Аннотация: "Вы что - совсем не гадаете? Ни по гуще, ни по звёздам, ни по тушкам голубей, ни по яйцам носорогов? ...Мысли только читаете? Не только читаете, но ещё и пишете? Мысли? А посылаете? Понял."
Полина Модестовна и Томский
Полина Модестовна Протасьева несколько лет назад поступила слушательницей в Санкт-Петебургский Женский медицинский институт, но вскоре непреодолимые семейные обстоятельства - смерть отца, затем болезнь и смерть матери - потребовали её возвращения в Москву, где состоялось знакомство с Наталией Юрьевной Чёрной и её внучкой Аполлинарией Гавриловной.
- Пожалуйста, Катерина Афанасьевна, поскорее! Опаздываем же... Пока мы с вами тут копаемся, Аполлинария Гавриловна успела и билеты купить, и, поджидая нас подле тринадцатого вагона, с начальником поезда вдосталь разругаться, и выкурить вторую пахитоску....
Катенька, горничная "Poe&Poe", которая в это самое мгновение уже попала было ключом в замок, снова выронила всю связку на пороге - да так неудачно, что самый нужный ключ слетел да и куда-то закатился вместе с очками. Она, давно привыкшая к тому, что её хозяйки знают всё, что происходит - да и чего уж мелочиться, вообще всё - каждый раз поражалась, как в первый.
- В самом деле в тринадцатом поедем, Полина Модестовна?! А и нехорошо-с, число-то какое...
- Ну, ежели вы ещё минут десять поохаете да попричитаете, Катерина Афанасьевна, не поедем ни в каком!
- Правда... А вот и господин Томский на извозчике мчатся! Как вовремя-с!
Полина Модестовна, раскрасневшаяся до неприличия, растрёпанная, со сдвинутой набекрень шляпкой, никак не подходящей ни по фасону, ни по фактуре, ни по цвету к её дорожному платью, ползала на коленях в поисках ключа и двух пар очков - своих и Катерининых. Последние полчаса она только и делала, что непрестанно сигналила Илье Петровичу Томскому, моля о помощи.
Человек добрый и решительный, Томский принимал в судьбе молодых дам сердечное и любое всевозможное участие. Илья Петрович - студент, единственный наследник побочного сына князя Ухтомского, у коего, как известно, в законном браке рождались одни дочери - жил неподалёку. Прошлой зимой он впервые узрел Полину Модестовну и Аполлинарию Гавриловну при пожаре. Обе дамы в неглиже, опередив слуг, родителей и урядников с приставом бросились тушить огонь, а одна из них нашла уже впавшего в беспамятство от дыма Илью и вытолкнула в окно, тем самым, сохранив ему жизнь.
Тогда же князь Ухтомский, благодарный за чудесное спасение родных, выхлопотал госпоже Протасьевой и госпоже Чёрной высочайшую аудиенцию у государя императора. Молодых дам наградили деньгами и пожаловали двухэтажный особняк, расположенный на той же улице, где жили Томские. Для парапсихологической помощи населению, а также исследований и экспериментов в области пси-феномена и телегнозиса. С тех пор в особняк, на котором появилась английская вывеска "Poe&Poe" - символичная дань увлечению творчеством Эдгара Алана По - стал притягательным для обитателей Москвы, а также Санкт-Петербурга. К двум По частенько заезжали ученые и военные, члены императорской фамилии, а также иностранные гости без счёта.
Илья Петрович Томский старался при случае попадаться молодым дамам на званных вечерах. А поскольку две По выходили в свет гораздо реже, чем и куда были званы, то Илье Петровичу ничего не оставалось, как прогуливаться в любую погоду под их окнами. При этом господин Томский вид имел задумчивый и неизменно печальный.
При малейшей возможности две По старались сочетать свои прогулки с прогулками Ильи Петровича, что, вследствие их собственной занятости и занятий самого Томского, удавалось нечасто. И только когда Илья Петрович, воспользовавшись удачно обнаруженным родством князей Ухтомских и Ушатых, коим принадлежала бабушка Аполлинарии Гавриловны Наталия Юрьевна, к тому моменту покойная, не замедлил явиться на правах дальнего родственника, они стали общаться более-менее свободно.
- Полина Модестовна, да поднимитесь вы, Бога ради! - Томский со всем почтением, но абсолютно не церемонясь, подхватил госпожу Протасьеву и водрузил в коляску, куда следом впрыгнула горничная с двумя картонками. После чего помог установить два чемодана и клетку с котёнком, поднял ключ и две пары очков - Полины Модестовны и Катерины Афанасьевны - запер дверь и уселся рядом.
Щёки Полины Модестовны заалели ещё ярче, её робкая, счастливая улыбка бабочкой вырвалась из сердца. "Спасибо, Илюша. Ну, что бы я без тебя..."
