Краснослободский Александр : другие произведения.

700kb (Хроники одной души)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мистика, приключения, история. В сюжете - торг героя с дьяволом.
  
  
  
   "700kb"
   (хроники одной души)
  
  
  
  
   Увы, не благосклонен небосвод.
   Что не захочешь
   все наоборот.
   Дозволенным, Господь не одаряет,
   А недозволенного
   Дьявол не дает.
  
   (Словам Хайяма, за немногим - тысяча лет)
  
  
  
  
   Больше миллиона лет назад, в результате землетрясения, раскололся горный массив и его многокилометровая цепь переломилась на две части образовав глубокое ущелье - сай.
   Пройдет немало лет, прежде чем это ущелье обживут люди. Но и это - "не мало", выглядит значительно большим, чем то временное расстояние, которое разделяет нас, ныне живущих, от рождения Спасителя.
   Я начинаю свой рассказ с описания маленького кусочка земли, где на протяжении многих веков жило одно племя. Это ущелье стало их родовым гнездом и в современный мир они вошли, сохранив уклад и многовековые традиции.
  
  
  
  
  
   * * *
  
   ... Устроив обвал, с шумом и криком, перекрыв тропы отхода, охотники загоняли стадо горных коз на стык троп. Перепуганные животные мчались вверх по широкой уходившей вверх тропе. Через сотню шагов козы замерли на распутье.
   Вправо - короткий, в пять шагов подъем, заканчивающийся обрывом. Прямо - узенькая дорога в кишлак, вросший в каменную плиту, что лежит в основании раскола. Но дорога перекрыта каменным валом, а на нем люди с дубинами. Влево от насыпи, мимо ниши-пещеры, широкая тропа уходит в сквозную каменную щель, в конце которой, виднеется надеждой на спасение, пестрый луг.
   Вожак насмерть перепуганного стада, огромный старый козел, выбрал путь спасения. Он повел стадо в щель.
   Миновав каменный коридор и выскочив на луг, животные оказались в ловушке. Выход был только один - коридор той самой щели. Природа в вертикальной стене горы образовала каменный стакан - замкнутый амфитеатр. В древнем Риме отдали бы многое, чтобы посмотреть на местный гладиаторский бой...
  
  
  
   Глава I часть-1
   Север Афганистана IV век до Р.Х.
  
   ... Но вместо тысяч глаз зрителями были только вождь племени и шаман. Отец и сын. Они следили за охотой со ступени на высоте десяти локтей.
   - Ты посмотри, что сделали эти люди с моим тотемом? - шаман беспомощно развел руками, - чужие сломали мой тотем. Щель камнями привалили, шакалы, а кости распихали по дырам и глиной замазали.
   Старый вождь услышал в голосе сына горечь и возмущение.
   - Какой позор, что я скажу людям?
   Глаза шамана увлажнились, но вождь оставался спокойным. Он с пониманием выслушал сына и произнес:
  
   - Скажи соплеменникам, что ты сам это сделал. Это нужно нам, чтобы на луг больше никогда не заходили чужие люди. А кто тронет тотем - сам умрет смертью дикой и весь род загубит.
   Шаман с надеждой посмотрел на вождя.
   - Но это же обман. Я этого не делал! - выдавил он сквозь зубы.
   - Делал - не делал, разницы нет. Главное, чтобы твой бывший тотем охранял то, что находится за ним! Рано или поздно, люди придут за тем, что спрятано в камнях.
   -Хорошо, - согласился шаман, - я скажу племени, что это решение мне подсказали Боги. Но ты, отец, тогда разрешишь Джамо сразиться с вожаком стада. Джамо крепкий и достойный охотник. Ему нужно показать племени свою силу.
   Шаман вновь глянул на поруганный тотем и, выругавшись, сплюнул под ноги. Почувствовав на себе осуждающий взгляд отца, он прикрыл глаза рукой. Свет солнца не был таким ярким, чтобы этот случайный жест мог остаться незамеченным для вождя.
   - Достойный, говоришь. А давно ли? Сейчас он сам себя покажет.
   Старейшина рода спрятал улыбку и отвернулся от шамана.
   - Джамо покажет? - спросил с недоверием шаман.
   - И Джамо, ...тоже покажет.
   Причина ясна. Шаману нужен помощник в делах и муж красавице дочери. Вождь посмотрел на шамана своим особым серьезным взглядом. Так сразу и не поймешь, что старейшина рода имел к случаю, собственные планы.
   - Я слышу гон. Похоже стадо уже на пути к Зобу Дьявола, - сказал шаман и поднял с камня бубен. Он подошел к краю плиты-ступени и наклонился, чтобы лучше видеть выход из каменного коридора.
   - Отец, я не доверяю этому человеку, - тихо сказал шаман всматриваясь в темноту коридора. - Не наш он. Чужой.
   Вождь печально покачал головою. Сын прав, но существует и понимание, которого шаман пока не видит, а это значит, он еще не готов стать главою племени. Старейшина рода многозначительно хмыкнул и собрался ответить, но в это время в коридоре Зоба Дьявола раздался перестук копыт. И вот уже по лугу рассыпалось стадо диких коз.
   - Девять голов. Десять... Двенадцать!
   Вождь от радости цокнул языком.
   - Такой удачной охоты я никогда не видел. Наше племя будет с мясом целую зиму! Это он принес нам удачу!
   Вслед за стадом на луг выбежал размахивающий дубиной чужой.
   - Ты видел? Он был первым среди наших воинов! - сказал довольный старик.
  
   - Отец, пусть Джамо...
   - Не торопись.
   Старое, испещренное морщинами лицо вождя, застыло.
   - Чужой. Он должен показать, на что способен. Если белоголовый промахнется, ты убьешь его... но у чужого должен быть шанс. А если сдохнет от удара козла, нам и винить будет некого. Совесть наша будет чиста.
   Взгляды отца и сына на секунду встретились.
   Шаман понял замысел, но не мог принять это сердцем. Подобного случая в жизни племени не было.
   - Ты только взгляни, какой он огромный! Рога такие отродясь не видел, - сказал вождь, указывая на козла. - Хороший тотем получится. Хм. А ты, я вижу, не боишься за нашего воина, которого может убить это сильное животное.
   Шаман понял намек и обреченно пожал плечами.
   Куда торопиться? Время покажет, кто сильнее и что делать дальше. Он с усмешкой посмотрел на седого воина. Его дальнейшая жизнь уже подернулась дымкой.
   Тем временем охотники перелезли через деревянную сетку, которой чужой успел перекрыть стаду единственный путь отхода. Дело сделано, и воинам ничего не оставалось кроме как тычками дубин, согнать стадо в кучу. Перепуганные козы старались спрятаться за широкую спину вожака. Защищая коз, козел ловко отбивал выпады охотников, принимая удары дубин на большие витые рога.
   Внезапно раздался свист, и все охотники замерли.
   Все их внимание было приковано к ритуальной площадке. В этот момент любой из воинов мог стать Старшим Охотником.
   Старейшина поднял руку над головой.
   - Ты должен убить козла! - громко выкрикнул вождь и его указательный палец остановился на фигуре седого охотника.
   Воины с неодобрением посмотрели на чужестранца.
   - Сердце подсказывает, что есть среди соплеменников и другие, более достойные охотники.
   Джамо обиделся. Высказался, не выдержал. Все молча ждали ответа вождя.
   - Ты знаешь, Джамо, этого человека?
   Не разглядевший подвоха, охотник отрицательно замотал головою.
   - Да-а. И я не знаю! Шаман вон, кости кидал. Два пути у нас.
  
   - Какие пути? - полез Джамо в расставленные сети.
   - А такие! - вождь вновь стал непроницаемой маской, и, глядя в глаза охотника, тихо сказал:
   -Либо он будет жить с нами, либо мы его убьем. Я не могу его выпустить живым из сая. Он видел нас и знает, какая дорога ведет к нам. Вот пусть и покажет - кто он! Нужен он племени или нет? И это вопрос его жизни. У кого из вас есть такой вопрос - жить или умереть?
   Как не крути, а вождь прав. Все охотники в знак согласия опустили головы, радуясь в душе, что не они наступили на змею, а Джамо.
   Вождь понял. Первый шаг - за ним.
   - В битве мы все узнаем, что это за человек!
   Вождь повернулся к шаману. Его взгляд был сигналом о вступлении шамана в игру.
   - Битва покажет правду! - громко, с уверенностью в голосе, выкрикнул шаман, встав на край ритуальной плиты.
   Он вытащил из-за пояса-веревки кость и ударил ею в бубен.
   После слов шамана оставшиеся сомнения исчезли. Соплеменники поняли и покорились. Шаман поднял руки с бубном к небу и, что есть силы, выкрикнул:
   - Боги видят все!!
   Последнее слово троекратно отразилось эхом от скал, подтверждая всю значимость события.
   Нахмурившись, вождь посмотрел на Джамо.
   - Запомни, достойный воин лучше промолчит, чем скажет глупость.
   Джамо было что сказать, но если хорошо подумать, то это 'было' - очередная глупость. Да и козел, если хорошо подумать, сегодня не самый лучший. Вот был бы поменьше, да помоложе. Да-а. А так, уж лучше промолчать, вдруг примут за достойного. И он промолчал.
   Раздосадованные выбором, соплеменники роптать не стали. Джамо достойно молчит, лучший из них, а потому никто и в спор вступать не стал. Так молча и отошли все подальше, в тень скал. Они все были на стороне Джамо, но каждый в душе, желал видеть бой - чужого!
   Смертный бой! Между лучшим охотником и вожаком дикого стада.
   Тут есть, на что посмотреть. Каждый знает, что человеку и животному дан только один шанс. И этот шанс длится мгновение. Попасть в животное, ожидающее удар, не просто. Чуть не так и дубина, уходит на рикошет от ловко поставленных рогов. Козел не чувствует боли, когда видит реальную смерть. Он предельно внимателен. Понимает, что позади семья, которая шла за ним до этой роковой минуты.
  
   Сложно сказать, что чувствует животное когда попадает в такую ситуацию, но без сомнений одно - оно способно на все. И если охотник промахнется, то от тупого удара лбом в грудь, смельчаку придется лишиться многих ребер, а это - смерть.
  
   Убить вожака считалось не только верхом охотничьего искусства. Это еще и серьезные изменения в жизни племени.
   Показывая на охотника, вождь указывает роду, что по исходу битвы, избранный, если конечно останется жив, займет место помощника шамана. Убивший вожака, вечером, на пиру в честь удачной охоты, будет всеми родичами выбран Старшим Охотником, а значит - третьим лицом в маленькой империи. И он будет достоин уважения.
   Сегодняшний избранник отличается от соплеменников не только ростом и цветом волос. Он белокожий и голубоглазый - человек из другого мира. Воин спокоен и взгляд его устремлен в глаза вожака. Секунда, за которую один собирал все силы для броска, а другой всю мощь для удара подошла к концу. И козел сделал первый шаг для короткого разбега.
   Прыжок вожака и шаг воина вперед и в сторону. Фисташковая дубина, со свистом рассекаемого воздуха и с треском лопнувшего дерева, встретилась с основанием рогов. Удар был настолько силен, что еще до того как зверь упал на траву, каждому из охотников стало понятно -вожак мертв!
   Тишина, взорвалась диким криком восторга. Такого финала этот луг еще не видел.
   - Сильный удар. - тихо произнес шаман. - Ты прав, отец.
   Вождь гордо кивнул. Фокус со словом 'достойный' похоже зацепил и шамана. Но останавливаться нельзя. И вождь сделал следующий ход.
   - Да. Нужный воин. Силы могучей и роду кровь даст здоровую.
   - Чтобы его приняли соплеменники, он должен стать одним из нас. А чтобы привязать его к нам - надо женить.
   Вождь довольно кивнул.
   - Точно. Умные слова, сын! Ты все понял правильно. Женим на самой лучшей! На Ситораче, дочери твоей, - сказал вождь умышленно не глядя на шамана.
   Сын в изумлении уставился на вождя.
   - Ушам не верю. Ты что, отец, с ума сошел? Ты хочешь выдать свою внучку за это животное? - он с ужасом на лице, зашипел, - Шайтан его краше! Я ее отец и обещал ее Джамо!
   - Джамо, Джамо!.. Твой Джамо - осел, каких свет не видел. Самое умное, что он придумал, это мухам крылья отрывать. Вот и жени его на ослице, а не на самой красивой девушке рода!
   Старейшина понял, что перегнул палку и миролюбиво добавил:
  
   - Сын. Подумай! Наш род вымирает без новой крови. Наши жены - наши сестры. Из пяти родившихся детей двое умирают. Кривишься! А я своей внучке желаю только счастья! Пусть она родит мальчиков, которые потом заменят меня и тебя. Обученные нами, они поведут наш род правильной дорогой. Время покажет - жить белоголовому среди нас, или нет...
   Шаман тяжело вздохнул и склонил голову.
   - Твоя мудрость не имеет границ, мой вождь.
   Заметив перемену на лице сына, старик понял, что он вновь одержал победу. Он по-доброму обнял шамана за плечи. Чтобы придать значимость своему поступку, старейшина рода сказал:
   - Передай Ситораче: пусть ковер сошьет с подвигом своего белоголового мужа.
   Шаман положил на край плиты предметы ритуала и, кряхтя, спустился со ступени.
   - Почему Великий Тотем Рода торчит из щели?
   Юный воин, сын племянника Юноса с непониманием смотрел на шамана, а его указательный палец был направлен на тотем. Почему Великий Тотем Рода торчит из щели?
   - Боги в ночь битвы на лугу мне подсказали сделать это! Теперь тотем - будет охранять священный луг от чужих! Кто тронет его, станет проклятым и умрет в муках и род его тоже! Вот, что сказали мне Боги!
   Шаман посмотрел в небо и воздел руки. И каждый охотник поднял голову, ища взглядом то облако, на котором сидели Боги.
   - Сегодня тотемом рода станет голова вожака.
   Юноша опустил голову. В знак согласия с ним также поступили и все стоявшие рядом охотники.
  
   А в голове шамана смута. Как не крути, а все-таки седой, его будущий зять и первый помощник.
   - Ты должен подойти к тотему, что в стену врос. Сказать, что хочешь быть сыном племени и просишь Его об этом! - сказал шаман и указал взглядом на тотем.
   Белоголовый подошел к тотему и что-то сказал на незнакомом языке. Потом он вернулся к туше козла, схватил за ноги и под радостное улюлюканье соплеменников вскинул ее на плечи.
   Шаман с удовлетворением оценил силу будущего зятя.
   - Твой дом - соседняя со мной сакля. С недавних пор она пуста. Твоя жена - Ситора! Так легли кости и так хотят Боги!!
   Все охотники с удивлением посмотрели на чужестранца и на вождя. День оказался богатым на события. Охота. Бой чужого. А тут еще и свадьбой запахло. Ситорача, та самая звездочка, которая была мечтою любого молодого воина, досталась в жены чужому.
  
   Старейшина подошел к седому охотнику.
   - Ты показал себя достойным воином. Это видели все. И каждый твой соплеменник хочет стать тебе другом и братом. В честь твоей битвы будет вышит ковер! А завтра - свадьба!
  
   Радуясь удачной охоте и тому, что в племени появился новый 'родственник', охотники стали шлепать тушу козла, взваленного на плечи седого, показывая этим свое восхищение силой и ловкостью чужеземца.
   Все были рады! Все!... кроме одного, так и не вышедшего из тени скалы - неудачника Джамо. Ситора - не его звезда, а чужого. Хотя, еще утром шаман ласково трепал охотника за плечо и говорил, что Ситора будет только его. И воин, обидевшись на всех, затаил зло.
  
   ... Вечером, уже сваренное и поджаренное на огне мясо, будет роздано соседям. Вареную голову положат на глиняное блюдо и отнесут вождю, а сердце и печень подарят сырыми шаману. Жениху-охотнику вручат амулет, который носил его предшественник, сорвавшийся со скалы во время последней охоты. Об этом поединке будут говорить еще очень долго - долго, смакуя каждое движение животного и охотника. И движения эти станут ритуальным танцем. Потом их будут повторять на свадьбах и рождениях детей - во всех последующих временах...
  
   ... Давно это было. Местные жители чтят память предков и помнят о славной охоте из старинных сказок и песен. А еще, старики рассказывают, что луг, раз в год становится красным от цветущего мака, цветка крови, когда-то обильно пролитой тут животными и охотниками.
   Но помнит луг и жестокую битву, происшедшую задолго до написания Нового Завета и страстей, сопутствовавших смерти Христа. Но об этом читатель узнает позже. А в сей час, где-то в середине ущелья, теплый ветер набирает силу. Но уступ и неровные края скал прикрыли ему дорогу. Ветер, слабея от сопротивления, срывается на стон-гул. Он меняет скорость, а гул - тональность, то удаляется, то приближается к истоку сая. И странный звук этот, есть природа вечной песни гор, которую поет теплый ветер, славя свою победу над холодом ночи.
  
   Так было всегда и так было бы и после... Но наступил день, когда сбылось предсказание старого вождя.
  
  
  
  
  
  
   Глава I часть - 2
   Север Афганистана Начало XXI века.
  
  
   Посреди узкой, в два шага улочке стоял Шалангар, он был шаманом племени.
   На нем старенький серый чапан с едва заметными выцветшими зелеными полосками, из-под которого виднелись короткие штанишки. На ногах высокие кожаные ботинки натовских солдат, которые подарил старику геолог.
   Новая обувь шаману нравились, только вот пришлось выкинуть мотылявшиеся по пыли веревочки. Но ботинки без шнурков расползлись и вперед повылезали длинные черные языки. Немного неудобно при ходьбе, зато босая нога защищена от острого камня.
   На лице старика напряженное внимание.
   Сузив подслеповатые глаза, он держал в руках черную пластмассовую коробочку. Понажимав все видимые кнопочки и даже постучав погрызенным ногтем по задней крышке, старик с обидой смотрел на маленький потухший экран, но тот не хотел показывать его любимую игру.
   - Умер.
   Шалангар печально вздохнул. Что делать дальше старик не знал.
   - Да-а, - он в задумчивости почесал затылок, - Каласафед, помнится, говорил, что скоро такриц заболеет и его вылечат... не помню как сказал, но слова похожи на умные таблетки. Точно!
   У перекрестка улочек, из соседнего переулка, вынырнула знакомая фигура. Показалась - и в два шага скрылась за узким поворотом.
   - Подожди, Каласафед! - крикнул старик и энергично хромым шагом заспешил вслед, шепча под нос: подумаешь о шайтане, а он уже здесь.
   Услышав знакомую речь, человек сбавил шаг и остановился.
   - Ну вот. Я, вдвое старше, должен бегать за тобой как мальчишка, - громко запыхавшимся голосом проговорил Шалангар.
   Каласафед повернулся к догнавшему его старику.
   В малознакомом складе европейских черт лица подслеповатый шаман рассмотрел тревожную озабоченность. Этот человек всегда оставался для кишлачных загадкой. Вроде бы и не стар еще, а сед, как лунь. Его уважают. С ним советуются по разным вопросам. Даже хан по совету Каласафеда сменил английский карабин с оптическим прицелом на арбалет - оружие бесшумное, а это качество в горах бесценно. Да и болт убойностью не слабее пули оказался.
  
   И вот теперь старому Шалангару тоже Каласафед понадобился.
   - Что-то произошло? Я знаю, у тебя всегда много забот, - спросил старик.
   - Нет, уважаемый ака Шалангар. Есть конечно вопросы, но они за туманом непонимания.
   Белоголовый отряхнул пыль с рукава камуфлированной куртки и спросил:
   - А вот куда вы все время спешите, добрый старец?
   Шалангар нахмурился.
   Он не любил когда его ставили в тупик простыми вопросами. Но время отведенное на этикет и парламентарии закончилось. Старик начал сразу с наболевшего.
   - Откуда знаешь, что такрицу нужно лечить? А?
   Шалангар хромая подошел ближе. Он улыбнулся во весь рот, оголив два единственных полусточенных зуба.
   - У тебя нет родственников из рода Франкенштейн?
   Шаман спрятал зубы и нахмурил густые седые брови.
   - Какой-такой Фархад-шеин? Наверное хороший человек, раз вспомнил его в эту минуту. А-а! Да, знаю я его! Их род таблетками торгует, - ткнул пальцем в небо Шалангар.
   Найдя тему бессмысленной, старик пожал плечами и, недолго думая, перевел разговор в нужное для него русло.
   - Ты не зря Каласафед. Ты, хороший человек. Шалангар еще не спас ни одного дурака. Подумай, как найти новую умную таблетку. Не шаману надо, а такрицу. Он умирает! Глаз совсем черный стал, квадратки-мадратки - нет. Да-а.
   Было заметно, что у белоголового были другие проблемы, и не одна из них на поиск батареек для тетриса не была похожей.
   - Старый Шалангар никогда не хотел тебя обидеть, - увидел шаман перемену в настроении седого. Решив, тебя уважаю! Зря обижаешься. Скажи, обиделся? Да? Хорошо!
   Почему-то обрадовался старик
   - Хочешь, тайну скажу!
   Шаман сделал шаг назад , набрав воздуха, выпучил в гордости тощую грудь. Поправив поясной платок на не уступающем ему по возрасту халате, он тихо, по - заговорщицки, зашепелявил:
   - Матлуба тебе нравится.
  
   В подтверждение Шалангар понимающе закивал головой, всем своим видом и добрым лицом родного отца показывая, наверное только он, уважаемый шаман, сможет ему помочь.
   - Старый ты сплетник!
   Седой с безнадежностью махнул рукой не заметив, как перешел со стариком на "ты". В кишлаке никогда не делали акцента на этой разнице, главное - смысл сказанного.
   - Лучше бы ты меня не спасал. Неужели ты смог подумать, что супруга самого хана мне может понравиться?
   Старик хитро сощурил глаз.
   - Я думаю. Хожу - думаю, сижу - думаю... Да-а... Думаю, вот что. Хан скоро выгонит Матлубу из дома, потому что она не может родить ему ребенка. Вот о чем я думаю. И сделает он это ради тебя. Я сам видел твое лицо на старом ковре. Это знак. Ты нам нужен. Женим тебя. Родишь сына. Может подумаешь об исламе?
   Каласафед согласно кивнул.
   - Что бы я без тебя делал, отец. И хана развел и меня женил. - Седой удрученно покачал головой. - Насчет ковра, ты прав. С меня шили. Ручная работа. Пять лет швея на него потратила. Но было это так давно, что я все забыл.
   Старик на шутку не обиделся.
   - Смейся. Пока ты молод, надо быть веселым. Это потом, когда будешь иметь такой оскал как у меня, поймешь правду. Она другая. Твой коровеглазый друг Сероджабулло просил меня об одной вещи, которую я должен ему дать. Потихоньку. Когда прилетит вертолет... Да-а... Он сказал, что деньги за его откуп скоро будут у Нияз-хана и его отпустят. А улетит он туда, откуда такриц прислали. Красный Крест! Ба худо! Да, если не хочешь принять ислам, я могу тебя посвятить в нашу старую веру.
   Седой, как бы соглашаясь, устало покачал головой. Он уже давно почувствовал, что старик от него так просто не отвяжется и решил ему подыграть.
   - Я подумаю.
   Шаман подошел ближе и посмотрел в глаза.
   Седой знал этот прием шамана и, отвернувшись в сторону, сказал:
   - Если ты дашь Говоре, килограмм сырого опия, то он пришлет тебе сотню умных таблеток. Правильно?
   Старик выпучил глаза, а потом вдруг волчком закрутился вокруг своей оси.
   - Нет. Не правильно.
  
   - Да-а-а! - Шалангар перестав вращаться, с тоской посмотрел на Каласафеда. - Только десять.
   Каласафед понимающе кивнул.
   - Какой хитрый Говора, однако. Провел на целых девяносто таблеток! Аллах, вот увидишь, сделает его рожу такой же, как и его глаза. У, да кси.
   Седой не обращая внимания на ругательства, устало махнул рукой.
   - Давай сюда свой такриц.
   Взяв продолговатую пластиковую коробочку, седой уверено хлопнул ею по ладони. Задняя панель отделилась от корпуса и, крутнувшись в ладони, чуть не выпала из рук. Старик в страхе зажмурил глаза и быстро произнес слова короткой молитвы.
   Звука падения не последовало.
   Шалангар открыл глаза.
   - Шайтан! Чтоб тебе ветром ухо надуло, а в нос оса залезла! Ты что, сломал спину такрице, да?
   Старик зловеще ощерился гнилыми зубами.
   - Не волнуйся. Я попробую тебе помочь. Скажу по секрету, я обладаю энергией космоса! - Каласафед изобразил волевое лицо. - Сейчас, я отдам часть своей силы этой умной таблетке. Но запомни, старик, я это смогу сделать только один раз. Ты вообще куда шел?
   - Да никуда я не шел, так лепил кизяк на дувал, тут тебя увидел. Думаю, догнать надо. Хотел спросить таблетки для такрица. Знаешь, я выиграл десятую игру!
   - Теперь знаю, - задумчиво сказал Каласафед, - кизяк лепил, а руки и обувь чистые. Эх, старик. Скажи, ака Шалангар, почему мне снится один и тот же сон перед тем, как приходит беда?
   Шаман задумался. Потом искоса посмотрел в лицо седого и спросил:
   - Опять волка видел на Зобе Дьявола, да?
   Каласафед согласно кивнул.
   - Да. Последний раз я видел его перед приходом геологов. Теперь волк был ранен и сидел на камне, что в гроте лежит. Я дал ему кость, с которой свисал хороший кусок кровавого мяса, но он грызть не стал. Волк отобрал у меня висевшее на шее украшение и кинул его вглубь пещеры. Вот и все.
   - М-да-а... А что было на тебе, какая одежда? Как ты себя чувствовал?
   Теперь, копаясь в памяти, задумался седой.
   - ...Сильно болел живот. Я был весь в крови... И руки в крови. Одежда была какая-то странная... Помню только, что была она очень тяжелой и твердой.
  
   - Был день?
   - Уже за полдень. Солнце смотрело на луг.
   Старик китайским болванчиком закивал головой.
   - ...Ты видел солнце...Да-а... А что за украшение?
   Каласафед развел руками.
   - Не знаю. Помню только, что на лицевой стороне были старинные арабские буквы и слово - "Воля".
   - Хм.. Сам прочитал?
   Каласафед замотал головой:
   - Нет, волк сказал.
   - Может молитва какая, а?
   Седой недоуменно пожал плечами.
   Старый Шалангар озадачено наморщил лоб и задумчиво почесал затылок.
   - Волк. Воля. Живот. Беда будет. Смерть будет. Да-а. Волк это сильная и злая собака, которая убивает всех. Но тебя волк спасет. А все потому, что он не стал есть мясо, которое ты ему дал. А знаешь почему?
   Седой промолчал.
   - Потому что у тебя есть то, что оказалось нужнее твоего мяса. Да-а! Собака увидела друга. Вот только непонятно, что ты будешь делать когда спасешься? Да-а... Это и будет твоею болью... Ладно. Я сказал тебе все, что знал, давай заряжай своим космосом таблетку.
   Каласафед присел на корточки. Старик, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу, следил за его действиями. В это время Каласафед вытащил из глубокого кармана камуфляжных брюк тяжелый стальной нож. Не вынимая из ножен, он взял его за лезвие и тихонько размахнувшись ударил тупой металлической частью рукояти по таблетке.
   Шаман, полный ужаса, отшатнулся.
   Батарейка легла на свое место. Палец седого опустился на кнопку запуска игры.
   Старик подошел вплотную к сидящему и увидел из-за спины оживший экран.
   - Дай сюда! Ко-осмос! Ты думал я тебе поверил, что твоя, вышедшая в туалете энергия, лучше моей? - Старик схватил тетрис и радостно стал искать одиннадцатый уровень. - Вот, смотри! Я был здесь, а потом он заболел.
   Шалангар тыкал пальцем в экран и чуть не плакал от умиления.
   На экране появились падающие квадратики.
  
   - Иди куда шел, - буркнул старик. Он уже был весь в игре, далеко от Каласафеда ...Шаман сосредоточено тыкал пальцем по кнопкам, но экран внезапно потемнел и потух.
   Шалангар растерялся.
   - Я так и не сыграю в своей жизни в эту проклятую одиннадцатую игру? ...Космос! Лучше бы ты тогда сдох на дороге!
   Увидев расстроенное лицо старика, седой прокашлялся и тихо заговорил.
   - Я сделал все, что смог. Он работал? Работал. Только недолго.
   Старик с трудом открыл погрызаным ногтем мизинца заднюю панель и осторожно вытащил батарейку.
   - Космос? Эне-е-ргия! ...О всемогущий Аллах, скажи, почему этот седой дурак, так похож на уважаемого родича.
   Старик сделался серьезным. Он присел на корточки рядом с Каласафедом и поднял голыш размером с кулак.
   - Ты, куда бил? А?
   Каласафед молча показал рукой.
   Аккуратно пристроив таблетку на камень, Шалангар размахнулся и ударил по ней наотмашь. Усмехнувшись седому в лицо, он стал запихивать ее обратно, но та, напрочь расплющенная, не входила.
   Шаман зло посмотрел на седого и вновь угрожающе обнажил оба зуба.
   - Все из-за тебя. Ума совсем нет. Твоя энергия очень маленькая, почему не дал ударить мне первому, самому? А?... Ты все испортил... Бедный такриц!
  О чем я думал, когда спасал жизнь этому Шайтану?
   Состояние Шалангара было предобморочным. Жизнь уходила на глазах, скрутив фигуру старика в горбатый зигзаг.
   - Подожди! Не умирай. Ты видел у хана на руке часы? - от удивления над собственной догадкой, Каласафед развел руками и улыбнулся. Заметив слабый кивок, седой продолжил. - Там внутри такая же 'умная таблетка'.
   - Это, какая-такая? - не веря своим ушам, спросил старик.
  
   - Вот такая. - указал взглядом на тетрис, Каласафед. - Только целая.
  
   Шалангар уже определил новую цель.
  
   - Не врешь? Ну да. Хан не такой дурак как я. Наверное сам таблетку бьет.
   Старик еще не поверив услышанному, внимательно посмотрел в глаза седому.
   - Больше никогда не трогай мой такриц. Сломаешь еще.
   И шаман, уже забыв обо всем, прихрамывая мчался по узкой, уходившей вверх к дальней стене сая улочке. Она вела к дому хана.
   - Осторожней, Паниковский! Вам не пятнадцать! - Бросил Каласафед, вдогонку.
  
   ... Около часа назад у Зоба Дьявола сошел в лавине камень, а через пять часов на изгибе дороги появится караван с опийным маком. Глядя в бинокль Каласафед не увидел в этом больших проблем, но все равно надо идти чистить дорогу. Животные могут заплутать обходя завал и уйдут на минное заграждение.
   Седой поднялся с корточек и направился к сакле Сероджабулло Говоре. Он молодой и здоровый как бык, должен пойти сталкивать камень в пропасть вместе с ним.
   Пройдя через настежь распахнутую калитку, седой подошел к парню, спящему на голом деревянном настиле топчана.
   - Вставай! Надо торопиться. Хан сказал, что тебе надо сбросить с дороги свалившийся камень. Я помогу, но чуть позже. Разговор к хану есть, - сказал Каласафед едва открывшему глаза Сероджабулло.
   Парень шумно втянул в себя воздух и сел, свесив ноги с топчана. Его босые ступни, пошарив в пыли, залезли в синие китайские сланцы.
   - Салам, Каласафед, - едва пошевелил толстыми губами Сероджабулло. Его большие коровьи глаза смотрели тупо сквозь гостя. Он еще не проснулся.
   - Малейкум вассалам. Давай тащи что-нибудь поесть и пойдем работать.
  Сероджабулло вразвалку подошел к рукомойнику и, слегка смочив лицо двумя пальцами, ушел в саклю. Седой разложил посреди настила висевшую на веревке клеенку и стал ожидать хозяина. Спустя пару минут появился Говора, так прозвали Сероджабулло местные жители за его коровьи глаза. Он положил на расстеленную клеенку завернутую в чистую тряпку вяленую баранину и свежевыпеченную лепешку.
   - Матлуба, с племянником еду прислала. Лепешка только с тандыра, еще теплая. Будь добр, порежь мясо. И ушел в саклю.
   Достав из кармана нож, седой нарезал мясо на старой разделочной доске и вытер лезвие о тряпицу. Говора принес пластиковый поднос с грубо нарезанным луком и горкой соли. Ели молча и быстро. Когда насытились, седой махнул рукой на Зоб Дьявола и объяснил, что Сероджабулло должен расчистить дорогу, столкнуть в пропасть все, что окажется по силам. Каласафед не спеша вытер руки тряпицей, кивнул Говоре и ушел, заботливо закрыв за собой всегда открытую, покосившуюся калитку.
  
  
   Глава I часть-3
  
  
   ... Нияз-хан, тяжело вздохнув, закрыл глаза и под шепот молитвы, стал перебирать четки.
   Казалось, что это монотонное бормотание будет вечным, но как только в листании бусинок, большой палец остановился на крупной бирюзовой, его молитва оборвалась. Он повернулся и пристально посмотрел своими маленькими, неестественной голубизны глазами, на сидевшего за достарханом Каласафеда.
   - На все воля Аллаха, - хан озадаченно почесал затылок. - Точнее, палец попал на бирюзовую кость при слове - 'воля'.
   Седой, никогда не веривший в гадание на четках, вздрогнул от неожиданности.
   - Воля, - тихо повторил он за ханом.
   - Может, ты видел не 'Авакс'? Может, это летел бомбардировщик? - хан посмотрел на стол и увидел, как оса, стащившая тяжелый для нее кусок виноградной мякоти, приготовилась ко взлету. Он быстрым взглядом осмотрел топчан, но не найдя хлопушки для мух, не скрывая раздражения, поднял вверх левую руку. - Какой-нибудь американский или русский. Шайтан их разберет.
   ... Оса, груженная 'под завязку', заложив крутой вираж, стала набирать высоту...
   - Летают тут.
   Широким махом ладони Нияз-хан сбил насекомое наземь. Получилось так, что последние слова можно было отнести как к осе, так и к тяжелому многотонному самолету, который в полете координирует действия штурмовиков и бомбардировщиков, равно как и выпущенными ими ракетами, выводя на цели через спутник. В подтверждение своих слов хан утвердительно покачал головой и, насупив брови, щелчком ногтя сбил прилипшую к ладони виноградную косточку. Найдя осу на земле, он наступил на полосатое тельце насекомого.
   Шумно набрав полные легкие воздуха, хан на секунду затаил дыхание, опустил руки и медленно выдохнул. Он тучный и страдает отдышкой.
   Однажды, Нияз-хан увидел по 'тарелке' древнекитайскую методику восстановления дыхания и теперь делал эти упражнения всегда, принимая какое-либо важное решение.
   Со стороны - как штангист, замерший у штанги перед последним рывком.
   'Все. Теперь его не сдвинуть. Ну что ж, послушаем откровение от наркобарона': - мелькнула не к месту веселая мысль в голове седого.
  
   - ... по своим делам летают! - продолжил хан, не замечая пристального взгляда собеседника. - А почему нет? Такое, тоже бывает.
   Его взгляд вновь вернулся к раздавленной осе. Пнув ее тельце в арык, он проследил за тем, как прозрачная вода, в быстром течении, унесла полосатый остов насекомого.
   - ...Может, - завелся Нияз-хан, его речь стала вновь набирать обороты. - Этот самолет, повез мой опиум к урусам или индусам. ...Все! ...Это мой дом. ...Дом моих дедов и отцов. Я даже не могу допустить мысли, что к нам упадет хоть одна бомба! Тут же все рухнет!
   Хан горько ухмыльнулся.
   - Нас даже откапывать не будут. Какому дураку придет в голову перекидывать обвальный камень, насыпью в полкилометра?
   Нияз-хан в негодовании развел руками и хлопнул ими по бедрам.
   - На что нам надеяться? И самое страшное не это, а смерть рода! Мои предки, дай им Аллах блаженства и счастья, наверное, будут очень мною недовольны. Думаешь, при встрече на том свете, сразу расцелуют за то, что я всех родичей угробил?..
   - Ничего вам не будет! И слезу вы вместе не пустите! - перебил стенания хана Каласафед.
   Хан с изумлением посмотрел на него.
   - Что опять придумала твоя седая голова?
   В воздухе повисла короткая пауза, которую Каласафед заполнил глотком чая.
   - Я думаю случиться так, что вы с ними не встретитесь, - он посмотрел хану в глаза и погрозил указательным пальцем. - Я не уверен, что после такой беды вы попадете в рай. Но, с канувшими в Лету предками, встретятся ваши родные. Вот они о вас и расскажут всю правду. Каждый из них понимает, что вы не Бог и не в состоянии оградить кишлак от целого мира. Как вы сможете противостоять тому, что вам неведомо?
   Хан грустно улыбнулся.
   - Да. Успокоил. Одну беду заменила другая - черти. Жарить они меня будут с наслаждением.
   Каласафед растянул рот в улыбке и в тон повеселевшему хану, добавил:
   - С ума сойдут. Вы для чертей, как для вас - геологи. Дров не напасешься - это раз! ...
   - Все, хватит, - перебил Нияз-хан, улыбаясь во весь рот. Он не любил когда напоминали ему о его весе. Но сам об этом недуге, любил пошутить. - Соседи услышат, не поймут. Давай лучше о насущном поговорим. Надо заканчивать тоннель - вот наш единственный выход. Еще полгода и мы дойдем до перевала. Но даст ли нам этот шанс Европа или нет, ведомо только Аллаху. Он один может остановить их замысел.
  
   Хан перестал улыбаться и сдвинул брови.
   - Вот и сдохнем в недокопанном тоннеле. И ты с нами! Если успеешь от своей сакли домчать до входа. Все! Оставляем этот разговор.
   Хан прочел короткую молитву, и в знак омовения поднес ладони к лицу.
   Каласафед, прикрыв глаза, полулежал на мягкой курпаче, расстеленной на деревянном настиле топчана. Удобно облокотившись на расшитую золотыми нитями подушку, он в пол-уха слушал хана. Тень от затканной виноградом беседки, а с ней и прохладный ветер, дующий из ущелья, мягко навевали сон. Он и уснул бы, если бы не жажда. Хотелось пить, но напомнить об этом хозяину, прервав его речь, было неприлично. Да и это слово - 'воля', никак не давало покоя.
   На достархане, по правую руку от Седого, стоял на простой железной подставке, расписанный цветами фарфоровый чайник. В центре стола, на большом старинном серебряном подносе лежали чисто вымытые фрукты. Рядом на блюдце - халва, в стеклянной вазочке - абрикосовое варенье, россыпью - сушеные финики, среди них пустая пиала.
   Хан бегло осмотрел достархан и заметил пиалу.
   Как почувствовал.
   По-хозяйски, не спеша, хан взял с подставки чайник и наполнил чашу желтой ароматной жидкостью.
   Не поднимая глаз, Каласафед благодарно кивнул, мол, заметил и оценил.
   - У меня есть верные 'базуки'. Меня уважает 'Красный Крест'. А связи? Они тоже имеют большое значение.
   Оторвав взгляд от перебираемых пальцами четок, хан рассеяно, находясь мыслями где то далеко, вскользь глянул Седому в лицо. Их взгляды встретились, и он, заметив в глазах Каласафеда иронию, растерялся.
   Чтобы как-то собраться с мыслями, Нияз-хан пошел в наступление.
   - Помнишь Каласафед, как ты попал к нам? Скажи спасибо кишлачникам. Они тебя выходили. Шалангар, мой дед по материнской линии, сказал: - 'Ниязи, ровно сорок дней назад ты похоронил двух братьев, которые попали под камнепад во время охоты. Не убивай уруса. Он один и не сможет нам причинить много вреда. А еще, шаман принес реликвию, тот самый ковер, на котором был вышит наш предок и показал его мне. Краски выцвели, кое-где он поистерся, полинял, но глаза, лоб, брови, овал лица и даже волосы - были в точности твои. Я сказал ему, что все европейцы на одно лицо. Старик согласился, но аргумент, что кровь наша уже давно забродила от кровосмешения, имеет явно благодатную для тебя почву. Думали женить тебя на одной из наших женщин. Превратить тебя в одного из нас, как предка нашего. Да не вышло. Может и к лучшему, что ты так и не обрюхатил ни одну из наших вдов. Это один Аллах ведает, - с ноткой грусти сказал хан.
  
