Зубачева Татьяна Николаевна : другие произведения.

Тетрадь 11

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.00*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вычитано

ТЕТРАДЬ ОДИННАДЦАТАЯ

   Солнце стояло над головой. Бычки уже улеглись на дневку, и Эркин с Андреем смогли перевести дух и оглядеться. Суматоха первых дней, когда они и животные не понимали друг друга и всё шло как-то наперекосяк, осталась позади. Постепенно всё утряслось. Дни стали размеренными и одинаковыми.
   Эркин оглядел ещё раз улёгшихся на жвачку бычков и махнул Андрею. Теперь у них есть время передохнуть.
   - Домой? - подъехал Андрей.
   - Езжай. Я следом.
   Андрей кивнул, шевельнул поводом, и Бобби взял с места в галоп. Эркин посмотрел им вслед. А ничего, хорошо держится. Первая неделя им, конечно, солоно досталась. Да и тяжело двоим с таким стадом. Не ели, не спали толком. Зато как утряслось всё, так пошла не жизнь, а... Андрей говорит: "лафа". Пусть будет лафа. И разлюли-малина. Эркин спешился, набросил поводья на переднюю луку, чтоб не запутались, и хлопнул Принца по шее. Тот фыркнул и отошёл, пощипывая траву.
   На нетронутом ещё бычками склоне Эркин приметил в траве крупные красные ягоды. Вчера они долго спорили над одной такой. Проверили съедобность на Резеде. Разборчивая капризная кобыла с аппетитом её заглотала и стала толкать их мордой, требуя ещё. Резеде впрок, им тем более. Вчера под вечер они набрали по пригоршне, и сегодня Эркин захватил с собой кружку. В жару хорошо. Самые спелые и мягкие он сразу кидал в рот, но и так кружка быстро наполнилась. Ещё пригоршню он высыпал в рот и позвал Принца. Андрей уже ждёт, наверное.
   Лагерь они разбили на холме рядом с котловиной, куда загоняли бычков на ночь, а с большого ветвистого дерева просматривалось и это, и немного соседнее пастбище. Эркин ещё раз объехал стадо, выразительно погрозил ремнём Подлюге. Подлюга отвернулся, мерно гоняя во рту жвачку. Любит этот бычок всё стадо будоражить. Из-за него уже трижды устраивали скачку. Если ещё раз он им какую пакость устроит... но сейчас, похоже, успокоился.
   Когда Эркин подъехал к лагерю, Андрей уже заканчивал с обедом. Чтобы не тревожить его попусту, Эркин посвистел на подъезде. Убедившись, что они одни, Андрей тоже скинул рубашку, но держал её всегда наготове. Тело его потемнело, обветрилось и не казалось уже таким страшным.
   Андрей возился у решётки, подправляя костёр.
   - Ага, ты. Сейчас закипит.
   - Держи, - Эркин протянул ему кружку и спешился. - Холодного нет?
   - Возьми в погребе.
   Погребом Андрей называл яму у корней трёх сросшихся внизу деревьев. Там всегда была тень. Заварив утром чай, они обвязывали котелок лопухом и оставляли в погребе, чтобы отвести душу днём. Эркин достал котелок, снял лист лопуха и с наслаждением хлебнул через край. И ещё глоток. Теперь лопух на место и котелок обратно.
   - Лежат?
   - Лежат. Ветерок сегодня, сдувает оводов.
   - Мг. Садись, у меня готово уже.
   Готовили они по очереди, но одно и то же. Густое варево из крупы с мясом, лепёшки и кофе. Чай Андрей привёз с собой, и они его тянули.
   - Сколько нам ещё здесь? - облизал ложку Эркин.
   - Сейчас посмотрю.
   Чтобы не сбиться в счёте дней, Андрей на второй день завёл мерную щепку. Отколол от полена дощечку, обтесал её топором, ножом процарапал двадцать одну чёрточку - на это пастбище им положили три недели - и каждый вечер перечёркивал черту, делая её крестиком. Пока Эркин пил кофе, Андрей снова и снова пересчитывал свои зарубки.
   - Завтра жратву привезут, - объявил он наконец.
   - Если не привезут, сколько продержимся?
   - Как лопать будем. Как сейчас - два дня.
   - Идёт, - кивнул Эркин. - Завтра в рубашке будешь?
   - А куда ж денусь? - развёл руками Андрей.
   - А то давай, тебе всё равно завтра у стада. Я сам всё и приму.
   - Думаешь, он считать не пойдёт?
   - Это-то да, - Эркин сокрушённо мотнул головой.
   Что Джонатан не пойдёт к стаду, не пересчитает бычков, и думать нечего. Так что Андрею весь день в рубашке париться. Хорошо, если Джонатан утром приедет, а припрётся вечером, тогда что...
   Андрей допил кофе и встал.
   - Ладно. Убирай, я к стаду.
   - Ягоды возьми.
   - Взял, - Андрей вытряс себе в рот полкружки и пошел к лошадям.
   Эркин стал собирать посуду. Ополоснул горячей водой и спустился на другую сторону к ручью. Неширокий глубокий ручей делал здесь петлю у пятачка чистого золотистого песка. Эркин зачерпнул горсть песка и стал оттирать котелок. Мыть песком, чтоб не тратить мыла - это они ещё в первые дни сообразили. Миски, кружки, ложки - это и мыть незачем, ополоснул горячей и только. А котелок надо отскрести. Оттерев его от остатков варева, Эркин чуть выше по течению набрал чистой воды, забрал посуду и понёс наверх. Так. Воду теперь поставить, пусть греется себе потихоньку. Лепёшек на вечер хватит. Кофе... ещё осталось. Ну и ладно, заварим, если что. Эркин подправил костёр, чтоб горел тихо и ровно, оглядел лагерь - вроде всё в порядке - и пошёл к Принцу.
   Он подъехал к стаду, когда бычки уже поднимались и Подлюга уже носился, взбрыкивая и мыча дурным голосом. Эркин с ходу врезался в стадо и, поравнявшись с Подлюгой, хлопнул его смотанным ремнём по морде. Подлюга остановился и невинно заморгал белёсыми ресницами. Получив второй шлепок по крупу, он затрусил следом за остальными.
   - Тварь беломордая, - обругал его Эркин и стал выбираться из стада на холм.
   - Эгей! - позвал его Андрей, - заворачивай к пойме.
   - Пошёл! - крикнул в ответ Эркин.
   Чтобы три недели держать стадо на одном пастбище, даже таком большом, нужно всё время перемещать бычков, не давать им впустую вытаптывать траву. Пока у них это получалось. Во всяком случае, Джонатан, в свой первый приезд сунувший нос во все дырки и щели, им ничего худого не сказал. Они малость струхнули тогда. Подлюга как раз сманил стадо, и они, отчаянно ругаясь, только-только задержали и теснили бычков к котловине, когда Андрей увидел скачущего к ним всадника, тревожно свистнул и мешком свалился в кусты. Пока он там натягивал и застёгивал рубашку, Эркин один гнал стадо, не зная, что делать: то ли скакать навстречу хозяину, бросив всё, как есть, то ли гнать этих трижды проклятых бычков, то ли Андрея прикрывать. Но за спиной уже слышался топот копыт Бобби, а Джонатан остановился в стороне и молча смотрел, как они управляются.
   Когда, наконец, бычки успокоились и захрустели сочной травой, Джонатан подъехал к ним.
   - Привет, парни.
   - Добрый день, сэр, - ответил Эркин, переводя дыхание.
   - Добрый день, сэр, - эхом повторил Андрей.
   - И часто падаешь? - Джонатан смотрел на Андрея, еле заметно улыбаясь.
   - Как придётся, сэр, - Андрей потёр свежую царапину на скуле.
   - Ясно, - кивнул Джонатан. - Провизию я вам привёз, скинул в лагере, потом разберёте, - они только переглянулись: особого-то порядка они в лагере не навели, не успели. - Вижу: управляетесь.
   Джонатан сделал паузу, и Эркин ответил.
   - Стараемся, сэр.
   Джонатан кивнул.
   - Вижу, - теперь он смотрел на Эркина. - Чего не хватает?
   Эркин неопределённо повел плечами.
   - Вроде всё есть, сэр.
   - Ну-ну, - хмыкнул Джонатан.- Ты много чего позабыл, когда собирался. Ладно, езжайте в лагерь, парни, я сам тут посмотрю.
   Они опять переглянулись.
   - Будете считать, сэр? - осторожно спросил Андрей.
   - Не только, - Джонатан смеялся уже открыто.
   - При счёте мы будем, сэр, - тихо и очень отчетливо сказал Эркин.
   Джонатан оторопело посмотрел на него, на сразу насупившегося Андрея и захохотал. Он хохотал долго, до слёз на глазах, а они молча пережидали этот смех, не зная, что он им сулит.
   - Ловки! - наконец выговорил сквозь смех Джонатан. - Будь по-вашему. Считаю при вас.
   Они кивнули и разъехались. Они сами придумали считать одновременно с двух сторон и потом сверять счёт. Но теперь их было трое. Джонатан закончил первым и молча смотрел, как они, шевеля губами и загибая пальцы, ведут свои подсчёты. Он дождался, пока они закончат и подъедут к нему. И улыбнулся им.
   - У меня сто. У вас?
   - Сто, сэр, - спокойно ответил Эркин.
   - И у меня сто, - кивнул Андрей, разжимая зажатый при счёте кулак.
   - Ловки, - повторил Джонатан, но уже с какой-то новой интонацией, удивившей и встревожившей Эркина. - Ладно, езжайте в лагерь, я посмотрю ещё и подъеду.
   - Да, сэр, - согласился Эркин. Тут лучше не спорить, может и плохо кончиться.
   Мотнув Андрею головой, он тронул Принца.
   Джонатан проводил их взглядом. Значит, вот оно как было. Обидно. Обидно узнать, что был дураком. Но... но это всё потом.
   В лагере никаких следов пребывания Джонатана они не нашли, только у костра лежали три мешка. В двух мука, крупа, сахар, кофе, копчёное мясо. Эркин быстро перекладывал продукты, пока Андрей разводил костер пожарче.
   - Угостим его чаем?
   Эркин пожал плечами.
   - Завари. Не захочет, нам же останется, - и на вопросительный взгляд Андрея пояснил. - Разозлился он.
   - Чего? Что при нас считать пришлось? Так счёт сошёлся.
   - Не положено цветному белому не верить. А мы не верим, да ещё сказали об этом. И сами считали, - Эркин усмехнулся. - На хорошую порку набирается.
   - Пусть попробует, - пробурчал Андрей. И вдруг взорвался. - И какого хрена он заладил: лагерь, лагерь! Какой это ему лагерь?!
   - Не заводись, - Эркин взялся за третий мешок. - Всегда это лагерем называлось.
   - По-русски стоянка можно сказать, - Андрей уже остывал. - Или ещё как.
   Эркин развязал третий мешок и присвистнул.
   - Ты смотри. Чего он привёз, а!
   Эркин взял мешок за нижние углы и вытряхнул содержимое.
   - Ну, умыл! - ахнул Андрей. - Это ж...
   Они перебирали куски мыла, кружки, миски, точильный брусок, ещё всякую мелочовку...
   - Я ж думал, мы нашим обойдемся. Смотри, даже сигареты, - Эркин повертел в руках яркую пачку. - Ну да, он же говорил тогда, при найме, что еда, курево и всё, что нужно, его, он дает.
   Андрей выпрямился, огляделся по сторонам и вдруг засмеялся.
   - Смотри, я и не заметил сразу.
   Эркин поглядел в указанном направлении и тоже засмеялся. На дереве над их "погребом" висели две широкополые сплюснутые с боков шляпы, как у Джонатана и Фредди.
   - Заботливый какой хозяин попался, - наконец выговорил Эркин.
   - Когда он всё это начнёт вычитать... - кивнул Андрей.
   Эркин прислушался, щёлкнул языком и стал убирать и укладывать привезённые вещи. Сигареты он кинул на мешок Андрея. Тот только кивнул, поправляя поленья.
   За этим занятием их и застал подъехавший Джонатан. Он спешился и подошёл к костру. Сел, как и они, на землю.
   - Чаю, сэр? - предложил Андрей.
   - Чай? - удивился Джонатан. - Откуда?
   - С собой привёз, - пожал плечами Андрей.
   - Налей, - кивнул Джонатан. - Давно не пил чаю.
   Эркин выставил кружки, и Андрей разлил тёмно-коричневый чай.
   - Лепёшки свежие, утром пекли, сэр.
   Джонатан кивнул.
   - Хозяйничать умеете, - и вдруг, глядя в упор на Эркина, резко спросил: - Надзиратели много воровали?
