От Аляски до Эквадора
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Книга написана по следам экспедиции Русского географического общества "Огненный пояс Земли". Камиль Зиганшин был членом этой экспедиции, ежедневно вел дневник прохождения маршрута, который лег в основу книги, сделал множество прекрасных фотоснимков, которыми и проиллюстрировал свою книгу.
|
Камиль Фарухшинович Зиганшин, радиоинженер, родился 15.03. 1950 года в Башкирии в поселке Кандры. Автор книг о диких животных "Маха или История жизни кунички", "Боцман", "Щедрый Буге", "Возвращение росомахи" и романов о староверах "Скитники", "Золото Алдана".
Председатель Башкирского отделения Русского географического общества, учредитель Фонда поощрения граждан и организаций, занятых защитой диких животных, заслуженный работник культуры РФ и РБ, член Союза писателей России, лауреат ряда литературных премий, включая Государственную имени Салавата Юлаева. Живет в Уфе. Отец пятерых детей.
ОТ АЛЯСКИ ДО ОГНЕННОЙ ЗЕМЛИ
По следам экспедиции Русского географического общества
"Огненный пояс Земли"
КРУГОСВЕТНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ - это словосочетание обладает магической силой. Люди всегда с большим уважением относились и относятся к тем, кто совершил подобное путешествие, но, спрашивая себя, а мог ли я пройти "кругосветку", практически все отвечают: "Нет! Это невозможно!"
Кому-то не хватает здоровья, кто-то боится потерять семью или работу, у кого-то не хватает средств. То есть, главная причина в наших страхах. Только освободившись от них и дав волю своему воображению, мы делаем первый шаг к тому, чтобы позволить себе мечтать. А когда мечта завладевает так, что ни о чём ином думать не можешь, то судьба непременно предоставит шанс. У меня так и получилось. В конце 2010 года Русское географическое общество приняло решение о финансировании кругосветной экспедиции "Огненный пояс Земли" и, я предложил свою кандидатуру её руководителю - Константину Мержоеву, геоморфологу, чемпиону России по спортивному туризму. Он, несмотря на мой возраст (61 год), поверил в меня и включил в состав группы в качестве летописца.
Прежде чем приступить к дальнейшему повествованию, думаю, следует пояснить, с какой целью Русское географическое общество организовало эту экспедицию.
Первопричиной явился угрожающий рост вулканической активности и реальность извержения супервулканов с чудовищными последствиями для всего живого. Супервулканы -- это самая деструктивная сила на нашей планете. Они имеют огромные размеры и мощь в десять тысяч раз превосходящую силу извержения обычного вулкана. Взрыв супервулкана (именно взрыв, а не извержение) влечёт катастрофические изменения условий жизни на всей планете.
Последняя подобная катастрофа случилась в Тобе на Суматре 75 тысяч лет назад. Миллиарды кубических метров пепла попали в атмосферу, и солнечные лучи долго не могли пробить его толщу. Произошло длительное глобальное понижение температуры на 19-21 градус. В результате этого в разы сократилась численность животных, а часть видов вообще вымерла. Не меньшие потери понёс растительный мир.
В отличие от обычных вулканов, имеющих форму конуса, супервулканы представляют собой огромные ложбины или понижения в земной коре, называемые кальдерами. При классическом извержении, лава поднимается по жерлу и, заполнив кратер, изливается наружу. В супервулканах же, магма заперта в гигантских подземных резервуарах. Скапливаясь в них, она начинает давить на земную кору. Это продолжается в течение сотен тысяч лет. Когда давление достигает критической отметки, происходит взрыв чудовищной силы, в результате которого гибнут целые континенты. Таких спящих "монстров" на Земле несколько.
Один из самых "созревших" находится в Йеллоустонском парке в США. В настоящее время "резервуар" под его кальдерой заполняется магмой с угрожающей скоростью. Поскольку период между взрывами этого супервулкана находится в вилке 600-700 тысяч лет, а последнее извержение произошло 640 тысяч лет назад, Земля живёт в преддверии очередного катаклизма.
Тогда огромное давление, нагнетаемое в течение столь длительного периода, прорвет земную оболочку, и магма будет выброшена в атмосферу на высоту около пятидесяти километров. В радиусе тысячи километров вся жизнь погибнет в течение нескольких часов. Но не надо думать, что пострадает только Северная Америка. Если температура понизится на расчётные 19-21 градус, в обоих полушариях лед покроет обширные территории, и они станут не пригодны для жизни.
Идея обследования вулканов тихоокеанского пояса - самого беспокойного на нашей планете, - была выдвинута краснодарским геоморфологом, опытным путешественником, чемпионом России по спортивному туризму Константином Мержоевым. Ему и выделили грант для выполнения программы рассчитанной на 900 дней. Она предусматривала обследование семидесяти вулканов разбросанных по витиеватому побережью Тихого океана. Протяжённость маршрута 70 тысяч километров.
Среди основных целей экспедиции следует выделить три.
1. Научная - получить одномоментный срез состояния вулканов Тихоокеанского пояса, оценить степень их активности.
2. Спортивная - совершить первое в истории непрерывное кругосветное путешествие "поперёк" Земли, т. е. не по параллели, а по меридиану, используя самые разные средства передвижения: снегоходы с санями, лыжи, автомобиль, велосипеды, катамаран и... свои ноги.
3. Медицинская - наблюдение за изменениями физического и психического состояния в малочисленной группе людей при длительных нагрузках.
В этих путевых заметках я расскажу о прохождении участка от мыса Принца Уэльского на Аляске до мыса Горн на Огненной Земле. Его общая протяжённость 37 тысяч километров.
Представлю членов нашей некурящей и практически непьющей группы. О предводителе и идейном вдохновителе, сокрушающем своей энергией все преграды Константине Мержоеве (44 года) я уже писал, теперь коротко об остальных.
- Рачительный завхоз и обаятельный балагур с лидерскими задатками
Алексей Казаченко (25 лет);
- Не знающий ни минуты отдыха хронометрист, красавец, обладатель
лучезарной, располагающей с первого взгляда, улыбки Николай
Коваленко (25 лет);
- Редчайший, несмотря на молодость, специалист в области медицины
Андрей Колодкин (25 лет);
- Похожий на былинного богатыря, заведующий снаряжением Илья
Семёнов (24 года);
- И единственный очкарик дистрофичного вида, молодящийся пенсионер
с писательскими наклонностями -- автор этих строк.
"МОСКВА - АНКОРИДЖ1" - 20 ЧАСОВ В ВОЗДУХЕ!
Три месяца предстартовых хлопот пролетели как одна неделя.
19 февраля мы вылетели из Москвы на Аляску** в город Анкоридж, откуда отправимся на снегоходах к мысу Принца Уэльского -- исходной точке кругосветки (мой старший внук назвал её клюкосветкой).
В солнечной, по-южному тёплой Атланте приземлились с опережением на 1 час 10 минут. Этот подарок оказался весьма кстати: из-за наплыва пассажиров паспортный контроль, таможенный досмотр и проход металлодетекторов заняли довольно много времени. Прилети мы по расписанию - вряд ли успели бы на свой рейс в Солт-Лэйк-Сити.
А этот город встретил дождём, пронизывающим ветром и угрюмо просвечивающим в разрыве чёрных слоёв туч кровавым сгустком заката. Зато Анкоридж - конечная точка перелётов, порадовал звёздным небом и привычным двадцатиградусным морозом, согретым теплом дружеских объятий соотечественников - Виктора Семёнова и Василия Данилюка. Они помогли загрузить багаж в машину и повезли сквозь чернильную тьму безлунной ночи в гостиницу.
В общей сложности в пути мы пробыли ровно сутки. Из них 20 часов в воздухе! Прыжок через двенадцать часовых поясов завершён! Перед сном я долго изучал сквозь трёхслойное оконное стекло непривычную наколку созвездий, а, отыскав любимую Большую Медведицу с высоко задранной ручкой ковша, успокоился и... завалился спать.
АНКОРИДЖ - НЕОФИЦИАЛЬНАЯ СТОЛИЦА АЛЯСКИ
С утра отправились в турне по магазинам закупать провиант, снегоходы и недостающее снаряжение. Анкоридж представлял собой одно-двухэтажный блин, широко размазанный по пойме реки Maтануска, с несколькими торчащими полу-небоскрёбами из стекла и бетона посерёдке. Его с трёх сторон подпирали пилообразные отроги гор, а с четвёртой (с запада) ограничивал залив Кука. Численность населения - 300 тысяч человек, но пешеходов на улицах почти нет - все на колёсах. Как правило, на грузопассажирских внедорожниках "Форд", "Шевроле", "Тойота" немыслимых размеров и с полуметровым дорожным просветом. На некоторых установлены подвесные ножи для очистки пути от снега. Получается вездеход в квадрате! Легковых машин средней величины мало, а малогабаритные - вообще в диковинку. Не любят американцы их.
Почти все автомобили с GPS-навигаторами: водитель набирает адрес и рулит, следуя голосовым подсказкам "две мили прямо, через 200 футов направо...". Некоторые настолько привыкли к ним, что без навигатора плутают даже в своём районе. Цена на бензин чуть выше нашей: 3,6-4 доллара за галлон (галлон - 3,8 литра).
Половина улиц с односторонним движением. В этом помимо плюсов немало и минусов - для того, чтобы заехать, к примеру, в соседний двор, водителю вынужден делать приличный крюк. В итоге число машин на улицах как бы удваивается. Дороги и тротуары, несмотря на обилие снега, чисто выскоблены. Ходить и ездить по ним одно удовольствие. Удивило то, что для пешеходов зелёный горит всего 6-8 секунд. Но, надо отдать должное водителям, ни один из них не тронется, пока пешеход не освободит проезд.
