыльев - кто-то в штабе решил подстраховаться, если вдруг русские раздобудут где-нибудь истребители и пошлют их в бой - а место бомб или управляемых ракет заняли сбрасываемые кассеты CBU-89/B авиационной системы минирования "Гэтор".
  -- Есть сброс!
   Полдюжины кассет, рассекая воздух перьями стабилизаторов, помчались к земле, все быстрее с каждой секундой, чтобы, достигнув заданной высоты, раскрыться, рассыпая над землей свое смертоносное содержимое. Корпуса развернулись, точно бутоны, выбросив по семьдесят две противотанковые мины, все те же BLU-91/B, точно так же запрограммированные на самоликвидацию спустя сорок восемь часов - через двое суток все должно закончиться, неважно, победой или поражением, и минное поле перестанет быть необходимым. А вместе с ними сыпались стальным градом противопехотные мины, самый страшный враг сапера, враг терпеливый, безмолвный, точно ядовитая змея, затаившаяся, чтобы атаковать в стремительном броске, ужалив точно, не оставляя шанса на спасение, стоит только кому-то неосторожно коснуться тонкой нити проволочной растяжки, потревожив дремлющую смерть.
   Мины падали на землю, взрыватели - электромагнитные дистанционные у противотанковых и контактные натяжные у противопехотных - тотчас взводились, переходя в положение ожидания. Теперь они будут лежать среди высокой травы, пока точно над миной не окажется глыба металла, многотонная боевая машина, чудовищно сильная и невероятно уязвимая, и тогда кумулятивная струя, лизнув бронированное днище, ворвется в боевое отделение, превращая экипаж в головешки, потерявшие всякое сходство с человеческим телом.
   Истребители, избавившись от своего груза, разворачивались, заваливаясь на крыло и ложась на обратный курс. С высоты в несколько сотен футов степь, раскинувшаяся под днищем крылатых машин, казалась в точности такой же, какой была еще несколько минут назад. Но те, кто сидел в кабинах, знали, что теперь каждый шаг по ней станет смертельно опасным, каждый шаг теперь может оказать последним для тех, кто явится с севера.
  
   Прежде, чем полковник Белявский отдал приказ остановиться, его полк сократился сразу на четыре танка. Мчавшиеся через степь, перемалывая гусеничными траками сухую землю, в кашу растирая жесткую траву, танки Т-90 просто вдруг внезапно замирали, неуклюже разворачиваясь. И только когда грянул взрыв, заглушивший многоголосый рев моторов, и одна из бронированных машин буквально разлетелась на куски, разорванная изнутри, командир полка все понял.
   Притаившаяся в густой траве противотанковая мина дождалась своего часа, электромагнитный взрыватель, ощутив над собой присутствие огромной массы металла, подал команду, и боевая часть превратилась в сгусток огня. Впившееся в днище танка пламя, тонкий, точно игла, туго скрученный жгут кумулятивной струи, прошил броню, легко добравшись до боекомплекта, и заряды немедленно сдетонировали, запросто разрушив стальную коробку корпуса.
  -- Полк - стой, - закричал в микрофон Николай Белявский, ощутив вдруг безотчетный страх. - Всем стоп! Мы на минном поле!
  -- Малым ходом назад, - подхватили приказ командиры рот и взводов. - По своим следам, тихонечко, мужики!
   Сорокашеститонные танки осторожно, точно на ощупь, попятились, уходя с опасной территории. Огромные машины, грозно поводя длинными стволами орудий, медленно, намного медленнее, чем уставший, измученный долгой дорогой пешеход, ползли назад. Механики водители старались двигаться по только что оставленными их танками колеям, там, где точно было безопасно, и все же такая осторожность помогла лишь отчасти - еще два танка сотрясли направленные снизу взрывы, и боевые машины остановились, замерев посреди степи глыбами остывающего металла.
  -- Черт! Проклятье! - Все, что оставалось Николаю Белявскому, это яростно ругаться, видя, как гибнет его полк. - Кругом мины!
   Пожалуй, это было самым страшным из всего, что могло произойти. Любая другая угроза не казалась настолько кошмарной, опасность, исходившая даже от стремительно мчащихся над облаками штурмовиков, не казалась настолько неотвратимой. Крылатого врага, хоть он и впрямь был почти недосягаем, все-таки возможно было увидеть, дотянуться до него лучом радара и зенитными ракетами, но там смерть, что подстерегала полк впереди, казалась неосязаемой, призрачной, и неизбежной. Мины, бездушные куски металла, укрытые в степном разнотравье, терпеливо ждали, пока люди допустят хотя бы одну ошибку, чтобы сполна взять за оплошность жизнями. Их невозможно было увидеть, даже прочная танковая броня не казалась действенной защитой против них, и от этого сердца людей, уже вышедших победителями из боя - и не одного - сковывал ужас.
   Мины, точно змеи, оставались до поры невидимыми, неосязаемыми, замерев где-то под ногами, чтобы, стоит только кому-то или чему-то их потревожить, немедленно ужалить, пронзая пламенем кумулятивных струй кажущуюся несокрушимой броню. Они разили в самое уязвимое место, в днище, туда, где защита была слабее всего - лоб, башню, борта боевой машины закрывала самая толстая броня, способная выдержать попадание подкалиберного снаряда, оперенной иглы, мчащейся в шесть раз быстрее звука, но если так же защищать корпус целиком, вес его превысит все разумные пределы. Чем-то неизменно приходится жертвовать, и конструкторы Т-90, избрав, казалось, наилучший вариант, сделали экипажи почти беззащитными перед минной угрозой.
   Механики-водители, даже самые опытные, чувствовали, как дрожат руки, как сводит судорогой впившиеся в рычаги управления ладони. Каждый пройденный метр мог стать последним, любое лишнее движение - роковым. Кумулятивная струя ударит снизу, прожигая тонкий лист брони, пламя мгновенно доберется до боекомплекта, от выстрелов в борт или лоб защищенного не только толщей стали, не только блоками "реактивной брони", но также и неровностями рельефа, и тогда страшной силы взрыв разметает многотонный танк на куски. Опасность была рядом, и осознание этого заставляло солдат делать ошибки, нервничать, спешить. И они гибли, один за другим.
  -- Доложить обстановку, - приказал Белявский, яростно взглянув на штабных офицеров, увидевших в глазах полковника страх, смешанные с отчаянием, досадой и едва управляемым гневом. Кто-то посмел помешать его победоносному наступлению, и полковник Белявский был готов голыми руками разорвать в клочья первого, кто попадется на его пути. - Какие потери?
  -- Товарищ полковник, первый батальон потерял четыре танка, - немедленно отозвался подполковник Смолин, уже успевший установить связь со всеми подразделениями полка. - Второй и третий батальоны также докладывают о потерях. Мы лишились в общей сложности дюжины танков, кроем того, в третьем батальоне погиб комбат, возглавивший колонну и первым напоровшийся на мины.
  -- Вот черт! Без единого выстрела и такие жертвы!
   Полк наступал широким фронтом, раскинув в стороны стальные крылья танковых батальонов, и все они, все три разом, нарвались на мины. Двигавшиеся во втором эшелоне мотострелковый батальон и батареи зенитно-ракетного полка потерь не понесли, но теперь продолжать наступление было невозможно. Натыкаясь на впередиидущих, взводы и роты замирали в опасной близости друг от друга, сгрудившись, утратив мобильность, лишившись простора для маневра, так необходимого танкистам, так ценимого ими с самого появления танковых войск.
  -- Нужно провести разведку, товарищ полковник, - предложил Смолин, добавив в голос побольше убеждения. - Минное поле не может тянуться на сотни верст. Просто обойдем его и двинемся дальше.
  -- Потеряем время, - отмахнулся Белявский, лихорадочно пытавшийся придумать решение внезапно возникшей проблемы. - Янки из космоса смогут наблюдать за всеми нашими маневрами и при помощи авиации установят новые минные поля именно там, куда мы сунемся. Нет, черт возьми, мы должны идти вперед!
   Любая задержка вызывала в душе Николая Белявского только бешенство, не сдерживаемое ничем, никакими доводами, никаким голосом разума. Враг был близко, слабый, беспомощный, но каждая минута промедление позволяла ему укрепить позиции, лучше подготовиться к обороне, потом, когда закипит бой, взяв с собой больше русских солдат, его, полковника Белявского бойцов.
  -- Саперные части в первый эшелон боевых порядков! - приказал полковник Белявский, окончательно переставший чувствовать себя защищенным, пребывая под тонкой броней командно-штабной машины. - Где минные тралы, черт возьми?!
   Полк замер, наткнувшись на почти непреодолимую преграду. Чудовищно сильный организм оказался бессилен перед крохотными кусками металла, рассыпанными в сплетении густых трав. Сотни танков и бронетранспортеров застыли на равнине, фырча запущенными на холостом ходу моторами, не решаясь двинуться ни вперед, ни назад - всюду среди этого разнотравья грозные боевые машины буквально на каждом шагу подстерегала смерть.
  -- Немедленно начать разминирование, - кричал, до хрипоты срывая голос, полковник Белявский. - Провести разведку минных заграждений, проделать проходы! Полк должен продолжать движение!
   Командир полка чувствовал в эти мгновения, как его сжигает бессильная ярость. Полк оказался словно окружен призрачными, но почти несокрушимыми стенами. Вокруг на сотни верст раскинулись родные степи, русская земля, своя, та, которую Николай Белявский и каждый его боец были готовы защищать ценой собственных жизней. Но семена смерти, засеянные врагом, дали всходы, и теперь каждый пройденный метр приходилось оплачивать своей кровью, каждый шаг был шагом в неизвестность, заставлявшим судорожно сжиматься очерствевшие сердца солдат, мертвой хваткой стискивавших рычаги управления боевых машин.
  -- Я чувствую себя мишенью, - прорычал Белявский, метавшийся в тесноте десантного отделения БМП-1КШ, не находя себе места. - Мы как на ладони! Янки наверняка видят нас из космоса, и скоро небо почернеет от их проклятых самолетов!
   Инженерно-саперный батальон танковой дивизии безнадежно отстал, затерявшись где-то среди степей, и полагаться на его появление было бессмысленно - чудо не повторяется дважды, и живым напоминанием об этом оказался зенитно-ракетный полк, пусковые установки которого следовали в хвосте танковых колонн. В прочем, "урки", установки разминирования УР-77 "Метеорит", "главный калибр" дивизионных саперов, были практически бесполезны, когда дело касалось мин с неконтактными взрывателями. Американские BLU-91/B, устанавливаемые дистанционно, не реагировали ни на какое внешнее воздействие, приходя в действие лишь в тот миг, когда точно над ними оказывалась металлическая громада вражеского танка. Пятидесятитонные боевые машины, неудержимые в стремительной атаке, неуязвимые для снарядов и ракет, оказались беспомощными перед крохотными устройствами, щедро разбросанными по степи.
  -- Товарищ полковник, инженерно-саперная рота на подходе, - доложил Смолин, ни на минуту не прекращавший переговоры по рации с подразделениями полка. - Тылы отстали, нужно немного времени, чтобы доставить на передовую саперов и танковые тралы.
  -- Американцы знают, что делают. Мы топчемся на месте, и впредь буде двигаться вперед черепашьим шагом, и янки не могут этим не воспользоваться. Они скоро будут здесь!
   "Уралы" саперной роты, подпрыгивая на ухабах, уже мчались по степи, вздымая клубы пыли. Мощные дизели выли на высокой ноте, работая на предельной мощности. Водители до боли в ладонях сжимали рычаги, уверенно объезжая остановившиеся посреди бездорожья танки и бронемашины, направляясь к самой кромке минного поля. Они были нужны там, где кипел бой с невидимым, бездушным и беспощадным врагом.
   Тяжелые грузовики вылетели на передний край, поравнявшись с головными танками - впереди чернели покрытые копотью "туши" боевых машин, собою обозначивших границу минного поля - и солдаты из автомобильного взвода тотчас принялись вытаскивать из кузовов доставленный в такой спешке груз. Сноровисто орудуя лебедками, бойцы, потные, уставшие, испуганные, один за другим выгрузили три танковых трала КМТ-7, единственное и самое надежное средство преодоления неожиданно возникшей преграды.
   Полковник Белявский, не найдя в себе сил просто ждать, спрыгнул на землю, поправив портупею с висевшим на правом боку "Макаровым" в стандартной армейской кобуре, и рысью бросился к негромко, но от души матерившимся бойцам, обливаясь потом, уже крепившим массивные конструкции на боевые машины. Даже общими усилиями, даже при помощи нехитрой, но надежной техники, оказалось не простым делом установить тралы, чудовищные сооружения из тяжелых даже на вид ребристых катков и острых, точно клыки, плужных лемехом, на танки Т-90, и тем более не легко это было делать под нетерпеливые окрики командира.
  -- Быстрее, сынки, пошевеливайтесь, - хрипел Николай Белявский, через слово сплевывая под ноги набившийся в рот песок. - Полк должен двигаться дальше без остановок! что бы ни случилось, только вперед! Быстрее же, вашу мать!
   Командир полка нервничал, с тревогой поглядывая на небо. Он не сомневался, что враг уже рядом, что американцы спешат пожать плоды своей победы - полдела просто остановить полк, следует уничтожить его, выбить как можно больше боевых машин. Здесь, на равнине, обездвиженные танки и бронемашины превращались в прекарсную мишень, массу мертвого железа, отличную цель для противотанковых ракет.
  -- Быстрее, - прикрикнул Белявский, подгоняя сопевших от натуги солдат. - Они вот-вот появятся!
   Наверное, кого-нибудь пониже званием солдаты, работавшие под предводительством краснолицего коренастого прапорщика, просто послали бы, но сейчас перед ними был целый полковник, к тому же, неосознанно поглаживавший табельное оружие, и, пожалуй, способный пустить его в ход без колебаний, в таком напряжении он находился. И потому бойцы, скрежеща зубами, молчали, стараясь и впрямь действовать быстрее, чтобы, наконец, доложить:
  -- Готово, товарищ полковник! Два установлены!
   Экипажи двух Т-90 теперь ждали только одного - приказа командира полка, чтобы продолжить движение, отчаянно направившись прямиком на мины. Тралы грозно уткнулись в землю, сделав боевые машины еще более тяжеловесными, еще более угловатыми и массивными. Иначе не могло и быть - чтобы выдержать взрывы мин, на себя принять их смертоносную мощь, тралы могли быть только такими, чертовски тяжелыми и предельно примитивными в своем устройстве, чтобы взрывам просто нечего было повреждать.
  -- Вперед, - сипло рявкнул полковник Белявский, хлопнув по теплой броне ближнего танка. - Пошел!
   Командир экипажа, все это время наблюдавший, высунувшись из люка по пояс, как на его машину навешивают трал, молча нырнул под броню, захлопнув тяжелую крышку, и уже отрезанные от мира тоннами стали, по переговорному устройству продублировал приказ полковника:
  -- Вперед помалу! Осторожненько, мужики, поехали!
  -- Ну, с Богом, - отозвался механик водитель, толкая рычаги управления и едва удержавшись от того, чтобы истово перекреститься. - Покатили, вашу мать!
   Выплюнув сгусток выхлопных газов, повисший за кормой плотным облаком. Танк медленно тронулся, двинувшись вперед на самой малой скорости, словно на ощупь, да так, в сущности, и было.
   За тем, как боевая машина выползла на минное поле, оказавшись на территории, где бал правила смерть, следили сотни пар настороженных глаз. Никто точно не знал, что могло ждать храбрецов впереди, хотя сам полковник Белявский полагал, что это мины с неконтактными взрывателями, установленные противником внаброс, буквально перед самым носом наступавших танкистов. Штука мерзкая, весьма эффективная, хотя бы тем, что минное поле приличной плотности можно создать за считанные минуты до появления противника, точь-в-точь на направлении удара, но едва ли способная стать опасной для тех, у кого была под рукой соответствующая техника. У бойцов Николая Белявского такая техника имелась.
   Медленно, очень медленно, так, как движется человек, оказавшийся на тонком льду, под которым - черная холодная бездна, и не могущий просто повернуть назад, первый танк выполз на минное поле, обозначенное по кромке его собратьями, боевыми машинами, которым уже не суждено мчаться в стремительную атаку. Тяжелые катки трала утюжили землю, клыки плужных лемехов перепахивали почву, выворачивая целые пласты сухой земли, под которыми могли скрываться мины.
   Боевая машина проехала не больше полусотни метров, прежде чем прямо по курсу ее взрыв взметнул к небу комья земли, с грохотом обрушившихся на броню, отскакивая от непроницаемой преграды.
  -- О, черт! - От неожиданности полковник Белявский, как и многие его бойцы, наблюдавший за троицей танкистов-смертников, не смог сдержать удивленно-испуганного возгласа.
   Еще один фонтан земли, дыма и пламени взметнулся чуть левее упорно продвигавшегося вперед Т-90, а затем грянули сразу два взрыва в считанных метрах перед носом боевой машины. Но мины с неконтактными детонаторами взрывались намного раньше, чем их касался трал. Установленные на нем приставки ЭМТ, пара мощных электромагнитов, создавали магнитное поле, в точности повторявшее сигнатуру самого танка, и взрыватели, реагируя на него, раньше времени выдавали команду на детонацию.
  -- Хрена с два они нас остановят, - уверенно произнес Николай Белявский, наблюдая, как впереди танка, двигавшегося, наверное, с наименьшей возможной скоростью, катится огненный вал, сплошная стена взрывов, перемалывавших, истиравших в порошок, наполовину состоящий уже из металла, ссохшуюся степную землю.
   Тралы с электромагнитными приставками отлично выполняли свою работу. Легко установить, просто сбросив с низколетящего самолета, и легко уничтожить - таковы были мины BLU-91/B. И все же теперь нечего было и думать о том, чтобы мчаться вперед, пожирая километры, внезапно возникая на позициях противника и всей своей мощью круша его оборону.
   Т-90 грудью прокладывал путь, и остававшаяся позади него колея, обрамленная воронками от взрывов, еще дымившимися, становилась единственным безопасным путем для продолжавшего наступление полка. Одна за другой боевые машины, сдерживаемые своими водителями, точно норовистые кони, ступали на эту тропу, настолько узкую, что можно было ехать только след в след.
   Тем временем еще два танка, отягченные тралами, двинулись на минное поле, и за каждым из них сжался в готовности целый батальон, десятки боевых машин, для которых узкая колея казалась чудовищно тесной, но это был единственный путь через смертельно опасную территорию, и танкистам приходилось терпеливо ждать своей очереди.
  -- Вот так, - довольно произнес полковник Белявский, наблюдавший, приставив к глазам испачканную в масле ладонь, как вползают на минное поле танки, грозные боевые колесницы, которые совсем скоро сокрушат оборону врага, как бы он ни старался укрепиться, как бы ни готовился к бою. - Вот так!
   Тревога отступила. Слитный рык нескольких десятков танковых дизелей был лучшей музыкой для огрубевшего слуха полковника, разом унявшей волнение. Полк все же продолжил наступление, пусть и медленнее, но это были уже детали. Враг, несмотря на все усилия, не смог остановить удар, и вскоре ощутит на себе всю мощь русской армии, весь гнев танкистов Белявского.
  -- Поехали, - ловко вспрыгнув на крышу командно-штабной машины, Николай соскользнул, скатился в распахнутый люк, и, едва оказавшись на жестком сиденье, отдал приказ терпеливо ожидавшему механику-водителю. - Вперед!
   Взревел двигатель, но, прежде чем полковник успел захлопнуть люк, отгораживаясь от окружающего мира, в этот рев вмешался явившийся из поднебесья гул турбин, и тотчас над головой протянулись дымные следы стартовавших ракет "земля-воздух".
  -- Твою мать!
   Так и оставшись в узком проеме люка, полковник видел, как взмывают в небо зенитные ракеты, стремительно уносясь куда-то к горизонту, разя цели, видимые пока только на экранах радиолокационных станций - расчеты комплексов "Тор" били из-за спин танкистов. А оттуда, с неба, уже сыпались градом противотанковые "Мейверики", с воем мчались, соскальзывая по лучам лазерных прицелов, управляемые бомбы, рассекая стабилизаторами наполненный пылью и выхлопными газами воздух.
  -- Что за черт?!
  -- Полк - к отражению воздушной атаки, - рявкнул Белявский, округлив глаза от напряжения. - Огонь из всех стволов!
   По лицу командира полк скользнула стремительная тень - остроносый истребитель, снизившись до нескольких сотен метров, промчался над колонной, и с земли видели, как от его крыльев отделяются черные точки авиабомб. Американцы все-таки прилетели, да иначе и не могло быть. Скованный, стиснутый минными полями со всех сторон полк превратился в отменную цель, будучи способен или топтаться на месте, или только отступать, уходя той же дорогой, какой явился сюда.
  

Глава 6 Отмщение из глубины

  
   Норвежское море
   20 мая
  
   Пространство от Мурманска до Грозного, от Уральского хребта до Пскова содрогалось от грохота взрывов, от грозной поступи многотонных боевых машин, рвавшихся сквозь пространство к заветной победе, от артиллерийской канонады, треска автоматных очередей и полных страдания криков смертельно раненых солдат, погибавших по обе стороны фронта. А с небес лился и лился рев турбин, сотен мощных турбин, что несли над облаками грозных стальных птиц, щедро сыпавших смерть. Война свирепо рычала, словно вырванный из зимней спячке, зверь, голодный и чудовищно сильных хищник, пожирая тысячи жизней. Но те, кто посвятил судьбу морю, свой бой вели в полнейшей тишине, ибо любой шорох здесь означал поражение и гибель.
   Глубина даровала им защиту, она скрывала их, превращая в призраков, бесплотных, безмолвно скользящих в холодном мраке океана призраков, стремительных и смертоносно опасных для всякого, кого они сочтут своим врагом. Водная многометровая толща, простершаяся над ними, стоила больше самой прочной брони, став непроницаемым для противника панцирем, способным отразить удар почти любым оружием, даже самым мощным, какое только могло отыскаться в бездонных арсеналах врага.
   Две стальные "рыбы", созданные руками человека для утверждения его власти над просторами океанов, скользили во мраке, мчались над подводными хребтами, вставившими на их пути иззубренными стенами, над пропастями, уходившими на тысячи метров вниз, кажется, к самому земному ядру, туда, куда еще не суждено было пока проникнуть пытливому и упорному человеческому разуму. Глубина хранила множество тайн, притягивавших умы веками, но тех, чья воля управляла рукотворными хищниками, бесшумно парившими в толще воды, заботило лишь то, что творилось на поверхности и дальше, на земном лике, в сотнях, тысячах километров отсюда.
   Многоцелевые субмарины "Даниил Московский" и "Тамбов" были похожи меж собой, как близнецы, да они и были близнецами, родными сестрами, созданными по единому проекту и даже, быть может, одними и теми же руками. Атомоходы проекта 671РТМ типа "Щука" в свое время считались едва ли не лучшими, и уж во всяком случае, равноценным противником для всего, что был способен создать враг, сильный, коварный и богатый. Простые по устройству - насколько вообще может быть простым оружие, созданное с применением самых высоких технологий, - они уступали многим аналогам по какому-то одному параметру, будь то глубина погружения или дальность действия гидроакустики, но в совокупности эти подводные корабли являлись весьма эффективным средством ведения подводной войны, точно знаменитая "тридцатьчетверка" на полях сражений полувековой давности. И даже теперь, по прошествии почти двух десятков лет со дня их спуска на воду, подлодки, что несли вахту на просторах северных морей, оставались грозным оружием в умелых руках решительных командиров. А уж решимости тем, кто стоял на мостиках обеих субмарин, было не занимать.
  -- Акустик, положение цели?
   Капитан второго ранга Климов, находившийся неотлучно в помещении главного командного поста большой подводной лодки "Тамбов", чувствовал напряженно биение сердец своих подчиненных, офицеров, мичманов, матросов, вместе составлявших могучий организм под названием экипаж. И если сам он, Антон Климов, был мозгом этого организма, тот находившийся у пульта управления сонаром являлся его глазами и ушами.
  -- Цель по пеленгу сто тридцать, - немедленно доложил акустик. - Дальность семнадцать. Движется малым ходом.
   Подлодки бороздили глубины много дней подряд вовсе не бесцельно. Все это время акустики, сменяя друг друга в тесноте своей рубки, возле консолей и мониторов, вслушивались в доносившиеся с поверхности отзвуки, рожденные двигавшейся на всех парах эскадре, десятку боевых кораблей водоизмещением от восьми до ста тысяч тонн. Как привязанные, атомарины, стараясь держаться поближе друг к другу, следовали за эскадрой, постоянно рискуя быть обнаруженными. Гидролокационный комплекс МГК-500 "Скат-2М" с дальностью обнаружения до двухсот тридцати километров, позволял следить за избранной целью, пребывая в полнейшей безопасности, но досягаемость бортового вооружения, измерявшаяся лишь десятками километров, заставлял держаться вплотную к противнику.
   Эскадра, которую возглавлял атомный ударный авианосец "Авраам Линкольн", не могла укрыться от электронных "ушей" стаи русских подлодок, неотступно следовавших за плавучим аэродромом. Огромные гребные винты даже на малой скорости яростно рубили воду своими лопастями, и звук, намного более четкий в жидкой среде, чем в воздухе, отдавался гулкими раскатами, распространяясь на десятки километров, несмотря на все ухищрения вроде системы "Прерия-Маскер", ограждавшей днища кораблей завесой из пузырьков, поглощавшей всякие шумы. Подводникам ничего не стоило в любой миг знать, где находится их цель, и, лишь только получив приказ, они могли нанести удар.
  -- Что-то странное творится, - задумчиво произнес командир корабля, взглянув на старшего помощника. - Почему янки вдруг развернулись и теперь уходят к Норвегии, когда еще считанные часы назад они рвались к нашим берегам? Там явно что-то произошло! Акустики ясно слышали взрывы и треск переборок, будто на дно ушел один из кораблей. Но это просто невероятно!
   Из глубины моряки, оставаясь невидимыми, точно настоящие призраки, могли слышать многое, но отнюдь не все. Происходившее на поверхности доносилось до подлодок невнятными шумами, порой почти сходившими на нет, и кое о чем приходилось лишь догадываться.
  -- И они сбавили ход, будто экономят топливо, хотя это полная чушь, - заметил старший помощник. - Что-то заставило американцев умерить свою прыть.
  -- Нужно все выяснить в точности, - решил Климов, приказав: - Подвсплыть на перископную глубину. Приготовиться к сеансу связи!
   Единожды получив приказ, моряки неусыпно следили за всеми маневрами противника, опасно приблизившегося к родным берегам. Сменяя друг друга на боевых постах, подводники постоянно держали в прицеле чужую эскадру, ожидая лишь, когда будет отпущен поводок, и с далекой земли поступит приказ на атаку. Но сейчас все стало слишком сложно, и никто не был готов взять всю ответственность на себя.
  -- Полагаете, на этот раз получится? - Старший помощник с явной тревогой взглянул на своего командира. - База молчит уже слишком долго, чтобы это оказалось просто чьим-нибудь разгильдяйством, - с сомнением вымолвил офицер, качая головой.
  -- График никто для нас не отменял. Что бы ни случилось на суше, мы обязаны четко выполнять приказ.
   Связь пропала несколько часов назад. "Тамбов", надежно укрытый самим океаном, незримо сопровождал американские корабли в готовности нанести мгновенный удар. Это было бы не легким делом - корабли эскорта, теснившиеся вокруг громады авианосца, несмотря ни на что остававшегося ядром соединения, образовали непроницаемое кольцо, прорваться сквозь которое казалось задачей почти невыполнимой и наверняка самоубийственной.
   Эсминцы, точно преданная свита своего господина, державшиеся возле "Авраама Линкольна", шли будто вслепую, постоянно прощупывая толщу воды импульсами своих гидролокаторов и посылая вперед, как будто на разведку, свои вертолеты, ведь реактивные самолеты S-3B "Викинг" самого авианосца, как и все остальные крылатые машины, сейчас оказались прикованы палубе практически намертво. Однако противник, несмотря на все технические ухищрения, так и не заподозрил о том, что он не один в этих водах, но и русские моряки с глубины видели и слышали ничтожно мало. Не каждый выдержит много дней пребывания в почти полной изоляции, и потому в подводники брали далеко не всякого желающего, но те, кто попал в это братство, вполне довольствовался краткими радиограммами из штаба, для получения которых субмарина время от времени вынуждена была подниматься к поверхности.
   Сперва все шло по плану, и очередной приказ - точнее, подтверждение первоначального - настигал подлодку точно в срок, и "Тамбов" вновь погружался во тьму морской пучины, исчезая для всех и вся. Но вдруг земля замолчала. Уже несколько плановых сеансов связи, когда субмарина всплывала на перископную глубину едва ли не в виду вражеской эскадры, на борт не поступали новые данные. Штаб замолчал, будто перестав существовать, и среди экипажа, стиснутого герметичными переборками, росла тревога.
  -- Сбои случаются везде, - в очередной раз заявил капитан Климов, которого сохранять уверенность призывали звезды на золотых погонах. - И на флоте это не редкость, скорее уж наоборот, - усмехнулся подводник, пытаясь казаться искренне веселым. - В России живем, старпом! Ну, все, отставить разговоры, - отрывисто произнес он, добавляя голосу официальной сухости: - По местам стоять, начать всплытие! Акустикам и посту радиотехнической разведки - внимание! Противник близко, нельзя допустить, чтобы нас заставил врасплох! Пое-е-ех-хали!!!
   Балластные цистерны "Тамбова" начали наполняться сжатым воздухом, и субмарина, стремительно теряя в весе, устремилась к поверхности моря, встопорщив над походящей на огромный спинной плавник диковинной чудо-рыбы рубкой иглы радиоантенн. Глубина выпустила из своих объятий рукотворного хищника, грозного морского охотника. Те, кто управлял им, считали себя сродни самому океану, но они были чужаками здесь, и сознавали это постоянно. Глубина защищала их от всепроникающих взглядов врага, бросаемых на поверхность моря из поднебесья и даже из космической пустоты, но она же отрезала доверившихся темному безмолвию от внешнего мира. Для того чтобы услышать хотя бы несколько слов с родной земли, быть может, и долгожданный приказ возвращаться в базу, навстречу заслуженному отдыху, приходилось приближаться к поверхности. А там уже ждала смерть.
  
   Где-то на востоке дрожала земля от поступи стальных клиньев танковых дивизий, рвавшихся навстречу друг другу для того, чтобы сойтись в смертельной схватке. Над высушенными жарким солнцем холмами мчались, стрекоча винтами, точно стаи гигантских стрекоз, десятки боевых вертолетов, а над ними где-то в поднебесье парили реактивные истребители. Там не смолкал ни на миг грохот взрывов, сливавшихся воедино, в протяжный рев разбуженного исполина, крушившего все, что попадалось ему на глаза, там от нетерпимо жаркого пламени броня текла, точно воск, и каждое мгновение обрывались разом все новые десятки человеческих жизней, ныне утративших всякую ценность. Но все это было далеко, и американская эскадра изо всех сил спешила вовсе не в бой, но, напротив, удаляясь от него со всей возможной скоростью. И это не было проявлением трусости, просто для нескольких тысяч моряков их личный бой уже завершился.
   Целью этого, скорее всего, последнего, похода "Авраама Линкольна" был норвежский порт Буде, и до него еще оставались многие сотни миль. Атомный ударный авианосец, краса и гордость американского флота, один из самых мощных боевых кораблей в мире - и все, кто мог сравняться с ним по мощи, играли за одну сторону - ныне перестал быть полноценной боевой единицей, став плавучей могилой для сотен своих моряков.
   Махина водоизмещением больше ста тысяч тонн превратилась в почти безжизненный кусок металла, с огромным трудом державшийся на воде. Русские ракеты, жалившие без пощады, едва не отправили авианосец на дно, и теперь "Линкольн", точно зверь, получивший смертельную рану, спешил, окруженный поредевшим после атаки эскортом, к ближайшей дружественной гавани, словно к надежной норе, туда, где можно отлежаться, вновь набравшись сил и вернувшись для возмездия.
  -- Установите связь с норвежцами, с их спасательными службами, - приказал радистам командир корабля, пытавшийся как-то управлять тем, что осталось от смертоносного орудия борьбы за господство на море, проигравшего схватку будто бы намного менее сильному противнику, взявшему верх за счет решимости, той эфемерной субстанции, которую не могли просчитать и самые совершенные компьютеры. - Нам понадобятся буксиры. И нужен транспорт для эвакуации раненых. Если возможно, пусть высылают навстречу нам вертолеты.
  -- Слушаюсь, сэр! Будет исполнено!
   Авианосец, буквально выжженный изнутри, напоминал пустую скорлупу гнилого ореха, оболочку, скрывавшую в себе массу мертвой или почти мертвой плоти. В трюмах плескалась соленая морская вода, реакторы были заглушены, и авианосец тащил на буксире, сжигая последние тонны драгоценного топлива, один из эсминцев сопровождения. Это было скверно, но этим проблемы не ограничивались.
  -- Черт, мы здесь, как на ладони, - кэптен ударил крепко сжатым кулаком по приборной панели, скрежеща зубами. - Точно паралитики, проклятье! Крен не позволяет поднять в воздух самолеты, катапульты не действуют. Мы не видим, что происходит в считанных десятках миль, и не сможем отразить и самый слабый удар с воздуха или моря. Запросите воздушную поддержку с наших баз в Норвегии. Мне будет спокойнее с эскортом.
   Атомный авианосец, зияя обрамленными ореолом копоти провалами огромных пробоин, оставшихся после точных ударов вражеских ракет, медленно, на последнем дыхании, продвигался к изрезанным узкими фьордами скалистым берегам Норвегии, туда, где можно было не опасаться постоянно очередной атаки. "Авраам Линкольн" уже не был в состоянии идти своим ходом, и потому следовал, связанный прочной пуповиной стальных тросов, за эскадренными миноносцами "Кертисс Уилбур" и "Джон С. Маккейн", совокупных усилий которых едва хватало, чтобы добиться приемлемой скорости хода.
   Впрягшиеся в постромки буксирных тросов корабли эскорта тянули безжизненную почти тушу морского левиафана к берегу, туда, где они могли рассчитывать на помощь. Собственной энергии плавучего аэродрома было достаточно лишь для поддержания работоспособности некоторых систем, тех, которые уцелели после взрывов ракет, прожегших корабль насквозь, от борта до борта, позволявших капитану верить, что он еще как-то управляет своим кораблем.
   Корабль умер. Работали только генераторы, резервный источник питания, которых явно не хватало. Замерли, прекратив свое мерное вращение, огромные гребные винты, в бездействии пребывали зенитно-ракетные комплексы "Си Спарроу" и автоматы "Фаланскс", лишив авианосец всякого подобия защиты. Оставалось полагаться только на вооружение кораблей эскорта, полудюжины эсминцев, наполовину уже израсходовавших боекомплект, опустошив ракетные погреба при отражении контратаки противника, которая и вывела из строя флагман.
   "Авраам Линкольн", едва державшийся на плаву, отныне перестал быть силой на просторах океана, но авианосец, вся его команда, и те, кто еще был жив, и другие, зашитые в черные пластиковые мешки, выполнили свою задачу, уничтожив вражеский флот. Впрочем, последним все же повезло чуть больше, чем некоторым их товарищам, от которых, как от Уолтера Бриджа, не осталось даже праха, чтобы по морскому обычаю предать его пучине. Но жертва не была напрасной. Отныне в этих северных водах оставался только один хозяин, полностью свободный в своих действиях.
   Для "Авраама Линкольна" война уже закончилась. Другие завершат начатое, а пока огромный корабль, глыба холодного металла, полз на юг, вспарывая тяжелые волны. Но подвиг отважных моряков, летчиков, перебивших хребет русскому медведю, не был забыт. Навстречу медленно приближавшемуся к спасительной земле авианосцу протянулась рука помощи.
  
