Зеличёнок Альберт Бенцианович. Хроника несостоявшегося

Альберт Зеличёнок

Хроника несостоявшегося

Рабочие записи любопытных клинических случаев. Выполнены Гаем Юлием Клебопегом, младшим экзекутором приёмного покоя всадника Гнея Помпея Логопета, достославного эскулапа 2 категории. Случай 213/06.

Беседа 1.

Пациент - Марк Туллий Клептоманн, патриций, советник 3 класса, 42 года. Одет в дорогой, хотя и слегка поношенный костюм варварского пошива и белую тогу с красной окантовкой. Сандалии - тоже иноземного производства, но уже не с Запада, а всего лишь с Востока. В речи - начальственные нотки, стремится произвести впечатление. Жалуется на специфическое нарушение сна.

Беседы ведёт эскулап лично.

- Итак, как долго вы подвергаетесь этим, как вы выразились, навязчивым сновидениям?

- Около года.

- И обратились только сейчас? Достойно порицания. Вы пребываете на государственной службе и должны беречь себя для Отечества и Императора, да продлятся дни Его!..

- Да святится!.. Работа, знаете ли, общественные отягощения. Вроде и не платят за них, но долг... совесть... священные обязательства перед Третьим Римом... Короче, недосуг мне по врачам ходить.

- Так себя и загонять недолго, советник. И что - каждую ночь Гипнос посылает вам... испытание?

- Нет, что вы, господин эскулап! Чаще всего бывают обычные сны, которых я вовсе не запоминаю. Но вот эти... Происходят нерегулярно, однако... как бы поточнее сформулировать... производят гнусное впечатление. Даже на работе сказываться начинают. Порой представляю, что я уже вовсе и не я, а этот... Скользкий, прости Юпитер!..

- Ваше альтер-эго в сновидениях?

- Что? Да, наверное. И, главное, не то чтобы всё время одно и то же, а развивается всё. Будто в кино -- упасите нас Боги от зла -- или театре.

- Возможно, это как-то связано с вашими дневными заботами? Расскажите о себе подробнее, нам необходимо оценить ваше текущее душевное состояние. Но помните, досточтимый патриций: с эскулапом, как и со жрецом, следует быть абсолютно искренним. Любая опущенная деталь, которую вы из соображений сокращения повествования, деликатности либо стыдливости посчитаете несущественной, может помешать процессу лечения и свести все попытки исцеления на нет. Учитывая ваш статус, я бы даже назвал подобное (предполагаемое гипотетически) поведение антигосударственным. С другой стороны, представители нашей профессии связаны обетом молчания: ни одна ваша тайна не покинет стен данного кабинета. Примите во внимание вышесказанное, советник, как во время нынешнего визита, так и во время всех последующих -- сколько бы их ни понадобилось. И помните: ваш организм, все его отправления и выделения -- и физиологические, и психологические -- объект наших первоочередных забот и тревог. Вы находитесь в надёжных руках. Без ложной скромности смею утверждать -- в лучших руках Империи. Если иметь в виду медицину, конечно. Итак, я -- весь внимание. Опишите, к примеру, день перед тем, как вас постиг последний по счёту... кошмар - назовём его так.

- Вот не далее, как двое суток назад, и постиг. С утра с патрициями приняли на грудь фалернского по случаю открытия стадиона имени второго 37-летия Императора, да продлятся годы Его и превратятся в века! Конечно, нам далеко до Его физической формы, но тоже... стараемся соответствовать по мере сил. Упражнения, гантели, то да сё... Натурально, возлияния перешли в обед, затем пришлось инструктировать начинающих всадников по технике безопасности... Ну вы понимаете, что ни один из этих... молодых специалистов не окажется в ощутимой близости от живой лошади, но - правила едины для всех. Так что пришлось читать доклад - практически, на голодный желудок... В результате закончили лишь к четырём пополудни. Едва на еженедельный форум в лупанарий не опоздал. Надеюсь, вам не надо объяснять социальную значимость устоев и традиций, всадник? А периодические посещения и проверки мест высокой общественной потребности как раз и представляют собой важнейший обычай Империи. Поддержка малого предпринимательства, так сказать. В конечном счёте, терпимость является одной из главнейших добродетелей, завещанных нам Богами. Да и парни... то есть патриции моего круга... не простили бы. А им только попади на язык, знаете ли...

В общем, домой я пришёл не рано. Если уж совсем точно - ближе к восьми вечера. И на бровях, конечно. А моя супруга... Надеюсь, вашим заверениям, эскулап, будто всё сказанное здесь останется строго между нами, можно верить? И не только вы, но и этот хилый юноша ни слова не вынесут за пределы этого кабинета, и даже ваши лары сомкнут уста? Замечательно. А то руки у меня длинные, характер горячий и знакомые разные имеются. Это я на всякий случай предупреждаю. Как говорится, доверяй, но запугай. Что? Да, и проверю тоже... уж вы... Клебопег, не сомневайтесь. Так вот, моя дарованная Богами и своими, не к ночи будь помянуты, благородными родителями половина - Юлия Клеолинда - нравом крепка и слегка... сурова. Я бы даже уточнил, сварлива. Но это строго между нами. И, конечно, встретила она меня в молчании. Однако же кухонную утварь в статуи и стены метала. Позже Клео, естественно, отрицала, но убеждён: импортную амфору, которую я с трудом выменял у побывавшего во Франкии сослуживца, она разбила нарочно. Поскольку я сразу привязался к оной, а она её именовала исключительно, простите Боги, кичем и ширпотребом.

Конечно, эскулап, я не вполне соответствую нанесённым на скрижали Дворца Бракосочетаний качествам идеального супруга, но, как мне представляется, приближаюсь к воспетому аэдами уровню. В конце концов, почти никогда не нарушаю обетов верности. Во всяком случае, не с порядочными женщинами. А если и позволяю себе некоторые естественные вольности с работницами лупанария и, понятно, с секретаршей, то, согласитесь, мой социальный статус накладывает определённые права и обязанности и в данной сфере. Должен же я подтверждать вышеупомянутую физическую форму на практике? И все заработанные таланты (за вычетом приличествующих рангу и чину взносов в дружеский котёл) несу исключительно в дом. Или в лупанарий - но это святое, это жертва на алтарь, я бы сказал, вольной любви. Особое возлияние Богам, фактически. Между прочим, именно Юлия вечно забывает добавить масла на алтарь, из-за чего священный огонь уже неоднократно гас. Просто перед соседями неудобно. Вот всего неделю назад прямо в присутствии почтенного семейства Калигул... Однако не станем отвлекаться. Так что я, если разобраться, компенсирую её грехи. И готовит она вечно одно и то же -- ненавидимый Богами и людьми, презренный салат оливье. И крайне небрежно это делает, кстати. Он мне опротивел уже на второй год брака, а идёт, между прочим, четырнадцатый... Но мы отклонились, от темы; думаю, пора пересказать вам сам воспоследовавший сон?

- В этом нет нужды. Сейчас мой юный ассистент подключит к вам датчики, и постепенно вы погрузитесь в объятия Гипноса. А мы всё увидим на мониторах, да не коснётся нас ось зла! Мне кажется, что вы как раз в подходящем душевном состоянии.

