У них не было шанса не познакомиться. Мать того, что буквально через несколько дней стало Инной, а до этого было безымянным и
безвольным зародышем, сразу опознала свою по тихой, слегка отстраненной улыбке. Недолго думая, она подсела к низенькой
брюнетке, желтой от тяжело проходящей беременности, и спросила языком жестов: "Привет. Меня зовут Владислава. Кого ждешь?"
Карина устало улыбнулась и фигурами рук ответила: "Привет. Жду мальчика. А ты кого?" Человек, которого со временем
назовут Владимиром, заволновался в теле матери, словно понимая, что в его жизнь уже сейчас вошло что-то очень важное.
Роды проходили практически одновременно. Следующие несколько дней после этого проходили в бестолковой суете -- тихие дома
двух семей наводнили многочисленные родственники обоих полов, чьи рты и уши не запечатала ошибка в одном из бесчисленных
витков спирали ДНК. Счастливые матери кивали на поздравления и оставляли отпечатки своих лиц на
фотографиях.
Сейчас уже не дознаться, кто первый набрал номер, полученный в роддоме. Это и много лет спустя станет предметом жарких
ностальгических споров. Одно известно точно -- когда толпа родственников разлетелась по стране, в просторном доме Иннокентия
и Карины собрались обе семьи. Был накрыт богатый стол, мужчины обменялись рукопожатиями и, немного стесняясь, жарко заспорили
о политической ситуации на ближнем востоке. Два безымянных младенца лежали бессмысленными свертками в одном манеже и
задумчиво сосали соски. Женщины же занялись более насущными делами -- мужьям вечером, после того как новые друзья
распрощались и разошлись, пришлось выяснить, что Владислава хочет дочь Инну, в честь мужа новой подруги, а Карина желает
иметь сына Владимира, но звать его будут Владом, потому что все Вовы, встреченные на ее пути, оказывались мягкотелыми
безвольными придурками с комком манной каши вместо характера. Иннокентий почесал кудрявую, но уже начавшую лысеть голову,
смущенно улыбнулся и кивнул. Дима попробовал было напомнить жене, что дочку они хотели назвать Мариной, в честь бабушки, но
по особому произношению буквы "у": резко, наотмашь, -- понял, что спор в данном случае не уместен, смирился и отправился
укачивать дочку. Шел удивительный девяностый год.
С детства их окружала тишина. Обычному человеку не понять, что такое тишина, для него это редкий, дефицитный товар, за ней
специально едут в отдаленные уголки мира. Что такое тишина для обычного человека? Да он согласен, что на улице шумно, но он
считает тишиной то, что опускается на его дом ночью. Ночью же слышен неумолчный гул города, шум машин, изредка разрываемый
сиренами милицейских патрулей или скорой помощи. Сверху еле слышно бубнит телевизор. На улице доносятся голоса пьяной компании,
иногда прерываемые взрывами хохота. В самом доме тоже неспокойно -- гудит компьютер, тикают часы, из старых бабушкиных шкафов и
полок доносятся странные поскрипывания. Можно попытаться уйти от этого шума, стать ранним утром, одеться и пойти в лес,
попробовать уединиться с природой. Но и это не выход из положения. Утром просыпается всякая птичья мелочь, ветер раскачивает
деревья, они скрипят и шумят листьями. Под ногами шуршит листва и опавшие ветви. В общем, вряд ли в мире найдется абсолютно
тихое место. Даже в какой-нибудь пещере, на глубине ста метров под землей, будут неустанно капать капли воды и иногда
осыпаться раскрошившиеся камни.
Для них же мир был наполнен тишиной. Беззвучно раскрывали рот странные люди, натужно улыбаясь и тыкая их живот. Бесшумно
проходили мимо, беззвучно ревели машины, телевизор показывал только немые фильмы. Они не знали, что такое красивое пение,
мама не рассказывала им сказки, потом, в школе, они не спешили домой смотреть покемонов и не могли обменяться впечатлениями о
последних музыкальных и видеорелизах, появившихся на пиратских развалах.