   Пилоты патрульного самолета Р-3С "Орион" не касались штурвала, позволяя бортовому компьютеру самому вести крылатую машину к заранее намеченной точке встречи с выходившей из боя эскадрой. Автопилот мог справиться с рутиной лучше, не ведая усталости, и выполнить задачу точнее, чем люди, напрямую общаясь с навигационными спутниками и береговыми радиомаяками.
  -- Горизонт чист, - сообщил штурман, сидевший позади летчиков, в окружении приборных консолей, весело перемигивавшихся разноцветными огоньками, зеленоватое сияние большинства из которых действовало успокаивающе на всех членов экипажа. Война закончилась, враг был разгромлен, и причин для волнения отныне не было. - Встретимся с нашими парнями через двадцать минут, если не изменятся погодные условия.
  -- Ребятам нужна помощь. Русские здорово потрепали их, "Линкольн" вот-вот пойдет ко дну.
  -- Норвежцы не могут остаться в стороне, - уверенно произнес командир экипажа. - Хотя бы док они предоставят, а пока мы будем сторожами для водоплавающих. Прикроем эскадру, раз уж моряки так испугались призрака русского флота.
   Этот "Локхид" вылетел из исландского Кефлавика, и уже почти добрался до цели. Пилоты понимали, как важно морякам, чудом уцелевшим в схватке с русскими, должно быть, просто обезумевшими от чувства безысходности, понимать, что они не одни в этом океане, что о них помнят, что можно рассчитывать на помощь. И Р-3С был способен эту помощь оказать, действенную помощь, прикрыв практически лишенную авиационной поддержки эскадру с воздуха, став ее глазами и ушами, разведав тот безопасный путь, что приведет авианосец и его эскорт в тихую гавань.
   "Орион", несмотря на то, что со времен первого полета минуло уже целых четыре десятилетия, оставался эффективным средством контроля над океаном. На смену ветерану холодной войны, памятному для любого советского моряка, хоть раз покидавшего территориальные воды, уже шел турбореактивный "Посейдон", но и старый добрый "Локхид" еще на многое годился. Способный совершать полет с полной боевой нагрузкой на три тысячи восемьсот километров самолет являлся самым грозным противником для любой субмарины. Недосягаемый для бортового вооружения подлодок, он мог искать цели с помощью радара, способного обнаружить такую мелочь, как поднятый над водой перископ, за несколько миль, и инфракрасной обзорной системы, а бортовой компьютер С-901 "Протеус" был способен обрабатывать поступавшую от всех этих систем и еще сотни гидроакустических буев одновременно, наводя удары противолодочных торпед.
   Пилоты, находившиеся сейчас в двух тысячах метров над поверхностью Норвежского моря, чувствовали себя всемогущими. Даже самая мощная субмарина для них, располагавших восемью торпедами Мрак-46" во внутреннем отсеке оружия, была не более, чем мишенью, которую не могла спасти наверняка любая глубина. А для надводного противника были приготовлены ракеты AGM-84 "Гарпун", по команде готовые сорваться с подкрыльных пилонов.
   Противолодочный "Локхид" парил над гребнями тяжелых волн. Вперед, будто к самому горизонту, протянулось щупальце луча бортового радара ARS-115, скользившее по водной глади. "Орион" вел поиск даже сейчас, чтобы эскадра, прежде вдоволь хлебнувшая, могла беспрепятственно добраться до безопасных вод.
  -- Поможем парням, - усмехнулся второй пилот, взглянув на своего командира. - Им хорошо досталось, но русским пришлось еще хуже! Весь их чертов флот ушел на дно. Все, океан теперь наш!
   "Орион" продолжал свой полет, приближаясь к эскадре, точно побитый пес, спешащий забиться в уютную конуру, идущей к суровым берегам Норвегии. Здесь, вдали от чужих враждебных вод, им нечего было опасаться. Враг был уничтожен, оставалось лишь протянуть руку и взять то, что он пытался защитить. Так казалось всем, но они ошибались. Поверхность океана, насколько хватало взгляда, даже усиленного мощным обзорным радаром, и впрямь казалась девственно пустой, но глубина по-прежнему надежно хранила свои тайны, даруя защиту тем, кто обручился с нею.
  
   Торпедная атомная подлодка "Тамбов", сташестиметровая остроносая сигара водоизмещением семь с четвертью тысяч тонн, почти достигла поверхности моря, выпростав над собой штырь антенны. Пришла пора получить свежую порцию информации из штаба, и каждый из моряков втайне надеялся, что они, наконец, услышат приказ прекратить наблюдение, вернувшись домой, туда, где их ждали.
   Подлодка приблизилась к границе стихий, и сердца моряков тревожно сжались. Каждый понимал, что любое всплытие неизменно связано с риском, и потому на верхушке антенны были установлены приемники системы радиотехнической разведки, способные перехватить импульс чужого радара, стоит тому коснуться субмарины. Антенна - слишком маленькая цель, чтобы сразу заметить ее, а подводники, поняв, что рядом чужаки, успеют уйти вниз, прежде чем ими заинтересуются всерьез. Но пока следовало оставаться здесь, в опасной близости от поверхности моря, рискуя быть обнаруженными в любой миг.
   "Тамбов", приводимый в движение соосно установленными четырехлопастными винтами, медленно продолжал перемещаться в избранном направлении, по-прежнему следуя за американской эскадрой. А на глубине четыреста метров его зеркальным отражением скользил "Даниил Московский", как бы страхуя напарника снизу, ведь у поверхности, где шумы моря сильнее, гидроакустика перестает надежно работать, и чужой подлодке ничего не стоит подобраться к беспечной жертве, выпустив той в брюхо свои торпеды.
  -- Мостик радиорубке, - капитан Климов вызвал радистов, едва только тонкий штырь антенны вспорол поверхность воды, соприкоснувшись с напоенным солеными брызгами воздухом. - Что слышно?
  -- Докладывает радиорубка. Молчание на всем диапазоне!
  -- Черт, - не сдержавшись, капитан ударил кулаком о переборку, скрипнув зубами. - Вот черт!!!
   Они остались одни, будто переместившись в иной мир, которому был не ведом человек. Штаб молчал, а запрашивать землю самим было равноценно тому, чтобы в надводном положении войти, к примеру, в гавань Нарвика, став борт о борт с первым попавшимся американским фрегатом.
   "Тамбов" продолжал свое преследование, держась на расстоянии залпа от кораблей противника. Акустики по-прежнему следили за каждым маневром чужой эскадры, а торпедисты в напряжении держали пальцы на кнопках пуска, готовые открыть огонь. В спаренных реакторах ВМ-4 билось ядерное пламя, гоняя по трубопроводам раскаленный пар, неустанно толкавший лопатки паровой турбины. А в трубах торпедных аппаратом ждали, точно погружены в сон, торпеды 65-76, шестисотпятидесятиметровые сигары, несущие боеголовки, способные разорвать пополам эсминец водоизмещением восемь тысяч тонн.
   Атомарина пребывала в боевой готовности с той минуты, когда отошла от причальной стенки в Североморске. Но приказ - любой приказ, подводники были готовы исполнить его без колебаний - мог отдать только штаб. Или капитан, но тот медлил, несмотря ни на что, предпочитая доверить принятие решение, а равно и ответственность за их последствия, кому-нибудь другому.
  -- Что будем делать? - Старший помощник, тоже не покидавший свой пост, волновался, едва сдерживая страх. Ясно, там, на поверхности, происходило нечто необычное - никакие сбои не оправдывали молчание штаба, будто забывшего о вышедших в открытый океан субмаринах.
  -- Радиорубка, приказываю запросить штаб флота!
   Антон Климов понимал, на какой риск идет. Американцы наверняка прослушивали все частоты, и даже короткая передача будет перехвачена. А потом начнется облава. Сейчас, когда радиостанции работали только на прием, еще можно было надеяться, что американцы ничего не заподозрят, хотя каждое всплытие, тем более в такой близости от чужой эскадры, в водах, которые янки считали собственными, избороздив их вдоль и поперек, все равно являлось крайне рискованной затеей, но иначе было никак.
   "Тамбов", как любая субмарина типа "Щука", обладал внушительным набором средств связи, действовавших, в том числе, и в подводном положении, так что субмарина не находилась в совершенной изоляции от своей базы. Буксируемая антенна "Параван" позволяла принимать и передавать сообщения с глубины более полутораста метров, но только на сверхнизких частотах, и радист регулярно принимал приходивший с берега кодовый сигнал, означавший, что все спокойно. Однако мало кто верил, что это действительно так, ведь на прочих частотах царила тишина, лишь иногда нарушаемая шумом помех, рождавшихся где-то в возмущенной ионосфере.
  -- Товарищ капитан, мы не должны себя обнаруживать, - попытался урезонить Климова старший помощник. - До Норвегии пара сотен миль, эскадра вероятного противника и вовсе в полутора десятках миль. Нас обложат со всех сторон!
  -- Отставить обсуждение приказа! Глубина поможет нам, как и всегда помогала. Выходите на связь!
   Короткий импульс, сжатая в шифрованный пакет просьба о помощи, пронзила радиоэфир, умчавшись на восток, к родным берегам. С этой секунды "Тамбов" был обречен.
  
   Замерший у приборной панели глубоко в недрах эскадренного миноносца "Пол Гамильтон" класса "Арли Берк" энсин инстинктивно отпрянул от консоли, когда тишину отсека, нарушаемую, разве что, мерным жужжанием вентиляторов в корпусах всевозможных приборов, разорвал пронзительный сигнал. Корабельный комплекс радиотехнической разведки SLQ-32 (V)3, работавший в пассивном режиме, непрерывно сканируя эфир, работал без сбоев, и, хотя передача длилась лишь несколько секунд, успел перехватить ее. Электронный импульс, стремительно унесшийся куда-то в поднебесье, только слегка коснулся сенсоров, венчавших встопорщенные над массивной надстройкой антенны, превратившись в сигнал тревоги, приведший в движение весь корабль.
  -- Импульс, - затараторил энсин по интеркому, вдавив клавишу вызова до упора и зная, что каждое его слово гулко отдается под сводами центрального поста. - Пеленг три-ноль-пять, дальность до источника не более двадцати миль! Пакетная передача данных, шифрованное сообщение!
  -- Боевая тревога! Оружие к бою! "Морского ястреба" в воздух!
   Капитан корабля не мешкал, и эсминец, шедший по правому борту авианосца "Авраам Линкольн", прикрывая его от любой возможной опасности, мгновенно превратился в этакого разъяренного ежа. Над приткнувшимся на посадочной площадке на корме эсминца вертолетом SH-60B "Си Хок" раскручивались лопасти, все ускоряя свое вращение, пока винтокрылая машина наконец не оторвалась от настила, уходя к горизонту. А вслед за ней мчался уже и эсминец, лихо развернувшись и решительно двинувшись к еще невидимой, но вполне осязаемой цели, укрывавшейся где-то на морских просторах.
  -- Подводная лодка, - мрачно произнес капитан, провожая с мостика взглядом умчавшийся к горизонту геликоптер. - Чертовы русские!
  -- Мы их прижмем! Эти ублюдки от нас уже не уйдут!
   Паривший в поднебесье "Орион" тоже получил указание и немедленно изменил курс. Противник еще не понял, что проиграл войну, и десять летчиков, экипаж патрульного самолета, были готовы указать врагу на его ошибку. Торпеды в бомбоотсеке дождались своего часа.
  
   Недолго "Тамбов" оставался у поверхности воды, отделенный от окружающего мира, полного смертельных опасностей даже для грозного боевого корабля, лишь тонкой пленкой, проницаемой, кажется, даже для невооруженного взгляда.
  -- Тишина, товарищ капитан, - растерянно произнес радист. - На всех частотах молчание! Нас никто не слышит!
  -- Погружение! Четыреста метров.
  -- Есть погружение четыреста, - эхом отозвался мичман, стоявший у штурвала.
   Точно как живое существо, диковинная рыба со стальной чешуей, атомная субмарина, лениво шевеля плавниками рулей глубины, опускалась во мрак, растворяясь в нем, сливаясь с океаном, вновь становясь бесплотным, но смертельно опасным в своей стремительной атаке призраком.
   Капитан первого ранга Климов не утруждал себя долгими размышлениями. Что-то произошло на суше, нечто странное и пугающее своей непонятностью, и для того, чтобы все выяснить, необходимо было хотя бы уцелеть, оставаясь по-прежнему незамеченным для противника, кажется, перестающего оставаться вероятным.
   Субмарина, приняв в балластные цистерны несколько десятков тонн забортной воды, вновь нырнула на глубину, укрываясь в вечной тьме океана ото всех мыслимых опасностей. А вослед ей с неба посыпалась гроздь гидроакустических буев, сброшенных прошедшим чуть в стороне противолодочным "Локхидом". Охота на крупную добычу началась.
  -- Запросите "Даниила" по УЗПС, - приказал между тем Климов.
   Толщу воды пронзила череда акустических сигналов, рожденных системой звукоподводной связи, и через считанные мгновения с "Даниила Московского" пришел ответ. Субмарины сблизились на считанные десятки саженей, так что теперь их капитаны могли беседовать почти свободно, насколько это возможно в таком странном мире. Однако их разговор был прерван неожиданно и бесцеремонно.
  
   Первым, несмотря на разницу в дистанции до цели, подозрительного участка водной поверхности достиг не палубный вертолет "Пола Гамильтона", хотя лететь тому явно было ближе, а патрульный "Локхид". Буи, упавшие в воду широкой полосой, были связаны в единую сеть, непрерывно посылая сигналы на умчавшийся вдаль "Орион", и экраны перед находившимися в полумраке операторами расцветились яркими огнями.
  -- Датчики в воде, - сообщил офицер, буквально впившийся взглядом в монитор. - Все системы в норме! Идет сканирование!
   Всплески от вхождения в воду инородных тел, были слишком слабыми, чтобы даже с глубины, где каждый шорохом отдавался набатом, можно было услышать их. Гидроакустические буи, не выдавая своего присутствия, мгновенно оплели скрывавший смутную угрозу участок океана прочной сетью, рассчитанной на большую рыбу. Спокойно покачиваясь на гребнях волн, они "вслушивались" в шумы, рождавшиеся в темной глубине, и в тот миг, когда в мерном рокоте океана вдруг возник звук, который могут породить только вращающиеся лопасти гребных винтов, на экране перед одним из операторов вспыхнул предупреждающий сигнал.
  -- Акустический контакт, - почти прокричал летчик, в то время, как пальцы его, действуя будто бы отдельно от разума, порхали над клавишами, производя отстройку от помех. - Квадрат Браво-два. Источник перемещается!
  -- Русская подлодка, - оскалился командир экипажа. - Наверняка русские. Мы так быстро нашли их, черт возьми!
  -- Есть координаты цели, - продолжал докладывать оператор, теперь принимавший сигналы от нескольких буев, меж которых как раз и оказалась чужая субмарина. - Подводная лодка, вероятно, класса "Виктор-3". Они идут следом за "Линкольном".
  -- "Виктор"? Проклятье, это серьезно. Опасный противник, тем более, сейчас. Неужели хотят добить авианосец? Вот ублюдки! Ладно, - ощерился пилот. - Оружие к бою. Все приготовились, парни. Я хочу, чтобы эти выродки ушли на дно после первого же выстрела!
   Турбовинтовые двигатели "Аллисон" взвыли на полтона выше, и "Орион", набирая скорость, развернулся точно на цель, укрывшуюся в толще океана субмарину, которая здесь, в этих, казалось бы, дружественных водах, пыталась довершить то, что начали прежде русские ракеты.
  -- Торпеды готовы, - доложил оператор вооружения. - Жду приказа, сэр!
  -- Снизиться до двух тысяч футов, - начал отдавать команды первый пилот, сам в эти секунды толкая прочь от себя штурвал и направляя шестидесятитонный самолет к воде, точно собирался прямо так таранить затаившегося в пучине врага. - Скорость триста узлов. Сбросить торпеды!
   Створки люка в днище массивного "Локхида" раскрылись, отодвигаясь в стороны, и от самолета отделились "сигары" двух противолодочных торпед "Марк-46", камнем шедших к серой глади океана. За несколько десятков футов с шелестом развернулись купола тормозных парашютов, и торпеды, падение которых замедлилось настолько, что могло уже называться полетом, мягко вошли в воду, сразу устремившись на заданную перед сбросом глубину.
  -- Торпеды в воде, - немедленно доложил оператор. - Сейчас они вскроют русским брюхо!
  -- Сигнал слабеет, - почти одновременно произнес его напарник. - Цель погружается. Они уходят, сэр!
  -- Черта с два теперь уйдут!
   Командир экипажа верил в свой успех и оказался прав, хотя даже в случае промаха сам он и его люди ничем не рисковали. Даже для самой мощной и вооруженной субмарины противник, находящийся в воздухе, пока оставался недосягаемым, так что почти игрушечный вертолет, приводимый в движение едва ли не мотоциклетным двигателем и вооруженный единственной торпедой, мог без помех совладать с атомным ракетоносцем в несколько десятков тысяч тонн.
   Торпеды, сброшенные кучно, достигли нужной глубины и там разделились. Акустические системы наведения, действуя пока в пассивном режиме, прослушивали доносившиеся из темных глубин океана шумы, безошибочно выбирая именно те, которые обозначали присутствие рядом цели. Торпеды, точно терпеливые хищники в ожидании добычи, описывали широкие круги, устроив странный танец в недоступной солнечному свету пучине. Но кружение длилось недолго.
   Гребные винты даже идеальной конструкции, даже на малых оборотах, производили достаточный шум, чтобы на него среагировали головки наведения противолодочных торпед. Начиненные взрывчаткой "рыбины" одновременно изменили курс, будто охватывая цель с двух сторон. От них вперед, в пустоту, устремились импульсы системы наведения, перешедшей в активный режим.
  
   Дробный грохот, прокатившийся по корпусу "Тамбова" от носа до кормы, отозвался болью в сердцах моряков, разом замерших в ожидании самого худшего. Здесь, на глубине, этот звук мог означать только одно - они стали чьей-то мишенью.
  -- Шум винтов по обоим бортам, - доложил акустик. - Это торпеды! Мы атакованы!
  -- Какого черта? Американцы нас торпедировали, здесь, в нейтральных водах?
   Капитан Климов чувствовал страх и смятение, на миг утратив выдержку. Он был готов принять многое, но чтобы оказаться вдруг в бою без всякой причины, без объявления войны... Нет, это в голове не укладывалось.
  -- Командир, очнись, - старший помощник встряхнул капитана, и взгляд того вновь стал осмысленным и сотым. - Они пустят нас на дно!
  -- Торпеды в полутора кабельтовых, - вторил старпому акустик, который больше всех в эти секунды знал об угрозе, но был не в силах что-то сделать, спасая себя и товарищей, только бесстрастно и четко докладывать о том, как долго им всем еще остается жить.
   Противник, его "роботы-камикадзе", видели цель, и теперь "Тамбову" не было нужды скрываться. Надежда оставалась лишь на скорость, а ее русская "Щука" имела в избытке.
  -- Реакторный, максимальная мощность, - принялся сыпать приказами Климов. - Самый полный вперед! Максимальное погружение! Торпедные аппараты три и четыре зарядить самоходными имитаторами подводных целей!
   Пламя в ядерной "топке" субмарины вспыхнуло с новой силой, и струя раскаленного пара обрушилась на лопатки турбины. Спаренные винты ускорили бег, с ощутимой яростью врубаясь в толщу ледяной воды. Оставляя за сбой шлейф взметенных ударами воздушных пузырьков, "Тамбов" сорвался с места, разгоняясь за считанные десятки секунд до тридцати с лишним узлов, скорости, которая сделал бы честь любому эсминцу. В прочем, в русском флоте умели ставить рекорды, и капитану второго ранга Климову, тем более, сейчас, когда на хвосте висели вражеские торпеды, казалось, что подлодка едва плетется.
  -- Докладывает торпедный отсек. Приборы гидроакустического противодействия готовы к пуску.
  -- Торпедные аппараты три и четыре - пли!
   Самоходные имитаторы МГ-74 "Корунд", габаритами схожие с боевыми торпедами, вытолкнуло из торпедных труб, и "обманки", шумевшие изо всех сил, заглушая саму субмарину, тотчас разошлись в разные стороны, отвлекая на себя удар противника. Подчиняясь заложенной программе, имитаторы, привлекая акустические головки наведения торпед, начали энергично маневрировать, удаляясь от истинной цели.
  -- Ложные цели в воде, - доложил торпедист.
  -- Поставить газовую завесу! Акустик, где торпеды? Доложить немедленно!
   Стена из воздушных пузырьков на несколько мгновений отгородила "Тамбов" от преследовавших подлодку торпед, и системы наведения вновь перешли в пассивный режим, а когда преграда растворилась, умчавшись к поверхности, электронным "мозгам" пришлось решать непростую задачу, обнаружив три цели вместо одной единственной. Имитаторы сделали свое дело, насколько могли, и одна из "Марк-сорок шестых", привлеченная шумами "Корунда", изменила курс, пустившись в погоню за пустотой. Но вторая никуда не делась, напротив, развив скорость, в полтора раза большую, чем можно было выжать из субмарины, торпеда уверенно настигал свою добычу.
  -- Сорок саженей, прямо по корме! - кричал акустик, в уши которого вонзался вой работавшей на предельных оборотах турбины "Марк-46".
   В этот миг Антон Климов понял всю бессмысленность дальнейших попыток избежать гибели. В этом поединке шансов у подводников уже не осталось, ведь с неба, с борта патрульного самолета в любом случае все их маневры были видны, как на ладони.
  -- Приготовиться к удару, - успел приказать капитан, сам вцепившись в переборку. - Держитесь!
   Неконтактный взрыватель торпеды сработал на оптимальной дистанции от цели, и боеголовка весом сорок три килограмма превратилась в облако раскаленных газов, от которого во все стороны расходилась взрывная волна, тем более разрушительная в плотной среде. Удар сотряс "Тамбов" по всей длине, и близкий взрыв вырвал часть обшивки легкого корпуса. На секунду в отсеках подлодки погасло освещение, но лампы немедленно вспыхнули вновь, заливая тесные помещения своим сиянием.
  -- Осмотреться в отсеках, - приказал с трудом удержавшийся на ногах Климов. - Доложить о повреждениях.
   Оставалось надеяться, что прочный корпус остался непроницаемым, ведь иначе судьба подлодки решена. Здесь, на глубине, в точности как в космическом пространстве, даже мельчайшая сквозная пробоина означала бы гибель.
  
   Державшиеся на поверхности гидроакустические буи исправно передавали на "Орион", описывавший широкие круги над местом боя, информацию обо всем, что происходило на глубине. Там, в холодном мраке, кипела ожесточенная схватка, тогда как внешне океан оставался совершенно спокойным.
  -- Есть попадание, - радостно произнес оператор. - Мы достали ублюдков!
  -- Закончим дело! Добьем их! Сбросить торпеды!
   Еще две "Марк-46", преодолев три сотни футов, погрузились в океан, спикировав на потерявшую ход цель. На "Тамбове" едва успели придти в себя, когда акустик вновь истошно закричал, но это было большее, что он сумел сделать, что сумел сделать кто-либо из сотни моряков, находившихся на борту российской подлодки.
   Две торпеды, погружаясь почти под прямым углом, клюнули субмарину, сильного, но уже получившего смертельное ранение морского хищника, и взрывы, грянувшие почти одновременно, вырвали пятиметровый кусок обшивки сразу за ограждением рубки, и поток воды хлынул в реакторный отсек. Оказавшихся на пути водяной стены моряков сбивало с ног, с такой силой вдавливая в переборки, что кости с хрустом превращались в крошево, и осколки пронзали плоть. В последние секунды своей жизни, прежде чем субмарина, приняв воды намного больше, чем по проекту вмещали балластные цистерны, будучи уже мертвой, коснулась грунта, командир вахты смог дотянуться до рубильника, заглушив реактор. Атомное пламя погасло, и "Тамбов" превратился в безжизненный кусок металла, могилу для своей команды. Но "Тамбов" был в этих водах не одинок.
  
   В воде любой звук распространяется намного дальше, чем на воздухе, и треск переборок, сминаемых, точно легкая фольга, колоссальным давлением ворвавшейся в отсеки "Тамбова" воды, отчетливо слышал акустик "Даниила Московского". Подлодка, не уходя с безопасной глубины, тенью следовала за своим напарником, но сейчас моряки, понимая, что происходит, не могли вмешаться, просто не имея возможности хоть како-то помочь своим товарищам.
  -- Господи, они все погибли, - потрясенно вымолвил акустик "Даниила Московского", взглянув на замершего у него за спиной с каменным лицом капитана. - Они все мертвы! "Тамбов" пустили ко дну! Как это возможно?
   Никто здесь не мог знать точного ответа. Американцы применили оружие без видимой причины, без всякого повода, разом оборвав сотню жизней, отправив в небытие сто молодых, сильных, полных жизни мужчин, которых далеко на берегу все еще ждали их жены и дети. Командир большой атомной подводной лодки "Даниил Московский" не мог ничем помочь своим братьям, принявшим быструю смерть в пучине, но он все еще мог отомстить, взяв за каждого из погибших десятикратно с надменного и безжалостного врага.
  -- Американцы первыми нанесли удар, - жестко произнес капитан атомарины, чувствуя, как на нем сошлись напряженные взгляды всех моряков, находившихся здесь, на мостике. - С этой секунды они - наш противник, и мы поступим с ними именно так, как и должно с врагом, мы уничтожим все цели, до которых сумеем дотянуться. Объявить боевую тревогу! Мы атакуем авианосец!
   Хриплый "голос" ревуна сбросил с коек только успевших прилечь моряков, заставляя их, еще не до конца проснувшихся, спешить на свои места, туда, где каждому из них надлежало находиться во время боя. Еще не понимая, что происходит, подводники ныряли в узость люков, пронзавших герметичные переборки, и их топот отдавался дробным грохотом по всей субмарине, не выходя, в прочем, за ее пределы благодаря весьма эффективной системе звукоизоляции, не устаревшей даже сейчас, спустя годы напряженной службы корабля.
  -- Боевая тревога, - прокатилось по всем отсекам, по всем закоулкам загроможденной оборудованием субмарины. - Занять посты по боевому расписанию! Это не учения!
   Цель, авианосная эскадра противника, была близка. Противолодочная оборона врага почти достигла совершенства, но все же не была идеалом, и тот, кто мог действовать быстро и решительно, переставая хоть на миг ценить собственную жизнь, готовый принести ее в жертву во имя общего дела, мог рассчитывать на успех.
  -- Самый полный вперед, - приказал капитан, каждому слову которого жадно внимали сотни ушей. - Гидроакустический комплекс - в активный режим. Уточнить положение цели! Торпедные аппараты товсь!
   Прятаться больше не было нужды, ведь враг все равно обнаружит их, если сам того пожелает, пусть не сейчас, пусть позже, но это ничего не изменит. Оставалось действовать, и командир "Даниила Московского" решил рискнуть. Теперь мчавшуюся в атаку на всех парах подлодку, наверное, могли без труда услышать и в Гренландии, но противник, который находился намного ближе, оказался лишен времени на то, чтобы придумать ответные меры. А русская подлодка рвалась к цели, ведь второй попытки у ее экипажа не могло быть.
   Акустический импульс, пронзив толщу воды, устремился вперед, по ходу разгонявшейся до максимальной скорости субмарины. Сгусток энергии наткнулся на преграду спустя мгновение, тотчас вернувшись обратно, и акустик "Даниила" первым увидел цель, теперь уже точно, а не по достигавшим глубины отзвукам.
  -- Пеленг семьдесят три, дальность шестнадцать, - кричал моряк, зная, что каждое его слово становится указанием к действию для торпедистов, вводивших в головки наведения тяжелых торпед "Кит" точные координаты. - Движется курсом двести, скорость пятнадцать!
  -- Торпедные аппараты к бою готовы! - немедленно отрапортовал командир боевой части оружия, сам ставший к пультам.
   "Даниил Московский", иглой пронзая ледяной мрак, мчался навстречу своей жертве, стремительно сокращая дистанцию, чтобы можно было ударить наверняка. По корпусу подлодки прокатилась барабанная гробь акустических импульсов, посланных кораблями эскорта, но это уже не могло иметь значения сейчас, когда цель оказалась так близка.
  -- Дальность четырнадцать, цель прямо по курсу! - доложил акустик, теперь видевший авианосец непрерывно.
  -- Подвсплыть до трехсот метров! Торпедные аппараты один и два - пли!
   Субмарина рванулась к поверхности, и, когда она преодолела всего сотню метров, тяжелые торпеды 65-76 выскользнули из жерла торпедных труб, прямым ходом направившись к цели, которая становилась все ближе, а значит, все уязвимее.
  -- Перезарядить торпедные аппараты, - рявкнул капитан, слышавший сейчас только стук собственного, бешено колотившегося сердца. - Приготовиться к второму залпу! Мы вспорем им брюхо!
   Торпеды, два разящих копья, быстро разгонялись до предельной скорости, свыше пятидесяти узлов, по прямой двигаясь наперехват авианосца, неторопливо следовавшего за парой эсминцев, тащивших "Авраам Линкольн" на себе, словно тягловые лошади. Пронзая толщу воды, стремительно поднимаясь из темной пучины, они несли смерть, от которой не могло быть спасения.
  