- Тогда продолжаю. Ну я, значит, доел... это и отправился на лежанку, дабы насладиться вечерними одами. Дежурный трибун как раз рассуждал о Катастрофе. Сами знаете: верить можно лишь официальной позиции, а она еженедельно меняется. В результате даже мы, государственные люди, вынуждены пробавляться слухами и получать информацию из, прости Юпитер, телевидения. Я вам по секрету скажу, эскулап: тайн у нас всё же многовато. Нет, плебсу, конечно, лучше оставаться в неведении, но людям заслуженным можно бы и донести истину. Тем, кто заслужил доверие неустанными усилиями на благо Императора. Но -- нет. Так что я информирован не более, чем вы.

Ну и, конечно, Клео... Клео твердит, что я не думаю о семье, о детях (у нас их двое, слава Юпитеру!), в результате чего они непременно задохнутся... утонут... замёрзнут... будут испепелены... Надеюсь, вам, всадник, не надо ещё раз напомина...

* * *

- Скользкий! Скользкий!

Арнольд выбирался из сна, будто всплывал со дна пруда, когда тяжёлая вода сопротивляется, вяжет по рукам и ногам, не желая отпускать добычу. Над ним маячило на фоне голубого утреннего неба круглое, как блин, лицо Дока Харрисона: грустные чайного цвета глаза, пухлые, выпяченные губы, опасно нависающий над ними крупнокалиберный нос. Чёрные густые брови, трагическими скобками поднимающиеся к намечавшимся залысинам, производили впечатление тяжёлой депрессии. Впечатление не было вовсе уж ложным. Харрисон был оптимистичным нытиком, вечно утверждавшим: всё будет хорошо -- однако столь неуверенным тоном, что создавал и у окружающих, и у самого себя убеждения, прямо противоположные искомым. Он был приставуч, зануден, но противоестественным образом мил и популярен. Его любили, предпочитая притом не общаться. Однако Арни давно путешествовал с Харрисоном и привык, притёрся. В конце концов, он и сам -- отнюдь не подарок.

- Скользкий, дорогой, пора, - снова позвал Док уже спокойнее: было видно, что объект, в общем и целом, жив, очнулся, хотя ещё не совсем очухался.

Харрисон, бывший интеллигентный человек со стажем, выглядел помятым и даже несколько пожёванным, будто провёл ночь на садовой скамейке. Собственно так оно и было. Да и сам Арнольд смотрелся никак не лучше. И то, что скамейка имела подогрев, автоматически принимала очертания сидящего (лежащего) на ней тела и была покрыта модным многослойным ворсом, ничего существенно не меняло.

- Всё, - сказал он, встряхнув по-собачьи головой. - Проснулся уже.

- Снова то же самое, ара? - сочувственно поинтересовался Док.

- А ты думал? Римляне какие-то, греки ли... А говорят по-нашему. По крайней мере, понятно каждое слово. Тоги, сандалии, пьянки - античность долбанная. Жена эта опять же. Сучка.

- Ты бы про жён... это... поосторожнее, джан, - насупился Док.

Где-то там, в бесконечности пространства и времени, если верить Доку, его ждала и беззаветно любила утерянная вторая половина. Он утверждал, что регулярно видится с ней и имеет сытные обеды и страстные ночи, но учитывая вид его костюма - бывшего, как и хозяин - общее физическое состояние и, главное, аромат, последнее было более чем сомнительно. Впрочем, обсуждать больную тему не следовало.

- Так я и не обо всех жёнах, а исключительно о мегере из сна. Твоя супруга тут вовсе не при делах. Даже моя бывшая... Но эту, римскую я бы убил нафиг. Впрочем, проехали! - Арнольд злобно пнул двояковогнутую жестянку, неосторожно выглянувшую из-под слоя пыли, и ушиб ногу.

- Мои пилюли принимал, ара? - спросил Док.

- Синенькие - да, а от красных меня плющит. Но не помогло, как понимаешь.

Док развёл руками: мол, сам знаешь, я не доктор, а ветеринар. Да и то в прошлом, когда зверей ещё требовалось лечить.

Мимо прополз эритянин, задевая затейливыми затылочными щупальцами верхушки деревьев. Как обычно, его проход сопровождали едва слышимые звуки "Венского вальса" (Док некогда атрибутировал - Арнольд в меломанах и в прежние-то времена не состоял).

- Этих я не люблю больше всего, - мрачно сказал Скользкий.

- За что, джан? - удивился Док. - Они же мухи не обидят. Добродушные, как... морские свинки.

- Вот именно за это. Что безвредные. Такой у них хитрый замысел, понимаешь, чтобы их не боялись. А их надо ненавидеть! Переделали тут всё подчистую, понимаешь, столовки эти бесплатные со всяким дерьмом в тюбиках пооткрывали. А из чего сделана эта дрянь, известно? А, может, она потихоньку нас переделывает в рабов? Или в домашних животных? В свинок. На подсознательном уровне. Землю у нас отняли, волки позорные!..

- Погоди, - возразил рассудительный Док. - Во-первых, не всю планету, а только нашу территорию. За границей, насколько я знаю, их нет. Во-вторых, ты же, ара ахпер джан, сам, кажется, из этих... из первопродавцев. Хвастался же, что Мавзолей им ещё тогда толкнул.

Арнольд знал, что Харрисон прав. Первых Чужих (помнится, с Альдебарана) взяли в оборот как раз они трое с Рябым и очкариком... как там его?.. Конечно, Рябой Жан-Клод тогда ещё был не Жаном и не Клодом, а вовсе Васей Кононовым, и вначале их троица не замышляла ничего плохого, искренне желая пообщаться с экзотическими гостями. Собственно, сразу же, как только те вырвались из-под круглосуточного надзора соответствующей организации и вышли в народ. А вот когда выяснилось, что Чужие - никакие не учёные, а так... туристы... и что они легко башляют в любой валюте - тут и покатилось. Очкастый предложил им ГУМ почти ради шутки - повелись. Народ прослышал, конечно, у нас это недолго (наверняка Васька... Жан-Клод голопузый... проболтался под кайфом), и к концу месяца всё стоящее в столице было продано по три-четыре раза. И, главное, пришельцы так легко ко всему относились, конфликты разных собственников одного объекта как-то между собой перетирали - никаких тебе разборок со стрельбой. Однако купленное считали окончательно своим, и никакие народные суды были им не указ. Незаметно оказалось, что по рукам ходят миллионы долларов, но купить на них нечего, поскольку почитай вся ценная недвижимость продана-перепродана пришельцам, а вот бутерброд с паршивым ливером стоит лимон мёртвых президентов - и то если повезёт. Между прочим, бесплатных столовых тогда ещё не было, так что пришлось туго. Порой одни грибы-ягоды спасали. И грабёж военных складов, конечно, но те сначала требовалось отыскать.

А потом подвалили другие инопланетяне, что-то сделали с пространством, из-за чего любое расстояние можно было преодолеть буквально за пару минут - но только в пределах горячо любимой державы, чтобы ни дна ей, ни покрышки! И все они, ловкачи и махинаторы, оказались лохами, запертыми в большой такой клетке в одну седьмую суши, ночующими по подвалам да под кустами - благо, зимы тоже отменили. Потом много ещё чего произошло, привычный мир рухнул, и из обломков вместо Панова Сергея Яковлевича, удачно женатого перспективного менеджера крупной косметической компании и дружелюбного парня, выполз на карачках Скользкий Арнольд, бессемейный деловой человек, а фактически - бомж. Не без помощи окружающих сограждан дошёл до такого состояния, конечно, варианты пару раз открывались, вроде, однако оказались сплошным кидаловом. Но обиды давно стёрлись, горечь испарилась, и ненависти он ни к кому не испытывал. Кроме долбанных Чужих, из-за которых всё... всё...