Время шло, и каждый человек в России мог свободно пойти в магазин и купить там продуктов на миллион-другой. Две семьи, которых
странное перекрестье имен и судеб их детей связало накрепко, помогали друг другу как могли -- пособие по инвалидности быстро
начало напоминать телефонный номер, но выплачивать его почему то перестали. Дима как-то раз вбежал в квартиру к друзьям и
нервными движениями объяснил, что открыта вакансия работников театра, которым даже что-то платят, но идти в отдел кадров надо
вот прямо сейчас. Иннокентий с грустью посмотрел на свою недописанную работу по филологии, запустил в шевелюру пальцы, в
последний раз поднимавшие что-то тяжелее гитары в студенческом возрасте, накинул старую куртку и побежал вслед за товарищем.
В свою очередь, когда детей надо было отдавать в детский сад, Иннокентий мало того, что устроил Влада и Инну в один детский
сад -- при школе номер 1635 для детей с ослабленным слухом, так еще и добился права оставлять детей на продленку, что, в
общем, не приветствовалось, дав возможность родителям работать весь день. Конечно, забирать детей с Ленинского проспекта
после тяжелого рабочего дня и потом ехать в родное Чертаново было сложно, зато каждый вечер проходил в "шумных" разговорах до
самого дома, да и семьи на удивление не бедствовали -- сначала мужьям платили деньги за удовольствие посмотреть на театр
изнутри, как шутил Кеша, потом пришлось "уйти со сцены" и ознакомиться с миром журналистики, то есть таскать тиражи в
типографии, потом было еще что-то, сейчас и не вспомнишь, Карина вернулась из декрета на должность хирурга, улыбаясь людям
сквозь маску перед тем как погрузиться в из внутренний мир, а Влада подрабатывала переводами. Влад и Инна, не погодам
серьезные, учились в детском саду писать, считать и языку жестов. Во время игр, без обычных воплей и шума походившее на какой
то старинный ритуал, они обычно стояли у стены и оживленно использовали полученные навыки общения, так, что по приходу домой
отвечали на все вопросы односложно, мотивируя это тем, что "руки болят". По выходным две семьи собирались вместе у Карины и
Иннокентия -- он на скопленные деньги приобрел такую роскошь, как отвратного качества видеомагнитофон, а Дмитрий с женой
старался не приходить без боевика или мелодрамы со ставшим культовым гнусавым переводом Володарского на пиратских кассетах,
заваливших горбушку и Савеловский. Так старшее поколение развивало искусство читать по губам, а младшее приобщалось к громадной
библиотеки, доставшейся Кеше по наследству и неустанно им пополнявшейся. Книги тоже имели свои касты, разделенные по времени
-- собранные дедушкой и бабушкой книги без картинок, в толстых, скудно оформленных оправах, выполненные поярче книги,
собранные отцом, знатным книголюбом, и с кричащими обложками, но часто неплохие книги купленные самим наследником. Книги
подарили им сотни волшебных миров, приучив к созерцательному, мечтательному взгляду на жизнь.
Подошло время отдавать детей в школу. После долгого, продолжительно совета двух семей было принято решение отдать парочку в
обычную общеобразовательную школу -- по губам они читать более-менее научились, а теряться при виде обычных людей -- глупо и
вредно. Иннокентий поднял старые связи -- в одной из Чертановских школ работал его друг, после обучения в РГГУ на
филологическом пошедший работать учителем русского, да так там и оставшийся, и в школу 1158 вступили два крепко прижавшихся
друг к другу первоклассника.
Как это не удивительно для Чертановской школы конца девяностых, но класс и учительский состав подобрался добрый и понимающий.