   Очередной импульс, посланный в неизвестность - в буквальном смысле этого слова - гидролокатором SQS-53 эскадренного миноносца ВМС США "Пол Гамильтон", вместо того, чтобы просто раствориться, отразился от внезапно возникшего препятствия, превратившись в четкую отметку цели на экране.
  -- Подводная цель на сонаре, - быстро заговорил моряк, торопливо отстраивая сигнал от помех и задавая гидроакустической станции сектор поиска. - Движется встречным курсом, скорость тридцать! - И секунду спустя, когда четкая отметка вдруг распалась натрое: - Внимание, торпедная атака!
   Они едва успели расслабиться, поздравив друг друга с очередной победой, американские моряки, только что общими усилиями пустившие на дно еще одну русскую подлодку, осмелившуюся атаковать их. Тем более невероятным казалось то, что противник не только остался на плаву, но и сам попытался нанести удар.
  -- Противолодочный ракетный комплекс в боевую готовность, - немедленно приказал шкипер, в самые ответственные моменты принимавший на себя командование кораблем. - Сообщите на "Авраам Линкольн"!
   Капитан "Пола Гамильтона" не сомневался, что русские будут целить именно по авианосцу, самой значимой мишени. И он не завидовал ни на секунду парням с "Авраама Линкольна", практические лишенного хода, а значит, и свободы маневра. Но еще модно было попытаться спасти флагман.
  -- Дьявол, русские уже должны лежать на дне, - удивленно произнес старший помощник, потрясенно мотая головой. - "Орион" должен был прикончить их!
  -- Значит, этот "Виктор" здесь не единственный, - бесстрастно ответил капитан. - Нацисты в свое время тоже использовали тактику "волчьих стай", и очень удачно. Эти воды могут кишеть русскими подлодками!
   "Пол Гамильтон" ускорил ход, сближаясь с целью, чтобы наверняка поразить ее первым же залпом, не оставляя русским времени на ответные меры, на вторую попытку. Требовалось сойтись с атакующей субмариной врага всего на восемь миль - именно с этой дальности возможно было применить противолодочные ракеты "Асрок", ждавшие команды в ячейках пусковых установок на баке миноносца.
  -- Передайте координаты цели на борт "Морского ястреба", - приказал капитан, зная, что вертолет находится неподалеку, и может успеть вовремя. - Парни раньше доберутся до русских ублюдков.
   "Си Хок", получив приказ, немедленно изменил курс, помчавшись вслед за прорвавшейся к ордеру русской субмариной, а за ним следовал и "Орион", так и не удалявшийся от эскадры. Но первые выстрелы произвел все же "Пол Гамильтон". Когда эсминец и подводную лодку разделяло всего семьдесят три кабельтова, из подпалубной пусковой установки с ревом вышли, рванувшись в зенит, две ракеты RUM-139A комплекса "Асрок-VLA". Преодолевая скорость звука, снаряды, управляемые инерциальной навигационной системой, безошибочно выводившей их в заранее, с учетом упреждения, выбранную точку на курсе движения цели, достигли вершины траектории, и, ускоряясь теперь уже под воздействием силы гравитации, помчались вниз к волнам. А нескольких десятках футов от поверхности моря головные обтекатели раскрылись, точно бутоны, и противолодочные торпеды, распустив купола парашютов, уже медленно скользнули вниз, мягко входя в воду.
  -- Им конец, - довольно усмехнулся оператор противолодочного комплекса. - Мы расстреляем их в упор!
   Командир экипажа палубного вертолета "Си Хок" в этот миг тоже радостно оскалился, нажав кнопку сброса торпед. Пара проверенных в деле "Марк-46" сорвалась с узлов подвески, исчезая в волнах, и всплески отозвались паническими возгласами русского акустика. Противник оказался в кольце, вырваться из которого живым было невозможно. Но враг и не искал спасения. Лишь немного отстав от собственных торпед, выплюнутых в лицо надменному противнику, русская субмарина мчалась на строй кораблей.
  
   Американцы навалились разом всей массой, но все их потуги уже были тщетны, и потому командир русской подлодки внезапно ощутил необычное чувство умиротворения. Он понимал, что нет смысла надеяться на победу в схватке с целой эскадрой, оставалось сделать лишь все, чтобы гибель не оказалась напрасной.
  -- Торпеды, - кричал акустик "Даниила Московского". - Мы атакованы! Они повсюду!
  -- Курс не менять, - утробно прорычал капитан. - Самый полный вперед! Мы уничтожим их!
   Командир субмарины в эти секунды вполне был готов идти на таран, отлично представляя, какие разрушения способна произвести его подлодка, гигантская торпеда, управляемая отрешенным разумом, в котором не осталось места для страха и неуверенности.
  -- Не делай глупости, капитан, - оцепеневшего сознания коснулся крик старшего помощника. - Если тебе надоело жить, при чем здесь наша команда? Пожалей хоть этих пацанов!
  -- Мы уничтожим их! Впер-р-ред!!!
   Старпом, увидев безумие в глазах своего капитана, обычно такого рассудительного, логичного, схватил командира за воротник форменки, тряхнув так, что голова того безвольно мотнулась и отчетливо клацнули зубы. Матросы со всех сторон ринулись к сцепившимся офицерам, оставив свои посты, но были остановлены злым окриком капитана:
  -- Все по местам! Назад, мать вашу!!!
  -- Мы сделали все, что возможно, - приблизив свое лицо к лицу командира, вновь произнес старший помощник. - Приди в себя! Нас сейчас не станет, а я хочу жить!
  -- Торпеды слева по борту, два кабельтова, - как ни в чем ни бывало, доложил акустик, видевший, как смыкается вокруг "Даниила Московского" кольцо смертоносных "рыб", ринувшихся со всех сторон, точно почуявшие кровь акулы к неповоротливому киту. - Прямо по корме, один кабельтов, дистанция сокращается!
   Субмарина, разогнавшись до максимума, мчалась прямо на ордер, настигая собственные торпеды, которые, проскользнув под днищем эсминца, шедшего по правому борту от авианосца, рвались к цели. Ничто не могло преградить их путь.
  -- Срочное погружение, - приказал капитан, сознание которого вдруг прояснилось, очистившись от паутины ярости и безумия. - Всем сохранять спокойствие!
   "Даниил Московский" принимая максимальный балласт, резко ушел вниз, чтобы скрыться в темной глубине, переждать атаку, заставив врага поверить в то, что океан вновь опустели, а потом не спеша лечь на обратный курс, возвращаясь к родным берегам. Клюнув носом, субмарина сильно накренилась, так что в отсеках со столов посыпалась всякая мелочь, все, что не было надежно закреплено. Кто-то из команды, не удержавшись на ногах, упал, сопровождая падение раздосадованной бранью. Торпеды, следовавшие за целью, настигали, но глубина их погружения была ограничена, и "Даниил Московский" еще мог увернуться, уйти от удара.
  -- Рули глубины на максимальный угол, - прорычал капитан, возвышавшийся точно скала посреди мостика. При взгляде на него даже самые робкие моряки вновь обретали уверенность в собственных силах, стыдясь, что их страх увидел этот решительный человек.
   Висевшие на хвосте торпеды представляли большую опасность, и все внимание акустика было направлено на них. Однако глубина была коварна, и тот, кто осмеливался пренебречь ею, должен был приготовиться к скорой и жестокой расплате. Словно своевольная, гордая и страстная любовница, она могла дать все тому, кто оставался верен ей, и все забирала, даже и сами жизни, вернее, их прежде всего, лишь только иной глупец осмеливался открыть свое пренебрежение и неверность.
   Рукотворное оружие оказалось пустяком по сравнению с тем, что глубина приберегала для тех, кто оскорбил ее изменой. Выросший прямо по курсу уходившего от погони "Даниила Московского" подводный утес, скальная стена, взметнувшаяся к поверхности иззубренным лезвием вершины, оказался замечен слишком поздно. Рулевой не успел изменить курс, уходя от столкновения, и нос субмарины на полной скорости коснулся камня, сминаясь и треская по швам.
  -- А, дьявол, - командир субмарины вскинул руки, закрывая лицо, когда до мостика докатился скрежет трещавшей по швам обшивки. - Нет!
   При столкновении снесло всю нижнюю часть носовой оконечности подводной лодки, и первым оказался затоплен торпедный отсек. Находившиеся там моряки - при наличии автоматизированной системы перезарядки торпедных аппаратов все их обязанности сводились только к наблюдению - не успели добраться до переборки, задраив за собой люки и хотя бы отсрочив неизбежный конец. Давление на глубине больше полукилометра было столь велико, что ударом тела буквально размазало по внутренней обшивке, и поток, сметая все на своем пути, умчался дальше. Субмарина, приняв ровно столько воды, сколько оставалось у нее свободного объема, камнем ушла в темные глубины. "Даниил Московский" погиб, но атака продолжалась - торпеды, выпущенные по авианосцу, мчались к цели, скользя у самой поверхности моря, и расстояние, отделявшее их от мишени, стремительно сокращалось.
  
   Все, что оставалось капитану "Авраама Линкольна", услышав донесение с "Пола Гамильтона", - молиться, ибо потерявший ход корабль, сто тысяч тонн стали, в недрах которой слабо бился огонек, рожденный дизельными генераторами. Но на эсминце еще не отчаялись, используя любую возможность.
  -- Противолодочному ракетному комплексу, - скомандовал шкипер. - Цель - торпеды противника! Пуск!
   В эту секунду две тяжелые торпеды 65-76, предсмертный укус русского "Виктора", уже ушедшего на дно, поравнялись с миноносцем, и, не отвлекаясь на близкую цель, умчались дальше, к "Аврааму Линкольну" на скорости более пятидесяти узлов, так быстро, что невооруженным взглядом едва ли удалось бы уследить за ними. Но бортовой гидролокатор, сопряженный с компьютерами системы управления оружием "Иджис", непрерывно сопровождал цели, и, получив указание, четыре ракеты "Асрок", стартовав одна за другой с бака эсминца, умчались вслед им. Но время было упущено.
  -- Торпеды по правому борту, - закричал вахтенный на мостике авианосца, метнувшись к иллюминатору. - Два кабельтова!
   Их уже можно было видеть и без помощи сонара, две сигары, оставлявшие за собой пенный след, белоснежным росчерком различимый и с воздуха. Где-то позади уже приводнились торпеды "Марк-46", немедленно ринувшиеся вслед русским торпедам, но рассчитанное на поражение сравнительно тихоходных подлодок оружие было бессильно.
  -- Нам не уйти, - в отчаянии промолвил вахтенный. - Они достанут нас! О, Боже!
  -- Всем внимание, - приказал капитан "Авраама Линкольна". - Приготовиться к удару! Аварийным командам - полная готовность!
   Прежде чудовищно могучий корабль, способный вести бой с целым флотом, теперь превратился в мишень, и противнику оставалось лишь безнаказанно расстрелять ее. "Авраам Линкольн" не мог уклониться, несмотря на маневры буксиров, следуя по инерции прежним курсом, и не мог отвести вражеские торпеды в сторону, применив что-либо из своего вооружения, например, буксируемую ложную цель "Никси", которой просто не хватало энергии. Русская субмарина была уничтожена, но ее команда сделала свое дело, сумев расквитаться за своих товарищей, погибших прежде, и здесь, в Норвежском море, и у русских берегов, в неравной схватке.
   Две торпеды, созданные специально для поражения авианосцев еще тогда, когда противокорабельные ракеты русского флота габаритами и массой соперничали со сверхзвуковыми истребителями, а на флотах вероятного противника о них и вовсе только начинали всерьез задумываться, сделали то, ради чего существовали. Оба попадания пришлись в среднюю часть авианосца, и два мощнейших взрыва, грянувшие с разницей не больше пяти секунд, сотрясли корабль от носа до кормы.
   Стена воды и грязной пены, взметенной взрывами, поднялась выше полетной палубы огромного корабля, смывая за борт людей и самолеты, вовремя не спущенные в ангар. Взрывы рвали обшивку корпуса, словно бумагу, сминая, комкая стальные листы с ужасающей легкостью. Противоторпедная защита частично погасила удар, но переборки все равно расходились по швам, и ледяная вода хлынула в трюмы, заливая генераторы, за мгновения заполняя целые отсеки, заставляя матросов в панике карабкаться по трапам наверх, к спасению.
  -- Прямое попадание, - затараторил вахтенный, пытаясь перекричать вой аварийных сирен. - Пробоина по правому борту ниже ватерлинии! Помпы вышли из строя, генераторы отключились!
  -- Удерживать корабль на плаву, - потребовал капитан, чувствовавший, как палуба под ногами содрогается от взрывов, точно авианосец, это обладавшее колоссальной силой морское чудовище, бьется в агонии. - Любой ценой удерживать на плаву!
  -- Бесполезно, сэр. Все кончено!
   Вода, тонна за тонной, вливалась в зияющие раны пробоин, протянувшихся вдоль подводной части авианосца на несколько десятков футов. Не все моряки, находившиеся на нижних палубах, смогли спасти свои жизни, и те, кто оказался чуть менее расторопен, в последний миг, швыряемые ледяным потоком, еще пытались набрать побольше воздуха, но вместо этого только нахлебались воды, и сознание их стремительно угасало, а тело, обожженное холодом, уже не чувствовало боли.
   Матросы, сбивая друг друга с ног, карабкались по узким трапам, взбираясь все выше, преследуемые вспенившейся морской водой. Гасло освещение - это оказались залиты трансформаторы, уже были затоплены погреба авиационных боеприпасов, но команда авианосца еще пыталась спасти корабль. Но и самый упрямец уже мог видеть, что все усилия тщетны.
  -- Радиорубка, связь с Таллинном, - потребовал, скрывая тяжелый вздох, капитан "Авраама Линкольна". - Запросите генерала Стивенса, срочно!
   Палубный настил под ногами дрогнул, и моряк почувствовал, что прежде еще почти ровная поверхность накренилась вправо. С прокладочного столика на пол со стуком посыпались карандаши, и штурман принялся собирать их, опустившись на корочки и негромко ругаясь от досады.
  
   Генерал Эндрю Стивенс молча слушал доклад кэптена, принявшего на себя командование авианосной группой "Авраама Линкольна". Тот, на ком лежал, в конечном итоге, весь груз ответственности за успех или провал операции "Доблестный удар", в принципе, был готов к подобным известиям, но масштаб случившегося, несмотря ни на что, все же поражал.
  -- Сохранить корабль не представляется возможным, даже если норвежцы и все прочие сейчас же вышлют навстречу нам свои спасательные суда и самолеты, - звучал в динамике голос моряка, наблюдавшего в эти минуты, как многотысячная команда авианосца, человек за человеком, без тени паники, строго соблюдая установленный порядок, грузится в спасательные плотики, десятки которых уже покачивались на волнах, образовав этакий шлейф позади огромного корабля. - "Авраам Линкольн" получил слишком сильные повреждения, которые можно устранить только в сухом доке, но до него нам уже не добраться. Мы сделали все, что могли, потери среди матросов сведены к минимуму, сэр. Мне жаль.
  -- Спасайте своих людей, - сухо ответил генерал. - Вы полностью выполнили возложенную на вас миссию, кэптен. Без потерь же на войне не обходится никогда. К вам немедленно направятся все находящиеся в этой части Норвежского моря корабли, вашу команду подберут уже через считанные часы. Мы вас не оставим!
   Командир, как и было принято, последним из экипажа покинул свой корабль, отдавая ему дань уважения. Атомный ударный авианосец "Авраам Линкольн", краса и гордость американского флота, основа могущества атлантической державы, оставался на плаву еще несколько часов, пока, наконец, не скрылась в волнах надстройка-"остров", возвышавшаяся по правую сторону полетной палубы. Тысячи глаз следили за тем, как погружается в пучину, и сейчас не утратив своей величавости, могучий корабль.
   Над тем местом, где завершился, прервавшись раньше срока, поход авианосца, немедленно сомкнулось кольцо спасательных кораблей и эсминцев эскорта, спешивших принять на борт уцелевших моряков с "Авраама Линкольна". Авианосец медленно опускался на дно, туда, где царит вечная тьма, став мавзолеем для сотен своих моряков, последним пристанищем для тех, кто посвятил этому кораблю свою судьбу, и в смерти оставшись с ним неразлучным. А ад волнами со стрекотом кружили палубные вертолеты, ведя поиск тех, кого течением могло отнести в сторону. А скорбное известие, перемещаясь от штаба к штабу, уже достигло Белого Дома, где в тот миг, когда прозвучали первые слова донесения, воцарилась полнейшая тишина.
  -- Вы утверждали, что флот русских уничтожен, - мрачно, вперив тяжелый взгляд исподлобья в министра обороны, вымолвил, будто выдавливая слова из себя, Джозеф Мердок. - Как случилось, Роберт, что после всех победных реляций сейчас, когда наши войска уже на подступах к Москве, произошло подобное? Мы потеряли атомный авианосец, лишившись одной двенадцатой нашей морской мощи. Сотни моряков погибли, ушли на дно вместе с "Авраамом Линкольном"!
  -- Сэр, это генерал Стивенс... - промолвил, дождавшись, когда президент умолкнет, набирая воздуха в грудь, глава военного ведомства.
   Джозеф Мердок, шумно выдохнув, угрюмо нахмурился, хотя больше, казалось бы, уже некуда:
  -- Что, Роберт? При чем здесь Стивенс? Я спрашиваю вас, так вы и извольте ответить!
  -- Я могу повторить лишь то, что сообщает генерал Стивенс. Вся разведывательная информация, все донесения с передовой стекаются в Таллинн. В любом случае, вышедший в открытый океан флот, тем более столь многочисленный, как русский, не может быть уничтожен за несколько часов. Нам удалось свести к минимуму собственные потери, гибелью нескольких кораблей заплатив за уничтожение целых эскадр. Это справедливый обмен, господин президент. Мне жаль погибших матросов, а также летчиков и пехотинцев, но их жертвы необходимы. Иным путем победы не добиться!
   Президент Мердок замолчал, как будто обдумывая услышанное. Вести из Атлантики пока оставались достоянием лишь нескольких десятков человек, в надежности которых сомнений не было. Но страшно было подумать о том, какой шум поднимет общественность, стоит только заявить во всеуслышание о гибели "Авраама Линкольна", столпа американского морского могущества, олицетворения силы самой страны. И все рассуждения министра, вполне логичные, о неизбежности потерь, не будут значить абсолютно ничего. Обыватели, этот скот, сидящий в своих уютных квартирках перед телевизорами, любят слышать об успехах, но отчего-то терпеть не могу, когда называют истинную цену побед.
  -- Это самый скорбный день истории нашего флота, - прервав тишину, произнес глава президентской администрации. - Со времен Перл-Харбор страна не знала таких потерь в одном лишь сражении.
  -- После Таллинна едва ли что-то станет для нашей нации большим потрясением, - хмыкнул министр обороны, заработав в ответ полный неприязни взгляд Мердока. - Чем дальше, тем легче и спокойнее будут восприниматься такие события. Порог страха мы уже преодолели, теперь смерть войдет в привычку. Но победа все равно будет наша, с большими или меньшими усилиями, господин президент!
   Катастрофа Таллинна еще требовала осмысления. Люди, рядовые налогоплательщики, те, чью любовь, хотя бы на миг, старались завоевать все политики - и сам президент Соединенных Штатов не остался в стороне - еще только осознавали случившееся, не успев в полной мере поразиться масштабам, и жертвы пока для многих оставались не более чем цифрами. Но вскоре где-то в недрах одноэтажной Америки родится отклик, и буря эта запросто может смести с политического олимпа очень и очень многих. В прочем, сделанного не вернешь, и это понимали все, кто собрался ранним утром на Капитолии.
  -- Обыватели мало ценят победы, которые достаются ценой крови их родных, - резко ответил Джозеф Мердок. - И мы должны закончить эту войну раньше, чем недовольство, которое уже сейчас растет, примет вполне конкретные формы.
   Здесь, в средоточии власти, Овальном кабинете, собрались расчетливые прагматики - романтикам и прекраснодушным мечтателям в большой политике места нет. В принципе, каждому из этих людей было жаль своих соотечественников, погибавших в схватках с русскими, никак не желавшими смириться с неизбежностью, но это была жалось к впустую, нерационально истраченным ресурсам. И каждый, как мог и как умел, пытался выбрать наилучший способ применения тех ресурсов, которые еще оставались в их распоряжении, пусть это была даже человеческие жизни.
  -- Но ведь все было не напрасно, сэр, - глава президентской администрации взглянул на своего босса глазами кристально честного человека. - Мы почти достигли своего. Враг, хотя и огрызается из последних сил, разгромлен, и эти отчаянные атаки не изменят исход кампании, если мы с вами, господа, не утратим былую решимость. Нельзя бояться потерь, ведь противник добивается именно этого. Солдаты живут для того, чтобы умереть, когда прикажет страна, а мы с вами должны сделать все, чтобы каждая смерть не оказалась напрасной. Нельзя, ни в коем случае нельзя останавливаться на достигнутом, сэр! Все эти жертвы нам простят только в одном случае - если мы принесем своему народу победу в войне!
  -- Благодарю, Алекс, - кивнул Джозеф Мердок. - Вы умеете подобрать нужные слова даже в такой час. Да, потери тяжелы, и мы, вся страна, еще не скоро оправимся от случившегося, но жертв и впрямь могло быть намного больше. Да и враг не долго торжествовал - наши моряки доложили, что атаковавшие эскадру русские подлодки были потоплены.
  -- Это так, сэр, - поспешно подтвердил Роберт Джермейн, который был рад любой возможности реабилитироваться. - Наш флот уничтожил две атомные субмарины, скорее всего, ударные подлодки класса "Виктор-3", одни из лучших, какими располагают русские. Никто из их команды спастись не смог, господин президент!
  -- Значит, ублюдкам не пришлось долго радоваться своим победам, - усмехнулся Алекс Сайерс. - Что ж, все справедливо.
   Джозеф Мердок только кивнул в знак согласия. Несмотря на все потери, американские войска уверенно шли вперед. Гибель "Авраама Линкольна" при всей трагичности случившегося, в конечном итоге, не решала уже ничего - победа на море была одержана, и теперь все внимание лидера североамериканской державы было приковано к происходившему на суше. На юге, где перемалывали друг друга русские и американские дивизии на подступах к Грозному, и на севере, в считанных десятках миль от российской столицы, где наступала Третья механизированная, решался исход кампании. Там шли на смерть во славу своей родины, лучшие люди двух наций, истребляя друг друга в безжалостных схватках. Ну а "Линкольн"...
   Булавочный укол - неприятно, но едва ли по-настоящему опасно. Потеря одного, пусть и самого мощного, корабля, в худшем случае, лишь немного отсрочит неизбежное, но обратить время вспять, пожалуй, не сможет и уничтожение половины флота. Сайерс, как, в прочем, и почти всегда, прав - главное не утратить решимость, быть готовым идти ради великой цели и на большие жертвы. А решимости президенту было не занимать. Джозеф Мердок не сомневался - они дойдут до конца.
  

Глава 7 Обзеглавлены

  
   Ставропольский край, Россия - Инжирлик, Турция - Тбилиси, Грузия
   19 мая
  
   Командир роты аэродромной охраны вздрогнул, услышав донесшийся снаружи, из-за стен казармы, треск автоматных очередей, и, взглянув на радиста, поймал его затравленный взгляд. Младший сержант смотрел на своего командира, словно ждал от того откровения, а рядом отрывисто, взахлеб лаяли "калашниковы", и к их сварливому голосу уже добавилось глухое уханье тяжелых пулеметов и рявканье автоматических пушек. Взрыв грянул неподалеку, и казарма содрогнулась от пола до потолка. Времени оставалось все меньше.
  -- Сержант, какого черта уставился? - зло рыкнул капитан, от крика которого радист подпрыгнул на месте. - Дай связь, живо!
   Творилось что-то невероятное, радио совершенно отказывалось работать, передачи натыкались на помехи, увязая в них. В прочем, после внезапного утреннего авианалета, когда в пару минут оказались сожжены все самолеты и вертолеты, находившиеся в этот час на базе, когда разом оборвались жизни почти сотни летчиков, техников и солдат из роты охраны, проблемы со связью казались просто досадными мелочами. И все же радисту удалось совершить невозможное. Очередной запрос, невесть какой по счету, нашел адресата, коснувшись антенный работавшей на прием рации за десятки, сотни верст от затерянного в степи аэродрома.
  -- Прием, прием, - хрипло закричал командир роты, слышавший, как тяжелые пули впиваются в кирпичные стены, высекая искры, кроша камень в порошок. - Ведем бой с американской пехотой. Прошу помощи! Повторяю, на аэродроме американцы! Всем, кто слышит, прошу помощи!
  -- Вас понял, - едва слышно донеслось из динамика сквозь свист и треск помех. - Слышу вас. Повторите ваши координаты!
   Скороговоркой сообщив, где он находится, командир роты опрометью бросился к выходу из казармы, и в тот же миг в проем окна - уже без стекол, их выбило ударной волной еще при бомбежке - влетело несколько пуль, разбивших корпус радиостанции и вспоровших наискось грудь сержанта, так и не успевшего добраться до укрытия. Все это осталось где-то за краем сознания капитана, на бегу вставлявшего в горловину приемника АК-74 набитый патронами рожок и уже на пороге резким движением передернувшего затвор.
   Выскочившему на свежий воздух офицеру предстала картина, которая прежде не являлась даже в самых жутких кошмарах. На перепахано взрывами, покрытое язвами воронок от бомб летное поле, обрамленное покрытыми копотью фюзеляжами самолетов, погибших на земле, не успев даже начать разбег, выползали американские бронемашины, а за ними, пригибаясь к земле, бежали затянутые в камуфляж непривычных расцветок пехотинцы. Враги.
   Возле головы капитана с визгом пронеслись пули, и щеку обдало волной жара. кто-то неподалеку пронзительно закричал, когда в его плоть вонзились свинцовые осы, разрывая ее, вырывая клочья мяса из еще живого тела.
   Офицер инстинктивно упал, плюхнувшись на бетонку, и, плотнее прижав к плечу приклад автомата, потянул спусковой крючок. АК-74 в руках командира роты судорожно вздрогнул, словно пытаясь вырваться их крепких ладоней, по ушам стегнул грохот выстрелов, в нос ударила волна пороховой гари, а по бетонному покрытию с тонким звоном покатились еще дымящиеся гильзы.
  -- Бойцы, занять оборону, - закричал, срывая голос, капитан, вновь встав во весь рост, так, чтобы его мог видеть каждый из нескольких десятков солдат, собравшихся возле казармы. - Открыть огонь!
   Прямо на командира роты, рядом с которым было не больше отделения стрелков, грозно надвигался вражеский бронетранспортер, казавшаяся просто громадной восьмиколесная машина, нацелившаяся заостренным носом массивного корпуса на группу солдат. По броне защелкали выпущенные в упор пули, но надежные "калашниковы" теперь оказались совершенно бессильны. Зато враг не мешкал - плоская башня развернулась, и в лицо защитникам аэродрома ударила пулеметная очередь. Поток свинца смел нескольких солдат - командир роты видел, как одному разворотило грудь, а другому оторвало левую руку, и парень, брызгая вокруг собственной кровью, завертелся юлой, истошно вопя от боли и страха.
  -- А-а-а, суки! - Выскочив перед вражеской бронемашиной, капитан в упор выпустил длинную очередь, расстреляв весь магазин за пару секунд, и тотчас бросился в укрытие, на бегу пытаясь нашарить в подсумке запасной рожок.
   Позади затрещали выстрелы, в бетон под ногами вонзились выпущенные вдогон пули, но командир роты уже нырнул за припаркованный на рулежной дорожке тягач, едва не сбив с ног одного из своих солдат, несколькими секундами ранее добравшегося до того же укрытия.
  -- Стреляй по пехоте, - приказал капитан, взглянув в полные безумия глаза солдата, нервно стиснувшего цевье поцарапанного АК-74. - Отсекай пехоту! Огонь!
   Рота, ошеломленная бомбовым ударом, смятая внезапной атакой противника, прикрытого броней, все еще пыталась сопротивляться. "Калашниковы" плевались свинцом, в ответ враг молотил из автоматических пушек и спаренных пулеметов, беспощадным кинжальным огнем сметая жидкие заслоны. Сопротивляться было глупо, но о том, чтобы просто сдаться, сложить оружие, не думал никто, то ли веря в скорое появление подмоги, то ли просто не вспомнив о таком варианте.
   Командир роты, высунувшись из-за капота тяжелого "Урала", вскинул автомат, почти не целясь выпустив очередь по группе чужих солдат, осторожно передвигавшихся позади своего бронетранспортера. Высокоскоростные пули калибра 5,45 миллиметра впились в грудь одному из врагов, свалив его с ног, легко прошив кевларовый бронежилет. Американец, точно затянутый в камуфляж мешок с картошкой, безвольно растянулся на бетоне, а те, кто был рядом с ним, проворно метнулись в разные стороны, пытаясь укрыться от роя визжащих пуль.
  -- Получите, суки! - злобно прорычал капитан, поймав в прорез прицела огромного негра с пулеметом наперевес. - Получите!!!
   Башня бронемашины развернулась, и автоматическое орудие выплюнуло поток огня и стали. Двадцатипятимиллиметровые снаряды ударили в борт грузовика, прошивая его снопами осколков. Топливные пары, скопившиеся в почти пустом баке "Урала", вспыхнули, и взрыв сбил с ног едва успевшего отбежать на несколько шагов капитана. Удар выбил из легких воздух, обжигая нутро нестерпимым огнем.
   На мгновение командир роты просто потерял сознание, а когда снова пришел в себя, то понял, что звуки стрельбы почти стихли. Рядом с грохотом прокатился бронетранспортер, рев двигателя которого заглушил чужую речь. Кажется, кто-то направился к казавшемуся безжизненным телу офицера, и тот вдруг понял, что чего-то не хватает, и почти сразу сообразил, чего именно.
  -- Сейчас, - захрипел капитан, пытаясь дотянуться до вылетевшего из рук при падении АК-74. - Подождите только, суки! Каждому достанется!
   Оружие оказалось слишком далеко, и офицеры попытался помочь себе, оттолкнувшись ногами, и с ужасом понял, что ног больше не чувствует. Не было и боли, и это оказалось самым страшным - капитан понял, что поврежден позвоночник, а это означало остаться инвалидом навсегда. В прочем, быть калекой ему едва ли придется дольше нескольких минут.
   Выпростав руку в сторону от себя, капитан потащил свое тело, вдруг ставшее чудовищно непослушным и невероятно тяжелым. Ломая о выщербленный бетон ногти, командир роты продвинулся на пару сантиметров, но этого оказалось достаточно. Ему почти удалось задуманное, кончика пальцев коснулись приклада, но обтянутая тяжелым ботинком с высоким берцем нога придавила запястье к бетону. Над распластавшимся на земле капитаном нависли двое - тот самый негр-пулеметчик в камуфлированной панаме на выбритой до блеска голове, и еще одни, сухощавый и смуглый, похожий на какого-то грека.
  -- Что вылупились, суки? - прорычал офицер, чувствуя себя беспомощным, как никогда прежде. - Давайте уж, кончайте скорее!
   Американцы, стоявшие над поверженным врагом, обменялись несколькими словами, и смуглый двинулся дальше, исчезнув из поля зрения. Его товарищ задержался лишь на несколько мгновений. Поудобнее перехватив массивный пулемет, негр, обмотанный лентами с ног до головы, оскалился, что-то бросив в лицо своей жертве, и нажал на спуск. Грудь опалило огнем, волна боли пронзила все тело капитан, но это длилось лишь неуловимую долю мгновения, а затем наступила легкость во всем истерзанном теле и пришла блаженная тишина.
  
