Аннотация: ...вот это меня и переиначело! Такое бывает у всех, но не в одной квартире и не с участием шести человек!!!
Шестиугольник и точка
Глава 1.
Мы
- Блядь! - это я. Вернее я в 11 часов 42 минуты и не помню, сколько секунд минут по Гринвичу. Так меня окрестил полуголый мужик, который открыл мне дверь. Нет, я не ошибся дверью, здесь меня и ждали. В жизни меня так называют по раду причин, известному только тем, кто так ошибочно - на мой взгляд - бросается словами. Причина может быть самой "маленькой": наступить на ногу, толкнуть, ударить... уж это я умею. Но резон вот в чем, - Ты опоздал на 40 минут! - Да, я опоздал на сорок минут (на сорок две, но это не играло роли). Но за это время я успел тупить: мороженое, "Friskies" и пачку синего "Fusion". И все это для полуголого мужика. Ах, как мир порой бывает жесток!
- Прости, Макс. - Мужика звали Макс. Он был виновником того, что сегодня затевалось, а именно в его шестнадцатом дне рождения. Моя причина опоздания была проста: я долго искал килограмм белого пломбира и не мог привыкнуть к холодному душу, который меня застал дома.
Что я мог ему сказать? Лучше промолчать. Я протянул ему пакеты - свое оправдание. Он поверил, да и иного выхода он не имел. Он видел мое перекошенное от шлейфа потных капель лицо, мою усталость и ненависть к его порокам. Я снял обувь под зеркалом, кинул сверху свои дешевые, но стеклянные очки, сбросил пайту с папкой в его комнате и был готов к труду.
- Ты сигареты купил?
- Да, они у меня в папке, - нет, я не курю, да и не пью в преувеличенном смысле этого слова. Хотя этот вечер застал меня врасплох. Уж это вы узнаете потом.
Я вручил ему пачку купленных мною сигарет. Кажется, что это уж его успокоило до конца. Курил он много, а если курил - то был добрее или просто притуплял гнев.
- Это хорошо, - он был уже на кухне, где работа ждала и меня. - У нас есть час до прихода гостей, но на столе еще ни хуя, убрано также плохо, мне еще надо в Гандж зайти за льдом... Дел, бля, много!
Он поспешно начал одеваться, а тем временем я оглядел, что творится на кухне. До моего прихода все было девственно не тронутым, все было на своем месте (кроме двух бутылок “Martini” и жидкости для заправки мороженого - они заняли самую видную позицию и всех входящих на кухню манили взором к прелюдии культурного заседания). Макс же поспешно стал доставать из холодильника продукты, в будущем сформировавшие "Мой салат", крабовый салат в банке, такой же с редиской, паштет из печени, огурцы, помидоры, колбасы и сыры. Все это добро он небрежно складировал на столе, объясняя мне, что чему принадлежит.
- Это в салат, это в отдельное блюдо, это на тарелку, это туда же...
- Хорошо, все сейчас сделаем. Где блюда? - спросил я, понимая, что времени у нас действительно мало. Я ведь знал, как я делаю салат!
- Шум, мы должны успеть!
- Ну, они как всегда опоздают.
- Это да, но, бля, Зинус, поспеши!
Тут для ясности я должен пояснить одну деталь. Меня как только не называют. Я и Зинус, и Шум, и Артем, и Зиновьев, и даже (всего лишь на этот вечер; так меня назвала Лина; за что?) “чужой мужчина”. Макса иногда могут окликнуть как Барта, C@RVER или Бардега. Не ошибитесь.
Я начал готовить себе рабочее место. Я взял короткий для вырезки гнили и попок нож, длинный для резки плодов, дощечку как поле боя и стол как ландшафт. Последний быстро заполнился тарелками, бокалами, стаканами, блюдами, принесенными Максом для сортировки и сервировки. Все было вокруг меня, все мне мешало, но жалобы были не уместны. Это должен быть бой со временем и любой казус карался бы преждевременным звонком в дверь.
Макс уже стоял у двери с сумками, в которых брякали бутылки свежевыпитого пива - след вчерашнего гуляния. Мне было жалко его отпускать на улицу. Сиеста пожирала жарким солнцем даже тень, улица текла в испарении в месте с ее обитателями и прохожими. В доме было лучше, чем в патио Буэндия и я бы не пошел еще раз в этот поток плазмы. Хотя одна вещь таки манила меня на улицу. Я забыл проверить кран горячей воды. Как я уже говорил, дома я ее не застал, но краны поворачивал - следовательно, я мог бы забыть один из них вернуть на безопасную позицию. Одно тешило меня: мне бы позвонили соседи, ведь они знают мой мобильный телефон, и, вступив в лужу в перегородке, сообщили бы мне о ЧП. К тому же, наш район имеет счастье купаться в горячей воде часа три утром и часов пять вечером. По моим оптимистическим подсчетам вода максимум дойдет до порога зала. Чем я это объяснял? Тем, что мне этого хотелось, а пока все, что было в моих силах - это ждать звонка.