Пространство резко разъехалось в стороны, как штаны, на которых дёрнули книзу молнию, и из прорехи явился Крутой Сильвестр в неизменных расклешённых джинсах на подтяжках и грязной тельняшке.

- Парни, - объявил он, лучезарно оскаля двадцать три кривых зуба, - я работу надыбал.

Работа степенно вышагивала рядом, одутловатая и по виду не то чтобы шибко трезвая, вся сплошь в посконном и домотканом. За ней плелась измученная скудным бытом лошадёнка, кое-как запряжённая в тарантас.

Криво выкроенное и уродливо сшитое одеяние мордоворота производило впечатление прочности и домовитости. Впечатление было ложным - патры предпочитали любовь к Отчизне физическому труду и по каждой необходимости нанимали бичей, расплачиваясь ими же произведённой натурой: хлебом, салом, овощами, самогоном. Неплохо, по сравнению со жратвой из тюбиков. Да и не приходилось особенно привередничать -- выбор вариантов был небогатый. Могли, впрочем, и кинуть либо пристукнуть по-тихому - всякое случалось. Зато патры ненавидели любые механизмы, почитая их бесовским западническим наваждением, и потому работы у них вечно было полно. А иначе пришлось бы наниматься в прислужники к пришельцам, на что Скользкий никогда бы не пошёл. Пока что...

Конечно, можно было и вовсе не утруждаться ввиду наличия инопланетянских столовок, но не всем по вкусу приходился горький хлеб лишенцев - хоть и не особенно горький, честно говоря, скорее, даже сладкий, но пища непривычного цвета и вкуса пришлась не по нраву не одному лишь Скользкому... патриотизм опять же, чувство собственного достоинства, присущее каждому второму бомжу...

Сегодня предстояло рыть ямы - один и восемь на ноль шесть и на метр в глубину.

- Могилы, что ли? - брякнул Сильвестр, уже лёжа в тарантасе на остатках сена. Скользкий забрался следом, привычно ощущая в кармане штанов вес Штуки - попытка "забыть" её на месте ночёвки, конечно, провалилась. Опытным путём удалось установить, что отделаться от Штуки путём закапыванья, зашвыривания в кусты и на деревья, злонамеренной утери и сжигания на костре - пустая и бесперспективная затея, и хотя Арни повторял потуги подобного рода, но уже лишь по привычке и для очистки совести.

Хозяин сердито пробормотал что-то и набычился.

- А тебе не всё равно? - пробормотал Арнольд, мерно покачиваясь на кочках и постепенно уплывая на выбоинах шоссе. - Не для нас - и ладно.

Убогое транспортное средство обогнал даже неспешный янус, подмигнув ездокам одним из своих лиц. Сидевший на его плече зеленовато-розовый в золотистую звёздочку профессиональный симбиот из числа веганцев (которые отнюдь не были веганами, очень даже любя мясо -- впрочем, синтетическое) звонко хихикнул и осыпал путников водопадом искрящихся конфеток. Малые дети очень любили веганцев. Скользкий, будучи личностью последовательной, ненавидел. Но на их кондитерскую продукцию это чувство не распространялось.

* * *

Беседа 4.

- Повторялись. Четырежды. Я вот тут запротоколировал содержание. С помощью секретарши.

Пациент протянул свиток в ладонь диаметром, исполненный на казённом пергаменте с водяными знаками и печатью.

- Причём последний раз - не далее, как нынешней ночью. Почти рабский труд в грязи, трупы какие-то, склады с оружием, лопаты долбанные, прости Юпитер, с кривыми рукоятями, занозы эти, дери их квадригой!.. Утром из руки шла кровь! У меня! Я бы ещё понял, если бы подобное снилось плебею, даже вам, всадник, - но при моём общественном положении это просто неуместно!

- Успокойтесь, патриций, мы справимся с вашей проблемой. Однако не стоит тратить ваши драгоценные время и усилия на записи подобного рода. Мы и сами увидим ретрансляцию во время искусственного сна. Напротив, повторюсь: мне хотелось бы побольше узнать о том, как протекает ваше бодрствование. В идеале - предшествовавшее аномальному сновидению. И, как я уже отмечал ранее, детали также критически важны. Не скрывайте ничего. Ибо необходимо точно выяснить причину происходящего, найти источник, спусковой крючок, так сказать. А вот подробности конкретных... м-м-м... кошмаров можно без всяких опасений опускать, ибо, с точки зрения натурфилософии, сии несущественны. Итак, как же протекал день вчерашний?

- В заботах, всадник. В трудах. С утра обсудили нехватку общественных колесниц в юго-восточном районе. Молодёжь на семинар пришла достойная, в прениях выступала толково, подробно, но без суесловия. Я и сам... впрочем, не будем о личных заслугах. Постановили перенести дальнейшие обсуждения на осень. Поскольку после Катастрофы проблема либо рассосётся сама собой, либо встанет с новой остротой, и тогда надо будет тщательно изучить, насколько огорчены уцелевшие жители. Позже слушали о недостойном поведении неких юнцов, которые навестили квартал красных фонарей в подобающих противоположному полу одеяниях, чем нарушили устои и сбили с толку некоторых завсегдатаев, включая двух уважаемых сенаторов. Постановили вынести порицание патрициям, выговор всадникам, а двух плебеев подвергнуть заслуженной порке. В воспитательных целях. Дабы не уводили на путь порока юношей из хороших семей. Затем мы посетили баню, после чего начальство предложило взять работу домой. Я, конечно, как человек, супруга которого не пребывала в полном отсутствии или отъезде, действительно имел возможность прихватить с собой лишь работу, но даже эта малость пришлась весьма кстати, ибо Публий Секст и Юлия-младшая как раз приехали из летнего лагеря. На краткую побывку, так сказать.

- О чём беседовали с потомством, советник, если не секрет?

- А о чём сейчас все разговаривают?! О Катастрофе, конечно. Не о варварах же. Сын у меня в юных разведчиках. Им говорили, что грядёт большая война, после которой разумной жизни на планете не останется. И каждый житель Империи должен приложить все усилия, дабы враги шли в царство Плутона впереди нас. Чушь, конечно, но полезная. Патриотическая.

- Ну и как мальчик - готов пасть за Цезаря, да продлятся дни Его?

- Как и мы все - с восторгом! Ибо наша святая обязанность... Или вы сомневаетесь?

- Никакие сомнения в таких материях мне не свойственны, как и любому сознательному гражданину Империи. А дочь столь же отважна?

