- Сонь! Ну, Сонь, ну пожалуйста! - ярко-голубые глаза Евы смотрят на меня почти умоляюще. Девочка встряхивает мелкими медными кудряшками.
Обреченно вздохнув, сползаю с дивана и устраиваюсь на полу. Ева обходит меня, окидывая оценивающим взглядом. затем, видимо что-то для себя решив, принимается расчесывать мои распущенные волосы, струящиеся довольно крупными для ее пальчиков локонами - в сравнении с ее кудряшками, мои можно и локонами назвать - до самого пола. Увлеченная моими волосами, она забывает даже про идущий по большому телевизору на стене мультик.
Встречаюсь с смеющимися глазами Ксюши.
- У нас так почти ежедневно, - поясняет она, глядя, как я морщусь, когда Ева особенно сильно дергает непослушные прядки. - Так что, думаю, скоро волос у меня станет раза в два меньше.
- Но это делает тебя счастливой, - спокойно улыбаюсь я. - Мне, правда, тебя не понять.
- Семейное счастье - самое лучшее в мире счастье. Даже такое, как у нас, - тихо бормочет Ксюша со вздохом. - Но они приезжают в гости почти кождый день, и это здорово! - оптимистично заявляет она. - Поймешь когда-нибудь.
Зато мой оптимизм как рукой снимает.
- Не пойму. Семейное счастье у меня ассоциируется только с одним человеком. И за года ничего не изменится.
- Нельзя всю жизнь тосковать о ком-то одном, - ее, кажется, порядком расстроила смена моего настроения. - Поверь мне, Соня, я знаю, что это такое. Но сейчас я чувствую себя абсолютно счастливой. Да, с другим человеком. Да, у нас все очень сложно. Но ведь все это реально, это не иллюзия.
Я стараюсь не смотреть сестре в глаза. Не ей рассуждать об иллюзиях.
- И потом, - продолжает она. - Взгляни на Габриела. Вы с ним словно созданы друг для друга...
Я не даю ей договорить.
- Ты даже представить не можешь, насколько сейчас близка к истине! - у меня вырывается смешок. По крайней мере в одном я ошиблась - люди вокруг не видят, какие неоднозначные и путаные у нас с Габриелом отношения. Это радует.
Ксюша улыбается, видя, что я пришла в себя.
- Ну, еще бы, - я вздрагиваю, услышав за спиной голос Габриела. Он обходит меня, чтобы взять какой-то листок, а на обратном пути, склонившись к самому моему уху, вкрадчиво и двусмысленно говорит: - Ксения ведь у нас так проницательна, правда?
Сообразив, что это намек на наш утренний разговор, я легко вздрагиваю и холодею, но быстро беру себя в руки, чтобы ни Ксюша, ни наблюдательная Ева ничего не заметили.
Слышу, как Габриел поднимается наверх, в кабинет Ксении, где они с Филом что-то обсуждают.
- Это так странно, когда тебя опекает кто-то, кто младше тебя в несколько десятков раз, - задумчиво говорит сестра, взглядом проводив удаляющиеся шаги. Вскоре слышится приглушенный хлопок дверью, и вновь наступает полнейшая тишина. Все вампирские дома в Сансет-Дауне, как оказалось, делаются со звукоизоляцией, чтобы у каждого была личная жизнь. - Раньше я опекала Фила и Еву, а теперь Фил вырос...
- Да все равно балбес он, - отзываюсь я. - Ответственный балбес.
- Это точно, - Ксюша с тихим смехом поднимается из кресла и что-то ищет в шкафчике письменного стола. - Слушай, я сегодня была в Академии, подавала на рассмотрение документы на прием Евы в первый класс... Словом, с собой у меня был твой фотоаппарат на случай если надумаю к вам зайти и отдать тебе его...
Я с улыбкой прошу ее собраться с мыслями, но вместо ответа получаю в руки несколько довольно больших фотографий.
Мгновенно торопею. Я помню эти моменты. Все они запечатлены с одного, крайне удобного ракурса.
На первой фотографии я только успела прийти в наше с Габриелом укромное местечко и, лежа на обрыве, рассматриваю, как струйки воды одна за другой разлетаются на множество золотистых капелек, но взгляд у меня на удивление рассеянный. Зато Габриел с совершенно не свойственной ему заботой и нежностью смотрит на меня. Одна его рука перебирает мои волосы, выпавшие из пучка на затылке. Надо же, а я не заметила этого утром, так была поглощена своим наблюдением.
