Ч.Цыбиков, Ц.Жигмытов. Слишком много колдунов

-- Ч.Цыбиков, Ц.Жигмытов
СЛИШКОМ МНОГО КОЛДУНОВ
роман

-- Глава первая, где Аслан аль-Джазия попадает в легенду

На закате июльского дня в мире, где всё уже произошло, в доме на окраине деревушки под названием Малый Лакон, расположенной в провинции Лангедок, молодой человек двадцати четырёх неполных лет медленно отступал спиной к двери, выставив саблю перед собой. В левой руке он держал свечу, которая больше мешала, чем помогала разглядеть его непрошеных гостей; их было двое, шагали они медленно, переваливаясь, и вслед за ними через выдавленное окно лез третий. Питер, не глядя, толкнул ногой дверь, петли заскрипели, повеяло прохладой.

-- Вы кто? Что вам нужно? -- громко произнёс он.

Незнакомцы не отреагировали. Квадратное лицо ближайшего к Питеру незваного пришельца не имело никакого выражения, и, казалось, что он даже смотрит куда-то мимо Питера, вбок и вдаль. Никто из них не был вооружён, и молодой человек, имевший репутацию неплохого фехтовальщика, чувствовал себя вполне уверенно -- ровно до того мгновения, как ступил за дверь; он успел почуять быстрое движение сзади и даже почти развернулся, но тут в затылке будто взорвалась ослепительная петарда, и наступила тьма.

...Он разлепил веки, осторожно потряс головой. Подвешенный за связанные руки, он оглядел незнакомую круглую комнату без окон, освещённую мягким желтоватым светом, и произнёс хрипло:

-- Колдун. Я так и знал.

-- 1

Мало где несправедливость мира ощущается так ясно и безнадежно, как в самых глухих его закоулках. Питер Кэтфорд, молодой учёный из Королевской академии наук, стоял на отвороте с Тулузского тракта, обозначенном столбом и доской с кривой надписью "...десь бу... тр...ктир", что означало, по всей видимости, "Здесь будет трактир". Указателю на вид было лет десять, а отворот вёл в деревню Малый Лакон, и в данный момент Питер мрачно эту самую деревню осматривал, пока что издалека. Даже в ярком полуденном свете солнца она выглядела не слишком приветливо: небольшие покосившиеся домики, кривые улицы, извилистая речка, кладбище, взбирающееся на угрюмый серый холм. Если бы молодой человек знал, что через пару часов его здесь ждёт засада и плен, он бы, не колеблясь, повернул обратно в столицу, Лютецию.

Но сейчас самой несправедливой для него деталью пейзажа был мобиль королевских эвакуаторов, торчащий на площади. Больше всего эта машина походила на огромную, размером с хороший сарай, рыбу. Короткие ...крылья? наверное, крылья -- в нижней части и выпуклая блестящая полупрозрачная кабина спереди придавали ей ещё и сходство с гигантской мухой.

Это значило, что, во-первых, Питер опоздал. Во-вторых, это значило, что содержимое тайника древних, который собственно и был конечной целью его пути, в скором времени перекочует на склад службы королевской эвакуации, а не в лабораторию Академии. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что у Академии изначально не было никаких прав ни на тайник, ни на найденное.

В-третьих (и это, пожалуй, было главное), из первого и второго вытекало, что вся поездка из Лютеции до Лакона и обратно будет целиком за его счёт -- заведующий кафедрой профессор Виннэ предупреждал Питера: если ему ничего не удастся найти и раздобыть хотя бы на время, Академия не станет возмещать ему расходы.

Медленно, но неотвратимо Питер начинал осознавать, какой он самонадеянный идиот.

У обычных людей, не таких везучих, как Питер, этот момент наступает, как правило, много раньше: они, обычные люди, обнаруживают, что не всё в мире двигается согласно их желаниям, как-то справляются и живут дальше, играя в салочки и солдатиков. Месье же Кэтфорд, чью фамилию все норовили произнести как Кафор, с детства был балованным, небесталанным и довольно везучим -- опасное при определённых обстоятельствах сочетание. После смерти родителей он, согласно их воле, пошёл учиться в Нормальную школу, которую с блеском и закончил; после этого он стал аспирантом на кафедре археософии в недавно образованной Академии наук, быстро защитил научную работу по эллиптическим представлениям кривых и получил степень доктора абстрактных наук и должность заместителя заведующего кафедрой. Размеренная жизнь, признание маститых коллег, ранняя слава -- немудрено, что Питер быстро и нечувствительно пришёл к выводу, что мир, в принципе, не так уж мудрён (куда уж ему до эллиптических кривых!), и если не целиком, то в его личной окрестности подчиняется его, Питера, желаниям и власти. И, обнаружив в архивах упоминания о ещё не описанном и не эвакуированном тайнике древних, он немедленно возомнил себя его открывателем и владельцем, ибо знать значит владеть, n'est-ce pas?

Ясный голос этого знания, увы, был слышен только ему, так как никто из его коллег по кафедре археософии в "Лангедокский тайник" не верил -- главным образом потому, что поверившему грозили почти неделя тряски в дилижансе и бог знает сколько дней проживания в местности, где слово "наука" является травмоопасным; заведующий кафедрой профессор Виннэ в личной беседе прямо призвал молодого доктора наук не выпендриваться и искать наследие древних там, где все нормальные люди ищут, то бишь поближе к столице.

-- И, что характерно, находят! -- Господин Виннэ потряс сморщенным пальцем в воздухе. -- Находят!

И, конечно, ничего не подписал; так казённая экспедиция стала отпуском за свой счёт. Питеру, правда, удалось прихватить в секретариате заверенную копию ордонанса о содействии Академии в её изысканиях, но этой бумагой его везение и ограничилось. Также ему никто не удосужился напомнить о том, что с недавних пор всё наследие древних является собственностью короны, которая распоряжается им посредством службы королевской эвакуации; и это тоже наводило на малоприятные мысли о подлинном отношении к нему его коллег. Дорога сюда оставила недобрую память о себе во всех частях его организма: от внутренностей, которые, казалось, сплошь попеременялись местами, до спины и задницы, приобретших несвойственную их природе жёсткость и угловатость. А ведь надо было ещё возвращаться, а это всё те же трое суток дилижанса, трактир в Тулузе и попутная телега.

Питер потёр занывшую поясницу и решил, что переночует в деревне, а поедет домой уже наутро. Насчет ночлега он не сомневался, потому что он был пешком, а пеший путник, как известно, кажется более безобидным. И вообще, он странник в поисках истины, мрачно подумал Питер, вот кто он; его радость в том, чтобы делиться своими знаниями со всяким, кто поможет ему в его нелёгком пути. Любовь к истине и поиск её каждый день -- вот высшая добродетель. Главное, найти верные слова, зовущие к высокому, к истине и добру, они суть ключ к сердцам людей, пусть и огрубевших под гнётом деревенской повседневности.

К сердцам и, что немаловажно, ночлегу в тепле под крышей.

На этой мысли Питер сардонически хмыкнул, убрал подальше в сумку свинчатку и ножны с клинком, и отправился к деревне; на площади, возле мобиля эвакуаторов, как раз собирался народ, и молодой человек решил, что ему тоже интересно, каким именно образом проходит эвакуация сокровищ древних.

А может, удастся увидеть и ещё чего любопытного, кто знает.

-- 2

Он спустился с пригорка, прошёл узкой кривой улочкой и вышел на площадь. Это была настоящая площадь, хоть и маленькая; на ней стояла часовня с башенкой и колоколом, сложенная из камня и вросшая своим тылом прямо в холм позади.

Рядом с мобилем были поставлены скамейки и стол, за которым по разные стороны сидели парень в эвакуаторской форме, усердно пишущий что-то, и бородатый мрачный тип, без особой охоты отвечавший на его вопросы. За типом выстроилось некое подобие очереди из его односельчан. Остальные жители деревни скромно расположились вдоль заборов прилегающих домов, образуя этакую живую рамку происходящего. В центре площади стояли два эвакуатора и беседовали с весьма представительного вида стариком с острой головой и зачесанными назад седыми волосами; старик, одетый не по-летнему тепло -- в редингот и высокие сапоги -- опирался на суковатую трость, а его собеседники почтительно внимали ему, почти синхронно кивая головами. Питер, поколебавшись, направился к ним.

Один из эвакуаторов, повыше, что-то сказал второму, тот повернулся, и здесь Питер чуть не сел на землю от неожиданности: на него, не выказывая никаких эмоций, смотрел Аслан аль-Джазия, приятель, друг и однокашник Питера по Эколь Нормаль. Какое-то время они жили в одной комнате в студенческом пансионе на улице Сен-Жан, все трое -- Питер, Аслан и Жак Делакруа. С тех пор прошло четыре года, и настоящим учителем, с некоторой натяжкой, стал только Питер; Жак, бросивший учёбу за год до окончания ради лицензии уличного писаря, теперь ворочает делами на королевских контрактах, а Аслан вот -- эвакуатор.

Мусульманин зашагал к Питеру и, уже подходя, на мгновение прижал палец к губам, и молодой ученый принял невозмутимый вид, будто бы и не знает его вовсе. Пока Аслан доставал карандаш и листал планшет, ища чистые страницы, Питер произнёс негромко:

-- Поздравляю.

-- С чем это? -- осведомился Аслан вполголоса.

-- С успешной эвакуацией тайника, конечно, -- в голосе Питера прорезалась горечь. Аслан неопределённо покивал, пожевал губами, затем совершенно официальным голосом заговорил:

-- Лейтенант-стажёр королевской эвакуации аль-Джазия, к вашим услугам. Кто вы, и с какой целью здесь находитесь?

-- Питер Кэтфорд, доктор наук, Королевская Академия, -- ответил Питер спокойно, протягивая документы и подорожную. -- Здесь нахожусь с целью исследования тай....

-- Понятно, -- перебил его Аслан. -- А с какой целью здесь находитесь?

Питер недоумённо уставился на своего однокашника.

-- Я же говорю, тайник дре...

-- Я уже понял, кто вы, -- нетерпеливо и снова чуть громче, чем следовало бы, произнёс Аслан. -- С какой целью прибыли в Малый Лакон?

До Питера дошло.

-- Так вы не знаете про тайник, -- быстро прошипел он. Аслан кивнул, вернул бумаги и произнёс, будто записывая его слова:

-- "Сельскохозяйственные ис-сле-довани-я"... Какого рода исследования?

-- Всхожесть зерновых, -- с энтузиазмом, громко сказал Питер. -- И её эллиптическая зависимость от фаз луны. Понимаете, лейтенант...

-- Лейтенант-стажёр, -- строго поправил его Аслан.

-- Понимаете, лейтенант-стажёр, в этой провинции фазы луны особенно влияют на кривую всхожести. Мы с профессором Виннэ считаем, что...

-- Понятно, -- снова перебил его эвакуатор, слегка покачав головой; Питер понял, что зарываться не стоит. -- Вот что, доктор э-э-э... -- Аслан заглянул в планшет, -- Кафор, здесь для вас небезопасно. Вам надо покинуть деревню в ближайшее время.

-- А в чём дело, лейтенант-стажёр? -- вполне искренне осведомился учёный.

Аслан обернулся к своему начальнику, продолжавшему беседовать со стариком; тот увидел его движение. Мусульманин кивнул в сторону Питера, в ответ эвакуатор кивнул Аслану.

-- Мы здесь по поводу пропажи людей, -- сказал Аслан, поворотившись обратно к учёному. -- Шесть человек исчезли с начала лета.

-- А почему не полиция? -- спросил Питер.

-- В здешних лесах видели чудовищ, -- закончил лейтенант-стажёр. -- Поэтому.

И, понизив голос, Аслан произнёс:

-- Тебе лучше уехать, побыстрее.

-- Лейтенант-стажёр! -- окликнул Аслана эвакуатор.

Мусульманин закрыл планшет и добавил ещё тише, но очень явственно:

-- Гляди в оба.

И удалился.

Питер, убедившись, что более никому он не интересен, примкнул к небольшой группке зрителей у ближайшего штакетника; он попробовал улыбнуться, но деревенские молча отодвинулись от него. Вскоре к ним подошёл и представительного вида старик, который закончил беседовать с главным эвакуатором. В отличие от остальных, старик кивнул учёному хоть и мрачно, но вполне приветливо. Питер кивнул ему в ответ и, рассеянно наблюдая за разговорами и перемещениями на площади, погрузился в размышления.

Итак, эвакуаторы прибыли не за тайником могущественных наших предков, что ушли из мира почти триста лет назад и оставили после себя многочисленные схроны с артефактами. Некоторые артефакты удавалось понять и использовать (как мобили), но большинство из предметов оставались загадками. Все обнаруженные тайники древних надлежало сдать службе эвакуации, которая свозила найденное на склад в Лютеции; служба выплачивала компенсацию нашедшему по твёрдому тарифу, а тем, кто пытался скрыть сокровища древних, грозило уголовное преследование.

В голове у Питера начал зарождаться смутный план. Он внимательно посмотрел на деревенских, затем на эвакуаторов. Затем снова на деревенских, и опять на эвакуаторов. Похоже, местные не сильно им рады, заключил он про себя. Вот если бы местные решили доверить тайник ему, а уже он выступил бы нашедшим и сдал бы его эвакуации, но чуть попозже, а деньги, конечно же, вернул бы им (минус расходы на транспортировку), то было бы очень даже замечательно.

Питер огляделся и увидел старика, по-прежнему стоявшего неподалёку.

-- Простите, уважаемый, -- начал молодой человек. -- Кто в этой деревне староста?

Старик медленно повернул к нему голову, несколько секунд оглядывал его, будто впервые увидел, затем произнёс увесисто:

-- Я староста. Жан Легри, к вашим услугам.

Питер окончательно убедился в том, что провидение по-прежнему на его стороне.

-- Я Питер Кэтфорд, учёный, Академия наук, -- сказал он, стараясь звучать скромно и достойно. -- Мы можем поговорить наедине?

Легри снова секунду-две смотрел на него, затем произнёс:

-- Конечно.

И пошёл на площадь. Питер, чуть замешкавшись, направился за ним следом. Перед мобилем все трое эвакуаторов слушали бородатого мужика, который, картавя, махал руками и громко говорил:

-- ...Поэтому, господин лейтенант Мюко, трактир нам нужен! Нам без трактира никак, префектура наконец дозволила, дело за вами только осталось. А что люди пропали, так где не пропадают? И мы от всей деревни вам обещаемся, что более такого не будет, у нас больше не пропадёт никто. -- Он быстро посмотрел на Питера и на старосту, затем снова устремил взор на эвакуаторов. -- Вы только разрешение подпишите, а мы уж не забудем.

На последней фразе его интонации стали заискивающе-просительными. Питер вспомнил столб с надписью на повороте. Для трактира нужно разрешение эвакуаторов. Конечно же.

-- Разрешения мы дать вам не можем, господин Клод, -- сказал Аслан устало, но твёрдо.

-- А чудовища как же? -- закричал бородатый Клод, зрители зашумели и поддержали его в том смысле, что да, чудовища, как с ними быть? Питер почувствовал, что тупеет.

-- Нет, -- твёрдо сказал Аслан.

-- А я не с тобой говорю, нехристь, -- неожиданно дерзко заявил Клод. -- А вот с господином просто лейтенантом Мюко.

Аслан шевельнул скулами, но смолчал. Лейтенант Мюко хмуро покачался с носков на пятку, затем произнёс.

-- Лейтенант-стажёр аль-Джазия прав. С одной стороны, действительно чудовища, с другой, люди у вас пропадают. Разрешения сейчас мы дать не можем. Лейтенант-стажёр Джазия, лейтенант-кандидат Люц. Мы отправляемся в Каркассон, а оттуда в Тулузу. В Каркассоне мы пробудем два дня. По местам!

Аслан остро и коротко глянул на своего командира, но тот уже направился к мобилю; Питер отошёл подальше. Мусульманин и третий эвакуатор, Люц, запрыгнули в кабину вслед за Мюко, машина зашумела, начала подниматься над землёй -- раздались восхищённые охи, -- развернулась и поплыла по улице, плавно набирая скорость. Через минуту лишь оседающее облако пыли напоминало о самом быстром транспорте в Альянде.

-- 3

Почти сорок лет назад король Жози Второй сумел привести к миру разрозненные халифаты Пиренейского полуострова. Большая Франция, германские княжества и Пиренеи стали одной страной -- Союзом Света, Алиан де Люс, Альянде. Католики севера и центра, мусульмане и язычники юга и запада, реформаты востока обрели единого короля -- так официально назывались захват и покорение новых земель. Столица осталась в Париже, но за это заплатили её переименованием -- теперь этот город назывался Лютецией, а второй по счёту сын действующего монарха, носивший титул герцога Немурского, был обязан принимать ислам; неплохая цена за порядок, при котором можно более или менее спокойно путешествовать в одиночку -- по крайней мере днём и по крайней мере по эту сторону от Пиренейских гор.

Но почему-то Питер, шагая вслед за старостой к часовне, уже несколько раз вспомнил, куда именно он спрятал свою саблю и свинчатку. Они прошли в небольшой дворик, где обнаружилась изящная веранда, посреди которой стоял накрытый стол.

-- Не сочтите за труд разделить с нами скромную трапезу, молодой человек, -- величественно произнёс староста Легри, поворачиваясь к нему и делая пригласительный жест. -- Говорить о делах приятнее на сытый желудок.

В дальнем углу веранды Питер увидел скамейку, на которой сидели три старухи. Старухи были неодинаковые: две были совсем старыми и, похоже, даже слепыми, а третья была помоложе и смотрела на Питера ясно и угрюмо. Зачем они здесь, подумал Питер; Легри торопливо произнёс:

-- Мы думали, что господа эвакуаторы отобедают с нами. А развлечений у нас в деревне мало. Это...

Он не успел закончить -- старушки грянули слаженным дуэтом:

-- Поёт лиса, поёт медведь,

Лошадки в поле больше не видать,

Поёт лиса, поёт медведь,

Лошадки в поле больше не видать!

-- Тихо! -- прикрикнула третья. -- Это не эвакуатор.

-- А кто ж тогда? -- скандально осведомилась первая, незряче поведя носом и с неприятной точностью уставив его прямо на Питера. Учёному страшно захотелось отойти в сторону, чтобы проверить, сумеет ли она проследить за его движением.

-- Э-э, -- произнёс он.

-- Молодой, -- одобрительно сказала вторая. Она сидела, склонив голову набок. -- Это хорошо.

-- Это господин учёный, они из столицы, -- сказал староста, указывая Питеру, где сесть, и сказал ему тоном ниже. -- Не обращайте на них внимания, кушайте.

-- А и то верно, не эвакуатор, -- сказала первая старуха. -- Одёжа на нём другая. Бумагой пахнет.

-- Лопай, голубчик, лопай, -- сказала вторая. -- Чего добру-то пропадать.

А полопать было что: староста, назвав трапезу скромной, был бы прав, если бы с Питером за стол село ещё человек так пять-шесть. Здесь был камамбер, основа хорошего завтрака; был салат из практически всех созревших к этому времени овощей и плодов, заправленный, как принято на юге, оливковым маслом; порции бифштекса с картофелем во фритюре стояли в центре, молчаливо осознавая свою фундаментальную роль, тарелки омлета с грибами, зеленью и фаршированными помидорами вносили дружеское разнообразие в их ряды; было даже первое -- благородный в своей простоте луковый суп, заправленный твердым мюролем; был и белый сыр, коий следовало употребить до десерта, чтобы снять вкус основных блюд, правда, сам десерт отсутствовал; зато было много свежего хлеба и кувшины совсем молодого, судя по струйкам аромата, вина.

-- Здоров, однако, -- одобрительно произнесла первая старуха, вторая захихикала; Питер едва не поперхнулся с набитым ртом. Третья старуха шикнула на них, а староста Легри, сидевший во главе стола, произнёс:

-- Так о чём вы хотели поговорить, уважаемый учёный?

Питер дожевал булочку с сыром, запил.

-- Я могу поработать у вас общественным писарем, или научить людей чтению и письму, или...

-- Или привести в порядок наши бумаги, или рассказать нам о столичных диковинках, -- продолжил за него староста. -- Или сделать карту наших земель, или помочь нам найти места для колодцев. Всё это я понял сразу, как только вас увидел.

-- Староста-то наш голова, -- сказала одна старуха распевно. -- Сразу понял.

-- Томилис, -- скривившись, проговорил Легри. -- Уйми их.

Третья старуха, не меняясь в лице, коротко дёрнула за веревку, которая обнаружилась в её руке; звякнул колокольчик. Старухи немедля затянули треснутыми голосами, не без приятности для слуха выводя простую мелодию:

-- Лошадка поле перешла,

Лошадка чьё-то сено сожрала!

Томилис зажала колокольчик и похлопала певиц по рукам, они замолкли. Питер увидел, что верёвка с колокольчиком была привязана к их поясам. Поводырь.

-- Я знаю, что в вашей деревне есть тайник древних, -- прямо и очень неуклюже сообщил Питер. -- По закону вы должны либо сдать его эвакуаторам сами, либо объявить о находке на паях с кем-нибудь, кто позже сдаст его эвакуаторам.

Староста молчал, разглядывая его с каким-то новым, непонятным интересом. Питер выждал некоторое время, затем, набрав в голос торжественности, произнёс:

-- От имени Королевской Академии наук я сообщаю, что Академия готова выступить вашим партнёром в поисках тайника древних и может взять на себя все формальности, бумаги и процедуры по его передаче короне.

Получилось очень внушительно. Питер посидел надувшись ещё пару секунд, затем стал накладывать себе пюре.

-- Почему вы один? -- неожиданно спросил Легри.

Питер стиснул зубы. Старик бил прямо в точку.

-- Тайников в Альянде много, -- сказал он, сделав вид, что жуёт. -- Учёных не хватает.

-- А что будет, если мы согласимся, а тайник не найдётся? -- продолжил староста. Молодой человек почувствовал, как по спине стекает прохладная капля пота, явно не последняя.

-- Этого не может быть, -- сказал он как можно более уверенно.

-- Тайник могло смыть наводнением, он мог провалиться в землю от землетрясения, его могли найти язычники или мусульмане, -- перечислил староста будто бы даже с некоторым злорадством. -- Нашу деревню, как вы знаете, дважды сжигали дотла.

-- Так точно, дотла, до камушка, -- с каким-то даже удовольствием подтвердила первая старуха. -- В первый раз мне глазки выжгло, а во второй раз Койе.

И все трое захихикали, будто речь шла о чём-то очень смешном. Питер кивнул, хотя ни о чём таком он, естественно, не знал. Одна страница и половина карты, с трудом расшифрованные -- вот всё, что у него было. Кто-то в глубине его сознания не без ехидства заметил, что староста Легри говорил почти теми же словами, что и его заведующий кафедрой.

-- Я был бы рад вам помочь, молодой человек, -- сказал старик почти сочувственно. -- Но я понятия не имею, что это за тайник, и где он может быть.

-- Может, кто-то ещё знает? -- сказал Питер со слегка вздорными интонациями. -- Из старожилов.

На старух он не смотрел. Староста поднял брови, затем покивал.

-- Может, и знает. Но сегодня все выезжают в Каркассон, вернутся через день-другой.

-- За эвакуаторами? -- ляпнул Питер.

Жан Легри внимательно посмотрел на него.

-- Нет, -- сказал он после длинной паузы. -- На ярмарку.

-- Нам трактир нужен, -- сказала старуха Койя. -- А вокураторы разрешения не дают. Да, Лула?

-- Оно и понятно, деревня у нас бедная, -- согласилась Лула. -- Вот если бы мы про тайник им сказали, или про полезных генералов, тогда б они сразу...

-- Про генералов? -- переспросил Питер.

-- Ну да, -- сказала старуха. -- Про медь, кремень и других полезных генералов. Только тут их отродясь не водилось. Вот тайник бы был, да только нет его. И никто не знает, где ж его искать.

Питер нахмурился. Была в их речах какая-то двусмысленность. И ему кажется, или у старосты и правда лицо какое-то уж слишком спокойное?

-- Никто не знает про тайник, -- пропела старуха Койя. -- Ни Жан не знает, ни Томилис, ни Лула вот тоже не знает. Ещё Клод не знает, и Жуж не знал, и Рене...

Томилис дёрнула за верёвку и сказала коротко "Пошли". Все трое, толкаясь и хихикая, стали протискиваться мимо Питера, который попытался было встать, чтобы пропустить их, но Томилис неожиданно надавила ему на плечо: сиди.

-- Отведу их домой, -- сказала она старосте.

-- Отведи, отведи, -- раздражённо бросил староста и отвернулся. Питер успел увидеть, что его было болезненно сморщено, и его осенило: да они же муж и жена! Сходство, приобретённое годами несчастливой совместной жизни, было очевидным.

Все трое затянули на ходу с уже привычной для уха слаженностью:

-- Зима идёт, уже зима идёт!

Лошадка в поле больше не придёт!

Но Питер не услышал, что там случилось с этой своенравной лошадкой, потому что в руку ему твёрдо ткнулся небольшой острый предмет, а прямо над ухом кто-то еле слышно, но очень ясно произнёс:

-- Спрячь и гляди в оба.

-- 4

Аслан аль-Джазия стоял перед мобилем с равнодушным видом, что удавалось ему с огромным трудом. Хорошо, что он был смугл, и не было видно, как меняет цвет кожа его лица: общение с Клодом у него сразу не заладилось, ещё в деревне.

-- Пусти меня, -- повторил Клод нагло. -- Разговор у меня к твоему начальству есть.

От него пахло пылью и потом.

-- Не положено, -- повторил и Аслан. -- Нет от вас заявки на аудиенцию.

И помахал перед его носом пустым планшетом.

-- Я от самого Лакона ехал, а ты!

-- Так ты на ярмарку ехал, -- парировал Аслан. -- Так и иди туда.

Ярмарка занимала гигантский квадрат земли сразу за главными воротами Каркассона; шумела она уже не так, как днём, потому что через несколько минут закрывалась, но запахи мяса, рыбы, овощей, кожи, еды, деликатесов, приправ разной степени свежести и готовности заполняли всё вокруг -- этот дух не исчезнет до утра и будет стоять здесь ещё неделю после.

Клод помолчал, на его лице отразилась мощная внутренняя борьба. Наконец она закончилась, и бородатый лаконец придвинулся к мусульманину, прошептал заговорщицки.

-- Тебе, может, надо чего? Яйца есть, куры. -- Он поколебался. -- Вино. Пропусти, а?

-- Скажи, что за дело, -- велел ему Аслан, глядя прямо в его глаза.

-- Разрешение нам надо, -- сказал бородач без колебаний. -- Нам без трактира никак. Загнёмся мы.

-- Так не даст он вам разрешение, -- ответил Аслан. -- У вас там люди пропадают.

-- Так это ж... -- Клод запустил пятерню в бороду. -- Это ж дело житейское. Зато чудовища шастают вокруг, а с трактиром путникам спокойнее будет. Может, и пропадать меньше начнут?

-- Может, -- согласился Аслан. -- Но он не даст.

-- Может, даст, -- и бородач выразительно покосился на свою плотно набитую сумку. Аслан сделал вид, будто колеблется, огляделся. И задал самый важный вопрос, будто бы между делом.

-- А этот... учёный-то уехал уже?

-- Да как же уехал, -- воскликнул Клод. -- Он со старостой пировал, когда мы уезжали.

-- 5

Питер сидел на единственном в комнате табурете и, подсев поближе к свече, крутил в руках штуку, которую ему дали старухи -- он так и не понял, кто именно из них, но почему-то думал на Томилис. Штука больше всего походила на мастерок. Увесистая, при этом ощутимо тёплая, рукоятка. Изгиб ручки низкий, так что мастерок напоминал ещё искривленный широкий тупой нож или маленькую треугольную лопатку. В центре на рабочей плоскости был изображён круг, заключенный в две дуги; не сразу, но молодой человек сообразил, что это, скорее всего, глаз; под глазом были выведены три буквы, складывающиеся в подпись "MIT" -- видимо, инициалы кузнеца или, скорее, знак мануфактуры. На обратной стороне обнаружилась тонкая инкрустация: незнакомый, очень сложный узор покрывал лопатку снизу целиком. На вид мастерок был новый, потому что им, похоже, ни разу не пользовались по назначению, но одновременно он был и совсем не новый, а очень, очень старый.

Точнее, древний.

-- Так-так-тааак, -- сказал себе Питер Кэтфорд.

И огляделся, хотя в тесном тёмном домике, который предложил ему староста для ночлега, эта предосторожность, конечно, особого смысла не имела. Питер спрятал мастерок поглубже в сумку, а ножны с саблей, наоборот, вытащил и положил к изголовью кровати; свинчатку, поколебавшись, сунул обратно -- он был не мастак в кулачном бою, и кисть себе неудачным ударом выбить мог запросто.

Совершенно один в глухой деревушке, среди чужих людей. Где-то здесь был тайник древних, об этом ясно говорил мастерок. Но кроме тайника, у лаконцев ничего не было, а они хотели построить трактир, для чего требовалось разрешение эвакуаторов. Возможен ли такой размен, и как им в этом поможет Питер? Они боятся, что могут остаться и без сокровищ, и без трактира; именно поэтому таким образом сообщили ему о тайнике -- чтобы, если вдруг что, можно было отказаться... Ещё где-то рядом были поющие слепые старухи, которые что-то знают; люди, которые не будут больше пропадать; чудовища, шастающие в здешних необъятных лесах и болотах; и, самое главное, староста с правильной речью и пронзительным взглядом.

В одиночестве и тишине думалось хорошо, спокойно. Питер начал перебирать в памяти события дня. Когда старухи наконец убрались, Жан Легри прямо спросил у него, на чём основана уверенность Питера в том, что тайник в деревне. Питер пошёл напролом и рассказал всё, что знал: что архивы обрывочны и зашифрованы, система обозначений древних другая; но конкретно эту страницу он понял однозначно и готов в этом поручиться.

Староста сказал, что если тайник в деревне действительно есть, что Академии потребуются люди, чтобы его вывезти. А для людей нужно жильё и еда. Всё это мог бы дать трактир, но, как вы поняли, его у нас нет, потому что... Питер не слишком вежливо остановил старосту, заявив, что Академия может поспособствовать в разрешении и этого вопроса. Староста даже не потрудился сделать вид, что поверил, и предложил Питеру показать домик, где он может переночевать -- всё равно все жители вернутся только завтра, и советоваться надо с ними; он, староста, на себя такую ответственность взять не может.

По дороге к домику, который оказался на окраине деревни, Питер, стараясь сгладить впечатление от своего неуместного бахвальства, рассказал Легри про то, какие бывают сокровища в тайниках древних: про мобили, про оружие, про вечные перья, про зеркальца с картинками, про говорящие коробки, про саркофаги... Саркофагами староста неожиданно заинтересовался, и Питер, с усилием вспоминая подробности поинтереснее, сообщил ему, что это в этих черных гробах, согласно общепринятому мнению, лежали сами древние. Правда, такой саркофаг ещё никому не удалось открыть, чтобы узнать точно -- они были абсолютно неуязвимы, поэтому их обычно бросали там же, где находили, по причине их полной бесполезности и неподъёмности; сплошь покрытые проклятиями эвакуаторов, грузчиков и искателей сокровищ, они лежали зловеще и недвижно в разграбленных тайниках, храня секреты исчезнувшего мира.

-- Здесь переночуете, -- сказал Жан Легри, указывая на невзрачный домик с одним-единственным окном и маленькой дверью без крыльца. -- Здесь Руж жил, торговец бродячий, пока не пропал. Постель там есть, свечи на полке, дверь на засове. Ставни лучше закройте, от греха.

Питер кивнул и спросил утвердительно:

-- Так завтра мы...?

-- Возможно, -- сказал староста без энтузиазма. Питер почувствовал, что надо бы как-то закрепить достигнутый, как ему казалось, успех.

-- Ведь тайны древних принадлежат науке, -- сказал он проникновенно. -- Мы должны понять и изучить наших предков, и почему они...

-- Разумеется, -- перебил его староста Легри. -- Академия говорит, что древние принадлежат науке, эвакуаторы -- что их надо охранять во имя безопасности, прокуроры -- что они не должны попасть в преступные руки...

-- Прокуроры? -- ошеломлённо переспросил Питер.

-- Королевская прокуратура действует ещё медленнее, чем эвакуаторы, -- без улыбки сказал Жан Легри. -- Но на днях и они обещают прибыть. Спокойной ночи, месье Кафор.

...Питер ещё раз вспомнил весь разговор и решил про себя, что в любом случае дела обстоят гораздо лучше, чем он думал, когда стоял и смотрел на деревню с тракта. То, что в деревню нагрянут ещё и прокуроры, а за ними бог знает кто ещё, говорило о том, что лаконцы будут использовать все выпадающие им возможности, и хотя Питер, представлявший Академию, был лишь одной из них, причём далеко не самой важной, он понимал, что...

Он не успел додумать эту мысль и сформулировать, что именно он понимал. С окна с треском слетели ставни, а затем через раму, выдавив её, внутрь полез человек. Питер вскочил, вынул саблю, схватил свечу и изготовился. Первый человек встал и пошёл на него -- медленно, переваливаясь с ноги на ногу, за ним в окно пролез другой, уже ногами вперёд, за вторым лез третий. Питер, не глядя, толкнул ногой дверь, петли заскрипели, повеяло прохладой.

-- Вы кто? Что вам нужно? -- громко произнёс он.

Незнакомцы не отреагировали. Квадратное лицо ближайшего к Питеру незваного пришельца не имело никакого выражения, и, казалось, что он даже смотрит куда-то мимо Питера, вбок и вдаль. Питер, заглядевшийся на его лицо, успел почуять быстрое движение сзади и даже почти развернулся, но тут в левом глазу будто взорвалась ослепительная петарда, и наступила тьма.

Он разлепил веки через полтора часа, подвешенный за связанные руки; оглядел незнакомую круглую комнату с каменными стенами без окон, освещённую мягким желтоватым светом, и произнёс хрипло:

-- Колдун. Я так и знал.

И увидел, как из-за черного саркофага, висевшего в центре комнаты, вышли трое.

-- 6

У господина Жана Антуана Филиппа Легри, старосты деревни Малый Лакон, заседателя окружного суда и прожектиля второй ступени братства Урании, день определённо удался. Жаль, конечно, что троим ленивым придуркам, которые по чьему-то бараньему недосмотру вообразили себя борцами с чудовищами, удалось ускользнуть, но ничего, на сегодня хватит и одного молокососа. Щенок сумел найти деревню, думал староста; сумел прочитать тайны древних, значит, будут и другие.

-- Не люблю молокососов, -- произнёс Легри вслух.

Юнец, висящий у стены, не ответил ему -- он очнётся, но не сейчас. Двое субурдов шевельнулись, но, сообразив, что это не команда, снова застыли, сберегая тепло. Саркофаг в центре круглой комнаты, бесконечно чёрный и идеально прямоугольный, остался неподвижен.

Староста не любил молодых да ранних потому, что сам он стал некромантом поздно. Зато, утешал он себя, это был зрелый шаг, Франциск ему ведь так и говорил, и в братстве это понимают. Несомненно понимают. Только не говорят они ему ничего, вот уже с десять лет ни слуху ни духу... Ну да и ладно, ему и без них хорошо: когда ты могуч, неуязвим и когда у тебя есть цель, тебе некогда предаваться скуке и унынию.

Это случилось давно, жаркой летней порой, когда не хватает ни рабочих рук, ни длинного-предлинного дня. Запись в книге расходов и доходов, которую он завёл, подражая спесивым городским заседателям (он виделся с ними на окружном суде, куда его тоже избрали), гласила:

"12 курей отдал в уплату долга соседу Люшу. Сегодня произошло воистину удивительное событие. Заканчивая рыть яму для погреба, наткнулся на скрытую в глубинах холма пещеру, которая вела, казалось, в самое сердце земли. Пришлось изрядно потрудиться, с тем чтобы расчистить ход, но оно того стоило -- в конце пещеры обнаружилась дверь. С помощью самого тяжёлого лома и колуна удалось ослабить один засов, а к утру следующего дня дверь подалась".

"У меня не хватает слов, чтобы описать это чудо. Большая круглая комната, как будто бы освещена; в центре стоит хрустальный гроб, в коем лежит молодая женщина удивительной красоты -- вот что я увидел в образовавшуюся щель, и с удвоенной силой начал взламывать преграду, но не прошло и минуты, как хрусталь, из которого он был сделан, стал чернеть прямо на глазах. В отчаянии я просунул голову в зазор, надеясь запечатлеть её образ, но увы мне, было поздно, и я застрял в глупейшем виде: голова внутри комнаты, а тело в пещере. Спасла меня моя супруга, да продлят небеса её дни. Её издевательства и насмешки -- наказание за мою нетерпеливость и горячность. Я их принимаю кротко, как подобает смиренному прихожанину".

В течение нескольких лет после досадного застревания головой Жан Легри открывал гроб силой, и даже хотел купить и перенести в тайную комнату новейший паровой кузнечный молот -- но тогда-то и обнаружил, что проклятый саркофаг имеет свойство восстанавливать утраченные куски, залечивать сколы и выбоины. Единственной зацепкой были углубления в форме ладони -- два по бокам и одно с торца. Вначале он решил, что дело в размере: сделал отдельный вход в пещеру, жадно искал обладателя подходящих конечностей и уговорами, угрозами, а иногда за плату водил их "приложить ручку". Ничего не помогало. Томилис язвила, он огрызался, жизнь продолжалась такой, как и была -- серой, пугливой, обыденной; лишь воспоминание о том самом дне согревало его.

Пожилой знахарь по имени Франциск попал в их дом на исходе осени, в начале ноября. Томилис встретила его по дороге к Лакону, помогла ему нести сумку, они разговорились, и выяснилось, что доброму страннику негде переночевать, а у бездетных супругов Легри как раз найдётся место. Жан равнодушно смотрел, как его супруга беседует за столом с путником о всякой ерунде вроде трав и погоды, затем собрался было снова навестить саркофаг, как неожиданно их гость окликнул его скрипучим голосом:

-- Милейший хозяин, разрешите с вами поговорить с глазу на глаз?

Легри так удивился, что разрешил.

Разговор состоялся у входа в пещеру с саркофагом. О чём они говорили, Легри не рассказывал никогда и никому, включая и Томилис, и в дневник свой ничего не записал. Старик исчез сразу после разговора. Его видели на тракте ранним утром -- он шёл пешком, налегке, с пустыми руками.

Без сумки.

Жан Легри, разобравшись с дарами странника, уже через месяц создал своего первого субурда, а еще через пару недель, как и договаривались, отправил первый материал знахарю; Франциск в нём не ошибся. Проблема нехватки рабочих рук была решена на корню, и месяц спустя он взялся за саркофаг с новыми силами. Однажды он проснулся особенно возбуждённым, всё утро ходил по дому туда-сюда; Томилис равнодушно смотрела, как он скрылся в пещере, прихватив свой дневник, свечки и перо с чернилами. Вернулся он оттуда неожиданно скоро, радостный, счастливый -- и с разбитыми в кровь руками.

"...удивительное событие случилось тогда, на самом пике моего отчаяния и безнадёжности. Я несколько раз ударил кулаком по чёрному камню, не обращая внимания на боль -- и чудо! чудо! -- крышка гроба сдвинулась на полпальца и тут же стала на место. Я немедленно остыл и напряг весь мой разум. Осмотрев гроб, я обнаружил на нём капли моей крови из разбитых рук. Полагаю, это оно. Я нащупал путь -- он, как и должно, лежит через кровь".

-- 7

Круглая каменная комната, а в самом её центре черный прямоугольный монолит. Над ним грубо сколоченная деревянная конструкция вроде лесов, а с её верха спускается огромный мясницкий крюк на толстой верёвке, перекинутой через блок. Крюк весь в черном и липком, и Питер, приглядевшись, понял, что и монолит тоже. И запах -- тяжкий густой запах с оттенком железа.

Кроме него, в комнате было ещё трое: староста Легри, стоявший в изголовье саркофага и бормочущий что-то себе под нос, и двое незнакомцев -- один размеренно вытравливал веревку с крюком, второй с жуткими лязгающими и скребущими звуками точил что-то железное в углу.

Питеру стало совсем нехорошо. Знаменитые "Методы" господина Тюрго, барона д'Ольна, работа, снискавшая ему европейскую славу, где он с помощью простых умозаключений наглядно показал невозможность магии, чародейства и ведовства, была настольной книгой Питера ещё во времена студенчества. Господин Тюрго, несмотря на преклонный возраст, до сих пор возглавлял созданную им Академию наук, ремёсел и душевных радостей, и, разумеется, все, кто трудился в её стенах, полностью исключали саму возможность существования ведьм и колдунов.

-- О, вы очнулись, -- благожелательно заметил староста. Его произношение стало ещё чётче; такая речь была бы уместна в салоне мадам Жирарден, но никак не в этом языческом святилище. -- Колдун, говорите... Но колдунов ведь не бывает, господин Кэтфорд. Вам ли об этом не знать.

Король Жози Второй под впечатлением от "Методов" подписал специальный ордонанс, объявляющий всей стране, со ссылкой на Академию, что колдовства не существует, и запретил государственным и муниципальным органам принимать от граждан и крестьян жалобы на оное. Лучшего способа похоронить авторитет Академии среди крестьян и жителей провинций и придумать было невозможно. Питер теперь понимал и профессора Виннэ, и своих коллег по кафедре: их нелюбовь к экспедициям была вызвана не столько ленью, сколько страхом, в котором никто из них не решался признаться даже себе.

-- В саркофаге древний человек, -- заговорил он. -- Помните? Ему не нужны жертвы, он человек, а не бог. Ваша настоящая сила в том, что жители деревни боятся вас. Этого можно добиться и без крови. Я имею в виду, без настоящей крови. Есть вещества, похожие на...

Колдун ударил его тростью наотмашь по лицу. Питер дёрнул головой и на несколько секунд утратил ориентацию в пространстве от боли.

-- Самый простой и быстрый способ привлечь внимание собеседника, -- сказал колдун кротко. -- Я знаю вашу братию. Вы не заткнётесь, пока не кончатся ваши лживые и дурацкие гипотезы, которые вы будете исторгать из своего трусливого рта, лишь бы только ваш зад был в тепле и безопасности. Вы ничего не знаете о настоящей работе, о настоящих жертвах и истинной цели.

Пока он говорил, один из его подручных, здоровый бугай в грязной рваной одежде, медленно и неловко зацепил крюком за веревки, что стягивали ноги Питера. От подручного разило гнилью, а его глаза смотрели в разные стороны. Второй помощник спустил Питера пониже, а первый, к тому моменту подошедший к блоку, потащил перекинутую через него веревку на себя.

Подвес ослаб, Питер упал на утоптанный пол, и его лицом вниз поволокло за ноги к саркофагу. И тут он почувствовал, что веревка, на которой он висел, снова натянулась: второй помощник не успевал вытравливать её и дёргал его за связанные руки. Было похоже, что эти двое решили разорвать его напополам.

Колдун вздохнул и от души вытянул тростью второго вдоль спины. Тот даже не дрогнул, дёрнул верёвку ещё раз, что-то хрустнуло, руки Питера выскользнули из узлов, и его потащило ногами вперёд к саркофагу. Не обращая внимания на боль, учёный быстро согнулся и стал тянуть узлы на ногах; работала только одна рука, но ему удалось ослабить путы; он пребольно треснулся о саркофаг, затем на секунду повис, извиваясь вниз головой, и тут же шлёпнулся сначала на саркофаг, затем вниз -- верёвки слетели с крюка, и тот повис пустой. Питеру понадобилось несколько попыток, чтобы встать; он опёрся на деревянную балку и огляделся, его ноги оставались связанными. Он увидел свою сумку, распотрошённую, вытряхнутую; клинок лежал рядом, среди барахла. Жан Легри проследил за его взглядом и, не думая ни секунды, рванул туда. Но молодость победила: Питер одним прыжком содрал верёвку с ног и оказался у цели, схватил клинок, поискал глазами свинчатку, но увидел лишь мастерок; что ж, сойдёт и мастерок. Староста остановился, будто в стену воткнулся.

Питер сказал спокойно, словно бы утешая:

-- Бывает, господин Легри.

Трудно придумать что-то более оскорбительное для человека в возрасте, чем снисходительный тон. Староста оскалился и заорал на своих подручных, те изменили курс и начали зажимать наглеца с двух сторон в клещи. Питер перехватил клинок с мастерком получше и пошёл полукругом вдоль стены, закрываясь одним противником от другого. Первый, здоровый, явно прихрамывал, а второй был потрёпаннее на вид, зато двигался быстрее. Картина боя, если это можно назвать боем, появилась в голове сразу же и ясно, как учили в школе: закрыться, выпад, разворот в продолжение движения, второй выпад -- и всё, останется лишь старик...

Двое тупиц сошлись в линию, и Питер сделал мгновенный выпад в среднюю плоскость хромому, целя ниже рёбер. Клинок с плотным звуком вошёл во что-то мягкое, Питер с легким полупрыжком развернулся, выдернул клинок и с широкого маха ударил второго уже сверху. Попал по рукам, которые тот успел подставить.

И вот тут всё пошло не так.

Хромой подручный Легри, которого он уже вроде как заколол, вовсе не упал, корчась от боли и держась за живот, как можно было предположить, а словно бы и не заметил ни удара, ни ужасающей раны под грудью, из которой медленно, словно нехотя, показалась кровь. Он просто схватил Питера сбоку и сзади, прижав его руки к туловищу -- схватил так, что кости затрещали, а воздух с каким-то неприличным свистом разом вышел из лёгких.

-- Они, может быть, и не быстрые, мои субурды, -- елейным голосом произнёс Жан Легри, неторопливо приближаясь, -- но у них есть свои... достоинства.

Питер разевал рот: он не мог вдохнуть. Мотнул было головой вбок, пытаясь ударить злодея, но волосы лишь прошуршали по лбу подручного -- тот схватил его очень удобно: даже пнуть толком не получалось. Второй субурд безо всяких эмоций снова спустил и подтянул к себе крюк. Полуотрубленная кисть его, судя по всему, тоже нимало не беспокоила.

У Питера потемнело в глазах. Жан Легри кивнул второму. Молодой ученый смутно увидел, как тот приближается, вытягивая крюк на себя. Блок скрипел и жужжал, вращаясь.

-- Мы подвесим вас за позвоночник или за ребро, как повезёт, -- светски сообщил Жан Легри, староста Малого Лакона и заседатель окружного суда. -- Сделаем пару надрезов в определённых местах. Кровь вытечет сама. Вся. А вы просто уснёте. Знаете, многие могли бы вам позавидовать, это...

Питер отчаянно лягнул воздух. Больше от ярости, чем рассчитывая на что-то.

-- Охо-хо, -- сказал староста. -- Не надо так цепляться за эту жизнь. Поверьте мне, она того не стоит. Вас ждёт другая, более осмысленная. Как у них.

Всё. Быстрый субурд, с крюком, завёл руку, с тем, чтобы с широкого маха всадить его Питеру в спину, а там как повезёт -- либо за ребро, либо за хребет...

Время словно остановилось, затем пошло медленно, неспешно. Носком он дотянулся до выступа в стене, и откинулся назад. Как бы крепко ни держал его хромой, но плечо его пошло вниз и попало точно под крюк вместо спины Питера. Хватка сразу ослабла, и Питеру удалось выскользнуть.

-- Тупицы, -- усталым голосом произнёс Жан Легри.

И тут раздался короткий скрежещущий звук, а затем негромкий, но очень напряжённый голос произнёс:

-- А что здесь, собственно, происходит?

-- 8

Чувство великого облегчения нахлынуло на Питера. Трое эвакуаторов -- лейтенант Мюко, Аслан и Люц -- вошли в комнату с саркофагом. У Аслана и Люца в руках были сабли, а Геркулес Мюко, идущий чуть позади них, целился в старосту Легри из мушкета.

Староста, однако, нимало не растерялся.

-- Слава небесам, вы пришли, -- закричал он слезливо. -- Он хотел убить меня и моих добрых крестьян, он колдун!

И указал на Питера; молодой учёный, стоявший на саркофаге, куда он успел снова запрыгнуть, с окровавленным клинком в одной руке и мастерком в другой, с разбитым и перекошенным лицом, представлял собой зрелище весьма живописное.

-- Берегись! -- заорал он Люцу, который слишком на него засмотрелся.

Но опоздал: староста обрушил свою трость на саблю молодого эвакуатора, сбив её вниз, и страшным точным движением ударил его в горло ладонью. Люц захрипел, забулькал, взмахнул руками и повалился на Аслана, бахнул выстрел, на полу взлетел косой столб земли и пыли. Лейтенант Мюко, падая, выпустил из рук мушкет и схватил колдуна, который почти проскользнул мимо них к выходу, за одежду. Легри с яростью обернулся и уставился эвакуатору прямо в глаза. Через половину очень долгой секунды лицо лейтенанта застыло, руки ослабли, но колдун сам взял его за шиворот и с нечеловеческой легкостью утянул его за собой во тьму прохода.

Второй субурд схватил Питера за ноги и потащил с саркофага. Он наугад несколько раз ткнул клинком вниз, хватка ослабла. Первый субурд, хромой, похоже, пытался обнять Аслана, тот отбивался, рубя со всего маху по голове, плечам и рукам.

-- Да что же -- это -- такое-то! -- орал эвакуатор яростно. Хромой лишь мычал, отмахиваясь полуразваленными уже руками и упорно пытаясь схватить его. Весь вид Аслана выражал искреннее изумление. Второй субурд, бросив Питера, стал приближаться к мусульманину сбоку. Рядом в последних конвульсиях дёргался Люц, из его рта шла густая ярко-красная жидкость.

-- Это служба королевской эвакуации, -- яростно закричал южанин. -- Именем короля приказываю вам остановиться и лечь на землю!

С этими словами он в два широких движения с шагом разрубил им шеи; одна голова повисла на коже, другая всё-таки отвалилась, стукнула глухо. Безглавые туловища постояли секунду и обрушились на землю. Аслан постоял, выдохнул, потряс кистью.

-- Кто это, Питер? Где кровь?

-- Субурды, -- Питер дал петуха, прокашлялся. -- Те, кто пропал. Теперь они такие.

-- Мертвяки, -- произнёс эвакуатор с отвращением. И решительно произнёс: -- Надо его догнать.

-- Спасибо, -- сказал учёный невпопад, но Аслан его понял, кивнул и хлопнул по плечу.

-- За мной, -- и устремился в проход.

Геркулеса они увидели уже через пару десятков шагов.

Огромный субурд, словно покрытый шевелящейся слизью, держал лейтенанта как ребенка, крепко обняв перед собой на груди одной рукой; вторая рука сложным, но недвусмысленным способом была заведена Геркулесу за подбородок.

-- Аслан, -- сдавленным голосом произнёс Геркулес и замолк, лишь глаза его сверкали в полутьме. Он был жив.

-- Он свернёт ему шею быстрее, чем вы шаг шагнуть успеете.

Жан Легри словно сконденсировался рядом из внезапно ставшего влажным воздуха. За его спиной угадывались неясные фигуры, перетаптывающиеся на месте. Дохнуло вонищей и лютым холодом.

-- Фууу, -- небрежно сморщил нос Аслан. -- Это что, запах истинного знания? Пожалуй, лучше дураком остаться.

Зачем он дразнит?

-- Если вы не бросите оружие, -- сказал господин Легри скрипучим от ярости голосом, -- я прикажу свернуть ему шею.

-- Если ты свернёшь ему шею, -- в тон ему ответил Аслан, -- мы вырежем всех твоих су-бурдов, а потом я тебя повешу прямо на часовне.

-- Лу, клу, клук, -- забулькал смешком староста. -- Хоу, пизьюф'с, чжои.

Питер не поверил своим ушам: Легри говорил на мёртвом языке. Аслан же будто не услышал ничего и гнул своё:

-- А за что именно я тебя подвешу -- это пока что секрет. Крохотный и сморщенный.

-- Убить их! -- завопил Легри, брызжа слюной. Субурд, державший Геркулеса, отбросил его в сторону и двинулся на них, а за ним колыхнулись и двинулись остальные. Питер сообразил, что мусульманин своего добился -- Геркулес пока что был жив; но мысль мелькнула и исчезла, да сколько же их, думал он, отмахиваясь клинком и отступая вместе с Асланом обратно в комнату с саркофагом. Выпад, уход, наклон, удар. Удар, наклон, выпад, отходим.

Питер не заметил, в какой момент и как сломал саблю.

Когда до круглой комнаты оставалась пара шагов, они, не сговариваясь, оторвались от субурдов, забежали внутрь. Как только первый субурд появился в проходе, Питер надрезал уроду сухожилия на ногах, тот плюхнулся на колени; Аслан чётко снёс ему голову, перекинул саблю в левую руку, оскалился, снова потряс правой кистью.

-- Порядок бьёт класс, -- сказал он. Питер кивнул ему ободряюще.

Так они уложили ещё одного мертвяка, потом пришлось отступить. Некоторое время их спасала тупость субурдов -- они не догадывались, что надо заходить с разных сторон, а лезли к Питеру и Аслану прямо через головы своих, толкаясь и мешая друг другу, но скоро Питер услышал скрипучий голос старосты, в действиях субурдов появилась мысль, и им пришлось запрыгнуть на черный каменный монолит. Опять не говоря друг другу ни слова, они разом схватили и опрокинули в сторону балку с крюком и упорами, затем эвакуатор быстро и безжалостно укоротил руки самым ближним мертвякам, и те стали барьером между друзьями и теми из тварей, что ещё были с руками.

Треснул выстрел; друзья пригнулись инстинктивно, а со стены за их спинами с легким шорохом осыпалась каменная крошка. Во входе стоял Жан Легри и брезгливо разглядывал длинный пистолет, дымящийся у него в руках.

Аслан и Питер переглянулись. Эвакуатор глазами показал на обломок сабли в руках Питера. Последовала короткая схватка страшных физиономий, которые они секунду корчили друг другу и которую Аслан выиграл.

-- Ладно, -- пробурчал Питер, подкинув в руке остаток оружия и изготавливаясь. -- Но если что -- пеняй на себя.

Обломок, конечно, для броска был предназначен ещё менее, чем для фехтования, но особого выбора не было: следующий выстрел старосты, скорее всего, будет гораздо более удачным, а от лезвия в локоть длиной сейчас толку никакого.

Жан Легри спрятал пистолет и аккуратно достал второй, вытянул его перед собой и как-то совсем по-бабьи прицелился в Аслана, скривив лицо и закрыв один глаз. Питер вдохнул, размахнулся и плавно метнул клинок, не отрывая взгляда от жилистой шеи старосты. Выстрелить староста всё же успел и снова промахнулся, -- всё потому, что самонадеянно целил в голову эвакуатору; клинок же с лёгким шелестом сделал в воздухе полный оборот и вошёл Жану Легри наискосок прямо в горло, под кадык.

Питер удивлённо посмотрел на свою руку.

-- Повезло, -- сказал он растерянно.

Аслан смотрел на старосту.

Легри не захлебнулся кровью, не упал. Он ухватился за рукоятку клинка, торчащего у него в горле, и со страшным булькающим стоном потащил его наружу. Ни капли красного не было ни на лезвии, ни на шее проклятого колдуна.

-- Дьявол, -- сказал Аслан негромко, и непонятно было, выругался он или опознал противника. Староста вытащил клинок целиком и мигнул -- не глазами, всем телом.

Питер сказал злобно:

-- Надо снести ему башку.

-- Всего-то, -- согласился Аслан.

Они плечом к плечу стояли на черном каменном гробу. Комната была заполнена субурдами, они молча тянули к ним руки со всех сторон, но мешали друг другу и поэтому не дотягивались. Если бы у них у всех не было рук, и если бы они стояли чуть поплотнее, подумалось Питеру вдруг, то можно было бы пройтись прямо по их головам и добраться до старосты, который стоял у входа.

И будто прочитав его мысли, староста начал отдавать команды на квакающем языке. Среди субурдов началось множественное движение. Ближайшие к монолиту субурды тяжко становились на колени, те, что стояли за ними, вообще ложились ничком. Всё. Самые дальние субурды полезли по телам ближних к Питеру и Аслану, словно по пандусу. Некоторые падали, угодив ногой в пустое пространство между туловищами. Друзья переглянулись.

-- Ты их отвлеки, я его возьму, -- сказал Питер. Аслан кивнул и осторожно ступил на голову ближайшего субурда; тот даже не шелохнулся. Питер спрятался за спину эвакуатора так, чтобы видеть и колдуна, и лезущих навстречу врагов. Плана никакого не было -- лишь звенящее ощущение правильности того, что он делает; каждый шаг словно кто-то подсказывал, каждое действие было будто отрепетировано, причем не только Питером, а и всеми участниками этой краткой, кровавой мизансцены.

Аслан завертелся волчком, и уже слетели головы у первых двух субурдов. Воспользовавшись трупами как преградой, южанин повел всю толпу монстров за собой, при этом шагал он прямо по субурдам -- тем, которым было приказано служить лестницей для других.

Питер ждал.

Вдох.

Выдох.

Вдох, глубокий. Питер не глядел, куда прыгает, положившись на вдохновение и рефлексы.

В пять широких прыжков по головам и плечам застывших субурдов он доскакал до Легри, но первой целью его был не он сам, а обломок сабли, валяющийся рядом.

Увы, староста хоть был и немолод, но не слеп и далеко не немощен. Он не счел Питера достойным соперником, поскольку поднял клинок сам и даже принял какое-то подобие ангарда, сделав шаг назад правой ногой. Единственным оружием Питера оказался мастерок, и он пошёл прямо на Жана Легри, ускоряясь, его руки были расставлены, будто он хочет обхватить противника за талию, правая, пустая, отведена чуть вниз, а в левой был мастерок, которым он угрожал старосте. Получилось: в самый последний момент тот всё же купился и замахнулся клинком.

Питер мгновенно перекинул мастерок из руки в руку, резко ударил снизу справа и сразу отскочил. По идее, полагалось перебросить оружие обратно в левую руку, с целью ввести противника в заблуждение, но Питер не успел: клинок наотмашь располосовал ему одежду и кожу на груди. Даже не взглянув на рану, Питер сделал шаг вслед за движением лезвия, и оказался со старостой почти лицом к лицу, коленом прижал его руку к стене и только собрался как следует врезать кулаком в челюсть, чтобы вырубить, как из темноты вышел незамеченный доселе субурд и намертво обхватил Питера сзади.

Староста тяжело и громко выдохнул, прижимая ладонь к левому боку.

-- Томилис, -- непонятно сказал он. -- Брось железку.

И приказал субурду что-то на шипящем языке.

Тот страшно и сильно сдавил Питера. Ученый засипел, захрипел, глаза у него полезли на лоб.

Теперь точно всё...

Одна лишь мысль беспокоила его -- и скорее даже не мысль, а цвет. Темно-красный цвет, в который медленно, но верно окрашивалась одежда Жана Легри в районе нижнего левого ребра.

Его можно ранить -- значит, можно и убить.

Томилис. Железка. Староста, вытаскивающий клинок из горла. Мастерок.

Мысли скакали бешено, тело хотело жить.

Питер извернулся и нанёс несколько ударов мастерком в живот субурду. Тот дёрнулся так, будто в нём что-то лопнуло; его хватка ослабла. Ещё несколько ударов туда же -- и руки субурда, и голова его повисли безжизненно, он замер, покачиваясь.

-- Режь им живот, -- крикнул он Аслану.

-- Спасибо! -- сердечно откликнулся эвакуатор, прыгая по стенам.

Питер рванулся к Жану Легри. У старика не было ни единого шанса. На первый финт он не отреагировал, но потом Питер показал ему беззащитную шею -- и староста рубанул, резко и сильно.

Но клинок разрезал подлую пустоту, и тут же, на противоходе, левый локоть Питера врезался Жану Легри под подбородок -- далёким криком отозвались ребра, их час ещё придёт -- а мастерок раз за разом погружался в туловище старосты слева и снизу, будто и не инструмент это был, а кинжал, хороший, славный кинжал ночных дел мастера, свободного поединщика и преподавателя боевых искусств... Exit Жан Антуан Филипп Легри, прожектиль второй ступени правого крыла братства Урании. Староста осел мешком, длинно выдохнул, обломок клинка звякнул об пол. Чёрно-красный ручеёк неспешно побежал от него, словно ища место пониже и поглубже. Питер секунду поглядел на него, затем подобрал саблю Люца и устремился на помощь Аслану.

У эвакуатора дела были не очень, и Питер подоспел вовремя. Отчаянно маневрируя, им удалось объединиться, а затем вырваться из комнаты. Субурды тяжко топали за ними, их оставалось ещё много, с дюжину. Аслан бежал медленно, да и Питер не сказать чтобы чувствовал себя бодро; главное, не забежать в какой-нибудь тупик, думал он, главное чтоб Аслан не перепутал дорогу, а там уже солнце, воздух и живые люди, а не ходячие мертвецы с их смертельными объятиями.

Они выскочили в темное высокое помещение, и Питер с удивлением признал в нём часовню, возле которой он так беззаботно сегодня трапезничал.

-- Стой, -- сказал Аслан, внимательно прислушиваясь. -- Не понял.

Питер сообразил -- шагов не было слышно. Они подождали ещё немного, заглянули в лаз, затем осторожно вошли и увидели, как субурды лежат в разнообразных позах так, будто их одновременно всех сразу настиг глубокий обморок -- огромной беспорядочной кучей они завалили пещеру почти до пояса.

Питера осенило.

-- Легри, -- сказал он. Аслан понял сразу.

-- Староста умер, и эти... И эти тоже?

-- Именно, -- сказал Питер. -- Очень занятно, очень.

И чуть не заорал от боли.

-- А, ч-чёрт... Ничего себе, сходил в отпуск, -- стараясь не вдыхать глубоко, произнёс он. Ярость битвы прошла, и раны будто появились заново, причём все и одновременно. Они выбрались обратно в часовню, толкнули массивную дверь. Дохнуло свежестью -- кажется, прошёл дождь. Питер сощурился, прикрылся ладонью, шагнул за порог. Когда глаза привыкли к свету, он обнаружил, что во дворе часовни скопились, наверное, почти все жители деревни Малый Лакон. Скопились и молча смотрят на них с Асланом, как они выходят, трясут руками, потягиваются и дышат, с наслаждением дышат свежим воздухом.

Впереди всех стоял Клод. Питер бережно держался за левый бок и долго, очень долго на него смотрел. В конце концов тот не выдержал и, хмыкнув, отвел глаза. Питер сказал:

-- Жан Легри мёртв. Я его убил.

-- А мертвяки?

-- Тоже.

-- Смелые вы ребята, -- помолчав, сказал бородач. -- И везучие. Не то что мы.

-- 9

Питер и Аслан задержались в Малом Лаконе ещё на три дня. Полицейские из префектуры ожидались лишь на неделе, о прокурорах не было ни слуху ни духу, поэтому Аслан устал как собака, самостоятельно снимая показания и переписывая свой отчёт. Питер тоже утомился, потому что участвовал в процедуре опознания, перетаскивания и захоронения трупов субурдов ("трупы трупов", ворчал он); апофеозом стали крайне неприятные пара часов, в течение которых они с Клодом глубокомысленно приставляли отрубленные головы к туловищам и решали, кому какая больше подходит. Самая подлость ситуации оказалась в том, что ни одного субурда жители деревни не признали, все были чужаками.

-- Ещё бы, -- сказал Аслан мрачно. -- Если б он со своими так, его бы быстро...

Лишь на третий день Питер всё-таки сделал попытку предаться чисто научной деятельности. "Пещера имеет Y-образную форму. Одна ветка, новая, ведёт в часовню, другая, старая -- к дому старосты, ныне его вдовы, Томилис Легри. Старая ветка завалена. Саркофаг находится в основании Y, в большой комнате. Длина каждого ответвления..."

Составляя подробный отчет, Питер сознательно выкинул целый день, когда они вытаскивали саркофаг на свет божий. Это неожиданно оказалось большой проблемой, и в конце концов саркофаг практически в одиночку вытащил мужик, имя которого Питер забыл спросить от стыда, со шрамом через лицо; он управился с чёрным монолитом с помощью брёвен, досок и верёвок, молча и с ужасающей вежливостью посрамив и службу королевской эвакуации, и Академию наук. Это Питер в отчёте тоже указывать не стал, хотя пару приёмов запомнил, а конструкцию "ухват с рычагом" даже зарисовал, по памяти.

Люца похоронили как героя, на восточной стороне кладбища, на живописном склоне холма. Надгробие сделали пока деревянным, но Клод клятвенно заверил, что уже на следующий год всей деревней они расшибутся, но сделают монумент из лучшего гранита, а то и мрамора, если дела пойдут хорошо.

-- Какие такие дела? -- с подозрением спрашивал Аслан.

-- Ну вы же дадите нам разрешение на трактир? -- нагло спросил Клод.

Мусульманин только головой покрутил, но этим дело не кончилось: на следующий день Клод безо всяких церемоний пришёл к Питеру записать текст "легенды"; её предполагалось выбить на стене будущего заведения. Дело, оказывается, было так: страшный колдун Жан Легри захватил деревню и окрестные земли ("баб жрал, людей травил, мертвяков поднимал, ну как обычно"). Сначала жители воззвали к окружной полиции, но та оказалась бессильна. Затем пришёл храбрый учёный Пьер (здесь Питеру стало немножко нехорошо), который, несмотря на свою храбрость и ум, был заточён злым колдуном в подземелье. Третьим пришёл тоже очень храбрый молодой эвакуатор Люц. Он сумел убить злого колдуна и освободить учёного, но злые чары даже после смерти колдуна настигли героя. С тех пор этот день отмечается в деревне как праздник, а могила Люца всегда украшена цветами и зеленью.

Питер ошалело выслушал историю, затем, придя в себя, предложил изменить имя Пьер на Аслан.

Клод наморщил лоб.

-- Думаете...?

-- Даже не так, пусть это будет прекрасная девушка, -- уверенно сказал Питер, сохраняя максимально серьёзное выражение лица. -- Асланна. Принцесса с юга. Так будет лучше.

-- Прямо не знаю, чем вас благодарить, -- сказал Клод. -- Куриц вот можем...

-- Я знаю чем, -- ответил Питер, макая перо в походную чернильницу и выводя первые строчки легенды о прекрасной принцессе. -- Тут у нас пропал один, не подскажете, где он может прятаться?

Геркулеса они ведь так и не нашли: ни живого, ни мёртвого. Сожрали, приговаривал Аслан, как пить дать, сожрали; особой любви к своему бывшему командиру он явно не питал, что Питера почему-то довольно сильно коробило. Для самого учёного всё было ещё сложнее: именно Мюко приказал вернуться из Каркассона в Лакон и тем самым спас Питера.

-- А почему он приказал вернуться? -- спросил Питер.

-- Я рассказал ему, что ты нашёл тайник древних, -- ответил мусульманин.

-- Зачем? -- вырвалось у Питера, и тут же он спохватился. -- Э-э...

Аслан посмотрел на него как на идиота.

-- Мюко жадная сволочь, и я знал, что он вернётся. А этот староста мне сразу не понравился.

-- 10

Когда они подошли к дому Легри, вокруг никого не было, и даже дети, которые визгливой стайкой преследовали их все эти дни, подевались куда-то.

-- Ну смотри, -- в последний раз сказал Аслан и постучал в дверь.

Дверь открылась сразу, чему Питер не удивился совсем. Старуха Легри была одета и собрана.

-- Чего надо? -- спросила она вздорным голосом.

-- Мадам Легри... -- начал было Питер.

-- Мадемуазель, -- сказала старуха резко.

-- Мадемуазель, -- поправился Питер. -- У нас к вам одно дело.

-- И один вопрос, -- добавил Аслан.

-- Так, -- сказала старуха.

-- Вы знаете, как открывается саркофаг? -- прямо спросил Питер.

Вдова Легри смотрела на него несколько секунд.

-- Может, и знаю, -- ответила она наконец. -- И что?

-- Не откажите нам помочь в этом, -- как мог галантно произнёс учёный.

-- Поглядим, -- ответила та. -- А дело какое?

-- У меня есть ордер на обыск вашего дома, -- сказал Аслан казённым тоном.

-- Это с чего это вдруг? -- спокойно спросила старуха.

-- Есть основания полагать, что у вас скрывается Геркулес Мюко, дезертировавший из службы королевской эвакуации, что повлекло...

-- Ничего оно не повлекло, -- отрезала старуха. -- Нету здесь вашего... Геркулеса.

Аслан молча показал ей ордер.

-- Вы поймите, мадемуазель Легри, -- сказал Питер. -- Обыск всё равно состоится. Не сегодня, так потом. Верно ведь, лейтенант?

Аслан кивнул, не отводя взгляда с лица старухи. Мадемуазель Легри всё поняла.

-- Саркофаг я открыть не смогу, -- резко сказала она. -- Но увидеть, кто там, вы увидите.

-- Отлично, -- быстро, чтобы Аслан не успел ничего сказать, произнёс Питер. -- Мы согласны.

Аслан задумчиво посмотрел на своего друга, но ничего не сказал, а просто спрятал бумагу с ордером в карман. Старуха вышла и заперла за собой дверь; окинула взглядом свой дом. Окна были плотно занавешены.

-- Ведите к вашему... гробу хрустальному.

Через минуту подошли к площади. Саркофаг стоял рядом с мобилем эвакуаторов, готовый к погрузке. Вокруг собралась вся деревня, включая и нового старосту.

-- Сдал, трепло, -- сказала старуха Легри Клоду, проходя мимо. Тот отвернулся, не произнеся ни слова.

Подошла к саркофагу.

-- Видишь? -- старуха указала на углубления в форме ладони. Питер кивнул. Площадь притихла. -- Жан-то мой думал, что надо кровь туда. Двинутый он был, как и папаша его. Это ж надо, сыну кошку завещать.

-- А что туда надо? -- неожиданно ревниво спросил Клод издалека.

-- Древние, они же не дураки были, -- сказала старуха. -- Саркофаг, он для того, чтоб кто там лежит, сохранился в целости и сохранности. Вот и весь смысл.

-- И что? Дальше-то что? -- спросил Аслан после молчания.

-- Э, да вы мозгами не дальше моего муженька ушли. Саркофаг -- умный. Он не откроется, если, -- старуха начала загибать пальцы, -- будет сильно жарко, или там огонь, или сильно холодно, мороз зимой. Или если воздух будет ядовитый, как на болоте каком, он тоже не откроется.

-- А! -- сказал Питер.

-- Что, сообразил, умник? -- насмешливо спросила мадемуазель Легри.

-- ...и если рядом будет враг, -- произнёс Питер, -- он тоже не откроется.

-- Вот, -- произнесла старуха. -- Хоть кто-то догадался. И особенно он не откроется, если рядом будет околачиваться полный дурачок вроде моего муженька, гори он в аду.

-- Давайте, -- сказал Питер и закатал правый рукав, хотя это было лишним. -- Я, Аслан и вы. Верно?

Старуха огляделась.

-- Только вот этого, -- указала на Клода мстительно, -- надо убрать подальше.

Клод взвыл от обиды и разочарования.

-- Ах ты мерзкая старуха!

-- Катись, трепло, катись, -- хихикала вдова Легри, наблюдая, как селяне со смехом выпроваживают своего нового старосту.

-- Так. Ты, чернявый, клади руку сюда.

Аслан положил руку в углубление слева.

-- Ты, умник, сюда.

Питер встал напротив Аслана, саркофаг оказался между ними, и положил ладонь в другой углубленный знак, напротив.

-- Ну а я вот сюда, -- старуха прошла в голову саркофага и, привстав на цыпочки, положила ладонь в знак на торце.

-- А теперь представляй, что он прозрачный.

-- Что? -- растерялся Питер.

-- Представляй, что не камень это, а стекло, или хрусталь какой, не знаю, -- объяснила старуха. -- Шибче представляй, и ты, чернявый, тоже.

Аслан хотел что-то сказать, но закашлялся.

И тут Питер едва не закричал.

Гроб, саркофаг, монолит становился прозрачным! Он будто таял, одновременно сохраняя твёрдость и форму. Стало слышно, как чирикают птицы, жужжат насекомые, как ветер гладит траву -- и как тихо, едва-едва, дышат люди на площади, глядя во все глаза, стараясь запомнить, запечатлеть.

Женщина, нет, девушка, -- и девушка красоты удивительной. Правильные черты, длинные черные ресницы, светлые короткие волосы (в толпе слегка зашушукались), одежда из мягкой бежевой ткани. Она даже не лежала, а словно парила -- саркофаг стал прозрачным весь.

Никто не помнил, сколько это длилось. Лишь когда монолит снова стал возвращать себе обычный вид, людей словно отпустило, они зашумели, заговорили. Старуха же долго-долго смотрела на лицо девушки, пока оно не скрылось за чёрным камнем.

-- Красивая, зараза, -- тихо произнесла она наконец.

Затем гордо вскинула голову и оглядела всех по очереди. Никто не произносил ни слова. Старуха неожиданно усмехнулась:

-- Ну да и я по молодости не хуже была.

И вдруг на какую-то секунду за морщинами, за иссохшейся кожей, источенным лицом и скрюченными пальцами стали видны прямая спина, чёткий профиль, сильные красивые руки и живой, совершенно не старушечий взгляд.

Меньше секунды длилось наваждение.

-- Ладно, попрощалась с ней, да и хватит, -- сказала старуха Легри. -- Вынимай свои грабли, парень, чего застыл.

-- 11

-- В общем, это одни и те же люди, братство Урании, -- говорил Питер Аслану. Монолит уже погрузили в эвакуаторский мобиль, и они забрасывали туда оставшуюся мелочь. -- В данном случае некий странник, имени которого она не помнит. Он дал Жану Легри неуязвимость и субурдов, и он же дал его жене мастерок, которым его можно было убить.

-- Глупость какая-то, -- сказал Аслан, умащивая тюк под сиденьем. -- И имя она наверняка помнит. Надо было его вытрясти...

-- Нет, не глупость, -- ответил Питер. -- Совсем не глупость.

-- Глупость-глупость. Легри ведь мог спрятать мастерок, замуровать, в землю закопать.

-- Чтоб какой-нибудь придурок случайно его нашёл?

-- Откуда придурку знать, что это за штуковина и для чего?

-- От братства, -- ответил Питер. У него был вдохновенный вид. -- Или от жены. Пойми, это универсальный принцип равновесия. Даёшь силу -- дай и слабость.

-- Слишком сложно, -- сказал эвакуатор равнодушно. -- Не для провинции Лангедок и вообще не для нашей жизни. Он ведь мог убить жену. И забрать мастерок. И вот тогда уж точно -- никто бы и никогда.

Питер посмотрел на друга и, подняв палец, произнёс значительно:

-- Но он этого не сделал.

Аслан отчётливо застонал и закинул последний узел в кабину мобиля.

-- Братство Урании. Интересно, -- сказал Питер. -- У вас есть на них что-нибудь?

-- Этого добра сейчас как грязи, -- с неожиданным раздражением ответил эвакуатор. -- Может, и есть. Братства, общества, службы, секты, конгрегации, гильдии...

Он покосился на Питера.

-- ...академии.

-- Ну, эти, видимо, серьёзные ребята, в отличие от, -- сказал Питер, пропустив мимо ушей выпад товарища и запрыгивая в кабину. -- Насколько я понимаю, остальные мертвых поднимать не умеют.

-- Это не самая большая пакость, -- сказал Аслан, бросив ему на колени потрёпанную жёлтую тетрадь. -- Он пришлых и путников травил чем-то таким, что никто сбежать не мог дальше пяти лье, чтоб работали на него. А если кто сбегал, то подыхал и превращался в субурда. Чем травил, где изготавливал, как это действует... Ничего не ясно.

-- Прямо как у нас в Академии, -- сказал Питер мрачно, разглядывая тетрадь. -- Это что?

-- Привет от Жана Легри, -- сказал Аслан и тоже полез в кабину, на водительское место. Питер, прищурившись, посмотрел на него.

-- Ты опять шантажировал обыском бедную старую женщину?

-- Нечем мне больше шантажировать, -- сказал Аслан, устраиваясь на сиденье. -- Официально обыск состоялся. Ты, кстати, тоже там был. Если что.

Питер поднял брови.

-- И? Геркулес?

-- Да на кой чёрт он мне сдался, -- сказал Аслан. -- Тем более дезертир. Тем более раненый. Тащить его с собой...

-- Ты его ранил?

-- Нет, -- с нажимом произнёс эвакуатор. -- Люца убили, а ему всего лишь вывихнули руку. И, кажется, сильно разбили лицо.

Подумал и добавил:

-- Возможно, выбили пару зубов и свернули нос. Да.

-- А, -- сказал Питер и открыл тетрадь.

-- И палец, кажется, тоже вывихнули, -- закончил эвакуатор, разглядывая свою ладонь. -- Два или три.

-- "Двенадцать курей отдал в уплату долга... соседу Лю...шу", -- разобрал Питер первую строчку на первой странице.

-- Да, дружище, -- сказал Аслан. -- "Курей"... Это научит нас управлять мертвецами, нет сомнений.

Питер невозмутимо сложил тетрадь в сумку.

-- Кстати, -- сказал Аслан, щелкая ручками на панели. -- Колдовство, мертвяки, это понятно. Это, прямо скажем, не ново.

-- То есть как это не ново, -- возмутился Питер. -- Кровообращения нет, в связи с отсутствием крови. Дыхания, видимо, тоже нет. Мышцы тем не менее работают, даже будучи разрезанными. Это, по-твоему, не ново? Что происходит в мире, если такое -- не ново?

-- Сочувствую твоему гневу, -- ответил эвакуатор. -- Кстати, займись этим. Как учёный. А я, как эвакуатор, буду о другом думать, -- например, о том, что среди субурдов, что мы опознавали, не было ни одного женского трупа.

Питер наморщил лоб, вспоминая.

-- Точно. Не было.

Аслан кивнул.

-- Но женщины ведь тоже пропадали, -- сказал Питер. -- Ты об этом?

Его друг умостился в кресле получше, взглянул на него.

-- Делаешь успехи, Пит. Да. Я именно об этом.

-- Глава вторая, где Жак Делакруа совершает три чуда

-- Кто же это был, бабушка? -- спросила Майя. Переодетые в чистое, они вышли к ограде проводить своих спасителей, но королевские эвакуаторы вместе с егерем и старостой были уже далеко. Труп чудовища, накрытый диковинной черной тканью, мокро блестевшей на солнце, двумя гигантскими горбами возвышался над подводами; чудная повозка была запряжена в них на манер лошади.

-- Кто это был, ба? -- нетерпеливо повторила Майя. И, замирая от ужаса, прошептала:

-- Волк? Огромный говорящий волк?

Бабушка странно посмотрела на неё и ответила:

-- Да, внученька. Волк. Огромный говорящий волк.

-- А разве такие бывают?

-- Как видишь, бывают.

Майя замолчала, видимо пытаясь уместить этот факт в своём десятилетнем мировоззрении.

А старуха подумала: она не помнит, и это хорошо.

-- Повозка какая занятная... -- как бы про себя пробормотала бабушка.

-- Красивая! -- сказала Майя. -- Похожа на стрекозу или на рыбку, ба! Только большая!

Она уже забыла о чудовище.

-- Да, наверное, спасли, -- невпопад ответила старуха. -- Пойдем-ка, внученька. Надо торопиться.

-- 1

"6 мухаррама (17 июля).

До Тулузы мы добрались за целых два дня, и если бы не нежданная операция по эвакуации и последовавшие за ней мелочные придирки местных властей, мы двинулись бы на Лютецию сразу, но провидение решило по-другому. Хотя на общем времени в пути это вряд ли сильно скажется.

Главной причиной столь нехарактерной для нас, эвакуаторов, скорости передвижения служит, разумеется, саркофаг с прекрасной девой внутри. Будучи погружён в грузовой отсек моего мобиля, он вызвал необъяснимую и досадную потерю маневренности и скорости у оного. Невероятное объяснение здесь представляется единственно верным: мобиль и саркофаг, изготовленные одними и теми же людьми, нашими великими предками, каким-то образом узнали друг друга и выбрали наиболее благоприятный режим транспортировки. Конечно, Питер не обошёлся без своих безумных идей, например, он предлагал вскрыть опечатанную внутреннюю панель и с её помощью задать мобилю некие "параметры груза", после чего мобиль предположительно сможет двигаться с прежней скоростью. К сожалению, не в моей компетенции вскрывать опечатанные нашей Службой узлы и детали мобиля, поэтому что есть, то есть -- тащимся по дороге к столице со скоростью обычной телеги".

Аслан перечитал последнюю строчку, подул на бумагу, сметая частички графита, закрыл планшет. Карандаш он тщательно обернул в небольшую тряпицу и спрятал в карман.

-- Пишешь? -- раздался прямо над ухом голос Питера. Аслан подпрыгнул от неожиданности и едва удержался от того, чтобы стукнуть своего друга за такие шутки.

-- Пишу, -- сухо ответил эвакуатор. За прозрачным стеклом кабины неспешно проплывал летний пейзаж провинции Тулузы: поникшие от жары кусты у дороги, луга с извилистыми речками, некоторые из которых наверняка пересохли, далёкие неровные квадраты виноградников, исчерченные оросительными канавами. Лето было в самом разгаре, их путешествие только начиналось.

Питер не стал продолжать разговор и снова уткнулся в панель управления мобилем. Причудливо изогнутую ручку управления ("штурвал") с трёх сторон обступали загадочные полупрозрачные окошки, мигающие огоньки, торчащие из панели ряды ручек ("переключателей"). В кресле перед штурвалом никого не было, мобиль шёл на самостоятельном управлении ("автопилоте"). Посидев с минуту тихонько, Питер достал лист бумаги с тщательно перерисованной панелью и начал делать какие-то пометки, не обращая внимания ни на Аслана, ни на виды снаружи.

Аслан понял, что не хочет спать, хотя как раз закончилась его вахта. В дежурствах особого смысла не было, но порядок должен быть, и поэтому они исправно сменяли друг друга каждые пять часов уже четвертый день. Исполняющий обязанности командира мобильного отряда, состоявшего из него одного, провёл рукой по стеклу сверху вниз, окно открылось, он выглянул и посмотрел назад. Две подводы, одна за другой прикрепленные к мобилю, были накрыты мешками и чёрной материей ("полиэтилен"); они везли второй ценный груз в Лютецию.

Чудовище.

-- 2

"7 мухаррама (18 июля).

Касательно проведённой операции по эвакуации и утилизации мутагенных форм жизни. (До чего же красив официальный язык!). По завершению трагических мероприятий по делу Жана Легри, Мюко и Люца мы направились в городок Каркассон, с тем чтобы пополнить запасы провизии и воды, так как путешествие наше очевидным образом затягивалось. И что вы думаете: не успели мы достичь места назначения, как возле деревушки под названием Лилль (похоже, каждая вторая деревня в Альянде носит это имя) нас остановил местный егерь. Он сообщил, что в лесу заметили некое гигантское существо, и, видимо, оно относится к нашей юрисдикции. После знакомства с обстоятельствами я признал его правоту, и надо было видеть, какое облегчение испытал этот пожилой человек. Лес этот лежит между двумя деревнями, и соединены они тропинкой протяженностью около половины лье. Оставив Питера охранять мобиль, мы с егерем вышли на тропинку и почти сразу наткнулись на следы, в коих егерь не смог признать ни одного зверя, живущего в его лесу. Впрочем, страшен был не сам след и даже не его размер, а то, что рядом был другой -- и этот второй след принадлежал ребенку. Мы вернулись назад: я к мобилю, чтобы взять специальное снаряжение и Питера, а егерь в деревню за пятью-шестью мужчинами покрепче.

Когда все собрались, я провёл краткую беседу, объяснив, как пользоваться нашим снаряжением. К удивлению моему, эти деревенские жители довольно быстро схватили суть нашего плана и почти сразу проявили недюжинную сноровку в обращении с пилящими тросами и утяжелителями, и менее чем через час наиболее спешным порядком мы вновь отправились по следу. Он привёл нас к одному из домиков на отшибе второй деревушки, название которой сохранилось лишь в моём отчёте, а из памяти моей выветрилось навсегда. Приняв все меры предосторожности, мы вошли в дом и обнаружили там чудовище. К моему величайшему удивлению и облегчению, оно уже подохло, и что стало причиной его смерти, мы так и не выяснили. В тот момент я не особо этим озадачился, гораздо больше меня волновало другое -- как мы будем транспортировать труп чудовища до Лютеции. Прошу понять меня верно -- это редкая удача, мы впервые получили в руки целый труп. Вначале я решил, что саркофаг с древней женщиной следует оставить здесь, а чудовище погрузить в мобиль вместо него и на крейсерской скорости домчаться до Лютеции, однако здесь нас ждал неприятный сюрприз. После того, как мы с огромным трудом вдевятером сумели выгрузить саркофаг из мобиля, а затем погрузить туда чудовище, выяснилось, что мобиль точно также не желает двигаться на своей обычной скорости с чудовищем внутри, как и с саркофагом.

Именно этот факт (признаюсь, немало меня обескураживший) и натолкнул Питера на очередную его сумасшедшую и опасную идею, которую он не замедлил воплотить, при полном упущении и недосмотре с моей стороны".

Аслан остановил карандаш, поднял голову.

-- А скажи-ка мне ещё раз, друг, как это ты всё-таки додумался распилить чудовище?

-- Это не чудовище, -- рассеянно ответил Питер. Он опять не спал, сидел нахохлившись, хмурился и грыз карандаш, уставившись в свой рисунок главной панели мобиля. -- Ты же сам видел.

