- Откуда так хорошо знаете языки, что без специального образования смогли работать репетитором и переводчиком в консульстве в Сирии?

- Это у меня с детства... По-немецки я говорила, наверное, лет с двух, потом меня отдали в немецкую спецшколу. Когда стало ясно, что у ребенка есть способности, ему наняли репетитора французского... Мама всегда говорила, что если ты знаешь язык, то с голоду не умрешь, в конце концов всегда пойдешь преподавать. Поскольку я была очень послушной девочкой, тихой-тихой, то ей не противоречила. Сейчас я очень благодарна маме: в тяжелый период жизни знание языка на самом деле очень помогло моей семье.

- А писать вы когда начали?

- Свой первый роман я знаете когда "нашлепала"? Году, наверное, в 1975-м. Поскольку мой папа был членом Союза писателей, секретарем парторганизации, я знала очень многих главных редакторов журналов. Свое сочинение я принесла в "Юность". Завотделом прозы прочла и сказала: "Знаешь, в принципе это напечатать можно. Но понимаешь, женщины детективов не пишут..." Такой была установка советской литературы. И я перестала писать, потому, что воспевать труд сталеваров не умела.

- Но что за тяга такая именно к убийствам?

- Как говорила Агата Кристи, когда моешь посуду и грязные сковородки, в голове рождаются только мысли об убийстве (смеется). Но не в этом дело... У меня очень ортодоксально настроенная мама. Все детство я просидела в Большом зале консерватории, считая трубы у органа. Я и без того знала, что их ровно 72, но все равно считала - от тоски, от скуки. Еще мама считала, что ребенку нельзя давать никакую "низкую" литературу. Вальтер Скотт, Виктор Гюго - это еще туда-сюда, но Дюма - уже "фи". Результат воспитания налицо - я обожаю все книжки с кровавыми обложками и терпеть не могу оперу, симфоническую музыку... Но самое смешное, что теперь моя мама, которая никогда не читала детективов, хотя рядом с нами жил Леонов, а прямо напротив - Адамов, - как бы невзначай ходит по Дому творчества с моими книгами в обнимку и говорит: "Знаете, моя дочь пишет великую литературу..."

- Что же вас сподвигло вновь вернуться к детективам?

- В 1998 году я оказалась в больнице. Онкологическая реанимация - это то место, куда попадать не следует. Тоска жуткая. Чтобы не поддаться общему: "Мы умрем, мы умрем" и не сойти с ума, я стала писать. Месяца за четыре-за пять настрочила семь книг: больше там делать было просто нечего. А потом "затянуло"... Как я пришла в издательство "Эксмо", это, конечно, была трагическая история. Представьте картину: безумно жаркий сентябрь - душный, знойный. Входит дама в шерстяном пальтишке с меховым воротничком, потому что после химиотерапии у нее нарушена терморегуляция. Дама лысая, поэтому на ней беретка, из под которой свисает одна волосина - больше не осталось, и я ее очень любила: расчесывала, укладывала... В издательстве мне объявили: "Мы не комментируем ни отказ, ни согласие. Если мы вашу работу возьмем, вам сообщат" и бросили рукопись куда-то за спину. Я смотрю, а там папки подперли потолок, и моя - с самого верха. В итоге я решила, что повторяется старая история, и 40 минут рыдала на автобусной остановке, утираясь береткой. Ко мне подходили люди и предлагали воду, потому что вид у меня был абсолютно ненормальный... Весь период, пока не было ясности, возьмут книгу или нет, я чувствовала себя ужасно. Ответа ждала как весточки от любимого человека: позвонит-не позвонит, подскакивала при каждом телефонном звонке... Редактор позвонила где-то месяца через полтора и совершенно спокойным голосом сказала: "У вас есть вторая рукопись? А третья?.."

- Придуманные вами сыщицы-любительницы Лампа Романова и Даша Васильева по характеру - почти близнецы. Неужели, меняя главную героиню, вам не хотелось пойти от обратного?

- Это получилось от неопытности. Уже на второй книжке серии Лампа вывернулась у меня из рук и стала "превращаться" в Дашу... Я ничего не смогла сделать. Герои приходят ко мне с уже готовыми биографиями. Когда они начинают обращаться друг к другу, я узнаю, как их зовут. Я как бы вижу видеоряд, причем, в ситуацию включаюсь лишь в тот момент, когда в нее входит мое героиня. Она что-то находит на помойке, и я оказываюсь на этой же помойке, меня нет за два дня до нее... Доходит до смешного: в августе прошлого года я писала книгу, действие которой происходит в декабре. Дочка Маша, - мы тогда жили в Доме творчества, - кричит: "Выходи обедать!" Я одеваюсь в какой-то самый теплый костюм, свитер, кутаюсь в шаль, спускаюсь и вижу, что все стоят почти голые и с ужасом смотрят на меня. Думаю: "Так, декабрь у нас в романе, пошли переодеваться!.." С тех пор стараюсь, чтобы время года у меня в книге совпадало с реальным, потому что, если в романе декабрь, мне физически холодно. Когда героиня целый день бегает по делам, я так же физически устаю. Если у нее болит желудок, - абсолютный факт, что к вечеру я буду валяться, держась за живот.

- Вы придаете какое-то значение достоверности деталей?

