В первой части молодой хан ищет для своего народа мир и покой во времена жестокой эпохи. И наделён этот хан мудростью не по годам и благородством души. Не найдя союзника на западе, он ведёт свой народ на восток, в великие степи предков. Но там их не ждут. И тогда он ведёт свой народ к цели, навеянной мечтой. Далеко на востоке целинная территория, такой материковый остров посреди огромного океана. И в этом помогает любовь к принцессе западного мира, к принцессе величественной Кранции. И она отвечает ему тем же. Начало образования новой нации - нации ауринов.

Во второй части новое государство посреди океана Ауриния строит мощный флот. И в этом помогают ему капитаны, моряки разных стран, которых спасли от пиратского плена. Но и не только они. Талантливые пираты также помогают в этом.

В третьей части потомки хана Аурика возвели могущественную империю, которая совершила невиданный технико-технологический прорыв по всем направлениям и, конечно же, в военном направлении. Но альтернативный разум, созданный ауринами, предсказывает в самом конце большие испытания, где Ауриния выступит оплотом планеты...

Мечта ведёт к цели. Благородный духом хан повёл свой народ в поисках мира и спокойствия в целинную землю посреди огромного океана. И нашёл эту землю, и потомки его возвели там великую империю, которая вырвалась несоизмеримо вперёд могуществом технико-технологического развития. И не последнюю роль в этом сыграла любовь, благородная духом.

Произведение размещено в электронной библиотеке "Нибру".

Жамбалов Баир Владимирович

В колеснице времён.

Часть первая.

1

Империя распадалась. Необъятная, невиданная по размерам своим, широтой и бескрайностью земель своих, империя распадалась. Всё началось с окраин. Народы вдохнули этот самый ветер свободы. И всё... Понеслось, закружилось в неистовом вихре маленьких и больших войн. Империя, рождённая стремительной конницей великого, самого великого завоевателя за всю всемирную историю, была, не в миг, но постепенно разодрана на несколько клочков, может быть и не маленьких, но всё же клочков, каждый из которых представил собой, в силу сложившихся исторических обстоятельств, новое государственное образование. Огромная империя не знала себе равных, но неудержимый ход колесницы времён привел её вот к такому безрадостному исходу. И вот на этом самом западном краю как бы притаился такой маленький лоскуток от бывшей величественной империи, в правление которым вступил довольно таки молодой хан.

Вряд ли чего-нибудь значительного осталось с той эпохи, когда копыта стремительной конницы, не имеющей подобной себе, высекали ярчайшие искры под небом мировой истории. Военный гений великого предка всё ещё продолжал отбрасывать тень на потомков, но было это уже не то, далеко не то, ибо наступили совсем другие времена... Правнукам его надлежала такая незавидная роль свидетелей заката некогда огромной империи. От единого монолита осталось ничего, кроме нескольких суверенных государств. Молох истории не пощадил и её.

Тот лоскуток от бывшей империи, доставшийся молодому хану, представлял собой лишь подобие удельного княжества и не более того. Да ладно бы так, но нависла над этим маленьким ханством угроза от северо-западного соседа, до которого когда-то чуть было не дотянулась рука великого завоевателя. Но если раньше кадмийцы были самим воплощением робости перед его предшественниками и исправно платили дань, то к его восшествию на престол - хотя, какой там престол - наступили совсем другие времена. Какая там дань, какое там послушание, тем более робость?! Историческая объективность становилась таковой, что теперь кадмийцы подумывали над обложением их данью, да и то это в лучшем случае. Ну а в худшем... А случай представлялся им очень удобным, потому как во главе этого вожделенного уголка бывшей империи, такого лакомого кусочка становился совсем уж молодой хан, про способности которого мало ли что они слышали, да и знали тоже.

Тяжёлые думы от забот государственного порядка обрушились на него сразу же... Народ вверенный ему ждал от него - правнука своего великого предка - каких-либо решений относительно своей незавидной судьбы. Мог ли он подойти на такую роль мудрого старца, словам которого да могли внимать все от мала до велика? Он молодой да статный, в чьей жиле в такую пору да и течёт лишь горячая кровь. Но они готовы были внимать его словам да указаниям. Их молодой хан умеет не только ловко махать мечом и саблей, метко выпускать стрелы, долго сидеть в седле, выигрывать скачки, но является владельцем ума, что под стать иным умудрённым жизнью старцам и что далеко не является собственностью не только для многих молодых удальцов, но даже и зрелых мужей. Он не только искусный да сильный мастер разных единоборств, знающий филигранно самые различные приёмы, но человек, овладевший умом разные учения да просвещение. Это несмотря на вот такую юность. Вот такими-то качествами и был наделён этот молодой хан, которого звали Аурик.

Отец его, внук великого завоевателя был чистым нанголом, но а мать была из кранков. Когда-то его деду захотелось подобраться к земле кранков, к королевству Кранции и ударить по ним, рассчитывая на богатую добычу, а в лучшем случае... Скорее всего, у деда не было каких-либо серьёзных притязаний, кроме как добычи богатого улова, ну совсем как далёкие, далёкие предки-кочевники, но прознав про такие намерения кранцозы решили во чтобы-то ни стало откупиться от них. Тень великого завоевателя зловеще нависла над ними, умело помогая его деду, который талантами своими, конечно же, намного уступал своему великому предку. Богатые откупные, да и дочь одного из аристократов быстро поумерили пыл его деда и он в высшей степени удовлетворённый, оседлав угодливого коня горделивости и самолюбования, возвратился домой в ранге значительного героя. Вот потому у него было не всё чисто в понимании нангольской крови. Ну, а отец, женившись на дочери земли кранков, не страдал таким уж бахвальством и обладал всё же таким ценным качеством как осторожность. А мать, дочь земли кранков, и вовсе была таким, можно сказать, кладезем ума. Править, да править им, но неизвестная болезнь подстерегла их, родителей его, и стала неизменной спутницей их, и довела до самых дверей в иной мир. Так что все заботы об этом маленьком ханстве разом навалились на него, разом отодвинув все забавы молодости -далеко-далеко назад.

Внешняя разведка, а она ещё со времён великого предка была на высоте, докладывала о военных приготовлениях кадмийцев. О-о, они готовились, не собирались вот так нахрапом напасть на его земли. Уж кто-кто, а перед ними были всё же нанголы, пусть далеко не те, но всё же нанголы. Старый король Кадмии был не раз бит его дедом, а затем и его отцом, и по тому, взнуздав, поусмирив бешеного коня мести, готовился тщательно, чтобы с полным успехом завершить предстоящую кампанию.

Восточный сосед, такой же правнук великого завоевателя в военной помощи отказал, оставив его наедине с крепнущим врагом. И вот теперь взор его устремился на юго-запад, где далеко за горизонтом простиралась земля предков его матери, можно сказать и его предков по материнской линии. Но военном совете, где, в общем-то, все превосходили его по возрасту, что было лишь единственной превосходящей чертой, было решено, что делегацию в землю кранков возглавит лично он сам. Бурных споров по этому поводу не было, ибо внешность сама себя говорила в пользу такого решения. Кранцозская кровь не преминула сделать кое-какие наброски, да и может внутри, в отношении духовном, внести свою лепту. И всё же гордая кровь нанголов кипела в жилах его, но не будь такого заслона, как его голова, в которой явно поселились холодный рассудок и трезвый расчёт, то всколыхнулась бы она высоким фонтаном, увлекая за собой народ нанголов в неистовую войну. Но ничего такого. И это-то в его молодые годы?

Перед отправкой его в земли кранков решено было провести упреждающий набег на Кадмию. Добровольцев было, хоть отбавляй, что пришлось многих удержать дома. Отборный же десант совершил такой набег, навёл такого шороху, что старый король Кадмии решил, прежде всего, укрепить прочно границы, а затем уж готовиться тщательно к войне.

Время предоставлялось, и при том предоставлялось с лихвой.

Делегация в сто конных воинов, на время ставших дипломатами, во главе с ним на рассвете дня выехала в земли кранков.

2

Никогда он не бывал на земле предков, предков по отцовской линии, откуда вышел великий завоеватель, его прадед, но имел о ней представление, хотя бы по многим песням и рассказам, прославлявших её, а вот о земле матери знал мало, если ничего не знал. Конечно же, мать рассказывала про свою землю, при этом не заметно вздыхая, но рассказы её больше доставались младшей сестре, тогда как он целиком был предоставлен чисто мужскому воспитанию. И вот она - земля предков по материнской линии.

В глаза бросались прежде виноградники с зелёной листвой и гроздьями сеплого винограда, ибо лето перейдя свой пик, клонилось неумолимо к осени. Возле них копошились крестьяне в напряжённом труде, но завидев странных всадников, оборачивались тут же и сопровождали их любопытным взором. Именно им предназначалось такое пристальное внимание, потому как свои, приставленные как бы в качестве эскорта, такого как бы и не заслуживали привычным видом. Были здесь не пастбища, скорее сочные луга, упиравшиеся в невысокие холмы, у подножия которых нет, нет, да промелькнёт какое-нибудь селение. Понимал как-то внутренним чутьём Аурик, что стараются провести их к столице, минуя шумные города, и как можно так, чтобы визит их не вызывал какой-либо ажиотаж у населения. Как никак, а нанголы идут по их земле. И пусть визит этот мирный, намного мирный, даже с просьбой, но всё же. Кое-где попадались мелкие озёра и такие же реки, уносящиеся вдаль посреди сочных лугов, покатых склонов, а то и гор и теряющихся неизвестно где. Казалось, а может и было точно, что они попали в совершенно иной мир, где нет места никаким тревогам, опасениям, предгрозовому чувству военной опасности.

На главную дорогу страны они вкатились так, будто вызвали взрыв сотен петард одновременно. Паника, вырвавшаяся в оживлённое движение, была тому свидетельством. Эскорт бросился со всех ног успокаивать население своих мирных граждан. "Помнят ещё моего деда". - не без усмешки подумал он. Тот легендарный набег на эту страну, в общем-то тоже империю, но в отличие от его родной, но бывшей империи, набирающая силу, был памятен, ещё как. Такого долго не забудут они, а может, и врежется в память навсегда. Нангольские кони и стрелы никогда не оставляли кого-либо равнодушным, приводя лишь в дрожный трепет. Но те времена сейчас.

Быстрым соколом взлетела и понеслась впереди их весть. Она предназначалась, прежде всего, для населения Кранции. Разные миряне, крестьяне, везущие первый урожай на базар, торговцы разными товарами, купцы разных гильдий, ремесленники, просто зеваки, воры, мошенники, кто со страхом, кто с удивлением да слушали эту весть. К этому были также причастны граждане благородных сословий, рыцари, бароны, герцоги. Что же касается самого короля и особенно значимых государственных мужей, то они-то знали об этом неожиданном визите с самой границы, и потому каждый шаг их передвижения по святой земле кранков был у них как бы на виду.

Главная дорога страны неизменно приводила каждого к роскошной столице великолепной Кранции. Аурику доводилось видеть города, да и столица его маленького ханства тоже была на вид городом, но вот такое великолепие он видел впервые. Особенно удивил его один дворец, который казалось был каким-то хрупким, лёгким, и подунь сильный ветер, и поднимется он с места, и улетит в облака.

Цель их визита предугадывалась нетрудно. Она и должна была быть таковой. На противоположной стороне огромной площади, наполненной многими прохожими, конными составами, да и просто всадниками, возвышалось, может не угрюмо, мрачно, но грозным обличьем, лишённым какого-либо изысканного архитектурного излишества здание огромного размера, то ли дворец, то ли крепость. Пожалуй, это было единственное во всей Кранции, так любящей роскошь и блеск, сооружение, не вызывавшее никогда какого-либо восхищения, но вызывавшее всегда невольный трепет. Но лишь посвящённым, лишь тем, кому был доступен вход в это грандиозное здание, был ведом истинный блеск, истинное великолепие, истинное убранство самого дворца. Всё так и потонуло в сверкающей роскоши, от которой рябило в глазах и трепетало сердце. И всё это скрывалось вот за этими массивными стенами, будто сторонясь от многих глаз, что и было однако ближе к истине.

Это был дворец короля Кранции - Дувр. Там его ждали. И он это знал.

3

Совершенно не рад был такому визиту король Кранции Дуи Второй. Итак хватает в последнее время всяких головных болей, а тут ещё и этот хан на его голову. Мир полон слухами и всякими прочими домыслами и потому он знал, хорошо знал, что творится на этом грешном белом свете. Наступал конец былому величию великой империи, что создал дикий кочевник, что ни на есть варвар, да и только. Знал он, что разделилось на несколько ханств вот это огромное, уж слишком огромное, пространство, что отхватил когда-то вот этот поистине великий завоеватель. Знал он, что на самом западном краю этой мрачной империи, как всегда называли в странах, до которых не дотянулось нангольское копьё, которых не истоптали копыта стремительной нангольской конницы, вступил в правление молодой хан. Совсем уж зелёный, если брать по меркам, каким должен быть правитель не только какого-нибудь довольно таки крупного государства, но и мелкой земли. Зелёный, так зелёный. Но что же привело таки его к нему. "А-а, да он же, если не ошибаюсь, сын той девушки, той самой, что решила пожертвовать собой ради родной земли кранков, ради всей Кранции. Возомнила себе чуть ли не спасительницей нации. А может, так и было. Кто его знает?" - неожиданная догадка кольнула память и душу. Кривая усмешка послужила этому наглядным свидетельством. Но следом память услужливо, а может со злорадством, представила ему другой факт истории, при упоминании которого всегда его брала дрожь. Как же, как же, этот молодой хан не только сын дочери земли кранков, но и внук того самого... Как вчера он помнит его наглую рожу, с какой больше, не приведи господь, не приходилось ему встречаться. "Я вам нанёс скромный визит... Сына пора женить... Вот и пожаловал к вам... Надо бы невесту ему... Уж не пора ли нам породниться... Я слышал... у тебя красивые дочки".

Память, память. Уж от неё-то никуда. Конечно же, помнит он те далёкие года и потому иногда проклинает память за то, что она имеет свойство помнить совсем не то, что надо. Вступал он тогда в зрелость и, казалось, что весь мир сияет и благоволит ему. Наконец-то Дуи стал королём Кранции, самой лучшей земли, и тут на тебе, такое позорное поражение от варвара, и не где-нибудь, а на родной земле, которую он считал и считает самой прекрасной на этом свете. За что такая напасть? Был у него тогда сын-наследник, который раньше времени отправился в рай, повергнув его в глубокую печаль. Но это было потом. А тогда, он так и ответил:

- У меня нет дочери. У меня сын. Так что давай побратаемся.

- Что слышат уши мои? Смотрите на этого беспросветного сына небес, которому забыли вложить разум в его пустую голову. Братья равные. А я тебя только что общипал, хорошенько общипал, фазан ты драный. Благодари моё вечное небо за то, что я согласен с тобой породниться. - от раскатистого смеха этот нангол, само порождение дьявола, чуть было не свалился с седла, хотя знал и слышал он, что они, эти потомки несравненного завоевателя, садятся на коня прежде, чем ходят твёрдо по этой грешной земле.

Век не забыть того унижения, но пришлось ему и всем остальным стерпеть и постараться, как можно быстрее исполнить такое его желание, по наглости своей не знающей всяких границ. Конечно же, ни один герцог, ни один барон даже и в мыслях не пожелали породниться вот с таким воплощением ада на земле. И всякий отговаривался как мог. А ведь могло и так обернуться это дело, что он мог и не прося забрать и увезти в свои земли любую дочь этих аристократов доброй земли кранков. Но нет, же... Он, этот варвар, решил тогда выразить такую галантность, воздать такой этикет, что иногда и смех разбирает через столько лет. От такой его галантности, наверное, все черти в аду попадали со смеху. Но тогда было всем совсем не до смеху. У многих поджилки так и тряслись... И надо же, вызвалась тогда одна благородная девушка совсем не таких уж благородных кровей стать невесткой этого хана, воплощения самого изысканного хамства и наглости, да и только. Отец его, придворный учёный и философ тогда только и обомлел от такого порыва своей дочери, который любой бы посчитал безумным, да и только. Но это был выход! Да ещё какой! Все герцоги, графы, бароны, забыв всякие приличия, кинулись поскорее пасть чуть ли не в ноги этому учёному, прося об одном, о спасении священной земли кранков. Лучше по другому спасали бы родную землю. А он не желал даже и слушать их. Благо, дочь его оказалась у него совсем другая. Уж она-то и вытащила всех из этой весьма и весьма неблагоприятной ситуации. И пошли они тогда на хитрость, (не всегда же одни нанголы должны иметь такую привилегию) выдав её за дочь благородного, уж очень благородного, герцога по происхождению своему, входящему в самую что ни на есть верхушку аристократии великолепной Кранции. И вспомнить сейчас, как доволен был этот нангол, возомнивший себя вершиной всякой вседозволенности и неуемной наглости, уходя из под столицы, которую, при большом желании его, не составило бы такого жу труда захватить. Как сначала вздохнули все от облегчения, а потом какой смех воодрузился на вершине, смех не только над незадачливым нанголом, но и над этим бедным философом, у которого дочь только и способна на безумный поступок. Но вот простой люд, народ Кранции решил тут же обожествить её в умах и сердцах своих. Но это простой народ, до которого ему нет дела по искренности души его. Но конечно же, на виду он этого никогда не покажет. Вот она - политика!

Такие мысли, соседствующие с памятью, с воспоминаниями тех лет, неизменно присутствовали в его голове аж с самого утра и не отпускали вот до этого вечера, когда он, наконец-то, должен будет принять этого молодого хана, внука того надменного нангола. Но не только. Потомка великого завоевателя, затмившего весь свет военным гением и не только.

После того дерзкого набега нанголов сын его, никогда не отличавшийся отменным здоровьем, слёг и больше не встал. Одна напасть последовала за другой. Потеря сына явилась тяжёлым ударом для него. Он лишился единственного наследника. Такое было время. Мыслям его о наследованном государстве, присутствовавшем постоянно, суждено было в некотором времени уступить таким уж очень неприятным эмоциям как беспокойство, тревога. И было отчего. После того, как нангол, довольный добычей, покинул пределы земли кранков, родились у него раз разом, интервалом в два года, две дочери. Они-то доставили ему радость неописуемую. Но вот наследник... И тогда он решил одну из дочерей в последующем, ещё при жизни, но сделать королевой. На эту роль, которую никак лёгкой не назовёшь, больше всего подходила старшая дочь, являвшаяся воплощением самой серьёзности, рассудительности, чем не обладала его младшая, очень и очень любимая дочь. "Неужели пришёл свататься, негодник?! Ох--хох... А что?... Яблоко от яблони не далеко падает." И мгновенная неприязнь, а то и ненависть, отодвинули и заняли место рядом с беспокойством и тревогой.

Герцоги, графы, бароны занимали места согласно иерархии. Но были здесь и герциогини, и графини, и бароннесы тоже. Сегодня, в виде исключения, он разрешил их присутствие, дабы утолить любопытство уважаемых особ. Что-то больше было в этом такого налёта какого-то балагана, чем серьёзного государственного мероприятия. Ну, да ладно. Но где-то там в глубине примостился этот придворный учёный-философ. А вон там. Скрючился под гнётом своих лет. А уважает его народ, чёрт побери. Как же. Дочь - национальная героиня Кранции! Не больше, не меньше. Тьфу... Пришёл поглазеть на драгоценнейшего внука? Хотя, почему он так думает. Он всего лишь занял своё место согласно этикету двора. И всего лишь. А вот и кардинал. А как же. Уж кто, кто, а он то занимает особенное место в таких церемониалах. Тоже мудрец, как и этот же учёный-философ. Решил немного попридержать инквизицию, дабы не мешала сильно прогресссу. То ли дело в соседней Астании. Ну да ладно. А вот что, интересно, думает наш драгоценнейший учёный-философ?

Лишь ему одному ведомо мысли его. Такого мнения придерживались все, кто знал и помнил ту историю с его дочерью. О чём же думал этот старый Гидро? Как был опечален он тогда, лишь сила воли, да какая-то отрешённость от прежних воспоминаний как-то удержали его от низкого настроения, порывающего в самый низ, в самую пучину безутешного горя. Но ведь на то было её воля, именно её воля, и это поддерживало в нём тогда кое-какие силы. Довелось ему тогда увидеть этого, не только оседлавшего разнузданного коня наглости, но и самого приспешника сатаны, воплощения самого исчадия ада, друга всех чертей преисподней, да и только, вот этого неистового, но гордого потомка самого величайшего завоевателя в истории, которую знает свет. А дочь сама, добровольно, тем самым избавляя эту трусливую аристократию от горя, отправлялась с ним в земли неизвестности, навстречу неведомой судьбе. А чем лучше сын своего отца? Такая же кровь дьявола. Все они - нанголы - такого же теста, как и их хан. Что случилось с ней, с её несравненной и дорогой Даннэт, с её маленькой девочкой там, на чужбине. В любом проходящем по реке времени возрасте, даже в возрасте вполне и вполне зрелой мадам, дочь для отца всегда будет маленькой девочкой, которую он целовал в лоб, спящую нежно в колыбели. Вот остались мгновения и он увидит своего внука, такого же представителя преисподней, с такой же наглой рожей, как у того, что потребовал в священных землях кранков невесту для своего сына. Ждать осталось недолго.

Согласно ли этикету или нет, но в тронном зале оказались две его дочери. Звал ли он их сюда? Однако, нет. Ладно, его дражайшая супруга, королева Кранции, страдающая вспышками неуемного любопытства, но дочери... И они туда же? Можно ожидать этого от младшенькой, любимой доченьки Ламилии, недавно отметившей шеснадцатое лето, но Алиния? Ей тоже не терпится посмотреть на экзотику, как считают они.

- А что, они, вот эти узкоглазые нанголы, все как до одного уроды? - бойко спросила Ламилия.

- Да как сказать. Конечно, ничего такого хорошего нету. - отвечал он, вспомнив ту, действительно, истинную рожу разбойника, а иначе и назвать нельзя было тогда хана нанголов, деда вот этого молодого хана, ради которого собрались как никогда, ведомые тем же любопытством, все приспешники двора.

Дуи Второй обратил взор свой немного вбок. Неподалёку от неё восседала неподвижно старшая дочь Алиния. По её невозмутимому, но прекрасному лицу невозможно было что-либо прочитать. Но знал, ещё как знал он свою дочь. И это же любопытство привело её сюда. Но она сосредоточенно молчит. Не по годам мудра. Так говорят... И радостно от этого на душе. В надёжных руках будет его трон. А ведь всего восемнадцатую весну встретила она.

А тем временем протрубили позывные, возвещая в данном случае о прибытии иностранного посла, но в данном случае вот этого молодого хана. У дверей глашатай в данном случае, согласно церемониалу, провозгласил без всякого длинного перечня титулов, званий и всего прочего, что может быть только приложимо, просто и коротко: "Хан Аурик". В тронный зал уже входили... Но видать случилась там, у дверей какая-то заминка и глашатай снова пытался было что-то огласить своим уж очень громким голосом, порой закладывающим уши провозгласить ещё что-то, на что Дуи Второй только и махнул рукой - мол, заткни свой горластый рот. "Эх варвары, зайти-то нормально не могут. Всё спешат. И дед этого хана такой же был нетерпеливый. Разбойник, да разбойник. Больше и добавить нечего."

В зал входил хан и с ним свита в количестве шести человек, напоминавших обличьем своим скорее воинов, чем каких-то вельмож или ещё кого-либо из круга дипломатов, от которых только и веет какой-либо утончённостью, как вуаль, прикрывающая любое лукавство и хитрость. Но вот такая обязательно присущая деталь в этой свите, да и в самом хане, отсутствовала напрочь. Никакого такого налёта, одна лишь грубость,

Впереди свиты выступал он сам, такого среднего роста, плотный, крепкий, но вот ноги его были немного кривые. Вот встали. Но какая наглая осанка у этого хана. Точно как дед.

- Да уж, ничего хорошего. - будто не громким, но всё же звучным смехом фыркнула в рукав Ламилия, нарушив вот эту тишину любопытства, так внезапно воцарившуюся в тронном зале.

И было её от чего. Но стоило ли? На них смотрел суровый воин, лицо которого украшал во всю длину правой щеки багровый шрам, и без того подчёркивавший такой разбойничий, пиратский, скажем, вид, от которого так и веяло войной, но не каким-нибудь миролюбием, а этикет удалился и подавно, дабы не отягощать себя присутствием. Опять же искоса он взглянул на свою старшую дочь. Какова же её реакция на всё это? Но опять же на прекрасное лицо её не легла даже и тень какого-либо впечатления, эмоции. Всё та же бесстрастность и спокойствие царили там бал. "Молодец. Ну, настоящая королева!" - восхитился невольно в душе Дуи Второй. Но не мог он не обратить внимания и на старого философа и учёного в одном лице. "Вот тебе и внук". - какое-то злорадство посетило его думы. Было отчего, было, потому как учёный этот так и смотрел ошарашенно на этого воина (само воплощение грубости), на котором не было какого-либо налёта просвещённости, но даже элементарной культуры. Варвар, так варвар.

Тем временем переводчик бросился со всех ног выполнять свою работу. Этот посол с ореолом разбойника уже начинал без всякого на то этикета ( да и не было его никогда, давно убежал) говорить громко и отчётливо на своём грубом языке (далеко не кранцозский, так ласкающий слух) своё выступление, которое оказалось коротким и, конечно же, лишённым всякой речевой величавости. А переводчик переводил, приводя всех в какое-то замешательство:

- Я командир чёрной гвардии Джэндэ!

Вот как! Но не преминул заметить Дуи Второй лёгкое движение кардинала Шелье, но особенно герцога Ронтанского. Ох-хо!

Лишь недавно, с появлением порохового оружия, в данном случае мушкета, он, король, создавал свою личную структуру, которую выделил из всей армии. То ли в ответ, то ли ещё зачем, но кардинал, персона священного круга, создал свою команду, которую так и назвал "гвардия кардинала". Но ему-то это зачем? Хотя, кроется за всем этим грязная рука герцога Ронтанского. И вот теперь, перед ним, этот, по всему видать, очень наглый нангол объявляет себя командиром "чёрной гвардии".

- А где же он сам, этот молодой хан? - прорезал тишину голос короля, смешанный и с любопытством, и с непреклонной твёрдостью одновременно.

Тем временем наглый нангол повернулся вполоборота и переводчик тут же бросился переводить его слова, отдававшиеся каменным, но глухим звуком в тишине:

- Мой хан Аурик - властелин мастерства!

Ох-хо! И всё. Больше ничего. Но тем временем вновь открывались двери и входил человек.

4

Вздох женской половины в виде герцогинь, графинь, бароннес прокатился по тронному залу. И зачем он дал разрешение? Но и все остальные были в таком же состоянии, что и дражайшая прекрасная половина человечества.

Он шёл медленно, и упругие шаги его подчёркивали уверенность и силу его. Развевался ли ветер в могучих плечах его?.. Рост его был высоким, а статность даже вызывающей. И не только это заставило так воздыхать без зазрения совести, без прикрытия стыдливости прекрасную половину аристократии. На юном, но таком благородном лице и не было намёка на какую-либо наглость, а разбойничьи черты, украшавшие его лихого деда, отсутствовали и вовсе. Интеллект затмил всё остальное и не разгуливался вовсю, а подчёркивался точно в глазах его ясных и в обличье благородном. Скорее нангольское было у него изнутри, ибо внешность его вобрала много чего прекрасного от кранцозского великолепия.

Всколыхнулось недобрым пламенем в душе у короля. И было от чего. Вздоху женской половины присоединился в первый же миг и искренний вздох Ламилии. Где же тот надменный вид, господствовавший совсем недавно? Вот это уж никак не устраивало его. И тут же он не преминул взглянуть на Алинию. О свет мой!... Он не слышал её вздоха. Нет. Всё то же каменное лицо беспристрастности. Ни даже тихая рябь какого-либо волнения или ещё чего-либо не пробежалась по её прекрасному личику, ни даже тень какой-либо эмоции не легла, оставляя всё как есть эту ровную гладь моря спокойствия. "Молодчина!" - только и восхитился он. И тут же взгляд его незамедлительно перекинулся на этого учёного-философа. О-о! А где же былая ошарашенность? Её как не бывало. Уж чего, чего, а таким-то внуком всякий возгордится. И что-то такое отдалённо напоминающее отголосок зависти всколыхнулось в тайниках души.

С тех пор, как он, по его уразумению, потерял дочь, печаль и тоска, казалось, вселились навсегда в его душе. Правда, принесли ему однажды весть от неё, где сообщала она, что родила сына и дочь. И радость растопила тот холод сердца. Где-то вдали на чужбине росла, развивалась его кровь. Хоть есть чем жить в этом мире жестокости. Находился он в этом тронном зале согласно этикету. Но не только. Если у всех в душе господствовало такое праздное любопытство, то у него было всё же другое, далёкое от чувств всех пристуствующих здесь. И вот когда впереди всех шествовал этот воин, он всматривался внимательно в черты его и не находил в этом море суровости даже намёка на свою девочку, на свою истинную кровь. Но обрадовался он, когда все и он в том числе узнали, что этот суровый воин не хан. И опять же тревогой забилось сердце его в ожидании того лица, ради которого собрались даже те (в первую очередь касалось это вот этих аристократок), кому и не положено находиться здесь по этикету. Была от дочери и вторая весть, где сообщалось, что сын её - прямой наследник её мужа, то бишь отца своего, хана, но не такого уж бесшабашного как отец его, дед его внука, а правителя всё же мудрого и осторожного. И вот там, где-то там за дверями находится он. И вот наконец-то он, так притомивший его сердце в ожидании его, вошёл в тронный зал.

"Даннэт, моя маленькая Даннэт! Моя маленькая девочка, которую я всегда целовал в щёки, когда в тени персикового дерева она посапывала в своей колыбели..." А он шёл медленным, упругим шагом, подчёркивающим его силу и значимость. Шёл - как само воплощение его дочери. Его кровь. Его внук. Никогда он не испытывал в жизни такой гордости как сейчас. И было от чего такому порыву яростного пожара в его душе. Было от чего.

Тишина была в данный миг царём всей обстановки. Все ждали не только слов от него, скорее звучания голоса его, ибо воин его незадолго до этого выдал такой грубый тембр, что представилось всем скорее поле брани, а не блеск тронного зала. И вот когда заговорил он, то проявилось у всех совсем другое ощущение. Конечно же, его истинный мужской голос звучал твёрдо, но всё же не так, как бывает перед какой-либо схваткой. То был голос зрелого и мудрого мужа, но не юнца. Говорил приветствие, глядя прямо в глаза королю. Но после немного обвёл взглядом тронный зал. "Ищешь своего деда? Не туда смотришь." - не преминула сквозануть такая мысль в голове короля.

Глаза в глаза. Не видел он в глазах короля какое-либо подобие радушного гостеприимства, скорее наоборот. То было выражение полного неприятия, готовое перейти в любой миг в такую лютую ненависть. Молодой хан всё же не отвёл взгляд, этим как бы не скрывая искренность своих намерений. Да, он знал прошлое, знал историю того, что когда-то его дед навёл на этого напыщенного короля такого страху, что тот старался любыми подарками подмазать его и как можно отделаться от него, дабы он покинул его земли без всяких разорений. Он здесь непрошенный гость, как и дед его, но времена изменились и король понимает, прекрасно понимает это. Аристократия Кранции собралась поглазеть на него, на внука того самого нангола, что когда-то навёл такого шороху, такого страха, что и не позабыть. Может, где-то здесь, среди них и его дед, отец его драгоценной матери, к которой он всегда испытывал сыновнее благоговение и любовь.

Но видит он холод неприятия не только в глазах короля... Был он сведущ в том, что у короля две дочери... Определить их не составило труда, ибо сидели они по левую руку короля, тогда как сама королева, не снискавшая во взгляде своём какой-либо враждебности, восседала по правую руку. Одна из дочерей, скорее младшая, не сводила с него глаз, в которых так и искрилось само любопытство, но другая, старшая источала вот этот взгляд холода. И больше ничего. Но всё же красива бестия королевская!

Наступил черёд подарков, и это разогрело без того накалённое любопытство всех приспешников двора. И входили по кодексу церемониала четверо таких же грубых воина со шкатулкой каждый в руке.

Тихий шёпот подчёркивал, может, и подчёркивал удивление, но прежде удивление тем, что какой-же подарок преподнесёт этот молодой хан варварских земель, но не более того, ибо такой церемониал им приходилось видеть часто, хотя он всегда доставлял вот это самое любопытство. Ну что-ж, на то и устроен этот церемониал, чтобы удивлять да вызывать пересуды у аристократии, особенно касательно её прекрасной половины.

Трое из вошедших раскрыли шактулки, кроме четвёртого, который так и продолжал стоять как бы в ожидании...

Заблистали, словно россыпи звёзд, драгоценные украшения высочайшего ювелирного мастерства, исполненные тонким изяществом поистине "золотых рук", блеском своим увлекающие куда-то в неведомое...

Тишина была всё же подтверждением тому, что дары эти заставляли себя уважать, хотя тронный зал и не такое видывал. Но мигом спустя прорезал тишину воглас восторга от одного лица, которому от короля, да и от всего тронного зала в данной ситуации, исходило полное снисхождение. То был возглас Ламилии, выражавшей не только восторг этому украшению, но и тому, от кого собирались преподносить его. Не могло не уловить это ближнее окружение, ибо молодой хан навёл неизгладимое впечатление на всех в этом тронном зале, но в особенности на прекрасную половину аристократии, что не заставило ввергнуть в такое ревностное состояние другую половину той же аристократии.

Конечно же, конечно же, подвески из изумительного горного хрусталя преподносили сначала ей, самой младшей из семьи короля, да и сам церемониал требовал этого.

Аурик повернулся к Джэндэ и прошептал: "Подарок старшей преподнеси ты." У Джэндэ приподнялись нахмуренные было брови в неподдельном удивлении таким приказом, ибо ему надлежало сделать то и он сделал это, как казалось ему безупречно. "Представь - перед тобой отличный мирабский скакун." - Джэндэ едва кивнул. Он понял, отлично понял. За что он так относится к молодому хану как к брату, младшему брату, да и как к другу, юному другу тоже.

Джэндэ брал изумительный подвесок из горного хрусталя с серебряного подноса, будто желанную невесту вёл в свою юрту, оборачивался словно важный павлин, распустивший изумительные крылья всевозможных цветов, и шёл таким же видом, что на лицах бывалых воинов чёрной гвардии, на этот раз исполнявших роль дипломатов, выразился вовсю лихой танец удивления, изумления. Разве, такое каждый день увидишь?

Никто из всей аристократии величественной Кранции не догадывался, не вникал в какой-либо смысл, кроме той, которой и преподносился этот подарок, второй по счёту. Суровое лицо Джэндэ расплывалось сейчас в такой умилительной улыбке, что на счастье всей нангольской делегации, он обращён был к ним спиной, а то воины чёрной гаврдии, включая и самого хана Аурика, попадали бы со смеху в самом тронном зале, тем самым ввергнув в настоящий шок всю изысканную аристократию. Ох как тяжело пришлось бы возвращать нагольским воинам, этаким дипломатам, всю дипломатическую сосредоточенность.

О, мудрость, сама мудрость! И не более того. Приняв всё это, взглянула в глаза тому, который вознамерился выразить таким способом вот такое к ней отношение, но затем ответила... "О, дочь, Алиния?!" - может так выразился безмолвный крик души короля, отразивший данный миг. Но лишь миг. Она приложила правую ладонь к груди, совсем как благородный воин (но где же великолепие дамского кранцозского этикета?) едва склонила голову в поклоне, но, приподняв её и взглянув прекрасным взором своим на оппонента, она одарила такой улыбкой... Нет, не было в ней даже намёка на что-либо такое нежное, красивое, хотя бы благородное... Она вникла в ситуацию, в этот юмор, вот в это отношение к ней и потому была у неё такая улыбка, от которой только и вспыхнули на миг искорки восхищения в глазах молодого хана. О, это был её ответ! Достойны друг друга негодники, оседлавшие мудрость!

Королеве Кранции подарок в виде золотого кольца, оправленное рубином густо-красного цвета, преподносил сам Аурик. В его движениях, во взгляде его, в словах его на неизвестном языке, но смысл которых были понятны в данный момент, были только настоящее благородство хана и искренность душевная, да такая, что королева расплылась довольной, но доброй улыбкой.

Это был тоже ответ, если хотите, повторный удар, что она оценила по достоинству взглядом холодных глаз. Не было у неё в королевстве таких противников, да и не могло быть. Аурику же это доставило удовольствие. "Ещё не так досажу тебе, королева всех чертей!" - молнией сверкнула вот эта шальная мысль и той же плутовкой умчалась прочь.

Ламилия же не то, что удостаивала молодого хана каким-либо взглядом, а так и прилипла, вперилась глазами, в которых так и забушевали яркие огни неподдельного восхищения. И она в таком расположении духа была далеко не в одиночестве... Кажется, этот молодой хан варварских земель давал фору всем молодым отпрыскам аристократии, да и не только. Зрелые мужи почувствовали себя неуютно, на что их благоверные спутницы не преминули сделать лёгкое, но давление. Ох уж эти аристократические вертихвостки!

Четвёртая шкатулка предназначалась для самого короля. И она была не раскрыта, чем манила десятки пар глаз, так и настороженных в тисках любопытства.

О нём знали, но не видели никогда. Он воспрянул из множества легенд и предстал во всей красе, которую невозможно было и представить мысленно. Бриллиант "синяя звезда" - как чистый эталон высшего искусства огранки - "заиграл" всеми цветами радуги, словно музыка самого волшебства, сводя, преображая разум.

Такой тишины в тронном зале не помнил и сам король. Но предварял её всеобщий вздох, так вырвавшийся помимо воли и застывший... Толпа аристократов подалась чуть вперёд, в надежде чуть соприкоснуться с таким чудом света. А "синяя звезда" переливалась всеми гранями изумительных цветов, маня звездой путеводной будто в неведомые дали, царя, властвуя в неспокойных душах. Завитало безмолвное очарование.

Души нанголов смеялись безудержным смехом. Что был им - воинам - этот беснующийся камень, преумножающий пороки своей красой всесильной колдовской, определяющей по разумению человеческому невероятное богатство материального достатка, но ввергающей суждение трезвое в что ни на есть чёрную тьму безрассудства. Но разве знала, подозревала об этом утончённая вкусом восприятия вот такого бытия, вот эта, что ни на есть, изысканная аристократия.

Но был в этом тронном зале единственный человек с этой стороны, которого неудержимый блеск и великолепие "синей звезды" обошли стороной, не задев, не коснувшись даже лёгким дуновением цепких лап вожделения. Она, Алиния - олицетворение холодной крепости, казалось, да так оно и было, не удостоила вниманием своим столь необыкновенный подарок, и взгляд её был устремлён туда, откуда, по думам её, исходило порождение этой незримой борьбы. И душа её вставала на сопротивление.

Глаза чуть расширились от удивления, но источали укор. Сама непоколебимость устремилась на него.

Вот дьявольское наваждение! Сильна и ничего не поделаешь... Но прекрасна в этом безмолвном гневе. Достойный противник!

Под лучезарным светом нового солнца не приметил никто вот это противоборство, что явилось несомненным украшением невидимых сил души. Но так ли это?

Взял рассудок верх над всякими разными порывами тайников души и тихий говор возобновился... Будет о чём судачить прекрасной половине аристократии. Казалось, "синяя звезда" всё же утихомирила старую боль, что так теснила грудь от нежданного появления в пределах земли его вот этих нанголов, вот этого внука того самого, взнуздавшего коня сатаны. Но что за дело привело его?

Вот так благодушно, но с большим оттенком трепетных волнений завершался этот дипломатический церемониал. Согласно протоколу оставалось поклониться и достойно уйти. Но в продолжение борьбы, восставшей неожиданно, казалось, из небытия, но порождённой всё же из сложившейся ситуации, решил он взглянуть на противника, которого не смогла добить даже "синяя звезда". Но не смотря на это, он чувствовал как-то опережение в этой незримой гонке строптивых душ. Всё же он был впереди, немного, но впереди. По крайней мере так ему казалось, принося ему хоть некоторую радость от этого.

Было ли это уготовано самой судьбой? Она предприняла последний ход в этой партии. Подозревала ли она когда-нибудь об этом оружии, разящем определённо и верно?

В конце этого приёма, как бы на прощание, он, довольный в тайниках души, всё же решил, хоть мельком, но удостоить противника будто победоносным взглядом, что она и приняла.

Но где же был сам нерастопляемый лёд? На том месте сильнее "синей звезды" давал свет ярким отблеском бушующего огня что ни на есть бриллиант, "живой бриллиант". То был блеск чарующий, увлекающий за собой, придавая таки волю то беснующимся, то нежно мягким искрам кокетства, источающимися от глубокой бездны, что представляли её глаза, истинное вместилище неведомой страсти. О, силы небесные! Доводилось ли ему лицезреть такое? Ох-хо! В довершение всего сверкнула ярко, такой вершиной нежности, улыбка, едва различимая в проявлении своей, что сокрушила и обрекла на поражение. Они всё вместе так и сразили его силы, так и увели ту небольшую радость с тайников души. Последний ход за ней! Она впереди.

Уходя вместе со свитой, что представляли его воины, он поколебался на миг и оглянулся на миг, что совсем не приличествовало протоколу. Всё тот же блеск продолжал преследовать его, победоносный блеск. То была она - холодная дочь короля.

5

Потеряв рано сына, король уделил дочерям серьёзное воспитание, доверив их, как казалось ему, лучшим учителям. Всё же просвещённость ставил он на довольно таки высокую вершину, на которую должны были взобраться его дочери. Когда это было уделом женщин? Но жизнь расставила позиции так, что пришлось ему сделать на этом сильный акцент.

Любимая всеми Ламилия не проявляла такого уж должного внимания учению, тогда как старшая Арюния так и вгрызалась в этот твёрдый таки гранит разных наук. Вот на неё и делал ставку Дуи Второй, в надежде оставить королевство в весьма и весьма наджёных руках. Знал он из истории, что бывали и такие времена, когда приходилось править каким-нибудь королевством и женщинам, которые справлялись довольно таки успешно с такой, казалось бы для них, непосильной ношей. И Алиния справится. Смотря на неё, на рост её и в буквальном и в переносном смысле, он всё крепче и крепче уверовал в правильности своего выбора. А иначе и быть не могло.

Вот это и твердили ей с самого малолетства. Хорошее изучение предметов естественных наук, логики и конечно же истории, прежде всего, касательно родного отечества, а также истории всего мирового хода, выковало определённые наклонности у старшей дочери короля, превращая её в довольно таки крепкую, самодостаточную личность.

Знала она историю родного отечества и историю мирового хода, и потому восседала она в тронном зале в некотором ожидании лёгкого любопытства. Про тот дерзкий набег деда вот этого молодого хана (молодого, потому что только и ходил слух о его молодости) доводилось читать из летописей, что составили серьёзные учёные мужи королевства, и потому нанголы представлялись ей самими порождениями ада. Вот так и сейчас, когда вошёл вот этот кривоногий хан, молодость которого оставляла желать лучшего.

Всё так, как и есть в летописи. Наглость такой рожи она и представляла, когда читала про нанголов, этих братьев дьявола, как и было написано в толстых учебниках по ходу мировой истории. Багровый шрам перекинулся через всю правую щеку. Да быть ему капитаном пиратской каравеллы или предводителем шайки лесных разбойников, чем ханом неведомых земель. Но как сейчас он ловко изображает из себя высокого носителя дипломатического этикета? Возомнил, так возомнил. Богато воображение у варвара. Легче станцевать на гвоздях или на куриных яйцах... Не будь такой разбойничьей рожи, то быть бы ему придворным шутом, да и только. Но нет, не то, всё же не то...

- А что, они, вот эти узкоглазые нанголы, все как до одного уроды? - вот только накануне бойко спросила Ламилия.

Лень было ей читать вот этот толстый учебник по ходу мировой истории. Ей они отнюдь не представились каким-то уродами. Узкоглазость. Не похожи на них. Совершенно верно, но... Зная историю, она невольно испытывала к этим врождённым воинам уважение, исходящее непроизвольно изнутри, из сердца её. И это было совсем не под стать тому воспитанию ненависти к этим варварам. Но почему?

- Да как сказать. Конечно, ничего такого хорошего нету. - как-то уж очень задумчиво отвечал ей отец.

В чём выражалась его задумчивость?

- Да уж ничего хорошего. - фыркнула в рукав Ламилия, пряча свой безудержный смех, что ей не очень-то и удавалось.

На полной серьёзности скосила она глаза на младшую сестру. Этот кривоногий хан, по сметливому глазу её, представился ей прежде искусным воином, на счету которого, возможно, немало душ, вознесённых на небеса или ушедших в бездну. Как-то не до смеха, хотя и кружит он рядом.

- Я командир чёрной гвардии Джэндэ! - объявил он зычно через переводчика.

Так он не хан?

- А где же он сам, этот молодой хан? - удивлённо, но твёрдо спросил отец.

Этот вопрос занимал сейчас и её. Не лыком шит этот молодой хан. Что ж, варвары хитры в своих замысловатых кружевах дипломатической игры. Да ещё Восток. Опять же знала она об этом из толстых книг по мировой истории. Но ведь и её обучают разным хитросплетениям изысканного дипломатического искусства. Отец так и следит за этим.

- Мой хан Аурик - властелин мастерства! - вот так и передал переводчик, зычный по грубости своей, окрик этого командира чёрной гвардии.

Не больше, не меньше. Готово было её сердце выскочить из груди и сплясать такой удалой танец безудержного смеха. Варвары, так варвары. И каким же мастерством овладел ваш уважаемый хан?

Но тем временем вновь открывались двери и входил человек.

Вздох женской половины в виде герцогинь, графинь, бароннес прокатился по тронному залу.

Он был ещё далеко, у самого входа, когда она попыталась определить вот такие проявления неудержимых эмоций, выраженными уж столь драгоценной половиной аристократии. Вдруг такую же солидарность выказала и Ламилия. Вот где неукротимость духа, взбалмошность и избалованность, нашедшие приют под единым флагом. Но по мере приближения этого человека, становилась очевидна ей такая неожиданная невоздержанность её младшей сестры и всей остальной прекрасной половины тронного зала, к которой принадлежала и она сама, но которую воспитывали в другом, совершенно другом духе.

Он шёл медленно и упругие шаги его подчёркивали уверенность и силу его. Развевался ли ветер в могучих плечах его?...

Нет, он не был похож на верных воинов своих... Узкоглазости как не бывало, но... И понимала она - в этом человеке выплеснулось наружу смешение кровей, и от того, наверное, выказалось оно в таком обличье, что доставляет тихое страдание множествам девиц, не важно какого происхождения, юные души которых, будто чашу, так и переполняет сама сентиментальность. Вот продукт эпохи!

Наглость, столь присущая нанголам, или отсутствовала вовсе, или же прикинулась такой невинной овечкой, укрывшись далеко, далеко в засаде, что и не видать, но готовой, если надо, превратиться в неистовую собаку, рвущую железные цепи. Но в данный момент было другое... Интеллект облагораживал и без того благородное лицо и выражался острыми огненными бликами в его глубоких, но ясных глазах.

Учение искусству дипломатии не проходило даром. Данный миг ситуации требовал такого подхода и не более, что не замедлила она уподобиться такому состоянию, что, кажется, изначально исторгал её отец. Но вот почему, она не знала. Да и не важно было сейчас. Она уподобилась непробитному граниту холодного камня.

Хан огляделся немного вокруг, и показалось ей, что он ищет кого-то среди них. Может, показалось. Ситуации суждено было свершению мимолётной встрече этих взглядов. Но если взгляд, принадлежащий ей был изначально направлен в его сторону, то его блуждающий взгляд скользнул было, но задержался на миг.

Так бывает, когда равный с равным примериваются друг к другу перед поединком. Будто оценивают возможности потенциального противника. Интеллект против интеллекта! И тут же она как бы ощерилась, примерив ледяные доспехи и такой же щит. Но нисполался в ответ некое подобие озорной стрелы огня неведомой души, стремящейся растопить и превратить в податливую воду, в столь искусно выбранном русле. Но это ещё посмотрим!

Наступил черёд подарков, как того и требовал церемониал. Любопытство, и так разогретое вдоволь, приготовилось к новому кипению неуемных страстей. И оно не заставило ждать.

Россыпью звёзд блистали они, дары хана нведомой земли, маня великолепием ювелирной выделки, что была сродни высокому искусству, но не более того. Как и ожидалось по протоколу торжественного приёма, и не только, преподносился один из даров этих сначала младшей из дочерей короля. Восхищённый возглас Ламилии предназначался прежде тому, кто преподносил сей дар, выражавшийся в виде подвески из редчайшего горного хрусталя. Такие подвески не носили в их королевстве. Это было что-то другое.

В безмолвном ожидании, под гнётом ледяного панциря, ожидала она дар в виде такой же подвески, предназначенный ей. Ни возглас восхищения, ничего такого не исходил из груди её, не вздымавшейся в каком-либо волнении, будучи как ровная гладь тихой воды, что не тронул какой либо ветер. Не посмел тронуть.

Молодой хан повернулся к этому лихому командиру чёрной гвардии и что-то прошептал... Тот же кивнул и едва заметная улыбка озарила суровое лицо. А затем он исполнил роль искусного актёра в непредвиденном спектакле, постановка которой шла от него, молодого хана, в глазах которого так и заблистали огни азарта неведомо какой игры. Это был вызов, незримый вызов. Она приняла его.

Играй артист, играй. Её даже позабавило такое преображение сурового командира чёрной гвардии. А воины его - благодарные зрители. Есть чувство юмора у варваров, да ещё какое! И она сыграет свою роль, да ещё как, в этом блаженном спектакле, поставленном дерзким (иного слова и не подберёшь) ханом неведомой земли. Она сыграет, да так, что не рад будет сам режиссёр. И она решила одарить оппонента такой улыбкой, какой бы она одарила придворного шута.

Ага, искры замешательства блеснули в глазах его... Не всё идёт по сценарию?

Матери, королеве Кранции, дар преподносил лично сам хан. Ох-хо. Вот это да! Сама вершина галантности, проявление истинного благородства и искренности настоящей!... От матери-королевы так и исторгалась улыбка душевности и самой доброты. Это был ответ, повторный удар. Ну что ж, он обходил её на этом вираже.

Не было у Алинии таких противников в королевстве, да и не могло быть. Но что же там дальше за этим виражом по наклонной ситуации?

Дар для отца повергнул тронный зал в настоящий шок. "Синяя звезда" очаровывала немыслимым гипнозом всех, подобрав ключи ко всем неспокойным душам. И отец-король в их числе. Такой тишины в тронном зале она и представить не могла. Но только она, и больше никто, увидела истину, сокрытую от всех. Истина эта, которая шокировала её сначала, но затем, что было неожиданно для ней самой, вызвала такой настоящий прилив уважения к этим варварам, заполнив всю её сущность, была в том, что глаза (окно души) нанголов источали лишь презрение к "синей звезде", как к пустому блестящему камню, да и только. Не больше, не меньше. Стоило ли это ей усилий? Стоило, да ещё каких. Но возобладало в ней то, что давал ему в своём учении учёный-философ, говоря всегда, что истинный драгоценный камень - это гранит познания, что истинное богатство лежит не в карманах, а в душах и умах людей, но к сожалению его, многим это и невдомёк. Что ж, она всегда была усердной ученицей. Она будет выше этого. Она не уронит флаг! И это будет её ответ, очередной ответ поистине дерзкому хану, благородство которого она всё же успела оценить. Но вот этот вызов. Не все дочери короля выросли в изнеженности да в избалованности. Он увидит истинный дух великой Кранции!

Но всё же не догнать ей противника, обошедшего её и на этом вираже.

Ещё не заиграли победные фанфары в душе его, ещё не салютовали победе беснующиеся искры в глазах его, но близки были они к этому, близки.

Было ли это уготовано самой судьбой? Сжала ли она всю волю в кулак? Нет, что-то было здесь не так, что-то было другое, идущее, может быть, издалека, с незапамятных времён, когда и не было различий на народы, но точно с самого лона природы, что предопределило навсегда сущность мужчины и женщины. Нет, не учили её этому, и не знала она это, не подозревала. Но силы природы всегда сильны. Но было ли это оружие? И было ли это ответным ходом? Может, это был истинный смысл, дремавший, но давший волю крыльям сейчас, и взлетевший, взлетевший над ситуацией этой вершителем полновластным. Но был ли это порыв души девичьей, юной, кристальной и чистой? Но игривое кокетство, таким салютом беснующихся искринок, сыграло свою роль, определяющую роль. Вот вам и лоно природы, сила его...

Она одарила его улыбкой, той улыбкой, идущей от того огня благородной нежности, что растопила наконец-то ледяные доспехи сердца. И пошатнулись победный настрой и признаки торжествующих огней в ясных глазах благородного хана.

Он уходил. Переводчик передал его слова о том, что цель визита он изложит королю наедине.

Он уходил. И вместе с ним уходили его верные воины. Но поколебался он на миг и оглянулся на миг, что совсем не приличествовало протоколу. Блеск, победоносный блеск преследовал его. То была холодная дочь короля. Но был ли холод?

6

- Ну, как тебе король? - спросил хан Аурик у Джэндэ, когда они направились в покои для иноземных послов.

- Два разных человека. Один надменный, другой жадный. - с изрядной долей презрения ответил командир чёрной гвардии.

- Ты имеешь в виду до и после "синей звезды"?

- Точно так, мой хан.

- Будет ли сопутствовать нам успех?

- Тяжёлыми будут переговоры, тяжёлыми. Нет у нас такой силы, каким располагал твой дед.

- Король понимает этот расклад. Да, есть представление, что нас ждёт.

- Был ли среди знати твой дед по материнской линии?

- Кажется мне, я не видел там деда по материнской линии.

- Скажи мой хан, почему ты доверил мне такую почётную миссию, как преподнести сей дар принцессе, думаю, старшей дочери короля. - вроде спросил ненароком Джэндэ, будто в надежде свернуть с наезженной мысленной колеи.

- Мне показалось, что она полностью разделяет линию отца и потому надменна. И так хотелось ей преподнести что-то такое памятное - пусть сердце закипит от досады. - говорил хан, вдаваясь всё больше в задумчивость.

- Я старался и ты видел это, мой хан. Но добился ли ты своего?

- Пожалуй, нет.

Было от чего задуматься хану. Неизвестно что проникло в его сердце, осталось занозой и отдалось тупой болью, покрытой тайной неведомого состояния. Так и повис перед глазами образ её в разных проявлениях, которые обозначила она на торжественном приёме, торжественном ли. Но ведь начинала партию не она? Но вот конец остался за ней. Но какой? В век не забыть эти глаза. Что было в них? Превосходство? Или же?... Не понять, не узнать. И почему-то против воли своего, может, изнываемый внутренним желанием, как-то неподвластным ему, захотел он какого-то подобия реванша. Но почему?

Вот это "или же" не давало ему покоя и долго он не мог заснуть, ибо не мог изгнать из памяти своей те искорки беснующегося огня, что так исторгались из глаз её. И не хотел он признать, что изумительны были глаза эти, от которых так и вселилось в сердце его одно лишь беспокойство, сродни волнению, которого он никогда не знал. Лишь под утро он заснул таки крепким сном.

На следующий день он прогуливался по королевскому двору, когда подошёл к нему неказистого вида старик. Одет он был в мантию, на голове же какой-то странный убор, с прямыми гранями, напоминавшим скорее колпак. Он был там, в тронном зале, немного убогим посреди этой пышной аристократии, потому и бросался в глаза вот эта скромность одежды. Но Аурик запомнил его не этому убору, а вот по этим глазам, измождённым страданиями, которых, по всей вероятности, пришлось ему немало пережить. Он скользнул мимоходом по этим глазам и прошёл дальше, но запомнил, и чем-то запало это в душу, оставиви там малое, но всё же место.

- У вас есть обращение ко мне? - спросил Аурик старика, что стоял в некоторой нерешительности.

- У меня есть просьба, которая покажется странным для вас. - говорил старик как бы издалека, не обозначая ясно, цель разговора, которая так и толкала его, судя по глазам его.

- Излагайте. - только и мог промолвить он.

- Я не знаю как... - и насупился старик в странном головном уборе, напоминавшем колпак.

Не хотелось ему потратить время на вот такое простаивание посреди королевского двора затем, чтобы выслушивать какие-то измышления старика, которые он никак и не мог изложить в своём молчании, в нерешительности.

- Простите, но я иду своей дорогой. - и Аурик развернулся было спиной к нему, дабы собираясь уйти, покинуть его.

Старик продолжал стоять в молчании. Будто измождённое лицо осенило раздумье, лишь ведомое ему. Но какое дело до его измышлений, когда думы его о предстоящих переговорах, но не только. Он сделал несколько шагов в сторону, когда услышал за спиной слабый голос всё того же старика:

- Как Даннэт?

Это заставило его остановиться резко... Так звали его мать, которую он любил, как помнил себя, и страдал, потеряв её в пути под вечным синим небом. И обернулся он медленно, принимая догадку, нахлынувшую внезапно.

- Она отправилась в вечное небо. Я думаю - она оберегает всех нас оттуда. - отвечал он тихо, всё вглядываясь в черты лица этого, казалось бы, странного старика.

- Как же так... Она не пережила своего отца. За что такое горе мне. - и слёзы проступили, отозвавшись болью на измождённом лице старика.

- Она была счастлива с моим отцом... Все советы спрашивал он у неё, потому и правили вместе, правили мудро. - говорил он не как в оправдание, а истину, что была тогда, но останется в памяти всегда.

Родная кровь на чужбине, в дали от родной земли давала знать вот таким всколыхнувшим сердце воспоминанием о самом дорогом человеке, связывавшим их обоих, что и у него самого подкатил горький комок к горлу, заставив забиться быстрее сердце, увлажниться его глазам. Невольно ли, но привстал он на колено и в низком поклоне тихо промолвил:

- Здравствуйте, дед по материнской линии.

- Здравствуй, мой дорогой внук.

Жил старик более чем скромно, но всё же почувствовал он у него уют, намного больший, чем роскошные покои для иноземных послов. Все мелкие заботы и даже думы он отмёл начисто. В данный миг для него ничего не было важнее этой встречи. Была ли беседа, но разговор только и шёл об одном человеке, самом значимом и родном человеке для них обоих. Он же знал теперь всю историю, связывавшую его родную землю с величественным королевством Кранции. "Мать всегда говорила, что отец её из аристократии Кранции". - говорил он, понимая теперь как никогда, что эта ложь её была во спасение своей родной земли. И гордость за мать, что была всегда у него, поднялась ещё выше. Говорил он, что искал глазами его, родного деда своего посреди знати, посреди этих приспешников двора, и что он рад неуемной радостью своей и счастлив от того, что дед его по материнской линии не какой-нибудь (по его разумению) вшивый аристократ, а человек учёной степени, каких он, как когда-то его великий предок, завоевавший полмира, ценил намного выше, ставил на более и более высокую ступень. Это была истина.

- Переговоры будут трудными. - сразу же проставил точки его дед, узнав о цели визита. - Кранция на грани войны с Астанией.

И всё же он был горд за внука, который, не то что его дед по отцовской линии, готовый бесшабашно биться со всеми подряд, искал мира для родной земли, дабы уберечь каждую жизнь своих подданнных. Даже старые правители не удосуживаются до такого признания истины, до таких высот разума.

Аурик расспрашивал у старика о Кранции, о самом короле, о приближённых двора. Конечно, неведомы были его какие-либо сведения, относящиеся к делам государственной важности, составляющие их тайну, да и не нужно было это ему. Важен был общий фон идеологической, психологической основы этой страны и не больше, чтобы представить себе ясную картину и не более того. Что она, в общем-то, и вырисовывалась отчётливо.

- Как дочери короля? - спросил будто мимоходом он, хотя как признался невольно себе, что это-то интересовало его не меньше, если не больше, чем всё остальное.

- Они мои ученицы. Младшенькая, может быть, и не очень усердна в делах учения, но вот старшая... - и призадумался в некотором роде старик.

- А что старшая? - спросил он в большом ожидании.

- Она даст много очков наперёд даже некоторым маститым учёным, как считают они себя. Вот где разыгрывается вовсю её истинный гений. Но вот жаль, не будёт она учёной. Да и когда были женщины учёными. Хотя, ей бы и не помешало войти в нашу среду... Но, нет. у неё свой путь, и давно определённый. Надеюсь, она, будучи в будущем королевой, будет так же справедлива, как сейчас умна, невероятно умна в постижении наук. - говорил дед голосом, в котором смешивались и гордость за ученицу, и надежда на её более высокие нравственные устои в будущем.

- Она может быть справедливой?

- В ней есть все задатки не только для учения, но и для благопристойного воспитания.

- А-а, видно, мне показалось...

- Что показалось?

- Да нет ничего.

И усмехнулся незаметно для себя молодой хан, вспомнив незримую борьбу, что навязал он сам, а не она. А ведь партия осталась за ней, но почему-то властвует досада в его душе. Что-то другое. Но всё же он не прочь от реванша. У него в данный момент есть козырь от того, что он как бы провёл разведку в её стане и располагает, в отличие от неё, всё же сведениями, касательно её.

Вечером того же дня, вместо предполагаемых переговоров, пригласили хана и только хана на королевский бал.

7

Оттягивались почему-то переговоры. Но всё же у него было три дня в запасе и потому он принял это странное приглашение на этот неведомый королевский бал. Неведомый ли? Дед по материнской линии всё же просветил его насчёт такого мероприятия. И он пойдёт туда, как бы во вооружившись знаниями.

Яркий ослепительный свет передавали сполна само великолепие и красочность этого огромного зала, с потолка которого так и свисали люстры с позолотой и многими, многими горящими свечами, что и придавали весь этот блеск в его полном объёме и кричащей роскоши. И кого только не было здесь: герцоги и герцогини, графы и графини, бароны и бароннесы, прислужники двора различных мастей, преисполненных гордостью не только исполнением таких почётных обязанностей, но и дворянским званием, что, по разумению их, ценилось намного выше, чем другие качества человеческие, может быть, и учённость в их числе. Конечно же, центральное место всему этому действу отводилось их королевским величествам, включая прекрасных дочерей. Аристократы были одеты как один в камзол с яркой позолотой, а дамы в их сопровождении в пышные платья из материй высочайшего качества, сдобренных украшениями из драгоценных материалов и камней, что присутствовали повсюду, где возможно: на запястьях рук и их нежных пальцах, на шее стройной молодой и не очень, и вот на этих платьях, как символ высшей знати и самого богатства материального. Вот он - аристократический дух Кранции!

Был он среди них, как одинокий ворон посреди стаи павлинов. Таким сереньким и убогим казался его кожанный мундир, который он никогда ничем не украшал. Этим он следовал великому предку, дух которого старался с самых малых лет впитать всего в себя.

Может быть, ради посмешища пригласили его сюда? Может, это всё козни старшей дочери короля, о которой так лестно отзывается его дед по материнской линии. Но знает ли он истинную суть своей одарённой ученицы? Одно дело - постигать науку, но другое дело - вставать на королевский путь, предназначенный с рождения. Уж там другие, совсем другие правила.

Но скорее всего дела было не так, далеко не так, как он представил себе чуть раньше. На шее Ламилии красовались подвески, которые он дарил в знак большого уважения и почитания. Королева так же не преминула воспользоваться его подарком, преподнесённым от искренней души. Указательный палец её правой руки украшал перстень с густо-красным рубином в оправе. Отметив такую радость в душе, он повернулся к той, что заставила таки впасть его в некоторое состояние раздумий и непонятно ещё чего. Но...

- О, чертовка! Что, она тоже хочет превратиться в серую ворону посреди всего этого великолепного сборища аристократов, что так и соревнуются меж собой обладанием тех или иных украшений. Или же она хочет ещё раз обойти его на вираже? Но если так, то это удаётся ей сполна. Удивила, ошарашила и довольна лукавая душа королевской бестии. А ведь умудрённа в постижении наук. Скорее это лишь внешняя сторона, в будущем так необходимая в этом нелёгком пути правителя столь величественного государства. А что он знает о стороне внутренней?

А она была в том, что ждала этого бала Алиния, готовилась к нему. Но в стремлении таком она была не одинока, далеко не одинока.

Ламилия примеривала подвески, сей дар молодого хана, так тщательно, что так и оборачивалась перед зеркалом, как бы вообразив из себя самую достойнейшую из всех аристократок величественной Кранции. Ох, юная принцесса! И она туда же, куда и более взрослые представительницы, что ни на есть, самых сливок общества. Уж кто-кто, а они в такой тщательности подхода ни в чём не уступали её младшей сестре, так и искрящейся от непомерной радости. Так вот в чём превосходила Ламилия всех остальных, предавшихся такой неуемной суете, так это в том, что украсится она сей даром молодого хана, которого нет ни у кого, кроме, разве что, старшей сестры. А она, оседлавшая или благородного коня высоких, уж чересчур высоких, нравов, или же столь упрямого осла надменности, похоже, и не собирается примеривать что-либо, и особенно вот этот искренний дар хана неведомых земель. Наслушалась всяких россказней о варварах, начиталась о них в разных толстых книгах, этаких кладезях мудрости, от которых и оторваться не может. Ну что ж, пусть учённость будет верной спутницей её. Даже мать-королева и то примеривает сей перстень с густо-красным рубином в оправе.

На королевский бал Алиния пришла без каких-либо изысканных украшений, удивив тем самым многих, а то и всю аристократию. Но разве могло вот это касаться её души (которую волнение и трепет охватили не менее других, а может и более...) стремящейся в одном - удивить, но только одного человека.

Королевские балы всегда были похожи друг на друга, будто две капли воды (всегда одно и то же), но в этот раз было другое, совершенно другое, что отражалось на настроениях у всех, особенно касательно вот этих неугомонных представительниц прекрасной половины аристократии. Уж они-то старались вовсю и во всём наводить шик и блеск привлекающий, начиная от изысканного гардероба и кончая теми же изысканными свойствами многообразного кокетства, всяких ужимок и иных умелых приспособлений, так и уводящих разум другой сильной половины аристократии на саму обочину наезженной дороги благорассудства. Но ведь бывали и будут всегда на этих пышных балах послы иноземных государств, да и более высокие особы царственных, королевских кровей, да и сегодня они присутствуют, но вот такой-то ажиотаж и не властвовал над душами никогда.

Не надо было задавать какой-либо вопрос по поводу такого загадочного преображения, ибо никакой загадки и не было в помине, что явилось посылом такой вот сумятице чувств, а сам же ключ ответа доверительно лежал на поверхности, что и не утаить. Хан варваров явно покорил бушующим пламенем кроткие сердца этаким выражением благородной внешности, что, по всей вероятности, и служило полным отражением всей внутренней сущности. И это было точное попадание в истину.

Конечно же, откуда мог предположить этот молодой хан такое уж повышенное, как никогда, внимание всех собравшихся, впервые посещая сей подобное мероприятие, о существовании которого и не подозревал, помыслить не мог. Вот так, искренними вздохами внутреннего свойства прекрасной половины аристократии, и был обставлен его приход, когда он, будто в нерешительности, вошёл в великолепный зал. Но недолго длилось у него это состояние, защитившись мгновенно такими прочными доспехами, что ни на есть, бравой наглости, составляющую саму основу успеха. Да иначе и не могло быть по его разумению. На чужбине всё чужое могло сулить некий подвох. Оказавшись в стае волков, уподобляйся им.

Но, возможно, спустя некоторое время, да и раскрылись перед ним те самые двери неведомой интуиции, и понял он, как обмануты были его чувства в предверии некоего подвоха с стане не врагов, но чужаков. Всего такого и близко не было. Потому и снял он кое-какие доспехи наглости, впуская в душу свою некоторую толику раскованности. Восторженный взгляд, что так и сочился из глаз младшей дочери короля; да и благодушие самой королевы, что так же присутствовало явно на поверхности, настроили таки его вот на такое пребывание духа.

Не замедлил он, гонимый ли волей или нет, но взглянуть на старшую дочь короля. Всё та же непоколебимость взгляда холодных глаз. Но неужели они ещё вчера, в конце торжественного приёма, таким вот вулканом исторгли целый фейерверк искрящихся огней и такого же тепла, так и прорвавшихся от самых глубин неведомой души. О, царица переменчивости! Истинная бестия!

Заиграла музыка. Герцоги, графы, бароны приглашали прекрасных представительниц вершины общества на плавный танец аристократии. Высокое искусство галантности, тончайшего по своей изысканности, было продемонстрировано каждым из них в этом сложном ритуале самого приглашения.

Совершенно юный барон составил пару Ламилии, младшей дочери короля, чья девичья юность только и вырастала из коротких штанишек беззаботного детства. Ну, а старшую дочь короля, принцессу Алинию, по данным годам пребывавшей в самом, что ни на есть, соку, в таком расцвете юности, но всё же умудрённую не по летам своим таким вот, порой и непосильным, грузом самой учённости, данной ей учителями и толстыми книгами библиотек, приглашал на сей танец величавости сам герцог Ротанский, к которому король как-то и не питал особых симпатий, равно как и королева. Но ведь бал диктует свои условия...

Под звуки флейты, духовых и скрипичных инструментов, чарующе плавно, ведомая лишь грацией, двинулась вся эта процессия, которую возглавляли сам король и королева, по кругу, вдоль росписных колонн и стен, украшенных полотнами искусснейших мастеров художественного дела, будто строгий строй статных лебедей, плывущих торжественно в какой-нибудь тихой заводи.

Молодой хан Аурик только и вдыхал внимательным взором своим всё это великолепие, сам этот благовонный аромат духа величественной Кранции. А Ламилия же и в самом процессе этого замечательного действия успевала то и дело бросать, не чураясь какой-либо скромности, мимолётный взгляд на хана варварских земель, преисполненный такого вот неподдельного восхищения, присущего столь юному существу, совершенно не замечая при этом своего такого же юного спутника. Будто сам хан исполнял нечто такое, выходящее за пределы обыкновенного, нежели сама, пребывающая в таком изумительном танце, соблюдающая строго очерченный такт и движение под эту чарующую музыку волшебных звуков. Но уступала ли ей прекрасная половина аристократии?

Приметил всё это молодой хан, как и многое другое, но взглад его нет-нет, да искал ту пару, в которой никак не блистала вот эта холодная дочь короля. Не искрились каким-либо задором и весельем безудержным, как у всей прекрасной половины, глаза вот эти, преисполненные неведомой задумчивости; на лице строгом в этот миг, но всегда прекрасном, будь оно в гневе или в радости неуемной. Но разве можно отгородить душу свою от всего этого великолепия?

Но догадывался ли кто, что сам спутник, вот этот герцог Ронтанский, и являлся в какой-то мере виновником столь отрешённого состояния, в котором и пребывала в данный миг старшая принцесса, лишь исправно исполнявшая движения в такт и не более того.

Наступила пауза в ожидании очередного процесса, заключённого в величественном танце. Всё так же строго, нахмурив брови, от того и придав определённые штрихи, что так и подчёркивали к месту и без того прекрасные черты её, прошла к своему месту старшая принцесса Арюния, тогда как младшая Ламилия так и пылала вся огнём воодушевления.

Пытался было хан взглянуть вот в эти глаза надменной принцессы, возомнившей себя самой высокой вершиной под вечным небом, но наткнулся на порог непомерного холода, исторгавшегося вот такой неукротимой силой. Что было это? Вряд ли было оно продолжением той партии, начатой в тронном зале.

Не от сознания разума, а откуда-то изнутри, из самой территории непознанного, неподвластно всесильному рассудку, пришло вот это, заставившее его на такой шаг, способного удивить безмерно, но восхитительно.

И вновь заиграла музыка. Звуки флейты, духовых и скрипичных инструментов так и зазывали на очередной процесс вот этого великолепного танца аристократов. И двинулись было к началу намеченной процедуры все важные персоны, такие ярые представители самих сливок общества, но были остановлены непринуждённо вот такой властной рукой неожиданного удивления, что преподносила в данный момент весьма и весьма любопытная ситуация, так и заставшая всех до единого врасплох. И было отчего, ибо не было такого никогда!

Хан варваров такой медленной, но ровной походкой, в которой только и читалась сама уверенность, не познающая и границ дозволенного, направился через весь этот зал по блестящему, будто зеркало, паркету к старшей дочери короля, к самой твердыне неприступной крепости, как показалось всем в данный миг.

Это было нечто такое, что заставило замереть сердца всех и устремить взоры свои только в одну единую точку пространства, туда, где стояла всё же в некоторой растерянности Алиния, как показалось всем. От хана варваров ожидать можно чего угодно... У короля так и встала перед глазами та наглая разбойничья рожа деда вот этого молодого хана по отцовской линии. Память, на то она и память.

Но ведь есть у него благоразумие? Ощетинились было души благородных аристократов... Побледнело лицо самого короля, да и благодушие королевы сошло на нет. И у Ламилии перехватило дыхание, и взгляд немного потускнел... Герцог Ронтанский подался немного вперёд... И смолкла музыка, предваряя тишину, в которой только и были слышны, в медленной упругости шаги дерзкого хана, правителя варваров.

Партия, зародившаяся, волей ли судьбы, в тронном зале, но оставшаяся за ней, продолжалась и имела свойство в данный момент повернуться лицом к тому, кто посмел всё же повернуть вспять сам ход незримой борьбы, такой вот игры. Алиния, единственная, удержавшая прочные нити здорового рассудка, понимала, что началась сейчас, в сию минуту, вот такая эпоха реванша. На этот раз Аурик опережал её на крутом вираже. Но что предпримет он в закреплении успеха?

Всё, что происходило дальше, казалось неестественным, необыкновенным. Подойдя к Алинии, хан склонил голову слегка в таком почтенном поклоне, а затем повторил деталь в деталь все сложнейшие движения и выпады благородных аристократов, столь необходимых для такого важнейшего ритуала, как приглашение благородных аристократок на сам величавый танец аристократии, но с такой галантностью непревзойдённой, что и помыслить невозможно было, вводя тем самым прекрасную, но очень образованную принцессу, старшую дочь короля, да и всех остальных, в настоящее изумление. У Алинии так и расширились глаза. Вот тебе и ответный ход, красавица!

Не могли знать все эти представители высшей знати, самих сливок общества и вот эта принцесса, которой и предназначалось всё это великолепие благородных жестов и движений, что хан провёл времена детства своего не в праздности, далеко не в праздности, приставленный самим отцом, да и матерью тоже, к таким учителям, пришедших с далёкого, далёкого Востока, к таким мастерам своего дела, которые учили его не только азам какой-либо мудрости, к какому-либо философскому мышлению, но такому тонкому искусству, как искусству запоминать с первого раза и исполнять с первого раза самые, что ни на есть, сложнейшие движения, как продолжения мысленной воли разума вплоть до самых мельчайших деталей, какие и возможны.

Вздох удивления прокатился во всём пространстве огромного зала. И разом сошла на нет бледность с лица короля, и благодушие вернулось к королеве, и вновь вспыхнули огнём восхищения глаза Ламилии, душа которой искренне возрадовалась за сестру и за этого правителя восточных земель.

Партия, казалось, была проиграна безнадёжно, ибо бразды инициативы оказались прочно в сильных надёжных руках этого статного юноши, обладателя неведомой, но высокой благородной души. Линия выигрышных ходов только и благоволила ему.

Была бы скучной игра, если бы властвовал в ней заранее прокрученный сюжет, если бы всё укладывалось в ней аккуратно в канву стандарта? Может, душа неукротимая и не захотела такого поворота, воспротивилась?...

Её движения были изящны и легки, как реющий воздушный поток. Но не это явилось основным достоинством вот этого поистине очарованного действия. То явилось всему окружающему истинным выражением красоты необыкновенной, зародившись и выйдя таки лебедем прекрасным от пучин взволнованной души, что такому и подивились все, включая и того, кому и предназначалось вот это выражение. О, силы небесные!

Но была ли величавость лебедя? Скорее другое, совсем другое... То были те самые искорки кокетства, что озарились в глазах озорных и прекрасных таким блеском, может, лукавства или чего-то такого, что заставило мгновением встрепенуться благородную душу молодого хана. Вот она - ситуация истины!

А что же партия? Она, как переменчивый ветер, отворачивалась совсем в другую сторону. И неизвестно кто кого обойдёт на крутом вираже. Игра, она и есть игра.

Но было ли ведомо им, что сердца их в единый миг устремились навстречу чуду, такому уж феномену природы?

Это был как полёт двух лебедей: само изящество утончённой грации было неизменным спутником, ведя по этой линии вдохновенно и радостно, будто по линии судьбы. Безмолвно, затаив дыхание, дабы не исторгнуть таким фонтаном лишь восторг, да и только, следила за всем этим действом, что было сродни какому-то сказочному видению, аристократия величественной Кранции. Они были достойны друг друга станом своим, как пример идеального стандарта. Они были достойны друг друга светлым ликом своим, как само идеальное решение природного начала. На это стоило смотреть, как на шедевр самой изысканности, что так венчает вот этот величавый танец аристократии.

Все были очарованы этой неординарной парой, что и боялись потревожить голосом, каким-либо звуком само вот это очарование, разыгравшееся столь неожиданно, может даже и вопреки правилам. Но в этом огромном зале, посреди всей этой аристократии, оказался таки единственный субъект, который и вовсе не разделял вот этот всеобщий восторг. То был герцог Ронтанский, в чьей душе так и разыгрался чёрный смерч печальной зависти, чьё сердце так и задавила огромная жаба. Но кто ж уделит этому внимание?

Но вот прошёл первый налёт такой обворожительности действием, и потянулись за ними, встраиваясь в пары, вот эти самые сливки общества. Но сравнимо ли было это с полётом лебедей?

Король с королевой так и остались стоять в качестве благодарных зрителей. Да и негоже было в их возрасте так и вклиниваться в этой действо, дабы не помешать такому буйству зелени, такой неудержимости огня, что так и изливалось от отпрысков аристократии. Но всё же взгляд их неудержимо да и был направлен вот на эту пару, что так и выделялась необыкновенностью своей.

- Вы бывали много раз на балах? - спрашивала Алиния своего неожиданного спутника.

О-о! Ещё тогда, в тронном зале, глаза его удостоились такого проявления красоты в виде озорных глаз её, так и искрившихся от игривого кокетства, но повергшего его тогда на неукоснительное поражение и заставившеей уделить внимание, много внимания вот такой незримой борьбе. Но удача в данный миг благоволит и ушам его. Таких нежных звуков, по красоте мелодии вряд ли приходилось слышать ему, проводящему много, уж очень много времени среди своих воинов, чьи голоса были под стать голосу Джэндэ, от которых даже крепкие ноги резвых коней сотрясались. А если бы услышали их вот эти нежные уши аристократок? Но такие звуки всё же приходилось слышать ему, когда была жива ещё мать. Невольно такое сравнение пришло на ум. И от этого душа воина и хана лишь возносилась на вершину неуемной радости.

- Что же вы молчите, будто копьё проглотили. - подытоживла свой вопрос Алиния, выводя тем самым молодого хана из разлумий о дивной мелодичности её голоса.

Аурик лишь помотал головой, давая знать о том, что не ведает ни единого слова величественной Кранции. Алинии блеском молнии предоставила память о том эпизоде прощания, где слова хана передавал переводчик. Да он и здесь присутствует. Посредство его языка. Ну что же, сделаем общение односторонним.

- Я думала - вы только и есть пугало огородное. Но не знала, что у вас хватает столько наглости пригласить меня таким движением галантности. Где этому научились? Вот потому и спросила. Вы понимаете меня - хан всех наглостей собранный вместе. - говорила вдохновенно прекрасная принцесса, упиваясь явно такой предоставленной возможностью в этой незримой борьбе.

Хан же только и мотал головой, будто сожалея о том, что недоступен ему их мелодичный язык, подобный резвому ручью из чистого родника. Величавый же танец аристократии был в самом обороте, заворожив, захватив всех до единого. Алиния же продолжила вот эти "комплименты" в сторону неожиданного спутника по этой линии:

- Да простит меня его высочество, что забыла я принарядиться в ваш дар. но я благодарна... И за бриллиант, подаренный отцу тоже... "Синяя звезда" искрится, играет всеми цветами радуги, так и завораживает, но не это главное...

Аурику так и не терпелось спросить: "Что же главное?" Но однажды взявшись за эту роль, он продолжал таки исправно исполнять её, как бы вживаясь полностью в этот образ, обставляя, может, каждого на этой стезе, в таком нелёгком пути придворного шута. А красавица-принцесса, преисполненная самой вдохновенностью, продолжала как бы утолять любопытство молодого хана:

- "Синей звездой" назвали поистине колдовской предмет, вводящее разум в такое непосильное притяжение противоестественного искушения, в самые сети дьявола, в самое лоно безрассудства. Разве звездой является сей камень раздора?

О, как согласен был с ней молодой хан варваров, усматривающий в "синей звезде" просто камень блестящего свойства и всего лишь, но который всё же являлся его коронным приёмом там, в тронном зале, да и в предстоящих переговорах, от которых никакой лёгкостью и не веет. Но как сводит он с ума людей разных положений, кровей, цветов кожи. В глубинах души он искренне кивнул ей в знак согласия, но продолжал разыгрывать из себя несведущего, этакого клоуна всевозможных мастей, дабы выведать в такой роли всё же больше информации о спутнице по этой линии в настоящий миг. Ну, а спутница, кажется, так и взошла в самый зенит своих рассуждений и не важно было ей, понимает он её или нет, но всё же именно ему, не знающему её языка, она как бы изливала свою душу :

- Бриллиант прежде должен быть в головах и сердцах людей; тогда и не было бы войн, ввергающих людей в самые, что ни на есть, несчастья; тогда и не было бы таких вот проявлений ненависти и зависти, приносящий людям столько страданий разного душевного порядка.

