"Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после"
Екклесиаст 1:11
Ради блага ближнего
1
Тогда, когда у него еще была возможность что-то решить, не допустив печали в свое сердце, его сознание каким-то образом пропустило в себя совершенную (а тогда только совершаемую) ошибку. Это уже позже он раскаивался обо всем. Позже оказалось, что его обложили со всех сторон, и ему не так-то легко и выбраться. Не легко, а может и невозможно.
--Я думаю, ты должен пересилить себя,--посмотрел на друга Фрол Агапов.--На самом деле еще не все потеряно.
Терновицкий промолчал. Сколько уже было этих советников. Большая часть из них считались его друзьями. Остальная часть -- были товарищами, или коллегами по работе (Терновицкий работал в крупной частной фирме, экономистом). И давно уже понял Михаил Васильевич, что никому нельзя верить. Лучше изначально сомневаться. Лучше потом поверить. Лучше потом.
--Нет, ты меня не слушаешь,--мясистое лицо Фрола готово было даже покраснеть или от негодования, или от стремления донести до Терновицкого какую-то правду.--Ведь я же говорю истину!
--И что я должен делать?--спросил Терновицкий.
--Начать жить,--ответил Агапов.--Бросить все и всех ко всем чертям и начать жизнь. Быть может это и действительно выход.
--Я тоже так считаю,--неожиданно поддержал Агапова Боровиков, еще один коллега (все они работали в одном отделе, и после работы зашли попить пива в бар).--Видимо можно вообще использовать сложившееся положение вещей как истинное и желанное. По крайней мере, оно позволяет поменять все разом.
Терновицкий, оставшись вроде как в меньшинстве, бросил взгляд на четвертого их коллегу, инженера из отдела обслуживания сельскохозяйственных машин (предприятия входило в агропромышленный комплекс России). Николай Роднин, высокий, стройный брюнет, тридцати двух лет, только недавно прибывший к ним на предприятие из другого региона (из провинции - в Ленинградскую область - жил в Питере, как и все нынешние собеседники), молчал. Что он мог сказать. Он сам только недавно развелся с женой, узнав, что у той есть любовник. Да и не до конца он еще понял историю Терновицкого, чтобы советовать.
Агапов сейчас догадался об этом, и в двух словах пояснил суть (он искал сторонников в желании убедить Терновицкого разводиться с мегерой-супругой, и готов был на многое). Оказалось, Михаил Васильевич когда-то вроде как удачно женился на женщине, которая первое время подходила ему идеально. Это время закончилось как только поставили штамп в паспорте о браке. Тотчас же его пассия явила свою ложную сущность. И для Михаила Васильевича начались те злобные будни, которые продолжались уже на протяжении пяти лет, и совсем не собирались заканчиваться. Через год он взвыл. Через два - смирился. Через три - принялся мучительно искать выход. Через четыре - нашел и тут же потерял. Сейчас прошло пять лет, и Терновицкий понял, что так жить нельзя. О его боли узнали друзья и коллеги. Каждый стремился помочь. Реальной помощи Михаил Васильевич ни от кого не видел.
--Я все-таки уверен, что выход есть,--Фрол Агапов (кряжистый мужчина средних лет с крестьянским лицом) обвел взглядом присутствующих.--И мы должны разрешить столь мучивший нашего товарища вопрос. Освободить его от гидры. Дать ему воздух свободы.
Официантка поставила новые кружки с пивом, забрав старые.
--Правильно говорит,--поддержал Агапова Боровиков (маленький, сухонький, 53-54 лет, работавший в плановом отделе).--Я вам признаюсь, что я вообще бы никогда не женился. Но понял это слишком поздно.
--А что же привело к такому пониманию?--спросил Роднин, улыбнувшись.
--Годы,--сопроводил свои слова кивком (видимо для надежности) Боровиков.--С годами мне удалось откреститься от стереотипов, которые навязывает нам общество. такими стереотипами является в том числе ложная необходимость жить в семье и браке. Я только сейчас понял что это ошибка. Женщины вообще зло.
--О, как!--с удивлением взглянул на него Фрол Агапов.--А как же без женщин? (никто не знал, была ли у Агапова семья; он охотно всегда давал советы другим, но о себе предпочитал молчать).
--Что ты имеешь в виду?--принял вызов Терновицкий.--Постель?
Агапов осклабился.
--Постель разрешена,--сказал Боровиков. Кузьма Петрович Боровиков был обстоятельный мужчина. Все что он начинал делать, делал четко, слаженно, и без видимых изъянов. Он также, как и Терновицкий, был экономистом, работал с ним в одном отделе.--Постель разрешена,--повторил Боровиков.--Но это не главное.
--Что?--не понял Николай Роднин.--Ты хочешь сказать...
--Вот именно,--усмехнулся Боровиков.--Из-за того что мужики так себя ведут, эти хитрые бестии и начинают манипулировать.
--Правильно,--поддержал его Фрол Агапов.--Надо обрубать концы, и указывать недотрогам их место.
От возбуждения Агапов поставил кружку мимо стола. Та упала на пол, пиво обрызгала штаны Фрола Агапова, но кружка не разбилась. Стекло было прочное.
