Аннотация: И снова правлена. Смысл особо не изменился, но стал плавнее и появились некоторые детали
Глава 8. На круги своя.
- Ведь мнеее
Всего лишь больше не-ч-чего терять!!!
Моя мечтаа
Ушлааа... - надрывались мои голосовые связки вот уже второй час. Рэй успел привыкнуть к такому поведению и никак не реагировал на внеплановый концерт. Заметив разодранную шкуру пса и набухшие от крови повязки, я в очередной раз сбилась со строчки и выругалась.
Нет, надо что-то повеселее.
- А не спеть лии мне песню, ааааааааалюбви,
А не выдумать ли, ноооовый жанр!!! - заорала я, что есть мочи, снова поймав вдохновение. Слова давались с трудом, что было и не удивительно в моем текущем состоянии. Конечно, в иное время я бы задумалась, почему же так быстро развозит мою персону от каких-то двух несчастных бокалов красного вина. Но сейчас мне было глубоко наплевать. Подцепив с дивана подушку, я зажала пальцами нужный аккорд, имитируя из себя великого гитариста, и продолжила:
- Да на попсовыый мотив иииииистихи!
И всю жизнь паааалучать гааанарар!!!
Не знаю, что сказал бы мне Ваня по поводу этого выступления. Думаю, вряд ли бы он использовал в своем изречении лестные эпитеты. Но дома его не было, и по неясной причине я была свято уверена в его нескором возвращении. Что радовало безмерно.
- Маю песню услышат
ТЫСЯЧИГЛАЗ!!!...
- Твою песню услышат даже мертвые на соседнем кладбище.
Мнимая уверенность - скверная штука. И шутки у нее дурацкие. Но сказал бы мне кто-нибудь, как он умудряется ходить так бесшумно? И появляться в самые неподходящие моменты. Врожденное, что ли?
Поворачиваться не хотелось, как в принципе, и всегда. Глаза Вани - это то еще испытание, а испытаний с меня сегодня было предостаточно. Не зная, как поступить в данной ситуации, я уселась на диван спиной к владельцу голоса, прочно удерживая подушку в объятиях.
С минуту мы слушали треск огня в камине. Затем Ване надоело, - здесь стоит тоже заметить "как всегда", - и он решил начать разговор:
- А я смотрю, тебе весело.
Издевка была очевидной. Кажется, у меня просто дар вгонять своих работодателей в плохое настроение. Но мне обвинение кажется неоправданным. Да, я нарушила уговор и, кажется, слегка перебрала. Да, из бутылки какого-то красного вина. Может и дорогого, я не особо разбираюсь. Еще скурила полпачки сигарет на кухне, но воняет же не сигаретами, а перекипевшим супом, который я забыла вовремя выключить. И да, ни обеда, ни ужина сегодня не будет.
Но стало ли мне от этого весело?
Нет. И я серьезно сомневаюсь, что что-либо вроде песен могло бы это сейчас изменить.
Но вслух я произношу другое:
- Что сказали ветеринары?
Вот он. Тот самый момент, которого я напряженно ожидаю весь вечер. Кажется, сейчас решится моя судьба.
- Будет жить.
Мое тело со вздохом облегчения откидывается на спинку дивана. Что это - слезы? Ерунда какая. И правда, наверное, перебрала. Хорошо, что Ваня все еще стоит в дверном проеме и не может видеть, как я украдкой стираю явное свидетельство моих излишних переживаний.
- Лера, - произносит он тихо, - у меня к тебе будет всего один вопрос: что ты делала сегодня на улице?
Ваня внешне спокоен, но в его голосе я слышу те самые жесткие нотки, которые всегда заставляют меня чувствовать себя маленькой и пугливой.
-. Я же говорила еще днем: вышла за Рэем, - стараюсь выговаривать слова внятно и без лишних эмоций, дабы не обострять ситуации.
- Это я как раз понял. И даже не намерен спрашивать, как твоя псина оказалась снаружи дома. Но мне не ясно одно: какого черта, увидев, что происходит, тебя туда понесло? Совсем из ума выжила? Неужели ты не понимаешь, в какой опасности находилась?
