Вывернув из очередного тоннеля, машина вылетает на узкий высокий мост. Я не сразу соображаю, что это самый настоящий виадук. Он не просто высокий... Он невероятно высокий. Обманчиво хрупкой громадой он тянется через каньон с бурлящей горной рекой.
Но то, что я вижу впереди, заставляет меня довольно резко сбросить ход.
Виадук упирается в еще особенно высокую гору, почти не имеющую растительности, но вовсе не потому, что здесь плохо растут растения, нет. Те немногие ели, сосны и прочие деревья, что удается выхватить моему взгляду, по-настоящему огромны, в несколько десятков метров высотой. Растительность отсутствует по другой причине... Всю гору, от основания и до самой ее вершины опоясывают ровные ряды старых домов. И не просто старых. Они совершенно не похожи между собой, явно строились в разное время и в разном стиле, но являют собой такое фантастическое единство, что кажется невероятным, что здесь живут люди совершенно разных возрастов, национальностей и культур.
Но это еще не все. Нет, я, конечно, видела восход в своей Общине, и он был прекрасен. Но такого зрелище мне видеть не доводилось.
Город словно охвачен огнем, все его оттенки играют на окнах домов, витринах магазинчиков и металлических крышах. Но и это я видела в Екатеринбурге. Завораживает меня нечто совершенно невозможное - каждый яркий луч восходящего солнца отражается от стекла или какого-нибудь крошечного кусочка металла, но не рассеивается, как это бывает обычно, а продолжает свой путь, пересекаясь с другим лучем и оставаясь витать в воздухе. Все это происходит с такой огромной скоростью, что кажется, что воздух в городе и вокруг него сверкает всеми оттенками золота.
Думаю, и на закате город выглядит не менее фантастично. Действительно - Сансет-Даун.
- Сказка, - вырывается у меня, когда, наконец, я обретаю дар речи.
- Это еще не сказка, - с улыбкой в голосе говорит Ксюша. - Самое чудесное, что в городе царит атмосфера времени его создания, чудесным образом смешиваясь с современными технологиями. То есть имеются и компьютеры, и даже интернет, и телефоны, и телевизоры - все, что ты привыкла видеть в твоем мире. Но все остальное - одежда, дома, культура - смешано. Это все очень странно, но прекрасно. Сама увидишь.
- Что, соскучилась по дому? - интересуется Лилиан у Ксении.
- Конечно! - незамедлительно отзывается та. - Я здесь родилась и выросла!
Вот оно как... А ведь я и сама могла догадаться, что дом в пригороде Екатеринбурга не может быть домом, в котором выросла Ксюша. Наша Община намного моложе моей сестры.
- Ну, скажем, здесь ты получила образование, - с удивительной снисходительной ноткой произносит Лилиан. - А выросла ты - во всех смыслах этого слова - в наших резиденциях.
Как было совсем недавно, когда Ксюша препиралась с Филиппом, я прислушиваюсь к разговору, чтобы узнать что-то новое о сестре и семье, да и мысли ближайшее время будут чем-то заняты.
- Ну да, а ко всему прочему русская девочка получила немецкий акцент вкупе с французским, и напевность, явно не свойственную русскому человеку, - язвит Ксюша. - А потом и сестре своей передала.
С интересом отмечаю, что она права. Речь ее достаточно сильно отличается от чисто русской. А я, будучи ребенком, могла перенять выговор.
- Да какой акцент? - возражает Лилиан, но в голосе у нее сквозит едва ли не материнское беспокойство. Я и Габриел переглядываемся и обмениваемся сдержанными улыбками. Странно, но сейчас я чувствую себя в их обществе вполне комфортно. - Так, несколько звуков. Это же твоя индивидуальность...
Я не удерживаюсь и фыркаю.
- Можно не говорить об индивидуальность хотя бы в моем присутствии?
Габриел отворачивается и устремляет взгляд в окно, но я замечаю, как его губы растягиваются в полной согласия улыбке.
Ксюша неуверенно смеется.
- Да уж, о внешнем сходстве говорить не приходится.
О внешнем... Да, мы уже выяснили, что похожи словно две капли воды, что у нас примерно одинаковые вкусы, но характеры... Здесь сходство лишь частичное. В этом смысле мы почти противоположности.
Обе обладая живым и выразительными лицом, мы используем эту выразительность по-разному. На лице сестры отражается все, о чем она думает и что чувствует. Каждая мышща, каждый мускул в ее теле, каждый жест и каждое движение пальца, взгляды, слова и интонации - все в ней нацелено на то, чтобы донести до окружающих все, что творится в ее душе.