О, вечное синее небо! Эта старшая королевская дочь, вот эта прекрасная принцесса, никогда не ведавшая каких-либо свойств бедности, нищеты, голода, не видевшая воочию самих ужасов какой-либо войны, имела суждение точно как у его матери, говорила думами и языком его матери. О, достойная ученица его деда по материнской линии!

- Ну а тебе, хану всех чертей, сподручнее только и махать мечом, да кривой саблей. - продолжала старшая принцесса голосом такой приятной мелодичности, преисполненной, что было и не свойственно ей, верхом так и искрящегося кокетства, перед которым никак не устоять мужской душе, эту уж очень замысловатую игру. - А вот эти толстые книги всяких библиотек, как все говорят, тебе и неведомы никогда. С какой бы радостью вложила в твою голову хоть крупицу этой "синей звезды".

Говорила она и торжествовала в душе. Вот так ловко обходила она его на этом вираже. Какая высокая игра! Но ведь было что-то и другое в этой юной душе. Сердце так и выстукивает сигналы непомерной радости.

Ламилия же нет-нет, да бросала взгляд в ту сторону, где её старшая сестра и этот статный юноша, сама плоть и суть благородства, внешностью своей мало чем напоминающий диких, воинственных нанголов, выделывал в такт такие отточённые движения, ничем не отличаясь от других высокознатных аристократов, будто и учил его самый лучший учитель танцев. А сестра всё говорила и говорила ему что-то своё, и непривычный для её образа, но такой уж необыкновенный блеск так и разыгрался в глазах Алинии. Неужели этот хан обаянием своим и на неё возымел неотвратимое воздействие? Это была своего рода новость из ряда вон выходящая. Хотя, что же здесь удивительного. Любая аристократка сочла бы за честь оказаться на её месте. И она тоже. Лёгкий укол пронзил её сердце. Но не более того. Она всё же рада, искренне рада за старшую сестру.

И сколько бы ни длилась эта чарующая музыка, ведущая по строгой линии этот прекрасный, но величавый танец аристократии, но и ей суждено было завершиться финальным аккордом.

Расставались пары в том же обоюдном поклоне, отточённом до предела изысканной галантности. И здесь хан проявил всё то же мастерство исполнения, что и было присуще ему за весь этот отведённый период времени самого великолепного действия. Но в завершение всего церемониала хан применил такое неожиданное оружие, что так держал в запасном арсенале, терпеливо перенося вот эти выпады и колкости красавицы-принцессы, которые только и применяла она, казалось, с таким вот удовольствием, дабы насладиться вконец своим победоносным успехом:

- Я убедился до самых глубин моей грубой неотёсанной души и знаю на будущее своим скудным умишком - в драгоценной голове вашей истинный свет "синей звезды", что чудным переливом создаёт саму волшебную игру всех цветов радуги. Да пусть восхищение не покинет меня, пока преисполнен буду ходить я под сиянием вечного синего неба. Мой искренний поклон - прекрасная королева всех чертей!

Изящный язык Кранции, даже без намёка на какой-либо акцент, а тем более ошибку грамматики, определённых канонов фонетики, да и самих изящных правил фразеологического построения, идиоматических и прочих оборотов, издавался голосом, в котором и превалировал такой приятный баритон, лишённый всякого оттенка, напоминающего ту дикую грубость, столь присущую всем голосам воинственных нанголов. Но вот такой ироничной подчёркнутости было хоть отбавляй. Это был момент, когда растерянность, возникшая неожиданно, послужила таки одним из атрибутов того прекрасного, что выразилось в столь юном облике естественно, без каких-либо прикрас. И удивлённые глаза её, расширенные искренне и в миг выдавшие вот это смятение, явились тому свидетельством. Он обошёл её на крутом вираже. Он впереди!

Вот это всё, комплексное, сплетённое в тугой узелок заставило таки впасть Алинию в такое вот состояние истинного удивления, самого изумления, что не замедлило отразиться внешней стороной, что так и преобразило её прекрасный облик. Не было той строгости, того аристократического налёта, что так воспитывался с раннего детства лучшими воспитателями двора, в её поистине красивых чертах лица. За всё время этого прекрасного действа, как величавый танец аристократии, да и выказывался такой румянец на щеках, да и сами пламенные глаза, но вот сейчас, в этот миг она и вовсе исчезла подавно, под таким гнётом данного состояния, в которое впала она неожиданно и мгновенно. Расширенные глаза были свидетельством тому. Но продлилось это недолго. Нет, не строгость или возмущение снизошли на столь прекрасный лик принцессы, то было другое. Невольное восхищение призывало в спутники игривое кокетство, что так и преобразились в глазах прекрасной принцессы. Вот так, во всём блеске и отразилась ещё одна грань красоты невероятной. Изящно и искренне.

О-о! Это было достойное поражение, которое и возводило её на вершину. Она признавалась в этом. Что поделаешь. Но какое расположение духа! Какая высота!

8

Было обо что почесать языки, так и зудящихся после этого, казалось бы, очередного, заурядного королевского бала. Хотя, возможно ли было считать? Но вряд ли могли считать таковым суетные души аристократок, у которых на уме и было это, и не сходил образ благородного юноши, такого хана неведомых земель. Да и принцесса, которую принято было считать самим мерилом аристократической строгости, этакого принятого всеми выражения высоких норм и правил, уж чересчур высоких, раскрылась с иной стороны, о которой и не подозревала высшая знать. Да когда же было такое, чтобы старшая дочь короля Алиния, в отличие от всегда жизнерадостной, даже слегка взбалмошной, младшенькой Ламилии, так и источала такое веселье, такую радость, одаривала такой улыбкой.

Старый король и забыл на время образ того нахального нангольского хана с истинной разбойничьей рожей, деда вот этого благородного юноши по отцовской линии, что совершил когда-то , в пору юности его, дерзкий набег на земли кранков, в котором и выразился в полном блеске такой яркий полководческий дар. Не растревожило его душу то дальнее прошлое. А всё это из-за непонятной ему благосклонности вот к этому благородному юноше.

Ламилия же так и пристала к старшей сестре с одними лишь расспросами касательно молодого человека, с которого она в тот вечер и не сводила глаз. Интерес так и метался в юной душе.

Благодушная королева, никогда не влезавшая в дела мужа, не совавшая нос в самые дебри замысловатых лабиринтов высокой политики, ведавшей делами сугубо внешними, призадумалась таки об исконной цели столь неожиданного визита. Помимо воли своей, таким порывом, исходящим изнутри, захотелось ей чем-то помочь этому юному хану, прибывшему сюда явно по какому-то важному государственному делу касательно его родных земель. Быть может, был в этом лишь голос материнского чувства?

Но не одна королева призадумалась об истинности визита этого молодого хана. Не менее, если не более заинтересованным лицом оказался герцог Ронтанский, чьё сердце, не достигшее границ высокой чести, самих берегов благородства, так и заметалось, засуетилось в тёмных подвалах мрачной низкой души. И было от чего?

Ну, а каково же было состояние душ главных героев вот этого всегда пышного королевского бала, казалось бы, пожелавшего, подобно всем остальным таким же мероприятиям, кануть в лету, но всё же остаться таки явлением столь знаменательным в череде важнейших событий в славной истории Кранции?

В прекрасном расположении духа прибыл Аурик в своё расположение. Как ловко он провёл эту чертовку, само порождение высоких, чересчур высоких, дум о собственной персоне. Как умело он заманил её в засаду, кротко, укрывшись печатью тихого незнания, выслушивая её заострённые слова, как лезвие сабли из гамасской стали, а затем умело, будто на облавной охоте, накрыл её на взлёт стрелой вероломности, словно стройную лань бегущую в грации. Но как умна она - соперница коварного дьявола!

Но было ещё одно, что заставило возрадоваться его непомерно, всколыхнуться сердцу, увести разум в неведомые дебри. Но что?

В глазах её читалось совсем другое, не то, о чём подумал он при первой встрече, при первом взгляде там, в тронном зале, где она восседала точно гранит, само воплощение твёрдости и непоколебимости. И овеянная легендами вот эта беспримерная вершина драгоценностей - "синяя звезда" - не вызвала и блеска в её глазах, изумительных глазах. Там, во время бала, довелось мгновением узреть чистоту искреннюю, которую только и украсили лучистые блёстки и искорки игривого кокетства, что были не заготовкой какой-то, таким приёмом, а проявились впервые и непринуждённо, и познал он это не разумом, но сутью далёкой от сознания. Вот такое оружие прекрасной половины человечества! И во всём этом он утверждался помимо воли, помимо разума, но какой-то силой непреодолимой, идущей оттуда, из глубин души, что и отразилось в биении сердца. Такого не было с ним никогда.

Алиния всегда приходила в академический сад королевского дворца на утренней заре, где уверенно вёл её к премудростям различных сторон бытия сам учёный-философ Гидро. Первые лучи с нежностью кроткой медленно и плавно преображали всегда вот это пространственное великолепие, созданное цветами, небольшими кустарниками и такими же деревцами, в котором главную роль творения играли человеческие руки. Но пришла сегодня, сейчас, она не на рассвете дня, а вот сразу же после королевского бала, что ни на есть, перед наступлением самой ночи. Такого не было никогда, такое случилось впервые.

Зажгла факел у входа и присела на скамейку под раскидистыми ветвями душистого дерева дальних земель, что ароматом своим вдохновляло каждый раз, давая как бы простор разгулявшемуся разуму. А он так и отправлялся в свободное плавание всё дальше и дальше от опасных берегов тяжёлых дум. Это место целиком принадлежало её душе. Но разве кто знал об этом?

Вспоминала все детали этого бала. Но ведь раньше-то она относилась с изрядной долей равнодушия ко всякого рода празднествам, ибо душа её, подчинённая разуму, стремилась лишь к просвещению, к тому пути, что был уготован ей чуть ли не с рождения. Но вот что-то дало сбой в этой машине, и свернула она куда-то вбок от определённой линии. Что послужило этому?

От хана так и веяло благородством врождённым, как с молоком матери и кровью отцовской, что так и шептала, говорила, кричала ей интуиция, проснувшаяся нежданно и вставшая в полный свой рост. Всё давало знать о том, что не в салонах, и не в каких-то особенных школах аристократии воспитывался он, сын ханской династии, прямой потомок великого завоевателя. В глазах его зримо предстали и тревоги, и боли, и надежды, что цепью тугой связали его с его народом. А ведь и её учат этому. И выходило так, что они в какой-то мере были как два сапога пара. И в этом ощущалась вот такая неведомая родственность душ.

Внезапный порыв ветра всколыхнул огненные блики ночного факела, встрепенув прерывистые тени кустарников и деревцев королевского академического сада. Но суждено ли было ему, ветру нежданному, вот так же закрутить, раскрутить в бешеном вихре мысли, идущие от шумного прибоя сердечного звона и вынести утлую ли лодчонку трезвого анализа, пышный ли корабль неудержных мечтаний, порождаемых таким буйством воображения на твёрдый берег благого рассудства? Нет, опоздал ветер, да и не нужен был он здесь, в этом и так завихрённом океане душевных страстей. Но было ли море спокойствия?

Да, задумалась она о знании изящного кранцозского языка, так и исходящего от молодого хана. Да, задумалась она о владении статным юношей великолепным языком, при том на высоком диалекте, достойной лишь избранной аристократии и учёным мужам королевства. Да, задумалась она, хотя думала и раньше, о необыкновенной внешности молодого хана, разяще отличающегося от самих нанголов, чьи раскосые глаза и грубая воинская внешность и были природным признаком.

Забыла она, находясь в тисках неожиданного плена чувственного хаоса, настигшего внезапно её в череде последних явлений бытия, некоторые уроки, что как-то старался в тайне от всех преподнести ей в дар старый философ Гидро. Вспомнит она, непременно вспомнит, но будет это позднее, и явится это совсем с другой стороны. Вот тебе и лабиринты жизни.

В данный миг, в тишине ночного академического сада, увлекаемая порывом ветра, истина прошла стороной, не обдав её и свежей росой просветления.

Но была и другая истина, о котором она и не подозревала никогда. Всему свой черёд.

9

Было бы скучно на свете этом белом, если бы правили бал доброта, благородство, сострадание, милосердие, нежность, уважение, любовь и другие, другие драгоценные свойства души. Характеризующие одни лишь положительные черты, свойственные существам разумным. Было бы скучно на свете этом белом, если бы разум изначально, из самого состояния зачатия взял бы и воспринял вот это хорошее, отбросив, как чужеродное организму, вот это плохое. Ну, разве могло бы появиться просто так вот такое качество как благородство. Нет, не было бы его изначально. Ну, откуда взяться ему, если нет его противников под масками подлости, коварства, низменности душ. Ну, да ладно. Но вот представим себе общество этого нового вида природы, в единственном числе оседлавшем столь драгоценного коня интеллекта.

Золотой век. Идиллия. Эдем для всех... Звонкая трель, да тихое щебетанье о возвышенном посреди буйных трав и ярких цветов субэкваториальных широт.

Но полно ли мирское счастье всей этой возвышенности чувств? Зорко следят за ними, познавшими интеллект, те, кто не вскочил в седло высокого разума. Они - охотники от природы, а те, облачённые в одежды одних лишь гуманных помыслов - добыча.

Но распорядилась судьба мироздания иначе, наделив вот этот вид самым выраженным эго, на благодатной почве которого так и расцвели уродливые цветы зависти, подлости, коварства, ненависти и остальных не менее дружных собратьев по антигуманному классу. И закипела в беспокойных душах вечная борьба антагонистов, выводя этот вид на новый виток развития, толкая вперёд эту тяжёлую повозку прогресса. И вовсе не добыча он, а самый неистово яростный и изощрённый охотник, которого и не ведали небеса никогда до него.

Высокого, статного, благородного по происхождению своему, герцога Ронтанского, может быть, и не обошли стороной вот эти гуманистические начала, но были задавлены они тяжёлым сапогом вот этого пресловутого эго со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но вот одного порока, к которому он всегда относился презренно, кажется, и не было у него никогда в поганой душе его. Кажется. Но мало ли что может казаться, если мы, и не знаем всех закоулков собственной души. Вот так и с герцогом Ронтанским. Откуда у него могло быть? Но было, затаившееся в чёрной норе сумрачной души. Как будто выжидало... Но вот настал момент, и она явилась под призывный звон фанфар, таким волнением беснующейся души, всколыхнув беспокойное эго, не элегантно, но эффектно, в самом изысканном наряде из липкой слизи, откуда только и вытекало из ряда вон вонючее. Её величество - зависть.

Да разве мог он когда-нибудь испытывать такое?! Он - достойный из достойнейших, что ни на есть, истинный отпрыск голубых кровей, белой кости, одной из вершин могущественной аристократии, чей род считается ничуть не ниже королевской. Кто может поспорить с ним по чистоте происхождения, по значимости в этой сложной иерархической лестнице, да по богатству, наконец, по обширности земель в величественной Кранции? И вот на тебе. Толстая жаба вскочила на широченную грудь, стеснила, задавила непомерным грузом. Ох, ты и выродок!

Да как может он завидовать этому выскочке, взявшемуся неизвестно откуда, чья кровь ничем не отличается от кровей этих уличных бродяг. Да как смеет он, этот внук придворного служителя просвещённости, вознамериться встать выше его. Уж он-то знает истинную историю, которую упрятали нахально от официальной истории Кранции. К тому же варвар, он и есть грязный варвар.

Эх, жалкий, жалкий разум. Разве мог он отбить бешеные атаки беснующейся души, чьи стрелы подлых эмоций так и поражали раз за разом сердце и голову, не оставляя никакого шанса на спасение какому-либо началу высокому, чем так и кичится благочестивая аристократия.

Эх, бедный, бедный герцог, получивший большое образование от лучших учителей, в число которых входили и лучшие философы Кранции. Да разве только Гидро не участвовал в этом. Но истинно происки дьявола затмили разум. Он же знал, да и не мог знать этого.

Этот юноша, к которому так весело и непринуждённо на королевском балу старшая принцесса, является прямым потомком великого завоевателя, под ноги которого пали огромные империи. Его великий предок был так же и самым значительным государственным деятелем, какого и не ведала история. Его великий предок, никогда не видевший в молодости блеск и великолепие городов, их пышных дворцов и площадей, создал империю от морей до морей. Не знавший ни одной буквы письменности, он издал законы, во главу которых легла неизбежно прочная и светлая нить высокой справедливости. Поистине гений, вставший над веками и эпохами!

Но было ли дело до этого герцогу Ронтанскому, утопавшему в горькой тине безумия? Победным рёвом, ведомая лихими ветрами, ворвалась в узкие просторы души всепоглощающая зависть и, преобразившись в огромную, жирную жабу, да и стеснила, сдавила грудь, что и не глотнуть свежего воздуха благородных начал.

И замыслил тёмное дело герцог Ронтанский. Чёрный ворон скверного замысла закружил над сводами королевского дворца.

10

Переговоры так и не начинались. Хан терпеливо ждал. Аудиенция у короля откладывалась на неопределённое время. Но вот, наконец-то, изъявили позвать его во дворец, где ему во всеуслышание объявили о приглашении на рыцарский турнир в качестве почётного гостя. Ему только и турнира не хватало. Но в отличие от королевского бала на турнир приглашали кроме него и всех нанголов, прибывших вместе с ним.

Народу было много, народ столпился в ожидании зрелищ. Чернь, как и бывало всегда, примостилась на широкой и длинной поляне, вдоль всей полосы, где соразмерялась сила доблестных рыцарей.

Это был единственный праздник - праздник цветения, куда могла допускаться пресловутая чернь. Ибо рыцарский турнир - это рыцарский турнир, зрелище для глаз аристократии.

По ту сторону полосы возвышалась трибуна, сплошь заполненная достопочтенными персонами, в чьих родословных не сомневался никто. Голубая кровь, белая кость, отделённая полосой рыцарских схваток. Эта достопочтенная публика сидела, как всегда, так чопорно, придав себе наиважнейший вид, признав в себе высокую цену, что даётся с рождения, определённую в этой замысловатой лестнице иерархического порядка, что издавна укоренился в этом белом свете.

В центре же всего этого величественно расположилось само королевское ложе, по обе стороны которого разбегались места для, весьма, приближённых к королю персон, к которым относились и места для иноземных гостей высокого ранга. Сюда-то и пригласили Аурика и Джэнде, командира его чёрной гвардии. Воины же разместились наблюдать за сим зрелищем далеко на нижних трибунах, но всё же рядом с отпрысками баронских, дворянских и прочих высокородных кровей.

К королевскому ложу вели широченные ступени, сплошь покрытые красным драповым ковром. Такие же ступени, но более узкого порядка, покрытые лишь зелёным ковром, пробивали себе путь меж трибун и в других местах, подчёркивая тем самым скромную значимость.

Каждый субъект из всего этого высокородного собрания так и стремился выразить свою отличительность, что и не ускользнуло это от намётанных глаз нанголов. Но приметили они и вот такую выраженную скромность, что так и сочилась от дочерей уважаемых семейств. Могли ли они знать, что это и есть такая выставка - товар лицом. Но ровным счётом не касалось это королевской семьи, да в особенности самих принцесс, чьё достоинство, чем так щедро одарила сама природа, было превыше остальных, таких же прекрасных созданий, обставляя всех далеко-далеко позади, не признав какой-либо конкуренции.

Но не достопочтенная публика возвышенных трибун была главным героем на этом празднике пышного цветения, куда и дозволено черни.

Один лишь взор на них заставлял трепетать сердца юных красавиц. Да и не только их.

Уверенная мужская сила выражалась в них в огромном количестве, что так и переливались через край. Это было так. Знали они это, как и то, что множество восхищённых взоров обратилось на них не только в надежде увидеть в исполнении их увлекательное зрелище мужского порядка, но и с завистью потаённой, потому как недоступно было им вся вот эта поистине богатырская стать. Так и было, так и есть. И имя им - доблестные рыцари, чьи благородные порывы, поросшие легендами, давно стали искренней гордостью величественной Кранции.

Казалось, и кони прочувствовали насквозь то рыцарство духа, коим обладали всегда их хозяева. Но уж во всяком случае той осанке звезды, что отражалось от их властителей, старались придерживаться и они, ступая уверенно и величаво. Куда рабочим лошадкам до них! И следовало бы отметить так же другое... Вряд ли уместно было в этом случае выражение "статность коней". Нет. Здесь было другое. Это были кони тяжеловесного порядка, как стенобитные орудия, крушащие твердь крепостей. Полное продолжение своих хозяев, облачённых в железные доспехи.

Но не над всеми суждено было властвовать такому завораживающему натиску рыцарского образа, да и самих традиций, туманом обволакивающих сей праздник цветения всего и всего на белом свете. Было и другое...

Ламилия так и светилась, озарённая невидимым светом неведомой радости, разве что ведомой только ей. Она то и дело поглядывала на старшую сестру, как всегда примостившуюся рядом со своим неизменным строгим взглядом, на хана далёких земель, восседавшего поодаль, через некоторые ряды высокопоставленных особ. Уж не ей-то знать свою сестру, которая пребывала совсем-совсем в другом расположении духа, чей пресловутый строгий взгляд и молчаливая уединённость, отстранённость от всего окружающего служили лишь маской в суете праздника цветения.

Ничуть не ошибалась младшая сестра в своём предположении, ибо сейчас Алинию мало волновал интересом своим торжественный и завораживающий обряд разминки славных рыцарей доблести и чести. Она думала о нём. Старалась отогнать из головы эти мысли, но они неумолимо возвращались назад, заставляя бешено колотиться юное девичье сердце.

Аурик слышал от матери о таких турнирах. Имел кое-какое представление об этом. Но одно дело слушать, другое же дело видеть. Не могли не тронуть струны его души традиции, обычаи земли, давшей на свет самого драгоценного, дорого человека, каковым всегда являлась для него мать. Вот потому он и здесь. Вот потому он и надеется на помощь то родины матери. Но не его родины. Никогда его здесь не посчитают своим, никогда. Он для них чужой. Внук того самого нангольского хана, совершившего когда-то дерзкий набег, повергшего Кранцию в панический ужас, о котором не забывает старшее поколение. Он и для неё чужой. Но почему же мысли постоянно о ней? Нет, нет да и окинет он беглым взглядом ту, что так искрилась радостью неимоверной на королевском балу. Нет, нет да окинет он беглым взглядом ту, что так и блистала отборнейшими остротами. Было это искренне, шли от самых глубин чистой, светлой души. Но то было на королевском балу. Здесь же она опять восседала в полной мантии чрезмерной строгости, будто застывшее лицо каменного изваяния.

Благородные рыцари заканчивали разминку. Жребий определил первую пару гладиаторов рыцарского турнира. Он воочию увидит то, что рассказывала ему мать. Но что-то заставило его отвлечься от предстоящего действия и оглянуться, окинуть беглым взглядом ту, мысли о которой так и старался как-то отогнать из ханской головы.

О, королева всех чертей! Вот тебе и маска чрезмерной строгости, такое каменное изваяние. Взгляд его наткнулся на взгляд такого озорства, лукавства и ещё чего-то такого, что так искрились, так лучились, озаряя это пространственное поле между ними в такую неистовую радость, что вызывало истинное восхищение, да и только. И бешено заколотилось отважное сердце.

11

Призывный звон труб возвестил о начале турнира.

Нангольская дипломатическая делегация , наслышанная о рыцарях от старшего поколения дивилась, прежде всего, устрашающим нарядам этих носителей доблести и благородства. Это был полный зверинец. Забрало, грудь в железных доспехах украшали грозные, устрашающие оскалы хищников, и только хищников звериного мира. Здесь были и волк, и медведь, и леопард, и чёрная пантера, и дракон мифических легенд. Среди всей этой звериной пестроты как бы немного особняком стояла чёрная змея, источая тихий, холодный ужас. Нужно было вникнуть, ибо не поддавалось это пониманию с первого мига, что забрало в чёрном изображало голову змеи, а на широченной груди было лишь извивающее тело, которое при каждом могучем дыхании как бы оживало и трепыхалось.

Позже нанголы узнали - какие громкие имена сопровождали этих бойцовских рыцарей, звук и выражение которых как бы давали полную характеристику того или иного выразителя гордости величественной Кранции.

- Одинокий волк! Благородный рыцарь земли рампанской! - так представляли первого бойца.

- Слуга ада! Благородный рыцарь земли вансальской! - был представлен рыцарь с изображением огненного дракона, который мог вполне прислуживать в подземных казематах

тьмы, наказывая грешников за их подлые заслуги, совершённые в белом свете.

При каждом оглашении рыцаря как бы раскрывалась сама географическая карта Кранции. Каждая подданная земля рождала своих доблестных рыцарей.

Мерный цокот тяжёлых копыт отдавался в ушах тихой толпы музыкой грозно волшебной, заглушая всё и вся, предаваясь всему дыханию рыцарской битвы. Огромные копья наперевес как бы обрамляли ситуацию боевой атмосферы. Сделаны были они из дерева, и острый наконечник заменял трезубец. Длина составляла более трёх с половиной метров. Будь копья настоящие, железные, то скольких рыцарей, славных сыновей своих не досчиталась бы священная земля кранков.

Тем временем кони, рыцари мерно, но неумолимо приближались друг к другу, наконец, сошлись, и, казалось бы, нанесли друг другу одновременный удар копьями. Но одни из них слетел моментально с седла и рухнул наземь. Для него турнир закончился. То был "одинокий волк", рыцарь эттингенский.

"Слуга ада" - огненный дракон торжественным жестом вздёрнул вверх тяжеловесное копьё и умчался к рядам доблестных рыцарей. Для него турнир продолжался.

Так сходились рыцари и расходились. После каждой такой встречи редело число соискателей на главный трофей. Турнир был в самом разгаре, в такой точке кипения, когда в одном из столкновений на таран, копьё одного рыцаря переломилось надвое. Дерево, не железо. Несколько щепок разлетелось в стороны в подтверждение этому.

Что было это? В миг ударил в глаза яркий сноп неведомого света, будто молнией отразилось и открылось видение. Это было во второй раз, ибо первый такой случай всколыхнулся в его мозгу в недавнем детстве, о котором он думал не раз, но предстояло ещё обдумать обстоятельно и найти ответ на него. Но то было другое, не имевшее вот к этому неожиданному, но второму видению в жизни никакого отношения.

Рыцарь, приближающийся к почетным годам, против рыцаря юных лет. Всё так же мерный цокот тяжёлых копыт, медленный, но неумолимый натиск тяжёловесных коней на таран. Неотвратимое столкновение. Таран. Копьё молодого рыцаря ломается недалеко от трезубца, и огромная щепа, отколовшаяся, вонзается в глазницу и дальше в самый глаз, вглубь, нанося мучительную, смертельную рану. Рыцарь почётных лет падает спиной наземь, чтобы никогда не встать. Мигом образовалась вокруг него толпа суетная, ибо рыцарь этот и вовсе не рыцарь, а сам король Кранции, потомок нынешнего короля Дуи Второго.

Аурик вздрогнул: "Такое может случиться с одним из сыновей Ламилии или Алинии." При упоминании Алинии сердце тут же отдалось болью неожиданной, идущей не от воли его, а от чего-то, что было подвластно не разуму, но сердцу. Она станет чьей-то женой, да и королевой Кранции тоже. Он же так и будет всю жизнь отстаивать клочок бывшей великой империи.

Аурик невольно, но мельком взглянул на Алинию. Не было той твердыни крепости, на дивно красивом лице её, так тщательно вознесённой строгостью такой чрезмерной, было что-то другое, что делало её более близкой, чем тогда в тронном зале. И читалось на прекрасном облике её сочувствие к этому оконфузившемуся рыцарю. Да и юный чистый лик Ламилии выражало такое же чувство. Как благородны дочери короля!

Рыцарский турнир, набравший все обороты, неуклонно двигался к самой кульминации. Не могла вся эта чернь, да возвышенная трибуна аристократии не заметить, не отличить особенно всё же одного рыцаря, так и блиставшего мастерством своим, вышибая уверенно раз за разом противников своих, так и продвигаясь настойчиво, но к тому же легко к вершине рыцарского турнира, к самой долгожданной награде. То был рыцарь с изображением чёрной змеи, которого оглашали при выходе не иначе как "чёрный призрак дьявола".

Всё, что начинается, когда-то кончается. Так и этот длинный рыцарский турнир подходил к закономерному концу. Вот и обозначился финал.

"Слуга ада" и "Чёрный призрак дьявола" выжидали гонг, каждый в своей стороне полосы. Устрашающие образы рыцарей, казалось, уже вели состязание. Дракон и чёрная змея внушали зрителям всех сословий такое угрожающее состояние духа и силы, готовые растоптать, стереть всё на своём пути.

Долгожданный гонг раздался уж очень громко, раскатисто, оглушая напряжённые уши. И понеслось.

Мерный цокот тяжёлых копыт был главной музыкой в этом акте завораживающего, увлекательного действия, что являли собой начало, неотвратимое начало всей кульминации.

Сошлись две точки в этом мериле пространства, в этом мериле времени. И были точные удары в грудь турнирных копий, и удержались оба всадника. Но даже неискушённому взгляду видно было, скольких усилий и воли стоит это огненному дракону, самому "слуге ада". Другой на его месте так и слетел бы ветром с разукрашенного седла.

Тихий ужас покрывал холодом, когда "Чёрный призрак дьявола" неспешной рысью направил тяжеловесного коня обратно к линии старта для повторной схватки. О, этот истинный гладиатор рыцарского турнира знал себе цену, знал тончайшие перипетии этого театрального мероприятия.

Багрово-красная мантия развевалась от широких плеч чёрного силуэта, как огненные языки огромного костра, а то и пожарища. Сочетание чёрного и красного заставляло невольно заострить внимание, да и вселиться в душу трепету неведомому, взволновать, всклокотать её струны. Кровь и тьма.

Но не только сочетанием этих тонов цвета брал неистовый рыцарь. Было и другое, даже более зловещее сочетание в этом успешном гладиаторе рыцарского турнира. Змея и конь.

У восточных народов всегда противопоставлялись эти существа животного мира, как самые несовместимые твари всего белого света. Конь, завидев в поле извивающуюся змею, мгновенно, повинуясь тысячелетнему инстинкту, взбрыкнет, вскочит на дыбы, самого умелого наездника да и сбросит с седла. Змея же почуяв лишь лошадиный запах, постарается изо всех сил, извиваясь чрезмерно усердно, удалиться из этого пространства, будто от самой смерти.

Вот такую несовместимость вобрал в себя "чёрный призрак дьявола". И было в этом что-то дьявольское, но ведущее от успеха к успеху, от победы к победе.

Гонг возвестил о начале повторного забега на всесокрушающий таран, на такую открытую схватку, скорее грубой силы, что мог выказывать лишь истинно рыцарский дух воинов бесподобного турнира.

Но это был, в данный момент, забег далеко не равных соперников, ибо "слуга ада", так и не оправившийся от первого удара, вёл совершенно неуверенно своего верного спутника, своего тяжеловесного коня. Исход поединка был предрешён, и это не было для всех какой-либо тайной за семью печатями, такой уж неразрешимой загадкой.

Чему должно было случиться, то и случилось, как и ожидалось. Столкновение оказалось лишь в одну сторону, да и только. Турнирное копьё "слуги ада" трезубцем своим даже и не помыслило соприкоснуться к груди соперника, как владелец его, "огненный дракон" был стремительно вышиблен из седла и теперь же, в отведённый миг, под непомерным грузом тяжёлых железных доспехов, спиной ринулся вниз на песчаную полосу, отведённую под рыцарский турнир.

Победитель торжественным жестом вздёрнул вверх турнирное копьё под восхищённый рёв беснующейся толпы. "Чёрный призрак дьявола" стал совершать победный круг, и проезжая мимо поверженного соперника, который тщательно старался к этому времени привстать, ткнул тупым концом того в грудь, будто пригвоздил обратно в сырой песок. Это было лишне. Лишь благородные сердца оценили и осудили подлый поступок, от которого так и запахло гнилой гарью и не больше того. Где же твоё благородство? О, доблестный рыцарь!

Но неистовый рёв, такие вопли безумного восторга взбесившейся толпы продолжали свой безудержный ход. Она хотела зрелищ, она их получила. А что до тонкостей высокой этики, то ей совершенно наплевать.

Тем временем переводчик объяснял хану предстоящие перипетии рыцарского турнира. Наставало не менее интересное представление, сама церемония вручения главной награды, такого своеобразного приза, который был неведом нанголам, но по красоте своей и достоинству, такому вот духу, заслуживал пристального внимания и такого же уважения.

На полосу рыцарского турнира вышел человек невысокого роста, торжественно вынося на вытянутых руках поднос, покрытый непроницаемым тканью. То был королевский казначей, в чьи обязанности входило и вот это вручение главного приза.

Неспешно подходил конь "чёрного призрака дьявола" к королевскому казначею за главным призом. По всему видно было, что это для коня не в диковинку, а скорее привычный ритуал.

"Чёрный призрак дьявола" брал наконечником турнирного копья венок, сотканный из ярких цветов самого королевского сада, и торжественно вознёс перед собой. Понимал Аурик, как и все его воины, что этот приз был известен всем, кроме них, чужеземцев, для которых этот красивый обычай кранцозов конечно же был в диковинку. Потому как понимали, что это ещё не всё, что это лишь предыстория к более важной части этого церемониала, несомненно, красивого по сути своей.

И вот наступила эта важная часть всего церемониала. "Чёрный призрак дьявола" оглядел ряды возвышенной трибуны аристократии. И затаили дыхание юные красавицы и не красавицы аристократических сословий, и не было тайной, что каждая из них желает в душе получить заветный венок, преподнесённый на наконечнике копья, твёрдо вознёсшегося в крепкой руке самого сильнейшего, самого доблестного рыцаря турнира в честь праздника цветения.

По широким ступеням, по красному драповому ковру, ступал медленно, иноходью неторопливой и даже надменной, тяжеловесный конь победителя. Чёрная змея оглядывала вокруг, так и источая холодный ужас. Но кому же достанется сей главный приз?

"Чёрный призрак дьявола", презрев всё и вся направился, неспешно к самому королевскому ложу, заставив тем самым прийти в смятение дочерей короля, принцесс обширного королевства.

Ласмилия никак не проявляла прежней жизнерадостности, её неизменные спутницы в виде вечной улыбки и задорного смеха исчезли вовсе, оставив её наедине с данным обстоятельством. Алиния же ощетинилась крепким панцирем холодного неприятия и острым клинком таких же холодных глаз. Взгляд всей толпы так и устремился в сторону сестёр. Кто же из них?

Не сводил глаз с сестёр устремлённый взгляд "чёрной змеи". Будто на самом деле змея, перед решающим броском, окинула хищным взглядом своих вечных жертв, ибо глаза змеи были отчётливо обведены вокруг глазниц железного забрала. И сжалась как-то Ламилия, оставив далеко позади сам искренний смех, но вот Алиния холодными очами встретила нашествие змеи. Но ведь оттуда, из-за железных глазниц изрыгался взгляд человека. Да позволительно ли такое, да как смеет подобное рыцарь, прозванный "чёрным призраком дьявола".

- Принцессе Алинии от герцога Ронтанского! - холодный металл голоса вырвался из-за железного забрала, оглашая всё пространство вокруг вот такое решение самого влиятельного и могущественного герцога, каковым являлся герцог Ронтанский. - Да будет принцесса Алиния самой прекрасной королевой рыцарского турнира!

И вспомнили все, что ведь этот победитель турнира, этот рыцарь под именем "Чёрного призрака дьявола", разукрашенный мрачной краской чёрной змеи, является вассалом герцога Ронтанского. И потому, имея такого могущественного покровителя, он смог позволить себе подобное. И невольная дрожь охватила возвышенную трибуну аристократии, да и чернь почувствовала некое подобие дрожи. И неуютно стало на душе у короля, который испытывал большую неприязнь к этому герцогу высокого мнения и надменности, но смирялся с этим в виду его истинной могущественности, что и мог вот так просто, да и отколоться от величественной Кранции со своими обширными землями и повести такую ненужную политику. Оставалось только, и стерпеть подобное, да и всего лишь.

Победитель рыцарского турнира направил турнирное копьё в сторону Алинии, на кончике которого, на трезубце от движения, всё же размеренного, немного всколыхнулся венок из ярких цветов самого королевского сада.

Алиния таким же размеренным жестом взяла, да и отвела презренно в сторону вот такой драгоценный дар, о котором мечтает каждая девушка дворянских, да аристократических сословий.

Ахнула громогласно вся толпа, включая и чернь, под сильным впечатлением неожиданного поступка Алинии. Но позволительно ли такое даже самой дочери короля, самой старшей принцессе королевства?

Вся толпа, включая и чернь, взглянула пристально на объект всеобщего внимания. Нанголы и их молодой хан так же устремили взгляды, преисполненные сильнейшего любопытства, да и только. До них доходил в полном смысле, до тончайших деталей сам ритуал, венчающий рыцарский турнир. И восхищение принцессой возобладало над ними, но особенно над ханом.

Холодный лёд покрыл тихую гладь спокойного озера в самую безветренную погоду. Вот такой недоступной крепостью выглядела Алиния, так и отсвечивая огнём решимости и твёрдой воли на поверхности прекрасного лика, так и вознаграждённой самой природой вот этой красотой истинно неуемной, безмерной. Но крепкий гранит преобладал в сей миг во всём облике её, что и не оставило сомнения в непоколебимости любого её решения. И вся толпа, но особенно уличная чернь, поняла и разумела. Вот она - будущая королева Кранции!

Но действие имело своё продолжение. И оно заключалось в том, что победитель турнира, рыцарь без доблести и благородства резким рывком отбросил далеко в поле дивный венок из ярких цветов, да так, что он упал на зелёные травы, возле самой песчаной полосы. Но это было лишь начало, такая прелюдия, может быть, задуманного сценария. Но кто замыслил его?

- Я вызываю тебя на поединок! - зычный голос холодного металла раскатисто прокатился вокруг, и турнирное копьё указало точно адресат.

Неожиданность такого поворота всего события была ошеломляющей для всех. И в который раз ахнула возвышенная трибуна аристократии, вся эта чернь, которой дали доступ к рыцарскому турниру только в этот праздник. Но, может, кто-то заранее написал такой сценарий?

Ничто не всколыхнуло тихую гладь спокойной воды чистого озера. Даже лёгкая рябь не пробежала, и не было ветра.

Мудрые учителя учили мудрого ученика.

- Я готов. За чем же дело? - ровный голос был таким обрамлением внутреннего состояния того, кто принял этот вызов, да так, будто принял приглашение в театр марионеток, а не на рыцарский поединок, в котором не участвовал никогда.

Аурик встал во всём блеске молодой стати. Но не пылали огнём такого юношеского задора карие глаза его, так и преисполненные добрым светом, были лишь сосредоточены, но не напряжены. Не билось сердце пылко, в таком горячем гневе, а лишь холодно отстукивало, что и было очень кстати в этот момент не доброй истины.

Мудрые учителя учили мудрого ученика.

Руки нанголов на миг в едином такте прикоснулись к рукоятям кривых сабель, но завидев полное спокойствие Аурика, ослабили хватку и успокоились сами. Они знали своего хана, пусть и пребывающего в юности, но разумом своим вознёсшегося на высоту старых мудрецов, и потому готовы были за него на всё. Вот потому они и здесь вместе с ним, на этой земле величественных, но надменных кранков.

- Мой хан, ты никогда не участвовал в подобных турнирах. - с тревогой, с беспокойным участием говорил Джэнде, всё же в душе надеясь получить от него ответ, что успокоило бы, вселило надежду.

- Наши предки разгромили рыцарей ордена длинных мечей в битве при Глигнице. Нам ли не знать про это. - отвечал уверенным тоном хан Аурик своему подчинённому, но старшему другу, отважному командиру "чёрной гвардии".

- Так было, но это другое. Есть в моём сердце место беспокойству. - говорил Джэнде, всё же находя какое-то успокоение в душе.

Но было ли так? Может, это иллюзия нейтральной истины, таящей жестокий сюрприз?

Аурик шёл вниз по ступеням, по красному драповому ковру, шёл размеренно, но, как-то склонив голову вниз, будто шёл на заклание. Было ли жаль этой немилосердной толпе этого юношу, пусть даже хана, но всё же юношу, сына своего отца и матери? Хлеба и зрелищ. Что ей этот парень, когда подвернулся такой неожиданный поворот рыцарского турнира, привнося неимоверную интригу, такой интерес высокого накала, когда сердца так и бьются в суматошной лихорадке азарта. Крови и только крови. И будет лежать этот парень с титулом хана в пыли песчаной полосы, отвернув голову в пустоту небес. И войдёт в историю этот турнир как самый необыкновенный и единственный в своём роде. А истина нейтральна.

У кромки поля он невольно оглянулся назад. Устремлённый взгляд его был на ту, от которой не могли так легко отвязаться его мысли, всё мешая думам государственного толка. Что надеялся увидеть он? Но знал, что поступком своим она, несомненно, заслуживала уважение. На такое способна лишь будущая королева Кранции. Она далеко пойдёт, уж куда дальше отца. Здесь истина стояла на её стороне.

Искорки, скорее свет, что излучали какое-то тепло, идущее от души неспокойной, но участливой, отзывающееся болью. И никакого холода. То был взгляд старшей принцессы королевства.

12

Верные воины привели молодого мирабского скакуна, как того он и требовал. От железных доспехов он отказался, как и от тяжеловесного коня, что предложили ему кранцозы. Безумец! Это было сродни самоубийству. Турнирное копьё, хоть и деревянное, могло начисто прошить насквозь трезубцем, что и не встать никогда. А что до мирабского скакуна, то он статью своей хорош для скачек, но не для таких боёв, где вершиной является таран.

Невероятное оживление царило и на возвышенной трибуне аристократии, и среди всей этой черни. Такого не бывало никогда, и не будет никогда. Зрелище обретало иной уровень, возводя турнир на небывалую вершину ажиотажа. Любители делать ставки, делали ставки, где гостю не отдавалось никакое предпочтение, было уготовано жесточайшее поражение. По большей части делались ставки на том - выживет ли он после поединка с искусным мастером своего дела, с мощнейшим атлетом, облачённым в железные доспехи, с самим "чёрным призраком дьявола".

Он подмечал каждое движение этих гладиаторов рыцарского турнира, в котором огромную роль играли атлетическая мощь, такой же натиск, умение правильно держать копьё, а так же мощь тяжеловесного коня. Казалось, не надо никакой тактики, лишь будь как можно сильней и напористей в седле, и победа за тобой. Но нет. Вершиной поединка был всё же глазомер, определение ситуации нужного расстояния. Вот он-то достигался при участии на многих, многих турнирах и становился неотъемлемой частью интуитивного чувства, накопленного опытным путём.

Природа одарила его редким даром зрительного восприятия, которое он пропускал весь через себя. Был у него и другой рождённый дар, но воспитанный мудрыми учителями, и потому вознёсшийся до недосягаемых высот. И он применит его, непременно применит, ибо ставка - жизнь.

Перед поединком они сошлись как бы для приветствия. Из глазниц чёрного забрала, из глаз "чёрной змеи" изрыгался холодный взгляд самого порождения зла. Но неужели он враг ему? Верный пёс своего хозяина.

"Ненависть твою, ярость твою направлю в обратный путь и пусть вдвойне обрушатся они в то лоно, откуда вырвались неистово, в надежде истоптать, разорвать. Да будет так. Моя воля, моё повеление в твой третий глаз. И ты пойдёшь со мной в долину..., доверься мне, доверчивый..."

Упование на лёгкую победу улетучилось как дым на ветру, ибо неведомое да кольнуло в сердце, что отвёл прочь надменный взгляд. Стоило ли это такого? Но нет пути назад, ибо рыцарская честь превыше самой смерти.

Но не сам рыцарь, прозванный "Чёрным призраком дьявола", был главным объектом его прирождённого дара, так гениально воспитанный мудрыми учителями. Конь, тяжеловесный конь попал под страшный удар этого дара.

"Кто змея? Я вижу твои глаза, твой мозг, глубину твоей души животной. Ворвусь в саму истину порождения твоих мыслей, твоих инстинктов, о - благородное животное. И вселю я ужас и вышиблю сам дух бойцовского коня. Ибо извиваюсь я посреди серых трав полей пустынных. Я - змея!"

Взбрыкнул неожиданно тяжеловесный конь и подался в сторону изо всех сил, что едва удержали его крепкие руки властителя. Хотя, была ли та же крепость? Это недобрый знак. Но кто знает?

Как никто противопоставлены эти два живых существа - конь и змея. Откуда знать?

Неистовая толпа, уверенная в его победе, уже зараннее воспевает дифирамбы в его честь. Но что-то нечисто в его душе, что заклокотало каменное сердце и не унять. Всё зря, но нет пути назад, ибо рыцарская честь превыше самой смерти.

Он был на краю песчаной полосы, когда услышал чей-то крик: "Парень давай! Покажи ему!" То был возглас из среды простого люда, которому и отвели место на пустыре. Не допускали его близко к возвышенной трибуне аристократии, и потому прозвали его "чернью". Но в минуты исключительного состояния духа перед схваткой увидел он много света над головами этой черни, такой светлой ауры. И взглянул он туда, и увидел тот же светлый свет над головами сестёр, принцесс королевства. И был прекрасен этот миг!

Гонг раскатисто возвестил о начале поединка. Он держал турнирное копьё по всем писаным правилам, хотя и взял его впервые в руки. Мирабский скакун взял старт не как всегда быстро, подобно молнии, а с таким запасом, каким повелевал властитель. В последний момент он высечет саму искру неистовой скорости, будто камень выпущенный из пращи.

С каким же трудом удавалось подгонять тяжеловесного коня навстречу твари, извивающемуся посреди серых трав полей пустынных. О духе бойцовского коня можно было лишь мечтать в этот искренний момент недоброй истины. Да и копьё затрепыхалось в непривычной дрожи. Какой там поединок под зловещим оскалом коварно игривой фортуны. Тяжело скачет тяжеловесный конь, и вместе, поступью медленной, мчатся они на заклание. Такого никогда не было с ним. И ужас вселился в душу, изгнавшей доблесть и благородство.

Долго будут рассказывать об этом турнире, с годами всё прибавляя не существовавшие детали. Но суть останется одна.

Мирабский скакун прибавил резко, подобно молнии. Он выдержал строго дистанцию, идеально определил по глазомеру и направил точно в широченную грудь, да так, что слетел с седла "Чёрный призрак дьявола" в образе "чёрной змеи" и рухнул всей тяжестью своей наземь, что не подняться без труда. Так кто же в образе змеи? Что и говорить, силой он так же был одарён и натренирован теми же мудрыми учителями.

Люд простой торжествовал, что было вопреки желаниям возвышенной аристократии. Но ведь и многие из них тайно в душе да разделяли такой порыв черни. Пусть утрёт нос надменный герцог Ронтанский!

Аурик знал, что делать дальше. Он не нарушит традицию и сделает во всех его лучших правилах.

Он подобрал венок из ярких цветов, что так и лежал на зелёной траве у самой кромки песчаной полосы. И теперь он покоился на кончике копья, на трезубце.

Мирабский скакун размеренным шагом взбирался по красному драповому ковру, по широким ступеням. Этот юноша с полным правом мог позволить себе такое. Он - победитель! А вот дальнейший ход события требовал возрастания вот такого любопытства.

Молодой хан неведомых земель следовал традициям исконно рыцарского турнира. Но кто она?

Великолепным был этот ритуал в исполнении хана неведомых земель. Как можно точно старался он отобразить торжественный ритуал вручения заветного венка королеве рыцарского турнира. Турнирное копьё с венком, как и раньше от "Чёрного призрака дьявола", ткнулось в сторону старшей принцессы.

Как радовалась искренне за сестру Ламилия, но остальные же ждали реакции самой Алинии. Как поведёт себя неприступная гордыня? Хотя, многие вспомнили прекрасно изящный королевский бал, принцессу, что была совсем непохожей на себя, такой лучистой от веселья, от радости.

Не отвела на этот раз руку старшая принцесса, но брала венок с достоинством, полагающейся особе, которой будет вручено в будущем само правление королевством. Так чинно, с таким порождением неприступной крепости повела она себя в этот миг, что Аурику как-то стало не по себе. Уж не много ли позволяет он себе на чужой земле, ибо родина матери всё равно оставалась для него отчуждённой. Но она приняла таки венок ярких цветов из королевского сада. Приняла от него. Но как?

О, королева всех чертей! Видел ли кто-нибудь это. Разве что, Ламилия подметила такое у старшей сестры и рассмеялась тихо. И было отчего. Глаза старшей принцессы, такого олицетворения неприступной гордыни, так и сверкнули кокетством ли, но озорным огнём лукавства точно. Блеск искринок над улыбкой, едва приметной, но лучезарной. Вот так взгляд! Да что же делает она с ним?! Но радость вздыбилась волной безмерно сильной, что и накрыла разом всю душу и разум. Незабываемый миг, да и только.

- Надеюсь, хан раскроет секреты своего мастерства. - говорила принцесса голосом тихим, будто воркующим нежно, но с долей ироничности, такого тона, что сложился уже в отношениях между ними.

Она была той, непринуждённой от всяких высоких обязанностей, что свалились ей на плечи с детства, и которых она должна пронести всю жизнь неприкаянно и достойно. Всё та же чистота струилась, лучилась от взгляда её, от души, да так, что вернулся он в прежнюю колею и посмел добавить от себя что-нибудь такое в этом же духе.

- "Синяя звезда" уступает в блеске этому венку из королевского сада. Я постарался... - говорил он и тон чистого смеха, да и радости, подкреплял его слова.

Озорное лукавство, смешанное с игривым кокетством, так и отразились в глазах красавицы, всё побеждая и побеждая в этой довольно уж интересной борьбе, что и продолжилась в неистовом вихре вот таких незримых отношений. Это была настоящая награда и для него. Что может быть лучше?

13

Столица Кранции только и делала, что обсуждала все перипетии прошедшего рыцарского турнира. Уличная чернь при этом смаковала поражение "чёрного призрака дьявола", вассала ненавистного герцога Ронтанского. Ну и поделом ему.

Может быть, обеспокоилась аристократия вот таким вольным поведением простого люда, но больше всего задело это могущественного кардинала Шелье, тогда как король Дуи Второй пребывал в весьма приподнятом настроеннии. Как никак, а этот молодой хан нанголов укротил таки нежелательную прыть герцога Ронтанского и его непобедимого вассала, рыцаря с устрашающим именем "чёрный призрак дьявола". Слишком уж нос задрали. Но кардинала Шелье ничуть не интересовали подобные перспективы, у него были свои интересы, скорее государственного характера, чем личного, вот потому он и решился на встречу с нангольским ханом.

Разговор их проходил во дворе посольства, в котором разместилась вся эта обширная делегация нанголов, проходил наедине. В переводчике кардинал не нуждался, ибо знали теперь многие, что хан свободно владеет языком родины своей матери.

- Я вспоминаю детально ваш поединок с "Чёрным призраком дьявола". Я думаю - не обошлось здесь без козней самого дьявола. А вы знаете чем пахнет вот такие художества. - начал этот разговор Кардинал Шелье с некоторых угроз, дабы понять внутреннее состояние собеседника.

- Вы полагаете инквизицию? Что она для меня. Я другой веры, и вера моя - Вечное Синее Небо. Но если захотите прибегнуть к такому приёму, то выйдет это боком всем вам, всей столице Кранции. Сто нанголов способны взбудоражить любую столицу. Да и простой люд переживал за меня, когда я выходил на поединок с вашим рыцарем. Это я знаю, как и то, что это волнует и вас. Не так ли преподобный кардинал? - отвечал молодой хан тихо, но с достоинством зрелого мужа, сразу же расставив все акценты предстоящего разговора.

- Вы правы, когда говорите, что это волнует меня. И я знаю, каковы нанголы в бою. Мне довелось видеть это в юные годы. Тогда ваш дед по отцовской линии бесцеремонно пожаловал к нам. Ваша мать спасла от разорений, что мог бы учинить тот хан наголов. Но вы совсем другой. И как полагаю я - пожаловали вы к нам за подмогой.

- Это так. Не те времена. Мой народ бесстрашен, но мне дорог каждый человек, каждый нангол.

- Но не могли бы вы помочь нам в борьбе с Астанией.

- Мне нужны войска кранков не для войны с Кадмией, они нужны мне для равновесия. Я повторюсь, что мне дорог каждый человек. Так что, вряд ли война с Астанией подойдёт для меня.

- Нанголы с большим удовольствием согласятся воевать хоть с кем угодно. Я знаю. Но не знал я, что сам хан не пойдёт на это никогда. Я ценю такой подход к государственным делам, и преклоняюсь перед вами. Если бы все правители были такими, то скольких сирот пришлось бы избежать.

- Мы одинаково думаем в этом направлении, но могу ли я рассчитывать на Кранцию, на вашего короля?

- Я думаю, что нет. После того, что натворил ваш дед по отцовской линии, вряд ли придётся вам надеяться на это. Но как полагаю я, вас лелеяла надежда на то, что ваш род по материнской линии высокой линии в иерархии Кранции. Не так ли?

- Эта надежда и привела меня сюда. Но я знаю теперь - кто мой дед по материнской линии, и потому горжусь им. Учёный для меня больше чем аристократ. Такого придерживался и мой великий прадед.

- Я знаю, что самый великий завоеватель в истории всегда ценил мастеровых людей, и учёных в том числе. Что ж, вы достойный потомок.

При всём коварстве своей натуры, при таком богатом жизненном опыте, кардинал испытывал к этому юноше лишь уважение. Как жаль, что не во благо Кранции служит он. Повезло народу той земли, которым правит этот хан совсем уж юношеских лет. И зря он старался применить некую угрозу в его адрес. Это всё равно, что черпать ведром воду из морей. И как бы стараясь загладить то начало разговора, он решил всё же спросить его про поединок, но уже в другом тоне:

- Вы применили какой-то приём, что не ускользнул от моих глаз. Что случилось с конём "чёрного призрака дьявола", что случилось с самим рыцарем? Я ведь знаю, что там не было никаких происков дьявола.

- Меня учили мудрые учителя Востока, и я был прилежным учеником.

- Я понимаю. А что касается этого рыцаря, верного вассала герцога Ронтанского, то думаю, впредь будет знать он, как выбирать себе имя, такое прозвище. Я никогда не одобрял такую экзотику в отношении имён, пусть даже прозвищ.

- А что же инквизиция в отношении его. - спросил с иронией Аурик.

- Но он вассал герцога Ронтанского. Так что, в некотором смысле, я радуюсь вашей победе.

- Как и простой люд.

- Да. Но лучше бы вам поскорее уехать отсюда. Хотя...

- Что хотя? Вы имеете в виду и что-то другое. Я понимаю, что вы подразумеваете под этим.

- Всё так. Она будет королевой Кранции. Достойной кандидатуры у нас просто нет. Она пойдёт дальше отца. И надо сказать, что в этом плане повезёт священной земле кранков.

- Я искренне желаю благоденствия вашей земле. И ей тоже.

Есть ли смысл в переговорах, но они покинут в скором времени священные земли кранков. Так он решил.

14

После встречи с ханом как-то полегчало в мятущейся душе кардинала, да успокоилось волнующееся сердце. А как же иначе? По столице свободно разгуливают сто нанголов, потомки вольных кочевников великой степи. Он помнит те времена, когда дед по отцовской линии этого хана совершил дерзкий набег на Кранцию. Но он помнит и ту битву при Глигнице, когда рыцари ордена длинных мечей потерпели жестокое поражение от передовых отрядов нангольского войска. Благородные, но в то же время надменные, рыцари без каких-либо тактических ухищрений ринулись в лобовую атаку на отряды нангольского войска. Откуда было им знать, что перед ними что ни на есть искушённые во множественных боях воины, которым не занимать опыта в таких делах, да и к тому же мудрые полководцы во главе. Не стали бросаться опрометчиво в лобовую атаку нангольские воины, а спешно ретировались, да так, что воодушевлённые этим обстоятельством рыцари доблести и благородства ринулись изо-всех сил в погоню. Знали бы они, что мчатся прямиком в разинутую пасть неминуемой смерти. Да откуда. Вот и попали в самое что ни на есть топкое болото. Лёгкие, низкорослые, но выносливые нангольские кони взяли, да и вынесли своих властителей из этого адского прибежища. Но тяжеловесные кони рыцарей, облачённых в железные доспехи, были загодя обречены на такое трагическое обстоятельство. Окружили болото со всех сторон нангольские воины и стали с большого расстояния расстреливать благородных рыцарей, да так, что каждая пущенная стрела попадала точно в глазницу железного забрала. Но не стали нанголы подобным образом уничтожать всех подряд, тем самым оставив некоторых в живых. И не просто так. Даже помогли они выбраться им из зыбких земель самой трясины. Пусть, мол, расскажут всему свету о метких стрелах нанголов, об их умелой тактической выучке, об их благородстве наконец. Во всём этом прослеживалась тактика великого завоевателя, который, когда надо, вёл войну и в таком психологическом плане. Вот потому-то и было тревожно на душе, когда сто нанголов свободно разгуливают по столице Кранции. И эта встреча с ханом всё же освободила его от такой непосильной душевной ноши.

15

Аурик надеялся таки, что встретит Алинию во дворе Дувра, ибо в это время сёстры имели обыкновение гулять на свежем воздухе под неусыпным взором охраны. Сколько же прождал он под тихим ветром Дувра, но засобирался было уходить, когда из дворца потянулись первые ряды охраны, за которыми последовали такой лёгкой поступью сёстры, принцессы королевства.

Не заметить его нельзя было. Ламилия радостно воскликнула что-то и рассмеялась искренне. Остановилась охрана, будто ощетинилась. Алиния стояла, немного вскинув голову вверх. Взгляд выражал скорее удивление, чем какую-либо другую эмоцию. И в этом была настоящая прелесть данного мига, который так и хотелось удержать как можно дольше.

- Победитель рыцарского турнира пожелал вдохнуть свежего глотка воздуха Дувра? - всё с той же иронией игривости спросила старшая принцесса, доставив этим такое весёлое удовольствие младшей сестре.

- Было бы истинной ложью сказать, что победитель рыцарского турнира на этом месте ждёт её величество королеву рыцарского турнира. - тут же он подхватил её тон, который и был всегда кстати.

- Но ведь он сам преподнёс ей такой титул на острие своего копья.

- Я пытался было проверить, не отведёт ли прекрасная принцесса скромный дар чужеземца.

- А что было бы, если случилось бы такое?

- Я, отбросив всю спесь гордыни, покорно слез бы с коня, да и воздел бы руками сей венок прямо на вашу светлую, умудрённую голову. Это было бы некоторое расхождение с традицией, но искренним поступком с моей стороны. Ведь я никогда не был рыцарем.

- Что ж, настойчивости вам не занимать. Но скажите мне, что делаете вы в сей миг во дворе Дувра?

- Глотаю свежий воздух и, кажется, наглотался его. Конечно, не без вашей помощи.

Ламилия так и прыснула звонким смехом, одарив тем самым, что ни на есть, весёлое настроение всем окружающим, включая и строгую охрану.

- Ну, если так, то можем прогуляться до набережной Росены. Тогда, может, придёте в себя от нахлынувшего на вас свежего не глотка, а целого потока воздуха, которым весь да и окружён королевский дворец. - всё так же продолжала иронизировать старшая принцесса, но при этом посмотрела на младшую сестру только лишь им доступным взглядом.

- Охрана со мной! - вдруг, неожиданно для самого слуха, скомандовала Ламилия, что как-то и не вязалось с её образом.

Удивление застигло всех врасплох. О-о, и в младшей принцессе живёт твёрдый дух, такая крепкая струна. Невольно охрана повиновалась такому тону приказа. Алиния же достойно оценила сей благородный, но решительный поступок младшей сестры. Но по виду её можно было предположить, что она всё же обескуражена немного вот таким проявлением характера всегда весёлой, иногда чересчур наивной сестры. Ну что ж, молодец! Есть ей в будущем на кого опереться.

Никогда до этого не были они так наедине между собой. Ведь на королевском балу постоянно порхали рядом другие пары аристократов, и хотя невидимая стена общения как-то, может, и разъединяла их от всех, но не настолько, ибо тогда они были истинным объектом всеобщего внимания. Нет, и здесь они были, так сказать, под пристальным вниманием охраны и младшей сестры, благоразумно отставших немного, и соблюдавших, всё же, довольно солидную дистанцию. Но ведь сам спутник старшей принцессы был достоин любой охраны, потому и не было места для беспокойства.

- Вы прибыли к нам с определённой целью? - уже без никакой иронии спрашивала старшая принцесса.

- Этим и объясняется моё присутствие в вашей прекрасной стране. - может быть, чуть с иронией, но всё же с некоторым налётом серьёзности, отвечал нангольский хан.

- Вряд ли эта государственная тайна Кранции будет тайной для меня. Но я не настаиваю.

- Разве что, слепой не увидит, что готовят вас на титул монарха величественной Кранции. И потому будет совет с вами. Не вижу смысла скрывать истинную цель моего приезда в пределы вашей страны.

Остаток пути до набережной Росены хан Аурик целиком посвятил вот такому раскрытию своей цели, своих искренних желаний. Ведь он надеялся на поддержку своих родственников по материнской линии, которых ошибочно считал выходцами самой аристократии.

- Вы - внук моего учителя Гидро? - с нескрываемым удивлением спросила Алиния.

- Да. Это совершенно так. И узнал я об этом только здесь от него самого. Но такое обстоятельство меня даже как-то обрадовало.

- Но почему?

- Аристократия везде одинакова. Материальное благополучие и значимость в иерархической лестнице ставят они превыше всего. Мой великий предок делил людей на два вида, по признакам душевного состояния. К первому виду он относил тех людей, для которых такие качества как верность, стойкость, бесстрашие также неотделимы от души, что руки, ноги, голова от тела. Они ставят честь и достоинство превыше самой жизни. Великий предок считал, что те люди, которые опасаются потерять богатство, мнимое место в иерархии, выдуманное самим человеком, более всего подвержены трусости, подлости, предательству. Таких он не держал в своём войске. Потому и было его войско успешным и непобедимым.

- В вашей империи нет аристократии? - с искренним тоном любознательности спросила Алиния, как спрашивала всегда у философа Гидро, который и оказался на самом деле дедом этого юноши, этого молодого хана по материнской линии.

- Есть аристократия. Она живуча, как и все пороки, окружающие человеческую душу. И хоть под какой личиной не скрывалось бы то или иное государство, место для аристократии всегда найдётся. Потомки великого предка стали забывать некоторые его наставления. Покорённые государства были намного богаче, чем обширные степи нанголов. Роскошь затмила некоторые души потомков великого предка, потомков великого войска.

- Она затмила и душу хана, пожаловавшего к нам? - не без тени осторожности, но с какой-то долей кокетства задавала этот вопрос старшая принцесса.

Понимал он в этот миг, что задаёт она вопрос такой, в душе своей разделяя полностью вот такое мировозрение его великого предка. Была бы она мужчиной, то каким бы доблестным воином была бы она. Ох как не желал бы он иметь такого врага. Но она чистая, благородная девушка, при том высоких королевских кровей, что ни на есть, сама старшая принцесса королевства. Что ж, человеческий шаблон всегда будет преобладать над иными воззрениями и иерархия всегда останется. Но она на самом деле девушка с чистой душой, как и её младшая сестра. Скорее от матери взяли они такое состояние души, чем от отца. На вопрос же надо было отвечать, и он ответил как и есть:

- Я вырос не в юрте, как великий предок, а во дворце. Конечно, по роскоши он уступает намного пышному Дувру. Но не в этом суть. Меня учили, и я был прилежным учеником. Учили мудрые учителя, и среди них была непосредственно моя мать, что учила меня в традициях воззрения моего великого предка. Но не только. Она учила языку своей родины, и отец мой всячески поощрял такое обучение. Великий предок ценил учёных людей, мастеровых своего дела. Вот потому я и обрадовался, когда узнал, что мой дед по материнской линии является учёным-философом.

- Для меня это неожиданность, потому что я ученица Гидро.

- Я знаю.

Набережную Росены покрывал чистый песок, что в пору было бы пройтись по нему и босиком. Может, Аурик так и сделал бы, но этикет, опять же выдуманный человеком, не позволил ему вот таких вольностей. Тем временем светило неспешно, но клонилось к закату, предваряя изумительный багрово-красный закат, его искрящие отблески на ровной глади Росены.

Не одни они оказались в такое чудесное время на берегу изумительной реки. Приходили сюда, по большей части, те, кого аристократия часто и презренно обзывала чернью. Но души их больше были привержены к красоте природной, чем души благородных рыцарей, баронов, графов, герцогов, венчающих сложные ступени иерархического порядка. Для них простота бытия была обыденной нормой, потому и души чисты от всякой скверны разных предрассудков, уготованных для тех, кто следует принципам вот такого общественного построения, опять же выдуманного человеком. Вот потому Аурик и увидел перед поединком на турнире, в миг такой обострённости разума, светлый фон над головами тех, кого и принято называть чернью.

Охрана во главе с младшей принцессой расположилась подаль, как бы соблюдая некоторую, всё же, солидную дистанцию, дабы не мешать вот такому разговору старшей принцессы, будущей королевы с ханом, правителем дальних земель.

К удивлению их, на берегу этой реки оказались и несколько нанголов во главе с неутомимым Джэнде. И тоже на почтительном расстоянии. Понять их можно было. Ведь и они - охрана своего хана на чужой земле.

Кто-то из присутствующих затянул песню таким приятным мужским тоном, которую подхватил такой же мелодичный женский голос, и сливаясь вместе, они составляли удивительно приятную гармонию с багрово-красным закатом, с тихой рябью на воде, от которой так и отражались огненные блики уходящего дня. И светлая аура воцарилась на набережной Росены. И стоило прислушаться к этой дивной мелодии, захватившей в миг господство на всём берегу изумительной реки.

Песня была о вольных птицах, улетающих с наступлением холодов в южные жаркие страны, чтобы возвратиться весной, когда набухают почки на ветвях каштана, к гнёздам, где вышли они в жизнь, и где дадут сами жизнь потомству. Так было, так будет всегда. Так же, как птицы, вольна была в помыслах своих, в устремлениях своих одна девушка, но законы человеческие не позволили ей быть подобно птицам, и ради человеческих гнёзд, что дали жизнь ей и тем, кого она знала всегда, ушла она против воли своей на восток. Пышным цветом расцвели человеческие гнёзда. Но где же та, ушедшая в неизвестность, променявшая счастье личной свободы ради счастья и благоденствия для всех? Канула в безвестности, в самых глубинах чужой земли.

Закончилась песня, повергшая не в уныние, но в раздумья, в такое осмысление сути человеческого бытия.

- Я в первый раз услышала эту песню, когда пришла сюда вместе с учителем Гидро. У него тогда проступили слёзы, но я не понимала тогда от чего. Так он был задет этой песней. Я спросила у него, но не услышала ответ. Однажды ненароком спросила у одного из простого люда про эту песню. И тогда он мне объяснил, и тогда я узнала. Эта песня о твоей матери, хан Аурик. - и взглянула принцесса, и был глубоким её взгляд, и шёл оттуда свет мудрости.

- Она была счастлива на востоке. Она была на вершине аристократии, ханшей своего государства. И сам хан, мой отец, держал с ней совет. Сын и дочь родились у них. Во всяком случае, страдающей её никто не видел.

- И сейчас сын, той, воспетой в песне, возведённой в народную героиню,

стоит на берегу Росены.

Некоторому молчанию имело место быть. О чём призадумался хан далёких земель? Первой нарушила молчание опять же принцесса:

- В официальной истории нет даже упоминания о ней. А кто у нас учит официальную историю? Конечно, дети аристократии, которые будут править в своих герцогствах, да графствах. Да и будущие рыцари тоже. Ведь они - главные охранники аристократии. Но однажды я сказала об этом учителю Гидро. Но он выразился так, как никогда не выражался. Больше от него таких крепких ругательств я не слышала.

- А что он сказал? - весело полюбопытствовал Аурик.

- Право, не знаю, как сказать-то. - доля смущения нежданно снизошла на принцессу, чего раньше и не наблюдалось за ней, такого воплощения твердыни неприступной крепости.

- Но ты скажи. Разве я похож на болтуна? - смех так и подкатывал к нему, готовый вот-вот разразиться с неудержимой силой.

- Он сказал, что история - как наука есть настоящая проститутка. С каждым новым королём она будет менять свою сущность, извиваться будто на панели. - выговорила она с некоторым трудом, но дословно то отношение Гидро к официальной истории.

- Так и сказал? - теперь, уже не сдерживая смеха, дабы удостовериться, спросил Аурик.

- Так и сказал. - подтвердила Алиния, у которой тот же смех так и прорывался изнутри.

Не могло не обратить такое весёлое состояние души двух молодых людей внимание окружающих на набережной, да и охраны, Ламилии, нанголов тоже. И хотя находились они вдалеке, но их смех доносился и до них.

Узнали простолюдины в этой очаровательной девушке ту, всегда серьёзную, надменно холодную принцессу, которую прочат в будущую королеву, в правительницу Кранции. Но как прекрасна она в этот миг! Да за такую королеву они готовы на всё! И светлая аура на набережной так и расцвела пышным цветом.

Узнали простолюдины в этом статном юноше того самого нангольского хана далёких земель, но главное, того самого победителя рыцарского турнира, в котором он как следует, да и утёр нос ненавистному герцогу Ронтанскому, прибежищу полной спесивости. Для них он желанный гость! Улыбки доброжелательности так и сопровождали эту поистине красивую пару. И светлая аура продолжила свой пышный расцвет на набережной Росены.

Не всё всегда имеет явление постоянства. И суждено быть месту противоречивости, такому изменению бытия. Но как часто сопровождается это подменой хорошего, если надо и прекрасного, на плохое, такое низменное явление. Как белые и чёрные полосы.

Его величество случай - вот такая марионетка судьбы. Но был ли сей момент порождением хаосного течения реки-времени в этом бескрайнем поле бытия?

Никто не смог толком понять, откуда явилось это. Как мрак чёрной завесы тяжёлой тучей навис над всей набережной, оттеснив, изгнав бесцеремонно саму светлую ауру, покровительницу всего доброго. И воцарились посланники самой мерзкой сути, вот такая неуемная сила зла.

Откуда он появился? Находясь в плену обворожительно прекрасных чувств, которые и могут, и должны быть при таком явлении изумительного заката, не увидели, не заметили его. И вот он теперь здесь, перед этой юной парой.

Гигант, каких и трудно сыскать в среде человеческой, не обронил ни слова. Лишь холод немигающих глаз обнажил ясно его намерение. Да и длинный нож в правой руке, свёрнутая сеть в левой руке подтверждали и указывали на сам процесс, что состоится в будущем, совсем скором будущем, что охрана не успеет и схватиться за рукоять мечей, самих мушкетов, что явились новым оружием для эпохи. Лицо его, обезображенное самой природой, являл истинное стремление к убийству. Сам дьявол во плоти! Взгляд, порождение ужаса устремился на объект цели, каковым и предстал вот этот молодой хан дальних земель. И видели это воины его вдалеке, но рядом с гигантом бесновался конь благородной породы, чтобы после всего мероприятия, намеченного, на скорость, и только на скорость, отведённого на самый короткий срок, умчать убийцу подальше от места убийства, умчать от любого наказания.

В страшных легендах слышали простолюдины про такого палача, который приводил приговор далеко от эшафота, выбирая самые неожиданные места. И рассказывали про это, якобы случайные свидетели, что и было истиной, хотя и поддерживались такие легенды кем-то уж очень искусно. И вот теперь явление страшных рассказов, становилось настоящей явью. Перед юной парой стояла машина убийства.

16

Его здесь не должно быть. И он не был здесь.

И поднят меч нападения, как рухнул владелец его. Меч защиты опередил. Состояние воина. Вот такая доблесть!

Был звук. Невообразимый звук для человеческого слуха. Парализовало всех, но особенно того, на кого направилась сверхъестественная сила его. Поистине неисчерпаем колодец возможностей природы! О, истина!

Ни один посыл мозга не мог управлять мускулами, мышцами рук, удерживающими в оцепении длинный нож и сети. Да и был ли посыл? Не мог и сдвинуться с места наёмный убийца, ибо ноги его постигла та же участь. Сердце же его, будто изваяние из камня, в противоположность сильным конечностям, так и забилось в учащённом темпе, затрепыхалось такой выброшенной рыбой на берег. Наводивший ужас на всех, познавал в данный миг все прелести такого состояния на самом себе.

Сила зла, энергия зла, помноженные многократно, вернулись туда, откуда и вышли. Никогда не было такого возвращения, и вот теперь оно состоялось. Перед силой встала другая сила.

- Кто тебя послал? - голос металла прокатился во всём пространстве.

- Герцог Ронтанский. - едва выдавил хриплым голосом гигант.

Эффект кульминации был важен по многим причинам. Указательный палец правой руки хана молнией вдарил в то место, в ту точку подложечной области, под самым мечевидным отростком, что расположилась между широченной грудью и грузным животом гиганта. Энергия сверхсилы устремилась туда, найдя там истинное выражение. Но было это не касанием отсроченной смерти, а самой противоположностью, не требующей и отлагательства. Ибо из глаз был устремлён и его союзник - невидимый луч смерти. Судорога явилась результатом всего воздействия.

И обвалился гигант, таким мешком полного навоза.

И было лето, и было время вечера до полуночи.

Мгновениями спустя подбежали нангольские воины во главе с Джэнде, охрана, Ламилия.

Алиния стояла едва жива, но больше всего поражённая не страшным обликом гиганта, а тем явлением, что выдал на свет её спутник, этот благородный юноша, хан далёких земель.

- На свою беду явился этот болван. Не лезь куда попало, не имея информации. - подытожил сложившуюся обстановку Джэнде, хорошо знающий толк не только в войне, но и в подобных делах.

И громким был смех нанголов, и заразительным. И отступила чёрная завеса мрачных сил, уступая натиску светлой ауры, что спешила отвоевать утерянные позиции. Радость простого люда была безмерной. Наконец-то увял безвозвратно жестокий образ страшных легенд.

- Ты убил его? - спросила тихо Алиния.

- Я хан нангольских воинов. Я - воин.

17

Глаза и уши герцога Ронтанского доложили куда следует всё то обстоятельство случившегося на набережной Росены, заставив крепко задуматься того, кому и предназначались данные сведения. Такие же глаза и уши, но кардинала Шелье, также не дремали и потому не замедлили возвестить о данном происшествии, преисполненном какого-то дьявольского наваждения. Но не поспешил, умудрённый опытом жизни, кардинал, сослаться тут же на потусторонние силы. Какое там. Опасность может исходить от самого хана, наделённого неведомым гением. Да ещё его воины. Сто нанголов в столице - это не шутка. Разве что, сам благородный нрав этого юноши, что укрепился в его мнении о нём после той встречи, навевал на кардинала какое-то успокоение. А вот подлость и глупость герцога Ронтанского, задействованные одновременно и бездарно, могли наломать дров, да таких, что и подумать страшно. Вот потому он и поспешил к герцогу, лишённому всякого благородства и благоразумия тоже.

- Вы понимаете, что Кранция была на волосок от буйных событий. Что это, бес побрал вашу душу? Чего же добиваетесь вы, герцог Ронтанский? - не откладывая в долгий ящик, отбросив всякий этикет, сразу с места в карьер взял кардинал, выказав тем самым явное неудовольствие вот такими действиями герцога.

- Месть движет мной, и только месть. - с таким надменным гонорком отвечал нерцог Ронтанский, хотя было в этом и что-то от наигранности, не ускользнувшую от намётанных глаз кардинала.

- Месть за неразделённую любовь? - кардинал продолжал всё в том же духе.

- Нет. За наглый рейд, что совершил его дед по нашей земле. А то вы все так и заигрались в дипломатические игры, в изящный этикет.

- Ну, если вы такой храбрый и всех обвиняете в малодушии, то почему бы вам самим не вызвать его на поединок, на честный поединок. Что, беспокойство за жизнь опутало сердце, так и связало, что действуете вот так исподтишка. Хотелось бы мне взирать, как ягнёнок трепещет под взором волка. - не на шутку разъяренный показной отвагой напыщенного герцога, таким умением говорить пакости за спиной, кардинал сказал прямо, словно увидел истину в лицо.

Хотел было ответить дерзко герцог, но всё предпочёл промолчать. Его шпионы доложили ему о таинственной, но сокрушающей силе нангольского хана, перед которым его верный гигант, которого нанимал для устранения неугодных лиц, выглядел, по словам тех же шпионов, жалким ягнёнком перед голодным волком. Так и сказали. У кардинала была своя разведка, которая и доложила ему про это событие в такой же интерпретации. Вот потому и явился он к нему с упрёками.

- Король, конечно, осведомлён в подробностях. - освободившись от лишней надменности, с тревогой в голосе проговорил герцог Ронтанский. - Понимаю, что недооценил этого хана. Но откуда я мог знать, что он так легко разделается с такой глыбой, да ещё проткнёт пальцем насмерть не знающего боли и жалости. Его грудь никаким молотом не взять, да и мечом тяжело, а он вот так и убил его. Что есть здесь от самого дьявола. А это уже по вашей части. Инквизиция будет молчать?

- Так хочется сказать мне про ваш уровень разума, да не буду. Но знать надо всем нам, что перед нами чужеземец с чужой верой. Что ему инквизиция? Он постигал это волшебство с малых лет. Его учили лучшие учителя. Я разговаривал с ним, взгляд мой уловил его неистовое прилежание, что даётся воспитанием. А вот мудрость его от природы так и бросается в глаза, что и не надо быть таким уж особенно прозорливым. Алиния знает, кому дать предпочтение, хотя у неё это в первый раз в юной жизни.

Вздрогнул нервной судорогой от этих его последних слов надменный герцог. Речь кардинала, по большей части поучительная, и так больно хлестала по сердцу его, но вот это было уже слишком по жестокости своей. Взять, да так и растоптать его самолюбие. С каким удовольствием, без всякой на то помощи, удавил бы он вот этого серого кардинала. Но нет, не в силах сделать он, потому как этот старикашка высокого сана, и будет только себе дороже. Только и вырвался звук, схожий с хрипом. Ну, а кардинал, как ни в чём не бывало, продолжал дальше:

- Король и королева знают всё в подробностях. Охрана доложила как положено, ну, а дочери подтвердили это в превосходных тонах, да так, что хан выглядел в их глазах настоящим героем, что и было на самом деле настоящей истиной. Уж я-то и видел, и слышал. Но не это главное. Меня беспокоит уличная чернь. Моя разведка доложила мне, как возрадовались простолюдины вот такой смерти мерзкого убийцы. Ты знаешь, и я знаю, что никакими пытками нельзя было сломить его, но вот от звука, которого, как говорят очевидцы, не должно быть по природе своей, что издал этот хан, да под взором его так и сломился твой гигант, твой наёмный палач. Они уже возвели в народные героини его мать, теперь и его возведут в народные герои. А чернь знает, кто мать этого бесстрашного, но мудрого не по годам хана. У них такое хорошо передаётся от родителей к детям, от дедов к внукам. Это не то, что наша официальная история, всегда готовая сладко обслуживать немытые уши, да полусонные глаза, и место которой лишь на панели.

- А что мать его? - теперь кое-какое подобие любопытства вспыхнуло в глазах герцога.

- Ты что же, не видишь, что у этого хана вовсе не раскосые глаза, как у его воинов. Его мать, будучи юной девушкой, такой искренне чистой, пошла на жертву и тем самым спасла свою землю от этих воинственных нанголов. Знаю я, что в чужой земле она родила и воспитала такого сына, который и встанет вровень с матерью своей и будет новым героем, потому что он избавил всех от твоего истинно мерзкого гиганта, да проучил рыцаря под именем "чёрный призрак дьявола", лишённого всякого благородства и доблести. И все эти камни в твой огород. А ты всё стараешься из себя корчить вот такое высокое мнение. Разуй свои глаза, да осмотрись вокруг. Что же касается старшей принцессы, то она - настоящий кладезь мудрости. Мечтай, мечтай. Это дело сугубо твоё. Здесь я не советчик. Хотя...

Не всё досказал этот носитель всяческих премудростей, как сундук сплошь набитый провокациями, да хитростями. А что он хотел сказать?

18

Немного времени оставалось до полуночи, когда Аурик направился к королевскому саду.

Звёзды и ясный месяц давали вполне света, чтобы смог он без затруднений найти его, чьи деревья при свете таком имели лишь серые, да тёмные очертания, утеряв всё великолепие, что имелось при свете дня. В глубине сада вспыхнул огонёк, что и было ожидаемо.

Он бесшумной тигриной походкой приблизился к тому месту, где свет огня преобразил таки деревья, придав им почти дневное великолепие. То был свет огня факела, зажжённое её рукой, ибо ждала в этом условленном месте старшая принцесса, прекрасная дочь короля Алиния.

Так и встретились они посреди маленькой лужайки, которую окружали плодовые деревца, ягодные кустарники, акации, да и цветы, все привезённые из разных концов света. Алиния, можно сказать, знала здесь едва ли не каждый лепесток, проводя с учителями своими, но особенно с учёным-философом Гидро, уроки разной направленности, но чаще такие вот суждения философского характера.