- Юлия Туллия как раз изучает самоотверженность. Углублённо. Между прочим, конкурс был -- четыре подростка на место, но отборочный комитет учёл её происхождение от меня. Она, кстати, убеждена, что Земля разлетится на куски от прямого попадания астероида, однако нам следует встретить неизбежную гибель достойно, в лучших традициях древних героев. Соответственно, последнее время просит купить ей ванну слоновой кости на позолоченных львиных лапах и специальную бритву модного западного бренда, избави Юпитер от зла. Я обещал - чего не сделаешь для ребёнка! Вот у моего сослуживца, благородного Гая Аппия, сын Клавдий увлёкся восточным варварством, так ему требуется два личных раба и друг, чтобы при необходимости перерезать Клавдию горло. Ну, такого друга Гай уже нанял, с его средствами дело нетрудное, а насчёт рабов вышла неувязочка: рабство-то опять запретили, и нарушить национальные устои можно лишь с персонального разрешения Цезаря. Приходится искать подходы к Императору, и это -- большие деньги, сами понимаете, но ничего не жаль ради любимого отпрыска!

- А ваша достославная супруга?

- Жена-то? Клео... Вот тут я, прежде всего, желаю сделать заявление. Поскольку хочу внести некоторые уточнения в то, что говорил на её счёт в прошлую встречу. Официально утверждаю - и прошу запротоколировать - что характеристика, данная мною ей, содержала определённые, сугубо речевые, оговорки и отличалась чрезмерной жёсткостью. Ибо Юлия Клеолинда - почтенная матрона, образец добродетели, жизнь и деятельность которой подчиняются заветам Богов и не бросают ни малейшей тени на мою репутацию в обществе. Она родила трёх прекрасных детей, в том числе, двоих сыновей, старший из которых успешно служит Отечеству в качестве ответственного сотрудника банка "Слово Меркурия". Клео неплохо музицирует на арфе. И если её кулинарные способности оставляют желать много лучшего, то не все же таланты должны быть даны одной женщине! И хотя в её натуре наблюдается переизбыток яда и желчи, но, по сравнению с её матерью и тётками, Клео - просто нимфа какая-то, прости Юпитер. А то, что она не слишком умна, так одного мужа высокого интеллекта в семье вполне достаточно.

- Простите, советник, но река времени неостановима, и я вынужден прервать ваш блистательный монолог. Мы не сомневаемся в превосходных качествах подруги вашей многоценной жизни. Однако как же она относится к неизбежной Катастрофе?

- О, она утверждает, что потекут реки расплавленной лавы, либо грядёт глобальное землетрясение, либо нахлынет всемирный потоп (до конца прорицатели из её любимой передачи не определились, и она колеблется вместе с ними), но начальство непременно спасётся. И предлагает потребовать у патрона места в убежище для себя и семейства.

- И вы?..

- Пока не разговаривал. Не хочется обременять...

- Советую побеседовать как можно скорее. Не исключено, что именно чувство вины перед женой и общая обеспокоенность фатальным образом влияют на вашу тонкую нервную систему. А что вы сами полагаете по поводу Катастрофы?

- Недавно слышал от приятеля, что большой ускоритель элементарных частиц, который вновь запустили западные варвары, создаёт какие-то там чёрные дыры (я не натурфилософ, сами понимаете, так что подробностей не знаю), в кои может затянуть всё что ни попадя. По личному опыту предполагаю, что хорошо закреплённое не затянет, но зарубежных университетов-то я не заканчивал, научной аргументацией владею не в совершенстве, а версия сама по себе представляется вполне правдоподобной. Ибо именно избыточная учёность увлекает в бездну греха и гневит Олимпийцев. В любом случае, не сомневаюсь, что Катастрофа станет справедливым воздаянием Богов за грехи восточных и западных варваров и отечественных низкопоклонцев. Но погибнут и правые, и виноватые, поскольку Боги в гневе своём не разбирают, кого разить. Что и обидно. Однако включайте ваши аппараты.

- Уже сделано, советник...

* * *

Док ковырял землю на песчаном пригорке. Совочком, позаимствованным в попавшемся на пути детском садике. На недоумённые вопросы он тогда отвечал, что, дескать, пригодится. Вот, видимо, и пригодился. Может, замок построит... Дикая Шэрон метала кинжал в ствол тополя. Несмотря на суровое лицо дивчины, припанкованную причёску, татуху со змеёй, кожаный прикид (откуда только достала?) и пирсинг на правой брови, лезвие вонзалось в цель редко: в лучшем случае, через пять раз на шестой. Шэрон злилась и клеветала на солнце, ветер и древесину. Громила Билл прихлёбывал что-то из фляжки (по утверждению Дока, слабенький морс из остатков засахарившегося варенья, найденного их четвёркой пару суток назад на заброшенном хуторе), пьянея на глазах и отпуская по поводу экзерсисов Шэрон всё более вольные шуточки. Плацебо, чтоб его, раз уж настоящего спирта не достать, и самогипноз. Скользкий ни в коем случае не стал бы доставать женщину с острым ножом, но у всех свои правила жизни, и учить хорошему тону стокилограммового мужика под два метра ростом в его личные правила отнюдь не входило. Сам Арни вертел в руках Штуку, периодически подбрасывая её, от чего та отращивала лишние боковые грани. Сегодня Штука не напоминала ни скошенный цилиндр, как первоначально, ни снежный шар, ни игрушечного осьминога, но походила не египетскую пирамиду в миниатюре. Красная кнопка, как обычно, располагалась на самом почётном месте - на вершине - и тускло светилась багровым, напоминая о подразумевавшейся грозной сути. Почему-то Арни как изначально уверовал в глобальное значение Штуки, так и ни разу в том не усомнился. Если он нажмёт на кнопку, которая так и старалась подвернуться плоским затылком под указательный перст, то произойдёт нечто роковое. Может, инопланетяне исчезнут, будто фата-моргана. Может, человечество рассыплется в пыль, удобрив поверхность порядком уставшей от нахлебников Земли. А может, сама планета расколется на дольки, как гигантский апельсин, и её сожрёт ненасытное Солнце. Океаны вскипят, приготовив тонны рыбы-гриль... Горы обрушатся в долины, уравновесив пейзаж... Магнитные полюса поменяются местами... Семь казней египетских будут повторяться еженедельно... Короче, некий фактор изменится настолько, что привычное вялотекущее существование канет в Лету. Наверное, и неплохо бы...

Между тем, лес на горизонте шумел всё так же угрожающе, и скрытого им искомого зарубежья не было видно. Ибо над границей тучи шлялись хмуро, а предшествующую бору контрольно-следовую полосу заволокло туманом столь густым - хоть Шэроновым ножичком режь. Зато и из пришельцев никто не проползал вблизи, не проезжал мимо, не пролетал над головой. Кроме их четвёрки, разумной жизни вокруг не наблюдалось. Вообще с фауной тут было плоховато -- одна флора, да и та чахлая. Если не брать в расчёт угрюмого леса.

- Хай, Громила, когда выходить-то будем? - поинтересовалась дама, устав уродовать зелёные насаждения.

- Подожди чуток, Дикая. Я думаю, как нейтрализовать служивых.

- Так нет же их. Ни наших, ни Чужих.

- Должны быть. Иначе через неохраняемую границу уже полстраны пешком бы утекло. Нафига здесь оставаться? Нет, есть тут кто-нибудь. Замаскированный. Или заминировано здесь. Иначе быть не может, поскольку по-другому и не бывает.

- Это вряд ли, джан, - вмешался в диалог Док. - Ты хоть один труп видишь? А идиоты, ара, найдутся всегда, и хоть кто-то должен был пройти через минное поле... но не до конца.

- Звери растащили, - неуверенно предположил Билл.

