Аннотация: Ну, до чего же вредоносный мужик этот Салтыков-Щедрин
Нострадамус отдыхает.
Вот мы с кумом на днях резину меняли и знамо дело открыли по этому поводу четверть, приняли по граммуличке, а закуси как всегда один сухарик, дай думаю, почитаем чего под стопочку, глядишь, закусочка получится, ну эта интеллектуальная, а тут Салтыков-Щедрин и подвернулся.
Ну, до чего же вредоносный мужик этот Михаил Евграфович, в смысле Салтыков-Щедрин. Как же это он наших чиновников невзлюбил, если из своего такого далёка так на них ополчился. Поначалу как-то и читать тоскливо было, но после третьей, занюхали сухариком, и пошло, голова просветлела и, в общем-то, картина стала понятной.
Я так и говорю: " Лёха, так это же наш собственный Нострадамус. И смотри, как завернул, сразу и не понять ничего, издалека начал" Но мы приняли и всё нормальненько.
Есть, говорит Щедрин, в Росси такое, что "Прокураторами становатся люди, у которых одно око дреманное, а другое - недреманное. Дреманным оком они ровно ничего не видят, а недреманным пустяки всякие.
И от этого своего таланту, быстро по службе растут аж до самого Верха.
Вот один такой мальчишечка стал Прокуратором.
Увидели "мздоимцы, клеветники, душегубы, хищники и воры, что мальчишечка на них недреманным оком смотрит, испугались и с недреманной стороны укрылись под сенью дреманного прокураторского ока. И сделалось с недреманной стороны так чисто, как будто ни лиходеев, ни воров, ни душегубов отроду никогда не бывало, а были и есть только обыкновенные лгуны, проходимцы, предатели, изменники и ханжи, до которых прокуратору, собственно говоря, и дела нет.
А мальчишечка и рад. Ходит гоголем да посвистывает: "Берегись! В ложке воды утоплю!"
Видит: стоит человек и криком кричит: "Ограбили! батюшки, караул!"
Разумеется, он - к ограбленному.
- Что ты, такой-сякой, на всю улицу зеваешь! Вот я тебя!
- Помилуйте, Прокуратор, воры!
- Где воры? Какие воры? Врешь ты: никаких воров нет, и не бывало (а они у него под ноздрею с дреманной стороны притаились)! Это вы нарочно, бездельники, не заслуживающими внимания жалобами начальство затруднить хотите... взять его под арест!
Идет дальше, слышит: "Мздоимцы, господин Прокуратор, одолели! Мздоимцы!
Лихоимцы! Кривотолки! Прелюбодеи!"
- Где мздоимцы? Какие лихоимцы? Никаких я мздоимцев не вижу! Это вы нарочно, такие-сякие, кричите, чтобы авторитеты подрывать... взять его под арест!
Еще дальше идет; слышит: "Добро казенное и общественное врозь тащат! Чего вы, господин Прокуратор, смотрите! Вон они, хищники-то, вон!"
- Где хищники? Кто казенное добро тащит?
- Вон хищники! Вон они! Вон он, какой домино на краденые деньги взбодрил! А тот вон - ишь, сколько тысяч десятин земли у казны украл!
- Врешь ты, такой-сякой! Это не хищники, а собственники! Они своим имуществом спокойно владеют, и все документы у них налицо. Это вы нарочно, бездельники, кричите, чтобы принцип собственности подрывать! Взять его под арест!
Дальше - больше.
Народишко кричит - "Ни за чем вы, господин Прокуратор, не смотрите!"
- Я-то не смотрю? Я вас насквозь вижу! Так далеко, что и вашу бездельникову, душу насквозь понимаю! И знаю, что вам, негодникам, хочется: НАШ семейный союз подорвать! Взять его под арест!
День-деньской таким манером мальчишечка мается, семейные союзы оберегает, надеется, что начальство, труды в надлежащей мере оценит и в сенат определит ежели и слух и нюх потеряет.
Но тут случилось нечто совсем неожиданное, остановит его человек с оружием и сказал, дуй мол паря домой глаза-то протри, уши промой да и ложись с бабой спать!.. А у нас нынче так в здешнем месте заведено: чтобы и голова, и прочие члены - всё чтобы на своем месте было, а глаза и уши - у всех чтобы настежь, чтобы и воров и вымогателей могли видеть!"
Ну, до чего же вредоносный мужик этот Михаил Евграфович ведь предсказал, что в скорости все человеки, у которых одно око дреманное, а другое недреманное России матушке будут не нужны.