Я же предпочту надеть на лицо живую и правдоподобную маску, подобную той, которую периодически носит Фил, но не исчезающую ни на секунду. За этой маской я прячусь не только от окружающих, но, как это часто бывает, и от самой себя. Создать подобие благополучия совсем не сложно, но еще проще в него поверить. Убедить себя в том, что все хорошо, что сердце должно биться в прежнем ритме, что жизнь продолжается, заставить тело заняться привычными делами, и не обращать внимание на нарастающую тоску и тяжесть в сердце, - все это иллюзия, за которой можно спрятаться, но сейчас это слишком невыносимо.
Пусть эту иллюзию видят посторонние, пусть никто и никогда не узнает, что именно творится внутри меня. К чему? У людей и своих проблем хватает, кому какое дело до меня?
Да, сестру определенно тревожит мое состояние, но вскоре эта тревога будет забыта, стерта повседневными заботами.
Фил явно переживает. Для него смерть Феликса - тоже большая потеря. Но далеко не такая, как для меня. Пройдет время и он будет жить, как прежде тая в сердце боль о куда большей для него потере. В свое время он потерял меня. Думаю, это не менее больно, чем смерть любимого человека. Видеть, что любимый счастлив с другим - это действительно ужасно. Так что мое положение по сравнению с его - так, цветочки. Еще не известно кому из нас хуже.
Отец... Кто знает, что творится в его душе? Я его даже не видела с момента смерти мамы. Сложно представить его реакцию. Будет ли она схожа с моей? В конце концов я не заметила, чтобы они с мамой были особенно близки, - быть может, я мало знаю об их отношениях, но я действительно довольно наблюдательна.
Стоит ли брать в счет Габриела? Нет... наверное нет. Ему точно нет дела до моих проблем. Наши отношения - всего лишь сделка. Да, общение с ним, несомненно, приятно и необычно, хотя есть постоянное ощущение легкого страха. Но все это только ради того, чтобы наша работа была более слаженной. Ни о каком сочувствии речь не идет.
- Сверни в этот тоннель, нам не нужно непосредственно в город, - когда мы наконец оказываемся на въезде в город, рука Габриела накрывает мою ладонь, сжимающую руль, и осторожно направляет ее влево.
Парализованная всепоглощающей волной ослепляющего ужаса, я не отзываюсь на призыв. Ногти впиваются в руль еще сильнее. Мышцы во всем теле напрягаются до предела. Реальность уходит на второй план, остается лишь темнота и чьи-то отвратительные пальцы, скользящие по протестующему телу.
Я вижу насмешливые глаза брата, сидящего в углу комнаты. Вижу крупные мужские фигуры вокруг себя... пока на их фоне не появляется родное лицо Феликса.
Вот теперь ужас, сковавший каждую частичку моего тела, сменяется волной безумнейшей тоски. Она раздирает на мелкие кусочки и без того измученное сердце. На губах замирает немой крик... Мне так хочется позвать его! Чтобы он снова обнял, чтобы снова сказал, что он рядом!.. Чтобы просто почувствовать тепло его тела... Чтобы знать, что я не одна. Это же так немного...
Я переворачиваюсь на живот и устремляю взгляд в альбом. Увиденный мной сегодня город, уже запечатлен на странице. Конечно, карандашом нельзя передать такое невероятное великолепие, но результат, тем не менее, меня устраивает. Город в горах - само по себе зрелище неповторимое, а уж такая явная сказочность...
- Пожалуй, здесь можно сделать темнее, - замечает Габриел, глядя на рисунок.
Он, копируя мою позу, лежит напротив меня, поэтому рисунок видит вверх ногами. Но я сразу понимаю, что молодой человек прав, и делаю несколько легких штрихов. Человеком ни за что бы не заметила разницы! Зато теперь - перемена на лицо.
- Так и вправду лучше, - соглашаюсь я.
Закрываю и откладываю альбом. Со вздохом сажусь, подтягиваю колени к подбородку и устремляю взгляд на чудесный пейзаж. Внизу, в долине, расположилась школа и несколько небольших построек вокруг нее - жилые корпуса, столовая и еще какие-то помещения. Все здания, как и следует ожидать, очень стары. Но еще старее выглядит замок (а иначе не назовешь), в котором расположена Академия. Если верить Габриелу, сначала появилась Академия, и обучались в ней лишь те, у кого уже началось превращение. Но потом, для детей, открылась и школа. В нее съезжаются будущие вампиры почти со всего мира. Но, что не совсем мне понятно, обучаться здесь могут лишь те, кто на девяносто процентов станут вампирами. То есть если у ребенка родственники в основном вампиры, то и сам он человеком скорее всего не останется. Как только превращение начнется, ребенка или подростка переводят в Академию.
Словом, сложная и запутанная система, поведанная мне Габриелом, не имеет и малейшего отношения к тому, что занимает мое внимание сейчас.