   - Да. Неисповедимы пути господни, - поддержал тему Каласафед. - Вначале старик меня изувечил, потом спас от смерти и, наконец, решил меня женить. Серьезный подход к делу оздоровления нации.
   Но Нияз-хан, шутки не понял.
   - А ты знаешь, что этот старик спас родовое гнездо от разорения? Ты хоть понимаешь, что бы произошло, если бы ваш десант состоялся? Уж вы бы нас не пожалели. Конкистадоры проклятые, прости Аллах мою душу грешную. Те тоже несли благости и свет, да вот погибла после их вмешательства целая цивилизация. А это не наш кишлак, сотни тысяч людей. Миллионы! - зло сузил глаза хан. - Семидесятилетний старик и две ракеты. ...Две! И все! И вот ты здесь уже много лет. Кстати, где были другие вертолеты? Где твои верные друзья, правительство?.. Американцы, к слову, за своего солдата всю Панаму переворошили. Даже сменили правительство. Мое мнение -тебя специально послали на смерть. Сам подумай. Операция по уничтожению моего кишлака была проведена за сутки до выхода ваших войск с территории страны. Сопровождающий вас вертолет, не сделал по кишлаку ни одного выстрела. По площадке, с которой были произведены залпы переносными ракетами по вашей тарахтелке - тоже. Они знали, что любой грохот - и кишлака нет. Вертолет сопровождения особо не разглядывал, остался ли кто жив после крушения или нет. Он улетел. У европейцев это в порядке вещей? Умер Хаким, ну и Аллах с ним! Так надо! И все! А кому надо? Кто был заинтересован именно в таком исходе событий?
   Седой с пониманием покачал головой. Тут бы прослезиться, ан нет. В горле начал расти ком веселья. Совсем не к месту он вспомнил, как старик бежал к хану. Можно только представить, каким образом он выпросил нужную ему батарейку. Результат - Нияз-хан без наручных часов. Значит, батарейка подошла.
   - Все так, уважаемый хан. Я это понял, когда в наш вертолет попала первая ракета. - Каласафед, переборов смех, посмотрел хану в лицо. - Дело в том, что заряд оставляет за собой след дыма от сгораемого в ракете топлива, и можно с точностью определить, откуда был произведен выстрел. Участок, с которого был сделан залп, четко просматривался с вертолета сопровождения. Он был выше нас и не был в зоне тумана. С вертолета могли расстрелять Шалангара в считанные секунды. Однако, старик сделал и второй выстрел. Ваш старый 'снайпер' был предупрежден, что наш вертолет выходит из тумана ровно на него. ...Знал он и по какой 'стрекозе' ему придется палить. Мы были в десяти метрах друг от друга. - Седой хмыкнул - ...Интересно, в какую сумму вам обошлось это шоу?
   Отпив из пиалы уже остывший чай, Каласафед перевел дыхание.
   Эта тема была всегда табу. Ее не касались, обходили. Было раз - затронули. Потом Седого на расстрел водили. В общем, значимость ясна. И хан тоже старался обходить этот малоприятный угол.
   Они подружились сразу после первой встречи.
   Ниязи, тогда еще и не хан, только вернулся из Европы, и было заметно, что ему перспектива своего дальнейшего по жизни расквартирования, была мягко говоря, малосимпатична. Его 'ханство' было незапланированным, но смерть старшего брата внесла свои коррективы. Когда Седой поднялся на ноги, они вместе лазали по стенам сая. Ниязи у Седого учился азам топографии. Сообща вычертили план ущелья. Позже на план нанесли схему проходов по заминированным участкам дороги и на дне ущелья. Да мало ли дел, которые они сделали вместе.
   Седой, по непонятной для него причине, привязался к этому смышленому пареньку с голубыми глазами. Они вместе охотились. Каласафед пристрастил Нияз-хана к стрельбе из арбалета, который смастерил собственными руками. В речушке бегущей по дну сая и в запруде, Седому был показан способ ловли форели руками. А вечерами они пили спрятанную от сельчан запрещенную водку и играли в нарды.
   Прошло много времени, но получается, что у хана не было ни единого дня без этого европейца с умными, но печальными глазами.
   Хан терпеливо ожидал продолжения.
   - Все проведенные у вас годы, я ношу это в себе. Но что делать? Ими я предан и забыт. Я - никто. Осталась, только моя память. И это то, что у меня есть. Вас тоже ангелом не считают. Там, в Европе, плохая рождаемость, дегенерация, отсутствие воли и многое другое приписывается изготовляемому у вас опиуму.
   Хан внимательно посмотрел на Седого. 'Можно было догадаться, по какой причине от него избавились'. Ему вдруг стало ясно, почему смешинки в глазах Седого были так заметны. 'Часы - дело рук Каласафеда, точно! Убью негодяя'. Временами, руки так и тянутся к горлу этого человека. "Надо собраться." - пронеслись мысли в голове хана.
   - Брось! Я знаю, что это плохо. Но ты тоже знаешь, что традиция сложена веками. Как мне объяснить своим родственникам, что это плохо? У нас в роду нет ни одного человека, включая грудных детей, которые не употребляли бы свой опий. Да их хоть палкой бей, они не поймут. Читал письмо, что по Интернету пришло, будет какая-то комиссия. Осмотрят наш кишлак и уедут, прихватив приготовленные мною деньги. Я сделаю все, чтобы в район Зоба никто не сунулся. Отдам все! Пусть подавятся.
   Подняв голову и посмотрев на хана, Каласафед полушепотом спросил:
   - Не сунутся? А геологи? По моим понятиям, это и есть - та самая 'комиссия'. Видел я и два больших кейса, которые они подняли на борт прилетевшего за ними вертолета.
   Нияз-хан насупил брови и криво усмехнулся. Приподняв рукой полу халата, он сел на край топчана.
   Ухмылка с лица сошла, осталась только маска, определяющая задумчивость.
   - Все ты видишь. Анализируешь. Сопоставляешь. Умный? Вот уж не знаю, что мне теперь с тобой делать. С человеком без роду и племени, живущему у нас на правах непонятно кого. Гостя? Да-к, не звал никто, - сам же ответил хан. - Может друга? Спасителя? Мессии? Подумать только, Иисус выискался.
   Хан картинно пожал плечами, но переиграл. Уж очень театрально все это выглядело. Ясно, враг ему Седой. Просто случилось так, что он, случаем божьим, или другим способом, но оказался вот в такой ситуации. Нежданно и негаданно - европеец! Прямо то, что надо. Тот самый случай, чтобы детально изучить человека и понять, чем же все-таки европейцы отличаются от местных жителей.
   Каласафед понял мысли хана. Он тоже часто ставил себя на его место, чтобы понять правильность поведения старейшины рода, но почему Нияз-хан его еще не убил, понять так и не смог.
   - Я как-то рассказывал, что в свое время, когда проживал в Англии. Учился в Горном Университете. Когда приехал домой, облазил все, что смог. Осмотрел каждую пещеру, вертикальные стены сая и альпийский луг. Однажды, лет десять назад, я наткнулся на 'золотую жилу'. Ты уже был здесь и трудился над минированием дороги у входа в сай, - хан внимательно следил за движениями и мимикой Седого. - Это ...драгоценные камни. Я нашел целые гнезда изумрудов и рубинов. Попадались и сапфиры, но мало. Много, очень много горного хрусталя. И все! Никаких признаков металла мне не попадалось. Знаю я, что здесь есть, а чего нет. И, если они ищут тяжелые металлы, на залежи которых якобы указал их спутник, даже такому 'дремучему' как я, стало понятно, что это за люди. Там, где присутствует металл, должна присутствовать и его окись. Ржа. Она выступает из залежей руды и после дождя дает характерный красный цвет. Словом, по высохшим подтекам скатывающейся вниз воды должна быть четко видна рыжая линия.
   Каласафед, задумавшись над сказанным, переместил взгляд с лица хана на дастархан. Вот такой нынче умный наркобарон пошел.
   - На эту тему состоялся разговор, и я раскрыл им свои карты, - продолжал хан, - Они четко обозначили свои полномочия и разъяснили, сколько надо денег для того, чтобы комиссары показали своему руководству, что нет тут ни лаборатории, ни опиума. Вернее, опиум присутствует, но в таких количествах, что разворачивать какую-либо полномасштабную операцию по захвату несуществующей лаборатории и уничтожению плантации мака, смысла не нет. Себе дороже.
   - Понятно. Красный Крест вывез этих людей, а денег не получил. Вот они и устроили бучу в Интернете. - подытожил Каласафед.
   Хан удрученно кивнул в ответ.
   - Да. Я думаю так же. Кинули меня 'геологи'. Наверное, не передали один из чемоданов. Ох, Европа. Сказали бы, дай нам столько же денег на полное урегулирование вопроса, ну не знаю, комиссионные там, или еще как обозвали. Так нет.
   Хан озадаченно почесал затылок. Ему трудно было поверить, что можно что-то утаить от Красного Креста.
   - Караван ушел, а мы как приблудные псы, месяц уж минул, а все еще лаем. Придется самому искать концы. Надо съездить в 'Крест' да вызнать, сколько им денег дать. Иначе они еще долго будут гонять по пустыне перекати-поле.
   - Не знаю про собак, а вот 'корова' от каравана у нас надолго застряла, - поддержал беседу, но повернул ее в другое, более приятное для него русло, Каласафед. - Может отпустишь парня так, без выкупа?
   Ниязи, поняв к чему клонит Седой, улыбнулся.
  
   - Ты добрый. За то и уважаю тебя. Последнюю лепешку поделишь, об этом знает каждый мой соплеменник. А что делать мне? Сам пойми, - перед соседями стыдно. Продаю отставшую от этого 'умного' стада, тупую приблудную корову - его же отцу и по смешной цене равной трем баранам. Что улыбаешься. Ну, пяти. Мне кажется, что если перетрясти все его семейство, они мне и соберут - только на три барана. Дороже Сероджабулло не потянет. Тут и ослу понятно. Хм. Действительно - говора! Он сожрал моего мака больше, чем сам весит. Одни убытки! Да-а! - Нияз-хан, улыбаясь, медленно закивал головой, повторяя: да - а! Корми, одевай. А он своими коровьими глазами еще и на женщин моих засматривается. О чем думает? Непонятно. Родом он из Мазаре - Шарифа. Там все такие. Один мусор в голове. Тяни и толкай - на большее ума нет. Тут недалеко, за перевалом, его городок. Так. Все, иди! Не дай Бог, быть беде, если ослы уйдут на минное заграждение.
   И хан махнул рукой в сторону Зоба Дьявола.
   Глядя на вставшего с топчана Каласафеда, Нияз-хан на прощание спросил:
   - Может еще кого дать в помощники?
   - Нет. Киборг-Говора справится. Там и работы не так много. Дорога почти свободна. Всего пара - другая камней.
   Потянувшись всем телом и расправив широкие плечи, Седой кивком попрощался с хозяином и пошел к воротам. Тем временем хан по привычке поднес левую руку и глянул на часы.
   - Какая же ты свинья! Я еще придумаю тебе казнь за фокус с тетрисом, пока ты скотина, будешь толкать с дороги камни!
   Все-таки не выдержал хан. Громко сказал. Но Седой, так и ушел не обернувшись. Будто и не слышал вовсе. Да только было видно хану, что плечи Каласафеда заходили ходуном. 'Сейчас за дувалом будет ржать как лошадь,' -подумал хан и улыбнулся.
   Он не знал, что видел своего седого друга в последний раз в отмеренной на последние минуты - жизни.
  
  
  
   Глава I часть-4
  
  
   Стороннему наблюдателю незнакомец бы напомнил Шерлока Холмса, каким мы привыкли его себе представлять: худощаво-поджарого, с высоким лбом и умным проницательным взглядом. Его прямой нос и плотно сжатые тонкие губы говорили о твердой воле и характере. Лет пятидесяти. В прогулочном светло-коричневом твидовом костюме и кепи по лондонской моде конца девятнадцатого века. Весь его вид и манера держаться являлись забавным контрастом современному миру. Непонятным было другое, что ему понадобилось в этом Богом забытом углу - тихом афганском сае?
   Если присмотреться внимательнее, то подходит только один случай - ожидание. То, что он оказался здесь раньше времени, говорило: он к этому событию готовился серьезно и свободные до встречи минуты, давали возможность все взвесить, обдумать.
   Незнакомец стоял в глубине небольшого грота с единственным выходом на горную дорогу. Озабочено посмотрев на небо, он достал из кармашка костюма часы и увидев положение стрелок, положил их обратно. Его внимание привлек плоский камень, лежавший у самых ног. Склонившись над ним, он провел пальцем по гладкой с колотыми трещинами поверхности.
   У этого куска базальта своя история.
   Больше двух тысячелетий, камень служит столом, скамьей и подушкой для охотников и пастухов. За это время он никогда не был сдвинут. И не потому, что тяжел, вовсе нет. Этот валун был базальтовым указателем на событие, о котором знали немногие. Действительно - особый случай. Шаманы племени относились к камню как к святыне. Аксакалы говорили, что когда-то давно, он послужил причиной обвала и что сброшен он был - самим Каласафедом на головы врагов, преследовавших полуживого царя, свиту и караван с золотом. И горе будет тому пастуху, кто испачкает камень или оставит на нем крошки. Провинившегося соплеменника никогда не подпустят к святыне. Прятаться от дождя и холодного ветра теперь он будет под скалами, а не в этом святом гроте.
   Каждое напоминание о великом праотце было табу. В кишлаке Каласафед был вторым после Пророка Мухаммеда. На свадьбах или рождении ребенка, перед тем как приступать к пище, шаман просил силы и здоровья супружеской чете или новорожденному у Пророка, а потом у ковра с ликом Каласафеда.
   Но, мы отвлеклись. Незнакомец в этой истории - ключевая фигура, и в этом месте, он оказался далеко не случайно.
   Теплый ветер нес по саю старинную монотонную песню и 'Холмс', заслушавшись его завыванием, призадумался. Черная, с бесконтрастной полосой тень от козырька нависшей скалы, медленно подползла к его ногам. Сумрак грота, упрямо цепляясь за камни и щели, отступал от ярких, но незлых лучей вечернего солнца. Через пару минут, свет ненадолго победит тень. Та тихо уползет к потолку пещеры и там подло затаится, чтобы потом, когда светило скроется за стеною скалы, разом захватить всю эту маленькую, но полную тайн территорию.
   Как бы читая мысли незнакомца, солнечные лучи прощупали самый дальний угол каменной ниши, где в пыльном приямке вдруг что-то сверкнуло тусклым медным светом. Заметив проблеск, незнакомец встал и пошел к дальней стене пещеры. Ткнув лакированным носком полуботинка мелкий камень, он присел на корточки и, чуть порывшись в пыли, поднял грязный предмет с правильными продолговатыми формами бляхи. Он вернулся обратно и присел на камень. Вытащив из кармана костюма носовой платок, он завернул бляху в белоснежную ткань и стал пальцами осторожно счищать с находки грязь и пятна. На это у него ушла пара минут. После протирки золотая пайса засияла ровным ярким светом. Сжав бляху в ладони, незнакомец достал из кармашка монокль и используя линзу как увеличительное стекло, прочитал старинные персидские буквы:
  
   'Воля. Первое Копье охранной сотни священного тела Дария. Пропускать всюду. Волю выполнять'.
   Ниже - корявый оттиск личной печати царя Персии.
   Незнакомец узнал предмет и его назначение. Тяжело вздохнув, он остановил свой взгляд на выходе из грота и стал слушать песню ветра. О чем она? Уж не о том ли происшествии, которое случилось здесь, на этом самом месте и легло в историю человечества? Для мирян это событие давнее и уже забытое. А для ветра?
   Когда-то, на этом камне, рядом с трупами легионеров, сидел великий полководец...
   А было ли это? Было. Вот она - пайса и она побывала в руках стратега! А тот, знал хозяина медальона. Их встреча в ущелье была случайной и неожиданной для полководца, принесла она много смертей, расставив друзей по разные стороны правды. Друг - враг. Это словосочетание всегда несло слишком много. Жизнь и смерть, добро и зло.
   Незнакомец смахнул с пайсы пылинку, еще раз глянул на находку и улыбнулся.
   Надо же случиться такому. На видном месте, более двух тысяч лет и, странное дело, так никем и не найденная...
  
  
   * * *
  
  
   - Бей, раз! Отбой счистить!
   - Бей, два!
   - Бей, раз! Отбой счистить!
   - Бей, два!
   Высокий, с короткой бородой и редкими усами, длинноволосый воин с перевязью из кожаного шнура на голове, в красных шароварах и кожаном панцире с медными бляхами, накинутом на голое тело. Внимание Первого Копья приковано к узкой щели, уходившей вниз в единственный проход меж скал. Он молод. Ему не больше тридцати лет, но он уже сед как лунь. Вглядываясь вниз, он махал мечом, задавая ритм мокрым от пота воинам. Вооруженные сариссами, по движению меча, они пыряли копьями в щель. Копейщиков шестеро. Седьмой - сам длинноволосый. Еще трое, находились рядом и были на подхвате. Вооруженная короткими копьями с крючьями на конце, тройка сбивала с сарисс живые и мертвые тела, выполняя команду - 'Отбой счистить'. Иногда им приходилось ломать руки врагов, успевших ухватиться за древки и наконечники копий.
  
   - Стой! Я никого не вижу, - скомандовал длинноволосый и смахнул ладонью со лба пот. - Македонцы отступили.
   - То мозги их центуриона встали на место. По каменной щели таракану не пролезть, а за нашими копьями щитоносцы стоят. Чего ждать, пусть спать идут, - в громовом хохоте поддержал длинноволосого, мокрый от пота великан Каун. Он играючи вытащил из проема тяжелую сариссу.
   - Короткий отдых. Осмотреть оружие, обувь, ремни. Кто слаб и устал?
   Последний вопрос, не коснувшись ушей воинов, пролетел мимо. Слабым себя никто не считал. Да и какой воин признается в этом. Но все, безропотно стали выполнять приказ. Авторитет Прокла - Первого Копья сотни наемных фалангистов сомнений не вызывал.
   - Ого! - восторженно воскликнул Микра, воин из 'тройки'.
   Свое прозвище он получил за малый рост. Это был молодой и подвижный воин. Вот и сейчас, осмотрев крюк на копье он отложил его к базальтовой стене и, склонившись за плечом Прокла, стал разглядывать коридор.
   - Это сколько же мы их намолотили?! Македонцы по колено в крови бродят по Зобу Дьявола.
   Великан Каун схватил Микру за плечо своей волосатой беспалой клешней, развернул его к себе лицом и пробасил:
   - Ну, это им по колено, а тебе-то по самое горло будет! А, что скажешь, половина воина?
   Коротышка попытался смахнуть руку Кауна, но великан сдавил своими сильными пальцами плечо Микры так, что у коротышки лицо стало красным.
   - Половина от половины. Ну той, что спереди у воина висит. Гы-гы-гы!! - добавил рыжий прыщавый Харон с лошадиным, обезображенным оспой лицом. Он разглядывал зазубрины на наконечнике своего копья.
   Харона боялись больше чем самого Кауна. Наделенный недюжинной силой и изворотливым умом, он был слепой тенью Прокла и других авторитетов, не признавал.
   - Надо же, как потупилось. А ну, кто там у копий, подайте мне другую сариссу.
   Шутка удалась. Усталые лица копейщиков осветились радостью и перебиравший копья воин-поэт по кличке Гомер, услужливо выполнил просьбу Харона.
   - Держи! Себе вот подбирал, ну-да ладно, сейчас хлебну вина и выберу другое.
   Первое Копье увидел красное лицо Микры и его безуспешные попытки освободиться от тисков Кауна. Он недобро глянул на великана. Каун, виновато пряча глаза, отпустил его. Прокл сделал шаг назад и уступил место Микре.
  
   - Проследи за тем, когда македонцы пойдут в атаку, - приказал длинноволосый молодому воину. - Остальным отдыхать и ждать команды. Думаю так, сегодня они уже не решатся на бросок, скоро будет темно. А вот фокусы македонцы еще могут показать разные. Хорошего от них не жди.
   Харон кивком поблагодарил Гомера за сариссу, сел на выступающую из скалы часть природной плиты и задал вопрос:
   - А скажи поэт, сможешь ли ты написать красивый стих о нашей сегодняшней битве? Как не крути, а задали мы им сегодня! Положили больше сотни, а у нас нет даже раненого!
   Обладавший внешностью Аполлона, Гомер улыбался редко, но сегодня день был воистину великим на победы и улыбка, осветила его красивое лицо.
   - Конечно, мой рыжий брат! Велик гений Прокла! Стратег Первого Копья не хуже Александра! И если наши сегодняшние мытарства уже закончились, то почему и нет? У меня есть все, чтобы описать подвиг Прокла и наши скромные старания. Было бы рядом вино!
   - Вина вдоволь! Вот только не такие мы и скромные! Можно подумать, что это Микра коридор македонским мясом завалил, - сострил Харон, - тоже мне, войско! Как они еще умудрились дарьево стадо в одну кучу согнать. Не битва была, а смех один. Кабы Прокл персами командовал, то Александр вместо Царя по горам без обоза бы бегал!
   Наемники весело заржали и Харон, заметив поддержку, продолжил:
   - Да-а! Первое Копье сделал невозможное. Со столь малым войском, как наше, он уже лишил Птолемея половины войска. Не заплутали бы мы и не вышли на этот Зоб Дьявола, македонцы через неделю - другую измотались бы. Что скажешь Копье, разве я не прав?
   Прокл безучастно пожал плечами, оставив вопрос Харона без ответа.
   Македонцы действительно отступили.
   Продвигаться вперед им мешало нагромождение из живых и мертвых тел, перелезая через них и скользя в крови, легионеры становились удобной мишенью для наемного персидского копья.
   Медленно, с опаской глядя в щель уходившего вверх каменного проема, при помощи алебардового крюка, македонцы стали растаскивать кровавый завал.
   А на верхней площадке, уже отдохнувшие наемники допивали из бурдюка оставшееся с утра теплое вино. Только Гомер был занят осмотром сарисс, откладывая негодные в сторону. Каждому было понятно, что день не закончился, а значит, еще полон неожиданностей.
   Внизу, в стонах раненых легионеров, послышалась странная возня которой Микра, особого значения не придал. Скрип, а за ним резкий свист от сверкнувшего в воздухе якорька, заставил пригнуться и без того невысокого наемника. Перелетев через всех стоявших на площадке воинов, якорек упал на плоский камень и на секунду замер.
   Замерли и копейщики.
  
   Каждый из них знал, что после смыка, якорек подскочит и полетит вниз, но никто не смог бы угадать движения 'кошки', потому как после удара 'лапки' якорька о любое препятствие, он начинал выделывать в воздухе такие фортели, что легче муху ивовым прутом сбить, чем от него схорониться.
   Так и случилось. Влекомый резким смыком за поводок цепи, якорек подпрыгнул вверх и полетел обратно в раскол. Цепляясь острыми лапками за все предметы, он запутался в ногах Гомера. Якорь намертво впился в его лодыжку и вновь замер. Заметив остановку кошки, Прокл прыгнул на цепь. Упав на нее всем телом, он ухватил ее руками. Та натянулась, но остановилась. За ним следом, рядом упал Микра и мертвой хваткой вцепился в цепь упершись ногами в выступ скалы.
   - Что встали, освободите Гомера! - крикнул Прокл.
   Внизу, почувствовав тяжесть зацепа, радостно закричали.
   Теперь, снизу за цепь взялось с десяток македонских воинов. Еще мгновение и воин-поэт, прихваченный якорем, был бы утянут фалангистами в щель, но внизу промедлили, а вверху поторопились. Якорь успели скинуть и он, исчез в проеме за черной змейкой цепи. Из коридора раздался вопль негодующего легионера.
   - Соскочил, сука! Лапка, вон смотри, от крови скользкая...
   Раненого поэта, тут же оттащили в дальний угол площадки, а на его место встал сам Прокл. Воины, вооружившись сариссами, встали рядом с Первым Копьем и были готовы к бою.
   - Спасибо, Прокл! Я сбился со счета и уже не помню сколько раз ты спасал мою чертову плоть!
   Поэту было больно, но он был воином. С улыбкой на бледном лице он смотрел как Харон, чертыхаясь и понося македонцев, перевязывал рану полоской кожаного ремня.
   Внизу послышались гулкие шаги фалангистов.
   - Готовы? - только и успел крикнуть Прокл, как вдруг раздался новый свист и черное жало якоря, срикошетившего от угла плиты, где недавно сидел Харон, скользнув пауком по медным бляхам панциря, впилось в живот Первого Копья...
  
   ... Птолемей, правая рука и друг Александра, сидел на плоском камне в глубине маленького грота с единственным выходом на горную дорогу. В двух шагах от него, под присмотром слуги стратега - Маниши, два воина перебирали оружие, откладывая годное в глубь грота. На входе в пещеру росла гора из человеческих тел, туда сносили погибших. Их было много и Птолемей, видя что вал из трупов растет, закрыл глаза. Сердце разрывалось на части, а разум отказывался верить. Чтобы отвлечься, стратег стал следить за работой воинов, которые расчищали дорогу, скидывая камни в пропасть. На чистой от камня части дороги, три десятка легионеров вязали веревки. Им придется спуститься на дно ущелья. Там, среди камней, до наступления ночи, воины должны собрать хворост на погребальный костер. Как поступили с раненными, Птолемей умышленно не интересовался. Поэтому Манише, пришлось самому назначить место у баррикады, где развернули палатку для покалеченных в бою легионеров.
  
   - Тут с коридора сейчас мертвых притянут. Куда их? Может в грот? Телами всю дорогу перегородили. Что делать?
   Вопрос Маниши был своевременным. Пора приступать к наказаниям.
   - Дай сигнал центурионам, сюда пусть идут.
   Отметив, что за ним никто не наблюдает, Птолемей скривил лицо и стал развязывать ремни панциря. Известный потомкам, как бесстрашный и рассудительный стратег, чья доблесть и отвага были отмечены историками может в чуть меньшей доле, чем слава самого Александра, был отправлен Македонским во главе элитного отряда из двух третей легиона, за бежавшим с поля боя Дарием.
   Тяжелогруженый казной караван персов и три наемных сотни охраны, сопровождавших больного царя, уходили от преследователей. Непонятно по какой причине, а скорее просто заблудившись в неизвестных горах, караван свернул на эту, ведущую в тупик горную дорогу. Труден был путь преследования. Бесконечные ловушки, обвалы и ночные нападения на спящий македонский лагерь вселили в души легионеров обиду на персов и зверскую ненависть. Но враг не останавливался и упрямо шел и шел по узким горным тропам, увлекая за собою отряды фалангистов. Три долгих месяца гнали македонцы впереди себя, на расстоянии дня хода, уставшую свиту больного царя. Сегодня, когда солнце вошло в зенит, авангард македонцев лицом к лицу встретил баррикаду, которая перекрывала узкую горную дорогу. Это была их первая прямая встреча. Перед валом камней баррикады стояли копейщики, за ними выше лучники и на самом валу - пращники.
   Увидев вражеский отряд, фалангисты не раздумывая кинулись в атаку. Но тут, на их головы обрушился камнепад. Поднимая клубы пыли и давя македонцев, камнепад остановил атаку, вынудив фалангистов отступить назад. Прорвавшиеся, ринулись на вал, но их было мало и все они, были убиты в короткой схватке с копейщиками. Не пощадили никого. Через каменный завал, когда еще и пыль не осела, в македонцев полетели дротики, стрелы и камни из пращи.
   Такого поворота легионеры не ожидали. Птолемей криками собрал из щитов 'стену', но и здесь без потерь не обошлось.
   Негодованию и разочарованию легионеров, не успевших поучаствовать в этой короткой битве - не было предела. Они, разбившие Дария на равнине, чувствуя свое превосходство в силе, в эту минуту казались тупыми куклами в руках умного и хитрого кукловода. И свидетельство тому - гора трупов у баррикады и стоны проклятий из-под завала. Особенно злило то, что у персов не было потерь.
   Конечно, понять рядового легионера можно. Македонцы гнали царский караван, а в это время основные войска праздновали победу над Персией. Участники погони были злы на то, что вместо пиров и дележа добычи, они как горные бараны, лазают по скалам, преследуя призрак опасности Великого Рима. Волна ненависти среди фалангистов росла и крепла, но запах близкого золота прибавлял сил.
  
   Вот и сейчас, увидев вражеский заслон, фалангисты ринулись в атаку не дожидаясь команды. Узкая дорога не давала развернуться в боевое построение. Спешка обошлась им дорого. Вал атаки захлебнулся в крови и непонимании.
   А персы, не ожидая следующего нападения, отступили в еле приметный каменный коридор.
   Досталось и самому великому военачальнику. Камень из пращи, срикошетив от скалы, проскочил меж щитами и угодил точно в грудь птолемеева панциря, да так сильно, что тело пронзила нестерпимая боль. Она и отвлекла его от атаки.
   Увидев, что персы исчезли в 'тоннеле', легионеры приняли это за отступление. Невзирая на крики центурионов и побросав щиты, они ринулись за неприятелем, но вновь попали под косилку персидских копий. Направленные умелой командой, жала сарисс вылетали из дыры, что была в середине потолка каменного прохода, а дальше - засады стояли щитоносцы с копьями.
   Выкорчевать это осиное гнездо без страшных потерь не представлялось возможным. Продвижению мешала завеса из летящих копий персов не прекращающаяся ни на мгновение.
   Это была уже вторая ловушка за сегодняшний день. А сколько их ждало еще впереди? Вопрос, подобный занозе, не давал Птолемею покоя. Мысль о том, что немногочисленной охраной Дария правит умная рука, была очевидной. Понятное дело, тупые остались в кольце александровских легионов - там, на поле боя. А тут еще и этот подлый рикошет. Будущий император Египта, плюнул в негодовании под ноги. Надо что-то предпринимать. Но что? Каждая клеточка организма была пронизана болью, но показывать слабость свою перед воинами нельзя. Вот только дышать трудно, глубокая, с кулак вмятина, давила так, что казалось вот-вот в приступе злости он потеряет терпение и разорвет ремни руками, которые от пота затянулись еще крепче и не поддавались пальцам. От безысходности он был готов взорваться. Собрав волю в кулак, Птолемей спокойным голосом позвал Манишу и показал на узлы брони.
   Воин, увидев бледное лицо стратега, засуетился. Он быстро вытащил нож и одним движением перерезал кожаные тесемки. Птолемей чуть поморщившись встал и со вздохом облегчения, скинул пропитанную потом подпанцирную безрукавную рубаху.
   - У тебя, похоже, перелом ребра. Вон какой огромный кровоподтек надуло, - сказал македонец, показывая пальцем на грудь, - позову лекаря, чтобы он сделал тебе тугую повязку с подкладом из травы и голубой глины.
   Военачальник устало махнул рукой.
   - Пройдет. Не девица, - возразил Птолемей, поглаживая пальцами кровавый сгусток. - Кто же это у них такой умный? Видел, как нас умыли? Скоты! Если бы эти трусы нам попались в открытом бою.
   Расправив широкие плечи, он глубоким вдохом набрал в легкие воздуха и с удивлением различил запахи, из которых самым неприятным был смешенный запах собственного пота и чужой крови. В голове проносились приятные воспоминания о недавнем купании в студеной горной речушке.
  
   - Узнай, расчистили или нет этот вход в преисподнюю? Нам нельзя останавливаться, - прервав слабость духа и вернувшись к реальности, бросил стратег. - Панцирь, осторожно правь! Вмятину изнутри не выбивай, а выдави толком. Бляхи на меди золотые, послетают - голову сверну! Сам знаешь, чей подарок.
   По саю, многократно отраженный эхом, раздался громовой звук горна трубившего 'Выход из боя'.
   - Сделаю как надо, - суетливо развязывая кожаный узел, сказал Маниша, отведя взгляд от полководца. - Тут перса раненого пленили. Хотели разорвать на месте, да я сказал, что он нужен тебе. Ты сам утром говорил, что нужен живой перс, узнать хотел, что караван в пути не располовинился. Ведь мы можем идти и за пустышкой...
   - Кто дал команду выйти из боя? - зло нахмурившись и не дослушав, спросил Птолемей.
   Маниша невинно захлопал длинными ресницами.
   - Ты же сам сказал, такую битву нам не выиграть, надо остановиться. Ну, я и дал команду.
   Птолемей, знавший, что приказа от него не исходило, пристально посмотрел на хитреца и осуждающе покачал головой. Хорошо, когда рядом есть человек, который может вот так запросто, осуществить то, что боялся сделать сам Птолемей. Македонец грозно втянул в себя воздух и поднял палец, чтобы укорить наглого 'самозванца', но почувствовав внезапный приступ боли, опустил руку. Получилось, что вроде как все в порядке.
   Увидев одобрительное движение, Маниша понял, что разноса не будет и ловко вернул разговор в старое русло:
   - Выкинуть пса в ущелье?
   Птолемей мотнул головой, мол, не торопись.
   - Ты правильно выполнил мой приказ. Приведите эту собаку сюда.
   Отмахнувшись от помощи, морщась, он вновь накинул на себя безрукавку. Так она быстрее обсохнет от пота, да и рана будет закрыта. Незачем народ в ужас вгонять. Продев плохо поддающимися пальцами шнуровку, но не делая узла, македонец кое - как справился с рубахой. С трудом превозмогая боль, он сел на камень.
   Подошедшие центурионы, склонившись, ждали бури. У одного голова перемотана пропитанной кровью тряпкой, другой ранен в ногу, у кого- то рука на перевязи... стоят, переминаются, в землю смотрят, что говорить не знают. Понятно. Потери немалые.
   Птолемей грозно сжав губы, тоже молчал. Ушедшие вперед разведчики не вернулись. С кого начинать? Кто виноват? Стратег со злобой посмотрел на первых помощников.
   - Вижу, не знаете, что делать. Я вам работу нашел! ...Будете складывать тела своих воинов вдоль дороги. Сами!!! Своих воинов! ..Состязание устрою между вами. И у кого больше всех трупов, тому приз - его же яйца. Самолично отрежу и подарю! Потом, соберете всех живых и раненых, пусть каждый воин увидит, как расправляется смерть со стадом дураков во главе с бестолковым центурионом!
  
   Послышался шум шагов. Из раскола щели появились двое легко вооруженных легионеров. Они протащили между центурионами еле живого перса и бросили его у ног Птолемея рядом с трупами македонцев и разбросанным оружием. Судя по сочившейся из-под глухой кирасы крови, этот человек если еще не мертв, то его смерть бродит неподалеку.
   Упав всем телом на каменный пол и ударившись головой о выступ, пленный пришел в сознание. Он поднял голову и стал медленно осматривать каменную площадку пещеры. Его мутные и безразличные глаза смотрели сквозь спутанные свалившиеся на лицо длинные волосы. Несколько секунд у раненого ушло на осмысление того, что он находится среди врагов. Заметив лежащий в полушаге гладий, он подтянул его к себе.
   Рядом стоявший центурион, хотел выбить меч пинком, но был остановлен Птолемеем, который предупреждающе поднял руку.
   - Погоди! Где вы его взяли?
   Маниша, не отрываясь от работы над узлом, бросил сквозь зубы:
   - Эту скотину, 'кошкой' выцмыкнули. Прямо за живот. Ну, из просвета, что в середине прохода. Он (слуга кивнул на врага) - копейщик, из тех что сверху копьями тычут, - разглядели таки глаза Маниши красные шаровары копьеносца под грязью и кровью. - Если позволишь, после беседы я отдам его в толпу. Наши воины только и ждут, чтобы усадить его на копье.
   В подтверждение своих слов слуга вскочил и хотел нанести удар ногой в косматую голову перса, но встретившись взглядом с Птолемеем, вновь нехотя присел на корточки. Ворча под нос проклятия, Маниша поднял панцирь и, вытащив нож, полоснул лезвием по неподдающемуся узлу.
   В это время перс пытался встать на ноги. Его сил хватило только на то, чтобы остаться на коленях. Он оперся всем телом на эфес вертикально поставленного меча, острый конец которого застрял в щели базальта.
   - Кто ты? - спросил Птолемей и потер рукой ноющую болью грудь.
   - Ты не сможешь помешать Царю умереть своей смертью, - хрипло, с клекотом в груди вдруг сказал пленный, с трудом подняв голову. - Ему осталось немного. Всего день, может два. Дарий просит тебя подождать со штурмом. Вы же не уйдете с миром. Дальше идти им некуда. Пусть он тихо умрет. Каменная дорога на луг узка. Пройти по ней пока у нас есть копья, пращи и стрелы, вы не сможете. Пусть он умрет, и мы отступим без битвы. Пока он жив, воины будут стоять насмерть.
   Раненый оглянулся вокруг и остановил взгляд на горе трупов.
   - Похоже я понял, почему местные жители назвали это место Зобом Дьявола.
   - Хм. А вы, понятно, копейщики - зубы его! - усмехнувшись, продолжил за перса Птолемей.
  
   Раненый с трудом перевел дыхание и пожал плечами. Было видно, что каждое слово ему давалось с трудом.
   - Посмотри, сколько здесь уже пало твоих воинов. Ты же сам все золото на своем горбу не утянешь, Волк. Есть ли смысл продолжать битву...
   - Отвечай только на мои вопросы, - перебил речь пленного, Птолемей. Он еще не успел обратить внимание на то, что раненный назвал его по прозвищу, которое получил в раннем детстве. - В эту мышеловку притащили все золото или нет? Ты меня слышишь? Я хочу знать, делился ли караван? Если скажешь правду, подарю легкую смерть.
   Грек хмыкнул и упрямо замотал головой.
   - Похоже Дарий пообещал вам отдать все свое добро за свою шкуру... Погоди! - вдруг с сомнением в голосе произнес македонец. - Ты для перса слишком хорошо понимаешь по гречески. Уж не эллин ли?
   - Грек, - сказал раненый воин, склонив голову.
   - А почему ты с варварами? Почему ты на их стороне?
   Копейщик с трудом опираясь на гладий, тихо сказал:
   - Царь нанял нас и мы, дали клятву охранять его. Тебя же наняли Сенаторы. Ты такой как и я, только наемник римский. Дарий нас купил у Рима, чтобы оградить себя от Рима. Тебе понятна опасность, которая закручена вокруг Царя. Пока он жив, Великий Рим будет находиться в постоянном страхе.
   Пленный перевел дыхание и продолжил.
   - ...Его золото - это деньги на мятеж и дворцовый переворот. После которого, римский Сенат станет голодной сворой псов. Не переживай, все золото с ним, здесь...
   Едва дослушав, стратег встал и подошел к врагу. Его рука скользнула по скользкой от липкого пота шее раненого грека. Птолемей зацепил пальцами золотой медальон, висевший на грубой шерстяной нитке, и рывком сдернул его.
   - Ты носитель пайсы и состоишь во главе охраны Дария. Какая удача! В моих руках его Воля. Ты старший у копейщиков! Так вот кто ими верховодил!
   Что-то, подсказывало Птолемею, что он уже где-то слышал этот голос, но где? Когда? Кто он? Придерживая медальон на вытянутой руке за нить, он брезгливо рассматривал грязную от кровавых пятен пайсу. Медальон медленно повернулся в воздухе, открыв взгляду македонца протянутую к нему ладонь пленного телохранителя. Мелькнул над полом падающий продолговатый предмет. Упав с характерным хрустом старой кости, он подкатился к ногам легионера.
   - Мы с тобой враги. Опять враги, Волк! Глазам не верю. Как когда-то, в далеком детстве, - грек опустил ладонь на рану. - Только игры у нас теперь другие. И боремся мы теперь с тобой за золото и власть.
  
   Из-под пряди грязных седых волос Птолемей разглядел татуировку на голом предплечье раненого воина. До стратега наконец дошло звучание слова - Волк. Он широко раскрыл глаза.
   О, Боги! Копье, пробившее череп оленя!...
   ... Он вспомнил, как сам, когда-то в далеком детстве, выкалывал этот рисунок острием заточенной кости. Боль в груди внезапно отошла, уступив место другой. Что-то сжалось под сердцем и стало его выкручивать, давить и колоть. К горлу подкатил ком. С трудом справившись со своими чувствами, Птолемей прокашлялся.
   - Так, центурионы. Вам что, делать нечего? - забыв о наказании, громко спросил стратег. - Разыщите своих подчиненных и устраивайте лагерь. Всем передать, чтобы готовились к отдыху. Маниша, проследи за караулами и за тем, чтобы накормили легионеров. Раненым необходима помощь. И найдите тех, кто повел воинов в атаку. Где вы находились, когда непонятно кто, повел стадо на штурм вала? Найти немедленно! Этому человеку отрубить ноги, чтобы остальные знали, где проявлять свои способности. Вот из-за таких людей мы завтра и останемся без воинов. Все! Разошлись!
   Внезапно в разговор вмешался Циклоп, центурион пращников. С виду тупой, а внутри сам дьявол. Прозвище свое он получил за то, что был одноглазым и имел бешеную физическую силу. Прозорливый не в меру, он таки рассмотрел то, что Птолемей неспроста всех отправляет подальше, забыв о наказании.
   - Говори с ним сколько хочешь, а после, отдашь его нам или копейщикам. Так, центурионы?
   Зная характер обоих, все стали молча расходиться. Да и таскать самим трупы воинов никому не хотелось. И черт с ним, с этим полудохлым греком! Каждому из командиров было над чем подумать. На ровном месте потерять столько воинов...
   - Эй! Куда? - увидев расходившихся, Циклоп почувствовал, что перегнул палку, а затевать ссору с Птолемеем без поддержки было опасно. - Ну да, мне опять больше всех надо. Сдалась мне эта падаль!
   Сказал и заржал, как лошадь, отчего его лицо стало еще страшней, чем было. Но его никто не поддержал.
   Маниша вскочил на ноги и, толкая в грудь замешкавшихся центурионов, запричитал:
   - Трупы соберите. Мне оставили? Воинов разместите по линии дороги так, чтобы лагерь был защищен от нападения со стороны щели. И чтобы все были ближе к скалам, не ждите, когда сверху камнями привалят. Кашевара в работу. Скоро все с голоду попередохнут. Циклоп, ну что ты топчешься как бык на бойне? Сердце мягкое? Крови ждешь? На дорогу глянь! Отправь людей, которые так сильно рвались в бой, на разведку. Пусть все вокруг облазят. Обнюхают. Вдруг нас ожидают еще какие сюрпризы. Или напомнить тебе историю прошлой ночи?
   Спорить с Манишей - себе дороже. Он помнит обиды и не прощает промахов. А его влияние на Птолемея, всем известно.
   Трели свистков центурионов, игравших сбор легионеров, привели лагерь в движение.
   - Что мне с тобой делать, Прокл? - потупив взгляд, спросил Птолемей у раненого, когда они остались одни.
   - Признал? Дай команду, чтобы добили. Пощады не жду. Одно прошу, не мучай, - с трудом проговорил пленный.
   Птолемей передал раненому лежащий рядом полупустой бурдюк с теплой, но еще не затхлой водой и запустил ладонь в свои курчавые волосы. Было видно, что он обескуражен и удивлен неожиданной встречей со своим старым и непримиримым врагом по детским играм. С человеком, который однажды спас его от разъяренного раненого на охоте оленя, чей кусок рога, хранимый Проклом как память о происшедшем, лежал у его ног. Да-а. Если бы не Прокл, то олень поднял бы будущего военачальника на рога. Птолемей на тот момент, вывихнул ногу и сидел на земле, облокотившись на поваленный ствол пихты. Он уже представлял в уме свои внутренности, развешенне по кустарнику. То же положение, что и у Прокла в этот час. Полная безнадега. Но точный бросок дротика остановил оленя. Этот паренек был самым искусным метателем. Вспомнил Птолемей и рога оленя. Они глубоко вошли в мягкую землю. Олень завалился на бок, кусок рога, не выдержавший веса животного, надломился. Вот она - память, под ногами валяется. Если бы дротик тогда пролетел мимо цели, то убит был бы не только Птолемей, но и он сам, уже безоружный.
   В памяти всплыл момент загона того злосчастного оленя. Соплеменников было полдюжины, а спас его один, четырнадцати лет отроду, разглядевший беду и проявивший смекалку. Побросав мешавшие в беге дротики и лук, он один бросился не за оленем, а наперерез сквозь кусты в обход скалы. Это дало ему возможность выскочить в тот самый момент, когда олень, находясь к Проклу боком, уже был готов проткнуть Птолемея своими рогами.
   Вот такая сложилась картина. Два врага и связывающий их случай. От этого ситуация еще страшней и нелепей. Как уберечь Прокла от своих 'оленей' Птолемей не знал. Как найти тот спасительный дротик, которым можно остановить неминуемую смерть старого друга. Если бы этот случай был не с ним, а с Манишей, он бы и не думал. Кинул бы пленного на расправу македонцам. По другому никак. Но эта, лежавшая в пыли кость - часть его памяти. Что делать?
   - Как ты оказался здесь? Почему седой? ...Почему не пришел ко мне до того, как поступил на службу к Дарию? Или переметнулся бы к нам перед боем, когда увидел наше присутствие? - тихо, без нажима в голосе, спросил Птолемей. - Я уверен, что у тебя есть этому объяснение.
   Грек покачнулся едва не выронив меч.
   - Не молчи. Скажи, почему я должен тебя убить. Ты же был среди нас самый лучший. Твое место в строю рядом со мной! С Александром!
   Персидский воин терял силы. Это было заметно по тому, как он всем телом навалился на рукоять меча, вдавливая конец лезвия в щель каменной плиты дороги. Рука, закрывавшая глубокую рану на левом боку, скользнула вниз, и на полу стала собираться лужица крови. Казалось, что вот-вот тело завалится на пол. Но, придя в сознание, пленный, демонстрируя силу духа, попытался выпрямить спину.
   Вспомнив про пайсу, Птолемей стал вытирать с медальона кровь, но так и не переборов отвращения, кинул его в самый дальний угол грота.
   - Ну, посмотри же на меня! - Птолемей рывком схватил грязные волосы Прокла. Он встряхнул тело воина и, подняв голову грека за подбородок, заглянул в глаза. - Почему ты не рядом со мной?
   Грек улыбнулся.
   - Ответ прост, как сама жизнь. Ты меня знаешь, я не мог поступить иначе. А верующие в тебя воины? Да мало ли, чего нельзя купить за золото...
   - О чем ты говоришь? А я? - в недоумении спросил Птолемей. - С каких это пор я стал твоим врагом?
   Слова Птолемея не коснулись ушей грека. Тот задумался.
   - Той весной, когда Александр двинулся в поход на северных соседей, мы проводили тебя и еще дюжину наших соплеменников. Вы должны были соединиться в один отряд у моря, где-то у Красной Скалы, что в трех стадиях от нашего поселения. Ты помнишь этот день? - спросил раненый грек.
   Он поднял голову и только теперь, Птолемей, сквозь бороду и шрамы, смог различить знакомые черты лица. Тот же открытый и честный взгляд голубых глаз, сломанный с горбинкой нос.
   - ... Был праздник. В тот день прилетели первые ласточки, а поля уже покрывала высокая сочная трава. Я выгнал скот на пастбище и отправился за вами. Мы выпили немало вина у храма Аполлона. Все были веселы, ты, обняв меня за плечи, звал меня идти с тобой, помнишь? Твоя возлюбленная, эта рыжая бестия, красавица Ирина, надела на тебя венок с жасмином... Это был добрый день. Ты его помнишь?
   Птолемей помог греку облокотиться на камень, сам же присел рядом на корточки.
   - Ирина! Ну как же! ...Как она? - Птолемей не мог не вспомнить свою первую любовь. Добрая улыбка, веснушки и медная копна волос, большие и всегда испуганные карие раскосые глаза. - Она наверное, уже давно нянчит свою ребятню. За кого она вышла замуж, где живет?
   Прокл невесело усмехнулся.
   - У меня скоро будет возможность передать ей от тебя привет.
   - Что ты сказал? - растеряно спросил Птолемей.
   - В тот роковой день, когда вы ушли к Александру, она вышла замуж за ангела смерти. И брат мой погиб. И сестры твои. И я, должен был быть вместе с ними, но почему-то выжил после ранения. Беспамятным попал в плен. Жил долгих три года в рабстве. А поседел, увидев мертвыми родных и близких. - Прокл убрал с лица волосы. - Эти шрамы я прячу в космах. Они, от плети надсмотрщика за гребцами на галере. А вот где был ты, когда резали, насиловали и убивали наших женщин? ...И ты меня еще спрашиваешь, почему я не с тобой? Чем твой Александр лучше Дария? Раньше персы охраняли Шелковый Путь, теперь эта дорога отошла Риму. Где смысл? Где ты видишь свое оправдание, наемник?
   Птолемей удивленно смотрел на пленного.
  