--Еще с советских времен,--кивнул на кружку Боровиков.--Вот качество было тогда...--вздохнул он.
--Да...--грустно вторил ему Терновицкий.--Распродали державу...
--Подождите,--несколько изумленно посмотрел на них Николай Роднин.--Вы же все работаете в крупном капиталистическом предприятии. И как же вы говорите...
--Мы говорил о том, что страна распалась после предательства,--пояснил Боровиков, как на несмышленого ребенка посмотрев на Роднина.--А наша нынешняя работа - вынужденная. Мне бы намного приятнее было бы, если бы наш АПК принадлежал не частном инвесторам, а подчинялся плановой экономике государства.
Николай Роднин только недавно пришел на работу, и пока только постигал уклад предприятия и знакомился с коллегами. Быть может и потому малопьющий Роднин пошел после окончания последнего дня рабочей недели в бар. Сблизиться, освоиться, подружиться...
--Ты сволочь,--неожиданно сказал ему Фрол Агапов, просверливая взглядом.
--И предатель,--поддержал того Боровиков.
--Мы будем ставить вопрос о том, чтобы ты долго у нас не задержался,--с ненавистью смотрел на него Агапов.
--Лучше сам уходи,--поддержал Агапова Боровиков.
--А то мы тебя выгоним,-- сказал Агапов.
--Да вы что, с ума сошли,--не понял Николай.
--Вот именно,--вступился за него Терновицкий.--Что это с вами? Начали за здравие, а закончили за упокой...
--Да...--растеряно покачал головой Фрол Агапов.--Что-то мы действительно... того...
--Больше так не будем,--пообещал Боровиков.
--Вот те крест, что не будем,-- убежденно сказал Агапов.
--А если кто будет - мы сами с ним разделаемся,--поддержал его Боровиков.
--Да вы что это, коллеги, совсем с ума спятили,--предположил Терновицкий.--Что вы за балаган разводите?
--Но ты все равно должен развестись со своей стервой,--обратился к нему Боровиков.--Где это видано, чтобы мужик столько терпел от бабы? Ей вожжа под хвост, а ему страдание...
--Раньше надо было думать,--опустил голову Терновицкий.
--Почему раньше-то?--был не согласен с ним Боровиков.--Всегда можно изменить ситуацию.
--Под тебя должны подстраиваться, а не ты под кого-то,--сказал Агапов.
--Да к чему вообще под кого-то подстраиваться,--произнес Роднин.--Крепостное право отменили еще полторастолетия назад. Сейчас люди свободны. Если не сошлись по каким-то параметрам - надо расставаться. К чему мучиться-то?..
--И я предлагаю вообще - сейчас же позвонить ей, и сказать, чтобы убиралась,-- посмотрел на Терновицкого Агапов.
--Сейчас?--недоуменно переспросил Терновицкий.
--А че тянуть-то?--стоял на своем Агапов.--Давай я позвоню и поставлю эту заблудшую душу перед фактом. Пусть убирается ко всем чертям. Ей есть куда уйти?
--Нет,--покачал головой Терновицкий.--В том-то и дело что нет... Так бы я сам уже бы давно развелся...
--Вон оно что...-- растеряно протянул Фрол Агапов.
--Да уж...--вздохнул Боровиков.--Это вообще великая проблема... Была бы жилплощадь - полстраны развелась бы.
--Ну, так уж и полстраны,--усомнился Николай Роднин, но по его лицу было заметно что он только и ждет, что подтверждения того, что считает и сам.--Полстраны...--повторил он, словно вызывая товарищей на продолжение освещения темы.
--Кругом враги и предатели,--сдул пену с новой кружки (официантка вновь подчистила стол) Терновицкий, и стал жадно пить, словно бы мучила его жажда, а до этого он не выпил уже несколько кружек пенистого напитка.
--Это верно,--в один голос поддержали его Боровиков и Агапов, и тоже принялись опустошать свои кружки.
Николай Роднин видимо тоже хотел что-то сказать, да решив, что пока не стоит, вступил вслед за товарищами и коллегами.
2
Михаилу Васильевичу было сорок с половиной лет. Внешне он был высок, худощав, носил шевелюру черных волос, и после окончания экономического факультета сельхозинститута все время проработал на одном предприятии, в системе бывшей сельхозтехники, а ныне - агропромышленного комплекса, базирующегося в одном из небольших поселков Ленинградской области.
Его нынешний проблемный брак уже был второй по счету. Первая жена сбежала сама, обвинив бывшего мужа чуть ли не во всех смертных грехах. Нынешняя жена тоже обвиняла мужа во всех грехах. И в чем-то женщины оказались похожи. Разве что за исключением того, как понял недавно Терновицкий, что первая жена была умнее и более искреннее, чем вторая. И, по сути, тот развод Михаил Васильевич считал собственной ошибкой. С недавних пор осознав, что женщины по особенному друг от друга не отличаются. И при желании можно приспособиться к любой из них.
Это стало самым мучительным откровением Михаила Васильевича. Потому как означало подобное, что он все также как и когда-то (наверное, как и всегда) совершал ошибки. Мучительные, по сути. И в корне своем достаточно нелепые, чтобы, анализировав их, не осознать, что перед началом любого дела необходимо его должным образов выверять, сопоставляя все за и против. И чтобы в последующем не идти против себя.