- Так, Шум, мне должны звонить, - это то, что он хотел оставить в моей памяти перед своим уходом, - если это будет Виталик, - кто это? - то спроси у него про коктейль для девчонок. Он должен мне передать рецепт, чтобы их, ух, вставило. - И он показал свой именной жест отлета или отдачи чести, что можно видеть на парадах. Только в его параде рука плавно спускается вниз, как снижение самолета.
Зачем этот парад? Объясню. Некая особа по имени Маша и с чисто русской фамилией Литвинова сказала всем, что пол-литра “Martini” не выведет ее из рабочего состояния. Макс решил это опровергнуть. Тем более с ней у него были (именно были) особые счеты.
- И еще, если, уж не знаю, как такое может быть, ты успеешь порезать все, то пылесос стоит за стеклянным шкафом, - он показал мне на шкаф в коридоре, - что с ним делать ты знаешь.
Я трезво оценил ситуацию и ответил, что лучше я уж его подожду. Он тоже был со мной солидарен, ибо понимал, что на кухне дел на час, что как раз соответствует приходу пунктуальных гостей.
Дверь хлопнула, и я остался один в незнакомом (вернее не родном) доме. С чего начать его кровное принятие? Я понял, что начать надо с музыки. В CD-Rom стоял диск лучших зарубежных баллад. Нажав на Play и сделав погромче (ведь компьютер был через стенку от мня, в комнате Барта) я отправился на резню.
Первым делом, я вымыл руки.
Все лежавшее на столе ждало моей твердой руки с ножом. Я не заставил терпение переполняться и сразу же сделал первый удар по овощам. Рубил я все долго и от работы забыл, что за стеной есть музыка. Я ее не слышал. Я слышал лишь ритмичные удары ножа о деревянную разделочную доску. Мы слились с работой воедино, и некто из нас не давал друг другу перерыва. Говоря от чести, я забыл отрезать огурцам попки... Это я сделал не имея ни каких плохих мыслей о гостях, которым предстояло есть это блюдо именуемое в народе "блюдо перед первым" или салат.
И так прошло двадцать пять минут. Я еще успел разложить готовые салаты по блюдам. Убрать я не успел. Звонка от Виталика я не дождался. Макс встретил его в баре и все разузнал. Что именно он узнал - я не знаю, ведь коктейля мы так и не увидели за весь вечер. Все пили вчистую.
Пришел Макс.
Он настоял на том, чтобы я дорезал в салат всю редиску и все помидоры. Я послушался его. Только потом я понял, что сделал я это зря. Томатный сок, смешавшись майонезом, дал некую субстанцию, по виду похожую на окрошку, но по определению и по вкусу это таки был еще салат.
Но давайте перейдем из кухни прямо к приходу гостей. Пускай прошло тридцать минут труда...
Звонок в дверь...
- Блядь, Шум, это уже они! - Макс бросил пылесос, с которым он возился пытаясь хоть чуть-чуть убрать пыль.
Первым, как не странно, был Тоха. Ященко Антон - так написала тетя паспортистка в его паспорте. И была права. Права в том, что правильно написала его фамилию. Дело в том, что нашего рыжеволосого друга преследовал рок неизвестного Яценко, который то и дело слетал с уст или с пера, выдавая свою фамилию за Антона. Это его и бесило и забавляло. И этим тоже он был особенный.
После устного наставления Антона по поводу вступления Бартом в новую (уже 16) жизнь, он пошел в его комнату и стал подключать наш общий подарок - чудо мышку. После Макс апробировал ее, дав ей наилучшую оценку. Ну что ж, мы с Антоном постарались...
Они там же и остались, а я решил не терять времени и приняться за ветчину. Резалась она очень плохо, так как была свежей. Получились куски, больше похожие на линзы: одни двояковогнутые, иные двояковыпуклые. Чтобы не выдавать свой позор я решил спрятать на тарелке те куски, которые были самые линза подобные, под красивыми кусками... получилось хорошо.
С остальными блюдами проблем не было. Огурцы малосольные легли в блюдце как нельзя лучше, крабовый салат стал просто перлом стола - он был в виде Голгофы, покрытой снегом; лимоны, колбаса, сыр, - все было в ажуре.