   - Как только за поворотом скрылся наш последний рекрут, на берег высадилась банда пиратов. Они были одеты в одежды купцов. Как они были добры! Помню, подарили старикам бочонок вина. Их приняли. Накормили. А ночью, они вырезали всех, кто оказал им сопротивление. Меня пленили, ударив спящего по голове дубиной. Три долгих года я был прикован к веслу. Сбежал, как только появилась первая возможность. Эти ублюдки, атаковали торговый корабль финикийцев. Подло подкрались ночью и обстреляли из луков. Морское течение загнало неуправляемую купеческую галеру на мель и пиратам пришлось расковать рабов, чтобы они столкнули корабль на чистую воду. Было темно, а до берега рукой подать... После побега я работал в помощниках у кузнеца. Окреп. По ночам ковал себе меч и броню. Заработав немного денег, купил одежду солдата и нанялся на сторожевую триеру. Я денно молил всех богов, чтобы они дали нам возможность встретиться с морскими разбойниками. Но не судьба.
   Птолемей, сжав кулаки, молча слушал. Он не мог поверить через какие испытания прошел его давний друг.
   - Я хотел быть рядом с тобой, но ты с Александром. А знаешь ли ты, что я его проклял и возненавидел за то, что он забрал лучших людей нашего селения. О, если бы вы тогда были с нами, а не с ним! Тогда, может быть, Ирина бы и нянчила своих детишек. А твои племянники, уже были бы в том возрасте, когда я тебя спас.
   Птолемей закрыл лицо руками.
   Он слышал о нападении на родное селение. По его просьбе римский Сенат объявил этих пиратов - вне закона. Сказать было нечего...Ком горечи подкатил к самому горлу. День выдался на славу. Потерял треть воинов, но встретил старого друга.
   - Не ломай голову. Ты мне ничего не должен. Твой брат там, на галере, выходил меня. Он умер на моих руках от ран, - прочитал мысли полководца пленный грек. - У тебя нет выхода. Убей меня.
   Птолемей ничего не ответил.
   - Сможешь мне помочь добраться до края пропасти, а дальше я сам справлюсь? - спросил Прокл с надеждой в голосе.
   Стратег вытянул из-за пояса кусок полотняной материи, служивший ему платком и полотенцем, и сказал:
   - Возьми, приложи к ране.
   Грек сунул ткань под панцирь. Птолемей с тревогой посмотрел на слугу, но тот был занят золотыми бляхами на панцире стратега и не слушал их.
   - Сделаем так. Ты должен притвориться мертвым, а я, когда стемнеет, отнесу тебя в селение неподалеку. Выкарабкаешься - твое счастье. Ничего путного в голову больше не приходит, - Птолемей с сожалением развел руками.
   - И на том спасибо, - пробормотал раненый, - думаю, что хлопотно это. Увидят тебя, что потом? У тебя есть враги, которые будут рады твоей смерти. А что здесь начнется, когда станут делить золото?!
   Птолемей усмехнулся.
   - Поубивают друг-друга. Знаю. Страшно это, готовлюсь. Вспомнил кое-что. Я тут среди своих воинов, видел одного местного жителя. Он приносит воду для питья и омовения ран. Думаю, этот старик сможет помочь нашему горю. Подарю ему меч и пару дротиков. Их вон сколько валяется. Подарок будет для него просто царский. А вот и он, с бурдюком идет.
   Военачальник поднял руку, чтобы привлечь внимание старика, который ходил между воинами и предлагал им воду.
   Старик тотчас оказался рядом и услужливо протянул кожаную бутыль.
   Птолемей показал на грека. Старик осторожно наклонил бутыль к губам раненого. Прокл сделал пару глотков и как смог умылся одной рукой.
   Тем временем, Птолемей поднял лежащий на каменном полу меч и протянул его старику. С трудом поняв, что это подарок, старик радостно заговорил на непонятном языке. На его глазах появились слезы радости. Но Птолемей убрал гладий за себя, показав взглядом на раненого грека и на руку с татуировкой. После красноречивых жестов, старик с трудом, но понял, чего от него хочет этот белый эфенди и нерешительно затоптался на месте. Поняв, что за работу получит еще несколько железных наконечников для дротиков, местный согласился. Он показал знаками, что ему придется сбегать за подмогой, а ближе к утру он придет за раненым.
   Это устраивало обе стороны. Старик ушел, прихватив с разрешения наконечники.
   Довольный решением проблемы, Птолемей с улыбкой повернулся к пленному, а грек, уже потерял сознание. Он лежал на камнях грота.
   - Теперь тебе и притворяться не надо. Маниша, подойди ко мне! - крикнул стратег копавшемуся в доспехах слуге, - отнеси труп туда, где лежат наши погибшие воины. Этот враг достоин уважения.
   Слуга подошел и принялся поднимать грека.
   - ... Только вот мне кажется, что он еще жив, - прошептал Маниша.
   Он сразу обратил внимание на шею со слабо пульсирующей веной. Маниша оглянулся и мельком посмотрел на Птолемея. Их взгляды встретились.
   - Показалось. Мертвее не бывает. - сказал Маниша и, дотащив грека до общего вала трупов, бросил тело в самую гущу.
   Оглянувшись на военачальника, слуга заметил, что тот отвлекся растирая ушибленную грудь. Большой палец Маниши нащупал на шее Прокла пульсирующую вену и хотел надавить на нее, но оглянувшись и посмотрев на Птолемея, передумал. Он, слышал весь разговор и ...пожалел перса.
   ____________________________________________________________
   ... Звон колокольчика прервал мысли "Холмса". Он улыбнулся, когда увидел выходящих из Зоба Дьявола осликов, привязанных друг к другу одной веревкой.
   Завидев неподалеку завал из камней, 'караван' нерешительно затоптался на краю дороги. Но вид незнакомца животных испугал больше и они, дружно двинулись в сторону кишлака. Похоже, что их ноги сами знали путь к дому.
   Следом за караваном, обнюхивая края скалы, пробежал большой лохматый пес, такой же старый, как и его хозяин шаман Шалангар. Под глухой звук треснувшего колокольчика вереница исчезла за поворотом.
   Прищурившись, незнакомец печально посмотрел вслед каравану и достал из внутреннего кармана продолговатый чехол, где лежали сигара и катер. Привычным движением он отрезал конец сигары и, уложив "ножницы" обратно в чехол, принялся за раскуривание.
  
  
   Глава I часть-5
  
  
   ... - Навались! Еще разок!
   Лежавший посреди дороги бесформенный кусок базальта упрямо цеплялся острыми гранями за тонкий грунт и щели.
   - Не торопись, - приказал Каласафед Говоре, упорно толкавшему вперед этот небольшой, но неудобный неправильной формой осколок скалы.
   Седой, встав на колено, осмотрел низ камня.
   - Дай подумать. Так... Вот тут камень застрял углом в трещине. Давай повернем его влево.
   Повозившись с минуту, они вынули угол.
   - Теперь хватай снизу и разом, по команде... Навались, и-и-и, раз-з!
   Камень медленно сделал оборот к краю пропасти и, съезжая, навис над самою кромкой. Говора легонько подтолкнул каменюку ногой, сделал шаг назад. Прошло несколько секунд, прежде чем по саю прошло многократное эхо.
   - Мы все сделали вовремя.
   Говора показал пальцем на перекресток.
   Из-под козырька скалы показался караван ослов. Ишаки были навьючены тюками, сплетенными из грубых хлопковых ниток. Из мешков, на перевязи и из дыр, торчали маковые стебли. Серодж, радостно улыбаясь, запустил пятерню в дыру мешка лежавшего на спине последнего в цепочке старого осла. Вытащив несколько маковых головок, он кинул улов за пазуху и пробурчав что-то под нос, пнул животное носком высокого ботинка.
   - Давай-давай! Двигайся, старый шайтан! - поддержал Серодж громким голосом, присевшего от пинка ишака. - Мне кажется, что они чем-то напуганы. Не заметил?
   Каласафед молча кивнул.
   - Наверное, они испугались эха, - сам и ответил Говора.
   А между тем, на первом осле всхлипнул колокольчик. Натянулся повод на шее старого ишака, и он поплелся вслед за караваном.
   - Будешь? - спросил Серодж набитым маковой мякотью ртом.
   Каласафед молча посмотрел на протянутую ладонь Сероджа и отрицательно махнул головой о чем то напряженно думая. Говора закашлялся, потом долго отплевывался, справляясь с горечью во рту, и примирительно улыбался.
   Ломка снята. Появилось настроение. Каласафед с укором посмотрел на партнера.
   - Приеду домой, завяжу. Больше баловаться этой отравой не буду, - громко сказал коровеглазый.
   Заметив ироничный взгляд Каласафеда, он стал оправдываться.
   - Ты плохо знаешь моего дядю. Он уважаемый человек. Бобо Саид-али оторвет мне голову, если только заподозрит во мне наркомана. У него, между прочим, своя чайхана. К нему на чай приходит сам домулло Махсуд-али!
   Каласафед кивнул, будто он был знаком со старым чайханщиком лет триста и еще столько же, слушал в мечети суры в исполнении почтенного домулло.
   - Мне осталось ждать чуть больше недели, - продолжил паренек с оптимизмом в голосе, - Матлуба сказала, что деньги собраны. Теперь отец встретится с ханом и отдаст обговоренный выкуп.
   Седой с укором посмотрел на напарника.
   - Знаешь, что будет, когда хан узнает, что кто-то там шабрится по его женской половине? - вдруг спросил Каласафед.
   - Нет. Не знаю, - уже понявший свой промах изменившимся голосом сказал Серодж.
   - Хм. Вот и я не знаю, - тихо, но отчетливо, сказал Седой. - А хотелось бы посмотреть на это.
   - Я! Я, вот, ... землю буду грызть, пусть меня Аллах накажет. Матлуба мне сама это сказала. А крикнула она через дувал. Вот так. Я даже руки ее не видел! - зашелестел сбивчивой речью Серодж, перепугано вращая глазами.
   Грустно улыбаясь, Каласафед примирительно добавил:
  
   - Да успокойся ты. Поверь, я твой друг и скажу, что кроме меня, тебя здесь никто не поддержит, - он обвел ущелье рукой так, как будто там, внизу, стояли толпы народа и прислушивались к каждому его слову и верили Каласафеду как человеку никогда и никому не совравшему. - Я буду молчать, как рыба. Даже нет. Как корова.
   Больше Каласафед уже терпеть не мог. Его охватил хохот, который начал тихо душить Седого, от чего тот присел на корточки. Как он любил мучить своего молодого друга! Тот понимал, что над ним посмеиваются и мог бы дать сдачи, но обычно на этом все и заканчивалось. И вот уже в приступе смеха зашелся Говора.
   - Точно, как корова! - повторил Говора, переведя дыхание. - И придумал же.
   Отдышавшись, Каласафед продолжил:
   - И все-таки, я бы не упустил шанса посмотреть, как родственники выкупают твои яйца.
   Последняя фраза остановила Говору. Он вновь закашлявшись, поперхнулся.
   Такого удара Серодж не ожидал. Сжавшись от страха, он исподлобья рассматривал фигуру сидящего напротив Каласафеда. Шариат строг и паренек знал, что сказав о разговоре с Матлубой Каласафеду, он подверг опасности не только себя, но и девушку. Но Каласафед не такой, он не скажет. И юноша, придя в себя, поднялся с корточек.
   - Я... Знаешь... Мне вот кажется, что ты сам чего-то боишься. А может Матлуба тебе самому нравится?
   Каласафед перестал улыбаться. Он с грустью посмотрел на своего далеко не глупого друга. Вот и он заметил его отношение к младшей супруге хана.
   - Кроме меня, вашего разговора с Матлубой никто не слышал. Можешь спать спокойно. Я буду нем.
   - Как корова? - невесело улыбаясь, напомнил Серодж недавнюю шутку.
   Говора пошел за караваном. Ответа он ждать не стал и было заметно, что на его поникших плечах лежала обида на седого друга. Вскоре за поворотом узенькой дороги исчезла его нескладная фигура.
   Каласафед собрался было идти вслед, но вдруг, от заминированного участка дороги он уловил движение.
   Седой поднял ствол автомата и снял предохранитель. Непонятно почему, не хотелось оборачиваться. Страх медленно вползал в сознание. 'Может прыгнуть в пропасть? Еще успею!' - пронеслось в голове Седого.
   - Узна-али, -- послышался голос на старом, уже давно забытом языке, - не делайте глупостей. Смерть не лучший выход, когда есть способ решить проблему малой кровью.
   Каласафед медленно повернулся и увидел человека лет пятидесяти, а может чуть меньше, который не глядя под ноги, обошел мины и остановился в двух шагах.
  
   'Ну, вылитый Шерлок Холмс, только без трубки. Откуда он?': вспомнил Седой давно забытый фильм и направил ствол автомата на незнакомца.
   - Скрипки нет и играть на ней я не умею, - отрубил версию с Холмсом улыбающийся незнакомец. Он показал взглядом на автомат. - Неужели вы думаете, что этот предмет сможет решить все проблемы?
   Каласафед смутился. Этот человек легко читает его мысли и если он хотел сделать плохое, то уже бы давно сделал. Он опустил автомат стволом вниз, оставив палец на спусковом крючке. А незнакомец, будто испытывая нервы, повернулся боком, сделал шаг к пропасти и остановился у самого края. Времени на выстрел было много, но что-то сдерживало.
   - Кто вы? И о какой крови вы говорили? - спросил пришедший в себя Каласафед.
   - Похоже на то, что вы готовы к общению, - сказал незнакомец и увидел внимание в глазах Седого. - Я тут не случайно появился.
   - У вас, ко мне дело?
   'Холмс' улыбнулся.
   - Приятно иметь дело с умными людьми. Именно так, дело. Готов исполнить любое ваше желание.
   - А взамен? Что вы от меня хотите?
   - Понятное дело - душу.
   Незнакомец достал из кармашка костюма золотую луковицу часов и, открыв крышку, посмотрел на стрелки.
   - Документ заведем, для бухучета. Кровью будем расписываться! А что делать? Бюрократия, будь она неладна. Думаю, нам хватит пореза на шее. - в стальных глазах незнакомца мелькнули искорки смеха. - Итак, вы мне душу, а я вам свободу выбора. Со всеми вытекающими. Идет?
   Его вопрошающий взгляд остановился на глазах Седого.
   - Как мне к вам обращаться? - не веря в собственную догадку, спросил Каласафед.
   - Нет разницы, как вы меня будете называть, - незнакомец пожал плечами. - Придумайте сами.
   Каласафед замер в нерешительности. 'Назову чертом, обидится', - мелькнуло в голове, но вспомнив, что 'Холмс' легко угадывает мысли, смутился. Последний вопрос загнал Каласафеда в тупик.
   - Ну, не знаю. Может, Мефистофель? Это имя вас не обидит? - спросил нерешительным голосом Каласафед.
   - Да хоть чертом. Смущать это будет больше вас, чем меня, - скорее утвердил, чем ответил незнакомец. - Пусть будет так, как вы сказали - Мефистофель. Мне, следовательно, чтобы не изобретать велосипеда, придется называть вас Доктором Фаустом. Хм. Был похожий дебют, посмотрим как вы, разыграете эту партию.
   Ни вопрос... ни ответ. Что делать дальше Каласафед не знал и поэтому стал ждать, готовясь к подвоху.
   - Не против, кстати? - прервал молчание незнакомец.
   - Значит, Фауст. - Каласафед, криво усмехнулся. - Своего имени я уже не слышал почти пятнадцать лет. Нет у меня семьи и нет флага. Зачем вам моя душа? Ничем непримечателен. Одно в памяти, что больше с людьми хорошими встречался в жизни, чем с плохими. Да и судя по тому, как вы себя ведете, похоже, сами все знаете. Так?
   Он искоса посмотрел на Мефистофеля. Внутренний голос подсказывал, что Седой не ошибся. Увидев его молчаливый кивок, почти буднично продолжил:
   - Фауст лучше, чем Белая Голова.
   - На том и порешили, - озабоченно глянув в небо, сказал Мефистофель.
   - У нас мало времени на пересуды. В эту минуту, пилот штурмовика-ракетоносца с позывным Игрек-21, раскрывает электронный планшет с кодом боевого задания. Вчера пилот получил из дома неприятное известие. Его супруга просит официального развода. Пилот очень зол и нам лучше перенести беседу в другое место, скажем, ко мне в штаб-квартиру.
   Седой вопросительно посмотрел на незнакомца.
   - Успокойтесь, это не Ад, - предупредил Мефистофель. - Про чертей и вовсе не думайте, их нет. За свою физическую сохранность не беспокойтесь. Я лично заинтересован в вашей безопасности.
   Каласафед с тревогой оглянулся и посмотрел на кишлак. 'Неужели АВАКС прилетал по их душу?': мелькнула догадка.
   - Именно так. Вам их уже не спасти. Мне тоже, - подтвердил тревогу незнакомец. - И не делайте из этого трагедию. Все идет своим чередом. Если этот островок жизни не умрет сегодня, то уж поверьте мне, его уничтожат завтра. Козырь этого кишлака побит более сильной картой. У вас есть минута подумать.
   Мефистофель, носком ботинка пнул оставшийся на обочине камень, из-под которого появилась удивленная треугольная голова эфы. Обиженная резкостью поведения странного человека, она угрожающе подняв голову, приготовилась к броску и посмотрела на Холмса. Взгляды змеи и незнакомца на секунду встретились и эфа втянула голову обратно под камень. Возмутитель же змеиного спокойствия значения происшедшему не предал, продолжив после паузы свою речь как будто никакой змеи и не было.
   - Доктор, вы бывали в Дрездене?
   - Никогда, - рассеяно ответил новоиспеченный Доктор Фауст.
   Он знал, что противоядия от укуса эфы нет в радиусе двухсот километров и в принципе, встреча с ней - это верная смерть. 'Этот тип, пострашнее змеи будет, а выбор? Что меня ждет здесь? Выбора нет!': пронеслось в его голове. Уняв дрожь, он неожиданно для себя, громко спросил:
   - А что, это возможно?!
   - Можно, можно... - разрешило эхо уже на безлюдной горной дороге.
  
  
   * * *
  
   ... Щелчком сработали замки фиксатора и от черного брюха 'Стэлс' отделилась сигара.Топливо активировано. Команда! С выстрелом пиропатрона сопло выплюнуло пламя, которое стало медленно разгонять падающего 'ангела смерти'. Моргнув красным глазом сенсорного наведения и слегка накренившись, сигара лениво показала серебристую спинку заходящему солнцу. А дальше, повернувшись носом к ущелью, взяла цель. Процессор включил ускоритель.
   Тишина сая наполнилась нарастающим звенящим гулом.
   ... И задрожали горы...
   ... И посыпались с вершин камни...
   а ниже дороги ущелья, где только что вели беседу человек и Сатана, блеснула хищным холодом стального цвета - крылатая ракета...
  
  
  
  
   Глава II
   Ассирия. Конец весны. Начало первого века до Р.Х.
  
  
   Тронный зал был погружен в полумрак. И только золоченый трон, стоявший меж лап лежащего льва с человеческой головой, был освещен факелами пропитанными ароматической смолой, запах которой был слышен во всех уголках помещения. На расстоянии вытянутой руки от тела льва стояли попарно четыре воина. На них медные доспехи, натертые маслом, сияли в тусклом свете факелов.
   Лев и застывшие фигуры караульных, вооруженных тяжелыми секирами, казались не живыми. По залу плавала, раскачиваясь, сизая паутина факельного дыма. Но вот, от малой потайной двери, расположенной в дальнем углу зала, пошла волна свежего воздуха. Паутина качнулась волной, порвалась и растаяла. Раздались шаги и скрип двери. Стражники подтянулись и застыли.
   Из темноты колонн появились две тени. Первая, попав в полосу света факелов, превратилась в высокого статного человека средних лет с волевым лицом, наполовину скрытым широкой курчавой бородой. Парча его халата засверкала тысячами искр от попавшего на материю света. Тяжелой и важной поступью человек с бородой подошел ко льву и, бегло глянув на охрану, сел на деревянное, с пуховыми подушками, кресло трона. В каждом его шаге, движении, были заметны величие и важность.
   - Подойди ко мне, - сказал Тигран Великий человеку, который остался стоять в тени колонны. - Не пристало первому лицу государства кричать через весь тронный зал. Или ты Ходин считаешь, что заслуживаешь такой милости?
   Худая фигура в длинном темном плаще привидением выплыла на свет и раболепно склонила голову. Его седые длинные редкие волосы в поклоне обнажили большие уши, отчего Ходин стал похож на злого колдуна.
   - Я весь внимание, мой Царь, - быстро, не поднимая головы, проговорил трескучим голосом колдун, четко выделяя каждую букву.
   Довольный лестью, Тигран усмехнулся в усы.
   - Я только поступками - Царь! Ты же знаешь, твой ученик, по истечению назначенного Великим Собранием времени, взойдет на престол. Вот кто истинный Царь! Одна беда, сможет ли он удержать нажитое своим отцом и мной? Что молчишь?
   Ходин, сделав паузу, задумчиво ответил:
   - Уж и не знаю, есть-ли нужное в моем откровении?
   Тигран разрешающе махнул рукой.
   - Я надеюсь, что твое опекунство не закончится с восхождением царевича на престол. Арташес умен не погодам, но очень эмоционален, а самодержец с эмоциями - это беда для государства. Не проявив твердости в решении вопроса, можно проиграть не только перечисленное тобою, но и страну в целом. Без твоей твердой руки царевич не потянет. Уж очень он мягок и прямолинеен.
   - А ты на что? - совсем не грозно, но громко спросил Тигран. Он уже услышал подтверждение своим мыслям и не был настроен на разнос. - Почему ты, кладезь ума, не можешь научить его править государством? Уж кому как не тебе, знать премудрости правления? Не ты ли был учителем сенатора Гая Юлия?
   Голова Ходина опустилась ниже, отчего его позвоночник выгнулся колесом.
   - Я. Но ты знаешь характер своего племянника. Кость в нем - артошесова. Его мозг принимает только то, что имеет аналог правды. Сердцем чувствует боль и страдание ближнего. А стране нужен человек с несгибаемой волей. Таких людей, кроме тебя, в нашем государстве нет.
   - Да-а. Верные слова. Хм... Великий Арташес был добрым правителем. Был...Но с каких это пор, Ассирия стала твоим государством?
   Злобы в голосе грозного мужа слышно не было. Ходин чутко уловил настроение Тиграна и решил подыграть.
   - А как же иначе, мой государь. Я не был на своей исконной Родине столько лет, что и не помню как выглядят лица моих бывших соседей. Я забыт своими родственниками и вижу свою значимость не там, где родился, а там где нуждаются в моих скромных способностях. Я беден и счастлив, что не имею семьи и недвижимости.
   - А дочь? Она всегда неподалеку от тебя.
   - Скорее всегда с тобою, мой повелитель, - тихо проговорил Ходин и его спина заметно выпрямилась.
   Тигран заметил перемену позы учителя царевича. Намек был понят и он зло нахмурился.
   - Если я узнаю, что она говорит с тобою о том, что постоянно пытается у меня выведать, я посажу ее на кол. Вопросы у твоей дочурки совсем не детские.
   Спина Ходина вновь приняла подобострастный изгиб.
   Это Тиграна устраивало. Он увидел выражение покорности, а что было за ней, его интересовало мало. Раб должен знать свое место.
   - Да и так ли ты беден? - уже спокойно спросил Тигран. - Совет по объединению Ассирии мной был оценен щедро. Или я мало дал тебе денег?
   - Спасибо. Я делал свою работу не из-за денег, а только лишь во благо государства. Одна беда, объединение было проведено в обход Рима. Я думаю, это и было твоей ошибкой. Возможно, ты немного поторопился с решением.
   - Не знаю. - Тигран почесал широкой пятерней низ подбородка, отчего его широкая борода заходила ходуном. - Мы дали Риму свободный проход через территорию Софены. Беспошлинный! Они ничего не потеряли. Их караваны проходят через земли Ассирии без особых затрат. К чему и зачем пожаловала эта лиса, я не могу взять в толк. Что скажешь?
   Старик развел руками.
   - Откуда мне знать, что роится в голове у Цезаря. Может по случаю Игрищ, он хочет пригласить тебя в Рим? Но сердце подсказывает, что виною - Софена. А когда назначена встреча? Как ты собираешься вести с ним беседу?
   Тигран взволнованно засопел.
   Было видно, что встреча с Легатом его пугала, и сегодняшняя беседа с Ходиным не была случайной. Уж это старик понял давно. Тигран нуждался в совете только когда заходил в тупик. Благо, что в голову Тиграна, никак не лез тот факт, что не обратись за советом к Ходину в прошлый раз, он бы и в тупике сейчас не был. Не был Тигран и дальновидным политиком. Выйдя из одной щекотливой ситуации, незаметно для себя нашел новую. Да, на Великом Собрании, вопрос о присоединении Малой Ассирии к Великой Ассирии - Тигран преподнес как свой собственный. Озарило его, видите ли.
   Внезапно открылась парадная дверь и на пороге зала, появился офицер охраны. Прижав кулак на римский манер к закованной в металл груди и склонив голову в поклоне, он громко сказал:
   - Сенатор Аврелий, Легат Великого Рима, посланник Цезаря и Сената у входа в тронный зал. Вели пропустить, мой повелитель!
   За дверью послышался громкий топот. Двери распахнулись настежь. Офицер охраны грубо отодвинул в сторону легионера. В зал вошел римский вельможа.
   Аврелий, в свои сорок пять, выглядел добрым и уставшим от жизни толстяком. Он был одет по последней римской моде в широкую отороченную горностаем шелковую тогу, скрепленную усыпанной дорогими каменьями фибулой. На опухших от болезни ногах, сандалии с деревянной подошвой и высокой шнуровкой. Он по-хозяйски шел по тронному залу. За ним, громко топоча, следовала многочисленная охрана. Зал наполнился металлическим звоном бряцающего оружия.
   Ходин тихо отошел в сторону и скрылся в тени мраморной колонны.
   Скользнув подслеповатыми глазами по залу, сенатор сдвинув мохнатые брови, направился ко льву.
   - Великий Рим, в моем лице, приветствует тебя! - произнес певучим, хорошо поставленным ораторским голосом Аврелий.
   Не ожидая приглашения, он повернулся к стоящему рядом воину-римлянину, и, указав на обшитую мягким материалом скамью, стоявшую у стены рядом с резным шахматным столом, громко сказал:
   - Гарпиус. Тащите сюда скамьи и стол с шахматами. Будем биться с тобой, Тигран. Выиграешь, дам тебе два месяца на улаживание дел с Софеной, а нет, поедешь со мной в Рим, прикованный к веслу галеры. Ха-ха! Шучу, - заметив изменившееся лицо Тиграна, сгладил тон Аврелий. - Темно у тебя тут, как в погребальном склепе. Чувствуешь, привыкаешь...
   Не спрашивая разрешения вскочившего с трона Тиграна, легионеры уже несли на свет две скамьи и невысокий стол. Шахматные фигуры, выполненные в индийском стиле из слоновой кости, угрожающе зашатались, но не упали.
   - Ты не рад моему прибытию? Я прав? - певуче спросил сенатор.
   Тигран широко раскинув руки, с улыбкой шагнул навстречу Аврелию.
  
   - Конечно ты не прав, Великий Аврелий! Я готовил тебе другой прием. Нас ждет праздничный ужин. Жертвенный барашек уже на вертеле. Зажгите факелы и принесите в зал вина и фруктов! - обратился он будничным голосом к растерявшемуся офицеру охраны.
   Офицер, отдавая поклоны направо и налево, быстро ретировался, гремя длинным мечом, глухо постукивая им по полу. Это развеселило римлян, но под взглядом Легата, они утихли.
   Тигран почтительно сел на приготовленную скамью. Он был обескуражен хамским поведением сенатора и, понимая в какую беду он попал, искал выход. Аврелий оценил поведение Тиграна и сел на скамью, предварительно разгладив тогу, натянув ее края руками.
   - Ты играешь черными, - пропел Аврелий, уже более миролюбивым тоном.
   - Это почему же мне такие привилегии? - натянуто улыбаясь, спросил Тигран.
   - Свой первый ход ты уже сделал. Поэтому я здесь. - усмехнулся Аврелий, показав ряд ровных белых зубов.
   Тигран готов был вспыхнуть. Он еле сдерживал себя, сжав кулаки. Сенатор нахмурился. Его рука с резным белым конем застыла в воздухе. Было заметно, что Аврелию понравилась эта шахматная фигура, однако, установив ее на поле, он сделал ход тем же конем и с интересом посмотрел на Тиграна.
   - А ты и не знал, что достойные, свободные граждане Софены не будут молчать, безмолвно следя за твоим бесчинством?
   Тигран с изумлением посмотрел на посланника Рима.
   - Для меня это новость.
   Легат посмотрел на него с насмешкой.
   - А для Цезаря и Сената - нет. Делай ход, но думай! Ибо теперь, каждое твое движение находится под пристальным вниманием Великого Рима, - тихо пропел Аврелий.
   Твердой рукой Тигран двинул вперед от короля черную пешку.
   Аристократическим движением Аврелий навстречу черной сделал длинный ход пешкой от ферзя. Пешки противников встретились в центре. Тигран, не задумываясь, побил вражескую пешку, водрузив на ее место свою черную. Белый ферзь побил пешку противника.
   - Прямо как в жизни. Погнавшись за мелочью, ты поставил под удар целое государство. Ты! Покусился на договор Рима с Софеной! Город исправно платил дань Сенату за свой голос, а тут ты со своими пешками. Твои воины ограбили город и нанесли оскорбление горожанам, изнасиловав их дочерей и жен. Они обесчестили их святыню - храм! Перебили половину мужского населения, ... и ты не в курсе событий! Печально слышать.
   - Мои солдаты не пролили и капли крови! - закричал Тигран, вскочив со скамьи, энергично жестикулируя. - Ну, были пьяные драки. За всем не уследишь!
   Рука закованного в тяжелые доспехи Гарпиуса, легла на плечо повелителя Ассирии. Тигран остыл. Он опустился на скамью. Его плечи безвольно поникли, а дыхание участилось.
   - Гарпиус, письма. - приказал Легат.
   Легионер подал знак. Поднесли ларец. Достав из-под панциря ключ, который висел на шелковой крученой нити на его шее, не снимая тесемку, воин всунул ключ в потайное отверстие. Раздался щелчок. Крышка ларца открылась и легионер вытянул из темного нутра сундучка два пергамента, скрученных льняной веревкой. Сделав шаг к столу, он с почтением передал послания сенатору.
   - Подойди ближе, - приказал Аврелий.
   Гарпиус обошел стол и остановился в ожидании приказа. Сенатор протянул руку к поясу легионера и вытянув из его ножен гладий одним движением перерезал веревку. В тишине зала раздался грохот упавших на пол печатей.
   - Ну слушай, Тигран, - зловеще пропел сенатор. Он вернул меч легионеру и, не спеша развернув свиток, начал читать:
   ... Послание сие - Великому Цезарю Вселенной и Рима Тиберию и Сенату от преданных рабов Твоих и смотрителя за городской стеной центуриона Прохолоса, назначенного на должность Волею Твоей, в согласии с честными горожанами Софены, взываем в едином гласе в прошении о правильности суда и наказании бесчинствующего войска Ассирийского.
   По окончанию посева зерна, когда в небе стояла полная луна, произошло нападение войск ассирийцев. Они ворвались в город, несмотря на представленную охранную грамоту. Софена три дня подвергалась разорению. Ассирийцы грабили, насиловали и убивали. Божественный храм Артемиды был подвергнут кощунственному разграблению. На жертвенном столе храма они учинили пьяные оргии. На стороне восхода Солнца при помощи тарана захватчики проломили стену, в чем и надобности не было. Приведены в негодность городские ворота, которые закрытыми для них не были. Обозленный люд спрашивает: Как дальше жить? Горожанам было дано Сенатом Право Вольных Граждан наравне с Гражданами Рима. Понесшие урон купцы в Собрании, решили перенести Шелковый Путь из Китая в обход Софены. Город придет в запустение. Ибо не будет работы кузнецам и ремесленникам. Опустеют рынки, а вскоре придут в негодность городские стены, некому будет платить за их ремонт и воздвижение. В гласе едином просим Великого Цезаря и Сенат наказать виновных и восстановить справедливость, а ценности вернуть честным Горожанам. Обложить штрафой за действа кощунственные, за поруганную честь Богини, девиц и их родителей, равно как и за смерти невинно убитых воинов и ремесленников, а семьям их воздать должное ...
   -... И так далее...
   Закончив чтение, Аврелий передал послание легионеру. Взяв со стола черного короля и глядя в глаза Тиграну, тихо, но выделяя каждую букву, спросил:
   - Ворота зачем привели в негодность? Зачем стену порушили? - Аврелий с презрением сузил глаза. - У Цезаря и Сената сложилось впечатление, что следующей Софеной будет Рим! Не страшно? Ты понимаешь, что поднял руку на людей, которые верно служат Риму?
  
   Внезапно раздался сухой треск и Аврелий разжав ладонь, бросил на стол остатки шахматной фигуры. В тишине зала послышался звук упавших отломков. Тигран увидел: по мраморному полу катится к трону голова черного короля. Даже в свете факелов было заметно как побагровело лицо Тиграна.
   - Нет вопросов, все понятно? Приступим ко второму посланию.
   Тигран взял отполированный до блеска медный кубок, но увидев, что дрожат руки, пить вино не стал. Чуть подержав сосуд, он поставил его на столик. Его взгляд постоянно возвращался к голове черного короля.
   - ... По получению послания от Собрания честных горожан Софены, Император Мира Всего, Великий Цезарь Тиберий, повелевает Сенату: - Провести должное расследование. Для этих целей, снарядить в поход легион копейщиков. Главным назначить выбранного сенаторами Легата, который на месте обязан правильно оценить действия Правителя Ассирии в связи со случившимся в Софене. Если послание от софенян верно, то Легату надлежит знать:
  I. Цель вероломного нападения на город.
  II. Какова сумма нанесенного ущерба честным Горожанам Софены и городу.
  III. Выяснить предложенные Ассирией - новые границы.
  IY. Наравне с Горожанами выяснить ущерб, нанесенный другим купцам, ведущим торговлю с Римом, но идущими в караванах через Софену в Рим.
  Y. По проведению: - В правиле, составить письмо в Сенат. А по получению ответа от Сената, посетить единодержавного правителя Ассирии и за содеянное бесчинство, обязать оного, от имени Рима, дабы собрал он назначенные Сенатом штрафы.
  YI. Если, войска Ассирии вступят в бой с римлянами, Цезарь дозволяет: - использовать силы легионов восточного крыла. Сенату, донести сведения до командующего восточными легионами Рима Императору Карпилусу, дабы он держал войска во внимании возможного похода против ассириян. С момента обращения Сената к Императору в несении воли Цезаря, считать титул Карпилуса - Трибун.
   По исполнению полного знания, обозначенный Сенатом, в кратчайшее время обязан донести собранные знания в Рим.
   Послание ведомо Великим Цезарем Вселенной и Рима Великим Тиберием, и писано в точности сенатором Демитрихом.
  
   ... прочитанное Аврелием, затихло в коротком, на последнем слове - эхе. Зал погрузился в тишину.
  
  
   Тигран молча смотрел на мраморный пол, туда, где лежала часть шахматной фигуры. Сенатор заметив направление взгляда, грузно встал и, шагнув, демонстративно наступил на отломленную голову. Под сандалией послышался слабый треск хрупкой слоновой кости.
   - Это шах. А мат, тебе поставят наши войска, - толстый зад Аврелия вновь занял место на мягкой скамье. Даже если ты соберешь штрафы, все семьдесят талантов, восстановишь город, а это еще двадцать, приведешь городской окрест в старые границы - я не дам тебе никакой гарантии, что ты вернешься из Рима живым! А в Рим тебе надлежит прибыть по пришествию восьмой Луны. Так пожелал Цезарь и так хочет Сенат.
   Уставший от длинной речи, Легат взял кубок Тиграна и отпил вино.
   Правитель-регент поднял голову и посмотрел на Аврелия налитыми кровью глазами.
   - Я не буду оправдываться перед Сенатом пока не проведу собственного расследования. Да и штрафы мне кажутся непомерно большими, - сказал Тигран шумно дыша.
   Сенатор слабо улыбнулся одними губами.
   - Да-а! Ты - не Гай Юлий. Он, волею проведения оказался в плену у морских разбойников. За свое освобождение, будучи беднее тебя, но благороднее, он сам назначил сумму, которая много больше, вмененной тебе, - пропел с хрипотой в голосе, Аврелий. - Не ценишь ты себя! Совсем не ценишь. Только я не торговаться к тебе пришел, а донести волю Великого Рима, которому ты нанес обиду и убыток. Ты не нуждался в торгах и советах, когда громил город. По истечению срока, по прошествию восьмой Луны, на территорию Ассирии вступят римские легионы. Посмотрим, каким ты останешься в глазах потомков. Тут тебя не спасет даже все золото мира.
   - Насколько мне известно, Гай Юлий, освободившись из плена отдал разбойникам выкуп, а после, взял близ расположенные войска и корабли. Он настиг обидчиков и, разбив их, вернул таланты тому, у кого они были заняты, - со злобой в голосе сказал Тигран.
   Аврелий нахмурив мохнатые брови, с укором посмотрел на Тиграна.
   - А кто заставляет тебя поступить по-другому? Объявляй войну Риму. Войска у тебя обученные. На раз - стены крушат, на два - грабят город. У некоторых мечи, что весла на галерах (по залу пробежал хохот легионеров). Ты - не сенатор Гай Юлий! Ты первый, но среди последних! Я даже вообразить не могу, как тебе смогла прийти такая умная мысль - объединить два государства. Пожалел денег на правило соглашения с Римом, теперь тужься, рожай таланты. Все, мне пора!
   Легат тяжело поднялся и, подав рукою знак Гарпиусу, медленно пошел к выходу. Тотчас зал пришел в движение и наполнился грохотом бряцающего оружия. Вскоре двери захлопнулись.
   Оцепенев, Тигран еще минуту сидел в тишине, а потом вскочив, перевернул стол и раскидав по залу скамьи, подбежал к охранявшему трон караульному. Вытаращив в гневе глаза, он рывком отнял у воина секиру.
   - Ходин! Где ты, сучий сын! Я убью тебя!
   Но Ходин уже давно скрылся. Выбежав из залы, старик кинулся в покои дочери.
   Не найдя старика, регент стал крошить мощными ударами секиры ни в чем неповинную мебель. Вскоре, зал был полон обломками дерева и переломанными шахматными фигурами.
  
   Побросав секиры и спрятавшись за безучастно наблюдавшим мраморным человекольвом, лежали насмерть перепуганные охранники.
  