   Застигнутый врасплох, Эркин ответил столь же резко.
   - Это их дело, сэр.
   - А наказывали вас, - Джонатан не столько спрашивал, сколько утверждал.
   Но Эркин ответил вопросом.
   - А где иначе, сэр?
   - И молчали.
   - Кто поверит рабу, сэр?
   Эркин взял сушку, сдавил её в кулаке и высыпал в рот получившуюся крошку.
   - Всё так, - задумчиво кивнул Джонатан. - Когда ты гонял бычков, скольких пропили надзиратели?
   - Не знаю, сэр, - пожал плечами Эркин. - Нас не допускали к счёту.
   - То есть, вы не знали, сколько всего было бычков?
   - Нет, сэр, - и спокойно пояснил. - Нам было всё равно, сэр.
   - Ясно.
   Джонатан отхлебнул чаю, усмехнулся чему-то своему, покосился на трепыхавшиеся на ближайших кустах рубашки и портянки.
   - Стирать успеваете?
   - Это не проблема, сэр, - улыбнулся Андрей.
   - А то Молли, - Джонатан был очень серьёзен, - сильно переживает из-за этого. Так можно её успокоить?
   Андрей густо покраснел и пожал плечами.
   - Как хотите, сэр, - ответил за него Эркин.
   Они ещё немного посидели, допили чай, и Джонатан уехал.
   ...Тогда он им слова не сказал ни о пастьбе их, ни о чём другом. Вряд ли за неделю они сильно напортачили.
   Эркин подъехал к Андрею.
   - Тогда обошлось всё.
   - Завтра посмотрим, - Андрей сидит, спокойно сложив руки на луке седла, не мешая Бобби прихватывать траву.
   - Уже не жалеешь, что вляпался? - не удержался Эркин.
   Андрей сбил шляпу на затылок, рассмеялся.
   - Жалей не жалей, а обратно не попрёшь. Перекантуемся до осени, а там видно будет.
   Эркин кивнул и отъехал. Время текло неощутимо и необременительно. Палящее солнце и тишина. Гомон птиц, шум ветра, мычание бычков, даже их голоса, - всё было этой тишиной. Эркин глубоко, всей грудью вздохнул, словно просыпаясь. Какого чёрта он боится Джонатана? Что тот может ему сделать? Прогнать? Так неужели он не доберётся до Джексовилля? Он же знает теперь, куда идти. Если тогда, весной, он брёл наугад, не зная, да и не думая ни о чём, то сейчас...
   И на водопой они гнали стадо в той же окутывающей их тишине. И выкрутасы Подлюги не мешали им.
   Когда бычки улеглись в котловине на ночлег, было ещё светло. После дневной жары вечер казался прохладным, и Андрей надел рубашку, привычно застегнул все пуговицы. Эркин оглядел свою и накинул на плечи. Разулись, чтоб ноги отдохнули.
   Вечером они уже ели не торопясь, спокойно. Эркин днём оставил медленный огонь, и варево было не готово. Но им спешить некуда. Пусть булькает до развара.
   - Слушай, ты в имении когда был, всё на скотной?
   - Получается так, - Эркин, припоминая, свёл брови, улыбнулся. - Дёргали на разовые, конечно, бычков дважды гонял. А как Зибо состарился, так уж меня не теребили. Года два, наверное, я один, считай, управлялся. Бык был, скотина скотиной. Подлюга ангел перед ним. И силён как... не знаю кто. А меня он признавал, ну меня и не трогали особо. Случай даже был, смешно вспомнить.
   - Давай, - Андрей сел поудобнее.
   - Слушай и не перебивай. Чего не поймёшь, потом объясню.
   - Давай.
   - Райт (right), - как всегда, говоря о прошлом, Эркин невольно переходил на английский...
   ...За что его тогда отправили в пузырчатку? Мелочь какая-то, но Полди придрался и за шиворот поволок его в Большой Дом. Как всегда, как только надзиратель схватил его, он обмяк, не сопротивляясь, но и не желая помогать. Сказали б ему: "Иди!" - он бы пошёл сам. Куда денешься? Но хотят его тащить - пусть тащат. Полди втащил его в пузырчатку, бросил на шипы, но в одежде, дурак пьяный. Но тут Полди за каким-то хреном позвали, и приковывать его пришел Эдгар - молодой, недавно нанятый надзиратель. Сволочью он не был, но уж слишком добросовестен. Пришлось раздеться и лечь, как положено. И цепи Эдгар натянул туго, до хруста в суставах. Сколько он пролежал, не помнит, но недолго, когда вбежали сразу чуть ли не все надзиратели и, торопясь, толкаясь и мешая друг другу, стали его отвязывать.
   - Одевайся!
   - Живо!
   Оплеухи и тычки сыпались со всех сторон. Он торопливо, непослушными руками натянул штаны, сгрёб остальное и побежал под ударами к выходу. И когда сильным ударом его скинули с крыльца в холодную грязь, он понял причину переполоха. По двору, взбрыкивая и не мыча, а как-то рявкая, носился бык. Все рабы сидели на крыше рабского барака, надзиратели, выпихнув его, захлопнули дверь, а Грегори сидел на воротах.
   - Угрюмый! - заорал Грегори. - Или ты его уберёшь, или я тебя в Овраг уберу, понял?!
   Бык, привлечённый голосом, понёсся к воротам. Он ещё барахтался в грязи и, когда бык бежал мимо, попытался ухватиться за хвост. Ухватиться удалось, и он повис живой гирей. Бык закрутился на месте, пытаясь дотянуться до него. После пузырчатки руки плохо держали, и он почти сразу отлетел в сторону, но удачно. Рядом с одеждой. Схватил куртку и, когда бык ринулся на него, набросил её тому на голову. Бык затоптался на месте, и он под курткой смог нашарить и взяться за кольцо. Уже держа кольцо, он по-прежнему под курткой почесал быку лоб. Видимо, знакомый запах успокоил быка, и когда он сбросил куртку на землю, тот уже стоял спокойно, обнюхивая его живот и грудь. Он потянул за кольцо, похлопывая быка по шее. Тот вздохнул и не спеша пошёл за ним. Он завёл быка в стойло, осмотрел и закрепил цепь.
   - Ну что там? - голос Грегори хлестнул его от дверей.
   - Винт выпал, сэр.
   - Ищи и если не найдёшь... - Грегори закончил невероятным ругательством...
   ...Андрей хохотал до слёз, до икоты. Смеялся и Эркин.
   - Ну вот, больше меня днём не дёргали. И в пузырчатку если и клали, то на ночь, до утренней уборки.
   - Здорово они перетрухали! - отсмеялся Андрей. - А потом что?
   - А ничего, - пожал плечами Эркин. - Подобрал одежду, получил вечером по уху, что всё грязное. И всё.
   - Винт-то нашёл?
   -А он на месте был. Я просто ничего другого придумать не мог.
   - Та-ак? - Андрей оторопело захлопал ресницами. - Чего ж бык сорвался?
   - А он и не срывался. Его выпустили.
   - Кто?
   - Не знаю, - Эркин даже развёл руками. - И тогда понять не мог, и сейчас не могу. Он же никого к себе не подпускал, только меня. Я в пузырчатке был. А это зашли, аккуратно так отвинтили, вывели... Не могу придумать, кто бы справился.
   - А чего он носился тогда?
   - А этой скотине много не надо. Пнули удачно, он и рванул.
   - Прикрыли, значит, тебя, - задумчиво покачал головой Андрей. - Этот, ты говорил, Зибо, не мог?
   - Нет. Он не входил к быку.
   - Да, а что это такое - пузырчатка? Ты уже не в первый раз поминаешь.
   - А, так в имении наказывали.
   Эркин в нескольких фразах объяснил устройство пузырчатки.
   - Ни хрена себе! - потрясённо выдохнул Андрей. - Это ж... это ж пытка получается.
   Эркин пожал плечами.
   - Хозяевам выгодно. На порку время не тратится. Они своим заняты, а рабу и так больно. Если не на шипах, то и следов на коже почти нет. Ну, суставы потом долго болят. И чем больше дёргаешься, тем тебе же хуже. Сам себя мучаешь. А после порки если да на шипах, то совсем тяжело. Голым мясом лежишь. Но это редко когда сходится так. А что? - Эркин осторожно после секундной заминки спросил. - Там... такого не было?
   - Да нет, - Андрей пожал плечами. - Нас по-простому. Где палкой, где плёткой, где ещё чем. А такое... Придумали же гады.
   Эркин усмехнулся.
   - Для продажи берегли. Ну, такого, сильно битого раба никто ж не купит.
   - Эт-то да, продавать нас не продавали. Но надо ж додуматься до такого! Вы хоть посчитались с ними?
   - Не успели, - вздохнул Эркин. - Пока нам свободу объявляли, они как дали дёру... Надзирателя одного поймали. То, что от него осталось, в миску не сложишь. Стукачей размазали, цепняков. Спальников хозяйских замордовали... Ну и поломали, побили всё. Как везде, словом.
   - Хозяев, жаль, упустили, - посочувствовал Андрей.
   - Жаль, конечно. Да первый запал прошёл, сами сделанного испугались и рванули кто куда. Ты ж помнишь, сколько нас по дорогам шаталось.
   - Помню, - кивнул Андрей.
   Эркин зевнул, потянулся.
   - Мы лопать-то будем сегодня? Или пусть до утра преет?
   - Ты ж сам такой огонь сделал.
   Андрей заглянул в котелок.
   - Вроде, готов, прокипело.
   - Давай.
   Ели, прислушиваясь: не затревожатся ли внизу бычки.
   Эркин ещё раз выскреб миску и облизал ложку.
   - Возьми ещё, - поднял голову Андрей.
   - Пускай на утро.
   - И то. Ты кофе тогда прямо в кружках завари.
   - Ладно.
   Не спеша выпили по кружке с лепёшками.
   - И чего беляки по кофе так обмирают? - пожал плечами Андрей. - По мне чай лучше.
   - По мне тоже, - кивнул Эркин. - Только у них кофе другой. А это для рабов, "рабское".
   - А ты то пробовал?
   - Где? - засмеялся Эркин. - В Паласе его не подавали, а больше мне отхлебнуть негде было. В учебке когда варить и накрывать учили, пить всё равно не разрешали, надзиратели пробовали, ну и... Хотя нет, один раз налили.
   - Ну и как?
   - Шибко голодный был, не разобрал. Запах знаю.
   - Запах! - фыркнул Андрей. - По запаху я много чего знаю.
   Эркин допил свою кружку.
   - Чай лучше, конечно, но я и к такому привык.
   - Привычка - великое дело, - согласился Андрей. - Мне тоже вот... после баланды первое время всё странно было.
   - Как сказал? Bal...
   - Баланда. Вода с чем-нибудь.
   - А, - кивнул Эркин. - Знаю. В распределителях такая.
   - Не, там ещё ничего, густая.
   Эркин засмеялся.
   - Рабская болтовня! Где как кормят!
   - Ага, - засмеялся Андрей. - Сколько пожрёшь, столько и проживёшь. Мне-то ещё ничего пришлось. И прикрывали, и подкармливали.
   - Чего так?
   - Жалели, наверное, - пожал плечами Андрей. - Ты не думай чего, подличать я не стал бы.
   - Знаю, - кивнул Эркин. - Да на подлости и не выживешь. От хозяина перепадёт, так свои придушат.
   - Точно, - Андрей улыбнулся каким-то воспоминаниям.
   Стало уже совсем темно. Эркин встал, потянулся, натянул на босу ногу сапоги.
   - Спущусь, обойду их.
   - Если что, свисти.
   - А то!
   Когда, обойдя котловину, Эркин вернулся к костру, Андрей уже спал, завернувшись с головой в одеяло. Эркин расстелил с другой стороны костра своё, лёг и накинул на себя свободный край. Не так уж холодно, чтобы кутаться. "Же-ня! - беззвучно позвал он, - плохо мне без тебя. Андрей друг, всё понимает, с ним легко, но тебя нет, и худо мне. Я вернусь, Женя, не думай ничего, вернусь. Не повезут - пешком пойду. Не жить мне без тебя". Он вздохнул, уплывая в тёплый чуткий сон.
   Джонатан приехал на рассвете. Они только встали. Эркин закончил стирку и обмывался у ручья, когда сверху засвистел увидевший всадника Андрей. Эркин выругался и стал одеваться. Натянув трусы и джинсы, он сгрёб мокрые рубашки и портянки, набрал воды в котелок и полез наверх.
   Джонатан уже спешился и о чём-то разговаривал с Андреем. С Эркином он поздоровался кивком, не прерывая разговора. "Раз так, то и я так", - усмехнулся Эркин. С ответным кивком он поставил котелок на решётку и развесил выстиранное. Не спеша обулся и только тогда подошёл к беседующим.