-- Это мы выясним позже, -- сказал Аслан. -- Мне нужно знать, почему и зачем ты распилил его.

-- Это же как дважды два, Аслан, -- сказал его друг. -- Мобиль не едет быстро, когда саркофаг внутри. Мы предположили, что мобиль в некотором смысле "бережёт" саркофаг от потрясений и ускорений, потому что тот его об этом в некотором смысле "попросил".

-- Ну, -- нетерпеливо сказал эвакуатор.

-- Ну, ну, -- передразнил Питер. -- Но мобиль не движется и тогда, когда внутри находится чудовище.

-- Чудовище, значит, -- кротко повторил Аслан.

-- Тьфу! -- сказал Питер. -- То есть не чудовище. Хотя чёрт с ним, пусть будет пока чудовище. В порядке обозначения. Так вот, мобиль не хочет ехать и с ним. Если мы будем последовательны в своих гипотезах -- а мы будем последовательны в своих гипотезах -- то можно предположить, что чудовище и мобиль тоже некоторым образом сообщаются.

-- Некоторым, -- проговорил Аслан, черкая карандашом по бумаге. -- Сообщаются.

-- А раз они сообщаются, то не исключено, что чудовище это -- вовсе не чудовище.

-- А что?

-- Вот чтобы выяснить это, -- спокойно произнёс Питер, -- я его и распилил. Благо все инструменты были в наличии.

-- Нет, -- мрачно сказал эвакуатор. -- Распилил его ты лишь потому, что меня рядом не оказалось. И за это ещё ответишь. Некоторым образом.

-- 3

"...Воспользовавшись пилящими тросами и мнимым авторитетом в глазах местных жителей, Питер сумел отрезать чудовищу сначала ноги, а затем заднюю часть. Здесь следует пояснить, что оное чудовище собой напоминает гигантскую осу, только с вывернутым вертикально вверх брюшком и без крыльев. Вот это "брюшко" и было отпилено за каких-то двадцать минут, пока я улаживал с егерем и старостой деревни все формальности.

Когда я вернулся и увидел, что он натворил, возмущению моему не было предела. Но поскольку сделанного не вернёшь, пришлось исследовать то, что получилось. А взору нашему предстали, признаю, весьма любопытные вещи.

Первое, что мы поняли -- чудовища не являются животными в привычном нам понимании. Их кровь, если это кровь, не красного цвета. Жидкости эти имеют цвет от прозрачного до маслянисто-зелёного и очень резкий запах. Далее загадка стала ещё сложнее, потому что "брюшко" раскрылось! Не знаю, то ли в результате удара о землю, то ли от того, что оно потеряло связь с остальным телом.

Стало ясно, что это не животное. Потому что это был не желудок. Это две очень комфортабельные кабины из упругого и прочного материала, в которых обнаружись два человека -- пожилая женщина и девочка (видимо, её следы мы обнаружили на тропинке) из местных. Они были живы и здоровы, только, разумеется, крайне испуганы; мы поручили их заботам егеря и старосты.

Я не сказал это Питеру, и вряд ли когда-нибудь найду силы сказать, но здесь мне скрывать нечего: да, его мысль, что чудовища -- это некий транспорт, не лишена известного остроумия. Правда, дальше он делает выводы совершенно несуразные -- что этот транспорт призван не погубить, а спасти людей. Что некие силы в преддверии Яум аль-Кийяма собирают или спасают избранных людей, чтобы сохранить человечество после Страшного суда. Я не стал при посторонних насмехаться над этим бредом, хотя понятно, что тут же возникает множество вопросов, как то: как отбираются люди? куда они их доставляют, ведь конец света коснётся всего мира? как они управляют этими чудовищами, как они сообщаются с ним?

Единственное, чему я не могу найти возражения, и это я тоже пишу скрепя сердце -- так это тому, что конец света, День воскрешения, День весов, несомненно близится. Я не являюсь усердным мусульманином, нет, но происходящее вокруг не может временами не повергать в уныние даже человека с такой крепкой душевной организацией, как моя (пишу об этом без ложной скромности). Словно нити разрушения и упадка тянутся к нам из будущего сквозь стремительно истекающие дни, сея раздор и отчаяние в умах и сердцах людей, вызывая из тьмы небытия мрачную нежить и порождая странные, враждебные человеку кудеса природы".

-- Слушай, -- произнёс вдруг Питер. -- А эти пилящие тросы с утяжелителями, это тоже с вашего древнего склада?

-- Сам-то как думаешь? -- сказал эвакуатор. -- Сверхпрочный и сверхтонкий трос, покрытый алмазной крошкой. Утяжелители, которые меняют массу. Конечно, такие штуки делают крестьянки на севере, зимой, между делом, когда работы поменьше.

Питер неодобрительно посмотрел на Аслана, затем спросил:

-- А кто догадался ими воспользоваться? Ну, как ты показывал местным.

Аслан коротко наклонил голову.

-- Правда, мы ещё ни разу не испытывали этот метод. -- Вздохнул и добавил: -- Мы ещё ничего против чудовищ не испытали. Единственное чудовище, которое попало к нам в руки, сдохло само. И то целиком доставить не получилось...

-- Да ладно тебе, -- произнёс Питер. -- Зато бабушку спасли, с внучкой.

-- Здесь ты прав, на бабок тебе везёт, -- сказал Аслан. -- Но это не суть. Суть в том, что допустимые потери у нас составляют три-четыре человека на одно чудовище. При условии, что оно будет эвакуировано и утилизировано.

Питер нахмурился, соображая.

-- То бишь уничтожено.

-- Да, эвакуировано и утилизировано, -- повторил эвакуатор. -- Таким образом, самое главное, что обошлось без потерь среди подотчётного гражданского населения. Я смею скромно надеяться, что моё начальство не упустит из своего драгоценного внимания этот факт. И твой суд это обязательно учтёт. Отделаешься каторгой.

-- То есть тебе дадут новое звание? -- спросил Питер, помолчав.

-- За чудовище -- да. А за Люца, да хранит всевышний его душу, посадят в тюрьму.

-- В тюрьму, зато полным лейтенантом.

-- В этом суть человеческой жизни, -- философски сообщил эвакуатор, возвращаясь к своему планшету. -- Ведь что может быть лучше повышения? Только внеочередное повышение.

-- 4

"Мы погрузили останки чудовища на подводы, которые нам любезно выделил староста Лилля -- правда, после некоторых переговоров, детали которых не должны бросить тень ни на одну сторону. Поскольку лошадей в деревне нам не выдали, да и не было у нас людей, чтобы ими управлять, нам пришлось соединить эти подводы цугом и некоторым образом запрячь в них наш мобиль. Питер также настоял, чтобы мы забрали с собой и отпиленные ноги чудовища, их мы поместили в мобиль. (Как-то даже не ожидал, что он может быть настолько упрям). Но все эти бытовые и технические препятствия просто меркнут перед теми препонами, которые нам учинили люди, облеченные властью, а более всего декан провинции Тулуза господин Розье.

Совершенно не хочется упоминать это, но надо быть честным с собой и уважаемыми потомками. Если излагать сжато, то его деяния были таковы: после того, как мы прибыли в Тулузский сортировочный пункт, где он на наше несчастье пребывал с проверкой, он привязался к нам -- и с настойчивостью, достойной лучшего применения, пытался конфисковать у нас лаконский саркофаг и останки лилльского чудовища. Ссылался он при этом на какие-то дикие местные законы о сохранении памятников старины и древности. Я указал ему на несоответствие его компетенции его же претензиям. Когда нас растащили, он приказал забрать у нас саркофаг силой. Мной уже было решено, что я положусь на всевышнего и буду отстаивать вверенное мне имущество Службы с оружием в руках, как вдруг на нашу сторону встали горожане, собравшиеся поглазеть на препирательства. Честно сказать, это наводит на размышления: каким же образом надо досадить своим же землякам, чтобы те встали на сторону мусульманина, да ещё и из столицы, да ещё из глубоко чуждой им организации? Господин Розье ничего не смог противопоставить данному факту и вынужден был ретироваться ни с чем, однако паспорт на выезд из города нам, разумеется, не подписали. Весь оставшийся день и следующее утро мы разыскивали других чиновников, которые могли дать нам это разрешение, и к обеду нам удалось это сделать. Заодно Питер поведал мне о любопытном явлении, которое называется "сумма юрисдикций" -- это когда несколько чиновников более низкого ранга могут фактически аннулировать решение более высокопоставленных лиц, включая и своего прямого руководителя. Честно сказать, у меня довольно противоречивые ощущения по поводу этого явления; такие чиновники ничем не лучше ткачей, вставляющих башмаки в ткацкий станок. Не забыть: что, если в каждом крупном городе организовать отделение Службы? Тогда многие задачи будут решаться значительно проще и быстрее.

Но не "сумма юрисдикций" помогла нам выбраться из замечательного города Тулуза. Мы выехали по полицейскому разрешению, как свидетели. Вот как это получилось. Во время метаний в поисках то одного, то другого чиновника мы, к нашему величайшему удивлению, встретили ту самую почтенную женщину с внучкой, которых вынули из чрева чудовища, они как раз проходили процедуру получения временного паспорта до Лютеции, и нас тоже включили в список. Пока мы беседовали и оформляли документы, выяснилась крайне неприятная вещь. После своего чудесного спасения, слух о котором разнёсся далеко за пределы их деревеньки, они мгновенно стали изгоями. Почтенная женщина рассказала мне, что по местным поверьям чудовища являются посланниками ада, отверзшегося где-то на севере, в окрестностях (конечно же!) Кале, и приходят либо за отпетыми грешниками, либо за слугами его. Бабушка с внучкой и так жили на отшибе, кроме того, они родом из северных провинций -- так что Питер был совершенно прав, сказав позже, что удивляться стоит скорее тому, что их выпустили живыми, а не устроили небольшой сельский праздник con auto de fe".

-- 5

-- Скорее! Они идут!

Егерь Шосс, крупный пожилой мужчина, едва не плакал. Майя же, одетая и обутая, безо всяких затей ревела в голос, прижав свой мешок к груди. Что их ждёт, она, конечно, не понимала, но страх, написанный на лице взрослых, она читала без труда.

-- Скорее, бабушка! Скорее-ее!

Из подвала раздался спокойный голос:

-- Заткнитесь оба. Шосс, в чулане бак с маслом. Облей дом как следует со всех сторон. Мне нужна одна минута.

Егерь кивнул и вышел, Майя замолчала, лишь изредка всхлипывала.

А в подвале бабушка тем временем открыла сундук, вынула из него терминал связи.

-- Скорее.

Экран мигнул, и сразу же на нём появилось лицо немолодой полной женщины.

-- Питание кончилось, -- склонившись над экраном, яростно проговорила бабушка. -- Слышишь? Автокапсула у них, и они ездят на одном из твоих глайдеров.

Искаженный женский голос запричитал:

-- Ты опять всё испортила, господи, за что мне это...

-- Чёрт с тобой, -- сказала бабушка и потянулась к экрану, чтоб закрыть терминал.

-- Стой! -- взвизгнул динамик. Бабушка замерла с вытянутой рукой. -- Они нашли её. Добудь мне её, Ирма Прелати, добудь любой ценой, слышишь? Иначе ему...

-- Выберусь, пришлю открытку, -- сказала бабушка, захлопнула экран, положила терминал в сундук и увидела егеря Шосса, стоявшего на лестнице наверх. В руке у него был горящий факел, и он во все глаза смотрел на сундук.

-- Шосс, -- сказала бабушка через две долгих секунды. -- Решай быстрее уже.

Шосс покивал быстро-быстро и протянул ей руку.

-- Вы мне потом всё объясните, мадемуазель Прелати.

-- Обязательно, Шосс, -- выдохнула бабушка. -- Скорее же.

Они поднялись из подвала, опрокинули остатки масла на лестницу, бак забросили вниз. Бабушка схватила за руку Майю, Шосс говорил торопливо:

-- Идите быстро по этой тропинке, лошади в роще, на одной скачете, другая сменная. Я буду ждать их здесь. Дом сожгу.

-- Жги, -- сказала мадемуазель Прелати. -- Чтоб ни следа не осталось. Особенно от подвала.

-- Дорогу до Тулузы знаете?

Бабушка коротко кивнула.

-- Ну с богом тогда, -- сказал Шосс. -- Ирма. Красивое имя.

Мадемуазель Прелати внезапно привлекла его к себе и поцеловала прямо в губы.

-- Дурак ты, Шосс, -- сказала она глухо, и через полминуты они с Майей скрылись в роще.

Егерь постоял ещё, затем пошёл к дому, послюнил палец, чтобы определить ветер, и поднёс факел к стене. Затем к ещё одной. И ещё. Столб пламени и дыма густел и расширялся с каждой секундой, и вскоре Шоссу пришлось отойти подальше.

Несколько человек с кольями и вилами в руках подбежали к нему. Движения их были лихорадочными, глаза опасно сверкали.

-- Где она? -- закричали они издалека. Егерь не стал отвечать, а просто кивнул на пылающий домик.

Собралась толпа. Это были одни мужчины, все с вилами, топорами, дрекольём. Самые беспокойные разломали амбар и швыряли охапки сена в огонь, весело что-то при этом крича.

-- Что, Шосс, кончилась твоя ведьма, -- услышал егерь. Обернулся неторопливо.

Рядом стоял староста деревни с двумя незнакомцами в серо-золотых мундирах королевской прокуратуры. Незнакомцы Шоссу не понравились. У одного тонкое нервное лицо, полуприкрытые лениво веки, развинченная поза, плавные движения -- и вместе с этим цепкий, беспокойный жадный взгляд. Второй постарше, на лицо попроще, поживее и даже в чём-то вызывает симпатию, если бы не оружие, которое выпирало, висело и торчало отовсюду у обоих -- разумеется, в нарушение всех законов, и местных, и королевских. Столичное подчинение, хозяева жизни... Причём сабли почему-то справа, они что, оба леворукие? Прокуроры смотрели на горящий дом, затем один спокойно и нагло взглянул на егеря. Шосс опустил глаза, кашлянул и ответил старосте:

-- Это скорее твоя ведьма, Гильям. Я ей разрешение на жительство не давал.

-- Зато участок выделил, -- немедленно парировал староста. -- Общественный, замечу, участок.

Шосс не ответил -- исподтишка наблюдал за реакцией пришлых, но прокуроры вообще, казалось, не слышали их взаимное подсиживание. Значит, не ведьма их интересует, и не те, кто пустил её сюда -- ну и хвала небесам. Староста промолчал, видно, подумал о том же самом; представлять прокуроров егерю он явно не собирался, а вместо этого спросил:

-- Лошадей моих нашёл? А то ведь с тебя вычту. В твоём лесу пропали.

-- Это она, -- Шосс кивнул на пылающий дом. -- В подвале головы и шкуры.

-- Ах ведьма, -- сказал Гильям без особого расстройства.

-- Ты был в подвале, -- произнёс один из незнакомцев, помоложе и ленивый.

-- Недолго, -- ответил егерь. -- Успел только святой крест сотворить, всё загорелось.

-- Кроме голов, заметил там что-нибудь? -- спросил второй, который поживее. И взглянул на Шосса проницательно.

-- Да что там заметишь, -- егерь почесался с самым простецким видом. -- Дьявольские штуки, известно что. Ну теперь всё огонь очистит, слава богу.

-- Девчонка с ней?

-- Девчонку она сожрала, -- авторитетно сказал Шосс. -- Вот не сойти мне с места, на моих глазах ручку доедала. Клыки -- во! Когти -- во! Еле убежал.

-- Ясно, -- сказал ленивый, а егерь внезапно понял, что этот прокурор совсем не молодой, просто выглядит молодо; от этого стало ещё неприятнее.

Вдали показалась повозка. Шосс про себя отметил, что это очень хороший экипаж -- закрытый, с ладной четверкой лошадей; даже по одному взгляду на них было ясно, что ухаживает за ними человек знающий и в средствах не стеснённый: новенькая сбруя, расчесанная и заплетенная грива, одинаковая масть, караковая. Моложавый прокурор поднял ладонь козырьком. Второй спросил коротко:

-- Декан?

-- Декан, декан. -- Взглянул на старосту и егеря, усмехнулся. -- Пойдёмте, уважаемые. Поприветствуем ваше начальство.

И пошли вдвоём, не дожидаясь ответа. Одного из них звали Терье, а имя второго настолько редко произносилось вслух, что он сам его с трудом помнил, тоже переговаривались о своём.

-- Он сможет? -- спросил безымянный.

-- Думаю, да, -- ответил Терье. -- Устроит какую-нибудь проверку.

-- А успеет?

Вместо ответа Терье кивнул на великолепный экипаж.

-- Успеет.

-- Всё равно подними пару-тройку ребят, -- сказал безымянный спокойно. -- Из тех, что посвежее.

-- Подниму, конечно, -- сердечно ответил Терье. -- Четверых подниму. Хватит же?

Собеседник не обратил никакого внимания на иронию в его голосе, кивнул и произнёс:

-- И мундиров ещё ваших надо.

Терье оглянулся и неожиданно спросил:

-- А где эти двое?

Безымянный понял, о ком речь, тоже огляделся, но ни старосты Гильяма, ни егеря Шосса видно уже не было. Он посмотрел на Терье.

-- Нет, -- ответил тот на невысказанный вопрос. -- Ими позже займутся. Другие люди.

В эту же секунду, в трехстах шагах от них, в лесу, егерь сказал старосте небрежно, насколько позволяла ранняя одышка:

-- За лошадей велела передать тебе... спасибо.

-- Дурак ты, Шосс, -- ответил Гильям, не оборачиваясь. -- Не болтай, береги дыхание.

Они быстро шли по лесной тропинке, ссутулившись и накинув капюшоны плащей. Шосс ощутил покалывание в боку и вспомнил некстати и с неудовольствием, что Гильям старше его почти на двадцать лет.

-- Я же не знал, -- сказал он, догоняя и пристраиваясь рядом со старостой. -- Я ж как лучше хотел.

-- Знаю, -- безразлично сказал Гильям. -- Теперь-то уж что. Если доедет до Тулузы, то может и скроется.

-- А мы куда идём? -- спросил егерь, хотя знал, куда.

-- К её тайнику, -- ответил староста. -- Там отсидимся, разберёмся, что к чему. Потом двинем подальше, на север. Если прокуроры не по нашу душу, то выплывем.

-- А если по нашу?

Староста Гильям помолчал, затем ответил:

-- Значит, ей никто больше не поможет.

-- 6

Если что-то можно не делать, то лучше этого не делать. Такую потрясающую в своей простоте и свежести истину Питер усвоил буквально на следующий день после того, как они с Асланом расстались по прибытии в Лютецию: эвакуатор отправился на службу, а Питер к себе домой, на Рю де ла Пэ. Путь из Тулузы занял неделю и обошёлся без дополнительных приключений, и, по всей видимости, именно это обстоятельство сподвигло Питера пойти на кафедру в Академию, хотя формально отпуск ещё не закончился; можно было посидеть дома, начать собирать мысли для статьи, нанести пару академических визитов в поисках поддержки в будущем, да мало ли.

Но нет же.

А на кафедре его уже ждали.

В небольшом помещении было тесно и однообразно. Теснота получилась из-за того, что на всех стульях, на кресле для посетителей и даже на краешке стола сидели какие-то люди, а однообразие было в их одежде, серой с золотым. Питер почувствовал, как в груди что-то толкнулось панически: королевская прокуратура. Ну и рожи... Один из серо-золотых сидел и на его стуле и спокойно, обстоятельно рылся в его шкафу. Папки с бумагами, брошюры, конспекты и книги лежали вокруг на полу. Он коротко взглянул на Питера, затем продолжил своё занятие как ни в чём не бывало; почему-то к нему не ощущалось никаких претензий: человек просто делал своё дело. На месте же завкафедрой восседал лично господин Бризено, заместитель директора Академии по финансам и благоустройству.

-- Это он? -- спросил моложавый тип в серо-золотом, свободно присевший на краешке стола. Заместитель директора поднял голову и закивал торопливо.

-- Да, да, это он, он.

-- Господин Кафор, -- сказал тип. -- Я младший прокурор Терье, а это мой квинтет.

Прокуроры в разных углах кабинета одновременно оторвались от бумаг и посмотрели на Питера; он почувствовал, как внутри что-то холодеет -- уж слишком их было много, и лица у них были всё-таки да, страшноватые.

-- Кэтфорд, -- машинально произнёс он.

-- Простите?

-- Кэт-форд, -- повторил учёный. -- Фамилия моя происходит с островов. Не Кафор.

Моложавый Терье некоторое время молча улыбался Питеру, затем сказал:

-- Правда ли, что на вашей кафедре работают три полных доктора наук, шесть полудокторов и десять бакалавров?

-- Правда, -- сказал Питер, слегка удивившись такой осведомлённости. -- Но сейчас почти все в экспедициях и отпусках.

Стоять было неудобно, но сесть было некуда. Терье поднял одну из раскрытых папок, лежащих перед ним.

-- Из них историк лишь один полудоктор, а остальные, включая и вас, имеют самые разные специализации, от философской до технической.

-- Так и есть, -- ответил Питер. -- Я, например, математик.

-- А кафедра называется кафедрой архео-со-фии, -- Терье неодобрительно огляделся. -- Числится за институтом истории и прочих развлечений.

Питер кивнул, очень спокойно и с достоинством.

-- Вы не находите это странным? -- спросил младший прокурор.

-- Что? -- учёный растерялся.

-- Ну, что математик, физик, философ работают здесь, на исторической кафедре в историческом институте.

-- У нас... -- начал было Питер.

-- Молчать, -- не меняя интонации, сказал Терье. -- Что за чушь вообще?

Питер молчал и моргал глазами чуть чаще.

Терье несколько секунд созерцал его физиономию, затем, видимо, удовлетворился зрелищем, поскольку ответа не ждал.

-- Считаем, что это не отвечает интересам короны. Господин заместитель директора разделяет это мнение и оказал нам полное содействие в этом вопросе. Пожалуйста, господин Бризено.

Бризено, который до этого момента сидел словно не дыша, засуетился, поправил пенсне на длинном бугристом носу и начал читать, запинаясь на каждом слове.

-- Согласно оперативному постановлению королевской прокуратуры по делу номер... -- здесь заместитель директора поднял голову на Терье.

-- Дело вненомерное, -- значительно сказал тот. -- Ввиду особой важности.

Глаза Бризено расширились, он покрепче схватился за папку и продолжил:

--...делу номер эээ... в общем, считать руководство кафедры археософии Института истории временно исполняющими свои обязанности с января этого года, без права единоличной подписи. Все приказы, запросы, распоряжения и прочие исходящие данных подписантов за этот год теряют силу и подлежат проверке, которая будет осуществляться специальной совместной комиссией, образованной из служащих четвертого квинтета королевской прокуратуры и счетоводческого отдела Академии.

-- Вот так, -- сказал Терье, кивнув.

-- Что происходит? -- напрямик спросил Питер у Бризено.

Заместитель директора c ненавистью посмотрел на него.

-- Я откуда знаю.

-- Знаете, знаете, -- произнёс младший прокурор. -- И мы тоже узнаем.

Питер помолчал, чувствуя, как свинцовый холод заполняет его живот; затем, давясь от стыда, произнёс:

-- А при чем здесь я? Собственно, я ведь заместитель, и подпись у меня... не первичная.

Уши его полыхали. Было отвратительно и мерзко.

Ещё хуже было то, что Терье улыбнулся -- понимающе.

-- Видите ли, господин Кафор, -- сказал он. -- Вы теперь не только заместитель, но и заведующий. Господин Виннэ вот уже почти час как отказался от кафедры.

-- У него удар, -- сказал Бризено бесцветным голосом. -- Сердце. Так что вы теперь временно исполняющий обязанности.

-- Ну временно или кратковременно, это будет зависеть, -- сказал младший прокурор значительно.

-- И от чего же? -- спросил Питер.

-- Ну, к примеру, вот, -- Терье поднял к глазам лист бумаги. -- Экспедиция в провинцию Лангедок, окрестности города Каркассон, захоронение древних. Отчёта, кстати, до сих пор нет.

-- Древние? -- насторожился Бризено.

-- Это была не экспедиция, -- угрюмо сказал Питер. -- Я был в отпуске, а ездил за свой счёт.

Младший прокурор его реплику проигнорировал.

-- Пока что выходит, что ваша экспедиция была безрезультатной, -- сказал он. Слово "экспедиция" он выделил. -- Кроме того, свидетели утверждают, что вы использовали уникальную эвакуаторскую самоходную повозку, она же -- мобиль, для банальной транспортировки некоего груза. Вы знаете, какой счёт выставит Служба эвакуации вашей Академии за использование этого мобиля? А какой процент возьмёт Торговая и финансовая гильдия за обеспечение сделки? А сколько запросит Судейская коллегия, если дело дойдёт до неё?

-- Нет, не знаю, -- коротко ответил Питер. Заместитель директора по финансам сделал ему страшные глаза, затем тут же сказал, обращаясь к Терье:

-- Так, получается, что-то же он нашёл? Раз что-то вёз.

-- Вот с этого мы и начнём наше расследование, -- сказал младший прокурор Терье. -- Как бы не оказалось, что целью этой экспедиции и был оплаченный Академией счёт эвакуаторов за транспортировку.

Питер ещё раз хотел сказать, что это была не экспедиция, но не стал.

Господин Бризено снова, но уже с ужасом, посмотрел на Питера; было совершенно очевидно, что даже он, опытный руководитель, не ожидал от молодого учёного такого коварства.

Питер сказал ровно:

-- Это бред, всё, что вы сказали. Отчёт об изыскательском отпуске будет завтра, и там будет всё написано, почему, как и что.

-- Ну вот видите, -- немедленно сказал Бризено с примиряющими интонациями. -- Отчёт будет, он напишет.

-- Бред, значит, -- сказал Терье. -- А будет ли в нём указано, что вы оказали активное противодействие властям Тулузы в лице декана Розье? Подстрекали горожан к свержению местной власти и призывали к оружию. С целью организовать свою гильдию или академию.

Наступила короткая тишина; лишь молчаливый прокурорский квинтет шуршал бумагами. Бризено с потрясённым видом качал головой. Это невозможно, шептал он почти беззвучно -- но так, чтобы Терье его слышал.

-- Нет, не будет, -- ответил Питер. -- К результатам отпуска это не относится. И ни к чему мы не подстрекали.

Розье, сволочь, пакостник.

Младший прокурор Терье кивнул.

-- К сожалению, -- сказал он, при этом в голосе его не было и намёка на сожаление, -- мы не можем ждать вашего отчёта. Поэтому будет протокол.

-- То есть? -- не понял Питер.

-- Вы прямо сейчас покажете ваш саркофаг и ответите на все вопросы. Мои вопросы.

Питер пожал плечами. Очень хотелось выглядеть уверенным, спокойным и непрошибаемым. Чтоб сразу было ясно, что бояться ему нечего, что отвечает он прокурору лишь из вежливости и уважения к государственным службам, а вовсе не из страха и даже не из опасения.

-- А господин Бризено выступит в роли эксперта, -- сказал младший прокурор Терье, поднимаясь. -- Чтобы не было тайн и неясностей.

-- А саркофаг не у меня, -- выдержав паузу и стараясь не звучать злорадно, сказал Питер. -- Он у эвакуаторов на складе. В уникальном самоходном мобиле.

Прокурорский квинтет в разных концах комнаты отчётливо замер, а тот, что сидел на месте Питера, тот самый, что просто делал своё дело, вдруг произнёс скрипучим голосом:

-- То есть как это?

Питер вздрогнул от неожиданности, отругал себя. Терье некоторое время безо всякого выражения смотрел в потолок, затем словно проснулся, потёр двумя пальцами кончик носа и заговорил тихо-тихо:

-- Получается, что результат дорогостоящей экспедиции Королевской Академии наук находится не в самой Академии, а где-то ещё. Молчать! -- прошипел он, видя, что Питер хочет возразить. -- И руководитель экспедиции, разумеется, теперь доступа к нему не имеет, о чем радостно сообщает. Что же это за учёные такие у вас?

Бризено молчал, молчал и Питер, совершенно справедливо полагая вопрос риторическим. Терье наклонился к бумагам на столе.

-- Месье Кафор, двадцать четыре года, "...заместитель заведующего кафедрой, имеет право вторичной подписи с января месяца"; среди прочего ему полагается "доцентская ставка, надбавка за степень", а в прошлом месяце ещё и "отпускные" и, самое интересное, "без-воз-мездная ссуда на научную работу".

Звенящая тишина обрушилась на кафедру археософии. Никто не шуршал бумагами, не шевелился, а господин Бризено, похоже, даже не дышал -- и вообще был близок к обмороку.

-- Это. Пахнет. Коррупцией, -- выделяя каждое слово, произнёс младший прокурор Терье. -- Как вы считаете, господин Бризено? А? Что говорите? Громче.

-- У нас... у нас уже готов приказ, -- лепетал Бризено. -- То бишь, есть приказ. Давно.

Терье поднял брови.

-- Какой такой приказ?

-- А вот у меня с собой есть копия, совершенно случайно... Приказ, эээ, директора Академии наук... Эмгм... В связи с сокращением фондов и во избежание растрат и злоупотреблений приказываю... тут много... Вот. Надбавка за учёную степень, отпускные, экспедиционные и прочие вознаграждения будут выплачиваться только тем сотрудникам, чья специализация соответствует специализации кафедры. Все остальные будут финансироваться на общих основаниях, после ежегодного рассмотрения и утверждения Советом Академии.

-- Постойте, постойте, -- сказал Питер ошеломлённо. -- Погодите. Я о таком приказе...

-- Хороший приказ, одобряю, -- сказал Терье. -- А каким числом он подписан?

-- Январём, -- крепнущим голосом ответил господин Бризено. -- Январём этого года.

На Питера он не смотрел.

-- А каким образом Академия будет восстанавливать ошибочно выплаченные средства? -- поинтересовался младший прокурор, выпрямившись и оправляя на себе мундир. Похоже, его мысли были уже далеко. Его квинтет закончил работу и беспорядочно сваливал все бумаги и папки обратно в ящики столов и шкафов; Питер стиснул зубы. Бризено же окончательно оправился и уверенным голосом ответил:

-- Я думаю, мы решим этот вопрос. Скорее всего, эти сотрудники будут восстанавливать их за счёт своего оклада. В течение некоторого времени, разумеется.

-- Что ж, -- сказал Терье вяло. -- Похоже, в деле вскрываются новые обстоятельства. Мы отправляемся к эвакуаторам. Вас вызовем повесткой. Господин Кафор. Господин Бризено.

С этими словами младший прокурор Терье вместе со своим квинтетом покинул помещение кафедры. Через две секунды господин Бризено как ни в чем не бывало тоже засобирался и вышел, что-то озабоченно бормоча себе под нос. На Питера он так и не взглянул.

-- 7

Ур-роды.

Питер пришёл в себя лишь минут десять спустя и тут же начал считать, сколько он потерял в деньгах -- не из меркантильности даже, а просто чтобы чем-то заняться.

Вышло две трети. Он потерял две трети своего заработка.

Он не поверил и пересчитал ещё раз, медленно и спокойно.

Гады.

Нет, всё верно. Его доход теперь равнялся доходу обычного бакалавра и составлял примерно восемьдесят тысяч новых франков в год. Это без учёта того, что ему придётся восстанавливать "ошибочно выплаченные средства" за полгода... Питер смотрел на листочек, исчерканный цифрами и ясно осознавал: это катастрофа.

Подлецы.

Что можно сделать?

Можно подать жалобу на Бризено. Ага, в прокуратуру, господину Терье лично в руки. Можно подать жалобу на Терье. Генеральному прокурору, или нет, сразу принести в покои её несовершеннолетнего высочества, тоже лично в руки... Лорду-протектору? Но формально господин Оливер такой же чиновник на службе у короны, как и генеральный прокурор -- как бишь там его. Советники одного ранга. Судейская коллегия? Дорого... Жалобы -- это очень дорого и очень долго, а деньги, как всегда, нужны прямо сейчас. Очень, очень некстати всё это... На уголь и дрова сбережений хватит, но на всё остальное? До осени Питер хотел сделать крышу, расчистить двор и сад, подлатать ворота, а лучше поставить новые, и, самое главное и срочное, починить отопление. Зимы становились всё холоднее, а дом на Рю де ла Пэ ветшал не по дням, а по часам.

Дом.

Идея, как и полагается, родилась из ниоткуда.

Питер вскочил и начал мерить шагами кафедру.

Конечно, надо сдавать комнаты. Наверху четыре комнаты, внизу две и гостиная. Мне хватит двух нижних комнат, рассуждал Питер, а им, жильцам, хватит и по одной. Для начала сдать две комнаты, потому что в третьей немного сыро, а в четвертой завалы барахла, до которого руки никак не доходят. Барахло потом можно унести на чердак... Если, допустим, сдавать комнату за три тысячи франков в месяц, то можно наполовину восстановить потери на ближайшее время, а в следующем году, видимо, придётся что-то придумывать... А если сдавать за четыре тысячи... А за пять?

Питер стал вспоминать, как они выглядят, верхние комнаты.

Нет, четыре -- это даже мало. Пять.

-- А торг начнём с шести, -- решительно сказал Питер вслух.

Через полчаса Питер уже шагал по улице в Печатный квартал, к вечернему "Торговому Меркурию", а в мыслях набрасывал детальные портреты своих будущих квартиросъемщиков. Портрет получался семейным, так как было решено, что это будут брат и сестра. Брат младше, сестра старше. Они приехали в Париж, то есть Лютецию, на учёбу. Брат посещает курсы подготовки для поступления в Криминальное училище, дисциплинирован, уважает старших, не любит сидеть дома и очень любит свою сестру. Сестра, напротив, домоседка и скромница, ответственная, умная и застенчивая провинциалка. Любит читать книжки по истории и решать несложные математические задачки... Их родители -- преуспевающие землевладельцы с юга Альянде, а детей отправили так далеко, чтобы те вкусили столичной жизни; конечно же, они приедут вместе со своими детьми, и поначалу будут строго спрашивать Питера, кто он такой (учёный, доктор наук), кто его родители (отец известный лингвист, мать почтенная домохозяйка, увы, оба уже не с нами), какие у него политические взгляды (самые умеренные и вообще он далёк от политики) и образ жизни (скромный, затворнический, весь в науке). Конечно, они будут впечатлены, и очень обрадуются, что у их чад будет такой благовоспитанный и положительный лендлорд. Скорее всего, сговорятся на тринадцати тысячах за обе комнаты, плата за полгода вперёд, а ещё отец перед отъездом отзовёт его в сторонку и выдаст ещё двадцать тысяч, на случай, если по вине их детей что-нибудь случится... В общем, весьма достойные люди. И дети тоже весьма: старшая дочь красива той тихой красотой, что привлекает всех, кого втайне, кого сильнее, но никого не оставляет равнодушным. Однажды они встретятся в саду, в час мысли и уединения, и глядя на просыпающиеся звёзды, он расскажет ей, что у него на сердце, чем он живёт и о чём мечтает, и она обязательно поймёт...

На этом месте Питер уперся в дверь с надписью "Публикация объявлений от частных лиц". Ниже мелким, но разборчивым почерком было приписано: "Отмена публикации объявления вашего конкурента -- десятикратная цена". Ниже была ещё надпись, совсем мелкими буквами, она начиналась со слов "Посрамляющее конкурентов сообщение об отмене отмены публикации вашего объявления...". Несколько минут Питер изучал эти и другие листочки, там и сям прилепленные на двери; содержание их было настолько разнообразным, что пришлось приложить некоторое усилие, чтобы вспомнить, зачем он сюда пришёл.

Так. Газета, комнаты, объявление.

Следующие полчаса его жизни он с удовольствием бы забыл: ощущать себя некомпетентным просителем оказалось крайне неприятным занятием. Его долго спрашивали, чего конкретно он хочет, отправляя каждый раз к новому человеку, затем мучительно сокращали его объявление, чтоб было дешевле, причем с каждым сокращением похожий на крысу служащий газеты, который с трудом был виден из-за стопок бланков на столе, явно скучнел. Когда в итоге получилось "Комнаты, недорого" и его адрес, он совсем утратил интерес к Питеру, небрежно принял от него деньги, небрежно написал расписку, шлепнул печать и уткнулся длинным живым носом в свои бумаги. Объявление он положил в тощую стопку перед собой, а не в толстую, -- видимо, от таких же лаконичных и экономных. Питер постоял немного, затем сказал "спасибо" и ушёл. Очень хотелось принять ванну, или хотя бы отряхнуться, по-собачьи.

-- 8

Спустя полтора часа, в той же газете, в том же кабинете, мадемуазель Прелати сказала:

-- Я могу работать горничной, экономкой, дворецким, няней, воспитателем. Знаю три языка, арифметику, грамматику, этикет. Есть диплом медицинской сестры.

Служащий газеты кивнул, что-то записал, затем спросил:

-- Рекомендации есть?

-- Четырнадцать штук, -- холодно ответила бабушка. Ей не нравился этот равнодушный хлыщ, скрывавшийся за стопками бланков.

-- Покажите.

Мадемуазель Прелати вздёрнула бровь.

-- Вы что, мой наниматель? -- Весь её вид являл сильное сомнение в способности своего собеседника кого-то нанять. Рекомендаций действительно было много, правда, более или менее подлинной из них была только одна -- от её невестки, мадам Меффрэ. Остальные были изготовлены ими двоими собственноручно.

Хлыщ снова кивнул, как будто этого и ждал.

-- Проживание?

-- Конечно, в доме хозяина, -- ответила бабушка. -- Отдельная комната с детским местом. У меня есть внучка.

Служащий газеты сложил пальцы в замок.

-- А кто будет её кормить и содержать?

-- Это чудесная девочка, и она никому не помешает, -- отрезала бабушка. -- Напишите -- условия при встрече.

Хлыщ кивнул в третий раз: клиентка попалась тёртая. Вроде всё в порядке. Он потряс кистью, макнул перо в чернильницу и начал заполнять бланк объявления начисто.

-- 9

Весь оставшийся день Питер наводил чистоту в доме и особенно в предполагаемых для сдачи комнатах. По мере наведения порядка цена, рухнувшая до унизительных двух тысяч франков в месяц в первую секунду после того, как Питер заглянул в комнаты (на него упал кусок штукатурки), выросла обратно до четырёх и даже, чем чёрт не шутит, до пяти. Одна из комнат была немного больше и ухоженнее; там, очевидно, будет жить сестра, та, что с пышными каштановыми волосами. Вторая была меньше, здесь будет жить неприхотливый и молчаливый её брат. Обязательно неприхотливый. Они же землевладельцы, рассуждал Питер, их образ жизни прост, естественен.

Так, путая землевладельцев с земледельцами, Питер беспорядочно возил тряпкой по стенам, когда звякнул дверной колокольчик, а затем безо всякого перерыва в дверь постучали. Питер подпрыгнул в ужасе -- как скоро! А он совсем не одет! А там ведь наверняка стоит вся их семья -- мама, папа, брат, сестра, горничная, дворецкий и грузчики! Бог с ними, с прислугой, но маму и папу разочаровывать было решительно нельзя, поэтому под аккомпанемент настойчивого стука и звяканья временно исполняющий обязанности заведующего кафедрой метался по дому, распинывая вещи по углам и напяливая свой лучший костюм, который предназначался для заседаний Высшего совета Академии. (На этот совет его пригласили лишь однажды, и то случайно, нечувствительно нанеся тем самым крепкий урон его кошельку: больше такую красоту надевать ему было некуда, даже на защиту диссертации он был одет скромнее). Наконец он подбежал к двери, перевёл дух, принял спокойное выражение лица и открыл.

Сразу же выяснилось, что брат с сестрой приехали без родителей, без грузчиков и прислуги, и были совершенно непохожи между собой; волосы у сестры оказались рыжеватые, выбивающиеся из-под потёртого чепчика, а брат был копия Жака Делакруа, однокашника Питера и Аслана.

Собственно, это и был Жак Делакруа.

-- О, так это твой дом, -- сказал Жак. Кажется, он тоже был слегка сконфужен. -- А мы, собственно, по поводу комнаты, недорого...

-- Рад тебя видеть, Жак, -- сказал Питер неуклюже. -- И твою эээ...

-- Мелисса, -- быстро сказал Жак. -- Её зовут Мелисса.

Бывшая сестра открыла рот, затем кивнула и снова скромно опустила глаза.

-- И вас тоже рад видеть, Мелисса, -- учтиво закончил Питер. -- Проходите.

-- Мелиссе уже надо идти, -- так же быстро сказал Жак. -- Пока, Мелисса. Увидимся.

Мелисса некоторое время смотрела то на Питера, то на Жака, затем кивнула медленно, повернулась и пошла, отчётливо виляя бёдрами. В этом был какой-то диссонанс с её внешним видом, и в особенности почему-то с чепчиком. Питер и Жак смотрели ей вслед, словно заворожённые; будто почувствовав, Мелисса повернулась, нахально осклабилась и сделала книксен.

-- Пока, мальчики, -- и через пять секунд, ловко прыгая через лужи грязи, исчезла за поворотом.

Осмотрев обе комнаты, Жак сказал:

-- Ну что ж. Очень даже неплохо. Восемьсот за большую и по рукам.

Питер решил, что ослышался.

-- Восемьсот? -- кашлянув, переспросил он. -- Я вообще-то рассчитывал на три тысячи. Для начала.

Лицо его однокашника приняло сложное выражение.

-- Питер, -- сказал он. -- Три тысячи новых франков за такую комнату в месяц -- это немножко не то, что можно назвать "недорого". Я это тебе говорю как специалист по всему, что недорого и со скидкой.

Так и знал, подумал Питер. Та часть его натуры, что возомнила себя финансовой, пришла в отчаяние. Оставшаяся часть взирала на происходящее с кротким любопытством.

-- Три тысячи, -- задумчиво произнёс Жак. -- А вторая комната у тебя уже сдана?

-- Нет, -- сказал Питер. -- Я только сегодня объявление дал. Кстати, как ты...

-- Давай так, -- Жак его не слушал. -- Я найду тебе отличного жильца во вторую комнату за три с половиной тысячи, а за это ты с меня будешь брать полторы.

Питер нахмурился.

-- Что-то как-то, -- засомневался он.

-- Эх, -- сказал Жак. -- Ну не судьба так не судьба. Пойду искать другое место. Пока. Рад был увидеться. Отличный сюртук, кстати.

-- Хорошо, -- решительно сказал учёный. Пять тысяч за две комнаты -- жить можно. В конце концов, Жак хоть и не сын землевладельца с юга, зато знакомый.

-- Только чтоб жилец был хороший, -- строго, как ему показалось, сказал Питер.

-- Даже не сомневайся, -- сказал Жак. -- Вернусь через полчаса. Жди.

Питер ничего не успел сказать, как новоявленный квартирант исчез за дверью.

Он действительно вернулся через полчаса, с шумом и вознёй. Приглядевшись, Питер понял, что шум исходил не от Жака, а от того, кто пришёл с ним, очевидно, будущего жильца. Он был весь нагружен мешками, тюками и прочим скарбом, так что лица видно не было, и тем не менее Питеру показалось, что...

-- А вот и второй жилец, -- сказал Жак.

Второй жилец с грохотом сбросил груз на пол.

-- Аслан, -- сказал Питер. -- Так я и знал.

Королевский эвакуатор некоторое время переводил взгляд с одного однокашника на другого, затем остановился на Жаке.

-- Это что, розыгрыш какой-то?

-- Почему розыгрыш? -- возмутился Жак. -- Питер хозяин дома. Сдаёт тебе комнату на лучшей улице в Париже всего за три с половиной тысячи в месяц. Что не устраивает?

-- Привет, Питер, -- сказал эвакуатор. -- Он правду говорит?

-- Прислуга у тебя есть или как обычно? -- осведомился Жак.

-- Как обычно, -- ответил Питер. Ему становилось смешно. -- Приходит для уборки по средам и субботам. Да, Аслан, это правда. Привет. Как он тебя нашёл?

-- Да случайно сегодня увиделись.

-- Надо же.

-- Ага, -- сказал Аслан. -- В общем, ясно. Пойду за своими вещами схожу.

-- А это чьи? -- спросил Питер. Эвакуатор молча кивнул на Жака, вышел за дверь и вернулся -- с одним узлом и одной книгой в руке. Здесь временно исполняющий обязанности заведующего кафедрой археософии не выдержал и упал в кресло перед камином, хохоча и дрыгая ногами.

-- Смейся, смейся, -- хмуро сказал Аслан. -- Когда закончишь ржать, выйди на задний двор. Надо место расчистить.

Питер перестал смеяться.

-- Расчистить?

-- Ты выходи, выходи, -- сказал Аслан. -- Увидишь.

-- 10

Красивая, плавных форм, крылатая машина стояла во дворе позади его дома, еле втиснувшись между старыми яблонями. Вокруг черным коробом сжимались стены соседних домов и в целом всё напоминало пейзаж в исполнении художника с боязнью открытых пространств, модным среди светских прожигателей жизни душевным заболеванием.

-- Как ты сюда заехал? -- спросил Питер, оглядывая узкий, втроём плечом к плечу не пройти, проход во дворик с улицы. Аслан подмигнул ему и сказал:

-- У нас прокурорская проверка началась сегодня. А саркофаг твой пока ни по каким документам не проходит. Поэтому начальник мой и сказал -- пока отчёта не будет, забирай его куда хочешь. Вместе с мобилем.

-- Что за саркофаг? -- спросил Жак, любовавшийся машиной; ему не ответили.

-- Прокурорская проверка? -- медленно произнёс Питер. -- Младший прокурор Терье?

-- Не знаю, -- сказал Аслан. -- Но что хорошо: меня под это дело произвели в лейтенанты. А дела Люца и Мюко задвинули подальше, пока проверка не пройдёт.

-- Ого, -- сказал Жак из-за мобиля. -- Поздравляю.

-- Это как?

-- Ну я был лейтенант-стажёр, как ты помнишь, -- сказал Аслан. -- Стажёру не положено две командировки подряд. Поэтому, чтоб сейчас меня сплавить, им пришлось подписать приказ о присвоении звания, выплатить мне кучу командировочных да ещё и жилищный ордонанс дали.

-- Какой-какой ордонанс? -- поразился Питер.

-- Лейтенанты эвакуации не живут в казарме Службы, -- ответил подошедший Жак. -- Они либо покупают жильё, либо, что чаще всего, арендуют. На это им дают годовой ордонанс, который, кстати, тебе надо подписать, как хозяину комнаты. Сумма там как раз три с половиной в месяц.

-- Откуда ты всё знаешь? -- с подозрением сказал Аслан.

-- Я внешний куратор королевской Службы снабжения и поставок, -- ответил Жак с достоинством. -- Я знаю всё в этой жизни.

-- А, свободный финансист, -- сказал Аслан. -- Ну что, тоже неплохо.

-- Это всё замечательно, -- сказал Питер после паузы. -- Но что нам делать? Прокуроры у нас тоже были, я теперь заведующий кафедрой...

-- Ого, -- сказал Жак. -- День повышений. Поздравляю.

-- Поздравляю, -- сказал и Аслан.

-- Кратковременно исполняющий обязанности, -- уточнил Питер хмуро. -- Перед тем, как меня упекут в Лафорс. Они думают, что мы с тобой затеяли воевать с Легри, чтобы Академия оплатила счет Эвакуации за транспортировку. Розье донёс.

Жак хмыкнул.

-- Старовата схема-то.

-- Не знаю, о чём ты, -- злобно сказал Питер. -- Только отчёта у меня тоже нет, саркофаг я им предъявить не смог, они отправились к вам, а у вас, оказывается, его тоже теперь нет. Отлично, просто замечательно.

-- Ну кто ж знал, что им он так вдруг понадобится, -- сказал Аслан, потирая нос. -- Вот гад.

-- Да что за саркофаг-то, скажет мне кто-нибудь? -- спросил Жак.

-- 11

Рассказ свой Питер и Аслан закончили, когда уже стало темнеть. Питер зажёг весь свет, затем подступил к камину, готовясь к нелегкой борьбе, однако тот сегодня не капризничал и разжёгся сразу, не чадил и искрами не плевался.

Что ж, сказал Жак, сидя в кресле с бокалом в руке, я прямо вам завидую. Такие приключения в наш меркантильный и уставший век. Я сам себе завидую, скромно ответил Питер и немедленно закусил сыром. Аслан, который пил морс, ничего не сказал, но по его виду было ясно, что он, в отличие от них, никому не завидует и весьма собой при этом доволен. Обсудили быт; после короткой дискуссии неприхотливый эвакуатор согласился занять комнату поменьше. Решающим аргументом послужил гардероб Жака, представлявший собой неподъемный сундук убойного вида; Питер осознал, что совершенно упустил момент, когда этот гроб с тряпками появился в его доме. Нет, ну вы посмотрите на них, возмущался Жак. Всё ведь устроилось как нельзя лучше -- для всех, заметьте! -- и всё равно в итоге я манипулятор и интриган. А там что, чердак, спросил Аслан. Ага, чердак, ответил Питер, кстати, надо бы этот вопрос того, вдруг там тоже можно жить... Ключи только найду.

И вспомнил про объявление.

-- А, -- сказал Жак. -- Не беспокойся. Его не опубликовали.

-- То есть?

-- Тот тип, который у тебя принимал объявление, должен мне денег. Денег с него получить дело гиблое, но зато он мне сообщает, когда появляется что-нибудь интересное.

-- Гм, -- сказал Питер. -- А если я завтра пойду куплю газету, а потом нажалуюсь, почему объявления нет?

-- Ууу, -- сказал Жак. -- Тогда всё станет очень сложно. Мне придётся заплатить десятикратную цену за снятие твоего объявления, и я не смогу с тобой рассчитаться вовремя.

-- Ладно, не буду, -- решил Питер, подумав. -- Может, его уволят?

-- Хамил? -- заботливо произнёс Жак.

-- Хамил, -- искренне сказал доктор абстрактных наук. -- И не только он. Чувствуешь себя птичьим дерьмом на крыльце Версаля. В день коронации.

-- Ого как завернул, -- сказал Аслан. -- Я запишу.

Жак кивнул.

-- Бывает. Хотя редко. Его доход ведь зависит от того, сколько объявлений принесут. Новая схема. Зато сама газета вдвое дешевле. Скоро все так будут делать.

-- Питер же принёс объявление, -- сказал Аслан, не отрываясь от планшета. -- "...ко-ро-на-ции"... И деньги отдал, пусть и небольшие. Почему он так?

-- Потому что у них не прямая доля, а жалованье плюс доля, -- сказал Жак. -- По научному, если вы не забыли, называется "процент". Если входящая сумма меньше определенного порога, то с неё процент не идёт. Он считается как бы входящим в его минимальное жалованье.

-- Ну и что, -- сказал Питер. -- Можно же быть хотя бы минимально вежливым за минимальное жалованье. Или оно у них настолько минимальное?

-- По-разному, -- сказал Жак. -- И скорее всего, у них есть ещё план.

-- План? -- одновременно переспросили Аслан и Питер.

-- Ну да, план, -- слегка недоумённо подтвердил Жак. -- Вы же оба работаете на государство. Вы же понимаете, что такое план?

-- Как-то это неожиданно, -- произнёс Питер. -- Я думал, в таких конторах свобода, зарабатывай столько, сколько сможешь, открытые возможности и всё такое.

-- Да, чтоб не как у нас, -- подтвердил Аслан. -- Шаг влево -- доклад, шаг вправо -- донос. Прыжок на месте -- выговор.

-- Наивные дурачки, -- ласково сказал Жак. -- У него план: за этот месяц собрать не меньше стольки и не больше стольки.

-- Не меньше, это понятно, -- заметил эвакуатор. -- А почему не больше-то?

-- Потому что если он принесёт больше, чем ему положено по плану, то на следующий месяц план повысят, а его долю понизят. И придётся работать ещё больше за совершенно те же деньги.

-- Так и не работает! -- снова одновременно вскричали королевский учёный и королевский эвакуатор. Жак закатил глаза.

-- Я и говорю. Если всё идёт само, зачем осложнять себе жизнь?

-- Дурацкая система, -- решительно сказал Питер. Аслан кивнул.

-- Всё как у людей.

-- Нормальная, -- возразил Жак. -- Поставьте себя на место его хозяина. Если у него каждый будет зарабатывать прямой процент?

В голосе свободного финансиста ясно слышались нотки ужаса. Его однокашники не нашлись, что сказать.

-- А Элис, она тебе кто? -- спросил Аслан через некоторое время.

-- Элис? -- удивился Питер. -- Кто такая Элис?

-- Ну та рыжая, в чепчике.

-- Мне он представил её как Мелиссу, -- с коротким смешком сказал исполняющий обязанности заведующего кафедрой.

-- А, эта, -- легко сказал Жак. -- Это актриса из... из одного театра, на бульваре Тампля. Забыл, как её... Она мне была нужна, гм, для солидности.

Аслан поднял брови.

-- Для солидности? Из бульварного театра?

-- Наверняка тоже должна ему денег, -- отметил Питер.

-- Это на тот случай, если вдруг хозяин дома окажется старой кошёлкой, -- объяснил интриган и манипулятор. -- Я подумал и решил, что старые кошёлки предпочитают не сдавать комнаты молодым и подающим надежды холостякам.

Питер и Аслан одновременно покачали головами, поражённые изворотливостью ума внешнего куратора королевских поставок.

-- Кстати, чепчик, -- озабоченно сказал Жак. -- Надо не забыть забрать.

-- А-а-а! -- неожиданно воскликнул Аслан и прищурился. -- Так ты, получается, и за мной следил? За приказами, кого производят в лейтенанты? Поэтому ты околачивался рядом с нашей конторой?

-- Я бы попросил, -- с достоинством ответил Жак. -- Я лично ни за кем не следил, это раз. И не околачивался, а целенаправленно шёл. Это два.

-- Его должники есть и среди эвакуаторов, это три, -- сказал Питер страшным голосом. -- Опутал весь город долговой ямой.

-- Ямой нельзя опутать, -- сказал Жак.

-- Окопал, -- уточнил Аслан.

-- Вы меня заинтриговали, -- произнёс Жак задумчиво. -- Я хочу её увидеть. Что там надо сделать? Куда что засунуть?

-- Жак, -- мягко сказал Питер. -- Не надо.

-- Ладно, -- неожиданно покладисто сказал Жак. -- Может, я не готов. Но у меня такое впечатление, что вы с этим саркофагом, с этой женщиной, да и вообще со всей этой древней катавасией угодили в самую гущу. Я бы даже сказал, в самый жир этакого кипящего котла.

-- Образно, -- оценил Аслан.

-- Древние ведь никого не интересуют, -- язвительно сказал Питер. -- Кому они нужны. Да ведь?

-- Сами древние никому не нужны, конечно, -- согласился Жак. -- Пропали, и чёрт с ними. А вот то, что они создали -- очень даже нужно.

Аслан кивнул.

-- У нас в эвакуации целый склад древнего барахла. Никто даже и не чешется.

Питер сказал хмуро:

-- Подожди, дай срок.

Жак вздохнул.

-- Никто, как ты выразился, не чешется лишь потому, что служба ваша находится под крылом его светлости сира Оливера, лорда-протектора её высочества Изабель, да хранят её небеса. Именно он, пользуясь своим положением, наложил все мыслимые гласные и негласные запреты на древние артефакты. Именно он собирает всё это, как ты выразился, барахло.

-- И что? Это же их обязанность, их работа, -- сказал Питер.

-- Они инструмент, их специально для этого создали, -- сказал Жак. -- Ну и сир Оливер -- не единственный влиятельный человек в нашем королевстве. Далеко не единственный.

-- Ого, -- сказал Аслан. -- И?

-- Многим другим влиятельным людям, -- медленно и с расстановкой развил мысль финансист, -- не очень нравится то, что служба эвакуации владеет столькими артефактами непонятной силы, назначения и применения.

-- Ну и пусть не нравится, -- грубо сказал Аслан. -- Нам-то что?

Жак несколько секунд разглядывал свой бокал, затем со стуком поставил его на ручку кресла.

-- Короче.

-- Наконец-то, -- сказал Питер. -- Выпьем же.

-- Я скажу вам просто: есть чиновники и есть чиновники. Есть службы, и есть службы. Есть гильдии и есть гильдии. Одни хотят скинуть вторых. Третьи четвёртых, пятые шестых, неважно. Раньше оно как-то всё то на то выходило, и все были поровну. Но сейчас у одних есть кое-что опасное, и только это останавливает всех остальных. Останавливало, точнее. Сейчас вторые вместе с остальными решили взяться за первых всерьёз. Для начала, судя по всему, решили разобраться с этим складом. И вы со своим дурацким саркофагом дали им отличный повод.

Питер морщил лоб.

-- Первые, вторые, десятые... Ты скажи прямо -- прокуратура тоже в этом участвует? А судьи? А легардюкор?

Жак закрыл глаза и длинно, выразительно вздохнул.

-- А на чьей они стороне? -- спросил Аслан. -- Мы вроде как дружим со всеми.

-- "Вроде как", -- не открывая глаз, передразнил его Жак.

-- Ну, видимо, да, ты прав, -- с подозрительным смирением сказал Аслан. -- Я вот только одного не пойму.

-- Чего же, -- лениво и снисходительно сказал Жак.

-- Как нам поможет то, что ты посмотришь на саркофаг?...

Трое молодых мужчин смеялись в скупо освещенной гостиной на Рю де ла Пэ. Аслан, эвакуатор, Жак, финансист; и Питер тоже смеялся, и гнал подальше гаденький вопросец: а на чьей стороне сам Жак? Каждый из них чувствовал, что что-то меняется вокруг, в хрупком равновесии старых, трусливых, жадных и опасных банд, прикидывающихся службами, гильдиями, академиями; и каждый гнал тревогу от себя, и они разговаривали, шутили и смеялись, наслаждаясь последними, возможно, минутами беззаботной жизни.

-- Всё, -- сказал Жак и встал. -- Я созрел. Показывайте.

-- 12

Потом, когда саркофаг тихо закрылся и снова стал непроницаемо-чёрным, они вышли из мобиля, сели на крылечко и долго сидели на ступеньках в ночи и тишине. Аслан и Питер переговаривались негромко, а Жак вдруг увидел, что звезды давно уже проснулись и начали свой медленный небесный хоровод; ощутил мерное дыхание ночи, уносящее последние ароматы летнего дня; и ясно осознал почему-то две вещи: что мир очень велик и что вся жизнь впереди -- и как-то это было связано и между собой, и с той, что была там, в сердце чёрного саркофага. И Жак не без удивления понял ещё, что теперь она живёт и в его сердце. Не без удивления, потому что очень редко люди точно знают, кто они есть и на что способны -- и лишь в моменты, подобные этому, когда свет чуда, к которому ты случайно прикоснулся, освещает всю твою жизнь и всё твоё существо, ты понимаешь, кто ты, зачем ты. Или хотя бы начинаешь понимать. Самую чуточку.

Было удивительно носить в себе такое сокровище; удивительно и немного страшно. Жак ревниво глянул на своих друзей -- видят ли они? понимают ли? хранят ли её образ так же бережно, как уже хранит он? -- и понял, что нет, нет и нет; и простил их за это. Посидел ещё немного, прислушиваясь к себе и ко Вселенной, затем с сожалением вернулся в запущенный садик позади дома на Рю де ла Пэ, где, еле втиснувшись между стволами яблонь, стоял мобиль эвакуаторов, красиво мерцающий под звездами.

Прислушался к разговору. Нет, говорил Аслан, дело про братство Урании у него отнимут, это точно. Тут явно пахнет майорским жезлом, да не одним, а тремя самое меньшее. Столько ведь нераскрытых дел сразу раскроется... Ему такое рановато, спасибо хоть лейтенанта дали вовремя. На последовавшие вопросы Питера, чем конкретно пахнет майорский жезл, имел ли Аслан опыт нюхания такого жезла и если имел, то как на это отреагировал его обладатель, лейтенант отвечать отказался. После ещё одного бокала Питер сказал: зато, когда эта прокурорская чехарда кончится, и всё пойдёт своим чередом, у них будет а) саркофаг, b) труп чудовища и c) целый склад для исследования и изучения. Это же минимум пять докторских. А то и шесть. Аслан помолчал, затем, мстительно подбирая слова, негромко осведомился, а нету ли среди этой груды бесполезной макулатуры чего-нибудь стоящего, капитанского шеврона например. Питер тоже немного подумал, закусил, прожевал, -- и в самых вежливых выражениях посетовал на пещерный карьеризм отдельных без году неделя лейтенантов, в то время как именно наука является объективной ценностью. Аслан, исчерпав доводы, начал загибать временного заведующего кафедрой в бараний рог, видимо стремясь таким образом привить строптивому доктору наук свою систему приоритетов.

Веселье было в самом разгаре, когда неприятный и знакомый уже Питеру голос произнёс у них за спиной:

-- Господин Кафор.

Надо отдать должное эвакуатору -- он хотя и дёрнулся, но тут же справился с собой: спокойно встал, потянулся, повернулся и оглядел младшего прокурора Терье, стоявшего в дверях, с ног до головы. Свободный же финансист не был столь выдержан (или не столь трезв), поэтому от неожиданности просто упал со ступеньки, где сидел, попытался встать, поскользнулся, с проклятиями ухватился за ветку стоявшей рядом яблони, оторвал ветку, ещё раз упал, издал нечто вроде рычания и наконец поднялся. Даже в полутьме он выглядел потешно -- красное лицо, взъерошенный вид, листочки, веточки и прочий мусор, там и сям прилипший к его одежде.

-- Ого-го-гоу, -- сказал он весело.

В двери, загораживая свет, идущий из гостиной, стоял прокурор Терье и второй, тот, что рылся в столе Питера. Опять не запер входную дверь, с досадой подумал учёный.

-- Я так понимаю, вы -- Аслан аль-Джазия, лейтенант службы королевской эвакуации, -- сказал Терье.

-- Правильно понимаете, -- сказал Аслан. -- Это я.

-- Вам и господину Кафору предписывается немедленно вернуть саркофаг в распоряжение королевской прокуратуры.

-- А можж-но взглянуть? -- не совсем твёрдым голосом произнёс Жак.

Младший прокурор Терье очень медленно повернул голову к нему, будто только сейчас заметил.

-- Вы кто такой? -- неторопливо произнёс он.

-- Я! -- объявил свободный финансист, -- я внешний ку-ратор королевской службы снабжения. Ж-жак Делакруа, квашмуслгм. Т-р-гова-финсссс... Гильдия! Да! Хотелось бы взглянуть на, -- здесь Жак нахмурился, мучительно вспоминая слово. -- О! На пред-писание.

-- Жак, -- сказал эвакуатор предупреждающе. -- Ты пьян.

И когда только успел. Не хватало ещё поссориться с прокуратурой; Жаку-то что, а им с Питером работать и жить... Терье секунду смотрел куда-то в лоб Жаку, еле заметно морща нос. Затем сказал вежливо и холодно:

-- Это предписание вас не касается. Соответственно, я не имею права вам его показывать.

-- А ему, -- Жак лихо мотнул головой в сторону Питера, -- вы имеете право его показывать?

-- Жак, -- повторил Аслан, уже с нажимом. Жак повернулся к нему, сделал страшные глаза и с силой прижал палец к губам. Раздался отчетливый шлепок -- он промахнулся и попал себе по щеке; на секунду он стал похож на пригорюнившуюся вдовушку.

Младший прокурор посмотрел прямо в глаза Питеру.

-- Разумеется. Если они изъявят такое желание.

Жак, не обращая внимания на эвакуатора более, подошёл к Питеру, обнял его за плечи и зашептал ему прямо в ухо так, что слышно было через три улицы:

-- Пр...предписание на гербовой бумаге, с баааль-шой печатью. Ещё там должна быть малая печать, это его лич-чная. Рисунок печати -- как на шевронах. Вот.

И ткнул пальцем ниже прокурорского плеча.

-- Жак, -- в третий раз произнёс Аслан из-за его спины, уже немного устало. -- Они же были и в Академии, и у нас. Извините его, господин прокурор.

-- Вы, господин Делакур, хорошо осведомлены, -- сказал младший прокурор с легким смешком. -- Всё это у нас есть.

-- Делак-ру-а, -- громко и раздельно поправил его Жак и размашисто кивнул головой. -- Квашмуслгм. Т-р-гова-финсссс... Ну вы поняли.

Питер, старательно и чётко выговаривая слова, произнёс негромко:

-- Я бы взглянул на предписание. Если можно.

И удивился сам -- язык не заплетался. Терье неожиданно улыбнулся и произнёс:

-- Что?

-- Я хочу посмотреть предписание, -- твёрдо сказал Питер.

-- Жак! -- воскликнул эвакуатор, подхватил финансиста под руки и быстро увёл его к кустам, откуда немедленно понеслись утробные звуки, исполненные, тем не менее, чувства выполненного долга.

-- Это напрасная трата времени, господин Кафор, -- сказал Терье, словно бы ничего не заметив. -- Лучше проводите меня к мобилю. Где вы его прячете?

Питер не понял. Мобиль, освещённый и выглянувшей луной, и светившийся сам, был прекрасно виден с того места, где они стояли.

-- Мы его не прячем, -- осторожно сказал он. -- Если хотите, ты вы легко можете его увидеть.

И отошёл назад. Может, ему просто из-за порога не видно?

Терье шагнул на веранду, встал на крыльце, равнодушно оглядел тёмный сад. Взгляд его скользнул по мобилю, остановился на силуэтах -- полусогнутом Жака и терпеливо стоящего рядом Аслана.

-- Вы его закопали, что ли? -- презрение и пренебрежение были в голосе младшего прокурора.

Дьявол, да он же его не видит, чуть не сказал вслух Питер.

Он -- его -- не видит.

"Саркофаг -- умный".

-- Я имел в виду, -- запинаясь, проговорил он, -- что если бы он был тут, то вы бы его увидели. Но его здесь нет, поэтому его и не видно.

Младший прокурор задумчиво и пристально посмотрел на него; Питер выдержал взгляд, изобразил на лице простодушие и гостеприимство, и сделал приглашающий жест в гостиную.

-- Пройдёмте, -- сказал он. -- Нам надо одеться и собраться. Да же, Аслан? -- повысил он голос.

"...и если рядом будет враг, он тоже не откроется".

-- Да-да, -- Аслан ещё не понял, что к чему, но решил следовать за Питером. Жак к этому моменту уже упал на кучу листьев под яблоней и, похоже, уснул -- и судя по его виду, даже во сне ему было очень весело. Терье кивнул и отошёл вглубь гостиной; его квинтет молча торчал в разных углах комнаты, точь-в-точь как на кафедре в Академии. Незаметно заглянув за камин и убедившись, что всё на месте, Питер извиняющимся тоном проговорил:

-- И всё же, господин Терье, я бы хотел ознакомиться с предписанием.

Только потом, вспоминая эту ночь, ставшую началом их пути, он понимал, что момент был выбран крайне неудачно. Как-то так вышло, что они с Асланом находились в разных концах гостиной, причем рядом с каждым было по трое прокуроров. Только потом стало ясно, что это получилось вовсе не случайно, и только потом они удивлялись, как же всё обошлось и все остались живы -- особенно Питер.

Только потом. Много, много позже.

-- 13

-- И всё же, господин Терье, я бы хотел ознакомиться с предписанием.

Господин Терье покивал медленно, затем повернулся к своему помощнику, тому самому, что копался в шкафу Питера на кафедре, и приказал:

-- Покажи.

Тот прошёл к столику у камина, вынул из-за пазухи свёрток и начал разворачивать его на столе. Поднял голову, коротко мотнул ею Питеру -- иди сюда, мол, смотри.

И Питер пошёл, дурак.

И, дурак, даже наклонился над столиком, с изумлением глядя на ворох тряпок, испачканных тёмным, ища глазами что-нибудь похожее на гербовую бумагу с большой прокурорской печатью. Что-то тускло сверкнуло внизу, у груди, и плечо ожгло болью. Питера спасла лишь его реакция -- длинный стилет не попал в сердце, а прошёл выше и левее, над подмышкой.

Он отскочил, держась за плечо, и рванулся к камину, но было поздно -- Терье сшиб его в феноменальном прыжке; рыча, они покатились по полу, снося стулья и кресла. Тем временем Аслан сошёлся врукопашную с тремя прокурорами у дверей, тоже прорываясь к камину: за ним лежала сабля Питера, а рядом, в куче вещей, была и сабля Аслана.

План не задался с самого начала. Питер кое-как оторвал от себя Терье и забежал на лестницу на второй этаж, туда же запрыгнул и Аслан, чудом вывернувшийся от троих сразу. Утешало лишь то, что не у них одних дела шли не так, как надо: Терье встал, огляделся и злобно заорал на того, что был со стилетом:

-- Ты какого чёрта творишь?

От звука его голоса все прокуроры, полезшие было за Питером и Асланом, замерли и повернулись к нему. Было в этом что-то знакомое, только Питер не мог вспомнить что... Все, кроме того, что со стилетом: этот вытер своё оружие, быстро завернул его в тряпки, спрятал за пазуху и произнёс негромко, глядя наверх:

-- А что такое.

От его невыразительного взгляда и скрипучего голоса по шее Питера пробежали холодные мурашки. Ай-яй-яй, как же я проглядел-то... Видно же, видно было с самого начала -- никакие это не прокуроры, святые небеса, как можно быть таким тупицей? Он повернул голову и встретился взглядом с эвакуатором, стоявшим рядом. Аслан криво улыбался. Питер глазами спросил его -- чего, мол?

-- Да у них же шевроны разные, -- сказал Аслан и заперхал сдавленно. -- И форма не по размеру.

-- Вот я баран, -- с чувством произнёс Питер.

-- Я же тебе дал предписание! Просто показать! -- Терье ощутимо сбавил тон, но злоба в его голосе осталась прежней и клокотала, казалось, ещё сильнее. -- А ты в него свою тыкалку завернул... Там же написано, печать...

-- Написано, -- насмешливо повторил Стилет.

-- Он читать не умеет, -- догадался Питер.

-- Дьявол. Дьявол! -- произнёс младший прокурор в отчаянии и злобе. -- Они бы сами отдали, своими руками.

-- Ну конечно, -- прокомментировал Аслан.

-- Они и так отдадут, -- сказал Стилет. -- Разберись с ними, а я сейчас третьего...

-- Жак, -- коротко выдохнул Питер, и только они, не сговариваясь и не думая ни секунды, собрались прорываться к черному ходу, через головы подступающих бандитов, как дверь на веранду распахнулась и в гостиную с диким боевым кличем ворвался человек с чем-то длинным, неудобным, но зримо тяжёлым наперевес. Дальнейшее очень походило на ожившую иллюстрацию к школьному учебнику по механике, той его части, где говорится про вращение и взаимное соударение тел -- или на назидательные рисованные истории о вреде пьянства, что общество тайных трезвенников развешивает у входа в злачные заведения.

Будто небольшой, но очень увесистый вихрь прошёлся по гостиной. Переодетые прокурорами грабители оказались разбросанными по разным углам, а в центре, слегка покачиваясь и тяжело дыша, стоял Жак -- это, конечно же, был он -- с отпиленной неделю назад Питером ногой чудовища в руках.

Это было первое чудо, сотворённое Жаком за этот вечер, причём самое меньшее из трёх, но его друзья об этом пока не знали; они просто спрыгнули через перила лестницы, подбежали к камину и достали своё оружие.

-- Вот теперь можно и поговорить, -- сказал Аслан.

Но разговора не получилось.

-- 14

Тот, кого Питер про себя назвал Стилетом, был незаурядным человеком и знал это. С самого детства ему очень нравились деревянные кубики за простор, который они дают воображению; чуть позже он стал заводилой во всех играх, причем таким, который не собирает все лавры себе, а даёт поучаствовать каждому; всё указывало на то, что из него получится хороший руководитель.

Так и вышло.

Как хороший главарь, он всё умел делать лучше своих подчинённых: быстрее и точнее работал ножом, мог не спать несколько дней, имел звериное чутьё на ловушки и легко сходился с самыми разными людьми, вызывая доверие и располагая к себе с первых слов; владел тайным знанием, как перерезать железную решётку с помощью иголки и листа бумаги -- и не раз этим знанием пользовался; знал все приёмы шулерской игры в бочку, карты и в посошок, и, что было совсем поразительно, умел фехтовать. В доках Массальи, самого крупного из череды торговых городов на южном побережье, такое умение было не в чести, поскольку выдавало в его обладателе как минимум хорошее образование, а образование значит деньги и статус -- а все, кто имел деньги и статус, были естественной добычей для этих убийц, воров, мошенников, грабителей, бродяг в бог знает каком поколении, без роду, без племени, без семьи и родины. Но он не собирался всю жизнь проторчать там, грызясь с прочим сбродом за право ощипывать приходящие в порт корабли, его путь лежал много выше титула ночного короля пристани, поэтому, как только выпал случай, он взял несколько уроков у одного студента. Заплатил он очень щедро: коротким взмахом ножа избавил своего учителя от уготованного ему трюмного рабства.

И как пока ещё живой главарь, он ни секунды не колебался, если надо было выбрать между делом и жизнью подельника. Его специализацией стали крупные сложные заказы: убийства и ограбления, требующие тщательного планирования, точнейшего подбора людей -- и гарантированного устранения этих людей после исполнения. Встреча с Терье, действующим прокурором и чёрным некромантом, была редчайшей удачей -- и в этом Стилет усматривал и хорошее, потому что с Терье всё завертелось очень быстро, и плохое, потому что все старые его дружки, испугавшись чертовщины, слиняли, и ещё потому, что слишком много удачи -- это тоже плохо. Фатум вольного бродяги скуп до безобразия и за каждую мелочь приходится платить сторицей, и те из вольных и лихих, кто выжил после оплаты самого первого счёта, понимают это очень хорошо. Стилет выжил.

Фернан Дэль -- такое имя он выбрал себе. Своё настоящее имя, зубодробительную скороговорку из пяти длинных слов, из которых только два были более или менее французскими, он сам вряд ли помнил, да и незачем было. Пусть имя порой определяет судьбу, но чаще судьба сама даёт тебе подходящее: Исповедник, Хромой, Посланный небом, а то и Потрошитель, Кровавый или просто Синий Зуб -- и большая удача, если это случается при жизни, ведь так у человека есть шанс понять, к чему он родился на свет; но чаще подлинное имя обретается лишь после того, как смерть подведёт свой итог. Поэтому неудивительно, что Фернан Дэль, или просто Дэль, как его называли, охотно отзывался и на кличку Стилет. Дэлю нравился стилет -- за свою беспощадную нацеленность, за исключительную требовательность к руке; он был больше, чем орудие убийства -- он был равный тебе, не терпевший слабости и не спускавший ошибок. Вроде той, что несколько минут назад спасла жизнь Питеру. Удар в сердце -- привилегия мастеров; люди попроще бьют в живот, в печень или в солнечное сплетение, затем уже добивают, так надёжнее. Но Дэль на секунду утратил самообладание и позволил гордыне управлять своей рукой -- и стилет этого не простил. Кроме того, убивать Питера вообще было не надо, лишний убитый -- оплошность ничуть не меньшая, чем оставленный в живых человек, а может, и большая, потому что исправить её уже нельзя. Оставалось лишь сделать вид, что так и задумано, но про себя Стилет, придававший большое значение знакам и приметам, решил держать ухо востро, глупостей и поспешностей далее не творить, а при первой же опасности -- линять.

-- 15

Так что разговора не получилось: тип со стилетом, за которым Питер и Аслан следили особенно тщательно, подло и без раздумий ломанулся на выход, только его и видели. Младший прокурор Терье со злобным криком устремился было за ним, но на самом пороге он будто врезался в невидимую стену и мало не упал навзничь, но устоял, повернулся, обнажил саблю и заверещал так, что уши закладывало:

-- Взять их! Взяяяять иииих!

Сам он при этом остался на месте.

Фальшивые прокуроры повынимали длинные кривые ножи, и, демонстрируя недюжинную ловкость в обращении с ними, вчетвером пытались растащить троих друзей пошире, с тем чтобы напасть на того, кто слишком далеко высунется. Действовали они грамотно: заходили к Питеру со стороны раненой руки, Жака выманивали, двигаясь нарочито медленно, чтобы казалось, что их можно достать ударом тяжеленной ноги в его руках, Аслана же дразнили, тыча ножами в воздух на уровне его лица. И лейтенант эвакуаторов, наиболее боеспособный среди них троих, не выдержал первым -- Питер это скорее почувствовал, чем увидел.

-- Аслан, нет! -- крикнул он коротко и яростно, но тот уже летел вперёд на одного особенно шустрого бандита, а двое других замыкали смертельные клещи. Ещё полсекунды, и его сабля разрубит воздух, а два ножа войдут ему в спину и в живот -- Питер это видел так ясно, что просто не знал, как этому помешать; может, так черный король смотрит на летящего над доской белого ферзя, готовясь услышать: "Шах и мат".

И здесь Жак сотворил своё второе чудо. Тяжким усилием он сумел поднять свою импровизированную дубину, снеся попутно люстру, свисавшую с потолка, и обрушил её в самый центр битвы -- то есть прямо на плечи Аслана, вытянувшегося в безрезультатном выпаде. Конечно, он не хотел ударить именно Аслана. Это было непреднамеренно -- как и любое истинное чудо.

Удар был такой силы и настолько неожиданный, что Аслан плашмя влепился всем лицом и всей грудью в пол и на совсем не краткий миг потерял ориентацию в пространстве. В это же самое мгновение два кинжала сошлись там, где только что было его туловище, и застряли в чудовищном оружии свободного финансиста. Питер, не теряя ни мгновения, проткнул ближайшего к нему бандита, а на другого упала люстра -- и на этом завершилось второе чудо Жака.

Двое оставшихся убийц переглянулись, затем посмотрели на Терье, который по-прежнему торчал у двери -- было похоже, будто он очень хочет убежать, но ему хочется и досмотреть, чем всё кончится.

-- Убить ииих! -- севшим голосом прокричал он.

Жак из последних сил крутанул своей дубиной, гигантская нога издала низкий тяжёлый звук. За его спиной уже сидел Аслан и ошалело тряс головой, пытаясь уразуметь, что произошло. Питер короткими выпадами отжал бандитов к двери, теперь они стояли там втроём с Терье, отмахиваясь кинжалами, Жак прикрывал его слева. И тут он заметил за своей спиной движение, которого не должно было быть -- и наконец вспомнил, кого ему напоминают эти ловкачи в прокурорской форме.

Тот, кого вроде бы задавила фамильная люстра Кэтфордов, поднялся споро и страшно, его шея была неестественно вывернута, двигался он плечом вперед, но двигался очень шустро, и в руке у него уже был нож -- и Жаку пришлось бы худо на такой дистанции, если бы не Аслан. Лейтенант эвакуаторов одним прыжком вскочил на ноги и снёс проклятому субурду башку, поискал глазами второго, проткнутого -- и с разбегу рубанул ему по шее тоже.

-- Что за чёртова ерунда, -- произнёс Жак, тяжело дыша.

-- Питер, это субурды, -- сказал Аслан.

-- Вижу, -- откликнулся тот. -- Сдавайся, сволочь.

-- Беги, скотина, -- сказал Аслан.

-- Он не может, -- неожиданно произнёс Жак, щерясь и перехватывая ногу чудовища покрепче. -- Видите?

Лицо Терье исказилось от ярости, он издал страшное нечеловеческое шипение вперемешку с хрипом и стоном. И тут Аслан увидел, и Питер тоже: словно шустрые голубые молнии проносились туда и сюда в полутемном воздухе плохо освещённой гостиной, соединяя Терье с двумя ещё живыми субурдами и с двумя уже дохлыми -- он действительно был с ними связан, и, видимо, очень прочно; вот почему он не смог сразу убежать вслед за Стилетом, понял Питер.

-- Агаа... Конец тебе, прокурорчик, -- со злобным удовлетворением сказал Аслан.

И прокурорчик, стоявший за спинами живых мертвецов, видимо, тоже это понял, потому что лицо его исказилось страшно, он бросил саблю и сделал странный жест: вдавил большим пальцем щёку себе в рот -- и с хрустом прокусил её.

-- Яд, -- сразу догадался Жак.

Но у Терье в щеке было нечто посильнее яда, потому что на том месте, где он стоял, бахнула ослепительно белая вспышка -- и обжигающая волна воздуха швырнула троих друзей через всю гостиную вперемешку с субурдами.

-- 16

Питер сел на полу и огляделся. Гостиная была ярко освещена, но откуда шёл свет, было неясно. Люстра висела на месте -- и ни следа борьбы, ни трупов, ни отрубленной чудовищенской ноги. Кроме Питера, похоже, никого в доме не было. Он встал, осторожно шевельнул левой рукой, затем удивлённо пощупал плечо -- рана исчезла. И тут он понял, что спит.

"Или умер".

Мысль о возможной смерти почему-то его совсем не огорчила. Питер встал, подпрыгнул несколько раз, ударил кулаками воздух; он ощущал какой-то прилив сил, и прилив этот имел чёткое направление -- он шёл из сада. Учёный не стал противиться и, переполняемый предчувствием чего-то большого и необычного, осторожно открыл дверь на веранду.

На скамейке, которая в реальности валялась в подвале и которую Питер сто лет уже собирался вкопать, сидел Жак, а рядом с ним -- девушка удивительной красоты в просторной мягкой пижаме, с короткой светлой причёской и искрящимся взглядом бездонных карих глаз. Несмотря на столь легкомысленный наряд, ни она, ни Жак, похоже, не испытывали никакого смущения, а болтали легко и свободно, словно добрые приятели. О чём они говорили, Питер не слышал, хотя находился от них в нескольких шагах; он долго смотрел на них двоих, испытывая странные и очень сильные чувства. Здесь было всё -- и зависть, и радость, и ревность, и страх, но больше было того, что можно назвать покоем; с этим чувством моряки видят крыши и башни родного города на горизонте; так складывает крылья перелетная птица, спускающаяся к родному гнездовью.

Наконец они закончили болтать и посмотрели на Питера. Тот поднял ладонь, приветствуя. Жак улыбнулся в ответ, кивнул и закричал вдруг отвратительным голосом:

-- Да вставай же ты, чтоб тебя! -- и тут же вытянул свою внезапно ставшую очень длинной руку и залепил Питеру отменную пощёчину.

Мир возвращался рывками. Питер разлепил глаза и почувствовал, как горит его лицо, и сразу же понял причину: Жак нависал над ним и методично хлестал по щекам.

-- Вставай, скотина, не смей подыхать, тварь.

-- Ти...хо... тихо ты, -- сдавленно прохрипел учёный, еле ворочая головой.

-- Еееесть! -- заорал Жак, тут же спохватился, поправил какие-то складки на одежде Питера, встал и сказал как ни в чём не бывало:

-- Так что же это было, месье растратчики и господа коррупционеры? Кто это так жаждет вашей жиденькой казённой крови?

-- Я видел сон, -- сказал Аслан откуда-то сбоку.

-- Я тоже, -- Питер осторожно сел и закашлялся. Посмотрел на плечо -- оно было аккуратно перевязано хорошей, чистой тканью. Кажется, это была чья-то рубашка.

-- Там был Жак, -- продолжил эвакуатор. Он уже поднялся и отряхивал одежду.

-- Жак, -- подтвердил Питер.

-- И ещё кое-кто.

-- Да, -- сказал Питер.

Они молча смотрели на своего друга, а Жак смотрел на них по очереди, и Питер видел, и Аслан тоже -- Жак понимает, он знает, что они видели и почему они это видели. И они терпеливо ждали, когда он им объяснит, потому что некуда было торопиться.

-- Она пробуждается завтра, в час дня, -- сказал наконец Жак. Хотя вид у него был порядком ошалелый и доверия особого не внушал, всё сбылось в точности -- и это было третье и последнее чудо, свершённое им в эту знаменательную ночь.

-- 17

Несколько секунд они с Асланом сидели молча, осознавая новость, которую сообщил свободный финансист, затем Питер кряхтя поднялся, бережно держа левую руку правой; поднялся и Аслан, подошёл к трупу в прокурорском мундире, шевельнул его носком.

-- Вот это, Жак, и называется субурд, -- сказал Аслан. -- Подчинённый, выполняющий волю хозяина. Один, два, три... все на месте. И хозяин. Был.

-- Субурд, -- произнёс Жак. -- Хозяин.

-- Они другие, -- задумчиво сказал Питер, шагая по гостиной. -- Там были мертвяки, а эти совсем как живые. Бегают быстро, дерутся ловко, говорить умеют. Или не умеют?

-- Мертвяки, -- повторил финансист тупо, медленно обводя взглядом поле недавней битвы. -- Умеют.

-- И хозяин, похоже, сильнее связан с ними, -- продолжил Питер, присев на корточки и внимательно осматривая покорёженную дверь. -- Но да, кажется, это тоже субурды, только сложнее.

-- Сложнее, -- почти шёпотом проговорил Жак.

-- Интересно, что его убило, -- произнес Аслан после паузы.

-- А почему ты решил, что его убило? -- спросил Питер странным голосом. Он продолжал разглядывать следы на двери, на косяке и на стене рядом, только голову наклонил в другую сторону.

-- Ну как, -- растерялся Аслан. -- Ни следа ведь не осталось. И вон следы дымятся. Похоже на какую-то взрывчатку, нет?

-- Они не дымятся, -- сказал негромко Питер. -- Глянь как следует.

Аслан недоверчиво нахмурился, но подошёл и присел рядом. Деревянная дверь действительно не была обгоревшей; скорее походило на то, что на это место внезапно обрушился жесточайший холод.