- У меня много приятелей в МВД, хорошая подруга работает в ГУИН - главном управлении исполнения наказаний. От нее я знаю, например, что в вашем Нижнем Новгороде имеется огромный лагерь, условия в котором одни из самых тяжелых в стране... Другая подруга - в книгах про Дашу ее зовут Оксана, в романах про Евлампию Катя, - по профессии хирург. У нас с ней поначалу возникали такие забавные ситуации... Я звонила ей на работу и спрашивала: "Оксан, если я своего героя накормлю вот этим, он у меня умрет через 3 минуты?" Она отвечала: "Не-не-не, если ты ему дашь ЭТО, он проживет еще четверть часа. Сейчас я посмотрю в Мошковском, чем его накормить, чтобы он умер сразу". Ее коллеги в ординаторской немели и тихо стекали по стенам... Теперь они уже знают, в чем дело, и больше не дергаются.

- За три года вы сочинили три десятка романов (треть еще не издана), чуть ли не каждый месяц участвуете во встречах с читателями... Откуда время берете?

- Просто все домашние обязанности я бессовестно свалила на невестку и домработницу. По хозяйству не делаю совсем ничего, палец о палец не ударяю. Сегодня была драма: понадобилось погладить костюм, который упал в шкафу и весь перемялся. Первой мыслью было: "Наташка уехала на озеро... Кто же мне погладит юбку?" Вот до какого хамства уже дошла... Не всем писательницам так повезло. Кто-то вместо того, что сесть и поработать, должен чистить картошку, жарить супругу котлеты... Да еще и разные бывают мужья! Некоторые начинают ревновать жену к успеху. Это у меня Александр Иванович - святой человек, но не все же такие.

- А как отреагировали ваши домашние на то, что вы прославили их на всю страну, сделав героями своих детективов?

- Мне легче - и приятнее - работается со знакомыми именами, поэтому в романах появились Маша, Аркадий, полковник Александр Михайлович (его я писала с мужа, только отчество изменила)... Естественно, никто из них об этом не просил, более того, все обозлились. Когда прошли первые книги, Маша сказала: "Ну вот, теперь вся страна будет думать, что я по ночам лопаю чипсы в кровати", а Аркадий вообще перекосился. А потом началась другая ситуация... В одном романе я выдумала, что "крутой" пациент дарит моей подруге Оксане машину. Абсолютно проходной такой эпизод... Через полгода Оксана приходит ко мне и говорит: "Даш, я прооперировала одного типа, и он презентовал мне "Жигули". Потом у меня в романе Машка заболела ветрянкой. Ровно через две недели ветрянка началась у нас дома. Я подумала: "Ну-ну..." А потом стало совсем плохо. Когда я написала, что Аркадий попал в автомобильную катастрофу, через месяц двигатель его машины оказался на заднем сиденье, а сам он чудом остался жив. И я поняла, что больше ничего плохого про своих писать не буду.

- На улице вас узнают?

- Узнают... Один раз в Переделкино покупаю продукты и вдруг ко мне подлетает женщина: "Боже мой, я так люблю ваши книги! Какое счастье, что мы встретились!.." Я стою, душою принимаю весь этот фимиам, и тут она произносит: "Я вас узнала. Вы - Александра Маринина. Подпишите!.." И протягивает книжку Марины Анатольевны. Чтобы не разочаровывать человека, я подписала ей книжку от имени Марининой, - думаю та на меня не обидится. Было так смешно... Видно, у этой женщины я где-то в памяти отложилась как дама, которая пишет детективные романы. А все они, как известно, "Маринины"...

- Сами в истории подобно вашим героиням когда-нибудь попадали?

- В нелепые - постоянно. В "детективную" - однажды, уже давно... Я ехала на машине на дачу и увидела, что на дороге лежит бревно. Затормозив, поняла, что это мужчина, которого, очевидно, сбили. Я уже хотела было ехать на пост ГАИ, и тут он застонал. И я сделала невероятную глупость: запихнула тяжелого мужика (не подумав, что у него мог быть поврежден позвоночник) в машину и довезла его до Солнцева, до больницы. В приемной меня попросили подождать "пока заполнят документы", а сами вызвали милицию... Мне было объявлено: "Это ты его сшибла". Никакие просьбы осмотреть бампер и капот не помогли: "Разговаривать будем потом". Меня заперли в "обезьянник" с тремя девочками-проститутками. Мы весело провели ночь, а утро началось с того, что к нам влетел перекошенный начальник отделения милиции с визгом: "Агриппина Аркадьевна, простите!.." Дело в том, что я как раз была дежурной по номеру "Вечерней Москвы", и материалы, которые шли в следующий номер, лежали у меня в портфеле. И мой главный редактор поднял на ноги всю милицию области: пропал номер! пропала сотрудница!.. Пострадавший мужчина выжил, и мы с ним довольно долгое время перезванивались. А я из этой истории вынесла твердое убеждение: даже если на дороге будет лежать взвод пионеров, я не остановлюсь, а "скорую" вызову по мобильному.

- Правда ли, что вы каждый день в обязательном порядке "выдаете" 15 рукописных страниц?

- Сегодня они у меня лежат недописанные, и меня это гнетет. Поскольку я знала, что сегодня у меня два интервью, то встала в семь утра (дело происходило в воскресенье - Н.Ф.) и до полудня написала десять страниц. Когда освобожусь, возьмусь за оставшиеся пять. Я делала бы и больше, но уже устаю. Вот вы можете не пописать денек? А я не могу пропустить денек и не пописать... Это потребность на физиологическом уровне. Если ее не исполнить, я начинаю злиться, привязываться к домашним, искать причину, чтобы на них наорать. Как только я беру в руки ручку, все проходит... У меня очень хорошо зарабатывающий муж - он доктор наук, академик, профессор. Я как бы сижу за широкой спиной Александра Иваныча и вполне могу позволить себе не работать. Но это такой кайф! Я надеюсь, мое издательство никогда об этом не узнает, но даже если бы они перестали платить мне деньги, я бы все равно писала.

Лето-осень 2003 г.