- Надеюсь, Вы позволите проводить вас? - Илья Петрович, смущённый под стать своей спутнице и не избалованный даже мысленной её нежностью, взглядом было устремился за бабочкой Полины Модестовны... Но мигом же опомнился, с ужасом покосившись на часы.
- Трогай, милейший!!! Привезешь, как договаривались, получишь вдвое!
Аполлинария Гавриловна и отец Илларион (Бартенев)
Аполлинария Гавриловна Чёрная - известная московская красавица с огромным приданным, умница и строптивица - в шестнадцать лет, пережив летаргию, а может, затяжной обморок, очнулась, вопреки ожиданиям семьи и врачей. Причем очнулась не только здоровой, пролежав без признаков дыхания и сердечной деятельности, по словам лекаря, не менее 5 часов, но даже более энергичной и бойкой, чем ранее.
- Дас ист абсолют уу-унмёглих! - Иван Фёдорович Бахер, старенький лекарь Чёрных, от удивления забыл русский язык, а латынь почему-то не вспоминалась, когда Аполлинария, освидетельствованная им со всей немецкой дотошностью и тщанием, изрядно похолодевшая в нетопленной комнате, бледная до синевы, восстала из-под кружевной простынки.
Ему-то первому, как поговаривают, Аполлинария Гавриловна и послала свою знаменитую мысленную депешку, о содержании коей нам неведомо. Судя по реакции, Бахер депешу с успехом получил, забормотал в ответ извинения и чертыхания, заплакал - да и запил на неделю. А после немца то ли переманили, то ли уехал куда, что более вероятно, так как лекарь славился погибельным пристрастием к зелёному змию. Сия же склонность если и прощалась русскому человеку, то уж от немца терпеть никто не желал вовсе.
Да только с того дня барышня взялась сама пользовать не только себя самоё, но и бабушку, и крестьян, а также всю живую тварь в округе... Чем вызывала благодарности и похвалы молодого священника - отца Иллариона - и здоровое возмущение местных дворян.
Поначалу-то никто ничего особо дурного в том не видел, что Аполлинария Гавриловна после всего с ней приключившегося отказалась от Москвы и заперлась в деревенском поместье безвылазно. Но когда спустя три года барышня объявила, что венчается с отцом Илларионом - и немедленно, потому как ждать более нету её сил, Наталия Юрьевна решила, что не позволит любимой внучке в неполных двадцать лет закончить попадьёй.
Как выяснилось, отец Илларион и помыслить не смел о такой чести, хотя и не скрывал, что Аполлинария Гавриловна представляется ему чистым ангелом во всех отношениях, что особенно раззадорило и без того сражённую новостью бабушку.
- Это в каких-таких отношениях, святой отец? - приговаривала Наталия Юрьевна, крестясь. - Ишь чего ваши парадушевные феномены сотворили!
Дело закончилось тем, что сердце Наталии Юрьевны дрогнуло и она пообещала, что если через ещё три года молодые люди испросят её благословения, она им не откажет. А пока увезла Аполлинарию Гавриловну в Москву, где всячески пыталась переключить нарядами да развлечениями, да только всё без толку. Внучка совершенно потеряла интерес ко всему, кроме молитв и депешек любезному Иллечке и, словно узница, отмечала крестом всякий наступающий день.
Однако в первое же лето Наталия Юрьевна повлекла Аполлинарию Гавриловну в Ниццу, второе лето они провели в Баден-Бадене, третье - во Флоренции. А четвертое - ... То ли от чрезмерных приключений, то ли от страха за судьбу Аполлинарии Наталию Юрьевну в ночь перед возвращением в имение хватил удар, который приковал её к постели до зимы. А перед самым Рождеством Христовым, когда Наталия Юрьевна попыталась встать, терзаясь отчаянием внучки - больная женщина в довершение несчастий ещё и сломала ногу.
Шли месяцы, здоровье Наталии Юрьевны не улучшалось, а Аполлинария Гавриловна, которая самостоятельно пыталась вылечить свою бабушку, сама слегла. И тут к ним снизошла Господня помощь в образе Полины Модестовны, которая, будучи премного поражённою сим телепатическим событием, получила горячечную депешу от не известной ей ранее Аполлинарии Гавриловны. Госпожа Протасьева разыскала дом Чёрных, куда и не замедлила явиться со срочным визитом.
И слуги, и Наталия Юрьевна сразу же отнеслись к милой гостье как к своей спасительнице. И было чему ликовать - искусная лекарка, опытная ассистентка военного хирурга, она за несколько часов сумела облегчить страдания бабушки и поднять на ноги внучку. И при том нашла себе не только семью, которую потеряла со смертью родителей, но и подругу - и что совсем уж замечательно - обладающую такими же необычайными способностями, что и она сама.