  
   Глава III
   Девятнадцатый век. Дрезден. Осень.
  
  
   Мефистофель задумчиво смотрел на шахматное поле. Он понимал, что потерял инициативу. Центр у 'белых' и ферзь, следующим ходом нанесет угрозу королю. Если убрать короля, то без прикрытия остается слон, а на нем выстроена вся оборона. Можно ставить точку.
   Доктор терпеливо ждал ход Магистра. Сидя в кресле напротив, он без внимания перелистывал томик Вольтера и следил за реакцией противника. Фаусту хотелось понять Магистра. Узнать его ближе. И он, внимательно отслеживал и запоминал его привычки. Каждая из них несет в себе черту характера, а это - прогноз ситуации. Вот и сейчас, проигрыш черных очевиден. Фаусту удалась вторая кряду партия. Мефистофель проигрывать не любил и свой проигрыш, обычно подводил к смене ситуаций. Свое плохое настроение Магистр 'лечил' путешествием, или живописью. И то, и другое, всегда собирало его мысли и меланхолия отступала.
   - ... Вот не знаю. Наверное, своим демаршем коней и столь сильным ферзем, вы намекаете на ничью? - мужественно шел напролом, Мефистофель. Но заметив серьезную сосредоточенность в глазах Фауста, понял, Доктор что-то задумал и не был расположен к шуткам.
   - Вы победили. - сказал Мефистофель и вызвонив колокольчиком слугу, показал ему рукой на шахматы. Вышколенный, знающий свои обязанности, он без слов сложил фигуры в коробку и унес в кабинет Сатаны.
   Доктор мирно развел руками, он хотел сказать одобряющее слово. Но Магистр уже был в думах и жеста - не заметил. Покинув кресло, он занялся очагом. Присев на корточки у камина, Магистр стал перебирать колотую щепу. Собрав в глуби очага дровяную пирамидку, он поджог ее длинной каминной спичкой и взяв в нише, за стенкой камина, веник и совок, смел пыль и мусор. Содержимое совка полетело в разгоравшийся огонь, языки пламени тут же откликнулись фейерверком искр.
   - Согласно договору, вы должны выбрать себе желание. - сказал Мефистофель, не отрывая взгляда от огня.
  
   Фауст грустно улыбнулся.
   - Цена! Вот вопрос. Я не представляю, как мы будем мерить на весах мою душу и ваше предложение. Не каждый день я душою торгую.
   Мефистофель знал ответ, но он хотел выслушать Доктора, понять его. Он молча ожидал продолжения.
   - Пока, я не готов назвать желание, ...растерялся. Нет, разумеется я хочу ВСЕГО! Но, надо подумать и о ... - Фауст сделал паузу подбирая слово. - Значимости!
   Пламя в очаге уже не нуждалось в досмотре и помощи. Медленно разгораясь, треща сухим коротким звуком, оно терпеливо рвало поленья, отделяя темное дымное горящее древо от красного угля. Полюбовавшись своим трудом и 'работой' пламени, Магистр вернулся к креслу.
   - Как вы цените себя, любите. Похвально! Как же! Женщины, слава, почет и уважение, в богатстве и власти. И чтобы все - на коленях! Вот только Всевышний, себе подобного, долго терпеть не будет. Может вам выбрать что-нибудь скромнее, без помпы? Допустим, создадите бессмертное произведение в архитектуре? Музыке? А прославиться на поле боя, не желаете? - губы Сатаны растянулись в усмешке. Только губы. Глаза остались холодными, а взгляд стал более проницательным, будто заглядывал во все уголки сознания. - Не очень умный ход. За одну душу, получить все. Кто даст эту плату? Кто, согласится на это? Я? После такого торга, моей собственной душой, можно будет протирать обувь последнего грешника.
   Фауст промолчал. Он знал, что еще не готов к этому разговору, а лишнее слово в полемике случая, могло повредить и без того натянутым отношениям.
   - Думайте. - разрешил вопрос, Мефистофель.
   Там, в глуби сознания, Магистр понимал Доктора. Территория договора ими была отмечена и в следующих его словах, привкус металла исчез, уступил место мирному общению.
   - Для меня, время всегда имеет значение. Но торопить, я вас не буду. Тем интереснее будет ваш выбор. Вот только чем мне заняться, пока вы прибываете в поиске своего желания?
   Фауст пожал плечами.
   - Может, вы новые козни придумаете, кому жизнь отравить, расстроить планы? Христиане, другого от вас и не ждут. - уколол Фауст в отместку.
   Лицо Магистра осветила улыбка. Глаза Фауста говорили о понимании сказанного и что последние его слова, были произнесены в защиту, а не в нападение, - были приняты. Отбить этот ход, искушенному в словесных баталиях, труда не составит. Но нельзя и переусердствовать. Вспомнив что-то, он опустил руку в карман костюма.
   - Вы знаете, сколько я купил душ? - спросил Мефистофель и положил на стол, рядом с Доктором, найденную в гроте пайсу. - И я, не знаю.
   - Странно. А кто ж тогда знает? - удивился Фауст. Краем глаз он рассматривал предмет, что лежал рядом с ним, но выказать любопытство. не торопился.
   Будто не видя стеснений Доктора, Магистр показал взглядом на томик Вольтера.
  
   - Его спросите. Или другого автора. Вот они - писатели, какие? Там услышал, здесь прочел и вот, созревший кладезь, разрисовывает педантом крону древа мысли во все пришедшие на разум - цвета. А корневище, сам принцип понимания вопроса, проблема, с ними они не знакомы. Начнем с простого. Скажите, зачем они мне нужны - души людские?
   Фауст пожал плечами.
   - Может у вас есть свое мнение? - настаивал на ответе Магистр.
   Не улыбалось Доктору, вновь входить в холодную воду, но если беседу сегодня не закончить, завтра она вспыхнет с новой силой. Да и сказать, в принципе, было что. Мало-ли проблем доставил дьявол простолюдину? В конечном итоге мор, землетрясения и многое другое, стояло в людском понимании - за черными силами. И Фауст, пошел в атаку.
   - Положим, одно из многих, что приписывают Дьяволу, то, что он вампир и пьет энергию людей. Говорят что это, дает вам силы, и души вам, нужны за этим.
   Мефистофель удивленно поднял брови.
   - Да, наверное. Как топливо для механизма. Выпиваю поутру стакан-другой энергии и стартую в Ад. Вы видели хоть одного живого вампира? Вы с ними знакомы? Я, не встречался, хотя и прожил больше вашего. Да и какую, в конечном итоге, можно пить энергию у человека, который торгует собственной душою? - Магистр увидел растерянное лицо Фауста и примирительно улыбнулся. Это был шах за вольности. Своего рода предупредительный выстрел в воздух. А теперь мат, за непонимание.
   - Купленная у вас душа, не вылечит и изжоги, не говоря за большее.
   Тяжело вздохнув, Сатана протянул руку к вазе с фруктами и провел по хрустальной грани пальцем.
   - Похоже, я вас обидел. - понял Фауст свою ошибку. - Но к чему тогда весь огород?
   Ваза стояла посреди стола. Ее линии, имели строгий геометрический порядок - в единых углах граней из составных ромба. Свет от рядом стоявшего торшера, преломленный в гранях ромбов - разрисовал веером ярких искр, все холодное зеркальное поле каменного стола. И пальцы Сатаны, были также в бликах рисунка вазы. Выбрав розовую ягоду, он взял виноградину двумя пальцами и поднес к свету лампы так, что она была видна обоим собеседникам.
   - А вы колючий. Без робости с Сатаною. Ладно, об этом поговорим после вашего решения. Особо не терзайтесь - худого не будет. А сейчас... Вот, ягода винограда. Красива! Линии и игру цветов грозди, воспевали поэты! Когда подносишь ягоду к свету, она становится почти прозрачной и косточка - душа ягоды, хорошо различима. Ягода сладка и приятна, а косточка? - спросил он примирительно и взглядом показал на пайсу. - Это все, что осталось от встречи Птолемея и умирающего от ран грека. Я видел душу того эллина. Бесстрашный воин, честный и открытый для друзей, соратников по оружию - сражался против своих собратьев. Порою, проведение делает родственников и друзей, непримиримыми врагами.
  
   Речь Мефистофеля была спокойной, будто и не было разногласия.
   - Этот предмет, висел на его шее. Звали его Прокл. Он был видным военачальником, которому доверил свою безопасность, царь Персии. Как обычно во всех временах, вопрос жизни и смерти решался - золотом. Греческие наемники, принятые в охрану Дария, вместе со всей оставшейся персидской челядью - уносили ноги. Александр, узнав о побеге царя с места сражения, не раздумывая, послал вдогон каравану, своих лучших легионеров. Дарий всегда был осторожным и жадным. Он и в этот раз, не поленился взять на войну, всю казну Персии. Золота было много, а караван был тяжел и неповоротлив. Как вы знаете, битва между персами и македонцами была очень затяжной и тяжелой. Сам Александр, преследовать Дария не мог. Его войско на тот момент, едва сдерживало наступление персидских слонов и колесниц. Армию оставлять было нельзя. Птолемей стоял с резервной фалангой, готовой прийти на помощь любому ослабшему крылу и на тот момент, он был свеж. Его и поставил Александр во главе вооруженного отряда, обязав вернуть золото и - голову царя. Птолемей разделил вверенную ему треть легиона на несколько частей. Лучники - с дополнительным набором стрел, пращники, метатели дротиков и копейщики щитоносцы. Отряд погони был усилен егерями, хорошо знавших порядок ведения боя в горах.
   Фауст слушал внимательно, а лежавший на столе медальон, гипнотизировал и манил. Что-то внутри подсказывало, что он знаком с предметом. Но где и когда его видел, он вспомнить не мог. Магистр заметил интерес Доктора и решил в рассказе сделать паузу.
   Переборов волнение, Доктор тихо сказал:
   - Я уже давно заметил, что вы цените свое время и пустого не скажете. Следовательно, ваш рассказ и этот предмет, как-то связаны. Чувствую, что за всеми этими событиями стоит, нечто касающееся непосредственно меня и моего желания. Если я не ошибаюсь, конечно.
   - Вы, правы. Это именно так. Но всему свое время.
   Мефистофель умышленно не стал продолжать эту тему. Он и сам видел, что Фауст еще не готов для этой беседы. Единственное, чем он мог ускорить выбор, это дать Доктору знания. Те знания, что послужат связующей нитью, фундаментом, нужным им обоим. Магистр, принял решение. Пусть Фауст сам придет к тому, что замыслил Сатана. Это будет выбор его сознанием, - душою.
   Он посмотрел на очаг и залюбовался огнем. Немного подумав, он продолжил рассказ:
   - Наемники Дария бились как львы. В принципе, у них и выбора не было. Слишком много ими было убито воинов Александра. В живых, после захвата казны Дария, у македонцев осталась только четверть легиона. Из них, половина раненных и больных. Птолемей принял к себе в отряд оставшихся телохранителей Дария. А потом, когда золото спустили с гор на равнину, их убили. Странное дело. В истории человечества всегда один и тот же сценарий. Одни собирают золото в кучу, прячут его или пытаются спрятать. Другие, отбирают это богатство у хозяина, используя при этом такие высокие предлоги, что обязательно у них найдутся помощники, которые выполнят за них всю грязную работу. А после, когда помощники начинают понимать, что оказались в дураках, их убивают. А убивают те, кто нанял. Перебив всех, кто был хоть как-то связан с экспроприированным золотом, этот некто, начинает прятать награбленное. Но, все попадает опять на круг, где другой, не менее тщеславный, собрав свору голодных единомышленников, отбирает и убивает. Как там, вор у вора дубинку украл. Чтобы удержать все золото при себе, он так же, как и его предшественники, убивает и прячет. Вот так и гоняют мячом мешок с золотом, при этом обильно поливая кровью свой жизненный путь, передавая золото и смерть, как эстафетную палочку следующему по списку убийце и душегубу. После, когда вы будете готовы, мы вернемся к этому предмету. Скажу лишь, что эта золотая бляха - серьезный документ. Оставьте ее пока при себе.
   Фауст потрогал оттиск на пайсе от царской печати и положил медальон во внутренний карман костюма.
   - Я еду на остров Библус. Там легко дышится и думается. - сказал, Мефистофель. - На том острове, есть руины старинного греческого храма, которые я давно пытаюсь запечатлеть акварелью. Если у вас есть желание, можете поехать со мной. Впрочем, если хотите, то можете остаться. Библиотека в вашем распоряжении.
   - Ну, уж нет. На остров я отправлюсь вместе с вами, - сказал Фауст.
   Он знал, что каждый шаг у Магистра был отмерен и тщательно обдуман. Из чего следовало, что любое его действие, никогда не было случайным и всегда, могло принести пользу любому пытливому уму. По улыбке Магистра Фауст понял, что возражений не последует.
   Так и случилось.
   - Почему этот остров так странно назван? - задал вопрос Фауст, поднявшись с кресла, решив собираться в дорогу.
   Почувствовав, что вопросов будет больше чем один, Магистр решил, что называется, 'отстреляться на месте'. Он не стал ждать когда Фауст, станет ему докучать на острове отвлекая от картины. Он указал глазами на кресло, намекая, что лучше расставить точки над i - здесь.
   - Так! Понятно. По-другому у нас не получиться. Хотя, как посмотреть, при знании истории этого острова, ваш путь в поиске желания, будет значительно короче. Может случиться так, что желание ваше, спрятано где-то в руинах.
   Мефистофель поправил костюм, сел в кресло напротив и начал рассказ.
   - Начнем с названия. На это есть две версии. Первая - это название тростника, когда-то, якобы росшего на острове и на котором, древние люди составляли письмена. По другой - здесь был найден тайник с Первой Книгой. И назвали остров, греческим словом Библус. В обоих случаях, один общий корень. - начал экскурс в истории Магистр.
   Сегодня было особенно заметно, что Мефистофеля переполняла энергия деятельности. Вот и сейчас его взгляд опять метнулся к очагу и он, покинув кресло, уже возился у любимого камина. Фауста не оставляло чувство, что Магистр, не может быть без дела. Взяв кочергу, он уже ворочал недогоревшее полено и разворошил угли.
   - ...Я как-то решил проверить, от безделья или любопытства ради, и вот что выяснил. Тайник действительно был. В нише скалы. Это недалеко от храма, позже я обязательно вам покажу это место. А вот тростник папируса, на острове и не рос никогда.
  
   Подкинув щепок, Магистр проследил за разыгравшимся пламенем, и вернулся к своему креслу.
   - А храм? Какова его история? - спросил Фауст.
   Мефистофель подтянул лежавший на столике хьюмидор. Он открыл ящичек и достал сигару. После нехитрых приготовлений, задымил.
   - Порою, мне кажется, - признался Магистр. - Что это архитектурное сооружение, не только памятник. Это - символ. История острова неотрывно связана с развитием и падением цивилизации Великого Рима, хотя и находился Библус на периферии.
   Мефистофель выпустил колечко дыма.
   - Остров лежал в фарватере торгового пути. Удобная бухта и близкие берега Греции, всего сутки гребного хода галеры, привлекли внимание купцов. Последние, созвав собрание, составили письмо-прошение, в котором они обратились к Сенату Рима с просьбой облагородить дикий остров и построить на нем перевалочную базу, а также усилить охрану Библуса регулярными войсками. Произошло это в - V веке до рождения Христа. Сенат, от финансовой помощи открестился, а вот в защиту Библуса, были выделены две когорты проверенных в боях легионеров. Комендантом гарнизона был назначен опальный аристократ, центурион Красс. Именно этим аристократом и был разработан проект храма, он же, при помощи силы солдат и денег купцов, в короткий срок соорудил этот памятник архитектуры. Пока строился храм, обустраивали и остров. В камне скалы, уходящей в глубину моря, вырубили пристань, поставили маяк, казармы, постоялый двор и склады-хранилища. Украшением храма стала семиметровая мраморная статуя богини Венеры, которую с большими трудностями доставили с италийского берега. Красавицу установили на каменный пьедестал. Это знаменательное событие совпало с другим: - Великий Рим, завоевавший весь цивилизованный мир, наконец, вздохнул спокойно. Воевать уже было не с кем, и наступил продолжительный долгожданный мир. Библус стал похож на улей. Купеческие галеры простаивали в длинных очередях, чтобы войти в бухту острова и осуществить погрузочные работы. Постоянные боевые патрули, взявшие под охрану весь фарватер, разогнали местных пиратов и теперь, купеческие суда беспрепятственно шли по морскому Шелковому Пути. О богатстве Рима можно было судить не покидая острова. Достаточно было посмотреть на количество и качество заключенных купцами сделок и на полные различным товаром, склады-хранилища. На острове решалась ценовая политика. Собирала сборы таможня. Здесь заключались миллионные контракты. Однажды, советом купцов были выделены средства на государственный переворот, и с помощью этих денег был убит Великий Цезарь, чья политика шла в разрез с экономической политикой острова. Такую силу Библус имел на протяжении многих веков, пока внутренние междоусобицы римлян не привели к восстаниям присоединенных колоний. К концу II века до рождения Христа, нескончаемые войны заставили сенат, выискивающий резервы, снять боевую охрану острова. Морские разбойники, коими кишело Эгейское море, не преминули этим воспользоваться. И вот однажды, почувствовав слабость защитников Библуса, варвары совершили нападение на остров. Плохо дисциплинированный гарнизон, состоящий из греческих наемников, пал в одночасье. Уничтожив охрану, мародеры, задействовав купеческие суда, вывезли практически все, что считалось какой-либо ценностью. В целости остался только храм. Удар, который был нанесен морскими разбойниками по карманам купцов, оказался настолько сильным, что купеческая гильдия, распавшись на несколько лагерей, так и не смогла возродить былое величие Библуса. Купеческие галеры стали обходить остров стороной, а вскоре и вовсе изменили торговый путь, оставив его в буквальном смысле - за бортом жизни. Покинутый людьми, остров быстро одичал. Пристань пришла в негодность, разрушенные строения поросли папоротником, травой и непроходимым колючим кустарником.
   Магистр, уставший от монолога, положил давно потухшую сигару в пепельницу. Он выудил из кармашка жакета бронзовый колокольчик и позвонил.
   В открывшуюся дверь штаб-квартиры вошел мажордом.
   Мефистофель молча указал на пепельницу. И как только столик стал чистым, Фауст выбрал из вазы краснобокий персик. Он надрезал его по середине и разломил на две части.
   - В 90-ом году до рождения Христа, - продолжил Магистр. - Попав в сильный шторм и сбившись с пути, в местных водах оказались четыре боевых триеры. На одной из них, везли посла Великой Ассирии. Исполняющий обязанности царя - регент Тигран-II, вместо того, чтобы плыть самому, отправил в Рим юного царевича Арташеса. Посольский кортеж был отправлен после завоевания Софены, расположенной на границе Большой и Малой Ассирии. Таким образом, Тигран объединил два государства. Одним махом перерубив такие проблемы, как таможенные пошлины, деление армии, содержание двух Великих Собраний, суды, номенклатуру и многое другое, что в целом до этого времени, наносило вред как экономике Ассирии, так и политической стабильности в целом. Но на Софену имел виды римский Сенат. Они, специально поддерживали контроль над городом, территория которого разрезала на узком перешейке, огромное государство. Через Софену проходил основной караванный путь и за охрану города, Рим получал в казну немалые деньги. Софена, это тот же Библус, только на суше. Поэтому, в создании цельного государства, Великий Рим увидел в дружеской Ассирии - тайного врага. Дорога, по которой лилось золото в карманы сенаторов, оказалась под угрозой. Рим не мог допустить, чтобы цивилизованный мир имел уже не одно сильное государство, а несколько. Всякому понятно, что если есть рядом с тобою сильный друг, он может легко превратиться в сильного врага. Это политика. Для решения этой проблемы Сенат Рима отправил к Тиграну Легата, задачей которого было одно: - создать определенные условия для приведения границ Ассирии в первоначальное состояние. Для устрашения, на территорию Ассирии вошли регулярные войска Рима. Сенатор Аврелий, в должности Легата Римского Сената, имел встречу с опальным другом Рима. Во избежание кровопролитий, Тиграну был передан приказ о его скором посещении Рима, где он был обязан отчитаться за свои действия в плане захвата города. Сумма штрафа была составлена так, что всем было ясно - Тигран ее собрать за предложенный промежуток времени, не сможет. А не выполнение приказа, это смерть. Тигран, на тот период не имел полной власти, он был регентом и военачальником войск Ассирии, но вскоре ожидалось вступление на трон единственного наследника Арташесидов и все, ждали только его совершеннолетия. Ну и Тигран, не будь дураком, по наущению советника и учителя юного царевича Арташеса, знаменитого интригана Ходина, отправил вместо себя в Рим самого наследника. Арташес плыл в Рим с дипломатической миссией и откупом за действия Тиграна, хотя деньги были собраны всего на две трети, они еле умещались в трюмах боевых триер. Тигран одним ходом убивал двух зайцев. Первое - Арташес был почти царь, следовательно, нес полную ответственность за политику страны (если этот пункт внести в верительную грамоту), и если его казнят, то Тигран будет помилован. Второе - это руками Рима отчистить себе путь к власти, ибо только ему, младшему брату Арташеса Великого по крови, принадлежало право вступить на престол. Он объяснил это юноше так, что Арташесу - принцу крови, как будущему царю Ассирии, дабы знать сильных мира сего - необходимо посетить Рим. Миссия царевича преследовала две цели: - Наведение добрососедских отношений, о чем свидетельствовали верительная грамота и дары Ассирии Великому Цезарю, и скрытая цель, где задачей дипломата являлось обнаружение 'подводных рифов' в вопросе присоединения Софены к Великой Ассирии. Потомок царской семьи, получивший великолепное образование, был весьма не глупым юношей. Он знал, что корона Ассирии ему светит только в том случае, если он уберет со своей дороги регента. Двух львов в одном прайде - не бывает. Юноша ехал в силки. Смерть его ждала дома, в Риме. И он, решил разыграть единственный шанс. Шанс - правильного общения с Императором Мира и римским Сенатом.
   Тут, будто что-то вспомнив, Магистр умолк, чтобы достать из жакета бронзовый колокольчик. Звонкая - 'си', переливаясь, вызвонила мажордома.
   - Мне нужен документ, в котором отражен допрос последнего Арташесида. Протокол датирован за 90-ым годом до рождения Христа, он в картотеке за номером А-17. Запечатан сургучом и с ним, приложены несколько листов с переводом. После, подготовьте мои принадлежности для письма картины и теплые вещи для Доктора. Мы отбываем на Библус. - отдал распоряжение Мефистофель.
   Через пару минут, приказание было исполнено.
   Фауст, заметив на документе печати, стал искать острый предмет, чтобы отделить их от свитка. Поняв заминку, Мефистофель вытащил складной перочинный нож из внутреннего кармана и положил его рядом с документом. Развернув лист, Фауст увидел, что тот был испещрен незнакомыми старинными буквами.
   - Этот документ, существует в единственном экземпляре. Будьте с ним осторожны. И это, - Мефистофель указал на рядом лежащие листы. - Буквальный перевод на понятный вам язык. Я готовился к этому разговору.
   Доктор с пониманием посмотрел на Магистра и улыбнулся.
   - Прошу прощения, но лучше я перевод почитаю. - виновато сказал Доктор, глядя на отделенную печать.
   - Не волнуйтесь. - заметил, переживания Фауста по поводу печати, Мефистофель. - Слуга приведет документ в полный порядок.
   Доктор благодарно кивнул и принялся за чтение.
  
   '... Протокол допроса Арташеса, наследного принца крови и посла от Великой Ассирии, ведомого Великим Тиберием - Цезарем Вселенной и Рима, в присутствии собрания Сенаторов.
   И Цезарь, вопрошал:
   - Ты сын Великого Арташеса царя Ассирии и друга Великого Рима?
   И царевич, склонив голову, отвечал:
   - Я, наследный принц крови династии Арташесов. Сын покойного Царя Арташеса Великого, преданного друга Великого Рима.
   И Цезарь, вопрошал:
   - Почему ты, не имеющий полноты власти, отвечаешь мне за всю Великую Ассирию?
   И царевич, отвечал:
   - Регенту Тиграну, командующему войском Великой Ассирии и старейшине Великого Собрания, велено Великим Собранием не покидать пределы Ассирии, потому как должен исполнить волю Вашу и Сената по городу Софене и сбору штрафы.
   И Цезарь, вопрошал:
   - Почему Собрание, приняло такое решение?
   И царевич, отвечал:
   - Пришло время моего помазания на престол. Тигран потерял силу регентства и утратил статус Владыки Ассирии.
   И Цезарь, вопрошал:
   - А что, Собрание имеет на это право?
   И царевич, отвечал:
   - Да, Великий Цезарь Вселенной. Собрание Ассирии имеет силу наравне с Сенатом Рима, Собрание - аналог Сената.
   И Цезарь, вопрошал:
   - К чему пришло Собрание, и какое приняло решение?
   И царевич, отвечал:
   - По моему возвращению из Рима, будет проведена моя коронация. Тиграну, перед моим отъездом в Центр Вселенной, настояло изыскать деньги на погашение штрафы и урегулировать границы на предложенный Сенатом Рима - стандарт.
   И Цезарь, вопрошал:
   - Вот лисы. Отсюда, плутовство вижу. Что сделал Тигран по предложению Сената?
   И царевич, отвечал:
   - К моему отъезду, из Софены и окрестностей, выведены войска Ассирии. Все, до последнего воина. В городе оставлено представительство от купеческой гильдии, которое было там, еще до споров за город. Ведутся работы по укреплению крепостного бастиона. К моему прибытию из Рима, должны навесить новые главные врата. От общей штрафы в девяносто талантов, мною доставлено в Рим - шестьдесят. Недостающее, будет к середине осени.
   И Цезарь, вопрошал:
   - Позиция Ассирии нами понята. Какие вопросы к царевичу будут у Сената?
   От Сената, царевича спрашивал сенатор Инцениан:
   - А что, Тигран собственноручно собирает недостающие таланты? По твоему отъезду в Рим, была собрана большая, хоть и не вся часть от предложенной в протоколе, суммы. Как он собирает недобранное золото?
   И царевич, отвечал:
   - Остаток будет собран с налогов от Малой Ассирии. Произойдет это по снятию и продаже урожая пшена, проса, меда, сбора налогов от купцов и ремесленников. Ожидается возврат долга от Греции.
   И Инцениан, спрашивал:
   - Твоя молодость, не дает правильного представления о вопросе. Сенату угодно знать, почему, имея в запасе времени длинною в лето, Тигран лично не предстал перед судом Великого Цезаря?
   И царевич, отвечал:
   - Я не устану отвечать, и скажу, что это решение за регента приняло Великое Собрание.
   И Инцениан, спрашивал:
   - А в твердом ли рассудке был Тигран на момент принятия решения о вашем отъезде? Судя по тому, как он принял решение по Софене, его мучили сильные головные боли, а теперь, эта боль легла на твои юные плечи. Готов ли ты, нести ответственность за чужие ошибки?
   И царевич, отвечал:
   - Софена лежит в расколе Большой и Малой Ассирии. Мое государство несет большие расходы в содержании двух армий и двух Великих Собраний. Налоги на перевоз товаров через небольшой участок земли настолько огромны, что купцы отказываются от внутренней торговли между рассеченными частями государства. Бесконтрольные казнокрадство, взяточничество и сокрытие сборов податей от купцов и ремесленников - вот основные причины объединения государства.
   И Инцениан, спрашивал:
   - Случилось так, что присоединение Софены к Ассирии принесло убытки Риму. А ведомо ли тебе, что новая граница заставила-бы Рим ломать наработанное годами. А это, все то, что было между государствами, купцами и ремесленниками. Возникла угроза Риму, казна на треть пополняется от торговли со странами, лежащими по ту сторону Софены. Обход караванами Ассирии, по незащищенным от разбойников местам, заведомо равен потере товаров. Для того, чтобы караванный путь был под защитой, необходимо построить новые укрепленные бастионы для отдыха караванщиков, замены больных и раненых тягловых животных, ремонта сбруй и других дел, без которых немыслима дорога. Таких крепостей, в расстоянии между ними равных одному дневному переходу, необходимо построить тридцать семь. Ты представляешь, что это за сумма? Решение Тиграна, равносильно объявлению войны.
   И царевич, отвечал:
   - Великое Собрание сделало беспошлинный коридор для караванов идущий в Рим через земли Софены и обратно. Ответ на вопрос собран отдельным письмом и находится при мне.
   И Инцениан, спрашивал:
   - Ты, не по годам умен. Ответы твои, похожи на благие, но для Рима-ли?
   И царевич, отвечал:
   - Моей Родине нужен мир. Известно мне и об опасности такого объединения. Однако здесь, пред вами я и правда со мною.
   И Инцениан, спрашивал:
   - Похвальные речи! Достойные, чтобы ты мог вооруженный мечом противостоять льву на арене Колизея. А как ты поступишь с горожанами, которые платили Риму за предоставленную Софене защиту?
   И царевич отвечал:
   - Ассирия не стала бы брать дань с Софены. Волнующим нас вопросом, был пошлинный проезд ассирийских купцов через небольшой участок земли, разделявший наше государство. Есть документы, в которых подтверждение мною сказанного. И Сенат видел их. Знал о наших проблемах. Но не решал их. Тигран вспыльчив, после очередной жалобы наших купцов на увеличившиеся сборы для перехода через земли Софены, он совершил этот поступок. В город наши воины вошли спокойно, хотели следующим утром созвать общее собрание. Сторона города была не против и войско, осталось в городе на ночь на правах гостей. После выпитого вина вспыхнула драка между хозяевами и гостями. Виновные в драке с нашей стороны, взяты под стражу и ждут моего решения по приезду из Центра Вселенной. Великое Собрание, уже осудило их на смерть. Дело за мной.
   И Инцениан, спрашивал:
   - Сенату нет разницы с кого будет взято то благо, что было раньше. Главное, чтобы караваны шли. Согласен ли ты, пополнять казну Рима за Софену?
   И царевич отвечал:
   - Какая сумма от города, была у Рима?
   И Инцениан, спрашивал:
   - Половина от вмененного Ассирии штрафа - ежегодно. Устроит ли это Ассирию?
   И царевич отвечал:
  
   - Моя страна не так богата, чтобы выйдя из одной беды, окунуться в другую. Нет. Мы отказываемся от Софены в пользу Рима. Но ждем и от вас, решительных действий. Пусть Сенат рассмотрит беспошлинный переход наших купцов через земли города, а вход в сам город, пусть станет платным. Я предлагаю так, тот из ассирийцев, кто захочет войти в город, пусть платит пошлину, которая всегда будет напоминать людям, как важно уважение сильного соседа, к слабому.
   И Инцениан, спрашивал Сенат:
   - Будет ли то правильным, если Мы объявим войну Ассирии, в которой прольем море людской крови, или решим этот вопрос - мирно, с выгодой для Рима?
   И от Сената, отвечал консул Туллий:
   - Этот юный почти Царь, рассказал нам свою правду, но она не вся. Все, что предприняли ассирийцы, произошло после того, как войска Рима вступили на землю Ассирии. Это можно понять так; - если Рим промолчит, значит так надо. Только Риму, этого не надо. Ассирия становится опасным соседом Рима. Сенат за наказание.
   И Цезарь, вопрошал Сенат:
   - Виновен ли перед Великим Римом ответствующий за Ассирию посол? И заслуживает ли он смерти за принесенный Риму ущерб? Смогут ли сенаторы решить этот вопрос малой кровью?
   И сенат, ответил:
   - Виновен. Смерть в назидание. А Тигран, обязан за проступок сей, что выставил на ответ не принимавшего решений царевича, внести в казну Рима дополнительную штрафу.
   И Цезарь, сказал Сенату:
   - Вас волнуют только деньги и зрелища. Мне кажется, уже кто-то придумал, как будет выглядеть этот юный болтун на арене Колизея. По лицам вижу, прав я. Юношу порвем львами сейчас, а Тиграна потом на арену вызовем. Повод будет всегда. Вот только убьете вы - элиту. Уважаемых людей в Ассирии, и вспыхнет долгая и изнурительная война между самыми сильными державами. Давайте убивать всех. Этот юноша, прежде чем попасть в Рим прошел такие испытания, что арена ему, уже и не страшна вовсе. Он имеет опыт и Рим, будет не прав, придав смерти последнего отпрыска Великого Арташеса! Невинного человека. Приказываю: - Смерти придать Тиграна. Он, повинен! Это, мое последнее слово! А тебя, принц крови, я самолично благословляю на престол. Планы Тиграна ясны и понятны. Ты здесь для одной цели: - чтобы свободный Рим, убив тебя, расчистил его дорогу к трону. Странно другое, как ты добрался до Рима живым? Нам известно, что спасло тебя чудо провидения, но об этом мы поговорим с тобою, позже. Перед отъездом на Родину, тебе будет передано письмо с моим распоряжением о собственноручном удушении твоего регента.
   Повелеваю!
   - Великое Собрание Ассирии - распустить. Из верных, уважаемых народом граждан, собрать новое Великое Собрание. В помощь Арташесу выделяю войска, расположенные на границе с Ассирией. Карпилус знает о своем задании и ждет от тебя сигнала к выступлению. Впредь, ты будешь лично нести ответственность за государство и весною, приедешь в Рим с оставшейся суммой штрафы - как почетный гость. После выполнения царской воли твоей, охраной останется копейный легион этрусков. Это - элита! Наша гордость! Я надеюсь, что ты не будешь идти против Рима и станешь таким же преданным другом нашим, как и отец твой.
   Допрос закончен.'
  
   Положив документ на стол, Фауст с непониманием посмотрел на Магистра.
   - На остальные вопросы, я вам отвечу, но после похода. - сказал Мефистофель. - Ищите ответы, на Библусе.
   Понятно Фаусту. На острове, каждый должен будет заниматься своими делами.
  
  
  
   Глава IV
   Остров Библус. Эгейское море. XII- век. Поздняя осень.
  
   С полудня и до наступления сумерек, Фауст провел в знакомстве с островом.
   Он обошел развалины каменных строений, осмотрел высеченную в скалах пристань, а дальше, по беспорядочно расставленным природой валунам, он поднялся на плато острова. Там его взгляду открылась небольшая площадка, которая заканчивалась подъемом на холм. С высоты возвышенности на него смотрел старинный греческий храм. Высеченная в камне лестница, широкими ступенями уходила вверх к храму и обрывалась в непролазных кустах. Попытка обойти колючую преграду стороной, оказалась безуспешной, и Фауст с досады пнул камень, лежавший на краю ступени. Гулко ударяясь по мраморной лестнице и высекая искры, он скатился вниз, остановившись у круглого блестящего предмета. Блеск привлек внимание Доктора, и он спустился вниз вслед за камнем.
   Присев на корточки, он взял предмет в руки. Назначение сомнений не вызывало, выпуклый край стекла выдал линзу. Но как она могла здесь оказаться - оставалось вопросом, раздумывать Доктор не стал, оставив загадку на более удобный случай. Окинув взглядом развалины храма и положив линзу в карман, он направился к лагерю.
   Небо затянуло тяжелыми свинцовыми тучами. Бурные воды, подгоняемые холодным течением и северным ветром, штормовой волной накатывались на каменные громады валунов пустынного острова.
   Доктор Фауст, съежившись от холода, укутался с головой в серый плащ из плотной непромокаемой ткани. Он сидел на валуне у самого берега. Соленые брызги волн, долетая до него, кололи ледяными иглами незащищенную кожу лица.
   Холода Фауст не замечал. Он был в глубокой задумчивости, и вот уже больше часа рассматривал причудливую асимметрию колонн. Думал, удивляясь вечной угрозе храма, вот-вот сбросить тяжесть крыши и, наконец-таки, развалиться. Он уже верил, что плита специально уцепилась за колонны, как бы понимая, что если рухнет, то с ней исчезнет и величие острова. И никто больше не посетит этот некогда знаменитый кусочек суши. И некому будет, восторгаться былым великолепием храма.
   На Библус тихо опустился сумрак.
   Низкие тучи, пытаясь опрокинуть навершие, ватными клешнями цеплялись за каменную резьбу венца, а всполохи сверкающих молний придавали руинам особый, сказочно-мифический колорит.
   В шагах пяти от Фауста, у мольберта колдовал Мефистофель. На нем длинное черное пальто и мягкая широкополая шляпа того же цвета. Он рисовал руины. Что-то мурлыча под нос, Магистр елозил кистью по краскам, разложенными на низком столике. Он подбирал только ему видимый оттенок. Но вот Мефистофель, сощурив глаз, плавным движением руки нанес длинную полосу, разделив холст пополам.
   - Доктор, ваш прогноз, скоро ли рухнет сие творение? Боюсь, не закончу свой шедевр, - громко, стараясь перекрыть шум волн, обратился к спутнику Магистр. - Темно. ...Да и холодно. Не находите?
   Фауст пожал плечами.
   - Близки к завершению и скоро в путь? - поинтересовался Доктор.
   - Хм. Как странно, я битый час пытаюсь вас отвлечь от этого немого созерцания, а вы вдруг раз - и засобирались, - сказал Магистр.
   - Нет, как раз наоборот. Я хотел видеть руины в полной темноте. Только свет молний, - возразил Доктор Фауст. - Мне кажется, ночью храм должен выглядеть более призрачным.
   - Лирика. Сейчас начнется прилив и влажность увеличится, что при нынешнем ветре и низкой температуре может пагубно отразиться на вашем организме. Да и темень уже та, что сгодится для ваших фантазий, - прагматично настаивал Мефистофель. - Однако... вот, только молний добавлю...
   ... Необычайно яркая молния с треском и грохотом осветила остров.
   - Может еще? - спросил Магистр.
   - Не помешает, - согласился Фауст.
   Устроившись поудобнее на холодном валуне, он не отрываясь смотрел на храм и черное небо.
   Мефистофель на минуту задумался. Потом уверенно, не смывая с кисти, сунул ее в розовую краску. Немного воды. И вот - яркая с желтизной линия, уже растушевана розовым цветом.
  
   Небо озарила огромная, ярко-красная с розовым всполохом молния, которую сопроводил оглушительной силы взрыв грома.
   - Шуму много, но это называется - издержки производства. По другому это "творчество" не выходит, - виновато улыбнулся 'художник'.
   - Именно так, Магистр! - произнес возбужденным голосом Доктор. - Вы удивительно точно подобрали цвет.
   Фауст был потрясен увиденными красками.
   Его потрясенный ум раскладывал пейзаж, цвета и запахи в свои замысловатые формы. Уверенность в том, что сейчас плита рухнет, крепла, заставляя Доктора верить в то, что падение откроет врата к абсолютным знаниям и он, подобный Богу, будет владеть истиной мироздания. Вот только надо чуть подождать. Не торопиться.
   'Три колонны - три кита, на которых вот так же возлежала Земля в представлении античных греков!' - странная аллегория, еще сильнее подействовала на сознание замерзающего Фауста. Власть, Страсть и Любовь.
  Каждый кит-колонна, по своему прекрасен и огромен, каждый несет в себе неисчерпаемую информацию.
   Хотел ли Доктор Власти? Да, хотел! Чтобы встать. Расправить плечи и посмотреть в глаза своих бывших врагов. Вот он - Я! А, Страсти? Конечно же, тоже! Ибо, если нет угрозы переворота, то Власть становится пресной. Любовь же плотская его не интересовала. Не тот масштаб, чтобы за это желание отдать душу.
   Только - Любовь Народа! Вот цена душе!
   В центре храма колонна Кит-Любовь. Справа - Власть, ну и, понятно, слева - все пороки Страсти. Держат Киты крышу из последних сил. Но вот-вот произойдет развязка. Что-то должно сломаться. А в голове один вопрос, какой Кит рухнет первым?
   Фауст уже принял решение. Рухнувшая колонна даст спектр поиска желания от своего названия.
   - Пора на отдых, Доктор. Кресло, плед, тепло камина и горячий шоколад помогут нам немного отвлечься от сегодняшних изысканий и творчества.
   Магистру было понятно состояние Фауста. Вид Доктора, говорил о его внутренней борьбе, и мысли, что будоражили сознание Доктора, пугали Мефистофеля. Он знал, сколько тому придется пройти, чтобы принять решение. Чтобы как-то его отвлечь, а может, и помочь подсказкой, он спросил:
   - Доктор, мне кажется, что мой пейзаж более убедителен, нежели реальный. Взглянуть не хотите?
   Фауст ждал развязки. Он боялся отвлечься.
   - В эту минуту я вряд ли смогу толком разобраться в вашем творчестве. Очень темно. Если позволите, я ваш труд осмотрю при свете и в тепле.
   - Хорошо. Действительно, все в наших силах, и тепло, и уют, - легко согласился Мефистофель, и улыбнулся, - тогда приблизим финал.
   Магистр позвал колокольчиком мажордома, который появился, как черт из табакерки вышел из-за валуна, как будто был там все время. В почтении склонив голову, слуга выслушал распоряжение Магистра о доставке мольберта с картиной и красками к месту ночлега и стал собирать кисти.
   Мефистофель подошел к Фаусту и, положив руку на его плечо, спросил:
   - Ну что, приступим помолясь, вы не против, Доктор.
   - Нет. Интересно знать, чем все закончится.
   Мефистофель снял шляпу и резким движением левой руки, запустил ее в сторону храма. Шляпа, вращаясь в полете, превратилась в отливающий серебром диск. Разогнавшись по широкой траектории, он врезался в основание центральной колонны.
   ...Любовь...
   Как в замедленной съемке, подрубленная колонна осела и медленно упала на базальт основания. Удар о монолит пола разделил ее на фрагменты одинаковой формы. Следом, уже на отломки колонны, переломившись посередине, также медленно опустилась крыша-плита. Крайние Киты стояли не шелохнувшись.
   Теперь, храм имел контуры буквы 'М'.
   - Как вам мой акт вандализма? Неровен автограф, хотя, - весело сказал Мефистофель, - буква получилась как и задумал.
   Фауст такой развязки не ожидал. Он без сил опустил голову на согнутые колени и тихо сказал:
   - Я устал и замерз. ... Домой.
  
  
  
   Глава V
   Ассирия. Раннее лето. Начало первого века до Р.Х.
  