Долина, как я уже успела выяснить, имеет строгую геометрическую форму - треугольник, зажатый между тремя крупными горами. Одна из гор - почти непроходимый лес. Вторая - Сансет-Даун. Третья, та, на чьих уступах мы сейчас находимся, принадлежит непосредственно Морелям. Это кажется невероятным, но дворец Лилиан и Габриела находится прямо в горе (впрочем, как и многие другие помещения). Я не имею ни малейшего представления о том, как эта конструкция держится, но ведь держится! И, вопреки всему, дворец совсем не так темен, как представляется. Да, окна узкие и вытянутые, да и имеются не во всех помещениях, но горный дворец поистине неповторим и сказочен. Он находится почти у самого подножия горы и - еще факт, доложенный Габриелом - является еще одной постройкой на территории школы.
Сейчас мы находимся много выше и левее дворца, как раз в том месте, где пересекаются две горы и начинается непроглядный лес. С уступа в виде полуовала, лежа в тени деревьев, так здорово смотреть на невероятную сказочную картинку, окрашенную в закатные цвета, оазис никем нетронутой жизни. Здесь нет ничего лишнего... Удивительная гармония.
- А мне здесь нравится, - неожиданно для самой себя говорю я. - Ведь и представить нельзя, что где-то, посреди гор, есть такое чудесное место!
Слышится легкий шорох, вслед за которым в поле зрения появляется Габриел. Он подходит ко мне и садится рядом, но ноги свешивает вниз.
- Еще бы! - тихое восклицание эхом разносится между деревьев. - На то и расчет. И, думаю, здесь мы все-таки задержимся надолго.
Я пожимаю плечами. Это меня не особенно волнует.
Впервые за день задаю вопрос:
- Что произошло в машине, когда вы просили свернуть?
Взглядом я блуждаю по долине, и не сразу замечаю, как Габриел оборачивается и с серьезным видом смотрит на меня.
- Я бы и сам не отказался узнать. Мы знаем лишь то, что видели, и, поверь, понимания это не добавляет.
Я вздыхаю. Если бы я сама понимала, что именно случилось... Все, что я помню, - это мелкие обрывки прошлого и всепоглощающие ужас и отчаяние. Потом я открыла глаза в стоящей на обочине машине и поймала на себе три крайне обеспокоенных взгляда. Ну, или один действительно обеспокоенный, принадлежащий сестре. Один заинтересованный и совсем немного встревоженный - им оценила меня Лилиан. И еще один - суровый Габриелов.
- Хорошо, - сформулирую иначе. - Что вы видели?
- Я попросил тебя свернуть, но вместо этого ты замерла, свернула на обочину, затормозила, зажмурилась, спрятала лицо в ладонях и просидела так примерно с минуту, потом вновь завела машину и молча довезла нас до дома, - с готовностью перечисляет Габриел. - Теперь мне хотелось бы знать, что это было.
Я открываю рот, чтобы ответить, чтобы привычно что-нибудь соврать, ведь по большому счету я не помню ничего, кроме затопивших меня эмоций, - темнота и пустота - но вместо этого говорю совершенно невероятное.
- Я не помню.
- Что значит - не помню? - с удовольствием отмечаю, что мой - кто, наставник? - искренне недоумевает. - Допустим, ты не помнишь того, что рассказал тебе я, но ведь что-то выбило тебя из колеи!
- Я не помню, что выбило меня из колеи! - взрываюсь я, раздраженная тем, что о моих провалах в памяти знает еще кто-то, кроме Фила и Феликса, к тому же, совершенно посторонний человек. - Я помню только вашу последнюю фразу! Помню, что нам не нужно непосредственно в город! Все, понимаете?! А дальше - ноль! - не в силах усидеть, я вскакиваю с места и начинаю кругами ходить по небольшой площадке под навесом из сплетенных веток деревьев. - Это уже не в первый раз, я думала, этого больше не будет!..
Я задыхаюсь, понимая, что теперь раздражаюсь совсем по иной причине... Теперь уже никто не обнимет и не поддержит, как сделал это в прошлый раз Феликс...
Хочется крикнуть еще что-то, но я в буквальном смысле давлюсь собственными словами, они огненным комом застревают в горле, обжигая и нестерпимо больно раня его. Я захожусь кашлем, но до сих пор не восстеновленное тело отзывается такой оглушительной болью, что невозможно даже вдохнуть...
Только когда все внутри меня более или менее утихает, я замечаю, как близко ко мне стоит Габриел. Невольно вздрагиваю, когда большим пальцем он, почти не касаясь, убирает что-то с моей щеки. Словно завараженная смотрю на крошечную слезинку, чудом не скатывающуюся с пальца молодого человека.
Затем поражаю себя еще больше, неожиданно прильнув к абсолютно чужому человеку и разразившись почти противоестественными для меня слезами.