ВСЛЕД ЗА СОЛНЦЕМ

1

Был август. В Москве жара стояла такая, что казалось, будто воздух желтого цвета. Но мне было мало дела до жары. Я провела лето на море. В середине июля одна рванула в Коктебель, сняла там маленькую комнату и наслаждалась морем, южной природой и одиночеством. Даже не брала с собой этюдник. Первые два дня не видела моря, сидела на террасе под виноградником и смотрела на узкую деревенскую улицу, по которой раз в час проходил одинокий прохожий... Сидя на веранде я чувствовала, как мой мозг медленно перестраивается от бесконечной суеты к непоколебимому, устойчивому состоянию покоя. Шесть лет учебы в училище были нескончаемым напряжением. Я постоянно что-то была должна. Сдать сессию, сдать контрольную, сдать практику, пленэр, в конце концов - диплом.

Мой фактически побег, был единственной возможностью отдохнуть от этого. Кроме того, причиной странного для 23-летней девушки поступка, были рухнувшие планы.

Еще в апреле я на сто процентов знала, что будет со мной дальше. После защиты диплома - устраиваюсь на работу в музей им. Пушкина, в реставрационный отдел и выхожу замуж за О. Но в мае О. пришел ко мне в общагу и как-то между прочим, очень просто и буднично объявил, что жениться на мне он не может. Его папа, столичный генерал, против брака с провинциалкой, художницей и голодранкой. Если он женится на мне, то не получит хорошего распределения после военного училища и отправиться куда-нибудь подальше от Москвы. Все в жизни бедного О. зависело от папы. Я на протяжении четырех лет слышала одно слово "папа", и всегда в противостоянии с ним проигрывала.

После сообщения, О. обрадовал меня тем, что, не смотря на это, я могу остаться его любовницей. За что получил по лейтенантской щеке и был выгнан мной с такими криками и матом на весь коридор, что на следующий день вся общага знала, что "...Милка прогнала своего". После этой кратковременной истерики я впала в ступор. Хотела утопиться в Москве-реке, но не решилась и уехала к маме. Мама считала О. своим зятем. Для нее это тоже стало неожиданностью. В конце концов, она уже разрешала нам спать в одной постели.

Мама пыталась меня успокоить. Убеждала, все что ни делается к лучшему. "А представь, - говорила она, - вышла бы замуж за своего О. И тебе бы пришлось подчиняться феодалу папаше ". Я с ней соглашалась, но когда она уходила на работу я ревела. На улице шел дождь, у нас протекла крыша, я сидела на кровати и плакала, рядом стоял красный таз, и туда капала с потолка вода. Когда он наполнялся, я выливала воду, и мы с дождем продолжали лить слезы. Сначала я плакала от того, что меня как старую собаку выкинули, так я думала.... Но потом, я плакала от того, что меня охватило омерзение к самой себе. Я хотела хорошо устроиться, стать женой благополучного, состоятельного О., получить весь этот внешний лоск... Но кому суждено утонуть, не суждено повеситься. Вот и мой путь пролегал мимо легкого и простого пути О.

Защитив диплом, я решила окончательно и бесповоротно, что в Москве не останусь. Подписала обходной лист, забрала из общаги только самое необходимое. Многочисленные написанные и нарисованные для просмотров и просто так, портреты О. лично раздала соседям на палитры и вернулась домой, в Обнинск. Откуда через день уехала в Коктебель.

Через три недели в Коктебеле денег осталось только на билет, здравый смысл подсказывал, что пора, но я так прилипла к морю. Каждый день откладывала отъезд. И все же одним утором, отбросив свои ощущения, закрывшись, как улитка в раковине, собрала разбросанные по комнате вещи, вперемешку затолкала их в рюкзак и ушла на вокзал, откуда переполненный душный поезд, общий вагон, увез меня домой...

После возвращения с моря я совсем одичала. Нужно было устраиваться на работу. В маленьком городе у художников мало вакансий. Я пришла в нашу художественную школу.

-У нас мест нет, - сказала мне уставшим голосом директриса. - Но вот в Боровске точно нужен преподаватель.

Боровск - это 20 километров от нашего городка, ездить очень не хотелось. Директриса, увидев мое смятение, попыталась убедить.

- Там очень хорошая школа. К тому же в ней учился и работал покойный Василий Смирнов...

Я не поверила тому, что услышала.

-Как покойный, - не дав ей договорить, воскликнула я.

-А вы не знали? Он выбросился из окна.

Василий Смирнов был притчей во языцех в среде местных художников. С детства он участвовал в выставках, его работы украшали все областные, районные и городские учреждения, а сам он был призером многих грантов и премий.