На другой фотографии я уже перевернулась на спину, пальцы легко касаются груди Габриела. Теперь улыбаюсь я, но даже моя улыбка кажется не язвительной, не соответствующей тону, которым я тогда произносила слова, - нет, улыбка все-таки не совсем добрая, но глаза смотрят на отрешенное лицо Мореля едва ли не с тоской.
На следующем снимке Габриел перехватывает мою руку и заставляет меня принять вертикальное положение. Мы почти с вызовом, в то же время с невыразимой нежностью смотрим друг другу в глаза. Я помню, как прошептала ему, что если я уйду, он меня убьет. Сейчас, глядя на этот момент со стороны, я вижу между нами нечто совершенно странное, не знакомое мне прежде - страсть. Это настолько поражает меня, что я не сразу решаюсь открыть следующую фотографию. Кто знает, что еще я увижу на ней?
Но она, в отличие от остальных, сделана не так близко и лица невозможно рассмотреть. Но от нее у меня на мгновение перехватывает дыхание. Теперь я уже опираюсь о колени Габриела. Тогда я знала, что за спиной сотни метров пустоты. Но оказывается, не "за" спиной, а почти "под" спиной. За мной не было ни миллиметра другой опоры, кроме самого Габриела.
Окрыв последнюю фотографию, я незамедлительно об этом жалею. Я не хочу видеть это еще раз. Но оторвать взгляд не могу. Это то мгновение, когда я утратила власть над собой и вернулась калачиком. Но теперь я отчетливо вижу тот самый ужас на лице Габриела, который пожелала счесть плодом собственного воображения. Что в моем поведении так испугало его?..
Побыстрее вновь кладу поверх стопки самую первую фотографию, и смотрю на сестру.
- Больше не буду забывать у тебя свой фотоаппарат, - пытаюсь пошутить, гадая, в какую сторону она поведет разговор.
Она качает головой.
- Я не буду спрашивать о чем вы говорили, потому что всей правды ты все равно не расскажешь, судя по твоему лицу, - тут Ксюша умолкает, потому что по лестнице спускаются Фил и Габриел, но в комнату не заходят, а почему-то выходят на улицу. Затем она продолжает. - Также не буду спрашивать, что между вами происходит, по той же причине. Но знаешь, чем бы вы ни занимались, какими бы вы ни считали ваши отношения, я очень прошу тебя задуматься над этими фотогрфиями. Вы заигрались, Соня, и это не проходит для тебя бесследно. Постарайся определиться с тем, что для тебя действвительно реально.
Я немею. Так вот что... Я вновь недооценила свою сестру. Она как всегда разобралась во всем лучше меня. Не зная о нас с Габриелом ровным счетом ничего, она сделала правильные выводы. Те, к которым я сама пришла бы еще совсем не скоро.
А ведь происходит необратимое... Граница между реальностью и нашей игрой действительно становится все незаметнее. И чем дальше заходит игра, тем меньше я осознаю, где она кончается, где она должна кончаться.
- Сфотографируй нас, - звонко просит Ева из-за моей спины.
Ксюша мгновенно перестает о чем-либо переживать и, получив мое разрешение, фотографирует нас. Вскоре я получаю относительную свободу, потому что Ева и Ксюша беззаветно увлекаются фотографированием друг друга, и ускользаю из комнаты.
Выйдя в сад через заднюю дверь, понимаю, что и Фил, и Габриел где-то рядом. Следуя запахам, привычно бесшумным шагом приближаюсь к беседке.
- Да неужели ты не понимаешь, что она на грани безумия?! - этот возглас Фила заставляет меня замереть буквально в десяти шагах от беседки. - Посмотри на рисунки! Любой из них - отражение тоски и одиночества, либо неоднозначности. Один тяжелее другого. Посмотри, как они отличаются от тех, которые она рисовала раньше! О стихах я вообще молчу...
- Рисунки - это еще не беда, - слышится тихий, но такой узнаваемый голос Габриела. - Но есть кое-что другое. Во-первых, музыка, которую она играет. Во-вторых... ее поведение.
- Что с ее поведением не так? - Филипп сразу настораживается. - Я вижу ее вполне бодрой и... Она почти такая же, как прежде, - в голосе сквозит явное недоумение.