-- Это не дым, а пар.

-- Похоже, -- признал эвакуатор. -- Что же с ним стало?

-- Может, он куда-то переместился, -- задумчиво ответил Питер. -- Вот так -- бац! -- и в другое место.

-- Как? Куда? -- одновременно воскликнули Аслан и Жак.

-- Как и куда, -- произнёс Питер. -- Вот бы узнать.

-- Вот бы узнать, -- повторил он через некоторое время очень задумчиво.

-- Глава третья, где Питер Кэтфорд терпит фиаско

-- "Шагай под водою, как по земле, а по земле, как по воздуху. Узри свет дальний, но вернись домой. Одолей безумца и приручи силу. Яви лик свой, и спасение грядёт".

-- Что это значит? -- спросила Изабель. Её высочество сидела на открытом окне своей опочивальни, свесив ноги в ночной сад, грызла яблоко и время от времени сплёвывала косточки в листву. Шарль Фуке, статный мужчина тридцати трёх лет, стоял рядом, опершись на подоконник.

-- Это пророчество семи святых отцов-основателей Бретани, где я родился. Это значит, когда-нибудь придёт герой и сделает всё это. Ну и... Спасёт всех. Станет королём.

Принцесса прищурилась. Фуке её интересовал -- она ошибочно принимала это за увлечение. Он был неравнодушен к ней и равнодушен ко всем её выходкам, это задевало.

-- То есть я за него выйду замуж?

Фуке посмотрел на неё спокойно.

-- А тебе надо замуж именно за него?

-- Принцессы выходят замуж только за рыцарей и героев, -- со вздохом сказала Изабель. -- Такая уж наша принцессина доля. Ой!

-- Что? -- спросил Фуке.

Принцесса смотрела на крышу соседнего крыла дворца, освещённую звездами.

-- Там кто-то стоит, -- сказала она испуганно. -- Кому он машет?

Фуке внезапно безо всяких церемоний схватил её под мышки и втянул в комнату.

-- Ай! Ты чего?!

-- Он машет мне, -- сказал он совершенно незнакомым голосом, жёстким и твёрдым. -- Слушай меня внимательно. Сейчас поднимется тревога.

-- 1

-- Всё равно тревожно мне, -- сказал Жак. Смотрел он при этом не на Питера и даже не на Аслана, а в стену перед собой. -- Тревожно и непонятно.

-- Жак, не преувеличивай, -- сказал эвакуатор. -- Ничего здесь тревожного нет.

Питер сделал движение головой, будто ворот рубашки был ему тесен, скорчил рожу, отчего жилы на шее проступили на мгновение, затем кашлянул и спросил кротко:

-- Что тебе непонятно, Жак? Аслану вот всё понятно. Да же, Аслан?

-- Да, -- подтвердил эвакуатор. -- Мне всё понятно. Я такой.

Жак перевалился в кресле, сдвинул зубочистку из одного угла рта в другой и уставился на Питера. Тот смотрел прямо и глаза не отводил.

-- У нас конференция, -- сказал Питер мягко. -- Я читаю доклад в секции по древним. Доклад, прямо скажем, сенсационный. Я два года материалы собирал, это мой первый доклад на таком уровне. Вся Сорбонна, три министерства, восемь комитетов, пять школ. Цвет нации. И Нони согласилась мне помочь. Украсить собой моё выступление.

-- Нони, -- горестно повторил куратор королевской службы поставок.

-- Мадемуазель Горовиц, -- поправился Питер. -- Или даже мисс, точнее.

-- Что тебе, жалко, что ли? -- напрямик спросил Аслан. -- Тем более она не твоя собственность, если ты не заметил. А свободный человек, пусть даже и древний.

Жак кивнул.

-- Я знаю, что она не моя собственность. Но манипулировать людьми в своих корыстных интересах -- это низко.

Питер и Аслан медленно переглянулись с одинаково изумлённым выражением.

-- Ты слышал это? -- серьёзно спросил Питер у эвакуатора, оглядывая потолок и стены, будто ища что-то. Лейтенант эвакуации кивнул.

-- Да, вроде слышал, -- ответил он. -- По-моему, тот же голос, что получает конфиденциальную служебную информацию в обмен на отсрочку чужих кредитов.

-- Да, и тот, кто выбил у меня скидку.

-- И кто занял большую комнату.

-- И, кстати, до сих пор не заплатил.

-- Ну потому что он ведь друг.

-- Да, а друзьями манипулировать это низко. Как мы выяснили.

-- Нет, про друзей он не говорил, он говорил про людей.

-- А, то есть друзья это не люди.

-- Да какие же это люди? Это друзья.

-- Вы знаете, это важное открытие, коллега. Исключительно.

-- Дарю его вам, коллега. Мне не жалко. Сделайте доклад.

-- Обязательно, коллега. Кстати, вы мне поможете с докладом, коллега?

-- Не вижу этому никаких препятствий.

-- Это не сочтут манипуляцией?

-- Ни в коем разе. А если сочтут, то мы ему навтыкаем.

-- А вот это уже манипуляция.

-- Вы как всегда правы, коллега. Каюсь.

-- Хватит, может, -- сказал Жак, но голос у него уже был другой.

-- Ну что тебе, жалко, что ли? -- повторил Аслан. -- Тем более он инвалид. Временно. Пусть ему присвоят ещё одну докторскую степень.

-- Вообще-то нет, -- сказал Питер, потирая нос здоровой рукой. -- Ну то есть да, присвоят, но не за доклад. Для степени нужны публикации, статьи и монографии, нужна сама работа...

-- Диссертация, -- уточнил эвакуатор.

-- Да, диссертация. А это конференция, а материалы конференции даже за публикацию не считаются.

-- Ну и порядки у вас в Академии, чёрт ногу сломит, -- сказал Жак. -- Тогда я тем более не понимаю, зачем она тебе.

-- Знаешь, я тоже перестал понимать, -- сказал Аслан. -- Уж не манипулируешь ли ты тут нами? А, Жак, как ты думаешь? Может, ему навтыкать?

-- Академия, чтоб вы знали, финансируется короной, -- объяснил Питер. -- Средства выделяются именно по результатам вот таких вот закрытых конференций. Там сидят люди из министерства финансов, отвечающие за науку.

Жак мрачно покивал.

-- Мечта, а не должность.

-- Поэтому нужно из доклада сделать эффектус. Так мне сказали.

-- Что-что, не понял? -- переспросил эвакуатор.

-- Доклад-эффектус. Надо в яркой и доступной форме показать нужность и важность того, что ты исследуешь. Тогда на твоё направление Академии дадут денег, и ты сможешь работать ещё год, а то и два. Потом опять конференция.

-- Постой, постой, -- сказал Аслан. -- То есть, получается, неважно, чем ты на самом деле занимаешься? Главное -- это эффектус? Яркий и доступный?

-- Конечно, важно. Того, кто не занимается настоящей наукой, его просто не допустят до конференции и не дадут сделать эффектус. А министерские -- они в науке не понимают, но формально последнее слово за ними. Как-то так.

-- Принцип равновесия, -- кивнул Аслан. -- Угар познания против здорового невежества.

--Да, да, -- желчно произнёс Жак. -- И чтобы до них надёжнее дошло, как важно исследовать древних, а не сообща и врозь разворовывать то, что от них осталось, ты хочешь показать им красивую и якобы древнюю женщину. Ты их совсем за идиотов держишь, что ли?

Питер не нашёлся сразу, что сказать. Секунду он сидел с позорно открытым ртом и крайне неубедительно делал вид, что набирает в грудь воздуха, и тут снова вмешался эвакуатор.

--Я не знаю точно, -- сообщил Аслан, -- но вообще-то красивая женщина -- это очень хороший метод для втолковывания своих идей. Почти такой же хороший, как куча детишек, безгрешных и неизлечимо больных.

-- Хотя лучший эффектус -- это хороший удар в лоб, -- свирепо закончил лейтенант, и тут же изобразил этот самый удар. Кресло, на котором он сидел, затрещало.

-- Удар в лоб -- это ненаучно, -- вежливо сказал Питер.

-- Наоборот, научно, -- возразил эвакуатор. -- Наши учителя в Эколь Нормаль учили нас мыслить прямо и экономно. Выходить за рамки условностей, кратчайшей дорогой к цели. Это она и есть, кратчайшая дорога.

И снова ударил воздух, уже другой рукой.

-- Конечно, это касается только тех, кто сумел закончить.

Жак не обратил внимания на этот выпад.

-- Тогда получается, всё, что эти чиновники будут помнить, это Нони. Про древних они забудут сразу, как её увидят.

-- Ты совсем их за идиотов держишь, -- ответил Питер язвительно, хотя в душе его царило облегчение. -- Они же всё-таки неглупые люди, отвечают за науку.

-- Научный доклад с украшением, -- сказал Аслан. -- По-моему, очень достойно. Чем плохо?

-- Тем, что я этого не хочу, -- мрачно ответил Жак.

-- Нони сама всё решила. И ты знаешь, что именно.

-- Знаю, знаю. Пит просто пользуется тем, что я не могу с ней говорить прямо, без переводчика. Без него то бишь.

-- Как ты смеешь такое говорить? -- возмутился Питер. -- Ну и вообще. Почти месяц так-то прошёл, мог бы изучить язык.

-- А! -- Жак махнул рукой. -- Ну вас. И как ты вообще собираешься приплести её к своему дурацкому эффектусу?

-- Мой доклад не дурацкий, -- с достоинством ответил учёный. -- Он перевернёт все представления о древних, принесёт в Академию новые деньги, а с меня снимут штрафы и выговоры.

-- А-а, вот оно что! -- сказал Жак. -- Так бы сразу и сказал. А постоянным заведующим кафедрой тебя не назначат?

-- Возможно, -- признал Питер. -- Скорее всего.

-- Прямо камень с сердца, -- сказал Жак. -- Ты, оказывается, просто пещерный карьерист. Это я понимаю и даже приветствую. А эффектус -- это я не понимаю и, конечно же, не приветствую.

-- Я не знаю, что ты там себе вообразил, -- сказал Питер. -- Она просто выйдет после того, как я закончу, и слушатели будут задавать вопросы мне и ей.

-- Она будет одетая? -- спросил Аслан и ловко, почти не меняя позы, уклонился от ботинка, который немедля швырнул Жак. Ботинок тяжко шлепнулся у входной двери.

-- Разумеется, -- сердито ответил Питер. -- Это будут научные вопросы. По теме доклада.

-- Ага, как же, по теме, -- сказал Жак. -- "Что вы думаете об энергетике древних и замужем ли вы". "Как вы оцениваете прогресс и что вы делаете сегодня вечером".

-- Ты меня поражаешь, независимый куратор, -- произнёс Аслан. -- Уж не ревность ли это?

-- Я защищаю её честь и достоинство, -- сказал Жак. -- В отличие от вас.

-- Сделаю тебе пропуск на конференцию, -- пообещал Питер. -- Будешь охранять её на месте.

-- Мне тоже сделай пропуск, -- потребовал Аслан. -- Я тоже буду её охранять. От вас обоих.

-- Так о чём твой доклад? -- повторил Жак сварливо.

-- 2

...Питер закончил, закрыл папку с докладом, полюбовался на доску, увешанную графиками и исписанную мелом.

-- Ну, примерно вот так и расскажу.

Жак и Аслан молчали. Через полминуты Питер обеспокоенно спросил:

-- Эй, вы чего?

-- Они были сумасшедшие, -- проговорил Аслан. Глаза у него были расширенные, он смотрел в одну точку куда-то мимо доски. -- Напрочь.

-- Гении, -- поправил Жак. -- Титаны.

-- Мне не верится, если честно, -- голосом кающегося грешника сказал эвакуатор. -- Там, вообще, всё правильно? -- Хотя выкладки с формулами и графиками были у него перед глазами. Питер вытер руки от мела тряпкой, поправил свой парадный галстук и, прокашлявшись, ответил:

-- Да. Всё правильно.

-- КПД сто двадцать процентов, ты про это? -- спросил Жак, крутя в пальцах карандаш. -- Ну да, я прикинул тут. Если хотя бы на пять процентов ниже -- то двигатель получается нерентабельным.

-- Ну ещё бы. Стоимость топлива...

-- Стоимость топлива я взял из работ Виннэ и Пеллье, -- солидно и совершенно некстати пояснил Питер.

-- О-о, -- Жак кивнул. -- Авторитетно.

-- Ты читал Виннэ и Пеллье?

-- Нет, -- сразу ответил Жак. -- Я верю твоей придыхающей интонации, когда ты произносишь эти фамилии.

-- А такое вообще бывает -- КПД больше ста процентов? -- спросил Аслан. -- Что нам говорит господин Лавуазье и его закон сохранения?

-- Если считать как у него, то теоретически -- да, бывает. Сравнительная формула.

-- А теперь -- и практически, значит, -- сказал лейтенант эвакуации. Он все еще пребывал в некоем остолбенении.

-- Исторически, а не практически, -- сказал Жак. -- Рабочего экземпляра двигателя у нас нету. И скорее всего, не будет.

Они помолчали. Затем Жак, который был наиболее практичным, сказал:

-- Значит, после этого, -- он кивнул на формулы, -- эти деревянные лбы из министерства сидят с разинутыми ртами...

-- Как мы сейчас, -- вставил Аслан.

-- ...как мы сейчас. А ты, не спеша, скромно опустив глазки, говоришь... Что ты говоришь? -- спросил он у Питера.

Тот снова прокашлялся.

-- Дамы, господа, -- начал он негромко, но очень торжественно, -- это еще не конец моего доклада. Позвольте представить вашему вниманию, -- здесь его голос ликующе зазвенел, -- живую свидетельницу эпохи великих, эпохи гениев, эпохи титанов!

-- ...и полных психов, -- пробормотал Аслан. Жак сделал ему страшные глаза.

-- Нони Горовиц! -- провозгласил Питер и начал хлопать ладонью о папку с докладом.

-- Как в цирке, -- пробурчал Жак, не удержавшись. -- "Нони Горовиц и вопросы из зала".

Аслан, в свою очередь, показал ему кулак.

-- Who's calling me? -- раздался голос сверху. Женский голос со странным мягким выговором, который вызывал у Питера смутные воспоминания о другом голосе; о тепле; о веселье; о беззаботной радости. Все трое подняли головы. У дверей большой комнаты на втором этаже, опершись на перила, стояла свидетельница эпохи титанов, древняя, но очень молодая девушка, проспавшая в саркофаге без малого триста лет, но, похоже, сохранившая свежесть облика и восприятия... Опять она мне снится, думал Питер, за что же мне это, почему. И опять ранит моё сердце, думал Жак, снова и снова, и знаете что? -- а пусть так будет всегда. Аслан же просто смотрел и ни о чем не думал, ни мыслишки не было в его смуглой голове, лишь на лице у него проступало странное выражение, как будто он только что вспомнил нечто очень важное.

-- Спроси её, как ей моя комната, -- сказал Жак.

-- Твоя? -- удивился Аслан.

-- Кто там живёт, того и комната, -- ответил свободный финансист.

-- В данный момент там живёт мисс Нони, -- учтиво, но твёрдо заметил Питер. И спросил по-английски: -- Жак спрашивает, как вы расположились.

-- Не очень, если честно, -- ответила Нони. -- У вас тут многого не хватает.

-- Что она говорит? -- озабоченно спросил Жак. -- Что-то не так?

-- Не говорите ему, -- попросила девушка Питера. -- И Аслану тоже не говорите.

-- Хорошо, -- сказал Питер. -- А чего вам не хватает? Мы можем купить.

Нони серьёзно посмотрела на него.

-- Питер, я не могу вам этого сказать. Это сугубо женские вещи.

-- Что она говорит? -- потребовали уже Аслан и Жак вместе. -- Пит! Почему ты красный?

-- Нам нужна горничная, -- сказал Питер хмуро. -- Или камеристка, не знаю точно. В общем, сугубо женская прислуга.

-- Нам? -- снова поразился Аслан. -- Хотя...

Не договорил и задумался.

Жак встал.

-- Я скоро. -- И вышел.

-- Where did he go? -- встревоженно спросила Нони. -- Is anything wrong?

-- Да всё в порядке, мадемуазель, -- ответил Аслан. -- Он пошёл искать вам горничную.

-- Ты что, понимаешь её? -- удивился Питер.

-- Да было бы что тут понимать. "Хи" -- это "он". А про "всё в порядке" можно определить по лицу и голосу.

-- Ты способный, я смотрю.

-- Я французский изучил примерно также. И тоже быстро.

-- Он пошёл искать для вас горничную, -- сказал Питер по-английски. Нони кивнула и сказала:

-- Спасибо. Передайте ему, что он очень милый. И вы тоже очень хороший, и вы, -- последнее адресовалось лейтенанту эвакуации. Аслан очень элегантно поклонился. Девушка рассмеялась и сделала книксен. -- Но мне всё равно нужна новая квартира, поближе к театру.

-- 3

Конференция была на следующее утро, в десять часов. Вечером Питер, не зная чем заняться, поскольку у него было всё готово и отрепетировано, начал менять свой парадный галстук, ежеминутно консультируясь с каждым, кто попадался ему на глаза, поэтому в результате все, включая и добросердечную Нони, попрятались по своим комнатам; Жаку было проще всего -- он временно жил в мобиле. Монологи Питера у зеркала прекратились около полуночи, когда Аслан как мог вежливо предложил ему повязать все три галстука сразу и успокоиться. На шум прибежали Нони и Жак, Питер устыдился и лёг спать. Галстук он решил выбрать утром, методом жребия спросонья.

Что касается свободного финансиста, то горничную для Нони он не нашёл и весь вечер ходил чернее тучи. Сочувственные комментарии друзей, главным образом Аслана, его не задевали, и эвакуатор удалился, видимо придумывать ещё более ехидные обороты. Зато, как выяснилось утром, Жак заказал для них роскошный кабриолет, запряжённый против обычая аж тремя лошадьми вместо одной, только почему-то на три часа раньше, чем требовалось, при этом сам ещё, разумеется, спал. Питер, стуча зубами от рассветного холода, кое-как добился у заносчивого разодетого кучера, кто его прислал и зачем, после чего взял кочергу и пошёл будить Жака, но внешний куратор королевской службы поставок и снабжения, как известно, отличался крайней предусмотрительностью и мобиль, в котором он ночевал, был заперт изнутри. Стучать же кочергой по мобилю Питер не решился.

Ситуацию исправила Нони, которая, оказывается, уже проснулась. Она сообщила Питеру, что если ей дадут проводника, то она не против съездить в пару лавок и галантерей на предмет закупить недостающие детали гардероба. Через две секунды после того, как это желание было озвучено, появились совершенно бодрые и одетые Жак и Аслан. Питер не понял как, но в итоге, после довольно бессвязного обсуждения на трёх языках -- французском, английском и языке жестов -- он остался дома готовить завтрак, а два его товарища взяли на себя тяжкую долю сопровождения их гостьи в галантерейном походе.

-- Мне не нужна камеристка, -- шипел сквозь зубы Питер, растапливая печь и ставя воду. -- И горничная не нужна. Мне нужны плеть, дыба и освобождение от уголовного преследования.

К половине десятого они не вернулись. Предавшись светлой горечи о подлости людской и бессилии дружбы перед женскими чарами, он в одиночестве позавтракал, мстительно запер дом и, одетый, надушенный, с докладом, графиками и диаграммами под мышкой здоровой руки, вид имея безумный и устремлённый, отправился на извозчике на конференцию.

Как только он вылез возле Академии -- тут же увидел их экипаж, проклятый кабрио, который испортил ему всё утро, и, видимо, собирался маячить рядом весь день, суля новые пакости и неурядицы. Так и вышло: навстречу ему бежали Жак и Аслан, лица у них были встревоженные, а Нони Горовиц стояла возле кучера, подпрыгивала и махала ему рукой.

-- Пит, они перенесли начало на девять часов! -- сказал Аслан, подбежав. -- В ресторане два каких-то типа говорили об этом. Мы поехали за тобой, но не успели.

-- Вы были в ресторане? -- спросил Питер, набирая ход в сторону крыльца Академии.

-- В "Шампо", -- произнёс Аслан, благоговейно понизив голос, и расширенными глазами указал на Жака, идущего рядом. У того сразу сделался отсутствующий вид, и он сообщил скучно:

-- Просто он один открыт в это время.

-- Ясно, -- со светлой горечью сказал Питер. -- Это вам не яйца с сыром и ветчиной.

-- Pete, you seem to be late, -- сказала Нони.

-- Ага, -- ответил он. -- Да ничего страшного.

-- "Пит"? -- тихо, словно про себя, повторил Жак. И Питер вдруг увидел, как прекрасно августовское утро, и ему почему-то сразу стало ясно, что он успеет, и действительно ничего страшного не происходит.

-- Мы успеем, -- сказал он, стараясь звучать сдержанно и благородно. -- Наши пропуска у швейцара, вы идёте как мои ассистенты, поэтому, Аслан, пожалуйста, прими умный вид. Ты в храме науки.

-- Я прощаю тебе твоё мелкое хамство, -- сказал Аслан. -- Скажи спасибо Нони и ресторану "Шампо".

С этими словами эвакуатор одёрнул камзол, выпрямился и сделал одухотворённое лицо.

-- Wow, -- Нони засмеялась.

Жак выглядел так, будто его только что проткнули насквозь; но девушка взяла его под руку -- и все четверо, довольные и радостные, пошли получать пропуска.

Конференция проходила в зале торжеств Академии и действительно была в самом разгаре, но они успели зайти в служебный вход в точности к началу секции; Питер прикатил раздвижную доску-ширму, за которой надо было прятаться им всем -- кроме него самого, разумеется. На ней он будет писать формулы в течение доклада и вешать диаграммы с иллюстрациями, которые ещё пахли краской и свежей бумагой, а в конце Жак и Аслан растащат ширму в стороны, словно кулисы, и перед аудиторией появится Нони -- эффектно и неожиданно.

-- Где вы ходите? -- напустился на Питера какой-то солидный дядечка в сбитом набок пышном парике с огромным бантом; его щеки были ярко размалёваны. В руках он держал накладную женскую грудь из папье-маше, которую и пытался напялить через голову. -- Господин Бризено всех лично предупреждал, что начало перенесли на девять! Наша секция уже начинается.

-- Профессор Виннэ? -- ошеломлённо пролепетал Питер.

-- Я доктор Пеллье, -- сердито ответил дядечка. -- Профессор Виннэ ещё гримируется. Помогите застегнуть, Питер. Постоянно слетает, будь она неладна. И акробаты не готовы, что за день!

Питер щёлкнул застёжкой на спине у учёного. Доктор Пеллье повернулся, достал откуда-то гигантский красный сарафан в ярко-зелёный горошек и одним движением надел его на себя. Оправил складки, расставил руки, молодецки притопнул.

-- Ну как я вам?

-- Потрясающе, -- загробным голосом сказал Питер.

-- Нет слов, -- подтвердил Аслан.

-- Что вы приготовили, если не секрет? -- бесцеремонно оглядывая Жака, Аслана и особенно Нони, спросил Пеллье. -- Наш эффектус сразу после вашего, вам нужно время, чтобы прибрать сцену за собой?

-- Прибрать сцену? -- переспросил Питер.

-- Ну что у вас будет? Хлопушки, торт, искусственная кровь?

-- Нет, ничего этого не будет.

-- Понятно, -- с подозрением сказал Пеллье. -- У вас что, просто научный текст? Без актёрских реприз? Без визуальных трюков?

Питер кивнул.

-- Ну что ж, -- сказал учёный. -- Мы с профессором Виннэ в своё время тоже начинали с этого. Это пройдёт.

Питер произнёс ещё более убитым голосом:

-- Я прочитаю доклад о практических аспектах энергетики древних. И в конце выйдет Нони, мы ответим на вопросы. Она...

-- А! -- оживился доктор Пеллье. Теперь он смотрел исключительно на Нони. -- Игра с залом на раздевание. Давненько не было, давненько.

И захихикал, затрясся всем телом вместе с париком, бантом и фальшивой грудью. Жак длинно втянул носом воздух и шагнул вперёд, Питер, не меняясь в лице и продолжая сдержанно улыбаться, преградил ему дорогу, а Аслан схватил финансиста за руки. Нони ничего не поняла, но ей не понравилось, как доктор Пеллье на неё смотрит. К счастью, объявили начало секции, маститый учёный всполошился и, квохча встревоженной наседкой, умчался по своим делам.

-- В яркой и доступной форме, говоришь, -- сказал Аслан, тщательно выговаривая каждое слово. -- Храм науки, говоришь.

-- Пусти, -- сказал ему Жак. Аслан отпустил.

Питер стоял и разглядывал пол, затем поднял голову.

-- Нони. Жак. Аслан. Простите меня, кретина. Я не знал.

Его друзья молчали. Нони не совсем понимала, что происходит, но тоже ничего не говорила, уловив общую атмосферу.

-- Езжайте домой, я прочту доклад один. Ещё раз извините.

Жак молча кивнул: извинения приняты. Питер кратко объяснил ситуацию Нони, снова извинился как мог, уже на английском. После этого все трое ушли в служебную дверь; провожать он их не пошёл, сел и раскрыл папку с текстом, сделав вид, что читает.

Кто-то тронул его за плечо.

-- Доктор Кэтфорд, ваш эффектус через доклад. Сразу после детского хора физиков-теоретиков.

-- 4

-- ...И в заключение, -- сказал Питер слегка севшим голосом, -- я хотел бы ещё раз подчеркнуть. Мой доклад вовсе не ставит под сомнение гениальность наших предков, уровня цивилизации которых нам достичь вряд ли суждено, а напротив -- углубляет и расширяет наше понимание их подлинного величия. Истина -- вот к чему должен стремиться любой учёный, независимо от его возраста, положения и даже корпорационной принадлежности.

Питер замолчал, закрыл папку, испытывая малодушное облегчение: отмучился. Всё время, пока он читал доклад, в зале торжеств Академии царила недоумённая тишина. Он писал мелом формулы, чертил графики, вешал иллюстрации и диаграммы, но никто, кажется, даже не вздохнул. Все смотрели то на сцену, где Питер предательски запинающимся голосом рассказывал об энергетике древних и рисовал на доске схемы четырёхтактного двигателя внутреннего сгорания, то в центр зала, где в красных почётных креслах в два ряда сидели чиновники из министерства финансов.

-- Это всё? -- спросил какой-то чиновник наконец. Питер оглянулся зачем-то на доску, затем пожал плечами, вымучил сдавленную гримасу и сказал:

-- Да, пожалуй, всё.

Всё это сильно напоминало школьный экзамен, -- точнее, полный провал на школьном экзамене. Зал зашумел, заговорил, Питер старался глядеть на всех в целом и не встречаться взглядом ни с кем конкретно; в секторе, сразу перед министерскими рядами, где сидели главные авторитеты, члены Совета Академии, несколько человек громко рассмеялись и сразу замолкли. Тишина установилась и во всем зале. Один из академиков, широко улыбаясь, встал. Это был господин Бризено собственной персоной, и улыбка его была такой дружеской, что Питер понял твёрдо и бесповоротно: всё кончено.

-- Правильно ли я вас понял, доктор Кэтфорд, -- начал он, -- что суть вашего доклада сводится к тому, что наши великие предки... -- он сделал паузу.

-- ...что наши великие предки, точнее их цивилизация, великая цивилизация, своей энергетической основой имела, -- Бризено картинно заглянул в бумажку, -- нефть? -- тоном профессионального актера закончил заместитель директора и сделал такое вопросительно-юмористическое выражение лица, что всем тоже стало всё понятно: зал торжеств дружно грохнул.

Питер уставился в текст доклада; буквы плясали перед глазами. Чиновники и академики тянулись через спинки кресел и хлопали по плечам и спине господина Бризено, отмочившего такую великолепную шутку. Питер стоял за кафедрой, опустив голову. Я должен это выдержать. Я должен это выдержать. Они не понимают. Никто не понимает.

-- Какого чёрта вы ржёте? -- знакомый яростный голос врезался в общее весёлое бурление. Питер поднял голову.

-- Жак?!

Все замолчали, с недоумением разглядывая невесть откуда появившегося куратора королевских поставок и снабжения.

-- Что смешного в его докладе? -- продолжил Жак. -- Вы хоть поняли, о чём он говорит?

-- Мы-то поняли, -- неподражаемым тоном прирождённого комика ответил Бризено, и зал снова грохнул. Жак опасно прищурился, дождался, пока смех утихнет, и произнёс:

-- Специально для вас, тупицы. У нас есть свидетель. Свидетель той эпохи, эпохи древних, эпохи...

Это было уже слишком. Ему не дали договорить -- зал буквально заревел. С багровыми лицами, с мокрыми от слез глазами чиновники и академики сгибались пополам в своих креслах. Нефть -- повторяли в одном секторе. Свидетель, отзывались в другом. Мамочки мои, стонали в третьем. Бру-га-га! Бру-га-га! Чёрт побери, а ведь отличный эффектус! Без трюков, без реприз, зато в конце! Оригинально! Бру-га-га! Смело! Тупицы! Бру-га-га! Свидетель!

-- I guess they won't ask you any questions.

Питер обернулся. Нони стояла рядом с ним, зал слегка утих, но она не обращала на них никакого внимания. Питер хмуро кивнул и сказал, подбирая слова языка, считавшегося мёртвым.

-- Спасибо, что вернулись. Хоть это и не поможет, всё равно спасибо.

-- Не за что, -- ответила Нони.

-- Это, что ли, ваш свидетель? -- крикнул кто-то из зала. -- Красотка!

Зал зашумел с удвоенной силой.

-- Она актриса! Я в театре её видел.

-- А я в ресторане! Сегодня утром!

-- Это не свидетель! Это подставная!

-- Нет, ну господа, вы же не ждали в самом деле древнюю женщину? Пусть хоть так.

-- Кхм! -- господин Бризено снова встал, поднял руки, требуя тишины. Зал угомонился.

-- Мне тут в приватной беседе сообщили, -- сказал Бризено загадочно.

-- Ну, ну, -- заторопили его вокруг.

-- Сообщили, что прекрасная мадемуазель будет участвовать в некоей весьма пикантной игре!

-- О-о-о! -- Зал зашумел. -- Раздевайся! -- крикнул кто-то. -- Чего тянуть!

-- Ах ты гнида! -- раздался голос Аслана. Питер завертел головой, ища эвакуатора глазами. Аслан оказался совсем рядом, он спрыгнул со сцены, и зашагал по головам и спинкам кресел вверх, в академический сектор. Его попытались остановить, но Аслан разбросал нападающих пинками, короткими и точными. Нони всплеснула руками и прижала ладони к щекам, а Жак, не раздумывал ни секунды, в два прыжка догнал лейтенанта и пошёл за ним в кильватере; он взял на себя лексическую часть манёвра, в ясных и недвусмысленных выражениях сообщая своё мнение об учёных, чиновниках, их родственниках, о науке вообще и об Академии в частности. О конечной цели их движения догадаться было нетрудно -- господин Бризено со слегка посеревшим лицом, встав на кресле, возмущенно кричал что-то, протянув руку в сторону входной двери. Аслан на секунду поднял голову, поймал взгляд Питера, подмигнул, балансируя на спинке кресла, и показал прямой удар в лоб.

Было немного шумно.

-- Всё нормально?

Питер повернулся и увидел коменданта Академии господина Галинура, с двумя охранниками.

-- Да, всё в порядке, -- сказал он. -- Это по сценарию. Игра со зрителями.

Комендант кивнул равнодушно и отошёл вглубь кулис.

По центральному проходу, очень резво перебирая ножками по ступенькам, бежал господин Бризено. Его ворот был разорван, отсутствовал левый рукав парадного костюма, галстук сбился набок. Прямо за ним хищными волчьими прыжками нёсся Аслан, а вдоль стены, отрезая господину заместителю директора путь к главному выходу, мчался Жак, в его руке был чей-то полусапог; лица у обоих друзей были ужасны и вдохновенны. Зал улюлюкал, зрители повскакали на кресла, часть, включая и краснокресельных чиновников, свистела и аплодировала.

Питер одним движением собрал в кучу с доски все плакаты и графики.

-- Пойдёмте, мисс Нони, -- сказал он спокойно, хотя на душе скребли кошки нехорошего предчувствия. -- Подождём их на улице.

Ждать пришлось недолго.

Аслан и Жак выскочили из Академии растрёпанные и разгорячённые. Прохожие, хотя и с любопытством глядели на них, всё же старались обойти их подальше.

-- Пит, ты всё пропустил! -- заорал Жак сходу. -- Мы его догнали!

-- Это я его догнал, -- поправил его Аслан. -- Ты, извини меня, где-то вдалеке околачивался. А я его пнул два раза, даже палец ушиб.

И потопал правой ногой по мостовой в качестве доказательства.

Питер, стараясь быть сдержанным, переводил Нони их слова. Свидетель эпохи титанов смеялась, закрывая ладонями лицо.

-- Как я в него попал! -- орал Жак, не слушая эвакуатора. -- Его же собственной туфлёй, прямо в лоб!

-- Здорово было, -- заключил Аслан. -- Когда там у тебя следующий доклад?

-- Извините, пожалуйста, -- услышал Питер надменный женский голос, обернулся.

-- О! -- сказал он. -- Здравствуйте, мадемуазель Прелати. Привет, Майя.

Мадемуазель Прелати кивнула ему и Аслану с достоинством. Майя с радостным визгом обняла "дядечку эвакуатора".

-- Я по объявлению. Если не ошибаюсь, это вам нужна горничная?

-- Горничная -- это для меня, -- медленно, с акцентом, но чётко и разборчиво произнёсла Нони по-французски. -- Нони Горовиц, актриса. Очень приятно. А ты Майя?

-- Мадемуазель Прелати, -- надменно сказала пожилая женщина. -- Майя, поздоровайся с мадемуазель Нони.

-- Здрасьте, -- сморщив нос, сказала девочка.

-- Я не подавал никакого объявления, -- сказал Жак, внимательно глядя на Прелати.

-- Я вас видела позавчера, вы ходили к газетчикам, -- ответила та хладнокровно. -- Служащий рассказал мне, что вам нужно. А сейчас я увидела вас и решила уточнить.

-- Вам рассказал служащий? -- с недоверием произнёс Жак.

-- Он занял у меня денег, -- пояснила мадемуазель Прелати. -- И в качестве оплаты предложил помогать мне информацией. То есть наоборот, сначала предложил, потом занял.

Жак открыл рот, но не нашёлся что сказать и посмотрел на Питера. Питер скучно пожал плечами.

-- Знаете что я понял? -- спросил Аслан. Он держал Майю на руках. -- У меня будет куча детей!

-- И куча жён, -- покосившись на него, заметил Питер сардонически. Его мысли всё больше занимало его будущее, а точнее -- последствия сегодняшнего веселья, и он мрачнел с каждой секундой.

-- Нет, -- ответил Аслан. -- Я чту обычаи и законы моей страны. Таков наш маликитский масхаб.

-- А! -- сказал Жак. -- Ну конечно. Именно маликитский, и именно этот... как ты сказал?

-- Так вам нужна горничная? -- терпеливо спросила мадемуазель Прелати. -- Документы у меня с собой.

Нони радостно зааплодировала, а Питер понял, что мадемуазель Прелати сказала всё это по-английски. Он посмотрел на Жака, куратор развел руками.

-- Масхаб, -- сказал королевский эвакуатор. -- Трёх жён мне будет вполне достаточно.

-- Господин лейтенант!

Питер обернулся и увидел молодого парня в эвакуаторской форме. Парень сжимал в руках пакет, перехваченный красной лентой и чёрной печатью.

-- Господин лейтенант, это срочно.

Аслан поставил Майю на землю, выдернул у посыльного пакет, разорвал его. Секунду читал его, затем коротко кивнул Нони и почти бегом удалился с площади.

Жак тихонько произнёс: "Эге-ге" и, свистнув газетчика, купил сразу пачку.

В "Утреннем комаре" он обнаружил то, что нужно.

-- "Дело против Шарля Фуке", -- прочёл он вслух.

-- 5

Аслан хорохорился.

-- Да кто он, собственно, такой. Обычный отставной военный. Человек как человек. Обычного человека можно арестовать. Даже нужно! Для его же пользы.

-- Святые небеса, за что? -- воскликнул Жак, но как-то без воодушевления. Он был занят: его серый с голубым выходной костюм висел на деревянной распорке, а сам он тщательно и аккуратно вшивал под ворот очередную петличку. На левом глазу у него был портновский монокль, чтобы точнее работать иголкой. Монокль ему мешал.

-- Незаконное проникновение в опочивальню принцессы -- раз.

-- Раз, -- согласился Жак, не очень внимательно.

-- Сопротивление при аресте -- два.

-- Так он же сбежал, -- заметил Жак. -- Сопротивление при несостоявшемся аресте?

-- Оскорбление лорда-протектора при исполнении им своих служебных обязанностей. -- Аслан его не слушал. -- Три.

-- То есть служебные обязанности сира Оливера -- лично следить за личной жизнью её несовершеннолетнего высочества?

-- Не занимайся козомистикой, -- предложил ему Аслан. -- Он опекун.

-- Казуистикой, -- поправил Жак. Он прищурил один глаз, целя концом нитки в игольное ушко.

-- Всё равно.

-- Нет, не всё равно. Откуда уверенность, что именно Шарль Фуке тот человек, что был ночью во дворце?

-- Его опознал лорд-протектор и гвардейцы охраны.

-- Ну допустим. Но ты забыл про препятствия.

-- Не вижу никаких препятствий, -- высокомерно ответил Аслан, неуклюже обмахиваясь планшетом.

-- Препятствий как минимум три, -- рассеянно сказал Жак после продолжительной паузы. Ему удалось вдеть нить, и сейчас он прикидывал в уме нужную длину. -- Во-первых, он самый вероятный будущий король, точнее, принц-консорт. Твой, между прочим, сюзерен.

-- Никакой он не сюзерен, -- упрямо сказал Аслан. -- И не факт, что будет.

Жак его не слушал.

-- Во-вторых, ваша служба не имеет права производить аресты.

-- А кто сказал, что именно мы будем производить аресты?

-- Не перебивай меня. Так вот, ваше дело -- утилизация чудовищ и эвакуация людей. Это я ещё молчу о том, что, извини меня, ты лейтенант всего-то второй месяц как. У тебя...

Аслан с непроницаемым лицом, не отрывая взгляда от затылка своего друга, вытащил из своего планшета вскрытый пакет с красной лентой и небрежным, но очень ловким жестом кинул его на гладильный столик рядом с Жаком, оборвав его обидную речь.

-- Чего это? -- спросил Жак, даже не взглянув.

-- А ты погляди, -- предложил Аслан. Гордость и некое злодейское коварство звучали в его голосе.

-- Да ты так скажи.

-- Нет, ты погляди, -- настаивал лейтенант королевской эвакуации. Жак поворотился, держа иголку с ниткой на весу, посмотрел на своего друга и соседа одним глазом поверх монокля, затем вернулся к своему занятию.

-- Я потом погляжу, а пока закончу мысль.

-- Хорошо. И какое же третье препятствие? -- Судя по искреннему интересу, который проявил Аслан, он был немало задет тем, что Жак не захотел посмотреть содержимое пакета.

-- Знаешь, третье препятствие, похоже, отсутствует.

-- Ага! -- торжествующе сказал эвакуатор.

Жак кротко продолжил:

-- Но я бы не стал на твоём месте так радоваться. Ведь я полагал, что третьим препятствием для этой авантюры станет твой мозг. Или чей-нибудь, хотя бы один. На всю королевскую эвакуацию. Но у вас он, по всей видимости, отсутствует как явление.

Аслан аль-Джазия некоторое время смотрел на свободного финансиста, затем перегнулся вбок через кресло, пытаясь с места дотянуться до небольшой кочерги, стоящей у камина.

-- Я могу объяснить, только есть ли нужда? -- говорил Жак, не подозревая о нависшей над ним опасности. -- Коли твой пер-цеп-тивный аппарат взял пожизненный профессиональный отпуск...

-- У тебя есть три секунды, -- сдавленным голосом сказал Аслан. Он наполовину перевалился через подлокотник и почти дотянулся до кочерги; его и без того смуглое лицо ещё больше потемнело от натуги. -- А потом, да простит меня всевышний... Хватит с меня...

-- Если бы у тебя был мозг, -- размеренно говорил куратор королевской службы поставок и снабжения, отгрызая нитку, -- ты бы сообразил, что дело-то, похоже, не простое. Ты бы сказал мне: Жак, я дурак, а ты умный, посоветуй мне, что делать. И несмотря на все чудовищные беды и лишения, что принесло мне знакомство с тобой, я бы, конечно, тебе не отказал. Я бы сказал: Аслан, дружище, хоть тебе это не слишком поможет, но знай -- наша страна находится в глубочайшем кризисе. И одна из причин тому -- Регентский совет, правящий ею вот уже почти двадцать лет. А конкретно сир Оливер, да будет всегда бодра его тёща.

-- Это всё хорошо и даже замечательно, -- сказал эвакуатор. До кочерги он так и не дотянулся. -- Но при чем тут Шарль Фуке?

Жак вздохнул.

-- При том, что всем это надоело до чёртиков. И особенно надоел этот так называемый лорд-протектор, которого всё устраивает -- и болото, в которое он превратил страну, и хор квакающих ему осанну подхалимов. Если Шарля Фуке в его планах на принцессу поддержит, во-первых, сама принцесса, а во-вторых, и самое главное -- армия, то дело становится яснее некуда. А на стороне сира Оливера -- вы, то есть эвакуаторы, потом криминалите, прокуратура, ну и королевская служба охраны. Причем легардюкор, полиция и прокуратура не подчиняются Оливеру прямо, в отличие от вас. То есть если дело не выгорит, он, Оливер, будет ни при чем в трёх случаях из четырёх. Я бы на твоём месте давно уже взял отпуск по здоровью, а лучше бы уволился. Вас, эвакуаторов, разгонят в первый же день после коронации, а всех, кто попадётся под руку, упекут в тюрьму. Тех, кого не упекут, отловят охотники Судейской коллегии. Вот примерно вот так.

Жак отошёл от костюма, полюбовался. Затем взял пакет со столика.

-- Ну-с, что там.

-- Лучше даже не читай, -- проговорил Аслан. Он смотрел в стену отсутствующим взглядом. Жак коротко глянул на него, затем прочёл первый документ.

Присвистнул.

Достал и быстро прочёл второй.

Закашлялся, снова перечитал первый. Затем осторожно, словно боясь уронить, отложил их в сторону и так же осторожно достал из пакета третью, последнюю гербовую бумагу. Прочёл её два раза, аккуратно сложил всё обратно, сел во второе кресло и сказал:

-- Мдааа.... Ну, с повышением, что ли.

-- Угу. Спасибо. -- Аслан по-прежнему хмурился куда-то в район дымоходного выступа на стене.

-- Святые небеса, -- произнёс Жак. -- Четыре независимых расследования... А кстати, почему вы вообще в этом участвуете? В смысле, эвакуаторы.

Аслан удивленно посмотрел на него.

-- Ты же только что...

-- Да нет, это настоящая причина, -- сказал Жак. -- А формально-то почему?

-- Шарль Фуке сбежал от охраны с помощью трёх чудовищ неизвестного типа, -- злобно сказал эвакуатор. -- А утилизация чудовищ -- это, как тут мне напомнили, наша прямая юрисдикция.

-- Если ты сбежишь или заболеешь, -- произнёс Жак рассудительно, -- то ни у кого язык не повернётся тебя осудить. У меня вот точно не повернётся.

-- Наверное, -- согласился Аслан. -- Но я не сбегу и не заболею.

Стукнула дверь, вошёл Питер. Он явно был не в духе, молча скинул камзол, кинул его на вешалку, снял туфли, стянул рабочий галстук, с остервенением швырнул его в угол, сел на каминный столик, прямо на папку Аслана, и мрачно уставился на двоих друзей.

-- Сидите тут, -- сказал он.

-- Сидим, -- осторожно согласился Аслан.

-- Смешно вам, -- продолжил Питер ещё мрачнее и утвердительнее.

-- Да уж, -- ещё осторожнее сказал Аслан.

-- А деньги где? -- прямо спросил учёный. -- Жак, извини, но где задаток? Аслан, какого чёрта ваша трижды проклятая контора не переводит ни черта на мой чёртов счёт? Вы уже месяц тут живёте, а вместо денег одни шуточки. У нас ни угля, ни дров, ни ремонта. Меня, если вы помните, оштрафовали и списывают всё моё жалование. И сегодняшний эффектус никак не поспособствовал тому, чтобы это положение исправить... Я ясно излагаю?

-- Пит, у меня там перемены, и наши счетоводы... -- забормотал Аслан. -- Деньги будут, только позже. Это же королевская служба, бюрократия... Все бумаги подписаны, надо подождать просто, ну и...

Питер кивал в такт его словам до тех пор, пока эвакуатор не увял окончательно. Затем повернулся к Жаку.

-- Ты.

-- Что -- я? -- хладнокровно поинтересовался Жак.

-- Деньги где, вот что, -- закипая, произнёс Питер.

-- Какие деньги, Пит? -- мягко спросил финансист и куратор. Аслан заёрзал.

Питер опешил.

-- Задаток за проживание, Жак. Тысяча восемьсот новых франков в месяц. Ты забыл? Так я тебе напоминаю. Это тебе не туфлями швыряться, знаешь ли. Тут память нужна.

-- Постой, постой, -- вежливо сказал куратор. -- Если я всё правильно помню, в этом месяце в моей комнате я ночевал всего один раз, да и то лишь полночи, а остальное время там жила некая девушка, Нони Горовиц. А я жил в мобиле. Ты забыл? Так я тебе напоминаю.

Питер раскрыл рот.

-- А...

-- Жак, погоди, погоди, -- хмуро заговорил Аслан. -- Ты это...

-- Сегодня мы нашли ей квартиру, -- закончил Жак. -- А завтра я начну жить в той комнате. Как месяц закончится, так сразу тебе и будут твои тысяча восемьсот. Как и договаривались.

Несколько секунд царила кромешная тишина.

-- Ну, мне пора, у меня деловая встреча, -- непринуждённо проговорил Жак, снял костюм с распорки, взял швейные принадлежности и направился в свою комнату, наверх. Питер уже не сидел раскрыв рот, а, прищурившись, неотрывно смотрел на свободного финансиста, как он поднимается по лестнице, а когда тот скрылся за дверью -- и на дверь. Через пять невыносимо длинных минут нарядно одетый Жак спустился вниз, произнёс в пустоту "Ну пока, буду поздно" и исчез, оставив мощный шлейф дорогого аромата.

Минуту они провели в тишине.

-- Ну даёт, -- сказал Питер наконец, стукнув кулаком в ладонь. -- Молодец Жак. Я теперь понимаю, почему мы останемся нищими, а он станет миллионером.

Аслан недоверчиво присмотрелся -- но Питер был вполне искренен.

-- Почему это?

-- Потому что Жак всегда прав, -- с расстановкой сказал Питер, подняв палец. -- А это дорогого стоит.

-- Почему это он прав-то, -- Аслан прокашлялся. -- Это как-то вообще не...

-- Прав формально -- значит, прав вообще, -- ещё более значительно произнёс Питер. Он совсем развеселился. -- Куда он, кстати, отправился такой нарядный? И почему, кстати, без нас, таких красивых?

Похоже, печаль по поводу эффектуса и туманных перспектив была отложена на потом.

-- В театр, ясное дело, -- охотно ответил Аслан. -- На Буальдьё открылся новый театр, будут ставить эти... как их... мюзик-лы.

-- Мюзи-что?.

-- Мюзи-что-то. Не знаю, -- честно сказал Аслан. -- В общем, Нони теперь там. А Жак ходит на репетиции, скоро премьера.

Подумал и добавил неожиданно:

-- Квартира, кажется, тоже там. Большая, рядом с театром.

-- Вот где мой задаток-то, -- сказал Питер. -- Рядом с театром на Буальдьё. А откуда ты всё знаешь?

-- Прелати рассказала. Она будет горничной у Нони.

Питер помолчал, потом внезапно спохватился.

-- Постой! Ты сказал -- тебя повысили?

Аслан кивнул. Питер подошёл к другу, коротко и церемонно поклонился, эвакуатор встал, и они торжественно пожали друг другу руки.

-- Поздравляю, капитан Аслан ибн-Дауд аль-Джазия, -- сказал Питер официальным голосом. -- Желаю дальнейших успехов на служебном поприще. В том числе и финансовых. В первую очередь финансовых.

-- Спасибо, сир Кэтфорд, -- серьёзно сказал Аслан. -- Всё в руках всевышнего.

-- Что может быть лучше повышения? -- воскликнул Питер.

-- Только внеочередное повышение! -- подхватил Аслан.

Затем коротко пересказал ему разговор с Жаком; Питер прочитал документы из папки, поцокал языком и надолго задумался. Затем произнёс:

-- Ну насчет того, что всему виной сир Оливер и Регентский совет -- это он, конечно, подзагнул. Да и кризис, он не только экономический или там политический. У меня есть подозрение, что проблема и страшнее, и глубже.

-- У меня тоже есть такое подозрение, -- вставил Аслан. -- День весов...

-- И не забывай, -- продолжил Питер, не слушая его, -- у Жака и финансовых кругов свой интерес к Фуке, уж не знаю, что он им пообещал. Но в целом, в главном, боюсь, что Жак прав. Как обычно.

-- А я прав формально, -- ответил эвакуатор. -- Значит, прав вообще.

Питер хмыкнул.

-- Ясно. Делать-то что будешь?

-- То, что должен, -- сказал Аслан хмуро. -- И будь что будет.

-- Тогда тебе надо допросить принцессу, для начала, -- засмеялся Питер. Аслан смотрел на него молча. Его друг оборвал свой смех и произнёс недоверчиво:

-- Да ладно.

Аслан кивнул.

-- И лорда-протектора.

-- 6

Аслан прибыл на допрос на полчаса раньше, но всё равно опоздал.

И винить в этом парадоксе ему было совершенно некого, кроме себя.

Потому что если ты уже почти четыре года работаешь на государство, если за эти четыре года ты уже прыгнул на два звания вверх против всех уложений и порядков их присвоения, ты же должен соображать, что если тебе назначено на десять -- то лучше прийти в восемь, а то и в шесть? Должен или нет? Видимо, скорее да, чем нет. А если не соображаешь, то сам и виноват.

У принцессы Изабель для допросов по делу Фуке был выделен целый день. И служба эвакуации, любимое дитя сира Оливера, как и положено, шла в очереди первой, в десять часов. В двенадцать был перерыв, в час начинали легардюкор, они же королевская служба охраны, потом снова перерыв, потом прокуратура, перерыв, и где-то вечером её высочество допрашивали криминальная полиция. Такой был план.

В реальности же разобиженные инспекторы криминалите, подогреваемые шкодливым инстинктом межведомственной приязни, пришли во дворец Тюильри ровно в семь утра, до утренней смены охраны, на что и был коварный расчёт прожжённых волков сыска. Они показали смене, которая была совершенно не в курсе происходящего, гербовую бумагу, где доходчиво и скупо были описаны их полномочия (такая же была и у Аслана, но что теперь толку?), и два часа беседовали с полусонными принцессой и её опекуном, сиром Оливером, затем спокойно собрались и ушли. Разумеется, никакой копии протокола для коллег из смежных ведомств и служб они не оставили, хотя это предполагалось.

То, что инспекторы влезли без очереди, мгновенно стало известно всем заинтересованным лицам, и уже в половине десятого утра во дворце, в первом служебном помещении дворцовой охраны, вовсю гремел крепкий, добротный скандал. Приехал старший прокурор Гюлон со своим квинтетом. Приехал подполковник Видруш из специального отдела легардюкор, в сопровождении десятка бойцов в театральных масках, сдвинутых на темя; то, что он препирался со своим же ведомством, только с другим отделом, который занимался личной охраной принцессы, так называемыми "протекторианцами", придавало всему особенную, сюрреалистическую пикантность. Наконец, приехал лично второй опекун её высочества, член Регентского совета, министр финансов Жером Кокен, в сопровождении секретаря-референта и полувзвода свирепых сотрудников налогового департамента.

Аслан приехал один.

Общий смысл и направление свары он уяснил уже через десять минут, когда стороны начали повторяться в выражениях. Прокурор Гюлон и подполковник Видруш в две глотки выбивали пыль из командира дневной смены протекторианцев в чине майора, имени которого Аслан так и не узнал. Они оба требовали пересмотреть график допроса принцессы, упирая на факт возмутительной выходки инспекторов криминальной полиции. Безымянный майор напор шевронов, гербовых бумаг и театральных масок держал стойко и график менять наотрез отказывался. Министр финансов Кокен, слегка ошарашенный пылом дискуссии, попытался было внести рациональную ноту и вразумить служителей закона и порядка, и едва об этом не пожалел.

Подполковник Видруш, повернувшись в его сторону на два с половиной градуса, сообщил в воздух, что королевская служба охраны, а особенно её специальный, "полевой" отдел, не подчиняется ни Регентскому совету в целом, ни его членам в отдельности, а действует исключительно в интересах короны, в данном случае -- её высочества принцессы Изабель, а посему он требует немедленно предоставить оную для перекрёстного допроса второй степени. Выступивший следом старший прокурор Гюлон в весьма конкретных выражениях доложил Видрушу и Кокену, где он видел их требования, подчинённости и интересы; кроме того, он поведал всем собравшимся о миссии королевской прокуратуры блюсти законность всех действий исполнительной власти. Эту миссию старший прокурор собирался претворить в жизнь немедленно, забрав принцессу Изабель для допроса в Вандомский дворец правосудия, дабы избежать повторения инцидента, подобного утреннему, цитата: "а то набежало тут всяких".

Министра финансов, казалось, хватит удар. Он надулся, покраснел, задрожал и заверещал таким тонким голосом, что расслышать слова можно было только закрыв уши ладонями. Господин Кокен напомнил господам подполковнику и старшему прокурору, чей хлеб они едят, какой совет назначил их на эти должности, и чья конкретно подпись среди прочих стоит на этих гербовых бумагах, коими они так активно машут. Он сказал, что как только закончится данное расследование, он лично инициирует новое, даже нет -- несколько новых расследований, посвящённых проверке финансовой деятельности как прокуратуры, так и королевской службы охраны, в особенности её "полевого" отдела. Он заверил всех присутствующих и в том, что в самое ближайшее время материальное снабжение означенных ведомств будет кардинально пересмотрено, с соответствующим сокращением штатного расписания, особенно на уровне подполковников и старших прокуроров, которые, видимо, не до конца осознают цели и задачи, которые ставит перед ними правительство и месье Кокен лично...

Аслан посмотрел тем временем на часы. Без трех минут десять. Он подошёл к майору королевской службы охраны, молча приветствовал его, молча предъявил документы, и в сопровождении двух выделенных ему протекторианцев прошёл внутрь дворца по направлению к "учебному" крылу, где и должен был состояться его допрос принцессы Изабель. Подполковник, министр и прокурор словно бы ничего и не заметили и продолжали препираться с удвоенной силой.

Перестройка Тюильри, начатая ещё Жози Вторым, дядей принцессы Изабель, так всё и не могла закончиться, поэтому Аслан не удивился, шагая через коридоры, заставленные досками, кадками с известью и грудами кирпичей. Собственно, благодаря ремонту и было возможным хождение пешком по коридорам дворца; в другое время полагалось идти через непокрытые галереи, то есть фактически по улице. Двое из легардюкор, сопровождавшие его, шагали так бесшумно, что пару раз новоиспечённый капитан эвакуации вздрагивал, обнаруживая второго за спиной; первый шёл впереди, указывая путь. Когда коридоры кончились, их встретил ещё один протекторианец, и махнул рукой, от чего Аслан слегка опешил, решив, что тот так его приветствует; оказалось, что сотрудник подавал через окно сигнал кому-то на крыше -- эвакуатор, оглянувшись, успел заметить лишь тускло блеснувшую сталь какого-то оружия. Всё это время он был на прицеле.

Встреча состоялась в учебной комнате, во флигеле Марсана. За партой в большом классе сидела её высочество и что-то чертила карандашом в листочке, а за учительским столом находился человек, лицо которого было известно в основном по газетным репродукциям и карикатурам. Принцесса была несовершеннолетней, при допросе должен был присутствовать опекун, поэтому лорд-протектор не выспался и вид имел раздражённый.

-- Ваше высочество, -- Аслан учтиво поклонился, и ещё раз. -- Ваше превосходительство.

Лицо юной принцессы было заплаканным, губы надутыми, и вообще по всему было ясно, что ничего хорошего от этого допроса она не ждёт. Аслан вынул планшет, достал и открыл папку, разложил бумаги на второй парте, приставленной сбоку к той, где сидела принцесса, взял карандаш и попросил разрешения сесть. Принцесса его проигнорировала, а сир Оливер резко и нервно кивнул.

-- Ваше высочество, -- начал Аслан, слегка запинаясь. -- Знакомы ли вы с Шарлем Фуке, отставным капитаном Иностранного легиона армии?

Изабель кашлянула и ответила хриплым тоненьким голосом:

-- Они же уже спрашивали.

Аслан растерялся. Сир Оливер пришёл ему на помощь.

-- Ваше высочество, придётся потерпеть.

Принцесса даже не моргнула, сидела недвижно. Аслан подождал несколько секунд, затем продолжил.

-- Ваше высочество, расскажите, пожалуйста, при каких обстоятельствах вы с ним познакомились.

Изабель посмотрела на лорда-протектора. Тот хранил молчание, ни один мускул не дрогнул на его лице.

-- Я сначала видела его во сне. И вот он пришёл сам.

Все газеты писали об этом. Официальный "Монитёр", разумеется, написал об этом первым, была большая статья "Снятся ли принцессам оруженосцы". А затем начался бум. История, достойная сказки, писали серьёзные издания вроде "Минервы". Прелесть, отзывалась женская страничка в каком-нибудь "Пирате". Ах, ах, вторили им скандальные листки типа "Утреннего комара", незнакомец из снов очаровывает принцессу! Ах! Ах! Вначале было известно только имя -- Шарль. А на недавнем летнем балу-карнавале Изабель танцевала со статным кавалером в серебристой полумаске. На прошлой неделе три газеты сразу установили -- это Шарль Фуке, отставной капитан Иностранного легиона, родом из Бретани.

А третьего дня он проник в опочивальню лично, и это было недопустимо.

Дальше допрос начал спотыкаться. Аслан спросил, был ли Фуке в опочивальне её высочества. Вопрос был снят опекуном как оскорбляющий честь и достоинство королевской власти. Аслан озадачился, думал несколько минут, затем задал следующий: каким образом Шарль Фуке мог -- разумеется, чисто умозрительно -- проникнуть в окно третьего этажа. На этот вопрос принцесса ответ дала.

-- Понятия не имею, -- сказала она.

Аслан спросил: видела ли её высочество рядом с Фуке кого-нибудь или что-нибудь, похожее на чудовище. Принцесса ответила, что видела.

-- Это были три собаки, -- сказала она. -- Одна большая, вот такая. Вторая поменьше, с эту парту. Третья самая маленькая, ростом со стул. Глаза у всех как блюдца, круглые и сверкают.

-- Эти собаки нападали на вас?

-- Нет, -- сердито ответила Изабель. -- Они ручные.

Аслан поинтересовался, видела ли её высочество этих собак в действии. Ну, что они умеют. Принцесса ответила отрицательно: нет, не видела. Затем Аслан спросил, что именно произошло три дня назад. Здесь снова вмешался сир Оливер.

-- Задавайте конкретные вопросы, капитан.

"Конкретные-шмонкретные", злобно подумал про себя Аслан. Вслух он произнёс:

-- Каким образом Шарлю Фуке удалось избежать задержания?

Сир Оливер снова открыл рот, но Изабель опередила его и сказала громко и зло:

-- Это было не задержание!

-- Ваше высочество! -- прикрикнул лорд-протектор. -- Немедленно замолчите!

-- Сами заткнитесь! -- Принцесса вскочила, и порывистым движением, не глядя, сбросила бумаги Аслана на пол, потом очень неумело ударила кулачком по столу. -- Он найдёт вас и пристукнет!

-- Ваше высочество, сядьте, -- быстро переводя взгляд с принцессы на Аслана и обратно, заговорил Оливер с угрозой. -- Если вы ещё раз повторите эту выходку, я ведь тоже могу кого-нибудь... пристукнуть.

Лицо Изабель сморщилось, словно от зубной боли, и, будто внезапно утратив силы, она рухнула обратно на стул и опустила голову низко-низко. Аслан не спеша собрал бумаги.

-- Я думаю, достаточно, -- сказал сир Оливер. -- Капитан, каков ваш план действий?

-- Я бы хотел допросить всех непосредственных участников событий той ночи, -- вежливо сказал Аслан. -- Сотрудников королевской охраны, начальника смены.

Эвакуатор посмотрел прямо в глаза лорда-протектора.

-- И вас, ваше превосходительство.

Лицо сира Оливера на мгновение утратило твёрдость, но он тут же овладел собой, кивнул и пригласил Аслана на выход. Они перешли в соседний кабинет, точнее, это было что-то вроде склада учебных принадлежностей. Двое протекторианцев по-прежнему стояли в коридоре, безмолвные и неподвижные.

-- Её высочество в расстроенных чувствах, -- сухо сказал лорд-протектор. -- На первом допросе у неё тоже была истерика. Набросилась на инспектора, исцарапала ему лицо... Кстати, почему они так рано приехали? Мне казалось, что начало должно быть позже.

Аслан пробормотал что-то неопределённое, вынул лист бумаги, подложил планшет.

-- В тот вечер, -- безо всякого вступления начал сир Оливер, -- начальник смены сообщил мне с помощью гонца, что в жилом крыле дворца имеет место быть проникновение посторонних лиц. Поскольку разные сигналы были и ранее, я счёл своим долгом присутствовать лично. Для меня в первую очередь стоял вопрос безопасности для жизни и здоровья её высочества, поэтому мы начали обход с её опочивальни.

-- Так, -- проговорил Аслан.

-- Шарль Фуке выбежал из... Кгм-хм. Нет, не так. Не пишите это. Так. Я и несколько протекторианцев столкнулись с Шарлем Фуке у дверей опочивальни. У закрытой изнутри двери. У него было оружие.

-- Сколько вас было?

-- Со мной -- пять телохранителей. Как выяснилось, этого мало. Откуда-то появились его чудовища, три собаки. Большая собака сразу вывела из строя трёх бойцов, остальные, и я в том числе, растерялись, Фуке выстрелил несколько раз, ранил ещё одного, а кроме того, непрерывно оскорблял меня, бойцов охраны и принцессу, как словами, так и действием. Запишите это обязательно. После того, как он вырвался во двор, он сел верхом на большую собаку и попытался напасть на меня, сшиб ещё несколько бойцов и почти добрался, но тут нам удалось ранить маленькую собаку.

-- Как вы узнали, что она ранена? -- спросил Аслан. -- Кровь?

-- Она завизжала как маленькая раненая собака, -- пояснил лорд-протектор. -- Это, видимо, расстроило Шарля Фуке, и он скрылся. Запишите тоже -- похоже, он привязан к своим чудовищам. Мы не смогли догнать его. Большая собака двигается значительно быстрее, чем мобиль королевской охраны.

На этом допрос закончился. Аслан в сопровождении двух легардюкор отправился обследовать место ночной битвы; он рассчитывал найти пули от ружья Фуке и увидеть следы его загадочных собак, но ни того, ни другого ему не удалось, потому что всё было затоптано и смято в ту же ночь (после происшествия слуги как минимум три раза наводили уборку территории), а кроме того, здесь уже побывали настоящие сыщики из криминальной полиции. Он поговорил с телохранителями, которые были с сиром Оливером той ночью, затем с воспитательницей принцессы, затем с начальником той злополучной ночной смены протекторианцев. Все, включая и воспитательницу, которая всю ночь проспала беспробудным сном в противоположном крыле дворца, рассказывали одно и то же: Фуке; ружьё; раненая собака; скрылся.

-- 7

-- ...Примерно вот так, -- закончил Аслан свой рассказ, уплетая омлет. -- Кстати, прокуроры и легардюкор принцессу допрашивать не стали, на принцип пошли. Требуют протокола от криминальной полиции и пишут друг на друга доносы.

-- Ну, формально они правы, -- заметил Жак сверху. Он сидел на перилах и читал книжку.

Питер закашлялся, не открывая глаз; он по случаю выходного был дома и старательно делал вид, что спит, укрывшись пледом в кресле у камина. Ему страшно не хотелось встречаться глазами со своими друзьями: было стыдно за вчерашнюю эскападу.

-- Кстати, -- продолжил Жак. -- Что будет этим хитрым инспекторам, которые влезли без очереди?

-- Наверное, ничего, -- сказал эвакуатор. -- Это обычное дело. Холодная война.

Жак оживился, захлопнул книгу.

-- Кстати. Я могу раздобыть огнемёт.

-- Очень кстати, -- язвительно произнёс Питер, забыв, что он спит.

-- Огнемет положен минимум полковнику, -- ответил Аслан. -- Дорогущая штуковина.

-- А я раздобуду тебе ма-аленький такой огнемет. Капитанский огнеметик. Специально против собак.

-- Строго говоря, -- сказал Аслан, жуя задумчиво, -- это нельзя назвать огнеметом. Это, скорее, метатель зажигательной смеси.

-- Да, примерно как горящими дровами кидаться, -- с умным видом подтвердил Жак.

-- Только жидкими, -- добавил Аслан.

-- Так что ты будешь делать? -- спросил Питер, переворачиваясь на другой бок. Глаз он по-прежнему не открывал, даже зажмурил их плотнее.

Ответа не последовало. Через несколько секунд молчания Жак поднял голову от книги, а Питер открыл глаза. Аслан с невинным видом сидел и дул ягодный морс, будто и не слышал вопроса.

-- А! -- сказал Жак. -- У нашего юного друга образовалась маленькая служебная тайна.

-- Которую ему не терпится рассказать, -- проницательно заметил Питер.

-- Облегчи душу, -- сказал Жак. -- Ты же всё равно почти всё выдал уже. Ты уже и так преступник.

-- Я рассказал вам только то, что касается других ведомств, -- важно сказал Аслан. -- Я не обязан заботиться об их секретности.

-- Аслан, лопнешь ведь, -- предостерёг Питер. -- Лучше расскажи.

Аслан аль-Джазия вздохнул, затем достал планшет, а оттуда вынул папку, а из неё бережно достал мятую бумажку, исчерканную карандашом. Жак с грохотом слетел с перил второго этажа, а Питер рванулся так, что кресло, тяжко скрипя, опрокинулось на спинку; они едва не столкнулись лбами над столом.

-- Это я нашёл в папке, когда переписывал протокол, -- сказал эвакуатор.

На разлинованном листе дорогой бумаги изображены башня у моря и сердечко, пронзённое стрелой. Внизу круглым девчоночьим почерком было выведено:

"ПРОРОЧЕСТВО ОН В БРИЗЕ СПАСИТЕ".

-- 8

Заведующий складом королевской службы эвакуации был новый, Аслан его не знал: хмурый долговязый тип с капитанскими шевронами и разными по размеру глазами. Когда он смотрел, было ясно, что уж его-то не проведёшь, и вообще вид у него был такой тёртый и бывалый, что Аслан сразу понял: капитаном тот тоже стал совсем недавно. Текучка -- новое модное слово.

-- Все мобили реквизировала королевская служба охраны. Для коронации.

-- Коронация же через четыре дня только.

-- Через три.

-- А солнечные сани?

-- Законсервированы.

-- Тогда тем более мне нужен мобиль.

-- Все мобили реквизировала королевская служба охраны.

Этот диалог повторился уже два раза. Ни складской, ни Аслан не выказывали нетерпения. Цепным псам короны не пристало спешить, и сила их -- в их неотвратимости.

Уже на пятом круге случилось продвижение. Заведующий складом вытащил бумагу и огромными буквами стал писать адрес.

-- Там у них штаб, -- хмуро сказал он. -- Там и требуйте.

Адрес оказался знакомым: Тюильри.

Майора, который недавно выдержал напор министра, прокурора и подполковника, на месте не было. Вместо него сидел целый полковник протекторианцев, который внимательно прочитал все бумаги Аслана, выслушал его с живейшим сочувствием и спросил:

-- Ты что, капитан, один поедешь?

Аслан неслышно вздохнул.

-- Все на заданиях.

-- Рассказывай, конечно, -- сказал подполковник. -- Разбежались как крысы с корабля, а? Сколько уже уволилось? Половина или больше?

Аслан молчал. Полковник кивнул.

-- Молодец, так держать. У нас во флоте тоже не любили, когда про свой корабль... Куда командировка-то, говоришь?

Аслан лишь моргнул. Полковник ещё раз кивнул удовлетворённо.

Внезапно дверь распахнулась, и раздался звонкий голос:

-- Вызывали, господин полковник!

Какой-то щекастый лупоглазый рыжий тип с чудовищным количеством веснушек и косо сидевшей формой королевской службы охраны вытянулся во фрунт. На спине у типа висел большой продолговатый то ли футляр, то ли мешок почти с него ростом.

-- Да что ж ты орёшь-то так! -- закричал полковник. -- Не видишь, я занят! С человеком разговариваю! Понаберут тут, понимаешь, из леса всякую деревенщину! Ни выучки, ни строя, ни шага! Пшёл вон и жди там!

Рыжий, всю тираду панически глядевший то на начальство, то на Аслана, исчез, будто и не было.

-- Дверь! -- заорал полковник. Дверь бесшумно закрылась. Полковник мрачно поглядел на Аслана и сказал:

-- Такое у нас пополнение. Вот тебе разрешение, мобили стоят за дворцом под навесами. Заберёшь свой, возврат ко дню коронации. Иначе плохо будет. Ясно, капитан?

-- Так точно, господин полковник! -- чётко ответил Аслан, выкатив глаза. Он отчётливо понимал, что стал свидетелем и участником маленького, но несомненного бюрократического чуда.

Кое-как проехав шумные и грязные лютецианские улицы, оставшиеся сто с лишним лье до Бриза он проспал. Мобиль шёл на автопилоте, и эвакуатор решил, что надо набраться сил, так как дело предстояло крайне хлопотное. Все, абсолютно все были правы: и Жак, который говорил, что дело это политическое и дело это безнадёжное, и полковник, точно угадавший настроения в службе эвакуации; кстати, уволилась не половина, а почти три четверти эвакуаторов, и они тоже были правы -- у них семьи, дети и собственная, невероятно драгоценная жизнь, которую совсем не хочется провести в нищете, в тюрьме, а то и вовсе закончить на каком-нибудь особо рьяном допросе. Зато капитана дали на несколько лет поперёк выслуги... Аслану снились айсберги. Гигантские горы серого льда водили хоровод в прибрежных водах, а он будто смотрел на них сверху. Затем они вдруг разом вырвались из воды, явив взору грязное основание, покрытое водорослями, и полетели прямо к нему. Птицы, сидевшие на айсбергах, взлетели с карканьем и тоже устремились к Аслану. Когда они приблизились, стало понятно, что это не птицы вовсе, а какие-то летающие крылатые механизмы яркого красного цвета с золотой полосой, и издают они не карканье, а стрёкот, рычание и вой; вместо пасти у них дымчатое окружье.

Аслан летел вниз, и рот его был раззявлен в крике.

Он проснулся от тишины, и сразу посмотрел вперёд. Мобиль стоял неподвижно, ожидая, когда через дорогу перейдёт неторопливое стадо пятнистых чёрно-белых коров. Пастуха видно не было. Судя по приборной панели, до Бриза оставалось меньше лье.

Когда он доехал до окраины города, он был уже окончательно бодр, весел и страшен: первый же местный житель, к которому он решил обратиться, вылезши по пояс из окна мобиля, и спросить, где тут находится полиция, убежал от него по улице, сверкая пятками. Аслан загнал мобиль в небольшую рощицу, вылез, забросал его ветвями и пошёл пешком. Город Бриз был небольшой, и первое, что сразу бросилось в глаза -- это каменные мостовые и обилие военных, особенно моряков. Гражданских на улицах почти не было. Напрягши память, он вспомнил, что, кажется, где-то тут находится то ли штаб, то ли флотилия, то ли даже арсенал. Моряки тоже ему не помогли, весело сказав, что где находится полиция, им плевать (они употребили другое слово), зато они могут довести до гауптвахты. Аслан поблагодарил и поспешил от них в другую сторону, старательно не замечая, как один из них, наименее твёрдо стоявший на ногах, как-то особенно пристально вглядывается в его шеврон. Через пару сотен шагов улица, по которой он шёл, кончилась, и Аслан вышел на площадь. Здесь было оживлённее: ездили повозки, экипажи и телеги, а людей в форме было ещё больше. Первый же прохожий с шевронами Шестой ударной бригады указал ему направление к полиции -- правда, с большим подозрением его при этом оглядев. Полиция оказалась недалеко от площади, носившей странное название Страсбургской (кстати, улица, по которой он пришёл, называлась по-старому: Парижская), и Аслан решил вернуться за мобилем потом.

Табель соотношения специальных званий у коммунальной полиции и эвакуаторов устанавливал их полное соответствие, поэтому капитан полиции с необычной для этих мест фамилией Цейтлих (так гласила табличка на его двери) приветствовал Аслана как равный, рукопожатием. Был он крупный, здоровый и весь какой-то квадратный. Типичный германец.

-- Я здесь по делу Фуке, -- сказал Аслан сразу.

-- То есть? -- поразился Цейтлих и жестом пригласил его сесть. И говорил он с отчётливым восточным акцентом. -- Что есть "дело"?

Аслан посмотрел на капитана.

-- Моя задача -- утилизировать его чудовищ, которые условно называются собаками, и доставить его вместе с ними в Париж, для дальнейшего следствия.

-- Чудовищ? Следствия? -- ещё более поразился Цейтлих. Несколько секунд он смотрел на эвакуатора, вылупив глаза, а затем прыснул и захохотал, дробно и заразительно, хлопая ладонью по столу.

-- Ну насмешили! Следствие, доставить...

Аслан смотрел и ждал, пока капитан полиции успокоится. Цейтлих прекратил смеяться, прокашлялся, начал рыться в ящике стола, ничего там не нашёл, сел прямо и сказал недоверчиво:

-- То есть вы серьёзно.

-- Да, -- ответил Аслан.

-- Но это... -- Цейтлих покрутил в воздухе пальцами. -- Это невозможно. Дас ист полное безумие.

-- Почему это? -- устало и злобно спросил Аслан.

-- Ну как сказать. Невозможно и всё. Даже если он вам сдастся, вас разорвут на куски.

-- Как разорвут? -- не понял Аслан. -- Кто?

-- Местные, кто же ещё, -- ответил Цейтлих. -- Популярнее Фуке в Бретани человека нет. Даже семерых отцов-основателей не так любят. И, между нами, за что их любить? Толкают всякую нудятину -- не убий, не укради... Пророчества всякие. Ладно бы они ещё не сбывались, так ведь сбываются, вот где подлость!

На этих словах Цейтлих снова развеселился и начал стучать по столу уже кулаком. Аслан, сдерживая нарастающее раздражение, заметил на столешнице, там, куда бил рукой полицейский, отчётливую потёртость и даже углубление -- положительно, капитан полиции был жизнерадостным человеком.

-- А Фуке построил здесь веселый дом для моряков, -- отсмеявшись, продолжил он. -- Ещё целый квартал для бывших военных, дома по льготным ценам, а особенно для Иностранного легиона. Я, кстати, тоже там служил. Дороги все каменные, видели? Даже в Париже не везде, а у нас вот так! В Бретани порядок, про воров и убийц забыли. А если кто где что, то мы, если честно, и приехать-то не успеваем. Приедем, а он уже висит на дереве с табличкой. И вся деревня кланяется: Фуке, Фуке. Лопочут на своём бретонском.

-- А вы его -- доставить, -- с каким-то даже осуждением закончил Цейтлих. -- Арестовать...

Аслан обвёл глазами кабинет и вздохнул.

-- Это всё хорошо, -- сказал он. -- Но я должен его именно что арестовать и доставить. Где он сейчас? И мне нужно подкрепление. Человек пять, думаю, будет достаточно.

Капитан полиции смотрел на него как-то странно. Оценивающе.

-- А если он будет сопротивляться?

Аслан пожал плечами и положил руку на рукоять сабли.

-- А если он будет не один, а с собаками?

-- Это служебная тайна, но...

-- Отлично! -- перебил его Цейтлих. -- Просто отлично!

Эвакуатор нахмурился.

-- То есть?

-- Пойдёмте, -- сказал капитан полиции, встал и жестом пригласил его за собой. Аслан, недоумевая, вышел за дверь и только хотел сказать что-нибудь едкое по этому поводу, как его сшибли с ног, да так, что он ещё пару шагов пролетел, прежде чем шлёпнуться о пол. Тут же на него навалилось несколько полицейских, прижали руки, саблю; через несколько секунд, несмотря на все его попытки, его обезоружили, скрутили, заковали в наручники и, регулярно угощая крепкими тычками, протащили волоком через коридор и закинули в клетку.

Аслан сел, потряс головой и огляделся. Кажется, его всё-таки вырубили, потому что ни оружия, ни документов, ни полицейских видно не было. Клетка была тройная, и его закинули в центральную секцию. Справа от Аслана сидел какой-то босой бородатый дед, одетый как бродячий монах: в серые просторные штаны и длинную рубашку, на груди у него висел большой деревянный крест. Дед не выказывал никакого интереса к событиям и задумчиво перебирал чётки. В левой клетке находился молодой паренёк весьма пронырливого вида, он, в отличие от деда-монаха, очень оживился и в данный момент всячески сигнализировал эвакуатору лицом и руками, пытаясь привлечь внимание.

-- Ты кто? -- спросил его парень. Аслан угрюмо посмотрел на него и не ответил.

-- Парижский он, нехристь и сарацин, эвакуатором служит, прости господи, -- внятно проговорил монах, не отрываясь от чёток. Аслан медленно повернул голову к осведомлённому деду. -- Ох, язык мой враг мой.

-- Ты... вы кто? -- спросил Аслан.

-- Корентин меня кличут, -- охотно ответил дед. -- А тебя Аслан, лев, стало быть, по-вашему. А вон тот придурок, прости господи, это Бюнэ.

-- Сам ты, дед, придурок, -- огрызнулся Бюнэ. -- Эй, служивый. Ты чего с нашими голубями не поделил? Вроде ж вы одна масть, или что?

-- Придурок и есть, -- с сожалением сказал дед Корентин. -- Ты, хорёк деревенский, даже эвакуатора, коий чудовищ борет, от полицейских, что от таких, как ты, засранцев мир избавляют, отличить не можешь. А туда же, во власть настопырился.

-- Откуда вы меня знаете, уважаемый Корентин? -- спросил Аслан.

-- Ты, нехристь, мне не вычь, -- невежливо сказал дед. -- Я человек простой, и в числе единственном на этом свете пребываю, как господом нашим и заведено.

Аслан сообразил лишь через секунду.

-- Откуда ты меня знаешь, почтенный старец? -- спросил он.

-- Мусульманская твоя душа, -- вздохнул дед. -- Не можете по-простому. Я, видишь, ли, пророк. Не ваш, который Мухаммад...

-- Саллаллаху алейхи ва саллам, -- пробормотал Аслан вполголоса.

-- Во-во, -- отозвался дед. -- Именно что салам. А я обычный пророк, из местных.

-- Свято-ой ещё, -- с издевательской почтительностью сказал Бюнэ. -- Бывший. А теперь, вишь, к чёрту оборотился.

-- Кыш, заморыш, -- сказал дед Корентин. -- Святым альбо диавольским люди называют всё, что уразуметь не способны. А я ещё на понимание общественности надежды питаю.

Аслан выразительно оглядел его клетку. Старик мрачно покивал.

-- Смейся, смейся, нехристь. Но сказано: стучи во все чужие двери, чтобы найти свою. Вот и стучу.

-- Ты тоже, что ли, в гвардию пришёл поступать? -- спросил Бюнэ у Аслана. В его голосе звучала лёгкая тревога. Аслан помотал головой. Парень сразу успокоился.

-- А я в гвардию пойду, -- мечтательно сказал он, лег на нары. -- Ночку эту досижу, завтра меня выпустят, да и пойду записываться.

-- Иди, иди, -- сказал Корентин. -- Там тебя ждут. С барабанами и штандартами. Где, говорят, Бюнэ, что ж задерживается наш герой. Уж не приняли его за покражу где, красивого?

-- Штуцер дадут нарезной, -- Бюнэ не слушал. -- Форму. И пойду, стало быть, девок охмурять.

-- Штуцер -- это ты правильно, -- сердечно поддакнул дед. -- За триста шагов, при выучке должной, охмурить сможешь. Ну или по башке прикладом, на крайний, стало быть, случай. Если догонишь.

-- Увянь, дед, -- злобно сказал Бюнэ. -- Встретишься мне на воле. Попляшешь. Я твоих чертей не боюсь.

-- Я же тебе говорю, село ты непаханое...

-- Не слы-шу! Не слы-шу! -- заорал Бюнэ, закрыв уши ладонями. -- А-а-а-а! У-у-у-у!

-- Дурак, -- с отчаянием сказал Корентин.

Из каморки охранников неторопливо, крутя здоровенной дубинкой, вышел толстый полицейский с каким-то плачущим выражением лица.

-- Чего шумим? -- неожиданно тонким голосом спросил он у Бюнэ. -- Водички захотелось?

-- Это я его разволновал, Жюль, -- покаянно сказал Корентин. -- Опять. Ты уж прости.

Толстяк Жюль с подозрением осмотрел всех троих.

-- Ты, дед, его не тревожь более, -- сказал он. -- Тебя-то мы не тронем, а соседей твоих умоем. У нас тут не весёлый домишко.

И снова удалился в свою каморку.

-- Молчу, молчу, -- сокрушённо сказал вслед ему дед.

-- Ты пророк, значит, -- сказал Аслан. Слова, написанные круглым девичьим почерком, стояли перед его взором.

-- Ничего это не значит, нехристь, -- сказал Корентин. -- Не слушают меня люди, хоть ты плачь. Всё верно прорицаю, всё сбывается. А толку нет.

-- И ты не слушай его, -- сказал Бюнэ. -- Ничего у него не сбывается. И не святой он.

-- Тебя когда мамка на свет божий исторгла в муках, забыла мозги через родничок в башку твою пустую заплюнуть, -- сдержанно сказал дед. -- Одна писька выросла, да и той штуцер нужен, чтоб пристроиться куда.

-- Я тоже тогда пророк, -- не слушая Корентина, заговорил Бюнэ. -- Наговорю всякого, а потом что стрясётся, так и истолкую. Что толку пророчить, если непонятно?

-- Эх, -- сказал Корентин. -- А вот тут ты прав, отрок, как ни обидственно.

-- Скажи мне, уважаемый пророк, -- сказал Аслан очень спокойно. -- Как мне найти Фуке?

-- Он тебя сам найдёт, -- сказал Корентин. -- Для этого мы тут и посажены.

Судя по всему, выражение лица эвакуатора было настолько тупым, что пророк тут же стал объяснять дальше.

-- Скоро коронация ить. Фуке наш на принцессу имеет виды большие. Оно, конечно, почему бы и нет. Золота у него завались, собаки эти кого хочешь порвут, да только люди-то толкуют, что он с диаволом в сговоре.

-- Как ты, -- вставил Бюнэ. Старик его проигнорировал.

-- Поэтому ежели он вдруг принцессу окрутит, -- продолжил он, направившись к отхожему месту в виде чана, -- то бунта не миновать. Кровища, горе, слёзы. И тогда егойные генералы и затеяли такую штуку: пусть, говорят, исполнит он пророчество, тогда народ и поверит.

-- Какое пророчество? -- спросил Аслан. Корентин прекратил журчать, заправил штаны и ткнул чётками в стену коридора, на которой висело большое гербовое полотнище с красивой, каллиграфически выведенной надписью. Аслан, прижавшись к решетке и скосив глаза, стал читать.

-- "Шагай под водою, как по земле, а по земле, как по воздуху. Узри свет дальний, но вернись домой. Одолей безумца и приручи силу. Яви лик свой, и спасенье грядёт"... Это про Фуке?

-- Да не знаю я, -- раздражённо сказал дед, умащиваясь на нарах. -- Люди решили, что про него. А я уж и забыл, об чём речь, да и не один я пророчил, наставники мои тоже помогали. Молодой я был, загадочный.

-- Так это ты напророчил, что ли? -- недоверчиво спросил Бюнэ, крутя головой и стараясь увидеть буквы. -- Хорош врать, это ж сто лет назад было.

-- Эх, дурень, -- ответил Корентин. -- А мне, думаешь, сколько?

В дальнем конце коридора распахнулась дверь, и появился капитан Цейтлих, а с ним ещё двое. Одеты они были в мундиры, но форма была не полицейская. Когда они приблизились, Аслан уразумел, что перед ним большие шишки: у одного были нашивки полковника, с пятью галунами, и эмблема в виде серебряного кулака, увитого лавровой ветвью, а у второго шеврон с тремя белыми звёздами и якорем. Вслед за ними на почтительном расстоянии в три уставных шага шли полицейские.

Полковник, вице-адмирал и капитан Цейтлих остановились перед клетками и несколько секунд глубокомысленно разглядывали троих задержанных. Корентин и Бюнэ стояли перед решёткой на свету с отчетливо скромным видом, опустив глаза в пол. Аслан тоже постарался сделаться незаметным, исподтишка всё же поглядывая на пришедших.

-- Эти, что ли? -- спросил вице-адмирал, брезгливо оглядывая арестантов.

