Эти отрывки отличаются от других моих текстов, и размещены здесь, скорее, по недоразумению. Исходный материал не автобиографич. Цитаты и топонимы остаются на моей совести, как и собственные имена. Снятое посвящение - автору "Метрополии рабов".
1
Она опять лежит передо мной,
бесстыжая и течная,
бесплодная как Сара.
Мне все равно: в конце концов,
я не Эдип, она не Иокаста,
все мифы умерли. Порой я путаю
Софокла, Пятикнижие, Андреева.
Мой русский оказался непонятен
колхозникам из казахстана, с ними
(кочевникам)
мы ночевали на вокзале в Бресте.
В моем немецком слишком много
английских слов, хотя и меньше, чем
у среднего подростка из Тюрингии.
2
Когда опять пересеку границу
в автобусе с поляками, мне вдруг
за Одером откроется европа -
одна из тех, что носят это имя.
(Еще необитаема земля,
и только Кадм на юге городит
холмы у скудных берегов
чужого северного моря.)
3
Сперва я буду мыть посуду
в турецком ресторане у Rathausplatz,
заигрывая с девушкой в платке
(Кемаль ошибся) через мойку справа.
Совсем чуть-чуть заигрывая: братья
встречают девушку после работы.
И странно, что она меня боится
(Ich stehe nicht auf die Frauen, obwohl
mag gerne die als Scherz manchmal anbaggern.)
4
Я постепенно осмотрю все церкви,
и полюблю святую Анну, где еще
звучит орган и плачут моряки,
и все внутри пропахло терпким потом.
5, 6
............................
...............................
7
В соседнем супермаркете мне продают
из-под прилавка просроченные йогурты
и ветчину в нарезке.
На воскресение Христово (в этот год
Христос воскрес на месяц раньше,
чем православный) я подрабатывал два дня
на лиферунгах, и по нужде
все бегали в Макдональдс за углом
(поскольку не было воды)
две польские кассирши, я и Томас, -
обколотый кретин, - сама дородная
владелица (домик на Рюгене) и сын,
который как бы помогает тут после учебы.
8
Знакомясь с местными студентами,
я удивляю их, читая Рильке
по памяти. Конечно, не часами.
Но этого вполне достаточно, потом мы
целуемся в японском парке,
не обращая на прохожих никакого
внимания. Это как бы cruising.
9
За той же ратушей в одном дворе
по вторникам и пятницам монашки
всем раздают шприцы, презервативы
и специальную газету для
заблудших душ с призывами на русском,
турецком и испанском языках.
Мне нравятся картинки, что до текстов,
я мог бы сам писать гораздо лучше.
10
Наверно, император Барбаросса
любил свой север, и торговля здесь
была беспошлинной. И торговала Ганза.
Но африканские колонии, потом
гастарбайтеры и т.п. Сейчас здесь
не белокурый торг, а южный рынок
(цвет кожи, речь и пр.) какая-нибудь
Ямайка. Еще, гляди, и потеплеет климат.
11
За пару евро я залез на южную,
что выше, башню кафедрального собора,
и старый город показался сверху
нагромождением костяшек домино.
Я мог задеть одну - и все посыпалось бы.
Мне захотелось плакать оттого,
что трудно быть таким могучим. По
неосторжности Геракл убивает сына.
И Адриан недосмотрел за Антиноем.
12
Мне лучше быть среди последних, ведь
нам остается толика надежды
(последние и первые...) Я был,
как говорят, хорошим журналистом
и даже макетировал газету.
Теперь я буду мыть машины,
поскольку мне открылось, что спокойней
распоряжаться самому собой. Не лезть
в чужие сны, как не заметит Павич.
13
(В одной из аннотаций на "Хазарский
словарь" в культурном приложении
к вечернему листку я прочитал, что это
средневековый детектив.)
14
Я спорил давеча с моей подругой Сандрой
о "Маугли", - она не верит,
что книгу написал какой-то Киплинг,
а не Дисней. Когда мы познакомились,
я удивил ее кириллицей
(что пишут иероглифами на востоке
она примерно знала.) Вот издержки
естественнонаучного образования.