- Хан пунктуален, как и подобает персоне высокого ранга. - как всегда с таким налётом ироничности, к которой примешивались всё же нотки доброго смеха, проговорила звонко Алиния, зная, что они одни в этом саду в это время, и потому громкость не играла столь значительной роли.

- Я всегда рад услышать подобную похвалу из уст самой принцессы, которую прочат в королевы великой Кранции. - старался хан как бы дать достойный ответ.

Игривое кокетство, присущее столь юному созданию в часы вдохновения от встречи с лицом противоположного пола, было преобладающим в выказывании эмоций, которыми отличалась в последнее время старшая принцесса, которая и не замечала раньше за собой вот такое богатое проявление различных чувств, сплошь преданная лишь учению. Да и пути, предначертанному ей, тоже. И потому было Аурику так легко на душе, и потому он мог так же без оглядки на что-либо шутить, смеяться, ничуть не опасаясь на подобие какого-либо урона высокому рангу. Именно в отношении к нему, конечно, не считая родной сестры, да родителей своих, взыграла в душе Алинии искренность проявления чувств, что и заискрилась вот таким озорством, вот таким весёлым состоянием. И не надо было надевать такую маску неприступной твердыни, что и проделывала она в отношениях с аристократами, сплошь набитыми предрассудками и заботами о месте в изысканной иерархической лестнице, о чистоте и блеске витрины, что сама суть личности так и запрятана далеко-далеко в подвал, в такие закоулки души. Хан, в жилах которого на половину текла кранцозская кровь, родившийся и выросший, по мнению опять же аристократии, в варварской стране, не придерживался вот такого этикета. Ей было легко рядом с ним и надёжно. Хан оказался поистине сильным человеком, победив непобедимого "чёрного призрака дьявола" на рыцарском турнире, убив наёмного убийцу, такого непреклонного палача, обладателя невиданной, но грубой физической силы и жестокости и котором она, как и простой люд, была наслышана по разным страшным легендам, что рассказывал ей учитель Гидро. Но надёжность его заключалась не только в этом, но в другом. Нутром своим, такой интуицией хенской почувствовала она его преданность чему-то такому высокому, чего она и не знала и, может, именно в этом королевском саду да и откроется такая его тайна. Конечно, часто бывает так, что юная девичья интуиция ошибается в выборе спутника, да ещё как, но это как-то и не относилось к ней, натуре всё же сильной, потому и недаром готовят её в будущие королевы. И чувствовала она своей особенной интуицией, что он непререкаемо уважаем на своей земле. Кровь великого предка по отцовской линии, конечно, играла весьма заметную роль в этом деле, но было всё же другое, связанное именно с ним, с качествами именно его души. А это и было одной из сторон его тайны, как и другое, что показал он ясно, продемонстрировал так ярко, что и говорит об этом не только вся аристократия, особенно касательно её прекрасной половины, но и вся столица.

Весёлым журчанием ручья протекала их беседа в королевском саду. Накала состязания в остроумии, в такой словесной изощрённости, было хоть отбавляй, потому как они были достойны друг друга в такой незримой борьбе, в таком своеобразном турнире. И это доставляло им радость. Вот в такой обстановке непринуждённой игры она и коснулась той темы, что вызывала такой интерес:

- В поединке против тебя что-то было не так с рыцарем в образе чёрной змеи. Чтобы значило это?

- С ним многое было не ладно, но больше с конём.

- И это я заметила.

- Я превратился в змею, что извивается в пустынном поле. Конечно, это направленное внушение, что есть у меня с рождения. Вот потому конь и был повержен загодя до самого поединка. Если скажешь про благородство рыцарского духа, то я то причём. Я ведь не собирался участвовать в турнире, и я не рыцарь, а хан, правитель своего государства, и не пристало мне по этикету сражаться с рыцарем, который, если уж говорить про иерархическую лестницу вашим языком, то стоит ниже, намного ниже моего командира "чёрной гвардии", моего старшего друга, бесстрашного Джэнде. Можно сказать, что каждый воин, пришедший сюда со мной, и есть рыцарь. Ну, а умение перенимать точно движение тоже с рождения. Хотя бы вспомни королевский бал.

Ах вот оно что. У Алинии так и раскрылись широко глаза от удивления, но воспоминание про бал опять же ввергло её в такое весёлое состояние, что и не скрыть. Да и Аурик, похоже, был в таком же состоянии. Подавив немного это веселье души она вспомнила ту ситуацию, что ввергло её в шокирующий испуг, что навёл неожиданным появлением тот гигант, тот наёмный убийца. Следующий же шок был другого порядка, и исходил он уже от действий самого хана. И об этом не преминула спросить она, потому как держала это в душе.

- Я проходил школу обучения голосу. Научился издавать определённый звук, от которого человек, да и крупное животное, не исключая и хищника, теряют силу, а мелкий грызун и вовсе жизнь. Меня учили мудрые учителя.

- Да. У тебя было другое учение. - говорила в задумчивости Алиния. - И вот этому искусству убивать тоже учили мудрые учителя. Теперь-то я знаю. А какова же истина этого искусства?

- Лето. Было время вечера до полуночи. Я поразил самую слабую нервную точку в это время года, в это время суток. Направил энергию на мгновенную смерть. Так что мучитель многих невинных людей, как понимаю я от слов простолюдинов, совершенно не мучился. А ведь мог бы, примени я другую технику.

- А что, есть другая техника, более изощрённая? - всё также недоумевала Алиния.

- Есть и такая. Техника прикосновения отсроченной смерти.

- И как понимать сей феномен?

- То же самое, но так, чтобы тот, против кого направлена эта техника, умер часами, сутками, а то и неделями позже. Обычно такая смерть сопровождается неизвестной, неизлечимой болезнью, вот таким мучением.

- Давно в вашей земле такое учение?

- Меня одного, как сына хана, его наследника, учил этому учению Востока учитель, родом с далёких восточных земель. Когда-то мой отец спас его от неминуемой смерти, и в благодарность за это он и посвятил меня в своё необыкновенное по трудности и сложности искусство. Но это уже другая история.

- Изощрённее, страшнее и не придумать. - говорила мудрая принцесса тихо, под таким впечатлением.

- Есть явления и поизощрённее.

- Как понимать? - и любопытство вновь вспыхнуло с новой силой, ибо любознательность в деле учения всегда отличало старшую принцессу.

- Убивающий взгляд. - коротко ответил хан.

Вроде бы всё ясно, но требовал такой ответ подробного объяснения, что Алиния так и поступила, не потребовав, но попросив настоятельно. Ну, а хану в очередной раз пришлось стать провожатым в мир Востока.

- Мне рассказывали мои учителя с Востока. Случилось это на их родине. Там, в непроходимых джунглях живёт одно племя, где каждый обладает вот таким убивающим взглядом. Живут обособленно от всех, занимаются охотой, собирают плоды, коренья, но ничего не выращивают, ничего не строят, живут, как жили и их предки, без учения, без грамот. Кроме джунглей своих они так и не видели белый свет. Это мы нанголы видели всё.

- Потому что завоёвывали. - не удержалась Алиния.

- Энергия души двигала нами. Но я сейчас не об этом.

- Прости меня. Я слушаю.

- Когда завоёвывали те земли, наши предки и не сталкивались с ними, потому как нет у них армии, даже нет какого-либо подобия на ополчение. В дебри джунглей наши предки не совались. Не для нанголов это. Но случилось так, что однажды один нангол забрёл таки в те места, где обитали они. Он был тогда на охоте. Это была необычная охота для него, потому что в наших традициях коллективная, облавная охота. Тогда в тигра попали стрела и маленькое деревянное копьё с ядовитым наконечником, пущенные с разных сторон. На поляну вышли двое - нангол и маленький человечек, по большей части обнажённый, будто с обугленной кожей. Каждый из них претендовал на добычу. Нангол небрежно ударил дикаря, что тот так и свалился. Но не стал дикарь покорно покидать это место, а напротив уставился на воина своими немигающими глазами, которые налились не кровью, а будто гадким содержанием из слизи. Вот такие глаза. Не стерпел нангол и снёс ему голову с плеч. А на следующий день почувствовал лёгкое недомогание, что возросло под вечер. Он слёг. Через несколько лун он испустил дух. Но перед тем как уйти в небеса, успел рассказать о стычке с дикарём, о взгляде, что стал причиной вот такой неизлечимой болезни. Месть всегда был уделом нанголов. Они направились в те места и, не вступая в контакт, из луков расстреливали дикарей. Никто не знает, остался ли кто из них в живых. Вот такая история.

- Ну, а случай на набережной Росены?

- Меня учили мудрые учителя. - в который раз повторил Аурик.

- Понимаю.

Этого юношу так же учили, как учат её, готовили в правители, как готовят её. Но разный подход, разное просвещение. Стоило, ещё как стоило ей научиться всему тому, чего постиг этот юноша. Но как знает она - подходит конец пребыванию нанголов на земле кранков. И предоставит ли судьба возможность новой встречи? Скорее, нет. Лишь память будет напоминать о человеке, который пришёл сюда, в этот королевский сад. Ни один чужеземец не удостаивался такого. Память, её память. История не запишет.

- Близка ли к осуществлению твоя цель - цель такой дипломатической миссии? - скорее ненароком спросила она, дабы нарушить тишину, наступившую внезапно, хотя вопросы государственного значения всегда интересовали её.

- Нет. Она как была далека, так и осталась. Пустой тратой времени была наша миссия. Мы возвращаемся ни с чем. Может в этом тоже есть своё зерно истины. Хотя бы в том, что встала другая задача передо мной.

- Конечно, это государственная тайна.

- Это так. Этого не должны слышать уши кадмийцев, с которыми мы в состоянии войны. Но тебе я скажу. Ты не враг, ты не союзник. Но я верю тебе.

- И чем же заслужила я такую привилегию? - и вновь искорки кокетства проявили свою игру, отобразившись так ярко в глазах её прекрасных при свете горящих факелов, от которого ниспадали длинные тени деревьев, акаций, этих молодых людей, что единственными не спали в эту тихую ночь.

- Моё сердце подсказало моему разуму.

- И даже так. - игривое кокетство так и набирало ход, не оставляя мужскому сердцу ни единого места для успокоения.

От такого состояния так и потянуло хана на некоторую исповедь. И понимал он, что перед ней не шпионка, искусная в своём мастерстве, а будущая королева, страна которой может стать в будущем и союзником. Так что имел в некотором роде и смысл вот такого дипломатического характера.

- Огромная империя, которую создал мой великий предок, распадается на глазах его потомков, на наших глазах. Скорее, это необратимый закон истории. Угроза войны с Кадмией послала меня на поиски помощи в вашу страну, землю, что дала жизнь моей матери, что значит и мне. Но вернусь я безрезультатно. И потому встаёт передо мной другая задача, которую я придерживал в резерве. И она состоит в том, что поверну я свой народ в земли предков подальше от всякой войны, в великие степи вольных кочевников. Но вот примет ли хан степей? Это тоже вопрос. Почему я так сделаю? Нас, нанголов, мало по численности, чем число населения побеждённых нами народов. И население соседей тоже намного превосходит наше. Скажут, почему я так сделаю? Потому, может, что я - единственный в этом роде. Мне важен каждый человек, родившийся моим подданым, ставший моим подданым. Потому я и хан своего народа.

- Ты сказал, что примет ли тебя хан родных великих степей. Но есть ли место двум ханам на одной земле? - говорила старшая принцесса, которую в данный миг спешно покинуло игривое кокетство, уступив это пространство, как всегда, такой неотвратимой серьёзности.

- Если что, я готов буду снять с себя обязанности хана.

- Но будет ли согласен с тобой твой народ? По глазам твоих воинов вижу, как ценят они тебя.

- Не знаю. Вот я и ты сейчас подумали о том, примет ли хан родных степей. И знаешь, было у меня одно видение, когда мне было семь лет. Оно пришло ко мне, когда я и не звал его совсем.

В словах его таилась истинная тайна, о которой не говорил он никому. Она была всегда с ним такой неизменной спутницей, ибо эта тайна была и его мечтой. Но сбудется ли она когда-нибудь? И так захотелось ему сейчас поделиться с ней, именно с ней, вот этой сокровенной тайной, что и в миг перехватило дух. Посвятить ли её в мечту, в такую вот сокровищницу, что укрыта в самой глубине ханской души? Ни с кем не делился он с этим, ни с кем.

Он перейдёт эту реку судьбы, он поведёт за собой.

- Видение? - с нескрываемым любопытством спросила принцесса, которой открылось что-то такое неведомое, будто подсказывало, что новое знание имеет значение.

- Я видел землю, скрытую в просторах великого океана. Такое было видение, когда мне было семь лет. И я шёл по этой земле.

- Земля? Ты хочешь сказать... - и смолкла прекрасная принцесса, озарённая неведомой догадкой, таким раскрытием истины, что таил в себе этот юноша, хан далёких земель.

- Всё так. - говорил так хан, будто в подтверждение её догадки и изумился сам, до конца не ведая того. - Но там был кто-то рядом со мной. Не могу вспомнить лицо. Оно размыто. Но прекрасная земля.

- И думаешь, такое возможно? - тихо и изумлённо спрашивала принцесса, всё ещё не веря в такую перспективу.

- Когда мы собирались в вашу страну, прибыл вестник из дальних восточных рубежей бывшей империи. Огромный флот в тысячу кораблей, в которых были сто тысяч нанголов, направился на острова Иппон и попал в шторм, под сильный ветер бушующей природы. От огромного флота не осталось почти ничего. Немногие вернувшиеся принесли с собой такую страшную весть. Но почему? Сто тысяч жизней, отданных ни за что. А поверни они на запад? Что было бы? Ответ канул в пучину великого океана. Жители тех островов назвали то злое проявление природы - как священный ветер "кадзекоми".

- Но ведь та земля не Иппон? - уже с нескрываемым налётом беспокойства спросила прекрасная принцесса.

- Нет. Это совершенно другая земля. Во время того видения, подсказывало мне изнутри, что я и мои люди первые на этой земле. Я говорил, что мне было тогда семь, и я хорошо осознавал, что буду ханом своего народа. Меня уже учили мудрые учителя.

Было задуматься над чем Алинии, всегда нацеленной на одну лишь цель. В миг, в лёт охватывал она всю эту грандиозность замысла этого молодого хана, при осуществлении которого он и становился настоящим гением. Но будет ли так?

Тайна его стала тайной двоих. Но что будет, если она станет достоянием для всех? Всё скрыто за тёмной завесой будущего, за этой дверью неизвестности. Но был ли ключ у него?

Время было во власти ночи. Всё так же окутывал тихий ветер. Шелестела листва. Ночные факелы давали свет. И метались длинные тени. Лишь филин не сомкнул глаз, да те, что пришли в такой час в сам королевский сад. Всё было во власти ночи. Будто задержалась она, чтобы закрепить в памяти, чтобы долгие годы отдавался эхом ностальгии, может и горькой, весь этот момент, такая вот ситуация.

19

Дипломатическая миссия во главе с самим ханом завершилась безрезультатно. Стоило ли ехать в такую даль, чтобы возвратиться ни с чем?

К удивлению хана, как равно и королевского двора, да и аристократии, провожать такое необыкновенное дипломатическое представительство пришли многие. Так и собрались неожиданно многие из аристократии во дворе Дувра. На балконе, по всем правилам этикета, восседала королевская семья.

Грустна была в этот миг Ламилия, что и не скрывала подобное состояние взглядом увлажнённых глаз. Но старшая принцесса, как никогда, была в доспехах неприступности, будто лёд, будто застывшая статуя, что высечена из твёрдого гранита. Нет сомнения - она будет королевой Кранции.

Что-то нашло на короля, что снизошёл он с балкона, увлекая за собой королеву. Такого не было в истории государства и не будет. Король Дуи Второй благословил в путь молодого хана. Может, на старости лет проснулась в нём что-то схожее на совесть. Но кто знал что к истинно проснувшейся совести примешивалась и благодарность за то, что успел таки сделать этот молодой хан во время своего краткого визита, при том очень шумно сделать, что заговорили об этом не только в столице, но и в государстве. Уж не будет этот своенравный герцог Ронтанский чересчур высоко задирать свой и без того длинный нос. Это оценил не только король, но и чернь. Вот вам и начало легенды о благородном юноше Востока.

- Возможная война с Астанией не позволяет мне направить части войска против Кадмии. Ты уж пойми меня. - чуть ли с не виноватым тоном приговаривал король Дуи Второй.

- Мы всегда будем рады твоему визиту. - выкрикнула с балкона принцесса Ламилия.

Что скрывалось за неприступной стеной самой что ни на есть твердыни, за которой укрылась душа старшей прицессы Алинии. Будто и не было ночи в королевском саду. Кто бы знал, но хан уловил то, о чём не могли догадываться все, что пришли на площадь перед Дувром.

Она не хотела этого мига, как и хан, отттягивала в душе, как могла. Но настал этот миг, и они всего лишь заложники обстоятельств, которые диктует сама история. Взглянула в глаза старшей сестры и поняла, почувствовала Ламилия, что такой невыносимой грусти, такой тихой печали и не было никогда в глазах Алинии. Каких же трудов стоило всё это ей?

Прощальный взгляды Аурика и Алинии, обрамлённые в тихую канву молчания, стали как бы завершением прощального церемониала. Не могли не заметить это трепетные души прекрасной половины аристократии. И тайная зависть была тому подтверждением.

Но был здесь и взгляд совсем противоположного порядка. И он принадлежал герцогу Ронтанскому. И это не преминул подметить хан, да и остальные тоже.

- Кто знает, что может подкинуть нам вечное синее небо. - мысли Аурика покинули своё лоно, так и устремившись в пространство.

Но кто узнает? Уж во всяком случае этот, напыщенный надменностью, не возьмёт на вооружение вот такое выражение. И радуется наивно зло он данному обстоятельству, предвкушая возвращение былых времён. Да будет ли оно? Не та сила у него, и нет никакого превосходства в идеологическом, психологическом плане. Не та звезда взошла над головой. Давно ускакал конь удачи, лишь стелется пыль, что только глотнуть и всего лишь. Вот такой лабиринт жизни.

Медленной, но важной поступью покидали они столицу Кранции. И, казалось, вышло всё население на проводы хана и его влинов, пришедших не с войной, а за помощью с мирным сердцем, с доброй аурой. Чернь, само его величество - люд простой воздавал открыто почести этому хану, сыну той девушки, про которую поют на каждой улице, в каждом селении, открыто выражал уважение своё, никого не спрашивая, никого не чураясь. Когда было такое? Да, никогда. Это были люди родной земли его матери, откуда и вышла она, и принадлежала она к ним.

Они покинули столицу Кранции и направились на восток.

20

В это предзакатное время дня они пересекли границу Кранции. Никогда он не вступит больше на землю родины матери. Никогда он не вступит больше на землю, что дала в свет ту, о которой не перестаёт задумываться, которая так и вытеснила все остальные думы и обрекла сердце на боль томящуюся, что и не выдержать.

Свет ночных факелов вздрагивал немного от дуновения тихого ветерка, что тени будто оживали, становились некими существами, хотя и были в королевском саду лишь принцесса и хан.

Переменчивость, да и только. То не было ветра никогда, то обдувал лёгким касанием, как бы напоминая таким оживающим движением теней о своём тихом присутствии. Так и во взгляде её вдруг вспыхивали огни озорного состояния души, когда веселье так и струится в неистовом вихре, и тогда она так и сыпала всё вокруг такими фразами подобными данному настроению, то вдруг всё это затихало, и наступал внезапный штиль лёгкой грусти. И тогда тишина сменяла музыку мелодичного голоса, как бы давая остальным звукам отобразить себя тихим дыханием, тихим шелестом листьев, тихим журчанием ручья. Всё это было бесподобной картиной, что невольно писала она на фоне этой невероятной ночи в королевском саду. И тогда взгляд её отражал такую философию, рождая некую мудрость, что и был выражением её трепетной души, самой её сути. Она одаривала всем этим его, и было такое в первый раз в юной жизни строгой принцессы, которую и прочат в королевы. Волнующий миг, что и будет всегда врываться в память, и не уйти от него никогда.

Заводные кони нанголов скакали легко, всё приближая своих властителей к огню родного очага. Их ждут. Местность менялась одна за другой. Всё дальше и дальше уносится та земля, в которой осталась она, незабываемая, в чистоте помыслов своих, в искренности души своей.

Прикосновение к её губам, горячий поцелуй не остыл в его губах. Нежность кожи так и продолжала будоражить разум, её глаза, в которых и искрились блики нежности, продолжали свою игру перед взором его, контуры её лица, сплошь идеально красивой формы, продолжали отражаться перед ним, заслоняя весь горизонт. Ветер навстречу был как бы продолжением того ветра в королевском саду, что развевал так тихо огненные всполохи ночных факелов, дающих длинные прерывистые тени плодовых и не плодовых деревьев, акаций и их тени, не заснувших тогда до самого рассвета. Будто знали они, что и было так, что не будет этого никогда, и потому так умоляли в душе, чтобы остановилось всесильное время. Но ничто не подвластно, и потому мчится его конь на восток, уводя его всё дальше от той, что подарила тот миг, что отдаётся такой невыносимой болью. Он не увидит её никогда, не услышит дивные звуки её голоса, не станет в душе смеяться над такой иронией её слов. Никогда.

Заводные кони нанголов скакали легко, всё приближая своих властителей к огню родного очага. Всадники не познавая устали, всё подгоняли их в ускоренный темп. Но одному всаднику было не до того, и он, то и дело, сваливался как бы с седла, но удерживался вовремя, и старался становиться под стать всем остальным. Но не было это долгим делом, ибо в один момент он так и упал бы на травы чужой земли.

- Плащ! Плащ! - зычный окрик Джэнде приказом прокатился на закате жаркого дня.

На бешеном скаку четыре всадника разложили на ветру плащ, и он затрепыхался на сильном ветру. Всё было исполнено в движении, что кони и не остановились, продолжая свой неудержимый бег. Четыре воина держали за концы плащ, в котором возлежал без сознания их молодой хан. Спустя некоторое время достигли они мрачной тени чёрной тучи. Заморосил мелкий дождь, угрожая превратиться в неистовую грозу.

- Плащ! - всё тот же окрик Джэнде ознаменовал следующее исполнение приказа.

В бешеном вихре движений плащом этим был воздвигнут шатёр над ханом, который так и держали на копьях своих четыре бесстрашных воина чёрной гвардии. Через каждое определённое время их сменяли другие воины и установленный темп не сменился ни на миг.

Так и достигли они земель своего ханства.

21

Привал был долгим. Кони мерно щипали траву после такого марш-броска, в котором были отданы немалые силы. Дозорные пограничных отрядов неспешно осматривали окрестности, стараясь, как можно, не мелькать на виду. Но вид их успокаивал воинов чёрной гвардии. Они на своей территории.

Аурик пришёл в себя и ему стало стыдно за свою слабость. Но никто и не думал укорять его в чём-то. Мысли его воинов были далеки от такого направления мыслей. Их беспокоило, как и их хана, предстоящая война с Кадмией. Прошли те времена, когда воины думали лишь о добыче, что придёт им в руки, да и о битвах, что всегда в радость. Не та империя, которую создал великий завоеватель, не та империя, что была при дедах и отцах. Многие нет, нет да и задумывались о семье. Когда такое было? Не вернуть тех былых времён, отмеченных печатью великого. Вот и они вместе со своим молодым ханом побывали на земле кранков, дабы заполучить в их лице союзников. И всё потому, что нет той былой силы, что заставляла трепетать империи по разные стороны света.

Всё же Аурик решился таки на одну просьбу, не на приказ, с которым и обратился к Джэндэ.

- Мой верный старший друг и воин, командир моей чёрной гвардии. - так начинал свою просьбу молодой хан. - Не приказываю, но изъявляю одну просьбу, потому как никогда не просил у тебя ничего, но это время заставляет меня поступать таким образом. Если не исполнишь, то забуду это и не будет между нами ничего такого плохого.

- Говори мой хан. Исполню и приказ, и просьбу. Не посмотрю на трудность. - отвечал верный старший друг и воин Джэндэ.

- Возьми сотню чёрной гвардии и отправляйся обратно в Кранцию. Встретишь там старшую принцессу Алинию и передашь, что во избежание войны, а она, скорее всего, неотвратима, намерен буду идти со своим народом на восток, в великие степи, откуда и вышли нанголы.

- Я исполню это, мой хан.

- И ещё прошу одно... замешкавшись было чуть, хан продолжил дальше. - Не убивай герцога Ронтанского, но накажи. Ты умеешь это.

- Я сделаю это, мой хан. - отвечал с искренней радостью командир чёрной гвардии.

Не было никакого намёка на ропот, когда сто воинов чёрной гвардии повернули коней своих обратно на запад, на земли кранков.

Хан же занялся государственными делами. А дела так и обращались в одно русло, в русло войны. Потому и собрал он аристократию всех улусов и обратился к ним. Главная суть этого обращения прозвучала так:

- В былые времена бесстрашные воины нашего великого предка, наши же с вами предки пришли на эти земли. И они без сопротивления пали ниц под копыта конницы нанголов, которые и стали полновластными хозяевами этих просторов. Давно покинул нас и ушёл в безбрежное пространство вечного синего неба наш великий предок. Наступили другие времена. Распылилась прежняя непобедимая сила нангольской конницы на бескрайних просторах белого света, что даровал нам когда-то великий предок. Вместо одной великой империи нанголов мы видим сейчас вольные государства ослабленных потомков. В нынешнее время многое повернулось против нас. Наступил тот миг для раздумий, что позволит нам в здравом разуме, но не от порыва сердца, рассудить настоящую ситуацию и принять единственное, но правильное решение. Благоволит ли нам, как когда-то, вечное синее небо? Но молю я его за спасение моего народа. Мне, хану моего народа важен каждый воин, каждый ремесленник, каждая женщина дарующая нам сыновей, будущих воинов, ремесленников, дочерей, будущих матерей воинов, ремесленников. В войне, что навяжет нам Кадмия, мы победим. Я это знаю. Но какова будет цена этой победы? Мы выдержим и победим во второй войне. И это я знаю. Но за ней будет и третья. Но истинно нангольское население мало. А оно - костяк моего войска. И это имеет вопрос сегодняшнего времени и времени будущего. Разведка докладывала мне о том, что Кадмия ищет, при том успешно, союза с вольными племенами Лубгарии, когда-то сплошь разгромленную нангольской конницей. С юга я вижу волнение беспокойных народов страны древних пирамид. К сожалению, не придёт подмога от остальных нангольских государств, ибо они завязли в такой же беспокойной трясине тревожных волнений, что жестоко захлёстывают нас. Все вы ждёте моего слова, и оно будет. Эта земля, за которую некоторые из нас готовы положить головы, есть не земля наших предков. Её когда-то завоевали для нас, но изменилось время вечного синего неба, и есть один путь для нас - путь на восток, в земли великих степей, откуда и вышли нанголы. Я думаю, я надеюсь, что примут нас на земле наших предков. Там-то уж каждый из нас, если будет нужно, отбросит любого врага, пусть даже превосходящего числом в сотни, в тысячи раз. И потому мой приказ, моё повеление - на восток, в просторы великих нангольских степей, в земли наших предков. Там наш непобедимый стержень.

Аристократия, которую заставил когда-то великий предок приобщиться к азам просвещения, с полуслова поняла намерение молодого хана и приняла с почтением само его повеление. Им было что терять, а уж это стоило для них много, очень много, и не стоило того, чтобы держаться ценой головы за мнимую родину, за когда-то завоёванную землю. Людей второго типа, которых когда-то преследовал великий предок, к сожалению, стало преобладать в стане аристократии. Поубавилось прежней неистовой удали, беспримерной храбрости, но прибавилось благоразумия, да и не только. А молодой хан, скорее всего, взял многое от матери из кранцозской земли, да и от отца тоже, чем от воинственного деда. Да и от самого великого завоевателя всех времён и народов этот его прямой потомок взял, прежде всего, острый ум ориентации в сложных лабиринтах политики и разных жизненных ситуаций. За таким ханом следовало идти без всяких промедлений, ибо именно его помыслы и были той путеводной нитью, что и держал в руке этот благородный, не по годам умудрённый юноша.

Народ отнёсся к такому решению своего хана с пониманием. За годы империи, не познавший каких-либо тягот и лишений, он прекрасно осознавал мрачную перспективу, что сулили в будущем бесконечные войны. Жива была в народе память о дивных песнях просторных степей, чистых вод спокойных рек и священного моря, что питают сочные травы, на которых всегда паслись и пасутся бесчисленные стада овец, коров и стройные табуны верных нангольских коней. Он пойдёт без промедления за своим ханом. И начались сборы всего народа. История не ведала такого замысла, грандиозного по своей сути, венцом которого была вовсе не война, а нечто другое, что и ставило его на особенную грань в этом сложном мире жестокой эпохи.

22

После отъезда хана с его воинами, герцог Ронтанский почувствовал не только душевное облегчение, но и вольность, такую разнузданность в плане этикета, такую непростительную надменность во внешнем поведении. Если злость за былые поражения мог открыто возмещать на слуг, да и на попадавшуюся ненароком на глаза уличную чернь, то в отношении аристократии это выливалось вот в такой чрезмерной заносчивости, такому подлому выражению неугомонного характера. "Чёрный призрак дьявола", рыцарь, когда-то наплевательски отнёсшийся к этикету проявления благородства, старался теперь держаться подальше от всяких интриг своего покровителя. Поединок с тем ханом да возымел своё воспитующее влияние, ибо остальные рыцари, не в силу какой-либо зависти, а по отношению к тому обстоятельству, когда он ткнул тупым концом поверженного соперника, каковым являлся в тот миг огненный дракон - "слуга ада", отвернулись от него. Этим самым они как бы изгоняли его из круга благородной касты рыцарского воинства. А что может быть хуже этого? Да и радость их, что была проявлена ими после победы хана над ним, служила явным доказательством их отношения к такому проявлению низкого духа, что было недопустимо во внешнем и внутреннем поведении любого рыцаря, вознамерившегося стоять в когорте благородных и доблестных. История свершилась, оставив в памяти каждого свидетеля того мрачного момента весьма неприятный осадок, что и не повернуть время вспять, и не вернуть былое имя, былое величие. Такова уж цена той ошибки, совершённой под влиянием весьма не мудрого разума.

Такой же не мудрый разум руководил душевными страстями надменного герцога Ронтанского? Как бы то ни было, но такое поведение его так и встало в горле самого короля, да и кардинала тоже. В пору было вспомнить этого хана далёких земель. И как никогда пожелал король иметь такого союзника, как этот благородный юноша, сын той, что в жертву принесла себя ради спасения родной земли. Но была ли жертвой она, родившая на чужбине такого сына? В тайниках души да и возмечтал король о таком сыне. Но не одинок он был в таких мечтах, ибо то же могло сотвориться и в душе кардинала, посчитавшего за честь когда-то да разговаривать с самим нангольским ханом.

Это был один из самых прекрасных вечеров под тихим ветром Росены, когда закат принимает свой изумительный цвет. Под светом такого яркого света самого предзнаменовения удивительной природы серый кардинал Шелье взял да и сказал его величеству королю о том, что есть вещи гораздо более важные, но о котором не сумели и вразуметь:

- Чести вашей дочери Алинии, к величайшему сожалению моему, не достоин никто из всей высокородной аристократии. Что я могу сказать - это благословение свыше, перед которым нам неустоять. Вы понимаете о ком я говорю? Будем ждать времени судьбы. Да будет его знак.

Будто в воду смотрел мудрейший, преопытнейший в разных делах кардинал Шелье. Весть, будто сизокрылым голубем залетевшая в просторные покои великолепного Дувра, была ошеломляющей, что ввергла в настоящий шок, перед которым и не устоять.

В столицу величественной Кранции входили нанголы.

23

Это были те же самые нанголы, к которым воспылал уважением простой люд кривых улочек да хижин. Но удивление продолжало нарастать, ибо среди них не оказалось их благородного хана, внука того дерзкого нангольского хана, но и сына той девушки Кранции, потому как официальная история дала изъян, сделав это достоянием всех. Скорее всего, приложил к этому руку сам его дед по материнской линии учёный-философ Гидро. Да восторжествует справедливость! Было впору предаться уже тревогам, но вид этих воинов хана своим открытым миролюбием и не предвещал чего-либо такого, что принимало бы даже намёк угрозы. И вновь вернулось расположение к ним, тесно связанное с благопожеланием.

Ночами скакали тёмными всадники чёрной гвардии, будто неслышной змеёй посреди высоких трав, но быстротой подобной урагану, проскакали по всей Кранции, выполняя приказ своего хана Аурика. Свет дня заставал их в полном отдыхе за широкой листвой леса, вдали от хоженных троп. И вот такое ошеломительное по неожиданности появление у стен столицы и шокировало сначала добропорядочное городское население. Но Джэнде проявлял такие чудеса актёрского перевоплощения, которое и читалось ясной улыбкой на его истинно разбойничьем лице, что у встречных пропадало всякое подозрение в каком-либо злокозненном намерении нежданных, но знакомых уже пришельцев. Да и воины старались быть под стать своему командиру. А переводчик то и дело оглашал воздух зычным криком:

- Мы несём известие от нашего благородного хана Аурика несравненной принцессе Алинии! Да будет вечной красота стати её и благосклонность духа её!

И вспоминался поединок этого хана, этого юноши во имя её против "чёрного призрака дьявола". Как торжественно преподнёс он ей венок королевы турнира! Дорога будто дорогим ковром расстилалась перед таким посольством, что и выражалась восхищёнными рядами простого люда, повылезавших из разных закоулков, щелей да дыр поглазеть на вот такое второе пришествие нанголов. Так даже и королей, и герцогов, и прочих особ небесных уровней да званий не чествуют. Высоко поднялись воины статного юноши, этого благородного хана!

Негоже было принимать простых воинов в тронном зале - аристократия, проявившая не меньше любопытства, чем люд простой, такого не поняла бы, такого не приняла бы. Вот и решено было принимать их на широкой площади перед Дувром. Да и воины этого хана, по всему, и не вознамерелись на какой-либо высокий приём. Одна задача и так достигнута.

Как и тогда, но уже стояли король, королева и две прекрасные принцессы на возвышении. Неподалёку расположилась аристократия. Чернь становилась свидетелем такого необыкновенного приёма. Но веди и эти воины из их круга.

Вышел вперёд воин-переводчик, подошёл к возвышению и тем же зычным голосом произнёс в наступившей тишине:

- Отважный командир чёрной гвардии Джэндэ от лица нашего благословенного хана будет говорить с тобой прекрасная принцесса великой Кранции, с тобой несравненная Алиния.

Обратно шёл медленно воин-переводчик и проходя мимо герцога Ронтанского взял, да и небрежно этак плечом подтолкнул надменного гордеца, будто преградил дорогу благородному из благороднейших какой-нибудь незадачливый путник в пыли. Это надо было видеть. И видели все: королевская чета, аристократия, вот эта ненавистная чернь (дьявол побрал бы её), принцесса Ламилия и, главное, сама принцесса Алиния. Да как стерпеть такое! Знал бы он, что это была зараннее продуманная провокация такому же провокатору, каковым и являлся герцог Ронтанский. На хитрость всегда найдётся хитрость.

Горделивая кровь высокомерного аристократа вскипела вовсю, разом затуманив разум.

- Да как ты смеешь узкоглазый навозный червяк! - и за этими словами он круто развернул наглеца-переводчика.

Встрепенулся люд простой, ибо так его и только так обзывал этот отпрыск "благородных" кровей. Каждый из них был подобен для этого напыщенного аристократа лишь насекомому и не выше. И всё же удивлению не было границ. Что притаилось за поворотом необыкновенной ситуации?

Продолжение спектакля, поставленного хитроумным режисёрром, каковым являлся неутомимый Джэндэ, приобрело движение подобное молнии. Четыре воина (вот где блестящая сноровка, помноженная скоростью движения змеи на тропе охоты) подхватили герцога, как когда-то плащ для своего хана, за ноги и руки, затем на скаку и припечатали к стене из досок, но не возвели на сам эшафот. Да разве было такое под тихий шелест ветров на этой исповедальной площади самой истины? Коварным разумом своим, да чёрной совестью отправлявший сюда многих, многих, откуда да и вознеслись неприкаянные души к небесам, оказался на этом же лобном месте, у подножия его. Может, свыше и не посчитали его быть достойным восхождения на сам эшафот? Вот так и встал он у стен этого достопримечательного сооружения. Поистине и было там его место. И увидела чернь улиц в этом особенное предзнаменование.

- Стой неподвижно и в этом твоя жизнь! - всё также зычно воин-переводчик оглашал приказ сурового командира чёрной гвардии, такого наваждения смерти, навеянного самим дьяволом.

В эти быстрые отсчёты зловещего мига, когда жизнь да и трепыхается на тонком волоске его величества случая, уготовившего сию участь, проскользнул таки проблеск истины в неугомонном мозгу надменного герцога. Жизнь, судьба, неимоверное благополучие материального характера зависели на данном отрезке неотвратного течения времени от рук и замыслов этих бешеных варваров, что выродила, да взрастила неведомая великая степь. Повиновение и служило той тонкой связующей нитью между этим мигом и тем порогом неизвестности, укрытой под завесой смерти. Оставалось ждать следующего поворота необыкновенной ситуации.

Скакали нангольские кони, высекая искры по этой дворцовой площади, и каждый воин отважной сотни на полном скаку выпускал стрелу, что ложилась вдоль статной фигуры негодяя, взращенного в мутной воде коварства, да надменности. Стрелы лишь подпирали его со всех сторон и получалась изумительная по живописности своей картина, написанная не кистью да маслом, а вот таким необыкновенным средством, чего никогда не знала история изобразительного искусства. А вот дай в руки воинов чёрной гвардии эту самую кисть да масло - наляпают на холсте такое, что и сам чёрт не разберёт.

Возликовали души этих выродков уличной черни, воздавая дань вот такой филигранности

исполненного дела и не только. Да и в помыслах аристократии творилось нечто подобное. Лишь строгий кардинал Шелье не мог разделять такое движение неистовых душ. Но что случилось, то случилось.

Спектакль был окончен. Режиссёр его, то бишь командир чёрной гвардии Джэнде, стоял в ожидании. Воины его не спешились за его спиной. Ликующий возглас простого люда также притих. Аристократия выжидала, как и король с королевой, как и обе принцессы. И герцог Ронтанский застыл посреди искусно нагромождённых стрел, всё ещё не веря, что остался жив и будет плыть со всеми вместе в данном течении реки-времени.

Режиссуру следующего шага развития данной ситуации, которого никак нельзя было назвать спекталем, брал в руки другой достойный человек.

Она медленно сходила вниз по широким ступеням и волосы её чуть встрепенулись под тихим ветром, как бы подчёркивая её светлый лик. Она была изящна, она была прекрасна. Немой восторг так и выразился в душах и лицах притихшей толпы. Она их будущая королева!

Прицесса Алиния снизошла и предстала перед суровым воином. Нарушение всего церемониального этикета так и выразилось в таком её поведении. И тогда воин хана заговорил, а голос переводчика, потеряв былую зычность, повторял за ним:

- Мой хан велел передать тебе - он направится на восток в великие степи, откуда и вышли все мы.

- Я предвидела это... - в тон голосу воина тихо прошептала принцесса Алиния. - Он говорил, что предвиделась ему когда-то неизвестная земля. И что он, если надо, пойдёт туда. Готовы ли вы следовать за вашим ханом?

- Мы последуем за ним, даже если он позовёт нас в необозримые степи ада.

- Я, как принцесса, видела королей и других подобных властителей, но, ни один из них не взошёл на вершину как ваш хан. Он любит свой народ до единого человека. Берегите его. - и при этих словах дрогнул голос прекрасной принцессы.

- Будь у нас такая ханша как вы, мы преданно служили бы ей. - казалось, и этого сурового воина подстерегла неожиданно такая же участь растроганной души.

- Пусть ветер удачи подгоняет вас в ваших благородных делах. - тихая искренность слов принцессы довершила своё дело.

- Да процветает земля ваша в ваше правление. - едва слышные слова воина также не уступали в искренности.

Напряглись уши всех, дабы понять смысл этого тихого, этого странного разговора. Но дано ли было это? Но понимали все сей триумф настоящего момента. И возгордился король своей дочерью!

Поклонился низко перед принцессой командир чёрной гвардии благородного хана. Такого не было никогда! Такого уважения от него удостаивался только его хан. Это многое значило, если не всё!

И повернулся командир чёрной гвардии, и пошёл к своим воинам. И в едином такте, в едином порыве повернулись кони нанголов. И молча провожала взглядом толпа. И высокородная аристократия тоже не промолвила ни единого слова. И стояла принцесса, воззрившись неведомо куда. Какие мысли постигли её?

Свет тонкой струёй лился от глубин души, прорывался потоком широким к разуму и устремлялся выше, озаряя и озаряя чистым фоном незримый мир, её мир. То был свет любви, что посетила так неожиданно и да осталась. Юное сердце!

Никто не знал, никто не заметил.

24

Потянулись на восток повозки, запряжённые волами, унося тяжёлым грузом юрты с домашним скарбом. За ними потянулся весь скот. Дети от трёх лет, женщины, глубокие старики и старушки верхом на нангольских лошадях сопровождали всё это в немом молчании. Вдалеке, со всех сторон, образуя круг, в таком же немом молчании продвигось само войско, составляя охрану своего народа, народа уходящего от земли, в которой он родился, но которая так и не стала родной. Он уходил в колыбель своего настоящего рождения, откуда вышел, взошёл на вершину, взлетел на высоту недосягаемую.

Встречные государства, осколки великой империи распахивали перед ним двери, пропуская его в сторону родительского лона. Не было какого-либо радушного приёма, лишь сочувственнй взгляд в лучшем случае. Ни один правитель и не думал поворачивать свой народ на восток. Это какой-то безумец, потерявший всякий расудок в столь юном возрасте, да и честь тоже, побежал трусливо, уводя свой народ от побед несокрушимой нангольской конницы. Да где же зрелые мужи? Остановите его, на глазах всего света позорящего имя великого предка!

- Мой хан, у меня предчувствие - не встретят нас с радостью в необъятной степи. - говорил с тревогой Зандай, один из военачальников войска Аурика.

- Надеюсь, поймут нас. Мы ведь возвращаемся. Мои войска станут крепкой опорой всем территориям великой степи. - отвечал всё же неуверенно хан Аурик.

- Но как же вы? Там не потерпят двоих ханов под вечным синим небом.

- Я буду служить, где скажут.

- Вы прямой потомок великого завоевателя!

- Хан Тугдэй тоже.

- Вы - мой хан! Я знать не хочу другого хана. Разрешите к войскам.

- Иди.

По гордой осанке этого военачальника, которого небо одарило таки талантом необычайным и отвагой, так и выливалось наружу непреклонное, может, даже упрямое выражение того, что будет он признавать над собой власть только одного хана, которому и дал присягу на крови. Но ведь не один Зандай придерживался такого воззрения, идущего от сердца к разуму. И проливался некий свет успокоенности и даже гордости из глубин души хана Аурика. Он побережёт всех до единого воина, до единого ремесленника, пастуха вместе с их семьями.А там, в великой степи, если надо, он и все те, кто придут туда, не пожалеют и головы своей. Там есть за что. О, колыбель изначальная! О, родник изначальный!

Всё дальше и дальше за спиной земля, на которой побывал он один раз, но про которую не может так думать, так чувствовать всем своим нутром, но ведь дала она на свет его мать. Будет всё же место и ей в сердце его, непременно будет. Там осталась она.

- Мой хан! С запада скачут неизвестные воины. Их не так много. - докладывал командир западного дозора.

Пристально вглядывался он в горизонт, в пыль, стелющуюся под ногами быстроногих коней, на всадников, что неистово мчались на восток. И по мере приближения их радостью наполнялось сердце хана. Свой народ догоняли воины чёрной гвардии во главе с неутомимым Джэнде.

25

Великие степи в честь встречи, в честь возвращения своих сыновей и дочерей из дальних чужих земель, уж чрезмерно задержавшихся по их мнению, преподносили в дар сочные травы, зелень которых радовала глаз всему живому. Великие степи преподносили в дар яркие полевые цветы, что, может, и было безразлично скоту и нангольским лошадям в виде самой красоты, но доставляли удовольствие и радость в весьма любопытных взглядах их властителей, особенно их женской половине, потому как были наслышаны они о самой колыбели великой империи. Великие степи одаривали вернувшихся детей своих свежей прохладой ветров, лишь ласкающих гривы боевых коней, что порезвились, да как следует, в просторах далёкого запада, ибо зной, бушевавший таким нагнетанием тяжёлого жара, удалился, уступив сначала долгожданным дождям, а вот теперь и такому состоянию весёлой оживлённости. Резвилась вся живность степей: грызуны всевозможных мастей так и повылезали из своих нор, приветствуя вернувшийся народ; кузнечики таки попрыгали под копытами, а стрекозы неумолчно застрекотали; вольные птицы закружились над ними, так и выделывая удалистые фигуры изумительного полёта. Всё было так, что и радоваться сердцу. Но как встретят их исконные хозяева?

Весть о возвращении народа хана Аурика в родительское лоно не то что шла впереди, бежала, а то и летела не падающей стрелой. Их ждали. Но как?

Пропустив их, западные государства как бы вздохнули с облегчением. Не их была головная боль, не им придётся делиться с пастбищами, да и с самой территорией тоже. Пусть там, в колыбели великой империи, сами собой решат эти проблемы, что нежданно упали с вечных небес.

Вернувшийся народ расположился на ночлег на мягком ковре великих степей в сиянии мерцающих звёзд. Наутро хан пошлёт послов правителю территории предков хану Тугдэю. Ему не доводилось встречаться с ним, да и знать про него, не знал ничего такого. Какое будет знакомство?

Наутро же произошло событие, что заставило взбудоражиться весь народ.

Прискакал передовой дозор. На трёх плащах привезли своих товарищей. Один из них навсегда ушёл в необозримые степи вечного синего неба, но двое были ещё живы.

Ужас охватил всех до единого. Содрогающий ужас! Понимали и не нужно было никаких объяснений. Случилось самое страшное, самый страшный грех, за что великий предок без промедления карал смертью. Нангол убил нангола. Что может быть страшнее этого. И завитал в воздухе один лишь волнующий вопрос. Какие же потери понесла та сторона, сторона хозяев? Но ведь не чужие же они здесь, на земле своих предков!

Командир передового дозора Оурчи, задачей которого была не разведка предстоящих расстояний, а всего лишь предупреждение, такой разнесение вести о том, что идёт вернувшийся народ, направился немедленно в юрту хана Аурика.

Немедленно собрался военный совет. И это на земле предков?!

- Ещё раз расскажи как было. Не волнуйся. - стараясь быть спокойным, говорил хан Аурик, хотя в душе его так и бушевала что ни на есть настоящая буря.

- Случилось это вечером - голос Оурчи так и дрожал. - Мы вдалеке увидели их. Они тоже нас. Радость наша была непомерной. Всё таки мы все свои, одной крови. Но когда приблизились, то увидели на их лицах лишь пренебрежение. "Кто командир?" - спросили они без всяких приветствий. Я выехал вперёд. И тогда один из них выдвинулся и бросил мне вот эту завёрнутую бумагу в лицо. Я сразу дал знак воинам не спешить с волнением. Они так и поступили. Всё бы и обошлось. Но один из них, видимо, был слишком болтливым и надменным. Он засмеялся презрительно и говорит: "Трусливые людишки со своим трусливым ханом пожаловали к нам. Какой он хан! Будет писарем у великого хана Тугдэя. Это самое лучшее, чего достоин трус, которого вы соизволили называть ханом." Не скрою, так он говорил. Я как можно спокойно сказал:"Все мы потомки великого предка, но наш хан его правнук, как и ваш хан." Не помогли мои слова внести спокойствие. Они так и стали осыпать оскорблениями весь дозор. Мои воины, ваши воины мой хан Аурик, были как поверхность спокойного озера в тихую погоду. А им, видимо, так понравилась наша безропотность, что так и стали изощряться в остроумии. Всё бы ничего, да вот один из них резво подскакал и говоря:"Эй, жалкий командир трусливых тарбаганов! Твоё место среди моих пастухов." сплюнул мне в лицо. Я не шевельнулся. Я стал вытирать лицо. Но тут не выдержал один из моих, один из ваших воинов, мой хан Аурик. С ходу рубанул, что голова наглеца так и слетела ветром. И завязалось. Я тут же дал приказ остановиться. Их командир не последовал моему примеру. Если бы этому событию дали развернуться своим ходом, то ни один из этих наглецов не ушёл бы живым. Великие степи далеко от внешних врагов. Здесь одно спокойствие, вот потому они и разленились. Да и хан Тугдэй разленился умом своим. И когда мои воины, ваши воины, мой хан Аурик, готовы были всех до одного оставить в высоких травах родных степей в голову их командира посетил, наконец, разум. Моя сабля тогда не пришла в действие, мой хан.

- Какие потери с их стороны? - спросил Джэндэ.

- Когда мы стали расходиться, я оглянулся. Они были далеко, но всё же я насчитал пятнадцать плащей. Я, как можно, старался избежать этого мой хан. Вечное небо - свидетель этому, мой хан. - отвечал Оурчи, в голосе которого так слышались нотки сожаления.

- Ты не нарушил мой приказ. Ты поступал ради своего хана, ради своего народа. За это я награжу тебя. - как можно старался успокоить своего верного, отважного воина хан Аурик.

Все в душах своих согласились с таким решением хана. Оурчи выполнял приказ.

Наступила гнетущая тишина. Тревожные думы так и застилали душный воздух юрты. Было чувство того, что не в великих степях своих предков находились они, а рядом с Кадмией, которая спешно собирала ряды союзников. Было от чего задуматься. И тогда встал хан Аурик. Он развернул послание, но не стал читать, решив объяснить на словах саму суть:

- Хан Тугдэй предлагает мне должность командира тумена. Во избежание столкновения я вынужден буду согласиться с этим предложением, а, может, и приказом.

Одновременный крик многих голосов разразил гнетущую тишину:

- Наш хан - хан Аурик. Мы не знаем другого хана. Если надо, разнесём всех, а голову этого Тугдэя насадим на копьё.

Крики и оскорбления могли бы продолжаться бесконечно, но хан Аурик вовремя поднял руку и воцарилась тишина. Он взял слово:

- Не поймёт нангольский мир меня, если я пролью кровь на священной земле своих предков. Я понимаю вас. Можно пойти на соглашение, и это соглашение будет в том, что я со своим народом буду кочевать на окраинах великих степей. И я буду вассалом хана Тугдэя. Будем готовить посольство.

Закончился совет. Все разошлись по своим местам.

Хан Аурик оседлав коня поскакал в степь. С собой не взял охрану, хотя Джэнде требовал этого.

- Мой дорогой старший друг, мой верный воин. Как-то не к лицу мне в степях моих предков разгуливать с охраной. - таковым и был ответ хана, с которым Джэнде и пришлось согласиться.

В великие степи вновь пожаловал в гости палящий зной. Будто и сама природа решила напомнить им о том, о чём уже напомнили им их же единокровцы. Застоялый от такой жары воздух степей так и завибрировал волнами, что дальние травы и полевые цветы будто пришли в движение.

В думах его так и стояло это кровавое событие вечера накануне. Такого плохого начала никто не ожидал. Не ждали они такого уж тёплого приёма, но ведь знали все, пропускавшие их, что ведёт он свой народ в земли предков для спокойной жизни. Осуждали его? Больше, чем вероятно. Но должны понимать, должны знать; что другие воды несут течения рек; что другие травы поросли в долинах чужих земель; что не всё так вечно под вечным синим небом. Лишь старые деревья помнят славные, выдающиеся времена великого завоевателя, потому как молоды были они тогда. Вот такое колесо колесницы времени.

В волнах палящего зноя образовались другие волны, образующие медленно подобие круга. Может, было бы естественным лишь одно такое обозначение в пустоте застылого воздуха, но не ограничивалось оно вот такой игрой распалённого зноя, ибо внутри его выразилось то, что и привело его в такое состояние изумления. Там был человек.

26

Такое неожиданное проявление заставило его помимо воли его сойти с коня и встать напротив вот такого нежданного пришельца. Да откуда взялся он? Явно не нангол. Ни в одной стране, даже в Кранции, где только и любят изысканно одеваться, не видел он такой одежды, что носил этот странный человек, каковых он тоже не встречал по свету. Одно наваждение, да и только. Но спустя какой-то миг это наваждение заговорило, при том заговорило на языке нанголов:

- Я есть, и меня нет. Я пришёл к тебе, я пришёл в твой мозг. Вот что может сотворить палящий зной. Этому есть объяснение, и нет объяснения. Что скажешь хан Аурик?

- Могу сказать - раскалённые лучи знойного светила помутили мой разум. Я слышал от купцов - бывает такой мираж посреди пустыни.

- Я мираж и не мираж. Скажи мне, что в ладони моей?

На ладони незнакомца покоилась небольшая, скорее малая, слишком малая коробка, хранящая неизвестно что.

- Шкатулка малого размера. А что находится там - неведомо мне. - говорил хан Аурик с этим страным человеком, преисполненным полной дьявольской тайны как с равным.

- Будет это ведомо твоим потомкам. Но тебе изволю показать сию волшебную возможность этой шкатулки.

Заструился тихо свет из этой шкатулки, принимая все радужные и не радужные цвета из которых складывалось изображение и при том в движении сопровождаемое звуком.

Рыцарь, приближающийся к почётным годам, против рыцаря юных лет. Мерный цокот тяжёлых копыт, медленный, но неумолимый натиск тяжеловесных коней на таран. Неотвратимое столкновение. Таран. Копьё молодого рыцаря ломается недалеко от трезубца, и огромная щепа, отколовшаяся, вонзается в глазницу и дальше в самый глаз, вглубь, нанося мучительную, смертельную рану. Рыцарь почётных лет падает спиной наземь, чтобы никогда не встать. Мигом образовалась вокруг него толпа суетная, ибо рыцарь этот и вовсе не рыцарь, а сам король Кранции, потомок нынешнего короля Дуи Второго.

Это было его видение, про которое он никому не говорил. Но эта шкатулка показала ясно в этом застылом воздухе распалённого зноя его видение, что пришло к нему тогда неожиданно во время рыцарского турнира в далёкой Кранции. Кто этот человек?

- Пожилой король Кранции - сын Алинии? - спросил он всё же то, что потревожило его сердце более всего.

- Время даст тебе это сведение. Всему время. Могу сказать одно - он будет королём Кранции. Имя его - Айнрих.

Шкатулка в следующий миг преобразовывала цвета в другую перспективу картины, в другой сюжет событий. Рыцарский турнир исчезал, как дым на тихом ветру. Ещё миг и он увидел отчётливо землю, что пришла нежданным видением ещё тогда, в те годы счастливого детства, когда он ощущал всегда тепло рук матери, добрую назидательность отца. То были там деревья, которых он никогда не видел, то были там звери, на которых он никогда не охотился, то был там свободный полёт изумительных птиц. Зелёные поля широких долин блестели таким изумрудом от искристых лучей, что лили светом от синего, синего вечного неба. Это было похоже на рай, о котором и говорят на каждом углу в западных странах. Но там не было людей.

- Откуда ты знаешь это? - спросил Аурик, но в голосе и душе его и не было места для негодования, а лишь удивление.

- Это твоя мечта. Ты держишь её в глубинах своей души, но однажды ты сказал про неё той, что взяла твоё сердце в плен. Было так?

- Я сказал ей в королевском саду. - поделился он с незнакомцем той тайной их встречи.

Почему же он - хан делился с этим явным чужаком своим сокровенным из серца своего? Не мог он представить ответ, но знал как-то не разумом, но тем, что иногда подсказывало ему помимо сознания его, что перед ним незнакомец, перед которым все ханы, короли, герцоги и всевозможные властители ничто, вот такой мелкий камешек на пыльной дороге. Если надо - пнёт носком гутула и полетит прочь этот камешек, гонимый неведомой силой. У него свой непредначертанный путь, свободный от всяких забот и помыслов. Он гость - в этом свете полном греха. Он - посланник вечного синего неба. Это озарение, пришедшее не от разума, но от тех самых глубин души, в котором он и сам-то не мог как следует разобраться, явилось вот такой подсказкой тому, кем он представил этого всемогущественного незнакомца. Стрела мысли воткнулась рядом с истиной.

- У тебя более расширенный психический аппарат, потому тебе свойственно проявление вскрывать иногда незыблемый покров будущего. Вне воли твоего сознания разум твой проходит через такую пространственно-временную воронку. У тебя более развитая пассивная осознанность, под которым подразумевается понятие интуиции, тогда как у других так и пышет активная осознаность.

Незнакомец говорил слова, смысл которых пытался понять он, но натыкался на некую преграду.

- Ты наделён некоторым даром от Вечного Синего Неба.

Эти слова всесильного незнакомца были понятны ему, и потому он мог представить себе некоторые проявления так внезапно разрывающие его разум.

- Твой воин тебе сказал не всю правду.

- Ты имеешь в виду Оурчи, командира передового дозора. Я не удивляюсь твоим словам. Владелец такой шкатулки может знать не только утаённые помыслы хана, но и мысли простого воина. Велика твоя сила. Могу ли я быть свидетелем этой неправды.

Медленно, словно дым от потухающего аргала, воспарялся в стылый воздух распалённого зноя картина, поворачивая вспять необратимое течение могущественной царицы-времени.

Медленно сходились в просторах бескрайней степи два небольших отряда. Остановились. Нанголы стояли друг против друга. Радость, охватившая одну сторону, быстро сходила на нет, ибо у другой стороны было полное проявление неприятия. Он узнавал одну сторону, ибо это был его передовой дозор.

- Кто командир! - зычный голос, сплошь слепленный вязкой глиной пренебрежения, огласил тишину великой степи.

Вперёд выдвинулся Оурчи. Тогда в лицо ему была брошена свёрнутая бумага. О, вечное небо! Так не делают послание. Видит ли оттуда великий предок? Даже крепостям далёких чужеземных стран, обречённых на поражение, не делали их предки послание таким образом. Не те славные времена, другая эпоха снизошла на некогда великую империю.

- Трусливые людишки со своим трусливым ханом пожаловали к нам. Какой он хан! Будет писарем у великого хана Тугдэя. Это самое лучшее, чего достоин трус, которого вы соизволили называть ханом.

Выдвинувшийся вперёд воин продолжал измываться над его передовым дозором, над его воинами. А они, с такими виноватыми лицами чувствовали себя будто непрошенными гостями. И это на земле предков!

С той стороны резво рванул конь степей и всадник оказался перед самым командиром его передового дозора.

- Эй, жалкий командир трусливых тарбаганов! Твоё место среди моих пастухов.

Это был простой воин, даже не командир отряда. Но дальше произошло то, отчего кулаки хана Аурика сжались, что и слышен был хруст. Всё же мельком взглянул он всемогущественного незнакомца, в его глаза. Он полностью разделял его возмущение. О, вечное синее небо! Этот незнакомец был полностью человеком первой категории, которых выделял великий предок как обладателей истинного благородства и всех доблестей присущих ему. Они одной крови!

Воин этот сплюнул в лицо командиру его передового отряда. Передёрнулось лицо командира, но всё же он не покинул опрометчиво берега спокойствия, и видел хан Аурик в этой движущейся картине, каких усилий стоило это ему, беспрекословно выполняющему его приказ.

- Назад! Назад! Это мой приказ! - истошный крик и повеление приказа должны были остудить праведный гнев воинов передовго дозора.

Ход зловещей ситуации мог проистекать проторенным путём приказа, но имело место здесь неожиданный поворот исторической судьбы. Неожиданно нангольский конь одного из воинов передового отряда рванул вперёд в ослушание приказа и всадник с ходу рубанул, что голова презренного наглеца так и слетела ветром. И это было началом кровавой завязке. Вихрем взлетели с той стороны две стрелы, поранив двих воинов передовго дозора. Но одновременно с этим полётом стрел было другое проявление, что показала ясно эта картина из шкатулки. Вот в нём была та суть неправды, о котором говорил могущественный незнакомец, и котором смолчал командир его пердовго дозора.

- Хан Аурик, трудно назвать это ложью. Я был по отношению к твоему воину немного несправдедлив. Это скорее сокрытие правды. Но ведь ты не спрашивал его подробно о своих потерях.

Говорил эти слова незнакомец, тогда как во время этого мига картина непостижимым образом застыла. Искореженные от гнева лица, беснующиеся нангольские кони, полёт стрел были неподвижны как на полотнах талантливых художников, которых ему довелось осматривать с восхищением в великолепных залах Дувра. Но то было в Кранции, тогда как здесь, в великих степях, разыгрывалась поистине драма что ни на есть трагического характера. Последовал короткий взмах руки незнакомца и вновь ожила волшебная картина.

Стрелы продолжали свой полёт, когда рука командира выхватила молнией саблю и кольнула насквозь воина, ослушавшегося его приказа. Да не сделал бы он этого никогда, ибо воин, устремлённый неистовым помыслом своим, зарубил наглеца той стороны за честь своего командира. О, сердце! Но приказ есть приказ.

Две стрелы, поранив двоих воинов передового дозора, породили кровавое побоище. Бешеные по стремительности воины командира Оурчи так и ворвались в ряды воинов той стороны. Они, живя на самой западной окраине былой великой империи, где все соседи и были врагами, показывали в этой рубке филигранное мастерство кровавой сечи, которому учили своих воинов отчаянно храбрый дед хана Аурика, мудрый отец хана Аурика, и которому учился и сам благородный юноша, ставший ныне их ханом. Чаша весов под тяжеленными гирями так и склонилась безупречно в одну сторону. И лежать бы всей той стороне в высоких травах великих степей, если бы всё же не настойчивость Оурчи, командира передового отряда, который и остановил это побоище в одном направлении.

Отходили два отряда в разные стороны, породив начало большой междоусобной войны. Пятнадцать плащей несли воины хана Тугдэя. Три плаща, среди которых покоился единственный убитый своим же командиром за ослушание приказа. Не было в правильном поступке чего-либо страшного, но была одна заноза в этом кровавом происшествии и заключалась она в том, что командир передовго дозора утаил сию деталь, что не являлась такой уж главной. Убивавший много раз, Оурчи убил в этот злосчастный день свего воина, своего нангола. Хану должны докладывать всё. В этом и состояла вина его, которого он представил к награде. Воины Оурчи не будут раскрывать сей сложившийся факт, ибо доносительство на своего командира будет равносильно смертной казни. Он закроет на это глаза. Никто не видел этого сражения. Пусть будет так.

- Ты ошибаешься. - подал голос тихого, но уверенного тона этот могущественный незнакомец в странной одежде, так и читающий чужие, если надо и сокровенные мысли.

В чём его ошибка? В том, что он хочет всё оставить на своём месте. Но если наказать Оурчи, то самое большее, чего заслуживает он, так это публичное побитие плетьми. Нет, не будет он наказывать своего верного воина, который несмотря на унижения, за которые и следовало обнажить саблю, да зарубить всех подряд, продолжал выполнять приказ. И не его вина, и не вина его воинов передовго отряда в том, что теперь оказались они в таком положении, когда и запахло в воздухе кровавым дымом междусобной войны. И это в родных степях! О, великий предок!

- Ты волен наказывать или не наказывать. Ты - хан! Но воины твои, командиры твои, твоя чёрная гвардия должны знать об этом сражении всё из уст твоих. А как дальше поступишь - дело твоё. - не говорил, а требовал этот обладатель невероятной силы, спустившийся с вечного синего неба.

- Я понимаю - кроется в этом какая-то цель. - терялся в своих догадках хан Аурик.

- Прав в одном твой родственник хан Тугдэй. В великой степи нет места двоим ханам, пусть даже они прямые потомки великого предка. Ты, в силу своего характера и устремлённости разума и духа, можешь и предотвратить на время междоусобную войну. Но слухи в нангольском мире о том, что ты увёл свой народ от войны, а значит и от борьбы идут тебе не на пользу. Начнутся волнения в умах и душах твоих людей. Ты - единственный из всех ханов стремишься к миру и спокойствию для своего народа. Скорее вижу я здесь игру крови твоей матери. Да и отец твой отличался умеренным характером, не то что твой буйный дед. Но и дед твой по материнской крови учёный-философ Гидро далеко не воин. Власть генетики.

- А что это такое? Что за власть. - спрашивал хан Аурик, никогда не слышавший слова на подобие генетики.

- Многое воспитуемо, но не всё. Но тебя не так воспитывали, не так. У тебя хорошее просвещение, но разум твой, как и дух твой превзошли ступень своего времени, и этим ты встал над эпохой. Я здесь, чтобы помочь тебе.

- Что я должен сделать?

- Ты должен убедить и повести свой народ до единого человека туда, куда велит твоё сердце. Ты знаешь. А для этого ты должен продемонстрировать силу своего ясновидения. Вот это знание всего сражения твоего передового дозора и будет свидетельством встречи с необыкновенностью сродни с волшебством. Ты это и видишь, и слышишь сейчас. Твой разум вне твоей воли способен совершить скачок в пространственно-временной воронке. Не каждому это дано, не каждому.

Было отчего призадуматься хану Аурику, ибо этот могущественный человек, да посеял зёрна той истины, к которым он и стремился.

- Хан Аурик, я покажу тебе то, что за пределами твоего разума, что запредельно разуму всех просвещённых людей этой эпохи, включая и твоего деда Гидро.

Шкатулка эта волшебством своим вновь преображала стылый воздух распалённого зноя в великой степи в такую изумительную картину, заставляя в который раз предаваться его очарованию, граничащую с удивлением.

Красный песок шуршал едва звучно под ногами путников, одетых в ещё более странную одежду, чем этот человек могущества и вершины знаний. Голова каждого из них напоминала стеклянную колбу, которую он видел в руках учёного мирабского происхождения. Когда приблизились они, то в полном изумлении увидел он, что это всего лишь головные уборы из стекла, укрывавшие сплошь и лицо, но вот такой круглой формы. Молодые и не молодые шли они к ещё более странному сооружению. Такого не встречал он в странах западнее великих степей. Знал он, что нет такого и в странах к востоку от великих степей. Дворец ли это, сооружённый искуснейшими мастерами? Невиданный материал был подтверждением этому созиданию, сотворённому самой силой волшебства. Путники направились к нему, к своему чудесному дому, единственному рукотворному созданию в этом странном, но постылом мире. Над головами их не сияло вечное синее небо, уступив место бледным оттенкам красного, опять же красного, цвета, что и пески, слабо шуршащие под ногами. Какое бедное небо! Что за мир? Но ещё большее удивление вызвало то, что по мере вхождения этих людей, а он в этом не сомневался (не были они какими-то духами, какими-то порождениями дьявола), дворец этот малого размера содрогнулся чуть, а затем и вовсе взлетел подобно вольной птице. Взлетел и исчез в просторах красного неба.

- Что скажешь на это, хан Аурик? - спросил незнакомец, когда рассеялись чары, так и забродившие перед его изумлённым взором.

- Я видел сказку. - ответил тихо он, всё ещё находясь в плену увиденного.

- Знай, это лишь одна сторона. Но это свидетельство могущества. Иди и веди свой народ к цели, что сидит невольной птицей внутри твоего сердца. Отпусти и пусть взлетит она!

Всё также застыл воздух невыносимого зноя. Попряталась в норы вся бегущая живность степи. Кузнечики от лени в такую жару едва прыгали, укрывшись в тени высоких трав. Всё также сияла над головой синева вечного неба. И волны от непомерного жара продолжали своё движение снизу вверх и обратно. Но куда исчез этот человек сверхмогущества и несоизмеримой мудрости?

27

Дробь копыт нангольских коней разорвал напрочь тишину пышущего зноя. Раздавалось это гулким звуком за его спиной и стихло так же, как и пришло нежданно, уступая безветренному жару, источающемуся беспощадно от разбушевавшегося светила по всей этой пёстрой степи.

Хан Аурик обернулся медленно. Чёрная гвардия в тысячу всадников стояла наизготовку - скажи приказ и выполнят без промедления с упорством и быстротой молнии.

Выдвинулся вперёд Джэнде и подал знак рукой. Стоило одного мановения и гвардия преобразовалась в стройные ряды. Его гвардия!

- Мой хан, в великих степях тебе нужна охрана более всего. - говорил Джэнде с явной тревогой в голосе, в котором так и проскальзывала забота, подходящая скорее любящему отцу, нежели суровому, отважному командиру чёрной гвардии.

- Вы можете охранить меня от любого врага, но от воли вечного синего неба никто. - говоря такие слова, да устремил невольно хан свой взгляд в неведомые просторы, куда и вольным птицам не достать, в надежде хоть узреть невидимый след могущественного гостя.

- Мой хан, я поставил охрану у твоей юрты. День и ночь. Не думал я, что в степях наших предков понадобится такая предосторожность.

- Хорошо. Будь по твоему. Но огласи мой приказ - собраться всем командирам от десятника до тысячника.

- Будет исполнено, мой хан.

В степи расположились, восседая чинно на сочных травах степи, все командииры от десятника до тясячника. Два командира тумена Баур и Аяр восседали по левую руку хана, тогда как по правую руку восседал Джэнде, повинующийся лишь одному хану. Перед этим строгим взглядом командиров встал в ряд передовой дозор во главе с его командиром Оурчи. Неспроста всё это. Обещал наградить хан Оурчи и, видимо, пожелал наградить в такой торжественной обстановке.

Встал в могучий рост молодой хан Аурик и вышел перед строгим взором командиров, да так, что сама строгость снизошла на нет, вышел перед передовым дозором, да так, что те ещё крепче подтянули строй.

- Коня, мирабского скакуна! - зычный голос так и разорвал в клочья тишину торжественного момента.

Это был тот самый молодой мирабский скакун, поджарый, весь лоснящийся от лоска природной стати. Ноги его так и подпрыгивали в некоем танце, в таком ожидании торжественного парада. И вот это само требование молодого хана ввергло командиров в состояние лёгкого удивления. При чём тут мирабский скакун? Что бы значило это?

Лихо, лёгким ветром вскочил он в седло, да так, что мирабский скакун так и заплясал под ним, выказывая всю свою природную грацию да прыть. Две стати, соединённые в одно, вызывали трепет неизменный да искренний восторг. Пышущая молодость коня и всадника производили впечатление. Да и воинская доблесть служила венцом незаурядной ситуации. О, вечное синее небо! Торжественный момент был важен по всем причинам. Они видели своего хана и только своего хана. Какой там хан Тугдэй! Хан Аурик! И они пойдут за ним, если надо, хоть в само логово дьявола! Тотчас вспомнила чёрная гвардия тот рыцарский турнир в далёкой Кранции, в котором их хан одержал победу блестяще, с первого захода. Знали об этом все командиры, ибо весть о том турнире пронеслась таки ветром посреди всего народа хана Аурика. Но что скажет их властитель?

- Я имел честь разговаривать с самим посланником вечного синего неба. Он открыл мне глаза на многое, что скрыто за завесой будущего и прошлого. Но начну от прошлого. - и взглянул при этом хан Аурик строго на передовой дозор, особенно на его командира, верного воина Оурчи. - Не вся правда была сказана мне. Единственный наш воин, павший в том сражении, пал не от руки воинов хана Тугдэя, он пал от руки своего командира.

Удивление и тихий шёпот прокатились по рядам восседавших командиров, ибо подтверждение было получено из самих уст командира передового дозора. Хану Аурику доступно то, чего не дано простому смертному. Поистине вечное синее небо дало ему отличительный знак! Вот - она исконная высота прямого потомка великого завоевателя! Но не впору было удивляться самому Оурчи. Мрачные тучи самой перспективы наказания сгустились над ним. Ввергнув всех в такое состояние, хан Аурик продолжил:

- Посланник вечного синего неба ясно показал мне всё сражение, в котором мои воины проявили не только обязательную отвагу, но и показали умение, само мастерство владения боевой ситуацией. В этом честь и хвала моим воинам. Они бились за своего хана! Что же касаемо Оурчи, то он действовал по велению приказа, моего приказа. Потому и был вынужден зарубить своего воина, не только нарушившего приказ, но и ослушавшегося своего командира. За нарушение приказа, за ослушание - смертная казнь! Вы все занете это! Что же касаемо павшего воина, то я велю всё же воздать ему положенные почести, ибо он по велению своего сердца вступился за честь своего командира, которому плюнули в лицо, но и от которого понёс наказание. Останься жив, понёс бы он то же наказание от нас всех в виде той же смертной казни. Поступком своим он обрёк себя на это, но вознёсся должным образом храброго, но всё безрассудного воина в просторы вечного синего неба. Пусть найдёт он там покой и хотя бы радость от того, что его не проклинает его хан Аурик, ибо довели его до такой трагедии своими постыдными поступками эти подлые шакалы в лице воинов моего родственника хана Тугдэя. Я их проклинаю при жизни, не желая им смерти. Хотя, они уже обрекли на будущую смерть многих достойных людей, отважных воинов, нанголов хана Тугдэя, нанголов хана Аурика.

Двойственность помыслов взыграла в душах да и в рассудках всех командиров. Всё правильно поступил Оурчи, кроме одного - не сказал всей правды хану Аурику. Неотвратимое наказание нависло над ним.

- В наказание я разжалую тебя в простые воины. Встанешь в ряды тысячника Гардая. Он сам тебя определит куда надо.

Вышел вперёд Оурчи, снял с себя плащ командира передового дозора, свернул аккуратно и бережно положил его на зелёные травы великой степи. А затем направился, едва сгорбившись, в сторону тысячника Гардая.

- Стой! - повелительный голос хана заставил остановиться отважного, верного Оурчи в некотором замешательстве, как бы выжидавшего дальнейший ход своей судьбы, столь зависимой от воли командира, но тем более от воли самого хана, ибо он воин до мозга костей.

- Ты всё делал правильно и послужил верно своему хану в сам момент испытания души, которую подвергли подлые воины моего родственника. Не дождутся эти презренные, чтобы я взял, да наказал такого доблестного воина, своего воина плетьми. Я всегда сдерживаю своё обещание. Ты достоин награды, что и обещал я. Моя сабля отныне - твоя сабля. Сражайся с ней и вернись с ней в строй командиров. - при этом хан снял с пояса ножны.

Так и заблестела под знойным светом рукоять ханской сабли из прочнейшей аргамасской стали. Драгоценные камни самых высокородных достоинств, сплошь инкрустированные в неё, так и произвели неизгладимое впечатление, что и невозможно предоставить душу покою полуденной жары, так и допекавшей всех до единого. И вознёсся гул удивления, сдобренный восхищением, да одобрением. Достойная награда для воина! Но увидели командиры и иной мудрый умысел хана в том, что поставил он Оурчи под начало старого, но мудрого тысячника Гардая. Уж он-то распорядится как следует опытом бывшего командира передового дозора. Сомнения нет. И правы были в этом командиры, ибо хан Аурик в тайне благородным сердцем и острым разумом намеревался впредь при первом же случае, но даже и при некотором истечении времени, независимо от всяких обстоятельств, да вернуть этого воина в строй командиров. Такими не разбрасываются.

- После этого сражения, что навязали передовому дозору эти презренные шакалы, которых я не могу назвать наголами, понятно всем как ясный день и звёздная ночь - не место в великих степях двоим ханам, пусть даже и родственникам, пусть даже прямым потомкам великого предка. Во избежание междоусобной войны я готов стать одним из командиров хана Тугдэя - понадобится, на то его воля, и писарем в его ставке, как сказал этот презренный шакал.

Обнажились в гневе лица восседавших командиров, выражая самым непримиримым образом своё несогласие с будущей перспективой не только своего хана, но и самих себя. Если их хан пойдёт в командиры (про писаря даже и думать не повелевается разум) над этими бездарными воинами хана Тугдэя, лишь умеющих плеваться да и только, то что будет с ними? Гул совсем иного выражения, что был недавно, прокатился над ними и унёсся далеко в степные просторы. Не бывать такому никогда! Они воины своего хана!

- Посланник вечного синего неба приоткрыл мне и завесу будущего. Я видел землю, прекрасную, сокрытую посреди бескрайних вод великого океана; где обширные пастбища с высокими сочными травами; где невиданные звери, что есть место облавным охотам; где невиданные птицы, что есть место метким стрелам. Но вершина прекрасного этой земли в том, что там нет людей. Наши отцы и деды, да и мы сами навоевались во враждебных западных просторах. Я не хочу больше терять ни единого воина, ни единого человека моего народа. Я приведу вас в мир без войн. Вам, порой скучающим без войны, будет много работы в том, что придётся вам обучать и обучать сыновей и внуков наших искусству, высшему искусству военного дела, ибо мир, который мы приобретём, следует надёжно защищать. Так спрашиваю я - кто пойдёт за мной в просторы неизведанной земли?

Неистовым ветром, что сродни и урагану, ворвалось его величество - вдохновение в эти глубины светлых душ, в эту суть отважных сердец да и вознеслось потоком мощным до самых высот разума, что встали в едином порыве и едино провозгласили зычно, что и птицы вспугнулись, впорхнув да возлетев над головами неведомых им людей.

- Наш хан Аурик! - разносился единый хор командиров над всем расположением, побудив в такой же единый порыв и воинов, и стариков, и женщин, и детей. - Мы за тобой хоть на край всего света! Веди нас в эту землю!

Через три дня вернулось посольство с весьма не обнадёживающим посланием, в котором так и исторгался гнев хана Тугдэя.

Через два дня примчался, запыхавшись передовой дозор. На подходе войска хана Тугдэя.

28

Исчезло напрочь сияние вечного синего неба. Чёрные тучи спешили заслонить саму печаль, такую безысходную тоску по вершинам благородства, что испытывало оно, глядя на вот этих беспокойных сыновей своих. Где всё это?

Нанголы против нанголов! И этим сказано всё.

Войско хана Аурика выстраивалось в три квадрата, один из которых по размеру был совсем небольшим (два тумена и чёрная гвардия), цель и задачи каждого из которых разнились в силу заранне поставленной тактики. Но не надо было обладать глубоким знанием арифметики, чтобы не узреть даже мгновенным охватом зорких глаз, чтобы не убедиться в том, как многочисленно войско хана Тугдэя, превосходящее числом в разы войска своего троюродного брата хана Аурика.

Шесть туменов хана Тугдэя против двоих хана Аурика. Немного особняком в этом длинном строе держались и ещё два тумена другого троюродного брата хана Лудуя, государство которого расположилось к востоку от великих степей. Итого восемь туменов против двоих. Несоразмерность впечатляла. А ведь сколько ещё не вышли в поход. Сама вот такая необозримость войска в восемь туменов воодушевляла воинов хана Тугдэя, воинов хана Лудуя. Ох-хо! Каков же низкий полёт! Разве забыты славные времена великого предка, когда лишь два его тумена под командованием гениальных полководцев Гаджэбе и Зунбэдей-батора в течение двух лет опрокидывали целые народы, целые государства, невзирая на численность войск, при этом не неся никаких потерь.

Знал каждый воин хана Аурика, что их ждали в великих степях. Не могли вот так за короткий срок примчаться в великие степи два тумена хана Лудуя. Всё это говорило о громадном эго хана Тугдэя, не желающего терпеть в великой степи двоих ханов.

Холёные мирабские скакуны ханов Тугдэя и хана Лугдэя как бы примеривались друг к другу, оценивая достоинство и высокую стать, тогда как их властители, находясь рядом, примеривали войска хана Аурика на предмет его сопротивления.

- Ты видел хана Аурика? - спрашивал хан Лудуй у хана Тугдэя.

- Видеть не доводилось, но слышал. У него мать из далёкой Кранции - узнать его можно сразу. Он этим кровосмешением выделяется из своих воинов, из своего народа. А вот и он.

- Но что он делает? Зачем прилёг на травы великой степи? Он что, никак собрался поспать перед битвой?

Вдали, где расположились в три квадрата всё войско хана Аурика, выходил вперёд статный воин и прямо у всех на виду ложился на травы степи.

- Пора в атаку, мой брат! - нетерпение хана Тугдэя готово было вылиться через край низкой чаши.

- Негодно будет брат мой, нападать на спящего. Пусть проспится. Он ведь тоже наш брат. Но вот почему он лёг на траву великой степи? Похоже на истину - он на самом деле спит.

Что там удивление, настоящее изумление охватило войско хана Аурика. Их главнокомандующий выходил просто так и ложился спать. Вот один из гвардейцев положил ему под голову седло. Будто на облавную охоту собрался. Вот так да! А ещё молодой. Что будет с ним в зрелые годы? Теперь-то уж никто не сомневался, что их молодой хан доживёт до почётных степенных лет, а не закончит свои дни в эти мгновения, в тени мрачных туч, заслонивших собой вечное синее небо, что хмурилось в явном неудовольствии да раздражении. Но мрачность туч отошла на второй план, когда вот так безмятежно да и храпел их хан под взором своего войска перед самой битвой. Удивлению подвергались и сами бывалые воины, такие как командиры туменов Баур и Аяр, командир чёрной гвардии Джэнде.

Да с таким ханом они опрокинут любого врага! Число не главное! И повеселели души воинов хана Аурика. Но не знали они, не могли знать, что такое же восхищение их ханом неслышной струёй чистой воды просачивается и в души воинов той стороны, что изготовились против них на само жестокое сражение. Тихая вода и камень подточит.

