Плохо видеть друзей во сне. Слишком часто - плохо.
Среди Гончих не принято использовать магию в личных целях, но чутьё - его никуда не денешь. Сет понял, что с воронёнком беда в тот самый день, когда оказался на остывшем, размётанным ветром пепелище монастыря. Изначально далеко не бессердечный, он знал, что ради общего дела не должен впускать себе в душу эту потерю, эту вину - Сет рос без родителей, и в его жизни не было никого дороже этих двух еретиков - старого и молодого. Но теперь это было неважно.
Произошла странная вещь - что-то поджидало его на месте бывшей святыни, бывшего дома. Сет сутки провёл на пожарище в молитве и медитации, пытаясь прозреть картину произошедших событий, улавливая скользящие тени сверхчувственных ощущений в поисках подсказки, как наилучшим образом выполнить свой долг, обуздать вырвавшуюся в мир людей злую силу, которая - и только она одна - могла сотворить здесь такое. И в то же самое время: разве какая-то другая сила могла погубить маленького братца? Сет в это не верил. Будучи моложе на добрый десяток лет, Рав-воронёнок почти ни в чём ему не уступал, - разве что в выносливости, а скоростью реакций и быстротою мысли, пожалуй, что и превосходил. В этом было противоречие. Каждый из этих двоих не мог бездарно пасть жертвой случайных обстоятельств, а уж одновременно, и вдалеке друг от друга...
Что-то здесь было не так. В этом месте прерывался след, которым шёл Сет - запутанный, сложный, но всё более несомненный. А теперь он всматривался назад в поисках своей ошибки. Всё вокруг говорило о том, что он не мог ошибаться и светловолосая дева с цветными глазами действительно та, за кого он её принимал. Но кого тогда повстречал воронёнок? Да, пророки говорили о двойнике Амей Коата, но разве оба мистических близнеца могут быть воплощенным злом? Хлай тоже рассказывал о близнецах, и, если второго младенца взаправду растили ведьмы, ждать Спасителя с этой стороны будет очень наивно. Правда, насчёт Спасителя у пророков говорится очень мало, вскользь и туманно. Среди братьев даже существовало мнение, что Эвои Траэтаада следует рассматривать лишь как вероятность, зыбкий и призрачный шанс, робкую надежду на, с Божьей помощью, выживание человечества. В то время, как пришествие Амей Коата было делом решённым. И потому-то, готовясь к войне, такие как Сет, учились рассчитывать только на себя.
Сет редко нуждался в поддержке и совете другого человека, поскольку искал их в общении с более могущественной силой. Но сейчас, когда небеса стали вроде бы дальше обычного, он жалел, что утратил такую возможность и впервые болезненно ощутил наступившее одиночество. И вместе с ним ощутил ещё кое-что. Не то чтобы чьё-то незримое присутствие, скорее лишь слабое эхо, мысленное послание, оставленную ему весточку. Но после Сет никогда не сомневался, что такова была воля Учителя - передать ему своё дело. Дело, важнее которого нет на земле.
Он обошёл весь неспокойный Восток в поисках потерянного следа. Но больше не ведал уверенности человека, который знает, что происходит. И каждую ночь ему являлся маленький братец и пытался о чём-то сказать.
Вот и теперь, пробудившись в совсем уж забытой всеми богами дыре, еретик, разматывая в памяти клубок сновидений, задумчиво брился острым ножом над плошкой с водой, где слегка подрагивало опрокинутое отражение. Водяное зеркальце дробило упавший из крошечного окна луч солнечного света и тянуло взгляд в несуществующую глубину, требуя отрешиться от сиюминутных дел и прислушаться к внутренней тишине, которой известны все на свете тайны. Прозрачный лёгкий транс отгородил стеклянной стеной окружающий мир. Лицо в отражении изменилось.
Мальчик с чёрной косой смотрел на него из-под воды - взрослее, чем Сет его помнил, растерянней и бледнее. Беззвучно шептали бескровные губы:
- Мне надо вернуться. Никак не выходит. Вы совсем без меня пропадёте, дружище...
И Сет увидел иное: седая от ночной росы трава вперемешку с рассыпанным чёрным шёлком, из-под которого узким полумесяцем виднеется край мёртвого лица. А рядом другое лицо, тоже не слишком живое, и кровью залита белая голова, но тонкие девичьи черты удивительно хороши и нежно, как во сне, сомкнуты тёмные ресницы.