Одноклассники относились с доброжелательным любопытством и не ленились писать на листочках, когда хотели просто поболтать,
учителя старались побольше выносить на доску, чтобы сидевшим за одной партой тихим улыбчивым ученикам не надо было
напрягаться, расшифровывая движения губ. Правда, в классе третьем тогдашний заводила вздумал дразнить их "тили-тили-тестом",
видимо, подхватив эту привычку от пятого класса, с кем он часто обретался на переменах, но натолкнулся на дружелюбное
непонимание, причем не только от дразнимых, в связи с чем быстро прекратил эту практику.
Как раз к этому времени они окончательно отдалились от класса, открыв для себя чудесный мир Нарнии. Перебирая отцовскую
библиотеку, Влад натолкнулся на семь маленьких глянцевых томиков с яркими рисунками на обложках, семь ключиков в ни на что не
похожий мир. Первые шесть томов очаровали его -- состояние походило на открытое много позже состояние алкогольного опьянения
-- голова кружилась, а тело словно распирало из себя -- напрягающее, но приятное чувство. Сцена жертвоприношения Аслана
вызвала жаркие, хотя и быстро высохшие слезы, путешествие на край света вместе с кораблем "Покоритель зари" словно заставил
почувствовать соленый вкус нарнийских вод, эсхатологическая "Последняя битва" поразило воображение так, что где-то час после
прочтения последней строчки он лежал, тупо уставившись в потолок. На следующий день в школе он поймал ничего не понимающую
Инну у школы и чуть ли не за руку потащил ее к себе домой, возбужденно размахивая руками. Там он сунул ей стопку книг и
потребовал: "Читай!" Это был первый раз, когда они прогуляли школу.
Чудесный мир Нарнии очаровал их. На следующий же день в школе они пересели на Камчатку, согнав оттуда вечно сонного изгоя и
проводили время в невидимых постороннему взгляду обсуждениях мира. Они перечитывали цикл и вместе и по отдельности бессчетное
множество раз, осуществляли трогательные попытки нарисовать персонажей книг, рисовали подробнейшие карты Нарнии и
окрестностей. Их алтер эго пришли быстро и без напряжения -- она была королевой со светло-стальным, змеиным именем Ллейра, а
он стал королем с прямым как рапира именем -- Аспир, и правили они мудро и справедливо, почитая Аслана и закон его.
Подходили к концу девяностые. Ушли с телевизоров реклама Юппи, Ригли Сперминта, Кола Као, перестали показывать в прямом эфире
виды горящих на окраинах Грозного русских танков, прерываемых сообщениями, что наше поколение выбирает Пепси. Борис
Николаевич сообщил дорогим россиянам, что он устал и уходит. На стенах домов прямые, угловатые надписи Гр.Об и Ария заменялись
реперской вязью. На Октябрьской, ВДНХ, Университете, Сокольнической начали собираться первые тусовки неформалов,
жизнерадостные и бессмысленные, как кишечные палочки под лучами солнца. Иннокентий стал помощником редактора, а потом и самим
редактором в одном издании, а Дима устроился на работу в автосервис, вспомнив навыки ремонта, приобретенные в армии. Две
семьи как и раньше собирались каждые выходные за неслышными, но оживленными и доброжелательными разговорами. Разве что
вареные "ножки Буша" заменились на салаты "Оливье" и "Весенний", а Дмитрий иногда приносил с собой настоящий узбекский плов,
готовить который его научил во время службы в Узбекистане один пастух, которому почему-то сразу приглянулся тихий
русский паренек -- наверно, он был единственный, кто мог выносить его бесконечные монологи. Влад и Инна отпраздновали свой
девятый день рождения. Мир готовился встречать свой второй миллениум.
Шел вечер тридцать первого декабря. Падал снег, огромный, пушистый, рождественский. Часы отсчитывали последние минуты
первого тысячелетия после рождения Богочеловека. На кухне раздавался звон посуды -- взрослые готовились понаблюдать за тем,
как новый президент будет открывать рот по бумажке. Влад и Инна стояли на балконе девятого этажа и задумчиво наблюдали за игрой
окон стоящей напротив башни.