Сияние вечного синего неба не затмевало взор, что лило свет свой на поле рыцарского турнира. Он спешился с мирабского скакуна и брал в руки, не на копьё венок из свежих ярких цветов и шёл через поле к той, что ждала там, на окраине этого огромного поля. Он видел ясно её облик, её чистый лик. Но печаль возделась над ним, и всё же в этой вуали была прекрасна она. Принцесса Алиния! Ещё шаги и будут вместе они и преподнесёт он ей венок, как королеве турнира. "Хан Аурик! Это было, было! Не это главное, не это!" - возглас принцессы Алинии как бы желает повернуть его в другое русло бытия. Но внезапно крик её заглушается другим звуком, таким проявлением истинной мерзости. То это карканье вороньей стаи. Она пролетает между ними, заслоняя яркий свет, в котором нежный лик принцессы Алинии, самой чернотой бесчисленных крыльев. Мрак застилает всё, изгнав сам свет. Воронья стая!

Хан Аурик проснулся. Он знал, что спит недолго. Он был настроен на короткое засыпание перед взором войск. Но этого хватило на такой сон. Алиния! Он видел там Алинию. Что она кричала? "Не это главное, не это!" Что главное? Что подскажет ему этот сон? Он не просил, а приказывал, когда направился спать на травах степи. Джэндэ, Баур и Аяр были в полном замешательстве и удвилении. Такое никогда не водилось за их ханом.

- Перед нами не войско коварных правителей Кадмии. Мы будем проливать кровь нанголов! За что такое горе мне? Видит вечное синее небо - я не виновен. Мне нужна его подсказка. - такой довод оказался как нельзя кстати, заставив поверить, не усомниться его намеченному предприятию.

Принцесса Алиния! Но не время думать о ней. "Не это главное, не это." А что главное? Так оно и есть. Воронья стая! И даже в тени мрачных туч эти птицы дьявола предвкушали настоящий пир, что готовили им хан Тугдэй, хан Лудуй, хан Аурик. Воронья стая! Он знает. Это подсказка вечного синего неба.

- Лук и стрелы! Нангольского коня! На нём мой великий предок объехал полмира! - приказывал хан Аурик необыкновенно зычным голосом, что и кони не то что повздрагивали, чуть не попадали, ибо обладать таким звуком учили его хорошие учителя, деньги на которых не жалели его отец и мать.

Слышали его приказ не только два его тумена да чёрная гвардия, слышали его и на той противоположной стороне. Да обратила невольно та сторона внимание своё на коней хана Тугдэя, хана Лудуя, готовых лишь для пышного парада да и только.

Шагом, неспешно, не подгоняя ничем, поехал хан Аурик один, без кого-либо, на невзрачном с виду, низкорослом нангольском коне, не имющем равных по выносливости, навстречу войскам хана Тугдэя, хана Лудуя.

- Что он делает? - удивлённо спросил хан Лудуй у хана Тугдэя.

Тот лишь пожимал плечами. Что сказать на это? Такого не было никогда, чтобы сам хан, да напросился в послы. Сразить бы его меткой стрелой и все дела. Но история не простит, как не простит нангольский мир. А так он пришёл со своим войском наказать наглеца, воины которого да посмели отправить на небеса его воинов. А так он пришёл наказать труса, что бегает со своим народом по белу свету, убегая от войны, от борьбы за нангольскую сферу влияния. И он накажет, торжественно накажет.

- Ух как раскаркались проклятые вороны. Чуют - будет сегодня много мяса, нангольского мяса. Эх, идём брат на брата. Нехорошо как-то, нехорошо. - как бы говорил сам собой хан Лудуй, но уши хана Тугдэя (не по душе стал ему такой боевой дух союзника) как и уши командиров, восседавших на нагольских конях (какое там щегольство) немного подаль взяли да и уловили эти вздыхаемые звуки.

Взоры окружения обоих ханов взяли да обратили внимание после этих слов на стаю ворон, что закружилась над головами войск. Совсем уж нагло обозначали эти вороны свой вольный полёт, совсем не считаясь с волеизъявлением этих надменных созданий, что собирались ринуться и окунуться весь головой в жестокое сражение, будто выбирая по себе какого-либо воина той и другой стороны. Что ж они сами себя обрекли на этот роскошный пир для них. Дрожь невольно так и прокатилась по телу. Непрошенной гостьей засверлила мысль, что и отогнать непросто: "Зачем всё это, зачем?" Где же праведный гнев?

А вороны тем временем распоясались вовсю, оглашая своим карканьем окружающие просторы. Такого не было давно в великой степи. Когда-то предки вот этих воинов да давали повод для пиршества, пока не объединил их великий предок. Неужели возвращаются те времена, что и воронам да грифам найдётся занятие по душе, а то всё достаётся искателям из совсем далёких небес. Но суждено было этому необыкновенному обстоятельству взять да изменить круто ход ситуации. Что могло послужить этому? Неожиданно для всех нангольский конь хана Аурика так и закрутился на месте подобно юркому волчку. Это было лишь предзнаменованием для последующего события, что было сродни какому-то феерическому, но сказочному мигу. Представление начиналось.

Стрелы устремились свистом в неистовый полёт, обречённые твёрдой рукой и зорким взором на точное попадание. Каркающие твари дьявола так и подпадали под смертельные касания, что разом и разом исходили от этого всадника. Они, узрев вот такой неожиданный поворот в их судьбе, да взлетали вверх, под самое мрачное пространство мрачных туч, дабы уподобиться малым, едва приметным чёрным точкам на чёрном фоне, дабы уберечься от такой нежданной смертельной напасти, исходившей от странного всадника. Но не было спасения этим вожделенцам мёртвого мяса. Рука всадника так и мелькала проблеском молнии от тетивы к колчану и обратно. Но успевал при этом зоркий глаз, подобный соколиному, увидеть каждый путь стрелы. Ни единая стрела не упёрлась в мрак чёрных туч, неся и неся погибель всему каркающему отродью дьявола. Прилетевшие на пир, сами становились пиром для всей ползучей живности высоких трав. Кто мясо? И прекратилось всякое карканье, уступая тишине восторга. Какой воин способен на такое? Вот тебе и вершина аристократии?!

Дух восхищения так и завитал в стройных рядах войск хана Тугдэя и хана Лудуя. Перед ними выказывал истинное мастерство хан противника, но такого же нангольского происхождения. Ослабла крепость сжатия копья, ослабла хватка рукояти кривой сабли. До самих сердец, до светлого разума доходило то, что перед ними не враги чужих кровей, а их единокровцы, пришедшие с далёких западных земель в великие степи предков. Но место ли подобным думам в голове простого воина, сплошь связанного железной цепью приказа?

А что творилось в душах воинов хана Аурика? Вверх поднял правую руку Джэндэ, да так, что ладонь раскрыта, и повернулся лицом к чёрной гвардии. Неимоверный подъём боевого настроя так и наблюдался в их рядах. Никто не устоит!

То же самое проделывали командиры туменов Баур и Аяр перед строем своих воинов, поднимая сам крепкий дух бойцовского запала. Никто не устоит!

После такой демонстрации мастерства хан Аурик неспешно продвинулся чуть вперёд и остановился в ожидании.

- Он нас приглашает на разговор. - обратился хан Лудуй к хану Тугдэю. - Негоже отказываться нам от него. Он такой же прямой потомок великого предка как и мы.

Были сказаны эти слова громко, что слышало окружение. Преднамеренность была явная. И ничего не оставалось хану Тугдэю, как последовать за ханом Лудуем, опередившим его немного, мирабский конь которого так и вышагивал грациозно в сторону нангольскогоо коня хана Аурика. "Будто на параде шествует." - злобно подумал хан Тугдэй про такого союзника.

Хотя и не доводилось ему когда-нибудь да видеть обоих ханов, но определил он каждого сразу, потому как знал немного их внешние характеристики. Один из них, выглядевший более благодушно и мог являться ханом Лудуем, тогда как другой, напыщенный всё же злобой, что и не утаить, правил в великих степях.

- Хан Аурик желает что-либо сказать нам? - вполне благопристойно начинал разговор хан Лудуй, тогда как хан Тугдэй да делал вид, что ему не о чём разговаривать с ханом, оставившим своё владение неизвестно кому и пришедшим в его просторы.

- Я привёл свой народ с самой западной окраины некогда великой империи. Исконные нанголы не столь многочисленны чем окружающие их народы. И потому мне важен каждый воин, каждый ремесленник, каждый пастух, каждый мальчик, каждая девочка, и все старики, что продолжают питать добрым советом и мудростью мой народ. Я пришёл в великие степи наших предков не воевать, а найти успокоение моему народу. По благословению вечного синего неба готов я идти даже тысячником, а то и десятником в твоё войско мой троюродный брат хан Тугдэй. - говорил хан Аурик то и дело смотря попеременно им обоим в глаза, но при последних словах он так и не спустил свой взгляд с хана Тугдэя.

Хан Тугдэй подпал не только под острый взгляд хана Аурика, но и под этот хитрый, с прищуром глаз, так и затуманенный завесой некоей интриги взор хана Лудуя. Небось радуется сплавить ему вот такого хана, владеющего невероятной меткостью истинного мэргена. Многие ханы давно разучились как следует и держать то лук, погрязши в роскоши. Командовать подавай им. А этот, видать, показал ещё не всё, на что способен. Опасным будет он даже в одежде простого воина.

- Если уж мой родственник хан Тугдэй колебается принять меня в своё войско, о чём говорит его светлый благородный взгляд, то может другой мой троюродный брат всей душой, что отличает светлый свет, да примет своего скромного родственника на службу к себе. Я готов стать в ряды простых воинов и тем самым оберегать твои владения от посягательств любого врага, каким бы числом он не обладал. Ведь число не главное! С трёх лет, когда я оседлал нангольского коня, мне твердили об этом мои родители, мои учителя и всегда ставили мне в пример беспримерный рейд полководцев великого предка Гаджэбе и Зунбэдей-батора. Само вечное синее небо отметило их печатью военного гения, совершивших такой поход, не имеющего равного себе в истории всех времён и народов. - обращался он теперь и к хану Лудую, как бы заставляя того упрятать подальше в душу вот такое расположение к хитрости, да призадуматься о предстоящей перспективе.

Радости в этом не было никакой. Обладатель таких качеств опасен в любом одеянии. Да при том он хан, и судя по всему, как настроено войско его, этот совсем ещё юноша никогда не снизойдёт с высот даже до командира тысячника, даже до командующего войсками. Они одной и той же родственной крови, и этим всё сказано. Тем временем хан Аурик будто в задумчивости почесал затылок. Но неспроста так зачесался затылок в этот непростой, но всё чем-то торжетсвенный момент, ибо не каждый день случается вот такая трогательная встреча троюродных братьев, с рождения отмеченных властью хана. Загодя предупредил он Баура, Аяра иДжэндэ о таком условном знаке, поставив их в некторое замешательство сродни удивлению.

Спешившись с боевых нангольских коней все трое таким полётом волных птиц да взлетели в сёдла статных, чересчур статных, мирабских скакунов и выдвинулись немного вперёд, вызывая восхищённый трепет у воинов своих. Но не сами кони, а вот это необыкновенное действо, по единой слаженности своей так и вызвал сей восторг во всём войске. Не заметить такое, нельзя было. Удивление лёгкой вуалью накрыло обоих ханов. Да и их войска были также отмечены печать такого состояния. Но что за противник перед ними?

Имело всё это явное напоминание. Восседая на холёных мирабских скакунах хан Тугдэй и хан Лудуй могли рассматривать свысока на хана Аурика, оседлавшего низкорослого, но выносливого, неприхотливого нангольского коня, на котором и совершал свои затяжные переходы великий предок. И приходилось так, что не они в сей не предусмотренный миг, а вот этот юноша взирал на них с высоты. А ответ-то затянулся. Но хан Лудуй пришёл таки в себя и дал свой ответ на вот такое неожиданное по необыкновенности своей предложение хана Аурика:

- Народ, так верно идущий за своим ханом, не примет подданство другого хана. И не так посмотрит нангольский мир на само такое расположение бытия. И предстоящее сражение будет укором в глазах нашего мира. Не нам ли ханам не знать, что сотворили когда-то в виде отменно беспримерного рейда гениальные полководцы Гаджэбе и Зунбэдей-батор, которых по справедливости и достоинству ценил всегда наш великий предок. И потому я предвижу в этот день много нангольской крови, которая да прольётся напрасно. Но хотел бы я знать исконно точно истину, положившую начало междоусобной войне.

- Я слышу мудрые слова мудрого хана. - при этих словах хан Арик искренне склонил голову перед ханом Лудуем, что тот и не усомнился в этом, да и хан Тугдэй тоже.

Хан Аурик подробно излагал прошедший кровавый инцидент, не меняя ни одной детали от рассказа бывшего командира передового дозора Оурчи и от той животрепещущей картины, что так и выливалась из шкатулки могущественного посланника небес. По мере изложения менялись лица обоих ханов, особенно хана Лудуя.

- Пятнадцать плащей увезли воины моего троюродного брата хана Тугдэя, тогда как мои доставили три плаща, на которых возлежали двое раненых и один убитый за не исполнение приказа. Не воины хана Тугдэя приложили к этому руку, у которых и не хватило мастерства нанести урон моему передовому дозору. Я наградил их командира своей именной саблей, рукоять которой украшают исконные драгоценные камни, исполненные искусными мирабскими мастерами ювелирных дел. Мой воин Оурчи, выполнил до конца мой приказ и с точностью до единой звезды ночного неба изложил вот этот кровавый инцидент, в котором воины хана Тугдэя покрыли себя истинным позором. Они так и подвели моего троюродного брата, славного доблестного хана Тугдэя. - ох и слукавил нагло хан Аурик, но ведь такой искусной игре дипломатии так же учили его мудрые учителя, да и сам отец в их числе. - Пока же ваши государства в самой середине некогда великой империи наслаждались невиданной роскошью жизни да предоставленным миром, что обеспечивают вам окраинные государства, мои воины воевали. - тут уж не лукавил хан Аурик, а говорил истинную правду. - На далёкой западной окраине мы имели многих врагов, во множестве превосходящие нас числом, но не умением. Я ценю каждую жизнь каждого моего воина, каждого моего подданного и берегу. Потому и увёл свой народ с тех просторов, что никогда не станут родными для нанголов и привёл в великие степи предков. Но вижу я - не хотят привечать нас в колыбели нангольского мира и потому скажу вам одно - мы уйдём отсюда. Сделайте добро вашему троюродному брату, прямому потомку великого предка, и пропустите меня и мой народ на восток.

Коренным образом меняло это предложение сам ход разговора между родственными ханами. Но и без этого русло течения времени, так и затягивавшее их в кровавое сражение, начинало менять своё направление, что оказалось и не столь уж неизменным в своей предопределённости. Наконец-то искренность улыбок озарилась на лицах ханов, и потому суровость снизошла как бы сама собой.

- Но зачем тебе на восток? - любопытство всё же распирало хана Лудуя, не обходя и хана Тугдэя, уши которого так и готовы были выслушать само разъяснение необыкновенного решения.

- Посланник вечного синего неба указал мне этот путь на землю, что возлежит в просторах великого океана. Я туда поведу свой народ.

- Веди свой народ. Я не буду препятствовать тебе. Но скажу одно - не место двоим ханам в великой степи, ибо ты никогда не будешь командиром в моём войске. Твои искусные воины не потерпят этого. А что касаемо тех воинов моего войска, что учинили такую непристойность и не ответили должным гостеприимством степи, не последовали обычаям предков, то будут они наказаны плетьми, а того зачинщика приведу к смертной казни через отрубание головы. Он не заслуживает бескровной казни через ломание хребта. - так говорил хан Тугдэй, которого наконец-то посетила мысль благородства.

Бывало ли такое в истории сражений всех народов, и пусть даже междоусобных войн? Оба хана ставили задачу командирам, что те исполняли с радостью в сердце, придавая такой же дух подъёма воинам, стоявшим наизготовку. Повернулись разом ряды войск хана Тугдэя и хана Лудуя, и кони не вскачь направились по обе стороны степи, да так, что образовался широкий проход. Дождутся жёны мужей своих, дождутся дети отцов своих, дождутся старики детей своих. Не прольётся кровь нангольская в великой степи предков своих. Так и образовали воины обоих ханов строй по обе стороны для торжественных проводов странствующего народа, ищущего землю неведомую, что указано свыше, что указано ханом юных лет, чтобы да обрести счастье мира, радость покоя.

Повозки, запряженные волами, ведомые женщинами, стариками, детьми, проходили мимо строя воинов, что в молчании провожали их на восток через великие степи. Далее шествовали боевые нангольские кони и их властители, немало познавшие ярость сражений у границ западных просторов некогда великой империи. Замыкал же всю эту длинную процессию сам хан Аурик, опять же на нангольском коне, что мудростью да меткостью привёл миг предстоящего междоусобного побоища в этот момент парадного торжества благого рассудка. Единый строй по обе стороны так и провожал в немом молчании этот странствующий народ. Восток открывал ему следующий ход судьбы, с неведомым поворотом, такой непредсказуемостью молоха истории.

29

Остались позади великие степи предков. Девственные леса, что простирались в государстве хана Лудуя, сопровождали их тихим шелестом листьев берёз, осин, что попадались иногда вдоль быстрых речушек, молчанием острых игл елей, сосен, пихт, что росли во множестве своём на всём протяжении пути. Вели их по лесным дорогам провожатые воины, которых предоставил им хан Лудуй. Так что в широких долинах, что населяли подданные хана Лудуя, не так уж ведомо было о странном переходе странствующего народа. Не стоило будоражить население. Казалось, история будто в насмешку устроила такое представление на арене бытия, плывущего на невидимом корабле провидения по неумолимому течению реки-времени. Но ведь ошиблась она, ещё как ошиблась, если захотела провести параллель с тем великим переселением народов, что в страхе от хуннуд, огненным смерчем упавших на их головы с великих степей, взялись и скопом двинулись с родных насиженных краёв, дабы уберечься от ярости воинов неведомого Востока. Пройдёт тысячелетие и великие степи родят великого завоевателя, что принесёт истинное потрясение в это мир под вечным синим небом. Может и уходил странствующий народ подальше от войн, но была на то воля их совсем молодого хана, и потому он верно исполнял её, что превратилась в некую миссию, понятную далеко не всем в государствах, что пропускали его к мечте их не понятного хана.

Обширное государство хана Лудуя простиралось далеко на восток, упираясь в государство хана Дамбэ, младшего брата хана Лудуя, которое в свою очередь упиралось уже в сам великий океан. На юге же граничило государство хана Лудуя с длинными лидайскими стенами, дабы предназначенными в своё время для отражения множественных кочевых племён. Великий предок взял да и обогнул длинные стены, совершив беспримерный переход через саму безжизненную пустыню Харагоби, и коршуном вонзился на беззаботные плечи всегда надменных перед кочевниками лидайцев. То было в славные времена его правления, когда победы были верными спутницами в рождении великой империи. Сечас же за длинными стенами пролегало в обильном довольствии обширное государство хана Батугэ, старшего брата хана Лудуя и хана Дамбэ. Но вечно ли благоденствие в тревожном мире?

Все три брата были сыновьями Гурбилай-хана, пославшего некогда флот в тысячу кораблей со ста тысячами воинов на острова Иппон, которого и постигла жестокая участь кораблекрушений под свирепым натиском океанского шторма. Может, и прикоснулось к ним кое-какое понимание, что выражалось в более благосклонном расположении братьев к его такому неординарному мероприятию. Хан Лудуй разрешил облавные охоты на диких зверей без всяких на то ограничений. И как же был удивлён хан Аурик и растроган, когда на одном из перевалов ждала их обильная провизия, доставленная из государства хана Батугэ. На другом же перевале было то же самое, что было поводом не меньшей радости. И была доставлена эта провизия из ханства самого младшего брата Дамбэ. Объединиться бы им и создать сильную империю, продолжательницу то великой империи, созданной великим предком. Но нет места в одном государстве двоим ханам, тогда уж что говорить о нескольких ханах. Ведь и родные братья живут в своих обособленных ханствах. Но почему же под вечным синим небом эго сердца да разума превосходит здравый рассудок восприятия реальности сложившегося бытия?

Хан Аурик ехал впереди своего народа, тогда как Джэндэ возглавил арьергард, что полностью составила чёрная гвардия. В эти дни перехода не такого уж тяжёлого в думы его нет, нет да врывался образ старшей принцессы Алинии. И вместо деревьев, поросших так густо, видел он её прекрасный лик, так и слышал её приятный мелодичный голос, преисполненный игривого кокетства. Но всё это нарастало затем в ту мудрость, которую и не скрыть под всякие одежды и кокетства, и вызывающего поведения в той незримой борьбе, что навязал тогда он ей сам, под властью беспокойного сердца. Та игра, та незримая борьба, в которой не оказалось победителя, навсегда останется в памяти таким светлым фоном, что и озаряет беспокойную, порой беснующуюся душу. И остроё копьё печали да тоски нестерпимой бывало и воткнётся в глухую дверь высоких стен одних лишь хлопот да забот, сплошь да одетых в тяжёлые доспехи тревог. Не будь мечты, так и одолели бы они его беспрекословно.

Были бы живы его родители, то задумали бы непременно женить его на какой-нибудь дочери аристократа его народа. Нужен наследник по святой линии великого предка, ох как нужен, и сей факт имеет место такое же важное, как и его мечта. Видать, лелеет такую надежду не один видный нангол высокого положения. Ох уж эти аристократы - везде они одинаковы. Но если уж задумать такое, то женится он сразу на нескольких дочерях вот этих что ни на есть сливок общества, что и подразумевалось всегда в своеобразном мышлении человеческом. И будет у него наследник, как и у старшей принцессы Алинии, будущей королевы величественной Кранции. Уж только не от герцога Ронтанского, которого вот так и наказал Джэнде. При этом упоминании да и улыбнулся хан Аурик, тогда как в глубинах души да и промчался истошный ветер смеха. Но эти хлопоты достанутся ему потом, когда мечта его пожмёт ему руку, за что и будет он благодарен ей навсегда.

Вот и остались позади дебри лесов государства хана Лудуя. Странствующий народ входил во владения хана Дамбэ, где по договорённости пропустят их беспрепятственно и благосклонно к берегам великого океана.

Плохая весть поджидала их в государстве хана Дамбэ.

30

Тенденция распада великой империи подтверждалась и на самых восточных просторах. Подтверждалась самым трагическим образом. Начиная у самых границ и по пути к столице попадалось население, спешно покидающее само государство в сторону государства хана Лудуя, в сторону хана Батугэ. Но завидев народ хана Аурика, войско хана Аурика подданные хана Дамбэ остановились в некоторой надежде, что заключалось, прежде всего, в помощи, да и в мести столь свойственной нанголам тоже. Из слов выходящих сами собой из многих уст, выходила ясно одна картина прошедшего трагического события, в котором проглядывалось быстрое истечение быстрой войны. Начало ей положила вроде бы крохотная по территории, но не по населению, страна лидайцев, что была единственной после завоевания великим предком некогда могущественной империи Лидай. Но ведь и эта независимость единственного государства лидайцев была предоставлена самим ханом Дамбэ ещё на заре его правления, предоставлена лишь для успокоения кое-где преобладающих волнений среди тех же многочисленных лидайцев. В эту образовавшуюся по воле хана Дамбэ страну лидайцев ринулись жить и ганчжуры, но оказавшись там, занялись они, прежде всего, военным делом, в чём когда-то и были искусны их предки, пойдя на службу во вновь созданную армию лидайцев. Так, желая, как и хан Аурик, мира и спокойствия для своей страны хан Дамбэ сам же и создал в самом подбрюшье своего государства нетленный костёр, казалось, уже потухающего огня недовольства. Тлеть да тлеть этому костру ненависти, что было всё же ростком тревожных волнений, чем ярким подтверждением мира да спокойствия в этом краю берегов великого окенана, если бы ещё не одно громкое предательство, совершённое на этот раз дангудами. И они вслед за ганчжурами подались в единственную страну лидайцев, тем самым укрепили их силы не только численным характером, но и духовным проявлением. То была даже не искра, а целый факел, поднесённый под сухой хворост, что и дало возгореться не то что костру, а раздуться всепожирающему пожару, что и перекинулся преднамеренно в страну хана Дамбэ.

Какое там наказание, лишь думы о защите подвигли хана Дамбэ выставить всё своё войско против новоявленных воителей у берегов великого океана. Но с незапамятных времён вечное синее небо наделило народ лидайцев такой многочисленностью, что даже все муравейники всех лесов белого света да и уступали ему в таком числе. Но и ганчжуров было предостаточно как и дангутов. Преобладание в числе да и сыграло свою роль в жестоком поражении войск хана Дамбэ в этой уж очень скоротечной войне, что вылилось в одно, но жестокое сражение, где и столкнулись лоб в лоб войска противных сторон. Дабы во избежание какого-либо нежелательного поворота всего сражения храбрый хан Дамбэ, покинув свою командную ставку да и ринулся сам в атаку, поведя своих воинов в отчаянное наступление навстречу, как оказалось, своей гибели да жестокому поражению всего войска.

Произошло это жестокое поражение тогда, когда народ хана Аурика со всем своим обозом неспешно выбирался из лесов государства хана Лудуя и приближался к границам страны берегов великого океана, правителем которого и был хан Дамбэ.

Вслед за убегающим населением стали попадаться уже разрозненные сотни да тысячи,

вот такие жалкие остатки былого войска хана Дамбэ, что лишь уповая на голое мужество, да прикрывали вот это хаотическое бегство всего населения. Но завидев странствующий народ, особенно его войска, да наслышанные о мудрости и меткости их хана Аурика (весть об истреблении всей каркающей стаи ворон быстро разнеслась по нангольсокму миру) да возрадовались их души в надежде на спасение всего народа берегов великого океана.

Следующая весть была и трагичной и печальной до крови в сердце одновременно. Новоявленный правитель дангудов Гуань-ду насадил на копьё голову хана Дамбэ да и проехался по многим селениям, порождая как бы ужас перед победителями. Да повелел он разнести это гнусное проявление по всем окрестным землям, дабы взрастить в непокорных душах ростки сомнения о светлом будущем да вот такого трепета перед ним, уже вполне могущественным воителем Гуань-ду.

Огромной преградой предстало новое обстоятельство, вот такой неожиданный поворот истории, перед его мечтой, но преодолимой. Он перейдёт через эту стену, так нежданно заслонившую свет его мечты, во что бы то ни стало. Но он подумает прежде всего и решит. Хотя, решение этой весьма сложной задачи было-то по сути очень простым. Но ведь он то и делал, что как можно уходил от всего этого, уводя свой народ от западных просторов. И догнала всё же вот эта, неизменная во все времена, сторона бытия на самых некогда восточных рубежах распадающей великой империи. Ну что ж, быть тому, чего не миновать. Он так думает, и думой этой преисполнен его народ, ибо выбора нет. Остаётся ждать его волю. И он решился.

Хан Аурик объявил войну.

31

Военный совет до каждого командира одобрил это решение своего хана ( ох и многие же соскучились по войне) вот таким единым порывом воинственной души, что и выразилась торжественно, когда встали все единовременно и молча, но в ярком сиянии азартных глаз.

- Оурчи, назначаю тебя главой посольства и отправляю тебя к этим новоявленным правителям. Пусть услышат ушами своими моё объявление войны и сразятся со мной в условленном месте. У меня два тумена и только два тумена и чёрная гвардия в тысячу воинов, но я пришёл жестоко покарать за проявленную неблагодарность и подлое отступничество. Я прощу их, когда пройдусь у берегов великого океана с головой презренного Гуань-ду, да привязанной к хвосту последней кобылицы. Говори моё объявление, моё требование слово в слово, но разговаривай, как разговаривали с передовым дозором когда-то воины хана Тугдэя. - оглашая этот приказ, хана Аурик знал, что возрадуются души командиров вот таким возвышением, ибо Оурчи всё же был из их числа.

Ликовала душа Оурчи. Уж он-то с превеликим удовольствием выполнит сей приказ своего хана. Уж наглости ему не занимать, как и тем воинам хана Тугдэя. И он не боится смерти в самом логове врага. Бывало и убивали послов великого завоевателя, но после такого подлого поступка следовало жестокое отомщение со стороны нанголов, ибо это почётное, потому и священное обязательство исходит у всех народов с самых истоков течения реки-времени, что и памятью не обозреть.

В роскошном, в берегах великого океана, некогда дворце хана Дамбэ для такого случая восседали вот эти недавние победители. Правитель дангудов Гуань-ду, примеривший одежды недальновидности; правитель лидайского населения Чуй-анхэ такого долговязого размера; возомнивший ханом ганчжуров, огромный ростом, но вряд ли разумом, Буган-ши.

Но как же скривились в истошной злобе их высокородные лица, завидев вот такую наглую осанку воедино с такой же наглой рожей этого посла хана Аурика и его подчинённых по этой миссии, о котором как-то да и были наслышаны. Это мелкий хан с западных просторов, как трусливый заяц, убегающий со всякой войны, да вознамерился посылать им посла да его эскорт, что так и вознеслись в исконное подобие чрезмерно наглого полёта. Но слух об истреблении каркающей стаи не успел таки дойти до их ушей. Вот потому и была их злость души такой непомерной, да надменной. Да за один вид такой следует отрубить голову. Но он - как никак посол. Освежающим ветром проникла в разум память предков, да и память истории о том - каковым бывает жестокое отомщение нанголов за такое подлое преступление, что так не одобряемо у всех народов всех времён. Оставалось лишь ждать слов, что изрыгнут опять же эти наглые уста посланника хана Аурика.

- Мой хан Аурик изъявляет свою непоколебимую волю о наказании отступников, ибо вы те самые отступники, что взамен благодарности хану Дамбэ, да отплатили ему чёрной неблагодарностью. Его два тумена и чёрная гвардия в тысячу воинов изъявляют по воле хана Аурика оставить в живых так называемых правителей лидацев и ганчжуров, всё же проявивших малую каплю ясного разума, и наказать сто палками по пяткам да по месту, что немного пониже спины, чтобы ветер мудрости да посетил пустые головы. Ну, а самозванному правителю дангудов воля хана Аурика, как и воля вечного синего неба, да отказали в помиловании. Да протащится по пескам берегов великого океана безмозглое подобие головы вот этого мерзавца Гуань-ду, привязанное к хвосту самой видной клячи, которую и на базар не повести. Если же сейчас не выдадут мне этого вонючего самозванца, да будет сражение у семи холмов на север от столицы. Уж там-то два тумена и чёрная гвардия хана Аурика да воздадут всем по заслугам. Но ещё не поздно покаяться и исполнить волю моего хана, достойного сына вечного синего неба.

Оурчи так и наслаждался мелодией наглости, тогда как у правителей так и затряслось всё ничтожное нутро. Ох и свирепствовал же в подлых душах вот такой ураган неистовой злобы. Будет война, и будет сражение в том месте, где указал хан Аурик.

32

Хан Аурик, Джэнде, командиры туменов Баур, Аяр, и командир вновь созданного тумена из разрозненных воинов хана Дамбэ Ранчин осматривали долину семи холмов. Хотел хан Аурик знать до каждого кустика место будущего сражения, потому и взял с собой и простого воина, уроженца этой долины. Пусть покажет каждую извилину, каждую шероховатость земли, в которой он да родился, сын, внук нанголов, когда-то да пришедших завоевателями на эти берега великого океана.

- Мой хан, я уверен - придут они сюда со всем своим войском. Нагнал уж на них злобу этот Оурчи. Превзошёл тех воинов хана Тугдэя. Вот эта-то наглость и вселила, думаю, в них страх. Вот и захотят они покончить со страхом одним разом. Множество раз будет их число, как травы в степи. Мы победим и я знаю, но боюсь одного - многих воинов не досчитаемся мы. - говорил Джэндэ с тревогой в душе, ибо он и только он мого говорить хану такие слова, так помнил его ещё мальчиком, когда он уже юношей служил верой и правдой его отцу и матери.

- Мой старший друг и верный воин Джэнде, я внимаю твоим словам. Всё это правильные суждения... Но я поведу сражение так, что ни одна кровь не прольётся из крепких жил моих воинов, ни один волос не спадёт со светлых голов моих воинов. - отвечал хан Аурик голосом тихим, но уверенным.

Командиры так и почуяли в словах его некий замысел. Главнокомандующий прекрасно доказал такой талант ещё при несостоявшемся сражении с войсками хана Тугдэя да хана Лудуя.

- Отмеченные печатью гения полководцы великого предка Гаджэбе и Зунбэдей-батор не понесли никаких потерь во время двухлетнего похода, что и равного нет ему во всей истории, что и существует под вечным синим небом. Вот пример для нас! - слова хана Аурика да и упрочили веру в непоколебимость духа, в светлось разума да в изворотливость тела.

Одних воодушевляющих слов, от которых так и веяло красотой, было всё же, по мнению самого хана, недостаточно, потому он в этой же долине и провёл военный совет, в котором да и приняли участие командиры туменов, Джэндэ и вот этот простой воин, уроженец долины семи холмов. Так и скакали они по этим всё же изумительным местам, где и должна пролиться обильная кровь, и хан Аурик объяснял досконально каждый будущий манёвр отдельного тумена. Чёрной гвардии он дал довольно таки трудную трудную задачу, но от которой зависела, прежде всего, психологическая составляющая всего сражения. Глаза командиров так и заблестели от бешеной силы азарта, что они так и потирали с удовольствием руки, будто предстояла облавная охота, наградой в которой да будет обильная добыча. Так возрадуются и юные волчата, чего не скажешь об опытных командирах хана Аурика, почуявших в первый раз сам дух охоты, великой охоты.

33

Как и предполагал хан Аурик, войска трёх правителей прибыли в долину семи холмов. (Всё же высок оказался его интуитивный уровень да талант анализа.) Множественность их числа определялась тем, что они во многие разы превышали численность двух туменов и чёрной гвардии хана Аурика, да тумена, собранного под единый флаг из разрозненных кусков бывшего войска хана Дамбэ.

Командная ставка трёх правителей расположилась на холме, на котором накануне стоял хан Аурик, как бы предполагая возможные действия противника. Баур, Аяр да Ранчин подивились в душе да усмехнулись. Вот это да! Кивнул молодому хану с одобрением Джэнде и повёл сразу же чёрную гвардию на выполнение заранее обдуманной задачи, которую и решили загодя вот так досконально. Хан Аурик выделил из войска сотню походных горнов для чёрной гвардии. Баур и Аяр смотрели на такое приготовление с нескрываемым удивлением, выказывать же любопытство сочли не уместным да не солидным по рангу своему. Время покажет, время расставит. Но вот первоначальное дело столь важной значимости оставалось за туменом Баура, который и расположился в одиночестве перед войсками трёх правителей аж в сто десять тысяч воинов. У тумена Аяра была своя задача. Всё имело своё значение, своё важнейшее предназначение на том месте, куда и определил главнокомандующий хан Аурик.

- А этот юноша, оседлавший наглость, сумел таки выставить войско. Сколько же туменов он расположил в долине семи холмов? - говорил правитель лидайцев Чуй-анхэ, в голосе которого так и просквозил тихий ветерок тревоги. - А говорил всего два тумена у него. Хитёр же этот юноша, что и зрелым поучиться у него.

- Я самого его привяжу к хвосту видной клячи. Сколько бы туменов он ни выставил, но копья наших воинов как и стрелы затмят собой весь свет белого света. - говорил правитель дангудов Гуань-ду, как бы стараясь выпустить на волю птицу уверенности упёртой да храбрости истошной.

- Смотри Гуань-ду. Это ты да насадил на копьё голову хана Дамбэ. А как я знаю, этот юноша доводится ему троюродным братом. Тут уж кровная месть у него. - немного усмехнувшись, да говорил новоявленный хан ганчжуров Буган-ши.

- Глядишь и дрогнул таки ты. А ещё потомок лихих воинов ганчжурского народа. - огрызнулся довольно грубо и нервно правитель дангудов Гуань-ду. - Если так думаешь - никого он не пощадит.

- Это как сказать. - всё такой же сквозняк насмешки да присутствовал в голосе Буган-ши.

- Не к месту сейчас ваши словесные распри. Э-э, да я вижу, вы заранее проиграли битву. - старался вернуть обоих в расположение крепкого духа правитель лидайцев Чуй-анхэ. - Посмотрите на войско наше, разбившее в пух и прах войско хана Дамбэ. Кто выводил столько воинов на сражение за один раз? Как говоришь ты - правитель дангудов Гуань-ду, свет белого света затмится под полётом стрел наших воинов, под копьями, наведённых на врага. Да храбрость и отвага наших воинов в миг опрокинут всё это воинство, посмевшее вот так да выставляться в долине семи холмов.

Крепко сказанные слова вот таким громким голосом да возымели воздействие на правителя ганчжуров Буган-ши, правителя дангудов Гуань-ду, да на всё окружение. Но сколько же туменов выставил этот юноша? Отсюда, с этого холма так и обозначилась многочисленность войска этого хана Аурика, вот так да отмеченного печатью, что ни на есть, без удержу неслыханной наглости.

Тумен Баур расположил, согласно военному совету во главе с ханом Ауриком, в два ряда по ширине и всего лишь, чтобы создать иллюзию многочисленности. Но не только. С каждым воином на нангольском коне восседал видом важности его двойник, так искусно исполненное чучело, что и увеличивало в разы эффект вот этой иллюзии. Но всё же тысячу, которым и командовал Гардай, опять же по решению военного совета, да указанию хана Аурика, он выдвинул вне этого иллюзионного строя. У неё своя задача, что и состоит, как можно, в достойном дебюте предстоящего сражения. Не войска трёх правителей, а они совершат первый ход в этой партии ценою во много жизней. А цена, задачи и главная цель таковы, что на кон вовсе и не ставится жизнь каждого воина войска хана Аурика, ибо воин - главное и бесценное сокровище для этого юноши. Не меньше, не больше! Вот такая истинная невероятность перед великим сражением.

Тысяча Гардая выстраивалась в колонну. Первую сотню Гардай поставил под командование Оурчи.

Напряглись тела, сердца и разумы воинов трёх правителей, образовавших организованный строй во множественном числе. Взгляды так и упёрлись в противоположную сторону, где происходило непонятное преобразование некоторой части вражеских войск. Невольно да страх оседал таким лёгким налётом в беспокойные души. Скорей бы бой, скорее бы всякое движение, отгоняющее напрочь вот это мерзкое состояние, помутившее светлость души, и тогда да возгорится всепожирающий огонь ярости и сердце подскочит в сам бешеный танец.

Хан Аурик на высоком холме медленно вздымал руку вверх, в который раз высматривая долину семи холмов, да и взмахнул резко вниз, дав сигнал дебютному началу. Колонна тысячи Гардая друг за другом, один в один также резко приняла вскачь, всё наращивая и наращивая скорость. Острый наконечник всего неординарного устремления - тысячник Гардай, за ним командир передовой сотни Оурчи задавали темп, всё же не давая уж чересчур разогнаться разгорячённым нангольским коням, придавая строгую линию копья.

Всему строю войск трёх правителей казалось, что атакует их всего лишь один воин, ибо до того превосходна была по иллюзии самой вот эта линия колонны Гардая. И не было излюбленного нангольского приёма, истошного по неистовости своей крика, что так и раздирает душу. То было молчание призрака, раздающего глухую дробь копыт по долине семи холмов. И шёл этот звук по нарастающей. Невольно смятение да порождалось в беспокойных душах. Неужто дьявол послал такого воина?

- Что он делает - этот юноша? - удивлённо спрашивал союзников Чуй-анхэ.

Те лишь удивлённо пожимали плечами. Никогда не приходилось видеть им подобную атаку. И решено было вот этого воина, вернее эту колонну, искусно создающую подобную иллюзию, подпустить на расстояние полёта стрелы.

Воин этот, которым и был сам тысячник, всё приближался и приближался. Брались луки наизготовку против него, против всей колонны. Ещё немного и тучи стрел покроют свет, так и образуя чёрную тень. Ещё немного. Но что же это?

Будто распускался бутон цветка, будто струя фонтана раздваивалась в обе стороны, так из-за спины этого воина выскакивали всадники, но не в устремлении вперёд, а вбок. Происходило это завораживающее действо на расстоянии, недоступном для стрел. Но для каких стрел?

Каждый всадник уже бывшей колонны, но теперь столь же стройного ряда, вскинул в движении нангольский лук да натянул тетиву особенного, но тайного изделия. Не надобна была на этой вершине кульминации дебютного начала вот такая гениальная меткость хана Аурика, ибо мишенью послужила не воронья стая в движении да на высоте, под самым куполом мрачных туч, как тогда в великой степи, а вот этот застывший множественный строй войска трёх правителей. И только нангольским стрелам было доступно само вот это расстояние, что и разили они передний строй точной силой смерти. И забесновалась тысяча Гардая, предъявляя миру истинное мастерство. Вот такая и феерия самого исчадия показной наглости да дебютного начала. Но какая польза!

Так и поступала бы эта тысяча Гардая след в след посылать разящие стрелы, будто на облавной охоте, причиняя урон войскам трёх правителей, если бы не приказ да ярость не привели в движение взбудораженную лидайскую конницу. Ох и огромна была её численность в пятьдесят тысяч воинов! И встрепенулась она в самый что ни на есть быстрый бег навстречу стрелам этой тысячи, так изрыгающем наглядно саму бесподобную наглость. Но также развернулись молнией нангольские кони и с места пустились прочь, унося всадников от неминуемой кары. И в этом проявлении да проглядывалось сплошное издевательство. Ярость и ярость захлестнули воинов лидайской конницы, так и пустившихся без промедления в погоню за этой наглой тысячей. Где-то там вдали расположился строй нангольского войска. Они и его сметут в бешенстве рассудка!

Всё ближе и ближе к ним не убегающая, а отступающая по замыслу тысяча Гардая. "Пропустите их и устремитесь за ними. Подгоняемые яростью, да бросятся они, не сбросив никакой скорости вслед за вами туда, куда я захочу, ибо увидят они обман и узнают точно своё численное превосходство. Это и будет их воодушевлением, но не трезвым суждением, что так редко в яростном движении, когда и мысли в голове подобны одному вихрю." - такой тактический план хана Аурика всё же ещё дебюта самого сражения был исполнен единым порывом нежданного ветра. Так и раздвинулся строй, куда и устремилась тысяча Гардая. Этот искусный манёвр имел своё продолжение подобным отступлением всего тумена Баура вслед за тысячей Гардая, что стороннему взгляду вполне могло показаться за бегство. Но остались в трепетном движении те нангольские кони, на которых восседали искусно выделанные чучела. В быстроте своей да наткнулась лидайская конница о такое живое препятствие, что в раз нарушило стройность погони. И умноженная ярость обрушилась на эти чучела, да на коней, что те ещё больше встрепенулись, мешая всячески любому продвижению вперёд. Едва выпутавшись из хаоса движения лидайцы да завидели спины неспешно уходящих нанголов, что да оглядывались наглой усмешкой. Ещё более помутился разум от злобы, что лидайские кони в миг набрали запредельную скорость, побуждая противников предпринять такое же действие. И устремилась направленность всего движения в сторону, где сужалась долина в такое ущелье, что загодя усмотрел хан Аурик и сделал из этого свои выводы, упрятав в гуще кустарников да деревьев, примыкающих к нему, тумен Аяра.

День и ночь в поте лица трудились стрелочных дел мастера, выполняя приказ хана Аурика. "Три колчана полных стрел каждому моему воину. Сабли будут отдыхать до поры до времени" - твердил хан Аурик за дни до сражения.

Единой струёй устремился тумен Гардая в эту горловину ущелья, заманив всю лидайскую конницу в зараннее уготовленную ловушку. Но уже далеко до подступов к ущелью укрывшиеся в густых кустарниках да посреди деревьев, где наступающей коннице никогда не развернуться, воины тумена били с обоих боков разящими стрелами, да так, что сотня за сотней терялись в суматохе неистовой погони. Задние ряды подпирали передних, что первые ряды и завидев опасность, исходящую с флангов, так и не сумели притормозить своих бешеных коней, что в массе своей так и мчались по инерции вот такого суматошного устремления. Вот так, всё теряя и теряя по быстрой езде, лидайская конница да протиснулась в эту горловину ущелья да и высвободилась от неё уже в другой долине, что размеренно раширялась по мере продвижения. Вот тут-то и пришло трезвое определение самой ситуации, что так и предстало страшным откровением. Половины доблестной конницы как не бывало, будто корова языком слизнула солёный ошмёток. Пришлось бравым командирам да в срочном порядке перестраивать заметно поредевшие ряды. Но как же не углядели, погнавшись за лёгкой победой? Так и дух боевой спустился разом с высоты небес на травы двух долин и затрепетал дрожью отвратительной, что и не думать больше о никакой победе кроме того, как бы выйти из этого ада, ибо оказались они перед боевым строем тумена Ранчина. В жилах бывших воинов хана Дамбэ так и вскипала кровь, разогретая на бушующем огне отомщения. И если развернувшийся строй тумена Баура крепко держал нангольский лук наизготовку, то воины Ранчина вовсю обнажили кривые сабли. Внезапно настигший страх так и усилил в душах воинов лидайской конницы наихудшую перспективу недалёкого будущего. Ситуация полного истребления предстала самым ужасным образом, так и вгоняя их в настоящий лабиринт кошмаров. И развернулась конница лидайцев в обратный путь, что явилось теперь полным проявлением не погони, как было до совсем недавних пор, а настоящего бегства, ибо ясен стал замысел тех нанголов, что и заманили вот таким образом коварства да хитрости вот в такую ловушку. Но ведь это война, но ведь это сражение, где для достижения цели и вовсе не обязательно подобие театрального благородства. "Да, не рыцарсикй турнир." - как подметил про себя хан Аурик, внимательно следивший за всем ходом вот такого начала сражения на вершине высокого холма. Тактика верно сработала на стратегию.

Оставшаяся половина конницы пробивалась обратно через горловину ущелья с быстротой и хаосом довольно подпорченного строя. За ней-то с истошным криком, что вполне по тихому ветру так и раздирал, разрывал суматошные души, ринулся в жажде мести и крови весь тумен Ранчина. По мере того как вырывалась лидайская конница из этого вместилища ада, тумен Аяра, не покидавший ни на миг своё расположение в этакой засаде, в густых кустарниках да посреди деревьев леса, раскинувшегося вдоль и вверх холмов, окружающих ущелье, выпускала разящие стрелы ей прямо в бок, нанося дальнейший урон. Нангольские кони нагоняли лидайские кони, и всданики тумена Ранчина жесточайшим образом секли, зарубали, протыкали арьергард убегающей конницы, не встречая никакого сопротивления. Когда же весь этот беснующийся поток устремился мимо, тумен Аяра снимался из засады да выстраивался в строй. Направленной струёй как бы выливался из этой горловины ущелья тумен Аяра и образовывал свой строй в этой уже широкой долине семи холмов. Происходило всё это формирование в считанный миг, чтобы затем всё также быстротечно устремиться за этим потоком, за которым следовал такой шлейф из крови и трупов.

Похолодело в душе у Чуй-анхэ, когда он завидел такую картину, где гнали его конницу как заблудших овец и секли неимоверно, как в наказание. А ведь ещё немного назад по течению реки-времени думы его были о том, чтобы одному да присвоить все лавры победителя, показав и доблесть, и достоинство лидайской конницы. Смеются ли в душе вот эти стервецы-союзники? Но не до смеха было Гуань-ду и Буан-ши. Какое там. Ветер сомнения так и вогнался дрогнувшим ознобом в надменные души, готовя плацдарм для вихря самой паники. Но рано, рано, ибо ещё не утеряно численное превосходство.

Всё вот это клокочущее месиво, в котором наблюдалась самая жестокая сеча лишь в одну сторону, перекатываясь этаким кровавым клубком, непременно приближалось к войскам трёх правителей, к самой командной ставке. Но были раздавлены абсолютным разочарованием эти трое главнокомандующих, что так и помрачнели светлые блики разума, подталкивая к решениям и вовсе бездарного характера. Ошеломлённые правители да кинули оставшиеся войска на выручку панически бежавшей коннице по прямой, что так и умножило хаос. Но дай устремиться всему этому потоку мимо, да ударь по бокам, охваченному азартом крови, тумену Ранчина, то вполне можно было повернуть колесо фортуны в нужное русло. Бежавшая конница устремлялась на наступающий строй да сминала его, вводя такую сумятицу движения.

Была достигнута ещё одна задача. "Выполнив это да отступи Ранчин, чтобы да уберечься от малейших потерь. Тумены Баура и Аяра строем в одну шеренгу охватят по линии всю долину на расстоянии полёта нангольской стрелы. Пусть да натыкаются они об эти разящие стрелы и не будет никакого продвижения вперёд, ибо воины мои проделают то, что я проделал с вороньей стаей в великой степи. Сыграет время и сделает свой ход чёрная гвардия Джэнде." - слова приказа сидели в сердцах и не покидали никогда светлые разумы Баура и Аяра. Так и было сделано. Оставалось ждать запланированного отхода тумена Ранчина, который тут же пристроится к обоим туменам и примется активно поливать наступающий строй противника разящими стрелами. Но сердце Ранчина, без всякой оглядки попавшее в плен азарта крови да в сети полного отомщения, и помутневший от всего этого разум пришли таки в полный разлад, что и напрочь был забыт сам приказ. Да и воины его следовали такому примеру ненужного героизма. Рубить, протыкать, подсекать всех до единого, а затем сполна насладиться сладким воздухом долгожданной победы. Но не всё просто под куполом вечного синего неба. Спохватилось войско трёх правителей, ибо число всё же не позволило вот так да уподобиться барану на заклание. И пошла заруба жестокая, что и вовсе не входило в план хана Аурика. Ох и были возмущены Баур и Аяр вот таким своеволием, вот таким пленящим азартом командира тумена, прослужившего до этих дней у хана Дамбэ. Обозначились таки разные школы воинского мастерства. Далеко же вынесло их неумолимое течение реки-времени от славной эпохи великого предка.

Воинам Баура и Аяра, в силу сложившейся ситуации, приходилось выборочно вести прицельную стрельбу, дабы не задеть своих зарвавшихся воинов тумена Ранчина. А те уже начинали нести неоправданные потери, пойдя наперекор приказу их молодого хана. Аурик тем временем да испытал таки волнение нервного порядка. Он верит в победу, он знает, что должен довести сражение до планомерного конца без единой потери. Доверяя Ранчину заранее предусмотренную им погоню за любой конницей трёх правителей, исходящую из тактики, он предугадывал, что противник будет обескуражен да напуган до такой меры, что жаждущие мести воины упокойного хана Дамбэ превратят погоню в такую рубку без сопротивления. Но ведь говорил он этому Ранчину, что будет так до поры, до времени, что во главу всего действия ставится план и тактика. Предвкушение лёгкого успеха да испепелило раскалённый разум. "Жив останется, накажу."

Могла бы обернуться нежданная ситуация в ином, всё же неблагоприятном ключе, где пришлось бы вступить в нежелательную сечу туменам Баура и Аяра с возможными потерями среди воинов, если бы не следующий запланированный ход хана Аурика. Настало время и окуталось оно в этот неимоверный звук горнов, что заставил таки обернуться всех в ту сторону, откуда и раздался он небесным громом. Исходил же этот звук, поразивший разом уши, оттуда, откуда и ждали меньше всего. Командная высота трёх правителей.

Воины чёрной гвардии (вот уж короли торжественного момента) объявились за спиной неожиданно, таким громом посреди ясного неба, таким холодным дождём освежающим на горячие головы. Но проверила разведка, да докладывал передовой дозор о том, что в обозримых окрестностях ни намёка на передвижение воинов противника, каким бы числом не обладали они. Но знать бы, что воины чёрной гвардии, у каждого по два заводных нангольских коня, что явно ускорило сам бесподобный марш вокруг всех холмов, да перемахнули все преграды.

Звук имел значение своим парализующим воздействием. Сердца троих правителей да произвели мгновенно скачок несоизмеримый по бешености своей. Гулко да с болью отдалось в душе каждого из них, куда так и ворвался вихрем сам ветер страха. И не остановить, не подавить волей сам гулкий стук от сердца, что и толкала кровь по телу сверхбыстрым течением, так и отдаваясь в разум помутнением рассудка, чем трезвостью анализа нежданной ситуации. "Брать Гуаньду живьём!!!" - зычный до сверхъестества голос Джэнде перекрыл все остальные звуки. Невольно да мгновенно взглянули Чуй-анхэ, Буан-ши и всё окружение на правителя дангудов, которого в данный миг так и обдал холод смерти в образе страшной неотвратимой казни, что и затрепетало всё гнилоё нутро. Этот страшный нангол так и казался ему самим посланником дьявола. Вот она - неотвратимость страшного суда!

Охрана из самых доблестных воинов продолжала пребывать в парализованном состоянии, когда всё же опомнившись да прибравший разум в узды правитель ганчжуров Буган-ши (вот где да сыграла кровь воинственных предков) выхватил лук у одного из воинов да наспех выпустил стрелу. Пущенная не твёрдой рукой да пролетела она поверху наступающей чёрной гвардии. Но это возымело своё воздействие. Жажда жизни заставила воинов охраны отгородиться от нежданных нанголов настоящим градом стрел как крепостной стеной. Но крепка ли она? Чёрная гвардия и была на то чёрной гвардией, что состояла из отборных воинов по одарённости и таланту от самого рождения, весьма и весьма виртуозно владеющих саблей. Они удачно да умело отражали каждый полёт стрелы, что впору было подивиться таким движениям сверхъестества, что сабли так и метали искры молнии. Вот уж по истине мастера реакции!

Большие потери понёс бы тумен Ранчина от безудержного натиска противника, явно превосходящего числом, что и видно глазу без всякой арифметики. Но душераздирающий звук сотни походных горнов, затем последовавший переполох на командной высоте трёх правителей, заставил таки захлестнуться на полуслове, на полудействии натиску противника, вознамерившегося на необратимый реванш, дабы да склонить чашу весов победы в нужную сторону. Вот для чего и дал в распоряжение чёрной гвардии сотню походных горнов, заставив таки подивиться Баура и Аяра, накопивших в багаже сражений большой богатый опыт. Звук возымел воздействие. И нет предела восхищению! Хватило мига такой растерянности и игривая фортуна развернулась да отвернулась от войск трёх правителей. Раз за разом разящие стрелы туменов Баура и Аяра довершали это дело. И сумятица воцарилась в стане врага не обдуманным отступлением, а замыслом бегства от наступающего ада. Так и свершилось. Потеря за потерей с такой быстротой, будто снежный ком да наливался под откос, обросла числом безмерным, побудив войска трёх правителей вот на такой хаосный побег от образа наижуткого истребления до полноты своей, так и замаячившего перед взором да помутившего разум, да вогнавшего в недавно горячие сердца сам холод страха. Вот уж истинное начало всего разгрома.

Оставались стрелы в колчанах, но кровь, и так доведённая до кипения завихрённым разумом от всего движения да темпа сражения, взыграла более, готовая вот так и перекинуться через край. "План да тактика, исполненные до всех деталей, согласно моему приказу приведут волю и разум моих воинов к азарту величайшему да искушению. Я предвижу такой момент. Отпустите их, как отпускают на волю необъезженного дикого коня, как отпускают на волю невольную птицу Да взлетят они на вершину доблести и славы!" - говорил так молодой хан Бауру и Аяру, дабы закончить словами такими сам военный совет.

Приказ командиров на наступление был исполнен незамедлительно и с воодушевлением,будто юному ещё волчонку разрешили в первый раз поучаствовать на охоте всей волчьей стаи. Таким вот коршуном взвились два тумена да бросились камнем на жертву. Какое там сопротивление! Разгром приобрёл самое ясное очертание да предсказанное завершение. Многие воины противника так и запрашивали плена, на что и получали милость от победителей, опять же по приказу этого благородного юноши - хана Аурика.

На командной высоте происходило то же самое. Лишь мельком да успели три правителя в надежде на спасение взглянуть на многочисленное войско, которое на глазах и таяло в числе, превращаясь в мутный бегущий поток. А тем временем воины чёрной гвардии, что ставили виртуозное владение саблей до самой вершины филигранности, уничтожая всех подряд, кто смел вставать преградой, взяли всю командную высоту в самые крепкие тиски, что и не вырваться даже всей ползучей твари. Многие да поспешили в плен, обозначая самый полный разгром. И прыжком змеи взвились арканы необратимо над головами горестных правителей - как неотвратимый зловещий рок.

34

Во всеуслышание даровал хан Аурик правителю лидайцев Чуй-анхэ и хану ганчжуров Буган-ши самый бесценное сокровище, что и есть под Вечным Синим Небом. Жизнь.

Иссохшим цветком едва стоял правитель дангудов Гуаньду - такой пленник безмозглого рассудка да хвастовства, у которого отняли всякую волю сердца да замысел разума к любым поступкам. Его-то хан Аурик отдал без никаких колебаний в руки воинам мёртвого хана Дамбэ. Но обязал этих правителей, вновь вкусивших сладость да вкус драгоценной жизни, присутствовать на казни, дабы вместить это уроком в неразумное нутро.

Три крепких коня выполняли роль вот такого оружия казни. К двоим из них были привязаны ноги некогда правителя дангудов Гуань-ду, тогда как шею подпирала верёвка от хвоста третьего коня. Но подведён был и четвёртый конь, а вернее видная кляча, за хвостом которой тащилась длинная верёвка. Медленно, будто придавая этому гнетущему мероприятию некий вид торжественности, подошёл старый воин к трём коням да вынул из-за пазухи самую мерзкую тварь белого света, что изогнулась да извилась движением змеи. Оба создания от вечного синего неба, так и не терпящих друг друга взаимным неприятием, да завершили эту казнь. Как можно дальше с быстротой несвойственной уползала змея от данного места, тогда как кони молнией сорвались с места. Вот такой незавидный конец, вот такой обрыв судьбы.

Его войско стояло торжественным строем у самых берегов великого океана. Сердечно от всей души поздравил хан Аурик всех своих воинов, всех своих командиров и выразил безмерную благодарность свою, да и воины мёртвого хана Дамбэ удостоились такого же признания, но не спешил он с этим поздравлять Ранчина, командира данного тумена, да тем более выражать благодарность.

- Посмотри Ранчин на тумен Баура, на тумен Аяра, на чёрную гвардию Джэнде. Они стоят на берегу великого океана в том же числе, как и пришли с далёких западных просторов. Ни единый воин не пал в недавнем сражении. Но посмотри Ранчин на тумен свой. Как он мал стал. Скольких воинов ты не привёл на этот берег? Скольких воинов не дождутся жёны, дети, старики-родители? Ты знаешь почему... Беспрекословное исполнение приказа - вот ключ к победе. Джэнде, Баур, Аяр - командиры куда уж более опытные чем ты, ибо опыт этот пришёл в войнах, что сопутствовали нам в далёких западных просторах, исполнили до конца, до единого слова мой приказ. Вот потому и целы, и невредимы без единой раны два моих тумена, моя чёрная гвардия. Мои воины шли сюда вместе со мной снося оскорбления. Ты знаешь, ибо вести о том, что мой народ, моё войско, как и я, сторонится любой войны, любого сражения, проявляя тем самым, что ни на есть, мутный образ трусливости. Но отныне нангольский мир узнает, что воины мои, что командиры мои сполна исполнили месть за разорение вашего ханства, за смерть вашего хана Дамбэ. Оглянись вокруг Ранчин, да подумай.

Немного съёжились от таких справедливых слов молодого хана воины тумена Ранчина, ибо оставшееся число не дотягивало явно до наименования тумена. Но какова же участь их командира? Ответ не замедлил сказаться:

- Ранчин, ты не мой воин. В этом сражении ты был моим союзником. Не мне выносить тебе наказание, ибо твой хан, скорее всего осудил тебя там, в просторах вечного синего неба. - хан Аурик при словах этих да взглянул в безбрежную синеву, в которой не было ни единого облачка. - Но есть у меня просьба, не приказ. Поступи ко мне на службу и будь моим верным воином, командиром своего тумена и иди со мной на землю моей мечты, где не будет войн, где справедливость и благоденствие будет неотъемлемой стороной моего народа. И тогда у тебя будет полноценный тумен. Я говорю это... Но прежде воля твоя.

- Хан Аурик, отныне я - твой воин. Наказывать меня, награждать меня - твоя воля. Но я сделаю что в силах моих - дабы заслужить твоё признание. - говоря такие слова, склонил голову Ранчин да привстал на одно колено.

Повеселели лица воинов тумена Ранчина, что так и расправили они крепкие плечи. Они пойдут за этим ханом хоть в само логово дьявола да одержат там победу.

Посланники хана Лудуя, хана Батугэ, обозревавшие с холма, на котором и была командная ставка хана Аурика, за всем ходом сражения, поспешили домой, дабы возвестить всему нангольскому миру вот такую беспримерную победу этого благородного юноши.

Устремился взор молодого хана на бескрайние волны великого океана навстречу мечте.

35

Задержался хан Аурик со своим странствующим народом на берегах великого океана. Но задержка эта была из ряда волнительных ирадостных одновременно. Навалились хлопоты да и только.

Удивился и восхитился нангольский мир блестящей победе молодого хана, что одержана была без никаких потерь. Память в который раз освежили славные времена великого предка, времена его полководцев, вознаграждённых вечным синим небом самим даром гения.

Прибыли в ханство своего умерщвлённого брата хан Батугэ да хан Лудуй для переговоров с ханом-победителем. Территория отводилась двоим братьям, но вот население, согласно их добровольности, хан Аурик постарался оставить у себя, с чем и согласились без возражения хан Лудуй да хан Батугэ. Таковыми добровольцами оказались чуть ли не все, включая и нанголов хана Дамбэ, и лидайцев, и ганчжуров, и дангудов, и остальных народов и племён, всё же малых по числу. Откуда появилось такое стремление? До этого выстроил он часть аристократии, часть простолюдинов от разных народов, населяющих берега великого океана и изъявил свою волю, которую да разнесли до всех остальных его вестники, так и помчавшиеся на заводных конях по всем селениям да станам. Говорил тогда Аурик перед строем не воинов, а мирных обывателей всех сословий не так жу зычно, но проникновенно, ибо тишина внимания следовла за каждым словом молодого хана, которую осмеливались нарушать лишь тихие волны океана:

- Посмотрите на воды великого океана, посмотрите на эти волны, что идут сейчас в тихом раздумье, но могут и вскачь разметаться, да разбиваться под силой ветра об эти пески, где перед вами стою я, стоите вы, которых и собрал я для оглашения не воли своей, но совета с вами. Посланник вечного синего неба, укреплённый всеми силами божественной мудрости, явился ко мне в великих степях, в самый зной полуденного жара, когда все да укроются в тени. Он показывал мне разные чудеса, что не придуманы и в сказках. Разум мой прикоснулся к неведомым сокровищам вечного синего неба. Я был тогда как малоё дитя перед мудрым прорицателем. И указал он мне землю, что привиделась мне в малые годы, когда я только и оседлал нанголського коня в самый первый раз. Я знаю, что этим провидением одарило меня вечное синее небо. Тогда же он лишь укрепил во мне веру в эту землю и знание. Земля эта сокрыта от взора и разума там, за синей далью пучин и волн безмерно широкого океана, что и не предствавить здравым рассудком. - при этих словах рука хана Аурика, указательный палец которой да послужил острым наконечником, вскинулась резко в сторону синих вод. - Впереди по реке-времени предстоят у меня переговоры с ханом Лудуем, с ханом Батугэ - братьями хана Дамбэ. Берега великого океана отойдут к ним со всеми населяющими народами. Но я говорю силой, что сидит во мне - не будет на новой земле никакого рабства. Все знают, как ценю я жизнь каждого своего воина и дорожу ею как самым бесценным сокровищем, данным мне с рождения самим вечным синим небом. Но я говорю силой, что сидит во мне - так же бесценна будет для меня жизнь любого из вас, имеющих руки для любой работы и светлый разум. Не скрываю, что нужны будут мне люди мастеровых дел. Но уверяю вас - труд ваш будет не под чёрным покровом тяжёлого рабства, а в свободном полёте вольных птиц. Я не принуждаю вас, я опираюсь на решение вашего разума, подкреплённое сердцем. На всё ваша воля! Кто будет со мной? Кто пойдёт за своим ханом?!

Единый порыв был ему ответом. Будто воины в строю. Вся эта, некогда разрозненная толпа, превратила тишину в настоящий ор, в котором да слышались слова: "Наш хан Аурик! Твой народ с тобой! Веди нас на новую землю!"

Хан Дамбэ не имел никакого флота. Лишь три торговых судна без всяких хозяев (они сгинули во время войны трёх правителей с тогдашним властителем этих земель ханом Дамбэ) покачивались бесхозно на волнах океана. Пригодность их была в нужной мере, что и подтвердили новые подданные хана Аурика - искусные корабельные мастера.

- Оурчи, я даю под твоё командование тысячу. Это будет мой передовой дозор. Ты отправишься с ним на поиски той земли, что привиделась мне, что да показал мне посланник вечного синего неба. Я же буду здесь строить флот. На тебя не возлагаю обязанности искусного дипломата, которые да возложил в великих степях. Вполне будешь сам разрешать любую ситуацию. Но верю я, но знаю я - на новой земле нет людей. - так возвысив Оурчи, хан Аурик отправил его на поиски земли, сокрытой за далью пучин великого океана.

Старый мореход лидайского проихождения брал на себя почётную обязанность штурмана кораблей Оурчи при прохождении необъятных просторов океана. Вольный труд да честь нового подданого самого хана Аурика были превыше всего, ибо вознаграждён он был своим новым правителем истинной свободой.

Флот строился быстро, вдохновенно. Наконец настало время, когда пришлось хану Аурику всё пристально да пристально вглядываться в синюю даль океанских просторов. Когда же горизонт из неба и воды объявит на обзор корабли Оурчи?

- Найдёшь землю - отправишь корабли с одной сотней обратно. С остальными останешься и провозгласишь там мою власть. - таков был его приказ в заключение напутствия.

Сердце его, такое лоно интуиции, неимоверно подкрепляо веру в эту землю, веру в совсем новую жизнь. И оттого разум и не думал сопротивляться вот такому безрассудочному потоку неведомых знаний скорее мистического характера. Невольно за ханом да всматривались столь же пристально верные воины, командиры да строители флота. И в их души перенеслась вот эта вера, вот это устремление.

Суждено было всё же объявиться на линии горизонта долгожданным кораблям Оурчи, придавших видом своим ещё больший трепет да волнение.

На берег сходил, не то слово, бежал командир сотни Цырын. По плану так и должно быть.

Истина, эта долгожданная истина откроется скоро, совсем скоро, на этом берегу великого океана. От нестерпимого ожидания трепет да волнение достигли вершины апогея. Но как тягуч этот неистово быстрый бег посланника Оурчи?

- Мой хан! - командир сотни Цырын склонил голову да привстал на колено, но затем выгнулся статно да с гордо поднятой головой, что и предвещало радостную весть. - Мы нашли ту землю, что тебе указало Вечное Синее Небо. Там нет людей.

36

Вдохновение подгоняло мастеров корабельных дел, потому как стало оно верной союзницей в этом устремлении огромной массы. Хан Аурик лишь молча наблюдал за всей работой, от которой да возвышались на гребне волны свежие от новизны корабли под разноцветными парусами.

Флот готов. Наступал черёд беспримерного в истории перехода странствующего народа, который заметно прибавил в числе и обладал сейчас говором многих языков. Погружались на корабли многочисленный скот и мирные люди разных народов,(воины состояли из нанголов двух туменов Баура, Аяра, и чёрной гвардии Джэнде) женщины, дети, умудрённые опытом далеко не лёгкой жизни старики. Там,на новой земле, на новых ветрах будет странствующему народу на что опираться, ибо опыт да мудрость стариков и есть безмерное сокровище.

Тумен Баура ушёл в новую землю с первой партией переселенцев. Оставалась на берегах всё же большая часть мирного населения, ибо весь скот да перезён был за горизонт неведомых волн огромного океана. Тумен Аяра и чёрная гвардия Джэнде дожидались второй партии, в котором да отправятся в неимоверное плавание вот эта большая часть населения, тумен Аяра и сам хан Аурик, тогда как последняя третья партия предназначалась чёрной гвардии в тысячу отборных воинов.

- Мой верный воин, мой старший друг. - говорил с волнением хан Аурик. - Пусть одна сотня останется на этом месте и ожидает флот. Ты же с остальными девятью сотнями да пройдись ещё раз по берегам великого океана да привлеки ещё добровольцев. Уверен - такие найдутся. Да ещё поищи мудрецов от различных наук. Многие из них остались на этом берегу.

- Всё исполню мой хан. - уверенность так и источалась в голосе старого, но ещё крепкого телом, воина.

Последним во второй партии покидал берега сам хан Аурик. Повернулся он к пескам побережья, к лесу за ним. В последний раз. Всё дальше уносила шлюпка от прошлого к кораблю будущего. Но подкатил нежданно комок горечи к горлу и с этим ничего не поделать. Там за далью берегов, за далью великих степей оставалась она. Бескрайние просторы великого океана разделят их навсегда, как и сама сложившаяся историческая перспектива, как бесповоротное по своей неумолимости да волей Вечного синего Неба течение реки-времени. Лишь память да будет соединяющей нитью между ними. Принцесса Алиния!

Корабль с ханом Ауриком встал в авангард всего флота.

37

Голос бесчисленных чаек предзнаменовал неведомую землю, на которой их ждали. Зелёный лес незнакомых деревьев за золотистым песчаным побережьем, как и на берегах, которые покинули навсегда, приветствовал их издалека вместе с Бауром, Оурчи да с многими встречающими из числа воинов да мирного населения, тихим шелестом на тихом ветру. Они прибывали будто домой.

Новая земля ждала своего хана. Аурик тут же принялся рьяно, с бушующей энергией на обустройство пока неведомой земли. Но каким же огромным оказался этот остров. Послал в одну сторону опять же тысячу Оурчи и вернулась она с другой стороны через много дней и ночей. Каковы просторы новой родины?

Приходилось рассредотачивать население по территориям новой земли. Пастухов да скотоводов на обширные пастбища, земледельцев (среди нанголов таковых никогда и не было, но хан взял да и распорядился части мирного нангольского населения, ибо они уже жители новой земли, заняться и этим ремеслом, этой хозяйственной деятельностью) на такие же обширные поля. Но воины - всегда воины. Находилось им дело по части облавной охоты, но не такой, чтобы да извелись все звери, ибо привнёс хан Аурик в это исконное занятие нанголов новое, совершенно новое да потому необыкновенное течение. Воины обязаны были живьём отлавливать зверей, потому как все они были неведомы и также необыкновенны для глаз и разума пришельцев как и всё вокруг, включая и саму новую жизнь. Конечно, абсолютное большинство да занялось прежним занятием, что было исконным для них с самого рождения. Но какова была сама аура на новой земле? Ведь многие были на положении раба, да и рабами некоторые, тогда как на этой земле, в этом ханстве они досыта напивались всегда свежим воздухом свободы, да и не могли напиться. Этим никогда не насытишься. Вот потому и воспрял невиданной силой некогда странстующий народ, обретший многооязыкое очертание. Нанголы, лидайцы, ганчжуры, дангуды и другие народности да племена обживались, обустраивались, образовывались в единый народ хана Аурика.

Хан Аурик (вопреки вожделенным желаниям некоторой части аристократии видеть его своим драгоценным зятем) носился да носился на заводных нангольских конях по просторам неведомой пока земли, указывая, что да где делать, создавать, возводить. Исполненная мечта влила в душу и тело неистовый поток энергии да взрастила крылья новой мечты. Он создаст новое государство несоизмеримое по силе и мудрости.

Наступала пора прибытия третьей партии. Хан Аурик отправился на берег, туда, где избрав удобную бухту, строился порт, первый порт нового государства. Заводные нангольские кони, всегда неутомимые, доставили его загодя до встречи с кораблями Джэнде. Ещё было рано всматриваться в океанский простор, в надежде усмотреть там долгожданную третью партию. Головой окунулся он в строительство нового, но первого порта, когда один из дозорных возвестил на всю бухту громким криком, в котором и не было чувству радости, а скорее был прилив удивления и тревоги вместе взятые:

- Я вижу судно! Одно и больше ничего! Но это наш корабль!

В миг заставило это известие смолкнуть всем звукам вдохновенной работы, уступив тишине больше тревожного ожидания. Корабль? Но почему один? Что бы могло означать такое?

Хан Аурик зорко, с беспокойным вниманием всматривался в этот одинокий корабль, верно взявшем курс прямо на них. Но почему один? Вопрос недоумения да тревоги повис над песками берегов, уносясь безответно в морские пучины, откуда этот одинокий корабль даст ответ, проливающий свет на истину. Но каковым он будет?

Всё давалось ему легко. И путь к мечте оказался донельзя короток. По дороге к ней, всё же довольно гладкой повстречался ему посланник вечного синего, который да укрепил в нём крепкую веру в мечту да в провидение сердца. По дроге к ней он одержал без сражения победу в великой степи. По дороге к ней он наголову разбил троих правителей, не понеся никаких потерь среди войска своего. Но неужели океан нанёс ему самую ощутимую потерю, как когда-то уничтожил он корабли хана Гурбилая на завоевательском пути к островам Иппон. Но кроме безжалостного убийцы-шторма никто и не может быть, ибо не осталось врагов на берегах великого океана. Третьей партией должны прибыть лучшие из лучших - его чёрная гвардия во главе с верным воином и старшим другом Джэнде.

Всё было уж слишком легко: и сам путь к мечте, и его свершение, и вот это грандиозное строительство нового государства. Вот сейчас-то, во время вдохновенного расцвета души вечное синее небо предложило ему испытание, невыносимое по горести своей и утрате.

Одинокий корабль приближался к берегу золотистого песка невыносимо медленно, будто умножая нависшую горечь утраты, потери от могущества, независимого от воли и разума ожидающих. Корабль подошёл настолько близко к скалистому выступу мыса, где вода всегда глубока, что и не было надобности в какой-либо шлюпке, что прямо с борта спускался трап.

Выходили два воина чёрной гвардии, усугубляя гнетущее состояние тревожного ожидания, укрепляя печаль и горе утраты, невыносимой потери лучших из лучших.

Странное дело?! Не видать на лицах его верных гвардейцев и тени несчастья, ибо лишь отблеск лучезарной радости так и засветился искренним светом в глазах испытанных бойцов, истинных мастеров искусства войны. Но какой сюрприз приготовили они?

По трапу, вслед за гвардейцами, спускались уж слишком рослые, далёкие от грациозности, кони таких же рослых воинов. Железные шлемы страшного образа скрывали их лица. Из под тяжести копыт вот этих могучих коней нежданных гостей да раздавался глухой, но торжественно гулкий стук. Но что за дьявольское наваждение?! Да откуда им быть здесь? Он узнал их! То были рыцари величественной Кранции.

У кормы, у самого верха трапа неподвижно встала она, вглядываясь в берег неведомой земли, вглядываясь в лица встречающих, будто надеялась увидеть среди них того, которого знала. Не заметить его, нельзя было. Но осталось таким же каменным, будто вытесанным из гранита прекрасный лик её, не выдав и тени эмоций. Принцесса Алиния!

38

Она спускалась по трапу как лёгкий ветер, такой тихий океанский бриз. И разметалась торжествующая тишина над головами и дальше по пескам берегов до самой зелени лесов. Грациозность была вершиной этого необъявленного парада, что неожиданностью своей приковал всех на месте, что и не сдвинуться, но особенно того, кому и был предназначен с того начала, срок которому долгий путь. Правильные очертания линий придавали ту самую красоту в этом чудесном месте в это удивительное время, на что да способна природа. Как в первый миг первой встречи!

Удивление да восхищение воцарилось в душах воинов, командиров, строителей порта. Они не знали принцессу величественной Кранции, да и не слышали про неё, ибо лишь чёрная гвардия удосужилась увидеть и понять. Но она, как и подобает элите войск, держала язык за зубами, и потому никакая весть касаемо прекрасной принцессы не облетела хотя бы народ хана Аурика.

Торжественность была истинной королевой неожиданного момента, ибо посещало новую страну первое посольство иностранного государства. При том могущественной империи по нарастающей. Величие Кранции лишь только обретало видную значимость под всем вечным синим небом.

Никак не мог прийти в себя хан Аурик. Для лёгкого постижения пути к мечте вот этот подарок судьбы был уж слишком дорогим даром, но бесценным. Полная метаморфоза сотворилась в душе его, дав сгинуть всем посланникам печали, да воцариться вестникам сияния радости да счастья неимоверного. А она подходила с улыбкой той, что одарила в первый раз в тронном зале своего отца, короля Кранции Дуи Второго. Всё было как в тот раз: глаза игривого кокетства и улыбка вершины нежности одновременно - тот самый достойный ответ в незримой борьбе. Ох королева всех чертей!

- Я пересекла все государства нангольского мира, чтобы удостовериться в том, существует ли эта новая земля, о которой ты говорил. И я вижу, что есть она, и ты хан этих просторов, затаившихся в дремучих водах великого океана. Я надеюсь и думаю - примет ли меня хан гостьей на земле новой родины? - говорила принцесса как и тогда, излучая и игривое кокетство, и смех, но искренний от души весёлой.

О-о, голос её, такая музыка, как и сама она, придающая красоте пейзажа новой земли дополнительный колорит того прекрасного, от чего аура всего побережья приобрела сияющий вид. Так и слушать бы ушам. И отвечал их хан голосом, каким и привыкли к нему его воины, как и его новые подданные, за что так и возвышалось к нему уважение искреннее. То был тон доверительный, в котором нет-нет да проскальзывали нотки остатков печали, что как-то было незнакомо для слуха всех окружающих, да и для слуха самой Алинии:

- Я шёл к этой новой земле упорно, но Вечное Синее Небо помогало мне в этом устремлении к новой мечте. Я достиг её. Но было ли это полным счастьем? Я думал о тебе и на берегу, перед тем как уйти в неведомые просторы великого океана, я прощался с тобой навсегда. Но в этот миг ты стоишь передо мной и я вижу твой прекрасный лик, твой стройный стан, твою открытую чистую душу. Будь ханшей моей земли.

Глубокие глаза его так и отразили полный спектр человеческих переживаний, к которых и прочитались едино и удивление, и радость, и тот остаток печали, которую он никому и не выказывал, и мольба.

- Я отказалась от власти королевы Кранции, чтобы вместе с тобой построить твою мечту. - говорила принцесса на этот раз без того игривого кокетства, что присуща была мигом раньше, будто ответ на вызов к незримой борьбе как тогда в тронном зале.

Воспламенилась душа неистовым огнём от счастья необъятного. Не надо было слов переводчика, чтобы не понять эти слова молодых людей, чьи души да соединялись в далёких неведомых просторах, сокрытых пучинами необъятных вод великого океана. Светлые лица всех окружающих были тому полным свидетельством. И обратился тогда хан Аурик к своим воинам, к своим новым подданным:

- Перед вами стоит ханша новой земли!

Единый поклон служил признанием воли хана, признанием в облике вот этой незнакомой пока, но прекрасной принцессы - правительницы на всех просторах новой страны.

- Пойдём осматривать твои владения, Алиния. Да пусть доблестные рыцари, чьи души преисполнены истинным благородством, да благодарен и признателен я им, последуют за нами. И вы, мои гвардейцы, - обращался он и к двоим воинам чёрной гвардии. - послейдуте также с нами. - говорил хан Аурик голосом торжественным, вполне подходящим к такому моменту.

Проскользнули всё-таки в голосе его те нотки от той незримой борьбы, по которой он всё же соскучился. Они как никогда придавали ту лёгкость да непринуждённость в их отношениях, что да вносили свой обособленный да искренний свет в гармонию светлой любви. Как бы продолжилась незримая борьба, но на совсем другом уровне.

На следующий день Аурик, Алиния, рыцари Кранции, два гвардейца, воины, строители порта встречали третью партию. В бухту входили корабли Джэнде.

39

Не так уж часто приходила в королевский сад Ламилия. Но на этот раз сюда позвала старшая сестра Алиния. Всё вот это было обставлено таким секретом, что так и присуще юным девичьим душам. Но какой своей тайной захотела поделиться сестра?

После того как хан и его свита из суровых воинов покинули пределы столицы, да и самой страны, впервые грусть наведалась в светлые покои души, заставив биться неприкаянно да с печалью весьма не кроткое сердце. Исчезла вокруг неё та атомсфера, которой не было никогда, но окутала её так недавно, что и чувстовала в нём как никогда свободно и не только. Впервые захватил её азарт соревнования с равным противником по разуму, отчего и разум-то её поневоле да отступил назад под напором чувственного возлияния, исходящего от сердца. И это оказалось так же неведомо ей до этой поры. Радостными, но и горькими окажутся воспоминания этих дней, этих немногих мигов пролетевшего времени, когда он был рядом, когда они вместе воспламеняли неистовую ауру любви.

Как же обрадовалась она, услышав весть о возвращении нанголов в столицу. Но то было уже другое. Среди них не было его. Они вернулись передать прощальное слово навсегда. Но и выполнили одно весьма нужное дело: публичное наказание врага её отца, не как иначе, и значит всей королевской семьи стоило того, да ещё как. С превеликим трудом, быть может и кое-что наклав в штаны, выходил герцог Ронтанский из собственного рельефа, столь искусно возведённых разящими стрелами. Истинная меткость соколиных глаз! После того наказания за все его подлые грехи да мелкие прегрешения герцог Ронтанский не проявля такой уж прыти в мерзких делах, упрятал далеко за пазуху спесивость да надменность взгляда, но затаил злобу и ненависть неимоверного количества. Всего можно было ожидать от него, но открыто сказанные слова воинов этого молодого хана так и обнажили всё его гнилое нутро, да обезоружили, ибо все, считая простолюдинов, не скрывавших удовольствие и выказавших злорадство по такому поводу, и так знали, но теперь затаённое в помыслах становилось публичным. Вот так воины молодого хана полили обильно воду на мельницу королевского двора.