-- Эти, эти, -- ответил Цейтлих.

-- Мда, -- сказал полковник. -- Какие-то... Ну этот разве что.

И ткнул в Аслана.

-- Не тот нынче безумец, -- вздохнул Цейтлих, как показалось Аслану, лицемерно.

-- Эвакуатор, что ли? -- присматриваясь к шеврону, спросил вице-адмирал.

-- Он самый, -- ответил Цейтлих. -- Задержать, говорит, арестовать, доставить.

Полковник и вице-адмирал усмехнулись.

-- Бумаги? -- спросил полковник.

-- А как же, -- капитан полиции щелкнул пальцами, и сзади кто-то вложил ему в руку папку Аслана. -- Вот, извольте. Полномочия -- широчайшие. Оказывать содействие незамедлительно. Миссия чрезвычайной важности. Мобиль даже есть, где-то.

-- Серьёзно, -- непонятным тоном сказал вице-адмирал. -- Только почему он один?

Вопрос, судя по всему, был юмористическим, так как все трое рассмеялись.

-- Положение обязывает, -- сказал полковник Иностранного легиона. -- Безумец ведь.

-- Должны быть ещё, -- сказал вице-адмирал. -- Прокуратура, и эти, как их...

-- Легардюкор и криминалите, -- подсказал полковник.

-- Да, ищейки, -- сказал вице-адмирал. Глянул на Цейтлиха. -- Ничего личного.

Цейтлих кивнул равнодушно.

-- Есть только этот.

-- А эти кто? Эй, ты кто?

-- Я Корентин, ваше превосходительство, -- ответил старик.

-- Епископ, что ли? -- воскликнул полковник. -- Из Кемпера?

-- Он самый и есть, -- наклонил голову старик. -- Обвинён в ереси, низложен в мир. Препровождён сюда с целью противуборства с Шарлем Фуке, во исполнение собственного пророчества.

-- Да хорош, -- сказал вице-адмирал. -- Ты тот самый Корентин? Тебе сто лет, что ли?

Корентин поклонился ещё раз. Адмирал покрутил головой и обратился к Бюнэ.

-- Ты кто?

-- Я Бюнэ, -- торопливо ответил юноша. -- Я в гвардию хочу, к Фуке.

-- В гвардию, -- усмехнулся Цейтлих. -- Поросёнка зачем украл, гвардеец?

-- Я искуплю, -- быстро сказал Бюнэ.

-- Драться будешь с Фуке? -- строго спросил полковник.

-- А куда мне деваться. Только, чур, не насмерть.

-- Да кому ты нужен, насмерть, -- добродушно сказал вице-адмирал.

-- И который? -- слегка нетерпеливо спросил Цейтлих.

Вице-адмирал и полковник задумались. Затем адмирал оглядел потолок, стену, узкие окна, решётки. И сказал негромко.

-- А все трое.

-- То есть? -- очень спокойно переспросил капитан полиции.

-- У тебя что-то с ушами, капитан? -- зловещим голосом осведомился вице-адмирал. -- Офицерское собрание постановило -- Шарль Фуке будет драться с тремя безумцами.

-- Вас понял, -- чётко ответил Цейтлих и отдал честь по всей форме. Вице-адмирал и полковник откозыряли небрежно, одновременно развернулись и покинули полицейское управление. Аслан сел на нары, обдумывая услышанное, собирая всё, что он увидел, в единую картину.

Картина не собиралась.

Капитан Цейтлих коротким кивком то ли попрощался с охраной, то ли приказал им вновь заступить на место, пошёл по коридору к своему кабинету, но до него не дошёл, а свернул в неприметную узкую дверь. За ней обнаружился небольшой архив. На пыльных ящиках с бумагами и разным барахлом сидел ярко-рыжий веснушчатый парень, держа между колен холщовый мешок с чем-то длинным и узким.

-- Слышал? -- коротко спросил его Цейтлих. Рыжий кивнул.

-- Справитесь?

Парень усмехнулся и ничего не ответил.

-- Ну пойдём, -- сказал Цейтлих. -- Надо выбрать... как это называется?

-- По-зи-ци-ю, -- по слогам выговорил рыжий. -- Лёжку, то бишь. Пять лёжек.

-- 9

Вице-адмирал Мармут проснулся за час до рассвета. Он со вчерашнего дня был крайне доволен собой. Всё шло по плану, а если что-то шло не по плану, на этот случай тоже был предусмотрен план. Так, к примеру, быстро заменили настоящего деревенского дурачка на вполне вменяемого Бюнэ. Непредсказуемого сумасшедшего отпустили с миром, а Бюнэ же подходил идеально -- сделает всё. Но особенно вице-адмиралу нравилась его идея о трёх безумцах вместо одного. Конечно, было в этом что-то от давней нелюбви флотских к Иностранному легиону и вообще к армии. Но, с другой стороны, ты принц будущий или кто? Если принц -- то три безумца тебе не помеха, тем более, что пророчество -- вот оно. Под водой ходил? Наверное, ходил. Дальний свет видел? Ну ещё бы, Иностранный легион ведь. Вернулся? Конечно. Остались безумцы. Мелочь.

И очередные летние учения армии и флота, под предлогом которых в Бризе собрались почти тысяча офицеров и несчётное количество солдат и моряков, подходили для плана просто идеально. Если Фуке не тот, о ком говорится в пророчестве, армия увидит это своими глазами, а генералы тут как бы и ни при чём. Если же Фуке справится, то генералы -- и адмиралы, конечно, -- это всё организовали и дали ему саму возможность исполнить пророчество. К слову, не так-то это оказалось просто организовать. Но пока выходило всё просто отлично, именно поэтому его превосходительство был в отличном настроении -- ровно до тех пор, пока ему не доложили, что "зрители собрались".

Уже выйдя из штаба, он услышал неясный гул; поглядел на небо и увидел серые рассветные тучи. "Будет шторм, однако", решил про себя адмирал, не обращая более внимания на этот звук. Однако, взойдя на западную башню -- она носила имя Мадлен -- он понял, что это не погода.

По всей Замковой площади, ото рва до берега моря и от берега реки Панфельд в сторону города, были люди, и люди эти были в форме. Повернувшись в сторону Обходного моста, вице-адмирал увидел, что из другой части Бриза прибывают ещё. Броненосец у рва, единственный корабль, который мог встать так близко к берегу, был обсажен моряками, словно муравейник. Похоже, что это были самые массовые военные учения за всю историю существования Альянде.

В смущённых чувствах вице-адмирал, сопровождаемый адъютантами, стал спускаться с башни, и увидел капитана Цейтлиха. Полицейский адмиралу не нравился, уж слишком вольно себя вёл. Кроме того, он был не очень опрятен и при этом хромал на левую ногу. В данную секунду впечатление усугубило и то, что вид у Цейтлиха был измотанный совершенно неподобающе.

-- Капитан! -- гаркнул вице-адмирал. -- Что за вид, капитан!

-- Виноват, ваше превосходительство, -- сказал Цейтлих.

-- Немедленно приведите себя в порядок!

-- Слушаюсь, ваше превосходительство.

Вице-адмирал Мармут отправился к центральной башне. Она носила игривое название Райская, и была сдвоенной, так как содержала в себе крепостные ворота с выходом на равелин -- хитроумную придумку древних фортификаторов, представлявший собой что-то вроде носа корабля, выдвинутого вперёд, этакая каменная треугольная площадка или же невысокая башня. Его задачей было взрезание атакующих порядков противника и обстрел тех, кто прорвётся через ров и начнёт брать стены. Именно на равелине предполагалось провести всё действо, для чего силами инженерной роты на нём был воздвигнут деревянный помост, отлично просматривавшийся практически отовсюду. Прямо у ворот он увидел трёх безумцев под конвоем.

Аслан сидел неудобно, но повернуться было трудно, скованные руки и ноги мешали. Поэтому он терпел, ждал и внимательно осматривал окрестности. Посмотреть было на что. Крепость Бриз, западный форпост Альянде, шедевр инженерной мысли великих предков, внушала ощущение полной безнадёжности любых попыток её штурма. Хотя Аслан не собирался его штурмовать, но ощущение мощи врага -- в данный момент замком владели его враги -- и собственной ничтожности мало способствовало бодрости духа и сил. К тому же их разбудили заполночь, и привезли сюда через весь город под мелким ночным дождиком на открытой телеге.

-- Слушать меня, вы трое, -- сказал вице-адмирал. Один из конвоиров слегка наподдал ногой Бюнэ, чтоб тот получше изобразил внимание. -- Если что-то пойдёт не так, знайте: уже к вечеру в Бретани начнётся такая резня, что не снилась ни Жози Второму, ни отцам-основателям, никому. А после коронации эта резня начнётся и всей стране и заденет всех, может быть, и ваших родных, друзей и близких. Хотите этого?

-- Никак нет! -- неожиданно дружно ответили Аслан, Бюнэ и дед Корентин. Вице-адмирал Мармут кивнул удовлетворённо.

-- Бейтесь по-настоящему, потому что если он не настоящий король, погибнут тысячи.

-- То есть как это -- взаправду, что ли? -- слегка взвывая на гласных, спросил Бюнэ. Легионер, стоявший рядом, тут же отвесил ему мощную оплеуху. -- Ай!

-- Именно, парень, -- сказал адмирал. -- А если будешь мухлевать, он тебя просто убьёт. Что королю какой-то безумец?

-- Э, э, мы так не договаривались, -- повышая голос, завопил паренёк. -- Это что же это...

Бац! Ещё один удар, теперь уже рукоятью сабли, прервал его нытьё.

Через десять минут пришёл Цейтлих и бросил им оружие и доспехи -- три сабли, три кольчуги. Корентин со знанием дела осмотрел все три клинка, подержал каждый в руках, сделал пару выпадов и взял себе один; легионеры, стоявшие неподалёку, заржали -- скованный старик, машущий саблей, показался им смешным. Аслан тоже попробовал клинки. Бюнэ затравленно смотрел то на него, то на деда, и эвакуатор понял, что парень никогда не держал в руках настоящего холодного оружия, не говоря уж об огнестрельном. Аслан выбрал саблю получше и, не думая, протянул ему, держа за гарду рукоятью вперёд.

-- Дурак, -- сказал Корентин, глядя в сторону. -- Возьми себе, всем лучше будет.

Бюнэ тут же выхватил саблю из рук эвакуатора. Легионеры, которых стало больше, снова разразились хохотом.

-- Снимите кандалы, бараны, -- с презрением сказал Корентин, с отчётливым хрустом наклоняя голову то вправо, то влево и поводя плечами.

-- Положи саблю и подойди сюда, -- сказал сержант-легионер. Пророк фыркнул так, что из гнёзд над оконцами башен вылетели ласточки.

-- Ты что, боишься столетнего старика с тупой железякой?

Сержант оскалился, и под хохот своих солдат подскочил к старику и уже замахнулся, чтобы ударить его. Пророк сделал неуловимое движение, сверкнуло железо -- и с сержанта упали штаны; а в рядах конвоиров несколько человек упали от смеха. Легионер подтянул штаны, подошёл к конвою и пинками разогнал их; двое по его приказу подошли и сняли кандалы с Аслана, Корентина и Бюнэ. Старик более не шутил, стоял и смотрел на серое рассветное небо.

Аслан накинул плохонькую кольчугу, покрутил саблей. Клинок был отвратительный -- несбалансированный, тяжёлый, со слишком длинной рукоятью, хилой гардой, из мягкого "деревенского" железа, и к тому же тупой как три копыта сразу. Корентин смотрел на него одобрительно.

-- Умеешь, стало быть, -- сказал он. -- Возьми-ка этот.

И сразу кинул ему свою саблю. Аслан поймал. Да, этот клинок был поприличнее, но самый лучший всё-таки был в руках у Бюнэ. Аслан, кляня себя за глупую жалость, обернулся было к нему, чтоб попросить его обратно, но как только увидел парня, съежившегося подобно загнанному в угол дикому зверю, так сразу и передумал.

-- Говорил ведь, -- без укора произнёс Корентин. -- Хотя какая разница. Стенку делать умеешь, нехристь?

Аслан кивнул. Стенка -- простейший приём двоих против одного: один наседает и открывает, второй делает выпад в нужный момент. Понятно, кто что будет делать -- старик не выдержит мало-мальски долгого боя, а выпад или другой ему, видимо, вполне по силам.

Гулко дрогнули ворота, загремела цепь, заскрипели колеса, поднимающие сразу несколько решёток.

-- Выходи! -- скомандовал сержант легионеров. Конвой, вооружившись длинными копьями, направил троих безумцев через ворота к лестнице, ведущей на равелин и на длинный помост, на нём сооружённый. Аслан посмотрел по сторонам -- и у него едва не закружилась голова. Люди, люди, люди везде, куда ни кинь взгляд, до горизонта.

-- Од-нако, -- крякнул Корентин. -- Действо сие масштаб имеет немного больший, чем я догадываться смел.

Аслан поднялся на помост. Людей было столько, что он даже примерно не мог их сосчитать. Тысячи. Он молчал и оглядывал крепостные башни. Толпа заволновалась -- Корентина узнали. "Дьявол!", "Святой!", кричали с разных сторон. На стены замка выступили музыканты, ударили барабаны, зарыдали трубы; мимо них троих, оттеснённых к краю, на острие равелина выбрался флотский старшина с рупором в руках. Он постоял, набирая воздух, увеличившись при этом не менее чем в полтора в раза, затем приставил рупор к губам и заорал так, что в ушах зазвенело.

-- Шарль Фуке! Во исполнение-ее! Праррррочества! Семи отцов! Основателей! С божией помощью и попущением! Одолеет трёх! Безумцев! И отправится в город! Лллютециюууу! Дабы явить лик! И спасение! Всему! Альянде-ееее!

Затем, уже изрядно покрасневший, он повторил то же самое налево, в сторону реки и облепленного людьми корабля с двумя гигантскими пушками, торчащими из несоразмерно маленьких башен, и, наконец, направо, в сторону залива. Барабаны перешли с дроби на размеренный шаг, отбиваемый медью в противотакте. Дррын -- бац! Дрррын -- бац! Дррррын -- бац! Аслан заметил движение сзади и обернулся.

Через расступающийся строй конвоиров поднимался Шарль Фуке, высокий, статный, с гордым профилем, который не скрывала даже серебристая карнавальная полумаска.

Безоружный и без доспехов.

Не обращая внимания на них троих, он прошёл к острию равелина, оглядел толпу и поднял руки. Барабаны замолчали разом.

Фуке заговорил.

Вначале Аслан подумал, что это эхо так разносится над толпой, но потом сообразил: в толпе те, кто поближе, повторяли его слова тем, кто дальше, а те, в свою очередь, передавали далее, а Фуке предусмотрительно делал паузы в своей речи. Ещё через пару секунд эвакуатор понял, что все повторяющие носят одинаковую форму -- Иностранного легиона.

Он не успел додумать эту мысль.

-- 10

Фуке говорил.

-- Безумец! Безумец -- это не тот, кто поднял меч на меня. -- Он ткнул в себя пальцем. -- Безумцы -- те, кто поднял меч на вас!

И указал на толпу. Толпа заорала радостно.

-- Безумец -- не тот, кто хитростью и обманом захватил власть! Это тот, кто думает, что такая власть длится вечно!!

И поднял руки к небу. Крики усилились, стали слитнее.

-- В моих руках невиданная сила, -- он сжал кулаки. -- Надо мной благословенное небо господа всемогущего. Со мною вы -- мои боевые товарищи, которым я верю так же, как себе. Я раздаю золото как глину! Я вижу будущее, где нет места лжи, порокам и бедности! Там каждый из вас покоится на вершинах славы и благоденствия!!

Толпа отозвалась дружным и радостным воплем.

-- И я!! Веду вас!! Туда!!

-- ААААААА!!! -- заревела толпа оглушительно.

Аслан потряс головой и случайно глянул на Корентина. Старик стоял, смертельно бледный, его пальцы изо всех сил сжимались на рукояти сабли, которую он упёр в помост, расширенными глазами он смотрел в спину Фуке.

-- Кто!! Осмелится!! Встать!! На нашем!!! Пути!!!

-- АААААААААА!!! -- заревела толпа ещё сильнее. Аслан почувствовал, как волосы шевелятся у него на голове. И в это же самое мгновение услышал шёпот пророка Корентина, склонившего голову.

-- Если пойду и долиною смертной тени, не убоюсь я зла, -- слышал Аслан так явственно, будто и не было орущей толпы. -- Ибо ты со мной; твой жезл и твой посох -- они мир мне даруют.

С этими словами пророк поднял саблю, перекрестился ею, и шагнул вперёд.

-- Э, -- непроизвольно воскликнул Бюнэ. Старик остановился, обернулся на него, сказал сурово:

-- Не будь дурнем, село, -- и пошёл дальше, по дуге, против часовой стрелки, заходя к Фуке сбоку и медленно вращая саблей. Аслан вдохнул, выдохнул, подбросил свой клинок в руке, и, от всего сердца пожелав всем мира и благословения всевышнего, шагнул с другой стороны. Когда они были примерно на половине равелина, Фуке их заметил. Беснующаяся толпа разом утихла.

-- Я тебя предсказал, я тебя и убью, -- сказал Корентин негромко.

-- Безумцы! -- завопил Фуке протяжно. Крик его вновь чётко подхватили глашатаи-передатчики. Вблизи это производило довольно странное впечатление. -- В ваших руках мечи железные! Но в моих -- орудия господа нашего!

И снова размеренной поступью ударили барабаны. Дрррын -- бац! Дррррын -- бац!

-- Ну конечно, -- обычным ехидным голосом сказал пророк Корентин. -- Господь наш, да святится его имя ныне и присно...

Дрррын -- бац!

-- ... не такой дурень, чтоб меч свой кому попало отдавать.

-- Одумайтесь! -- страшным голосом, надувши жилы на шее, призвал Фуке. Одумайтесь, одумайтесь, разнеслось по толпе, по стенам крепости, по реке. Фуке занёс левую руку назад за плечо и будто бы схватил что-то в воздухе. -- Последний раз тебя прошу! Безумцев покарает перст господень, что в руке моей!

-- Точно перст? -- скептически осведомился Корентин. -- А то, знаешь ли, всякое бывает. Диавол тот ещё шутник, уж поверь мне.

За это время он подошёл к нему на расстояние полутора-двух выпадов. Фуке не делал никаких попыток отойти, впрочем, отходить ему было некуда, за его спиной был ров с водой, а с другого боку заходил, покачивая саблей, Аслан.

Дрррын -- бац! Дррррын -- бац!

И тут эвакуатор увидел один-единственный короткий взгляд Фуке, что бросил он из-под маски в сторону западной башни, и в ту же секунду всё понял, в то же мгновение картина сложилась, и догадался Аслан, что сейчас произойдёт, и что ему не успеть, никак не успеть, но рванулся всё равно он изо всех сил к старику Корентину, чтобы закрыть его, уронить, отвести, и увидел он глаза пророка, и понял, что Корентин, епископ Кемпера, знал это с самого начала, знал и шёл без страха -- ибо жезл Его и посох Его мир ему даруют.

Дррррын -- бац!

Аслан отбросил саблю и кинулся к Корентину. Фуке же из широкого замаха словно бы влепил пощёчину невидимому оппоненту перед собой. Голова святого Корентина...

Дррррын...!

...дёрнулась влево нелепо и страшно, от неё отлетело что-то чёрное, жёлтое и красное, много чёрного, жёлтого и красного, кусками, каплями, ошмётками,

...бац!

...и тело старика обрушилось на доски, сабля его вылетела из руки и, описав дугу, булькнула где-то внизу, во рву. Аслан споткнулся по дороге и шлёпнулся рядом. Толпа ахнула. Зубы крошились, стиснутые скулы ныли, но момент для бессильного плача был неудачный, потому что лежащий Аслан представлял собой отличную мишень для перстов господних, что вынимал из воздуха Фуке, и что разили, разумеется, из узких бойниц западной и северной башен.

Дррррын -- бац!

Аслан резво перекатился в сторону и увидел, как Фуке, глядя на него сквозь маску, словно разрубает ладонью воздух перед собой, в это же мгновение помост дрогнул, и на доске сбоку и сзади эвакуатора вспух косой столб пыли и щепок. Фуке, совершенно растеряв ораторское достоинство, торопливо сбежал с линии огня, встал в центре равелина и замахал на Аслана уже двумя руками, словно ветряная мельница. Рядом свистнуло, раз, другой; тум, тум, тум -- глухие упругие звуки вмешались в размеренную поступь меди и барабанов.

В толпе за рвом кто-то закричал, крик подхватили. Аслан ещё раз нырнул на пол, упав на руки, сразу поднялся и отпрыгнул в сторону, не обращая внимания на Фуке, продолжавшего остервенело махать руками. Бюнэ уже давно лежал ничком, прикрыв голову руками и лишь содрогаясь от ужаса. Ещё два фонтанчика поднялись рядом, а плечо Аслана ожгло болью.

Одним взглядом он запечатлел картинку у себя в мозгу. Спуск с равелина -- там стоит Фуке, а за его спиной ощетинился пиками конвой. Мост -- поднят, а за рвом безумная толпа, где уже начинается паника и давка -- персты господни нечаянно сразили и нескольких солдат, надо полагать, отпетых грешников. Путь, как всегда, был только один: отдать всего себя в руки провидения, и Аслан, разбежавшись, прыгнул в ров.

С шумом пролетел мимо раскрытый драконьей пастью мост, ударила вода. Аслан вошёл не слишком хорошо, и первую секунду-полторы он стремительно шёл ко дну, оглушённый; у самого дна раскрыл он глаза, встряхнулся, одним движением сбросил кольчужку, развернулся в сторону тёмного прохода и задвигал руками и ногами, словно лягушка. По ушам ударило плотно -- рядом пузырьками прочертило косую траекторию, и ещё раз, и ещё, с нечистого дна поднялась муть и грязь, а Аслан отталкивался и отталкивался руками и ногами -- к реке, к мосту, а там видно будет.

Он задыхался, но не поднимался на поверхность, выжимая из себя последнее, и это окупилось -- прямо над ним медленно, страшно медленно поплыла тёмная громада, броненосец. Уповая на то, что все собрались на противоположном борту, Аслан вынырнул.

Но это оказался не броненосец.

Затопленный подвал под северной башней, вот где он вынырнул. Очень хотелось упасть, силы были на исходе, но шум, доносившийся откуда-то сверху, или наоборот, снизу, через воду, напоминал ему, что его ищут, и что если он не будет двигаться, то его найдут. Аслан вылез из воды и немедленно затрясся -- могильный холод царил в этих казематах. Он пошёл, шатаясь и хватая ртом воздух, по длинному коридору, еле разбирая путь в полутьме, под его ногами пищали крысы и хлюпала вода, несколько раз он упал, плечо нещадно ныло, но злая радость толкала его вперед, ему удалось-таки испортить гаду праздник, и взгляд святого Корентина, с которым Аслан был знаком так мало, и если бы не Фуке, может, они бы ещё не раз побеседовали, этот взгляд тоже толкал его вперёд, поднимая с сырого пола, ведя в почти полной тьме. Так он шёл долго, очень долго, он потерял направление, но шёл, шёл и шёл, и вдруг в какой-то момент словно кто-то похлопал его по плечу: всё, здесь. Он встал и прислушался. Шума погони слышно не было, ветер свистел где-то наверху, и оттуда же, сверху, пробивался свет. Аслан нащупал ногами ступеньки, поднялся и уперся лбом в деревянный люк, который выбил здоровым плечом, ссадив себе локоть и исцарапав лицо.

Заброшенный склад, или очередная каменная башня. Он осторожно подошёл к бойнице и увидел реку, слева мост, а прямо через реку была крепость Бриз, и броненосец тоже был виден, и по-прежнему люди облепляли его в надежде увидеть побольше. Аслан так никогда и не узнал, что он находился в башне Танги, когда-то охраняющей Обходной мост и соединённой с крепостью тайным туннелем, идущим под рекой Панфельд к подвалу северной башни.

Поднявшись на самый верх, он получил неплохой обзор и сразу увидел ту дорогу, по которой приехал, и рощицу, где он спрятал мобиль. Безо всяких сомнений он отправился туда, слегка обтерев кровь с плеча и завязав рану тряпицей. Все дома были закрыты, на улицах одинокий ветер гонял листву и мусор -- по случаю исполнения или неисполнения пророчества горожане ждали беспорядков, и либо покинули город заранее, либо попрятались от греха. Аслан, без особого труда изображавший загулявшего служаку, добрался сначала до Страсбурской площади, потом пробежал по Парижской улице, и вот уже показалась роща и те самые кусты. Мобиль был на месте.

-- Мне нужен отпуск, -- бормотал Аслан, забираясь в кабину.

-- 11

"Бризский марш", впечатляющая по скорости и организованности переброска к столице частей Шестой ударной бригады, двух полков Иностранного легиона, артиллерийского дивизиона и отдельного батальона связи, стал одним из крупнейших в череде ярких событий, предшествующих коронации принцессы Изабель; вся эта мощь предназначалась якобы для праздничного парада. Знатоки сходились во мнении, что таким образом Шарль Фуке, основной претендент на руку будущей королевы, продемонстрировал свою силу, и те, кому эта демонстрация предназначалась, выводы сделали. Впрочем, ещё до марша умонастроения в заинтересованных ведомствах склонялись в его пользу; это выражалось, например, в фактическом саботировании приказов лорда-протектора сира Оливера, самым болезненным ударом для которого стал переход на сторону Фуке королевской службы охраны: лорда-протектора посадили под домашний арест сразу, как только будущий принц-консорт ступил на улицы Лютеции. Принцесса Изабель, как и ожидалось, после восшествия на трон объявила о своей помолвке и о свадьбе, которая должна была состояться через месяц -- наименьший срок, допустимый по протоколу для подобных случаев. Этот месяц был объявлен в Альянде месяцем праздников и карнавалов, причем, по слухам, на одном из столичных балов Фуке должен был снять маску и явить миру своё лицо.

В вечер коронации в доме на Рю де ла Пэ трое молодых людей (один из них -- с перевязанной рукой, на сей раз это был Аслан) сидели за столом и мрачно созерцали большую стеклянную чашку, на две трети наполненную лабораторным этил-спиртом. Капитанский шеврон Аслана лежал на дне.

-- И что теперь? -- наконец спросил Питер.

-- Не знаю, -- Аслан пожал плечами. -- У нас в управлении несколько человек осталось. Я тоже остаюсь. Куда мне идти?

-- Да нет, -- сказал Питер. -- Про вас всё ясно. Я про шеврон.

И кивнул на чашку со спиртом.

-- Надо его оттуда достать, -- сказал Аслан. -- Руками нельзя, и приборами тоже.

-- Вылить? -- вопросительно сказал Жак.

-- Я тебе вылью, -- сказал Питер. -- Я, можно сказать, репутацией рисковал.

-- Выпить? -- с точно такими же интонациями предположил финансист.

-- Он же не пьёт, -- сказал Питер. -- Этот... как его... харам.

-- Спирт испарится, я достану его оттуда зубами, -- решил Аслан. Питер глухо зарычал.

-- Ты точно уверен, что традиция именно такая? -- скептически поинтересовался Жак у Аслана. Эвакуатор кивнул. Питер, видимо, смирившись с потерей, полез в шкаф за бокалами; всё же праздник. -- Может, всё-таки надо выпивать?

-- Бог с тобой, Жак, под силу ли это человеку? -- воскликнул Питер. -- Это же чистый спирт.

-- А я бы рискнул, -- сказал свободный финансист, разглядывая чашку.

-- Станешь капитаном, тогда и рискуй, -- справедливо заметил Аслан.

-- Да, и спирт сам добывай, -- добавил Питер. Он налил в два бокала вино, а в третий налил минеральной воды, и расставил их по столу между тарелок с небогатой снедью.

-- О! -- сказал эвакуатор. -- Пока не забыл.

Он достал из планшета бумагу и двинул её Жаку.

Жак, недоумённо хмурясь, поднял и прочёл.

-- Что это? -- спросил он возмущённо.

-- Ты читать разучился? -- поинтересовался Аслан вежливо. -- Это счёт. На тысячу восемьсот новых франков. За проживание в мобиле в течение месяца. Мобиль ведь не твой, а Королевской службы эвакуации, как там и написано.

Жак, раскрыв рот, посмотрел на Питера. Тот бархатным голосом произнёс:

-- Похоже, что он прав, дружище.

-- Формально, -- поднял палец Аслан. -- А значит, прав вообще.

Жак с картинным вздохом встал, полез в свой камзол, достал оттуда бумажник и начал отсчитывать банкноты, затем отдал всю пачку денег Аслану, а тот сразу передвинул их Питеру.

-- Научил на свою голову, -- произнёс Жак недовольным голосом.

-- Здесь больше, -- сказал Питер.

-- Это с задатком, -- пояснил Жак. -- В фонд капитального ремонта. И учись уже торговаться по-нормальному, а не сидеть как лопух.

-- Ого, -- ответил Питер. -- Пожалуй, завтра схожу погляжу, что с чердаком. А то не далее как сегодня утром слышал там какой-то шум. Ключи только найти.

-- Птицы?

-- Может быть, -- сказал Питер и поднял бокал. -- Ну! За двойное повышение!

-- Двойное? -- переспросил Жак, поднимая бокал

-- Нашего лейтенанта повысили до капитана, -- объяснил Питер. -- А принцессу повысили до королевы.

Они звякнули бокалами и некоторое время молчали.

-- Так, получается, Фуке не исполнил пророчество? -- спросил Жак наконец. -- Он же не одолел Корентина, его убил неизвестный стрелок из чудо-штуцера. А тот парнишка, Бюнэ, он вполне нормальный.

-- В общем, единственный приличный безумец был Аслан, и тот сбежал, -- заключил Питер. -- Кто теперь поверит Фуке?

-- Главное, что в Фуке верит армия, -- заметил Аслан мрачно.

-- Дааа, -- сказал Жак. -- В кого верит армия, в того верит бог.

-- Эх! -- Аслан стукнул кулаком себе в ладонь. -- Мне бы саблю мою тогда, нет, лучше пистолет. Один маленький пистолетик с одной крошечной пулькой!

-- Бы, -- саркастически произнёс Питер. -- Сабля, пулька...

-- Не для этого тебе мобиль в легардюкор дали, чтоб ты с пистолетиками против Фуке дрался, -- со свойственными ему неприятными интонациями сообщил финансист. -- Ох не для этого...

Аслан его не слушал, предавшись мечтам.

-- А я ведь тебе, между прочим, предлагал огнемёт, -- продолжил Жак, разглядывая бокал на свет. -- Помнишь? Маленький такой, капитанский огнемётик.

-- Глава четвёртая, где Жак Делакруа вступает в битву за активы

Чердак был завален ящиками, узлами с одеждой, мебелью и, конечно, игрушками. Старые куклы, кубики, сабли, кораблики, наборы маленькой посуды из потрескавшейся глины, музыкальная шкатулка и почти целый дворец из папье-маше, с бумажными фигурками танцующих балерин внутри и строгими оловянными солдатиками на башнях.

Слуховое окно было разбито, остаток рамы ещё болтался укоризненно, ветер гулял по чердаку, заглядывая в самые дальние щели, и прямо перед дворцом на широком рундуке в осколках стекла лежала невиданная в этих краях и временах игрушка -- большая ярко-красная птица с выпуклым стеклянным глазом и золотой полосой, идущей по боку.

Конечно, это была никакая не птица и не игрушка, а аэроплан, и лежал он вверх ногами. Дверца в фюзеляже медленно открылась, и сначала на крыло, а затем на рундук, шатаясь, спрыгнул человек в комбинезоне и шлеме, прошёл несколько шагов и упал ничком, затем перевернулся на спину. Ростом он был пальца в три, но даже и так было заметно, как он тяжело дышит. Через несколько минут, отлежавшись, пилот снял шлем.

Это была девушка.

-- 1

Хорошая драка редко бывает длинной. В хорошей, настоящей драке голыми руками один на один с первого же удара становится ясно, кто будет нападать, а кто защищаться, кто будет идти напролом, а кто искать шансы на стороне. Сойтись один-два раза -- и уже понятно, что к чему. При условии, конечно, что участники представляют, что и зачем они делают.

Ни Жак, ни Аслан себе этого не представляли, поэтому их взаимное колошматенье явно не собиралось оставить свой след на скрижалях всемирной истории драк и побоищ. В данный момент они беспорядочно и трудолюбиво лупили друг друга каждый свободной рукой куда придётся, а другой рукой они совершенно одинаковыми хватами держали противника за грудки, независимо от вертикальности положения их тел. Проще говоря, капитан эвакуации и свободный финансист катались по всей гостиной рычащим клубком, руша всё на своём пути.

Питер спустился на второй этаж, подошёл к перилам, оглядел гостиную, едва глянул на дерущихся, вздохнул и начал спускаться дальше. Стараясь не пересекаться с Жаком и Асланом, он прошёл к камину, взял кочергу двумя руками и встал в центре с выжидающим видом. Ждать долго не пришлось -- уже через пять секунд два пыхтящих тела подкатились к нему, опрокинув кресло; вздохнув ещё раз, Питер быстрыми и жестокими ударами начал разнимать своих друзей. Был момент, когда драчуны направили было свой пыл против непрошеного вмешательства, но Питер, в отличие от них, ясно понимал, что и зачем он делает, и после коротких и весьма болезненных ударов по предплечьям и пальцам эти попытки увяли.

Вскоре Жак и Аслан, запыхавшиеся и злые, сидели в разных углах гостиной, утираясь и приводя себя в порядок. Как обычно, у Жака был расквашен нос, а его одежда снова нуждалась в стирке и починке; у Аслана, в силу его природной смуглости, следов битвы видно не было, и нос у него был покрепче, но зато лицо заметно изменило присущие ему пропорции -- данный факт, впрочем, можно было при желании списать на какие-нибудь особенности южного фенотипа. Питер, убедившись, что они оба унялись, положил кочергу, поставил кресло, сел и спросил:

-- Что на этот раз? Аслан критиковал будущую премьеру?

Ему не ответили. Жак, морщась, оглядел запачканные юшкой рубашку и жилет, снял с себя сюртук, аккуратно сложил его на сгиб руки и пошёл наверх, к себе. Аслан сидел, угрюмо ощупывая лицо и в особенности нижнюю челюсть. Питер проводил взглядом свободного финансиста и уставился на эвакуатора, который, судя по всему, начал первым.

-- Нет, ну а что он, -- сказал Аслан вздорным голосом. -- Я ему как человеку объяснил.

-- Сначала и подробнее, -- сказал Питер.

-- Я сегодня сдавал отчёт по Фуке, -- сказал Аслан. -- Ну, чтоб делу дали ход. И знаешь, что мне сказали?

-- Пусть угадает! -- злобно крикнул Жак из своей комнаты. Аслан покосился наверх, затем по раздумии решил последовать совету своего недавнего противника.

-- Ну, пусть, -- сказал он. -- Угадай, что они мне предложили.

-- Засунуть весь отчёт себе куда подальше? -- сказал Питер.

Эвакуатор несколько секунд ошарашенно смотрел на него, затем громко выругался не по-французски; вид у него был такой, будто его только что огрели по голове -- впрочем, почти так оно и было. Наверху Жак разразился демоническим смехом.

-- Почему засунуть-то? -- с отчаянием воскликнул Аслан. -- Он же нарушил закон. Он же не прав! А я прав, и вся наша служба права.

Жак в красочных выражениях сообщил, кому и зачем нужна эта самая правота вместе с её, так сказать, носителями. Его голос был слышен явственно -- он оставил открытой дверь своей комнаты.

-- Фуке будущий принц-консорт, это то же самое, что король, -- сказал Питер. -- А твоё начальство хочет жить, и желательно не хуже, чем раньше. Поэтому они и уничтожили весь твой отчёт.

-- Откуда ты знаешь, что уничтожили? -- с огромным подозрением спросил Аслан. Питер выразительно вздохнул и не стал ему отвечать.

-- Самое смешное, -- сказал Жак, выходя из комнаты. Он уже переоделся, смыл кровь и энергично размазывал телесный грим по лицу. Чувствовалось, что делает он это не впервые. -- Самое смешное, что это не поможет ни Аслану конкретно, ни эвакуаторам вообще. Их разгонят в первый же...

-- Слышали мы это уже, -- сказал Аслан. -- Коронация прошла, а мы всё чирикаем.

-- Кретин, -- с презрением сказал куратор службы поставок. -- Я говорил не про коронацию Изабель, да хранят её...

Аслан возмущённо посмотрел на Питера.

-- Пит, он опять.

-- Так вы из-за этого сцепились, что ли? -- спросил Питер брезгливо. -- Один обозвал другого, а второй врезал ему по уху? Как дети в подворотне?

-- Нет, конечно, -- ответил Жак сердито. -- У нас были принципиальные разногласия. Я ему предложил работу, а он меня треснул.

-- Какую работу? -- поинтересовался Питер.

-- Соответствующую, -- уклончиво сказал финансист.

-- Охранять их склады, куда они свозят наворованное, -- сказал Аслан. Жак закатил глаза. -- Новая власть подкармливает тех, кто им помогал.

-- Скоро не будет никакой власти, -- произнёс Жак. -- Будет полное самоуправление, называется -- демократия. А ты пень трухлявый, хоть вроде на вид и молодой. Фуке раздаёт недвижимость, средства производства и активы тем, кто может с ними управляться лучше, чем так называемое государство.

-- А если желающих много, то кто решает, кому отдать?

-- Пит, ну что за детские вопросы. Уполномоченная комиссия, конечно, -- сказал Жак. -- Всё открыто и прозрачно, всё в газетах пишут. Наша торговая гильдия имеет там представителя, честно-благородно.

-- Я слышал, там уже скандалы, -- внимательно глядя на Жака, сказал Питер. -- Кого-то поймали на взятке, и не в первый раз.

-- Человек слаб, -- с достоинством ответил Жак. -- Но это не значит, что система не работает. Колёсико может сплоховать, даже несколько колёсиков и деталей, но машина будет работать правильно, потому что у неё цель правильная.

-- Правильная? -- закричал Аслан. -- Разворовать всё, что строилось огромным трудом, сломать и отдать в руки каким-то жадным уродам?

Жак развел руками и расширенным глазами посмотрел на Питера, словно бы говоря -- ну что тут поделать.

-- А если кто-нибудь не захочет отдать эти... активы?

-- Так не бывает, Пит, -- слегка поморщившись, сказал Жак. -- И для любого человека можно найти подходящие аргументы. Мирные и спокойные.

-- Ясно с вами, -- сумрачно сказал Питер. -- А теперь к делам насущным. Я был на чердаке.

-- Да, мы заметили, -- Жак оживился. -- Ты оттуда не вылезаешь. Что там? Семейное привидение Кэтфордов? Трупы убиенных тобой аспирантов?

Питер его проигнорировал.

-- Аслан, мне нужны карты океана, чем дальше на запад, тем лучше.

-- Мы ремонт по картам будем делать? -- поразился Жак.

-- Мне нравится это "мы", -- ответил ему Питер задумчиво.

-- Какие там могут быть карты? -- сказал Аслан. -- Вода и айсберги. Северо-запад -- остров Британия, потом остров поменьше, забыл как называется. И всё, дальше океан, сплошная вода.

-- А карты древних что говорят? -- нетерпеливо спросил Питер.

-- Ничего не говорят. Их нет.

-- Ты уверен?

Аслан кивнул. Питер помолчал, затем повернулся к Жаку.

-- Я карты не брал, -- быстро сказал тот.

-- Мне нужны доски, -- сказал Питер.

-- А!

-- Длинные -- как можно длиннее, и, самое главное, ровные. По минимальной цене. Ну и гвозди к ним. Остальное я сам добуду.

-- Остальное -- это что? -- спросил Аслан. -- Чертежи?

Питер явственно вздрогнул.

-- Почему... чертежи?

-- Ну, тебе нужна карта и доски... Ты корабль строишь?

-- А, нет, -- усмехнулся Питер. -- Это для э-э... кровли. Про карты забудь.

-- Нет уж, позвольте, -- бурчал Аслан, поднимаясь мимо Жака в свою комнату. -- Я теперь запомню на всю жизнь. Карты! Доски! Чертежи!

-- 2

Питер сломал карандаш. Это был, возможно, самый длинный день этой недели -- потому что Питер не мог убежать пораньше. Он перечитал рецензию сначала, затем тяжко, со стоном вздохнул, и начал шарить по столу среди бумаг в поисках сувенирной точилки или простого ножика.

За дверью кабинета раздался голос секретаря и через две секунды к нему вошёл профессор Виннэ, суетливый старичок, похожий на гнома из сказок. В руках он нёс небольшую склянку с прозрачной желтоватой жидкостью.

-- Приветствую, Питер, -- задребезжал он. -- А вот я и принёс...

Питер вскочил, подбежал, пожал руку почтительно, усадил профессора на кресло. Он чувствовал себя виноватым -- профессор Виннэ раньше занимал его место, был заведующим кафедрой. Правда, Питер был лишь временно исполняющим обязанности, но всё равно было как-то неловко. Он сел обратно, и напрягся изо всех сил, изображая дружелюбие и радость: вытаращил глаза, выпрямил стан, показал зубы. При этом он с трудом удерживался от того, чтобы начать искать глазами или спросить про доктора Пеллье, с которым профессор был неразлучен настолько, что это давно стало плохим анекдотом.

-- Большое спасибо, профессор, -- сказал Питер. -- Как вы узнали... про бензин?

Виннэ погрозил ему пальцем.

-- У нас есть возможности! Есть, есть, молодой человек!

Питер принял пристыженный вид.

-- В следующий раз, когда будете проводить свои опыты с бензином, обращайтесь прямо ко мне. Нечего вводить в искушение моих лаборантов.

-- Я даже не знаю, как выразить вам мою благодарность, -- сказал Питер. -- Честно.

-- Да бросьте, пустяки, -- довольно сказал профессор. -- Ну как работка? Хор'шо? Хе, хе.

-- Хорошо, господин профессор, -- подтвердил Питер, продолжая сиять.

-- А ведь у меня к вам тоже дельце, срочненькое, -- старичок понизил голос и оглянулся на дверь. Дверь была закрыта.

-- Слушаю, -- Питер, не сбавляя накала дружелюбия, наклонился вперёд, весь внимание.

-- Не желаете ли домик ваш продать? -- чётко артикулируя, почти прошептал профессор Виннэ. -- Только ответ надо дать скоренько. За наличные.

У Питера слегка отвисла челюсть от неожиданности.

-- Простите, что?

-- Домик ваш. Продать, -- повторил чуть погромче Виннэ и снова оглянулся. -- Угодно?

-- Вы, в смысле, имеете в виду мой дом, -- Питер ткнул большим пальцем куда-то за спину. -- На Рю де ла Пэ?

-- Тсссс, -- зашипел профессор. -- Он самый. Здание под снос, восьмушка земли.

-- Под снос? -- возмущённо воскликнул Питер.

-- Тихххха! -- Виннэ аж затрясся, лицо его исказилось. -- Фффух, ну что ж вы так кричите. Хорошую цену дам, хорошенькую!

Питер вдохнул и с шумом, медленно выдохнул.

-- Господин профессор, -- медленно и внятно сказал он. -- Простите, но я свой дом продавать не собирался и не собираюсь. Я там живу.

-- Пятьсот тысяч дам, Питер, -- старичок, казалось, и не слушал его. -- Слышишь. Полмиллиона! Наличными. Уступай скорей, а то поздно будет ведь.

-- Извините, господин профессор.

-- Пятьсот десять, -- сказал Виннэ, следя за ним расширенными глазами.

-- Господи профессор, я же сказал. Откуда вообще вы взяли, что я хочу продать дом?

-- У нас есть возможности, -- непонятно ответил старик. -- Ну продай же, чего тебе.

Питер встал, накинул камзол, взял склянку с бензином, вышел в приёмную, сказал секретарю:

-- Бриан, проводите потом профессора Виннэ, я пошёл домой.

-- Хорошо, месье Кэтфорд, -- сказал Бриан. -- Ээээ...

-- Что? -- остановился Питер.

-- Могу накинуть к его цене ещё пять, -- одними губами произнёс секретарь кафедры. -- Наличными.

Питер секунду смотрел на него невидящим взглядом, затем повернулся, вышел и аккуратно закрыл за собой дверь, напоследок услышав страдальческий крик Виннэ:

-- Пятьсот двадцать!

Совсем уже потекла у старика крыша, думал Питер, шагая по улице.

-- Доктор Кэтфорд, -- кто-то мягко тронул его за локоть. Питер увидел рядом с собой какого-то смутно знакомого человека хлыщеватого вида. Судя по всему, он шёл с ним с самой Академии.

-- О, здравствуйте, -- приветливо сказал Питер, остановившись и мучительно перебирая в уме всех своих знакомых. Где он видел этот длинный, шевелящийся нос?

-- Вы насчет взаимного обучения? -- спросил он. -- Я буду завтра у себя на кафедре.

-- Нет, я не про обучение, -- ответил хлыщ. -- Не желаете дом продать?

Их разняли те же самые прохожие, что вначале кричали "Сават! Врежь ему! Да стой прямо! Да куда ты бьёшь!" -- Питер был совершенно в расстроенных чувствах и начисто забыл все, чему его когда-то учили, поэтому дракой это можно было назвать лишь из милосердия: они наскакивали друг на друга по очереди и сильно махали руками, а Питер к тому же неумело и очень грязно сквернословил. Неудивительно, что зрители заскучали и прекратили этот позор -- ведь рядом могли оказаться гости из других городов, и что бы они подумали о коренных парижанах, то есть лютецианах! Свою трость он сломал сразу же, а банка с бензином не разбилась просто каким-то чудом; окончательно Питера добила патрульная полиция, неспешно прибывшая к месту скопления и шума, -- точнее, добил хлыщ, который отвёл главного служителя порядка в сторону, что-то ему сказал, патрульный кивнул, и Питера отпустили с миром. Хлыщ при этом успел ему подмигнуть и пронзительным шёпотом напомнить о своем предложении -- семьсот шестьдесят тысяч новых франков. Здесь Питер его наконец вспомнил. Это был тип из газеты, который принимал у него объявление о сдаче комнат.

Домой он пришёл в состоянии какой-то разбитой злобности и сразу направился на чердак, но тут из своей комнаты спустился Жак, одетый и собранный.

-- О, ты вовремя, -- сказал он. -- Я уже пошёл тебя искать. Дело срочное.

Питер уставился на свободного финансиста мутным взглядом:

-- Ты тоже хочешь купить у меня дом?

-- Нет, -- сказал Жак.

-- Ну слава небесам! -- закричал Питер. -- Хоть кто-то!

-- Я хочу, чтобы ты его подарил, -- сказал Жак. -- Дарственную пиши прямо сейчас.

И, подталкивая Питера вниз с лестницы перед собой, он довёл его до каминного столика, где уже были разложены чистые листы, письменные принадлежности и -- бумаги на дом, завещание родителей Питера и документы на землю с картой.

-- Ты в мой тайник залез, -- ошеломлённо произнёс Питер. Тайник находился в потолке между первым и вторым этажом, в плоской выемке, заложенной кирпичами и слоем штукатурки, и считался хозяином очень надёжным, однако Жак, судя по всему, нашёл и вскрыл его безо всякого труда.

-- Подрался с кем-то? -- внимательно разглядывая его лицо, спросил свободный финансист.

-- Да прицепился один, -- сказал Питер. -- Пришлось проучить.

-- Как дети в подворотне, -- вздохнул Жак лицемерно.

-- Кстати, а что поделывает твой знакомый из "Меркурия"? Встретил его на улице, и похоже, что он больше там не работает.

-- Жирарден? Да, он теперь владелец газеты.

И здесь в дверь забарабанили.

-- Чёрт! -- Жак быстро сгреб все бумаги себе за пазуху. -- Не успели. Ты дверь запер?

Питер пожал плечами; дверь раскрылась.

-- Не запер, -- констатировал Жак.

В гостиную ввалились несколько человек в сине-чёрной форме полиции.

-- Простите нас, пожалуйста, -- солнечно улыбаясь, сказал Жак. -- У Питера были упражнения по правописанию. Пит, не отвлекайся, возьми новый листок, пиши. "Жан... мыл... чан".

-- Месье Кафор, -- произнёс человек со шрамом на щеке.

Память Питера озарило словно вспышкой.

-- Геркулес! -- воскликнул он. -- Надо же.

-- Я Мюко, младший дознаватель службы дознания криминальной полиции, -- сказал Геркулес. -- Это Жан-Пьер Дебатц, из службы управления королевским имуществом.

Геркулес смотрел неприязненно. Ну ещё бы, подумал Питер, внимательно разглядывая его нос, отчетливо скошенный набок начиная с верхней части переносицы. Рядом с Геркулесом стоял человек с тонким породистым лицом и смеющимся взглядом серых глаз. Он был не в форме полиции, напротив -- был богато и даже щегольски одет.

-- Добрый вечер, месье Кафор, -- сказал он.

Бывший лейтенант эвакуации, а ныне дознаватель пододвинул себе и Дебатцу стулья и они сели напротив Питера. Питер тоже сел. Двое других полицейских стали у дверей в расслабленных позах, одинаково склонив головы к плечам и разглядывая то Питера, то Жака, но больше всего обстановку, мебель, интерьер дома. Оценивающе так разглядывая, спокойно, без суеты.

-- Чему обязан? -- вежливо и сухо спросил Питер. -- Это в полиции так принято теперь -- вваливаться в дом?

Дебатц состроил мину сожаления, а Геркулес Мюко не отреагировал на эти слова и выкладывал перед Питером казённые бланки.

-- Вот мой жетон, чтоб вы видели, вот повестка... вот расписка о получении, вот подписка о неразглашении деталей дознания... подписка о невыезде за пределы Лютеции. Ограничение на распоряжение имуществом во время следственных действий... Везде поставьте свою подпись, дату. Ознакомлены.

-- Ознакомлен с чем, простите? -- осведомился Питер. Ему казалось это правильным -- вести себя холодно и сдержанно, так, будто он их не боится, будто не у него сейчас мокрая от пота спина и не у него в животе тяжким холодным камнем лежат самые скверные предчувствия. Жак привалился к перилам, явно собираясь принять участие в предстоящей беседе, и за это Питер ему был благодарен. Тем временем Мюко, морща лоб, разложил бумаги на столе и под одобрительные кивки Дебатца начал читать, очень торжественно и запинаясь на каждом третьем слове. Выяснилось, что:

Королевская Академия наук, ремёсел и душевных радостей выдвинула иск против своего сотрудника П.Кафора, обвиняя его в мошенничестве с целью получения казённых средств якобы на научные исследования, а также в злоупотреблении служебным положением;

месье Симон Люш-Фоше Бризено, заместитель директора Академии, как частное лицо, также выдвинул иск против того же П.Кафора, в связи с неслыханным публичным оскорблением, выразившемся в унизительных побоях на глазах у нескольких сотен человек и актёров;

Объединённое королевство Франции, Испании, Андорры и Семи княжеств готских и германских, Альян де Люс, в лице королевской прокуратуры и от имени её величества королевы Изабель, обвинило всё того же П. Кафора в оскорблении представителя власти, а именно декана муниципального совета города Тулуза провинции Лангедок Дидье Розье, проявившееся в оскорбительном наблюдении за поношением означенного чиновника враждебно настроенной толпой; а также в призывах к свержению королевской власти;

и да пребудут с нами свет и радость.

-- Что делать будем? -- спросил, отдуваясь, Мюко. -- Вам грозит до шести лет тюрьмы по первому делу, до пяти по второму, ну и годик по третьему.

Жак весело присвистнул. Геркулес и Дебатц с одинаковым выражением неудовольствия посмотрели на него, но ничего не сказали.

-- Я не знаю, -- честно Питер. -- Что тут можно сделать?

-- Ну, честно скажу, судебные перспективы у вас не очень, -- сказал Мюко. -- Два из трёх обвинений в суде пройдет. Если дело дойдёт до суда, конечно.

-- А если не дойдет? -- изобразив понятливость, спросил Питер. Господин Дебатц шевельнулся, умащиваясь на стуле получше.

-- Ну, для этого надо делать мировую с истцами, -- сказал дознаватель. И бережно положил на стол самую чистую, гладкую и красиво отпечатанную бумагу. -- Вот. "Полностью признавая справедливость обвинений по существу. Желая хотя бы частично искупить свою вину перед короной и истцами. Я, Питер Кафор, передаю всё моё имущество в распоряжение службы управления королевским имуществом Альянде. Опись оного по состоянию на момент передачи прилагается. Составлено и подписано собственноручно".

Питер обалдел.

-- Это как это? Это прямо всё, что есть?

-- Ну да, -- сказал Мюко. -- Если этого не хватит, то отсидите в тюрьме полгода-год, и всё. Пустяки.

-- Ну, ну, ну, -- мягко сказал Дебатц, -- зачем вводить в заблуждение месье Кафора. С его имуществом он может рассчитывать на освобождение сразу в зале суда, более того, у него ещё останется на дальнейшую жизнь. Это я как человек опытный могу гарантировать.

-- При всём уважении, месье Дебатц, -- сухо сказал Геркулес. -- Я вообще не одобряю идею досудебного соглашения. Мне кажется, это противоречит принципу равенства перед законом. Получается, что богатый человек может совершать преступления, а это недопустимо.

-- Это не вам решать, уважаемый, -- голос месье Дебатца был мягким, улыбка приятной, но за этим всем чувствовалась железная воля и решимость. Питер почувствовал к нему невольную симпатию.

-- Богатый? -- переспросил Питер. Обращался он при этом к Дебатцу.

-- Городская имущественная ведомость говорит, что вы являетесь владельцем этого дома, Рю де ла Пэ, семнадцать, -- сказал господин Дебатц. -- Это верно?

-- Это неверно, -- спокойно и чётко произнёс Жак. Питер слегка вздрогнул от неожиданности, всё-таки было в Дебатце что-то завораживающее. -- Владелец этого дома -- я, Жак Делакруа, к вашим услугам.

Младший дознаватель и месье Дебатц, одинаково слегка раскрыв рты, посмотрели на свободного финансиста, затем перевели взгляд обратно на Питера. Питер, успевший справиться с изумлением, спокойно кивнул, понимая, что надо молчать и поддакивать.

-- В городской имущественной ведомости об этом ничего не говорится, -- сказал месье Дебатц. Жак кивнул, улыбаясь почти так же приятно, как и его собеседник.

-- В эту ведомость записи вносит нотариус в течение месяца после создания нотариальной записи. Месяц ещё не прошёл.

-- Вы что, продали свой дом? -- спросил Геркулес у Питера.

-- Нет, он мне его подарил, -- любезно ответил Жак вместо своего друга. -- В знак признания моей добродетели и прочих достоинств.

-- А можно ли взглянуть на дарственный акт? -- спросил Дебатц.

-- Увы, нет, -- с сожалением ответил Жак. -- Все документы у нотариуса, когда он внесёт запись в городскую ведомость, тогда и вернёт. Странно, что именно вы, господин барон, крупнейший специалист по имущественным правам, задаёте такой вопрос.

Дебатц выпрямился и уставился на Жака уже безо всякой улыбки, холодно и пристально.

-- Вы Делакруа из Торговой гильдии, куратор королевских поставок?

-- Рад, что вы меня узнали, господин барон, -- Жак вежливо поклонился. -- Из Торговой и финансовой гильдии, если быть точным. Мы эээ... встречались с вами во время комиссии по вопросу активов Остской компании. Рад очному знакомству со знатоком самых ароматных парижских тайн.

Барон Дебатц встал.

-- Нам пора идти, Мюко.

Геркулес кивнул, встал, заговорил торопливо.

-- Значит, вам, месье Кафор, надо явиться в отдел дознания, со всеми документами, описью имущества, в течение ближайших трёх недель. Выезжать за пределы Лютеции нельзя, ну вы сами всё понимаете.

Господин Дебатц поклонился Жаку:

-- Всего доброго, месье Делакруа. Полагаю, что встретимся с вами на благотворительном ужине в пользу заключённых тюрьмы Клиши.

И вышел, за ним вышли и двое полицейских, а после в дверь устремился и дознаватель. На самом пороге Мюко задержался, и негромко спросил у Питера:

-- Как поживает господин кандидат в лейтенанты аль-Джазия? Если что, передайте, что у нас всегда есть вакансии. Я даже похлопочу, чтоб он не слишком часто убирал отхожие места.

-- Я обязательно передам, -- тоже очень вежливо сказал Питер. -- Но лучше бы всё это вы сказали господину капитану аль-Джазия лично, в лицо.

Слово "капитану" он выделил. Мюко повернулся и вышел.

Питер закрыл за ним дверь, пробормотал что-то злобно и неразборчиво, и на ватных ногах добрался до любимого кресла. Жак по-прежнему стоял, опершись локтями на перила, голову он опустил вниз.

-- Кретины малолетние, -- сказал он.

-- Да уж, -- отозвался Питер. -- Такое государство.

-- Да нет, -- сказал Жак со вздохом. -- Малолетние кретины -- это мы с тобой. Связаться с Дебатцем -- это, заверяю тебя, совсем не признак большого ума. Совсем.

-- Я не буду даже размышлять над твоими словами, -- сумрачно сказал Питер. -- Нам, малолетним кретинам, такое не к лицу.

-- И не надо, -- кивнул Жак. -- Ты лучше скажи, как ты умудрился вляпаться в такое? Ты правда призывал к свержению?

-- Да, конечно, -- саркастически ответил Питер. -- Примерно так же, как лупил Бризено на конференции его собственной туфлёй.

-- А-а! -- воскликнул Жак. -- Так это был Бризено тогда... Что ж ты не сказал, что это твой начальник?

Питер посмотрел на него угрюмо и молча, и, взяв бензин, направился наконец наверх. Жак с любопытством спросил:

-- И что, тебя совсем не волнует твой дом? И что всё это значит?

-- Я тебе верю, это во-первых, -- сказал Питер. -- Во-вторых, у меня мало времени.

-- Ты идёшь делать ремонт в доме, который тебе не принадлежит, -- сказал Жак.

-- Мне нужны доски, Жак, -- сказал Питер. -- Ровные и длинные. Займись ими. Как владелец.

-- Их привезут завтра утром, -- ответил финансист. -- Отгрузишь сколько тебе надо. В кредит.

-- Отлично.

-- Ну тогда я пошёл, -- прищурившись, сказал Жак с полувопросительной интонацией.

-- Передавай ей привет, -- сказал Питер. -- Только я не понял, что это за барон. Что значит "ароматные тайны"?

-- Он сделал состояние на концессии по уборке нечистот с улиц.

-- О! -- сказал Питер. -- Барон Сливная бочка. А что у него с тюрьмой Клиши? Он намекает, что посадит тебя туда?

-- Он не сможет, -- без улыбки ответил Жак. -- Потому что Клиши -- это тюрьма для несовершеннолетних, а намекает он на то, что я там побывал. Давно.

-- А! -- сказал Питер, кивнул и стал подниматься на чердак. Вроде он вёл себя естественно, и Жак не должен ничего заподозрить. Времени действительно было мало: Гарри Мэннинг второй день метался в жару и всё чаще терял сознание. Мэннинг был штурманом Эстер Уильямс, крохотной пилотессы, прилетевшей на чердак Питера из другого мира на красной птице с золотыми полосами.

-- 3

-- Имбецил? -- переспросил Аслан. -- Что такое имбецил?

-- Это человек, умственно неполноценный, -- пояснил Питер. -- Но речь не об этом.

-- Я, пожалуй, запишу, -- сказал Аслан и открыл планшет.

-- Речь о том, возможно ли то, что я тебе рассказал. Чисто теоретически.

-- То есть это вроде как побочная ветвь хомо сапиенса, -- сказал Аслан, черкая на листе бумаги. Вечер уже давно наступил, они сидели перед камином, тянули свежий грушевый сок и ждали Жака.

-- Не знаю, -- ответил Питер. -- Может быть.

-- А чем такой крохотный человечек может питаться? -- спросил Аслан. -- С такими размерами не только мозг, но и обмен веществ у них должен быть совершенно другой.

Питер посмотрел на него с уважением.

-- Обмен веществ. Надо же.

-- Я знаю больше слов, чем кажется людям, -- скромно ответил эвакуатор и потряс планшетом.

-- Не забывай -- это просто умственное упражнение. Для развития воображения.

-- Если всё, что мы знаем о мире, верно, -- произнёс Аслан, -- то таких человечков просто не может существовать, вот и всё. Что тут думать.

-- Хорошо тебе, -- вздохнул Питер. -- А если бы ты встретил такого вот маленького человека? Даже двоих. Один здоровый, а другой больной. К примеру. Что бы ты сказал?

-- Я бы молчал, -- ответил эвакуатор.

-- Почему?

-- У меня на службе и так дела не очень, как ты знаешь -- сказал Аслан. -- И лишняя комиссия по душевному здоровью мне совершенно ни к чему.

Питер думал несколько секунд, затем произнёс:

-- А если серьёзно?

-- Что серьёзно?

-- Ты увидел вот такого, -- Питер терпеливо показал пальцами размер, -- человечка.

-- Чисто теоретически?

-- Чисто теоретически.

-- Ну, я бы начал строить версии.

-- Гипотезы.

-- У нас версии.

-- Хорошо, версии, -- согласился Питер.

Аслан поудобнее умостился на кресле и сделал движение, словно сунул в рот мундштук невидимого кальяна.

-- Значит, в какой-нибудь лаборатории древних, которую кто-нибудь нелегально откопал и воспользовался...

-- Так, -- преувеличенно бодро сказал Питер.

Аслан его не слушал.

-- ...вывели гомункулуса, но он оказался... э-э... имбецилом. Что неудивительно при таких размерах мозга. Тогда они решили попробовать ещё раз. Второй тоже оказался имбецилом, к тому же больным, потому что им не хватило гомункулусного порошка...

-- Порошка? -- переспросил Питер.

-- Порошка, -- подтвердил Аслан. -- Гомункулусного порошка древних. Разводишь яблочным вином один к пяти, закрываешь колбу. Через неделю там заводится гомункулус-имбе-цил, потому что разве это пойло можно называть вином?

-- Аллах ведь запрещает тебе спиртное, -- Питер прищурился.

-- Я не буду отвечать на этот двусмысленный намёк, -- ответил эвакуатор.

-- Ясно. И каковы твои действия?

-- Ну как. Я соберу этих человечков в коробочку и отдам их тебе. Для опытов. А сам пойду искать тех, кто откопал ту лабораторию.

-- И всё? -- спросил Питер.

-- И всё, -- сказал Аслан и как следует потянулся в кресле.

-- Жидковато.

-- Жидковато? -- возмутился Аслан. -- Жидковато?! А ну, давай твою версию. Я так понимаю, ты этого и добивался, хорошо же. Дано: ты прямо сейчас видишь двух маленьких человечков. На камине. И ты трезв.

-- Хорошо, -- сказал Питер, внимательно глядя на пустую каминную полку. -- Я не буду плодить сущности. Я буду мыслить просто. Значит, существует страна, назовем ее Микропутией.

-- Ах вот оно что! -- сказал Аслан. -- Всего-то.

-- Где эволюция... месье королевский эвакуатор, надеюсь, вы помните, что такое эволюция? -- пошла другим путем. И путь этот заключался в уменьшении размеров биологических объектов в целях экономии... эмм... жизненного пространства. Я думаю, у них государственная политика, поддерживающая рождение ма-аленьких детей.

-- А также ма-аленьких котят, щенят и этих, как их... имбецилов, -- благодушно поддержал Аслан.

-- Совершенно очевидно, -- продолжал Питер, -- что эта стратегия принесла свои плоды. Доказательством чего и является реальность, данная мне в ощущениях, -- Питер сделал широкий жест и указал на камин с воображаемыми человечками на полке.

-- А что значит "микропут"?

-- Это как "лилипут", -- объяснил Питер. -- Лилипут -- это от искажённого английского "маленькая нога". Микропут, соответственно, "очень маленькая нога". Всё просто. Можешь записать, кстати.

-- Браво, -- с неприличным воодушевлением сказал Аслан. -- Браво. Из всех твоих бредовых идей эта -- действительно самая простая.

-- Я беспокоюсь за тебя, друг мой, -- сказал Питер. -- Угасающая фантазия -- признак близкой старости.

-- Цепные псы королевства, -- ответил Аслан, -- в фантазии не нуждаются. Тем более в старости.

Оба фыркнули. Питер поднял палец.

-- Но самый главный вывод в моей гипотезе...

-- Версии, -- сказал эвакуатор.

-- Версии. Самый главный вывод -- это то, что мы ничегошеньки не знаем о мире. У нас буквально под носом или прямо над головой творятся чудеса, а мы не видим. Погрязли в мелочах.

Стукнула дверь. Что-то с грохотом упало.

-- Кто там? -- не поворачивая головы, спросил Питер.

-- Вешалка, -- ответил Аслан задумчиво. -- И кто-то, похожий на Жака.

На пороге действительно стоял Жак. Более всего свободный финансист и куратор королвевских поставок напоминал приморскую сосну в период осенне-весенних штормов, при условии, конечно, что сосны могут нечленораздельно разговаривать.

-- Дрррррррррррузьяаааа! -- крикнул Жак.

Это слово он выкрикнул трижды. В последний раз -- с радостными интонациями узнавания. Друзья остолбенев следили за задумчивой кривой, по которой куратор службы поставок двигался к ведомой только ему цели. Отчётливо и разнообразно запахло спиртным.

-- Пятьдесят франков за, -- быстро сказал Аслан.

-- Отвечаю сотней, -- немедленно откликнулся Питер.

-- Друг называется, -- сказал Аслан.

В этот момент Жак остановился посреди гостиной. В его левой руке был зажат плакат, явно откуда-то содранный.

-- Друзья, -- сказал он. -- Мы!

-- Так, -- сказал Аслан.

-- Пригла...шены! -- закончил Жак. Слово далось ему с трудом.

-- Польщён, -- сказал Питер. -- Аслан, ты польщён?

-- Куда? -- спросил Аслан.

-- В уборную! -- ответил Жак. Он бросил плакат на пол, старательно наступил на него ногой и подчеркнуто прямо пошел, действительно, в уборную. По дороге господин свободный финансист весьма причудливо сочетал своё в высшей степени нетривиальное поведение с банальностью оглашаемых им истин. Так, Питер и Аслан узнали, что мир -- дерьмо, любовь -- обман, и одни вы у меня остались.

-- Боюсь, что-то серьёзное, -- сказал Питер.

-- Да, -- сказал Аслан. Он разглядывал плакат, поднятый им с пола. -- Давненько он не возвращался домой так феерично. Дня два как минимум.

-- Богемная жизнь, -- лицемерно вздохнул Питер. -- Светский лев.

-- Самое ненавистноеееее! -- горько орал Жак уже из уборной. -- Что может быть между славным, обеспеченным мужчиной и красивой женщиной, так это дррружбаа!

-- Ведь дррружбаа! -- перекрикивая шум воды, кричал он, -- это гаррантия отсутствия плотской любви!

-- Гарантия отсутствия, -- задумчиво повторил Питер. -- Он тоже записывает слова?

-- А! -- сказал Аслан, переворачивая плакат. -- Понял.

-- Потому что др-р-ружба-а!!! -- на этих словах Жак чем-то грохнул, -- эт-та святоэ!

После этих слов всё затихло. Аслан прислушался.

-- Он плачет? -- спросил он.

-- Его тошнит, -- лаконично ответил Питер.

-- Ага, -- снова сказал Аслан и начал читать вслух. -- "Нони Горовиц в главной роли в реинкарнации легендарного мю-зик-ла "Ромео и Шарлотта, или Осень в Новом Йорке". В рамках месяца празднеств по случаю коронации Её Величества королевы Изабель. Воссоздано по личным воспоминаниям примы".

-- Примы? -- спросил Питер изумлённо. -- Нони прима?

-- Успешная и молодая прима, -- подтвердил эвакуатор. -- Вот что пишут хамы в "Комаре": "Вопрос: как вам удаётся выглядеть так молодо?".

-- Это не хамство, а просто глупость, -- заметил Питер. -- Нежная, с пушком.

-- Ответ: "Прима не говорит ни слова, а просто прикасается пальцем к голове".

-- Здорово, -- сказал Питер. -- Поставила на место.

Аслан бросил читать газету.

-- Я думаю, она предложила ему дружбу и статус плутонического поклонника, -- сказал он. -- Это унизительно, согласен. С другой стороны -- после премьеры она станет звездой, а он останется тем, кем был.

-- То есть жадным пьяницей и дебоширом, -- с отвращением закончил Питер. -- Кстати, что значит "плутонический"?

-- Это значит, без близких физических отношений, -- сказал Аслан, листая странички в своём планшете. -- Если я ничего не... А, вот. Происходит от названия планеты Плутон, орбита которой наиболее удалена от солнца.

-- Понять её можно. Я бы тоже держал такого.... удалённо, -- пробормотал Питер.

Аслан снова укоризненно глянул на него, но ничего не успел сказать, потому что появился Жак. Он был чист, нетрезв, помят, со слегка заплывшим глазом (с утра) и очень деловит.

-- Чего сидим? -- требовательно спросил он. -- У нас мало времени. Через пятнадцать минут мы должны быть в театре на Буальдьё.

-- Жак, премьера завтра, -- сказал Аслан и щелкнул пальцем по плакату.

-- Прекрасно, -- ответил Жак через секунду и упал лицом вперёд.

Несколько секунд Питер и Аслан молча смотрели на недвижное тело друга.

-- С тебя пятьдесят франков, -- сказал Питер.

-- 4

На следующий день разговор за поздним завтраком Жак опрометчиво начал с претензий.

-- Можно подумать, -- сказал он, разглядывая стакан холодной воды, стоявший перед ним, -- вы сами никогда не напивались.

Аслан поднял брови.

-- Мы?

-- Я не разбивал зеркал, -- сказал Питер. Он перевязывал пояс ремесленного фартука потуже.

-- Не ломал вешалок, -- добавил Аслан. На нём тоже был фартук.

-- И не засыпал в зале лицом в пол, -- бессердечно подытожил Питер. Они не были склонны к деликатности, потому что, во-первых, оба были в рабочих фартуках, а рабочим не пристало миндальничать, а во-вторых, они только что разгрузили подводу с досками и переправили их на чердак, вдвоём и без Жака.

-- И было-то всего один раз, -- сварливым голосом сказал Жак в окно.

-- Три, -- сказал Питер.

Жак поглядел на Аслана.

-- Не спорь с ним, -- мягко посоветовал тот. -- Я и так уже должен ему пятьдесят франков. Опять. Которые ты должен мне, если по справедливости. Если тебе знакомо такое слово -- справедливость.

-- Моё сердце разбито, -- сообщил Жак.

-- Ладно, -- согласился Аслан. -- Черт с ними, с деньгами. Лишь бы ты был счастлив.

-- Я не буду счастлив, -- сказал Жак.

-- Она тебе ничего не обещала, -- сказал Аслан.

-- А я ни на что и не рассчитывал, -- сказал Жак.

-- Плюнуть, растереть и забыть.

-- Именно, -- сказал Жак и осторожно встал из-за стола. -- Я пойду оденусь и подышу на улице, а вы подумайте над вечерними нарядами.

-- А что тут думать? -- сказал Аслан.

-- Никаких мундиров, -- твердо ответил Жак, поднимаясь по лестнице.

Питер длинно фыркнул.

-- Что? -- сварливо спросил Аслан.

-- Не далее как вчера, -- с нарочитой серьезностью сказал Питер, -- я обнаружил на чердаке замечательный сиреневый фрак.

Аслан молчал.

-- Но вот беда, -- продолжал его друг. -- Оранжевая бабочка от этого фрака куда-то запропастилась. Возможно, сердобольные друзья, не желающие мне позора. Но скорее всего моль.

-- Хватит болтать, -- сказал Аслан хмуро. -- Что там надо сколотить на чердаке, ты говорил?

-- Я сам сколочу, -- быстро сказал Питер.

-- Я хочу поучаствовать, -- упрямо сказал Аслан. -- Выходной всё же.

Питер некоторое время смотрел на него задумчиво, затем произнёс:

-- Хорошо. Смотри, вот чертёж.

-- Чертёж? -- эвакуатор прищурился.

-- Да. Чертёж. Спасибо, кстати, за идею. Надо будет разобрать крышу с торца, а внутри чердака застелить те доски вдоль. Сплошным ровным настилом, во всю длину чердака, по центру от края до края, очень ровно.

На листе бумаги были изображены две параллельные линии от края до края.

-- Не понимаю, зачем, -- признался Аслан, разглядывая рисунок, будто пытаясь найти в нем что-то ещё. -- Настил ладно, но почему он только по центру? Зачем разбирать крышу? Ты будешь менять слуховое окно?

-- Да, менять, -- не задумываясь подтвердил Питер. -- А то оно слишком ээээ... узкое.

-- Узкое? -- переспросил эвакуатор. -- А...

-- Ты помогать мне будешь или вопросы задавать? -- перебил его Питер. -- Где-то в саду есть лом, найди его. Жду тебя на чердаке.

Аслан, который только собрался спросить, почему Питер не наймёт специально обученных плотников, лишь постоял молча да и пошёл за ломом. Через пару часов, примерно к обеду, чистый их разум приноровился-таки к грубой, шершавой и занозистой реальности, и оба новоявленных ремесленника начали вполне уверенно попадать по гвоздю, а не себе по пальцам. Дело немного усложнялось тем, что молоток был всего один, поэтому Питер самонадеянно взял топор и некоторое время пытался орудовать им как настоящий мастеровой, и лишь когда слетевший с топорища топор едва не разбил голову его другу, Аслан вежливо попросил его взять молоток, а сам стал на подхвате. Как ни удивительно, но так дело пошло значительно быстрее, и, обедая в безымянном заведении на соседней улице, где у Питера был абонемент, они пребывали в отличном расположении духа.

После обеда дело стало совсем спориться, и вскоре половина была сделана -- они положили тот самый загадочный настил, но не успели разобрать кусок крыши, Питер лишь снял "слишком узкую" раму слухового окна. Всё это время королевский эвакуатор внимательным и странным образом приглядывался к грудам барахла, сдвинутым в стороны, будто надеялся увидеть там что-то, но Питер работал совершенно безмятежно, напевал себе под нос, и на подозрительные взгляды своего товарища никак не реагировал.

Премьера мюзикла была в семь, и в шесть часов друзья уже были готовы. Аслан после короткого и отчаянного сопротивления надел-таки фрак, правда, не сиреневый, а черный, в котором он выглядел, по его словам, как обгорелый попугай. В ответ на это Питер и Жак (который, кстати, весь день проспал у себя в комнате, полностью одетый для прогулки и даже с одним башмаком на ноге) дуэтом развили мысль, что посещение светских мероприятий в мундире следует запретить законодательно.

-- 5

В экипаже по дороге в театр временно исполняющий обязанности заведующего кафедрой археософии и капитан королевской службы эвакуации минут десять обсуждали современное искусство, и Жак поначалу не участвовал в разговоре по причине больной головы и большой корзины цветов у него на коленях. Но затем стали обсуждать светскую жизнь вообще, и тут свободный финансист проявил живой интерес. После недолгого обмена мнениями и воспоминаниями было решено, что время частных салонов кануло в небытие и тон задают исключительно ведомственные вечеринки. К примеру, Аслан поведал, что на их недавний весенний бал пригласительные кончились ещё до объявления даты. В ответ на это Жак сообщил, что на балы Торговой и финансовой гильдии приглашений нет в принципе, а есть список фамилий, утверждающийся после внутреннего конкурса примерно за два месяца до события. Питеру, представлявшему Королевскую Академию, в этом смысле похвастать было нечем, поэтому он сварливо усомнился в качестве, так сказать, человеческого материала, что представлен на данных мероприятиях. Если в случае Аслана всё более или менее понятно, сказал он -- на балы эвакуаторов ломятся безобидные восторженные провинциалки, поддавшиеся очарованию мундира, то к торговцам, здесь тон Питера стал зловеще-обличающим, стремятся попасть в основном расчётливые и очень хитрые особи, мыслящие в терминах товарно-денежных отношений, что, разумеется, недопустимо в таких тонких вопросах, как брак и будущая семья.

-- Почему это провинциалки? -- обиделся Аслан.

-- Почему это недопустимо? -- обиделся и Жак.

Перед входом в театр была толпа. Друзья выбрались из экипажа.

-- Дело новое, -- заметил Аслан, -- модное.

-- А что это такое вообще -- мюзикл? -- спросил Питер, поправляя галстук и напуская на себя светски небрежный вид. Аслан пожал плечами, вопросительно посмотрел на Жака.

-- Мюзикл, в общем, там ээээ... музыка, -- сказал Жак.

-- Так, -- сказал Аслан.

-- И там... ээээ... актёры.

-- Я верю в тебя, друг мой, -- сказал эвакуатор. -- Продолжай.

-- И актрисы, -- помог Питер.

-- И актрисы, -- повторил Жак. Он смотрел на гигантскую афишу с названием мюзикла и смутным женским силуэтом.

-- В общем, мюзикл, -- сказал Аслан, -- это когда актеры и актрисы на сцене что-то делают под музыку.

-- Поют? -- спросил Питер.

-- Ммммм, -- замотал головой Жак. -- Она там не поёт, а как бы говорит.

-- Танцуют?

Жак произвел сложное движение плечами.

-- Месье Делакруа!

К ним приближался барон Дебатц, наряженный по последней моде. Узкие штаны в чёрно-серую полоску, сюртук с пышными рукавами, белые перчатки в чёрную стрелку, бежевый платок на шее, цилиндр и трость, подобранные в тон -- настоящий герой нового времени, романтический отшельник и воплощение успеха. Жак, прищурившись презрительно, смотрел мимо него, внезапно осознав, что со вкусом подобранная одежда -- вовсе не такое уж достоинство, как ему казалось раньше.

-- Господин барон, -- произнёс он, едва шевеля губами.

-- Рад видеть вас всех среди поклонников таланта нашей Нони, -- произнёс Дебатц как ни в чём не бывало. -- Вы, надо полагать, капитан аль-Джазия. Наслышан. Я барон Дебатц, всегда к вашим услугам.

Аслан, ничего не понимая, коротко поклонился. Барон обратился к Жаку.

-- Насколько я слышал, вы по-прежнему стоите на своём?

-- О, господин барон, -- светски усмехнулся свободный финансист. -- Увольте меня от разговоров о делах. Предадимся же неге искусства сегодня вечером.

-- Впрочем, -- продолжил Жак неожиданно и совершенно другим голосом, -- я действительно стою на своём, и если вам мало стряпчих нашей гильдии, то, возможно, сам господин министр Кокен в скором времени возымеет к вашему ведомству несколько вопросов.

-- Вы, пожалуй, правы, -- ответил барон Дебатц медленно и без улыбки. -- Предадимся магии сцены и неге искусства. Всего хорошего, господа.

-- Про что он говорил? -- спросил Питер встревоженно. -- Опять про дом?

-- Не обращай внимания, -- хмуро сказал Жак. -- Сволочь, он сказал "нашей Нони".

-- Куда он пошёл? -- задумчиво произнёс Аслан, глядя вслед барону. -- Вход же не там. Он что, так вырядился, чтобы с тобой поговорить?

-- Он думает, что премьера провалится, -- предположил Питер.

-- Я нанял три дюжины клакёров, -- мрачно сказал Жак. -- Она не может провалиться.

-- Это те, кто будет хлопать? -- догадался Аслан. -- А Нони знает?

-- Да, -- произнёс Жак в пространство. -- Всё же не зря у вас, эвакуаторов, изображена молния на эмблеме. Ты регулярно поражаешь меня примерно с той же силой и неожиданностью.

-- Это не молния, -- начал было объяснять Аслан, но не успел. От толпы отделился невысокий полный человечек, чьи вертлявые манеры и некий налет сальности мгновенно выдавали в нем мелкого театрального деятеля. Человечек направлялся к ним; лицо Жака потемнело.

-- Какая честь, какая честь! -- закричал он еще издали. -- Пройдемте со мной, пройдемте со мной! Вас уже ждут, вас уже ждут!

И, не добежав до друзей, он развернулся и помчался в толпу, расталкивая людей. Друзья поспешили за ним, Жак отстал, будто задумавшись.

-- Интересно, он всегда всё два раза повторяет или это только для Аслана? -- подумал Питер вслух. Эвакуатор ткнул его кулаком в спину.

Их долго вели какими-то коридорами, и чем дальше они шли, тем больше людей им встречалось, они с трудом следовали за вертлявым типом, фамилия которого была Равайи. Разумеется, буквально через три поворота тип потерялся. Исчез. Друзья встали, задумчиво разглядывая окружающую действительность, изредка поглядывая на Жака; и действительность, и Жак их игнорировали. Трудно придумать состояние глупее и беспомощнее, думал Питер, чем когда ты стоишь за кулисами, брошенный полузнакомым типом, который обещал тебя провести и всё устроить, но забыл на полпути. Они стояли спинами друг к другу, словно обороняясь -- а вокруг них носились люди в масках, в гриме, в лёгких пестрых костюмах, а порой и почти без одежды -- эти пробегали без тени смущения, более того, Питеру показалось, что они даже рады такой возможности.

Равайи вынырнул из обтекающего их людского потока совершенно неожиданно.

-- Сюда, сюда, -- его голос слегка сел, видимо, пришлось покричать.

Места оказались превосходными -- второй ряд над партером, подъём амфитеатра. Именно сюда в любом театре садятся знатоки, желающие в полной мере насладиться спектаклем; билеты сюда не продавались, а доставались, причём порой с большим трудом. Здесь громкое звучит громко, а тихое -- тихо; здесь собираются критики, здесь садятся инкогнито авторы из конкурирующих театров, здесь сажают серых кардиналов, меценатов мира искусства. Наши друзья не были ни знатоками, ни инкогнито, ни тем более серыми кардиналами, поэтому всё это им было совершенно безразлично. Равайи вручил Жаку, который упорно смотрел сквозь него, листочек цветной бумаги и исчез.

-- ...Значит, она уже шьёт шляпку для этого... как его, -- шептал Жак через минуту, поглядывая то на сцену, то в листок. -- Суть в том, что она смертельно больна.

-- И ты молчал! -- возмутился Аслан. Он впервые в жизни был в театре.

-- Тихо, чёрт тебя дери. Не она сама, а та, кого она играет. Шарлотта. А этот старый тип -- с ним у неё будет любовь.

-- О мой бог, -- раздельно произнёс Питер. -- Как ты это допустил?

Он бывал в театре, но упустить такой возможности не мог.

-- Это театр, придурки. Мюзикл!

-- ...А что они сейчас делают?

-- Он эээ... уговаривает её надеть шляпку.

-- Его шляпку?

-- Да нет, дьявол, шляпа была не для него, а для неё.

-- А чего он её уговаривает?

-- Ну она не знала об этом.

-- Не знала, что это её шляпка?

-- Тихо ты. Да, не знала. Он сказал, что это для другой женщины.

-- А зачем ей шляпка другой женщины?

-- Он соврал ей! Он сказал, что заплатит ей кучу денег, чтоб она сделала хорошую шляпку, она сделала, а он вручил шляпку ей.

-- Мда. Шляпка точно хорошая или у нас просто места такие?

-- Убью.

-- ...А сейчас он что делает?

-- Он танцует с ней. Ой, нет. То есть да. Ну в общем, тут написано, что они танцуют.

-- А что у него с ногой? Там написано что-нибудь про ногу?

-- Похоже, что она не очень довольна.

-- Кто -- нога? Или Нони?

-- ...О! Он отдал ей часы.

-- Ах он проклятый богач.

-- Зачем ей часы?

-- Часы тоже не для неё, видимо -- да, Жак? Я, кажется, начинаю понимать основную идею.

-- Аслан, ты баран.

-- Не кипятись.

-- Прости, но я правда нервничаю.

-- А при чём здесь я?

-- При том, что ты баран!

-- Тихо. Дай сюда. Я буду читать.

-- Здесь есть гнилые фрукты?

-- Жак, зачем тебе?

-- Так, знаешь ли. Захотелось гнилых фруктов. Поувесистее.

-- ...Ну что там?

-- Жак, тебе не стыдно? Ты же ходил на репетиции.

-- Да, ты должен наизусть знать.

-- Да я тоже перестал понимать, что происходит.

-- Почему он так долго ищет врача?

-- Ага, врача. Он хочет её вылечить.

-- Это что, так трудно -- найти врача?

-- Видимо, да.

-- Она же всё равно умрёт. Зачем ей врач?

-- Аслан.

-- Им что, не досталось этих листочков? Они умеют читать?

-- Аслан!

-- Всё, молчу, молчу.

-- ...В общем, он её любит, но она всё равно умрёт. Но он станет лучше.

-- Перестанет корчить такие тупые рожи? Или просто помолодеет?

-- Нет, станет чище душой. Признает своего ребенка.

-- У них уже есть ребенок? Чёрт, я всё проспал.

-- Придурки. Это ребенок от предыдущего брака. Вон та, рыжая.

-- Старшая жена? Ничего, симпатичная.

-- Нони говорит: редкостная стерва и потомственная шлюха.

-- Ну разумеется. Люди искусства.

-- Богема.

-- ...В общем, вроде всё. Сейчас она споёт песню умирающей девушки. А он споёт прощальную партию. Больше она на сцене не появится.

-- А её будут вызывать на бис?

-- Мёртвую?

-- Аслан!!!

Когда Нони стала выходить вместе с труппой на бис, Жак встал и пошёл к проходу, где оставил свою корзину с цветами.

