Аннотация: Странный, слегка сюрреалистический рассказ о взаимоотношениях полов. Финалист 3-го Эквадора. Опубликован в альманахе фантастики "Полдень XXI век" февраль 2008
Мужелюбка
Я некрасивая. У меня рост метр девяносто, серые маленькие глаза, носище-груша, и рыжие, как беличья шкура, волосы. Ни один мужик до эпидемии не обратил бы на меня внимания.
Вичка - моя противоположность. Посмотрите, как она красится перед зеркальцем - вся из себя речная нимфочка: длинные светлые волосы, зеленые глазки, аккуратная высокая грудь. Модель для "Плэйбоя". Вичка сосредоточенно рисует себе рот, подводит ресницы (для кого все это, спрашивается?), и вдруг вздыхает на весь офис:
- Как же хочется любви, девочки...
И неожиданно смотрит на меня.
Я отворачиваюсь к монитору, ударяю по клавишам. Надеюсь, под пудрой незаметно как я покраснела?
Девчонки переглядываются - Вичка надоела всем со своей любвеобильностью. Странно, что никто до сих пор не настучал на нее в Комитет Нравственности.
Шесть часов вечера. Я выключаю компьютер, подхватываю сумку и иду на выход. Вичка увязывается за мной. Мы живем в одном подъезде, и часто вместе ходим с работы.
- Машенька, лапка, возьмем чего-нибудь вкусненького - и к тебе?
- Вик, я так устала... извини.
- Не прячь себя от людей. Одиночество старит! - Вичка делает страшные глаза.
Холодно. На углу Тверской и Столешникова поставили музыкальный ларек. Он сияет в ночи красным, желтым и голубым огнем - заманивает; из колонок-шкафов водопадом льются на площадь рекомендованные Комитетом по Культуре песни-вопли лесбийских групп. Да только после того, как вымерли мужики, никто не хочет покупать эти диски.
На решетчатых воротах мэрии нахально расселись вороны. Они не галдят, не суетятся, насмешливо изучают черными блестящими глазками женское море внизу. Подлые твари.
Поодаль курят, пританцовывая, трансвеститки. С первого взгляда не отличишь от мужиков - крупные, безгрудые, коротко стриженные, они нарочито грубо ругаются низкими голосами, смачно плюют на асфальт и сосут пиво. Женщины, идущие с работы, поглядывают на них с брезгливым интересом и отводят глаза, но ближе к полуночи все трансвеститки буду разобраны по теплым квартирам. Сексуальный голод - тайный бич однополого общества.
- Хочется, - говорит-стонет Вичка, - как хочется любви, но не такой, нет. Хочется тепла, хочется ласки, хочется запаха мужчины.
Вичкины каблуки выцокивают по асфальту фокстрот одинокой кошки. Я ускоряю шаг, спохватываюсь, и снова иду медленно, как на прогулке. Весь день я думала о Диме. Как он там? А если он неосторожно выглянул в окно и кто-то его заметил? У меня холодеют пальцы, когда я представляю, как прихожу домой, а там...
- Куда ты рванула, Машка? - Вичка хватает меня за руку.
Осторожнее, дура, ругаю я себя.
- Ненавижу их, - говорю.
- Кого, трансвеститов?
- Этих, - я указываю взглядом на ворон.
- Ты странная, - говорит Вичка, - что-то с тобой не так в последнее время, дорогая моя. Уж не заболела ли?
- Вик, ты пусти меня, хорошо? - слезы подкатывают к горлу, но голос мой звучит ровно.
Вичка пожимает плечами и отпускает руку.
- Ну иди.
Я быстро шагаю прочь. Вичка стоит на перекрестке, и задумчиво смотрит мне вслед.
Вороны с карканьем взмывают в воздух с насиженных мест и в боевом порядке удаляются в сторону бывших спальных районов - туда, откуда ветер доносит временами сладковатый запах разложения. Вороны летят ужинать.
Мой Дима. У него доброе лицо, преданные глаза, и мягкие теплые руки. Дима старше меня лет на десять, или даже пятнадцать. Он не помнит, когда родился, он вообще мало что помнит после болезни. Днем Дима спит, играет сам с собой в буру, или смотрит телевизор, а перед моим приходом разогревает ужин.
Когда я вхожу в квартиру, Дима осторожно, как из засады, выглядывает в коридор, и бросается мне навстречу.
- Здравствуй, дорогая, любимая, - шепчет Дима, целуя мои холодные щеки. От него пахнет уютом, подгорелыми котлетами и абрикосовым джемом. Мне приходится наклоняться, чтобы Дима дотянулся губами до моего лица.
- Соскучился? - я прижимаю его к груди, поглаживаю по широкой, обтянутой шелковым голубым халатом спине.
На кухне горит яркий свет, окно плотно затянуто желтыми шторками. Мы ужинаем пиццей с шампиньонами, Дима разогрел ее в микроволновке, и посыпал чипсами. Дима смеется, и чипсы падают из его рта на шелковые брючки.