До бутербродов я не дошел...
Во второй раз вскрикнула птица дверного звонка...
- С днем рождения, Максим! - крикнул хор у двери.
Это были наши девушки. Представлю я ух в разброс, так как все в равной степени нам милы.
Юля. Ее (в моей истории она есть точка, потом объясню причину) я уважаю как хорошую, чуткую подругу. Она умеет успокоить. Чем? Уж это ей знать лучше. Среди нас, друзей, она было нейтральным лицам в плане смешных любовей. Юле чудом повезло уйти от нашей привязанности лишь потому, что для нас она сразу, с первого года, определила дистанцию друга. Мы ей и не перечили.
Маша. Тут уж лучше дать слово Максу. Он ее любил - не я. Странная девушка. Ее любовь к “Martini” и ненависть к орехам известна всем. Также всем известна ее второе имя... свинья. Причина этого прозвища - ее лицо, краснеющее от теплоты и ее ранимость (то есть она все роняет - особенно напитки).
Когда Маша вошла, Макс заметно повеселел. И это понятно. Я тоже стал более живым когда вошла она...
Маргарита. Марго. Рита... как хотите. Роскошь для аристократа. Ее тоже можно узнать по особой любви к парфюмерии и по ненависти к мясу. Человек явно не входящий в наш круг по одной лишь причине - она не славянка по духу - она француженка и это порой раздражало. Но не меня. Я-то ее любил. Любил уже год, но только я любил, - она на все это безучастно смотрела, в чем ее вины не было.
Последней была Лина. Девушка спокойная, милая и любвеобильная. Ее визитной карточкой была уверенность в движениях и в моментально реагирующих глазах. Но вот жизнь ее была не уверенной. Толи это полоса черной судьбы, толи ошибка Создателя, - но Лине не везет в личном счастье... в этом мы убедимся.
Четверка девушек поцеловали Макса, одарили его и разошлись по комнатам. Юлька с Ритой решили помочь мне в моей не легкой работе. Правда трудность для меня была только одна - как бы оставить хоть что-то для бутербродов... уж больно плохие и в тоже время вкусные куски колбасы выходили из-под ножа - бери и ешь, но нельзя. От соблазна я сдался. С меня хватит!
Я перешел к Тохе, который обкатывал в Кваке мышку. По его словам это было прелестное удовольствие играть с такой оптической крысой. Она того стоила... Я принял вахту после того, как с искушением смотрел на моментальную реакцию, некую нереальность мастерства Антона. Среди нас он был лучшим квакером, а мы с Максом уже стали забывать о компьютерных играх как о средстве время проведения. Причины две: денег жалко и нет былого азарта. Одним словом - мы уже на пенсии компьютеризации.
Я сел играть, и время незаметно понеслось мимо меня. Описать, что я делал в ней и зачем - не стоит. Это простое и бесполезное общение видео информации на экране монитора с моей реакцией (а она у меня не фонтаном плещет). Человек на время перестает быть человеком; на стуле сидит не он, а нечто, рука которого в суете пытается уловить долю секунды, чтобы совершить обряд крещения убийственного луча rail-gun с аморфным телом из ноликов и единиц, загримированных под слоем пикселей. Клик - и нет тела. Негуманно - следовательно, не для письма, а для сводок криминальной информации по телевизору. Но это в скобках...
Я пришел в себя через десять минут игры.
В коридоре бегал Макс со стеклом сервиза и бокалов, стол медленно наполнялся приборами, едой, бутылками и - самое главное - людьми.
И вот все уже готово. Все блестело в глазах голодных и в гордости создателей.
Гости сели за стол...
Глава 2.
Процессия
...и понеслась череда тостов, смеха, звона стекла, перехода бутылок от края одного бокала к другому, края же устремились к губам, жидкость лилась по горлу к эффекту... И закипела жизнь. Жизнь, которая вспыхивает пару раз за год в каждом доме; жизнь, которая сводит в круг друзей; жизнь, которая приближает человека на год ближе к концу; жизнь, которая называется День рождения. Виват, Макс!
Заметили ли едоки что-то принадлежавшее моей руке? Да. Салат, по словам Маши и по ее вкусу был "нормальным". Он быстро разошелся по тарелкам, минуя мою (вот она истина - сапожник без сапог). Но я не обижался, напротив, приятно, когда твой труд оценили... даже с попками от огурцов.... За столом мы пробыли с час. Что, кто и как ел я и не помню, и не хочу придумывать. Не красиво смотреть в чужой рот.