Капля крови из порезанной Сетом щеки падает в воду, разбивая видение.
Он понимает, что, помимо всего остального, только что видел лицо своего врага, врага рода человеческого, и в этом лице не нашёл ничего отвратительного. Если это существо способно выжить после схватки с воронёнком, Сет непременно его отыщет. Неужто и его способна заморочить безобидная лживая маска? Навряд ли. Но придётся привыкать к этой мысли, против которой восстают все инстинкты, все навыки воина и защитника: ему нужно будет убить ребёнка. Девочку. Юную девушку, коей бесстыдно прикидывается нечеловечески жуткое нечто, готовое бросить в пасть адской бездны всех народившихся на земле детей.
Однако возможно, что демоническая сущность не является истинной природой девы, а проявляется сродни одержимости, и в этом случае участь Фран заслуживает некоторого сожаления. Но это ничего не меняет.
Даже если - вдруг - в каких-то расчётах случилась ошибка и имеется вероятность напрасной невинной жертвы, нужно спокойно принять этот риск, ведь в решающий момент может быть губительной даже тень сомнения.
И всё-таки их - двое. Значит, невинной жертвы не избежать? Но может ли кто-то из них быть невинным? И кто из них точно Змей? А если - кто уцелеет? Если оба они - пустые формы, сухие вершины, в одну из которых должна ударить молния?
Больше всего на свете Сет не любил вопросы такого толка. Его не пугала трудная и опасная работа, но нужна была ясность задач, чего не было и в помине.
Что бы сказал Учитель?
Сет помнил его слова.
- Вы пришли сюда, чтобы стать свободными, и я сделал вас свободными. Над вами не властны привязанности и заблуждения, и я не беру с вас обетов. Просветлённый плачет с теми, кто печален и смеётся вместе с радостными. Просветлённый свободно принимает предназначенный ему путь. А поскольку между землёй и небом слишком многим вскоре придётся плакать, путь свободного человека - путь милосердия. Поэтому я сделал вас псами. Псами, охраняющими колыбель.
Это единственный мой завет: самое важное в мире - святость колыбели. Бессмысленные слабые создания, не ведающие зла, окружённые беспомощной любовью, не способной ни от чего уберечь - вот ваши господа. Не дайте разорить тёплые гнёзда, убивайте хищников, гасите пожары и останавливайте войны.
- Но если это война людей против демонов, предсказанная в пророчествах? - маленький братец не только думал быстрее других, но и высказаться торопился.
- Тогда возглавьте её. Но лучше будет предотвратить.
- А если для этого нужно убить в колыбели - ну, скажем, Змея?
Старый еретик обвёл взглядом притихших учеников.
- Для того ли вам нужен свободный дух, чтобы я вам указывал, кого спасти, а кого предать смерти? Идите с Богом, и делайте сами свой выбор. Отец не сулил вам награды, а бездна расплатится с вами сполна - но невозможно любить за плату или из страха. Я верю в вас, дети, и буду молиться, чтобы всё у нас получилось.
Так каков же будет его выбор? Решать ему самому. Есть мальчик и девочка, по-видимому - близнецы, неотличимые внешне. Одного выследил он сам, другого Рав-воронёнок. Один убил его друга, второй уничтожил Учителя и обитель. И оба подходят по всем приметам. В ком из них он отыщет Змея?
Сету вспомнилось чудовище из старинных бестиариев - двухголовая амфисбена, зародившаяся из праха поверженных демонов. Что, если этот образ не пустая фантазия древних, а забытый символ, полный глубокого смысла? Тем более что все пророчества о Змее подчёркивают его двойственную природу, как двойственна и природа Ангела Хаоса, падшей зелёной звезды. Чудище, пожирающее пролитую в битвах кровь, способное, заглотив одной из своих голов другую, смертоносным колесом прокатиться по всей земле.
Это надо обдумать.
Но, похоже, он уже сделал свой выбор.
Он убьёт их обоих.
В лучшем кабаке Таомеры дым коромыслом. Хотя особенно никто не напивается. Лица и без вина хмельные и шальные - собралось ополчение.