Срочная парапсихологическая помощь
Не успели все нарадоваться столь счастливым обстоятельствам и друг на дружку, как обеих телепаток постигло горе. Наталия Юрьевна, умиротворённая тем, что её любимая Поллинька обрела старшую сестру в лице её второй любимой Полиньки, преставилась с улыбкой на устах. Из имения в Москву в тот же вечер прибыл отец Илларион и поддержал обеих сирот молитвами и душевной заботой. Было решено, что всё, завещанное Наталией Юрьевной Полине Модестовне Протасьевой, а также состояние князей Чёрных, которое получила по завещанию бабушки Аполлинария Гавриловна, пойдёт на организацию Российского института парапсихологии.
- Год, один только год - и мы с вами обвенчаемся, Аполлинария Гавриловна, - отец Илларион держал свою Поллиньку в объятиях и от избытка чувств к невесте едва держался на ногах. - Семь лет ждали, дорогая, чего уж теперь-то... Господь укрепит, не плачьте, у меня самого сердце рвётся расстаться с вами хоть и на миг... Нет, что вы, никак это невозможно, как же вы такое обо мне... Да не потому, что не люблю! Больше жизни своей люблю, прости Господи, просто обожаю, как люблю!!! А потому что нельзя без венчания... Потерпите, я вот терплю же... а тяжко, сил нет, как тяжко терпеть, чтобы не поддаваться вашим глазам, губам, пальчикам... Господи, спаси, сохрани и помилуй нас, грешных! Господи, спаси!!! Да не от вас, Бог с вами, Аполлинария Гавриловна, от грешной природы нашей... Ну, хорошо, один только поцелуй, Поллинька, только один - и прощайте, родная!.. Всё-всё, Аполлинария Гавриловна, экие вы страстные, всю душу вынули своею ласкою, всё... Храни Господь!
Между собой молодые дамы почти что не переговаривались. Да и с теми, кто был способен принимать их депешки, тоже, потому что на словесные или письменные ответы, в свою очередь, отвечали снова мыслями - чем приводили в совершеннейший восторг своих многочисленных "экзаменаторов", поклонников талантов и наблюдателей. А также и всем страждущим, кто был вынужден телепатически тревожить Полину Модестовну и Аполлинарию Гавриловну своими проблемами и просьбами, посылали телепатические сообщения.
Все телеговоры, равно как и досье на всех телеговорщиков, хранились в надёжном сейфе, изготовленном в Лондоне по специальному заказу.
"У нас четыре трупа, дамская перчатка и шкатулка. Надо бы рассмотреть получше, что там внутри. Как где? В доме с трупами. И в шкатулке. Что? В доме - пусто, в шкатулке - фамильные бриллианты? А перчатка? Трупов нет? Драгоценности же, напротив, есть? Срочно пошлите пристава проверить, господин урядник... Всё так? Великолепно, сударыни, блестяще, поздравляю!"
"Не убивал? А кто убивал? Не видите? Вам нужны вещи или кровь, а лучше и то, и другое? Будет. Это дело - чрезвычайной важности, поверьте. И сохраните, пожалуйста, всё, вами добытое, в полнейшем секрете."
"Вы что - совсем не гадаете? Ни по гуще, ни по звёздам, ни по тушкам голубей, ни по яйцам носорогов? А как? Ясно. Прошу прощения. Мысли только читаете? Не только читаете, но ещё и пишете? Мысли? А посылаете? Понял."
"Рушится. Всё рушится. Русь в огне... На венец терновый государь наш сменит корону, и предан будет народом своим... Бунт и война, казни египетские..."
"Скажите, а как насчет спиритических сеансов? Никак не практикуете? Ни даже за очень большие деньги? Жаль-жаль... Да граф-то давно уж помер... Не выходя из темницы. Бедный Калиостро... И к Сен-Жермену не записываете?"
Обе молодые дамы, уставшие от своей телепатической деятельности и женского одиночества, всеми силами души мечтали о лете. Аполлинария Гавриловна потому, что это было лето её свадьбы с Иллечкой, а Полина Модестовна - потому что надеялась уже в июле, ну, в крайнем случае, в начале августа объясниться с Илюшей, который, конечно же, не удержится, чтобы не проводить их в имение. Сначала до вокзала увяжется, чтобы проследить, сядут ли в тот самый вагон; после нечаянно застрянет в поезде; потом уж и вылезать будет глупо. А там и останется погостить сначала на недельку, потом на другую и третью, а там и...
И госпожа Протасьева, и госпожа Чёрная знали доподлинно, что отдыха им в деревне уж точно никак не светит, но это их нисколечко не огорчало, потому что впереди была любовь, приключения, лесная ягода: земляника, черника, малина; грибы, купания и всё феноменальное, что есть в самой обычной жизни.