- Что ты хочешь сказать мне, моя сестра? - говорила в нетерпении Ламилия, увидев в королевском саду Алинию, уже ждавшую её здесь. - Какую тайну хочешь мне выдать?

- Я пришла сюда, чтобы сказать тебе про очень важное дело, что коснётся тебя на всю оставшуюся жизнь. Это очень серьёзно, что ты и не представляешь себе. Я скажу тебе - готовься к новой жизни. - старалась говорить Алиния спокойно, хотя едва удавалось это ей, потому как волнение да проскальзывалось в чуть дрожащем голосе её, отчего важность будущего известия да и возрастала.

- Но какое дело? И почему моя жизнь должна измениться навсегда? - любопытство Ламилии несдержанно ломилось через все преграды, заставляя и так широкие глаза её расшириться вот от такого накала эмоции, в которую да ввергнула сестра таким неожиданным объявлением.

- Готовься в будущем стать наследницей отца, готовься в будущем стать полновластной правительницей государства. Да умножь силу нашей земли, да преврати её в могущественную империю. Будь королевой Кранции! - вот так торжественным гимном закончила свою будто эпитафию Алиния, как саблей рубанула.

- Но а ты, а ты? Тебя же готовят готовят в королеву Кранции. Об этом знает весь народ. Я не смогу, я не смогу. Меня не готовили. Я слабее, намного слабее, чем ты. Ты сильная и ты, только ты сможешь взять всех под уздцы; ты и только ты смоежешь вести за собой народ, как и всё государство. Я не смогу. - говорила Ламилия, готовая вот-вот прикоснуться к рукавам истерии.

Крепко обняла тогда Алиния свою младшую сестру, а потом отстранилась немного, взглянула в глаза её, где уже навёртывались бесповоротно слёзы и сказала то, что и собиралась сказать:

- Я верю в тебя, моя сестра, кровь родителей наших, твоя кровь. Ты станешь сильной, обязательно станешь. Быть может, само провидение в этом и есть, что королевой Кранции будешь ты и только ты. Утри слёзы и распахни душу светлую навстречу силе да крепости железной. Ты сможешь, и ты будешь такой.

- Ну а ты? Что же ты собираешься делать? Что задумала ты, беспокойная душа?

- Помнишь, я разговаривала тихо с командиром чёрной гвардии хана Аурика, с этим воплощением настоящей войны. А ведь он с виду такой.

- Конечно, помню. Все, начиная от простого люда улиц да кончая всей благородной аристократией так и пораскрывали уши свои, дабы услышать ваш тихий разговор с тем воином с разбойничьей рожей, который так и навевает страх. Но мы не услышали ничего, мы и не поняли ничего, потому как и переводчик между вами был также тих, как тихая вода в чистом пруду да в безоблачный день.

- Душа этого воина, внешностью страшилища от самого дьявола, наполнена высоким благородством да ясным светом. Он сказал мне тогда: "Будь у нас такая ханша как вы, мы преданно служили бы ей."

- Так и сказал?

- Так и сказал.

- И ты намереваешься?... - к догадке примешивалось удивление безмерное по масштабу своему, что Ламилия так и оторопела, не в силах отобразить такое словами.

- Всё так. Я поеду к нему. Догоню. Я думаю, что он, скорее всего отправится искать новую землю. Я же буду искать его, и если понадобится, буду искать его в неведомых просторах великого океана. Он говорил, что там находится новая земля...

С удивлением да с негодованием была встречена такая затея старшей принцессы, более схожая с авантюрой самого бесподобного характера. Но принцесса была неумолима, что готовилась при случае да тайком осуществить такое небывалое дело, что и граничило с прямым бегством да и только. И тут подмога пришла с неожиданной стороны. Кардинал Шелье посоветовался с королём-отцом, на что Дуи Второй нехотя да и дал своё одобрение. Видать, такова уж женская судьба в эпоху жестокости да коварства. Но в предверии войны с Астанией ох как нужен союзник, хотя бы в плане моральном. Надежда на такой тыл с востока да будет согревать душу всего народа, равно как и аристократии.

Но не отпускать же дочь просто так. В охрану ей и была придан отряд из самых верных рыцарей, само олицетворение этого благородного образа. Под стать рыцарям высшей доблести было и само приданое, что уместилось в большой повозке, за которой да присматривали те придворные, что и служили верно принцессе. И вышел простой люд улицы провожать старшую принцессу. Но неужели младшая, обделённая силой нрава, наделённая лишь прихотью блаженства да всепоглощающей любви станет их будущей королевой? Да куда же покатится Кранция в предгрозовую пору войны с Астанией? А может не будет войны? Хотя как знать. Но обеспечено Кранции слабое правление. И кто-то из аристократии да возрадовался в подлой душе.

Спустя несколько дней в тронном зале, где проходило торжественное чествование очередных идолов очередного праздника, да и выпятился один из этих аристократов, выказывая непочтение да намекая на слабость короля, которым можно вертеть как игрушечной юлой в любую сторону. Да разгорится после такого нахальства пожар интриг вокруг да около королевского двора. Но тут произошла неожиданность полная, что да заставила ахнуть всю аристокартию. В гневе выступила вперёд младшая принцесса Ламилия и слова её так и вгоняли наглеца в паркетный пол будто ржавый гвоздь:

- Да как ты смеешь жалкий сморчок, вот так да выставляться ничтожным видом своим перед самим величеством короля! Ещё повторится подобное, то велю казнить тебя. Но не палачи исполнят мой приказ, а верный воин хана Аурика, будущего мужа моей сестры Алинии, командир чёрной гвардии сам Джэнде приведёт в исполнение мой приговор. Ох как рад он будет исполнить такое ради сестры их ханши! Я сказала ясно для всех мутных разумов, да пришедших в тронный зал!

Невольно заёрзался герцог Ронтанский, но и кольнуло в сердца тайных злопыхателей да и заставило потрепыхаться их нервишкам от такого упоминания об этом воине хана Аурика да его гвардии, таким исчадиям ада, таким страшным выражениям от дьявола. Без зазрения совести и с наглостью непомерной да накинула принцесса Ламилия лживую сеть на бездумные головы оступников, что те и вовсе раздумали даже на шаг подобных поступков. Но посветлело в душах верных королю аристократов. Вот она - истинно будущая королева Кранции!

Алиния во главе отряда верных рыцарей тем временем вступала в ханство, недалеко от Кадмии, в котором их хан когда-то отказал в помощи хану Аурику.

40

Хан Гаритаг внимательно осматривал принцессу Алинию, будто драгоценное подношение. Но не предназначалась она ему, вот от того-то и становилось ему не по себе, и злоба тайная так и грызла печёнку, да обливалось слюной ненасытное сердце, давно раздавленное желчью гнили да подлости всего нутра. Хоть локти кусай, да не откусишь. Не прочь был он Такая принцесса красоты небесной да кому, этому зелёному хану, убегающему от всякой войны? Правда, чего уж притаивать сей момент истории, да и до него дошли слухи о несостоявшеся битве в великой степи. И всё по причине опять же этого юнца, так рано примерившего ханский наряд.

Но не надо было владеть особенной интуицией да зоркостью, чтобы не видеть такой ход встречи, от которой всё же не отказаться, ибо проходила она через его ханство. И потому напряглись тела да разум рыцарей "слуга ада" и "одинокий волк", тех самых, которые да направили когда-то на королевском турнире турнирное копьё друг против друга. И силой сжались пальцы на рукояти мечей.

Сколько продолжалось бы это наглое осматривание принцессы, которое да никак не одобряло окружение из числа военачальников да аристократии тоже, присутствовавших в тронном зале хана Гаритага. Но в это время заявился от восточных пространств некогда великой империи гонец, которого-то и не сильно ждал хан Гаритаг, да ещё в этот миг. Какие новости могут быть из восточных земель? Всё так же серо да убого в повседневности своей каждая новость оттуда.

- Я пришёл с радостной вестью для всего нангольского мира! - с ходу восклицал нежданный для хана гонец.

Но встрепенулось окружение, разделяя всеобщее нетерпение да любопытство. И тогда хан повелел гонцу не откладывать сию новость. По мере того как начинал гонец говорить по нангольски, взмахнул непроизвольно да недовольно хан Гаритаг переводчику принцессы в знак того, чтобы тот да помалкивал до поры до времени. Но и без переводчика понимала Алиния, что речь в этой радостной вести как раз и идёт о хане Аурике. По мере того как светлели лица всего окружения, мрачнел и без того невесёлый облик хана Гаритага, будто нежданно нагрянула чёрная туча, так и предвещая сильную грозу. И понимала принцесса Алиния, что не обошлось в данном случае не без зависти, такой подлой стороны души. Похоже, таком понимание дошло и до военачальников, и до аристократии, с удовольствием внимавших оглашению этой вести. В их устах да появилось некое подобие усмешки, не смотря на радостный порыв души. Оно-то тоже не ускользнуло от глаз принцессы Алинии и рыцарей "исчадие ада" и "одинокий волк." После завершения этой радостной, даже в чём-то уж слишком феерической вести принцесса Алиния всё же удосужилась взять слово:

- Я преклоняюсь искренне перед величием вашего великого предка, который возвигал на гребень успеха и власти именно людей первой категории, ценя в них высоту благородства, а не тех, у которых происходит затмение разума от прихотей материального богатства.

Слова эти, как и эта весть да возымели своё воздействие на умы и души всего окружения. Принцесса Алиния получала свободный доступ в земли восточных государств.

Вышел в просторы своего ханства хан Гаритаг, дабы самолично проводить принцессу Кранции. Да задумала подлая душа тайком да хитрость остановить дальнейшее движение Алинии и её эскорта. Послал он тайного гонца на границу, для тайной остановки принцессы да умерщвления эскорта. Но видать, знало окружение хорошо всякие хитро сплетённые ухищрения своего всё же недальновидного хана, рискующего подставить под удар целое государство. Вонзилась в поле стрела в спину коварного хана да вышла через грудь, когда тот провожал коварным взглядом всю эту процессию принцессы Кранции. Но не видела Алиния как и весь эскорт вот такую трагическую драму, поставившей кровавую точку в конце жизни близорукого хана. В этом государстве наступали совсем другие времена.

Молча проскакал мимо них следующий гонец и исчез за горизонтом, где и пролегла сама граница.

Молча, без всяких на то расспросов, пропустил их пограничный дозор в направление восточных земель некогда великой империи.

41

Странная для этих мест процессия из воинов в сплошь железных доспехах, огромного обоза да юной девушки во главе продвигалась всё дальше и дальше на восток, в само лоно утренней зари. Всё меньше и меньше становилось отголосков западной цивилизации, сменяясь неведомыми чертами цивилизации восточной. Но чем дальше от родины, почему-то тем приветливее становились лица повстречавшихся случайно ли, по этикету просто людей или же лиц приближённых к тому или иному двору. Да и ханы последующих государств так же были сама галантность да доброжелательность искренняя. Понимали все до единого в этой странствующей процессии, что обязаны таким гостеприимством прежде всего славе доблести хана Аурика, вот так расправив крылья, вознёсшейся над нангольским миром. По пути переводчик от и до пересказал то послание к хану Гаритагу, где описывалась досконально та битва хана Аурика против троих правителей. Это и подтверждалось во встречах в других восточных государствах. Ханы да одаривали невесту своего троюродного брата обильными подарками, что к процессии невольно да добавился дополнительный обоз. О какой-либо опасности и речи не шло. Слава её возлюбленного была самой надёжной охранницей в этом пути, всё же изумительным по сути своей, хотя бы в силу впечатлений от неведомых краёв. Но не только. Она шла по следу того, за которым и пошла на край света. Вести, ждавшие её впереди, указывали ясно в одно направление на восток, к берегам великого океана.

Оставшийся на берегах великого океана командир чёрной гвардии Джэнде занялся кропотливыми поисками мудрецов, таких учёных мужей. Сам он носился по пескам, камням вдоль лесов побережья взяв с собой лишь десять гвардейцев, тогда как вся чёрная гвардия, оставив на охрану кораблей опять же всего десять гвардейцев ( попробуй после такой оглушительной победы рискнуть на что-либо против хана Аурика) ринулась вглубь территорий на поиски этих самых мудрецов. Конечно же понимали все, что таких осенённых мудростью людей нельзя притащить силой на корабли. Доказательство их дальнейшего развития на этом пути да благоденствие на новой земле были тем доводом, на что могли бы согласиться столь достопочтенные мудрецы. Но воины отборного подразделения в этом деле были невежественны да темны, потому хватали они людей, подозрительных на мудрость, без всяких церемоний да уважительного этикета, подсаживали на заводных коней, а тех кто никогда и не сидел в седле, плотно привязывали к нему, и таскали таким образом на берега к своему командиру. Легче отразить разящую стрелу, рубануть башку на стремительном скаку, да провести всевозможные операции во ремя сражений да войн, чем заняться вот такой философской болтовнёй. Пусть сам командир разбирается с ними, он на это мастер. И вправду Джэнде становился сам не свой - само подобие деликатной учтивости да привязаности внимательного слушателя. Но чаще всего приходилось ему быстро прекращать едва начавшуюся беседу и отправлять собеседника восвояси, от чего тот был несказанно рад, но пребывал всё же в большом недоуменнии, как бы спрашивая невольно: "И стоило ради нескольких слов тащить меня на эти берега к какому-то страшному воину, такому отродью дьявола, но который да отпустил милостиво да без всяких угроз? Как бы не приснилась его рожа разбойничья в кошмарных снах. Быстрее, как можно быстрее, уносить отсюда ноги." А затем выбегал сам Джэнде, будто мальчонок-непоседа, при этом глаза его так и исторгали сердито молнии: "Вы кого мне привезли! Разучились отличать клячу от резвого скакуна?" Но попадался истинный мудрец и тогда не узнать было Джэнде - сам заботливый отец, трясущийся над младенцем-наследником. Так корова нежно облизывает телёнка. И смеялись души суровых воинов чёрной гвардии, что спешили они подальше от шатра, где их командир так и упражнялся в искусной дипломатии, чтобы истошный смех да и вырвался наружу. Дисциплина на время отдыхала. Да и знал Джэнде про это, потому как сам смеялся в далёкой глубине души, но так, что иной мудрец никогда и не заподозрит. Уж у кого, кого, а у него дисциплина всегда была при нём, как третья рука, как третий глаз. Потому он со всей скрупулёзностью исполнит этот всё же дальновидный приказ своего хана. И отобраны были всего-то десять мудрецов из сотен и сотен, опять же по их доброй воле. Но оставалось набрать ещё команду искусных ремесленников, чьи руки так и отлиты золотом с рождения, опять же по их воле. Таков уж приказ хана, от которого да веет мудростью. И он исполнит его до конца.

Так и продолжалась бы эта весёлая, но кропотливая работа в своём всё же размеренном темпе, если бы не событие необыкновенного характера. Из дремучих лесов побережья по выверенной дороге выходили на берега великого океана странные всадники, сплошь из железа, но лица их закрывали железные маски страшных образов, равно как и голову со всех сторон. Но необыкновенность усилилась тем, что посреди них шествовала юная девушка, столь прекрасная как сама утренняя заря. И воины чёрной гвардии узнали этот прелестный образ, и радость вселилась в их души.

Спешившись, шла она в полной грации по берегу океана навстречу суровому воину, что взгляд её был устремлён прямо, но без всякой на то горделивости, ибо улыбка озаряла её прекрасный лик, так и предваряя господство светлой ауры на всём побережье. Прижав ладонь правой руки к сердцу, поклонился командир чёрной гвардии Джэнде, затем выпрямился в богатырской осанке и промолвил во всеуслышание:

- Чёрная гвардия приветствует ханшу новой земли!

42

Свадьба на новой земле, первая по счёту, стала как бы праздником для всего народа. Соединение двух правящих родов совершенно разных государств явилось как бы объединяющим символом для народа, говорящего на многих языках. Рыцари Кранции составили особое подразделение, ибо их боевой опыт был также богат, а благородство также высоко, что и оценило достойно преобладающее большинство и нангольской знати, и простого нангольского люда, состоящее из людей первой категории.

Алиния пришла в новую землю не с пустыми руками. Дело было не в её богатом приданом да в обильных подарках, что дарили ей по пути через государства нангольского мира. Особенно постарались хан Лудуй да хан Батугэ, которые прознав про невесту хана Аурика, отомстившего за их брата хана Дамбэ, одарили сверхщедро и от всей души, впрочем как и все остальные. Она пришла на эту землю с другим багажом, что по ценности своей намного превосходил все подарки, все драгоценности, состоявшие при них. Багаж этот состоял из знаний, что держала в голове да принесла с собой. Перед тем как отбыть от родной земли по замыслу своего плана, она пуще прежнего училась, но прежде всего наукам строительного дела. В числе приданого, что ценила она превыше всего, являлись чертежи касательно западной архитектуры. Ведь мечта её избранника охватила её целиком ещё тогда в королевском саду.

Алиния подарила хану Аурику наследника сына и дочь. А что может быть лучше? Но ведь дело не ограничилось одним лишь этим важным делом. Она строила вместе с мужем города на этой целинной земле. Нашла общий язык с архитекторами лидайского происхождения. Но не принадлежностью к королевской крови, не титулом, не статусом ханши брала она вот это уважение среди больших мастеров своего дела, а знаниями, которые продолжала пополнять и на этой новой земле. И вырастали города удивительные по красоте своей, ибо яркие черты архитектуры и западной, и восточной переплетались в единую живую гармонию. И оценил народ свою ханшу.

На новой земле хан Аурик в тайне души искал тот красный песок, что шуршал под ногами путников, одетых в странную одежду. Головные уборы из стекла. Молодые и не молодые шли они тогда к неведомому сооружению и скрывались в чреве его. Маленький дворец содрогнулся чуть, а затем и вовсе взлетел подобно вольной птице. Взлетел и исчез в просторах красного неба. Вот в такую изумительную картину шкатулка посланника вечного неба преобразила тогда стылый воздух распалённого зноя в великой степи. Но где же красный песок? Но где же красное небо? Это было за гранью понимания, да и мудрость всех мудрецов не в силах преодолеть эту преграду, отделяющую их от мудрости, что да хранит в сокровищнице своей вечное синее небо. Но будет это где-то там, далеко внизу по неумолимому течению реки-времени. Колесница времён да умчит в те пределы, где доступно вот это богатство знаний, вот эта кладезь недоступной мудрости!?

Он стоит крепко на этой новой земле. Он в своей колеснице времён!

Народ его был многоязык и пёстр свойствами различных характеров, которые да пришли сюда вместе с кораблями. Лидайцы были больше ремесленниками да земледельцами, ганчжуры хорошими скотоводами, равно как и дангуды. Да и другие народности берегов великого океана находили свою нишу в хозяйственной жизни нового государства. Ну, а армия состояла из нанголов. Но если в прежние времена одно только имя нанголов наводило на все эти народы один лишь ужас, то на этой новой земле они почувствовали в лице их, в лице своей армии защиту самую надёжную, что можно без всякого страха строить жизнь общую государственного характера и жизнь собственную. Но задумался хан Аурик, потому и пригласил для беседы своего верного воина да старшего друга Джэндэ.

- Много языков на новой земле, много народов на новой земле. Но важно мне сделать их единым кулаком в крепкой руке. Но вот как? Не стал я звать сюда мудрецов, ибо каждый из них да станет гнуть свою линию в этом нелёгком размышлении. Ты прожил много, ты видел много. Посоветуй мне, да приму я твой совет. - говорил хан Аурик про такую важную заботу государственного толка.

- Мой хан, есть один верный шаг в этом направлении.

- Я внимаю всем твоим словам.

- Чтобы объединить народы, надо дать им одно имя. Нет, не будем давить на веру каждого из них. Пусть это останется как есть. Нет, не будем давить на язык каждого из них. Но вижу я сам, когда объезжаю просторы государства - между собой люди разных языков стараются говорить на нангольском языке. Этим они воздают тебе дань уважения, ибо ты дал им самоё важное, ты дал им свободу. Так вот, я сказал про новое имя. Пусть народ новой земли зовётся твоим именем.

- Я думал так, но нанголы не поймут меня. Моя мать из земли кранков. Но я слышу это от тебя. Я рад, что мы оба думаем так. Но моё имя для всего народа многих языков...

- Я понимаю тебя. Но есть у меня ещё одно имя для народа. Уж это дай мне сказать перед всем народом, ибо это имя надо дать при всех. Я думаю, пусть созовут лучших из лучших от каждой земли нашего государства. Там народ узнает своё новое имя. Это единственная просьба твоего верного воина, мой хан.

- Да пусть будет так, мой старший друг!

Никак не мог хан Аурик отказать в такой просьбе верного Джэнде. Но почему он оставлял это для него тайной? Но понимал, что есть здесь место какому-то сюрпризу. Но какому? Любопытство так и вселилось в сердце.

Такого не было никогда на новой земле. Приезжали с северных, южных, западных, восточных просторов необъятного острова. Ставили на ночь шатры. Наступит утро и многязыкий народ узнает своё имя. Так говорили вестники, обскакавшие вдоль и поперёк всё государство. Осталось недолго ждать.

Утро постаралось для всех своей прекрасной зорькой да освежающим ветром. Но подует скоро иной ветер, ветер судьбы, ибо имя и судьба неотделимы друг от друга.

Всё было тщательно приготовлено для такого торжественного случая. На определённом расстоянии расположились именно воины чёрной гвардии, в руках у которых были не сабли да лук со стрелами, а трубы, воспроизводящие громкий звук. Они будут повторять слово в слово речь их командира, которую он держал от всех в тайне. И вот настал долгожданный момент. Вперёд выступил командир чёрной гвардии Джэндэ. Тишина наступила разом, в которой да отчётливо была слышна вот эта историческая речь:

- Вас собрал здесь хан Аурик по моей просьбе. Но прежде чем начать - спрошу я вас одно - кто вы?

Тишина была ответом на такой неожиданный вопрос. Джэнде, явно удовлетворённый таким поворотом, что и предполагал раннее, продолжал:

- Вас привёл на эту землю, сокрытую от всех пучинами великого океана хан Аурик. Наш хан!

Джэнде сделал преднамеренную паузу, тогда как несметная толпа так и завелась: "Наш хан Аурик! Наш хан Аурик!..." Выждав, когда вся эта волнующаяся волна успокоится да уляжется, Джэнде опять направил это течение необыкновенного момента в нужное русло, вот уж искусный дипломат да оратор, а не только бесстрашный воин:

- Его жена, наша ханша Алиния у себя на родине была принцессой величественной Кранции, чей восход к могуществу ещё впереди. Она была у себя на родине наследницей своего отца короля Дуи Второго, а значит будущей королевой королевства, с которым уже считаются многие государства, но будут считаться ещё больше, ибо видели мы там начало расцвета этой страны. Но она выбрала свой путь, и этот путь быть рядом с мужем. Но этот путь и быть рядом с нами! Принцесса Алиния принесла с собой бесценный дар для новой земли. И этот дар - знания, что идут от светлой мудрой головы, что идут на пользу всем нам. Алиния!

Опять завелась толпа под умелой дирижёрской палочкой. "Алиния! Алиния! Алиния!" - восклицание толпы подтверждала восхищение народа да гордость за свою ханшу.

Дав испариться парам, так горячо выплеснувшимся от заведённой толпы, и завидев, наконец, успокоение, что предполагало одно лишь внимание да любопытство, Джэндэ решил выдать свою главную мысль:

- Мы на протяжение реки-времени, что вынесла своим течением на берега новой земли, мы все, говорящие на многих языках, так и не определились до конца в том, кто есть мы. Понятное дело, что каждый из нас в душе лелеет язык и веру той земли, откуда мы пришли. Но здесь, на этой новой земле, мы должны быть единой командой, идущей верх, к самым вершинам могущества, к таким, что будет вызывать одну лишь зависть при виде нашего успеха. В головах и в сердцах своих мы должны знать и ощущать причастность к единому народу. Конечно, на правах победителя нанголы, к которым относится наш хан, к которым отношусь и я, и доблестные непобедимые командиры ьуменов Баур и Аяр, способные разбить любого врага, каким бы большим числом он не обладал, могли бы все остальные народы назвать нанголами и приобщить ко всему нангольскому. Но мы на новой земле и мы новый народ. Это чувствуюте и вы сами. Но нам нужно имя, как нужно оно каждому младенцу, явившемуся на этот свет. А у нас в данный миг и есть пора этого младенчества. Но будет у нас это имя, будет. И я думаю - воля и справедливость Вечного Синего Неба в том, что мы - единый народ - будем носить имя нашего хана Аурика и ханши Алинии, что наша новая земля будет носить имя хана Аурика и ханши Алинии. Я, как старый воин, оседлавший сам опыт ушедших лет, предлагаю имя...

Наступила тишина, в которой да слышен был не долгий полёт стрекозы да шуршание тихих трав. Любопытство разбирало всех: и нангольских воинов, и ремесленников лидайского происхождения, скотоводов ганчжурского народа, остальных многоязычных но вольных подданых хана Аурика, самого хана Аурика, саму ханшу Алинию. Ох, этот старый Джэнде! Умеет наводить вот такое вожделение от близости к самой тайне. Воины чёрной гвардии, недавно в душе и от души смеявшиеся над дипломатическим искусством своего командира, так и уставились в него в неуемной гордости за него. Сейчас он выдаст сокровенную тайну. Наконец, дождавшись верха кульминации торжественного мига, хватанув в грудь как можно больше воздуха Джэнде огласил имя, что держал в тайне даже от своего хана:

- Имя - исходное от имени хана Аурика и ханши Алинии. Ауриния!!!

Торжественность момента источалась в пространство новой земли. Тишина доживала последний миг, уступая место мощному взрыву порыва всех душ людских, да услышавших, да узнавших своё имя. "Ауриния!!! Ауриния!!! Ауриния!!!" - неслось со всех сторон грохочущим громом да так, что все птицы послетали со всех ветвей раннее неведомых деревьев да устремились в лазурную даль вечного неба.

43

Несёт неудержимо свои воды неумолимая река времени, оставляя на берегах крутых или ровных историю, которую да можно всегда вывернуть наизнанку, ибо она осталась недвижно мёртвой там, верх по течению, что не повернуть его вспять.

Вырастали сын и дочь хана Аурика и ханши Алинии в статного юношу и в прекрасную девушку. Уделяя внмание своим детям, хан и ханша Ауринии, ханства, названного в честь их имён, носились по всей новой земле в неутомимом строительстве нового государства. Но вот в какой-то миг да грусть посетила некода бывшую прицессу Алинию. То была тоска по родине да оставшимся родным, о которых она так ничего и не знала.

- Мы снарядим флот и отправимся в гости к королеве величественной Кранции, к прекрасной твоей сестре некогда принцессе Ламилии. Да увидит она племяников своих. - утешил беззаветно преданную спутницу хан Аурик.

Несёт неудержимо свои воды неумолимая река времени, в данном течении которой по волнам океанов и морей прибыл на берега величественной Кранции небольшой флот хана Аурика да ханши Алинии.

Всколыхнулось сердце Алинии при виде родных просторов да разом память обернула события и чувства давно ушедших лет.

Торжественность приёма на берегу земли кранков была неимоверно высокой, так так корабль посланника прибыл накануне. Так не встречали его, хана Аурика, когда он ещё юношей вступил на эту землю. Но то было другое время, другое течение истории.

- Вас приветствует само её величество - королева Кранции Ламилия! Она ждёт вас в столице, в своём дворце Дувр. - вот такими словами посланника королевы из круга высшей аристократии и были встречены они на берегу земли кранков.

Весть о кончине своих родителей Алиния приняла с мужеством, достойной восточных женщин, но тоска да печаль всё же прикоснулись её сердца вот таким наконечником стрелы. Но вот весть о том, что королева Кранции есть сама принцесса Ламилия, что и должно было быть, конечно же беря, в расчёт и всевозможные при кранцозском дворе всплески интриг, вызвала огромный прилив искренней радости у хана и ханши. По пути в столицу так и ощущалась вот эта гордость за королеву Кранции. Да неужели это её сестра Ламилия?

В тронном зале собралась вся верхушка аристократии Кранции. Но в ней и не пахло герцогом Ронтанским. А кардинал Шелье вслед за королём Дуи Вторым также покинул просторы этого белого света.

Пышность церемонии бросалась ярко в глаза. Истинное представление для сестры и её мужа. Вот она - величественная Кранция! В этом заслуга королевы Кранции Ламилии, сумевшей искусством искусной дипломатии избежать войны с Астанией, а в дальнейшем да укрепить государство земли кранков.

Любопытство было вершиной всей пирамиды чувств. Его и не собиралась скрывать за глухим забором этикета аристократия Кранции. Многие ещё с юных лет запомнили того статного юношу, того хана Аурика. А какова сейчас прекрасная принцесса Алиния? Говорят, что она ханша неведомой земли. Но всё же приличие да осознание принадлежности к высоким кровям да принудило аристократию попридержать языки, когда входили хан Аурик и ханша Алиния с детьми. Да ещё как подумает их правительница Ламилия? Это имело значение, да ещё как. Истинная королева Кранции!

Любопытство раздирало и хана Аурика, но особенно ханшу Алинию. А какова она - королева Кранции Ламилия? Всегда весёлая, беззаботная девчонка. Но когда это было? Сколько воды утекло по течению реки-времени с той поры, когда старшая сестра отправилась в самое безрассудное путешествие за своим суженным. Но вот теперь она здесь, в этом ярко сияющем, сверкающем от позолот да прочих драгоценных украшений, что приличествует огромной да мощной империи, тронном зале.

Холодная статуя мёртвого камня была сродни в данный миг королеве Кранции Ламилии. Так она, застывшим монументом, восседала на троне. По правую руку от неё был её муж, про которого ни Алиния, ни Аурик ничего и не ведали. По левую руку уселись три принцессы и принц. Уж они-то никак не выглядели холодным монументом. Но вот что было немаловажно, что давало надежду на искру тепла души, то вот этот дар, когда-то преподнесённый ханом Ауриком. Была на шее её та самая подвеска из горного хрусталя, а величественную корону украшал верхом блистательности несоизмеримый по драгоценности бриллиант "синяя звезда", доставшаяся в наследство от отца.

- Хан Аурик и ханша Алиния государства Ауринии! - чуть ли не кричал во всё горло придворный вестник.

Но не только это оказалось составной частью дипломатического этикета. Слова эти озвучивал переводчик, хорошо владеющий нангольским языком. Всё это ставило на определённый уровень приёма, где восторгу встречи родных сестёр и нет какого-либо отведённого места, ибо заведённая официальность этикета превыше всего. Да, не осталось и следа от тех огненных искринок, всегда источавшихся от по детски озорных глаз младшей сестры, и нет постоянному благодушию да весёлому нраву. Всё осталось далеко в верхнем течении реки-времени. Где же ты - вихрь свежего ветра - Ламилия? Холодность гранитного монумента!

Но ведь сейчас старшая сестра Алиния совсем другая. Бесконечные поездки верхом на коне с мужем и без мужа по всем просторам новой земли, где она указывала, помогала строить, вносила кое-какие коррективы, кое-где и училась сама всем премудростям, ибо строила вместе с мужем новый дом под именем Ауриния, в конец выветрили подобное явление холодности официального этикета. Улетучилась само собой вся вот эта наносность шелухи аристократического облика. Всё в ней было живое да беснующееся от активности неугомонного движения. Вся она была как фейерверк беснующегося огня, лишь доставляющая радость любому глазу. И в этом тронном зале не знающий человек принял бы её за младшую сестру, ибо так молодо, свежо, в самом расцвете женской красоты и выглядела в данный миг Алиния на фоне, сдавленной под тяжестью разных государственных забот, слегка погрузневшей младшей сетры. Но к каким разным берегам доставило их неумолимое течение реки-времени?!

- В лице правителя государства Ауринии приветствует тебя - её величество королеву Кранции - хан Аурик! - говорил на нангольском языке Аурик, отлично владеющий языком матери, но этикет - есть этикет.

- В лице ханши неведомой, но могущественной и прекрасной Ауринии приветствует тебя Алиния! - говорила на высоком чистом нангольском языке Алиния, да так, что этот грубый язык превращался в устах её в истинно волшебную мелодию, так и ласкающую слух, ввергнув ещё раз собравшуюся аристократию в состояние эйфории.

Но, кажется, и на каменном лице Ламилии что-то да сдвинулось. Она встала с трона, но не величесвтенно, как бывало всегда, а в порыве души, что видели в первый раз в этом тронном зале.

- Здравствуй Аурик, здравствуй моя любимая сестра Алиния!

В миг удалился из тронного зала этикет да прочая церемония, уступив место порывам души, преодолевшим разлуку. И возрадовалась искренне аристократия.

Ламилия тут же представила свою семью, успевая и познакомиться с племянником и племянницей, родившихся на неведомой земле под названием Ауриния. Наступил черёд представить сына, что и сделала с гордостью Ламилия, приговаривая при этом: "Уж очень любит он у меня рыцарские турниры. Хоть сейчас готов участвовать в них."

- Айнрих. - представился скромно наследник королевы.

Подобно молнии промчалось видение перед глазами Аурика. Оно и у посланника вечного синего неба исторгалось такой трагедией из необыкновенной шкатулки. Щепа от сломанного деревянного турнирного копья вонзается в глазницу забрала.

- Айнрих, ты учись хорошо. Рыцарский турнир не для будущего короля. - постарался предостеречь его хан Аурик.

- Но почему? Мне так нравится турнир. - отвечал мальчик, которому было неведомо, что там, за далёким поворотом вниз по течению реки-времени, когда от детства останутся лишь одни воспоминания.

Долгожданная встреча двух сестёр вылилась в настоящий праздник для всего народа земли кранков. Отменно отмечал его простой люд, готовый всегда к празднику с поводом и без повода, но особенно искренне было в этом старшее поколение, которое, да помнило юные образы статного юноши и прекрасной принцессы.

Прошли дни радости от встреч и наступила пора прощания. Не удержалась королева Кранции да и сама прибыла на берег, чтобы проводить семью старшей сестры.

Флот, ведомый кораблём хана Аурика и её прекрасной спутницы Алинии, удалялся всё дальше и дальше за горизонт, где его ждала посреди далёкого океана неведомая, но могущественная да прекрасная страна Ауриния.

Часть вторая.

1

Каравелла "Изумрудная корона" острым носом напрочь разрезала ровные волны вполне успокоенного океана. Никакой качки вроде бы и не наблюдалась на палубе. Одно удовольствие обозревать за ровной синей гладью безмерной воды, что упирается бескрайностью дали во все горизонты всех сторон. Построенное из самых стройных сосен подножия Бирененских гор, морское судно, чьи паруса раздувались сполна попутными ветрами на всех трёх мачтах, развивало в данный момент тихих ветров, всё же, приличную скорость в пятнадцать узлов. Корабли сопровождения никак не поспевали, потому и скрылись вскоре из виду. На самой высокой грот-мачте реял гордый флаг Астании, подчёркивая значимость корабля одного из самых лучших флотов, бороздящих моря и океаны.

Публика на палубе подобралась приличная. Сплошь дворянское сословие. Водились здесь и бароны, и доны, да и графского титула тоже. Но среди всех выделялась особенно одна пожилая супружеская пара, к которой можно было добавить и молодую пару, которые также являлись мужем и женой. Да, ещё среди них была одна чересчур бойкая девушка, уж совсем юное дитя. Говорливость, такая безудержная болтовня, была основным достоинством её. А как же - любимая дочь герцога дон Нигеля Рантоса, единственного с таким высоким титулом на каравелле "Изумрудная корона", которым и был вот этот, составляющий вторую половину пожилой супружеской пары. Мужской половиной молодой пары являлся их сын Раэль, тогда как молодая жена была из весьма старинного, но состоятельного феодального рода. Звали её Люция. Партия была разыграна не только замечательно по плану происхождения, но и что немаловажно - по любви. Это также имело значение, да ещё какое, и потому молодожёны были счастливы искренне и наслаждались этим в первом морском путешествии сполна. Но ведь и конечной целью этого путешествия являлся порт Сент-Гуана - самый красивый город Нового Света, такой уж истинный курорт, где белокаменные здания так и прячутся посреди высоких пальм, а побережье усыпано обильно золотистым песком.

- Мой дорогой отец! Ну, почему же так отстали корабли сопровождения? - спрашивала эта бойкая девушка, которую звали Линтана.

- Твой отец узнает про это у капитана Диллето, как я знаю, самого опытного капитана королевского флота. - отвечала за своего мужа, отца этой неугомонной девчонки, её такая дородная мать Катрен.

- Не стоит этого... Как говорил мне капитан Диллето, да и боцман, старый морской волк Аркобар, подтвердит полностью, - мы плывём по самому безопасному морскому пути. - кряхтя, как бы отдувался герцог Нигель Рантос.

- Вот, вот. Мне точно так говорил старина Аркобар. Так что никаких пиратов. - довольствовалась таким ответом мужа дона Катрен.

- О-о, эти пираты! Наслышана, наслышана. Вот бы увидеть их противные рожи... - продолжала веселиться юная Линтана.

- Не говори так, не говори моя дочь, не накличь беду ненароком... - говорил вполголоса герцог, стараясь хоть так да урезонить дочь, непоседливую языком.

Линтана лишь вздёрнула с толикой капризности свои плечики, да так, что пышная коса разметалась из стороны в сторону иссиння-чёрным отливом. Ох уж эта непоколебимость характера папиной дочки.

Тихие волны не всегда способны заглушить даже тихие слова. Услышаны были они и одним моряком, переживающим самый такой расцвет сил, который находился неподалёку от них, так и всматриваясь в границу неба да сплошной воды океана. Но вот что делает он здесь, когда все моряки до единого заняты каждый своим делом?

- Вы правы, уважаемый дон Нигель Рантос. "Изумрудная корона" находится на самом безопасном пути к Сент-Гуану. - вроде успокаивал этот моряк, так праздно проводящий время на палубе, где в данное время место разве что для почтенной публики, но удостоил при этом мимолётным взглядом не Линтану, а размечтавшуюся Люцию, пребывающую в стороне в нежных объятиях Раэля.

- Я знаю, что меня знают, но я не знаю кто вы. - говорил Нигель Рантос, явно не пребывающий в довольствии от такой подсказки ли, поддержки ли от незнакомца, тем более от моряка, которого никто не думал приглашать к разговору.

- Так это вы, тот самый штурман, которого недавно прикрепили к капитану Дилетто. Мне говорил об этом наш старый знакомый боцман Аркобар. - как бы пришла на выручку незнакомцу благодушная дона Катрен.

- Он правильно вам сказал. Но прежде извините меня, пересоленного всякими океанскими ветрами морского волка, как некоторые говорят, за то, что забыл представиться. Ваше почтение, перед вами ваш покорный слуга - штурман "Изумрудной короны" Руэбло Аргонис. - галантно представился штурман, да так, что всякому недоразумению не могло быть и места на этой палубе под плеск тихих волн да шелест попутного ветра, до такой искренности был доведён сей ритуал.

Не доводилось раньше Линтане, чьё детство прошло не только в учёбе, что порой надоедала, хотя в прилежности и прирождёном таланте ей не откажешь, но по части своей опять же из-за непомерной любви отца, в роскоши да в играх, тешащих душу, видеть в такой близи настоящего морского волка. Глаза восхищения озарили юную душу. Что и говорить, статностью этот штурман был отмечен свыше, хотя немного полноват, но и благородным очертанием лица, в чьих глазах беззастенчиво отражались мужество и в то же время порывы какой-то приятной предрасположенности к участию, готовности к помощи любой да безвозмездной. Какой уж там этикет у избалованной девушки! Глядя на вот такую беспечность не каждый мог предположить, что вот эта юная девушка, видом одной лишь нежной прелести, на одной тропе с прислугой, простым людом, да и всеми обездоленными, невзирая на высокородное происхождение. Она всегда на прогулку брала с собой монеты да подавала каждому встречному. Вот такое участие ко всякому нищему было свойственно только ей одной из всей аристократии могущественной Астании. Многие мошенники наживались под видом нищих. Но разве это трогало её. А если будь её отец не видным герцогом, а каким-нибудь разбойником, то уж обязательно она выросла бы в достойную разбойницу. Но разве скажешь про неё такого на палубе "Изумрудной короны", где она в изысканном платье выглядела чисто ангелочком из аристократического общества.

- Вас, вероятно, бросало в разные морские приключения, Руэбло Аргонис? - так и спросила задорно Линтана, не соизволив на то разрешения у кого-либо, хотя у того же отца, или же хотя тона приличия, что всегда да и должно соответствовать аристократии высокого ранга.

Какое там! Не вседозволенность, но всё же вот эта избалованность, взросшая на благодатной почве непомерной отцовской любви, перед которой не могли никак не устоять различные школы этикета, да были тому первой причиной. Глаза Линтаны так и сияли от выраженного любопытства, сдобренного нескрываемым восхищением. Немые взгляды укора так и прочитались в глазах благородного семейства. Не мог не заметить этого Руэбло Аргонис, но вот эта юная непринуждённость явно пришлась по душе испытанному моряку, чем всякие придуманные предписания этикета, чем так и бахвалится эта аристократия, вызывая явное неодобрение простого люда, но особенно морского.

- Бывало всякое, могло быть и похуже. Это ожидает каждого, кто выбирает вот эту профессию проводить слишком уж долгое время на каравелле, дорогая сударыня. Уж простите меня, что я не имею чести признать такое очаровательное создание, в душе которой я вижу ростки не простого любопытства, но прежде знаний. - отвечал штурман с учтивой галантностью, что не свойственно людям, избравшим столь нелёгкий путь моряка.

Ох! Да ведь не было этого никогда! Вот уж такой похвалы она не удостаивалась ни от кого. Всё больше укоров в свой адрес. Образ этого всё же на вид сурового, но благородного сердцем, моряка прочно вошёл в гавань всевозможно внутренних страстей юной души Линтаны, конечно же не признаками любви, но ореолом кумира.

Видя такое восхищение, что прокатилось по личику прекрасному дочери своей, откланявшись, да поспешили герцог дон Нигель Рантос и его дражайшая половина дородная Катрен увести свою неугомонную дочь в другие пределы довольно обширной палубы, где также любовались тихими волнами безбрежного океана некоторые из рода изысканной аристократии. Раэль и Люция последовали за ними. Будь такое на суше родной Астании, то герцог не преминул бы сделать кое-какое замечание этому моряку, который всё же немного зарвался. Но это там, а здесь следовало в лучшем случае промолчать. Будь у каждого у них на затылке глаза, то не преминули бы они заметить мутный взгляд бывалого моряка, что проскользнул по ним да остановился на Люции.

Одного человека не радовал такой попутный ветер при такой благосклонной погоде. Им был сам капитан Диллето. По его, измождённому морщинами, лицу, которое скорее можно было бы обозвать рожей, но ведь так не назовёшь, ибо отпечатались на нём уж очень большие следы разума, перекатывались непрестанно, скорее, чёрные волны при самой хмурой погоде. И было от чего. Ещё там, в порту Дакис, поднялся к нему на борт корабля представитель адмиралтейства. Знал он этого представителя. Его бы он не то что последним юнгой, а шваброй не взял бы в плавание даже до соседнего порта Артахена. Но не один поднялся он на борт, с ним были ещё двое. Одного из них он представил штурманом (какого чёрта ему штурман!), да хоть внуком адмирала, и приставил его к нему. У него всё поплыло перед глазами, сердце его так и побежало там, в груди, готовое вот-вот выскочить да плюнуть смачно в рожу этому представителю адмиралтейства, но его величество рассудок не дало таки разразиться жуткому вулкану. Ох, и бед было бы. А этих двоих сам своими руками, без матросов, побросал бы за борт "Изумрудной короны", чтобы не по трапу, а вплавь добрались до берегов Астании. Но нет. Эта сухопутная крыса адмиралтейства держал перед ним приказ на белой бумаге с сургучной печатью. Вот ему-то он и подчинился. В пути этот штурман, которого, кажется, зовут Руэбло Аргонис, ничем ему не досаждал. Сама скромность. Ещё бы. Но вот то, что приставили к нему штурмана, который нужен ему, как пятая нога собаке, раздражало его до сих пор, что и не мог успокоиться до конца. А второй для чего? Вроде бы помощник этому штурману. Это всё равно, что помогать сходить при нужде. Лишний рот, да и только.

- Смотрите! Смотрите! - крики на палубе заставили его отвлечься от такого раздражения в душе.

Ох уж эти зеваки из благородной аристократии! Приходится ему иметь дело с ними. Как ни крути, а деньги за перевозку эти господа заплатили большие, потому и приходится терпеть их. Всё же прибыль, да ещё какая. Они и есть главный груз "Изумрудной короны". И он вгляделся туда, куда предназначались эти крики.

Далеко впереди, справа по борту, у самого горизонта обозначилась жирная точка.

2

Досадно стало на душе у капитана Диллето от того, что первой заметила пока необъяснимое на горизонте вот эта праздная публика аристократии, а не он, капитан. Но что поделаешь, если раньше на ведомых им кораблях каждый занимался своим делом. Всё больше и больше из знатной части населения Астании желали хоть одним глазком да взглянуть на земли Нового Света, где добывалась для могущественной империи самая

большая доля из её богатств. Самая отчаянная часть населения Астании состоящая из всяких авантюристов, ловкачей разного пошиба, предприимчивых купцов, плантаторов, но конечно и не без рабов, добывали для неё там бесметные сокровища. Целой рекой, в виде торговых кораблей и королевской флотилии, в трюмах которых и были те самые бесметные сокровища, потекло в метрополию истинное богатство материального характера. Конечно, ответвлялись от широкой реки некоторын ручейки в образе захваченных пиратами кораблей разных калибров, но в целом это не меняло саму благоприятную панораму. Новые города далёких колоний расцветали непостижимым образом, обгоняя подавно в богатстве города самой Астании. Ну, а целебные источники, что не встречались в родной земле, послужили источниками дохода для некоторых предприимчивых астанцев, которые и возвели шикарные курорты, куда и потянулась знать да граждане с большими кошельками. Вот такую очередную партию и доставляла на своём борту недавно построенная, по большей части для этой цели, каравелла "Изумрудная корона", которую вправе было отнести к одной из гордости королевского флота могущественной империи.

Любая неопознанная вещь в необъятном океане несёт в себе некоторую толику опасности в эпоху великих географических открытий. Вот и эта может представлять из себя неизвестность из неблагоприятного порядка. А она тем временем вырастала на глазах, преобразуясь в томное очертание одинокого корабля. Так оно и есть. Но что делать здесь одинокому кораблю в эпоху расцвета дерзости корсаров, флибустьеров, буканьеров, кроме самой пиратской шхуны? Торговые суда всегда под сопровождением кораблей королевского флота. Разве что слишком уж жадные купцы, не желающие платить в доход королевской казны, становятся жертвой пиратского нападения. Но ведь никого же не уймёт чей-либо горький урок. С каждым разом становится всё больше таких, плодя и без того несметную ораву джентльменов удачи. Неистребима человеческая жадность! А может это корабль-призрак? Приходилось слышать про такое явление капитану Диллето, но быть очевидцем никогда. Или же этот корабль потерпел какое-либо крушение по непонятным причинам, и потому нуждается в помощи? Как бы то ни было он пройдёт мимо или же подождёт корабли сопровождения (что-то подотстали они) и отдаст одному из них распоряжение насчёт этого. А корабль этот уже под напором спокойного попутного ветра увеличивался в размере, что в подзорную трубу он ясно различал его контур. Какой морской империи принадлежит он? Старался он рассмотреть и флаг на мачте. Но странное дело: ни флага, ни движения, ни души. Мёртвый корабль?! И такое бывает. А он тем временем разрастался, подтверждая его догадку. Корабль плыл по волнам без экипажа. Неужели карающий мор мрачного жнеца охватил всю шхуну? Пиратский корабль уж давно обозначил бы свои притязания такой необыкновенной шустростью, маневрированием, ради которых сами же пираты удаляли часть кормовой надстройки, бортового леера и даже рулевую рубку и бак. И, конечно же, над мачтой нахально смеялся бы, вот так зловеще хохотал бы сам пиратский символ - чёрный флаг из всевозможных изображений устрашающих черепов. Находясь в плену таких размышлений он и не услышал, как к нему позади уж очень бесшумно подкрался кто-то, ибо шаги его были выделаны без звука, и тихий вкрадчивый голос обнаружил вот это самое присутствие:

- Дорогой капитан Диллето...

Он развернулся круто и бешенством в глазах смерил весь образ того, кто вознамерился таким образом нарушить незыблемый морской устав: без разрешения самого капитана никто не смеет подняться на капитанский мостик. А перед ним стоял вот этот самый штурман. Появился хороший повод не только начистить прекрасную физиономию, но и наказать по самой строгости астанского флота. Скажут, что у него неприязнь к этому штурману. Плевать! Он с самого начала не скрывал этого. Он сделает его.

- Какого черта ты приплёлся сюда! Я звал тебя? - слюна пока не слетела с разъяренного рта, но приготовилась.

Но не пошатнулись глаза у этого штурмана Руэбло Аргониса, что возбудило некоторое удивление в душе капитана. Что-то не так здесь?

- Меня не до конца представили вам, капитан Диллето. - всё так же тихо говорил этот штурман, не выказывая никакой робости перед ним.

- Это как понимать? - в голосе Диллето проявились нотки удивления.

- Вы знаете об особом легионе короля Арконанда или хотя бы слышали о таковом? - штурман Руэбло Аргонис прищурился и уставился ему в глаза.

Слова "особый легион короля Арконанда" вернули сразу же капитану Диллето более трезвое и спокойное состояние разума, поумерив его пылкий нрав. Этот "легионер" предъявил к тому же амулет, подтверждающий всё это. Так вот оно что? Он по иному взглянул на этого штурмана Руэбло Аргониса. Среди всех капитанов королевства шла с недавних пор недобрая молва об этом легионе короля Арконанды. О самолюбии недавно взошедшего на трон короля и так ходили всякие слухи, когда будучи он принцем совал свой нос куда не следует. Особенно его интересовал могущественный флот великой Астании, в течение многих лет кропотливым трудом созданный его отцом, королём Астании Гуандом Третьим. Но когда умер его отец, то его сын, ныне здравствующий король Астании Арконанд вовсю стал вводить различные реформы по стране. Конечно же, они в коей мере коснулись и флота, самого драгоценного детища его отца. Но самым гнусным из его реформ, считали в высшем свете и не только, было вот это создание "особого легиона", такого подразделения над всеми. Что ж, если он хочет войти в историю, то он уже вошёл. Его отец оставил стране и ему огромную империю с территорией на всех морях и океанах и свою истинную сокровищницу - мощный флот. Как ничтожен бывает, всё таки, человек лишённый печати гения. Не оставил отец в наследство сыну свой разум на горе великой империи. Поговаривали, что создал король Арконанд вот этот "особый легион" в предверии войны с Грейтвританией, который истинно набрал силу на морях и океанах и претендует на роль всесильной владычицы. Да и Кранция набирает обороты. Ладно уж, сухопутные войска не всегда были в почёте у астанских королей, но вот флот... Якобы для усиления дисциплины во флоте насаждались на военных кораблях рядом с капитанами вот эти самые представители "особого легиона", наделённые надзирательными полномочиями. Истинный дурак! Капитаны всех кораблей флота молились и молятся на его отца. Гордись этим и продолжай его дело. Так нет же. Тщеславность разума выкидывает такие номера, что иные акробаты позавидуют. Но ведь у него не военный корабль. Он переправляет некоторых из знати в Новый свет. Но кто его знает, что пришло королю Арконанду за время, когда он только и бороздит моря и океаны. Так можно отстать от жизни в Астании.

- В заданной точке океана нам должна повстречаться пустая каравелла. Что, к чему и зачем - это военная тайна. Этот корабль имеет значение. Тем более война на носу. - переходил на шёпот штурман Руэбло Аргонис и оглянулся будто ненароком, дабы не подслушал никто.

- Покиньте капитанский мостик. Всё будет исполнено должным образом. - выдохнул с трудом капитан Диллето.

Корабль чуть отклонился от курса вправо, якобы к пустому кораблю, близнецу призрака.

Тем временем публики из аристократии на палубе прибывало. Высыпали чуть ли не все из своих уютных кают. Во времена великих географических открытий на кораблях всех стран всегда был уровень простой и грубой жизни в отношении самого быта моряка. Какой там комфорт?! В этом отношении "Изумрудная корона" являлась первым пассажирским кораблём класса люкс. Ну что ж, великая морская держава могла позволить себе такое.

- Караваелла! Каравелла! Он пустой! Куда же подевались члены экипажа? - океанский воздух так и оглашался криками пассажииров, состоящих из благородной аристократии.

Линтана смотрела на корабль с такими огромными глазищами. Вот так вытаращились, создавая при этом и так истинную чистоту юного создания. Но ведь прекрасна была она в этом удивлении! Ещё бы. Дни и ночи посреди огромной массы воды, где больше ничего и нет, и вдруг такое. Вот будет что рассказать.

Все пассажиры пребывали в похожем состоянии. Да и некоторые моряки на миг отвлеклись от дел. Но вот что же происходит с пустым кораблём?

Удивление, присутствовашее у всех, взлетело на высоту невиданную. Но одно ли удивление?

Вселяя ужас в светлые души, взвился чёрным вихрем над мачтой призрачного корабля "бравый симпатяга" - "весёлый Роджерс" этаким флагом самой страшной беды всех морей да океанов, где закрасовался злорадным оскалом белый человеческий череп над двумя скрещёнными да обглоданными костями. Вот его хохот! Трепещущее знамя кровавой инициативы!

3

В миг из-за борта пресловутого призрачного корабля проявились обликом страшного момента яростно искажённые бойцовские лица бравых "джентльменов удачи", которые отнюдь не выглядели призраками, неся присутствием мясистой плоти лишь смерть и только смерть. Страх мгновенно парализовал столь почтенную публику на палубе. Моряки спешно отрывались от дел. Капитан обернулся кругом, взгляд его искал вовсю вот этого самозванного представителя "особого легиона" короля Арконанда. Голыми руками задушит! Но тщетно. След его и подавно простыл. Но он здесь, на его корабле. "Штурмана ко мне!!!" - крик его был истошным в непосильной злобе, лишь слюна обрызгалась вокруг, да руки, ноги затряслись от непомерной злости и досады. Но какое там. Ох, как обвели его вокруг пальца! Он сам привёл "Изумрудную корону" в пасть самого дьявола. Но не до этого, не до этого... Взять себя в руки и привести голову в трезвое состояние от похмелья злобы. Туда и только туда. Так и есть. Внимание всех было приковано к этой каравелле, сплошь забитом пиратами. Не время сейчас искать вот этого штурмана. С ним разберётся потом. Важна организация, важен его командный голос, важно присутствие его духа.

Зараннее приготовленная агрессия всегда имеет преимущество, нападающий всегда имеет преимущество. Защита тогда не обречена на провал, на поражение, если и она имеет талант духа агрессии, саму направленность яростной воли. Но в этом случае даже и речи быть не может о какой-либо теории противостояний не только эмоционального порядка, порядка ярости, но и элементарной защиты. Добрая половина экипажа "Изумрудной короны" состоит из вот этой белой аристократии, среди которой немало женщин. Тем временем из "вороньего гнезда" призрачного корабля, расположенного довольно высоко на грот-мачте высунулась исполинская фигура пирата. Но не только этим обозначился данный злодей, но швырнул в их сторону сей дымящийся предмет, который легко под напором воли сильных рук перелетел через отделяющее расстояние и точно опустился на палубу. Заволокло едким дымом. Дикий крик огласился с призрачного корабля, предваряя самое наихудшее. Заготовленные абордажные крючья тигриными когтями вцепились в борт "Изумрудной короны". Пресловутый корабль-призрак страстно притянулся к ней, будто любовник. Так быстро была сокращена и так короткая дистанция. Пока производилась данная операция, часть пиратов, словно шимпанзе, взбирались ловко на фок-мачту, на грот-мачту, на бизань-мачту. Прелюдия трагедии, вот такое начало кровавой резне, что обусловится каким-то мигом позднее. На мачтах были заготовлены зараннее длинные верёвки, что послужили бы хорошими качелями для детской игры. Но здесь речь шла о совсем другой игре взрослых, итогом которой неизменно служило обильное пролитие кровей да смерть. Дико устрашающий крик не прекращался ни на миг. Вот с такими звуками искромётно звериных рыков и перелетали проворные пираты на жертвенно преклонённую каравеллу Астании. Честные моряки попытались всячески оказать сопротивление. Пошла резня, в которой ясно и чётко обозначилось превосходство пиратов в бойцовской выучке и ярости самого нападения. Но несмотря на такое столпотворение намётанный глаз да реакция пиратов позволяли ясно представлять - кто есть кто. Благородную аристократию обходили они стороной в этом пылком противостоянии борьбы на смерть. Хороший товар не портят. И когда доблестный Раэль попытался внести свою какую-никакую лепту в общее дело защиты, то был лишь оглушён. Его от моряка можно было отличить как преважного павлина от чайки. Моряки же бились достойно, но когда их стало меньше, намного меньше в численном порядке, то пираты уже старались не отправлять их в иной свет. Моряки тоже товар. А кто сговорчивее, то в скорейшем будущем пополнит их ряды. Не всегда всё обходится без потерь.

Капитан Диллето дрался как израненный лев. Один на один ни одному из пиратов не светила не то, что победа, сама удача зацепиться за этот свет. "Его брать живым!!!" - криком изрёк данное явление штурман Руэбло Аргонис, самозванный "легионер" короля Арконанда. Да кому пришла бы мысль в жарком пылу боя спросить его настоящее имя? Чего уж надрываться. Все и так знали ясно приказ самого капитана пиратов Фаркана по прозвищу "Чёрный Дьявол" и его верной спутницы, этой сущей дьяволицы Дэри Кастанды о том, что капитана, именно вот этого капитана взять живым. Они наблюдают сей спектакль с капитанского мостика "Хитрой акулы". Легко приказать, но как исполнить. Легче тигра обуздать, чем иметь дело в такой ситуации с этим капитаном, который раз за разом отправляет бравых джентльменов удачи в роскошную долину ада. И когда сила всей честной команды была подавлена да сломлена, на палубе осталось одно только движение, где эпицентром являлся всё же пораненный капитан Диллето и обвивающийся круг пиратов, который тут же проявил в душе уважение, но и жажду смерти тоже. От напряжённой схватки сломался клинок шпаги у яростного капитана. Вот уж наконец-то наступит развязка да исполнится приказ. Но что это? Не вообразить такое ни последним, ни первым умом. Даже бывалые пираты не ожидали такого, потому что не бывает такого. Сто чертей да разинут зубастую пасть. "Капитан, держите!!!" - звонкий девичий окрик огласился над кровавой палубой. Ох-хо-хо! Линтана ловко перекинула через ряд оторопевших ловцов удачи чью-то саблю. Вот вздорная девчонка! Вот так вычудила на краю пропасти! О-о! Сердце герцога Нигеля Рантоса и его благоверной супруги доны Катрен не выдержат такого. Каким страшным пыткам подвергнется их любимая, но избалованная дочь? С капитанского мостика "Хитрой акулы" продолжали наблюдать за этой драмой, что перерастала в данный миг на какое-то подобие комедии, самые уважаемые персоны сложившеся ситуации. Заливистый женский смех был тому подтверждением, что да заставила обернуться всех в её сторону. Дьяволица Дэри Кастанда, верная спутница истинного дьявола морей Фаркана отрывалась от души.

- Благородный капитан Диллето, сдавайтесь на милость всех морей! Моё слово - всех пленников оставлю в живых. После этих моих слов за жизнь каждого моего буканьера в рай отправятся десять из всей этой благородной аристократии великой Астании. А девчонку велю скормить акулам. Да скорей поперхнутся они! - говорил с возвышения капитанского мостика непреклонным тоном истинный властелин ситуации.

Всё имело грозное повеление, если бы не последние слова. Смех ворвался в души буканьеров, да и остальных тоже побрало похожее. Хотя, какой там смех на фоне крови да гуляющей смерти для всего экипажа и пассажиров "Изумрудной короны". Это они - победители да захватчики "Хитрой акулы" зальются скоро ромом да повеселятся от истинно мерзкой души.

Не жаль было своей жизни этому отчаянно храброму капитану Диллето, но жизни ни в чём не повинных пассажиров стало жаль. От бессильной злобы он всё же обратился к капитану другого враждебного корабля, в котором превалировала просьба:

- Отдай мне его!

- Никак не могу. Он исполнял мой приказ. Но я тебя понимаю. Смирись! - говорил капитан Фаркан, понимая своего нового пленника, которого уже в душе поставил над всеми остальными.

Так закончилась очередная страница, одна из многих кровавых страниц в истории пиратства, которая насчитывает столько же лет, сколько и само судоходство по всем морям да океанам.

4

Пираты состояли из всякого разного отребья разных стран, в котором всё же преобладали моряки кранцозского флота, также предпочитающего считать себя могущественным наряду с истинно могущественным флотом Астании.

Капитана буканьеров Фаркана правильно причисляли к полку дьяволов и тому подобных демонов, какие и мог представить воображение разного толка. Холод глаз лишь усиливали такое впечатление. Статность фигуры обозначала физическую силу весьма грубого порядка. Металл монолитный и ровный в голосе указывал на непреклонность и властность его обладателя. Потому дисциплина у него была, что надо. Не хуже королевского флота. Не бросились буканьеры стремглав за добычей, за всяким добром, которого было завались на борту "Изумрудной короны". Они не стали вскрывать бочонки с ромом, дабы отметить столь

удачно сотворённое дело. Все были трезвы.

Можно ли было назвать гармонией эту пару? Скорее всего так, но уж с очень отрицательным оттенком. Верная спутница капитана, вот эта сущая дьяволица Дэри Кастанда уж очень здорово дополняла зловещего капитана Фаркана. Настоящий вулкан страстей! А вместе они составляли истинное вместилище ада. Ох-хо-хо! Никакой флот не устоит! Но это к слову, ибо флот конечно же устоит, но вот такой сильной команды верховенства вряд ли кто имеет.

Пленников так и расположили на палубе "Изумрудной короны". На время. До каждого донесли о том, что все каравеллы сопровождения так же удачно захвачены кораблями Чёрного Дьявола. Пусть не надеются. И все поверили им на слово. Какое уж там сомнение. Все только что стали очевидцами виртуозного мастерства буканьеров. Вскоре это стало подтверждаться горьким фактом. Подходящие корабли, будь они пиратскими или из сопровождения, как один салютовали капитану Фаркану и его верной спутнице Дэри Кастанде. Вот такой парад победителей.

Всех пленников, кроме капитана Диллето, сразило то, что штурман Руэбло Аргонис свободно разгуливал по палубе, весело переговариваясь с буканьерами. Ладно, прогуливался бы просто так, ладно веселился бы так, но было другое. Он бахвалился вовсю, выставляясь этаким молодцом в глазах буканьеров: "Ловко я обвёл вокруг пальца этого капитана "Изумрудной короны". У него руки-ноги сильные, но не голова." Большинство пиратов, пропившие всякое достоинство, да убивавшие как попало, потому и убившие собственную совесть, смеялись, хохотали до упаду колен. Пленные моряки стыдливо опускали глаза. Не нравилось это Чёрному Дьяволу. Но он молчал. И так запретил им пить на борту. Пусть доплывут до порта Корд-ройял и отрываются на всех парах. За пару суток в местных тавернах да спустят всё награбленное. Хотя, некоторые, как и он, копят всё же на старость, если доживут до неё. А этот самозванный штурман сослужил ему службу, хорошо исполнил его приказ. Всё же он достоин награды, да вот на сердце как-то не так. Хотя, что ему всё это. Он не учитель благородных нравов. Уже подавно сам весь в дерьме. Адресат же этих насмешек, капитан Диллето, прикованный цепями к грот-мачте, так и скрипел зубами в полном бессилии. Вот так и можно смеяться злорадно над беззащитным капитаном. О, тысяча чертей! Глаза Линтаны как всегда расширились, выдавая на этот раз удивление, густо смешанное, перемешанное с негодованием невероятной силы. Образ самодовольно хрюкающей свиньи наплывался сразу. Где же тот благородный стан, которым залюбовалась недавно Линтана. Она не потерпит предательство! Она не потерпит насмешки над достойным человеком! "Ах ты, драный козёл моего пастбища! Ах ты, вонючий друг хамелеона! Раздавлю как последнего червяка! Навоз набью в твою гнилую пасть!" - вскричала Линтана, да так, что все и обратились в её сторону. Ох, говорила всегда дона Катрен, чтобы мало времени проводила несравненная дочь её на герцогской конюшне, дабы поскакать на ином скакуне. Вот и наслышалась от старого конюха Панчеса всякие говорильные пакости далеко не изысканного ранга. Вот такое шаловливый ум её схватывал на лету, тогда как высокие дисциплины с трудом уживались в ней. Но ладно, выказала бы такую ярость в словесной форме. Но нет же. Она волчонком так и вцепилась крепкими зубами в руку вот этого штурмана. Тот же и от неожиданности ситуации, да и от боли поначалу оторопел, но спохватившись и дабы не ударить в грязь лицом перед буканьерами, ставшими невольными свидетелями, ударил как следует по голове этой сумасшедшей девчонки по его разумению. Но не так-то просто было отделаться от девчонки, которую распирало как никогда сверхсильное негодование. Она опять вцепилась в руку таким же волчонком как и прежде. На этот раз взрыв смеха буканьеров предназначался ему и ставил его не на постамент славы, а в самую гнилостную яму. Да он не потерпит такого! С силой отшвырнул он негодную девчонку ( а ещё из круга благородных аристократов), да так, что она шлёпнулась со звоном о кровавую палубу, но при этом не впала ни в какое беспамятство. Напротив, встала и взглянула в упор на негодяя. Ох, сильна духом юная аристократка!

- Если ты такой мастер поднимать руку на меня, то подними её против капитана Диллето в честном поединке. Пусть его отпустят от цепи! - слова её так и источали зло негодования.

Что было делать? Как-то надо красиво уйти от такой ситуации, в которую втянула эта девчонка, совсем недавно казавшаяся чуть ли не идеалом аристократического благородства. Теперь же её не отличить от задорных девок самых грязных улиц и таверн Корд-ройяла. Убить и все дела. Так поступит каждый буканьер. Итак он подавно загубил свою совесть. И при мыслях таких вскинул он мушкет и прицелился наверняка в Линтану.

Вздох страдания, а затем истошный крик прокатился не только по палубе, но по всему кораблю и далеко за его пределами:

- Пощади мою девочку. Она ещё ребёнок.

То была дона Катрен, глаза которой выказывали граничащее с разумом безумие, навеяное внезапно сложишейся ситуацией. За ней вторил мольбы о пощаде сам герцог Нигель Рантос. Какая уж там гордыня аристократа! Наступил тот самый миг истины. Буканьеры застыли в ожидании. Для них этот пресловутый штурман Руэбло Аргонис был всё таки новичком в их среде. Да. Он путём обмана, при том истинно ловкого, привёл эту роскошную каравеллу прямо в их длинные руки. Но зедсь предстояло другое. Он никого не убивал. Во всяком случае на их глазах. Им-то, у которых руки по локоть крови, терять на этом свете нечего. Всё равно ждёт их виселица в любой стране западной оконечности Старого Света. И путь в ад им давно предоставлен с большими привилегиями. Так что пусть и этот, и так уже одним таким коварным делом крепко завязанный с ними, пусть и кровью, неважно чьей, но привяжется пуще прежнего к ним, да сгинет вместе с ними заодно уж в самом пламенном аду. Понимал прекрасно это Руэбло Аргонис, понимал, что пути назад ни под каким предлогом нет. Он давно перешёл свой Рубикон. Раз так, то застрелит эту девчонку и продвинет свою трепещущую душу прямиком в огненный ад. Он со всеми.

Будто немым истуканом встала посреди палубы Линтана, вроде бы и не осознавая, что предначерталось ей в данный миг нацеленным мушкетом. Может, избалованность характера, может непоколебимая вера в то, что она всегда будет любима в кругу семьи и не только, не давали ей до конца осмыслить данную ситуацию, когда через миг она отправится в рай. Но продолжала вот так же упрямо смотреть в глаза будущему убийце.

Все с разной степенью волнения души ожидали вот этой кровавой развязки. "Отстрани мушкет!" - раздался вдруг повелительный окрик явно с женской тональностью в голосе. То была вот эта несравненная дьволица Дэри Кастанда. Изумлению буканьеров не было предела. У самой невероятное множество загубленных душ. Но то, что проделывает она сейчас, отродясь и не было, и не могло быть никогда в её зачерствелом сердце да злом разуме. Это была следующая невероятность. Богат событиями этот день.

- Отстрани мушкет! Она единственная заступилась за капитана Диллето, сама находясь в плену. Сможет ли кто из вас, пренаглейшие буканьеры, поступить ровно так, как поступила эта девчонка. Вы все понимаете, о чём я говорю. А то наглотаетесь рому и готовы спорить со всеми чертями, а вот на такой поступок... А ты новичок, и не забывай это. То, что ты доставил каравеллу - твоя заслуга. Будет награда! Но это дело оставь. Мой приказ! - говорила твёрдым тоном верная спутница, фактически правая рука Чёрного Дьявола.

Многие буканьеры в душе и не желали смерти вот этой бесподобной девчонке. Что даст им эта юная жизнь? В первый раз многие почувствовали кое-какое облегчение. Может, зачтётся это им в аду?

- Не будь ты аристократкой, позвал бы я тебя к нам, буканьерам. Мы бы крепко повеселились. - сказала искренне и заливисто засмеялась так же, но повернулась затем, чтобы уйти по своим делам, что набралось немало на этих захваченных кораблях.

- Дона, леди, мадам. Я не знаю, как вас зовут. - проговорила тихо Линтана, до которой только сейчас доходил смысл произошедшего. - Я бы хотела сказать.

- Что хотела бы сказать, юная аристократка? - повернулась буканьерша Дэри Кастанда, на которую, по всему видать, так и снизошло само благодушие.

- Пусть радость да счастье сопутствуют вашему сердцу. Я благодарна вам. Будет время - я достойно и с уваженим отблагодарю вас... - говорила Линтана искренне, хотя слова вырывались как-то несвойственные ей.

Благодушие в конец добило в этот день грозную дьяволицу. Так благодарит её вот эта юная аристократка. И это в данном положении, когда ей светит в худшем случае перспектива рабыни, а в лучшем... Ну что ж, она не допустит её участь до положения рабыни. Уж в этом-то она будет непреклонна. А до остальных наплевать. Но благодарность от аристократки? Вот так да! Улыбка искренняя, оставшася там, позади, в юности да в детстве, послужила отражением этого состояния.

- Меня зовут Дэри Кастанда. Может, слыхала обо мне. Не стоит блвагодарности. Разве что, когда в аду вечном буду жариться на сковородке, помаши мне ручкой из рая.

Повернулась и пошла Дэри Кастанда. Лишь благодарный взгляд Линтаны вслед за леди удачи, мадам фортуны.

Что было? В миг озарилось над головами буканьеров подобие светлой ауры, да погасло навсегда.

Дни и ночи сменяли друг друга, проявляя собой серую обыденность для пленников. Ну, а буканьеров лихорадило самим предверием обильного пиршества да раздольной жизни в порту Корд-ройял. Держись все местные таверны! Самый прекрасный город этого света, где только и рады заезжему пирату, корсару, флибустьеру, буканьеру. Да и все красавицы острова ждут их в непомерном желании полакомиться содержимым их карманов, глубоких как всегда после удачного вояжа по морям да океанам.

Поостепенился немного Руэбло Аргонис после данного инцидента. Не сыпались больше насмешки из поганого рта его. Хотя, кое-где они и просыпались таким потухшим вулканом. Что поделаешь, когда нутро давно перестало отдавать отблеском благородства. Старался он всё же обходить стороной вот этой пленницы под именем Линтана. Но ведь и не обойдёшь. Мутный взор его так и обращался на Люцию, приводя Раэля в бешенство. "В порту Корд-ройал будет оживлённая торговля. Съедутся со всего света парни удачи. Я припас деньги. И знаете, куда я их потрачу?" - говорил упитанный негодяй, с мечтательной улыбкой томно вглядываясь в Люцию, да так, что слюны протекались из жирных губ. От этих слов Раэль бесновался ещё пуще. Вот так дни и ночи сменяли друг друга, всё верно приближая их к порту Корд-ройял, самому прекрасному городу на свете.

Одно обстоятельство всё же огорчило капитана Диллето, ввергнув его и так в унылую печаль. Не все моряки оказались преданны своему долгу и потому честны перед ним. Может, тешило душу то, что таковых оказалось явное меньшинство. Предатели не выставлялись напоказ, как этот самозванный штурман, который и был-то на борту его корабля чужим. Но вот они, которых он знал, с которыми пересекал многие моря да океан в придачу. Так и прятались их нечестные взгляды от тяжёлого взгляда его. Одних доконал негодный страх, других же прельстило скорое материальное обогащение. Они, как и буканьеры, загрезили портом Корд-ройял. Да ладно эти, но вот тем, кто оказался прежде в плену у страха, взять бы им в пример вот эту девчонку, которой он благодарен как никогда. А ведь когда завидел он это семейство, то решил, что эта девушка совсем юной поры - чистая белоручка с избалованной душой. Но какое благородство?! Ох как ошибался он.

Каравеллы Чёрного Дьявола, будто кортеж в океане, покатили величаво по волнам навстречу неизменным потехам в разудалых тавернах Корд-ройяла. Так и разразились слюны души. Попутный ветер раздувал паруса на радость буканьерам, да на горе пленникам.

Будет неистовость развлечений, и будет тягость страданий. Впереди бесподобный Корд-ройял. Но вот на горизонте обозначились неведомые корабли.

5

Волнение охватило души буканьеров. Предпразничная атмосфера улетучилась как дым на солёном океанском ветру. Перед ними была преграда, которую надо будет преодолеть с кровью своей и чужой. Ох, сколько же из бравых парней не доберутся до таверн Корд-ройяла? И всё вот эти корабли! К какому флоту какой страны принадлежат они? Принять бой, договориться, отдать часть добычи или же удрать на всех парусах да окружным путём добраться до Корд-ройяла, где флотам империй делать нечего. Там своя территория. Взоры трезвых, но взбудораженных буканьеров устремились на бессравненного капитана Фаркана, друга самого дьявола.

Было у него волнение как и у всех буканьеров, но когда он увидел в подзорную трубу каравеллы неизвестности, то волнение это переменило свой оттенок, а потом и вовсе под трепетом беснующего сердца и вовсе приобрело противоположный фон. Но какие корабли?!

Каждый из них отливал добротностью, как бриллиант отливает всеми цветами радуги. Руки у него затряслись, а изо рта так и повалила, обтекаясь, слюна за слюной, будто запах мяса дикой свиньи на букане забил ноздрю. Но какой флот, какой страны? Что за флаг? Чёрт побери! Он знает флаги многих стран. И корабли тоже. Но эти совсем не то. Но какие! Может, пираты. Но ни одно пиратское судно не имеет такую добротность как вот эти. Сколько их? Пять. Сколько у него, считая и трофейные? Тринадцать. Намного больше. Перед ним никакие не корабли дьявола. Там люди. А значит, на них можно напустить страху, их можно переиграть тактикой морского боя. Тысяча чертей! Пусть потопит он четыре каравеллы, но один всё равно должен достаться ему.

Каравеллы Чёрного Дьявола, равно как и трофейные капитана Диллето, выстраивались в линию. Прежде повелел он выдать каждой команде по бочонку рома. Дух буканьеров пошёл на взлёт неимоверно. Но и сам он пропустил изрядную кружку рома, что обернуло его к такой речи перед боем, ибо прирождённое красноречие взыграло под давлением крепкого рома. С самого детства он представлял себя великим флотоводцем, и каждый раз перед морским сражением словесно водушевлял преданных буканьеров, ибо преданность он ценил выше всякой платы за службу. Вот только перед захватом кораблей капитана Диллето он не произносил столь громкой речи и не выдавал по бочонку рома, ибо захват проделал с особой хитростью. Капитан Фаркан говорил, а самые горластые буканьеры передавали слово в слово до каждой каравеллы:

- Взгляните на горизонт! Там корабли. И они всё ближе и ближе к нам. Вы никогда не видели таких каравелл, никогда. Я клянусь перед дьяволом, что это истинно так! Я поведу вас на эти корабли. Это будет самая красивая битва всех морей-океанов! Знайте!... Рецепт победы - свободный дух буканьера! За нашей грешной душой ни родины, ни государственного флага. Огромный океан - родина буканьера! Вот этот "симпатяга" - "Весёлый Роджерс" - флаг буканьера! Мы гордо поднимем его на всех мачтах наших кораблей. Он сделает своё дело! Он сделает страх достоянием противника! Он разрушит его уверенность в себе! Мы сотворим красивый бой, и тогда удача обнимет каждого из нас. Вперёд свободные души буканьеров!

Красивое зрелище, когда на всех парусах тринадцать каравелл под флагом "симпатяги" - "Весёлого Роджерса" мчатся по одной шеренге, дабы продавить да посеять смерть. Грозное предначертание да численное превосходство.

Неведомые корабли повернули назад. Что мог выразить противник таким бегством? Удивление сразило Чёрного Дьявола. Да и капитана Диллето тоже, пленником наблюдавшего за началом боя. Но не было начала. А удивление это породило не бегство неизвестного противника, а разворот неизвестных кораблей. Оба капитана никогда не видели такого быстрого разворота, такой маневренности. Но что за противник, что за корабли?

Стал ли страх достоянием противника? Он никак не спешил удалиться на всех парусах из виду, чтобы лишь памятью запечатлеться в слегка захмелевших головах буканьеров. Нет. Пять кораблей держали дистанцию. Может, заманивают куда? Но куда? На сотни, тысячи миль нет никаких островов, кроме вожделенного острова, где ждёт их порт Корд-ройял. И сколько хватает взору подзорной трубы, не видать и подобия какого-либо флота. Но они держат дистанцию. Фаркан решил проверить это. Его каравеллы сбавили ход. Вот случай убраться от них и уйти за горизонт огромного океана, и никто не достанет. Благоразумие тех на неведомых кораблях так и должно поступить. Буканьеры застыли в ожидании. О-о! Да и они замедлили ход, сохраняя прежнюю дистанцию.

Вот так восемнадцать кораблей, меняя скорость, плыли с попутным ветром по волнам огромного океана, будто замыслили игру. Грудь Фаркана готова была вот-вот разорваться от непомерной злости. Никакой страх не стал достоянием противника. У него было ощущение, что там, на пяти кораблях вовсю потешаются над ним.

Капитан Диллето понимал ситуацию и потому по достоинству оценил неизвестных противников. И не понятно, кто будет жертвой.

Хмель выходила из голов буканьеров. Может, это и на самом деле корабли дьявола?

За неистовой погоней не заметили, как подкатили незаметно сумерки. Корабли Фаркана сбавили ход, понимая, что там произойдёт то же самое. Так и случилось. Дистанция сохранялась.

Капитан Фаркан никак не воображал себя акулой.

Совсем другое вображение витало в голове капитана Диллето.

Поубавилась бойцовская прыть в вольных буканьерских душах.

Сгустились сумерки. Почернели волны. И не заметили, как перед самым носом каравелл Чёрного Дьявола оказался корабль неизвестных.

Полная неожиданность ситуации заставила всколыхнуться сердца, да пробиться холоду в души буканьеров, да и пленников тоже. Линтана почувствовала страх намного больший, чем тогда перед дулом мушкета пресловутого штурмана Руэбло Аргониса. Он - лишь пылинка перед её величеством - таинственность.

В мёртвой тишине он разворачивался медленно, не так, как днём в искромётной быстроте. Медленно. Чёрная каравелла неизвестности! И не видать никого на борту. Но он обитаем. Во всём этом и был парад мощи. Жуткий момент! Будто дыхнуло ароматом смерти. В этом корабле вовсю заиграла грация тайной силы. Заворожённые взоры буканьеров так и провожали равернувшийся прямо под носом каравеллу противника, неведомого по сущности своей. Он удалялся, обозначив чёрный силуэт в предверии чёрной ночи. Зловещая истина отметилась в этом манёвре, как застывший свет от глаз ядовитой змеи.

- Фаркан! Уходим. У меня дурное предчувствие. - с тревогой говорила Дэри Кастанда.

- У вас, у баб, всегда мерещится дурное предчувствие. Я не уйду, пока не заполучу эти каравеллы. - грубым ответом Чёрный Дьявол решительно пресёк не только её, но и каждое мнение об отступлении.

Чёрная ночь вступила в свои законные права. Растворился горизонт в кромешной темноте.

Хмель давно покинула головы буканьеров. Но ни один из них и не думал о добавке. Другое заставило забиться сердца. Такого никогда не знали их отчаянные умы. Гнусный призрак страха околдовал все палубы каравелл капитана Фаркана. Наступало веселье ада. Но где же смех? Впереди томно замелькали, завиражировали огни, зловещие огни, исполняя медленно магический танец смерти. Неведомый, но устрашающий обряд совершал таинственный противник. Смотри и бойся чарующих огней мрака ночи. Вот взять бы, да пальнуть по ним. Но онемели руки, равно и языки. Сухость во рту стало подтверждением этому. Неужели каравеллы дьявола? "Там человек! Он такой же, как и мы!" - старался внести успокоение в ряды затрепетавших буканьеров капитан, сам прозванный "Чёрным Дьяволом". Но в данном случае он никаким дьяволом-то и не был. А вот там? Неизвестность задавила страшной тайной. Кто они?