- Кости бы остались, дорогой. Или ты представляешь себе медведя? Так косолапый сам бы взорвался к своей мохнатой матери. Или это был крайне везучий мишка, ара? Так мыслишь?

- А я что? Я ничего. Пошли тогда. Но если рванёт - я вас предупреждал.

- Без меня, ара джан. Мне и здесь неплохо. Да и жена, знаешь, - не могу же я супругу бросить. Кто ей в старости стакан воды поднесёт?

- Кальмаряне, - сказал Арни, сжав в кулаке Штуку с такой силой, что та превратилась в некое подобие гантели, один из шаров которой был алым и чуть плосковатым, - у них семь рук, сгодится семерым прислуживать. И, кстати, три ноги, так что двигаются они в полтора раза быстрее тебя, Док.

- Кальмарян ты только что придумал. Кстати, не смешно - и даже обидно, джан.

- Да чтоб мне под землю провалиться - не придумывал, - возразил Скользкий. - Видел своими глазами.

И в самом деле, видел. В доисторические времена. В тупом комиксе отечественного производства. Назывался, помнится, "В жутких глубинах беспросветного Космоса". Или как-то вроде того. Знали бы авторы, что через пару лет произойдёт прямо среди родимых осин...

- Ладно. Всё равно не пойду.

- Тогда и я пас, - сказал Арни. - Я с Доком. Я с ним давно землю топчу. Привык.

- И какого же чёрта вы две недели сюда пёрлись? - удивился Билл. - Безо всяких подпространственных коридоров же, пешкодралом! Не врубаюсь.

- Ладно, - махнула рукой Дикая, от чего кинжал едва-едва вместо древесины не оприходовал её собственное бедро. - Пошли, Громила!

И она, попытавшись грациозно вскочить, плюхнулась на задницу. Не смутившись, поднялась снова, но уже опершись о поверхность планеты, как рядовые сапиенсы.

По мере приближения к стене тумана, маслом на бутерброде стелившегося над КСП, ноги парочки нарушителей государственной границы причудливым образом удлинялись, а верхние половины тел, напротив, ужимались и скручивались.

- Пошли, джан, - сказал Док. - На ближайшем привале мы их встретим. Чужие - не дураки. Если постановили, что прохода нет, то его и не будет. Ни по земле, ни по воде, ни по воздуху.

Он оказался прав лишь наполовину. Тем же вечером у костра появилась Шэрон - растерянная, взлохмаченная, в ещё более растрёпанных, чем причёска и одежда, чувствах. В тумане они с Громилой как-то разделились (хоть и по-детсадовски держались за руки, в чём Дикая призналась с явным смущением), и тот так и сгинул. Возможно, просто вышел где-то в другом месте... Док не стал спорить, но Арни видел его скептическую усмешку. Он в который раз подумал, что чёртов Харрисон обычно оказывается прав...

* * *

Беседа 13.

- Ну, досточтимый патриций, вы знаете, чего мы от вас ждём с нетерпением.

- Один день жизни. Опять. И долго мы будем этой бодягой заниматься? Когда я увижу, наконец, обещанное лекарство? Это уже отдаёт неуважением, всадник. Надо ли мне напоминать, что может последовать за обвинением в неуважении?..

- Поверьте, дорогой патриций, мы - и я, и мой ассистент, присутствующий здесь экзекутор Клебопег, и бригада лаборантов - трудимся, не зная устали. Порой и ночью... Но не стоит об этом. Проблема не так проста, как могло бы показаться человеку несведущему... менее чуткому к новым веяниям и образованному в вопросах медицины, чем вы, советник. Гипнос - бог могучий, и преодоление его козней требует времени и толики везения.

- Ладно. Я понял. Работайте. Но помните: я - лицо заинтересованное и слежу за вами в оба. Надеюсь на вашу репутацию и ответственность. Однако что же вам рассказать, не выдав государственных тайн? В последнее время мы занимались лишь делами сугубой важности. Преддверие Катастрофы, сами понимаете. Органы безопасности донесли, что вторжение бронированных ящериц с Ганимеда начнётся буквально вот-вот. В ближайшие месяц-два. Так что из текущих дел придётся выбрать наименее секретное.

- Не беспокойтесь, советник, наши уста замурованы клятвой Гиппократа.

- Да-да. Хорошо. Тогда вот: позавчера у нас прошли тестовые гонки на колесницах. В рамках общеимперских учений. Конные квадриги, сами понимаете. Стадион, толпы народа -- патриции, естественно, и члены их семей. Конечно, содержанки в лучших нарядах, жёны тоже... неплохо одеты были... Ну, понятно, мальчики из гимнасия, как всегда, выстроились юцедом.

- Простите?..

- Боги! Ну, мы так лозунг "Юпитер! Цезарь! Демос!" сокращаем. Из экономии рабочего времени. Педагоги из гимнасия уже много лет этак юношей на стадионе выставляют -- воспитывают патриотизм с младых когтей. Похвальное рвение! А в самой гонке участвовали сплошь профессионалы, лучшие погонщики области. И все, буквально все пришли: и члены Провинциального Сената, и патрон с заместителем и супругой, и эти.. как их... девушки в коротких туниках... ну...

- Чирлидерши?

- Да. То есть -- нет, всадник, как вы могли использовать наречие западных варваров?! Болельщицы! Члены спортивных команд болельщиц в разноцветных одеяниях. Восторг, понятно, был всеобщим.

- И кони были настоящими?

- Конечно. Как же иначе? А в чём дело?

- Видите ли, патриций, я в жизни не видел ни одной живой лошади. И ни один из знакомых мне всадников -- тоже. А у вас там на празднике, значит, их было много?

- Конечно. Однако запомните, господин эскулап: это был отнюдь не праздник, не развлечение, а учения. По применению конной тяги в экстремальных условиях. Крайне важное мероприятие. Ввиду приближающейся Катастрофы и возможного введения чрезвычайного положения. А? Что?

- Я молчу, патриций.

- И правильно. И хорошо. Так вот: у патрона, конечно, была, чемпионская квадрига и первый среди погонщиков. И, естественно, в знак уважения к высокорождённому все остальные выпрягли из своих колесниц по одной лошади.

- Понятно...

- Так. Неожиданное явление кадавра народу. Вы вообще тут при чём, юноша... как вас там... Клебопег?! Что вам понятно?! Вы почему вмешиваетесь, когда я делюсь воспоминаниями с господином эскулапом?! К вашему сведению, испытания прошли в честной и жёсткой спортивной борьбе, мы гнали изо всех сил, повозки двух чиновников низкого звания даже столкнулись -- к счастью, без печальных последствий. Никто, кроме самих избыточно напористых юнцов, не пострадал. Да... о чём там я? Короче, мы старались, погонщики наши тоже... внесли определённый вклад. Просто глубокоуважаемый патрон, да хранят его Боги во имя Императора, был сильнее и лучше. И вполне заслуженно победил. Вот так! Понятно ему...

- Прошу прощения за несдержанность моего ассистента, патриций. Исключительно по младости лет...

- Ладно, проехали. Подключайте свои провода. Поспать, пожалуй, было бы и неплохо...

