Я старалась никогда не писать о любви, может быть где-то и было, но только вскользь. Не люблю эти сопли; боюсь, что не смогу подобрать средств выразительности, чтобы выбить у читателя слезу или хотя бы сочувствие. Но одна история, впечатлившая меня еще в юности, пожалуй, вызывает у меня писательский зуд.
История банальная, полная в прямом смысле бытовухи, но взбудоражившая всю общественность в моем маленьком городке. К сожалению, я знаю мало подробностей: только общая компания, только один разговор по душам и слухи... Поэтому мой рассказ всего лишь по мотивам той красивой, на мой взгляд, но несчастной юношеской любви.
История происходила в годы неспокойные, почти революционные, когда страна потеряла свои морально-этические нормы, а индивидуальная ответственность за внутренний нравственный стержень в людях еще не сформировалась. Что уж тут говорить про растущих в такой период подростков?
В силу возраста и максимализма все, что проникает в их жизнь воспринимается страстно; реакция в их молодых организмах возникает незамедлительно.
Мальчик Момо уже ушел из школы и учился в колледже, подрабатывал в автомастерской за три копейки. Девочка Тай еще училась в старших классах, планируя через полтора года поступать в школу Полиции. Они были знакомы, жили в одном районе, учились в одной школе, но знаете, как бывает, никто из них внимания друг на друга не обращал.
Момо работал в местной мастерской, и был прирожденным слесарем. Его мотоциклы, сопротивлявшиеся опытным коллегам, послушно урчали, после того, как он проводил несколько часов, ковыряясь в них. На серьезную работу, на весь день, хозяин Момо не брал; не мог взять, потому, что Момо был несовершеннолетний, и ему надо было доучиться. Но среди своих товарищей: Макса, Изюма, Стрелка - слесарей со стажем - мнение этого практиканта уже имело значение.
Целыми днями, а бывало и ночами, он пропадал на работе. А когда хотел отдохнуть, брал восстановленную им технику и гонял по пустынным ночным улицам.
В колледже он почти не появлялся. Там у него не было никаких интересов: ни друзей, ни девушки, в отличии от его сверстников. Он вообще общался в другом кругу, а девчонок считал дефективными: сю-сю-сю, лю-лю-лю, бантики-цветочки... Дуры!
Среди его друзей были только реальные пацаны из мастерской в трущобах. Они были старше и опытнее во всех вопросах. Но когда они собирались, никто никого не стеснялся, были общие интересы, одевался кто-как хотел, пахло машинным маслом, потом и перегаром. С ними Момо в зарослях тростника пил крепкое, разговаривал на их блатном языке, стрелял из пневматики по пивным банкам.
А по утрам, показывая родителям, что он спешит на учебу, собирался и быстро убегал из дома, чтобы не врать в ответ на неудобные вопросы. Он не любил врать родителям, и, в принципе, не любил никому перечить. Он не хотел жить, как все, но был неформалом тихим, неагрессивным. Ему легче было уйти от разговора, чем защищать свою точку зрения.
Убегая, как будто на учебу, Момо не мог пойти сразу в мастерскую, сначала надо было переждать время, пока не проснется хозяин; приходилось тусоваться в заброшенных сараях. Зимой холодно, согревает только курево. Сарай метра три - можно походить, поприседать, но через щели прорывается сырой холодный ветер, пробирает до косточек, в нос бьет запах заплесневелых облезлых обоев.
Одиннадцать. Наконец можно бежать под гору вдоль заборов, чтобы никто из знакомых не заметил, в ангар. Там его ждет горячий чай, новая машина и какая-никакая копеечка за вчерашний день.
Интересная работа захватывает Момо, и он не следит за часами. В голове прокручиваются схемы; все мысли о лонжеронах, рулевом и блеске солнца на спицах мчащихся колес!
Момо одергивает ближе к полуночи утомленный ВП (так они звали хозяина), он гонит своих мастеров в шею. Он уже еле стоит на ногах, больше не может пить, т.е. работать; он хочет спать.
Ребята вылезают из своих углов, из-под машин и, соскучившись за эти часы по общению, начинают друг другу травить байки.
Момо потащился за ними выпить, хотя сил уже не было даже улыбаться.
Она тоже жила в трущобах. Была страшная заводила для здешней подростковой компании. Высокая, добрая, справедливая, с короткой стрижкой, всегда в штанах, нос кверху и очки для солидности. Она была настоящей пацанкой со взрывным характером. Никого не позволяла обижать, никого не боялась, убалтывала в три счета толпу мальчишек и девчонок на любую авантюру: прыгать с крыши сараев, бегать по стройке, таскать фрукты с рынка или пугать туристов на пляже.
