Зуев Ярослав : другие произведения.

Wowилонская Башня-1. Пропавшая экспедиция

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Начало 20-го века. Британский полковник сэр Перси Офсет делает открытие века - находит исполинскую Белую Башню в самом сердце Амазонских болот. На ее вершине - Врата в Загробный Мир. Естественно, ему никто не верит. Кроме Феликса Дзержинского, председателя ВЧК-ОГПУ. В подмосковных Горках скончался Ленин, так и не удосужившись назвать наследника. Грядет кровавая битва кремлевских кланов за власть. Чтобы ее упредить, шеф советской тайной полиции снаряжает в Амазонию экспедицию специального назначения... Книги Трилогии "WOWилонская Башня" опубликованы на бумаге CreateSpace eStore: https://www.createspace.com/5453599 ISBN-13: 978-1511864978 Оригинальный текст: https://www.smashwords.com/books/view/545236 ISBN: 9781311936745
Пропавшая экспедиция [Ярослав Зуев] Трилогия WOWилонская Башня [Ярослав Зуев]
  WOWИЛОНСКАЯ БАШНЯ
  
  Трилогия
  
  Книга первая
  
  ПРОПАВШАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
  
  Ярослав Зуев
  
  Published by Iaroslav Zuiev
  Copyright 2015 Iaroslav Zuiev
  
  Книги Трилогии "WOWилонская Башня" опубликованы на бумаге CreateSpace eStore:
  https://www.createspace.com/5453599
  ISBN-13: 978-1511864978
  Оригинальный текст:
  https://www.smashwords.com/books/view/545236
  ISBN: 9781311936745
  
  Жрецы Древнего Вавилона, величайшие маги на планете, полагали наш человеческий мир бледным подобием Мира Богов, его несовершенным отражением, воссоздаваемым из первобытного хаоса посредством волшебных животворных лучей невидимого Черного солнца, падающих из обители небожителей через плохо притворенную дверь. Именно потому жрецы дали своему городу гордое имя Баб Илу - Врата Богов, правда, при этом затруднялись указать, где именно они расположены. В отличие от старейшин загадочного племени Огненноголовых Стражей, проживающего в верховьях великой реки Амазонка, тем отлично известно, где находится заветный чертог. Он лежит на вершине исполинской Белой Башни, возвышающейся в самом сердце непролазных болот, старейшины величают ее Колыбелью Всего. Стражи не похожи на соседей-индейцев, для аборигенов они чужаки, пришельцы, явившиеся в незапамятные времена из-за "большой воды". Кстати, Огненноголовые до сих пор чураются суши, отдавая предпочтение рукотворным островам из лозы, а свои космогонические представления черпают из деревянных таблиц, заполненных текстами, напоминающими шумерскую клинопись. Старейшины говорят, раньше таблицы были из глины. Потомки вавилонских жрецов в амазонской глуши? Эта смелая гипотеза дорого обходится Перси Офсету, прославленному британскому путешественнику и исследователю. Когда же сэр Перси отваживается поведать научному сообществу о Вратах, увиденных им собственными глазами, насмешки коллег оборачиваются обвинениями во лжи. Объявленный шарлатаном путешественник становится изгоем. Разумеется, его слов никто не воспринимает всерьез. Кроме художника Константина Вывиха, отчаявшегося искать Шамбалу в Гималаях и его патрона Феликса Дзержинского, всесильного председателя ВЧК-ОГПУ. У последнего просто нет иного выбора. В подмосковных Горках скоропостижно скончался Ленин, так и не удосужившись назвать наследника. Грядет битва кремлевских кланов за власть. Чтобы ее упредить, Железный Феликс решается снарядить к Вратам экспедицию специального назначения...
  
  Оглавление
  
  Содержание трилогии
  Действующие лица
  Глава I. Per Aspera...
  Глава II. Операция Троянский конь
  Глава III. VIVIH Foundation
  Глава IV. Рита Адамова
  Глава V. Ожерелье Иштар
  Глава VI. Эрмитаж
  Глава VII. Товарищи Педерса...
  Глава VIII. Бал монстров
  Другие книги автора
  Об Авторе
  
  Содержание трилогии
  
  Книга первая. ПРОПАВШАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
  Глава I. Per Aspera...
  Глава II. Операция Троянский конь
  Глава III. VIVIH Foundation
  Глава IV. Рита Адамова
  Глава V. Ожерелье Иштар
  Глава VI. Эрмитаж
  Глава VII. Товарищи Педерса...
  Глава VIII. Бал монстров
  
  Книга вторая. НОВЫЙ ВАВИЛОН
  Глава I. Вилькабамба
  Глава II. Борец за счастье трудящихся тов. Яков Сверло
  Глава III. День Нептуна
  Глава IV. Вихри враждебные...
  Глава V. Колыбель Всего
  Глава VI. Последний дневник сэра Перси Офсета
  Глава VII. Докладная записка
  
  Книга третья. 4891
  Словарь терминов, утвержденных к употреблению Комитетом по соблюдению норм
  политкорректности при ООО
  Глава I. Великий Прораб Кхерам
  Глава II. Полный Консенсус
  Глава III. Стройбан стройбану - ликантроп
  Глава IV. Мюриды Хасана ибн Саббаки
  Глава V. Красноблок
  Глава VI. Слишком Большая стирка
  Глава VII. Бисквит
  Глава VIII. Кур1нь
  Глава IX. Мамона
  Глава Х. Во все тяжкие
  Глава XI. Воздушный кризис, великий и ужасный
  Глава XII. Нежильцы в серо-зеленом
  Глава XIII. Запретка
  Глава XIV. Последний пионеротряд
  Глава XV. Моше Бен Эхнатон
  Глава XVI. Маргарита
  
  Действующие лица
  
  Отставной полковник Перси Арчер Офсет по прозвищу Огненный Эфенди, полученному им у суданских повстанцев - уроженец графства Девон, выдающийся английский путешественник, первооткрыватель и ученый, блестящий военный топограф. Смысл существования для сэра Перси - непрерывное движение вперед, он провел жизнь в беспрестанных скитаниях, побывав в самых удаленных уголках планеты, на Цейлоне и в Индонезии, Индокитае и Латинской Америке. Мечта полковника - найти Колыбель Всего - загадочное монументальное сооружение в форме исполинской Белой пирамиды, о которой он услышал от старейшин странного индейского племени Огненноголовых Хранителей, проживающего на рукотворных, сплетенных из тростника плавучих островах в неоглядном бассейне Амазонки. Племя Огненноголовых отличается от соседей еще и тем, что шевелюры индейцев соответствуют самоназванию, в племени хватает рыжих и даже блондинов, но ни одного человека, чьи волосы были бы цвета воронова крыла, какие полагалось бы иметь аборигенам. Да и их кожа много светлей, чем у других индейцев. Старейшины Огненноголовых намекнули полковнику, что Колыбель, которую они сторожат, в незапамятные времена, на самой Заре Мироздания, возвели не люди, а древние боги, чтобы она служила неким прообразом для всего человечества, стала ему путеводной звездой. По бытующему у Стражей старинному поверью, Колыбель Всего нельзя найти, если она сама не захочет этого. И еще, Огненноголовые Стражи верят, если произнести тайное заклинание над телом погибшего человека, Колыбель может открыть пред ним свои Волшебные Врата, одарив новой жизнью внутри себя. Но, чтобы перешагнуть ее порог, надо иметь Ключ. Один из таких ключей, доставшихся пращурам Огненноголовых Стражей якобы из рук самих богов, преподнесен старейшинами племени Офсету. Полковник удостоился столь высокой чести за заслуги перед племенем, спасенным им от эпидемии малярии. Не последнюю роль в том, что совет вождей посчитал британца избранным, сыграли его легендарные огненно-рыжие усы...
  Генри Офсет-младший - молодой человек 15-ти лет, единственный сын полковника Перси Офсета, сопровождающий отца в его последней экспедиции к Колыбели Всего, начавшейся поздней весной 1926 года.
  Пока самого полковника носило по свету, его сын рос в частном пансионе Эдмона Демолена Ecole des Roches под Парижем, где, к слову, получил прекрасное начальное образование и еще - пристрастился рисовать. Именно благодаря этому увлечению младший из Офсетов научился раздвигать унылые и давно опостылевшие стены пансиона, где коротал долгие дни и ночи, погружаясь в сказочные воображаемые миры. Мечта Генри - стать таким же прославленным первопроходцем, как отец. И она, похоже, начинает сбываться, ведь полковник берет сына с собой. О матери Генри практически ничего неизвестно, он от рождения считается наполовину сиротой...
  Сара Евгения Болл - выдающаяся британская женщина археолог, первая и последняя любовь и единственный настоящий друг полковника Офсета. Буквально бредит археологией, любовь к которой передалась ей от отца, выдающегося египтолога Лионеля Чарльза Болла. Мать Сары - Евгения Болл - приходилась родной дочерью профессору Петру Ивановичу Покровскому, выдающемуся химику, много лет проработавшему в Лондоне по приглашению ученого совета Технического Института Вест Хема. После окончания Кембриджского университета выехала в далекую Месопотамию, где провела много лет, занимаясь археологическими раскопками в нижнем течении Евфрата. Признанный специалист в своей отрасли и основательница Багдадского Археологического музея, в будущем - Национального музея Ирака. Обнаружила в окрестностях холма Бирс-Нимруд на юге Междуречья три удивительных артефакта, относящихся к шумерскому периоду истории Междуречья. Предположительно - часть мифического ожерелья царицы ночи великой богини Иштар, изначально состоявшего из семи предметов. По представлениям жрецов древнего Шумера, семь магических ключей Мэ, олицетворявших могущественные и таинственные силы, были изготовлены семью крылатыми мудрецами-аннунаками специально для Иштар, чтобы беспрепятственно пересекать границы между мирами людей и богов. Поразительная деталь: артефакты, найденные мисс Болл, как две капли воды похожи на ваджры - скипетры, символизирующие в буддизме высшую власть, а в индуизме называемые молниями бога Индры. Что еще невероятней, все три артефакта идентичны предмету, полученному полковником Перси Офсетом в дар от старейшин южноамериканского племени Огненноголовых Хранителей. Сходство наверняка носит случайный характер, что может связывать долину Амазонки с Междуречьем Тигра и Евфрата, и, тем более, с великой культурой, зародившейся на берегах Ганга? Провести подобные параллели для любого дорожащего репутацией ученого - прекрасная заявка, чтобы стать объектом для насмешек, а то и остракизма. Но, похоже, есть некие силы, придерживающиеся противоположного мнения. С началом Первой мировой войны, а она застает Сару Болл в Месопотамии, за ее головой начинается самая настоящая охота.
  Бэзил Лиддел Чванс - доктор археологии, с 1890-го - действительный член Британского Королевского географического общества и заведующий отделом древней истории Британского музея. Ненавидит Перси Офсета всеми фибрами души, полагая авантюристом от науки, волюнтаристом и шарлатаном, а добытый полковником артефакт - искусно сработанной фальшивкой. Ненависть, которую Чванс испытывает к сэру Перси, густо замешана на зависти к его славе и самой жгучей ревности. Еще бы, ведь доктор Чванс безнадежно влюблен в Сару Болл...
  Профессор Арнольд Оскар Голденвысер - известный этнограф, действительный член Лондонского королевского общества по развитию естествознания, признанный эксперт по Латиноамериканскому континенту и старинный приятель профессора Чванса. В свою очередь презирает полковника Офсета, считая выскочкой и дилетантом.
  Чарльз Штиль - старший инспектор департамента уголовного розыска Скотланд-Ярда, уполномоченный ранней весной 1927 года вести расследование по делу о неожиданном возвращении в Лондон полковника Перси Офсета и всех последовавших вслед за этим трагических происшествиях с участием сэра Перси и четверых уголовных преступников, предположительно родом из России.
  Поль Шпильман - обворожительный молодой человек около тридцати, единственный наследник знаменитого археолога-любителя Генриха Шпильмана. Президент Доверительного Общества NOTRE MAISON - ATLANTIS - НАШ ДОМ - АТЛАНТИДА, со штаб-квартирой в Париже по адресу Boulevard du Temple, 11. Больше всего на свете мечтает стать достойным громкой славы деда, от которого, кстати, унаследовал крупное состояние, а, также, две бесценные монетки с профилем бородатого властелина в рогатом шлеме и надписью: "ЦАРЬ ЦАРЕЙ ХРОНИК - ВЛАДЫКА АТЛАНТИДЫ". Поль Шпильман верит, будто упоминавшийся Платоном легендарный материк существовал на самом деле, а странный предмет, привезенный полковником Офсетом из Бразилии, считает изготовленным атлантами амулетом, на что у него, к слову, имеются веские основания. И находка сэра Перси, и монеты, доставшиеся месье Полю от деда, изготовлены из одного материала, аналогов которому нет. Шпильман не сомневается, открытие Атлантиды - не за горами. Их совместная с полковником Офсетом экспедиция в дебри Амазонии названа ими операцией ТРОЯНСКИЙ КОНЬ...
  Товарищ Шпырев - псевдоним профессионального революционера и чекиста Яна Педерса. Ян Оттович Педерс - верный соратник председателя ВЧК Феликса Эдмундовича Дрезинского, исполняющий самые деликатные поручения всесильного шефа советской тайной политической полиции. У Яна Педерса - бурная биография. Как член ЦК партии левых эсеров, единственной поддержавшей большевиков по ходу Октябрьского переворота, он был направлен на работу в ВЧК, став начальником отдела по борьбе с международной контрреволюцией. Во время мятежа левых эсеров в июле 1918-го, сигналом к которому послужило убийство немецкого посла графа Мирбаха, перешел на сторону большевиков и спас жизнь Железному Феликсу, когда тот, отправившись арестовывать убийц посла, сам был арестован начштаба боевого отряда ВЧК бывшим балтийским матросом Дмитрием Поповым (будущим махновцем), позже расстрелянным большевиками. С тех пор пользуется полным доверием Дрезинского, и сам предан шефу душой и телом. Педерс происходит из семьи латышских латифундистов, отдаленных потомков ливонских рыцарей-меченосцев, что скрывает по понятным причинам, выдавая себя за сына безземельного батрака. В юности мечтал о карьере военного моряка, служил на Тихом океане в составе 1-й Тихоокеанской эскадры царского ВМФ. В 1905 принимал участие в Русско-японской войне, сражался на миноносце "Стремный", попал в плен к японцам после падения Порт-Артура. Находясь в лагере для военнопленных в городе Мацуяма, впервые познакомился с подрывной мраксистской литературой. Еще в Японии сошелся с эсерами, став вскоре членом их Боевой дружины. Принимал участие во множестве "эксов" (сокращенно от слова экспроприация), то есть, дерзких налетов на банки, в том числе - в Западной Европе, проводившихся для пополнения партийной кассы. В 1926-м назначен Дрезинским начальником специальной экспедиции особого назначения в Амазонию - спец. ЭОН КВ ОГПУ "Красные Врата". А также, уполномоченным представителем Железного Феликса на корабле, бывшем эскадренном миноносце "Борец за счастье трудящихся тов. Яков Сверло", с недавних пор - флагмане советского научно-исследовательского флота. Прежнее, дореволюционное имя судна - "ЭСМIНѢЦЪ "ПАНIЧѢСКIЙ". Корабль сошел со стапелей Северной верфи в Санкт-Петербурге накануне Первой мировой войны и имеет уникальные ходовые характеристики. Памятуя о важности миссии, возложенной на тов. Педерса, Дрезинский наградил своего протеже именным оружием, пистолетом системы Маузера, на котором выгравирована надпись: Товарищу Шпыреву, доблестному мраксистскому первопроходцу Амазонии. В этом даре есть намек, как использовать Маузер в случае провала. Как сказал напоследок сам Дрезинский: осечки исключены, дорогой мой Ян...
  Миссия Педерса сверхсекретная, о ней известно только, что чекистам Педерса надлежит доставить к истокам Амазонки некий таинственный агрегат "ИЛЬИЧ" в количестве трех штук. Именно поэтому Педерс скрывается за псевдонимом - товарищ Шпырев. Точно так же проводник, которым негласно назначен полковник Офсет, в шифрограммах для конспирации именуется Уклонистом. Эта кличка - производная от фамилии полковника, переводящейся с технического английского как отклонение (off) от установленного (set). Она придумана лично Феликсом Дрезинским, когда тот пребывал в шутливом расположении духа. Кроме председателя ВЧК-ОГПУ, на Лубянке об истинных целях операции известно только нескольким высокопоставленным чекистам. За пределами чекистского ведомства, о ней знает еще меньше людей. Среди посвященных - военно-морской министр командарм Фрунзе, нарком внешней торговли Леонид Мануальский и доктор Александр Вбокданов, директор сверхсекретной Химической лаборатории при Мавзолее, о которой ниже. Даже Вячеслав Неменжуйский, первый заместитель председателя ОГПУ, знает о замысле Дрезинского лишь в общих чертах и предпочитает делать вид, что оглох и ослеп. Среди посвященных в детали чекистов:
  Эней Генрихович Пагода - зампред ВЧК-ОГПУ по специальным вопросам. Пагода приходится кузеном ближайшему соратнику вождя мирового пролетариата и председателю ВЦИК товарищу Якову Сверлу, по протекции которого, собственно, и попал в центральный аппарат чрезвычайки. Впрочем, к середине 1920-х оба высших мраксистских руководителя, и Яков Сверло, и Владимир Вабанк, уже мертвы. В результате их безвременной кончины на кремлевском олимпе тревожно, намечаются большие перемены, и Эней Пагода чувствует их умудренным аппаратным нутром. Безоговорочные лидеры ушли в небытие, следовательно, грядет кровавая битва за власть. Настоящих претендентов - трое. Первый из них - военный министр, председатель Реввоенсовета Лев Трольский, создатель Красной Армии и зажигательный революционный трибун, но он слишком амбициозен, и его бонапартизм пугает остальных. Его основной конкурент - генсек мраксистской партии Иосиф Стылый. Он дьявольски искусен в играх под ковром, именно на него поставили другие высокопоставленные мраксисты, главарь Коминтерна Карл Гадек и партийные бонз обеих столиц Советской России, Зиновий Шлагбаум и Камень Розенкрейцер. Третий и наиболее весомый соискатель вакантного места вождя - Железный Феликс Дрезинский, в качестве шефа ВЧК-ОГПУ и председателя ВСНХ (Высшего совета народного хозяйства), обладает колоссальной властью. Более того, именно Дрезинский избран Председателем комиссии по организации похорон вождя, что для Советской империи - верный знак, у кого самые высокие шансы прыгнуть в дамки. Однако, Дрезинский медлит, мечтая о том, чтобы каким-то чудом вернуть к жизни Владимира Ильича, без которого, по твердому убеждению Железного Феликса, все государственное строительство обречено на провал. Нам без Володи - труба, пся крев, повторяет он в узком чекистском кругу. У Дрезинского нет ни малейших сомнений в том, что между конкурирующими кланами вот-вот полыхнет междоусобица, рискующая обернуться крушением всей советской системы. Что угроза вполне реальна, он знает по долгу службы, как шеф ВЧК ОГПУ. При этом, Дрезинскому претит захватывать власть силой, зачищая старых товарищей по партии, как каких-то там басмачей. Варфоломеевская ночь в Кремле? Ни за что, считает он. Нерешительность шефа подстегивает его заместителя Энея Пагоду скрытно принять сторону Иосифа Стылого...
  Янкель Агрономов-Михельсон - выдвиженец председателя ВЦИК товарища Якова Сверла. Убежденный мраксист. Причастен к расстрелу царской семьи Романовых в июле 1918. К середине 1920-х Агрономов, как начальник Особого Иностранного отдела ОГПУ (т.е. - службы внешней разведки), обеспечивает прикрытие операции "Красные Врата" силами своего ведомства.
  Глеб Убогий - в середине 1920-х - начальник Специального мистического бюро ВЧК, один из ближайших сотрудников Феликса Дрезинского. Знает о "Красных Вратах" всю подноготную...
  Артур Адамов - бывший студент-недоучка юридического факультета Императорского Санкт-Петербургского университета, в прошлом - наивный идеалист, мечтавший, чтобы все люди имели равные права и были безмерно счастливы. Бросив учебу ради столь возвышенной цели, Адамов, очертя голову, ринулся в революцию. Но, жизнь, как вскоре выяснил для себя он, оказалась неподатливой по части воплощения его светлых чаяний. Уже голодной весной 1918, после декрета ВЦИК "О чрезвычайных мерах по борьбе с кулачеством", Адамов принял участие в Продразверстке, возглавив один из вооруженных пулеметами "Максим" реквизиционных отрядов. И, хотя, на первых порах, он тешил себя мыслью, будто, изымая зерно у крестьян, спасает от голода городских пролетариев, пули, выпускавшиеся его бойцами в крестьян, не становились от этого холостыми. Как и те, что летели в него, когда разъяренные кулаки, не желая расставаться с хлебом, устроили большевикам настоящую Жакерию в Тамбовской губернии, зверски подавленную войсками с помощью боевых отравляющих веществ. К середине 1920-х годов, бывший студент-идеалист - высокопоставленный чекист, первый заместитель начальника Специального мистического бюро ВЧК и непосредственный участник экспедиции "Красные Врата", свято верящий, что социальная справедливость, которую не удалось установить с помощью Хлора Е-56, восторжествует посредством магии...
  Товарищ Сварс Эрнст Францевич - настоящая фамилия - Штырис - профессиональный убийца и налетчик, правая рука Шпырева в экспедиции особого назначения и его земляк, они оба - родом из Курляндии. Имеет богатую криминальную биографию, в качестве боевика партии эсеров ограбил множество банков, причем, не в одной России. Примкнув к мраксистам после Октября, в составе бригады латышских стрелков принимал участие в борьбе с басмачеством, взяв в плен легендарного главаря моджахедов Кара-Ходжу во время операции ЧОН ОГПУ в Ферганской долине. Награжден Орденом Боевого Красного Знамени. Ранен в голову бандитами у города Ош. Психопат и кокаинист.
  Товарищ Либкент - комиссар экспедиции особого назначения, по убеждениям - тайный тролист. Близорук, носит очки в толстой роговой оправе. Настоящие имя и фамилия - Меер Аронович Триглистер. По образованию - финансист. В эмиграции, задолго до революции, как опытный экономист со связями на Уолл-стрит, обеспечивал поступление грантов на счета революционной группы Трольского от американских банкиров, заинтересованных в свержении династии Романовых. В годы Гражданской войны - в распоряжении Председателя РВС Трольского, сопровождает того в поездках по фронтам. С началом НЭПа - на ответственной работе в ИНО ОГПУ и, одновременно, в Наркоминделе и Главконцесскоме. Во всех перечисленных инстанциях занимается внешнеэкономическими вопросами, специализируясь на налаживании взаимовыгодного сотрудничества с акулами американского бизнеса. Командирован партией в США для координации деятельности треста CHERNUHA Ltd, основанного художником Константином Вывихом и миллионером Луисом Торчем для разведки залежей алмазов в Восточной Сибири. По мнению Дрезинского, эта фирма может оказаться весьма полезной не только для пополнения валютных запасов Страны Советов, но и как ширма для деликатных заграничных акций, проводимых ИНО ОГПУ. Согласно скупой заметке в "Красной Звезде", Триглистер, прибывший в Лондон весной 1927-го, злодейски убит осатаневшими от бессильной злобы белоэмигрантами, готовыми пойти на любые гнусности, лишь бы насолить Советской России...
  Товарищ Джемалев по прозвищу Бабай - участник экспедиции особого назначения "Красные Врата", чекист, участвовавший в борьбе с басмачеством (1920 - 1922). Зовет себя узбеком, родившимся в Хорезме. По всей видимости, совсем он - не тот, за кого себя выдает. Есть подозрение, настоящее имя Джемалева - Ахмед Джемаль-паша, он турок и бывший высокопоставленный офицер Османской армии, несущий ответственность за геноцид мирного населения в бытность военным губернатором Багдада, когда иракцы прозвали его Ас-Саффахом, что в переводе с арабского означает - Кровавый мясник. Кроме того, будучи агентом кайзеровской военной разведки, причастен к охоте за головой Сары Болл и артефактов из ожерелья богини Иштар, обнаруженных ею в Месопотамии. Заочно приговорен Константинопольским трибуналом к смертной казни, однако, не понес заслуженной расплаты, эвакуированный из Стамбула германской субмариной. До капитуляции Германии - в Берлине, в распоряжении немецкого генштаба, откуда скрытно доставлен в Москву агентами Коминтерна и, принят на Лубянке лично Феликсом Дрезинским. По сводкам ВЧК-ОГПУ, убит в 1922 на Туркестанском фронте при невыясненных обстоятельствах. По всей видимости, гибель Ас-Саффаха была инспирирована...
  Барон Герхард фон Триер - полковник генерального штаба кайзеровской армии, с 1907-го и по 1918-й - шеф немецкой разведывательной резидентуры на Ближнем Востоке и, в этом качестве - куратор военного губернатора Багдада Джемаль-паши. Организатор зверского убийства членов британской археологической экспедиции в Борсиппе и охоты, устроенной янычарами на Сару Болл, в результате чего барону удалось завладеть одним из ключей Мэ. Зарезан в Стамбуле в окрестностях рынка Кумкапы в 1918-м. Герхард фон Триер приходился старшим братом Дитриху фон Триеру, будущему группенфюреру СС.
  Боцман Василь Извозюк - уроженец Херсона, бывший балтийский матрос, анархист и уголовник. Член анархистской Черной гвардии, бежавший в Гуляйполе к Нестору Махно после разгрома Дома Анархии в Москве силами ВЧК весной 1918. С 1920-го - в ВЧК, куда зачислен за выдачу органам эсера и махновца Дмитрия Попова, бывшего начальника боевого отряда ВЧК, едва не расстрелявшего Феликса Дрезинского во время мятежа левых эсеров летом 1918.
  Константин Вывих - по прозвищу Гуру - выдающийся художник-пейзажист, гуманист, археолог, этнограф, путешественник и мистик. Верит в существование Шамбалы - гипотетической родины древних учителей человечества. До поры, до времени, не афишируя своего присутствия, учителя внимательно следят за ходом событий на планете через так называемое Око Мира. Вывих убежден, что именно из Шамбалы явится Майтрея - будущий Будда нового мира, он же - Калки, десятая и последняя аватара верховного бога Вишну в индуистской традиции и Спаситель христиан. Появление мессии, как обещано многими священными текстами, положит конец жуткой, полной насилия и несправедливости эпохе богини Кали, после чего настанет эра всеобщего процветания - Сатья-Юга. По мысли Гуру, этот процесс можно и нужно ускорить, проникнув в Шамбалу с помощью магических ключей, найденных в Месопотамии Сарой Болл. Увлечение мистикой не мешает Вывиху заниматься предпринимательством и политикой. Гуру - удачливый бизнесмен, почетный президент советско-американской корпорации CHERNUHA Ltd, занимающейся разведкой месторождений полезных ископаемых в Восточной Сибири. Недоброжелатели поговаривают, его компании повсюду зеленый свет, поскольку Вывиху покровительствует лично Феликс Дрезинский, а увлечение эзотерикой - всего лишь ширма для бизнеса по добыче алмазов. Вывих, естественно, категорически отрицает такого рода нападки как злостную клевету. В рамках сверхсекретной операции "Красные Врата", псевдоним Гуру - Друг Шаровика. Как и сэр Перси, Вывих получил кличку от самого Железного Феликса, снова игравшего английскими словами. Слово "offset", когда оно используется в качестве экономической категории, означает компенсацию или зачет. Ну а приятельские отношения, связующие Вывиха и сэра Перси - известны...
  Капитан Рвоцкий - каперанг, командир исследовательского судна "Борец за счастье трудящихся тов. Яков Сверло", флагмана советского научного флота. Рвоцкий - настоящий морской волк, выпускник Пажеского корпуса и бывший гардемарин. Участник полярной экспедиции барона де Толля, обороны Порт-Артура и ряда сражений на Балтике, включая Моонзундское. Имел честь служить под началом адмирала Колчака. Одновременно, еще до мраксистского переворота в России, сочувствовал революционному движению, оказав подпольщикам ряд услуг, поэтому не только уцелел, но и оставлен служить на флоте. Не то бы его, давно - того...
  Луис Т. Торч - преуспевающий бизнесмен, исполнительный директор совместной советско-американской корпорации CHERNUHA Ltd. Находится под сильнейшим влиянием Гуру. На деньги, любезно предоставленные миллионером, прямо в центре Нью-Йорка возведен сорокаэтажный небоскреб The Guru Building, где находится центральный офис корпорации CERNUHA Ltd, штаб-квартира VIVIH Foundation, Музей им. Вывиха, картинная галерея художника, зал для торжественных заседаний буддистов и, наконец, самый большой в США буддистский храм с самой высокой на континенте статуей Будды. Кроме того, на верхних этажах небоскреба располагается отель для почетных гостей и личные апартаменты Гуру...
  Генерал от инфантерии Артемий Череп-Передозыч - бывший царский военачальник, высланный со скандалом из Британии. Прослыл крупным специалистом в теории заговора мировой Закулисы, составленного масонами, чтобы погубить христианскую цивилизацию. Один из самых последовательных критиков Константина Вывиха. В открытую говорит о связях Гуру с ОГПУ. За свои разоблачения всерьез опасается за жизнь. Недаром, кстати...
  Леонид Мануальский, прозванный вождем мирового пролетариата товарищем В.И.Вабанком - Чародеем мраксистской партии - одаренный финансист, блестящий инженер и управленец, получивший прекрасное образование еще при царе. Кроме того, Мануальский - тонкий ценитель искусств, интеллектуал и эссеист. Будучи менеджером руководящего звена, много лет прожил в Баку, где на пару с выдающимся инженером Робертом Клаксоном, будущим соавтором плана ГОЭЛРО, занимался электрификацией Каспийского нефтеносного района, самого крупного из освоенных в мире на то время. К слову, при царях там, не без труда, уживались три главных кита нефтяного бизнеса: фирма братьев Нобелей, Каспийско-Черноморское общество братьев Ротшильдов, и британская корпорация "Royal Shell". Лавируя между ними, Мануальский нажил стальные зубы, приобрел цепкую деловую хватку и обзавелся полезными связями. А еще - поднаторел в искусстве конспирации, распространяя в Закавказье подрывную мраксистскую литературу, печатавшуюся британской разведкой в Исфахане. После Октября 1917 - член ЦК партии, заместитель Феликса Дрезинского на посту наркома путей сообщения и, наконец, руководитель наркомата внешней торговли СССР, что вполне логично. Принимая в учет, что он - незаменимый человек в деле налаживания архиважных деловых связей с могущественными международными корпорациями, которых сам Мануальский, к слову, никогда не терял. Именно ему, в качестве советского полпреда в Великобритании, поручено вести сепаратные переговоры с корпорацией "Shell", дабы возобновить приостановленную из-за Гражданской войны эксплуатацию нефтяных промыслов на Каспии. Примечательная деталь. Будучи убежденным западником, Мануальский вместе с тем - оккультист и спирит, главный инициатор консервации тела усопшего вождя в Мавзолее и заместитель тов. Дрезинского на посту председателя комиссии по увековечиванию памяти Ильича...
  Еще одна примечательная деталь. После скоропостижной смерти Дрезинского летом 1926, когда контроль над спецслужбами перехватил Иосиф Стылый, Леонид Мануальский, резко потеряв интерес к эзотерическим проектам, передал министерский портфель сталинисту Ананасу Мухлияну и убыл в Великобританию послом, где скоропостижно скончался весной 1927, во время визита в Лондон представительной советской делегации под руководством нового наркома, с которым, кстати, был знаком еще с бакинского подполья. Надо думать, Мануальскому повезло умереть, случись иначе, и его бы в наручниках этапировали на Лубянку, в распоряжение лучших заплечных дел мастеров, чтобы те выведали у него все, что он знал об операции "Красные Врата"...
  Доктор Вбокданов - исключительно разносторонняя личность. Будучи, по образованию, врачом, а по призванию и духу - революционером, за свою недолгую жизнь успел побывать и подпольщиком, и писателем-фантастом, автором нескольких нашумевших романов про мраксистскую идиллию на красной планете Марс, где местным коммунарам удалось обуздать хроническую нехватку воздуха, напрочь исключив из цикла воспроизводства марсианских кулаков, помещиков и прочих контриков. Доктор Вбокданов - верный спутник Владимира Вабанка по эмиграции и старый приятель Леонида Мануальского, частенько заглядывавшего к ним с Ильичом в Женеву на огонек. Ученик и последователь немецкого эзотерика Рудольфа Штайнера, у которого все трое много чего почерпнули. Известно, что после Октябрьского переворота Вбокданов отошел от политической деятельности, вплотную занявшись прикладной медициной. Озаботившись вопросами вечной жизни, он, при содействии члена ЦК Леонида Мануальского, организовал секретную химическую лабораторию, со временем выросшую в Научно-исследовательский центр биомедицинских технологий при Мавзолее усопшего Ильича. Согласно официальным сведениям, этой засекреченной структуре было поручено разработать новые, совершенные методы мумификации опочивших лидеров международного рабочего движения. В будущем специалистами Центра, действительно будут сохранены для потомков тела Георгия Димитрова, Энвера Ходжи, Мао Цзэдуна и других одиозных мраксистских диктаторов. Однако, по глухим, но упорно циркулировавшим слухам, пока их распространителей не перехватали агенты НКВД, изначально, круг интересов ученых был гораздо шире, а эксперименты, проводившиеся ими в подземном бункере над подопытными (материалом, как правило, служили арестованные чрезвычайкой беляки), по цинизму и жестокости превзошли все, до чего позднее додумались эсесовские вивисекторы из Аненербе. Ибо Вбокданов, применяя методы, позаимствованные им из Каббалы и Культа Вуду, пытался создать армию неустрашимых мраксистских големов, взамен выбитых по ходу Гражданской войны латышских стрелков, чьи ряды основательно поредели усилиями деникинцев. В общегражданском варианте этот же "человеческий" материал должен был послужить питательным компостом для искусственного взращивания целых поколений безукоризненных строителей Коммунистического Будущего, в которых столь остро нуждались большевики. Доставшийся им генофонд оказался никуда не годным шлаком. Лично участвуя в одном из экспериментов, доктор Вбокданов трагически погиб при невыясненных до конца обстоятельствах поздней весной 1927 года...
  Эльза Штайнер - родная сестра германского оккультиста и мага Рудольфа Штайнера, его единомышленница и неизменный ассистент в поисках Эликсира Вечной Молодости. Убежденная мраксистка, соратница вождя германских коммунистов Карла Либкнехта, позже злодейски убитого немецкой военщиной. Когда в январе 1924 в Горках скоропостижно скончался вождь мирового пролетариата Владимир Ульянов-Вабанк, экстренно прибыла в Москву по личной просьбе шефа ОГПУ Феликса Дрезинского, чтобы оказать помощь в исследованиях, проводившихся группой ученых под руководством доктора Вбокданова. По отрывочным сведениям, состояла с последним в гражданском браке, от которого у них родилась дочь - Роза Штайнер, впоследствии удочеренная великим пролетарским писателем Максимом Некислым, когда ее родителей не стало. Эльза Штайнер бесследно исчезла вскоре после трагической гибели доктора Вбокданова. Внучка Эльзы Штайнер - Ида Новикова-Штайнер, проживает в Москве, пенсионер.
  Анни Бризант - адепт масонских лож люциферианского толка, почитавшаяся многочисленными последователями как реинкарнация древней вавилонской богини Иштар. Вернула разленившихся английских масонов в первозданное сатанинское русло, отсеяв балласт с помощью специальной процедуры очищения, известной как Обряд Дхармы. О нем известно лишь то, что его посчастливилось пережить лишь немногим "братьям"...
  Рудольф Штайнер - выдающийся немецкий философ, специалист по наследию Гете и Ницше, руководитель Германского отделения Теософского общества Елены Блеватской и автор метафизической теории о загадочном Черном солнце, на чьих невидимых колдовских лучах зиждется все Мироздание. Состоял в самых дружеских отношениях с Анни Бризант, сменившей Блеватскую на посту Председателя Теософского общества, полностью разделяя ее идеи о Шамбале - некоем сокрытом от непосвященных Царстве, по подобию которого устроена человеческая цивилизация, выступающая проекцией, ежесекундно воссоздаваемой на экране реальности проливающимися оттуда черными лучами. Позже вдрызг рассорился с мадам Бризант из-за тибетского монаха Кришнамурки, объявленного ею явившимся из Шамбалы Майтреей, поскольку у доктора Штайнера, к тому времени, появился свой кандидат в мессии. Им, после сближения Штайнера с мраксистами, стал вождь мирового пролетариата товарищ Ульянов-Вабанк.
  Разочаровавшись в идеях большевизма после разразившейся в России Гражданской войны, увлекся небесспорными работами австрийского биолога Пауля Каммерера, пытавшегося доказать экспериментальным путем, будто всем, без исключения, живым организмам свойственно наследовать приобретенный родительскими особями жизненный опыт, включая шрамы от ударов бичом, полученные рабами от рабовладельцев в предыдущих поколениях. Также, Штайнер не оставил попыток обнаружить лучи Черного солнца с помощью лабораторного оборудования, хотя и переменил к ним отношение на противоположное, называя, согласно показаниям, полученным полицейскими следователями у прислуги, то проклятой Кармой, то рельсами в Ад. Сгорел вместе со своей лабораторией при пожаре, устроенном, по некоторым сведениям, штурмовиками СА в 1927-м...
  Пауль Каммерер - австрийский биолог-новатор, автор нашумевшего труда "Смерть и бессмертие", изданного в 1925. Был единомышленником Рудольфа Штайнера. После трагической гибели которого, принял яд...
  Михаил Электронович Адамов - (Моисей Эхнатонович Адамов) - археолог-любитель из Ленинграда. Приходится родным внуком чекисту Артуру Адамову, заместителю начальника Специального мистического бюро ОГПУ, погибшему во время репрессий в органах ГБ в период Культа личности Иосифа Стылого. Именно деду, фанатичному мраксисту, Моисей Эхнатонович обязан столь экзотическим отчеством. Артур Адамов назвал своего сына Эхнатоном, в честь знаменитого египетского фараона-реформатора, низвергнувшего с пьедестала древнего фиванского бога Солнца Амона-Ра, ради поклонения новому идолу - Атону, ассоциируемому мистиками с невидимым Черным солнцем Шамбалы, которое, якобы, наделяет живые существа душой. Поскольку вслед за Артуром Адамовым была репрессирована его жена, красавица Маргарита, расстрелянная на спецполигоне Коммунарка, их единственного сына Эхнатона отправили в детдом, где его снабдили новым именем, посчитав, что Электрон звучит куда благозвучнее, к тому же, безукоризненно в идеологическом аспекте, памятуя о знаменитом плане электрификации ГОЭЛРО. Однако, Электрон Адамов не забыл своего настоящего имени, как и того, кем был отец. Иначе, не назвал бы сына Моисеем, в честь великого пророка Моше, под водительством которого иудеи, покинув Египет, обрели свою Обетованную Землю.
  Михаил Адамов никогда не видел деда Артура и рано потерял отца Эхнатона, однако нисколько не сомневается, страсть к истории и космогонии, обуревающая его с детства, передалась ему от них. Правда, она обречена остаться хобби, когда младший из Адамовых, вопреки очевидным гуманитарным наклонностям, как и большинство его сверстников, становится технарем и, по окончании Ленинградского политехнического института, поступает на работу в КБ "Шторм" при Всесоюзном Научно-Производственном Объединении "СОЮЗЭНЕРГОПРОЕКТМОНТАЖ". Время стоит такое, СССР - в рассвете сил, НИС на подъеме, соответственно, страна нуждается в инженерах, а всякие философы с метафизиками, ей - без надобности. С 1990-го года Михаил Адамов работает в Ираке на одном из крупных промышленных объектов, построенных советскими специалистами для правительства Саддама Хусейна. А в разгар операции "Буря в пустыне", он ухитряется съездить в Багдад, чтобы осуществить свою давнюю мечту - посетить основанный Сарой Болл Археологический музей, ныне - Национальный музей Ирака. Там Михаил Адамов знакомится со своим будущим другом Жераром Дюпуи, профессиональным археологом из Франции, давно и очень серьезно интересующемся странными находками, сделанными полковником Офсетом на берегах Амазонки, а Сарой Болл - в междуречье Тигра и Евфрата. По возвращении из Ирака, после ряда перипетий, Адамов выезжает на ПМЖ в Израиль. Где продолжает по крупицам собирать все, что так или иначе связано с деятельностью сэра Перси Офсета, сгинувшего в дебрях Амазонии в 1920-х годах.
  Рита Адамова - единственная дочь Моисея Эхнатоновича Адамова, студентка университета в Хайфе. Очень любит отца, вырастившего ее в одиночку. Родители назвали Риту в честь репрессированной НКВД бабушки, красавицы Маргариты Адамовой. Она тоже красавица, еще какая...
  Дядя Жорик - он же, Жерар Дюпуи, французский археолог и космолог, выпускник Сорбонны. По матери, правнук штабс-капитана Верещагина, после революции бежавшего на Дон, к генералу Корнилову, сражавшегося с красными под началом генерала Маркова и умершего от тифа Стамбуле. В молодости, в первой половине восьмидесятых, Жерар Дюпуи служил в составе французского миротворческого контингента на Ближнем Востоке, где был тяжело ранен. Как и Моисей Эхнатонович Адамов, мечтает заново открыть легендарную Белую пирамиду, якобы обнаруженную полковником Перси Офсетом в верховьях Амазонки. Единственный настоящий друг Моисея Адамова, дядя Жорик очень привязан к Рите и любит ее, как родную дочь...
  Игорь Иванович Рыбин - одинокий старик из Ленинграда, коренной петербуржец. По образованию - преподаватель истории. Ветеран Отечественной войны и участник героической обороны Ленинграда от гитлеровцев. Сражался на знаменитом Невском пятачке, чуть позже, в составе 2-й Ударной армии генерала Власова. Был тяжело ранен при форсировании Волхова зимой 1941-го, стал инвалидом. Много лет проработал в средней школе учителем истории. С конца 1980-х, уже на пенсии, трудится смотрителем в Государственном Эрмитаже. На удивление, много знает о ключах из ожерелья великой богини Иштар. Убит в самом начале 1990-х...
  Генерал-полковник Чуйка Юрий Иванович - в конце 1980-х - заместитель начальника ГРУ Генштаба Вооруженных Сил Союза ССР. По долгу службы тоже знает немало о ключах Иштар, но хочет узнать еще больше. Убит в самом начале 1990-х...
  Шпырь и Лоботряс - соседи Игоря Ивановича Рыбина по убогому общежитию, приторговывают наркотиками и промышляют грабежом. Жертвы Перестройки и антиобщественные элементы. Торчки. Настоящая фамилия Шпыря - Шпырев, на его попечении находится дед, скандальный, глухой на оба уха, прикованный к коляске инвалид - Ян Оттович Шпырев... Дед и внук проживают, как кошка с собакой, если бы Шпыреву старшему только подвернулась возможность, он бы обязательно пришиб внука, чтобы стервец не позорил фамилию. Пришибить, к слову, есть из чего, у деда хранится старинный пистолет системы Маузера, врученный ему в другую эпоху самим Железным Феликсом Дрезинским...
  
  Галчонке Зинченко, которая ушла так рано...
  
  Есть бесчисленные вселенные за пределами этой и, несмотря на то,
  что они бесконечно велики,
  они вращаются в тебе, подобно атомам.
  Пхагавата-Пурана 6.16.36-37
  
  Credo quia absurdum est...
  Верую, ибо абсурдно...
  Тертуллиан. О плоти Христа
  
  КНИГА ПЕРВАЯ
  ПРОПАВШАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
  
  Я с самого начала готов признать свою концепцию ошибочной, но оставляю некоторую надежду, ибо, как известно, хорошо ошибается тот, кто ошибается первым. Если же и эта моя надежда окажется иллюзорной, я буду рад тому, что не был в этом мире так одинок, как мне казалось до сих пор.
  Александр Зиновьев. "Зияющие высоты"
  
  Наш социолог Ибанов высказал оригинальную, но далеко не новую гипотезу относительно преодоления татаро-монгольского ига и ликвидации его последствий. Согласно этой гипотезе, дело обстояло не так, будто мы уничтожили и изгнали татаро-монгол, а как раз наоборот, татаро-монголы уничтожили и изгнали нас и навсегда остались на нашем месте...
  Александр Зиновьев
  
  Кто не стремится вперед, тот идет назад.
  Дон Хуан Австрийский
  
  Каждый человек получает в жизни то, чего хочет. Но не каждый после этого рад.
  Клайв Стэйплз Льюис
  
  I. Per Aspera
  
  Газета The Daily Telegraph, Лондон, 14 марта 1927 года.
  
  Как стало известно корреспонденту нашего издания, отставной полковник Перси Арчер Офсет, чье неожиданное возвращение в Лондон из амазонской сельвы так сильно взбудоражило общественность на прошлой неделе, по всей видимости, уже покинул острова. По крайней мере, именно такое заявление сделал сегодня для представителей прессы старший инспектор департамента уголовного розыска Скотланд-Ярда Чарльз Штиль, которому главным управлением полиции поручено вести расследование этого скандального дела, повлекшего за собой стрельбу в самом центре столицы и человеческие жертвы.
  - Есть веские основания полагать, что это случилось еще вчера на рассвете, до объявления особых полицейских мер в порту и на железнодорожных вокзалах, - с самым сокрушенным видом признал инспектор Штиль. - И, поверьте, господа, мне искренне жаль, что мы упустили господина Офсета. И даже не потому, что у следствия имеется множество вопросов, которые нам бы хотелось ему задать. Как вы понимаете, господа, в первую очередь, они касаются личностей людей, устроивших на него сафари. Боюсь, эти негодяи не успокоятся, пока не настигнут полковника, поэтому, для самого сэра Перси было бы гораздо лучше, если бы он добровольно и как можно скорее предался в руки правосудия. Под присмотром агентов полиции он будет в безопасности, которую я не возьмусь гарантировать ему, пока полковник, прошу извинить, в бегах...
  - Куда мог отправиться сэр Перси, как вы полагаете? - спросил наш корреспондент.
  - Думаю, он отбыл обратно в Латинскую Америку на одном из рейсовых пароходов, - инспектор Штиль сверился с бумагами, которые держал в руках. - Но, я не имею права разгласить вам источник этой важной информации, как, впрочем, и название судна...
  - А оно вам известно, сэр?! - не скрывая иронии, осведомился молоденький корреспондент газеты Daily Express, чье критическое отношение к властям давно стало притчей во языцех.
  - Кем были преступники, пытавшиеся застрелить полковника Офсета, инспектор? - спросил репортер из Observer, поскольку не сомневался, ответа на предыдущий вопрос не последует. - Вы установили личности налетчиков, сэр? И, как вы полагаете, имеют ли они отношение к последней экспедиции в Амазонию, организованной сэром Перси совместно с русским художником Константином Вывихом на средства, якобы предоставленные большевистским режимом Советской России?
  - Вопрос не по адресу, сэр, - устало вздохнул инспектор Штиль. - По крайней мере, в части очередной тропической экспедиции господина Офсета. Тут я знаю не многим больше вашего. То есть, я, как, вероятно, и все, здесь присутствующие, слышал, что поздней весной прошлого года господину Офсету удалось-таки сколотить очередную экспедицию в джунгли, не помню, какую уж там по счету, - по губам полицейского скользнула бледная улыбка. - Такая информация пробегала в наших СМИ со ссылкой на североамериканские первоисточники, поскольку именно в США полковник провел весь минувший год, вплоть до своего отплытия из Нью-Йорка. Но, пожалуй, это все, что мне известно.
  - Бразильская пресса сообщала, будто в июле минувшего года полковника видели в бразильском порту Макапа, что в устье Амазонки. Сэр Перси, якобы, сошел на берег с парохода "Приам", осуществляющего регулярные пассажирские рейсы между Нью-Йорком и Рио-де-Жанейро, в сопровождении скандально известного русского мистика Константина Вывиха, своего сына Генри и еще одного господина весьма подозрительной наружности. Полковник Офсет - популярная личность в тех краях, его сразу же узнали, и прибытие сэра Перси вызвало немалый ажиотаж. Однако, вопреки обыкновению, он воздержался от комментариев и, не теряя времени, вместе со спутниками поднялся на борт прибывшего за ними катера. Судно, спустившее его, уже дожидалось путешественников на рейде. Поговаривают, корабль, на который пересел Офсет, выглядел несколько странно, подозрительно смахивая на эсминец и даже крейсер! В газетах писали, судно прибыло из Советской России. Что вы можете сказать по этому поводу, инспектор? - продолжал допытываться репортер из Observer.
  - Решительным образом ничего! - отмахнулся своими бумажками Штиль. - А чего вы от меня хотели? Где был полковник Офсет год назад, как и в чьей компании отправился в сельву, выходит за рамки порученного мне расследования. Как, к слову, и источники финансирования экспедиции, к которым он прибегнул.
  - Но, разве не резонно предположить, что именно бывшие спутники теперь на него охотятся? - не унимался репортер Observer.
  - Такая версия отрабатывается нами в числе прочих, - без особого энтузиазма признал инспектор.
  - Из заявления, сделанного вами сразу после перестрелки, следует, что полковника Офсета преследовали как минимум четверо хорошо вооруженных незнакомцев, причем, все они были представителями белой расы и имели весьма крепкое, можно сказать, спортивное телосложение, - начал корреспондент Guardian.
  - И к тому же проявили себя превосходными стрелками! - вставил язвительный репортер Daily Express. - Угрохали троих ваших констеблей...
  - Да уж, стреляли метко, - подхватил корреспондент Guardian. - Тем не менее, двое молодчиков отстрелялись. Прибывшими на место происшествия полицейским удалось угрохать их в завязавшейся перестрелке. Вы уже установили личности этих негодяев, инспектор?
  - Вообще говоря, при них не было документов, - протянул Шпиль, глядя в пол. - Поэтому, единственное, что я могу утверждать с определенностью: да, это были представители белой расы...
  - А я слышал, что вы дактилоскопировали обоих, и результаты оказались ошеломляющими! - с плотоядной ухмылкой бросил репортер Observer.
  - Откуда вы это взяли? - недовольно поморщился инспектор. Зал сразу же загудел.
  - Почему Скотланд-Ярд утаивает информацию от прессы?! - выкрикнуло несколько газетчиков практически хором.
  - Уверяю вас, ничего подобного у нас и в мыслях нет, - все больше хмурясь, отвечал инспектор. - Просто данные экспертизы нуждаются в уточнении.
  - Это не ответ! - выкрикнул с места корреспондент из Daily Express. - Не темните, инспектор, это против правил.
  Полицейский метнул в него испепеляющий взгляд.
  - Да, - с тяжелым вздохом молвил он. - Действительно, я вынужден признать, что отпечатки пальцев, снятые у одного из погибших, примерно соответствуют дактилоскопической карте некоего Штыриса, гангстера, совершившего, без малого, семнадцать лет назад, то есть, летом 1910 года, дерзкое ограбление одного из банков в Челси. Тогда Штырис действовал не один, а в составе шайки из пяти громил. К сожалению, бандитам посчастливилось скрыться, застелив троих полицейских и восьмерых посетителей банка. Нам так и не удалось их задержать, хотя полиция установила личности налетчиков. Один из них был опознан как Эрнст Штырис, по происхождению - латыш родом из Курляндской губернии царской России...
  - Почему вы сказали, что отпечатки соответствуют примерно? - поинтересовался наш корреспондент.
  - Потому, что папиллярный рисунок кожных покровов преступника, застреленного нами на днях, сильно размыт, - пояснил Штиль. - Наши криминалисты полагают, этот человек предпринимал попытки свести их, используя раствор едкой щелочи, но, в силу каких-то обстоятельств, не довел задуманное до конца...
  - Понятно, - кивнул корреспондент Observer.
  - А, по-моему, вы все же уходите от прямого ответа, инспектор! - подал голос репортер из Daily Express. - Позвольте вам напомнить, сэр, что в 1910-м следователи Скотланд-Ярда доподлинно установили, что этот самый Штырис, ровно, как и его дружки, были не сосем обычными уголовниками, поскольку принадлежали к так называемому боевому крылу партии социалистов-революционеров, орудовавшей и в Российской империи, и далеко за ее пределами. Эти мерзавцы называли ограбления банков экспроприациями, и на этом основании, считали себя идейными борцами с язвами, характерными для общества, построенного на финансовых спекуляциях и эксплуатации чужого труда...
  - Вы прекрасно осведомлены, молодой человек, - насупившись, пробурчал инспектор Штиль.
  - Известно также, - ответив полицейскому торжествующей ухмылкой, продолжал репортер, - что Департамент уголовной полиции, совместно с Foreign Office, отправлял соответствующий запрос в адрес царского Министерства иностранных дел, Департамента полиции и Охранного отделения с целью немедленной экстрадиции Штыриса и его подельников.
  - Вы совершенно правы, - с усталой улыбкой сдался Штиль. - Да, тогда нам обещали всяческое содействие, но, как оказалось, лишь на словах. К сожалению, Эрнст Штырис не был задержан ни царской охранкой, ни криминальной полицией, хоть, по нашим сведениям, совершив тягчайшие преступления в Лондоне, в том же году преспокойно вернулся в Россию. По всей видимости, как и многие другие одиозные личности из партии эсеров, Штырис пользовался чем-то вроде неприкосновенности благодаря широким связям в самых высоких начальственных сферах. Очень похоже, русские власти заигрывали с террористами, чем это для них обернулось, вам хорошо известно и без меня. Впрочем, попрошу вас, господа, не ссылаться на мое мнение по этому поводу, я не вправе давать подобных оценок политического свойства. Как бы там ни было, террористы из партии эсеров зачастую, действительно слишком легко уходили из полицейских силков...
  - Что вы можете сказать о втором дактилоскопированном вами трупе? - поменял тему репортер из Observer.
  - В наших архивах на него ничего нет, - развел руками инспектор. - Разумеется, кроме участия в покушении на жизнь полковника Офсета и вооруженного отпора, который молодчик дал нашим агентам при задержании. Не забывайте, господа, ведь эти негодяи палили в центре Лондона, как в каком-то тире...
  - Уложили семерых наповал и еще пятерых - ранили, - напомнил инспектору корреспондент из Manchester Guardian.
  - Да, к моему прискорбию, все это именно так, - признал инспектор и снова вздохнул.
  - Подчерк тот же, что и в 1910-м, - вставил представитель Times. Инспектор Штиль испустил новый исполненный страдания вздох.
  - Скажите, сэр, появились ли у вас еще какие-нибудь подтверждения в пользу того, что преследовавшие полковника Офсета злоумышленники были русскими? Очевидцы упорно твердят, они разговаривали между собой на русском языке... - подал голос наш собственный корреспондент. Инспектор с минуту сосредоточенно перебирал бумаги.
  - Ну, во-первых, этого нельзя утверждать на сто процентов, - с кислой миной произнес он наконец. - Я, например, сомневаюсь, будто кто-то из лондонцев, ставших нечаянными очевидцами ожесточенной перестрелки между полицейскими и бандитами, смог бы, когда над головой жужжали пули, отличить русские фразы от фраз, выкрикнутых на сербском, болгарском или даже польском языках. Когда в вас палят из нескольких стволов, и ваша жизнь висит на волоске, вы улепетываете во все лопатки или же ползете на брюхе, что, конечно, много медленнее, зато эффективнее предохраняет от пуль. Оба этих занятия, дамы и господа, не способствуют объективности лингвистического анализа, уж поверьте. Так что, положа руку на сердце, я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть вашей гипотезы насчет выходцев из России. Тем более, из РСФСР, поскольку по-русски говорят не одни большевики, но и белоэмигранты, да кто угодно еще! Опять же, если, все же предположить, будто одно из тел принадлежало Эрнсту Штырису, то, к вашему сведению, он - не русский. Повторяю, он - латыш, это такая крошечная страна на побережье Балтийского моря, до Октябрьского переворота территориально входившая в состав Курляндской губернии.
  - А как же тогда с татуировками, которые вы обнаружили?! - выкрикнул зловредный репортер Daily Express. Инспектор Штиль осекся и густо покраснел.
  - С какими еще татуировками?! - насторожились другие корреспонденты.
  Инспектор сделал знак, что ему надобно промочить горло. Потянулся за графином, плеснул в стакан воды, осушил его залпом будто спирт, если бы конечно, ему могли передаться дурные привычки застреленных полицейскими бандитов.
  - Мы желаем знать подробности, инспектор, не юлите! - наседали на него представители прессы.
  - Что касаемо второго тела, - начал Штиль, опустив на стол опорожненный стакан, - то, да, вы правы, эксперты-криминалисты главного управления Скотланд-Ярда, тщательно изучив обнаруженные на трупе татуировки, пришли к заключению, что все надписи сделаны на кириллице...
  Репортеры загудели как растревоженный пчелиный рой, и Штиль вскинул руку, призывая их к порядку.
  - Кроме того, культовые сооружения религиозного толка, изображенные на правом плече и левой лопатке покойника, в свою очередь увенчаны куполами в форме луковиц, что характерно для архитектуры православных церквей. То же можно сказать о крестах, они - не латинские, это точно... - умолкнув, инспектор выжидающе посмотрел на репортеров.
  - Какие еще выводы сделаны экспертами после осмотра тела? - спросили его.
  - По всей видимости, убитый был моряком, - выудив платок, Штиль энергично прочистил нос. - По крайней мере, на его трупе во множестве присутствуют якоря, паруса на реях, а также изображения русалок, выполненные с особым тщанием. Кроме того, наши специалисты склоняются к мысли, что покойный провел долгие годы в местах лишения свободы, поскольку, как минимум половина татуировок - очевидного тюремного характера.
  - О каких татуировках речь? - попросил уточнить корреспондент Observer. - Что там было изображено конкретно?
  - Перстни, - инспектор загнул мизинец, - всевозможные колюще-режущие предметы с клинками, обвитыми змеями. Еще - обнаженная персона женского пола, весьма вульгарного вида, в одних чулках и крайне непристойной позе, верхом на стуле с широко разведенными... э... ногами, - щеки Штиля запылали огнем. - Игральные карты и кости, - быстро добавил он, словно спеша перевернуть страничку с непотребной картинкой. - Все эти изображения, хм, по мысли экспертов, символизируют, а, точнее, символизировали этапы богатой уголовной биографии хозяина татуированного тела. Число совершенных им ограблений и убийств, тюремные сроки, которые получал этот негодяй, когда органам правосудия удавалось упечь его за решетку, удавшиеся побеги из мест заключения, и так далее. Одним словом, все то, что может служить предметом гордости у людей подобного сорта. Если, конечно, уместно называть их людьми. Как видите, господа, трудно представить такого субъекта членом научно-исследовательской экспедиции, пускай даже снаряжавшейся при участии мраксистов...
  - А я слышал, у них там, после переворота, у власти оказалось множество уголовных преступников, - заметил репортер из Times. - В особенности, среди сотрудников силовых структур...
  - На это могу лишь повторить вам, господа, что, как должностное лицо, я не вправе давать каких-либо политических оценок, - снова забеспокоился инспектор Штиль.
  - А каким оружием пользовались преступники? - осведомился наш собственный корреспондент.
  - У убитых были обнаружены револьверы системы Нагана производства Тульского оружейного завода... - признал инспектор и забарабанил пальцами по столу.
  - Тула, если не ошибаюсь - в России? - спросил репортер Daily Express.
  - В России, - с большой неохотой признал инспектор. - Но, хочу отдельно обратить ваше внимание, господа: на оружии стоят дореволюционные клейма, оба револьвера выпущены еще до Мировой войны и, таким образом, могли попасть в Европу, когда и, как угодно. Например, в 1916-м с отправленным во Францию русским экспедиционным корпусом, когда царская Ставка, верная обязательствам в рамках Антанты, пришла на выручку союзникам. Поэтому, господа, прошу вас еще раз, будьте благоразумны! Не спешите со скоропалительными выводами, у нас нет никаких веских причин обвинять в перестрелке советских участников экспедиции полковника Офсета, тем более, мы ведь толком не знаем, состоялась ли она вообще! Нами, к слову, собраны все выпущенные преступниками пули, в том числе и теми двумя, которым посчастливилось скрыться. Так вот, они стреляли из автоматических пистолетов конструкции Браунинга и Маузера. Но, вы же не станете, лишь на этом основании утверждать, будто стрелки были немцами, - инспектор выдавил из себя вымученную улыбку, кто-то из репортеров поддался и хохотнул.
  - Приметы обоих бандитов установлены, подробные словесные портреты составлены, и в самом скором времени будут переданы прессе, чтобы мы все, объединив усилия, в самые сжатые сроки обезвредили обоих, - решительно захлопнув папку с бумажками, инспектор Штиль дал понять, что пока у полиции все. - А теперь прошу меня извинить, господа, - добавил он, уже раскланиваясь, - надеюсь на ваше понимание и неоценимую помощь, которую вы и прежде не раз оказывали органам правопорядка...
  На этом брифинг объявили закрытым к большому неудовольствию прессы, поскольку, думается, тут читатели согласятся с мнением редакции, общественность вправе получать от властей нечто большее уклончивых ответов полицейских чинов, наводящих на подозрения: а, не оказывается ли на Скотланд-Ярд давление со стороны высокопоставленных сотрудников внешнеполитического ведомства, всерьез озабоченных судьбой бакинских нефтедобывающих промыслов. Ведь ни для кого не составляет секрета, что одним из трех крупнейших операторов, эксплуатировавших нефтяные скважины шельфа Каспийского бассейна при царском режиме, наряду с консорциумом братьев Нобелей и Каспийско-Черноморским обществом Ротшильдов, была наша "Royal Shell", а ее исполнительный директор г-н Самюэль Маркус, как говорят, имеет столь внушительный политический вес, что ногой открывает двери любых правительственных кабинетов, выходящих окнами на Сент-Джеймсский парк и Даунинг-стрит.
  Общеизвестно также, что принадлежавшие Нобелям, Ротшильдам и "Royal Shell" концессии были аннулированы одним из первых декретов Советской власти, которая объявила об их национализации. Что, вне сомнений, было чисто политическим и даже популистским жестом мраксистов, поскольку, причинив внушительные убытки своим оппонентам, они сами хлопнули себя по лбу, продемонстрировав миру полную неспособность Кремля осуществлять эксплуатацию месторождений самостоятельно вследствие удручающей технологической отсталости. Это давно отчетливо осознали и в Уайт-холле, и в Кремле. Не будет преувеличением сказать, что с тех пор, как Гражданская война в России окончилась победой большевиков, и, в особенности, с отказом их режима от чудовищной практики Военного коммунизма и провозглашением НЭПа, Кремлем неоднократно предпринимались осторожные попытки урегулировать патовую ситуацию вокруг промыслов, достигнув взаимовыгодного консенсуса. Одной из таких попыток советской стороны можно смело считать назначение советским полпредом в Лондоне столь знаковой фигуры, как Леонид Мануальский, который, будучи советским функционером из ближайшего окружения председателя Совнаркома Владимира Вабанка, обладает безупречной репутацией в деловых кругах, приобретенной им в качестве менеджера высокого ранга задолго до Октябрьского переворота. Напомним читателям, что господин Мануальский, долгое время трудившийся высокопоставленным царским управленцем в Баку, после прихода к власти мраксистов занимал самые ответственные посты, побывав и членом ЦК правящей партии, и заместителем Феликса Дрезинского по наркомату путей сообщения, пока не возглавил министерство внешней торговли СССР, где, надо думать, пришлись, как нельзя более кстати, и его авторитет, и деловая хватка, и опыт в проведении трудных международных переговоров для разрешения самых щекотливых вопросов. Немудрено, что именно такого человека, прозванного Владимиром Вабанком "Кудесником мраксистской партии", отправили в Лондон, уполномочив прозондировать готовность правительства Его Величества усесться за круглый стол. В этой же связи, вероятно, следует рассматривать и намеченный на следующую неделю визит в Великобританию представительной советской делегации под началом нового наркома внешней торговли СССР г-на Ананаса Мухлияна. Любопытно, что до революции этот влиятельный большевик тоже долго проработал в Баку, а в революцию ухитрился стать единственным из 27-ми комиссаров Бакинской коммуны, кому посчастливилось избежать расстрела по приговору Временного Закаспийского правительства, целиком подконтрольного переброшенным из Месопотамии британским экспедиционным войскам.
  По информации, поступившей в редакцию из весьма надежных источников, которые мы пока не можем разгласить, именно вопрос распределения концессий в Баку станет ключевым предметом для обсуждения по ходу намеченных встреч Ананаса Мухлияна с членами британского кабинета. Правда, нам остается гадать на кофейной гуще, будут ли оба наркома, бывший и ныне действующий, то есть, Леонид Мануальский и сменивший его г-н Мухлиян, с позволения сказать, работать в паре, рука об руку, или визит Мухлияна, слывущего ставленником нового большевистского лидера Иосифа Стылого, свидетельствует, помимо прочего, и о растущем недоверии к "Кудеснику партии", утратившему позиции после скоропостижной кончины своих высоких покровителей, главы Правительства Владимира Вабанка и всесильного шефа ОГПУ Дрезинского. В таком случае, принимая в учет откровенную слабость преемника Железного Феликса Вячеслава Неменжуйского, фактически уступившего руководство органами госбезопасности другому ставленнику Иосифа Стылого, Энею Пагоде, над головой г-на Мануальского действительно сгустились тучи, и появление Мухлияна - первый громовой раскат, обещающий полпреду скорую отставку, причем, при самом благоприятном для него раскладе, учитывая установившиеся в Советской России нравы.
  По упорно циркулирующим слухам, нынешнее руководство СССР твердо намерено свернуть Новую Экономическую Политику, провозглашенную Вабанком и его соратниками, многие из которых уже сняты со своих постов, чтобы сосредоточить усилия на реализации другой программы развития, получившей название Индустриализации. Как знать, как говорится, дыма без огня не бывает...
  Впрочем, так или иначе, внутренние трения в высших эшелонах большевистской власти вряд ли повлияют на саму заинтересованность советской стороны в деловом сотрудничестве с британскими и североамериканскими нефтедобывающими гигантами. Кремлевский режим, кто бы его не представлял, будет все чаще стремиться заполучить в партнеры крупный капитал, поскольку мраксисты, на сегодня, не имеют ни средств для долгосрочных капиталовложений, ни технологий, ни рынков сбыта сырья, и, таким образом, единственный путь, оставшийся у них - заполучить необходимое в промышленно развитых странах Запада.
  Принимая во внимание все, изложенное выше, нетрудно понять глубокую озабоченность правительства Его Величества короля Георга V и главы кабинета сэра Стэнли Болдуина разгорающимся на фоне всеобщей стачки скандалом, в центре которого, совершенно неожиданно очутился наш выдающийся соотечественник, блестящий картограф и мужественный путешественник полковник Перси Офсет. И, хотя, особенно в последние годы, безукоризненная репутация сэра Перси оказалась сильно подмоченной его громкими критическими высказываниями в адрес британского научного сообщества, а также противоречивыми и слишком смелыми, а порой и откровенно фантастическими заявлениями, сделанными им после ряда экспедиций в Амазонию, не говоря уже о его переходящей все границы несдержанности, это ничуть не умаляет его прежних заслуг и славы, которую он снискал по праву. Более того, как показывает реакция обывателей, опрошенных нашими корреспондентами, любовь, которую в прежние времена снискал у них полковник Офсет, нисколько не померкла, вопреки обвинениям в шарлатанстве, сыпавшимся на сэра Перси из официальных источников. И это притом, что полковник не был в Британии много лет и, по идее, им его давно полагалось забыть.
  Напомним нашим читателям, что же за человек - полковник Перси Арчер Офсет. Рожденный в Индии в семье британского артиллерийского офицера и выдающегося естествоиспытателя Арчера Харрисона Офсета, он унаследовал от отца страсть к далеким странствиям и естествознанию. Избрав, по старинной семейной традиции, военную карьеру, Перси Офсет с отличием окончил Британский артиллерийский колледж в Вулидже и сразу же очутился в самом пекле полыхнувшей в Судане гражданской войны.
  Религиозные фанатики под водительством Ахмеда абд-Аллаха, объявившего себя Мессией или, по-арабски, Махди, рассеяв посланные египетским хедивом отряды, заняли практически все генерал-губернаторство, осадив его столицу Хартум. Город, обороняемый горсткой египетских солдат и британских офицеров, которыми командовал генерал Чарльз Гордон, самый прославленный военачальник Британской империи, оказался в отчаянном положении.
  22-х летний лейтенант Офсет был среди тех храбрецов, кто под знаменами генерала Горацио Китченера выступил из Верхнего Египта на выручку блокированной суданской столице. Им довелось продвигаться по враждебной территории, стычки с конными разъездами свирепых дикарей случались постоянно и в авангарде, и в арьергарде малочисленного экспедиционного корпуса. Перси Офсет зарекомендовал себя настоящим сорвиголовой, неизменно оказываясь на самых опасных участках. И, хотя помощь, в конечном счете, запоздала, Хартум пал, его гарнизон был перебит, а лорд Гордон растерзан осатаневшими фанатиками на куски, это нисколько не умаляет доблести солдат генерала Китченера. Пробившись с жестокими боями к суданской столице летом 1885-го года, они погребли павших товарищей с воинскими почестями, а затем свели счеты с неприятелем. Правда, для окончательного разгрома кровожадных орд абд-Аллаха им потребовалось несколько лет. На протяжении всего этого периода Перси Офсету довелось поучаствовать в бесчисленном количестве схваток, и, надо сказать, он прослыл лихим кавалерийским рубакой, заслужив у скупых на похвалу мятежников почтительное прозвище Огненный эфенди. Однополчане сэра Перси вспоминали позднее, стоило дикарям завидеть вдали его рыжие усы, топорщившиеся в разные стороны, как они тотчас бросались врассыпную.
  В феврале 1888-го капитан Офсет был награжден Орденом "За выдающиеся заслуги", а вскоре тяжело ранен в грудь копьем. Его широкое обоюдоострое лезвие прошло в каком-то дюйме от сердца, и сэр Перси, лишь по счастливой случайности оставшись в живых, надолго слег в каирский военный госпиталь. Именно там, уже идя на поправку, капитан Офсет впервые посетил знаменитые пирамиды на плато в Гизе и был глубоко потрясен их величием.
  - В них чувствовалось что-то неземное, - признавался он много позже. - Стоило мне увидеть пирамиды, как я отчетливо понял: эти грандиозные сооружения имеют примерно такое же отношение к современным египтянам, как Большой сфинкс - к голубям, которых там тоже развелось превеликое множество. Это так, уж поверьте мне, дамы и господа. Невозможно вообразить себе толпы согнанных со всего Египта босяков, складывающих эти колоссы под ударами бичей, только потому, что на фараона Хеопса, видите ли, нашла такая блажь, а его наследников, Хефрена с Микерином, обуяла зависть. Да, так утверждают египтологи, с которыми я сдружился, изнывая от скуки в госпитале, ну и что с того? Сколько бы эти, в целом славные парни, не убеждали меня в обратном, глядя на грандиозные сооружения на границе Ливийской пустыни, я не мог отделаться от мысли, что вижу оставленные экипажами звездные корабли, прибывшие к нам в незапамятные времена с Марса или даже Юпитера, чтобы доставить на Землю семена разумной жизни...
  В 1890-м по личной рекомендации виконта Китченера, капитан Офсет был направлен на учебу в Королевскую военную академию в Сандхерсте, графство Суррей, которую окончил с отличием. Выпущенный из академии в 1894-м, тридцати одного года отроду, сэр Перси, в чине майора, отбыл на Цейлон, а оттуда, еще дальше на восток, навстречу Солнцу, через Бирму и Камбоджу в Полинезию, имея заданием составление подробных топографических карт, в которых столь остро нуждалось британское военное ведомство. И, отдадим ему должное, блестяще справился с заданием, зарекомендовав себя великолепным картографом. Именно благодаря самоотверженной храбрости этого достойнейшего представителя англосаксонской расы, были разведаны и нанесены на бумагу целые области Индостана и Индокитая, Полинезии, Меланезии и прочих мест, куда прежде не ступала нога цивилизованного человека. Если же принять в учет, что края, в которых довелось напряженно трудиться бесстрашному сыну гордого Альбиона, и сегодня представляют собой заболоченные, изобилующие тропической растительностью местности, где нет ни шоссейных дорог, ни даже троп, зато свирепствуют лихорадка и другие, свойственные экваториальным лесам недуги, любая, самая пустяковая царапина рискует обернуться гангреной, а вероятность быть ужаленным ядовитой змеей уступает лишь шансам схлопотать отравленную стрелу или угодить на ужин к каннибалами, величие научного подвига подполковника Офсета предстанет перед читателями во всей красе. Чего стоит, например, нашумевшая история о том, как он был схвачен людоедами Соломоновых остовов, всерьез вознамерившимися поужинать ростбифом из отважного картографа, поданным под чесночным соусом с дольками банана! Или, как в окрестностях Рангуна, сэр Перси спас от неминуемой гибели девочку-туземку, вытащив из-под ног обезумевшего слона! Или как в горах на севере Индии, он избавил жителей деревушки от свирепого тигра-людоеда, державшего в неописуемом ужасе всю округу! Так что, вовсе недаром, по возвращении из Восточных колоний, на самой заре нового, двадцатого столетия, путешественник был удостоен аудиенции в Букингемском дворце и посвящен Ее Величеством королевой Викторией в Рыцари ордена Бани. После этого знаменательного события, означавшего признание на общенациональном уровне, перед сэром Перси распахнулись такие двери, о существовании которых он прежде не знал, а приглашения стать членом целой плеяды самых уважаемых научных сообществ посыпались на его привыкшую к тропическому пробковому шлему голову, словно из рога изобилия. И, похоже, слегка вскружили ее, заставив отвергнуть приглашение из Кембриджа, где ему, как говорят, посулили кафедру. При этом, полковник не почивал на лаврах, отнюдь. Напротив, сэр Перси очень скоро собрался в дорогу, попутно сделав несколько излишне эмоциональных заявлений для прессы, суть которых сводилась к тому, что он не променяет запыленные шорты, куртку и шлем, какие носят наши солдаты у экватора, на профессорскую мантию и дурацкий колпак с кисточкой.
  - Просиживать штаны - не мое призвание, леди и джентльмены, - молодцевато подкрутив свой рыжий, чисто кавалерийский ус, объявил собравшимся корреспондентам полковник. - Стены кабинетов навевают на меня тоску, даже в библиотеках я чувствую себя неуютно, хоть, поверьте, испытываю любовь к книгам с раннего детства. Но, любовь - не страсть, дамы и господа, я вечно слышу зов, который не позволяет мне засидеться на одном месте, и он столь властен, что я безропотно подчиняюсь ему...
  Там же полковник сообщил, что на этот раз целью его экспедиции избраны не Индостан с Индокитаем, как ожидали многие, а малоисследованные регионы Латинской Америки, в частности, верховья реки Амазонки на границе Бразилии и Боливии. Когда же у сэра Перси поинтересовались, кто будет финансировать столь дорогостоящее предприятие, он, помедлив, выразил надежду на содействие военного департамента. При этом, как отметили сидевшие в первых рядах репортеры, по открытому мужественному лицу прославленного путешественника пробежала тень сомнений, оказавшихся небеспочвенными, как выяснилось чуть позже, когда его затея не вызвала энтузиазма ни у генералов Топографического управления военной разведки, ни у чиновников министерства иностранных дел. В обоих ведомствах сэру Перси дали понять: в краях, куда он собрался на этот раз, у Британии нет государственных интересов, посоветовав заручиться поддержкой заинтересованных сторон. Иными словами, обратиться за помощью к правительству Бразилии. Полковник усомнился в платежеспособности оного. Чиновники заверили, это не так.
  - Судите сами, сэр Перси, - сказали ему в доверительной беседе. - С тех пор, как каучук нашел широкое применение в промышленности, мировой спрос на него только и делает, что устойчиво растет. Как и величина инвестиций, вливающихся в его добычу. Так что у бразильского правительства денег, уж будьте покойны, куры не клюют, посему вам не составит ровно никакого труда добыть любые требуемые суммы. В разумных пределах, разумеется. Тем более, ну кто, скажите на милость, оставаясь в трезвом уме и ясной памяти, откажется от услуг ученого, снискавшего на родине столь широкое признание, сэр? Наконец, не нам вам рассказывать, как у них в Латинской Америке обстоят дела с картографией...
  В общем, как говорится, чиновники стелили мягко, да жестко спать. Полковник удалился, не солоно хлебавши, но не отступился. Ничего другого и не следовало ждать от человека, чье упрямство к тому времени вошло в поговорки вместе с его бритым наголо черепом и огненными кавалерийскими усами, частенько становившимися мишенью для лондонских остряков. Пока сэр Перси безуспешно околачивал пороги правительственных инстанций, сидя в приемных начальственных кабинетов, в надежде уговорить чиновников раскошелиться, острословы не оставляли в покое его по-восточному экзотический облик, судача то о сортах турецкой хны, применяемой им для окрашивания усов, то о его "прическе" свирепого мамлюка или янычара, преуспев на этом поприще гораздо больше, чем полковник в поисках денег. Отчаявшись выпросить милость у кабинетных крючкотворов, сэр Перси напрямую обратился к королеве Виктории. И, Ее Величество пошла навстречу своему любимцу. Какое-то время действительно казалось, будто дело сдвинулось с мертвой точки. Но, как случается сплошь и рядом, в самый неподходящий момент, вмешалась злая судьба, и Провидение отвернулось от полковника. 22 января 1901 года королевы и индийской императрицы не стало, с ней канула в прошлое целая эпоха, нареченная именем этой великой женщины. Надежды сэра Перси на содействие властей сразу же пошли прахом. У наследника престола, принца Эдуарда, оказалось множество иных проблем, он посвятил себя сколачиванию Антанты, военного альянса, направленного против кайзеровской Германии. В воздухе еще не пахло мировой войной, но прозванный Миротворцем король ее, каким-то образом, предчувствовал, раз взялся организовывать оборонительно-наступательные союзы на будущем европейском ТВД. До Бразилии ему не было ни малейшего дела. До планов сэра Перси - тем более. Осознав, что ему, ровным счетом, ничего не светит, полковник дал волю эмоциям и, не особо подбирая выражений, обвинил правительство в преступной близорукости.
  - Как можно пренебрегать исследованием столь перспективного региона?! - возмущался он перед газетчиками. - О, я уверяю вас, друзья, напыщенные индюки из Вестминстерского дворца еще все локти себе искусают, да поздно будет. Я ни капельки не сомневаюсь, Латиноамериканскому континенту уготовано великое будущее, у него самые блестящие перспективы...
  Трудно сказать, что именно столь настойчиво влекло сэра Перси в Амазонию, неясное предчувствие великого открытия, порой озаряющее творческие натуры, или его заворожили рассказы известного беллетриста сэра Генри Райдера Хаггарда, с которым полковник сдружился, проживая в Лондоне. Заброшенные пирамиды в дремучих амазонских джунглях, столь грандиозные, что пред ними блекли и прославленные древнеегипетские гробницы на левом берегу Нила, и колоссальные ритуальные сооружения индейцев майя, обнаруженные на полуострове Юкатан в Мексике, в ту пору были одним из самых излюбленных коньков писателя, и не единожды становились предметом оживленных обсуждений в литературных кафе и клубах. По некоторым сведениям, сэр Генри даже показывал сэру Перси копию старинного португальского манускрипта, описывавшего, как отряд португальских бандейрантов, отчаянных охотников за сокровищами и индейскими головами, набрел в непролазных дебрях на величественные руины мертвого города, где беломраморные дворцы, амфитеатры, акведуки и храмы словно сошли со страниц истории иллюстрированной истории античной архитектуры.
  - Атлантида?! - восклицал сэр Перси, смахивая со лба выступивший бисеринками пот.
  - Ну а что, по-вашему, еще?! - вторил ему сэр Генри, подливая масла в огонь. Быть может, именно этот, раздобытый впечатлительным писателем документ, окончательно вскружил голову доверчивому полковнику. Только, в отличие от Генри Хаггарда, сэр Перси не был завсегдатаем литературных салонов, и его слова никогда не расходились с делами. Да и по натуре он был непоседой. Отбросив сомнения с отличавшей его решительностью, сэр Перси подал рапорт с прошением об отставке, назвав недальновидное военное руководство сборищем непроходимых ослов. Демарш не остался незамеченным. Полковника с треском вышвырнули из армии.
  Разругавшись с военными, сэр Перси обратился за помощью Королевское географическое общество, действительным членом которого к тому времени стал, но и там получил, от ворот поворот из-за непримиримой позиции заведующего отделом древней истории Британского музея профессора Бэзила Лиддела Чванса, не переносившего полковника как выскочку и солдафона.
  Пожалуй, трудно оценить вред, наносимый истории, как научной дисциплине, дилетантами, если таковые, не смысля ровным счетом, ничего, при этом мнят, будто знают все. Хуже того, имеют наглость давать нелепые советы специалистам, чья репутация не нуждается ни в комментариях, ни в подтверждении. Яркий пример подобным деятелям - отставной полковник Перси Офсет, недавно со скандалом уволенный из армии за прожектерство и склочность, а теперь возомнивший себя докой и даже гуру в отрасли научных изысканий, к которой не имеет ни малейшего касательства. Он, видите ли, требует средств для поисков архаичных каменных сооружений в краях, где, как хорошо известно даже школярам, никогда не было подходящих строительных материалов, и где, сам климат и особенности почвы не позволяют рассчитывать раскопать предметы, чей возраст превышал бы сотню лет. Решительно не понимаю, на что рассчитывает этот возомнивший себя корифеем авантюрист, однако, нисколько не сомневаюсь, потакать его капризам - все равно, что выкидывать деньги на ветер... - написал Чванс в своей резолюции.
  Конечно, руководство Географического общества, по возможности, сгладило отказ, сославшись на урезанный бюджет и финансовые сложности. Полковнику даже невнятно пообещали выделить какие-то крохи, в заключение, порекомендовав заручиться поддержкой частных инвесторов.
  Если очередная неудача и обескуражила сэра Перси, то вовсе не сбила с проложенного курса. Отправив чиновников от науки по общеизвестному адресу, он снарядил экспедицию на собственные средства, израсходовав до последнего пенни сбережения, сделанные за многолетнюю и многотрудную службу в колониях, и отбыл в Новый Свет. Это случилось 14 марта 1902 года. Сэр Перси предпочел не афишировать своего отъезда. Тем не менее, о нем пронюхали репортеры нескольких ежедневных газет, ухитрившиеся сфотографировать путешественника, когда тот поднимался на борт трансатлантического лайнера "Икар" в сопровождении двоих спутников, судя по молодцеватому виду, тоже отставных офицеров.
  - Это так и есть, - подтвердил догадку журналистов Офсет. - Мои однополчане по Судану оказали мне честь, любезно согласившись составить мне компанию. Нам предстоит неблизкий, полный опасностей путь, и я искренне рад, что рядом будут старые боевые товарищи, привычные к всяческим передрягам, неприхотливые в быту и не из пугливых, что еще важнее. Края, куда мы отправляемся, не прощают ошибок и не терпят слабостей, но, думаю, мы выдержим испытания с честью...
  Когда же сэра Перси спросили, какова цель экспедиции, он отвечал, что планирует произвести топографическую съемку протяженного участка бразильско-боливийской границы по просьбе бразильской стороны.
  - Предварительная договоренность уже достигнута, - скупо обмолвился полковник. - Правительство Бразилии выразило заинтересованность в моих услугах. Приглашение, полученное нами, подписано самим президентом федерации, сеньором Франсиску Алвисом. Правду сказать, миссия, возложенная им на нас, весьма ответственная. Между властями Бразилии и Боливии уже давно ведутся переговоры о передаче бразильцам обширного спорного района в обмен на приличную денежную компенсацию. Территории, куда нам надлежит прибыть, расположены на северо-западе страны, в тропических лесах, раскинувшихся у восточных отрогов Анд. Сама местность называется Акри, как и река, что там протекает, впадая в Пурус, один из притоков Амазонки. Эта территория долго служила камнем преткновения, и там полегло много людей. Теперь, надеюсь, пограничный конфликт будет исчерпан, но настоятельно необходим специалист, способный нанести границу на карту с последующей демаркацией...
  - И это человек - вы? - угадали репортеры.
  - И этот человек - я, - кивнул сэр Перси. - Нам предстоит проделать большую и весьма кропотливую работу в таких природных условиях, какие не пожелаешь даже врагу. Хочется верить, пока мы прибудем на место, в Амазонии закончится сезон дождей, он там с октября по апрель и, как я слышал, там льет, как из ведра, почище, чем на Цейлоне...
  Не удержавшись, один из репортеров спросил сэра Перси, надеется ли он найти руины мертвого города, о которых так много судачили в прессе, и, если да, где, хотя бы приблизительно, находится район поисков.
  Полковник, загадочно улыбнувшись, отвечал, что надежда, безусловно, есть, но, поскольку дело - прежде всего, и ему, и его спутникам следует сосредоточить все усилия, чтобы наилучшим образом исполнить пожелания правительства Бразилии и лично сеньора Франсиску Алвиса.
  - Однако, не стану от вас скрывать, господа, что, как только будет поставлен последний пограничный знак, мы с товарищами намереваемся тщательно обследовать обширную заболоченную низменность в бассейне реки Маморе. Она течет строго с юга на север, по направлению к экватору, частично - вдоль границы Бразилии с Боливией, пока не впадает в Мадейру, крупнейший по полноводности приток Амазонки. Если вы взглянете на географическую карту, господа, то удостоверитесь, река Пурус, где нам предстоит устанавливать демаркационную линию, протекает параллельно Мадейре. На бумаге даже может показаться, они буквально в двух шагах друг от друга. На самом деле, это, конечно же, весьма обманчивое впечатление. Длина реки Пурус превышает две тысячи миль, она такая же длинная, как русская Волга, самая крупная из всех европейских рек. Две тысячи миль, господа, это, между прочим, два с половиной Рейна, четыре Сены или девять Темз, - при этих словах сэр Перси лучезарно улыбнулся. - Я не бравирую трудностями, которые нам предстоит преодолеть, а просто хочу, чтобы вы осознали масштабы Латинской Америки, чего хронически неспособны сделать медноголовые тугодумы из военного ведомства, не говоря уж о разных кабинетных крысах вроде небезызвестного профессора Чванса. Две тысячи миль, господа, это не шутки, учитывая абсолютно безлюдные пространства, раскинувшиеся по обоим берегам...
  - Каковы шансы на успех, полковник? - спросили его.
  - Они велики, - не колеблясь, отвечал Офсет. - То есть, я ни капли не сомневаюсь, задание, порученное нам бразильским правительством, будет выполнено безукоризненно и в срок. Что до поисков мертвого города... Знаете, друзья, я бы не хотел предвосхищать события. В путешествии, подобном нашему, возможны любые неожиданности, поэтому, давайте не забегать вперед. Тем не менее, я, конечно же, надеюсь на лучшее. Я верю в свою путеводную звезду. Она никогда еще не изменяла мне...
  Через четверть часа "Икар" отдал швартовы, отвалил от причальной стенки Саутгемптонского порта и вышел в море.
  