   Джонатан оглядел его смеющимися глазами и... поздоровался.
   - С добрым утром.
   - И вас с добрым утром, сэр, - ответил Эркин.
   - Стадо я уже посмотрел. В целом, неплохо, - и удивленно вскинул брови, увидев мгновенно нахмурившиеся лица. - В чём дело, парни?
   - Нет, ничего, сэр, - Эркин быстро опустил глаза.
   Надо же, выдал себя. Искоса посмотрел на Андрея. И Андрей отвёл глаза, смотрит куда-то вбок.
   - Ну, - в голосе Джонатана прорвалось раздражение. - Хотите, чтоб хвалили вас...
   - Нет, сэр, - перебил его Андрей. - Не в этом дело. Это так, пустое. Ну... - он замялся, подыскивая слова.
   Эркин поднял глаза и в упор посмотрел на Джонатана.
   - Пустое, сэр.
   - Ладно, - решил не настаивать Джонатан. - Вы здесь ещё сколько?
   Андрей вытащил мерную дощечку, быстро провёл пальцем по зарубкам.
   - Неделю, сэр.
   - Так. Как хотите, чтоб привезли припас? На день раньше или на день позже?
   Они снова переглянулись.
   - На день позже, сэр, - твёрдо ответил Эркин.
   - Чтоб меньше вьючить, - улыбнулся Андрей.
   Дружно посмеялись получившейся шутке. Неприятный инцидент ушёл, и они дружно сделали вид, что ничего не было.
   Джонатан спешил. И почти сразу уехал. И им разбираться с припасами было уже некогда. Оставили всё как есть и поскакали к стаду.

* * *

  
   Женя закончила перепечатывать текст и поглядела на часы. Норман заметил её жест и улыбнулся.
   - Разумеется, Джен. Начинать новый текст нет смысла.
   - Вы как всегда правы, Норман, - улыбнулась Женя.
   - Не уходите, Джен. Поболтаем.
   - Только ради вас, Перри.
   - Волшебница!
   Лёгкая необязательная болтовня. И влюблённые глаза Гуго. И немного грустные Рассела.
   - Да, потрясающая новость! С воскресенья начнет выходить "Вестник"! - Перри оглядел всех так, будто он лично добился этого.
   - Морис выбил из комендатуры разрешение?
   - Ну, Морис клятвенно пообещал что его газета будет нести мир и расовую гармонию! - засмеялась Эллин.
   - Расовая гармония? Это неплохо, - заметил Норман.
   - Вы находите? - кокетливо улыбнулась Мирта.
   - Гармония всегда прекрасна, - полупоклон Нормана был обращен ко всем трём девушкам.
   Они польщёно засмеялись.
   - Морис будет выпускать ещё приложение для цветных.
   - Им-то зачем?
   - Что он будет там печатать?
   - Они же неграмотные!
   - В том-то вся соль! - Перри хитро оглядел всех. - Комиксы! Картинки без слов. Простейшие навыки гигиены и вежливости.
   - Да, навыки вежливости им необходимы, - решительно кивнула Эллин.
   - Гигиена больше, - засмеялась Мирта.
   - Ну что ж, если Морис научит их почаще мыться и поменьше драться, он сделает поистине благое дело.
   - Норман, вы думаете, их можно чему-то научить?
   - Вы неисправимый романтик, Норман.
   - Перри, а откуда вы так хорошо знаете планы Мориса? - спросила Женя.
   - О, ему надо было обмыть лицензию на выпуск газеты, а я попался ему под руку.
   - Ты умеешь попадаться под нужную руку, - рассмеялся, вставая, Норман.
   Все складывали работу, убирали столы. Норман расплатился.
   И как всегда, когда Женя вышла на улицу, за ней совершенно естественно и неназойливо последовал Гуго. И опять вечерние приятно прохладные улицы. И беседа. И твёрдая надёжная рука, поддерживающая её под локоть.
   - Вы думаете, Гуго, это приложение будет иметь успех?
   - У белых, фройляйн Женни, да. У цветных вряд ли.
   - Почему?
   - Ну, цветные там будут в смешном виде. Им наверняка не захочется видеть себя такими.
   - О, я об этом не подумала.
   - Об этом никто не думает, фройляйн Женни. Мы смеёмся над цветными, что они не думают о будущем, живут одним часом и сегодняшним днём. А разве мы лучше? Сама эта несчастная война, разве она не доказывает нашей... непредусмотрительности? Вы только подумайте, фройляйн Женни...
   - Не надо о войне, Гуго, - попросила Женя. - Я так счастлива, что она кончилась, что не хочу вспоминать.
   - Я понимаю. Но... но это ведь во всём...
   - Гуго, поймите и вы. Прошлое тяжело, будущее неизвестно. Нам остаётся жить настоящим.
   - О да, вы правы, фройляйн Женни. Кто бы мог подумать, что рождество нам придётся встречать среди свободных рабов.
   - Свободные рабы? - засмеялась Женя. - Вы это серьёзно?
   - Вполне, - голос Гуго серьёзен и искренен. - Им дали свободу. Но рабы, коварные, жестокие, лживые... они те же самые. Но... свободные. У них нет тормозов, фройляйн Женни. Только страх. Мы смеёмся над самообороной, но эти мальчики - наша единственная защита.
   - Боже, какие ужасы! - Женя постаралась ужаснуться самым комическим образом.
   - Вы счастливица, фройляйн Женни, если можете смеяться над этим. А я помню. Как мы... я гостил у друзей, в их имении. Поверьте, фройляйн Женни, они поистине заботились о своих рабах. Те ни в чём не терпели нужды. И нам пришлось бежать. Мы бежали. Всё бросив.
   - А я и не заметила этого... Освобождения. Меня оно никак не коснулось.
   - Вам просто повезло.
   - Да, - радостно согласилась Женя. - Мне просто повезло. Большое спасибо, Гуго. И до свидания.
   - До свидания, фройляйн Женни.
   Церемонный поцелуй руки, и Гуго остается где-то позади. Вот ещё один поворот, знакомый забор, калитка. Бесшумный поворот ключа - Эркин промазал замок - засов на место, нижняя дверь, замок, засов, лестница - как Эркин ухитрялся проходить, да что там, пробегать по ней, не задевая ни одной скрипучей ступеньки - верхняя дверь, замок, засов.
   - Мам, ты?
   - Я-я, маленькая, спи.
   И сонный тихий вопрос.
   - А Эрик пришёл?
   - Нет ещё. Он потом придёт.
   Женя поцеловала Алису, и та спокойно засопела. Ну, вот она и дома. Обычные вечерние дела, которые не мешают думать. И вспоминать...
   ... - Это глупости, Джен!
   - Ты пойми, это же не мы придумали.
   - Серьёзные люди, врачи, об этом пишут.
   - Да, Джен, ну, сама подумай. Вот встретишь ты своего. Единственного...
   - Конечно, Джен. Ну, представь себе, у вас всё хорошо, вы любите друг друга. Ты же не можешь не отдаться ему. И всё... Отвращение, даже ненависть.
   - И это надолго.
   Девочки уговаривали её наперебой. Ей семнадцать лет, она заканчивает колледж. И она девственница. Конечно, это чревато массой осложнений. Как любое отклонение от нормы.
   - Ты совершеннолетняя. Тебе не нужно ни сопровождение, ни разрешение.
   - Это же... это же, как у врача.
   - Как прививка.
   - Сделай это, Джен.
   Она уже не помнит, чем отговаривалась. До Весеннего Бала оставалась неделя. И девочки - Салли, Мэри-Энн и... как же её звали? Ну конечно, Дайана. Они буквально силой заставили её одеться и поехать с ними в Мэйкрофт. В Палас.
   - Сама ты никогда этого не сделаешь, - решительно сказала Дайана. - Одевайся, и мы поедем вместе.
   - Но... но у меня нет денег.
   - Глупости, - Салли уже доставала из шкафа её юбку и нарядную блузку, батистовую, с шитьём. - Вот это лучше всего. Дефлорация стоит недорого.
   - В крайнем случае, я одолжу, - Мэри-Энн ободряюще улыбнулась ей.
   Всю дорогу в автобусе её трясло от страха. Но девочки так старались отвлечь её, так заботливо угощали мятной жвачкой от укачивания, что ей стало просто совестно, неловко подвести их.
   - Это... очень больно?
   - Да что ты, Джен. Сущие пустяки.
   - Мама привела меня туда в двенадцать лет. Через два дня я уже обо всём забыла.
   - А мне привезли на дом, - засмеялась Дайана. - Папа сделал сюрприз на Рождество.
   - И... как? - робко спросила она.
   - Оу, всё было хорошо. Мама даже потом оставила нас одних. Ненадолго.
   Она попробовала представить свою маму, и ей стало так страшно и противно.
   - Ничего, Джен, - Мэри-Энн погладила её вцепившуюся в сумочку руку. - К стоматологу тоже идти страшно. Мы будем с тобой до конца.
   - Почти до конца, - лукаво улыбнулась Салли.
   - Но мы поможем тебе с выбором.
   И до самых дверей Паласа они утешали и ободряли её. В первый и последний раз перед ней открылись резные тяжёлые двери с фигурной буквой L в центре орнамента. И шум, музыка, огни оглушили её. В будочке кассы сидела пожилая безукоризненно одетая и причёсанная дама. Настоящая леди.
   - Дефлорация, миледи, - пролепетала она, протягивая деньги.
   - Поздравляю, милочка, - ласково улыбнулась ей леди, протягивая билетик с ярко-красной буквой d.
   - Рады вас видеть, мисс, - улыбнулся ей служитель в форме, принявший её билетик у входа в зал. - Комната направо, мисс.
   Она послушно повернула туда, но Дайана остановила её.
   - Нет, Джен. Тебе надо успокоиться.
   - Конечно, Джен. Немного погуляем.
   Она никогда не думала, что мужчины могут быть так красивы. Облегающая одежда подчёркивала гибкость и ловкость их тел. Здесь были и мулаты всех оттенков, и негры, и те, кого девочки называли трёхкровками. Они танцевали на сцене и в зале. Улыбались ей. Их глаза скользили по её лицу и телу. Впервые она ощутила и поняла, что это такое, когда раздевают глазами и восхищаются увиденным. Она гуляла под руку с Дайаной, и только рука Дайаны, уверенная и тёплая, удерживала её от бегства. Они зашли и в комнату направо, которую ей указал служитель. Несколько негров, сидевших на узкой низкой скамье, заулыбались ей. Один, с краю, встал и, покачивая бёдрами, будто танцуя, повернулся боком, выгибаясь в пояснице... Она отпрянула и выскочила обратно в зал.
   - Ну же, Джен, - засмеялась Дайана, - нельзя быть такой трусихой.
   - Я знаю, - Салли захлопала в ладоши, восторгаясь собственной выдумкой. - Мы пойдем на рулётку. Там всё для всех.
   - Салли, это гениально! - поцеловала её в щеку Мэри-Энн.
   - Разумеется, мы все сыграем, - одобрила Дайана.
   Рулетка? Какая ещё рулетка?
   - Да очень просто, Джен. Ты платишь и запускаешь рулетку. На каждом номере спальник. Какой тебе выпадет. Это судьба.
   - Да, - засмеялась Дайана. - Это судьба.
   Круглый зал. В центре огромный как стол диск со стрелкой. А по стенам узкие открытые шкафы и в них застывшие в отточено изящных позах молодые мужчины, юноши, подростки, в облегающей, подчеркивающей их фигуры одежде.
   - Оу, девочки, индеец!
   - Да, это редкость, - согласилась Дайана.
   - Но индеец слишком страстен для первого раза, - со знанием дела сказала Салли.
   - Да нет, он не более страстен, чем чёрный, - не согласилась Мэри-Энн. - Чёрный более взрывной. Посмотри вон на того.
   Они заспорили, обсуждая достоинства выставленных спальников. А она смотрела на него. Он стоял спокойно, как и все, слегка прогнувшись в пояснице. Рубашка была у него застёгнута до половины груди, и виднелась кожа глубокого красновато-коричневого цвета. Он смотрел куда-то поверх голов, и сомкнутые губы чуть улыбались, смягчая точёное смуглое лицо.
   - Вы играете, мисс?
   Она, не глядя, отдала деньги, нажала какой-то рычаг. Заиграла музыка, и под эту музыку ожили, задвигались фигуры. Он опустил глаза, и их взгляды встретились. И он улыбнулся. Блеснули белые зубы, и всё его лицо стало другим. Нет, оно не утратило ни красоты, ни сосредоточенности, но она поняла... Она не успела осознать, что именно, потому что закричал распорядитель.