Глупец. Терновицкий слишком часто в последнее время понимал, что он глупец. Но и знал, что окончательное признание сего факта есть тоже ошибка. Потому как стоило ему только опустить руки, как вся остальная жизнь пошла бы прахом. И хоть пока выхода из положения как будто не намечалось, Терновицкий надеялся, что рано или поздно противоречия в собственной душе удастся разрешить. Просто видимо должен был пройти какой-то срок,--полагал Михаил Васильевич. И как только он пройдет - все образумится. Само собой.
Против того что все пройдет само собой восставал разум Терновицкого, вынуждавший Михаила Васильевича искать новые пути как осмысления проблемы, так и поиска разрешения ее.
Не удавалось. Пока не удавалось. Но ведь Михаил Васильевич верил, что это только пока. Знал и надеялся на ожидаемые изменений.
--Дурак,--усмехнулось Альтер-эго Терновицкого.--Так ты можешь прождать до Второго Пришествия.
Терновицкий уже сам не знал, насколько он был религиозный человек. Если допустить что религиозный, то необходимо было, помимо десяти заповедей, соблюдать и остальные библейские правила. Но против этого восставало то, что светское общество никогда не будет жить по библейским заповедям. Это Терновицкий знал. Так же как и то, что каждый индивид все равно интуитивно подбирает что-то исключительно для себя. И уже в зависимости от каких-то жизненных ситуаций следует тем или иным заветам апостолов. Ну или же забывает те. Чем и обрекает себя на страдания. Терновицкий помнил слова Екклесиаста о том, что не скоро свершается суд над худыми делами, поэтому и не страшатся люди совершать зло. И это было самое мучительное для Терновицкого. Потому как не хотел он в душе становиться таким, как другие. Но если допустить, что таким он не будет, означало подобное перспективу некого затруднения при адаптации в социуме. А значит и вероятность того, что придется испытать Михаилу Васильевичу различные унижения от других.
Поэтому как мог он приспосабливался. И играя свою роль, чувствовал себя -- по крайней мере внешне - весьма нормально. Понимая, впрочем, что подобное могло быть лишь до поры до времени. Знать бы только до какого времени,--иногда, случалось, раздумывал Михаил Васильевич, да уже понимал, что подобное невозможно предугадать. А что оставалось? Смириться? Смириться. Может и смириться,--говорил себе Терновицкий, про себя условясь, что до поры до времени будет принимать подобную теорию. А потом пересмотрит его. Когда действительно почувствует, что подошел для этого час.
Фролу Агапову было сорок пять лет. Основательность и деловой подход читались во всех его телодвижениях. А взгляд всегда словно бы говорил окружающим: нет, не обставите меня, если надо только сам могу вас обмануть, но не собираюсь этого делать, потому что использую другие методы. Какие?--если бы кто спросил его, то наверное смутился бы Фрол Фомич Агапов. Но всеми силами не показал бы такого смущения. Потому как не смог бы никогда показать свою слабость врагу. А такими врагами Фрол Фомич в душе своей считал чуть ли не каждого окружающего. И не по причине какой-то внутренней злобности, а просто ради самосохранения. Не мог допустить Фрол Фомич, что кто-то смог бы когда подмять его под себя. Только сам он должен быть во главе. Только так ему было спокойнее, да и вообще - только так он мог существовать в этом мире. Мире зла,--как всегда при случае говорил Фрол Фомич, в душе быть может так и не считая так.
Можно было предположить, что Николай Роднин был противоположностью Терновицкого и Агапова. Но Роднин старался делать все наоборот, нежели хотел его разум. Потому как с недавних пор стал подозревать, что этот разум все чаще вводит его в серьезные заблуждения. А как итог таких заблуждений - томление духа. Что Николай Роднин никак не мог допустить. А потому цеплялся всячески за ситуации, возникающие в жизни. Стараясь представить все совсем иначе, нежели чем все на самом деле вырисовывалось.
--Быть может это глупо?--не раз вопрошал себя Роднин.
--И вовсе даже не глупо,--тут же он готов был обидеться уже на себя же.
А потом и вовсе старался думать о чем-то другом. О хорошем. Например, о том, что в скором времени в его жизни все должно было измениться. Причем однозначно, что в лучшую сторону. Почему? Подобного пока Николай Роднин объяснить не мог. Но верил в скорое начало изменений. И осуществление в связи с этим его чаяний.
Можно ли было сказать, что Роднин был странен? Можно. Но ровно настолько, насколько подобное можно было сказать и обо всех остальных. А если что и говорить (если уж кто-то очень хочет что-то сказать), то разве что сравнить Роднина с Терновицким, Агаповым и Боровиковым. А при подобных сравнениях Роднин всегда заметно выигрывал. Чем? Отношением к жизни. Потому что иной раз в голове его происходило такое (мы имеем в виду полет фантазии), что Николай Роднин уверенно проживал не одну жизнь, а несколько. Воображая иной раз такое, что какой другой человек просто сошел бы с ума. А Роднин наоборот, приходил в ровное состояние духа. Да и вообще, после этого стремился только к хорошему.