И все-таки здесь в университете
немало симпатичных зайцев.
15
Мне нравится читать у одного
фонтана, расстелив газеты
на мостовой и слушать шум воды,
шум города и уличного скрипача.
Для этого подходят книги вроде
"Универсальный лексикон" и "Кто есть кто
в античном мире", которые купил
на распродаже, и еще одна, Гаспарова,
про ритмику стиха, она была
библиотечной, я ее не сдал
в Новосибирске.
16
Мы с Сандрой выбрались в Голландию, она
вела машину по польдерам и дамбам. Я ей
рассказывал о Петербурге, и что был
такой великий царь, которому здесь нравилось.
Мне самому казалось это странным:
болота как болота, лишь искусственные.
Потом я вспомнил Бальмонта, про "тихий
с певучим перезвоном Амстердам",
и это тоже было неуместно.
Что мне понравилось - как много птиц!
17
Я лазил по предгорьям Альп, фотографируя
смешные камни и деревья. Кое-где
была клубника, сладкая, как с кладбища,
(права Цветаева). А что меня смущало -
что у тропинок то и дело возникали баки
для мусора. Потом фотоаппарат
забастовал, но в домике на перевале,
где продавали пиво и сосиски
(само собой, открытки и флажки),
нашлись как раз такие батарейки,
которые мне подходили.
Я вспомнил фреску из собора в Аугсбурге,
ужасно древнюю, святого Христофора:
мужик с огромной палицей из целого
древесного ствола (гроза разбойников),
свирепый и косматый как Том Хэнкс
из Cast Away. Таких уже не встретишь,
дороги стали безопасны просто
до безобразия.
18
На удивление среди русскоязычных
французов, немцев, жителей Баварии
(не путать с остальными немцами) немало
славянофильствует. Так, на одном из сборищ
интеллигенции (...) звучал сперва "изгиб
гитары желтой", после две поэмы
вполне некрасовского слога и доклад
о Спиридоне Дрожжине. Мне было
неловко читать свои стихи, в которых нет
березок и архистратигов. Но однако, мне
сопутствовал успех. "Вот памфлет о закате
Европы!" - Похвалил один ученый муж.
19
"От православья или эллинизма",
от Лютера, от Хоннекера (и
так бесконечно продолжая список)
равноудалены мы. Жаль, что у меня
так мало собственных суждений.
Бродский стерпит.
Я думаю всерьез, что мы живем
как бы на одной из параллельных линий,
а время нелинейно.
20
Я люблю
ее, бесстыжую и старую, и верю,
она мне отдается по любви.
сентябрь 2002
Пристань
Noch immer glaube ich, den Boden unter meinen Fuessen
schwanken zu spueren, aber ich habe keine Angst mehr
davor, zu stuerzen. Es ist ein schoenes Gefuehl.
Es ist das Gefuehl von Leben in Bewegung.
Andreas Steinhoefel,
"Die Mitte der Welt"
***
Заблудившись однажды осенней порой в череде
странных снов, ты окажешься в маленькой комнате, где
приступает к своей монотонной работе паук,
принимает и форму, и запах, и вкус каждый звук:
каждый шаг превращается в поступь, а шорох страниц -
в шелест моря; над миром главенствует скрип половиц.
Сообразно ему обрывает листву за окном
с веток яблони ветер; покинув лесной водоем
с каждым скрипом луна - осторожный впотьмах пешеход -
поднимается ветка за веткой на облачный свод
как по лестнице. Скрип половицы, высокий - одной,
тоном ниже - еще. Кто-то встал у тебя за спиной.
(Дышит в ухо и трогает волосы.) Может быть, он, -
человек или призрак - в тебя простодушно влюблен,
но не в силах открыться... А, может, его вовсе нет,
и неясную тень на стене начертил лунный свет.
Или это всего лишь обман четырех из пяти
твоих чувств, и ему суждено так же быстро пройти,
как возникнуть. Попробуй спросить обо всем у зеркал,
в чьих владениях сам ты, бывало, приют обретал;
обратись - как испуганный мальчик - к самой тишине,