   Капитан Мартинес не оглянулся, услышав, как ожил, ворчливо заговорив в руках сержанта Коула, пулемет М240, выплюнувший короткую очередь. Эти выстрелы оказались последними - звуки боя вокруг стихли, на смену треску очередей и хлопкам гранатных взрывов пришли полны страдания крики раненых, порой заглушаемые ревом моторов. Повсюду на бетонном покрытии летного поля среди россыпей стреляных гильз были разбросаны тела, куски остывающей плоти в обрывках камуфляжа, и после смерти не выпустившие из коченеющих рук оружие.
  -- Капитан, сэр, аэродром наш, - к Энрике Мартинесу приблизился командир одного из взводов, того, что первым ворвался на русскую авиабазу. - Русские не пожелали сдаться, сэр, и почти все были уничтожены. Нам удалось захватить только четырех человек живыми.
  -- К черту русских! Наши потери, лейтенант?
  -- Четверо убиты, капитан, сэр, - помрачнев, доложил командир взвода, впервые оказавшийся в бою и так близко, во всей ее неприглядности, увидевший смерть. - Еще семь человек ранены. Санитары стараются сделать все, что возможно, но, боюсь, капралу Бэйнсу осталось недолго, да и еще двое парней совсем плохи, - добавил он с горечью.
   Все оказалось не так уж плохо. Энрике Мартинес мог почувствовать гордость за себя и своих людей. Конечно, любые потери, даже самые маленькие, это скверно, но все же, лишившись четырех человек, его рота уничтожила несколько десятков вражеских солдат, за считанные минуты захватив военный аэродром. В конечном счете, все решили боевые машины, прикрывшие наступавших моряков своей броней, поддержавшие точным и мощным огнем автоматических пушек и пулеметов, которым враг просто не мог что-либо противопоставить.
  -- Спасательная команда в пути, - поспешил успокоить своего подчиненного капитан. - Нашим парням помогут, на "Уоспе" уже готов госпиталь.
   Рота капитана Мартинеса наступала в авангарде легкого мотопехотного батальона, оказавшись на острие удара. Бронемашины LAV-25, галлонами поглощая драгоценное топливо, вихрем промчались по горным ущельям, не встречая ни намека на сопротивление, и первыми вырвались на простор ставропольских степей. На одной полной заправке бронемашины были способны преодолеть шесть сот семьдесят километров, и теперь они стальной лавиной летели по свежевспаханным полям, пугая жителей разбросанных по равнине поселков и хуторов, проносясь по автострадам мимо опустевших заправок и придорожных кафе, заставляя в панике съезжать с дороги водителей легковушек и тяжело груженых фур.
   Целью наступления батальона - а, значит, и роты Мартинеса - был Ставрополь, очередной русский город, о котором едва ли прежде слышал хоть кто-то из нескольких сотен морских пехотинцев. Оттуда, оказавшись в тылу русских войск, морская пехота сможет нанести удар в любом направлении, обладая полной свободой маневра и высочайшей мобильностью за счет своих бронемашин. Здесь, в сухих степях, не было и намека на русское бездорожье, и потому колесные LAV, хотя и уступая гусеничным бронетранспортерам в проходимости, казались идеально приспособленными для стремительных бросков по пыльным равнинам. Но для того, чтобы воплотить замысел командования, была нужна самая малость - топливо и снаряды.
  -- Капитан, вертушки на подходе, - сообщил сержант Коул, поравнявшись со своим командиром, бодрой рысью обходившим летное поле. - Время прибытия не больше десяти минут!
  -- Отлично, - кивнул Мартинес. Капитан, как и любой боец его роты, ждал появления вертолетов, точно ангелов Господних, и был по-настоящему рад. - Старшина, приказывая расчистить посадочную площадку!
  -- Есть, сэр! - Бенджамин Коул, поправив висевший на правом плече пулемет, вытянулся по стойке смирно, торопливо отдал честь и бегом бросился
   Подгоняемые отрывистыми командами свирепого сержанта моряки засуетились, оттаскивая на окраину летного поля тела его защитников. Парни из военно-воздушных сил, уделившие свое внимание и этому аэродрому, неплохо поработали, не жалея бомб, и теперь морпехам пришлось постараться, убирая с летного поля обломки самолетов. Используя бронемашины LAV-25, моряки спешно принялись стаскивать с бетонки разломившийся пополам фюзеляж транспортного самолета - кажется, это был "Антонов" - распластавшийся прямо посреди взлетной полосы.
  -- За дело, парни, - торопил Коул, появляясь то здесь, то там, и всюду в этот миг работа начинала продвигаться как будто бы вдвое быстрее. - Дружнее! Шевелитесь, черт вас возьми!
   В тот самый миг, когда работа была почти закончена, на аэродром, на котором еще что-то дымилось, догорая после боя, обрушился мерный рокот турбин. Полдюжины тяжелых вертолетов СН-53Е "Супер Стэльен" пронеслись над летным полем, один за другим опускаясь на очищенные от мусора и обломков пятачки. Несмотря на отделявшие их друг от друга сотни миль пилоты, пользуясь спутниковой навигационной системой НАВСТАР, могли безошибочно отыскать в казавшихся бескрайними степях не то, что батальон, а любой взвод, стоило только пожелать. За тем, как развивалось наступление морских пехотинцев, пристально наблюдали из космоса, над головами время от времени проносились беспилотные разведчики, и командование, оставшееся на десантных кораблях, точно знало, куда и когда доставить очередную партию припасов, так что оторванность батальона от баз снабжения была лишь кажущейся. Сейчас, когда русских сбросили с их собственного неба, воздушный мост между "Уоспом" и батальоном действовал бесперебойно.
  -- Приступить к разгрузке, - рыкнул капитан Мартинес, указывая на зависший над забетонированной площадкой тяжелый геликоптер. - Живее! У нас мало времени!
   Под днищем винтокрылых машин, способных без проблем доставить девять тонн груза за пятьсот миль, были прицеплены поддоны с бочками и ящиками, и моряки, встречавшие вертолеты, торопливо принялись освобождать их от груза, отцепляя сети и тросы. Порции доставленного с десантных кораблей топлива предстояло спустя считанные минуты исчезнуть в опустевших наполовину баках, снаряды и набитые патронами ленты тоже разделят поровну между бронетранспортерами, и рота, не задерживаясь, сорвется с места, растворяясь в степи. Враг был все ближе, неосторожно подставив морским пехотинцам беззащитный бок своего бронированного клина, и Энрике Мартинес намеревался как можно быстрее впиться в него.
  -- Раненых грузите в вертолет, - приказал командир роты, пробегая мимо санитаров, по самые глаза забрызганных чужой кровью. - Пленных тоже. Выступаем через тридцать минут!
  -- Сэр! Есть, сэр!
   Широкая дверь в борту "Супер Стэльена" распахнулась, и крепкие руки пилотов бережно приняли носилки, поданные с земли морпехами. Раненых, одного за другим, втащили внутрь, чтобы через полтора часа доставить прямиком в санчасть универсального десантного корабля "Уосп", едва ли уступавшую лучшим гражданским госпиталям.
   Следом за ранеными на летное поле вытолкнули нескольких человек в грязном камуфляже, повисшем живописными лохмотьями. Пленные русские солдаты, со всех сторон окруженные настороженными морпехами, покорно забрались в вертолет, безропотно выполняя любой приказ. Их воля была окончательно подавлена, так что штабным офицерам все на том же "Уоспе" не придется прилагать много усилий, чтобы вести допрос. В прочем, Энрике Мартинес сомневался, что эти вояки из заштатного гарнизона смогут сообщить что-то ценное.
  -- Готово, сэр, - доложил сержант Коул. - Раненые на борту, пленные тоже. Машины заправлены, боекомплект пополнен. Мы готовы продолжать движение, сэр!
  -- Превосходно, сержант! Выступаем немедленно. Курс тот же. Держать предельную скорость!
   Дюжина дизельных двигателей взревела хором, и бронемашины сорвались с летного поля русского аэродрома, оставляя позади себя только трупы и руины. Вертолеты тем временем взмыли в небо, разворачиваясь на запад и исчезая на горизонте, но только для того, чтобы несколько часов спустя появиться вновь, уже в другом месте, там, где окажется стремительно наступавшая рота. Капитан Энрике Мартинес был уверен, что противник так и не догадается о появлении морской пехоты, до той самой секунды, когда заговорят их орудия, сметая русских шквалом свинца. Но в этом он заблуждался.
  
   Они не останавливались больше, чем на несколько минут, только для того, чтобы залить в жадно распахнутые горловины топливных баков еще горючего да хотя бы чуть-чуть остудить работавшие на пределе возможностей моторы. Они - это передвижной штаб военного округа, несколько автомобилей и бронемашин, на которые теперь замыкались нити управления всеми еще сохранившими боеспособность подразделениями. Таковых, в прочем, осталось ничтожно мало, и большая часть их никак не могла связаться с командованием - сменявшие друг друга в небе над кавказским хребтом вражеские самолеты-постановщики помех "забивали" целые диапазоны, заставляя злых радистов раздраженно материться, тщетно терзая панели настройки. И все же опутавшая эфир завеса, хотя и плотная, не была сплошной, и одна из передач, обращенная буквально в пустоту, чудом достигла адресата.
  -- Товарищ командующий, - выслушав перемежаемое треском помех сообщение, оператор мобильного пункта связи "Артек-1-КВ" обернулся к сидевшему рядом, буквально плечом к плечу с ним, в фургоне радиостанции, командующему Северо-Кавказским военным округом. - Товарищ командующий, принята радиограмма с одно из вспомогательных аэродромов, расположенного западнее Ставрополя. Оттуда докладывают, что вступили в бой с американской моторизованной пехотой.
  -- Западнее Ставрополя? - переспросил Юрий Логинов. - Точнее, капитан, точнее!
  -- Вот, - командир радиостанции указал на карту. - Квадрат девять-тридцать четыре, товарищ генерал армии!
  -- Уточните обстановку! Что за пехота, какая численность?
   Указанный капитаном район находился в глубоком тылу, взяться там противнику было попросту неоткуда, и, зная, каков технический уровень врага, Логинов тотчас заподозрил радиоигру, имеющую целью ввести в заблуждение его лично и все войска, заставив ждать удара оттуда, откуда его не может быть в принципе.
  -- Невозможно, товарищ командующий, - пожал плечами капитан. - Связь прервалась, на наши запросы аэродром не отвечает. Возможно, помехи...
  -- Возможно, - кивнул задумавшийся генерал. - Возможно.
   Что бы ни происходило там, в степях близ Ставрополя, это требовало немедленного решения. Да, скорее всего, это дезинформация, возможно, ошибка радиста, неверно принявшего координаты, но все же оставалась вероятность того, что сведения верные, а это в корне могло изменить ситуацию, причем отнюдь не в лучшую сторону.
  -- Кажется, янки хотят нанести фланговый удар, - беседуя сам с собой, задумчиво, но с напряжением в голосе, произнес генерал Логинов, обратив взгляд к карте. - А, может, они хотят ударить и по нашим тылам. Черт возьми, если все это - правда, дело оборачивается скверно. - И уже радисту, терпеливо слушавшему рассуждения командующего: - Связь со штабом Двадцать первой дивизии! Немедленно!
   Командующий военным округом оказался в непростом положении. От всего округа осталось, по сути, одно название, бледная тень былой мощи. Разрозненные, лишенные связи подразделения метались по степи, действуя на свой страх и риск, без поддержки, не зная точно, что творится у них на флангах и в тылу, не зная, что ждет впереди - пустота или позиции заранее подготовившегося к обороне противника. И все же связь, хоть и не без проблем, но работала - врагу не удалось заглушить абсолютно все, а потому нити радиоканалов, непрочные, готовые оборваться в любой миг, связывали штаб округа с командирами хотя бы некоторых подразделений, еще сохранивших боеспособность.
   Генерал Артемьев, как и его начальник, запретил делать остановки продолжительностью более пяти минут. Командующий Двадцать первой гвардейской мотострелковой дивизией понимал, что противник, обладая господство в воздухе, наверняка прослушивает эфир и готов навести авиацию на любой работающий передатчик. А потому выживать можно было, лишь постоянно меняя позицию, постоянно находясь в движении, стремясь нагнать ушедшие вперед батальоны, несмотря ни на что, продолжавшие самоубийственное контрнаступление.
  -- Товарищ командующий, я не могу выделить силы для прикрытия флангов, - ответил Артемьев, едва дослушав сообщение Логинова. - Боевые порядки дивизии сильно растянуты. Мои полки ушли далеко на юг, разворачивать их - значит впустую терять время. К тому же я могу лишь изредка устанавливать связь со штабами полков - в эфире творится какой-то кошмар, сплошные помехи! Я почти не способен управлять своей дивизией, - с горечью признался он. - Да и нечем скоро уже будет командовать. Американцы, кажется, бросили против нас всю свою авиацию, они вьются над головами постоянно. Командиры полков и батальонов докладывают о высоких потерях, а та техника, что еще остается боеспособной, вскоре просто встанет из-за нехватки топлива. Необходимо организовать снабжение наступающих частей!
  -- Пока сделать это не представляется возможным. Американцы разбомбили все мосты через Волгу и Дон. Наведение новых, временных переправ - дело не быстрое. Но мы сделаем все, что необходимо, поверьте.
  -- Мне не нужны заверения, мне нужна реальная поддержка, - раздраженно ответил Артемьев. - Помогите хоть чем-нибудь, но не кормите обещаниями! Мы полностью во власти врага, его авиация делает с дивизией, что захочет, и мы почти не можем противостоять не прекращающимся ударам с воздуха. Нас просто разгромят на марше.
  -- Ваша дивизия - самое боеспособное подразделение во всем округе, и не вам просить о помощи. В прочем... - Генерал Логинов на мгновение задумался, решительно произнеся затем: - Мы вас не оставим. Отчасти проблема с американской авиацией может быть решена. Вы же продолжайте наступление, продвигайтесь вперед, пока возможно!
   Срочный приказ умчался, прорываясь сквозь паутину электромагнитных помех, достигнув гарнизона радиотехнических войск, с которым совсем недавно удалось восстановить связь. А уже спустя несколько минут над военным городком раздалось недовольное ворчание разогревавшихся дизелей, распахнулись ворота боксов, и вереница расписанных пятнами камуфляжа грузовиков "КамАЗ-4310" умчалась в степь, следуя прямым курсом на юг. Спустя считанные часы колонне предстояло соединиться с наступавшими частями Двадцать первой гвардейской мотострелковой, попытавшись склонить весу победы на свою сторону.
   Это была странная ситуация, управляемый хаос, когда каждый знал только общую цель, общее направление, сам разрабатывая и воплощая в жизнь подробные планы. И все же бронированная волна упорно мчалась вперед, сминая редкие подразделения врага, оказывавшиеся на ее пути. А в тылу у наступавших дивизий из пустоты возникла вражеская группировка, способная двинуться куда угодно, в том числе и на севере, к Волге и Дону, туда, где трудились без устали бойцы инженерно-саперных батальонов, наводя понтонные мосты, по которым уже готовы были двинуться вслед наступавшим войскам колонны грузовиков и заправщиков, скапливавшееся севернее слияния двух могучих водных потоков.
   Командующий военным округом отлично понимал то отчаяние, что овладело генералом Артемьевым. Юрий Логинов тоже не мог теперь ничем командовать - военный округ для него сжался до трех машин, хотя и этого могло оказаться достаточно... в иных условиях. Из фургона тяжелого армейского "ЗиЛ-131", служившего базой для мобильного комплекса связи "Артек-1-КВ", генерал Логинов мог с легкостью направлять действия полков, дивизий и целых корпусов, дотягиваясь своими приказами за сотни километров, приводя в движение людскую массу и боевую технику. Несмотря на убедительную победу американцев в воздухе, на земле соотношение сил при всех потерях минувших часов было отнюдь не в пользу агрессора, и это понимал, без сомнений, и сам враг тоже. Нужно было немногое - собрать уцелевшие части в кулак, указать им направление удара и "спустить с цепи", бросая в атаку, и тогда уж наглым янки не на что будет надеяться. Но для того, чтобы воплотить такой нехитрый замысел, требовалось одно - надежная и устойчивая связь.
   Возможностей "Артека", дополненного коротковолновой радиостанцией Р-165Б на колесном БТР-80, хватило бы, чтобы обеспечить радиосвязь с самыми отдаленными гарнизонами, хоть с остановки, хоть на марше. Не самая новая, но вполне надежная техника, позволяла управлять войсками откуда угодно, если бы радиопередачи не натыкались на плотную пелену помех, бессильно увязая в ней, чтобы никогда не быть услышанными адресатом, находящимся, быть может, всего-то в нескольких десятках верст. Противник постарался на славу, и только мобильная станция спутниковой связи Р-439-МД2, также размещенная на четырехосном шасси БТР-80, приносила хоть какую-то пользу, связав штаб командующего округом непрочной нитью с бункером, укрывшимся под мостовыми Москвы. Этот канал работал почти без сбоев, вот только докладывать Юрию Логинову было нечего - он в лучшем случае лишь случайно узнавал о происходящем на передовой, но едва ли мог кем-то по-настоящему командовать.
  -- На правом фланге контратакующих сил действуют части Сто восьмой мотострелковой дивизии, - напомнил начальник штаба, бросив оценивающий взгляд на карту. - Следует сообщить им о возникшей угрозе, товарищ командующий!
  -- Если она вообще есть, эта угроза. Откуда, черт меня возьми, там могут взяться американцы?! Какая к дьяволу моторизованная пехота в такой дали от линии фронта? Наступая от грузинской границы, они никак не смогли бы продвинуться так далеко за считанные часы!
   Юрий Логинов, составляя общую картину только из разрозненных донесений командиров частей, ушедших в наступление, не мог знать всего, что происходило на театре боевых действий. Отдавая очередной приказ, командующий вынужден был действовать наугад, более того, генерал не всегда был уверен, что приказ вообще услышан тем, кому он адресовался.
  -- Штаб округа вызывает штаб Сто восьмой дивизии, - монотонно повторял радист, неуловимыми движениями рук переключавший тумблеры на приборной панели. Вызываю штаб Сто восьмой дивизии! Прием! Как меня слышите?
   Пальцы офицера порхали над клавишами, касаясь их стремительными движениями, и, подчиняясь этим прикосновениям, менялась несущая частота передачи. Радиоволны искали лазейку, хоть какую-то брешь в стене помех, и, как ни странно, находили ее.
  -- На связи полковник Басов, Сто восьмая мотострелковая, - раздалось в ответ из динамиков сквозь шелест помех, на мгновения ставших настолько слабыми, что перестали мешать радиосвязи. - Слышу вас!
  -- Какого дьявола, полковник? Дайте мне командующего дивизией!
  -- Командующий погиб при авианалете американцев, - немедленно ответил Басов. - Вместе с ним заместитель, начальник штаба и большая часть высших офицеров. Как старший по званью, я принял командование уцелевшими подразделениями на себя. Готов сложить полномочия, если последует такой приказ.
  -- Отставить, полковник, - отрезал генерал Логинов. - Какими силами вы располагаете и где находитесь?
  -- Квадрат девять-тридцать один. В моем подчинении находится мотострелковый полк в полном составе, плюс подразделения обеспечения.
  -- Получены данные о появлении у вас на фланге американской пехоты, - сообщил командующий округом. - Квадрат девять-тридцать четыре. Точных сведений о численности нет. Данные нуждаются в подтверждении, возможно, это дезинформация. Приказываю вам провести разведку и при обнаружении противника принять все меры к его уничтожению.
   Значимость ситуации была понятна обоим, и Басову, и тем более командующему округом, вынужденному думать и решать за всех сразу. Брошенные в контрнаступление дивизии были страшной силой, способной сокрушить любого врага своей неудержимой мощью, шквалом своего огня. Острие танкового клина, уже почти дотянувшееся до мягкой податливой плоти противника, обладало твердостью булата, но вот его основание, хвост, включавший подразделения снабжения, автороты, взводы и роты технического обслуживания, словом, все то, без чего наступление завершится, едва успев начаться, было крайне уязвимо. Один энергичный маневр, стремительный бросок с выходом в тыл - и дивизии лишатся даже того скудного запаса горючего, запчастей, боеприпасов, которым располагали до сих пор, растягивая его как можно дольше, поскольку командование все еще надеялось, что снабжение удастся восстановить.
  -- Задача ясна, товарищ командующий, - немедленно ответил полковник Басов. - Я немедленно разворачиваю свои танки на запад. Если противник появится на наших флангах, мы уничтожим его!
  -- Действуйте, и помните - от вас, от ваших бойцов сейчас зависит, возможно, успех контрудара!
   И Алексей Басов, получив приказ, не мешкал. Мотострелковый полк в полном составе, лязгающим валом катившийся по степи, тотчас изменил курс, повернув почти точно на девяносто градусов, нацелившись на еще далекое побережье Черного моря. Сердце полковника учащенно забилось в груди - наконец-то рядом появился настоящий враг, а не те призраки, что парили где-то под облаками, порой сбрасывая на колонны полка бомбы, выпуская по мчавшим полным ходом боевым машинам ракеты. С этим, крылатым, врагом, воевать было трудно, почти невозможно, в лучшем случае - лишь обороняться. Но теперь, в этом Алексей отчего-то нисколько не сомневался, все будет иначе. Игра пойдет на равных, и уж тогда его воины покажут все, на что они способны.
   Танки и бронемашины Сто восьмой дивизии мчались на запад, Двадцать первая дивизия в почти полном составе, в том числе и штаб, с переменным успехом пытавшийся восстановить управление войсками - на юг, стремительно накатывая на позиции противника. Командующий округом оставался в тылу, пытаясь делать то, что был должен - командовать, превращая спонтанный порыв охваченных гневом людей в полноценную наступательную операцию.
   Штабные машины описывали круги по степи, вздымая клубы пыли, но их маневры не были надежной защитой. Срывавшиеся с вонзавшихся в самое небо антенн радиоимпульсы раз за разом вонзались в завесу помех, методично прогрызая ее. Очередной сигнал, промчавшись несколько сотен верст, коснулся сенсоров самолета радиопротиводействия ЕС-130(CL) "Комфи Леви", едва успевшего занять район патрулирования над кавказским хребтом, сменив там своего "брата-близнеца".
  -- Радиопередача в коротковолновом диапазоне, - сообщил своему командиру специалист электронной войны, получив сообщение о перехвате. - Квадрат Браво-семь или Браво-восемь. Очень мощный сигнал, сэр!
   Для того чтобы более точно определить координаты обнаруженного передатчика, операторам систем радиоперехвата потребовалось ничтожно мало времени - все же это были настоящие профессионалы, мастера "интеллектуальной" войны. После этого участь командующего Северо-Кавказским военным округом была решена. Наступление, тем временем, продолжалось полным ходом, и за ним каждый миг следили сотни бесстрастных глаз-объективов, наводя грозные эскадрильи, точно и беспощадно разившие из-под облаков залпами управляемых ракет.
  
   Пилоты превратились в настоящих пахарей войны. Над американскими авиабазами, смертельным кольцом удавки охватившим границы России, не смолкал натужный рокот турбин уходивших в предрассветное небо самолетов. Тактические истребители, штурмовики и даже серые громады стратегических бомбардировщиков находились на земле ровно столько, сколько требовалось, чтобы наполнить баки горючим и подцепить на замки подвески бомбы, и вот очередная крылатая машина исчезала в вышине, и только мерное мерцание аэронавигационных огней напоминало о ее присутствии где-то над головами.
   Настала воистину жаркая пора. Солдаты из команды аэродромного обслуживания работали, как бешенные. Казалось, возвращавшийся из вылета самолет еще не успевал коснуться шасси бетонного покрытия летного поля, а его уже начинали заправлять топливом, поспешно, но без лишней суеты подвешивая на подкрыльные пилоны ракеты и бомбы.
   Жуткий конвейер смерти работал с ужасающей скоростью. После посадки проходил час, иногда чуть больше, и истребитель с полной боевой нагрузкой вновь взмывал в воздух, мерцая аэронавигационными огнями. Самолеты, один за другим, исчезали в ночном небе, унося свой смертоносный груз за тысячи километров, чтобы обрушить его на головы ничего еще не подозревающих людей. Одну и ту же картину можно было наблюдать и в Фэйфорде, и в Кефлавике, и даже в Тбилиси, где американцы оборудовали аэродром подскока. И только в Ижирлике, крупнейшей воздушной гавани заокеанской сверхдержавы в Средиземноморье, и одной из крупнейших во всем Старом Свете, все было иначе.
  -- Ну, что, приказа на вылет нет? - стоило только на летном поле появиться командиру эскадрильи истребителей F-15E "Страйк Игл", его со всех сторон обступали измучившиеся ожиданием пилоты.
  -- Приказано оставаться в боевой готовности, - с ощутимой неохотой сухо, так официально, как никогда прежде не говорил со своими братьями по оружие, отвечал офицер, как и все остальные, затянутый по горло в высотный костюм. - Ждите распоряжений. Штаб решит, когда лететь!
   И они ждали, ждали уже несколько часов, с тоской провожая исчезавшие на горизонте самолеты своих товарищей из других подразделений, без устали крушивших русскую армию где-то за сотни миль отсюда, по другую сторону кавказского хребта, этой колоссальной границы между Европой и Азией. Две дюжины летчиков, сами пилоты и их штурманы-операторы, ждали, медленно сходя с ума и не смея отойти от своих машин дальше, чем на десять ярдов.
   "Страйк Иглы" были полностью готовы к вылету - бортовая аппаратура проверена по пять раз дотошными техниками, баки залиты топливом по самые горловины. Руководителю полетов оставалось только взмахнуть рукой, спуская с поводка этих псов войны, готовых кинуться в самое пекло сражения, грудью пойти на русские ракеты и залпы зенитных орудий. Возможно, там, на севере, именно их присутствия не хватало, чтобы уже сейчас сокрушить упрямого врага, остановив его наступление. Но все, что оставалось этим людям - среди них было немало тех, кто уже успел повоевать в самых разных уголках мира и не боялся опасностей - сейчас, так это ждать, проявляя чудеса терпения. Они рвались в бой, но, как ни странно, в глубине души каждый из этих решительных и смелых, по-настоящему смелых парней боялся до дрожи, до холодного пота, что приказ на вылет все же будет отдан, а тогда им не останется ничего иного, кроме как выполнить его.
  -- Хессус Мария! - капитан-латиноамериканец, крепко сбитый, невысокий, в наследство от многочисленных поколений своих предков-ранчеро получивший легкую кривоногость, истово осенял себя крестным знамением, услышав сдержанный ответ мрачного командира. - Так, может, еще все обойдется!?
   Они был нужны в бою, но там пока справлялись и без них. Эскадрилья, одна из лучших во всех Военно-воздушных силах, оставалась на базе, чтобы взмыть в небо лишь тогда, когда все станет очень плохо, чтобы одним ударом завершить сражение, а, быть может, и всю войну. И пилоты, нервно переминавшиеся с ноги на ногу возле своих машин, невольно косились на тележки с авиабомбами, которые тягач притащил от самых дальних складов, тех самых, вокруг которых и день и ночь стояли караулы морских пехотинцев, имевших приказ стрелять на поражение в любого, кто переступит черту.
   Эти бомбы не казались чем-то особенным - такие же веретенообразные корпуса, короткие плоскости крестообразных стабилизаторов, вот и все. И только маркировка на их покатых боках выдавала истинную мощь этого оружия, впервые за много лет извлеченного на свет божий из надежно охраняемых хранилищ, и теперь, под присмотром все тех же морпехов, ждавшего приказа.
   Тактические ядерные бомбы В-61 Mod.11 были самыми мощными боеприпасами тактического класса, и сейчас они стали последним, самым мощным козырем в затеянной большой игре с русскими. Узкие тридцатишестисантиметровые "тела", снабженные коротким оперением, скрывали в себе чудовищную, невообразимую мощь.
   Боеприпасы весом всего триста двадцать пять килограммов несли энергию трехсот сорока тысяч тонн толуола, сжатую в плутониевом шаре, и трудно было представить те разрушения, которые они способны были произвести, обрушившись на головы врага. В прочем, мощность этих бомб, как оружия по настоящему высокотехнологичного, была регулируемой, и сейчас оказалась установлена на минимум - каждая из дюжины В-61 был равна "всего лишь" десяти тысячам тонн мощной взрывчатки, достаточно, чтобы уничтожить несколько кварталов, но маловато, если потребуется стереть с лица земли целый город.
   Относящиеся к "пушечному" типу бомбы В-61 были устроены, в принципе, просто, как и должно действительно мощному оружию. Плутониевый шар был разделен на две половины, закрепленные в противоположных концах узкой трубы. Сработает детонатор - и заряды обычной взрывчатки толкнут эти половинки навстречу друг другу, вновь превращая в единое целое, создавая такую нагрузку, когда структуры сталкивающихся атомов начнут разрушаться, порождая цепную реакцию. И тогда над русской степью вспыхнет разом несколько новых солнц.
   Из защищенного хранилища, стены которого, прошитые стальной арматурой, были способны сами выдержать близкий ядерный взрыв средней мощности, извлекли ровно дюжину бомб, погрузив каждую на отдельную тележку, и теперь требовалось не больше пятнадцати минут, чтобы прицепить боеприпасы на внешнюю подвеску истребителей F-15E "Страйк Игл". Экипажи самолетов, назначенных на роль ангелов Апокалипсиса, нервно курили неподалеку, с тревогой, с суеверным ужасом поглядывая на заостренные корпуса авиабомб, равных которым бывалые летчики не сбрасывали за всю свою насыщенную жизнь.
  -- Проверка завершена, - звучали отовсюду доклады техников прямо на летном поле проводивших тестирование ядерных зарядов, переходя от одного к другому, подсоединяя провода, колдуя над консолями переносных компьютеров, а затем продолжая свое размеренное, деловитое движение. - Взрыватель установлен. Все готово!
   Все ждали приказа, боясь его, но будучи готовыми исполнить, если такова будет воля командования, решения которого не было принято подвергать сомнению. По сути, опытным пилотам предстояла довольно простая работа - полет по заданному маршруту, выход в район цели, сброс и уход в безопасную зону. Противник, лишившийся авиации, едва ли сможет дотянуться зенитными ракетами до парящих над облаками "Орлов", а даже если и так, не зря же было приготовлено целых двенадцать бомб.
   Время шло, напряжение возрастало с каждой минутой. Летчики, бродившие по летному полю, вздрагивали, видя, как взлетает, или, напротив, заходит на посадку вернувшаяся из самого пекла, с очередной штурмовки русских механизированных колонн крылатая машина. Но для них самих приказа так и не было - в последний миг в далеком штабе все же решили приберечь до поры самый весомый аргумент в затянувшемся споре с русскими. Армагеддон откладывался, но и только - никто не верил уже, что извлеченное из-под семи замков оружие просто так вернется в темные бункеры, пугая всех только упоминанием о себе.
  
   В штабе ударной группировки в Тбилиси давно уже забыли о том, что такое спокойная размеренная работа, да на войне едва ли может быть иначе. Любой план красив и идеален лишь до той секунды, когда он начинает воплощаться в жизнь, а уж тогда только и остается, что "латать дыры", исправляя прежде казавшиеся ничтожными недочеты, ошибки, становящиеся вдруг фатальными.
  -- Генерал, сэр, - устало потиравшего ноющие виски Мэтью Камински окликнул офицер разведки, через которого в штаб и стеклись потоки разнообразной информации, превращая человека в этакий живой фильтр. - Сэр, получены свежие разведданные. Спутник прошел над зоной боевых действий тридцать минут назад, сэр!
  -- На мой монитор, - приказал командующий Десятой пехотной дивизией, развернувшись к широкодиагональной панели плазменного экрана.
   Генералу Камински не было нужды гадать о том, что происходит на фронте. Его глазами были парившие в космическом безмолвии спутники, пара "сателлитов" типа "Ки Хоул-11" и еще один "Лакросс", чей обзорный радар позволял взгляду командующего проникать сквозь любые облака и самые плотные дымовые завесы. А там, где даже спутников оказывалось недостаточно, в дело вступала авиация - беспилотные разведчики "Предейтор" и более мощные "Глобал Хок", впервые использованные против реальных целей, не покидали район боевых действий, снабжая самыми точными данными не только Камински, но и любого командира уровнем от взводного и выше.
   Мэтью Камински чувствовал, как усталость медленно берет верх. Почти сутки без сна, пригоршни стимуляторов, галлоны кофе - все это не пройдет бесследно. Но пока он еще держался, и знал, что выдержит несколько часов, а этого должно хватить. В глаза, казалось, насыпали песку, но, все же, едва взглянув на спутниковые снимки, генерал увидел самое главное и понял - он победил.
  -- Связь с Белым Домом и Пентагоном! - приказал командующий Десятой пехотной, и сразу несколько техников принялись колдовать над консолями, настраиваясь на частоту проплывавшего где-то в невообразимой вышине спутника.
   Телемост намертво связал берега Атлантики, позволяя обмениваться информацией людей, отделенных друг от друга тысячами миль океана, безжизненными пустынями и горными хребтами. Спутник связи "Милстар", "подвешенный" на геостационарной орбите, позволял вести беседу в режиме реального времени, обмениваясь мнениями, вступая в жаркие дискуссии, споря и приходя к согласию.
  -- Продвижение противника значительно замедлилось, - докладывал генерал Камински. - Мы засыпали противотанковыми минами территорию между реками Терек и Кума, надежно прикрыв наш передний край, и русские уже потеряли десятки боевых машин, пытаясь с ходу преодолеть минное поле. За последний час они прошли не более десятка миль. Там тысячи, десятки тысяч мин, и снять их не смогут быстро и все саперы российской армии!
   Мэтью Камински, словно сам перенесшись на околоземную орбиту, видел на экране перед собой сгрудившиеся у невидимой черты русские танки. Сотни боевых машин сгрудились на границе минного поля, собою обозначив эту границу, смертельную черту, переступить которую можно было, лишь расплатившись своими жизнями.
   Вражеский удар был остановлен. Русский бронированный клин, вонзившись в незримую преграду, смялся, растекаясь в стороны - противник все-таки пытался отыскать обходной путь, еще не зная, что его попросту не было. И немалых усилий стоило отогнать назойливую мысль о том, что эта масса боевой техники и человеческой плоти - идеальная мишень для ядерного удара.
   Русские войска, расположенные на ограниченном пространстве, словно приглашали сбросить на них атомную боеголовку, уничтожая сразу как можно больше людей и техники, отправляя в небытие сразу целые полки. Сейчас настал самый подходящий момент для этого - цель находилась достаточно далеко от позиций своей пехоты, чтобы ядерный удар угрожал бойцам генерала Хоупа, но как раз сейчас Мэтью Камински ощутил неуверенность и страх. Возможно, предложи он решить все проблемы разом, президент ответит согласием, и тогда тысячи жизней оборвутся за одно мгновение. И пусть даже это жизни врагов, генерал понял, что не сможет отдать такой приказ именно сейчас.
  -- Мы остановили русское наступление, господа, - уверенно произнес Мэтью Камински. - Выиграли время, чтобы Третий бронекавалерийский мог укрепиться на занимаемых позициях. Противник использовал свой шанс, и не добился успеха, другой же возможности мы ему не предоставим.
  -- Что ж, это уже почти победа, - довольно усмехнулся Дональд Форстер, чувствовавший именно себя творцом этого успеха. - Нужно только закрепить ее.
  -- Мы бросили против русских всю авиацию, все штурмовики и "Апачи". Потеряли четыре машины от зенитных ракет, но уже уничтожили не меньше роты вражеских танков. Мы не подпустим к позициям Третьего бронекавалерийского ни одного русского ублюдка иначе, как с поднятыми руками и белым флагом!
   Здесь, в Тбилиси, напряжение несколько спало за последние минуты. Разведка, десятки самолетов - пилотируемых и управляемых дистанционно, а таких было большинство - однозначно сообщала, что русские все еще топчутся на месте. наткнувшись на минное поле огромной протяженности и чудовищной плотности. Конечно, они справятся с этой проблемой, но понадобится время, много часов, чтобы создать безопасные проходы, а сделать это под градом бомб, под шквалом ракет "Мейверик" и "Хеллфайр" не так то просто. Пожалуй, проблема была решена, о чем и не замедлили сообщить за океан командующий южной ударной группировкой.
  -- Полагаю, кризис преодолен, - произнес Мэтью Камински, чуть исподлобья глядевший в объектив камеры, пытаясь придать лицу как можно более мужественное выражение. - Мы справились. Русские дивизии блокированы, и дело за малым - нанести им наибольший ущерб сейчас, пока танки и пехота противника не вступила в непосредственное соприкосновение с нашими частями, занявшими оборону на левом берегу Терека.
  -- Праздновать победу будем не раньше, чем русские предложат капитуляцию, - бросил президент Мердок, оборвав радостные заверения Камински. - Перед позициями генерала Хоупа - две русские дивизии, пусть и понесшие потери, но явно превосходящие Третий бронекавалерийский. Не жалейте бомб и ракет, обрушьте на русских лавину, Мэтью, огненный дождь. Сожгите все их танки до единого в этих чертовых степях, заставьте их бросить оружие, обратите в бегство! Покончите с этой войной, генерал!
   Мэтью Камински кивнул в ответ, принимая требования президента. Генерал лучше многих представлял, насколько велики еще силы русских, пусть и растраченные в самоубийственном наступлении. В открытом бою, в сражении на равных, не было ни малейшего шанса устоять перед ударом этой армады, но никто не собирался принимать бой на условиях, выгодных только врагу. Русские дивизии встали, наткнувшись на почти сплошное минное поле такой плотности, которую прежде сложно было вообразить. Враг потерял время, уступив инициативу ему, генералу Камински, а это означало, что вскоре с противником будет покончено.
  -- Всю авиацию - в воздух, - приказал командующий Десятой пехотной дивизией. - Всем эскадрильям "Апачей" и "Тандерболтов" приказ на взлет! Пришла пора поставить точку, господа!
   На десятках аэродромов, и здесь, в Грузии, и дальше, в Турции, разом взвыли мощные турбины, отрывая от земли тяжелые машины, бросая их все в одном направлении - на север. Командам аэродромного обслуживания предстояло немало потрудиться, принимая вернувшиеся из вылета самолеты и вертолеты, чтобы вновь отправить их в бой, успев за считанные минуты залить полные баки топлива, подвесить связки ракет и бомб. В прочем, сейчас в небе над южной Россией и без специального приказа командующего хватало крылатых машин, рыскавших над степью в описках добычи. пилотам некоторых из них везло.
  
