Когда надоест шум и крики во дворе, избалованные чужие дети, чужие чистюли-жены, которым два раза в день нужен душ, жалобы мамы пограничника на ночной лай Жоржика, а бывает - что ни с чего, без видимого повода, кто-нибудь предложит пойти с утра на рыбалку. И еще один или два человека захотят пойти с ним.
Рыбалка в республике не имеет возраста. Шестилетние и 66-летние рыбачат одинаково, если иметь в виду тот вид рыбалки, который меня давно заворожил.
На берегу стоят высокие, метра два высотой, и крайне неустойчивые мостки (местного названия я не идентицифировала), сплетенные и сколоченные из каких-то прутиков, бамбука и стволов молодой лещины, которые за длинную палку вкатываются в море на глубину метра полтора. На них осторожно помещаются два человека, забрасывают удочки на длинных бамбуковых удилищах и ловят рыбу.
Всегда это двое мужчин или два мальчика, или мужчина с мальчиком, но на мостках никогда не бывает женщин.
Сначала сидят на корточках, причем свисающие с колен загорелые руки кажутся очень черными и длинными.
И совсем ничего не происходит. Придешь на пляж - на мостках два сидящих на корточках неподвижных силуэта с длинными, свисающими с колен руками, и неподвижными, поблескивающими на солнце удочками. Поплаваешь, посидишь, побродишь, дойдешь по воде до пансионатского пляжа и искупаешься на пансионатском пляже, вернешься, искупаешься на своем, чего-нибудь пожуешь, полежишь, постоишь, поинтересуешься, что делается вдоль линии горизонта и на соседних пляжах, посмотришь, кто есть из знакомых и кто есть вообще, поплаваешь, соберешься уходить - а те двое неподвижно сидят на корточках, смотрят перед собой - и ничего не происходит, только две тонких, как божия паутина, удочки посверкивают на солнце.
Или, наоборот, произошло много всякого, чего они не заметили в своей созерцательной мечтательности. Хотя видно, что разговаривают. Покачивают плечами. Видно, как иногда меняется положение и длина свешенных вперед длинных темных рук.
Сходишь домой и чего-нибудь поделаешь, выпьешь чаю, замалосолишь капусту, выберешь из нее всех слизняков и забудешь о том, что на пляже ловят рыбу. Случайно вернешься опять на пляж, посмотришь на мостки - а там два неподвижных силуэта сидят на корточках, праздно смотрят на тончайшие бамбуковые удилища, и черные тонкие руки далеко вперед свисают с колен.
И вдруг оказывается, что это поразительное умение долго неподвижно сидеть на корточках, замеченное Фолкнером у жителей округа Екнапатофа, совершенно тебя заворожило, и ты не можешь уйти от них и чем-то заняться дома, пока они не сменят положения, и уже кажется, что два силуэта на корточках с их очень кавказской пластикой - самое прекрасное, что есть в жизни и самое большое, чем ты можешь дорожить.
И начинаешь на них смотреть. Неотрывно смотреть, как они сидят на корточках перед своими удочками, все равно не получается, отвлекаешься и плаваешь, но их учитываешь, за ними наблюдаешь, и когда один из них медленно поднимается и распрямляется, прогнувшись в талии, то это целая эпоха, и уже не можешь оторвать глаз, а следом за ним встает второй и тоже прогибается в талии, а затем в типичной кавказской манере оттопыривает попу, или живот, у кого что есть, или то и другое вместе, а удочки, с которыми ничего не происходит, начинают держать в руках, плавно водят ими вокруг себя, и так же неподвижно стоят, как до этого сидели.
И раз уж совершился подъем с корточек, уходишь домой и что-нибудь жуешь, обедаешь, пьешь чай и болтаешь с женщинами, но все время хочется видеть две библейских фигуры на мостках и как-то даже страшно, что они могли поменять позицию, а ты не видела.
Возвращаешься - стоят, две сванские башни, две господних свечечки, с которыми ничего не делается, посредине сверкающего моря, - и опять понимаешь, что это лучшее, что есть в жизни, лучшее из всего, что видел: две темных, тоненьких сванских башни, с которыми ничего не делается. Пришли люди, построили деревню, вспахали землю, истощили землю, бросили деревню и ушли в другие горы. Пришла снежная лавина - и ушла снежная лавина. Пришли грузины - ушли грузины, а сванские башни стоят в родных горах, среди цветущих каштанов и каштанов осыпающихся, под сенью медлительных орлов, быстрых облаков и стремительно пролетающих веков.
Когда мы усвоили эту неподвижность, это умение независимо от зноя, солнца, блеска воды и времени года подолгу неподвижно сидеть и стоять на месте, праздно глядя перед собой и не рассчитывая видеть впереди себя захватывающие сюжеты, которые нужно быстро-быстро запомнить, а потом быстро-быстро записать, в нас с Глебом что-то одновременно поменялось, - правильно понятая чужая мудрость может много поменять в человеке.
Самое простое, что способна сделать чужая мудрость - объяснить, что нет острой необходимости непрерывно куда-то убегать, видеть сменяющиеся пейзажи и что-то делать в себе и снаружи себя с этими пейзажами (хотя бы сфотографировать и повертеться среди них, чтобы они как-нибудь запечатлелись на разгоряченном теле). Не надо ничего делать. Ни с собой, ни с пейзажами, ни с солнцем, ни со сверкающей под солнцем удочкой. Сиди и смотри. Стой и смотри. Все вместе называется "пошли половили рыбу" - и действительно поймали один бичёк и тыри ставридки. Бичёк отпустили "на разведение тоже, да", а ставридок принесли кошкам, которые великодушно оставили их своим котам, а коты, перед тем, как съесть ставридок, повыли, поорали и погоняли кошек - каждый свою и соседнего кота.
Глеб почти освоил умение не уставая сидеть на корточках и стоять на неустойчивых, живых, из чего попало сколоченных мостках. Освоить можно все, кроме данного с рождения свойства не гореть на солнце. Он из средней России - и он горит. Через детский солнцезащитный крем в тюбике с буйным негритенком. Через белую футболку. Сначала горит и огорчается, и обиженно говорит: конечно, вооон вы какие. А я как хрюндель.
Потом привыкает. Это только вначале кажется, что если обгорел до малинового цвета, то это смерть и недели две нельзя выходить на солнце. В итоге плохо спишь одну ночь, а после как-то само проходит, на зловещий малиновый цвет наслаивается новый загар, потом все это вместе слезает, и ты уже можешь сидеть и стоять на мостках без особого вреда организму.
А как потом хорошо! В виноградной тени, за столом, на котором холодное вино, и нарезанная большими ломтями курица, и крупно нарезанные большие помидоры, и любая тень несет прохладу и отдых, а вино валит с ног и после него ложатся и спят до сумерек, до времени, когда Соня и Тещечка начнут поливать свои увядшие за день грядки горячей водой из шланга.