Стая галок прервала круговой полет и уселась на черные стропила купола кирпичной церкви без дверей, без оконных рам, без внутреннего убранства. На окружавшем церковь кладбище четверо плечистых мужчин в черных спецовках опустили на веревках в могилу гроб. Затем они лопатами засыпали могилу суглинком, и женщина лет тридцати пяти отдала бригадиру землекопов деньги за работу, а потом ему и его подчиненным вручила по полному пластиковому стаканчику самогона, налитому из двухлитровой бутыли. Землекопы выпили самогон, кинули стаканчики через плечо, взяли лопаты и размеренно прошли между могил к шоссе. Там они забрались в маленький автобус, который стоял рядом с синим внедорожником, и уехали. На кладбище остались двое мужчин средних лет и женщина, их ровесница - родственники похороненного Тихона Дружнова.
Дочь усопшего Ольга, в замужестве Липоконова, плеснула из бутыли остатки фиолетового оттенка самогона в одноразовый стаканчик и предложила русоволосому мужчине с круглым озабоченным лицом:
- Выпей, Савелий. Пусть папе нашему земля будет пухом... Выпей, Савелий.
- Не буду. Я за рулем, - отказался Савелий Дружнов и шагнул на тропинку, вилявшую между могил с крестами и без крестов.
Ольга поставила пустую бутыль на свежий могильный холмик и протянула стаканчик своему мужу, коренастому очкарику.
- И я не буду. И не прикидывайся, что забыла мою клятву - не пить на похоронах твоего отца, - отказался недовольным голосом Иван Липоконов, рассматривая комочек глины на носке своего лакированного ботинка. - Тихон Савельич корку хлеба, чашку чая не давал мне, когда я приезжал его проведать в деревне. А зажил он в моем доме - то жрал за троих. А еще пил в одиночку свой черемуховым самогоном и все учил меня жить. А еще ...
- Ваня, прекрати, - жестко запретила Ольга Липоконова. - Папа умер. Папа не слышит тебя, а мне неприятно.
- Разве я не прав?! - заартачился Иван. - Твой отец сожрал еды на столько денег, что на них я завтра купил бы машину, как у Савелия! Разве я не прав?! Скажи!
- Прав, прав, - согласилась Ольга и обратилась к брату жалостливо: - Савелий, выпей. Некрасиво - чужие люди выпили за упокой души папы, а мы - его родня - побрезговали.
- Сама пей, - буркнул Савелий, глядя на свой внедорожник на шоссе. Ему не терпелось сесть в удобное водительское кресло, завести мотор и уехать в город, в свою маленькую квартирку холостяка.
Красноватое солнце опускалось в перистые облака за березовой рощей. Стая галок вспорхнула и закружила над почерневшими стропилами купола кирпичной церкви. С высоты полета они видели за березовой рощей, которая подступала дугой к кладбищу, ряд печных труб, обозначавших места порушенных изб. В одной из них, еще два года назад стоявшей под рубероидной крышей, жил до переезда в городскую квартиру дочери и зятя Тихон Савельевич Дружнов.
- Мне нельзя. У меня печень больная, - тоном мученицы соврала Ольга, боясь умереть. Перед смертью отец признался ей, что его жена - ее мать - сдохла в мучениях от одной рюмки черемухового самогона.
- А я за рулем, - парировал Савелий и опять шагнул по тропке, ведущей к шоссе.
- Выпей, чтобы добру не пропадать, - не унялась Ольга. - Ваня нас в город отвезет. У него права есть.
- Да, есть, - подтвердил Иван и хлопнул по нагрудному карману короткой кожаной куртки.
- Я пить не буду. Папашка, когда я жил с ним в деревне и работал на пилораме, заработок у меня отнимал. А бывало напьется черемухового самогона и все учил, все учил, как мне жить. Он и в город ко мне за деньгами раз приезжал, но после армии я стал сильней папашки и послал его ко всем чертям. Папашка даже кинулся на меня собакой бешеной, но получил по шее и укатил в деревню.
- Это ты много раз уже рассказывал, - рассердилась Ольга и добавила тоном, сулящим в случае отказа ругань. - Папа дал тебе жизнь. Ты обязан выпить за упокой его души.
Ну, что делать?! Не скандалить же с любимой сестрой из-за прошлого!
Савелий взял из руки сестры стакан с самогоном и учуял черемуховый запах. В деревне гнал такой самогон только отец и только для себя, и рецепт самогона не сказывал никому.
Савелий выпил пахучий самогон. Поперхнулся. Коротко откашлялся. Вытер губы. Уронил стаканчик к своим ногам. Какое-то необходимое для жизни знание исчезло из его головы. И ощутил он, что земля под ногами качается, сильно качается, а он не падает, и церковь не падает. И уверился он, что если останется на кладбище, земля разверзнется, и мертвецы вылезут из могил, - тогда живые позавидуют не родившимся!
- Врешь! Не убьешь! - выкрикнул Савелий и, перепрыгивая через могилы, бросился к внедорожнику.
Жуткая злоба в голосе Савелия испугала, Липоконовых. Почувствовали они смертельную опасность и убежали в березовою рощу.
Взревел мотор внедорожника. Савелий Дружнов включил пониженную передачу, крутанул руль и надавил на педаль газа, скатился с шоссе. Почудилось ему, что труп отца вылезает из-под земли, и несколько раз он переехал родительскую могилу - не подвели двести лошадей под капотом, подвеска и покрышки; а колеса, словно лопаты, разбросали свежий могильный холм. Сильно пострадали и соседние могилы, и те по которым внедорожник въехал и выехал с кладбища.
На шоссе Савелий заглушил мотор, отключился от реальности и почувствовал себя глубоко счастливым человеком, гуляющим в зарослях цветущей черемухи.
В наступившей тишине переглянулись супруги Липоконовы, быстро вышли из березовой рощи и осторожно приблизились к глиной обляпанному внедорожнику. Не долго подумав, перетащили они невменяемого Савелия с водительского на заднее кресло и поехали по шоссе в город.
Через минуту они промчались мимо знакомого маленького автобуса с похоронной командой. Автобус стоял на обочине, окна его были разбиты, и из них торчали землекопы с окровавленными лицами. А водитель автобуса сидел на асфальте у переднего колеса, насвистывал гимн России и смотрел на багровый закат над озером, блестевшем за пшеничным полем. Он старался забыть, как землекопы ревели друг на друга: "Ты кто такой?!", - и жестоко били кулаками глупые лица друг друга.