   Приняв координаты цели, неточные, приблизительные, командир звена истребителей F-15E "Страйк Игл" тотчас отдал приказ о смене курса. Степь, уже окутанная вечерним сумраком, метнулась вперед, под скошенные крылья пары тяжелых истребителей. Командир звена спешил - где-то неподалеку разведка обнаружила работающий передатчик, а это означало, что враг близко, мечется по равнине, пытаясь обмануть всех, выиграть хотя бы несколько минут жизни.
  -- Следуем в квадрат Браво-восемь, - приказал командир звена своему ведомому, и пилот второй машины послушно развернул истребитель в указанном направлении. - Высота пять тысяч. Радар не включать, вести поиск цели визуально. Без необходимости на связь не выходить - русские могут прослушивать наши частоты.
  -- Понял тебя! Есть квадрат Браво-восемь!
   Пара тяжелых истребителей, окрашенных в серый цвет, точно в тон вечернему небу, растворилась в пространстве, стремительно настигая указанную цель. Экипажам не требовались видимые ориентиры, чтобы точно выдерживать курс - спутниковая навигационная система NAVSTAR, дополненная бортовой инерциальной LN-93, позволяла выйти в заранее рассчитанную точку с погрешностью не более мили. А это было сущим пустяком при возможностях прицельно-поисковых систем "Страйк Игла", одинаково эффективных и днем, и в кромешной тьме, которой только предстояло еще упасть на растревоженную степь.
   Широкоугольная инфракрасная обзорная система, установленная в контейнере AN/AAQ-13 комплекса LANTIRN позволяла уверенно пилотировать тридцатисемитонную машину даже ночью, даже на малой высоте. Летчики видели перед собой мир таким, каким его видит мало кто из обычных людей - изображение, окрашенное в зеленые тона, от бледного, почти белого, до насыщенного, цвета еловой хвои, проецировалось на колиматорный индикатор пилотской кабины, позволяя видеть все по курсу.
   Истребители серыми тенями, распластав широкие крылья, скользили над степью, выдавая свое присутствие только гулом турбин, но, прежде, чем ошеломленные обрушившимся на них громом враги поймут, откуда исходит угроза, все будет кончено - волна ракет накроет цель точным ударом, и спустя пару часов экипажи, вернувшись на базу, смогут отрапортовать об очередном успехе.
  -- Вижу цель, - нарушил молчание оператор ведущего истребителя. - На одиннадцати часах. Дальность четыре мили.
   Прицельная инфракрасная система переднего обзора, размещенная контейнере-"близнеце" AN/AAQ-14, обладала меньшим полем обзора, обеспечивая при этом высокую точность распознавания целей. Наверное, русские там, внизу, полагали, что ночь надежно скроет их, и расслабились, решив, что доживут до утра.
  -- Янки-два, я Янки-один, - командир звена первым нарушил режим радиомолчания. - Цель обнаружена. Колонна бронемашин по азимуту три-два-пять. Четыре мили! Приготовиться к атаке!
   Одно движение - и отключены предохранители бортового вооружения. Лучи лазерных целеуказателей, неразличимые невооруженным взглядом, пронзили сумрак, впиваясь в борта вражеских бронемашин. Операторы, сидевшие в задних кабинах полого пикировавших к окутанной тьмою земле, напряглись, ожидая приказа. Участь противника была решена здесь и сейчас.
  
   Мобильная станция спутниковой связи Р-439-МД2 внешне мало отличалась от обыкновенного БТР-80, "восьминогого" трудяги кавказских войн, сотни раз на себе вытаскивавшего из-под огня жизни восемнадцатилетних мальчишек, собою заслоняя их от пуль и града шрапнели, подрывавшегося на хитроумных минах, чтоб те, кто доверился ему, остались живы, вернувшись, в конце концов, домой, к матерям и любимым девушкам. Но этой машине не суждено было стальной грудью идти на кинжальный огонь врага, тем более, ему нечем было отвечать на этот огонь - вместо башни со спаренными пулеметами над корпусом станции спутниковой связи возвышался цилиндрический обтекатель антенны на поворотной платформе.
   Бронетранспортер, сжигая последние капли драгоценной солярки, продолжал движение по степи, по едва заметному проселку, оставленному грузовиками и "газиками" давно исчезнувшего колхоза, направив антенну почти точно в зенит. Офицеры связи знали, что от них, именно от них во многом зависит исход наступления, от того, смогут ли они "докричаться" до далекого адресата, позволив скоординировать действия тысяч людей на пространстве от Каспия до Черного моря.
  -- Есть сигнал, - бесстрастно произнес командир расчета, увидев вспыхнувшие на приборной панели разноцветные огоньки. - Есть связь!
   Сигнал, узким лучом пронзивший атмосферу, прорвался сквозь пелену помех, коснувшись параболической антенны спутника связи "Ямал". Это был гражданский орбитальный аппарат, но для тех, кто упорно посылал в пространство запрос за запросом, это не имело значения. Антенна спутника, принявшего указание, развернулась, нацеливаясь на центральную часть европейской России, и с орбиты вниз, в самое сердце Москвы, умчалась радиограмма. На земле сигнал принял спутниковый ретранслятор, и потом, уже по зашитому в броню кабелю спецсвязи, электромагнитный импульс, ушел глубоко под землю, под асфальтовые мостовые, под бетонный панцирь секретного бункера, о самом существовании которого - не по слухам, а достоверно - знали очень немногие.
  -- Товарищ командующий, - командир расчета щелкнул тумблером на панели обычной радиостанции, связываясь со следовавшим "в кильватере" пунктом связи "Артек". - Товарищ командующий, связь установлена!
   Для Юрия Логинова эта новость была самой радостной за последние часы. Оставалось только удивиться парадоксам, случавшимся в этом странном мире. Командующий округом не мог связаться с полками и дивизиями, находившимися не более, чем в полутора сотнях километров, но был в состоянии вести беседу с теми, кто находился за полторы тысячи верст, под толщей земли, усиленной бетоном и броневой сталью.
  -- Товарищ генерал, какова обстановка? - Аркадий Самойлов, "взявший трубку", сразу перешел к делу. Пожалуй, ему, терпеливо сидевшему в убежище, было тяжелее просто ждать, чем тому, кто, не задумываясь о глобальных вещах, отважно шел в бой.
  -- Я смутно представляю положение на фронте. Связь работает с перебоями, со штабами многих подразделений невозможно установить контакт. Но войска, несмотря на высокие потери, продолжают наступление, кажется, почти не встречая сопротивления на земле. Авиация противника постоянно атакует наши боевые порядки, но его сухопутные войска бой не принимают. Американцы минируют направления движения моих полков, блокируя их, лишая возможности маневрировать на местности, и немедленно наводя на наши танки свои штурмовики. Дивизия несет очень большие потери, а ущерб, нанесенный противнику, пока ничтожен.
   Генерал Логинов старался говорить четко и коротко, помня, что даже спутниковая связь не обладает абсолютной гарантией надежности. В конце концов, противник давно уже, пусть больше и в теории, научился сбивать спутники. Да и нечего было докладывать, и осознание этого заставляло опытного офицера краснеть от стыда и гнева.
  -- На земле мы обладаем подавляющим перевесом в живой силе и технике, у противника нет шансов выстоять в прямом столкновении, - продолжил командующий округом. - И американцы это понимают. Мы стараемся навязать бой на выгодных нам самим условиях, враг, соответственно, пытается диктовать свои, больше полагаясь на авиацию. Нашим танкам необходимо прикрытие от воздушного противника, хотя бы зенитные ракеты.
  -- Продолжайте наступление до последней возможности, - потребовал Самойлов, который был должен сказать и сделать хоть что-то, самого себя убеждая в своей важности и полезности. - Нужно нанести врагу максимальный урон, и, возможно, американцы предложат мир, поняв, что цена победы в этой войне окажется слишком высокой.
  -- Поверьте, никто из моих бойцов, ни один солдат, не желает отступать. Мы готовы сражаться, но помимо желания еще необходимы и возможности. Танки и бронемашины встают на марше, выбывая из строя не от огня противника, а из-за поломок, порой ничтожно мелких, но для того, чтобы чинить технику, нет запчастей. Боеприпасов тоже в обрез, на один бой, а потом - только на таран. Но самое главное - горючее на исходе. В баках моей штабной машины топлива еще на час-полтора, потом мы остановимся, и янки нас расстреляют, как в тире.
   Логинов старался избежать лишних эмоций, но любой, кто слышал его в этот миг, не мог не ощутить горечь, сквозящую в каждом слове. Все усилия тысяч по-настоящему храбрых людей, готовых запросто пойти на смерть просто потому, что они когда-то дали воинскую присягу, могли оказаться сведенными на нет пустыми баками боевых машин.
  -- Пока наладить снабжение не представляется возможным, - прозвучал в ответ голос Самойлова. - Противник уничижил авиационным ударом все мосты и крупные переправы через Дон и Волгу.
  -- Я это знаю, черт возьми! И потому прошу вас изыскать резервы, обеспечив мои войска снарядами и топливом, и тогда, клянусь, мы погоним американцев хоть в Турцию, хоть куда!
  -- Мы делаем все необходимое, товарищ генерал. Все воинские части Московского военного округа подняты по тревоге, инженерные батальоны уже на подходе к Дону. Мы наведем временные переправы, обеспечив вас всеми ресурсами. Но сложилась опасная ситуация, враг угрожает с севера Москве и Петербургу, значительные наши силы брошены на отражение атаки. Мы пытаемся защитить столицу, вы должны понять важность этого. Так что пока прошу обходиться своими силами, изыскивать резервы на месте. Мы вас не оставим, генерал!
  -- Черт! - отключившись, генерал Логинов, уже не в силах сдерживаться, ударил тяжелым кулаком по приборной панели. Пластик жалобно скрипнул, но выдержал начальственный гнев. - Ублюдки! Своими силами? Откуда, черт возьми?! Мы в западне! Нас прихлопнут, и не заметят! Чертовы кретины!
   Чувство собственной беспомощности выворачивало наизнанку. Хотелось рычать, крушить все, что попадется под руку, а вместо этого Юрий Логинов был вынужден до хрипоты кричать в микрофон, повторяя, точно попугай, слова приказов, которые, скорее всего, никто не услышит, но и услышав, едва ли сумеет исполнить. Дивизии, взметенные не сигналом тревоги, а грохотом вражеских бомб, наступали, но чудовищно мощные удары бронированных "кулаков" проваливались в пустоту, не встречая сопротивления.
  -- Мы одни, помощи ждать нет смысла, - мрачно вымолвил генерал Логинов, оборвав связь с Москвой. - Атака выдохнется, войска встанут, и тогда янки своего не упустят!
  -- Но пока мы еще можем сражаться, товарищ командующий, - покачал головой начальник штаба. - Еще не все потеряно. На земле американцам с нами не тягаться, так нужно использовать свой шанс! Будем наступать, пока это возможно, будем крушить этих ублюдков! Заставим их пожалеть, что явились на нашу землю с оружием!
  -- Да, будем наступать, - мрачно кивнул Логинов. - Что ж, если уж сдохнуть, то хотя бы стоя, а не на коленях!
   Возможно, командующий округом сказал бы еще что-то высокопарное, совсем не подходящее к моменту, но такое ожидаемое находившимися рядом с ним офицерам. Этому помешал громкий крик водителя, ослепленного ярчайшей вспышкой. А мгновение спустя ударная волна оторвала от земли тяжелый "ЗиЛ-131", подбрасывая грузовик на несколько метров вверх и переворачивая его кверху колесами. Те, кто находился в фургоне комплекса связи "Артек", так и не успели понять, что умирают.
  
   Корректируемая бомба, сброшенная с высоты чуть больше полумили, отклонилась от цели всего на два десятка футов. Зарево взрыва взметнулось к небу и тотчас опало - там нечему было гореть, и пламя угасло в несколько секунд. Но экипажу истребителя "Страйк Игл" некогда было любоваться впечатляющим зрелищем, которое целиком и полностью было делом рук двух пилотов.
  -- Цель в захвате, - раздался в шлемофоне пилота голос его напарника, взявшего на себя управление оружием. - Готов к атаке!
   Для летчиков время сжалось до считанных секунд. Дистанция до цели, небольшой колонны вражеских штабных машин, измерялась всего лишь несколькими милями, и мешкать было нельзя. Луч лазерного прицела коснулся борта бронетранспортера, над крышей которого возвышался массивный обтекатель антенны, и отсвет его тотчас "увидела" головка наведения управляемой бомбы GBU-12, до поры дремавшей на внешней подвеске крылатой машины.
  -- Сброс!
   Оператор коснулся клавиши на приборной панели, и замки, удерживавшие авиабомбу под брюхом самолета, разомкнулись, отправляя боеприпас в стремительный короткий полет. Рассекая остывающий ночной воздух короткими плоскостями стабилизаторов, бомба скользнула точно к цели по лазерному лучу, как по струне. Мрак не мог стать защитой для врага, не мог скрыть его от всепроникающего взора пилотов, свободно паривших над встревоженной степью. Там, где отказывали глаза, где взгляд натыкался на стену тьмы, на помощь приходила сложная электроника, многократно усиливавшая человеческие способности, и никому не дано было укрыться от удара, направляемого холодной волей и решительным разумом.
   Заостренный головной обтекатель управляемой бомбы скользнул по бортовой броне БТР-80, превращенного в спутниковый ретранслятор, и пятисотфунтовая боеголовка превратилась в облако раскаленных до космической температуры газов. Взрыв отшвырнул бронемашину в сторону, с легкостью оторвав ее от земли, сминая, разрывая закаленную сталь, корежа прочный панцирь, не ставший защитой для находившихся внутри людей.
  -- Отличная работа, черт возьми, - воскликнул пилот истребителя, когда крылатая машина прошла на бреющем полете над искореженной машиной связи. - Прямое попадание!
  -- Пусть проклятые русские сдохнут! Мы всех ублюдков прикончим!
   Вспышка, разорвавшая тьму, сгустившуюся над степью, угасла, не оставив огненных кругов в глазах летчиков, защищенных светофильтрами очков. Бомбы легли с идеальной точностью, так что воронки от взрывов едва не сливались воедино, превратившись в разверстую пасть, с легкостью поглотившую русскую бронеколонну. Под крылом ушедшего за облака истребителя остались искореженные остовы вражеских машин, скрывавшие в себе останки тел.
  -- С русскими покончено, - с удовлетворением напившегося крови хищника констатировал командир звена, уводя свою машину в набор высоты. - Здесь все! Возвращаемся на базу!
   Спустя час летчики доложат об успешной атаке, так и не узнав, что их удар оборвал жизни сразу нескольких высших офицеров во главе с командующим военным округом. Генерал Юрий Логинов погиб, успев перед смертью сделать достаточно, чтобы она, эта смерть, уже ничего не могла изменить. Одна жизнь, пусть и такая важная, оказалась слишком ничтожной песчинкой, чтобы, попав в раскрутившиеся до максимальной скорости шестерни механизма войны, заклинить его и уже тем более обратить в спять. Колонны танковых и моторизованных дивизий растворялись во мраке, чтобы, вынырнув из тьмы на рассвете, обрушиться всей своей мощью на позиции врага. Но для этого предстояло сделать еще очень многое.
  

Глава 8 Рука помощи

  
   Воронежская область, Россия - Ставропольский край, Россия - Тбилиси, Грузия
   20 мая
  
   Автоколонна, стальной змеей ползущая по разбитому шоссе, замерла, содрогнувшись, точно в агонии, и окончательно остановилась, уткнувшись в широкую водную ленту. Водители, не покидавшие кабин "наливников" АЦ-4,3-131, трехосных "ЗиЛ-131" с цистернами на четыре целых три десятых кубометра, под завязку залитым соляркой, мрачно смотрели перед собой, и взгляды их упирались в серебристую ленту. Взметенные приказом, они спешили, преодолев сотни километров, чтобы доставить драгоценное топливо на передовую, наполнив баки танков и бронемашин, идущих в наступление на врага, но оказавшаяся на пути преграда была непреодолимой, и никакой порыв, никакое усилие воли не способно было ничего изменить.
  -- Твою мать! - Водитель головного заправщика, встав на подножку, стянул со взмокшей головы пропитавшуюся потом фуражку, уставившись на торчащие из воды сваи, над которыми топорщились скрученные жгутом стальные прутья арматуры. - Засранцы!
   Дорога не вела в никуда - когда-то два берега не слишком широкого в этом месте Дона соединял прекрасный мост, капитальная конструкция, способная выдержать не только груженый "ЗиЛ", но и любой танк, полностью снаряженный для боя. Еще несколько часов назад водители грузовиков, легковушек, рейсовых автобусов и совхозных тракторов не задумывались ни на миг, преодолевая эту могучую реку, но обрушенные из поднебесья бомбы со спутниковым наведением соврали пролеты со свай, взрывы перемололи в крошку прочный бетон, и залитый водой ров, до противоположного берега которого едва дотягивался взгляд, отрезал огромные пространства на юге от остальной страны.
   Аркадий Самойлов, укрывшись в бункере под столичными улицами, пытался сделать все возможное для тех, кто пытался дать отпор агрессору. Войска Московского военного округа, все гарнизоны, с которыми только удалось установить связь, были подняты по тревоге, двинувшись навстречу врагу. Но первыми выступили не танкисты, не мотострелки, а колонны обычных "Уралов" и "ЗиЛов", груженых запчастями и снарядами, вереницы топливозаправщиков. И теперь эти колонны, десятки, сотни тяжелых машин, замирали, скапливаясь на правом берегу Дона. Стремительный удар вражеской авиации отрезал сражавшуюся группировку генерала Логинова от тылов, от баз снабжения. Десятки мостов через Дон и Волгу оказались разрушены, а вместе с ними рухнули и надежды на успех.
  -- Товарищ капитан, - так и оставшийся стоять на подножке водитель заправщика увидел пробегавшего командира автороты. - Товарищ капитан, что там? Есть переправа?
  -- Все стоят, - на ходу бросил через плечо рысью пронесшийся вдоль колонны офицер. - Моста нет! Приказано ждать!
  -- Мать твою, - шофер злобно сплюнул. - Да ведь мы же здесь просто мишень! Согнал всех в кучу, чтобы одним ударом янки нас всех и накрыли!
   Сколько хватало взгляда, шоссе и впрямь было забито техникой, тяжелыми грузовиками, над которыми не смолкал рокот пока работавших вхолостую моторов. Бензовозы держались впритык, едва не упираясь бамперами в корму впередистоящей машины. Автомобили подрагивали, точно скаковые жеребцы перед стартом. Приглушенно фырчали стапятидесятисильные движки, сдерживаемые водителями, нервно закуривавшими прямо в кабинах, наполнявшихся сизыми клубами табачного дыма. Им, сделавшим все необходимое, доставившим жизненно важный для уже вступивших в ожесточенный бой солдат груз, оставалось только ждать. Но пассивное ожидание было уделом отнюдь не каждого.
  
   Командир отдельного понтонно-мостового батальона Московского военного округа с нескрываемым удовольствием наблюдал за слаженной и четкой работой своих бойцов. Противник решил что, уничтожив мосты, обезопасил себя, отрезав от тыла целый военный округ, обрекая тысячи солдат, не помышлявших о сдаче или отступлении, на неизбежную гибель, когда в баках их боевых машин не останется и капли топлива, а магазины автоматов опустеют. Но они просчитались.
  -- Батальон, слушай приказ, - гаркнул майор, обращаясь к своим бойцам, командирам рот, взводов, рядовым солдатам-понтонерам. - Необходимо обеспечить переправу автотранспорта через Дон в течение получаса. На юге наши товарищи ждут топлива, снарядов, чтобы продолжить бить врага, и мы дадим им все необходимое! За дело, мужики!
   Понтонно-мостовой батальон оказался на берегу Дона раньше многих других частей. Колонна тяжелых грузовиков КрАЗ-215В с грохотом промчалась мимо остановившихся заправщиков, скатившись с шоссе и двинувшись к самой воде, туда, где берег был более пологий и ровный. Разворачиваясь кормой к реке, мощные грузовики наполовину заезжали в воду, и понтонеры, освобождая стопоры, сбрасывали закрепленные на "спине" каждого КрАЗа массивные конструкции.
   Понтоны, стальные пустотелые ящики, скатывались в воду, раскрываясь, разворачиваясь во всю свою шестиметровую ширину, точно детские книжки-раскладушки. Соединенные с автомобилями прочными пуповинами швартовых тросов, они лениво покачивались на волнах, утыкаясь в берег, пока экипажи "КрАЗов" торопливо блокировали шарниры, чтобы в самый неподходящий момент понтоны не сложились бы обратно. Затем грузовики, доставившие их, без промедления отъезжали, отодвигались в сторону, освобождая место для тех машин, что еще тащили на себе груз. Тем временем в дело вступали солдаты-понтонеры, баграми с завидной ловкостью, результатом долгих утомительных учений, зацеплявшие понтоны, собирая их попарно, закрепляя между собой замками.
  -- Веселей, сынки, веселей, - подбадривал своих бойцов комбат, находившийся здесь же, в самой гуще событий, готовый помочь не только словом, но, если так будет нужно, и сам впрячься в швартовые концы, таща понтоны наравне с простыми солдатами. - Дружнее!
   Один батальон, основным вооружением которого являлся понтонно-мостовой парк ПМП-М, был способен создать наплавной мост длиной двести двадцать семь метров с движением в две полосы всего за полчаса, обеспечив переправу техники и людей, но здесь ширина реки была значительно больше, и потому обошлись без цельного моста. Два скрепленных между собой понтона превращались в превосходный паром грузоподъемностью сорок тонн, более чем достаточно для переправки армейских грузовиков "Урал".
   Метавшиеся по шаткой поверхности паромов бойцы понтонно-мостового батальона торопливо проверяли крепления и замки, убеждаясь, что эти легкие, казавшиеся весьма ненадежными, сооружения выдержат вес тяжелых автомобилей, груженых до отказа, а к берегу уже спускались грузовики "КрАЗ", тащившие на себе небольшие тупоносые катера. Автомобили, развернувшись задом, заезжали в воду, и суденышки, взревев дизелями - моторы запускались еще пока катера оставались на "спинах" тягачей, - устремлялись в свободное плавание.
   Все действия батальона, каждого из его двухсот пятидесяти человек, находившихся на суше или на палубах понтонов, были расписаны буквально по секундам. Каждый боец превращался в крохотный винтик сложного механизма, и от того, насколько согласованно вращались эти винтика, зависело очень многое. Прошло лишь несколько десятков минут, а у берега уже выстроилась вереница паромов, готовых принять груз, рядом с которыми фырчали двигателями катера-буксиры БМК-Т.
  -- Начать погрузку! - приказал командир батальона, с берега, с отдаления, наблюдавший, как дет работа по устройству переправы.
  -- Первый пошел! Второй пошел!
   Водители сгрудившихся у кромки воды автомобилей, подчиняясь приказам сержантов и прапорщиков, превратившихся на несколько минут, ни много, ни мало, в настоящих командиров кораблей, осторожно двинули свои "Уралы" и "ЗиЛы", медленно, самым малым ходом, въезжая на ненадежную поверхность паромов. Каждый паром был способен принять на борт по два грузовика, после чего катера-буксиры, уткнувшись тупо срезанными носами в борта паромов, отталкивали их от берега, направляя на середину реки и дальше, к противоположному берегу, где уже успели наметить наиболее удобные места для схода техники на сушу.
   Паромы медленно ползли, преодолевая силу течения могучей реки, беззащитные на этой ровной глади. Бегавшие по ребристому настилу палуб солдаты видели торчавшие из воды сваи, все, что напоминало о существовавшем здесь мосте, и понимали, что сами сейчас совершенно беспомощны перед авиацией врага, безраздельно господствующей в воздухе над ставропольскими степями, и вполне способной дотянуться досюда, неся смерть. Паромы представляли собой идеальные цели, неманевренные и тихоходные, но их было кому защитить.
   К берегам Дона направились не только заправщики и понтонно-мостовые парки - на вершину невысокого холма взобралась пусковая установка зенитно-ракетного комплекса "Бук-М1", над приземистым корпусом которой грозно вздымался лафет с четырьмя управляемыми ракетами, вонзившими в небосвод остроконечные обтекатели. Эта ракетная установка не была одинока - для обороны переправы по приказу Самойлова была направлена целая бригада "Буков", уже занимавшая позиции. То здесь, то там взгляд натыкался на пусковые установки, готовые к бою, а чуть в стороне, на открытой местности, расположилась радиолокационная станция "Купол", просвечивавшая лучом своего радара пространство в радиусе ста шестидесяти километров, наверняка обнаруживая любую воздушную цель. А на подходе уже были грозные С-300ПМ, способные дотянуться до крылатого врага за полторы сотни верст.
   Паромы, надежно прикрываемые от удара с воздуха зенитными ракетами, упрямо ползли к берегу, преодолев уже половину пути. Для того, чтобы переправить груз и вернуться обратно, им требовалось не так уж много времени, минут двадцать, но на правом берегу Дона скопились уже сотни автомобилей, для переброски которых требовались десятки рейсов, долгие часы монотонного и опасного труда. Но времени не было - каждый снаряд, каждый литр топлива войска, насмерть схлестнувшиеся с агрессором в южнорусских степях, ждали уже сейчас.
  -- Бойцы, приготовились, - командир автороты, все еще ожидавшей своей очереди в полукилометре от кромки воды, возле которой только нарастала деловитая суета, хрипло кричал сорванным от напряжения голосом, перекрывшим рев нескольких десятков моторов, работавших на холостом ходу. - Всем приготовиться к погрузке! Транспортеры на подходе!
   Сержант-водитель, вернувшийся, было, в кабину, высунулся, услышав вслед за приказом своего капитана нарастающий рев моторов, различимый даже в общем гуле. Спустя несколько мгновений к нему добавился характерный лязг, выдававший приближение гусеничной техники. Мимо замерших в километровой "пробке" заправщиков промчались странные машины, похожие на небольшие баржи-лихтеры, установленные на гусеничное шасси. Водители, провожавшие удивленными взглядами невиданную прежде технику, рассмотрели сильно скошенные носы, удобные для движения по воде, причем с немалой скоростью и возвышавшиеся над передней частью корпуса полностью закрытые кабины, добавлявшие еще больше сходства с катерами.
   Российская армия, законная наследница армии советской, готовившейся к большой войне в Европе, получила от той немало отличных образцов техники, предназначенной для быстрого преодоления водных преград. Три десятилетия назад названия больших рек, Рейна или Луары, не давали покоя командирам переправочных рот и батальонов, которым, если родина отдаст приказ, предстояло одними из первых пойти на штурм этих оборонительных линий, созданных самой природой, а оттого еще более неприступных. И советская промышленность, выполняя задание страны и партии, дала танкистам и мотострелкам средства преодоления этих преград, способных остановить удар кулаков танковых дивизий без единого выстрела. Вот только в настоящий бой этой технике пришлось идти на своей земле.
   Переправочно-десантный батальон Московского военного округа задержался совсем не на много, и первым из его подразделений, вышедших к берегу Дона, оказалась рота плавающих транспортеров. Гусеничные машины ПТС, развивая сорок два километра на суше, сползли к самому берегу, а вслед за ними с шоссе уже скатывались заправщики ТЗ-2-66Д на базе ГАЗ-66 - груженые "Уралы" и "ЗиЛы" были слишком тяжелы для плавающих транспортеров. Водитель АЦ-4,3-131 с интересом, даже забыв, что идет настоящая война, наблюдал, как юркие "газики" взбираются на спины ПТСов по опущенным кормовым аппарелям.
   Собранные из понтонов ПМП-М паромы, толкаемые буксирами БМК-Т, еще только находились на середине реки, когда плавающие транспортеры ПТС, каждый из которых нес на себе ГАЗ-66 с заполненной горючим цистерной, сползли в воду, разрезая волны скошенными носами. Укрытые под корпусом винты взрезали воду, толкая машины вперед, сообщая им скорость двенадцать километров в час, так что транспортеры резво начали догонять паромы.
  -- Все, наша очередь пришла, - с явным облегчением сообщил командир роты, все это время, пока его машины стояли на месте, чувствовавший себя мишенью для американских ракет.
   Вслед за транспортерами ПТС на шоссе, обрывавшемся на берегу Дона, показались вовсе немыслимые сооружения, нечто громоздкое, угловатое, и точно так же поставленное на казавшиеся непропорционально короткими гусеницы. Самоходные паромы ПММ-2 были знакомы немногим, и теперь солдаты и офицеры, от удивления открывая рты, смотрели, как скатывавшиеся в воду паромы раскрывали крылья сложенные над корпусом понтонов, поддерживавших на плаву тридцатишеститонные машины.
  -- Езжай, - скомандовал опешившему водителю заправщика-"ЗиЛа" солдат-регулировщик, стоявший по колено в воде, управляя погрузкой. - Не спи, браток! Пошел!
   Шофер бензовоза снял свой грузовик с ручного тормоза, и самым тихим ходом, на пониженной передаче, двинулся вперед, стараясь попасть колесами точно на сходни, соединившие плавучее сооружение с илистым берегом. Самоходный паром, точнее, понтонно-мостовая машина, ПММ-2 был способен перевезти не то, что груженый "ЗиЛ-131", но и средний танк с экипажем, боекомплектом и полными баками. Отошли в сторону заслонки, закрывавшие при движении на суше вмонтированные в корпус гребные винты, и паром двинулся в короткое, но насыщенное впечатлениями плавание.
  -- Ну, поплыли, мать вашу растак, - буркнул себе под нос водитель "ЗиЛ-131", когда берег позади него начал неторопливо удаляться.
   С высоты кабины грузовика казалось, что вокруг - только вспенившаяся вода, а палуба самоходного парома была вовсе не видна. И от этого сержант, честно отслуживший за баранкой почти два года, чувствовал себя не в своей тарелке, невольно сжавшись в сплошной комок нервов. В какой-то миг стало казаться, что кругом вообще только одна вода - с середины реки оба берега казались едва различимыми, но еще через пару минут суша впереди стремительно надвинулась, и вот уже паром тяжело выползает на берег, и сырой песок жалобно скрипит под широкими гусеницами.
  -- Двигай, не задерживай! Пошел, пошел, - поджидавший на суше прапорщик-понтонер из переправочно-десантного батальона не дал ни мгновения лишнего, чтобы придти в себя. На другой стороне реки своей очереди все еще ждали десятки автомобилей, и паром был нужен немедленно. - Давай!
   Водитель, придя в себя, тронул грузовик, осторожно съезжая с парома и карабкаясь вверх по отлогому песчаному склону. Ему еще предстояло дождаться, когда на левом берегу Дона окажется вся рота, и только потом - двинуться дальше на юг. Впереди были еще долгие часы пути, сотни верст извилистых степных дорог, прежде, чем рота, каждый конкретный ее бензовоз, окажется на передовой, где уже сейчас ее нетерпеливо ждали сражавшиеся танкисты и мотострелки, сжигавшие последние литры топлива в баках своих машин. Но когда заправщики все же доберутся до цели, все уже закончится, залпы орудий и грохот взрывов смолкнут, и на степь снова опустится тишина.
  