Что ещё бросилось в глаза? Люди, невзирая на мороз, одеваются довольно легкомысленно: трикотажная курточка, непокрытая голова. Одна крупногабаритная тётя прошествовала мимо нас в тоненькой кофточке, в короткой юбке и со штиблетами на босу ногу. Нос посинел, а она улыбается, - похоже, ей хорошо. Наша команда, облачённая в пуховики, рассчитанные на пятидесятиградусный мороз, вызывала у местных снисходительные улыбки.
Застройка улиц смешанная: стиль "кантри" соседствует с современным модерном. Старых зданий мало - в 1964 году город был до основания разрушен Великим Аляскинским землетрясением с магнитудой в 9,2 балла! Деревьев много, правда, совсем молодых, - похоже, что озеленением занялись недавно. На улицах и в скверах вырезанные из стволов деревьев фигуры индейцев, птиц, зверей. Глухие стены домов отданы под красочные картины профессиональных художников. Практически во всех холлах гостиниц, торговых центрах стоят необычные швейцары - чучела гризли. Один из них (с острова Кадьяк) был высотой не менее трёх метров - на такого с рогатиной не пойдёшь! Виктор Семёнов утверждает, что на Аляске медведи весом в полтонны не редкость. (Наши камчатские не меньше.)
Фойе украшены рогами сохатых. Тоже, кстати, внушительных размеров. В толще иных "лопат" искусно вырезаны объёмные сюжеты из жизни аборигенов, горно-таёжные пейзажи. В магазинах изобилие экзотических сувениров из меха и клыков морских животных, сделанных руками алеутских и эскимосских мастеров. Есть весьма интересные работы.
Аптек почти нет. Видел всего одну. Ассортимент медикаментов скудный, а цены заоблачные - на порядок выше наших. Так что болеть в Америке накладно.
Пешеходы, как правило, здороваются. Даже когда идёшь мимо офиса, в окно обязательно помашут рукой3. Большинство женщин курит. Бросается в глаза то, что все они широко и густо подводят глаза чёрной тушью.
Русских довольно много. Жизнь у них складывается по-разному. Кто-то вписался в американскую систему и счастлив. Кто-то только и думает, как бы поднакопить деньжат и вернуться на родину.
Порт в Анкоридже занимает огромную территорию. Разделённые проездами площадки заставлены тысячами ярко окрашенных контейнеров. Мимо них то и дело проползают длиннющие эшелоны с сырой нефтью. Тянут их от побережья Северного Ледовитого океана, сотрясая окрестности чудовищными гудками, сразу четыре жёлтых локомотива: иначе им не одолеть многочисленные горные перевалы.
С закупкой съестных припасов возникли неожиданные сложности - нужных натуральных продуктов (тушёнки, сухарей, круп и.т.п.) в магазинах не было. Всё какие-то суррогаты в красивой упаковке. (Привезти с собой провиант мы не могли - на американской таможне всё съестное конфисковывают.) Неприятно удивил хлеб - он тут вообще никакой: ни запаха, ни вкуса. Жуёшь какую-то пресную, вязкую, по вкусу похожую на бумагу, массу.
23 февраля.
Перед утренней пробежкой Костя поздравил нас с Днём Советской армии и Военно-морского флота. По этому случаю распили четверть яблочного сока (кстати, это один из немногих американских продуктов, не вызвавший нареканий). Наш ежедневный тренировочный маршрут охватывает периметр порта с выходом на смотровую площадку возле устья реки Матануска. Поскольку уровень воды в заливе за зиму упал метра на два, припай вдоль берега обвалился, образовав непроходимые, смёрзшиеся валы. Мимо них с шорохом ползли непрерывной лентой льдины. Стало понятно, отчего у причалов нет судов, - залив плотно забит этим подвижным крошевом. Открытые окна воды просматриваются лишь на выходе из залива Кука, километрах в пяти от порта. Проплывающий лёд довольно грязный. Видимо, из-за городских стоков.
На севере проступает нечёткая громада Аляскинского хребта. Перед ним тянутся кряжи пониже. Их заснеженные пики, тронутые первыми лучами солнца, на глазах разгорались нежным пурпуром.
Уже третий день рыщем вместе с опекающими нас соотечественниками по городу и его окрестностям в поисках снегоходов. Казалось бы, что может быть проще покупки снегохода в промороженной Аляске?! Нам все карты спутали международные ежегодные гонки "Айдитароуд трэйл" на снегоходах и упряжках, стартующие недели через две из окрестностей Анкориджа до городка Ном, что на берегу Берингова пролива (протяжённость трассы 1868 км.). Из-за них вся техника забронирована, а если продаётся, то по космическим ценам.
Чем больше общаемся с сопровождающими нас русскими, тем откровенней они становятся в своих высказываниях об американском образе жизни. И к нам постепенно приходит понимание, что не всё тут так радужно, как показалось вначале. Из их слов следовало, что, да, здесь красиво, удобно, но вся система настроена на то, чтобы человек непрерывно вертелся, работал на пределе, лишь только расслабился - она выбрасывает его на обочину. В последние годы многие разорились, особенно те, кто набрал кредиты. А уж если заболел, то это катастрофа для семейного бюджета.
Сегодня Василий Данилюк (немногословный, добрейшей души крепыш лет сорока пяти) пригласил нас на рыбалку. Желание изъявили все, но Костя отпустил только двоих, менее занятых, - меня и нашего доктора Андрея. Через полчаса подъехали к озеру, а их тут не счесть. Сильный ветер с шипением гнал по голому льду вихрастую позёмку. Съехав на изъеденную морозобойными трещинами стекловидную броню, встали под защитой лесистого островка, посреди водоёма. Он прекрасно защищал от ветра. Здесь, в тиши, на солнцепёке, Василий, обутый в огромные надувные ботинки из двухслойной резины с войлочными вкладышами (в такой обуви никакой мороз не страшен) за пять минут надырявил механизированным буром в полуметровом льду с десяток лунок. Размотал леску до нужной длины, насадил на каждый крючок по кусочку креветки и опустил в таинственно чернеющий кружок воды. Не успела наживка достичь дна, как Василий подсёк и вытащил серебристую форель. Прикинул - маловата! Отпустил подрастать. И был вознагражден: пошёл крупняк.
У меня же ни одной поклёвки. Я направился, было, к другой лунке, как из-за острова вырулил громадный полицейский джип. Из него вышел одетый в бронежилет, обвешанный наручниками, рацией, фонарями и оружием бритоголовый верзила. Просветив нас пронзительным взглядом, он решительно направляется ко мне, и требует паспорт. Изучив его, тоном, не терпящим возражений, объявил:
- Вам рыбачить нельзя!
И, пробубнив на ходу ещё что-то, уехал. (К стоявшему с фотоаппаратом Андрею он даже не подошёл). Василий перевёл: "Рыбачить на Аляске имеет право только тот, кто прожил на Аляске не меньше года". Нельзя так нельзя. С полчаса мы с азартом наблюдаем, как Василий таскает рыбу. Горка на льду быстро росла. Я не устоял, решил проверить, есть ли наживка на моей удочке. Вытягиваю леску - крючок голый. Насадив новый аппетитный кусочек креветки, бросаю обратно. И в тот же миг окрестности сотрясает рёв сирены. Оборачиваемся - из леса прямо на нас вылетает на лёд, весь в клубах снега, знакомый джип. Он весь в переливистом сиянии красных и синих огней: не машина, а новогодняя ёлка. Подлетев ко мне, джип встал, как вкопанный. Дверь распахивается, и из кабины выскакивает взбешённый блюститель порядка.
- Вы нарушили! Паспорт! - прокричал он с таким торжествующим видом, что можно было подумать, будто в этот момент им предотвращено самое страшное в истории Америки преступление.
Получив паспорт, он сел в машину и надолго склонился над ноутбуком. Стою, терпеливо жду. Наконец стекло слегка опускается, "голова" спрашивает мой рост, вес и начинает заполнять бумаги. Я хотел подойти и попытаться разжалобить покаянным видом, но, как только сделал шаг, бритоголовый рявкнул: "Стоять!" В итоге - штраф 200 долларов! Я ужасно расстроился - это же приличные, особенно когда в дороге (да ещё за границей), деньги, и про себя сразу решил: платить не буду. Василий, зная привычный ход мыслей среднестатистического россиянина, предупредил:
- Камиль, служака, похоже, вредный. Обязательно проконтролирует оплату - они получают процент от штрафа. Если увидит, что деньги не поступили, объявит в розыск. Тогда на границе могут надеть наручники и отправить в тюрьму за неподчинение властям.
Никогда не хотел в Штаты, а теперь и подавно, - отбили охоту на всю жизнь! И дело не в штрафе (факт нарушения налицо), а в неадекватной агрессивности упивающегося безграничной властью полицейского. Надо же! Полчаса высматривал в бинокль: рыбачит, не рыбачит. Неужели ему больше нечем заняться? Да уж! Что-то неуютно русскому в Америке! Даже на Аляске нет воли.