  ***
  
  Спустя примерно три недели после описанных событий, сэр Перси и его спутники сошли на берег в Рио-де-Жанейро, где были весьма радушно приняты лично президентом Франсиску ди Паулой Алвисом. Пробыв в столице некоторое время, отважные путешественники выступили на север в составе хорошо экипированной партии, продвигавшейся под защитой бразильских солдат, поскольку времена стояли тревожные. На дорогах было очень неспокойно, то тут, то там, орудовали шайки вчерашних рабов, превратившихся в разбойников, и правительство сделало все возможное, чтобы обеспечить безопасность картографов. Хоть в этом, отфутболивая сэра Перси "на чердак", британские чиновники оказались правы. Бразильские власти действительно оказались крайне заинтересованы в услугах специалиста столь высокого уровня, когда он не нашел применения на родине. Впрочем, немудрено, следовало ожидать, что так и будет, ведь Бразилия - самая обширная страна Латиноамериканского континента, примерно вчетверо превосходящая по площади Западную Европу, а ее неоглядные пространства, густо поросшие экваториальными лесами и изобилующие непреодолимыми водными преградами, весьма слабо изучены и по сей день зачастую остаются белыми пятнами, самой настоящей Terra Incognita, где для топографа - непочатый край работы. Ту ее часть, что была поручена команде сэра Перси правительством Франсиску Алвиса, удалось завершить за два года непосильных трудов. Появившиеся в результате топографические карты были высоко оценены властями. Вознаграждение, соответственно, оказалось щедрым. Как и было обещано журналистам в Саутгемптоне, сэр Перси вложил его до последнего сентаво, чтобы снарядить экспедицию в бассейн реки Маморе. Туда, где, как он надеялся, следует искать загадочный мертвый город, упоминавшийся португальскими бандейрантами за полтора столетия до него.
  В мае 1904-го года, едва дождавшись окончания сезона дождей, полковник, в сопровождении обоих однополчан и четверых носильщиков-метисов, выступил из порта Риу-Бранку на реке Акри, взяв курс на юго-восток, к Атлантике. Чтобы, преодолев около двухсот миль пешком через тропические дебри, достигнуть реки Мадре-де-Дьос или Амару-Майо, как ее называют аборигены. Затем, согласно проложенному полковником маршруту, путникам предстояло нанять лодки и спуститься вниз по Рио Мадре еще около сотни миль до места ее слияния с рекой Маморе, где они, соединившись, образуют реку Мадейру, самый полноводный из притоков Амазонки. Здесь путешественники собирались свернуть на юг и начать долгое путешествие вверх по Маморе на веслах.
  За два года трудов над демаркационной линией сэр Перси стал для жителей Риу-Бранку практически своим, люди платили ему с торицей за присущие полковнику отзывчивость и щедрость. Провожать путешественников высыпало едва ли не все население городка. Одни рукоплескали, кто-то плакал. Играл оркестр. Храбрецы достигли леса, помахали на прощание с опушки и скрылись под деревьями. На протяжении следующих двух лет о сэре Перси и его спутниках не было ни слуху, ни духу...
  