   Очередной взрыв, взметнувший фонтан земли и пламени прямо по курсу танка-тральщика Т-90, оказался последним. Не дожидаясь приказа, механик-водитель ударил по тормозам, заставив сорокашеститонную боевую машину замереть на месте.
  -- Прорвались, - прошептал командир танка, распахивая люк и высовываясь по пояс из башни, чтобы, обернувшись назад, увидеть изрытую воронками, перепаханную стальными лентами гусениц полосу земли, очищенную от затаившейся смерти. И, чувствуя, как сердце наполняет совершенно безумный восторг, офицер уже в голос, так, что слышно было, наверное, за версту, закричал, не в силах больше сдерживать рвущийся из груди радостный вопль: - Вашу мать, прорвались! Живы!!!
   Минное поле осталось позади, его смертоносные клыки разжались, выпуская танковый полк из мертвой хватки. Кроткая майская ночь отступала, а вместе с ней схлынуло накопившееся напряжение, не оставлявшее экипаж все те долгие часы, когда они вели свою машину самым малым ходом, буквально на ощупь, зная, что каждый оставшийся позади метр может оказаться для них последним, и вздрагивали, слыша проникавший даже сквозь толщу брони грохот взрывов. И теперь, хоть и не было такого приказа, механик-водитель остановил танк, вслед за своим командиром выбравшись из-под брони, чтобы увидеть, как следом ползут по узкому проходу, переваливаясь на ухабах, спотыкаясь, когда впереди оказывались еще дымящиеся воронки, танки их батальона.
   Полк медленно, с ощутимой натугой, просачивался сквозь это бутылочное горло, стиснутые с обеих сторон границами минного поля, простиравшегося на десятки километров. Водители танков, боевых машин пехоты, обычных грузовиков подразделения технического обеспечения вели вои машины с предельной осторожностью, боясь сбиться с курса даже на один метр. Забыв о требованиях уставов и наставлений, обязывавших строго выдерживать интервал между машинами в колонне, водители вели технику почти вплотную, чтобы как можно быстрее преодолеть опасную зону, где каждый шаг мог грозить смертью.
  -- Сейчас бы водки! - мечтательно воскликнул командир превращенного в тральщик Т-90, устало стаскивая со взмокшей головы шлемофон и оборачиваясь к усевшемуся на броню водителю, с наслаждением подставившему разгоряченное лицо легкому дуновению прохладного ветерка.
   Минувшие часы, когда танк шел во главе боевых порядков полка, когда впереди взрывы мин взметали фонтаны земли и камней, а над головой с ревом проносились на бреющем американские истребители, атаковавшие цели где-то ближе к хвосту механизированных колонн, оказались самыми страшными. Не было противника, по которому танкисты могли открыть огонь, которого могли опередить своим выстрелом, спасая собственные жизни, вырывая для себя еще хотя бы несколько мгновений. Надежный трал КМТ-7 не подвел, приняв на себя всю мощь взрывов, но как же тяжело, как же страшно было находиться в стальной коробке, чувствуя, как танк вновь и вновь содрогается, добравшись до очередной мины.
   Механик-водитель, облегченно выдыхая, тоже снял едва не прилипший к коротко остриженной голове танковый шлем, взглянув на своего командира, и оба не смогли сдержать удивленный возглас, сдобренный отборным матом. Даже в предрассветных сумерках был виден иней первой седины, обильно осыпавший виски танкистов.
  
   Радист, уже сорвавший голос до хрипоты, снова и снова повторял позывные, терзая приборную панель радиостанции Р-130, и полковник Белявский, сидевший от него в каком-то метре, раздраженно поморщился, затем негромко выругавшись, но на этот раз уже от злости на самого себя. Впервые в полной мере ощутив себя беспомощной мишенью, командир танкового полка Двадцать первой гвардейской мотострелковой дивизии понял, что значит настоящий страх, когда ты вынужден покорно подчиняться обстоятельствам, просто будучи не в силах что-либо изменить. Несколько часов, проведенных в середине медленно ползущей по минному полю колонны, под тонкой, словно картон, броней БМП-1КШ, взяли свое, полковник чувствовал, что не может сдерживаться, в должной мере контролировать самого себя.
  -- Есть связь, - вдруг воскликнул радист, кажется, сам удивившийся своей удаче, когда радиоволна все же смогла отыскать лазейку в плотной завесе помех. - Товарищ полковник, командир дивизии на связи!
  -- Первый, прием, - Белявский выхватил микрофон из рук радиста, невольно повысив голос, будто так его станет лучше слышно. - Первый, прием! Я третий, прошли минное поле, вышли на оперативный простор.
  -- Вас понял, Третий, - едва слышно донеслось сквозь шелест помех. - Каковы потери?
  -- В допустимых пределах. Вражеская авиация не дает нам покоя, но полк сохранил боеспособность. Жду дальнейших указаний, Первый!
   Потери уже не имели значения, равно, как и то, что в баках боевых машин уже почти не осталось топлива, а в количество снарядов в укладках сократилось вдвое, и Николай Белявский не стал размениваться на ненужные слова. Сгоревшие, подбитые или просто израсходовавшие весь запас горючего танки отмечали путь полка, точно верстовые столбы. Три десятка грозных Т-90 вышли из строя, и эту потерю восполнить было невозможно. Силы полка уменьшились на треть, иные танковые роты "сжались" до размеров взвода, но это уже не могло никого заставить остановиться, развернуться вспять. И больше всего стальных коробок осталось на последних верстах пути.
   Двадцать танков, две полные танковые роты, остались позади, частью подорвавшись на минах, когда на полной скорости вылетели на засеянное смертью поле, частью став добычей американских пилотов. Истребители противника, появлявшиеся над порядками полка парами и четверками, стремительно атаковали, жалили, точно настырная мошкара, тотчас уходя прочь, спасаясь от зенитного огня, чтобы спустя недолгое время появиться вновь. Удалось не всем - расчеты зенитных комплексов "Тор-М1" были наготове, не жалели ракет, и теперь остовы, по крайней мере, двух истребителей "Файтинг Фалкон" догорали среди степи по соседству с сожженными их пилотами боевыми машинами. Но потери врага не шли ни в какое сравнение с теми, которые понес полк, да, вероятно, и вся дивизия.
  -- Продолжайте наступление, Третий. Отставших не ждать, только вперед! От дивизии осталось не так уж много, американские пилоты знают свое дело, черт их возьми, а потому остановиться хоть на минуту - значит неизбежно погибнуть. Приказываю уничтожать противника всеми средствами при любой возможности!
  -- Принято, Первый! Есть продолжать наступление, - решительно ответил Белявский, не знавший для себя иного пути, кроме как навстречу врагу, так, чтобы поскорее увидеть его в кольце прицела. - Мы будем атаковать!
   Полк, взвод за взводом, рота за ротой, просачивался сквозь проходы в минном поле, и колонны вновь разворачивались в цепи, обращенные в одном направлении - на юг. Враг пытался прикрыть минами свои позиции, отчасти ему это удалось, но очередная преграда осталась позади а впереди... Впереди был противник, заведомо более слабый, несмотря на то, что наземные силы его до сих пор не вступили в бой, не понесли почти никаких потерь. И встречи с этим врагом полковник Российской Армии Николай Белявский ждал с нетерпением, превысившим всякие пределы.
   Полк, первым преодолевший минное поле, продолжал наступление, а далеко позади него, едва ли не в самом хвосте растянувшихся на десятки верст порядков продвигавшейся вперед Двадцать первой гвардейской мотострелковой дивизии, катилась, подпрыгивая на ухабах, командно-штабная машина Р-142Н, и в такт ее судорожным прыжкам подскакивал на узком сидении генерал-майор Артемьев. Командующий дивизий знал цену собственным словам, и потому его штаб, нервный узел, мозг этого гигантского организма, пребывал в постоянном движении. Сержант, сидевший за "баранкой" тупоносого ГАЗ-66, не выпускал рычаг переключения передач, а нога, поставленная на педаль акселератора, уже онемела, устав давить на нее. И никто старался не думать о том, что в баках штабного "газика" остается все меньше драгоценного бензина, и вскоре он иссякнет окончательно.
  -- Не останавливаться, - приказал генерал Артемьев, сам уже уставший от постоянной тряски, от впивавшегося в уши гула мотора. - Только вперед. Остановимся - погибнем!
   Евгений Артемьев еще пытался наладить управление уцелевшими частями дивизии, согласовать их действия, ведь тогда и без того сильный удар танковых и мотострелковых батальонов превратится в поистине несокрушимый. В эфир неслись радиограммы, и не все из них увязали в плотной сети помех, но те, что прорывались, касались сенсоров самолета радиоэлектронного подавления "Комфи Леви", не оставлявшего свою позицию над горами Кавказа. А там знали, что делать, обнаружив вышедший в эфир вражеский передатчик.
  -- Квадрат Дельта-два, - сообщил оператор комплекса радиоперехвата своему командиру. - Коротковолновая радиостанция. Стандартный диапазон русских, сэр.
  -- Понятно, лейтенант. Направить авиацию для разведки и уничтожения цели! Что у нас поблизости?
  -- Звено F-16C возвращается с задания, у них топливо на исходе, - сообщил другой офицер. - Есть "Риппер" в квадрате Дельта-четыре. Подлетное время - один час, сэр!
  -- Свяжитесь с его оператором, передайте координаты русского передатчика. Нужно уничтожить его!
   Американские войска, вторгшиеся на чужую территорию, не знали проблем со связью, и находившиеся в Тбилиси операторы беспилотного разведывательно-ударного самолета MQ-9 "Рипер" приняли приказ спустя несколько минут, немедленно начав действовать.
   Связанный со своим "экипажем" эфемерной нитью радиокомандной линии беспилотник, уверенно опиравшийся на узкие двадцатиметровые крылья, выполнил плавный разворот, ложась на боевой курс. Луч бортового радара AN/APY-8 "Ликс" скользил по степи, безошибочно находя то, что скрывала ночная тьма, опустившаяся на остывавшие после жаркого дня холмы. Турбовинтовой двигатель "Хониуэлл" всеми своими семьюстами восьмьюдесятью лошадиными силами тащил вперед летающего робота, сообщая ему скорость чуть больше четырехсот километров в час.
  -- Цель на локаторе, - ровным, спокойным до предела голосом сообщил второй пилот, наблюдавший за показателями приборов. - Вероятно, автоколонна противника. Движется курсом на юг. Вижу три, нет, четыре машины!
  -- Снижаемся! Провести визуальное опознавание цели!
   Беспилотный разведчик плавно ушел вниз - с высоты шесть тысяч футов радар обеспечивал отличный обзор, но для того, чтобы рассмотреть цель в деталях, лучше подходила инфракрасная система AN/ASS-52(V). Скользя над холмами, "Рипер" мчался наперерез русским машинам, а его операторы уже не сомневались, что вскоре придется открыть по противнику огонь. Они были к этому вполне готовы.
  -- Два грузовика и две бронемашины, - произнес командир "экипажа" для записывающей аппаратуры, фиксировавшей каждое слово пилотов летающего робота. - Похоже, мы накрыли русский штаб!
   Оба оператора видели лес штыревых антенн, торчавших над грузовыми машинами, мчавшимися по степи под охраной бронетранспортеров, видели дуги антенн поручневых, и потому сразу поняли, что именно обнаружила радиотехническая разведка.
  -- База, в квадрате Дельта-четыре обнаружены русские машины управления, - сообщил первый пилот. - Цель сопровождаю, жду приказа!
  -- Приказываю открыть огонь! Уничтожить цель!
   Плавный разворот - и "Рипер", перешедший полностью на ручное управление с земли, оказался в стороне от колонны, которая теперь была видна, как на ладони, вереница машин, двигавшихся с равными интервалами на приличной скорости.
  -- Готов к атаке, - сообщил второй пилот, накладывая на головную бронемашину перекрестье тонких нитей прицела. - Цель в захвате!
   Тонкий, словно волосок, луч лазерного прицела уткнулся в борт бронетранспортера, указывая цель головкам самонаведения ракет AGM-114К "Хеллфайр". Беспилотный самолет "Рипер" был способен не только вести разведку, но и эффективно поражать обнаруженные цели самостоятельно, без какого-либо риска для тех, кто управлял им, находясь, подчас, на удалении несколько сотен миль. И теперь противотанковые ракеты "Хеллфайр" и управляемые бомбы, составлявшие арсенал MQ-9, должны были обрушиться на колонну русских штабных машин.
  -- Уничтожить цель! Пуск!
   Управляемая ракета, выбросив язык пламени, сошла с направляющей, умчавшись к указанной оператором цели. На земле не знали о том, что оказались на прицеле, до той самой секунды, когда "Хеллфайр" впился в бронированный борт, превращаясь в облако раскаленных газов. Кумулятивная струя с легкостью пронзила тонкую сталь, способную выдержать попадание разве что винтовочной пули, выжигая внутренности радиостанции Р-165Б, главного средства связи штаба дивизии. Взрыв тандемной кумулятивной боеголовки, мощность которой оказалась избыточной для легкобронированной машины, все того же БТР-80, пусть и с иной "начинкой", вырвал кусок борта, отбрасывая пылающий остов в сторону, разворачивая его поперек шоссе.
  -- Что за черт, - Евгений Артемьев, не удержавшись на сиденье, повалился на пол, когда водитель штабного автомобиля сманеврировал, пытаясь избежать столкновения. Сверху на него упал начальник штаба, тоже не сумевший сохранить равновесие. - Какого дьявола?!
  -- Мы атакованы! Ракетная атака!
   Из тьмы вылетела еще одна ракета, и замыкавший колонну БТР-80 боевого охранения вспыхнул, превращаясь в братскую могилу для одиннадцати мотострелков, словно воины из времен языческой древности, получивших огненное погребение. "Рипер", остававшийся невидимым с земли, парил в стороне от колонны на минимальной скорости, и операторы, чувствуя себя в полной безопасности, могли безнаказанно расстреливать цели, услужливо подставившие свои борта.
  -- На выход, - первым сориентировался командующий дивизией, первым же бросившись прочь из фургона, вот-вот способного стать могилой для нескольких офицеров. - Все на выход, живо!
   Генерал неловко выпрыгнул из мчавшейся еще на полном ходу "кашээмки", упав, перекатившись через голову, и кое-как поднявшись на ноги. Прямо на него несся бронетранспортер, и Артемьеву чудом удалось отскочить в сторону, избежав смерти под колесами стального чудовища.
  -- Бегут, как трусливые зайцы, - усмехнулся командир "экипажа" беспилотника, наблюдая на мониторе инфракрасной обзорной системы, как мечутся выскакивавшие из машин люди, крохотные букашки, которых он, офицер Военно-воздушных сил США, мог раздавить без ощутимых усилий, просто указав на них лазерным лучом прицела. - Чертовы русские!
   У оператора "Риппера" не было причин ненавидеть врага, но он получил приказ уничтожить врага, и сейчас выполнял его так, как умел. Перекрестье прицельных нитей на экране легло точно на борт грузовика, утыканного "усиками" антенн, и туда же направился неразличимый для человеческого взгляда лазерный луч, подсвечивая цель для головок наведения авиабомб GBU-12.
   Секунда - и "умная" бомба отделилась от подкрыльного пилона MQ-9, отправившись в свой единственный короткий полет. С дистанции полторы мили отклонение бомбы "Пэйвуэй-2" от цели составило лишь несколько футов, и взрыв пятисотфунтовой боеголовки буквально смел с лица земли штабную машину Р-142Н. расходясь кольцом, ударная волна сбила с ног находившихся поблизости людей, успевших покинуть обреченную машину, но не успевших отойти на безопасное расстояние.
  -- Вот так, русские, - усмехнулся командир экипажа "Риппера". - Цель поражена. Задание выполнено.
   Смерть была милостива к генерал-майору Артемьеву, не доставив ему лишних мучений. Командующий Двадцать первой гвардейской мотострелковой дивизией погиб легко, даже не успев испугаться. Настигшая его ударная волна перемолола кости, превращая внутренности в кровавый фарш. Сознание генерала угасло, но его приказ продолжал гнать в атаку тысячи солдат. Смерть комдива уже не могла остановить удар шедшей в свой последний бой дивизии, не могла обратить вспять стальные колонны батальонов.
  
   Спутниковая разведка позволяла видеть все, что происходило по всей линии фронта каждое мгновение. Спутники "Ки Хоул-11" и "Лакросс", проносившиеся над южнорусскими степями с интервалом не более часа, стали глазами генерала Камински, его всевидящим взглядом. А если и их оказывалось недостаточно, к услугам командующего всегда были надежные, не единожды проверенные в деле беспилотные разведчики "Предейтор", часами державшиеся над передовой и позволявшие наблюдать за противником в режиме реального времени.
   Разведка велась непрерывно. Сейчас десятки разнотипных объективов были обращены к узкой полосе земли севернее Терека. И то, что видел посредством их командующий Десятой легкой пехотной дивизией, вызывало у него гнев... и страх.
  -- Проклятье, - глухо произнес Камински, уставившись в монитор, на котором менялись спутниковые фотографии. - Что способно остановить их, черт возьми?!
   Русские дивизии, уподобившись прорвавшему плотину могучему потоку, со все большей скоростью хлынули на юг, стремительно преодолевая считанные десятки миль, отделявшие их от позиций Третьего бронекавалерийского полка, прижавшегося спиной к берегам Терека. Пройдет какой-то час - и стальная волна захлестнет батальоны генерала Хоупа, не оставляя его бойцам ни малейшего шанса на спасение. Мэтью Камински прекрасно понимал, что удара трех дивизий, пусть и понесших немалые потери на марше, бронекавалерийский полк не выдержит, или обратившись в бегство, или отважно, но глупо, погибнув под гусеницами русских танков. Но время еще оставалось, а, значит, оставался шанс избежать катастрофы.
  -- Мэтью, кажется, сейчас самое время нанести ядерный удар, - предложил Эндрю Стивенс, выслушав короткий, но емкий доклад командующего Десятой легкой пехотной дивизией. В голосе руководителя операции "Доблестный удар" не было заметно особого энтузиазма, но он понимал, что нужно действовать, действовать быстро и решительно, не считаясь с будущими проблемами. - Полагаю, президент даст свое согласие сейчас, когда в опасности столько жизней наших солдат. Минные заграждения не помогли, как не спасают положение дел и удары с воздуха. Вы ведь так и не успели вывести авиацию на рубеж атаки, пока противник, нарвавшись на мины, оказался скован в маневре. Вы опоздали, Мэтью! Русские продолжают наступление, и мы должны остановить их сейчас!
  -- На минах остались десятки русских боевых машин, - возразил Мэтью Камински, понимавший, что сейчас, когда ставки настолько высоки, у него не хватит решимости отдать приказ, право на который он вытребовал сам, сумев убедить в необходимости столь крайних мер многих, но не самого себя. - Авиация тоже нанесла огромный ущерб, уничтожив множество танков и бронемашин противника на марше. Проходов в минных полях слишком мало, враг будет преодолевать преграду частями, а на выходе их будут ждать наши парни, как в воздухе, так и на земле.
  -- Замысел генерала Форстера был основан на том, чтобы заставить русских сконцентрировать свои силы, а затем навалиться на них всей нашей мощью разом. Этот план провалился, врагу понадобилось ничтожно мало времени, чтобы пройти по минным полям, и ваши пилоты смогли лишь ухватить русские колонны за хвост. У вас все готово к ядерному удару? Что сообщает командир базы Инжирлик? Кажется, самое время для этого, Мэтью!
  -- Враг находится слишком близко от наших позиций, так что от удара пострадают не только русские, - возразил лихорадочно пытавшийся подобрать слова командир Десятой. - Радиацией накроет позиции Третьего бронекавалерийского, а я не хочу потом оправдываться перед матерями и женами ставших инвалидами солдат.
   Возможно, Элайджа Хоуп, наверное, уже слышавший рев моторов русских танков, сумевших без чрезмерных потерь прорваться через минные поля, имел иное мнение. Даже схватив изрядную дозу облучения, его солдаты останутся живы, по крайней мере, большинство из них, и даже какое-то время смогут продолжать сражаться. Но генерал Камински не был готов зайти так далеко теперь, когда все оказалось слишком всерьез.
  -- Слишком велик риск, Эндрю. Мы сможем справиться другими средствами.
  -- Но тогда кому-то из нас придется оправдываться перед вдовами и сиротами тех, кто спустя пару часов погибнет в неравном бою с русской пехотой на берегах Терека.
  -- Этого не случится, - твердо ответил Мэтью Камински. - Сейчас в воздухе находится вся наша штурмовая авиация, все "Апачи" и "Тандерболты", и они разнесут русские дивизии в клочья. Кроме того, командир авиабазы Инжирлик открыл все свои арсеналы, так что нам найдется, что противопоставить русским дивизиям, Эндрю. Мы прикончим их всех, и бойцам генералу Хоупа останется только собирать трофеи.
  -- Это ваше решение, Мэтью, и вы несете ответственность за любые его последствия, - напомнил Стивенс. - Как раз сейчас, отказываясь от ядерного удара, вы рискуете намного больше.
  -- У нас здесь все готово. Русские обречены, никаких сомнений. Мы смогли выиграть время, а это самое важное. Противнику нечего противопоставить нашей авиации, только зенитные ракеты, но этого слишком мало. У нас припрятано несколько козырей, и теперь пора вынуть их из рукава, и я это сделаю немедленно. Я намерен управлять последним этапом операции с переднего края и покину штаб в Тбилиси с минуты на минуту, Эндрю. И вернусь сюда только после нашей победы!
   И правда, генерал Камински не собирался отсиживаться в тылу, в то время, как на передовой, в русских степях, оказавшихся еще более кровожадными, чем иракская пустыня, решалась судьба всей операции. Он должен был оказаться там, в гуще событий, должен был видеть бой своими глазами, управляя им, чтобы потом с полным на то правом примерить на себя лавры победителя... или понести всю ответственность за поражение.
   Времена, когда полководец наблюдал за ходом сражения из штабного блиндажа, сквозь окуляры полевого бинокля, управляя боем с помощью вестовых, прошли давно и безвозвратно. Настала эпоха высокотехнологичных, "умных" войн, и командный пункт, с которого Мэтью Камински был намерен увидеть гибель русской армии, являл собой овеществленное их воплощение.
  
   Самолет дальнего радиолокационного обнаружения Е-8С "Джойнт Старс" совершил посадку в Тбилиси лишь на несколько минут, только для того, чтобы принять на борт единственного, но самого важного пассажира. Окрашенный в светло-серый цвет четырехмоторный "Боинг-707", обрушив на прилегающие к летному полю кварталы слитный рев турбореактивных двигателей "Пратт-Уитни", промчался над выстроившимися в ряд "Геркулесами" и "Глоубмастерами", теряя высоту. Шасси с визгом коснулись бетонного покрытия, огромный лайнер по инерции прокатился еще несколько сотен метров, остановившись напротив здания пассажирского терминала. Там его уже ждали.
  -- Езжай! - Генерал Камински коснулся обтянутого камуфлированной тканью плеча водителя, и сидевший за рулем командирского джипа капрал немедленно взялся за рычаг переключения передач.
   Взревел двигатель "Хаммера", и приземистый джип, грохоча колесами по бетону, помчался прямиком к громаде "Джойнт Старс", к которому с дальнего конца летного поля уже подкатывали трап. Самолет казался лишним здесь, среди транспортных "бортов". От обычных пассажирских "Боингов" этот Е-8С отличало не так много деталей, чтобы сразу обратить на них внимание - в бортах было намного меньше иллюминаторов, чем полагалось мирному трансокеанскому "извозчику", а под фюзеляжем вздыбился горб обтекателя, скрывавшего антенну радиолокационной станции бокового обзора.
   "Хаммер" даже не успел затормозить, а командующий десятой пехотной дивизией уже выскочил из машины, бегом метнувшись к самолету, в борту которого уже разверзся овальный проем люка. Мэтью Камински чувствовал, как тело охватывает нервная дрожь, генералу казалось, что время движется в несколько раз быстрее, чем должно. Трап занял свое место, и на верхнюю площадку вышел офицер в летной форме, вытянувшийся по стойке смирно при виде генерала.
  -- Генерал, сэр, - летчик отдал честь, резким движением приложив ладонь к виску и словно отшвырнув ее вперед. - Сэр, рад приветствовать вас на борту! Я командир экипажа полковник Стюарт.
  -- Полковник! - Мэтью Камински козырнул в ответ, тотчас шагая внутрь, в чрево ощутимо подрагивавшего всем своим огромным "телом" лайнера, турбины которого продолжали работать на холостом ходу, заглушая своим гулом голоса и звуки не прекращавшей свою работу ни на миг воздушной гавани.
   Офицеры оказались в салоне "Джойнт Старс", буквально забитом многочисленными мониторами и приборными панелями, так что для восемнадцати операторов, обслуживавших сложнейшую электронную начинку, оставалось совсем немного места, ровно столько, чтобы они могли работать, не цепляясь локтями друг за друга. Тесное пространство наполняли приглушенные голоса офицеров и мерный гул множества вентиляторов, охлаждавших десятки мощных процессоров, "мозг" летающего радара.
  -- Ситуация стремительно меняется, полковник, - сухо произнес генерал Камински. - Противник угрожает позициями Третьего бронекавалерийского. У нас нет времени! Отдайте команду на взлет немедленно!
  -- Мы взлетим, как только заправимся, генерал, сэр!
   По бетонке уже мчались заправщики с ярко-оранжевыми цистернами. Зазмеились толстые шланги, соединяя бензовозы, облепившие огромный самолет, с горловинами топливных баков, и керосин могучим потоком хлынул внутрь. Аэродромные службы здесь, в Тбилиси, работали с полной отдачей, не теряя ни секунды напрасно, ведь ценой времени теперь становились человеческие жизни, жизни таких же солдат и сержантов, как и те, кто готовил к вылету многочисленные вертолеты и самолеты ударной группировки.
  -- Командир, баки полны, - обратился к полковнику Стюарту один из пилотов. - Все готово, мы можем взлетать немедленно.
  -- Так взлетайте же скорее, - вместо командира экипажа распорядился генерал Камински. - Приказывайте, полковник! Мы не можем ждать!
   Хором взвыли четыре турбины "Боинга", превращенного стараниями инженеров в летающий командный пункт, и громада Е-8С "Джойнт Старс", тяжело разогнавшись, оторвалась от бетона, уверенно начав набирать высоту. Самолет развернулся на север, туда, где степь уже дрожала от грохота взрывов.
  -- Отсюда, сэр, вы сможете управлять действиями всей нашей авиации, - сообщил командующему Десятой пехотной полковник Стюарт. - Это настоящий штаб, оснащенный всем необходимым. Бортовой радар, основа нашей авионики, позволяет вести разведку наземных целей на дальности свыше ста миль, обнаруживая и сопровождая даже отдельные танки и бронемашины и наводя на них штурмовики. Противник будет у нас, как на ладони, генерал, сэр!
  -- На словах все выглядит просто превосходно, - усмехнулся генерал, представлявший, каково это, вести бой лицом к лицу, когда противника отделяют считанные сотни ярдов, когда ты видишь лица врагов сквозь прорезь прицела. В такие минуты становится не до радаров и "тактического" Интернета, и потому Мэтью Камински был полон вполне оправданного скептицизма, выслушивая речь пилота. - Посмотрим, полковник, как все это покажет себя в деле!
  -- Все уже работает, генерал, и работает отлично! Прошу вас, сэр, - полковник Стюарт указал на большой монитор, испещренный множеством малопонятных постороннему значков. - Вы можете видеть здесь расположение всех наших подразделений, и сюда же выводятся данные разведки и передвижении противника почти в режиме реального времени. А скоро, используя радар, мы сможем видеть все сами.
   Огни аэродрома исчезли под крылом "Боинга", продолжавшего набирать высоту. Аэронавигационные огни на законцовках крыльев, на киле, под фюзеляжем огромного лайнера, мерцали, точно новое созвездие, вдруг вспыхнувшее в небе над Кавказскими пиками. Восемнадцать операторов, специалисты высшего класса, настоящие профи, среди которых были и сугубые техники, обслуживавшие сложную начинку "Джей Старс", и авианаводчики, и корректировщики артиллерийского огня, нацепили висевшие до этого на шеях наушники, точно подключаясь к некой сети, объединявшей тысячи людей, находившихся и на земле, и в кабинах мчавшихся над степью вертолетов и самолетов, и здесь, в гулком чреве летающего командного пункта.
  -- Сэр, подразделения Второго бронекавалерийского полка заняли оборону в десяти-пятнадцати милях к северу от Терека, - сообщил полковник Стюарт, указывая на электронную карту, интерактивную схему, менявшуюся всякий раз при поступлении очередной порции данных от многочисленных самолетов-разведчиков и спутников. - Там лишь часть сил, имеющихся в распоряжении генерала Хоупа. Но и противостоят ему не три русские дивизии, и даже не одна, но лишь несколько полков, уже понесших ощутимые потери.
  -- Они все равно сметут наших парней одним ударом, даже если там ляжет и половина самих русских. Они будут сражаться без жалости к себе и к врагу, - задумчиво-тяжело произнес Мэтью Камински, отстраненно наблюдавший за слаженной работой операторов, прикипевших к своим мониторам. - Необходимо поддержать Второй бронекавалерийский всей авиацией, какая есть, полковник!
  -- Двести двадцать девятая бригада армейской авиации уже на подходе, сэр, все ее "Апачи". Кроме того, поблизости находятся авиационная бригада Десятой легкой дивизии и вертолетный батальон Второго бронекавалерийского, разумеется.
   Генерал Камински удовлетворенно кивнул - сто тридцать ударных вертолетов АН-64 "Апач", дополненные легкими геликоптерами-разведчиками "Кайова Уорриор", были страшной силой в сражении с противником, не просто утратившим господство в воздухе, но полностью лишившимся всей своей авиации. В вертолетном батальоне Второго бронекавалерийского имелось двадцать шесть "Апачей", в Десятой пехотной на три машины больше, но основой воздушной группировки оставалась Двести двадцать девятая бригада со своими семью десятками тяжелых "вертушек". Огненный град, сотни ракет "Хеллфайр", был способен смыть вражеские колонны, превратить их в пепел, в груду искореженного железа. Но сейчас даже этого казалось слишком мало.
  -- Генерал, сэр, разведка докладывает о быстром продвижении крупных сило противника к позициям генерала Хоупа в квадрате Альфа-три, - оператор даже в присутствии своего командира обращался к командующему Десятой легкой пехотной дивизией. - Русский танковый полк находится не более, чем в двадцати милях от позиций первого батальона Второго бронекавалерийского. Мы уже можем видеть их, сэр!
   На экране радара, огромной панели, перемещались, двигаясь по причудливым траекториям, многочисленные значки, обозначавшие силы свои и противника, и было видно, как с севера к тому рубежу, на котором остановился бронекавалерийский полк, протянулось острие танкового клина.
  -- Порядка полусотни танков и моторизованная пехота, - сообщил оператор радара, видевший каждый маневр противника. Луч бортового локатора "Джойнт Старс", протянувшись над степью, легко касался бортов и башен вражеских боевых машин, делая их видимыми для тех, кто парил над облаками, пребывая в полной безопасности. - Движутся в походных колоннах.
  -- Через час наших парней раскатают по степи, - мрачно заметил разом встрепенувшийся полковник Стюарт. - Полк против батальона - слишком скверный расклад, сэр, чтобы рассчитывать на успех!
  -- Всем эскадрильям штурмовиков "Тандерболт", находящимся в воздухе, передать координаты противника! Нанесем удар прежде, чем русские увидят наши позиции в своих прицелах!
   Здесь и сейчас в распоряжении генерала Камински были огромные силы, сотни крылатых машин, боевых вертолетов и самолетов, пилоты которых, послушные одному лишь его слову, могли обрушиться на врага лавиной. И врагу теперь предстоит вести бой по правилам, устанавливает которые именно он, Мэтью Камински, командующий Десятой пехотной дивизией Армии США. Русские не смогли удержать за собой свое небо, хотя отчаянная их попытка, стоившая жизней десятка американских пилотов, и была достойна высшей похвалы, и теперь им предстояло понять все последствия этой неудачи.
  -- Они обречены, - с жестокой уверенностью промолвил Мэтью Камински. - Проклятье, впервые вижу глупцов, добровольно, без понуканий поднимающихся на эшафот. Осталось только сунуть голову в петлю!
   Под крылом "Боинга" мчалась назад серая степь, позади уже остались заснеженные хребты Кавказа. Отсюда, с высоты тридцать тысяч футов, враг представал в виде значков, испещривших карту, и это было слишком несерьезно. Но там, внизу, зарывавшиеся в каменистую землю пехотинцы видели перед собой плюющиеся смертоносным пламенем стальные глыбы, кошмарных чудовищ, сильных, кровожадных и почти неуязвимых. И им, простым американским парням откуда-нибудь из Алабамы, Техаса или даже солнечной Калифорнии, предстояло остановить порыв этих стальных монстров.
  