-- Пойду поздравлю её с премьерой, -- сказал он хмуро. Питер и Аслан кивнули. Надо будет осторожнее шутить с ним, что ли, подумал Аслан.

Через несколько минут они наконец выбрались в вестибюль театра. У выхода была толпа, и они решили не торопиться, тем более что надо было подождать Жака, чтобы всем вместе ехать домой. Неожиданно в них врезались двое мужчин, Питер гневно обернулся, но увидел на их лице такое искреннее сожаление, что не стал затевать скандал и кивком принял их извинения. Аслан тоже отнёсся к столкновению спокойно, лишь проводил их долгим взглядом.

-- Знакомые, что ли? -- осведомился Питер.

-- Вроде нет, -- сказал эвакуатор. -- Одежда какая-то странная.

-- Одежда как одежда, -- произнёс Питер, разглядывая спины. -- Обычная. Как у всех.

-- В том-то и дело, -- непонятно сказал Аслан. -- Ну где он ходит.

Питер полез в боковой карман за платком -- становилось жарко.

И замер.

-- Что такое? -- Аслан поднял бровь.

Питер медленно и осторожно вытащил из кармана продолговатый предмет, обернутый в тряпку. На грубой ткани медленно, но явственно проступала тёмная жидкость.

У входа раздался крик:

-- Вот они!

Аслан и Питер посмотрели туда и увидели шлемы уличного патруля: полицейские пробивались в их сторону, и вне сомнения их целью были либо Питер, либо Аслан, либо они оба вместе. Друзья одну секунду смотрели друг на друга, затем Питер выдохнул:

-- Жак.

Аслан, оттолкнув локтём какого-то подвернувшегося господина, рванулся обратно к зрительному залу; Питер последовал за ним. Пока он бежал, он слегка развернул тряпицу на ходу и глянул, что ему подбросили. Это был нож, и лезвие его было в чёрной крови по самую рукоятку.

Они увидели Жака сразу, он стоял на сцене среди поздравляющих и поклонников рядом с Нони, в руках у которой был огромный букет, а ещё несколько букетов поменьше, в том числе и корзина Жака, лежали рядом на сцене. Нони сияла, улыбаясь и кивая поздравлениям, а к Жаку подбирался тот же самый тип в сером, что толкнул Питера -- или очень на него похожий. Жак его не видел, он смотрел лишь на актрису.

-- Жак!!! -- заорал Аслан, свободный финансист вздрогнул и завертел головой, но было поздно -- тип уже стоял у него за спиной и сунул руку за пазуху. Питер перехватил свою трость пониже рукоятки, коротко размахнулся и швырнул её на манер копья. Реакция у Жака была отличной -- он заметил резкое движение Питера и инстинктивно наклонился, трость, криво вихляя в полёте, просвистела сбоку и слева над его головой и ударила набалдашником в плечо серого типа. Тип дёрнулся и споткнулся, в падении схватившись за какую-то актрису и сорвав с неё и без того скудную одежду, быстро вскочил и исчез в кулисах.

-- Я за ним, -- бросил Питер и несколько шагов ему удавалось держать спину гада в поле зрения, но сбоку вынырнул кто-то и сшиб его на всём лету; они вместе закатились в кулисы, обрушили и намотали их на себя. Раздался истошный визг внезапно обнажившейся актрисы, подхваченный всеми остальными. Поднялась суматоха.

-- Полиция! Полиция, -- орал человек, сбивший Питера. Питер рывками выбрался, отошёл, огляделся. Типа в сером видно уже, разумеется, не было. Подбежал Аслан, за ним Жак, с удивлением наблюдая за полицейским, боровшимся с кулисами.

-- Ушёл, сволочь, -- сказал Питер.

Полицейский выбрался из ткани и сразу же закричал:

-- Вы арестованы по обвинению в убийстве!

-- В убийстве кого? -- устало спросил Питер. Он стоял, уперевшись руками в колени, восстанавливал дыхание.

-- В убийстве Жака Делакура, -- менее уверенно ответил блюститель порядка. Он увидел всех троих друзей, мрачно глядевших на него.

-- Не Делакура, а Де-лак-ру-а, -- раздельно, по слогам, произнёс Жак. -- Это я.

-- Как видите, жив и здоров, -- сказал Аслан.

Через несколько минут разбирательств они поняли, что много вытрясти из юного патрульного не удастся. Его начальство было здесь, но только что почему-то уехало, и этот факт немало обескуражил и самого полицейского. Кто им сказал, что Жак Делакруа убит, он не знает. Он получил приказ -- арестовать Питера Кэтфорда и Аслана аль-Джазия за убийство по горячим следам, и выполнял его как мог. На этом месте полицейский внезапно осознал, что его допрашивают, и немедленно ощетинился, но друзья уже узнали всё, что им было надо.

-- Дебатц, -- сказал Жак быстро. -- Надо ехать домой, скорее.

-- Эй, стойте, -- неуверенно сказал полицейский. -- Вы поедете со мной.

-- Что происходит? -- произнёс женский голос с лёгким акцентом.

Это была Нони, она по очереди оглядывала всех четверых.

-- Нони, -- сказал Жак. -- Нам надо срочно домой. Я приду позже.

-- Даже так, -- произнесла актриса, глядя ему в глаза. -- Это из-за меня, да?

-- Нет, нет, -- Жак замотал головой. -- Я скоро вернусь. Пошли, скорее!

-- Стойте, -- прикрикнул полицейский уже увереннее. -- Вы никуда не пойдётё.

Нони распахнула свои бездонные глаза и повернулась к нему.

-- Господин офицер, может быть, я могу вам помочь?

Её голос был негромким, и Питер слышал его много раз, но всё равно мурашки пробежали по его спине, а сердце замерло на несколько секунд. Юный патрульный окончательно впал в ступор, не отрывая взгляда от обнажённых плеч примы. Жак коротко сморщился и дёрнул Аслана за рукав.

-- Пошли уже.

Экипаж им удалось поймать не сразу, пришлось перейти на другую улицу. Жак назвал адрес и молча сунул деньги извозчику вперёд. "Плохая примета, не к добру" -- пробурчал кучер, но деньги, разумеется, взял. Ехали молча, вглядываясь вперёд, в темнеющие улицы.

-- Что происходит-то вообще? -- требовательно произнёс Аслан.

Питер коротко рассказал ему про Геркулеса Мюко, про три обвинения, про Дебатца и про свой дом. Аслан шевельнул желваками.

-- Дознавателем стал... Ясно. Значит, так они распределяют... недвижимость и активы.

На Жака он при этом смотрел без вызова и злорадства, и не было в его голосе сарказма, просто констатация факта. Свободный финансист глянул на него и кивнул хмуро; отвечать ничего не стал. Когда выехали на Рю де ла Пэ, Жак заметил в руках Питера тряпку с ножом:

-- Это что?

Питер показал ему окровавленный нож.

-- Дела, -- сказал Жак. -- Надеюсь, это не человеческая кровь.

-- Может, свиная, -- с отвращением произнёс Аслан. -- Она похожа, говорят.

Питер угрюмо кивнул.

-- Приехали, -- сказал извозчик.

Все трое быстро выскочили из фиакра.

-- Дверь, -- сказал Питер негромко.

-- Вижу, -- ответили ему Жак и Аслан одновременно. Дверь была не просто открыта, а сорвана с верхней петли и висела на нижней, бросая на крыльцо косую колышущуюся тень от зажжённого внутри света. Питер уже перехватывал трость поудобнее, Аслан закатывал второй рукав, Жак слегка отстал.

Питер заскочил на крыльцо бесшумно, заглянул.

Вроде чисто. Отодвинул дверь, вошёл и застыл.

-- И когда только успели, -- сказал Аслан у него за спиной.

Картина полного разрушения предстала их взору. Со стен были содраны обои, кое-где пробита штукатурка до кирпича. Паркет выломан в нескольких местах, кресла распотрошены, с камина содрана облицовка и отколото несколько кусков. Столик и стулья были перевернуты, перила на второй этаж оторваны, несколько ступенек выдраны с гвоздями. Питер, часто моргая, с усилием поднял взгляд наверх. Двери всех четырех комнат были выбиты, включая комнаты Жака и Аслана.

-- Они что-то искали, -- сказал Аслан, глядя на своих друзей по очереди.

-- Да я уж понял, -- злобно сказал Питер. -- Дверь-то зачем ломать. Вот же записка: "Ключи у мадам Потье, на соседней улице".

-- Торопились, -- хмуро ответил Аслан.

Жак быстро прошёл мимо них и забежал по лестнице в свою комнату.

-- Дьявол! -- раздался его злобный крик. Питер и Аслан переглянулись и уже через секунду были рядом с ним. Жак с видом полнейшего отчаяния шарил в тайном кармане, оборудованном в крышке его сундука с одеждой. Затем, поняв, что тайник пуст, он захлопнул крышку, сел на сундук и покачал головой отрицательно.

-- Документы пропали, -- сказал Питер утвердительно и спокойно.

Жак кивнул.

Некоторое время царила тишина.

-- Всё равно спасибо тебе, -- сказал Питер.

Финансист с мрачным удивлением посмотрел на него и вздохнул.

-- Надо было и правда отнести их нотариусу.

-- Вы про что? -- медленно проговорил Аслан.

-- Сначала Дебатц хотел отобрать дом у Питера с помощью Геркулеса и полиции, -- объяснил Жак неохотно. -- Затем, когда я навешал ему лапши с три короба, он решил, что на дом положила глаз наша Торговая гильдия. А это уже серьёзнее.

-- А! -- сказал Аслан.

-- Да, серьёзнее, -- досадливо ответил куратор королевской службы поставок. -- И тогда он решил устранить всех, и захватить документы. Наполовину ему это удалось, как видим... Если бы меня убили, то вас посадили бы в тюрьму, где у него всё схвачено. На разбирательстве в комиссии преимущество у того, у кого на руках документы. Ну а выбить нужную подпись из Питера в тюрьме -- это не проблема.

Некоторое время царила тишина. Питер и Аслан смотрели на свободного финансиста и молчали.

-- Хоро-ошенькие у вас методы приватизации активов, скажу я тебе, -- проговорил эвакуатор наконец. -- Прямо лихо. Очень лихо.

-- Мы так не делаем, -- сумрачно ответил Жак, но в глаза друзьям он не смотрел. -- Это они.

-- И что, это всё из-за одного моего дома? -- спросил Питер, оглядывая комнату.

-- Не совсем, -- сказал Жак. -- Дом этот, Пит, извини, никакой ценности не представляет. Но земля, на которой он стоит, практически золотая.

-- Точно, -- сказал Аслан. -- Это же последний жилой дом на этой улице. Больше нет, сплошные ювелирные лавки.

-- Этажей мало, чердак нежилой, -- добавил Жак. -- Неслыханное расточительство. Пит, что...

-- Чердак, -- выдохнул Питер и рванулся из комнаты.

-- 6

В городе Лютеции, носившем когда-то имя Париж, была поздняя ночь или очень раннее утро. В доме семнадцать на Рю де ла Пэ, за кое-как прилаженной к косяку дверью, в покорёженных креслах сидели трое друзей; рядом валялось несколько оплетённых бутылей. Обычно они не бросали их под ноги, но вокруг царил бардак, а давно ведь замечено, что именно разгром и беспорядок сильнее всего способствуют падению требовательности к себе.

-- Маленькая девушка, совсем крохотная, -- говорил Питер. Его глаза одновременно и косили, и не косили; кажется, он уже был основательно набравшись.

-- Ты опять, -- сказал Аслан. Они с Жаком обменялись взглядами, полными комического отчаяния. -- Жак, он опять.

-- Мда, -- сказал финансист. -- Признаю, идея насчёт опустошить запасы напоследок, похоже, оказалась не самой удачной.

-- А я сразу предупреждал, -- с достоинством сказал мусульманин. -- Заливать неприятности вином, пусть даже очень хорошим...

-- Если она позволит взять себя в руки, то как раз поместится на ладони, -- говорил Питер тем временем.

-- С булавку, -- произнёс Жак задумчиво. -- Нет, с иголку.

-- Да, с иголку, -- подхватил Аслан. -- Золотошвейную.

-- Золл..шшшшв? -- спросил Питер. Выражения тяжёлой утраты и живого любопытства сменялись на его лице быстро, словно в детской игрушке "калейдоскоп".

-- Хозяйство у тебя с иголку швейную, размером, -- любезно пояснил Аслан.

-- Но мы никому не скажем, -- сказал Жак. -- Нам это неинтересно.

-- Мы напишем, -- сказал Аслан. -- В "Монитёр". Им интересно.

-- "Тайные дефекты молодого учёного становятся навязчивым кошмаром", -- произнёс Жак газетным голосом.

-- "...кошмаром для его друзей", -- добавил Аслан.

-- "...для его умных, симпатичных, перспективных и холостых друзей", -- сказал Жак.

-- Адрес и мой л-литографический портрет, -- Аслан очертил пальцами рамку в воздухе, оттопырил губу, прищурился, оценивая воображаемую передовицу. -- Надо, кстати, заказать. Пока мундир не отобрали.

-- С-скоты. Мол-люски. Нас-секомые, -- выговорил Питер.

-- Помедленнее, помедленнее, мы записываем, -- сказал Жак.

-- Питер, ну ты действительно уже как бы немножко осточертел со своими человечками, -- Аслан смотрел на друга. -- Мы же обсудили. Это был мысленный эксперимент. Имбецилы. Воображение. Помнишь?

-- Человечки размером с ладонь, -- задумчиво произнёс Жак. -- С правую. Это наводит.

-- Не с ладонь, кретины. Помещается она на ладони, глупцы. Если, конечно, она позволит таким, как вы, взять себя в руки.

-- Упаси боже. Конечно же, не позволит, -- сказал Жак. -- Я бы не позволил. Тем более таким, как мы.

-- Мы недостойны, -- подтвердил Аслан. -- Увы, но факт.

-- Так вы пойдёте со мной? -- спросил Питер требовательно. -- Пойдёте или нет, я вас спрашиваю. А?

Аслан коротко вздохнул.

-- Прямо сейчас я не могу, -- сказал он. -- Не могу бросить. Все бросают, а я не могу.

-- Я тоже не могу, -- сказал Жак. -- Его пахучество барон Дебатц. Я его слишком люблю, чтобы делать такие подарки.

-- Трусы, -- сказал Питер. Двое его друзей молча глядели на него. Питер смутился, затем торопливо проговорил, с пьяной тщательностью выговаривая слова:

-- Я просто думаю, что зимой туда не попадешь. И будет уже поздно. И не смогу ничего никому доказать.

-- Настоящим математикам для доказательства достаточно карандаша и бумаги, -- сказал Аслан. -- Мне, например, было достаточно.

-- Когда это ты был математиком? -- удивился Жак.

Аслан не стал ему отвечать.

-- Я археософ, но теперь скорее физик, -- сказал Питер. -- Физик и много ещё кто.

-- Физик, но теоретик, -- сказал Жак, -- то есть недалеко, в общем-то, ушёл от математики.

-- Всевышний простит ему эту досадную слабость, -- сказал Аслан.

-- И философ, -- продолжил Питер. -- И механик. И штурман.

-- И немножечко шью, -- задумчиво добавил Жак.

-- То есть вы не идёте? -- спросил Питер после паузы. Брови его были нахмурены, и сидел он, весь слегка набычившись. Картину решимости и воли, которую являла его фигура, портило лишь то, что он заметно покачивался из стороны в сторону.

-- Я не иду, -- ответил Жак и поглядел на Аслана.

-- Я не иду, конечно, -- сказал Аслан. -- Куда?

-- Мы не идем, -- сказал Жак, качая головой. Он смотрел на Питера почти с сочувствием.

-- Пит, ты тоже никуда не идешь, -- заключил Аслан. -- Где эта твоя Микропутия? На запад, через океан? А может, на восток, через леса и болота? Как ты можешь знать?

-- А давай ему ноги сломаем, -- предложил Жак. -- Обе. В семи местах. А всем скажем, что он грязно приставал к Нони. Народ поймёт.

-- Точно, -- сказал Аслан. -- Это будет акт дружеской верности, замаскированный под приступ дружеской ревности. Что он говорит?

Питер низко склонился над столом, почти касаясь его поверхности лбом, и глухо говорил:

-- Нельзя было ей лететь. Оба погибнут.

-- Раздвоение личности, -- заметил Аслан. -- Или беременность.

-- Почему она улетела так рано, -- горько выговаривал Питер столешнице. -- Почему. Надо же было испытать. Надо же было раздобыть карты... Проклятый Дебатц.

-- Полностью поддерживаю, но больше не наливать, -- сказал Жак. -- И вообще поздно уже. Аслан, сегодня твоя очередь.

-- Очередь? -- эвакуатор искренне удивился.

-- Да, -- невозмутимо ответил Жак. -- Устанавливаем дежурство по Питеру. Ты первый, по алфавиту. В следующий раз я.

-- Если он будет, этот следующий раз, -- пробурчал Аслан, но встал с кресла и потормошил друга. -- Пит, спать пора.

Тот не сопротивлялся, тоже встал и, поддерживаемый Асланом, пошел в сторону своей комнаты, у лестницы на второй этаж. Уже взявшись за ручку двери, он неожиданно остановился и громко сказал:

-- У меня есть гипотеза.

-- Версия, -- отозвался Аслан из-под его руки. -- Излагай.

-- Понимаешь, нехристь, -- говорил Питер, осторожно открывая дверь и обняв друга за плечи, -- это как ржавчина. Что-то вроде процесса гниения. Континуум гниет, и кто-то это... -- они скрылись за дверью.

Жак рассеянно бродил взглядом по гостиной и учинённому разгрому. Допил бокал, встал, подошел к камину. И вдруг увидел. Маленький клочок бумаги, с ноготь размером, накрытый мощной лупой. Сначала он, конечно, увидел лупу. Но как только заметил бумажку, сразу понял, что главное -- это она.

-- Дела, -- сказал себе Жак. Помедлив, он взял лупу, легонько подвинул пальцем клочок бумаги, и попытался разглядеть подробнее. Бумага была исписана микроскопическими печатными буквами. Жак вытер обильно вспотевший лоб, пододвинул стул, опёрся на него коленом и начал читать, изо всех сил напрягая глаза и стараясь дышать в сторону, чтобы не сдуть.

"Гарри совсем больной. Внизу какой-то шум. Места для взлёта хватит. Через окно я попробую с бочкой. Топлива, я надеюсь, достаточно. Спасибо. Мы обязательно встретимся ещё -- в Америке или в Лютеции. Твоя Дюймовочка".

Стукнула дверь. Эвакуатор, почёсывая темя с весьма озадаченным видом, аккуратно закрыл дверь и сел в своё кресло.

-- Вот это я и называю научной белой горячкой, -- назидательно сказал он, наливая себе воды, -- надо же додуматься до такого... Я понимаю, религия. Но он-то учёный!

-- Ты случайно не слышал про такой город -- Америка? -- медленно спросил Жак. Он по-прежнему глядел в лупу на листочек.

-- И ты туда же, -- неодобрительно сказал эвакуатор. -- Вы что -- вдвоём читаете этого флорентийца? Нет никакой Америки. Есть Ин-ди-я. Индия. Она очень далеко, но она есть. Микропутии, кстати, тоже нет. И вообще я спать пошёл. И тебе, кстати, советую. Возможно, это наша последняя ночь в своих постелях.

-- А вот она сейчас не спит, -- сказал Жак. Он осторожно положил лупу на место. -- Она сейчас летит над океаном. С бочкой через окно.

-- Бочкой? -- переспросил Аслан рассеянно. -- Плывёт, может?

-- Может, и плывёт, -- сказал Жак, неотрывно глядя в одну лишь ему видимую точку. -- Нет, пусть лучше летит. И пусть ей хватит топлива.

-- Да уж, пусть лучше летит, -- сказал Аслан, от души потягиваясь. -- Я лично плаваю так себе. У нас говорили -- "вода для скота"... И топливо, конечно. Кстати, кто -- она?

-- Маленькая девушка. Совсем-совсем крохотная, но очень, очень, очень храбрая, -- сказал Жак. -- Если она разрешит взять себя в руки, то как раз поместится на ладони.

-- Глава пятая, где Ирма Прелати рассказывает правду

Жители домов близ площади Буальдьё уже, в общем-то, привыкли к шуму и гаму -- с тех самых пор, как здесь появился театр. Вот и этой ночью толпа актёров, актрис, поклонников, покровителей, содержанок, содержанцев и прочего околобогемного сброда отмечала успешную премьеру; и, несмотря на загадочное отсутствие администратора Равайи и барона Дебатца, главных меценатов подобных сборищ, праздник удался: начали скромно, прямо на сцене театра, затем побывали по очереди во всех забегаловках в округе, и глубокой ночью отдельными группами разбрелись по подворотням и съёмным углам, нетрезвые и весёлые.

Всё утихло лишь в пятом часу утра, и Нони добралась наконец-то домой -- в сопровождении трёх самых стойких воздыхателей, которых она путала между собой. Все трое лично убедились, что её здесь никто не ждёт, кроме суровой горничной, постояли немного под окнами да и пошли вместе обратно, слегка разочарованные, но не утратившие надежд. Если бы они побыли там ещё минут двадцать, их взору предстало бы удивительное зрелище: окно спальни Нони распахнулось, и из него с треском и стеклянным хрустом протиснулось чудище, похожее на огромного серебристого паука с изогнутым кверху брюшком. Чудовище с невероятной для своих размеров грацией спрыгнуло на мощёную улицу и помчалось по парижским улицам, распугивая случайных прохожих.

Ещё более удивительным было то, что вслед ему из того же окна высунулась пожилая горничная и, яростно потрясая кулаками, завопила:

-- Будь ты проклята, Меффрэ! Будь ты проклята!

-- 1

Аслан проснулся от грохота и крика. Кричал Питер, неразборчиво, уныло и безнадёжно; за окном уже начинало светать. Капитан эвакуации вскочил, наспех натянул штаны, схватил саблю, стал у двери и толкнул её аккуратно.

Прямо в лоб ему уставился чёрный зрачок штуцера.

-- Не дёргайся, -- сказал человек в форме Иностранного легиона, державший его на мушке. Нижнюю часть его лица закрывал платок, поэтому голос звучал глухо. -- Выходи.

И качнул стволом, делая шаг назад. Аслан, держа саблю одними лишь пальцами клинком вниз, неторопливо выставил руки вперёд, чтобы их было видно, и медленно вышел из комнаты к перилам. В центре гостиной на первом этаже лежал Питер, правой щекой в пол. Его руки были на затылке, а ноги скрещены в голенях. Судя по выражению его лица, он ещё не совсем понял, что происходит, и вообще, похоже, подозревал, что ему это всё снится. Вдоль стен стояли ещё несколько легионеров, тоже со штуцерами и в масках. Рядом с Питером переговаривались двое, один в чине полковника без указания рода войск, а второй со скромным шевроном дознавателя.

-- О, привет, Геркулес, -- сказал эвакуатор как ни в чём не бывало. -- И вам привет, капитан, то есть -- ого! уже полковник! -- полковник Цейтлих. Совместная операция?

Геркулес посмотрел на него и промолчал, а Цейтлих даже не взглянул. И тут Аслан заметил очень странную вещь -- у младшего дознавателя руки были скованы наручниками. Он не успел разглядеть толком, потому что боец, что шёл за ним, толкнул его прикладом и одним движением ловко отобрал саблю. Эвакуатор спустился в гостиную, стал на колени, затем лёг ничком рядом с Питером и тоже положил руки на затылок.

-- Понятливый, -- с одобрением сказал Цейтлих. -- Я знал, что проблем не будет. Мюко, запускайте ваших людей, делайте обыск. Главного их, похоже, нет.

-- В наручниках? -- угрюмо спросил Геркулес.

-- Именно в наручниках, -- любезно подтвердил Цейтлих. -- И пусть пошевелятся.

Через полминуты в дом вошли ещё двое и начали неловко шарить среди разгрома и беспорядка. Аслан осторожно повернул голову к Питеру, чтобы подмигнуть, ободрить его как-то, потому что было ясно, что Геркулесу тоже пришлось худо, и в этом была надежда для них, но увидел, что заведующий кафедрой проявил поразительное равнодушие к событиям и бессовестным образом задремал в похмельном сне, пуская слюни на пол.

Аслан повернул голову обратно и самым дружелюбным тоном поинтересовался снизу:

-- А что случилось-то, господин полковник?

Цейтлих сделал к нему один шаг, и лишь инстинкты уберегли эвакуатора от травмы -- он успел собраться; бывший капитан полиции Бриза от всей души, с подскоком, ударил его ногой сверху по рёбрам. Аслан издал короткий сдавленный звук и выгнулся от боли, хватая ртом воздух.

-- Уффф, хорошо-то как, -- отдуваясь, произнёс Цейтлих. -- Попортил же ты нам крови, сраный муслим.

-- Есть, -- произнёс один из полицейских Геркулеса, обыскивающих дом. Скованными руками он держал продолговатый предмет, завёрнутый в грязную тряпицу. -- Вот он.

-- Положи на столик и отойди, -- холодно сказал Цейтлих. -- Это он?

-- Да, это он, -- подтвердил Геркулес. -- Этим самым ножом господин Делакруа и убил господина Равайи.

-- Вы что, уже нашли труп?

Геркулес лишь засопел.

-- Понятно, -- с насмешкой произнёс полковник Цейтлих. -- А мне сдаётся, что это был вовсе не господин Делакруа. Говорят, что в театре видели парочку братьев Раклёр, а уж они-то известные мастера таких дел.

-- А ещё говорят, -- здесь тон Цейтлиха стал совсем елейным, -- будто их выпустили под залог по требованию вашего отдела дознания. А?

Геркулес с ненавистью произнёс:

-- Делакруа убил Равайи из ревности. Они оба имели чувства к актрисе Нони Горовиц. Есть надёжные свидетели.

-- Да, да, -- насмешливо сказал Цейтлих. -- Все имеют чувства к молодой приме. А барон Дебатц уже объявлен в розыск. Он оказался умнее, чем вы -- успел сбежать, как почуял неладное.

-- Мне незачем бежать, я ни в чём не виноват, -- сказал Геркулес. -- Это всё они: Делакруа, Кафор и этот... мусульманин.

-- Конечно, конечно, -- сердечно сказал Цейтлих. -- Теперь и дружков своих сдаёшь, дознаватель, и даже бывшего начальника. Это правильно, облегчи свою участь.

Питер шевельнулся.

-- Лежать! -- прикрикнул Цейтлих.

-- Лежу, лежу, -- забормотал Питер. -- Незачем так орать...

-- Это справедливость, господин Кафор, -- издевательски произнёс Цейтлих. -- Одни преступники делают фальшивые исследования и экспедиции и крадут деньги короны, другие преступники их этим шантажируют. Самое страшное, что и те, и те -- служат государству. Якобы.

-- Я ничего не крал, -- сказал хрипло Питер. -- Это всё сфабриковано. Чтобы отнять у меня дом.

-- Да, конечно, -- Цейтлих был разговорчив сегодня. -- Вы чистый как ангел, но обратились не в прокуратуру, не в легардюкор, а к Торговой и финансовой гильдии, к этой преступной своре, а конкретно к месье Делакруа. Который, в свою очередь, продал и вас за небольшую долю, сочтя барона Дебатца слишком уж сильным противником. Дом, кстати, больше не ваш, и даже не барона. С сегодняшнего дня этот дом есть принадлежать короне. А вы все пойдете под суд. Суровый, но справедливый. Особенно наш южный друг.

С этими словами полковник ещё раз врезал ногой Аслану под рёбра, уже снизу, носком сапога. Эвакуатор был готов и лишь выдохнул коротко сквозь зубы, а больше не издал ни звука.

-- Он-то в чём виноват, -- сказал Питер медленно.

-- Не твоё собачье дело, -- любезно ответил Цейтлих. Акцент его прорезался ещё явственнее. -- Конторку их мы задавить первая очередь. А то ишь, целый склад у них.

-- Я знаю, где склад, -- сказал вдруг Геркулес.

-- Мы тоже знаем, -- ответил Цейтлих. -- Но желание твоё я одобряю. Будешь умный -- отделаешься батдафом, повоюешь за корону.

С чёрного хода вошёл ещё один легионер.

-- Никого нет, полковник.

-- Сбежал, стало быть, -- вздохнул Цейтлих. -- Тоже умный.

Аслан и Питер переглянулись.

-- Так, -- сказал Цейтлих. -- Этих взять, они с нами.

Легионеры взяли под ружьё Геркулеса и двоих в наручниках. Цейтлих лениво ткнул пальцем.

-- А этих двоих -- в помещение номер два. Чтоб каждый прохожий видел.

С этими словами он ушёл, за ним ушли и Геркулес, и дознаватели, и легионеры-конвоиры. В комнате остались два бойца с ружьями наизготовку. Питер и Аслан лежали некоторое время недвижно, затем учёный осторожно повернул голову. Легионер смотрел прямо на него, и взгляд его Питеру определённо не понравился. Что значит "чтоб каждый прохожий видел?" Что за "помещение номер два"?

И тут один из легионеров позвал другого, стоявшего напротив.

-- Морис.

-- Чего? -- откликнулся другой.

-- Ты приказ на сегодня получил?

-- Конечно.

-- Что скажешь?

-- А что тут скажешь, -- произнёс Морис. -- Приказ есть приказ.

-- Ну это, -- сказал первый легионер. -- Я вроде как на такое не подписывался. Я понимаю, воевать. А тут...

Морис молчал. Аслан и Питер не шевелились, сознавая, что сейчас решается их судьба, какой бы она ни была. Неожиданно Морис пробормотал:

-- Ну извини, -- и резко вскинул винтовку.

Но первый легионер опередил его, выстрелил от пояса не целясь -- оглушительно грохнуло, Морис дёрнулся и влепился спиной в стену, затем косо сполз вниз, оставляя на обоях мокрый красный след. Винтовка, выпавшая из его рук, некоторое время стояла на прикладе, затем со стуком упала рядом. Второй легионер медленно опустил оружие стволом в пол, посмотрел на дверь. Никого не было.

-- Вставайте, оба, -- сказал он. -- Ты и ты, служивый.

И Аслан наконец его узнал.

-- Бюнэ!

Парень, с которым они коротали ночь в бризской клетке, кто вместе с ним участвовал в пророчестве Корентина, смотрел на него поверх платка, закрывающего ему почти всё лицо.

-- Не знаю никакого Бюнэ. Я Лоран. Легионер Лоран.

Питер поднялся и сразу же тихонько застонал, схватившись за голову.

-- Дьявол, как башка трещит... Обязательно было стрелять?

-- Начало операции в девять утра, -- сказал Бюнэ-Лоран. -- Фуке собирает торговцев и крупных чиновников в Версале, сразу кучей, а птицу помельче будет душить Иностранный легион. У нас приказ стрелять по списку и вешать прямо на воротах. Вас тоже надо было, но я на такое не пойду. Это не гвардия.

-- Спасибо, -- сказал Питер неожиданно ясным голосом.

-- Святому Корентину скажи спасибо, -- ответил легионер. -- Штуцер заберите, пригодится.

Аслан кивнул.

-- Увидимся ещё, может быть, -- с усмешкой сказал Бюнэ-Лоран, закинул оружие на плечо и ушёл не оглядываясь. Двое друзей некоторое время смотрели на дверь, за которой он исчез, затем посмотрели друг на друга и произнесли одновременно:

-- Где Жак?

Труп Мориса они спрятали в саду, винтовку его Аслан замотал в тряпьё вместе с лопатой. Пока они одевались в походное и собирались, Питер рассуждал.

-- Ясное дело, он пошёл к Нони. И его там, наверное, уже схватили.

-- А если не схватили?

-- Тогда он у неё.

-- Чего же мы ждём?

-- Время половина седьмого, -- сказал Питер. -- У нас ещё два часа.

Аслан шагнул за дверь, спустился по крыльцу, остановился и нетерпеливо обернулся. Питер стоял на пороге, держась за косяк, словно обнимая плечо старого друга, и смотрел на свой дом, на стены и двери, лестницу и перила, на камин и столик, на кресла и обои, на изуродованный пол. Коротко прошептал что-то, выдохнул и торопливо зашагал вслед за эвакуатором, опустив голову. Аслан не стал его ждать, перехватил свёрток с винтовкой и лопатой поудобнее и пошёл к перекрёстку, высматривая извозчика.

Извозчика им поймать так и не удалось. Они шли и шли по направлению к театру, но ни один экипаж не попался им на пути. По улицам носились возбуждённые студенты и печатники, ища, где центр всей заварушки, встретилась группа легионеров -- от них Питер и Аслан спрятались в подворотне -- но больше никого не было. Они уже почти дошли до улицы, которая спускалась прямо к театру, как с неё выехал кабриолет, а в нём, разумеется, сидел Жак. Глаза у него были совершенно белые и квадратные, он не видел перед собой ничего, лишь кричал извозчику "Быстрее! Быстрее!".

-- Стооооооой! -- в один голос заорали друзья, и обалдевший извозчик внял. Жак увидел Питера и Аслана, выскочил из экипажа им навстречу, подбежал, выдохнул:

-- Чудовище похитило Нони.

-- 2

Аслан покрутил головой, будто разминая шею, и как-то сразу весь собрался. Питер позавидовал и тоже попробовал. Его сразу начало мутить.

-- Ну? -- потребовал эвакуатор.

Жак сглотнул.

-- Горничная говорит, примерно в пять утра. Нони вернулась... со спектакля, а оно уже было в спальне.

-- А Майя? -- спокойно спросил Аслан.

-- Чудище похитило только Нони, -- сказал Жак.

-- Оно было одно?

-- Вроде да.

-- Как оно выглядело?

Жак дернул плечом.

-- Чёрт его знает. Прелати рыдает. Криминалите не появились, эвакуаторы твои тоже не едут, вообще никого нет уже два часа. Что-то странное.

Питер и Аслан переглянулись.

-- Нони... жива? -- спросил Жак у Аслана.

Аслан, помедлив, кивнул.

-- Скорее всего, да. Прелати и Майя выжили.

-- А вы почему не дома? -- вдруг с подозрением спросил Жак. -- Что случилось?

-- Так, -- сказал Аслан. -- Все в экипаж, едем на наш склад. Расскажем по дороге.

-- А я уже догадываюсь, -- проворчал Жак и полез в экипаж первым.

-- Сан-Доминик, военное ведомство, -- сказал Аслан бородатому извозчику. -- Там рядом.

-- Э, нет, -- ответил тот. -- Я туда не поеду. Там что-то затевается.

-- Что затевается? -- с ещё большим подозрением спросил Жак.

-- Объедешь через набережную, -- твёрдо сказал Аслан кучеру. -- Езжай.

Поколебавшись секунду, бородач свистнул и стегнул вожжами.

-- Так что стряслось? -- спросил Жак. -- Фуке?

-- Видимо, да, -- сказал эвакуатор, внимательно глядя на него. -- Судя по Иностранному легиону. Он, похоже, не стал дожидаться, когда ваши делишки окончательно достанут людей. И решил форсировать события. Через час-полтора всё начнётся.

-- Это же переворот, -- потирая виски и прислушиваясь к желудку, сказал Питер. -- Зачем? У него ведь и так уже власть в руках.

-- Видимо, не в руках, -- сказал Аслан. -- Видимо, этого ему казалось мало. Или он счёл, что у кое-кого этой власти слишком много.

-- Мы не одни были, -- неожиданно произнёс Жак. -- Хотели как лучше.

-- Вы хотели как выгоднее, -- сумрачно сказал Питер. -- А не как лучше.

-- Поздно уже выяснять, -- прервал их Аслан. -- Теперь Нони.

-- Да, -- сказал Жак. -- Что делать-то?

-- Сейчас едем на склад, -- сказал эвакуатор. -- Забираем оборудование, и отправляемся в спасательную экспедицию. Подальше от всего этого бардака.

-- На склад? -- с подозрением спросил Жак. -- А что там?

-- Увидишь.

-- Это про него сегодня этот... Цейтлих говорил? -- нахмурив лоб, вспомнил Питер.

-- Цейтлих? Сегодня? -- поражённо переспросил Жак.

Питер и Аслан коротко рассказали ему про события утра, в том числе и то, что рассказал Бюнэ. Жак молчал некоторое время, затем тяжело вздохнул.

-- Приехали, -- сказал извозчик. -- Дальше я не поеду.

Через три минуты они дошли до управления королевской службы эвакуации на улице Сан-Доминик. Аслан быстро шагал впереди, и даже спина его выглядела озабоченной и серьёзной; Жак догнал эвакуатора и с непривычным почтением спросил:

-- Слушай, эти чудовища... Куда они уносят всех похищенных? У них есть какое-то общее место, или у каждого своё?

Аслан странно посмотрел на него и ничего не ответил -- они уже подошли к воротам, где стоял часовой.

-- Эти со мной, -- бросил капитан, расписываясь в журнале.

-- Шикарно, -- пробормотал Жак себе под нос.

На входе Аслана встретил эвакуатор с повязкой "дежурный".

-- Месье капитан, чудовище похитило женщину из дома на Буальдьё. У меня тревога по первому номеру, но послать некого, все пропали, месье.

-- Этим делом занимаюсь я, -- сказал Аслан твёрдо. -- Пишите уведомление на склад и оформляйте бумаги. Я начинаю экспедицию, это наши новые сотрудники.

Дежурный офицер обрадованно закивал и сразу же сел за свой столик, начал шуршать бланками, заскрипел пером. Аслан стоял над ним и негромко диктовал имена.

-- Что вы делаете в таких случаях? -- сказал Жак после минутного молчания. Ему надоело разглядывать крошечный вестибюль.

Аслан поднял голову.

-- Нам сообщают, что где-то видели чудовищ, или они уже похитили кого-то, мы прибываем, если оно нам попадется -- хорошо, если нет, то... -- Аслан пожал плечами. -- то уходим ни с чем.

-- И всё?

-- Всё.

-- Вы не знаете, откуда они появляются, зачем, почему похищают людей?

-- Нет, -- сказал Аслан. -- Мы знаем только то, что они похищают исключительно женщин.

-- А вы пытались преследовать их? -- спросил Питер. -- Ну, чтобы выяснить, куда они уходят.

-- Они слишком быстрые, -- сказал Аслан. -- Единственное, что мы выяснили, что они все уходят на север. Одним и тем же курсом.

-- У них там гнездо?

-- Да. Рабочая версия -- Кале.

Питер прищурился.

-- Город ведьм?

-- Он.

-- Что это за город такой? -- спросил Жак.

-- Узнаю речь истого лютецианина, -- сказал Аслан. И, явно кого-то передразнивая, произнёс тоненько. -- "За Булонским лесом жизни нет".

-- Кале -- город на севере, у пролива, -- объяснил Питер. -- Слухи самые разные. Вроде как там были врата в преисподнюю. Вроде там были ведьмы, много.

-- Ох ты дьявол, -- сказал Жак. -- А почему "были"?

-- Да не знаю я, -- слегка раздражённо сказал Питер. -- То ли ведьмы разбежались по стране, то ли их всех загнали в эту самую преисподнюю. Я год выбивал туда экспедицию, так и не выбил.

-- Да ладно, выбивал он, -- сказал Аслан. -- Забоялся, прямо скажи.

Жак возвёл глаза к небу, пробормотал что-то, затем сплюнул через левое плечо.

-- Ладно, хватит болтать, -- продолжил эвакуатор. -- Вот ваши бумаги, выдвигаемся на склад.

Питер и Жак направились к выходу, а Аслан неожиданно остановился и вернулся к дежурному офицеру.

-- Лейтенант, -- сказал он. -- В девять часов сюда придут люди. Вооружённые. Я приказываю вам: никакого сопротивления. А лучше заприте всё и идите домой, как можно скорее. Отпустите часовых или прикажите им тоже не сопротивляться. Всё ясно?

Дежурный часто-часто кивал, его лоб был покрыт испариной. Аслан вышел вслед за друзьями, и его тут же встретил вопль Жака.

-- Рабочий? Рабочий?!

Возмущению свободного финансиста не было предела. Питер и Аслан с каменными лицами зашагали по направлению к складу, держа в руках документы, среди которых был и короткий список участников экспедиции: Аслан аль Джазия (капитан королевской эвакуации, начальник), Питер Кэтфорд (сотрудник Королевской академии, полный доктор наук, консультант) и Жак Делакруа (лицо без определенных занятий, рабочий).

-- Рабочий?! -- снова и снова вопрошал Жак за их спинами. -- Я, человек, вхожий в самые высокие круги королевства -- простой рабочий?

-- Мы с начальником экспедиции полагаем, -- сказал Питер очень серьёзно, -- что это крайне почётная должность. Это фундамент любого начинания. Одним умом не проживёшь, нужна сила, выносливость и неприхотливость.

Ему почему-то было невообразимо весело, похмелье отпустило, жизнь стремительно обретала цвета и яркость. Аслан подтвердил:

-- Именно. Умом он уже выделился, спасибо, больше не надо.

-- Рабочий, -- вздохнул Жак горестно.

У ворот склада Аслан остановился и произнёс:

-- Странно. Где часовой?

Они беспрепятственно прошли в огромное помещение c узкими извилистыми коридорами между ящиками, тюками и контейнерами. Здесь хранилось всё то, что простые нормальные люди не могли и не хотели понять, использовать или, в крайнем случае, уничтожить.

Центральное хранилище королевской службы эвакуации.

-- 3

В глубине склада их встретил хмурый долговязый тип в странной одежде -- ярко-жёлтые штаны, сшитые вместе с... рубашкой, так определил Питер, в единое целое, с будто налепленными там и сям карманами. Что-то странное было в его облике, и Питер не сразу сообразил, что у этого грузчика -- капитанские шевроны, такие же, как у Аслана. Это был смотритель склада, на небольшой железной бляшке на его груди было его имя -- Люк Грувенор. Эвакуаторы коротко приветствовали друг друга, затем Аслан спросил, где часовые.

-- Я их вчера ещё отпустил, -- хмуро сказал тип. -- Под мою ответственность.

-- А как же оборудование?

-- Да что ему сделается, -- твёрдо, не отводя взгляда, сказал заведующий.

Аслан кивнул. Кажется, хмурый тип тоже был в курсе событий.

-- Мы эээ... четвёртая эээ... северная экспедиция, -- сказал Аслан. -- Дело о похищении человека с площади Буальдьё.

Капитан Грувенор тщательно изучил бумаги, затем поднял глаза на Аслана.

-- Это ведь очень опасная экспедиция, капитан, -- сказал он полувопросительно.

-- Чрезвычайно опасная, -- подтвердил Аслан.

-- Вам потребуется лучшее оборудование, снаряжение и транспорт.

-- Вне всяких сомнений.

-- А также запасные комплекты.

-- В обязательном порядке, -- уверенность, с которой южанин отвечал, росла с каждой секундой.

-- И саркофаг Нони Горовиц, -- вставил Жак. Он тоже начал понимать.

Смотритель Грувенор посмотрел на Жака -- здесь стало заметно, что у него глаза отличаются по размеру -- и кивнул неторопливо:

-- А у нас только он и есть. Ну что ж, пойдёмте. Времени мало, а оформление -- это небыстро.

Он поглядел на Питера и произнес значительно и раздельно:

-- Учёт и контроль.

-- Воля и разум, -- пробормотал Жак.

Они прошли узким коридором между стеллажами и вышли на просторную площадку, расчищенную от хлама. Питер и Жак шли за эвакуаторами, и финансист разглагольствовал:

-- Я принял решение, -- говорил он, -- ничему не удивляться, а воспринимать мир таким, каков он есть. Во всём его многообразии, всей его фантастичности, невероятии. Я думаю, что в этом -- ох ты дьявол, да что же это такое?!

-- Солнечные сани, -- сказал Аслан торжественно. Примерно так уличный конферансье мог объявить: "Смертельный номер!".

Грувенор произнёс:

-- Ваш транспорт. Объект класса тэ-четыре, номер двадцать восемь дробь два.

-- Большие, -- сказал Питер, оглядывая транспорт. -- Я думал, мы поедем на мобиле.

-- Все мобили у нас конфисковали, -- сказал Грувенор. -- А вот сани проглядели. Две штуки.

Он пошёл вдоль гладкого и тускло отсвечивающего борта.

-- Там сидят люди, восемь мест. Вон там место для водителя, здесь штурман. Здесь четыре спальных места. Вон та штука -- это... В общем, скорее всего, это парус. Если есть ветер, он раскрывается сам и едет. Управлять им не так просто, как мобилем, но можно, и груза он вмещает раза в три больше.

-- А если ветра нет?

-- Тогда парус складывается, -- ответил Грувенор.

-- Нет, я имею в виду, эти сани могут ехать без ветра? -- спросил Жак.

-- Да, -- сказал Аслан.

-- Как? -- спросил Питер, переводя взгляд с одного эвакуатора на другого.

Аслан почесал нос.

-- Эгхм. Я понимаю, что это прозвучит бредом, но. Есть версия.

И покосился на смотрителя. Тот стоял молча, с непроницаемым лицом.

-- Твоя версия, -- уточнил Жак.

-- Да, моя версия. В общем, я думаю, что этот парус -- он не столько для ветра, сколько для солнца.

-- Чего?

-- Он улавливает энергию солнца.

-- Энергию солнца? -- ещё тупее переспросил Жак.

-- В принципе, это возможно, -- сказал Питер, подумав. -- Энергия солнца, во всяком случае, существует. А значит, её можно, как это ты выразился, уловить.

-- Кха! -- сказал Жак. -- А что она потом делает с этой энергией? И в каком виде они её, энергию, хранят? В лейденских банках?

-- Да, но накопитель более совершенный. Ак-кумулятор, так я его называю.

-- Опять латынь, -- пробормотал финансист.

-- А где двигатель, который потребляет это электричество? -- спросил Питер. -- И заодно -- где движитель? Где эти ноги, коими эти чудные машины упираются в нашу грешную землю?

-- У тебя на заднем дворе целый месяц торчал мобиль, -- заметил Жак. -- Висел в воздухе. Не помню, что бы ты интересовался его движителем.

-- Раньше моя судьба от движителя не зависела, -- уязвленно проговорил Питер. -- А теперь зависит.

Аслан развел руками.

-- Про двигатель без понятия. Про движитель тоже. Единственное, что мы заметили -- что парус сам поворачивается к свету. В солнечном, так сказать, режиме, когда ветра мало. Как цветок. Поэтому эти сани мы назвали "Фуксия".

-- Фуксия?!

-- Это цветок такой, -- сказал Аслан. Он заметно покраснел, хотя с учетом цвета его кожи, правильнее будет сказать "потемнел".

-- Ясно, -- сказал Жак невинным голосом. -- А вторые сани чем-то отличаются от первых?

-- Принципиально отличаются, -- сказал Аслан. -- У них нет водительского места. Мы его сломали.

-- Сломали?!

-- Выломали. Всё остальное -- точно такое же.

-- А как тогда... -- начал Питер, но не успел: Аслан резво взобрался в "Фуксию", сказал "Поберегись!" -- и огромный сверкающий парус начал с шелестом выворачиваться вверх и в стороны. Питер заворожённо смотрел на это зрелище, но тут услышал возглас Жака. На вторых санях, тех самых, где не было водительского места, тоже поднимался парус, с точностью до мельчайшего движения повторяя эволюции "Фуксии". Жак громко и цветисто восхитился; Грувенор посмотрел на него и покачал головой укоризненно.

Аслан выпрыгнул из "Фуксии", довольный чрезвычайно.

-- А как вторые сани называются? -- спросил Жак.

-- "Фуксия Вторая", -- уверенно сказал Питер.

-- Нет, -- сказал Аслан. Уши у него явственно запылали.

-- Да говори уже, -- сказал Жак. -- "Роза"? "Хризантема"?

Он напрягся и даже наморщил лоб.

-- "Глоксиния"?

-- "Селёдка", -- сказал Грувенор. Ему, видимо, было невыносимо смотреть на мучения своего коллеги. Теперь уже Жак укоризненно посмотрел на него, но ничего не сказал. Повернулся к Аслану.

-- "Глоксиния королевская"?

Аслан заговорил.

-- Я вторые сани назвал так потому, что они повторяют все движения за первыми, как рыбы в стае, ну видел в речке там или в море, наверное.

-- "Селёдка"?! -- Питер вытаращил глаза. -- Или всё-таки "Глоксиния"?

-- "Сельдь", -- сказал Аслан тихо.

Наступила тишина. Слышен был лишь легкий шелест парусов, совершающих движения в поисках солнца и ветра, да размеренное сиплое дыхание Грувенора, нетерпеливо оглядывающего участников северной экспедиции.

-- Мне нравится, -- сказал Жак наконец.

-- Отличные названия, -- отозвался Питер.

-- Лучше и придумать нельзя.

-- Цветок и рыба, прекрасно. Мы будем как рыцарский орден.

Аслан набычился и внезапно заорал:

-- А ну, чего встали! Времени нет, вперёд грузиться!

-- В "Фуксию" или в... эээ... "Селёдочку"? -- с готовностью осведомился Жак.

Аслан молча показал на первые сани.

-- В "Фуксию", Жак, -- сказал Питер бархатно. -- "Сельдь" -- это вон те.

-- Я подготовил самое ценное, -- сказал Грувенор. -- Контейнеры, там на них написано, что и сколько лежит внутри.

Аслан подошёл и молча пожал ему руку. Грувенор просто кивнул, но было ясно, что он рад, что его работу оценили. Тем временем Питер прочитал один из листков, прикреплённых сбоку ящика.

-- "Возможное оружие"... Возможное?

-- Здесь почти всё "возможное", месье Кафор, -- слегка раздражённо сказал смотритель. -- У нас не было ни времени, ни людей, чтобы изучить всё; слава богу, хоть собрать удалось в одном месте.

-- Ясно.

-- На всякий случай дам вам пару арбалетов. Они охотничьи, лёгкие, но других нет.

Они покатили контейнеры к саням. Питер удивился тому, как легко они двигаются, беззвучно и без сопротивления. Он заглянул вниз и увидел, что контейнеры просто висят в воздухе на высоте примерно в два пальца без какой-либо видимой поддержки. Где-то я уже это видел, сказал Питер себе, и закатил последний контейнер в грузовой отсек "Сельди".

-- Мы что, поедем в санях прямо по улицам? -- спросил Жак.

-- А что, есть другие предложения? -- спросил в ответ Аслан.

-- А как вы раньше выезжали? Только на мобилях?

-- Мы раньше не выезжали на санях из города.

-- Ясно, -- сказал Питер. -- Ну что ж.

-- Всё-таки хотелось бы менее фееричного исчезновения, -- хмуро произнёс Жак. -- Паруса эти...

-- Это -- второй по быстроте транспорт в мире, ну если считать чудовища транспортом, -- терпеливо сказал Аслан. -- Лошадям за нами не угнаться. Только мобили, да и то.... Если ты не высунешься из кабины и не станешь раскланиваться направо и налево, то никто и не узнает, что это был ты. Так -- понятно?

-- А меня точно не будет видно? -- сказал финансист. -- Кабина почти вся прозрачная.

Аслан зарычал, нащупал рукой ком ветоши и запустил им в друга. Жак исчез внутри "Фуксии". Грувенор задумчиво посмотрел туда и произнёс:

-- Интересный у вас рабочий.

-- Какой у нас план? -- спросил Питер .

-- Нам нужна мадемуазель Прелати с Майей, -- сказал эвакуатор. -- Для начала выясним всё, что они знают.

Питер кивнул и торжественно произнёс.

-- Спасательно-карательную экспедицию прошу считать открытой. Будем беспощадно спасать Нони и карать всех, кто будет нам мешать.

-- 4

В начале девятого утра на втором этаже дома на Буальдьё раздался грохот. Грубые голоса, лишь слегка приглушённые дверью и стенами, орали из подъезда:

-- Открывай, красотка! Открывай, воровская подстилка, хуже будет!

И сразу за этим -- гогот, страшный, радостный. Человек пять, не меньше. Дом, улица, весь район словно вымерли. Мадемуазель Прелати, очень бледная и очень спокойная, стояла у разбитого окна спальни Нони, прижимая к себе Майю одной рукой, а другой -- свой дорожный сундучок. Девочка уже проснулась, и смотрела расширенными глазами в прихожую, где туда-сюда качались тени -- стены тряслись так, что лампа ходила ходуном.

Будь ты проклята, Меффрэ.

-- Открывай, сука!

Беспорядочный грохот прекратился на секунду, кто-то сказал "раз, два" -- и дверь с громким треском влетела внутрь, а вслед за ней ввалились несколько человек в форме и с оружием, кое-как удержались на ногах. Быстро окинув одинаковыми водянистыми взглядами диспозицию, все рванулись в спальню.

Мадемуазель Прелати и Майя вздрогнули, как от удара, когда увидели легионеров в комнате.

-- Где она? -- сдавленно прошипел их главный, с одним шевроном на рукаве. -- Где актриска?

Другой легионер, не дожидаясь ответа, ткнул штыком под кровать и пошарил там, затем с досады воткнул его в постель, и ещё раз, и ещё.. Сержант легионеров вытянул саблю и подошёл к старухе и девочке; его лицо было будто полусонным, он смотрел пристально, не моргая, хотя утреннее солнце било ему прямо в глаза.

-- Лучше скажи сразу, бабка, -- сиплым голосом сказал он. -- Тогда никто не будет мучиться. Да и девка твоя, глядишь, уцелеет. В некоторых местах.

Легионеры снова загоготали. Веселье не отменилось. Из прихожей подтянулись ещё двое, любопытно вытягивая шеи: не хотели ничего пропустить.

Мадемуазель Прелати сказала твёрдо и спокойно:

-- Горите вы все в аду.

Сержант вздохнул.

-- Ну, как хочешь.

И замахнулся коротко, от левого плеча. Таким ударом голову, конечно, не снести, но шею подрубить можно, и девку не заденешь, девка ещё нужна, ну раз актриска сбежала -- а ребята ведь ждут, он обещал. Мадемуазель Прелати закрыла Майе глаза ладонью, а сама продолжала бесстрашно смотреть злодею прямо в лицо, поэтому то, что с ним случилось, запомнила очень хорошо, во всех деталях.

Это воспоминание стало, возможно, самым светлым в её жизни.

Прямо во лбу у сержанта появилась красная дырка, он дёрнул головой и повалился назад. В то же мгновение по правому уху мадемуазель ударил оглушительный выстрел. Питер Кэтфорд шагнул с улицы на подоконник, закинул дымящуюся винтовку за спину и одним длинным, плавным и очень быстрым движением вытянул саблю из ножен и ударил ею следующего легионера широко снизу вверх наискось, распрямляясь как пружина всем телом. У легионера лицо разошлось на две неравные части, он закричал, упал на колени, а Питер уже ткнул его и отшвырнул ногой, чтоб не мешался. Вслед за ним по спальне запрыгал Жак и сразу заколол ещё одного легионера. Оба погибших солдата удачи даже винтовки поднять не успели, но оставшиеся в живых были люди тёртые и сразу исчезли за дверью в прихожую, клацнули затворами и бах! -- разлетелась дверца шкафа, бах! -- от дверного косяка отскочили щепки. Легионеры стреляли пока наугад, наискосок из-за угла. Жак, пригнувшись, схватил мадемуазель Прелати за руку и потащил к окну. Старуха первую секунду сопротивлялась: хоть и второй этаж, но всё равно ведь высоко -- и увидела, что сразу за подоконником стоит что-то очень большое, со спасительно открытым люком.

Бах! С весёлым звоном осыпалось зеркало в углу.

-- Быстрее, -- крикнул ей в ухо Жак, и Прелати решилась: подхватила Майю под мышки и буквально закинула её в люк, затем подхватила свой сундучок и как могла споро запрыгнула вслед за девочкой, больно проехав спиной и задом по твёрдым ступенькам. Следом влез Жак, а последним появился Питер, и то не весь, а лишь наполовину: он стоял на лесенке, высунувшись по пояс в люк, и, невнятно ругаясь, дергал рукоятку затвора винтовки.

-- Гони! -- крикнул Жак куда-то в глубину этого загадочного экипажа, и Прелати сразу же повалилась с ног -- они стартовали очень резко. Питер удержался на ногах, а внезапное ускорение, видимо, помогло ему справиться с винтовкой, и он тут же поднял её, прицелился, выдохнул и плавно нажал на курок; Прелати успела только зажмуриться.

Бах!

Питер снова передёрнул затвор, на этот раз уже быстрее и увереннее.

-- Патроны береги, -- вдруг сказал Жак. Исполняющий обязанности заведующего кафедрой застыл с винтовкой на половине движения, подумал, затем, видимо, признав резонность замечания, спустился с лестницы и закрыл верхний люк. Увидел лица Прелати и Майи, белевшие в полутьме.

-- Сейчас выедем из города, -- сказал он. -- Куда поспокойнее.

Майя и бабушка одновременно и одинаково кивнули.

Питер осторожно, как им показалось, провёл рукой по стенке, и женщинам, старой и юной, пришлось зажмуриться -- солнце ударило через открывшееся окно; снаружи проносились улицы Парижа, мельтеша с такой скоростью, что Майя почувствовала тошноту и головокружение.

-- Спасибо, -- мадемуазель Прелати посмотрела в глаза сначала Питеру, затем Жаку. -- Спасибо.

Вытянула шею в сторону кабины пилота и штурмана.

-- И вам, месье аль-Джазия, тоже спасибо.

-- Пожалуйста, -- отозвался эвакуатор, невидимый из-за переборки.

-- Спасибо, -- пропищала и Майя.

-- Бульвар Шапель! -- преувеличенно громким голосом сказал Питер. -- Почти выехали.

Суеверный Жак двумя пальцами стряхнул невидимого чёрта с левого плеча и трижды плюнул вслед. Питер тем временем разглядывал винтовку, бережно и крепко держа её обеими руками.

-- Знаешь, Жак, а ведь это шедевр.

-- Ты про что?

-- Это не оружие, говорю. Это... это чудо. Оно перевернёт военную мысль.

-- Охотно верю, -- желчно ответил финансист. -- Жаль только, что у нас только одно такое чудо, а у Фуке двадцать ящиков.

-- Откуда он их взял?

-- Сам-то как думаешь?

-- Эх, -- вздохнул учёный. -- Ему, значит, от древних ящики с чудо-винтовками, а нам красотки в гробах... Шутка. Шутка!

Он бережно обернул оружие в мешковину и спрятал под скамью.

-- Аслан, -- сказал он, глядя наружу. -- После Сен-Дени езжай прямо, надо выехать на Северный тракт.

-- "Тракт", -- усмехнулся Жак. -- Две колеи, которые ещё надо нащупать. Ибо глазами их увидеть -- задача, прямо скажем, нетривиальная.

-- Вроде же продавали акции по подписке, -- задумчиво произнёс Питер. -- Я даже думал вложиться, писали, что дело верное, выгодное.

Жак только рукой махнул.

-- Туда даже грунта не завезли. Я был в комиссии по этому делу, младшим секретарём ещё. Стройкой руководил барон Дебатц.

-- А! -- сказал Питер.

-- А кого-нибудь посадили в итоге? -- спросил неожиданно Аслан из кабины.

-- Конечно, посадили, -- сказал Жак. -- Счетовода. В тюрьме он удавился.

Через полчаса молчаливой езды-полёта, прерываемого лишь короткими репликами, Аслан решил остановиться. Он некоторое время искал участок дороги без людей и телег, которых было всё-таки многовато для этого времени года и суток, затем плюнул и встал в у первого же попавшегося пригорка. Храп с трудом усмиряемых лошадей затих вдали, мадемуазель Прелати и Майя выбрались наружу через дверцу, которую им открыл Питер точно так же, как и окно до этого -- широким движением руки, отличие было в том, что дверь была больше и без стекла. Они находились в живописнейшем местечке -- слева за оврагом зеленела роща, справа простиралось поле, покрытое жёлтыми цветами ранункулюс акрис, далеко впереди зигзагом бежала река, и было непонятно, придётся её пересекать или нет: никакого моста видно не было.

-- Ух ты! -- сказала Майя. -- Ещё одна!

Прелати обернулась и увидела, что в двадцати шагах по дороге за их солнечно-ветряными санями стояли точно такие же. Ещё она увидела, что на обоих санях сверху было что-то вроде паруса, сложной формы, который двигался, переливаясь на свету и, похоже, тянулся к солнцу, на восток. Утро наступило уже окончательно, и приближающийся день обещал быть если не жарким, то по крайней мере тёплым -- осень совсем не торопилась вступить в свои права.

-- Ну что ж, мадемуазель Прелати, -- сказал Аслан, выбираясь из кабины вслед за остальными. -- А теперь расскажите нам, что же, собственно, здесь происходит.

Бабушка не успела даже осознать, что сказал эвакуатор, как заговорил и Питер.

-- Прежде чем отвечать, подумайте хорошенько. Мы видимся в третий раз, и два раза из трёх рядом с вами были чудовища, от которых вы благополучно спаслись. Во всём Альянде не найдёшь таких везунчиков.

-- Почему вы остались в квартире, когда Нони похитили? -- спросил Жак. -- Кого вы ждали одетая и собранная?

-- Почему окно было выбито изнутри наружу? -- спросил и Аслан. -- Чудовище вошло через дверь?

Мадемуазель Прелати смотрела на троих друзей безо всякого выражения.

-- Я не понимаю, о чём вы, месье, -- сказала она с большим достоинством. -- Я бедная старая женщина, которую обвиняют в ведьмовстве. Я оделась потому, что полиция, скорее всего, решила бы, что я причастна к похищению, и посадила бы меня в тюрьму, а Майю отдали бы в приют Мадлен, а то и куда похуже. Я знаю нашу страну и наши порядки, и не питаю никаких иллюзий. Как попало чудовище в спальню, я не знаю.

Питер поглядел на Аслана, Аслан поглядел на Жака, а Жак в свою очередь поглядел на Питера, и тот еле заметно двинул плечами. Жак стал разглядывать облака, а Питер заговорил:

-- Старая бедная женщина, которая говорит как дама из общества. Дама из общества, служащая простой горничной. Простая горничная, бегущая по стране неизвестно от чего и зачем. Мы могли бы обыскать и вас, и Майю, посмотреть, что у вас в сундучке. Допросить вас по отдельности -- ну, вы же знаете нашу страну и наши порядки. В конце концов, дождаться, когда легионеры с вами закончат и поглядеть, придут ли те, кого вы ждали.

-- Но мы вас просто спасли, -- сказал Жак зло. -- И просто хотим знать, что происходит. А вы...

-- И мы прощаем вас за это, мадемуазель Прелати, -- перебил его Питер, глядя куда-то в сторону рощи и ввысь. -- Хоть это и не принято в нашей стране и не отвечает нашим порядкам, мы просто отпустим вас у ближайшего города, где вы сможете продолжить свой путь, куда бы он ни вёл, а мы отправимся за Нони вслепую, не держа на вас зла. Идите в "Фуксию", мадемуазель, и ты, Майя, тоже иди, мы торопимся.

После этих слов Питер направился к саням, Аслан кивнул и полез в кабину, а Жак оглядел старуху с ног до головы и сделал вежливый жест, пропуская её с девочкой вперёд. Прелати холодно посмотрела на него и пошла к саням, невозмутимая. Через два шага она поняла, что что-то не так: в левой руке её не было привычного ощущения ладошки Майи. Женщина обернулась. Девочка стояла, спрятав руки за спину, и глядела ей прямо в глаза, насупившись.

-- Майя, -- строго сказала Прелати. -- Пойдём.

-- Бабушка, расскажи им, -- сердито сказала Майя. -- Они хорошие.

Аслан застрял в дверце, Питер остановился на полушаге, а лицо Жака оживилось, он поднял брови и начал оглядывать всех по очереди.

-- Майя, -- Прелати повысила голос. В ушах почему-то зашумело.

-- Расскажи им! -- крикнула девочка. -- А то убегу.

-- Беги! Беги и сдохни! -- заорала Прелати. -- Я тебя вырастила, а ты!

-- Расскажи им, -- голос Майи стал тише, но приобрёл явственный отзвук металла.

Пять долгих-предолгих секунд две женщины, старая и юная, смотрели неотрывно друг на друга, затем мадемуазель Прелати длинно вздохнула и как-то сразу вся уменьшилась. Она отвернулась от строптивой внучки, которая не была ей внучкой, залезла в "Фуксию", села на сиденье у выхода. Аслан осторожно, словно боясь спугнуть, выбрался из кабины и застыл рядом с Питером и Жаком.

-- На острове Британия, на берегу моря, -- начала мадемуазель Прелати, -- есть замок. Там живут мой брат Франциск и его жена. Её зовут Клотильда Меффрэ.

-- 5

Нони попыталась сфокусировать свой взгляд. Сознание человека не слишком приспособлено для прямого управления органами, это достигается путем долгих и весьма специальных тренировок. Нони об этом не знала и скоро её стошнило.

Через пять минут она догадалась закрыть один глаз рукой и попробовать оглядеться. Рука слушалась совсем неохотно, и Нони несколько раз промахнулась -- въехала рукой сначала мимо, по подушке, потом по уху, а затем и по лицу. Мутные плывущие очертания некоего ложа с высокими бортиками. Вроде высокий потолок. Что-то наподобие вешалок там и сям. Яркий солнечный свет за окном, похоже, уже давно полдень. Запах её рвоты и сильный запах больницы вообще.

Почувствовав, что желудок снова подкатывает к горлу, она закрыла глаза. Легче не стало. Под веками плавали шершавые блямбы красного, фиолетового и зеленого света. Внезапно она поняла -- это не вешалки, это капельницы. Хотелось умереть.

Откуда я знаю, что такое "капельницы"?

Неприятный голос произнёс:

-- Для слабых людей смерть интересна не столько избавлением от мук, сколько переходом в иное состояние.

Блямбы под веками отозвались жёлто-сиреневыми сполохами.

Нони не стала открывать глаза.

К черту. Пошла к чёрту.

Её всегда удивляло, почему незваные проповедники появляются именно тогда, когда всё уже кончилось и ничего нельзя изменить. Почему бы ей не остановить её заранее, или по крайней мере спрятать получше эти таблетки... Где она была раньше?

Стоп. Какие таблетки? Какое раньше? Кто? Кто я?

Ощущение было так себе: примерно как гулять по цветочному лугу и оказаться на краю черной пропасти, отчаянно балансируя руками, чтоб не полететь вниз. Я живу в Северном Голливуде, нет, я живу в Париже. Играю в театре на Буальдьё, но умираю в Нью-Йорке на экране. Я ложусь в белую теплую ванну под аплодисменты лучших врачей мира, чтобы уснуть на много лет, и вижу длинную серебристую иглу, которую целит мне в шею железное чудовище, торчащее в моей спальне. Я флиртую с Джонни, с умным, тонким, нервным, талантливым Джонни, и не люблю Жака -- просто потому, что...

Нони летела в черную пропасть. Последний звук, который её мозг успел воспринять -- мертвый, однотонный тревожный писк неживого механизма.

А по комнате суматошно бегала толстая женщина в жёлтом платье и наспех накинутом белом халате. Она подкатила несколько капельниц к недвижному телу, ввела длинную и тонкую иглу и почти сразу же вытащила. После этого начала нажимать кнопки и клавиши, расположенные на панно в изножье; раздался легкий свист и тело Нони начало окутываться белым паром, шедшим прямо из-под неё.

-- Ах чёрт, да что же я делаю, -- досадливо пробормотала толстуха. Пар исчез, писк прекратился. Удивительно красивая Нони лежала недвижно, дышала ровно, глаза её были закрыты. Толстуха некоторое время смотрела на неё.

-- Хоть бы получилось, -- сказала она себе негромко. -- Господи, помоги мне.

Госпожа Клотильда Лоис София Меффрэ была женщиной решительной и целеустремлённой -- из тех людей, что полагают мир исключительно декорацией для блистательного воплощения своих принципов. Давным-давно, когда она была некрасивой девочкой из хорошей семьи, попала ей в руки странная книга без обложки, в которой рассказывалось о приключениях двух героев с дурацкими именами -- один из них бродил по лесу, а другой внутри и около какого-то здания, причем понять, что и почему там происходит, было трудновато. Клотильда нетерпеливо пролистывала непонятное -- и вдруг наткнулась на описание колонии. В колонии жили одни только женщины, были они могущественны, неуязвимы и плодовиты, причем рожали опять же женщин, а мужчины занимали подобающее место: служили новым хозяйкам мира.

Это было прекрасно: могучие полуобнаженные богини небрежно повелевали живым и неживым, вели душевные беседы низкими красивыми голосами, а хилые, униженные мужчины шныряли где-то фоном, стараясь не попадаться на глаза. Потрясенная Клотильда промечтала всю ночь, а наутро решила твердо, что посвятит этому свою жизнь.

Нони, которая сейчас была вне опасности, была ключевой деталью её плана. Спасти женщин, стать одной из матерей новой, лучшей расы -- вот какой была её миссия. Сама судьба привела её сюда, временно, правда, поморочив перед встречей -- госпожа Меффрэ, а точнее её строптивая и неумелая помощница, сестра её непутёвого мужа, опоздала к тому месту, где эвакуаторы нашли Нони, буквально на неделю. Но всё устроилось как нельзя лучше, Прелати исправила свою ошибку -- и сейчас будущая мать нового человечества, получив тонизирующего раствора, лежала тихо и покойно. С беспокойством и нежностью госпожа Меффрэ смотрела на актрису, проспавшую почти три сотни лет; так смотрят мамы на своих детей.

Она ещё не знала, какая пакостная новость ждёт её в соседней лаборатории, где её муж Франциск обрабатывал результаты первых анализов.

Нони вздохнула чуть поглубже, снова открыла глаза. Ей стало лучше, комната не двоилась, а запахи не тревожили совсем.

-- Какая нежная, -- проскрипел уже знакомый голос. -- Всего-то четверть дозы, а как подействовало.

-- Кто вы? -- спросила актриса, медленно поводя глазами.

-- Я Клотильда Меффрэ, -- произнёс голос. -- Но ты, девочка, будешь звать меня госпожа Меффрэ, потому что я старше, умнее и сильнее.

С этими словами Клотильда Меффрэ подошла и наклонилась над ней.

Зрелище было не для слабых духом.

-- Где я? -- спросила актриса.

-- Ты в безопасности, -- ответила толстуха.

-- Что вы от меня хотите?

-- О-о, -- протянула страшная женщина. -- Какой точный и своевременный вопрос. Я хочу, девочка, чтобы ты стала Евой.

Нони сказала:

-- Я не понимаю. -- Она быстро приходила в себя, и уже чувствовала голод, который начинал как-то даже бороться со страхом перед этой толстухой, похожей на ведьму.

Лицо госпожи Меффрэ дернулось, и Нони вздрогнула.

-- А что тут понимать, -- раздраженно сказала Меффрэ. Она не любила говорить прямо, а любила говорить возвышенно, метафорами, но тупизна этой красотки вынуждала её называть вещи своими именами. -- Родишь пару девочек. Можешь больше. Это всё, что от тебя требуется.

-- Я не хочу, -- отчаянно сказала Нони. Она собралась с силами и села на кровати, обняла колени, и смотрела на похитительницу огромными бездонными глазами.

Какая же она красивая, чёрт возьми.

Меффрэ окончательно поняла, что Нони-спящая ей нравится значительно больше, чем Нони-говорящая. Да что там, вторая попросту бесит. Хотелось крепко схватить её за пижаму и надавать пощёчин -- раз-два, раз-два, раз-два и по лбу так плашмя ладонью бац! -- может, тогда во влажных оленьих глазах появится хоть что-то, похожее на мысль.

Нони почувствовала её настроение и натянула одеяло до подбородка, не сводя с неё взгляда. Нет, она просто испугана, устало подумала госпожа Меффрэ. Она отвернулась и начала передвигать какие-то склянки на столике у стены.

-- Вы не понимаете, -- выговорила Нони сквозь зарождающиеся где-то в груди всхлипы и рыдания. -- Не понимаете.

И вздрогнула снова: госпожа Меффрэ с треском разбила какую-то колбу и, невнятно ругаясь, начала убирать осколки со столика.

-- Я-то как раз всё понимаю, -- ответила она раздражённо. -- А вот ты, похоже, нет. Так я тебе объясню.

Меффрэ смотрела прямо ей в глаза.

-- Лучшая клиника этого мира окружает тебя своей заботой. Лучшая. Знаешь, что такое "клиника"? Конечно, знаешь. И если кое-кто не будет глупить и капризничать, то всем будет хорошо и даже прекрасно.

Она закончила свою короткую речь и очень доброжелательно (как ей казалось) уставилась на актрису. Может, быть, именно из-за красоты мисс Горовиц она не сразу заметила, что предполагаемая мать нового мира как-то изменилась -- не очень заметно, но принципиально.

-- А от... -- Нони прокашлялась. -- От кого? Ребенок.

Меффрэ осклабилась.

-- Не бойся, девочка, -- сказала она. -- Никакой потной возни.

Она прошла к морозильнику над столом и выдвинула оттуда небольшой сетчатый ящичек, заполненный колбочками.

-- Ты уснёшь ненадолго, а проснёшься уже беременной.

-- Это... это чьё-то семя? -- с отвращением спросила актриса. -- Я не смогу...

-- Это отличное семя, -- твёрдо сказала Меффрэ. -- У него много хороших свойств. Будем надеяться, что они передадутся твоим дочерям. Нашим дочерям. Мальчики, как ты понимаешь, абсолютно исключены.

-- Я не смогу, -- повторяла Нони, закрыв ладонями лицо. -- Не смогу. Вы не понимаете.

-- Я всё понимаю, и всё ты сможешь, -- непреклонно ответила Меффрэ. Так суровая мачеха парирует глупости дуры-падчерицы.

-- Меня спасут, -- сказала Нони, утирая слёзы. -- Жак и его друзья придут и вытащат меня. И вам будет плохо.

-- Даже если они сюда доберутся, -- произнёс незнакомый мужской голос, -- в эту лабораторию им не попасть. Это самое безопасное место в мире, безопаснее, чем ваше предыдущее убежище.

Открылась дверь, и вошел Франциск Прелати, худой пожилой колдун с вытянутым сухим лицом, одетый в зелёный халат лаборанта и длинные гладкие резиновые перчатки

-- Безопаснее и просторнее, -- заметила Меффрэ. И тут только она осознала, что её муж вошёл без стука, без приглашения и разрешения, то есть дело было серьёзное. Она с тревогой посмотрела на него: так и есть, на его лице было изображено ангельское терпение, как всегда в те моменты, когда он хотел сообщить ей особенно скверную новость. В колбе, которую он нёс осторожно, жидкость была бурой, а на дне шевелились тёмно-коричневые хлопья. Не красноватые, что было бы приемлемо, а густо-тёмно-коричневые.

У Меффрэ ослабли ноги, она опёрлась на столик.

-- Сколько? -- одними губами спросила она. Франциск поклонился Нони вежливо, затем бесконечно сочувствующим голосом произнёс:

-- Шестьдесят. Плюс-минус два-три года.

Меффрэ потрясённо глядела на него, затем медленно перевела взгляд на красавицу, сидевшую на койке. Нони по-прежнему прятала лицо в ладонях.

-- Шестьдесят...-- выговорила Меффрэ. -- Шестьдесят.

Актриса подняла голову. Господи, подумала Меффрэ, как же я сразу не увидела. Глаза. Глаза ведь сразу выдают. Как же я не увидела? Как?

-- Шестьдесят три, если точнее, -- тихо сказала Нони, разглядывая кисть своей руки, будто видела её в первый раз. -- Мне шестьдесят три года, уважаемая... Клотильда.

Посмотрела на Прелати, затем на Меффрэ.

-- И, я думаю, это проблема. Поэтому... -- она терпеливо улыбнулась. -- Поэтому расскажите, что вы тут умеете. В лучшей клинике этого мира.

-- 6

-- Это первый и единственный саркофаг, про который мы наверняка знали, кто там лежит, -- слегка отрешённо рассказывала Прелати. -- К тому же ещё неэвакуированный. Но через полгода мы с Франциском уже отчаялись напасть на след, и Меффрэ решила вернуть нас с Майей в Британию, чтоб потом придумать, как выкрасть его уже у эвакуаторов, если они его найдут. Меффрэ послала за нами автокапсулу, но она поломалась. То, что вы называете чудовищем. Вы его распилили и вытащили нас оттуда. Дальше вы знаете. Всё пошло совсем не так.

Некоторое время царила тишина. Питер, Жак и Аслан молчали, обдумывая рассказ женщины, выдающей себя за горничную. Питер был прав, думал Аслан, чудовища -- это действительно транспорт... Случайность? В чём ещё он может быть прав?

-- А что стало с этими... старостой и егерем? Которые вас пустили в Лилль.

-- Не знаю, -- коротко ответила Прелати. Майя быстро подняла на неё взгляд и также быстро опустила глаза.

-- И что, -- хмуро произнёс Питер через полминуты. -- Как теперь жить.

-- Допустим, мы вам верим, -- сказал Аслан. -- Что вы собираетесь делать сейчас?

-- Я своё дело сделала, -- ответила Прелати. -- У неё теперь есть настоящая древняя женщина. Мы ей больше не нужны.

-- Что делать-то будете? -- повторил Аслан.

-- Не знаю, -- повторила Прелати. -- Пойдём подальше от Парижа, со всеми. Не нравятся мне эти новые порядки.

-- Я вам так скажу, мадемуазель Прелати, -- заговорил Жак, глядя в землю у её ног. -- Может и правда мир обречён из-за мужчин, а эти ваши женские идеи очень правильные и прогрессивные, но от этого они не становятся ни менее мелкими, ни менее подлыми, ни менее глупыми.

-- Жак, -- произнёс Питер.

-- Нет уж, позволь, -- свободный финансист слегка повысил голос. -- Я вам скажу, что будет, когда наступит мир одних женщин, добрых, умных и мирных. Так вот, среди этих ангелов очень скоро появятся злобные, агрессивные и воинственные. Они захватят ваш дивный прекрасный мир и сами станут в нём править, и начнут войны, и будут убивать и покорять, и история начнётся заново, только не с сегодняшнего дня, а с позавчерашнего. Это всё, чего вы добьётесь.

-- Во-первых, не я, -- холодно сказала мадемуазель Прелати. -- Во-вторых, она просто хочет жить по-другому. Спокойно и безопасно. Никому не мешая и никого не покоряя. Просто жить, растить дочерей, учиться, радоваться новому. И плевать нам, какой там день в этой самой истории. Неужели это так плохо?

-- Это прекрасно, -- сказал Питер. -- Только не надо рассчитывать на то, что те, кого вы и ваша Меффрэ считаете грязью, поймут вас и поддержат.

-- Я думала, вы умнее, -- проговорила старуха, глядя на него. -- Конкретно вы, месье Кэтфорд. Мне казалось, у вас более широкие взгляды.

-- Мне тоже так казалось, -- ответил Питер.

-- Не говоря уж о том, что без мужчин ей всё равно не обойтись, -- сказал Жак. -- Размножаться-то как будете?

На секунду наступила тишина, затем мадемуазель Прелати прыснула совершенно неприлично.

-- Вы серьёзно, месье Делакруа?

-- Жак, -- протянул Питер раздосадованно.

-- Что? -- спросил Жак. -- Что такое? Аслан?

-- Не знаю, -- спокойно ответил эвакуатор, и поглядел сначала на Прелати, затем на Питера. -- Что смешного?

Ему никто не ответил, но он требовательно оглядывал всех по очереди и наконец остановился на том, кто, по его мысли, должен был знать.

-- Есть такая штука, -- потирая нос, сказал Питер. -- Называется партеногенез. Оно же -- девственное рождение. Как у ящериц. Девочки рожают девочек.

-- Такое разве возможно у человека? -- с недоверием спросил Жак.

-- Один случай упоминается, -- сказал Питер. -- Хотя да, ты же у нас атеист.

-- Там вроде был мальчик, -- заметил Аслан.

-- Это же древние, -- Питер пожал плечами. -- Кто их знает, на что они способны.

-- Так вы исследовали возможность этого... партеногенеза? -- спросил у Прелати почему-то повеселевший Жак. Прелати молча и величественно кивнула. -- И как успехи?

Пожилая женщина не ответила.

-- Ясно, -- Жак улыбнулся совсем уже широко и дружелюбно. -- Так до нового мира ещё очень далеко, оказывается. А я-то уж испугался.

-- Путь в тысячу лье начинается с первого шага, -- сказала Прелати.

-- Бабушка! -- прикрикнула молчавшая до сих пор Майя. Друзья с удивлением посмотрели на неё. Девочка угрюмо сказала:

-- Ненавижу эту поговорку.

Аслан неожиданно произнёс:

-- Слышите?

Питер встревоженно огляделся.

-- Да, слышу.

-- Там, -- сказал Аслан, указывая на холм, за которым минут двадцать назад скрылось несколько телег с людьми и подвод с их скарбом.

-- В машину, -- скомандовал Жак, и Прелати с внучкой беспрекословно забрались в солнечные сани. Аслан, сидевший на водительском месте, снова стартовал так резко, что пассажиры едва не повалились друг на друга. Как выяснилось буквально несколько секунд спустя, такая спешка была вполне оправдана.

За холмом, на пыльной едва обозначенной колее Северного тракта, имел место обычный, совершенно банальный дорожный разбой. Жертвы его, несколько почтенных семей, что выехали из Парижа ранним утром, состояли главным образом из женщин, стариков и детей; насколько Питер успел разглядеть, мужчин там не было или было очень мало. А вот среди нападавших мужчины были. Собственно, они все были мужчинами -- с хозяйским покрикиванием стаскивавшие городских с телег и копавшиеся в их добре. Одеты разбойники были как полагается -- то есть во что попало, и вооружение их составляли в основном длинные ножи или топоры.

Питера увидели не сразу, он успел приблизиться, вытянув саблю на бегу. Учёный уже раскручивал оружие, уже наметил себе первого противника, с которого начнётся пляска смерти -- сутулый рыжебородый тип с двумя топорами, один за поясом, а второй в руке; судя по тому, как он его держал, его надо было опасаться больше всего.

Но драки не вышло.

Грабители, увидев Питера, мгновенно побросали всё, что у них было в руках, и врассыпную помчались к ближайшему подлеску. Питер добежал до телег, увидел попрятавшихся под ними женщин и детей, и, наконец, догадался обернуться. Ну конечно.

Аслан не стал выскакивать с саблей наголо, а просто поехал вслед за ним, не спеша. Именно вид саней (аж двух) разогнал грабителей. Питер вздохнул, вложил саблю в ножны и заглянул под телегу.

-- Не бойтесь, -- как можно более миролюбиво сказал он. -- Мы вас не тронем.

Через минуту из-под телеги выбралась женщина, в которой явно угадывалась дама из общества: платье, хоть и всё в пыли, было дорогим, а сбившийся набок капор был даже щегольским.

-- Уберите вашу адскую повозку, -- сказала она высокомерно. -- Лошадей пугаете.

И пошла как ни в чем не бывало, вытаскивая из под телег и из канавы у дороги своих попутчиков, одного за другим. Выяснилось, что мужчины в обозе были, а некоторые даже были вооружены. Питер стоял и смотрел, как возничие и пассажиры неумело, но очень энергично отвлекают и успокаивают лошадей, забрасывают вещи обратно на подводы и потихоньку трогаются, один за одним.

-- Смотри, -- вдруг сказал Аслан. Он выбрался из кабины и стоял рядом с ним.

Навстречу спасённому от грабителей обозу шагала большая нестройная колонна. Судя по одежде, это были деревенские жители, почти все они шли пешком, лишь некоторые ехали на ослах или мулах. Тележки, котомки, наплечные мешки, усталые лица -- и странные, нехорошо горящие глаза. В отличие от горожан, они совершенно не испугались солнечных саней, напротив, разглядывали чудную повозку с любопытством и одобрением.

-- Эй, господин хороший, -- обратился к Питеру весёлый мужичок с небольшим мешком за плечами. В мешке сидел, точнее, стоял ребёнок и сосредоточенно сосал грязный палец. -- Далеко до городу-то ещё?

-- Двенадцать лье, -- сказал Аслан вместо Питера. Мужичок с лёгким удивлением посмотрел на него, поблагодарил и пошёл дальше. Больше с ними никто не разговаривал, поток людей иссяк через минут десять.

-- Одни бегут из города, другие в город, -- сказал Аслан задумчиво, затем вдруг вспомнил что-то и позвал. -- Жак!

-- Чего? -- из дверцы саней высунулась голова свободного финансиста, который по своему обыкновению старался лишний раз не высовываться.

-- Как это понимать? -- спросил его эвакуатор. -- Куда они идут?

Жак ступил на землю, поглядел сначала вслед обозу, затем в спины деревенских.

-- Это Фуке, -- сказал он неохотно. -- Он обещал им место в столице.

-- Зачем? -- поразился Аслан.

-- Не всем, конечно, -- сказал Жак. -- Только тем, в чьей семье есть солдат из Легиона.

-- Умно, -- с нехорошим спокойствием произнёс Питер. -- Очень умно.

-- Да, -- с досадой сказал Жак. -- Это опора его режима, каким бы он ни был.

-- Оч-чень интересно, кто ему это подсказал.

-- Не я, -- мрачно сказал финансист. -- Может, он сам.

-- А чем он их будет кормить? -- спросил Аслан. -- И где он собирается их поселить? Лютеция им что, пузырь бычий?

-- Ох, кто бы говорил, -- сказал Жак и тут же поднял руки. -- Шучу. Шучу!

-- Ну, -- тем же спокойным голосом проговорил Питер, -- я думаю, что, например, у нас на Рю де ла Пэ можно поселить целых не одну, а две или даже три семьи.