Кузьма Петрович Боровиков был себе на уме. Он мог поддакивать вам, а после оказывалось, что на данный вопрос он имел совсем иную точку зрения. А мог наоборот, резко противиться какому-либо вашему мнению, а после обнаруживалось, что считал он также как и вы. Загадка? Не было никакой загадки. Просто так было Боровикову спокойней. А спокойствие заставляло платить свою плату. И он считал, что будет гораздо лучше -- обретения подобного спокойствия подстраивать окружающих под собственные устремления. Заставляя остальных - считаться с собой. Тем паче, если те и сами были не против. А то и бывали от этого счастливы.
Хотя понятие счастья Боровиков всегда считал весьма условным. Да и старался вслух об этом не говорить. Считая подобное вещью весьма даже интимной. Ну и что уж точно - для внутреннего пользования.
Может признать, что он был странен? Не стоит. Он был нормальным человеком? Хотя и конечно, со своими странностями... Которые, впрочем, были и незаметны, если к Боровикову особо не приглядываться. Да и сам Кузьма Петрович любил, когда на него не обращают внимания. Ему даже было проще, когда другие вообще не замечали его существования. Словно бы его и действительно не было. Даже, быть может, - и не существовало.
А может и на самом деле не было?--не раз, бывало, задумывался Кузьма Петрович, и ловил себя на мысли, что не может утвердительно сказать ни да ни нет. Он и в жизни был такой. Старался никогда не говорить чего-то утвердительного. Словно бы признавая, что все что происходило с его участием... Ну как бы - признать что этого вообще и не было. А если он в чем-то участвовал, то словно бы и не участвовал. Так... Паутина какой-то грусти, пустоты, чего-то до боли нереальности невозможного. Вроде как и действительно не существующего...
3
Как ни странно, но, несмотря на какие-то разногласия - все четверо вдруг взяли за правило встречаться помимо работы. Ну, после работы это уж действительно стало чем-то традиционным. Но вот иной раз встречались они и на выходные. Поначалу вроде как еще и редко, а потом все как-то уже и не считали, что когда-либо было иначе.
Правда, до каких-либо уж очень откровенных споров не доходило. Да в душе каждый все равно считал право другого на самоопределение в предпочтениях. А если какие вопросы у кого и возникали, так это было больше для порядка; причем большая часть каких-то вопросов на самом деле не задавалась.
Терновицкий тяготился этими встречами. Он вообще тяготился каким-либо общением. По своей природе он был больше одиночка.
А еще Михаил Васильевич все время пытался разобраться с тем вопросом, который мучил его, порой, самым отчаянным образом. Суть вопроса - проблематика личной жизни.
Причем, насколько проблема была актуальной можно было судить уже потому, что чем дольше длился брак Терновицкого, тем чаще он искал способы остаться одному. При этом, просто так взять и развестись Михаил Васильевич не мог. Он пока оказывался не готов уйти, оставив свою жилплощадь злобной супруге. Вообще-то супруга была дурой. И видимо это на самом деле более всего удручало Михаила Васильевича. Потому как известно, дура совершает и дурацкие поступки. От которых главным образом страдал сам Михаил Васильевич. Ведь дура (или дурак - пол роли не играет) не считает, что ее (его) поступки дурацкие. Так считают окружающие. Которые страдают. И думают о том, как бы поскорей лишится статуса окружающих. И еще лучше (для Терновицкого это было самое актуальное) остаться одни. Без какого-либо ужасающего возвращения к прошлому. Которого попросту не должно было быть.
Пока подобное было невозможно. Трудно сказать почему. Скорее причина заключалась в самом Михаиле Петровиче. В его внутреннем состоянии. В общей невротичности его психики, если хотите. Которая совсем не позволяла совершать те поступки, которые он считал бы при всех раскладах необходимыми. И которая заставляла его подстраиваться к окружающим его обстоятельствам. Другими словами - подчиняться. Он всегда подчинялся. Его с детства приучили все делать так, как в первую очередь хотят того окружающие. Можно было после страдать и раскаиваться, но в момент того, когда еще возможно было что-то изменить - ни маленький Миша, ни его родители - не меняли. Подстраиваясь под своих знакомых, которые использовали их по полной программе (для удовлетворения своих целей и задач).
И ведь стоило только тогда еще стать хотя бы в подобие позы кому-либо из родителей или самому Мише - быть может и не была бы столь мучительной их жизнь. Ведь угождать другим тяжело. По природе люди вообще стараются не угождать, а властвовать. Но вот словно бы весь социум различными условиями существования восстает против этого. И лишь немногие имеют волю идти наперекор. А все другие - подстраиваются. Притом что стоит дать поблажку в малом - как все уже скатывается словно бы снежный ком. И чем дольше живет такой человек, тем больше ему приходится мучиться. Переживая и уже почти совсем не находя выхода. Потому что понимает он, что выхода нет, как разве что в том, чтобы вообще все (отчаянно и сразу) изменить. Но если еще возможно было разорвать цепи раньше, то с каждым годом подобное сделать все труднее. И наконец наступает уже такой момент, когда и вовсе все становится невозможным. И остается...