О чем это он? При чем здесь опасность и какое отношение она имеет к его плохому настроению?
- А что мне еще оставалось делать? - я беспокойно ёрзаю на диване, пытаясь сообразить, к чему он клонит. - Они бы разорвали Рэя на куски.
- А с тобой бы, значит, не разорвали.
Сарказм. Сочный и ядовитый, он буквально выстреливает из каждого слова. Но не находит нужного отклика.
- Как видишь, - мой голос сух и безразличен, словно мертвая прошлогодняя трава.
Ваня ненадолго замолкает, и я украдкой перевожу дух.
- Хорошо, - говорит он терпеливо, словно общается с пятилетним ребенком. -Ты вышла за Рэем и каким-то чудом, - а мне очень любопытно, каким именно, - его спасла. Но я одного не понимаю, зачем было снова рисковать? Что именно заставило тебя потащить свой зад прямо им в зубы? Не хватило острых ощущений? Или просто не всех перебила?
На этот раз замечание попадает в цель, заставляя смущенно опустить голову и нервно теребить в руках ни в чем неповинную подушку. Я и сама не знаю, какими мыслями руководствовалась в тот момент. Просто мне было ясно, что напавшему на меня псу досталось куда больше, чем тому же Рэю, а оставлять кого-либо без помощи на верную смерть претило всем моим принципам и жизненным взглядам. Тем более, что именно по моей невнимательности Рэй выскочил из открытого нараспашку окна на чужую территорию. И даже тот факт, что я не имела возможности предвидеть столь плачевные последствия от, казалось бы, незначительного проступка, ничего не меняло: в случившемся была только моя вина. Разве меня не предупреждали? В том-то все и дело: легкомысленное игнорирование Ваниных слов, а ведь он говорил о собаках еще в день нашего знакомства, обернулось роковой ошибкой, расплачиваться за которую пришлось другим. И мне было крайне необходимо хоть как-то ее исправить.
Пес лежал на траве. Мокрый от крови и ливня, он тяжело дышал, издавая протяжные хрипы. Даже не особо смысля в медицине, я поняла: дело дрянь. Хорошо, если сможет когда-либо встать. В лучшем случае. А в худшем... Время утекало, и я заставила себя сосредоточиться, откинув бесполезные страхи, и приступить к решительным действиям. Первым делом набрав Ване, - он забил свой номер на быстрый дозвон моего мобильного, - и в трех словах сообщив, что произошло, я поплотнее укуталась в прихваченные с собой несколько курток, достала из пакета полотенца с медикаментами и склонилась над подопечным.
Босерон огрызался, бросая на меня агрессивные взгляды и ожесточенно лязгая зубами. Даже умирая, он оставался стражем и сражался до последнего. Мне же ничего не оставалось, как пытаться гнать жалостливые мысли, сколь слабым было это сопротивление, и успокаивать нас обоих единственным доступным средством - словами. Не то, чтобы это серьезно помогало, но, во всяком случае, позволяло сконцентрироваться. "Сейчас приедет твой хозяин и все наладится, - словно мантру, повторяла я, радуясь, что защита оправдывает ожидания и приглушает боль от укусов, - а пока что я подвяжу эту ранку. А потом и вот ту еще. Больно? Ну, потерпи, осталось совсем чуть-чуть".
