Недавно приехавший в Польшу свежеизбранный король Хенрик Валезы (как переделали на свой манер поляки его имя и фамилию), король Гавэндский, то есть, "разговорчивый", которого на его родине называли герцогом Анжуйским и Генрихом Валуа, сыном недоброй славы Екатерины Медичи, танцевал перед польской принцессой Анной Ягеллонкой вольту. По углам возмущенно шептались его польские придворные: быстрый и задорный танец казался непристойным, особенно для человека такого ранга, но недовольство только смешило приехавших с Генрихом французов. А он был очень молод и любил танцевать, любил развлекаться.
Любил и поговорить, но ужасно маялся на заседаниях верхней палаты парламента, сената - король не знал польского языка, не понимал ни слова и был устранён от участия в бурных обсуждениях. Заглазно его даже прозвали "нарисованным королем", Стефан Баторий, следующий электор, попрекнет его этим. А Генрих любил и умел говорить и на балу, и в парламенте.
В конце концов король заболел, как говорили знающие, дипломатически. С тех пор двери в покои Генриха были закрыты почти для всех. Старый канцлер Дембиньски кулаками пробил дорогу к своему королю, принимал тот и некоторых сенаторов, а вот депутаты из нижней палаты парламента - шляхетского сейма - как говорится, поцеловали дверь и ушли ни с чем. Вызвало это множество злых сплетен о странных обычаях и транжирстве нового короля.
Много в этом было преувеличений: его измучила дальняя дорога почти через всю Европу, а после приезда - польское обжорство и многословие. К слову сказать, с последним он справился остроумно: приказал для речей перед королем становиться на колени. Но вот слишком сытная и тяжёлая кухня... Врач Мирон каждый день давал ему порошки и микстуры. С другой стороны, чистоплотный Генрих обнаружил, что с мытьем в Польше у него проблем не будет, здесь из-за частых купаний не пойдут сплетни, что король обабился. Более того, в замках, и в Вавеле конечно же, он обнаружил некие укромные помещения, нависавшие над рвами, которые исключали необходимость на глазах у всех стягивать штанишки и приседать в камине или за портьерой.
А ещё он много работал: выслушивал доверенных людей, которые разъясняли ему суть сенатских и сеймовых споров, изучал польское законодательство, читал сведения о происходящем во Франции и писал письма в ответ.
Однако сейчас, в пышно украшенном зале он изящно танцевал перед польской принцессой, с которой по условиям элекции он должен был сочетаться браком.
Анна Ягеллонка с восторгом следила за его движениями. Не питала иллюзий относительно чувств этого молодого человека, была более чем вдвое старше, даже чем-то напоминала его мать. Их брак будет чисто династическим, и все же Генрих станет ее мужем, а она - польской королевой. Спустя столько лет ожидания в тени отца, матери и брата - наконец королевой.
Не знала принцесса, что придётся потерпеть ещё год, что её пожилого мужа будут звать Стефан, и что он долго будет вспоминать и высмеивать Генриха - очень часто для саморекламы и оправдания собственных неудач.