-- Ничего не понимаю, -- мрачно говорил Аслан, залезая обратно в кабину водителя. -- Совершенно. Чувствую себя полным... имбецилом.

-- 7

-- Людей что-то нет, -- произнёс Аслан.

-- Вижу, -- сказал Питер.

Этот краткий диалог прозвучал уже в третий раз за последние двадцать минут. Шёл пятый час их пути, и по всем расчётам они уже должны были приближаться к Кале, городу на побережье. Старуха Прелати и Майя тоже перебрались в кабину Аслана, без разрешения; эвакуатор лишь косился на них, но ничего не говорил. Женщины пристально смотрели вперёд, на освещённую заполуденным солнцем равнину с нерастаявшим ещё снегом. Майя, несмотря на недавнюю ссору с бабушкой, крепко держалась за её руки, вполне возможно, сама не замечая этого.

Прелати издала короткий возглас, и Питер в ту же секунду увидел. По левому борту от них появились величественные сооружения -- ажурные сетчатые конструкции, напоминающие короткие наблюдательные вышки, расположенные когда-то в строгом порядке, а теперь смятые и раздавленные неумолимым временем.

-- Крылатые башни, -- сказала Прелати. -- Почти приехали.

-- Маленькие какие-то, -- с сомнением заметила Майя. -- Я что, так сильно выросла?

Питер, Аслан и появившийся в дверях кабины Жак тотчас же увидели, что у некоторых башен и правда есть крылья, как у мельниц. Аслан снизил скорость, и некогда грандиозные сооружения проплывали мимо "Фуксии" и "Сельди", забытые, полуразрушенные, но по-прежнему хранившие свою тайну и тайну тех, кто их создал. Господи, думал Питер, мы ведь ни черта не знаем, совсем, ничегошеньки. Попрятались в городах, вцепившись в собственное невежество и держась друг за друга, отказались от знания, которое слишком велико для нас, живём как муравьи, случайно поселившиеся в забытом чьём-то доме. Те, кто живёт в деревнях, рядом с лесом, рядом с тем, что осталось от древних, знают больше -- и то ненамного, потому что тоже боятся узнавать, боятся открыть глаза на мир, который нас окружает. Мир, который надо узнавать и изучать, иначе его тайны узнает и использует кто-нибудь другой... как Жан Легри, например. Мир, который, возможно, в один прекрасный день потребует, чтобы его узнали -- иначе будет слишком поздно. Мир, который однажды вдруг пойдёт своей дорогой -- и вот тогда уж точно будет поздно; Питер незаметно покосился на Прелати.

-- Стойте, -- сказала вдруг Майя глухо. Аслан послушно шевельнул штурвалом, и объект класса тэ-четыре номер двадцать восемь дробь два остановился с небольшим разворотом, подняв кучу снежной пыли. Питер вдруг подумал, что, наверное, со стороны их кавалькада во время движения очень здорово смотрится, хорошо бы поглядеть при случае; наверное, столб земли и снега, наверное, сани сияют на свету, и паруса двигаются как живые, отбрасывая мириады солнечных зайчиков во все стороны.

Тем временем девочка долгую минуту пристально вглядывалась в ледяную холмистую равнину, на которой кое-где виднелись деревья, затем произнесла таким же глухим голосом:

-- Здесь были дома. И мой дом тоже.

-- Кале, -- негромко произнёс эвакуатор. -- Судя по карте, Новый Кале. Старый Кале -- где-то там.

-- А где море? -- полюбопытствовал Жак.

Аслан ткнул свернутой в трубку картой куда-то направо. Майя внезапно сморщилась, прижала сжатые в кулачки руки к лицу и затряслась беззвучно. Прелати сказала дрогнувшим голосом:

-- Майя.

Девочка не реагировала.

-- Я же тебе рассказывала. Ещё тогда.

Старуха обвела взглядом троих друзей и указала в сторону равнины.

-- Это ледник. Город... Город под ним.

-- Чего? -- тупым голосом произнёс Жак. -- Это что, это всё лёд?

-- Да, -- сказала старуха. -- И где мы стоим, тоже лёд. Мы едем по льду, давно уже.

-- Надо же, -- сказал вдруг Аслан. -- Быстрее, чем я думал.

-- Там же деревья растут, -- недоверчиво произнёс финансист. -- Вон там.

-- Растут, ну и что? -- сказал эвакуатор. -- Не вижу, почему бы на леднике не расти деревьям.

-- Там же лёд, -- упрямо сказал Жак. -- Как на льду могут расти деревья?

-- Ледник, он не состоит исключительно изо льда, -- начал объяснять Аслан. -- Как ни странно. Лёд, это лишь часть ледника. Сверху на нём крупный снег, который снегом-то назвать нельзя, поэтому мы называем его снежным гравием. Под снежным гравием находится лёд. Этот лёд -- очень твёрдый, ему много лет, может быть, сто или двести. Когда ледник движется...

-- Стой-стой-стой! -- Жак даже подскочил немного. -- Движется? Ты сказал -- движется?

-- Ну да, -- сказал Аслан удивленно. -- Медленно, но движется. С севера на юг.

-- Не так уж и медленно, -- сказала Прелати. На Аслана она смотрела пристально и как-то уже по-другому, не так, как раньше.

-- Святая мама богородица, -- произнёс Жак. -- Движется.

-- Так вот, когда он движется, он может срезать целые холмы. Он и срезает, поэтому сверху на леднике -- земля, а на земле деревья. Всё.

-- Ясно, -- сказал Питер. -- А с какой скоростью он движется?

-- Да вот теперь уже и не знаю, -- ответил Аслан. -- Этой карте лет пятнадцать, на ней ещё отмечен город. Оба города, и Старый Кале, и Новый. А теперь...

И тут Майя заревела в голос. Прелати подхватила её под руки и увела в пассажирский отсек, начала успокаивать. Питер, Аслан и Жак остались в кабине, мрачно разглядывая снежную равнину, под которой пряталось столетнее ледяное лезвие, срезавшее холмы и города и медленно наступавшее на юг.

-- А почему ледник не утонул в море? -- спросил вдруг Жак. -- Он же из моря?

Аслан вздохнул и сморщился.

-- Ледник, он ведь не только движется, -- сказал он. -- Вместе с движением он ещё и растёт. Я не знаю, почему, может, погода такая. Может, с солнцем что-то или с воздухом. Море выталкивает лёд наверх, а наверху его теснит океанский лёд.

-- И ему ничего больше не остаётся, как идти на юг, -- проговорил Питер.

-- Идти и расти, -- подтвердил Аслан.

-- Так он что, может и до столицы так добраться? -- дурашливым голосом спросил Жак. Питер и Аслан ничего не ответили, лишь посмотрели на него одинаково спокойно. Финансист медленно изменился в лице.

-- Эу, -- сказал он. -- Не понял, -- так он что, доберётся?

-- Лет через десять, -- пожал плечами Аслан. -- Может, позже.

-- Через пять, -- поправил его Питер. -- Он перевалил через берег, сожрал город, и его скорость увеличится.

Аслан глянул на него, прищурившись.

-- Ты думаешь, что...

Питер кивнул, не дав ему договорить. Жак крутил головой, переводя взгляд с одного друга на другого, затем не выдержал и потребовал объяснений. Объяснения были дадены незамедлительно.

Я думаю, сказал Питер, что город построен древними как раз для того, чтобы противостоять леднику. И все эти сооружения, что мы видели, и те, что мы ещё не видели, и те, что вообще никогда уже не увидим -- это часть огромного целого, призванного сдерживать наступление льда на побережье. Смотри, сказал Питер, как наклонены крылатые башни; они кренятся не с севера на юг, по направлению движения ледника, а с запада на восток. Почему? Потому что Новый Кале стоял до последнего и система древних там ещё работала. И леднику пришлось обходить город и участок берега, обхватывая его с двух сторон.

-- А почему Кале прекратил работу? -- спросил Жак таким тоном, будто он сам лично дал им такое простое поручение, сдерживать ледник, а они не справились.

-- Потому что ледник сильнее? -- полувопросительно произнёс Аслан.

-- Потому что тех, кто мог её выполнять, сожгли на костре, -- раздался голос Прелати. Друзья разом обернулись. Старуха стояла в дверях кабины, сложив руки на груди в вызывающе мужском жесте.

-- А, так это были женщины, -- мрачно сказал Питер. -- Глупые мужчины сожгли на костре умных женщин, и город исчез подо льдом. Пост хок эрго проптер хок.

-- Не выражайся, -- пробормотал Аслан.

-- Нет, -- холодно ответила Прелати. -- Среди умных были и мужчины, но женщин, вы правы, было больше. Среди них была и её мать.

Аслан бросил тревожный взгляд в пассажирский отсек, но Майя, успокоившаяся, мирно спала, свернувшись на мягком просторном сиденье. Жак кашлянул.

-- Нам очень жаль, правда.

-- А мне нет, -- равнодушно сказала Прелати. -- Я оказалась здесь случайно, проездом (Верхом на чудовище, подумали одновременно Аслан и Питер). Они уже шли на костёр, это была последняя партия, остальных уже сожгли. Весь город был в дыму и пепле... Мне удалось спасти девочку. Назвала её Майей, потому что тогда был май. Ей было года три. Я даже не думала, что она что-то вспомнит.

Несколько секунд царило молчание.

Затем Питер спросил простым, обыденным голосом:

-- Вы пришли из Британии по льду?

Прелати молчала несколько мгновений, затем усмехнулась.

-- А вы прыткий.

Питер даже не моргнул. Жак и Аслан одинаково скучающе разглядывали ледяной пейзаж.

-- Нет, -- глядя прямо ему в глаза, медленно и раздельно произнесла старуха. -- Я пришла не по льду. Он тогда был не слишком надёжен.

Прелати помолчала и закончила:

-- Да и сейчас я бы тоже по нему не поехала. Есть более быстрый... способ.

-- Верхом на чудовище? -- осведомился Аслан неожиданно. -- Или вроде того, как вы попали в Лилль?

Старуха Прелати внимательно посмотрела на Аслана.

-- Нет и нет.

Аслан понял, что страшно не любит, когда им манипулируют. Или когда ему кажется, что им манипулируют. Или когда ситуация располагает к тому, чтобы им или кем-то ещё можно было поманипулировать. В общем, Прелати ему откровенно не нравилась. И лёд, неровным и неверным слоем накрывающий половину Ла-Манша, вдруг показался ему единственной дорогой к замку, где злобная (наверняка) невестка Прелати держит в заточении прекрасную и ни в чём не виноватую актрису.

Эвакуатор спохватился.

-- Так какой способ? -- вежливо (даже, пожалуй, слишком вежливо) спросил он.

Прелати отреагировала с готовностью, что ещё больше усилило его подозрения: совсем как собака водит носом, ловя след верхним чутьём, она покрутила головой, оглядывая ледяную равнину, высматривая, видимо, какие-то ориентиры, затем уверенно ткнула пальцем прямо туда, куда глядела их "Фуксия".

-- Там, -- сказала она. -- Надо подъехать ближе и сами всё увидите.

-- Что там? -- с подозрением спросил Питер.

-- Тоннель под проливом, -- поколебавшись, ответила старуха. Питер и Аслан медленно переглянулись.

-- Тоннель?! Под проливом?! -- Жак даже слегка потряс головой. Определённо, сегодня был непростой день для простого куратора королевских поставок.

-- Да. Автокапсулы перебираются по нему. Быстрее, проще и безопаснее.

-- Это тоже древние построили?

-- Нет, это мы с братом прорыли на досуге, -- ответила Прелати раздражённо. -- Любим, знаете, копать землю. С детства.

-- 8

-- Я. Туда. Не полезу.

Аслан произнёс эти слова твёрдо и раздельно.

Он, Питер Кэтфорд, Жак Делакруа и мадемуазель Прелати стояли на краю ледяного обрыва; Майя тоже стояла с ними, но не с бабушкой, а рядом с Асланом, укутанная в тёплую накидку. Ледник образовывал корку над поверхностью земли толщиной до полутора человеческих ростов, но в этом месте в нём был провал -- потому что провал был и в земле. Дыра была совсем не такая, как воображал себе Питер. Во-первых, она не уходила в землю отвесно, из неё не шёл огонь и не доносился инфернальный хохот какого-нибудь демона. Дыра, точнее даже три дыры, она была тройная, -- углублялась отлого, почти параллельно земле, насколько было можно увидеть, и, действительно, в сторону моря; была в ней какая-то обыденная утилитарность, какая-то донельзя логичная она была, совершенно обоснованная и занимающая своё место. Впечатление усиливали толстые железные нити, попарно тянувшиеся из трёх развёрстых её пастей и прятавшиеся далее под ледником, на краю которого они стояли.

-- Что это? -- спросил Питер.

-- Это называется рельсы, -- сказала Прелати. -- Железная дорога.

-- Дорога? -- переспросил Аслан недоверчиво. -- По ним передвигаются?

-- Да, -- ответила старуха. -- Специальные повозки с железными колёсами. Поезда.

-- Они же гладкие, -- произнёс Жак. -- Повозки... поезда будут скользить.

Прелати пожала плечами равнодушно.

-- Я туда не полезу, -- повторил Аслан. -- Надо ехать через пролив, по льду.

-- Я не знаю дорогу через пролив, -- ответила старуха. -- Если мы его пересечём, сначала надо будет найти место, где выходит этот туннель. Путь до замка Меффрэ я смогу указать только оттуда.

-- Отлично, -- сказал эвакуатор. -- Так и сделаем.

-- Погоди, погоди, -- медленно произнёс Жак. Эвакуатор глянул на него чуть ли не враждебно. Жак начал загибать пальцы.

-- Как мы переберёмся через пролив, неизвестно.

-- По льду, как ещё, -- сказал Аслан.

-- Дальше льда может и не быть, -- сказал терпеливо финансист, он же рабочий. -- Раз. Затем мы будем искать то место, где выходит этот... тоннель. Это время. Два. Сколько у нас припасов, Аслан?

Аслан промолчал, и Питер вспомнил, что припасов у них, кроме пары бочонков с питьевой водой и небольшой сумки с лепёшками, которую им всунули спасённые от разбоя горожане, не осталось.

-- Три, -- произнёс Жак. -- Потому что геройствовать это хорошо, но кушать тоже надо.

-- Я туда не полезу, -- в третий раз повторил Аслан.

-- Почему? -- просто спросил Жак. Эвакуатор промолчал.

-- То есть рациональных причин нет, -- подытожил его финансист.

-- Неизвестно, что там, в этой дыре, -- теперь Аслан глядел прямо на мадемуазель Прелати. Майя прижалась к нему и смотрела на бабушку тоже сердито, нахмурившись.

Жак пожал плечами.

-- Точно так же неизвестно, что нас ждёт на середине пролива. Например.

-- Я ей не верю, -- объявил эвакуатор.

-- Аслан, -- сказал Питер. -- Ты грубишь.

-- Я вам не верю, -- поправился Аслан, обращаясь уже прямо к Прелати. Наступила тишина, которую нарушало лишь щёлканье и стрекотание какой-то неведомой птички над их головами. -- Как вы попали в Лилль? Вы не узнавали места, по которым мы ехали. Вы путали названия деревень и городов. Массалья находится на юге, а Нант на западе, хотя по вашим словам, вы там ночевали на пути из Кале. Зачем вы нам лжёте? Я вам не верю. И это очень рациональная причина.

Старуха стояла спокойно, оглядывая местность.

-- Я просто забыла. Это было давно.

-- Предлагаю голосовать, -- скучным голосом произнёс финансист. -- Мы теряем время.

Эвакуатор растерялся, затем быстро сказал:

-- Майя тоже голосует.

-- Конечно, -- великодушно сказал Жак. -- Как и мадемуазель Прелати.

Все взгляды обратились к Питеру, поскольку только его мнение было неясным. Питер помолчал, вздохнул, затем поднял большой палец, показывая его Жаку.

-- Здорово, дружище, -- сказал он, кивая. -- Просто здорово, правда. Вижу, что Дебатц не зря тебя боится. Да и не только Дебатц, я так понимаю.

Жак хмыкнул и отвернулся.

-- Голосовать нельзя, -- сказал Питер серьёзно. -- Жак вас провёл, как детей. Вопрос слишком важный.

-- Важный, но простой, -- заметил Аслан. -- Рациональные доводы против...

Жак поднял брови.

-- ...против других рациональных доводов, -- закончил капитан королевской эвакуации.

-- Есть ещё, -- сказал Питер.

-- А, -- сказал Аслан. -- Ну, изложи.

Питер молчал, хмурясь и кусая губу. Затем вздохнул и произнёс:

-- Наш мир представляет собой диск. С утолщением в середине и узкий по краям.

-- Ого, -- сказал Жак. -- И к чему это ты?

-- Вроде же шар, -- Аслан пристально смотрел на Питера, чтобы понять, не разыгрывает ли тот их. Питер выдержал его взгляд.

-- Шаром наша планета не была даже у древних, -- сказал он. -- Она была геоид. Сплющенная с полюсов сфера.

-- Ну да, -- сказал Аслан. -- Шароподобный геоид, гигантский континент, Европа. Или как там сейчас модно? Евразия? Индиопа?

-- Ну, во-первых, всё-таки не шар, а диск, -- сказал Питер тихо. -- Во-вторых, континент не один.

-- А, -- вспомнил Жак. -- Аме... как там? Америка?

-- Америка, -- сказал Питер. -- Дайте сказать, потом перебивайте.

-- Когда ты доскажешь, перебивать будет нечего, -- немного сварливо заметил эвакуатор, но замолчал и принял вид внимательного слушателя. Прелати сделала лёгкий шаг в его сторону, а Майя переместилась и встала перед Асланом. Будто лекция, подумал про себя Питер, и заговорил.

-- Наш мир -- это, повторяю, диск с утолщением посерединке. Он более или менее плашмя лежит в мировом эфире, который заполняет всё пространство. Причем эфир, он неодинаковый. -- Питер поднял ладонь на уровень глаз, изображая Землю. -- Условно говоря, "внизу", "под" диском он более плотный, а сверху, над диском эфир менее плотный. Поэтому наш диск лежит на плотном эфире относительно спокойно.

-- Как коровья лепёшка, -- неожиданно сказала Майя. -- На воде.

-- Да, -- сдержанно ответил Питер. -- Примерно как коровья лепёшка. А эфир -- это все физические законы. Самые фундаментальные. Скорость света, масса, силы притяжения, и, -- здесь Питер сделал паузу, -- физические размеры.

-- А! -- сказал Жак. -- Дюймовочка.

-- Да, -- Питер кивнул. -- В плотном эфире всё другое. Таков наш мир.

-- Пит, это всё интересно и даже увлекательно, -- проговорил Аслан слегка извиняющимся тоном. -- Но как, во имя всевышнего, это относится к вот этой вот дыре?

-- Погоди, я ещё не закончил, -- сказал Питер. -- Я думал, вы впечатлитесь. Или у вас возникнут мысли.

-- Мы практики, -- сказал Жак. -- И время идёт.

-- Время да, время идёт, -- согласился Питер. -- Бежит, летит. Спотыкается.

-- Ну, дальше, -- опять неожиданно сказала Майя. Всё это время она слушала, затаив дыхание.

-- Мир гибнет, -- просто сказал исполняющий обязанности заведующего кафедрой. -- Гибнет сразу на нескольких уровнях, а возможно и на всех. Физические законы трещат по швам, мертвые восстают из живых, древнее зло, а также древнее добро, которое, может, ещё хуже зла для нас, призываются в наш мир людьми, которые понятия не имеют о возможных последствиях.

-- Ты про Фуке?

-- Фуке, -- согласился Питер. -- Староста Легри. Прокурор Терье.

Он взглянул прямо в глаза мадемуазель Прелати.

-- Клотильда Мэффрэ.

Прелати усмехнулась. Майя расширенными глазами неотрывно смотрела на бабушку.

-- Образно выражаясь, -- сказал Питер, -- Армагеддон тянет к нам свои костлявые пальцы не только сквозь пространство, но и сквозь время. Наша коровья лепёшка угодила в эфирный шторм. В мире -- по крайней мере в той его части, где находимся мы, но, скорее всего, это везде -- появляются дыры, прорехи, критические точки и целые критические области, разрывы континуума, которые суть возмущения эфира. Земля наша, попросту выражаясь, трещит по швам, как старый кафтан.

-- Какова же первая флюксия ата-функции? -- спросил Жак, что-то вспомнив. Аслан коротко усмехнулся.

-- Очень крута, -- ответил Питер. -- Горизонт бифуркации буквально у нас перед носом.

-- Дыра бифуркации, -- проворчал Аслан. -- Дурацкая дыра дурацкой бифуркации.

-- Бифур... -- Майя попыталась выговорить слово.

-- Это когда дела могут пойти так, а могут эдак, -- объяснил ей эвакуатор. -- А кто такой Армагеддон, напомните? Это этот... Люцифер?

Ему не ответили.

-- Причина? -- спросил Жак у Питера.

-- Есть две версии, -- ответил Питер, -- как водится, одна правильная, а другая нет. Первая -- что это естественный процесс. Мир просто постарел и собирается двинуть кони в назначенный срок. Не мы первые, но мы последние. Все там будем. Бог дал, бог и взял.

-- Я так понимаю, это неправильная версия, -- сказал Аслан.

-- Естественно, неправильная.

-- А какая правильная? -- спросил Жак.

-- Моя, разумеется, -- ответил Питер.

-- И в чём она состоит?

Питер по очереди оглядел своих друзей, Майю и Прелати.

-- Я вижу в этом направленную злую волю, -- наконец сказал он.

-- Уф, -- произнёс Аслан. -- Чуть сердце не прихватило. Я-то думал, ты серьёзно...

-- Он вполне серьёзно, -- заметил Жак. -- Это ты чего-то не понимаешь.

-- Я в злобных мировых заговорщиков не верю, -- объявил эвакуатор. -- Это пусть стеганоложцы верят.

-- Кто-кто? -- спросил Питер.

-- Стеганоложцы, -- чуть менее уверенно сказал Аслан. -- Которые из тайных лож.

-- А! -- сказал Питер. -- Нет, я не стегано...ложец. Я просто вижу. Легри и Терье получили своё могущество от братства Урании. Фуке кто-то снабжает древним оружием и, что гораздо опаснее, древними знаниями. Он безусловно злодей, но он умелый злодей. Слишком умелый. Меффрэ нашла лабораторию (здесь Питер поглядел на Аслана) и собирается уничтожить мир в угоду своим безумствам.

-- Это всё интересно... -- начал Аслан, -- но...

-- Погоди ты, -- досадливо сказал Жак. -- Он же не всё сказал.

Аслан остался стоять с открытым ртом.

Питер наморщил лоб, собираясь с мыслями. Солнце уже перевалило за высшую точку, день начал медленно клониться к вечеру. Припекало довольно сильно, и странно было видеть серый лёд, которому солнечный жар был совершенно нипочём.

-- Но я уверен, -- сказал учёный наконец, -- что древние -- это не только зло, или не только то, что можно обратить во зло. Древние знали и способ, как можно спастись от этой беды, и, скорее всего, они и спаслись. И эту тайну тоже надо узнать. Потому что есть у меня такое подозрение, что, кроме нас, больше некому.

Прелати издала неопределённый возглас, но никто, даже Майя, не обратили на неё внимания. Все помолчали с минуту.

-- Я передумал, -- вдруг сказал Жак. -- Я что-то не хочу в эту дыру. Что ты там говорил про лёд на проливе, Аслан?

-- Эй, постой, -- ошеломлённо сказал эвакуатор. -- Это я передумал. Надо идти именно в дыру. Это же древняя дыра, стало быть, мы там можем что-нибудь узнать о древних. Может, даже узнаем, как найти этого Армагеддона...

-- Армагеддон -- это место, -- поправил его Жак. -- И это не Люци...

-- ...найти и как следует его нагнуть, -- пропустив его слова мимо ушей, продолжал Аслан. -- Это же всех чудовищ и субурдов уложить, одним ударом. Хватит гоняться за осами, надо давить гнездо. Понимаешь? Ну и время. Ты же сам говорил!

Теперь все смотрели на Жака.

-- Нет, конечно, он не согласен, -- сказал Аслан понимающе. -- У него большие планы в Париже. Он там сейчас очень популярен.

-- Я не со всем согласна, -- сказала вдруг Прелати. -- Нони спасать вам не придётся. Она уже в безопасности.

Жак развёл руками.

-- Вы все сегодня чертовски убедительны, -- сказал он. -- Но учтите, я буду подходить к вопросу с позиций холодного разума и здоровой критики.

-- То есть ты будешь ныть, -- сказал Аслан.

-- Да, -- с достоинством сказал Жак. -- Как потревоженная совесть.

-- Как прыщ, -- сказал Аслан.

-- С человеком, который не понимает разницу между Армагеддоном и Люцифером, дискутировать не желаю, -- ответил Жак.

-- Ах ты, -- сказал Аслан. -- И в чём же разница, скажи пожалуйста?

-- Армагеддон -- это место последней битвы сил добра и зла, -- величественно объяснил финансист. -- А Люцифер -- это райский сад. Светящийся.

Питер поперхнулся и жестоко закашлялся; с минуту он как мог уворачивался от заботливого кулака Жака, которым тот стучал по его спине и иногда даже по ней попадал.

И тут до их ушей донёсся приглушённый, отчаянный женский крик.

Друзья замерли и переглянулись. Тоненько вздохнула-всхлипнула Майя.

Крик шёл из тоннеля.

-- Глава шестая, где Геркулес Мюко идёт на повышение

Рыжая лошадь тянет нагруженную подводу по лесной дороге; как водится в Пикардии, дорога едва видна среди высокой ещё травы и деревьев, чью листву лишь едва тронуло жёлтым. На телеге жбаны с потёками молока, мешки с мукой, крупные куски мёда на сотах, круги хлеба, корзины желтоватых яиц, сыр и масло, обёрнутые льняной тканью и аккуратно обложенные льдом, а под ними мясо в капустных листьях, пересыпанное по-деревенски зеленью от насекомых. Рядом с подводой шагают двое.

Ещё шестеро наблюдают за ними из глубины леса.

Геркулес Мюко, командир пятерки егерей батдафа, скалится зло и радостно. Ему в ответ скалится Силь, едва заметный под кучей хвороста, где он укрылся. Остальных осуждённых не видно, но они тоже очень, очень довольны. Трехдневная засада окончена.

По этой дороге можно попасть только в одно место и только к одному человеку.

Разумеется, если колдуна считать человеком.

-- 1

Судья Высокого жюри Французской стороны Пути Господнего Жакоб Инститорис встал и оглядел главную залу станции.

-- Во имя Господа Нерукотворного, аминь. В год от рождения Христа Машиниста две тысячи триста семнадцатый, месяца сентября двадцать шестога дня, в моем присутствии, в присутствии нотариуса Жерара и нижеподписавшихся свидетелей -- матушки Исиль, матушки Элиз, достопочтенного Жуда и достопочтенного Бэды, явился ко мне, судье Инститорису, Ленуй из чистых, и представил ему, то есть мне, лист бумаги следующего содержания.

Молоденькая ведьма в изорванной одежде, в колодках и наручниках, была привязана к Святому столбу и с ужасом смотрела на жюри, рассевшееся полукругом. За жюри сидели два десятка зрителей, они мрачно разглядывали виновницу своего вынужденного выходного дня. Рот ведьмы был заткнут кляпом, сквозь дыры в одежде сияло бесстыдно белым. Жюри смотрело прямо на неё, а справа, ниже платформы, прямо на Путях Господних, стоял доносчик, Ленуй; его голова была на уровне щиколоток жюри, и в этом была какая-то справедливость.

Судья Инститорис прокашлялся.

-- Ну то есть это не совсем бумага, но по протоколу вот написано -- "бумага", значит, я и читаю "бумага". Не надо это отмечать, всем и так понятно.

Ленуй часто-часто закивал; со стороны было похоже на припадок.

-- Да вообще всё понятно, -- неожиданно сказала матушка Исиль. -- Чего тут судить и рядить, развели комедию. Очистить и дело с концом!

-- Не к добру утром дьявола видали в тоннеле, ох не к добру! -- запричитала матушка Элиз. -- Худые времена настают, все наплачемся, все!

Перед началом заседания нотариус Жерар оказал судье Жакобу честь приватной беседы и признался между прочим, что лично у него, как у человека грешного, матушки-праведницы добрых чувств не вызывают, но для дела их общего они особы очень полезные. Да и кто мы, чтоб судить? Судья Жакоб юмор оценил, отметив про себя, что даже железный Жерар, гроза ведьм и колдунов, чувствует себя не очень уверенно. Первый суд за шесть лет, как-никак -- причём, похоже, всё идёт к auto de fe. И дьявол в тоннеле с утра действительно был -- промчался так, что свидетелей чуть ветром не сшибло.

Тут шутками не отделаешься.

-- Продолжим, -- сказал судья Жакоб. -- Господин Жерар, оформите денунциацию. Господин Ленуй, сейчас вы будете приведены к присяге на четырех Евангелиях Господних.

Ленуй поднял правую руку с тремя вытянутыми и двумя согнутыми пальцами -- символ Святой Троицы и символ проклятия тела и души, если он скажет неправду. Жерар коротко посмотрел на него и кивнул: начинай. Денунциант забормотал, шепелявя и запинаясь:

-- Пришягаю передж ликом Гошподжа Нежукотвожного, ээээ... Хжишта Машинижщта и в прижутштвии ....эээ вшешушшего Духа Швятого, Рашпишания -- я говожю иштинную пжавджу, только пжавджу, и нижшего, кжроме пжавджы, Ленуй Жажкожи, из чиштых, шемья чиштых.

-- Хорошо, -- сдержанно сказал нотариус и, слегка наклонившись к Жакобу, проговорил уголком рта:

-- Неплохо бы ему переводчика.

-- Продолжаем, -- снова сказал судья Инститорис, сдерживая расползавшуюся некстати ухмылку. -- При каких обстоятельствах вы, Ленуй Жаркози, наблюдали грех обвиняемой Лии Гаран?

Из дальнейшего шепелявства и запинок, прорезаемых вопросами судьи и ехидными репликами двух матушек-праведниц, стало ясно, что, шталбычь, он, Ленуй Жаркози, случайно оказался около выхода (тихо, матушки, призвал негромко нотариус), и, дешкачь, увидел означенную особу. Памятуя о недоброй славе семьи Гаран, известных пособников диавола, Ленуй решил, что дело тут нечисто и решил, шталбычь, проследить и воспрепятствовать. Ожидания его оправдались (да тихо вы, матушка Элиз) и он увидел, как обвиняемая начала наслаждаться своим телом посредством раздевания и обжималок.

-- Чего-чего? -- поразился Жакоб. Писарь поднял голову. Наверху, у потолочных балок станции, закашлялся лючный стражник. Зрители забормотали оживлённо.

-- Обжимавок, -- твёрдо, насколько мог, произнёс Ленуй. -- Хватала она, шталбычь, шебя жа ражные мешта. И шмеялашь.

-- Понятно, -- сказал судья.

-- Продолжайте, денунциант, -- сказал нотариус Жерар.

И не успел, шталбычь, денунциант прочесть "Отче наш, закрой нам двери от соблазна" хотя бы раз, как понял, значит, что на обвиняемой-то -- грех. Ну и...

-- Вшё, -- сказал Ленуй.

-- С ней больше никого не было? -- впервые подал голос господин Бэда.

-- Нет! Нет!

-- Хорошо.

Встал нотариус Жерар.

-- Ленуй Жаркози, -- сказал он величественно, -- отвечай, не донес ли ты по злой воле, из ненависти к кому-либо или по злобе и не скрыл ли ты чего из чувства расположения к обвиняемой.

Ленуй быстро-быстро замотал головой.

-- Нет. Нет.

Жерар сел и посмотрел на Жакоба, едва заметно пожав плечами. Процедура была окончена, надо было переходить к освидетельствованию.

-- Объявляется начало освидетельствования. -- Судья Инститорис дал знак столбовым, стоявшим по разные стороны от обвиняемой, те одновременно и одинаково кивнули. Остальные стражники, стоявшие по углам зала, даже не шевельнулись. Правый столбовой, постарше, коротко оглядел ведьму. Уши, нос и прочие части тела были очевидно на месте. Он наклонился вперёд и посмотрел на пальцы рук -- их тоже было в достатке, по пять на каждой руке. После этого он жестом приказал второму стащить с неё обувь -- два стоптанных башмака, почти не видных под колодками, скрывавшими её ноги. Страж помоложе, не особо церемонясь, присел, дёрнул и сорвал башмак, явив взгляду светлую кожу с грязной ступнёй. Лия, до сих пор не издавшая ни звука, промычала что-то сквозь кляп.

-- Всё на месте, -- угрожающе произнесла матушка Исиль. Культя, которой заканчивалась её левая рука сразу ниже локтя, будто нацелилась на ведьму. Воздух на станции сгустился.

-- Следующую, -- сказала матушка Элиз.

В полной тишине стражник стащил и второй башмак.

Матушка Исиль завыла. Зрители заволновались.

-- Ааааа! Грех! Грех!

-- Грех! Грех! -- подхватила матушка Элиз, стуча протезом по полу, а за нею заорали и все остальные свидетели жюри, и Ленуй, и столбовые, и тоннельные, и лючные стражники, и даже Жерар, казалось, шевелит губами безмолвно: грех. Грех.

Судья Жакоб Инститорис незаметно сглотнул. Это был главный момент его жизни, исполнение его предназначения, вершина его пути, который он начал девять лет назад, когда ещё юнцом в Верхнем Кале смотрел с чердака на жирный дым, поднимавшийся из-за крыш вдалеке, с центральной площади, где очищали ведьм; именно там, на площади, ныне погребённой подо льдом Господним, начиналась их новая, чистая жизнь. В тот день его нашла мать, надрала уши и отправила в подвал.

Судья встал; крики праведниц смолкли.

-- Грех Лии Гаран, -- возвестил он, -- восемнадцати лет, засвидетельствован Высоким жюри Французской стороны Путей Господних.

Нотариус Жерар произнёс вкрадчиво, не вставая:

-- Желает ли пособница диаволов, грешница Лия, попросить помилования и очищения? Суд примет во внимание искренность раскаяния, а также отслужит дополнительный молебен за спасение твоей души.

-- Желает, конечно, ещё как желает, -- пропела матушка Элиз. -- Жить-то, оно всем охота. Лучше уж мизинец, чем целиком.

-- Ну расскажи нам, деточка, -- сказала матушка Исиль. -- Небось твоя сестрица, гореть ей вечно в аду, смутила твой детский разум, а? Дескать, эти старухи из ума выжили, и ноги-руки себе и другим поотрезали, а? А вы такие умные, мы не будем очищаться, мы проживем всю жизнь красивые, а?

-- И ладно бы -- целую ногу или руку, но ведь один пальчик! -- закричала матушка Элиз. -- Разве мы требуем, чтоб все были праведниками? Нет!

-- Моли о помиловании, дура! -- крикнула матушка Исиль. -- Диаволам нет места в наших душах и нашем городе! и не должно быть места нигде, кроме ада! только очищение спасет нас от порождений сатаны!

-- Моли!

Жакоб Инститорис смотрел на беснующихся старух и думал: если происки сатаны страшны простому люду, то гнев Божий, наверное, должен быть ещё страшнее. Для этого и нужны праведницы. Некоторые бурчат, что целых две -- это, конечно, многовато. Но правильно говорится в комментариях: подобное побеждают подобным. Английскую сторону, говорят, совсем захватили ведьмы; сестрица этой, кстати, там и заправляет, Суаль Гаран... А у нас тут женщин нехватка.

Лия, грешница, пособница диаволов, повернула голову. Её лицо было грязным, а слезы, казалось, навсегда прожгли себе дорожку по щекам, но взгляд был твёрд. Она чётко, ясно и совершенно недвусмысленно покачала головой.

Нет. Помилования она не желает.

-- Хорошо ли ты подумала, дитя моё? -- таким же вкрадчивым тоном спросил Жерар. -- Не играет ли тобою дьявол? Покайся! -- Нотариус воздел руки. -- Очисти своё тело...

-- ...а душу очистит Господь! -- пролаяли праведницы. Снова эхо убежало в две стороны -- в тоннель, по малым залам, и к выходу наружу, наверх.

Девушка опять покачала головой.

Нет.

-- Занесите в протокол, -- стараясь звучать равнодушно, произнес судья Инститорис. -- Грешница Лия Гаран от очищения отказалась, покаяние не приняла. Дата и время.

-- Дата и время, -- эхом отозвался нотариус Жерар.

Стало тихо.

Судья кивнул стражникам. Какую-то долю секунды поколебавшись, они шагнули к Лии Гаран. Ведьма закрыла глаза и обмякла.

Всё.

-- Лия Гаран, -- произнёс судья Инститорис, -- именем Христа Машиниста объявляю тебя ведьмой и пособницей диаволов. Вверяю душу твою в объятия Господа, и да свершится правосудие, что выше земного. Аминь.

-- А-аткрывай! -- скомандовал откуда-то сбоку старший лючный стражник. Люк наверху со скрипом начали отодвигать в сторону. Поднялся сквозняк, всё сильнее и сильнее, ветер дул прямо в лицо ведьме -- через хворост и дрова святого костра, через Святой столб -- к выходу наверх. Судья Инститорис поёжился -- придумано это было, конечно, здорово, святой костёр, судя по всему, займётся, но вот жюри и зрителям придётся поторчать на стылом сквозняке, и, судя по всему, не в последний раз.

-- Поджигай, -- скомандовал нотариус Жерар и неожиданно несолидно закрыл ладонями уши. Стражник поднес факел к костру -- дровам и сухостою, облитым маслом. Пламя занялось, и здесь Инститорис понял, почему предусмотрительный нотариус закрылся ладонями: ведьма, почуяв жар костра, неожиданно легко выплюнула кляп и заверещала так, что у судьи мгновенно заложило уши. Он сморщился и последовал примеру нотариуса. Достопочтенный Жуд и достопочтенный Бэда склонили головы, бормоча молитвы. Матушка Исиль и матушка Элиз запели треснувшими голосами, держа друг друга за руки. Зрители сидели молча, кто-то опустил голову, кто смотрел не отрываясь, кто молился вместе с праведницами.

Господь Нерукотворный, сохрани нас на нашем Пути.

Христос Машинист, не дай войти нам во крушение.

Святой дух Расписание, направь и вразуми нас.

Аминь. Аминь. Аминь.

Огонь добрался до ног ведьмы, крики её перешли в прерывистый хриплый вой. Судью Инститориса била крупная дрожь. Нотариус Жерар крепко взял его за руку и проговорил сквозь зубы:

-- Жакоб.

Инститорис сжал челюсти и расширенными глазами глядел на разгорающийся огонь, охватывавший уже щиколотки Лии Гаран. Он ещё ни разу не присутствовал при полном очищении, до этого все обвиняемые соглашались на то, чтобы им ампутировали палец-другой, ещё задолго до суда; и о временах Великого делания он знал лишь понаслышке, когда ледяная кара Господня настигла ведьмин город Кале. Тогда Он явил Знак первым праведникам: убираться вниз, под землю, и очиститься самим, пока Он очистит всё наверху. Очищение шло медленно, грех выбивался из людей с трудом. Доктор Зойль уже принял мученическую смерть. Две праведницы и Жерар -- вот что у них осталось.

-- Стой! -- стражник схватил за шиворот Ленуя, полезшего с Путей к костру, опрокинул его и прижал коленом к платформе. Тот бился молча и страшно, протягивая руки к ведьме.

Что-то изменилось в воздухе. Жакоб Инститорис не сразу понял, что праведницы прекратили петь, а ещё через полсекунды увидел -- почему.

Из хода, ведущего наверх, сияя ослепительным светом, выехало нечто, отдаленно напоминающее одну из Обителей Христовых, но вопреки заветам Его ехало оно не по рельсам, а над ними! Значит, это... Даже эту простую мысль Жакоб додумать не успел.

Нечто встало прямо напротив Святого столба. Из полупрозрачной кабины выскочили трое мужчин с саблями; один, пониже, кинулся к ведьме и начал разбрасывать костер ногами; второй, повыше, угрожая клинком, оттеснил старшего тоннельного вглубь станции; третий, чернявый и смуглый, врезал младшему стражнику гардой по голове и тот кулём свалился с Ленуя; сам Ленуй остался лежать, прикрывая руками голову.

Высокий коротким движением разрезал веревки, поднял ведьму на руки -- кажется, она была без сознания -- и понёс к себе. Двое пятились рядом с саблями наголо. Судья, нотариус, свидетели, праведницы, стражники и остальные зрители за их спинами молча смотрели на них, не зная, что делать. Так длилась секунда, затем из кабины вслед за ними выбежала девочка и закричала пронзительно:

-- Мама!

Смуглый обхватил девочку свободной рукой, удерживая её. Две праведницы словно проснулись и завизжали одновременно.

-- Аииииииииииииииииййй! Изыди! Сатана! Сатана!

-- Я не сатана, -- хмуро и внятно сказал тот, что пониже. -- Я Жак.

Неизвестно, что напугало людей больше: появление демонов или то, что один из них говорит по-французски.

-- Стража! Стража! -- заорал наконец нотариус Жерар, подхватил полы мантии и рванул к переходу. Судья Инститорис услышал за спиной знакомый скрежет -- лючные стражники наконец-то очнулись и заводили арбалеты; он пригнулся, зрители разбегались подальше c линии выстрела. Звук этот, видимо, был знаком и пришельцам, потому что двое приспешников сатаны-Жака, поместив ведьму и орущую девочку во чрево диавольской обители, высунулись наружу и резво уволокли его с собой. Тенькнула тетива, арбалетная стрела с тугим звуком ушла в изгиб потолка над платформой, оттуда посыпалась пыль и каменные крошки. Обитель демонов загудела, рванулась и нырнула в тоннель в сторону Англии, и только судья Инститорис открыл рот, чтобы вздохнуть облегченно, как за первой адской колесницей показалась и вторая, и, сопровождаемая шумом разрезаемого ею воздуха, исчезла вслед за первой. Ещё одна стрела ткнулась в стену тоннеля и упала на рельсы.

Через минуту ошеломленной тишины раздался голос нотариуса Жерара. Он доносился откуда-то сверху, будто бы даже из люка:

-- Судья, закрывайте заседание.

"Как он там оказался?" -- успел подумать Инститорис; и упал в обморок.

-- 2

Двое селян в потёртой, выцветшей одежде стояли, склонив головы, перед Геркулесом Мюко.

-- Так, значит, лошадка потерялась, -- произнёс он спокойно и зловеще.

-- Ага, -- сказал первый, молодой. -- Потерялась, а мы, сталбыть, её искать пошли. Ну и нашли, вот, обратно ведём.

Второй был много старше. Лицо и руки его были почти чёрными, целиком в морщинах, и неясно было, то ли он такой загорелый, то ли чёрным выглядит из-за морщин. Лошадь их, низкая невидная рыжая кобыла, стояла рядом, изредка мотая головой. Геркулес молча разглядывал деревенских, а те с боязливым любопытством поглядывали на него и его бойцов. Поглядеть было на что: одежда егерей батдафа (батальона, где искупали свою вину почти все осужденные из столицы) была покрыта зелёными и коричневыми пятнами; на головах были такие же пятнистые накидки до плечей, перевязанные шнурками; у всех измазанные грязью лица; пышные ветки, вставленные за пояс, в сапоги и привязанные к плечам; винтовки, бережно обёрнутые тряпьём и украшенные опять же листьями и ветками. Страх, с которым крестьяне смотрели на его ребят, так непохожих на обычных ярких, щеголеватых и подтянутых военных, доставил Геркулесу некоторое удовольствие. Всё-таки есть что-то стоящее и в этой дурацкой форме, и в унизительной тактике выслеживания из засад -- и он даже начинал понимал, что именно: это работает, и очень хорошо работает. Пусть даже в винтовках всего по одному патрону.

-- Звать как? -- спросил Геркулес, повысив голос. -- Отвечай.

-- Я Роб, а это Мишель, племяш мой, -- сказал старший. Младший, Мишель, быстро глянул на него и снова опустил глаза.

-- Роб, значит, -- проговорил Геркулес. -- А живёте где?

-- А недалеко тут, -- ответил Роб. -- Деревенька за ручьём, Хют.

-- Хют, стало быть, -- повторил Мюко. -- Роб и Мишель из Хюта, значит.

-- Ага, -- подал голос молодой Мишель. -- Хют. Кобылу искали.

В десяти шагах далее по тропинке, откуда шли Роб и Мишель со своей кобылой, появился ещё один егерь. Он подбежал к Мюко, поклонился и сказал:

-- Есть. Нашли телегу. Схрон под дубом.

Геркулес кивнул и, повернувшись к селянам, заговорил:

-- А мне вот сдаётся, что вы не за кобылой сюда ходили, а чтобы отвезти кой-кому еды и дать сигнал про облаву. А?

Оба пойманных крестьянина молчали, опустив головы.

-- Знаете дорогу в его логово? -- небрежно спросил Геркулес.

Роб и Мишель замотали головами одинаково: нет, не знаем.

-- Нууу, -- протянул Мюко. -- Это как-то даже...

И скомандовал совсем другим голосом:

-- Связать.

На крестьян кинулись со всех сторон, и через полторы минуты оба колдунских приспешника оказались привязанными к дереву.

-- Мы вам отрежем по яйцу, -- сказал Геркулес буднично. -- Тогда, может, вспомните.

Молодой Мишель заскулил, задёргался.

-- А-а-а, не надо! Не надо! Я не знаю! Не надо!

Геркулес, не обращая внимания на его крики, вынул нож из сапога и стал деловито примерять лезвие к месту, где сходились ноги незадачливого селянина. Раздался шум, Геркулес обернулся.

Два мобиля бывшей королевской службы эвакуации ломились по тропинке через сплетения ветвей; только сейчас, в лесу, стало заметно, какие они большие. Мобили остановились в пяти шагах от Геркулеса, один за другим. Из первого расслабленно вывалились егеря из отряда сопровождения Цейтлиха, а из второго выбрался сам Цейтлих, осунувшийся, усталый и очень злой. Мюко едва не попятился -- совершенно не хотелось попадаться начальству под горячую руку.

-- Доложите, -- коротко бросил Цейтлих, безо всякого выражения разглядывая двух привязанных к дереву крестьян. Геркулес заговорил быстро и чётко.

-- Сир, господин полковник, мы выследили вот этих двоих. Они везли еду для колдуна. Телега на дубовой опушке, вон там. Спрятана.

-- Хорошо, осуждённый, -- отрывисто сказал Цейтлих. -- Дорогу к замку нашли?

-- Э-э... -- сказал Геркулес. -- Вот сейчас допрашиваем.

-- Плохо допрашиваете, -- сказал полковник Цейтлих, аккуратно и быстро отобрал нож у Мюко и сразу, без замаха, всадил его в ляжку молодому Мишелю. Геркулес вздрогнул, но никто этого не заметил. Мишель заорал дурным голосом; егеря, привыкшие к лесной глуши, одновременно шевельнулись. Лошадь шарахнулась, храпя.

-- Ааааааааааа!

Полковник терпеливо подождал, пока Мишель устанет кричать. Когда тот охрип и стал тяжело дышать, хныча и роняя слёзы, сказал:

-- Проведи нас до замка. Да? Нет?

-- Я не знааааю! -- зарыдал Мишель. -- Никто не знает! Они же....

И оборвал себя.

-- Ого, -- холодно удивился Цейтлих. -- Да их там двое. Или сколько? А?!

И закрутил ножом, примериваясь. Парень забился, будто в припадке. Геркулес подумал, что про режим невидимости и неслышимости можно, пожалуй, забыть.

-- Стойте! -- сухой голос Роба прорезал крики и рыдания его племянника. -- Я скажу.

-- Ага, -- сказал полковник.

-- Я скажу, как пройти в замок, -- сказал старик. -- Только сохраните мне жизнь.

Цейтлих кивнул нетерпеливо.

-- Сохраним.

-- И ещё, -- сказал Роб. -- Убейте его. Если племяш донесёт, что я провёл вас к замку, меня скормят свиньям.

Цейтлих не удивился.

-- Это всё?

-- Нет, -- совсем тихо сказал старик. -- Когда убьёте его, дайте мне отрубить ему голову, руки и ноги. Колдун умеет возвращать мертвых, и они ему служат.

Цейтлих некоторое время смотрел на него пристально. Роб выдержал взгляд, глядел спокойно и ровно. Полковник покивал задумчиво, затем скомандовал коротко:

-- Повесить.

Геркулес растерялся.

-- Кого?

-- Этого, -- сказал Цейтлих, указывая на Роба, старшего.

-- Но ведь... -- вырвалось у Геркулеса. Цейтлих повернул к нему голову.

-- Ты оглох, осуждённый? Я приказываю -- повесить этого засранца.

И добавил с мрачным удовлетворением:

-- Не обманешь, старик. Твой щенок проведёт нас куда надо.

Через пять минут всё было кончено, Роб перестал хрипеть и дёргаться; для верности подождав ещё минуту, Геркулес приказал спустить тело на землю, а сам пошёл за мобили, исполненный самых мрачных мыслей: ему не понравились слова старика про мертвых, которые служат колдуну. Он увидел Мишеля с наспех перевязанной ногой, который морщил лоб над большой картой, расстеленной на поляне по сторонам света и придавленной камушками по краям; рядом стоял полковник Цейтлих и с отсутствующим видом ковырялся в зубах ножом.

-- Значит, ежели это дубовая опушка... -- произнёс парень.

-- Где схрон ваш, -- вставил Цейтлих. Его речь была не совсем разборчивой. Было похоже, что он поедает лезвие.

-- Ага, схрон... От него вдоль ручья шагов сто, и у излучины вход в замок будет. Там коряга большущая, и вот прямо под ней ещё вход, притопленный.

-- А сам замок-то где? -- лениво спросил полковник, разевая пасть и ворочая ножом. -- За холмом, что ль?

-- Не-е, -- Мишель поднял голову и осклабился. -- Холм этот, хе-хе, замок и есть, господин полковник.

Цейтлих вонзил нож в землю, потянулся и увидел Геркулеса.

-- Что случилось, осуждённый? -- благодушно гаркнул он.

Геркулес открыл рот, затем закрыл. Перед его глазами стояли ряды субурдов, молчаливые, страшные, готовые на всё.

-- Ничего, господин полковник, -- сказал он. -- Разрешите отдыхать?

-- 3

-- Так, ещё раз, -- сказал Жак. -- Тебя хотели сжечь.

-- Очистить, -- поправила его Лия, морщась. Прелати только что смазала ей ноги вонючей мазью и накладывала повязку. -- Очистить полностью.

-- Сжечь, -- твёрдо сказал Жак. -- Сжечь за то, что у тебя целые руки и ноги. За то, что ты не калека.

-- Ну, да, -- весело ответила девушка. -- Раз целые, значит, что я не чистая. Раз не чистая, то меня может похитить диавол. А раз так, то значит, я его пособница и ведьма.

-- А диаволу ты зачем?

-- Чистая -- низачем, в том-то и дело, -- сказала Лия. -- Диаволы чистых и очищенных женщин не крадут.

-- Ни черта не понимаю, -- сказал Жак и оглядел своих спутников. Питер сидел с отсутствующим видом. Тогда финансист перевёл взгляд на Аслана, точнее, на его спину -- мусульманин сидел в кабине за штурвалом и смотрел на пробегающие мимо стены тоннеля, освещённые фарами "Фуксии" и идущей сзади "Сельди". Прелати также ничем не показала, что у неё есть идеи по этому поводу, равно как и Майя, которая пряталась на верхней койке и смотрела на Лию почти враждебно: девочке было стыдно за своё поведение -- она действительно на какой-то миг подумала, что Лия её мама, чего, конечно, быть не могло.

-- Ни черта не понимаю, -- повторил Жак и спросил у Питера чуть громче, чем следовало: -- Как ты думаешь, что такое эти диаволы?

Питер пожал плечами. На Прелати он смотреть избегал.

-- Всё сходится, -- объявил Аслан, вглядываясь вперёд. -- Чудовища не охотятся за инвалидами. Их интересуют только женщины и только здоровые. Это мы и так знали.

-- Да неужели! -- снова чуть громче, чем следовало, удивился Жак.

-- Нехватка конечности или её части может быть признаком мутации, -- раздражённо сказала Прелати, отрывая ещё кусок бинта. -- Поэтому автокапсулы настроены проверять, всё ли на месте.

-- Мутация, -- усмехнулся Питер. -- Настроены...

-- Ага, -- сказала Лия. -- Автокапсулы, точно. Но они их называют диаволами.

-- А как ты им попалась? -- с простодушным любопытством продолжал допытываться бывший куратор королевской службы поставок.

-- На меня донёс один урод, -- сказала Лия. -- Я решила позагорать наверху, а он выследил меня, увидел, что я не очищенная, и донёс.

-- Донёс этим людям, которые тебя хотели сжечь?

-- Да, -- сказала Лия. -- Это Высокое жюри. Они судят и очищают ведьм.

-- Судят? -- произнёс Питер негромко. -- За что?

-- За грех, -- сказала девушка.

-- А когда он тебя увидел? -- неожиданно спросила Прелати.

-- А сегодня утром, -- ответила Лия. -- В обед меня поймали на входе. Дальше вы знаете.

-- Ты решила загорать утром? -- уточнила старуха. -- На леднике?

Лия Гаран некоторое время смотрела на Прелати, затем кивнула и неожиданно чопорно произнесла:

-- Не всем из нас такая радость доступна.

-- Ну если больше негде, -- сказал Питер защищающим тоном.

-- Меня беспокоит этот суд, -- сказал Жак. -- Они не устроят за нами погоню? Мы здесь никого не знаем, а для них эта чертова дыра под морем -- родной дом.

-- Не выражайся, -- сказал Аслан. Жак посмотрел на него расширенными глазами, затем трижды аккуратно сплюнул без слюней.

-- Они даже из арбалета выстрелить не сумели толком, -- насмешливо сказал Питер. -- Так что...

-- Можно подумать, ты сможешь, -- сказал Аслан.

-- Да чего там мочь, -- с ещё большей заносчивостью произнёс Питер. -- Положил, покрутил, прицелился...

Погоня, конечно, была более чем возможна. То, что участники этого дикого судилища не смогли оказать внятного сопротивления, следовало списать на эффект неожиданности и на впечатление, которое, по-видимому, производили "Фуксия" и "Сельдь" на неподготовленного зрителя.

-- Там было восемь вооружённых, -- сказал Аслан. -- Из них как минимум двое с арбалетами, и один даже успел перезарядиться -- за десять секунд. И наверху ещё торчали. Так что...

Прелати выпрямилась.

-- Всё. Завтра смени повязку. Мазь я тебе оставлю.

-- Да не надо, -- беззаботно сказала девушка и пошевелила под тканью пальцами ног. -- Оно само скоро заживёт.

-- Как знаешь, -- холодно сказала Прелати и отсела подальше от Лии на сиденье под верхней койкой напротив той, где пряталась Майя.

-- А вы кто такие? -- спросила Лия у Жака. Жак раскрыл рот, но его опередил Питер.

-- Мы беглые, -- сказал он. -- Из столицы.

Получилось очень многозначительно.

-- Ээээ... -- сказал Жак. Если у него и было особое мнение, то он с ним явно опоздал.

-- Вы из Лютеции, -- сказала девушка восхищённо. -- Как там принцесса? Вышла уже замуж за этого хрыча?

Питер и Жак переглянулись.

-- За какого хрыча?

-- Ну, за этого... -- Лия пощелкала пальцами. -- Лорда-протектора. Как его?

-- Оливера, -- сказал Аслан из кабины.

-- Да! -- воскликнула ведьма. -- За него. Вышла или нет?

-- Нет, она скоро выйдет замуж за другого. За военного.

-- Молодой? -- обрадовалась Лия.

-- Вполне, -- сказал Питер и почувствовал непонятное недовольство.

-- Ну хорошо, что молодой, -- заключила девушка. -- А то за старичка замуж -- бррр.

Прелати, взявшаяся было за вязание, сломала спицу и, неразборчиво ругаясь, начала рыться в своём обширном сундучке в поисках новой. Майя высунулась на секунду, поглядела на ведьму и спряталась обратно. Жак кашлянул выразительно, но ненатурально, и сразу же после этого у него действительно запершило в горле, и он начал сдавленно перхать, пытаясь его прочистить. Аслану, которому надоело пялиться в тоннель, обернулся и оглядел внезапно завозившийся экипаж; только Лия Гаран, укрытая одеялом, сидела невинно, благовоспитанно сложив руки на коленях.

Питер подсел к эвакуатору, тоже уставился вперёд.

-- У меня вопрос, -- сказал он тихо.

-- Валяй, -- сказал Аслан.

-- Что с ней делать?

Аслан покосился на друга.

-- Знаешь, -- помедлив, сказал он проникновенно, -- я всё понимаю. Тебе уже много лет, пора задумываться о семье, о детях, но я бы на твоём месте всё-таки подождал. Понимаешь, мне кажется, она немножко не готова идти за тебя замуж. Вы слишком мало друг друга знаете.

Питер несколько секунд смотрел на него молча, но Аслан сохранял предельную серьёзность.

-- То есть ты тоже не знаешь, -- сказал наконец учёный.

Аслан кивнул, затем мотнул головой.

-- Очень характерный диалог, -- заметил Жак сзади. -- Натворить дел, а потом мужественно бороться с результатами. Наш метод.

-- Нет конструктива -- нет разговора, -- холодно отрезал Питер и вернулся в пассажирский отсек. Бывший капитан королевской эвакуации обернулся, чтобы осуждающе посмотреть на финансиста, затем повернулся обратно и отпрянул назад: прямо перед кабиной в воздухе летела ведьма. Она смотрела на Аслана и Питера через плечо огромными безумными глазами, сияющими в свете фар, страшно улыбалась и показывала узкой ладонью вниз.

-- Суаль! -- закричала Лия и, забыв об обожжённых ногах, соскочила с места и рванулась в кабину. -- Остановитесь! Это Суаль! Мне надо к ней!

-- Уйди из кабины, -- прорычал эвакуатор.

-- Аслан, впереди завал, -- сказал Питер сзади. -- По-моему, надо остановиться.

Ведьма, летевшая на метле -- Аслан только сейчас разглядел её, до этого метла была скрыта развевающимся подолом юбки -- резво отвернула в сторону, и действительно, впереди был завал из камней и досок высотой почти в половину тоннеля.

-- Проскочим, -- сказал Аслан.

-- Аслан, кажется, не проскочим, -- сказал Питер спокойно, и эвакуатор сдался: тронул какую-то кнопку на панели, и толкнул штурвал слегка вперёд. "Фуксию" повело немного вправо, затем влево, наконец, вздрогнув будто лошадь всем корпусом, она остановилась.

-- Ведьмин угол, -- произнесла Лия Гаран. -- Выходите, мальчики.

Питер, Жак и Аслан переглянулись. Прелати и Майя сидели в спальном отсеке, держась за руки. Наконец Аслан встал, нацепил ножны и полез наружу.

-- Не нравится мне это, -- сказал Питер. Он понял, что давно хотел произнести эту фразу, просто случая не было. Бедно освещённый тоннель был пуст, зато в стене справа -- вход в рост человека. Оттуда Лия уже нетерпеливо махала им рукой.

-- Сюда!

Питер выпрыгнул из мобиля, пошел за ней.

-- Стойте, -- сказал Жак. Друзья остановились.

-- А как же мадемуазель Прелати и Майя?

-- Оставайся с ними, -- сказал эвакуатор сразу.

-- Нет, -- Прелати уже выбиралась, а за ней Майя. -- Я тоже пойду. Хочу посмотреть.

-- Ну вы где там? -- Лия вышла из коридора. -- Боитесь, что ли?

-- 4

Лефевр поставил свежеоструганный кол стоймя.

-- Готово, сир.

Кол получился на загляденье: два с половиной человеческих роста, почти в две руки толщиной у основанья, медленно сужающийся к острию. Ещё пять колов лежали рядом, похожие друг на друга как близнецы.

-- Так, -- сказал Геркулес. -- Слушай мою команду.

За четыре дня полк Иностранного легиона и осуждённые батдафа под командованием Цейтлиха вырубили кольцевую просеку вокруг колдунского холма толщиной в десять шагов -- деяние само по себе в высшей степени примечательное. Колдун, по сведениям командования, отсиживался в логове, и приказа штурмовать пока что не было; этому факту все были рады и работали с утроенной энергией: солдату, как известно, лишь бы не война. Четвертый день назначили выходным, но Геркулес собрал свой полувзвод осуждённых и повёл их на поляну, где заставил настрогать полдюжины колов и вот уже четвёртый час гонял их в плотном строю, превратив в короткую фалангу.

Подъехало несколько верховых, среди которых Геркулес узнал Цейтлиха и Массю, остальные были ему незнакомы. Он отдал команду строиться.

Полковник Цейтлих брезгливо ткнул стеком в колья.

-- Это -- что?

-- Сир, это колья, сир, -- ответил Геркулес и почему-то слегка выпучил глаза. Полковник посмотрел сквозь него и постучал себя по голени. Остальные хранили молчание, разглядывая полувзвод осуждённых.

-- Зачем, -- уточнил наконец Цейтлих безо всякого выражения.

Долгая пауза в полторы секунды.

-- Сир, считаю необходимым, сир, -- ответил Геркулес.

Потому что я видел, что такое субурды, а ты нет.

Полковник Цейтлих помолчал, пожевал губами, затем поднял брови и посмотрел на полковника Массю, нестарого ещё грузноватого мужчину лет сорока пяти с властным выражением лица.

-- Этих в резерв, на южный сектор, -- сказал Массю, почти не шевеля губами, и пришпорил коня, закончив тем самым обсуждение. Сопровождающие последовали за ним, и лишь Геркулес заметил, что Цейтлих дал шенкелей своей лошади резче и раньше остальных.

-- Сир, -- подал голос Лефевр. -- Может, отдохнуть.

-- Всё равно ведь в резерве, сир, -- поддержал его командир второго отделения, Силь.

-- Полковничьи третий день в деревне гуляют, -- произнёс кто-то.

"Полковничьими" называли взвод сопровождения Цейтлиха. Это поголовно были самые богатые и влиятельные осуждённые; муштрой, караульной службой и дежурствами их никто не донимал, и жизнь они вели вольготную, возбуждая зависть и ненависть не только остальных шести взводов батдафа, но и бойцов Легиона.

Просека, подобно циферблату часов поделенная на двенадцать секторов наблюдения, к вечеру оживилась: пошли слухи, что на холме замечено движение, и вроде как колдун собирается идти на прорыв, потому что еды и воды у него, по расчетам, не осталось. Массю во время объезда распределил легионеров и осуждённых, сосредоточив основные силы на севере -- в секторах с девятого по двенадцатый и с первого по третий. Батдаф и пара учебных взводов Легиона растянулись на юге.

Чем ближе было к ночи, тем быстрее росло напряжение. Почему нет штурма? -- прямо спрашивали самые смелые у своих командиров, получая тычки и затрещины в ответ: командиры не знали. К девяти вечера снова пронёсся слух, будто бы принц-консорт прибыл и отдал приказ в ружьё, но тут же всех успокоили: Фуке действительно прибыл, но новых приказов нет, всё по-прежнему -- следить, ждать, никого не выпускать. Полувзвод осуждённых Геркулеса явно расслабился: судя по всему, штурм будет на севере холма, а им отведена роль резерва на всякий случай, которого, скорее всего, и не произойдёт вовсе. Геркулес Мюко и сам поддался этому настроению, в конце концов, их дело небольшое -- выполняй приказ и лежи где положат.

И только он собрался сказать часовым глядеть в оба, чтоб не пропустить внезапной проверки Фуке, как с ближайшего дерева, где сидели наблюдатели, донёсся вопль.

-- Вижу! -- надрывно орали с одного дерева, и тут же крик подхватили с других пунктов. -- Вижу! Вижу! Шестой сектор! Седьмой! Шестой! Седьмой!

Геркулес вскочил на ноги и увидел, как его полувзвод споро разбирает винтовки и колья, становясь в боевой порядок -- зрелище это доставило ему пусть и краткое, но удовольствие. Но времени радоваться не было. Неясная в колыхающемся свете костров группа темных фигур выходила из леса на просеку и двигалась прямо к ним.

Колдун пошёл на прорыв там, где его меньше всего ждали -- на юге.

-- 5

-- Кто это боится, -- очень уверенно и насмешливо сказал Жак и спрыгнул на пол.

-- Ладно, мы сами придём, -- сказала Лия и крикнула в боковую дыру. -- Девочки, сюда идите! Я тут! Не бойтесь!

Ни друзья, ни Прелати, ни Майя не успели произнести даже слова, как несколько женщин разного возраста в самых легкомысленных одеждах -- одна была даже в мужских штанах! -- выбежали из коридора и бросились с радостными криками к ней.

-- Молодец!

-- Умничка!

-- Ну ничего, в следующий раз получится!

-- Видела этих старух? Ужас, правда?

-- А как там Жерар?

-- Кто новый судья? Жакоб? Этот рохля?

-- Кошмар-кошмар-кошмарики!

Трое друзей стояли в молчаливой неловкости; мадемуазель Прелати, обняв Майю, жалась к "Фуксии", на её лице было отчётливо написано сожаление о том, что выбралась наружу. Наконец, ведьма, которая летела перед ними, подошла к Питеру и сказала:

-- Спасибо вам за то, что спасли мою сестру.

-- Да я бы и сама, -- сказала Лия Гаран неубедительно.

-- ...Хотя она этого не заслужила, -- сурово закончила ведьма.

-- Пожалуйста, -- сказал Жак.

-- Кто вы? -- спросил Питер.

-- Мы ведьмы, -- сказала ведьма. -- Я Суаль. Я тут вроде старшей.

-- Ведьмы, -- тупо повторил Питер.

-- Я думаю, нам всем есть что рассказать, -- сказала Суаль. -- Пойдёмте к нам.

-- Я никуда не пойду, -- сказал Жак весело. -- И никому не советую.

-- Боитесь, уважаемый торговец? -- прищурившись, спросила Суаль.

Аслан посмотрел на неё внимательно.

-- Как вы узнали, что он торговец?

Та пожала плечами.

-- Угадала. Давайте тогда присядем, что ли. Девочки, притащите скамеек мальчикам.

Девочки шумной стайкой скрылись в норе, и через минуту все расселись на скамейках, лишь одна из которых была скамейкой, остальные сиденья были ведрами, котелками и просто чурбаками. Питер почувствовал себя крайне неуверенно. Было похоже на фанты на какой-нибудь вечеринке -- а он всегда ненавидел эту идиотскую новомодную игру.

-- Расскажите, что тут у вас происходит, -- сказал он. Ему казалось, что это будет верный тон. -- В общих чертах.

-- Средневековье у нас тут происходит, -- сказала Суаль весело. -- Инквизиция, чума, голод и полное отсутствие намеков на гуманизм.

Слова ведьмы были настолько неуместными здесь, что Питер едва удержался от того, чтобы потрясти головой; старуха Прелати за его спиной закашлялась. Так могла говорить какая-нибудь Дельфина де Жирарден, высокообразованная парижанка, писательница и хозяйка своего модного салона, но никак не одетая в рваньё ведьма, только что спрыгнувшая с метлы. Утешало лишь совершенно овечье выражение лиц остальных ведьм -- похоже, что они не очень понимали свою старшую, включая и родную сестру, которой явно очень хотелось поковыряться в носу, но было нельзя, поэтому она морщила нос, терла пальцем щёку и таращила глаза на Аслана.

-- Вот как, -- сказал Жак. -- Интересно.

-- Ни черта интересного, -- ответила Суаль так же весело. -- Но скоро все они объединятся под знаменем веры и придут сюда. Вот тогда будет очень интересно, правда, недолго.

-- Они не придут, -- сказала Лия. -- Они тебя боятся. Я слышала.

-- Поэтому и придут, -- равнодушно сказала Суаль. -- Мужчины, они такие. Извините.

-- Ничего, -- сказал Питер. -- Вы сказали -- чума. У вас была чума?

Ведьмы оживились и завздыхали.

-- Ну не чума, хотя я не знаю, может, и чума, -- сказала ведьма. -- В общем, мерли все как мухи, причем главным образом мужчины. Вот, собственно, мы так и появились.

В её голосе была горечь. Питер быстро глянул на Прелати. У мадемуазель было непроницаемое лицо, и слушала Суаль она с вежливым интересом. Скучающе так.

-- Мой муж умер, потом у Жанин, потом у Сесиль, потом... Мы помогали друг другу чем могли, потом решили съехаться в один дом, но тут на нас ополчилась инквизиция...

-- Надо было трястись в своих домах до самой смерти, или идти в любовницы к кому-нибудь, -- сказала другая ведьма. -- А я не хочу так. Я детей хотела. Семью.

И почему-то с вызовом добавила:

-- Имею право!

Суаль усмехнулась.

-- Право... Научила на свою голову. -- И продолжила. -- Потом появились диаволы, и от нас немножко отстали, и даже взяли под защиту. Диаволы, то есть автокапсулы, охотились только за женщинами. Так и получилось, что мужиков повыкосила чума, а женщин диаволы.

-- А что вы знаете об автокапсулах? -- вдруг спросила Прелати.

-- Говорят, в замке в Британии живёт колдун, Синяя Борода, -- сказала Суаль. -- Он и похищает женщин. Мы в это не верим.

-- А во что верите? -- с любопытством спросил Аслан.

-- Это древние, -- сказала ведьма. -- Ихние штучки. Не знаю. И знать не хочу.

-- А что было дальше? -- торопливо произнёс Питер.

-- А дальше был доктор Зойль, -- сказала ещё одна ведьма, совсем молоденькая.

Женщины глухо, угрожающе забормотали. Голос Суаль был ровным и спокойным.

-- Он догадался, что диаволы нападают только на полностью здоровых женщин. Тех, у кого не было руки или ноги, нечисть не трогала. Тогда он и придумал Очищение.

-- Отрубать... руку? -- спросил Аслан медленно.

-- Или ногу, -- ответила Суаль просто. -- Быстренько, чик и готово. Зато автокапсулам ты не нужна.

-- Но Суаль не далась, -- сказала Лия с гордостью.

-- Я не первая была, кто отказался, -- уточнила Суаль. -- Но первой, кого не сожгли. Я улетела.

-- А! -- сказала Прелати неожиданно.

-- На метле? -- не удержался Жак. Суаль усмехнулась.

-- Она может летать и без метлы! -- опять гордо объявила Лия. -- И я тоже смогу.

-- Ты ещё маленькая, -- сказала Суаль сестре. Лия увяла. Суаль снова обратилась к Питеру. -- Да, могу и без метлы. Метла, она для смеха.

Питер наконец-то спросил то, что давно хотел:

-- А как вы... Как вы летаете?

Ведьма посмотрела на него и пожала плечами.

-- Понятия не имею. Я на костре стояла. Больно было ужасно, я ничего не помню. А когда очнулась, я уже была далеко.

-- И уже умела летать! -- снова вмешалась Лия.

-- Понятно, -- вежливо сказал Питер.

-- Ну тут уже было ясно, что начнется резня. Я сразу собрала всех, до кого дотянулась и мы сбежали сюда. Пока что к нам никто не лезет. Уже восемь лет.

-- Но скоро полезут, -- сказал Аслан полувопросительно.

Ведьмы закивали согласно.

-- В Кале недавно умер судья, мы думали, что можно будет вернуться... Дуры. Там появился новый, Жакоб.

-- Это тот, что в балахоне? -- наморщив лоб, вспомнил Жак.

-- Их там двое в балахонах, -- сказала Лия Гаран. -- Второй -- нотариус Жерар.

-- Урод, -- сказала Суаль. -- Лучший друг покойного доктора Зойля, гореть ему в аду.

-- Покойного? -- переспросила Прелати.

Губы Суаль дрогнули в нехорошей улыбке.

-- Доктор Зойль после открытия Очищения свои исследования не прекратил. И примерно через месяца два, когда уже пара десятков женщин лишились рук и ног, он сделал ещё одно открытие. Оказывается, Очищение наступает, если ампутировать не ногу или руку целиком, а, например, мизинец на ноге.

Суаль посмотрела на Жака; тот явственно поёжился.

-- Чувствуете разницу?

-- Да, -- ответил финансист. -- О да.

-- Доктор Зойль, конечно, умный, но он дурак, -- продолжила ведьма. Её подружки захихикали. -- На следующее же утро после того, как он объявил о своём открытии, его нашли глубоко в тоннеле. Где-то недалеко отсюда, кстати.

-- Без рук и без ног нашли, -- добавила молоденькая ведьма с жестоким удовлетворением. -- И ещё без кой-чего.

-- Видели там двух старух-праведниц? -- спросила Суаль. -- Их зовут матушка Элиз и матушка Исиль. Говорят, что это они.

-- Но как же... Почему они против вас? -- спросил Питер. -- Они ведь члены суда?

Суаль пожала плечами.

-- Так получилось.

-- И... -- осторожно начал Аслан. -- И что же вы планируете делать?

Суаль опять пожала плечами:

-- А что мы можем? Только уповать на волю Господа Нерукотворного.

-- Господа какого-какого? -- переспросил Питер.

Ведьмы захихикали, а Суаль без улыбки произнесла:

-- Раньше по двум большим тоннелям ездили огромные машины древних. Вроде вашей, только гораздо больше и длиннее. Это и есть воплощения Господа.

-- Таак... -- сказал Питер.

-- Ещё есть Христос Машинист и Святой Дух Расписание, -- сообщила Суаль с ироническим благоговением. -- Машинист -- это тот, кто управляет воплощениями Господа. Он дан нам для образа и подобия. Расписание -- это сущность, которой они оба подчиняются. Все вместе -- Святая Троица, Свыше Данная.

-- А почему они напали на нас? -- спросил Жак. -- Мы же, получается, вполне подходим под описание. Они должны были молиться нам.

-- Я думаю, потому, что ваши машины ездят не по рельсам, -- сказала ведьма. -- Поэтому они суть извращённое подобие Господа. Сатанинские штучки.

Некоторое время стояла тишина, затем Жак произнёс подхалимским тоном:

-- Вы очень умная женщина.

-- Приходится, -- ответила Суаль.

-- Суаль, -- сказал Аслан. -- Сколько их там человек?

-- В Нижнем Кале? -- уточнила Суаль. -- В самом тоннеле человек пятьдесят живёт. Остальные снаружи, в леднике.

-- Прямо в леднике? -- неожиданно спросила Прелати. Суаль кивнула.

-- Что-то мы их там не видели, -- с сомнением произнёс Жак.

-- Вы много чего не видите, -- вежливо ответила ведьма.

-- Сколько их снаружи? -- нетерпеливо продолжил эвакуатор. Главная ведьма пожала плечами. -- И самое главное, сколько среди них мужчин?

-- Мужчин -- человек двести, -- сказала Суаль. -- А что?

-- Мы возьмём их штурмом, -- объявил Аслан.

-- Втроём? -- спросил Жак. -- Против двухсот?

-- Мы захватим Высокое жюри, -- пояснил эвакуатор. -- Или как оно там называется. Думаю, мы это сможем. У нас есть сани, а они плохо стреляют. Один арбалет за десять секунд.

-- А! -- произнёс Питер.

-- Да. Запрём их, арестуем. А вы, -- Аслан оглядел ведьм, -- вернётесь к своим семьям, ну или заведёте новые. Будете жить как раньше.

-- А если хотите, -- закончил он чуть тише, -- то можете их судить. Честно и открыто.

Некоторое время царила тишина, никто не произносил ни слова. Только Лия переводила взгляд со своих товарок на троих друзей, будто хотела что-то сказать, но молчала.

-- Аслан, -- негромко сказал Питер, глядя в землю перед собой. -- Боюсь, что не получится.

-- Всё получится, -- твёрдо сказал капитан эвакуации. -- Я взял с собой пару кое-каких штучек. Заодно и опробуем их в деле. Ну? Чего стоим? Суаль, мне нужен примерный план тоннеля. Вы же помните, как там и что?

-- Это очень заманчивое предложение, -- медленно проговорила Суаль.

-- Разумеется, -- заносчиво произнёс Аслан. -- Для этого мы здесь.

-- Аслан, -- произнёс Питер чётко и ясно. -- Я голосую против штурма и вообще вмешательства. Слышишь меня?

-- Ого, -- весело произнесла Суаль, -- у вас демократия.

-- Что-то я тебя не понимаю, -- сказал Аслан. -- Это же наша прямая цель. Ты же сам говорил? А? Сегодня, перед тоннелем?

-- Пит, я, если честно, тоже не очень понимаю, -- сказал вежливо Жак. -- Это немного нелогично.

Питер молчал, собираясь с мыслями, но его опередила Суаль.

-- Не знаю, о чем он вам говорил, -- сказала она. -- Но мы не можем принять вашу помощь.

-- Э... -- сказал эвакуатор. -- Почему?

Дело не в Высоком жюри, сказала ведьма. Девять лет назад, когда Кале ещё не сожрал ледник, в городе тоже были ведьмы. Их тоже судили, но тогда их просто выгнали из города. Они очень хотели вернуться, и их мужья помогли им. И у них всё получилось -- они арестовали судей жюри, посадили их под арест. Одного пришлось повесить, не из-за нас, а просто... в общем, он слишком любил мучить.

-- А потом наступила зима, и пришёл ледник, -- сказала Суаль.

-- Что значит -- пришёл? -- переспросил Жак.

-- То и значит, -- ведьма пожала плечами. -- Мы проснулись, а море покрыто льдом. Через неделю он снёс дома на окраине. А к весне города не стало, а потом ледник взял и встал. Будто...

-- А, -- сказала Прелати. -- Так вы не боролись с ледником.

-- Как с ним можно бороться? -- удивилась Суаль. -- В общем, во всём обвинили ведьм. Но пока никого не сажали в тюрьму, просто болтали за спиной. А потом наступила чума, появились первые диаволы... то есть автокапсулы. И началась Великая кара.

-- Они сожгли всю мою родню, женщин, -- помолчав, глухо сказала Суаль. -- Я одна осталась, была как Лия сейчас, а Лия была совсем маленькой. Мой дядя Жуд отрёкся от нас. Брат моего мужа, Бэда, тоже отрёкся. Их тут же посадили в суд и начали звать "достопочтенными". Я сбежала, а Лию взял к себе один добрый человек, и всем сказал, что сделал ей очищение, и от неё отстали. Он умер недавно.

-- Ну? -- сказал Питер Аслану после паузы. -- Теперь тебе понятно?

Аслан смотрел на него слегка расширенными глазами.

-- Нет, -- сказал он. -- Непонятно.

Жак с шумом вдохнул, затем прочистил горло.

-- Аслан, -- сказал он. -- Наше вмешательство ничего не изменит. Разгонишь этот суд -- люди сделают другой. Дело не в суде, а в том, что им надо кого-то обвинять в своих бедах.

-- В беде, -- уточнила Суаль. -- Конкретно в леднике. Праведницам, матушке Элиз и матушке Исиль, было видение: ледник уйдёт, когда не станет последней ведьмы.

-- У них было много видений, -- сказала ещё одна ведьма.

-- А что, если он не уйдёт? -- спросил Аслан.

-- Ну, мы же не последние ведьмы, -- весело сказала Суаль, и ведьмы вокруг захихикали. -- Вон, есть Синяя Борода. И вы.

Последнюю реплику она адресовала Прелати. Старуха не ответила, лишь глянула на неё тяжело и спокойно. Питер спросил:

-- А почему вы не уходите отсюда? На юг, например.

-- Не всё так просто, -- ответила ведьма. -- Несколько девочек погибло.

-- Ясно, -- сказал Аслан. -- Может, тогда хотя бы оружие какое вам оставить?

-- Нет, -- сказала Суаль. -- Спасибо, мы сами.

-- Спасибо, -- сказали ведьмы нестройным хором.

Суаль вежливо шагнула в сторону, пропуская их к "Фуксии".

-- До свиданья, -- сказала Лия. -- Ещё увидимся. Я к вам прилечу. Ночью.

-- Берегите себя, -- сказала Суаль. -- Спасибо вам за Лию.

Ведьмы махали им руками весело.

Друзья забрались в мобиль; Прелати и Майя уже сидели там. Девочка была то ли сильно испугана, то ли очень сердита -- Питер подумал, что он совершенно не понимает людей и не умеет читать их по лицам, не то что Жак.

-- Завал, Аслан, -- произнёс финансист. -- Надо расчистить сначала.

-- Да проскочим, -- ответил эвакуатор раздражённо и двинул штурвал вперёд. Кабина затряслась, все схватились за поручни. "Фуксия", натужно гудя, забралась по камням и мусору наверх, с жутким звуком проскребла по потолку сложенным парусом, слезла вниз, и перед ними вновь был тоннель. Аслан оглядел свой экипаж с видом победителя.

-- А "Сельдь"? -- придирчиво поинтересовался Питер. Ему вдруг показалось важным, чтобы они не потеряли "Сельдь".

-- Не бойся, -- сказал эвакуатор веско. -- Где прошла "Фуксия", там и "Сельдь" пройдёт.

-- Жалко их, -- сказал Жак вдруг. -- Как-то...

Позади них, в пассажирском отсеке, коротко и скрипуче рассмеялась мадемуазель Прелати. Все трое друзей одновременно повернулись к ней.

-- Что смешного, мадемуазель Прелати? -- осведомился Питер очень вежливо.

Старуха смотрела на них молча.

-- А я понял, -- сказал Жак.

-- Думаю, да, я понял, -- продолжил он, игнорируя взгляды друзей и глядя внимательно на мадемуазель Прелати. -- Вам смешно, что новое женское человечество зародилось не в пробирке у вашей невестки, а само по себе, в грязном подземелье, и ещё к тому же вот-вот погибнет.

-- Ошибаетесь по всем пунктам, -- с презрением ответила старуха. -- Мне смешно от вас. Посмотрите на ваши рожи. Вообразили себя спасителями, и внезапно, -- Прелати подняла палец, -- обнаружили, что никто не хочет спасаться.

-- Мы не вообразили себя, -- медленно сказал Питер. -- Мы и есть спасители.

Старуха не ответила.

-- Просто у нас другая цель, -- закончил Питер. -- А у вас есть цель?

Прелати долго смотрела ему прямо в глаза, затем отвела взгляд в сторону и прижала к себе Майю покрепче.

-- Эй, да что это! -- закричал Аслан.

-- Это Суаль, -- успокаивающе сказал Питер, хотя у него тоже пробежал по спине холодок. Ох уж эти их штучки... Ведьма снова летела на метле перед ними в свете фар, показывая ладонью вниз. Аслан остановил "Фуксию", Питер открыл дверь. Суаль уже стояла за ней, и вид у неё был странный, будто её вот-вот стошнит.

-- Вы спросили, боролись ли мы с ледником, -- сказала она, не глядя ни на кого, но было ясно, что обращается она к Прелати. -- Моя мама боролась.

-- Как? Как она это делала? -- спросила мадемуазель Прелати неожиданно мягко.

-- Она... красила лёд, -- с усилием произнесла ведьма. -- Чёрной смолой. Смола нагревалась от солнца, лёд таял.

Питер покивал, не сводя с неё глаз.

-- Красиво, -- проговорил он. -- Правда, красиво.

Суаль совсем скривилась.

-- Над ней все смеялись, -- сказала она глухо. -- А я её стыдилась. А потом её сожгли. Вымазали в смоле и сожгли заживо.

-- 6

Геркулес ещё раз огляделся украдкой: нет, он не ошибся. Тут были все командиры сводного отряда, начиная со взводных и заканчивая полковниками Массю и Цейтлихом. Они сидели на двух длинных скамьях и не глядели друг на друга. В радиусе тридцати шагов стояли часовые из личной охраны Фуке, следящие за тем, чтоб никто не приблизился к расположению штаба принца-консорта.

Его высочество стоял в стороне, слегка покачиваясь с пятки на носок. Ни выражение лица его, ни фигура ничего хорошего не предвещали. Уголок его рта еле заметно дёргался, и было видно, что Фуке сдерживается лишь с трудом. Прямо перед скамьями с командирами была поставлена импровизированная доска на манер школьной, где висела карта со стрелками и обозначениями.

-- Итак, я спрашиваю ещё раз, -- медленно и яростно проговорил Фуке. -- Как получилось, что колдуна убили практически по чистой случайности? Полковник Массю?

Массю грузно встал.

-- Ваше высочество, сир, -- заговорил он. -- Диспозиция была построена согласно вашим приказаниям. Основные силы были сосредоточены на северо-востоке, севере и северо-западе от логова колдуна. Это вторая, третья и шестая роты Легиона. Первая и четвертая роты закрывали восток и запад, пятая стояла в дальнем резерве здесь, -- полковник шагнул к карте и указал на точку на севере. -- Где мы сейчас и находимся.

Геркулес только сейчас начал понимать что-то. План был неплох: Фуке, судя по всему, имел твердые основания считать, что колдун пойдет прорываться именно на север и именно этой ночью. Кроме того, он знал, что у колдуна есть живая (точнее, мёртвая) сила в каком-то количестве.

-- Но примерно в девять часов.... -- проговорил Массю.

-- Примерно, -- ядовито заметил Фуке.

-- ...поступили сведения с наблюдательных пунктов в пятом, шестом и седьмом секторе, на юге. Колдун с плотной группой...

...Всё это было каких-то пятнадцать часов назад. С деревьев верещали наблюдатели, полувзвод Геркулеса выстроился в боевой порядок, выставив три кола вперёд, и ждал команды. Оставшиеся осуждённые рассыпались слева и справа, заняв позиции для перекрёстной стрельбы -- Мюко велел отдать им все патроны, справедливо рассудив, что его ударному полувзводу сабли будут нужнее, чем винтовки. Так оно и получилось.

