Аннотация: Перевод главы из романа Ричарда Лаймона.
Глава 28
Проснувшись в четверг утром, я поднял голову с подушки и посмотрел на часы на тумбочке.
10:32
Я перекатился на другой бок. Сторона кровати, где лежала Айлин, была пуста.
Учитывая, что мы с ней пережили вчера, я думал, что она вероятно пропустит свою десятичасовую лекцию. Но должно быть, она все-таки встала и пошла туда.
Я представил ее сидящей за партой в аудитории. Я не помнил точно, какой у нее предмет, так что не стал воображать преподавателя. Просто Айлин, сидящая на лекции, с лицом в синяках и царапинах. Я представил, как она трет глаза. Зевает. Сколько она поспать-то успела - часа три от силы?
Я задумался, во что она одета. Сходила в свое общежитие за чистой одеждой? Или прямо так и пошла на занятия, в моих вельветовых брюках и толстовке, что носила вчера? Без лифчика?
Представив ее груди, свободно движущиеся под толстовкой, я начал немного возбуждаться.
И без трусиков тоже?
Их забрал тролль.
Внезапно, в мое сознание ворвались толпой тролли, вызвав омерзение, страх и полностью убив всякий намек на эрекцию. Понимая, что от этих мучительных мыслей мне уже не избавиться, пока не встану, я скинул в сторону одеяло и выбрался из постели.
Надевая халат, я учуял успокаивающий аромат кофе. Айлин, должно быть, заварила кофейник, прежде чем уйти.
Я пошел в ванную, сходил в туалет, затем быстро вернулся на кухню. На столе возвышался сложенный пополам блокнотный листок, установленный домиком. Сторона, обращенная ко мне, содержала рукописный текст.
Я взял записку и начал читать:
"Дорогой Эдди,
Как ты мог уже догадаться, я решила не пропускать свою лекцию в десять часов. Нам надо вести себя нормально, чтобы не вызывать подозрений.
Очень важно жить обычной жизнью, как будто ничего не произошло (если еще не понял - тебе тоже надо ходить на твои пары).
Чтоб не привлекать к нам излишнего внимания, предлагаю не видеться друг с другом какое-то время. Так будет лучше. Появится время, чтобы наши лица немного зажили, а потом уже сможем появляться на людях вместе.
Будет нелегко, но я думаю, это наиболее разумный шаг, поскольку нам СОВЕРШЕННО не нужно, чтобы кто-то нас заподозрил в какой-либо причастности ко вчерашнему.
Я буду очень по тебе скучать, Эдди. Пожалуйста, не воспринимай эту записку неправильно, будто я пытаюсь тебя "отшить". У меня нет ни малейших намерений тебя бросать. Мне очень, очень хорошо, когда мы вместе.
Надеюсь, ты как следует выспался и тоже будешь по мне скучать, когда проснешься. Скоро еще пообщаемся.
Люблю, целую,
Я.
P.S. После прочтения сжечь."
Я улыбнулся, прочитав P.S. Потом налил кофе в чашку, сел за стол и еще раз перечитал записку. Действительно, весьма толковое предложение - продолжать жить как обычно, словно ничего не случилось. Также логично было бы и не видеться друг с другом, пока у нас обоих лица помяты.
Но ее заверение, что это не попытка меня "отшить" заставило встревожиться - я начал опасаться, что именно этим оно и является. Ну, или первым шагом в этом направлении.
Зачем она вообще подняла эту тему?
Чтобы ободрить и уверить меня, вероятно. Просто напомнить мне, что она - не Холли.
Несколько раз я перечитывал фразу "Мне очень, очень хорошо, когда мы вместе."
И в завершении письма: "Люблю, целую."
Тут все довольно недвусмысленно насчет ее чувств. Она меня любит. Она не хочет со мной разлучаться, просто считает это необходимым, чтобы избежать подозрений.
Если только она не врет.
