Когда я после армии пришел работать на железную дорогу, меня назначили на должность приемосдатчика груза. Это значит, что я должен был с группой работников других специальностей ходить по путям и осматривать товарные вагоны (железнодорожные цистерны), которые прибывали на станцию, а также и те, которым предстояло отправиться в рейс. В общем-то, осматривала вагоны как раз группа товарищей, которые ходили со мной, а я только записывал то, что они мне говорили, да еще изо всех сил стучал по цистернам специальной палкой, дабы узнать, порожняя она или в ней что-нибудь осталось после выгрузки. Надо сказать, что такая работа (перестук бочек палкой) сильно способствует развитию музыкального слуха, так как по малейшим оттенкам дребезжания стенок котла цистерны мы должны были определить с точностью до полутонны степень ее наполненности. Недаром когда в старые, теперь уже почти легендарные времена, когда ходили паровозы, а водка стоила три рубля, то самодеятельный хор в клубе железнодорожников на три четверти состоял из приемосдатчиков станции Осенняя - так развивал слух этот благородный труд . Цель наших действий состояла в том, чтобы, в конце концов, определить, куда направить цистерну и что с ней там нужно делать. Что скажешь, работа хорошая, платили только не очень много. Но, как говорится, в любой профессии есть свои плюсы. Опять же, не место красит человека, а вовсе наоборот.
Однажды прибыла к нам 60-тонная бочка, по документам совершенно порожняя, практически сухая. Я, как и положено, подошел к ней с группой товарищей и от всей души грохнул по котлу палкой. Удивительно, но дребезжание стенок показало, что емкость заполнена на три четверти. В общем, удивительно было не то, что цистерна оказалась не пустая (подобные вещи случались довольно часто и мы к ним привыкли), а то, что произошло потом. После определения наличия груза в цистерне мой товарищ по имени Миша не торопясь вскарабкался наверх и открыл люк. Его работа заключалась в том, чтобы органолептическим методом, т. е. на глаз и нюх, выяснить, какая очередная дрянь, полезная для народного хозяйства, приехала в этот раз к нам на станцию. Открыв люк, он посветил фонариком внутрь, оглядел содержимое, а потом начал, закрыв глаза, долго, вдумчиво и, как нам показалось, не без удовольствия, обонять. Когда наше терпение почти иссякло, Михаил открыл, наконец, глаза и сразу стал похож на деревенского кота, набредшего после долгих поисков на вожделенную сметану. Оглядев нас затуманенными глазами, он негромко и с волнением в голосе попросил стакан для отбора проб. Это было уже что-то новенькое. До этого, если прибывали бочки с остатками бензина, солярки или других полезных в домашнем хозяйстве продуктов производства родной промышленности, они немедленно идентифицировались и размечались* на особый путь промывочно-пропарочной станции, где очень быстро становились порожними и пригодными под следующий налив на нефтеперегонном заводе. Если же в бочках оказывался неопределяемый остаток груза, то всякий интерес к ним немедленно утрачивался, и они получали разметку* на ту же промывочно-пропарочную станцию, только на другой путь. Вообще-то для таких случаев и существовал пресловутый стакан для отбора проб, но в реальной жизни им не пользовались, хоть по инструкции и брали с собой. Так вот, Миша потребовал стакан.
- Что там? Говори, не тяни же! - наперебой загалдели мы, передав ему требуемый предмет.
Миша осторожно подал нам полный стакан, аккуратно закрыл люк, не торопясь спустился с вагона и только тогда ответил:
- Боюсь ошибиться, братцы, но, кажется, это вино!
Когда утихли восхищенные возгласы, Михаил рассудительно произнес:
- Сперва нужно убедиться, что тут не отрава. Есть картошка сырая у кого-нибудь?
Старым испытанным методом, основанным на обязательном потемнении крахмала (то бишь среза картофеля, опущенного в стакан для отбора проб) от яда, было установлено, что жидкость пригодна для употребления внутрь. Группа товарищей и я сгрудились около цистерны на экстренное совещание. Некоторые горячие головы тут же предложили сбегать за котелками, ведрами и начать немедленное опустошение бочки с параллельным залитием содержимого в собственные желудки. Однако окончательное решение (и все присутствующие это ясно осознавали) оставалось за мной. Вот тогда я впервые почувствовал, что такое настоящая, не номинальная власть над людьми! Десятки (ну пусть не десятки, а всего лишь четыре пары) глаз напряженно следили за малейшим изменением выражения моего лица, пытаясь угадать ход моих мыслей, и чаяли совпадения своих желаний с моим вердиктом. Они ждали одного лишь моего слова, и слово это было произнесено.
- Ребята, - сказал я, - перед нами сорок шесть тонн выдержанного, первоклассного вина. Неужели мы будем настолько глупы, что немедленно налижемся, а потом попадем под поезд и получим выговор от начальника станции? Кроме того, на станции работает три сотни человек, столько же на пропарочной станции, да еще плюс никем не учтенные связисты, энергетики и прочие путейцы. Вы думаете, - говорил я, - если мы напьемся, то никто не узнает, из какого источника черпали мы благословенную жидкость? Не будьте же наивными. Вы не хуже меня знаете, что в случае предания гласности нашего открытия стаи всегда падких на чужое добро искателей легкой наживы слетятся, как вороны на падаль, и в мгновение ока растащат добычу, которая по праву принадлежит нам. А мы уже не сможем помешать этому жуткому беспределу, потому что будем лежать на путях, попавшие спьяну под поезд, с посмертным выговором в личном деле.