  ***
  
  Лишь в марте 1906-го года, когда даже самые отъявленные недоброжелатели оставили сэра Перси в покое, утомившись перемывать ему кости, а ничему, кроме белых, начисто обглоданных косточек, от него не полагалось остаться по всем понятиям, и, следовательно, правило "De mortuis nil nisi bene", о мертвых либо хорошо, либо ничего, наконец-то вступило в силу в отношении него, полковник, бесцеремонно поправ напрочь стоптанными сапогами смерть, неожиданно объявился в Лондоне. Говорят, по приезде он был страшно изможден, сильно прихрамывал на левую ногу, а желтушная кожа выдавала в нем бедолагу, перенесшего болотную лихорадку и еще не вполне оправившегося от нее. Газеты, что, впрочем, можно было без труда предвидеть, ибо таковы законы жанра, немедленно подняли страшный шум, сделав из возвращения неутомимого путешественника сенсацию. Общество, оживившись, сгорало от нетерпения узнать, с чем же прибыл на родную землю полковник, похороненный заживо, и теперь возродившийся самым противоестественным образом, как какая-то мифическая птица Феникс из пепла.
  Следует добавить, что вопреки нелестным выражениям, брошенным им четыре года назад в адрес Королевского Географического Общества, а также ответным язвительным комментариям, на которые не поскупился главный противник полковника профессор Чванс, по возвращении сэр Перси повел себя, будто шелковый. Предоставил бывшим коллегам подробнейший отчет о проделанной работе, где о мертвом городе португальских бандейрантов не было ни единого слова, зато имелось множество уникальных карт и ценнейших сведений о флоре и фауне бассейна реки Маморе. Успокоившись, ученый совет пригласил полковника выступить с докладом в стенах Британского музея естествознания в Кенсингтоне, что само по себе означало индульгенцию, пожалованную заблудшей овечке великодушным научным сообществом. Вернись, и мы все простим, словно давали понять ему, закопай томагавк, как какой-нибудь одумавшийся ирокез из романов мистера Купера, и тебе спишут все прежние грехи, ты ведь того стоишь.
  Предложение было принято сэром Перси с благодарностью. Злые языки судачили, полковник-де крайне стеснен в деньгах, потому, мол, и вынужден, сбавив спесь, идти на попятную. Те же, кто вслед за ним верили в его счастливую звезду, нисколько не сомневались, у сэра Перси припасено в каждом рукаве по тузу, плюс примерно столько же - за голенищами сапог, и, значит, научное сообщество ожидает сенсация, а то и скандал. Просто старый вояка до поры, до времени скрытничает, водя за нос чванливых университетских снобов, но, как только заполучит трибуну... Наконец, у общественности, настроенной нейтрально по отношению к обеим сторонам, казалось бы, основательно притрушенного пылью конфликта, сложилось обманчивое впечатление, будто прежние обиды преданы забвению ради замечательных открытий, наверняка сделанных Офсетом в Латинской Америке.
  В конечном счете, все вышеперечисленные ожидания были с лихвой вознаграждены. Многочисленные слушатели, собравшиеся в просторной аудитории на Cromwell Road, где, примерно за час до прибытия полковника, стало негде упасть яблоку, получили и бесхитростный рассказ о головокружительных приключениях в сельве, и сочную зарисовку экзотической страны, столь непохожей на унылые каменные джунгли Большого Лондона, и долгожданную сенсацию, хоть святых выноси, и словесную перепалку, обернувшуюся безобразной групповой потасовкой. Причиной тому послужила пламенная речь, как и ожидалось, припасенная полковником на закуску. Ортодоксы от науки приняли ее в штыки, и понеслась...
  Впрочем, на первых порах, все складывалось тихо да гладко. Полковник был встречен публикой весьма радушно, чувствовалось, что он польщен столь теплым приемом и растроган чуть ли не до слез. По крайней мере, многие видели, как поднимаясь на кафедру под бурные аплодисменты, сэр Перси украдкой смахнул слезу.
  Его, действительно, было не узнать, он страшно исхудал, и брючная пара висела на нем мешком, будто на вешалке в гардеробе. Лицо полковника отекло, а кожа отливала нездоровой желтизной, подтверждая слухи о перенесенной в тропиках лихорадке и, как следствие, плачевном состоянии печени.
  Сразу видать, он побывал в объятиях "Желтого Джека", и чертов недуг лишь недавно ослабил хватку, едва не придушив сэра Перси насмерть, чтобы утащить с собой Ад, - распинался впоследствии один из шкиперов британского торгового флота, посетивший лекцию от нечего делать, чисто из праздного любопытства, поскольку его судно застряло на кренговании в доках короля Альберта, и моряк решительно не представлял, чем себя занять.
  Лишь одни глаза сэра Перси, пронзительно голубые, проницательные и задорные, сверкали, как и прежде. Говорят, глаза - это зеркало души. В таком случае, полковник ничуть не изменился, просто оболочку изрядно потрепали обстоятельства, будто старый футляр со скрипкой Страдивари внутри, сохранившей божий дар извлекать чудесную, завораживающую музыку.
  - Здравствуйте, леди и джентльмены, - встав у трибуны, сэр Перси отвесил аудитории поклон. - Позвольте поблагодарить каждого из вас, кто пришел сюда, на встречу со мной. Как видите, слухи о моей преждевременной кончине оказались сильно преувеличенными, - усмехнувшись, полковник молодцевато подкрутил рыжий ус. - Так любит выражаться Марк Твен, известный литератор из Североамериканских штатов. Лучше не скажешь, поэтому, мне не остается ничего другого, как позаимствовать у мистера Твена удачную фразу. Но, обещаю вам, леди и джентльмены, это единственное повторение, которое я позволю себе сегодня. Все остальное, что вы услышите от меня сейчас, вся моя история, которую я вам поведаю - уникальна. И, я еще ни разу не рассказывал ее никому. Вы - мои первые слушатели. Вы позволите мне продолжить?
  - Просим, сэр Перси! Просим! - крикнули из зала сразу несколько голосов.
  - Очень хорошо, - кивнув, Офсет снова подкрутил рыжий ус и приступил.
  Надо сказать, что пока, улучив подходящий для атаки момент, недоброжелатели не ринулись перебивать сэра Перси, учинив ему, в конце концов, настоящий перекрестный допрос, как принято у полицейских, чтобы сбить с толку подследственного, настроение аудитории оставалось приподнятым и даже романтическим. Стоило сэру Перси заговорить, и публика зачарованно притихла, поддавшись магии его простых по-солдатски слов, которые он и не особенно-то подбирал, описывая чудеса, от них и без этого захватывало дух. Собственно, именно так и случается, когда слушатели не просто благожелательно настроены к рассказчику, но еще и заранее предвкушают, как его удивительная история, будто ковер самолет из арабских сказок Шахерезады, перенесет их за тридевять земель, за далекие моря и бескрайние леса в сказочные края, чудесные уже только тем, что туда так сложно добраться, если, конечно, воображение хромает. Где нет ни железных дорог, ни шоссейных магистралей, по которым, давая пронзительные гудки, проносятся автомобили и паровые дилижансы, зато реки такой ширины, что с одного берега не разглядишь другого, точно, как на море. Где по утрам не мучает надсадный кашель от проникающего повсюду зловонного смога, повисшего над закопченными черепичными крышами прилепившихся друг к дружке домов, зато есть туман, клубящийся над непролазными топями бескрайних болот, раскинувшихся от горизонта до горизонта, и, к слову, кишащих ядовитыми змеями, как лондонские трущобы - тараканами и блохами. Где нефть не выплескивается из чрева потерпевших катастрофу танкеров и не убивает все живое, заставляя умирать мучительной смертью, зато невинное купание в приглянувшейся тихой заводи под сенью деревьев чревато перспективой быть разодранным заживо пираньями. Этими кошмарными свирепыми хищниками, орудующими, сбившись в алчные до трепещущей плоти стаи, встреча с которыми наводит ужас даже на черных кайманов, настоящих ископаемых ящеров, достигающих в длину двадцати футов и весящих никак не меньше полутора тысяч фунтов.
  - Они ничуть не уступают по размерам нильским крокодилам, с которыми я сталкивался, когда служил в Египте под началом виконта Китченера, только, сдается, куда изобретательнее своих африканских сородичей. Представьте себе, друзья, местность вдоль и поперек пересечена сотнями проток, образующихся при разливе рек в сезон дождей, и вы вынуждены преодолевать их вброд одну за другой, если только не хотите застрять на месте. А вы не захотите застрять, уверяю вас, вам этого просто не позволит гнус, постоянно вьющийся над головой темными такими тучами из миллионов докучливых мелких кровососов. И вот, вам кровь из носу надо на противоположную сторону затоки, а черные кайманы только того и ждут, подкарауливая вас и так умело маскируясь за корягами, что дадут сто очков вперед даже хамелеону. Хотите, верьте, а хотите нет, но я лично видел каймана, толкавшего носом островок из переплетенных ветвей, за которым этот хитрый негодяй прятался, как какой-нибудь размалеванный зулус во время англо-бурской войны...
  - Невероятно, - бросил кто-то из журналистов и покачал головой.
  - Но это так и есть, сэр! Кайманы - необычайно коварны, особенно, когда голодны. А голодны они частенько, неосторожных путешественников, которыми не проблема полакомиться на ужин, в Амазонии - далеко не пруд пруди. Поверьте, друг мой, там можно протопать тысячу миль, не повстречав по пути белого человека, и вам никто не отдавит ногу, как в час-пик на переполненном пассажирами перроне подземки, зато не проблема схлопотать в горло отравленную ядом кураре стрелу, бесшумно пущенную из духовой трубки аборигенами. Против этого яда - нет противоядия, и смерть в страшных конвульсиях наступает за считанные минуты, леди и джентльмены, даже если вас ранили в палец правой ноги, то есть, максимально далеко от сердца. Или даже, если вы просто ненароком коснулись лягушки, с кожи которой индейские воины добывают эту жуткую отраву. А коснуться - запросто можно, эти бестии, я имею в виду лягушек, прячутся среди ветвей, а по величине они - с фасоль, а то и поменьше...
  При этих словах сэра Перси какая-то чересчур впечатлительная дама во втором ряду слева громко ахнула, и полковник, в некотором замешательстве потеребив ус, перешел к широким перспективам, открывающимся перед Латиноамериканским континентом благодаря богатейшим и почти не разведанным недрам. Поистине, безграничным водным ресурсам и такому многообразию животного и растительного миров, от которого биологам с зоологами буквально сносит голову...
  Конечно, далеко не все, кто явился в тот день на встречу с полковником Офсетом в музей естествознания, пришли, чтобы выслушивать его молча, разинув рты. И, пока полковник распинался с трибуны о всяческих диковинках, эти люди, среди которых преобладали солидные ученые мужи, имевшие к сэру Перси личные счеты, слушали его со сдержанным скепсисом на упитанных, исполненных собственного достоинства физиономиях. Говори-говори, несносный болтун, читалось на них невооруженным взглядом. По всему чувствовалось, они терпят излияния сэра Перси с превеликим трудом, и, стоит ему только дать им повод, заикнувшись о своих любимых руинах величественного античного города в амазонской сельве, как его мигом водворят на место, с небес на землю, а то и ниже. Безусловно, полковник, как кадровый офицер, прошедший несколько войн, предвидел подобную реакцию и потому довольно долго ходил вокруг да около, а когда выбрался на тонкий лед, то начал издалека, со старинных преданий индейского племени Огненноголовых Хранителей, обнаруженного экспедицией в верховьях реки Маморе.
  - Никогда не слышал о таком племени, сэр, - подал голос профессор Арнольд Оскар Голденвысер, известный этнограф, пользовавшийся большим влиянием в Лондонском королевском обществе по развитию естествознания, где его почитали как признанного эксперта в вопросах, так или иначе касавшихся Южноамериканского континента. Голденвысер и Чванс были старинными друзьями. Сэр Перси деталей, естественно, не знал, и ему предстояло испытать крепость связующих Голденвысера и Чванса уз на собственной шкуре.
  - К какой языковой группе они принадлежат, полковник? - добавил Голденвысер с традиционным, отличавшим его высокомерием.
  - А заодно, что такого особенного охраняют?! - чуть ли не весело выкрикнул профессор Чванс, который, естественно, не мог себе позволить не прийти, просто помалкивал до поры, до времени, выжидая подходящего момента, чтобы напомнить зазнайке-дилетанту о своем существовании. Сэр Перси, явно не заметивший своего главного оппонента сразу, немного смутился и прочистил горло.
  - Что охраняют? - переспросил он, покручивая ус, как если бы тот стал четками в руках кришнаита.
  - Вот именно, сэр. И от кого?!
  - Позвольте мне ответить по порядку, - сказал полковник, оборачиваясь к доктору Голденвысеру. - Вы спросили меня о языковой группе, сэр?
  - Естественно, что спросил, - одарив сэра Перси холодной ухмылкой, Арнольд Голденвысер приподнялся со стула. - Это позволило бы нам судить об этнической принадлежности этих ваших Огнеголовых...
  - Огненноголовых, с вашего позволения, сэр, - поправил профессора полковник. - К сожалению, я не лингвист и не этнолог, сэр... - с виноватой улыбкой добавил он.
  - И вообще не ученый, - свистящим шепотом вставил доктор Чванс.
  - ...и, не имею достаточного опыта, чтобы судить о таких вещах. Точнее, чтобы делать выводы, сэр. Изначально я предполагал, будто Огненноголовые Хранители - одна из ветвей народа кечуа, создавшего высокоразвитую цивилизацию в перуанских Андах задолго до того, как инки сколотили свою империю, завоевав значительную часть Южноамериканского континента...
  - Высокоразвитую цивилизацию?! - презрительно фыркнул Чванс.
  - Ну да, - полковник сопроводил свои слова кивком. - Мне рассказывали, на юге Перу, высоко в горах, они оставили после себя множество удивительных памятников, которые только и ждут, когда же на них обратит внимание научное сообщество...
  - Это на какие такие памятники нам предлагается обратить внимание?! - осведомился Чванс с такой миной, словно отпил из стакана с хлористым кальцием.
  - Гигантские геоглифы, - пояснил сэр Перси. - Говорят, их можно разглядеть лишь с большой высоты, и только поэтому они до сих пор не исследованы...
  - Вы лично их видели? - уточнил профессор Голденвысер.
  - Никак нет, сэр, я же отправился в Бразилию, а не в Перу.
  - Тогда давайте не отвлекаться, полковник. Итак, вы утверждаете, будто ваши Огнеголовые - одна из ветвей кечуа?
  - Огненноголовые, сэр. Нет, сэр, я сказал, что таково было мое первоначальное впечатление. Но впоследствии я осознал свою ошибку. Меня ввел в заблуждение их язык. Они действительно говорили с нами на ломанном кечуа, но, как выяснилось потом, лишь потому, что этот язык используется в некоторых частях Амазонии как средство межэтнического общения...
  - Ну да, как лингва франка по-индейски, я знаю, - нетерпеливо вставил Голденвысер со снисходительной гримасой. - Кечуа существует во множестве диалектов, изъясняясь на нем, можно попросить стакан воды даже у затворников из племени уру, никогда не покидающего пределов озера Титикака.
  - Вы совершенно правы, сэр. Когда я познакомился с Огненноголовыми ближе, то удостоверился - их настоящий язык не имеет ничего общего с языками индейцев, проживающих по соседству. Он - абсолютно другой...
  - Что же это за язык? - поинтересовался Голденвысер, в то время как Чванс метнул в сэра Перси такой испепеляющий взгляд, что только чудом не прожог в нем дыру. Всю первую половину встречи, вынужденный помалкивать, слушая речь полковника, которую он совершенно искренне считал дешевой болтовней, Чванс изнывал на своем стуле в первом ряду, старательно пряча под напускной сонливостью бушевавший внутри шторм. Чванс был даже слегка потрясен, неожиданно для себя открыв, что теперь, по прошествии четырех лет, ненавидит Офсета даже сильнее прежнего.
  - Повторяю, сэр, что я - не лингвист.
  - Я внимательно просмотрел представленный вами отчет, полковник, - нырнув в портфель, Голденвысер развернул на коленях бумажки с какими-то каракулями. - Вы утверждаете, будто Огнеголовые, у которых вы прожили больше года, обладают письменностью...
  - Не совсем так, сэр, я лишь указал, что их предки умели писать. Сами же Огненноголовые - разучились, и теперь старейшины племени хранят доставшуюся по наследству библиотеку, как реликвию, хотя никто из них не может прочесть оттуда ни строчки. Однако, по словам старейшин, для них не секрет, что там написано...
  - И что же там написано? - перебил преподаватель истории из Лидского университета, прикативший ради сэра Перси из Йоркшира.
  - Космогонические мифы, повествующие, как и зачем боги сотворили мир, сэр. Другие аналогичные сказания. Кроме того, перечень правил, каких надлежит придерживаться Огненноголовым в повседневной жизни...
  - Индейские десять заповедей?! - долетело из зала.
  - Что-то вроде того, - не стал возражать сэр Перси. - Только в более широком аспекте. Тексты указывают, каково место Огненноголовых в миропорядке, угодном богам, и в чем состоит их миссия...
  - Каково их место, сказать нетрудно! - брякнул Чванс и хохотнул.
  - Часть, где говорится о миссии, предначертанной Огненноголовым богами, старейшины знают на зубок и передают устно, из уст в уста, от одного поколения другому, - стараясь не глядеть на Чванса, молвил Офсет.
  - Это я понял, - вмешался Голденвысер, делая знак помолчать преподавателю из Лидса, уже приподнявшемуся со стула с поднятой рукой. - Давайте к содержанию текстов позже вернемся, это всегда успеется. Мне прежде вот что хотелось бы прояснить. Вы зарисовали несколько текстов, с которыми вам, как вы утверждаете, дали ознакомиться старейшины Огнеголовых, и сопроводили этими зарисовками свой отчет. Не так ли, полковник, я ничего не путаю?
  - Да, я сделал несколько копий от руки, все правильно, - не уловив подвоха, сэр Перси кивнул. - Только позвольте мне кое-что уточнить, господа. Тексты в библиотеке Огненноголовых представляют собой не рукописи, как, должно быть, многие из вас подумали. Ничуть нет. Это тщательно отполированные дощечки, пропитанные каким-то специальным составом, чтобы сделались долговечнее. На них вырезаны крошечные такие значки, вроде маленьких пиктограмм или простеньких иероглифов, я, признаться, не слишком силен в подобных тонкостях. Более того, друзья, я даже не уверен, уместно ли вести разговор о письменности в прямом смысле этого понятия. Повторяю, я - не лингвист.
  - Отчего же это нельзя назвать письменностью привезенные вами образчики текстов? - с насквозь фальшивым участием осведомился профессор Голденвысер. - Это ведь самая настоящая клинопись, сэр, одна из наиболее архаичных форм письма, из известных современной науке, разумеется. Кроме как у самих шумеров и аккадцев - восточных семитов, вторгшихся в Месопотамию с Аравийского полуострова в третьем тысячелетии до нашей эры, клинопись нашла применение в хурритском, хеттском, урартском, эламском, касситском, аморитском, ханаанском и древнеперсидском языках.
  - Правда? - озадаченно пробормотал Офсет, похоже, слегка сбитый с толку.
  - В данном конкретном случае, касаемо сделанных вами копий, могу со всей ответственностью констатировать, что клинописные тексты - весьма совершенны. Они представлены как логограммами, то есть символами, обозначающими мельчайшие, наделенные смыслом слоги внутри слов, так и цифрами, а, кроме того, фонемами, или, иначе, выраженными при помощи условных значков звуками, и, наконец, детерминативами...
  - Чем-чем? - переспросил полковник, явно окончательно растерявшись.
  - Детерминативами, - повторил Голденвысер. Его тон стал таким приторным, что из него, при желании, пожалуй, можно было экстрагировать рафинад. - Эдакими, полковник, идеограммами, - продолжил он, - не произносившимися вслух, а применявшимися в древности исключительно, чтобы отнести обозначенное логографом слово к какой-либо лексико-семантической группе, объединенной по смысловой нагрузке. Ну, например, чтобы вы поняли, полковник, о чем речь: гордыня, тщеславие, хвастовство, амбиции, гонор, популизм, бахвальство, бравада, фанфаронство, мания величия, наконец - все эти слова лежат в одном семантическом поле, означая пороки, свойственные многим из нас. Шумеры обозначили бы эту группу соответствующим детерминативом. Или вот еще, родственная группа: преувеличение, ложь, вранье, брехня, обман, чушь, тень на плетень, бредятина...
  - Браво! - просияв, выкрикнул Чванс и неистово захлопал в ладоши.
  Растерянная улыбка, блуждавшая по губам сэра Перси, исчезла. Лицо вытянулось, затем напряглось.
  - Я не понимаю, сэр, - сказал он дрогнувшим голосом.
  - Что ж тут непонятного? - усмехнулся Арнольд Голденвысер. - По-моему, все, напротив, ясно, как божий день. Кстати, на появление клинописи в том виде, о каком мы знаем, повлиял сам писчий материал. Шумеры не знали папируса, у них не было бересты, поэтому, ими использовалась для письма мягкая глина, на которую заостренной деревянной палочкой наносились значки, те самые клинообразные штришки, что дошли до нас на табличках...
  - Поразительное совпадение, сэр, но нечто весьма похожее я слышал от старейшин племени Огненноголовых! - воскликнул сэр Перси, промокнув взопревшую лысину скомканным носовым платком далеко не первой свежести.
  - Да что вы говорите?! - с напускным воодушевлением откликнулся профессор Голденвысер и, раскинув руки, обвел аудиторию торжествующим взглядом, словно хотел сказать: вы все это видите: Вот так заливает!
  Но, его сарказм пролетел мимо полковника, как шальная пуля, не зацепив храбреца. Ибо сэр Перси был, что называется, на другой волне.
  - Да, сэр, именно так! - подхватил полковник, и его глаза лихорадочно заблестели. - По словам старейшин, насколько мне удалось их понять, ибо мы говорили на кечуа, доставшиеся им по наследству от пращуров тексты изначально были нанесены на глиняные таблички. И лишь много позже Огненноголовые скопировали их на деревянные панели идентичного размера. Это не забавы ради делалось, их можно понять, глина - не самый подходящий для долгого хранения материал, если живешь на воде. Она может отсыреть и рассыпаться, или даже утонуть, ведь Огненноголовые всю жизнь проводят на искусно сплетенных из тростника островах, я их конструкцию весьма подробно описал в отчете...
  - К вашим островам мы тоже еще вернемся, - пообещал Голденвысер, скорчив такую гримасу, что до всех присутствующих, за исключением, разве что, одного Офсета, дошло: этого никоим образом не следует делать.
  - Помилуй, бог, сэр, но это ведь открытие века! - выкрикнул простодушный преподаватель истории из заштатного университета в Лидсе. Он вскочил с места и сделал несколько энергичных шагов к кафедре.
  - Вы так думаете?! - физиономия профессора Голденвысера стала - что прокисшее молоко.
  - Ну конечно же, сэр! - зачастил недотепа из Лидса. - Судите сами! По сей день неизвестно, откуда пришли в Месопотамию шумеры, точно, как и куда они ушли, словно растворившись без остатка среди семитских племен.
  - Как это, без остатка?! - крикнул профессор Чванс и поджал тонкие губы до самого носа.
  - Спору нет, сэр, шумеры подарили народам Междуречья высочайшую культуру. Они оставили после себя исполинские сооружения - величественные башни ступенчатых пирамид - зиккуратов, с вершин которых вели наблюдение за звездным небом. Шумеры научили туземцев математике и делопроизводству, ирригации и мелиорации, азам инженерных наук, судостроению и прочим полезным знаниям. И, словно выполнив просветительскую миссию, как испарились, поскольку даже их язык, послуживший первоосновой письменности, стал мертвым и невостребованным, а упорные попытки отнести его к какой-либо из известных языковых семей, включая уральскую, полинезийскую, тибетскую и даже чукотскую, потерпели фиаско. Он как бы - сам по себе, без малейших намеков на генеалогические связи, сэр!
  - И что с того? - удивился профессор Чванс. - Возьмите хотя бы lingua Latina...
  - Я-то возьму, сэр, только результаты вас вряд ли удовлетворят, поскольку картина будет диаметрально противоположной. Ибо латынь, сэр, будучи мертвым языком, активно применяется в фармацевтике, медицине, других отраслях естествознания, я уж об отправлении религиозных культов промолчу. А также, о влиянии латыни на множество современных языков романской группы, от итальянского, французского, испанского, португальского, провансальского - у меня, сэр, пальцев на руках не хватит, и вплоть до языка, на котором изъясняются молдаване. Между тем, сами шумеры звали себя пришельцами, чужаками...
  - Черноголовыми пришельцами, позволю себе напомнить вам, - холодно вставил профессор Голденвысер, начиная потихоньку закипать. - Черноголовыми, а не какими-то там огнеголовыми!
  - Огненноголовыми, с вашего позволения, - в который раз поправил его Офсет, немедленно удостоившись в ответ уничижительного взгляда.
  - Ну допустим, - согласился преподаватель из Лидса. - Однако не забывайте, прилагательное "черноголовые" приклеилось к шумерам стараниями семитов!
  - Ну, это, знаете ли, чересчур уж эмпирическое допущение! - огрызнулся Голденвысер.
  - А свой язык шумеры звали благородным, - словно не расслышал упрямец из Лидса. - Кстати, сэр, насколько мне известно, он классифицируется как агглютинативный язык, где словообразование происходит путем добавления множества суффиксов и префиксов, каждый из которых наделен определенным значением, и в этом плане, аналогичен индейским языкам, включая аймара и кечуа...
  Профессор Голденвысер смерил выскочку взглядом русского умельца Левши, собравшегося подковать механическую "аглицкую" блоху, подаренную самодержцу Александру спесивыми англичанами с намеком на подавляющее техническое превосходство.
  - Почему бы не предположить, - самозабвенно продолжал мечтатель из Лидса, - что шумеры, после завоевания Междуречья воинственными дикарями, уплыли туда, откуда явились, то есть, на южноамериканский континент...
  - По той простой причине этого никак нельзя предположить, милейший, что англичане в ту пору, еще не учредили Голубой ленты Атлантики, - с ехидцей вставил Чванс, пожав жидкие аплодисменты.
  - Но как иначе объяснить, что у индейцев, проживающих в глуши, в бассейне Маморе, фактически в полной изоляции, оказались копии глиняных табличек из Шумера?! - не сдавался историк из Лидса.
  - Вот именно! - подхватил профессор Голденвысер. - Вот это, действительно - вопрос из вопросов! Я думаю, нам стоит адресовать его полковнику Офсету. Только в несколько перефразированной форме. И, вместо того, чтобы удивляться, откуда у дикарей с берегов Маморе взялись копии табличек шумеров, спросим у полковника всерьез: откуда вы их выцарапали, милейший?!
  Сер Перси побагровел.
  - Ясное дело, откуда! Он срисовал их из монографии доктора Опперта. Или из грамматики шумерского языка, составленной тридцать лет назад профессором Ленорманом!
  - Не знаю я никакого Ленормана!! - срывающимся от гнева голосом объявил полковник Офсет.
  - А меня это нисколько не удивляет! - парировал профессор Чванс. - Чтобы содрать значки из чужой книги, вовсе необязательно знать ее автора лично! Я вам больше скажу! С этой работой, и обезьяна справится, сиди себе, малюй, в расчете на дешевый успех!
  - Сэр! - хрипло начал полковник, у которого задрожало веко.
  - Я недавно прочел монографию доктора Эмери, - быстро начал преподаватель из Лидса, втискиваясь между спорщиками, как рефери в ринге. - Так вот, господа, мне представляются более чем убедительными параллели, проведенные господином Эмери между признанными колыбелями нашей цивилизации в междуречье Тигра и Евфрата, и культурами, возникшими в Месоамерике, у тольтеков, майя и ацтеков, а также, на берегах озера Титикака в Боливии и Перу, где находится небезызвестный мертвый город Тиуанако!
  - Эмери - тот еще шарлатан! - дрожа от негодования, просипел Чванс.
  - Тем не менее, все изложенное им выглядит более чем убедительно! - сказал преподаватель из Лидса, проигнорировав профессора Чванса и апеллируя к профессору Голденвысеру. Но тот - и ухом не повел.
  - Убедительно с точки зрения дилетанта! - донеслось от Чванса.
  - Ну отчего же так сразу? - осведомился историк из Лидса, по-прежнему не сводя глаз с Голденвысера, из-за чего можно было подумать, будто они с Чвансом говорят по телефону, а Голденвысер играет роль телефонистки. - Не удивлюсь, если гипотеза доктора Эмери, предположившего о некоей связи между континентами, существовавшей в незапамятные времена, окажется верной, вне зависимости оттого, что думает о ней доктор Чванс.
  - Так ведь возьмите хотя бы тех же Огненноголовых Стражей, - словно очнувшись от забытья, вставил сэр Перси. - Их предания, о которых мне рассказали старейшины, тоже гласят, будто они прибыли издалека. Из-за большой воды, как они вне сомнений называют Атлантику! Опять же, сам внешний облик этих индейцев заслуживает самого пристального внимания. Огненноголовые столь же невысокого роста и также сухопары, как и их соседи - индейцы. При этом их кожа - гораздо светлее. Ну и волосы, вот что еще надобно отметить особо: среди них попадается дольно много рыжих. Пускай этнологи, если ошибусь, поправят меня, но, сдается, волосы краснокожих аборигенов обеих Америк обыкновенно чернее воронова крыла...
  - Видать, ваши Огнеголовые их хной подкрашивают, точно, как один широко известный болтун, возомнивший себя ученым! - изрек профессор Чванс и противно захихикал. - Наверное, чтобы в свою очередь, корчить из себя представителя белой расы...
  С полдюжины человек, сидевших неподалеку от Чванса, дружно захлопали, из чего сделалось ясно: профессор явился не один, загодя обзаведясь чем-то вроде группы поддержки, как заведено у американцев при игре в бейсбол. На скулах полковника Офсета заиграли многообещающие желваки.
  - Откуда же, как вы полагаете, полковник, могли прибыть предки ваших Огнеголовых Стражей? - хитро прищурившись, спросил профессор Голденвысер. Чванс тут же судорожно подался вперед, видимо в предвкушении, что сэр Перси прямо сейчас брякнет про свою любимую Атлантиду, которой, четыре года назад, ему прожужжал все уши литератор Хаггард. Только ляпни, говорило напрягшееся лицо Чванса, и мы тебя не то, что освистаем, мы тебя остракизму подвергнем, а потом вываляем в перьях и, возможно, линчуем. Словом, по нарастающей. Зрители, почуяв, вот он, кульминационный момент, затаили дыхание.
  - Этого я вам не скажу, - сделав над собой усилие, чтобы взять себя в руки, изрек сэр Перси. - Однако, если вас действительно интересует мое мнение, то оно таково: лично мне представляется логичным видеть в Огненноголовых Стражах отдаленных потомков гуанчей. Я имею в виду коренных жителей Тенерифе и других островов Канарского архипелага, к большому сожалению, поголовно уничтоженных алчными испанскими конкистадорами на самой заре Эпохи Великих географических открытий. О гуанчах мы теперь знаем до обидного мало. Нам известно лишь, что они умели строить безукоризненные с точки зрения соблюдения пропорций пирамиды, подобные пирамидам майя и ацтеков в Мексике, и поразительно точно ориентированные по сторонам света. И еще, что внешне гуанчи походили на представителей европейской расы куда больше самих испанцев...
  В зале раздался смех, и полковник Офсет вскинул крепкую мозолистую ладонь, призывая аудиторию к порядку.
  - Испанским хронистам все же довелось отметить через скрип зубов, что гуанчи были голубоглазыми блондинами, а их кожа была гораздо светлее кожи конкистадоров.
  - И еще, они якобы умели переговариваться друг с другом, не открывая рта, как если бы были телепатами! - обрел второе дыхание преподаватель истории из Лидса.
  Ну, началось! - говорил взгляд Голденвысера, которым тот одарил коллегу.
  - Заметьте, господа, среди Огненноголовых, а я прожил у них в гостях больше года, полно обладателей серых глаз, да и голубоглазые индейцы - не редкость. В отличие от кареглазых. Я этот вопрос досконально изучил, так что можете поверить мне на слово...
  - Еще чего, - процедил профессор Чванс, и его водянистые рыбьи глазки полыхнули адским огнем.
  - О сказаниях, столетиями хранимых Огненноголовыми Стражами, я вам уже говорил, - и ухом не повел полковник Офсет. - Они ведь на полном серьезе полагают себя чужаками среди своих соседей - индейских племен. Да и у тех к Огненноголовым стражам - соответствующее отношение, настороженно-враждебное, я бы сказал, как, впрочем, и ко всем остальным пришельцам. И, я нисколько не сомневаюсь, господа, это все не на ровном месте сложилось, как говорится, дыма без огня не бывает. Думаю, мы с вами сумеем разгадать эту загадку, когда к моей новой экспедиции на берега Маморе присоединятся этнологи, филологи, профессиональные историки и другие специалисты, которые без труда обнаружат множество общих черт, доказывающих родство Огненноголовых с обитателями древнего Междуречья, ускользнувших от меня вследствие недостатка компетентности...
  - Про недостаток компетенции - в десятку, все остальное - бред! - на ползала прошипел профессор Чванс.
  - Нет ровно никакого парадокса в общих чертах, о которых вы тут изволите разглагольствовать, - поправив очки на длинном носу, сгодившемся бы, чтобы сделать средних размеров флюгер, важно обронил один из профессоров Лондонского университета, явившихся на встречу с полковником небольшой компанией. - И ничего такого это поверхностное сходство не доказывает. Что удивительного в том, что изолированные человеческие сообщества, по мере своего развития, проходят примерно одни и те же этапы?! Делать на этом основании выводы о транспортном сообщении между Старым и Новым Светом, якобы налаженном пять тысяч лет назад - волюнтаризм чистой воды!
  - Вообще трудно представить всерьез, чтобы в столь отдаленные времена кому-либо, включая шумеров и даже прославленных финикийских мореплавателей, оказалось бы по плечу пересечь Атлантику, - добавил с места его коллега, тоже профессор. - И, если у египтян в эпоху Древнего царства были хотя бы папирусные лодки, позволявшие, с горем пополам, путешествовать вниз по Нилу, то о дикарях из бассейна Амазонки и этого не скажешь, поскольку их выдолбленные из цельных стволов пироги без уключин ни при каких условиях не годятся для дальних плаваний! Тем более, в открытом море, а точнее, океане. С головой вы, что ли, рассорились, сэр?! Между Междуречьем и джунглями в верховьях Амазонки - хороших пять тысяч миль, если не все шесть! Вы хотя бы представляете себе, каким образом пять тысяч лет назад могло быть совершено подобное путешествие?!
  - Представляю, - с натянутой улыбкой холодного бешенства, заверил Перси Офсет. - И я попробую вам ответить без непозволительной грубости, которую вы позволили себе в отношении меня. - Сэр Перси глубоко вздохнул, прежде чем продолжить, по всей видимости, чтобы обуздать гнев. - Ну, во-первых, вы несправедливы к египтянам, профессор. Их папирусные лодки были, скорее, кораблями, способными нести парусное вооружение и позволявшими совершать не одни лишь дальние каботажные плавания, но и выходить в открытое море. К вашему сведению, суда такого типа по сей день широко используются и в Африке, и в Персидском заливе. Это раз. Во-вторых, право слово, я не могу поверить, сэр, будто вы не слышали о барельефах в окрестностях Луксора, весьма тщательно изучавшихся экспедицией нашего прославленного соотечественника профессора Лионеля Чарльза Болла. Я имел честь познакомиться с этим выдающимся ученым, когда служил в Египте. Отряд головорезов в три дюжины сабель, посланный вниз по Нилу из Судана Абдаллахом ибн аль-Саидом, был у Суданского Махди такой полевой командир, один из самых буйных, его еще Халифой звали, поскольку он гяурам головы на раз рубил, засел в горах, у подножия которых ковырялись наши археологи, и давай их допекать. Так, что те свободно вздохнуть не могли, то постреливают с господствующих высот, то вылазки устраивают по ночам. Это было на левом берегу Нила, в предгорьях, где стоит храм царицы Хатшепсут, которая, как я слышал, воспитала самого Моисея, подобрав младенцем...
  Профессор Чванс, при этих словах сэра Перси, выкрикнул с места: "Ахинея!!!" и так яростно замахал руками, будто подвергся нападению роя диких бразильских пчел.
  - Местность там гористая, сильно пересеченная, арабы ее зовут Дейр эль-Бахри, - продолжал полковник. - Отвесные скалы нависают прямо над террасами храма, он с их вершин - просматривается как на ладони, бей кого захочешь, на выбор, пока заряды не выйдут. В общем, генерал Китченер, командующий нашей кавалерией в Египте, поручил мне это дело уладить, посодействовать, чтобы сэр Лионель и его товарищи могли спокойно работать. Пришлось выкуривать мятежников Абдаллаха оттуда, к сожалению, без потерь не обошлось. Зато археологи были страшно довольны, и сэр Лионель оказался настолько добр, что устроил для офицеров моей роты экскурсию по храму Хатшепсут. А я уже тогда основательно подсел на историю Египта, у меня интерес к ней пробудился еще в Каирском военном госпитале после того, как один дикарь насадил меня на свое копье...
  - А нельзя ли покороче, полковник?! - брюзгливо осведомился профессор Голденвысер. - Все это чрезвычайно любопытно, конечно, но давайте все же оставим фрагменты вашей армейской биографии на потом, а сейчас - ближе к делу, милейший!
  - Да-да, вы правы, - спохватился сэр Перси. - Я просто к тому веду, что уважаемый мной профессор Болл еще в восьмидесятых годах прошлого века обнаружил в храме Хатшепсут барельеф, где сообщалось об отправке целой эскадры в загадочную страну Пунт. Впоследствии оттуда были доставлены всевозможные диковинные растения, вроде черного дерева и саженцев мирры, требовавшихся египетским жрецам для религиозных церемоний, а, кроме того, благовония, слоновая кость и экзотические животные, включая дрессированных обезьян. Поскольку, как пояснял мне сэр Лионель, под страной Пунт, скорее всего, следует понимать территорию современной Сомали или даже Занзибара, совершенно ясно, что корабли Хатшепсут обладали достаточной мореходностью, раз вышли из Красного моря в Индийский океан.
  - Чушь, - фыркнул Чванс. - Бабка надвое сказала...
  - Что же до Огненноголовых, сэр, - продолжил сэр Перси, сделав вид, что не расслышал обидной реплики Чванса, - то тут вы тем более угодили пальцем в небо. Это удивительное племя как раз чурается суши, вообще старается избегать ее, насколько это возможно, если только его не вынуждают сойти на берег неумолимые обстоятельства.
  - Где же они, в таком случае живут, я что-то не понял? - удивился профессор из Лондонского университета.
  - Привычная им среда обитания - их рукотворные острова, весьма ловко сплетенные местными корабелами из тростника. Сами по себе эти конструкции плоскодонные, вроде привычных нам речных грузовых барж, только гораздо шире последних и сделаны не из металла, естественно. Повторяю, на их изготовление идет тростник, принцип тут почти тот же, что и у египтян. Только искусственные острова Огненноголовых Стражей много вместительнее любого судна из папируса, размеры самых крупных их них порой превышают стандартное футбольное поле.
  - Во заливает! - крикнули с галерки, и сэр Перси вздрогнул, как от пощечины.
  - Слыхал я как-то об одном поле чудес в Стране дураков, - бросил профессор Чванс, - его весьма убедительно описал господин Карло Коллоди в своей сказке про приключения деревянной куклы Пиноккио...
  Группировавшиеся вокруг Чванса недоброжелатели сэра Перси дружно заржали. Кто-то даже заулюлюкал.
  - Зато вы, сэр, вероятно, никогда прежде не слышали об аборигенах из доинкского племени Уру с озера Титикака, которые строят похожие плоты, раз позволяете себе подобные насмешки!! - долетело с третьего ряда. Голос был юным, звонким, задорным и принадлежал совсем молоденькой девушке. Вскинув голову, сэр Перси убедился, что так и есть. Она была молода и красива, на нее было приятно смотреть. Полковник так и поступил. Уставился на свою неожиданную союзницу во все глаза.
  - Спасибо, мисс, - пробормотал он, - вы очень добры... - и залился краской от смущения, решив, что прозвучало это довольно нелепо.
  Профессор Чванс тоже резко обернулся и закусил губу, узнав свою недавнюю студентку мисс Сару Болл, дочь того самого Лионеля Чарльза Болла, знаменитого египтолога, на мнение которого только что ссылался этот чертов трепач Офсет, в то время как он, Чванс, отозвался о выводах, сделанных профессором Боллом четверть века назад, с презрением.
  Вот досада! - мелькнуло у Чванса. Несколько лет назад Сара Болл подавала большие надежды, посещая его лекции по археологии, а он, Чванс, питал кое-какие надежды в отношении нее. Она была прилежной, прямо-таки образцовой студенткой, а, вдобавок, весьма недурна собой. Обворожительная блондинка, юная, задорная, с безукоризненной фигуркой, ослепительной улыбкой, и, к тому же, умница. Да что там умница, девчонка буквально бредила археологией, ее терзала страсть, передавшаяся ей от отца, профессора Лионеля Болла, которого она, к слову, боготворила. По матери Сара приходилась родной внучкой профессору Петру Ивановичу Покровскому, выдающемуся русскому химику, перебравшемуся в Лондон по приглашению ученого совета Технического Института Вест Хема.
  Какой пытливый мозг в столь симпатичной головке! Вот что значит - правильные гены. Редчайшее сочетание прямо противоположных качеств, - думал в те годы Чванс, собираясь предложить Саре Болл место аспиранта вдобавок к месту в своем сердце, которое она уже заняла, воцарившись там навсегда.
  - Здравствуйте, мисс Сара, - привстав, Чванс сопроводил приветствие галантным поклоном, для этого ему довелось целиком покинуть стул. - Не знал, что вы уже вернулись из Месопотамии...
  О, да, она уехала в Ирак по окончании учебы, предпочтя запыленные палатки лагеря, разбитого английскими археологами у руин древнего шумерского зиккурата, почти сокрытого от глаз под толщей холма Бирс-Нимруд, перспективному и, вдобавок, непыльному местечку аспиранта, предложенному им. - У меня под крылышком, - думал в ту пору Чванс, изнывая от безответного чувства. - Черт побери, какая неблагодарность...
  Но, она без обиняков заявила ему, что, видите ли, всю жизнь мечтала ощутить горячее дыхание истории, как это могут позволить себе лишь работающие в полевых условиях археологи.
  Подумать только, горячее дыхание, да я подарил бы тебе его, сколько угодно...
  Как раз подвернулась такая возможность, Британский музей формировал экспедицию для работы в Месопотамии. Она попросилась, и ей дали добро. Попробовали бы только отказать дочери такого отца! И Сара укатила, наплевав на блестящие перспективы карьерного роста, за этим бы Чванс уж точно не постоял. А он ведь предлагал. Он столько раз и предлагал, и просил, и даже умолял. Пожалуй, даже несколько настойчивей, чем следовало.
  А кто бы иначе на моем месте поступил?! - подумал Чванс, испытав сильнейшую потребность хоть немного погрызть ноготь на указательном пальце. Это его раньше всегда успокаивало.
  - Мое почтение, доктор Чванс, - голосом-колокольчиком откликнулась Сара Болл. - Я приехала только сегодня, и сразу же поспешила сюда! Я села на пароход, едва лишь узнала о возвращении на острова господина полковника. Решила, что никогда себе не прощу, если не увижу самого знаменитого британского путешественника!
  Профессор Чванс, продолжавший покусывать губу взамен ногтя, имелась у него и такая дурная привычка, от этого признания сцепил челюсти и едва не прокусил собственную плоть до крови.
  - Вот, значит, как... - пробормотал он, и его ненависть к сэру Перси удвоилась, а то и учетверилась, дополнившись жгучей ревностью отвергнутого любовника и обретя, таким образом, законченные и даже гармоничные формы. О, с этой минуты это была такая могучая злость, что он смог бы питать ей весь Лондон, будто электричеством, если бы только какой-нибудь изобретатель вроде Теслы удосужился сконструировать трансформатор, способный преобразовать негативные эмоции в силовое поле. Чванс буквально впился глазами в Сару, но она уже не смотрела на него.
  - Продолжайте, сэр Перси, прошу вас, и простите, что я вас перебила, - сказала девушка, приветливо и, одновременно, виновато улыбнувшись полковнику. Тот тоже глядел прямо на нее, близоруко щурясь. У сэра Перси давно были проблемы со зрением, много лет назад, в мангровых зарослях на западе Индокитая, в Бирме, королевская кобра плюнула ему прямо в лицо. С тех пор он зрение так и не восстановилось полностью.
  - Благодарю вас, мисс, - смутившись, пробормотал сэр Перси. - Да, - добавил он, собираясь с мыслями. - Острова... То есть, индейские плавучие острова, так? - он неожиданно поймал себя на мысли, что физически не способен отвести глаз от ее лица, хоть оно и представлялось ему слегка расплывчатым, будто нарисованным акварелью на влажной бумаге. Это было странное, очень непривычное чувство, полковник толком не знал, как его назвать. Он слишком долго пробыл в джунглях. Он всю жизнь отказывал себе во всем, потакая лишь одной безраздельно владевшей им страсти - жажде далеких странствий. И теперь с удивлением обнаружил, есть что-то еще в его душе, нечто, совсем незнакомое ему, дремавшее прежде, и теперь, нежданно-негаданно, проснувшееся. Разбуженное этой милой девушкой каким-то способом, которого он тем более не понимал. Ее лицо тоже обещало странствие. Но, совершенно иного рода.
  Как ее назвал Чванс? - пронеслось у сэра Перси. - Сарой? Да-да, именно так...
  Только тут до него дошло, что перед ним дочь профессора Лионеля Болла, приветливого и славного человека, повстречавшегося ему много лет назад в Египте, когда он еще тянул армейскую лямку. Это неожиданное открытие, вместо того, чтобы ободрить, выбило сэра Перси из седла.
  - Спасибо, мисс Болл, - подключился Председательствующий, заметив, что полковник испытывает затруднения, но не догадываясь об их причине. - Сэр Перси, прошу вас остановиться на дрейфующих островах поподробнее, это действительно весьма любопытно. Я, естественно, прочел составленный вами отчет, но с ним не знакома аудитория. Полагаю, ваш рассказ заинтересует многих слушателей.
  - Да-да, конечно же, - вздрогнув, полковник кивнул. И, наконец, сбросив оцепенение, принялся расписывать, как именно выглядят плавучие острова Огненноголовых Хранителей, как они устроены изнутри, сколько хижин насчитывается на самых крупных из островов, а затем плавно перешел к быту индейцев и всему такому прочему, вплоть до организации охраны каждого острова в военное время. При этом сэр Перси изо всех сил старался не смотреть на девушку по имени Сара Болл, но глаза помимо его воли, снова и снова возвращались к ней, словно притягиваемые могучим магнитом.
  - Я слышал об островных обитателях озера Титикака в Перу, - перебил полковника один из слушателей, сидевший за несколько кресел от профессора Чванса. - Но не надо забывать, Титикака является крупнейшим в Южной Америке высокогорным озером общей площадью в три тысячи квадратных миль. По сути, это небольшое море, где даже флора и фауна почти морские, а с одного берега не разглядишь другого. Но, представить описанные вами конструкции на реке...
  - Вы наверняка не были в Амазонии, молодой человек, - сказал Офсет. - Не забывайте, друг мой, Амазонка - самая длинная и полноводная река планеты, от ее истоков до океана - три с половиной тысячи миль, а площадь ее бассейна примерно в тысячу раз превышает площадь озера Титикака, упомянутого вами. В тысячу раз, сэр. И, когда вы стоите на берегу Амазонки, вам нужно попробовать воды на вкус, чтобы избавиться от иллюзии, что перед вами раскинулась Атлантика...
  - Это в нижнем течении, сэр, - отмахнулся незнакомец. - В устье. Но, вы, если я ничего не путаю, уверяете нас, будто ваши рыжие индейцы плавают на подобных судах по реке Маморе, которая, будучи притоком притока Амазонки, далеко не столь полноводна, к тому же, обладает быстрым течением. Я себе весьма смутно представляю, как сплетенная из лозы баржа сможет маневрировать в таких местах, или, скажем, выгребать против течения?! Уж не бурлаков ли они для таких случаев нанимают?!
  - Нет, они маневрируют с помощью парового двигателя, в свою очередь сплетенного местными умельцами на все руки из камыша! - подсказал профессор Чванс. В зале раздался хохот. По лицу сэра Перси пробежала легкая судорога.
  - Огненноголовым нет никакой надобности преодолевать пороги, впрягаясь в постромки, как это делают бурлаки, борясь с течением, поскольку местность, где они обитают, представляет собой бескрайнюю заболоченную низменность. Она становится неоглядным озером в сезон дождей, когда вода льется с неба как из крана, и лишь отчасти мелеет в самые сильные засухи. И, кстати, раз уж вы задали вопрос, молодой человек, повторяю, чтобы вы зарубили на носу: края, где я побывал, имеют очень низкую плотность населения. Во-первых, там вообще мало людей. Кроме того, индейские племена, за исключением Огненноголовых Стражей, предпочитают обходить болота в среднем течении Маморе стороной. Скажу вам больше, аборигены побаиваются их, поскольку верят, будто там обитают духи древних богов, сотворивших наш мир и удалившихся в глушь в сильном разочаровании от него. И, они, как убеждены индейцы, крайне недоброжелательно встречают чужаков, осмеливающихся их побеспокоить. Полагаю, подобные суеверия лишь на руку самим Огненноголовым, укрывающимся на болотах от врагов. Позволю напомнить вам, господа: при их относительной малочисленности, помноженной на ненависть, испытываемую к ним остальными индейскими племенами, Огненноголовые, не будь в их краях системы озер, давно бы были поголовно истреблены. Так что именно суеверный страх перед болотами и, разумеется, плавучие острова, легко превращающиеся в крепости, позволили Огненноголовым сохраниться во враждебном окружении...
  - Подумать только, а ведь и островными обитателями озера Титикака из племени Уру та же картина! - подала голос Сара Болл. - Я уж не говорю о так называемых "болотных арабах", испокон веков, прячущихся от незваных гостей в заболоченной дельте Тигра. Кое-кто из этнологов полагает их отдаленными потомками шумеров...
  Сэр Перси благодарно улыбнулся ей, и был немедленно вознагражден ответной улыбкой.
  - Что-то не слыхал я о втором озере Титикака в бассейне Амазонки! - крикнули с галерки.
  - Естественно, что не слышали, - согласился Офсет. - Потому что никто не бывал там до меня. Я стал первым европейцем в тех краях, зато теперь имею честь сообщить вам, как обстоят дела на самом деле.
  - Как и в случае с этим вашим мертвым городом в сельве, сведения о котором вы почерпнули из фальшивки, якобы составленной малограмотными бандейрантами, и которая, уверяю вас, яйца выеденного не стоит в глазах серьезных ученых, все эти разговорчики об озере в среднем течении Маморе - полнейшая чепуха! - желчно бросил Чванс, обуреваемый жесточайшим приступом ревности. Он бы прибил Офсета, если бы только мог.
  - Кстати, а как насчет заброшенного античного города, полковник?! - продолжил за Чванса один из его приятелей. - Помнится, четыре года назад он не давал вам покоя и, насколько я понимаю, именно надежда найти его, а вовсе не картографические съемки бразильско-боливийской границы, подвигнула вас отправиться в Амазонию. Вот и хотелось бы узнать, каковы ваши успехи на этом поприще? Исследователю с вашей репутацией обязательно полагалось бы обнаружить что-нибудь такое, отчего бы мы все разом выпали в осадок, кхе-кхе...
  Сэр Перси сделал глубокий вздох, словно стал ныряльщиком за жемчугом перед погружением на большую глубину. Еще бы, ведь он прекрасно осознавал, что его провоцируют, и, скорее всего, дело обернется худо, если он проглотит наживку. Для него настал тот самый момент истины, когда пора решать, отступиться и спустить остаток встречи на тормозах, или выложить начистоту, без утайки, что же он с таким упорством искал в амазонской сельве, истратив четыре года жизни. И что, к слову, нашел, доказав самому себе, что жертвы были принесены не зря.
  - Благодарю за любезное напоминание, сэр. Вы сделали его весьма кстати. Должен сообщить уважаемому собранию, что мне действительно посчастливилось обнаружить веские доказательства существования неких величественных руин в среднем течении Маморе, - с расстановкой проговорил полковник, принимая вызов. Кто бы сомневался, что он поступит как-то иначе...
  - А вот отсюда хотелось бы поподробнее, - оживился профессор Голденвысер, немного заскучавший в последние десять минут. Аудитория, что называется, затаила дух, предчувствуя: вот оно, началось.
  - О них мне поведали старейшины Огненноголовых Хранителей, - потирая костяшки пальцев, словно ему неожиданно сделалось зябко, продолжал полковник. - Правда, не берусь судить, имеют ли руины из рассказа старейшин хоть какое-то отношение к архитектурному ансамблю античного типа, упомянутому в рукописи португальских бандейрантов. Скорее всего - нет, мы имеем дело с каким-то иным монументальным сооружением. Сдается, друзья, чтобы как следует его описать, у старейшин не хватило слов в лексиконе. Или, напротив, всему виной - тот скудный словарный запас, которым я обзавелся, ежедневно общаясь с Огненноголовыми. Согласитесь, друзья, в быту применяется не слишком-то много слов и, как правило, они не блещут разнообразием и изысканностью. Но, насколько мне все же удалось понять, речь велась о некоей грандиозной белой пирамиде высотой с десяток кафедральных соборов, поставленных один на другой...
  Зал, по вполне понятным причинам, зашумел.
  - Выше пирамиды Хеопса?! - крикнул один из слушателей.
  - Белой?! - выкрикнул другой.
  - Белая горячка, - процедил через стиснутые зубы Чванс.
  - Сразу признаю, что вполне мог не совсем корректно истолковать отдельные нюансы, но никак не суть, господа, - добавил сэр Перси. - Кстати, сами Огненноголовые, отзывались о постройке с большим почтением, называя и великой, и волшебной, и божественной, но, чаще прочего: Колыбелью Всего и даже Местом, откуда Боги управляют миром. Однако, определение Колыбель они употребляли чаще прочих...
  - Определение?! - воскликнул профессор Чванс, театрально воздев ладони к потолку. - Черт побери, а макаки, должно быть, полагают "колыбелью всего" самую развесистую пальму, на которой больше всего бананов! Ну и вздор! Клюква, иначе не скажешь!
  - Вот значит, как? - поспешно вставил Председательствующий, попытавшись переключить внимание полковника на себя, пока они с Чвансом не вцепились друг дружке в глотки. К тому все шло, скандал мог разразиться в любую секунду, а подобное безобразие отнюдь не входило в его планы. - И как же прикажете это понимать, полковник? Что означает словосочетание - "Колыбель Всего", как по-вашему?
  - Тут может быть несколько объяснений, сэр, - отвечал полковник. - Самое банальное состоит в том, что людям, вообще говоря, свойственно наделять божественными чертами своих предшественников, достигших более высокой ступени эволюции. История знает сколько угодно примеров этому. Возьмите хотя бы ацтеков, они ведь всерьез почитали руины древнего города неподалеку от Мехико, его имя, как назло из головы выскочило, местом, откуда боги правят миром, хоть не вызывает сомнений, и обе пирамиды, что там стоят, и другие культовые сооружения, перешли им по наследству от предков...
  - Вы говорите о Теотиуакане! Ацтеки действительно называли его "Городом богов"! - выпалила с места Сара Болл, и полковник, не удержавшись, снова посмотрел на нее с благодарностью.
  - Побойтесь, бога, мисс Сара! - простонал профессор Чванс.
  - Между прочим, пирамиды Теотиуакана, и Луны, и, в особенности, Солнца, не многим уступают египетским или даже превосходят их! - запротестовала Сара Болл. - Возьмите хотя бы Розовую пирамиду в Дахшуре или пирамиду Менкауры в Гизе!
  - Вот это сенсация!! - воскликнул один из молодых репортеров, сотрудничавший с далекой австралийской "Sunday Age".
  - Это уже точно ни в одни ворота не лезет! - бросил Арнольд Голденвысер, вставая.
  - Какие у вас основания делать столь смелые заявления, сэр Перси? - хмурясь, осведомился Председательствующий. Когда он просматривал представленный полковником отчет, ни о какой Белой пирамиде и, тем более, Колыбели Всего, там не было ни единого слова. Следовательно, Офсет понес отсебятину, позволил себе экспромт, и ситуация вот-вот обещалась выйти из-под контроля.
  - Вопрос не по адресу, сэр! - крикнул профессор Чванс. - Не были бы шарлатаны шарлатанами, если бы утруждали себя чепухой вроде поисков доказательств!
  - Каких же доказательств вы хотите? - осведомился сэр Перси с ненавистью.
  - Настоящих вещественных доказательств, - словно разжевывая азы подростку с серьезными задержками в развитии, ледяным тоном пояснил Чванс. - Таких доказательств, милейший, на какие не скупятся настоящие, ответственные исследователи, чтобы не навлечь на себя обвинения в пустозвонстве...
  - Так вы считаете меня пустозвоном, сэр? - лицо полковника потемнело.
  - Для начала, я считаю вас человеком, призывающим научное сообщество поверить в существование некоего грандиозного архитектурного памятника там, где его априори быть не может! - выкрикнул Чванс, сопровождая речь оживленной жестикуляцией. - Если бы вы потрудились ну хоть чуть-чуть взвешивать чушь, которую сами же и несете, выдавая за истину, то сэкономили бы наше время и себя бы, кстати, не выставляли на всеобщее посмешище! Черт возьми, полковник, большинству из нас известно еще со школьной скамьи, что Амазонская низменность или Амазония, называйте ее, как вам заблагорассудится, к слову, самая большая низменность на планете, располагается между двумя нагорьями, Бразильским и Гвианским в области, где земная кора образует пологий прогиб глубиной до трех миль и около шестисот миль в ширину. Он простирается от Анд до Атлантики. В геологии подобные образования зовутся синеклизами. Это, выражаясь по-простому, чтобы даже до вас дошло, господин Офсет, большущая сточная канава, заполненная морскими и континентальными отложениями, относящимися к палеозою и кайнозою. То есть, всяческим рыхлым мусором, накапливавшимся в Амазонии миллионы лет. И там просто нет и быть не может материала, подходящего для монументального строительства белых, красных и даже серо-буро-малиновых! Вот и весь сказ, милейший! Поэтому, когда вы явились сюда с сомнительными историями, родившимися в воспаленном мозгу дикарей, едва перешагнувших уровень новокаменного века, и, вдобавок, добытыми вами из третьих рук, то это, по меньшей мере, несерьезно! Прошу меня извинить, полковник, но пока что ваши ничем не подкрепленные заявления превращают научное собрание в балаган! То, что вы поверили каким-то бредням в исполнении вчерашних обезьян, ваше личное дело, конечно, легковерность - не самый постыдный порок. Нам же, настоящим ученым - требуются доказательства. ДО-КА-ЗА-ТЕЛЬ-СТВА!
  - Я поверил им, тут вы абсолютно правы, профессор, - играя желваками, подтвердил сэр Перси. - Поскольку у этих вчерашних обезьян, как вы изволили выразиться, не принято лгать. И даже не потому, что это считается зазорным. Просто им вообще незнакома ложь. Огненноголовые - очень непосредственные и искренние люди, а никакие не обезьяны! Впрочем, вам, Чванс, как ярому последователю евгеники и социального дарвинизма, это будет непросто понять и принять!
  - Видели ли вы собственными глазами сооружение, о котором рассказываете нам битый час? - спросил один из ведущих антропологов Кембриджского университета, как и профессор Чванс разделявший идеи социал-дарвинистов и основательно задетый сэром Перси за живое. - Потому что, признаться, если вы сейчас дадите положительный ответ, это будет почище Трои, обнаруженной господином Шпильманом в Малой Азии! Но, сэр, имейте в виду, если вы не сможете привести убедительных доказательств, то... - он замолчал, давая понять, в таком случае репутации сэра Перси несдобровать, причем, это, пожалуй, самое малое, чем он рискует.
  - Да, сэр Перси, собранию хотелось бы услышать от вас, видели ли вы Белую пирамиду собственными глазами? - сказал Председательствующий.
  Полковник облизал губы.
  - Нет, сэр, - с сокрушенным видом признал он. - Все рассказанное мной основывается, главным образом, на записанных с чужих слов преданиях.
  Сразу несколько человек из разных концов зала пронзительно засвистели.
  - Позор!! - выкрикнули с галерки. Председательствующий врезал молоточком по столу.
  - Трепло! - не унимались на галерке.
  - Отчего же, сэр, такой непоседа как вы, такой, я хотел сказать, умудренный опытом путешественник, не уговорил индейцев отвести его к этой самой Колыбели? - вкрадчиво осведомился Председательствующий. - Не верю, сэр, будто вы не обращались к ним с подобными просьбами, в особенности убедившись, что расположили к себе их сердца...
  - Просил и не раз, - со вздохом отвечал Офсет. - Но это оказалось не самой простой задачей из тех, что мне приходилось решать...
  - Почему, позвольте узнать? - голос Председательствующего сделался елейным, словно он расспрашивал нашкодившего малыша или душевнобольного. - Неужели вам было отказано, сэр?
  - Никак нет, сэр, - чисто по-военному отчеканил полковник. - В конце концов, старейшины сдались, и не только самым подробным образом растолковали мне, как попасть к Белой пирамиде, но и обещали сопроводить меня туда. Это было совсем не лишним, сэр, поскольку, как я уже имел честь доложить уважаемому собранию, большинство индейских племен, соседствующих с Огненноголовыми, крайне враждебно настроены и к ним самим, и к их друзьям. Если бы они схватили меня, то, не задумываясь, отправили бы в обеденный котел...
  Профессора Чванса передернуло. Сара Болл побледнела.
  - Путешествие через сельву в одиночку с большой вероятностью рискует стать путем в один конец, - со свойственной многим бывалым воякам невозмутимостью продолжал полковник. - Но, повторяю, Огненноголовые обещали мне всестороннее содействие. Что до меня, то я, как вы совершенно верно изволили заметить, едва узнав о существовании Колыбели, положительно сгорал от нетерпения, причину которого, полагаю, не надо пояснять никому из присутствующих. Правда, при этом я не форсировал события, поскольку, поверьте мне, леди и джентльмены, давить на старейшин - никак нельзя, всякая настойчивость - хороша в меру. Переусердствовав, я рисковал пожать прямо противоположные результаты. Для начала, мне было предложено дождаться окончания сезона дождей. В этот период Мадейра, Маморе и их многочисленные притоки покидают берега, превращая джунгли в непроходимые гиблые топи, простирающиеся на многие сотни миль и кишащие кайманами, анакондами, пираньями и прочим плотоядным зверьем.
  - А вам не пришло на ум воспользоваться пирогами? - с вялым скепсисом заметил один из преподавателей Лондонского университета. - Тем более, вы ведь сами упоминали, что ваши Огненноголовые друзья привыкли передвигаться по воде. К чему же было рисковать шкурой, продираясь через лес?
  - Вы абсолютно правы, - кивнул полковник. - Несколько хороших каноэ или даже добротный плот гораздо лучше приспособлены для путешествия в тех краях, и именно так я и собирался поступить. Однако, как мне пояснили старейшины, в сезон дождей уровень Маморе поднимается так высоко, что сама Белая пирамида оказывается на дне. То есть, как я понял со слов одного из вождей, ее основание практически круглый год лежит под водой, но, когда с неба пять месяцев к ряду хлещет, как из ведра, ее заливает по самую макушку. Кстати, я, кажется, забыл упомянуть, на вершине пирамиды стоит храм с несколькими рядами колонн, поддерживающих крышу и фризами, украшенными искусно высеченными барельефами.
  - Ну вот, теперь он и Парфенон сюда приплел! - взвизгнул Чванс.
  - Между прочим, наличие храма на вершине весьма характерно для пирамидальных культовых сооружений Америки доколумбовой эпохи! - парировала Сара Болл.
  - Как вы понимаете, господа, было весьма опрометчиво пускаться в столь долгий путь, чтобы в итоге осматривать это чудо архитектуры через иллюминатор водолазного колокола, - добавил Офсет, сразу пожав бурю негодования и насмешек.
  - Это дикари вам о колоколе сказали? - со смехом предположил профессор Чванс, и его единомышленники дружно затопали ногами.
  - Краснокожие сколотили для него субмарину! - донеслось с галерки.
  - Только не сколотили, а сплели из лозы!
  - Прошу тишины! - Председательствующий опять пустил в ход молоток.
  - За неимением водолазного снаряжения, - стоически проигнорировав насмешки, продолжал полковник, - единственным, что мне оставалось, было запастись терпением и ждать, когда же прекратятся чертовые ливни. Я так и поступил, леди и джентльмены, занявшись изучением космогонических представлений Огненноголовых Хранителей. Хоть и обязан с огорчением признать, именно на этом этапе не обошлось без трений между участниками экспедиции. То есть, никаких существенных размолвок между нами не случилось, просто мои товарищи засобирались домой. Я их нисколько не виню, ведь с тех пор, как наш маленький отряд покинул родные края, минуло больше трех лет. У нас давно вышли все продовольственные припасы, а медикаменты и патроны были на исходе. Наши платья давно превратились в рубища. Мы вели чисто туземный образ жизни, а он может показаться романтичным лишь на первых порах. У Огненноголовых - несладкая жизнь, уверяю вас. Да, они не знают бессмысленной суеты наших задыхающихся от смога городов, и гораздо ближе к первозданной природе, их жизнь подчинена ее размеренному ритму. Но, не забывайте, друзья, их среда обитания чужда и потому враждебна организму, имевшему несчастье появиться на свет в Европе. В Амазонии очень высокая влажность, и ваша одежда никогда толком не просыхает, а это чревато ревматизмом и постоянными простудами. Докучливые насекомые превращают дни и ночи в кромешный ад, а приличные шансы быть ужаленным какой-нибудь ядовитой змеей вроде жарараки при попытке сойти на берег, отравляют существование даже сильнее привычной нам инфляции и вечно растущих налогов, коррупции и чиновничьего произвола...
  В зале засмеялись, послышались аплодисменты, впрочем, довольно жидкие.
  - Мы все сильно соскучились по дому, - вел дальше полковник. - Я стал бы лжецом, если бы этого не признал. Да, леди и джентльмены, отчизну начинаешь ценить по-настоящему, лишь очутившись на самом краю света, за много тысяч миль от нее. Оба моих товарища решили, что с них довольно, и мне их не в чем упрекнуть, клянусь. Я не стал отговаривать их, но и составить им компанию было для меня неприемлемо. Надеюсь, я буду правильно понят, леди и джентльмены, отступить, стоя на пороге грандиозного открытия - это было выше моих сил...
  - Вы разругались, не так ли? - поинтересовался доктор зоологи из Университетского колледжа Лондона, сидевший по правую руку от профессора Чванса и полностью солидарный с соседом в части оценки психического состояния полковника Офсет. - Этот человек опасен и его надлежит немедленно изолировать в палате со звуконепроницаемыми стенами, - как раз прикидывал про себя доктор.
  - Нет, сэр, повторяю, ведь мы были однополчанами и не единожды, попадали в самые скверные передряги. Наше боевое товарищество с честью прошло через множество испытаний и только закалилось в них. Товарищи предлагали мне вернуться в Амазонию позже, как только удастся снарядить новую, гораздо лучше экипированную экспедицию. Но, для меня оказалось немыслимым уйти, не использовав выпавший мне шанс прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик. Разве я мог поручиться, что снова попаду на берега Маморе в обозримом будущем! Финансирование экспедиции в такую даль обходится в порядочную сумму, а все жалование, выплаченное бразильским правительством, мы давно истратили! Кроме того, кто мог гарантировать мне, что Огненноголовые не возьмут своих обещаний обратно, передумав вести чужака к Колыбели, почитаемой ими, как святыня?! Да все что угодно могло стрястись, судьба - полна превратностей, это известно каждому. В общем, мы не стали переубеждать друг друга. Мои товарищи знали, что я не отступлюсь и уважали мое решение. Я же, в свою очередь, не стал корить их за дезертирство, и мы расстались очень тепло, крепко обнявшись на прощание. Наши гостеприимные хозяева Огненноголовые оказались столь добры, что подарили моим товарищам отличное каноэ с приличным запасом провианта, более того, выделили своих лучших проводников, дабы они не заблудились...
  - На реке?! - с невыразимым презрением перебил Чванс.
  - Вот именно, - сказал сэр Перси. - Вы, должно быть, слушали меня не тем местом, откуда уши растут! Я говорил, в сезон дождей Маморе затопляет окрестности на сотни миль, образуя тысячи проток и островов, заблудиться среди них так же просто, как в сельве. Поэтому я лично отдал своим сослуживцам все сэкономленные нами винтовочные патроны, оставив себе лишь револьвер с наполовину снаряженным барабаном, на самый крайний случай...
  - Чтобы застрелиться?! - крикнули с галерки.
  - Вы в курсе, полковник, что ваши товарищи погибли на обратном пути? - спросил профессор Голденвысер и надменно вздернул подбородок.
  - Да, но мне стало известно об этом лишь по возвращении в Лондон, - сэр Перси понурил голову, но тут же вкинул ее. - Точнее, что они так и не достигли цивилизованных мест. Поэтому, прошу вас, сэр, не хороните моих славных товарищей прежде времени! Вполне может статься, они еще живы, я искренне уповаю на это!
  - Просто заблудились и теперь наворачивают по лесу круги? - с издевкой предположил Чванс. - Что-то вроде затянувшегося пикника, я угадал?
  - Всякое могло случиться, - словно не разглядев злой иронии Чванса, молвил сэр Перси. - Их могло силой захватить и теперь удерживать у себя одно из бесчисленных индейских племен, обитающих в бассейне Амазонки. С еще большей вероятностью, они могли угодить в лапы к белым рабовладельцам, эти негодяи, при полном попустительстве властей, без зазрения совести используют на своих плантациях рабский труд. Досадно, но приходится признать, у хваленого научно-технического прогресса, которым мы так кичимся, по приближении к экватору появляется обратная сторона, и вид у нее - весьма неприглядный.
  - Что вы имеете в виду? - насторожился профессор Лондонского университета, задетый этими словами еще сильнее, чем негативными отзывами сэра Перси о евгенике и теории социал-дарвинизма, сделавшейся столь популярной в Британии...
  - С тех пор, как наши технологи научилась использовать каучук, в тропики пришла настоящая беда, только о ней не принято говорить в так называемом приличном обществе, - хмурясь, сказал сер Перси. - Ибо каучук, находящий все более широкое применение в промышленности, добывается в тропиках путем варварской эксплуатации труда многих тысяч пеонов. Однако мы предпочитаем не замечать этого, делая вид, что проблемы не существует, и изысканные уши европейцев не терзают отчаянные вопли рабов, когда их бичами сгоняют на расчищенные от леса плантации.
  - По-моему, вы отклоняетесь от темы, господин полковник, - строго напомнил Председательствующий, ему только политических дискуссий в дополнение ко всему прочему не хватало.
  - С чего бы это?!! - загремел с трибуны Офсет, и мисс Сара Болл начала следить за ним слегка увлажнившимися глазами. Такими прекрасными глазами, наверняка добавил бы сэр Перси, если б только не закусил удила. - С тех пор, как начался каучуковый бум, - все более распалялся он, - рабочих, а, если точнее, рабских рук - хронически не хватает, и в этом отчасти наша, чисто британская вина! Ведь это мы стали пионерами современной работорговли, наладив регулярные поставки грошовых негритянских невольников из Дагомеи в Новый Свет. Стало быть, мы не справились со своей исторической миссией, раз при сотнях тысяч африканских невольников, переброшенных нами через Атлантику, имеет место катастрофическая нехватка рабсилы, и плантаторы вынуждены возродить позорный промысел бандейрантов, отправляя в джунгли целые банды охотников за головами, чтобы ловить и закабалять бедолаг-индейцев! Индейцы, конечно, не так выносливы, как негры, и дохнут как мухи на протяжении одного сезона. Зато они обходятся вдесятеро дешевле!
  - Довольно, господин полковник, вы ушли от ответа! - прорычал, потеряв терпение, Председательствующий.
  - Да нисколько, сэр! - упорствовал сэр Перси. - Господину Чвансу и его дружкам из кружка обожателей евгеники угодно было узнать, куда подевались мои отважные спутники, много раз проливавшие кровь за Ее Величество и Британскую империю? Так я вам скажу! Есть высокая вероятность, что прямо сейчас они вкалывают на плантациях, и разыскать их отныне нет ни малейшей возможности! Или вы воображаете, Чванс, будто охотники за головами делают разницу между несчастными краснокожими аборигенами и обессилевшими белыми путешественниками, имевшими неосторожность подвернуться этим мерзавцам под руку?!!
  Раздались звонкие хлопки. Это Сара Болл в одиночестве аплодировала полковнику.
  - Ваша мысль нам, в принципе, ясна, - смерив дерзкую молодую ученую откровенно неодобрительным взглядом, важно изрек профессор Голденвысер. - Во всех несчастьях, обрушившихся на туземцев, виноват британский империализм. Звучит почти по-мраксистски, сэр! Вы часом не симпатизируете мраксизму? Впрочем, ваши убеждения меня не касаются. Но у меня все равно к вам вопрос. Как же с вашими приятелями приключилась такая беда, если у них были бравые проводники из числа Огнеголовых?
  Профессор Чванс захлопал в ладоши. Еще громче, чем Сара Болл.
  - Огненноголовых, сэр, - сказал Офсет. - Воины проводили моих товарищей до границы территории, контролируемой племенем. Дальнейшее их продвижение вглубь чужих земель могло запросто спровоцировать войну. Видите ли, профессор, индейцы весьма щепетильны и в этом отношении не уступают нашим таможенникам. Случись между Огненноголовыми и их соседями война, и мои товарищи попали бы в тот еще переплет. Поэтому дальше они двинулись сами, а их эскорт вернулся обратно. Что случилось потом, мне неизвестно. Повторяю, путь им предстоял - неблизкий. В Амазонии совсем не те масштабы, что в Суффолке или Кенте, но, реально, их сложно себе представить, просиживая штаны в кабинете. Да и опасностей там побольше, за исключением, разве что геморроя, - и сэр Перси отвесил Чвансу самый учтивый поклон, на который только был способен.
  - А вы не допускаете, полковник, что ваши хваленые краснокожие следопыты сами напали на них, как только отдалились на приличное расстояние от поселения? - спросил председательствующий.
  - Это исключено! - отрезал Офсет. - Я же уже говорил вам, Огненноголовым совершенно не свойственно вероломство. Если бы они захотели убить нас, они бы сделали это в открытую. Однако, я допускаю, что мои товарищи могли стать жертвами нападения крупных хищников. Их каноэ могло быть перевернуто кайманом или анакондой, их мог подстеречь ягуар, наконец, они могли просто сбиться с пути и умереть от голода, а могли и утонуть, да что угодно еще! В Амазонии смерть - разнообразна...
  - Хорошо, сэр, - сказал Председательствующий, - с этим - более или менее разобрались.
  - Хотелось бы узнать, попали ли вы к Белой пирамиде? - спросил преподаватель истории из Лидса. Он горячо симпатизировал полковнику, но опасался проявлять свои чувства, понимая, что ни Чванс, ни Голденвысер ему этого не забудут.
  - Да, сэр, увидели ли вы ее?! - поддержало множество голосов.
  Сэр Перси обвел аудиторию долгим взглядом, пока не остановился на лице Сары Болл. Их глаза снова встретились.
  - И да, и нет, - негромко произнес полковник. С галерки крикнули браво, раздались энергичные хлопки и, одновременно, свист.
  - Что-то я вас не пойму, - Председательствующий неодобрительно покачал крупной лысеющей головой. - Помнится, десять минут назад вы говорили, будто черпаете сведения о ней исключительно из легенд, пересказанных старейшинами. А теперь утверждаете обратное! Вам не кажется, сэр, что вы противоречите сами себе?!
  - Врал бы, да не завирался! - вставил Чванс.
  - Не совсем так, сэр, - сказал полковник, сосредоточив внимание на Председательствующем. - Обождите, ручаюсь, сейчас все встанет на свои места.
  - Хотелось бы верить! - крикнули из зала.
  - Уже встало! - не унимался Чванс. - У меня есть для него готовый диагноз!
  - По окончании сезона дождей, - начал полковник, - мне, как я и надеялся, посчастливилось попасть в ту часть озера или, скорее, даже системы озер, где, по словам старейшин, поднимается из воды громадина Белой пирамиды. Добраться туда оказалось непросто, хоть со мной были самые лучшие проводники, а, точнее, лоцманы, ибо мы всю дорогу не покидали пирог... - сэр Перси приопустил веки и словно грезил наяву. Он будто перенесся обратно в Амазонию силой мысли и теперь пробирался между затопленными почти до самых верхушек стволами исполинских тропических деревьев, напряженно выглядывая контуры загадочной Колыбели Всего под мерный плеск весел.
  - К сожалению, уровень воды не спал, как ожидалось, - продолжил рассказ полковник. - Кроме того, над озером сгустился туман. Конечно, нам, англичанам, не привыкать к этому обыденному атмосферному явлению, но тот, через который нам пришлось пробираться буквально наощупь... - сэр Перси покачал головой. - Это был не туман, друзья, а самая настоящая дымовая завеса, которую ставят моряки Grand Fleet, чтобы скрыть от неприятеля эволюции своих кораблей. Он был таким плотным, что, ей богу, по консистенции не уступал кефиру. Видимость сразу сделалась нулевой и, стоя на корме, нельзя было разобрать, то творится на носу пироги! Признаться, я никогда прежде не сталкивался ни с чем подобным. Этот туман, обступивший нас со всех сторон, больше походил на ширму, которой прикрылось озеро. Или - на живое существо, собравшееся заманить нас в свое чрево и растворить, как желудочный сок - проглоченную пищу.
  - Паранойя, - вполголоса констатировал профессор Чванс. - Вне сомнений!
  - Вот не повезло! - крикнули с галерки.
  - А я никогда не слышал, чтобы так заливали! - бросил один из приятелей Чванса. - Круто!
  Полковник ожесточенно потер переносицу.
  - Этот проклятый туман чертовски осложнил нам задачу. Ведь, по сути, мы находились в лесу, нырнувшем под воду из-за продолжающегося паводка. Поэтому, нам то и дело приходилось огибать торчавшие из воды коряги, столкновение с каждой из них могло стать для нас роковым...
  - Значит, вы ее так и не нашли?! - выдохнул преподаватель из Лидса, не скрывая сильнейшего разочарования.
  - Я бы ни за что не нашел, - сказал полковник. - К счастью, со мной были Огненноголовые, а у этих ребят какое-то особое чутье на Колыбель, не даром они зовутся ее Хранителями или даже Стражами...
  - Так вот, значит, откуда взялась вторая часть их самоназвания, - донеслось оттуда, где расположилась группа профессоров из Лондонского университета.
  - Да, вы совершенно правы, сэр, - сказал Офсет. - Они с самого детства учатся тому, чтобы охранять ее от незваных гостей.
  - Так нашли вы пирамиду или нет?!
  - Она была на дне, сэр. - Мы подняли весла прямо над ней, и я сумел разглядеть ее силуэт, перегнувшись через борт. Вне сомнений, леди и джентльмены, это была именно она. Белая пирамида действительно показалась мне огромнее айсберга, отколовшегося от шельфового ледника. Конечно, ее очертания под водой казались расплывчатыми, и я не сумел рассмотреть всех деталей так тщательно, как мне бы хотелось, хоть вода оставалась кристально прозрачной и холодной, как из глубокого колодца. Наверное, из-за ключей на дне озера...
  - Обалдеть! - воскликнул корреспондент австралийской газеты "Sunday Age".
  - Пожуешь листьев коки, как Офсет, еще не так забалдеешь!! - крикнули ему.
  - Я неплохой ныряльщик, - продолжал сэр Перси, игнорируя волнение в зале. - Когда-то на Цейлоне я обучался этому искусству у местных охотников за жемчугом. Но Огненноголовые не позволили мне нырнуть. Сначала я решил, все дело в пираньях, которые полакомились бы мной, если бы только почуяли меня в воде. Однако, как выяснилось позже, пираньи не показываются в той части озера, где стоит Белая пирамида, и мои Огненноголовые спутники испугались совсем другого...
  - Обождите-ка, милейший, я что-то вас не понял! - подал голос профессор Голденвысер. - Вы только что расписывали нам непроглядный туман, превративший вас в слепых котят, а теперь твердите о пирамиде, которую разглядели в воде?! Не находите, что у вас тут несостыковочка?!
  Профессор Чванс захлопал, соседи немедленно подключились к нему.
  - Когда мы достигли Колыбели, туман расступился, - пояснил Офсет. - Раздался по сторонам, образовав нечто вроде амфитеатра. Наши лодки, медленно дрейфовавшие над Колыбелью, очутились прямо в центре большого круга, он был почти идеальной формы, лично мне сразу пришла на ум арена цирка...
  - Мне тоже! - вставил кто-то из приятелей Чванса. - Чистый цирк!
  Снова послышались смешки, но сэр Перси, на этот раз, и бровью не повел.
  - Принято считать, что перепады уровня воды в Амазонке составляют порядка пятнадцати футов, - напомнил один из преподавателей Лондонского университета. - Насколько я помню, даже поророку, опустошительные приливные волны в устье, не превышают в высоту двадцати футов! Вы же утверждали, будто ваша Белая пирамида превосходит пирамиду Хеопса, а это четыреста с лишним футов, на минуточку! Вы не находите, полковник, что сама мысль, будто сооружение таких размеров способно целиком уйти под воду - нелепица! Как бы не затянулся сезон дождей - это же вам все же не Вселенский Потоп!
  - Вселенский, только локального масштаба! - под дружный хохот донеслось с галерки, где обосновалось много студентов.
  - Вот именно! - воскликнул преподаватель Лондонского университета, отвесив им церемониальный поклон. - Недаром говорят, устами младенцев глаголет истина! Потому что локализованных Всемирных потопов не бывает! Случись нечто подобное, и грандиозное цунами выплеснулось бы далеко за пределы бассейна Маморе, не оставив камня на камне от Манауса, Белена, а то и Рио-де-Жанейро с Сан-Паулу! Вы же твердите, будто даже в эпицентре наводнения вода была абсолютно прозрачной и стояла совершенно неподвижно...
  - И я не отказываюсь от своих слов, сэр, - вздохнул полковник. - Наоборот, я отвечаю за каждое из них. Все было точно, как я сказал! Контуры Колыбели отчетливо проступали со дна, даю вам слово офицера, я видел пирамиду почти так же четко, как вас!
  - Допустим, вы правы, - сдался Председательствующий. - Давайте отложим объяснение этого феномена до лучших времен. Но, сэр, неужели исследователь вроде вас, чье упорство вошло в поговорки, не дождался, пока вода спадет?! Простите, но в это трудно поверить всем, кто наслышан о вашей настойчивости! Натерпеться столького, чтобы капитулировать за два шага до цели?! Это неслыханно, сэр!
  - Мне не оставили выбора, - хмурясь, сказал Офсет.
  - Вот как?! - удивился Председательствующий. - Как же прикажете вас понимать?
  - Видите ли, сэр, ближайшая суша, где мы смогли бы разбить лагерь, развести костер, чтобы согреться или хотя бы подвесить гамаки, лежала примерно в двадцати пяти милях к северо-востоку. Это около четырех часов хода на веслах, при условии, разумеется, что нам посчастливилось бы ее отыскать. Не забывайте о непроницаемом тумане, сэр, он окружал нас со всех сторон сплошной стеной. Проводники дали понять, что, уплыв, мы рискуем не найти Колыбель снова...
  - Из-за того, что заблудитесь в тумане?
  - Нет, сэр, в том-то и дело, что нет. Индейцы объяснили, что увидеть Колыбель - большая честь, которой удостаиваются только избранные. И, если мы уплывем, она может больше не показать себя нам...
  - Как это, не показать?! - лицо Председательствующего вытянулось.
  - Не знаю, сэр. Повторяю, так сказали индейцы, и я не решился приставать к ним с расспросами. Видите ли, сэр, многое, что касается Колыбели, для них - строжайше табуировано, и они скорее умрут, чем нарушат запрет. Более того, обнаружив Колыбель на дне, проводники забеспокоились, причем, их нервозность быстро росла. Они сами не ожидали, что Белая пирамида окажется ниже уровня реки. Посовещавшись, проводники, а среди них было трое старейшин, объявили мне, что это плохой знак, по-видимому, боги недовольны появлением чужака, которого они привели. И, что нам надобно убираться восвояси, пока недовольство богов не переросло в гнев, который обрушится на их головы, а также на головы их соплеменников, ну и на мою, разумеется тоже...
  Профессор Чванс громко хмыкнул.
  - Согласен, здесь, в центре Лондона, суеверные страхи представляются большинству из вас нелепостью, - сказал Офсет. - Но, уверяю вас, там, на болотах, в странном призрачном свете, которым сочился туман, глядя на позеленевшие от страха лица храбрых индейских воинов, вы бы быстро разучились шутить, сэр! Огненноголовые заявили, что нам надо уходить, и я понял, спорить с ними - бессмысленно и даже опасно. В создавшихся обстоятельствах отказаться подчиниться их требованию было все равно, что нанести им тяжкое оскорбление. Скорее всего, вздумай я заартачиться, они уволокли бы меня силой. Поэтому я уступил им, дав себе зарок, что вернусь, чтобы разгадать эту великую тайну. Хочу также сказать, господа, что вопреки туману, в котором было практически невозможно ориентироваться ни по Солнцу, ни по звездам, мне все же удалось нанести на карту примерные координаты Колыбели Всего, поэтому, как только в Амазонию отправится новая экспедиция...
  В зале затопали и зашикали, кто-то снова пронзительно засвистел, и сэр Перси умолк, не окончив фразу. Председательствующий, в который раз, пустил в ход молоток.
  - То есть, сэр, если я вас правильно понял, - сказал он, как только восстановился относительный порядок, - вы не захватили с собой ровно никаких вещественных доказательств?
  - Сэр, при всем уважении к вам, вы же не рассчитывали, будто господин полковник выломает фрагмент кладки?! - воскликнула Сара Болл.
  - Не думаю, мисс, что от этого был бы толк, - сказал сэр Перси. - Скептики вроде мистера Чванса все равно заявили бы, что я добыл его за ближайшим углом. Да я и не позволил бы себе ничего такого, сопровождавшие меня Огненноголовые сочли бы подобное поведение святотатством.
  - Никто не призывает вас крушить мнимые или настоящие памятники архитектуры, - нравоучительно заметил профессор Голденвысер. - А вот фотоснимки объекта пришлись бы весьма кстати. Не находите?
  - Вы правы, сэр, - согласился полковник Офсет. - Но, как я указывал в отчете, фотокамера, которую мы, естественно, прихватили с собой, оказалась повреждена еще на пути к Маморе.
  - То есть, ни фотографий, ни артефактов вы привезти не удосужились? Значит, у вас нет ничего, что вы могли бы предъявить собранию в качестве доказательства своей правдивости? - уточнил Голденвысер с торжествующей улыбкой.
  - Кое-что есть, - поколебавшись, отвечал полковник.
  - И что же это, милейший?
  - Одну минуту... - нагнувшись за стареньким, видавшим виды ранцем, прихваченным с собой и, до поры до времени, дремавшим у его ног, сэр Перси отщелкнул замки, пошарил внутри, извлек некую завернутую в тряпицу вещицу вытянутой формы, размером с подзорную трубу. Развязал узлы и, наконец, продемонстрировал аудитории в протянутой ладони. Сидевшие в первых рядах сумели хорошо разглядеть странный предмет, нечто вроде маршальского жезла с изящным витым скипетром на одном конце. Другой конец безделушки представлял собой короткий трехгранный клинок, скорее тупой, нежели отточенный. Посередине вещицы имелась рукоять, каждая деталь была весьма искусно выкована из странного белого металла. Или, с не меньшим тщанием и мастерством, вырезана из какого-то диковинного минерала, например, редкой породы белого, отшлифованного на совесть мрамора. Какой бы материал не был использован, чтобы изготовить вещицу, он излучал странное, неземное свечение, словно обладал качествами люминофора, то есть, умел впитывать солнечную энергию, чтобы потом медленно возвращать ее окружающему пространству. Самое невероятное выпало рассмотреть тем из зрителей, кто находился к полковнику ближе всех. В месте, где трехгранное лезвие было шире всего, плавно переходя в подобие эфеса, внутри материала, будто комар в капле янтаря, плавал раскрытый человеческий глаз. Или настоящий, или копия, выполненная столь безукоризненно, чтобы ее нельзя было отличить от оригинала. Подавшись вперед, Председательствующий выпустил из кулака молоток и разинул рот в сильнейшем недоумении. А, когда глаз неожиданно подмигнул ему, захлопнул челюсть и, отшатнувшись, тяжело опустился на стул.
  - Что это, сэр? - спросил он хрипло, сглотнув густую слюну. Прежде ему никогда не приходилось видеть ничего подобного.
  - Перед вами, дамы и господа, одна из самых важных святынь Огненноголовых Хранителей, доставшаяся им от далеких предков и из поколения в поколения служившая священным символом всему племени, - торжественно провозгласил Офсет.
  - Тотем?! - ахнул догадливый корреспондент "Sunday Age".
  - Да, пожалуй, его можно назвать и так...
  - Как же, в таком случае, вам удалось завладеть подобной ценностью? - удивился Председательствующий.
  - Он ее похитил, - на пол аудитории прошипел профессор Чванс. - Умыкнул и улизнул, вне сомнений...
  Соседи Чванса глумливо захихикали.
  - Я получил это сокровище в дар от Совета старейшин незадолго перед тем, как покинул искусственный остров Огненноголовых.
  - В дар?! Но почему?!
  - Не помню, говорил ли я вам об этом, - сэр Перси замешкался. - Дело в том, что старейшины посчитали меня Избранным...
  - Кем-кем?! - переспросил Чванс.
  - Избранным, - спокойно и с достоинством повторил сэр Перси. - И я не вижу в этом ничего потешного, Чванс. Люди вроде вас, совершенно необоснованно воображающие себя венцом эволюции, относятся к любым туземцам свысока, полагая их существами низшего сорта, не слишком-то далеко ушедшими от макак. Знаете, Чванс, вам крупно повезло, что вы проторчали в Лондоне всю жизнь, ни разу не побывав ни в одном путешествии. Подобные вам чванливые, самонадеянные индюки, презирающие обычаи и традиции аборигенов, отправляясь в дальние страны, слишком часто хватаются за Ремингтоны по любому поводу или без оного, а потом еще удивляются и визжат, когда кончают дни в котле, где туземцы готовят себе похлебку...
  - Сэр Перси, я бы вас попросил! - вмешался Председательствующий.
  - Прошу прощения, сэр, - полковник чисто по-военному щелкнул каблуками, - я лишь хотел дать понять, что залогом успеха всех моих экспедиций, а я проделал по джунглям немало миль, было искреннее уважение ко всем без исключения аборигенам, которых мне случалось повстречать. И не было случая, сэр, когда бы мне заплатили злом за добро. Так вышло и в бассейне реки Маморе, когда нам удалось расположить к себе Огненноголовых, и, постепенно, из враждебного, отношение к нам стало самым дружеским. Во многом, этому послужил успех, которого я добился, когда мне посчастливилось пресечь эпидемию малярии, свирепствовавшей в племени, когда мы только прибыли, и уже выкосившей население нескольких крупных плавающих островов. При нас имелся приличный запас медикаментов, мне было не лень тащить их на горбу, поскольку, из опыта своих прежних путешествий по Азии я предвидел, что мы можем столкнуться с подобной задачей, и заранее побеспокоился о том, чтобы иметь возможность ее разрешить. И, поверьте, если бы не услуга, оказанная нами Огненноголовым Стражам, не видать бы мне Белой пирамиды, как собственных ушей. Хотя, добавлю, что далеко не только это подвигло Старейшин преподнести мне в дар свою святыню...
  - Да таких "святынь" в пограничных селениях должно быть дают по дюжине за пол шиллинга! - крикнул с места Чванс, вне себя от выволочки, устроенной ему полковником. - Экая невидаль, кусок белого стекла. Я вам в любой туземной лавке сотню таких чепуховых безделушек найду...
  - Вы заблуждаетесь, Чванс! - закипая, проскрежетал сэр Перси. - Крепко заблуждаетесь!
  - Простите, полковник, у меня вопрос! - поднял руку преподаватель истории из Лидса. - Вы сказали, было что-то еще, подвигнувшее старейшин сделать вам столь ценный подарок! Что именно, хотелось бы узнать?!
  Сэр Перси, кивнув, взял себя в руки.
  - Помните, я говорил вам, с каким трепетом Огненноголовые Стражи относятся к Колыбели Всего, которую, как они свято верят, им назначено охранять от чужеземцев? Вообще, от любых незваных гостей, кем бы они ни были. Ну так вот, сэр, едва услыхав это, я сказал себе: тут явно кроется какая-то великая тайна. И поклялся, что расшибусь в лепешку, лишь бы ее разгадать. Ну и начал наводить справки, выведывая у старейшин подробности по ходу долгих доверительных бесед, а мы провели за ними немало времени. И, кое-что мне посчастливилось выяснить, сэр. Я перескажу вам это вкратце, думаю, мы узнали бы все подробности, если бы к делу подключились шумерологи, опытные дешифровщики шумерских глиняных табличек, им бы не составило труда перевели клинописные тексты, скопированные индейцами на деревянные дощечки, о которых я рассказал...
  - Держи карман шире! - процедил доктор Чванс.
  - Ведь они содержат космогонические мифы, сложенные далекими предками Огненноголовых, явившимися в Амазонию издалека, - закончил полковник. - Крепись, - бросил он себе мысленно, старательно избегая смотреть на Чванса. - Негодяй лезет из кожи вон, чтобы тебя спровоцировать. Не поддавайся, Перси!
  - Полная чушь! - ляпнул неугомонный Чванс.
  - Прошу вас, сэр, не отвлекайтесь на него! - взмолился преподаватель истории из Лидса, словно прочтя мысли полковника, а, заодно, нажив себе в лице Чванса смертельного врага со всеми вытекающими последствиями для научной карьеры. Отныне он мог смело поставить на ней жирный такой крест.
  - Итак, вот что я разузнал, - сказал сэр Перси, ответив отважному преподавателю из Лидса коротким поклоном. - Старейшины рассказали мне в частности, что их предки прибыли издалека, из-за Большой Воды, которую они переплыли не без труда за много-много дней. До переселения пращуры Огненноголовых проживали в устье другой реки, даже двух больших рек, они, как и Амазонка, текли с запада на восток. Пращуры Огненноголовых уже тогда умели плести искусственные острова из тростника, этому ремеслу их научили боги.
  - Болотные арабы!! - звонким от переполнявших ее эмоций голоском воскликнула Сара Болл.
  - Что?!! - едва не подавился Чванс.
  - Эти две реки - Тигр и Евфрат, разве не ясно?! - не оборачиваясь к Чвансу, добавила девушка.
  - Ну, знаете ли! - одутловатая физиономия профессора Голденвысера пошла свекольными пятнами.
  - Старейшины не называли мне имен тех двух рек, что текли у них на прародине, мисс Болл, - сильно смутившись, сказал Офсет. - Но поведали, что кроме самих Огненноголовых, в тех краях обитало много других племен, точно, как в Амазонии, и все они были дикими, свирепыми и очень кровожадными. Постоянно дрались друг с другом и убивали себе подобных, почем зря. Так продолжалось много столетий, пока боги, создавшие мир, не обратили внимание на людей. Увиденное сильно расстроило их, ибо человек оказался несовершенен, глуп, жесток и завистлив. И тогда они решили исправить это, научив людей уму-разуму. С этой целью они построили чудесный город-сад, где было все, что только пожелаешь, и тенистые аллеи, и журчащие фонтаны, сады, прекрасные дворцы и просторные уютные дома. И, что, пожалуй, важнее всего, библиотеки, учебные классы и мастерские, где предполагалось научить людей быть людьми.
  - Эдем!!! - выпалила Сара Болл, и профессор Чванс схватился за голову, будто испугался, что ее вот-вот разорвет на куски, как противопехотную мину.
  - Первыми учениками богов стали пращуры Огненноголовых, и боги не нарадовались на них, ибо они оказались старательными и прилежными учениками.
  - Да уж, чтобы застрять на уровне каменного века! - поджал губы Голденвысер.
  - Выучив пращуров Огненноголовых, боги снова удалились, поручив вчерашним ученикам сделать то же самое в отношении своих соседей, научив их математике и кораблевождению, мелиорации и садоводству, письму и учету, ну и чтить законы, разумеется, главным из которых была заповедь - не убий. Однако, либо из Огненноголовых получились никчемные учителя, либо сами боги не сумели образумить тех учеников, что достались Огненноголовым. Так или иначе, из затеи ничего не вышло, они не справились с поручением богов. То есть, у них были кое-какие успехи, да и трудились они, как пчелки, возводя плотины и роя оросительные каналы, но, дикари, окружавшие их, остались дикарями, вопреки всему. Сильнее всего прочего, их занимало искусство войны, поскольку они сообразили, что, будучи сильными, отожмут все необходимое у соседей, включая жизни. Пращурам Огненноголовых довелось несладко, никто больше не думал ни о какой учебе, их город взяли в осаду, и все шло к тому, что он скоро падет. Тогда, видя, что скоро наступит конец, и он будет ужасен, пращуры Огненноголовых взмолились богам, умоляя их вмешаться. И боги вмешались, но совсем не так, как надеялись пращуры Огненноголовых. Они больше не хотели иметь дело с людьми и удалились на край света, туда, где еще не ступала нога человека...
  - Чтобы начать все сызнова? - заворожено спросил преподаватель истории из Лидса.
  - Скорее, они просто бросили человечество на произвол судьбы, все племена, кроме предков Огненноголовых. Тем боги приказали следовать за собой через Большую Воду, в новый чудесный край. Там действительно не было других людей. Но, боги больше не хотели никаких экспериментов. Слишком велико оказалось их разочарование. Однако, в них все же теплилась надежда, что когда-нибудь, брошенное ими на произвол судьбы человечество изменится в лучшую сторону. Повзрослеет, поумнеет и начнет искать своих создателей. В ожидании этого события боги заперлись в своей обители, а предкам Огненноголовых поручили охранять ее, как зеницу ока, чем те и занимались на протяжении многих поколений...
  - Боги удалились в обнаруженную вами Колыбель Всего! - догадалась Сара Болл, хлопнув в ладоши.
  - Покидая наш мир, боги предупредили Хранителей, что когда-нибудь из-за моря приплывут люди, и они будут не такими злыми, как прежде, - продолжал Офсет, поблагодарив девушку обожающим взглядом. - Повстречав таких людей, вы укажете им, где нас найти, вручив им ключ от врат, который мы оставляем вам. Такова была воля богов, священная для Огненноголовых, и они исполнили ее, когда повстречали меня. Почему старейшины посчитали, будто я достоин этой высокой чести, наверняка удивитесь вы, леди и джентльмены? Ну, во-первых, мне посчастливилось победить эпидемию малярии, свирепствовавшей у них. Кроме того, мой чин тоже не остался незамеченным ими, мои добрые товарищи, по привычке, частенько звали меня господином полковником, из чего старейшины заключили, будто я - важная шишка. Наконец, как это ни странно прозвучит, сыграли роль мои рыжие усы. В пророчествах, записанных клинописью на их деревянных табличках, особо указывалось, что именно такие усы будет иметь явившийся за ключом чужестранец... - сэр Перси умолк. Зал взорвался бурными аплодисментами.
  - То есть, если я вас правильно понял, тот предмет, что вы продемонстрировали нам, является ключом от обнаруженной вами пирамиды?! - смахнув очки, преподаватель из Лидса принялся яростно протирать их платочком.
  - В определенном смысле, это именно так, сэр...
  - Выходит, Белая пирамида - полая?! - воскликнул кто-то из репортеров.
  - Похоже на то, сэр. По крайней мере, внутри нее наверняка имеются полости, вроде тех, что устроены в недрах египетских пирамид.
  - И там вас ждут, не дождутся, древние месопотамские боги, Мардук и Иштар! - бросил с места профессор Голденвысер с уничижительным сарказмом.
  - Я этого не говорил сэр, - отвечал сэр Перси с достоинством. - Но надеюсь выяснить, что там находится, как только попаду внутрь, воспользовавшись преподнесенным мне ключом. У меня нет никаких сомнений, господа, мы на пороге величайших открытий. Сам материал, из которого изготовлен ключ, заставляет думать меня именно так. По приезде в Лондон я успел навести справки, проконсультировавшись с опытным ювелиром и несколькими технологами одного крупного сталелитейного предприятия. Так вот, никто из них не сумел объяснить, ни каким образом изготовлен этот предмет, ни из какого материала его отлили или выковали. Похоже, рецепт сплава, пущенного на него несколько тысяч лет назад, превосходит все, чем может похвастать современная наука...
  - И какой же вывод напрашивается? - почти шепотом осведомился профессор Голденвысер. Зал затаил дыхание.
  - Рискну утверждать, что уровень цивилизации, сумевшей произвести подобную вещь, был, как минимум, сопоставим с нашим, если не превосходил его, - ответил полковник и заиграл скулами.
  - Уж не на Атлантиду ли вы намекаете, милейший? - спросил Голденвысер с таким напряженным лицом, какое бывает у чрезвычайно удачливого рыбака, подцепившего на крючок неслыханных размеров щуку. Сэр Перси счел за лучшее промолчать.
  - Будьте последовательны, милейший, - продолжил Голденвысер с вызовом, как-только понял, что ответа не последует. - Сказали "А", не стесняйтесь, валяйте дальше. Сначала вы похваляетесь своим мнимым открытием, единственным подтверждением которому служат ваши же голословные заявления про пирамиду высотой в дюжину кафедральных соборов, обнаруженную вами в краях, где ни разу не находили мало-мальски заслуживающих внимания капитальных построек, которых там в принципе не может быть, в виду отсутствия подходящих стройматериалов. Затем лепите без зазрения совести, будто ваша пирамида, видите ли, по макушку затоплена водой, хотя нам доподлинно известно: в бассейне Маморе априори нет подходящей глубины водоемов! Но вам и этого мало, и вы вешаете нам лапшу про какое-то потерянное колено шумеров, прибывших в Амазонию из Междуречья под водительством самих богов, Мардука с Иштар, которым, дескать, стало неуютно среди месопотамских варваров, как явствует из выдуманных вами же деревянных копий глиняных табличек. Теперь приплели сюда вот этот ключ, якобы отлитый семь тысяч лет назад из уникального сплава, чудесный рецепт которого не разгадать и самому месье Мартену! Сэр, да вам бы фантастические романы писать, цены бы им не было, уверяю вас! Поэтому, прошу вас, не стесняйтесь, утратив голову, по волосам не плачут. Раз уж заговорили о протоцивилизации, далеко опередившей в развитии нашу, почему бы вам не назвать ваш сплав орихалком, скормив нам бородатую сказочку про Атлантиду, на которой, четверть века назад, с ветерком прокатился беллетрист и шулер Игнатиус Доннелли, тиснувший свой смехотворный псевдонаучный опус про поиски затонувшего континента поистине умопомрачительным тиражом. Вышло у него, получится и у вас, так что, не падайте духом, полковник! Чем вы принципиально хуже мистера Доннелли, черт бы вас побрал?! На худой конец, вы дадите все сто очков вперед небезызвестному аферисту Полю Шпильману, который, будучи классическим махинатором от лженауки, ухитрился обскакать своего деда Генриха Шпильмана, мнившего себя первооткрывателем гомеровской Трои! Насколько мне известно, Шпильман младший весьма ухитрился обчистить немало карманов, собирая пожертвования то на водолазное снаряжение, до на постройку батискафа...
  - Так вы намекаете, будто я покушаюсь на ваши карманы, сэр?! - спросил сэр Перси хрипло.
  - А чем еще вы здесь занимаетесь, любопытно знать?! - крикнул профессор Чванс и вскарабкался на стул, сконцентрировав внимание аудитории на себе. Полковник перевел на него мутный от ярости взгляд.
  - Чванс, я попросил бы вас выбирать выражения! - процедил он замогильным голосом. - Уверяю вас, это для вашего же блага...
  - А я попросил бы вас прекратить валять дурака! - прокричал Чванс, в то время как его щеки запылали огнем. - Здесь не те люди собрались, чтобы морочить им головы!
  - Морочить головы?! - повторил сэр Перси, в свою очередь багровея. - Да на кой черт мне это сдалось, Чванс?!
  - Вам лучше знать, на кой! - парировал Чванс со своего стула, театрально вскинув холеные руки к потолку. - Это ведь вы, а не я, организовали бездарную экспедицию, окончившуюся полным провалом и гибелью людей, которые вам доверились, не понимая, что идут на верную смерть! Это вас, полковник, со дня на день объявят банкротом, поскольку вы самонадеянно профукали все свои сбережения, вдобавок, влезли в долги! Это ведь ваше имущество, сэр, днями опишут и пустят с молотка судебные приставы! Немудрено, что, очутившись в столь незавидном положении, вы отважились пуститься во все тяжкие. Заявились сюда и битый час травите баланду, в надежде разжиться новыми инвестициями! Да с чего вы взяли, будто мы поверим во вздор, который вы тут несете?! Здесь серьезное научное собрание, а не балаган, так что, держите карман шире!
  - Сэр, вы, надеюсь, понимаете, что оскорбляете меня?! - прогремел Офсет, делая шаг вперед.
  - Ничего подобного! - раздувая щеки, крикнул в ответ профессор Чванс. - Вы сами себя оскорбляете, любезный! А я всего лишь констатирую факт, состоящий в том, что вы враль и болтун! Я всегда подозревал это, а теперь вы собственноручно расписались в своем фанфаронстве!
  - Это не сойдет вам с рук, сэр! - выкрикнул полковник, спрыгивая с кафедры. На его перекошенное от гнева лицо было страшно смотреть.
  - Помогите! - завопил Чванс, почувствовав, что сейчас его будут бить. - Не тронь меня, ты, лгун и фарисей!!!
  - Позор!!! - скандировали со всех сторон. Председательствующий неистово замолотил по столу молотком, призывая к спокойствию, но было поздно. Прения между сторонами достигли такого накала, когда хорошая потасовка становится практически неизбежной. Доказать свою правоту с помощью кулаков нельзя, это аксиома, известная каждому. Зато можно принудить оппонентов к молчанию, по крайней мере, хотя бы на время. Видимо, именно такого рода соображениями руководствовался сэр Перси, наступая на Чванса, замершего на стуле, как кролик при виде анаконды. Но, ему не было суждено получить заслуженную взбучку. По воздуху со свистом пролетел первый стул, поразив полковника Офсета в плечо. Зарычав чисто по-звериному, сэр Перси отшатнулся, схватившись за пострадавшее место. В следующую секунду к нему метнулись несколько человек из группы поддержки, сколоченной предусмотрительным Чвансом загодя, на случай, если дискуссия выплеснется за толерантные берега. Кто-то из ассистентов профессора попытался заломить сэру Перси руку, за что тотчас поплатился, сраженный коротким апперкотом. Его товарищ, метя полковнику в скулу, промахнулся, попав по чугунному затылку, схлопотал прямой в подбородок и, даже не ойкнув, растянулся на полу. Следующий неприятель был сражен молниеносным хуком в челюсть. Остальные попятились в сильнейшем замешательстве, сообразив, что связались не с тем джентльменом. Откуда же им было знать, что, в лице сэра Перси, они заполучили в противники многократного чемпиона по боксу среди солдат и офицеров Североафриканского, Ее Величества королевы Виктории, экспедиционного корпуса, с легкостью укладывавшего на ринг и куда более искушенных бойцов. Расшвыряв ассистентов с аспирантами, как котят, сэр Перси порывисто оглянулся, отыскивая в мигом образовавшейся толчее профессора Чванса, но профессора уже и след простыл, он ретировался из зала по-пластунски, проявив необычайную для своей рыхлой комплекции прыть. На этом инцидент был бы наверняка исчерпан, если бы не трое приятелей профессора Голденвысера, в запальчивости кинувшихся на победителя с кулаками. Им посчастливилось сбить полковника с ног, после чего борьба перешла в партер. Сверху повалилось еще несколько человек, кажется, из студентов. В итоге, образовалась куча мала, которую довелось растаскивать подоспевшим к месту происшествия полицейским.
  
  ***
  
  Надо сказать, безобразная сцена в стенах в стенах Британского музея естествознания на Cromwell Road, участником которой, вследствие своей легендарной несдержанности, стал отставной полковник Перси Офсет, не изменила его нрав в лучшую сторону, вдобавок, еще и усугубив и без того незавидное материальное положение путешественника. Выпущенный из камеры под внесенный анонимным доброхотом залог, клеветники шептались, на выручку незадачливому первопроходцу пришла очарованная им Сара Болл, сэр Перси тотчас, снова едва не угодил в тюрьму. На этот раз, по милости преследовавших его кредиторов. Как и предрекал профессор Чванс, окончательно отверженному научным сообществом и подвергшемуся жестокому шельмованию в академической прессе сэру Перси всерьез грозила долговая яма. Оказалось, еще в 1902-м году, незадолго до своего отъезда в Бразилию, он занял крупную сумму у ростовщиков из Сити, наплевав на шальные проценты, затребованные с него ушлыми финансистами. Вне сомнений, щедрого гонорара от Бразильского правительства, выплаченного сэру Перси за два года каторжных трудов, когда он составлял карту бразильско-боливийской границы, хватило бы с лихвой, чтобы погасить долги. Если бы только сэр Перси не истратил его на поиски загадочной Колыбели Всего в среднем течении реки Маморе. В результате, затыкать понаделанные им же бреши стало нечем, и сэр Перси пошел ко дну, как храбрый крейсер, гибнущий в неравном бою, с гордо развевающимися вымпелами на реях. И, маяться бы ему на нарах, если бы не неожиданное вмешательство Судьбы. Провидения, которое никогда не оставляло его, как он сам периодически хвастал. Скандал, центральной фигурой которого на свою беду стал полковник Офсет, привлек внимание Поля Шпильмана, того самого импульсивного внука знаменитого археолога-любителя Генриха Шпильмана, о котором столь презрительно отозвался профессор Чванс, когда спровоцировал ставший для сэра Перси роковым диалог об Атлантиде. Недаром говорят, нет худа без добра. Ибо описанная Платоном Атлантида, над которой потешался чванливый британский профессор, в представлении Шпильмана не просто была. Она, если хотите, была для него чем-то вроде религии. Величественной прародиной человеческой цивилизации, откуда взяли начало и Древний Египет, и Шумер. Олимпом, где, как верили античные эллины, проживали бессмертные олимпийцы. И еще Асгардом, устремленной в Будущее твердыней асов, взирающих свысока на человеческий Мидгард, где, будто муравьи, копошатся людишки, создающие Настоящее своей бестолковой возней и с ужасом озирающиеся на Хельхейм, наступающую им на пятки обитель мертвых. Из чего, кстати, становится ясно, что Поль Шпильман полагал, будто Атлантида, очутившаяся на океанском дне в результате чудовищного природного катаклизма, не исчезла насовсем. Часть атлантов, оказавшись разбросанными по всему миру, передали крупицы накопленных знаний дикарям, став их учителями и, таким образом, подтолкнув прогресс человечества в его колыбелях. Другая же часть удалилась в оборудованные в неприступных районах убежища, откуда, не вмешиваясь напрямую в мирские дела, внимательно следила за демонстрируемыми Homo sapiens успехами.
  Естественно, научное сообщество не воспринимало смелые гипотезы месье Шпильмана всерьез, полагая издававшиеся им монографии наукообразным бредом, годным лишь в макулатуру, а их автора - либо безответственным фантазером, либо, хуже того, прагматичным и расчетливым дельцом, умышленно разжигающим нездоровый ажиотаж вокруг легендарного континента с целью обогащения. Следует отметить, что месье Шпильмана нисколько не смущал этот факт, по крайней мере, он этого никак не показывал. Более того. Чем больше в месье Шпильмана летело критических стрел, посланных из высоких академических кабинетов, тем крепче становилась его уверенность в том, что он - на верном пути. Ведь его знаменитого деда, Генриха Шпильмана, заносчивые профессора с академиками тоже не ставили ни в грош, что нисколько не помешало ему откопать Трою, сделав одно из самых громких археологических открытий нашего времени.
  - Дедуля вам, индюкам самодовольным, утер-таки, ваши высокомерные носы! - бывало, твердил, как заклинание, Шпильман младший, когда оставался с собой наедине. - И я вам их утру, за мной не заржавеет!
  Поскольку, вдобавок к громкой фамильной славе, Поль Шпильман унаследовал от деда более чем приличное состояние, все изгои научного сообщества, подвергшиеся остракизму за независимые суждения и по прочим сходным причинам, не чаяли в нем души, почитая своим меценатом, благодетелем и заступником. В первую голову, это, естественно, касалось атлантологов, бывших у месье Поля на особом положении. Не будучи скрягой, он ежегодно тратил крупные суммы, финансируя поиски затонувшего континента, то у Гибралтарской скалы, где некогда высился один из знаменитых Геркулесовых столбов, то в Северной Атлантике, у южной оконечности Гренландии, то в Саргассовом море, и еще западнее, у берегов Бермудского архипелага. Поиски не приносили результатов, зато ощутимо били по карману, и любой меценат давно бы решил, что игра не стоит свеч, в самом деле, хватит швырять деньги на ветер. Но, не внук Генриха Шпильмана. Месье Поль не отступал, веря в свою счастливую звезду никак не меньше полковника Перси Офсета.
  По слухам, упорно циркулировавшим среди атлантологов всех мастей, вращавшихся вокруг месье Поля подобно планетам, захваченным гравитационным притяжением черной звезды, уверенность Шпильмана младшего в существовании Атлантиды зиждилась не на ровном месте. Напротив, ее питали несколько монеток из странного белого металла, к слову, действительно здорово напоминавшего материал Ключа, привезенного из Латинской Америки Перси Офсетом. Поговаривали, Поль Шпильман получил монетки от деда, добывшего их во время раскопок холма Гиссарлык в Турции, у берега Мраморного моря, но не решившегося обнародовать находку, чтобы лишний раз не провоцировать критиков. После того, как старший из Шпильманов объявил, что нашел Трою, они и так исходили слюной, и только искали повод, как бы его сильнее уколоть. Правда, никто из атлантологов не видел этих бесценных артефактов вживую, поскольку месье Поль никому никогда не показывал их. Зато все знали откуда-то, что на аверсе монеток отчеканен профиль сурового бородатого властелина, а на реверсе: высоченная башня наподобие Вавилонской, с античным храмом на верхушке, украшенным рогами исполинского буйвола. Отчеканенная клинописью надпись гласила:
  
  ЦАРЬ ЦАРЕЙ ХРОНИК, ВЛАДЫКА АТЛАНТИДЫ
  
  Учитывая все изложенное выше, легко понять, чем руководствовался месье Шпильман, когда он, едва узнав из газет о возвращении сэра Перси из Бразилии, а, заодно, и об обструкции, устроенной знаменитому путешественнику в Лондоне, сразу же решил протянуть тому руку помощи. И, сделал это, не откладывая в долгий ящик.
  Как стало известно нашей редакции, в первых числах апреля 1906 года, то есть, спустя всего три недели после отвратительной потасовки на Cromwell Road, сэр Перси держал в руках солидный почтовый конверт со штемпелем, где в качестве обратного адреса указывалось:
  
  France, Paris, Boulevard du Temple, 11,
  INVESTISSEMENT DE LA SOCIETE "NOTRE MAISON - ATLANTIS"
  
  Конечно, доподлинно неизвестно, что именно написал меценат и внук прославленного археолога-любителя выдающемуся путешественнику, но не прошло и нескольких дней, как полковник Офсет спешно покинул Лондон и вскоре прибыл в Париж. Многочисленные недоброжелатели судачили, что, кроме подписанного месье Полем приглашения, в конверте наверняка обнаружились билеты на поезд до Фолкстона, и другой, следующий из Кале в Париж, не говоря уж билетах на паром, крейсирующий через Ла-Манш, заблаговременно заказанные на имя полковника. Или присовокупленный к посланию чек на кругленькую сумму, чтобы сэр Перси смог оплатить проезд самостоятельно.
  - Иначе, довелось бы ему, как миленькому, ковылять до Парижа пешком, - потешались злые языки. - Ничего, ему бы только на пользу пошло, он - человек привычный. Проветрился бы хорошенько. Все же лучше, чем языком молоть...
  Насмешки имели под собой некоторую почву. Сэр Перси действительно сидел на бобах.
  Хоть полковник и не афишировал отъезд, нескольким пронырливым фанатам все же удалось подкараулить своего кумира прямо в порту. Слово фанат в данном контексте не содержит ни малейшего, даже самого легкого намека на иронию. Современному, живущему в просвещенном 1927 году читателю, должно быть, сложно понять, как у столь противоречивой и даже скандальной персоны, какой без преувеличения, был полковник Офсет, мог в столь сжатые сроки сложиться отнюдь не малочисленный фан-клуб, однако, это целиком соответствует истине. У полковника хватало сторонников в Англии, некоторые просто сочувствовали ему, другие - безоговорочно верили каждому произнесенному сэром Перси слову. Причем, и первых, и вторых, становилось все больше по мере того, как близкие к академическим кругам издания окатывали его ушатами грязи. За шельмованием выдающегося путешественника стоял мстительный профессор Чванс. Его, кстати, не любил никто, даже самые огульные критики сэра Перси, даже те из них, кто работал непосредственно на профессора. Впрочем, сэру Перси не становилось от этого легче. С чего бы...
  Так вот, парочка фанов подстерегла Офсета в порту, когда он поднимался на отплывающий в Кале паром. И, хотя сэр Перси был в расстроенных чувствах, он все же уделил своим почитателям несколько минут.
  Естественно, его первым делом спросили, как скоро он надеется вернуться в Бразилию. Господин Офсет отвечал, что теперь это будет зависеть от месье Шпильмана, который не только любезно согласился взять на себя все затраты по организации новой экспедиции, но и выразил желание лично принять в ней участие.
  - И, признаться, я очень рад этому, - сказал полковник. - Тридцать лет назад дед месье Поля добился столь впечатляющих успехов в Малой Азии, что заставил прикусить языки целую свору скептиков и клеветников. Надеюсь, мы не посрамим светлую память этого пионера науки, совершив то, о чем тоже будут долго и много говорить. Я нисколько не сомневаюсь, господа, научный мир стоит на пороге самых грандиозных открытий, сделанных кем-либо. Дайте время, лишь немного терпения...
  Когда же кто-то осведомился у полковника, стоит ли надеяться на мировую между ним и Королевским географическим обществом, сэр Перси, сразу же помрачнев, заявил, что это исключено.
  - Ноги моей там не будет, - пообещал он. - Никогда не прощу этим заносчивым карьеристам судилища, которое они мне устроили. В особенности, этому мелкому паршивцу Чвансу! Черт меня побери, господа, но, ей Богу, мне куда проще убедить свирепых каннибалов отказаться от своих скверных замашек, состоящих в поедании себе подобных, нежели вправить мозги своре голденвысеров. Ну и черт с ними, даже говорить о них не хочу. Тошно...
  На вопрос, как он планирует быть, если снова обнаружит Белую Пирамиду затопленной, полковник отвечал, что они с месье Шпильманом предусмотрели такой вариант и захватят в сельву самое современное водолазное снаряжение...
  - Что, если повстречаете за порогом Колыбели богов? - спросили его уже напоследок, матросы готовились поднять сходни.
  - Как-то не задумывался над этим, - отвечал путешественник, пожав плечами. - Наверное, для меня это не принципиальный вопрос. Стремление вперед, вопреки всему - вот что составляет суть любого исследования. Это тот воздух, что мне необходим для дыхания, друзья. Без него я начинаю задыхаться. Что до остального, то я предпочитаю не заморачиваться. Поживем - увидим...
  