"Чуть-чуть" длилось двадцать три минуты. Ванина машина резко затормозила у ворот, и уже через мгновенье мне было велено немедленно отправляться в комнату. Мои слабые возражения были напрочь проигнорированы: пришлось подчиниться. Затянулось мучительное ожидание, в котором я перебрала с сотню безрадостных вариантов развития дальнейших событий. Резким запахом обнаружился безвозвратно испорченный суп. Почему-то последнее особо расстроило, словно моя жизнь - то же варево из череды событий, забытое на плите паршивым кулинаром. От грустных дум головная боль разрослась до размеров России. Прошло уже несколько часов, а Ваня все не появлялся, что еще больше погружало в состояние депрессивной безнадежности. Но ни звонить ему, ни даже выглядывать в окно желания не возникало. Чего раньше времени дергаться и дергать других? Единственное, что мне было действительно необходимо в тот момент - это хотя бы минимальная разрядка. Эмоциональная передышка, которая позволила бы мне избежать очередную лихорадку кошмаров и Голода, что уже тихо, но настойчиво стучалась в дверцы моего разума. Что сказать, подобные треволнения не проходят для меня бесследно. И когда я в третий раз заметила в зеркале опечаленное лицо Кирилла и подмигивающее - черно-белой "красавицы", то сдалась окончательно, открыв барный шкафчик хозяина дома. Ну, и слегка увлеклась...
- Ваня, послушай, - начинаю я миролюбиво, не имея ни малейшего представления, как именно все это объяснять. - Я просто пыталась помочь. Ну не могла я его там бросить, понимаешь? А стая...они ведь не хотели меня трогать...
- Ах, не хотели... - перебивает мои жалкие потуги владелец дома и медленно, словно в задумчивости обходит диван, останавливаясь лицом ко мне. Игра света придает резкости линиям его тела, заострив скулы и подчеркивая мускулы под облегающей тонкой кофтой. Его взгляд пылает бешенством, губы плотно сжаты и на фоне горящего камина он выглядит воистину ужасающе. При виде этого зрелища меня усиленно начинают бомбардировать противоречивые мысли, начиная от банального "что именно его так разозлило?", и заканчивая "черт возьми, а ведь хорош, чтоб его". От последних мне становится не по себе. Я стушевываюсь и начинаю икать.
- Это они тебе за чашечкой чая рассказали? - говорит он издевательски ласково. - Или же твои личные заблуждения?
Мне не нравится его тон и поведение в общем, но я молчу, вжимаясь в диван, и лишь изредка икаю в ответ.
- Лера, что ты знаешь о хищниках? - он все еще "ласков" и пристально наблюдает за моей реакцией.
- Если мы говорим о собаках, ик, то поверь - многое, - не слишком уверенно мямлю я, подразумевая мой личный опыт в воспитании Рэя. Вот уж правда - не лучший пример.
- Хрена с два многое! - не выдержав, рявкает он. - Дура! Это, твою мать, не шавки для потех! Каждый из них ХОТЕЛ и УБИЛ бы тебя непременно!
Терпеть не могу, когда разговор выходит на повышенные тона. Каждый такой звук бьет по моим нервам, как по струнам, отыгрывая соло ответного сильнейшего раздражения.
- Тогда какого черта ты оставил их не на привязи? - кричу я, вскакивая с дивана и швыряя подушку под ноги.
- Такого же черта, как и всегда: я ни разу их не привязывал! У тебя было определенное место для прогулок и будь ты хоть немного более внимательной, твоя хренова псина не поставила бы тебя под удар!
На секунду я впадаю в ступор. И говорю очень осторожно, словно боясь услышать и без того очевидную правду:
- То есть, сделай я шаг за пределы двора - и мне пришлось бы познакомиться с ними раньше?
Его тяжелое дыхание становится мне ответом.
Я шокировано сжимаю и разжимаю пальцы, от икоты и след простыл.
Ничего бы не случилось, выпрыгни Рэй в нужное окно. Но он был замечен на чужой территории, там, где нас не должно было быть. И даже то, что впоследствии пес перебежал во двор, не смогло спасти положения.
- Ваня, какого хрена?
Парень прищуривается, глядя мне в глаза. На секунду мне кажется, что он сейчас скривится от понимания всей глубины моей непроходимой тупости.
- А ты хотела, чтобы я оставил дом на наркоманку, которая собиралась покончить с собой? По-твоему, это было бы разумно?
Оторопело смотрю в его лицо. Все еще злое, опасно дурманящее голову.