И так, как я уже сказал, прошел час.
Сессия поглощения праздничной еды была прервана отдыхом. Чем его заполнить? Только не активными движениями! Лень медленно стянула наши тела, она исходила из нутра и изрядно перемешивалась с вином и “Martini”. Кто-то вспомнил, что под столом, на котором велась трапеза, есть кипа интересных журналов. Каждый выбрал себе журнал по интересу. Странно то, что общая тенденция в выборе статьи сводилась к области тазобедренной кости. Лина читала странице о "Кама сутре" (там были наглядные рисунки), Антон с Машей нашли что-то в этом духе, но в другом журнале. Их кружок занял диван возле стола. На другом диване восседали Рита с Юлькой. Их привлекала - не странно почему - мода, парфюмерия и всякая фигня, которая заставляет человека крутиться часами у зеркала. Где был я и Макс? Мы смотрели журнал "Наш"; причем название этого журнала может выходить за рамки надписи на обложке - этот журнал любили только я и он. Причина проста - он был неформальным, что полностью подходит под наше определение (в меньшей части, даже в незаметном ракурсе). То тут, то там от прочитанной строчки в своем журнале возникали смешки: толи от смущения, толи от непонимания реальности проблемы полового воспитания.
Первым не выдержал хозяин пира.
- Да вы сюда что, пришли журналы читать?!
- А что будем делать? - спросила аудитория.
- Давайте поиграем, - сказал Макс. Все игры, которые он знал, были либо пошлые до красноты лица, либо не уместны для нашего круга. Он предложил нейтралитет - отгадывать пантомимы. Мы разбились на две команды: я, Макс, Маша и Юлька против Антона, Лины и Марго. Усевшись по креслам и диванам так, чтобы середина зала была свободной, мы начали играть. Играли мы долго, напряженно. Кому-то доставались такие вещи как имитатор мужского полового члена, павиан, ревность, женские половые органы, привязанность, - в общем, работы было много, и не всякий справлялся со всеми казусами нашей разбушевавшейся фантазией. После мы играли в "у меня в штанишках...". Игра простая, но требует тщательного приготовления. Требуется пара не нужных газет, ножницы и чувство юмора, которое подсказывает, что нужно вырезать из газет. А вырезать надо то, что больше всего подходит ко второй части фразы "у меня в штанишках...". Так, "жертва" вытягивает из шапки вырезку и добавляет прочитанное к названию игры. Получается смешно (иногда). Так в своих штанишках мы находили и "по самым низким ценам", и "ракетный люк", и "самый длинный"...
Все. Мы устали. Единогласно было решено смотреть "Страшное кино" по ПК, но не единогласно было выполнено. Зрители собрались в спальне Макса. Я остался в зале, слушал музыку.
Вдруг меня осенило.
Я захотел покурить.
Нет, я не курю, но порой хочется. Бывает это от нечего делать - только тогда приходит в голову идея сделать что-то из ряда вон выходящее. Тут я нашел и еще одну причину - я хотел всем показать, что я уже не Зинус "колокольчик". В то время я многое ломал в себе, переиначивал. Старался забыть Риту, забить что она для меня. Все шло хорошо, пока я не находил себя рядом с ней в любом помещении закрытого типа. И вот стены приюта Макс вновь свели меня с ней (я как бы видел ее через стену). Что я мог поделать? Мне хотелось, чтобы она меня ненавидела, хотелось кардинально измениться, чтобы перевести ее отношение ко мне из уровня "semi" в уровень "low". Ведь мне лучше - казалось так - чтобы меня не замечали, не знали и не видели. Я хотел не существовать, а лишь смотреть на все со стороны. Но я не отрекался от реальности. Нет. Я хотел сделать Марго не реальной для себя, чтобы понять, что я люблю миф, ибо тогда можно объяснить это чувство как маразм и отречься от него, с целью сохранения своей психологической устойчивости.
Хорошо, но где взять сигареты?
Я вспомнил, что Макс с Линой только что курили в зале. Я посмотрел на кресла, где они сидели, под ними, вокруг... я просмотрел всю комнату - но их не было! Надо было идти к Максу. Надо было попросить сигарету у человека, который мне ее все равно бы не дал. Он не разрешал мне курить и порой даже отказывался от сигареты, дабы не раздражать меня. Ну а когда мне очень плохо? В чем мне искать опору, когда мир сужается в Алеф и я вижу все, что творится около меня? Когда каждая тварь земная живет наотмашь и не терзает себя вопросом "почему"?
Я вышел на балкон. Там был Макс. Он курил.
