Жаркое, даже слишком жаркое лето. Заполненный людьми и собаками парк раскален солнцем, людскими переживаниями и страданиями мающихся в расчесанной шерсти собак.
Плотный полуголый мужчина в шортах несет на плечах сына. Мальчишка держит папу за уши и так поворачивает его голову к самому интересному. Заглядевшись на ринг доберманов, они налетают на стоящую посреди дорожки женщину и начинают её разглядывать как музейную витрину.
Высокая худощавая, с безукоризненной осанкой, она гордо несет кудрявую голову. Можно представить, какая это была когда-то пышная прическа. Кудри и сейчас обильны и прекрасны, но их прошлый цвет не определить. Сейчас они снежно-белые, кипенно-белые, облачно-белые. Красный летний костюмчик на женщине настолько хорошо сшит и элегантен, что его цвет не кажется вызывающим. На руках у женщины бесконечно белая и беспредельно кудрявая болонка. Из-под красного бантика блестят чёрные весёлые глазки.
- Сё это? - изумлённо спрашивает малыш.
- Да шавка какая-то, - начинает отец и осекается под строгим взглядом по-молодому чёрных глаз женщины.
- Это, - очень спокойно говорит она, - это два килограмма преданности и немного шерсти.
С запястья женщины свисает двухрядное ожерелье золотых медалей.
На почтительном расстоянии от привязанных к тонким березкам кавказских овчарок толпятся восторженные зрители. Собакам жарко, языки свисают до земли, тяжело вздымаются и опадают бока.
Лучше всех устроился самый большой пёс в пышной буро-белой шерсти. Натянув привязь и потеснив остальных, он раскопал землю и лежит в прохладной сырости в самом тенистом месте. Склонив огромную голову, он лижет свои передние лапы и трётся о них головой и шеей, благодушно щурит глаза.
Зрители беседуют вполголоса, будто боясь потревожить великолепных в своем могуществе зверей. Громко говорит только один. Он стоит чуть впереди, как бы между собаками и людьми и упоённо ораторствует.
- Эт-то не собака, - кричит он. - Эт-то зверь лютый! Ему человека разодрать раз плюнуть, ему эт-то в удовольствие только.
- И любого раздерёт? - подбадривают оратора из толпы.
- А чего ж, - радуется он. - Конечно, любого. Ребёнок там или кто, не посмотрит. Ему б только до крови добраться. А сильны! Бетонные столбы гнут.
- И хозяина рванет? - гнёт своё тот же голос.
- А чего ж, ему без разницы. Только палку забудь и всё. Во смотри. Ну ты, - обращается он к буро-белому псу, - ты, ск-котина!
Пес поднимает голову и внимательно смотрит на оратора, на зрителей.
- Во, я ж говорю, зверь! Вот я слово скажу, враз кинется!
И он начинает кричать.
- Взять их, куси! Чужой, фасс, взять их!
Зрители бледнеют, но стоят неподвижно. Человек прыгает, нелепо машет руками. Наконец пес пороховым взрывом выбрасывает гулкий выдох-лай. Оратора как порывом ветра сразу относит к зрителям. Пряча улыбающуюся морду, пес снова лижет лапы. Остальные овчарки даже не поднимают голов. Видимо, привыкли.