* * *

Расставшись с Дикой (которая всё пыталась отыскать Громилу и порядком уже раздражала), Ягелем Джеки и Безумной Ингрид, Арни и Док недели две бродили совершенно бесцельно. И вот -- приземлились. Раскинулись лагерем в городском парке. Кажется, это была Воркута. Или Тюмень - с тех пор, как времена года и климатические зоны отменили, это не имело особого значения. В глубине зелёного массива трещала и вспыхивала лаксианская аудиовидеостереообонятельная система, оглашая окрестности гармоничными скрежещущими звуками, плавно перетекавшими в визг и уханье, и обдавая соблазнительными запахами. По небу протекла сувская прогулочная шлюпка, растянувшись тёмно-синей кляксой от горизонта до горизонта и заштопывая атмосферу за собой. Вслед за ней летел одинокий зеленовато-розовый сувианин, помахивая всеми ста тридцати семью ушами и делая вертикальную "бочку". По недосмотру штурмана пролился короткий голубоватый дождичек, вызвавший быстрый рост не-грибов, но минут за пять всё стихло. От ближайшей поляны доносились сладострастные стоны и периодическое мягкое буханье - будто бегемот, подпрыгивая на батуте, закономерно рвал его. Там камчане и делианцы развернули походно-полевую дискотеку для тех, кому за три центнера.

Арнольд бездумно уставился на Штуку, сегодня напоминавшую ёлочный шар со спиралью от полюса до полюса и алой кнопкой на севере. Кнопка поблескивала внутренним пламенем, маня нажать. Арни швырнул Штуку в кусты, и та (немедленно по исчезновению в оных) материализовалась в нагрудном кармане, пребольно пнув метателя по ребрам. Попутно она преобразовалась в забавного бычка с багровым носом и неслабыми рогами, но Скользкий об этом не узнал.

- Док, а что бы ты сделал, если бы у тебя была... ну скажем, волшебная палочка, исполняющая заветные желания?

- Вернулся бы домой, ара джан.

- И чтобы всё было как раньше?

- Нет, дорогой, это ты Чужих не любишь, а мне, в принципе, нравится. Тепло, весело, смешно. Они для меня как кузен Артурчик - явились без приглашения, навезли кучу подарков, зазвали к тебе домой без спросу несколько десятков друзей, приготовили шашлык в ванной, пьют, гуляют, танцевать с собой тащат... Надоедливые, как комары, но безвредные и хорошие. Пусть остаются.

- Усложню задачу. Палочка вряд ли исполняет желания. Точно ты этого не знаешь, но, похоже, она умеет только разрушать.

- Тогда я бы, дорогой, выбросил эту дрянь подальше. Для чего мне гадюка, которая то ли плясать на хвосте будет, то ли укусит? Я не Гарри Поттер, ара джан, мне такая палочка ни к чему.

- А я бы, знаешь ли, Док, взмахнул разок - и будь что будет! Возможно, Чужаки исчезнут с концами, возможно, я. Или все мы. Всё наше ленивое, покорное, нелюбопытное стадо. Меня устроило бы.

- Слушай, зачем на себя наговариваешь? Себя убить хочешь, меня убить, моих детей убить? Не такая ты сволочь, джан.

- Такая, Док, именно такая. И нет у тебя никаких детей.

- Хорошо, племянников. Сыновей моей любимой сестры Ануш убьёшь? Не станешь, рука дрогнет, палочку сломаешь, ара.

- А если её нельзя сломать? А вдруг, коли уж сам ни на что не решишься, она начнёт действовать по собственной инициативе?

- Зачем загадки загадывать, пустые сказки друг другу рассказывать, дорогой? Пошли работать, а то очень кушать хочется.

Док с утра бродил по окрестностям и выяснил, что на дискотеке требуются аборигены, способные качественно продемонстрировать земные танцы. Расширить культурные горизонты инопланетных гостей сверхтяжёлой весовой категории. Расплатиться обещали не столовской пищей в тюбиках, а настоящими консервами. Говяжья тушёнка! Бычки в томате! Баклажанная икра! Сгущёнка!!!

- Ладно, пошли изображать аниматоров.

- Что-то ты злой сегодня, ара джан, раздражительный! Опять снилось?

- А ты думал - прошло? Плащи какие-то идиотские поверх нормальных костюмов, гонки на колесницах, шлемы с драконами, девки голые - почему-то с гусиными, кажется, перьями и со свитками. И разговоры, разговоры всю ночь. Голова пухнет! Вот ты бы не стал нервным?

- Не уверен, джан. Мне бы любопытно стало. Но я был врачом, почти что естествоиспытателем...

- Ветеринаром ты был, Харрисон, ветеринаром. Котов кастрировал, собакам уши и хвосты обрезал.

- Видишь, какой ты нехороший сегодня, Арни-джан? Всех обидеть хочешь, кусаешься, как будто это я тебе уши отрезал по ошибке. Или ещё что-нибудь.

- Извини, Док, зря я так сказал. Ты хороший человек, но ты Чужих защищал - вот я и сорвался.

- А что они тебе, лично тебе сделали плохого, ара джан? Да, жизнь твою они совсем сломали, но разве она была такой уж хорошей? Была бы, так ты бы не кинулся, как какой-нибудь Джефф Питерс, Мавзолей золарианцам продавать. Я не прав, дорогой? Вот лично мне сейчас существовать гораздо интереснее, чем до них.

- Вот только сам не знаешь, где твоя жена, и желание потратил бы на возвращение домой.

- Это мои дела и обстоятельства, дорогой. Никто в них не виноват, кроме меня, и пришельцы - меньше всех. Ты не всё про меня знаешь. А что касается тебя, джан, то Чужие тебя просто отпустили на волю. Теперь никто тобой не управляет, никто за тебя ничего не решает. Если пожелаешь, можешь выбрать любую дорогу. Только ты не хочешь, плывёшь вот по течению вместе со мной. Не за то ли ты на них и сердишься, а, дорогой? Не за бесплатную же еду из тюбиков...

- Хватит, Док, что-то ты сегодня много разговариваешь. Пошли по сцене скакать. Предлагаю показать им твист и брейк - я умею.

Кусты вежливо расступились, освобождая дорогу... Или это были глорианцы в растительной фазе? Или всё же изменённые земные растения -- разве разберёшь теперь, после Недели смешных мутаций? Ладно, хоть у самого крылья или хобот не выросли. Убил бы этих весельчаков! Над головой пронеслась огромная суставчатая конечность -- и завершила шаг метрах в десяти впереди. За ней осторожно, по одной последовали ещё три. Каждый раз, когда Скользкий встречал саранчоидов, у него возникало впечатление чего-то хрупкого, как ваза из тонкого хрусталя, снабжённая паучьими ломкими ножками. Однако выжили же они как-то? Может, на их родной планете нет ям и тяготение пониже?

* * *

Беседа 25.

- Итак, советник, рад вновь приветствовать. А у нас, спешу заявить, несомненные подвижки. Даже очень большие, но об этом попозже, попозже. Между прочим, вам не показалось, что пресловутый Скользкий страдает тем же синдромом, что и вы сами? Мы, специалисты, именуем данное явление проекцией. Не беспокойтесь, в указанном обстоятельстве нет ничего страшного. Скорее, наоборот. Впрочем, сейчас не об этом. Были ли вы, наконец, у начальства, беседовали ли с ним? Это крайне важно. Интересуюсь отнюдь не из праздного любопытства, а как ваш лечащий эскулап. Исключительно с точки зрения ослабления нервной нагрузки, выпавшей вам на тернистом пути служения Отечеству и Цезарю.