Тай проехала, с вызовом посмотрев на чуть не сбитого Момо сквозь стекла своих очков. Он сначала хотел было что-то бросить ей вдогонку оскорбительное, но увидев ее взгляд и расцветшую на губах победную улыбку, осекся: столько в них было огня и смелости! Он крикнул ей: "Эй! Твой мопед захлебывается. Привози завтра, посмотрю карбюратор."
Тай в ответ помахала и покуролесила вдоль узкой полоски света фонарей к домам.
Она не приехала на следующий день, и потом тоже. А Момо потерял себя, даже решил подготовиться к экзаменам. Он видел ее раньше, и сейчас он иногда встречал ее в магазине у главной дороги. Он знал, что она живет через два барака, знал, как ее зовут, знал ее друзей, но не мог к ней подойти! В ней столько жизни и энергии, она чудоковатая и веселая; хорошо учится в предпоследнем классе и уже планирует стать адвокатом. А он?! Слесарь без денег? Ремонтник краденного барахла! Школа и колледж - уж тем более не его конек. Нет, он не мог к ней подойти!
Она! Она такая одна! Ее тело почти взрослое: оформившаяся грудь в простой футболке без лифчика, спортивки в обтяжку на хорошо развитых бедрах, стройные ноги и игривый блеск в глазах! Она - не девочка, она - зовущий ангел!
Может Момо и подошел бы к ней, но вокруг нее всегда толпа...
Через две недели на Момо уже нельзя было смотреть без жалости - осунулся еще больше, как-то потемнел и сник. К марту, когда стало все зацветать, друзья стали за него беспокоиться. И вечный провокатор Изюм начал травлю: "Да он от Тайки тащится! А она на его задницу даже не смотрит!" В этот день и Изюм и Момо с работы ушли с фингалами.
Из колледжа Момо таки выгнали, пересдачу он провалил. Настроение было отвратным.
После этого утром поругался с матерью, пришлось опять отсиживаться в сарае, а на работу было не попасть, хозяин запил. Днем, когда уже припекало Солнышко, ребята собрались в зарослях прошлогоднего тростника; насобирали последние на три банки импортного. Все молчали; каждый мысленно пытался решить свои проблемы.
Вдруг запахло гарью и мимо промчались два человека: мелкая девчонка лет десяти и Тай. Они даже не заметили застывших с пивными банками ребят.
Видимо, пути выхода к главной дороге были уже отрезаны. Ребята интуитивно сориентировались и, не сговариваясь, дернули к реке. Момо остановился, ведь девчонки побежали в другую сторону. Он оторвался от своих и мотанул по примятому девочками тростнику. Выскочив на открытую полянку, он их увидел: Тай, дико озираясь, закрывала своей кофтой от дыма свернувшуюся калачиком мелкую.
- Она упала, идти не может! - крикнула с надрывом Тай.
Не думая, Момо подхватил девчонку в охапку, прикинул, где виляет речка, и нырнул в уже черный дым:
- За мной! К реке!
Тай побежала следом.
Хруста ломаемого под ногами тростника они уже не слышали, пожар устроил такой артобстрел, что казалось, от огня не скрыться. Через минуту они вышли к речке и со страху быстро перескочили на другой берег по скользкой коряге. Тут же следом за ними через речку потянулись языки пламени.
- Все целы? - почему-то со смехом спросил старший из всех - Изюм. - Я прям чуть не наложил....
- Пожалуй, страшновато... - сказал черный от страха и гари Стрелок.
- Я и не знала, что так быстро все загорится. Мы только полянку подчистить хотели...
Все посмотрели на завороженную огнем Тай.
- Ну ты и д... - сказал Изюм уже серьезно. - Думай следующий раз! Ладно, пошли уже; сейчас пожарные тут бегать кругами будут, вон сирен сколько...
- Нюсь, ты как? Идти сможешь? - спросила у подруги Тай
- Ничего, Таичка, тихонько смогу. - ответила девочка, поднимаясь с коряги. - Спасибо, что меня не выдала, - добавила она шепотом.
- Шевелитесь же - оглядываясь, крикнул Изюм, и ребята перешли на быстрый шаг, направляясь в сторону дальнего перекрестка. Тай и Ню поковыляли медленнее, Момо шел за ними.
- А, это ты! Спасибо, что Нюсю вытащил, мы бы не убежали...
- Да это я ... испугался ... ну и вот... Со страху так получилось.