В подобных условиях пребывал сейчас Терновицкий. И, несмотря на это, он все равно готовился, настраивая себя, для решающего броска. Броска к счастью. Но видимо что-то уж слишком подготовка затянулась... И уже неизвестно, может ли когда-нибудь так случиться, что станет возможным ему то, о чем он тайно мечтал. Слишком все действительно затягивалось... Слишком...
4
Боровиков, не сговариваясь с остальными, решил помочь Терновицкому. Все что необходимо - это уничтожить гидру, которая доставляла его товарищу и коллеге столько ненужных тревог.
Как это становилось возможным сделать? План состоял из двух взаимоисключающих друг друга пунктов. По первому - ее прост необходимо было убить. По второму - заставить самой уйти от Терновицкого. В этом случае все остались бы живы. И со временем у его товарища прошла бы душевная боль, связанная с вынужденным расставанием (любое расставание, если не по своей воли - вынужденное). А потом бы наступил период безмерного счастья. Того счастья, которое осознается уже позже. Причем ощущение приходит настолько внезапно, что уже остается только сказать себе: разве это возможно? Что бы я был так счастлив. И в конце концов все равно поверить в это не веря. И с тех пор удерживать это счастье двумя руками. Боясь его выпустить и растерять.
Боровиков не сомневался, что Терновицкий еще скажет ему спасибо. Но ведь совсем не спасибо было важным для него. Главное для Кузьмы Петровича делать добро людям. И если он знал, что это в его силах - он уже не сомневался, что непременно подобное делать был должен. Даже, может быть, обязан. Особенно если на каком-то этапе у него не было других обязанностей.
На удивление, о подобной помощи раздумывал сейчас и Николай Роднин. Уже только разведясь с женой, он понял, какое это благо быть одному. И ему захотелось с кем-нибудь этим благом поделиться. На примете был Терновицкий (Роднин хорошо помнил тему одной из совместных встреч становившейся неразлучной четверки). Николай Роднин знал, как мучается его друг. И понял, что в его силах ему помочь. Вот только что он для этого должен был сделать?..
Своим желанием Роднин поделился с Агаповым. Агапов сказал, что мудрить, тут, особо не следует. А надо взять и вырвать жало. Причем открылось, что Фрол Фомич оказался сторонник самых жестких и решительных мер. И стоило Роднину только задуматься, как, возвратившись в своем сознании обратно, он уже стал свидетелем того страшного, что приготовил Агапов для жены Терновицкого. А, вслушавшись, он уже вынужден был трижды проклясть себя за то, что поделился своими сомнениями с Агаповым. По всему - Агапов был настоящий зверь. И такое, казалось бы, невинное обстоятельство раскрыло всю его сущность.
Ложную сущность, как мог бы заметить Роднин, если бы успокоившись, оказался способен сделать какой-то анализ ситуации (как он привык).
Но сейчас внутри Николая Роднина все бастовало. В душе его вообще произошел самый серьезный за последнее время разлад. И с этим необходимо было как минимум справиться. Желательно - побыстрее.
Мог ли он сделать что-то подобное? Ну, наверное, мог. Если бы действительно успокоился. Если бы сумел успокоиться... Если бы только...
--Что это вы тут задумали,--зашел в курилку Боровиков.
Роднин тут же ему обо всем рассказал.
Боровиков в душе усмехнулся, и признался товарищам, что у него тоже есть идея (Роднин сжался от страха). Причем она в какой-то мере перекликается с идеей Фрола Фомича (Агапов торжествовал, Роднин готов был упасть в обморок). Более того - основную роль в этом должен был играть Коля Роднин (Роднин поперхнулся табачным дымом, сжал и выбросил сигарету, и хотел, было, уже скрыться, да Боровиков его попридержал за локоток).
--Не мудри, чудила,--вежливо попросил Боровиков, понизив голос, и произнеся слова почти шепотом.--Я же плохого не посоветую.
--Я не собираюсь участвовать в ваших преступных деяниях,-- сквозь разраставшийся в груди страх с трудом выговорил Роднин.
--Зачем ты говоришь о том, чего не знаешь?-- удивился Боровиков, посмотрев на Агапова, словно ища у того поддержку.
Агапов тем временем боролся с желанием врезать Роднину по скуле. Он только сейчас понял, что ему никогда не нравился тот тип слюнтяйства души, ярким представителем которого был стоявший рядом с ним коллега. Коллега, но уже не товарищ. Такие товарищи Агапову были не нужны.
--Фрол Фомич, ты что это насупился?--изумился Боровиков.--Что вы, право (посмотрел он на обоих) как какие-то...
--Мне он сразу не понравился,--кивнув на Роднина, произнес Агапов.--И я как чувствовал, что когда-нибудь он может предать...
--Да где предательство-то?--не выдержал Роднин, посмотрев на Агапова.
--Действительно, Фомич, что ты там себе навообразил,-- изумился Боровиков, посмотрев на Агапова.--Никто из вас даже не выслушал мой план.
--В чем заключается план?--спросил Роднин, интуитивно почувствовав, что еще все может устаканиться.
--Какой план?--по лицу Агапова было заметно, что он искренне забыл с чего начался весь сыр-бор.--Да, верно,--просветлело его лицо.--Ведь ты сказал, что у тебя возник какой-то план.