- Такой она бывает в двух случаях - если того требует работа и если все эмоции останутся в творчестве, - еще тише поясняет Морель. - Но это в лучшем случае. Бывает и такое, что Соня... Что она в свободное время может просто сидеть на одном месте. Тогда у нее стекленеют глаза и сердце постоянно сбивается с ритма. Я не знаю, о чем она думает в такие моменты, но мысли ее явно далеки от радужных. Бывает и еще хуже. Она просто не реагирует ни на что, делает все механически... Взгляд пустой, такой неестественный для нее, - в словах у него столькоискренней боли, что я просто не могу сдержать слез. - В последнее время у нее два варианта существования: та иллюзия, в которую она погружается во время работы, и пустая, бесцветная реальность.
То, о чем говорила Ксюша... То, что сводит меня с ума день за днем...
- Я не знаю, что у вас за работа.
- Это не имеет значения - уже.
- То есть такая живость, как сегодня, - это невероятно редкое явление? Сама-то она это понимает? - Фил, кажется, не знает, как на это реагировать.
- Частично. Сегодня, когда я предложил ей поехать к вам, она сказала о Ксении, что "Она понимает, что со мной что-то происходит... ". Ее пугает это понимание...
Я не выдерживаю и той же бесшумной поступью возвращаюсь в дом. Я обучена Габриелом двигаться, не порождая ни единого звука. Моя работа нередко требует банального и отвратительного подслушивания...
Уж не впервые мое очередное в некотором смысле достоинство оборачивается мне очередной головной болью. Но в этот раз все действительно ужасно.
Все они правы в одном - я перестаю отличать реальность от иллюзии. Это проблема, это серьезно. Габриел в своих наблюдениях, возможно, тоже прав... Вывод Фила после этих наблюдений скорее всего изменится не в лучшую сторону... - на грани безумия. И здесь я не могу спорить. Порой мне действительно кажется, что я схожу с ума.
Но боль, с которой обо мне отзывался Габриел... Неподдельная, искренняя боль, вроде той, которую я чувствовала, но не могла высказать после смерти Феликса. Она повергает меня в шок. Я настолько привыкла, что Габриел почти не прошибаем, что он уравновешан до крайности, что просто забыла, что он тоже человек, что и он чувствует, что и его чувства, пусть известные лишь ему одному, могут быть такими сильными.
По щекам у меня изредка прокатываются мелкие слезинки, когда я вновь вхожу в опустевшую гостиную, опускаюсь в освобожденное сестрой кресло и беру с журнального столика фотографии. Теперь слезы капают на них, а я раз за разом всматриваюсь в наши с Габриелом лица. Они не могут быть маской... Таких масок просто не существует.
Но я не чувствую того, что вижу на изображении... Быть может, потому что никогда не обращала на это внимания... Быть может, потому что...
- Соня? Сонечка! - голос Ксюши доносится словно издалека. Чувствую, как она пытается вытащить фотографии из моих оцепеневших пальцев, но вскоре ей приходится сдаться, чтобы не порвать их. - Что случилось?
Вместо ответа я льну к ней, словно ребенок, сцепляя руки на ее шее.
- Он переоценил меня, когда предлагал сделку, - шепчу ей на ухо, чувствуя, как реальность вновь наваливается неподъемным грузом.
- Кто? Какую сделку? - она нервно гладит меня по волосам.
- Гейб, - даже сейчас я еще понимаю, что отвечать на второй вопрос нельзя. - Он переоценил меня. Я уже не чувствую той границы... Я уже не понимаю где моя реальность... - слова даются мне все тяжелее и тяжелее. Слезы больше не катятся, появляется знакомое безразличие и пустота. Но когда я говорю следующие слова, констатируя уже всем очевиднный факт, разум отзывается едва слышным протестом - нет, это не правда. - Это сводит с ума. А когда... Когда все это смешивается с тем набором чувств, который... который уже был давно... Тогда мне кажется, что я действительно схожу с ума.
Это звучит как диагноз. Собственные слова отзываются неожиданной глухой болью в сердце.
Я перевожу взгляд на две замершие в дверном проеме фигуры и чувствую, как душа уходит в пятки. Теперь, когда с очевидным фактом согласна даже я сама... Для Габриела я стану ненадежным работником, такие ему не нужны. И если я не смогу с ним работать, значит... Значит, меня не должно быть.
Меня окатывает волной животного страха.
Ксюша, вглядевшись в мое лицо, прослеживает направление моего взгляда и, наконец, замечает Фила и Габриела.
- Что вы выстроились? - зло рявкает она на них. - Вон. Оба.
Никто не трогается с места. С немым ужасом я жду, что будет дальше.