- Молодец! Правильно пугаешься! Мы завтра на санчасть идем. Говорят, там разборки были, пойдем гильзы искать. Пойдешь с нами еще раз правильно пугаться?
- Да...
- Ну давай, тогда, Момо-Мото! До завтра!
Момо аж забыл, куда идти! Так и стоял столбом, пока девчонки не завернули к трущобам.
Со следующего дня для Момо и Тай завертелась совсем другая жизнь.
Момо, несмотря, что был на пару лет старше, стал завсегдатаем во всех проказах Тай; ему никогда не было так весело в компании с мелкими подростками. Его девочка, его веселая, умная и смелая Тай убедила восстановиться в колледже, на радость его родителям, помогала ему с экзаменами, и они часто, когда не было желания беситься на улице, просиживали часы за учебниками у него дома. А по ночам, после долгих поцелуев в заброшенном сарае, они катались на мотоцикле по малолюдным паркам и уже шумным набережным.
А в мае все уже говорили, что нет красивее пары в трущобах. Для Момо и Тай это была самая красивая весна и самая счастливая в их жизни, и последняя.
Я знала Тай лично, мы учились в одной школе.
На выпускном, в конце мая, в большом темном зале танцевали старшеклассники. Всем весело; суета, возня и взрывы хохота; сплетни и колкости - все, как всегда. И только тихо сидела Тай, ее глаза неуместно блестели влагой, а губы были поджаты.
Я никогда не могла пройти мимо расстроенных людей; подсев рядом, я положила руку на ее безупречно белые брюки и заглянула в глаза:
- Тай? Ты чего?
Из нее, как из прорвавшей трубы, понеслись бурным потоком слова, упреки, смех и слезы. Она рассказывала, как счастлива с Момо, какой он стал смелый и сильный. Она с ним никого не боится. Они собираются через год пожениться и жить в общежитии. Ничего, зато он уже пойдет работать по-настоящему. Она рассказывала, как бурно они проводят дни, и что ночью им больше никто не мешает. Родители все знают и согласны на их свадьбу.
Она дрожала от волнения и эмоций, и я стала активно сопереживать ей. Она доверилась мне, безвольно легла головой на мои колени, прямо посередине праздника, а я гладила ее по волосам и держала очки, пока она хлюпала носом и размазывала свой макияж.
- Ну, глупенькая, чего ж ты плачешь?! Я вот тебе завидую - сказала я.
Я слушала эту пятнадцатилетнюю девочку, уважая и восхищаясь ее любовной и бытовой опытностью. Она так страстно восхищалась своим Момо, гордилась этими взрослыми отношениями с ним, что ни разу не упомянула об их постоянных драках. Никто из них не мог уступить другому даже в мелочах. Об этом мне тоже потом рассказали их общие друзья, но Тай не придавала значение именно этому, она не хотела понимать, что конкретно в их отношениях ее так пугает до истерики.
Она вздохнула, протерла рубашкой очки:
- Не знаю... - рассказывая мне радужную часть своей истории, она смогла убедить и себя, что все в порядке. Больше я с ней не общалась.
Через месяц я узнала, что Тай умерла. Момо разбил ей голову о камни на заброшенной стройке.
Они проводили вместе очередную жаркую ночь, катались на мотоцикле по городу. На смотровой площадке у стройки Тай ехидно бросила, что Изюм ей строит глазки. В ответ Момо тут же захотел ехать к нему разбираться. Тай стала останавливать Момо, но он уже потерял рассудок от злости. Завязалась перепалка, потом драка. Момо сначала толкнул защищавшую Изюма Тай, потом взял ее за плечи и стал трясти со всей своей страстной злобой. Ему мерещилось, что она смеется над ним, тогда он ударил ее о мотоцикл. Когда она заплакала, Момо показалось, что она обманывает его и издевается теперь, заставляя сжалится. Он накрутил в себе такую силу ненависти, что одним ударом завалил ее навзничь на груду острых булыжников. Тай смолкла, ее лицо застыло и как-то мгновенно разгладилось.
Он сам приехал в полицию, весь в крови и с дрожащими руками, он отвез оперов к месту убийства и долго не мог зайти на развалины, пока его не затолкали насильно. А оттуда его уже выводили санитары с припадком.
После суда Изюму он написал:
"Тай не была ангелом, она - мой тайный бес, но я всем желаю такой любви. Мы за три месяца прожили всю нашу жизнь!"
О Момо больше ничего не знаю, прошло уже больше 20 лет, но в трущобы он не вернулся.