6

Ночь - свидетельница странной драмы, что готова разыграться в водах огромного океана. Огни так и барожируют в чёрной темноте, будто подбирется стая гиен медленной, но уверенной поступью к намеченной жертве. Она не уйдёт, она подождёт, она на заклание.

Глаза буканьеров так и снуют за огнями, затеявшими игру безумия.

С одного корабля раздался пушечный выстрел. Скорее, это был отчаянный шаг, чем тактический ход. Огни стали разбредаться в густой черноте. И вот тут-то пошло-поехало. Пушки стали палить со всех каравелл капитана Фаркана и трофейных кораблей, что подчинялись некогда капитану Диллето. Казалось, буканьеры готовы на расход весь положенный арсенал пушечных ядер, лишь бы отделаться от огней-призраков.

Когда стихла бешеная канонада, то предстала перед ними чёрная темнота в ореоле тишины. Возрадовались грешные души буканьеров. Да и пленники не знали - радоваться им или нет. Какой враг лучше? Тот, кто хорошо известен тебе или покрыт страшной тайной и не знаешь - человек ли он. Но кто кроме человека правит кораблями?

Чёрная темнота покрылась тишиной. В пору было открыть бочонок рому да отпить от души. Чёрный Дьявол, угадав ли это желание буканьеров или же от того, что у самого возгорелось такое желание, приготовился отдать такой приказ.

Они появились снова. И было то же медленное колыхание, что наводило на мысль о магическом танце смерти. Напрасной была вся эта канонада в ночи, когда ядра в аккурат ложились в пустоту, будоражили спокойствие волн. Огни продолжали издевательство коварного хищника. Воображение буканьеров сходилось в одном только этом предположении. Страх становился их достоянием. Давно забыт рецепт победы под грозным впечатлением ускользающих огней, этаких королей тьмы, самих посланников ада. Там неведомый противник, знающий цену собственной силе. Там неведомый противник и неведомый разум у него. Вот он - грозный миг всепожирающей истины!

Чёрная темнота, обрываемая огнями парализующего ужаса, покрылась тишиной.

Ситуация наслаждалась чарующей игрой неизвестности будущего, что предъявляла лишь безысходность да ожидание страшной тайны, что вскроется самым наихудшим образом.

Чёрная темнота, обрываемая огнями парализующего ужаса, обворожила тишиной.

Неведомый противник был на палубе "Хитрой акулы", был на палубе "Изумрудной короны", да и все остальные каравеллы подверглись тихому вторжению.

Пять чёрных призраков стояли недвижно посреди палубы, отражаемые тусклым светом зажжённых факелов. Да когда и как они объявились?

Лица их были скрыты покровом чёрных масок.. Вот он - мистический противник!

Было ли это приказом или же порывом отваги, или же случаем нервного срыва? Пират по прозвищу "Огромный слон", тот самый исполин, который и швырнул напором сильных рук из "вороньего гнезда" "Хитрой акулы", где хранятся тросы, дымящийся пакет на палубу "Изумрудной короны", бросился с остервенелым криком на призраков ночи. В руке была зажата мёртвой хваткой сабля, которой он собирался зарубить и навсегда покончить с парализующим гипнозом устремлённого ужаса. Мгновенно выдвинулся вперёд один из призраков. Быстротечное сближение имело ужасную трагедию для исполина по прозвищу "Огромный слон". Молнии движений чёрного призрака были едва уловимы глазу, а скорее неуловимы. Огромная туша сваливалась в одну сторону, тогда как голова отлетала в другую. Жестокое зрелище! Но и это не всё. Этот виртуоз смерти, однако, и являлся предводителем этих чёрных демонов ночи. При тусклом отблеске догорающих факелов возгорелся зелёным светом фосфора на лбу главаря призраков величественно устрашающий дракон с глазами дьявольской змеи. Истинный посланник ада! Полный паралич стал достоянием грешных душ буканьеров. Корабли не принадлежали Чёрному Дьяволу, став трофейной принадлежностью таинственного противника. А было ли сражение?

7

После ночи кошмаров наступило долгожданное утро. Что ж, пора было подводить итоги прошедшего события, навеяного ужасом да невероятностью. За ночь власть переменилась. Корабли перешли из одних рук в другие. Но в чьи руки? Это до сих пор оставалось загадкой и для буканьеров, и для пленников.

Как же легко были захвачены все корабли. После того, как от Огромного слона отвалилась быстро голова и от него осталась лишь раздвоенная часть, таким ужасно тоскливым напоминанием снизошло на буканьеров вот такое бессилие души и тела. Но никак не могло это соприкоснуться отважного духа Чёрного дьявола. Рука его вскинула было мушкет, но другой из этих чёрных призраков в чёрной маске совершил до того резкий взмах руки, за которым никогда не уследит обыкновенный глаз. Дротик то ли воткнулся, то ли впился в лоб капитану Фаркану, от которого тот сразу и повалился этаким мешком навзничь. Не могла такого стерпеть его верная спутница Дэри Кастанда и диким криком бросилась было к своему единственному на этом свете, но была поражена таким же дротиком, что пришёлся ей в бок шеи от взмаха руки подобного молнии, что произвёл третий призрак из стана таинственных кораблей. Дьяволица так и пала рядом с капитаном буканьеров. Ну, а что же остальные буканьеры? Дьявол послал своих чертей в образе этих чёрных призраков, да уведут они их прямиком в огненные реки ада, где их ожидают такие же буканьеры, пираты, корсары, флибустьеры всех времён да всех мастей. Чего уж тут сопротивляться, когда подавно их судьба предрешена. Что есть, то есть. И потому легко сдались они на милость таинственных победителей, которые да связали их руки, заломив за спиной.

Утром же происходило не менее странное событие. Хотя, можно ли наделять такое чертами какой-либо странности. Пленников переводили на таинственные корабли, тогда как трофейные каравеллы занимала часть из моряков победившей стороны. Страннным выглядело то, что их сортировали при входе на чужой корабль, будто разделяли какой-либо скот по роду его породы. Пленных буканьеров толкали в шею, будто гнали в ад, тогда как благородную аристократию и моряков капитана Диллето аккуратно подводили за руку, будто мостили им дорогу в рай. Но почему? Пресловутый Руэбло Аргонис тут же прикинул в голове данную ситуацию и притворился прилежным ягнёнком. И его взяли аккуратно за белые ручки и будто сударыню подвели к тому месту, куда пристроили всех честных людей.

Каково же было удивление, когда буканьеры да пассажиры увидали полноценно живыми бравого капитана Фаркана, и его верную спутницу - сущую дьяволицу Дэри Кастанду. Чёрный Дьявол выглядел всё же не так браво, тогда как Дэри Кастанда никак не потеряла прежней привлекательности, продолжая освещать всё вокруг злобным огнём, что так и вырывался из бесноватых чёрных глаз. Но ведь кто из них знал, что дротики те были намазаны снотворным снадобьем из сока ягод особенного кустарника, смешанного со смолой такого же дерева, растущих в разных долинах одной земли. Вот вам и чудесное воскрешение! От таких превращений, подобных сказочным, победители взлетели ещё выше по значимости могущества да по силе всесокрушающей мощи в глазах буканьеров, честных моряков да и аристократов тоже. Вот такой уж невероятный по мастерству противник одержал верх над ними. Тайна оставалась тайной.

Победители оказались всё же людьми, а не какими-то посланниками ада, этакими солдатами дьявола, а точнее его моряками. Это были люди. По большей части это были люди с раскосыми глазами, характерными для жителей Востока, но и попадались среди них и такие с характерными западными чертами, что и они, пленники в данной ситуации. Но каково же мастерство?! В душах капитанов Диллето и Фаркана единовременно проснулось да вскипело восхищение, разве что с разными оттенками. Да и остальные по достоинству оценили ночное подобие морского боя, где единственной жертвой, павшей во время такого боя, оказался Огромный слон, понадеявшись на исполинскую силу физического характера. Но вот как он был сражён? Загадка загадок? Никак нет. Опять же мастерство. Вот он - таинственный противник, непобедимый по своей сути, но к тому же и бесподобно хитрый. Это тоже следовало учесть. Тактика на пьедестале.

Каравелла, на палубе которой разместили аристократов, моряков, капитана Диллето и буканьеров, носила имя "Победитель ветров".

Не заметить его нельзя было, ибо восседал он на возвышении, на таком подиуме, усевшись чинно на простеньком деревянном кресле. Но ведь как молод этот повелитель! В том, что он является таковым, ни у кого не возникло сомнения. Более старшие, да намного старшие уделяли ему все признаки почёта да советовались с ним о чём-то. Нельзя было определить, к каким чертам тяготеет юный облик таинственного властелина, ибо восточные и западные ветры, смешавшись когда-то в единый вихрь, да сотворили вот такое благородство.

Похоже и его, властелина таинственных кораблей, распирало любопытство, ибо он, по большей части молча, да рассматривал то ли каждого пленника подряд, то ли всех сразу. И это было точно так. Он старался определить пока сам каждого из пленников, а уж потом допросить их, самых интересных по отдельности. Так бы и случилось, если бы не произошло далее весьма любопытное представление, что так и ошарашило его самого, да и всех его моряков.

Линтана, увлекшись видом таинственных победителей, да не заметила этого пресловутого Руэбло Аргониса, оседлавшего вот так шустрого жеребца витиеватой хитрости. Не то, что он, даже самый невежественный буканьер понимал, что ждёт всех их разная участь, потому как победители эти, судя по их поведению, как по отлаженности часового механизма, и вовсе не походили на пиратов. Скорей, это была частица военного флота. Но какой морской державы? Вот это-то и составлял в данный момент довольно таки занимательный вопрос.

- Ага, ты понял, с кем имеем дело. Победители далеко не буканьеры. Их не интересует богатство как таковое. У них совсем другое на уме. Что? Не знаю, пока не знаю. Но вот ты, именуемый Руэбло Аргонисом, захотел под личиной порядочного моряка, облагороженного истинной честностью да преданностью неистовой, затесаться в наши ряды. Ах ты, паршивый друг хамелеона! Не выйдет это у тебя, пока носит меня на белом свете. Я покажу тебе преисподнюю дьявола! Смотрел на тебя, как на червяка навозного. Я пришпорю тебя как блудливую клячу, да так, что завопишь последней курицей. (Старый конюх Панчес остался бы доволен.) Где твой мушкет - штурман ты вонючий?! - говорила Линтана, кричала Линтана, да так, что Люции и остальным аристократкам пора бы позакрывать ладонями благородные уши, а буканьерам повеселиться от души перед отправкой на берега огненных рек ада, и вцепилась крепкими зубами в руку самозванного штурмана, пресловутого представителя особого легиона короля Арконанда.

Тут уж взвыл истошно самозванец, чего не проделывал сутки назад. Но ведь тогда он был в стане победителей-буканьеров. Иной дух здравствовал в теле, иной настрой ума благоволил его сердцу. Не тот, совсем не тот случай господствует сегодня рядом с ним. Вот так переменчива фортуна!

Внимание его прежде было приковано к степенному герцогу Нигелю Рантосу, хранителю аристократических традиций при любых обстоятельствах, весьма дородной доне Катрен, да к этой роскошной паре, не утратившей достоинства в путах унизительного плена, которую составляли Раэль и Люция. Но никоим образом ясный взор его не заострил какой-либо признак любопытства вот к этой девчонке, по годам не так уж много, а даже совсем мало отстающей от него в этом жизненном пути над бесконечными водами океанских просторов. Но данный миг так и приковал его к этой комической сцене, что он едва сдерживал подобие улыбки, что и разразится в безудержный смех. Моряки "Победителя ветров" с трудом оттащили её от довольно таки крепкого господина, одетого в дорогой камзол изысканного шитья. Момент стоил внимания, а вот эта пламенная речь черноокой девчонки с душой буйного вулкана востребовал незамедлительного перевода. Уж как она выразительно кричала на каком-то незнакомом языке, что по всему видать, слова были ох какого богатого содержания. Жаль, что не знает этого языка. Кажется, астанский. На его кораблях всегда водились переводчики языков великих морских держав. Потому и не будет помех и с этим языком. И он оказался прав, ибо девчонка эта, урождённая аристократка, ругалась на истинно астанском. Но как прекрасна она во гневе буйной души!

Переводчик, как и повелел он, перевёл всю брань этой девчонки слово в слово. По мере изложения всей сути вот такого ругательства юное лицо властелина кораблей, которого ясно покрыла печать мудрости несвойственной для такой поры, расплывалось в широкой улыбке, и вот случилось то, что и предваряла она, эта улыбка. Властелин так и разразился весьма уж диким хохотом. Победителю дозволено всё. При этом он взмахнул рукой, обозначив какой-то сигнал, после которого безудержный хохот охватил всю палубу "Победителя ветров". Победителям дозволено всё.

Если с таким безудержным хохотом всё же причалилось к кораблю кое-какое подобие светлой ауры над головами пленников, которое и подавно отсутствовало в последние дни, то на Линтану подул ветер очередной злости, которую едва сдержать. Смеялись над ней, над её словами, которую она от искренней души высказала этому негодяю. А он, паршивый приятель осла, заулыбался тихо, будто победители встали дружно на его сторону. От негодования Линтана выступила вперёд и закричала вновь, но этот раз слова её были обращены к таинственному властителю таинственных кораблей:

- Послушайте вы - великий захватчик кораблей! Вот этот под видом честного моряка заслуживает и не такого наказания. - при этом она указала на пресловутого Руэбло Аргониса. - Подайте мне мушкет и я прострелю его дрянное сердце и пусть его душа вонючая да отправится в горящую лужу ада. Не туда приставили его твои доблестные моряки. Ишак, не есть высокородный скакун! (Ох, старый Панчес!) Ему не место среди честных моряков, ему не место рядом с моим отцом и моей матерью, ему не место рядом со мной, покровительницей бедных да обездоленных, ему не место даже среди буканьеров, всё же достойных уважения. Пусть твои моряки да гонят его в шею, как можно подальше от меня, а то я откушу ему оба уха. Так и переведи великому захватчику кораблей.

Переводчик опять точка в точку перевёл вот этот изысканный монолог разгневанной красавицы. Улыбка не сходила с благородного лица великого захватчика кораблей. Но по мере того, как вникал он в суть монолога этой весьма уж бойкой девчонки, то становился серьёзным облик его. Взглянул с вниманием он на пресловутого штурмана, да так, что тот съёжился под его взглядом, будто мышь от глаз змеи. Но после властелин обвёл тяжёлым взглядом вокруг, что становилось не по себе усталым аристократам благородных кровей. То же самое испытывали и сплошь огрубевшие души буканьеров. Кого и зачем искал победитель?

Он всматривался в новых людей, зависящих от него самой целостностью жизни, ибо они всё же на положении пленников. Хотя, у него уже подавно сложилось мнение совсем иного суждения, в котором он ставил, прежде всего, интерес намного высшего порядка, о котором вот эти новые люди, то бишь пленники, и вовсе не подозревают. Он всматривался в надежде не ошибиться. И, наконец-то, взгляд его пронизывающий остановился на капитане Диллето. По его повелению капитан Диллето был тут же представлен перед властелином.

Линтана была весь внимание, ибо по её гневным словам складывалось такое положение дел, о котором нельзя и было догадаться. Но что там Линтана, когда все на положении пленников так и заострили вот это самое внимание.

Предводитель победителей, капитан победителей, а иначе и как называть его титул, его звание, если он не счёл уместным и представиться перед ними, вёл тихий разговор с капитаном Диллето. О чём они переговаривались, было трудно догадаться. Переводчик также был тих да предусмотрителен. Наконец, капитан Диллето обернулся и указал зачем-то на самозванного штурмана и на некоторых моряков. Вот тут-то догадка так и ворвалась неистово в задумчивые головы людей на положении пленников. Он указывал на моряков, предавших его, предавших "Изумрудную корону" и её эскорт. Назревало что-то из ряда ужасного. И кажется, они - аристократы, моряки, буканьеры не ошиблись. Юный властелин полез зачем-то внутрь плаща, дабы достать какой-либо предмет. Но вот когда он вынет сей предмет, то все до единого, включая и капитана Диллето, который вёл с ним, с самим предводителем пока неизвестного противника, тихие переговоры, будут умом и сердцем отправлены в трепетный шок.

Молодой предводитель неизвестных победителей неспешно развернул сей предмет, который на деле оказался чёрной маской, и завораживающе медленно натянул её на юное лицо. Но вот когда маска была на месте, то уж позабыли все, что перед ними прекрасный юноша благороднейшей наружности. Истинный посланник ада! На лбу чёрной маски красовался величественно устрашающий дракон с глазами дьявольской змеи, который да возгорит во мраке ночи зелёным фосфорическим светом, навевая ужас от истинно властелинов тьмы.

8

Вот и встреча! Хотя какая тут встреча. Просто стал известным тот факт, что сам предводитель участвовал в ночном нападении, вместе с моряками вооружившись чёрным образом неведомых призраков, этаких демонов мрака ночи. Благоговение да преклонение подступили к сердцу каждого, считая и Чёрного Дьявола, и капитана Диллето. Что же касается Линтаны, то стояла она так и вкопанная в палубу "Победителя ветров", да так, что глаза расширенные уже не выдавали прежний огонь праведного гнева. Какое там! Ей живо представилась та картина ночи, где она да увидела то самое страшное зрелище, от которой даже её непоседливому сердцу стало как-то не по себе. Вот такие дела на волнах огромного океана.

Маска дьявола тем временем вершила суд. Иначе и не звать его в такой волнующий момент свершения участи многих судеб. Вытаскивали по одному моряки-победители тех оступившихся моряков капитана Диллето, переметнувшихся накануне к буканьерам Чёрного Дьявола. И стояли они посередине палубы не с прямым взглядом, а обликом полной вины за то, что отвернулись от своего долга.

- Твоё сердце настигло копьё страха, которое ты не мог разумом своим преодолеть. Не смог ты стерпеть муки плена. Я не понимаю тебя и не хочу понимать. Твой дух, как и всё твоё мясо, пропиталось вот этой трусостью, превращённую в предательство. Накорми свой страх акулам. - властелин дьявольской маски так обращался тихим голосом, но твёрдого металла, от чего тот становился более зловещим и устрашающим, к одному из отступившихся моряков, а затем и подал особенный знак рукой в сторону успоенного океана.

Четыре моряка подхватили того бедолагу, но предателя по сути, за руки, за ноги, разбежались быстро да взмахнули за борт.

Казнь в океане продолжалась.

- Твоим сердцем овладели чары жадности до быстрого обогащения и потому ты с лёгкостью проститутки сменил одного капитана на другого. Что ж, смени теперь этого капитана на капитана всех океанов. Зовут его "Белая Акула". Друзья его уже познакомились с одним из предателей. Так что плыви вместе с ним до Корд-ройяла. Нам в другую сторону. - так он обращался к другому моряку, который да задрожал одиноким листом на ветру, готовый пасть на колени, да и выпросить пощаду.

Что стоят миллионы пиастро да горы золота против одной ничтожной жизни. Не купить ни за что. Вопи - не вопи, дрыгайся - не дрыгайся - четыре моряка подхватили легковерного отступника, разбежались быстро да взмахнули за борт. Плыви сам до Корд-ройяла!

Вот так и были казнены отступившиеся моряки капитана Дилето. Остался один лишь пресловутый штурман Руэбло Аргонис этаким напоминанием бывалого человека, некогда да оседлавшего само коварство.

- По рассказу капитана Диллето я знаю, что тебя вот эта девчонка обозвала вонючим другом хамелеона. - при этом властелин указал на Линтану, напоминая как бы всем ту сцену вчерашнего дня, в которой Линтана чуть было не лишилась жизни, если бы не заступилась за неё сама дьяволица Дэри Кастанда. - И то завоняло на палубе "Победителя ветров". Свежий воздух разгуляется на всех кораблях, когда я отпущу тебя в свободное плавание. Да пусть он станет другом "Белой акулы". - вот такой вердикт да подписал властелин, тот самый виртуоз смерти, филигранно владеющий холодным оружием, на лбу которого во мраке ночи да сверкнёт величественно устрашающий дракон с глазами дьявольской змеи.

Вот здесь-то пресловутый штурман да проявил высокий ранг духа. Он отстранил моряков и сам направился к борту каравеллы. Печаль заиграла в измождённых глазах его, когда он мельком да оглянулся назад, прощаясь так с извилистой дорогой жизни. Затем он вскарабкался неспешно да выскользнул за борт "Победителя ветров".

Свершился суд. Снял властелин маску дьявола, представив свету юный благородный лик. Не поверить, не узнать.

Странное дело?! Буканьеров и не думали казнить, хотя каждый из них да являлся, что ни на есть, отъявленным негодяем, потому как за каждым из них да протянулся длинный шлейф всяческих грехов, которых хватит и на несколько жизней. Буканьеры, ясно осознавая за собой прежние кровавые заслуги, стояли скромно да смирно на палубе "Победителя ветров", под гнетущим впечатлением недавней казни, вовсю умерив прежний пыл дерзости парней удачи.

Аристократов также угнетал прошедший момент казни, что и они заметно приуныли. Хоть и преданы были казни те, что предали их, но всё же и это как-то не доставило такого уж явного удовольствия. Разве что один был рад случившемуся. Так это был капитан Диллето, который накануне только и кусал локти, мечтая повесить отступников на рее. Но казнь всесильного победителя оказалась поизощрённее. И всё же кто он, презирающий предательство, но благосклонный к буканьерам, которых да ждёт на родине верная виселица? Но и здесь он отличил честных людей от джентльменов удачи, предоставив им явные льготы в обхождении. Всё та же таинственность победителей.

Прошло ещё время, когда переводчик объяснил на астанском языке для аристократов и моряков капитана Диллето, на кранцозском для буканьеров, что объявит имя и титул властелина неведомых кораблей. Кажется, тайна о победителях приоткрывала занавес. Окрестности кораблей огласил зычный крик:

- Принц Ауринии Бэрелиг!

9

Ауриния?! Приходилось как-то слышать про такую землю капитану Диллето и капитану Фаркану, да и герцог дон Нигель Рантос краем уха да слыхал что-то подобное про такую землю. В незапамятные времена старшая дочь короля Кранции Дуи Второго подалась за одним ханом, имя которого он позабыл, в какие-то неведомые восточные земли. Ауриния?!

Лучшие учителя герцогства учили Линтану, но про такую землю ей не говорил никто. Но однажды она услышала ненароком разговор отца с каким-то идальго Картаньета, который да поведал тихо об одном путешественнике, повидавшем как-то в одном порту некий корабль, экипаж которого по большей части состоял из людей Востока. Один из них на его вопрос да упомянул про страну Ауринию, нахождение которой так и осталась для него загадкой. Но вот у Люции было своё представление об этой земле, про которую ей довелось услышать от отца, который заводил дружбу с известным флотоводцем Авиньядолидом. Известный флотоводец рассказывал его отцу об огромном острове, затерянном посреди вод огромного океана. Что один из его кораблей, заплутав в океане, потерпел крушение и был выброшен на берег небольшого острова, откуда им открылся вид на большую землю. Там на берегу отчётливо был виден порт, куда причаливали корабли. Но этот остров был также заселён. Экипаж потерпевшего крушение корабля был немедленно схвачен и водворён в какое-то каменное сооружение на возвышенности горы. Из узких окон ещё более отчётливо открылась панорама на порт неведомой земли. Сколько длился этот плен для несчастных моряков неизвестно, но вот один любопытный факт дошёл всё таки до некоторых ушей некоторых империй. Единственного старика отпустили, посадив на какой-то попутный корабль, направлявшийся то ли в Грейтландию, то ли в Астанию. Тот в свою очередь был захвачен буканьерами какого-то капитана Фаркана. Те же, понимая, что нет какой-либо выгоды от дряхлого старика, да высадили его на одном из портов Нового Света, проявив тем самым хоть каплю да благородства. Вот такая длинная история, в которой эта земля посреди океана предстаёт какой-то легендой, чем истинной страной, где могут обитать люди и не только, но строить порты, куда могут да причалить корабли.

Слухи слухами, но данность нынешнего момента была в том, что вот эти неизвестные победители представились уроженцами вот этой загадочной земли Ауринии. Но для большинства это стало явным откровением, чего всё же нельзя сказать для хотя бы посвящённых в такие слухи. Любопытство Линтаны на счёт этой таинственной страны уже взыгралось подобно всей её натуре, сравнимой со вспышкой вулкана. Для весьма спокойной Люции вот такое расположение духа оказалось всё же первым случаем. Она сразу же и поведала своему благоверному Раэлю про это, который также и разделил вместе с ней вот этот здоровый интерес к неведомой земле. А что до остальных, то и их посетило вот такое вдохновение самой любознательности. Вот такие дела!

Переводчик объявил о том, что после такого представления перед ними с короткой речью да выступит сам властелин, точнее принц Ауринии Бэрелиг. Принц взял слово:

- Корабли Ауринии взяли курс не в сторону Корд-ройяла, что окажется для многих разочарованием. Корабли Ауринии не направились в Новый Свет, что окажется для многих не меньшим разочарованием. Мы возвращаемся домой. Я думаю - не будет возражений на счёт моего решения, на счёт нашего решения. Но это не к делу. Другое. Все подумали, почему я казнил столь быстро тех, предавших своего капитана, свой долг? Многие из них, если не все не пролили ни чьей крови. Их преступление гораздо более тяжкое и я поступил точно по велению моего великого предка. Самые отъявленные негодяи из буканьеров Чёрного Дьявола, за душой которых целые реки крови невинных, отправятся на рудники, дабы там замолить свои грехи да потрудиться на пользу моей земле. Менее отъявленным негодяям из числа буканьеров я найду одно дело. Оно придётся им по душе. А что же касается пассажиров "Изумрудной короны", аристокартов могущественной Астании, равно и всех честных моряков капитана Диллето, то отныне объявляю вас свободными и при первой же возможности отправлю вас домой.

Да будьте желанными гостями Ауринии!

Речь его обрадовала всех. Буканьеры, которых при взятии в плен, честные капитаны благопристойных кораблей немедленно выдавали в руки правосудия тех стран, откуда и были родом отчаянные парни удачи. Ну, а там каждого ждала одна давно решённая за них участь под видом виселицы или же гильотины. Другого и не дано. Принц Ауринии давал жизнь и пусть даже каторжной работой в рудниках самым отъявленным негодяям, но всё жизнь, за которой да последует прямая дорога в ад. Но вот за какое дело возьмутся менее безопасные буканьеры, да и как отличить таковых? Опять же тайна.

Как же не радоваться было аристократам после объявления им свободы да получившим статус желанных гостей. Какой там Сент-Гуан; какой там золотистый пляж?! Жизнь и свобода - вот главное! И радость безмерная обрушилась мощным потоком на благородные головы.

То же самое испытывали и честные поряки, не вставшие на скользкий путь предательства ни под гнётом парализующего голову и сердце страха, ни под заманчивый запах скорой наживы, куда да толкнут искромётные происки беса души да разума.

Спустя время принц приглашал на разговор по одному ли, по нескольку челове сразу ли, цель которого проглядывала, в общем-то, не так уж смутно. Понимали, что он хочет вот так, может, и в доверительной беседе да лучше узнать новоявленных пассажиров. К нему, на подиум, устроенного на палубе "Победителя ветров", поднимались вчерашние пленники да и сам капитан буканьеров Чёрный дьявол. Там же были приготовлены неброские деревянные кресла специально для такого случая. Пусть в доверительной беседе пассажиры да не почувствуют как на допросе. Да и были собеседники на виду у всех. С остальными буканьерами, считая и дьяволицу Дэри Кастанду, он разговаривать не посчитал нужным. Да и многих честных моряков он также не пригласил на подиум. Но и не все благородные аристократы были удостоены такой чести. Принц приглашал лишь отмечнных его взглядом да внутренним чутьём. Чего уж со всеми попусту болтать.

Первым делом он пригласил на подиум капитана Диллето. Это скорее был второй разговор. Но если первый касался лишь мерзкого случая предательства, то второй разговор также протекал в тихом тоне, что сколько ни напрягай слух, слова их уносились ветром в океан. После капитана поднялись на подиум герцог дон Нигель Рантос и дородная дона Катрен. Их беседа также протекала тихим тоном, что и не услышать. За ними поднялись на подиум Раэль и Люция. После них выходили на подиум и остальные аристократы, да некоторые честные моряки и вот этот Чёрный Дьявол.

У Линтаны было большое желание поговорить с принцем Ауринии, с этим носителем маски, на лбу которой отсвечивате фосфором во мраке невероятный дракон с особенными глазами бесподобной змеи, изрыгающей блеск дьявольского огня. Её буйное сердце, под стать разуму её, билось в бешеном темпе. Но тщетно. Этот могущественный принц Ауринии и не желал вовсе беседовать с ней. Посчитал за слишком уж юное дитя? А далеко ли сам ушёл от неё по линии жизни? Юность так и пышет от него. Хотя, какое мастерство! Пусть он отмечен печатью правящей династии, что несомненно так, но ведь и она дочь герцога. В бессильной ярости сжала она свои маленькие кулачки, дабы внести в разбушевавшуюся душу кое-какое успокоение. Но никак не желал этот властитель разговаривать с ней, никак. Вот с таким чувством скорее обиды, которую и назвать-то можно детской, подошла она на край борта палубы, дабы лицезреть убегающие волны. Слёзы досады, слёзы обидной горечи проступили в чёрных глазах, прекрасных своей глубиной да искренним светом, что ясно отражали светлую душу, но уж слишком взволнованную в данный миг. Никто не считается с ней. Для всех она - есть полное сборище всяких несуразностей. Вот такие дела.

А властелин кораблей, кажется, закончив беседы с отдельными аристократами, в число которых вошли её отце и мать, брат Раэль да невестка Люция, засобирался к себе. Ну что ж, не поговорит она с ним, да и ладно. Хотя, о чём она хотела с ним поговорить?

- Эй, девочка буйного огня! - позвал её кто-то за спиной.

То был переводчик его величества, капитана, а то и самого властителя этих кораблей, того ночного призрака, владеющего мастерством исконно высшего порядка.

- С тобой желает побеседовать принц Ауринии.

10

Она затрепетала как дикая лань, как волнующая гладь бурливой воды, как самый нежный лепесток прекрасного цветка на ветру. Она чуть было не бросилась бежать, но сдержалась. Волнующее биение сердца докатилось до самых чёрных глаз таким сиянием азарта и ещё чего-то, что душа возвышенная да трепетная так и устремилась в неудержимо яростный полёт. Она старалась идти поступью важной, но вряд ли получалось это у неё достоверно легко. Ощущение любопытных взоров аристократов, честных моряков, да и буканьеров тоже, вдохновляло её в повышенной мере, будто вот-вот да состоится её дебют не где-нибудь, а на самом королевском балу. А ведь не все аристократы, может и больше половины, не удостоились разговора с самим принцем. Вот каким значением выдавался вот этот предстоящий разговор с владельцем маски, на лбу которой животрепещущий дракон, настоящее порождение неистовых легенд. Скоро, уж совсем скоро до мига долгожданной истины.

Накануне, ещё до этих бесед с видными пассажирами аристократического ранга, да с обоими капитанами и с некоторыми честными моряками, он держал в уме беседу вот с этой девчонкой, глаза которой в праведном гневе как никогда выражали сущность её души. Ох как она подходила по всем нормам к людям первой категории, которых определил великий предок и опирался на них, когда завоевал полмира и построил великую империю под вечным синим небом. Но ведь и разгневанное лицо её выдавало чистый облик распускающейся красоты, будто сам бутон прекрасного цветка на заре. И держал он эту беседу в самую последнюю очередь, дабы не размазать впечатление. Ну что ж, поговорит он с этим проявлением буйного огня. Вот и предстала она перед ним этаким выражением неспокойного ветра, порождающего бурю.

Переводчик, по мановению его руки, предложил вот этой девчонке присесть на деревянное кресло, куда она и вспорхнула этаким волчонком. И получилось это у неё как-то по детски. А далеко ли было то время, когда он старался вылезти из штанишек той поры, всё же весёлой да счастливой.

Беседа их началась с молчания, всё же долгого. Будто изучали друг друга, хотя так и было. Линтана старалась представить параллель между этим благородным юношей и тем призраком ночи с драконом ужаса на лбу, вот так мгновенно, подобно молнии да искромётно для взора обыкновенного глаза, навлекающим смерть виртуозным владением сабли. Старалась представить параллель между холодной маской безжалостного палача и выскородным принцем самых что ни на есть благородных кровей правящей династии, в чём она и не сомневалась. И это была истина.

Принц Бэрелиг старался как бы высмотреть каждую черту этой чересчур боевитой девчонки, поведением своим да никак не соответствующей своему рангу самых, что ни на есть, сливок общества великой Астании. Но ведь приоденься она в самое захудалое платье кривых улочек большого города или же деревни захолустного поместья, всё равно не спрятать вот такие благородные черты аристократки. Вот и в гневе, и в ругани, свойственной бравым парням удачи капитана Чёрного Дьявола ( вот когда они да улыбались от грешной души, принимая её как-то за свою чертовку) проглядывало всё то же благородство белой кости, наследие герцогской крови. Никуда не денешь. Хотя, все зачатки воина, крепкого моряка да присутствуют в ней. Жаль, что возродились они вот в этой девчонке. Будь юношей, то обязательно взял бы к себе на корабли.

Процесс молчания затягивался. Принц не спешил, дабы стараясь выиграть это образное противоборство. Так и случилось. Он восторжестововал вот эту маленькую победу над неукротимым духом, этаким королём нетерпеливости. Да, такая не долго усидит на одном месте. Для неё вот такое молчание сродни настоящей пытке. Язык так и рвётся, и мечется за крепкими зубами, которые да и могут запросто вцепиться в какого-либо негодяя, словно вольная птица в клетке. Вот и вырвалось из её груди слова то ли упрёка, то ли сам волнующий её вопрос:

- Вы казнили моряков, которые не совершали преступления. А вот буканьеры живы-здоровы, и похоже, вы питаете к ним всё же кое-какую симпатию. Но отчего так?

- Что могла испытать юная герцогиня, когда моряки ещё вчера верно служившие на "Изумрудной короне" и на кораблях эскорта, сегодня вот взяли и перешли в стан врага, под страхом смерти или же под магнитом наживы? - на вопрос выставлял свой вопрос этот всесильный властелин кораблей.

- Я испытала какую-то брезгливость. Но...

- Предательство уже преступление и при том более тяжкое, чем все, которые совершили эти кровавые злодеи из буканьеров Чёрного Дьявола. Вчерашние честные моряки, не встань на их пути мои корабли, совершили бы не меньшее злодейство в будущем. Может, юная аристократка другого мнения?

- Всё так. И как я понимаю, в этом суть благородного принца и всей его команды на всех кораблях. Вот потому вы и победили. Но не только. Мне, девчонке, далёкой от военного дела, всё же ясно представились мастерство и тактика.

- Великий предок ценил людей первой категории и презирал людей второй категории. Он сам так соотносил человеческие добродетели и слабости.

- И что за категории?

- Ко второй он относил людей подверженных страху, да и людей, сердца которых устремлены к наживе, которым да и сопутствуют всякие слабости. К первой он относил людей смелых и сильных духом, благородство души которых на высоте при любых обстоятельствах. Все воины его были этой крови и сердца. Потому он завоевал полмира и создал великую империю. Он бы не задумываясь отнёс бы и юную герцогиню к людям первой категории.

Ох, какие слова слышат её уши! Никто ей никогда не воздавал столь высокой похвалы. Ох да удостоилась она вот такого! Что поделаешь. Не только дерзость натуры, но и тщеславие заговорило, заиграло в самых недрах столь юной души от этих слов всесильного властелина. Жаль, что так тихо говорит этот благородный принц. Никто не слышит его слова, тонущих под шум океанского ветра. Хотя, спокоен океан, да навострились любопытные уши.

- Мне приятны ваши слова, благородный принц. - говорила тихо, прельщённая такой похвалой, Линтана, хотя, так и хотелось ей кричать об этом, прежде всего, для любопытных аристократических ушей, да и не только, что к словам своим не могла более примешивать даже какие-то нотки да дерзости, всегда готовой вырваться из её безудержного сердца. - Но у меня на уме возник другой вопрос. Скажите - что за земля Ауриния? Какая она, страна, скрытая от меня самой плотной завесой тайны?

Все, с кем ему довелось побеседовать, задавали такой вопрос. Ауриния была всем неизвестна. Большая часть собеседников слышала о такой земле в первый раз, и лишь немногие да слыхали краем уха о самом слове Ауриния, значение которого так и оставалось всё же загадкой. Но вряд ли эта девушка могла когда-нибудь да слышать о его родине.

- Конечно, земля Ауриния тебе ничего не говорит. Что же могу я сказать, если ты услыхала о моей родине в первый раз и из моих слов?

- Один путешественник в одном порту был очевидцем одного корабля, экипаж которого по большей части состоял из людей Востока. На его вопрос один из моряков упомянул землю Ауриния. Больше ничего не могу сказать о родине отважного принца, который да готов сражаться рядом с моряками.

- Так тебе доводилось слышать про мою родину. Я удивлён. Конечно же, я не сомневаюсь, что кроме названия ты ничего и не знаешь. Так ли это?

- Всё так. И потому я хотела бы знать про твою родину.

Он говорил всем о могуществе своей родины, что и было так в данный момент истории. Но всё же родина его не достигла такой мощи как ведущие державы мира. Про это он никому не говорил. Да все и так поверили его словам, ибо захват кораблей Чёрного Дьявола и в придачу трофейных кораблей был произведён уж слишком виртуозно да впечатлительно.

А его вот такое непосредственное участие, где он показал себя королём филигранного владения саблей произвело на всех истинно потрясающий шок. Такое никогда не забудешь, такое да приснится в страшных снах. Но вот ей он всё же захотел как-то от души да поведать искренне историю своей родины.

Великий предок, вошедший в мировую историю как самый великий завоеватель всех времён и народов, завоевал полмира и создал огромную империю. Законы истории таковы, что рано или поздно, но любая империя вырастает, обретая мощь,, переживает расцвет, а затем и приходит в упадок. Так и было с империей великого предка, когда его правнуки правили государствами, созданными в землях бывшей империи. Его прадед - хан Аурик от самых западных окраин повёл свой народ в поисках сначала мира и спокойствия для своего народа в великие степи, откуда и вышел народ нанголов. Нет места двоим ханам на одной территории. И повёл тогда хан Аурик свой народ в землю, что привиделась ему видением в далёком детстве. Оно преследовало его всегда в его сознании, став светлой мечтой, где он создаст могучее государство, где люди разных кровей будут как братья и сёстры. Но перед самым исходом всего народа на Восток, а затем и в необъятные просторы невероятно огромного океана, он со своей чёрной гвардией посетил величественную Кранцию, в надежде найти в её лице союзника. Союзника не нашёл, но встретил там принцессу Алинию, которая стала самой важной составляющей его судьбы, преисполненной лишь единой целью найти новую землю для своего народа и построить там государство щедрости да справедливости. Та принцесса была его прабабушкой. Государство это стало именоваться от объединения двух имён - Ауриния. Вот такая история, как гимн для каждого аурина, как стержень души, никогда не сломится, да устремится к всем высотам, какие и есть под вечным синим небом.

На палубе "Победителя ветров давно воцарилась тишина. Давно обратились все взоры на подиум, где принц так долго что-то рассказывал вот этой, может быть взбалмошной, но уж дерзкой девчонке точно. Был растроган этот принц Ауринии, оседлавший и саму жестокость, овладевший и высшим мастерством воинского искусства. Была растрогана и эта юная герцогиня - внимательная собеседница всесильного властителя. Принц говорил и делал короткую паузу, тогда как переводчик, струны души которого также задел рассказ повелителя, потому и был он не менее растроган, переводил тихим голосом, что на палубе да никак не услышишь, сколь ни напрягай острый слух. Лишь вид этих троих на подиуме, вот так устроенного на самой палубе. С каждым из них принц провёл всё же короткое собеседование, но вот в этом случае, когда взошла туда эта юная аристократка, беседа затянулась на долгое время, порождая одно лишь любопытство всех до единого. Кто бы мог подумать. Но капитан Диллето был другого мнения, считая Линтану достойной такого внимания, ибо отважное сердце да благородная душа составляли её искреннюю суть, до которой многим аристократам, как и многим морякам не дорасти никогда.

Линтана знала великого завоевателя, про которого лучшие учителя герцогства отзывались как о самом жестоком человеке, истинном посланнике ада на этом белом свете. Но с каким уважением и трепетом в душе говорил этот принц о нём, истинном предке. Но понимала она, что так говорят и все нанголы, про которых учителя говорили как про жестоких варваров, пришедших с неведомого Востока такими неуязвимыми солдатами ада. Но знала теперь она, что также с трепетом в душе и высоким уважением говорят о великом предке и аурины, вот истинно неизвестный для Линтаны народ земли, укрывшейся в далёких просторах огромного океана.

Принц говорил, рассказывал, будто сам переживал то великое событие, которое творили хан Аурик и ханша Алиния. Какое-то волшебное чувство моста времени передалось Линтане. Так умело и точно передавал слова искусный переводчик, что представила ясно, как она видит посреди океана неведомую землю, где не знает пока её верный друг, что она плывёт к нему и предстанет перед ним неожиданностью полной, но радостной безмерно. При воображении верного друга как-то предстал перед ней образ вот этого принца, да так, что она и вздрогнула от неожиданности, а мигом позже чуть было и не рассмеялась от души шаловливой. Свет зари так и прокатился блесной по чёрным глазам её, что и принц заметил это, но не осерчал за несерьёзность, ибо и в его глазах также блеснуло сияние неизвестно чего.

- Конечно, не понять тебе многого, не понять. Прости, если я порядком поднадоел тебе длинным рассказом, прости. Но я давно не был так искреннен. Но это так. История моей родины священна для каждого аурина. Но вижу я, не понять тебе этого, не понять. - тиий тон сожаления добавился в голосе его, да и не покинул.

- Не так, не так. Я лишь представила себя на месте принцессы Алинии. - постаралась как бы оправдаться Линтана.

Лёгкая тень удивления упала на благородный лик принца Ауринии. Но прошла. Бэрелиг встал, собираясь уходить. Линтана также встала, взглядом своим провожая принца, повернувшегося могучей спиной. Не для переводчика, не для Линтаны высказался как-то он тихо вслух на языке родины прабабушки:

- Первым же кораблём отправлю эту девчонку домой в Астанию. Пусть оттуда да добирается в этот красивейший порт Сент-Гуан.

- Я изо-всех сил готова помогать строить цветущую страну Ауринию. - то ли дерзкие, но скорее искренние слова так и вырвались из сердца этой девчонки, вместилища удали лихой.

Не только слова эти заставили обернуться с непомерным удивлением принца Ауринии. Юная аристократка могущественной Астании говорила чисто на этом, как хрустально звонкий перелив чистого ручья, языке величественной Кранции.

11

- Да мы же могли говорить и без переводчика. - остановился принц Ауринии на полпути.

- Могли.

- Знаешь, лучше плыви-ка ты домой. Оттуда да отправишься в Сент-Гуан. Чтотебе делать на нашей земле без знания языка Ауринии.

- Я буду день и ночь учить язык.

- Не устанешь?

- Нет. И как я понимаю, язык ауринов от нангольского языка.

- Правильно понимаешь. Но вот что ты будешь делать на нашей земле? Что ты умеешь?

- Я знаю повадки лошадей. Буду конюхом.

- Кем?!

Принц Бэрилиг чуть было не свалился с подиума на изумление невольным свидетелям такого разговора, хотя, будь слышимы слова, то стали бы они достоянием разума буканьеров, говорящих по большей части вот на этом кристальном языке величественной Кранции. Разве что, звучит этот истинно журчащий язык в их исполнении этаким звуком заржавевшего металла. Вот таково было удивление, заставшее врасплох.

Но удивление присутствовало. И аристократы, и честные моряки, и буканьеры, и капитан Диллето, и, конечно же, дражайшие родители, сестра с мужем, и Чёрный Дьявол, и Дэри Кастанда подпали под такое впечатление неожиданного разворота и так затянувшейся беседы. Но как жаль, что и долетают лишь отрывки тихих слов, что и не понять ни за что.

- Могу разводить сады, огороды... - продолжила добивать его Линтана, вооружившись самой удалью дерзкого разума.

- И это можешь? Вот так да! - кажется, принц готов был вот-вот да признать своё поражение. - Но ведь ты же аристократка герцогских кровей. Откуда подвластно тебе такое умение?

- Я часто проводила время там, где и не следует.

- А как с просвещением?

- Могу провести с тобой диспут, но полагаю я, что принц, виртуозно владеющий саблей, вряд ли сможет составить мне такую компанию.

Ох, удаль души и здесь не знает покоя! Ну и дерзость! Но, кажется, принцу нравился именно такой акцент в её словах, да преисполненных такого озорства.

- Ну что ж, разводи сады да огороды. А что до конюха, то их в Ауринии хватает и без тебя. Но коли уж ты знаешь повадки лошадей, то подарю я тебе мирабского скакуна. Но что скажут мне почтенные герцог Нигель Рантос да герцогиня дона Катрен?

- Я думаю, они согласятся... - с ходу соврала вот эта чересчур уж бойкая девчонка, в данный миг так и оседлавшая лихой азарт.

12

Аристократы, все честные моряки, получившие статус желанных гостей Ауринии, разгуливалии свободно по палубе "Победителя ветров", тогда как буканьеры были лишены такого. Но они и не смели роптать. Казнь отступившихся да вот этого пресловутого штурмана Руэбло Аргониса возымело своё действие довольно сильным впечатлением. Заострённая справедливость да и сам ночной захват кораблей, где победители как на параде показали свою истинную силу, не давали им даже повода, похожего на тихое роптание. Уж спасибо и на том, что не скормили их прожорливым акулам. Да и сам принц, по словам его, и не собирался выдавать их властям ими позабытой родины, где так и ждёт их крепкая верёвка на грешной шее. Но вот те буканьеры, что могли питать надежду не на рудники Ауринии, а на какое-то дело так и гадали в трезвом разуме - что за дело их ждёт в неведомой земле. От этого да распирало любопытство, не дававшее повода для уныния. Вот такие дела.

Дьяволицу Дэри Кастанду сразу же заперли в какой-то каюте и притом не на каравелле "Победитель ветров". Приходилось лишь строить догадки, не имеющие шансов на разгадку, о том, где она да какова её будущая судьба, которой и не позавидуешь. Не утаилось от всех взглядов то, что принц вовсе не одобряет пиратсво женщин. Хотя, какой благородный гражданин одобрит такое. А вот что касается самого капитана Фаркана по прозвищу "Чёрный Дьявол", то оставили его со всеми на борту "Победителя ветров". И что было интересным фактом, принц ещё раз удосужился провести с ним беседу, в которой, кажется, оба пришли к какому-то согласию. Скорее, это была обработка капитана Фаркана. Но что за политика? Чёрный Дьявол получил даже кое-какую свободу передвижения, чего не удостоились все буканьеры. Конечно же, капитан Фаркан, наделённый недюжинной силой, равно и отвагой, не решился бы на какое-либо противостояние, да и не смел подумать. Себе на грешную голову. Сам властелин кораблей принц Бэрилиг смог в такой короткий миг той страшной ночи, словно ярким проблеском молнии, неуловимо для обыкновенного глаза, одним лишь взмахом вот так расправиться с Огромным слоном исполинского роста да такой же телесной мощи. Ужасное зрелище предстало тогда. И нутром понимали все, что моряки "Победителя ветров" и кораблей эскорта были такого же достоинства как и их принц Ауринии. Зоркий ли, не зоркий ли глаз да подметил точно это обстоятельство. Какой смысл в мгновение ока превратиться в корм акул, нетерпеливо жадных до человеческой крови.

Похожая политика продолжилась спустя несколько дней. На подиум приглашались для беседы с самим принцем буканьеры. Тихие слова уносились в океан, и сколько ни напрягай слух, было тщетно. Одни уходили с подиума с довольным видом, а уж потом выяснялось, что они получили кое-какую свободу передвижения как и их капитан Фаркан. Других же, более угрюмых уводили моряки Ауринии на корабли эскорта. Их аристократы да честные моряки капитана Диллето никогда в будущем и не увидели, как и дьяволицу Дэри Кастанду.

Линтана, чья любопытная душа никак не могла найти себе места, высмотрела самого болтливого из буканьеров да и расспросила его вот о таком высоком расположении духа.

- Принц предложил нам работу, как раз по душе. - поделился с ней своей такой нежданной радостью самый словоохотливый буканьер, язык которого за зубами будто билась невольной птицей да и вылетела прочь на вольный воздух.

- Будете захватывать торговые суда да грабить всех честных людей?

- Почему юная аристократка такого плохого мнения о нас да о принце, самом благородном из благородных? Да пусть душа его после многих лет жизни да вознесётся прямиком в цветущий рай. Он и нам, буканьерам, дал шанс не попасть в огненный ад.

- И что за работа?

- Мы будем учить молодых ауринских парней искусству абордажа да много чему, что умеет простой моряк.

- И они будут захватывать корабли и грабить по вашему примеру?

- Ну, опять ты за своё, а ещё аристократка герцогских кровей. И правда, не останови тебя, ты б откусила этому штурману оба уха. Не девка, а сущая дьяволица, точно копия Дэри Кастанды. Тебе бы в буканьеры, а ты всё попрекаешь нас да принца, самого благородного из благородных, да пусть его душа после многих лет жизни да вознесётся прямиком в цветущий рай. - язык слвоохотливого буканьера так и затрепыхался вольной птицей. Неужели не понимаешь - он по приказу своего отца, могущественного хана Ауринии строит морской флот. Ему нужны опыт моряков любой страны, и наш опыт его тоже привлекает.

Грудь буканьера так и зарделась, приосанилась от непомерной гордости за такое умение да ремесло.

- А Чёрный Дьявол тоже получил работу? - продолжала допытываться Линтана.

- А как же. Уж его опыт-то ещё как пригодится морскому флоту Ауринии.

- А капитан Диллето? Может и о нём что-нибудь знаешь?

- Не могу сказать точно. Но краем уха прослышал как-то, что его принц приглашал на службу к себе и даже ставил капитаном ауринского корабля. Так говорят буканьеры. Но вот один из нас, вот этот пронырливый "Ухо совы" своим этим заострённым ухом прослышал ещё и не то.

- А как прослышал, да что прослышал?

- Он как раз неподалёку от подиума стоял. А у него такие уши, что принц и вовсе не догадывается. Ты только никому не говори. (Линтана в ответ весьма уверяюще кивнула головой, что и не могло и возникнуть сомнения.) Ухо совы немного знает астанский. Так вот, он прослышал, что благородный принц, да пусть его душа после многих лет жизни да вознесётся прямиком в цветущий рай, предложил ему звание да должность адмирала ауринского флота. И как ты думаешь. Этот истинный осёл отказался. Сказал, что, дескать, давал присягу на верность великой Астании. Вот дурак! Да пропади пропадом его великая Астания! Я бы на его месте не задумываясь согласился бы. Ох, истинный осёл! Таких поискать на свете.

- Но ты же не капитан Диллето. Далеко не он.

- Ну, конечно же нет. Не такой уж я дурак.

- В том-то и дело. Вот потому благородный принц, душа которого после долгих лет жизни обязательно да взлетит в цветущий рай, никогда и не предложит тебе звание и должность адмирала.

- Не понял. - буканьер взглянул на Линтану недоверчиво, с этаким налётом лёгкого негодования.

- Ну и не надо понимать. У тебя светлая голова и тоже благородная душа, вот потому тебя и оценил сам принц Ауринии. Такие умелые моряки на пыльной дороге не валяются. - старалась уже изо всех сил Линтана да успокоить вот этого буканьера, чей ум в долгом плавании немного да растерял такой остроты, обозначившись слегка затуплением да и только. - Ты вот скажи - почему некоторых буканьеров отвели на корабли эскорта? Почему они были такие угрюмые, чем вы, оставшиеся на корабле "Победитель ветров". Да и где Дэри Кастанда?

- У этих, которых увели на корабли эскорта, за грешной душой потянулись целые реки крови. А что касаемо Дэри Кастанды, то благородный принц, да пусть его... (Линтана тут же остановила его, не желая выслушивать более длинную тираду похвалы да и поторопила его.) В общем-то принц не терпит среди буканьеров всяких баб, вот потому и увели её сразу же на один из кораблей эскорта. Не знаю, что ожидает её. Но не завидую и ей, и тем буканьерам.

- А ты не убивал?

- Ну, бывало, чего уж скрывать.. Конечно, я наловчился проделывать абордаж да вспрыгивать на чужие каравеллы. Вот этому-то я и буду учить будущих моряков Ауринии. В бою же на корабле, сама понимаешь, всякое бывает. Или ты, или тебя. А вот над пленниками я никогда не измывался. Нет у меня такой склонности. Так что за душой моей, конечно грешной, чего уж тут таить, всё же не остались целые лужи крови. А чего ты так расспрашиваешь меня?

Тайное стало явным. Хотя, не все тайны победителей на поверхности. Но она готова разводить сады да огороды в цветущей Ауринии. Но что-то ещё вот так притянуло в неведомую страну. И как-то заполонил её ум вот этот принц, которого вот так и расхвалил да вознёс под самые небеса вот этот болтливый буканьер. Но только ли ум?

13

Высоко оценил обоих капитанов принц Ауринии Бэрилиг. Он так и сказал им, не делая из этого никакого секрета, что строит по велению отца, хана Ауринии, морской флот для своей страны. "Мы должны встать на одну ступень с морскими державами мира..." - так и говорил он обоим капитанам. И капитану Фаркану, и капитану Диллето показалось, что принц, всё-таки, лукавит, говоря про эту одну ступень. Оба капитана подметили тогда высокую маневренность пяти кораблей, когда они быстрым ходом развернулись совсем в противоположную сторону, что не дано всем кораблям мира.

В беседе с Чёрным Дьяволом принц Ауринии сразу же решил определиться с судьбой его спутницы, всё же верной ему. Или ему относительная свобода, или ему рудники Ауринии. Ему, никогда не державшему в руках какое-либо подобие кирки, показалось это не столько унизительным, сколько тяжёлым, ибо он представлял тяжёлый труд каторжников до изнеможения. Веротяно, многие буканьеры, которых принц загодя определил на рудники, по прошествии некоторого времени да предпочтут виселицу на родине, чем вот такое измождение, когда руки да и не смогут поднять саму кирку. А ведь никто из них, как и он, никогда не держал в кровавых руках кирку да лом. Привыкшие грабить во имя лёгкой наживы и хмельны радостей в тавернах Корд-ройяла, в первые же дни да затоскуют по свободе, и лишь смертная казнь покажется им долгожданным избавлением от ада на этом весьма уж грешном свете. Вот такая незавидная доля предстоит многим его буканьерам, за не отмытой душой которых потянулся обильный кровавый след.

Колебался он, ставя на весы судьбы честь и свободу в относительном измерении, где ему предоставлялось хорошее питание да крыша над головой. "Если же вздумаешь убежать, я сам тебя найду и одним взмахом снесу твою голову. Ты знаешь." - предупредил всё же его этот истинно могущественный принц, но и настоящий дьявол. И не потому, что владеет беспримерно филигранно саблей, а вот этим взглядом, который при определённом приложении заставит холодной дрожи мерзко пробежаться по всему телу да затронуть сердце и самые струны души самым что ни на есть диким остервенелым страхом, будто взглянул ты в глаза дьявола ада. Ты кролик - он удав. Отвага отдохнула в этот миг такой откровенности. Вот она - настоящая тайна принца. Это оружие адского взгляда пострашнее любой сабли да мушкета. И он выбрал свободу в относительном измерении. Чёрный Дьявол будет готовить моряков особенного подразделения. Но принц проявил таки благородство, сказав такие слова, тем самым подводя итог необыкновенной беседы: "Ты будешь разлучён с Дэри Кастандой, но её благополучие будет зависеть от твоей успешной работы на Ауринию. Скажу одно - она на рудники не отправится. Там женщинам делать нечего, как и на пиратском корабле."

Совсем в другом ключе шла беседа принца с капитаном Диллето. Совсем другим тоном разговаривал принц, как бы поставив в известность то, как он уважает имя и положение честного человека, исполнительного подданого своей страны, своего короля. Но вот предложение принца стать адмиралом ауринского флота, его удивило и даже в тайниках души и вдохновило. Капитан Диллето начинал простым, но военным моряком на королевском флоте. И потому давал присягу его величеству и Астании. Это позже, после ранения, он был переведён капитаном в гражданский флот, что означало торговый. Не будь данной присяги, он бы подумал над этим весьма уж заманчивым предложением принца Ауринии.

- Но как я полагаю, вы сами адмирал флота Ауринии, и при том успешный адмирал. - отвечал принцу на такое предложение капитан Диллето.

- Я отвечаю за создание флота, в который буду подбирать и капитанов, и адмиралов. Вот одного из них я и хотел бы видеть в вашем лице. Но уж если вы верны присяге, а мужчина даёт присягу один раз в жизни, то ничего поделать не могу, кроме как оказать уважение да восхищение. - говорил так на его отказ стать адмиралом слегка опечаленный принц, соблюдающий тщательно все нормы и правила, придуманные благородным человеческим разумом задолго до его рождения.

Капитан Диллето равно как и капитан Фаркан, честные моряки и кровожадные буканьеры, с первого взгляда приметил достоинство кораблей Ауринии. "Изумрудная корона", построенная из особых да отборных сосен подножий Бирененских гор, сама краса и гордость торгового флота Астании, всё же уступала этим кораблям, и при том заметно, во всех морских достоинствах. Ну, а маневренность, тот самый быстрый разворот на быстром ходу? Но что оказалось интересным, один из кораблей эскорта, по неизвестной для него причине, оказавшийся далеко впереди "Победителя ветров", проделал полный оборот вокруг самого себя на ровной глади океана, находясь без всякого движения вперёд, чем ещё раз удивил взор бывалых моряков. Но как?

Пребывая в качестве желанного гостя, капитан Диллето проявлял всё же некоторое любопытство, далеко не присущее гостю, да при том долгожданному. Каким-то внутренним наитием поманило его да привело в рулевую рубку. Там находился рулевой, который почему-то никакого недовольства и не проявил, и даже улыбнулся, видимо, воздавая честь его славному прошлому. Ну раз так, то стоит оглядеться. Но что это?! Он не видел такого ни на одном корабле Астании, и не исключено, всего старого мира. Он не увидел привычной системы рычагов, что приводит в действие кормовой руль. Был румпель, приводящий в движение кормовой руль, который соединялся вот с этим неизвестным. И что-то стал он припоминать, и память предъявила, наконец, одно маленькое событие, такой эпизод, давно ушедший подобно вихрю. Но оставил он всё-таки след в его памяти, что и всплыл вот здесь, в этой рулевой рубке корабля ауринов. Когда-то приходилось ему повстречаться с одним человеком, таким мастером корабельных дел, которого нет-нет да и считали кладезью самой чудоковатости. Он-то однажды и говорил ему про одну штуку, которую он тогда и не принял всерьёз. Да и многие, по его же словам, относились к его выдумке точно так. Но как-то довелось ему ненароком, так краем уха да прослышать, что тот чудак исчез то ли в одном из портов Нового Света, то ли во время путешествия в Новый Свет. И вот эта штука, про которую с пеной у рта говорил тот самый мастер корабельных дел с чудесами в голове, находилась вот здесь, в рулевой рубке "Победителя ветров".

- Скажи мне, что это за штука. - спросил капитан Диллето, указывая на сей любопытный предмет, не надеясь получить ответ от моряка, не знающего астанский.

- Штурвал. - ответил с акцентом этот моряк, держащий в руке эту штуку.

Вот так да?! Этот моряк знал таки астанский, хоть и с трудом, но владел, что видно было по его акценту. Что ж, кое-какая удача да улыбнулась ему таким уж оборотом. Но знал бы он...

За спиной услышал он неожиданный голос, несомненно принадлежащий принцу Ауринии:

- Капитан Диллето, с этой поры вы не желанный гость, а почётный пленник!

14

Вот так да! Вот оно что! Было ли это западнёй или же таким случайным стечением обстоятельств? Но походио это по большей мере на ловушку, так ловко уготованную ему под стать его любопытству ко всему, что да касалось морского дела. Что ж, принц Ауринии отличается не только излишним благородством, но и коварством разума, зачинателя вот таких уж умело до виртуозности сплетённых интриг. Но это и не удивительно. Одним благородством не построить мощный флот. Принц по достоинству отрабатывал свой пост, свою должность, занимаясь таким важным для своей страны делом, что готов был ради неё на самую разную хитрость. Умелый политик смешался воедино с мясом белой кости.

- Я полагаю, что рудники Ауринии ждут меня, человека, прикоснувшегося в военному секрету Ауринии. - готов был капитан Диллето признать свою оплошность, доведённую изрядным любопытством.

- Ну, почему же так сразу. Если я желанному гостю не в праве диктовать свои условия, то почётному пленнику я обязан навязать свою волю. С этим уж никак не поспоришь.

- Его величество - принц Ауринии! Я готов выслушать вас. - с видом обречённости лишь промолвил капитан Диллето.

- Два пути на выбор: первый - жизнь не в заключеннии, но с ограничением и вдали от океана, где вы задохнётесь от тоски, или же второй, не нарушая присяги, быть инструктором, но с привилегиями адмирала.

- Мне ничего не остаётся, как выбрать второй путь. Если надо и моряком...

- Хорошо. Идите за мной. Я представлю капитанам одного из адмиралов морского флота Ауринии!

15

Аристократы, получившие статус желанных гостей Ауринии, не роптали на то обстоятельство, что не придётся им понежиться на золотистых песках чудного города-порта Сент-Гуан. Да какой здравомыслящий рахум мог допустить подобные мысли. Но вот любопытство присутствовало у всех, но у Линтаны оно проявлялось в самой большой мере, обуздав слишком уж бойкий нрав. Хотя, как знать? Неукротимая энергия вулкана, всегда кипевшая из её нутра, да получила неистовую свободу. Она вглядывалась каждый день в необозримые океанские дали, дабы первой увидеть вот эту неведомую землю, где она всерьёз задумала разводить сады да огороды. И не только. Вот ещё бы позаниматься лошадьми, которых, похоже, каждый аурин, как называют они себя, разбирается точно как старый конюх Панчес на конюшне отца.

Раэля посетили серьёзные думы о будущем. Принц предлагал ему, молодому офицеру Астании, службу в армии Ауринии. Он же не смел нарушать присягу, о чём и уведомил принца. Но тот нисколько не смущаясь предложил ему тихим голосом вот такую должность военного учителя, этакого инструктора, который да будет обучать солдат, при этом никак не нарушая присягу. Позже он неожиданно да и объявил ему новость, что не шокировала его, но слегка ошарашила:

- Капитану Диллето мы предложили статус почётного пленника. Теперь же он - один из адмиралов морского флота Ауринии. Он не нарушил присягу. Чёрному Дьяволу предложили работу по обучению специального подразделения морского флота. Уж он-то ни к какому государству не привязан присягой. А вот верная виселица ждёт его во многих странах Старого Света. Он согласился с большим удовольствием.

Про то, что он применил своё таинственное оружие взгляда при обработке Чёрного Дьявола, принц умолчал, как и про то, как заманил сверхлюбопытного в морских делах капитана Диллето в уготовленную ловушку. Даже моряку в рулевой рубке пришлось подучить несколько астанских слов да выражений относительно штурвала. Раэлю он никакого выбора не предложил, но вот задуматься всё же заставил, прельстив таким контрактом, где ничего святого да не нарушается и сверх того он может иногда посещать родину вместе с женой. За него договорятся, если надо, с самим королём Астании Арконандом.

Принц в ходе беседы проверил тщательно знания Раэля в военном деле, и потому разум его, подкреплённый внутренним голосом интуиции, не только поверил, но и убедился в мастестве Раэля в военном деле. После нескольких дней раздумий Раэль, в котором он да посоветовался с женой, дал таки согласие на такой контракт.

Всё пошло так, как того он и хотел. Самое главное сокровище захваченных кораблей - люди с их бесценными знаниями да умениями склонялись, большинством своим по доброй воле, на верную службу Ауринии. Но вот эта девчонка?! В замыслах его и не было близко похожего, чтобы он ей да предложил какую-либо работу в своей стране. Он думал изначально отправить её с родителями домой на первых же кораблях, ибо каравеллы Ауринии всё же стали приставать иногда к портам старого мира. Но вот такое дело. Эта сверхбойкая девчонка показала невиданную прыть да любопытство, согласившись на любую работу. Похоже, она на самом деле умеет разводить сады и огороды, да знает толк в лошадях. И это юная аристократка? Но ведь и он сам проявил недюжинный всплеск энергии, так и напросившись у отца на создание морского флота Ауринии. И он намеревается в этом пути набраться знаний и опыта от всех ведущих морских держав мира. Потому вот эти люди, оказавшиеся на захваченных кораблях, так и стали настоящим кладом истинных драгоценностей. В этом плане он поступает как его великий прадед хан Аурик. Да и великий предок, завоевавший полмира, высоко ценил образованных людей, гораздых на разное ремесло да просвещение. Что золото, что бриллианты?! Их добывают, их обрабатывают филигранно в достаточном количестве на его родной земле. Достойные люди - вот истинное богатство!

Наступает время, когда посреди необъятного океана возьмёт да объявится какая-нибудь суша. Так случилось в этот день, когда аристократы в очередной раз на палубе "Победителя ветров" любовались бесконечными волнами на огромной океанской глади. Первой же заметила Линтана, что и было вовсе не удивительно.

- Земля! Земля! - её радостный крик разнёсся по всей палубе и вплоть до самых дальних кают, где в одной из них находился в данный миг принц Ауринии, вот так и задумавшись именно о той, которой и принадлежал этот звонкий возглас, да преисполненный от самой энергии не потухающего вулкана.

- Скажи мне, моряк, - ты знаешь про эту землю? - спросил герцог дон Нигель Рантос у переводчика, проходившего мимо по своим делам.

- Земля, где мы родились. - вот такой ответ да и расставил всё по местам.

Вдали показались пальмы тропических лесов, где за золотистыми песками белели роскошные дома, точно как в Сент-Гуане. В стороне от них причаливали корабли. Вот такая для астанцев и буканьеров неведомая земля.

16

Суждено было заняться всем тем, что и предназначил им повелитель судьбы - принц Ауринии. С порта Дабата распределяли их по способностям и таланту по всей неведомой, но огромной стране, что не увидеться никогда многим, проведшим дни и ночи на борту одного корабля.

Город на берегу океана выглядел чистым курортом, не уступая в этом Сент-Гуану, одному из первых курортов всё-таки диковатой эпохи, в которой просвещение и культура в её обширном значении лишь только пробивали себе нелёгкую дорогу, как бы возрождая традиции славных древних времён великих мудрецов от философии да естественных наук. Но само понимание и значение, что подразумевалось под курортом, обозначилось в данном течении истории лишь утренней зарёй перед наступлением эпохи изобилия да потребления. Этот город Дабата, равно как и Сент-Гуан, явились первыми ласточками такого направления, что да будет в последующем одной из самых важных составляющих человеческого бытия. Но в этом городе, в отличе от Сент-Гуана, в архитектуре которого многое, если не всё, повторялось от городов старого мира, было царство разнообразия от западных и восточных стилей градостроительства. Скорее, этот город превосходил Сент-Гуан своей неповторимой красотой, что и отметили и астанцы, и буканьеры, побывавшие хоть раз в цветущем городе Нового Света.

Линтана не могла иметь представление, подобное сравнению, но радовалась встрече с этим, по её словам, изумительным городом от всей искренней души. Но встреча с городом оказалась скоротечной, ибо семья дона Нигеля Рантоса, опять же по велению принца, должна посетить саму столицу Ауринии город Ургират. Туда же принц отправил и капитана Диллето. По его словам их ожидает аудиенция у самого правителя Ауринии хана Угдэна, отца принца Бэрелига.

- Я благодарен вам на всю жизнь, юная герцогиня. Да пусть ваша удача подружится с вашим счастьем! Да пусть радость станет вашим спутником всегда от зари до зари! - вот так говорил по пути с волнением благородной души капитан Диллето.

Семья герцога дона Нигеля Рантоса, услышавшая эти слова, вспомнила тот страшный момент, когда бойкая Линтана, уж по истине проявив неожиданную отвагу души, единственная из всех заступилась за капитана Диллето, сама же будучи пленницей буканьеров. Линтана лишь улыбнулась смущённо, что как-то не вязалось с её образом, да кивнула слегка. От этого так и воцарилась радость атмосферы в этом долгом пути к хану Угдэну, внуку того самого хана Аурика и той самой Алинии, принцессы Кранции, про которых когда-то довелось прослышать герцогу дону Нигелю Рантосу.

Столица Ауринии могла бы претендовать на звание самого красивого города, какие и есть во всех сторонах мира.. Пагоды в восточном стиле сочетались с хрустальными на вид дворцами старого мира, не противопоставляясь друг другу, а переплетаясь в такую гармонию универсальной красоты. Это подтверждалось и самим дворцом хана Угдэна.

Западные и восточные ветры объединившись в единый вихрь, как и благородный облик самого хана, составили единую гармонию.

Герцог Нигель Рантос и дона Катрен, погостив от души, засобирались домой, не смотря на уговоры хана остаться. Правитель Ауринии усмотрел в этом выгоду в том плане, что это было бы всё же поддержкой для сына.Раэля. А вот что же касается вот этой девчонки, то не было у хана какого-либо вдохновения видеть в лице её то ли садовода, то ли ещё кого-то в этой области земледелия. Своих ауринов лидайского происхождения хватает. А те же аурины - садоводы в отношении вот такого нового земледельца имели весьма скептический взгляд. Что собиралась делать вот эта белоручка высокородных кровей? Но ведь никто из них не знал, что за душа притаилась за прекрасным обличьем юной аристократки. Но вот капитан Диллето поведал таки хану историю боя с буканьерами на борту "Изумрудной короны", где вот эта девчонка на изумление всем кинула ему через ряды оторопевших джентльменов удачи чью-то саблю взамен сломанной. Но ещё больше удивила хана та история, что приключилась позже, когда вот эта бойкая девчонка показала истинную отвагу да дерзость, единственная заступившись за честь капитана Диллето. И узнал, и увидел хан Угдэн в лице её истинного представителя людей первой категории, которых высоко ценил великий предок, завоевавший полмира, и великий хан Аурик - основатель государства на земле Ауриния. И изменилось его отношение к этой девчонке кардинально в другую сторону, вызвав в его благородной душе искреннее уважение к этой вот юной герцогине. Вот и повелел он выделить землю под столицей да придать ей на помощь работников и работниц.

Герцог Нигель Рантос и дона Катрен прощались с детьми в порту Дабата. Уж как не хотелось им оставлять свою дочь в этом уж очень благодатном краю огромного материкового острова, затерянного посреди огромного океана. Но уж решила, так решила. Пройдёт время, образумится да примчится в родительский замок. Вот тогда-то и выдадут они её замуж за какого-нибудь аристократа Астании.

- Я этой же каравеллой пришлю тебе семена, как ты говорила. - пообещал на прощание дочери герцог дон Нигель Рантос.

Пока семена прибывали из Астании, Линтана тщательно изучала местную почву точно так, как ей когда-то показывали садоводы герцогства. В таком занятии аурины лидайского происхождения отметили умение да серьёзность намерений вот этой девчонки. А когда были доставлены семена из Астании, она же, наравне со всеми, брала в аристократические руки мотыгу и совершенно правильным движением работала на полях, данных в её собственность самим ханом Угдэном. Руки её огрубели, лицо обветрилось да загорело, высвечивая новыми гранями истинную красоту. Уж такая примета благородного облика никуда не денется ни при каких обстоятельствах.

Прошло ещё какое-то время, да и прибыли обратно в эту таинственную страну герцог Нигель Рантос и дона Катрен. Искренне обрадовался хан Угдэн такому вот событию и потому выделил им на такой волне порывов души солидное таки поместье недалеко от столицы и совсем рядом с неугомонной дочерью. Присутствие на земле Ауринии такого вот высокородного аристократа из старого мира имел свой многозначительный плюс.

Они не узнали свою дочь с первого взгляда, приняв её за какую-нибудь рандалузскую крестьянку на винограднике. Хотя, откуда быть ей здесь. То была Линтана, у которой руки настолько огрубели, что потеряли всяческий белый вид; лицо её под жарким ветром с юга, принимало немного другой вид, когда красота истинная принимала немного другие, но прекрасные очертания. Удивились громогласно, завидев её посреди ауринок, похоже, чисто крестьянского сословия. Слёзы да проступили в глазах герцога Нигеля Рантоса. Её дочь герцогских кровей на этой далёкой неведомой земле копается подобно земляным червям. Но каким счастливым отблеском ывсвечивалось её лицо? Радость так и была неизменной спутницей её. И успокоилось сердце герцога.

Один садовник, разводивший сады у герцога, рассказывал Линтане, тогда ещё совсем девочке, про акации Грейтландии, которые ему довелось воочию увидеть да прознать. И она решилась на подобный эксперимент вот здесь, на земле Ауринии.

Она искала подобные растения и нашла вскоре их. Велела крестьянам с осторожностью пребольшой корчевать их и высадить строго по её плану. Знала, что на подобное уходят годы. Но под её рукой были совсем другие растения, другая почва, другой климат. Она работала неистово, будто хотела кому-то да доказать что-то. Она сама выверяла строгую линию, сама подстригала каждую ветку, сама подводила их под ровную пропорцию. Идеал геометрии торжествовал. По прошествии года воздвигнулась на земле Ауринии, недалеко от входа в столицу рукотворная красота, что так и радовала взор, что не оторвать. И она продолжала расти и развиваться.

Она высаживала бережно семена из Астании, по возможности и срещивала их с местными аборигенами. Получалось нечто новое, но всё же прекрасное.

Вот так и прошло несколько лет, которые так и провела Линтана в непрестанных трудах, что доставляли ей невиданную прежде радость. Она превратилась вполне во взрослую девушку. От облика её, такого символа красоты невиданной, да не мог отвести взгляд какой-нибудь аристократ ли, чиновник ли, офицер ли, да и каждый мужского рода, проезжающий мимо по разным делам в столицу или же обратно. Каждый пожелал бы завести знакомство, но при намёке на это возгорался неожиданно такой огненный взгляд дьявольских глаз, что и вовсе забывалось про такое намерение, что и рады были тому, что завидели прекрасное да и старались унести ноги в добром порядке. Но как прекрасна она во гневе! Красота и вовсе не спешит покинуть пьедестал. Вот такие дела.

Несколько лет носился принц от порта к порту, от каравеллы к каравелле. Одну из флотилий возглавил капитан Диллето, новоявленный адмирал Ауринии. Он сразу же взялся за дело с присущим ему знанием морского дела да с чисто военной строгостью, что и было воспринято ауринами с пониманием и благожелательностью.

Так же рьяно, что так и радовало, и тешило сердца и принца, и капитанов многих каравелл, принялся за дело и Чёрный Дьявол. Искусство захвата кораблей, искусного абордажа с заметным успехом постигало специальное морское подразделение морского флота Ауринии.

Вот так основательно и строился военный флот, вот так и воздвигалось морское могущество Ауринии.

Сам же принц несколько раз выходил в море, достигая иногда портов да земель Нового Света, но так, чтобы да не бросаться уж слишком любопытному глазу. Главной целью же были люди, которых вовсе и не захватывали в плен, а осовобождали от него, как и случилось в своё время с "Изумрудной короной". Но вот такой девчонки, как та юная герцогиня, само вместилище пылающего дерзновенного огня, среди освобождённых и помине не было. Нет-нет да и задумывался он о той, с которой и разговаривать приятно, и от которой веет чистым благородством, присущим людям первой категории. И вздрагивало сердце в неведомом волнении.

Прошло несколько лет и вернулся принц в родные земли и направился с докладом к самому хану Ауринии Угдэну, к своему отцу в столицу Ауринии, в истинный город великолепия Ургират.

Он не узнал этих мест, в которых да провёл детство. Что же случилось во время его отъезда? То был дивный сад, но особенно вот эти акации - такой гений геометрии. Но главное волшебство было впереди. И он увидел его. То была девушка, что трудилась не покладая рук, что и не сразу заметила его, принца Ауринии.

- Скажи мне, когда появился этот сад? И кто взрастил его? Чей же он? - спросил он с нескрываемым любопытством.

Отвлеклась от работы эта девушка, выпрямив осанку, такую царицу грации. Истинно волшебный цветок дивного сада предстал перед ним. Будто бриллиант в драгоценной оправе. Никакой след от палящего зноя и жгучих ветров, никакая огрубелость рук не могли послужить даже лёгким затмением всему этому прекрасному, а наоборот лишь добавляли прелесть да ценность всего восприятия. Кто она? Но глаза её, таким проблеском удалого огня, да выдавали в этой грациозной незнакомке ту самую дерзкую некогда девчонку с "Изумрудной короны", юную аристократку Астании герцогских кровей. Вот так да! О, колесница времён!

Сердце повзрослевшего принца так и вздёрнулось в неистовом волнении. Это её сад! И он истинным бриллиантом да вписался в драгоценную оправу родной земли. А он и не поверил тогда, посчитав всю эту её затею лишь признаками избалованной души аристократического ранга. Ну что ж, он проиграл, он сумеет достойно перенести вот это поражение, первое в его жизни. Но от этого лишь радостно на душе. Будут такие сады по всей Ауринии!

Что-то и помимо радости завладело сердцем отважного принца Ауринии.

17

Чёрного Дьявола и буканьеров, прежде чем они приступили к таким необыкновенным для них обязанностям, решено было представить тому, кто на первых порах да и должен был присматривать за работой вот такой команды. То был командир чёрной гвардии Ардэн, вид которого как бы говорил сам за себя. Такой убьёт, да глазом не поведёт. Будто муху прикончил за обедом на жаре.

Капитан Фаркан и его буканьеры насторожились: далеко не всё просто у этих ауринов. Чем же владеет вот такой наблюдатель за ними?

Ждать пришлось недолго.

Диковинное представление собиралось разыграться перед ними и для них. Этот командир чёрной гвардии стоял неподвижно перед рядом притаившихся в ожидании мелких грызунов, весьма похожих то ли на сусликов, то ли на крыс, неизменных спутников всяких шхун, каравелл в длительном морском путешествии. Что-то их да задерживало, не давая разбежаться во все стороны. Устремлённый взгляд командира гвардейцев, истинного посланника ада, такого приятеля дьявола приковал всех этих грызунов в едином месте, будто заострённый взгляд огромного удава джунглей. Но это было лишь прелюдией к чему-то такому совершенно неординарному, что и подхватили незамедлительно разумы Чёрного Дьявола и его буканьеров.

Что было это? Одно скоротечное мгновение, подобное вспышке молнии, от которого и наступила вот такая полная парализация рук и ног, что сердце выдержало едва такой невообразимо бешеный натиск. То был неожиданный крик ошеломительной пронзительности, сошедший из самых глубин живота, шокирующее воздействие которого определилось столь неистовой остротой иглы раскалённой, что и не выдержать всем слухом, разумом, самим нутром. Истинный звук дьявола!

Мелкие грызуны так и пали замертво, тогда как их, буканьеров во главе с Чёрным Дьяволом, ухватили крепко вязкие узы гнетущей парализации.

Принц Ауринии что-то говорил тихим голосом командиру чёрной гвардии, который согласно кивал головой и в конце произнёс таким же тихим голосом:

- Всё выполню, мой принц.

Вот под таким руководством и начиналась вполне мирная деятельность буканьеров, что носила всё же военный характер. Но по мере того, что работали буканьеры на совесть, и всякие подобия коварства начисто выветрились из разумов да грешных душ, вот такое наблюдение за ними и закончилось к удовольствию да радости буканьеров. Командир чёрной гвардии приступил к своим прямым обязанностям и в дальнейшем буканьеры его и не видели.

Но вот где же была все эти годы Дэри Кастанда, так и оставалось для всех тайной. Лишь Чёрный Дьявол, усмирённый в этой таинственной стране, временами да и вздыхал по былой спутнице пиратской жизни.

Капитану же Диллето довелось как-то встретить в одном из портов Ауринии одного некогда бывшего соотечественника. Он узнал его. То был тот самый мастер корабельных дел с чудесами в голове. Астанец являлся постоянным посетителем одного заведения, которое легко назвать таверной. Редко кто видел его в трезвом разуме.

- Так это вы - капитан Диллето!? Попали в плен? - спрашивал полупьяный мастер корабельных дел.

- Почему ты предполагаешь плен? - на вопрос задавал вопрос капитан Диллето.

- А больше никак не попадёшь на эту благодатную землю. Вероятно вы служите великой Ауринии?

- Не твоё собачье дело - служу я или не служу. Ты лучше расскажи про себя. Как оказался здесь?