   Танк М1А2 "Абрамс" казался задремавшим зверем, скованным ночной прохладой. Боевая машина весом шестьдесят две тонны будто прижалась к пологому склону холма всей своей массой, словно врастая в эту землю. Люки низкой широкой башни были распахнуты - несмотря на наличие кондиционера сейчас, в предрассветную пору, экипаж все же захотел вдохнуть свежего воздуха - и в проемах были видны головы танкистов в глубоких сферических шлемах. Ствол мощного орудия калибром сто двадцать миллиметров был развернут на север, туда, откуда должен был явиться враг. И первый снаряд уже ждал в стволе.
   Штабная бронемашина М577А1, поставленная на гусеницы стальная коробка, утыканная антеннами, проползла по дну неглубокой лощины, приглушенно рыкая работавшим на пониженных оборотах двигателем. Из-под бронированной коробки корпуса, над которым топорщился целый лес антенн, мало что можно было увидеть своими глазами, а им генерал Элайджа Натаниэл Хоуп доверял больше, чем данным разведки и даже донесениям собственных офицеров.
  -- Водитель, стоп, - приказал командир полка. - Остановись здесь!
   Сидевший за рычагами управления сержант ударил по тормозам, заставив многотонную командно-штабную машину, на которую сейчас замкнулось управление всем полком, замереть на месте. Распахнув люк, командующий Вторым бронекавалерийским полком выбрался наружу, увидев теперь позиции своего подразделения, торопливо готовившегося встретить удар русских моторизованных колонн, неумолимо надвигавшихся с севера.
  -- Генерал, сэр, это опасно, - предостерегающе произнес начальник штаба в спину своему командиру. - Наденьте каску, сэр!
  -- К черту! Чего бояться сейчас? Русские в нескольких часах марша отсюда, - отмахнулся Элайжда Хоуп, с наслаждением расправляя плечи - тело затекло от многочасового пребывания в тесноте десантного отсека штабной бронемашины, обеспечивавшей вполне сносную защиту, но не отличавшуюся излишним комфортом.
   Штабная машина остановилась на переднем крае, точно между позициями танкового и разведывательного взводов, занявших рубеж на обратном склоне невысокого, будто приплюснутого великанской ступней холма. Справа грозно возвышалась громада танка "Абрамс", сейчас превратившегося в отлично защищенную огневую точку - экипаж этого М1А2 был готов встретить противника смертоносным огнем с заранее подготовленной позиции, простреливая из своего мощного орудия простершуюся на север до самого горизонта равнину. Немного дальше в ночной мгле смутно угадывались угловатые очертания еще трех танков, выстроившихся бок о бок, точно по линейке, обратив стволы орудий в одном направлении - на север.
  -- Командира батальона ко мне, - приказал генерал Хоуп, поднимаясь по склону холма на его гребень, туда, откуда все окрестности были видны, как на ладони, на много миль вокруг. - Срочно!
   По левую руку от командира полка заняли позиции боевые разведывательные машины М3А2 "Брэдли", направив к горизонту тонкие стволы автоматических пушек "Бушмастер". Шесть бронемашин прикрывали участок фронта шириной чуть меньше полумили. Они тоже находились на обратном склоне холма, так что над вершиной его возвышались только массивные башни с бронированными коробами спаренных пусковых установок ракет "Тоу" на левом борту. Именно эти ракеты воплощали сейчас все невеликие надежды Элайджи Хоупа на успех в предстоящем столкновении - пушки "Брэдли" и даже мощные орудия "Абрамсов" обладали намного меньшей досягаемостью, а удержать противника на расстоянии и означало, по сути, одержать победу.
  -- Генерал, сэр, - следом за командиром полка поднимался затянутый в полевой камуфляж офицер, командир батальона, готовившегося нерушимым заслоном встретить здесь удар врага.
  -- Доложите о системе обороны, майор! Как вы расположили силы своего батальона?
  -- Сэр, я решил построить оборону в два эшелона, - без запинки ответил командир батальона, выглядевший напряженным, взволнованным, но отнюдь не перепуганным. - Три разведывательные роты расположены в первом эшелоне по фронту две мили, сэр. Мы знаем о положении противника благодаря воздушной разведке, а потому необходимости в боевом охранении нет, лучше сконцентрировать силы. Во втором эшелоне находится танковая рота, это мой резерв, сэр.
   Второй бронекавалерийский полк оказался разбросан на довольно большой территории, рассеян по степи, будучи изначально придан повзводно и поротно наступавшим батальонам Десятой легкой пехотной дивизии. И теперь, несмотря на спешку, все силы так и не удалось еще собрать в кулак, но и один только разведывательный батальон представлял немалую мощь благодаря своим сорока одному танку "Абрамс" и тридцати восьми бронемашинам "Брэдли", усиленным шестью самоходными минометами калибра восемьдесят один миллиметр на шасси бронетранспортеров М113А1. Этого при должной удаче и поддержке с воздуха вполне могло хватить, чтобы отразить удар вражеского полка, и потому бойцы, занимавшие позиции на безымянном холме, не чувствовали страха, но только холодную решимость.
  -- Мы сумеем отразить атаку русских, - ободряюще произнес генерал Хоуп. - Линия обороны здесь уже достаточно прочна. Слева от вас занял позиции первый разведывательный батальон нашего полка, правый фланг прикрывает батальон Десятой легкой пехотной дивизии, так что у русских едва ли получится обойти наши фланги. А в тылу готовится к бою артиллерийский дивизион полка. Ну и, разумеется, нас все время будут поддерживать вертолеты и штурмовики. Противник превосходит нас численностью, но его солдаты измотаны долгим маршем и постоянными атаками нашей авиации. Они устали, почти потеряли веру в успех и держатся пока только на упрямстве. Нам нужно выдержать первый удар, пусть враг поймет, что оборона здесь прочна, и тогда он отступит, утратив всю свою решимость, если почувствует, что мы готовы стойко сражаться.
   Батальон готовился к бою, судорожно вцепившись в гребень невысокого холма. А где-то позади, в нескольких милях за спинами едва сдерживавших нервную дрожь бойцов Второго бронекавалерийского маневрировали на степных просторах две дюжины самоходных гаубиц М109А6 "Паладин", расчеты которых ожидали приказа в готовности обрушить на врага огненный шквал. Град снарядов калибра сто пятьдесят пять миллиметров, забрасываемых мощными орудиями на тридцать километров, был способен очень быстро охладить пыл самого яростного противника, и понимание этого вселяло тень надежды в душу командира батальона, с уверенностью произнесшего:
  -- Мы остановим русских, сэр, выдержим любой их удар! Им ни за что не подняться на этот холм! И если не отступит легкая пехота, наша оборона выстоит, и завтра мы уже будем праздновать победу!
  -- Передовой пункт управления будет расположен здесь, - решительно заявил командир полка, указав на безымянную высотку, всего лишь точку на карте, ту точку, на которой сошлись судьбы очень многих людей. - Отсюда будет легче руководить действиями артиллерии, которая составляет полковой резерв.
  -- Разумеется, генерал, сэр, - кивнул командир батальона, едва ли особо довольный, что его бойцам помимо сражения с русскими еще придется защищать штабных офицеров, которым не сидится в тылу, там, где хоть отчасти безопасно. - Слушаюсь, сэр!
   Шестьсот шестьдесят человек, солдат американской армии, не своей волей явившихся в чужую страну, готовились стать той скалой, о которую бессильно разобьются волны вражеской ярости. Батальон со все нарастающей спешкой готовил позиции, окапывая танки и бронемашины, превращая холм в крепость - солдаты не были готовы просто так уступить врагу недавно занятый плацдарм. Вперед, в ночной сумрак, были устремлены взгляды наблюдателей, пропущенные сквозь проборы ночного видения, и лучи радиолокационных станций обнаружения наземных целей, для которых темнота не была помехой.
   Ночь, которую враг почитал своим союзником, предавала доверившихся ей. Мгла, за пелену которой не в силах был проникнуть невооруженный взор, не была преградой для хитрых приборов. В холодном воздухе тепло, щедро "выдыхаемое" двигателями боевых машин, было различимо с больших, нежели днем, дистанций, позволяя раньше обнаружить врага, раньше взять его на прицел, а значит, первым сделать выстрел.
  -- Все мои парни полны решимости остановить русских, - произнес командир батальона, понимавший, что вскоре его подразделение окажется под катком вражеских полков и дивизий, и многие бойцы могут не дождаться нового дня. - Мы надерем им задницы, сэр, будьте уверены!
  -- Возможно, мне так и не придется убедиться в храбрости ваших солдат, майор, - усмехнулся генерал Хоуп. - Что, признаюсь, меня вполне устраивает. Летчики встретят врага на дальних подступах, сделав самую тяжелю работу, и едва ли кто-то из русских сможет добраться до наших позиций. Постоим здесь спокойно до рассвета, пока авиация разнесет русских вдребезги, и двинемся дальше.
   Словно в подтверждение слов Элайджи Хоупа на окутанные мраком позиции батальона обрушился рев турбин. Пара самолетов серыми тенями промелькнула над головами вздрогнувших от неожиданности бойцов, исчезая на горизонте. У тех, кто оставался прикованным к земле, было лишь несколько мгновений, чтобы различить во тьме прямые, обрубленные на концах крылья, парные "шайбы" килей и прижатые к фюзеляжу гондолы турбореактивных двигателей.
  -- Вот и началось, - выдохнул Элайджа Хоуп, провожая взглядом крылатых призраков. - Все решится за пару часов!
   Звено штурмовиков А-10А "Тандерболт" промчалось на малой высоте над линией обороны бронекавалерийского полка, чтобы наброситься на приближающиеся колонны русских танков, обрушивая на степь потоки огня. Следом за ними со стрекотом неслись, едва не задевая бронированными днищами корпусов о скрытые тьмой гребни холмов, многочисленные боевые вертолеты, бесчисленное множество "Апачей" и "Кайов". А откуда-то из поднебесья, с таких заоблачных высот, что невозможно было различить даже мерцание аэронавигационных огней, донеслось мерное жужжание турбовинтовых моторов - генерал Камински пустил в ход неожиданное оружие, решив сразу расставить все точки.
   Гул моторов сливался в приглушенный рык, пульсировавший от горизонта до горизонта, заставляя людей бросать свои дела и, забыв о приказах, смотреть и смотреть вслед уходившей на север, в становившуюся все менее плотной с приближением рассвета ночную мглу. Ярчайшая вспышка вдруг рассеяла тьму, заставляя солдат, вскрикивавших от неожиданности, зажмуриваться, закрывая лица ладонями. Перед глазами их еще долго будут плавать радужные пятна, мешая видеть.
  -- Твою мать! Что это? - отовсюду звучали испуганно-изумленные возгласы людей, понимавших, что на позициях русских должно твориться нечто фантастическое.
   Пламя на горизонте только начало угасать, когда гул взрывов волной накрыл позиции разведывательного батальона, и холм под ногами его бойцов судорожно затрясся. Находившиеся в считанных шагах друг от друга люди кричали, но было видно только, как открываются их рты, слова же увязали в глухих раскатах. Где-то впереди, не так уж и далеко, начался, разом поглотив множество жизней, решающий бой.
  

Глава 9 Молот небесный

  
   Ставропольский край, Россия
   20 мая
  
   Тяжелый AH-64D "Апач Лонгбоу" завис в какой-то полусотне футов над землей, покачиваясь из стороны в сторону в восходящих воздушных потоках, так, что сидевшему в передней части кабины оператору казалось, что геликоптер сейчас попросту уткнется носом в землю, ломая лопасти. Но широкие углепластиковые "клинки", приводимые в движение парой газотурбинных двигателей "Дженерал Электрик" Т-700, продолжали яростно рубить пустоту, удерживая восьмитонную громаду боевого вертолета в воздухе.
   Пока уорент-офицер Мерфи, расположившийся в передней кабине, на месте наводчика, дрожал от волнения, ожидая неминуемого удара о землю, его напарник, командир экипажа лейтенант Эдвард Танака, управлявший винтокрылой машиной, старался избежать совсем другой опасности. Дюжина "Апачей", полная эскадрилья Двести двадцать девятой бригады армейской авиации, заняла позицию в неглубокой лощине, за складками местности, за морщинами холмов укрываясь от вражеских радаров. Многотонные вертолеты теснились на ничтожном клочке пространства, бок о бок, в каких-то футах друг от друга, и сложнее всего было избежать столкновения, не зацепив по неосторожности своим винтом соседнюю машину, что означало бы, без сомнения, гибель обоих вертолетов, а это было слишком неоправданной потерей перед решающим сражением.
  -- Командир, держи ровнее, - недовольно произнес Джеймс Мерфи, напряженный, словно туго сжатая пружина. В зеленоватом освещении кабины - специально, чтобы не создавать помех для очков ночного видения, обязательной части экипировки каждого пилота - его лицо было похоже на посмертную маску, оцепеневшее, с крепко стиснутыми челюстями, проступившими сквозь кожу очертаниями скул. - Машину угробишь, и нас заодно!
  -- Лучше смотри на радар, - оскалился Танака, уверенный в своем вертолете и в своем искусстве пилотирования. - Разведка сообщает о приближении противника, скоро придется пострелять, и я не хочу, чтобы русские открыли огонь первыми. Будь начеку!
  -- Я готов, командир! Размажем этих ублюдков, как только явятся!
   Боевой вертолет висел у самой земли, укрываясь от всепроникающего "взгляда" радаров, для которых не была преградой ночная тьма. Но экипаж "Апача" видел все, что происходило впереди, благодаря радару "Лонгбоу", обтекатель которого венчал втулку винта. Обеспечивая обзор в секторе девяносто градусов, локатор, основа авионики винтокрылого "истребителя танков", позволял обнаруживать наземные цели на дальности десять миль, так что экипаж был застрахован от неожиданностей - враг, едва появившись, почти тотчас окажется в зоне поражения, и пилоты не станут медлить. Под короткими плоскостями крыльев "Апача" висели четыре связки по четыре противотанковые ракеты AGM-114L "Лонгбоу Хеллфайр", самое подходящее оружие для охоты на "крупного зверя". Так же были вооружены и другие вертолеты из устроившей засаду эскадрильи. Летчики, абсолютно уверенные в своем превосходстве, спокойно ждали приказа, готовые открыть огонь, сметая с лица земли русские колонны.
  -- Русские будут прорываться к позициям пехоты, - произнес Эдвард Танака, уставившись в предрассветный сумрак сквозь бронированное стекло фонаря пилотской кабины. - Мы должны уничтожить их здесь, сжечь как можно больше их проклятых танков, иначе парням на земле придется хреново, напарник! Приказано остановить атаку русских на этом рубеже, и мы сделаем это!
   Батальон Второго бронекавалерийского полка продолжал окапываться, укрепляя оборону, но по замыслу тех, кто планировал бой, пушкам его "Абрамсов" не суждено было подать свой голос. Всю работу должны были сделать пилоты боевых вертолетов и штурмовиков, обрушившись на наступающие колонны русских танков всей мощью, всем своим огнем.
   Появления противника ждали не только "Апачи" из Двести двадцать девятой бригады - в небе находились все геликоптеры, способные хоть как-то бороться с танками. Вместе с эскадрильей Танаки появления врага ждали, стрекоча лопастями, легкие геликоптеры ОН-58D "Кайова Уорриор" из вертолетного батальона бронекавалерийского полка. Вооруженные каждая четырьмя управляемыми ракетами "Хеллфайр", эти машины лишь немного уступали мощным AH-64D, а кое в чем даже превосходили их. Установленные над осями несущих винтов сферические обтекатели скрывали в себе оптико-электронную прицельную систему MMS, включавшую тепловизор, телевизионный прицел с двенадцатикратным увеличением и лазерный целеуказатель, необходимый для применения ракет. Экипажи "Кайов", имевшие и нашлемные приборы ночного видения, могли смотреть сквозь тьму, безошибочно обнаруживая цели и поражая их залпами "Хеллфайров".
   Появления противника с нетерпением ждали сотни пилотов вдоль всей линии фронта, нервно теребившие гашетки пушек и кнопки пуска ракет. Ждали боя и на земле, ждали бойцы легкой пехоты, готовившиеся мстить за своих товарищей, погибших от русских пуль, и бойцы бронекавалерийского полка, готовившиеся, если нужно, принять смерть на занятых рубежах, но не отступить ни на шаг назад. В прочем, жертвенная гибель сотен солдат не входила в планы человека, которому и подчинялась вся эта мощь - генерала Мэтью Камински.
   Командующий Десятой легкой пехотной дивизией, находясь на борту "летающего радара" Е-8С "Джойнт Старс", точно знал положение не только Двести двадцать девятой бригады, но и любого подразделения на линии фронта. А локатор бокового обзора, протянув свой луч над головами зарывавшихся в землю пехотинцев, позволял видеть также и противника.
  -- Генерал, сэр, обнаружена группа вражеской техники в квадрате Альфа-два, - четко доложил один из операторов радара. - Танки и бронетранспортеры. Противник в семнадцати милях от позиций генерала Хоупа. Не менее двух батальонов. Мы готовы направить туда вертолеты, сэр!
   Пилоты "Кайов" и "Апачей" ждали команды, зная, что первыми вступить в бой предстоит именно им, а пехоте - только если что-то пойдет не по плану. Но у генерала Камински было на этот счет свое мнение.
  -- Что докладывают из Инжирлика?
  -- Все готово, сэр, самолеты уже в воздухе, - браво отрапортовал связист, запрашивавший расположенную в Турции авиабазу едва ли не каждые три минуты.
  -- Отлично! Дайте им зеленый свет! Сотрите русских в порошок!
   "Джойнт Старс" продолжал описывать круги в тылу своих войск, сопровождаемый двумя звеньями перехватчиков F-15C "Игл". Подчиняясь командам с борта "летающего радара", вперед ринулись эскадрильи штурмовиков Тандерболт" и истребителей "Файтинг Фалкон", и, опережая их, навстречу приближавшемуся врагу упорно продвигалась тройка транспортных "Геркулесов", главная надежда генерала Камински.
  
   В Инжирлике о том, что творилось на фронте, знал, наверное, каждый, от командира базы до последнего техника, только и знавшего, что бегать с масленкой от вертолета к вертолету. И потому пилоты истребителей "Страйк Игл", целая эскадрилья, пребывавшая в ожидании уже много часов, была уверена, что приказ на взлет последует с минуты на минуту. Но там, наверху, так и не решились пустить в ход свое самое мощное оружие даже перед лицом почти неизбежного поражения. Но в арсеналах Военно-воздушных сил США хватало всяких неприятных "сюрпризов" для врага. И команду на вылет получили совсем другие экипажи.
  -- Команда Виски, прием, - голос диспетчера авиабазы, того, кто управлял движением всех летательных аппаратов на много миль вокруг, казалось, был исполнен скуки, за которой на самом деле скрывалось постоянное напряжение и медленно бравшая свое усталость того, кому каждый миг приходится принимать решения, ошибка в которых измеряется человеческими жизнями. - Команда Виски, вам разрешен взлет! Как поняли меня?
  -- Вас понял! К взлету готов, все бортовые системы в норме. Выруливаю на взлетную полосу.
   Три военно-транспортных самолета МС-130Н "Комбат Тэлон" взлетели с американской авиабазы Инжирлик с разницей в полторы минуты. Набрав высоту десять тысяч метров, транспортники развернулись на север, взяв курс в сторону кавказских гор, заснеженные вершины которых пронзали плотную перину облаков.
  -- Автопилот включен, - сообщил своим товарищам командир экипажа. Семидесятитонным "Локхидам" предстояло преодолеть несколько сотен миль, на протяжении которых не было смысла вручную управлять неповоротливыми гигантами. - Можете расслабиться, парни!
   Пилотам из Седьмой эскадрильи специального назначения прежде доводилось участвовать во многих специальных миссиях, в том числе и рейдах на вражескую территорию. Многочасовые ночные полеты над чужой землей, когда темнота могла в любой миг выбросить навстречу транспортным самолетам, имевшим сугубо мирный вид, но являвшимся порой ключевыми фигурами в самых рискованных партиях, затеваемых Пентагоном, огненные стрелы зенитных ракет, требовали высочайшего мастерства и выдержки. И те, кто вел МС-130Н в сторону гор, за которыми уже простиралась территория противника, были лучшими из лучших. Им приходилось перевозить самые невероятные грузы и пассажиров. В грузовом отсеке модернизированного для специальных операций "Геркулеса" бывали и "рейнджеры", и полуголые повстанцы из какой-нибудь банановой республики, мешки с зерном и рисом или боевые вертолеты "Апач". Но нынешний груз, как и все задание, от взлета до посадки - которая могла еще и не состояться, если враг окажется чуть удачливее - были особенными.
   Бортовой компьютер уверенно держал громоздкие машины, движимые четверкой турбовинтовых двигателей "Аллисон" каждая, на заранее рассчитанном курсе. Тройка "Комбат Тэлон" достигла хребтов Кавказа спустя два часа, оставаясь на высоте, почти недосягаемой для средств противовоздушной обороны остававшегося где-то внизу, под облаками, противника. И все же угроза существовала, и потому, когда по обоим бортам от головного транспортника появились остроносые силуэты, командир группы вздохнул с облегчением.
  -- Эскорт пожаловал, - произнес пилот, провожая взглядом пару истребителей F-15C "Игл", взлетевших с аэродрома в Тбилиси. Перехватчики, из-под скошенных крыльев которых щерились ракеты "воздух-воздух", ушли вперед, как бы разведывая путь. - Русским теперь лучше не соваться к нам.
  -- Какого черта? Их авиация уничтожена, чего бояться?
  -- Лучше так, чем какой-нибудь пропахший гребаным борщом ублюдок в упор расстреляет нас, подкравшись незаметно, - покачал головой командир. - Если кому-то из русских удалось пересидеть первый налет на заштатном аэродроме в чертовой глуши, я предпочту полагаться на сопровождение, чем на удачу. Штабные крысы нынче ошибаются все чаще, даром, что ли эти кретины проморгали целых две дивизии?!
  -- Это уж точно, - мрачно усмехнулся штурман. - Из бункера под Пентагоном видно не все, а нам потом приходится рисковать своими задницами, исправляя шибки чертовых генералов!
   Как и все, кто по долгу службы вынужден был находиться на переднем крае, лицом к лицу с врагом, пилоты, несмотря на то, что управляли они не штурмовиками или ударными вертолетами, не скрывали неприязни к своим командирам, надолго запоминая каждый просчет генералов. Те, кто планировал очередную миссию, учитывали не все, а расплачиваться за ошибки полководцев всегда приходилось обычным бойцам. Слишком большой иногда становилась цена даже самых, казалось бы, незначительных ошибок, оплачивать которые приходилось кровью.
   Вот и сейчас три транспортника должны были стать инструментом исправления очередного просчета, причем инструментом намного более эффективным, чем целые эскадрильи тактических истребителей или тяжеловозов-бомбардировщиков. Где-то там, прямо по курсу, мчались по степям южной России сотни танков и боевых машин, играючи крушивших спешно выстроенную на их пути оборону американцев. Уже были опрокинуты хлипкие заслоны Десятой пехотной дивизии разгромлены, на очереди оставался Второй бронекавалерийский полк, один против целой армии, и теперь от Грозного, где держались из последних сил бойцы Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, русские танки отделяло менее полсотни миль, ничтожное расстояние. И это требовало принятия немедленных ответных мер.
  -- До линии фронта тридцать миль, - сообщил штурман, к услугам которого была спутниковая навигационная система GPS, позволявшая знать свои координаты с точностью до десятков ярдов. - Разведка сообщает о скоплении боевой техники противника в квадрате Альфа-два. Не меньше танкового полка, командир!
  -- Нашим парням на земле придется очень не сладко, если русские появятся в Грозном, - скривился первый пилот. - Что ж, пора за работу. Команда Виски, внимание! Делай как я! Отключить автопилот! Снижаемся до двадцати тысяч футов!
   Один за другим "Комбат Тэлоны" нырнули к земле, словно скатываясь вниз с не очень крутой горки. Тупые носы, скрывшие антенны радиолокационных станций AN/APQ-170, пронзили завесу облаков, и летчики увидели серую поверхность земли, окутанной взметенными на сотни метров вверх облаками пыли.
  -- Двенадцать миль до точки сброса, - доложил бомбардир, находившийся, как еще три оператора, в кабине пилотов. - Жду приказа, командир.
  -- Проверить оружие! Ввести координаты цели в систему наведения!
  -- Готовность подтверждаю! Все в норме!
   Пальцы операторов пробежались по приборной консоли, чуть касаясь клавиш, отзывавшихся на каждое едва ощутимое нажатие загоравшимися на приборной доске зелеными лампочками - все системы работали нормально, а это означало, что операция продолжалась по плану.
   Истребители "Игл" остались где-то наверху, чтобы оттуда, с высоты десять километров, первыми увидеть противника и первыми ударить, упреждая атаку русских. Хотя в появление здесь вражеской авиации никто уже всерьез не верил - в любом случае, первыми об этом узнают операторы кружившего где-то над горами Е-3А "Сентри" - меры предосторожности отменять не спешили, предпочитая исключить любую вероятность потерь. Сами же МС-130Н оставались пока недосягаемыми для зенитной артиллерии врага, хотя ракеты "земля-воздух" уже представляли для них реальную угрозу.
   В прочем, летчики были вполне спокойны и уверены в себе. Система предупреждения об облучении AN/ALR-69 позволит своевременно узнать, когда противник возьмет транспортники на прицел, а размещенный в подвесном контейнере комплекс радиоэлектронной борьбы AN/ALQ-8 ослепит вражеских зенитчиков, сбивая им прицел и дав самое ценное в бою - время, чтобы уйти из опасной зоны, ведь ответить на атаку огнем МС-130Н попросту не могли.
  -- Три мили до точки сброса, - вновь сообщил штурман, и эти его слова стали для всего экипажа сигналом к действию.
  -- Группе разомкнуться по фронту! Открыть створки грузового люка, - приказал командир экипажа, зная, что точно такие же указания сейчас делают и его товарищи, управлявшие двумя другими "Локхидами". - Опустить аппарель. Бомбардиру доложить о готовности!
   Транспортные самолеты "Комбат Тэлон", превратившиеся на несколько часов в бомбардировщики, став главной ударной силой американской армии на Кавказе и последней надеждой оказавшихся на острие вражеского наступления солдат, выстроились цепью. Разойдясь не менее чем на три тысячи ярдов, "Локхиды" развернулись на цель, подчиняясь оточенным движениям своих пилотов, взявших управления машинами на себя - никакая автоматика не способна была в эти минуты обеспечить должную точность и слаженность действий.
  -- До цели тридцать миль. - Голос штурмана заметно дрожал: - Мы в зоне разрешенного пуска!
   Зуммер системы предупреждения об облучении заставил экипаж вздрогнуть, прозвучав неожиданно, словно грянувший над ухом выстрел.
  -- Мы в захвате, - сообщил очевидное специалист радиоэлектронной борьбы. - Нас обнаружили!
  -- Мы вне досягаемости их ракет. - В голосе командира экипажа звучала нерушимая уверенность. - Активировать систему постановки помех! Продолжать выполнение задачи!
   Бортовой комплекс радиоэлектронной борьбы, вещь, незаменимая для самолета, предназначенного для доставки диверсионных групп за линию фронта, исторг поток помех, ослепляя вражеских зенитчиков, вдруг переставших видеть только что обнаруженную цель. И тотчас бортинженер доложил:
  -- Аппарель опущена!
   Кормовой люк транспортного самолета, в открытом положении превращавшийся в пандус, удобный для техники и людей, опустился, и в грузовую кабину ворвался холодный воздух, от прикосновения которого покрылся инеем массивный остроконечный девятиметровый цилиндр, занимавший значительную часть внутреннего объема "Комбат Тэлона". Этот громоздкий предмет, снабженный короткими прямоугольными крылышками, составлял всю нагрузку самолета в нынешнем вылете, и точно такие же цилиндры, каждый диаметров чуть больше метра, находились в трюмах двух других машин, сейчас цепью заходивших на цель.
  -- Координаты введены, - сообщил бомбардир, в последний раз сверившийся с показаниями приборов. - Все готово!
  -- Сброс!
   Массивный цилиндр, покоившийся на тележке с колесиками, пришел в движение, подчиняясь командам бомбардира. Каждый МС-130Н "Комбат Тэлон", несмотря на вполне безобидный внешний вид, нес, пожалуй, самое мощное оружие их числа всего, что не было еще окончательно запрещено всевозможными конвенциями. Управляемая бомба GBU-43/B МОАВ являлась самым тяжелым боеприпасом в арсенале ВВС США, относившимся к классу "топливных" бомб, более известных, как объемно-детонирующие, и фактически представляла собой цистерну с жидкой взрывчаткой. Это было мощное и эффективное оружие, и теперь его могущество предстояло испытать на себе русским танкистам, как прежде его в полной мере смогли ощутить укрывавшиеся в глубоких пещерах афганские моджахеды.
   Бомба, девять с половиной тонн смерти, сжатой в цилиндрическом корпусе, выскользнула из проема грузового люка. Немедленно расправились, точно лепестки, решетчатые пластины аэродинамических рулей в хвостовой части боеприпаса, и авиабомба, поддерживаемая струями воздуха, устремилась к земле. С этой секунды от людей уже ничего не зависело - управления перешло к спутниковой навигационной системе, выводившей боеприпас в заранее выбранную точку, туда, где спутники и разведывательные самолеты обнаружили наиболее крупное скоплении вражеской техники, рвавшейся стальной лавиной к Грозному.
  -- Я - Виски-один. Есть сброс, - четко произнес бомбардир. - До контакта семьдесят секунд!
   Остроконечный головной обтекатель со свистом вспарывал разреженный воздух, и земля становилась все ближе, и там, внизу, все более отчетливо был различим пыльный шлейф, вытянувшийся на несколько километров, поднявшись высоко в небо, точно дым лесного пожара. Но это был не пожар, хотя дыма там хватало, только дым этот выплевывали выхлопные трубы десятков танков и бронемашин, грузовиков и самоходных артиллерийских орудий.
   С земли, наверное, уже могли невооруженным глазом различить продолговатые тела управляемых авиабомб МОАВ, с обманчивой неторопливостью приближавшихся к земле. Лучи радаров коснулись их покатых боков, превратившись в мерцающие точки на мониторах и предостерегающие крики зенитчиков, первыми понявших, или хотя бы догадавшихся, что грозит мчавшейся по степи механизированной колонне.
  -- Поднимаемся на тридцать тысяч футов, - приказал командир группы, едва его машина - и машины ведомых - освободились от смертоносного груза. - Лечь на обратный курс! Возвращаемся на базу, парни, мы здесь все закончили!
   Накренившись на левый борт, словно опираясь одной консолью крыла о невидимую опору, тяжелые "Локхиды" почти одновременно выполнили маневр, оставляя за кормой и бомбы, еще не успевшие долететь до земли, и вражеские танки, которым суждено было превратиться в беззащитные мишени. До того мига, когда разрушительная сила, заключенная в корпусах авиабомб, вырвется наружу, оставались ничтожные секунды.
  -- Сейчас их тряхнет, черт возьми, - оскалился второй пилот. - Этим ублюдкам конец, мать их!
   Каждая бомба была снаряжена восемью с половиной тоннами мощной взрывчатки, смеси аммиачной селитры и порошкового алюминия. Когда до земли оставалось не более сотни метров, сработавшие пиропатроны превратили жидкость в аэрозоль, облаком опустившийся на головные бронемашины русского подразделения. Спустя мгновение пришел в действие детонатор, и на пути вереницы танков вспыхнуло маленькое рукотворное солнце.
  -- Черт возьми, - присвистнул второй пилот, со своего места сумевший увидеть взрыв, заметный даже с высоты несколько километров. - Вот это фейерверк, вашу мать!
   Взрывы, от которых судорожно дрогнула земля, сливались воедино, в огненный смерч, в сплошную стену пламени, с жадностью поглощавшую врывавшиеся в нее на полной скорости бронемашины. Утренний сумрак отступил, рассеянный ярчайшими вспышками мощных взрывов, и с высоты девять километров пилотам предстала ужасающая и одновременно завораживающая картина поистине апокалипсических разрушений. О том же, что видят и чувствуют те, кто оставался на земле, попросту не хотелось даже думать.
  