- Макс, где сигареты? А то мне чего-то хреново...
Макс все понял.
Он открыл дверь в его комнату и крикнул всем:
- Так, Зинусу сигареты не давать!
Все. Он отрезал меня от того малого, что могла меня спасти. Что мне делать теперь?
Пораженный, я пошел обратно, сопровождаемый неопределенными взглядами, вопрошающими меня "Ты что, куришь?!". "Да", - отвечал я каждому взгляду.
Меня окружили мой друзья - четыре стены, потолок, пол и музыка. Все остальные друзья сидели за стеной, смотрели пошлое американское примитивное к ординарным мозгам кино. Оно ведь и их самим не нравится, но что-то их толкает и толкает на пошлость. Может быть веселье? Тогда понятно, почему меня там нет.
У меня назревала депрессия.
Вошла Лина. Она была с сигаретами. Я добился от нее одной ведь она-то друг по несчастью, а два калеки поймут один другого.
Выкурил я ее быстро и сразу понял, что депрессии не избежать. Она уже была во мне, как Ухряб.
Не думайте, что у меня маниакально депрессивное состояние по жизни. Но последний месяц я с треском выбирался из полного solitude. Как я уже сказал, я ломал свой устой. Это было, как ломать себе кости, - сознанию не хочется, а тело рвется. Сознание цеплялось за последнее, что у него оставалось... За мою память. А вот память и давало депрессию. Вспоминать не хотелось ни Риту, ни другие подобные этому провалу, ни то, что я есть на самом деле.
Глава 3
Стены
Одна сигарета... еще одна... так их было 5. Из дыма в организме выросла стена между мною и депрессией и она покорно ждала той высоты, которую она могла бы перепрыгнуть и взять меня. Строит выше я уже не мог... давление плохое. Иначе стена рухнет и уже та тварь, которая ждала меня на другой стороне, будет сидеть на мне, а я буду под кучей дымящихся обломков, и может быть где-то в земле. Кто знает сколько я (некурящий) мог еще выдержать. Но что-то внутри сказало мне: "Хватит!". Этот голос был подхвачен Антоном.
- Что заскучал?
- Не знаю. Что-то хреново мне. Аллергия, наверное, на кота, - я почесал глаз в знак раздражения.
- А. Вот как. Поговорим?
Этого я больше всего не хотел... я не люблю исповеди по ряду причин. Во-первых, я не люблю, когда кто-то знает что у меня на душе. Во-вторых, эта гадость может передаться и на Антона. Этого я не хотел. В-третьих, я не могу утаить в себе боль, когда есть хороший собеседник и уста не могут больше держать ядовитую смесь непонимания. И, наконец, я не понимал что забыть и измениться, - дело времени и верного пути, это все проповедовал Антон. Все это я не приписывал к себе.
- Что у тебя с Ритой? - спросил он и в действие вступил пункт первый. Все спрашивают у меня этот вопрос. Все считают меня и Риту хорошей парой, но не она сама. Может она и права? Не стоило это пересмотреть...
- Лед стал. Я все пытался что-то сделать, писал ей письма, стихи.
- Даже так?
- Даже так. Но все осталось в рамках "спасибо, хорошо". Хотя я и не в праве более требовать чего-либо высокого и нежного. Мне мои действия все больше напоминают деловые отношения. Я пишу запросы на инвестирование, излагаю полный перечень ее полномочий, все ее сильные стороны, наш многообещающий союз, но в ответ лишь пару строк: "Прости. Я не могу. Ты же знаешь". А я и знать не хочу. Не хочу верить в это. Ведь так все хорошо начиналось! Куда все зашло?
- Я помню. Вы хорошо смотрелись вместе на последнем звонке. У всех и мысли не было что... что она может тебе отказать.
- А у меня была. Может быть это и стало помехой?
- Зинус, ее тоже можно понять. У нее своя жизнь, она выбирает иное. Хоте почему не ты я и сам не могу понять... Знаешь в чем твоя трагедия? Ты слишком сильно затянул это дело. Если кто-то нравится - надо сразу признаваться, иначе дойдешь до того, что полюбишь, а потом... вот ты и есть пример. Я так не делаю. Я знаю чему равно это ожидание. Мне нравиться кто-то - я говорю ей об этом. Скажет "нет" - я забуду. Скажет "да" - возьмусь за дело. А ты долго возился с Ритой. Надо было сразу. Может быть ты и за ней опоздал? Поспешил бы - может быть, были бы вместе.
- Были бы. Я знаю точно, что я опоздал.