В один из дней после обеда нас пригласили на богослужение в местную церковь. Отец Сергий встретил необычайно крепким для его тщедушного сложения рукопожатием. Неприятный, я бы даже сказал, отталкивающий облик священника (острый нос, плешивая головка с маленькими пронизывающими насквозь глазками) не вызывал симпатии, но во время проповеди он до такой степени покорил меня, что я перестал обращать внимание на его внешность. Всего в церкви собралось человек сорок. Простые, понятные слова отца Сергия глубоко проникали в их сердца. Вселяли в них благодать и счастье. Приятно было наблюдать, как прямо на глазах светлели, преображались лица прихожан.
В песнопении небольшого хора чувствовалось такое восхищение и любовь к Богу, что я и сам невольно воспарил душой. По завершению службы отец Сергий произнёс ещё одну эмоциональную проповедь. Затем представил нашу команду и попросил Костю рассказать прихожанам о маршруте экспедиции, её целях.
От услышанного люди пришли в изумление. "Как вы решились на такое?!" - восклицали одни. "На вулканах столько опасностей!" - предупреждали другие. После чего, по предложению сердобольных женщин, они принялись дружно молиться за успех нашей небывалой затеи с такой искренней любовью и участием, что у меня глаза увлажнились, а стоящий рядом Николай зашмыгал носом. Затем все спустились в нижний зал, где потрапезничали приготовленной самим батюшкой картошкой, тушенной с мясом карибу.
Мне, как россиянину, очень хотелось понять, кто в Америке успешнее в бизнесе: русские или американцы? И я спросил об этом у отца Сергия.
- Бесспорно, русские. Мы ведь привыкли к трудностям и чураемся кредитов. Заработанное, стараемся в дело вкладывать, а не проматывать на Гавайях. Разные, конечно, есть люди, но в основном - молодцы.
Тут нужно добавить, что на Аляске большинство русских верующие и практически никто не пьёт. Интересно, что и алеуты, и эскимосы в большинстве православные. Этому в немалой степени способствовало то, что пришедшие сюда с промышленниками русские монахи уже в конце 18 века перевели Библию и Евангелие на их языки, разработав для этого и соответствующую азбуку (до прихода русских у аборигенов не было письменности). И до сих пор в обиходе коренного населения немало русских слов (собака, платок, зелье, срам...). Индейцы же, по-прежнему крепко держатся своих обычаев и верований.
Встали, как всегда, в 6 часов. Перед завтраком вместо традиционной пробежки Костя дал команду испытать в реальных условиях купленные вчера две трёхместные палатки. Одевшись потеплее, вышли во двор отеля. Расчистили при свете налобных фонариков от снега площадку и развернули ярко-оранжевые полусферы. Потом набились в одну из них и, рассевшись по периметру, стали оживлённо обсуждать достоинства и недостатки наших будущих жилищ, вспоминая попутно забавные случаи из походной жизни. Особенно много их хранилось в памяти командора. При этом он так комично всё изображал, что мы то и дело сотрясали спящую округу раскатами хохота. В самый разгар очередного представления снаружи на нас посыпались гневные тирады. Несмотря на скудость познаний в английском, мы поняли: требуют освободить принадлежащую отелю территорию от палаток. В случае неподчинения обещают вызвать полицию. Чтобы не испытывать судьбу, стали на карачках поочерёдно выползать наружу. Сотрудники отеля, увидев знакомые пуховики, залепленные красочными эмблемами Русского географического общества и экспедиции "Огненный пояс Земли", о которой в Анкоридже уже знал каждый второй, сначала смутились, а потом расхохотались и... стали просить разрешения сфотографироваться с нами на фоне палаток.
АЛЯСКА -- НЕ АМЕРИКА
Гип-гип-ура! Наконец нашли два подходящих, способных выдержать многокилометровую гонку через горы и заваленную снегом тайгу, снегохода Скидо Артик мощностью по 150 л. с. Они хоть и бывшие в употреблении, но заводятся и тянут как новые.
Завтра установим на санях дышла, полозья, прикрепим к снегоходам фаркопы, погрузимся, и после обеда в путь! Настроение сразу изменилось. Все повеселели, охвачены предстартовым возбуждением. Так происходит всякий раз, когда собираешься в незнакомый край, а сейчас особенно, потому как край этот - волнующая воображение россиянина Аляска. Да, чуть не забыл, - утром Анкоридж очередной раз тряхануло. Да так, что стёкла испуганно задребезжали. Огненный пояс не дремлет!
Ужинали у Виктора. Он живёт почти в центре Василлы, городка, расположенного в 75 километрах от Анкориджа. Это имя он получил в память о благочинном попе Василии, служившем в этих местах в 19 веке.
Нужно сказать, что Василла необычное поселение. Прежде ничего подобного я не встречал. Представьте обширную (километров двадцать в диаметре) котловину, покрытую девственной тайгой. Среди деревьев и бродящих тут и там сохатых проглядывают дома, стоящие друг от друга на расстоянии 100-200 метров. Фасадами все они смотрят на лесные дороги, которые именуются улицами. Лишь в центре здания стоят достаточно плотно, и Василла становится похожа на город в привычном понимании этого слова. При численности населения 20 тысяч в городке двадцать футбольных полей, три открытые хоккейные площадки, два закрытых и два открытых бассейна.
Оля, жена Виктора, по-славянски щедрая, открытая женщина из многодетной, в 18 человек (!), семьи, весь вечер потчевала нас русскими блюдами: наваристыми щами, пельменями, картошкой, солёными помидорами, селёдкой, домашней выпечкой, но вместо привычной для нас водки - напиток из брусники с добавлением клюквы, калины. Хозяева живо интересовались обстановкой в России, последними новостями. Услышать их из уст краснодарцев им было приятно вдвойне - Виктор сам родом из этого края. Нас же интересовало, чем живут люди на Аляске, почему из тёплого штата Вашингтон он со всей семьёй, а у него шестеро детей (у Василия Данилюка ещё больше - семеро), переехал на край света.
Оказывается, Аляска единственный штат, где во время кризиса 2008 года экономика не только не снизила обороты, а, напротив, стала расти. Показательно, что во Флориде стоимость домов упала в пять раз, на Гавайских островах в три, а на Аляске - наоборот - даже чуть поднялась. Одна из причин этого явления: каждый, кто живёт здесь (включая детей), ежегодно получает северную надбавку (они её называют - "дивиденды") в размере от 1300 до 3300 долларов (в зависимости от экономических показателей штата). Так, например, семья Виктора в прошлом году получила 26400 долларов. А коренные жители получают ещё и солидную ренту от нефтяников. (Под твёрдой, как камень, вечной мерзлотой сосредоточено главное богатство Аляски - огромные запасы нефти).
Каждый, кто прожил на Аляске более года, может приобрести лицензию на отстрел одного лося и двух карибу. В ней указано, где и в какие срок можно охотиться. Кроме того, даётся разрешение (пермит) на ловлю красной рыбы (здесь её называют сэлман, кинг-сэлман, сэлман-рэд, сэлман-сильвер), - 15 голов на главу семейства и по 10 на каждого члена семьи. Ловить разрешается только в опредёлённых реках. Эта норма действует для одной речки. Столько же можно добыть ещё на двух других, открытых для промысла. Стоит этот годовой пермит 200 долларов. Мойву же разрешается ловить без ограничения. Так создаются условия для притока населения в этот богатый, но по-прежнему малолюдный край.
Нарушения правил охоты редки - штрафы и сроки за незаконный отстрел или отлов таковы, что на всю жизнь отбивают желание браконьерить. К примеру, за лося год тюрьмы гарантирован.
Для эскимосов, алеутов и индейцев промысловые нормы ещё выше. Белые американцы как бы искупают свою вину за уничтожение большей части коренного населения при захвате самых лучших земель в период колонизации. В этом "деле" их англоязычные предки были ненасытны и чрезвычайно жестоки (кроме банального отстрела прибегали даже к умышленному заражению оспой).
Недаром, когда прославленный вождь индейцев Сидящий Бык, выступая в сенате США, заявил: "Белые люди не выполнили ни одного договора, заключённого с индейцами", никто не смог его опровергнуть.
До сих пор бытует представление, что скальпы - это изобретение индейцев. На самом деле обычай скальпирования привезли в Америку как раз европейские переселенцы. Английское правительство даже платило за каждый скальп в 18 веке по 100 фунтов стерлингов! А за скальп вождя 200 фунтов стерлингов - немалые деньги даже в наше время.
Рассказывая об этом, Виктор посетовал, что нефтяники, дабы сократить расходы на выплату ренты (часть земель ещё принадлежит индейцам племён тлинкитов, атабаски и хайда), потихоньку спаивают их.
На Аляске любой взрослый может, как и во времена колонизации, разгуливать по улицам с кольтом или револьвером на бедре (мы, правда, таких не видели). Не разрешается заходить с оружием только в общественные учреждения. Василий Данилюк как-то открыл свой оружейный сейф - так там оказался целый арсенал нарезных карабинов, пистолетов и боеприпасов к ним.
Для нас было неожиданностью узнать, что американцы очень ревниво относятся к успехам коллег, особенно успехам подчинённых. Если работник приехал на работу на более дорогой машине, чем у босса, то тот на него заимеет большой зуб. В случае если босс женщина, то сотруднице лучше не одеваться богаче её.
В Америке высокие налоги на недвижимость. За дом площадью 200 м2 он составляет 3400 долларов в год. А вот цены на продукты сопоставимы с нашими. Для сравнения: 1 кг картошки стоит 0,8 доллара, 1 кг лука - 1 доллар, 1 кг мяса 7-10 долларов, 1 кг колбасы - от 10 до 20 долларов, хлеб - от 2 до 6 долларов. Газ за отопление квартиры площадью 70 м2 обойдётся в 110 долларов в месяц, а затраты на электроэнергию - 80. Один акр земли (0,4 га) под строительство дома стоит 25-30 тысяч долларов. Аренда авто - 40 долларов плюс доплата за пробег (100 миль - 30 долларов).