- Был. Поднял тему Катастрофы и своих перспектив в связи с ней.

- И как же?

- Патрон сказал, что разделяет моё беспокойство, понимая его как ответственность за судьбу нашего с ним общего дела. Подтвердил, что через десять или, максимум, двенадцать дней ожидается резкое глобальное оледенение. Однако, к счастью, убежища для наиболее ценных граждан подготовлены, человечество и -- что несравненно более важно -- Империя будут спасены. Начальник и его заместитель эвакуируются через неделю. Но в результате департамент остаётся без руководства, и его работа окажется парализована. Что не может не сказаться самым разрушительным образом на общественных нравах и на состоянии социума в целом.

- Допустим. Но как же помешать реализоваться столь печальным перспективам?

- В том-то дело. Патрон поблагодарил меня за то, что я всегда начеку и на страже.

- И нашёл для вас и вашего семейства место в убежище?

- Лучше, всадник, гораздо лучше! Он предложил мне занять его пост на весь период Катастрофы и преодоления её последствий.

- И вы согласились?

- Естественно. Я выразил восторг и благодарность, поскольку горд и счастлив, что для столь ответственной миссии выбрали именно меня. Я заверил начальника - и особу Цезаря в его лице - что ценю и не обману доверие и что вверенный моему попечению участок имперского строительства под моим чутким руководством станет флагманом и маяком!.. Между прочим, ввиду уже имеющихся заслуг и в предвидении достижений ещё более значительных патрон послезавтра устраивает мне малый триумф. Без лошадей, к сожалению.

- Всех лошадок, я слышал, пустили на консервы?

- Кто вам сказал подобную глупость?! Именно подобные панические слухи я предполагаю беспощадно искоренять как вносящие элемент хаоса в тщательно налаженный механизм. Нет и ещё раз нет! По достоверным источникам (в лице заместителя начальника) ответственно заявляю: все кони в безопасном месте. В специальном отсеке особого хранилища ценных и системообразующих животных. Да, о триумфе. Значит, без лошадей, но всё остальное: лавровый венок, фанфары, хор, поцелуй первой красавицы, багряный плащ от Провинциального Сената -- будет в ассортименте.

- А как же ваша благородная семья?

- Моё семейство, разумеется, останется со мной. Патрон специально оговорил этот вопрос, особо подчеркнув, что в такой период поддержка со стороны близких чрезвычайно важна. Он даже пообещал рассмотреть со временем вопрос о предоставлении значительно больших апартаментов, соответствующих моему новому общественному статусу.

- И как же на всё это отреагировала ваша глубокоуважаемая супруга?

- Она пока не до конца осознала величие открывающихся передо мной... перед нами перспектив. Даже выразила неудовольствие исходом нашего с патроном диалога. Что поделаешь - женщина. Мы с вами понимаем, что прекрасный пол, выражаясь деликатно, не всегда в ладах с логикой. Конечно, женщины -- верный оплот, необходимый для продолжения рода... прочих разных приятных и полезных надобностей, но и сам Цезарь согласился бы, что они ничего не способны достичь без мужского руководства. Так что не беспокойтесь, всадник, со временем я, безусловно, разъясню боевой подруге смысл и значение происходящего.

- Я в вас ни секунды не сомневался, уважаемый советник. Вы не обманули моих ожиданий.

- Значит, подключаем датчики.

- Нет, сегодня будет иное. Проглотив пилюлю, которой вас снабдит уже знакомый вам юный Клебопег, вы увидите последний аномальный сон. Тем временем уникальное сочетание ингредиентов воздействует исцеляющим образом на соответствующие области вашего мозга. После чего живописные видения сии покинут вас навсегда. Пробуждение будет окончательным и бесповоротным. Реальность -- и ничего помимо!

- И я не увижу больше снов? Никаких?

- Возможен и такой исход. Но подобное осложнение маловероятно. Скорее всего, вы будете видеть обычные сны, однако вспоминать их вам, увы, не суждено. Конечно, если вы откажетесь от приёма препарата ввиду возможных осложнений, мы продолжим поиск альтернативных методов лечения. Однако гарантий успеха дать не могу. Если же вас устраивает вышеописанное развитие событий, подпишите согласие на процедуру, и мы приступим.

- Шутите, всадник?! Да я до того устал от долбанных снов, что отлично обойдусь вообще без них. Просто парни напугали, что если ничего не снится - непременно попадёшь в дурдом. Голову морочили, верно? Ну так я же им и не поверил ни на секунду. А говорили убедительно, ублюдки! Короче, давайте свою таблетку. И где там мою благородную фамилию черкнуть?

* * *

Док ушёл к ближайшей дармовой столовке за бесплатным обедом на двоих, а Скользкий остался на симпатичном, покрытом изумрудной травкой пригорке посреди сквера, обогреваемый нежарким солнышком и овеваемый ветерком от помаваний лёгких крыльев бесчисленных арктуриан, купающих почти бесплотные тела в восходящих потоках утреннего воздуха. Штука сегодня была мультяшным инопланетным насекомым. Жучок пристроился на полянке напротив Скользкого, уставив на того единственный красный, чуть отливающий багровым глаз. Око было неподвижно и странно. Парадоксальным образом хотелось нажать на него и посмотреть, что будет. А что случится-то, кстати? Забавно окажется, если ничего не произойдёт. Если, например, это просто тест над глупыми землянами, очередное проявление странного (а каким ему ещё быть?) чувства юмора Чужих. Нет, вряд ли. С чего бы им выбирать именно Арнольда и приставать к нему столь назойливо? Обыкновенный бомж, стандартный представитель типичного для наших краёв потерянного поколения.

Из-под почвы выбрался крихтианин, похожий на откормленного лесного хомяка в лёгкой броне. Некоторое время он задумчиво изучал Арни, вроде даже намеревался подойти (кстати, вспомнилось, что жители Крихта - эмпаты), но передумал и, переваливаясь на коротковатых для его тушки лапках, зашагал прочь. Последовательно выкопавшись, члены его клана отправились следом. Самые младшие передвигались на четвереньках, старшие несли на спинах аэроранцы, мать семейства вдобавок держала портативный дубликатор: говорили, что в опасных ситуациях крихтианцы даже самих себя копируют на всякий случай, а потом не знают, что делать с лишними мужьями и жёнами.

Скользкий поймал себя на том, что, размышляя о пришельцах, не ощущает былой ненависти, обычного злого весёлого воодушевления. Кажется, некоторые уже и вовсе нравились ему. Привык он к ним, что ли? Так, пожалуй, станешь вялым непротивленцем, как Док. Кстати, о Доке -- он всё же неправ на этот раз. Не принесли Чужаки никакой свободы. По крайней мере, не Скользкому. Да, никто не пытается надзирать за обычными отправлениями жизнедеятельности, ежедневными мелкими делами обывателей (в отличие от рухнувшего в никуда родимого государства), но это отнюдь не означает, что насельников некогда великой и в прошлом крайне опасной страны оставили вовсе без присмотра. Просто у пришельцев свои методы контроля, мягкие, но не менее эффективные, чем прежние. Поводки удлинили, ошейники оббили изнутри бархатом, но решётка, хоть и стала невидимой, никуда не делась. Даже укрепилась, пожалуй: в прежние-то времена выйти за пределы кое-кому позволяли. И на время, и даже насовсем. А может, наших людей и нельзя выпускать наружу? Сами взбесятся -- и других перекусают? И клетка -- она для всеобщего блага? А реальность оттого и не рассыпается в прах и мерзость, что держится -- и весьма прочно -- на инопланетных подпорках; вот если их вынуть, тут и наступит Окончательная Свобода, не дай бог?! Ошибся умница Док, ой, ошибся, не докумекал. Ну а Арни -- что Арни? Ему, как было отмечено проницательным приятелем, на волю вовсе не хочется. И уж на такую, какая грядёт, если из нынешнего уравнения исключить Чужих -- точно.