Я очень люблю Диму. Он вовсе не имбецил и не шизофреник - просто немного чудной. Те из мужиков, кто пережил эпидемию - а это меньше одного процента - все немного чудные. Дима очень добрый, ласковый и смирный.
- Милая, когда мы пойдем гулять? - спрашивает он и улыбается.
- Дурачок, - шиплю и бью его салфеткой по губам, - никогда, запомни - ни-ког-да не высовывай носа на улицу. Нельзя!
Дима вздрагивает, невидящим взглядом утыкается в бокал с пивом. В бокале суетятся крошечные пузырьки.
- Тебя увезут от меня и запрут в больнице, где целыми днями будут мучить и колоть уколы, - страшно говорю я, - им мало того, что они убили почти всех мужчин, им надо еще хорошенько помучить тех, кто выжил! Будешь литрами сдавать сперму для искусственного оплодотворения, а меня отправят в тюрьму, и я больше ты меня никогда не увидишь! Тебе этого хочется?
- Нет, - шепчет Дима. Прозрачная слезинка-бусина рождается на его реснице. Она на мгновение замирает на кончике диминого носа и падает в бокал с пивом.
Я нашла Диму ночью, в сквере у бывшего казино "Шангри Ла", спящим на грязной скамеечке под газетами. Сходя с ума от радости и страха, я притащила Димку домой, и долго мыла словно маленького в ванной. Дима тихонько плакал и просил есть. Он был весь в порезах и синяках - предыдущая хозяйка моего мужичка была извращенкой или вроде того. В конце концов Дима не выдержал издевательств и сбежал - вот вам и доказательство, что никакой он не имбецил.
- Нет... нет... нет, - тихо повторяет он, и слезы катятся по его круглым щекам. Щеки у Димы чуть обвисшие, желтовато-лимонного оттенка.
- Не бойся, милый, - говорю я, беру Диму на руки, и уношу в уютную темноту спальни.
Дима неумелый, но ласковый любовник. Удовольствие мне доставляют его теплые, привычные ко всему руки. Странное дело, каждый раз, когда мы занимаемся любовью, я очень близка к оргазму, но никогда не получаю его. Я скольжу по грани. Каждый раз, когда жаркая приливная волна поднимается от моего живота к сердцу, я смотрю (не могу не смотреть!) в димины добрые пустые глаза, и волна прокатывается мимо. Но отнимите у меня это - и я умру.
- Мяу!
Дима вздрагивает.
- Не бойся, - я успокаиваю его, почесывая за ухом, - это sms.
- Мяу! Мяу! - мой розовый телефончик мерцает на этажерке. Память его кишит sms-ками, как мусорное ведро тараканами.
- 4to delaesh, podru*ka? - пишет-стонет Вичка, - Mne holodno i odinoko. T# navernoe spish, a ya tut tanzuyu tango s rezinovoi kukloi.
- Глупая, глупая Вичка, - шепчу я, просматривая сообщения. Их десятки. Боже, как хочется спать!
- Ya ustala bez lyubvi i tepla. Ustala. Ustala.
Господи, да когда же это кончится... Дима наклоняется ко мне, его лицо в болотно-зеленых лучах подсветки телефона напоминает маску вурдалака.
- Кто это, милая?
- Не твое дело.
- Это наша соседка, о которой ты рассказывала?
- Так. Если не хочешь, чтоб я тебя отшлепала - быстро под одеяло и молчок.
Дима покорно уползает под одеяло, сверкая бедрами.
Ya boyus. Ya ustala. Ty budesh pomnit menya, podru*ka? Poka. Ne bolei. Bud schastliva. Tvoya Vi4ka.
Приехали. Да что с ней такое?
- Черт, - я накидываю халат и выбегаю из квартиры. На лестнице пахнет плесенью, использованными прокладками, и еще какой-то гадостью, по стене тянется корявая надпись черным маркером ВСЕ МУЖИКИ КАЗЛЫ. Дверь в квартиру Вички приоткрыта, из нее падает полоска света. Вичка лежит совершенно голая на шелковом одеяле двуспальной кровати, и тяжело дышит. Хороша, нечего сказать. В воздухе запахи ментола и шоколадного ликера. На столике у кровати - маленький позолоченный пистолет.
О, черт.
- Дура, дура, дура, - я бью Вичку по щекам, а она пытается меня поцеловать.
- Я больше не могу, - шепчет она.
- Вставай, пойдем со мной.
- Люби меня, - пьяно мычит Вичка.
- Одевайся! - кричу я, - будет тебе любовь!
- Что? Зачем? - мямлит Вичка. Я натягиваю на нее халат и, нагнувшись, запихиваю ее кукольные ступни в тапочки, - Машка, куда ты меня тащишь? - Вичка хихикает, ей уже весело.
- Пообещай. Поклянись, что никому не скажешь ни слова, - говорю я Вичке уже на лестнице.