   Первым о приближении противника узнал расчет радиолокационной станции "Купол-М1", луч которой без устали очерчивал круги над наступавшим полком, словно ткал в вышине невидимый купол, хрустальную чашу, о которую должны были разбиться все атаки вражеской авиации. Сразу три отметки вспыхнули на экране, заставив подскочить операторов.
  -- Группа воздушных целей, - затараторил офицер, следивший за показаниями радара. - Цели высотные! Пеленг сто девяносто, высот шесть тысяч!
   Летевшие на большой высоте "Локхиды" были обнаружены за сто с лишним верст, намного больше, чем составляла дальность действия зенитных комплексов "Тор-М1", и операторам радаров оставалось только следить за тем, как ползут, перемещаясь по мерцающему кругу экрана, пульсирующие точки. Спустя весьма недолгое время о появлении противника было известно уже и командиру зенитного дивизиона танкового полка - обзорный радар пункта разведки и управления "Овод-М-СВ" захватил цели на удалении более тридцати километров - но и там могли только терпеливо ждать, поскольку возможности уцелевших "Тунгусок" не позволяли помешать врагу, парившему высоко над облаками.
  -- Не похоже на штурмовики, - заметил командир расчета "Купола", наблюдая за отметками целей, двигавшимися встречным курсом. - Слишком большая высота.
  -- Тяжелые бомбардировщики? - другой офицер вопросительно взглянул на командира.
  -- В девяносто первом американцы применяли "Стратофортрессы" для ковровых бомбардировок иракских танковых колонн, отступавших из Кувейта. В Югославии что-то похожее тоже было. И сейчас этот трюк может у них получиться - авиации больше нет, а наши ракеты просто не достанут янки.
   Отметки целей, державшихся тесной группой, изменили строй, развернувшись в цепь, но курс оставался прежний - навстречу наступавшим танкам Двадцать первой гвардейской мотострелковой дивизии. А спустя мгновение от каждой цели отделился некий предмет, представший крохотной точкой на экране радара.
  -- Это бомбы! Воздушная атака! Выдать целеуказание зенитно-ракетным батареям!
   Электроника, которой были начинены боевые и штабные машины зенитно-ракетного полка, общалась между собой без участия человека, передавая, принимая и "осмысливая" информацию намного быстрее, чем был способен мозг последнего. Координаты вновь обнаруженных целей сперва по линии автоматической передачи данных поступили машину боевого управления командира полка, за которым только и оставалось право принятия решения, а уже оттуда со скоростью, значительно превосходившей реакцию даже очень хорошо подготовленного человека - на батарейные пункты управления ПУ-12М6, расходясь затем к самоходным пусковым установкам 9А331 комплекса "Тор-М1".
  -- Есть захват, - скороговоркой докладывали операторы радиолокационных комплексов. - Цель взята на автосопровождение!
   Лучи радаров управления огнем сомкнулись на стремительно падавших на танковые колонны авиабомбах, планировавших к земле по крутой траектории с огромной скоростью, только возраставшей по мере уменьшения высоты. Управляемые бомбы крупного калибра представляли не самые простые цели, обладая отражающей поверхностью значительно меньшей, чем любой самолет или вертолет, но расчетные зенитных комплексов, уже записавшие на свой счет немало побед, знали свое дело.
  -- Цель в зоне поражение!
  -- Огонь!
   Приказ командира батареи позвучал, как удар хлыста, сухо, резко, зло. Полдюжины ракет, выброшенные стартовыми двигателями из тесных ячеек пусковых контейнеров, взмыли ввысь, растворяясь в сером сумраке предрассветного неба. Скользя вдоль нитей локаторных ручей, зенитные ракеты 9М331 настигали бомбы, промахиваясь, проносясь мимо, взрываясь слишком далеко, бессильно стегая потоком стальной шрапнели по пустоте.
  -- Есть поражение, - с радостью закричал оператор радара пусковой установки "Тор-М1". - Первая цель поражена!
   Одна из авиабомб взорвалась в воздухе, сраженная прямым попаданием зенитной ракеты, но две другие, опираясь на короткие плоскости стабилизаторов, умчались дальше. Снизившись до двух десятков метров, боеприпасы, представлявшие собой, по сути, топливные баки, выбросили облако аэрозоли, накрывшее голову колонны танкового батальона. Сверху вслед за ними отвесно пикировали зенитные ракеты, но лихорадочные попытки отразить атаку уже ничего не могли изменить.
   Бронемашины, мчавшиеся на предельной скорости, безжалостно расходуя моторесурс, на полном ходу зарывались в аэрозольное облако. Жидкая взрывчатка сдетонировала одновременно во всех точках заполненного ею объема, выжигая атмосферный кислород и создавая нечто, весьма напоминавшее вакуум. Ударная волна, расходясь кольцом, с легкостью переворачивала сорокашеститонные танки, отрывая их от земли, сминая прочную броню, точно тонкую бумагу, сметая все на своем пути. А в эпицентре взрыва, там, где бушевало беспощадное пламя, образовалась область пониженного давления - плотность воздуха, в котором в одно мгновение сгорел весь кислород, уменьшилась, и туда, к центру, заполняя возникшую пустоту, устремилась сходящаяся концентрическая воздушная волна, уничтожая все, что случайно могло уцелеть в первые секунды.
  
   Ночной марш был испытанием для механиков-водителей, да и для всех экипажей боевых машин не меньшим, чем настоящий бой. В темноте, почти полностью лишенные связи с вышестоящими штабами и соседними подразделениями, лишенные данных разведки, батальоны, действуя вслепую, по наитию, продвигались к позициям противника, чтобы дать последний бой.
   Ориентируясь лишь по приборам, постоянно рискуя врезаться во впередиидущую машину - фары в целях маскировки не включали, а заменить обычные приборы наблюдения приборами ночного видения ТВН-5 просто не успели - водители танков вели свои "боевые колесницы" буквально в неизвестность, не думая о том, чтобы остановиться или повернуть назад, спасая свои жизни. Все, что мог полковник Белявский, не покидавший нутра командно-штабной бронемашины БМП-1КШ, - указать направление, и молиться затем, чтобы не попасть в засаду, чтобы командиры и наводчики танков первыми обнаружили врага, обрушив на него град снарядов.
  -- Товарищ командир, с пункта управления зенитным дивизионом докладывают о приближении авиации противника. - В голосе радиста звучали нотки испуга. - Группа самолетов приближается на большой высоте. Возможно, это бомбардировщики.
  -- Воздух! Все средства противовоздушной обороны полка - в боевую готовность!
   Получив приказ, три уцелевшие зенитные ракетно-пушечные установки "Тунгуска-М", пополнившие боекомплект с транспортно-заряжающих машин, и вновь готовые к бою, выдвинулись в первую линию, готовые встретить атаку противника залпами автоматических пушек и точными ударами управляемых ракет "земля-воздух", но пока враг был слишком далеко, чтобы хоть как-то повредить ему. И точно так же, в бессильном ожидании, готовили к бою свои "Иглы" расчеты переносных зенитно-ракетных комплексов.
   Под броню БМП-1КШ, в тесноту десантного отсека, превращенного в настоящий командирский блиндаж на гусеницах, почти не проникали звуки извне. Меж стальных переборок метался рев дизельного двигателя бронемашины, продвигавшейся к цели в центре боевых порядков полка, следом за танковыми батальонами, утюжившими степь. Полковник Белявский и сопровождавшие его офицеры не слышали мерного гула турбовинтовых двигателей "Локхидов", как не слышали и стон воздуха, разрываемого стабилизаторами бомб, стремившихся к указанной точке на степной равнине, там, где предстояло оказаться танковым колоннам полка. О начале атаки возвестил свет, нестерпимо яркая вспышка, ударившая по глазам механика-водителя, проникая сквозь забранную триплексом щель прибора наблюдения. А затем под ногами офицеров содрогнулась земля, выгнулся дугой пол десантного отсека, так что броня заскрежетала, едва не расходясь по швам.
  -- А, черт! - водитель командно-штабной машины, выпустив рычаги управления, вскинул руки к глазам, и было видно, как сквозь пальцы по щекам градом катятся слезы.
  -- Что за хрень? Какого дьявола?!
   Николай Белявский почувствовал, как бронемашина отовралась от земли, вопреки всем законам физики подпрыгнув не меньше чем на полметра, и потом с размаху грохнувшись обратно, так, что в ушах зазвенело от удара, а перед глазами заметались яркие пятна. Находившиеся рядом люди опадали на пол, на них сверху посыпались карты, карандаши, разложенные на откидном столике.
  -- Мы подорвались на мине, - прохрипел подполковник Смолин, с трудом поднимаясь на четвереньках. - Мы горим!
  -- Отставить, подполковник! Без паники!
   Казалось, по стальной коробке бронемашины с размаху ударил тяжелой дубиной разъяренный великан. Полковник Белявский понял, что чувствует человек, оказавшийся внутри церковного колокола, но колокольный звон хотя бы считается целебным, а здесь все оказалось ровно наоборот.
  -- Вперед, - приказал полковник, окликая водителя. - Сержант, я сказал, вперед!
  -- Я ничего не вижу! Я ослеп! О, господи!
  -- Твою мать! - раздражение в голосе Белявского сменилось священным страхом, когда он, прильнув к окулярам прибора наблюдения, увидел то, что происходило впереди. - Да что же это?!
   Штабная машина как раз спускалась с гребня очередного холма, немного продвинувшись вниз по склону, и командир полка мог видеть все на несколько километров. Прямо по курсу в небеса вознесся огненный столб, вихрь, сотканный из пламени, увенчанного огненным шаром, походившим на шляпку гриба. Пульсировавшее пламя озаряло степь, рассеяв утренний сумрак, и Белявский увидел разбросанные вокруг танки, лежавшие кверху гусеницами, наставив куда-то в пустоту погнутые или попросту обломанные стволы орудий.
  -- Это атомная бомбардировка, - с ужасом произнес негромко, почти шепотом, словно вдруг испугался собственного голоса, подполковник Смолин, тоже выглянувший наружу. Заместитель командира полка уже чувствовал, как под броню БМП-1КШ проникают быстрые нейтроны, беспощадные гамма-частицы, необратимо разрушающие его организм. - Они сбросили на нас ядерную бомбу!
   Пламя между тем стремительно угасало - взрывчатка выгорела, а танковая броня оказалась не по зубам обычному огню. Огненный гриб таял, и над порядками атакованного полка вновь смыкалась тьма, скрывая картину чудовищных разрушений.
  -- Глупости, - зло прорычал полковник. - Американцы еще не свихнулись настолько, чтобы взрывать ядерные заряды почти над собственными позициями. Это "вакуумная" бомба!
  -- О, черт! Там же, наверное, все погибли!
  -- Вперед, - снова приказал Белявский водителю, не обращая внимания на испуганные возгласы своего заместителя, внезапно утратившего выдержку. - Вперед, твою мать, или пристрелю!
   Сержант, едва пришедший в себя, почти ничего не видевший, слышавший только звон и шум собственной крови, пульсировавшей под черепной коробкой, рванул рычаги, бросая штабную машину туда, где еще догорала степь. Маневрируя вслепую, каким-то шестым чувством определяя наличие препятствий на пути, сержант объезжал остановившиеся без приказа бронемашины, танки, грузовики, следуя туда, где распласталось по степи свежее пепелище.
   Взводы, роты, батальоны останавливались, распахивались люки бронемашин, и бойцы, матерясь от ужаса, смотрели в одном направлении, видя чудовищно искореженную технику, уничтоженную ударной волной, перед которой не могла выстоять даже многослойная броня танков Т-90, еще недавно казавшихся едва ли не неуязвимыми. По порядкам наступавшего полка прокатилась волна судороги, заставляя сжиматься сердца и дрожать руки.
  -- Стой! - Полковник Белявский выпрыгнул из люка, и тотчас отовсюду на него нахлынул рев моторов, лязг металла и хор испуганно-злых голосов. Командир полка осмотрелся по сторонам, в ужасе выдохнув: - О, Господи!
   Избранный мишенью для бомбардировки танковый батальон перестал существовать, как боевая часть. Двигавшаяся в голове колонны рота, все одиннадцать танков Т-90, была уничтожена, почти полностью погибнув в огне. Посреди еще дымившегося пепелища возвышались бесформенные глыбы металла, в которых с трудом можно было узнать танки - от запредельной, почти космической температуры многослойная броня плавилась, словно воск. Точно перед командно-штабной машиной лежал кверху днищем перевернутый ударной волной танк, и глупо было верить, что его экипаж мог еще оставаться в живых. Но и те машины, которые не пострадали, останавливались, и экипажи, скатываясь с брони, со слезами на глазах и злой, отчаянной бранью на устах смотрели вперед невидящими взглядами.
  -- Командира батальона ко мне, - рявкнул во тьму Белявский. - Живо! Доложить о потерях!
   Пошатываясь, к полковнику подошел офицер в огнеупорном танкистском комбинезоне, с трудом сфокусировав взгляд на лице своего командира.
  -- Каковы потери? почему прекратили наступление, майор?
  -- Батальон уничтожен, все погибли, - безжизненным голосом произнес комбат, уставившись куда-то поверх головы полковника. - Мы больше не можем наступать! Мы все погибнем!
  -- Ваш батальон потерял лишь несколько машин, майор. Вы остановитесь только тогда, когда в баках закончится топливо, когда сгорит последний ваш танк, не раньше, майор! Вам это ясно? Вернитесь к своему подразделению. Приказываю продолжить атаку! Мы почти вышли на позиции противника!
   Командир батальона не сдвинулся с места. Оглушенный взрывом, контуженный, он был подавлен и испуган, не понимая, что хочет от него этот человек, едва ли узнав вообще командира своего полка.
  -- К черту! - Белявский раздраженно сплюнул сквозь зубы, обернувшись к следовавшему за ним Смолину: - Подполковник, оставайся в "кашээмке". Я отстраняю майора от командования батальоном, и сам поведу танки в бой!
   Злиться, кричать, грозить трибуналом было некогда, да и бессмысленно - офицер, так и не пришедший в себя, окончательно утратил связь с реальностью, погрузившись в свой внутренний мир и не понимая сути слов своего командира. Обойдя застывшего, точно манекен, комбата, Белявский бросился к стоявшему в нескольких метрах командирскому танку Т-90К, люки которого были распахнуты настежь, а экипаж энергично тряс головами в стороне от брошенной без присмотра боевой машины. Смолин что-то предостерегающе кричал вслед, но этого Николай уже не слышал.
  -- В машину, живо, - приказал полковник, хватая за воротник комбинезона оказавшегося на его пути танкиста. - Пошел, ну!!!
   Контуженный, оглушенный солдат несколько раз моргнул, уставившись на командира полка, открыл рот, будто хотел что-то сказать, вдруг подпрыгнул, и, как подстегнутый, кинулся к танку, ловко вскарабкиваясь на башню и ныряя в люк наводчика. Следом за ним уже бежал механик-водитель, и полковник Белявский оказался последним, торопливо скользнув в проем люка и привычно захлопнув крышку, с глухим лязгом отделившую трех человек, экипаж боевой машины, от всего остального мира.
  -- Готовы? - Белявский поудобнее устроился в жестком кресле командира машины, покосившись на наводчика, незнакомого бойца, бледного, но вполне управляющего собой. - Вперед! Батальон, за мной!
   Дизель В-92С2 взревел всей своей тысячью лошадиных сил, срывая с места боевую машину. Рядом, вливаясь в общий хор, заголосили моторы других танков - две дюжины боевых машин оставались на ходу, и теперь их экипажи, пришедшие в себя, спешили отомстить врагу за гибель товарищей.
  -- Хрена с два, - со злым задором произнес Белявский, вновь взглянув на своего наводчика. - Янки нас этим фейерверком не остановят! Мы раздавим их! Вперед!
   Танки, срываясь с места, пролетали по пепелищу, оставляя в стороне, позади себя, искореженные "туши" других Т-90, оказавшихся ближе всего к месту взрыва чудовищной бомбы. Люди приходили в себя, сознавая, что они сами еще живы, как живы многие из их товарищей, и страх отступал, теснимый яростью. Полк продолжал наступление.
  
   Луч бортового радара "Джойнт Старс" пронзал тьму, безошибочно обнаруживая вражеские танки и бронемашины, лавиной продолжавшие движение на юг. Это было похоже на партию в шахматы - генерал Камински со своего места видел расположение фигур, и своих и чужих, на доске, и, проявляя истинное мастерство полководца, точно умелый гроссмейстер должен был решить, как сделать ход, чтобы быстрее объявить противнику шах и мат, по возможности, не потеряв ни одной своей пешки.
  -- Сэр, противник продолжает наступление в полосе обороны второго батальона, - напомнил командующему полковник Стюарт. - Наши парни могут не выдержать.
   Они сделали все, что могли, создав на пути русской лавины линию обороны буквально из ничего. И генерал Камински надеялся, что этот заслон выстоит перед ударом выдыхающихся врагов. В разведывательных батальонах Второго бронекавалерийского командующий не сомневался - у них достаточно огневой мощи, чтобы отразить атаку измотанных долгим маршем и постоянными атаками авиации русских. Большие опасения вызывала легкая пехота - разгромив ее, противник сможет выйти в тыл, получив свободу маневра. Но, кажется, русские выбрали для себя наименее выгодное направление.
  -- Генерал, сэр, отдайте приказ, - не унимался Стюарт. - Русские выйдут на наши позиции менее чем через час, если не задержать их!
   Занесенный над горсткой американских солдат стальной молот стремительно падал вниз, чтобы растереть в порошок кое-как выстроенную оборону, и все понимали, чем это может грозить. Продвинувшиеся слишком далеко на север батальоны Десятой пехотной, несмотря на приказ об отступлении, остававшиеся глубоко на вражеской территории, окажутся под угрозой окружения, в железном кольце русских танков. И тогда генералу Камински придется бросить в бой свой последний резерв - шесть пехотных аэромобильных батальонов, ожидавших погрузки в вертолеты в Тбилиси.
   Четыре с половиной тысячи десантников из Сто первой воздушно штурмовой, готовые хоть к черту в пасть, рвались в бой, но никто не верил, что им, выброшенным в чистое поле, удастся сдержать натиск тяжелых русских дивизий, хотя бы немного замедлить стремительный бросок. И тем более никто не верил, что после этого боя хоть кто-то из десантников вернется домой живым.
  -- Мы остановим русских сейчас, - решительно произнес Мэтью Камински. - "Апачам" атаковать вражеские танки! Направить туда эскадрилью "бородавочников" немедленно! Мы не подпустим их к пехоте, полковник!
   Приказ, промчавшись по волнам радиоэфира, добрался до тех, кто должен был выполнить его, за несколько секунд. Пилоты группы штурмовиков А-10А "Тандерболт" меняли курс, выходя на указанную цель. А лейтенант Эдвард Танака, терпеливо дожидавшийся этого мгновения в бронированной капсуле пилотской кабины своего AH-64D "Апач Лонгбоу", не мешкал, подняв машину вверх, так что геликоптер подскочил над гребнем холма. Такой же маневр выполнили и остальные пилоты, заставляя взмывать над землей свои "Апачи" и "Кайовы", делая их видимыми для русских радаров.
  -- Цель в захвате, - доложил Джеймс Мерфи. Вынесенный над корпусом вертолета радар позволял вести поиск целей, не покидая укрытия, и теперь стрелку оставалось только сделать выстрел, безошибочно послав в цель одну из своих ракет. - Готов к атаке!
  -- Пуск!
   Противотанковая ракета "Лонгбоу Хеллфайр" сорвалась с пилона, искрой мелькнув в сумраке, и Танака тотчас отжал от себя рычаг управления, заставляя вертолет снова нырнуть к земле. Ракета, снабженная комбинированной системой наведения, сделает все сама - инерциальная система управления, "запомнив" положение цели, выведет снаряд на нужную дистанцию, а там в дело вступит активная радиолокационная головка наведения, которую не обмануть ни дымовой завесой, ни иными приемами. Враг был обречен.
   Ночной воздух прочертили следы десятков ракет, выпущенных в одном залпе. Кроме новейших AGM-114L с радарным наведением, таких, как выпущенная Эдом Танакой, на русские танки обрушились более старые "Хеллфайры" AGM-114К с лазерным наведением, выпущенные "Кайовами" и "Апачами" Второго бронекавалерийского полка. Стая противотанковых ракет накрыла колонну вражеских машин, мгновенно утонувшую в пламени.
  
   Антенна радара дивизионного пункта управления "Овод-М-СВ" совершила еще один оборот, выпростав к горизонту нить радиолокационного луча, и на мерцающем круге экрана стали одна за другой, стремительно возникать пульсирующие точки. Их было много, и они были близко.
  -- Группа воздушных целей прямо по курсу, - почти кричал оператор радара. - Цели низковысотные, малоскоростные. Дальность восемь, высота - до ста метров. Это противотанковые вертолеты!
  -- Зенитной ракетно-артиллерийской батарее - огонь!
   Полк мог противопоставить воздушному противнику немногое - всего три установки "Тунгуска-М" уцелели после первой схватки с авиацией врага, и запас ракет для них, как и снарядов для автоматических пушек, был на исходе. И все же зенитный дивизион, подпиравший спину наступавшим в первой линии танковым батальонам, делал все, что еще было возможно.
  -- Вижу цель, - докладывали операторы радаров мчавшихся вслед за танками "Тунгусок", ловя в конусы лучей "подпрыгивавшие" над гребнями холмов вражеские вертолеты. - Есть захват!
  -- Короткая! - звучали отрывистые приказы командиров машин, и, как только самоходки замирали, разворачивая навстречу скрывавшемуся в сумраке врагу массивные башни, следовала другая команда: - Ракетой - огонь! Пуск!
   Ночь, окутавшая степь пеленой мрака, не была помехой для сошедшихся в смертельной схватке врагов - лучи радаров пронзали тьму, безошибочно отыскивая цели, и вслед им неслись рукотворные кометы, выпростав за собой огненные хвосты. Зенитные ракеты 9М311, выброшенные из раструбов пусковых контейнеров, закрепленных по бортам башен "Тунгусок", исчезали в сумраке, и только факелы твердотопливных двигателей сверкали, точно вспыхнувшие вновь звезды. А вслед им, обгоняя на лету, мчались ракеты 9М331 комплексов "Тор-М1", на скорости семьсот метров в секунду врезавшиеся в строй американских вертолетов, разрывая на куски винтокрылые машины.
  
   Ракета, примчавшаяся из темноты, вонзилась в борт головного танка Т-90, пронзая броню жгутом кумулятивной струи. Элемент динамической защиты сдетонировал, направленным взрывом отражая сноп пламени, но "Лонгбоу Хеллфайр", оснащенный тандемной боеголовкой, был предназначен как раз для таких случаев. Первый заряд, менее мощный, пробил брешь, заставив сработать "реактивную броню", покрывавшую борт русского танка, а взрыв второго пробил корпус, наполняя огнем боевое отделение. Пламя коснулось разложенных в ячейках автомата заряжания снарядов, и взрыв сорвал с погона башню, отбрасывая ее далеко в сторону.
  -- Атака с воздуха, - закричал наводчик командирского Т-90К, увидев в окуляры прицела, как взрыв разметал, разнес на куски следовавшую в трех десятках метров впереди боевую машину. - Это вертолеты!
   Град противотанковых ракет обрушился на колонну, и танки, атакованные сразу несколькими "Хеллфайрами" с разных сторон, вспыхивали. Многослойная броня, усиленная динамической защитой "Контакт-5", оказалась не в силах выдерживать многочисленные взрывы, и батальон, не видевший противника, не имевший перед собой цели, в которую можно было стрелять в ответ, охватила агония.
  -- "Штору" в автоматический режим, - уверенный голос Белявского заставил наводчика придти в себя, почувствовав стыд за столь явный страх. - Всем продолжать атаку!
   Полковник первым коснулся тумблера, приводя в действие комплекс оптико-электронного подавления ТШУ-1 "Штора". Пилот вынырнувшего из-за пригорка вертолета "Кайова Уорриор" навел лазерный прицел на силуэт танка, успев коснуться кнопки пуска ракет, прежде, чем бортовой компьютер Т-90К, приняв сигнал об облучении, выдал команду, и гранатометы 902В "Туча" залпом выстрелили две дымовые гранаты 3Д17, ставя аэрозольную завесу на пути приближавшейся ракеты. Луч лазера, уткнувшись в преграду, сотканную из мириад крохотных капелек, повисших в воздухе, разбился на множество отражений, и головка наведения "Хеллфайра" увидела множество целей вместо одной, той, на которую указывал летчик. Процессор системы самонаведения не смог справиться с неожиданной проблемой, и ракета ушла в сторону, зарываясь в дымное облако слишком далеко от танка, чтобы повредить ему.
   Танки, окутанные мерцающими облаками, с ревом и грозным лязгом мчались вперед, стальным валом подминая под себя степь. А над головами танкистов, всецело поглощенных атакой, уже летели выпущенные в ответ зенитные ракеты.
  
   Дымовая завеса, окутавшая боевые порядки русского полка, лавиной захлестывавшего позиции разведывательного батальона, не была помехой для Эда Танаки и его напарника. Радар "Логбоу" без проблем "видел" сквозь аэрозольные облака, равно как и лучи радиолокационных головок наведения противотанковых ракет, и пилотам, находившимся вне зоны досягаемости русских средств противовоздушной обороны, оставалось только вновь и вновь нажимать на кнопку пуска.
  -- Цель в захвате! Набор высоты!
   Танака потянул на себя ручку управления, заставляя "Апач Логбоу" взмыть над гребнем холма, и Мерфи тотчас выпустил "Хеллфайр" по цели, неразличимой невооруженным взглядом. Чуть менее тридцати секунд - примерно столько противотанковая ракета AGM-114 летела на полную дальность - и еще одна русская боевая машина вспыхнула, словно спичка.
   Охота на русские танки, попавшие в классическую засаду, была отработана американскими пилотами до полного автоматизма. Многочисленные учения, когда из людей и техники выжимали все возможности, не прошли даром, и теперь пилоты выпускали ракеты одну за другой, расстреливая вражескую технику. Но русские машины только казались беззащитными мишенями.
  -- О, черт, - Джеймс Мерфи, сидевший впереди, и лучше видевший всю панораму боя, в ужасе вжался в спинку кресла, когда рядом с вертолетом промчалась, выпростав за собой язык пламени, зенитная ракета. - Эти русские стреляют по нам! Проклятье!!!
   Укрывшись в складках местности, вертолеты находились в безопасности, пока с борта кружившего на огромном удалении Е-8С "Джойнт Старс" не последовала команда на открытие огня - русские танки оказались в зоне поражения. Но теперь, чтобы выполнить приказ Мэтью Камински, пилоты вынуждены были покинуть укрытие, подставляясь под ответный огонь.
   Лазерная система наведения обеспечивала высокую точность огня, но для того, чтобы поразить цель, пилоты вынуждены были подсвечивать ее, оставаясь вне укрытия, пусть всего лишь какие-то секунды - летевшие почти со скоростью звука "Хеллфайры" разили стремительно - но те, кто оказался по другую сторону, тоже были быстры. Легкие OH-58D и менее совершенные, чем "Апач Логбоу", ударные вертолеты АН-64А "Апач" подскакивали вверх, вонзая в цели иглы лазерных лучей, и противник немедленно воспользовался этим. Вспышки взрывов сверкали над степью, освещая падавшие на землю геликоптеры.
  -- Командир, снижайся!
   "Апач Лонгбоу" рухнул вниз, и Мерфи показалось, что сиденье кресла под ним стремительно проваливается в бездну. Внутренности вдруг подкатили к горлу, и летчику с трудом удалось подавить тошноту. Секунду спустя он понял, что отделался до невозможного легко - зенитная ракета вонзилась в борт "Кайовы", и легкий вертолет, превратившись в огненный шар, ушел к земле, рассыпая за собой брызги горящего топлива.
  -- Твою мать!
   Экипаж "Апача" из вертолетного батальона Второго бронекавалерийского полка слишком долго держал свою машину на высоте, наводя свои "Хеллфайры". Увлекшиеся расстрелом в упор вражеской колонны пилоты замешкались, и противник тотчас "показал зубы". Ракета "земля-воздух" разорвалась в паре метров от бронированного борта, ударная волна швырнула в сторону тяжелый вертолет, вминая его в склон холма, и рассветный сумрак озарился заревом еще одного взрыва.
  -- Это SA-19! - почти кричал Джеймс Мерфи, увидевший новую отметку на экране локатора. Зенитная установка, уже записавшая на свой счет два вертолета, была перед ним, как на ладони: - Она у меня на прицеле!
  -- Открыть огонь! Пуск!
   Противотанковая ракета "Хеллфайр" огненным росчерком вырвалась из-под крыла боевого вертолета, исчезая во мраке, и тотчас Эд Танака толкнул от себя штурвал, ныряя к земле. Инерциальная система управления, запомнившая исходное положение цели, удержит ракету на верном курсе, пока цель, зенитная установка SA-19, не окажется в поле зрения радиолокационной головки наведения, и тогда русские не успеют даже помолиться. Их смерть будет быстрой.
   Ночь полыхнула огнем - навстречу "Апачу" Танаки метнулась зенитная ракета, и лишь теперь "подала голос", предупреждая об облучении, бортовая станция радиотехнической разведки AN/APR-39.
  -- Мы атакованы! Сбрасываю ложные цели!
   Танака щелкнул переключателем на приборной панели, и пиротехническое устройство М130 залпом выстрелило несколько патронов, начиненных дипольными отражателями. Облако невесомой фольги окутало "Апач", стремительно уходивший вниз, к земле, туда, где он будет неуязвим для вражеских ракет, невидим для их радаров.
   Наводчик вражеской зенитной установки в последние мгновения увидел, как экран радара управления огнем заполонили сотни отметок, каждая из которых могла с равной вероятностью быть и американским вертолетом, и обычной металлизированной бумагой. Решить внезапно возникшую проблему выбора русский наводчик не успел - противотанковая ракета "Лонгбоу Хеллфайр" ударила в борт "Тунгуски-М", выбрасывая струи огня. Кумулятивные заряды тандемной боеголовки, рассчитанной на поражение основных танков, сдетонировали один за другим, разрывая в клочья тонкую броню, способную удержать разве что пули и осколки. Вспышка взрыва разогнала сумрак, озарив цепи бронемашин, рвавшихся сквозь окутанную пламенем и дымом равнину.
  -- Цель поражена! Мы их сделали!
   Танака и Мерфи радостно завопили, видя сквозь свои прицелы догорающую зенитную установку, уничтоженную прямым попаданием. Выпущенная по их "Апачу" ракета, лишенная целеуказания, ушла куда-то в сторону, врезаясь в землю. Пилоты ликовали, торжествуя победу, и слишком поздно услышали сигнал системы предупреждения об облучении. В лица их ударило пламя, яркая вспышка стегнула по глазам, мир залил нестерпимо яркий свет, и пол кабины вдруг ушел из-под ног, когда тяжелый вертолет сорвался в неуправляемое пике, вонзаясь бронированным носом в землю.
  
   У расчета зенитной ракетно-пушечной установки "Тунгуска-М" было лишь несколько секунд, чтобы произвести выстрел по внезапно появлявшимся и почти тотчас исчезавшим целям. Противник, державшийся почти на пределе дальности поражения зенитных ракет - о том, чтобы достать его из пушек, речи вообще не было - действовал стремительно, обрушивая на продвигавшиеся вперед танки залп за залпом. Ракеты, летевшие отовсюду, в клочья рвали даже многослойную броню, и единственной надеждой рвавшихся в самоубийственную атаку танкистов оставалась пара "Тунгусок", захлебываясь огнем, отражавших наскоки вражеской авиации.
  -- Воздушная цель, - кричал охрипший от напряжения оператор поискового радара, увидев взмывший над холмами вертолет. Лишь несколько мгновений винтокрылая машина пробудет на виду, направляя выпущенные ракеты, подсвечивая им цель, и за это время нужно успеть сделать многое, хотя бы сровняв счет. - Пеленг двести, дистанция семь тысяч!
  -- Цель в захвате! - наводчик тотчас дал команду на разворот башни, направив в сторону вражеского вертолета антенну радара управления огнем, установленную на лобовом листе.
  -- Цель уничтожить! Пуск!
   Зенитная ракета, выбрасывая языки пламени, вырвалась из трубы пускового контейнера, в считанные мгновения разгоняясь до шестисот метров в секунду. Враг отработал до автоматизма тактику охоты на русские танки, но и расчеты "Тунгусок" не раз на полигонах учились отражать такие атаки, и теперь выкладывались на все сто, отмахиваясь от круживших всюду "Апачей" и "Кайов" редкими, но неизменно достигавшими цели залпами зенитных ракет. У экипаже зенитных установок были краткие секунды, чтобы навести оружии и выстрелить, пока враг остается на виду, вне укрытия, и эти секунды они использовали с толком, один за другим сбрасывая на землю чужие вертолеты.
   Ракета 9М311 находилась в полете всего одиннадцать секунд, и в тот миг, когда пилот "Апача" уже сбрасывал высоту, укрываясь в неглубокой балке, сработал неконтактный взрыватель. Поток разогнанных до гиперзвуковой скорости осколков накрыл геликоптер, вспарывая кевларовый панцирь "Апача", разрывая тяги управления, перебивая топливопроводы, вдребезги разбивая обе турбины. Вертолет, теряя управление, рухнул на землю, ломая лопасти и хвостовую балку. Экипаж уцелел только чудом - кресла пилотов погасили удар, спасая жизни людей - но этот вылет для него завершился намного раньше, чем планировалось.
  -- Цель уничтожена! Расход - одна!
   Командир и наводчик переглянулись, разом оскалившись в хищных улыбках - они испытывали только радость, сознавая, что оборвали секунду назад еще несколько жизней. Сожаления, раскаяния не было - шел бой, и если не убить врага, можно легко самому отправиться в иной мир. Они лишь делали то, что умели, и старались сделать это хорошо.
   Кровожадная радость хищника, одним ударом сломавшего хребет обреченной жертве, так и осталась последним ярким чувством в жизни четырех человек. Ракета "Мейверик" ударила в тонкую броню крыши самоходной установки, проломив слабую преграду своим весом и разорвавшись уже внутри. Куски лопнувшего от взрыва корпуса разлетелись во все стороны, пропахав в сухой степной земле глубокие борозды. Брешь, образовавшаяся в противовоздушной обороне полка, стала еще шире, и враг не замедлили воспользоваться этим.
   Штурмовик А-10А "Тандерболт", вплетая рев своих турбин в многоголосый рык танковых дизелей, на бреющем полете промчался над полем боя, оставляя по левую сторону от себя догорающий остов самоходной установки. Пилот, одержавший первую победу, и жаждавший повторения успеха, потянул штурвал, поднимая тяжелый, зашитый броней самолет вверх на сотню футов, и тотчас под днищем его вспух огненный шар взрыва зенитной ракеты.
   Неловко перевернувшись в воздухе, "Тандерболт" завалился на крыло, камнем рухнув к земле. Возможно, имей его пилот хоть какой-то запас высоты, он был смог выровнять машину, совершив жесткую посадку, но теперь он только и мог с ужасом смотреть, как стремительно приближается окутанная дымом и пламенем земля - первая победа оказалась для летчика единственной. Лицо летчика обдало волной нестерпимого жара, точно это адская бездна уже распахивала перед ним свои врата, через которые не было уже пути назад. Под вспышки взрывов зенитных ракет, во всполохах которых были видны колоны бронемашин, американский пилот отправился в небытие, присоединяясь ко многим своим товарищам, уже успевшим пройти этой дорогой. Ему так и не довелось узнать, кому же достанется эта, столь щедро оплаченная жизнями победа.
  
  
   Февраль - май 2011
   Рыбинск

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"