А что ты ожидала, дурочка? Что тебе дадут ключи от рая и пуд доверия в придачу? Как же. От собственной никчемности становится противно. Находится в тюрьме и думать о ней как о своем спасении унизительно.
Я разворачиваюсь и на ватных ногах направляюсь к лестнице.
-Мы еще не закончили, Лера, - его голос снова несет угрозу.
- Прости, но, мне кажется, закончили.
Слова даются с трудом. Больше всего на свете мне сейчас хочется забыться и уснуть.
Ванина рука хватает меня за локоть, грубо разворачивая к себе лицом. От неожиданности я вздрагиваю и сжимаюсь в комок.
- Ты никогда больше не сделаешь подобной глупости. Договорились?
- Пусти меня!
- Ты не ответила на мой вопрос.
Его хватка стальная и вырваться с первого раза не удается. Рэй лает на нас обоих. Я снова завожусь:
- Какой именно, Ваня? Не оставлю Рэя без присмотра? О, в этом можешь быть уверен: мне он больше нравится живым. Не спалю ужин? В зависимости от моего состояния. Наркоманкам свойственно забывать о таких вещах, знаешь ли. И много пить, причем отнюдь не воды. Паршивую, однако, уборщицу ты себе нанял, не находишь? В следующий раз будешь повнимательнее, - язвительно заканчиваю я.
Кисть на локте сжимается сильнее, причиняя мне боль. В тот же миг мое зрение расслаивается, намекая о неизбежно приближающемся приступе. Наверное, я скоро отключусь, вот только никаких других сигналов к этому нет. Голова не болит, даже наоборот: несмотря на хмель, мои мысли достаточно ясны и четки. Только начинает казаться, будто я кожей чувствую настроения, витающие в этой комнате, и иногда вижу сразу несколько изображений, наслаивающихся друг на друга. Это пугает, но волнует не настолько, как мужчина, удерживающий меня на месте.
Внезапно его взгляд меняется, словно то, что он рассмотрел в моем лице, вызывает неподдельный интерес. В его неправильных глазах причудливо отражается огонь, дыхание учащается и некоторое подобие улыбки озаряет бледное лицо.
- Знаешь, когда ты злишься, это выглядит... необычно, - говорит он с легкой хрипотцой в голосе, приближаясь вплотную.
Кто бы говорил. Но, к сожалению, услышанное для меня не является новостью. Однажды два года назад, будучи еще за триста пятьдесят километров от этого места, я всего лишь захотела пить. Но перед кухней меня остановил истеричный шепот матери, находящейся там наедине с отцом. Она надрывно всхлипывала, стараясь делать это как можно тише, и причитала, словно сумасшедшая:
- Саша я боюсь... Она совсем дикая, понимаешь? Саша, ты же видел ее глаза...
- Таня, Лера больна, но она все еще наша дочь.
- Но я не вижу ее, Саша! Когда она так смотрит, Господи, прости мне эти слова, но я совсем не вижу в ней нашей маленькой девочки! Словно она чужая...
- Таня, перестань, прошу...
- ..и безумна. Я так боюсь ее, Саша. И за нее тоже боюсь... О, Боже, Боже, береги ее душу...
Всплывший в памяти некогда подслушанный разговор бередит старые раны, изрядно подливая горечи обиды, и это чувство перекрывает все остальные. Кажется, лицо опять становится влажным, вот только сейчас мне нет до этого дела.
- Ты ничего обо мне не знаешь - глухо бормочу я, пытаясь вырваться, и на этот раз Ваня отступает, хмурясь и досадливо поджимая губы.
- Как и ты, - холодно отвечает он после некоторой паузы, после чего быстрым шагом выходит из комнаты. Уже будучи на лестнице он презрительно бросает:
- Спокойной ночи. Или приятного успокоения. Надеюсь, тихого, - акцентируя на последних словах, он резко хлопает дверью своей комнаты.
Я ничего не отвечаю, покосившись на начатую бутылку красного вина. Пожалуй, мне и правда не помешает иметь при себе подобное успокоительное. Что-то мне подсказывает, что оно мне еще пригодится.