   - Выбор! Вы выиграли, мисс! Вы выиграли!
   Салли, Мэри-Энн, Дайана обнимали и поздравляли её.
   - Джен, ты выиграла!
   - Джен, ты можешь выбрать любого из этих.
   - Джен, твой выбор!
   - Джен, вон тот, чёрный. Такие очень хороши. Бери его, Джен.
   - И вон того, мулата...
   - Да, с двумя интереснее.
   - Это же Выбор, Джен!
   - Ваш выбор, мисс?
   И будто не она, а кто-то другой поднимает её руку и указывает на этого парня. И гаснет подсветка в этом шкафу, и она видит, как открывается дверь за его спиной и он уходит туда.
   - Выбор сделан! - кричит распорядитель.
   И девочки что-то говорят, советуют, но она уже идёт к скрытой за красными бархатными портьерами двери, и перед ней белая, в позолоте и зеркалах лестница, покрытая красной бархатной дорожкой. И служитель проводит её по коридору, распахивает перед ней дверь и включает свет. И перед ней стоит он. Служитель что-то говорит ей, но она не слышит, не понимает. Сердце бьётся где-то у горла. Она перешагивает через порог, и за её спиной беззвучно закрывается дверь.
   - Здравствуй.
   Он, не отвечая, склоняется перед ней в поклоне и снова выпрямляется. У него совсем другое лицо. Какое-то... настороженное, будто он боится чего-то. Он что-то говорит. Все слова до неё доходят с трудом. Его глубокий и в то же время звонкий голос совсем не похож на резкие крикливые голоса негров-уборщиков в колледже, безукоризненно правильная речь. Вежливая, даже изысканная фраза. А глаза настороженны, он... он и впрямь боится её. Почему? Она сама умирает от страха. Ей на мгновение стало смешно. И она улыбнулась ему. Он взял её сумочку и положил куда-то. И шагнул к ней. И преодолевая слабость в ногах, она подалась к нему, положила руки ему на плечи и почувствовала его руки на себе. Он высок, выше неё, широкоплечий, так что её ладоням просторно на его плечах. Его лицо склоняется над ней, и впервые её губ касаются губы другого человека, мужчины. Губы к губам. Каким-то образом её ладони оказываются на его шее и... и вот они уже опять на его плечах, но под рубашкой. И мягкая шелковистая ткань рубашки кажется грубой и шершавой рядом с его кожей. Она погладила его плечо и по его улыбке поняла, что... что ему приятно. Всё прочитанное и виденное - а девочки усиленно просвещали её каталогами и руководствами - сразу куда-то выветрилось.
   - Ты говори мне, что мне делать, - попросила она. - Я не умею. Ты говори, как тебе удобнее.
   Какое странное, даже испуганное стало у него лицо. Чего он испугался? Ведь это действительно так. Она не знает, сделает что-то не так и помешает ему. Он же - она это ясно чувствует - напряжён. Будто... будто и ему это впервые. И она, потянувшись, поцеловала его.
   - Расстегни мне рубашку, - просит он.
   Она расстёгивает пуговицы, помогает ему выдернуть рубашку из брюк и сбросить её. Да, она же читала. Фаза первая - раздевание. Подраздел - взаимное раздевание. Господи, какая глупость. Просто по её телу скользят сильные, сразу и мягкие, и твёрдые, но не жёсткие ладони, и одежда как бы сама собой отделяется от неё и опускается на пол. В первый момент она испугалась, что помнётся её единственная приличная юбка, но он просит довериться ему. Да, она доверится.
   - Расстегни пояс, - тихо говорит он.
   Пояс? А, он говорит о своём поясе, о брюках.
   - Раздвинь разрез... вот так... чуть-чуть вниз... они сами соскользнут... переступи...
   Она переводит дыхание. Он, ползая у её ног, собирает одежду, а она совершенно обнажена и может оглядеться. Маленькая комната без окон. Огромная - десять футов, не меньше, с каждой стороны - кровать у стены, угол, отгороженный ширмой. За ширмой угадывается блеск душевой трубки, в другом углу стеллаж для одежды. Между стеллажом и ширмой маленький столик, на котором лежит её сумочка и стоит лампочка-ночничок под розовым абажуром. А наверху другая лампа, круглая, и белый яркий свет заливает комнату. Попросить выключить? Но в темноте будет ещё страшнее. Машинально она расплела косы, откинула волосы на спину. И почувствовала его взгляд. Она невольно вскинула руки в нелепой попытке прикрыться. "Они все маньяки",- сразу всплыло в памяти. Что он сделает сейчас, когда она стоит перед ним голая, и они один на один в закрытой комнате, что? Набросится, сдавит своими руками, она уже ощутила их силу... Она посмотрела на него, прямо в лицо. Она всегда смотрела в лицо человека, в глаза. Даже когда танцевала. Хотя ей говорили, что это невежливо. Ее поразило выражение грусти и какой-то покорной усталости в его глазах. Никакой он не маньяк! - поняла она. Он видит и понимает её страх и... и он не шагнет к ней. Этот шаг должна сделать она. И она его сделала. Преодолела немыслимое расстояние, сама обняла его и поцеловала. Она же сама пришла. Не он подловил и затащил её. Она сама пришла, выбрала его, и... и надо наконец сделать это.
   - Это... это очень больно? - всё-таки спросила она.
   - Я постараюсь, чтобы так не было, - и совсем тихо. - Я очень постараюсь...
   ...Женя оглядела блиставшую чистотой и порядком кухню. Да, сколько раз эти воспоминания помогали ей. Было трудно, тяжело, невыразимо противно, усталость не давала двигаться, даже дышать, но стоило вспомнить, увидеть мысленно это смуглое лицо, длинные широкие брови, прямую жёсткую прядь волос на лбу и улыбку, озорную мальчишескую улыбку... Женя улыбнулась воспоминаниям.
   Она прошла в комнату, разделась и легла. Ну вот, сейчас она ещё немного повспоминает и будет спать. Кто-то читает на ночь, а она вспоминает. Чтобы сны были приятными...
   ...Как она боялась, боже, как она боялась. Его руки, его губы гладили её тело, отгоняя страх. И всё равно, когда она почувствовала плотную прижимающуюся к ней плоть, она чуть не закричала от ужаса. И он понял и отпрянул. И она поняла, чего он боится. Он боится её страха. Она лежит на кровати, большой плоской кровати, без одеяла, только подушка-валик вдоль изголовья и несколько подушек у стены. Лежит в нелепой для себя позе, раздвинув ноги, а он стоит на коленях между её ногами и смотрит ей в лицо, и губы его вздрагивают то ли от сдерживаемого плача, то ли смеха. Нет! Не может он смеяться над ней! Она отвела от него глаза и увидела в изножье зеркало. Шириной в кровать, висящее высоко и чуть наклонно. То, что она увидела в зеркале, походило на картинки из каталогов. Ей стало так страшно, будто там, в зеркале, скрыт кто-то, наблюдающий за ними. И она снова смотрит ему в лицо. Он гладит её груди, живот, наклоняется, целуя её тело, и снова выпрямляется. Странное чувство тяжести, напряжения внизу живота усиливается, что-то дёргается, словно ожил кто-то, тихо и незаметно живший в ней, и вот проснулся и заворочался, толкая её изнутри, требуя чего-то. Мягко, но сильно надавливая, он сгибает её ноги в коленях и снова склоняется над ней. И чужая, но не враждебная сила тычется, ищет вход. Оно? Это оно?
   - Да, - слышит она глухой голос.
   Разве она спросила об этом вслух? Что, что ей делать, чтоб не мучить его, такие у него глаза. Она хватается за его скользкие гладкие плечи. Она чувствует, как мучительно трудно ему. Как помочь?
   - Что мне делать?
   Она и это спросила. И услышала быстрый шёпот.
   - Ноги, выше ноги, Джен.
   Что? Как это? И вот она, ожидаемая боль. Она... нет, нельзя кричать. Ему и так тяжело. Его пальцы сжимают её плечи. Его лицо рядом. Частое прерывистое дыхание... Больно, очень больно... Но боль должна кончиться, вот-вот. Она чувствует, знает это. Ну, ещё... ну же... ну же... ну вот... И неожиданное ощущение прорванной преграды между ними, и слабая затихающая, уходящая в небытие, в прошлое боль... И какая-то новая лёгкость во всём теле... И его голос. Что он говорит? Джен? Нет, она не хочет. Она не Джен. Нет.
   - Я Женя.
   Он лежал рядом с ней, прикрыв глаза, будто спал, и только дрожащая в частом дыхании грудь выдавала его усталость, да осунувшееся за эти... минуты? часы? да всё ли равно, - побледневшее лицо. А что ей теперь делать? То, за чем её привели, да нет же, сама пришла, но, во всяком случае, это совершилось. Ей, наверное, надо уйти, дать ему отдохнуть. Отдохнуть? Они так и живут в этих комнатах без окон? Она уйдёт, и он будет спать... или... девочки говорили, что за причинённую белой женщине боль их наказывают. Тогда ей, наверное, не надо сразу уходить. Она шевельнулась, и он сразу открыл глаза. Он смотрел на неё и словно ждал ее слов.
   - Было совсем не больно.
   И он радостно улыбнулся ей. И они болтали о чём-то. И она следила, как меняется, отзываясь на каждое её слово, его лицо. Она сказала ему, что она русская. И его смятение почему-то обрадовало её, нет, не смятение, а то, как он преодолел его. И он учился произносить её имя по-русски. И выучил ещё слово "милая". И назвал ей своё имя, не кличку, не номер, а имя. Эркин. Она не поняла, но почувствовала, что он доверил ей нечто... самое дорогое, то, что прячут от всех. Эркин. Какое странное, непривычное имя. Наверное, индейское. Он же индеец. Она слышала, что у индейцев каждое имя что-то означает, но она как-то не спросила его о значении. И о его племени тоже. Не смогла. Побоялась сделать ему больно этими вопросами.
   - Ещё? - протягивает он ей руки.
   Она медлит, и он, улыбаясь, ждёт её решения. А ей страшно: вдруг опять будет больно. Она так боится боли...
   ...Женя медленно потянулась под одеялом. Эркин. Сколько лет она повторяла про себя это имя. Странно, она помнит всё, но как-то неровно, кусками. Эркин...
   ...Она протягивает к нему руки, и он обнимает её, притягивая, прижимая её к себе. И его губы прижаты к её губам. Он мягко трогает, укладывает её руки, ноги. И она вздрагивает, в предчувствии боли, но боли нет, и она смеётся этому открытию, так мягко, незаметно он входит, и она ощущает это как соединяющую их силу. И, боясь неловким движением разорвать это соединение, она крепче обхватывает его, насколько ей хватает рук и силы, и ловит странный ритм его движений, пытается подстроиться под них. И мягкими уверенными прикосновениями он объясняет ей, что ей нужно не следовать за ним, а идти навстречу. Зачем? Она не успевает ни найти ответа, ни понять вопроса. Потому что... потому что... она не понимает, что с ней, её всю трясёт, трудно дышать, что это? Она... нет, её нет... это не она... Где она? Что это такое? Эркин... Она цепляется за его плечи, шею, чтобы не пропасть, не исчезнуть. Он что-то шепчет ей. Она не понимает, не хочет понимать.
   - Дженния, ми-лайа, Же-ня...
   И вдруг это кончилось. Она жива, она есть. Лежит на этой просторной белой кровати. И Эркин рядом. Она слышит его дыхание. Успокаивающе ровное, тихое. Она поворачивает голову. Да, это он, он рядом. И снова она видит в зеркале их распростёртые тела, нет, она не хочет этого видеть. Она жмурится, отворачивается.
   - Погасить свет?
   Ну, конечно же, стоило ей шевельнуться, как он проснулся и заметил, что ей неловко...
   ...Женя лежала и улыбалась воспоминаниям. А конец она не хочет вспоминать. Как, уже одевшись, обернулась и увидела его лицо. И обнимала его, прощалась с ним. И он плакал. Да, она была уверена, что прощалась навсегда. Что чуда не будет. А чудо случилось. И она всегда помнила о нём. Всегда. И будет помнить. А на сегодня хватит. Надо спать.

* * *

  
   После полудня небо затянули облака, и влажная удушливая жара придавила холмы.
   - Парит. Гроза будет, - Андрей разжигал костер.
   - Если гроза, могут сорваться.
   - Будем спать, как ходим.
   Эркин пожал плечами.
   - Значит, будем. Только я и сейчас так сплю. Может, лучше по очереди.