--Который косвенно мог походить и на твой,--нашел момент посмотреть на Агапова Роднин.--Но в чем-то от него и отличается,--предположил Роднин, решив сыграть ва-банк.
--Нет,--покачал головой Боровиков.--Почти и совсем не отличается (внутри Роднина все вновь сжалось от ужаса. Представить, что он должен был убить жену Терновицкого... Подобное никак не укладывалось в голове Николая Семеновича).
--Убивать мы никого не будем,--сразу расставил акценты Боровиков.--Речь идет об простом адюльтере. Свидетелем которого должен стать Терновицкий. Или даже не свидетелем (учитывая его знакомство с... он кивнул на Роднина). Можно все сделать хитрее. Ты, Николай Семенович (он посмотрел на Роднина) влюбишь в себя супругу Терновицкого. И убедишь ее рассказать мужу о тебе (не упоминая лиц), и также подготовить женщину к разводу.
--А потом на ней жениться,--рубанул догадку Агапов.
--Ну, можно и жениться...--предположил Боровиков.--Но это уже будет не важно. Главное - чтобы она сама стала инициатором развода с Михаилом Васильевичем. А дальше уже...--развел руками Кузьма Петрович, и улыбнулся, посмотрев на Роднина.
--Да не хочу я ни на ком жениться,--вспылил Роднин.--Мне нравится моя свобода. Нравится...
--Да жениться тебя никто не заставляет,--махнул рукой Боровиков.--Мы должны...
--Да я все понимаю,--сказал Роднин.
--И?--пристально посмотрел на него Агапов.
--Да не согласен я,-- ответил Роднин.--Почему я должен влюблять в себя какую-то бабу, которую я и в лицо не видел...
--Увидишь,--вставил Агапов.
--Нет, право, что так?--не понимал Боровиков.--От тебя-то и делов-то, что переспать с женщиной.
--Или ты...--договорить Агапов не успел. В курилку вошел Терновицкий. И все тут же принялись говорить на отвлеченную тему.
5
В последующие несколько дней Николай Роднин согласился.
Большей частью повлияло на его решение фотография жены Терновицкого, которую раздобыл Агапов. Клара, супруга Михаила Васильевича, была тридцатипятилетняя крашенная блондинка, высокая, худая, с длинными ногами, незначительной грудью, и симпатичным лицом. А еще у нее были пухлые ярко накрашенные красной помадой губы. Губы эти будили фантазию. И Роднину вдруг независимо от своего какого-то желания - не желания представилась как этими губами она будет обхватывать его... Ну в общем, привиделось Роднину сплошное непотребство. Которое ему вдруг захотелось воплотить в реальность.
А еще через несколько дней состоялось и его первое знакомство с Кларой Терновицкой. Клара работала в промтоварном магазине, продавцом, и по совместительству руководителем секции мужской одежды. По легенде Роднин пришел покупать деловой костюм. Да не мог выбрать. Ему стала помогать Клара. И, как предположил Боровиков (находившийся неподалеку и страховавший товарища, делая вид, что занят выбором рубашки), тогда же между ними и вспыхнуло первое чувство.
На самом деле все могло быть не так. Но что уж точно, Клара неожиданно приняла приглашение Роднина встретиться через день (завтра еще должна быть ее смена, потом два выходных), и погулять по городу, с предусматривавшимся заходом в кафетерий или бар (по желанию Клары,--вежливо улыбнулся Роднин).
Однако потребовалось еще две недели, прежде чем женщина оказалась в постели Николая Семеновича. Причем самым неприятным оказалось то, что она совсем не признавала минет. Зато ("удивительный факт",-- отметил про себя Роднин) не выказала ни доли сопротивления, когда он вошел в нее сзади. Туда, куда тайно всегда мечтал Роднин. И куда допускает не всякая даже внешне раскованная женщина (или даже проститутка, вспомнил Роднин как, забыв оговорить условия, за анальный секс жрица любви потребовала с него отдельную плату). Клара же нисколько не сопротивлялась. Чем так расположила к себе Роднина, что он готов был на ней жениться.
Если она того пожелает. Но она не желала. Пояснив, что у нее есть муж, который ее искренне любит.
На следующий день Боровиков (вызвавшийся контролировать процесс) окольными путями установил, что у Терновицкого действительно в последнее время (время удивительным образом совпадало с началом знакомства Клары с Родниным) улучшились отношения с супругой. Но не настолько, пояснил Михаил Васильевич, чтобы он не был счастлив с ней расстаться. Агапов даже предложил поставить в известность Терновицкого об изменах его жены, но Боровикову удалось убедить его, что пока еще рано. Рыбка должна основательно заглотить крючок,--пояснил он, улыбнувшись по себя чему-то своему.
Еще через время Клара призналась Роднину, что ей стал нравиться оральный секс, к которому постепенно удалось ее приучить Николаю Семеновичу. Отношения между влюбленными крепли и развивались.
И, наконец, как будто настал тот момент, когда можно было говорить о тех условиях, которые изначально запланировала троица: развестись с Терновицким.
Но тут проявил неожиданную активность сам Михаил Васильевич Терновицкий. Вдруг осознавший, что теряет жену, и ставший оказывать ей всяческие знаки внимания, включая продолжительный секс, который в последнее время уже между ними вроде как прекратился.