- Есть у тебя что-нибудь, на чем она сможет сыграть, или что-то нарисовать? - первым находится Филипп.
- Ты отлично знаешь, что у меня есть, - огрызается Ксюша. - И она дрожит всем телом - какое ей играть и рисовать?!
Меня действительно бьет крупной дрожью. Но причина успела смениться. Я боюсь. Но боюсь не самого Габриела, а того, - нет! только не это! - что могу стать ему ненужной!
- Мне лучше уйти, - тихо говорит он, словно в ответ на мои мысли.
- Нет, - неузнаваемо хриплым голосом говорю я. Все взгляды обращаются ко мне. - Ты останешься здесь, если не собираешься исполнить то, о чем мы говорили.
Я рассматриваю свои трясущиеся пальцы, боясь увидеть немой ответ в необыкновеных глазах Габриела. Сквозь всепоглощающую тоску, охватывающую меня в такие моменты, сквозь боль и отчаяние - неизменные спутники сознания суровой серой реальности, окружающей меня, - я чувствую, как к сердцу подкрадывается что-то казалось бы так давно забытое, что-то, что я давно считаю больше невозможным.
Я не могу дать определение этому вроде бы знакомому, но все же совершенно иному чувству. Что-то вроде привязанности, но куда сильнее. За эти месяцы мы с Габриелом, как ни удивительно, стали неделимым целым - единым механизмом. И представить, что я вдруг снова останусь без человека, который так мне нужен, просто невозможно. Это кардинально другая ситуация, совсем не такая, какая сложилась после смерти Феликса. О Феликсе я могу хранить теплые воспоминания... А о Габриеле... О Габриеле - нет. С Габриелом иначе. Он вложил в меня слишком много самого себя, это стало частью моего характера, и если не будет Габриела, - того самого образца - то рано или поздно я вновь стану прежней... Пустота внутри меня займет еще больше места и тогда я начну по-настоящему сходить с ума.
Лучше так, как сейчас. Зачастую только иллюзии и поведение Габриела могут привести меня в нормальное расположение духа. Или иллюзии и его поведение - одно и то же?
- Ты боишься меня, - глухо говорит он.
Невероятная вещь - эти слова приводят меня в чувство - относительно, но, по крайней мере, я с облегчением понимаю, что сегодня ничего страшного не случится. Просто минутная слабость, ничего серьезного.
- В этой комнате единственные люди на свете, которые могут тебя не бояться, - выдавливаю из себя улыбку. - У каждого, конечно, свои причины, но факт есть факт.
Ксюша облегченно вздыхает, словно только сейчас поняв, что сейчас уже все будет в порядке. Зато Фил качает головой и выходит из комнаты. Неужели он правда считает, что я схожу с ума? Это была слабость, потеря контроля над собой. Ведь сейчас я определенно нахожусь в реальности, но чувствую себя более менее сносно, да и рассуждаю здраво.
- Ладно, давайте закончим разбор трагедии? - я мягко выворачиваюсь из рук сестры и поднимаюсь из кресла. - Моя голова - мои проблемы. Я не спорю, есть вещи, которые меня... озадачивают, но они касаются исключительно меня.
- Решать, безусловно, тебе, - настороженно говорит Ксюша. - Но если вдруг понадобится помощь или совет - я всегда рядом.
Я с благодарностью киваю, хотя знаю, что теперь буду следить за своими словами и своим поведеним в сто крат внимательнее, поэтому вряд ли обращусь за помощью в открытую. Ни к чему пугать сестру и Фила и беспокоить Габриела. В конце концов существуют сотни способ узнать что-то у человека так, чтобы он не понял причины заданного вопроса. Вот здесь - спасибо Морелю, это область его знаний - незаметно узнавать, что творится вокруг.
Я обращаю внимание на то, что за окном уже довольно темно, поэтому предлагаю Габриелу идти домой - пусть Ксюша и Фил хоть немного побудут наедине, хотя сомневаюсь, что сегодня тема их разговора будет иметь радостный оттенок.
Пока мы идем домой я с удовлетворением сознаю, что не теряю чувство реальности и при этом остаюсь увлеченной своими мыслями - пустота больше не подступает.
- Ты действительно так меня боишься? - после долгого молчания спрашивает Габриел, когда мы начинаем спускаться в долину.
