В день, когда Кром и Энтреа въехали в Меду, было морозно и солнечно.
Снег чуть припудрил крыши, обочины и ворота - город казался необыкновенно нарядным и чистым. Кром насмотреться не мог - он уже не надеялся увидеть столицу. Энтреа попал сюда впервые, и с любопытством крутил головой, слушая рассказы товарища.
Тот заметно оживился в знакомых краях - как уснувшая было рыба, которую снова бросили в воду. Однако теперь никто не назвал бы его бессловесным созданием. Откуда только красноречие взялось. Один только раз Кром запнулся - когда преградила дорогу пьяная компания каких-то военных. Впрочем, те горячо о чём-то спорили между собой и едва ли заметили чужаков.
Энтреа раскинул далеко вокруг сеть своего магического восприятия - и вот, юный Змей уже хорошо представлял себе жизнь великого города, надвое разделённого широким руслом Ронны. Множество мостов соединяли берега, как шнуровка - вырез шальной девицы, у которой нет отбоя от кавалеров. Торговцы, ремесленники и проходимцы со всей Империи - все стремились прильнуть к этой груди.
Водой можно было добраться и до Южного моря, и до Северных островов. Оттуда в столицу стекалось богатство всех дальних земель и провинций, а порой заглядывали купцы из совсем неслыханных мест. По обычаю, торгаши охотно жертвовали церкви. Славилась Меда золочёными куполами - и чаще над храмами Торве, помогающего в делах.
Город давным-давно перерос городские стены, последнюю сотню лет в них не было нужды - народ успел забыть о войне, и окраины столицы утопали в садах.
Впрочем, в тёмных ветках деревьев чудилось что-то безрадостное. Да и люди, если вглядеться, встречались больше смурные. Рябых, кстати, тоже хватало.
В дороге Кром и Энтреа прибились к группе мастеров-оружейников, вызванных в Арсенал из Оренхелады, поэтому заставу на въезде миновали без лишних вопросов. Ну, может, кто и помог сделать так, чтоб внимание стражи легко соскользнуло с подозрительных путников в старинных кафтанах, к одному из которых прилагалась варварская лисья шапка, отделанная бисером и тесьмой. Пушистый мех затенял лицо хозяина шапки, прятал надменный и дерзкий взгляд неодинаковых глаз. Народ пришельцев сторонился - чудилось в них что-то опасное - впрочем, впечатление выходило нестойким и быстро улетучивалось, забывалось.
Общался юноша в лисьей шапке со всеми через старшего товарища - и никогда без особой необходимости.
Путники отправились прямиком на рынок, чтобы продать лошадей. На вырученные деньги Энтреа распорядился купить мыла и чистого белья - а потом снять комнату в лучшей гостинице.
Первым делом, ещё до ужина, Змею понадобилась ванна с горячей водой. Вот уж слугам пришлось побегать. Румяная круглолицая девка, что принесла последний кувшин кипятка, всё норовила остаться помочь господину с купанием - но Кром решительно выпроводил её за дверь. Господин кивнул ему благодарно: на сегодня ему довольно досталось шума и людской суеты.
Сбросив с себя одежду, Энтреа медленно, с наслаждением погрузился в обжигающую - но в самую меру - воду, от которой поднимался пар. Несмотря на разожжённый камин, комната пока не прогрелась. Обстановка не поражала роскошью, но выглядела вполне добротной - разве что мало уютной, необжитой. Складывалось впечатление, что тут давно не ждали гостей.
А ведь и правда - в лучшей гостинице города постояльцев совсем не густо. Да и рынок был жидковат. Вот страхом от местных разило крепко - страхом, камфарой, уксусом, чесноком и прочей вонючей дрянью, отгоняющей мор. И хотя, по слухам, Чёрная смерть шла на спад, с востока надвигалась чума пострашнее - армия, что возникла из ниоткуда среди голой пустыни. Варварское войско приближалось, неотвратимое, как туча саранчи. Имперская Меда отказывалась верить в реальность этой напасти - но в каждом сердце теперь поселилась тревога.