  Иисус сказал: Пусть тот, кто ищет, не перестает искать до тех пор,
  пока не найдет, и, когда он найдет, он будет потрясен,
  он будет удивлен, и он будет царствовать над всем.
  Апокрифическое Евангелие от Фомы
  
  II. Операция Троянский конь
  
  Не станем утомлять читателей описанием всех перипетий, выпавших на долю второй экспедиции в Амазонию, снаряженной сэром Перси Офсетом на средства, любезно предоставленные внуком знаменитого Генриха Шпильмана. В свое время о ней много писала французская пресса, некоторые издания даже намекали на некий реванш, уж слишком, мол, много развелось англосаксонских имен среди титулованных исследователей, они - вечно на слуху, не пора разбавить это унылое однообразие французами. Конечно, то была обычная словесная шелуха, газетные трюки, не имевшие никакого отношения к предприятию, задуманному месье Полем и сэром Перси. Сомнительно, чтобы у полковника Офсета оставалось время для чтения газет. Повстречав единомышленника, каким безусловно, стал для него Поль Шпильман, сэр Перси погрузился в работу с головой, целиком посвятив себя решению организационных вопросов. И, отдадим ему должное, поставил рекорд, сделав все необходимые приготовления примерно за месяц. Недоброжелатели, правда, судачили, мол, это было несложно, имея под рукой тугой кошелек, предоставленный в его распоряжение месье Полем.
  Пока полковник подбирал и заказывал экипировку, месье Шпильман тоже не почивал на лаврах. По некоторым сведениям, он инкогнито съездил в Швейцарию, на Женевское озеро, где в ту пору отдыхал один из учеников знаменитого шумеролога Франсуа Ленормана, признанный специалист по дешифровке месопотамской клинописи. По всей видимости, Шпильман искал способ перевести клинописные тексты, привезенные сэром Перси с берегов Маморе и спровоцировавшие шквал критики со стороны членов Королевского географического общества в Лондоне. Неизвестно, чем закончились переговоры, которые вел месье Шпильман. Скорее всего, он получил отказ. Их совместная с сэром Перси затея приобретала, в глазах ученого сообщества, все более скандальный характер, и сотрудничать с ними опасались, чтобы, в свою очередь, не подвергнуться шельмованию. Да и времени, чтобы осуществить качественный перевод, уже не оставалось, поскольку к середине мая все было готово к походу. А еще через неделю в Гаврском порту, путешественники взошли на борт парохода "Жак де Моле", зафрахтованного Полем Шпильманом для переброски членов экспедиции и оборудования в Новый Свет.
  Прожать отважных исследователей собралась чуть ли не половина населения города. Играл оркестр, звучали напутственные речи с пожеланиями удачи, а один, сильно взвинченный гражданин, даже выкрикнул на прощанье: "СО ЩИТОМ ИЛИ НА ЩИТЕ!!!", подразумевая гордую клятву, приносившуюся некогда мужественными спартанскими гоплитами, выступавшими в далекий и полный превратностей поход. Кто бы мог вообразить себе в тот момент, что участникам экспедиции не суждено вновь увидеть родной кров. Ни со щитом, ни на щите, а попросту бесследно кануть в джунглях.
  Самая цветистая, запоминающаяся речь, как и ожидалась, была произнесена Полем Шпильманом. Поднявшись на трибуну, сколоченную специально по этому случаю, месье Поль был в ударе, это сразу почувствовали все собравшиеся.
  - Мы с месье Офсетом решили назвать наше совместное предприятие Операцией Троянский конь, в честь моего великого деда, заново подарившего человечеству воспетую великим Гомером Трою. И название, избранное нами, глубоко символично, ибо плох был бы я, если бы стал скрывать его истинную суть от вас, мои дорогие соотечественники и друзья! Вспомните, скольким нападкам подвергся мой дед, стоило ему лишь заикнуться об обнаруженной им Трое! Еще бы, ведь самовлюбленные болваны с научными степенями, какого-то черта узурпировавшие право судить об истине, уверяли нас с пеной у рта, будто этот прославленный древний город - плод фантазий автора, создавшего "Илиаду" с "Одиссеей", и не более того. Но, мой мужественный дед не дрогнул и не отступил, доказав, что Троя была! Он сдернул, слой за слоем, покровы тайны, чтобы она явила себя нам из небытия во всем своем прежнем великолепии! Деду удалось немыслимое, потому что он свято верил в свою правоту! Ну а я, мадам и месье, не менее самозабвенно верю в то, что когда-то на нашей Земле существовал величественный континент, легендарная Атлантида, заселенная нашими доблестными предками - атлантами, достигшими такого совершенства, о котором мы и помечтать-то толком не можем, поскольку даже отдаленно не представляем, каково оно было! И, хоть академические мракобесы не желают слышать об Атлантиде, меня сие нисколько не смущает! С чего бы?! Убогие себялюбцы того же сорта тридцать лет назад в упор не видели достижений моего деда, наотрез отказываясь признать очевидное! И вот, история повторяется заново. Потому что этот мужественный путешественник, - Поль Шпильман коснулся плеча сэра Перси, - сделал новое потрясающее открытие! И какова реакция снобов от науки?! Негодяи лезут из кожи вон, лишь бы спрятать его под сукно! Но мы им этого не позволим! Верно я говорю, полковник?!
  Сэр Перси сухо кивнул.
  - Я почти что вижу величественные руины существовавшей до Вселенского потопа протоцивилизации, тысячи лет сокрытые от наших пытливых взоров буйными зарослями экваториальных лесов, точно так же, как были занесены песками Анатолии сокровища Трои! Там, возвышаясь над кронами тропических деревьев, посреди непроходимых болот, в абсолютном молчании стоит исполинская Белая пирамида царя Хроника, владыки Атлантиды! Та самая, что послужила прообразом всем известным нам пирамидам, начиная с египетских и заканчивая культовыми сооружениями майя на полуострове Юкатан! Вы спросите, почему она оказалась в Амазонии? Мой ответ таков: потому, что именно там, на берегах величайшей в мире реки, как становится совершенно очевидно сейчас, стучало сердце погибшей цивилизации. Оно остановилось, когда чудовищные, рожденные в Атлантике цунами сровняли столицу Атлантиды с землей, занеся многокилометровым слоем мула. Превратив в пустыню, за минувшие тысячелетия поросшую джунглями. Чтобы мы никогда не узнали правды! Но, мы с полковником откроем ее человечеству, чего бы это не стоило лично нам! Мы сделаем ход конем, только не шахматным, а троянским, понимаете, куда я клоню, господа?! Клянусь вам памятью деда, мы сделаем это! Ну же, полковник, вперед!!!
  Теперь, поле сделанных Полем Шпильманом громких заявлений, - написал освещавший отплытие экспедиции собкор еженедельника "France Observateur", - в напряженном ожидании замерли не одни, столь ненавистные месье Шпильману ученые-консерваторы. Без всякого преувеличения можно сказать, дыхание затаил весь цивилизованный мир. Еще бы, ведь отважные путешественники поклялись открыть нечто такое, что грозит перевернуть все устоявшиеся представления об истории человечества. Найти Атлантиду в ходе своей экспедиции, названной ими "Операцией Троянский конь". Пожелаем же удачи храбрецам...
  
  ***
  
  В середине лета 1908-го года, спустя два года после громких заявлений, сделанных месье Шпильманом в Гавре, возница почтового дилижанса, следовавшего из крошечного городка лесорубов Жуина на севере штата Мату-Гросу в его столицу, город Куябу, обратил внимание на одетого в жалкие лохмотья мужчину, выползшего из джунглей и без сил растянувшегося на опушке леса. У несчастного не хватило сил доползти до обочины дороги, и он рухнул прямо в траву. Это счастье, что у возницы оказались зоркие глаза, а, вдобавок, отзывчивое сердце. Время было тревожным, а местность - незаселенной, если, конечно, разбойников не считать, рыскавших в тамошних краях и безнаказанно творивших леденящие душу злодеяния, от которых даже у привычных ко всяким кошмарам полицейских стыла кровь. Правда, конные разъезды солдат маршала Родригиса да Фонсеки, назначенного недавно военным министром, вели с душегубами бескомпромиссную борьбу, но дело продвигалось ни шатко, ни валко, и никто бы не сказал, чья в итоге возьмет. Однако, как бы там ни было, возница пожалел незнакомца и попридержал лошадей. Дилижанс остановился, и пассажиры высыпали наружу. А с ними и жандармы, заподозрившие, уж не очередная ли это уловка, выдуманная бандитами, чтобы заманить путешественников в ловушку. И ограбить, предварительно зарезав. Или наоборот, выпотрошить карманы уже у трупов. Офицер подал команду, жандармы, передернув затворы, взяли ружья наизготовку.
  К счастью, кроме военных, среди пассажиров оказался врач, практиковавший в госпитале при иезуитской миссии Сан-Анжелу-Дас-Мисойнс в Куябе и возвращавшийся от пациента. Доктора звали сеньором Анселмо Антониу Оливейрой, это был добрейшей души человек средних лет, с проседью в волосах, аккуратной эспаньолкой, небольшим брюшком и проницательными карими глазами. Сеньор Анселмо был так добр, что согласился немедленно осмотреть пострадавшего. Тот был без сознания, чудовищно истощен, настолько, что походил на мумию, мариновавшуюся в соляном растворе три тысячи лет. И лишь порывистое, с присвистом дыхание, свидетельствовало: бедняга скорее жив, чем мертв.
  - Ненадолго, - сухо констатировал жандармский капрал, бывалый вояка, успевший вдоволь повоевать и насмотревшийся всяких жмуриков. - Вон - рожа какая серая. Похоже на болотную лихорадку, сеньор. Часу не пройдет, как отдаст богу душу...
  - Малярия? - с сомнением протянул Анселмо Оливейра, колдуя над пациентом, свалившимся на его попечение, как снег на голову. - Вполне может быть...
  Несчастный горел, это было бесспорно. Однако, расстегнув ворот рубахи на груди незнакомца, доктор обнаружил истинную причину жара - несколько глубоких колотых ран, нанесенных индейскими стрелами. Ранам, на глаз, было не меньше двух недель, похоже, кто-то пытался их обработать, но не преуспел, и угрожающие темные пятна абсцесса расползлись по телу, пожирая живые клетки.
  - Э, да тут у нас гангрена, - поморщился врач и покачал головой.
  - Я ж говорю, не жилец, - поддакнул жандармский капрал. - Можно смело яму копать. Прям сейчас. А можно не копать, муравьи сожрут...
  - Шпильман... - неожиданно хрипло пробормотал незнакомец. - Чертов Троянский конь...
  - Что это за наречие? - приподнял бровь другой жандарм.
  - Это не наречие, - с не меньшим удивлением отвечал доктор. - Он говорит по-английски...
  Только тут до них дошло, что перед ними гринго, то ли американец, то ли выходец из Европы.
  - А что он сказал? - спросил офицер.
  - Что-то про Троянского коня...
  - Что за конь такой, не пойму?
  - Из "Илиады" греческого поэта Гомера... Ума не приложу, что бы это могло означать...
  - Что он грек?
  К чести путешественников, они погрузили находившегося в глубоком обмороке гринго в дилижанс и отвезли в госпиталь. Хоть жандармский капрал и предрекал, что бедолага отбросит копыта по пути. Но, незнакомец продержался. Под присмотром доктора Оливейры его занесли в прохладное каменное здание построенной иезуитскими миссионерами больницы. Сеньор Анселмо, хоть и валился после долгой дороги с ног, сам занялся потерпевшим. Вскрыл и тщательно вычистил гнойные карманы, удалив пораженную абсцессом плоть и снабдив раны дренажом, а множественные царапины и ссадины обработал антисептиком. Состояние незнакомца оставалось тяжелым, он метался в жару, испепелявшем его изнутри, и время от времени бредил, причем слова, слетавшие с растрескавшихся губ, звучали странно даже для горячечного бреда.
  - Колыбель!!! - хрипел бедняга. Его скулы заострились, глаза завалились, и доктор Оливейра с тоской подумал, что все его старания - коту под хвост, бедняге и часу не протянуть...
  - Белая пирамида! - голова несчастного металась по подушке. - Страшный зверь, он никого не подпускает к ней... несчастный Поль... зомби... им нечем дышать...
  Словом, больной был плох, что и говорить.
  - Может, стрелы, которыми его ранили, были отравлены? - спросила медсестра. Она была молоденькой и совсем неопытной.
  - Его ранам - недели две, - вздохнул сеньор Анселмо. - Смажь индейцы свои стрелы отравой - он бы давно умер... - док старательно вымыл руки. - И так странно, не пойму, как он ухитрился продержаться так долго. Поразительная воля к жизни...
  - О чем он говорит, как думаете, сеньор? Что за зомби такие, которым дышать нечем?
  Признаться, она была немного напугана.
  - Зомби - это что-то вроде оживших мертвецов, - вытирая ладони полотенцем, бросил через плечо врач. - Выдумка, попавшая к нам из Африки вместе с чернокожими рабами, которых везли сюда для работы на плантациях. Элемент фольклора с Черного континента, дорогая - ничего такого, чтобы тебе не спать по ночам. Тамошние дикари верили в Нзамби, так на языке племени банту звался исполинский черный дракон, главный враг солнечного света и всего, что он с собой несет. В общем, мрачный такой персонаж, вроде скандинавского Фенрира...
  - А Фенрир - кто такой?! - зачарованно спросила молоденькая медсестра.
  - Волк из легенд, которыми пугали друг дружку викинги. Страшно злой. Боги посадили его на цепь в глубоком подземелье, но в день Рагнарека, как у скандинавов звался Конец Света, Фенриру было суждено порвать цепи, убить бога Одина и проглотить Солнце...
  - Им нечем дышать... - прохрипел с койки больной.
  - Все-то вы знаете, сеньор Анселмо, - сказала сестричка, с опаской покосившись на пациента.
  - В нашей глуши, милая, или пристрастишься к чтению, или с ума сойдешь от скуки, - усмехнулся доктор. Сестричка кивнула, да, ей рассказывал кто-то из сослуживцев, что, перебравшись в Куябу из многолюдного Сальвадора, где у него была приличная практика, сеньор Анселмо за минувшие пятнадцать лет собрал большущую библиотеку, лучшую во всей округе. И еще ей рассказывали, будто особый интерес у доктора вызывают книги по алхимии. Правда, она толком не знала, что это за зверь такой...
  Поскольку пострадавшим оказался иностранец, сеньор Оливейра счел необходимым сообщить о нем в полицейский участок. Там начали расследование, но оно застряло на полдороги и никуда не привело. При пострадавшем не было никаких документов, в окрестностях Куябы о нем никто не слышал. Правда, было нечто, что, пожалуй, смогло бы навести полицейских ищеек на след. Странная безделушка, напомнившая сеньору Анселмо церемониальный маршальский жезл, увенчанная с одной стороны вычурной луковкой державы, а с противоположной - клинком, похожим на трехгранный штык. Доктор обнаружил этот удивительный предмет, только когда уложил пациента на операционный стол, аккуратно срезав рубашку и куртку. Точнее, оставшиеся от них жалкие лохмотья. Штуковина оказалась во внутреннем кармане, его клапан был зашит.
  Чтобы не выпал из кармана, - сообразил доктор, внимательно разглядывая находку. Что больше всего поразило его в ней? Глаз, настоящий человеческий глаз, острый и выразительный, каким-то невероятным образом запаянный внутрь полупрозрачной удобной рукояти точно посредине предмета. Глаз не просто казался живым, он, как выяснилось, умел подмигивать...
  - Неслыханный оптический эффект, - отдуваясь, пробормотал сеньор Анселмо в сильнейшем волнении, и сразу решил, что не станет делиться этой находкой с полицейскими. - Да они ей мигом ноги приделают, - сказал док и как в воду глядел.
  Материал, из которого неведомый мастер изготовил безделушку, был ей подстать. Белый, полупрозрачный, он светился изнутри, как люминофор. Доктор понятия не имел, металл это или какая-то, доселе неизвестная науке метаморфическая горная порода...
  - Типа доломитового мрамора, - пробормотал доктор, прицокивая языком. И твердо пообещал себе выяснить это. Недаром же коллеги прозвали его алхимиком...
  
  ***
  
  В общем, полицейские остались с носом, и в последующие три недели, пока потерпевший боролся за жизнь, мечась по койке, рисковавшей стать для него смертным одром, а доктор Оливейра не оставлял отчаянных попыток вытащить бедолагу с того света, не происходило ничего интересного. Все свободное время сеньор Анселмо бился над разгадкой тайны происхождения странного предмета, перелопатив кучу книг по эзотерике, но все - бестолку. Полиция, расследовавшая происшествие спустя рукава, тоже ничем похвастать не могла. Ей даже личность пострадавшего не удалось установить, впрочем, полицейские не слишком кручинились по этому поводу. Да мало ли народу бесследно пропадает в неоглядных сертанах, а, тем более, в сельве, куда только нос сунь...
  И лишь на исходе третьей недели, информация о найденыше просочилась в прессу. Кто-то вспомнил об англо-французской экспедиции, отправившейся в бассейн реки Маморе два года назад, и канувшей в неизвестность. Затем всплыла фраза про чертового Троянского коня, якобы сорвавшаяся с губ незнакомца в бреду, за ней прозвучало словосочетание Белая пирамида, и репортеры, сбросив оцепенение затянувшейся сиесты, опрометью ринулись сличать фотографии высадившихся в бразильском порту путешественников со словесным портретом загадочного гринго. Тот оставался без сознания и ничего не мог о себе рассказать. Чего не скажешь о двухлетней давности фотографиях, сделанные репортерами в Белене, где месье Поль Шпильман произнес пламенную речь, которые оказались весьма красноречивыми. Конечно, в изможденном до крайности условно живом скелете было бы непросто узнать крепыша сэра Перси, если бы не его рыжие кавалерийские усы, словно приклеенные к туго обтянутому пергаментной кожей черепу. Едва сообразив, что к чему, репортеры со всех ног полетели в госпиталь, и, поскольку непоколебимый доктор Оливейра дал им от ворот поворот, взяли старинное, похожее на форт конкистадоров здание миссии в осаду. Утром следующего дня первые полосы бразильских газет пестрели сенсационными заголовками:
  
  В ОКРЕСТНОСТЯХ КУЯБЫ, ШТАТ МАТУ-ГРОСУ,
  НАЙДЕН ЗНАМЕНИТЫЙ АНГЛИЙСКИЙ ПУТЕШЕСТВЕННИК
  ПОЛКОВНИК ПЕРСИ ОФСЕТ!!!
  
  СЕНЬОР ПЕРСИ ОФСЕТ НИ ЖИВ, НИ МЕРТВ!!!
  НО ОН - НАШЕЛСЯ!!!
  
  Известие понаделало немало шума, о пропавшей около двух лет назад экспедиции оживленно заговорила пресса, всколыхнулась общественность. Тучи репортеров слетелись осаждать госпиталь Сан-Анжелу-Дас-Мисойнс, но агенты полиции и медицинский персонал под началом сеньора Анселмо Оливейры, держали круговую оборону. Полицейские утверждали, что у них самих имеются вопросы к сеньору Офсету, и именно они будут заданы ему в первую очередь. Оливейра же вообще наотрез отказывался допустить в палату и первых, и вторых, мотивируя свой запрет тем, что больной еще слишком слаб.
  - Он нуждается в покое, - безапелляционно заявил док. - И, пока не поправится, вы попадете к нему только через мой труп!
  Надо сказать, доктор был не совсем искренен, сэр Перси, наконец-то, очнулся и мог сносно говорить. Но, сеньору Анселмо не терпелось самому расспросить знаменитого путешественника. В первую очередь, о загадочном Ключе к Белой пирамиде. О нем, кстати, по-прежнему никто ничего не знал...
  - Волнение почти наверняка убьет моего пациента, а этого я допустить не могу! - отмахивался сеньор Оливейра от докучливых корреспондентов. Он был неумолим, как скала. Ажиотаж от этого только усиливался, и скоро в окрестностях больничных корпусов стало не продохнуть от репортеров, причем, срочно прибывших из Европы журналистов, со временем, стало ничуть не меньше, чем их бразильских коллег по перу. Все разговоры, какие только велись приезжими в кафе и фойе гостиниц, вертелись вокруг предполагаемой судьбы участников рискованного предприятия, затеянного выдающимся путешественником на паях с эксцентричным наследником скандально знаменитого археолога. Естественно, всем не терпелось узнать, что же сталось со спутниками сэра Перси, и, в первую очередь, с месье Полем, ведь он был таким милым. Да и самого полковника было жаль до слез. И дело даже не в том, что два года назад местные газеты раструбили о прибытии именитых компаньонов на континент, где те грозились найти остатки легендарной Атлантиды. К сэру Перси давно относились в Бразилии как к своему. После своих подвигов в верховьях рек Пурус он стал кем-то вроде национального героя. Одни ставили в пример его дивное упорство, позволившее нанести на карты вчерашние белые пятна размером со среднюю европейскую страну. Других подкупала свойственная натуре сэра Перси искренность, благодаря которой он всегда оставался на равной ноге и с влиятельными чиновниками из правительства, и с богатыми латифундистами, с неграмотными пеонами, служившими ему носильщиками и с индейцами, включая дикарей и каннибалов, которым, не колеблясь приходил на помощь, а ведь они могли его запросто съесть. Волнующая история противостояния сеньора Офсета с заносчивыми лондонскими профессорами тоже не обошла стороной здешние края, получив широкий отклик в пылких сердцах латиноамериканских читателей. Все они, естественно, держали сторону отважного полковника, не раз признававшегося в любви к их стране. Черная весть о его ранении и болезни мигом облетела сначала Мату-Гросу, а затем распространилась далеко за пределы штата. Тысячи читателей волновал вопрос, сумеет ли сеньор Перси выкарабкаться, чтобы поведать, посчастливилось ли храбрецам достигнуть цели и, что в итоге с ними стряслось. По отрывочным сведениям, якобы добытым самыми пронырливыми корреспондентами у медсестер, чьи имена держались в тайне, участь сеньора Шпильмана и его товарищей была печальна. По крайней мере, именно такие выводы напрашивались из отдельных отрывочных фраз, вырвавшихся у полковника в забытьи. Еще поговаривали, он упоминал какого-то жуткого монстра, дракона или рогатого ящера, то ли насадившего спутников сеньора Перси на рога, то ли засосавшего их в свое смрадное нутро. Что это за чудище, разумеется, оставалось гадать. Ясности относительно того, проникли ли члены экспедиции внутрь Колыбели Всего, было ничуть не больше. Что полковник ее таки нашел, не сомневался уже никто, это априори признавалось читателями установленным фактом.
  А вот помянутый полковником монстр, с чьей-то подачи его теперь звали Нзамби, поговаривали, это какой-то жуткий шведский волк-оборотень, вызвал множество пересудов, причем, версии здесь звучали самые противоречивые. От временного помешательства полковника под воздействием галлюциногенов или сильного жара, и до леденящих душу историй о некоем монстре, якобы обитающем в затерянной среди бескрайних джунглей берлоге и периодически стряхивающем вековой сон, чтобы терроризировать краснокожих аборигенов, собирая с них кровавую дань.
  - Краснокожие зовут его Болотным Духом и боятся пуще смерти, - вполголоса сообщали самые осведомленные или стремившиеся, чтобы их принимали за таковых. - Только это никакой не волк-оборотень, откуда ему взяться в Амазонии, у нас тут из псовых - одни гривистые волки-агуарачай живут, так те не крупнее лисицы, да и не забираются они так далеко на север! Видать, сеньоры Офсет и Шпильман на свою беду повстречали в лесу кровожадного Чупакабру, кошмарного Козловампира, у которого рога, как у буйвола, а пасть - куда там черному кайману. И еще чешуя - как у рептилии...
  Словом, страсти были накалены до предела, и когда доктор Оливейра, скрепя сердце, сообщил, что полковник сможет, наконец, уделить прессе несколько минут, желающих повидать его оказалось столько, что полиции, оцепившей госпиталь иезуитов, довелось выставить дополнительные кордоны, а внутрь допускать лишь аккредитованных журналистов по предварительно выписанным пропускам. И, все равно, вопреки жестким ограничительным мерам, народу собралось - не продохнуть.
  Половник встретил посетителей, сидя в кровати. Видевшие его прежде, ужаснулись, ибо он страшно исхудал и постарел как минимум на десять лет. Вошедшие были шокированы, их реакция не укрылась от сэра Перси, и полковник сделал успокаивающий жест, приподняв костлявую бледную руку.
  - Благодарю вас всех, что пришли, сеньоры, - глухим, не похожим на прежний голосом, проговорил полковник. - Полагаю, у вас ко мне много вопросов. Я постараюсь ответить всем, если только мне хватит сил. Спрашивайте, сеньоры, прошу вас.
  - Что стряслось с экспедицией, сеньор полковник, и где ваши спутники?!
  Естественно, этот вопрос прозвучал самым первым. Услышав его, сэр Перси кивнул, дав понять, что не ожидал ничего другого.
  - Я не знаю, сеньоры, - вздохнув, полковник сокрушенно покачал головой.
  - Не знаете?! - ахнули репортеры. - Но как же так?!
  Полковник сделался мрачнее тучи.
  - На первых порах ничто не предвещало беды, - сказал он, понурившись. - Более того, у нас имелись все шансы на успех. Первоклассное снаряжение, на которое не поскупился месье Поль, за что ему - низкий поклон. Плюс - отличная команда, где каждый знал, что делать. Мы не учли лишь одного фактора, он-то и оказался роковым. Я имею в виду этот проклятый Каучуковый бум, как раз достигший апогея, поскольку на мировом рынке, видите ли, сложилась благоприятная конъюнктура. Знали бы заевшиеся хозяева процветающих химических трестов в Европе и Северной Америке, монополизировавшие производство автомобильной резины, каким наказанием обернулась для невинных обитателей экваториальных лесов их оголтелая гонка за дивидендами! Впрочем, сдается, даже если б эти господа были в курсе, что она несет аборигенам, это не изменило бы ровным счетом ничего, потому что у капиталистов вместо сердец - арифмометры, приспособленные для калькуляции прибытков и совершенно не умеющие сопереживать...
  Горечь, с которой были брошены эти слова, глубоко тронула всех собравшихся. Однако многие были смущены. Естественно, Каучуковая лихорадка ни для кого не составляла никакого секрета. Наоборот, газеты едва ли не каждый день пели Каучуковому буму осанну, он ведь считался залогом буйного экономического роста в стране. В частности, много и в самых бравурных тонах говорилось о крупных иностранных инвестициях в местную инфраструктуру, трансакциях самого высокого уровня, которых бы не было, если бы не ажиотажный спрос на каучук. Широко писалось о новых дорогах, обещавших покрыть густой сеткой громадные территории, о гостиницах и больницах, школах, высших учебных заведениях, уже заложенных или, по крайней мере, запланированных на будущее. И, разумеется, о рабочих местах. Многих тысячах рабочих мест, в которых так остро нуждалось трудоспособное население...
  - Если вы заглянете сегодня на Клондайк, где всего десять лет назад бушевала похожая лихорадка, только золотая вместо каучуковой, то обнаружите там заброшенные шахты, груды оставленного разъехавшимися старателями мусора и мертвые поселки, по улицам которых бродят дикие звери, - Офсет смахнул пот, было видно, что его до сих пор знобит. - Аналогичные картины запустения и разрухи будут ждать вас повсюду, в любых, на выбор краях, на свою беду оказавшихся богатыми теми или иными ресурсами, на которые позарились транснациональные картели. Природные богатства там были выкачаны до дна, после чего и людей, и земли, за ненадобностью, вышвырнули на помойку! И всегда так было. Вспомните хотя бы алмазный бум в Трансваале. Когда там сорок лет назад обнаружили залежи алмазов, сразу же началось неописуемое. Сначала буры с помощью ружей выдворили из родных краев зулусов и банту, имевших неосторожность поселиться там с незапамятных времен. Но, радовались буры недолго, британцы вытурили их взашей, потому что у них было еще больше ружей и газеты, представившие буров отпетыми мерзавцами. Что при этом сталось с туземцами, никогда не интересовало ни тех, ни других.
  - При всем уважении, сеньор, мне сложно представить, как могут исчерпаться запасы каучука? - удивился один из местных корреспондентов. - Латекс, то есть млечный сок гевеи - возобновляемый продукт. Это ведь вам не золотоносные жилы Юкона или даже алмазные копи Капской колонии. К тому же, не совсем ясно, какое отношение имеет Каучуковый бум к судьбе организованной вами экспедиции?
  - К сожалению, самое прямое, - отвечал полковник. - Потому что мы с месье Шпильманом угодили в аналогичный переплет, только на этот раз, массовый психоз разразился не в южноафриканском буше, а на лесистых берегах Амазонки и ее притоков. Конечно, сеньоры, тем, кто проживает в мегаполисах, вдали от джунглей, непросто разглядеть потоки крови и слез, ежедневно проливаемых в глубинке. Особенно, если нет желания их видеть. А важно лишь, чтобы подольше сохранялся ажиотажный спрос на латекс, в остальном же: apres nous le deluge...
  - Сельва больше не знает покоя, - продолжил сэр Перси, отхлебнув воды. - Жажда нажить барыши любой ценой и в максимально сжатые сроки обернулась катастрофой для туземного населения! Его теперь не просто бесцеремонно сгоняют с насиженных мест, как это делалось прежде, чтобы оно не путалось под ногами. Отныне индейцев превращают в рабов, в бессловесный скот, удел которого - вкалывать на каучуковых плантациях современных рабовладельцев. Рабовладение и работорговля, эти позорнейшие явления, сопутствующие хваленой белой цивилизации наряду с тараканами и сифилисом, были совершенно незнакомы туземцам, испокон века промышлявшим охотой и рыбалкой, пока мы не облагодетельствовали ими их! И сегодня они стали обыденностью.
  - Но позвольте, сеньор, рабство отменили еще в прошлом веке! - запротестовал заведующий секцией доколумбовой Америки при Museu Nacional, не поленившийся приехать из Рио и теперь оскорбленный в лучших чувствах.
  - De jure! - парировал полковник. - Форма претерпела кое-какие метаморфозы, содержание осталось прежним. Кто-то ведь должен вырубать лес, освобождая место для плантаций, или добывать латекс, исправно пополняя кошельки жиреющих финансовых воротил из так называемого цивилизованного общества. Тех, кто заправляет всем процессом из Лондона и Нью-Йорка. Заверяю вас со всей ответственностью, сеньор, джунгли кишат вооруженными до зубов отрядами проходимцев, которым - сам черт не брат, и, хоть они называют себя вербовщиками, на деле это отпетые головорезы, и горе тому несчастному, кто попадется им на пути. Я собственными глазами видел, как несчастных аборигенов угоняли в рабство целыми селениями, пресекая пулями малейшие попытки к сопротивлению. Поэтому не удивляйтесь, господа, когда, еще вчера вполне приветливые к чужакам, туземцы, при встрече, без разговоров выпустят вам кишки. Индейцы сегодня озлоблены и напуганы, отныне в каждом белом им мерещится враг, и пенять нам остается на себя. Как аукнется, так и откликнется! Хуже того, вынужденные миграции спровоцировали братоубийственную войну между индейскими племенами, поставленными белыми на грань выживания. Вот они, истинные последствия оголтелой гонки за наживой, ради которой капиталисты готовы на любые гнусности, включая безжалостный геноцид беззащитных аборигенов. Они принесены в жертву Мамоне, проклятому Золотому тельцу. На службе ему мы сами становимся животными...
  Зал после таких слов полковника притих.
  - Едва переступив границу леса, мы сразу стали свидетелями, а затем и непосредственными участниками этого кошмара. Там, где всего три года назад я ничем не рисковал, поскольку индейцы не проявляли враждебности в отношении белых, нам довелось пробиваться с боями, отстреливаясь то от негодяев-работорговцев, то от осатаневших аборигенов. И, это дорого нам обошлось, еще на полпути к территориям, контролируемым моими старыми знакомыми - Огненноголовыми Стражами, экспедиция не досчитались трех человек! Мы потеряли двух пеонов и одного француза, замечательного орнитолога, упросившего месье Шпильмана взять его с собой. Отравленная стрела поразила бедолагу в кадык, и он скончался у меня на руках... - полковник обвел аудиторию тяжелым взглядом. - Мне, откровенно говоря, тоже перепало. Стыдно признать, но я подставился, и меня подстрелили. Это случилось, когда мы напоролись на шайку охотников за головами, конвоировавших приличную толпу индейцев, они намеревались продать их в рабство. Я имел неосторожность заступиться за бедняг, в итоге завязалась перестрелка, и крупнокалиберная пуля прошила мне бедро, едва не перебив артерию. Весь остальной путь друзья тащили меня на носилках, это чертовки замедлило темп продвижения. Кроме того, уходя от погони, нам довелось бросить сначала все водолазное снаряжение, а потом и большую часть припасов. Лишь по счастливой случайности, мы все же достигли мест, где живут Огненноголовые, но и там нас ждал неприятный сюрприз. Война всех против всех, разразившаяся в джунглях из-за проклятой Каучуковой лихорадки, ожесточила сердца моих гостеприимных друзей-туземцев, и я с ужасом удостоверился, что отныне не пользуюсь их доверием. Наоборот, старейшины Огненноголовых склонны винить меня во всех напастях, обрушившихся на них.
  - Но почему именно вас, сеньор?! - крикнули из зала.
  - Я не в претензии, - сказал полковник, потеребив ворот больничной пижамы, висевшей на его костлявом теле как на пугале. - Мне не в чем их винить! А что подумали бы вы, оказавшись на месте старейшин?! При нашем первом знакомстве их оценка моей скромной персоны оказалась слегка завышенной, ведь старейшины посчитали меня достойным войти в Колыбель Всего, более того, вручили мне Ключ от Врат, поскольку их предания, высеченные на деревянных дощечках, предвещали, что когда-то к ним явится избранный. Им будет бледнолицый мужчина с рыжими усами, - сеньор полковник горько усмехнулся. - И что вышло в итоге? - осведомился он, но никто не проронил ни звука. - Я вам скажу! С тех пор в джунглях не прекращается кровопролитие, и Огненноголовые несут большие потери. Их владения теснят со всех сторон, они уже потеряли несколько крупных искусственных островов, захваченных и сожженных их непримиримыми врагами - племенем Болотных крыс. Более того, сама Колыбель - в опасности! Как видите, ход мыслей старейшин не нуждается в комментариях, он предельно ясен. Они увидели в обрушившихся них бедах кару, ниспосланную богами за то, что великая тайна Колыбели была выболтана недостойному, то есть - мне. Ну а что еще они должны были себе вообразить?! - сэр Перси перевел дух. - Но, не подумайте о туземцах плохо, сеньоры, - добавил он. - Они не попытались в отместку сварить меня живьем в котле или хотя бы нашпиговать стрелами, превратив в подобие подушечки для булавок, хоть это им было по силам. Наоборот, с нами обращались подчеркнуто корректно, правда, от былого радушия не осталось и следа. Нас поселили в нескольких хижинах, приставив к каждой по отряду стражников. Выражаясь привычным нам языком, это больше всего походило на домашний арест. При этом, один из лучших местных целителей занялся моим бедром и, не будет преувеличением сказать, я обязан жизнью его профессионализму. У нас ведь не было при себе лекарств. Точнее, были, но они отправились на дно вместе с одним из наших каноэ, потопленных плотным ружейным огнем бандейрантов. Нам бы следовало выудить медикаменты из реки, но, дело было на порогах, течение оказалось чрезвычайно быстрым, а чертовые охотники за головами палили так метко, словно провели в тире полжизни...
  - Ключ был при вас? - поинтересовался один из репортеров.
  - Естественно был, я не расставался с ним ни днем, ни ночью, чувствуя нутром, Огненноголовые намерены вернуть его. Гордость возбраняла им сделать это в открытую, ведь они преподнесли его мне как дар... - полковник грустно вздохнул. - Мы пробыли в плену не меньше трех месяцев, - вел дальше сэр Перси. - Нас исправно кормили и, разумеется, выпускали погулять по острову. Никто нас и пальцем не трогал. Но, нам было запрещено покидать пределы острова под страхом смерти. Он, кстати, все время дрейфовал, Огненноголовые опасались нападения соседей и непрерывно меняли дислокацию. Месье Поль, признаться, был в отчаянии. Не из страха за жизнь, не подумайте, такого рода эмоции не докучают прирожденным исследователям, а он, безусловно, был храбрецом, настоящим подвижником науки. Нет, сеньоры, его грызло иное...
  - Черт побери, сэр Перси, - сказал он мне как-то за ужином, состоявшим из запеченных на костре ломтей гигантской рыбы арапаимы, Огненноголовые охотятся на нее с помощью гарпунов, я видел экземпляры, достигавшие в длину двенадцати футов. Ее мясо - настоящий деликатес, но мы к тому времени даже смотреть на него не могли...
  
  ***
  
  - Черт побери, полковник! - решительно отодвинув блюдо, месье Поль поднялся на ноги. - Мы всего в двух шагах от величайшего открытия за всю историю человечества, но не способны сделать их, поскольку дикари связали нас по рукам и ногам, устроив между собой вендетту!
  Я поинтересовался, что он предлагает. Месье Шпильман явно затеял этот разговор неспроста.
  - Бежать! - не колеблясь ни минуты, выпалил мой добрый товарищ.
  - Но как?! - удивился я. Вокруг нас денно и нощно околачивались две дюжины вооруженных копьями воинов, в то время как наши ружья находились под замком. Хотя, сразу оговорюсь, даже будь иначе, я бы ни за что не пустил оружие в ход против Огненноголовых, они не заслуживали такого вероломства...
  - Не надо ни в кого стрелять, - как водится, месье Поль понял меня с полуслова. - Мы с вами не опустимся до насилия, ни в коем случае, полковник. Но, черт возьми, сэр Перси, мы же, слава Иисусу, не какие-нибудь узники замка Иф, Эдмон Дантес с аббатом Фариа, заточенные в каменный мешок, который не пробить без ящика с динамитом! Весь этот дурацкий остров - богадельня на воде, от стен до палубы сплетен из тростника... - с этими словами месье Шпильман изо всех сил топнул по циновке, на которой я сидел с куском арапаимы в руке, чуть завалясь набок, меня еще тревожила рана в бедре. Звук, изданный месье Шпильманом, сразу же привлек внимание стражей, несколько разрисованных боевыми узорами физиономий заглянули в дверной проем, в свою очередь завешенный циновкой. Удостоверившись, что мы на месте, воины так же безмолвно испарились.
  - Ну вот, - протянул я угрюмо.
  - У нас есть перочинные ножи, - стоял на своем месье Шпильман.
  Тут он был прав, изъяв наши ружья, Огненноголовые оставили нам ножи. Наверное, просто не придали им значения. Или не догадались, с чем имеют дело...
  - И? - произнес я, глядя месье Полю в глаза, сверкавшие, как у кошки.
  - И я своим складным ножиком уже добился кое-каких результатов, - он чисто по-заговорщически подмигнул мне. - Всего за две недели проковырял дыру, через которую мы без проблем сумеем выбраться наружу.
  - Дыру?! Но где?! - ахнул я и, непроизвольно, покосился на дверь, за которой несли вахту стражники.
  - Как это - где?! - удивился месье Шпильман. - В полу, естественно, - он, как ни в чем не бывало, снова мне подмигнул. - Пол-то - из лозы! Идемте, я вам покажу...
  - Через минуту мы стояли над почти правильным кругом, прорезанным им в углу хижины, за нашими нехитрыми пожитками. Месье Поль прятал его, прикрыв циновкой и каким-то тряпьем. Глядя на творение его рук, я подумал о проруби, проделанной в толстом льду. Внутри, всего в каких-то пяти футах от нас, плескалась зеленоватая вода Маморе, мутная из-за множества микроорганизмов, что в ней живут.
  - Вы же могли пустить весь остров ко дну, - пролепетал я, представив, как мы тонем посреди болот, а нас атакуют ненасытные пираньи.
  - С чего бы?! - ухмыльнулся Шпильман. - Это вам не кингстон, месье! Весь наш дурацкий остров - скорее плот, нежели полноценный корабль, у него нет водоизмещения в том смысле, к которому мы привыкли, подразумевая трюмы и все такое прочее. Так что дырявьте его сколько угодно, на плавучесть не повлияет.
  - Если воины заметят, то... - я откашлялся - То нам несдобровать...
  - Пока не заметили, - отмахнулся месье Поль. - Рано или поздно увидят, конечно. Поэтому, предполагаю не затягивать. Уходим сегодня ночью. Кстати, полковник, вам приходилось нырять? А то ведь водолазное снаряжение - давно тю-тю...
  - Я плаваю как рыба, - заверил я. - Но, не с простреленным бедром...
  - Ах ты черт! - месье Шпильман всплеснул руками. - Голова садовая! Я об этом не подумал!
  - Пускай вас не беспокоит мое ранение, - отмахнулся я. - У нас есть проблемы поважнее. Тут вам не Луара, Поль. Допустим, вы сумеете достаточно долго задержать дыхание, пока будете плыть под островом. Но, что потом, месье?! У вас же нет ни лодки, ни ружей, а кругом - полно хищников и воинственных туземцев! Вы об этом подумали?!
  - Подумал, - Шпильман стиснул мне запястье. - И, знаете, что я вам скажу, месье?! Атлантида - НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛА! И сейчас, мы с вами, быть может, в какой-то зачуханной полумиле от ее главного наследия - Белой пирамиды! Колыбель где-то рядом, сэр, я чувствую ее! И, черт бы меня побрал, если я не доберусь до нее вплавь и голышом! Да я до нее по-пластунски по дну доползу, если только потребуется...
  Его глаза горели безумной решимостью настоящего пионера, меня нисколько не смутил этот блеск, я много раз видел такой при бритье, используя воду Маморе как зеркало...
  - Идите с Богом, - молвил я.
  - А вы?! - выдохнул Шпильман.
  - Постараюсь прикрыть ваш отход, друг мой...
  Мы крепко обнялись на прощанье, потому что каждый прекрасно осознавал, какова степень риска, затеянного месье Шпильманом предприятия. Затем я отдал ему Ключ...
  - Вы отдали Ключ?! - выкрикнул один из присутствовавших в палате бразильских ученых.
  - Отдал, - подтвердил полковник. - Поверьте, сеньор, мне оказалось непросто расстаться с ним, трудно объяснить, но Ключ, который мои бывшие коллеги из Лондона посчитали безделушкой, купленной мною при случае на туземном базаре, обрел надо мной странную, противоестественную власть. Не знаю, как описать свои чувства. Он словно завладел всеми моими помыслами, как случается, когда мужское сердце открывается, трепеща от любви к прекрасной даме. Колыбель властно манила меня, влекла, будто металлическую стружку, попавшую в поле притяжения сильного магнита. В этом, безусловно, был магнетизм, хоть и не тот, какой исследовал Фарадей, открыв явление электромагнитной индукции. Словно какая-то неведомая сила захватила нас, и мы оба, и я, и Поль, сделавшись заряженными ею частицами, беспрекословно двигались туда, куда ей было угодно направить нас. Да, друзья, мне было тяжело расстаться с Ключом, но я передал его месье Шпильману, не колеблясь. И даже не оттого, что доверял ему, как самому себе. Нет, мы с ним словно сделались участниками эстафеты, право поставить точку выпало ему, и я воспринял это, как должное. Рана не позволила мне двигаться дальше, на болотах я стал бы для своих товарищей обузой. Тем более что Огненноголовые, хватившись нас, наверняка пустились бы в погоню. Мы бросили жребий, сеньоры. Месье Полю выпало идти, мне - прикрывать отступление, по возможности пустив преследователей по ложному следу. Я так и поступил. Моим товарищам посчастливилось улизнуть незамеченными. Когда же индейцы обнаружили пропажу, я легко одурачил их, объявив старейшинам, что мои спутники вернулись на Луну, откуда мы, собственно, и спустились...
  - Вы не проявили должного уважения к ним, - соврал я индейцам, и глазом не моргнув. - Теперь они вряд ли снова пожалуют к вам в гости...
  - Почему же ты не ушел вместе с ними, Огненные Усы? - спросил меня один из вождей.
  - Потому, что люблю вас, как братьев, - сказал я, на этот раз, не покривив душой. - Для вас настали трудные времена, Колыбель в опасности, я осознаю это, и мой долг - сражаться с вами плечом к плечу.
  - Мы тоже любим тебя, Огненные Усы, - отвечали старейшины после короткого обсуждения моей участи. - Поэтому, ты навсегда останешься с нами и сможешь биться вместе с другими воинами Огненноголовых.
  - Я перевел дух, поскольку, откровенно говоря, готовил себя к гораздо худшему исходу. Не уверен, будто меня грела мысль навсегда застрять на искусственном острове, это было бы слишком скучно. Но, признаться, я не слишком-то расстроился. Мне было хорошо среди них, как будто я, действительно, родился на одном из их островов. Впрочем, засидеться у Огненноголовых мне была не судьба. Я прожил на острове еще около двух месяцев, этого оказалось вполне достаточно, чтобы моя рана окончательно зажила. А, как только я поправился, на нас было совершенно нападение. Все случилось внезапно, на закате, когда остров дрейфовал у самой кромки заросшего камышом берега, продвигаясь по одному из бесчисленных протоков, на которые распадается Маморе в сезон дождей, а, напомню, мы пробыли в Амазонии почти полгода, давно наступил ноябрь, и ливни утюжили сельву без передышки. Я как раз заглянул в хижину, когда все началось, и только потому уцелел. Над камышами взвилась туча стрел, мгновение, и они обрушились на остров, повсюду сея смерть и пожары, поскольку, как минимум половина из них была обернута чем-то вроде пылающей пакли. Воздух огласился пронзительными волями раненых, но они тут же потонули в воинственном кличе наших врагов, тотчас ринувшихся на приступ. Как сделалось ясно чуть позже, воины из племени Болотных крыс, а это, повторюсь, самые лютые ненавистники Огненноголовых, подкараулили нас, сидя в пирогах, искусно замаскированных среди камышей. И минуты не прошло, как за первым залпом последовал второй, затем третий. Мы не успели опомниться, как нас взяли на абордаж. Прямо на палубе завязалась кровавая битва, быстро переросшая в чудовищную резню. Крысы дрались, как черти, они будто ополоумели. Я, верный слову, бился плечу к плечу с моими собратьями. Мы сражались, задыхаясь от дыма, искусственный остров, наш милый дом, пылал сразу в нескольких местах. Мы уступали неприятелю числом, поскольку многие наши воины полегли от вражеских стрел, и было ясно, окончательный разгром - дело времени. Но, Огненноголовые сопротивлялись с мужеством отчаяния, нам просто некуда было отступать. Наши женщины и дети тоже схватились за оружие, Крысы все равно не давали пощады никому, ни старикам, ни младенцам, так не лучше ли пасть лицом к врагу, нежели получить стрелу промеж лопаток, улепетывая, или быть замученным в плену. Старейшины как-то рассказывали мне, пытки военнопленных - одно из излюбленных развлечений Болотных крыс. Палуба была вся забрызгана кровью, под ногами содрогались в агонии поверженные бойцы, в воздухе стоял тошнотворный запах вспоротых животов. Я схватился с несколькими дикарями, размахивая мачете, которое вырвал у одного из них. Наши ружья, отобранные у членов экспедиции Огненноголовыми, так и остались лежать в одной из хижин. Экая досада, сеньоры. Впрочем, наше положение было столь безвыходным, что его не исправил бы и станковый пулемет компании братьев Виккерс. Напоследок, я зарубил двоих, прежде чем здоровенный бандит огрел меня по лбу боевым топором. Я успел уклониться, и удар пришелся по касательной, иначе, наверняка раскроил бы мне череп как тыкву. Вот, след от него, он до сих пор со мной, - сэр Перси коснулся лба, где виднелся широкий багровый рубец. - Потеряв равновесие, я упал за борт, но не потерял сознания, иначе бы утонул. Вынырнув, я поплыл прочь, а что было делать еще? Болотные крысы взяли верх, и наш охваченный пожаром остров медленно шел ко дну. Наше сопротивление было сломлено, Крысы добивали раненых, выпуская им кишки. По поверхности протоки рыскали пироги, мерзавцы насаживали на гарпуны Огненноголовых, спасавшихся вплавь подобно мне. Или просто нелепо барахтавшихся в воде. Так или иначе, исход был один. Но, мне посчастливилось уцелеть, я не обманывал месье Шпильмана, когда говорил, что плаваю как рыба. Как выяснилось, я плаваю как рыба даже с дырой в голове, - полковник невесело усмехнулся. - Я провел в реке всю ночь, держась фарватера и отдавшись на волю течения. И выбрался из воды лишь на рассвете, когда Маморе, а, точнее, один из ее рукавов, впал в широкое озеро. Я не смог разглядеть его берегов, но повсюду, куда хватало глаз, над поверхностью поднимались небольшие острова. Будто бородавки на коже. Один из них и послужил мне временным убежищем. Положение мое было незавидным, у меня не было ни оружия, чтобы защититься от людей и зверей, ни еды, чтобы подкрепить силы, ни компаса и карты, чтобы хоть как-то сориентироваться на местности и прикинуть, куда меня, собственно, занесло. Я промок до нитки и продрог до костей. Я истекал кровью, сочившейся из глубокой раны. Впрочем, у меня не осталось сил, чтобы беспокоиться о своей участи, какой бы незавидной она ни была. Не удосужившись даже отползти от кромки прибоя под прикрытие зарослей, я растянулся на песке и тотчас отключился. Успел лишь подумать, что так или иначе скоро умру... - Сэр Перси сделал паузу, поправил одеяло, глядя поверх голов собравшихся в палате людей, будто для него одного растаяли больничные стены, чтобы он снова увидел ее...
  - И я увидел ее, - тихо, но отчетливо произнес полковник. - Колыбель Всего... Только теперь она не дразнила меня из-под воды, как в прошлый раз, напротив, Белая пирамида склонилась надо мной всей своей громадиной, словно возжелав как следует рассмотреть. Я тоже разглядел ее всю, не задирая подбородка...
  - Обождите, сеньор полковник, но как, в таком случае, вы не заметили ее, когда только пристали к острову?
  - Не знаю, - каким-то странным, отстраненным голосом, отвечал Офсет. - Все верно, мне надлежало увидеть ее прежде, поэтому я решил, будто она - наваждение, галлюцинация, явившаяся мне из-за потери крови. Или ее заражения, не все ли равно? Помнится, я даже ущипнул себя, в надежде прогнать мираж, но это не помогло. Впрочем, моя голова раскалывалась, индейский топор едва не расколол ее, и где гарантия, что я воспринимал окружающее адекватно, а не бредил наяву, как тоже бывает...
  - То есть, вам показалось, что пирамида появилась, словно ниоткуда?
  - Что-то вроде того, - кивнул полковник.
  - Выходит, она всплыла со дна?! - не потрудившись завуалировать скепсис, бросил кто-то.
  - Нет, - сэр Перси отрицательно покачал головой. - Она не всплывала. Поверхность Маморе оставалась ровной как асфальт. Колыбель будто надвинулась из тумана без малейшего звука, он клубился над озером точь-в-точь, как когда я увидал ее впервые. Только тогда она спряталась от меня под водой. Теперь же показалась мне во всем величии...
  - Невероятно! - бросил репортер газеты "Tribuna da Bahia".
  - Я бы обязательно согласился с вами, сеньор, если бы не увидел ее собственными глазами в тот миг, - сказал полковник. - Понимаю ваше недоверие, мой друг. Поверьте, я сам был потрясен до глубины души. Зрелище, представившееся мне, было столь величественным, что у меня захватило дух. Вообразите себя в сердце Амазонии, кругом - ни души и еще, повторяю - ни звука, тишина такая, что в ушах звенит, природа будто онемела, а то и вымерла, и вы с этим чудом - один на один. Заворожено взираете на него, а оно - на вас. И вы - как под гипнозом, вы отказываетесь верить глазам, вы принимаетесь твердить себе, что ничего такого не может быть... - сэр Перси глубоко вздохнул. - Тут кто-то спрашивал меня, как столь грандиозная конструкция всплыла из пучины в одночасье? Повторяю, вам, она не всплывала. Она словно материализовалась ниоткуда. Точно, как Летучий Голландец, повстречавшийся мне лет пятнадцать назад, когда я плыл из Александрии на Цейлон. Мы оставили позади Красное море и вышли в Индийский океан, когда... - полковник судорожно сглотнул. Потянулся за графином. Его иссушенная ладонь слегка дрожала. Доктор Оливейра пришел на выручку, плеснул в стакан воды.
  - Был вечер, - очень тихо продолжал сэр Перси. - Порывистый ветер, раскачивавший нашу посудину с полудня, как отрезало. Не чувствовалось ни дуновения, что немного странно для в открытого моря, однако штиль был полнейшим, и столб дыма, валившего из труб, поднимался бы ровно вверх, если бы мы застопорили машины. А затем на море появилась мертвая зыбь, и лицо шкипера, а мы стояли на мостике, непринужденно разговаривая, выразило сильную озабоченность. Мне тоже сделалось не по себе, но я не знал, отчего. Поежился, предчувствуя приближение чего-то скверного, хоть и затруднился бы назвать причину охватившей меня тревоги. Поделился мыслями с кэпом, он был старым морским волком и многое повидал. Услышал в ответ, что здешние широты пользуются дурной репутацией у моряков, а мертвая зыбь - верный признак того, что в самом скором времени она оправдается...
  - Здесь самые настоящие гиблые места, сэр Перси, - мрачнея с каждой минутой, обронил кэп. - Поверьте, здесь нашло могилу множество кораблей...
  - Рифы? - спросил я.
  - В том-то и дело, что нет, - смахнув фуражку, шкипер провел мозолистой ладонью по жестким седым волосам. - В том-то и дело, сэр, что в этих проклятых богом краях никогда толком не знаешь, какой каверзы ждать. Видите, мертвую зыбь? В купе со штилем она означает какую-то напасть, неотвратимо надвигающуюся на нас со скоростью парового экспресса. Не удивлюсь, если на нас движется волна-убийца, гигантский водоворот, или что похуже...
  - Похуже?! - осведомился я, спрятав страх под беспечной ухмылкой.
  - Не смейтесь, сэр, - вернув головной убор на место, шкипер оперся на поручни. Они, к слову, нуждались в покраске.
  - Никто не знает, каково истинное происхождение волн-убийц, недаром их зовут freak wave, то бишь, чокнутыми. Они берутся словно ниоткуда и летят наперерез курсу с чудовищной скоростью я, однажды лишь чудом пережил такую, это была настоящая стена высотой под сотню футов, она ударила наше корыто в бок, порвав стальную обшивку, будто картон. Мы толком не успели испугаться, как уже шли ко дну кверху килем. И, уж поверьте мне на слово, сэр, когда я, задыхаясь, вынырнул на поверхность, море оставалось точно таким же безмятежным, как за пять минут до катастрофы. Только нашу посудину - как корова языком слизала, обломки такелажа - вот и все, что напоминало о ней...
  - То есть, не было никакого шторма, а день был солнечным? - все же уточнил я, поскольку, в ту пору, Ливийская пустыня была мне гораздо привычнее океанских просторов.
  - На небе не было ни облачка, сэр, но я бы сказал, будто светило Солнце. То есть, оно, безусловно, стояло в зените, но стало невидимым. Странное марево накрыло солнечный диск. И свет, пробивавшийся сверху, представлялся каким-то неземным...
  - Неземным?! - машинально повторил я.
  - Прямо как сейчас, - упавшим голосом продолжал шкипер. - Обратите на него внимание, сэр, ну разве не чертовщина?!
  Доложу вам, сеньоры, кэп был прав на все сто. Свет действительно приобрел весьма необычный, мертвенный оттенок. Я бы сказал, он сделался призрачным и будто исходил от Луны, такая метаморфоза действительно случается с отраженными ее мертвой поверхностью солнечными лучами, они словно утрачивают краски. Луна будто высасывает из них все жизненные соки. Наверное, этот пугающий эффект стал результатом тумана, он медленно полз к кораблю со всех сторон. Я хотел спросить у шкипера, что он думает по этому поводу, но не успел.
  - Буруны прямо по носу!! - истошно завопил впередсмотрящий матрос.
  - Стоп машина! - немедленно распорядился капитан. - Задний ход!
  - Корабль прямо по носу!!! - еще пронзительнее выкрикнул впередсмотрящий.
  - Так корабль или рифы, дьявол тебя раздери?!! - не своим голосом взревел кэп. Но матрос не ответил ему, видать, в зобу дыхание сперло. И, черт бы меня побрал, сеньоры, если прямо в этот момент я не узрел его! Зловещий призрачный парусник, Летучий Голландец, предвестник скорой погибели, пер на нас встречным курсом. Мы все остолбенели от ужаса и проглотили языки, глядя, как он приближается в гробовой тишине, не издавая ни единого звука. Я, по крайней мере, не сумел расслышать ничего, сколько не напрягал слух, ни скипа деревянной оснастки, ни шелеста воды, рассекаемой форштевнем. На палубе парусника было безлюдно, если уместно говорить о людях, ведь это был корабль мертвецов. Скажу иначе, я не заметил никаких признаков экипажа на борту, при этом, ощущал и кожей, и спинным мозгом, что за нами пристально наблюдают. Меня прошиб пот, сеньоры, а, клянусь богом, я не из слабонервных! Просто то, с чем мы столкнулись, было из ряда вон...
  - Лево на борт! - приказал шкипер хрипло. А потом Голландец неожиданно отвернул, и мы разошлись на противоположных галсах. Что еще поразило меня до дрожи? Паруса дьявольского корабля были туго натянуты, чертов фордевинд гнал его куда-то с невероятной силой. При этом, у нас на палубе не шелохнулся ни единый волосок... - полковник обвел взглядом напряженные лица слушателей. - Мне никогда не забыть того случая, хотя минуло порядком лет, - добавил сэр Перси глухо. - А рассказал я вам о нем потому, что, когда Белая пирамида возникла из тумана у острова, куда меня прибило течением Маморе, я заново пережил тот леденящий, первобытный страх перед чем-то, чему нельзя найти никакого вразумительного объяснения. Моя кожа стала гусиной и, я готов поклясться на Библии, на меня кто-то смотрел. Оценивающе так, а то и с неприязнью. Поймите охватившее меня смятение, сеньоры! Какое бы сильное впечатление не произвел на меня корабль мертвецов, повстречавшийся нам в Индийском океане, я хотя бы был не один, рядом хватало людей, пускай и перепуганных ничуть не меньше меня, а, говоря по правде, до чертиков. В Амазонии же я стал единственным зрителем представления, устроенного персонально в мою честь. Представьте себе, сеньоры, громадину высотой с десяток Нотр-Дам-де-Пари! Фата-моргану, превышающую все самые грандиозные человеческие творения, включая древнеегипетские гробницы в долине Нила и даже исполинскую пирамиду Чолула в центральной Америке! Что особенно меня потрясло? Верхушка Белой башни была усечена, как водится у индейцев майя. На ее вершине стоял храм, что тоже свойственно месоамериканскому зодчеству доколумбовой эпохи. Но, сам вид этого храма сразу же заставил меня вспомнить об эллинах. Потому что, это был самый настоящий периптер, классический древнегреческий храм с крышей, покоящейся на выстроившихся стройными рядами дорических колоннах. Точно такой, как Парфенон афинского Акрополя или храм Зевса в Олимпии. Их образы немедленно всплыли из подсознания, и моя психика едва пережила это испытание, сеньоры, клянусь! Афинский Парфенон верхом на усеченной вершине пирамиды Хеопса вместо легендарного камня Бен-Бен, символа животворящего семени, который, как мне рассказывали египтологи, стоял там при жизни фараонов! Как вам такой архитектурный симбиоз?! Но, и это еще не все! Над покатой крышей, число белокаменных колонн, поддерживавших ее, приближалось к доброй сотне, возвышалась невиданная конструкция, больше всего походившая на раскидистые рога индийского буйвола. Две изогнутые стелы в форме полумесяцев, высеченные невесть кем из того же странного белого материала, что и вся постройка, расходились в разные стороны под углами порядка тридцати градусов к уровню горизонта...
  - Рога на вершине пирамиды?! - недоуменно воскликнул один из бразильских краеведов. - Вы ничего не путаете, сеньор?
  Это было сказано с легкой иронией, но сэр Перси ее не уловил.
  - Я отвечаю за каждое свое слово, - отрезал он. - И последняя, ключевая деталь. В излучине рогов располагалось символическое изображение человеческого глаза. В точности повторяющее известное Око Ра...
  - Такого рода изображения не встречаются среди индейской религиозной символики...
  - Тем не менее, было ровно, как я сказал...
  - Вы утверждаете, будто высота обнаруженной вами башни примерно соответствовала десяти Соборам Нотр-Дам в Париже? - не скрывая недоверия, спросил полковника прибывший из Франции репортер.
  - Мне было сложно оценить ее размеры даже приблизительно. Однако я оцениваю их примерно так.
  - А вас не смущает, что речь идет о семистах метрах, месье? Поскольку высота колоколен Собора Парижской Богоматери составляет около семидесяти метров! Этого вполне достаточно, чтобы здание, возведенное в центре города на острове Сите, было видно чуть ли не с любой парижской крыши!
  - Понимаю ваше недоверие, месье. Однако, думаю, что не слишком-то ошибся в оценках. Причем, сразу оговорюсь, что веду речь только о той части сооружения, что поднималась над озером, поскольку значительная часть конструкции была в воде. Отдельно обращаю ваше внимание на тот факт, что был ноябрь, и уровень Маморе рос изо дня в день, и глубина реки у острова была порядочной...
  - Так вы ее измерили?
  - Уже на обратном пути, сеньор, когда спускался из храма. Я подобрал там кусок бечевы приличной длины...
  - Так вы побывали наверху?!
  - Естественно, ведь поступить иначе было бы преступлением!
  - Вы взобрались на такую верхотуру с сочащейся кровью раной?! Едва держась на ногах?! После ночи, проведенной в воде?!
  - Помилуй, Бог, сеньоры, естественно! А кто из вас, окажись он на моем месте, повернул бы вспять?! Да я бы пополз на вершину, даже зная наверняка, что испущу по дороге дух! Наконец, в храме могли обнаружиться следы пребывания моих товарищей, месье Шпильмана и его спутников. Искать их я посчитал своим долгом...
  - Вы отправились к пирамиде вплавь, сеньор полковник? - осведомился корреспондент журнала "Popular".
  - Нет, друг мой, нужды снова соваться в реку не возникло. Приподнявшись на локте, я с немалым удивлением обнаружил, что всю поверхность озера, по крайней мере, ту ее часть, что не была скрыта туманом, заполнили гигантские амазонские кувшинки или Victoria regia, как зовут это поразительное растение ботаники. Как местный житель, вы знаете не хуже меня, листья этих кувшинок столь толсты и прочны, что свободно выдерживают вес среднестатистического мужчины, я же, вдобавок, исхудал после ранения, поэтому, мне не составило никакого труда прошагать к Колыбели, как по суше. Помнится, я еще подумал, это странно, по меньшей мере, ведь, когда я выбрался на берег, поверхность озера была абсолютно чистой. Наверное, кувшинки прибило течением, такое не в диковинку в тропиках. Бывает, река выносит на берег целые скопления водорослей, и преодолеть их на веслах - большая проблема. Потом, когда я достиг подножия Пирамиды, кувшинки выскочили у меня из головы напрочь. Мне не передать своих чувств, друзья. Я словно коснулся рукой чуда, увиденного во сне, поднял веки, и обнаружил - мираж вполне реален. Вверх, на головокружительную высоту, вела лестница, сотни и сотни белых, невероятно гладких ступеней, они были будто высечены из льда, показавшись мне полупрозрачными. Я дал себе зарок сосчитать их по мере восхождения, но, к сожалению, сбился со счета. Я погладил поверхность ближайшей ступени ладонью. Она была прохладной, пожалуй, немного холоднее воды, и такой гладкой, словно ее только что отполировали... - полковник умолк, прикрыв глаза. Вверх тотчас взметнулось добрая дюжина рук, желающих привлечь к себе его внимание. Но веки сэра Перси оставались опущенными. Он, словно отключился, заставив присутствовавших в палате докторов встревожено переглянуться. Сеньор Оливейра даже привстал, а не пора ли устроить перерыв, без труда читалось на его озабоченном лице. А то, как бы подопечному не сделалось худо...
  - Сеньор полковник?! - не выдержал один из репортеров. - Расскажите же, что вы обнаружили на вершине Белой пирамиды?!
  Вздрогнув, сэр Перси вынырнул из небытия.
  - Как я уже сказал, там стоял Храм. Когда я преодолел затяжной подъем, то буквально падал от изнеможения. Восхождение лишило меня последних сил, повязка, которой мне удалось остановить кровотечение, слетела, и кровь заливала мне глаза. Меня шатало от слабости, в ушах стоял погребальный звон, перед глазами плавали темные круги. На самом верху мне сделалось дурно, и я опустился на колено, опершись лбом о ближайшую колонну. Что сказать, моя первоначальная оценка подтвердилась, это была классическая античная колонна, греческая или римская, украшенная каннелюрами, это такие декоративные вертикальные желобки, а заканчивалась капителью, то есть, утолщением, на котором держались плиты потолка. Разглядывая его, я осознал, что ошибся, назвав архитектуру храма античной. Какие, к черту, Афины, если сам эллины, вместе с их учителями, зодчими Древнего Египта, обучались мастерству у тех, кто создал Колыбель Всего! И, таким образом, мой незабвенный товарищ Поль Шпильман оказался прав, говоря об Атлантиде, как колыбели нашей цивилизации. И вот, я нашел ее! Я еле держался на ногах, меня лихорадило, но это стало неважно. Ибо я стоял на вершине Башни, построенной самим Хроником, легендарным повелителем атлантов. Миф он нем ожил, превратившись в реальность. Ради этого стоило перенести и много больше мучений, чем те, что выпали нам. Да, сеньоры, это именно так. Не знаю, сколько времени понадобилось мне, чтобы вскарабкаться вверх по лестнице, но, когда я разделался с ней, почти стемнело, и бездонный купол неба усеяли мириады звезд. Мне казалось, нет ничего проще дотянуться до них рукой, будто они лампочки в рождественской гирлянде. Задрав подбородок, я не мог налюбоваться ими, пока до меня не дошло, что я не узнаю ни одного созвездия! Это открытие напугало меня всерьез, и я, запаниковав, нырнул под портик. С заходом Солнца под его сводами не стало темно, пирамида словно засияла изнутри. Как будто умела впитывать солнечный свет, возвращая его с наступлением сумерек. Стоило стемнеть, и она засверкала, будто исполинский ночник. Невиданное, завораживающее зрелище, но, повторяю, испуганный незнакомыми созвездиями, я предпочел спрятаться от них внутри храма...
  - Обнаружили ли вы следы ваших товарищей? - спросила юная совсем сеньорита в шляпке с вуалью, опущенной на лицо.
  - Да, - полковник нервно облизнул губы. - Они нашлись во внутренних помещениях храма, в целле, кажется, в античную эпоху, это помещение называли именно так. Я попал туда, миновав множество предбанников, расположенных вагончиком, их двери располагались одна напротив другой, в результате, с учетом призрачного света, коридор будто уходил в бесконечность. У меня зарябило в глазах от этого эффекта, я словно очутился в зеркальной комнате, когда перестаешь понимаешь, где пол, а где стены с потолком. Внутри, как я и предполагал, располагался алтарь. Там меня ожидало еще одно сильное потрясение, статуя крылатого чудовища, с перепугу, я принял ее за живое существо и едва не надул в штаны, прошу простить меня за крепкое словцо, сеньоры, но иначе мне своих чувств не выразить. Истукан был невероятно искусно высечен из того же материала, что и вся Белая пирамида, чья-то болезненная фантазия поместила его в изголовье алтаря. Он будто охранял его от незваных гостей. Все десять футов роста, перепончатые сдвоенные крылья, как у крупного насекомого вроде богомола, когтистые лапы индюка-мутанта, выпученные глаза с вертикальными прорезями зрачков, как у варана или змеи, устрашающие бычьи рога, оскал ягуара... - полковник покачал головой. - Одним словом, представляю, сеньоры, как индейцы пускались наутек, едва лишь завидев это каменное чудище. Я и сам чуть не задал стрекача, клянусь. Да чего уж там, обязательно пустился бы наутек, если бы не чувство долга, именно оно удержало меня на месте, придало мне мужества.
  - На голове истукана имелись рога? - уточнил сеньор Рожерио Малдонадо, заведующий кафедрой истории в Institutos de Estudos Brasileiros при университете Сан-Паулу, приехавший в Куябу из Сан-Карлуса.
  - Да, они были точно, как у буйвола, сеньор, - подтвердил полковник.
  - По всей видимости, вы обнаружили статую бога Супая, почитавшегося инками грозным правителем загробного мира Уку Пача. Именно его изображали с рогатой головой и глазами ящерицы, ибо считалось, он быстр как тень и неумолим как разъяренная змея. В мифологии инков Супая звали повелителем демонов, в некоторых древних индейских культурах это божество напрямую ассоциировалось с дьяволом. Хотя, не исключается, католические миссионеры, уничтожившие большую часть памятников доинкской эпохи, несколько перестарались, извратив культ Супая. Они, как бы это выразиться, демонизировали его. Быть может, Супай был не так уж кошмарен...
  - Ну, видок у него был тот еще, - молвил сэр Перси с кривой улыбкой и поежился.
  - На сегодняшний день нами обнаружено немало изображающих Супая статуэток, и ветвистые рога - весьма характерная для его портрета деталь, если говорить о доинкской культуре Мочика, - важно заметил доктор Себастьян Антонио Кристобаль, один из ведущих перуанских археологов. Чтобы увидеться с сеньором Офсетом, доктор Кристобаль оставил раскопки в окрестностях города Трухильо на севере Перу.
  - Никогда не слышал, чтобы Супая изображали с крыльями, - вставил краевед из музея древностей в Сальвадоре, штат Байя.
  - Это потому, что вы, по всей видимости, давно не покидали Атлантического побережья, - парировал доктор Кристобаль. - Приезжайте к нам на Тихий океан, сеньор, и я лично ознакомлю вас с барельефами крепости Чан-Чан, относящейся к культуре Чиму. Настенные изображения крылатых божеств попадаются там гораздо чаще, чем где бы то ни было еще. Сеньор полковник, если вам посчастливилось найти фигуру Супая по противоположную сторону Анд, то это свидетельство в пользу того, что, по крайней мере часть народа Чиму спустилась с гор и осела в экваториальных лесах, распространив на восток свою высочайшую культуру...
  - Скорее уж ваши Чиму позаимствовали культ Супая у Кечуа, - вставил сеньор Малдонадо.
  - А вот тут я себе позволю себе категорически с вами не согласиться, - бросил археолог из Перу. - Нет никаких сомнений, культура Чиму много древнее культуры Кечуа!
  - Да неужели?! - сеньор Малдонадо привстал. Его раскрасневшееся лицо свидетельствовало, нападки на Кечуа он воспринимает, как личное оскорбление.
  - Ваши Кечуа были дикари и плагиаторы, - процедил перуанский археолог, поднимая брошенную коллегой перчатку.
  - Извините меня, сеньоры, но вы не даете полковнику ответить, нашел ли он какие-либо следы, оставленные Полем Шпильманом! - ломая руки, напомнила о себе юная сеньорита в шляпке с вуалью.
  - Вы правы, сеньорита, простите великодушно, я увлекся, - спохватился полковник Офсет. - Преодолев замешательство, вызванное крылатым истуканом, я тщательно обследовал алтарь. Мраморная плита, использованная неведомыми мастерами, чтобы изготовить его, была отшлифована до зеркального блеска. Если бы я находился в храме майя, то ни на минуту не усомнился бы, что некогда алтарь служил жрецам зловещего культа кошмарного бога Тескатлипоки в качестве хирургического стола, на котором они расчленяли трепещущие тела своих жертв. Сам став жертвой невольной аналогии, я вообразил, что и моих товарищей выпотрошили, как кур...
  В зале громко ахнули.
  - Спокойствие, сеньоры и сеньориты! Мне, похоже, не следовало говорить вам о чувствах, испытанных мной в тот момент! На самом деле, я не обнаружил на алтаре ничего подозрительного. Ни капель крови, ни фрагментов тел. Никаких следов борьбы. Но, я нашел кое-что, свидетельствовавшее: Поль Шпильман побывал в храме до меня...
  - Что же вы нашли, сеньор?! - воскликнула сеньорита в шляпке с вуалью.
  - На мраморной плите, по самому ее центру, лежали две монетки, полученные месье Полем от деда, великого археолога Генриха Шпильмана. На обеих было отчеканено:
  