- Я тебя не боюсь, - еще тише говорю я, слегка съежившись от прохладного ночного ветерка. - И не боюсь того, что ты можешь меня убить. Для тебя ведь это не будет ничего стоить - Ксюша рассказывала мне о том, как ты избавляешься от людей, которые весьма опасны для твоей сестры. Просто... Я лучше сама умру, чем еще кого-то потеряю.
- Тогда чего ты боишься? Я имею ввиду не вообще, а того, что касается меня, - достигнув прозрачного ручейка, петляющего между камней у подножия горы и исчезающего в низенькой траве, Габриел останавливается и буравит меня непривычно открытым и искренним взглядом. - Что пугает тебя во мне?
- Какая разница? - я пытаюсь пройти мимо, но он удерживает меня за руку.
- Я не хочу, чтобы ты меня боялась.
- Я же сказала...
- Ты знаешь, о чем я.
Сдавшись, я смотрю в его темные глаза, прямо и так же открыто.
- Меня пугает, что ты почти не бываешь искренен. Раньше я вообще не понимала, когда ты говоришь правду, а когда лжешь. Но и теперь нисколько не лучше. Меня пугает, что ты постоянно играешь какую-то роль, ты не бываешь самим собой. И, наконец, меня ужасает, что я перестаю отличать реальный мир от твоей игры. Весь этот шпионаж сводит меня с ума.
Он долго молчит, разглядывая мое лицо. Я отвечаю ему тем же. Едва ли не с нежностью думаю о том, что если бы он всегда оставался самим собой, то, пожалуй, Ксюша могла бы оказаться права. Это новое для меня чувство и его названия я пока не знаю, но, тем не менее, как близка сестра могла быть к истине...
- С тобой я искренен всегда, - наконец говорит Габриел. - если это не связано с работой. Но даже тогда я стараюсь не врать, а лишь немного... утрировать. Но ты действительно запуталась в себе, я и в самом деле переоценил тебя, считая, что ты так быстро сможешь адаптироваться к такой работе, Соня. Тебе просто нужен отдых, небольшой перерыв, и все придет в норму...
- Нет! - почти кричу я. - Никакого перерыва!
Неужели он не понимает, что с этой работой я хоть на какое-то время отключаюсь от настоящей себя, истосковавшейся, одинокой, ненужной?! Работа заполняет часть пустоты внутри меня, вторую часть заполняет та смесь чувств, которая появилась сразу после смерти Феликса, но в многократно увеличенном размере. Снять этот груз с себя я могу лишь вложив его в творчество. Но если я лишусь работы, то пустота и тяжелые эмоции сделают свое дело. Лучше вся эта рабочая путаница...
- Должен быть другой выход, - я быстро беру себя в руки, вспоминая об обещании, данном себе. - Если свободное время чем-то занять, если четко разграничить работу и жизнь, тогда будет проще. Но совсем перестать работать - это будет невыносимо.
- Тогда мы изменим условия работы, - задумчиво бормочет Габриел, возобновляя движение, но не отпуская моей руки, словно бы я могу сбежать. - Просто внимательно наблюдай за тем, что происходит вокруг, общайся с теми, с кем посчитаешь нужным.
- От притворства это не избавит, - носком туфли легко поднимаю в воздух облако пыли.
- Тем не менее, когда появится определенная свобода действий, тебе придется включать свои обычные качества - сообразительность, наблюдательность, обаяние. Это будет привычным для тебя, поэтому, вероятно, сможет помочь.
Я не спорю. В конце концов попытка не пытка. Хотя насчет обычных качеств я категорически не согласна. Их - в их изначальном варианте - попросту не осталось. Теперь к сообразительности примешиваются изворотливость и хитрость, подкрепленные постоянным страхом быть разоблоченной в своей лжи, - порой страх граничит с параноей. Наблюдательность... Что ж, пожалуй, ничего не изменилось, хотя и здесь не обходится без страха. А обаяние теперь используется в качестве главного оружия. Моя первостепенная задача - расположить к себе человека, сделать так, чтобы при мне он хотел быть откровенным. Без обаяния здесь никуда
- Хорошо. Спасибо, - говорю я, растягивая губы в благодарной улыбке. Знаю, уже через минуту я почувствую эту благодарность. Так всегда происходит с иллюзиями - сначала следует действие, и только потом в сознании появляется убежденность в собственных словах или действиях. - Честно говоря, я начинаю замерзать, так что давай поторопимся домой?
Я ускоряюсь, с видимым нетерпением шагая к горному дворцу. Что же, вскоре я действительно буду нестерпимо хотеть поскорей оказаться в своей комнате... Так всегда происходит...