   Костер не разгорался, и Андрей длинно замысловато выругался. Бычки лениво бродили по зажатой между холмами лощине. Некоторые уже улеглись, не дожидаясь сумерек. Эркин перебирал ремень, проверяя сшитые стыки. Ремень Андрея он уже проверил и зашил в двух местах. Костёр, наконец, разгорелся, Андрей облегчённо выругался и поставил решётку.
   - В следующий раз стоянку заранее приглядим.
   Эркин кивнул. На этом пастбище у них что-то не ладилось со стоянкой. Стаду пришлось менять ночёвку, а значит, и стоянку перетаскивать.
   - Ох, и ливанёт, - Андрей обводил взглядом темнеющее небо.
   - Чего?
   - Ливень будет. Ну, сильный дождь.
   - Мг, - Эркин отложил ремень и встал, оглядывая стадо. - Сильный разведи, горячего хоть попьём наскоро.
   - Ладно. Сбивать пойдёшь?
   - А то.
   Спустившись в лощину, Эркин, покрикивая, шлёпая ремнём по земле перед мордами, сбил бычков потеснее. Их послушание тревожило. Что-то тяжёлое душное придавливало его и, видимо, беспокоило их. Стремительно темнело. Лежавшие бычки вставали, недовольно крутили головами. Эркин оказался в центре стада, рядом с Одноглазым. У этого бычка на белой, как у всех, голове вокруг одного глаза было чёрное пятно. Одноглазый, фыркая, обнюхал торс Эркина, лизнул подставленную ладонь. Эркин мягко толкнул его в лоб между прорезывающимися рогами, снова оглядел тёмное небо. Если сейчас громыхнёт и стадо рванёт, затопчут, как нечего делать. Он стал пробираться к склону, подсвистывая Принцу и успокаивая бычков хлопками по шеям и бокам, когда небо перерезала белая светящаяся полоса и громыхнуло так, что Эркин присел, зажимая уши. И тут началось...
   Сильный удар в плечо отбросил Эркина в сторону, и стронувшаяся лавина не задела его. Он лежал, вжавшись в землю, ставшую сразу жидкой и холодной, а над ним ревело и топотало какое-то чудовище. И вдруг всё стихло. Он приподнял голову и успел увидеть стремительно уносящееся стадо.
   - Андре-ей! - заорал он, вставая на четвереньки. - Гонииии!
   Вместо ответа новый удар грома. Ругаясь, отплевываясь от залепившей рот грязи, Эркин встал, пытаясь сообразить, где Принц. А, вот он! Поймал скользкий повод и вскочил в седло. Теперь за стадом. Пусть бегут, лишь бы вместе, не врассыпную.
   Нагнав стадо, он нёсся теперь под ливнем рядом с ним, орал, свистел, бил бычков смотанным ремнём по спинам и мордам. Ревущим комом стадо катилось куда-то вперёд. В очередной ослепительно-белой вспышке Эркин увидел силуэт всадника по другую сторону стада. Андрей! Ну, вдвоём уже легче.
   - Заворачивай! - донёсся до него знакомый голос и потерявшееся в шуме воды и мычании бычков ругательство.
   Да, впереди река, берег там не очень крутой, но всё равно опасно. Эркин поскакал в голову стада. Надо завернуть Шефа - крупного злого бычка, за ним повернут остальные.
   Шеф, злобно мыча, мчал впереди. Эркин проскакал вперёд и хлестнул его ремнём по морде. Шеф остановился и угрожающе нагнул голову. Эркин ударил сильнее. Сзади напирали остальные, и Шеф нехотя повернул. Эркин уже легонько шлёпнул его по подставившемуся плечу, и Шеф затрусил в указанном направлении. Стадо повернуло за ним.
   Смолкло испуганное и злобное мычание. Теперь в шуме дождя различался мерный топот копыт да успокаивающее посвистывание людей.
   Описав широкий круг, они привели бычков в ту же лощину. Гроза уходила, хотя дождь продолжался. Бычки уже стояли спокойно, но не ложились.
   Андрей подъехал к Эркину.
   - Я думал, кранты тебе! Затопчут.
   - Я тоже. - Эркин тяжело перевел дыхание, похлопал Принца по шее. - Много отбилось?
   - Утром посчитаем. Все равно, пока не лягут, держать надо.
   - К утру пройдёт или надолго?
   - А хрен его знает, - Андрей подставил ладони под дождь и, набрав пригоршню, умылся. - Где шляпу-то потерял?
   - А и фиг с ней, - отмахнулся Эркин. - Много за неё не вычтут, - запрокинув голову, подставил лицо дождю. - Фу, горло бы сейчас промочить.
   - С неба льёт, - усмехнулся Андрей. - Пей не хочу, - и спокойно пояснил, - костёр залило.
   - Вижу. Ладно, попьём дождевой.
   Он, как Андрей, подставил под дождь ладони и напился из пригоршни.
   - Ладно, я на тот край, подсвищу, а то беспокоятся.
   - Идёт. Я здесь буду.
   Они уже давно заметили, что бычки слушают их, и стали успокаивать их голосом. Сначала свистели, а как-то попробовали петь. К их удивлению, получилось. Правда, песни у них были разные. Но бычкам всё равно, что поют, лишь бы голос знакомый, а им интересно.
   К утру дождь перестал, а они охрипли. Бычков пересчитали. Не хватало шестнадцати. Конечно, Подлюги нет, Черноносого, ещё Одноглазого...
   - Подлюга сманил, гад, - Андрей так завернул насчет родителей Подлюги, что Эркин не выдержал и рассмеялся.
   Они перегнали стадо в лощину на другой стороне гребня, где протекал неглубокий, широко разлившийся после ночного ливня ручей. Оставив бычков хрупать сочной травой и пить, сколько им влезет - на дневку перегонят повыше, где обсохнет, Андрей занялся промокшими разбросанными вещами, а Эркин отправился на поиски. Шляпа его отыскалась утром. Видно, при первом же ударе, когда он упал, она и отлетела. Тулья в двух местах была пробита копытами.
   - Твоей головы в ней не было? - серьёзно спросил Андрей, вытащив её из грязи и расправляя.
   Эркин ощупал свою голову и так же серьёзно ответил.
   - Кажется, нет.
   Посмеялись, глядя друг на друга.
   - Ладно, я поехал.
   - Сам не пропади.
   - Боишься, надорвёшься один?
   - Аж коленки дрожат.
   Эркин, смеясь, стронул Принца. Лишь бы они кучно были. Если разбрелись, то побегаешь, пока соберёшь.
   Найти место, где от следа стада откололись ещё следы, ему удалось. Но сколько их тут было? Да и следы быстро потерялись в траве.
   Эркин ехал вдоль реки, подсвистывая. На свои способности следопыта он не надеялся и рассчитывал, что бычки сами отзовутся на знакомый голос. Шестнадцать голов - это серьёзно. Хозяин шкуру спустит. Нет, бить себя он не даст, понятное дело, но с заработком придётся проститься, да ещё за пропажу отработать. Лишь бы они вместе были.
   В одном месте он заметил поломанные ветви на кустах и взрыхленную копытами землю и свернул туда.
   Кажется... кажется... ну точно! Вскоре на глаза ему попалась свежая коровья лепёшка. Принц всхрапнул и попросил повода. А там уже в просвете между стволами глянцевито блеснула мокрая шерсть.
   Выехав на край луга, полого спускавшегося к реке, Эркин привстал на стременах, пересчитывая бычков. Дважды сбивался от волнения, но, наконец, трижды, с трёх концов, счет сошёлся. Шестнадцать. И вроде, да все целы-здоровы. Он подъехал ближе. Бычки заволновались, поднимая головы и задирая хвосты. Эркин засвистел, спешился и, свистя, напевая что-то, пошёл между бычками, охлопывая и поглаживая гладкие мокрые бока. Бычки успокоились, снова уткнулись в траву, заедая ночные страхи. Подлюга, когда Эркин подошёл к нему, шумно обнюхал его и ткнул носом в бедро. Эркин вытащил из кармана размокшую раскисшую сушку.
   - Учуял, Подлюга, тварь ты этакая.
   Подлюга мягко подобрал сушку и подставил лоб. Эркин почесал кудрявую шерсть около пробивающихся рогов, легонько шлёпнул по морде. Подлюга вздохнул, словно хотел пожаловаться на что-то да передумал, и опустил голову к траве.
   - Гад ты всё-таки, Подлюга, - Эркин ещё раз похлопал его по шее и отошёл, огляделся. - Но место выбрал хорошее.
   Ещё раз обойдя и успокоив бычков, Эркин отпустил Принца и спустился к реке, быстро разделся и вошёл в воду. Хоть грязь ночную смыть. Но войдя, никак не мог выйти. Плескался, плавал вдоль берега. Андрей плавает быстро, кидая тело толчками, будто убегает от кого-то или гонится. А он и плавать толком не умеет, так, на одном месте барахтается. На воде держится, всякие выкрутасы в воде умеет, даже зубами камень со дна поднимет - как-то напоив и отогнав бычков на дневку, они накупались до обалдения, даже на обед не поехали - а плавать - нет. Не научили.
   - Ну, так учись, - просто решил Андрей. - Не хитрей езды наука.
   Он посмотрел, что и как Андрей делает, и попробовал. Получилось. Не быстро, конечно, и на глубину он не рисковал забираться. А так вдоль берега. Андрея ему не догнать, но зато он его чуть не утопил тогда, ловя под водой за ноги.
   Эркин встал по пояс в воде, отжал обеими руками воду из волос и побрёл к берегу. Взял рубашку и трусы, здесь же наскоро выстирал их, выколачивая грязь о полузатопленный в воде ствол какого-то дерева, выкрутил и стал собираться. Андрей там ждёт его, психует уже наверняка, а он тут резвится вроде Подлюги. Эркин отряхнул джинсы, выбил подсохшую грязь и натянул прямо на мокрое тело. Обсыхать уже некогда. Быстро обулся и позвал Принца.
   Стоявший по колено в воде Принц покосился, выждал чуть и не спеша подошёл.
   - Передразниваешь, да? - Эркин привязал к седлу мокрое, скрученное в жгут бельё. - Как ты, дескать, так и я. Скотина ты, а не Принц.
   Конь ткнул его мордой в плечо.
   - У Подлюги твоя сушка. Обойдёшься.
   Эркин легко взмыл в седло и приготовил ремень. Засвистел и гикнул, собирая бычков. Те, покорно бросая пастьбу, потянулись от реки по склону.
   Охлопывая отстающих, Эркин подогнал их к роще, когда из-за стволов выступил всадник. Он был столь неподвижен, что Эркин заметил его только сейчас, когда тот пошевелился.
   Эркин узнал Фредди и замер в полной растерянности. Панический бездумный страх лишил его возможности не только двигаться, но и соображать. Бычки неспешно втягивались в рощу, а он застыл, бессильно свесив руки. Принц, не понимая ненужной остановки, сам пошёл за бычками. Эркин как-то нелепо дёрнулся и чуть не выпал из седла. Это привело его в чувство. Он ухватился за повод и сам послал Принца вперёд. Злясь на самого себя, на свой страх, он подгонял бычков, сбивая их в плотную кучу. Чёрт, надо же такому... Когда этот беляк припёрся? Что видел? Какого чёрта ему вообще здесь болтаться?!
   Миновав рощу, он дал бычкам развернуться и неспешно, чтобы кормились дорогой, погнал их напрямик к основному стаду.
   - От грозы рванули?
   Эркин вздрогнул. Опять этот беляк поймал его врасплох. Покосившись на по-прежнему невозмутимое лицо Фредди, он ответил привычной фразой.
   - Да, сэр.
   Фредди, приготовившего шутку по поводу его купания и стирки, удивил и даже как-то обидел его страх. Застывшее побледневшее лицо, остановившиеся расширенные глаза, обмякающее становящееся бескостным тело... Фредди приходилось видеть такое. Но там было чего бояться. Дуло у лба, или... да мало ли что. Но здесь-то чего? Скача рядом, он искоса посматривал на постепенно твердеющее лицо с возвращающимся на скулы румянцем. Чего так испугался индеец? Парень ведь не из пугливых. От Джонни потребовал считать при себе. Джонни, рассказывая, хохотал до слёз. Но ведь для раба, действительно, дерзость неслыханная. Даже в Аризоне не всякий ковбой не с каждым ранчеро так рисковал. Да и раньше парень держался неплохо. Чего ж так сейчас? Знать о них с Джонни парень ничего не может, прошлые его дела в городе остались, здесь парень точно ничего такого ещё не натворил... Фредди нахмурился: он не любил таких загадок, к тому же знал, как такой страх мешает дальнейшим отношениям.