  ЦАРЬ ЦАРЕЙ ХРОНИК, ВЛАДЫКА АТЛАНТИДЫ
  
  - В общем, это были те самые монеты с профилем сурового бородатого властелина на аверсе и Вавилонской башней с противоположной стороны, месье Поль показывал мне их в Париже. Я не разглядел их сразу, поскольку загадочный материал, из которого они были отчеканены, как две капли воды походил на материал самого алтаря. Подобрав их, я, неожиданно, осознал одну немаловажную деталь, которую упустил за всем, что на меня навалилось. Украшавшая решку монет царя Хроника башня была точной копией пирамиды, на вершину которой меня привело Провидение. Она соответствовала ей в мельчайших деталях, включая храм и венчающие его крышу рога. Мой дорогой Поль не ошибался, когда твердил об Атлантиде, наоборот, он попал в самую точку...
  Сеньорита под вуалью судорожно вздохнула, обещая вот-вот разразиться рыданиями.
  - Кроме того, я нашел Ключ, - сделавшись мрачнее тучи, продолжил полковник Офсет. - Он лежал в когтистых ладонях истукана, которого вы назвали... - сэр Перси поискал глазами профессора из университета Сан-Паулу.
  - Богом Супаем, демоном Тени и охранителем Врат в загробный мир, - с готовностью напомнил тот.
  - Вот именно, - сказал сэр Перси. - И, похоже, каменное изваяние действительно стояло на страже у Врат, поскольку его сложенные ладони представляли собой нечто вроде паза или даже замочной скважины, форма которой в точности соответствовала Ключу. Не всему, а той его части, что походит на лезвие трехгранного штыка от винтовки. Исходя из этого, я пришел к заключению, что месье Поль не просто побывал в Храме Царя Царей Хроника до меня, но и предпринял храбрую попытку проникнуть в Колыбель Всего. И, даже, по всей видимости, проник. Хотя, все же, не поручусь за это. Видите ли, сеньоры, мы с месье Шпильманом не раз обсуждали, каков может быть физический облик двери, отделяющей нашу реальность от мира богов, как интерпретировали Колыбель старейшины племени Огненноголовых. Сам Поль считал ее величайшим хранилищем знаний и навыков, оставленных человечеству просвещенными атлантами, его точка зрения близка и мне. Как инженер до мозга костей, я склонялся к тому, что путь нам преградит исключительно прочная бронедверь, которую не прошибешь никакой взрывчаткой. Месье Поль, напротив, полагал, что само понятие Врат - весьма условно. То есть, Врата-то есть, но это никакая не дверь на петлях в привычном нам понимании, а нечто вроде портала, телепортирующего материю посредством лучей непостижимой природы. Месье Шпильман выражался именно так. Мой славный товарищ словно до сих пор обращается ко мне, я слышу его голос в голове, сеньоры... - спохватившись, сэр Перси умолк, кинув на аудиторию смущенный взгляд. Наверное, наученный горьким опытом в Лондоне, испугался, что пожнет издевки и смех. Но никто даже не улыбнулся.
  
  ***
  
  - Вообразите себе цивилизацию, далеко опередившую в развитии нашу, - Поль Шпильман вскочил с кресла, принявшись расхаживать по кабинету, оживленно жестикулируя. Была у него такая привычка, стоило ему чем-то увлечься, а ничто не захватывало его сильнее Атлантиды. - Вообразите себе исполинов, продвинувшихся столь далеко, что для них слетать на Юпитер, все равно, что нам - прогуляться до ближайшей бакалейной лавки! Их технологии - само совершенство! Атлантам и в ум не придет, сжигать в топках кардифф, чтобы заставить трудиться на себя перегретый пар, вращая лопатки дурацких турбогенераторов! На кой им сдалось это варварство, если они извлекают энергию прямиком из эфира с помощью приборов, в устройстве которых и за сто лет не разобраться самым совершенным человеческим умам, включая гениев вроде Альберта Экстерна! Но, случается катастрофа планетарного масштаба, и их цивилизация - обречена. Атланты вынуждены в спешке покинуть планету, они эвакуируются на один из спутников Юпитера, скажем, на Европу, где ими заблаговременно создана база. При этом, они столь великодушны, что не забывают о нас, Homo sapiens, хоть мы еще даже не сформировались как биологический вид. Наши пращуры беспечно скачут с ветки на ветку в поисках бананов, как какие-то мартышки и некоторые лондонские профессора! - Шпильман хохотнул. - Однако наши предшественники атланты прозорливы и предвидят будущее через тьму столетий. Они помнят о своих наследниках, о тех, кто рано или поздно займет оставленную ими экологическую нишу, и хотят нам помочь! И вот, они оставляют в память о себе бесценный дар: кладовку, полную всевозможными чудесами, всяческими хитроумными приспособлениями, способными раз и навсегда переменить нашу жизнь к лучшему! Сделать ее много удобнее, вообще придать ей иное качество! Но, разумеется, приняв решение облагодетельствовать нас, атланты побеспокоились о том, чтобы мы не употребили их дары себе во вред! То есть, не вломились в кладовую, пока не достигнем определенного уровня умственного развития! Не сделались достаточно цивилизованными, я бы так сказал. А то ведь, сами знаете, сэр Перси, что бывает, когда недоросли играют со спичками или, хуже того, электрическим шнуром...
  - Ящик Пандоры...
  - Правильно, полковник! Только не ящик, а пифос, то есть, с греческого, кувшин или чан. Впрочем, вы не археолог и вам позволительно не знать нюансов. В остальном же - в яблочко, месье! Пифос Пандоры, невестки титана Прометея, ведь предупреждали же ее - не лезь! Не суй туда свой симпатичный нос! Но она заартачилась и, в итоге, навлекла на себя беду! Так и здесь! Во всяком техническом устройстве кроется большая опасность для профанов, даже отдаленно не представляющих, как его употребить! Поэтому инженеры снабжают свои детища так называемой системой Foolproof - защитой от дурака...
  - Полагаете, на вершине Белой пирамиды нас будет ждать какая-то сверхпрочная дверь с хитроумным замком? - как сейчас помню, предположил я, поудобнее устраиваясь в глубоком кресле у камина. Май в Париже выдался на удивление холодным, даже промозглым, с низкого, затянутого тучами неба, не переставая, моросил мелкий колючий дождь. Казалось, он никогда не кончится. Но, в, на совесть протопленном особняке Шпильмана, окнами на Boulevard du Temple, было тепло и уютно.
  - Дверь? - рассеянно переспросил месье Поль и, заложив руки за спину, уставился на латаное одеяло мокрых парижских крыш, над которым маячила громадина Нотр-Дам-де -Пари.
  - Дверь, - повторил я, составив ему компанию у окна.
  - Ну, быть может, быть может, - скороговоркой пробормотал месье Шпильман. - Но, лично я, полковник, все же склоняюсь к чему-то принципиально иному. Ведь, согласитесь, под любую самую прочную дверь можно попробовать заложить динамит. Или снести с петель железнодорожным домкратом, как, говорят, делают медвежатники, взламывая банковские сейфы. Кодовый замок - тоже не пойдет, шифр не так уж проблематично разгадать. Да есть тысяча иных вариантов, если надо вломиться куда-то понахалке! Начиная с кирки, или чем там еще пробили стену пирамиды Ахет-Хуфу воины арабского халифа халиф Абу Джафара аль-Мамуна! Думаю, атланты были не глупее нас и учли такую возможность. Да, сэр, вы добыли Ключ, потому что Огненноголовые Стражи объявили вас избранным. Но, вдруг к ним на плавучий остров проник бы кто-то другой и просто похитил реликвию?
  - Старейшины рассказывали мне, будто их предки умели проникать в Колыбель и без Ключа, - обронил я. - Но оговаривались, для этого надо было иметь кристальные помыслы при жизни и, кроме того, умереть...
  - Умереть?! - месье Поль закашлялся.
  - Ну, то есть, при соблюдении определенных условий, Колыбель по собственному усмотрению пускала в свое лоно праведников, умерших как насильственной, так и естественной смертью. Старейшины говорили, чтобы исцелить их, даровав им новую жизнь, но уже не здесь, а в обители богов...
  - Ну вот вам и искусственный интеллект, полковник, которым наделен механизм двери! - подхватил месье Шпильман, с воодушевлением потирая ладони. - А, заодно, как я понимаю, и кодовый замок, который нельзя взломать, ибо чем вам кристальные помыслы абитуриента - не код, считываемый специальным устройством, работающим по телепатическому принципу? Полагаю, можно смело говорить о трансцендентном переносе соискателя за границы материальной реальности куда-то еще, месье! Вот уж, воистину, стучитесь, и вам - отворят! Наше дело постучать, дружище! Забудьте о скрипящих петлях и отодвигающихся щеколдах, сэр, воображая себе Врата, вы мыслите слишком приземленно! Смелее, полковник, представьте себе портал, способный перенести вас как кванты света, превратить в радиоволну, открытую месье Максвеллом, а, за порогом, снова собрать в бренное физическое тело!
  - Ну, не знаю... - сказал я, смакуя ароматный кофе, поданный нам после ужина. - По словам старейшин, пострадавшего человека сначала укладывали на нечто вроде мраморного ложа...
  - А я вам, о чем талдычу! - вскричал месье Шпильман, жестикулируя столь живо, что едва не выбил из моей руки кофейную чашку. Я увернулся лишь чудом, выручила превосходная реакция.
  - Видите, дорогой мой сэр Перси, все складывается один к одному, как в головоломке, которую мы вот-вот разгадаем! - продолжал, тем временем, Поль. - Ложе, говорите вы? Вот и я подумал о некоем устройстве вроде койки из кабинета, оборудованного аппаратом месье Конрада Рентгена, позволяющего медикам визуально проникнуть внутрь обследуемого ими организма и назначить лечение. В нашем случае не исключается применение атлантами сходного агрегата, только он, разумеется, куда сложнее. Вы укладываетесь на ложе, и некие лучи, проникая вам прямо в мозг, считывают самые потаенные ваши мыслишки, ничто не укроется от них, вы словно обнажены. Каждый ваш нервный импульс, каждая, самая невинная мысль, становятся достоянием сложнейшей машины и анализируются ею. А вы при этом лежите себе, как под наркозом на операционном столе, и видите цветные сны, сути которых толком не в состоянии уловить. И, ежели машина атлантов сочтет вас достойным быть допущенным в святая святых, вы переноситесь через невидимый порог в виде последовательности радиоволн. Машина переносит вас прямо во сне, и, очнувшись, вы обнаруживаете себя внутри!
  - Прямо какое-то Прокрустово ложе у вас получилось, друг мой, - с улыбкой заметил я.
  - Не исключаю и такого варианта, - посмеиваясь, согласился месье Поль. - Особенно в случае, если вы не подошли машине атлантов по какому-то там критерию. Почему бы и нет, месье?! Наверняка, играющая роль проходной высокоинтеллектуальная машина способна отфутболить вас куда угодно, к черту на кулички, за пояс астероидов, если вы покажетесь ей не тем, за кого себя выдаете! Если вам дадут от ворот поворот, хуже того, посчитают взломщиком и самозванцем! Швырнет вас, к примеру, на Луну, и последним, что вы увидите, корчась в жутких судорогах, станут безжизненные стены одного из кратеров на ее обратной стороне!
  Я закашлялся.
  - А что вы себе думали, месье?! К вашему сведению, настоящим именем легендарного Прокруста было Полипемон, с греческого оно переводится как причиняющий ужасные страдания, хе-хе! Вам, как человеку, далекому от древней истории, этого, конечно, позволительно не знать, а вот Чванса с Голденвысером я бы обтесал на умственном станочке атлантов, одни бы заготовки от обоих остались, как в истории с Пиноккио, хе-хе! - глаза Шпильмана блеснули озорным огоньком. - Да будет вам, полковник, не вешайте носа, - быстро добавил месье Поль, заметив мое смущение. - Вам-то чего бояться, сэр, вы же не какой-нибудь карьерист, всю жизнь маскировавшийся под ученого, чтобы ловко подсиживать конкурентов! С нами точно до этого не дойдет...
  Задернув штору, Шпильман вернулся к камину. Взял кочергу, поворошил угли.
  - Зачем же в таком случае нужен Ключ? - спросил я.
  - Это элементарно, - глядя на оживившийся огонь, сказал месье Шпильман. По его лицу играли багровые отсветы. - Ключ - просто вилка, которую вы вставляете в розетку, чтобы устройство ожило, только и всего! Что-то вроде тумблера, служащего, чтобы замкнуть контакты, подсоединив машину атлантов в дверях к энергетической сети, питающей Белую пирамиду...
  Я напомнил месье Полю о сложных заклинаниях, поизносившихся самыми умудренными старейшинами нараспев, это было обязательной частью ритуала, когда у Огненноголовых Стражей возникала надобность перенести через порог Колыбели кого-то из членов племени. Впрочем, как сообщили мне сами старейшины, процедурой не пользовались больше десяти тысяч Лун, то есть, по моим прикидкам, около пяти столетий. Как я понял, Огненноголовые не отваживались беспокоить Колыбель понапрасну...
  - Наверное, заклинания, да еще в виде псалмов, служат чем-то вроде дублирующей кодовый замок системы, - предположил Шпильман. - Как в наших банковских хранилищах, понимаете? Наверняка где-то под сводами Храма установлено нечто вроде микрофонов, срабатывающих как ключ, если, конечно, чтецу заклинания посчастливится угадать частоту колебаний воздуха, заложенную атлантами в память своей машины. Не отчаивайтесь, сэр Перси, мы все это выясним в самом скором времени...
  
  ***
  
  - Вот и выяснили, - уставившись в пол больничной палаты, закончил рассказ сеньор Офсет.
  - Вы полагаете, сеньору Шпильману удалось запустить механизм двери, как он надеялся? - спросил репортер из местной газетенки "Diario de Mato Grosso".
  - Возможно, - сказал сэр Перси. - Я обнаружил Ключ вставленным в скважину замка, вот и все, что мне известно доподлинно. Месье Поль - исчез. И никто вам теперь не скажет, перенесся ли он в Колыбель или погиб. И как погиб, кстати, тоже, поскольку, он мог не пройти испытание, и... - полковник развел руками, давая понять, что при подобном раскладе пространство вариантов неизмеримо велико. - Но, нельзя исключать, что он и его спутники пустились в обратный путь, если предполагаемый механизм телепортации - не сработал. Однако, у меня есть сомнения, что они ушли...
  - Почему? - осведомился солидный седобородый сеньор, сидевший в первом ряду.
  - А вы бы, окажись на их месте, оставили бы бесценный Ключ в замке?! - вопросом на вопрос ответил полковник.
  - Разумеется, нет...
  - Вот видите...
  - Но куда же они подевались?!
  Сэр Перси лишь грустно покачал головой. Сеньорита под вуалью наконец-то разрыдалась.
  - И все же, не стоит так отчаиваться, милая, - поспешил добавить полковник. - Я не исключаю, что месье Шпильман жив и невредим, только находится внутри Колыбели Всего...
  Присутствующие зашумели.
  - Я сразу обязан заявить, что ни мне, ни месье Шпильмана не было известно, с чем или с кем мы рискуем столкнуться за порогом Врат, и даже: есть ли там воздух, пригодный для дыхания. Также остается только гадать, существует ли замок по противоположную сторону на случай, если кому-то вздумается выбраться наружу. Мы с месье Полем даже не думали об этом, все наши помыслы были устремлены на то, как в нее попасть...
  - Мышеловка... - выдохнул кто-то. Полковник, вздрогнув, потер бровь.
  - В любом случае, сеньоры, сделанного не вернуть, и, если месье Шпильман все же перенесся через Врата, то это как раз то, чего он хотел! Чего так страстно добивался всю жизнь. Более того, он сделал это первым из всех представителей белой расы, и именно ему отныне принадлежит слава первооткрывателя Колыбели Всего! Что в сравнении с ней бренная человеческая жизнь, нам всем, рано или поздно, уготован тленом...
  Всхлипы, несущиеся из-под вуали, стали откровенно душераздирающими. Сер Перси покусал губу.
  - Но, скажите, полковник, неужели вы сами не попытались отпереть эту странную дверь, чтобы пойти следом за сеньором Шпильманом?!
  - Еще бы, я, разумеется, сделал это, - заверил сэр Перси. - Извлек, а затем заново вставил в скважину Ключ и улегся на алтарь. Да что там улегся, я просто повалился на него ничком. Это было тем более просто, что нервное напряжение и большая потеря крови дали о себе знать. Головокружение сделалось невыносимым, конечности стали ватными. Я сразу же отключился, последним чувством, испытанным мной, была тошнота, похожая на приступ морской болезни. Мне почудилось, что меня подхватил торнадо. Завертел сумасшедшей юлой и понес. Никакого особого ужаса при этом не было. У меня просто не осталось сил даже для страха...
  - Что вы увидели, когда очнулись?! - слушатели так и подались вперед.
  - Ничего, - помолчав, молвил сэр Перси. - Ничего такого, о чем вы еще не услышали от меня. То есть, все те же белоснежные колонны, взявшие алтарь, на котором я лежал, в каре. Я провалялся в беспамятстве очень долго, сколько именно, сказать не берусь. Трое, а то и четверо суток, судя по длине ногтей и бороды. Придя в сознание, я обнаружил, что за пределами храма - позднее утро, и, кажется, погода наладилась. Правда, озеро не избавилось от тумана, наоборот, сдается, он сделался только гуще, обступив Белую пирамиду со всех сторон. Глядя на него сверху, было несложно вообразить, что Колыбель летит по воздуху, в тропосфере, на высоте в десять тысяч футов, как раз над верхним слоем облаков. Что меня порадовало, сеньоры: сон исцелил мои раны, они целиком затянулись и лишь слегка саднили. Ушибы, полученные мною в бою с этими мерзавцами - Болотными Крысами, вообще нисколько не досаждали мне, поскольку совершенно сошли. В общем, я как заново родился, сеньоры...
  - То есть, вы не перешагнули порога Колыбели и не побывали внутри?!
  Полковник прошелся задумчивым взглядом по лицам присутствующих, за малым исключением они выражали сильнейшее разочарование.
  - Похоже, что так, сеньоры, - признал сэр Перси со вздохом. - Быть может, старейшины Огненноголовых намеренно ввели меня в заблуждение, сообщив негодное заклинание, хоть, положа руку на сердце, я не думаю, что они пошли бы на подобный святотатственный обман. Возможно, это вышло непреднамеренно, они слишком долго не тревожили Колыбель, и, по прошествии стольких поколений жрецов в текст заклинания вкралась непредумышленная досадная ошибка. Или устройство атлантов не сработало, поскольку нельзя дважды воспользоваться Ключом в весьма ограниченный промежуток времени...
  - Скажите, сеньор, - неуверенно начал корреспондент еженедельника "Jornal da Para", приехавший в госпиталь Сан-Анжелу-Дас-Мисойнс одним из первых, как только стало известно об обнаружении полковника. - Простите, мне не хотелось бы прослыть нескромным в глазах столь знаменитого путешественника, как вы, но...
  - Да-да, продолжайте, я слушаю, - полковник ободряюще улыбнулся. - Какой вопрос вы хотите задать, сеньор?
  - Когда вас только нашли на границе джунглей и срочно доставили в Куябу, вы были без сознания и бредили...
  Полковнику не оставалось ничего другого, как признать очевидное.
  - Так вот, сеньор, по слухам, просочившимся за больничные стены, в бреду вы постоянно упоминали какое-то чудовище, то ли гигантского буйвола, то ли рогатое земноводное исполинских размеров, а то и нечто среднее между ними. Признаться, эти ваши слова, пускай и вырвавшиеся в горячке, вызвали множество споров среди тех из нас, кто с нетерпением ждал вашего скорейшего выздоровления. О чем только мы не говорили, пока вы лежали в забытьи, сеньор, каких версий только не выдвигали. И о том, что на ваших товарищей напал дух мертвых демон Нзамби, которого вы сами побеспокоили. И о том, как вас подстерегли оборотни, дремлющие в чащобе, пока их не заставляют проснуться своими магическими заклинаниями колдуны культа Вуду. Потом кто-то пустил слух, будто вы с месье Шпильманом прогневали Болотного Духа, а он, дескать, на дух не переносит чужаков, и, стоит ему почуять их на болотах...
  - И? - сказал сэр Перси озадаченно, давая понять, что строить гипотезы на основании вырвавшихся в жару слов - по меньшей мере наивно.
  - Теперь же, когда вы сами упомянули исполинские рога на крыше храма, венчающего вершину Белой пирамиды, я просто не могу смолчать. Поэтому, прошу еще раз, простить великодушно мою бестактность, но, есть ли какая-то связь между описанной вами конструкцией и чудовищным рогатым монстром, о котором вы столь упорно твердили в приступе болотной лихорадки, и, если есть, то в чем именно она состоит? Опять же, есть ли какая-то связь между всем вышеперечисленным и изваянием демона смерти, установленным у алтаря? Не сочтите за навязчивость, сеньор, но, насколько вы искренни с нами сейчас и не пытаетесь ли утаить встречу с существом, которое произвело на вас столь сильное впечатление? Я сразу хочу оговориться, полковник, мы не в Британии, где мнящие себя научными светилами невежды освистали вас за куда менее сенсационную информацию, которой вы хотели поделиться с ними. Не забывайте, сеньор, мы - в Бразилии, а это бескрайняя страна вековых лесов, где принято верить преданиям, даже самым невероятным, ибо они имеют обыкновение оживать, стоит лишь выйти за городскую черту. У тех, кто много пробыл в дебрях, вдали от так называемой цивилизации с ее паровыми машинами, электрическими фонарями и висящим над крышами смогом, иная логика и совершенно иное восприятие. В наших краях еще не умерли древние боги, поскольку вера в них по-прежнему жива. У нас, сеньор полковник, быть может, вы это слышали до меня, есть мрачная легенда о Чупакабре, крылатом чудовище вроде исполинской летучей мыши, но с телом рептилии, покрытом непробиваемой ороговевшей чешуей. Чупакабра умеет маскироваться не хуже хамелеона, появляясь внезапно и исчезая с еще большим проворством, отчего непосвященным кажется, жуткая тварь словно растворилась в воздухе. О Чупакабре много чего говорят, многие видели у нее на голове рога, лапы у нее когтистые, а клыки такие, что ей ничего не стоит проткнуть человека насквозь. И, повторяю, сеньор, в Бразилии никто не смеет насмехаться над рассказами свидетелей. Наоборот, их зовут счастливчиками, поскольку уцелеть, своими глазами увидав в сельве Чупакабру - уже неслыханная удача...
  Кивнув в знак того, что он понял существо вопроса, сэр Перси ненадолго призадумался, по всей видимости, решаясь, стоит ли прислушаться к доводам журналиста и продолжить рассказ, или разумнее промолчать. Снова кивнул, уже самому себе.
  - Да, сеньор, вы попали в десятку, - признал полковник. - Я действительно видел нечто, чего не в состоянии объяснить. Это случилось, когда я, потеряв сознание, опустился на алтарь, и все, произошедшее со мной после, было умышленно опущено, ибо я полагаю его дурным сном. Других трактовок у меня нет, все они слишком близко граничат с безумием...
  - Нам бы хотелось услышать подробности вашего сна, сеньор полковник! - воскликнули сразу несколько голосов.
  - Хорошо, - сказал сэр Перси, - будь, по-вашему. Только предупреждаю сразу, история слишком фантасмагорична, чтобы даже с оговорками претендовать на реальность. Итак, очнувшись, я обнаружил себя в весьма странном месте. Это был коридор с узкими стенами и низким потолком. Едва разлепив глаза, я сразу подумал о штольне, имевшей, к тому же, множество ответвлений, уходивших как направо, так и налево. Аналогию лишь усиливали массивные глыбы, уложенные в стены, и что-то вроде подпорок, какими шахтеры предотвращают обрушение потолков. Рядом со мной копошились какие-то люди, но я мог рассмотреть лишь тех из них, кто выстроился вдоль стен двумя шеренгами. Незнакомцы держали в руках кумачовые плакаты. Надписи были выполнены на кириллице, я сразу же узнал этот алфавит, хоть, поверьте, не знаю по-русски ни слова. Люди то и дело широко раскрывали рты, словно выкрикивали слова приветствия в мой адрес. Или, им просто нечем было дышать, если атмосфера штольни была слишком спертой или чересчур разряженной. Я склонялся ко второму объяснению, но не мог утверждать этого наверняка, на мне был надет скафандр, нечто вроде тяжелого водолазного костюма. Металлический шлем жестко крепился к нему болтами, но три, забранных толстым стеклом отверстия круглой формы, позволяли мне следить за происходящим, вращая головой. Я сидел на чем-то, похожем на кресло с высокой спинкой, переходящей в подголовник. Оно было снабжено прочными подлокотниками. Как выяснилось еще через мгновение, я не мог пошевелить ни руками, ни ногами, конечности оказались намертво пристегнуты к сидению браслетами. Зато само оно не стояло на месте, а медленно ехало вперед по ржавому монорельсу, проложенному ровно посреди пола. Как я вскоре сообразил, его вручную толкали люди в униформе, скорее всего, военные или полицейские. Я был лишен возможности рассмотреть их лица, спрятанные под дыхательными устройствами, напоминавшими то ли кислородные маски, то ли противогазы. Затем коридор внезапно оборвался, меня выкатили на высокую стальную эстакаду, высившуюся над полом обширного зала, сопоставимого по объему с внутренней частью мечети Айя София, где мне в свое время посчастливилось побывать. Впрочем, не думаю, будто зал имел прямое отношение к отправлению религиозного культа, хотя, как знать, сеньоры, как знать. В тех местах, где у правоверных мусульман принято размещать изречения из Корана, выведенные вязью в человеческий рост, были развешены все те же кроваво-красные транспаранты. Некоторые из фраз, что я сумел разобрать, поскольку обнаружилось, что я уже вполне сносно знаю русский язык, обладали хорошо уловимым религиозным подтекстом. По всей видимости, они были фрагментами молитв или ритуальными заклинаниями, предназначавшимися, чтобы задобрить демонов. Или произвести обряд экзорцизма.
  
  СЛАВА ГЕРОИЧЕСКИМ ВНЕБАШЕННИКАМ
  ТРИЖДЫ ВЫКРАШЕННОГО СВИНЦОВЫМ СУРИКОМ
  КРАСНОБЛОКА!!!
  
  С удивлением прочел я на одном из плакатов. На втором значилось:
  
  РЕШЕНИЯ МУДРЫХ СТАРЦЕВ ИЗ КОМИТЕТА СОГЛЯДАТАЕВ
  ЧЕРЕЗ СТЕНУ!!!
  
  Впрочем, я был слишком взволнован, чтобы перевести, а уж тем более, осмыслить все, мною увиденное. К тому же, события развивались в приличном темпе. Эстакада, проложенная высоко над полом, перешла в нечто типа строительных лесов, сооруженных вокруг стальной трубы, имевшей тревожно много общего с орудийным стволом главного калибра, если кто из вас, сеньоры, видел дредноуты. Не успел я как следует обмозговать, чем это сходство чревато лично для меня, как мое кресло опрокинули на спинку и ловко прикрутили к торчавшему вертикально вверх стволу. Тут, откровенно говоря, мне стало совсем не до смеха, ибо я вспомнил позорные для британцев методы устрашения мятежников-сипаев, широко применявшиеся в индийских колониях четверть века назад. Я имею в виду так называемый Дьявольский Ветер. Была такая кошмарная публичная казнь, когда приговоренного привязывали спиной к жерлу пушки. Оно обычно упиралось ему аккурат промеж лопаток. Не следует, полагаю, пояснять, чем это заканчивалось для бедолаги. Еще через минуту одно из стекол моего шлема, то, что было как раз напротив лица, сняли, после чего ко мне склонилось несколько мужчин. Все они, кроме одного, были в противогазах. Но того, что был без маски, я сумел разглядеть очень даже отчетливо. Это был мужчина средних лет, его черты были слегка обрюзгшими, но все равно выдавали непоколебимую решимость. С такими лицами следует командовать цепями гренадеров на поле боя - мелькнуло у меня. И почти сразу же я с недоумением осознал, что откуда-то знаю этого человека, а, если точнее, стройбана, как они сами себя называют. Более того, мне известно, что он пользуется немалым влиянием среди соплеменников, хотя в принципе, у них хватает начальников рангом повыше.
  - Ну, Юрка, как я тебе и обещал, вот он, твой тот самый потолочный час, - приятным баритоном сообщил незнакомец. Впрочем, не совсем незнакомец. Поразительно, но теперь я откуда-то знал и его фамилию, он звался Скороблевым и имел чин военврала первого ранга. Это выше нашего бригадного генерала и, скорее, соответствует генерал-лейтенантскому чину...
  - На вот, хлебни для храбрости, чтоб не блевануть, - с этими словами Скороблев сунул мне в рот резиновый шланг, из жеваного отверстия разило спиртом.
  - Смотри, не забудь "Понеслась" сказать, как запал сработает, - строго напомнил мне военврал. - Это для кинохроники важно. И помни, Юрка, облажаешься - будет тебе вся Башня в копеечку, включая Западное Крыло и Неприсоединившиеся этажи. А сдюжишь, присвоят тебе звание Героя Красноблока, бронированный паланкин выделят, для торжественных шествий, и еще - место в учебнике истории наших славных свершений. Как понял меня, доложи!
  - Так точно, понял, сделаю, - откликнулся я по-русски, вместо того, чтобы возопить о помощи. Или хотя бы заявить им протест, потребовав встречи с британским консулом. Ну, или хотя бы спросить у товарища Скороблева, что за чертовщина тут вообще творится, и что они собрались предпринять в отношении меня.
  Вряд ли что-то хорошее, - думал я. И не ошибся.
  - Давай, на плакате сконцентрируйся, - продолжал назидательно военврал. - И верь, что все сработает. Без веры нам, брат, никак нельзя. Но, если что матом пойдет, не забывай: ты своего Героя по-любому уже заработал, даже если посмертно доведется присваивать. Подумай, какая это честь для рядового стройбана. Вчера еще, можно сказать, никем был, козявкой сраной, а завтра - всем будешь, во - как! Так, все, пора и честь знать. Ты зубами-то не цепляйся! Ишь, присосался!
  Резиновый шланг выскользнул изо рта, проронив несколько капель жидкости на подбородок. Защитное стекло со щелчком встало в пазы, меня снова как отрезали от мира. Впрочем, нет, я опять ошибся, в шлем оказались вмонтированы и наушники, и ларингофон.
  - Про "понеслась", мать твою, не забудь! - строго предупредил напоследок Скороблев, а затем, неожиданно смягчившись, по-отечески шлепнул меня ладонью по шлему и смахнул слезинку, выкатившуюся из уголка глаза.
  - Ну, прощай, - добавил военврал негромко.
  Мне сделалось страшно. Клацнул какой-то тумблер, остальные слова военврала предназначались не только мне.
  - Начинаю обратный отсчет, - пророкотал он в наушниках. - Десять...
  - Мама, - произнес я мысленно, а затем мои ошалевшие мысли унеслись к Катехизису.
  - Девять, восемь, семь...
  Когда Скороблев дошел до пяти, я, наконец, обратил внимание на потолок, как он просил. Потолок был сводчатым, округлой формы, как в мечетях и православных церквях. На выпуклой поверхности купола было изображено окно, точнее, вид из огромного окна, выходящего на заснеженные горы. Нарисовано было так лихо, что я на секунду позабыл о страхе. Что любопытно, створки оконной рамы были изображены распахнутыми настежь, а ровно по центру купола были начерчены две перекрещивающиеся линейки с делениями, совсем как в оптике артиллерийских прицелов.
  - Три, два, один, - отсчитывал Скороблев.
  Прямо у меня за спиной пронзительно зашипело, будто струя пара вырвалась из готовящегося лопнуть от перегрева котла. Раздался громкий хлопок.
  - ПОНЕСЛАСЬ!!! - завопил я машинально, в точности, как мне сказали. Сидение завибрировало, и меня швырнуло вперед. С таким чудовищным ускорением, что сознание выпорхнуло из тела прежде, чем я в лепешку разбился о потолок...
  - Матерь Божья, - пробормотал корреспондент еженедельника "Jornal da Para". Остальные слушатели промолчали, но не было даже намека на смешки. Репортер оказался прав, они были - не в Лондоне.
  - Да, странный сон, - резюмировал свой рассказ полковник, - тем более удивительный, принимая в учет, что мое подсознание, или, уж не знаю, какая еще сила, явила мне его, пока мое тело возлежало в Храме на алтаре.
  - Вы полагаете, что каким-то образом все же побывали внутри? - протирая запотевшие очки и близоруко щурясь без них, мягко осведомился профессор из Сан-Паулу.
  Сэр Перси передернул плечами.
  - Я был бы нечестен с вами, если бы взялся это утверждать. Однако вот какая странность, сеньор. Повторяю, что не знаю ни слова по-русски. Точнее, раньше не знал. Конечно, мое свободное владение этим чрезвычайно сложным языком во сне резонно было бы объяснить игрой воображения, но вот парадокс. Несколько дней назад мы с доктором Оливейрой, моим лечащим врачом, которому я, вне сомнений, обязан жизнью, провели эксперимент. Сеньор Анселмо был столь любезен, что раздобыл для меня "Преступление и наказание" известного русского писателя Федора Достоевского. И, хотите верьте, сеньор, а хотите - нет, но отныне я не нуждаюсь ни в переводчике, ни в словаре, потому что бегло читаю на русском...
  - Как же это может быть? - в замешательстве спросил профессор из Сан-Паулу, нечаянно смахнув очки, которые только что сам же довел до блеска.
  - У меня нет никаких соображений по этому поводу, но, похоже, внушительный словарный запас был словно загружен в меня помимо моей воли и без малейших усилий с моей стороны, как если бы на время я стал радиоантенной, настроенный на определенные частотные сигналы от удаленного беспроводного передатчика. Еще раз повторяю вам: у меня нет мало-мальски убедительной гипотезы, посредством чего случился этот феномен.
  Профессор из Сан-Паулу кивнул в знак того, что принимает ответ таким, каков он есть.
  - Позвольте еще один вопрос, полковник, - добавил он.
  - Да сколько угодно, сэр.
  - Как по-вашему, люди, повстречавшиеся вам во сне или, когда ваше сознание находилось в некоем пограничном состоянии, которое вы лишь приняли за глубокий сон, имеют отношение к Белой пирамиде? Ведь, как это не раз повторял сеньор Шпильман, вы рассчитывали найти внутри нее нечто вроде хранилища знаний, оставленных после себя атлантами, некое подобие высокотехнологической библиотеки, а не... - профессор запнулся.
  - Но не живых библиотекарей, - продолжил за него сэр Перси. - Вы это хотели сказать? Не могу не согласиться с вами, сеньор. Увиденные мной персонажи не были похожи ни на библиотекарей, ни на исполинов-атлантов, которые исчезли с лица планеты не менее пятнадцати тысячелетий назад. Поэтому, я не берусь судить, кем были эти, привидевшиеся мне стройбаны. Замечу лишь, внутри сложной системы лабиринтов, где я побывал, было чудовищно душно, поэтому обитатели катакомб носили устройства напоминающие противогазы устройства. И, сдается, они предпринимали отчаянные усилия, чтобы вырваться наружу. Но, ни де они были заточены, ни что за дурацкий нашли, вместо того, чтобы взяться за кирки с ломами, этого я вам не скажу... - сэр Перси беспомощно развел руками. В который раз за вечер.
  - Но, позвольте, сеньор, какое же отношение к Чупакабре имеет все изложенное вами?! - спохватился корреспондент еженедельника "Jornal da Para".
  - До этого я еще просто не дошел, - сказал полковник. - Потому как встретил эту жуткую тварь чуть позже, сразу после того, как мною выстрелили из подобия пушки или катапульты. Я был не в том положении, чтобы как следует рассмотреть устройство. Страшная перегрузка, которой я подвергся, вышибла из меня дух. А по его возвращении я с удивлением обнаружил себя снаружи Белой Пирамиды, но не в Храме на вершине, где все началось, а примерно посредине бесконечной лестницы, спускавшейся от колоннады к воде. Как я вам и сказал, сеньоры, сознание покинуло меня за мгновение до контакта с потолком, на котором какой-то, вне сомнений, исключительно одаренный живописец весьма искусно изобразил распахнутое окно. Не совсем понимаю, на что рассчитывал военврал Скороблев, учитывая скорость, приданную мне его дьявольской катапультой. Вряд ли следовало надеяться, что я выпорхну в него, как канарейка из клетки. Я бы поставил сто фунтов против одного, что любой на моем месте превратился в мокрое место, став бурой кляксой, медленно стекающей по внутренней поверхности купола. Нисколько не сомневаюсь, он был отлит из бетона, значит, прежде чем пробить его головой одного из своих подчиненных, Скороблеву следовало бы пересмотреть основные законы физики. Как ни странно, я все же не погиб, хоть, повторяю, дело было во сне. Просто все померкло за какие-то считанные мгновения до удара, а когда вновь загорелся свет, окружающее разительно переменилось, включая, кстати, и само освещение. Если у пушки оно явно было искусственным, лившимся на стартовую площадку из счетверенных прожекторов, то после моего приземления, если можно так выразиться, стало естественным, хоти и не совсем. То есть, его безусловно, испускало солнце, но лучи были неправдоподобного желтушного цвета. Само небо тоже было цвета куриной слепоты, меня окружало марево, не то - жидкий туман, не то - зловонные испарения, поднимающиеся над бескрайними болотами. Впрочем, мне было не до того, чтобы любоваться окрестностями. Повторяю, я не помню самого контакта с потолком, но мое тело вело себя так, словно я его каким-то образом проломил, а прошибив, покатился по наклонной плоскости, по чему-то вроде бесконечной каменной лестницы. Ее уклон был весьма крутым, пожалуй, не менее шестидесяти пяти градусов к линии горизонта. Я, сеньоры, далеко не слабак, но и не циркач, долго обучавшийся всяческим трюкам! Поэтому у меня мелькнуло: самое меньшее, во что мне обойдутся такие кульбиты, это сломанные ребра, причем, при самом благоприятном стечении обстоятельств. Но, когда где-то неподалеку прозвучал надсадный рев разъяренного животного, мне, признаться, стало не до синяков с переломами, которые я рисковал заработать. От одного этого звука у меня затряслись поджилки и еще пронеслось: не хотелось бы мне повстречать зверя, чья глотка способна исторгнуть подобные звуки. Но, сдается, я его уже повстречал. И потом, что, собственно, зависело от меня? Разве что, мне посчастливилось остановить кувырки и еще футов двадцать я скользил по ступеням, как на салазках, с той разницей, что вместо полозьев все удары приходились прямо по ягодицам. И, между нами, я не знал, с чем мне доведется распрощаться в первую очередь, с копчиком, принимавшим на себя удар за ударом или языком, отхватить который лязгающими челюстями представлялось мне плевым делом. Одно утешение, поскольку я теперь несся лицом вперед, то мог хотя бы сориентироваться, куда так спешу. Как и следовало ожидать, я летел по склону, образованному одной из четырех сторон все той же Белой пирамиды. Правда, само озеро, омывавшее ее, переменилось разительным образом, из купели прозрачной, будто слеза, воды, став противным тухлым болотом, заполненным едва колышущимися исполинскими кувшинками. Я хотел, было, поразиться этой метаморфозе, но не успел. Сверху упала длинная ломаная тень, и я очутился в лапах чудовища еще до того, как сумел обернуться. Стыдно признаться, сеньоры, но я забился в бесплодных попытках вырваться, вопя во все горло от ужаса, заполнившего мое существо целиком. В оправдание себе все же замечу, наверняка, на Земле хватает храбрецов, которым я не гожусь даже в подметки, и все же, полагаю, что среди них вряд ли сыщется хотя бы дюжина таких, кто смог бы без дрожи заглянуть в глаза сцапавшему меня монстру. Голова урода, величиной с вельбот, действительно слегка напоминала бычью, имея тот же мощный покатый лоб, широкие ноздри и рога, торчавшие вверх латинской буквой V, но на этом сходство исчерпывалось. Могучая шея твари, от подбородка и ниже к брюху, была покрыта зеленоватой чешуей, как у крупной рыбы или рептилии. Шея переходила в массивное бочкообразное туловище, я сразу подумал о поставленной на попа железнодорожной цистерне из-под мазута, обтянутой несколькими слоями крокодиловой кожи с буграми омерзительных наростов повсюду. За плечами твари торчали массивные хитиновые отростки, по форме напоминавшие здоровенные запорные вентили дроссельных заслонок. У них был такой омерзительный вид, будто они лет триста пролежали на океанском дне, где обросли окаменевшими ракушками, навсегда утратив правильные первоначальные очертания. Каждый такой отросток был снабжен круглой коробкой вроде сменного диска к пулемету конструкции мистера Томпсона, я не сразу догадался, что это - манометры, только полностью проржавевшие, со стеклами, ставшими непрозрачными из-за толстого налета плесени. Не знаю, как у чудища обстояло с нижними конечностями, но его руки испугали меня больше всего. Это были крепкие прорезиненные шланги, по шесть справа и слева. Приняв их за щупальца гигантского кальмара, я пронзительно закричал, никогда не видел ничего омерзительнее. Словом, меня схватил тот еще урод, нечто среднее между каким-нибудь свирепым языческим идолом вроде Ваала, каким он мерещился фанатичным жрецам, понукая принести себе в жертву младенцев, и мутантом, который рано или поздно обязательно появится на свет в наших загаженных отходами химических производств водоемах, превращенных капиталистами в клоаки. Что и говорить, я был потрясен и нисколько не сомневался, кем бы ни было это исчадие ада, оно разорвет меня в клочья, не поморщившись. Вместо этого, монстр обратился ко мне на человеческом языке...
  - Оно с вами заговорило?!! - профессор из университета Сан-Паулу даже привстал с места.
  - Вот именно, сэр...
  - КАК ТЫ ПОСМЕЛ САМОВОЛЬНО ПОКИНУТЬ МОИ ЧЕРТОГИ, ЧЕРВЬ?!! - проорало чудище мне прямо в ухо, обдав меня тошнотворным смрадом из пасти.
  - Твои чертоги?! - пролепетал я, почти задушенный его шлангами. - О чем ты, черт бы тебя побрал, говоришь?!
  - Простите, сеньор, чудовище тоже изъяснялось на русском языке? - позволил себе уточнить профессор из Сан-Паулу.
  - Нет, на этот раз язык был английским. То есть, если честно, я не видел, чтобы монстр выговаривал слово за словом и склоняюсь к тому, что между нами установилась телепатическая связь. Но фразы были чисто английскими, более того, я бы, пожалуй, сказал, что узнал по говору выходца из лондонского Сити или, в крайнем случае, Сохо...
  - Продолжайте, сеньор, - дрогнувшим голосом попросил профессор из Сан-Паулу. - Это очень интересно...
  
  ***
  
  - Кто ты, черт возьми?! - повторил я, и налитые кровью бычьи глаза с вертикальными зрачками рептилии, застил гнев.
  - Ты спрашиваешь, кто я такой, червяк?!! - проревел монстр, сжав меня так крепко, что затрещали ребра. - Ах ты жалкая мокрица! Да я, к твоему сведению - Хранитель Врат и верховное для каждого жильца существо, вот кто я такой! Я тот, кому вы, убогие тараканы, копошащиеся в сырых отсеках в полутьме, поклоняетесь из поколения в поколение! У меня множество имен, которыми вы зовете меня испокон веку с тех самых пор, как Кхерам заложил самый первый этаж.
  - Кхерам?!
  - Я тот, кто посеял первое семя в первой, сколоченной плотником теплице, и еще тот, кто подарил семени смысл! И плотнику, кстати, заодно, ибо я Илу, выстрогавший самого плотника из никчемной щепки, прибитой к пустынному берегу течением реки жизни!
  Папа Карло, вот ты кто! - пронеслось у меня, но я не посмел озвучить свою дерзкую догадку.
  - Я великий Ваал, которому вы приносили в жертву своих первенцев, даже не успев прописать в квартирах, мечтая лишь о том, чтобы удостоиться моего благосклонного взгляда, наконец, я великий Ашшур, освящавший все потасовки этаж на этаж одним мановением перста.
  Ничего себе! - мелькнуло у меня. - Сам Ашшур?!
  - Великий Пастырь и Главный Пастух всех и каждого, тот, кто веками смотрел на вас из заложенных кирпичом оконных проемов, оберегая от разных напастей, и от необдуманных действий, кстати, тоже, чтобы ты уразумел, червяк! Нет числа моим ликам, так много их, за исключением одного, звериного числа, потому что я и есть зверь, и зовут меня - Воздушный Делец, ибо я также тот, кто дарует вам воздух, без которого вы бы давно подохли в неописуемых корчах!
  Сделав резкий вздох, Делец, как он себя назвал, с шумом выпустил воздух из ноздрей, на этот раз прямо мне в лицо, и меня едва не вывернуло от жуткой вони. Его дыхание, быть может, и было звериным, но совсем не таким, как у настоящих диких зверей, хищников, на которых я, было время, охотился в саванне на границе Судана и Эфиопии. Дыхание твари, скорее, отдавало затхлым сырым подвалом, не проветривавшимся добрую тысячу лет. От него разило плесенью и немного грибами, тухлыми овощами и сырой землей. Живые организмы из плоти и крови так точно не пахнут, подумалось мне, и тут на меня снизошло озарение. Я понял, где уже чувствовал похожую вонь, правда, она была гораздо слабее. Так пахло в узких коридорах и даже под сводами зала, куда меня выкатили на стартовую площадку. Сон то был или явь, но я не заметил там даже признаков окон, в коридорах тускло маячили забранные в стальные намордники лампы, в зале были установлены прожектора. Часть из них освещала стартовую площадку, парочка прожекторов пускала лучи наверх, к искусно нарисованному окну, словно управлялась военными, ждавшими, когда же над крышами города появится неприятельский Цеппелин.
  - Твой проступок ужасен, участь, уготованная тебе, будет адекватной, - чуть спокойнее изрек Воздушный делец. - Ты займешь место в ряду других святотатцев, тех, кто до тебя пытался совершить побег. Насладись тем, что ждет тебя, прежде чем я начну наслаждаться твоими стонами.
  Тварь слегка развернула меня так, чтобы я смог видеть колонны Храма. К каждой оказались прикованы люди, точнее, то, что осталось от людей после превращения их останков в подобие мумий. Зрелище действительно было не для слабонервных, но я не мог отвернуться, щупальца-шланги крепко фиксировали затылок. Зажмуриваться же показалось мне ниже собственного достоинства, я все же старый служака, а не кисейная барышня...
  - Я зову их Промотаями по имени самого первого из них, которому взбрело в нетрезвую голову, что это хорошая идея - научить жильцов баловаться со спичками! Убогий дегенерат, видите ли, вообразил себе, что окажет жильцам крупную услугу, снабдив факелами, чтобы они прекратили блуждать по катакомбам и, наконец, выбрались на свежий воздух. При этом, ему, должно быть, и в ум не пришло, сколько кислорода сгорит задаром при полыхнувших по неосторожности пожарах и еще больше - при умышленных поджогах. Он только опасался давки у Врат и, кстати, угодил пальцем в потолок, придурок, никто из его любимчиков даже не пошевелился в поисках выхода! Зато сколько они по собственному почину сложили впоследствии костров, чтобы палить на них глупцов, подобных ему... - на жуткой морде Дельца появилась гримаса, изображающая жуткую пародию на улыбку. - Я выклевал ему печень, - самодовольно продолжал монстр. - Спросишь, как? Элементарно! Для меня не проблема принять облик любого вашего Божества или символа, от Грифона до Кондора или двуглавого орла, незримо парящего над СОБРом с тех пор, как там утвердилась Опричнина. Поверь, червь, перевоплотиться для меня - проще простого...
  Мы двинулись дальше вдоль кошмарной шеренги из мумий, на жутких иссушенных лицах застыли выражения смертной муки или тоски. У кого - как...
  - Или вот этот агнец, - продолжал монстр брезгливо, - я даже имени его произносить не хочу, такое оно омерзительное и богопротивное. Представь себе, бородатый задохлик и голодранец вообразил себя Спасателем Ссудного дня, когда каждому жильцу, вне зависимости от пола и возраста, доведется-таки уплатить по счетам. За воздух, который эти жалкие клоуны выдышали. А этот лопух, Спасатель самозваный, решил, поди ж ты, будто разрешит проблему хронической задолженности населения по дыхательной смести, если призовет жильцов сделаться совершенными! Ну не бред?! Будьте совершенными, наподобие меня, и тогда и вам вообще не понадобится дышать, плел он им. Прикинь, ахинею! Все, мол, жилищные беды - от воздуха! Размечтался, что выбьет из-под меня стул. Я с ним вообще ничего не делал, шлангом о шланг не ударил, поверь, жильцы сами приколотили его гвоздями к стене. А он, наивный, еще взывал к какому-то Архитектору и Отцу, хоть я тут, на вверенной мне территории, единственный и отец, и отчим, и дядя с тетей, а еще цель, блядь, и, понятно, бренд...
  - Вот тоже любопытный экземпляр, - продолжал распинаться Делец, когда мы остановились у очередного мертвеца. - Сама фамилия обо всем говорит - Джордано Вруно! Вруно - ты понял, в чем соль?! Взялся расписывать жильцам, что есть множество иных, альтернативных домов, и их будет несложно разглядеть в телескопы, если только сделать в стене пролом. Понятно, что жильцы, с перепугу, сунули балабола безмозглой башкой в духовку, видишь, морда как подсмалилась! А чего еще хотел, урод?! Естественно, что жильцы пересрали по полной программе, желторотый несмышленыш - и тот знает, чем чревата разгерметизация Башни! Ладно, слизняк, лекция окончена, - Делец повернул меня к себе лицом. - Сейчас я тебя хорошенько привяжу, а уж потом как следует помучаю. Тебя, кстати, как по имени то? Мне для отчетности надо...
  - Перси, - прохрипел я.
  - Перси?!
  Мне показалось, тварь вскинула бровь в недоумении.
  - Это прозвище что ли?!
  - Сокращение от Персиваль, - пояснил я.
  - Наглосакс, что ли?! - еще больше удивился монстр.
  - Не понял? - через силу выдавил из себя я.
  - Не понял?!! - сверкнув вытаращенными бычьими глазами, заорал Делец. - Это я не понял, урод! Ты должен быть первым Внебашенником Красноблока!!
  - Не знаю я никакого Красноблока!!! - в запале возопил я и, уже, когда фраза вылетела, вспомнил и приветственные надписи на кумачовых плакатах, и стартовый комплекс в зале размерами со стадион...
  - Постой-ка! - неожиданно монстр поднес меня прямо к морде, втянул омерзительными ноздрями воздух, принюхиваясь. Его глазищи полезли из орбит. - Так ты - неместный?!!
  - Неместный?! Что означает неместный?! - задыхаясь, весь обвитый его вонючими шлангами, прокричал я. Он, похоже, не расслышал.
  - Так ты из Большого Мира?! - изрекло чудовище наконец. Жуткая морда изобразила понимание. - Из Мира, ну, надо же. Как ты сюда пролез, скотина? Впрочем, молчи, мне по бую, это не имеет никакого значения. Ты явился, и явишься снова. Причем, не один, а с тем, кто мне действительно нужен. Посему, я отпускаю тебя, человек. Вали нахер на все четыре стороны! Но, я не прощаюсь с тобой, мы еще встретимся. А это, чтобы ты не забыл прийти...
  