  
   Тигран стоял на террасе и рассеяно слушал стоявшего на коленях Ходина. Боль в висках и в сердце смяли волю великого мужа. Он бездумно смотрел на птичью клетку и слушал грустную песнь бойцовой куропатки. Что делать? Что предпринять? Где выход? И всему виной - собственная глупость. Доверился, думал сделать благородное нужное дело для родного края, а теперь метался в безысходности. Великий Тигран не боялся смерти. Нет. Он никогда не был трусом. В бою был всегда первым. А что теперь? Неужели ЕГО - Великого, ждет позорная смерть на далекой чужбине? Он смотрел на яблоневый сад и думал, сможет ли он выжить. Где взять золото, как Гай Юлий, и, как спрыгнуть с телеги, которая летит в пропасть? Выхода нет. Взятие Софены обозначило границу его жизни. Оставалось всего несколько месяцев до позорного суда в Риме. Для себя Тигран уже решил: лучше смерть здесь, чем львы Колизея.
  
   - ...Я тебя предупреждал, что не согласовав свои действия с Римом и не проконтролировав взятие города, ты подвергнешь себя серьезной опасности, - с ноткой растерянности говорил Ходин. - Почему, ты допустил разграбление города? Как ты смог выполнить только половину тщательно продуманного плана?
   Ходин все бормотал и бормотал.
   - Плут и мошенник. Это из-за тебя я попал в яму, - прервав оправдания учителя Арташеса, произнес Тигран. - Ты втянул меня в эту ловушку и привел к позорной смерти. Ты! Если не найдешь выход, то умрешь раньше, чем меня отправят умирать в Колизей под хохот римской черни.
   Ходин тут же по-бабьи заголосил:
   - Есть выход. Есть! Клянусь всеми Богами!
   Тигран с недоверием посмотрел на старика.
   - Говори, но не дай Бог, если ты вновь втянешь меня в неприятности, пес!
   Ходин склонил голову к самому полу и с преданностью сказал:
   - Для полного понимания задачи мне нужно знать, сколько ты собрал денег.
   Тигран почесал бороду.
   - Туго с деньгами. Почти пятьдесят талантов. К отплытию соберется еще пять, может десять. Больше золота взять неоткуда.
   Ходин на минуту задумался, а потом радостно заговорил:
   - Этого хватит, чтобы оттянуть время.
   Старик шмыгнул носом и полез искать по карманам платок.
   - Говори же! - не выдержал Тигран.
   - Все просто как сам мир. Необходимо созвать Великое Собрание и объявить, что настало время подготовки коронации царевича Арташеса. Время коронации установить на ближайший за девятой луной праздник.
   - Ты в своем уме? - побагровел Тигран. - Что ты задумал, червь?
   Ходин вновь склонил голову, его спутанные космы, вторя движению головы, рисовали в пыли замысловатые узоры.
   - Надо заставить преданных тебе людей из Великого Собрания, отослать послом в Рим царевича, при этом объявив его сюзереном. Римлянам наплевать, кого казнить за содеянное. Они жаждут крови и не любят ждать. Почему бы нам не поступить именно так?
   - Ты хоть понимаешь, что говоришь? Каким образом они приговорят царевича вместо меня, если он не принимал никаких решений относительно Софены? - с издевкой в голосе спросил Тигран.
   - Деньги! Все решит золото! Нужно купить голоса сенаторов, которые имеют авторитет в Сенате. Они настоят на том, чтобы судили именно принца крови. Допустим, распускается слух, что царевич находится под влиянием настроенных против Рима, членов Великого Собрания Ассирии. Что он, не имеет права голоса и, находясь у врагов Рима в полной зависимости, является куклой в руках хитрого кукловода. Сенаторы запутают юношу вопросами и приведут его к смерти.
   - А если этого не произойдет? Вдруг они не смогут убедить Цезаря? Что будет тогда?
   - Деньги они получат только в том случае, я имею в виду всю оговоренную с ними сумму, если сенаторы смогут довести дело до ума.
   - А они смогут? - с недоверием спросил Тигран.
   - Если пообещать десять талантов, то они и Цезаря подведут под топор, - ответил с уверенностью, Ходин.
   - Десять талантов! Ты понимаешь, о чем говоришь? - взревел Тигран. - Я никак не могу собрать золота на восстановление городских стен Софены, а тут...
   Регент от неожиданности даже закашлялся и замотал в огорчении головой.
   - Я помогу тебе их найти, - тихо, но не без ноты торжества, заявил старик.
   - Ты? - Тигран с удивлением воззрился на Ходина. - Ты? Десять талантов?! Ты хоть знаешь, что твое тщедушное тело весит в шесть раза меньше, чем эта груда золота?
   Ходин опустил голову.
   Он молча выслушал Тиграна. После паузы, не поднимая головы, сказал:
   - В Риме есть человек, который даст и больше, но только под проценты.
   - Хм. Проценты? Надо же. Большие? - спросил с сомнением в голосе Тигран.
   - От лета до лета, к занятым десяти прибавятся еще три таланта. Это самый низкий процент, который может дать кто-либо. Мы оттянем твое появление в Риме, а там... - Ходин, довольный новым планом, скривил тонкие губы в подобии улыбки. - У Сената появятся новые проблемы и ты, как подобает лучшему другу, протянешь им руку помощи.
   Тигран внимательно посмотрел на старика и в голове монарха пролетела мысль, что было бы, не будь у него в помощниках, столь светлого ума.
   - Встань, Ходин.
   Тигран огляделся и заметил, что мир стал наполняться невероятно чистым воздухом. Легкий ветерок гнал по голубому полю неба перистые облака. А рядом в клетке висевшей у входа на террасу, веселилась в пении куропатка.
   - Но, если царевича в Риме убьют, простят ли мне будущие потомки смерть последнего Арташесида?
   - Простят? - Ходин поднялся с колен, медленно разгибая старческие суставы.
   Налетевший ветерок, игриво всколыхнул его редкие пряди, пытаясь распутать нечесаные волосы.
   - А кто будет знать о том, что это произошло по твоей вине? Не в твоей ли власти, написание истории Великой Ассирии? Смерть царевича ляжет на плечи Великого Собрания. Арташес должен кануть в Лету. Получив корону Ассирии, он не оставит тебя в живых! Тебя любит народ и боится Собрание. Ты - очень опасен для племянника! Выбирай. Или ты поведешь дальше ассирийский народ к мирному и богатому процветанию или, юный Арташес принесет Ассирию на блюде прямиком в покои Цезаря.
   Глубокие морщины опекуна, наследника престола Великой и Малой Ассирии, медленно разгладились, а лицо приняло вид добродушного священника.
   - Мои мысли подсказывают, что в сей час, в сложное для Ассирии время, Я - более полезен для отечества. Собранию необходимо сказать, что я снимаю с себя полномочия и отдаю правление в руки Арташеса. Сам же, готов занять любую указанную военную должность, дабы стать его надежной опорой, - лицо Тиграна стало жестким и властным, - Моя совесть чиста и я, должен это сделать. Юнец может разорить нажитое наследие великого ассирийского народа. Ты должен с ним поработать так, чтобы он произнес в Сенате губительную для себя речь. Ты, поедешь в Рим - вместе с ним!
   Старик почтительно склонил голову. Попасть в Рим, да еще и с такой опасной персоной как Арташес, Ходин не хотел.
   - Мой государь, твое решение я принял сердцем. Я нисколько не сомневаюсь, что ты готов отдать жизнь за Ассирию. Но я, не могу ехать в Рим только потому, что болен и стар. Я не вынесу дороги даже туда, а обратный путь и вообще в ум не взять...
   - А ты бери!
   Грозно перебил Тигран. Он подошел к клетке с куропаткой и протянув руку, указательным пальцем с нанизанной на него печаткой с гербом Ассирии, постучал по клетке.
   - Как ты собираешься найти мне груду золота, не побывав в Риме? Ты же сказал, что знакомый твой - римлянин.
   - Составлю письмо!
   - А кто будет давать сенаторам взятку? Кто проследит за исполнением? Посол?! - с издевкой в голосе спросил Регент.
   - Может я поеду посуху? Так будет легче мне и моему организму. И еще одна просьба. За участие в сделке я хочу получить один талант, - тихо, но уверенно сказал старик.
   Тигран уже ожидал заявление. Ответ у него был готов.
   - Ты получишь деньги, но поедешь с царевичем, - в голове у будущего монарха уже зрела мысль. После поездки в Рим старика надо будет убить. Тем самым оборвать ниточку, связывающую кредитора и Тиграна, да и знает Ходин очень много, он опасен. Талант! Он мог пообещать десять. Какая разница какого количества золота он не получит. Уследить за обоими, царевичем и пройдохой Ходиным, можно только тогда, когда они будут рядом. Только вместе! А с ними еще и откупное золото! Лучше и не придумать.
   - Получишь два. Но с одним условием. Ты все сделаешь так, как мы обговорили. Я должен иметь на борту судна, груженного золотом, надежного человека. Или на тебя уже нельзя положиться?
   Ходин понял, что его загнали в угол. Призрачные два таланта душу не грели, потому как обратной дороги в Ассирию, у него не будет. Ждать, что учинит с ним Тигран после поездки в Рим, старику не хотелось. Одно лишь грело сердце: он будет рядом с огромными деньгами! С золотом!
   ... Золотом!!!..
   К черту Рим.
   К черту этого самовлюбленного парчового недоумка.
   В его голове уже вызревал план.
  
  
  
   Глава V
   Девятнадцатый век. Дрезден. Осень.
  
  
   Обычно воображение обывателя рисует кабинет Сатаны в тяжелых мрачных тонах.
   Черный, покрытый лаком письменный стол. Огромный старинный глобус. С высоты потолка, на тяжелых цепях, разливая свет от сотен свечей, висит колесо от телеги. На стенах, в золоченых рамах, картины художников Эпохи Возрождения, обязательно с пикантными моментами и библейской тематикой. В темных тонах тяжелые портьеры. Шкафы с книгами на всех языках мира, где большинство изданий в золоченых переплетах, фолианты - перлы мировой литературы. У черного от копоти камина, пара старинных, с высокими спинками и витыми подлокотниками, на вид неудобных кресел. Кресла стоят на старинном ковре, и меж ними столик, вырубленный из куска мрамора, с черной столешницей отполирована до зеркального блеска. На столе банальная, но изящная морская раковина-пепельница. Рядом инкрустированный золотыми вензелями хьюмидор из черного дерева. Крышка короба приоткрыта, но так, что видны только концы сигар. Тонкий запах табака стоит в воздухе. На стенах ковры, наверное персидские и, конечно же, вековой давности.
   На них ружья, арбалеты, пара секир, тройной цеп, булава, двуручные мечи, пара скрещенных шпаг, рыцарский щит с древним фамильным гербом. Дальше - шкафообразные часы с кукушкой и гирями - шишками, а за ними рыцарь в черных латах. Высокий потолок, цепи колеса и углы - все в паутине, черной от копоти очага.
   Мефистофель не страдал воображением обывателя, а посему: запчасти телеги он заменил на настенные канделябры, кресла поставил удобные и мягкие, а секс и библейская тематика на стенах отсутствовала вовсе. Так, из мелочи, два портрета кисти Рубенса. Ковры с оружием он поменял на книги. Они везде и это, действительно фолианты, классики всех времен. Были и в золоченых переплетах. Впрочем, столик из куска мрамора стоял на месте, строго посреди зала на на отполированном мраморе. На столе, рядом с пепельницей-раковиной, хьюмидор из черного дерева с буквой золотистого цвета, размещенной в точке крышки, на которую надо надавить пальцем, чтобы освободить "секретный" замочек. Вся зала безупречно чиста, без следов копоти и паутины.
   Но к делу.
   Удобно расположившись в кресле, укрытый шерстяным пледом, Доктор пил горячее вино. Тепло камина и алкоголь отодвинули обиду на Магистра, но мысль о том, зачем Мефистофель изувечил храм сломав центральную колонну, никак не выходила из головы.
   - Кит-Любовь - слабое звено во всех отношениях, - прервал размышления Доктора Магистр. В темном вечернем костюме и с сигарой в правой руке, он стоял облокотившись о подоконник. Справа от Сатаны, под под льняной тканью стоял мольберт. "Шедевр", скрытый тканью, манил и звал. Но Фауст ждал предложения от Магистра. Он хотел узнать, каким словом и действием будет сопровождаться приглашение к показу произведения.
   - Нехорошо читать чужие мысли, - сказал обижено Доктор.
   - Вы сами не заметили, как размышляли вслух, - без хитрости в голосе произнес Магистр.
   - Но почему Любовь? - спросил успокоенный ответом Фауст.
   - Чувство, воспетое поэтами, относительно. Допустим, человек встает перед выбором, где на весах Фемиды: честь, совесть, чистота помыслов - в противовес: лжи, лицемерию и ханжеству. Какая чаша перевесит? Не знаете? Та, где есть золото! Деньги сводят с ума. Не любить их невозможно. Они, как волшебная палочка, выполняют все человеческие капризы. И однажды поняв предназначение денег и открывающиеся с ними возможности, человек становится рабом желтого металла. Он будет предавать все: родственников, любимую женщину, партнеров по бизнесу, друзей, Родину. Вот так - вторая колонна ломает все устои и обычаи. Власть и Страсть, имеют надежный фундамент из смеси ЗОЛОТА и ЛЮБВИ! Власть - это прежде всего любовь к самому себе. Обладающий ею, упивается своей силой воздействия на человеческие судьбы. А Страсть - это пылкое неукротимое желание, где Любовь, разукрашенная куражом и азартом, сформирована на грязных пороках и извращениях. Ну и последний довод - глубокая трещина в основании самой колонны. Под утро, она бы сама рухнула, а было довольно прохладно. Я переживал за ваше здоровье. Ваша душа должна находиться в здравом теле. Я не пью вино из треснутой чаши.
  
   Фауст разглядел в глазах Магистра искорки смеха и улыбнулся в ответ.
   - А вы гуманист. Да-а. Осталось узнать, зачем вам нужна именно моя душа, - сказал Доктор. - Теперь мне стало ясно, почему шляпа попала в самое основание. Магистр, я знаю, что многие плохие вещи вам приписаны. Но почему вы имеете такую славу в среде людей?
   Если бы Фауст поднял голову и посмотрел в глаза Мефистофелю, то увидел бы в них внезапно вспыхнувшую бескрайнюю печаль и боль. Магистр неторопливо подошел к камину и присел на корточки перед очагом. Сейчас, такой маленький и беззащитный в бликах огня, он не казался Доктору могущественным. Вполне нормальный человек, доступный тревогам и волнениям.
   Искры, срывались с пульсирующих языков пламени и по спирали в хаотическом пунктире, уносились в черное жерло трубы. Магистр любил смотреть на их трассирующий пунктирами рисунок. Вскоре в жерло трубы унеслась и боль.
   - Души знают меня. Они приходят в трепет, понимая, что скоро за свои грехи надо будет держать ответ, - не отрывая взгляд от огня, тихо ответил Магистр.
   - Но вас обвиняют буквально во всем, - продолжал мстить за вандализм Доктор Фауст.
   - Для того, чтобы понять вопрос, вам, Доктор, необходимо знать основной принцип построения всей схемы. Душа - накопитель, хранилище и носитель информации, которую она получила во время миссии на Земле. Информация души есть нектар. Человек собирает ее подобно пчеле. Душа накапливает его, хранит, представляет на Суд Божий, чтобы попасть на другой, вышестоящий уровень. Но душа сама, не может действовать физически. Для этого и существует тело. Только человек может в своем теле переживать различные опыты. Но вот беда - тело устает. Изнашивается. Его надо лелеять и холить. Телу нужны пища, сон, тепло, возможность размножения. Некоторые души переходят грань и становятся рабами собственного тела. У души свои сложности и проблемы повседневной жизни. По-разному собирается "нектар" и часто, некоторые пчелы меняют окрас и становятся трутнями. Наилегчайший способ сбора урожая - когда душа получает информацию обманом. Допустим, вы грибник. Мир это лес, а грибы - информация. Бродя по лесу, вы выбираете из множества, только те грибы, которые съедобны. Каждый грибник относится к труду по-разному. Одни это делают с усердием. Выкладываются. Напрягают зрение и пытливый ум, не берегут ноги, изнашивают обувь. Их урожай обычно самый качественный. А есть и такие, что не будут себя мучить поиском. Им достаточно увидеть другого грибника и,подобрав момент, стянуть его корзину. Теперь о главном! Я - как прокурор, обязан предъявить Великому Судье всю негативную сторону, показав Богу, где и как душа собрала свою ношу-багаж. Великий Суд взвешивает собранное душой, определяет качество принесенного, различает правильность сбора, и только после этого выносит решение, которое определяет дальнейшую судьбу души. И если она определена в Ад, то указывается срок, на который душу помещают в информационный вакуум, где пищей на обед, завтрак и ужин, будет только одно блюдо - вечное упоминание о собственном проступке. Просто? А если несколько столетий кряду? И все - как в первый день? Какова пища? После освобождения плохая информация стирается, остается только напоминание о наказании. "Пчелку" вновь отправляют за 'пищей' на Землю. И "пчелка" знает о том, что я проверю ее "корзину", переворошу все "белье" и покажу Судье - истинное лицо "ответчика".
  
   - Ясно. Но есть же и положительный аспект, альтернатива Ада - Рай. Расскажите о нем! - попросил, изумленный открывшимся знаниям Фауст.
   - Получив награду за тяжелый экзамен, душа переходит на следующий уровень, о котором я не имею никакой информации. Другое ведомство, другие лица и прокурор соответственно.
   - А Пилат? Куда попала его душа? - спросил Доктор.
   Магистр отвернулся.
   - Это длинная история. - вновь болью вспыхнули глаза Магистра.
   Фауст скорее почувствовал, чем понял, что задел что-то такое, что скрывалось в глубине души Мефистофеля.
   Магистр не ожидал этого вопроса и сказал так, как понимал сам.
   - В Ад он попал. За ложь, которую не простил Великий Суд. Прокуратор Иудеи принял муки Ада за вас, людей. На Великом Суде Пилат пытался выгородить принявшего судьбоносное решение - израилев народ, взял на себя вину за казнь Иисуса. Суд принял, рассмотрел и согласившись, наказал. Приличный, между прочим, срок.
   - Мне очень жаль, что у Пилата так плохо сложилась судьба. Неужели Великий Суд никогда не сможет его простить?
   - Откровенно говоря, Пилат действительно проявил трусость. Он не только понял Миссию Иисуса, но и принял его как истину. Но пойдя на поводу у фарисеев и испугавшись мятежа, во избежание, как ему показалось, лишних смертей, допустил казнь Сына Господа. А ведь были возможности.
   - Неужели Богу было трудно понять Пилата? В конечном итоге Иисус знал, что будет предан не только Пилатом и народом, но и своими учениками. Каждый его шаг был предначертан свыше, следовательно, все события развивались по задуманному сценарию. Иисусу выпала роль мученика в назидание потомкам. И, если мои предположения верны, то где же грех Пилата? - удивленно спросил Фауст.
   - Вы, сами ответили на свой вопрос. В назидании. Этот проступок должен был отложиться в памяти следующих поколений, дабы души их прониклись идеей жития без греха. Но человек, зная за что пострадал Иисус, продолжает, как снежный ком собирать в копилку души проступок за проступком, никак не беспокоясь о приобретенном душой грузе. Ища объяснения своим поступкам на Суде - он будет собственный мусор разгребать со слезами.
   - А что, много плохой информации приносят души? - не унимался Доктор.
   - Еще как! Вы же дня без греха прожить не можете. Этому есть объяснение. Сбор пищи душе проще производить при помощи обмана, подкупа и многими другими нечестными способами. Так легче, - зло ответил Мефистофель, - точно говорят, сначала родилась лень.
   - Создалось впечатление, что вы ненавидите человечество, - печально сказал Фауст.
   - Если бы это было так! Как вы скоры с выводами. Дело в том, что согласно долгу и положению, я обязан быть объективным. Случается, что ко мне попадают действительно заблудшие души. Обычно это жертвы чьих либо идеалов, обмана, заговора, несчастной любви. Мне их жаль. Особенно интересны судьбы авантюристов, где о каждой душе впору романы писать. Вот и вы - не подарок. А есть из них народные герои, такие как Хоакин Мурьетта, чьи деяния описаны поэтом Пабло Неруда. Мурьетта убивал врагов из мести за изнасилованную и убиенную беременную супругу. Благая цель - наказание. Но кто он? Кто дал ему право на суд? Поэт показал читателю дорогу в Ад, вымощенную благими намерениями.
   Магистр положил потухшую сигару в пепельницу. Было заметно, что разговор его утомил, но чтобы больше к нему не возвращаться, Мефистофель принял решение обсудить вопрос до конца.
   ... - Душа понимает вину, но по слабости своей не может изменить ход событий в существующих рамках обстоятельств. Да, потом она будет жалеть о содеянном. Но, это потом, а сейчас - золото! К чертям понятия о правильности, когда ты голоден или твои близкие в опасности. Ответ будет позже, Бог простит. Люди, прикрываясь понятием 'позже', готовы греховничать с утра и до позднего вечера.
   - Неужели с утра и до вечера, - сказал обиженный за все человечество Фауст.
   - Зря обиделись. Именно так, - категорично заявил Мефистофель.
   - И вы сможете это доказать? - объявил 'шах', Фауст.
   - Я думаю, мы можем заключить пари. Не против? - ответил вопросом на вопрос Магистр.
   - Конечно, не против. Только я сам подберу кандидатуру.
   - Согласен, - сказал Мефистофель, - что будете ставить?
   - А что бы вы хотели?
   - У меня есть все, и даже ваша душа, согласно нашему договору, после вашей смерти будет принадлежать мне, - сказал задумчиво Магистр. - Я решил так. Если пари выиграю я, то вы, при моей помощи, предстанете перед Великим Судом - в наиболее полезном варианте.
   - То есть, если я правильно понял, вы хотите, чтобы я собирал только благородный гриб?
   - Да.
   - А мысли? Что делать с ними?
   - Мысли не являются продуктом деяния, пока они не слетят с губ, а по сему, думайте о чем хотите. На то и голова, чтобы думать, - улыбнулся Магистр.
   - Вот спасибо! А зачем вам это нужно?
   - Личная симпатия, в данном случае, здесь не при чем. На кону не только вы, но и я. - сказал Мефистофель.
   - Вы хотите, чтобы я стал пособником Сатаны? - догадался Фауст.
   - Фигурально выражаясь, истинна где-то рядом, - ответил Магистр.
   Фауст на минуту задумался. Он чувствовал недосказанность, но не мог высказать свои подозрения напрямую. То, что Магистр имел определенные намерения, факт несомненный. Зачем ему готовить огород, на котором урожая не будет? Но как об этом спросить? И что есть истинна, которая - рядом?
   -Во время нашей первой встречи вы сказали, что я должен подписать какой-то документ собственной кровью. Цвет "чернил" имеет для вас значение? Или ритуал такой?
   Мефистофель улыбнулся.
   - Вы много таких документов подписали?
   - Нет. Ни одного.
   - Я очень брезглив и нетерпим к чужой крови. Для меня нет никакой разницы, чем вы подписываете документы, кровью ли, мочой. Достаточно вашего слова. А когда вы предстанете перед Судьей, спросите Его сами - сколько он видел душ, которые со мной заключили какой либо контракт, да еще таким способом. Выдумки все.
   - Может случиться так, что пари выиграю я. Как вы думаете, что я запрошу взамен ваших ограничений? - поинтересовался Фауст.
   Теперь пришла пора задуматься Магистру.
   - Попробую подойти к этому вопросу методом исключения. Вы позволите? - Мефистофель внимательно посмотрел на Доктора Фауста, и, заметив утвердительный кивок, продолжил. - Как всякий человек, оказавшийся на вашем месте, вы, в первую голову попросили бы взамен "закладную" на душу. Но учитывая вашу незаурядность, я пришел к выводу, что этот вопрос вам уже кажется неактуальным, не тот масштаб. Почет, уважение, деньги и прочая мишура, с недавних пор вас тоже не интересуют.
   Магистр хитро улыбнулся и подмигнув Доктору, дал понять, что понял, о чем думает Фауст глядя на колонны храма на Библусе.
   - Остается одно. Вы хотите сделать что-нибудь правильное, допустим, освобождение души Пилата, или кого другого. Ответ - не за себя!
   Слова согласия чуть не слетели с губ Доктора. Он опустил глаза, тяжело вздохнул и отхлебнул вина, пытаясь успокоить себя и прогнать мысли. Магистр копает мозг как рота саперов. Он опасен его планам.
   Мефистофель сунул руку в карман пиджака и выудил колокольчик. На трель из-за двери появился старый знакомый.
   - Что желаете, Фауст? Чай, кофе, что-то из съестного, может, фрукты?
   - Спасибо, еще вина, - попросил Доктор, - только не горячее, я уже согрелся.
   Магистр подошел к мольберту, который стоял у окна и медленно, чувствуя пристальное внимание Доктора, стянул с него льняную ткань.
   - Как вам реальность, которую я запечатлел? - с хитрой улыбкой спросил Магистр.
   Изумленный Доктор, казалось потерял дар речи.
   - Я же обещал полное сходство! Или что-то не так? - Сатана был явно обрадован произведенным эффектом.
   - Все так, Магистр! Но, как вы знали о таком финале?
   - Все просто. Вы предсказуемы, мой милый друг.
  
   ... с холста, освещенные яркими красками всполохов молний нанесенных на черное поле ночи, смотрели развалины античного храма с ярко выраженной геометрией буквы - 'М'.
  
  
  
   Глава VII
   Мазаре Шариф. Центральная Азия. Начало XXI- века.
   Ранняя осень.
  
  
   Полуденное августовское солнце с безветренной духотой, сухим жаром сковали город. Густой, насыщенный пылью воздух, укрыл опустевшие улицы, а закрывающиеся лавки говорили о приближении часа намаза.
   На старинной кривой улочке, посреди дороги, стоял высоченный старый тут. Его мощные узловатые ветви были широко раскинуты в разные стороны. Чтобы обойти святое древо, путникам приходилось пригибаться или прижиматься к стенам дувалов. Нижние ветви древа были обвязаны сотнями пестрых ленточек. С хлопковой маслобойни, расположенной в квартале от реликвии, ветер поднимавший хлопковую пыль, за сотни лет облепил ствол, ветки и ленточки волокнами ваты. Издали тут похож на горбатого бело-серого великана с широко расставленными руками. Аксакалы говорят, что под ветвями тута, в глубокой древности, стоял головной шатер Искандер Двурогого, преследовавшего царя Дария. Красивая легенда. Хотя историки и подтверждали поход Александра Македонского, но верили в нее только местные старожилы. Для всех остальных она казалась вымыслом-сказкой, но никто старикам не перечил.
  
   ...Внезапно, поднялся ветерок. Дрогнули ватные коконы - листочки старого тута. По улочке перемещался вьюн. Ветер поднимал пыль, гнал в воздушном круговороте мелкий мусор и ярко-синий целлофановый пакет с рекламой фирмы 'Майкрософт'.
   За вьюном бежал босоногий мальчишка и, размахивая зеленой пластиковой саблей, фальцетом предупреждал несуществующих прохожих, что он - пахлован Рустам и сейчас спасет городок от шайтана. Он кричал, что сразит нечистого своим страшным оружием. Мальчик азартно рубил на бегу ветер, пока не загнал его на тут. Поплутав в листве, вьюн утих, но из последних сил протиснул рекламу фирмы Билла Гейтса сквозь редкие ветки древа. Ребенок увидел новую цель - спускавшийся парашютом пакет. Мальчик лихо напал на него, но услышав голос тетки, кричавшей ему из-за дувала, остановился.
   - Фарход, где ты? А ну иди домой, слышишь меня?
   - Нет, я не хочу. Я играю под святым тутом в Рустама! - крикнул в ответ мальчик.
   - Тебя отец зовет. Он купил на рынке твои любимые мультики про спасателей!
   - А-а, хорошо! Сейчас, тетушка! - быстро согласился мальчишка и, проткнув зеленой саблей пакет, высоко поднял его над головой. А дальше, вдоль дувала и мимо двух непонятно откуда взявшихся паломников хаджа вприпрыжку помчал домой.
   - Магистр, мы на месте? - спросил Доктор, озадачено осматривая местность и свою просторную белую одежду.
   - Мы в Мазаре-Шариф, одежда паломников здесь привычна, - заметив беспокойство Фауста, ответил Мефистофель.
   - Странное наречие, а слова знакомые, - сказал Фауст, проводив взглядом мальчишку.
   - Этот город на треть заселен этническими таджиками, а остальная часть состоит из туркменов, пуштунов, узбеков, афганцев, пакистанцев и других народностей. Винегрет. Поэтому говорят в городе на ломаном фарси. Кстати, мальчик, который лупил меня по спине пластиной из пластмассы - таджик. Вы знакомы с этим языком, потому что находились в плену у людей, которые говорили на старинном фарси. Их язык на протяжении веков не менялся. Но в последнее время технические новшества неожиданно быстро изувечили его.
   - Куда нам сейчас?
   -Конечно в сердце города. На рынок. Там вы выберете 'жертву", - улыбаясь сказал Магистр.
   Кривая улочка, немного попетляв, расширилась. Все чаще стали появляться пешеходы. Вскоре послышался далекий шум смешанных звуков, а чуть позже и запахов. Еще поворот, и они оказались на площади у ворот на местный рынок. Люди, группами и порознь, входили и выходили через главные ворота базара.
   - Ну, что же вы медлите, выбирайте носителя души и в путь-дорогу, - подтолкнул к действиям Магистр.
   Фауст долго всматривался в снующие фигурки людей, пока не остановил свой взгляд на странной паре - старике, в расшитой бисером тюбетейке и красивом синем атласном халате и мальчике, в бейсболке 'чикагских буйволов', полосатой майке 'Ювентуса' навыпуск, пляжных шортах с пальмами и галошах на босу ногу. Они стояли перед входом на рынок рядом с дервишем, сидящим на циновке. Полоумный бродяга монотонно пел под аккомпанемент бубна отрывок из поэмы Фирдоуси - 'Сказание о Сиявуше'.
   - Этот старик подойдет для нашего эксперимента?- спросил Доктор, указывая взглядом на странную пару.
   - Дело ваше. Личность в городе известная. Это чайханщик Бобо Саид-али. Хм. Вы так посмотрели на меня, будто о нем раньше слышали, - ответил Мефистофель и предложил, - последуем за ними, пусть будет чайханщик.
   Старик с мальчиком долго плутали по многочисленным рядам. Постояли в толпе, посмотрели на выступление канатоходцев. А потом развернулись и двинулись в обратном направлении, пока старого чайханщика не окликнул знакомый голос.
   - Добрых лет здравия! - радушно, по-родственному и громко сказал конопатый Махмадраджаб.
   Он стоял облокотившись на прилавок, заваленный материалом всех фасонов и расцветок. Его семья с незапамятных времен занималась торговлей и хотя Махмадраджаб и слыл скрягой и плутом, но всякий горожанин знал, что материал предложенный им, всегда был отменного качества.
   - И тебе того же, сынок, - сказал старик отдышавшись.
   Он достал из-под тюбетейки расшитый золочеными нитками платок и вытер со лба бисеринки пота.
   - Как здоровье твоих почтенных родителей?
   - Слава, Аллаху! Все живы и здоровы.
   - Как процветает твоя торговля?
   - Все хорошо, уважаемый Саид-али, - Махмадраджаб с гордостью погладил разноцветные ткани. - Поступил новый товар из Ирана, Индии и Пакистана. Вот чистый индийский хлопок, пощупайте. А атлас! Из такого материала, Аллахом было соткано утреннее небо. Эта парча - из Кувейта, она переливается на солнце как будто создана из лучей изумрудов и рубинов. А вот, настоящий китайский шелк для молодой модницы, он мягок и нежен. Все платье можно собрать в одной горсти, а после, раскрыв ладонь, на материале вы не найдете ни одной складочки. Корейский вельвет для делового костюма, ...ну этот материал, вам вряд ли пригодится.
   Старик замер в замешательстве.
   Дело в том, что цель его визита на рынок - найти подарок жене старшего сына, которая вчера вечером разрешилась наследником. Сейчас многочисленные родственники и соседи в его доме жарят-парят и готовятся к Бешик - тую. А у него, старого чайханщика, другая дилемма: подарок должен быть дорогим, но не таким, чтобы мог выделить невестку на женской половине.
  
   Пальцы торговца уверенно и быстро перебирали разложенный материал. Старик, озадачено сморщив лоб, рассматривал ткани и явно терялся в выборе. Чтобы как-то оттянуть время, он спросил:
   - Что-то, давно не видел тебя у себя в чайхане. Сильно занят был, или я чем не угодил?
   - Что вы, уважаемый! Всякий правоверный знает, что ваш чай - самый ароматный в городе. Дела, все дела. В мечеть сходить некогда. Ох, накажет меня Пророк за мои проступки, - и не удержался, спросил, - а правду говорят, что ваш племянник Сероджабулло, спаси его Аллах, в плену?
   - У брата, через этого дуралея с ослиным умом и коровьими глазами, весь в мать, одни неприятности, - чайханщик почесал затылок и запустив руку под кусок материала, что-то без интереса помял, но передумал, - решил денег заработать. Пошел к иностранным геологам - носильщиком, и в плен угодил. Иностранцев Красный Крест выкупил, а этот осел так и остался там. Деньги на откуп уже собраны. Запросил почтенный Нияз-хан за нашего барана, как за пять. Да-а. ...Работа у Сероджа не сложная. Дорогу в горах у перевала охраняет.
   Старик рассказывая, перебирал материал и, наконец, определился.
   Он с интересом щупал и разглядывал иссиня-черный панбархат с серебристыми цветами.
   Заметив это, Махмадраджаб решил подтолкнуть старика к решительному шагу.
   - У вас прекрасный вкус! Этот панбархат завезли из Эмиратов. Посмотрите на расцветку! А цветы? Они явно скопированы с райских. Да и сам материал нежен, как кожа юной красавицы.
   Чайханщик, подумав, кивнул.
   - Да. Материал действительно хорош. Очень красив. Ты, как и твой почтенный отец, знаешь, что нужно старому человеку. Да вот думаю, больших денег за него попросишь. Нет?
   - Что вы, уважаемый! Дорого не возьму. Отдам как подарок. За отрез в пять метров, я прошу тысячу восемьсот афгани, сущая безделица, - сказал торговец и отвел взгляд в сторону.
   - За пять метров? Не весь кусок? - удивленно спросил Бобо Саид-али.
   - За пять метров, - повторил Махмадраджаб. Но заметив, что перегнул, добавил, - но не вам, уважаемый. Я уступлю вам сто афгани.
   Старик с удивлением на лице отошел от лотка на шаг.
   - Сколько? Тысяча семьсот? Он что, твой материал, взят с чалмы Святого Пророка? - старик выпучил глаза и с недоверием посмотрел на Махмадраджаба.
   - Это самый лучший панбархат, который вы сможете найти на базаре. Хорошо, уступлю еще сто, - тихо назвал цену торговец, - больше не могу, самому накладно.
   - Алишер, - обратился старик к мальчику, который ничего не понимая в беседе, стоял с безучастным видом, держась правой рукой за поясной платок старика, ковырял пальцем в носу, - посмотри в глаза этому конопатому прохиндею! Такого наглеца, свет не видел! Куда смотрит твой уважаемый отец? Твои цены, наверное с урусами из космоса выпали? Да-а! А ты, все перепутал и упоминаешь имя всевышнего! Пускай у меня будут все деньги мира, я не дам за эту ветошь и пятьсот афгани.
   - Ха! Пятьсот монет за благородную материю? - оспины торгаша стали бордового цвета, - Вы слышали мусульмане, что говорит этот уважаемый в городе человек?
   - Хорошо, - не унимался старик. Он с силой выдернул из панбархата темную нить, - а это что?
   Старик торжественно поднял нить над головой.
   - Эту рвань оставь своим родителям и пусть над их почтенными сединами смеется весь город!
   - Рвань?! - завопил Махмадраджаб, - да вчера эту ткань для своей дочери в приданное, купил ваш друг домулло Махсуд-али!
   Старик тяжело вздохнул и развел руками.
   - Если домулло и знает две суры из святого писания, то в материале он разбирается и того меньше. Ты лучше внимательнее вглядись в эти чудо-цветы. Видишь, на моих ладонях серебристые точки? Что ты на это скажешь?
   Торговец внимательно посмотрел на ладонь старика, на которой действительно было несколько точек непонятного цвета.
   - Так цветы не прошиты, а нанесены специальным напылением. Новые технологии, - пролепетал торгаш.
   Старик еще раз потер цветок, потом поскреб по "серебру" ногтем.
   - А если мои женщины когда-нибудь постирают эту ткань, что будет с твоими технологиями?
   - Хорошо, тысяча пятьсот, а за качество я ручаюсь, - согласился Махмадраджаб.
   - Восемьсот, и я еще подумаю! - не унимался старик.
   - Я очень уважаю ваш возраст и ради ваших седин, я го...
   - Стой, пройдоха! О чем ты говоришь? Возраст?! Что ты понимаешь в возрасте? Ты молод, и ты видишь, как легко обмануть старого больного человека. Давай за восемьсот, а?
   Теперь, пот выступил на рябом лице Махмадраджаба. Он с удивлением разглядывал старую акулу.
   - Может так завернуть, - огрызнулся торгаш.
   - За так - ослице под хвост заворачивай. Я тебе предложил деньги, и немалые, поверь - целых девятьсот афгани.
   - Ладно, давайте тысячу четыреста, - еще раз уступил Махмадраджаб.
  
   Старый чайханщик благодарно кивнул. Он достал расшитый платок и, поманив мальчика, вытер ему нос.
   - Хорошо, дам я тебе тысячу, но ты подаришь Алишеру, вон ту коробочку, - и старик показал пальцем на DVD-плеер.
   - Я не торгую плеерами. Он у меня для того, чтобы я в свободную минуту мог слушать музыку.
   - Ты меня послушай. У твоей музыки столько денег нет, - повел новую игру старик, - я знаю, чем ты тут занимаешься и, если тебе жалко куска пластмассы для моего внука, ты меня не уважаешь. Верно? К чему все эти разговоры о моих сединах?
   - Тысяча триста, - коротко бросил торгаш.
   - Хорошо, я дам тебе деньги, - чайханщик снял поясной платок, развернул и выудил пачку денег. Он долго крутил их в руках, взвесил на ладони. И, немного подумав, завернул обратно в платок.
   Трюк с демонстрацией денег принес результат.
   Увидев уходящие банкноты, Махмадраджаб выдавил:
   - Тысяча двести.
   - Хорошо. Ни тебе ни мне, тысяча сто, - старик, устремил взгляд на ближайших торговцев и торжественно произнес, - правоверные, сейчас, я куплю самый хороший материал у сына почтенного горожанина! Он так ко мне добр! Дай ему, Аллах, здоровья!
   Но его пламенной речи кроме Сатаны и его спутника, никто не услышал.
   - Может полметра на всякий случай добавить? - спросил польщенный лестью Махмадраджаб.
   - Пять метров ровно. И не натягивай материал, когда отмеряешь. Я плачу не за три, - сказал старик и обратился к внуку,- хороший сегодня денек. Сейчас я расстанусь с кровью и потом заработанными деньгами, будь они неладны. Но ничего, не переживай. С базара мы пойдем в чайхану, там тебя накормят шурпой. А я тебе к чаю припрятал твою любимую шоколадку 'Крикс'. Хорошего человека встретили!
   - 'Твикс', дедушка, - поправил мальчик.
   Чайханщик, соглашаясь, устало махнул рукой.
   Ребенок поманил старика пальцем.
   Дед кое-как согнулся и малыш стал что-то быстро говорить старику на ухо. Дед заулыбался, а разогнувшись, спокойным голосом сказал:
   - Это солнце сделало его волосы золотыми. Он отмечен Аллахом и, наверное, потому Махмадраджаб так добр к нам! - сказал старик и подмигнул конопатому торгашу.
   Развязав поясной платок, чайханщик стал долго считать-перекладывать банкноты.
  
   - Сынок! Ты действительно покладистый малый, вот твои деньги. Все точно, можешь не пересчитывать. Не хватило чуть-чуть. Получилось тысяча пятьдесят. Больше у меня нет. Это ничего?
   Старик невинно посмотрел на торговца.
   - Давай деньги и забирай товар, старая калоша! - взревел Махмадраджаб.
   Положив сверток с материалом за пазуху халата, чайханщик взял мальчишку за руку.
   - Всех благ, сынок! Пусть, твой дом всегда будет полон радости, а печаль и болезни обходят стороной. В вечернем намазе я обязательно об этом попрошу Пророка! - Бобо Саид-али кивнул на прощание.
   Вскоре фигуры старика и мальчика растаяли в людском потоке.
   У Махмадраджаба внезапно мелькнула подозрительная мысль, почему это сегодня старик так поспешно ретировался. Раньше торги продолжались куда дольше. Руки сами стали перебирать вырученные за материал деньги. Ну так и есть, одна купюра оказалась фальшивой.
   Торгаш, сжал в кулаке деньги и тихо от злости заскулил.
  
  
   Глава VIII
   Остров Библус. Начало первого века до Р.Х.
  
  
   ... Волна горой обрушилась на корабль и, перекатившись по палубе, увлекла за собой сорванную с ложемента спасательную шлюпку. Подпрыгнув от удара об единственную надпалубную постройку, шлюпка развернулась и килем срезала мачту, оставив короткий обрубок не выше человеческого роста. Впереди по курсу, на расстоянии трети стадии, выросли острые зубы рифов.
   Единственный живой человек на верхней палубе, оставшийся после наката волны, был капитан. Оглушенный ударом лодки, он сидел на деревянном настиле палубы, привязанный к нетронутому основанию мачты. Раскат грома заставил его вернуться из забытья. Он поднял голову и оглядел опустевшую палубу. Мореходов у кормила, смыло за борт. Подхваченная волной триера неслась в темноту ночи без управления.
   Вслед за раскатом грома жирный яркий росчерк молнии осветил пик рифа, возникшего прямо по курсу. До скалы оставался полет дротика. Первое, что пришло на ум - спасти судно. Нужно повернуть весло кормила. Капитан стал развязывать узлы каната, чтобы освободиться от огрызка мачты. Поняв, что он не успевает, капитан зарыдал и стал в голос молить Бога о легкой смерти.
   Ночная мгла, ветер и низкие серые тучи с пронизывающим ледяным дождем, дополняли и без того мрачную картину.
   Небо вновь озарилось ярким розово-белым всполохом. Кривой зигзаг молнии ослепил морехода и с грохотом впился в пик скалы. Взрыв расколол риф на две части подняв в небо клубы дыма. По деревянному настилу мокрой палубы звонко забарабанили падающие осколки. Один, отскочив от палубы, угодил в ногу капитана. Оглохший от взрыва скалы он даже не успел почувствовать боли. Вторая волна, подняв судно высоко над водой и развернув кормою вперед, понесла корабль к месту вновь появившегося разлома.
   Шепча молитву, капитан вцепился в узел каната и в ужасе закрыл глаза.
   Стон и скрежет каркаса и следом - оглушительный удар о воду, известили капитана о том, что триера проскочила риф верхом. Пенный водоворот от перекатившейся через скалу волны еще крутил судно, но уже стало ясно, что за рифом мытарства закончились. Так и случилось.
   Злой демон моря поняв, что проиграл людям еще одно сражение, со злобой отступил в глубины Адриатики. Буря пошла на убыль. Слабеющий ветер, подхватив тучи, погнал их к горизонту.
  
