Женя Риц
http://polutona.ru
"Не"мое"
* * *
Ну и что изменилось бы, изучай ты
английский вместо немецкого?
Те же чайки
над помойками местного
происхождения.
Тебе вообще не даны языки,
и поэтому, чем поступать в иняз,
тебе бы следовало совсем изъять
их из употребления;
и все шероховатости, все комки
отныне прятать в ки-
пенно злых простынях себя,
сбиваясь в один тугой.
Ты думаешь, у тебя появился бы стиль,
как у тех, кто все же туда поступил?
Поступь от этого не станет другой,
не измениться ширина плеч.
Лучше лечь
и подтягивать к животу,
как колени, колкую немоту.
* * *
Туда, где на лицах пепел,
Засушливый, как Восток,
Полетит, невесом и бесцветен,
Восьмой лепесток.
Лепечут кругом наречья,
Слова категории сос-
Тояния - в общем, легче,
Чем выстроясь или врозь
И вроде. В котором? В женском?
Не спрашивай, а шепчи
О том, что забыла Женя
И дудочку, и кувшин.
* * *
Кистепёрые ходят по дну,
Не оставляют меня одну,
Трогают меня тут и там,
Подправляют на мне штрихи
Влажной кистью -
И это не всякое вам
"Хи-хи".
Они ходили по воду
Не только по этому,
Но и по иному поводу,
И только поэтому
У них в поводу
Я так легко иду.
И душно, и страшно
Под этой водой -
Такой невесомой, такой густой,
Она пахнет ржавчиной,
И я не вижу причины
Вам ржать надо мной.
Надо мне больно
Ваш лепет и бред,
Когда обо мне -
Вся эта толща лет,
И Завет
Еще не завещан,
И зовет
И торопит
Перо в боку,
И мне так больно,
Но я бегу -
Заводным кистеперым зябликом,
Бликом на донном его лугу.
* * *
Эта искренность пахнет вечерней смолой,
Смелый дым стелет кольцами по мостовой,
Стань особой приметой,
Примятой травой,
Преждевременной пылью,
Полынной вдовой.
Половицы не скрипнут - линолеум стелет ковры,
Накорми меня манной,
Подсыпь мне туманной крупы.
Крепче черного чая, который остынет во мне,
Станет место печали
На внутренней стороне.
В нашем городе строят вторую мечеть,
Я почти и не знаю, с чего мне начать
Маловерную проповедь,
Как мне ее промолчать...
Мелочевка в кармане - что твой пустобрех;
Самой искренней искры не хватит на обогрев.
* * *
Твоя обойма. Что мне в ней?
Она от пяток до корней;
И как Корней
Чуковский говорил:
Ты - мой до дыр
В застиранной изнанке
И знаки
Оставляешь на руке.
А я болтаюсь тушей на крюке,
Качаюсь под расчесанной коростой;
Уже не стану старостой
И ростом
Не выйду на коротком поводке.
А паводки и прочие осадки
Сметут потенциальные останки;
Останкино покажет нам кино;
Кати по мостовой свое колечко.
Конечно,
Всё исконное конечно,
А безысходное шевелится внутри,
Как в мышеловке -
На-ка, посмотри
И ну-ка, от-
Немее всех немых -
Меня положишь ложью под язык.
* * *
Древние рыбы -
Водные ангелы Бога,
Я об этом уже говорила,
А теперь помолчу немного,
Потому что молчащий избраннее немого.
Любящий видит всего лишь кожу,
Чешуйки слов под его ногтями,
Хожалые люди осядут на берегу гостями,
А мы расшвыряем себя горстями,
Ни за черту, ни в чертог не вхожи.
Не сложились, не вышли дважды
Не два, но оба.
Как и мы, древние рыбы не знали жажды,
А если пили, то чтобы небо смочить -
Не нёбо
"Брань подворотенная не виснет на вороту..."
Брань подворотенная не виснет на вороту,
А проскальзывает в ту
Расщелину между костью и нависшим на ней шматком,
Располагается там,
Не беспокоится ни о ком,
И каждое слово,
Например "хули", или "блядь",
Или любое, которое не рекомендуется употреблять
При детях младше пяти,
Пускает там корни, начинает цвести,
И его ничем уже не извести -
Потому что - что ж, ведь известь не растворяет слова.
Сперва,
Они, конечно, трепещут, как мотыльки,
Собираются на тыльной стороне руки,
Но потом понимают,
Что кожа, и жилы, и всякий хлам,
Который теперь с известью напополам,
Им не нужен -
Не нужны почки,
Претворяющие воду в мочу
Посредством обогащения ее селитрой
(Вроде пьёшь-пьёшь, а не выходит и литра),
Не нужна печень, губкой собирающая страх,
Не нужен желудочно-кишечный тракт
(А он уже сжимается - чувствует: что-то не так).
Итак,
Когда тело растворяется,
Как декабрист казненный,
Каждое слово,
Как лист оперённый,
Покидает его чертог -
Вот вся история в общих чертах.
И поэтому скажи мне "сука", скажи мне "блядь",
Это не больно, это самый смак -
Твои речи дробью засядут в моих костях,
Чтобы выстрелить,
Лишь только мне выйдет срок.