Не врет. Она - не Холли. Если я начну думать, что они все такие же, как Холли, то вот тогда мне точно кранты.
Айлин говорит искренне.
Вероятно.
Я спрятал в комнате ее записку, затем вернулся на кухню, включил радио и налил себе еще чашку кофе. По радио вещал Раш Лимбо (1), что-то там говорил про Билла и Хиллари и про препятствование правосудию (2).
Я подумал, что мы сами теперь тоже имели на своей совести небольшое препятствование правосудию... по крайней мере в том смысле, что не сообщили в полицию все, о чем знали. Собирались совершить и кое-что еще (группой лиц, по предварительному сговору), но к счастью, тролли избавили нас от этой необходимости.
Надо послать им благодарственное письмо.
"Дорогие друзья,
В этом кратком послании я лишь хочу от души поблагодарить вас за труды - за то, как тщательно вы прибрались за нами прошлой ночью. В следующий раз, с меня вино. Возможно, хорошая бутылочка Мерло.
Bon appetit!
С наилучшими пожеланиями,
Эдди"
Я улыбнулся, но чувствовал себя похабно.
В следующий раз?
Не будет никакого следующего раза, ребята. Вы все уже наверняка сейчас в тюрьме.
Раш со своей программой прервался на новости, погоду и кучу рекламы.
Я сидел за столом и глазел на радиоприемник, боясь даже дышать.
Новости в начале часа обычно освещали в порядке очередности сперва важные события международного и государственного масштаба, потом новости уровня штата, ну и местные известия.
Как по мне, новость о том, что полдюжины бомжей-каннибалов сожрали своего приятеля под мостом в двух шагах от университета, вполне подпадала под критерии местных известий.
Ни слова об этом не прозвучало.
В шесть минут одиннадцатого, новостной перерыв закончился и вновь в эфире появился Раш.
Я продолжал неподвижно пялиться на радио.
Как они могли не осветить такую историю?
Всяческие варианты крутились у меня в голове: копы не стали ничего разглашать прессе (возможно, чтобы не пугать добрых граждан Уилмингтона); или никто не отреагировал на звонок Айлин; или она говорила вовсе не с оператором 911; или полицейские искали не под тем мостом; или под тем мостом, но не нашли там ни изувеченного трупа, ни каких-либо следов убийства.
Еще одна возможность: может быть, пару полицейских отправили на вызов, они зашли под правильный мост, и там на них напали тролли. Но в этом я сильно сомневался. Диспетчер знал бы, куда они направились. Если бы они не вышли вовремя на связь, в этом районе вскоре было бы уже не протолкнуться от полиции.
Такая история точно стала бы бомбой местного масштаба.
"Так что же происходит?" - подумал я.
У меня была еще пара часов перед семинаром по Шекспиру, так что я решил пораньше пойти в университет и осмотреть окрестности.
На улице стоял чудесный октябрьский день, прохладный и свежий, но солнечный, и в воздухе витал аромат дровяного дымка. Я надел джинсы и замшевую рубашку, бейсболку и солнечные очки. В кепке и солнечных очках я выглядел немного придурковато, но они все-таки неплохо скрывали полученные травмы.
Большинство людей, встреченных по пути до университета и уже непосредственно на его территории, не обращали на меня внимания: они сами спешили по срочным делам, или же неторопливо прогуливались, болтая с друзьями, или были глубоко погружены в собственные мысли о славе, позоре, еде, похоти, ну или о чем там чаще всего думают люди. Некоторые меня узнавали и кивали. Я кивал и улыбался в ответ.
Проходя через кампус, я выискивал вокруг признаки того, что среди публики поползли слухи о вчерашней тревожной истории. Но видел только то же, что и обычно. Некоторые студенты и преподаватели шли торопливо, почти вприпрыжку. Другие лениво плелись. Кто-то нервный, а кто-то довольный, кто-то задрал нос, а кто-то повесил голову, кто-то раздражен и подавлен, а кто-то весел и уверен в себе.