Президент закончил обещать, и на экране телевизора его заменили огромные, но неслышны куранты. На кухне в тишине раздался
хлопок и шипение разливаемого шампанского. Немедленно из темной глубины двора вверх, сквозь падающий снег поднялись
праздничные ракеты, красные, зеленые, синие. Одна беззвучно разорвалась в метрах двух от балкона, засыпав все кругом
сверкающими искрами. Влад задумчиво приобнял Инну, она прижалась к нему в ответ, в ее глазах, огромных и блестящих,
отражались разрывы ракет и римских свечей. Далеко внизу под парой задумчивых тихих детей беззвучно прыгали и запускали
фейерверки радостные пьяные люди.
Самое, пожалуй, значительно событие их детства произошло в две тысячи первом году, как раз на их день рождения. В то лето стояла ужасная, выматывающая сушь, которая наконец разродилась жарким, но сильным ветром, гнувшем и ломавшем деревья. По новостям передали штормовое предупреждение, о чем тревожно говорили родители. У детей же были другие планы на этот день.
Ранним утром Инна сказала, что пойдет к Владу. Влад то же самое сказал своим родителям. Они встретились на половине пути между их домами и долго гуляли, взявшись за руки. Потом, когда порывы ветра стали фактически непреодолимыми, они свернули в арку, проходящую через дом и, затаив дыхание, начали смотреть.
Вокруг проносились отломанные ветви, листья, мусор. Мимо с крайне серьезным лицом пробежал какой-то мужчина, периодически его слегка поднимало от земли, но он не сдавался и бежал дальше. В абсолютной тишине вибрировали окна, гнулись почти до земли деревья, мигали потревоженные машины. Посреди этого буйства стояли два ребенка, держась за руки, и с широко раскрытыми от восхищения глазами наблюдали за ураганом. Инне и Владу казалось, что сейчас ураган поднимет их, закружит, распечатает их рот и уши, унесет их далеко-далеко, к дороге, вымощенной желтым кирпичом.
Домой они вернулись лишь поздним вечером, когда порывы ветра несколько улеглись. Инна неоднократно вспоминала их десятый день рождения, как день, когда они были абсолютно, беззаветно счастливы.
Прошел год. Неразлучная пара рассталась со своей первой учительницей и перешла в пятый класс. Там было все несколько сложнее,
поскольку некоторые учителя не могли или не хотели подстраиваться под "обстоятельства этих бедных детей", как шепотом
говорили в учительской, но все равно учиться было легко и интересно. Правда, на десятом году жизни у Влада начали появляться
интересы, отличные от интересов Инны -- после пятой попытки нарисовать Аслана, похожего на льва, а не на крысу он пришел к
родителям и попросил записать его в кружок рисования. После кратких поисков был найден кружок в детском центре развития
неподалеку от школы. Учитель рисования, добрейший Петр Борисович, сразу полюбил тихого, но сравнительно талантливого
мальчика, часто давал ему книги для обучения рисования домой. Спустя полгода кисть и карандаш начали даваться мальчику,
задние страницы тетрадей населили причудливые звери и люди, а интенсивность разговоров на задней парте несколько упала. Зато
когда на Чертаново опустилось солнечное лето двухтысячного года, на их общий день рождения Влад подарил Инне отлично
выполненный карандашом ее портрет, срисованный с фотографии. Та, в свою очередь, подарила набор карандашей и большой альбом
для рисования.