  
   * * *
  
  
   ... Лампа, чадя и треща, отплевывалась от нефти, залившей в болтанке короткий фитиль. Ее мерцающий свет тускло освещал небольшую каюту.
   За столом, прикрепленным скобами к деревянной стене, сидел молодой человек. Он был некрепко привязан к широкой деревянной скамье, сцепленной как и стол, но с деревянным полом.
   Длинные светлые волосы юноши были выпачканы рвотой, следы которой видны на одежде, столе и на полу. В углу каюты стояла кровать. На ней, в многочисленных подушках и одеялах и в обнимку с ночным горшком, лежала полунагая молодая женщина. Уткнувшись в подушку она громко стонала и осыпала проклятиями своего отца Ходина, Тиграна, наследника престола, море, погоду, корабль, Рим вместе с Цезарем и Сенатом и все то, что могло прийти в ее усталый и воспаленный ум.
   Временами юноша обрывал стенания женщины сердитым голосом. Напрягая зрение он водил по трудноразличимым линиям и знакам лежавшей перед ним карты, прихваченной к столу бронзовыми гвоздиками. В правом дальнем углу стола, пробитая прямо сквозь карту, стояла миниатюрная виселица и когда прекращалась болтанка, черная с красной головкой рыбка, подвешенная на ее перекладине, показывала головой на юг. Палец юноши скользнув по карте, застыл в одной точке.
   - Подводное течение и ветер несут нас на выступающую в море береговую линию. Эх, выйти бы на палубу и посмотреть на работу капитана. Да боюсь, что не дойду и до двери. Мое нутро не выдержит и шага, - невесело пошутил юноша.
   За деревянной стеной раздался стук ударов камней о палубу и следом послышался треск переборок. Женщина, забыв о своих злоключениях, в ожидании самого страшного, со страхом зарылась в подушки. Последовал сильный удар судна о воду. Он подбросил женщину к самому потолку невысокой каюты. Упав на перину, она громко заплакала, но вдруг, наступила тишина.
   Не веря в спасение, юноша с тревогой сидел на скамье. Прислушавшись к тишине за дверью каюты, он быстро распутал узел веревки и неуверенно поднялся. Сделав шаг к двери, он скинул запор. Тихо скрипнув она открылась и волна свежего воздуха залила его, а следом и каюту. Выглянув наружу, юноша увидел пустую палубу и запутанного в канатах капитана, который сидел у обломка мачты и плакал навзрыд.
   Осмотрев тихую воду моря и расползающиеся по небу тучи, юноша почувствовал прилив сил. Не ожидая помощи вылезающих из трюма моряков, он подошел к капитану и стал помогать ему освободиться от узлов.
   - Мой царевич! - заговорил сквозь слезы капитан. Он был тронут вниманием августейшего. - Бог услышал меня. Это он рассек молнией скалу рифа и перекинул через раскол наш корабль. Те камни, которые лежат на палубе, были разбросаны взрывом молнии, а раньше, перекатившаяся через палубу волна, слизала моряков и лодку. Это она срезала килем мачту. Из всех, кто был наверху, остался только я и то по счастливой случайности.
   Арташес потрепал мокрые волосы капитана.
   - Все хорошо, Абзури. Успокойся. Эй, сюда! - крикнул юноша появившимся на палубе морякам, - помогите ему, он ранен! На палубу вытащить из моей каюты стол, черный ящичек, он лежит за дверью у входа и не забудьте прихватить скамью. Да, чуть не забыл, кормчего тоже сюда! Живее!
   Юноша внимательно осмотрел свою в грязных пятнах греческую тунику, провел по волосам и разглядев в них кусочки застрявшей пищи, не раздумывая, разбежался и, как есть, не скидывая с ног сандалий с золотыми пряжками, прыгнул за борт.
   Помывшись в соленой воде, царевич ухватился за канат, который загодя кинул ему старшина. Медленно и осторожно, под общий смех и веселье, его подняли на борт. Едва ступив на палубу, царевич столкнул в воду моряка. И вскоре все оставшиеся на палубе градом посыпались в море.
   Светало. На чистом небе уже гасли звезды и только одна - самая крупная, сверкала алмазом на светлеющем небосклоне. Юноша невольно остановил на ней взгляд.
   - Какая красота! - крикнул в никуда Арташес.
   Рядом с ним с чистыми одеждами стоял слуга. Он накинул полотенце на августейшую голову и стал заботливо развязывать на ногах мокрые сандалии.
  Рядом, склонившись в поклоне, стоял кормчий. Это был невысокий грек с большим мясистым носом и близкими к переносице глазами.
   Будущий правитель Ассирии, уже переодетый в чистые одежды, со вздохом облегчения упал на приготовленную скамью. Его рука привычно нашла в приготовленном ящичке нечто, бережно завернутое в бархатную тряпицу. Быстрые пальцы умело развернули бархат и в руках царевича оказалась трубочка и две слюдяные линзы. Вставив их в отверстия трубки, он стал искать на небе затухающую звезду.
   - Венера в утреннем небе просто прекрасна! Это она. Только она могла уговорить Посейдона спасти наши души! Верно? - спросил юноша грека.
   - Больше некому. В это мгновение, других на небосклоне нет, - картавым голосом согласился грек, - мы в забытом Богом фарватере, мой господин.
   Царевич навел трубу на береговую линию и проследовал вдоль беспорядочно выступающей из морских глубин каменной гряды.
   - Мы пересекли риф в самом высоком месте! - с радостью в голосе, сказал царевич. - С нами Бог! Другого объяснения нашему спасению я не вижу. А вон и мои корабли. Они входят в тихую воду. Один, два! И третий корабль идет следом. Все целы! Удивительно!
   - Вблизи береговой линии волна слабее. Наш корабль шел впереди и был далеко от берега. Вот нам и досталось больше всех.
   Арташес осматривал поверхность воды и отвлекся от речи кормчего.
   - Так мы попали в новый фарватер?
   - Да, мой правитель. Но не в новый, а в старый.
   - Объясни, Глебий, - не терпящим возражения голосом сказал царевич.
   Кормчий откашлялся в кулак и скрипучим голосом стал рассказывать.
   - Это старый торговый путь. Он заброшен и проклят...
   - Подожди! Что это за земля? - прервал кормчего юноша, указывая на остров, чей берег стал заметен в начинающемся рассвете.
   - Остров Библус. Его легко можно узнать по храму, который стоит на скошенной вершине острова.
   Царевич вновь глянул в трубу на затухающую в небе Венеру. Еще мгновение и она погасла. Его взгляд вновь вернулся к острову. Теперь он ясно видел его четкие очертания. Вот каменная пристань, а вот и древний греческий храм.
   - Что за диво стоит под сенью? - спросил тихим голосом юноша.
   - Это статуя Венеры, - ответил Глебий. - Все, что осталось от былого величия этого когда-то богатого острова. Теперь он, необитаем. Говорят, что здесь часто видят морского демона. Он появляется по ночам. Выходит из моря, чтобы уговорить каменную Венеру спуститься с ним в морскую бездну. Днем с отливом его силы слабеют. Он ждет вечера, чтобы войти в храм и встать перед Венерой на колени. Но только наступает ночь, как она улетает в небо и сверкая звездою, ждет рассвета. И как только ночная тьма и демон покидают ее храм, она возвращается обратно.
   - Красивая легенда. А почему это место проклято?
   Кормчий обернулся на шум шагов и увидел как к ним подошла молодая женщина - спутница Арташеса. Стесняясь себя и своего голоса, кормчий вновь прокашлялся и приготовился ответить, но царевич нетерпеливо махнул рукою.
   - Ну? Будешь молчать, я высажу тебя на этот остров.
   Грек стушевался.
   - ...и остров будет обитаемым, и демон немного развлечется в отсутствии богини! - раздался за спиной царевича, надменный голос девицы.
   Арташес встал и, улыбнувшись, галантно подал ей руку. Девушка с радостью на нее оперлась, а юноша, перехватив ее за запястье, резко дернул на себя и сделав шаг в сторону, подтолкнул ее к краю голой без фальшборта палубы. Ища равновесия она замахала руками, но Арташес несильно шлепнул ее по заду и молодая женщина, под улюлюканье и смех моряков, полетела в море.
   - О, как я устал слушать твои стенания, Замира! Поплавай. И умоешься и успокоишься! - крикнул смеясь, юноша. - Кто там рядом с кормою? Киньте девице канат, утонет Венера!
   Широко улыбаясь, он подмигнул кормчему и взяв в руки трубу, стал осматривать храм и остров.
   - Продолжай.
   Пряча улыбку в густых усах и бороде, радуясь наказанию девицы, кормчий весело продолжил:
   - Раньше, очень-очень давно, здесь стояли торговые галеры. Купцы останавливались тут для того, чтобы встретившись, что-то перепродать, купить и обсудить цены на товары. После, отдохнув от долгого морского пути, платили пошлины и шли в Грецию и Рим. Остров был сказочно богат. Но однажды, когда после многочисленных войн Рим снял охрану, на остров напали морские разбойники. Они обчистили все, что смогли. Перебили охрану. Разорили, а потом подожгли склады и казармы. Они захватили корабли и увезли все награбленное с собой. Купцы решили отказаться от Библуса. Больше на острове, кроме дьявола, никто не появляется.
   - А почему богиню никто не забрал? - вновь перебил его царевич.
   Грек замешкался.
   - Не знаю, может побоялись гнева влюбленного в нее демона. Или их останавливала эта сказка. Но мне кажется, что статую такого размера без деления на части, на корабль не доставить. А она, очень красива!
  
   Разглядывая с любопытством остров, юноша случайно заметил одинокую фигурку человека, который стоял к нему спиной у какого-то плоского предмета на тонкой подставке. Царевич вначале не придал увиденному значения, но вспомнив, что остров необитаем, вновь вернулся к тому месту, где заметил фигурку. Но кроме хаоса теней от валунов и небольшой базальтовой площадки, больше ничего не заметил. Не желая утруждать себя, юнош решил, что это игра теней.
   Он вновь направил трубу на статую Венеры и, забыв о происшедшем, затаив дыхание стал всматриваться в плавные линии богини. Она стояла в тени храма и с черного пьедестала протягивала к нему свои мраморные руки. Внезапно, от долетевших до нее первых солнечных лучей, мрамор скульптуры вспыхнул молочным белым цветом! Отведя трубу от лица, юноша сжал губы и наморщил в задумчивости лоб.
   Не торопясь, осторожно вынув линзы, он заботливо обернул все составные части трубы в тряпицу и уложил в черный ящичек.
   - Это знак. Богиня, спасая нас, усмирила морских духов. Ее профиль... Она так похожа на мою покойную мать. Я никогда не забуду ее добрых и ласковых рук, - сказал взволнованный юноша. И грек увидел, как рука царевича, мелькнувшая из-под сиреневой туники, смахнула слезу. - Если я останусь жив, то после поездки в Рим, эта статуя будет перевезена в Ассирию. Запомни этот путь, кормчий! Обратно мы будем возвращаться этим же фарватером.
   Кормчий опустил в поклоне голову. Грек, по указанию Тиграна, следил за царевичем, равно как и за его хворым учителем, лежавшем в гамаке подпалубной каюты, на самом дне трюма рядом с сундуками золота. Следил он и за дочерью учителя. Он знал, что обратного похода у посла не будет. Но с мыслями царевича кормчий был согласен.
   - Корабельный старшина! - громко позвал царевич морехода, помогавшего капитану прийти в себя после полученных ожогов от раскаленных камней. - Подайте кораблям сопровождения сигнальные огни. Команду и рабов на веслах - накормить. Починить рулевое весло, а когда Солнце поднимется в зенит, мы должны быть в пути. Ремонт начать с установки запасной мачты, борт команда приведет в порядок уже в походе. И поторопитесь выполнить сказаное, у нас очень мало времени.
   Палуба загрохотала от топота моряков.
   - У меня есть несколько часов для того, чтобы высадиться на берег, - сказал Арташес кормчему и удрученно посмотрел на пустой ложемент. - Но не вплавь же добираться. А жаль. Мой Бог! О, Великий Заратустра, дай мне возможность хотя бы прикоснуться к ногам великой богини! Молю тебя! И не дай мне умереть в Риме, позорной смертью! Ты же знаешь, что на меня с неба смотрит мой отец. И я, сын Великого Арташеса, прошу тебя, не допусти позора на его славное имя! Умоляю.
   Царевич отвернулся от острова и в сердцах махнул рукой.
   Мимо юного посла проскочила выбравшаяся на палубу, мокрая молодая женщина. Она зло посмотрела на юношу и, ничего не сказав, побежала в каюту.
   - Ну не курица ли? - со смехом бросил вдогонку Арташес.
  
   Толпа мореходов весело заулюлюкала, рассмешив посла великой нации.
  
   ------------------------------------------------------------------------
  
   Ходин лежал в гамаке и старчески стонал.
   Последний удар триеры о воду подкинул гамак. Старик не был готов и, вылетев из него, ударился о низкий потолок, а потом, уже падая, разбил колено, задев острый угол кованого сундука.
   Спину уже отпустило, но нога продолжала ныть неприятной тикающей болью. 'Ничего. Я все снесу, лишь бы добраться до Безымянного острова.' - думал Ходин. Старик вытянул из под легкого одеяла костлявую руку и с любовью погладил сундук, о который недавно ударился.
   Послышались быстрые легкие шаги и на парусиновом пологе, заменявшем дверь каюты, показалось унизанное золотыми перстнями тонкое женское запястье. Подслеповатые глаза в свете тусклой лампы разглядели силуэт дочери.
   - Ну, как ты, отец? - весело, уже забыв обиду на царевича, спросила девушка.
   - Ногу зашиб, ну и на спине, похоже, будет пара синяков. Ударился об этот чертов ящик, - незлобно сказал Ходин, - Дочь моя Замира, расскажи мне, что наделал шторм и как идут дела на верхней палубе? Как я понял, буря уже закончилась?
   Склонившись над гамаком, молодая женщина стала заботливо растирать отцу место ушиба.
   - Нам несказанно повезло. Я видела расколотую морскую скалу, через которую наш корабль перелетел в тихую воду. Мачту снесло. Лодка срезала. Борта нет. Команда все скоро починит. Другие корабли не пострадали. Да, еще кормчий, этот страшный волосатый карлик, сказал, что мы попали в какой-то старый фарватер. По нему мы и дойдем до берегов Греции.
   - Что ты сказала? - прошипел старик. - Фарватер? Что ты несешь?
   Дочь обиженно посмотрела на отца.
   - А такой! - ее руки нежно гладили посиневшее колено отца. - У тебя тут синяк и припухлость. Надо наложить тугую по...
   Старик грубо лягнул дочь здоровой ногой в грудь.
   - Это в какой-такой фарватер мы попали? Отвечай, маленькая ведьма! - зло вопрошал Ходин.
   Замира обиженно надула губы.
   - Не знаю! Грек сказал, что мы находимся в бухте острова, где когда-то стояла таможня и были склады с товарами, которые после разграбили морские разбойники. А сейчас там живет злой дух, который никак не может поймать Венеру. Любит ее. А та ночью улетает на небо, а утром, когда чары духа слабеют - возвращается...
   - ... К просыпающемуся ангелу! - злобно перебил ее Ходин. - Ты видела на острове старинный греческий храм? Вот что главное!
   Замира наморщила лоб и, вспомнив, радостно выпалила:
   - Ну, что ты нервничаешь. Я и сама хотела сказать, что видела храм с мраморной богиней, на нее пялился Арташес. Царевич дал приказ кормчему вести корабли по этой морской дороге, как его там - фарватеру.
   Она привыкла к такому обращению и, забыв обиду, продолжила растирать ногу отца.
   - Библус! Я так и знал. Будь он неладен, - с горечью в голосе, почти плача, пробормотал Ходин. - О Боже! Ну почему ты так ко мне несправедлив!
   Старик вытащил из-под себя подушку и закрыл ею лицо.
   - Мы живы и это главное, а стоит ли переживать, что оказались не в том месте, где ты хотел? - не понимая злобы и боли отца, сказала девица.
   - Какая же ты дура!
   Он кинул подушку на пол, будто она была виновата в его злоключениях.
   - Плакало наше золото!
   И старик с неприязнью посмотрел на сундук. Вот оно. Рядом. И было бы его, если бы не эта проклятая буря. Откинувшись и вытянувшись, он громко навзрыд заплакал.
   - Так ты объясни, а не пинайся. Я причем? Неужели все так для нас плохо? - Замира вопросительно смотрела на старика. - Ты у нас умный, придумай что-нибудь...
   - ... Пошла вон, под царевича! Ты должна знать о каждом его шаге, потаскуха...
   - А сам? Почему ты не идешь под царевича? Меня ему отдал Тигран, а не ты. А таких слов, какие говоришь ты, я от него не слышала. Нужен мне этот щенок! - зло прошипела Замира.
   Старик успокоился и только тихо всхлипывал. В его голове уже вызревал новый план.
   - Ты же знаешь, доченька. Если бы не я, то ты так и гнила бы на тиграновой женской половине. Я о тебе позаботился. Это по моей просьбе Тигран разрешил взять тебя на борт, чтобы ты ублажала Арташеса. Твоя задача - отвлечь его от размышлений о предстоящей встрече в Риме. Это слова Тиграна? - тихо спросил старик и, увидев молчаливый кивок согласия, продолжил:
   - Иди и будь всегда рядом. С такой ногой я не смогу выползти на палубу. Ты - мои ноги и руки, глаза и уши. Если ты будешь участвовать в его делах, для нас могут открыться разные возможности... Только смотри, больше молчи, не досаждай ему глупой трескотней. Только по делу. Вы, женщины, когда молчите, ну прямо сфинксы - умы мироздания. Надо стать ему полезной в делах. Это привяжет Арташеса к тебе. Думай головой, если хочешь остаться в живых, при золоте и при богатом женихе. Вот так, моя девочка. Иди. Все мази и бинты - вечером, вместе с рассказом о сегодняшнем дне.
  
  
  
   Глава IX
   Девятнадцатый век. Дрезден. Осень.
  
  
   Штаб-квартира Мефистофеля была наполнена ароматным дымом табака. Фауст с наслаждением вдыхал через мундштук кальяна запах шафрана и разглядывал пайсу. Мефистофель расположился в кресле подвинутом поближе к камину, спиной к Фаусту. Откинувшись на мягкую спинку,он с удовольствием вытянул ноги навстречу теплу очага. День прошел и уже не казался таким тяжелым и утомительным.
   - Я чувствую, что настало время вопросов и ответов, мой друг, задавайте. - сказал Магистр, глядя на огонь.
   Фауст улыбнулся, он уже мог предчувствовать момент, когда Мефистофель пойдет навстречу. Он провел пальцем по медальону и задал первый вопрос:
   - Я знаю, что вы никогда не расстаетесь с лупой, она лежит у вас в кармане. Не могли бы вы мне дать ее, чтобы детально рассмотреть этот предмет?
   Мефистофель согласно кивнул, он достал из внутреннего кармана костюма лупу со складной ручкой и повернувшись, протянул ее Доктору.
   - Ваша наблюдательность похвальна. У меня немного хромает зрение - дальнозоркость. По этой причине я с лупой, действительно, не расстаюсь. Мне кажется, что вы вспомнили эту вещь.
   - Видел пайсу во сне.
   - В том самом, что Шалангару рассказывали? - спросил Мефистофель.
   - Да. Пайcа. - повторил Доктор, и продолжил: - Она называлась раньше именно так и висела у меня на шее, пока Волк ее не отнял.
   - Этот предмет ваш по праву. Сегодня было не время говорить о нем, но я передумал и не стал ждать, когда вы будете готовы к этому разговору.
   Фауст слушая Мефистофеля в пол-уха, с интересом рассматривал через увеличительное стекло старинные арабские буквы.
   - Вы хотите ее мне подарить? - увидев утвердительный кивок, Фауст улыбнулся. - Спасибо. А что здесь написано?
   - Воля. Первое Копье охранной сотни Священного Тела Дария. Волю выполнять. Под буквами оттиск личной печати царя.
   Фауст задумался.
   - Волк это известная в истории личность - Птолемей! А, живот... - Магистр кашлем прочистил горло. - Похоже, я тоже простудился на Библусе.
   Доктор почувствовав неладное, обеспокоился.
   - Вы были ранены в живот.
   Фауст напрягся и затаив дыхание ждал продолжения.
   - Волк пытался вас спасти. Этот эпизод из вашей прошлой жизни.
   Фауст широко раскрыл глаза и закивал китайским болванчиком, как когда-то любил это делать старый Шалангар.
   - Вот как?! - вырвалось у Доктора. - Да. Занимательная картина. Выходит, я был наемником и знавал самого Птолемея?! А как я погиб?
   Мефистофель грустно улыбнулся.
   - Это не первый случай из истории вашей души, где вы были приближены к особам, имевшим благосклонность императоров. Скоро Библус вам откроет тайну. Только не торопите события. Пусть все идет своим чередом.
   - Как скажете, Магистр.
   - Возвращаемся к пайсе. Да уж, бывает... Жизнь Прокла оборвалась нелепо. Во всем виновата третья колонна - Страсть! Это ее производная - зависть, убила вас. Она, подобно злому демону моря, полюбила звезду, кстати, ситора - с фарси означает - звезда. Вы попали под обвал, который устроил ваш тайный враг - Джамо. Это он организовал камнепад.
   Магистр встал и повернул кресло к собеседнику. Разговор предстоял интересный. Мефистофель смотрел на Доктора с особым вниманием.
   - То самое место, где я с вами впервые встретился...Джамо знал о том, что вы будете проходить по дороге и ждал вас в засаде. Он был уверен, что вы будете спасать домашних животных. В живых тогда осталась только собака, которую Каласафед учил водить караван без людей. К тому времени вы многое для них сделали и даже спасли кишлак от зимнего голода.
   Фауст печально улыбнулся.
   - Вот кто научил шаманов натаскивать собак. Помню, спросил Шалангара, почему у него такая собака умная. Он сказал, что знает секрет самого Каласафеда. Но что было дальше?
   - Вас не нашли и на ритуальном огне сожгли куклу. Ваши два оставшихся сына были очень плодовиты, - сказал Магистр, - Они выросли в уважении и почете, которыми вы их обеспечили. Оба ваших сына влились в семьи соплеменников, а ваша звезда - Ситора, так и оставшаяся вдовой, прославилась как художник. Это она выткала ваш образ на ковре. Позже ковер вывешивали на свадьбах позади жениха и невесты. Говорили, что он приносил счастье и красивых сильных детей. А молодоженов, наряжали в золотые украшения, которые так и не попали в руки Александру.
   - Я видел эти их, но откуда они взялись в таком количестве? Девушка - невеста с трудом поднимала руки. Вес золота был тяжел. А их женихи после свадьбы, обычно долго жаловались на боль в голове и шее от тяжести короны, которую они не снимали все время, пока длилось торжество. Те украшения, не были третью всего золота, которое я там видел.
   Магистр улыбнулся.
   - Вернемся к нашему спору.
   Фауст сложил лупу и, завернув пайсу в ткань, бережно уложил во внутренний карман костюма. Лупа нашла хозяина.
  
   - Да, вернемся к нашим баранам. Однако, жалко так проиграть пари, - сокрушался Фауст, - Я никогда бы не подумал, что старик окажется нечестным человеком.
   - Почему вы так считаете? - спросил Магистр.
   - Грех налицо. Непонятно другое. Старик знал, что совершает плохой поступок. Он переступил через понятие 'совесть' и сделал это хладнокровно и целенаправленно.
   - Закалка вещь великая. Вот, что значит опыт, - пошутил Мефистофель.
   - И все-таки, почему? - задал очередной вопрос Фауст.
   - Вы забыли о благих намерениях, которыми вымощен путь в Ад. Старик знал, что Махмадраджаб не будет поднимать шума, потому что не смог поймать старого мошенника за руку. А на слово торгашу никто не поверит. Авторитет старика был куда выше торговца. Следовательно, старик нечем не рисковал. Чайханщик вряд ли бы пошел на такой шаг, если бы не нуждался в деньгах. На днях, перед родами невестки, он одолжил крупную сумму денег своему брату, который собирал их для выкупа сына. Твоего друга, кстати - Говору. У старика был средний сын, который погиб на войне с русскими. Сочувствие горю перевесило. Вот так и случился обман. Бобо Саид-али еще не знает, что его племянник уже никогда не вернется домой, погибнув под камнепадом.
   Фауст тяжело вздохнул.
   - Что это за чайханщик - я понял сразу. О нем мне рассказывал Серодж, но откуда в это время года мог в горах взяться камнепад?
   - Воздушная атака. Ее произвел "Стэлс" через минуту после того, как мы оказались в безопасности. Обвал камня вызвал шум пролетевшей по саю крылатой ракеты. Она и похоронила весь кишлак, а на цель ее навел тот самый 'Авакс', который встревожил вас. Нияз-хан был прав. Его действительно обманули. Люди, которые инспектировали местность, чтобы найти лабораторию по производству наркотиков, на самом деле искали сокровища. Нияз совершил жестокую ошибку, отдав им драгоценности. Золото были залогом жизни кишлака. Но он выполнил долг, завет отца. Тайна сокровищ переходила из поколения в поколение и передавалась только будущему хану. Старейшиной было сказано, что однажды придут за сокровищами люди, дети тех, кто спрятал их. Завещалось не препятствовать им, а отдать. Боясь разглашения, 'комиссары' используя материал скрытой видеозаписи и обставили дело так, будто местность эта используется под маковые посадки. Что есть лаборатория и охраняется она наркоманами-боевиками.
   Прежде чем произвести атаку с ракетоносца, был проверен и другой факт, что раньше это ущелье было атаковано десантной группой русских солдат. В живых из них никого не осталось. Остов боевого вертолета тому свидетель. Вариант - атака через вход в ущелье понизу - указывала на катастрофические потери. Особенно их напугали ваши мины. Я осмотрел ваше творение. Вы, действительно специалист в своем деле. Вот так сработала первая колонна - Власть.
   Фауст в изумлении смотрел на Мефистофеля. Ком в горле стал расти и его дыхание участилось. Доктор глубоко вздохнул и расстегнул ворот рубахи.
   - Уже который раз я случайно остаюсь в живых. Вы меня спасли? Ну, да, конечно. Вы же знаете все и обо всех, - с хрипотцой в голосе сказал Фауст.
   Мефистофель встал.
   Он вытянул из небольшой, загодя заготовленной березовой поленницы, две крупные щепки и бросил в затухающее пламя.
   - Чего не сделаешь ради дружбы с хорошим человеком, - толи утвердил, толи отшутился Магистр и вернулся на место.
   - Успел ли кто-то спрятаться в тоннеле? - спросил Фауст, уже зная ответ.
   - Нет.
   Фауст задумался.
   Мефистофель видел, какой жестокий урок получил Доктор и постарался подальше уйти от неприятной и щекотливой темы.
   - Ваша душа ни разу не дошла до финиша. Все ваши жизни обрывались внезапно. И виною этих смертей, в принципе, вы были всегда сами. Будучи греком, сражавшимся против македонцев, вы могли не один раз покинуть больного царя. Его дни были сочтены. Более того, вы могли умертвить всех, кто окружал Дария и забрать все золото себе. Ваши подчиненные были преданы вам. Они бы пошли за вами на край света. Царедворцев в свите царя было немного. Эти люди жаждали только одного - вашей смерти. Вы не давали им убить царя и поделить золото. Дарий был ими отравлен. Он медленно умирал.
   Магистр усмехнулся.
   - Вот такая у вас судьба Фауст, спасать людей и оставаться всякий раз преданным. Вы Библию читали? - переменив тему, вдруг спросил Магистр.
  
   Фауст не ожидавший такого вопроса, недоуменно посмотрел на Мефистофеля.
   - Честно говоря, я очень поверхностно знаком с этим произведением, - виновато пожав плечами, сказал Доктор, - Обычно, при чтении я раскладываю действия в определенный ряд. Предложенный Библией текст, очень сложен для восприятия картинки в целом. Поэтому мне приходится возвращаться к прочитанному. Мысли путаются. Я нервничаю и теряю интерес. Считаю, что правильное понимание Библии мне не по силам. Наверно, не имею того объема знаний, который смог бы мне помочь разобраться в происходящем. Не читал, но любил слушать людей, которые были знакомы с этим произведением. Многое узнал из Библии со слов знакомого солдата. Мы лежали в госпитале. Я - с контузией, а он с переломанными ногами. Родом он из поповской семьи, с брянщины. С религиозной литературой он знаком с малых лет. Отец никогда не заставлял его этим заниматься, но помогал понять. Однажды, солдат рассказал мне одну интереснейшую историю о том, как были приговорены к распятию два лучших друга и как решением толпы, был выбран среди них - достойный Жизни. О том, как шли на выручку друг другу, и как в итоге оказались перед распятием на кресте.
   Мефистофель вновь развернул свое любимое кресло в сторону камина и по привычке вытянул ноги навстречу теплу и любовался разгоравшимся пламенем.
   - А вы уверены, что поняли его рассказ правильно? - вдруг спросил он.
   Фауст пожал плечами.
   - Почему нет. Вот только не могу сказать, как точно он изложил событие.
   - Запах, слух и видение. Только эти три составляющие могут дать точную оценку. А пересказ - это изложение принятой информации в той последовательности, как она отложилась в памяти самого рассказчика. Плюс невольные эмоции. - Мефистофель повернул голову и внимательно посмотрел на собеседника. - Ваш рассказчик понял эту библейскую историю по своему разумению.
   - Не знаю. Вряд ли я прочитав, понял бы по-другому.
   Поведение Магистра показалось странным, но почему, ответа у Фауста не было.
   - Не желаете ли вы окунуться в библейские времена? - спросил Магистр с улыбкой.
   - Конечно - за! - поторопился с ответом, Фауст. - Побывать в библейском времени и увидеть деяния описанные в Книге Книг, воочию? Неплохое предложение, но это будет мне дорого стоить.
   - Экий вы скряга! Не беспокойтесь. Я познакомлю вас с одним из этих друзей. Точнее, покажу вам его. Вы услышите из первых уст рассказ о том, как все это произошло. Это будет моим подарком для вас. - Магистр, увидев согласие в глазах собеседника, продолжил, - В Библии есть эпизод, где описано, как на Голгофе оказались трое осужденных на распятии. С Иисусом все понятно. Человек, неугодный духовенству. Он нес в народ смуту в виде новой религии. Представляете себе, что веками налаженный круг сбора денег у народа вдруг будет разорван? Вызвать у паствы отвращение и ужас за содеянное священники не могли. Вот и выбрали фарисеи момент, поместив Иисуса в круг с известными бандитами. Один - главарь банды, а другой - убийца и вор, его лучший друг и помощник.
   Фауст стал ждать продолжение рассказа. Он почувствовал, что продолжение должно быть не просто интересным, но и значимым.
   Мефистофель увидев заинтересованность Доктора, улыбнулся.
   - Библия. Каждый понимает ее так, как это доступно чтецу. Сложный текст заставляет анализировать. Именно на это был расчет общего писания. На протяжении многих столетий менялась под влиянием прогресса жизнь, но человек оставался таким же. Его психология оставалась прежней. Лень, жадность, скупость и другие пороки, так, слегка видоизменились, а в сущность та же. Всякий, в той или иной форме, знаком с Библией. Но познать эту книгу книг и прочувствовать умом и сердцем, способен не каждый. И дело не в том, умен читатель или нет. А в том, как он принял письмо. Что смог взять из текста. Перед вами стоят фрукты. - Мефистофель кивком указал на стоявшую на столике вазу и выбрал персик. - Посмотрите на плод. Прежде всего он говорит о спелости и свежести. Вам известен его вкус, но нюанс вкуса вы сможете оценить только когда начнете есть персик. Если вы его едите для того, чтобы утолить голод или жажду, вкус будет одним, а если вы сыты? Так и с Библией. Она, как известно, переводилась множество раз. И каждый раз немного изменялась после работы переводчика. Нет, он безусловно старался находить нужное слово, ибо знал важность своего труда, но не всегда мог прочувствовать нюанс. Они прятали свое непонимание, заставляя читающего ломать голову. В Библии есть место, где указан ответ на вопрос, какой может быть разница между вкусом одного и того же напитка при разном настроении. Такова и разница между прочитанным и увиденным. Можно убедиться в этом. Так вы не против?
   - Нет! - радостно потирая руки ответил Фауст.
   Магистр неторопливо продолжил:
   - Этот разговор состоялся после известной казни. В первую среду по окончанию пасхи. И случилось это так: Святой Петр в полуденную жару брел по пустынной улочке Иерусалима. Отмечу, что тогда его звали Симоном. Так вот, мысли Симона были заняты последним общением с учениками Христа и он не заметил, как к нему подошел мужчина. Незнакомец был одет в плащ из мягкой выделанной овечьей шкуры, персидские шаровары и деревянные сандалии. Густая, кольцами черная борода и мохнатые брови. На мочке правого уха -- золотое кольцо. Твердый и решительный взгляд говорил силе поступков и привычке повелевать.
   - Это вы были с Иисусом из Назарета? - обратился незнакомец.
   Симон остановился и с удивлением посмотрел на 'бородача'.
   - Я.
   - У меня к вам дело, которое не дает мне покоя уже долгое время, - быстро заговорил незнакомец, - Может зайдем в харчевню и я угощу вас лучшим вином, которое тут есть?
   Симон внимательно посмотрел на человека и увидев в его глазах не просьбу, а мольбу, согласился.
  
   ...Здесь Магистр прервал свой рассказ для того, чтобы пояснить как был добр к людям святой Петр. Немного подумав, он махнул рукой и сказал:
  
   - А вот что было дальше, мы с вами скоро узнаем, - с этими словами, Мефистофель вытащил колокольчик и позвонил в него.
   Дверь открылась и на пороге залы появился слуга.
   - Раздобудь нам неприметные предметы одежды периода жизни Христа. Подойдет такая, которую носили простые караванщики ...
  
   ... В таверне, в углу у окна, на деревянных скамьях друг против друга, сидели двое мужчин в светло-серых одеждах персидских караванщиков. Они пили вино из глиняных кружек и увлеченно общались между собой на незнакомом языке. В это момент двери харчевни со скрипом распахнулись. На пороге стояли Симон и коренастый мужчина.
   - Они сядут рядом за соседним столом, - тихо сказал Мефистофель и поправил полу купеческой рубахи. - Не поворачивайтесь. Мы здесь одни и их голоса нам будут хорошо слышны. Я знаком с арамейским, поэтому и сел к ним спиной, чтобы мог переводить их речь. Ну, пейте же вино и не привлекайте к себе внимание.
   Вошедшие, как и сказал Мефистофель, сели за соседний стол. Незнакомец нахмурил густые брови. Он внимательно посмотрел на Сатану и его соседа и, громко спросил:
   - А не скажут ли караванщики, каково на вкус поданное вино?
   Слегка развернувшись, Мефистофель важно поклонился незнакомцу и ответил:
   - Вино изумительное. Позапрошлого урожая местной красной лозы. Настоялось, в меру сладкое и толком выдержано.
   Коренастый бородач, сверкнув золотым кольцом в ухе, занял на скамье место напротив Симона и подозвал слугу, чтобы тот, в свою очередь, позвал хозяина харчевни.
   Маленький ростом и круглый как мяч, хозяин выкатился из глубины зала.
   - Неси самое лучшее, что у тебя есть. Я хочу доставить радость моему дорогому спутнику. А может, - тут говоривший сделал паузу, - ... и сам смогу утолить жажду.
   Хозяин, узнав вошедшего, изобразил счастливую улыбку, закивал.
   - Я сейчас! Я мигом! Каков визит! Я горжусь тем, что вы посетили мою жалкую харчевню. Есть! Есть вино для дорогого гостя! - он подбежал к такой же, как он, тучной женщине, которая вошла в помещение со двора и, пнув попавшееся под ноги деревянное ведро, негромко заговорил, - Видала, кто у нас? А ну в погреб, старуха! Тащи кувшин, который я купил у легионеров прошлым летом. Да осторожнее! В нем вино подороже твоей старой крови.
   Женщина не спеша развернулась, но получив ускорение от шлепка по заду, взвизгнула и ринулась из харчевни.
  
   Приняв сосуд, хозяин рывком сдернул с толстухи передник и заботливо вытер им паутину. Ставшую ненужной тряпку он запустил подальше, в темноту харчевни. Женщина, переваливаясь, поднесла чистые глиняные кружки и, поставив их на стол, пошла в угол искать выброшенный мужем передник.
   Вскоре незнакомец спросил у Симона, уже отпившего из кружки:
   - Ну? Понравилось?
   Симон утвердительно кивнул.
   - Понравилось. И запах, и вкус мне очень приятны.
   Незнакомец поднес кружку к носу, шумно вдохнул в себя аромат вина и, сделав глоток, поставил ее на стол.
   - Мне же, запах кисел и на вкус - уксус. Не пойму, что со мной происходит. Дома, меня ждет двенадцатилетняя наложница, попавшая ко мне месяц назад. Но я ее еще так и не видел. Непонятно мне, отчего потерял желание. В пустыне, в тайнике зарыто знаменитейшее вино... Есть у меня золото ...Есть слава и уважение народа... А вкуса нет.
   Он склонил над столом голову.
   - Странные речи и случай странный, - удивился Симон.
   Незнакомец решил себя перепроверить. Отпив глоток, он пожал плечами и с отвращением отодвинул от себя вино.
   - Помоги мне разобраться, почему вкус вина мне так неприятен.
   - Почему? Наверное, для этого есть причины? - ответил Симон.
   - Я отдам все свои деньги. А если этого вам покажется мало, найду еще столько же. Только дайте мне попробовать того вина, которое вам наливал Иисус во время вечери.
   Симон изумленно посмотрел на незнакомца.
   - Но как? Его было ровно столько, сколько могло хватить всем, кто был там. Сделано было оно единожды. Учитель его создал из воды, а все находившиеся там, были тому свидетели.
   - Значит, нет того вина, - удрученно сказал незнакомец.
   Он нахмурился и покачал головой.
   - Мой друг, - тут, озабоченный человек сделал паузу. Собираясь с мыслями он подбирал слова для длинного повествования. Он тяжело вздохнул и продолжил, - Гестом его звали. Однажды увидел меня в плохом настроении. И он, предложил мне отведать знаменитого красного Каприйского вина. Я согласился, приняв его предложение за шутку. Если бы я только знал о том, что для этого моему другу, бедному Гесту, придется ограбить караван. Тот самый, что шел через пустыню, с дарами от Римского Цезаря к Ироду Четырехвластнику! Если бы я только мог подумать, во что выльется эта прихоть. Я не мог и представить, чем закончится наша беседа и какую цену ему предложит судьба за это вино. Вскоре, после нашего разговора, Гест пришел ко мне и сказал, что смог добыть это проклятое вино, но спасаясь от погони, его пришлось закопать в песках пустыни. Он рассказал, где спрятал свое сокровище.
   Незнакомец вновь тяжело вздохнул.
   - На следующий день, с Гестом произошла беда. Его узнал караванщик, который был там. Они встретились у главных ворот Иерусалима. Караванщик указал на моего друга стражникам ворот и сказал, что видел этого человека и видел, как подчинялись ему люди, грабившие караван Великого Цезаря. А стояли на охране ворот - римляне. Ничего не подозревавший Гест был тут же схвачен и посажен в тюремную башню. Узнав о случившемся, я долго искал способ проникнуть в тюрьму, чтобы спасти друга, но я не знал как это сделать. Случайно я увидел дервиша в бараньей шапке с палкой в руках и в длинном драном белом рубище. Он стоял и кричал римлянам стоявшим на стене тюрьмы, что они продались Ироду. Его речь была сплошным ругательством и негодованием. Стражники пинками прогнали старца, пообещав в следующий раз, дать ему по пяткам его же собственным посохом. Вечером я приготовил веревку, деньги, напильник и, найдя дервиша, выкупил у него его драную одежду, шапку и посох. Его-же предупредил, чтобы не появлялся в городе несколько дней. Утром я натянул на самые уши его шапку, спрятав свои курчавые волосы. С приклеенной белой бородой и в драном халате, я пришел к стенам тюрьмы и махая посохом, во весь голос стал поносить жену Ирода, обвиняя во всех смертных грехах, называл блудницей. Римляне стали браниться и кидать в меня камнями. В ответ я крикнул, что супруга Ирода изменяет монарху с ослом. Стража пришла в ярость. Меня схватили и отвели в башню. Там меня положили на скамью для пыток и связав, долго, под смех легионеров, били посохом дервиша по пяткам. А после, не чувствующий от боли своих ног, я был брошен в темницу. Уговорив охранника и дав ему денег, я вскоре перебрался в камеру к Гесту. Мой друг, увидев меня обрадовался, а потом стал ругать, потому что переживал за меня. Наговорившись, мы взялись за работу - припасенным мною напильником стали пилить прут оконной решетки. Утром, когда только начало светать, нам удалось отогнуть прут. Первым спустился Гест, за ним я. И мы побежали. Но стражники увидели нас и стали преследовать. Меня быстро догнали. Я не только бежать - ходить после ударов посохом по пяткам едва мог. Гест, увидев что я попал в руки римлянам, остановился поодаль и стал просить стражу отпустить меня. Он обещал им, что принесет за меня любые деньги. Но стражники схватили и его. Нас посадили в разные камеры. Вскоре огласили приговор: - распятие на кресте. А дальше ты и так все знаешь.
   Симон вопросительно посмотрел на незнакомца. Тот понял, что не был узнан. Это озадачило его. Незнакомец, теряя терпение, стал говорить с повышенной интонацией.
   - Вы не узнали человека, имя которого все время было на слуху? Оно было на устах всякого, кто видел казнь! Все кричали: "Мы, хотим Варавву!"
   С этими словами он раскинул полы плаща и взгляду Симона предстала изрезанная, в свежих шрамах, грудь незнакомца.
   Варавва поднес палец к центру груди и сказал:
   - Это мой крест, - и он, ткнул в шрам в виде креста. - Вот тут, висел мой друг, который должен был остаться в живых.
  
   И он ткнул в крест из шрамов на правом плече.
  