  ***
  
  - Не знаю, что он проделал со мной, но мое левое запястье пронзила такая чудовищная боль, что в глазах померкло. Вот, сеньоры и все, что я могу рассказать вам о Воздушном дельце. Повторяю, что был бы рад считать все случившееся кошмарным сном, если бы не одно обстоятельство...
  - Какое? - чуть ли не шепотом спросил профессор из Сан-Паулу.
  - А вот это... - сэр Перси закатил рукав больничной пижамы. На его сухощавом запястье были выведены какие-то слова в сопровождении цифр.
  - Что там написано?! - воскликнули сразу несколько человек из задних рядов, безуспешно напрягавшие зрение.
  - Не написано, - холодно обронил полковник. - То есть, я хочу сказать, надпись сделана без применения чернил. Это не татуировка и не ожог. Доктор Оливейра, обследовавший ее, не сумел установить, каким способом она нанесена...
  - Это так и есть, - подтвердил сеньор Анселмо. - Мы привлекли опытного дерматолога, взяли соскобы, чтобы исследовать образцы тканей сеньора Офсета в лаборатории Медицинского института в Салвадоре. Однако, даже там не смогли определить, каким образом буквы и цифры были нанесены на кожу. Похоже, в том месте, где водило перо, снабженное мощным источником какого-то излучения, клетки живой ткани изменили пигментацию... - доктор Оливейра бессильно развел руками.
  - Но каково же содержание самой надписи и что, собственно, означают цифры?! - воскликнул профессор из Сан-Паулу.
  - Надпись сделана клинописью, сказал сеньор Оливейра. - Она короткая, и мы сумели перевести ее, прибегнув к любезной помощи наших местных бразильских дешифровщиков. Как ни странно, она означает: КАЖДОМУ СВОЕ. Это, вообще говоря, восходящий к эпохе Античности классический принцип справедливости. На латыни он известен как suum cuique, то есть - каждому - по его заслугам. Кроме, собственно, этой фразы, на запястье сеньора полковника обозначена дата: 27 июля 1926 года...
  - Полагаю, подразумевается некое важное событие, которое должно наступить через восемнадцать лет? - предположил профессор из Сан-Паулу.
  - Я склоняюсь к тому же, - сказал Офсет.
  - Что же это за событие, друг мой? - спросил профессор.
  - Думаю, это дата, когда я снова попаду в Колыбель Всего или даже прямиком в лапы к Воздушному дельцу, если только он - не плод горячечного бреда. Надпись появилась, когда я очнулся на алтаре после всех описанных мной событий, были они наваждением или нет. Поживем - увидим, - сэр Перси по привычке покрутил рыжий ус.
  - Что случилось после вашего пробуждения?
  - Ничего сверхординарного, сэр. Как я уже имел честь сообщить, очнувшись, я почувствовал себя много лучше, только запястье с клинописью сильно воспалилось и пылало огнем. В остальном же, все было бы тип-топ, если бы не страшная тревога за судьбу моих товарищей. После кошмарного сна, участником которого я стал, она лишь возросла. Как вы понимаете, сеньоры, я не мог позволить себе уйти, не попробовав еще раз пробраться в Белую пирамиду. Однако, все мои попытки перешагнуть порог оказались безрезультатными и, сколько я не вставлял Ключ в паз, это ровным счетом ничего не дало. Делать было нечего, мне оставалось спуститься к реке. По дороге я обнаружил бечеву, понятия не имею, откуда она взялась. Я использовал ее, чтобы измерить глубину озера у подножия пирамиды. Привязал к ней грузило и вытравил на всю длину. Результаты, сеньоры, оказались обескураживающими. Израсходовав все триста с лишком футов, я, тем не менее, не достал до дна! Сделав это немаловажное открытие, я задумался, как быть дальше. Мне надлежало составить план. Как вы догадываетесь, сеньоры, у меня и в мыслях не было покидать Колыбель, по крайней мере, не получив ответы хотя бы на часть донимавших меня вопросов. Быть может, думал я, если месье Поль был прав и алтарь на вершине представляет собой некое хитроумное устройство вроде управляемого силою мысли замка, то ему требуется некоторое время для обнуления данных. Кто знает, какие особенности, качества или свойства заложили сконструировавшие его атланты. Выждем сутки или двое, а затем повторим попытку, - зарекся я. - О, это была весьма обнадеживающая идея. Но, чтобы ее воплотить, мне надлежало сперва перехватить хоть чего-то съестного! Я толком не знал, сколько суток минуло с тех пор, как я обедал на искусственном острове Огненноголовых, а это совершенно никуда не годилось в джунглях, где ежеминутно следует быть начеку, чтобы самому не сделаться чьей-то добычей! Стоит вам брякнуться в голодный обморок, сеньоры, и вами сразу же закусит кто-то еще! Благо, индейцы научили меня удить рыбу, обходясь без удочек и стальных крючков, купленных в соответствующем магазине. Так что, протопав по кувшинкам к ближайшему островку, я соорудил снасти из подручного материала. Через пару часов я уже имел все, что требовалось для основательного ужина. Мне надлежало поспешить, быстро смеркалось, а, чем острее угол, под которым падают солнечные лучи, тем сложнее поймать их в пучок лупой, чтобы поджечь растопку для костра. Когда я наскоро перекусил, почти стемнело. Озеро затянуло туманом, он был, пожалуй, даже плотнее, чем на днях, Белая пирамида растворилась за его пеленой неправдоподобно быстро. Если бы я решился пробираться к ней по кувшинкам, мне пришлось бы двигаться наощупь. Что-то остановило меня, какое-то неясное тревожное предчувствие. Не ходи, твердил как заведенный, внутренний голос, пропадешь. Я колебался. Но потом уступил ему, наития не единожды спасали мне жизнь, это я знал по опыту. Да и усталость, признаться, взяла свое. В итоге я отложил поход до утра. Ничего с ней не станется, - сказал себе я. - Самый закаленный, самый тренированный и неприхотливый организм нуждается в отдыхе, это аксиома. Вот слова, которыми я умерил пыл исследователя. Утро вечера мудренее...
  - Видит Бог, сеньоры, я горько сожалею об этом по сей день, ибо, продрав глаза на рассвете, я не увидел ни тумана, ни Белой пирамиды, ни гигантских кувшинок. Озеро было чистым, он просматривалось до противоположного берега, где синела едва уловимая полоска леса, несмелый такой мазок маслом по холсту. Помнится, я просто отказался верить собственным глазам, я тер их шершавыми ладонями, увы, это не меняло ровным счетом ничего... Пробегающие по небу облака стали единственными свидетелями моего отчаяния. Колыбель провела меня. Она ушла, не попрощавшись...
  Зал зашумел.
  - Предвижу ваше недоумение, сеньоры, как такое могло случиться, воскликните вы, и мне нечего будет ответить. Скажу только, что истратил несколько дней, мастеря плот. А затем исследовал с его помощью озеро вдоль и поперек, в надежде разглядеть очертания Колыбели под водой. Но, тщетно, ее не было даже на дне...
  - И тогда вы приняли решение вернуться?! - крикнули из зала.
  - Нет, сеньоры, о возвращении я даже не думал. Снова причалив к острову, я первым делом стащил в кучу самые большие коряги, какие только мог поднять, соорудив памятный знак. Не удовлетворившись этим, я пожертвовал приличной частью рубашки, привязав ее к пальме неподалеку, как флаг. Как только с этим было покончено, я отправился на поиски уцелевших Огненноголовых. Ведь не последний же их плавучий остров сожгли свирепые Болотные крысы. Конечно, наше товарищество было несколько омрачено той холодностью, с которой они приняли меня в последний раз. При этом, Огненноголовые не сделали мне ничего дурного, и я не держал на них зла за домашний арест, которому мы подверглись. В конце концов, в джунглях шла война не на жизнь, а на смерть. Конечно, мне было обидно, что они посчитали меня одним из ее виновников. С другой стороны, я, как представитель белой расы, прекрасно осознавал свою долю ответственности за Каучуковый бум, разразившийся из-за алчности, а она - главный побудительный мотив современной цивилизации. Тем не менее, у меня все же теплилась надежда, что я сумею оправдаться перед ними, после чего они любезно согласятся открыть мне правильное заклинание, и я, наконец-то, отопру Врата Колыбели. Кроме того, мне не терпелось расспросить их о Воздушном Дельце, эти сведения очень пригодились бы мне, если бы я снова его повстречал. Туземцы свято верят в колдовство и духов, обитающих в тонких мирах, поэтому я нисколько не опасался смутить их своей историей. Однако, как говорят, удел человека - предполагать, и не более того. Мои чаяния не сбылись. На пятый день вместо Огненноголовых я напоролся в лесу на Болотных крыс, одно имя этих свирепых каннибалов наводит ужас на других туземцев. Крысы по праву считаются лучшими следопытами и воинами тех краев, засечь их в джунглях практически невозможно. Я не стал исключением из правила и, когда хватился, что за мной следят, бежать было поздно. Мне довелось принять неравный бой, хоть я не тешил себя иллюзиями, отчетливо осознавая, каков будет его исход. Так и вышло. Если бы крысам приспичило прикончить меня на месте, моя песенка была бы спета там же, на берегу безымянного тенистого ручья, в десяти милях к юго-западу от того места, где я обнаружил, а затем потерял Белую пирамиду. Но у них бытует отвратительный обычай долго пытать своих жертв перед смертью. В особенности, накануне больших религиозных праздников, когда пленников с помпой приносят в дар кровожадным божествам, которым поклоняются эти негодяи. Болотные крысы убеждены, чем дольше и изощреннее страдания, выпадающие на долю их пленников, тем утонченнее деликатес, поступающий их демоническим покровителям прямиком на шведский стол, являющийся астральной проекцией забрызганных кровью капищ, индейцы оборудуют их на уединенных полянах в лесу. В общем, как я себе понял себе ход их мыслей, это что-то вроде приготовления коньяка хорошей выдержки, сеньоры, или печени фуа-гра, извлекаемой во Франции из несчастных гусей, прошедших через неимоверные муки. Уготованная мне участь была печальна, и лучше бы мне было распрощаться с жизнью без проволочек. С другой стороны, пока я дышал, у меня имелись некоторые шансы улизнуть. Для этого, конечно, предстояло расстараться. Дело в том, что Болотные крысы люто ненавидят всех без исключения чужаков, но европейцев - гораздо сильнее прочих. Это означало, что пытки, припасенные ими для меня, будут самыми ужасными из всех, какие только можно вообразить. Ну а пока до них не дойдет, меня будут стеречь в три глаза. Так и случилось, друзья. Около недели, пока наш отряд, соблюдая все меры предосторожности, крался через джунгли, крысы караулили меня, как какую-нибудь августейшую особу. Они так дорожили моей персоной, что, в иных обстоятельствах, я был бы даже польщен, клянусь. Наконец, мы достигли их кочевья в устье одного из притоков Маморе. Что вам сказать, мое появление вызвало настоящий ажиотаж, кажется, каннибалы узнали во мне верного друга Огненноголовых, и это открытие неимоверно их вдохновило. Под торжествующие вопли мерзавцы столкнули меня в глубокую яму, заменявшую им темницу. На дне оказалось многолюдно. Я обнаружил там семерых индейцев, имевших несчастье подвернуться Болотным Крысам под руку, и...
  - И... - хором повторили слушатели.
  - И двоих своих товарищей по экспедиции, сопровождавших месье Поля, когда он отправился к Белой пирамиде...
  Сеньорита под вуалью ахнула.
  - Да, сеньоры, мне следовало бы обрадоваться столь негаданной встрече, если бы не жуткая казнь, уготованная нам. Но я был потрясен, что вполне естественно. Они изумились ничуть не меньше моего. Товарищи избавили меня от пут, и мы обнялись, как братья. Мне не терпелось услышать их историю, как, должно быть, теперь не терпится вам. Вот она. Да, я был прав, они втроем нашли Белую пирамиду задолго до меня, и поднялись в Храм, где мне только предстояло побывать. Вздрогнули, ровно, как и я, от одного вида крылатого истукана с рогами и зверской физиономией, стоявшего на страже алтаря. Но не спасовали. Наоборот, месье Шпильман, как и полагается прирожденному исследователю, решил, немедля ни минуты, попытаться проникнуть внутрь. Вложил Ключ в протянутые ладони изваяния, произнес слова заклинания, которое знал от меня, и...
  - Что же с ним потом произошло?! - срывающимся от едва сдерживаемых рыданий голосом воскликнула сеньорита под вуалью. - Не молчите же, сэр Перси, умоляю вас!
  - Оба затруднились описать случившееся в деталях. Полыхнул свет, ослепительный, как электрическая дуга при коротком замыкании. Сразу за вспышкой раздался рев. Неясно, какого именно происхождения. Один из моих товарищей по несчастью сравнил его с корабельной сиреной, другой упомянул звук, издаваемый зверем размерами с мамонта... - сеньор Офсет сглотнул, было отчетливо видно, как на его тощем горле судорожно дернулся кадык. - Звук, исторгнутый механизмом или животным, был столь силен, что они оба упали на колени, зажимая уши ладонями. Еще немного, и плакали бы наши барабанные перепонки, месье, признался мне один из них. К счастью для обоих, рев оборвался столь же резко, как зазвучал, и настала абсолютная звенящая тишина. Когда же они, протирая слезившиеся глаза, сумели подняться, то обнаружили алтарь, где только что лежал месье Поль - пустым. Он будто растворился в воздухе.
  - А ключ? - спросил профессор из Сан-Паулу.
  - Оба клялись мне, что он исчез вместе с месье Шпильманом. - Ладони истукана были пустыми и оставались такими, когда мои товарищи покидали храм на вторые сутки. У них закончились припасы продовольствия, и они выбрались наружу. Голод выгнал их. Ожидание затянулось. Вот, собственно, и все. Дальше с ними приключилось почти то же, что и со мной. На озеро опустился непроницаемый туман, они потеряли ориентацию и заблудились. А когда поутру туман рассеялся, Белая пирамида испарилась вместе с ним. Ее поиски оказались безуспешными. Потом они угодили в западню, устроенную им Болотными Крысами. К тому времени, как Крысы сцапали их, бедолаги так долго наворачивали по сельве круги, что потеряли счет дням. Их доставили в кочевье и швырнули в яму. Оба не смогли сказать мне даже приблизительно, сколько дней, недель или месяцев просидели взаперти. Близились какие-то крупные торжества, Крысы готовились к празднествам загодя, запасая Пищу для своих прожорливых богов. Лучшие охотники, разбившись на отряды, прочесывали окрестные джунгли в поисках дичи, я имею в виду дичь, передвигающуюся на двух ногах. С моей поимкой заготовительный сезон объявили закрытым, какая честь, сказал себе, помнится, я. Крысы страшно гордились, что захватили сразу троих бледнолицых чужестранцев, таких богатых трофеев они еще ни разу не преподносили богам, словом, настроение у людоедов было приподнятым. Торжества начались спустя пару дней. Нас вытащили из темницы и привязали к столбам, заранее вколоченным в грунт на большой, расчищенной от леса поляне. Что творилось дальше, я вам рассказывать не стану, вам это ни к чему, лучше будете спать. Скажу только, что все, слышанное мной о кошмарных традициях этого гнусного племени вурдалаков, подтвердилось со сдачей. Первыми на прокорм людоедским божкам, по одному, отправились индейцы, они старались держаться стоически, но... любому мужеству бывает предел. Лишь к вечеру настал наш черед. Признаться, от диких воплей палачей и их жертв, грохота барабанов и запаха внутренностей мы трое были не в себе. Будто ополоумели. На закате моих славных товарищей лишили жизни прямо у меня на глазах. Я ничем не смог им помочь. Меня, как я понял, приберегли на закуску. Но, Провидение не позволило Крысам мной закусить. Случилось чудо, на каннибалов кто-то напал. Если не ошибаюсь, то были другие людоеды, их дальние сородичи из того же племенного союза, позарившиеся на столь лакомый кусок, каким в их глазах был я. Между дикарями завязалась рукопашная, в ход пошли копья и топоры. Впрочем, после ужасов, которых я успел насмотреться с утра, поножовщина не слишком-то впечатляла. Зато она позволила мне скрыться. Нападавшие освободили меня от веревок, чтобы утащить с собой. Крысы предприняли отчаянную попытку отбить добычу. В итоге я вырвался, вдобавок завладел топором и немедленно пустил его в ход, круша черепа направо и налево. Пожалуй, мне посчастливилось укокошить человек семь, не делая разницы между теми и другими упырями. Затем мне под руку подвернулся главарь Болотных крыс, весьма кстати, это размалеванное в боевую раскраску пугало похитило у меня Ключ, повесив его себе на шею в качестве трофея. Я вернул его себе, предварительно снеся негодяю голову топором. Признаться, это доставило мне громадное удовольствие. Стыдно сказать, в какое чудовище легко превратиться, против воли очутившись в дурной компании. Заполучив обратно Ключ, я не довольствовался им, а пошел носиться по поляне по щиколотки в крови, повсюду сея смерть. Убивал направо и налево, словно осатанев. Была страшная неразбериха, силы противников оказались примерно равны, никто бы не сказал, чья возьмет. Благо, мне не пришлось выбирать мишени, я не рисковал промахнуться. Деревня крыс пылала, поляну заволок дым. Я скрылся с поля боя под его прикрытием, лишь отчасти утолив жажду мести, но, как говорится, хорошего понемножку. Стояла полночь, битва у меня за спиной кипела, мне это было на руку, я получил приличную фору на тот случай, если победителям вздумается меня преследовать. Что по моему следу пустятся опытные следопыты, еда до дикарей дойдет, что я улизнул, особых сомнений не было. Охотничий инстинкт у каннибалов в крови, как и умение выслеживать добычу. Это для них и забава, и наслаждение, и даже смысл, который безуспешно ищут философы. Мои опасения подтвердились сполна, и, поверьте мне на слово, сеньоры, забег на длинную дистанцию, в котором принял участие ваш покорный слуга, стал тем еще Марафоном. Мне крупно повезло оторваться на первоначальном этапе состязания. Следующие пять суток людоеды преследовали меня по пятам, постепенно сокращая расстояние между нами. Хоть я, поверьте, налегал от души. Но, эти бестии знали джунгли, как свои пять пальцев, я же продвигался вперед наобум, следя лишь за тем, чтобы не сделать круг, как порой случается, и не сунуть им голову прямо в пасть. В конце концов, они все же настигли меня и ранили пущенной в спину стрелой. По счастью, она не задела жизненно важных органов, но, как оказалось, была отравлена ядом, предназначавшимся, чтобы обездвижить меня. Не убить, это представлялось дикарям слишком просто. В отчаянии, решив, что не сдамся живым, я кинулся в реку, на мое счастье показавшуюся впереди. Перспектива угодить в желудок к кайманам пугала меня значительно меньше плена. Но мне снова повезло, поблизости не оказалось ни одного свирепого хищника. Уже почти не ощущая конечностей, они быстро немели под воздействием яда, я заприметил корягу, дрейфовавшую вниз по течению. И она, сеньоры, спасла мне жизнь. Она и брючный ремень, мне удалось пристегнуть им себя к стволу таким образом, чтобы не захлебнуться, когда яд полностью парализует мои члены. Ну вот, сеньоры, я подошел к финалу. Крысы не пустились за мною вплавь, видать, кайманы произвели на них сильное впечатление. Я же отдался на волю течения и вскоре отключился. Не скажу, сколько длилось мое путешествие вниз по реке, толком не помню даже, как корягу прибило к берегу. Как я расстегнул ремень, как проверил, при мне ли Ключ, я спрятал его во внутреннем кармане, как только улизнул из лагеря Крыс. При мне был кусок лески, я использовал его, прихватив несколькими грубыми стежками ткань, чтобы сокровище не выпало на бегу. Сильнейший жар, сжигавший меня изнутри, когда я покинул реку, стер память о всех последующих днях, проведенных мной в лесу. Я почти ничего не соображал, просто шел, пошатываясь на восток, так мне, по крайней мере, представлялось. Временами падал и полз как жук. Как вышел в относительно обитаемые места, клянусь, не знаю, компаса у меня при себе не было, разве что, в голове, хоть она ничего не соображала...
  Выговорив последнюю фразу, сэр Перси в изнеможении упал на подушки, и доктор Оливейра тут же дал понять, что пресс-конференция окончена.
  - Друзья, я не сомневаюсь, что у вас еще куча вопросов к сеньору полковнику, но прошу вас повременить с ними. Думаю, когда мой пациент наберется сил, мы продолжим...
  Сеньору Анселмо, как ни странно, вняли. Слушатели, оживленно обсуждая невероятную историю, рассказанную сэром Перси, дисциплинированно покинули госпиталь, разойдясь по местным кофейням, пережившим, с появлением полковника, неслыханный экономический подъем, где оживленные дискуссии продлились едва ли не до рассвета. Уже утром подробности попали в местные газеты, затем, словно круги на воде, разошлись далеко за пределы Бразилии, а потом и Латиноамериканского континента. Их, разумеется, обсасывали и мусолили на все лады, порой снабжая такими цветастыми деталями, которых раньше, точно не было.
  Пока раззадоренная прессой общественность решала для себя, что же на самом деле стряслось в сельве с сэром Перси и его спутниками, сам виновник переполоха, оставаясь в госпитале, отмалчивался. По словам доктора Оливейры, состояние его подопечного ухудшилось и, посему, беспокоить его не следует. А потом, примерно спустя неделю, полковник неожиданно исчез. Медсестра, являвшаяся к нему в палату каждое утро, обнаружила пустую постель, в ее изголовье лежала записка с единственным словом "Спасибо", выведенным по-португальски крупными буквами. Подчерк, как уверяли сведущие люди, принадлежал полковнику, хотя не исключалось, разумеется, что его могли подделать. Сэра Перси искали, но не нашли, он - как в воду канул. Столь неожиданное исчезновение героя такой запутанной истории, лишь подлило масла в огонь. Соответственно, версий, касаемо причин, понудивших путешественника к бегству, было выдвинуто ничуть не меньше, чем гипотез относительно природы открытой им Белой пирамиды, загадочной Колыбели Всего.
  Некоторые из них звучали вполне убедительно, но хватало и откровенного бредовых, из разряда баек, какими алчные издатели приманивают падких на дешевые сенсации читателей. Писали, например, будто за сэром Перси пожаловал из леса разбуженный им демон мертвых Нзамби, и путешественник, в сильнейшей панике, кинулся наутек, куда глаза глядят. От Нзамби не убежишь, если побывал на том свете, он тебя обратно обязательно утащит, вопрос времени. А где еще, скажите на милость, если не в царстве мертвых, можно увидеть то, о чем тут понарассказывал сеньор Офсет, покачивали головами сторонники этого небесспорного варианта развития событий, и с опаской косились на лес, обступающий городок со всех сторон темной стеной без прорех. В сходной вариации страшилки, сэра Перси унес в когтях жуткий козловампир Чупакабра, похитив его прямо из-под носа охранявших миссию иезуитов полицейских. Нашлись даже свидетели, видевшие ужасное существо в небе над окрестностями Куябы в неверных лучах заката. Чудовище летело в сторону джунглей, тяжело взмахивая кожистыми крыльями, держа в когтях свою жертву. Чью еще крылатую статую видел сеньор полковник в храме у алтаря, понизив голос почти до шепота, вопрошали эти люди. Только это никакая не статуя была, а Чупакабра, собственной персоной, он ведь, как и скорпион, умеет замереть, от мертвого не отличишь, и цвета, будто хамелеон, меняет...
  Еще говорили, например, будто за полковником пожаловали выследившие его Огненноголовые индейцы, вознамерившиеся заполучить обратно Ключ, подаренный ему по ошибке, которую он сам признал, и сэр Перси ударился в бега, чтобы не расстаться с сокровищем разом со скальпом. Или все же был похищен туземцами, правда, тогда оставалось неясным, зачем ему было записку писать? Так же представлялось сомнительным, чтобы туземцы отважились нагрянуть в город, памятуя их панический страх перед всем, что связано с человеческой цивилизацией. Хотя... Куяба - городок небольшой, провинциальный, а лес, как уже было сказано, рядом.
  Куда более убедительной представлялась версия, по которой счеты с Офсетом свели головорезы-бандейранты, безжалостные "охотники за головами", которых он допек, обличая порочную практику работорговли. Или просто отомстившие ему, поскольку он, по собственному признанию, застрелил нескольких из них во время стычки в джунглях. Еще болтали, к сэру Перси подослали киллеров оборотистые дельцы, нажившиеся благодаря Каучуковому буму, который он имел наглость критиковать. А, власти, дескать, молча умыли руки, поскольку, гневные обвинения полковника по адресу каучуковых магнатов, беззастенчиво истребляющих аборигенов целыми племенами, ставили под угрозу их собственные карманы. Стремительно разлюбив неблагодарного путешественника, верхи искали способ, как от него избавиться. Объявлять национального героя персоной нон-грата и гнать из страны взашей было нельзя, мог случиться скандал, вот и пришлось прибегнуть к услугам профессионалов. В пользу гипотезы с участием наемных убийц, служил слушок, пущенный, как говорили, одной из медсестер, обмолвившейся, что незадолго до побега сэр Перси попросил у доктора Анселмо Оливейры заряженный револьвер, и уже расставался с ним, держа оружие под подушкой, поскольку всерьез опасался за жизнь, к чему имел самые веские основания. Конечно, доктор смог бы подтвердить или опровергнуть эту гипотезу, если бы не погиб в скором времени при пожаре, дотла уничтожившем его дом вместе с обширной эзотерической библиотекой и ее хозяином. Длинные языки болтали, после своего загадочного исчезновения сэр Перси прятался там какое-то время, пока киллеры не напали на его след, что и стало для Анселмо Оливейры роковым...
  На фоне столь экзотических гипотез, пересуды о том, что сэр Перси банально бежал от кредиторов, выглядели откровенно блеклыми. Тем не менее, они имели место. Утверждалось, например, будто месье Шпильман, получив крупный заем в парижском отделении банка Ротшильдов, заложил имущество траста "Атлантида", на поверку оказавшегося мыльным пузырем. И поскольку, полковник был соучредителем "Операции Троянский Конь", с исчезновением месье Поля финансовые обязательства легли непосредственно на него. А он и без этого был в долгах, как в шелках, понаделанных им в лондонском Сити, давно просроченных и отягощенных набежавшими процентами. Лучше уж по дремучим джунглям скитаться, нежели сгнить в долговой яме, ухмылялись придерживавшиеся этой версии читатели.
  Кое-кто вообще не верил сэру Перси ни на йоту, утверждая, будто ни разоблаченным им работорговцам, ни каучуковым магнатам, ни чиновникам, повязанным с ними круговой порукой, никогда не было никакого дела до его бестолковой болтовни. Да и вся сомнительная история с его похищением, была чистым блефом, поскольку, ничего он, дескать, не открыл, в очередной раз вернувшись из Амазонии с пустыми руками и кучей баек, одна фантастичнее другой. Надо же хоть как-то сохранить лицо, подогрев интерес к своей персоне самолично инспирированным детективом с участием киллеров, ради удовлетворения гипертрофированного тщеславия, а оно единственное, что осталось у него при фактически обнуленном научном авторитете. Еще болтали, будто полковник, окончательно спятив, стал отшельником, поселившись на одном из бесчисленных уединенных островов в дельте Амазонки, словно герой знаменитого романа Даниеля Дефо, только по собственной воле. И еще, что он инкогнито подался в Европу, не имея средств на билет, вследствие чего ему пришлось под чужим именем завербовался кочегаром. И, наконец, что он стал скитальцем, простым бродягой. Так или иначе, сэр Перси исчез, словно провалившись под землю, и о нем долго не было ни слуху, ни духу, только пресса еще мусолила его имя какое-то время, ища способы поднять тиражи...
  Периодически появлялась информация, будто прославленный путешественник погиб, всякий раз версии его смерти были романтичными и изобиловали эпическими подробностями, свидетельствовавшими в пользу того, что они - очередная вздорная выдумка редакторов. Утверждалось, например, что, быстро сделав морскую карьеру, полковник продвинулся из кочегаров в штурманы и храбро расстался с жизнью на капитанском мостике, когда свирепый шторм вдребезги разнес его шхуну у южной оконечности Большого Барьерного рифа, упокоив старого бродягу на дне пролива Торреса, разделяющего Австралию с Новой Гвинеей. Чуть позднее писали, будто сэра Перси сожрали акулы, полковник встретил конец на траверсе мыса Бурь, когда его каботажную посудину перевернула двадцатиметровая волна-убийца.
  За известиями о гибели полковника частенько публиковались опровержения. Но не всегда. Порой он просто появлялся где-то еще, и тогда становилось ясно, предыдущие сообщения были враками. Так, например, его видели на Мадагаскаре, где он скончался от малярии, подхваченной в разгар поисков следов загадочного материка Лемурия, по легендам разделившего печальную участь Атлантиды. И, почти добился успеха, если б не Болотный Джек, скосивший его совершенно не вовремя. Полковника, не поднимая лишнего шума, закопали на старом кладбище католической миссии в Антананариву, говорили сведущие и давали крест. Потом сэр Перси опять появлялся на людях, развеивая слухи о своей безвременной кончине, и тогда его хоронили заново, при еще более драматических обстоятельствах, точно, как Джона Ячменное зерно из знаменитого стихотворения шотландского поэта Бернса. Или даже, как волшебную египетскую птицу Бенну, наделенную сказочными способностями непрестанно возрождаться смерти вопреки, символизируя непрерывные, уходящие в бесконечности жизненные циклы. Жрецы Мемфиса полагали Бенну душой бессмертного бога солнца Ра, выпархивающей из тела одного сраженного Осириса, чтобы переселиться в нового, и так несчетное число раз. С сэром Перси творилось нечто подобное. Словно какая-то сила безуспешно пытались погрести его под пожелтевшими страницами газет, но из этого ничего не выходило. Ни Барьерный риф, ни мыс Бурь не оборвали его ломанный путь. Напротив.
  Однажды, например, как писали газеты, ссылаясь на проверенные источники, он попал в плен к свирепым пиратам Занзибара, кончив дни в колодках, ибо за него требовали выкуп, а правительство Его Величества отказалось платить, туманно намекнув, будто не знает такого гражданина. Согласно альтернативной басне, полковник все же уцелел благодаря вмешательству султана ибн Харуба, высоко ценившего прежние заслуги ученого. Но вскоре имел неосторожность рассориться с ним, и был выдал на расправу кровожадному суданскому полевому командиру ибн аль-Саиду, у которого к Огненному эфенди имелся счет еще со времен Египетской компании. При этом, якобы, британский посланник не ударил пальцем о палец. Далее сообщались леденящие душу подробности, как инсургенты сварили сэра Перси в кипящем масле, казнь состоялась в контролируемой мятежниками крепости Эль-Обейд, настоящем осином гнезде, устоявшем под ударами британской армии. Но и тут Перси Офсет вышел сухим из воды. Каирские газеты упомянули его в числе участников археологической экспедиции графа Карнарвона в Фивы, где среди росписей величественного Карнакского храма сэр Перси, якобы, искал доказательства кровного родства между фараонами и наследниками легендарных владык Атлантиды. Это было в 1910-м году. Практически одновременно его видели в Багдаде, он появился там незадолго до большой резни, учиненной "новыми османами" шиитам арабам. После падения власти Оттоманского султана громадный город лихорадило, и агенты германских спецслужб чувствовали себя как рыбы в воде, методично отстреливая англичан и их немногочисленных сторонников. Полковника, прибывшего инкогнито, якобы приняли за резидента британской разведки Томаса Лоуренса, больше известного под именем Лоуренса Аравийского. Между сэром Томасом и сэром Перси действительно имелось много общего, они оба были заядлыми путешественниками и самозабвенными археологами-любителями. Даже внешне они были похожи. Правда, полковник был старше майора Лоуренса на двадцать лет и выше, как минимум, на полголовы. Тем не менее, сэру Перси (если это действительно был он), пришлось уносить ноги после перестрелки во дворе медресе Аль-Мустансирия, куда его заманили подложным письмом. Оно было написано от имени Сары Болл, той самой очаровательной студентки факультета археологии, у которой единственной хватило духу заступиться за него, когда сэр Перси подвергся насмешкам по возвращении из Амазонии. Правда, с тех пор минуло немало лет, и Сара, из миловидной студентки, превратилась в ослепительную красавицу, вдобавок, добилась феноменальных успехов в археологии, возглавив экспедицию, направленную Королевским обществом по делам Азии в Месопотамию, на самый юг Ирака, где шли раскопки древней шумерской цитадели Бирс-Нимруд, погребенной песками под высоким холмом на левом берегу Евфрата, всего в двадцати милях от развалин Вавилона.
  Так вот, именно там, в палаточном городке, разбитом англичанами у подножия холма (предполагалось, он скрывает в своей толще одну из двух Вавилонских башен), якобы и объявился беглый полковник, как только разделался с гонявшимися за ним по Багдаду немецкими агентами. Преспокойно поселился в одной из палаток и прожил в гостях у археологов около месяца, изучая удивительные находки, сделанные к тому времени Сарой Болл. И даже лично участвовал в раскопках, наравне с другими археологами копаясь в песке. Пока секретная служба Ахмеда Джемаль-паши, военного губернатора Багдада, не додумалась, где его искать, нагрянув прямо к ученым в лагерь, не посмотрев на его экстерриториальный статус. Что, к слову, следовало предположить. Дело шло к войне Антанты с Германией, турки сделали выбор в пользу немцев, и германский резидент полковник фон Триер обосновался прямо во дворце губернатора Багдада, откуда командовал янычарами, отдавая распоряжения именем генерала Джемаль-паши. Впрочем, и сам губернатор был не лыком шит, арабы прозвали его Ас-Саффах, что означает в переводе - Кровавый мясник. Это не было преувеличением...
  Янычары ворвались в лагерь ночью и ринулись без разбору рубить спящих археологов, видимо, посчитав, что опознают полковника по лысой голове и рыжим усам, отсекут ее и доставят паше, что было у них в порядке вещей. Но, ни Сары Болл, ни сэра Перси не оказалось среди погибших, им посчастливилось ускакать и, после бешеной ночной гонки на верблюдах, они спрятались в катакомбах, оставшихся от разветвленной сети древних оросительных каналов, прорытых еще при царе Навуходоносоре. Согласно альтернативной версии, Сару Болл все же захватили в плен, и Джемаль-паша, лично допрашивая ее, был очарован красотой и умом этой удивительной женщины. Что, впрочем, не сулило ей ничего хорошего, поскольку генерал-губернатор был прирожденный садист, способный играючи перейти к пыткам от любовных утех, в особенности, когда получал отказ. Ну а мисс Болл ему, разумеется, отказала. Плохи были бы ее дела, не вмешайся в ход событий всесильный резидент германской военной разведки, уже упоминавшийся выше Герхард фон Триер. Ему было глубоко начхать, что сотворит с гордячкой Сарой Ас-Саффах, освежует или бросит на потеху янычарам. Но, фон Триера чрезвычайно волновали находки, сделанные археологами у холма Бирс-Нимруд, и он не без оснований опасался, что у Сары не получится рассказать о них, познакомившись с темной стороной личности губернатора Багдада. Триер затребовал мисс Болл к себе, Ас-Саффах, закусив удила, зарубил его денщика ятаганом. Триер велел отбить Сару Болл силой, турки встретили немцев ружейным огнем. Это была первая серьезная размолвка между союзниками, имевшая для германского резидента далекие и самые негативные последствия. Она же сохранила мисс Болл и честь, и жизнь. Пока турки с немцами оспаривали друг у друга сомнительное право на нее, Перси Офсет проник в губернаторский дворец и похитил оттуда пленницу.
  Буквально вырвав Сару из вражеских когтей, полковник умчал ее в пустыню, и уж потом им довелось месяцами прятаться в заброшенных оросительных каналах Междуречья, перебираясь из одного ирригационного колодца в другой. Пока к ним на выручку не подоспел эмир Фейсал, влиятельный представитель арабской знати, меценат, большой знаток истории Месопотамии и истинный джентльмен, а также, союзник англичан и преданный почитатель талантов мисс Болл, они с ним уже встречались раньше. Вмешательство эмира избавило беглецов от голодной смерти, хотя, как утверждали впоследствии недоброжелатели, Огненный эфенди успел приучить британку уплетать за обе щеки мясо кобр, которых ловил для нее в катакомбах. Ей, кстати, в конце концов, понравилось, посмеивались они.
  Правда, впоследствии выдающаяся британская ученая категорически отрицала сам факт появления сэра Перси в Междуречье, заявив, что не видела господина полковника с тех самых пор, как еще студенткой посетила его скандальное выступление в стенах Королевского географического общества.
  - Мне больше всего запомнились его огненные усы, - призналась мисс Болл в приватной беседе. - Они топорщились, точно у воинственного таракана. В остальном, по-моему, он нес полную ахинею. Какая-то пирамида, оставшаяся после Атлантиды в джунглях экваториальной Бразилии, какие-то срисованные с угаритского бога Балу злобные "быки" с крылышками, охраняющие ее от вандалов. Извините, но все перечисленное - не темы для дорожащего своей репутацией ученого...
  - А что от вас понадобилось фон Триеру, мисс Болл? - спросили ее. - Говорят, будто это он охотился за чем-то, что вы нашли в Месопотамии у холма Бирс-Нимруд...
  - Мне бы не хотелось сейчас ворошить прошлое, - посерьезнев, отвечала Сара Болл. - И я не понимаю, с чего вы взяли, будто на наш лагерь напали немцы или науськанные ими турки? Я этого никогда нигде не говорила. То было страшное время, уверяю вас, в сельской местности рыскали банды отпетых головорезов. Наш лагерь стоял на самом краю пустыни. На него кто угодно мог позариться, вообразив, будто наши палатки забиты сокровищами из вскрытых нами гробниц. Мне следовало предвидеть опасность и свернуть экспедицию до того, как случилась беда. Погибли ни в чем неповинные люди, прекрасные ученые, мои коллеги. Мне до сих пор больно об этом вспоминать...
  - Но как же быть со слухами, что именно сэр Перси вызволил вас из лап этого кровавого садиста Ас-Саффаха?
  - Как быть со слухами, это вы уж сами решайте, - ответствовала Сара Болл с холодной улыбкой. - Что же до моего похищения... - она стоически вздохнула, с видимой неохотой уступая настырности корреспондента. - Да, вы правы, меня похитили. Только я не скажу вам, кто, поскольку не видела лиц. А освободил меня сэр Томас Лоуренс, причем, так быстро, что бандиты даже не успели огласить своих требований. Сэр Томас бросился мне на выручку, как только узнал, что я в беде. Он и Его Величество король Фейсал, в то время - эмир, вот двое моих спасителей. Кстати, сэр Томас как-то рассказывал мне, будто его, действительно, пару раз принимали за полковника Офсета. Неудивительно, они немножко похожи, у обоих - орлиные носы, острые скулы и линия губ, выдающая непреклонную решимость. Это, конечно, если мне память не изменяет, повторяю вам, что помню внешность сэра Перси весьма смутно, слишком много воды утекло...
  Язык не поворачивается заподозрить в неискренности столь обворожительную женщину и столь авторитетного археолога, каким, безусловно, является доктор Болл. Поэтому, по всей видимости, сведения о появлении Офсета в Междуречье - еще одна газетная утка. Да и не до раскопок тогда было археологам, тут мисс Болл нисколько не сгущала красок. После того, как заговорщики отстранили от власти султана Порты, в провинциях громадной Оттоманской империи разразилась целая череда кровопролитных конфликтов, и Междуречье, к сожалению, не стало исключением. Там практически безостановочно дрались. То из-за передела источников воды, которая в Месопотамии на вес золота, то на религиозной почве, когда сунниты припомнили старые обиды шиитам. Да и исповедовавшие агрессивный пантюркизм генералы, сковырнувшие с трона последнего султана, лишь подлили масла в огонь, взявшись зачесывать разношерстное население империи под один гребешок, орудуя кнутом без малейшего намека на пряник.
  Опять же, поскольку новая турецкая власть, заигрывая с кайзером, без оглядки пела под немецкую дудку, над всеми трудившимися в Ираке британцами автоматически собрались грозовые тучи. Самое малое, что им грозило - схлопотать обвинение в шпионаже, а за подобные грехи турки без разговоров секли головы, не слишком-то заморачиваясь сбором доказательств. Кто бы сомневался, что британцам будет несладко! Как и в том, что в охоте на них примут деятельное участие агенты немецкой разведки, действовавшие рука об руку с янычарами Джемаль-паши. При этом, нет никаких оснований утверждать, будто кому-то из высокопоставленных генералов Die Reichsheer на самом деле приспичило узнать, что искала у холма Бирс-Нимруд Сара Болл. Да, такая версия событий одно время будоражила умы читателей после войны. Однако, убедительных доказательств в ее пользу нет, да и мисс Болл, как указывалось выше, называла эти слухи чьей-то глупой выдумкой...
  
  ***
  
  Не представляется возможным установить, где носило полковника Офсета во время Первой мировой войны, разразившейся в августе 1914 года. Но известно, что, когда в Европе запахло большим конфликтом, сэр Перси сделал несколько громких заявлений для прессы. В частности, обвинил в разжигании грандиозной бойни международных банкиров, этих гнусных навозных жуков, по его выражению, намеревающихся погреть свои загребущие жадные руки на солдатской крови и слезах сирот.
  Черт возьми, леди и джентльмены, неужели вы не видите, что вот-вот станете, по милости этих беспринципных ублюдков, кем-то вроде римских гладиаторов, которых они намерены вытолкнуть на арену мирового Колизея? - писал полковник в статье, которую не побоялась опубликовать скандальная "The Daily Mirror", единственной осмелившаяся предоставить трибуну для критики воинственных приготовлений правительства. Но, в лихорадочной спешке, с которой мир катился к эпическому побоищу, голос сэра Перси остался гласом вопиющего в пустыне. А вскоре и вовсе потонул в грохоте артиллерийских канонад, когда сербский радикал Гаврило Принцип застрелил австрийского эрцгерцога и его жену, ну и, пошло-поехало.
  Конечно, как только началась война, полковнику, как британскому строевому офицеру, следовало, отставив разговоры, вернуться на родину для зачисления на воинскую службу. Что бы там ни говорили о причинах войны, именно к этому обязывал долг. Однако, как уже известно читателям, обратный путь был ему заказан. Стоило полковнику ступить на родную землю, и его бы тотчас задержали судебные приставы, с тем, чтобы препроводить в ближайшую тюрьму. Пока сэра Перси мотало по свету в поисках не дававшей ему покоя Колыбели Всего, долги, понаделанные им, не давали покоя кредиторам, жаждавшим сатисфакции никак не меньше, чем сам полковник жаждал проникнуть в Белую пирамиду. Более того, его долги, по понятным причинам, росли, вследствие исправного начисления процентов, процентов на проценты, а также, пени, подсчитанной банковскими клерками самым скрупулезным образом. Так что нечего было даже думать о возвращении, на берегах Темзы сэра Перси ждала бездонная долговая яма. Кроме заточения, полковник мог смело рассчитывать на насмешки бывших коллег по научному сообществу. Британская пресса достаточно подробно освещала перипетии, выпавшие на долю второй экспедиции Офсета, названной им "Операцией Троянский конь". Недоброжелатели не скупились на комментарии, ставшие неприкрыто язвительными после того, как месье Поль, выступая Гавре, имел неосторожность заикнуться о постройках атлантов на берегах притоков Амазонки. Особенно им перепало за царя Атлантиды Хроника, чьи монеты, якобы, достались Шпильману от прославленного деда. Тут уж недруги наизгалялись всласть. Пожалуй, следует отметить, тон злопыхателям задавал все тот же желчный профессор Лиддел Чванс, старинный противник сэра Перси. Похоже, для Чванса издевки по адресу полковника стали чем-то вроде хобби, он предавался им, как только выпадала свободная минутка, а таковых у него, в перерывах между чтением занудных лекций, набиралось предостаточно. Порой профессор вообще совмещал приятное с полезным, и тогда уничижительная критика звучала прямо с аудиторской кафедры, обрушиваясь на студентов ядовитыми потоками.
  - Прежде я полагал обоих молодчиков авантюристами от лженауки! - в возбуждении переминаясь с ноги на ногу, гвоздил с трибуны Чванс. - Но теперь, в свете новых обстоятельств, решительно беру свои слова назад. Слышите, я снимаю все свои прежние обвинения в неуемном хвастовстве, дилетантизме, волюнтаризме и просто человеческой непорядочности! Нет, я был поистине несправедлив к обоим убогим! Они просто впали в маразм, и нуждаются в неотложной помощи квалифицированных психиатров! Ладно бы, если б они отправились в Перуанские Анды! Да, высоко в горах попадаются каменные постройки, и некоторые из них действительно можно датировать эпохой позднего Неолита. Но переться в Амазонию и искать там пирамиду, сложенную из тысяч каменных блоков, когда там практически напрочь отсутствует камень! Уму непостижимо!! - при этих словах Чванс, бывало, даже хлопал себя ладошкой по лбу вследствие переполнявшего его негодования. - Чушь, чушь и чушь!! Безумцы, чистые безумцы! Операция Троянский конь, говорите вы?! О, сколь показательно само имя этого дурацкого мероприятия, родившееся в нездоровых мозгах обоих кретинов! Сами они кони после этого, вот что я вам напоследок скажу! Шуты гороховые!!
  Художники-карикатуристы, к слову, тоже не сидели, сложа руки. Особенной популярностью у публики определенного сорта пользовался шарж, где, без особого труда узнаваемые Офсет со Шпильманом, сидели верхом на убогой кляче, с головы до ног покрытой чем-то вроде лишая. Ниже обыкновенно изображалась географическая карта, тут полковнику аукалось его прошлое выдающегося картографа. Задние копыта коня опирались на Малоазийский полуостров, видимо, это был намек на легендарную Трою, раскопанную Шпильманом-старшим в Анатолии. Передние искали опору в болотистой пойме Амазонки, куда провалились почти по колена. Однако вожделенная твердь никак не нащупывалась, и несчастное животное, потеряв равновесие, готовилось ухнуть в океан, отправив обоих незадачливых седоков купаться. Карикатура широко тиражировалась и не раз становилась предметом плагиата. В некоторых вариациях конь изображался с рогатым бычьим черепом и жутковатыми медяками вместо глаз, символизировавшими знаменитые монетки владыки Атлантиды Хроника, которыми так гордился месье Поль. Порой воображение художников сажало первопроходцев на деревянную лошадку, качавшуюся над схематической Атлантикой. На крупе лошадки указывалось размашисто:
  
  ТРОЯНСКИЙ КОНЬ
  
  Или даже:
  
  ТРОЯНСКИЕ КОНИ...
  
  Эта колкость была запущена с легкой руки острослова Чванса...
  Стыдно признать, но даже драматический финал экспедиции, а ведь из всех ее участников, уцелел один полковник Офсет, и тот не остудил пыла шутников. Наоборот, их юмор сделался откровенно черным. Одна из газет, чье наименование стыдно упоминать, поместила на первой полосе картинку, на которой гигантский тучный буйвол с крупом, больше всего походящим на пирамиду, наподдавал щуплому человечку в британском пробковом шлеме исполинским изогнутым рогом точно под зад. Как должен был относиться к соотечественникам сэр Перси после этого? К его чести следует добавить, он все равно с гордостью называл себя англичанином, а когда начались боевые действия, поступил так, как велел ему долг. Да, ему не оставили пути назад, к тому же, полковник давно уже был немолод, ему исполнилось пятьдесят. Однако, это отнюдь не помешало сэру Перси в первых числах сентября рокового для цивилизации 1914 года прибыть в Капскую колонию. К тому времени британский парламент уже включил ее, вместе с другими бывшими бурскими автономиями, Наталем, Трансваалем и республикой Оранжевой реки, в новое территориальное образование, названное Южно-Африканским Союзом. Записавшись добровольцем в один из срочно сформированных батальонов, сэр Перси с боями прошел с юга на север практически всю Намибию, от Оранжевой реки до реки Кунене. Преимущество было на стороне англичан, но и немецкие колонисты, и солдаты экспедиционного корпуса генерала Лотара фон Кранке оказывали отчаянное сопротивление, сражаясь за каждую пядь Германской Юго-Западной Африки, которую приучились считать своей, хоть ни германской, ни британской, она, разумеется, никогда не была. Что мог думать об этой войне полковник, он, собственно, никогда не скрывал. Зная его характер, можно предположить, он пытался найти ей хоть какое-то моральное оправдание, и даже нашел его для себя в грудах костей, оставленных в пустыне Калахари некогда многочисленным племенем гереро, согнанным немцами с земель при помощи ружей. Но, чуть позже, когда сэр Перси увидел концентрационные лагеря, построенные британцами в Ботсване для остатков гереро, каким-то чудом избежавших гибели в пустыне, его воинственный пыл окончательно сошел на нет. Еще сквернее сделалось ему, когда он узнал о концентрационных лагерях, возведенных на заре просвещенного ХХ века его соотечественниками для жен, матерей и детей строптивых бурских колонистов.
  - Вы уверены, что за колючкой погибли десятки тысяч ни в чем неповинных мирных жителей?! - спрашивал полковник, держась за виски.
  - Их не расстреливали, - уверяли его. - Они стали жертвами голода и болезней, вызванных антисанитарией. Она в таких местах - обычное дело...
  Кто бы сомневался, что мрачные открытия, сделанные сэром Перси в этот период, лишь усугубили отвращение к так называемым "дарам" белой цивилизации, сформировавшееся у него после посещения бассейна Амазонки. Известно, что на рубеже 1914 и 1915 годов полковник дезертировал из армии и, после неудачной попытки поднять восстание уцелевших гереро против колониальной администрации, бежал из Южной Африки...
  
  ***
  
  По некоторым сведениям, впрочем, не получившим документального подтверждения, в первых числах января 1915 года полковник неожиданно объявился в Китае, став одним из ближайших советников мятежного генерала Юань Шикая, когда тот сверг последнего императора из Маньчжурской династии, чтобы провозгласить себя Небесным владыкой. Это событие стало неприятнейшим сюрпризом для Британского кабинета, привыкшего распоряжаться в Пекине, как у себя дома. Трудно, конечно, судить, насколько велико было влияние полковника на новоявленного диктатора, и не он ли надоумил Юань Шикая провозгласить курс "За независимый Китай" вскоре после военного переворота.
  Вообще-то, генерал Шикай и сам недолюбливал пронырливых и наглых европейцев, признаем сразу, было за что. Его предки сражались в обеих Опиумных войнах, по ходу которых Британия превратила Поднебесную в грандиозный притон, где миллионы китайцев ежегодно выкуривали сотни тонн поставлявшегося из Бенгалии опиума, набивая золотом карманы ненасытных британских олигархов. Когда же против английского диктата поднялись тайпины, и началась еще более жестокая война, дед Юань Шикая бился в первых рядах повстанцев, поклявшихся избавить страну от спекулянтов, шкурников и зарвавшихся англичан.
  Конечно, быть может, правы и те, кто утверждает, будто на службе у Юань Шикая, сэр Перси держался вдалеке от политики, занимаясь тем, что умел лучше всего, то есть, составлял картографические проекции местности. С другой стороны, отчего бы не предположить, что полковник, при его пытливом уме и небезразличном сердце, заинтересовался оставленным тайпинами опытом, ведь они не хотели ничего дурного, ратуя лишь за свободный от эксплуатации труд и за запрет на курение наркотиков. Разве эти идеи не были созвучны тем, с которыми сэр Перси носился еще с Бразилии, наглядно убедившись, что случается с любой, самой древней самобытной культурой, когда она попадает в поле притяжения "просвещенного" Запада с его благами, становящиеся дарами данайцев, потребление которых влечет за собой удручающую нищету, финансовую кабалу и болячки.
  Впрочем, вне зависимости от того, был ли сэр Перси причастен к смелым реформам Юань Шикая, дни генерала оказались сочтены. Его доблестный дед пал в бою, до последнего вздоха обороняя от британцев осажденный Нанкин, расстреливаемый с моря дредноутами Grand Fleet ее Величества королевы. Наследовавшего тайпинам Юань Шикая англичанам удалось устранить без лишнего шума. Летом 1916 года его свергли в результате дворцового переворота и отправили в темницу, где генерал скоропостижно скончался. Сэр Перси вынужден был снова бежать, недоброжелатели клеветали, что с полковником растворилась часть государственной казны, хотя никаких доказательств никто никогда не приводил. Тем не менее, англичане упорно искали его и в Шанхае, и в Гуанчжоу, и в Макао, но полковника и след простыл. Не дожидаясь, когда его схватят и повесят под горячую руку, как изменника, сэр Перси вышел в открытое море на крошечной джонке и, обогнув остров Формоза с востока, чтобы избежать встречи с британскими военными кораблями, двинулся на юг, к Малаккскому проливу, разделяющему Малайю с Индонезией. Якобы, полковник даже планировал осесть на Суматре, места были знакомы ему с молодости, когда он обошел этот гористый и густо поросший джунглями остров вдоль и поперек. Однако, что-то вынудило его отказаться от этих планов, и сэр Перси поплыл на запад, в Индийский океан.
  
  ***
  
  Спустя что-то около месяца, сэр Перси неожиданно появился в Индии, где посетил знаменитого Мохандаса Ганди. И, хотя Ганди выучился в Лондоне на юриста, чем выгодно отличался от воинственных инсургентов прежних лет, вроде маратхской рани Лакшми Бай, более того, исповедовал Сатьяграху или непротивление злу, за что, собственно, другой знаменитый индус, поэт Рабиндранат Кагор, и нарек его Махатмой, иными словами - Великой душой, прибытие полковника не на шутку встревожило колониальные власти. Спору нет, с тех пор как Индия перешла под прямое управление короны, формально избавившись от Ост-Индской компании, там было относительно спокойно, со времени кровопролитного восстания сипаев минуло полвека. Однако страх, нагнанный мятежниками на британцев, не выветрился без остатка, уж очень их пробрало. И, кто знал, чего ждать от Офсета, после службы у строптивого генерала Юань Шикая, спецслужбы воспринимали его как бунтаря и подстрекателя к беспорядкам. Поэтому, когда на одной из кривых улочек Старого Дели на полковника набросилось трое профессиональных душителей-тхагов, ему не пришлось ломать голову, гадая, кто их нанял. Правда, сначала сэру Перси надлежало отбиться от них, это оказалось совсем непросто.
  - Если б не страстное увлечение боксом в военном училище, а потом в армии, когда я служил в Египте, эти макаки удавили бы меня своими дурацкими кушаками, - сказал полковник на следующий день приятелю Мохандасу, явившемуся его проведать. На крепкой шее сэра Перси багровел жуткого вида след от удавки, левый глаз заплыл, костяшки пальцев на обоих кулаках были стесаны. - До сих пор не верится, что я выжил, - добавил полковник, добродушно потрепав Ганди по щуплому плечу. - Вот вам и ваше непротивление злу, дружище. Вы уж берегите себя, друг мой, они ведь и вас могут попытаться удавить...
  Говорят, незадолго до капитуляции Кайзеровской Германии, положившей конец многолетнему кровавому кошмару, обрушившемуся на мир по милости его же вершителей, полковника Офсета видели в Париже. Как указывали непроверенные источники, целью визита сэра Перси во Францию, где он не был со времен подготовки экспедиции "Троянский конь", стало посещение дорогой частной школы-интерната Ecole des Roches в Версале. Причем, что, пожалуй, удивительнее всего, полковник был не один, а в сопровождении очаровательного мальчика лет шести, максимум - семи. Собственно, полковник и прибыл в Париж, чтобы, оформив все необходимые документы, передать ребенка на попечение директора школы Эдмона Демолена и педагогического коллектива, пользовавшегося, к слову, безукоризненной репутацией. Нескольким репортерам, воспылавшим желанием узнать подробности переговоров, которые Офсет вел с месье директором, без особых церемоний указали на дверь. В числе прочих достоинств Ecole des Roches, было и умение щепетильно хранить секреты клиентов, доверяющих заведению заботу о своих бесценных чадах, что, кстати, стоило приличных денег. Тем не менее, прессе все же посчастливилось вынюхать кое-какие детали. В частности, в печать просочилась информация, что сэр Перси усыновил мальчика, когда находился в Южной Африке, когда родители малыша погибли.
  - Любая война - грязное дело, месье, во имя каких бы воображаемых светлых идеалов ни велась, - сказал сэр Перси директору школы. - Я не знаю, от чьей руки погибли родители парнишки. Да кто угодно их мог подстрелить. И немцы, которые, отступая, не церемонились с мирным населением, и англичане, наступавшие немцам на пятки. Вдобавок к боевым действиям, а они, к сожалению, никогда не обходятся без косвенного ущерба, в округе рыскали как минимум три десятка вооруженных до зубов банд, составленных как из разоренных войной и утративших человеческий облик белокожих переселенцев, так и из местных, гереро и банту, у которых нет ни малейших причин щадить колонистов, если представляется шанс расквитаться. Война, месье, как взрыв динамита в болоте, поднимающий столько зловонного ила со дна, что потом требуются годы, чтобы вода очистилась...
  Кроме того, сэр Перси пояснил, что нашел малыша, когда тот еще не выучился толком говорить, и произносил лишь отдельные слова на голландском, которого полковник не знал.
  - Из этого мне стало ясно, что его родители были бурами. Я решил, что назову его Генри, усыновлю и увезу с собой в Европу. В Капской колонии и Трансваале еще очень нескоро станет спокойно...
  На это месье Демолен лишь молча кивнул. Война обернулась национальной трагедией для Франции, так что любые комментарии здесь были излишними.
  Рассказывалось также, что сэр Перси приехал к месье Эдмону не с пустыми руками, и, пока клерки заполняли бумаги, внес на банковский счет школы круглую сумму, достаточную, чтобы оплатить учебу и содержание воспитанника вплоть до совершеннолетия. Это примечательное обстоятельство дало повод кое-кому из недругов полковника припомнить загадочную участь значительной части казны китайского правителя Юань Шикая, которую так и не удалось найти. Впрочем, у зубоскалов всегда найдутся поводы, чтобы вставить свои пять копеек там, где этого делать не следует.
  - Конечно, месье Офсета крепко потрепала жизнь, - констатировали они. - Его бы не узнать, если б не усы. Но усы-то - по-прежнему - огненно рыжие. А теперь, сделайте-ка одолжение, поглядите на шевелюру мальчишки, которого старый греховодник притащил с собой в Париж, а потом ответьте: у кого тут еще такие же рыжие волосы? Откуда они взялись? И после этого Офсет утверждает, будто нашел мальчугана? Оказывается, ко всему прочему, он еще и шутник, хе-хе. Про дам в подобных ситуациях говорят, принесла в подоле, но пускай отпрыск сэра Перси считается найденышем, которого он обнаружил в своем легендарном пробковом шлеме, если ему так угодно. Любопытно было бы все-таки узнать, кем была матушка бедной сиротки? Наверняка, это какая-то не в меру воинственная и до чертиков вспыльчивая маратхская княжна, дикарка и гордячка, кого еще могло угораздить связаться с сумасбродом вроде господина Офсета?! И, куда, кстати, он подевался теперь? Все-то ему не сидится на месте...
  Как вроде бы пояснил лично сэр Перси, устраивая будущее ребенка, ему вскоре предстояла долгая и полная опасностей поездка, именно поэтому он, мол, и решил застраховаться от всяческих досадных случайностей вроде смерти.
  
  Из всех наук самая опасная - это наука о контроле над мыслями толпы,
  потому что она позволяет управлять всем миром.
  Талбот Мэнди
  
  III. VIVIH Foundation
  
  Первую половину третьего десятилетия ХХ века о сэре Перси действительно не было слышно. Ходили какие-то невнятные слухи, что он-де, неожиданно, сошелся с известным русским художником, путешественником и эзотериком Константином Вывихом, бежавшим из России от ужасов людоедского мраксистского режима, и, по приглашению живописца, отправился на Тибет, искать мифическую страну Шамбалу.
  - Мало ему стало, видать, пирамид атлантов на берегах Амазонки, теперь подавай Крышу мира. Совсем у старого бродяги крыша поехала... - злопыхали прослышавшие о новой затее полковника критики.
  Трудно доподлинно узнать, состоялась ли экспедиция полковника в Гималаи. Офсет долго не подавал о себе никаких вестей, а время неумолимо уходило вперед. После Версаля Европу стало не узнать. Разительно изменилась политическая карта континента. Неузнаваемо переменились люди, многим из которых просто не верилось, что пережитый кошмар - позади. Постепенно о сэре Перси стали забывать и, в конце концов, подзабыли. Газеты больше не тревожили его, о полковнике перестали судачить обыватели, даже его недруги, и те успокоились. Быть может, во многом потому, что в самом начале 1920-х ушел из жизни их главный заводила профессор Чванс, скончался от обширного инфаркта прямо на университетской кафедре.
  И вот, когда уже казалось, что полковник пропал навсегда, более того, это обстоятельство перестало волновать кого бы то ни было на всем белом свете, сэр Перси неожиданно сошел с корабля в Нью-Йоркском порту. На дворе стояла осень 1925 года. Компанию полковнику составляли упоминавшийся выше знаменитый русский пейзажист Константин Вывих и стройный юноша лет пятнадцати, чье миловидное интеллигентное лицо несколько контрастировало с огненно-рыжей шевелюрой. И, хотя сам полковник, сколько его помнили, был лыс как колено, да и знаменитые усы сэра Перси успел посеребрить возраст, сходство между этими двумя людьми позволяло сделать правильные выводы относительно их прямого родства.
  Сэр Перси никогда прежде не бывал в США, да и его былая слава потускнела, ибо ничто не вечно под Луной. Тем не менее, встречать его пришло довольно много людей, как представителей прессы, так и досужих зевак, охочих до любых сенсаций, хоть погода и не способствовала шоу. С самого утра зарядил занудный дождь, первый привет холодного дыхания грядущей зимы. Впрочем, публика ждала не одного полковника. Пожалуй, Вывих интересовал ее ничуть не меньше. Автор бесподобных пейзажей, чьи полотна завораживали всех, и неискушенных зрителей, и утонченных ценителей живописи, завсегдатаев элитарных салонов, и даже въедливых нью-йоркских критиков, не смевших против Вывиха слова худого сказать, чтобы не заклевали. Его слава отважного путешественника, обследовавшего самые дремучие медвежьи углы Тибета, Памира и Алтая, где он искал загадочную Шамбалу, летела впереди него. Пресса, в целом, благоволила к нему, не без помощи щедрых вливаний, правда. Причем, в отношении СМИ не было ни толики той унизительной снисходительности, которую позволяли себе газеты, освещая подвиги сэра Перси, позже эта практика стала для него бичом. У Вывиха все было иначе. Некоторые масс-медиа говорили о нем, чуть ли не с придыханием, он почитался ими как гуру и маг. Это, кстати, легко понять. Американская поговорка гласит: если ты такой умный, покажи свои деньги. Вывих мог продемонстрировать их шутя, если бы только захотел, и кэш, и лаве на банковских счетах, активы подконтрольной ему корпорации CHERNUHA Ltd, занятой добычей алмазов в Сибири, и даже небоскреб о сорока этажах, возведенный на Манхэттене, чтобы вместить в себя центральный офис "Чернухи", штаб-квартиру VIVIH Foundation, экспозицию сделанных Вывихом археологических находок, картинную галерею живописца, конференц-зал на тысячу мест и самый большой в Северной Америке буддистский храм с самой высокой на континенте статуей Будды. На верхних этажах небоскреба находился отель для почетных гостей и личные апартаменты Гуру, последние - в парящем над крышей пентхаусе. Здание носило имя The Guru Building, и было построено на собственные средства оборотистым американским дельцом Луисом Торчем, числившимся у Вывиха исполнительным директором. Поговаривали, Гуру имел на миллионера такое влияние, что мог заставить того простоять на одной ноге хоть целый день. Не потехи ради, разумеется, а для достижения Ваджраяны, то есть, такого уровня просветленного состояния, когда бизнесмен обретал способность к ясновидению и начинал предсказывать биржевые котировки как минимум на полгода вперед.
  Конечно, столь поразительной успешности завидовали. Естественно, у него были враги, распускавшие обидные сплетни о том, что, дескать, никакой Вывих не археолог, а циничный и холодный делец, для которого россказни о поисках следов древних цивилизаций в Сибири и на Алтае - всего лишь ширма для отвода глаз. Что его совместное советско-американской предприятие интересуется археологией примерно в том же объеме, что и ВЧК-ОГПУ, на пару с которым проходимцы из корпорации CHERNUHA полным ходом добывают алмазы в рудниках, где в адских условиях пашут политзаключенные, противники кровавого большевистского режима, посылаемые на каторгу, как убой зловещими ОСО - особыми совещаниями, штампующими приговоры без суда и следствия.
  Вывих, естественно, отрицал клеветнические нападки, твердя, будто до алмазов ему нет никакого дела, он много выше мирской суеты, CHERNUHA - сугубо некоммерческая, научно-просветительская организация, а что капища пращуров, как назло, оказались в богатых алмазами краях, ничего не попишешь, досадное совпадение. Если Гуру лукавил, то зря. В американской обывательской душе одержимость наукой с коммерческой жилкой находила гораздо больший отклик, нежели научная одержимость в чистом виде, от которой так долго страдал Офсет. Такому успешному человеку, каким зарекомендовал себя в Америке Вывих, и мифическую Шамбалу искать - не грех. Раз ищет, значит, знает, что делает. Там, где-то, должно быть, и золотоносные жилы найдутся...
  Даже обвинения в том, что Вывих имеет серьезные связи в Москве, где у него имеются самые высокие покровители, причем, и в Кремле, и на Лубянке, в большей степени шли Гуру на пользу, чем во вред. Забитые трупами казненных расстрельные подвалы ВЧК, из Нью-Йорка представлялись такими же далекими, как открытые Джованни Скиапарелли каналы на Марсе, кто их разберет, есть ли они вообще. Кроме того, прежняя, царская Россия самодержцев Романовых, зарекомендовавших себя мракобесами, деспотами и антисемитами, воспринималась с берегов Гудзона как империя зла, эдакая, слегка обновленная держава Навуходоносора, недоразумение, которое давно пора было устранить, дабы не мозолило глаз. В то время как захватившие власть мраксисты с гордостью звали себя партией пролетариата, похваляясь устроить новую, невиданно счастливую и сытую жизнь для всех без исключения трудящихся. Как же было не посочувствовать этой почти воплощенной мечте какому-нибудь честному американскому работяге, вкалывающему от зари до зари, скажем, на конвейерах мистера Форда?
  В общем, в части public relations сэру Перси было до Гуру, как до Луны. Но и он мог смело не опасаться насмешек.
  Ни для кого не было большим секретом, что полковник стал изгоем в своей стране, которой служил верой и правдой всю жизнь, но это американцев не смущало, скорее, наоборот. Его репутация храброго путешественника, привыкшего бестрепетно смотреть смерти в лицо, и при этом, не корчившего из себя героя, пришлась им тем более по душе. Американцы любят повторять, что сделали себя сами, дух отважных пионеров, освоивших бескрайние прерии, по-прежнему силен в них. Короче, сэра Перси без колебаний приняли за своего. Прямодушие полковника, его чисто солдатская прямота, опять же импонировали американской публике. Наконец, читательская аудитория заждалась романтических историй о далеких странствиях в экзотические края, тут давала себя знать общая утомленность сводками с европейского ТВД, ведь пушки на фронтах Мировой войны онемели сравнительно недавно. Публика остро нуждалась в жизнеутверждающей сказке со счастливым концом. Так что газетчики питали в отношении сэра Перси определенные надежды, связанные, главным образом, с увеличением тиражей. В одиночку сэр Перси бы этого не потянул, а вот, объединив усилия с Вывихом... Подобный тандем, пара столь ярких личностей, первооткрыватель бразильской Атлантиды и мистик, разыскивавший в Тибете Шамбалу... О, это была гремучая смесь...
  