Энтреа вытянул перед собой порозовевшую руку. Как странно думать, что в этих тонких пальцах теперь судьба столицы и жизни тысяч людей. Вот интересно - мысли о войне его ничуть не волновали. Однако стоило вспомнить о принце...
Он смоет с себя дорожную пыль, и завтра добьётся встречи. Да, надо продумать, как попасть во дворец, какой подгадать момент - но это несложно. А что потом?
Природа его страсти такова, что не может остаться безответной. Счастлив тот влюблённый, кто не знает сомнений. Однако дальше встречи он почему-то прежде не заглядывал. Ведь он готов принадлежать своей судьбе душой и телом? Вот этим, согревшимся в тёплой воде, почти уже взрослым телом, которое, в сущности, должно быть довольно желанным - так складно в нём всё устроено, такой гладкой кожей покрыто. Спору нет - там, в лесной обители, Эмор помог ему узнать, на что оно способно. Но только сейчас Энтреа понял, насколько этот опыт ограничен - до сих пор его любовные открытия касались исключительно девиц. Странно ждать предрассудков от Эмора - но всё-таки он ангел, а значит, связан некими обязательствами. И только настоящий маг может быть поистине свободен в своих предпочтениях.
В конце концов, его страсть намного сильнее голоса пола.
Взять, к примеру, Крома. Тот сделает для Энтреа всё, что угодно. Однако в этом нет никакого смысла.
Все смыслы мира сошлись теперь на будущем Рдяном царе. И есть ли свобода выше той, чтобы радостно спешить навстречу своему предназначению? Или лучше, не мудрствуя, просто делать всё то, для чего появился на свет?
А ведь он ещё не до конца появился. Не во всей полноте.
Он только наполовину человек. Между частицами его плоти спрятаны частицы другого мира - и однажды они встрепенулись, вывернули его наизнанку, раскрыли огненным зонтиком - и превратили в чистое пламя, текучий волшебный эфир, мост, брошенный к неизведанным берегам. Стремясь к слиянию с Рдяным царём во плоти - ту ли плоть он имеет в виду? Или в любовной ласке огненный змей будет таков же, как в бойне у варварского костра? Вспышка, экстаз, помрачение и беспамятство - пожалуй, что в этом есть своя прелесть. И никакой неловкой возни. С девицами Энаны - другое дело. Как ни были они милы - он никогда не любил их в сердце своём. И не ведал стеснения и стыда.
Однако - в чём смысл его любви?
Вот этой неодолимой страсти, которая влечёт к одному-единственному человеку?
Влечёт, как последнего дурака, обещанием счастья. И пусть счастье мага ничуть не похоже на то, чего жаждут все остальные - по сути, это та же приманка. От мужчин и женщин такая иллюзия прячет ужас деторождения, на который не всякий отважится в здравом уме.
Что родится из их союза?
Что выпустит на белый свет Амей Коат, Освободитель?
Волшебных созданий из Места-которого-нет? Их тёмного господина? Ну, это понятно.
Но, в сущности, речь идёт о том, чтобы дать человеческому духу невиданную доселе свободу. Понятно, не всякому духу. Равенство тут невозможно. Но те, кто достоин - получат такую великую власть над всем, что есть на земле - что сравнятся с богами. Магия станет главным законом мира. Воля мага сможет лепить и сминать реальность без глупых ограничений. Можно будет убрать из этого мира смерть и страдание, болезни и старость - всю эту кишащую червями изнанку, что отравляет радость от любого проблеска красоты в телах или лицах людей. Или оставить - по собственному усмотрению.
Вот что он хочет на самом деле, всё тут переустроить.
Наверное, это гордыня.
А может, напротив - так выглядит истинное смирение. Играть свою роль, не отклоняясь от пьесы, следовать предначертанному, покориться судьбе.
Судьбе, которая дана ему от рождения.
Каким поразительным тёмным чудом стало вообще возможно его рождение? Всё-таки Эмор знает своё дело. Если его стараниями в нерадивую монахиню вошёл великий, мятежный, почти уничтоженный дух - уж они-то с Ченаном как-нибудь поладят.