Дороги здесь - сказка! Ни одной ямочки, ни одного бугорка, хотя случаются и морозы под сорок, и снег лежит 7-8 месяцев. (Вспомните причитания наших дорожников о том, что в России невозможно иметь хорошие автотрассы из-за стужи, вспучивающей асфальт.) Секрет предельно прост - компания, выигравшая подряд на строительство дороги, ремонт в течение гарантийного срока производит за свой счёт. Поэтому выгодней сразу строить с солидным запасом прочности.
Инфляция тоже есть. Так, например, если в 2000 году один галлон бензина (3,8 литра) стоил 1 доллар, то сейчас около 4 долларов. А вот цены на медицинские услуги просто умопомрачительные. Одни сутки в больнице стоят 3500 долларов в Василле и 5500 в Анкоридже. Кого-то выручает страховка, но не все имеют возможность оплачивать её (в месяц надо платить порядка 400 долларов за взрослого и 200 за ребёнка) Понятие декретных денег вообще не существует, как и самого декретного отпуска - женщина работает до последнего дня и за роды придётся заплатить 15-16 тысяч долларов! Максимум, на что идёт администрация, - предоставляет роженице недельный неоплачиваемый отпуск. В то же время поражает трогательное внимание к инвалидам и старикам. Вот такие парадоксы!
Американцы с детства приучены к честности, соблюдению установленных правил. Законодательство так устроено, что даже за незначительный проступок можешь угодить за решётку на лет десять. И хотя в тюрьмах условия содержания хорошие, терять свободу никому не хочется. Ещё американцы приучены информировать полицию о любых нарушениях или подозрительных ситуациях. Если, например, к соседу приехали незнакомые люди на крутой машине, то кто-нибудь обязательно запишет номер, сфотографирует и сообщит дежурному. Это у них один из способов борьбы с нарушением законов (в первую очередь с сокрытием доходов). Всё, что говоришь американцы воспринимают буквально. Если скажете, что мёд вырабатывают из снега, то, скорей всего, вам поверят. В общем, шутить с ними опасно, ибо можете оказаться в неприятной ситуации.
Уровень образования до сих пор, невзирая на все старания наших реформаторов, уступает российскому. Представьте - в нижних штатах многие даже не знают о существовании Аляски. Приехавшие из нашей страны семиклассники по знаниям не уступают одиннадцатиклассникам. (В США 12-летняя средняя школа.) Разница настолько велика, а нравы в американских школах столь низко пали, что часть русских (они на Аляске практически все верующие, и для них распущенность неприемлема) обучают детей сами, по специально издаваемым для родителей учебникам. В школу они ходят только для тестирования.
Технический прогресс достигается путём привлечения в страну лучших мозгов из других стран - благо долларов море. Печатают их американцы в неограниченном количестве. Как кто-то верно подметил: "Технический прогресс США обеспечили русские, а финансовый - евреи". Сами американцы не предприимчивы. Но если человек способный, трудолюбивый, то система позволяет занять достойное место в жизни без участия "волосатой руки".
Живущие здесь наши соотечественники очень переживают, болеют за Россию и радуются каждой позитивной информации с этнической родины. Всего в США проживает около двух миллионов русских. Особенно много их в Нью-Йорке (в основном русские евреи), Калифорнии и Аляске. Тут надо пояснить - русскими американцы называют не только россиян, но и всех, кто приехал из стран бывшего СССР. На Аляске к русским относятся заметно лучше, чем в других штатах (видимо, действует историческая память).
В самом Анкоридже сейчас проживает 10 тысяч россиян. Многие полицейские владеют минимальным словарным запасом для общения с ними. Вообще интерес к России на Аляске большой. В двух школах даже изучают русский язык. Меня, почитателя старолюбцев, в особенности порадовало то, что в штате здравствует немало староверческих общин. Некоторые существуют ещё со времён царствования Екатерины Великой. Больше всего их на островах.
Общение с Виктором и его семьёй затянулось до позднего вечера. Тем для разговоров было много. Мне больше всего запал в душу с болью высказанный Виктором упрёк: "На мой взгляд, о совести и достоинстве в России забыли. Понятие чести утратили. Прежде честь ставилась выше выгоды. Она была свята - под честное слово кредиты давали. И того, кто своё слово не держал, ожидал всеобщий срам. А ноне умение обманывать чуть ли не в добродетель возвели. Вот об этом сердце болит. Неужто сатана вас столь ловко опутал, что не можете свою честь уберечь?!"
Возразить нечего - подмечено точно.
Несмотря на уговоры хозяев остаться и переночевать в тепле, а завтра ещё и помыться в бане у соседа - Василия Бондарева, мы вернулись в отведённую нам Василием Данилюком лёгкую, неотапливаемую постройку. Этой ночью опробуем, наконец, спальники, сшитые по спецзаказу из гусиного пуха. Забегая вперед, скажу - они нас разочаровали: фирма "BASKO" гарантировала комфортный сон при 50-градусном морозе, а на практике зябли уже при минус двадцати.
Когда развернули пенки и расстелили спальные мешки, Костя объявил, что с этой ночи переходим на походный режим. Это значит, что дежурный встаёт затемно - в 6 часов - и готовит завтрак, в 7 часов общий подъём и завтрак. После него хронометрист Николай Коваленко с помощью портативной метеостанции производит измерения температуры, влажности воздуха, давления, скорости ветра, точки росы и заносит данные в журнал. Андрей Колодкин, наш доктор, тестирует каждого и снимает динамические показатели. Остальные сворачивают лагерь, и в дорогу... пока, правда, по магазинам.
Эта ночёвка мне запомнилась на всю жизнь в связи с курьёзным событием. Под утро, когда мороз особенно силён, я почувствовал, как что-то мягкое щекочет ухо. Пока сквозь дрёму соображал, снится это или происходит наяву, "кто-то" начинает покусывать мочку. Тут меня охватил животный страх - я стал спешно освобождать руку, чтобы поймать наглеца, но тот, чувствительно швыркнув коготками по коже лица прыгнул на спальник и был таков. По всей видимости, это была мышка, - решила погреться, а заодно и перекусить.
________________
1Американцы произносят - Энкридж, но мне русская транскрипция кажется мелодичней.
2Аляска (в переводе с алеутского языка - "Китовое изобилие") - самый крупный штат США, площадь 1519 тысяч кв. км, население - 700 тысяч.
3Здесь и далее изложены мои личные впечатления. Возможно, часть из них субъективна, но я стремился честно и максимально точно описать то, что видел и чувствовал.
ДОЛГОЖДАННЫЙ СТАРТ
Утром под наблюдением трёх лосей, стоящих на краю подступающей прямо к дому Василия Данилюка тайги, загрузили на широкую платформу снегоходы и сани. (Платформу пригнал Василий Бондарев.) Расселись по машинам и поехали к озеру Биг-Лэйк. По обочинам ещё несколько раз видели сохатых, флегматично обкусывающих кончики веток. Сказка! Когда мы доживём до такой идиллии.
Съехав на лёд, прицепили к снегоходам сани, загрузили в них снаряжение, провиант, канистры с бензином и помчались по укатанному собачьими упряжками тракту между высоких стен густого, по большей части хвойного, леса в глубь промороженной насквозь Аляски. Провожатые махали вслед шапками до тех пор, пока наш караван не скрылся за деревьями. В такие минуты радостное ожидание - что там впереди? - всегда немного омрачает грусть от расставания с людьми, ставшими почти родными.
Не могу удержаться и не выразить восхищение и бесконечную благодарность живущим здесь соотечественникам. Все они, бросив дела, целыми днями носились с нами по городу и его окрестностям. Вели переговоры, яростно торговались ради того, чтобы сэкономить наши финансы, а вечерами вели с нами задушевные беседы, щедро делились своим опытом. Глубоко верующие, они живут, придерживаясь принципа: "От дел своих человек осудится. От дел своих человек оправдается".
Жесткий график вынуждал нас уже со старта держать максимальную скорость. Поэтому в санях трясло так, что казалось, ещё немного и позвоночник рассыплется на части, а голова оторвётся. Особенно сильно било на участках с неровным рельефом. На крутых виражах требовалось огромное усилие, чтобы не вылететь из саней.
На столообразных возвышенностях с крупноствольным лесом и марях с чахлым и редким ельником тряска ослабевала, зато возрастала скорость, и обжигающий ветер пронизывал насквозь. Пальцы даже в двойных перчатках ломило от стужи. При этом снежной крупки из-под гусениц мобайлов летело столько, что вскоре из заполненных снегом саней торчали лишь капюшоны.
Погода по-прежнему балует: ясно, мороз умеренный. А в долине Юкона по утрам, говорят, за тридцать. Снег на марях и южных склонах оплавлен солнцем и блестит, как полированная сталь. Труднообъяснимое для минусовой температуры явление. Возможно, это следствие неожиданных оттепелей, а может, особенностей солнечной радиации в приполярной зоне.