   Приближалась их стоянка. И Эркин отчаянно, подражая Андрею, засвистел - щелчки тот на таком расстоянии не услышит - и поскакал, сбивая бычков в кучу и заворачивая к лощине. Услышав ответный свист, он немного успокоился: Андрей готов к встрече.
   Фредди придержал своего коня. Он понимал, что индеец спешит известить напарника, и не хотел мешать, и тут пришла его очередь удивляться. На спине у парня не было клейм! Индеец с рабским номером и без клейм за побеги?! Чего только не бывает. Не слышал о таком. Может, из-за этого парень так и перепугался? Но ведь номер он не прятал, да и в имении свободно без рубашки ходил, и у колодца обливался... Ладно, не будем спешить, тем более, что спешить некуда. Никуда парни от стада не денутся.
   Андрей, услышав тревожный свист, быстро натянул и застегнул рубашку и побежал к коню. Издали увидев двух всадников и бычков, поскакал к ним.
   - Все здесь, - крикнул ему навстречу Эркин.
   Вместе - Фредди как-то незаметно подстроился к ним - они соединили стадо и перегнали его на дневку. Когда бычки улеглись, вернулись на стоянку. И само собой получилось, что Фредди сел с ними к костру. Эркин уже отошёл от страха, но держался настороженно, отводя глаза от Фредди. Андрей не понимал причины - переговорить им не удалось - и тоже напрягся. Фредди достал сигареты. Андрей сразу заулыбался и потянулся к пачке.
   - Сильно помочило?
   - Мука почти вся, - махнул рукой Андрей.
   - Чего ж не укрыли? С полдня натягивало, - Фредди спокойно закурил, сел поудобнее.
   - Беспокоились, - Андрей кивком показал на дневку. - Так и держали при себе.
   Фредди кивнул.
   - А громыхало здоров. Скотная еле устояла.
   - Молнией не ударило? - поинтересовался Андрей.
   - Пронесло. Но тоже всю ночь не спали, успокаивали. Огород размыло к чертям свинячьим. Ларри только наладил его, - Фредди усмехнулся.
   Эркин не вмешивался в их разговор и, казалось, не слушал. Он сидел у костра, напряжённо глядя в огонь.
   - Думал, у вас поразметало все.
   - Удержали, - улыбнулся Андрей. - Этих вот только пришлось искать.
   - А я в рощу въехал, ну у реки мысом...
   - Знаю, - кивнул Андрей.
   - Вижу... - Фредди сделал паузу, затягиваясь сигаретой и быстро просчитывая варианты.
   Неподвижность и равнодушное лицо индейца не могли его обмануть, а упорное молчание только подтвердило. Парень слушает. И слушает очень внимательно. Намекнуть? На что? Промахнуться нельзя. А иметь такого врагом не хочется. И не нужно. Учитывая, что стадо скоро откочует к резервации, и могут начаться разборки.
   Фредди докурил и щелчком отправил окурок в костёр. Ну, первый выстрел...
   - Вижу, гонит.
   Еле заметно метнулись в его сторону глаза, дрогнули и опали желваки. Попал! Вот чего он испугался! Что видели его купающимся. Теперь успокоился, что не видели. Остальное потом.
   Фредди улыбнулся. Приятно, когда получается с первого раза.
   На чайнике запрыгала крышка.
   - Чаю? - предложил Андрей.
   - Нет, - Фредди мотнул головой. - Кофе.
   - Кофе рабское, сэр, - негромко сказал Эркин.
   - А откуда ж другое? - улыбнулся Фредди и перевёл дыхание.
   Эркин сдвинул кружки, насыпал в каждую из брошенного ему Андреем мешочка бурого порошка и разлил кипяток. Бурая жидкость вскипела жёлтой пеной. Фредди вытащил пачку галет.
   - Держите, парни. Так и думал, что без хлеба останетесь.
   - Спасибо, сэр, - Эркин разорвал обертку и выложил галеты на сковородку от лепёшек.
   Андрей, встававший поглядеть на бычков, вернулся к костру.
   - Лежат. Значит, Ларри опять все сначала?
   Фредди негромко засмеялся.
   - Он так ругался утром, что мне даже понравилось. Стоит посреди огорода и кроет всех подряд аж до бога. А мелюзга на заборе с открытыми ртами слушает.
   Представив эту картину, засмеялся Андрей, нехотя улыбнулся Эркин.
   - У вас, значит, обошлось.
   - Пока да, - Андрей засунул в рот галету целиком. - Грозы частые здесь?
   - Когда как, - пожал плечами Фредди. - Вы ещё неделю здесь?
   Эркин молча кивнул.
   - Дотянете до подвоза, или подбросить вам к празднику?
   Рот у Андрея был занят, и их общее удивление высказал Эркин.
   - Какому празднику, сэр?
   - День Отца послезавтра. Вы что, счёт дням потеряли?
   - Мы его и не вели, - неожиданно резко ответил Андрей. - Мы только пастьбу считаем.
   - Спасибо, сэр, - вклинился Эркин, взглядом останавливая Андрея. - Я думаю, мы обойдёмся, сэр.
   Фредди кивнул. Ещё один промах. Ну, индеец отца не знает и ему этот праздник по хрену, это понятно, а белому... чем ему его папаша так насолил? Ладно, это пустяки.
   Пока пили кофе с галетами, поспело варево. Фредди не стал отказываться. Ели молча, серьёзно. Эркин остался мыть посуду и закладывать варево на вечер, а Фредди с Андреем пошли перегонять поднимавшихся бычков.
   Когда Эркин подскакал к стаду, Фредди уже не было.
   - Умотал?
   - Мг, - Андрей мрачно гонял во рту сигарету. - Пачку мне оставил и того... осчастливил своим отсутствием.
   - Как-как? - переспросил Эркин. - Ты чего-то закрутил. Я не понял.
   Андрей хмыкнул и повторил фразу уже по-английски.
   - Здорово! - рассмеялся Эркин.
   - Мг. Ты на этот раз от дождя всё укрыл?
   - В тот раз ты убирался. А я укрыл. Ладно, не кипи, - остановил он Андрея. - Гроза, заранее не знаешь. Мука пропала, видел. А крупу подсушим, если дождя не будет...
   - А разложим для сушки и ливанет?!
   - А на костре! - рявкнул Эркин. - На сковородке! Ты чего психуешь?
   - А ничего! - Андрей отвернулся и, глядя в сторону, уже извиняющимся тоном сказал. - Разбередил он меня с этим днём. День матери, теперь отца... Навыдумывали, гады, только душу травят.
   - А что, отец у тебя...
   Эркин не закончил фразу, с таким искажённым лицом рванулся к нему Андрей, схватил за плечо.
   - Слушай ты... - Андрей проглотил несказанное.
   Они почти соприкасались лицами. Эркин напрягся, приготовился к удару, но Андрей убрал руку и отодвинулся.
   - Никогда, - голос его был спокоен и тих, но настолько и так странен, что Эркин ждал самого страшного. - Никогда не спрашивай меня об этом. Слышишь, никогда.
   Андрей рванул повод и поскакал на другую сторону стада. Эркин молча смотрел ему вслед. Что ж, у каждого своё. Каждый своего хлебнул. Не хочет Андрей, не будет он, конечно, поминать об этом. Ему-то что? Ему что отец, что мать... Всё одно. Всё осталось там, за границей памяти. Может, и было. Кто-то ж рожал его. От кого-то. Только для него-то этого не было. Не было! Не было, понятно?! И по фигу ему вся эта хреновина о родителях и родной крови. По фигу! Эркин хлестнул Резеду и поскакал в обход стада, издали грозя ремнём Подлюге.
   Но вечером у костра Андрей вдруг сам заговорил об этом.
   - Ты вот что... Ты не обижайся, Эркин. Ну, за сегодняшнее.
   - Я не обижаюсь, - пожал плечами Эркин. - Бывает.
   - Нет, ты... ты пойми. Мать говорила, чтоб об отце молчали вмёртвую. Кто бы ни спрашивал, что бы ни сулили, как бы ни пугали. "Ты врать не умеешь, - говорила, - молчи. Убивать будут, молчи. Меня убивать у тебя на глазах, всё равно молчи". Я... - Андрей привстал на коленях. - Я же помню его, Эркин! Нельзя мне об этом. Нельзя. Мать просила, пойми...
   Он вскочил и ушёл в темноту. Эркин молча поворошил поленья. Когда Андрей, вытирая глаза и судорожно переводя дыхание, вернулся и сел на своё место, так же молча подвинул ему кружку с кофе.
   А ещё через день, когда вроде всё забылось, Андрей вечером порылся в своём мешке и вытащил флягу. Не ту, армейскую, как у Эркина, а самодельную, из бутылки, обшитой тканью. Отвинтил колпачок и разлил в кружки.
   - Давай, - и шуткой скрыл всё, о чем нельзя им говорить. - Кто-то ж постарался, чтоб мы были. За них и давай.
   Эркин кивнул, поднимая кружку, и глотнул. Бесцветная пахучая жидкость обожгла горло, выжав на глаза слёзы. Эркин закашлялся.
   - Заешь, - протянул ему кусок мяса Андрей. - Это я у одного... сменял. Давно ещё. Тяну помаленьку.
   - Что это? - откашлялся, наконец, Эркин.
   - Тот чмырь клялся, что настоящая русская.
   - Водка?
   - А что ещё?
   Андрей тщательно завинтил крышку и убрал фляжку. Вернулся к костру. Эркин поворошил поленья. От выпитого по телу прокатывались тёплые волны и как-то странно кружилась голова.
   - Крепкая, - Эркин смущённо улыбнулся. - Даже в голову ударило.
   - Ты ж говорил, что умеешь пить, - засмеялся Андрей.
   - Такого я никогда не пил.
   - А... там?
   - В Паласе? - Эркин спокойно поправил упавшую на лоб прядь. - Там совсем другое подавали. Сладкое. Я же эл, в эл-пи был.
   - А это чего такое?
   - Эл, значит, для леди, эл-пи - Палас для леди. А кто для мужчин, те джи, джи-пи - Палас для джентльменов, Там рабыни были, - Эркин усмехнулся, - в основном.
   -А...? Стоп, - остановил сам себя Андрей. - Понял, - и сплюнул в костёр. - Система.
   - Система, - кивнул Эркин. - Были ещё О-Паласы. Туда, говорят, те ходили, кто мучить любит или... гадости там разные.
   - О? - переспросил Андрей и тут же кивнул. - Понял, это от other (другой).
   - Да? - удивился Эркин. - Не знал. Ну, так вот. О них всякое болтали. Кого туда отобрали, то всё, тех уже никто не видел. Элов навалом, джи... тоже. А тех нет. О-Палас и всё. С концами. - Эркин потёр ладонями лицо. - Болтаю я чего-то, будто травы нажевался.
   - Какой травы?
   - Да говорил я тебе вроде. Ну, гонял бычков когда, ещё до Свободы, без жратвы раз остались, кончились продукты, вот и жевали её. Она голод забивает, и язык без привязи становится. Если увижу где, покажу.
   - А называется как?
   - А фиг её знает. Я вон из деревьев только дуб и клён отличаю. И то мне уже в имении показали. Послали раз кленовую аллею чистить, а я не знал, где она. Мне как влепили плетью, так я туда птичкой влетел и на всю жизнь запомнил, какой клён из себя. И с дубом так же. Павлиньи перья в одном Паласе видел, а самого павлина... А называюсь индейцем. - Эркин усмехнулся. - Хреновый я индеец.
   - Ты ж не виноват в этом.
   - Мне-то от этого не легче.
   - Оно так. А разболтался ты, это точно, - Андрей засмеялся. - Так что водку ты пить не умеешь. И не хвастай.
   - Я не хвастал.
   - А что, много вам... ну, спиртного давали?
   - В пайке не давали. А так... клиентки угощали. Там отхлебнуть, допить...
   - А закусь?
   Эркин засмеялся.
   - Стащить успеешь, так закусишь. Мне один раз коньяка досталось... полный бокал. Она пригубила, а пить чего-то не стала и мне сунула. Я и шарахнул.
   - Он, коньяк этот, крепкий?
   - Не знаю. Обожгло сильно.
   - И не опьянел?
   Эркин опять засмеялся.
   - Опьянеешь - не сработаешь. Не сработаешь - тока получишь. Меня повело было сразу, а как про ток вспомнил, сразу протрезвел.
   - И сработал?
   - А куда денешься? Под ток, знаешь, неохота как-то... Потому и говорил, что пить умею. Но не люблю.
   Андрей усмехнулся, покрутил головой.
   - А меня редко берёт. Слушай, а кормили вас хорошо? В Паласе? - Эркин молчал, и Андрей заторопился. - Ты того, не обижайся, что я спрашиваю. Ты как, можешь про это говорить?
