Её пунктуальности на Крайнем Севере стоит позавидовать:
чтоб хоть денёк она отдала лету? Ни во веки веков.
Она властна, горделива, всегда надменна и сурова.
Жителям Санкт-Петербурга сейчас необходим искусный дипломат,
чтоб выбил пару недель Бабьего лета.
Сентябрь обронзовел листву, поспешно собирает её в мешки для уборки с глаз.
Вода для дождя не кончается, словно ее собирают с земли в пластиковые красные вёдра и снова поставляют на небеса, чтоб лило непрестанно - такая задача у небесных работников.
Стрелка Васильевского острова. Зонты любующихся прохожих то распускаются - перевернутые чашечки тюльпана, то исчезают в густом тумане.
Если ты, дорогой друг, не нашёл за лето верного спутника, то мне жаль твои холодные руки: одному как согреться? Ведь нитка, втрое скрученная, не скоро порвётся.
Девушка идёт в обнимку с ветками рябины с рыжими гроздьями,
полуметровыми, в крафтовой обёртке, а в сумке огненные хризантемы.
Жар гроздей и пламя языков-лепестков ещё жарче на фоне серого неба,
густого тумана, молочной пелены над водой.
Ближе к ночи.
Город словно двойник того, что видишь днём,
город Љ2, как в зеркале отраженный - не узнаёшь привычные черты.
Ночью всё становится иным.
Разноцветная слякоть. Свет от фонарей, фар, зеркальных поверхностей кузовов автомобилей, мокрого асфальта множится, летает, появляется, исчезает.
Набережная Макарова.
За день четыре раза попал под дождь.
То мелкий бисер, то скорая крупа.
Завидев двух гранитных львов - не стал жаловаться:
они ни с места, только открытое небо и шёпот воды:
Казалось б, пора остыть - сентябрь, но такие жарко-летние воспоминания неизбывны. Закрою глаза, вижу солнце, залив, льняные рубашки и хлопковые брюки.
Белье сушится на веревке еле колыхаясь. Сладкие фрукты, лимонад, терраса дома. Утро, я наливаю нам свежий кофе. Босы ноги вскоре ощутят колючую тропу к воде, горячий песок, а дале холодную воду.
Облака покойны, еле движутся.
Наверняка, выйди в другой день к пляжу,
они там же и будут висеть.
Тёплые плечи и песок в волосах.
Фотографии на память.
Повсеместно осколки ракушек,
чайки и трясогузки оставляют следы на песке.
Высокое небо с дымно-малиновой кромкой.
Залив замер, воздух недвижен,
выдаёт жизнь только пульс на её шее,
который отсчитывает скоропроходящий день.
И щемит сердце от того, что чувствую,
скоро закончится вечер;
он тает, как кусочек сахара в гранёном стакане чая.
Я читал ей вслух Набокова,
пока небо сливалось с водой вдалеке.
Песок на заливе - крошки крекеров с солью.
День остывает. Вонзаешь руку в песок и дивишься, как он бережно хранит тепло глубоко в себе от солнца, которое ласкало его весь день. Так и с любовью: она напитывает человека и, чтоб ни случись, согревает его даже в самые суровые годины.
Бредет вдоль залива парочка на босу ногу, у неё в руках гортензии и полевые жёлтые цветы. Он что-то полушёпотом рассказывает.
Безветрие.
"Пошли есть жареную картошку с мидиями?""
Всплеск серой воды.
Один лев, улыбается, верит мне.
Замечаю, глазами чаще моргает - хочет спать,
по-кошачьи сладко зевает.
Луна пробирается сквозь чёрный бархат тумана -
ей трудно держать свой путь.
Ночь, как жжённый мёд, внезапно залила всё вокруг.