-- Колдун вместе с группой из тридцати мертвяков вышел в шестом секторе и пошёл прямо на позиции батдафа, которыми командовал полковник Цейтлих. (Германец поднял взгляд на Массю и коротко усмехнулся). Второй и третий взводы батдафа заняли позицию в шестом и седьмом секторе по моему приказанию, за несколько часов до этого.

-- Ясно, -- сказал Фуке и знаком приказал Массю садиться. Полковник постоял секунду, затем подчинился. -- Полковник Цейтлих. Что было дальше?

Полковник Цейтлих встал и медленно подошёл к карте.

-- Второй взвод батдафа принял на себя удар мертвяков. Пока они проходили просеку, осуждённые егеря успели дать два залпа, но мертвяки не остановились.

-- И?

-- Полувзвод осуждённого Мюко, -- ровным голосом продолжил Цейтлих, -- вооружившись кольями, встретил мертвяков врукопашную.

..."Иииии левой!" -- закричал Геркулес. Полувзвод нестройно топнул левой. "Правой! Левой! Правой! Бегооооом!". Егери едва не споткнулись, но быстро выровняли шаг. Два кола пронзили первых субурдов насквозь и почти одновременно, а Уль, командир первой тройки, выскочил вперёд и в два удара снёс им головы. "Назааааад!" -- заорал Геркулес. Полувзвод бросил колья -- одно осталось торчать горизонтально -- и резво потопал назад, почти по своим собственным следам, подхватил следующие три пики -- тренировки не прошли даром. "Огооонь!", завизжал Силь, поставленный главным над стрелками, стрелки слева и справа дали нестройный залп, ещё один мертвяк упал. "Иииии левой!" -- срывая голос, заорал Мюко снова, и снова взвод топнул левой, и снова тяжким бегом понеслись они на таран.

Это и была придумка Геркулеса Мюко, бывшего стажера королевской службы эвакуации, бывшего дознавателя криминалите, ныне старшего осуждённого батальона д'а'фрик, батдафа: короткими ударами, не ввязываясь в борьбу, сокращать количество боеспособных субурдов и ломать их строй, а в промежутках останавливая их продвижение залпами. Кольев было четыре комплекта, но мертвяки дали им ударить лишь дважды.

-- Их тактика оказалась малоэффективной, -- сообщил Цейтлих. -- Поэтому гонцы сообщили полковнику Массю, что колдун скоро прорвёт блокаду и требуется подкрепление.

-- Кто отдал им такой приказ? -- осведомился Фуке. -- Кто приказал гонцам сообщить о колдуне и о том, что он прорывает блокаду?

Цейтлих постоял невозмутимо, затем коротко взглянул на Геркулеса.

-- Осуждённый Мюко, -- сказал он.

Геркулес медленно встал, чувствуя на себе недобрые взгляды. Он здесь был единственный из батдафа, если не считать Цейтлиха.

-- Сир, я ничего не говорил гонцам, -- произнёс он. -- У меня не было времени. Мой полувзвод дрался с мертвяками.

-- Я лично получил от тебя сообщение для полковника Массю! -- закричал какой-то лейтенант-легионер. -- И приказал сержанту Адри его доставить.

Геркулес посмотрел на гладкое лицо незнакомого ему легионера.

-- Сир, я вас не помню, сир, -- сказал он спокойно.

Поднялся гвалт. Лейтенант, фамилия которого оказалась Пек, вызывал его на дуэль чести. Его успокаивали капитан Тулип и майор Жюстен, указывая на то, что Мюко не военный, а осуждённый, и дуэль с ним невозможна в принципе. Цейтлих и Массю смотрели на всё это мрачно, не выражая эмоций, но было ясно -- Легион их так просто не отдаст даже Шарлю Фуке. Лейтенант Пек присягнёт, что Мюко запросил помощь у Массю; и Массю, верный общему духу приказа его высочества, помощь отправил немедля и в полном объёме. В конце концов, колдуна всё же убили?

-- Ну колдуна же мы убили? -- вопрошал Массю, апеллируя к своим сослуживцам. Он уже чувствовал себя спокойно: похоже, дело обошлось. Фуке знает порядки Легиона, и не станет наказывать офицера, когда всем ясно, что вина его. Кто-то же приказал усилить северные позиции?

Геркулес всё это время неотрывно смотрел на Цейтлиха. Полковник сидел как ни в чём ни бывало, и на старшего осуждённого даже мельком не глянул. Может, он забыл, о чем проговорились двое селян? Конечно, забыл.

Ведь если не забыл, то...

Нет, лучше об этом не думать.

...После второго тарана началась сеча, половина осуждённых просто сбежали, и Геркулес не мог их винить -- смотреть, как враг идёт на тебя, не реагируя на пули и сабли, не всякий сумеет; Уль, Силь и ещё с десяток бойцов наскакивали на медлительных субурдов, кроша их в капусту -- но безрезультатно. Субурды, потеряв пару мертвяков, шли плотной группой, закрывая колдуна, хватали зазевавшихся осуждённых и ломали им рёбра в жестоких объятиях, и Геркулес уже вытащил саблю, готовясь принять участие в безнадёжной драке, но подоспевшие легионеры Массю опрокинули их сбоку, изрешетили арбалетами (из винтовок не стреляли, берегли патроны -- опытные), изрубили палашами. Когда побоище закончилось, отыскали колдуна, -- нашли по кровотечению. Мюко увидел его, перед тем как труп унесли в штаб: весь утыканный стрелами, но благообразный на вид старик, каких полно в деревнях по всему Альянде. Может быть, староста или судья.

-- Осуждённый Мюко! -- гаркнул кто-то ему в ухо. Геркулес подскочил. Принц-консорт смотрел на него тяжело и мрачно.

-- Арестовать. -- Фуке оглядел офицеров. -- Господа, вы свободны.

-- 7

-- Я понял, почему люди любят читать книги, -- сказал Питер. Ему никто не ответил: Прелати и Майя ушли в лес за грибами и ягодами, Аслан вызвался их сопровождать, а Жак, который никуда не пошёл, а лежал на травке неподалёку и прекрасно слышал Питера, не разговаривал ни с кем второй день по причине полного проигрыша в бочку вчера вечером. Финансист считал, что его обыгрывают нечестно, и нудно доказывал с расчётами в руках, что должен был выиграть хотя бы раз; он угомонился, лишь когда Майя выиграла у него девять кругов подряд. Обиду на весь мир он тем не менее затаил, и для начала объявил бойкот жуликам и аферистам, среди которых имел несчастье оказаться.

-- Потому что в книгах, -- Питер развивал свою мысль, жуя травинку и глядя в синее небо, -- в отличие от жизни, постоянно что-то происходит. Событие сменяется другим событием, а оно в свою очередь следующим. А ведь в жизни такое происходит крайне редко. Наша реальность -- это главным образом ожидание.

Ясный погожий день стоял над Вест-Сассексом -- так называлась эта местность -- и уже перевалил за зенит. Серая пелена облаков надвигалась с запада, и это значило, что солнце скоро опять исчезнет, но пока что "Фуксия" и "Сельдь" стояли недвижны, вбирая его энергию; позади них виднелась река Аруна, а на том берегу остался заброшенный город. Питер и Аслан очень хотели побывать там и посмотреть на почти не тронутые временем здания древних, но Прелати, Майя и Жак категорически воспротивились, и поэтому, обойдя город с севера, их небольшая экспедиция пересекла мост и расположилась на западном берегу. Название реки им сказала Прелати, а позднее они увидели его на почти что выцветшей табличке у моста. Как назывался город, старуха не знала.

-- Я думаю, что это как-то связано с количеством людей, -- говорил Питер. -- Даже не с количеством вообще, а с плотностью населения вокруг тебя. События твоей жизни ведь так или иначе творятся людьми, стало быть, если хочешь, чтобы событий было больше, то надо жить там, где много людей.

Жак испустил долгий полустон-полувздох и перевернулся на живот. Он был голый по пояс -- пользовался временным отсутствием женщин и Аслана, чьё атлетическое телосложение наводило уныние на однокашников ещё со времен их студенчества.

-- Наше путешествие, кстати, служит косвенным подтверждением моей теории, -- продолжал Питер. -- Нет людей -- нет событий.

-- И это прекрасно, -- заключил он, помолчав.

И он, и Жак понимали, что это спокойствие ненадолго, и невольно старались его продлить. Конечно, на словах они всячески торопили Прелати, которая вспоминала дорогу очень медленно, заставляя их делать долгие стоянки, во время которых она бродила вокруг в поисках знакомых ей ориентиров. Доходило до того, что остановки приходилось делать едва ли не каждые десять минут; за три дня они сделали тридцать лье, не больше. Зато съестные припасы были опустошены почти на треть. Когда они вышли из тоннеля на английской стороне, в местечке под названием Дувр, и не обнаружили там признаков человека, встал вопрос о продовольствии: последние лепешки они съели ещё в тоннеле. Питер уже всерьёз собрался идти на охоту и с чрезвычайно умным видом крутил в руках чёрный охотничий арбалет, но внезапно Аслан вытащил из грузового отсека "Сельди" коробки с блестящими металлическими штуками, и ещё коробки с другими штуками, обтянутыми прозрачной плёнкой на манер бычьего пузыря, и с третьими штуками, отдалённо напоминавшими большие бутыли для лекарств, и сделанными из мягкого стекла, которое было легче обычного и не билось. Это был провиант древних.

Жак заявил сразу, что ЭТО он есть и пить не будет ни под каким видом, и отправился на охоту один, отобрав арбалет у Питера. Аслан, вооружившись пистолетом и саблей, скрытно пошёл за ним, на всякий случай. Вернулись они через час, разными дорогами; Жак был голодный, злой, без добычи и без арбалета; он утопил его в болоте -- уронил в спешке, когда ему померещился кто-то в лесу.

-- Я, что ли, виноват, что у нас идиотские арбалеты! -- кричал он в ответ на претензии Питера. -- Вываливаются из рук! Кто их делал вообще!

Позже выяснилось, что он всё равно забыл колчан со стрелами и ходил только с одной, заряженной. Аслан, который собственно и напугал великого охотника, поначалу пристыженно молчал, но потом всё же не выдержал и вступил в дискуссию. Препирательства закончились тем, что Жак милостиво согласился отведать древнюю еду, после чего остался жив и даже доволен. Убедившись, что смерть от голода им не грозит, он пришёл в отличное настроение и пребывал в нём весь следующий день ровно до тех пор, пока не предложил мадемуазель Прелати сыграть в бочку.

-- Кажется, ничего не собрали, -- сказал Питер, приподнявшись на локте и глядя в сторону опушки. Там шли, точнее, почти бежали все трое -- Аслан, Майя и мадемуазель Прелати. Жак издал короткий смешок. Они знали, что Прелати просто тянет время и занимается чем угодно, только не поиском ориентиров, но поделать ничего не могли, и оставалось только ждать.

Питер вскочил.

-- Что-то случилось, -- и, собрав в охапку все вещи, что они успели вытащить наружу, вроде пледа и котелка, он вприпрыжку понёсся к "Сельди". Жак вздохнул тяжко и принялся облачаться. Делал он это сидя, и зрелище это было донельзя раздражающим. Питер, забросив инвентарь в солнечные сани, вернулся на место их стоянки и одну секунду смотрел на его эволюции, затем безо всяких церемоний подхватил финансиста под мышки и одним движением поставил его на ноги.

-- Эй, -- сказал Жак.

-- Время, время, Жак, -- сказал Питер быстро сквозь зубы, а сам запрыгнул в "Фуксию". Жак увидел приближающихся Прелати, Майю и эвакуатора, и его движения также стали быстрыми и осмысленными. Аслан, добежав до "Фуксии", безо всяких объяснений сел за штурвал, старуха и девочка заняли свои места, Питер закрыл двери, и все они схватились за что попало -- бывший капитан эвакуации стартовал как всегда, резко и без предупреждения.

-- Так, -- сказал Питер. -- И?

-- Пусть сама расскажет, -- не оборачиваясь, сказал мусульманин.

-- Вы мне обещали, -- сказала Прелати.

-- Обещание я сдержу, -- ответил Аслан. -- А про терминал расскажите сами.

Питер повернулся к Прелати. Та молча смотрела на них. И тут учёный и свободный финансист заметили, что в корзинке у мадемуазель что-то есть, и это совсем не грибы, не ягоды и даже не вязание.

-- Что это у вас? -- спросил Жак.

-- Это терминал связи, -- хмуро ответила старуха. -- Я пыталась установить связь с моей невесткой.

-- Чтобы предупредить её, -- кивнул Жак. -- Поня-атно.

-- Она всё это время пыталась, -- громко сказал Аслан из кабины. -- Все три дня.

-- Не то что бы я сильно удивлён, -- сказал Жак. -- Но предупреждать человека, который с лёгким сердцем бросил вас на растерзание легионерам?

-- Это называется верность, Жак, -- елейным голосом сказал Питер. -- Тебе не понять.

-- У меня было два терминала, -- заговорила Прелати, не слушая их. -- Один пришлось спрятать в тайнике, слишком большой и тяжёлый, его было не унести. Но он был лучше, он действовал в любом месте. Этот меньше, но он работает не везде.

-- И в чём же заключается его работа? -- вежливо спросил Жак. -- Там внутри маааленькие птички, которые переносят мааааленькие записочки?

Майя прыснула. Прелати осталась невозмутимой.

-- Я не знаю, как он работает, -- ответила она. -- Я просто говорю с человеком, который далеко. И установить связь с невесткой мне не удалось. Она не отвечает.

-- Ну, логично, -- сказал Жак. -- Вас же убили легионеры. Зачем ей отвечать мертвецу?

-- Хватит, Жак, -- сказал Питер. -- Там не птички, а скорее всего электрические волны. Мы слушаем вас, мадемуазель Прелати.

-- Невестка мне не отвечает, -- продолжила старуха после паузы. -- Но мне удалось услышать ещё одного... человека. Он егерь, помогал нам, когда мы жили в Лилле.

-- Дядя Шосс, -- сказала Майя.

-- Я его помню, -- сказал Питер. -- С ним был староста, они постоянно ругались. Смешные.

-- Они нашли тот терминал, и сумели связаться со мной, -- сморщившись, сказала Прелати. -- Не знаю, как им удалось.

Неожиданно она всхлипнула и закрыла лицо ладонями. Все молчали.

-- Но их тоже нашли, -- успокоившись, продолжила Прелати. -- Вчера. Староста, скорее всего, погиб, а Шосс... Может, ему удалось сбежать.

-- Фуке начал охоту на колдунов и на ведьм, -- сказал Питер. -- Что ж...

-- И на тех, кто им помогает, -- добавил Аслан из кабины. -- Это мы, например.

-- Э-э, и что? -- спросил Жак после паузы. -- Это разве новость для нас? Ты же сам говорил, Пит? У него знания древних, у него собаки эти, винтовки, у него ещё бог знает что ещё... Он просто устраняет конкурентов.

-- Он нашёл способ узнавать, где находятся все колдуны и ведьмы, -- сказала Прелати глухо. -- И его войска убивают одного за другим, уничтожая всё братство Урании. Может, нас кто-то предал. Может, Фуке всегда знал. Может, он сам колдун. В общем, он знает, кто они, и где они.

-- А! -- сказал Питер. -- И ваша невестка, конечно, тоже в этом списке.

-- Не невестка, а мой брат, -- хмуро ответила старуха. -- Франциск Прелати. Настоящий колдун -- он.

-- Час от часу не легче, -- сказал Жак. -- Так это он, что ли, хочет, чтобы человечество будущего состояло целиком из женщин? А он хитрец.

-- Нет, -- раздражённо ответила Прелати. -- Это Клотильда. А ему просто... просто нравится делать что-то новое. Ну и... любит он её, наверное.

-- А сколько колдунов живёт в Альянде? -- спросил Питер.

-- Понятия не имею, -- ответила Прелати. -- Но вряд ли больше двадцати.

-- Братство Урании, -- задумчиво произнёс Питер. -- Аслан! -- позвал он.

-- Ага, -- отвечал эвакуатор.

-- Как бы ты действовал на месте Фуке?

Аслан ответил не задумываясь.

-- Я бы определил самого опасного, и в первую очередь занялся бы им.

-- А кто у нас тут самый опасный? -- как бы про себя проговорил Питер. -- Кто у нас засылает автокапсулы за сотни лье, которые похищают девочек и женщин? Чьи родственники мутят воду в самых глухих провинциях Альянде?

-- А-а! -- сказал сообразительный Жак. -- Так вот почему мы теперь не "ищем ориентиры". Вы вспомнили короткую дорогу до замка?

Прелати молчала.

-- Мы бы и сами могли её найти, теоретически, -- произнёс Аслан, обернувшись. -- Мы же знаем, что замок на берегу моря. Учитывая, что Британия -- остров...

Жак задумался.

-- Точно? -- неуверенно спросил он, хмурясь. -- Я что-то не помню. И я бы, наоборот, сначала задавил бы всех колдунов на континенте, а потом бы занялся теми, кто на острове.

Эвакуатор покосился на него через плечо.

-- Откуда тебе знать, -- сказал он. -- Может, он уже и задавил.

-- С нашей, причём, помощью, -- сказал Питер мрачно. -- В какой-то степени.

-- Это неважно, -- сказал Жак. -- Самое главное, что Фуке сейчас, скорее всего, мчится во весь опор по нашим следам. А с ним вся Шестая ударная.

Больше никто не произнёс ни слова. Мадемуазель Прелати плакала почти беззвучно, Майя утешала её, сама тоже роняя слёзы. Питер смотрел на них хмуро, и неожиданно вспомнил имя старосты: Гильям.

"Фуксия" и "Сельдь" мчались по неприветливым пейзажам Британии.

Основными цветами этой местности были серый и зелёный. Серо-зелёный кустарник сменялся серо-зелёным гранитом, серые камни, сильно похожие на развалины древних домов, лежали на зелёной пока ещё траве, которая в свою очередь скрывала под собой либо тёмно-зелёно-серую почву либо (чаще всего) серо-зелёную трясину. Дорога, над которой они летели, была серая, каменная. Жак серьёзным голосом высказал предположение, что люди, которые здесь обитают, носят серое и зелёное, поэтому мы их и не видим. Здесь Аслан осознал, что за всё время путешествия они не встретили ни единой живой души.

-- Здесь вообще живут люди? -- спросил он будто бы в воздух.

-- Живут, -- сухо ответила Прелати из пассажирского отсека.

-- Плохо живут? -- спросил Питер. -- Их мало?

-- Да как сказать, -- старуха пожала плечами. -- Еды им хватает, леса здесь богатые. Пастбища, козы, овцы. Море, рыба. Но, как они говорят, у них не жизнь, а искупление.

-- Искупление чего? -- спросил Аслан.

-- Греха.

-- Ээээ... -- сказал Питер. -- Первородного греха?

-- Что-то вроде. Они искупают грехи отцов, отцов их отцов и так далее. Им нельзя уходить с этого места, нельзя делать ничего нового, нельзя стремиться к процветанию. Надо искупать грех.

-- А что они натворили, отцы их, их отцы и так далее? -- спросил Жак.

-- Вот бы узнать, -- равнодушно ответила Прелати.

-- Ладно грех, а почему их не видно-то? -- Аслан вернул разговор в более конкретное русло. -- Или им этого тоже нельзя?

-- Ваши... "Фуксия" и "Сельдь", -- сказала Прелати, -- если вы не заметили, довольно шумные устройства. Их слышно издалека, даже в здешнем сыром воздухе.

-- 8

Весь остаток дня после скоротечного разбора вчерашней битвы Геркулес просидел под арестом. Арест имел форму огороженной сосны с цепью и колодками на ногах, а стерегли его двое часовых. После нескольких безуспешных попыток заговорить с ними Геркулес понял, что они сторожат не только его, но и следят друг за другом: один был из охраны Фуке, с шевроном Шестой ударной бригады, второй был из пищальеров Массю.

В конце дня подошёл майор Жюстен в сопровождении двух легионеров и зачитал Геркулесу приговор полевого трибунала: за введение в заблуждение командира, повлекшее потери и угрозу срыва операции, и с учётом предыдущих преступлений, старшего осужденного батдафа сводного Северного полка Иностранного Легиона Геркулеса Мюко приговорить к высшей мере наказания -- расстрелу.

Геркулес пребывал в каком-то ступоре. Где-то в глубинах сознания тоненький голос вопил, что надо взывать к справедливости, к Фуке, к свидетелям (Улю и Силю), обличать Пека, Массю и, самое главное, Цейтлиха, -- но снаружи был виден только оцепеневший от ужаса молодой шпак-штрафник, угодивший в переплёт по своей глупости и невезению.

Он очнулся лишь когда обнаружил, что его куда-то ведут. Вообразив, что это конец, он дёрнулся раз, два, получил стволом по шее и прикладами под ребра, а кто-то сказал насмешливо:

-- Да не бойся. На допрос тебя ведём, на допрос.

И Геркулес успокоился, как и многие смертники до него и после него.

Но в этот раз ему не солгали.

Геркулес увидел знаменитых собак Фуке, всех трёх -- большую, среднюю и маленькую. Они сидели, вытянув носы на закат, в уморительно одинаковых позах. Сам Шарль Фуке был виден в открытую дверь своего мобиля, он читал какую-то длинную бумагу. Когда Геркулес подошёл, он поднял голову и приказал коротко:

-- Освободить.

Некоторое время Геркулес тёр кисти и ступни. Фуке смотрел на него молча и, казалось, думал совершенно о другом, но как только Мюко выпрямился, принц-консорт кивком отослал его конвоиров и жестом пригласил осуждённого к себе в мобиль.

Геркулес осторожно забрался внутрь. Фуке указал ему на скамью напротив своей. Между ними был небольшой столик, где лежали планшет, документы, стояли стакан с вином и тарелка с хлебом и сыром.

-- Ешь, -- сказал его высочество, и Геркулес подчинился: быстро умял всё, что было, и запил кислым вином. Фуке покивал, подозвал адъютанта, тот быстро убрал посуду и расчистил стол, оставив лишь один лист бумаги чистой стороной вверх.

-- Это ты придумал штуку с кольями? -- спросил Фуке.

-- Да, -- ответил старший осуждённый.

-- Неплохо, -- проговорил принц-консорт. -- Молодец. Приговор тебе уже зачитали?

Геркулес сглотнул.

-- Сир, я не...

Фуке сделал раздражённый жест.

-- Не бойся. Пока не бойся, -- он выделил слово "пока". И продолжил.

-- Ты знал про субурдов. Про мертвяков. Откуда?

-- Мы поймали и допросили двух сообщников колдуна.

-- Ты один их допрашивал?

-- Нет, сир.

-- Кто был с тобой?

Геркулес сглотнул.

-- Мой командир, полковник Цейтлих, сир. Он вёл допрос.

Фуке помолчал, затем неожиданно тихим голосом спросил:

-- Ты знал, что колдунов двое?

-- Да, сир, -- Геркулес почувствовал, как рубаха липнет к его спине.

Он ждал следующего вопроса, приготовился к нему. Фуке, однако, не торопился его спрашивать. Он потёр свой нос, затем заговорил медленно и задумчиво.

-- Вот приговор. -- Фуке постучал по листу на столике. -- Но пока я его не подпишу, тебя не расстреляют.

-- Ваше высочество, ещё полковник Цейтлих знал, что колдунов двое, -- быстро и твёрдо произнёс Геркулес. -- Но, похоже, он никому не сообщил об этом.

Фуке, похоже, это известие не удивило совсем. Геркулес не успел обдумать, хорошо это или плохо, потому что его высочество неожиданно спросил:

-- А лейтенант Пек?

-- Лейтенант Пек лжёт, сир, -- ответил Мюко. -- Его не было в шестом секторе ни до, ни во время битвы.

Фуке снова замолчал и стал барабанить пальцами по столику. Геркулес сидел выпрямившись, будто свой же кол проглотил. Принц-консорт вздохнул и заговорил:

-- Значит, кто-то знал, что колдун не один. Цейтлих знал; возможно, знал и Массю. Но никому не сказали. Один колдун прорывается на юг, причем чуть ли не парадным строем, а мои храбрые полковники радостно клюют на эту наживку, открывая север для бегства второго. Странные колдуны, очень, очень странные... Это ошибка или это заговор? А, Мюко? А может, ты тоже заговорщик?

-- Сир, ваше высочество, сир...

-- Тихо, -- сказал Фуке. -- Заодно ты с ними или нет, уже неважно. Цейтлих скоро узнает, что ты был у меня. Но он не узнает, о чем мы говорили. Пока он не узнает точно, ты будешь жить. Понял?

-- Да, сир, я никому...

-- Да погоди ты! -- Фуке двинулся вперёд и уставился Геркулесу прямо в глаза. -- Ты мне нравишься, парень. Ты умный. С кольями у тебя отлично вышло, хоть тебе и повезло, что колдун выскочил прямо на тебя. Выйди он чуть в стороне, дело бы пошло совсем по-другому, верно?

Геркулес сделал вид, что поразмыслил, и быстро кивнул.

-- Стало быть, ты ещё и везучий. Мне нравятся умные и везучие. -- Принц-консорт достал планшет, вынул оттуда лист гербовой бумаги и начал писать. Писал он недолго, затем положил перо поперек листа и сказал:

-- Иностранный легион хорош. Я это знаю получше многих. Но ему тоже нужны те, кто будет за ним присматривать. Понимаешь, осуждённый?

Мюко покачал головой.

-- Нет, сир.

Фуке придвинулся ещё ближе и, тыча пальцем в колено Геркулесу в такт словам, заговорил:

-- Мы идём в Британию. Туда сбежал второй колдун, там у них последнее гнездо, и они похитили известную актрису. Ты будешь по-прежнему под командой Цейтлиха, актрису мы спасём, колдунов и всех, кто случится рядом, убьём. Такой план, Цейтлих о нём знает. А теперь то, о чём он не узнает. Следи за ним, осуждённый. Следи внимательно, но так, чтобы не вызвать подозрения. Будь осторожен, парень, он очень опытная сволочь. Если только увидишь, что он затеял бунт, или задумал что-то против меня, против короны, против Альянде -- выходи из подчинения. Ясно?

-- Ясно, -- тихо сказал Геркулес. Ему было страшно.

-- Если не дашь себя убить, будешь служить в моей гвардии.

-- Сир?

-- Внутренняя гвардия, -- одними губами произнёс Фуке. -- Легардинтерн.

-- Сир, -- выдохнул Геркулес. Страх превратился в восторг: неясные, но грандиозные и ослепительные перспективы сжали его грудь и отняли на секунду дыхание. Он некстати вспомнил все дикие слухи, что ходили про личную гвардию Фуке: что при вступлении бойцы объявлялись мёртвыми, или давали обет молчания, а ещё -- что надо было вырвать себе правый глаз в знак полной верности, а вместо него носить повязку, скрывающую камень особой огранки...

Принц-консорт некоторое время смотрел на него оценивающе, затем поставил подпись на бумаге, полез в карман, вынул большой перстень-печатку и плоскую баночку с красным воском, размял его пальцами, налепил снизу на лист угла и поставил оттиск.

-- Только в самом крайнем случае, -- кривя губы, раздельно сказал он и протянул бумагу Геркулесу. Мюко бумагу взял, но принц-консорт задержал её на секунду и повторил: -- В самом крайнем, ты понял меня, временно освобождённый Мюко?

Геркулес схватил листок и жадно прочитал его; лицо у него стало таким, будто его ударили. Он поднял затуманенный взор на Фуке и внезапно рухнул ему в ноги, едва не свернув хлипкий столик.

-- Спасибо! Спасибо, ваше высочество! Спасибо!

...Часовые, стоящие у штаба, видели, как из мобиля вышел Мюко в сопровождении принца-консорта, видели, что конвоиры послушно откозыряли его высочеству и удалились, и что Мюко, одетый в форму без знаков различия, пошёл без конвоя в сторону своего батальона. Они были легионеры, матёрые волки Шестой ударной, прошедшие не одну кампанию, и смотрели на осуждённого из батдафа, который счастливо избежал смерти, с откровенным презрением, и только когда Геркулес исчез за деревьями в лесу, некоторые из них осознали, что с точно таким же презрением этот щенок смотрел и на них.

-- 9

"Фуксия" и "Сельдь" остановились плавно, содрогнувшись, будто лошади, и замерли. Аслан и Жак выскочили наружу и стали рассматривать что-то под ногами. Питер потянулся и неспешно вылез вслед за ними, уверенный, что это розыгрыш.

И ошибся.

Кто-то переходил дорогу, сказал Жак. Какое-то стадо, наверное, коровы. Бывают же такие, особо крупные коровы? Вот, это они. Да, да, сердечно поддакнул Аслан, коровы с когтями, передвигающиеся прыжками. Новая порода, специально для здешних мест. Удобно! Не надо охранять их от хищников, наоборот -- они сами тебе нет-нет, да и принесут зайчика-другого. Молоко опять же. Может быть, это медведь, сказал Питер, присев над изрытой следами землёй, а почему следов много -- а это он просто ходил туда и сюда. Так сказать, почему бы отдельно взятому очень крупному медведю не побегать через дорогу от вон того холма до вон того леса... И обратно. Раз двадцать. Или даже целому семейству особо крупных медведей, в рамках брачных игр. Или что у них тут в Британии бывает осенью.

-- Это не медведь, -- раздался голос Прелати. В нём не было обычной для старухи язвительности, а было нечто другое, и Питер не сразу понял, что это страх. -- Это гримдож. Много гримдожей.

-- Грим-чего-чего? -- переспросил Жак.

-- Пёс черный, гримдож, баргест, -- пояснила Прелати, оглядываясь. -- Много имён, суть одна. Вон там (она указала направо от дороги, на север) Гримпен, болота. Они приходят оттуда и уходят туда. К морю.

С этими словами она указала в противоположном направлении.

-- Баргесты, это же сказки, -- сказал Жак.

-- Живые мертвецы тоже сказки? -- спросил Питер.

-- Аналогия, -- поморщился финансист. -- Ты деградируешь ещё стремительнее, чем я думал.

Питер энергично покивал и ничего не ответил.

-- Я слышал о таких, -- сказал Аслан.

Все повернулись к нему.

-- О каких -- таких? -- осведомился Жак. -- Которые деградируют стремительно?

-- О баргестах, -- терпеливо пояснил эвакуатор. -- Лет десять назад в Аквитании один баргест вырезал целую рыбацкую деревню.

-- Как его убили? -- спросила Прелати. -- Если убили.

-- Его заманили в засохший колодец и завалили камнями. Наверное, он подох. Проверять никто не полез.

-- Первый подвиг Оливера? -- Жак прищурился. -- Лорда-протектора?

-- Он самый, -- подтвердил Аслан. -- После этого он и основал службу королевской эвакуации.

Мусульманин полез в карман и вытащил оттуда свой шеврон.

-- Смотрите, -- сказал он. -- Что это, по-вашему?

-- Твой шеврон, -- недоуменно сказал Жак. -- Эвакуаторский.

-- Нет, -- терпеливо сказал Аслан. -- Что на нём изображено?

-- Крест, молния и треугольнички...-- сварливым голосом произнёс Жак и тут же хлопнул себя по лбу. -- Святые небеса, да это же пасть с клыками! И когти!

-- Молодец, -- похвалил егоэвакуатор. -- Обычно люди видят молнию и толкуют это, будто бы мы приезжаем на помощь быстро как молния. Что, разумеется, далеко от истины. А треугольнички это вроде как наши сабли. Мы не возражаем, пусть толкуют.

-- Значит, пасть с клыками, -- произнёс Питер. -- Целую деревню? Один баргест?

-- Угу, -- сказал Аслан. -- Целую деревню и ещё шесть солдат и офицеров. И ранил ещё человек десять. Сам лорд-протектор, говорят, ходит со шрамами по всей спине.

-- Там кто-то есть, -- проговорила Майя тихо, тоненьким голоском, но её услышали все. Аслан и Питер сдвинулись друг к другу, вглядываясь в направлении, указанном девочкой, Жак благоразумно отошёл назад и, забравшись на подножку "Фуксии", тоже стал глядеть, Прелати зашептала то ли молитвы, то ли заклинания.

Силуэт неведомого зверя черным пятнышком двигался по серым холмам вдалеке. Питер изо всех сил напрягал глаза, но не мог определить даже примерно его размеров -- расстояние было слишком велико. Зверь тем временем выскочил на гребень холма и стал отчётливо виден на фоне темнеющего неба; застыл на мгновение.

И обернулся.

Трое друзей и девочка дружно отшатнулись назад; Прелати смотрела в землю и продолжала бормотать себе что-то под нос. Питер готов был поклясться, что видел два красных огонька злобных глаз и разверстую пасть с огромными белыми клыками. Впрочем, как выяснилось чуть позже, по сравнению с Жаком он вообще ничего не увидел: баргест, оказывается, встал на задних лапах, сделал вот так рукой (у него были руки с вот такими когтями), зарычал и побежал дальше от них уже как человек, на двух ногах.

-- Если рассудок и жизнь дороги вам... -- проговорила Прелати, будто вспоминая что-то, но её оборвал Жак.

-- Поехали. Темнеет.

-- Не нравится мне это, -- произнёс Аслан, -- надеюсь, здесь обойдётся и без нас.

Питер молча показал ему скрещённые пальцы. В мире достаточно много вещей, которыми ты должен заниматься, иначе они займутся тобой; оставалось только надеяться, что баргесты, адские псы, были не из их числа.

-- Команде "Фуксии" предлагаю пристегнуться к креслам, -- сказал Аслан.

-- Чего? -- Жак и Питер вытаращили глаза. Прелати повернула голову.

Бывший эвакуатор как мог повернулся на сиденье и ткнул себя в грудь, и только сейчас они увидели, что через его торс наискосок идёт широкий ремень, концами теряющийся где-то глубоко в пилотском кресле.

-- Это для безопасности, -- пояснил капитан королевской эвакуации.

-- То есть раньше, получается, для нас было не опасно, -- сказал Жак.

-- Во-первых, ценные кадры надо беречь, -- ответил Аслан. -- Я ценный кадр. Не какой-нибудь там простой рабочий.

Жак скорчил рожу убийцы, засопел и полез пристёгиваться.

-- Во-вторых, я сам только что обнаружил этот ремень, -- закончил королевский эвакуатор. -- Будем честными с собой и с другими.

-- 10

-- То есть как это заглохла, -- вздорным голосом спросил Жак.

-- Вот так, взяла и заглохла, -- терпеливо повторил Аслан.

-- Так, -- сказал Питер. -- Давайте по порядку.

-- Я спросил у мадемуазель Прелати, куда ехать, через лес или по отвороту, -- сказал Аслан, оглядывая местность. -- Поехали по отвороту, проехали мимо оврага и вот сели на брюхо.

-- Другой дороги здесь нет, -- сказала Прелати.

-- Может, у неё энергия кончилась? -- почти уверенный в своей правоте, спросил Жак.

Аслан пожал плечами мрачно.

-- Может быть. Солнца тут маловато.

-- Выходим, -- скомандовал Питер.

Это получилось у него легко и естественно. Вообще, в их компании, если кто-нибудь из них троих терял инициативу, как например Аслан сейчас, то всегда было кому подхватить упавшее знамя. С этой согревающей мыслью Питер выпрыгнул наружу, не дождавшись, пока дверца отойдёт полностью, -- и тут же провалился под землю.

То есть провалился не весь целиком, а лишь одна его нога ушла вниз.

-- А-а! -- заорал Питер от неожиданности. Из саней высунулся Жак и без лишних слов стал тащить его за плечи вверх. Когда ему стал помогать Аслан, Питер вылетел из ямы как пробка из бочки и, пребольно треснувшись затылком о переборку, с проклятиями повалился на своих друзей внутрь кабины.

-- Какая-то яма, -- сказал Питер, и все трое высунулись из дверцы и заглянули в дыру. Прошли очень долгих две секунды, прежде чем они осознали, что они видят.

-- Там пропасть, -- придушенным голосом произнёс Жак.

-- Это не дорога, -- сказал Питер. -- Мы висим на каком-то мосту...

-- Ловушка!!! -- заорал Аслан, и мир тут же обрёл пугающую ясность. Эвакуатор сел в пилотское кресло и стал беспорядочно нажимать кнопки и дергать ручки. "Фуксия" издала утробный рёв, задрожала, но не сдвинулась с места.

-- Бросаем её, бежим к лесу! -- закричал Питер. Жак уже подхватил Майю, которая молча прыгнула к нему на руки, а Питер протянул руку старухе Прелати и увидел краем глаза, как мечется в кабине Аслан.

-- Вылезай! -- страшным голосом закричал учёный ему, и капитан эвакуации замер на секунду, затем открыл свою дверцу и выпрыгнул из саней. В ту же секунду Прелати выбралась наконец из пассажирского отсека и схватила Питера за руку; они вместе шагнули было наружу, и он даже успел заметить спину Жака, уже почти добравшегося до леса (он высоко задирал ноги, будто бежал по грязи), как раздался громкий треск, переходящий в грохот, земля покосилась, и "Фуксия" разом просела вниз. Питер и Прелати упали, сбитые с ног.

Снаружи это выглядело так, как если бы сбылось пожелание какого-нибудь недоброжелателя провалиться им под землю. Дорога, которая оказалась тщательно замаскированным настилом над узким и длинным ущельем, лопалась прямо на глазах, бревна, скрепленные между собой толстыми веревками, ворочались и опадали, земля и камни, маскирующие ловушку, ссыпались в образовавшиеся дыры и проёмы, и глазам Жака, который вместе с Майей кое-как добрался до твёрдой земли, представало ужасающее зрелище: "Фуксия", повисшая на бревнах будто гигантская муха в рвущейся паутине, вот-вот собиралась рухнуть вниз, в открывающееся взгляду ущелье, дно которго терялось в тумане. Жак увидел Аслана на противоположной стороне; эвакуатор орал и размахивал длинным шестом. С его стороны настила уже не было. Треск усилился -- Фуксия просела ещё, вниз полетели несколько брёвен.

Аслан, держа бесполезный шест в руках, увидел, как его друг Жак Делакруа неумело перекрестился (позже финансист будет яростно отрицать этот факт), оставил Майю у дерева и словно обезьяна полез вниз по срывающимся и болтающимся брёвнам и доскам к "Фуксии". Он видел, как Жак, зацепившись двумя ногами, свесился вниз и протянул руку к открытой дверце саней, висевших носом вниз, и как оттуда за его руку схватился Питер, который в свою очередь тянул мадемуазель Прелати. Крррак! -- и настил съехал и покосился ещё сильнее, повиснув на одной стене ущелья почти вертикально, а как бы внутри него висела "Фуксия", из которой выбирались Прелати, Питер и Жак -- Питер и Прелати по одной стороне, а Жак лез тем же путём, что и спускался до этого, только теперь в обратном направлении, наверх. Когда Питер и Жак добрались до края, Аслан выдохнул с облегчением, и тут же услышал дикий крик Майи: мадемуазель Прелати сорвалась обратно, и отчаянно цепляясь за всё подряд, сумела удержаться на уровне "Фуксии". Сердце Аслана упало: девочка побежала к ней, ловко увернулась от преградившего ей дорогу Жака, и полезла по срывающимся брёвнам спасать бабушку. Жак и Питер рванулись за ней, но тут вся конструкция наконец-то не выдержала и с коротким скрежетом скользнула в пропасть, забрав с собой солнечные сани с названием "Фуксия", колдунью мадемуазель Прелати и её внучку Майю, которая не была ей внучкой.

Но и этому потрясению не суждено было сегодня стать последним. Эвакуатор увидел, как за спинами Жака и Питера появились одновременно несколько фигур в капюшонах с изогнутыми палками, в которых он лишь через секунду не без труда признал огромные, в рост человека, натянутые луки. И только он собрался подать им предупредительный знак, как что-то острое упёрлось и ему под лопатку и в шею. Аслан замер и стал медленно поворачиваться, но тут на его голову обрушился страшный удар, мир сверкнул и погас.

-- 11

...Всех троих волокли как добычу, связав ноги и руки и продев за спиной кол, -- так, что, очнувшись, трое друзей сначала услышали треск собственных сухожилий в плечах, а затем увидели землю, проплывающую перед их носом со скоростью пешего шага. Ущелье действительно оказалось длинным, обе группы захватчиков шли по его сторонам минут двадцать. Судя по тому, как они окликали друг друга, племя это звалось валглы. Когда ущелье кончилось, они объединились, а вскоре пошли вдоль берега моря. Каждого из троих друзей тащили по четверо человек, и, судя по всему, Питер, Аслан и Жак были для них тяжёлой ношей, поскольку сменялись валглы часто, при этом как старая смена, так и новая считали своим долгом как следует наподдать пришельцам ногой куда побольнее. Наибольшую неприязнь вызывал у островитян бывший капитан эвакуации, видимо, из-за смуглой кожи и необычного для этих мест вида -- носильщики то и дело разом приседали на ходу, и возили Аслана лицом по земле под дружный смех всех идущих рядом соплеменников.

Среди пленивших их островитян выделялся один, совсем ещё мальчик. В отличие от всех остальных, у него не было лука, а в качестве оружия он носил большой меч в ножнах на спине. Насколько Питер успел разглядеть, меч был довольно тонкой работы, но деталей, которые подсказали бы ему что-нибудь об этом племени, он не разглядел. На голове у мальчика-меченосца было что-то вроде кривого металлического обруча, и после некоторого наблюдения за ним Питер убедился, что да, действительно, мальчик -- вождь валглов, или как минимум командует этим отрядом. К нему, в отличие от остальных, обращались не "валгл", а "кюникь" или "х'фарту", на что в половине случае мальчик лениво отвечал чем-то вроде "б'хагге роф".

Затем Питер попробовал перекинуться словечком с Жаком, которого проносили мимо, но тут же об этом пожалел -- несколько шагов их обоих тащили лицами по крупной гальке, покрывающей берег, а затем пнули пару раз по мягкому. Питер поймал взгляд финансиста, исполненный мрачного укора.

Вскоре он обнаружил, что их несут над водой, периодически окуная их туда лицом -- впрочем, не намеренно. Он поднял голову, едва не закричав от боли в затекших руках, и увидел, что их группа шагает по воде к маленькому острову, на вершине которого стоит замок. Конечно, носильщики шагали не по морю и не по дну -- берег и остров соединяла дорога из грязно-жёлтого кирпича, по колено покрытая водой.

Валглы подняли их в гору, внесли во внутренний двор замка и бросили на каменный пол, одного за другим. Затем Кюникь Х'фарту встал в центр площадки, напыжился и и прокричал:

-- М'хэффраэ уэ дэдон фиине беене!

Лишь собственное короткое эхо было ему ответом.

-- М'хэффраэ уэ дэдон фиине беене! Уэ фу аамундодедон!

-- Йе сюльвум аамундодедон, соттес, -- раздался женский голос. -- Икь фанке йем. Нуу аавеорсаф.

Мальчик с обручем на голове постоял несколько секунд, затем рассмеялся чистым звонким смехом, от чего у Питера по спине прошлась морозная свежесть. Рассмеялись и его валглы, и вслед за своим юным вождём, продолжая хыхыкать и гыгыкать, они покинули замок.

Аслан (единственный, у кого валглы вытащили из-за спины кол), тут же стал потешно перекатываться, пытаясь продеть связанные руки под ногами; Жак лёг поудобнее и шевелил кистями, пробуя узлы на прочность. Питер стиснул зубы, совершил несколько конвульсивных движений и сумел сесть.

-- Здравствуйте, господин Прелати и госпожа Меффрэ, -- громко произнёс он, оглядывая стены и пустой двор. -- Или лучше вас звать "уважаемая Синяя Борода"?

-- Пит, -- с тревогой сказал Жак. Его голос был сдавленным. Странный холодный дым заполнял двор, изливаясь сразу из нескольких источников. Аслан дёрнулся, зашёлся в кашле. Питер рывком попытался встать, его голова угодила в струю, он вдохнул; между ушами зазвенело, и как он ни мотал головой, звон лишь усиливался до тех пор, пока не стал совсем невыносимым, затем что-то лопнуло с треском, и навалилась тьма.

-- Глава седьмая, где неожиданно находится третий ответ

"Я, Шарль Фуке, виконт де Мелён и де Во, принц-консорт Альян де Люс, союза Франции, Испании, Андорры и семи княжеств готских и германских, именем короны и во славу Её Величества королевы Изабель, --

Приказываю:

Всех врагов в замке надлежит убить без переговоров и малейшего снисхождения.

Да пребудут с нами свет и радость".

Штурм замка начался перед рассветом и закончился к трём часам пополудни. Колдун и все его приспешники были убиты, а любимица публики, актриса Нони -- спасена. Операция по полному искоренению колдунов блестяще завершилась, вписав славную страницу в историю правления королевы Изабель.

О том, как на самом деле шли события, знали или догадывались всего несколько человек, -- и с каждым часом, прошедшим после штурма, таких людей в Альянде оставалось всё меньше и меньше.

-- 1

Сырой ветер, запах моря, низкое серое небо; неуютно, тревожно, промозгло. Ни единого намёка на то, что в другое время года здесь хоть чуточку иначе. Принц-консорт Шарль Фуке, в отличие от бойцов и осуждённых, был доволен погодой -- он считал, что ненастье способствует боевому духу.

К замку на острове в безымянном заливе, гнезду последнего некроманта, сводный отряд вышел на третьи сутки после убийства одного пикардийского колдуна и бегства второго. Десяток мобилей с бойцами, два с легкой артиллерией, два со штабом -- вся эта кавалькада пронеслась через тоннель под проливом, а затем по югу Британии без всяких препятствий и сюрпризов: хорошо спланированным операциям часто сопутствуют удача и гладкость исполнения.

Призрачно мерцающий белый прямоугольник, не имеющий толщины, казалось, колыхался в спёртом воздухе мобиля, но Шарль Фуке знал, что экран неподвижен, а колебания его лишь иллюзия. На экране было лицо мужчины лет пятидесяти, сочетавшее в себе одновременно и лошадиные, и змеиные черты. Мужчина время от времени поглядывал в сторону и вниз; принц-консорт же смотрел на экран неотрывно, в глаза своему собеседнику, хотя помнил, что господин Морган видит его с другой точки -- из небольшого раскрытого ящика, прямо под экраном.

-- Какие новости, мистер Фуке? -- слова Моргана были искажены акцентом и звуковоспроизводящим динамиком.

Фуке подумал, что самое плохое в общении с этими людьми -- это то, что никогда не знаешь, что они уже знают, а что ещё нет; он поставил себе заметку в памяти -- научиться управлять людьми так же.

А пока что надо было говорить правду...

-- Мы начинаем штурм.

Морган благожелательно кивнул.

-- То есть всё по плану. Верно?

Шарль Фуке кивнул молча, но, видимо, это не удовлетворило его собеседника.

-- Верно? -- повторил он. И уточнил. -- Что вы будете делать с колдуном?

Только правду....

Фуке поднял стек в левой руке, быстрым движением обмотал его конец шнуром и резко потянул. Подержав жезл с затянутой петлёй в руке с пару секунд, он ещё раз наклонил голову коротко.

Морган улыбнулся; лошадь из его лица исчезла совсем, полностью уступив змее.

-- Мы рады иметь дело со столь решительным и инициативным человеком. -- Его голос изменился, стал сухим и деловитым. -- Мы гарантируем, что колдун по-прежнему в замке. Далее. В столице в ближайшие часы состоится переворот под водительством эээ... не могу прочесть...

-- Оливера, -- подсказал Фуке. -- Бывший лорд-протектор Оливер.

-- Да, Оливер, -- Томас Морган остро глянул с экрана. -- У вас с ним, кажется, были какие-то разногласия?

Ничего, кроме правды...

-- Были и есть, -- светски ответил Фуке. -- Он по-прежнему хочет завладеть моей женой, действующей королевой Изабель, и получить от неё корону и наследника.

Мужчина на экране задумчиво покивал, взгляд его стал чуть рассеянным, затем спохватился.

-- Что ж, я полагаю, что вы сумеете отплатить ему за все страдания, что он уже вот-вот причинит вашей дражайшей...

-- Не за страдания, -- сказал Фуке. -- За жизнь. Я отплачу ему за её жизнь.

Несколько секунд Морган молчал, и в его глазах явственно проявилась искорка интереса.

-- Даже так.

-- Именно так.

Человек-змея коротко склонил голову.

-- Скорблю вместе с вами сейчас, так как не буду иметь возможности выразить соболезнования сразу после этого ужасного события.

-- Благодарю вас.

-- Уверен, вы сумеете достойно перенести столь тяжёлую утрату.

-- Надеюсь на это.

-- И направить гнев народа против его врагов, нынешних и будущих.

-- С вашей помощью, -- вежливо сказал Фуке.

-- С нашей помощью, -- подтвердил Морган. -- До связи.

На месте погасшего экрана повисла надпись "MIT", затем и она растворилась в воздухе.

...но не всю.

Колдуна Прелати принц-консорт собирался взять живым. (Легионеры, конечно, будут выполнять приказ, но колдун им не по зубам). И поговорить с ним очень подробно -- особенно о тех, кто так же легко сдаёт своих приспешников, как раздаёт гарантии и помощь... И бывшего лорда-протектора Оливера, если получится, тоже неплохо бы взять живым. Фуке удовлетворённо улыбнулся в полутьме мобиля: наконец-то старый дурак решился действовать, после того, как я почти месяц топчу леса и болота. Что ж, совсем скоро его ждёт большой и весьма неприятный сюрприз. Королевская кровь -- лучшего средства для объединения народа просто нет; и добывать её нужно, конечно, не своими руками.

Впрочем, сначала замок.

Через полчаса принц-консорт смотрел на человека, стоящего перед ним; на серого, неприметного, обходительного простака, на чьей совести были десятки изощрённых убийств и крупных ограблений, и любое из этих преступлений вело прямиком на виселицу, но Дэль -- а это, конечно, был он, -- оказался слишком ценен, чтобы казнить его без попытки использовать; так он попал в батдаф.

-- ...Осуждённый Дэль, -- жёстко начал Фуке. -- Будешь командовать специальным отрядом, список и приказ тебе даст капитан-интендант. Готовьтесь к штурму, у вас главное направление, подробности ближе к вечеру.

Стилет Дэль спокойно смотрел на него выцветшими серыми глазами.

-- ...Временно освобождённый Мюко, -- заговорил Фуке примерно час спустя, глядя на Геркулеса. -- Твоя задача -- взять штурмом главные ворота замка. Ещё два отряда будут отвлекать противника с флангов, но главное направление -- твоё.

Геркулес кивал быстро-быстро. Его лихорадило от возбуждения.

-- ...Лейтенант Пек, -- произнёс Фуке ещё через два часа. -- Ваша задача -- пересечь пролив и взять замок с юга. Остальные два отряда ударят с севера, где стены, и с востока, со стороны главных ворот. Они будут отвлекать. Основной удар наносите вы, лейтенант, и ваш отряд.

Лейтенант Пек щелкнул каблуками и чётко склонил голову на уставные пол-секунды.

Конечно, теоретически и лейтенант Пек, и временно освобождённый Мюко, и даже осуждённый Дэль могли встретиться где-нибудь в укромном месте и сравнить полученные от Фуке приказы, и уследить за этим в суматохе подготовки к штурму было практически невозможно; более того, все действия, прямо направленные против этого события, скорее бы привели к нему -- таковы законы политики.

Принц-консорт это понимал.

Поэтому лейтенанту Пеку было присвоено только что придуманное звание штурм-лейтенанта. Его подразделение освободили от дежурств, оставив только патрулирование лагеря, в основном той его части, где находились осуждённые. Надо ли упоминать, что полномочия им были обозначены чуть шире обычных, и надо ли говорить, что и сам штурм-лейтенант, и его бойцы с охотой этими полномочиями пользовались?

Геркулесу Мюко тоже дали звание: с лёгкой руки германца Цейтлиха "временно освобождённый" превратилось в "ефрейтора", а Фуке сделал его "штурм-ефрейтором". Это делало его и осуждённых вроде как ближе к Пеку и его бойцам, что немедленно вызвало злобу и ярость последних; презрение, которое они испытывали к шпакам из батдафа, усилилось кратно. Остальные осуждённые тоже ополчились против них, при этом всеобщая ненависть к "полковничьим" была забыта моментально.

Убийца Дэль требовал особого обращения. В случайной стычке он легко мог удавить бойца Легиона, а то и нескольких сразу, не говоря уж о батдафе. Поэтому его с ещё полудюжиной наиболее опасных головорезов отправили под конвоем в отдельный лагерь к северу от залива, а среди Легиона и осуждённых был пущен слух, что их там лучше кормят, спят они на мягких гамаках прямо в мобиле, и даже -- что им будут платить жалованье, причём втрое больше, чем в Легионе.

Позднее, через несколько часов, принц-консорт убедился, что его приказы работают так, как надо: ему доложили о мелких стычках между осуждёнными и патрулями Пека, кроме того, майор Тулип лично заходил к капитан-интенданту Дебрэ и между делом интересовался расходами на "северный лагерь" -- на что капитан-интендант сообщил ему, что это сверхсекретная информация, а после, как и было приказано, доложил его высочеству.

А сразу после завтрака Фуке начал разрабатывать план штурма.

Точнее, целых три плана.

-- 2

Человек с породистым лицом смотрел на Питера пристально, со смесью отвращения и злого любопытства. Так выглядит ребенок, который мучает ужалившую его осу. Руки Питера были связаны за спиной дважды, в кистях и локтях, ноги стянуты ниже колен, а петля, накинутая внизу на ступни и пропущенная между руками, плотно и безжалостно охватывала его шею. Он сидел на узком стуле, выгнувшись назад и запрокинув голову, чтобы можно было дышать, и смотрел на принца-консорта искоса.

-- Ты хотел меня видеть, -- произнёс Фуке. -- Я здесь.

Питер только собрался сказать, что он совсем не хотел его видеть, и вообще что происходит, как вдруг кто-то заговорил его голосом и чужими словами.

-- Николя. Сколько времени прошло. Хе-хе-хе.

Лицо его высочества не дрогнуло, лишь зрачки едва-едва расширились. Питера охватила паника, но его язык продолжал говорить.

-- Ты был воришкой и трусом, ты им и остался, Николя. Хе-хе.

Шарль Фуке прикусил губу, лениво посмотрел по сторонам.

-- Боишься, что меня услышат, Николя? Правильно боишься. Золото может купить тебе титул, положение, связи и даже чужую жизнь... Кто был тот офицер Легиона, чью жизнь ты выдал за свою? Кому ты приказал перерезать его родных? Или твои собаки загрызли его? А может, ты сам сделал это, а, Николя?

Фуке потёр нос, кашлянул и словно бы в задумчивости прошёлся туда-сюда. Питер следил за ним одним глазом, и изо всех сил пытался крикнуть, что это не он говорит, а кто-то другой, но не мог.

-- Но правду за золото не купишь, она всегда выйдет наружу, так или иначе.

Принц-консорт появился снова в поле зрения Питера, и в руках у него была винтовка. Он заряжал её, и Питер увидел, что его высочество делает это гораздо увереннее, чем он; кроме того, патроны, сидевшие в обойме, были необычными -- с длинными блестящими, почти что белыми, пулями.

-- Тебе придётся убить и мою жену, и актрису, и наверное тех, кто сейчас охраняет меня, и бог знает кого ещё... Эх, Николя, Николя... Хе-хе-хе... Когда же ты поймёшь, что настоящая вечная жизнь -- это...

Фуке быстро вскинул винтовку и плавно, направив ствол прямо ему в лицо, нажал на курок. Питер не успел договорить, но успел подумать, и последняя его мысль была удивлённой.

"Серебряные пули?!"

-- ...Укххххааа! -- Питера подбросило и выгнуло, он свалился с койки на пол. Его рвало мутной жидкостью, он стоял на четвереньках, голова раскалывалась, пол расплывался в глазах, локти ходили ходуном.

-- Те же и то же. -- Голос Жака, со знакомыми ехидными интонациями. -- Утро так называемого учёного. Изрядная картина.

Рвота прекратилась, Питер поднял голову и огляделся.

Это было большое помещение с мощным низким потолком, залитое светом. Запах аптеки, большой стол в центре, шкафы и стеллажи у стен, загадочные предметы из стекла и металла, ряды пробирок с разноцветным содержимым. Койка, с которой упал Питер, была в углу, рядом стояли ещё три таких же, отгороженные ширмой; на самой дальней сидел Жак в светло-зелёном халате. Судя по лицу финансиста, его пробуждение хоть и случилось раньше, но вряд ли было менее неприятным.

-- Аслан, -- выговорил Питер, еле шевеля языком и губами. Жак поднял очи горе, показывая тем самым, что хоть и готов к тяжести общения с Питером, но не испытывает от этого никакого удовольствия, затем указал на дверь. Учёный посмотрел туда и увидел эвакуатора, за которым шёл невысокий сухопарый старичок.

Аслан и Франциск Прелати остановились у койки Питера. На эвакуаторе и на Прелати были такие же светло-зелёные халаты, что и на Жаке.

-- Вы всех своих гостей травите газами? -- спросил Питер насколько мог мрачно, при этом стараясь отдышаться: он только что совершил маленький подвиг, вытерев пол полотенцем и забравшись обратно на койку. -- Уважаемый господин Прелати. Привет, Аслан.

-- Мы не знали, чего от вас ждать, -- сухо ответил колдун. -- Вы могли быть шпионами Фуке.

Жак издал звук, похожий на хрюканье, Аслан посмотрел на потолок.

Прелати их проигнорировал.

-- И как вы выяснили, что мы не шпионы Фуке?

Старик помолчал, затем посмотрел на эвакуатора, будто бы спрашивая у него разрешения. Аслан хмыкнул, поскрёб смуглый подбородок и сообщил:

-- Фуке приближается. -- Жак и Питер переглянулись. -- Будет здесь завтра утром или вечером. Может, раньше.

-- А-а, -- протянул Жак. -- И его намерения, судя по вашим лицам, далеко не дружественные.

-- Нет, не дружественные, -- подтвердил Прелати, не глядя на Жака. -- Я полагаю, что он хочет уничтожить всех обитателей моего замка, а сам замок срыть до основания. Последнее ему, к счастью, не по силам, поэтому, думаю, он ограничится банальной резнёй. Ему не привыкать.

-- А я думал, вы братство, -- сказал Питер, осторожно умащиваясь на койке. Голова кружилась. -- Братство Урании, или как вас там.

-- Сказки для идиотов, -- отрезал колдун. -- Вроде Легри.

Аслан фыркнул.

-- А зачем вы дали ему ваши... эээ... приборы?

-- Он поставлял материал для исследований, -- ответил колдун.

-- Женщин, -- сказал Аслан утвердительно. -- Женщин поставлял. Среди субурдов Легри не было ни одной женщины.

Прелати смотрел на Питера тяжело и спокойно.

-- Ещё вопросы?

-- А! -- воскликнул Жак. -- Так вам нужна наша помощь.

-- А что вы делали с... материалом для исследований? -- спросил Питер. Он спросил негромко, но в лаборатории будто в колокол ударили.

-- Они живы, -- ответил Прелати, помедлив. -- Живы, и насколько мне известно, вполне здоровы. -- Он поглядел на Питера с неожиданной усмешкой. -- Впрочем, вам лучше знать: вы ведь их видели совсем недавно.

У Питера отвисла челюсть, но Жак соображал быстрее.

-- Суаль, -- воскликнул он. -- Ведьмы в тоннеле.

-- Не все они, и не только они, -- уточнил колдун. -- Но в целом, половина жителей Нового Кале и его окрестностей -- либо наши... ученицы, либо их дети.

-- А почему они живут не рядом с вами, или ещё в каком-нибудь безопасном месте? -- спросил Жак. -- Почему в тоннеле?

Питер и Аслан догадались одновременно.

-- Солнечный свет, -- сказал Питер.

-- Они боятся солнца, -- вместе с ним произнёс эвакуатор.

-- Не все они, и не только они, -- повторил колдун раздражённо. -- За всё надо платить. Человек существо гораздо более сложное, чем вы способны себе представить. Мы умеем раскрывать способности, но не знаем, как избежать последствий. Пока не знаем, -- Прелати сделал ударение на "пока".

-- И чтобы вы могли продолжить ваши прекрасные исследования... -- начал Жак.

-- ... мы должны помочь вам в битве с Фуке, -- закончил Питер. -- Прекрасно.

-- Легкий выбор, -- поддакнул Жак. -- Прекрасный. Чего тут думать? Сабли к бою! Умрём же за прогресс и солнцебоязнь!

-- А почему бы вам не попросить о помощи своих учениц? -- сказал Аслан. -- Я видел, некоторые из них умеют летать. Неплохое подспорье в битве...

Прелати некоторое время смотрел на него в упор. Аслан взгляда не отвёл. Старик вздохнул и сказал:

-- Они не знают, что... что были здесь. Не помнят.

-- Неблагодарные какие, -- с поддельным сочувствием сказал Питер.

-- Эй, это мои слова, -- запротестовал Жак.

Прелати шевельнул желваками и заговорил.

-- У Фуке будет человек двести, может, больше. В замке, кроме нас четверых, ещё моя жена, Клотильда Меффрэ, а также мисс Горовиц и примерно пятьдесят...

-- Нони, -- выдохнул Жак.

-- Она в полной безопасности, -- заверил его колдун, но ошибся: Жак реагировал не на его слова. В лабораторию вошла грузная женщина, шире Прелати раза в три и выше его на полголовы, а вслед за ней -- женщина из прошлого, небесное создание, свидетель былых эпох, актриса, прима, девушка из саркофага древних. Нони Горовиц. Она подбежала к Жаку и обняла его, затряслась беззвучно. Питер почувствовал, как его сердце проваливается вниз, вниз, глубоко в бесконечность, и радость от того, что он видит её, была приправлена горечью и ревностью, хотя у него никогда не было никаких прав на подобные чувства. Засопел Аслан, и даже колдун, кажется, шевельнулся, -- последнее, впрочем, не наверняка.

-- Франциск, -- скрипучим голосом произнесла грузная женщина. -- Молодым людям надо побыть наедине. Не дави на них.

Нони бросила на неё быстрый взгляд, который заметил лишь Питер.

-- Я пока что никого ни о чём не просил, -- отчеканил колдун. И обратился к Аслану, Питеру и Жаку, уже более вежливым тоном. -- Это Клотильда Меффрэ, моя супруга и коллега. Вас она знает.

-- Госпожа Меффрэ права, -- сказал Питер медленно. -- Нам надо поговорить.

Про себя он отметил, как вовремя -- для Прелати -- вошла Нони; и как удачно -- опять же для Прелати -- она себя повела. Обдумывать эту мысль Питер себе запретил; ему даже захотелось стукнуть себя покрепче.

-- Ну что ж, -- сказал Прелати преувеличенно спокойно. -- Меня ждут дела. Если что, мы на обзорной площадке. А пока...

Он не договорил, кивнул быстро и так же быстро ушёл. За ним ушла и супруга-коллега; Питер некоторое время смотрел им вслед, затем повернулся к Жаку и Нони. Актриса отлипла от Жака, оглядела всех троих по очереди огромными своими глазами, на этот раз задерживаясь взглядом подольше. И улыбнулась светло и тихо.

-- Мальчики... Спасибо, что пришли за мной, мальчики.

-- Пожалуйста, -- сказал Жак вежливо, восстанавливая дыхание. -- Так что мы решили?

-- Пока ничего, -- сказал Аслан. -- Мы ведь здесь из-за Нони.

-- Я в безопасности, -- произнесла актриса очень терпеливо.

-- Как мы можем быть в этом уверены? -- спросил Жак. -- Замок, который Фуке собирается снести, он в безопасности? А жить рядом с колдуном и врагом его высочества, это безопасно?

-- Мисс Нони, -- произнёс Питер как можно мягче. -- Франциск Прелати и его жена -- колдуны. Они члены братства Урании, к которому принадлежал и Фуке, наш принц-консорт. Помните Легри, который хотел открыть ваш саркофаг?

Нони кивнула, заметно содрогнувшись.

-- Он тоже оттуда. Фуке после того, как стал принцем, активно уничтожает своих братьев-колдунов. Есть подозрения, что на континенте он уже всех перебил, и Прелати последний, и, возможно, самый могущественный.

-- А значит, и самый опасный, -- вставил Аслан.

-- Он проводил над вами эксперименты? -- быстро спросил Жак. -- Нони?

Актриса закрыла руками лицо и мотала головой.

-- Нет, нет, не проводил, -- из-под ладоней её голос звучал глухо. -- Но я... я... я не могу всего вам рассказать.

-- Они вас шантажируют, -- уверенно сказал Аслан. -- Они узнали что-то про вас, какую-то тайну, и хотят, чтоб вы нас заставили им помогать. Верно?

Нони Горовиц взглянула на Аслана.

-- Нет, -- сказала она. -- Всё гораздо хуже. Они не... да и не тайна это вовсе, а глупость... Просто у них есть такие же лекарства, что были тогда, они знают, как всё делать, они умеют, как наши врачи, в моё время... Я должна быть с ними рядом, я должна быть в замке, в лаборатории, иначе я умру... или ещё хуже.

Последние слова Нони произнесла почти шёпотом. Никто из троих друзей не решился узнать сразу, что имелось в виду под "ещё хуже" -- и все трое неоднократно позже об этом сожалели.

Нони вытерла глаза и продолжила твёрдым голосом.

-- Мальчики, я знаю, это опасные люди. Но я не могу уйти от них. Простите меня, простите, что вы попали сюда, простите меня.

-- Я правильно понимаю, -- осторожно сказал Жак, -- что замок настолько важен, что они хотят рискнуть и попробовать его отстоять? А не бежать подальше?

-- Да, да, -- Нони кивнула несколько раз. -- Здесь у них все исследования, все приборы, материалы, вся их работа. Если они убегут, тогда придётся начать всё заново, и они могут не успеть всё... и тогда я, я... -- она снова закрыла лицо руками.

Питер сморщился и отвернулся.

Они не смогут уйти отсюда без Нони, это ясно. Ни один из них троих не предложит бежать и бросить её. Можно попробовать забрать Нони против её воли, но если всё так, как она говорит, это будет убийство -- или что-то "ещё хуже". Кто такое может предложить? Питер глянул на Аслана украдкой: смуглый мусульманин оперся на спинку кровати и, сложив руки на груди, смотрел в стену отсутствующим взглядом.

Ещё вариант, который тоже никто из них не озвучит: сдать Шарлю Фуке замок и колдунов, с тем чтобы он заставил их лечить Нони. Если всё удастся, что оч-чень маловероятно, то Нони, возможно, и останется жива, но им троим точно не поздоровится: скорее всего, их безо всяких затей повесят на ближайшем суку. Вряд ли им второй раз попадётся Бюнэ или ещё кто знакомый...

-- В принципе, -- скрипучим голосом произнёс эвакуатор, с усилием потирая переносицу, -- всё сводится к двум вариантам. Либо мы ждём и сдаёмся Фуке, либо защищаем Прелати и Меффрэ.

-- И Нони, -- добавил Жак.

-- Нони мы защищаем в любом случае.

Питер встал, кашлянул, сел на вторую койку рядом с Нони, на вежливом расстоянии вытянутой с пальцами руки. Жак поднял голову и уставился на него пристально. Аслан сел на койку Питера, и получилось так, что они окружили актрису; вряд ли она это заметила, но почувствовала наверняка.

-- Мисс Нони, -- спокойно заговорил Питер. -- Похоже на то, что нам нужно знать, почему вы остаётесь с Прелати и Меффрэ. От этого зависит наше решение.

"... и наша жизнь" -- добавил он про себя.

Нони некоторое время сидела недвижно, затем кивнула медленно и встала. Питер подвинулся, пропуская её; актриса подошла к двери, нажала несколько клавиш, и произнесла негромко:

-- Клотильда. Нам надо поговорить.

-- 3

Замок колдуна стоял на острове, а остров, в свою очередь, находился в небольшом заливе, или же, если угодно, был отделен от берега довольно широким округлым проливом. С берега на остров смотрела небольшая деревушка -- дома покинули совсем недавно, и этот вопрос тоже надо было разъяснить, но позже, потом, после штурма. В самом узком месте залива к замку от деревни вела старая дорога из тёмно-жёлтого кирпича, которая полностью была видна лишь во время отлива.

Чтобы подойти к замку, надо было пересечь половину острова. Наблюдение показало: пространство перед главными воротами не занято. Это могло быть ловушкой, -- например, если имелись тайные подземные ходы, выводящие защитников для удара в спину штурмующим замок. Мысль насчёт ловушки была гениальным озарением Геркулеса, которой он поспешил поделиться с полковником Цейтлихом и его высочеством Шарлем Фуке при обсуждении плана штурма.

Его высочество в ответ на это хмыкнул и продолжил изучать карту, а полковник Цейтлих, выдержав приличествующую паузу, весьма доходчиво изложил Геркулесу, что должен делать подчинённый со своими догадками в тех случаях, когда никто из командования ими у него не интересуется, а если кое-кто не сделает правильных выводов, то вообще никогда не поинтересуется. Последний тезис прозвучал настолько зловеще, что Геркулес вылупил глаза, сцепил зубы, и за всё оставшееся время произнёс только "Слушаюсь, сир".

План был прям, прост и ясен. За два часа до рассвета передовая группа штурм-ефрейтора Мюко скрытно занимает позиции перед главными воротами замка колдуна. В это время мортирная батарея ведёт усиленный обстрел ворот и прилегающих стен, с целью разрушения и устрашения; на это отводилось примерно час-полтора. Точно к концу обстрела к ним должна присоединиться вторая группа из легионеров с двумя осадными башнями, которые представляли собой передвижные трёхэтажные площадки на деревянных колёсах.

-- Насчёт "тайных ходов", штурм-ефрейтор, не беспокойтесь, -- бросил Фуке, сворачивая карту, но более ничего пояснять не стал и немедля отправил Геркулеса готовиться к штурму. Отправил вместе с Цейтлихом -- Геркулес успел заметить удивление, промелькнувшее на лице полковника, но германец не подал виду, и вышел из штабного мобиля вместе с Мюко; временно освобождённый со злобным удовольствием подумал о бумаге, которую ему дал принц-консорт, и о его предупреждении насчёт Цейтлиха. Похоже, что после штурма многое, оч-чень многое поменяется, особенно для тех, кто носит галуны... Как там Фуке говорил? Внутренняя гвардия. Легардинтерн. Звучит неплохо.

Плотники уже сколотили первую башню, и остаток вечера штурмовой отряд посвятил тренировкам: осуждённые учились быстро, не создавая затора, забегать на башню и спрыгивать с другой стороны, веером, на голову врагам.

-- Главное, не думать, -- втолковывал Цейтлих Геркулесу и его отряду. -- Увидел не нашего -- убил. Увидел, как наш медлит с врагом -- убил врага сам, а своего прикладом по спине или эфесом по шее, чтоб не думал. За каждого живого врага семь палок, а вашему командиру пять. Три дня болеть будешь, хочешь? Нет. Поэтому убить всех.

Как верно догадывался Геркулес, -- и эту догадку он, наученный опытом, предпочёл держать при себе, -- именно отряд штурм-лейтенанта Пека должен был заняться тайными ходами замка. Его отряд был в три раза меньше, чем у Мюко, и в десять раз опытнее.

-- Вы переправитесь с юга, -- принц-консорт Фуке упёр стек с фигурой белки на ручке в точку на карте. -- Отсюда и вот сюда.

Здесь Фуке сделал паузу и посмотрел на лейтенанта, будто бы ожидая вопросов, но тот был не дурак и никаких вопросов задавать не стал. Принц-консорт открыл свой планшет и вытащил оттуда начерченную карандашом от руки схему.

-- Штурм-лейтенант, -- сказал он, и Пек подобрался. -- Это секретная схема замка. Не всего замка, а только тех мест, где был наш человек. Не трогать, -- не повышая голос, сказал его высочество, и лейтенант отдёрнул руку. -- Внимательно изучите её, прямо сейчас. Будете действовать по памяти, карту на руки я вам не дам. И если вы где-нибудь о ней проболтаетесь, то даже под трибунал не успеете угодить. Понятно?

План был прост и ясен. Отряд Пека скрытно, под покровом ночи, перебирается через залив на остров и не позднее окончания артобстрела проникает в подземелья замка через один из двух известных тайных проходов. Задача отряда -- уничтожение сил противника и соединение с отрядом Цейтлиха и Мюко.

-- Этот колдун очень опасен, -- мрачно произнёс Фуке, сворачивая обратно схему замка. -- Мастер иллюзий и обмана. Умеет обращать своих врагов друг против друга. Поэтому главное правило -- держаться вместе. Каждого бойца должны видеть как минимум ещё двое.

Здесь принц-консорт помолчал, затем произнёс обычным голосом:

-- Майор Тулип проводит вас к полковнику Массю, получите подробные инструкции, план и снаряжение.

Снаряжение представляло собой грубо сколоченные плотики для оружия, взрывчатки и шанцевого инструмента. Штурмовики Пека будут плыть, толкая их перед собой. Первая группа, состоящая из самых сильных пловцов, и несшая на плотиках только верёвки, должна была вытравить и протянуть их через залив, для ускорения дальнейшей переправы. Тайный ход, указанный на схеме, был, скорее всего, скрыт под нанесёнными ветром почвой и песком, поэтому в ход пойдут лопаты, кирки, а на крайний случай -- совсем крайний -- и взрывчатка. Дело было знакомое, и легионеры Пека воспряли духом.

Человек, забывший имя, данное ему при рождении, и сам назвавший себя Фернаном Дэлем, стоял прямо; глядя на него, каждый понимал, что это человек достойный, скромный, надёжный. Его открытое приятное лицо располагало к себе любого собеседника с первых же мгновений; многие из таких собеседников потом горько пожалели о своём знакомстве... те, кто выжил, конечно.

Принц-консорт Фуке прибыл в северный лагерь не на своём мобиле, а на обычном, без штандарта и без своих собак. Одет он был в форму, на которой не было знаков различия. Всё это вкупе со сдержанной суматохой среди конвоя, поднявшейся по его прибытии, впечатляло, и Дэль впечатлился.

Дело-то, похоже, и впрямь важное.

Вместе с Фуке приехал капитан-интендант, имени которого Дэль не знал, и который до сегодняшнего дня был для всех обычной крысой-снабженцем: одутловатое лицо, грузная фигура, неуверенная походка. До сегодняшнего дня... Как же я не увидел-то, думал про себя Дэль, и холодок прополз по его позвоночнику: капитан-интендант будто сбросил маску и двадцать фунтов лишнего веса, смотрел на Дэля одним глазом спокойно и пристально, и Стилет неожиданно понял, что этот штабной боров тоже убивал людей, не раз и не два, и даже если убил меньше, чем Дэль, то ненамного. Совсем ненамного.

Второй глаз интенданта был закрыт повязкой, под которой что-то выпукло торчало.

-- Одежда, -- отрывисто произнёс Фуке и бросил в руки Дэлю пакет. -- Надень.

Стилет без разговоров скинул свою форму и стал облачаться в новую.

-- Она маскировочная. Если больше двух секунд стоишь неподвижно, то начинает менять цвет под местность. Сама.

Дэль кивнул, натягивая на себя просторную рубашку с капюшоном и штаны. Фуке и капитан-интендант коротко переглянулись. Когда осужденный оделся, принц-консорт протянул Дэлю небольшой предмет с тонким впаянным обручем.

-- Надень на правый глаз.

Дэль неловко натянул обруч на голову, пристроил штуку себе на глаз и едва не заорал от ужаса -- штука оказалась живой и, будто маленький зверёк, цепко сжала его голову обручем и одновременно с мягким хлюпаньем втянулась ему под веки. Видя его замешательство, капитан-интендант подчеркнуто медленно протянул руки к Дэлю и поправил прибор.

Стилет выдохнул раз, другой, сердце билось как сумасшедшее.

-- Уух тыыы... -- протянул он, медленно оглядывая сумерки вокруг себя.

-- "Совиный глаз", -- сказал Фуке. -- Видит ночью и даже в полной темноте. Завяжи повязкой, как у капитана Дебрэ. Видеть будет так же, но поцарапаешь меньше.

План был ясен, как мир в "совином глазу". Дэль и его люди, снабженные маскировочной одеждой, меняющей цвет, "совиными глазами" и холодным оружием, не ранее полуночи и не позднее трёх часов утра должны проникнуть в замок колдуна. Задача: по возможности избегая солдат и рядовых, сосредоточиться на бесшумном уничтожении командиров и главарей врага. А как мы их отличим, чуть не брякнул Дэль, но вовремя прикусил себе язык.

-- Самое главное -- вас никто не должен видеть. Ни враги, ни свои. Своих вам надо опасаться больше, потому что врага можно убить. А если убьёте своего, -- проницательно продолжил Фуке, -- то я узнаю, и мы с капитаном будем очень недовольны.

Капитан Дебрэ издал звук, более всего напоминающий хрюканье. Дэль незаметно сглотнул. Похоже, что судьба всё-таки собирается предъявить ему настоящий счёт за все его удачные похождения. Гори в аду, Эдмон Терье, проклятый некромант-прокуроришка. Всё из-за тебя...

-- Что мы должны делать? -- хрипло спросил осуждённый. -- То есть... Какой план?

На этот раз коротко усмехнулись оба -- и Фуке, и капитан.

-- Плана нет, -- сказал принц-консорт. -- Ты ведь не солдат. Есть задание, есть люди, есть снаряжение. Вот схема. Главное -- результат.

И протянул ему сложенный лист бумаги, исчерканный карандашом от руки.

-- Завтра после штурма я сам тебя вызову, -- продолжил Фуке. -- Тогда и будет ясно, что с тобой делать. Кстати, у тебя ещё пять комплектов одежды, и пять совиных глаз. А людей, кроме тебя, ещё семь человек. Кто их будет носить, выбери сам. А кто покажется тебе ненадёжным... -- последовало красноречивое молчание, затем капитан и принц-консорт одновременно полезли в мобиль.

-- Кстати, -- сказал Дебрэ, обернувшись. -- В этой одежде нельзя плавать, но глаз работает и под водой. Учти.

Эти люди знали его лучше, чем Дэль сам знал себя. Они стояли выше него на три ступени, сама мысль о неподчинении им была будто ножом по стеклу, они видели все его мысли и желания, они знали, как с ним обращаться, и просчитали его на двадцать шагов вперёд, они держали его прочнее, чем если бы засадили крюк под ребро, потому что Дэль хотел им служить: с ними он достигнет больше, чем с кем-то ещё.

-- 4

Клотильда Меффрэ производила впечатление. Возможно, причиной тому были низкие потолки в лаборатории, возможно, общая атмосфера порождений чуждой мысли, но скорее всего, дело было в том, что госпожа Меффрэ была попросту страшна собой. Её подведённые чёрным глаза, ярко накрашенные губы, толстые напудренные щёки; светло-зелёный халат, не скрывающий платье, облегающее массивную рыхлую тушу; большие болотные сапоги.

Меффрэ одним движением вытянула с потолка белое светящееся полотно, на котором рисовала жирным черным карандашом. На полотне была одна-единственная надпись: "Нони".

-- Я даже не знаю, с чего начать, -- надменно произнесла она. -- Что конкретно вас интересует?

-- Где ваш муж? -- неожиданно спросил Аслан.

-- Вы его не позвали, -- ответила Меффрэ. -- Он вместе с валглами готовится к штурму. У нас мало времени.

Аслан и Жак переглянулись.

-- Мы хотим выяснить, почему Нони необходимо быть рядом с вами, -- повторил Питер, почему-то злясь на себя. -- От этого зависит наше решение.

Меффрэ усмехнулась.

-- И вы думаете, что способны понять то, что я вам расскажу?

-- А вы постарайтесь, -- сладким голосом сказал Жак.

-- Вы не сможете узнать, лгу я или нет.

-- У нас большой опыт, -- всё тем же бархатным голосом заверил её Жак. -- Я бы даже сказал -- ог-ромный опыт в части разбирательств в тех вещах, о которых мы не имели ни малейшего представления.

-- Рассказывайте, -- подытожил Питер. -- Время идёт.

Клотильда Меффрэ поджала губы и посмотрела на Нони. Актриса ответила ей спокойным взглядом; даже слишком спокойным. Меффрэ пожала плечами -- воздух в лаборатории словно колыхнулся -- и начала рассказывать.

Нони Горовиц, как все уже знают, древний человек. Физически они ничем не отличаются от нас, но уровень их культурного и технологического развития превышал наш в десятки, а то и сотни раз. Их цивилизация оставила многочисленные следы, которые больше запутывают, чем что-то объясняют; по прикидкам учёных, древние покинули планету приблизительно двести -- двести десять лет назад, оставив её в беспорядке и недоумении. Мы потомки тех, кого они забыли здесь, случайно или намеренно.

Аслан нетерпеливо шевельнулся.

-- Что же касается нашей Нони, -- продолжила колдунья, -- то она просто больна.

-- Больна? -- переспросил Жак.

Нони смотрела куда-то вниз и вбок, до хруста отвернув голову от Меффрэ.

-- Мы называем это экзалепсия, -- медленно ответила Меффрэ, глядя на затылок актрисы. -- Совсем не редкая, неизлечимая и смертельная болезнь. Даже древние не умели её лечить до конца, умели лишь продлевать жизнь, гася симптомы, и добились в этом больших успехов. Единственное, что процедуру надо было повторять постоянно, приблизительно раз в год-полтора.

-- То есть вы похитили Нони, чтобы её вылечить? -- ещё более невинным тоном поинтересовался Жак.

-- Нет, -- резко ответила Меффрэ. -- Конечно, нет. Мы похитили её, чтобы эээ... сравнить данные наших... учениц с её показателями. Как вы уже знаете, у наших воспитанниц были некоторые эээ... проблемы. И мы уже здесь обнаружили, что Нони смертельно больна и нуждается в той самой процедуре.

Питер поинтересовался, в чем заключается процедура. Колдунья некоторое время смотрела на него не мигая, и Питер почувствовал, что он будто уменьшается прямо на глазах; но взгляд её он выдержал.

Знакомы ли вы с теорией клеточного строения организмов, спросила она.

Питер сказал, что слышал о ней. Аслан и Жак оказались с этой теорией не знакомы.

Все живые организмы состоят из мельчайших частичек, единиц живой материи. Они называются клетками. Человеческий организм тоже состоит из клеток, это первый уровень, самые кирпичики. Есть клетки кожи, есть клетки почек, есть клетки ногтей и волос. Их можно увидеть в микроскоп -- это прибор, увеличивающий рассматриваемое в тысячи раз.

Мозг тоже состоит из клеток.

Клотильда Меффрэ подняла карандаш и быстро нарисовала нечто похожее на арахис с отростком.

-- Это наш мозг, вид сбоку, -- сказала она. -- Здесь лобная доля, здесь височная, затылочная и теменная, здесь гипоталамус... не буду вдаваться в подробности. Если его нарисовать сверху, -- на этот раз изображение напоминало грецкий орех, -- то можно показать так называемые области.

Области, сказала Меффрэ, это не совсем то же самое, что доли. Области -- это группы клеток мозга, которые называются нейроны. Древние нашли и точно указали области, которые у человека отвечают за речь, за память, за радость и за печаль, за образное мышление, за страх, за боль и удовольствие.

-- То есть если мне туда ткнуть, -- осведомился Жак, -- я буду болтать без умолку или чувствовать радость? Даже если никакой причины для радости у меня не будет?

-- Примерно, -- подтвердила Меффрэ. -- Конечно, никто вас тыкать в мозг не будет. Области мозга раздражаются специальными электрическими или химическими сигналами.

-- Дела, -- сказал Аслан. -- Получается, если постоянно раздражать область радости, то можно просто сидеть и радоваться?

-- Да, -- ответила колдунья. -- Центр удовольствия находится здесь. Есть способы его прямой стимуляции. И подопытные крысы, которые могли сами стимулировать его, погибали от истощения и жажды, потому что не могли остановиться.

Крысы ли, подумал Питер про себя.

Но с этими областями, продолжила Меффрэ, уже во времена древних обнаружилась незадача. Все известные им области в совокупности занимали от силы треть всех клеток мозга, всех нейронов. Большая часть нейронов не была задействована ни в какой области и, похоже, ни за что не отвечала.

-- Вообще ни за что, -- подчеркнула Меффрэ. -- Это долгое время оставалось загадкой. Их называли спящими нейронами, считали, что именно там находится душа, память предков и бог знает что ещё.

-- Какова же отгадка? -- спросил Питер.

Мозг -- это самый совершенный орган, созданный природой. Нет пределов его приспособляемости, и именно в его гибкости и заключается сила современного человека. С давних времен известны истории о людях, избавившихся от неизлечимых болезней, совершавших то, что казалось не под силу человеку: одни побеждали диких зверей голыми руками, другие совершали прыжки в высоту на много футов, третьи отращивали себе утраченные органы и конечности.

-- Конечности, это хорошо, -- заметил Питер. -- Но при чем тут мозг? Он ведь довольно хрупок и сам по себе ничего не способен заменить, даже палец один, не говоря уж о почке или ухе.

-- Вы верно уловили суть, месье Кафор, -- сказала Меффрэ с издевкой. -- Мозг сам по себе не заменит почку. Но он может приказать организму вырастить новую.

У Жака отвисла челюсть.

-- То есть как это -- "приказать"?