Лето кончилось, отшумела дождями осень, и мир начал радостно готовиться к встрече нового тысячелетия, забыв, что уже делал это
в прошлом году. На этот раз дети не стали уединяться на балконе, приняв участие в новогоднем празднестве на кухне. Сразу
после того, как неслышно отзвонили куранты, Влад утащил Инну в комнату -- буквально за пару дней до этого он нашел в
библиотеке сразу несколько изданий "Властелина Колец" вместе с "Хоббитом", и сейчас последние страницы его тетрадей плотно
оккупировали бородатые волшебники, гномы и владыки эльфов.
Прошло еще пара лет. Чертановский район немного изменился, снесли пару зданий, поставили новые. Несколько человек ушло из
класса, их заменили другие. Атмосфера в классе оставалась такой же, как и до этого, веселой и доброжелательной. В
свободное от уроков время ученики со своей классной руководительницей устраивали КВН совместно с параллельным классом,
возлагали цветы на могилы павших в великой отечественной бойцам, поддерживали мемориальный музей. Весной класс убирал
общешкольный участок, летом же шатался по пышущему жаром району веселой компанией, ездил купаться, играл в футбол на школьном
поле. Влад с Инной не участвовали в этой жизни, так как немота и глухота словно отделяла их невидимой, но крепкой стеной от
всего остального мира. Но им это и не надо было -- Влад продолжал совершенствовать навыки рисования, Инна же нашла в
библиотеке своего друга томик стихов Ахматовой и надолго пропала. После прочтения этого темно-зеленого тома с
полурасплывшейся дарственной надписью -- том был захватан, очевидно было, что с ним спали в обнимку и неоднократно проливали
на него чай, она влюбилась в поэзию Серебряного века. Иногда даже участвовали в общешкольных мероприятиях -- Влад ездил на олимпиады по
математике, Инна на "Русский медвежонок", всероссийскую олимпиаду по русскому языку, и даже один раз заняла второе место по
городу.
Они общались с окружающими людьми обычно записками, написанными на листах маленьких блокнотов. Блокноты были мерилом степени
их любви к людям -- летом блокнот уходил за неделю две, осенью они обычно замыкались друг в друге, и одного блокнота могло
хватить на месяца полтора, а то и два. Если жизнь их сводила с такими же глухонемыми, они прибегали к языку жестов, хотя
собратья по несчастью почему-то отвращали их. Однажды знойным летом две тысячи второго года, через две недели после дня
рождения, они пришли к выводу, что язык жестов слишком груб и медленен. затем они целых два месяца разрабатывали собственную
систему общения -- буква "л" стала плавной горкой, "р" резким движением крест-накрест, "о" обрисовывалась ладонями. Каждая
буква алфавита и наиболее употребительные слова приобрели свой жест, теперь разговор стал не просто обменом информации, а
танцем двух рук, совместным полетом мысли и тела. Правда, этот способ общения они использовали крайне редко, приберегая для
особых случаев, когда требуется полное взаимопонимание, и только наедине друг с другом. Свой новоизобретенный язык жестов они
назвали "Песня рук".
Через год Владу родители подарили компьютер, в честь первого места по округу в математической олимпиаде. Его он использовал в
основном как вычислительную станцию, пока однажды, заехав на горбушку, не купил с лотка фаргусовский "Planescape: Torment",
заинтересовавшись аннотацией на обороте, краткой и бредовой, как и все аннотации. Решив погонять игру полчаса, он обнаружил
себя через десять часов, скорее ранним утром, чем глубокой ночью, с пустым взглядом, устремленным в бегущие по монитору
титры. На следующий день, кратко обрисовав ситуацию при помощи "Песни" (использование этого способа общения так же было
сигналом, говорящим: "Дело действительно сверхважное и безотлагательное"), он повел Инну к себе домой. Это был второй раз,
когда они прогуляли школу.
Философия и глубина проработки мира не оставила равнодушной и Инну. Потом был "Fallout", совместное прохождение "Baldur's
Gate", а также квесты старой школы: потешный "Neverhood", эпичное "Longest Journey" и странный, сюрреалистичный "Myst". Также
Инна полюбила бессмысленный серфинг по сети и жаркие дискуссии на некоторых литературных формах.