Навстречу попались две собачьи упряжки. В каждой по шесть пар хасок. На лапах "башмачки" из плотной ткани - чтобы собаки не резали лапы о края ломкого наста. Бегут резво, но наши снегоходы раз в пять быстрее. Зато собакам на сутки достаточно одного килограмма рыбы или мяса (всего на упряжку - 10-12 кг.). А снегоходы сжирают по 40 - 50 литров в день, и это не предел. Да и ломается техника чаще. С другой стороны, на снегоходе в день можно пройти до 400 километров, а на упряжке обычно не более 120. Правда, иные рекордсмены умудряются одолеть и 180.
Вскоре вслед за упряжками промчались три "Сканди". Водители на ходу поприветствовали нас поднятыми крагами. Лиц за натянутыми на голову балаклавами и громадными очками не разглядеть.
Через километров пятьдесят над тёмно-зелёной лентой леса проклюнулись заснеженные зубцы, сияющие на солнце девственной белизной. Вырастая на глазах, они превратились во внушительный горный массив, тянущийся с юга на север. После унылой монотонности равнины этот величественный хаос остроглавых пиков произвёл на меня особенно сильное впечатление. Вдали, на севере, проступала сквозь голубую дымку грозная, конусовидная громада Мак-Кинли - самая высокая гора континента (6194 метра). Дирекция национального парка обещает открыть доступ к ней не ранее третьей декады апреля, возможно, даже в мае, - всё зависит от того, какой будет весна. Обидно. Мы не можем так долго ждать.
Обогнув отрог с юга, останавливаемся на ночёвку у входа в ущелье, по дну которого подо льдом течёт речка Скуэтна. Засыпанные снегом "саночники" (я в их числе) счастливы - наконец-то можно перевести дух, восстановить утраченный от рёва двигателя слух, от выхлопных газов - обоняние, но главное - дать отдых измученным постоянным напряжением мышцам и разболтавшимся позвонкам. У водителей другая проблема - ни как не могут унять мелкую дрожь в руках.
- Ты что, Илья, кур воровал? - смеётся Лёха, выдавая ему гречку и масло.
- У тебя, похоже, все мозги в санях выбило! Какие куры? - ворчит не понявший шутки Илья.
- Руки трясутся, точно кур воровал, - настаивает Лёха.
- Хватит прикалываться! Быстрее кашу варите, - сердится голодный Костя.
"Стол" накрыли под открытым небом. Остывший воздух пощипывал нос. Чёрная бездна мерцала зёрнышками звёзд. Ковш Большой Медведицы, опершись дном на вершину горы, подливал чернил в и без того непроглядную тьму. Но лишь только из-за тучки, прижатой к горизонту, выплыл двурогий месяц, всё вокруг преобразилось, ожило.
Моё дежурство. Встал в 6 часов. Чтобы не проспать, ближе к утру каждые 15 минут включал в спальнике фонарик - смотрел время. Надевая куртку, коснулся туго натянутого капронового потолка. На меня тут же посыпался поток жгучих кристалликов - от дыхания палатка изнутри покрылась толстым слоем инея. С трудом затолкав ноги в промёрзшие трёхслойные сапоги, вылез на жгучий мороз.
После вчерашней тренировки горелку раскочегарил быстро, и к семи часам в затишке между санями аппетитно задымилась овсяная каша. Следом поспело какао. Мёрзлый хлеб отогревал на крышках котелков.
Завтракая, то и дело потираем нос и щёки, - сдобренный ветром мороз чувствительно кусается. Упаковав палатки, спальники, кухню, выезжаем ровно в восемь. Наши трудяги-снегоходы ведут себя изумительно: заводятся с пол-оборота и тянут, как взбесившиеся быки. Это вселят уверенность, что до Уэйлса доберёмся. Главное, чтобы бензина хватало до посёлков, где можно пополнить запасы топлива. Их, к сожалению, немного: Опхир, Руби, Гелена (последние два на Юконе) и Ном на берегу Тихого океана.
Тело после вчерашней тряски болит так, будто меня всю ночь пинали кирзовыми сапогами, но после новых порций "массажа" боль стала отступать. Едущий впереди Костя хоть и старался на ухабах сбавлять скорость, гнал на пределе, умудряясь при этом не переходить грань, за которой может последовать кульбит и прочие неприятности.
На одном из затяжных тягунов от снегохода Ильи повалил пар - тосол закипел. Сняв крышку, увидели, что пружина термостата перекошена. Пока ремонтировались, мимо проехали два американца. Каждый, притормаживая возле нас, спрашивал, не нужна ли помощь. Традиционная для севера готовность помочь! В таких безлюдных и суровых краях без неё не выжить.
Снежный покров довольно глубокий (около метра), но по здешним меркам нынешняя зима из числа малоснежных. Искрящаяся на солнце перина продырявлена лунками ночевавших под снегом куропаток, испещрена следами-траншеями лосей, оленей, волков, рысей, росомах (последние, благодаря густой меховой опушке на лапах, почти не проваливаются). Но больше всех наследили зайцы. Под поваленными стволами осин пухлявая попона истоптана сплошь. Там их столовые - кормятся горьковатой, сочной корой. Успел разглядеть даже парную соболиную строчку. А я то всегда считал, что соболь только в России водится.
К ЮКОНУ
Солнце отправляется в свою опочивальню с каждым днём всё позже, а встаёт всё раньше. Следуя его примеру, и мы выехали с небольшим опережением графика - в 7 часов 45 минут.
Переваливая через пологие седловины из одной пади в другую, на удивление быстро достигли селения Николай. (Так приятно, что и здесь русский след!). Морозно, ни ветерка. Откуда-то сверху медленно сыплются блёстки. Крыши, стены домов в инее, будто посеребрённые. Дым из труб белыми, прямыми столбами подпирает небесный свод.
Чтобы не рисковать решили подзаправить изрядно опустевшие канистры, но ни тут-то было - все в ожидании скорого прохождения гонок на собачьих упряжках и, следом, на снегоходах. У трассы уже сложены тюки спрессованной соломы (каюры застилают её снег, чтобы собаки во время отдыха или ночёвки не мёрзли); установлены громадные железные печи для разогрева воды, рядом поленницы дров.
Еле уговорили поделиться своими запасами местного авторитета - он отлил нам двадцать галлонов (76 литров). Помогло обаяние и напористость нашего командора.
Участок до селения Опхир выбил из нас остатки способности воспринимать окружающий мир. Разжившись ещё 25 галлонами бензина, заночевали в паре километров от посёлка.
Выехав утром на развилку, долго обсуждали, куда ехать. Левая ветвь вела на юг в сторону Тихого океана, правая - на север, к главной, прославленной Джеком Лондоном водной артерии Аляски - суровому и хмурому Юкону. И хотя первый вариант укорачивал путь, мы всё же выбрали второй: желание увидеть овеянный легендами Юкон пересилило здравый смысл. Дорога до реки пролегала по лесистому водоразделу. Тайга на Аляске хоть и угрюмая, но чрезвычайно богата зверьём. Мы то и дело видели табунки карибу, одиночных, уже комолых, сохатых. Несмотря на надсадный рёв техники, животные подпускали к себе довольно близко. Освободят дорогу и встанут, спокойно ожидая когда проедем.
Снег перед нашим караваном то и дело взрывали искристые султаны - это, оглушительно хлопая крыльями, вылетали из своих спален куропатки. Их на фоне снега практически не видно - оперение совершенно белое.
Чем ближе к полярному кругу, тем глубже снежный покров. Особенно глубок он в распадках и котловинах - намело ветрами. На водоразделе его заметно меньше. Наверное, поэтому по гребням увалов так много парнокопытных. Как-то, выворачивая из-за туполобого утёса, чуть не врезались в лосиху. Увязая по брюхо в рассыпчатом снегу, она едва успела освободить дорогу. Тяжело дыша, повернула голову и посмотрела на нас с укоризной: мол, поосторожней, ребята!
ПО ЮКОНУ
Село Руби, вытянувшееся на правом берегу реки Юкон, оказалось довольно большим и благоустроенным. Население смешанное. Преобладают алеуты и эскимосы (они по большей части полнотелы, медлительны), есть и индейцы атабаски и тлингиты (эти худощавы, резковаты и менее дружелюбны, к тому же многие пьют).
Здесь, наконец, заправили под завязку и баки, и канистры. Мы, а в особенности водители снежных мустангов, были счастливы. Чтобы не искушать себя соблазном заночевать в тепле обустроенной "жилухи", Костя сразу поддал газу, и мы помчались по обрывистому берегу мимо занесённых снегом домов. Лагерь разбили у высокого скалистого мыса, обрамлённого остроконечными елями. Солнце скрылось как раз тот в момент, когда мы натянули палатки. Но обугленный горизонт ещё долго тлел в огне заката.
Утром благодаря хрустальной прозрачности воздуха удалось обозреть с вершины мыса расширяющуюся вдали пойму Юкона на десятки километров. По бокам и впереди, насколько доставал взор, волновался тёмно-зелёный, уходящий за горизонт ковёр, изрезанный извивами притоков, стариц и густо испятнанный белыми кружочками озёр. По нему величаво и торжественно плыли рваные тени облаков. Я не смог удержаться от восторга и завопил: "Ого-го! Ого-го!" - но белое, беспредельное пространство поглотило мой крик.
Следующий посёлок Гелена приятно удивил городским лоском. Здесь живут преимущественно эскимосы. Рядом с берегом намыта взлётно-посадочная полоса, стоят три самолёта, неподалёку самый почитаемый нами объект - АЗС. Дозаправившись бензином и прикупив хлеба, продолжили путь по накатанному мобайлами и санями снежному тракту.