Сёстры матушки Ифриды, как умелые садоводы, вырастили дивный побег на стволе императорского рода. В крови Принца плещется Чёрное озеро, на дне которого - свет изумрудной звезды. Ангел Наар ждёт своего потустороннего двойника. Она встретит его, когда Рдяный царь соединится со Змеем.
Отчего же он вдруг беспокоится? Кто может ему помешать?
Однажды его остановил молодой еретик, но это было давно - Энтреа с тех пор стал сильнее.
Сестрица тоже не в счёт - пусть она и ровня по крови, но росла как сорняк. Искусству магии нужно учиться - тут у него сокрушительное преимущество. Впрочем, неясно, чего ожидать с той стороны. Что там за планы у Фран? Зря он раньше не разузнал. Ведёт ли девицу страсть, подобная его собственной? Зачем вообще нужна в игре эта фигура? Запасной вариант на случай, если бы мальчику с птичьим профилем улыбнулась удача? Или тот самый противник Амей Коата, о котором туманно намекали пророки?
Да ну, куда ей. Однажды он заглянул в её голову - и не увидел угрозы.
Она изредка напоминает о себе, легчайшей тенью касаясь его ума в самые неожиданные моменты. Всё остальное время её словно бы нет.
Как же Орден Чёрного озера упустил его близнеца? Похоже, даже матушка Ифрида ни сном, ни духом. Впрочем, пусть сама сестрица ничего особенного собою не представляет - но хватило же у неё ума связаться с подлинным магом, чтобы справиться с одержимостью. Даже вспомнить не слишком приятно. Значит, есть у неё какое-то покровительство. Кто-то прятал её специально?
Что ж, увидим.
Комнату незаметно заполнили ранние зимние сумерки.
Когда Энтреа вылез из ванны и обернулся в тут же протянутую Кромом простыню, ему пришло в голову, что надо бы подогреть для товарища изрядно остывшую воду. Но потом подумалось, что тот обойдётся.
- Твоя очередь, - бросил Энтреа через плечо и не получил ответа.
А потом, случайно взглянув в сторону подозрительно притихшей, сгорбившейся в углу фигуры, вдруг словно споткнулся о выражение лица человека, которого давно присвоил себе в своих мыслях и не считал ничем иным, нежели полезным и удобным продолжением собственной персоны.
- Эй, что случилось?
Кром уже успел накрыть для ужина стол и зажечь свечи в богатых подсвечниках, словно увитых медными виноградными лозами. Жаркий свет дрожал на его лице с тёмными запавшими глазами.
- Отпустите меня, господин.
Под пристальным взором отчаянных чёрных глаз Энтреа кинул на пол намокшую простыню, натянул длинную ночную рубаху, уселся за стол и положил себе на тарелку добрый кусок зажаренного поросёнка, примостив к нему увесистый ломоть хлеба. Потом сам налил себе вина. Потом бросил на стол вилку и нож.
- Это ещё с чего?
- Так война. Люди, с кем я вместе служил - идут на восток, на варваров. Меня будут судить, полагаю. Но в армию взять должны.
Энтреа даже не сразу нашёл, что ответить.
Кром совсем тихо добавил:
- Я Императору присягал.
Энтреа с сожалением смотрел на дурака, которому никакая присяга не помешала пуститься на поиски блуда в Энановой чаще, забыв о доверенном поручении. Как знать - доставь он вовремя свой пакет, может, и путь Энтреа сложился бы иначе? Без встречи с убийцей и без досадной, но где-то, в сущности, даже полезной задержки в лесной обители. Что уж теперь гадать.
- Скоро у тебя будет новый Император, - терпеливо, как ребёнку, объяснил юный маг, - и здесь от тебя больше пользы. Верный человек даже во дворце - на вес золота. Я вправе рассчитывать на твою преданность. Не глупи и садись поскорей за стол. А с варварами ты непременно потом повоюешь. Я тебе обещаю.