Таков он, народ восточных окраин - не ждут милости от Империи, спасают себя сами. И упрямые - совершенно всем очевидно, что город отстоять не удастся. Кому было что терять - ушли и унесли всё ценное. Но самые отчаянные остались. К ним прибился люд с тех земель, где вовсю хозяйничали варвары - правда, были и те, кто предпочёл прибиться к армии Роксахора, чёрная туча которой зреет на подступах к городу. Всё лето бродит, поднимается Восток, но с падением Таомеры начнётся настоящая война, и в столице больше не смогут делать вид, что ничего не происходит.
Сет сидит за столом в затенённом углу и ловит обрывки разговоров. Удивительно, но город, выстроенный торгашами и авантюристами всего-то полвека назад в самой заднице мира, город без знати и славного прошлого дорог этим людям так же, как дорога была Меда рыцарям старых времён, уходившим на смерть под знаменем своего короля. У многих - хорошие чистые лица, в большинстве своём молодые, неуловимо напоминающие о товарищах по Братству Огня. Другой огонь зажигает их отвагу - Сет давно не помнил, каково это - любить место, где родился и вырос и уже не представлял, как можно умирать за подобные вещи. И ещё у него не получалось понять, что мог искать среди этих людей пробудившийся Змей в теле девицы - подростка.
Вот сейчас она негромким глуховатым голосом объясняет что-то пареньку с гитарой. Тот кивает, посмеивается, хмурится и переспрашивает. Те, кто рядом, проявляют живой интерес к разговору. Девочка с готовностью отвечает на вопросы. Понемногу стихает шум, и музыкант играет песню про потерянное кольцо, песню об утратах и поражении. Но мотив постепенно приобретает какой-то лихой застольно-разгульный характер и есть в его звучании последняя решимость и вызов судьбе.
Кто-то вкладывает в руку Фран огромную кружку с чем-то дымящимся и горячим. Ещё ей достаётся тарелка с бобами, ломтями окорока и сухариками. Она немного растерянно смотрит на угощение и отправляется искать свободное местечко где-нибудь в стороне.
Некоторое время Сет смотрит, как она ест. Потом, неожиданно для себя, садится с нею рядом.
- Хорошие ребята,- осторожно говорит он.
- Они покойники.
Фран смотрит в стол и ковыряется в тарелке.
- Они знают, что ты - женщина?
- Ты говоришь, как будто обвиняешь. А! Здравствуй, пёс. Тебя зовут Сет? Учитель говорил, ты можешь мне помочь.
- Что ты здесь делаешь?
Фран отложила ложку.
- Испытываю судьбу. Узнаю, что такое война. Размышляю о мести. Нам говорили, что месть удел рабов самых низких страстей. Но разве не заслуживает мести ученик, погубивший наставника?
Сет не собирался беседовать долго и оставил без внимания слова, в которых увидел попытку вовлечь себя в лукавую игру намёков и полуправд. Он верил, что демонические сущности нелживо отвечают на прямо заданный вопрос - и спрашивал дальше.
- Почему он отпустил тебя?
- Он боялся ошибки. А потом он умер. Но он сказал, что ты меня найдёшь. И просил кое-что передать.
- Хорошо. Мне тоже нужно что-то тебе передать, без лишних глаз. Ты сказала им, что ты - женщина?
- Это важно? Некоторым сказала, тем, кто спрашивал. Музыканту много чего рассказала, ему интересно. Но это не имеет никакого значения. Они все покойники. До конца недели не доживут.
- Мне важно, чтобы нам не мешали. Когда касается сердечных чувств, люди непредсказуемы. Я не хочу с ними ссориться.
- Сердечные чувства к юродивой дурочке? Они видят во мне ребёнка. Ты - нет? Но, если надо, заступятся. Ты ведь не станешь меня обижать?
- Нет. Я должен помочь.
Сет не кривит душой. Это вообще ему не свойственно. Он знает о безотчетной симпатии, внушаемой людям Змеем, и потому она не имеет над ним особой власти. Но за внешней обманчивой прелестью он рассмотрел неожиданное. В душе собеседника, куда он постарался незаметно заглянуть посреди разговора, действительно зиял вход в бездну. Но он почувствовал и сопротивление строптивой маленькой личности, стремление отгородиться от гулкого тёмного провала, сдержать рвущиеся на свободу могущественные энергии. Это было поразительно. Ровно столь же безнадёжно, как намерение отстоять от варваров покинутый город, и столь же достойно уважения.
То, что он собирается сделать, действительно будет помощью и освобождением для героической маленькой крепости, для изнурённой одержимостью души.
Он договаривается с Фран дождаться её на улице и выходит из душного зала.