Закованный в лёд Юкон, беспрестанно собирая притоки, продолжал раздаваться вширь. Горы отступили, их очертания смягчились. Там, где река прорезала очередную холмистую гряду, скалистые берега вздымались на 100-120 метров. С последней сглаженной цепи открылась унылая панорама: покрытая снегом пустыня, оживляемая одинокими монахинями-ёлочками, обнажёнными лиственницами, тонконогими берёзками. Все они какие-то сутулые и корявые. Растут, бедные, заваливаясь в разные стороны, с трудом удерживаясь корнями за мягкую, сейчас заиндевевшую, моховую подушку. Но не будь этих отважных первопроходцев, некому было бы готовить почву для наступления высокоствольных лесов.
Снега всё глубже. Лоси уже еле ходят - проваливаются по грудь. Сделают несколько шагов и останавливаются, чтобы отдышаться.
К ТИХОМУ ОКЕАНУ
На сани взираю с ужасом и ненавистью одновременно - с ними ассоциируются боль и постоянное физическое напряжение: чуть расслабился, и на вираже или яме можешь вылететь на плотно накатанный снег.
Сегодня добрались до "перекрёстка": места соединения северной и южной веток тракта. Объединившись в одну, он покидает долину Юкона и устремляется прямиком к Тихому океану. Лес практически исчез. Если и встречается, то небольшими куртинками. Совершенно лысые, накрытые белыми холстинами, кряжи кажутся безжизненными, но строчки и ямистые траншеи выдают присутствие зверей: зайцев, горных баранов, песцов, овцебыков. Есть даже сохатые. Правда, непонятно, чем они тут питаются.
От мороза и резкого ветра, сбивающего дыхание, из глаз постоянно текут слёзы. Они замерзают на усах, бороде, стягивают рот. Меховая опушка капюшона, брови, ресницы сплошь в искристом куржаке.
Достигнув морского побережья и проехав вдоль него километров шестьдесят, встали на ночёвку. Не успели обустроиться, как при ясном небе на нас с гор обрушилась клубящимся валом пурга. Она словно караулила нашу группу - нагрянула сразу, как только освободили от снега площадку и принялись разворачивать палатки.
Сильнейший ветер, сгоняя с отрогов густые замесы снега, на глазах заносил расчищенный для лагеря круг. Его напор был столь силён, что нам, дабы не упасть, приходилось держаться друг за друга.
Видя, что дело принимает чрезвычайный оборот, Константин дал команду строить ветрозащитную стенку. Вот где пригодились две складные лопаты! Николай с Алексеем нарезали из спрессованного снега плотные, увесистые кирпичи, а все остальные - укладывали их друг на друга с наветренной стороны. Снегоходы и сани поставили для ослабления натиска перед возведённой стеной. Но даже под такой защитой каждую палатку приходилось натягивать вчетвером - трепещущее полотнище вырывало из рук, играющие на ветру дуги никак не хотели заходить в сетчатые проушины.
Ужин готовили внутри палатки, подпирая спинами рвущиеся от яростных порывов капроновые скаты. От заправленной бензином горелки в палатке вскоре стало трудно дышать. Приходилось периодически приоткрывать полог и запускать свежий воздух, сдобренный вихрями снега.
Разбушевавшийся буран то выл голодным волком, то по-разбойничьи свистел, то стонал, как раненый медведь. Ночь тянулась бесконечно... В голове каждого крутились тревожные мысли, невольно проигрывались худшие варианты. Но к утру ветер выдохся, подутих. С трудом пробившись наружу, принялись откапывать палатки, - из снега торчали одни оранжевые макушки. К счастью, обещанный сорокаградусный мороз миновал эти места. Наш метеоролог Николай Коваленко, ежедневно фиксируя всевозможные метеопараметры портативной метеостанцией, ни разу не зафиксировал температуру ниже 32 градусов. Сегодня - минус 21. Сказывается близость океана. В континентальной части всегда значительно холодней. Ветер при порывах достигал 25 метров в секунду, но всё же это был не вчерашний, сбивающий с ног, ураган, хотя тоже пронизывал до костей.
Пронёсшаяся пурга покрыла тракт жёсткими полуметровыми гребнями. Скорость движения сильно упала, но, как только мы преодолели узкий просвет между двух хребтов, высота намётов пошла на убыль, а через километр они и вовсе исчезли. Дорога опять стала чистой, плотно укатанной.
Костя, вдохновлённый попутным ветром, гнал наш ревущий, стреляющий комьями снега табун по выстуженной пустыне с такой скоростью, что тела сидящих в санях окончательно утратили чувствительность, а изредка зарождающиеся в их головах мысли бесследно вылетали на первой же колдобине.
Сейчас, оживляя в памяти всю эту сумасшедшую эпопею и сопровождавшее её сверхъестественное напряжение, прихожу к парадоксальному выводу: именно в подобных "сюжетах" и заключена особая поэзия и романтика экспедиционной жизни. Дома, сидя в мягком уютном кресле, как раз о них чаще всего и вспоминаешь. Но уже с удовольствием и улыбкой.
ОТ НОМА ДО МЫСА ПРИНЦА УЭЛЬСКОГО
База первых золотоискателей - Ном, по северным меркам довольно большой посёлок. Своим появлением он обязан золотой лихорадке, охватившей Аляску, точнее - полуостров Сьюарда*, в самом конце 19 века, когда в ручье Энвил-Крик шведы обнаружили несколько золотых самородков. За два года эта полоса арктической пустыни (ближайшее дерево находится в 120 км от города) ожила. Именно тогда число жителей было рекордным - 20 тысяч человек. Новое рождение, точнее сказать - возрождение, последовало во времена Второй мировой войны, когда через Ном шла по ленд-лизу в Советский Союз военная техника, в основном самолёты.
* Именно он выкупал Аляску в 1867 году за 7,2 млн. долларов. Что интересно в то время эта сделка не встретила одобрения американцев, называвших эту территорию "Русской Моржовией".
По уровню развития инфраструктуры (одних церквей одиннадцать, заправочных станций - три), количеству домов Ном смело можно назвать городом. Тем более что численность населения в настоящее время перевалила за пять тысяч. Здесь даже есть свой памятник - собаке хаски. Возле центральной гостиницы стоит "Столб Мира" на нём указатели: "Лондон 4376 миль", "Россия 164 мили".
Тут нам сразу улыбнулась удача, или, как говорят старатели, подвалил фарт. Первый встреченный нами житель городка оказался эскимосом, сносно говорящим по-русски. Звали его Ила (почти Илья). Узнав, что мы совершаем кругосветное путешествие и завтра отправляемся на мыс Принца Уэльского, он стал уговаривать Костю переночевать в его доме - хоть и на полу, но в тепле. Ему очень хотелось пообщаться русскими из загадочной России. Командор, видя, как загорелись надеждой наши глаза, смилостивился: отступил от железного правила ночевать только в палатках. Пока ехали к дому Илы, навстречу попало человек шесть. Почти все шли шатающейся походкой. Увидев нас, они выкрикивали какие-то непонятные приветствия. Мы вопросительно поглядели на Илу.
- Пьяные! Есть у нас такая проблема, - кивает он головой. - Зато у нас нет преступности, и вы можете спокойно спать с открытой дверью.
Войдя в дом, мы, к разочарованию любознательного эскимоса, не раздеваясь, повалились на расстеленные пенки, - настолько вымотались. На прозвучавший через час клич дежурившего Кости: "Подъём! Ужин готов!" - никто, кроме Лёхи и хозяина, не отреагировал. Я, оказывается, до того был разбит немилосердной тряской в санях, что выделывал носом рулады похлеще Ильи, а он уж известный в нашей команде храпун. Утром ребята долго потешались надо мной. Даже присвоили звание "Лучший храпун Аляски".
* * *
До посёлка Уэйлс добирались, несмотря на безупречно ровный накат по всей трассе, почти двое суток. Илья так увлёкся соревнованием с командором в скорости, что, когда тосол закипел, не сразу заглушил двигатель, и его заклинило. Случилось это где-то на середине пути. Безуспешно провозившись до вечера на морозе и ветру, вынуждены были заночевать. Утром решили, что Костя отвозит Лёху с Колей и всем грузом в Уэйлс и возвращается за нами. Пока завтракали, собирались, перекладывали груз в одни сани, со стороны Нома подъехал вездеход. Он вёз почту и продукты в Уэйлс. Заключили с водителем взаимовыгодную сделку: он подвозит нас до посёлка, а мы отдаём ему снегоход на запчасти. Затолкав его и сани с грузом в кузов, я, Андрей и Лёха разместились на чём пришлось там же. Костя с Колей поехали на исправном снегоходе за нами.
В кузове трясло намного меньше, чем в санях, и мы имели возможность полюбоваться северными пейзажами. Время от времени переводя взор на проём дороги, высматриваем знаменитый мыс: именно у его подножья обосновался посёлок Уэйлс. Несколько раз ошибочно принимали за него выныривавшие отроги. Наконец, показался седоватый горб, упёршийся в бескрайнее ледовое поле Берингова пролива. Первым разглядел его Андрей. Пересиливая грохот гусениц, он прокричал: "Мыс! Ура, ура, мыс!" Лёха, глянув на GPS, кивнул - точно!
Самый западный населённый пункт Северной и Южной Америки встретил нас лаем собак и улыбками розовощёкой ребятни. В их карих глазах сквозило жадное любопытство. Удивило количество детей на дороге. Потом сообразили - детвора шла из школы.