- Клянусь, - с готовностью говорит Вичка, в ее зеленых глазищах пляшут озорные искорки, - а в чем дело?
Я прижимаю палец к губам, тщательно закрываю за нами дверь моей квартиры, включаю свет.
- Что, что? - заговорщицки улыбается Вичка. Какие-то слишком трезвые у нее глаза, вдруг понимаю я. Тут что-то не так. Что-то не то...
- Иди к себе. Я пошутила, - резко говорю я.
Поздно. Дима стоит в коридоре - растерянный и сонный. Его халат расстегнут, на груди густые черные кудри. В руках у Димы коробка с печеньем-безе. Ах, лакомка, только я за порог - он на кухню... Дима переводит взгляд с меня на Вичку и обратно, и неожиданно широко улыбается.
- Привет, - говорит он, роняя крошки.
Вичка ухмыляется. Отступает на шаг.
Достает позолоченный пистолетик и наводит на меня. Когда она успела положить его в карман?
Она не пьяна, понимаю я. Она, тварь поганая, все рассчитала.
- Вы арестованы, - говорит тварь, - и имеете право хранить молчание. Адвокатов у вас не будет. Звонить вам некуда.
Она рывком отдергивает штору, и я вижу множество женщин, собравшихся в окнах на той стороне улицы. Все они держат в руках бинокли и смотрят на нас! Я успеваю заметить несколько видеокамер. Трансвеститки массажно обнимают женщин, прижавшись к ним сзади, по-вампирски впиваются им в шеи губами, мешают смотреть.
- Только дернись, и я пристрелю тебя, мужелюбка, - ледяным голосом говорит поганая тварь. Свободной рукой она берет со стола мобильник и быстро набирает номер:
- Все подтвердилось: в квартире самец. Высылайте группу.
Слезы отчаяния катятся по моим щекам. Как глупо, как легко я попалась! Как просто эта сука меня развела!
- Сволочь, - шиплю я.
- Не двигаться! Подними руки!
Господи, помоги. Мне нужна всего лишь секунда!
Дима, желтушно-бледный, как молоко с пенкой, прижимается спиной к стене. В прихожей раздается трель звонка.
- Медленно иди к двери и открой им, - командует Вичка.
Господи, пожалуйста!
И тут раздается тихий, вкрадчивый стук в окно.
Вичка вздрагивает и оборачивается, чтобы увидеть сидящего на подоконнике громадного черного ворона. Он смотрит на Вичку золотистой горошиной глаза и беззвучно разевает клюв.
Когда Вичка, выругавшись сквозь зубы, вновь поворачивается ко мне, в лицо ей смотрит дуло огромного сверкающего револьвера, который я выхватила из ящика стола.
Женщины на той стороне улицы обеспокоенно машут руками, словно курицы, собравшиеся взлететь. Трансвеститки недовольно морщатся.
В наступившей тишине слышен только громкий, как треск хвороста, щелчок взводимого мною курка.
- Ты не отнимешь его у меня, поганка, - говорю я, - он мой, только мой, поняла?
В прихожей раздаются мерные удары - вызванная Вичкой "группа" пытается сломать дверь.
- Такие как ты вырастили этот вирус, - мой голос срывается в крик, - такие как ты заразили им мужиков! Убийцы! Твари!
- Сама тварь! - кричит Вичка, пистолетик дрожит в ее руке, - это была случайность!
- Как это вам вообще в голову пришло - вывести вирус, убивающий только мужчин! Да вы больные, маньячки!
- Замолчи! Никто не хотел их убивать! - рычит Вичка, - Это был научный эксперимент!
- Тогда зачем вы держите оставшихся под замком? Для чего прячете новорожденных мальчишек в лагеря? Зачем ты хочешь забрать у меня Диму?!
- Потому что теперь они принадлежат всем! Они нужны, как доноры!
- Всем? А как же любовь? Ты, дрянь, лесбиянка, знаешь, что такое любовь?
Как же хочется любви, девочки...
Дверь в прихожей трещит. Я поднимаю пистолет.
- Ну стреляй! - визжит Вичка, в глазах ее дрожат слезы, - все равно сейчас здесь будут люди, и заберут его!
- Нет!
- Да! Да! Дура! Мужелюбка!
- Не заберут...
Я перевожу ствол на Диму. Дима лунатично крутит головой, закрывается коробкой с печеньем. Краем глаза я вижу, как женщины в окнах одна за другой сползают в обморок, трансвеститки обиженно надувают губы.
- Димочка, родной, я люблю тебя, - говорю я.
Выбитая дверь в прихожей с треском падает на пол. Вичка целится мне в сердце, пистолетик пляшет лезгинку в ее ладони.
- Я не отдам тебя никому, - шепчу я Диме.
- Стой! - хрипит Вичка.
От звука выстрела в окнах звенят стекла, испуганный ворон срывается с подоконника и тяжело взмывает навстречу серой чахоточной Луне.