- Вот видишь! Теперь тебе надо выбираться. Тебе надо отвлечься. Вот Таня. Красивая, веселая, в нашем вкусе. И мне кажется, что ты ей нравишься. Хотя она еще не готова к серьезным отношениям. Боится? Не знаю. Она мне тоже нравиться, но тебе она сейчас куда важнее, нежели мне. Послушай меня. Так будет легче.
Тут я должен рассказать про Таню. Чудная девушка. Я с ней познакомился в internet, причем она первым человек, первой девушкой, которой я написал в chat. Я попал в десятку (и это еще раз подтвердило наш общий с Антоном вкус). Стройная, длинные волосы, классический вкус, общительная, а главное отзывчивая. Она спокойно могла завоевать мое сердце, но если бы оно было свободно. Не было бы Марго - была бы Таня со мной. Но на это надо время. Я знал, что Таня еще ни с кем не встречалась (всерьез, с амуром). Мне хотелось быть первым. Что-то говорило мне о моей "силе", способной дать то любви... но если только будет отдача, которая с каждым провалом становиться все сильней и сильней. Когда-нибудь она разобьет эту стену, и я буду знать о том, что меня тихо любит девушка, молчит об это, не умело скрывает, да и вообще не хочет скрывать... Такой я хотел бы видеть Таню. Только так я мог бы спастись.
Антон опять был прав... Хорошо, когда есть вот такие друзья, которые сядут рядом, выслушают тебя и скажут что делать дальше. Оно-то и есть истинные папы, которым можно исповедоваться. Они тоже как-то связаны и Богом.
Во время нашего разговора в комнату часто забегали девушки, забирали грязную посуду, протирали стол. В комнате было темно, свет падал на стол, и включать лампу в зале было лишним. Во всем была некая романтика. И этот свет, и свечи на столе (идея Макса), и друзья, и вино, - все было пропитано Ремарком, его небывалой нежностью и горькой реальностью.
Иногда в комнату заходила и сама Рита. Она брала тарелки и уходила. Когда ее очередь совпадала с нашим разговором о ней, я нарочно не прерывал беседу, а лишь смотрел на нее в этом чудесном луче праздничного вечера. Пускай она все слышит. Что я мог от нее скрыть? Я лежал на ее столе, как простой червовый валет вниз рубашкой. Она видела на мне всю мою двуликость и открытость.
Вдруг я увидел как Рита поманила меня пальцем. Она стояла в дверях и делала это с неким кокетством. Что она хотела? Зачем я ей нужен? Ответ на вопрос очень заинтриговал меня. Я сознании промелькнуло все, о чем я мог только подумать в такой ситуации. Значит все что я думал о ней было ее игрой? Марго явно хотела что-то сказать. Она видела нас с Антоном и слышала наш разговор. О, боги, я спасен! Я встал с кресла, прошел через зал с чувством, что сейчас все решиться, все будет хорошо. Сердце забилось в бешеном темпе, мозг не знал как правильно сопоставить ее отношение ко мне и текущее кокетство.
Она завела меня в комнату Макса. Там были только мы. Шел тот же пошлый фильм. Свет был тоже потушен, и лишь монитор мелькал пучками света, прорывая мое магическое нетерпение оттого, что сейчас будет. Я замер. Она село возле меня на диване, положила руку мне на плечо. Как я этого ждал! Я уже знал, что я буду счастлив. Даже дрожь прошлась по мне, сбила ту пыль мрачных мыслей о ней. Сейчас она скажет: "Прости, давай все повторим", а я конечно же соглашусь. "Да! Да! Да! Я все забуду, боль пройдет. Не надо будет больше строить стены! Я люблю тебя", - уже кричал я ей.
- О чем ты там разговаривали с Антоном, - жарко сказала она мне. Она была так близка. Прямо у моего уха. Это было как ласковый шепот.
Да она все слышала!
- Я вас не прервала? - продолжала она.
Нет, мы уже закончили. - Я робел, испытывал маленькие уколы счастья, которые она делала мне своими словами. Ее голос уже сам за себя говорил. Те звуки, которые она произносила, уже переделывались во мне в послание "Мы будем вместе". Я ждал, что она скажет сейчас. Вот сейчас. Сею же минуту...
Глава 4
Самоучитель по реабилитации
- Артем, ты не можешь позвать Антона?
Все рухнуло. Вавилон, которым я пытался добраться до небес пошел к земле чуть-чуть не коснувшись кромки неба. Я пережил маленький шок. Нет, сотни маленьких шоков. Каждый укусил меня, забрал часть моей плоти и скрылся... а во мне не было сил и разума, дабы догнать их. Вернуть себя. Нет...