-- А так, -- хладнокровно сказала Меффрэ. -- В выращивании пальца или печени ничего невозможного для организма нет. Организм ведь именно этим занимается в утробе матери: выращивает органы и конечности, строит скелет и формирует мышцы. Практически с нуля, из одного семени отца и одной яйцеклетки матери.

-- Яйцеклетка -- это такая клетка, которая находится в женщине, -- пояснила колдунья. И с видимым отвращением закончила: -- Соединяясь с семенем мужчины, она за время беременности вырастает в младенца.

Никто из друзей не отреагировал, лишь Аслан кивнул едва.

Мозг, продолжила Меффрэ, должен не просто приказать, а приказать организму так, чтобы организм его понял. Когда вы видите опасного зверя, мозг приказывает железам вырабатывать адреналин -- вещество, которое подстёгивает мышцы и обмен веществ. Это пример понятного организму приказа. А если вы будете сидеть и кричать "Хочу новую почку" -- организм не поймёт. Но как организм понимает, что надо шевелить языком именно так, чтобы получалась речь? Как желудок понимает, что надо вырабатывать желудочный сок, когда глаза видят пищу, а мышцы сигнализируют о недостатке энергии? Всё это обеспечивают области мозга. Некоторые из них даны нам от рождения, как область зрения и дыхания. Некоторые мы приобретаем с возрастом, как область речи.

-- А некоторые, -- сказала Меффрэ, -- можно создать искусственно.

Питера осенило.

-- И эти области мозга...

-- ...это переводчики желаний, -- Аслан тоже догадался.

-- ... на язык организма, -- закончил Жак.

Клотильда Меффрэ медленно и очень торжественно кивнула.

Нони еле слышно кашлянула. Питер, Жак и Аслан будто бы очнулись, зашевелились. Меффрэ с неудовольствием посмотрела на актрису и продолжила.

-- Болезнь любого органа -- это сложный процесс. Если очень упрощать, повторяю -- если очень упрощать, то выясняется, что причина болезни заключается в том, что человек сам хочет болеть. Желание это, естественно, не осознанное, но оно есть и очень редко человек может им управлять. Самое плохое, что именно неосознанное желание наиболее понятно этим спящим нейронам. Если оно сильное и длительное, то они образуют специальные, временные области в мозгу, которые приказывают соответствующим органам изменяться в худшую сторону. Болеть.

-- То есть больные сами во всём виноваты, -- произнёс Жак. -- Неплохо...

-- Если очень упрощать -- да, -- сказала Меффрэ. -- Но как только древние это поняли, они стали искать способ это предотвратить. И нашли.

-- Они сами научились создавать области в мозгу, -- произнёс Питер. -- Только приказы, что отдавали эти области организму, были другие.

Меффрэ кивнула.

-- Совершенно верно. Эти искусственно созданные области улучшали жизнь организма, приказывали органам не болеть и нормально работать. Повторяю ещё раз, всё это очень упрощённо. Так что процедура, месье Кафор, заключалась в том, что человека помещали в специальный аппарат, который с помощью электрических волн и согласованного по частоте магнитного излучения создавал в мозгу временную область, которая, в свою очередь, отдавала нужные приказы нужным органам.

-- Получается, у вас есть этот самый аппарат, и вы можете проделать нужную процедуру с Нони? -- спросил Жак. -- Чтобы избавить её от этой... экзалепсии.

Меффрэ отрицательно покачала головой.

-- Аппарата у нас нет.

Питер поднял брови. Аслан склонил голову набок, как собака, которая увидела нечто интересное.

-- И мы не можем его построить, -- безжалостно закончила колдунья.

-- Так тогда какой смысл... -- начал Жак, оглядываясь на друзей.

-- Во-первых, -- Меффрэ повысила голос, -- мы знаем, где его можно найти. Во-вторых, у нас есть идеи, как можно достичь такого же эффекта без аппарата, имеющимися у нас средствами. В-третьих, и это самое главное, мы с Франциском -- единственные люди на континенте, которые знают, что происходит с Нони, знают, как обращаться с аппаратом, если мы его найдем, и мы единственные, кто знает, что можно сделать, если мы его не найдём.

Меффрэ оглядела всех по очереди.

-- Мой муж слишком горд, чтобы просить о помощи, но достаточно умён, чтобы принять её. У нас есть примерно пятьдесят воинов-валглов, и раньше этого хватало, чтобы отстоять замок. Он мне не говорит, но я вижу, что на этот раз ситуация серьёзнее, и нашему замку настоятельно требуются свободные спящие нейроны, чтобы организовать область сопротивления.

Аслан хмыкнул.

-- А какой у вас был план до нашего появления?

Меффрэ пожала плечами.

-- Мы всегда обороняемся до конца. Ещё давным-давно, после первых нападений, мы решили, что без замка и лаборатории в нашей жизни мало смысла, наша работа много ценнее. Но на самый крайний случай у нас спрятана автокапсула, на ней мы можем пойти на прорыв и оторваться от штурмующих. В случае с Фуке, боюсь, это не сработает: у него есть мобили. Так что...

Несколько секунд царила тишина. Затем Меффрэ величественно колыхнулась и направилась к выходу.

-- Нони, -- произнесла она, не оборачиваясь. -- Молодым людям...

-- Да, Клотильда, -- тихо сказала Нони. -- Жак. Питер. Аслан.

-- Десяти минут вам хватит? -- спросила колдунья в воздух, ей никто не ответил. Меффрэ кивнула сама себе и они с Нони вышли из лаборатории.

-- Она лжёт, -- тихо и быстро сказал Жак, как только за ними закрылась дверь. -- Я не верю ни единому её слову.

-- Зато Нони верит, -- заметил Аслан, подняв брови. -- Пит?

-- Скорее всего, она лжёт, -- хмуро сказал Питер, помедлив. -- Или, что то же самое, не говорит нам всей правды. Но есть малая вероятность...

-- Её нет, -- заявил Жак.

-- Есть, Жак, -- твёрдо ответил Питер. -- Есть малая вероятность, что она говорит правду, по крайней мере, в том, что касается Нони. И если мы уйдём, а они не отстоят замок, то Нони умрёт через полгода-год, даже если попадёт к Фуке живой и невредимой.

Его друзья молчали, и он продолжил, тихо и чётко.

-- Если забрать её отсюда ("Да", вставил Жак), есть маленький шанс, что она погибнет. Маленький, но нас он не устраивает, Жак, верно ведь?

-- Верно? -- повторил Питер, не повышая голоса.

-- Верно, -- почти не двигая губами, ответил финансист. -- Но...

-- А если оставить её здесь, -- сразу продолжил Питер, -- тогда надо помогать им в обороне... Аслан, какие шансы отстоять замок?

-- У нас или у них?

-- У нас, вместе с ними.

-- С нами -- в целом, неплохие, -- неохотно признал мусульманин. -- Замок на вершине, вокруг пролив, всё хорошо просматривается. Стены высокие и толстые, подступы простреливаются. С полусотней воинов и грамотным командованием обороняться можно столько, на сколько хватит воды и припасов.

-- У Фуке мало времени, -- сказал Питер задумчиво. -- Он слишком далеко от Лютеции. Вряд ли он сможет держать осаду дольше пары недель.

-- Значит, решено, -- сказал Жак медленно. -- Решено же? Да?

-- Да, -- сказал Аслан.

-- Да, -- сказал Питер. -- Мы грамотные, свободные и проснувшиеся нейроны.

Несколько секунд они смотрели друг на друга в тишине. Питер подумал, что такое важное решение надо было бы чем-нибудь закрепить, вроде рукопожатия, но тут дверь открылась -- они почувствовали это по колебанию воздуха -- и вошла Нони.

Точнее, вбежала.

-- Мальчики, -- быстро и горячо прошептала она. -- Фуке уже рядом, Франциск видел его мобили на том берегу. Вот, держите.

Она протянула Питеру узорчатую пластинку, похожую на небольшую игральную карту. Жак еле слышно вздохнул и сделал движение, будто хотел отвернуться, но сдержался. Питер взял пластинку и почувствовал, что она тёплая и увесистая; ощущение было знакомым.

-- Это ключ от этой лаборатории, они не знают, что он у меня. Это самое безопасное место в замке, здесь есть вода и еда. Я слышала, как они говорили, что они уже так делали: бросали валглов оборонять замок, а сами запирались здесь. Даже если вы уйдёте, вы сможете вернуться и отсидеться здесь, если Фуке перекроет вам дорогу.

-- Мы не уходим, Нони, -- сказал Жак. -- Мы будем защищать замок.

-- Замок и вас, -- уточнил Аслан.

Актриса застыла, прижав кулаки к мокрым щекам и по очереди оглядывая их. Браво, очень эмоциональный момент, неожиданно подумал Питер, -- и снова чуть не ударил себя за такую мысль.

-- 5

-- Да-а, положение, -- в который уже раз протянул Жак, оглядывая остров и залив в бинокль. Прибор этот выдал им Прелати, и если смотреть в него, то становилось ясно, что полной тьмы, вообще говоря, не существует. Откуда этот бинокль брал свет -- то ли от луны, чьи бледные лучи пробивались сквозь ночные облака, то ли сами облака решили вернуть свет, что они закрыли днём, оставалось неясным. Трое друзей и колдун Франциск Прелати стояли на веранде главной башни, с которой днём открывался превосходный вид на ворота, на остров и на жёлтую кирпичную дорогу, ведущую к замку через залив.

-- Не каркай, -- сказал Аслан и одним движением отнял у него бинокль. -- Ты же ничего не видишь.

-- Люди с развитым абстрактным мышлением, -- кротко сказал беглый финансист, -- способны проникать в суть вещей без грубого, непосредственного наблюдения.

-- Хорошо им, -- хладнокровно заметил Питер. -- А ты тут при чём?

-- Сколько у нас бойцов на главных воротах? -- спросил Аслан.

-- Тридцать, -- ответил колдун с неудовольствием. -- Тридцать или около того.

-- Как бы не сбежали, -- заметил Жак.

-- Стреляют они неплохо, -- сказал Аслан. -- Но биться в строю не умеют.

-- Будто наказание отбывают, -- продолжил Жак, не слушая его.

Колдун не шелохнулся, лишь скулы его будто затвердели.

-- Господин Прелати, -- спокойно спросил Аслан, -- почему всё-таки они сражаются за вас? От ответа на этот вопрос зависят наши действия.

-- Валглы присягнули нам, довольно давно, -- ответил колдун, помедлив. -- Мы спасли их от истребления, на них напало соседнее племя.

-- А как вы им помогли? -- спросил Питер.

Колдун повернулся к нему, слегка оскалившись.

-- Мы научили их делать арбалеты.

Некоторое время они молчали. Прелати, убедившись, что у Питера нет более вопросов, отвернулся и снова стал смотреть в предутреннюю сумеречную тьму.

-- Они не сбегут, -- сказал он. -- Чудес доблести от них не ждите, но они не сбегут.

Всё-таки наказание, подумал Питер.

-- Жак, а что с бронёй?

-- Пластины вполне годные, -- ответил Жак. -- Лёгкие, прочные, и стрелы арбалета их не пробивают. Пулю из винтовки они вряд ли выдержат, но от осколка или рикошета спасут. Мы приделали к ним ремни, воины повесят их себе на спину и грудь. Кстати, вы тоже не забудьте.

Дуннн! Снаряд лёг далеко от главных ворот, не взорвался. Дуннн! Бах! Прямо перед воротами вздыбилась черным земля.

-- Начинается, -- сказал Аслан. -- Пит, вы с господином Прелати займитесь тайным ходом. Я буду на главных воротах, Жак, возьми пару-тройку валглов и иди на северную башню к Нони и Клотильде.

Питер поспешил вслед за колдуном. Хорошо бы завалить тоннель до того, как закончится первая волна штурма. Он подозревал, что Аслан нарочно затянул с этим делом и отправил его в тоннель, подальше от главных ворот, именно с началом обстрела, но не стал это подозрение озвучивать. Эвакуатор ведь и на самом деле мог считать, что тридцать валглов под его командованием выдержат атаку; мощные деревянные заграждения, напоминающие ежей, насыпи, призванные взрезать порядки штурмующих, толстые брёвна и сдвоенные решётчатые колеса с корзинами сена и горючим маслом, которые они будут скатывать на голову врагу, а самое главное, стрелки, сидящие в укрытиях на стене справа и слева от ворот -- всё это выглядело осмысленным, а значит, давало надежду. Жак предложил было не взрывать тоннель, а организовать через него вылазку, с тем чтобы выйти в спину штурмующим, но мусульманин эту идею отверг, и никто не решился настаивать -- ясно было, что валглов мало, и они не самые подходящие воины для такого манёвра.

-- Главное, разделить врага, -- говорил Аслан. -- А у ворот мы их встретим.

Кроме одежды и языка, валглы ничем не отличались от них, разве что были загорелее, чем Питер и Жак. Черты лица их были правильные: высокий лоб, чётко очерченный подбородок, большие глаза и прямой нос. Питер несколько раз уже ловил себя на желании хлопнуть кого-нибудь из них по плечу и сказать: ну хватит придуриваться, позабавились и будет, одевайтесь в нормальную одежду и прекратите говорить на этой псевдогерманской тарабарщине, я вас раскусил -- но взгляд их, мрачный, прибитый, предостерегал от всяких проявлений панибратства.

Питер и высокий валгл несли ящик со взрывчаткой; впереди и сзади шли ещё несколько воинов с факелами. Колдун свернул в незаметный закуток, откуда вниз вели выбитые в камне ступени, и вскоре весь их небольшой отряд ушёл под землю. Артиллерийская подготовка наверху шла полным ходом. "Плюющиеся огнём жёлезные рыбы", как и ожидалось, отрабатывали налёт по воротам; похоже, Аслан был прав и Фуке будет штурмовать в лоб -- в конце концов, бывший эвакуатор единственный имел с ним дело, если не считать колдуна.

Прелати по дороге куда-то пропал; Питер решил не осуждать его. Чем ближе был штурм, тем меньше присутствия духа являл почтенный исследователь. Сейчас же, когда во двор и на стены замка падали снаряды, колдун и вовсе, казалось, усох, будто бы его единственным желанием стало забиться в какую-нибудь щель и переждать, пока вся эта напасть как-нибудь сама пройдёт.

Тоннель расширился, и Питер обнаружил, что они стоят в круглой комнате, напоминающей ту, где он увидел саркофаг с Нони. Ход, из которого они вышли был не единственным: из комнаты вело ещё несколько. И только он открыл рот, чтобы сказать "Здесь", как увидел чудовище.

Автокапсула стояла, наполовину высунувшись, в углублении в стене, которое можно было принять за ещё один тоннель,. Даже в неверном свете факелов диавол выглядел очень внушительно -- блестящий корпус, длинные и мощные ноги, головная часть с двумя поджатыми железными лапами. Грузовой отсек не был виден, и только Питер подошёл поближе, чтобы разглядеть, каким это образом грузное чудовище вошло в такую нишу, как валгл, с которым они несли взрывчатку, испустил крик тревоги.

Они были не одни в этом подземелье.

Свистнули пули, бахнул залп, посыпалась каменная крошка, два валгла упали, скорчившись -- даже если пули не пробили защиту, они предпочтут поваляться. Питер обнаружил, что и он лежит на земле, сшибло ли его пулей, или он сам бросился вниз, неизвестно; он вжался в грунт, нащупывая оружие. И тут мимо него проскакал кто-то худой и неловкий, и втиснулся между чудовищем и стеной, а через секунду диавол ожил, шевельнул головой, начал перебирать передними лапками, затем шагнул вперёд. Конечно, это был колдун, и конечно, он шёл за ними всё это время; почему он не сказал им, что автокапсула хранится именно здесь?

Питер встал на колено, вскинул винтовку и выстрелил во тьму, туда, откуда прозвучали два залпа врага. Валглы тоже ожили, защёлкали тетивы, зашелестели стрелы, но главной их боевой силой был, конечно, диавол с колдуном внутри -- он должен если не отпугнуть противника, то хотя бы прикрыть их, пока они устанавливают взрывчатку... Питер не успел додумать.

В темноте одного из тоннелей вспыхнули факелы, и оттуда же к автокапсуле потянулись тонкие блестящие нити и опутали её, как силки опутывают птицу. Диавол дёрнулся раз, другой -- и тут Питер увидел, как у автокапсулы отвалилась нога, и она просела назад, отсеком в нишу. Валглы -- те, кто ещё не убежали -- завопили от ужаса.

Бахнул залп, пули снова ударили по камню, один валгл крикнул и замолк.

Думать было некогда. Питер бросился вперёд, к автокапсуле, которая кренилась то вперёд, то назад прямо под огнём, и столкнулся с колдуном, он выпрыгнул из кабины; молодой человек схватил старика за плечо и потащил во тьму назад, подальше от света вражеских факелов. "Огонь!" -- крикнул жестокий голос, усиленный эхом, треснули винтовки, засвистели пули, Питеру ожгло руку и крепко толкнуло в спину, он упал на четвереньки, но снова встал и побежал.

О взрывчатке Питер вспомнил, только когда они выбежали из тоннеля и увидели, что легионерам Фуке удалось подкатить одну штурмовую башню к стене. На её верху, укрытые деревянными щитами, где должны были сидеть стрелки, уже никого живого не было; второй этаж был почти вровень со стеной, и через него лезли легионеры с саблями и ружьями, а со двора, с веранды и из укрытий по ним садили валглы из луков и арбалетов.

А тоннель не взорван, и в тоннеле враг. Питер наконец-то ударил себя -- крепко заехал кулаком по скуле, и сразу понял, как глупо и картинно это выглядит, и ему стало ещё хуже. Он увидел Аслана, которому, видимо, доложили, что произошло; пригибая голову, бывший эвакуатор бежал к нему.

-- Что было? -- отрывисто спросил он, оказавшись рядом.

-- Мы не взорвали тоннель, -- сказал Питер. -- Я не взорвал, -- поправился он. -- Там кто-то есть, в нас стреляли. Ещё там стоит их автокапсула, Прелати пытался её спасти, но они разрубили её. Валглы сбежали сразу. И я с ними, -- с усилием закончил Питер.

-- Прелати пошёл с вами? -- так же отрывисто уточнил южанин, будто не услышав последней реплики.

-- Я не видел его, пока он не выскочил прямо под пули.

-- Что значит "разрубили"? Чем?

Питер взглянул ему прямо в глаза.

-- Ты не поверишь, Аслан. Пилящими тросами.

Мусульманин кивнул, затем неожиданно сорвался с места и скрылся за углом, Питер последовал за ним. Выскочив во двор, он увидел, как четверо легионеров теснят пятерых валглов с небольшими дубинками, слаженно орудуя винтовками с примкнутыми штыками; уверенность и даже некоторая вальяжность их действий разбудила в нём холодную волну ярости. Аслан уже раскручивал саблю, заходя к ним справа, Питер пошёл слева, с менее удобного, но более безопасного направления. Их появление оказалось неожиданным для легионеров, и они дрогнули, Аслан зарубил одного, Питер заколол второго, оставшиеся двое дрались упорно и молча, отступать со двора им было некуда, но Аслан с Питером прижали их к стене, а двое валглов, улучив момент, напрыгнули с разных сторон и размозжили им головы дубинками.

Аслан подбежал к щуплому валглу, который оказался кюником Х'фарту.

-- Где воины? -- закричал он. -- Где твои воины?

Тот вывернулся из его рук и заорал ему в лицо на своём языке, тыча пальцем в сторону донжона. Питер посмотрел туда и увидел колдуна, который шатающейся походкой поднимался по лесенке ко входу, ведущему внутрь замка и к северной башне, где были Нони, Жак и Клотильда.

-- Очнулся, -- с неудовольствием произнёс Питер, а Аслан снова хищными прыжками мчался за Прелати. Он схватил его за плечо и развернул к себе грубо.

-- Возьми себя в руки, старик, -- сказал он сквозь зубы.

Лицо колдуна было перекошено.

-- Её нет, -- повторял он. -- Её нет, нет.

-- За вами гнались? -- спросил Аслан.

Питер удивился, почему он спросил у Прелати, а не у него, но тут же понял: у колдуна прояснился взгляд, и он ответил.

-- Нет.

Аслан длинно выругался не по-французски. Тут до Питера дошло: если за ними не было погони, значит, легионеры идут другим тоннелем, и, возможно, они даже знают, куда именно хотят попасть.

-- Сколько их было?

Питер закрыл глаза на секунду, вспоминая звук выстрелов.

-- Не меньше десяти винтовок.

-- Надо отступать в замок! -- закричал колдун. -- Они окружат нас, они убьют Клотильду, всех убьют!

Аслан кивнул назад.

-- Замок штурмуют два или три взвода, человек сто. Одну штурмовую башню мы уронили, от второй отбиваемся. Я видел, через залив подтаскивают мортиры -- если начнут лупить в упор, воротам конец.

Он посмотрел исподлобья на колдуна, затем на Питера.

-- Пит. Без меня они не смогут драться. Погибнут все, или сбегут, и тоже погибнут.

-- Без нас, -- сказал Питер и взвесил саблю в руке. А колдуну сказал:

-- Бегите и найдите Жака с Нони.

Что ж, такая судьба.

-- Нет, -- одновременно сказали колдун и Аслан.

Дддуннн!!! Ворота содрогнулись и затрещали, но выдержали.

-- Да, -- веско и спокойно сказал Питер. Ветер развевал волосы, раны и ушибы жгли тело, рассветное солнце светило прямо в лицо. Отличный день для глупой и геройской смерти в чужой драке.

-- Будьте вы прокляты, -- прошипел колдун и неожиданно заорал:

-- Х'фарту! Кюникь Х'фарту!

Юный вождь, оказавшийся рядом, за колонной, привстал на мгновение, махнул рукой. За его спиной по-прежнему висел меч, в руках был арбалет, очень похожий на тот, что Жак потерял где-то на юге Британии. Колдун, сгибаясь пониже и придерживая щит на груди, чтоб не бил по ногам, подбежал к нему и заговорил быстро. Х'фарту несколько раз кивнул, затем они оба посмотрели на Питера и Аслана. Бац! Снаряд влепился в стену главной башни над их головами, посыпались камни и крошка. Колдун присел ещё ниже, затем махнул рукой им, подзывая.

-- Они будут сражаться, -- сказал он. -- Они не побегут.

Аслан посмотрел на подростка с железным обручем на голове. Тот кивнул и изобразил двумя пальцами идущего человека, затем помотал головой отрицательно и показал арбалет.

-- Будут драться насмерть, но очень постараются выжить, -- сказал колдун с непонятной злобой. -- Чтобы всё их племя узнало, что здесь произошло.

-- А что здесь произошло? -- спросил Питер.

-- Я дал им свободу, -- ответил колдун. -- Будь они прокляты.

Кюникь засмеялся коротко.

-- Они были ваши рабы? -- мусульманин нехорошо прищурился. Колдун не ответил, повернулся к юному вождю. Тот, скалясь во весь рот, приподнял щит на груди, Прелати сунул туда руку, что-то щёлкнуло, и ножны с инкрустированным мечом упали со спины кюника Х'фарту.

Подросток пошатнулся, будто его ударили. Затем невидящим взором оглядел пространство вокруг, и неожиданно заорал, вскинув руку, сжатую в кулак.

-- Фрээооолс!!!

Валглы откликнулись дружным рёвом, потрясая мечами и арбалетами.

-- Фор'вэард бэо' гхэ фрэээооооэ!!!

Снова рёв, ещё более дружный.

-- Погодите, -- сказал Питер, из всех сил старясь думать трезво. -- А если вы погибнете, а они просто убегут, то никто и не узнает, что они нарушили договор и не спасли вас. Более того, что им мешает прямо сейчас...

-- Молодой человек, -- сказал старик. -- Я обменял их свободу не на свою жизнь, а на вашу, точнее, на вас двоих. В этой сделке я не товар, а гарант.

Колдун протянул ему ножны с мечом; Питер ощутил лёгкую пустоту чуть ниже солнечного сплетения. Кюникь Х'фарту засмеялся звонко, радостно, страшно.

-- Видите ли, они уверены, что мы с Клотильдой -- бессмертны.

И добавил, понизив голос так, что его услышал только Питер.

-- И у них есть на то все основания.

-- 6

Дэль не любил воду. Неуловимая, текучая, опасная сущность. В доках Массальи, где он вырос, в ходу был следующий метод установления истины: испытуемого подвешивали за локти и макали в бочку семь раз подряд, с каждым разом задерживая его под водой всё дольше; если не переменит свои слова, стало быть, не лжёт, а захлебнётся -- так и ладно. Метод назывался "семь морей", и иных послабее даже упоминание о нём заставляло говорить правду. И только сумасшедший мог вздумать купаться в Старом порту Массальи -- в этой мутной жиже, почти сплошь покрытой мусором, испражнениями и остатками еды. Торговцы, приезжающие с дальнего юга, говорили: "вода для скота"; умение плавать и нырять было среди них признаком раба или низкорождённого, что добывает жемчуг для своего хозяина или собственного скудного пропитания.

Нет, Стилет Дэль не любил воду, и ещё больше он не любил, когда им пытались управлять. Поэтому намёки капитана Дебрэ насчёт того, что "совиный глаз" видит и под водой, он пропустил мимо ушей, более того -- твёрдо решил проникнуть в замок колдуна не вплавь.

Пролив между островом и берегом залива на севере имел особенность: берег был выше острова, а самые высокие деревья были выше северной стены замка. План был настолько дерзок, что Дэлю не пришлось уговаривать никого из своей команды: эти головорезы, о каждом из которых Дэль что-то да слышал, слыли лихими удальцами даже среди себе подобных задолго до батдафа. Тяжёлыми арбалетами они перебросили сначала лёгкие верёвки с берега на северную стену замка, с тем чтобы протянуть туда жилы попрочнее; семь лет назад Дэль именно так проник в ратушу родного города, где муниципалитет хранил своё золото: они выставили охрану внизу, но не догадались, что на крышу можно попасть и сверху, через соседнее здание. Именно тогда ему пришлось бежать из Массальи -- за его голову назначили такую награду, что бывшие подельники стали опасными.

Когда тросы наконец были натянуты, небо на востоке розовело, близился рассвет. Первым по веревке покатился сам Дэль, которого все остальные, не сговариваясь, признали главарём. Был ветер, мелкий дождь и всё ускоряющееся движение, Стилет боялся, что он влепится в камень и сломает себе что-нибудь, поэтому изо всех сил выставлял вперёд ноги, но всё обошлось: он ударил пятками в стену, и одним движением, как кошка, перебрался через неё. Через минуту глухой удар возвестил о прибытии второго, затем третьего. Пять человек в тускло мерцающих одеждах несколько секунд стояли на северной стене замка, носившего когда-то имя святого Мишеля, а затем словно растворились во тьме и сером камне.

Спустя два часа после высадки отряда Дэля и спустя семь минут после того, как племя валглов, обитающее в Южной Британии, обрело свободу, на той же северной стене -- только ближе к башне -- Питер, Аслан и Франциск Прелати встретили Клотильду Меффрэ, Нони и Жака. Надо было торопиться: валглы Х'фарту у главных ворот, по прикидкам Аслана, не продержатся и получаса; свобода свободой, но численность, тактика и оружие всё равно возьмут своё. Аслан и Питер обогнали колдуна, который отстал от них на середине лестницы, и первыми выскочили на стену из северо-восточной башни.

-- Автокапсула, -- глупо сказал Аслан. Затем поворотился к Питеру. -- А что было в тоннеле?

Питер не ответил, лишь прищурился. Клотильда, в походном комбинезоне (рубашка, сшитая со штанами и юбкой) напоминавшая небольшой опавший парус, увидела их.

-- Ничего у вас не вышло, -- презрительно сказала она. -- Я так и знала. Где мой муж?

-- А где валглы? -- спросил Аслан у Жака. Питер вспомнил, что с ними оставались двое или трое воинов. Жак оглянулся, посмотрел зачем-то в серое небо и сказал невпопад:

-- Надо уходить отсюда.

Мусульманин неслышно выругался.

-- Где мой муж? -- повысила голос колдунья.

-- Я здесь, Клотильда, -- Франциск Прелати появился в дверях башни, прямо за их спинами. Питер неожиданно и очень ясно понял, что более такой оплошности допускать не следует. -- Они знают про подземный ход. Надо уходить отсюда.

Питер коротко посмотрел на Аслана и аккуратно взял колдуна за локоть. Аслан как бы нечаянно подошёл с другой стороны.

-- Что происходит, господин Меффрэ? -- душевно произнёс учёный.

Колдун посмотрел на Питера внимательно и без испуга:

-- Вы о чём?

Питер молча указал на совершенно целую автокапсулу, в которую забиралась его супруга. Прелати посмотрел на неё, затем на Питера, затем на Аслана.

-- Я не понимаю, молодые люди. Это наша автокапсула, Клотильда вам о ней должна была рассказать. Она на тот случай...

-- А что за автокапсула была в тоннеле? -- против своей воли Питер повысил голос. Жак махал им рукой, стоя на подножках диавола, надо было спешить, но Питер знал, что надо и выяснить, что, чёрт побери, происходит в этом чёртовом замке. -- Которую уничтожили легионеры пилящими тросами? Из которой я вас вытащил и волок до самого выхода?

Франциск Прелати смотрел на него, моргая глазами, затем сделал пару мелких шажков назад, ближе к Аслану, который смотрел то на Питера, то на колдуна.

То на колдуна, то на Питера.

-- Месье Кафор, -- голос Прелати был мягким и убедительным. -- Я не ходил с вами в тоннель и соответственно не видел там никакой автокапсулы. Боюсь, если вы и вытащили, то вытащили кого-то другого.

Питер стоял, словно оглохший; а этот подлец всё дальше и дальше отходил от него, поглядывая то на Жака, то на Аслана, то на свою супругу, и самое страшное было то, что они не смотрели на Прелати как на лгуна и провокатора, они вообще на него не смотрели, а смотрели они на Питера с сомнением, которое перерастало в сочувствие.

Аслан тронул его за плечо.

-- Мало времени, Пит, пошли.

-- Погоди, стой, погоди! -- заорал Питер в голос. -- Аслан, он был там! И автокапсула была! И пилящие тросы! Они ими отрезали ногу у чудовища, как мы в Лилле...

И осёкся. Ступор прошёл, мысли понеслись вскачь, хорошо же, подумал Питер про себя с холодной яростью, это действительно могло быть видением; но если -- всё-таки -- это не видение? Получается тогда, что колдун прятал ещё одну автокапсулу -- от кого? От них? От своей жены? От Фуке? И если он действительно в неё пытался сесть -- зачем так рисковать жизнью, залезая в неё под пулями? Бред...

-- Пит, пилящие тросы придумал я, -- сказал Аслан после тяжёлой паузы. -- Вряд ли Фуке стал бы учить своих людей приёмам эвакуаторов. Пит, не переживай, это всё просто сонный газ, а...

Упругий свист прервал его слова, колдун дёрнул головой, пошатнулся и стал оседать, хрипя и нашаривая опору руками. В основании его шеи, чуть выше ключиц, торчала короткая толстая стрела. Клотильда завизжала, Жак резво нырнул под автокапсулу. Ещё одна стрела ударила в камень туда, где только что была голова Аслана, он успел пригнуться. Питер перекатился и пригнувшись побежал туда, откуда стреляли, одновременно высматривая врага; справа от него, вдоль внешнего парапета, тенью мчался Аслан.

Они увидели стрелков одновременно.

Мерцающие полупрозрачные фигуры, почти сливающиеся с камнем.

-- Призраки, -- сказал Аслан вслух.

Трое: один стоял на колене, с арбалетом в руках, один скрючившись сидел на каменном ограждении, а третий уже бежал, петляя, к дальней башне; через секунду вслед за ним спрыгнул и тот, что был на стене, а последний бросил арбалет, вынул что-то из-за пазухи и метнул в Аслана. Эвакуатор на бегу уклонился. Призрак, семеня задом, достал из-за спины два кривых лезвия, похожих на серпы, и, сделав ими два быстрых маха, бросился навстречу друзьям. Двое других уже скрылись в северной башне -- Питер не успел заметить где, потому что за выступом стены увидел двух мертвых валглов, лежащих крест-накрест друг на друге в чёрной луже.

Аслан тем временем уверенно отжимал своего противника, и Питер зашёл слева, чтобы ударить точнее, он не хотел его убивать, надо было ранить, чтобы допросить, но проклятый призрак вскочил на край стены, сдернул с головы капюшон. Двое друзей увидели его лицо, грубое, жестокое, и глаз, закрытый черной повязкой. Призрак сделал странное движение рукой, и Питер с Асланом одновременно поняли, что от его пояса куда-то за стену идёт тонкий трос; призрак застыл на мгновение, затем сделал шажок назад и мгновенно скрылся за стеной; Питер рванулся было посмотреть, куда он упал, но Аслан грубо схватил его за одежду и сдёрнул вниз, и вовремя: над их головой прошелестело несколько стрел. Стреляли откуда-то снизу, возможно, с нижних этажей башни.

-- Надо уходить, -- сказал Аслан. Через его щёку шла глубокая царапина. -- Они вернутся.

Он не сказал, что призраков может быть больше, и скорее всего их больше, и что они в разы опаснее и тех легионеров, которые штурмуют ворота, и тех, что бродят по подземелью -- если последние не привиделись Питеру, конечно; это всё было понятно и так. Они, пригибаясь, побежали обратно к автокапсуле, которая уже разворачивалась к башне, целясь в пушечный спуск. Питер покрутил головой и увидел колдуна.

Прелати сидел в нише, опираясь спиной на камень, и на его шее не было и следа раны, а Жак с ошалелым, но крайне решительным видом стоял рядом, направив саблю в его сторону. Питер и Аслан переглянулись.

-- Он вытащил стрелу, -- произнёс Жак механическим голосом. -- Прямо из горла.

-- Бывает, -- с мрачной злобой сказал Аслан. -- Особенно с колдунами.

-- Теперь вы будете уязвимы некоторое время, -- сказал Питер колдуну полувопросительно. -- Верно?

-- Повезло... тебе, -- ответил колдун, скалясь и тяжёло дыша.

Он смотрел на автокапсулу.

-- Небольшие разногласия в очерёдности, -- светски пояснил Жак. -- В капсуле всего два места.

Выяснилось, что Жак бросился помогать колдуну, хотя в тот момент он полагал, что лучше будет облегчить его страдания; но колдун не пожелал принимать помощь, вытащил стрелу сам, повергнув его в полный шок, а после попытался выбросить Нони и Клотильду из капсулы. Жаку удалось его оттеснить, Нони и Меффрэ сели в диавола, а финансист решил присмотреть за столь резвым смертельно раненым.

Автокапсула тем временем исчезла в башне. По скату, которым в нормальных замках на стены поднимают мортиры и катапульты, она спустится вниз и помчится дальше, к лаборатории, что находится глубоко внизу.

-- Надеюсь, им никто не встретится, -- сказал Жак. -- Что вы там говорили про тоннели?

-- Я тоже надеюсь, -- тихо сказал Питер. Аслан быстро глянул на него, затем скомандовал чуть громче, чем следовало:

-- Ну, господин Прелати. Времени мало. Показывайте нам дорогу к лаборатории, да покороче.

Колдун прохрипел:

-- Время.

-- Да, да, -- нетерпеливо сказал эвакуатор. -- Времени мало.

-- Я не об этом, -- ответил Прелати и оскалился в жуткой улыбке. -- Возьмите мой хронометр. Нам надо знать точное время, до минуты, а лучше до секунды. Замок проснулся.

-- 7

Как и предполагал Фуке, проще всего дела обстояли у Цейтлиха и Мюко. Два взвода осуждённых и один взвод легионеров при поддержке мортирной батареи медленно, но верно пробивали путь в замок через главные ворота; потери были, но, к счастью, только среди осуждённых. Две мортиры уже вкапывали на новые позиции, ещё две были на подходе, артиллеристы тащили их на руках через залив; несколько залпов, и главные ворота падут.

Отряд лейтенанта Пека успешно переправился через залив с южной оконечности острова, нашёл вход в подземелье и даже вступил там в бой, правда, точно неясно, с кем. Сообщалось, что отряд продолжает двигаться по тоннелю без потерь, оставляя посты на ключевых развилках -- на момент последнего донесения таковых развилок обнаружилось ровно одна.

Что делал в этот момент Дэль и пять его подельников, не знал никто. Точно можно было сказать, что все они были в замке колдуна, а чем они там занимаются, даже капитан Дебрэ сказать пока не мог. Впрочем, Фуке не особо беспокоился: ему самому опасность не грозила, а провал затеи с Дэлем и головорезами означал отставку и трибунал только самого капитана Дебрэ. Формально принц-консорт не был причастен ни к одному направлению атаки: штурмом ворот руководил Цейтлих, за отряд Пека отвечал полковник Массю, а от того, как поведёт себя Дэль и насколько успешен он будет, зависела судьба одного лишь капитан-интенданта.

Всё было предусмотрено: победа принадлежит Фуке, а неудачу пусть делят другие.

В трёх четвертях лье от мобиля его высочества Аслан высунул голову из нижнего входа северной башни, осторожно огляделся и коротко указал ладонью вперед; в другой руке он держал большой хронометр в форме луковицы. За ним вышел Жак, поддерживающий Франциска Прелати; колдун шёл, еле передвигая ноги. Через несколько секунд их догнал Питер, который прикрывал их передвижение из бойницы сверху. В его руках был арбалет, и Питер чувствовал себя с ним неуютно; поразмыслив, он решил, что ощущение это вызвано тем, что он знает о существовании гораздо более совершенного оружия.

-- Стойте, -- сказал Прелати. Его голос окреп, видимо, он уже приходил в себя после ранения, которое обычного человека убивает меньше чем за минуту; на его шее остался лишь короткий шрам, почти незаметный. -- Время.

-- Четырнадцать, -- ответил Аслан.

-- Ждём здесь восемь минут, -- сказал колдун. -- Когда будет двадцать одна минута, скажите. Там будет длинный коридор, надо пройти его быстро.

-- Итак, -- произнёс Питер после короткой паузы. Трое друзей смотрели на Франциска Прелати. -- Что с замком?

Колдун осмотрелся. Они стояли, прижавшись к стене, в небольшом дворике (Аслан вспомнил полузабытое слово "патио"), со всех сторон окружённый стенами разной высоты. В центре стоял небольшой фонтан без воды, и именно он привлёк внимание колдуна.

-- Не помню его, -- сказал он.

-- Что с замком? -- повторил Питер. -- Что значит "замок проснулся"?

-- Как вы понимаете, -- неохотно ответил колдун, -- замок построили не мы с Клотильдой.

-- Древние, -- сказал Жак.

-- Замок представляет собой сложный механизм. Или вернее будет сказать, организм.

-- Живой замок, -- вставил и Аслан. -- Отлично.

-- Когда распалось наше братство, мы разделили имущество. Иногда жребием, иногда по договору, иногда колдуны дрались друг с другом за какой-нибудь артефакт. По-разному было. Я не хотел ни с кем драться, поэтому выбрал этот замок -- он никому не был нужен. Клотильда, помню, очень расстроилась. Мы часто тогда ссорились, и я даже думал, что она уйдёт от меня.

-- Замок был как замок, -- продолжил Прелати. Его глаза сощурились и смотрели куда-то вдаль, через стены и камень. -- Огромный. Старый. Сырой и холодный. Но однажды утром она нашла библиотеку. Там было уютно, сухо и тепло. Много, очень много книг. Я пробовал что-нибудь почитать оттуда, но не смог -- это были романы, сказки, в общем, беллетристика. Тогда я решил, что в замке могут быть ещё неоткрытые места, и не ошибся. Я нашёл приличное место для жилья в южной башне.

-- Это всё очень интересно, господин Прелати, -- сказал Питер. -- Но что с замком?

-- Терпение, месье Кафор. На следующий год я решил сделать карту замка, но тут же обнаружил, что замок меняется. Какие-то коридоры или комнаты появляются, какие-то исчезают. Лестницы не там, где неделю назад, дворики, вроде этого, то больше, то меньше, то с фонтаном, то без, а то их и вообще нет.

-- И изменения эти -- периодические, -- сказал Жак. -- Поэтому вам нужны часы?

-- Да, поэтому, -- ответил колдун. -- Со временем мы просто привыкли и помним, когда что меняется. А в отдалённых местах, как тут, нужен хронометр и календарь. Здесь мы бываем редко.

-- То есть существуют какие-то правила? -- спросил Питер. -- Если вон та стена в половине седьмого стоит вот так, то дворик будет с фонтаном?

-- Вроде того, -- сказал колдун насмешливо.

-- Двадцать одна минута, -- объявил Аслан, глядя на хронометр. -- Приготовились.

Питер озирался, гадая, в какой стене откроется дверь. Все стены выглядели монументально, камни и заставший между ними раствор были не просто старыми, но древними, равно как и плитка на полу.

Где отворится дверь?

И тут Жак закричал:

-- Ах ты дьявол!

Через секунду Питер осознал, что это не замок поднимается вверх, а наоборот, пол спускается вниз. Движение это сопровождалось низким гулом, но грохота или скрежета не было -- механизмы замка работали исправно, по крайней мере, на слух. Через минуту все четверо обнаружили себя в четырёхугольном колодце в полтора человеческих роста, в одной из стен которого открылась дверь.

-- За мной, -- просипел колдун и пошёл первым, за ним устремились и друзья.

Это действительно был длинный коридор, который они прошли почти бегом.

-- Здесь четыре минуты, -- сказал колдун в конце коридора. -- Потом круговой спуск, он огибает основание центрального здания. Пройдем прямо под главными воротами.

Аслан спросил:

-- Фуке хочет вас убить, потому что у вас есть замок?

Прелати неопределённо поболтал в воздухе рукой.

-- Это лишь одна причина из как минимум трёх. Вторая -- потому что я последний, кто знает, кем он был.

-- И кем же он был? -- поинтересовался Жак

Колдун оскалился в полутьме коридора.

-- Если я вам скажу, то он убьёт и вас.

У Питера мелькнула смутная, но очень важная мысль, которую он не успел поймать, потому что Аслан произнёс:

-- Три минуты.

Странный это был бег. Трое молодых и один старик прыгали на качающиеся платформы, поднимались по грохочущим движущимся лестницами, долгие минуты сидели в глухих каморках. Питер гнал от себя мысль, что если бы Прелати хотел от них избавиться, он бы мог это сделать с лёгкостью уже много раз; то, что он не пытался этого сделать, вроде как говорило в его пользу, но интуиция не позволяла учёному довериться колдуну, и он продолжал лихорадочно выстраивать ситуации и просчитывать возможности. Когда они задержались в очередном колодце, из которого где-то далеко вверху был виден кусочек серого неба, Питер посмотрел на колдуна и увидел, что тот тоже смотрит на него, и понял, что Франциск Прелати видит его мучения, и, похоже, его страшно забавляет то, что Питер даже поделиться не может своими мыслями -- причём с самыми близкими людьми, причём с целью их же спасения.

-- Дьявол, какой большой замок, -- пробурчал Жак, останавливаясь на передышку. -- Мне кажется, мы давно должны были уже дойти.

-- Мы почти дошли, -- заверил его колдун, не оборачиваясь. -- Сейчас будет большая остановка, потом один тоннель вниз, и выйдем к лаборатории.

-- А какая третья причина? -- спросил Аслан.

-- Что? -- не понял колдун.

-- Вы сказали, что причин убить вас у Фуке минимум три, -- пояснил эвакуатор. -- Вы знаете, кем он был; у вас есть живой замок; какая третья?

-- Третья причина заключается в том, что я умнее его, -- с усмешкой сказал Прелати. -- Если бы он сейчас оставил меня в покое, через год-полтора мы с Клотильдой бы узнали, как можно вернуть молодость. А затем бы отняли у него всё, что у него есть.

-- Каким образом? -- полюбопытствовал Жак.

-- Я не знаю, -- беспечно ответил колдун. -- Видите ли, я превосхожу его настолько, что могу не беспокоиться насчёт конкретной тактики. Это как вы были бы абсолютно уверены в том, что сможете отнять у ребенка конфету.

-- Вы, похоже, никогда не пробовали отнять у ребенка конфету, -- мрачно сказал Жак. -- Это далеко не так просто, как может показаться.

Франциск Прелати ничего не ответил, а повернулся к Питеру.

-- А вы почему молчите?

Вопрос застал учёного врасплох.

-- То есть? -- глупо спросил он .

-- Мне показалось, что вы в вашей компании вроде мозга, -- с обескураживающей прямотой заявил старик. Жак хмыкнул, но Аслан промолчал, и Питер ему был благодарен. -- Но вопросы, которые свидетельствуют о работе мысли, почему-то задают ваши друзья, а вы молчите. Вам совсем нечего спросить у меня? Вам всё ясно?

-- Ничего мне не ясно, -- пробурчал Питер, отчаянно надеясь, что его лицо никто не видит в полумраке. И ляпнул наобум: -- Скажите, откуда у Фуке винтовки?

В это время открылась очередная дверь в стене, и они пошли вслед за колдуном.

-- Что? -- переспросил Прелати.

-- У него есть оружие, он знает, как им пользоваться, -- продолжил Питер, стараясь на глядеть на Жака и Аслана. -- И непохоже, чтобы всё это он отнял у каких-то других членов вашего братства. Включая и вас. Откуда у него это?

-- Хороший вопрос, -- одобрил Прелати, останавливаясь перед развилкой в коридоре. Питер почувствовал облегчение: место было знакомым, они уже здесь бывали, а значит, лаборатория была недалеко; но и беспокойство не оставляло его -- что-то здесь было не так. Он незаметно вытащил ключ из нагрудного кармана, тем временем колдун посветил факелом налево, затем направо, затем встал спиной к правому тоннелю и повторил:

-- Хороший вопрос. Я думаю, что он нашёл какое-то хранилище древних. Или убил того, кто нашёл. И завладел собаками и оружием.

Зачем он там встал, подумал Питер.

-- А-а, -- сказал Жак. -- Ну это мы и сами поняли, что он нашёл.

-- Тогда в чём проблема? -- поинтересовался колдун холодно, оглядывая стены и потолок.

-- В том, насколько вовремя это произошло, -- сказал Питер, тоже непроизвольно следуя за взглядом Прелати. -- Как раз к коронации принцессы Изабель.

И вдруг понял: колдун загораживает своей спиной что-то в проходе. Питер попробовал заглянуть за его спину, но ничего там не увидел; а колдун, напротив, следил за всеми его эволюциями, будто бы прекрасно понимал, что их вызвало.

-- Вы смотрите не туда, -- сказал он, обращаясь к Питеру. -- И Фуке ваш смотрит не туда. Умение смотреть туда, куда надо, отличает настоящих мыслителей от разных проходимцев и выскочек-однодневок.

-- Проходимцы -- это Фуке, насколько я понимаю, -- сказал Аслан, заходя к колдуну слева. -- А мы, стало быть, выскочки-однодневки.

Молодец Аслан, соображает.

-- Зря вы сюда пришли, -- сказал колдун, делая маленький шажок назад. -- Для вас в этом замке только одна роль.

И интонации, с которыми он это произнёс, не понравились Питеру совершенно.

В следующее мгновение колдун проворно швырнул факел в Аслана и бросился прямо на Питера, растопырив сухие пальцы. Жак что-то крикнул предостерегающе, но Питер и не собирался причинять старику вред, -- он просто уклонился в сторону, и колдуна по инерции унесло мимо него во тьму левого коридора.

Через несколько секунд все трое сообразили: что-то не так.

-- Куда это он делся, -- пробормотал Аслан, поднял факел повыше и осторожно шагнул в темноту. Через несколько шагов они увидели лестницу вниз, к ровной площадке, посередине которой был черный прямоугольный гроб.

-- Саркофаг, -- потрясённо пробормотал Жак.

Это был саркофаг, в точности такой же, что нашли Питер с Асланом в недрах холма у деревни Малый Лакон. Он точно так же висел в воздухе без видимой опоры, и в данный момент его крышка закрывалась, быстро и бесшумно.

-- Стооой! -- заорал Питер, подскочил, попытался ухватиться за крышку, но что-то отбросило его, и, пребольно ударившись спиной о твёрдый камень, он увидел, что саркофаг закрылся, на секунду осветившись тёмно-красным; отчётливо запахло грозой, заложило уши.

-- Дела, -- растерянно произнёс Аслан через несколько секунд тишины. -- Откуда здесь саркофаг?

Жак повернул голову, будто повёл носом.

-- Кто-то идёт.

Все трое поднялись обратно и заглянули в коридор, из которого пришли.

Смутный колышущийся свет плясал на дальних стенах.

-- Факелы, -- сказал Жак. -- Фуке.

-- Туда, -- скомандовал Аслан.

Они не успели.

-- Приготовиться! -- Голос был знакомым. -- Огонь!

Бах! По камням, кирпичу и по саркофагу зашлёпали пули. Все трое прижались к стене. И тут Питер увидел вход в лабораторию. Странно, что они не заметили его сразу.

Свет над дверью разгорелся чуть ярче, будто бы приглашая их.

Аслан одним движением вырвал карту-ключ из руки Питера, и бросился ко входу лаборатории; его путь лежал на линии огня, и выстрелы не замедлили последовать. Бах. Бах. Эвакуатор охнул, но укрылся в нише двери и провёл ключом по щели замка.

Дверь дрогнула и быстро ушла в сторону, полоса яркого света приветливо легла дорожкой прямо к ногам Питера, и тут он всё понял.

-- Мы идиоты, -- громко сказал он. -- Это же...

Закончить свою мысль он не успел: Жак рванул его через коридор, пуля свистнула прямо над ухом, ударил выстрел, а у дверей Аслан схватил его за грудки и бросил внутрь лаборатории, затем стукнул кулаком по надписи зелеными буквами, которую Питер не разглядел.

Дверь с лёгким шипением встала обратно, и наступила тишина.

-- Эй, -- сказал Жак. -- Мисс Нони? Мадам Меффрэ? Вы здесь?

Короткое эхо было ему ответом.

-- Сходи посмотри, -- прошипел Аслан. Он сидел на полу и держался обеими руками за бедро, из-под его пальцев сочилась кровь.

-- Здесь никого нет, -- сказал Питер треснувшим голосом. -- Никого, кроме нас.

-- Пит, сейчас не время, -- предупредил его Аслан. -- Может, ты лучше...

Он не договорил, потому что Питер засмеялся. Учёный понимал, что надо бы сдержаться, но не мог; он булькал, хрипел, стучал ладонью по паркету, а когда видел лица друзей, которые становились всё более чужими и отстранёнными, смех разбирал его ещё сильней.

-- Сейчас, -- говорил он, подняв палец. -- Сейчас, погодите. Я всё расскажу.

-- 8

В раскрытой двери мобиля появилась тень, и через секунду часовой доложил о прибытии штурм-ефрейтора Мюко. Фуке с некоторым сожалением подержал винтовку в руках ещё мгновение, затем положил её в футляр, и показал часовому жестом: зови.

Штурм увенчался полным успехом. Защитники замка были перебиты, и среди них, разумеется, не было ни колдуна, ни его приспешников, ни его пленников. Всё как и должно быть: солдаты убивают чернь, но колдунов побеждают только рыцари, и прекрасных дев освобождают тоже они.

Геркулес был бледен, одна его рука висела на перевязи из серой ткани.

-- Сир, -- сказал он. -- Замок полностью в наших руках. Враги прячутся в последнем подземелье, скоро мы его вскроем.

-- И для этого вы прибыли? -- брюзгливо спросил Фуке, хотя сердце его пело в предвкушении. -- Сообщить, что вы ещё копаетесь?

-- Мы нашли саркофаг актрисы, сир, -- сказал Геркулес. -- И полковник Цейтлих решил, что...

-- Откуда ты знаешь, баран, что это саркофаг актрисы? -- Фуке повысил голос. Геркулес вжался в пол, но не отступил.

-- Сир, я видел его, когда был... когда служил в эвакуации.

-- Ясно, -- оборвал его Фуке и встал, отвернувшись от штурм-ефрейтора, чтоб тот не видел его довольной улыбки. -- Подземелье вскрывайте. Я скоро буду. Лично.

У Геркулеса было ещё одно предложение касательно того, как лучше вскрывать это чёртово подземелье, но на это требовалось разрешение его высочества. Фуке выслушал, не поворачиваясь к нему, и разрешение своё дал.

-- Действуйте. И пришлите четырёх надёжных бойцов за этим.

И указал на продолговатый ящик с патронами.

-- 9

Некоторое время ушло на то, чтобы разрезать штанину Аслана -- надо было перевязать его рану, к счастью, неопасную; большая часть времени ушла на уговоры. Наконец, нарвав бинтов из простыней на койках, друзья как следует обмотали бедро эвакуатору, и Жак уже готовился завязать последний узел, когда Питер сказал:

-- Погоди.

И быстро начал разматывать повязку обратно.

-- Эй, ты чего, -- в один голос сказали и Жак, и Аслан, и тут же замолчали.

От двух отверстий в передней части бедра -- пуля пробила его навылет -- по смуглой коже мусульманина начал проступать сложный узор: вензеля, переплетающиеся со знаками, которые складывались в буквы неведомого языка; рисунки, напоминающие то ли лица, то ли сказочных зверей. Больше всего это походило на татуировку.

-- Похоже на старую татуировку.

Жак ухватил самую суть -- именно на старую. Питер посмотрел на Аслана, тот отрицательно покачал головой: нет, он не делал такого, да и не мог -- харам. Друзья ещё раз переглянулись, затем в молчании перевязали ногу обратно.

А через минуту Питер сказал:

-- Жак, Аслан. Меня надо скрутить. Покрепче.

Его друзья застыли там, где их застигла эта фраза: Аслан с перевязанной ногой шарил по шкафам и ящикам в поисках неясно чего, а Жак бесцельно шлялся по помещению, тоже будто ища глазами что-то.

Питер тем временем с грохотом и звоном забрался на одну из четырех коек. По тому, насколько она была неудобной, он понял, что койка эта не использовалась для ночлега, а была нужна исключительно для осмотра, -- над тем, кто, кого и как тут осматривали, он размышлять не стал.

-- Я думаю, -- сказал он очень деловито, -- что Прелати что-то сделал с моим разумом, пока я лежал без сознания. Помните, я рассказывал про новейшие бомбы с часовым механизмом?

-- Бомба в голове? -- осведомился Аслан. -- Свободного места у тебя там полно, конечно, но остались бы шрамы.

-- Нет, он действует тоньше, -- сказал Питер. -- Это что-то вроде демона в твоей голове, который проснётся в нужный момент, и завладеет твоим телом и языком. Демон в одной из... областей мозга.

-- Отсроченная одержимость. -- Жак смотрел перед собой в пустоту. Эвакуатор некоторое время переводил взгляд с одного друга на другого, затем решительно потянул шнур из поясной сумки и шагнул к учёному; Питер протянул кисти навстречу, при этом с неудовольствием подумал, что Аслана, похоже, убедили не его слова, а поведение Жака; и ошибся.

-- Ты тоже видел сон, -- сказал Жак в спину Аслану, когда тот закончил вязать Питера. Мусульманин проковылял к крайней койке и сел на неё.

-- Ничего я не видел. Мне и ноги моей хватит.

БУМММ.

Мигнул свет, звякнули стеллажи, задребезжали пробирки в стойках, столы и шкафы качнулись туда и сюда укоризненно. Все трое поглядели на дверь и увидели, как панель со светящимися зелёными буквами "Открыть" погасла и тут же загорелась вновь.

-- Гости, -- сказал Аслан буднично. -- Что будем делать, сновидцы?

После короткого обсуждения, прерываемого ударами в дверь (где-то на заднем плане своего сознания Питер удивлялся, насколько прочен вход в лабораторию), выяснилось следующее.

Жак напомнил, что целью их похода является спасение Нони Горовиц. Нони, скорее всего, уже в плену у Фуке либо очень скоро туда попадёт, потому что Меффрэ, её похитившая, никуда не годна ни как стратег, ни как тактик, ни как беглец. Поэтому, говорил финансист, по-прежнему глядя куда-то в пустоту перед собой, имеет смысл каким-то образом начать переговоры с принцем-консортом. Так они получат доступ к саркофагу, смогут выковырять оттуда колдуна, и положить туда Нони, если у Меффрэ ничего не выйдет. В обмен на гарантии её жизни и неприкосновенности они могут предложить ему свою службу. Аслан желчно заметил, что если бы их служба была нужна Фуке, то его высочество вряд ли бы послал к ним в дом следственно-расстрельную команду. Жак, пожевав губами, сообщил без всякой связи со своими предыдущими словами, что у Фуке большие планы и очень могущественные помощники -- настолько могущественные, что скорее это Фуке у них помощник, а не они у него. И что из этого, поинтересовался Питер, пытающийся умоститься поудобнее под веревками. А то, ответил Жак, что Фуке нужен колдун и только, а "им" могут быть полезны как учёный, знаток древнего языка, так и бывший эвакуатор, знаток древней техники, причем именно в составе команды.

-- А что будешь делать в этой команде ты? -- спросил Аслан. -- Ты для него опасен, а для "них"...

-- Я буду заложником, -- сказал Жак грустно и серьёзно. -- Гарантом того, что вы не сбежите и не устроите саботаж. Если вы, конечно, не надумаете договориться с ними напрямую. Без меня.

Аслан закашлялся.

БУМММ.

Свет погас уже на минуту.

Слово взял Аслан. Всё это хорошо и даже замечательно, сказал он в темноте. Предположим, что мы действительно откроем сейчас дверь, сложим оружие и потребуем переговоров с Фуке. Где гарантия, что нас не пристрелят прежде, чем мы произнесём его имя? Такой гарантии нет. Далее, хорошо, предположим, что мы добрались до Фуке. (Зажёгся свет). Где гарантия, что бывший учёный и бывший эвакуатор нужны ему -- или "им" -- настолько, чтобы заключать с бывшим финансистом какой-то там договор? Такой гарантии тоже нет, и её нет ещё более, чем первой. А если у Фуке свои собственные цели и планы, куда мы входим разве что в качестве красиво висящей декорации? И здесь мы тоже ничего не можем сказать уверенно. Мы спасём Нони, если сами будем живы, а с Фуке за нашу жизнь я не дам и отстрелянной пули. Поэтому, когда дверь будет вскрыта, мы должны идти на прорыв, положившись на свои собственные сабли, везение и смекалку.

-- И к слову, -- сказал Аслан, глядя на Жака, -- переговоров мы можем попросить в любой момент. В том числе и попытав удачи с прорывом, если вдруг займём позицию получше, чем в этой... -- он с отвращением оглядел лабораторию, -- мышеловке.

БУМММ.

Лаборатория снова содрогнулась, шкафы и стеллажи покосились, а пробирки и приборы очутились в опасной близости от края стола. Интересно, подумал Питер, чем это они долбят дверь. Судя по паузам между ударами, что-то очень тяжёлое.

Вы ничего не поняли, начал Питер, помедлив. Вы увидели и сказали всё, что нужно, и при этом ничего не поняли. Это действительно мышеловка, Аслан, но мы в ней сыр, и расставлена она не для нас. Мы действительно можем быть нужны Шарлю Фуке живыми, Жак, но лишь для того, чтобы убедиться, что мы -- это именно те, кого он искал, чтобы убить; убить и забыть. Фуке ищет колдуна и знает, что колдун отсиживается в замке, он лучше многих знает, на что колдун способен. Прелати хитростью подсунул ему нас, сидящих в самом глубоком подземелье замка -- это уже полдела. А в том, что кто-то из нас троих именно колдун, его должен будет убедить демон у меня в голове, который проснётся, если мы встретим Фуке живыми; или рисунок на Аслане, если Фуке увидит нас мертвыми; ведь он проступил именно вокруг раны, и скорее всего, если Аслан погибнет, он его покроет весь -- как покрыт ими сам колдун, в чём я абсолютно уверен.

-- А я? -- мрачно поинтересовался Жак. -- Какова моя роль?

-- Даже думать об этом не хочу, -- сказал Питер. -- Счастье в неведении.

-- Мне нравится твоё "если", -- сказал эвакуатор. -- "Если Аслан погибнет"... Чувствуется какая-то надежда.

-- Нам нужна не надежда, -- ответил Питер. -- Нам нужен третий ответ.

-- Какой-такой ещё третий ответ? -- спросил Жак. -- А какие первые два?

Вы деградируете, сообщил им Питер, глядя в потолок и пытаясь размять кисти, перетянутые верёвками. Надеюсь, что это сонный газ так на вас повлиял или духота в лаборатории, потому что если вы такими и останетесь... Неужели вы не видите? Франциск Прелати взял и поставил нас лоб в лоб с Фуке, как баранов на узком мостике. И у нас, и у Фуке есть ровно два выхода: либо мы попадаем в плен, либо мы погибаем.

-- Мы можем прорваться и бежать, -- сказал Аслан.

-- Мой демон не допустит этого, -- сказал Жак загробным голосом. -- Ха. Ха. Ха.

Аслан, кривясь, сунул саблю в ножны и с шумом сел на место, а Питер почувствовал, как спина стала мокрой и скользкой.

-- Не шути так больше, -- тускло сказал эвакуатор. -- Во всяком случае, вблизи.

-- Хорошо, -- без улыбки ответил ему Жак. -- Не буду.

Фуке будет действовать так, как ждёт Прелати, потому что у него не будет выбора, и он не слишком умён, как мы уже знаем. Но мы-то не Фуке, сказал Питер. Я вообще считаю, что если тебя спрашивают "да или нет", надо отвечать "иди к дьяволу". Это и есть третий ответ.

-- Это всё хорошо, -- начал Аслан, но запнулся. -- И... А в чём он состоит, этот третий ответ? Мы что, можем улететь отсюда?

-- Неплохой вариант, -- одобрил Питер. -- Жак, сдери-ка этот потолок. Он, похоже, декоративный. Тут должна быть вентиляция. Аслан, посмотри, нет ли тут тайных ходов, надо ободрать обшивку.

-- А ты бездельничать будешь? -- возмутился эвакуатор.

-- Я борюсь со своим демоном и за себя не отвечаю, -- сказал Питер зловеще, затем вздохнул. -- Ладно, Жак, развяжи меня.

Прошли две долгих, очень долгих секунды.

-- Жак? -- позвал он ещё раз.

-- 10

Жак стоял в центре лаборатории, у стола.

-- Хватит, -- сказал он спокойно и устало. -- Ты фантазёр, а ты самоубийца. Я не могу позволить ни тебе, Питер, тратить наше время на поиск того, чего нет, ни тебе, Аслан, рисковать нашими жизнями в надежде на несуществующий шанс. Я открываю дверь.

-- У тебя нет клю... -- Аслан хлопнул себя по карману как раз в тот миг, когда Жак показал ему карту-ключ, что им дала Нони; словно вынул её из воздуха.

-- Ты невнимателен, Аслан, -- грустно сказал Жак, вращая карту в пальцах. -- Как и все самоубийцы. В Клиши тебя бы раздели в первый же день.

Последующие события показали, что Аслан оказался не только невнимательным, но и довольно самонадеянным субъектом. В три огромных шага, отставив раненую ногу в сторону и опираясь руками на спинки коек, он пересёк половину лаборатории и перегородил дорогу Жаку, который с любопытством наблюдал за ним; возможно, именно то, что бывший куратор королевских поставок не сделал попыток его остановить, и внушило мусульманину ошибочную мысль, что Жак настроен не слишком серьёзно: Аслан с грозным видом постоял между дверью и Жаком, затем, видимо решив, что этого достаточно, с мирной улыбкой шагнул к нему и потянулся одной рукой за ключом. Финансист, как оказалось, только этого и ждал: одним движением прихватив эвакуатора за плечо, другой рукой он будто бы слегка провёл по кисти -- и Аслан, охнув от неожиданности и боли, резко присел на колено здоровой ноги, затем упал лицом в пол, его рука была завёрнута высоко вверх за спину, Жак держал его за палец. Но триумф его был недолог: Аслан извернулся и ударил его по ногам, Жак упал навзничь, нелепо взмахнув руками, эвакуатор схватил его за ворот и пояс и швырнул в глубину лаборатории так, что куратор и финансист скользнул по паркету под столом, сшиб табурет и въехал головой в шкаф, откуда со звоном посыпалось разнообразное стекло. Что-то зашипело, к потолку потянулась струйка сизо-фиолетового дыма.

Аслан, корча лицо, тряс кистью.

-- Ах ты сволочь, -- слегка удивлённо сказал Жак, поднимаясь. -- Ну получи, мразь.

-- Жак! -- крикнул Питер, но, разумеется, бесполезно: финансист ястребом метнулся к Аслану, в его руках был табурет, который он с косого маха обрушил на голову противника. Мусульманин лишь успел подставить руки, треснуло дерево (Питер надеялся, что дерево), Аслан, не удержав равновесия, качнулся назад и махнул руками, раскрывшись, и в этот момент Жак пробил ему в солнечное сплетение прямым ногой. Питер почувствовал тошноту: это был чудовищный удар, родом с парижских окраин, где в драках под крики "сават!" многие прощались со здоровьем, а то и с жизнью.

-- В Клиши я попал за драку, -- тяжело дыша, сказал Жак. -- Не за кражи.

Аслан лежал скрючившись. Жак смотрел на него некоторое время, затем лицо его окончательно затвердело, он подошёл к панели и вставил карту.

Панель мигнула, дверь шевельнулась.

Всё.

Эвакуатор закашлялся, затем встал, держась за живот. Вынул саблю и не спеша перерезал верёвки, стягивающие Питера. Криво усмехнулся:

-- А помнишь, как под часовней дрались?

Питер сел и кивнул, разминая кисти, в горле запершило. И полгода ведь не прошло... Подземелье, мертвяки, Жан Легри, старуха со скверным характером -- всё это было так давно, будто бы в другой жизни, не его. Та жизнь была намного проще и понятней, и она не вернётся теперь уже никогда. Питер на секунду сжал веки, сглотнул предательски подкативший к горлу комок, затем взял ножны и стал перепоясываться.

Жак стоял перед дверью, ключ был в замке, на панели горело слово "Открыто".

Дверь по-прежнему была закрыта.

-- Поздравляю, -- сухо произнёс слегка искажённый голос колдуна.

Жак сделал шаг назад, Питер и Аслан одинаковыми движениями положили руки на эфесы. Голос шёл от двери, из панели.

-- Поздравляю себя с тем, что мне всё удалось. Вас поздравлять, я подозреваю, особо не с чем. Вы неплохие люди, но законы реальности таковы, что выживает тот, кто лучше приспосабливается, а не тот, чьи идеи и принципы настолько тверды, что не дают их обладателю свернуть с пути, пусть даже на нём его ждёт гибель.

Панель ещё раз мигнула, заискрила, и на ней вместо надписи появилось лицо колдуна. Лицо шевелило губами в неприятном несоответствии с речью.

-- Прощай, Клотильда. Прощайте, мадемуазель Горовиц. Прощайте и вы, три молодых придурка, не знаю, как вас зовут. Скоро вы очнётесь, чтобы погибнуть вместо меня. Я бы сказал, что мне жаль, но это будет ложь.

Голос хихикнул, лицо на экране ещё некоторое время пошевелило губами, оскалилось, и экран погас. В панели что-то затрещало, посыпались искры. Питер, Жак и Аслан сделали шаг назад. Треск прекратился, панель мигнула в последний раз и потухла полностью. Вместе с ней погас и свет, сменившись синим мерцанием из-под потолка. Мы похожи на мертвецов, подумал Питер. Мы и есть мертвецы.

-- Он сказал, что мы скоро очнёмся, -- сказал Жак бесцветным голосом. Он стоял к ним спиной, не оборачиваясь, и Питер его понимал. Он посмотрел на Аслана, будто бы прося его о чём-то его, и тот пожал плечами: хорошо. Он не сердится.

-- Жак, это запись, -- ответил Питер, помедлив. Это была блестящая догадка, и в другое время он бы долго радовался, но сейчас сил на это не было. -- Как письмо, написанное три дня назад, только с его лицом и голосом.

-- Как... -- начал было Аслан, но не успел закончить.

БУМММ!

На этот раз удар сопровождался нехорошим треском. В синем свете они увидели, как дверь выгнулась внутрь, и посередине у неё появился надлом, через который торчал чёрный тупой трёхгранный угол тарана.

-- Всё к дверям, -- скомандовал Аслан, и Питер с Жаком бросились стаскивать койки, столы и шкафы к двери, составляя хилую баррикаду, которая, скорее всего, не продлит их жизни даже на минуту.

Вскоре в лаборатории не осталось крупных вещей, а вместо двери образовалась гора, похожая на одну из тех куч на свалке Монфокон, до которой ещё не добрались ветошники. Трое друзей стояли в синей полутьме с обнажёнными саблями в руках и ждали своей последней битвы.

-- Аслан, прости меня, -- сказал Жак.

-- Ничего, -- ответил ему эвакуатор. -- Сочтёмся. Если успеем.

-- Пит, ты был прав, -- сказал Жак.

-- Да, -- сказал Питер. -- Со мной бывает иногда.

-- Я почувствовал, что не смогу выйти за дверь, -- буднично сообщил Жак. -- Ноги не шли и язык не слушался. Это демон? Он теперь всегда будет в моей голове?

Питер и Аслан одновременно посмотрели на своего друга.

-- Если и будет, то недолго, -- утешил его Аслан.

-- Мне нравится это "если", -- сказал Питер. -- Есть в нём какая-то надежда.

БУМММ!

Куча из вещей дрогнула и поползла назад. Потянуло факельным дымом и сырым воздухом, стали слышны множественный топот и голоса людей: кто-то командовал, кто-то подбадривал, кто-то ругался. Жак заорал яростным голосом:

-- Я, Жак Делакруа, пленник колдуна, требую его высочество принца-консорта! У меня для него важные сведения!

За дверью наступила тишина, затем надменный голос произнёс издалека, растягивая слова:

-- Я здесь. Высунь свою башку, чудовище, и я разнесу её, чтоб ты не мучился.

Раздался выстрел, затем кто-то скомандовал "Огонь!", и грянул недружный залп. Друзья бросились на пол и прижались к стенам, по лаборатории зашлёпали пули. Аслан поднял одну, сплющенную и дымящуюся, и показал Питеру. Тот некоторое время не мог сообразить, что к чему, пока Жак не сказал:

-- Чёрт, да она же серебряная.

-- Эй вы, там, -- крикнул Фуке из-за двери. -- У вас пять минут на то, чтобы раздеться догола, заткнуть рот кляпом и выйти. Выходить ползком, лицом вниз. Не на четвереньках, а ползком и молча. Время пошло.

БУММММ!

Их баррикада подалась ещё на шаг.

-- Беглым, огонь! -- скомандовал ещё один знакомый голос. Защёлкали выстрелы, но пули уже не залетали в лабораторию: мебель в баррикаде сместилась и задерживала пули в себе.

Питер поглядел на Аслана.

-- Ну?

-- Нет, -- коротко ответил эвакуатор. Питер кивнул, будто и не ждал другого ответа, повернулся к Жаку и увидел его лицо в синем свете. Финансист смотрел в угол лаборатории, будто увидел там привидение. Питер посмотрел туда, но там, разумеется, было пусто. Жак чуть-чуть поднял руку и настойчиво указал туда же -- в угол.

-- Майя, -- сказал он одними губами.

Угол был пуст. Питер смотрел в него несколько секунд.

-- Там никого нет, Жак, -- сказал он мягко. -- Аслан, скажи ему.

-- Я что-то слышу, -- ответил ему эвакуатор невпопад, крутя головой. Выстрелы возобновились с новой силой, и Аслан досадливо морщился, пытаясь вслушаться. И неожиданно уставился на Жака.

-- Это Майя. Я слышу её.

Здесь Питер окончательно уверился в том, что его друзья сошли с ума.

Но что он мог сделать? И был ли смысл что-то делать...

-- Она что-то говорит, но я... -- начал было Жак, но Аслан прикрикнул на него.

-- Тихо! -- Он приложил к уху ладонь, вслушиваясь в пустой угол.

-- Дверь здесь... -- шипящим шёпотом он стал повторять слова, которые были слышны только ему. -- А ключ у того... кому его дали. Дверь здесь.... Ключ у того, кому его дали...

Он замолк, вслушиваясь ещё.

-- Всё, она молчит.

-- Молчит, -- подтвердил и Жак, глядя в угол. -- Но что-то показывает.

БУММММ!

Баррикаду отнесло уже на пять шагов.

-- Выбили, -- сказал Питер, будто сообщая о незначительном проигрыше в карты.

-- Всё, -- сказал Жак. -- Ушла....

Аслан спросил его:

-- Что она показывала? Повторить сможешь?

Питер с удивлением уставился на эвакуатора, но тот раздражённо ткнул пальцем в Жака: смотри. Жак неуверенно поводил руками, затем соединил указательные пальцы, развёл их в стороны и вниз, и снова соединил; после этого он нарисовал два полукруга и ткнул в центр.

-- Вроде так.

Питер уже рылся в своей сумке, моля, чтобы он оказался на месте.

И он оказался на месте.

Питер достал мастерок и протянул его рисунком вверх.

-- Вот что она рисовала. Верно?

Жак кивнул.

-- Похоже.

-- Это ключ, -- Аслан стоял в углу и ощупывал стену. -- Ищите замок.

До них донёсся голос Шарля Фуке.

-- Время вышло. Я считаю до пяти. Раз.

-- Здесь, -- прошептал Аслан. И сам выхватил мастерок из рук Питера, и вставил его в узкую, почти незаметную щель в стене.

-- Два.

Ничего не произошло.

-- Три.

И тут Питер, до крови закусивший губу, увидел, как стена будто бы подалась назад, а затем неспешно поехала в сторону -- с гулким грохотом, скрежетом и визгом давно не использовавшегося механизма.

-- Четыре.

Аслан крепко схватил Питера и Жака за рукава и произнёс быстро и горячо:

-- Майя говорит, чтобы мы шли вперёд. Надо закрыть глаза. И не оборачиваться.

-- Пять.

Они шагнули во тьму вместе, вцепившись друг в друга и зажмурив глаза так крепко, что мускулы их лиц ныли от напряжения, а когда они прошли чуть дальше по твёрдому полу, их несколько раз обдало порывами ледяного ветра вперемешку с высоким серебристым смехом, от которого мурашки пошли по коже, -- кто-то пронёсся мимо них навстречу их врагам, и этих кого-то было несколько, Майя была лишь одной из них, и каждый почувствовал, что его друзья затряслись, и каждый понял, что и сам он трясётся от страха и какого-то гибельного восторга.

Стена за их спинами снова заскрежетала, вставая на место, но они успели услышать и беспорядочные выстрелы, и топот ног, и крики ужаса, и треск костей с разрываемой плотью, и тот вкрадчивый шершавый звук, что производит изливающаяся и бегущая по камню кровь. Никто из них не обернулся даже с закрытыми глазами -- и всю оставшуюся жизнь благодарил себя за это.

-- Стойте, -- сказал Аслан.

Они открыли глаза одновременно.

Это была огромная каменная пещера, скупо освещённая едва видимыми светильниками на самом верху. Трое друзей стояли на каменном берегу, а на чёрной воде прямо перед ними покачивался самый удивительный корабль, что они видели в своей жизни.

-- Здоровый какой, -- сказал Питер наконец. -- Красивый.

-- "Ф.Грант", -- прочитал Жак негромко. -- "С-90-200".

-- Это... это крылья? -- спросил Аслан.

-- Похоже, -- признал Питер. -- Или плавники.

-- Крылья, -- уверенно сказал Жак. Никто ему не возразил, потому что все знали, что он прав. -- Глядите, -- он указал рукой.

Освещение менялось: что одна из стен этой огромной бухты медленно поднималась вверх, будто сминаясь в складки и открывая их глазам неспокойную серо-зелёную гладь океана и бледное послеполуденное небо со рваными облаками. Корабль дрогнул, зарычал и стал приподниматься над водой, горячий ветер обдал друзей со всех сторон сразу. В каждой из трёх полых на вид трубах на его длинном отброшенном назад хвосте зажёгся огонь, быстро меняющий свой цвет с тёмно-красного на яростный бело-синий.

-- Лошадка поле перешла, -- сказал Питер. -- Ну?

-- Вперёд, -- сказал Аслан.

-- Карты. Доски. Чертежи, -- пробормотал Жак, и они ступили на палубу.

-- 11

Штурм замка начался перед рассветом и закончился к трём часам пополудни. Колдун и почти сотня его приспешников были убиты и обезглавлены; любимица публики, актриса Нони -- спасена. Следует отметить, что и сама актриса проявила недюжинное мужество и находчивость, сумев укрыться в своём саркофаге, в котором её и погрузили в мобиль. Операция по полному искоренению колдунов блестяще завершилась, вписав славную страницу в историю правления юной королевы Изабель; о том, что этой странице суждено было стать и последней, никто, кроме принца-консорта, пока ещё не знал.

Потери сводного отряда были сравнительно небольшие: три десятка осуждённых и легионеров. Четверо из них, правда, погибли поистине ужасной и загадочной смертью, слухи о которой ещё долго будут волновать Легион и армию, невзирая на богатейший урожай палок и гауптвахт, что соберут их распространители; пять человек временно лишились рассудка и находились под стражей.

Его высочество принц-консорт Шарль Фуке на вечернем построении объявил благодарность всем бойцам, легионерам и осуждённым, и перед строем вручил наградные стеки полковнику Массю, полковнику Цейтлиху и штурм-лейтенанту Пеку. Все трое приняли свои награды достойно, и все трое, не сговариваясь и не подозревая друг о друге, решили молчать о том, что они видели своими глазами, каждый со своей точки: полковник Массю с берега, Цейтлих с воротной башни, а Пек с обзорной площадки, через которую он направлялся с сообщением для Дебрэ, --

Как белоснежный крылатый корабль птицей вынырнул прямо из-под острова и устремился на закат, в бескрайний серый океан, унося с собой и прошлые, и настоящие, и будущие тайны этого воистину проклятого небесами замка.

-- Пояснения к роману

Роман "Слишком много колдунов" в художественной форме излагает события 2317 года, которые, по мнению авторов, стали ключевыми в процессах, проявивших себя позже и, как известно, гораздо более масштабно. Предвидя вопросы о прототипах главных героев, авторы спешат заверить: нет, таковых прототипов в реальной истории Альянде не существовало, во всяком случае, авторам ничего о них не известно. Герои романа выполняют скорее служебную функцию объединения череды событий в одну сюжетную линию: к таковым относится, в первую очередь, Бризский марш и коронация принцессы Изабель; далее -- охота на ведьм и колдунов, повторившаяся в чуть более слабой форме почти двадцать лет спустя, фактическая аннексия острова Британии, бунт Оливера и его трагические последствия, а так же, в целом, усиление корпоратократии в Альянде, сделавшее катастрофу Восточного похода неизбежностью.

Авторы разделяют озвученный многими исследователями тезис о единстве и цикличности истории. Одной из задач этого романа является указание на сходства в истории падения Альянде-Альгиса с крушением других европейских (и не только европейских) империй ранее. Нет смысла фиксировать эти параллели явно; любой мыслящий человек, знающий историю (ныне возвращённую нам), сразу укажет те государства, чей коготь не в добрый для них час простёрся над сердцем мира -- бескрайними землями Евразии. Впрочем, нет нужды и забегать вперёд: именно этим событиям посвящены продолжения романа, готовящиеся к выходу.

Обретение исторической памяти -- сложный процесс, и в нашей реальности, сопряжённый с выходом из казавшейся неизбежной глобальной катастрофы, он протекает как никогда бурно. Не исключено, что уже через несколько месяцев после выхода роман утратит свою актуальность; авторы готовы к такому варианту и не стали придерживать публикацию. В конце концов, второй День весов хоть и не так близок, как тридцать лет назад, но ещё не отменён, поэтому ценен каждый день и каждый час, за которые человечество может узнать больше о мире, где живёт. Авторы оставляют за собой право на робкую надежду, что их труд подвигнет читателя именно в этом направлении: через знания -- к свету и настоящей, вечной жизни для человека и человечества.

Далее следуют пояснения к именам персонажей, присутствующих в тексте романа.

-- 1

Питер Кэтфорд назван в честь крупного лингвиста 20-го века Джона Каннисона Кэтфорда, создателя лингвистической теории перевода. Вплоть до начала 21-го века в Британии господствовало "морское" мышление, резко противопоставлявшее себя "суше", и многие видные учёные и общественные деятели, не разделявшие тогдашней политики агрессивного "морского" колониализма, стравливания соседей и вмешательства в их дела, переселялись на континент, откуда транслировали свои убеждения. Предки Питера были именно такой семьёй задолго до первого Дня весов.

Аслан означает "лев", распространённое среди тюркоязычных народов имя. "Ибн-Дауд" -- "сын Дауда" (Давида), отсылка к библейскому царю Соломону, который тоже был одним из младших сынов Давида (Аслан пятый сын в семье). Бехрам Аль-Джазия -- крупный европейский мыслитель и общественный деятель арабского происхождения середины 21-го века, организатор и реформатор единой европейской службы спасения и помощи.

В случае с Жаком Делакруа авторам показалось интересным сочетание простонародного имени и звучной фамилии; "де" -- приставка к дворянским именам, "ла круа" -- крест; эту фамилию носят многочисленные потомки рыцарей-крестоносцев, священнослужителей и разнообразных местных святых на территории исторических Франции и Бельгии. В разное время эта фамилия ассоциировалась с ювелирами, домами моды, с военными, учёными, писателями и художниками; с учётом бурной биографии самого Жака, поднявшегося в буквальном смысле со дна Лютеции, Делакруа подразумевается как типичная фамилия для представителя элиты Альянде, родившейся и продолжающей формироваться в борьбе дворянства, духовенства и буржуазии.

Прототип персонажа Нони Горовиц -- актриса сценического театра и светового кинематографа Вайнона Райдер, жившая в конце 20-го и начале 21-го века. Была известна своим нестабильным поведением и приверженностью к радикальным омолаживающим процедурам; в отличие от Нони в романе, актриса стала гражданкой Альгиса, причём одной из первых. Нони -- уменьшительное от Вайнона, а Горовиц (Гурович) -- её фамилия при рождении.

Фамилии Клотильды Меффрэ и Франциска Прелати принадлежат реальным историческим лицам, слугам и сообщникам маршала Жиля де Рэ, жившего в 17-м веке, осуждённого за убийства, черную магию и связь с дьяволом; в народный фольклор он вошёл под прозвищем "Синяя Борода". Как может догадаться читатель, авторы неявно придерживаются той версии, что возлагает ответственность за все бесчеловечные деяния именно на эту парочку. Поскольку достоверных сведений о существовании "последнего колдуна", за которым якобы охотился принц-консорт Фуке после коронации Изабель, обнаружить не удалось, данные фигуры следует считать вымышленными полностью.

Не раз отмеченное историками и журналистами совпадение имени и фамилии первого маршала-спасителя Шарля Фуке (отличие лишь в одной букве написания) с именем фаворита эпохи абсолютизма XVII века подвигло авторов добавить "своему" Фуке несколько деталей вроде фигуры белки на гербе его высочества; кроме того, в романе принц-консорт тоже стал бретонцем и присвоил себе подлинный девиз древнего Фуке. Что до остальных имён в романе, то их совпадение с именами каких-либо исторических лиц вовсе не означает такого же соответствия в мотивах и поступках, и за все возможные теории и спекуляции в этом ключе ответственность несут исключительно создатели означенных теорий.

-- 2

Следующие книги, изданные в разное время, но все -- до первого Дня Весов, помогли авторам как в понимании мотивов своих героев, так и в конструировании сюжета и написании романа в целом:

Аль-Джазия, Б. Выше жизни только жизнь.

Борхес, Х.Л. Приближение к Альмутасиму.

Вассерман, А.А., Латыпов Н.Н. Острая стратегическая недостаточность.

Гримм, Я. и В. Сказки братьев Гримм.

Даймонд, Дж.М. Ружья, микробы и сталь.

Зиновьев А.А. Зияющие высоты.

Кантор М.К. Учебник рисования.

Кара-Мурза, С.Г. Манипуляция сознанием.

Карпов, В.В. Последняя весна тысячелетия.

Кургинян, С.Е. Постперестройка.

Лем, С. Сумма технологии.

Лукьяненко, С.В. Звёздная тень.

Маркс, К. Капитал.

Паркинсон С.Н. Законы Паркинсона.

Перро, Ш. Сказки матушки Гусыни.

Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса.

Рэнгем Р. Зажечь огонь.

Сапковский, А. Последнее желание.

Сеттерфилд, Д. Тринадцатая сказка.

Стругацкие, А. и Б. Понедельник начинается в субботу.

Франкл В. Сказать жизни "Да!".

Фурсов, А.И. Русская власть, Россия и Евразия.

Шаранхаев, И.К. Сто лет дискретности.

Энгельс, Ф. Анти-Дюринг.

Эриксон, М. Человек из февраля.

Юдковский, Э. Гарри Поттер и методы рационального мышления.

Оставить комментарий © Copyright Ч.Цыбиков, Ц.Жигмытов (tsoka.j@gmail.com) Размещен: 04/12/2013, изменен: 04/12/2013. 682k. Статистика. Роман: Фантастика Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Новый роман v0.99, обновлён 09.12.13. Предыдущее название -- "Тающий мир". Действие происходит в начале 24 века, в стране Альянде, занимающей территорию современных Франции, Германии и Испании. Герои, трое друзей, обнаруживают древний саркофаг, где находится женщина из 21-го века. Защищая его от колдунов, злодеев и заговорщиков, они постепенно понимают, что мир находится на пороге страшной катастрофы, и лишь узнав и поняв своё прошлое, они смогут её предотвратить.

Ч.Цыбиков, Ц.Жигмытов : другие произведения.

Слишком много колдунов