- Ну, как... Пошёл в таверну, каковых немало в порту Сент-Гуан. Выпил и стал всем подряд говорить про штурвал. Как присобачить его к румпелю. Никто меня и слушать-то не хотел. Как всегда. Вы тоже были в их числе. И не заметил я, как подсели ко мне за столик два моряка. Таких узкоглазых я никогда не встречал в Сент-Гуане. Они-то оказались вот такими щедрыми. Вовсю угощали меня крепким ромом, привезённым из самого Корд-ройяла. Один из них был уж очень страшного вида, что поначалу меня охватила полная дрожь. Аж зубы еле стучали. Вот такого страху нагнал на меня один только его вид. А он-то оказался уж очень добродушным. Так и прислушался к моему рассказу об этом штурвале. Не знаю, сколько я выпил, но, видимо, так и свалился за столом. А вот проснулся я на какой-то каравелле. Огляделся, а за бортом океан. И понял я, что оказался в истинном плену. Ну, думаю, попал в самый кромешный ад ещё до самой смерти. Продадут меня в рабство и поминай как звали. Но не один я оказался вот таким чужаком на борту. Кроме меня были ещё люди, больше благородных сословий. Но вели они себя как-то совсем не как пленники. Не успел я отчаяться от такой незавидной доли, как окружили меня невиданным почётом. Ох как обхаживали меня. Отдельную каюту приготовили. Тем чужакам намного меньше внимания уделяли. Но сказали мне, чтобы я держал язык за зубами, особенно относительно вот этого штурвала. А то, говорят они, я лишусь вот этого почёта да статуса желанного гостя. Мигом определят меня в обыкновенные пленники. А что, я дурак что ли, когда ко мне вот такое обходительное отношение, когда я для них вот этот самый желанный гость. Прибыли мы в порт Дабата. Оттуда меня одного, слышишь, одного повезли в столицу. А тех, кто выскородных сословий, такой почести и не удостоились. И предстал я перед самим ханом Ауринии. Принц Бэрилиг совсем тогда мальчонкой был. Так вот, хан заинтересовался штурвалом, но особенно этот мальчонка, такой не по годам смышлённый. Это потом принц с согласия своего отца повелел, чтобы меня каждый день кормили да поили бесплатно в этой таверне. Ещё мне и пенсию определили. Это вот такое денежное довльствие по старости на всю оставшуюся жизнь. Говорили мне, что дают её за особые заслуги перед Ауринией.

Да! Вот откуда этот штурвал на кораблях ауринов. Они с великой пользой использовали вот эти самые чудеса от головы искусного мастера корабельных дел, тем самым обогнав морские державы Старого Света.

Было ещё одно обстоятельство, что удивило и в какой-то мере обрадовало обоих капитанов. Их познакомили с бывшими рабынями, которых когда-то да освободили аурины. Они согласны были на то, чтобы стать пусть даже временными жёнами, но в обязательном порядке родить от них хоть одного ребёнка. Их воспитанием займутся где надо. Это требование, всё же навеяное загадкой, нисколько да не обременило обоих капитанов.

Всем вольно ли, невольно ли оставшимся на земле Ауринии да досталась работа по потребности их таланта. Вот такие дела.

18

Свадьба принца Ауринии и аристократки Астании выдалась праздником государственного масштаба. В этом проявлялся некий символ в отношении Ауринии к Астании, ибо до этого никаких отношений и не было. Другое дело Кранция. Аурины трепетно да уважительно относились к этой державе, всегда имея в виду, что её соседка Астания - вечный конкурент и по мере возможности и времени ещё и враг древней земли кранков. Эти узы принца Бэрилига и молодой герцогини Линтаны ставили само отношение к Астании на совершенно другой уровень. Но была и ещё одна черта этого грандиозного торжества, про которую знали только принц и аристократка. Ещё до свадьбы Линтана попросила разрешения на одну просьбу, на что, без всяких на то сомнений, откликнулся принц.

- Есть у меня к тебе одна просьба, что никоим образом не отразится на благополучии и процветании могущественной Ауринии, хотя, она и касается каким-то образом самого государства. - просила Линтана, далеко запрятав в отважной душе даже искорки дерзости, что как-то выглядело не так, но убедительно, чтобы разрешиться в пользу пока неведомой просьбы.

- Я исполню любую твою просьбу, если ты станешь женой принца, невесткой хана. - непоколебимо твёрдо ответил на эту просьбу принц Ауринии.

Скорее, не было в этом какого-либо подобия сделки, было другое, от чего их сердца бились сильнее прежнего лишь завидев друг друга. Принц решил таки обуздать нетерпеливого скакуна любопытства, потому и не заводил даже подобие разговора, касающегося вот этой просьбы, окутанной в такую завесу таинственности. Придёт время и скажет сама. После свадьбы ждать пришлось недолго. Настало это время и будущая ханша Ауринии озвучила таки свою загадочную просьбу:

- Я говорю тебе за одного человека. Ты знаешь хорошо. Зовут этого человека Дэри Кастанда.

- Так это та самая пиратка с каравеллы "Хитрая акула"?

- Та самая.

- Но я не понимаю?...

Линтана во всех подробностях рассказала тот случай, когда она взглянула прямо в дуло смерти.

- Если бы не она, то я не стала бы твоей женой. - говорила в заключение Линтана, памятью ушедшая в тот день, когда она заступилась за честь пленного капитана Диллето. - Я тогда, может, не поклялась, но всё же дала обещание о том, что когда-нибудь да отблагодарю её. Она тогда не поверила мне. Да и как поверить, если я сама была пленницей буканьеров.

- Так это же никак не противоречит интересам Ауринии.

- Она на рудниках?

- Нет. Её держат в одном месте, но обходятся с ней пристойно, потому как она всё же женщина, хотя и пиратка.

- И как ты думаешь на счёт моей просьбы?

- Она будет на свободе, но не на земле Ауринии.

Дэри Кастанда находилась в заточении на особом положении. Когда было такое, чтобы брали в плен женщину-пиратку? Тюрьмой ей служила небольшая хибара, окружённая высоким забором да со стражей снаружи. Все эти годы она и не пыталась бежать, понимая само безрассудство такого намерения. Она просто медленно угасала, проживая остаток лет в одних воспоминаниях, где преобладающими были лихие вылазки буканьеров. Но вот последний бой с таинственным противником, которые впоследствии оказались ауринами, про которых она никогда и не слышала, старалась как-то вычеркнуть из памяти. Но не получалось. Нет-нет, да и вспыхивал в памяти таким зловещим огнём тот ночной бой и тот призрак в чёрной маске, на лбу которого горел величественно устрашающий дракон с глазами дьявольской змеи. То был сам принц Ауринии. Предупреждала она тогда Чёрного Дьявола, да не поверил он тогда её интуиции, обдав лишь высокомерием её предложение об отступлении, чтобы в будущем и вовсе покинуть, и при том в спешке, эту таинственно страшную арену ночного боя. Будь по её велению, может и не было бы такого плена. Но со временем она переменила такое вот мнение. Нет. Эти аурины преследовали бы их до самого победного конца. Чтобы не оказаться здесь, следовало бы им ни в коей мере не предпринимать то плавание в огромный океан за добычей, а переждать дни, а то и недели в каком-нибудь порту или же в затаённой бухте. Вот тогда судьба была бы милостива к ней.

Заточение без никакой надежды давало свои нежелательные плоды тем, что она непривычно расклеилась, ослабла духом, превращаясь в такую угасающую свечу. Разум её давно утерял той присущей остроты, что давало ей преимущество в жизненном пути. Но где теперь этот путь? А её интуиция, безошибочно определявшая событие не наступившего будущего, отстранилась насовсем. Вот такая догорающая свеча некогда буйного огня.

Она удивилась, может и вяло, но удивилась, когда её впервые за эти годы вызывали за пределы высоченного забора со стражей. Забытое волнение посетило таки опустошённую душу. Сердце её давно не забилось тревогой или чем-то ещё другим от взбудораженного ума, что она постаралась выделить этот день от всех остальных, столь похожих друг на друга своей тоскливой обыденностью.

За воротами восседали на скакунах, словно ветер, вот эти самые аурины, хотя, кто и может быть кроме них, среди которых выделялись двое - мужчина и женщина довольно таки молодого вида, примерно девичьего возраста. Отменные мирабские скакуны под ними едва удерживались на одном месте, просясь на вольные просторы, дабы излить застоявшуюся энергию крепких тел. Но они всего лишь кони могущественных властителей.

Мужчину она узнала сразу. Тот самый принц, такой вот монстр от смерти. Как же не вспомнить само единоборство в полумраке ночи при свете факелов, довольно тусклых в тот трагический момент судьбы. Уж лучше бы, как Огромному слону, испустить сразу дух, дабы не испытать вот такое угасание, подобное медленно догорающей свече.

А вот женщина уж довольно молода. Её она не знала, не видела раньше. Но что-то промелькнуло проблеском огня нечто знакомое в глазах её, что сродни какой-то удали, такой вот дерзости. Где она могла видеть это? Память, как и интуиция, проснувшаяся от долгой спячки, высветила тот самый эпизод, когда одна уж очень бойкая, но благородная девчонка чуть не прокусила руку тому самозванному штурману, имя которого она слегка да подзабыла. Как могла старалась Дэри Кастанда забыть эпизоды той ночи, того дня, но они удержались таки в далёкой кладовой памяти. Неужели эта роскошная женщина, несомненно занимающая среди вот этих ауринов довольно таки видное положение, - она, та девчонка с "Изумрудной короны"? Дэри внимательно присмотрелась к ней, старась найти что-то схожее с тем обликом ярости, в которой да проглядывался ярко свет благородства, от которой её краса так и воздвигалась на высоту недосягаемую. Может, в этом и была видна та поступь тихой мечты, унесённой когда-то лихим ураганом жизни. Вот потому-то в её жестоком сердце пробились тогда неведомые ростки сострадания да уважения вот к той девчонке. Интуиция была права, ибо в этой важной персоне она узнала ту девчонку аристократических сословий Астании. Но как переменчив ветер судьбы?

- Здравствуй, Дэри Кастанда! - приятный мелодичный голос, наполненный добротой да нежностью, исходил из благородной души этой уж очень молодой женщины, которая да слезла с огненного мирабского скакуна и встала напротив.

- Здравствуй. - хрипло да сдавленно приветствовала она ту, которую всесильный ветер судьбы вознёс на самую высоту по сложной, довольно сложной лестнице бытия.

Всесильный ветер судьбы изменил вот эту девчонку во внешнем облике, хотя, не делась никуда её красота истинная да сам блеск лихой удали в чёрных, но огненных глазах её. Но ведь благородство души движет этим блеском. Но как увядающе да старо, вот такой угасающей свечой, выглядит она перед ней. Не вернуть никогда ту былую молодость, что да потрачена на многие кровавые дела, столь ненужных женщине, от которых душа да покрылась толстой плесенью не отмываемых грехов. И не выйти из этого дна.

- Дэри Кастанда! Я обещала когда-то отблагодарить тебя за доброту твою, за участие в моей судьбе, за то, что когда-то ты спасла меня от неминуемой гибели, что исходила от мушкета коварного мерзавца, которого язык не повернётся назвать моряком. Время пришло и душа моя будет рада, что исполнила я своё обещание, отблагодарив тебя за достойный поступок, в котором благородство было на истинной высоте. - говорила с вонением вот эта девчонка, уже ставшая взрослой таки, да важной по сану.

- Я помню, дорогая ты девочка удали да отважного сердца. - говорила некогда дьяволица Дэри Кастанда, к которой, кажется, вновь возвращалась прежняя энергия жизни.

Аурины во главе с принцем стали невольными свидетелями того, как обе женщины, представительницы благородного духа, которых редко встретить сразу, обнялись от искренней души да пожелали друг другу счастья, того состояния, что имеет самое главное значение для каждой женщины.

- Скажи мне - кто ты сейчас? - спрашивала Дэри Кастанда ту, в которой она да почувствовала дружескую душу.

- Я жена принца, невестка хана. Вот так определила судьба. Но и твоя звезда впереди. Ты свободна отныне.

Это было то, о чём она не могла даже и мечтать в самых таинственных грёзах исстрадавшейся грешной души. Слёзы так и застилали глаза, как пеленой, сквозь которую она едва видела ту, что да стала свежим ветром судьбы.

По прошествии нескольких дней в порту Дабата принц и его прекрасная жена провожали Дэри Кастанду и Чёрного Дьявола, которого принц, с согласия самого хана, освободил от прилежно исполняемых обязанностей. Корабль уносил их от берегов Ауринии, чтобы высадить в одном из портов Нового Света. Вот так судьбы их прощались навсегда.

По прошествии нескольких дней принц Бэрилиг и его жена Линтана, некогда аристократка Астании, направились в столицу. Они будут день за днём, год за годом носиться по всей стране, чтобы строить, чтобы создавать. И расцветут прекрасные сады по всей земле Ауринии.

Часть третья.

- Невероятный и таинственный технологический прорыв предоставил уникальную возможность этой державе расшифровать все коды государств, чем она и воспользовалась. Это дало ей на много шагов опередить все страны в финансовой сфере. Мир незримо ставится в зависимость от одной этой державы. Мир не может допустить такого положения дел, такой роли испытательного плацдарма по воле этой державы. Вот потому и важна твоя миссия.

- Моя задача - узнать и блокировать источник?

- И не только. Самое идеальное для всей операции, если этот источник также станет служить нам. Это первый вариант. Второй вариант - ликвидация.

***************************************************

- Жди гостя, которого мы не звали. Он будет среди них.

- Я приложу все последние достижения в альтернативном познании.

- Нет сомнения в том, что они представят весомый вклад в операции. Но важная роль принадлежит твоему тренированному разуму. Поведи в нужном русле отведённых обстоятельств. Приведи его к нам.

1

Самолёт авиакомпании "Агар" не издавал звука, но летел над облаками со сверхзвуковой скоростью. Пожалуй, среди пассажирских самолётов ему не было равных в этом компоненте, и потому его смело можно было назвать настоящим чемпионом среди громадных авиалайнеров. Он и был-то представлен в единственном, но уникальном экземпляре на международных линиях, тогда как все его собратья довольствовались внутренней линией. Самым секретным образом старались просканировать его внутренности, дабы понять такую вот его техническую эффективность, но всё тщетно. Он так и оставался недоступным, потому и гордым за свою лихо засекреченную мощь.

"Будет на что посмотреть. Эта страна будто отрешилась от всего мира. Такой вот занавес железный. Некоторые племена в непроходимых джунглях ни под каким предлогом не хотят войти в цивилизацию. Так и остались в каменном веке, разве что копья железные, да набедренные повязки из материи. Конечно, эта страна общается со всем миром, входит в различные международные организации и тому прочее. Но вот не входит во всепланетарную торговую организацию. Не входит ни в один военный союз, что, в общем-то, похвально. Но по большому счёту эта страна старается держаться в стороне от всего мира. Да ладно, держалась бы в стороне, но ведь это всё не просто так. Супердержава! Вот в чём дело? И в этом полная таинственность, которую я бы так хотел разгадать." - такие думы заполонили светлую голову Эрая Гюста из Вермании, что он так и глядел в иллюминатор, где ничего, кроме пустоты неба и не видать.

"В чём могла эта страна опередить всех? Где тайна восхождения в мировое экономическое лидерство? Вот так вопросы засели в моей голове. А ведь раньше и близко такого подобного не было." - призадумалась на миг молодая женщина довольно таки шикарной внешности по имени Лайдиа Талер из Империи Объединённого Содружества, всё ещё цепляющейся за ускользнувшую гегемонию.

"Слыхал я - девушки там как на подбор одни красавицы. Вот и эта стюардесса точно одна из них. Поначалу не помешало бы знакомство, а как дальше пойдёт - это уж моё дело. Опыт, есть опыт." - глаза Сандера Вилена, такого молодцеватого мужчины из Лангарии, недавно покинувшего просторы юности и восходящего в данный момент биографии на самый пик расцвета, засияли таким огненным блеском да и завертелись, неустанно да оценивающе прослеживая её грациозный ход по нехитрому маршруту вдоль уютных кресел.

"Мощный технологический прорыв! Стоит уделить внимание особенному развититю этой империи, что скрылась от всего мира плотной завесой таинственности. И не один я в таком устремлении. Да, никогда ничего подобного не проводилось в этой загадочной стране, потому у всех и присутствует вот это чувство безмерного любопытства." - такие мысли имели место посещения у Жерана Ронтанского из величественной Кранции.

"Страна высоких традиций. Точно как моя родина. Вроде бы придерживаемся одного курса по технико-технологическому ветру, но вот откуда такой прорыв? Вот тайна скрытой страны!" - и в самолёте этой уникальной технологии не покидали такие мысли Тахира Ронда из высокотехнологичной страны Иппон, что пришли на ум давно, да так укрепились там.

На последней Генеральной Ассамблее Международного астрономического союза было решенено провести очередной семинар радиоастрономов в городе Ургират, столице Ауринии, пополнившей недавно его ряды.

Редко кто из радиоастрономов задумывался о самом предмете по специализации, взбудораженные от самого места предстоящего семинара.

Самолёт высокой технологии от авиакомпании "Агар" совершил мягкую посадку в аэропорту "До ближних звёзд." столицы Ауринии Ургират.

2

Шикарный автобус предоставили астрономам. Он стал ещё светлее и уютнее, когда вошла в него девушка, представившись гидом. Радиоастрономы мужского пола, к явному неудовольствию коллег противоположного пола, в миг одним порывом устремили восхищённые взгляды к обладательнице чудесного от нежности голоса, которым обладала пока таинственная владетельница волнующего сияния, отображённого неотвратимо броским видом, самим выражением волнующей красоты. Ярко-красное платье подчёркивало девическую статную фигуру и само её лицо, которое индивидуальный подбор косметики зажигал каким-то особенным светом притяжения. Вот потому-то глаза радиоастрономов от разных стран так и возгорелись от и так бушующего огня взволнованных душ.

- Дорогие гости, представители Международного астрономического союза! - голосом чудного тона обратилась к ним эта девушка, чьи слова моментально преобразились от лёгких, но многофункциональных браслетов, что вручили им перед входом в автобус, чистым переводом на многие языки мира. - Вас встречает столица Ауринии - город Ургират.

Широкая автострада пролегала от международного аэропорта "Принцесса Алиния", вот уж таких ворот таинственной империи, до столицы Ауринии. Пальмы стройными рядами выстраивались вдоль всего пути. Но, бывало, вплетались и другие деревья такой же стройности, по большей части кипарисы, добавляя и свой неоценимый вклад в волнующую прелюдию прекрасного.

Вот так шикарный автобус доставил гостей в Ургират.

Столица Ауринии всей силой от могущества так и устремилась, равнулась в будущее. Ни одно здание не походило на другое, представляя собой неповторимую индивидуальность, такое изысканное творение архитектора. Геометрические формы всевозможных очертаний приобретали подлинное выражение свободы, такое великое свершение красивой и отважной мечты. Мозг каждого гостя, воспринимая на сетчатке синих, чёрных, карих глаз изображение этого города, входил в само пространство изумления, восхищения. Хрустальным отблеском вознеслись к белым облакам небоскрёбы, между рядами которых возвышенно несли вечную идею гармонии удивительные дворцы, искристые фонтаны, пальмовые бульвары, сами горожане, спортивный вид которых только и преумножал восхитительность всей панорамы. Астрономы так и наслаждались благостно произведённым эффектом изящно удивительного города Ургирата. А эта девушка, гид по специальности и порыву души, отображение взволнованно завораживающей красоты, и есть самая настоящая реклама гостеприимства в игристом блеске сияния, и не скрывала радости и гордости за свою столицу вот такой лучезарностью взгляда вдобавок с улыбкой искреннего очарования. Что ж, и это предусмотрено принимающей стороной! Такое лихое начало и в самом деле оставило выигрышное впечатление, которому без всякого сопротивления поддались все астрономы мужского пола. Ну, а женская половина и без того была без ума от вида города сродни волшебному. Ургират представлял и самого себя, и всю Ауринию, хотя, поездка по стране намечалась лишь в недалёком будущем.

Отель "Ганга-ая", в который вселялись радиоастрономы всего мира, находилась в центре столицы. Пять звёзд по уровню удобства и эстетики! С весёлым смехом и таким же порывом души выскакивали с шикарного автобуса астрономы чуть ли не со всего мира, будто бабочками запорхали над чистым весенним лугом. Мощь фейерверка радостных эмоций так и окрыляла бешеной силой разумы и сердца желанных гостей Ауринии. И было отчего.

Чудеса зодчества величественно взошли на вершину пьедестала. Панорамный облик центра столицы, историческим возведением уходящий в далёкую древность, едино вселился старинным и мудрым духом своим в естественную природную среду прекрасной земли Ауринии. Обилие света, естественная свежесть воздуха, единение с самой дикой природой, что воссоединилась с рукотворностью человеческой в единый ансамбль, породили удивительно и восхитительно выдаюшуюся гармонию, в которой сила и душа эстетики нашли идеальное воплощение. Салют архитектуре разума!

К отелю примыкали несколько гектаров земли, превращённые в чудесный сад по замыслу садоводов, чьи имена всё же не канули в давних летах, а остались напоминанием в виде скромной скульптуры на заднем дворе, который и служил-то таким образцом тихого уединения и отдыха под тенью раскидистых пальм и стройных кипарисов. Лазурный бассейн раскинулся под ними манящей привлекательностью. Истинно пятая звезда!

В фойе располагался, навязчиво ли, но от которого не уйти никогда в "Ганга-ая", по всему простору парадной стены шикарным видом так и искрящийся от множественности цветовых гамм, завораживающий, как и есть, плазменный экран. Не сказать что все, но всё же большинство радиастрономов раскинули невзначай свои расслабленные взоры на мелькающие события новостей этой страны, окутанной в дымчатую пелену да завесу манящих тайн и загадок. Не сказать - новости новостями. Далеко, уж очень далеко не так. Всё было интересно. Но вот один фрагмент расположил внимание всех воедино к манящему фейерверку плазменного экрана. Это стоило достойного уважения к средствам массовой информации. Это стоило увидеть!

Что было это? Конечно, красота мелькает приятной навязчивостью своей по всему свету в силу высокой техники средств массовой информации. Интернет в разы умножил это волшебное достоинство. И было что смотреть... И на кого смотреть... В фойе вселилась и расположилась такая элегантно добросердечная аура, что явила собой внезапность да неожиданность, вот этим ярким да светлым по своему образу, что да разлилось искристостью шампанского в самый торжественно высший миг. Конечно, это был очень сильный момент времени. Какой внезапный порыв души?!

Интервью преподносила сама принцесса Ауринии Ирилика, которая к тому же и вице-президент астрономического союза Ауринии. И потому слова её имели особенное значение. Бойкая журналистка, опять же полная всем набором достоинств увлекающей красоты (откуда берутся они в этой стране неведомых тайн и загадок?) на этот случай всё же держалась вот таких берегов скромности. Сам миг протекающей истории повелевал такое прибежище поведения. Но скорее менталитет, достойный уважения. Ох, журналистка, ох, репортёрша! Хочешь, не хочешь, есть или нет, но её броскость обжигающего огня красоты затмевалась явно и без всякой конкуренции на эту тему любым взыгравшимся воображением мужского течения от той, ох, и от той, у которой она и брала в прямом эфире интервью. Огненный ветер подул лишь в одну сторону, от которой никогда не отвернуться. Вольно ли, невольно ли, но она - красавица от всех средств массовой информации всё же уходила в тень от света собеседницы, над которой так и расположилась незримая печать заоблачной аристократии великой Ауринии. Но какая она!?

В ней выплеснулся высокой волной ураганный вихрь восточных и западных ветров, взыгравшихся когда-то в отдалённом верхнем течении реки-времени. Это было наследие! Что и говорить. Но это был лишь фон, отличительный и заслуживающий всеобщего внимания. Главное было в ней, скорее в её душе. Хотя и внешность имела важное, очень важное значение. Но вот почему же в её душе? Над этим и стоило задуматься.

- Какое значение вы придаёте предстоящему международному семинару радиастрономов? Ведь он проходит впервые в нашей стране. - многофункицональные браслеты, что надели радиоастрономы, переводили вопрос журналистки.

- Астрономия в Ауринии по важности - первый предмет. - отвечала принцесса Ауринии. - Наш мир - лишь малая часть от Великого. Вот потому мы и придаём самое важное значение познаниям в этой области.

Ответ расставил всё по своим местам.

3

В эпоху бешенного темпа приобретения материального накопления, в силу которой невообразимо взметнулась научно-техническая, технологическая мысль в самых разнообразных направлениях, как-то ушла немного в тень то, что можно назвать бытиём во Вселенной, ощущение вот такой её частицы. Но что-то было от лукавого в словах принцессы Ауринии, когда она говорила о первостепенной важности астрономии. Уж в чём-чём, а в гонке за материальным изобилием её страна ох как преуспевала, заставляя остальной мир удивиться, восхититься, призадуматься, покрыться пеленой зависти, откуда и до злобы подать рукой. Но когда узнали позже участники семинара, что принцесса эта является вице-президентом астрономического союза Ауринии, то всё вроде бы встало на свои положенные места. Теперь-то уж вряд ли её слова могли нести в себе какой-либо оттенок лукавости. Позже приходило понимание того, что дочь хана, который в современную эпоху большую роль играл в политической жизни империи, отдавая прерогативу управления экономическим развитием кабинету министров, составляемый им же самим, как бы курирует астрономический союз, являясь его мощной покровительницей в силу своей самой высокой белой кости, которую омывает благородная голубая кровь. Астрономический союз Ауринии приобретал совсем иной вес и значимость, что вселяло в души гостей лишь одно уважение.

Это было совершенно не удивительно, когда её чуть позже представили радиоастрономам, которые и прибыли с разных концов света в эту страну феноменального технологического прорыва. О-о, эта встреча вознеслась ожидаемо на такую высоту эмоционального всплеска, в которой господство и взяла в полной мере лишь аура самого положительного порядка. И было отчего.

Одета была принцесса вроде бы просто, в такой рабочий жакет, но вот вся эта, будто такая обыкновенность её гардероба никак да и не могла укрыть всесильное веяние, такое сияние истинного духа высокого аристократизма. "Наших женщин хоть в какие одежды самой роскошной модели да изысканной моды ни одевай с головы до ног и обратно, всё равно останутся они рядом с ней обыкновенными бабами." - вот такая мысль врезалась порывом резким в светлую голову Сандера Вилена из Лангарии. Его восхищённый взгляд вот так и устремился неудержимо да безоглядно в вице-президента астрономического союза Ауринии. Но ведь в данном устремлении он был далеко не одинок, когда уж все до единого пребывали в таком же восприятии да воодушевлении.

Держалась она скромно, без никакого подчёркивания своей значимости по знаку аристократического рождения, по рангу, положению, титулу и всему, всему, что причитается да прилагается самой принцессе великой и процветающей империи. Многие, да что там многие, все радиоастрономы, в большинстве своём даже и не дворянского сословия, отметили эту черту, что так и покорила их. Вот истинное выражение кристалльно чистой мудрости! А то ведь многие, напрочь лишённые такой ценности разума, возведясь на ту или иную высоту, натопырщат груди напоказ да и возвысятся эфемерно, обнажая прирождённую убогость далеко не светлой головы.

Её первое знакомство с радиоастрономами начиналось с совместной экскурсии по удивительной столице могущественной империи. И опять же вид с окна шикарного автобуса, в котором господствует та самая красавица-гид. Но и она уступила пальму первенства в глазах у мужской половины. Впереди, стараясь быть как можно не на виду у всех, вот так скромно вроде бы пристроилось её величество ханских кровей. Но вряд ли это послужило таким прибежищем незаметности, которой всё же старалась придерживаться она - сам притягательный центр всеобщего внимания.

Она вошла тихо, не афишируя никоим образом свою значимость, тем более высокое, высочайшее положение в империи. Приветствие её было исполнено также тихим голосом, в котором отметилась таки мелодичность, красивая тональность, под стать её внешности. И окинула она быстро взглядом своим, и взгляд её отобразил в быстроте этой лишь искренность самого хорошего восприятия того, что будет окружать её, принцессу империи, всё это данное время. Но что за взгляд? Быть может, в быстроте этого взгляда и проявилось кое-где промедление, но это не важно. В ней не было ни намёка на высокомерие, на такую заносчивость. Принцесса сразу же постаралась одним видом своим как бы показать, но не подчеркнуть навязчиво, что ей чужды какие-либо замашки избранности. Она ничуть не придерживалась такого вида учённости или же такого обладания эрудицией и тому подобного. Зачем ей это? Но ведь не скрыть, не скрыть... Истинная мудрость! И она без всякой рекламы так и исторгалась от неё. И ничего не поделаешь. Настоящее достоинство предков!

Экскурсия по изумительному городу намечалась стать более детальной, более подробной по обозрению, чем в первый раз, когда они так и въезжали в Ургират. Это стоило внимания, потому и стоило запастись таким арсеналом эмоций, что сродни со встречей с неизвестным да прекрасным.

4

Отважное воплощение архитектурных и дизайнерских фантазий стали как бы гимном столице Ауринии. В основе лежал экологический стиль дизайна - такое украшение урбанизированных домов, зданий большого города. Повсюду ощущались бионические аспекты архитектуры в полной гармонии с совершенным гигиеническим регламентом. Будто нарядная гостиная со всем шиком искусного до волшебности дизайна. Ведь на то Ургират и был столицей, таким лицом Ауринии. Но всё же радиоастрономов не покидало ощущение того, что все города этой могущественной империи такого же высочайшего уровня как и сама столица. Что ж, вот такая совместная интуиция вполне имела право на такое вот открытие, ибо оно и явилось истиной.

На первый взгляд было ясно, что центр отдан на откуп истории, в которой лишь движущийся тротуар, который и был-то повсеместно, служил таким оттенком современности. Но вот далее от центра, навеяного историей, было совсем иначе. Экологические, высокотехнологичные, интеллектуальные дома, жилища, квартиры олицетворяли качественность жилой среды, составляя композиционное целое. Всё под рукой, всё в пределах пешеходной доступности.

- Питание, здоровье и жилище - вот неотъемлемые постулаты нашего менталитета! - вносила иногда свою подсказку гид, прерывая восхищённую тишину да некоторые восклицания возвышенных эмоций на разных языках.

Невозможно было не влюбиться в этот город. Он был как яркая личность, как счастливая личность. Красивый всем видом своим, жизнерадостный, радушно приветливый, умиротворённо спокойный город делал жителей своих счастливыми и радостными. Но разве можно было здесь распуститься какому-то злу, когда каждый прохожий и каждая прохожая в сиятельных улыбках олицетворяли всё же силу внешнего и внутреннего одухотворённого свойства, хотя бы своим спортивным видом. Хилая или же полная внешность никогда не имели выхода на эту арену пышущего здоровья, что так и била со всех сторон живительным ключом. И это было не удивительно. Спортивные площадки, микростадионы, маленькие плавательные бассейны так и мелькали между домами и на разных уровнях домов. Обилие боксёрских груш, мешков, борцовских ковров, татами, тренажёров говорило о господстве различных видов единоборства. Что же, каждый житель был вооружён.

Бионический аспект торжествовал. Биоархитектурный профиль так и радовал глаз такой игрой элементов природы. Вот дом - точная копия зрелого початка кукурузы, в котором крупные зёрна явились интеллектуальными квартирами. Дома-деревья так и сплетались в улицы, проспекты, бульвары, олицетворяя гармонию творения искусственного в соавторстве с природой. Скалы и озёра, животные и птицы дикого нрава комфортно переплетались в такую архитектурную идею, что душа от одного вида находила покой, а тело отдых да восстановление сил. Вот такое преимущество во благо человека!

Соблюдение высокого гигенического регламента требовало минимальной деформации биосферы. Чистота воздушного бассена этого изумительного города наглядно подтверждалась многочисленным потоком различного транспорта, не издающим ни звука, и тем более выбросов выхлопных газов. Ощущение того, что принцип работы каждого транспортного средства основан не на двигателе внутреннего сгорания, не проходило у радиоастрономов. Ведь и шикарный автобус не издавал какого-либо звука, при этом не выделяя в жилую среду никаких отработанных газов. Позднее они узнали и увидели воочию подтверждение этого ощущения. Принцип экологического города торжествовал.

"Мегалополисы стремятся к гигантизму. А как же иначе? Куда расселить людей, столпившихся в одном месте как кипящее стадо муравьёв в муравейнике? Вот и теснятся небоскрёбы один к одному, создавая ощущение тесности. А эти пробки. Территория позволяет им вот так раскинуться широко. Велением истории было суждено найти хану Аурику, национальному герою ауринов на все времена, на все эпохи, вот этот громадный остров, что по величине немного уступает самому большому острову в мире - Вайсландии. А что толку от Вайсландии, на девяносто девять процентов покрытой одним лишь панцирем толстого льда. Да и население, совсем малое, что хватает ему простора на одном проценте холодной земли, где ничего и не вырастет, не будь на то всевозможных теплиц да оранжерей. Но вот нанголы хана Аурика, поведшие за собой разрозненные части от различных народов по их же волеизъявлению, попали на дикую землю, по большей части, субтропических поясов, по меньшей части, умеренного пояса, столь плодовитую, что воткни палку да вырастет пальма или же раскинется плантация всего полезного на любой вкус. Видимо, суждено было дожидаться этой целинной земле рождения хана Аурика, от мудрости которого расцвела эта земля пуще прежнего. И ведь никто не смел завоевать эту землю после них. А как же..., попробуй..., регулярная армия и флот, состоящие в основном из нанголов, потомков нанголов, именующих теперь возвышенно гордо себя ауринами. Да, была всего одна лишь попытка, когда эскадра адмирала Грайтонга во время мировой войны попыталась совершить высадку на одном из многочисленных островов этой таинственной земли. Навстречу ей вышел всего лишь один корабль уж очень странного вида. Будто сплошь стеклянный, мутно-стеклянный, что и не увидеть внутренние потроха. Не острый, а овальный нос рассекал волны. Всё это было впоследствии так и занесено в вахтенную тетрадь, но уже по памяти, что чудом да сумела сохраниться. Вот эти записи да рассказы моряков да офицеров той злополучной эскадры легли тогда в основу этой мистической хроники. Экипажи кораблей эскадры Грайтонга были поражены необычайностью конфигурации корабля ауринов. Кто же первым начал тогда бой? Конечно же и несомненно этот необыкновенный корабль ауринов. Но вот что за бой?! Стоящих на палубе охватила невиданная доселе парализация не только всего тела, но и разума, откуда в сердце, в самую душу не то, что закралась, а ворвался мощным вихрем неудержимый да угнетающий страх. Находившихся в каютах да в машинном отделении это задело всё же в меньшей мере, и потому они передвигались по пространству кораблей эскадры в совершенно замедленном состоянии под тяжким грузом всё того же необъяснимого страха. Спустя минуты стеклянный корабль ауринов развернулся и как ни в чём не бывало отправился на один из островов могущественной империи. Тогда, после той мистической атаки, все остались живы, и потому их рассказы, преувеличиваясь всякими домыслами самого ужасного характера, распространились по белу свету. Но это был один пример военного могущества Ауринии, показанный, продемонстрированный

в действительности. А вот они - радиоастрономы из разных стран, можно сказать, в самом логове могущественной империи, такого монстра на планете. Но какова столица! Каково гостеприимство!" - Тахир Ронда, отогнав всякие мысли касательно истории, вместе со всеми уткнулся в окно шикарного автобуса, за которым проплывала чарующая панорама волшебного города от будущего, хотя, нет-нет да взгляд его отрывался от изумительных красот Ургирата да упирался невольно туда, где так скромно восседала принцесса Ауринии.

Аура от заоблачных кровей, недоступная прежде до простого смертного, источалась здесь, во внутреннем пространстве автобуса всей силой благоговения и благородной одухтворённости от аристократки ханских кровей, взявших по течению своему свежие струи королевских, герцогских кровей. Выдающаяся по красоте панорама за окном да вот такое незримое сияние, что воцарилось совершенно рядом, создавали вместе в душе каждого некую симфонию высокой торжественности. Взгляды так и раздваивались в обе стороны прекрасного. Но особенно волновались сердца мужской половины. Сандер Вилен, всегда отличавшийся большим мастерством в делах амурных, подпал в данный миг под чары неожиданной для него скромности да этикета. Уж если этого бравого парня из Лангарии посетило столь небывалое для него состояние, то что было говорить об остальных. Но...

Менталитет, есть менталитет. Кранция, есть Кранция. Вот на этом отрезке судьбы Жеран Ронтанский обошёл всех до единого на крутом вираже. Вроде бы был серьёзнее остальных, но вот в нужный момент да и заиграла кранцозская кровь.

- Я знаю вас, когда вы ещё девочкой посетили родину своего великого предка, принцессы Алинии. - неожиданно мягкий голос, вот такое воркование издавалось из мощной груди Жерана Ронтанского. - Я видел вас издали. Но как хотелось мне подойти поближе, но не мог. Никому из обыкновенных людей не суждено быть рядом с королевскими особами, с ханскими особами. Какая тогда была охрана! А вот сейчас я рядом с вами и мне не верится, что судьба подкинула вот такой подарок. Если соизволите, то хотел бы попросить у вас автограф, который всегда буду хранить и показывать потомкам своим.

Изумление охватило всех. Вот так да! А ведь так был не похож на истинного представителя Кранции. Всегда был серьёзен на семинарах, симпозиумах, конгрессах Международного астрономического союза. Но откуда знать человека по таким вот встречам, где нет никаких намёков на какие-либо трудности жизни. Да вот тот же Сандер Вилен всегда был как бы наизнанку, вроде бы недавно попал в круг самых продвинутых радиоастрономов мира, а уже расположил к себе многих, особенно женской половины. А не узнать его сегодня. Неожиданное покрывало скромности укрыло с ног до головы. Но какова будет реакция высокой особы?

Изумление удвоилось. Хотя, чему бы изумляться, но всё же оно имело место быть. Принцесса Ауринии бережно взяла поданую ей открытку с изображением столицы империи и спросила верхом вежливости:

- Как мне подписать?

- Жерану Ронтанскому. - последовала тихая подсказка.

Принцесса Ауринии улыбнулась милой улыбкой, что изумление всех так и утроилось. Ох, этот парень из Кранции!

Ирилика, как и подобает аристократической крови, тем более такой, хорошо знала историю своей занебесно высокой родословной, истинно обожествлённой династии. Фундамент записей заложил сам великий командир чёрной гвардии Джэнде, сам овеяный множеством легенд. Вот по ним-то и знала вся империя историю своего зарождения, становления и развития. "Он точно потомок того Ронтанского. Как извилисты пути судьбы! Но это уже давняя история, к которой она и этот радиоастроном ровным счётом не имеют никакого отношения. Не ему отвечать за дела далёкого предка." Она подписала аккуратно открытку, ещё раз одарив радиоастронома, чуть ли не единственного аристократа герцогских кровей из всех присутствующих, такой же миловидной улыбкой, но всё же далёкой от кокетства, что всё равно да заставило затрепетаться сердца мужской половины. А ведь никто из радиоастрономов и не подозревает о благородном аристократическом происхождении Жерана Ронтанского.

Зависть и скромность цепкой хваткой стиснули сердце Сандера Вилена. Да что такое?! Такого никогда не было с ним. Радиоастрономы из разных стран последовали примеру Жерана Ронтанского. Они так и потянулись к ней с открытками, образовав такое подобие очереди. В другом месте, может, и случилась бы толчея, но уж никак не в этом случае. Момент не позволял. Но каждый был удостоен такой же улыбки, как и Жеран Ронтанский. Души возликовали.

Гордость вряд ли была его отличительной чертой, но сегодня она заявила о себе самым неожиданным образом. Сандер Вилен по образу мышления своего должен был бы поступить точно как Жеран Ронтанский, но этот кранцоз на удивление оказался уж очень расторопным да смышлённым. А ведь никто не ожидал от него такого. Как-то краем уха доводилось услыхать ему, что он, Ронтанский, каких-то высоких аристократических кровей, которому он, как и все остальные, уж такого должного внимания и не придал. А стоило бы. Но как-то он уж очень скромно да совсем не по аристократически вёл себя. А вот эта принцесса?... Сам вид возносил её на недосягаемую высоту, куда и не взлететь никогда. Она явно не для них, потянувшихся к ней с открытками, дабы получить вожделенный автограф. Вот тут-то и сыграла свою игру в уязвленной душе эта неожиданная гостья - гордыня. Он не встал в общую очередь, дабы заполучить автограф от руки самой принцессы, как самый драгоценный сувенир великой империи, предпочитая остаться на своём месте. И вот тут-то незнакомка-гордыня затянула нежданным образом более тешущую душу песню. Он не как все. Но почему же какое-то неведомое подобие не то что страха, но вот боязни закралось в его довольно таки отважную душу? Такого никогда не было с ним.

Шикарный автобус мягким доставил их домой. Так можно было назвать роскошный отель "Ганга-ая", уровня пятой звезды, что он и доказывал, ибо восхищение радиастрономов, знавших в этом толк, было безмерно возвышенным.

Радостные возгласы, шутки, смех сопровождали радиоастрономов, будто были они уж очень богатыми туристами, у которых всё на высшем уровне, от состония души до состояния кошельков. Последним покидал автобус Сандер Вилен. Неожиданно хмурые тучи заслонили лазурный блеск неба души, что так и отразилось на внешних границах в виде опечалившегося лица и таких же глаз, что увидь это остальные, то удивились бы непомерно. Что стряслось с этим бравым парнем, самым источником буйного фонтана жизненной радости, да и только? Но к счастью его, возликовавшим астрономам далеко было не до него. Они всё ещё находились под сладостным гнётом прекрасной ауры принцессы Ирилики, всесильной очаровательницы от красоты истинной, хотя она ничего такого и не сделала, разве что прокатилаь вместе с ними по изумительной столице могущественной империи.

Он выходил последним. Быть может, принцесса не заметила его и собралась было встать с места да покинуть шикарный автобус после всех, но тут-то и заметила она его и решила, ведомая аристократическим воспитанием своим, пропустить вперёд гостя своей страны. Но Сандер Вилен остановился, как бы давая видом своим знак, что он уступает ей дорогу. Какая там галантность?! Смущение вмиг нарисовалось на лице его, что всегда да привлекало внимание от девичьих душ. Как хорошо, что вышли все наружу и не видят этого. Уж точно обозначился бы хохот души у прекрасной половины астрономического сообщества. Таким Сандера Вилена ни один женский взгляд да не видел. Но вот эта принцесса?

Он наткнулся на её взгляд... Именно в этот миг. Но какая глубина бездонная, откуда и выплеснулись всей силой наружу и мудрость, и красота души, и обдали его целиком. Аристократка ханских кровей! Принцесса великой империи! Но вникла ли она в его состояние? Она улыбнулась, но улыбка её была совсем не той, которой она недавно одаривала желающих бесценного автографа от самой принцессы. Было что-то в ней другое, другое, но искреннее. И это стоило, многое стоило, если не всё. В миг разошлись хмурые тучи и засиял всем светом лазурный блеск неба души.

5

Сандер Вилен не мог заснуть в ту ночь, сопровождаемый мучениями от нависшего образа прекрасной принцессы. И как ни приятно было ему с одной стороны вот такое состояние, которое нежданно, от мига одного, от улыбки одной заставило заволноваться душу, но с другой стороны это шло в разрез со спокойным сном. Под утро он унёсся таки в беспокойный сон.

От каждого первого семинара, проходящего в той или иной стране, приходится всегда ждать чего-то нового, необычного. Так вышло и на этот раз. На семинаре будет присутствовать сама принцесса Ауринии. Узнав про это, все радиоастрономы вошли, ворвались в пространство неописуемого восторга. Конечно, она - вицепрезидент астрономического союза Ауринии, но ведь никогда столь важная персона не посещала семинар радиоастрономов в его таком рабочем порядке, ограничившись лишь торжественным открытием или закрытием. Ладно бы присутствие, но узнали они, что намечается и доклад самой принцессы. Поднялся неимоверно всеобщий настрой, что так и раскинулись крылья души. Такого не было никогда.

Всё шло, как и шло всегда, обычным ходом. Обсуждались проблемы "Радиовидения". Особенно тщательно рассматривался вопрос о новых, незнакомых потоках радиоволн, что излучали космические объекты, такие радиоисточники, укрывшиеся за завесой межзвёздной пыли глалактик, через которую не пройдёт видимый свет звёзд. Радиоволны свободно проходят через это препятствие. Атмосферы планет не поглощают и не рассеивают радиоволны, и потому радиотелескопы используют и в ненастную погоду, когда небо скрыто сплошь чёрной тучей, и в яркое дневное время суток, когда в небе и не виден глазу свет ярких и тусклых звёзд. Не менее интересен был вопрос и о новых параметрах интерферометров, этаких двухантенных комбинаций. Обсуждение коснулось, прежде всего, новой, более усложнённой электронно-вычислительной компьютерной техники, что более углублённо обрабатывает полученные данные и, как можно, более детально выстраивает радиоизображения. Более подробно рассматривали всем знакомый метод радиоинтерферометрии со сверхдлинной базой, такое объединённое наблюдение на двух и более радиотелескопах, отнесённых друг от друга на огромные расстояния. Говорили о возможности создания в будущем двух радиотелескопов, расположенных в космосе, на двух противоположных внешних границах всей звёздной системы с центром управления на нашей планете. Вот тогда-то самые дальние просторы Вселенной предстанут как на ладони.

Все ждали главного. Все, не сговариваясь, сходились на том, что это главное. Все ждали доклада от царственных кровей. Доклады представленных радиоастрономов, при всём к ним уважении, при наличии в них интересных фактов, последних данных и всего-всего, не вызывали всё же такого уж повышенного внимания. Все сосредоточились на одном, и это находило понимание у всех. И это наступило.

На подиум, к трибуне выходила принцесса Ауринии. Вот будет доклад. Сильга ли в радиоастрономии вице-президент Астрономического союза Ауринии. Она же тем временем и начинала вот этот долгожданный от неё доклад:

- Радиотелескопы, равно как и рентгеновские, ультрафиолетовые, гамма-телескопы, классические оптические телескопы-рефракторы, телескопы рефлекторы используются астрономическим союзом Ауринии в интенсивной мере. Да, мы открываем с их помощью неведомые раннее карликовые красные звёзды, нейтронные звзёды, пульсары, чёрные дыры, квазары. Пополняем каталог и новой галактикой. Но какое точное число миллиардов галактик во Вселенной? Но оно, точное число есть, ибо наша Вселенная имеет точное число всему и всего. Поэтому нельзя, наверное, говорить о бесконечности нашей Вселенной, вобравшей в себя миллиарды галактик на расстоянии пяти, десяти миллиардов световых лет. Придёт то время, когда мы достанем все объекты Вселенной. Но от этого истина лишь расширится в своём значении, оставаясь такой же непреодолимой для человечества. Просто мы встанем на более высшую ступень. Какой же вопрос предстанет перед нами? Могут ли все наши современные инструменты дать ответ на вопрос о наличии других вселенных, о точном числе других вселенных?

Принцесса, кажется, задавала вопрос аудитории. Но когда говорили о чём схожем? Может ли задавать такой вопрос профессиональный радиоастроном? Но вопрос прозвучал, а ответ от ведущих радиоастрономов так и повис в воздухе. Множественность вселенных - лишь пока теория. Принцесса продолжила:

- Новейшие достижения в астрономической технике нам всё же не дают ответ о подлинной сути чёрной материи и чёрной энергии, удельный материальный вес которых составляет девяносто пять процентов от всей нашей Вселенной. Остальные пять процентов и составляют галактики, квазары, туманности, звёзды, планеты, кометы, астероиды, которые мы ещё долго будем вносить в каталоги.

Да, что и говорить. Это-то и было в данный момент одним из краеугольных проблем астрономии. Но не всё сказала принцесса империи, далеко не всё.

- Наши современные технические средства пока не в силах найти и определить кротовые норы, червячные переходы, пространственно-временные воронки, пространственно-временные червоточины, гравитационные замочные скважины. Разве, что разобрались с гравитационными линзами. Здесь нужна, пока нужна аналитическая астрономия. Но было бы проявлением некой близорукости, если бы мы не учли и другую сторону астрономии...

Принцесса сделала паузу. О какой другой стороне астрономии говорит эта царственная особа самых вершин от ханских кровей? Она заставила таки в данный миг не только сверхвысоким благородным положением своим, не только всем прекрасным видом своим, но и вот такими вопросами призадуматься крепко светлым головам из разных стран. Но и это ещё не всё. Наитие у всех возымело действие, что и было безошибочным. А она продолжила ошеломлять гостей:

- Говоря о другой стороне, я говорю об интуитивной астрономии. Но бывает ли такое? И что это за термин такой? Но в погоне за истиной мы должны учитывать всё, иначе она так и останется за горизонтом познаний вот таким аспектом теорий, домыслов, вымыслов, легенд, на что довольно горазд человеческий разум. И я говорю так, потому как официальная наука признала всё же пятимерность нашей Вселенной. Но ведь ни один современный технический инструмент не в силах определить вот это грандиозное для разума явление нашей Вселенной, такой феномен материальности бытия. Пока феномен. Я думаю, вы все согласитесь со мной.

С ней были согласны буквально все. Внешность её в этом не играла главной роли. Хотя...

Ведущие радиоастрономы не страдали такой болезнью тупого упрямства, такой приверженностью к аксиоме, которая, особенно в астрономии, может повернуться в любой миг в какую-нибудь другую сторону.

- Я вот так и подхожу к самой главной мысли астрономии. Есть смысл говорить о том, что нас опередили.

Вот и всё. Как отрезала.

Принцесса сходила с подиума, но на миг устремила взгляд на аудиторию. Но не прост был этот взгляд, далеко не прост. Было в нём что-то такое, в котором лишь отблеском проявилась сама душа неведомости.

6

Недоумение, смешанное с удивлением, стало ответным проявлением во взглядах радиоастрономов. Но ведь доклад читал-то не профессиональный радиоастроном. Никогда на прежних семинарах и не было намёка на это, хотя оно и главенствовало, может быть, у некоторых тайно в душе. За столетия борьбы религии и науки, в стане науки на высший постулат ставился прежде всего проверенный факт, что и было совершенно правильным явлением. Но вот в словах принцессы не то что повеяло чем-то антинаучным, но чем-то невероятным точно. Но ведь и не только это.

Что выразил её взгляд? У каждого участника семинара могла быть своя интерпретация, но вот то, что он камня на камне не оставил от равнодушия в душе - это точно. Взгляд заставил таки встрепенуться даже разумы чисто традиционалистского направления, к которому и принадлежало всё же абсолютное большинство. Всколыхнулась ситуация.

"Эта супердержава опередила остальной мир по многим параметрам развития экономики, науки, техники, технологии. Это намёк. Но на что? Скорее на превосходство в какой-то области. Но в какой? Неспроста всё это. Но вот намекнула же она на могущество инопланетян. А эти учёные радиоастрономы? Мозги, уложенные в строгий стандарт. Подумывают о несерьёзности этого доклада, думают, уж зачем-то ей дали слово в виде этого доклада. Учёные дураки! Сразу про инопланетян. А кто сказал, кто утвердил, что мы впереди всех во Вселенной? Но нет, не это выражал её взгляд. Другое, совсем другое. Хотя и это присутствовало тоже. Но... Они впереди всех на планете, намного впереди. Они сами как могущественные инопланетяне. Вот так-то!" - думал так позже, намного позже этого момента, один из радиоастрономов.

Дальнейших ход семинаров представал в интересном образе. Нашлись удобные места для споров, которые и предопределил этот самый доклад принцессы. Но на этом не завершилось интригующее начало, когда объявили, что будут внесены и кое-какие изменения скорее организационного характера. Ненадолго насторожились астрономы, конечно, не ожидая какого-либо подвоха, но всё же неизвестности. Она же оказалась таки довольно простой. К каждому радиоастроному прикрепляли такого гида по стране, и этот гид обязательно был членом астрономического союза Ауринии, то есть таким же астрономом, как и гости. Вроде бы раньше не приставляли к каждому вот такое подобие няньки. Но ведь никто и не возразил. Приходило осознание того, что не всегда они будут вот так гуськом, коллективной стаей, прогуливаться по столице этой довольно таки таинственной страны, но и по обширной территории могущественной империи. Почему по территории? Ведь такого и не было никогда. Но вот поступило такое предложение. И никто и не возразил.

Итак, пришла пора знакомств. Местный астроном представлялся подшефному. Кажется, в каждой так созданной паре находилось место для совместимости характеров и взглядов, такой интеграции душ. Но и здесь имело место быть удивлению. Сама принцесса Ауринии также принимала на себя такую почётную обязанность. Удивление это возросло несоизмеримо, когда она вот так подошла и представилась лично Сандеру Вилену, что тот и оторопел.

7

После нескольких семинаров, прошедших в довольно оживлённом ключе, был сделан перерыв, который восприняли с нескрываемым ликованием, ибо с этим была связана некоторая поездка по стране. Так и случилось.

Самолёт внутренних линий, опять же авиакомпании "Агар", доставил их из столицы, что находилась чуть ли не в центре Ауринии, в порт Алтанаран, что находился на северо-западе страны.

На карте Ауриния представляла собой этакую изогнутую подкову, тупые концы которой обратились на запад. Между двумя концами образовался огромный, как море, залив, сплошь испещрённый мелкими островами. Да и заход в залив был также обставлен вот такими островами. Один обширный же по территории остров находился на другом конце империи, недалеко от восточного побережья, образуя такой спутник. Алтанаран расположился в удобной бухте чуть ниже северного конца.

С аэропорта автобус доставил их в роскошную виллу одного магната, пожелавшего остаться неизвестным. К истинной роскоши этой виллы добавлялась её вот такая неотъемлемая высокотехнологичность, искусственная интеллектуальность. Что ж, поражать гостей, так поражать на запредельном уровне.

На следующее утро их ждала на берегу небольшая белая яхта. Морская прогулка по северной оконечности огромного залива. Что же пожелать лучшего?

Яхта являла собой совершенное воплощение технологической фантазии. Во всём облике чувствовалось высокое качество судостроения, что и не отвести взгляд. Внутренний интерьеры элегантностью исполнения да в сочетании с комфортом создавали такую уютную обстановку, что разум мигом освобождался от всего лишнего, настраиваясь на благодушный отдых. В этой необыкновенной роскоши проглядывался явно и навязчиво чистый свет будущего дизайна. Истинный рай для изнеженного туриста! Но и было здесь, самое что ни на есть, суперсовременное компьютерное оснащение. Настоящее претворение передовой технологии!

Погода же так и зазывала всех на палубу под свежий ветер впечатлений, что ей по доброй воле подчинились буквально все. Уж какая там радиоастрономия?!

Синие воды залива, песчаные пляжи с золотистым отливом на фоне зелёных лесов настраивали на комфортный отдых. Но ведь знали все, что вот здесь далеко не курортная зона. Север подковы умеренного климатического пояса. Основная зона курортов южнее, где господство субтропиков. А совсем южная сторона внешней стороны подковы, где главенствуют сплошь тропики, зона курортов всё же скуднее. Но явно не для отдыха приехали сюда. Такое направление догадок укрепилось в сознании гостей, хоть мало но разбирающихся в географии пусть даже таинственной страны. Что-то не так.

Через несколько часов ходу показались острова. Одни из звеньев той самой цепи, что протянулась от конца до конца подковы. Яхта взяла курс на один из этих островов.

Вдали воздух приобрёл нежданно очертание некой расплывчатости, так и завибрировал. Стоило присмотреться туда внимательно.

Что было это? Будто вошли в некий ореол таинственной неизвестности. И заключалось такое поразительное явление необыкновенности вот в этих самых очертаниях расплывчатости, подобных фантомам при дневном свете. То были корабли. Корабли-призраки! Это было за гранью инженерного сознания.

Вальяжный ход дымчато-стеклянных кораблей создавал волнительное да завораживающее впечатление, от которого и затрепетали неравнодушно и пылко сердца гостей. Будто лился от них мягкий свет божественных творений. Сама реальность бытия как бы слилась в единое целое с галлюцинацией. Огонь впечатлений обжёг светлый разум.

Но как же тут не вспомнить тот факт, обросший всевозможными легендами. Жестокое поражение эскадры Грайтонга, когда все экипажи кораблей ещё долго пребывали в состоянии неудержимого да угнетающего страха. Говорили, что потом при одном лишь упоминании этой могущественной империи у них, у моряков эскадры Грайтонга, возвращался самым отвратительным образом вот этот гнетущий страх. Вот под такое оружие ада подпали они в тот страшный отрезок своей судьбы. Вот такая законсервированная фобия в лабиринтах памяти.

- Я слышал про эти корабли. Хотел бы знать подробнее. Вы должны знать лучше меня. Но как я полагаю, они не выходят за пределы залива. - спросил Тахир Ронда у своего попутчика, так называемого шефа.

Диллето, такова была его фамилия, с ответом не поспешил. Видимо, раздумывал, в каком виде дать ответ. Всё же они, гости, увидели государственный секрет. Но ведь не зря их провели на шикарной яхте по этим всё же весьма изумительным местам, каковыми и представились эти воды северной стороны залива.

- Я так думаю, что они редко выходят за пределы залива. - будто хотел таким коротким ответом отделаться от него этот ауринский радиоастроном Аур Диллето.

Но не тут-то было. Эта легенда давно и прочно засела в голову Тахира Ронды. Конечно, Диллето не военный, но всё же по сравнению с ним у него более обширная информация. Хотя, как сказать... Но ведь они воочию смотрят на эти корабли-призраки в стеклянном обличье, которые являют неспешный ход, не собираясь и скрываться от посторонних глаз.

- В мировую историю это занесено как самое странное явление, что её иногда и не рассматривают столь серьёзно, боясь за научную репутацию. Но ведь было так. И как отражено это событие в вашей истории? - не унимался Тахир Ронда.

- Вы полагаете тот бой во внешних водах? - на вопрос вопросом отвечал Диллето.

- Да, тот самый бой эскадры адмирала Грайтонга.

- Ну, что же... В нашей истории этот бой не отражён каким-то странным событием. Всё написано, как и было. На нём мы воспитываем тоже подрастающее поколение. Там проявилось в должной мере научно-техническое, технологическое могущество Ауринии.

Что и говорить... Могущество это с того момента заострённой истины обросло легендами как снежный ком, что и не отделить вымысел от правды. Но вымысел вымыслом, а правда и на самом деле таила неимоверную силу этой зловещей империи, как стало казаться многим, и не только после того морского инцидента. И не зря, не зря привезли их именно в эту часть залива, где, как он предполагал, расположена одна из военно-морских баз Ауринии. Хотя, вся эта цепь островов, по большей части, отдана изначально в распоряжение военно-морского флота. Об этом говорили, да это и вовсе не секрет. Но зачем они здесь? Вопрос становится понятным, если взглянуть на эти корабли. Их необычная, необыкновенная конфигурация заставляла разум впасть в состояние этакого заворожённого состояния, впустить в душу пышные ростки благоговения перед технико-технологическим могуществом таинственной империи. В довершение этой демонстрационной наглядности матово-стеклянные корабли совершили резвую маневренность, вот такой разворот, (синхронность торжествовала) подобный фрагменту вращения волчка, и с невероятной скоростью поспешили удалиться. Лёгкие и прочные материалы композитного характера за горизонтом секретности сыграли вовсю чарующую игру высшей технологии. Истинное могущество! Но к думам Тахира Ронды неотвязно прилипла одна мысль, такой навязчивый вопрос, который он и задал, проводив внимательным взглядом ушедшие корабли:

- Конечно, легенды легендами, но ведь есть материальная основа случившегося в том не состоявшемся морском бою?

- Почему не в состоявшемся? - как бы удивился Диллето.

- Я не так выразился. Да, да всё так. - сконфузился немного Тахир Ронда. - Конечно, конечно, бой был. Но какой?

- Я понимаю, когда вы говорите о материальной основе того события. Только трудно назвать это материальным. Я имею в виду тот нокаутирующий удар психологического воздействия. Хотя, мазер, испускающий луч в радиочастотном диапазоне вполне материальная вещь. И тогда у нас было это оружие, правда, в зародышевом состоянии.

- В зародышевом состоянии? - не без удивления вставил вопрос Тахир Ронда и тут же мысленно представил современный уровень этого психотронного оружия.

- Тогда так было. Сейчас его воздействие на психику, на мозжечковые миндалии возросло многократно. Но ведь и не только мазер. - Диллето как бы старался разогреть и без того горячий пламень неуемного любопытства гостя, над которым ему поручено было взять шефство.

- А что же ещё? - так и не унимался Тахир Ронда.

- Энергия особого излучения.

- Но какая?

- Я - астроном, но не специалист по оружию.

Была ли правда в его словах? Проблеск интуиции подсказал Тахиру Ронде о том, что этот ауринский астроном Аур Диллето с его странной внешностью вряд ли является таковым, как его представили. Интуиция не промахнулась.

8

Корабли ушли, уплыли за острова, как будто растворились. Сандер Вилен, как и все, находился всё ещё под гипнозом галлюцинации, что подкинул им не океан, не залив, а вот эти создания от научно-технического, технологического гения. Но за всё время такого созерцания он невольно чувствовал на себе чей-то взгляд, и не просто, но изучающий, что, казалось, так и просверлит нутро. Освободившись от притяжения того пространственного места, в котором так виртуозно сманеврировали эти воздушные чудо-корабли, он обернулся медленно на источник, что воспринял непонятно каким чувством. То был взгляд юной принцессы, которой свет сияния прекрасного передалось из далёких, далёких времён. Из под ровных бровей исподлобья проблеском, подобно молнии, сверкнул такой огонь кокетства от карих глаз. И миг улыбки нежной, что разом озарил светлый лик, мог быть тому подтверждением. И сразили душу лучи неведомой силы, и увели разум. И тихий бриз. Суть невероятности.

Он не меньше остальных удивился, когда принцесса вот так да соизволила взять над ним шефстфо. Что-то такое и не водилось раньше на семинарах в других странах. Даже и не успел толком осознать, как отнестись к этому. Да, видимо, принцесса давно решила за него, потому и подошла к нему, тогда как остальные на палубе всё ещё оставались под гнётом неожиданного впечатления.

- Думаете, неспроста это. - мелодичный голос её так и прорезал тишину изумления.

- Ну, почему? Хотя, такая мысль имеет право быть. - то ли отпарировал такое предположение Сандер Вилен.

- Случайность - удобный повод для знака неведомых причин.

- Случайность? Да, конечно... - недоумение в некоторой степени да всколыхнулось в сознании Сандера Вилена.

- Я думаю, что мой доклад оставил довольно таки отрицательное впечатление в разумах ведущих радиоастрономов мира. Наверное, думают многие, мол зачем ей, особе ханских кровей вылезать со своим докладом, в котором одна лишь беспросветная чушь.

- Нет-нет. Я не знаю, кто так думает, но я другого мнения. Уж очень многие из нас возомнили непогрешимыми астрономами, что мысли наши в этой области так и являются сутью последней инстанции. А ведь чем дальше мы лезем во Вселенную, тем больше загадок выдаёт она. Но вот те явления, о которых говорили, не зафиксировать современными техническими приборами. И я полагаю, что некоторые из нас, больше приверженные к традиционалисткой теории, думают подобно вашим подозрениям.

- Да, я знаю. Особенно насчёт того пункта, где я высказала мысль о том, что нас опередили. Если бы я опиралась лишь на одну легенду из жизни хана Аурика, то и не стала бы говорить об этом, а, может, даже и не выступила с таким докладом. Но есть другое помимо легенды. И потому имеет смысл говорить об этом.

Стоило Сандеру Вилену призадуматься после этих слов. Конечно, нашлись среди них некоторые, что посчитали её доклад такой попыткой обозначить свою значимость в радиоастрономии. Но ведь и её страну когда-то воспринимали так же несерьёзно. А что из этого? Под покровом скромности она превратилась в супердержаву, в такую зловещую империю. Эскадра Грайтонга захотела было проверить боеспособность этой страны, а вместо этого заполучила какое-то невероятное поражение от оружия дьявола. Иначе и не объяснить этот единственный случай, что так оброс легендами от зловещей таинственности. И больше никто не решился на подобный шаг против этой империи. А она тем временем продолжает и продолжает удивлять мир высшими достижениями научно-технического, технологического порядка. Вот потому и стоит всегда отнестись с повышенным вниманием к словам любого учёного этой супердержавы. И к словам особы самых высоких кровей тоже. Пусть она и не профессиональный радиоастроном. Неспроста это.

- А что за легенда, и что есть помимо легенды? - вот это внезапно посетившее любопытство всё же захотелось утолить Сандеру Вилену.

- Легенда гласит о том, что в великой степи хан Аурик повстречался с посланником вечного синего неба. Он сам говорил об этом, когда его верный друг и сподвижник Джэндэ, который командовал при нём чёрной гвардией, поручил некоторым мудрецам записывать историю нового государства на новой земле.

- Красивая легенда. И вы полагаете, что этот посланник - инопланетянин. Как всё сходится с легендами древних времён, рождённых на разных континентах.

- Сходится, но есть одна отличительная черта.

- Какая?

- Наша легенда гласит о том, что была беседа.

- Да. Невообразимо запутан лабиринт человеческого воображения.

- Всё так. Но тому есть доказательство. И оно то самое, про которое я говорю как помимо легенды.

- Вот это-то я и хотел узнать. Но что за доказательство?

- Временное хрональное поле.

- Я не очень понимаю, но когда-то слышал подобное.

- Извлечение информации из прошлого.

- Но невозможно такое. Я говорю так, исходя из современного состояния техники, технологии.

- Может вы и правы. Но теория палеоконтактов подтверждается в случае с моим предком. Но я не вызываю вас на диспут.

- Простите. Я не хотел сказать что-то против. Просто для меня такое подобное сродни удивительной фантастике. Хотя, вот эти корабли - настоящий фрагмент удивительной фантастики, такой таинственной над всей вашей страной. И всё же как-то не верится, что такое возможно.

Принцесса не ответила. Безупречная синяя гладь тихого залива вряд ли могла подсказать настоящее состояние принцесссы. Не хотел он чем-то таким да и задеть самолюбие высокопоставленной особы, что, может быть, так и старалась влиться в среду учёных, пусть и радиоастрономов, да и порассуждать вместе с ними о насущных проблемах астрономии, о движении вглубь Вселенной. Вот и доклад её вызвал очень бурную реакцию, что многие в душе да посчитали его сущим пустяком, далёким от научности. Никогда прежде не рассматривались кротовые норы да гравитационные замочные скважины. Но ведь она и права. Точно так, как и её страна, которую мировые державы в погоне за гегемонией во многих областях и не заметили. А она возьми да превратись в высокотехнологичную супердержаву.

Отошедшие от власти поразительного впечатления, радиоастрономы устремили теперь свои всё ещё возбуждённые взоры в их сторону. Оставалось ли в душах место для какой-либо эмоции? Сандеру Вилену было наплевать на их рассуждения, блуждающие в их душах. Пусть да оставят при себе. И он продолжал молчать, не зная что и сказать. Но молчание нарушила она:

- Конечно, неспроста мы здесь.

- Почему? - опять же удивился Сандер Вилен.

- Может, и не стоит мне говорить тебе об этом. Но не могу. Я скажу, но будешь ли ты молчать об этом?

- Мой язык не ветер.

Принцесса немного перевела дух, как бы раздумывая, и вымолвила тихо, очень тихо:

- Неспроста мы здесь. Как-то мой брат, принц Ауринии, наследник престола, а он как бы курирует контрразведку, сказал мне, как вицепрезиденту астрономического союза, об одном сведении, которое, может быть, и неправда.

Любой на месте Сандера Вилена насторожится. Так и он впал в такое состояние. Слово "контрразведка" прорежет слух каждого. Потому он и выжидал сейчас в полной настороженности. За всю историю семинаров не было ничего похожего на подобное. Теперь уж стало ясно, почему к каждому приставили вот так называемого шефа. Это означает одно - подозревают всех. Никогда ни в одной стране не было такого. И не удивительно, что в такую высокотехнологичную империю могли и заслать в виде какого-нибудь радиоастронома человека совсем из другой сферы. Принцесса после недолгой паузы сказала то, о чём и подумал Сандер Вилен.

- Я понимаю вашу догадку. Тут и каждый догадается после таких слов. Да, кто-то из гостей выдаёт из себя радиоастронома.

9

Выходило так, что эти навязанные им шефы связаны с контрразведкой. Так он и сказал принцессе, немного оправившсиь от лёгкого шока. Да любой на его месте впал бы в такое состояние.

- Не все, не все, но есть среди них люди из контрразведки. Но вот ты подумал, наверное, уж отчего вот эта принцесса так и разболталась. Но ведь именно я могу сказать подобное кому-нибудь из радиоастрономов.

- Но почему я? - изумление и волнение смешались воедино в душе Сандера Вилена.

- Не знаю. Наверное, память на генетическом уровне. Мой предок - хан Аурик обладал выраженной интуицией. Он-то и предвидел новую землю, откуда и пошла страна ауринов.

- И ты выбрала меня?

- И не только. Хотя... Я, кажется, преугадала направление твоих мыслей. Я скажу брату о том, что ты не намерен сотрудничать с контрразведкой Ауринии. Мне самой от этого становится не по себе. Никогда не лезла в такие дела брата, в такие дела государства, что и впредь не собираюсь что-то делать подобное. Наука, прежде всего астрономия, - вот моё истинное кредо. Извини за мою страну.

- Я могу понять это. Безопасность превыше всего. Но всё же должен признать о хорошей работе ваших спецслужб. Ведь они же как-то узнали об этом.

- Они могли и ошибиться.

Сказала так и отошла, заставив впасть его в полные чувства настороженности. Теперь и гляди в оба. Кто-то из них и вовсе не радиоастроном.

10

Отель расположился в сосновом бору недалеко от залива, что шум прибоя тихим шелестом проникал в номера. Комфортность на этот раз отличалась тем, что преобладало во всём деревянное сооружение от малых предметов до самого отеля. И дышало это одним лишь природным духом, от которого и на душе, и в теле бодрость и сила - залог пышного здоровья.

Было ли влияние высокой крови на гостей? Похоже и было, хотя сама принцесса старалась держаться незаметно. Конечно, красота всегда притягательна. Потому и окунулись гости в такую ауру, которую, может, и никогда не испытывали на себе. Но вот всё же доклад её стоял особняком в череде других докладов, выступлений, бурных, не бурных прений и тому подобное. И как-то смотрели на неё не как на профессионального радиоастронома, а скорее на этакого свадебного генерала на каком-нибудь пышном мероприятии. Традиционалистская тенденция возобладала в умах радиоастрономов. Хоть колом, хоть дубинкой по голове. Не разрушить никогда основы прочного фундамента. Догадывалась ли об этом принцесса? Сандер Вилен попытался было побороться с таким проявлением, что радиоастрономы сразу же посчитали совсем за другое. В этом случае сыграло само воспитание.

На этот раз собрались все в демонстрационном зале, где повис на стене большой экран, такой плоский плазменный телевизор. Когда все заняли свои места, перед ними вышел ауринский радиоастроном Ото Морин, взявший так называемое шефство над Жераном Ронтанским. "Астроном ли он?" - подумал сразу Сандер Вилен. Памятуя о своём обещании, он никому не говорил о том, что поведала ему накануне сама принцесса. Потому никто и не знает.

- Как-то в своём докладе принцесса Ауринии Ирилика подчеркнула о том, что нас, возможно, опередили. - вот так и взял вступительное слово перед просмотром неизвестного фильма Ото Морин. - Что же, попытаемся проанализировать. На экране будет продемонстрирован фрагмент извлечённой информации из хронального поля, такой эпизод из прошлого. Но этот эпизод сыграл самую важную роль в рождении нашего государства, нашей страны.

Тихий гул удивления прокатился по залу. "Какое хрональное поле? Что за информация такая извлечённая? Что за эпизод из прошлого?" - тут же разнеслись вопросы посреди астрономов от разных стран. Но Сандер Вилен молчал, стараясь не выказывать и его постигшее удивление. Он увидит то, о чём и говорила накануне принцесса, но в которое он не слишком-то и поверил, хотя и знал о версии временного хронального поля.

Гул гулом, удивление удивлением, но засветился плазменный экран в предверии таинственного фильма в формате 3-D. Голограмма окутала всех и увела разум в неистовый полёт удивительных ощущений. Прикосновение к одной тайне великой империи состоялось.

Она, эта тайна, исходила от этого плазменного экрана, вобравшего в себя одну из сокровищ геометрии. Отношения величин попадали ровно в точку пересечения "божественной пропорции" с мозговой волной бета с её высокочастотной полосой 22,13 герца, что и доминировала в данный миг у астрономов, и составили точную цифру 1,618.

Палящий зной обдавал великие степи. Жаркий воздух степей вибрировал волнами, что дальние травы и полевые цветы порождали тихое движение. Но вот волны поменяли своё очертание, образуя плавно подобие круга. Могло привести разум такое обозначение застылого знойного воздуха в состояние изумления, когда внутри его выразилась сама истиная невероятность. Там был человек.

Изумлённый всадник сошёл с коня и встал перед посланником вечного синего неба. То был ли великий знак на пути рождения великой империи?

- У тебя более расширенный психический аппарат, потому тебе свойственно проявление вскрывать иногда незыблемый покров будущего. Вне воли твоего сознания разум твой проходит через такую пространственно-временную воронку. У тебя более развитая пассивная осознанность, под которым подразумевается понятие интуиции, тогда как у других так и пышет активная осознанность. ... У тебя хорошее просвещение, но разум твой, как и дух твой превзошли ступени своего времени, и этим ты встал над эпохой.. Твой разум вне твоей воли способен совершить скачок в пространственно-временной воронке. Не каждому это дано, не каждому. ... Иди и веди свой народ к цели, что сидит невольной птицей внутри твоего сердца. Отпусти и пусть взлетит она!

То была беседа просветлённых. Так можно было выразиться, чтобы подойти близко к истине.

Экран погас. Многими завладело недоумение. Что за фильм?

На этот раз с объяснением выходила перед астрономами ауринка такой же небесной красоты, что и остальные девушки, женщины, которым судьба по долгу профессиональному соблаговолила встретиться с гостями. То была Герисэг, взявшая шефство над Лайдиа Талер. Что скажет она?

- Мы стараемся постичь тайны квазаров, что находятся от нас в нескольких миллиардах световых лет, у самых границ красного космологического смещения. Конечно, стоит того, чтобы изучить досконально этих монстров Вселенной, размер которых превышает в несколько раз габариты самых огромных звёзд, но испускает свет, излучая в десятки раз больше энергии, превосходя великой мощью самые грандиозные галактики, численностью в сотни миллиардов звёзд. - тон голоса Герисэг так и окутался в обворожительную пелену гипнотического характера. - Нам не известен до конца источник их энергии. Потому и направлены радиотелескопы на эти квазизвёздные источники радиоизлучения. Но что мы знаем о тех феноменальных чудовищах Вселенной, притаившихся рядом за густыми зарослями недоступности сокровенной истины? Нам стала известна тайна хронального поля, вобравшего в себя, казалось бы, ушедшую навсегда информацию в небытие информацию прошлого. Нам удалось извлечь то событие из прошлого на поверхность современности. Оно нам важно и свято, как память о зарождении нашей родины Ауринии.

Заострённый слух гостей внимал заворожённо словам этой ауринки, окутанных в обворожительную пелену тонового тембра. "Кто она? Радиоастроном или из контрразведки?" - невольно задался вопросом посвящённый в тайну Сандер Вилен. У остальных никак не могла возродиться подобная мысль. А она же продолжала и дальше плести обворожительную нить разгадки данного феномена, представшего из прошлого их взору, внимавшему на данной ступени истории, в современном течении реки-времени:

- Что было перед нами? Какая тайна Вселенной? Откуда явился посланник вечного синего неба? Являемся ли мы свидетелями материализации таинственной пространственно-временной воронки? Кто вёл беседу с ханом Ауриком? Является ли он современником той эпохи, таким гостем нашей планеты, пришедшим к нам через кротовую нору, через червячный переход? Бессильна наука на данной ступени в познании этих феноменов Вселенной.

Бессильна наука и в познании хронального поля, которое остаётся таковым лишь в теории. Но как удалось? Гэрисег после некоторой паузы продолжила дальше:

- Вы обратили внимание на человека, объявивишегося неизвестно откуда? Человек, как человек. Но не думаю я однозначно, как и все аурины, занятые на этом проекте, что он из будущего. Хотя, теоритической пространственно-временной воронке имеет место быть. Скорее мы имеем место с человеком, обладателем невероятно развитого психического аппарата, позволяющего феноменально входить в предвидение и близких, и далёких событий будущего. Таинственный мозг имеет доступ к пространственно-временной воронке. Но человек ли он?

Поневоле многие задались и таким вопросом. И вспомнили все слова принцессы: " Есть смысл говорить о том, что нас опередили." Но не меньше этого человека, а то и инопланетянина, заинтересовал гостей предок ауринов, тот самый великий основатель таинственной и могущественной империи. Стоило побольше узнать и о нём. Потому один из астрономов, а таковым оказался Жеран Ронтанский, так и спросил:

- А этот всадник - действительно хан Аурик?

- В музее Ауринии находится портрет хана Аурика, написаный на холсте идеального соответствия с божественной пропорцией, с таким геометрическим феноменом. Его писали в Кранции, когда он и ханша Алиния с детьми посетили Кранцию. На портрете он выглядит немного более старшим, возрастным, чем в этом знаменательном событии, извлечённом из хронального поля. Но не дайте разуму погнаться в раздольные просторы любопытства, ибо я и собираюсь немедленно утолить вот такую жажду познания. Специально для вас приготовлена репродукция портрета из музея Ауринии.

Не было столь существенной разницы между портретом и человеком из хронального поля. Разве что, там, в великой степи он был ещё в зените юношеского расцвета, тогда как на холсте выглядел всё же зрелым мужчиной, взнуздавшим буйный ветер молодости. Даже и не требовалось какого-либо специального анализа, такой уж тщательной экспертизы. Женская половина радиоастрономов оценила в должной мере великого предка ауринов, в которой да возобладал, может, чуть сдержанный по ряду причин воспитания, но всё же тихий восхитительный гул. "Как жаль, что нет его среди нас." - произнесла с сожалением искренним и робко одна из них, но по голосу узнали в ней Лайдиа Талер. Восхищению такому имело место быть. Да ещё как! Инопланетянин инопланетянином, если он и является таковым, но вот хан Аурик вызвал таки некоторую бурю нежданных эмоций и по большей части именно у этой прекрасной половины. И не преминули все, но особенно, по большей части, мужская половина, устремить взоры на принцессу Ауринии Ирилику. Вот она - потомок великого хана! И гордость обуяла присутствующих ауринов.

- Наши эксперты воедино сходятся в том, что предок ауринов обладал золотым сечением. Его мозг был средоточием истинного пересечения волн бета и золотого сечения. Также часто имело место быть и пересечению самой высокочастотной волны сигма, что доминирует при творческом сотоянии мозга. Но было и ещё пересечение неизвестной волны с неизведанно волшебным сечением. Таинственность истории, как и таинственность личности. Манящая загадка верхнего течения неумолимой реки-времени. - вот так и решила закончить небольшую лекцию прекрасная Герисэг.

11

Инопланетянин, если он был таковым, походил на человека и ничем от него не отличался: одежда на нём была нынешней эпохи и уже этим для человека того времени он вполне мог сойти за посланника вечного неба. Лицо, как лицо. Внешность, как внешность. Конечно, глаза высшего интеллекта. Но ведь и его собеседник был наделён таким же взглядом. Собеседник?! Вот он-то и больше всего обратил внимание радиоастрономов. Хан Аурик! Его изображение встречалось повсюду, но оно было таким, каким был его портрет, написанный в Кранции, когда он зрелым мужчиной посетил во второй раз эту величественную страну.

Человек с золотым сечением. Что ж, такое определение вполне подходило ему, основателю могущественной империи. Истинно могла электрическая активность его мозга, помимо высокочастотных волн альфа и сигма в пересечении с золотым сечением, выделять и нечто более непознанное из области неизученного. Мозг - своеобразная вселенная!

На следующий день радиоастрономы разбегались, разъезжались кто-куда по таинственной волшебной стране вместе с так называемыми шефами. Никогда прежде на семинарах не предусматривался такой перерыв, который оказался всем по душе. Радиоастрономия никуда не денется, никуда не убежит. Кто самолётом, кто на комфортабельной яхте, а вот принцесса, видимо, решила загодя проехаться на автомобиле. Но куда? Так и предложила это своему подшефному Сандеру Вилену, на которого давно снизошёл покров неожиданной скромности, которая, как железными когтями, да вцепилась в него неотрывно. Да когда такое бывало с ним?!

Это был скорее болид, напоминающий каплю, стекающую по стеклу. Совершенная форма обтекаемости, придуманная природой. Не машина, а дикий зверь! Углеволоконный кузов усложнённой композитности. Вся автомобильная электроника пугающей быстроты делала машину скоростной, стремительной, сверхстремительной. Это был фантастически умный болид, где человек чувствовал себя лишь придаточным составляющим гениальной комплектации, одарённой сверхнадёжностью от конструкторского таланта. Серебристый фейерверк!

Принцесса Ирилика сама уверенно взяла управление над этим феноменальным спринтером и стайером одновременно, предоставив компьютеру, такому виртуозу вождения, всего лишь роль надзирателя, готового прийти на помощь в миг предвидения какой-либо экстремальности. Но, скорее всего, никогда до этого не дойдёт, потому как уверенно вела этот болид иногда на сумасшедшей скорости принцесса Ауринии. Всё же редко доходило до такой сверхбыстроты, ибо она больше предпочитала езду размеренную, чтобы гость насладился северным пейзажем великой империи.