Я его видела однажды. На 1-м курсе мы были на этюдах в Боровском монастыре, там же был Василий с группой детей. Он уже тогда преподавал в художественной школе. Наш профессор Темин откуда-то был с ним знаком. Он его нам представил и очень уважительно разговаривал с мальчишкой. Смеялся и шутил, чего не делал с нами. Мы из ревности стали над Смирновым между собой злословить. Впрочем, он тогда показался мне довольно симпатичным: высокий, светлый красивый шатен, с очень длинными волосами и румянцем во всю щеку. В белой футболке, на фоне ярко освещенной зелени он был похож на Альбрехта Дюрера. Он смущенно улыбался Темину, внимательно рассматривал нас, студентов...

- Да-а, - вслух рассуждала директриса, - такой талант и так нелепо, из-за девчонки.

- А что за девчонка? - спросила я.

- А кто ж его знает, вертихвостка какая-то. Такого парня погубила. Так что там преподаватель нужен.

Ошарашенная новостью я поехала в Боровск. Может не столько из-за работы, сколько из любопытства. Пока я ехала, всю дорогу думала о Василии. Сколько ему было лет? Мне 23, он меня старше года на два. Я училась в институте, когда его персональную выставку организовали в Манеже. Я на нее не пошла, рассудив, что у какого-то сопляка мне ничему не научиться. И вот теперь этот парень погиб. Из-за чего? Он при жизни был гений, но все его достижения в прошлом, и он, наверное, стал всего лишь очередной легендой Боровска.

Боровск - городишко старый обветшалый, даром что райцентр. Но художники его любят. Своих здесь целый союз, да еще приезжают из столицы. Художник стоящий посреди улицы с мольбертом ни у кого не вызывал повышенного интереса. Натуры здесь было очень много. Старые колоритные домики не выше трех этажей, вековые деревья и кругом храмы, храмы...

Автовокзал находился недалеко от школы. Всего то и пройти два дома и во дворе открывался обветшалый подъезд. Школа была старой, плотно захламленной мольбертами, пожелтевшими гипсами, пыльными драпировками. Узкий коридор вел в мастерские, но нигде не было ни души.

- Есть кто-нибудь, - крикнула я в пространство коридора. Из самого дальнего кабинета выглянула девушка, маленькая, худенькая с пепельно-серыми кудрями в вязаном пончо:

- Что вы хотели?

Я подошла к ней.

- Я ищу работу, мне сказали, что вам нужен преподаватель.

- Да нужен, проходите.

В мастерской пахло сырой глиной, как землей после дождя. Кругом стояли станки для лепки. На одном девушка лепила голову. Из массы голубовато-серой глины выделялся прямой нос, глубокие глазницы и упрямый подбородок. Девушка помыла руки, и стала меня расспрашивать строгим учительским тоном. Видимо, у нее большой опыт общения с детьми, это подтверждала авторитарность в голосе.

Я рассказала все, что просила Ольга, так звали девушку.

- Вы меня возьмёте?

- Работать-то некому.

- А вы здесь директор?

Ольга засмеялась, показав кривоватые желтые зубы.

- Да нет, директор Тарасов, но он все время в мастерской пьет и пишет, сюда не заглядывает.

- Как же вы одна справляетесь?

Ольга замешкалась, опустила лицо.

- Здесь на твоем... вашем месте Вася Смирнов работал.

Мы помолчали, я набралась храбрости и спросила:

- Оля, а как он погиб?

Ольга недоуменно подняла тонкие брови.

- С чего вы взяли, что он погиб?

- Мне сказала Власова, директриса школы.

Ольга усмехнулась:

- А эта старая сплетница, любительница сенсаций. Вася жив. Пока.

Теперь моя очередь была удивиться:

- Но мне сказали, что он выбросился из окна.

- Да, но он еще жив.

- Но почему все уверены что он... - я осеклась.

Ольга махнула маленькой ладошкой.

- Он здесь в соседнем доме, я как раз иду к нему, хочешь его увидеть?

- Да.

Ольга неприятно и как-то неуместно усмехнулась:

- Любишь смотреть, как умирают...

И мы пошли. Ольга шла так быстро, что я еле успевала за ней, при этом она еще курила на ходу. Она вообще была прямая, жесткая и стремительная. Мы общались минут десять, но я уже чувствовала к ней неприязнь и знала, что работать у них не буду. К Смирнову же я пошла из любопытства. Мне отчаянно захотелось его увидеть, он был такой необыкновенный пять лет назад.