Через пару секунд я понял, что от меня хотят. Я кивнул головой. Встал. Вышел. Позвал Антона. Он удивился. Я тоже...
Тоже кресло, которое пару минут тому назад знало меня как просто убитого, теперь приняло меня с раной, кровоточащей раной в сердце, голове, животе... все тело было с абстрактной крови. А может в слезах? В слезах прерванного ожидания счастья? Тело ныло.
- Зинус, что с тобой? - это была Юлька, та самая, которая среди нас ничего не теряла, не была с нами связана той дурной цепью. Она была точкой вне нашего шестиугольника. Я - Рита - Антон - Лина - Макс - Маша. Цепь не замкнута, но она есть. Она среди нас, а Юлька была точкой в ней. Она наблюдатель, секундант и судья. Она способна ее разорвать своей красотой, но она молчит. Она помогает нам. Юля с нами, но и без нас...
- О чем они там говорят?
- Кто?
- Антон с Ритой! Она попросила меня позвать его к себе. И вот теперь я в стороне. Отодвинут в запас. Письмо для покойника до востребования! Черт возьми! Яду мне, яду! Я все понимаю... она его... Но я зачем? Зачем это делать через меня? Рита ведь знает, что я ее люблю! За что?! Зачем?! - Все это я чуть ли не прокричал. Но я и без крика был понят. Юля, как Амели, помогла мне, сказала, что они, может, просто так говорят... Я знал, о чем они говорят. Я чувствовал этот разговор, он был за стеной, и мне казалось, что на нем решается моя жизнь.
- Да не переживай ты так. Нашел из-за чего... Вот увидишь, что ничего и не было!
Но для меня все было.
Антон с Ритой разговаривали долго. Где-то час или пол.
Потом они вышли. А я нет. Я лежал на диване, думая не о чем и с тем же успехом планируя, что будет после со мной. Мне даже как-то легче стало. Вот я сейчас уже все знаю. Все понимаю. Зря рвусь дальше в направлении "Рита", но не могу еще понять как бы подорвать дорогу дальше, чтобы не дойти до... а кто его знает чего? Я бы все сделал, но не сейчас. Я бы взял и забыл, но не лежа. Я бы встал и дал ее пощечину, но это легче (а главное законней) сделать себе. Да и зачем вставать? Упасть ей в ноги? Молить? Забыть!
И так я остался лежать. Без меня проводили гостей, без меня раздавались пока. Я лишь говорил "угу" и все глубже падал в подушку. Мне было хорошо и горько, приятно и паршиво, я ощущал преданность и малую измену, но вот к кому и за что я не знал. Не хотел знать. Это не нужное, это фикция. Это надо забыть, а для этого надо встать, а для этого дать пощечину, а для этого понять кому...
Я запутался.
- Шум, вставай, твою мать! Хватит! У меня тоже сегодня день не ахти. Меня Маша послала! - это был мой верный соплеменник - Макс. Великая Фигня пришла и к нему и равной степени, как и ко мне. Только сроки у него меньше. Ему будет легче. Будет.
- И тебя? - я выдавил это из себя, понимаю, что надо что-то сказать ему да и вообще пора встать и идти по цепочке дальше (не хочется себя бить, но надо).
- Да, весело? Мы с тобой сегодня гвозди этого вечера. Такие же ржавые. Вставай! Там еще мороженое есть.
Это звучало как-то заманчиво. Значит к нему даже не притрагивались? Значит оно все наше? Ok, живем!
Ко мне пришли маленькие радости. Это признак жизни.
Первым делом я таки дал себе по щеке. Я сделал это в ванной. Никто не слышал. Никто не видел. Вслед за этим я умылся. Посмотрел на себя. "А что, не так уж я и страшен. Я даже немного ничего", - сказал мне тип в зеркале. И тут я понял, что этот тип уже мертв. Он остался на диване. Он спит. Или я его убил? Надо его добить. Ударить по голове чем-то тяжелым. Задушить, сукиного сына!
Я вышел из ванной. Все были уже на кухне. На кухне был и Антон.
Антон?! А что он там делает? Он же пошел провожать Риту, как я услышал. Он воскрес. Вернулся от туда, от нее, что бы... Поесть мороженое? Да нет, он не такой. Я сделал вид, как будто его не замечаю. Нет, я его не игнорировал, но я - якобы - не знал что случилось. Я стал медленно переступать по полу с плитки на плитку. У меня эта привычка с детства. Классно когда идешь по улице и не наступаешь на одну и туже плиту два раза. Ты идешь все время по новой, незнакомой местности. Идешь быстрыми и длинными шагами. К цели. В ту минуту я шел к убийству, а по дороге я совершал обряд. Мыл руки, натягивал перчатки, проверял пули. От уборной до кухни около метра. Мало. Но это большое расстояние, если посмотреть на него со стороны микроба, муравья, букашки. Я быстро стал ей. Я пошел по плитам.