   - А это - крест того Асхаза, который всегда немногого стоил.
   Палец Вараввы указал на левое плечо с таким же крестом.
   Потрясенный рассказом и, наконец, узнав великого бандита, Симон спросил, о чем они говорили с учителем в последние перед смертью минуты. Варавва молча поправил плащ и, успокоившись, взял кружку в руки, но пить не стал.
   - Иисус сказал, что мой друг будет прощен Богом. Он будет принят в Рай.
   Симон кивнул и допил вино.
   - Если учитель сказал это, то верь, твой друг спасен. И я не вижу причин для волнения. Учитель говорил только Истину. Ты не виноват в смерти Геста, как и народ израилев - в смерти сына Господа! Не печалься, отвлекись от этих мыслей. Поверь, если ты направишь свою силу на доброе дело для людей, то времени на горькие слезы у тебя не будет. Ты смог донести свой крест и ты, видел смерть наравне с другими.
   Варавва с надеждой посмотрел на Симона.
   - У меня есть товар, который я хочу продать далеко отсюда. Завтра я ухожу с караваном. А сегодня, я пойду на женскую половину. Может это отвлечет меня от горестей?
   Симон кивнул.
   Варавва безразлично отхлебнул вина и с удивлением посмотрел на Симона.
   - Что-то не так?
   - Оно пахнет! - Варавва с удовольствием вдыхал запах вина. - У вина прекраснейший вкус! Я чувствую это, добрый человек!!!
   Симон улыбнулся и поднялся со скамьи.
   - Мне пора.
   Они расстались и каждый пошел своей дорогой.
  
   ________________________________________________________
  
   ... Фауст, не мигая, смотрел в одну точку.
   Магистр, сидя в кресле напротив, улыбался, глядя на Доктора. Насладившись эффектом, он спросил:
   - Почему первосвященники не опасались, что народ не станет выбирать Иисуса и что с креста живым снимут совсем другого человека? Человека, а не Сына Бога?
  
   Фауст на минуту задумался. Было заметно, что вопрос для него был не простым.
   - Раньше я не знал, в какой последовательности стояли кресты на Голгофе, но догадался. Самым сильным из трех казнимых, был Гест. У него не болели ноги от ударов палками и он не подвергался пыткам, через которые прошел Иисус. Гест был более сильным, поэтому поднял на гору свой крест первым. Следовательно, он и положил свою ношу ближе к началу определенного римлянами места. Варавва поднялся вторым, несмотря на разбитые ноги. Крепкий молодой организм, помог ему найти в себе силы и донести крест. Естественно, он положил его рядом с крестом своего друга. Иисус был очень слаб от перенесенных истязаний и поднялся на Голгофу последним. Вот причина того, что он установил свою ношу последним в ряду, справа от Вараввы. Но почему выбран был и спасен от казни именно Варавва, я затрудняюсь ответить однозначно. По моим понятиям, расчет первосвященников был примерно таким. Пускай это были преступники, но какие? Среди людей, свидетелей казни, вряд ли был хоть один человек, который пострадал от их преступлений. Они попали на Голгофу по воле случая. Их дружба вызывала у людей уважение. Эти воры и убийцы, которые сами раньше наказывали богачей, да что богачей, самого Ирода - были знакомы народу. Они были такими же, как они. Их частью. А Иисус? Кем был он для людей? Его знали всего несколько дней. Первосвященники обвиняли Иисуса в лжепророчестве. Фарисеи, узнав о том, что Иисуса называют сыном Бога, Мессией, решили, что если он является таковым, то и переживать за него не стоит. Бог, своего сына в обиду никому не даст. Каким будет его спасение было интересно каждому. По этой причине был избран самый, по мнению толпы, незаслуженно пострадавший - Варавва. Выходит, не приди он на помощь к другу, который попал в тюрьму по собственной глупости и не было бы с ним этого случая. А верно ли мое предположение, известно только вам. Как я помню из литературы, вы видели все это с Лысой Горы?
   Мефистофель, до этого слушавший речь Доктора с закрытыми глазами, теперь внимательно смотрел на собеседника.
   - Все так и было. В точности так, как вы сказали. Я там был, вот только не на горе, а совсем в другом месте, - Магистр достал из нагрудного кармана бронзовый колокольчик и позвонив, распорядился готовить спальни ко сну.
   Когда слуга покинул кабинет, Магистр вновь обратился к Фаусту:
   - Все так. Вот только, сделав ставку на воров и, осуществив замысел с убийством Иисуса, первосвященники не учли того, что посеянное семя знаний в умах учеников, уже начало давать первые всходы. И если раньше Иисус выглядел как организатор новой никому неизвестной секты, то теперь христианство приобрело стихийный характер. Остановить его, было уже невозможно.
  
   Глава X
   Библус. Ранняя осень. Начало I - века до Р.Х.
  
   Сплошная стена из колючих кустов как будто специально для наблюдателей прерывалась небольшой площадкой в пологой нише, на склоне единственной на острове горы. Прохлада раннего утра заставила Фауста застегнуть прогулочное пальто на все пуговицы. Он сидел на камне, застеленном свернутой вчетверо плащевой тканью, и разглядывал полость ниши. Всюду мягкое покрывало мха, местами с просветом серого камня. Мефистофель был рядом. Разместившись на холщовой подушке, он деловито настраивал оптику подзорной трубы.
   - Корабли уже вяжутся к пристани. Скоро царевич и компания будут здесь. Мы незаметны. Добраться до нас можно, если обойти остров с запада вдоль скал. Все остальные подходы закрыты кустарником.
   Поеживаясь от утренней прохлады, Фауст слушал Магистра и разглядывал стены каменной ниши, которую они выбрали под наблюдательный пункт. Отсюда, сверху, им открывался весь простор острова. В двухстах шагах, чуть ниже линии горизонта, на вершине невысокого холма стоял старинный греческий храм, под сенью которого, мраморная античная богиня, замерев, тянула руки навстречу солнцу. Восход ожидался с минуты на минуту.
   Ниже холма, в просвете скал у каменной пристани, показалась вереница людей. Чтобы лучше видеть происходящее, Доктор подвинулся к самому краю.
   - Здесь во впадине, стояла каменная глыба. Землетрясение выбило ее с куском скалы и переместило на место будущего храма, - Магистр передал трубу Фаусту и показал куда ее направить, - Вы видите постамент под богиней серого цвета?
   - Вижу! Что постамент отличался от камня из которого сложен был храм, зрение напрягаться не стоило. Белый мрамор и серый базальт имели яркий цветовой и рельефный контраст.
   - Этот камень отсюда, - продолжил Мефистофель, - помните наш разговор по поводу названия острова? Здесь хранились древние письмена.
   - Понятно, - Фауст внимательно разглядывал храм, - но мы далеко от них Едва ли мы услышим разговор.
   Мефистофель возразил.
   - Ветер в нашу сторону и мы, с Божьей помощью, будем слышать каждое громко сказанное слово.
   - Но они могут говорить и негромко, - возразил Доктор.
   Магистр посмотрел на Фауста и, увидев сомнение в глазах Доктора, достал из кармана коробочку. Покрутив ее в руках, он нашел откидную панель управления, нажал на ней одну из многочисленных кнопок. Из коробочки послышался звук, похожий на шум ветра.
   - Ладно, помощь Бога оставим на крайний случай. Это приемник израильского производства. Говорят, что он может уловить дыхание человека. Там, в щели между статуей и пьедесталом находятся два передатчика. Приборы замаскированы под коконы бабочки.
   Не услышав от Доктора возражений, Мефистофель достал из кармана складной перочинный нож. Вытянув лезвие, он сковырнул голыш и, отложив его в сторону, установил приемник в новообразовавшейся ямке.
   - Вот и все. Остается только ждать.
   Прошел долгий час, прежде чем у храма обозначилось движение. На площадке рядом со статуей, показались маленькие фигурки людей. Затаив дыхание, Фауст рассматривал их увеличенные трубой фигуры и лица. Первым в храм вошел юноша. На нем легкая темно-синяя туника, отороченная блестящими под лучами взошедшего солнца, золотыми нитями. На боку, с правой стороны, на широком поясном ремне висел гладий в простых кожаных ножнах. На ногах - сандалии из мягкой кожи, с золотой шнуровкой...
   - А царевич, как и вы - левша. Заметили, на какой стороне ремня у него меч легионера? Сейчас в Риме моден обыкновенный боевой меч. Шелковая туника - тоже модная штучка.
   Фауст не отрываясь от трубы, вдруг задал вопрос:
   - Но шелк, как я помню из истории, появился значительно позже?
   Мефистофель иронично покачал головой.
   - Вы знакомы не с той историей.
   Доктор, оторвавшись от трубы, повернулся к Мефистофелю.
   - У каждого народа своя история. И написана она так, как было угодно правящей верхушке, - Магистр пожал плечами, мол, что делать, он за них не в ответе, - Не верьте тому, что говорят, верьте глазам своим. Царевич с триумфом возвращается на Родину. Как обещал, он приехал за богиней! Она его приз! Статуя должна быть вечным напоминанием ему и его народу об этой, страшной для Ассирии, миссии. Как сложен мир и как коротка и непрочна нить жизни. О, вас ждет интереснейшее зрелище и прекрасный финал - смерть от руки богини!...
  
   -----------------------------------------------------------------------------
  
   ... Она прекрасна! - с восторгом выкрикнул царевич и эхо его слов, прокатилось волной по небольшому плато, а после, отхлынув от единственной скалы, вернулось обратно, потеряв силу.
   Арташес с недоумением посмотрел на учителя.
   - Какое удивительное в этих местах эхо.
   - Не заметил. Ты же знаешь, что я глуховат, чтобы различать слабые звуки, - сказал старый Ходин.
   Он долго рылся в многочисленных складках плаща, достал платок и высморкался. Он еще долго вытирал крючковатый нос и лицо. Легкий бриз играя, путал его длинные седые волосы.
   - Посмотри, неужели ты не видишь, как она прекрасна, - повторил Арташес, погладив мраморную ступню Венеры. Она должна стоять в парке нашего родового имения. Этот несравненный памятник будет мне всегда напоминать о том, как я, пройдя страшные испытания, вернулся на Родину победителем!
   Учитель молча покивал в знак согласия. Взгляд остановился на царевиче, играющего веревкой. Она переливалась в лучах солнца.
   - Что это у тебя в руках? - спросил удивленный Ходин.
   - Ключ, который откроет мне врата к единоличной власти. В веревке - смерть Тиграна, - Арташес поднял руку и показал учителю шелковый шнур.
   Скользнув змейкой, шнур чуть не выпал из расслабленной ладони. Но пальцы вовремя сжались.
   - Не-ет! Подарок Тиберия я доставлю по назначению! Тигран отправил меня в Колизей ко львам в надежде, что за свой разбой в Софене, он расплатится моей кровью. Все просчитал. Вот только теперь за коварные замыслы Цезарь ему выбрал самую красивую и модную смерть - издохнуть как собаке, задохнувшись в объятиях шелка! В Риме эту смерть так и называют - шелковой....
   Юноша сжал шнур в ладони так, что побелели костяшки пальцев. Его решительный взгляд и плотно сжатые губы говорили учителю, что Арташес от своих планов не отступит. Было в юноше и что-то такое, чего раньше старик не замечал. Холодность и непреклонность.
   Увидев перемену Ходин понял: прошло то время, когда юнец безоговорочно следовал его указаниям. Он стал опасен и непредсказуем, как и его покойный отец. Совсем скоро царевич не будет нуждаться в его советах. А может это время уже пришло, а старый лис и не заметил? Нужно проверить.
   - Почему ты открыл шкатулку предназначенную не тебе? - строго спросил учитель.
   Арташес презрительно усмехнулся и посмотрел на Ходина.
   - Твоя власть закончилась. Ты думаешь я не знал, что мой лучший друг и поверенный в мои тайны - мой учитель, был заодно с Тиграном?
   Горло Ходина охватил спазм.
   - О чем говорят твои уста?
   Рука царевича что-то нащупала под ступней богини и Арташес вытащил 'кокон бабочки'. Он посмотрел на Ходина и улыбнулся.
   - Сейчас ты похож на этот мертвый кокон. Имея столь умную голову, ты бы мог сделать много полезных дел для моей родины. Но вместо сердца у тебя - мертвый камень. Кроме выгоды нет в жизни твоей иной цели. Боги нарушили все твои планы, а я сломаю тебя!
   Царевич попытался раздавить кокон пальцами. Но тот был настолько неподатлив, что казалось действительно окаменел и силе царевича - не поддался.
   - Ну, впрямь камень...
   Повертев в руках, юноша закинул его в ближайший куст терновника. Стук кокона о камень отразился эхом!
   - Ничего не понимаю. Что это за место такое дикое!
   Однако мысль о том, что рядом человек, от которого надо избавиться любым способом здесь и сейчас, отодвинула природный курьез в сторону.
   - Ты, если мне не изменяет память, хотел уединиться? Предаться воспоминаниям давно минувших лет? - Арташес сделал печальное лицо, - как жаль. Мне будет не хватать твоих советов.
   - Я ничего не понимаю! Может объяснишь... - быстро заговорил старец.
   Царевич, насупив брови, со злостью посмотрел на старика.
   - Ты останешься на острове. Что тут непонятного, перебил учителя ученик, - я еле выпутался из паутины, которую ты так хитро сплел, старый тарантул.
   Царевич свернул шнур вдвое и наотмашь хлестнул им по лицу Ходина. Удар был сильным. Это стало заметно по взбухшей алой полосе на правой щеке старца.
   - Жаль, что эта веревка только для одной змеи, - юноша с гримасой ненависти смотрел на съежившуюся фигуру старика, - ну, ничего. У тебя будет время взвесить и разложить все свои козни по полочкам. Я оставлю тебе нож. Когда все обдумаешь, у тебя будет возможность вскрыть себе вены. Вполне по-римски. Не находишь?
   Царевич махнул рукой стоявшим у входа в храм легионерам. От группы солдат отделилась фигура центуриона. Подойдя к юноше, он протянул открытую шкатулку.
   - Уважаемый Марк, - обратился он к римлянину, - скажи, как следует обращаться с предателем, которого считал другом и отцом?
   Арташес бережно свернул шнур и положил на дно шкатулки.
   - Ты меня спрашиваешь как солдата или как придворного интригана? - спросил с подобострастием Марк.
   Царевич развел руками.
   - Уж объясни, как получится.
   Центурион с презрением посмотрел на учителя и сказал:
   - В третью ночь по приезду в Рим наследного царевича и посла от Великой Ассирии, в море, в трех стадиях отсюда, в бухте Безымянного острова - была разбита пиратская эскадра. Пять их кораблей были оборудованы таранными устройствами и абордажными снастями. Капитан был пойман и под пытками рассказал нам странные вещи, будто ждал какого-то человека, сопровождавшего знатного вельможу. Капитан должен был атаковать в темноте ночи четыре боевых триеры полные золота. С помощью подкупленного лоцмана корабли должны были зайти в бухту Безымянного, а дальше...
   - ... Неправда! Мой царевич! Свет глаз моих, все Тигран! - старец понял, что ловушка захлопнулась.
   Он упал на колени и схватив Арташеса за край туники, стал слезно причитать.
   Юноша оттолкнул Ходина ногой.
   - Где твоя хваленая выдержка? Слушай дальше, змей. Это еще не все! Продолжай, солдат! - приказал он центуриону.
   Словно боясь испачкаться, Марк сделав шаг назад и злобно глянул на старика.
   - Под пытками, главарь разбойников рассказал о том, что золото пираты должны были перегрузить на свои галеры, а посла и людей сопровождавших его - убить...
   Арташес стоял в раздумье.
   Он, знавший весь расклад и отведенную ему роль, только теперь начинал понимать, что спасло его жизнь - чудо! Именно об этом и сказал ему Цезарь после допроса. Но молодое сердце, еще не очерствевшее от предательств и боли, просило за старика пощаду. И юноша уже хотел было поддаться слабости, но...
   -... после нападения на эскорт, к капитану пиратов должен был обратиться человек из свиты царевича. Он должен был показать шрам в виде креста, который расположен на левой стороне груди. Согласно договору, капитан обязан был доставить эту персону к берегам Греции и высадить там, где ему укажут. Половину награбленного золота следовало выгрузить вместе с человеком, показавшим шрам. Все было продумано до мелочей. Кто мог знать, что налетевшая буря перебросит корабль через риф в старый фарватер?!
   Арташес в бешенстве схватил старика за ворот и поднял его с колен.
   - Покажи-ка мне свою грудь! Докажи свою невиновность!
   Не дожидаясь приказа, центурион с силой распахнул руками полы плаща. Белый безобразный шрам в виде креста на левой стороне груди, предстал перед взором царевича и центуриона. Марк ткнул пальцем в тощую грудь старика.
   - Не вызывает сомнений, царевич. Это тот самый человек, который продал тебя за твое-же золото. Достаточно слова и он умрет на веслах галеры или другой лютой смертью.
   Ходин, сраженный шоком, как только руки центуриона расслабились и отпустили его, свалился кулем на каменный пол храма.
   Однако юноша, отвернувшись от легионера, уже смотрел в сторону моря. Смерти он не желал. Его глаза блестели от накатившихся слез обиды и предательства. Этой слабости он не мог показать римлянину.
   Подойдя к статуе, Арташес обнял ее лодыжку, уже согретую солнечным теплом. Немного успокоившись, он подозвал к себе моряка, стоявшего поодаль с черной шкатулкой. Подойдя к царевичу, мореход встал на колени и протянул шкатулку. Юноша открыл ее не принимая из рук морехода. Размотав тряпицу, привычно наладил трубу.
   - Если ты посмотришь на горизонт в сторону солнца, то увидишь гряду рифов, - обратился он к центуриону еще не окрепшим от переживаний голосом.
   Передав ему трубу, показал пальцем. - Вон она, та самая скала. В центре. Похожая на рога дьявола. Этот риф не был "рогатым" до тех пор, пока в него не попала молния. А произошло это, за несколько мгновений до того, как наше судно перевалилось через риф. Я думал, что это последняя минута моей жизни. Но Бог лишил силы планы этой змеи. Нас перенесло через скалу в месте раскола. Я вышел на палубу и увидел Венеру в небе. Остров в спокойной после шторма воде и ...протянутые ко мне руки богини! Она сказала, что я спасен! Вот почему я так хочу видеть ее рядом с собой. Верю в ее благость. Она направит меня. Моя цель: сделать так, чтобы мои подданные счастливо жили в мире. Я не хочу крови.
   Марк вернул трубу царевичу. Он склонил голову пред богиней и тихо спросил:
   - Как ты хочешь ее доставить на судно? До причала далеко, как бы не причинить ей вред во время перемещения и погрузки.
   - Решение таково. При помощи корабельных канатов, используя колонны храма как рычаги, команда спустит статую с пьедестала. Потом уложим ее на площадку. Распилим корпус на две части. При помощи настила из пары запасных мачт статую волоком доставим к триере. Если что и повредят, у нас есть возможность восстановить ее красоту силами лучших зодчих! Уж на это, денег не пожалею, - сказал будущий правитель Ассирии легионеру, глядя поверх головы, стоящего между ними на коленях учителя, - отправьте легионера из охраны к капитану. Он уже отобрал команду для доставки статуи на борт судна и ждет сигнала. Все необходимое они принесут с собой.
   Арташес вновь посмотрел на учителя и сказал:
   - В благодарность за знания я оставлю тебя живым.
   Глаза Ходина вспыхнули радостью. Мыча непонятные слова, он вновь схватил край туники царевича, и, не вставая с колен, стал целовать ее. Юноша брезгливо оттолкнул старика ногой и отступил назад.
   Центурион, следовавший за юношей, недоуменно посмотрел на царевича.
   - Перед отплытием привязать Ходина к мачте и по самый крест, что на груди, опустите меж камней в воду. Нож оставьте на берегу так, чтобы он мог его видеть, но не мог дотянуться.
   Легионер с удивлением выслушал и выразил улыбкою восторг.
   - Я обещал ему смерть по-римски. Не будет же он ждать, когда его живую плоть начнут глодать крабы. Придумает лазейку. Сумел договориться со змеей-Тиграном, сможет и с крабами...
   Центурион подозвал к себе фалангиста и объяснил, что надо передать капитану волю царевича. Оставив при себе лишь меч, воин побежал на пристань исполнять приказание центуриона.
  
   _____________________________________________________________________________
  
  
   - Она прекрасна!!
   Истошно завопил динамик. Эти два слова эхом пронеслись через весь остров.
   Оглушенный Магистр повернул тумблер резистора на уменьшение.
   Успокоенный тем, что звук динамика не привлек людей, находящихся в храме, Доктор вновь стал прислушиваться к чужой речи.
   Через пару минут произошла очередная накладка. Приемник воспроизвел собственное приземление в кусты и удар о камень. Мефистофелю пришлось потрудиться прежде чем наблюдатели вновь услышали внятную речь.
   - И, ...финал! - негромко сказал Магистр. Он подкрутил настройку линзы и передал трубу Фаусту, - история непредсказуема. Порою, злой рок оставляет на полотне жизни свои несуразные каракули.
   Приняв подзорную трубу, Фауст стал внимательно отслеживать развивающиеся события.
   На площадке у храма появились новые персонажи. Бронзовые от загара тела матросов перевязывали статую канатами. Два конца занесли за вторую и четвертую колонны. Натянутые людьми канаты, слегка накренили статую, оторвав ее от пьедестала. Поднявшиеся на крышу десяток моряков, при помощи страховочного конца стали стравливать канат вниз чтобы корпус статуи не завалился в сторону. Статуя дала ровный крен в свободный просвет колонн на мрамор храма и стала клониться на лицевую часть, медленно съезжая с пьедестала. Арташес, центурион и стоявший на коленях временно забытый Ходин, находились по правую руку от статуи.
   ...Вдруг, раздался треск!
   Четвертая колонна, не выдержав канатной нагрузки, выскочила из-под крыши и переломившись, рухнула на спину богине. С крыши храма, не успев среагировать на рывок каната, посыпались бронзовые тела моряков. Оставшиеся на крыше из последних сил пытались выровнять увеличивающийся крен вправо. Но, тщетно. Богиня, лишенная фиксации, начала вращаясь набирать скорость и валиться в сторону.
   Стоявший на коленях старик успел лечь на каменный пол. Статуя, пролетев над Ходиным, смела мраморной рукой наследного принца и центуриона. А дальше, ударившись о пол, от богини отделились руки. Во время вращения она ударилась о вторую колонну. Мраморный столб выскочил из под крыши, переломился в середине и, рухнул на людей.
   Оставшись на трех колоннах крыша накренилась.
   Моряки, спасаясь, градом посыпались с крыши на базальтовое основание, ломая руки, ноги и падали друг на друга. Во впадину покатилась волна грохота и душераздирающих криков покалеченных мореходов. Между катившимися по склону частями колонн, Фауст видел бегущих людей. Все живое вместе с камнями, поднимая пыль и грохот, неслось к наблюдателям, но достигнув непролазных кустов, затихло.
   Потрясенный увиденной картиной, с дрожью в голосе, Доктор тихо сказал:
   - Какая неожиданная развязка.
   - Это еще не конец истории, а только начало, - ответил Магистр, - дальше будет куда интересней.
  
   - Надо же такому случиться... - удивился Доктор, вглядывавшийся в клубы пыли через оптику трубы. Странно. Получилось так, что храм, созданный руками аристократа, умер от рук аристократа. Вам не кажется этот случай парадоксальным?
   - А что, в мировой истории бывали и другие случаи? - ответил Магистр.
  
  
  ______________________________________________________________________________
  
  
   ... Ходин, весь в пыли, похожий на демона, дрожащими пальцами ощупывал свое тело. Удивительно. Пролетевшая мраморная глыба и камни его не тронули. Рядом лежал мертвый центурион, чуть дальше, придавленный фрагментом колонны, царевич. Он был недвижим.
   Руки старца машинально нырнули под сломанный панцирь центуриона. Шкатулка со шнуром и письмом от Великого Цезаря к Тиграну, оказалась целой.
   - Ходин! Помоги мне.
   Считавший царевича погибшим, старик вздрогнул и повернулся на голос. Он внимательно посмотрел на раненого Арташеса и сказал:
   - Сейчас, мой свет.
   Учитель подполз к Арташесу и, оглянувшись вокруг, понял, что их не видит ни одна душа. Большим пальцем открытой ладони, Ходин нажал на слабо пульсирующую артерию на шее юноши.
   Широко раскрыв глаза, царевич что-то хотел сказать, но ...не успел. Дыхание юноши остановилось.
   Дрожащие пальцы старца выудили из открытой шкатулки шелковый шнур.
   - Я, свободен... - прошептал Ходин, закрыл глаза и сделал вдох. - я почти Бог!
   Встав с колен и осмотрев храм, Ходин победоносно поднял над головой шнур, но увидев поднимающихся из-под руин мореходов и легионеров, вновь рухнув на колени, по бабьи заголосил:
   - Горе! Великое горе! - причитал старик целуя руку мертвого Арташеса.
   Он завыл и стал рвать на себе волосы. Возле старика появился капитан, перепуганный, с безумными и ничего не понимающими глазами. Моряк молча обнял за плечи скорбящего старика.
   - Ему можно помочь? - обратился капитан к Ходину. Но разглядев мертвый взгляд Арташеса, лишь добавил, - Что с нами сделает Тигран за то, Что с нами сделает Тигран за то, что мы не смогли уберечь Царя?
   "Он ничего не знает!": пронеслось в голове Ходина.
   - Мой свет! ...Какова утрата!!! - слезы радости градом текли по грязному лицу старца, а его дрожащие руки, ласкали пергаментную кожу лица последнего отпрыска династии Арташесидов...
  
  
  
   Глава XI
   Дрезден. Осень. Середина XIX - века.
  
  
   Доктору всегда были интересны привычки Магистра. Он мог часами наблюдать за действиями Мефистофеля. Вот и сегодня Фауст с интересом следил за тем, как Магистр готовил сигару к раскуриванию.
   Обычный человек не стремится демонстрировать свой характер без необходимости. Но если быть внимательным, то ритуальные действия пальцев, что сложились многими годами в определенную схему, внимательность к делу, разница с прошлыми движениями - могут поведать о характере и настроении. За неспешными действиями Мефистофеля скрывались твердость, сила и воля. В том как он держит сигару, как разминает, каким особенным движением отрезает гильотинкой конец, можно уловить многое, а при желании, можно найти момент и использовать ситуацию, подведя ее к нужному результату.
   Фауст наблюдал с пристальным вниманием. Сейчас, если отрезанная часть сигары ляжет в пепельницу в неторопливом движении руки, случай скажет о думах Магистра, то есть, на сколько он в них погружен. А если кусочек сигары останется в руке и он поднесет ее к лицу, чтобы вдохнуть аромат табака, будет говорить о том, что решение принято. И что сделал Магистр? Взяв отрезанное от сигары двумя пальцами так, как бездомный докуривает подобранный окурок, он прицелился и кинул в горнило очага. Расстояние небольшое, четыре шага, и бросок оказался точным.
   Доктор в кресле напротив., На каменном столе у его руки, лежали лупа и линза, та, что была случайно найдена на Библусе. Доктор перевел взгляд на линзу.
   - Нашел на острове вещицу и ломаю голову. Откуда она там взялась? Странная вещь. Шероховатость кромки хорошо заметна. Она многослойная как слюда, но следов перехода слоя в слой, практически не видно.
   Магистр отложил сигару.
   - Где вы это нашли? - Поинтересовался Мефистофель, взглянув на линзу: - можете не говорить. Библус, как я и ожидал, дал вам ответ. Знаю я этот предмет.
   Фауст удивился. Глаза его весело заблестели.
   - Сейчас объясню. - Он встал и прошел в кабинет.
   Через приоткрытую дверь Фауст увидел как Магистр подошел к своему рабочему столу и стал что-то искать в нижнем выдвижном ящике. Нащупав искомое, он не торопясь вернулся и сел в свое кресло. В его руках была старинная черная шкатулка.
   - Сможете открыть сами? - Спросил Магистр, когда увидел, с каким интересом Фауст разглядывал шкатулку.
   Доктор пожал плечами.
   - Не знаю, получится или нет, но попробую.
   Он внимательно осмотрел предмет в поиске скрытого замка. Ощупал крышку, потом все подозрительные выпуклости и шероховатости. После внешнего осмотра он воспользовался лупой и приступил к детальному, более тщательному осмотру. Но тщетно. Доктор так и не смог обнаружить скрытый механизм запора.
   - Эта шкатулка не имела аналога. Она выполнена в единичном экземпляре и сделана по заказу, - глаза Магистра были серьезны. Было заметно, что этот фокус со шкатулкой был для него не менее интересен, чем самому Фаусту. - Я знаю, что вы наблюдаете за мной и ищите мои 'скрытые пружины'. Предлагаю вам свой эксперимент. Закройте глаза и попробуйте открыть шкатулку на ощупь.
   Доктор с улыбкой посмотрел на Магистра, но спорить за "пружины" не стал и, закрыв глаза, принялся ощупывать неровности черного дерева. Указательный палец правой руки попал в гладкую ямочку и следом, большой надавил на голову сфинкса, вырезанную в центре "фасадной" стенки. Он слегка провел указательным по часовой стрелке и надавил на ямочку. Внутри что-то щелкнуло, крышка чуть приподнялась образовав зазор.
   - Что вы чувствуете?
   Фауст открыл глаза и встретился с колючим взглядом Магистра. Доктор догадался, что для Мефистофеля этот вопрос был особым. Доктор увидел значимость момента в глазах Мефистофеля, но с ответом спешить не стал. Его мучило любопытство. Он очень хотел узнать, что-же скрывалось внутри. Фауст откинул крышку шкатулки. На дне он увидел полуистлевшую тряпицу. Развернув бережно ветошь, Доктору обнаружил пустотелую конусную трубку и линзу, точную копию той, что находилась на столе, только меньше диаметром.
   - Сложно сказать, что чувствую. - сказал Фауст после паузы. - Сейчас я понял одно, что очень плохо себя знаю. Много вопросов.
   Магистр удовлетворенно кивнул. Намек Фауст понял и смысла продолжать полемику не было.
   - Это прототип подзорной трубы. Я вижу, вы уже разглядели характерные пазы, в которые вставляются стекла. Слюда, вы правы. Выпуклые края и плоскости полировались одним известным алхимиком. Он трудился над ними долгое время.
   Что-то внутри Фауста сжалось до боли.
   - Шерлок Холмс сейчас бы сказал: 'Что с вами, Ватсон? Неужели эта вещь, вам знакома'? - Мефистофель пристально посмотрел Фаусту в глаза.
   - Да, я чувствую, что имею отношение к этой шкатулке, - удивленно сказал Фауст, - но вспомнить, где я видел эти предметы, не могу.
   - Чтобы открыть шкатулку у меня ушло больше часа, - усмехнулся Мефистофель и стал раскуривать забытую сигару.
   Когда сигара показала розовый уголек и задымилась, он расположился в кресле поудобней, и обыденно сказал:
   - Эта подзорная труба принадлежала царевичу Арташесу. Как-то, через нее он увидел на острове меня у мольберта. Это случилось сразу после шторма, в его первое свидание с островом. Через нее смотрел центурион Марк, на расколотый риф. Это было за минуту до того, когда он был раздавлен статуей. После падения богини, линза выскользнула и оказалась на полу. Чудом не разбившись о мрамор, она скатилась далеко вниз туда, где вы ее после нашли. Когда вы открывали шкатулку, движением вашей руки управляла душа. Приблизительно так, как я готовлю сигару (тут Магистр хитро улыбнулся). А как иначе вы сможете объяснить тот факт, что оба пальца, попали в нужное место и сделали нажатие и вращательное движение? Когда-то давно, этот предмет был вашим, царевич.
   Фауст с изумлением смотрел на Магистра.
   - Неужели это правда?
   - А вы себя спросите. По тому как дрожит ваш голос и руки, мне кажется, что вы это давно поняли, вот только разум еще сопротивляется.
   - Вы знали об этом раньше и все время молчали! Но почему? -сказал Фауст едва справляясь с чувствами.
   - Это элементарно, Доктор! - улыбаясь, сказал Магистр, пародируя голос Холмса. - Я уже давно наблюдаю за работой вашей души. Вы, имея незаурядные данные, всегда взрывали мир своей энергией. Вас любили! Вам верили! Мало того - доверяли самое дорогое, что имели, свою жизнь! Но вы, всегда умирали в самом расцвете сил.
   - Теперь мне понятны наши походы на Библусе. Хммм..., а раньше? Мы встречались с вами раньше?
   Мефистофель грустно улыбнулся и ответил.
   - Встречались. Однако повторю, что этот визит на землю у вас последний. Дальше вас ждет переход на уровень выше или утилизация.
   - Теперь все встает на свои места, - руки Фауста привычными движениями разбирали подзорную трубу, тогда как мыслями он был в заоблачной дали. - Вы хотите мне помочь пройти остаток жизненного пути. Но для чего вам это нужно?
   - Не торопитесь, мой друг. Впереди - ваше желание и, всему свой час.
  
   Глава XII
   Ассирия. Ранняя осень. Начало I - века до Р.Х.
  
  
   Тигран в парчовом халате возлежал на мягких одеялах. Облокотившись на подушку, он курил кальян. Опиум, приправленный розовым маслом наполнил комнату сизой дымкой. Это было то самое масло, часть которого он подарил Замире, дочери Ходина.
   - Ох уж этот - Ходин, - вспомнил Тигран старца. Наплыв неприятностей вновь затуманил сознание.
   В углу, у входа, на маленькой скамье сидел немолодой музыкант и играл на зурне печальную мелодию. Не далее получаса назад Тигран собирался пригласить к себе новую юную наложницу - жгучую брюнетку с молочной кожей, привезенную из далекой Каталонии. Но думы о том, что из Рима идут корабли, не давали ему покоя. Вчера примчал гонец и сообщил Тиграну и Великому Собранию, что после суда, где Арташес отстоял интересы Ассирии, посыльному был отдан приказ, чтобы он посуху, в обход моря, доставил радостную новость о том, что войны не будет! Сам Арташес по личному приглашению Цезаря остался в Риме на несколько дней. Домой царевич отправился морем, чтобы забрать с острова старинную богиню. Говорят, что она смогла спасти наследника от бури.
   - Удивительно. Как кусок мрамора смог помочь царевичу? Наверное, это какая-то святыня. А может просто очередная юношеская блажь. Но этому мальчику, надо признаться, действительно помогают определенные силы. Скорее, это новая игра Ходина. Опять этот червь что-то нарыл! - подумалось Тиграну. Весть о том, что Арташес выскочил из западни целым и невредимым, не укладывалась в его голове. Тигран до боли стиснув зубы, прикусил вишневый мундштук, вспомнив, сколько было вложено в этот план денег! И - напрасно.
   А все Ходин!
   Жил Тигран легко и припеваючи. Да, были проблемы с малой Ассирией, но не такие, из-за которых можно было ложиться под топор или травиться ядом. А сейчас, когда царевич оказался на коне, выход один - смерть! Ходин разгадал замысел Тиграна. Без сомнений! Умирать в Ассирию он точно не приедет.
   Тигран почувствовал во рту привкус крови. Морщась от пришедшей боли в зубах, он пододвинул к себе пустую чашу и смачно сплюнув, увидел на дне сгустки крови и тонкие иглы вишневой щепы.
   - О! Если с Арташесом в Ассирию вернется Ходин! Не-ет! Тигран не погибнет неотомщенным! - и в голове, в парах опиума, Тигран холил мысль, как он поминутно, чтобы сразу старик не издох, будет медленно и с наслаждением вытягивать из этого скорпиона жилу за жилой! Его кровью он намажет стрелы и сразит ими тело юного царя. Как-же он их обоих ненавидел!
   Ходин не появится. Знает, что его ждет. Ничего. Тигран будет искать скорпиона по всему свету пока не найдет и не задушит! А там - будь, что будет.
  
   ...о-о, как противно воет зурна. Уж, не на погибель ли его играет этот музыкантишка? Какая отвратительная рожа! - Мысли калейдоскопом мелькали в задурманенном мозге, где каждая картинка, сменялась от страшной на более ужасную. Сплюнув в чашу повторно, Тигран схватил кальян и запустил им в музыканта. Увлеченный игрой и пением, бедняга не заметил ни движения, ни летящего в него тяжелого медного сосуда, наполовину наполненного водой. Удар пришелся в голову. Музыкальный инструмент вылетел из рук и упал на ковер, а сам музыкант потерял сознание и, нелепо запрокинув ноги, рухнул со скамьи. Из носа и ушей бедолаги ручьями потекла кровь.
   На шум в покоях Тиграна осторожно приоткрылась дверь, однако на пороге никто не появился.
   - Уберите этого нытика, пока я его не добил! - истерично закричал Тигран. - В нем крови, как в диком кабане. Вычистить все!
   Появилась охрана.
   Два воина, стараясь не смотреть на разъяренного Тиграна, молча вынесли бесчувственное тело музыканта. Начальник охраны быстро установил перевернутую скамью, вытер платком со стены и ковра кровь и наспех растер по полу жидкость, пролитую из кальянной колбы. Подхватив изуродованный вмятинами кальян и зурну, он быстро покинул помещение.
   Тигран с трудом взял себя в руки и медленно восстановил дыхание. В дверь кто-то тихо и нерешительно постучался.
   - Ну, что там еще? - грозно, вновь закипая, рявкнул Тигран.
   Дверь открылась ровно настолько, чтобы в проем смогла поместиться голова начальника охраны.
   - Мой господин, - тихо, но внятно пролепетала голова, - прибыли триеры из Рима. К тебе на прием просится эта старая обезьяна - Ходин! Пускать?
   От неожиданности Тигран закашлялся, подавившись слюной.
   Кашляя, он снял с пальца перстень и кинул его офицеру охраны. Перстень угодил охраннику прямо в глаз и упал на ковер, но Тиграна этот факт только развеселил. Он радостно улыбнулся, с удовольствием потер руки и сказал:
   - Это тебе за добрую весть! Обезьяна, говоришь? А ну, тащи эту мартышку сюда! Ох, как она у меня сейчас покувыркается!
   Упав на колени, офицер с благодарностью поднял перстень, а потом вскочив, стремглав ринулся вон.
   Через минуту двери открылись настежь и в покои Тиграна кубарем влетел Ходин.
   - Разреши владыка, я выдавлю эти бесстыжие змеиные глаза, - поняв настроение своего господина, сказал офицер войдя вслед за влетевшим в покои телом старца, - этот слизень несет одни неприятности, мой господин!
   Тигран радостно потирал руки.
   - Нет, Самвели! Его убивать буду я сам!
   Ходин медленно встал с колен и вытянул пред собой сжатый кулак:
   - Погоди, Тигран! Не спеши! Выгони всех вон и только потом, после, ты решишь, что делать дальше, - громко прошипел старик.
   И Тигран в этом голосе почувствовал такое, что холодом сковало его сознание. Этот скрипучий голос, стальной взгляд и ...обращение по имени! Таким голосом могла говорить только смерть.
  
  
   * * *
  
  
   - Где-то здесь. Вот оно.
   Магистр остановился возле вышитого руками дочери Ходина, маленького, с ладонь женщины, панно. Сняв его со стены, взглядом показал Доктору на небольшое отверстие.
   - Это та самая дыра, которую расковырял сам Ходин, чтобы подслушивать и подсматривать за тем, что происходит в тиграновых покоях. Старику не надо было выпытывать и спрашивать о чем-либо свою дочь. Все, что здесь происходило, он прекрасно мог знать сам. Может зрение у него неважное, но слух - отменный. Помещение, в котором мы находимся, и есть покои его дочери. Место считается нечистым. Потому что под утро, комната наполнялась душераздирающими звуками. Вот на это слюдяное оконце, Ходин вывел шелковую нить. Под утро, когда разум человека спит, либо только проснулся, он по нити водил куском янтаря. Скрип смолы о нить наполнял комнату неприятными звуками. Придворных, не знающих этого детского фокуса, это пугало так, что мутилось сознание. Поэтому в комнату, обычно никто и никогда не заходит. Все готово. Можете и смотреть, и слушать.
   Фауст незамедлительно прильнул к отверстию ухом.
  
  
   * * *
  
  
   ...Кулак разжался и на ковер, извиваясь змейкой, скользнул шелковый шнур.
   - Этот подарок ТЕБЕ прислал Тиберий.
   Тигран вопросительно посмотрел на Ходина, а потом на веревку.
   - Рим полон нововведений и мод, - сказал Ходин, когда увидел, что по знаку тиграновой руки в покоях остались только они вдвоем, - ныне, Тиберий волен рассылать своим неугодным вассалам подарки, которые должны быть использованы в определенных Цезарем рамках. К этому подарку приложен лист с волею Цезаря, где предписано, как использовать этот предмет, чтобы уйти из жизни.
   Носком сандалии старик поддел шнур, и тот, скользнув в воздухе, упал на колени Тиграна.
   - Объяснение я оставил у себя. Но, если в условном месте не будет моего сигнала, эта бумага попадет к твоим врагам. Думаю, что они поймут, как ею воспользоваться. Теперь ты у меня здесь!
   И Ходин вновь сжал кулак.
   Тигран с ужасом отодвинулся на подушках назад. Он затравленно смотрел на веревку, как на змею.
   - Ты будешь дышать только с моего разрешения!
   - Что ты задумал, старый тарантул? - только и смог выдавить грозный муж.
   - Радуйся! Я все сделал сам, - сказал старик. - Ты, станешь царем. Великим Царем Ассирии! Я, лично, убрал юнца с твоей дороги к трону. А за это ты женишься на моей дочери. И вы родите мне внучат. Жизнь продолжается. Да здравствует, Единый Самодержец и Император, Тигран! Но помни! Ты - ЦАРЬ, пока Я этого желаю!
   Тигран молча опустил голову. Такого поворота он не ожидал. Хотя, как посмотреть. Придет время и старик умрет. Он стар и смертен, как и все живые.
   - Не дождешься! - понял его мысли Ходин. - Письмо Цезаря будет тебя сдерживать до самой твоей смерти. А за меня можешь не переживать. Если умру я, то следом сдохнешь и ты!
   - А какой тебе толк оттого, что я жив? Тиберий, узнав, что я царствую, приведет сюда войска и умертвит меня силой.
   - Об этом я уже позаботился, - успокоил Тиграна старик, - Рим объявил войну Египту. Им не до тебя. Да и Тиберия не сегодня, так завтра, зарежут как быка. На это, кстати, ушли все тобою занятые десять талантов. Вот только воли его никто не отменял, да и вряд-ли отменит. Уж больно хорошо выступил царевич перед Сенатом. И каждый житель Рима хочет видеть тебя на арене Колизея. Великая битва Царей! Чернь Рима была бы в восторге. Царь Великой Ассирии и царь африканских саванн!
   Тигран с тоской посмотрел в свое будущее. События выглядели обнадеживающе, но предстоящая перспектива его не радовала. Жить хотелось. Но из всех вариантов уму достался только этот, союз с недочеловеком. Ну да, время покажет.
   - А что с наследником? Как ты поучаствовал в его смерти? Что произошло в пути? - спросил Тигран.
   Ходин растянул губы в подобии улыбки.
   - Не поверишь! В его смерти приняла участие сама богиня Венера. Нам надобно поставить ей памятник. Статуя Венеры спасла нас обоих и приехала со мною на корабле в Ассирию. Так при жизни хотел сделать последний Арташес, так захотела команда мореходов. Но произошел этот 'печальный' случай. Вот только руки ее пришли в негодность. Знакомый скульптор сказал, что восстановить их уже никто не сможет. Ничего! - весело сказал старик. - Пусть будет безрукая. Длинные руки да при каменной голове - весьма опасны для простого люда.
   Тигран непонимающе посмотрел на Ходина.
   - Не переживай! - успокоил его Ходин. - С головой все в порядке. Ею буду - Я! Ты же, будешь - руками. А вместе - будем Богами! Народ Великой Ассирии получит и силу, и новую веру!
  