Штука между тем обратилась в игрушечного рыцаря с выпуклой красной звездой на щите и целеустремлённо двинулась на Скользкого, попытавшись ткнуть его в голень игольно острым наконечником копья. Арнольд едва успел подхватить крошечного агрессора у чудом не пострадавшей конечности. Тот и в воздухе, болтаясь вверх ногами, умудрялся совершать некие грозные манипуляции оружием.

Мимо протопал на слоновьих лапах трёхрогий идеянин, подыгрывая на флейте в такт собственным шагам. Вспомнив, что идеяне, кажется, отвечают у Чужаков за безопасность, Арни подбежал к пришельцу и протянул ему вовсе уже взбесившегося воина.

- Помогите, - выдохнул он. - Пожалуйста. Это вовсе не игрушка. То есть выглядит, конечно, как игрушка, но, по-моему, она опасна. Очень.

- Опасна? - прогудел идеянин. - Что же, разберёмся. А почему украшение щита так выступает?

Он ткнул толстым серым пальцем в алую звезду, та вспыхнула багрово, раздался лёгкий звон, и мир рассыпался осколками зеркала, искрясь и переливаясь на прощание, будто ударился об пол лучший на ёлке шар...

* * *

Есть! Хавать! Шамать!!! Желудок превратился в монстра, который рвёт тело изнутри и требует поживы. Мяса. Рыбы. Любой плоти. Чёртовой зелени. Хоть чего-нибудь, лишь бы впиться зубами! Вначале разодрать на части. На куски, которые можно запихнуть в рот. И жевать. Лопать. Грызть и высасывать соки. Глотать, проталкивать по пищеводу, наполнить космическую пустоту желудка.

Встретить бы кошку... Собаку... Голубя, слишком ленивого, чтобы взлететь, как положено птицам...

Никого. Лишь алчущий, безумный голод заполняет Вселенную. Если в ближайшие сутки человек не насытит утробу, то взбесится и начнёт глодать чахлую траву с обочин, землю, камни, собственные конечности. Он видел таких, с кем это случилось. От одного чудом спасся. Это было давно. Неделю назад? Месяц? Год?

Сейчас человек бы не сбежал. Он бы напал на безумца и задушил его. Или загрыз. И тогда, наконец, наелся бы. Груда кровавой свежатины... Нет! Это запрещено. Почему? Если иначе не выжить? Непозволительно. Возбраняется. Кем? Неизвестно. Глупость. Дичь. Бессмысленное чистоплюйство. Идиотизм! Всё равно -- нельзя. Табу...

Отчего так холодно? И мокро. Это опять полил дождь. Проклятье! Человек адски хочет жрать, но этого им мало. Кому это -- им? Неважно. Если бы он не замёрз, то терпеть мучительную боль внутри было бы наверняка легче. А вот фиг! Всё дерьмо мира должно разом свалиться на его голову.

Ноги ноют, ноги стонут, ноги болят, ноги... Они весят по тонне каждая. Тонна -- это сколько? Это много. Слишком много. Почему на нём такие тяжёлые ботинки? Прежние были куда легче. Они, конечно, разваливались, зато он их почти не ощущал. А ведь как радовался, когда случайный попутчик умер. Да. Перекинулся. Приказал долго жить. Скапутился. Приобщился к большинству. Не помогла ему хорошая обувь. Которая очень требовалась кое-кому другому.

Человек тогда с восторгом выбросил свои опорки и разул труп. И всё. Больше ничем не поживился, кретин! О чём он думал?! Надо было употребить самые вкусные части туловища сразу, а остаток забрать с собой. Просто пища. Снедь. Харч. Хватило бы надолго. А вместо этого по собственному желанию привязал к ступням две гири. Обувка больше не подтекает. Но остальное-то мокнет, как и раньше. Много он выиграл?

Почему бы не остановиться? Сесть на обочине, закрыть глаза на минутку... Нельзя! Кто движется -- существует. Остальные сдохли. Откинули копыта. Сыграли в ящик. Нужно идти.

И он бредёт, спотыкаясь, но не позволяя себе рухнуть на растрескавшийся асфальт. Если свалится, то уже не поднимется. Падение -- смерть. Но смерть -- это покой, это свобода...

Нет! Он всё ещё хочет жить. И потому волочит ноги по бывшему проспекту, уходящему в никуда. В пустоту за горизонтом. Где-то там ждут ночлег и пища. Надо верить, надежда не спасает, но поддерживает.

Многоглазые черепа домов нависают над дорогой, скрипя перекошенными ртами подъездов. Приближаться к ним не стоит: всё сгнило и обрушилось либо вот-вот посыплется от малейшего толчка. Местами сохранились фонарные столбы, но лампы уже не загорятся: питающая их электрическая река пересохла.

Быстро темнеет. Ливень хлещет, превращая и без того дрянные обноски в вонючую груду мокрых тряпок.

Человек спотыкается о вывороченный бордюрный блок и падает. Некоторое время лежит, подвывая. Потом, постанывая и жалуясь, встаёт и долго, судорожно кашляет. Его бы вывернуло, но нечем.

Вновь просыпается осенний злобный ветер. Он гонит вдаль несколько смятых газетных листов. Мелькают лица, фрагменты бодрых заголовков, длинные колонки дешёвых слов. Человек неуклюже бежит вдогонку, рыдая, беспорядочно размахивая руками, глупо и бессмысленно матерясь. Он не помнит своего прошлого, даже собственного имени, не знает, куда и зачем тащится, но отлично понимает ценность бумаги -- пусть старой и пожелтевшей. Нужно запихнуть её под одежду, и станет чуть теплее.

Траектория его перемещения по поверхности планеты заковыриста и угловата. Напоминает иероглиф. Затейливый росчерк на сданной в архив географической карте. Которую никто уже не востребует.

Если бы человек сохранил способность чего-то желать сверх простейших физиологических потребностей, то он отчаянно хотел бы, чтобы его разбудили.

Ибо последнее сновидение оказалось самым худшим.

Вот только проснуться от него невозможно.

Оставить комментарий © Copyright Зеличёнок Альберт Бенцианович (zeal1@yandex.ru) Размещен: 03/07/2015, изменен: 03/07/2015. 71k. Статистика. Рассказ: Фантастика Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Третий Рим накануне Катастрофы. Патрицию Марку Туллию Клептоманну снятся странные вещи. Во сне он - бомж Скользкий Арнольд в лишённой государственной власти стране, контролируемой инопланетянами. Или наоборот - это Скользкому снится сон, в котором он - патриций? Что вообще происходит?

Зеличёнок Альберт Бенцианович : другие произведения.

Хроника несостоявшегося