Дом Васи находился тут же, практически в центре города. Мы вошли в обшарпанный подъезд. Квартира на первом этаже оказалась открытой. В огромной темной прихожей ярким пятном висела картина в деревянной раме. Осенний пейзаж: на фоне голубого неба ярко-желтые деревья. Такой пронзительный, чистый.

- Это его? - спросила я, показав на пейзаж.

- Да, тут больше художников нет.

Ольга открыла узкую дверь и прошла в маленькую светлую комнату. В ней пахло как в мастерской: красками, лаком, маслом, холстами. В нише напротив входа стоял мольберт, на стенах картины большие и маленькие. Слева от входа пианино, Ольга тут же села на крутящийся стул возле него.

Справа, у большого окна, на старой кровати застланной простым белым бельем лежал человек. Он был укрыт одеялом, снаружи только левая рука и голова с закрытыми глазами. Я сначала не поняла, что это Василий. Лицо лежащего было все в синяках и ссадинах. На голове, сквозь короткую щетину волос просвечивалась засохшая кровь. Обнаженные плечи были в кровоподтеках. Этот весь израненный человек с бледным, очень худым лицом, серыми коротко стрижеными волосами и такой мукой в плотно сомкнутых губах не мог быть Васей Смирновым, " гением живописи", как его назвал Темин. Он совсем не был похож на того художника, залитого солнцем, жизнерадостного и светлого, которого я видела пять лет назад на этюдах и рассчитывала увидеть теперь... Да это и не возможно. Тот человек был счастлив, доволен жизнью и вряд ли бы решился на отчаянный шаг. Лежащий на кровати был совсем иным. В его белом лице, бескровных сухих губах было столько боли. Я не сдержалась и удивленно охнув, закрыла лицо руками. - Он жив? - спросила я шепотом.

- Не знаю,- так же шепотом ответила Ольга.

- Почему он здесь, ему надо в больницу.

- Отец сказал, пусть умрет дома.

Я закричала шепотом:

- Да как так. Его надо в больницу.

- Я что ли его повезу, отец его сказал, чтоб дома...

Женская жалость, из глубины живота поднялось вверх. К горлу подступил комок слез, я задыхалась от гнева:

-Так нельзя, он же человек...

Ольга как-то ссутулилась и насупилась. Я думала, она заплачет, но она только повернулась на крутящейся табуретке от меня.

- А тебе то, что за дело? Ты кто такая? Что тебе надо, - столько злости было в ее голосе.

Я пожалела, что обвинила Ольгу. И правда, что мне за дело. Вчера я и думать не думала про каких-то Ольгу и Васю.

Вася лежал неподвижно, и даже не понятно было, дышит он или нет. Лицо его, все то ли избитое, то ли исцарапанное, не было похоже на лицо живого. Он бродил где-то между жизнью и смертью, и ей Богу, мне безумно захотелось, чтобы он остался здесь.

- Долго любоваться на него будешь? - раздраженно спросила Ольга, - пойду, покурю...

Она не успела договорить, как рука Васи вдруг поднялась, он открыл глаза и громко закричал. Его рука, будто у проснувшегося от ужасного сна, начала шарить воздух. Глаза оказались черными, левый смотрел в упор на меня, а правый съехал к виску. Он был страшен. Ольга взвизгнула, а я, подскочив от неожиданности, схватила его за неожиданно горячую руку и начала причитать:

- Ну, ну успокойся, успокойся.

Так же неожиданно как закричал, он затих, закрыл глаза, опустил руку и начал тяжело дышать, поднимаясь переломанным телом, словно ему не хватало воздуха.

Ольга замерла в руке с сигаретой. А я вдруг испугалась, что он сейчас умрет прямо здесь, у меня на глазах.

- Я звоню в Скорую.

Она попыталась возразить.

- Его отец будет против...

- А я плевать на него хотела. Он сына заживо похоронил. - Говоря это, я набирала на телефоне, стоящем рядом с кроватью, ноль три.

Через 20 минут приехали врачи, они очень удивились. Сами все боровчане, и пожилой врач, и медсестра, слышали, что Василий Смирнов умер, и вот теперь оказалось, что он относительно жив. Также удивились, увидев меня. Моя мама в боровской больнице невропатолог, зав. отделением и я в больнице практически выросла. И разве я, дочь врача, могла оставить человека вот так, как бездомного пса...

Художника погрузили с большой осторожностью в карету скорой помощи. И я тоже собралась ехать с ними.

- А мне-то куда? - как-то безнадежно спросила Ольга.

- Дождись его отца, все ему объяснишь.

- Ну, уж нет, мне эмоций на сегодня хватит ... Так что, ты к нам работать-то придешь?- напоследок спросила она.

Что сказать, я неопределенно покачала головой.