  
   Глава ХIII
   Дрезден. Середина XIX - века. Весна.
  
   Фауст с задумчивым видом стоял у мольберта с картиной ночного Библуса. Центральная колонна не давала покоя его пытливому уму. Любовь, а что за ней?
   Мефистофель был рядом, у любимого камина. Он чистил решетку от сгоревших углей, ворочая кочергой в толще золы. Зала была протоплена, но Магистр не мог сидеть без дела. Отложив кочергу, он взялся за топорик и стал аккуратно расщеплять полено.
   - О чем вы думаете? - спросил он Фауста, не отрываясь от дела. - Вы невнимательны - я задаю этот вопрос уже второй раз.
   - Простите меня, вокруг столько вопросов. Не поверите - о последних словах Ходина. - ответил Фауст.
   Магистр отложив топорик, стал укладывать нарубленную щепу в отдельную стопу.
   - Я так и думал. И о чем говорят ваши мысли? - поинтересовался Мефистофель.
   - Разное. Непростым он был человеком. Что двигало им? Только ли жажда наживы?
   Увлекшись укладыванием щепы, Магистр молчал. Сегодняшний вечер был последним. Решение принято и, следующая их встреча случится через несколько лет. Наступила минута развязки. Знал-ли об этом Доктор? Ища подтверждение своей догадке, Магистр повернулся к Доктору и внимательно посмотрел в его глаза. Лицо, жесты, голос, говорили о том, что Доктор близок к пониманию момента. "Что ж, это к лучшему": - подумал Магистр и улыбнулся.
   Увидев интерес в глазах Магистра, Фауст продолжил:
   - Мне кажется, что им владеет только одно чувство - месть!
   Разложив инструменты по местам, Магистр взял в руки совок и веник.
   - Точнее - власть. Месть, в данном случае, является фундаментом власти. По сути и вместе, они и есть ваша первая колонна. - сказал Магистр и принялся сметать мусор в совок.
   Фауст согласно кивнул.
   - Власть и Страсть. Все что осталось! - попытался пошутить Фауст. - Помню о них. Да вот вопрос есть: - а что КИТЫ, без Любви?
   Мефистофель замер. Он был удивлен глубиной вопроса и даже обрадован. Ждал этого разговора, но позже. Он с удовольствием отметил, что Доктор на месте не стоял. Не прошли их походы и беседы даром. Он, действительно думал о многом, и ко многому пришел - сам.
   - Мрак и муки, - произнес после паузы Магистр. - ... Ад, в двух словах. Любовь, так случилось, временно заменена. Связь между этими 'кирпичиками', теперь лежит в другом растворе - золоте и страхе.
   Собранная пыль и стружка, были высыпаны Магистром в очаг. Теперь он не спеша, стал строить пирамидку. Щепы легли на угли. Сверху Магистр уложил несколько расколотых частей полена и после 'выдоха' горна, поднявшего облачко пыли прогоревшей золы, показались бока покрасневших углей. Еще минута работы горна и дрова охватило яркое пламя.
   - Другими словами, слиток золота без Солнца - кирпич, как и любой другой. - продолжил мысль, Магистр. - Только мрак в отсутствии светила, выкрашивает в один цвет все 'шероховатости' и краски, что есть в общей кирпичной кладке. И только Он, в отсутствии Любви - Света, имеет силу над золотом.
   Магистр отложил горн. Подошел к креслу, сел, вытянув ноги к разгорающемуся пламени.
   - Огонь. Сердце Любви. Он отгоняет мрак и дает тепло. Но у всего есть границы. Если подойти к огню близко, окунуться в него, то он сожжет вас. Так и Любовь. Жадный до любви, сгорает от ревности. Жажда быть единственным у Солнца, наглядно отражена в Библии. Первый Ангел стал падшим. То есть, низшим. Желание объять необъятное убило многих людей.
  
   Фауст тяжело вздохнул и задумчиво сказал:
   - Пилат был рядом с Иисусом. Мне кажется, что он был опален Его Солнцем. Не находите?
   Стоя спиной к Магистру, он не видел как изменился в лице Мефистофель. Разглядывая контуры храма он ждал ответа. Но не дождавшись, продолжил:
   - Пребывание на острове и вы, дали мне подсказку - обратить внимание на вторую колонну. Желание мое может быть связано только с любовью. Это мне давно понятно, но история? Как быть с ней?! Я хочу увидеть и понять многие вещи.
   - Уж, не после ли беседы в нише на острове, к вам вдруг пришло это желание? - спросил Мефистофель.
   - Да. Вы, правы. Сто раз правы - лучше увидеть все собственными глазами, чем читать об этом в исторической хронике. Но, что значит в вашем понимании - история? - поинтересовался Фауст.
   - Расскажу как понимаю. - ответил Магистр. - История - самое дорогое у народа и страны. Это программа, которая заставляет новое поколение развивать государство. Получив от отцов и дедов Сизифов камень, они, следуя родовой памяти, должны удержать его и катить вверх. Камень этот можно толкать вправо, влево, но обязательно - вверх. История это график, который указывает, как этот камень двигался и что мешало ему. Она дает вектор направлению движения камня. Вы хотите спросить, что может его остановить?
   Фауст кивнул. Он вернулся к столику и сел в кресло.
   - Его остановит сам Сизиф. Став толстым и ленивым, не встречая особых проблем в продвижении, он засыпал от монотонной работы. Толкая целые века, он успокоился и не заметил, как однажды наехал на кочку. Влево - другая кочка. В центре - яма. Что делать? Тут бы оглянуться назад, чтобы увидеть, как он раньше справлялся с такими проблемами. Вместо этого, Сизиф по инерции толкает камень в перед и ... попадает в яму. Назад камню уже не скатиться. Теперь можно сесть, подумать, заглянуть в книгу истории. И что-же он в ней увидел? Чтобы знать о предстоящих сложностях, ты должен видеть свой путь. Твой каждый шаг вверх, должен быть отмеренным в цели. Ну, а если ты такой глупый, что умудрился прозевать опасность, как это произошло с Тиграном, и загнать камень в яму, то делай упор на рычаги. Их всего три - Власть, Страсть и Любовь. Яма - либо революция, либо мировая война. В это лихое время катить некому, потому как царит хаос и неопределенность, а вот столкнуть вниз - всегда есть кому помочь. Государство, попавшее по вине правителя в яму, ждет порабощение и гибель.
   Мефистофель, как бы ища подтверждение, внимательно посмотрел на Фауста.
   - Тут все понятно, Ходин стал ямой для Тиграна. - сказал Доктор и облокотился на подлокотник кресла. - Понял я и вас. Во всем виновато время и сжатые сроки. Вы не хотели распылять мое внимание на второстепенные мысли и давали то, что заставляло меня идти в нужном направлении.
   Мефистофель кивком подтвердил.
   - Верно. Пустая информация похожа на песок. А на песке, как водится, замка не выстроить. Рухнет! Нужны твердые базовые знания. Фундамент - всему голова, - сказал Мефистофель, растянув тонкие губы в улыбке. - Ваш выбор единственно верен. Наступил час когда вам откроются безграничные возможности. Вы получите от меня ключ и сможете прикоснуться ко времени. Познать любую тайну. У вас будет столько возможностей! Вы сможете изучить все языки мира и прочитать всю историю. Да что прочитать, увидеть воочию! Классиков литературы, великих ваятелей, художников. Все будет рядом, достаточно протянуть руку. Но! На пути поиска интересующей вас информации, вы будете должны понимать и различать добро и зло.
   - Когда мы приступим? - в глазах Фауста вспыхнули радостные огоньки.
   - Договор. Подписи. - Мефистофель, все также улыбаясь, весело подмигнул Доктору. - Все, как положено. И в путь.
   Фауст довольно потер руки и лукаво улыбнувшись, сказал:
   - Похоже на то, что вы сказали не все. У нас еще осталось много вопросов, верно?
   - Будьте терпеливы. Скоро, очень скоро, вы все узнаете.
   Фауст опустив взгляд на мраморный пол. Разноцветные прямые и ломаные линии, в затейливом рисунке разбегались на отполированном мраморе в стороны и, терялись в тенях отбрасываемых мебелью. Бездумно проведя носком ботинка по зигзагу светлой полоски, Доктор замер в ожидании. Он ждал развязки.
   По сигналу колокольчика в залу вошел молчаливый слуга.
   В его руках поднос с графином и бокалами.
   - Раз все у нас обговорено, я предлагаю это отметить, - будничным голосом сказал Мефистофель, - созрел тост!
   Слуга поставил поднос на стол и, разлив жидкость по бокалам, удалился.
   - Нет смысла закусывать нектар, что создан из лепестков роз. Так отозвался об этом вине - Тиберий! - сказал Магистр, заметив, что Фауст потянулся к вазе с фруктами. - Райскому напитку две тысячи лет. Это то самое Каприйское, за которое Гест и Варавва попали на Голгофу. Вино со стола Императора! Вглядитесь в этот изумительный рубиновый цвет. А запах! Оно густое. Одного бокала хватит, чтобы напрочь потерять голову. Вы представляете, что стоит оно на знаменитом нью-йоркском аукционе? Такого вина и Ротшильд - не пробовал.
   Доктор поднес бокал к лицу, вдыхая неповторимый аромат каприйской лозы.
   - Глазам не верю! Неужели это оно?
   Мефистофель улыбнулся.
   - Более того. Именно это вино Иисус преподнес своим ученикам на тайной вечере.
   Фауст изумленно глянул на Мефистофеля.
   - Да? Но я слышал, что то вино было создано из воды божьей милостью.
   Магистр хитро прищурился.
   - Экий вы простофиля! Я пошутил. Того вина и я не пробовал. Но думаю с такой выдержкой это вино будет не хуже. За успех! - произнес Магистр и поднес бокал ко рту, но так и не отпив, повернулся на шум открываемой двери.
   На пороге стоял слуга.
   - Все готово. Я правильно понял? - спросил Мефистофель.
   Мажордом с почтением опустил голову.
   - Пробуйте, мой дорогой друг. Пейте! Этот день и минута к сему располагают, уж поверьте мне - плохого не посоветую. Я скоро вернусь.
   Мефистофель поставил бокал на стол и вышел вслед за слугой. Его отсутствие было недолгим, а когда он вновь появился в зале, то увидел Доктора сидевшего в глубокой задумчивости с наполовину пустым бокалом.
   - Вы все также в замешательстве? - Мефистофель улыбнулся. - У вас есть желание, которое нелегко произнести.
   Фауст в раздумье кивнул.
   - Самое скверное то, что я так и не познал радости самой Любви. Я не видел своих детей. У меня никогда не было своего дома. Я не видел плодов своего труда. Но мне так хочется знаний, что я теряюсь, чего я хочу больше.
   После этих слов Доктор заметно погрустнел.
   - Не печальтесь. Дозвольте мне самому позаботиться об этом желании. Оно исполнимо.
   - И что вы хотите мне предложить?
   Магистр весело подмигнул.
   - Тысячи лет знаний и увидеть любовь, детей и обрести дом! Плоды своего труда, кстати, вы уже видели. Только не придавали этому значения. Потому как, не ведали.
   - Вы все шутками, да загадками, - Фауст с нарастающим чувством радости смотрел на Магистра.
   - Так вы доверяетесь мне?
   - Да. Я верю вам.
   Мефистофель встал из-за стола и сделал шаг к Доктору. Его рука легла на плечо и несильно сдавила.
   - Будьте спокойны. У вас, будет море времени, чтобы познать МИР, КАК ОН ЕСТЬ! Вот только...
   Тут Мефистофель сделал паузу. Его глаза были печальны.
   - Что только?
   - Шесть земных лет меня отделяют от того случая, когда придет моя отставка. Бог меня, так же как и вас, выслушает и решит, что со мной делать. Определит ход моей дальнейшей службы, - Мефистофель закрыл глаза.
   Приглядевшись к лицу Магистра, Фауст рассмотрел густую сеть морщинок. Было заметно, что Магистр предстоящей встречей сильно озадачен.
   - Вы готовитесь?
   Мефистофель улыбнулся и, не открывая глаз, сказал:
   - Боюсь, не меньше вашего. Но срок подходит и скоро, солнечная система перейдет из созвездия Рыб в созвездие Водолея. Начнется Новая Эра.
   Доктор зевнул.
   Ему вдруг захотелось спать, но чувство тревоги внезапно обозначилось на последних словах Магистра и отодвинуло сон.
   - Мне трудно понять, что стоит за сказанным?
   - Мое вступление на должность пришлось на момент смены эр - старой на новую. - сказал Магистр и посмотрел на Фауста.
   Доктор почувствовал, что наступила развязка.
   Сейчас, все встанет на свои места!
   - Вы спасете Пилата! Подарите ему свободу!
   Мефистофель молча вернулся на свое излюбленное место к камину. Он напряженно думал и это было заметно по его сосредоточенности в речи и движениях. Зажженная каминная спичка коснулась сухих древесных полос и тонкое пламя осветило черное нутро очага.
   - Что? ... Какое..., мне душно! Откройте окно.
   - Вы не попадете в Рай! Вы, займете ЕГО место!
   - Чье место? Причем тут Пилат? ...Каприйское сыграло со мной злую шутку. И что значит занять ЕГО место? - спросил озадачено Фауст, растягивая слова.
   Необычайная усталость вдруг охватила его тело, а глаза закрылись под свинцовой тяжестью век. Голос Магистра отдалялся, а темнота, вдруг вспыхнула фейерверком искр. Они, веселым хороводом закружились в сознании Доктора и, вместе с яркими звездочками, сорванными с языков пламени, улетели в трубу камина, куда-то высоко вверх. Наполненный дурманом опиума и вина, ум Фауста впал в крепкий и долгий сон.
   Магистр подошел к спящему и прислушался к его ровному дыханию.
   - Мое, мой друг, место. Мое!!! На долгие две тысячи лет!!! - громко сказал Пилат Понтийский и достал из кармашка костюма бронзовый колокольчик.
   - О-о, как трудно быть Сатаной. Я в честном труде отстоял свою должность и мне, пора быть прощенным. Вы же так этого хотели! Через пять лет мы встретимся. А сейчас, вы получите то, чего так желали - Звезду Любви! Она вам очень дорога! Дороже, чем Венера злому Демону моря! Скоро вы увидите свою Ситору. Ненависть и предательство вам известны, остались - Любовь и Преданность. Вы даже не представляете, как это чувство вам будет необходимо, когда будете требовать от Судьи наказания души, узнав всю историю ее жизни. И не одной души, а сотен, тысяч! Вы даже не представляете, как просчитались, затеяв эту глупую игру с Китами и с Сатаной. Еще не раз вспомните тот день, когда оставили кишлак со своими братьями и сестрами. История повторяется. Как и вы, мой друг, я когда-то оставил невинного Иисуса. Одного против ненависти и страха. Я помню каждую минуту того дня - две тысячи лет! И это - МОЙ АД!
   Слуга зашел в зал одновременно с трелью колокольчика. Наспех убрав со стола поднос, переложив его на свободное место у камина, мажордом разложил инструменты.
   Разворачивая лист пергамента, Пилат показал слуге взглядом на руку Фауста. Мажордом взял со стола скальпель и отрезал рукав костюма Доктора вместе с рукавом рубахи. Сдвинув лоскуты в сторону, Пилат уложил пергамент на голое плечо спящего Фауста.
   - Подай иглу и придержи лист. Будь осторожен и постарайся не сдвинуть его.
   Слуга выполнил приказание.
   Сжав пальцами иглу, Великий Прокуратор Иудеи, стал аккуратно протыкать пергамент, точно по контуру рисунка.
   - Как только я сниму лист, не мешкая посыпь ранки пеплом, тем, что остался от сигары. А жидкостью из этого флакончика, после присыпки пеплом, оботрешь весь обрисованный контур. Час-другой и опухоль спадет, а ранки затянутся чуть позже. У нас есть двенадцать часов. Мы успеем.
   Слуга кивнул в ответ. Он был занят тем, что аккуратно собирал лезвием ножа пепел из пепельницы и переносил его на чистый лист бумаги.
   - У меня все готово.
   Пилат отложил иглу на середину стола и взялся за углы листа.
   - Приступим.
   Потемневший от крови пергамент был аккуратно убран, после обработки предплечья снадобьем обозначился рисунок
   - копье, пробившее череп оленя.
  
  
  
   Глава ХIV.
   Север Афганистана. IV век до Р.Х. Ночь после битвы в ущелье.
  
  
   ... - Ты все хорошо помнишь, отец? - спросил шаман, присев на корточки рядом с трупом Прокла.
   Вождь опустил татуированную руку спящего Фауста и подошел к сыну.
   - Только не говори, что ты нашел еще одного с таким же рисунком на руке.
  
   - Да, нашел. Вот у этого мертвеца тоже знак похожий. Только у него нарисованы рога на черепе оленя, а не собаки, как у того, живого. Мертвый - тоже белоголовый, как ты говорил, а этот живой, но не молодой.
   Старик подошел к сыну и присел рядом.
   - Вот, смотри.
   Палец шамана указывал на татуировку.
   Вождь погладил рукой рисунок на предплечье мертвого воина.
   Конечно, он узнал грека. Помнил он и о договоре с Птолемеем. И все бы ничего, но на закате прошлого дня, с ним говорил странный незнакомец, который возник из неоткуда, а потом и пропал в никуда. Незнакомец показал картинку, на которой был изображен живой 'белоголовый'. Он сказал, что этот человек хоть и старше раненого грека, но спасет племя от голода и других бед, а этого, с "оленьей головой", надо ткнуть острой палочкой. Он передал вождю палочку с прозрачным колпачком на конце и показал как ей пользоваться, настрого предупредив - не касаться отравленной части. Старик так и сделал. Пока шаман рылся в трупах, он нашел "молодого", а потом уколол раненого грека. Его лицо посинело и он умер. Хорошо хоть в сознании раненый не был. Вождь впервые убил человека. Ему было страшно, неловко, но что делать, выбор сделан...
   ...- Собака - олень, старый - молодой. Какая разница. Твои родичи молятся на что? На коровий череп, а не на шайтаний! Или ты думаешь я не видел, как ты к коровьему черепу крепил медвежьи челюсти? Уж я-то зна-ю. И что? Камнепадов меньше стало?
   Шаман виновато, как бы отгоняя упрек, сцепил руки. Гневить старейшину, что на змею наступить. И он, понурив голову, молча слушал отца.
   - ...это я был тут днем, а не ты, - продолжал старик, изобразив непреклонность.
   Сын понял, других вариантов с возрастом и рисунками уже не будет.
   - И еще. Этот живой, а тот - мертвый. Тебе разница понятна?
   Шаман покачал головой в знак согласия.
   - Да, вождь. Мертвый, он не гнется. Его тащить тяжелее.
   Старик безнадежно махнул рукой.
   - Тащи живого, который белоголовый, но не молодой и с рогатой собакой на руке. И не перепутай. У тебя дочь на выданье. Тебя племя уважает, шамана в тебе видят. А я в тебе только дурака вижу. Все, сейчас нож заберу обещанный и догоню тебя. Иди давай, - старик заметил удивленные глаза сына. - Ну, большой такой, который их вождь мне показывал.
   Старик повернулся и засеменил к давно потухшему костру, у которого на седле, склонив хмельную голову на эфес вогнанного в грунт меча, сидел караульный воин.
  
   В небе появилась полная луна. Где-то вдали, на выходе из сая, испугано завыл шакал.
   - Скоро утро. Добрый воин, - сказал тихо старик, - я вашего человека забрал. Нож давай!
   Вождь потряс за плечо спящего охранника. Караульный молчал. Старик потянул воина за руку и тот, медленно съехав с седла, тут же сложился в калач. Громкий храп эхом прокатился по ущелью.
   - Спасибо, добрый человек. Я знал, что ты не обманешь старика.
   Старейшина с трудом вытащил гладий из грунта и вытер налипшую грязь о рукав.
   Скоро старик уже толкал в спину шамана.
   - Я старый, а быстрей тебя хожу.
   Шаман шутку понял и натянуто улыбнулся.
   - А воин-то, спа-ал! Почему ты с ним разговаривал? А? - шаман с хитрецой посмотрел на старика.
   - Не знаю, - ответил вождь, озабоченный быстро надвигающимся утром. - Других я с такими вот длинными ножами не видел... Наверно меня ждал. А нож очень племени нужен!
   - Да? А зачем?
   Старик озадачено почесал затылок.
   - Вот завтра попросишь у меня - отец, дай мне большой нож...
   - А зачем мне завтра большой нож? - спросил шаман, тяжело сопя. Белоголовый весил немало.
   - Ну не знаю, дерево срубить, или ритуал какой сотворить.
   - На это топор есть. А для ритуала...
   Старик зло выругался и перебил шамана:
   - А для ритуала тебе придется делать новый тотем!
   От неожиданности шаман чуть не выронил свою ношу из рук. Он остановился и открыв рот, смотрел на вождя.
   - Тащи давай, бестолочь... Олень, собака... Как был ослом, так и остался! В деда пошел. Тот хоть глаза как настоящий шаман таращил, люди боялись. Все. Тащи и слушай меня внимательно. В полночь, когда охранники уснули, я пролез через щель, по которой свет солнца попадает в коридор Зоба Дьявола. Вылез на угол ритуальной плиты - ступени. И увидел...увидел, как в трещину скалы, что лежит напротив входа на луг, запихали золотую шапку и еще что-то, а потом камнями привалили.
   Шаман вновь остановился, забыв про нелегкий груз.
   - О-о! Я знаю это место. В той щели лежит мой тотем.
   Старик согласно кивнул:
   - Лежа-ал. Пойдем, я по дороге расскажу.
   Когда они отошли на расстояние, показавшимся для старика неопасным, чтобы можно было свободно вести беседу, он продолжил:
   - Так вот, я увидел четырех воинов. Они были заняты расчисткой трещины. Один из них вытащил твой тотем. Воины долго ломали голову, почему у коровьего черепа были медвежьи челюсти. Они громко спорили, не зная, что с этими костями делать. Потом решили затолкать твой тотем обратно в щель. Но он не влезал. Тогда они сломали его и частями запихали в камни, а чтобы все как-то держалось, замазали щель глиной.
   Шаман бросил тело Фауста на дорогу и, упав рядом на колени, запричитал:
   - О горе! Горе великое! Это нелюди! Они подняли руку на святой тотем! Да чтоб они все попередохли где попало!
   Старик молча выслушал сына и, погладив его по голове, сказал:
   - Встань! Теперь твой тотем будет отгонять дураков и служить сигналом для посвященных. Слушай, что было дальше. Взваливай давай белоголового!
   С помощью старика, шаман еле поднял тело и с трудом распределил тяжесть на плечах.
   - Не стой. Иди. Так-вот, - продолжил вождь. - Два воина выхватили длинные ножи и убили двух других, что с ними были.
   Шаман от неожиданности остановился.
   - А это еще зачем?
   Вождь показал глазами, что надо идти дальше.
   - Теперь о тайне будут знать только двое. Придет время, когда они придут за своими украшениями.
   Шаман все понял, он шумно вздохнул. Было заметно, что он держал ношу из последних сил.
   - Выходит, мы теперь будем их сокровища охранять? А зачем шапку сделали из золота? Не знаешь?
   Старик в ответ только хмыкнул.
   - А если туда кто-нибудь залезет из наших? - продолжал шаман.
   - Твой дед был бы тобою доволен, ты такой-же осел, как и он! Там торчат кости твоего то-те-ма! Объясни людям, чтобы не лазили.
   Подталкивая шамана в спину, старик шел, оглядываясь назад. Вроде все тихо...
  
   Они успели к рассвету донести чужого до первой сакли.
   - У тебя утром будет работа. Надо найти новый тотем, - послышался за калиткой голос вождя.
   Где-то у входа в сай, почувствовав кровь и запах мертвечины, завыли шакалы. Шакалы они такие. Наперед знают, где и как скоро можно будет поужинать падалью...
  
  
   ____________________________________________________
  
  
   Как только стало светать, после короткой подготовки к последней атаке, македонцы ворвались на луг. Препятствий не было.
   Выбежав из Зоба Дьявола на простор, они встретились с длинными копьями сарисс, которыми было окружено мертвое тело Дария и его обоз. По периметру каменного стакана стояли готовые к стрельбе лучники, а со ступени, по левую сторону от входа, выстроились готовые к бою пращники и метатели дротиков.
   Смерть еще одной сотни воинов в планы Птолемея не входила и сигнал горна от персов о временном перемирии был им принят.
   Израненные и голодные люди, охранявшие царя Персии, уже вечером были готовы разоружиться. Царь умер, а их Первое Копье - грек Прокл, пропал в щели, утащенный македонской кошкой. Все были готовы принять смерть. Единственное, что просили наемники у македонцев, чтобы те подтвердили смерть Дария, забрав любую понравившуюся фалангистам голову, выбранную ими из охранной сотни. Так телохранители хотели спасти тело Царя от надругательства.
   Птолемей знал о чести наемников. Терять в этой битве своих людей он не хотел. Да и голов для откупной за Дария было запасено больше сотни еще с вечера. Лучше заплатить воинам денег и принять их в свои ряды. А остальные вопросы можно решить позже, когда отряд войдет в Вавилон.
   Пересчитав все золото и драгоценности, груз уложили в обоз. Птолемей, выбрав десяток перстней и золотых цепей, раздал центурионам и отличившимся в бою воинам. Остальных наградил золотыми монетами, себе же, он выбрал золотой, с вкрапленными каменьями, кинжал.
   Через два дня отдыха обоз двинулся в обратный путь.
   Покидая луг, Птолемей еще раз глянул на торчащие из камней кости тотема и произнес:
   - Только эти кости и будут помнить историю кончины Великого Царя.
   Так и произошло.
   ... Наемники с радостью приняли предложение Птолемея и торжественно поклялись быть верными воинами Александра. Их приняли на службу. А позже, уже на равнине, их ожидала смерть. Бывшие телохранители были ночью перерезаны македонцами. На долгие-долгие годы умерла с ними и тайна тотема. До тех пор, пока не будут разгаданы знаки, оставленные на куске шкуры одним из тех двух воинов, что участвовали в схоронении короны и личных украшений царя Персии Дария.
   Тело царя, как и было оговорено, отдали челяди. Убитые горем, они забрали останки и, оставив македонян с золотом Персии, ушли из ущелья. Там, на равнине, они и похоронили Дария.
   Проходя мимо могилы Великого Царя, Птолемей остановил обоз и приказал своим воинам принести первый попавшийся на глаза саженец дерева. Так один великий отдал дань другому, увековечил благодарную память вечнозеленым символом. Позже, этот саженец станет тотемом будущего города и обрастет легендами. И...
   ...каждая ветвь тута, не считая кроны, за сотни лет, будет обвязана тысячами пестрых ленточек. Хлопковая пыль и волокна ваты с маслобойни, расположенной неподалеку, сделают дерево похожим на горбатого великана, бело-серо-грязного, с широко расставленными руками...
  
  Пройдет время... благодарные потомки сделают перезахоронение, построят на его могиле мавзолей. Мазаре-Шариф станет святым местом.
  
  
  
   Эпилог.
  
  
   Весной ущелье особенно красиво.
   Из-под основания раскола сая, над которым мостится кишлак, сквозь нагроможденье камней, как через решето, сотни маленьких родничков бьют кристально-чистой водой. Слившись в один ручей, вода прозрачной змейкой ускользает в камни, чтобы потом, в тридцати шагах от истока, выйти и влиться в глубокую запруду. Водоем небольшой, но местным жителям воды хватает с лихвой.
   На поляне, по краю запруды, выстроились старые деревья дикого урюка, одинокий корявый тутовник и две плакучие ивы. Чуть выше, уже на подъеме и скальных выступах приютились кустарниковые - миндаль и фисташка. Весной, во время цветения, белые облака урючин и тута обрамляют лилово - розовые кружевные фестоны кустарников пышных цветом и запахом миндаля. Скалы теряют угрюмые серые цвета и ущелье становится сказочно красивым. Вот молодая трава. Она подходит к самой запруде и нависает изумрудной шапкой. Если схорониться в пышной перине над самой водой, то в прозрачной глубине можно увидеть пятнистые спинки форели. Позже, когда цветы урючин заменят спелые ягоды, утренний ветер, раскачивая ветви будет ронять налитые фрукты с деревьев. Перезрелый урюк лопается до косточки едва упав на траву и ветер, разнесет запах урюка по всему ущелью. За лакомством придут животные. Дикие козы, кабаны. Наведается и медведь.
   Местные жители чтят это место, называют святым. За ним ухаживают. После камнепадов поляну очищают. Подвязывают сломанные ветви деревьев, а собранные на поляне камни, заботливо укладывают на стены запруды.
   Старики говорят, что первый камень был положен самим Каласафедом. Красивая легенда, но далекая от правды. Запруда сделана природой. Только землетрясению было под силу разорвать гору и создать в расколе сая это райское место.
   В праздники здесь устраивают жертвоприношения. Шаман славит святое место и молит Богов, чтобы они оберегали ущелье от камнепадов, а соплеменников от хвори. Он сам следит за плодовыми деревьями. Ведь они кормят не только вкусными ягодами. Животные, приходящие на запах урюка, немалое подспорье в жизни маленького кишлака.
  
  
   _________________________________________________
  
  
   ...Фауст следил за стадом диких коз уже несколько дней. Азарт охоты захватил его полностью и с такой силой, что все дни охоты и подготовки к ней, лишали его нормального сна и держали в непроходящем азарте. Он продумал все роли в театре охоты. И распределил их между всеми. Работа была и у стариков, и у женщин и у детей. В охоте приняло участие - все племя. Каждый знал свою задачу и был готов. В Докторе видели полубога и подчинялись беспрекословно.
   Повадки коз Фауст изучил так же хорошо, как местность. В другой жизни с помощью Нияз-хана он сделал топографическую карту этого ущелья. Фауст знал тут каждый камень, каждую щель. Помнил он и рассказ Нияз-хана про старый способ местной охоты. Хан клятвенно уверял, что именно Каласафед придумал раскидывать урюк в месте входа в ущелье. Козы, ища раскиданные среди камней ягоды, ничего не замечая, подходили к поляне. А в это время, по сигналу старшего охотника, часть племени - старики и дети, спускались к выходу из сая. Вооруженные острыми кольями, они перекрывали путь меж валунами деревянной изгородью. Оставляли животным только одну тропу, ту которая вела в Зоб Дьявола. Шанса выскочить на просторы равнины у животных теперь не было.
   Шаман Шалангар говорил, что раньше, еще до прихода Каласафеда, в животных кидали камнями с высоты дороги. Камни редко попадали в коз. Животные, скрытые высокими валунами, были недосягаемы. И только случайный рикошет мог ранить животное, но не убить.
   И вот Доктор Фауст руководит своей первой охотой.
   Он находился один в засаде у входа в ущелье. На крайнем, дальнем от входа валуне. Все ждали только его сигнала. Малейший сбой - и последствия будут необратимы. Спасение кишлака от будущей ракетной атаки, которая случится здесь через две с половиной тысячи лет, станет невозможной задачей.
   Старый вожак, сильный и умный козел, был предельно осторожным. Чувствуя неладное, он не давал козам войти в ущелье. Стоя на камне у входа, он всматривался в уходящую между валунами тропу и нюхал воздух. Уже который час он сдерживал коз от желанного лакомства урюком, чей нежный запах манил животных в глубину сая. Время от времени предводитель стада терся витыми рогами о выступ валуна и фыркал на козленка, который так и норовил войти в ущелье. И вот, уже не слушая зова вожака, выискивая на тропах разбросанные ягоды, они двинулись к запруде.
   Осмотрев ущелье в последний раз, вожак осторожно пошел вслед за стадом.
   Когда силуэт тени животного затерялся в камнях, Фауст мысленно досчитал до десяти и бесшумно поднялся на верх валуна. Он осторожно подполз к овечьей шкуре, под которой лежал отбитый в гроте кусок горного хрусталя. Глянув в последний раз на тропу, он стянул с камня шкуру. Хрусталь заискрился мириадами лучей от утреннего солнца. Переливаясь всеми цветами радуги, кристалл раскидал по серым стенам сая солнечные зайчики. И тотчас прилетели ответные сигналы из Зоба Дьявола и из кишлака. Накинув шкуру на камень он стал считать минуты до прихода людей. Когда вход в ущелье перекроют деревянной изгородью, останется только снять с камня шкуру для второго сигнала. Охотники уже ждут его с нетерпением.
   Есть немного времени подумать. Сегодня у Фауста особый день. Он должен принести Доктору признание среди соплеменников, любовь. Но главное - возможность спасти будущее своему народу. Сейчас необходимо собраться и сжать волю в кулак. Большая часть задуманного уже осуществлена.
   Суеверно перекрестившись, Фауст сплюнул через левое плечо. Все идет по плану.
   Тихий кашель заставил Фауста вернуться в реальность. Позади валуна с кольями в руках стояла его маленькая 'гвардия' - старики и дети. Все они молча ждали, что им скажет чужак. В глазах каждого готовность. Все хотят быть полезными.
   Фауст сполз с валуна. Он показал старшим, где и как встать. Проверил, надежно ли выставили изгородь, осмотрел подпор забора кольями. Оставшись довольным работой, он ласково потрепал за вихор мальчугана и полез на валун снимать с хрусталя шкуру.
   Ловушка захлопнулась. Почти тотчас молодые охотники наполнили ущелье криком и свистом. Послышалось блеяние испуганных коз и топот копыт.
   Фауст спустился с валуна, еще раз оглядел свое "войско". Вооружившись фисташковой дубиной, он встал перед изгородью. Позади его стояла "цепочка" из стариков и детей.
   Козы выскочили из валунов внезапно и помчались прямо на ограду. В какой-то момент Фауст усомнился в крепости плетеной изгороди и в силе помощников. От страха и возбуждения он закричал изо всей мочи. Его крик тут же подхватили все, кто был рядом. Козы шарахнулись в сторону и помчались по "нужной" тропе. Как только последняя коза пересекла засаду, Фауст опрокинул изгородь и побежал вслед. Охотники были еще далеко позади. Миновав каменный коридор Зоба Дьявола, он выбежал за стадом на луг и закрыл за собой выход деревянной сеткой.
   Тяжело дыша, он поднял над головой палицу и глянул на ритуальную ступень, где стояли вождь и шаман. Взгляды вождя и охотника встретились и старейшина благодарно кивнул. Лицо старика светилось радостью.
   Через плетень уже перелезали остальные загонщики. Они, еще недавно не верившие в удачную охоту, подчинились приказам Фауста и стали сгонять стадо в одну кучу. Испуганные козы прятались за широкую спину вожака. Тот еле успевал отбивать удары дубин витыми рогами.
   Раздался свист.
   Все смолкли и уставились на ступень. Охотники ждали решения вождя.
   Сейчас тот, на кого он укажет, будет избранным! У каждого есть шанс убить вожака. Быть старшим охотником и помощником шамана - мечта каждого соплеменника.
   Встав на край ступени, вождь поднял руку и все замерли.
   - Ты должен убить козла!
   Его указательный палец остановился на фигуре чужака.
   Знавший весь расклад событий из легенды, Фауст сделал шаг вперед и расправил плечи. Он знал, что будет дальше и стал готовиться к битве.
   Вдруг сзади послышались голоса молодых охотников. Один из них, самый высокий и сильный, с черными курчавыми волосами и низким лбом, вышел вперед и громко сказал:
   - Мне подсказывает сердце, что есть и среди соплеменников достойные охотники.
   Вождь внимательно посмотрел на юношу.
   - Ты знаешь, Джамо, этого человека?
   Охотник, подумав что вождь поддерживает его, зло посмотрел на чужака и отрицательно мотнул головой.
   - Вот и я не знаю. Шаман кости кидал. Сказал, что у нас два пути.
   - Какие еще пути?
   Молодой охотник был в недоумении.
   - А такие, - лицо вождя лишилось всякого выражения, - либо он будет жить с нами, либо мы его убьем! Старейшины решили так: если он убьет козла, то докажет, что он нам нужен, а если козел победит, то чужой племени не нужен. Я не могу его выпустить живым из сая. Он видел нас! И чужак знает, какая дорога ведет к нам. Вот пусть и покажет племени - кто он!
   - Битва покажет правду! - громко выкрикнул шаман, встав рядом с вождем на край ритуальной плиты. Он вытянул из-за пояса-веревки кость и ударил ею в бубен. - Боги видят все!!
  
   Его слова отразились эхом от каменных стен.
   Оставив чужого в центре луга, все охотники молча ушли в тень скалы. Даже козы и те перестали жалобно блеять.
   Поняв, что ему никто не угрожает, кроме одинокой фигуры охотника, вожак опустил голову и бросился на Фауста. Белоголовый вскинул дубину, сделал шаг навстречу животному и что было сил, ударил козла в основание лба. Удар пришелся в тот момент, когда вожак летел в отчаянном прыжке, нацелив рога в грудь охотника.
   Треск сухого дерева и хруст костей, выстрелом прокатились по лугу. Шейные позвонки козла не выдержали мощи удара. Пробив основание затылочной кости, они вошли в мозг. Вожак, умер еще не упав на землю.
   Тишина луга взорвалась криком восторга!
   Не веривший в свое счастье, чужак повернулся на крик охотников. Они бежали к нему побросав дубины и колья. Только теперь он почувствовал всю усталость и напряжение, что принесли ему последние дни.
   Первый, самый тяжелый шаг, был сделан!
   Шаман спустился со ступени вслед за вождем и с любопытством осмотрел тушу козла. Восхищенно цокая языком он потрогал оставшимися целыми огромные витые рога, удивляясь силе и ловкости чужестранца.
   Он подошел к Фаусту, и, положив руку на его плечо, громко сказал:
   - Ты должен подойти к Святому Тотему и сказать прилюдно, что хочешь быть сыном племени и просишь Его об этом!
   Фауст кивнул. Подойдя к тотему, он склонил голову и поклялся, что став сыном племени сделает все, чтобы не опозорить себя и не даст нарушить святыню тотема. Со слезами радости он вернулся к туше козла, схватил его за ноги и, под радостное улюлюканье соплеменников, взвалил на плечи.
   Шаман с удовольствием оценил силу будущего зятя.
   - Твой дом - соседняя со мной сакля. С недавних пор она пуста. Твоя жена - Ситора! Так легли кости и так хотят Боги!!!
   Вождь поднял руки к небу и повторил слова шамана:
   - Так легли кости и так хотят Боги! Слушайте все!!! - вождь грозно посмотрел на охотников. - Он показал себя достойным воином! Видели это?! Теперь чужак - сын племени и каждый соплеменник должен стать его другом и братом. В честь подвига его жена вышьет ковер! А завтра - свадьба!
   Все охотники смеясь и радуясь, также как шаман, стали хлопать по боку козла, взваленного на плечи Фауста, показывая свое восхищение силой и ловкостью чужеземца.
   Вождь улыбнулся и спросил:
   - Как нам звать тебя?
   Фауст пожал плечами и промолчал.
   - Вождь! - громко сказал шаман. - Я знаю, как мы будем звать моего зятя! У него белая голова, пусть будет Каласафедом!
   Все охотники, тут же подхватили его новое имя.
   - Проси у вождя подарок, Каласафед! Проси!
   Кричали соплеменники.
   Вождь важно кивнул. Он знал, чего хотел их новый охотник.
   Каласафед выдержал паузу и громко сказал:
   - Вождь! Подари мне большой нож.
   Старейшина рода повернулся лицом к шаману и многозначительно на него посмотрел.
   - А зачем он тебе нужен? - спросил шаман с лукавой улыбкой.
   - Я твой помощник, ты мне - отец. Для ритуалов сгодится.
   Старейшина хлопнул шамана по плечу.
   - Я же тебе говорил, что пригодится племени большой нож! А ты все одно: зачем да зачем?
   Шаман улыбнулся. Он подозвал к себе двух молодых охотников и что-то тихо сказал. Один тут-же побежал к изгороди и выдернул ивовый прут. А потом оба охотника вышли на центр луга и встали друг против друга. Второй охотник, склонив голову и изобразив руками рога козла, бросился в прыжке на первого. Перехватив двумя руками ивовый прут, охотник сделал шаг навстречу и широким махом хлестнул им по "рогам" нападавшего. "Козел" подпрыгнул и упал на траву как подкошенный.
   Охотникам понравилась новая игра. Они под выкрики соплеменников, повторяли ее вновь и вновь, еще не зная, что эти движения вскоре станут ритуальным танцем.
   Так рождалась история, где Каласафед уже знал, что он напишет на обратной стороне ковра - будущей реликвии племени. Эта надпись будет заучена шаманом и станет передаваться как молитва, от одного шамана к другому.
   Однажды, минуя тысячи лет, письмо попадет к адресату - командиру десантной роты, которого солдаты прозвали Седым. Плен у Нияз-хана уже запланирован историей. Теперь Каласафед был уверен, что сокровища, спрятанные в щели за изувеченным тотемом, в руки 'геологов' - никогда не попадут. Кишлак будет спасен.
  
   ... А сейчас он победитель! Он пойдет к Ситоре! К своей Звезде! К Богине Венере! Туша козла - достойное жертвоприношение для его любви. Желание Каласафеда сбылось. Его ждут пять долгих лет счастья, двое детей и ...расплата, - встреча с Сатаной.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"