Случайно бродя по сети, она натолкнулась на тексты песен "Дельфина" Прочтя первую пару песен, она сорвала сидящего на
диване и рисующего что-то Влада и потащила его к компьютеру. Равнодушный к поэзии парень прочел, пожал плечами и отвернулся.
Инна же прочла все имеющиеся на тот момент тексты песен Дельфина, а "Надежду" и "Мало" от бесчисленных перечитываний даже
выучила наизусть. На тот момент в сети были доступны не все тексты песен, и Инна в первый раз остро пожалела о своей глухоте.
Разумеется, она не разлюбила красоту Ахматовой и вычурный символизм Цветаевой, но тексты Дельфина, ясные, доступные и
бесконечно грустные глубоко врезались в ее сердце.
Подходил к концу девятый класс. Стояла поздняя весна, теплая, наполненная запахами расцветших деревьев. Неразлучные друзья
готовились к экзаменам, как и прежде, проводя выходные вместе. Теперь они реже читали что-то, чаще играли, иногда Влад
рисовал, а Инна блуждала по сети. В будние дни он обычно рисовал что-нибудь, а она читала и перечитывала сборники
стихотворений. Два или три раза в месяц они выбирались погулять по городу, наворачивая долгие, ленивые круги по Чертанову,
сидя на лавочке и неспешно разговаривая о чем-либо.
Как-то раз, за неделю или две до конца занятий Инна заметила краешек диска, выглядывающего из-под учебника математики. Взгляд
выхватил привычный, не раз виденный рисунок, и сердце забилось сильнее -- это же Дельфин, альбом "Глубина резкости"! Написав в блокноте "Неужели ты тоже слушаешь Дельфина?!?!" она сунула листок однокласснице, высокой блондинке с
добрым, отзывчивым лицом и двумя вечными косичками на голове. Та удивленно посмотрела на нее и написала в ответ: "Да. Тебе он
тоже нравится?" Инна попросила у девушки выписать тексты песен, и, к ее удивлению, она согласилась. После школы, когда
ученики неспешно расходились по домам, поболтав напоследок возле дверей школы, Инна несколько раз оглянувшись, проводила
взглядом девушку. Кажется, ее звали Таня...
На следующий день Таня пришла в школу с густо исписанным блокнотом. Схватив его и прижав к груди, Инна посмотрела на нее с
глубокой благодарностью. Та засмущалась, начало что-то говорить, засмущалась еще больше и замолчала. Так началась их дружба.
Теперь иногда, виновато покосившись на Влада, Инна говорила "Извини, на этих выходных я занята". Влад пожимал плечами.
Подходило к концу его обучение в секции рисования, и он задумывался, не пойти ли ему в художественное училище. В это же время
он обнаружил, что чаще смотрит не на холст и не на преподавателя, а на высокую, серьезную брюнетку, сидевшую рядом с ним.
Некоторое время подумав, как наладить контакт с человеком, который может говорить и слышать, он написал длинное послание на
листке, вырванной из тетради в клетку. После занятия он подошел к ней и протянул ей этот листок, спокойно глядя на нее. Успехи
не только в точных науках, но и на занятиях физической культурой, а также врожденная красота делали его привлекательным, а
увечье создавало ореол мученической романтичности. Прочитав записку и помяв ее некоторое время в руках, девушка
достала из сумочки тетрадь, ручку и написала свое имя "Катя", затем протянул листок ему. Влад прочел, и,
спрятав листок в карман брюк, дал ей руку.