  ***
  
  Противный дождь, зачастивший с утра, слегка подпортил встречу. Да и путешественники были явно утомлены долгой дорогой, их усталые лица зафиксировали объективы трех десятков фотоаппаратов и, как минимум, две кинокамеры. Примета времени - картинка новостного ряда потихоньку утрачивала былую статичность.
  У сходней, отгородившись от ненастного неба черными зонтами, раскрытыми рослыми телохранителями, появления Гуру дожидался Луис Торч. Миллионера сопровождали симпатичная секретарша и смуглый коротышка средних лет, в очках с такими толстенными линзами, какими в солнечную погоду можно за минуту распалить костер. По случаю торжественной встречи, Торч вырядился в дорогой смокинг. Держа шляпу-цилиндр в левой руке, он в нетерпении похлопывал по обшлагу наброшенного на плечи дождевика изящной тростью с рукояткой из слоновой кости. Рядом с боссом коротышка, чей наряд составляла унылая пиджачная пара, смотрелся бухгалтером чистой воды, прихваченным Торчем вместо арифмометра.
  Оркестр грянул туш, раздались бурные аплодисменты. На палубе показался Вывих, он был в темно-красном тибетском донгаке - жилете без рукавов, но с наплечниками, вышитыми по китайскому обычаю нарядной тесьмой. Окинув пронзительным взглядом пирс, где столпилась публика, Гуру вскинул руку в приветствии. Глаза учителя немножко слезились, похоже, он был тронут числом людей. Или во всем был виноват дождь, обрушившийся на Нью-Йорк тугими струями. Придерживая края бурой накидки зэн, обычной для тибетских лам, Вывих принялся осторожно спускаться по сходням. Уже почти преодолев трап, все же неловко наступил на одну из пол своего экзотического одеяния, потерял равновесие и полетел носом вперед. К счастью, мистер Торч, уже шагавший навстречу учителю, подхватил его и порывисто сжал в объятиях.
  - Гуру! - воскликнул магнат тонким от волнения голосом.
  - Майтреей клянусь, чуть не колдырнулся к еханной Кали, мать ее за ногу! - крякнул Вывих на ухо ученику, оглушив американца убийственным перегаром. Что и говорить, от него тхнуло, как из пивной бочки.
  Отстранив миллионера, Вывих нашел глазами "бухгалтера", и его раскрасневшееся одутловатое лицо расплылось в широкой дружелюбной улыбке.
  - Михась, мать твою раз так! Землячок! Иди-ка сюда, басурманская твоя харя!
  "Бухгалтер", смутившись от такой фамильярности и, одновременно, польщенный, раскинул руки, и они с Гуру трижды расцеловали друг друга в щеки по старинному русскому обычаю. При этом Гуру в избытке чувств едва не смахнул свою шитую золотыми нитками брахманскую шапочку, но "бухгалтер" оказался на высоте, быстро водрузив ее обратно.
  - Земелька! - бормотал Вывих, расчувствовавшись. - Эх, люблю тебя, коротыша, как самого Вишну!
  - Товагищ Вывих, хотя бы до обеда воздегжались бы! - потянув ноздрями воздух, укоризненно шепнул "бухгалтер", с опаской покосившись на корреспондентов, подступавших все ближе со своими "лейками", как любовно звались у них фотокамеры немецкой компании Leica AG.
  - Цыц! - прошипел Гуру, сразу же наливаясь пунцом. - У тебя, пигмея, забыл спросить, когда мне Дживанмукту тренировать, чтоб от негативной кармы освободиться, и на весь этот гавеный материальный мирок насрать с высокой пагоды!
  - Так я... - начал бухгалтер извиняющимся тоном.
  - Еще раз мне в атман харкнешь, все дживу из тебя выбью к херам, Рагараджа тебе под ребра! - предупредил Гуру. - Сморчок, мля...
  Лицо "бухгалтера" вытянулось. Следовавший за Вывихом сэр Перси, слегка замешкался, наблюдая эту сцену с трапа. Затем быстро сбежал по ступеням и энергично пожал руки, сначала Торчу, а за ним и очкарику в пиджачной паре. Покосился на горилл с зонтами, но у тех были заняты руки. Расправил тронутые сединой, но по-прежнему рыжеватые усы.
  Представители прессы, почувствовав, что настало самое время, насели на Гуру с расспросами.
  - Мистер Вывих, вы нашли Шамбалу, как обещали?! Встретились ли вы с Далай-ламой в Лхасе, как было запланировано, и открыл ли вам Его Святейшество самые потаенные тайны бытия?! Видели ли вы "Око мира" или "Божественный глаз", посредством которого Великие учителя наблюдают за нами с вершин Гималаев из столетия в столетие?! Заглянули ли вы в него, мистер Вывих, и если да, то, какое божественное откровение в нем прочли?!
  Сдвинув на лоб шапочку, Вывих провел ладонью по бороде. Приосанился, поднял руку, прекращая град сыпавшихся на него вопросов, оценивающе оглядел собравшихся из-под зонта, открытого над ним одним из телохранителей мистера Торча.
  - К сожалению, Далай-лама не удосужился принять посольство Западных буддистов, - сообщил Гуру мрачно. - Досадно признавать, да ничего не попишешь, эпоха злой ведьмы Кали на исходе, близится Маха-юга, такой, чтоб вы поняли, гавеный период, когда самые, понимаешь, негативные свойства, проявляются до полной прозрачности, и все говно всплывает наверх. В точности, как предсказано в Пуранах, большом источнике мудрости, кстати...
  - То есть, вам дали от ворот поворот, мистер Вывих?
  - Делегацию не пустили в Лхасу, - нехотя признал Гуру и устремил взор поверх голов, на увенчанные шпилями коробки небоскребов. Они едва проступали через серую пелену непогоды и казались такими же безжизненными, как брошенные и людьми, и богами шумерские зиккураты.
  - Его Святейшество не возжелал увидеться с вами?!
  - Святейшество, - губы Гуру сложились в презрительную ухмылку. - Ладно, пускай будет святейшеством, как вам угодно. К вашему сведению, я отправил этому... - Вывих запнулся, - ламе, короче говоря, личное письмо, где расписал, специально, как для тупого, что, когда близится ночь Брахмы, Махапралая, а, если без понтов, то - полный писец всем и каждому, один буддист другому - поневоле брат. И западный, и восточный, и из Австралии с Антарктикой, какая нахрен разница! Объединяться надо, чтобы разом Майтреюшку искать! А этот... короче, пес, забил на меня! Ну и хер по нем, доложу я вам, нам ли быть в печали! Долой такого Далай-ламу, на кой хрен он вообще сдался, если прислушивается к голосу резидента английской разведки на Тибете, как будто с ним сам Шива говорит!
  - Вы намекаете, Его Святейшество Далай-лама стал заложником нечистоплотных политических игр с участием английских спецслужб, и это они сыграли с вами злую шутку?!
  - Злую шутку?! - загремел Гуру, слегка покачнувшись. - Да мы едва не подохли в непролазных снегах, пока он там телился у себя во дворце! Похер мне после такого облома, кем там заделался этот мудак! Даром не нужен. И толку от него, как с козла молока! Не заморачивайтесь по этому поводу, ребятки! С моей стороны было бы глупо расстраиваться из-за несостоявшегося знакомства с этим фигляром! Наоборот, я лишь растратил бы впустую силы, разыскивая то, чего давно уже нет в Тибете...
  - А как же Око мира?! - воскликнул кто-то.
  - Заплыло бельмом! - отмахнулся Гуру. - В жопу его, вместе с осью, вокруг которой вращается Земля. Пускай одно на другое натянут и поглядят, что получится! Мне - без разницы, ибо ни первого, ни второго давно нету в Лхасе, просрали они их!
  - Потише, Гугу! - прошипел "бухгалтер" в пиджачной паре. - Фильтгуйте базаг! Как-никак, люди собгались, чегез час все в газетах будет...
  - Отвянь, - буркнул Гуру вполголоса, сопроводив пожелание демонической ухмылкой.
  - Значит, тибетцы так и не показали вам своего Небесного царства?! - с разочарованием бросил один из журналистов. - Но, разве нельзя было найти проводников втайне от тамошних властей? Согласитесь, о тропах, ведущих к сокровенной цитадели, должны знать многие местные жители...
  - Не все тропы проложены по земле, - чуть сбавив обороты, важно изрек Гуру. - В особенности те, что ведут к Шамбале. К вашему сведению, она лежит в высших вибрациях, и не путайте их с высокими горами. Это разные вещи, понятно? Короче, рассчитывать пробраться к ее подножию с ледорубом, альпенштоком и прочей альпинистской херней - тупо! Шерпы - непревзойденные, я б даже сказал, опупительные проводники, спору нет, но надеяться, будто они проведут вас прямиком к Шамбале еще бредовее, чем покупать у церковников индульгенции, воображая их билетом на аэроплан, совершающий регулярные рейсы в царство Христово. И, если уж на то пошло, я б не стал придавать особое значение существительному царство, которое мы с вами употребили по очереди. Да, в восточных трактатах эзотерического плана Шамбалу иногда зовут именно так, подразумевая некое недоступное место, куда простым смертным лезть западло, но это упрощение, удобное для привычного человеческого восприятия. Чтоб для каждого дошло, о чем базар. На самом деле, говоря о Шамбале, мы имеем в виду гармоничное общество совершенных духом индивидуумов, млять, где нет ни несправедливости, ни брехни, ни шкурничества, ни прочего аналогичного блядства, а взаимоотношения строятся исключительно на добровольном и взаимовыгодном сотрудничестве. И все друг друга любят, вот еще немаловажная деталь. Прямо-таки - купаются в любви, ибо просветлились давно, окончательно и конкретно, и ничего им материального не надо, презрели они, отринув долбанную аханкару, как наше ложное эго зовется.
  Публика зачарованно притихла, ловя каждое слово учителя.
  - Что же до слова царство или хуже того, цитадель, то оба они, повторяю, условны в той же степени, что и понятие Царствие Божье, знакомое каждому, кто листал Библию. Недаром в Евангелиях говорится, что оно - внутрь вас есть, - по губам Вывиха скользнула самодовольная улыбка, впрочем, едва уловимая под густыми белоснежными усами. - Внутри каждого, это всем понятно? Только совершенствоваться днем и ночью надо, работать над собой, не лениться. Ну и мои тренинги в Guru Building посещать регулярно...
  - То есть, вы хотите сказать, сказочная страна Шамбала высоко в Гималайских горах - плод фантазии? Красивый вымысел?!
  - Вот, ексель-моксель! - Гуру воздел обе руки к низким тучам. - Я ему про Фому, он мне - про Ярему! Это когда я про Шамбалу такую хрень сказал?! Нишиша я так не считаю! Подобные, как вы изволили выразиться, фантазии, заложены в фундамент большинства мировых религий, будь то христианство, буддизм, ислам и даже зороастризм. Если хотите, именно они сформировали архетип каждого из нас, более того, как Божественное начало, они присутствуют везде, пронизывают каждую клеточку нашего бытия. Порой мы не замечаем их влияния на нас, но в первую очередь, как раз потому, что сами являемся неотъемлемой частью этого великого процесса! Представьте великую реку жизни, а затем себя, в виде одной из биллионов ее капель, которых влечет течением невесть куда, и тогда поймете мою мысль. И, к слову, я пока что не слышал, чтобы хоть кто-то решился опровергать или высмеивать прилюдно то, во что верили несчетные поколения наших предков...
  - Разве российские мраксисты, которым вы в последнее время отчего-то симпатизируете, не отвергли религию как опиум для народа, объявив себя воинствующими атеистами? - крикнул кто-то из толпы. Луис Торч, нахмурившись, обменялся настороженным взглядом со своим "бухгалтером", словно тот был начальником службы охраны. Плюгавый очкарик еле заметно кивнул, подав знак одному из секьюрити. Однако Гуру, от которого не укрылась их немая пантомима, удержал их на месте коротким властным жестом.
  - Не надо валить все в одну кучу, приписывая революционерам то, чего никогда за ними не водилось, - нравоучительно заметил он. - Откуда вы вяли, будто мраксисты - атеисты, а?! Из похабной статейки, тиснутой каким-то недорезанным мироедом-помещиком в зачуханной белоэмигрантской газетенке?! Да мало ли, что там болтают эти ничтожества - русские монархисты?! Кому какое дело до их брехни?! Кто посмеет назвать атеистом, ну, к примеру, якобинца Робеспьера, учредившего Комитет общественного спасения - Comite de salut public?! Он что, для себя старался, млять?! Нет, он мечтал приблизить высокий идеал, даже с помощью гильотины, но разве хирурги поступают иначе?! Нет, и тысячу раз нет! Был ли Максимилиан Робеспьер атеистом? Ни чуточки! Да, этот воспитанный добрым католиком выпускник Сорбонны отринул христианскую церковь, но лишь затем, чтобы заменить никуда негодный затупившийся ланцет новым, заостренным! Он воздвиг культ Верховного существа, под которым подразумевал революционный народ, борющийся за высокие идеалы Равенства и Свободы, те самые, что были подарены французам гражданами вашей великой страны, скинувшими британское колониальное иго! Примерно так же обстоит и с русскими мраксистами. Они - настоящие подвижники, вне зависимости от религиозной среды, из которой вышли, а среди них полно и тех, кто еще вчера числились православными, и протестантов, и иудеев, освобожденных революцией от позорной Черты оседлости! - обернувшись, Гуру приобнял "бухгалтера". - И все они, за это я вам отвечаю, истово верят, что ведут свою громадную страну к новой, счастливой и вольной жизни. Но, пока ее нет, а есть разруха, еханное наследие Гражданской войны. Иностранные интервенты, опять же, нагадили, постарались. Значит, мечту только предстоит претворить в реальность упорным трудом! И, если вы взглянете под эдаким углом зрения на Светлое будущее, которое мраксисты сулят Советской России, то найдете поразительно много общего и с Райскими садами, обещанными Кораном праведникам, и с Царствием Божьим, и с эпохой всеобщего благоденствия Сатья-югой, в неминуемое наступление которой верим мы - брахманы. И она настанет, я это гарантирую, когда из Шамбалы явится благой Майтрея, Бодхисаттва и Будда нового мира, он же - Калки, последняя аватара Вишну, и еще Спаситель, чуть не забыл! Короче, все Великие наши учителя и махатмы. И, как они спустятся к нам, тут стерве Кали пипец, а с ней - и ее эпохе поганой, полной насилия, распутства разного, содомии там, сутяжничества, наушничества, членовредительства и всего такого прочего. Гнойных язв и общественных пороков, короче говоря...
  - Скажите, Гуру, ваши учителя станут наводить порядок у нас, или слетятся на готовенькое?! - крикнул один из репортеров.
  - А без разницы! - сказал Вывих и смахнул руку с плеча "бухгалтера". - Так или иначе, победа будет за ними. А вообще, я думаю, это будет взаимное продвижение друг другу навстречу. Они, конечно, нам подсобят, на то и Майтреями зовутся, но и нам нечего на печи тараканов давить! На то нам и явлены и Шамбала, и Асгарти, и Асгард, в который викинги верили, и Беловодье, как Шамбала у наших старообрядцев звалась. Это все, друзья вы мои, явления одного порядка. Эталоны, я бы так сказал, призванные служить нам образцами, моделями, к которым надо стремиться надо из последних сил, чтобы действительность изменилась к лучшему...
  - Позвольте вопрос, мистер Вывих? - задрал руку молодой человек с блокнотом, который он безуспешно пытался защитить от дождя. - Ваши слова об идеальном обществе целиком понятны, но они не несут ничего нового. О том, по каким рецептам его лучше строить, исстари спорили самые лучшие умы, начиная еще с Платона и Аристотеля. Потом пришел Иисус с проповедью, как надо, но к нему не прислушались и быстро приколотили к кресту. Еще, помнится, был Томас Мор, тоже проповедовал и книжки писал, так ему осекли башку. И где были в это время ваши Великие учителя? Прохлаждались в Шамбале, которую вы так и не сподобились найти в Тибете, глядя через свое пресловутое Око Мира, как легионеры одевают на голову Христу терновый венок?
  Гуру побагровел. Его левое веко задергалось.
  - И еще вопрос, если позволите. Вы прибыли в сопровождении полковника Офсета. Быть может, не все помнят, но этот человек утверждал лет двадцать назад, будто обнаружил некую Белую пирамиду на берегах одного из удаленных притоков Амазонки. Кажется, вы назвали ее Колыбелью Всего, не так ли, мистер Офсет? И еще говорили, будто когда-то, предположительно - до Всемирного потопа, найденная вами пирамида была частью возведенного мифическими атлантами храмового комплекса, посвященного то ли богу Посейдону, то ли первому царю Атлантиды Хронику Великому. Правда, так и не было представлено ровно никаких доказательств столь сенсационного открытия! Ведь вы стали единственным, кому посчастливилось выпутаться из той темной истории живым! Хотелось бы прояснить, неужели вы, мистер Вывих, после неудачи, постигшей вас в Гималаях, всерьез надеетесь, что Белая пирамида, существующая пока лишь на словах полковника Офсета, - и есть ваша загадочная Шамбала?! И, последнее, с вашего позволения. Мистер Офсет, о вас говорят, как о человеке слова. Когда-то давно вы клялись, что сделаете все от вас зависящее, лишь бы прояснить судьбу пропавшего без вести Поля Шпильмана! Неужто вы думаете, полковник, будто ваш прежний партнер все еще терпеливо дожидается вас внутри Белой пирамиды?
  Сэр Перси, которого вопрос застал врасплох, открыл было рот, но, не подобрав слов, стиснул зубы и сильно помрачнел.
  - Я бы не хотел забегать вперед и делать какие-либо преждевременные заявления, - Вывих сделал шаг вперед, фактически заслонив полковника торсом. - Но, раз вы спросили, то я попробую дать ответ, мой юный и чрезмерно пылкий друг. Как вы думаете, неужели все, во что верили наши предки - чепуха? Заблуждения? Результат блужданий в потемках невежества? Или все же нечто гораздо большее, то, о чем мы когда-то знали доподлинно, но потом ухитрились напрочь забыть?! Сегодня физика, как наука о фундаментальных взаимодействиях уходит далеко вперед, все шире раздвигая горизонты познания стараниями мистера Альберта Экстерна и его коллег. И, уже недалек тот час, когда так называемая реальность будет отображена посредством сложнейших математических уравнений. Но уже сейчас физики называют вероятность, наряду с действительностью двумя равнозначимыми свойствами предметов и их состояний. Вам понятно? Нет?! Я сейчас разжую. Я имею в виду, что грани между реальностью и тем, что мы еще вчера по недомыслию полагали продуктами вымысла, поскольку их якобы нельзя пощупать пальцами, стираются. Миражи - материализуются в граните, а твердая материя, наоборот, начинает казаться эфемерной, ибо она есть - пустота, скопление мириад невидимых частиц, воздействующих друг на друга каким-то способом, о котором мы знаем до обидного мало, либо не знаем ни черта. Не верите, поинтересуйтесь у Экстерна! Таким образом, мы судим о том, что реально, а что нет, исходя исключительно из системы координат, в которых находимся. Вы думаете, вас ночью терзал кошмар, от которого у вас теперь гудит голова? Но с той же вероятностью вы сами - участник кошмара, снящегося кому-то еще. Мы - все - всего лишь сон, который видит Вишну. Так полагают индуисты. Есть ли Шамбала, спрашиваете меня вы? Существует ли обнаруженная полковником Офсетом Белая пирамида? Я отвечу вам вопросом на вопрос, и спрошу у вас, молодой человек - а есть ли бог, в которого все мы верим? Я спрашиваю об этом в Америке, благочестивой стране, где не принято приступать к трапезе, не возблагодарив Господа за его дары. По-вашему, когда миллионы честных людей в здравом рассудке произносят эти слова, то занимаются словоблудием, отдавая дань глупейшим предрассудкам, и больше ничего?! Скажите же мне в таком случае, как нам с вами быть со стигматами, примером которым может служить так называемый феномен плачущих статуй Христа? Насколько известно мне, такого рода явления неоднократно подвергались самым обстоятельным научным разбирательствам, и пока что никому не удалось уличить кого бы то ни было в надувательстве. Поскольку не были обнаружены ни искусно спрятанные капельницы, ни прочие механизмы из арсенала мошенников. Так что, в итоге, доводится признать, есть нечто, не поддающееся ни научному методу исследования, ни даже нашему пониманию. Вы, что же, милейший, пытаетесь уличить полковника во лжи, мотивируя это лишь тем, что он не привез с собой доказательств существования Белой пирамиды? А у вас есть доказательства в пользу того, что подобный объект не существует?
  Нащупав специальную петельку на своем жилете, Гуру вставил в нее пальцы, а затем обвел торжествующим взглядом притихших бумагомарак.
  - Обстоятельно анализируя сведения о Колыбели Всего, добытые мистером Офсетом по ходу его экспедиции в Амазонию, я начал склоняться к мысли, что она представляет собой нечто гораздо большее, чем просто впечатляющий памятник архитектуры, возведенный кем-то в далеком прошлом. Вполне может статься, она наделена какими-то, пока неведомыми нам свойствами мистического характера. И, как знать, не в ней ли открылся Божественный глаз, Око Мира, о котором вы спрашивали, и которое, вне сомнений, оставило Тибет. Я бы не стал исключать и такого оборота событий, пространство вариантов безгранично велико... И, кстати, я не раз говорил вам об Учителях человечества, дожидающихся в Шамбале назначенного часа. И о том, что между ними и нами существует некая невидимая связь, точнее, множество связей, причем, по всей видимости, они носят обоюдосторонний характер. То есть, не только Учителя влияют на нас, но и мы в определенном смысле, влияем на них, ровно как в любом учебном классе. Это как свет, струящийся на нас. Без его лучей мы бы никогда не увидели друг друга, блуждая в потемках, как кроты. Но, не будь нас, кто бы, ощущая кожей его тепло, радовался каждому рассвету?
  - Впрочем, - продолжал Вывих, - по той же причине мы рискуем в ближайшие годы, при всех стараниях не найти Белую пирамиду в точке с координатами, предусмотрительно определенными и записанными господином полковником. Как знать, что, если она не пожелает открыться нам после того кровавого кошмара, в который погрузилось человечество во время недавней Мировой войны...
  - Мистер Вывих, так вы планируете экспедицию в Амазонию?!
  - Об этом пока еще рано говорить. А теперь, прошу извинить нас, господа...
  - Спасибо за внимание! - подключился мистер Торч. - Прошу вас, дайте дорогу. Мистер Вывих и его спутники устали и нуждаются в отдыхе. Все остальное - потом.
  - Дорогу, дайте пройти! - хором зачастили телохранители, расталкивая толпу.
  У пирса Гуру и его спутников уже поджидали машины. Буквально несколько минут, и кавалькада, пронзительно сигналя, устремилась вверх по West End Ave в направлении Riverside drive, к Guru Building, его остроконечная крыша маячила вдали, едва заметная за пеленой усилившегося дождя.
  
  ***
  
  Любопытная деталь. Интервью, данное Константином Вывихом прямо на набережной у портового терминала, стало последним, на которое он расщедрился в США. Против ожиданий разочарованных журналистов, сам Гуру и его гости укрылись на верхних этажах Guru Building, как рыцари-тамплиеры, обложенные в замке сарацинами, и не показывали носа наружу.
  Такой шаг, безусловно, мог быть хорошо продуманной PR акцией, по части которых Гуру был далеко не дурак. Чем меньше информации просочится в прессу на первых порах, вполне мог прикинуть он, тем сильнее разгорится ажиотаж. Сначала поползут невнятные слухи о тщательно планируемой в страшной тайне экспедиции, из Нью-Йорка к черту на рога, и они будут один невероятнее другого. Мы сами их и пустим. Устроим маленький такой слив. Потом появятся некие "чудом раздобытые" подробности, и общественность ахнет в предвкушении. Ну а когда страсти накалятся добела, настанет самое время ковать на наковальнях капусту.
  Первое время казалось, события развиваются именно по такому накатанному сценарию. Действительно, всего спустя несколько дней о намечающейся экспедиции упомянула "US Today". Правда, ничего сногсшибательного публикация таблоида не содержала. Зато заметку предваряла цветная фотография Гуру, в компании сэра Перси, любующимися южным склоном величественной горы Кайлас в Трансгималаях. Того самого пика, что почитаем индуистами как обитель Шивы, буддистами - Будды, а эзотериками - как древняя, возведенная атлантами титаническая пирамида, внутри которой дремлют в анабиозе мессии прошлого, настоящего и будущего, начиная с зороастрийского Спасителя Сосиоша, и заканчивая Христом, дожидающимся, когда же настанет подходящий момент, чтобы во второй раз явить себя, положив конец всевластию Зла над Добром.
  Текст под иллюстрацией ненавязчиво сообщал, что, дескать, подготовка к экспедиции идет полным ходом. Тон публикации был в целом доброжелательным и дышал оптимизмом, правда, автор позволил себе толику недоумения. Зачем же столько скрытности, удивлялся он, как-то это непублично, не по-американски, одним словом.
  Публика расценила посыл как закидушку с наживкой, намек на сенсацию в последующих номерах. Затем разом проснулось несколько мелких белоэмигрантских газетенок, близких к проживавшему в пригороде Нью-Йорка казачьему атаману Порфирию Блатову и возглавлявшемуся Его Превосходительством Союзу Православных Воинов-Великомучеников. Автором статей, написанных в недопустимо резкой и даже оскорбительной для Константина Вывиха манере, значился недавно перебравшийся из Лондона бывший царский генерал Артемий Череп-Передозыч. В Британии генерал от инфантерии прослыл столь крупным специалистом по теории заговора мировой закулисы, что власти спровадили его прочь с островов, объявив persona non grata и повелев собрать манатки в двадцать четыре часа.
  И, надо признать, что с первых же строк любой, имевший неосторожность развернуть газету, действительно убеждался, так и есть, а, осознав, холодел. По всему чувствовалось, генерал Череп-Передозыч и вправду знает достаточно, чтобы всерьез опасаться за свою жизнь. Информированные читатели переговаривались между собой, осев в Нью-Йорке, он ни разу не ночевал дважды в одном отеле и чувствовал себя неуютно даже в резиденции атамана Блатова, где на каждом углу дежурило по вооруженному берданкой и вострой шашкой кубанскому казаку.
  Повторив для разминки уже не единожды звучавшие по адресу Гуру голословные обвинения в тесных связях с ОГПУ, эту большевистскую структуру генерал звал не иначе, как сворой взбесившихся от вкуса крови упырей, свихнувшихся на жертвоприношениях в духе жрецов ацтеков, совершаемых адептами мраксизма, чтобы задобрить своих людоедских божков, Карла Мракса и Фридриха Эндшпиля, Череп-Передозыч пророчествовал счастливо избежавшей европейских катаклизмов Америке еще большие потрясения.
  
  В книге Апостола Иоанна сказано о Звере Апокалипсиса о семи головах, который явится из бездны в Конце Времен, - проникновенно писал генерал Передозыч в открытом письме, адресованном Гуру. - Лик его - будет ужасен, и не покаявшиеся станут падать замертво лишь от одного вида его кошмарных голов! Воистину говорю вам, это уже свершилось, Зверь выполз из своей зловонной берлоги и теперь раздирает Россию, тысячелетний оплот Христианской веры! Имя ему - изуверская мраксистская клика, уже совершившая бесчисленные преступления против собственного народа на бескрайних просторах моей поверженной Родины!! Впрочем, насчет собственного народа, тут я, пожалуй, лишку хватил. Ибо все эти товарищи Вабанки, Трольские, Рвоцкие, Дрезинские, Мануальские, Склянские и иже с ними, узурпировавшие власть над святым для каждого истинного русского сердца Кремлем - поганые инородцы, ублюдки без рода и племени, саранча, которая, очистив до последнего черенка одну многострадальную страну, жужжащим роем тут же переметывается в другую. И, кстати, как становится ясно уже сейчас, это кошмарное событие - не за горами. Ведь мраксистская шайка космополитов и мародеров мирового масштаба не делает никакого секрета из своих гнусных замыслов. А суть их, между тем, черным по белому изложена одним из самых кровожадных вурдалаков из всей их своры, Лейбой Даудовичем Трольским, в его откровенно сатанинском трактате, так называемой Теории Педикюрной революции. По ходу которой они всем, кто на них хотя бы косо взглянет, ногти без наркоза ампутируют!! И недаром один из подвизавшихся в окружении этого изверга рифмоплетов по фамилии Блох тиснул недавно стишок весьма показательного содержания: мы на злобу всем буржуям мировой пожар раздуем, революция - в крови, господи - благослови!!! Вот этот ужас, друзья - и есть квинтэссенция вышеупомянутой теории, ибо прислужник Антихриста Трольский спит и видит, как бы ловчее выстроить оставшиеся христианские страны исполинской цепочкой, чтобы они заполыхали гигантским бикфордовым шнуром!! И благословил ренегата Трольского на это богопротивное дело не кто-нибудь, а сам падший ангел Люцифер - собственной персоной...
  Искушенные Сатаной простецы, устремившись на ложный свет ЧЕРНОЙ СВЕЧИ, слепленной из жира грешников в Аду, скоро станут вспыхивать жалкими мотыльками!!! - пророчествовал автор далее.
  
  Войдя в раж, генерал Череп-Передозыч назвал ненавистного ему Лейбу Трольского Антихристом Апокалипсиса, подосланным искусителем Диаволом к алчным финансовым воротилам с Уолл-Стрит, имея при себе детально проработанный план ОКОНЧАТЕЛЬНОГО РЕШЕНИЯ ХРИСТИАНСКОГО ВОПРОСА.
  
  Глаза ИМ застило магическим блеском Золотого Тельца, и они, ослепленные жаждой наживы, больше не ведают, что творят! - сокрушался царский генерал. - И это - не пустые слова, - вел дальше Череп-Передозыч. - Как иначе объяснить, что некоторые из них, при всех заслугах перед Америкой, уже снюхались с делегатами Сатаны...
  
  Ниже по тексту помещалась черно-белая фотография не лучшего качества, изображавшая того самого классического бухгалтера в очках с толстыми линзами и в пиджачной паре, что сопровождал мистера Торча в нью-йоркском порту, когда миллионер отправился встречать своего обожаемого Гуру. Мнимый бухгалтер на снимке казался моложе на несколько лет, но также близорук. А вот вместо пиджака и брюк, от которых примерно за милю разило канцелярским клеем, казеиновыми чернилами и прочей дрянью, которой они провоняли за годы, проведенные в конторе счетовода, он был одет в гимнастерку, туго перетянутую портупеями. Разглядеть лысину на макушке коротышки мешала комиссарская кожаная кепка с красной эмалированной звездой, три алых ромба на рукавах говорили о высоком ранге комбрига, а то и комкора.
  
  Всадники Апокалипсиса - уже в Америке!!! - писал абзацем ниже генерал Передозыч. - Этот человек недавно прибыл из Советской России, якобы с целью проведения сепаратных переговоров с руководителями корпорации CHERNUHA Ltd об условиях предоставления нескольких конфессий на русском Алтае. Формально он считается представителем советского Наркомата иностранных дел. Однако, он вовсе не тот, за кого себя выдает, его заграничный паспорт на Феликса Либкента - фальшивка, состряпанная на Лубянке. Настоящее имя этого оборотня - товарищ Триглистер, зовут его - Меером Ароновичем, он - чекист и ставленник сразу двух одинаково опасных главарей мраксистского кагала, уже упомянутого мной Лейбы Трольского, заправляющего всей Красной Армией, и Феликса Дрезинского - шефа ОГПУ!!
  Опомнись, Америка, хватит дремать, над тобой уже занесен зловещий окровавленный меч, тот самый, что изображен на сатанинском гербе лубянского ведомства!! - писал в заключение генерал Череп-Передозыч. - Прямо у тебя за спиной, пользуясь твоим благосклонным доверием и еще - твоим благодушием, проистекающим из твоего величия и могущества, плетутся нити вселенского сатанинского заговора!! Ибо не даром среди заговорщиков мы имеем несчастье лицезреть черного мага Константина Вывиха, маскирующегося под личиной художника-пейзажиста - адепта враждебных цивилизации темных сил, жаждущих принести ее в жертву одному из самых кошмарных демонов Преисподней - рогатому огнедышащему козлу по имени Бафомет!!!
  
  Перепало от генерала и сэру Перси, Череп-Передозыч объявил полковника членом тайной масонской ложи "Радостная заря" (истинное название - "Кошмарный закат"), практикующей ритуальные убийства христианских младенцев. И еще - агентом британцев, завербованным самой секретной английской разведкой Military Intelligence-6, подчиняющейся напрямую королю Соединенного Королевства Георгу V.
  Публикация состряпанных генералом статей вызвала большой общественный резонанс. Левая, прокоммунистическая пресса горячо вступилась за товарища Трольского, котировавшегося исключительно высоко благодаря своим заслугам на поприще управляемого сноса Тюрьмы народов, как корреспонденты называли империю Романовых. Самого же генерала Передозыча объявили реакционером, черносотенцем, антисемитом и держимордой. Издания, близкие к денежным тузам с Уолл-стрит, тоже не остались в стороне от завязавшейся словесной перепалки, неожиданно для многих поддержав леваков. Правда, сделано это было с известной осторожностью. Авторы, ни в коем случае не афишировали своих симпатий к Трольскому, который, как поговаривали, в бытность пребывания в США, без стука входил в самые высокие кабинеты и на Манхэттене, и на Капитолийском холме в Вашингтоне, и на Pennsylvania Avenue, причем, вплоть до Овального. Просто, отставного генерала нарисовали старым маразматиком, злобным и глупым старикашкой, напрочь выжившим из ума и теперь пачкающим бумагу дерьмом. Много писалось о том, что факты, якобы имеющиеся у Артемия Передозыча, не стоят выеденного яйца, поскольку полностью вымышлены. Что старый дуралей гонит откровенную пургу, что его заявления - помесь ахинеи и поклепа, а вывести безумца на чистую воду - что раз высморкаться. Что Лев Трольский, выдаваемый генералом за мрачного гения всего человечества, давно, с самого начала 1925-го года - не наркомвоенмор, больше не руководит ни РККА, ни Реввоенсоветом, а довольствуется более чем скромным постом председателя Главконцесскома, рядового ведомства в структуре правительства, занятого выделением концессий для нерезидентов СССР.
  Короче, Череп-Передозычу досталось на орехи. Кто-то из особенно чутких обозревателей даже просил не судить слишком строго больного человека, упирая на неутешительный диагноз, поставленный пациенту еще английскими врачами. Пресса также выражала надежду, что поднятый белогвардейцем шум не бросит тень на складывающиеся советско-американские деловые отношения. Подал голос даже представитель Госдепа США, объявив вздором утверждения царского генерала о том, что под именем торгпреда советского Наркомата внешней торговли товарища Ф.Либкента скрывается бывший руководитель Иностранного отдела ОГПУ Меер Триглистер.
  - Это чепуха, которую мне даже неудобно комментировать, - отмахнулся высокопоставленный сотрудник администрации Белого дома. - Мы прекрасно знаем, кому выдаем визы на временное пребывание в стране. Очень надеюсь, советская сторона и лично мистер Либкент, проявят великодушие и войдут в положение душевнобольного, как это сделали мы. Мистер Передозыч, похоже, действительно не отдает себе отчет в том, что несет, и нуждается в принудительном лечении...
  Как ни странно, советские представители смолчали, хотя и были опасения, что они, по своему обыкновению, начнут раздувать из мухи слона и поднимут дикий шум вокруг очередной "злостной антисоветской провокации". Товарищ Либкент вообще пропал из поля зрения, хотя газетчики и караулили его, где только возможно, в надежде сделать новые снимки, которые они рассчитывали сличить с фотографиями, опубликованными генералом Передозычем.
  Долго судачили, что правительство отберет у проштрафившихся газет лицензии. Однако, по счастью, этого не случилось. Еще все ждали, когда на зарвавшегося генерала Передозыча обрушится беспардонно оклеветанный им мистер Вывих, чтобы как следует окоротить пустобреха в зале суда. Но, Гуру западных буддистов как воды в рот набрал. Вместо него иск о защите попранного достоинства был подан от имени корпорации CHERNUHA Ltd и ее исполнительного директора мистера Торча.
  - Я упеку старого болвана в богадельню!! - обещал журналистам разгневанный миллионер. - Ему там - самое место...
  Впрочем, ХХ век лишь разменял свое третье десятилетие, так что, не особенно смущенный встречными обвинениями генерал не остался в долгу, храбро ринувшись в контратаку. Да и единомышленников у него, неожиданно, тоже сыскалось немало. Поговаривали, сам Генри Форд, умиленный отвагой старого рубаки, выделил Передозычу своих лучших адвокатов, чьи гонорары исправно оплачивались со счетов автомобильного магната. Кроме того, в защиту генерала выступила скандальная "The Dearborn Independent", купленная Фордом газета, сразу же превратившаяся в рупор самого непотребного антисемитизма. Таким образом, завязавшаяся между противоборствующими лагерями перебранка, с ходу приняв ожесточенный характер, постепенно увела читателей в сторону от того, с чего, собственно, началась, и о запланированной экспедиции в Южную Америку вообще перестали бы вспоминать, если бы не полковник Офсет. В письме, опубликованном "The Daily News Journal", сэр Перси дал гневную отповедь генералу Передозычу, а вдобавок, еще и обозвал его лжецом.
  
  Мне в целом ясно, о чем твердит этот помещик, который, похоже, не может простить русским мраксистам, что они отобрали у него крепостных крестьян, над которыми он привык глумиться в свое удовольствие, сколько душа пожелает, преспокойно присваивая результаты их каторжного труда. Ему, и таким реакционерам как он, хотелось бы, чтобы так было всегда, - писал полковник Офсет. - Я ничего не знаю о злодеяниях, творимых мраксистами в России, о которых разглагольствует мистер Передозыч, и у меня нет повода доверять его словам. Зато мне, как многоопытному путешественнику, не раз приходилось видеть собственными глазами, как безукоризненные в своей первозданной простоте туземные сообщества увядали на корню, отравленные смрадным дыханием того многоликого монстра, которого мы, для отвода глаз, привыкли звать цивилизацией белой расы. Казалось бы, мы должны были принести аборигенам столько полезного, лекарства, транспортные средства, связь... Но, вместо этого мы несем им разруху, проституцию, нищету, кабалу и сифилис. Так было в Капской колонии, когда там началась алмазная лихорадка, и целые племена оказались согнанными за колючую проволоку резерваций. Так случилось и в Бразилии на берегах Амазонки, где каучуковый бум, обогативший местных дельцов и международные тресты, оставил после себя опустошенные джунгли, превращенные в гигантскую свалку, и кучу голодных оборванцев, которыми стали лишившиеся крова и средств к существованию индейские племена. И, я таких примеров сколько угодно могу привести, от разоренной англичанами Бенгалии и до Китая, сделавшегося по милости алчных торговцев опиумом наркопритоном. Хуже того, я видел Мировую войну, невиданную доселе бойню, организованную как доходное предприятие. Откуда происходят эти беды, полагаю, нет надобности говорить, их причина - очевидна. Это - культ Мамоны, возобладавший в Западном мире над всеми прочими, поглотивший их и растворивший в себе без остатка, если не считать каких-то жалких атрибутов. Недаром еще Гете именно деньги называл главным божеством современности. Мы - или искренне служим Золотому Тельцу, беззастенчиво ступая по головам соотечественников, либо, принуждены покорно мириться с ним, поскольку иначе в нашем обществе не прожить. И несчастных туземцев мы в первую очередь одариваем ценностями, принятыми у нас, отсюда и соответствующие печальные результаты от столкновения столь разных культур. И если, русские мраксисты действительно строят общество, основанное на свободном от эксплуатации и шкурничества труде, то я снимаю перед ними шляпу и всей душой желаю им семь футов под килем. Кто знает, быть может, именно в разоренной чудовищными потрясениями России впервые посчастливится воплотить те высокие стандарты, что были заложены некогда в Колыбели Всего...
  
  В завершение письма сэр Перси буквально в двух словах объявил, что вопрос с отправкой новой экспедиции в бассейн Амазонки, о которой упоминал мистер Вывих, можно смело считать решенным. Финансирование проекта берет на себя корпорация CHERNUHA Ltd, а в походе, помимо Гуру и самого полковника, примут участие сын сэра Перси Генри Офсет и группа ученых из Советской России.
  
  Я не виделся с сыном много лет, - констатировал полковник. - И вынужден чистосердечно признать: страсть к путешествиям сделала меня скверным отцом. Можно сказать, я сознательно принес свои отцовские чувства в жертву далеким походам, которые непрерывно совершал. Да, мой мальчик ни в чем не испытывал недостатка, воспитываясь в лучшем частном пансионе Парижа, но, там почти никогда не было меня. И теперь я намереваюсь исправить свою ошибку. Генри исполнилось пятнадцать, и отныне он всегда будет со мной. Должен сказать, сын просто в восторге от предвкушения приключений, которые нам предстоят. Что же касается советских ученых, наших будущих товарищей по экспедиции, то могу лишь заметить, они оказали нам честь, согласившись принять в ней участие...
  
  Эти, воспринятые многими как чересчур пафосные слова стали последним публичным выступлением сэра Перси. В целом, публика встретила послание полковника благожелательно. Один лишь генерал Передозыч принял его в штыки, выплеснув на страницы облюбованной им "The Dearborn Independent" очередное зловонное ведро негатива, смысл которого сводился к тому, что знаменитый английский путешественник с потрохами продался Трольскому, Дрезинскому и другим евреям из тайного Комитета Сионских мудрецов. Полемизировать с генералом сэр Перси не стал, и тот, поневоле заткнулся. А затем снова переехал куда-то, поскольку к нему на квартиру явились санитары со смирительной рубашкой.
  Миновал День Труда, за ним пролетело Рождество, а там подоспел и День распродаж, в который постепенно мутировал общенациональный праздник, приуроченный ко дню рождения генерала Вашингтона. Настал май 1926-го года. Близилось лето. Незадолго до дня Поминовения, посвященного памяти американских солдат, сложивших головы в вооруженных конфликтах с участием США, по Нью-Йорку поползли упорные слухи о том, что Гуру, оба Офсета и плюгавый бухгалтер корпорации CHERNUHA Феликс Либкент не поднимая лишнего шума, покинули город на пароходе, отплыв в Южную Америку. Взбудораженные репортеры кинулись в Guru Building, и в пресс-службе корпорации без видимого энтузиазма подтвердили: это так и есть.
  - Это было консолидированное решение участников экспедиции - обойтись без помпы, - пояснили сотрудники офиса мистера Торча разочарованным журналистам. - Тут нет ничего, направленного против вас, сами же знаете, как уважительно относится Гуру к Fourth Estate. Просто, и мистер Вывих, и сэр Перси опасались провокаций со стороны небезызвестно вам скандалиста генерала Череп-Передозыча. Как видите, мотивы, двигавшие Гуру, очевидны. Да и вообще, согласитесь, господа, лучше уехать скромно, не поднимая волн и не давая никаких обещаний, зато вернуться с триумфом. Не ищите никакого подвоха, господа. Мы же со своей стороны обещаем держать вас в курсе событий...
  Но, представители свободной прессы все равно чувствовали себя обведенными вокруг пальца. Им представлялось, нельзя вот так вот, намекнув на сенсацию, тихо слинять через черный ход. Кое-кто из журналистов вообще питал надежды присоединиться к экспедиции, чтобы освещать ее ход "в чистом поле". С точки зрения маркетинга, это была бы наилучшая тактика. Тем более, что в пресс-службе CHERNUHA Ltd подтвердили, как и было запланировано загодя, большую часть пути мистер Вывих и его спутники рассчитывают проделать по морю, а затем - и вверх по реке настолько, насколько это будет возможно. Иными словами, путешествовать предстояло с ветерком, в комфортных условиях, а не продираться через непроходимые заросли, день напролет размаивая мечете...
  - Рейсовый пассажирский пароход доставит группу мистера Вывиха до крупного бразильского порта Белен в устье Амазонки, - рассказали журналистам в офисе CHERNUHA Ltd. - Там им придется сойти на берег и дожидаться прибытия научно-исследовательского судна из Советской России с остальными членами экспедиции. Насколько нам известно, корабль, выделенный советской стороной для этой цели, уже почти месяц как покинул Одессу, имея на борту запасы продовольствия и все необходимое снаряжение, любезно выделенное Академией наук СССР. Но, по пути его следования возникли непредвиденные осложнения. Сначала турецкие власти долго тянули с разрешением, без которого нельзя миновать пролив Дарданеллы, соединяющий Черное и Средиземное моря. Затем, когда бюрократические формальности, в конце концов, удалось утрясти после энергичного вмешательства советского полпредства, история в точности повторилась в Гибралтаре. Правда, теперь по вине англичан, не выпускавших русских ученых в Атлантический океан. К счастью, и эту преграду удалось преодолеть, по всей видимости, в настоящий момент исследовательское судно находится в Атлантике, держа курс на юго-запад. Но, из-за досадных недоразумений потеряно очень много времени...
  - Все равно, ну к чему такая секретность... - разочарованно вздыхали журналисты. Отставной и чрезвычайно импульсивный генерал Череп-Передозыч, тоже, понятно, дал о себе знать, во всеуслышание заявив, что советский корабль наверняка под завязку набит головорезами-чекистами, и они обязательно свергнут какую-нибудь христианскую власть, как только высадятся на берег южноамериканского континента.
  
  Помяните мое слово, господа, так и будет, я вам смело могу поручиться в этом! - вещал со страниц "Dearborn Independent" Передозыч. - Экспорт революции начался! Первым делом комиссары смутят умы доверчивым латинос своими байками про свободу, равенство и братство. Потом живо сформируют из местных цветных жуликов ЛЧК - латиносскую чрезвычайку, быстренько оборудуют сотню - другую расстрельных подвальчиков в комплекте с десятком концентрационных лагерей, и понеслась! Думаете, даром вместе с Вывихом отплыл этот упырь Триглистер, выдающий себя за честного бухгалтера?! Это, господа, не шутки, а та самая Педикюрная революция этого подлого иуды Трольского...
  
  Череп-Передозыч грозился буквально на днях представить американской общественности неопровержимые доказательства в пользу того, что псевдонаучное судно набито палачами из ОГПУ и перепоясанной пулеметными лентами матросней, подрывной мраксистской литературой на португальском языке и прочими богопротивными мерзостями, но его собственные дни, как вскоре выяснилось, оказались сочтены. То ли здорово перебрав виски Jim Beam, которым его исправно снабжал казачий атаман Блатов, сам пристрастившийся за океаном к этому напитку, то ли просто от неожиданно нахлынувшей тоски, генерал наложил на себя руки. Выбросился из окна гостиницы, в которую едва успел перебраться, следуя своему неизменному правилу нигде не задерживаться более суток подряд. Никакой посмертной записки Череп-Передозыч после себя не оставил, и полиция оперативно закрыла дело. Следователи пришли к выводу: генерал свел сеты с жизнью на фоне хронического алкоголизма, столь свойственного многим русским. Еще через пару дней вслед за Черепом-Передозычем отправился его спонсор казачий атаман Блатов, угодив под колеса автомобиля. Вместе с атаманом были задавлены двое дюжих казаков из его охраны. Перепуганный водитель скрылся с места происшествия...
  
  ***
  
  Как сообщали много позже СМИ, ссылаясь на латиноамериканские газеты, когда пассажирский пароход "Приам", следовавший из Нью-Йорка в Рио-де-Жанейро, принял швартовы в бразильском порту Белен, столице штата Пара, служившем промежуточным пунктом маршрута экспедиции Константина Вывиха, на пирсе собралась приличная толпа. Стояла середина лета 1926-го года, но день выдался относительно прохладным как для экватора, и многие жители городка не поленились прийти. Уж очень любопытно было поглядеть на знаменитого Гуру западных буддистов, ходили слухи, он великий маг и непревзойденный чародей. Ну и естественно, с большим нетерпением ожидали возвращения сэра Перси, которого бразильцы давно приучились считать за своего, относясь к полковнику, как прославленному земляку. Наконец, местных жителей снедало любопытство, что за юноша сопровождает старого бродягу в путешествии? Газеты раструбили, что якобы - сын, до того содержавшийся в одном из самых престижных частных интернатов Франции. Почти как Железная маска, таинственный узник эпохи короля-солнца Людовика XIV. Кем была мать молодого человека - публике оставалось только гадать, но сама история с романтическим оттенком трогала пылкие латиноамериканские сердца, заставляя биться чаще обычного.
  У сходней в тот день оказалось не протолкнуться. Какой-то энтузиаст заказал оркестр, грянула туш, но, никто из именитых путешественников так и не спустился на причал. Каюты, занимавшиеся полковником с сыном и двумя их спутниками, оказались пусты. Взвинченные встречающие ринулись к капитану, но тот категорически отказался давать комментарии. Оставалось лишь предположить, что по каким-то неведомым причинам сэр Перси и сопровождавшие его лица сошли на берег несколько раньше, но где именно, никто не знал.
  - Может, их похитили?! - задавались вопросом многие, начиная потихоньку волноваться. Это была нелепая, и вместе с тем, пугающая мысль. Но, кто и зачем мог сделать это. Неужели - злопамятные бандейранты, так и не простившие сэру Перси ничего...
  Советское научно-исследовательское судно, прибытия которого должны были, по утверждению пресс-службы компании CHERNUHA, дожидаться в Белене словно растворившиеся в воздухе путешественники, тоже, соответственно, не появилось.
  - Чудеса... - оставалось вздыхать раздосадованной публике.
  Ларчик, как стало ясно впоследствии, открывался гораздо проще, чем предполагали многие. Никто никого не похищал. Офсет, Вывих и их спутники покинули "Приам" несколькими днями ранее, когда пароход сделал короткую остановку в крошечном порту города Макапа на противоположном, северном берегу Амазонки. Ровно в тот же день за ними действительно прибыл советский корабль, продемонстрировав похвальную точность хороших швейцарских часов. Такая феноменальная пунктуальность свидетельствовала в пользу великолепной организации похода, обе группы, и приехавшая из Северной Америки, и приплывшая из Советской России, продемонстрировали завидную слаженность. А еще, недурственные ходовые качества советского корабля, который, преодолев препоны англичан в Гибралтаре, пересек Атлантику в рекордно короткий срок.
  - А чего вы еще хотели от настоящего боевого корабля? - якобы удивлялись редкие очевидцы, чьи свидетельские показания публиковались позже бразильскими газетами. Макапа, в отличие от многолюдного Белена - местечко пустынное. Людей там и в прежние времена было - раз, два и обчелся, а с тех пор, как Каучуковый бум приказал долго жить, городишко почти что вымер. И, хотя советское судно не приставало к берегу, бросив якорь на рейде, по одному его хищному силуэту было видно - это эсминец, а то и легкий крейсер, причем, новейшей постройки...
  - Такому океан пересечь - что мне - сигару выкурить...
  Еще утверждалось, что едва сэр Перси и его спутники ступили на пирс, как за ними прибыл моторный катер с эсминца. И, полковник, якобы, был сильно смущен и самим видом корабля, поджидавшего его на внешнем рейде, и чисто военной выправкой мнимых советских ученых, которые, живо десантировавшись из катера, взяли сэра Перси с сыном чуть ли не под конвой.
  - У них были рожи палачей, - вздыхали очевидцы, рассказывая, как сэр Перси потребовал объяснений, на что стоявший в двух шагах плюгавый коротышка в очках, по виду - чистый бухгалтер, посоветовал ему не заморачиваться.
  
  ***
  
  - Но это же эсминец?! - недоумевал полковник. Как военный человек, он не мог ошибиться, изящные обводы судна свидетельствовали сами за себя.
  - По всей видимости, да... - Гуру усмехнулся в густые усы. По случаю путешествия защитного цвета панама пришла на смену его знаменитой брахманской шапочке.
  - Пегед вами, полковник, новейший лидег советских эскадгенных миноносцев "Богец за счастье тгудящихся тов. Яков Свегло", бывший лейб-гвагдейский эсминец "Панический", - пояснил внимательно прислушивавшийся к разговору двух прославленных путешественников бухгалтер товарищ Либкент. Он, видимо, волновался, поскольку картавил вдвое сильнее обычного, и сэру Перси приходилось напрягаться, чтобы разобрать смысл сказанного. Хоть, после своего странного сна на вершине Белой пирамиды, где он повстречал Воздушного Дельца, с русским языком у него не возникало ни малейших затруднений...
  - Только отныне когабль служит не пгеступному самодегжавному гежиму Гомановых, а нагоду, как, впгочем, и все остальное в Советской стгане... - продолжал разглагольствовать Либкент.
  - Это похвально, - растерянно пробормотал Офсет. День выдался нежарким, море, укутавшись лиловой дымкой, дремало, размеренно и неторопливо дыша, поверхность искрилась миллионами ослепительных бликов, и корабль словно парил среди сияющего великолепия.
  - А, поскольку, советский нагод не испытывает вгажды ни к какому дгугому нагоду, а, напготив, исполнен чувства самого искгеннего пголетагского интегнационализма, боевые когабли ему - без надобности. То есть, эта надобность в самом скогом вгемени отпадет, как только мы покончим с импегиализмом. Тогда и все пгочие эсминцы, кгейсега и линкогы очень даже запгосто выведем из состава ВМФ, чтобы служили научным целям... - сняв очки, Либкент аккуратно протер линзы.
  - То-то я гляжу, артиллерийского вооружения не видать, - холодно заметил сэр Перси, отнимая ото лба ладонь, которую держал козырьком, чтобы солнце не било в глаза.
  - Пушки сняты, - кивнул бухгалтер. - Но, если что, как говогится, их без пгоблем вегнут обгатно. А то, знаете ли, чегт газбегет, какие пгепоны готовят нашему мигному судну вгаги...
  - М-да... - без энтузиазма протянул сэр Перси.
  - Вас что-то смущает, полковник? - насторожился Либкент.
  - Да нет, - сэр Перси пожал плечами. - Просто, как правило, я использую в качестве вьючных животных мулов. В прошлый раз мы с месье Полем, например...
  - Пгивыкайте, догогой товагищ, - разулыбавшись, Либкент по-приятельски потрепал собеседника по плечу. - В пгошлый газ, о котогом вы вспомнили, с вами не было Советской стогоны. А тепегь она - есть. Пгичем, на вашей стогоне, - улыбка бухгалтера стала еще шире. - И у нее возможности - нешуточные, сами посудите, полковник, у нас за спиной - вся мощь габоче-кгестьянской диктатугы, востогжествовавшей на одной шестой части суши земного шагика. И эта власть прегоставила в наше гаспогяжение пгекгасный когабль со всем экипажем, котогый, смею вас завегить, судну подстать. Если что, лицом в ггязь не удагит. Зачем же, спгашивается, на мулах тгястись, волдыги, сами знаете где, наживать?! Отпгавимся, как говогится, с ветегком. И все обогудование, какое только потгебуется, под гукой, и на гогбе ничего тащить не надо!
  - Так-то оно так, - сэр Перси в задумчивости потеребил кончик орлиного носа, - только имейте в виду, сэр, я сильно сомневаюсь, что нам удастся пришвартоваться непосредственно к Белой пирамиде. Во-первых, притоки Амазонки - далеко не всегда судоходны, там с головой хватает и отмелей, и порогов, и всяческих затопленных коряг, которым ничего не стоит распороть даже стальное днище. У эсминца все же приличная осадка, он ведь не какая-нибудь плоскодонка... Кроме того, думаю, будет неэтично нарушать покой Колыбели, а на здоровенной посудине вроде этой... Да мы там, прошу меня простить, всех ворон разом распугаем, - полковник обернулся к Вывиху, словно за поддержкой.
  - Не беспокойтесь, полковник, мы это учтем, - заверил Гуру. Кажется, он был слегка навеселе, как и полагается пассажирам первого класса, где все включено в общий счет, и, следовательно, пей - хоть залейся...
  - Не надо волноваться понаграсну, сэг Пегси, - подхватил Либкент. - Пгедоставьте беспокоиться капитану нашего судна. Он, кстати, пгофессионал высочайшего класса. Импегаторский пажеский когпус оканчивал, пгедставляете себе? Бывший гагдемарин. Капитан пегвого ганга. Под началом самого адмигала Колчака служил. И, пги всем пги этом, имеет догеволюционный пагтийный стаж. Если бы, кстати, не стаж, его б, за двогянское пгоисхождение, да за Колчака вдобавок - давно бы - того...
  Сэр Перси, сглотнув, в недоумении уставился на Вывиха.
  - Полагаю, товарищ комиссар, то есть, я хотел сказать, господин бухгалтер, имел в виду, что суровая и непреклонная к врагам трудового народа, Советская власть высоко ценит заслуги своих сторонников... - пояснил тот.
  - А... - протянул полковник.
  - Капитан первого ранга Рвоцкий, будучи на службе царского режима, оказал партии большевиков много ценнейших услуг, чем и заслужил ее высокое доверие, - добавил Вывих.
  - К тому же, наша гезидентура в здешних кгаях еще в пгошлом месяце получила указание центга подобгать нескольких надежных лоцманов, ответственных, не из болтливых, и чтобы сочувствовали делу освобождения пголетариата...
  - Резидентура?! - поперхнулся сэр Перси.
  - Я сказал гезидентуга?! - бухгалтер смущенно хихикнул. - Ну, как вы понимаете, полковник, я пгосто не совсем удачно выгазился, подгазумевая погтовых докегов, симпатизигующих нашей стгане. А уж докегы, будьте покойны, подходящих лоцманов без тгуда сыщут. Таких, что всех нас без сучка, без задогинки - пгямо к вашей пигамиде доставят, в лучшем виде, вы и испугаться не успеете... - губы Либкента растянулись в самодовольной улыбке.
  - Вот как?! - невольно вырвалось у сэра Перси, с тревогой наблюдавшего за приближением моторного катера, спущенного с "Товарища Сверла". Катер, вздымая носом пенный бурун, на большой скорости шел прямо к причалу.
  Согласно утверждениям все тех же редких очевидцев, экипаж пакетбота произвел на сэра Перси не меньшее впечатление, чем эсминец. Мрачные, атлетического сложения матросы в черных бушлатах и бескозырках набекрень, словно сошли с пожелтевших страниц старых газет, живописующих штурм Зимнего дворца в октябре 1917-го года. Правда, пулеметных лент крест на крест, которыми стращал читателей генерал от инфантерии Череп-Передозыч, на них все же не было. Впрочем, матросов оказалось всего трое. Четверо других находившихся на борту мужчин были одеты в затянутые портупеями гимнастерки цвета хаки и кожаные кепки со звездами, которые стали видны еще издали.
  - Солдаты?! - все больше хмурясь, спросил полковник Офсет.
  - Кришна с вами, сэр Перси, какие же это красноармейцы? - непринужденно отмахнулся Вывих. - Да и по возрасту они в солдаты не подходят, вы что же, не видите?!
  - Такой уж у нас в советской стгане заведен погядок: каждый сознательный ггажданин, чем бы не занимался, ощущает себя солдатом, мобилизованным пагтией на важные и нужные нагодному хозяйству дела. Кгоме того, единая унифогма позволяет сэкономить сгедства в госудагственной казне, что вовсе не лишнее, памятуя о вгаждебном импегиалистическом окгужении...
  - Вы видите выдающихся советских ученых, - пояснил Вывих.
  - Я бы пгедложил использовать тегмин ученоагмейцы...
  - Как-как?! - не понял сэр Перси.
  - Пока кгасноагмейцы стоят на стгаже священных завоеваний Октябгя, тгудоагмейцы поднимают из гуин индустгию, сильно постгадавшую от гук белоинтегвентов, - поянил Либкент. - Задача же ученоагмейцев - в пгодвижение габоче-кгестьянской научной мысли к новым, невиданным высотам...
  - О... - уронил сэр Перси.
  Пока дюжие матросы набрасывали швартовочный конец на кнехт, один из ученых, не дожидаясь, пока катер встанет вплотную к причальной стенке, двигаясь легко будто рысь, взобрался на нос и легко перемахнул на пирс. Незнакомец был невысок и сухопар, военная форма сидела на нем как влитая, а высокие яловые офицерские сапоги были начищены до зеркального блеска. Лицо было конопатым, щедро пересыпанным веснушками, и, при этом, резко очерченным, волевым, с квадратным подбородком и широкими скулами. Из-под кожаной кепки торчали рыжие и жесткие как щетка для обуви волосы. В глазу научного сотрудника сверкал монокль. Как последний штрих к портрету.
  - Товарищ Свагс! - радушно до неискренности бросил бухгалтер, сверкнув глазами из-под очков.
  - Товарищ Триглистер, - Сварс, чисто по-военному, вскинул ладонь правой руки к виску. - Товарищ Вывих...
  - Как поживаете, любезнейший Эрнст Францевич? - с поклоном откликнулся Гуру, и его покачнуло.
  - Лучше, чем враги революции после встречи со мной, - на прибалтийский манер, сильно растягивая гласные, отвечал ученый, стискивая протянутую Вывихом ладонь. Обернулся к Офсетам. Отец и сын стояли молча плечом к плечу, наблюдая за сценой во все глаза.
  - Полковник Офсет, - представил сэра Перси Гуру. - А этот очаровательный парнишка - Генри Офсет-младший. Надеюсь, он станет на нашем судне настоящим юнгой, как герой известного романа Роберта Льюиса Стивенсона...
  - О, да, это вполне возможно, - товарищ Сварс сухо кивнул, пожимая руки обоим. - Если товарищ Педерс не будет возражать...
  Похоже, аналогия не слишком впечатлила сэра Перси.
  - Ну да, пираты... - процедил он под нос, став мрачнее тучи.
  - Ладно, товарищи, время - деньги, - деловито изрек Сварс, поправляя кожаную портупею, оттянутую справа, где болталась кобура с револьвером. - Товарищ Шпырев ожидает нас на борту. Пора отправляться...
  - А как же таможенные формальности? - удивился сэр Перси, ступая на трап, переброшенный здоровяками-матросами.
  - Забудьте об этой безделице, полковник, - улыбнулся Либкент. - Никакие бугжуазные фогмальности, пгидуманные специально, чтобы ставить пгепоны на пути объединения пголетариев всех стган, отныне не касаются никого из нас.
  - Да неужели?! - сэр Перси вскинул бровь.
  - Вы, конечно, привыкли к настороженности, с какой южноамериканские власти встречают незваных гостей из империалистических стран вроде Британии или США, - поспешил подключиться Вывих. - Даже столь неординарных и выдающихся, как вы. Но теперь это в прошлом, ручаюсь. Не забывайте, друг мой, с этой поры вы в их глазах - один из представителей свободной России, мира, где трудящиеся вплотную приблизились к осуществлению своей вековой мечты. Наша страна - пример для них, настоящий образец и даже, не побоюсь этого слова, Шамбала. Глядя на нас, они тоже готовятся скинуть ярмо порочной капиталистической эксплуатации. Так что... - Гуру сосредоточенно погладил бороду. - Привыкайте к новому статусу, короче говоря...
  - Ну, Шакти нам в помощь, - добавил Вывих, ступая на трап. - Не стоит возиться чемоданами, полковник. Предоставьте поклажу этим молодцам, - он сопроводил предложение кивком в сторону одетых черные бушлаты бугаев. - Если потребуется, они не то, что чемоданы, а и нас самих доставят по назначению на руках. Эх, жаль, я не баталист, как господин Васнецов, и специализируюсь исключительно на безлюдных вершинах гор. А какая натура, полковник, какая натура! Настоящие Ильи Муромцы! Чудо-богатыри, как на подбор! Рамой клянусь...
  Полковнику Офсету оставалось лишь кивнуть, он и без Вывиха подметил, матросы действительно отборные, хоть команду по армреслингу формируй, не прогадаешь.
  Вот уж воистину посланники нового мира, - отметил он про себя.
  Путники разместились в пакетботе. Как и сказал Вывих, дюжим матросам со "Сверла" не пришлось перетрудиться, вся поклажа путешественников состояла из трех чемоданов и дорожной сумки, товарищ Либкент, похоже, вообще путешествовал налегке. При нем был саквояж вроде портфеля, с которым ездят по вызовам доктора. И это было - все.
  Минута, и катер отвалил от причала. Не более десяти, и путешественники поднялись на борт. В бинокль, имевшийся у начальника порта, было видно, как экипаж приветствовал их. Почти что сразу из труб советского корабля повалили клубы дыма, эсминец снялся с якоря и, быстро набирая ход, устремился прочь, вверх по Амазонке. Приличные волны, поднятые им, резво понеслись к берегу, и ухали еще долго после того, как "Яков Сверло" превратился в темное пятнышко у самого горизонта...
  
  ***
  
  Вот собственно все, что известно о последней экспедиции полковника Офсета к его Белой пирамиде, организованной в прошлом 1926-м году на средства гуру Западных буддистов Константина Вывиха при деятельном участии советской стороны. Эсминец "Яков Сверло" ушел, чтобы никогда не вернуться в цивилизованные края. Никто больше не видел ни этого уникального во многих отношениях корабля, ни членов его загадочного экипажа, ни участников экспедиции, которая, как без устали твердил сбрендивший царский генерал Артемий Череп-Передозыч, осуществлялась по личному распоряжению всесильного шефа мраксистской тайной полиции Феликса Дрезинского. Сама эта зловещая структура, чуть позже переименованная в Народный комиссариат внутренних дел, со временем далеко переплюнула свою предшественницу, царскую Охранку, и по свирепости, и по неумолимости, с какой наступало возмездие, по разнообразию применявшихся средств и неразборчивости при выборе оных. Наконец, по размаху, с которым действовало ВЧК-ОГПУ-НКВД по всему миру, поскольку у мраксистов все дела считались одновременно и внутренними, и государственной важности, и политическими, и особо секретными, и такими, за которые запросто можно расстрелять кого угодно.
  Примерно на третий день после отплытия эскадренного миноносца из Макапы жители поселка Итакоатиара, приютившегося на левом берегу Амазонки примерно в семидесяти километрах от устья Мадейры, правого притока Великой реки, слышали раскаты грома, здорово напоминавшие ожесточенную артиллерийскую пальбу. Однако, когда репортеры обратились за разъяснением к властям штата Амазонас, те будто набрали в рот воды, категорически заявив, что абсолютно ничего не знают об этом случае.
  - Все дело в громе, - глубокомысленно жуя кончик канцелярской ручки, предположил один из чиновников.
  - В громе?! - недоумевали журналисты.
  - Вот именно, что в громе, сеньоры. Не далее, как неделю назад синоптики предупреждали нас об аномальном грозовом фронте, который накроет большую часть территории штата. Ну вот вам и подходящее объяснение. У страха, как известно, глаза велики...
  И это на самом деле все, чего удалось добиться прессе от бразильских бюрократов, которые, по части прозрачности своей деятельности, с успехом потягаются с советскими чинушами, далеко обскакавшими на этом поприще столь ненавистных полковнику Офсету британских менеджеров.
  Больше о загадочном корабле долго не поступало ни малейших сведений, он словно канул в небытие. И лишь спустя три или четыре месяца убывшая к Колыбели Всего экспедиция неожиданно прислала весточку о себе. Впрочем, она была невольной, более того, зловещего характера, поскольку не предвещала ничего доброго углубившимся в амазонские дебри исследователям. Это случилось, когда настала осень, а с нею - сезон дождей, льющих в тропиках до весны. Примерно на рубеже октября и ноября 1926-го года жители довольно большой рыбацкой деревушки Нова-Олинда-ду-Норти, что располагается на правом берегу реки Мадейры, выловили из воды красно-белый спасательный круг с надписью крупными печатными буквами:
  
  БОРЕЦ ЗА СЧАСТЬЕ ТРУДЯЩИХСЯ тов. ЯКОВ СВЕРЛО
  
  Прежнее имя корабля, выведенное совсем выцветшими литерами, проступило из-под новой краски, местами слезшей от долгого пребывания в воде. И теперь, почти не напрягая зрения, каждый, владеющий русским языком мог без особого труда прочесть:
  
  ЭСМIНѢЦЪ "ПАНIЧѢСКIЙ"
  
  Кроме, собственно, спасательного средства, вроде бы в сеть, заброшенную бразильскими рыбаками, угодили обломки шлюпки, и на них тоже оказались сделанные на кириллице надписи. Но поскольку русского языка в округе по понятным причинам никто не знал, то и тревоги бить не стали. Да мало ли, сколько отголосков старых трагедий Амазонка преподносит в дар своим обитателям, в особенности, когда начинается поророка, чудовищная приливная волна, достигающая порой пяти, а то и десяти метров в высоту и преспокойно вырывающая с корнем исполинские деревья на берегу. Правда, поророка, как бы высоко ей не случалось подниматься вверх по Амазонке, никогда не опустошала Мадейру в среднем течении. Но, об этом никто не подумал, и деревянные фрагменты чужой лодки преспокойно пустили на растопку. Спасательный круг достался местной детворе, которая была в восторге от него, и резвилась с ним вплоть до середины зимы. Пока странная находка по чистой случайности не попалась на глаза инспектору речной полиции из префектуры микрорегиона Итакоатиара, куда Нова-Олинда-ду-Норти входил административно. Дотошный инспектор прибыл в деревушку по какому-то совершенно иному делу, однако красный пробковый круг с русскими надписями сразу же заинтересовал его. Быть может потому, что с полгода назад полицейский лично слышал мощные раскаты грома и пытался провести в отношении этого странного инцидента расследование. Но, получил от вышестоящих инстанций сначала по носу, а потом и по рукам. Будучи человеком пунктуальным и, соответственно, прекрасным работником, инспектор подробно расспросил рыбаков, а по возвращении в Итакоатиару составил соответствующий рапорт. Именно благодаря ему еще через пару недель, на исходе февраля, о находке наконец-то пронюхали газетчики. Впрочем, она еще ни о чем не говорила сама по себе, круг могло смыть за борт волной, шлюпку могло запросто унести течением, когда оборвался буксировочный конец, да мало ли что еще. Словом, делать выводы в пользу трагического финала экспедиции было слишком рано. Да, "Товарищ Сверло" не выходил на связь, ну так этого никто никому и не обещал. Русские мраксисты много и цветасто разглагольствовали об открытости общества, которое грозились построить, но и строжайшую дисциплину у них никто не отменял, в особенности, когда был приказ держать язык за зубами. Маниакальная страсть к секретности, чрезвычайно полезная в революционном подполье, была принесена мраксистами во власть и крепко обосновалась там, пустив множество могучих корней. Это было достаточно хорошо известно заграницей.
  По слухам, циркулировавшим одно время из одной бразильской газеты в другую, летом 1926-го радист русского эсминца, как-только судно миновало устье Амазонки, несколько раз выходил на связь, видимо, чтобы доложить обстановку высшему руководству или, чтобы получить ЦУ. Но сигнал был кодированным, и его не смогли дешифровать. Или не пытались сделать этого, поскольку в ту пору подобные технические задачи были по зубам спецслужбам Латинской Америки, еще не нагулявшим жирка и даже находившимся в зачаточном состоянии. Да и правительства развитых капиталистических стран, похоже, встретили повышенный интерес советских товарищей к Белой пирамиде известного прожектора Офсета флегматично, со скепсисом, видимо, посчитав эту затею очередной авантюрой. Сэр Перси давно навяз в зубах всем, за исключением традиционно доверчивых русских, о нем просто не захотели слышать.
  Пожалуй, если бы за расследование взялась какая-нибудь могущественная разведывательная структура с возможностями британской Secret Service, дело бы сдвинулось с мертвой точки. Но, по окончании Мировой войны у британских спецслужб хватало проблем и без поисков неспокойного полковника, в бывших колониях творилось невесть что, они так и норовили отколоться от метрополии.
  Американцам, в свою очередь, было наплевать, куда подевался сэр Перси. Да, их линкоры и крейсера уже повсюду маячили в водах южных широт, в полном соответствии с дипломатией канонерок президента Монро, творчески развитой президентом Теодором Рузвельтом в Стратегию Большой Дубинки - Big Stick Policy. Но, ни отставной британский полковник Офсет, ни Гуру западных буддистов мистер Вывих, были американцам без надобности. Во-первых, отправляясь в путешествие, они убыли из Нью-Йорка инкогнито, наплевав на PR, к которому американцы успели привыкнуть, как к обязательному поведенческому атрибуту, наряду с правилами хорошего тона. Кроме того, миллионер Луис Торч, столь беззаветно боготворивший Гуру на протяжении нескольких лет, так неожиданно и стремительно разлюбил учителя, что это казалось даже неприличным.
  - За этим перерождением наверняка кроется какая-то страшная тайна, - терялись в догадках журналисты, но дальше гипотез дело не пошло, информация оказалась засекреченной. Разрыв был оформлен мистером Торчем в одностороннем порядке, решительно и без комментариев. Просто GURU-BUILDING в одну прекрасную ночь сменил вывеску, словно по мановению волшебной палочки сделавшись TORCH-CENTER. Одновременно Вывиха вывели из Совета директоров корпорации CHERNUHA Ltd. Более того, как бы нечаянно всплыли документы, уличавшие Гуру в мошенничестве. Якобы, он скрыл от налогового ведомства крупную сумму, а подобный проступок в Америке - смертный грех, караемый тюрьмой на долгие годы. Выданная Вывиху виза была в срочном порядке аннулирована ГосДепом, ему попросту запретили въезд в США, заказав обратную дорогу. Ну и кто бы, при таких пирогах, стал бы всерьез беспокоиться его судьбой? Соответственно, о спасательной операции и речи не велось, ее было некому ни организовать, ни оплатить. И даже пускать шапку по кругу никто не стал. Бразильские власти, за содействием к которым обратилась горстка местных энтузиастов, нечто вроде инициативной группы, долго толкли воду в ступе, пока не выродили ответ, из которого явствовало, что, поскольку Офсет и его спутники не удосужились согласовать свои намерения с властями, и даже не поставили их в известность хотя бы из вежливости, то и разговору никакого нет. Таким образом, бразильская сторона снимает с себя всякую ответственность за произошедшее...
  
  ***
  
  Газета The Daily Telegraph, Лондон, 30 марта 1927 года.
  