Свернуть шею - не самый красивый способ убить человека. Зато тихий, чистый и быстрый. И вполне в духе древнего обычая, по которому проливать девичью кровь вообще не полагалось. Его, бывало, нарушали, но ничего хорошего из этого не выходило. Как тогда в Халле.
Нападение со спины - вещь довольно бесчестная, но к этому Сет относился спокойно. Необходимо было не только убить, но и выжить - для того, чтобы убить ещё один раз.
Он стоял за дверью кабака в глубокой тени, переходящей прямо в звёздную ночь и творил молитву. Давно отрёкшийся от собственных желаний, он вручал себя воле Господа, создавшего и наполнившего смыслом бесчисленные миры, плывущие в сверкающей бесконечности над его головой, и, как обычно, всеми чувствами пытался уловить хотя бы слабый намёк на ответное движение из сокровенной сердцевины мира. Весь он стал чем-то вроде зеркала, которым давно перестала служить Господу Адомерти земля, и лишь в тысячах варварских костров отражались нынче созвездия царственных светил. И впервые за всю свою жизнь он услышал, как что-то летит ему навстречу сквозь потоки видимого и невидимого света из запредельной немыслимой дали.
И в этот момент отворилась дверь.
На короткий миг застыло в освещённом тёплым огнём проёме тонкое девичье тело перед тем как было сорвано и брошено в темноту, стиснуто в стальном безжалостном захвате до страшного влажного хруста, невозможности вдоха и животного смертного ужаса.
Но в этот короткий миг, когда Фран щурилась на пороге, холодный осенний воздух был взрезан сотнями острых ножей, сотнями чёрных молний, гремящими, словно жесть и отливающими синевой перьями огромных, как вёсла, вороновых крыл. Призрачная, но не бесплотная птица врезалась еретику прямо в лицо, точно лошадь на полном скаку, оглушая, когтя и гвоздя его исполинским клювом. И где-то во мраке, куда провалился Сет из-под звёздного неба обречённого города, голос мёртвого друга кричал: "Не трожь её, братец, не смей, брось, отдай, отпусти..."
Наваждение было неодолимым. Чья-то воля заставила Сета очнуться под бледным небом Края Пустыни в позднее утро давно прошедшего лета. Он только что потерпел поражение в учебном бою и лежал, запрокинув голову, отдыхая от напряжения поединка и подыгрывая младшему товарищу, торжествующему победу. Тот подошёл, закрывая собой солнце. И сказал - смутный, тёмный, весь в сверкании лучей:
- Ты не оплакивал меня. Это хорошо.
- Ты не жена мне, чтобы я тебя оплакивал.
- Друг лучше, чем жена.
- Ты мой брат, такой же, как и я. Зачем оплакивать того, кто не боится смерти?
- А я рыдал бы по тебе, братец. Честно. В этом ты сильнее меня. Наверное, поэтому ты здесь, а я ушёл туда, откуда не возвращаются.
- Но у тебя и на этот счёт своё мнение?
Воронёнок просиял.
- Верно! Ты думал, я пропущу самое интересное?
Сет поднялся на ноги, но ничего вокруг не изменилось, лишь воронёнок смотрел теперь на него снизу вверх - взъерошенный, юный и дерзкий.
- Я думаю, что ты демон, который явился мне помешать.
Рав радостно улыбнулся ему в лицо.
- Я постараюсь являться чаще. И вот ещё что - Учитель просил сказать тебе пару слов. Он бы никогда не позволил девчонке распоряжаться часом, когда ему покинуть белый свет. Другое дело - спалить монастырь. Но для этого не надо быть Змеем. Надо быть таким, как ты и я. Подумай об этом.
- Изыди.
Воронёнок кивает и пропадает, разительно преображаясь перед самым исчезновением. Сет на мгновение видит его фигуру на фоне ночного леса в пляшущем свете костра, зажигающем алыми вспышками лезвия мечей в каждой руке еретика. Он грозен, как ворон с императорского штандарта и страшен расписанным кровавой тушью лицом и суженным безжалостным взглядом. Сейчас он больше, чем когда-либо раньше похож на демона, но Сет вдруг пронзительно чувствует подлинность этого облика и близость порога смерти того, кто всегда был его другом.
Наваждение выбивает еретика из равновесия. Когда он приходит в себя и смотрит по сторонам, рядом с ним никого нет.