Шаг.
А кто я для нее (для Марго)? Никто. Правильно. А кто я вообще? Вполне хороший молодой человек. Меня любили пару раз, и это не конец. Я прав? Да. Вот и чудно. Так что это я тут все на одну и туже петлю бросаю свою шею? Ага!
Еще шаг.
Хорошо, а если так, то кто такая Марго? Хорошая девушка. Я ее люблю. Уверен? Да. Еще раз спрашиваю уверен? А, нет! Блин, да я просто запал на нее и все. А если говорить честно, то она просто хорошая. Очень. Но и что? Сколько таких? Миллионы. И что все они Маргариты? Нет. Это было бы не интересно. Вот представь себе, мисс мира не меняла бы имени. Все жены были бы как одна. Даже не изменить своей жене. Да их бы всех перестреляли - "Внимание, охота на Маргарит". За голову миллион баксов. Поехали, ребята, заработаем деньжат на этих девушках. Ужас. А дева Мария? Я Мадонна? Бритни Спирс? Все были бы динозаврами. Страх. Не бывать этому. Нет. Она просто одна из сегмента социума. Надо найти другую. Может даже лучше. Из более узкого сегмента. Одну шестимиллиардную. Ага!
Еще шаг.
Теперь сопоставим вот что. Если я не для нее, а она не для меня (по закону подлости), то надо искать дальше, а не нести эти кости в мешке всю жизнь. Любовь есть и она взаимна. Моногамия - это порок. Его надо лечить. Вылечили.
Еще шаг...
Микроб (или букашка, или я) уже на кухне.
Все (а это Антон, Макс и Лина) смотрят на меня и сдерживают руки, чтобы не поднести палец к виску и не покрутить им. Я говорил в слух. Ай. Теперь слово псих будет стоять рядом даже на табличке моего кабинета. Всю жизнь.
- А что это вы так смотрите? Я из кризиса выходил. Я тоже чай буду. - я посмотрел на Антона. Делал я это уже через труп старого романтика. Следующим шагом я его переступил. Все! - А ты вернулся?
- Да, я проводил Риту и вернулся. А что с тобой?
- Я? Нормально. Это аутотренинг.
- Ну-ну. С тобой все нормально? Ты хочешь об этом поговорить?
- Уже нет. Я только что об это говорил с собой. Глупо, но помогает. - он мне не поверит. Я же депрессивный маньяк. Как я мог так быстро оклематься?! Хотя во мне осталось одно но. Меня оно терзало, но только из любопытства. - О чем они говорили?
- С кем? С Ритой? Я думаю, ты догадаешься.
Да, я догадался. Как мне потом сказал сам Антон, Марго открыла ему душу (и сделала правильно, иначе она гнила) и сказала, что он ей очень нравится. Хорошо. Я рад за них. Честно рад! Может хоть у них все получится. Чем не пара? Два хороших человека. Но это не для Антона. Он сказал, что дальше друзей он с ней не пойдет. Сам не знает почему, но не получиться у них ничего. Не его стандарт. Не то время. Потом он отвел ее от себя (словами), дал надежду в другом, сказал ей живи, и она стала жить. Все как у меня. Все отлично! Так они и расстались.
Мы ели мороженое. Антон пытался вернуть Макса в наши ряди людей с исправленной жизнью, делал он это в зале без криков и боли. Макс вернулся к мороженому с улыбкой. Все закончилось и у него. Лина тоже рассказала мне о своем горе. Об Антоне. Я сделал что мог, пытаясь и ее извлечь из этого шестиугольника. Может быть это получилась у меня. Дай господь. Ей ведь тоже больно, но она сильнее нас. У нее стаж больше. Она любила уже два года и успела кое как в себе разобраться.
Часа в три все (Антон поехал домой) легли спать. И спали чудесно. И даже были сны не про любовь.
Первый проснулся я. Проснулся от того кокой-то спешки. Что-то я забыл?
Я оделся. Попрощался со всеми. Вышел.
Я был трезв. Я впервые думал не о любви, а о себе. Я впервые думал так, как думаю до сих пор.
Я ожил... но что-то было от того меня, мертвого. Что-то он мне хотел мне сказать. Ах, да!