   - Пьяный могу. - Эркин взял ещё кусок мяса.
   Сегодня они вместо варева просто свалили мясо на сковородку и поставили на огонь.
   - Ну, слушай. Кормили нас хорошо. Не от пуза, но паёк большой, сытный. А так... та же каша, хлеб, кофе. Каша, правда, с мясом. И кофе сладкий. Голодом не наказывали, ну, уж очень редко, - и усмехнулся, - чтоб вид не теряли. А на паёк этот ты не завидуй. Сытость эта боком выходила.
   - Это понятно, - Андрей ответил злой усмешкой, - когда хорошо кормят... У нас опытные говорили, что в самых злых тюрьмах пайка сытная. Хорошая жратва, она опасная.
   - Везде одно и то же, - кивнул Эркин. - Ну, ещё слушаешь? Или хватит с тебя?
   - Валяй. Тебе выговориться надо, хмель выпустить. А спали вы где? Там же? Ну... где работали? Или...?
   - Или. Работали в зале и в кабинах. А спали в камерах. Как в распределителе, только не на полу, а на койках.
   - Ух ты! Не нары, значит. У каждого своя?
   - Ну да, надзирателю так подойти удобнее. И чтоб не трепались. Койки хорошие, простыни давали. И подушки. Если что, подушками и душили.
   - Мы одеялом.
   - Одеяла не полагалось.
   - Так и спали, что ли, под одной простыней?
   - Ни под чем. В камерах тепло. И надзирателю всё видно. - Эркин усмехнулся и, явно передразнивая, рявкнул. - Лечь на спину, руки за голову! - и уже своим голосом. - Ну, рядом можно, или под себя. Но упаси тебя прикрыться.
   - А это за каким чертом?
   - А их спроси. С питомника приучили. По другому лежать я только в имении выучился, как вздует спину после пузырчатки, и не захочешь, а только на животе спать будешь. А так... койка низкая, надзирателю удобно ногами бить. А в распределителе прямо на полу ведь. Хоть в лицо тебе, хоть в живот, хоть... - Эркин махнул рукой. - Ну, в распределителе спишь, только если вся камера спальная подобралась. А попадёшь с работягами, так там не до сна. Спина к решётке, ноги поджал, голову прикрыл и дрожишь до утра. Полезут, не полезут... Били нас в распределителях... по-чёрному. Ведь ты подумай, - Эркин с внезапно ожившей старой болью подался к нему, - ты пойми, нам любой синяк уже плохо. А лицо попортили, то всё, пошёл в Овраг. Так ведь, сволочи, погань рабская, не била, увечила. Мы и дрались так, не подпуская к себе, ногами отбивались.
   - То-то тебе кишки чуть не выпустили.
   - Сам говорил, что чуть не считается. А так, я ж пять лет не спальник, и не продавали меня из имения. Отвык. И не дерутся рабы с ножами. Это уж после Свободы научились.
   Эркин оглядел опустевшую сковородку и засмеялся.
   - Завтра пустую кашу лопать будем.
   - А у нас без заточки делать было нечего, - задумчиво сказал Андрей, словно не расслышав его последней фразы. - Шмонали, конечно, и если найдут чего, то сильно пожалеешь... о себе. Только, если жить хочешь, ты её сделаешь и прятать научишься, чтоб всегда под рукой была.
   Эркин внимательно посмотрел на него.
   - Тебе, похоже, тоже надо... язык малость отпустить.
   - Надо, - кивнул Андрей. - В другой раз. Скоро светать начнет.
   Эркин закинул голову и засмеялся.
   - Точно. Проболтали сон.
   - Отпраздновали, - засмеялся Андрей. - Давай хоть на остаток храпанём.
   Эркин кивнул и встал, потянулся, сцепив пальцы на затылке.
   - Ложись. Я к стаду схожу.
   - Чего так?
   - Мало осталось. Разоспимся, упустим.
   - Я сосну, - мотнул головой Андрей. - Давай тогда так...
   - Давай, - сразу согласился Эркин. - А я днём своё возьму.
   - Идёт.
   Эркин шёл к стаду. После первых же шагов земля перестала пружинить под ногами. И не опьянел он так уж особо. Просто... отвязал язык. Чтобы о Зибо не думать. Зибо-то его сыном считал. Как же страшно обманули старика... Старика? А сколько ж лет Зибо было? Он же видел его номер. Ярко-желтый, как у всех негров, такой же, как у него самого, только у него чёрный. Ну да, краску так подбирают, чтобы сразу заметно было. Нет, он же видел этот номер. Как же там...
   Он обходил стадо. Подсвистывал, напевал обрывки каких-то песен. И мучительно думал, вспоминал, будто это было так важно. И вспомнил. Остановился и, загибая пальцы, шевеля губами, стал считать. Сбивался, ругался шёпотом и снова считал. И снова выходило. У них разница в двадцать три года. Когда его привезли в имение, Зибо было сорок три года. И умер он... нет, года он не знает, но это было до Освобождения... А ему самому двадцать пять. Зибо бы сейчас было сорок восемь... Эркин вдруг всхлипнул... Совсем он пьяный, что ли? Ведь мало же выпил. Сорок восемь... Как сказал тогда этот краснолицый, что гостил в имении? Они шли мимо скотной, гость и хозяин, а он как раз мыл пол у дверей и услышал.
   ... - Мужская зрелость после пятидесяти, мой дорогой...
   И смех. Они... они всегда смеялись... Будьте вы прокляты, все, все до единого! Кому из рабов вы дали дожить до пятидесяти?!
   Эркин выругался уже в полный голос. Запрокинул голову и памятным с детства усилием сдержал, втянул обратно слёзы. Вот так! Получалось это не всегда, но сейчас вышло. Сволочь он, конечно, и скотина бесчувственная. Назвал бы Зибо хоть разок отцом, язык бы не отвалился, а старику стало бы полегче. Старик Зибо. По рабским меркам много прожил. Умер не на Пустыре, и не в Овраг свалили, а похоронили. И он невольно торжествующе улыбнулся воспоминанию. Как сказал тогда Грегори? "Свезёшь в овраг, а там сам знаешь". Хорошо, что Грегори лень было к Оврагу тащиться.
   Светлело. Проступала роса. Эркин обшарил глазами небо. Вроде, ровно светлеет, без пятен. Может, и не будет дождя. Пора разводить костёр. И вообще... жить дальше.

* * *

  
   Ровно стрекотали машинки. Лопасти вентилятора под потолком без устали месили горячий воздух. На клавишах машинок блестели следы потных пальцев.
   Женя допечатала лист, протёрла руки салфеткой и только тогда вытащила его из машинки и положила в стопку.
   - В этой жаре работать совершенно невозможно, - пожаловалась Этель. - Неужели нельзя поставить кондиционер?!
   - Ну, наша провинция, - засмеялась Ирэн, - ещё не поднялась до таких высот цивилизации.
   - Да?! - Майра даже подскочила на месте. - Вы знаете, комендатура была у Хокса с инспекцией и распорядилась поставить кондиционер и вентиляцию. Иначе штраф и так далее, вплоть до закрытия.
   - Может, и нам пригласить эту инспекцию? - засмеялась Рози.
   - Без толку, Рози, - авторитетно заявила Этель. - Это распоряжение касалось только цеха, где работают цветные. Ну, где у него протравка вся и прочая гадость. А мы - белые, о нас русские не будут заботиться.
   - Ах, пусть не заботятся, - простонала Ирэн, - лишь бы не мешали.
   - А чем они вам мешают, милочка? - заинтересовалась Майра. - По-моему, вы были без ума от этого офицера. Арсения. Не так ли?
   - Ну, не я одна, - засмеялась Ирэн. - Полгорода с ума посходило. Красавец, герой и так далее.
   - Герой! - фыркнула Этель. - Всё-таки я не согласна. Пусть они белые, но их геройство... неужели мы забыли, что была война, что их геройство - это смерть наших близких, крушение нашего мира. Может, их мир и лучше, я не знаю, может быть. Но этот мир был нашим. И мы были счастливы в этом мире.
   - О да! - резкий голос миссис Стоун хлестнул по ушам. - Мы были счастливы.
   Обычно замечания миссис Стоун прекращали разговор, но сегодня Этель не отступила.
   - Да, миссис Стоун! - Этель вызывающе вскинула голову. - Мы были счастливы! Каждый мог быть счастлив.
   - И рабы? - спокойно и совсем не язвительно спросила миссис Стоун.
   - Да! Посмотрите на нынешних цветных. Грязные, оборванные, голодные. Да разве кто держал так рабов?! Вспомните. А кто воспитывал их? Заботился...
   - Честность так и не воспитали, - засмеялась Майра. - Воровали и будут воровать. Я помню...
   - Да, - перебила ее Этель. - Сахар из сахарницы, и вообще, еду без присмотра нельзя было оставить. А сейчас? Тащат всё, что увидят. Работать не хотят и не умеют, простейшего дела нельзя поручить.
   - Вы несправедливы, Этель, - спокойно возразила Ирэн. - Среди них попадаются вполне приличные, для цветных, разумеется, экземпляры. Видимо, от хороших хозяев.
   - По-настоящему, приличные, как вы говорите, остались у хозяев! - не сдавалась Этель. - И вообще, цветным не свойственны высшие чувства. Я говорила о нас.
   - Вы были счастливы, Этель?
   - Да, Рози. И вы, и вы, и вы... Да все. Мы просто не понимали своего счастья, не ценили его.
   - Успокойтесь, Этель, - Ирэн подошла к ней и нежно поцеловала в щёку. - Будем надеяться, что будет лучше.
   - Что? Что может быть?!
   Этель не договорила. Дверь резко раскрылась, и Мервин Спайз влетел в комнату. Всё было сразу забыто. Но Мервин, всегда такой внимательный, рассыпающий шутки и комплименты, не пропускающий ни одной девушки, ограничился небрежным общим кивком и подошёл к Жене.
   - Мисс Малик!
   - Да, - оторвалась от текста Женя.
   - Я прошу вас пройти со мной.
   - Что?! - у Жени сразу пересохло в горле и задрожали руки. - Что случилось?!
   - Ничего особенного. Успокойтесь. Фирме нужна ваша помощь. Нет-нет, оставьте всё как есть.
   Женя взяла сумочку. Это был совсем другой Мервин. Быстрый, уверенный, с неожиданно властным командным голосом.
   В коридоре он взял её за руку повыше локтя. Не сжал, но Женя сразу почувствовала, что её ведут.
   - Что случилось?
   - Не волнуйтесь, мисс Малик, - и повторил. - Вы нужны фирме.
   Он привел её в кабинет директора. Нет, разумеется, Женя знала, что у фирмы есть директор, знала, как его зовут, слышала сплетни о нём, даже пару раз видела издалека, но разговаривать с ним ей, как и другим девушкам, не приходилось ни разу. Все распоряжения и зарплату они получали от Спайза.
   Маленький, седоголовый, в безукоризненно строгом костюме, в больших очках, делавших его лицо ещё меньше, Кристиан Рочестер Грэхем поднял голову, когда Мервин ввёл Женю в его кабинет, и, помедлив с секунду - чтобы она заметила и оценила - встал.
   - Добрый день, мисс Малик. Садитесь.
   - Добрый день, мистер Грэхем. Благодарю вас.
   Женя опустилась в указанное ей кресло у стола. Мягкое, но не расслабляющее.
   - Сколько лет вы работаете в нашей фирме, мисс Малик?
   - Два года, мистер Грэхем.
   - Фирма ценит ваше сотрудничество, мисс Малик.
   Женя с вежливой улыбкой наклонила голову. Плата, конечно, могла быть и повыше.
   - Вы, кажется, русская?
   - Да, мистер Грэхем.
   - И знаете язык?
   - Да, мистер Грэхем.
   - Вы можете переводить, стенографировать по-русски?
   Женя перевела дыхание. Вот, значит, в чём дело.
   - Мне не приходилось практиковаться в стенографии по-русски, мистер Грэхем, но я владею языком.
   - Отлично.
   Грэхем улыбнулся. Его лицо от этого не стало ни веселее, ни лучше. Улыбка надевалась и снималась как очки. Или галстук.
   - Фирма нуждается в ваших услугах переводчицы, мисс Малик.
   - Я готова помочь фирме, - улыбнулась Женя, - насколько это в моих силах.
   - Фирма не забудет вашей услуги, - Грэхем сверкнул очками. - Сторм введёт вас в курс дела.
   Сторм? Это ещё кто такой?
   - Разумеется, - прозвучал новый голос. - Буду счастлив сотрудничать с вами, мисс Малик.
   Женя вздрогнула и обернулась. Откуда в кабинете взялся этот... Она не успела додумать. Разговор был явно окончен. Она встала, и Грэхем попрощался с ней кивком. И только в коридоре она смогла разглядеть Сторма.