Подходил к концу девятый класс. За неделю до подачи заявления на зачисление в десятый Инна как обычно пришла к Владу. Тот
задумчиво сидел за столом, разглядывая проспект Московского Государственного Художественного Училища. Инна подошла к нему и
парой движений объяснила, что хочет остаться в школе до одиннадцатого класса, а потом пойти в РГГУ, в институт филологии и
истории. Задумчиво покрутив в руках проспект, Влад резким движение смял его и засунул за монитор. Инна посмотрела на него,
потом внезапно резким движением обняла, затем отошла где-то на шаг, окинула серьезным, долгим взглядом и достала из сумки два
толстых тома в суперобложках. "Что это?" -- спросил Влад. "Не поверишь. Продолжение властелина Колец. Автор какой-то Ник
Перумов. Удивительно, но это не хуже оригинального произведения, а местами даже и лучше". Влад удивленно поднял бровь,
плюхнулся на кровать и хлопнул ладонью рядом с собой -- ложись, мол.
Экзамены были благополучно сданы, наступило очередное лето. На этот раз они проводили друг с другом времени значительно
меньше, а их блокноты кончались с пугающей быстротой. Инна прививала своей подруге вкус к поэзии Серебряного века, читала и
перечитывала стихи Дельфина, иногда просто болтали, оставляя в комнате тонны исписанных листочков. Влад понял, что было бы
неплохо поддерживать постоянный контакт с Катей и устроился работать курьером, катаясь по Москве в жарких, душных
вагонах-душегубках. Спустя месяц он купил дешевый подержанный телефон на Савеловском рынке. Свободное время он обычно
проводил с девушкой и с ее друзьями и подругами. Инна тоже влилась в компанию Тани и даже один раз посетила вместе с ними
концерт Дельфина, который произвел на нее крайне странное зрелище -- огромное полутемное помещение, в котором в абсолютной
тишине мигают стробоскопы, проблескивают лазеры, а толпа возбужденных людей двигается в едином ритме вместе с человеком на
сцене. "Все-таки, будучи глухой, ты никогда не сможешь смотреть на мир, как все прочие люди" -- отрешенно думала она, кивая
в такт движениям толпы. Сама она завела мобильный даже раньше Влада, получив этот подарок на день рождения от родителей.
Обменявшись телефонами со всеми своими знакомыми, она пользовалась им сравнительно редко, получая смски в основном от
родителей и отправляя им же.
Несмотря на то, что их увлечения разошлись, а друзья появились из разных сред, они как и раньше старались проводить хотя бы
раз в неделю вдвоем. Читали совместно книги, играли в последние новинки видеоигр и незаслуженно забытую классику, иногда
просто валялись на диване и задумчиво смотрели в потолок. Никогда их даже не посещали мысли, почему они так часто видятся,
как назвать, описать, охарактеризовать их отношения, в какие рамки их загнать. Каждый знал друг друга с детства, каждый был
неотъемлемой частью жизни другого, каждый знал другого до дна. Иногда Инне даже казалось, что она могут пошевелить рукой Влада,
как своей.
Кончилось лето, началась обучение в одиннадцатом классе. времени становилось все меньше, поскольку приходилось искать
подготовительные курсы при выбранных вузах. Влад смог добиться зачисления на курсы при Бауманском, хотя обучение давалось ему
очень сложно -- отслеживать движения губ преподавателя мешали большие расстояния в аудитории, а на доску выносилось только
то, что требовалось. Некоторые темы приходилось проходить чуть ли не самостоятельно. Инна тоже пошла на курсы при РГГУ,
хотя ей было легче -- у отца Влада осталось куча знакомых в этом месте, так как человек он был в некотором роде "общительный"
и он с радостью помог дочери лучшего друга.