Что же нам делать? - одновременно спросили меня четыре моих собрата.
А вот что, - отвечаю, - во- первых, мы должны опорожнить стакан для отбора проб. Это займет немного времени, так как в нем не более пяти литров. Во-вторых, мы должны убедиться, что нашу добычу никто не разыскивает на всей необъятной сети железных дорог- да, да, такие случаи бывали - то есть мы должны выждать несколько дней, скажем, неделю, не особо налегая на слив жидкости. Если же по истечению этого срока не объявится законный хозяин груза, то мы будем считать эти без малого сорок шесть тонн великолепного напитка своей законной добычей, - так сказал я.
Однако, - резонно ответили мне, - за неделю, на какой бы путь не разметили мы этот вагон, содержание его станет известным широкому кругу халявщиков, которые в изобилии водятся на этой станции. И тогда будет точно так, как ты уже говорил, - возражали мои друзья, и они были по-своему правы.
- Вот потому меня и назначили приемосдатчиком, - гордо ответил я, - в отличие от вас, бессмысленных нюхателей груза и недальновидных заправщиков сливных клапанов, что я предусмотрел такой ход развития событий. Мы распределим вагон не на пути станции, а на подъездной путь Промбазы, где начальник - мой друг, он не будет задавать лишних вопросов и поместит бочку в какой-нибудь укромный тупичок, куда мы сможем спокойно и без лишних глаз наведываться по мере надобности. Вопросы есть, - спрашиваю, глядя на их восторженно открытые рты. - Что? Вы спрашиваете, не хватится ли отсутствия цистерны на станции наше родное МПС? Да будет вам известно, что не менее десятка вагонов уже несколько лет болтаются без дела на Промбазе и в некоторых из них бомжи даже устроили себе нечто вроде постоянного обиталища. По крайней, мере, до следующей переписи подвижного состава время у нас есть, а это почти год. Так что лезь, Миша, еще раз со стаканом наверх и на этом пока все. Сегодня же вечером, самое позднее, завтра утром мы сможем наслаждаться нашей добычей без суеты, спешки и воровской оглядки по сторонам.
Итак, план мой был принят, вагон размечен, куда нужно, а мы с друзьями в радостном нетерпении ждали конца смены, как и начальник Промбазы, которого я, конечно же, ввел в курс дела. Но до окончания смены наша бочка так и простояла на пути приема - маневровому диспетчеру было некогда рассортировывать этот состав. Мы разъехались по домам, чая, что за ночную смену все устроится, и назавтра мы сможем приступить к исполнению задуманного.
Ночью меня разбудил настойчивый телефонный звонок. Звонил ночной маневровый диспетчер, Игорь Бердянников. Он был сильно разгневан. Из его бессвязной речи, состоявшей из одних только связок между словами, я понял, что случилось какая-то неприятность и виноват во всем "этот хренов приемосдатчик". Почуяв неладное, я оделся, вышел на улицу и, поймав такси, через полчаса был уже на месте.
Страшное зрелище открылось моим глазам. Сорок шесть тонн божественной амброзии растекались по сортировочному парку станции, смешиваясь с креозотом, и медленно просачивались сквозь балласт в землю родной станции. Потрясенный, не в силах что-либо произнести, я нечленораздельно мычал, глядя, как утекает от меня мое счастие и, что греха таить, зыбкая надежда на незаконное обогащение.
Из ступора меня вывел составитель Лёва, который открыл мне рот и насильно влил из фляжки несколько глотков первача собственного изготовления.
- Как же это, а? - осипшим голосом спросил я.
- Молодой ты еще, - с сожалением произнес он. - Не знаешь, что о таких делах надо диспетчера заранее предупреждать. Когда состав с горки распускали**, этот - порожним числился, то есть должен был до конца пути укатиться, а он на середине встал. После него полувагон с каким-то металлом шел, а его дурак - башмарь*** не затормозил. Вот он в твою бочку и въехал - со шкворня сорвал и днище снизу пробил. Разборок щас будет...
Неприятно вспоминать последующие события. Скажу только, что мне объявили выговор, через некоторое время назначили старшим приемосдатчиком, а с маневровыми диспетчерами я стал всегда поддерживать хорошие отношения (с Игорем Бердянниковым мы вообще подружились). Что касается моих товарищей - осмотрщиков, то мне они объявили бойкот -разговаривали сквозь зубы целую неделю, пока не прибыл вагон с водкой.
*разметка, размечать - (ж.д. жарг.) распределять на какой-нибудь путь по назначению
**распускать с горки - (ж.д.) сортировать железнодорожный состав соответственно разметке (см. разметка) посредством роспуска с сортировочной горки
***башмарь - (ж.д. жарг.)регулировщик скорости движения вагонов на сортировочной горке