Посёлок представлял собой одну улицу с тремя десятками одноэтажных строений, в которых проживает 156 эскимосов. Дома на метровых сваях. Стены, обращённые к Берингову проливу, заложены до крыши снежными блоками. Здесь нет иных укрытий от стихий кроме длинных и низких домов. Условия для жизни из-за сложных погодных условий здесь очень тяжёлые, но ни у кого из них и мысли нет покинуть этот голый, скалистый, открытый всем ветрам мыс. Живут эскимосы охотой на моржей, белых медведей, рыбалкой. В межсезонье ловят сетками, привязанными к концам длинных шестов, морских птиц прямо на лету. Алкоголь запрещён: эскимосы быстро привыкают к нему.
Вдоль улицы опоры ЛЭП - электричеством обеспечивает собственная дизельная электростанция. В посёлке сухой закон. Туалетов нет - оправляются в плотные полиэтиленовые мешки, которые выносят к дороге, на мороз. Потом их собирают и увозят на вездеходе подальше от посёлка.
Из дома напротив вышли две женщины. Шагали, слегка раскачиваясь и весело чему-то смеясь. На ногах белые меховые унты, из-под отороченного капюшона выбиваются длинные, цвета воронова крыла волосы. Увидев нас, они замолкли и прошли, насторожённо поглядывая. Эта перемена красноречивей слов свидетельствовала о том, что мало они видели от белых поступков, вызывающих уважение и доверие.
Когда мы прощались с водителем, к нам подбежал молодой эскимос и, повторяя одну и ту же фразу, стал тыкать в сторону двухэтажного здания. Оказывается, хозяин этого внушительного строения американец Дэн (он здесь единственный белый - все остальные эскимосы, правда утратившие язык предков) выкупил этот полуостров и теперь собирает с каждого приезжего дань - 100 долларов. Развивая свой экзотический бизнес-проект, землевладелец построил гостиницу и сдаёт одно койко-место за 100 долларов за каждую ночь. Наше появление сулило Дэну хорошие барыши, но Костя, чтобы не платить, приказал разбить лагерь прямо на льду Берингова пролива, между заваленных снегом торосов. До захода солнца оставалось ещё часа два. Мы не удержались - полезли на самую высокую точку мыса Принца Уэльского: гранитного горба, являющегося частью доледникового сухопутного перешейка соединяющего Аляску с Чукоткой, Северную Америку с Азией.
Залитый нежной позолотой заката оледеневший снежный покров, звонко похрустывая под ногами, с каждым шагом истончался. Ближе к макушке он вообще исчез - сдуло ветрами, иссушило солнцем. Каменные струпья покрывала лишь льдистая корка. Чтобы не упасть, последние метры шли, поддерживая друг друга.
Вершина мыса отмечена туром, сложенным из угловатого плитняка и торчащим из него небольшим крестом из двух дощечек, - совсем уж скромно для столь знакового географического объекта. Как-никак - самая западная точка континента!
На нашем мысе Дежнева - самой восточной точке евразийского материка - всё намного солидней: шестнадцати метровая четырёхгранная башня с бронзовым бюстом Семёна Дежнева и чугунной плитой "Семён Иванович Дежнев, 1605-1672", рядом лиственный крест.
Удивительно сходство названий посёлков, стоящих у подножья этих мысов: Уэлен у нас и Уэйлс у американцев. Можно сказать, родные братья. Ничего удивительного: Россия и Америка здесь близки друг к другу так же, как Москва и Истра.
Неподалёку от неказистого тура чернели иглообразные останцы, обрамлённые грудой камней. Согбенные временем и ветрами "костлявые" скалы напоминали одряхлевших старцев. Неслучайно эскимосы называют их "Три старухи". Со стороны пролива они покрыты красиво сверкающей в лучах солнца ледяной глазурью. В одном кармашке между обломков одиноко торчит чудом уцелевшая, изувеченная стужей лиственница.
Закатный свет, разливаясь по западной части небесного свода, попутно окрашивал пурпуром торосистые льды Берингова пролива, возвышающиеся вдали над ними американский остров Малый Диомид (самая западная точка Северной Америки), и российский Большой Диомид (самая восточная точка Азии). Их разделял узкий пролив шириной 1200 метров, по которому кроме государственной границы проходит линия перемены даты. Чуть дальше проступает сквозь синеватую дымку мыс Дежнева. (Редкий случай - ширина пролива 86 км!). Воздух заполняли мельчайшие кристаллики льда. Они летали, кружились, вспыхивая розовыми блёстками в прощальных лучах завершившего трудовую вахту светила. И такая тишина царила вокруг, что казалось, слышно, как перешёптываются между собой окаменевшие "старухи".
Как ни хотелось подольше насладиться покоем и скупыми, хрупкими красотами севера, подступающие сумерки и усиливающийся мороз побуждал к спуску. Но прежде следовало запечатлеть флаги России и РГО на столь знаковой точке. Увлёкшись этим ответственным делом, мы не сразу заметили, что из-за гряды скал за нами внимательно наблюдают заросшие шерстью, свисавшей густыми космами до самой земли, овцебыки. Их угрожающие позы и угрюмое выражение морд красноречиво свидетельствовали о нежелательности нашего присутствия на принадлежащей им территории. Благоразумно обойдя стадо стороной, мы поспешили в лагерь.
Вот и тучи на горизонте почернели, лишь нижний край над Чукоткой охвачен закатным пожаром: хотя солнце скрылось, они, подсвеченные снизу, всё ещё горят оранжевой ленточкой. Сглаженные зубцы российских берегов, за которыми скрылось солнце, обуглились.
Перед сном вышли полюбоваться уже ночной панорамой - когда ещё побываешь на этом краешке земли! На чёрном небосводе густо мерцали ярко начищенные звёзды. Медовая, растущая луна, поскитавшись между ними, убежала за горизонт, догонять подружку. Сразу стало темно - хоть глаз выколи. Зато из открывшихся тайников высыпала уйма новых звёзд. Следом по искристому бархату пробежал бледный сноп света, и почти сразу заиграли зеленовато-сиреневые сполохи, похожие на складки гигантского занавеса, покачиваемого ветром. Его извивы то сходились, то расходились, разгораясь всё ярче и ярче. Эти волнообразные колебания сопровождались идущими из неведомых глубин шорохами и свистом переменной тональности. Когда сполохи охватили половину свода, они внезапно погасли, и небо опять стало угольно-искристым, но через непродолжительную паузу вновь радужно заиграло причудливо закрученными лентами и вьющимися языками холодного пламени. Илья стоял, покачиваясь, иногда дирижируя руками только ему слышимому оркестру.
Не успели мы налюбоваться этой феерией, как небо погасло. Через минутку, на этот раз совсем ненадолго, оно озарилось бьющими из тьмы серебристыми зарницами и потухло. Но мы ещё долго стояли среди наступившего безмолвия под впечатлением незабываемого представления, имя которому северное сияние. Что интересно, Илья всё это время покачивался, устремив отрешённый взгляд в неведомую, колдовскую глубь вселенной. Когда сияние погасло, он воскликнул:
- Какая чарующая мелодия!
Много лет проживший на Севере Костя пояснил:
- Похоже, наш Илья наделён сверхчувствительностью - слышит "песню" северного сияния. Ненцы называют её "зовом предков". На такой сверх чувствительности, кстати, основан и шаманизм - во время камлания от издаваемых бубном низких, басовитых звуков у человека возникает неосознанное стремление повиноваться. Я это на себе испытал в чукотском стойбище. Необычное, надо сказать, состояние.
ВНОВЬ АНКОРИДЖ
В Анкоридж вернулись на самолёте. Путь, который на снегоходах героически преодолевали шесть дней, на самолёте занял меньше двух часов. Чтобы не расходоваться на гостиницу, вновь воспользовались гостеприимством наших соотечественников. У Ильи Иванова поселились Костя, Алексей, Николай и наш Илья. А у обладателя редкой фамилии Кердей, прекрасного баяниста, потрясающе щедрого человека - дяди Димы, мы с Андреем.
06 марта.
Сегодня с заснеженного озера Уиллоу тридцать девятый раз стартуют знаменитые собачьи гонки "Айдитароуд". Они считаются самыми экстремальными и протяжёнными в мире. Поскольку Костя с ребятами заняты поиском машины (я в этом деле не помощник: в автомобиле знаю лишь руль и две педали), командор разрешил мне поехать с Виктором посмотреть это экзотическое зрелище.
Уже за два километра до озера вся обочина дороги и все стоянки забиты автомобилями. Пока искали, где притулиться и продирались сквозь толпу на лёд, первые упряжки уже стартовали. Их выпускали с интервалом в три-пять минут. В каждой упряжке по 12-14 собак. В основном голубоглазые хаски, но были и неказистые дворняги. (Хаски благодаря густому, пушистому меху и невероятной выносливости в большой цене на Аляске.) Запряжены собаки в сани-нарты парами. На ногах "мокасины" из плотной ткани или кожи - чтобы не резали лапы о жёсткий наст.
В Европе обычно запрягают три, максимум четыре пары, а здесь же из-за протяженности маршрута, в два раза больше: иначе собаки не выдержат двухнедельную гонку до Нома. По обе стороны дороги за сетчатым ограждением тысячи зрителей, большинство с детьми. Подбадривают, кричат. Всем весело. Много телекамер. Судя по бейджикам, кроме местных, телевизионщики из Японии, Норвегии и даже Новой Зеландии. А фотоаппараты у каждого второго зрителя. Вокруг на белоснежной равнине озера палатки, вигвамы, рядом столики с термосами, раскладные стульчики, снегоходы.