   Высокий загорелый блондин с по-военному аккуратной стрижкой. И костюм, отличный летний костюм смотрится на нем формой. Женя никогда не думала, что её контора как-то связана с армией.
   - Эдвард Сторм, - представился он, изящно поцеловав Жене руку, и улыбнулся, показав великолепные зубы. - Разумеется, просто Эд.
   - Тогда просто Джен, - ответно улыбнулась Женя. - Так из-за чего такой шум?
   - А! - он пренебрежительно махнул рукой. - Паника всегда на пустом месте. Прибывают русские, а о переводчике никто не подумал.
   - Они не везут своего? - удивилась Женя.
   - Их об этом не спросили, - Сторм рассмеялся. - Фирма принимает и обеспечивает.
   - Да, а в чём же само дело?
   - Пустяки. Хотим получить контракт, минуя комендатуру. В двух словах, Джен. Русские предложили индейцам переселение. Мы хотим предложить свои услуги в обеспечении.
   - Даа? - удивилась Женя. - Впервые слышу. А они хотят переселяться?
   - Кто, индейцы? Ну, если мы получим контракт, то они захотят.
   Женя ощутила, как по спине пополз холодок. Это во что же она влезает? И... и как же Эркин? Он тоже должен будет уехать? Но спрашивать нельзя. Она не может интересоваться этим.
   - Они должны были приехать через неделю, но утром позвонили и сообщили, что будут в три. Вот и началась паника.
   - И это надолго?
   - Я не думаю, что они задержатся, - он выжидающе посмотрел на неё.
   Женя поняла, что должна объяснить.
   - Меня так срочно сорвали. Сказали, всё оставить как есть...
   - Ну, Мервин - паникёр со званием. Но не волнуйтесь, Джен. Всё будет в порядке.
   - Я надеюсь.
   Они пришли в конференц-зал. Здесь Жене ещё не приходилось бывать. Стол для переговоров. Массивные под старину стулья. Собранные изящными складками шторы, затеняющие окна. Стены, обшитые тёмными резными панелями. На столе уже приготовлены бутылки с водой и стаканы. Прохладный чистый воздух. Жене понравилось, и Сторм еле заметно улыбнулся, наблюдая за ней.
   - Вы справитесь с синхронным переводом, Джен?
   - Я надеюсь, - повторила Женя. - А вы, Эд, совсем не знаете русского?
   - Ну, есть две вещи, которые узнаёшь сразу и запоминаешь на всю жизнь. На любом языке.
   - И что же это? - подыграла Женя, уже догадываясь об ответе.
   - Как попросить хлеба и как обругать. Причем ругань универсальна.
   Женя охотно засмеялась.
   - А вот и они!
   Женя услышала шум подъезжающей машины. На секунду ей стало страшно. Сторм напряжённо прислушался и улыбнулся Жене.
   - Идёмте, Джен, мы в числе встречающих.
   С замирающим сердцем Женя последовала за ним, доставая на ходу блокнот для записей.
   В первые минуты взаимных представлений, разговора о погоде и поездке Женя как-то растерялась. Нет, она не опаздывала с переводом, кроме того, у русских был свой переводчик. Но его английский был совсем иной, непривычный для слуха, и Жене пришлось переводить для всех. Но постепенно всё утряслось.
   Русских было пятеро. Плотный немолодой мужчина в военной форме. Женя не разбиралась в русской системе звёздочек и полосок, но решила, что по званию он должен быть старшим. Тимофей Александрович Горин. Молодой высокий в штатском, обменявшийся со Стормом - как успела заметить Женя - удивлённо весёлым взглядом. Похоже, они раньше знали друг друга и даже были чем-то неуловимо схожи. Его звали Николаем Золотарёвым. Молоденький белобрысый и курносый юноша - переводчик, Петр Смирнов, тоже в военной форме. И ещё двое. Смуглые, черноволосые, оба в военной форме без знаков различия, но с орденами. Их имена вызвали у Жени затруднения в записи, и она переспросила. Они вежливо повторили. Гичи Вапе и Нихо Тиан Або. И только записав, она вдруг сообразила. Это же не русские, а индейцы!
   Грэхем, ведший переговоры от лица фирмы, тоже понял это, и его лицо стало сморщенным и совсем маленьким. Женя осторожно покосилась на Мервина, безмолвно стоящего за спиной Грэхема. Подвижное улыбчивое лицо Спайза окаменело. Пожалуй, только Сторм сохранил самообладание. Хорошо ещё, что обошлось без рукопожатий.
   Наконец расселись вокруг стола в конференц-зале, и начался уже серьёзный разговор. Говорили, в основном, двое: Грэхем и Горин. Горин говорил медленно, делая паузы для перевода и записи.
   Женя так давно не слышала русской речи. Но привычка к работе оказалась сильнее волнения. Тем более, что никакой особой терминологии не требовалось. Речь шла о транспорте. Фирма предоставляет транспорт, берёт на себя организацию транзитных пунктов, полное обеспечение водителей и питание переселенцев. Русские оплачивают всё это и обеспечивают беспрепятственный проезд вплоть до границы Русской территории, где переселенцев будет встречать русский транспорт.
   - Мы в силах обеспечить перевозку до конечного пункта.
   - Мне кажется это нерациональным, мистер Грэхем. Такое увеличение пути пробега увеличит и интервалы. Упадет пропускная способность пунктов транзита. - Горин улыбнулся. - Тогда их придётся делать стационарными.
   - Мистер Горин, эти затраты нас не остановят.
   Индейцы слушали молча, не выдавая своего отношения к происходящему. Переводя и записывая, Женя не могла наблюдать за ними. Но чувствовала, что их молчание успокаивает Грэхема. Они сидят за одним столом, но переговоры ведёт белый. Это как-то привычнее.
   Женя уже освоилась и переводила довольно бойко, ведя запись для экономии времени на языке говорящего. Судя по одобрительным взглядам Горина и Золотарёва, они знали английский. Во всяком случае, настолько, чтобы оценить её усилия. Но... но зачем им тогда переводчик? Для индейцев? Но они молчат, и по их неподвижным лицам непонятно, слышат ли они вообще.
   - Мы обладаем достаточно разветвлённой сетью, чтобы охватить всю Алабаму, мистер Горин. И даже соседей.
   - Если вы имеете в виду Луизиану и Аризону, - вдруг заговорил Гичи Вапе, - то там вывозить некого. Истребили всех.
   Он говорил по-русски медленно, твёрдо и очень чётко выговаривая слова. Медленно не от незнания - сразу поняла Женя - от характера. Его глаза смотрели на них с холодным спокойствием. Он ненавидел настолько, что был выше проявлений этой ненависти. Грэхем явно растерялся, но тут заговорил Сторм.
   - Ну, я бы так не считал. Очень многие просто переселились из резерваций...
   - Их переселили, - перебил его Гичи Вапе. - В Луизиане и Аризоне вывозить некого, - повторил он, и его слова прозвучали окончательным приговором.
   - В Луизиане есть индейцы, - не сдавался Сторм.
   - Это единицы, живущие в городах, - заговорил Золотарёв. - И все они уроженцы других штатов. Большинство интегрировалось в городскую среду. Вряд ли они захотят переселяться.
   Сторм открыл рот, И Женя ждала, что он повторит ту, сказанную ей фразу, но он улыбнулся и сказал.
   - Разумеется. Переселение - дело сугубо добровольное.
   Женя успела заметить удивлённый взгляд Мервина и скользнувшую по губам Золотарёва усмешку, а Сторм продолжал.
   - Но объявить им об этом, объяснить перспективы стоит.
   - Конечно, - кивнул Горин. - Но основные маршруты пойдут отсюда, из Алабамы.
   Грэхем склонил голову.
   - И всё же, - Горин был серьёзен, но эта серьёзность зазвучала насмешкой. - Другие фирмы не менее разветвлены и оснащены. Да и условия, предлагаемые вами, я бы не назвал более выгодными. Почему, мистер Грэхем, мы должны предпочесть именно вашу фирму?
   Грэхем надел торжествующую улыбку.
   - Наша фирма всегда была выше расизма. Мы никогда не учитывали расовый разряд сотрудника, ценя только его компетентность и добросовестность.
   Русские быстро переглянулись, даже лица индейцев на долю секунды утратили неподвижность.
   - Вот как? - широко улыбнулся Горин. - Приятно слышать. А на другие расы ваша терпимость тоже распространялась?
   - Мы никогда не нарушали законов, - с достоинством ответил Грэхем. - И в рамках закона мы соблюдали свои принципы. Закон суров, но это закон.
   - Безусловно согласен, - кивнул Горин. - Что ж, это весомый аргумент, - он обвёл взглядом своих спутников, - это позволяет надеяться, что ущемления прав и достоинства переселенцев при переезде не произойдёт.
   - Разумеется, - Грэхем убрал торжествующую улыбку и стал подчёркнуто деловит. - Надеюсь, маршруты и графики движения будут согласованны своевременно.
   - Конечно, - Горин улыбнулся. - Задержка нежелательна для всех сторон.
   Женя ждала перехода к оформлению бумаг. Но Горин и Грэхем встали и обменялись рукопожатием. Переговоры окончены? Встали и остальные.
   - Завтра мы будем в десять, - сказал Горин. - Рад такому исходу.
   - Немалая заслуга в этом принадлежит мисс Малик, - Грэхем с отеческой улыбкой посмотрел на Женю. - Кстати, мисс Малик наша давнишняя сотрудница и ваша... м-м... соотечественница.
   Как только речь зашла о ней, Женя растерянно замолчала, но Смирнов так плавно и вовремя подключился, что заминки не произошло. Теперь все смотрели на неё. Чувствуя, что краснеет, Женя сжимала обеими руками свой блокнот и мечтала только о том, чтобы это поскорее кончилось. Но, на её счастье, началось прощание. Рукопожатий больше не было, и русские ушли. Сторм пошёл проводить их.
   - Мисс Малик, - Грэхем был серьёзен и даже торжественен, - фирма не забудет вашей услуги. А сейчас я попрошу вас по возможности скорее подготовить и отпечатать стенограмму.
   - Да, разумеется, мистер Грэхем, я займусь этим немедленно.
   - Ещё раз благодарю вас, - и Грэхем покинул конференц-зал.
   Когда он ушёл, Спайз и вернувшийся Сторм наперебой стали восхищаться Женей.
   - Вы были блистательны, Джен.
   - Какая языковая свобода!
   - Спасибо, Мервин. Спасибо, Эд. Я пойду печатать.
   - Разумеется, Джен. Мне тоже пора.
   - Минутку, - остановил их Сторм. Поколдовав у одной из панелей, он открыл дверцу встроенного бара. - Я думаю, мы это заслужили.
   - Ох, только воды, - попросила Женя.
   - Не спорьте с опытным человеком, Джен. Вам надо успокоиться. Всё-таки сидеть за одним столом с индейцами... это слишком волнующее ощущение. Не правда ли, Джен?
   Женя кивнула, принимая бокал.
   И как-то само собой получилось, что Мервин убежал, а она и Сторм задержались.
   - Но вы и вправду блистали, Джен.
   - Спасибо, Эд. Но как вы оценили мою языковую свободу, не зная русского?
   - О?! - Сторм приподнял брови. - А вы умны, Джен.
   - Это плохо?
   - Плохо показывать свой ум, - в голосе Сторма прозвучала горечь. - Глупцы это редко замечают, но никогда не прощают.
   - Спасибо за предупреждение, Эд. - Женя допила пузырящуюся искристую жидкость. - Мне пора.
   - Джен, вы поняли, где вы должны быть завтра?
   - Для этого не надо ума, - улыбнулась Женя. - Раз продолжаются переговоры, то продолжаются и мои обязанности переводчицы. До завтра, Эд.
   - До завтра, Джен.
   В комнате машинисток было уже пусто. Ну да, рабочий день закончен. Женя быстро оглядела свой стол. Кто-то забрал её незаконченный текст. Что ж, тем лучше.
   Она заложила чистый лист и начала печатать черновик стенограммы.
   Потом она сделает его в трёх экземплярах и отнесёт Грэхему. Интересно, как ей оплатят это? Посчитают за сверхурочные? Ну, да это пустяки. Главное, главное то, что переселение коснётся только тех, кто в резервации. Хотя если вспомнить улыбку Сторма... Нет-нет, Эркина это не должно коснуться. У него есть работа, жильё. Ну конечно, он интегрированный. Пусть попробуют доказать, что нет.
   Женя вытащила последний лист и стала сверять перевод.

1992; 17.09.2010

Оценка: 8.00*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"