Мягкий летний климат так и благоволил восхищённому созерцанию меняющихся панорам, что представали одна краше другой. Имелось здесь господство мягких красок, тогда как южнее оно уступало яркой густоте в виду субтропического пояса. Поля высоких сельскохозяственных культур менялись на сочные луга, в которых тихо паслись бесчисленные стада тучных коров, высокородных овец. Но встречались и мощные бизоны, и могучие зубры, что всегда приводили в удивление и трепет туристов, довольно таки хорошо знакомых с географией, а то и знатоков этой дисциплины. В этой, приятной для глаза, палитре цветов доминировала зелённая гамма, хотя кое-где её сменяло пёстрое буйство ярких полевых цветов. И холмы, холмы, зелёные травянистые сопки, меж которыми с изгибом пересекаются чистые реки, синие озёра и гладкие автострады. Но не видны были какие-то подобия деревень. В стороне от автострады попадался временами комфортабельный, высокотехнологичный, фермерский коттедж.

Всё время, как они ехали на каплевидном болиде с переменной скоростью, принцесса молчала, лишь иногда улыбка от неведомой мысли озаряла её прекрасный лик. Так и смотрела она вперёд, тогда как Сандер Вилен, как ни старался, всё же с вниманием большим, обозревать панораму восхитительной природы, но взгляд его невольно да упирался в её сторону. И сердце захватывало, и перехватывало дыхание, и радовались душа и разум. Когда было такое с ним?

- Я понимаю про коров и овец. Их развезли по всему свету. - постарался Сандер Вилен прервать приятную тишину в болиде. - Но бизоны и зубры?...

- У них своя история, и даже очень интересная и поучительная. - кажется, у принцессына всё, про всё был готов ответ.

- А в чём поучительность? - как бы не унимался немного осмелевший Сандер Вилен, у которого с отвагой в сердце было таки в полном порядке.

- Поучительность? Конечно, стоит сказать подробнее об этой истории.

- Я слушаю.

- Бизоны и зубры не автохтоны на нашей земле с эндемическим расселением. Конечно же, они и не могут быть аллохтонами по воле и случаю естественной миграции. Потому что это невозможно. Вся эта история с ними, особенно с бизонами, имеет отношение с деятельностью человека.

- Какое отношение?

- Когда-то бравые ковбои вовсю упражнялись в меткости стрельбы на бизонах, мирно пасущихся в прериях Дикого Запада. Когда построили железную дорогу, истребление их возросло. Покорители новых территорий ради забавы расстреливали их и из окон вагонов, и с крыши вагонов.

- Как-то приходилось слышать Сандеру о таком кощунстве людей над животными ради сиюминутной забавы. Но он, радиоастроном, не мог знать истории о переселении животных с континента на далёкий, пусть громадный, остров. Могло ли быть клонирование? Стоило спросить:

- Видя такое огромное число бизонов, всякое приходит на ум, и клонирование тоже.

- В те времена до клонирования было так же далеко, как и до космических высот. Посол Ауринии Рандин увидел такое измывательство над животными и тут же решил выкупить хотя бы часть этих животных. Надо сказать, что в жилах Рандина вскипела тогда нангольская кровь. Бессмысленное убийство животных возмутило его до сильного гнева, который он только и сдержал в душе своей. Дипломатия прежде всего. И не пожалела тогда Ауриния горы слитков золота, чтобы выкупить стадо бизонов, при том большое. Эту эпопею по праву можно поставить в один ряд исторических феноменов. Это было весьма грандиозное мероприятие, которого не знала история животноводства. Корабли за кораблями приплывали с новым грузом в виде бизонов, судьбой предназначенных для обитания и размножения на новой территории. Это был по настоящему экстравагантный поступок новой империи. И этим он обозначил силу. Мы можем вблизи рассмотреть их...

Болид плавно притормозил, и спустя некоторое время они оказались у подножия травянистого, будто изумрудного, холма, где и паслось размеренно стадо бизонов. Полной грудью вдохнули воздух чистого луга, такой уж воздух великой империи. Он смотрел на этих могучих детей прерий. Но прерий ли? Здесь они выглядели, скорее, сырьём для животноводческих продуктов, таким полигоном зоотехнии. Но, может, так оно и лучше, чем массовое неразборчивое убийство ради забавы. Белки - важнейшие компоненты пищи человека. Будучи изначально добычей, он сам превратился в охотника всепланетного масштаба. А уж эти-то бизоны - культура животноводства.

Мимо по автостраде проносились машины различных конфигураций и модификаций. Проносились беззвучно. И в воздухе не было и намёка на наличие выхлопных газов. Но и в большом мегалополисе, каковым вялялась столица Ауринии, воздух был так же безупречно чист и комфортен для дыхания, как и здесь, рядом с бизонами у подножия зелёного холма. И стоило, обязательно стоило обратить внимание на двигатель болида. Любой автолюбитель обратит внимание на это в первую очередь. А Сандер Вилен и был таковым. Мог ли быть там двигатель внутреннего сгорания? Об этом тоже стоило спросить. Вот такая сложная неизвестная реальность загадочной империи, про которую мало, очень мало знают они, радиоастрономы из разных стран.

Болид тронулся беззвучно, набрав с места весьма приличную скорость. Точно гепард саванны! Что за таинственная энергия двигала им?

- Я по дороге не видел ни одной бензоколонки. Чтобы значило это? - вопрос Сандера Вилена к принцессе был, кажется, вовремя и к месту.

- Я знала, что будет задан такой вопрос. - отвечала тихо принцесса, глядя прямо перед собой на дорогу. - Направленный энергетический луч с орбитальной станции.

- Если я так понимаю, то это навроде игрушечной машины с дистанционным управлением. - то ли переспрашивал, то ли говорил себе под нос Сандер Вилен, но с толикой удивления.

- Точно так.

- И хватает на каждую машину?

- Потенциал орбитальной станции вполне позволяет обслуживать каждую машину по всей территории Ауринии.

- А по всему миру?

- Будет надобность - будет сделано. Никаких проблем.

- Но только ли в этой сфере?

- Все сферы.

- И как я понимаю... - и не договорил эту бешеную суть мысли Сандер Вилен.

- Всё так. Доминирование беспроводной энергии. Полная энергетическая независимость нашей империи. Это значит многое, если не всё.

Дальше и не стал расспрашивать Сандер Вилен, задумчиво уткнувшись в обозрение меняющихся панорам за лобовым стеклом. Разрозненные облака старались закрыть собой лазурную гладь высокого неба. Там множество и множество искусственных спутников ведущих держав мира. Там, на разном отдалении, и орбитальные станции Ауринии, каждая со своей программой. Одна из них и питала энергией двигатель этого болида, такой шедевр моторостроения, как и все остальные. Энергетическая роскошь!

Когда другие державы, упиваясь успехом космических полётов, ввязались в неистовую гонку в этой стратегически важной сфере, эта держава незримо и скромно готовилась к своему прыжку. И он состоялся. "Ну что ж, полёт, так полёт." - подумали ведущие державы, как, наверное, и весь остальной свет. Но было вершиной изумления, когда спустя годы космонавты этой империи объявились на экранах телевизоров, на каналах общей доступности. И было отчего. Они не парили в невесомости, а спокойно прогуливались по довольно таки широкому расположению орбитальной станции. Господство в космосе - господство в мире! Вот такая фантастика под грифом "секретно". Вот такой шокирующий ответ всем вызовам. На орбиту взлетели космические корабли с управляемой гравитацией. Вот так эта империя окружила свой выдающееся достижение плотной завесой тайны, над которым лишь недавно приоткрыла дверцу доступности. И научная, технико-технологическая сторона мира так и ахнула от изумления. Вот она - истина таинственной империи!

Эта супердержава и по сей день находится в тотальной изоляции от общемировых разработок, выбрав свой отдельный путь проникновения в бездны Вселенной. Но ведь и не только в этом направлении.

Болид то рвал беззвучным остервенением прозрачный чистый воздух на запредельной скорости, то плавно пересекал какую-либо определённую местность, испещрённую покатыми холмами, зелёным лугом, извилистой рекой в направлении на восток по северу империи. Он играл скоростью, как легко выполняет фартлек какой-нибудь легкоатлет высокого класса. Но вот в идиллию пейзажных панорам ворвались неожиданно новые очертания явно рукотворного создания, вызывая удивление, восхищение и непонимание одновременно.

Откуда и зачем?

Они представляли собой зловещее и грозное явление, предназначение которых было неизвестным, по крайней мере Сандеру Вилену, да и любому другому иностранцу. Но вот могли они бывать здесь?

Высокие чёрные пирамиды из мориона, такой разновидности кварца, выстраивались по территории долин в парадном блеске да на строго определённых расстояниях. Они завораживали, будоражили грандиозностью самих сооружений и мистической зловещностью своей таинственной сути, вызывая дрожь и трепет в душе. Иная реальность, да и только.

Болид проехал плавно через территорию монументальных гигантов, но в следующей долине ожидало их другое представление.

Воздушность и лёгкость могли быть прерогативой этих чудотворных созданий. Но опять же это были пирамиды, отличавшиеся от прежних цветом, приближённым к белому, скорее, к прозрачно-стекловидному, хотя и вовсе не разглядеть того, что и затаилось внутри великолепных созданий.

Сандер Вилен очарованно разглядывал всё это великолепие, которое требовало каких-то разъяснений. Любопытство распирало волнующую душу.

- Пирамиды... Но зачем? - спросил, конечно же, спросил Сандер Вилен голосом полнейшего удивления.

Болид не мчался в такой ярости, а так же плавно протекал по гладкой-гладкой автростраде. Пейзажи от чистой экологии не вдохноляли как прежде Сандера Вилена, который так и упёрся взглядом в принцессу в ожидании ответа. Но она медлила с этим, как бы давая попутчику время на осмысление, на переваривание всего увиденного. И как прекрасна была она в этом молчании, в этой тишине беззвучного болида, которым управляла так умело. Принцесса смотрела вперёд и брови были слегка нахмурены, казалось, что она вся в раздумье, хотя так и было. Не стала она долго томить его и выдала ответ голосом тихим и размеренным, но прекрасным тоном мелодии, ласкающей слух:

- Альтернативный технологический подход...

И всё. Но что может укрыться за недосказанностью?

- Пирамиды?... Технология?... - удивлёние продолжало распирать разум Сандера Вилена.

- Технология, обладающая совершенно иной логикой. - всё тот же мелодичный тон того же уровня продолжал свою власть в пространстве высокого, высшего класса. - Суть геометрической формы. Именно пирамиды, активированные пирамиды, обладающие уникальными энергетическими свойствами.

- Я как-то смутно представляю себе всё это. Мой взгляд радиоастронома только на звёзды, на дальние объекты Вселенной. Как жаль, что я не знаю многого, что творится под боком на родной планете. Хотя, всё это только в Ауринии, в империи, рванувшей в будущее.

- Это так и больше нигде.

- И что, пирамиды?...

- Они из кристаллов кварца. Чёрные пирамиды из мориона - пьезоэлектрического материала. Стекловидные из синтетического пьезокварца. Множество кристаллов, как единый монолит, генерируют электричество. Но не только. Связь пирамид с орбитальными станциями дают нам роскошь беспроводной электроэнергии, экологически самой чистой и независимой от планетных катаклизмов. В этом роде они как мифический кристалл атлантов. Но только у нас не миф, а реальность. Имеет место быть управляемому термоядерному синтезу, что обеспечивает Ауринию энергией на неограниченный срок.

Болид прибавил газу, хотя о каком газе от двигателя внутреннего сгорания могла быть и речь. Сандер Вилен невольно взглянул в лазурное небо. Где-то там орбитальная станция.

Империя совершила мощный спринтерский рывок в будущее. Но в какое?... Больше было в нём экзотической технологии, чем традиционалистской, определяющей, прежде всего, эволюционное развитие от простого к сложному. Все радиоастрономы, а исключительно все и посетили впервые эту таинственную империю, заметили такое вот технологическое развитие, обладающее совершенно иной логикой, отличающееся от глобального планетного развития. Но в этом-то и заключался уникальный технико-технологический прорыв.

Закончились долины пирамид, а болид всё так же плавно протекал с запада на восток по северу великой империи. Приятный для глаз пейзаж умеренных широт, в котором всё же было господство эндемичной флоры, менялся размеренно по мере продвижения. Ирилика вела уверенно болид с феноменальным двигателем от будущего, никак не зависящего от сырьевых источников, имеющих обыкновение скакать в ценах, ибо питался он от гелиоконцентраторов орбитальной станции. Звезда, всегда звезда!

В какой-то миг принцесса Ауринии обернулась к попутчику, головой погрузившегося в раздумья технологического порядка. Улыбка озарила приятный лик её, и стало светлее, намного светлее в пространстве невероятного болида.

12

Радиоастрономы, будучи всё же не историками, знали о спорном территориальном вопросе между Рангарией и Ауринией. Он вёлся давно из-за небольшого острова Ондари. Может, и не знали бы об этом люди, далёкие от познаний истории, если бы не случилось то, что случилось. Рангария раз и навсегда решила самым кардинальным образом решить этот вопрос и, конечно же, в одностороннем порядке в свою пользу. Крайне невежественная политика правительства этой страны привела к тому, что был введён на этот остров некоторый контингент от регулярной армии Рангарии.

Мир тогда затаил дыхание: это больше походило на безумный вызов вконец обнаглевшего шакала льву, на века задремавшему посреди огромных просторов великого океана. Такое и могло сотворить правительство диктатора, выжившего с ума. Мир тогда затаил дыхание, ожидая ответ могущественной империи.

Аурины были в гневе, особенно те аурины, что были нангольского происхождения. Но они не вышли на улицы, чтобы оглашать воздух яростными криками об отпоре, возмездии, наказании врага, посмевшего на такой вызов против империи. Граждане ждали реакции хана Ауринии Элбэга, отца принцессы Ирилики. В тот волнующий момент истории принцесса Ауринии лишь пыталась делать первые шаги в своей биографии, в самом буквальном значении этого смысла.

По телевидению выступление хана Элбега было самым коротким за всю историю подобных мероприятий. В нём не было никакой ярости, такого бушующего эмоционального всплеска. Хан сказал коротко: "Враг будет наказан."

Мир тогда затаил дыхание, весь в ожидании ответа от могущественной империи. Военные аналитики прекрасно помнили то несостоявшееся морское сражение, окутанное тайной мистицизма неведомой технологии. Что же выкинет эта могущественная империя на этот раз?

Военные историки знали про единственную битву хана Аурика против троих правителей, когда он не потерял ни единого воина. И это во времена господства копья, меча, кривой сабли да разящей стрелы?!

Военные историки знали о морских сражениях каравелл принца Бэрилига, когда корабли противника захватывались самым мистическим образом. Но что же выкинет эта могущественная империя на этот раз?

Ожидание затянулось. Ауриния не предпринимала никаких военных приготовлений. Никакой флот не собирался выдвигаться в сторону острова Ондари. Всё тихо, всё спокойно.

Диктатор Рангарии Уриштед довольно потирал руки. Его выступления по телевидению носили тон повышенной хвастливости. Может, этим он хотел до мозга костей внедрить уверенность в нацию? Но прогрессивные люди Рангарии понимали, в какую опасную игру ввязался диктатор Уриштед, потянув за собой весь народ. Глупость взошла на самую верхнюю ступень пьедестала.

Ауриния тем временем произвела первый запуск космического корабля с людьми на борту, тем самым встав в один ряд с космическими державами. Но сразу семь космонавтов?! Это что-то да значило. Так и видны были по телевизору их счастливые лица. Но только лица.

Всё остальное в этом грандиозном полёте было окутано ореолом секретности. Но какова истина?

Космический корабль с управляемой гравитацией по мере выхода на орбиту исключал реальность невесомости. Космический корабль совершенно иной технико-технологической эволюции. Потому и показывали их счастливые лица, дабы весь мир и не разглядел, как экипаж спокойно разгуливает по кораблю, а не парит в невесомости. Мир так и ахнул бы, и долго отходил бы от сверхизумления, а то и посчитал бы такой космический полёт, уверенно запрограммированный на успех, за чистый блеф.

Было в этом космическом полёте и нечто другое, не менее изумительное по своей волшебности, но страшное по самой сути, чем вот эта прогрессивная ракетно-космическая технология как управляемая гравитация. И это также было под грифом "совершенно секретно". И оно, неизвестное, имело своё предназначение. Но знал ли белый свет, что этот полёт на грани неудержимой фантастики осуществился под девизом "кто совершеннен в космосе - тот владеет миром".

Радость граждан Ауринии от первого космического полёта империи была умеренной, ибо провокатор так ещё и не был наказан. Нангольская кровь, взывающая о мести, взыграла на самом генетическом уровне.

А тем временем диктатор Рангарии Уриштед, видя вот такое бездействие со стороны великой империи, продолжал своё бахвальство, корни которого исходили от вязкой почвы, сплошь пропитанную недальновидной глупостью.

А мир так и затаил дыхание.

Предполагаемой войны так и не было. Но случилось одно событие, которому никто и не придал значения. Умер один из членов правительства, такой политический ястреб. Так было в тот день, когда он канул из бытия этого белого света. Но на следующий день умер другой рьяный ястреб от политики. И пошла необъяснимая, таинственная череда смертей день за днём. От всевидящего журналисткого ока не могли ускользнуть такие события, навеяные дыханием смерти. И охватила паника общество Рангарии, не говоря уж о правительстве, в котором диктатор не успевал менять министров в виду вот таких мистически трагических событий. Но это было лишь начало.

Солдаты гарнизона рангарийской армии на острове Ондари, в первое время после высадки, постоянно озирались вокруг из-за страха быть убитыми воинами спецназа могущественной Ауринии. Что уж говорить, когда-то разнеслась по всему миру слава о непобедимости нангольских воинов, потомки которых и составили ныне основу армии великой империи. Многие из них да проклинали в душе глупость диктатора, который то и дело бахвалился в недавнем прошлом в телевизионных ящиках, установленных чуть ли не в каждой казарме. Но эта империя как будто и не собиралась воевать. Сводки новостей и не упоминали о чём-нибудь подобном. Хвастливые речи диктатора пропагандисткого толка ядовитым туманом так и разъедали сердца. И наступили тогда в душах солдат времена неуемного высокомерия и беспечности. И стали расхаживать они по острову на правах необъявленных победителей. И вот тогда и стали совершаться неожиданные события, над которыми взмахнула крыльями невидимая птица смерти.

На плацу, на ровном месте ясным весенним утром замертво пал целый взвод. И это случилось на глазах у многих, многих солдат и офицеров. Это был шок. И никакого отравления не обнаружилось. Причина окуталась в неизвестность. Мигом слетели спесь и беспечность из безмятежных душ. Что заменит их?

Поодиночке или же группами стали покидать этот белый свет солдаты и офицеры гарнизона на острове Ондари. Кошмар стал править бал, вселяя ужас в, общем-то, невинные сердца, уделом которых было лишь исполнение приказа. И запросили помощи. Но какая могла быть помощь, когда и в самой стране загулял, завихрился бесовский танец смерти, кося и министров, и командный состав армии. Но теперь-то уж понимали, прекрасно понимали, что поднялась над всей Рангарией карающая сабля могущественной империи.

Диктатора как будто оставляли в живых, вводя лишь в состояние безумного страха. Его ждало особое наказание. Но со временем стало доходить понимание, что холодное прикосновение смерти обходит стороной простых граждан, что в этом есть точная избирательность. Панический ужас стал понемногу отпускать сердца, давая разуму сосредоточиться в поисках ответа. Но откуда идёт эта избирательная смерть? И не знали невинные граждане Рангарии, что этот неизмеримый ужас исходит оттуда, из-за просторов вечного синего неба, где на орбите планеты вершит суд космический корабль с управляемой гравитацией.

13

Документальный фильм о тех событиях, о той невидимой войне между диктатором Рангарии, которого прикончил сам народ, и могущественной империей смотрели в голограммном формате Жеран Ронтанский и Ото Морин, взявший шефство над ним.

- Конечно, я - радиоастроном, но меня распирает любопытство. В чём причина поражения Рангарии? - с таким вопросом обратился таки, ошарашенный увиденным, Жеран Ронтанский к Ото Морину.

- Удары с космоса. - тут же предоставил ответ Ото Морин, всё же не дав раскрыться всей сути.

- Но как понимать?

- Искусство смертельного поражения нервных центров.

- И всё равно не доходит до меня...

- Краткие энергетические удары, пронизывающие определённую точку тела. На солдат взвода на плацу пришёлся импульсный лучевой удар в точку "управляющего сосуда" - "Инь - тан", что находится между бровями, в области третьего глаза. Безоговорочный летальный исход. Действует весной от 0 до 12 часов. Солдаты погибли с одним диагнозом - повреждение мозга.

- А члены правительства?

- Первый из министров получил импульсный лучевой удар в точку "управляющего сосуда" - "Жень - чжун". Действует так же от 0 до 12 часов, но зимой. Анатомическая топография - верхняя треть носогубной вертикальной бороздки под кончиком носа. Такое же повреждение мозга, что всегда ведёт к летальному исходу.

- И как я полагаю..., были и другие повреждения...

- Были и другие. Одно из них - травма сердца с летальным исходом. Точка канала почек - "Лин сюй". Действие от 17 до 19 часов. Зима. Точка в межрёберном промежутке слева, на палец снаружи от края грудины. Импульсная лучевая энергия разила и в эту точку.

- Среди этих первых семерых космонавтов были...? Даже и не знаю как сказать.

- Командир экипажа точно был лётчиком ВВС Ауринии. Но двое в команде были специалистами высшего класса в этом деле.

- Какая специализация?

- Искусство Дим-мак. Одна из высших ступеней боевого искусства. Совершенное владение энергетикой тела и духа.

Призадумался Жеран Ронтанский. И было отчего. Выходило так, что эта империя вышла в космос с управляемой гравитацией. Плюсы от такого технико-технологического достижения невероятно, ещё раз невероятно высоки. Отсюда прямая дорога к колонизации звёздной системы, самой космической пустоты. Но и не только это. Одним из компонентов этого феноменального космического полёта, даже главным, было его милитаристкое направление. Кто владеет космосом - тот владеет миром. Ауриния повела войну с заведомо слабым противником из космоса. Но каким способом?! Безграничное могущество великой империи!

Были свои думы и у Ото Морина. Великий предок ауринов хан Аурик владел боевым искусством Дим-мак. Но и не только этим. И потому ему в тот момент удалось быстро отправить на тот свет наёмного убийцу герцога Ронтанского, прямым потомком которого является его нынешний собеседник. Но знает ли эту историю радиоастроном из Кранции Жеран Ронтанский? Скорее всего нет. Узнает.

- Один из этих двоих - мой учитель. Я владею системой Дим-мак. - таким вот неожиданным образом нарушил тишину Ото Морин.

Такое заявление ауринского радиоастронома также повергло Жерана Ронтанского в шок. Он и взглянул с очередным изумлением на собеседника. Кто он?

- Да, я читаю по вашему взгляду ваш вопрос.Я - не радиоастроном. - ответ Ото Морина был точным.

- Но как я полагаю, что вы не только мастер боевого искусства Дим-мак...

- И это так. Я из контрразведки Ауринии.

14

Тахир Ронда в отличие от большинства радиоастрономов всерьёз интересовался историей, особенно всемирной историей, и потому он знал хорошо перипетии того территориального конфликта между Рангарией и могущественной империей Ауриния. Далеко не светлый разумом правитель мог решиться на прямое столкновение с этой империей, выжимающей экстремальный максимум сверхвозможностей от разума, что и поставило её и впереди, и в какой-то мере на обочину, таким особняком, на пути глобального технико-технологического развития. Больше всего его интересовала в той мистически таинственной войне со стороны победителя Ауринии, а в победе этой империи никто в белом свете и не сомневался, кончина вот этого пресловутого диктатора Рангарии.

Об этом писали много, даже сняли фильм, опираясь на кинохронику, которая в своё время обильно следовала за диктатором. Но говорили кое-какие специалисты, что в фильме многое заврали, ради коммерческого интереса, а статьи в газетах и журналах так же далеки от самой истины. Но кто бы знал в мире... В Ауринии знали.

Тахир Ронда уж давно хотел докопаться до истины, которую преобразили разные воображения до такой степени, что истина, рассмеявшись, отошла в сторону. Но на этой земле этот факт был совершенно на иной ступени хотя бы тем, что этот фильм про диктатора и не показывали в виду не цензуры, а просто низкопробного вранья. Неожиданно ему на помощь пришёл его шеф, которого звали Аур Диллето. Он в качестве гида сопровождал его в такой неожиданной для всех радиоастрономов поездке по империи.

Истина оказалась намного впечатляющей, чем художественный фильм, собравший хорошую кассу. В этом плане она, эта истина, обогнала и жёлтую прессу на крутом вираже. Тахир Ронда так и пронизался всем существом своим в феерический рассказ ауринского радиоастронома.

Вокруг него раз за разом стали умирать министры его правительства. И так каждый день. Они неожиданно падали в самых разных местах, вызывая для начала недоумение, а то и шок, за которыми следовал страх. Так было и министром обороны, который собирался делать отчёт в такой дружеской деловой беседе. И прогуливалсиь они по аллее весьма роскошного сада. И вдруг он, министр обороны, так и упал ничком, придавив акацию. Уж кто-кто, а он-то обладал отменным здоровьем.

В первые времена ему хватило сил и врождённой наглости выступать по телевидению с ободряющими речами для нации, умело подбирать ключ к массовой психологии.

Но был ли нужен Рангарии этот остров Ондари? С тех пор, как он стал править страной, наращивались военные мускулы, милитаризация взошла в самый зенит. И он, загрезивший мечтой о мировой славе, вознамерил замахнуться на нерушимое здание величия и великолепности таинственной империи.

Но наступили другие времена, о которых он и вовсе не мечтал. Такое и в страшном сне не могло присниться. Необъяснимое явление коснулось верхушки страны. Вокруг так и продолжали умирать министры его правительства. За этой бедой, окутанной в чёрный туман зловещей мистики, стали поступать самые тревожные новости из острова Ондари. Там, наспех сформированном гарнизоне, стало происходить то же самое, что и с его министрами. Но в отличие от правительства этот белый свет покидали целыми отделениями и даже взводами солдаты и офицеры данного гарнизона. Временный триумф растворялся как самый зыбкий туман. И это вдвойне встревожило его. Вроде бы эта зловещая империя и не предпринимала каких-либо военных приготовлений. И не отправлялся флот для войны, и не поднималась авиация.

Наступили неожиданные события, окутанные в ореол пугающих неопределённсотей. Вместе с ними подбирался и неуправляемый хаос, чтобы взобраться на трон эмоционального царства, дабы обильно посеять панику да отчаяние в мутном обществе, ибо граждане за этими событиями увидели над собой кривую саблю возмездия от великой империи.

Вслед за министрами стали таять ряды и его личной охраны, которую он отбирал от лучших спецподразделений страны Рангарии. Они падали рядом, обозначая хрупкость его положения со всех сторон реального бытия. И вот тогда он ощутил на себе мрачный взгляд даже самой охраны.

А между тем к хаосу, царствующему на троне, подбирался новый правитель массового сознания, который отличался от него направленной организационностью. И имя его было даже не бунт, а революция - явление поворота и переворота какой-либо стороны бытия, а то и всего бытия.

Страх пришёл неожиданно. Он ворвался таким непроницаемо нахальным гостем в просторы его отважного сердца, где склонность к злу преобладала над благородством. Но ведь такого никогда и не было с ним! Диктатора обуял необъяснимый маниакальный страх. И сердце заколотило, и заныло невыносимо. Демон души запаниковал, парализуя чёрную сущность.

Ночью его зачем-то влекло наружу. Он выходил из роскошного дворца, за ним следовал теперь целый взвод телохранителей. Но даже будь их целый батальон, он не чувствовал бы себя в полной безопасности. Вот такая сложилась реальность данного бытия.

Диктатор помимо воли своей смотрел в чёрное небо. И оно, мерцанием звзёд на чёрном фоне, отвечало тем же пристальным взглядом. Казалось, что огромный невидимиый монстр навис над его дворцом, слившись воедино с чёрным мраком тёмной ночи. Его невидимое лицо растворилось за мерцанием звёзд, но оно зловенще напоминает грозное присутствие так, как чёрная туча над травами светлых долин. И обрушивается незримый поток неизвестной энергии, рассеивая всего пронизывающие иглы парализующего ужаса. И раз за разом запечатлевается на нём незримый след таинственного взгляда. Чёрное небо. Глаза чёрного неба.

Знает ли он, знает ли охрана, знает ли страна, что льётся направленный поток "сглаза". Зловещий импульс устрашающей воли таинственного мозга ударил беспощадно и точно в сердце и разум. И нет спасения. Сознательное биорадиационное излучение таинственного мозга обрушился потоком мощным на живую энергетику некогда всесильного диктатора. Волна биорадиации - могущество биофизической технологии! Индуктор воздействовал на перципиента, демонстрировал луч направленной телепатии. Он - таинственный дьявол ночи, могущественный монстр внушения, играл с ним как кошка с мышкой. И не было сил на сопротивление, да и не могло быть. Воля чудовища управляла диктатороом, от чего тот паниковал безмерно, входя всё дальше и дальше в вязкие воды ужаса. Он стал покорной куклой в руках всесильной воли. Но кто кукловод?

Его зоркое зрение давно приметило среди мерцающих звёзд одну светящуюся точку, что была в постоянном движении над его дворцом.

15

Столица Ауринии встретила их утренней свежестью. Накануне все они встретились в порту Элькилик, куда добирались разным способом. Оттуда они возвращались в столицу империи. Успели ли соскучиться друг по другу? Многие были знакомы между собой благодаря различным конгрессам, симпозиумам и вот таким семинарам. Конечно, и на этом семинаре были дебютанты, но бодьшинство всё же составляли стародавние знакомые.

Но появилось у многих ощущение, что кого-то не хватает. Оглядевшись между собой внимательно, обнаружили пропажу и, при том, легко. Не был в их рядах тот, который, может, и не был заводилой какой-либо компании, но всё же отличался таки своей заметной фигурой личности. Уж не заметить его нельзя было. Тот самый венец изысканной элегантности, за которой просматривалось высокое аристократическое происхождение, да и проблеск весёлого кранцозского нрава тоже. Жеран Ронтанский! И недоумение отобразилось на лицах радиоастрономов со стажем... Что такое могло стрястись с этим парнем? Вопрос такой и задали принцессе Ауринии, но она в первый момент не смогла дать какой-нибудь достоверный ответ, ибо она находилась рядом с Сандером Виленом из Лангарии. Принцесса обещала узнать про него и тотчас обратилась к руководителям семинара.

Ответ был прост: Жеран Ронтанский, почувствовав кое-какое недомогание, отпросился на родину и потому в дальнейшем он не сможет принять участие на семинарах. По большей вероятности новость эту восприняли многие с облегчением в виду того, что не случилось с ним что-то такое экстраординарное на этой прекрасной земле. А на счёт недомогания, так с кем не бывает. И тут же забыли, ибо у каждого доминировали свои особенные воспоминания о тех нескольких днях, неожиданно предоставленных им для отдыха, для ознакомления с этой таинственной империей.

Сандера Вилена вот эти самые воспоминания заполонили весь разум и сердце одновременно. И радость стала всеобщим фоном таких воспоминаний. И было что вспоминать.

Болид, миновав долины пирамид, свернул на боковую дорогу, которая асфальтом своим ничуть не уступала автобану. Путь их теперь простирался на север к океану. Хвойные леса стали преобладать над лиственными, предлагая на обозрение высоченные корабельные сосны, меж стройными рядами которых ухитрялись выставляться не менее горделивые пихты и лиственницы. Но и ели, и красавицы-ёлки не упускали возможности отобрать внимание на себя, подчёркивая этим приятный для глаза пейзаж умеренных широт, ибо юг громаднейшего острова, на котором вознёсся свет великой империи, сплошь оккупировали пальмы да кипарисы, хотя и оттеснённые садами плодовых субтропического и тропического характера.

До берегов океана оставалось немного, когда болид вкатил плавно в одну такую живописную долину, которой также было предопределено удивить гостя чудесами технико-технологического порядка.

Над долиной, на высоте ненскольких сотен метров, казалось, повисли неподвижные не шары, а квадраты и прямоугольники, хотя встречались и шары. Но неподвижность их оказалась мнимой: одни зависли в стационарном покое, тогда как другие были в движении разных скоростей. Один прямоугольник развил довольно таки приличную скорость и улетел за зелёные холмы, очевидно, в соседнюю долину.

- Это тоже один из секретов великой империи? - спросил Сандер Вилен, приходя в очередной раз в себя от шока необъяснимых чудес.

- Это дома... - тихим голосом, каким говорит какая-нибудь опытная няня напуганному малышу, пояснила сей феномен принцесса Ауринии.

Дома? Что за чертовщина? Хотя, давно пора обуздать удивление, что так часто затмевает трезвый рассудок у гостей великой империи. Пора уже привыкнуть к самым

разным чудесам техники и технологии таинственной страны Ауринии.

- Испытания прошли успешно. Приступаем к серийному производству. - пояснила дальше Ирилика.

Каплевидный болид намного сбавил скорость, давая возможность насладиться полётом летающих домов. А они, заметив их, пришли в движение, будто растревоженный муравейник. Некоторые из них пролетали над ними, обозначив хрустальный силуэт. Бешенное впечатление!

- Вы строите, вернее, создаёте каким-то образом дома не на основе стационарного покоя? - Сандеру Вилену оставалось лишь спрашивать и спрашивать принцессу.

- Мы в начале серийного выпуска. Скоро дома поступят на продажу. Два года и над всей Ауринией будут такие дома. А через десять лет...

Мысленно представил Сандер Вилен перспективу будущего и всей сутью своей пришёл к необъяснимому волнению, отчего и затряслись немного руки. Перед ним представала картина эволюции жилой среды человека. Другая более высшая ступень.

Болид остановился и они вышли на воздух чистого аромата от хвойного леса. И тотчас недалеко от них приземлился на полянку хрустальный квадрат. Плавно открылась дверь на подобие люка и вышел оттуда человек. Не надо было быть особенным провидцем, чтобы догадаться о том, что знают здесь о владелице изумительного болида. Неизвестный поклонился именно ей, а не ему, приглашая их в воздушный дом. Да и как могло быть иначе. Да и, скорее всего, она знала его, могла знать. И маршрут этот был зараннее спланирован ею. Но так и должно было быть.

Сандер Вилен входил в этот воздушный дом, в этот квадрат из горного хрусталя, а может, и из совсем другого материала совершенно не природной основы, как будто ступал на поверхность другой планеты. Небывалое ощущение, утонувшее в бездне волнения.

Хрустальный дом взлетал плавно, как воздушный шарик, что возносится ввысь в тихую безветренную погоду; как сизый дым костра, что стелется неспешно, дабы раствориться затем в небытие навсегда. Это был не самолёт, не дирижабль, не воздушный шар; это была жилая среда будущего, уводящая в совершенно иную реальность бытия более высшего порядка, где-то где-то на границе с фантастикой и волшебством. Преимущество хрустального дома было по многим параметрам, если не во всём, включая и такой компонент, как передвижение в воздушной среде. Он мог подниматься вертикально вверх, стремительно ринуться вниз и зависнуть в неподвижности на малой высоте, безпроблемно менять направление в любую сторону в кульминационный момент полёта, и даже выделывать виртуозные номера из арсенала истребителей ВВС, которые, в общем-то, и не были столь нужны.

О внутреннем расположении воздушного дома шла особая речь: в нём были все преимущества высокоинтеллектуального жилища, устремлённого в лоно сплошной компьютеризации. И телевизор, и компьютер, и вся другая бытовая техника, включая стены, пол, потолок, по ходу меняющие цвет и создающие живописные полотна на любой вкус, и сам двигатель, приходили в действие посредством голоса. До уровня телепатии оставался лишь шаг. Но когда это будет? И, конечно же, гордостью такого дома был сад, огород по разумению хозяина.

Испытания прошли успешно, вступая в стадию серийного производства. Великую империю ждали великие перемены.

- Дома летают на основе двигателя болида? - будто осторожно, но с налётом шока спросил принцессу Сандер Вилен.

- Всё так и не так. - отвечала принцесса, вводя радиоастронома в степень недоумения, которая и не замедлила сказаться на выражении его лица.

- Но как?

- Источник находится не на орбите, а на холме этой долины. Но они уже готовы на всей территории ханства Ауринии.

- Энергетический луч?

- Да. Двигатель на сверхвысокочастотной энергии.

- Тот же принцип пульта дистанционного управления телевизором или игрушечной машиной? Да, но и болид такого же принципа. Как же я забыл-то.

- Всё так, но не из космоса.

- Источники по всей территории ханства, так что никто не угонит такой дом за пределы Ауринии. - пошутил ненароком Сандер Вилен.

- Выходит так. - улыбнулась принцесса.

Но временем позже он смутился немного от своей шутки. И мысленно представить нельзя было, чтобы кто-то да вознамерился на такое... Какая кара постигнет врага империи?

Неизвестного звали Гангур, потому он теперь и не был таковым для Сандера Вилена. Услужливость его была отменной, когда касалось дело непосредственно воздушного дома. Казалось, он возрадовался безмерно, что именно ему доверили вот такую сверхпочётную обязанность гида. За короткое время Сандер Вилен хорошо знал все преимущества воздушного дома, в котором никак не усмотреть детали недостатков. А преимущества заключались в том, что гражданин Ауринии мог жить в любом краю могущественной империи. Интернет позволял многим, очень многим, работать не выходя из дома. Вот таковы и были реалии действительности.

Но самое главное преимущество в текущий момент судьбы для Сандера Вилена было в том, что была рядом она, неожиданно взявшая шефство над ним. Светлая аура болида последовала за ними в этот воздушный хрустальный дом, преумножив и без того выдающееся впечатление. Ему повезло как никогда!

- Мне кажется - я один из астрономов на борту воздушного дома. - поделился таким заключением Сандер Вилен.

- Ты первый из иностранцев. - подтвердила принцесса.

- Но почему?

Вопрос остался без ответа.

Хрустальный дом продолжал свой волнующий полёт над долиной в направлении зелёных холмов, за которыми укрылась соседняя долина. Что-то подсказывало Сандеру Вилену, что за холмами кроется другое неведомое чудо. И не стоит ему удивляться этому, ибо рядом с принцессой и могут происходить такие чудеса.

Гряда сосновых холмов оставалась позади, когда перед ними открылась изумительная долина летающих тарелок, таких таинственных НЛО. Летательные аппараты, которые точно годились под название дисколёта, вряд ли проходили испытания, судя по тому, что они улетали по направлениям всех сторон света и прилетали оттуда же, с таким налётом рабочих будней. И не было взлётных полос, ибо главным преимуществом этих монстров от виртуозной маневренности и сверхскоростного полёта было в идеальной вертикальности взлёта и посадки. В подтверждение этому один из дисколётов приземлился на одинокую скалу подле одинокой сосны. Перед их глазами развёртывалось не рождение, а восхождение в полный рост новой, намного высшей эволюционной ступени авиации, да и космической техники тоже.

- Авангард ВВС Ауринии. - пояснила голосом тихим принцесса Ауринии.

- Я понимаю... - так же тихо отвечал в который раз ошеломлённый гость.

Да, такой авангард за короткий миг может стереть с лица небес самолёты ВВС любой страны, любой державы. Всесокрушающий технико-технологический смерч!

У Сандера Вилена и не возникла мысль стать пассажиром на одном из этих монстров ВВС великой империи. Видом своим принцесса также выказывала то, что отнюдь не собирается на один из этих дисколётов. С гостя хватит одной демонстрации.

Вот такие воспоминания обуяли разум и сердце Сандера Вилена одновременно. Радость была тем шлейфом событий, которых никогда и не забыть. А семинары тем временем превращались в обыкновенные будни, стремительно накатываясь одна за другой к своему логическому завершению. Принцесса Ауринии удостаивала иногда своим посещением эти семинары, которые для Сандера Вилена становились немного тягостными после таких незабываемых прогулок по свежему воздуху северных территорий великой империи. Но когда она иногда и посещала семинары, то свет незамедлительно возгорался в затосковавшем сердце Сандера Вилена, создавая комфортность и уют во всём пространстве взволнованной души. Конечно же, не могли они не оставаться наедине, прогуливаясь по замечательной столице империи, где в глаза бросались, прежде всего, сами жители, все как на подбор облачённые будто в тела, сплошь сотканные из тренировок, и потому выглядевшими, да и бывшими по самой истине, чисто спортивными и свежими, будто саженцы молодых деревьев. Такое впечатление исходило от каждого аурина или ауринки, независимо от их возраста. Но особенно поражали ауринки, на которых так и снизошла красота от небес. Для Сандера Вилена, знатока красоты девичьей да женской, принцесса Ауринии как-то отличалась от всего этого великолепия хотя бы тем, что при виде её сердце его как никогда отстукивало радостный ритм, от которого моментально становилась вся аура окружающего светлой да прекрасной.

Особого секрета и не было в стройности и крепости тела, да и духа тоже, потому как на каждом углу, если так выразиться, выделялась ухоженностью и наличием всего инвентаря достойная спортплощадка, где находил для себя занятие каждый аурин.

Оставаясь наедине разговор их как-то и близко не подходил к тому, чтобы называться этакой беседой романтического характера. Скорее это потому, что принцесса, в отличие от многих, многих девушек и не предпочитала разговоры подобного характера. Но и темы столь серьёзного характера были для Сандера Вилена очень впечатляющими по важности и значимости своей. Нередко говорил он ей, что его, как и всех гостей - участников семинара, взволновали не прекращающиеся чудеса империи. И порой кажется им, что есть и чудо, сверхчудо, способное затмить собой всё остальное, но об этом гости стараются говорить между собой как-то тихо, в силу неведомого то ли взгляда, то ли предчувствия того, что это и вовсе не обязаны они знать. Потому они и стараются по большей части упираться в разных беседах в родную радиоастрономию.

Принцесса слушала его, не выказывая при этом никаких склонностей к комментарию подобных рассуждений, мол какое ей дело до разных измышлений. Может, так оно и было. Но однажды она сказала Сандеру Вилену про один произошедший случай, который и будет знать только он один из гостей. Так она как бы предупредила его.

- Жеран Ронтанский не покинул империю по болезни... - вот так и начала она это откровение, скорее даже государственного характера, что, в общем-то далеко не позволительно принцессе, будь она хоть многократно любимой дочерью хана, что и было известно многим, очень многим.

- А что же с ним стряслось. - не на шутку взволновался за коллегу Сандер Вилен.

- Его арестовала контрразведка Ауринии.

16

Принцесса коротко поведала историю аристократического рода Ронтанских, ведущего своё начало с самых незапамятных времён, когда на гребень огромной волны мировой истории взошла звезда великого предка. Она рассказала о тех известных кознях герцога Ронтанского против хана Аурика, что стали достоянием историков. И вновь, будто ошеломлённый, Сандер Вилен ловил каждое её слово об истории давно минувших эпох. В заключение принцесса как бы приложила ко всей этой истории своё мнение:

- Не думала я, что так сильно генетическое влияние ненависти. Лучше бы он по настоящему занимался бы такой прекрасной профессией, как радиоастрономия, чем вот такой деятельностью шпиона. Я не стараюсь вникать в его истинные дела - это уже дело профессионалов, но я думаю, что его влекло то, что может затмить те технико-технологические чудеса, которые мы представили гостям, которые я представила тебе.

И больше ни слова. Сандеру Вилену лишь оставалось одному находиться в этом лоне заинтригованности, сплошь окутанным в тёмную завесу таинственности. Мнение принцессы

заставило торжествовать целому ряду догадок, которые так и поспешили заполнить собой отдел анализа головного мозга, что усугубило впечатление любопытства. Что мог искать кранцозский разведчик под видом скромного радиоастронома? Какое мистически всесильное чудо может затмить те невероятные технико-технологические достижения могущественной империи, которые довелось ему увидеть и даже поучаствовать в одном из них?

Чудеса, которые довелось увидеть Сандеру Вилену, были одним из компонентов, важнейших но компонентов невообразимо мощного импульса технологического прорыва этой загадочной империи, которой и дано удивлять весь мир. Но было и ещё, ещё...

Так какой же секрет таит могущество империи?

Мозг, быстродействием своим, выцепил одну мысль, которая и вцепилась мёртвой хваткой в пределы активного сознания.

17

Эта империя стояла как-то особняком по ходу мировой истории. Огромная территория островного континента, затерянного посреди ещё более огромного океана, оказалась никогда не заселённой этаким венцом природы, благодаря своему уникальному свойству как разум. Намного позже, уже во времена, когда на арене истории доживала свой век долгая, уж очень долгая эпоха стрелы и лука, сабли и меча, готовая вот-вот уступить эпохе пороха, территория эта оказалась таки под властью венца природы. Сюда привёл свой народ хан Аурик в поисках новой земли и вечного мира, окутанного в ореол спокойствия и созидания.

Народы многих кровей объединились в одну нацию, под предводительством истинного благородства и светлого разума, которыми владели ханы и клялись всегда проносить высоко эти бесценные качества души и сердца. Это и было, наверное, внутренней и внешней политикой молодой страны Ауринии, превратившейся в последствии во всесильную империю научных изысканий, инженерных решений, технико-технологических прорывов и военного гения.

Не всегда суждено венцу природы, наделённому разумом и назвавшему себя человеком и тем самым выделившим себя из всей биосферы, нести в сердце своём особые признаки благородства и гуманности. И зависть, и ненависть всегда найдут лазейку, а то и широко открытые ворота, во все закоулки души, обливая сердце и разум грязью мерзости, от которой не отмыться, не очиститься во век. И жаль от того, что вечное сопоставление зла и добра становится, и при том очень действенно, одной из весомых движителей технического, технологического прогресса.

Конечно же, такой невероятный прорыв Ауринии во всём исходил из интересов, прежде всего, обороны, ибо разум не привнёс в созданную им ноосферу полной гармонии, во главе которой стояли бы гуманность и благородство. Вечная борьба добра и зла послужила таким фундаментом, такой стартовой площадкой для взлёта неповторимой империи.

Но и не только, не только это явилось предпосылкой и тетивой для полёта великой империи в недосягаемые просторы, в такие небеса научного, технико-технологического развития. Было другое, другое...

- Есть дело и иного, альтернативного разума. - вдруг неожиданно нарушила тишину раздумий принцесса Ауринии, удивив радиоастронома из Лангарии.

Можно было с полной уверенностью сказать о том, что это было полное попадание в точку. Мозг-то его и зацепился за эту мысль. Но каким образом?...

18

Сандер Вилен с недоумением и удивлением одновременно взглянул на принцессу. Она, оставаясь всё той же невозмутимой, так и постаралась не упустить инициативу, не дать ему опомниться, и, скорее, увильнула от ответа на вопрошающий взгляд. Но ведь вопрос не озвучен, и потому она имеет право на это...

- Я покажу тебе чудо чудес... - сказала она коротко, и тем самым более крепко ухватила вожжи инициативы, введя радиоастронома в очередное состояние ошеломлённости.

- Мне повезло - надо взяла шефство сама принцесса Ауринии. - легко и с радостью подчинился такому повороту событий Сандер Вилен, хотя вопрос и завис где-то в лабиринтах разума.

Ему во многом повезло. Он стал свидетелем многих невероятных достижений этой супердержавы, но некоторые из них и не удосужились увидеть воочию остальные участники этого необычайного семинара.

Им не пришлось для этого садиться на какой-то транспорт, ибо вот это самое чудо из чудес находилось в пешеходной доступности от отеля "Ганга-ая". Прямоугольное здание напоминало в роскошной столице империи саму скромность и неприметность. Оно как бы затаилось за шокирующим светом дизайна остальных зданий. Может, так оно и должно быть.

Охрана, не стоявшая неподвижно, а находившаяся в вольном движении, в таком активном положении боевой готовности, заметила их сразу, но не насторожилась. Они, само воплощение натянутых пружин, эти солдаты, воины "чёрной гвардии" дали честь принцессе Ауринии, без вопросов пропуская её и радиооастронома внутрь здания.

Строгость коридоров без никаких излишеств подчёркивала серьёзность учреждения. Такое, в общем-то, было не только в этой империи, такое было везде. Но вот то, что могло находиться здесь, не было ни в одной стране мира. И они приближались к нему, к этому чуду чудес, как выразилась сама принцесса.

Издалека эти металлические двери могли выражать своё высокое предназначение, за которыми и могло укрываться что-то такое сверхважное, сверхзначимое для этой супердержавы. Но вид принцессы заставил их открыться, и они также беспрепятственно прошли сюда, где находилась, можно сказать, святая святых великой империи.

Пройдя немного, они предстали перед чудом чудес.

19

Видом своим оно никак не могло бы кого угодно удивить необычайно, ошеломить, шокировать, хотя бы даже привнести лёгкую рябь волнения. Обычность, да обычность, потому что это и был компьютер, персональный компьютер, только вот отсутсвует клавиатура, да нет никаких кнопок.

Но знал Сандер Вилен, что за этой простотой скрывается сама невероятность, да такая, что и может явиться во всём мире лишь в единственном числе. Вот потому и охрана.

- Перед нами его величество - нейронально-квантовый компьютер с параллельной архитектурой. Искусственный интеллект. - пояснила едва шёпотом принцесса, будто предстали они перед настоящим дьяволом во плоти.

Но ведь и сам объект, после такого пояснения, оказался истинным монстром технико-технологического достижения великой супердержавы. Чудо чудес

Гениальность квантового компьютера с параллельной архитектурой в том, что он выполняет все нужные вычисления в один момент одновременно. Но к тому же нейральность! Эта сверхдержава явно вступила в эпоху органических материалов. На то она и сверхдержава, чтобы владеть электроникой органических материалов. За композитным корпусом компьютера уверенно господствовали детали на основе полимерных элементов со всеми характеристиками сверхпроводимости при повышенной температуре пространства в сотрудничестве с нанофотоникой. Его быстродействие при такой параллельной архитектуре восходит на невообразимую вершину, что позволяет ему мгновенно обработать такую информацию, над которой традиционные компьютеры будут биться годы. Высшая перспектива компьютерной и транспьютерной техники. На то он и есть нейронально-квантовый суперкомпьютер на полимерно-электронной основе. Но это лишь цветочки, тогда как ягодки расцвели в невероятной форме искусственного интеллекта. И можно смело утверждать, что эта конструкция разума совершенно непохожа на наш разум. Но вот способность без всякой детально записанной программы делать собственные выводы при обработке абстрактной информации как-то сближает человеческий мозг и этот нейронально-квантовый суперкомпьютер с параллельной архитектурой, в котором засверкала яркой звездой сила искусственного интеллекта. Этот истинный монстр способен мгновенно самопрограммироваться на решение любой задачи, тем самым выставляя на пьедестал феномен мышления, доступный лишь нейронам человеческого мозга. Бывает ли такое? Но он видит в реальности само чудовище.

- Перед Ауринией была, как нигде и никогда, востребована актуальность опережающих прогнозов, что намного предвосхищают вероятностный отрезок технологического развития мировой цивилизации. - голос принцессы прозвучал тихо за спиной Сандера Вилена, увлечённого и потому забывшего настоящую реальность бытия.

Он обернулся. Мог ли что сказать ему грустный вид принцессы? Придал ли он значение этому? Но когда радиоастроном увидел в руке её предмет, то обомлел... Он напомнинал собой маленький, такой круглый карманный фонарик. В мгновение дошло до сознания Сандера Вилена то, что это оружие, при том грозное оружие. Всем нутром своим он ощутил направление, откуда может сверкнуть сама смерть подобно молнии. Лучевое оружие!

- Я не понимаю... - выдохнул тихо, но с трудом Сандер Вилен.

- Я понимаю, я знаю... - также тихо, но уверенным тоном промолвила в ответ принцесса Ауринии.

В грозный миг откровения она была также прекрасна, как и в первый раз, когда представили её радиоастрономам. И когда она вела болид, дикий как зверь, по долине кристальных пирамид; и когда она, с высоты птичьего полёта в воздушном доме, показывала ему долину секретных дисколётов, навевая при этом всегда светлую чистую ауру, несоизмеримо высокую, какую он когда-либо знал, чувствовал. Но какая аура вознеслась над ней, над ним в пространстве, где находится рядом с ними великое чудо - искусственный разум? И он свидетель этой невероятной сцене. И не только.

- Ты принцесса, вице-президент астрономического союза Ауринии. Но, я не понимаю... Кто ты? - Сандер Вилен так и пребывал в озадаченном состоянии, в таком удивлении.

- Контрразведка Ауринии.

20

Разом пронеслись в светлой голове некоторые перипетии из славной истории великой империи. Основатель империи хан Аурик достиг, необъяснимой для той, по большей части невежественной, но жестокой эпохи, светлой мечты о земле, где его народ найдёт долгожданный мир и покой. Но разве найдёшь этого в нашем мире?! Будущей империи пришлось приложить много сил, для того чтобы обезопасить себя. И армия, и флот стали уделом первой важности для молодой страны, основу которых составили аурины нангольских кровей. Но ведь удалось же великому хану Аурику сплотить множество народов и народностей, которых привёл на эту необитаемую землю под флагом единой нации. И не только. Ему удалось возродить тот пассионарный взрыв, который взорвал великий предок под Вечным Синим Небом. Его жена, бывшая принцесса Кранции Алиния, также отмеченная печатью гения, вовсю помогала ему в этом. На новой земле новая страна изготовилась и совершила длительный по фазе, но истинный пассионарный рывок в высокие просторы могущества.

Потомки его продолжали раздувать пожар пассионарной энергии империи. И не удивительно потому, когда хан Бэрелиг, будучи принцем, возводил мощный флот, куда привлекал опытных моряков, штурманов и капитанов из ведущих морских держав, таких как Астания, Кранция, Грейтвритания... Но ведь он ничуть не гнушался пользоваться и услугами выдающихся пиратов, которых ждала на родине верная виселица.

Потомки продолжали и продолжают раздувать пожар пассионарной энергии. И потому неудивительно, что принцесса Ауринии Ирилика, точно так, как его предок хан Бэрелиг, активно взялась за дальнейшее укрепление сверхмощи уже великой империи. Во всём этом и видится генкод.

В истории Ауринии никогда не прекращался, а усиливался неистовый ураган научно-технического прогресса, что обусловило выдающееся развитие этой могущественной супердержавы. Она будто всегда выжимала, что ни на есть, эстремальный максимум сверхвозможностей. Это было, есть и будет прогрессивное движение вперёд, навеянное ореолом романтики, что никак не даёт угаснуть пассионарному огню империи, потому что есть великая цель, как яркая путеводная звезда.

Так стояли они молча и напряжённо в пространстве чуда чудес, в пространстве искусственного разума, который в данный миг явился свидетелем этой неординарной сцены.

- Но как?... - нарушил первым тишину Сандер Вилен вопросом, что обозначил множественность ответов и предположений.

- Генкод. - таковым и был её ответ, аналогичный вопросу.

- Но всё же...

- Таинственно утонувшие сном участки мозга, которые могут никогда и не выплыть в просторы океана сознания.

- Но они выплыли? И это возможно?

- Я поймала вспышку точной гипотезы в эфире спонтанности.

- И твоя интуиция... - но не договорил Сандер Вилен.

- Всё так.

Был дан принцессой этакий старт для раздумий, для анализа ситуации.

Каковы могли быть предпосылки для точного попадания в объект предположений? Чтобы действовать в другой стране, нужно знать хорошо, отлично историю этой страны. Так и было сделано. Но в официальной и неофициальной истории этой империи уж очень много было переплетений реального с мистическим. И восходили они к тем временам, когда и закладывалось само государство на этом огромном континентальном острове. И сами основатели - хан Аурик и принцесса Алиния покрывались ореолом величественной таинственности. И официальная и неофициальная истории утверждали о невероятных способностях хана Аурика, в частности о его способностях прекогниции, такого предвидения событий. Сама земля, названная Ауринией, была открыта сначала в загадочном отделе его головного мозга, а уж затем в реальности, опять же благодаря его сверхкипучей энергии, которую он проявил сначала в поисках её, а затем и в освоении. Проглядывается точное проявление истинного ясновидения.

Дальнейший ход истории на этой земле также полон всякого рода явлений неординарного характера. Но и здесь прослеживается склонность хана Аурика извлекать выгоду из привлечения умных мозгов на свою сторону и, при том, неуклонно учиться самим. Это особенно ярко проявилось при правлении хана Бэрилига, создавшего мощнейший флот. От времени его правления шло такое интенсивное привлечение интеллектуальных ценностей, которых он возвёл на недосягаемую высоту, по сравнению с ценностями материального порядка. Из неофициальной истории, которую никогда не встретишь в учебниках, следует, что именно в его правление начался так называемый эксперимент генетического характера.

Безусловно, принцесса Ауринии Ирилика следует славным традициям династии ханов могущественной державы. Она, как и в свою бытность принц Бэрелиг, с юных лет посвятила всего себя служению великой империи. Но она выбрала свою нишу. И это не флот, который по техническим возможностям совершил прыжок в будущее. Это - контрразведка Ауринии.

Есть ли смысл добиться цели, которую тебе поставили, для исполнения которой тебя отправили, когда тебя вычислили с момента появления на этой земле. О, какое уважение идёт от души... Есть ли смысл воровать то, что добыто высоким разумом. Есть ли смысл, если ты был изначально бессилен. И есть ли шанс у него?...

- С того момента, когда твоя нога ступила на бетон "До ближних звёзд.", твоя программа была предрешена на провал. - принцесса как бы старалась укрепить этот довод.

- Ты читаешь мысли?

- Нет, но ты, как и любой другой твоей професии, всегда подумает об этом.

- И нет смысла.

- Птице никогда не долететь до космических просторов.

- Наверное ты права..., точно права. И что ожидает меня.

- В ближайшем будущем слово искусственного разума. - кивнула принцесса в сторону нейронально-квантового компьютера.

Да, да, конечно, он всегда был рядом, пока безмолвный свидетель.

Тишина предваряла нечто из рода необъяснимого, невероятного. Пока. Но, кажется, настало вот это таинственное нечто...

- Слушай... - прокатился обворожительно тихий гул в этом пустынном пространстве обитания искусственного разума.

Сандер Вилен взглянул на монитор, что был связующим звеном между искусственным разумом и миром реальности. Монитор суперкомпьютера был изменён, преобразившись в другой цветовой фон, от которого дыхнуло всепроникающей дрожью холода. Неуютность воцарилась в душе лангарского разведчика, которого принцесса явно считала шпионом, заранее обречённым на провал. Так и случилось. И был свидетель этому, который грозно присутствовал здесь, в этом пространстве, заслонив собой все реалии бытия.

Настоящий убийца света. Чёрная чернота таинственной бездны предъявила страшное подобие проницательно глубинного взгляда, и стало не по себе Сандеру Вилену, у которого и так душа, и тренированная психика находились явно не в своей тарелке. Вот волнующий миг наступления тревожности и страха в отважном сердце! Вершина зловещих помыслов! Искусственный разум обозначил силу.

- Что слушать? Кого слушать? - проговорил, кое-как совладав с собой, Сандер Вилен, обернувшись к принцессе, которая, без всякой тени превосходства и высокомерия, источала единственный свет несоизмеримого добра в этом зловещем, пугающем пространстве.

- Слушай её... - тихий голос и приятный тембр как бы прилагали особенные усилия для его успокоения.

Вряд ли успокоение и душевный комфорт могли найти свою обитель в его душе, куда да устремились все ветра взволнованных тревог. Но и находился рядом с ним третий, которого он не захотел бы называть лишним, ибо он и был целью его приезда в эту империю.

Тренированная психика разведчика обуздала таки нежеланных гостей души и немного ясный разум предстал перед Ириликой. Он будет слушать то, что будет говорить принцесса, потому как его чутьё разведчика говорит о том, что слова её будут иметь важное значение, и именно в этот миг.

- Нет дела до искусственного разума маленьким странам, у которых экономика в этот век изобилия стоит у подножия горы материального накопления. Но крупные державы, население которых понаслышке знает о повальной нищете и голоде, а то и вовсе не знает, лелеют амбиции о доминировании на планете или хотя бы о видимости такого состояния. Вот им-то нужен искусственный разум в борьбе за доминирование. Но если не удастся эта сторона, то и ликвидация его будет одним из компонентов конкуренции. Не маленьким странам, а крупным державам приходит в голову о том, что наша держава с помощью искусственного разума, способного на пугающей скорости разрешить несоизмеримые вычисления с масштабностью огромных нулей, расшифрует все коды государств и тем самым опередит весь мир в финансовой сфере. И тогда мир незримо ставится в зависимость от нас, и сыграет роль испытательного полигона по воле Ауринии. Мы не претендуем на такую особенную миссию, хотя мы и впереди всех по всем параметрам. Мы не возводим какую-либо изощрённую стратегию по отношению ко всей планете. Но не это главное, есть дело другого качества. Ты не знаешь про это, не знаешь. - всё тот же тихий тон, как тихий хрустальный перелив ручейка из чистого родника, который, вроде бы и не к месту при значениях самих слов, издавался от той, которую он внезапно для себя поставил на высший постамент.

- Что я не знаю? - голос его слегка дрожал от перенесённого волнения.

- Существует и иная конструкция разума, может быть место и множеству альтернативных разумов.

- Я не понимаю...

- Искусственный интеллект нейронально-квантового суперкомпьютера - не единственный в арсенале Ауринии.

- Но как? - знак изумления невольно вырвался из груди Сандера Вилена.

- Увидишь, но не здесь.

И вдруг неожиданно засветился молчавший до сих пор монитор, этакое вместилище чёрной черноты, нейронально-квантового суперкомпьютера с параллельной архитектурой, в котором объявились грозно очертания каких-то дьявольских глаз, что сверкнули устрашающе, впившись неотвратимым взглядом на этого непрошенного гостя империи. Так ещё раз обозначил своё присутствие третий собеседник - искусственный разум. Пространство огласилось скрежетом металла, что порвёт, разорвёт душевное состояние:

- Иди по воле принцессы Ауринии!

21

Они выходили из здания, которое старалось укрыться неприметностью в тени роскошных дизайнерских великолепий, что повсюду окружили его. Охрана всё так же разгуливала вдоль и поперёк, находясь постоянно в душевной боевой готовности. Но не мог не почувствовать Сандер Вилен взгляды на себе - они знают.

Их ждал болид, которого не было здесь. Всё было предусмотрено.

И так же, как и тогда, они оказались вдвоём. Не было никакого сопровождения, когда болид покатил по изумительной столице Ауринии. Он с первого момента, когда его вычислила принцесса, полагаясь лишь на возможность неординарного постижения истины, лишь полагаясь на руководство интуиции, находился под колпаком. За ним с того момента следили всегда, как и сейчас. Но делают они это своим способом, на более высоком технологическом уровне оттуда. И он невольно взглянул в предзакатное синее небо.

- Там? - выдохнул непроизвольно пресловутый радиоастроном из Лангарии.

- Там. - следовал такой же короткий ответ.

Кто владеет космосом, тот владеет миром. Из всех космических держав эта держава использовала ближний космос самым практичным образом и, по большей части, милитаристким образом. Истинный волк из всех волк

ов.

Не было сил и не было желания любоваться за архитектурой предвосхищения, что возвела на небывалую высоту комфортную жилую среду столицы, прежде всего, для рядового гражданина Ауринии. Несоизмеримо громадный технологический прорыв позволил этой супердержаве достичь вершин материального изобилия, которые он обратил во благо подданных империи, всех без исключенния.

Но не радовало это и не изумляло это Сандера Вилена, покорённого незавидной судьбе. Он следовал за ней неизвестно куда. И не было той светлой ауры в пространстве болида, как не было радости в душе. И лишь только боль.

Принцесса включила мобильник. Передавали новости. Заструилось именно перед ним изображение в 3 - D. И здесь прорыв.

Старт космического корабля был как всегда стремителен. Таковых много у космических держав. Но по мере того, как прислушивался Сандер Вилен к голосу дикторши (какие прекрасные голоса у всех), приходило понимание того, что вот этот старт всё же стоит особняком в ряду всех космических стартов.

Первый старт в истории. Полёт на красную планету. Но какой-то странный старт...

"Красный песок шуршал едва звучно под ногами путников, одетых в ещё более странную одежду, чем этот человек могущества и вершины знаний. ...Путники направились к нему, к своему чудесному дому, единственному рукотворному созданию в этом странном, но постылом мире. Над головами их не сияло вечное синее небо, уступив место бледным оттенкам красного, опять же красного, цвета, что и пески, слабо шуршащие под ногами. Какое бедное небо! Что за мир?"

В тихо струящемся свете от шкатулки увидел хан Аурик потомков народа, который он вёл на восток к миру и созиданию. Своих потомков.

- Хан Аурик был сверхчеловеком? - нарушил тягостную тишину Сандер Вилен.

- Если брать за основу его способность предвидения, его мудрость, именно гениальную мудрость, иной характеристики я и не подберу, то можно его по праву назвать сверхчеловеком. - неведомый раннее тон, полный тревог и забот, прибавился в голосе принцессы, что нежный перелив подавно уступил такую пальму первенства.

- Я много читал о вашей истории. И вот когда я смотрел новости, то первым мгновением пришли в голову мысли о встрече хана Аурика с неизвестным обладателем могущества, сверхмогущества. Кто был он?

- Над этим мы до сих пор ломаем голову. Две версии: или инопланетянин, или человек из будущего, и, вероятно, наш потомок.

- Но как такое могло случиться? Зной в степи или машина времени, или контакт с носителем инопланетного разума?

- Вполне возможен неизвестный эффект дискретности времени, неизвестный эффект прерывности и непрерывности. И если так, то с ханом Ауриком разговаривал дальний потомок, человек из будущего. И тогда он мог владеть технологией, которая изменяет структуру времени, которая владеет дискретным потоком квантов времени. Сверхмогущество будущего, скрытое от нас завесой времени.

- Да, такое вполне возможно, когда ваша империя совершает чудеса могущества. - вполне серьёзным видом согласился с ней Сандер Вилен.

- Не будь шпионом, ты не увидел бы долины пирамид, долину воздушных домов, долину дисколётов.

- Как я понимаю, во всём этом была демонстрация. Загнанный зверь обречён. И сейчас в этом болиде мы с тобой одни. И, несмотря на мою подготовленность по многим параметрам, моё нынешнее положение, как беспомощное пребывание в мышеловке. Бессмысленно выказывать какие-то неординарные возможности разведчика или же суперразведчика. - он пытался иронизировать, но получалось у него это как-то вяло. - Заранее дохлое дело. Потому и нет перед нами и за нами никакого кортежа. Ваш космос способен убить меня одним мгновением. Да, говоря про космос, скажи мне про этот старт на красную планету. Он был не такой как все.

- У этого космического корабля не жидкостно-ракетный двигатель...

- Эволюция космической техники. Я устал удивляться.

- Не вырывался огонь из сопла, потому что его и вовсе не было. Другая конструкция.

- Я это заметил. Просто как карандаш и нечего больше. И поэтому другой двигатель.

- Управляемый синтез водорода. Термоядерный двигатель.

- И тогда они долетят до красной планеты всего за несколько дней, а не за четыре месяца. И не успеют приобрести даже толику фобии по случаю потери из виду родной планеты. Это начало экспансии всей звёздной системы. И это под силу только вашей импперии.

- Таков современный поток истории.

Так незаметно пролетело время и оказались они за пределами Ургирата. Небольшая рощица притулилась к яркому фасаду столицы. К ней-то и направила болид принцесса Ауринии.

Вряд ли эмоции удивления могут знать усталости. Так было и на этот раз. Сандер Вилен удивился. В который раз.

На опушке рощи их ждал дисколёт.

22

Никого рядом не было. И внутри никто их не ждал. Был пуль управления, к которому принцесса и не притронулась. Автоматика плюс дистанционное управление с орбитальной станции. Не угнать ни за что. Взять в заложницы принцессу?

Во-первых: за малейшее неточное поведение его покарает невидимый меч возмездия, а точнее луч возмездия, с космоса.

Во-вторых: он не знает истинные возможности принцессы, потомка хана Аурика, обладавшего возможностями сверхчеловека.

В-третьих: она ведёт его к ещё одному альтернативному разуму.

В-четвёртых: и это главное - он не сможет причинить вред принцессе по самой простой причине, что именно здесь он оказался на территории чувства, где познал истинно радость и комфорт в душе, от которых у него нет желания уйти навсегда.

Тем временем дисколёт неспешно набрал высоту. Но затем он несоизмеримо стремительно рванулся от столицы на юго-восток империи, где самое буйство субтропиков.

- Шестнадцать тысяч километров в час. - пояснила принцесса этот феномен скорости.

Энергетический луч не имел представления о невозможном. С кем воевать ВВС супердержавы?

Преодолев за несколько минут порядка двух с половиной тысяч километров, они прибыли в тот самый пункт, куда и вела его принцесса. Как будто сходили в соседний супермаркет.

Субтропики встретили их наступлением фиолетовых сумерек. Яркие краски поблекли в предверии ночи. Но не только. Неприветливостью, такой грозной настороженностью дыхнула на них эта безлюдная местность. Завыл беспричинно нежданно поднявшийся ветер. Тёмные тучи надвинулись, сменяя фиолетовый цвет сумерек на черноту негостеприимного мрака. Вот так их встречает иной альтернативный разум.

23

Они шли по узенькой тропинке. Ему порой даже казалось, что не идут они, а пробираются тяжело сквозь заросли лиан, пальм, кипарисов и ещё невесть чего растущего в буйном цвете субтропиков. Но только уверенность принцессы придавала ему дополнительные силы. И он шёл вслед за принцессой, которая освещала фонариком этот путь во мгле. Но где цивилизация?

Плотность сумерек усиливала тьму. И понимал он, что этот путь предусмотрен. Он всего лишь пешка в неведомой игре. Но аурины не просили его в эту игру. Он сам непрошенными гостем пробрался в эту империю под видом радиоастронома. Там, в столице, он был у цели, но не смог проявить свои тренированные профессиональные навыки. Нет, всё не так просто.

Нейронально-квантовый суперкомпьютер оказался личностью, сильной личностью. Похоже, что у него есть признаки души. Похоже, он патриот этой империи. Что же, разум - есть разум; интеллект - есть интеллект. Но какой разум притаился в дебрях джунглей, которую создала сверхдержава сверхвысочайшего технико-технологического уровня?

Сильный порыв ветра чуть не свалил с ног, заставив напрячься очень крепко. Принцесса была отнюдь не белоручкой, и при том натренированной на должном уровне. Хорошо знал лангариец историю сверхдержавы, историю династии, когда втянулся в это дело. Упорство принцессы Алинии, дочери герцога Линтаны - прямых предков, как никогда проявлялось в принцессе Ирилике в этот миг пути по зарослям тёмных джунглей. Так и есть. Но внезапно их охватил синий луч и проложил светом коридор во тьме, что вёл к возвышению, в котором он увидел отчётливо контур каменной горы, похожей больше на неровную складчатую пирамиду.

Через миг такого не было с ним никогда. Его скрутило странным образом, заставив невольно согнуться под неведомым грузом тяжести. Давление преднамеренно выходило из нормы, нагнетая усиленно слабость. Происходило непонятное с разумом, с тренированной психикой. В секунды проносилась перед глазами вся жизнь, лишённая высоких целей. Он чувствовал необыкновенную мощь психической энергии, идущую ему навстречу. Неведомая сила входила в сознание и в подсознание. Капитуляция без всякой борьбы. Так оно и было с самого начала. Его выворачивало всего наизнанку. Он встал перед порогом смерти.

Неведомый некто извергал незримо и безвучно эмоции невиданного масштаба и силы невообразимой. Его ноги подогнулись в полном бессилии. Но хватило сил изогнувшемуся разведчику взглянуть на принцессу, которая стояла в прямой рост, возвеличивая силу родной земли. Этот психический и физический ужас касался его и только его. И это было уготовано ему, и только ему, непрошенному гостю великой империи. Маленькая пешка в большой игре, которой путь к ферзе заказан.

Затем всё это исчезло, испарилось. Ушедший факт. Его подвергли некоторому испытанию и всё. С него хватит. Но способен ли человек на это?

Неожиданный приступ недомогания ушёл так же, как и наступил. Синяя полоска света обрела чёткое очертание.

- Идём... - скорее не скомандовала, скорее попросила тихо принцесса.

Он лишь кивнул головой, но и не преминул спросить:

- Что было это?

- Из каменной горы... - не до конца пояснила принцесса, оставляя место домыслам.

Каменная гора. Особенно направленная энергия, источник которой неизвестен. Хотя, если предположить, что... Так и должно быть! И это есть. Они на территории альтернативного разума.

24

Он стал на время кроликом перед удавом. Таинственная мощь, играющая с энергией жизни. Таинственная воля, отнимающая разум. Незаурядная истина силы в один миг. И это творение ауринов!

Великая цивилизация! Великая империя!

Они предстали перед каменной горой, что молчаливым чёрным силуэтом великана ожидала их при свете печали, что так нагнетал этот синий коридор.

Ветер стих. Одна тишина.

Ждать пришлось недолго. Отворился люк и устремился оттуда свет.

Хрустальный зал, как связующее звено интриги, которое ведёт к финалу за таинственной дверью. Но знает ли это лангариец?

Их ждали. Он увидел здесь нескольких ауринов. Но среди них был один явно не гражданин империи, потому что он узнал его. И в который раз удивление.

Жеран Ронтанский в цветущем виде! Но как?

- Он не знал тот период истории своего древнего знатного рода, когда линия судьбы его предка герцога Ронтанского соприкоснулась с линией судьбы моего предка хана Аурика. - поспешила объяснить принцесса, дабы унять очередное удивление лангарийца. - Но когда узнал, то согласился непременно помочь нам. Он так и сказал, что хочет загладить вину предка перед ханом Ауриком и принцессой Алинией. Но мы уверили его в том, что личной его вины нет ни перед кем.

- Была в этом цель - усыпить мою бдительность?

- Выходит так.

Были среди ауринов двое недавних знакомых, которые, оказывается, тоже играли роль шефов от Астрономического союза Ауринии. Ото Морин и Аур Диллето. Но был и третий, знакомый по телевидению. Его приходилось видеть ему в некоторых передачах, и про которого он как-то знал ещё до встречи с империей. Принц Дорги, старший брат принцессы. Про него он был осведомлён в том плане, что принц имеет дело с контрразведкой. Но вот про саму принцессу он не знал до тех пор, пока не увидел её на плазменном экране в фойе отеля "Ганга-ая". Вот одна из граней таинственной империи. Тогда огненный ветер подул лишь в одну сторону. А позже...

Про Аура Диллето так же стоило сказать особо. Его предок, капитан "Изумрудной короны", каравеллы морской державы Астании, служил до самой своей кончины адмиралом ауринского флота. И в нём также расцвела буйная примесь восточных и западных ветров, что отразилась во внешнем облике. Но он в отличие от предка был коренным аурином.

Хрустальный дворец служил лишь поступью, таким предисловием к великой тайне империи, что укрылась за этой дверью. И ему будет суждено переступить за порог. Для этого он и здесь, но далеко не по воле своей, во чреве каменной горы, что притаилась на юго-востоке Ауринии, недалеко от берегов океана.

И она отворилась, приглашая Но.. внутрь ауринов и лангарийца.

25

Полумрак господствовал в этом громадном помещении, которое, как и хрустальный зал, оказалось также пустынным. Но... кто-то здесь присутствовал. И этот кто-то недавно испытал его на прочность. Испытал так, что он, чуть было, не покинул этот свет.

Вряд ли он является здесь гостем, скорее пленником. Жеран Ронтанский - гость. Но разве это на что-то повлияет?

Но кто ты - властелин неведомой силы?

То, что он увидел, было похоже на полный лабиринт неизвестно чего, но лабиринт не прямых очертаний, извилистых кругов неизвестно чего. Да, это и были извилины сероватой, кое-где буроватой, временами багровой, с примесью белесого, но явления явно биологического характера. Вот тут-то и подсказала лангарийцу интуиция: "Это не природное творение."

Страшный, невероятно пугающий феномен!

По силам ли на такое создание разуму человеческому? Но он создал.

Венцом этого феномена была удивительная геометрия глаз, такого окна альтернативного разума. Не смог задержать взгляд на этом бездонном колодце таинственного интеллекта Сандер Вилен и потому отвернул его. Истинно бездна, извергающая чужеродный разум.

Биофизика?! Биохимия?!

- Невероятно расширенный психический аппарат нашего создания, нашего союзника, нашего друга, подбирающий ключ к массовой психологии. Тебе есть к кому прислушаться в данный миг. - говорила и на этот раз также тихо принцесса Ауринии.

Прислушаться? Ему, провалившемуся разведчику, для них поганому шпиону, стоило прислушаться к тому, кто создал неведомой силой - испытание ужасом. Но как не вспомнить тут искусственный интеллект нейронально-квантового суперкомпьютера, тон голоса которого огласил пространство скрежетом металла, что порвёт, разорвёт душевное состояние. Он приготовился к очередному испытанию.

Редко когда приходилось слушать ему такой тон мудрого спокойствия, при том ничуть и не похожего на назидание:

- Ты находишься на территории великой цели, что поставил перед собой народ этой земли. Но когда будет великая цель планеты?

Вопрос предназначался ему.

- Мне не знать про это? - ответил начистоту Сандер Вилен.

- Неужели ждать наступления последних времён, чтобы предстала перед планетой великая цель?

Что мог сказать на это лангариец? Альтернативный разум продолжил:

- И даже мне неведом тот, с кем довелось когда-то беседовать хану Аурику. Всесильны ли мы на пространственно-временной территории Вселенной? Но грядут события и станет ближе истина.

Свет мудрости озарил и его. Но что делает он здесь? Ничтожна его цель. В подтверждение и были вложены внушением ли слова в просторы его сознания:

- У подножия великой истины всегда ложится пыль. Ветер сметёт её в небытие, а истина останется навсегда. Не будь подобным пыли. Иди. Аурины решат твою судьбу. Иди.

26

Болид плавно мчался дальше на юго-восток империи. Не царила в пространстве его та атмосфера, что была несколькими днями раньше. Яркие краски субтропиков не радовали глаз. Никто его не арестовал, его высылали тихо. Никто не заметит. На семинаре подумают о непредвиденной болезни радиоастронома из Лангарии. А Жеран Ронтанский якобы вернётся из Кранции, дабы наверстать упущенное. Он не разведчик, но постарался реабилитировать свой древний род за низкие поступки предка герцога Ронтанского.

Ровную линию автострады подчёркивали стройные ряды пальм и кипарисов. Не было ветра. Не было возмущений природы. Всё было тихо и тихо. Но не было радости в болиде.Тишина и только тишина. Она вела его на свободу. И это было её решение, на котороё дал согласие сам хан.

Не может чувствовать такого профессиональный разведчик, не может. Но это была территория особенной остроты и силы неизведанного от территории психического и разумного. За пределами от предельного. Истинно интеллектуальная мощь интеллектуальной империи.

- Ты видел, и ты можешь сказать. - прервала гнетущую тишину принцесса Ауринии.

- Но есть ли толк в этом... Прав альтернативный разум, говоря про великую цель планеты. Она должна быть, но её нет. Разобщённость, недоверие, а то и ненависть овладела нами. И нужен кто-то со стороны, чтобы поняли мы, что мы единой крови одного вида. - то ли отвечал, то ли говорил самому себе Сандер Вилен, понимавший сейчас, как никогда, слова предостережения альтернативного разума.

- Будут гости, ведомые могущественной силой. Ауриния будет ждать... - опять же удивила та, скорее, и овладевшая его сердцем, голосом, волнующим дрожью.

- И что? - спросил, прервав дыхание, Сандер Вилен.

Её волнение передалось и ему. Что все эти действия против великой сверхдержавы? Мышиная возня. Другое, другое... И в этом сильно величие её родины. Другое, другое... Там, там в необозримом невообразимом будущем...

- Ауриния вступит в войну, защищая планету... - говорила принцесса Ауринии твёрдо, но и с задумчивостью, в которой не могло быть и следа предрешённой уверенности на успех. - Мы постараемся...

Одна из граней великой истины. Но какая?! И в этом сила таинственной империи. Вот она - Ауриния!

И кто он после этого?

Болид примчался на берег юго-востока империи, где обозначился чётко ночной бриз. Как будто он собирался сдуть его как пылинку с подошвы истины. Отсюда он - непрошенный гость империи покинет территорию сверхвысоких заповедных достижений навсегда. Кто узнает? И лишь ветер свидетель.

Познал ли он до конца потрясающие секреты сверхдержавы? Вряд ли... Он не скажет, да и что сказать. Она, которую и не забыть сердцем никогда, на вершине, и потому он не хочет быть подобным низинной пыли. Ветер свидетель.

Она смотрела ему вслед, когда катер отправился от пустынного берега к огромному лайнеру, куда доставят лангарийца тихо, что никто и не заметит.

Ветер, освежающий ветер.

Он всё смотрел на удаляющийся берег. Там на вершине принцесса великой империи.

Декабрь 2010г. - июль 2011г.

******************************************************************************************

Я, Жамбалов Баир Владимирович, родился 9 октября 1958 года в селе Дабата Заиграевского района Бурятской АССР. В 1976 году окончил Заиграевскую среднюю школу. !976 - 1978 годы служил в рядах Советской Армии. 1979 - 1984 годы учился в педагогическом институте им. Доржи Банзарова на факультете иностранных языков. После окончания работал в школе учителем немецкого языка и учителем физкультуры, по совместительству тренером по вольной борьбе.