У Боровикова возникла мысль ввести Терновицкого в курс дела.
Роднину удалось его отговорить.
Агапов решил при случае обо всем рассказать самой Кларе. И поделился своим намерением с коллегами, сообщив, что собирается выйти из игры, потому что не может больше смотреть на то, как Роднин наслаждается ласками с чужой женой.
Ситуация могла выйти из-под контроля. Поведение Агапова вообще было непонятным. И только Роднин высказал предположение, что в душе о чем-то подобном видимо всегда мечтал сам Агапов. Да вот женщины должно быть его не любили (или,-- предположил Роднин, - любили не те женщины, которых хотел он).
Необходимо было собирать срочный совет. Собрались все, кроме Терновицкого (что понятно), и Агапова (который все равно - видимо из любопытства - пришел в последний момент). Однако это уже был другой Агапов. По всему было заметно, что кто-то с ним провел соответствующую беседу. Кто?-- предположил Боровиков, оглядывая собравшихся. На Роднина такого подумать не мог. Значит с Агаповым никто не разговаривал, и он сам осознал...
--Я понял, что ты должен на ней жениться,--подтвердил Агапов предположения Боровикова, открытым взглядом уставясь на Николая Роднина.
Роднин посмотрел на него с неприязнью. Между ними уже давно тихо тлел конфликт. И то, что он пока не возгорался, объяснялось нежеланием Роднина спорить с Агаповым.
Агапов, работающий в отделе снабжения, представлял из себя типа человека, который не считаясь ни с чем, выполнит поставленную задачу. Причем, в большинстве случаев, - применит в разрешении какой-то свой, обязательно отличный от остальных, подход.. Который в итоге и окажется самым результативным. Хотя подход будет еще тот!
--Зачем ты так на меня смотришь?--спросил Фрол Агапов.--Разве я хочу тебе плохого? Нет,--ответил он сам себе. Все, к чему я стремлюсь - сделать что-то исключительно для общего дела... Ты же смотришь на меня как на врага народа. В чем моя вина? (на протяжении всей речи Роднин внимательно смотрел на Агапова, хотя думал при этом совсем о другом. О том, например, что было бы неплохо добиться повышения, заняв должность начальника отдела; или, например, возглавить одно из подразделение сельхозмашин, находящихся в соседнем районе... многое о чем думал Роднин... периодически, впрочем, прислушиваясь и к тому, о чем говорил Агапов. Но говорил тот пока о том же...)
--Или может ты хочешь вообще сбежать от поверившей тебе женщин...--расслышал Николай слова Фрола Фомича.
--Нет,--ответил Роднин.--Я совсем не против продолжить общение с Кларой. Тем более что мне кажется...--задумался Роднин.--Мы вполне можем быть вместе.
--Вместе?--переспросил Боровиков.
--Вместе,--кивнул Роднин.--Да вы же и сами этого хотели?--посмотрел Роднин на Боровикова.
--Это было раньше,--вмешался Агапов.
--Раньше?--не понял Роднин.--А что, разве что-нибудь за это время изменилось?
--Изменилось,--ответил Боровиков, и посмотрел куда-то в сторону.
--И что же?--стал немного злиться Роднин.
Образовалась небольшая пауза.
--Ну же?--попросил Роднин, неторопливо переводя взгляд то на Агапова, то на Боровикова, и слегка перетаптывая на месте.--Скажите мне наконец, что здесь происходит!--попросил он голосом, в котором просматривались командирские нотки (командиром Роднин никогда не был; он даже в армии не служил, купив когда-то "белый билет").
--Терновицкий подал заявление об уходе...--сказал Боровиков.
--Мотивировал желанием уехать в другой город...--начал Агапов.
--...Где ему якобы предложили другую вакансию,--закончил Боровиков.
--Ну, а главная причина заключается в том, что Терновицкий испугался, что может потерять жену...--произнес Агапов.--И решил попросту сбежать, увезти ее...
--Сука,--выговорил Роднин.--Вот же сука!
--Да...--изучающе (словно не зная раньше, что Роднин умеет ругаться) посмотрел на него Боровиков,--сука-то может и сука. Отчего ж не быть ему сукой. Но выходит так, что мы тоже в этом виноваты.
--Ой, только не надо делать из этой гадины жертву,--твердо произнес Николай Роднин.
--Да он же сам нам плакался когда-то, что жена стерва, угнетает его, и все прочее...--поддержал Роднина Фрол Агапов.--А теперь разыгрывает из себя несчастного.
--Сволочь,--проникся словами коллег и товарищей Боровиков.
--А значит, мы должны наказать его,--сказал Фрол Агапов.
--Кого?--не понял Боровиков.
--Терновицкого,--захохотал Роднин, поглядывая на Агапова.
--Терновицкого,--утвердительно кивнул Фрол Фомич.
--Он теперь в роли отступника и предателя,--сквозь смех сказал Роднин.
--Послушайте,--посмотрел на товарищей Боровиков.--Давайте отпустим его с миром. Пусть уж он идет куда ему следует... К чему...