Как только звучит в динамике команда "Старт", погонщик поднимает воткнутый в снег остол (тормоз) с железным наконечником, и собаки, с неистовым лаем уносятся вслед предыдущей упряжки. Некоторые, правда, поначалу бегут с ленцой, без азарта, но, размявшись и войдя во вкус, начинают слаженно наращивать темп. Всего при нас стартовало 32 упряжки. Бежать им до Нома кому полторы, а кому две недели! Да и не все добегут! Среди гонщиков, одетых в арктические куртки на меху, разглядел несколько женщин. Одна совсем молоденькая, с толстыми русыми косами и до того красивая, что мелькнула мысль: "Не из русских ли?"
Обратно сорок километров до Василлы ползли три часа! Все автомобили тупо выстроились друг за другом в одну многокилометровую колонну, хотя ширина дороги позволяла ехать в два ряда в обоих направлениях. Но нет - никто никого не обгоняет. Не творческие всё же люди американцы! Когда уже въехали в город, и пробка рассосалась по улицам, нас тормознул пристроившийся сзади и долго сидевший на хвосте полицейский. Ему показалось, что мы превысили скорость, но Виктор твёрдо и уверенно стоял на своём: "Я ничего не нарушал, ехал чётко в соответствии с требованиями знаков". Поскольку у полицейского не было радара, подтверждавшего обвинение, ему пришлось отпустить нас.
10 марта при активном содействии Ильи Иванова удачно, всего за 2000 долларов, купили у наркомана, страждущего очередной порции кокаина, семиместный заднеприводный автомобиль "Сафари", выпущенный компанией "Дженерал Моторс" в 1997 году. Ребята из автосервиса провели ревизию и определили, какие запчасти потребуются для восстановительного ремонта. Они же взялись доставить их за сутки.
Чтобы сэкономить финансы, ремонт решено было делать своими силами в любезно предоставленном Ильёй Ивановым тёплом гараже. Поскольку драндулету уже 14 лет, он проржавел настолько, что ребятам то и дело приходилось прибегать к помощи зубила с кувалды. Я, чтобы не мешаться, ещё с вечера сговорился с Сергеем Натёкиным ехать на поиски глухой староверческой деревни Берёзово, затаившейся вдали от основных дорог. Мне очень хотелось увидеть своими глазами, как живут на Аляске последователи огнепального протопопа Аввакума, хранящие на чужбине верность не только древлему православию, но и русской культуре вообще.
Где находится их поселение, Сергей знал приблизительно, и мы долго безуспешно плутали по глухим просёлкам. И проплутали б ещё, не заметь на лесной дороге бабусю в белом платке, рассекавшую на РАФ-4 свежевыпавший снег. Коль в платке - стало быть, староверка, решил я. Дабы не смущать женщину, дождались, когда машина скроется за деревьями, и поехали, придерживаясь рассыпчатой колеи.
Через полчаса, миновав буреломный лес, увидели среди атласных берёз строения. У въезда в деревушку стояло длинное здание с табличкой на русском "Школа". Тут же, у крыльца стоял и РАФ-4. Осторожно постучали в дверь. Открыла та самая "бабуся" в длиннополой юбке с множеством оборок. И вовсе не бабуся, а молодая, улыбчивая женщина - местная учительница, Антонида. Узнав, что я из России, обрадовалась, пригласила нас в кабинет. Усадив за отдельный столик, достала разовые бумажные стаканчики, налила брусничного морсу, нарезала ломти свежеиспеченного, с хрустящей корочкой, хлеба:
- Отведайте нашего кушанья! Токмо испечён.
Мы из вежливости пытались отказаться, но Антонида мягко настаивала:
- Что ж вы такие стеснительные. Откушайте, а то я плохо думать буду!
На вкус хлеб отличался от привычного нам. Заметив наше удивление, она с улыбкой пояснила:
- Мы в опару молотый перец добавляем.
Когда мы собрали со стола в ладошку даже крошки, довольная Антонида провела нас в класс, общий для всех двадцати двух учеников. Вторая учительница, постарше возрастом, как раз что-то объясняла им.
Большинство детей с чисто славянской внешностью: русоволосые, со смышлеными, живыми серо-голубыми глазами. У всех старинные имена: Дарья, Нил, Лукьян, Прокоп. Сидят каждый за отдельным столом, отгороженным от соседних невысокими перегородками. Учебная программа построена так, что с первого класса прививаются навыки самостоятельной работы. Учитель подключается, лишь когда ребёнку что-то непонятно. Физику, химию дают поверхностно. Основной упор делается на математику, геометрию, историю, литературу, русский, правоведение. Уровень получаемых знаний у детей настолько высок, что Ульяна Фонова и Епифан Реутов в прошлом году на олимпиаде по русскому языку в США были отмечены золотой и серебряной медалями. В этой школе кроме обычных каникул не учатся ещё семь дней на Пасху.
Чтобы не отвлекать детей, я попросил учительницу познакомить меня с кем-нибудь из знатоков истории общины. Антонида вздохнула: "Ноне все мужики в море" и предложила пообщаться с дедом Ермилом - единственным из глав семейств, кто сейчас дома.
- У нас нельзя чужим в избу, ежели хозяин в отлучке. А он радый будет. Оба сына, что с ним живут, в море. Сноха с бабой Марфой к внучке поутру уехали.
К дому Ермила шли по натоптанной снежной тропке, вьющейся между стоящих вразброд среди леса аккуратных домов. Деревня оказалась небольшой - девять, как сказала Антонида, "дымов". Вид изб несколько озадачил - построены не из брёвен, а из дощаных щитов, между которых проложена теплоизоляция. Во дворах образцовый порядок, почти во всех по три-четыре ухоженные пуховые козы: для молока и пряжи.
Дед Ермил сидел в сенях на оленьей шкуре и, склонив посеребрённую голову с окладистой бородой, тесал из березовой заготовки топорище. Природа, похоже, кроила его по особому заказу: крупная, несколько тяжеловатая медвежья фигура, покатые плечи, узловатые пальцы натруженных рук.
- Здравствуй, радость моя, - сипло пробасил он учительнице.
На меня же, худосочного очкарика, только настороженно покосился. Антонида низко поклонилась и пояснила цель визита. Узнав, что я писатель, участник российской кругосветной экспедиции, да ещё автор двух романов о староверах, удостоенных нескольких всероссийских премий, и собираю материал для третьего, старик заметно помягчел. Испытующий взор стал доброжелательным. Он не торопясь снял фартук, разгладил сивую, похожую на лопату бороду и пригласил в дом. Сам прошёл вперёд твёрдым, во всю ступню шагом.
Здесь уже чувствовался русский дух: три стены чисто выскоблены, "глухая" разрисована охрой - пышные цветы на фоне затейливого орнамента; неокрашенный, плотно сбитый пол оттёрт песком добела, на нём тканые дорожки; в углу над столом божница, заставленная иконами, рядом, на деревянном гвозде, лестовки1. У окна ткацкий станок, прялка, тут же в берестяном коробе клубки пряжи.
Пока я оглядывал внутреннее убранство, дед Ермил надел за перегородкой белую рубаху, расшитую по краю красными нитками, затянул поясок с кистями и приставил самовар к трубе, выведенной в печной дымоход. Вскоре мы, прихлёбывая заваренный из толчёных плодов шиповника чай (мне, как я успел заметить, хозяин достал отдельно стоящую гостевую кружку), беседовали об их житье-бытье на Аляске.
- Ну, коль имеешь интерес, слушай. В этих краях мы недавно, с 83 года. Наши корни, вообще-то из Тамбовской губернии, но как послабление вышло2, так вся обчина на Дальний Восток перебралась, - землю щедро давали, до ста десятин3 на семью. Мой дед со всей оравой под Владивостоком надел получил. При большевиках им пришлось всё бросить и в Китай податься. Там я и родился.
- Фантастика! Я ж, дядя Ермил, тоже в тех краях 20 лет прожил. А вы не помните, из какой деревни ваши?
- Вот это да тебе! Антонида, гляди-кась - гость-то земляк почти!
- Поистине пути Господни неисповедимы!
- Из Смирновки, недалече от Раздольного. Слыхал?
-Про Смирновку не слышал, а вот в Раздольном бывал. Мой однокурсник оттуда - ездили к его родителям в гости... А на Аляске-то как оказались?
- Ну, слушай дале. Из Китая перебрались сперва в Бразилию, опосля в Николаевск - то в штате Орегон. Там много брата с нашего стада и поныне, да простору в нём маловато. Засим сюда и уехали - здесь, на воле, жизнь в радость. Жительствуем по большей части рыбалкой. Промышляем в море-окияне за 150-200 верст отсель. Я, правда, ужо не ходок - ноги подводят. Вот столярничаю, пимы из руна кому потребно катаю. За выход робята сетями до 600 пудов берут - то пока море не встанет. А ежели мороз вдарит так, что море льдом покроет, на перемёт начнут. Наживку - на крючья, а лесу сквозь лунки тянут. Рыба, слава Богу, кормит, но всё тяжельче. Сам посуди: цена на горючку за 10 годов выросла с доллара до четырёх, одначе на рыбу без перемен. А ещё за промысловую лицензию заплати, катер и каждого, кто в море ходит, страхуй. В остатке - токмо на хлеб. Но Господь милостив, покуда без скудобы обретаемся.
- Ну что вы, деданя, всё про мужиков. Гость ещё подумает, что бабоньки без дела сидят, - встряла Антонида.
- Так и расскажи. Я, что ль, против?