Однажды дождливым весенним вечером, в середине октября, когда серое Московское небо наваливается на город, и кажется, висит
буквально метрах десяти над головой, ему пришла смска от Кати. Прочитав ее, он странно искривился лицом, некоторое время
сидел в так, лишь неслышно подрагивая губами, потом быстрыми движениями набрал смс Инне и повалился на кровать. Инна прибежала
сквозь дождь ровно через пятнадцать минут, хотя между их домами самым быстрым шагом было двадцать пять, быстро скинула
ботинки, и, решительно взмахнув, мокрыми волосами, вбежала в его комнату. Там они долго разговаривали в полутьме -- она
плавными, успокаивающими движениями, он отмашистыми, потом сидели молча, взявшись за руки и смотря в залитое дождем
окно. За окном неслышно гнулись деревья, тучи неслышно барабанили по окнам струями воды, ночная темнота изредка вспарывалась
вспышками молний. Под утро они заснули не раздеваясь. На следующий день Инна попрощалась и ушла. а Влад, повалявшись дома до
вечера, через день вышел в школу со своим привычно бесстрастным выражением на лице.
Когда осень обернулась в свой первый, еще тонкий покров снега, в одно из первых выходных декабря, в отцу Влада пришел
странный человек лет двадцати пяти. Сняв в прихожей светло-коричневое пальто, под которым оказалась черная водолазка и темные
брюки, он поправил на носу овальные очки коричневого цвета, поздоровался с Владом и Иннокентием коротким рукопожатием и
ушел на кухню. Отец поставил чайник, и, попросив сына подождать в своей комнате, долго разговаривал о чем-то на кухне. Затем
незнакомец пришел к Владу и кратко обрисовал ситуацию.
Как понятно, глухонемые люди часто испытывают некоторый дефицит общения. Владу и Инне невозможно повезло, они выросли в
достаточно доброжелательно средой и даже завели себе знакомых среди обычных людей. Но для помощи прочим был создано нечто
среднее между клубом, обществом по интересам и кассой взаимопомощи. Сейчас в это общество приглашают обоих друзей, понимая,
что по одиночке они туда не пойдут. Влад задумчиво поднял бровь и ответил: "Ну, вопрос о согласии тут скорее риторический.
Разумеется, я согласен".
С тех пор они как минимум один вечер в неделю, обычно вечер пятницы проводили в маленьком кафе на Комсомольской площади.
Несколько сдвинутых столиков там вот уже десяток лет был зарезервирован этим негласным обществом глухонемых. Обычно они пили
кофе или пиво, задумчиво общались или решали, как помочь попавшему в беду товарищу. Здесь было порядка полутора десятков
постоянных членов плюс десяток приходящих. Люди здесь были от пятнадцати до пятидесяти, так что Инна с удивлением поняла, что
она здесь даже не будет самой младшей. Как ни странно, среди глухонемых было много людей успешных и даже богатых --
литературный критик, публикующийся в известных изданиях под псевдонимом, пара программистов-фрилансеров, благодаря
затворническому образу жизни скопившие приличные деньги, и один писатель. Кроме них, разношерстая публика была представлена
рабочими, бухгалтерами, художниками -- людьми, чья профессия не требовала прямого общения с людьми. Инна была просто
очарована сложившейся в компании атмосферой, любила долгие пространные "разговоры" ни о чем и обо всем сразу -- здесь не
затрагивались привычные для людей темы, такие как музыка и фильмы, потому любой разговор был интересен и небанален. Человек в
коричневом пальто, которого, как выяснилось, звали Андреем, пользовался в компании статусом негласного лидера - -говорил он
редко и обычно по организационным вопросам, обычно просто сидел, спрятав рот за сложенными в замок ладонями, а глаза за
непрозрачными коричневыми очками.
Прошло так, за разговорами в кафе, подготовкой к занятиям, книгами, общением друг с другом и друзьями прошло еще полгода.
Началось очередное лето, за которым маячили экзамены, еще одни экзамены, на этот раз вступительные, затем долгая разлука
одноклассников, которые за десять лет сдружились намертво. Теперь встречи и прогулки стали реже, большая компания развалилась
на множество мелких, в зависимости от того, в какой вуз кто собирался поступать. Инна и Влад не беседовали на тему их
послешкольной жизни словно наложив негласное табу на это.