--Нет уж,--вспылил Агапов.--Так просто он не уйдет. Я не дам ему уйти. Ишь, что надумал - закрутил процесс, а теперь...
--Подожди-подожди,--попросил Николай Роднин.--Сгоряча тут решать ничего нельзя.
--Верно,--поддержал его Боровиков.
--Я предлагаю открыто поговорить с ним,--предложил Роднин.--Но сначала мне необходимо срочно встретиться с Кларой.
--Ха-ха,--усмехнулся Агапов.--Это ревнивец посадил ее под домашний арест. А находится рядом с ней.
--Ну это уже ерунда какая-то,--не поверил Николай Роднин.--Сейчас все-таки 21 век. Вроде не похож Терновицкий на того, кто живет в средневековье.
--Ну, век-то может и 21,--серьезно сказал Боровиков.--А Фрол Фомич говорит правду. Этот чудик действительно запер супругу вместе с собой в квартире. И сидит на телефоне, ожидая сообщения об уходе ("как подпишет генеральный, я должен ему позвонить",--пояснил Боровиков).
--Ну так позвони, и скажи что его срочно требует к себе генеральный,--предложил Роднин.--А я тем временем рвану к Кларе.
--Да не поедет он никуда,--высказал предположение Боровиков.
--Как это не поедет?--изумился Агапов, привыкший всю жизнь выполнять приказы вышестоящего начальства.
--Да ладно, сейчас не об этом,--произнес Боровиков.--Давайте...
И он предложил свой план предполагаемого развития событий. Согласно ему, во что бы то ни стало необходимо было встретиться с Терновицким, и обо всем с ним поговорить. Прежде всего, узнать, что он сам хочет. И уже исходить от этого,--предложил Кузьма Петрович.
--Ага,--буркнул Роднин.--Сначала вы меня убеждаете, что я должен встречаться с Кларой. Влюбить ее в себя. А потом, как чувства в самом разгаре, даете отбой.
--Ну, отбоя еще никто не давал,--предположил Агапов, и глаза его засветились хитрецой.
--Давать-то не давал, но это предусматривается,--недовольно ответил Роднин.
--Ладно, давайте попробуем сначала выдернуть Терновицкого,--предложил Боровиков.--А там уже решим что дальше делать...
6
Вскоре приехал Михаил Васильевич. По всему он был чем-то встревожен.
--Что-то случилось?--Агапов изучающе на него посмотрел.
--Случилось,--устало ответил Терновицкий.
--И что же?--поинтересовался Фрол Фомич.
Терновицкий только взглянул на него, но ничего не ответил. По его внешнему виду было заметно, что в душе его развивается какая-то катастрофа. Даже может быть,-- этот человек уже страдал. И очень сильно.
--Да скажи же что происходит,--нетерпеливо попросил Роднин, чувствуя какую-то трагедию.
--Я убил ее,--выдохнул из себя Терновицкий, и, закрыв лицо, заплакал.
--Подожди-подожди,--не поверил Боровиков.--Как убил?--к нему начал доходить смысл сказанного.
--Убил,--сквозь всхлипы доносился голос Терновицкого.--Задушил. Вот этими руками,--на секунду он взглянул на свои руки, словно удивляясь, что они могли сделать подобное, и вновь, обхватив ладонями лицо, затрясся в беззвучном плаче.
--Это уже черт знает что...--предположил Фрол Агапов, переглянувшись с Боровиковым.--Ты ее на самом деле задушил?--обратился он к Терновицкому.
Тот кивнул, продолжая смотреть куда-то вниз.
--Блядство какое-то,--выругался Боровиков.
--Что ж мы тогда здесь сидим,--спохватился Николай Роднин.--Надо же бежать, спасать...
--Поздно спасать,--прервал его Агапов.--Ты пульс мерил?--задал он вопрос Терновицкому.
Казалось, этот вопрос сбил того с толку.
--Значит не мерил,--ответил сам себе Агапов.--Тогда откуда ты знаешь что уже все?--немигающим взглядом посмотрел он на Терновицкого.
--Ну... ну как бы это...--начал было Терновицкий.--Да о чем это вы?--спохватился он, и вновь зарыдал.--Нет, нет уже моей Клары.
--Твоя Клара просит тебя к телефону,--к рыдающему Терновицкому подошел Николай Роднин, в руках которого была телефонная трубка стационарного телефона. Видимо, пока суть да дело, он решил позвонить Терновицкому домой, и на другом конце провода ответил усталый голос Клары. По телефону же Роднин и признался ей в любви, попросив принять правильное решение, а если оно уже принято - сказать о том мужу.
После слов "воскресшей" жены, Терновицкого самого чуть хватил Кондратий.
Друзья откачали.
И напоив (а все давно уже собирались выпить, и продукция винзаводов была заготовлена),-- убедили в том, что предстоящий развод с супругой исключительное благо. А они значит,--подумал Роднин, слушая слова Боровикова и Агапова.--Стараются ради блага ближнего,--и улыбнулся. Настроение его действительно улучшилось. Будущее обещало быть прекрасно. Так же как и для остальных, которые уже начали пить, и алкоголь приятно разливался по телу, воздействуя на рецепторы радости. Радости и счастья. Которого все они были достойны...