Похоже, ничего необычного не происходило.
И тут мне навстречу попался Стэнли Джонс. Он тоже изучал английскую литературу, так что мы иногда пересекались на занятиях. Я даже пару раз был в его квартире в прошлом году, когда мы работали над совместным курсовым проектом по творчеству Эдгара Алана По. Он жил в том же квартале, что и Киркус. Таким образом, никак не мог попасть в университет, не миновав улицу Дивижн.
При его приближении, я сказал:
- Здорово, Стэнли.
Хотя он имел довольно хмурый вид, но тут же поднял голову и улыбнулся, услышав мой голос.
- Здорово, Эд.
- Как оно?
- С.О.С. - что значило "Самая Обычная Срань". Тут его брови несколько взлетели вверх.
- А с тобой-то что случилось?
- В смысле?
- Тебе вломили что ли?
- "Ответом на удар судьбы, была лишь кровь, но не поклон." (3)
- Блин, это кто ж тебя так...
- Если серьезно, никто меня не бил. Просто вот так удачно покидал фрисби вчера. В дерево влетел с разбегу.
- Ни хрена себе приложился!
- Ты бы видел, что стало с деревом.
Стэнли засмеялся и покачал головой. Потом нахмурился.
- Слушай, сочувствую насчет Холли.
Этого я не ожидал. Показалось, будто зажигательная бомба взорвалась у меня в груди.
- Спасибо, - пробормотал я.
- Реально хреново вышло.
- Ну да.
- Паскудство.
- Ну да.
Скривив гримасу, он сказал:
- Но знаешь, как говорят: и жить с ними невозможно, и пристрелить нельзя.
Я уже слышал эту шутку, но все равно немного посмеялся. Потом спросил:
- Кто сказал, что нельзя?
В ответ на это Стэнли уже как следует расхохотался.
- Тоже верно. Ну ладно, мне нельзя тут долго яйца морозить, надо уже быть в библиотеке. Давай, счастливо.
- Пока.
- Берегись низколетящих дубов.
- Очень смешно, Стэн.
Он пошел дальше по своим делам.
Сочувствую насчет Холли.
Спасибо, что напомнил, приятель.
"Он лишь пытался меня поддержать" - сказал я себе. Но какое-то время после этого ощущал утрату со свежей силой. И это время могло бы длиться гораздо дольше, если бы в поле зрения не показалась скамейка.
Скамейка, почти невидимая за деревьями - та самая, на которой мы с Айлин оставили наши вещи вчера вечером, прежде чем спуститься по насыпи и зайти под мост.
Надо бы по-быстрому сходить проверить, что мы ничего там не забыли.
Я уже начал поворачивать туда, но передумал.
Мне надо не выделяться среди окружающих. Худшее, что я сейчас могу сделать - это чем-либо привлекать к себе внимание.
Я остался на дорожке и продолжал уверенным шагом идти вперед, словно мне было надо куда-то попасть. Куда-то к востоку от учебных корпусов. Куда-то на другой стороне улицы Дивижн.
Я смотрел прямо вперед. Смотрел направо. Смотрел вверх и вниз. Но не смотрел налево.
Пока не оказался на тротуаре улицы Дивижн.
Всем известно, что прежде чем переходить улицу, посмотреть в обе стороны полагается.
Я посмотрел. И когда наконец повернул голову влево, не увидел там ни одной полицейской машины.
Вообще никаких машин, ни легковых, ни грузовых, ни еще каких-либо не стояло ни на мосту, ни рядом с ним.
(1) - Раш Лимбо - американский радио-ведущий и общественный деятель консервативного толка, сторонник Республиканской партии
(2) - во время импичмента президента США Билла Клинтона в 1998-1999, он был обвинен в препятствовании правосудию и лжесвидетельстве
(3) - цитата из стихотворения "Непокоренный" Уильяма Эрнста Хенли.