Уже поздняя ночь опустилась на хутор, а Ясь все никак не отпускал Янку, она же принимала его ласки, замирая от счастья, слушала нежные слова. Кукушка в лесу вдруг дважды прокуковала и замолчала, напугала влюбленных. Смущаясь, Янка одевалась, отмахиваясь от ясевой помощи: чего он там, в темноте, назастёгивает. Попрощались у калитки, юркнула в хату, словно во двор ненадолго выходила, нырнула в постель и провалилась в счастливый сон.
Накануне Янка полола траву да нечаянно руку полоснула, вот матушка и разрешила ей денечек отдохнуть. Позвала Янка лучшую подругу Олесю и, весело воркуя, девчонки побежали через лесную поляну к речке. А там дружными хороводами расцвели белые ромашки с желтыми сердечками, ну как мимо пройдешь, не погадаешь, веночек не сплетешь?
- Любит - не любит, любит - не любит. - Аккуратно обрывала Янка белые лепестки. Хоть вчера Ясь при прощании и сказал ей, что любит больше жизни, ранку на руке гладил-целовал, а все же так хотелось, чтобы и ромашка не подвела:
- Любит - не любит, любит. Любит! - вскочила на ноги, затормошила, завертела подружку:
- Олеська, смотри: любит меня Ясь, вот и цветок про то говорит.
Олеся кивнула, подняла глаза черные к небу, вроде на облака поглядеть. А на деле, чтобы не увидела Янка зависть, в них мелькнувшую. Бьются в голове злые мысли, гадкие:
"Чтоб у вас вместе жизни не было, чтоб ты усохла, уродиной стала. Не отдам тебе Яся, не отдам!"
Янка - зеленоглазая, как солнышко светловолосая - ромашек быстро нарвала, веночек плести села. Олеся улыбается, а на душе кошки скребут. Прищурясь, посмотрела на лес, на поляну. Увидела в одном месте, словно черный столб от земли подымается, в глазах сверкнуло:
- Янка. А пошли к реке, ноги хоть помочим, а то и сами искупнёмся. Жарко очень.
И повела дурочку к реке прямо через этот знак, сама-то обошла, а Янка там споткнулась, вскрикнула, за ногу схватилась.
- Что случилось? - вроде удивленно спросила Олеся у подруги.
А та встать не может. Глянули: почернела нога. Олеся побежала на хутор за помощью, а Янка ждать на том же месте осталась. От боли калачиком свернулась. Откуда не возьмись, пчелы роем налетели, черные и злые, все лицо изжалили. Янка попыталась ползти, не получилось, чуточку только сдвинулась с места и потеряла сознание.
Очнулась - небо над ней словно качается. Кто-то незнакомый и страшный близко склонился, спрашивает:
- Никак опомнилась, бабонька?
- Где я? Что со мной?
- Калики мы перехожие, в лесу тебя подобрали. Коли скажешь, где живешь, так домой отвезем.
Янка и вспомнила, что ушла Олеся за помощью и не вернулась. Видать, что-то случилось.
- Мне бы умыться сначала.
- Да вот река рядом, поди умойся.
Еле двигаясь, кособоко, прихрамывая на одну ногу, медленно подошла Янка к реке, наклонилась и ахнула. Оттуда не юная девушка, а горем убитая баба глядит - лицо всё в морщинах да оспинах. Вот тогда и поняла, что предала её Олеся, околдовала. Да что теперь.... Зачерпнула воды, умылась.
- Нет у меня никакого дома. Возьмите меня с собой, если можно, помогать вам буду.
Калики глянули - горе у женщины, расспрашивать не стали, место в телеге уступили да и поехали вместе.
На хуторе Олеся рассказала, что Янка уехала с каким-то молодым цыганом. Не поверил Ясь, долго по лесам и деревням искал Янку, не нашел. Записался в рекруты.
Двадцать пять лет ждала его Олеся, вернулся, сыграли всё же тихую свадьбу. Зажили неплохо, только как-то скучно и тяжело было Ясю. Детей им бог не дал, а вскоре Ясь совсем загрустил и занемог, слег - помирать собрался.
Олеся почернела, подурнела, волосы седыми стали, все сбережения на мужа потратила, а тот всё не встает. Дошли до них слухи о том, что ездят по селам калики перехожие, а среди них Иоанна - целительница. Олеся в кровь ноги сбила, добралась, нашла каликов, упала на колени перед Иоанной, умоляя мужа посмотреть.
Та молча кивнула - вся в черном, платок по самые брови надет, только глаза сверкают зеленые.
Не обманула. Приехали калики на хутор. Иоанна в хату поднялась, подошла к Ясю, поглядела, подумала. Сказала Олесе, какими травами поить нужно и где эти травы найти можно. Потом сняла платок, взяла Яся за руку. Тот вздрогнул, открыл глаза, сел на постели, выдохнув удивленно:
- Янка?
- Нет, я не Янка. Меня зовут Иоанна. Я - дочь Янки и твоя, есть тебе ради кого жить, тату. Поднимайся, хватит лежать.
Смотрит Олеся: Иоанна, как Янка молодая - красивая, светловолосая, зеленоглазая.
- А Янка? Что с ней, доча?
- Нет её, тату, давно нету. Прости её, - замолчала, грустно улыбаясь.
Олеся угощенье на стол собрала. Негоже отпускать целительницу, хлебом-солью не приветив. Да и всё же дочка ясева, тут уж некуда деться. Разлила чай по чашкам, подает Иоанне, та руку ладонью вверх протянула, чашка в руках хозяйкиных вдруг ходуном заходила, зазвенела о блюдечко. Целительница глянула в глаза Олесины, приняла чашку, около себя поставила. Улыбнулась мягко, отпила пару глоточков:
- Спасибо, хозяюшка. Мне пора. Ждут меня...
Повернулась к лежащему на кровати отцу:
- Я ещё вернусь, тату. Обязательно навещу, а ты жену слушайся, травки пей, что я прописала, да не лежи долго на кровати-то, совсем ослабнешь.
Встала, поклонилась, перекрестилась на иконку и двинулась к выходу из хаты.
Пошла Олеся провожать Иоанну, сердце стучит, что на той стороне улицы слыхать. До самой калитки проводила, всё же не выдержала, спросила:
- Да неужто так и уйдешь, Янка?
Та резко повернулась:
- Как догадалась ты?
- По руке твоей, по ранке старой.
- Да... не проходит она у меня. Какие только заговоры не делали. - Янка посмотрела в умоляющие глаза Олеси: - Так я и уйду, Олеся. Не бойся. Негоже на чужом горе счастье пытаться построить. А Ясь поднимется. Только не любит он тебя. Береги его, Олеся. - Повернулась и пошла прочь, быстро, быстро, по-прежнему красивая и молодая ...
Олеся прижала руки к груди, покачала головой, молитву прошептала, вернулась в дом. Сидит Ясь за столом, чай пьет из Янкиной чашки, как не было болячек.
А Янка догнала каликов перехожих: им дальше идти нужно, много людей нуждается в помощи и добром слове, очень много.
![[]](/img/z/zhdana_i/loveornot/img-02-14-572.jpg)