Виктор Степанович ворвался в жизнь и библиотеку Веры Петровны неожиданно. Сначала в библиотеку, конечно. Он неспешно передвигался между стеллажами, трогал корешки книг, и, как показалось Вере Петровне, принюхивался к каждому экземпляру. Впрочем, ее это не удивляло. Бумажные книги действительно пахнут. Кожей, картоном, клеем. Это электронные ничем не пахнут, сколько ни нюхай монитор.
Вера Петровна отложила начатый томик Аполлинера. Что нужно этому странному типу в ее библиотеке? Вера Петровна хоть и слыла дамой вежливой, чужаков не любила.
Посетитель бесшумно приблизился, мельком взглянул на книгу и продекламировал:
- Под мостом Мирабо вечно новая Сена.
Это наша любовь
Для меня навсегда неизменна...
Виктор Степанович представился. Потом перегнулся через стол, придвинул поближе Аполлинера, и как бы невзначай коснулся рукава "библиотечной" кофточки Веры Петровны.
Вера Петровна густо покраснела. Она терпеть не могла фамильярностей, но в ее возрасте нужно быть снисходительней. Тем более, посетитель ею явно заинтересован, а Вера Петровна дама одинокая.
- Да вы знаток, я посмотрю, - Виктор Степанович усмехнулся, - сейчас самое время французских поэтов. Осень все-таки, самое романтичное время.
Листвы затягивает сладкий омут
Упругий август сметен в стог.
Какой букет, какое послевкусие, вы не находите?
- Да, осень, Париж, - Вера Петровна мечтательно вздохнула. Она уже представляла себя в лодке, медленно плывущей по Сене. А рядом гребет веслами Виктор Степанович. Свинцово-серая вода отражает хмурое осеннее небо. Мысленно Вера Петровна плавно неслась навстречу своему счастью, как вдруг заметила свисающую с потолка паутину, в которой притаилась мерзкая паучиха. Вера Петровна напряглась. Снова приползла, вот незадача. И куда смотрит администрация?
- Да, у каждой книги свои запахи, - Вера Петровна с трудом оторвала взгляд от паутины, - а вот детективы пахнут железом, и послевкусие такое, крови, вы не находите?
- Да, да, как верно подмечено. А русская классика чем пахнет, как думаете? По мне, так березками и немного нафталином, - Виктор Степанович с удовольствием заметил, как возмущенно оттопырилась нижняя губа собеседницы. Что делать, Вера Петровна уважала русскую классику.
- А вот американская, замечу, та больше фабрикой и паровозным дымом, - продолжил Виктор Степанович.
- Тут я согласна. А любовные романы пахнут флердоранжем, - Вера Петровна закатила глаза, и ее взгляд снова уперся в паутину.
- Ванилью, исключительно ванилью, - Виктор Степанович позволил не согласиться, - и послевкусие такое, приторное. На любителя, в общем. А как у вас обстоят дела с современной французской поэзией? Старую-то я на зубок знаю, от корки до корки, так сказать.
- Есть, конечно, все руки не доходят. Перевелись нынче читатели. Посетителей почти нет. Только и остались ценители книг вроде нас.
- Ну, так несите что-нибудь, на ваш вкус.
Да, что ни говори, а вкус у Веры Петровны был отменный. Жаль, она не умела так бойко читать стихи как Виктор Степанович. Но это не важно. Главное, уметь слушать. Так писали в одном женском журнале, правда проверить эту информацию Вере Петровне до сих пор не удавалось.
Она без труда отыскала нужный экземпляр.
- Вот, Бланше, Марк, вам понравится.
Виктор Степанович приблизил лицо к книге, глубоко втянул носом воздух, и лизнул обложку.
- Да вы гурман! Быстро расправляетесь с книгой, признавайтесь, - Вера Петровна игриво подмигнула.
- Что вы, раньше, в молодые годы. Книги эти прямо глотал. Сейчас, - Виктор Степанович кашлянул, - труднее идет.
- И качество бумаги оставляет желать лучшего, - Вера Петровна оторвала кусочек страницы и принялась жевать.
- Да, переработанная явно. Вот раньше, какая была бумага!
Паучиха усмехнулась. Бланше, Бомарше. Будет сегодня на ужин у Клавдии Филимоновны бланманже. Хотя толку от парочки сеноедов не много. Книжные черви, худосочная интеллигенция. То ли дело мухи! Жирные, деревенские, на навозе воспитанные. Но окна закрыты наглухо. Скоро и двери заколотят. Грустные настали времена. Печальные, можно сказать.
"Прощай, заря! Я выхожу из леса привидений - в лицо глядят дорог палящие кресты" - тьфу ты, привяжется же, - Клавдия Филимоновна в сердцах бросила паутину и утерла скупую слезу. Французская поэзия, чтоб ее!
------
Прощай, заря! Я выхожу из леса привидений - в лицо глядят дорог палящие кресты.
Листвы затягивает сладкий омут. Упругий август сметан в стог.