  И вот только теперь, друзья, когда мы вместе, шаг за шагом, проследили в серии публикаций весь долгий и многотрудный путь полковника Офсета к Колыбели Всего, вплоть до ожесточенной перестрелки в самом центре Лондона, участником которой он стал, вы сможете в полной мере понять, какой ажиотаж это неординарное событие произвело в столице Соединенного Королевства. И, поскольку обстоятельства этого темного дела оставались неясны, а инспектор Скотланд-Ярда Штиль только и делал, что наводил тень на плетень, явно водя прессу за нос, скармливая ей ахинею и давая уклончивые ответы, из которых ничего не следовало, нашим репортерам не осталось ничего другого, как начать собственное расследование. И, нравится это кому-то или нет, но оно во многом превзошло результаты, которыми могла похвастать полиция.
  Так, было установлено, например, что по прибытии в Лондон из Белена, полковник Офсет остановился в небольшом отеле "Admiral George Anson" на Devonshire Road, предпочтя этот клоповник другим, куда более приличествующим ему гостиницам, руководствуясь, по всей видимости, соображениями секретности. Ведь Devonshire Road находится в припортовом районе, наводненном самой разношерстной публикой, среди которой преобладают моряки и выходцы из Азии. Явившись в отель, сэр Перси соблюдал все меры предосторожности. Он заранее побеспокоился, чтобы до неузнаваемости изменить свой облик при помощи парика и темных очков. Наконец, полковник зарегистрировался под вымышленным именем. Легко представить охватившую его досаду, когда план провалился, поскольку сэра Перси сразу же узнал портье. На беду полковника, молодой человек оказался страстным почитателем его подвигов, и не просто пристально следил за ходом всех экспедиций сэра Перси, но и аккуратно подшивал вырезки из журналов и газет, где хотя бы вскользь упоминалось имя прославленного британского путешественника. Кроме того, портье обладал врожденными способностями физиономиста, иначе, сэр Перси обвел бы его вокруг пальца. По словам портье, вначале он принял незнакомца за нищего попрошайку. Платье полковника было таким жалким, что молодой человек чуть не выставил незваного гостя на улицу.
  - Эй, любезный, что это вы тут позабыли?! - прикрикнул портье, выходя из-за стойки и подумывая, а не свистнуть ли констебля.
  - Он так сильно исхудал, - рассказывал позже портье. - Плюс, эта абсолютно белая борода, точно, как у Old Sir Christmas, только отнюдь не такая ухоженная. Прямо какой-то капуцин, слишком серьезно воспринимающий обет бедности, который они когда-то давали. Сходство особенно подчеркивал капюшон, сер Перси надвинул его прямо на глаза. Но, когда я хорошенько разглядел усы, сразу что-то екнуло. Обожди-ка, думаю, у кого такие были. Тут-то меня и осенило. Я, понятно, сперва решил: отставить, Сол, что за вздор, не может такого быть! Ведь в газетах черным по белому писали, будто сэр Перси уже почти год, как пропал без вести. Вместе с теми русскими, которые дали ему корабль, лишь бы он их прямо к Белой пирамиде проводил! А теперь еще заливают, что, мол, не было ничего такого, ну и врали! Врут, поганцы, и жирафу ясно, иначе, откуда бы в Амазонке взялся спасательный круг, который тамошние рыбаки сеткой выловили?! Короче, не успели газетчики сэра Перси похоронить, как он - тут как тут, собственной персоной! Только сам на себя не похож, я ж говорю, дождевик - обтрепанный такой, словно с помойки, под глазами - синяки, ну в жизнь не скажешь, что полковник. Так, бродяга какой-то зачуханный...
  - Отчего же вы не подумали, будто обознались?! - наседали газетчики.
  - А из-за капюшона! - с гордостью отвечал портье. - Сэр Перси его на самые брови натянул. Я в момент догадался - маскировка. Ну а когда свет от моей настольной лампы на его усы упал, тут у его и попалил! Эх, ни за что бы не поверил, что так близко господина полковника когда-то увижу! Ну, прямо как вас! - голос портье задрожал от восторга. - Он для меня - как живая легенда, понимаете?! Я чуть было не брякнул, здравия желаю, сэр, уж больно крепко меня припекало с возвращением на родную землю его поздравить! Как-никак, столько лет дома не был, почти вся жизнь на чужбине прошла! Но, едва я рот открыл, он возьми и назовись. Запишите, говорит, номер на имя мистера Адама Смита, милейший. И соверен мне сует! Ну, я язык проглотил в первую минуту от неожиданности, но потом вкумекал, а ведь логично. Раз человек скрывается от кого-то, что ж ему собственным именем называться? Глупо. Ну, думаю, Смит, так Смит. Хотел поклажу в номер занести, но он отказался, не стоит беспокоиться, говорит, милейший, я путешествую налегке. Еще по саквояжу, который при нем был, легонечко так хлопнул. Но, я не особенно расстроился, он к себе в номер ужин заказал, вот я и подумал, еще успеется. Даю ему ключи от 518-го, а он на бирку покосился и говорит, это что, мол, пятый этаж? Нет, милейший, мне нужна комната в бельэтаже, меня, мол, старая травма беспокоит, затруднительно наверх хромать. И окна, желательно, чтобы во двор выходили, выспаться, сказал, хочу, а на улице - шум да гам. Ну, нет проблем, мне не жалко, тем более, что свободных номеров - завалом. Дворик у нас, правда, не шибко уютный, зато тенистый, вон какие кусты вымахали, в человеческий рост. Очень, знаете ли, удобно, если припекло по-французски уйти, то бишь, задать стрекача... Ну вот. Он расплатился и к себе пошел. Я где-то примерно через час к нему, тук, тук, сэр, ваш ужин, как заказывали...
  - Заметили в номере что-нибудь необычное?
  - Нет, - подумав, портье покачал головой. - Не успел толком осмотреться. Он меня мигом спровадил. Дал еще монету, настоящий золотой бразильский реал, с портретом императора Педро II, представляете. Ну, тут уж у меня последние сомнения отпали! Только сэр Перси мне и рта открыть не дал. Под руку - и за порог. А сам свет притушил, один ночник оставил, и еще шторы опустил. На столе у него, кстати, револьвер лежал. Господин полковник его газетой прикрыл, но я его сразу срисовал, у меня глаз - наметанный...
  - Вы думаете, сэр Перси кого-то ждал?
  - Скорее уж, опасался, что нагрянут к нему. Иначе, чего ему было взаперти сидеть, впотьмах, да еще с заряженным револьвером? Но, та ночь спокойно прошла, никто господина полковника не побеспокоил, даже я, хоть, признаюсь, подмывало. Но я утерпел. Достал свои вырезки с его путешествиями, давай листать. Рано утром мне было сменяться, но я специально задержался за конторой, даже сменщика отпустил. Решил, дождусь, когда же он выйдет. Или завтрак попросит. Полковник, видно, тоже поднялся, ни свет, ни заря. Спустился в холл, по сторонам покосился, прямо как затравленный зверь. Тут я не стерпел, и как ляпну: сэр Перси, доброе утро! Вы бы видели, он как подпрыгнет! Обернулся резко, лицо все белое стало, напряженное. Вы, говорит, обознались, молодой человек. И - шасть за дверь. Я за ним. Деваться-то уже некуда было, подумал, объяснюсь с ним, расскажу, что за всеми его экспедициями с детства следил, все мечтал, как бы и мне из Лондона вырваться! А еще лучше - стать знаменитым путешественником, точно, как он! Сэр Перси, правду сказать, сперва даже слышать ничего не хотел, отмахивался только. Потом остыл немного, махнул рукой, сдался. Ладно, говорит, раз так, слушай меня внимательно, парень, тут дело государственной важности. Мне кое-какие вопросы урегулировать срочно надо, так что меня не будет пару часов. Если во время моего отсутствия появятся какие подозрительные личности, с расспросами станут приставать, не селился ли кто ненароком, подозрительный, дашь мне знак...
  - А что за люди-то? - спросил я, с трепетом предвкушая приключения, о которых так долго мечтал.
  - Чрезвычайно опасные, - понизив голос, сказал сэр Перси. - Сейчас я тебе вкратце их приметы опишу, а ты - мотай на ус. Главарем у них - некий товарищ Шпырев, только он не русский, как по фамилии подумать можно, а латыш из Прибалтики. Здоровый как бык, но не сильно высокий, скорее - коренастый. Кряжистый, как борец. Сам белобрысый, голубоглазый, глаза светлые, водянистые, по ним не поймешь, браунинг он тебе именной вручит, в качестве поощрения, или пулю засадит промеж лопаток. Лицо плоское такое, скуластое, в оспинах все, а нос - картошкой. С виду, можно подумать, швед. Шкипер какой-нибудь. Он и одевается как моряк, хотя к флоту отношения не имеет. Если, конечно, не считать его подвигов в Гельсингфорсе, где он, как уполномоченный Балтийского ревкома, офицеров с царских линкоров в проруби вязанками топил. Его дружок - тоже рыжий, только пониже ростом и поуже в плечах. Но - крепкий - будь здоров, и ловок как кошка. Жилистый, короче, джиу-джитсу владеет в совершенстве, сам видел, как он человеку шею свернул за нечего делать! Да и стреляет метко, обзавидуешься. Третий, наоборот, сморчок, щуплый, лысоватый, ростом - две вершка от горшка, таскает очки с толстыми линзами, и в них немного похож на бухгалтера. Он у них и за бухгалтера, и за мраксистского комиссара одновременно, короче, чтобы ты знал, универсал. Глаза у него карие, когда без очков - всегда щурится. Волосы темные, с проседью на висках, а кожа смуглая, оливковая, как у араба или сицилийца. Только он никакой не магометанин, и не с Сицилии, а еврей-ашкенази. И по-английски говорит с сильным акцентом. Но, акцент у него не еврейский, а русский, а вдобавок - он страшно картавит. Фамилия этого негодяя - Триглистер. Может, и не родная, у него еще несколько псевдонимов, как минимум. У них у всех - по десятку кличек на все случаи жизни. Впрочем, какая разница? Так, вот что еще... По поводу произношения. У первых двоих - тоже акцент имеется, по нему сразу узнаешь иностранцев. Четвертый - тот просто полный урод, настоящий верзила, косая сажень в плечах, сильный как вепрь, подковы руками гнет, а мозгов, примерно, как у аллигатора. Этот по-английски ни слова не говорит и почти ни бельмеса не понимает. Его фамилия - Извозюк, зовут - Васей, он - из бывших махновцев-анархистов. Еще у него - вся шкура - в татуировках, свободного места нет ни на руках, ни на груди, весь синий, как утопленник. И семечки непрестанно жует. Жует и плюет, жует и плюет, и так - круглосуточно! Вообще заруби себе на носу, парень, все они - отпетые убийцы, и кто из них хуже, я тебе даже сказать не берусь, поскольку сам затрудняюсь. По делу, все четверо хороши и давно созрели для виселицы, даже тот, что носит пенсне и строит из себя счетовода. Каждому их них невинного человека вроде тебя грохнуть, раз плюнуть, их совесть революционная - и не такое выдерживает, так что, будь начеку...
  - Я пообещал, что обязательно буду, - продолжал рассказывать наблюдательный портье, - тем более, у меня служба такая - не считать ворон. Спросил у сэра Перси, как мне его предупредить. Он, поколебавшись, посмотрел на горшок с геранью, и говорит:
  - В случае чего, на окно поставь, то, что прямо на крыльцо выходит. Его с улицы прекрасно видно. Это и будет знак, что птичка в клетке...
  
  ***
  
  - И вот еще что, - добавил сэр Перси напоследок. - Заруби себе на носу, парень, эти негодяи гораздо хитрее, чем ты можешь себе вообразить. Поэтому, ни в коем случае не пытайся их задержать! Как увидишь, смело вызывай полицию и беги...
  - А что я полиции скажу? - естественно, осведомился я.
  - Скажешь, что заметил подозрительных иностранцев, предположительно - агентов ГПУ из Советской России. И не забудь предупредить констеблей, что бандиты - вооружены. У каждого с собой по револьверу, а у их главаря - Маузер. Ему эту пушку - сам Феликс Дрезинский подарил за образцовое зверство...
  Это были последние слова, что я услышал от сэра Перси, больше мы с ним не виделись. Зато не прошло и часу, как он ушел, и в холл действительно заглянуло двое подозрительного вида незнакомцев. Я, признаться, как их узрел - проглотил язык, потому что они в мельчайших деталях соответствовали описанию, полученному мною от господина полковника. Право слово, если б не уважение к сэру Перси, обязательно бы подумал: розыгрыш. Минуту парочка незваных гостей топталась в дверях, внутри стоял полумрак. Затем тот, что был ниже ростом, откровенно говоря, мелкий как гном, медленно двинулся к стойке. Снял очки, чтобы их протереть, и я убедился, он и вправду, близорукий, без очков, видать, слепой как крот. Это и был счетовод, все слово в слово, как сэр Перси рассказал. Ну а его приятеля его я без труда опознал, слету. Тут, как говорят, без вариантов, рыжий, конопатый, глаза водянистые, шея - бычья, и уши ломанные - как у борца. Товарищ Шпырев, так, кажется, назвал этого громилу господин полковник. Другие члены шайки, по всей видимости, остались снаружи, стоять на шухере, или как там полагается у бандитов. Честно скажу, у меня сердце в пятки провалилось от одного вида этих двоих, но я крепился, не подавал виду, зарекся, что ни за что не подведу сэра Перси... А то б, ей Богу, задал стрекача, так мне неуютно в их компании стало.
  Водрузив обратно на нос очки, счетовод выудил из кармана полицейский жетон и ткнул его мне прямо под нос.
  - Инспектог депагтамента кгиминальной полиции Уилсон, - с отчетливым иностранным прононсом отрекомендовался зловещий коротышка. Он действительно практически не выговаривал букву "р". - Мы вот по какому делу, любезный. По поступившим к нам сведениям в вашем отеле на днях остановился опасный госудагственный пгеступник, газыскиваемый по подозгению в совегшении тягчайших пгеступлений. Ублюдок воогужен и чгезвычайно опасен...
  Убрав жетон, мнимый инспектор показал мне сильно потрепанную фотографию сэра Перси, сделанную, судя по буйным зарослям на заднем плане, в тропическом лесу. Сэр Перси искренне улыбался, конечно, он же вообразить себе не мог, какие свирепые субъекты станут искать его по этому злополучному фото в финале возложенной на алтарь науки жизни...
  - Так, вижу, он здесь, - резюмировал не сводивший с меня своих водянистых глаз здоровяк. Потея, я представил, что почувствую, когда он вцепится мне в кадык такими же цепкими пальцами. Животный страх парализовал гортань, и все же я сподобился отрицательно замотать головой.
  - Потише, дружок, ты пока еще не в удавке, - от улыбки, которой товарищ Шпырев сопроводил свою сомнительную остроту, я едва не надул в штаны.
  - Так он у себя или куда-то вышел? - перегнувшись через стойку, щуплый комиссар перелистал регистрационный журнал и сразу ткнул пальцем в искомую строку. Тем более, что она была - последней...
  - Так-с, мистег Адам Смит, вегно? Похоже, это как газ наш клиент. Пгавильно, любезный? Ну-ка, дгужок, опиши нам, как выглядит мистег Смит. Ты что, немой, я спгашиваю? Или с ушами туго? Знаешь, что бывает с теми, кто темнит, газговагивая с агентами специальной службы пги исполнении служебных обязанностей.
  - Я тебе, тварь тупорылая, сейчас в рот выстрелю! - взорвался крепыш Шпырев. - Говори, сука! - его ручища скользнула за отворот моряцкой куртки, я нисколько не сомневался, он сдержит слово и пристрелит меня. Уже почти видел фрагменты своего раскрошенного вдребезги затылка на стене, и был готов свалиться в обморок.
  - Ну!? - прорычал Шпырев.
  - Вчера вечером поселился такой постоялец! - выпалил я на одном дыхании.
  - И где он сейчас? - доброжелательно осведомился комиссар. Таким тоном, словно был моим любящим дядюшкой.
  - Вышел куда-то, - пролепетал я.
  - Куда?
  - Не могу знать, сэр.
  - Надолго? - по-отечески ласково уточнил комиссар.
  - Он не сказал...
  - Ладно, допустим, ты не вгешь, - комиссар потер свои маленькие ладошки. - Тогда давай-ка поднимемся к нему в номег, дгужок. И подождем, пока он вегнется. Вегно я говогю? - плюгавый счетовод обернулся к товарищу Шпыреву.
  - А то, - плотоядно ухмыльнулся тот. - Эй, Извозюк?! Живо ко мне!!
  Смысла последней фразы я не понял, она была произнесена по-русски. Судя по тону, это была команда, отданная крепышом одному из карауливших на крыльца горилл. Клянусь вам, господа репортеры, когда появился этот самый Извозюк, у меня перехватило дыхание! Он нагнулся в дверях, чтобы не врезаться лбом в притолоку. Такого буйвола - свет не видывал, одежда была ему явно не по размеру, наверное, он снял платье с какого-то бедняги, подвернувшегося громиле под руку громиле в недобрый час. Насколько он силен, я испытал на собственной шкуре, причем, без проволочек с их стороны.
  - Ты идешь с нами, ублюдок! - распорядился Шпырев, но я немного замешкался за стойкой, ноги не слушались.
  - Извозюк?! - гаркнул Шпырев.
  Преодолев расстояние между нами в три шага, от которых закачались стены нашего заведения, верзила сгреб меня в охапку и легко перенес через бюро. Причем, должен заметить, не похоже, чтобы при этом Извозюк рисковал надорвать живот. Мои каблуки с такой легкостью оторвались от пола, словно я был легче пушинки.
  - Простите, но нам запрещается покидать пост! - задыхаясь, сообщил я, нисколько не сомневаясь, из номера сэра Перси, если я туда попаду, живым мне уже не выйти. Да и как в таком случае я мог рассчитывать предупредить об опасности полковника?
  - Какая похвальная пгеданность хозяевам, - очередная ухмылка, изображенная комиссаром, была даже пострашнее предыдущей, у меня засосало под ложечкой, и предательски громко забурчал живот.
  - Не хочешь покидать пост, покинешь мир, - предупредил товарищ Шпырев.
  Собственно, не пойму, к чему они возились со мной, Извозюк мог без проблем доставить меня к номеру на плече, как ручную кладь.
  - Я все понял, сэр! - выдохнул я. - Вы, полицейские, всегда умеете убедить...
  - Так-то лучше, - усмехнулся Триглистер. А я отметил про себя, сэр Перси нисколько не преувеличивал, когда расписывал, насколько опасны эти субъекты. О, да они и вправду были настоящими живодерами. А еще, хоть мне и стыдно признаться в этом, крепко пожалел, что ввязался в авантюру. Если бы я только промолчал, попридержал свой длинный язык, когда мне приспичило окликнуть полковника... И моя конторка, и опостылевший мне холл отеля неожиданно показались мне до боли родными, уютными, а мечты о далеких странствиях представились во всей их абсурдности. Домечтался, возопил я мысленно. Приключений захотелось? Так получи, кретин! Да, физически я оставался в самом сердце Лондона, в комнате, где проработал много лет. С улицы доносились гудки автомобилей, цокот копыт редких кэбов и обрывки фраз, которыми обменивались прохожие. Нет, я перенесся в джунгли. А, если точнее, они сами ко мне пришли...
  - Ступай, - негромко распорядился Триглистер.
  Больше не мешкая, мы двинулись по коридору бельэтажа. Я отпер замок прихваченным с собой дубликатом ключа. Признаться, не с первого раза попал в скважину, руки тряслись. Как только клацнул язычок замка, товарищ Извозюк, придерживавший меня за шиворот, придал мне ускорение, пнув коленом в спину. Я влетел в дверной проем, взвыв от боли. Как я понимаю сейчас, громила превратил меня в живой щит. На случай, если бы полковник был внутри и стал стрелять...
  Шпырев и Триглистер вошли следом за нами. В номере царил полумрак, шторы были опущены. Извозюк грубо усадил меня в кресло.
  - Сиди и не рыпайся! - процедил Шпырев. - Только пикни, язык вырву.
  Мне не оставалось ничего другого, как подчиниться. Я был так испуган, что к своему стыду, совершенно позабыл о полковнике, а ведь вышло так, что я его подвел. Впрочем, а что я мог поделать в создавшихся обстоятельствах?
  Пока я сидел в углу, не смея даже дыхнуть, молодчики принялись методично обыскивать номер. Действуя с расторопностью, в которой угадывался профессионализм настоящих полицейских или домушников, они обшарили ящики письменного стола и бюро, распахнули плательные шкафы, вывалив наружу белье. Сбросили на пол постель и даже распороли лежавший на кровати матрац устрашающего вида тесаком, который вынул из-за пояса Извозюк. Да, сэр Перси не обманул меня, когда сказал, что путешествует налегке. Как оказалось, у него не было даже сменного белья. Все вещи полковника легко уместились в стареньком саквояже. Покидая номер, он спрятал его в маленькой нише за шторой.
  - Товагищ Извозюк? - позвал комиссар, и сделал выразительный жест. Верзила, выудив из-за пазухи инструмент вроде короткого изогнутого ломика, взломщики зовут его фомкой, легко отпер замок. Внутри оказалась стопка обтрепанных топографических карт, перехваченных бечевой. Кажется, они были испещрены сделанными от руки заметками и какими-то цифрами. Не сомневаюсь, это была рука, принадлежавшая сэру Перси. Последней преступники извлекли толстую, видавшую виды тетрадь.
  - Подумать только, путевой дневник, - обронил Триглистер, перелистав слегка растрепанные страницы. - Ну что же, я думаю, пригодится...
  - Для заседания особого совещания на выезде, - скрипнул зубами Шпырев. Не знаю, о каком таком совещании велась речь, но мне бы очень не хотелось на нем присутствовать. В особенности - в качестве обвиняемого...
  Комиссар спрятал тетрадь во внутренний карман.
  - Где эта вражда, или как ее там?! - недовольно бросил Шпырев, явно не удовлетворенный результатами обыска.
  - Ваджга, - поправил Триглистер, - ваджга, Ян Оттович...
  - Как зовется эта хрень, не меняет сути дела! - играя желваками, процедил Шпырев.
  - Быть может, он как газ отпгавился за ней? - предположил Триглистер.
  - Или прямо сейчас поднимается на борт парохода, иуда сраный, - с лютой злобой прошипел Шпырев.
  - Не думаю, Ян Оттович, - возразил комиссар. - Вы бы отпгавились в путь, побгосав все кагты?
  - Если ты ошибаешься, Триглистер... - голос Шпырева был многообещающим.
  - Дождемся полковника, думаю, все встанет на свои места, - примирительно сказал комиссар.
  Хрустнув костяшками пальцев, Шпырев обернулся ко мне, смерил взглядом.
  - У мистера Адама Смита были при себе вещи, когда он ушел?
  Сглотнув, я отрицательно покачал головой.
  - Ладно, - Шпырев обернулся к комиссару и о чем-то спросил по-русски. Тот, кинув на меня быстрый взгляд, только передернул плечами и отвернулся. Я понял, они говорят обо мне, не просто говорят, решается моя судьба. Точнее, она уже предрешена.
  - Извозюк, - позвал Шпырев. - Только без шума...
  Верзила сорвал со стены шнурок от звонка, предназначавшийся для вызова прислуги. Шагнул ко мне, сумрачно ухмыляясь и играя удавкой. Я отчетливо осознавал, потекли мои последние минуты, или, сколько там я буду корчиться в лапах палача. Внутри похолодело внутри, мне следовало бежать, прыгать в окно, драться за жизнь или хотя бы возопить, призывая на помощь. Но, я просто стоял как истукан, не в силах пошевелить даже мизинцем. Меня - словно парализовало. Ничего больше не существовало кругом меня. Ни отеля, где постояльцы вечно копошатся как мыши, ни звуков с улицы. Даже время, и то - замерло. Я впал в кому, будто готовился к смерти. Приноравливался к ней. Моя прострация оказалась столь глубока, что даже грохот выстрелов, донесшийся из холла, оказался неспособен разорвать невидимые путы, сковавшие меня по рукам и ногам. По крайней мере, это произошло не сразу.
  - Что за хуйня?! - воскликнул Шпырев, выдергивая из-за пазухи угрожающего вида пистолет с длинным хищным стволом, наверное, тот самый, упомянутый сэром Перси Маузер.
  - Это с кгыльца, - совершенно невыразительным голосом констатировал Триглистер.
  - Извозюк?!!
  Вот в этот момент я и стряхнул оцепенение. Мне крупно повезло, секунда, и я схлопотал бы пулю. Это твой единственный шанс, пронеслось у меня, второго не будет. И я прыгнул к окну, буквально взлетев на подоконник. Звук лопнувшего стекла потонул в громе выстрела, посланная мне в спину пуля прожужжала прямо над ухом, взъерошив волосы. Стрелок, понятия не имею, Шпырев, Триглистер или верзила Извозюк, снова нажал на курок, подкорректировав прицел, но я уже вывалился из окна и, отчаянно вопя, падал вниз. Мне крупно повезло, что сэр Перси попросил номер в бельэтаже, предвидя, что доведется спасаться бегством. Вместо него выпало бежать мне, и я чертовски горжусь этим. По делу, господин полковник спас мне жизнь. При приземлении я сильно ушиб одну ногу и растянул сухожилия на второй, более того, едва не зашиб двух констеблей, спешивших на выстрелы с револьверами в руках. Сгоряча они задержали меня, приняв за грабителя, но, думаю, господа, жизнь стоила того, чтобы заработать несколько тумаков в участке. Да, полагаю, я дешево отделался. И, как только меня впихнули в полицейский фургон, клянусь, даже вздохнул с облегчением. Сидел на грубо сколоченной деревянной лавке, прислушиваясь к звукам ожесточенной перестрелки, завязавшейся между блюстителями закона и бандитами. Стрельба постепенно отдалялась в сторону Темзы, пока не смолкла совсем. Каюсь, господа, но только когда прямая угроза миновала, я вспомнил о сэре Перси. Я понятия не имел, что сталось с ним, удалось ли ему спастись, или негодяи застрелили его. Этого я тогда знать не мог. И мне очень жаль, господа, что судьба господина Офсета остается невыясненной до сих пор...
  
  ***
  
  Это интервью, помещенное сразу в нескольких крупнейших газетах столицы, понаделало немало шума. Можно даже сказать, разразился нешуточный скандал, в эпицентре которого оказался злосчастный инспектор Скотланд-Ярда Штиль. Журналисты напрямую обвинили его в утаивании важных сведений от общественности. Инспектор оправдывался как мог, упирая на состояние аффекта, в котором, мол, пребывал несчастный портье.
  - Он давал слишком противоречивые показания, - краснея, бубнил по бумажке Штиль. - Они явно не заслуживали внимания, по крайней мере, мы не могли опираться на них целиком...
  - Ничего себе, не заслуживали внимания?! - буквально исходили желчью журналисты. - Словесные портреты преступников, по-вашему, не заслуживают внимания?!
  - И уж тем более я не имел никакого права тиражировать сомнительную информацию... - стоял на своем инспектор Штиль. - Поймите же вы наконец, пресса сегодня твердит одно, завтра - диаметрально противоположное, и все привыкли к этому, с вашего брата - как с гуся вода! А у меня совершенно иная мера ответственности, и я просто обязан взвешивать каждое слово, которое вы завтра же все равно переврете...
  Нашлись горячие головы, требовавшие немедленно отстранить инспектора от расследования как дискредитировавшего себя. Другие, напротив, заступались за него.
  - Подневольный человек, - говорили они. - Что он может, на него давят с Downing Street, и Уайт-холл, и Букингемский дворец - на ушах. И Кабинет, и Тайный совет мечтают лишь о том, чтобы как можно скорее замять скандал, ведь уже обнародована дата официального визита правительственной делегации СССР под руководством наркома Ананаса Мухлияна, так что властям история с Офсетом - как кость в горле. Что при таких раскладах остается инспектору Штилю? Вот он, бедный, и вращается угрем на сковородке...
  Понятно, не были бы лондонцы лондонцами, а Британия - колыбелью демократии, если б все дело ограничилось этим. Не тут-то было! Наоборот, не получив сатисфакции от полиции и правительственных чиновников, лондонцы отправились прямиком на Kensington Palace Gardens, где в массивном мрачном особняке о четырех этажах обосновалось Советское полпредство. Пикет у высокого и чрезвычайно прочного забора, окружавшего здание полпредства по периметру, оказался столь многолюдным, что перепуганные власти в срочном порядке прислали усиленные наряды констеблей и даже конную полицию. Впрочем, блюстители порядка не вмешивались в происходящее, поскольку никто не нарушал закона. Люди просто добивались ответа. Отмахнуться от требований нескольких тысяч лондонцев, выраженных столь настоятельно и одновременно мирно, было никак нельзя. Тем более, речь в самом скором времени пошла о политическом престиже молодой страны Советов, дипломатические отношения с которой были налажены всего несколько лет назад. Осознав это, к собравшимся вышел сам полпред, бывший нарком внешней торговли и бывший член ЦК партии мраксистов-вабанковцев товарищ Леонид Борисович Мануальский.
  - Господин посол, я сразу хочу оговориться, - начал один из репортеров. - У нас в стране живет много искренних друзей Советской России. Вы для них - олицетворение надежд трудящихся масс на скорое избавление от оков хищнической эксплуатации отдельных людей и целых рас. Как свет в окошке, можно сказать, озаривший единственно правильный путь для нас, прозябающих во мраке безраздельно хозяйничающего империализма! А ваши сотрудники спрятались за закрытыми ставнями, или, хуже того, ведут себя с прессой, как какие-то чванливые плантаторы с Ямайки!
  - Что вы имеете в виду? - насторожился товарищ Мануальский. По виду он был чистый денди, великолепный смокинг с иголочки, котелок, начищенные до блеска туфли дерби, которые в Англии зовутся "блюхерсами". В общем, полпред ни капельки не походил на перепоясанного лентами революционного матроса, лондонцы уважали его за это. Он тоже чувствовал себя в Британии своим. Товарища Мануальского, в равной степени, можно было повстречать и на Королевских скачках в Аскоте, и на знаменитой выставке цветов в Челси, и на кортах Уимблдона, причем, сам нарком был отличным игроком.
  - А то, господин посол, что ваши сотрудники нам тут лапшу на уши вешают. Заладили, как заведенные, будто никакого полковника Офсета - знать не знают, и никакого советского научного корабля никто в Южную Америку не посылал...
  Репортер, насевший на полпреда, трудился в еле сводившей концы с концами бульварной газетенке, где увольнение по сокращению штатов грозило всем сотрудникам поголовно, от прозябавшего в дверях швейцара и до главного редактора включительно. На худой конец, редакцию могли просто разогнать после признания газеты банкротом. Сути дела это нисколько не меняло. Даже наоборот. Свыкшись с мыслью, что в скором времени окажется на улице без ломаного гроша в кармане, репортер совершенно неожиданно для себя из ремесленника был готов вот-вот превратиться в поэта. Терять-то ему все равно было нечего...
  - Так со свободной прессой обходиться нельзя! - в запале продолжал обреченный корреспондентишка. - Вы же ни какие-то там заносчивые рабовладельцы с кошмарного юга США! И не зажравшиеся биржевые спекулянты из Сити! Вы о чести своей страны должны заботиться, а не в молчанку с нами играть! Я на вас жаловаться буду, прямо в Кремль напишу, в ЦК вашей партии, лично товарищу Стылому...
  Эта угроза, как ни нелепо она прозвучала, заставила полпреда слегка побледнеть. Он нервно провел по франтовской эспаньолке тонкими нервными пальцами профессионального скрипача.
  - Зачем же такие крайности, дорогой товарищ? - пробормотал Мануальский. - Чуть что, сразу жаловаться. Думаете, у товарища Стылого - более важных дел нету? К вашему сведению, друг мой, товарищ Стылый, генеральный секретарь нашей партии, верный ученик товарища Вабанка и вождь мирового пролетариата - крайне занятой человек. О нас с вами думает, день и ночь, чтобы мы еще счастливее зажили. Давайте по месту разбираться...
  - Тогда внесите ясность! - напирал репортер, пообещавший себе, что не вернется в редакцию с пустыми руками.
  Товарищ Мануальский, порывисто вздохнув, вскинул руку, призывая к тишине и вниманию, облизал губы, откашлялся, собираясь с мыслями.
  - Товарищи, - наконец, изрек он. - Дамы и господа. Лишь недавно, можно сказать, только вчера, если глядеть в исторической перспективе, мир перенес ужасы империалистической войны, развязанной алчными капиталистическими хищниками, чтобы на крови трудящихся масс заработать баснословные барыши. Пожалуй, им пора бы насытить аппетит, но нет, - Мануальский выдержал многозначительную паузу. - Не успела отгреметь артиллерийская канонада организованной международными мироедами бойни, как уже готовится новое, еще более кровопролитное столкновение глобального масштаба. И мы, мраксисты-вабанковцы, нисколько не сомневаемся и даже убеждены, что на этот раз целью, по которой будет нанесен главный удар, станет наша молодая Советская Республика, единственная надежда угнетенных наций и оплот всего самого светлого, что есть на планете, колыбель нового мира, можно без преувеличения сказать. Да, наши враги не дремлют, поэтому и мы просто-таки обязаны оставаться начеку, быть бдительными и ни в коем случае не поддаваться на провокации, какими бы изощренными они ни были. Вот вы о каком-то там полковнике твердите? - сведя аккуратные седые брови, полпред пригрозил пальцем приставале-журналисту. - Так вот, зарубите на своем носу, товарищ, Советская сторона не ведет переговоров с британскими полковниками, не принимает их на воинскую службу, и уж тем паче, никуда не отправляет. Вдумайтесь в собственные слова, товарищ! Мы не правомочны распоряжаться подданными империалистических держав, мы уважаем международное право и чтим принятые на себя обязательства. То же касается и корабля, только в гораздо большей степени, чем вышеобозначенного полковника. Смею вас официально заверить, что по имеющимся у меня данным, ни в составе нашего доблестного Рабоче-Крестьянского Красного флота, ни в составе Торгового флота Страны Советов, ни, тем более в составе рыболовецких флотилий СССР, нет и никогда не было такого корабля. Повторяю вам: эскадренный миноносец "Борец за счастье трудящихся товарищ Яков Сверло", о котором вы тут рассказываете байки, в списке боевых единиц ВМС РККА не числится...
  - Конечно, вы же его в научное судно переделали! - не сдавался репортер. - Из эсминца "Панический"...
  Товарищ Мануальский сделал глубокий вздох, сурово свел брови.
  - Вы, господин корреспондент, или фантазер, или, хуже того, провокатор. Признаю, царский эсминец "Панический", к слову, построенный преступным царским режимом Романовых за народный счет с целью ведения войн захватнического характера - был. Не спорю. И мы, русские мраксисты, его от вас не прячем, нечего нам больше делать. Это судно подорвалось на связке немецких мин в ходе боевых операций в проливе Моонзунд и с октября 1917-го года, насколько мне известно, лежит на балтийском дне. Его мачты даже можно разглядеть с отдельных участков рижского взморья...
  - Но как же... - начал корреспондент, лишившийся некоторой части запала.
  - А вот так! - отрезал Мануальский. - Корабль погиб вместе со всем экипажем, но мы, то есть партия мраксистов-вабанковцев, не несем никакой ответственности за эту трагедию, потому что всегда и самым решительным образом выступали против империалистической войны! И, уж тем более, мы никогда бы не стали отправлять боевые корабли к берегам суверенной Бразилии, утверждать обратное - значит провоцировать международный конфликт! Мы уважаем суверенитет братской Бразилии и верим, придет время, и ее трудящиеся сами примут консолидированное решение присоединиться к нашему свободному содружеству...
  - Но его же видели... - начал кто-то еще.
  - Кого - его?! - напрягся товарищ Мануальский.
  - Ну, корабль. Его многие видели в Бразилии около года назад...
  - А около десяти лет назад португальские школьники у деревушки Фатима в округе Сантарен видели Деву Марию, которая сошла к ним с Небес! Но мы, советские атеисты, не верим в проявления потусторонних сил. Мы верим в величие человеческого разума, свободного от религиозных предрассудков! Кто вам сказал, что это был советский корабль?! Он что, шел под красным флагом? Вы можете предъявить копию портовой декларации, либо еще какие-нибудь документально подтвержденные свидетельства?!
  - Но позвольте, господин Мануальский, откуда же, в таком случае, взялась информация, что летом прошлого года полковник Офсет в сопровождении двух ваших соотечественников, бухгалтера советско-американской корпорации CHERNUHA Феликса Либкента и выдающегося пейзажиста Константина Вывиха, поднялись на борт судна с обводами эскадренного миноносца? Он как раз бросило якорь на внешнем рейде порта Макапа...
  - Полагаю, товарищ, мне следовало бы переадресовать этот вопрос тому щелкоперу, который тиснул подобную чушь, - криво улыбнувшись, парировал Мануальский. - Впрочем, рискну предположить, что трое каких-то мужчин действительно поднялись на борт какого-то корабля. Хоть лично я этого не видел. Таким образом, я не могу ни оспорить, ни подтвердить такую информацию. С чего вы взяли, будто эти трое поднялись именно на советский эсминец, а не, скажем, японский или американский? Лично у меня появление американского боевого корабля в тех широтах вызывает гораздо меньше сомнений...
  - С того, что Константин Вывих еще в Нью-Йорке обмолвился... - осекшись, репортер оглядел собравшихся, словно хотел заручиться их поддержкой и даже призывал в свидетели. - Мистер Вывих не делал секрета из новой экспедиции к Белой пирамиде, открытой полковником Офсетом в бассейне реки Мадейры. Он также говорил, что техническое и материальное обеспечение этого дорогостоящего мероприятия взяла на себя советская сторона...
  Присутствующие, все как один, устремили взгляды на советского полпреда. По губам товарища Мануальского скользнула тонкая чисто змеиная усмешка.
  - Ну, во-первых, лично у меня нет убедительных свидетельств тому, что господин Офсет сделал заслуживающее внимания открытие, - заметил он. - Поэтому, я готов поручиться, советская сторона не стала бы впустую расходовать немалые народные средства, которые гораздо разумнее пустить на строительство школ, детских оздоровительных сооружений, железных дорог, фабрик заводов, а также на другие важные народно-хозяйственные нужды. Это - раз. Кроме того, прошу не забывать, хотя мы и признаем неоспоримые достижения Константина Вывиха как художника-пейзажиста, он - не является советским гражданином. Господин Вывих - эмигрант. И, никогда не обращался к Советской стороне с предложением о сотрудничестве, в том числе, и касаемо снаряжения экспедиции в Бразилию. Мне вообще это трудно себе представить. Да будет вам известно, господин Вывих покинул нашу страну во время развязанной белогвардейцами Гражданской войны, и с тех пор не единожды был замечен в сотрудничестве с антисоветскими организациями Северной Америки и Западной Европы...
  - А как же тогда известное Послание индийских Махатм Махатме Владимиру Вабанку, переданное господином Вывихом господину Председателю Совнаркома лично?!
  - Ну, для начала, должен вам сказать, вокруг истории с Посланием Махатм много спекуляций, - неуверенно протянул Мануальский. Было видно, вопрос застал его врасплох. - Слишком много домыслов, в том числе и откровенно враждебных родине мирового социализма, - сверкнув глазами, добавил полпред. - Многие склонны наделять Послание Махатм неким подтекстом политического свойства. Видеть в нем доказательства тому, что мраксисты всерьез намереваются распространить свою экспансию на восток с целью свержения политических режимов Афганистана и Индии, с дальнейшим провозглашением этих стран советскими социалистическими республиками. Обязан заявить во всеуслышание, подобные сплетни - злостная клевета на нашу народную власть. Напомню вам, это не товарищ Вабанк написал письмо Махатмам, а они сами обратились к нему с письмом. И я лично не вижу в этом ничего удивительного, ровно, как и предосудительного, таков уж масштаб личности вождя мирового пролетариата, его заслуги одинаково признаваемы и на полуострове Индостан, и в обеих Америках. Но, из этого вовсе не следует, будто мы, мраксисты-вабанковцы, намереваемся экспортировать революцию куда бы то ни было. Нет, и еще раз нет! Наша партия осудила идеи Педикюрной революции, с которыми выступал перерожденец и ренегат Лев Трольский! Наверняка, вам известно не хуже меня, этот человек выведен на чистую воду и из состава ЦК партии, и дальнейшую его участь, по всей видимости, определит суд. Если вы спросите моего мнения, как преданный идеям товарища Вабанка и лично товарищу Стылому старый солдат партии, я надеюсь, он получит свое по всей строгости закона! И он, и другие оппозиционеры и отщепенцы! При этом, - товарищ Мануальский повысил голос, - должен признать, ибо это справедливо, что Советское Правительство по достоинству оценило усилия господина Вывиха, направленные на установление добрососедских, дружеских отношений между народами Советского Союза и Индии. Но, это вовсе не означает, что мы не осведомлены о порочных связях оккультиста Вывиха с адептами тайных мистических орденов, которые получили широкое распространение на загнивающем Западе. Мы в курсе, и относимся к ним предосудительно. Мы, мраксисты, не верим в мистику. Мы свято верим в величие и необоримую мощь поднявшегося с колен пролетариата, который под мудрым руководством нашей любимой партии и лично товарища Стылого воплотит в жизнь заветы дорогого Ильича и добьется таких сногсшибательных успехов, какие никаким мистикам и не грезились по ходу популярных в их среде медитаций. Вот, это то, что я вам могу со всей определенностью заявить, товарищи...
  - А связи Вывиха среди самых высокопоставленных представителей американского правящего истеблишмента вам, как мраксисту, тоже, значит, до лампочки?! - выкрикнул раздосадованный репортер. - И о господине Триглистере вы, по ходу, ничего не знаете?!
  Товарищ Мануальский вздрогнул.
  - Не совсем понял вашего сарказма, господин хороший, - бросил он холодно. - Да, мы нацелены на построение социализма в одной отдельно взятой стране. Таков курс, провозглашенный нашей партией, решительно отвергшей теорию Педикюрной революции ренегата Трольского, о чем я уже сказал. И, мы действительно очень серьезно настроены на плодотворное взаимовыгодное международное сотрудничество. Что вы тут узрели предосудительного, а? Да, мы выступаем за международную кооперацию и ценим таких уважаемых партнеров, каким, вне сомнений, является уважаемый мистер Торч, руководитель корпорации CHERNUHA.
  - Вы не ответили насчет Триглистера?! - не унимался репортер.
  - Не понимаю, куда вы клоните?! - удивился товарищ Мануальский. - Насколько мне известно, товарищ с такой фамилией трудится в Народном комиссариате иностранных дел и в данное время находится в длительной командировке в Соединенных Штатах...
  - Значит, вам неизвестно, что этот товарищ на прошлой неделе покушался на жизнь полковника Офсета и участвовал в перестрелке, застрелив нескольких полицейских?!
  Советский полпред побагровел.
  - Это ложь, - сказал он глухо. - И, знаете, что, любезный, я вас раскусил. Вы не невинный фантазер, как я ошибочно подумал. Вы - профессиональный провокатор, и абсолютно умышленно дискредитируете советских представителей. Вы назвались нашим другом, не так ли?! Так вот, что я вам скажу: вы - наглый лжец! На чью мельницу воду льете, господин хороший?! Кто вам заплатил за разжигание антисоветских настроений в преддверии визита в Великобританию представительской советской делегации во главе с товарищем Ананасом Мухлияном, членом ЦК и наркомом внешней торговли?!
  - Это я-то провокатор?! - взвизгнул репортер. - Ваши люди сначала ищут что-то в Амазонии, у черта на куличках, а потом палят из револьверов в полицейских, спокойно так, как в тире, и, после всего этого вы имеете наглость называть меня провокатором и лжецом?! Сами вы провокатор и лжец, господин посол, а этот ваш Ананас Мухлиян - никакой не мирный переговорщик, а точно такой же бандит, как и все мраксисты!!!
  - Ну, знаете! - задохнулся Мануальский. - Да я вас за такие разговорчики...
  - Что, застрелите, как Триглистер хотел полковника Офсета пристрелить?! - крикнул репортер-скандалист.
  - Долой кровавую мраксистскую диктатуру!!! - завопили из толпы. Товарищ Мануальский, побледнев, отступил за спины дюжих красноармейцев, составлявших внутреннюю охрану полпредства.
  - Позор правительству премьера Стэнли Болдуина, согласившемуся вести постыдные переговоры с экстремистом Ананасом Мухлияном и его подручными!! - подхватили приятели скандального корреспондента, такие же безнадежные неудачники, как он сам.
  - Позвольте, но причем здесь этот Мухлиян? - усомнился кто-то. - Мы ведь о судьбе господина Офсета пришли спросить!
  Впрочем, как случается сплошь и рядом, эта рациональная мысль не была услышана и воспринята. Публика пришла во взвинченное состояние, быстро разбившись на несколько противоборствующих лагерей. Благо, конная полиция, присланная загодя предусмотрительными муниципальными властями, не дремала, так что больших беспорядков удалось избежать. Недовольные были рассеяны на небольшие группы и вытеснены на соседние улицы, где полицейские скрутили и задержали самых буйных. Это здорово остудило пыл остальных. В итоге, никто серьезно не пострадал. Правда, ясности с тем, что же случилось в Лондоне две недели назад, и какова судьба полковника Перси Офсета, не прибавилось...
  Ее не прибавилось и чуть позже, когда в первых числах апреля с неожиданным официальным заявлением для прессы выступил все тот же, утративший доверие общественности инспектор Скотланд-Ярда Штиль. И это притом, что Штиль в самых бравурных тонах объявил журналистам, будто следствие - на финишной прямой, поскольку полицией доподлинно установлена цель неожиданного приезда сэра Перси в Лондон.
  - Вы, должно быть, не хуже меня осведомлены, господа, сколь велики были финансовые затруднения, испытываемые полковником Офсетом на протяжении последних лет, - распинался инспектор Штиль. - Мы пока не знаем, откуда он изыскал средства, чтобы рассчитаться с кредиторами. Быть может, его внезапное, чтобы не сказать, сказочное обогащение как-то связано с находками, сделанными экспедицией в Латинской Америке?! Как знать, он ведь всю свою жизнь искал пещеру Али-Бабы, и, быть может, его усилия, наконец-то, были вознаграждены? Вдруг, он обнаружил золото и алмазы, те самые баснословные сокровища инков, что не давали покоя Франсиско Писарро и другим конкистадорам, но так и не были найдены? В любом случае, нами доподлинно установлено: мистер Офсет средства изыскал, это не подлежит сомнению, и вознамерился погасить долги, понаделанные им в прежние, не столь благополучные для полковника времена. Как пояснил сам Офсет, он ненадолго прервал свою, в целом успешную экспедицию исключительно с тем, чтобы соблюсти неотложные юридические формальности, касающиеся просроченных долгов. Не спрашивайте меня о причинах этого, столь похвального решения, господа, я их не знаю, но могу предположить: в жизни каждого человека, даже столь противоречивого и импульсивного, как господин полковник, наступает пора осознать, что пора собирать разбросанные по молодости лет камни. Не забывайте, сэр Перси давно разменял седьмой десяток, а в столь почтенном возрасте хочется оставить после себя нечто большее, чем толпа обозленных кредиторов. В особенности, если вам не составляет никакого труда исправить положение дел. Вот он и поступил именно так, воспользовавшись услугами адвокатской конторы "Blanck, Planck and sons", с которой и прежде вел кое-какие дела. На беду, о замыслах господина Офсета узнали злоумышленники, банальные проходимцы, отпетые уголовники, и он едва не сделался жертвой разбоя на большой дороге...
  - А как же русский след?! - крикнули с места.
  - Да нет и никогда не было никакого пресловутого русского следа! - отмахнулся инспектор. - Русские бандиты - вполне вероятно, и даже наверняка - есть, орудуют где угодно, в том числе, и в Британии, а вот следа, как такового - нет. В том смысле, который вы наверняка вкладываете в это словосочетание. То есть, я допускаю, среди уголовных элементов, попытавшихся взять полковника, с позволения сказать, на гоп-стоп, были преступники русского происхождения. Но, из этого не следует, что все русские - бандиты, отнюдь, среди русских попадаются и вполне приличные люди, кхе-кхе. И, уж тем более, не стоит заблуждаться, мешая чисто уголовные замашки с надуманными целями, которые, якобы, ставило перед преступниками Советское государство...
  - Откуда у вас эти сведения, инспектор?
  - Как я уже сказал, полковник прервал экспедицию, чтобы отдать необходимые распоряжения адвокатской конторе "Blanck, Planck and sons". В том числе, и касаемо завещания сэра Перси относительно его движимого и недвижимого имущества, а также некоторых нематериальных активов, во владение которыми, согласно последней воле полковника, надлежит вступить его единственному сыну Генри. Если бы не наши крючкотворы-адвокаты, затребовавшие моего личного присутствия вместо того, чтобы удовлетвориться телеграфом, мне бы не пришлось проделывать многие тысячи миль через Атлантику, уж, не говоря о крайне утомительном пешем переходе через сельву, в своей обычной излишне эмоциональной манере заявил полковник господину Бланку, старшему партнеру фирмы, - инспектор Штиль одарил собравшихся репортеров широкой, торжествующей улыбкой. - Ну, вы полковника знаете не хуже меня, господа. В его возрасте трудно ожидать, чтобы характер изменился к лучшему...
  Кроме того, инспектор Штиль сообщил, что сразу же, как только были подписаны и надлежащим образом заверены все необходимые бумаги, Перси Офсет убыл обратно в Южную Америку.
  - И это, знаете ли, тоже на него очень похоже, - поджав губы, добавил инспектор Штиль. - А мог бы и снять вопросы, избавив и полицию, и прессу от лишних хлопот, а общественность - от переживаний. Но... - что тут поделаешь, если человек - неисправим, говорило лицо полицейского инспектора. Горбатого - могила исправит...
  Вполне естественно, репортеры ринулись проверять полученную от Штиля информацию, осадив упомянутую им адвокатскую контору "Blanck, Planck and sons", где полковник Офсет побывал незадолго до перестрелки. На удивление, вопреки бытующим представлениям о нотариусах, из которых лишнего слова не вытянешь, мистер Бланк встретил представителей прессы вполне радушно, был словоохотлив и сразу дал понять, что его клиентом действительно внесена крупная сумма, которая, безусловно, позволит рассчитаться со всеми долгами господина Офсета. Понятно, репортеров особенно волновало, откуда сэр Перси, просидев всю жизнь на мели, на склоне лет раздобыл столько денег.
  - Этот вопрос вам следовало бы адресовать непосредственно господину полковнику, - вздохнул нотариус. - Но, поскольку такая возможность вряд ли, когда представится, рискну ответить за него, предположив, что последняя экспедиция господина сэра Перси в Амазонию оказалась на удивление результативной. Словом, он добился успеха. Но, это, пожалуй, все, что я могу сказать.
  - Кем были люди, преследовавшие его, он хотя бы намекнул?
  - Нет, - мистер Бланк в задумчивости покусал кончик сигары, которую вертел в пальцах. - Господин полковник лишь обмолвился, что они - бандиты, выследившие его в порту, когда он имел неосторожность проговориться кому-то из попутчиков, что везет крупную сумму денег. И еще, сэр Перси дал понять, что люди, гнавшиеся за ним, не имеют никакого отношения к членам экспедиции в Амазонию...
  - Скажите, господин, Бланк, сообщил ли вам сэр Перси, что сталось с другими членами экспедиции? Хотя бы в двух словах? И, что случилось с русским миноносцем, сам факт существования которого так упорно отрицают официальные представители Кремля?
  Господин Бланк хитро прищурился.
  - Вообще говоря, как нотариусу, мне не годится об этом распространяться, не забывайте, я ведь выступаю как доверенное лицо господина полковника. Но, учитывая резонанс, который приобрела эта история, полагаю своим долгом подчеркнуть, что не слышал от сэра Перси ни слова о русском корабле! Насколько я понял, было какое-то бразильское судно, зафрахтованное путешественниками, чтобы подняться вверх по Амазонке, но оно вроде как село на мель. Вследствие грубой оплошности, допущенной недотепой-капитаном. Не спрашивайте подробностей, я их не знаю. Большая часть оборудования пришла в негодность, поскольку находилась в трюме, а днище дало течь, и его довелось бросить на произвол судьбы. Тем не менее, было принято решение продолжить поход пешком, захватив с собой лишь самое необходимое из поклажи. Положение отважных участников экспедиции усугублялось крайне враждебным настроем туземных племен, чьи вожди наотрез отказались пропустить исследователей через свою территорию. Сэр Перси также упомянул, что индейцы, действуя сообща, словно по заранее составленному плану, перекрыли путешественникам пути к отступлению, и им довелось пробираться к пирамиде окольным путем, через болота, которые сами аборигены считают непроходимыми...
  - Чертовые краснокожие бестии словно получили чей-то приказ не выпускать нас из сельвы живьем, ага, именно таковы были его слова, - добавил мистер Бланк. - Эти кровожадные дьяволы никогда не ладили между собой, а во времена каучукового бума между ними вообще разгорелась полномасштабная война с захватом пленных, которые без зазрения совести сбывались работорговцам. Не знаю, какая муха укусила краснокожих, но они устроили на нас охоту по всем правилам военной науки, сдобренными чисто дикарским вероломством. Сначала нам позволили беспрепятственно углубиться на индейские территории, а потом, словно по команде захлопнули капкан. Не хотелось бы прослыть хвастуном в ваших глазах, милейший мистер Бланк, но, если бы не опыт, приобретенный мною в предыдущих экспедициях.
  - И сэр Перси, преодолев столько трудностей, прервал экспедицию и махнул в Лондон?!! - не скрывали изумления журналисты.
  - Вот именно, - с достоинством кивнул юрист. - Вся фишка в том, что, вынужденные идти кружным путем, путешественники двинулись на юго-запад, пока не достигли предгорий Анд. Полковник не уточнял географических координат, но ясно дал понять: открытие, которое обязательно потрясет научный мир, было сделано им на высокогорном плато между двумя величественными кряжами. Руины древнего города, обнаруженного полковником, относятся к доинкскому периоду истории континента. Сам сэр Перси мне так сказал...
  - То есть, найденное экспедицией городище не имеет никакого отношения к Белой пирамиде, которую столь самозабвенно искал господин Офсет?!
  - А я вам, о чем! - расплылся в улыбке клерк. - О том и речь! Как видите, нет худа без добра, милейший мистер Бланк, заметил сэр Перси при этом. Все, что ни делается - к лучшему, друг мой. Теперь я богат, как царь Крез, а скоро сделаюсь знаменитым. Кто ищет, тот всегда найдет, хоть, порой, и не совсем то, что искал изначально. Впрочем, я не жалею, ни в коем случае, замена получилась равноценной, скорее, мне воздалось с лихвой...
  - Поэтому, - продолжал старший партнер адвокатской конторы, - ему и не было ни малейшей надобности с боями прорываться обратно через непроходимые дебри Амазонии, рискуя угодить на ужин бесчисленным каннибалам. Сэр Перси преспокойно спустился к побережью Тихого океана, сел в порту Лимы на пароход перуанской компании, следующий до Сан-Франциско, пересек Североамериканский континент в железнодорожном вагоне, а, выйдя из поезда в Нью-Йорке, взял билет на ближайший рейс до Лондона. Полагаю, точно тем же маршрутом он и вернется в Анды...
  - Но как он решился оставить сына в Южной Америке?! - недоумевали репортеры.
  - А что тут такого? - искренне удивился Бланк. - Он же его не одного оставил, а в обществе мистера Вывиха и других путешественников. Молодому человеку ровным счетом ничего не грозит, в отсутствие отца, он же - под присмотром. И потом, по словам господина полковника, его сын буквально без ума от участия в археологических раскопках. Мне было жаль отрывать парня от занятия, которое пришлось ему по душе, признался мне сэр Перси, и едва не прослезился при этом, клянусь! Сказал, что не нарадуется мальчиком. Признаться, дорогой мой Бланк, я долго был не самым лучшим отцом, я бредил путешествиями и истоптал бесчисленное количество сапог, слепо веря, будто служу науке. В итоге Генри, от рождения не знавший материнской ласки, был вдобавок, напрочь лишен отцовской заботы. Я признаю свою вину, целиком и полностью, сэр. Но, я дал себе зарок исправиться, и пока держу слово. Видели бы вы, в каком восторге мой выросший в Париже сын от нашего, полного превратностей путешествия через джунгли! Я побаивался, как бы парень не спасовал перед тяготами с непривычки, а их нам выпало, будь здоров. Но, они пошли ему только на пользу. Он возмужал и закалился, как клинок из дамасской стали, и я очень рад этому...
  Понятно, что заинтригованным репортерам припекло доведаться, что же такого сногсшибательного нарыл сэр Перси в перуанских Андах.
  - Я задал ему тот же вопрос, - сказал адвокат. - Но полковник не захотел распространяться. Сказал только, что работы - по горло, поскольку находки нужно систематизировать. Но, сэр предпочел не вдаваться в детали, лишь намекнул мимоходом, что научное сообщество ахнет, когда результаты экспедиции будут обнародованы. А это - не за горами, сэр, сказал путешественник в заключение...
  - Вот, собственно, и все, господа, что я имею честь сообщить вам, - добавил Бланк, приподнимаясь из кресла. - А теперь, прошу меня извинить, я и так рассказал гораздо больше, чем следовало бы, памятуя о профессиональном долге...
  
  ***
  
  Пожалуй, и нам, вслед за мистером Бланком, старшим партнером адвокатской конторы "Blanck, Planck and sons", следовало бы поставить точку в истории, где все наконец-то встало на свои места, включая обязательный happy end, мода на который пришла в Европу с Североамериканского континента. Правда, отбыв в Латинскую Америку, сэр Перси больше не подавал о себе вестей. Ну и что с того? В конце концов, случались события куда противоречивее приключений отставного английского офицера, и ничего, упокоевались с миром в пыли архивов, где рано или поздно неотвратимо оказывается все. Именно так в полном смысле случилось и с полковником, его убрали в архив, когда старший инспектор Скотланд-Ярда Брехсон, сменивший дискредитировшего себя бедолагу Штиля, объявил в середине мая 1927 года, что дело в отношении сэра Перси закрыто.
  - Полковник убыл, не сподобившись уточнить, намерен ли вернуться на острова в обозримом будущем! Значит, допросить его в качестве потерпевшего никак нельзя, не переться же нашим следователям в Новый Свет! - заявил Брехсон в коротком интервью для прессы.
  Налетчики, укокошившие троих констеблей и искалечившие пятерых, были мертвее мертвого, по крайней мере, двое из них, и снять с этих негодяев показания было даже затруднительнее, чем с сэра Перси. Как указывалось в официальных источниках, при обоих бандитах не обнаружилось никаких документов, по которым можно было бы установить их личности. В то же время повторная судебно-медицинская экспертиза не подтвердила сделанных ранее выводов об аутентичности отпечатков одного из налетчиков дактилоскопическим снимкам бывшего боевика партии эсеров Эрнста Штыриса, до недавнего времени, якобы служившего в центральном аппарате ВЧК-ОГПУ под фамилией Сварс. О сделанных на кириллице татуировках, имевшихся на одном из трупов, инспектор Брехсон больше не заикался. Видимо, памятуя о печальном опыте своего предшественника, он объявил их сделанными на болгарском языке, и слышать о них ничего не хотел. А когда кто-то из журналистов заикнулся о повторном исследовании, причем, желательно, в независимой от органов дознания лаборатории, скажем, в Кембридже, инспектор, состроив улыбку олигофрена, довел до сведения прессы, что оба трупа кремированы.
  - Прошу простить, но бесконечно хранить тела мерзавцев в холодильнике, будто они - достояние нации - непозволительная роскошь по нынешним временам, - безапелляционно заявил Брехсон. - Нужды следствия, безусловно, важны, однако мы не можем себе позволить выбрасывать на ветер деньги налогоплательщиков...
  Отповедь прозвучала столь сурово, что требовавший повторных анализов корреспондент не нашелся, что возразить. По раздобытым им сведениям, на запястье правой руки трупа, принадлежавшего верзиле, было вытатуировано имя Вася, обведенное символическим сердечком, проткнутым стрелой Купидона, а чуть выше копчика имелась надпись в стихах, посвященная бандитом кораблю, на котором ему выпало служить:
  
  Мiй Сверло - як Рiдна Хата,
  Вiн менi - За Батька й Мати.
  
  Журналист, добывший столь сенсационные сведения, успел проконсультироваться у знакомого лингвиста с кафедры славистики одного из университетов и знал от него, что поэтические строки, пускай и весьма сомнительной ценности, написаны, по всей видимости, на украинском языке. Из этого следовало, что инспектор Брехсон беззастенчиво врет, по крайней мере, когда распинается о татуировках на болгарском. Кроме того, от чудом уцелевшего портье отеля, где останавливался сэр Перси, журналист знал, как звали покойника. Вася Извозюк, это имя портье запомнил на всю жизнь. Однако, поскольку, после сделанных перед журналистами громких заявлений бедняга портье неожиданно слег в закрытую психиатрическую клинику на непредсказуемый срок, и врачи категорически отказывались допускать к нему посетителей, крыть журналисту было нечем, и он предпочел смолчать. Не решился выставлять себя на посмешище. Точно так же прикусили языки репортеры, носившиеся со слухами, гласившими, будто полиция нашла в доках еще один труп. Только не спешит о нем распространяться. Между тем, судя по приметам, он принадлежал третьему из бандитов, устроивших охоту на сэра Перси Офсета. Если точнее, тому лысоватому очкарику с физиономией бухгалтера, кого полковник, если верить показаниям весьма некстати сбрендившего портье, опасался даже больше остальных, называя комиссаром Триглистером. По словам одного из докеров, работавших в ночную смену, тело, со следами ужасных пыток, множеством пулевых отверстий и словом ИУДА, вырезанным на лбу перочинным ножом, валялось в узком проходе между двумя пакгаузами, где хранился кардифф. Докер разоткровенничался, польстившись на щедрую мзду. Вместе с тем, он умолял раскошелившегося журналиста ни в коем случае не ссылаться на него, и был напуган до расстройства желудка.
  - Не хо-хотел бы, чтобы и со-со мной со-со-сотворили что-то по-подобное, сэ-сэр, - заикаясь и затравленно озираясь, сообщил этот крепкий парень с такими ручищами, которыми только цепи в цирке рвать. - Этому бе-бе-бедолаге выкололи г-г-глаза и вырвали я-язык. Ну и з-зрелище, мне те-теперь нескоро у-у-уснуть. Ве-ведь это я об него с-с-споткнулся, ко-когда по-пошел о-о-отлить...
  - Дурачок, тебе-то с какой стати за жизнь опасаться? - удивился расспрашивавший докера репортер, хотя ему тоже стало не по себе.
  - Ка-как это, с-с какой?! - едва не расплакался докер. - Мне о-один из па-парней, которые за-за трупом п-п-приехали, прямо с-сказал: с-слово кому ля-ляпнешь, у-урод, о том, что ви-видел, и на-на к-корм ры-рыбам по-пойдешь. Только с-с-сперва мы тебе я-яйца отрежем и в па-пасть забьем...
  - Это полицейский тебе такое сказал?! - ахнул репортер. Это было неслыханно.
  - Не-нет, - докер замотал головой. - О-один из тех, которые чу-чуть по-позже п-приехали. Ви-видать, их полиция вы-вызвала. То-только о-они вряд ли а-англичане. А-а-акцент си-сильный...
  - Русский? - спросил репортер, кожей ощущая, запахло жареным.
  - Не-не скажу. Но их г-главный - с-сразу видать, к-к-крупная птица, по-поскольку и-инспектор Брехсон пе-перед ним на цыпочках бе-бегал...
  - Описать сможешь?
  - На-на лорда по-похож. О-одет до-дорого. В с-смокинг и со-солидное такое пальто. И бо-бородка - к-к-клинышком...
  - Минуточку, - сказал репортер, озаренный внезапной догадкой. И развернул перед носом работяги вчерашнюю газету, где была опубликована фотография советского полпреда товарища Мануальского, сделанная, когда тот отвечал на вопросы журналистов.
  - Он?
  Докер, вместо ответа, побелел.
  - По-похож. То-точно не-не скажу, те-темно ведь было. Да и с-смотрел я и-и-издалека, по-полицейские сразу ко-кордоны повсюду вы-выставили...
  Понятно, это была сенсация, но такого сорта, когда играючи можно остаться и без ушей, и без головы. В особенности, если заиграться. Тем более что докер, хоть и взял предложенное репортером вознаграждение, наотрез отказался выступать свидетелем.
  - Ни-ни за какие ко-ко-коврижки, сэр! - замахал ручищами работяга. - Мне пока жить не-не-не надоело. Ме-мешки ворочать, ко-конечно, не фунт и-изюму, но, все же лучше, чем, ко-когда раки у пи-пирса обглодают!
  Репортер был обескуражен, а, говоря прямо, слегка сдрейфил, обо всем доложив главному редактору. Вывалил прям на голову и пошел домой, сославшись на головную боль. Редактор, поколебавшись, ибо ему тоже стало боязно, но не настолько, чтобы преодолеть искушение, как случается всегда, когда суешь нос на чужую кухню, велел отправить телетайпограмму в Нью-Йорк, с просьбой немедленно выслать фотографию Феликса Либкента, подвизавшегося по финансовой части то ли в советском полпредстве, то ли в корпорации CHERNUHA Ltd, или даже совмещавшем одно с другим, поскольку сама компания была совместным предприятием. Нью-йоркский собкор сработал оперативно, не прошло и трех часов, как главный редактор держал в потных пальцах фототелеграмму. Не надо было быть портретистом, чтобы смекнуть: счетовод компании CHERNUHA Феликс Либкент, и комиссар Триглистер, чья жизнь оборвалась столь трагически в лондонских доках - одно лицо...
  Оба были - невысокого роста, чернявые, с мелкими чертами лица и смуглой кожей, оба таскали массивные очки и, теперь редактор в этом нисколько не сомневался, ибо был стреляным воробьем, имели непосредственное отношение к ОГПУ. Ну и, понятно, к какой-то мышиной возне, затеянной этим страшным ведомством на пару с правительством Его Величества.
  - Худо дело, - пробормотал редактор, еле шевеля губами.
  Между тем, это было еще не все. Собкор из Нью-Йорка сообщал, что Триглистер, он же Феликс Либкент, судя по всему, был - ой как непрост. По мнению американских коллег, с которыми успел переговорить собкор, г-н Триглистер, будучи по образованию банкиром, не один год прожил в Соединенных Штатах, где обзавелся весьма серьезными знакомствами и среди политиканов, и в офисах на Уолл-стрит, откуда мнимых народных избранников финансируют денежные мешки, чтобы потом дергать за нитки как паяцев. Триглистер обосновался в Америке задолго до мраксистской революции в России, снесшей империю Романовых, будто карточный домик. И без его участия здесь явно не обошлось, ибо, если бы не его врожденный дар переговорщика и обещания баснословных барышей, которые он смело сулил денежным тузам в случае демонтажа монархии, не видать бы Льву Трольскому ни щедрых инвестиций, ни зеленой улицы на пути в Россию, ни загранпаспорта, выписанного лично президентом США.
  Ознакомившись с текстом телеграммы, редактор попросил секретаря соединить его с Нью-Йоркским корпунктом.
  - Выкладывай все, что знаешь, - выдохнул он в трубку. - Про Триглистера...
  - У нас поговаривают, он не просто убежденный тролист, но и близкий друг Льва Трольского. Поэтому, едва власть упала в лапы мраксистам, и Трольский стал вторым человеком в России, Триглистер тоже круто пошел в гору...
  - Друг, значит, - протянул редактор, не зная пока, как ему быть с верхушкой айсберга, который угораздило всплыть.
  - Они с Трольским в Гражданскую - были - не разлей вода, - подтвердил инициативный нью-йоркский собкор. Не в меру инициативный, как начал себе думать редактор, прижимая трубку к вспотевшему уху.
  - Трольский как военный министр и председатель Реввоенсовета в бронепоезде по фронтам мотался, увещевая командармов и расстреливая пораженцев с паникерами. И товарищ Либкент - тенью за ним. Говорят, блестяще себя зарекомендовал, особенно в деле укрепления дисциплины методом децимации...
  Ну-ну, - думал себе редактор. - Однако...
  - После гражданской смуты в России Либкент продолжил головокружительную карьеру. Партия мраксистов поставила Трольского командовать Трудовыми армиями, и он взял Либкента к себе заместителем. И, так далее. Теперь, после того, как Трольского свергли, отстранив от командования Красной армией и военным флотом, Либкенту, понятно, не позавидуешь, - развивал свою мысль собкор из Нью-Йорка. - Пока был жив Феликс Дрезинский, всесильный председатель ОГПУ, Трольского еще как-то терпели, с грехом пополам, поскольку Железный Феликс, какие бы байки не ходили о его свирепости, чтил других соратников опочившего вождя, не желая пачкать рук их кровью. Смешно прозвучит, шеф, но, оказывается, среди мраксистов со стажем Дрезинский слыл либералом и, к слову, похоже, таким и был, делая все возможное для сохранения паритета между враждующими кланами. Но, теперь, когда самого Железного Феликса не стало, участь Трольского, считайте, предрешена. Его противники могущественны и полны решимости использовать шанс, выпавший им после скоропостижной смерти Дрезинского летом прошлого года, а также, не менее неожиданной смерти наркомвоенмора Михаила Фрунзе спустя всего несколько месяцев после этого. Шеф, эти смерти, как ни крути, представляются мне чертовски странными, но я их не комментирую, оставив на ваше усмотрение. Подчеркну лишь, что при нынешнем раскладе вся полнота власти перешла к непримиримому врагу Трольского Иосифу Стылому, который уже взял под контроль и армию, поставив над ней своего верного товарища Клима Воротилова, и органы госбезопасности. Формально они сейчас подчинены Вячеславу Неменжуйскому, но он вечно болеет, можно сказать, переселился в Кремлевскую больничку, и реально ВЧК заправляет Эней Пагода, - его первый зам. Пагода приходится кузеном ближайшему соратнику Вабанка Якову Сверлу, бывшему председателю Всероссийского ЦИК, но, поскольку, оба этих лидера - давно мертвы, он, предчувствуя большие перемены умудренным опытом нутром, ловко переметнулся на сторону Стылого еще при жизни Дзержинского, подозревавшего его в двурушничестве...
  - М-да, - протянул редактор и потянулся за папиросами.
  - Такая вот у них ситуация, шеф, того и гляди, польется кровь, причем, готов поставить десятку баксов против вашего пенса, это будет кровь Трольского, - продолжал нью-йоркский корреспондент. - Скоро его вышибут из кресла председателя Комитета по концессиям, которое выхлопотал для него покойный Дрезинский, возглавлявший, кроме чрезвычайки Высший совет народного хозяйства. И, как только возьмут Трольского под белы рученьки, да начнут на Лубянке сапогами охаживать, тут и до его ставленников рангом пониже доберутся. Вроде этого вашего Либкента-Триглистера...
  Уже добрались, - подумал редактор, слюнявя картонный мундштук.
  - Я вам скажу, процесс уже пошел, шеф, - продолжал въедливый корреспондент из Америки, словно прочтя мысли начальника. - Не знаю, как там у вас в Лондоне, но у нас в Нью-Йорке судачат, что советскому полпреду в Британии Леониду Мануальскому - тоже скоро на выход. Он, конечно, не явный тролист, но Трольскому симпатизировал, чего уж там. Плюс с Дрезинским дружбу водил, чуть ли не семьями приятельствовали. Но Железный-то Феликс - тю-тю, у Кремлевской стены упокоился. Значит, и Мануальскому - гайки. Думаете, как Дрезинского не стало, даром он, что ли, в Лондон свалил, каким-то зачуханным послом? Это после того, как он возглавлял и наркомат Внешней торговли, и комиссию по увековечиванию памяти незабвенного Ильича?! И с таких-то постов - в полпреды? Похоже на опалу, а? Или на бегство, не знаю, что вернее. Только вряд ли он далеко убежит, есть информация, что Ананас Мухлиян, поставленный генсеком Стылым на Наркомвнешторг вместо Мануальского, уполномочен, по приезде в Лондон для переговоров по каспийской нефти, снять его также с должности посла. Со всеми вытекающими, как принято у большевиков. Утром уволят, днем арестуют, к вечеру добровольное признание под пытками, потом наскоро от крови мокрой тряпкой оботрут, для проформы, и в расстрельный подвал...
  - А обтирать-то зачем?
  - Я же сказал, для блезира. Хоть это, полагаю, необязательная процедура...
  Похоже на то, - подумалось редактору, и ему стало искренне жаль посла. Они были знакомы шапочно, перекинулись парой слов на приемах, периодически устраивавшихся в советском полпредстве при Мануальском. Посол производил самое благоприятное, впечатление. Образованный человек, безукоризненно воспитанный, никаких, традиционных для прочих большевиков перекрещенных пулеметных лент, с ним было не стыдно сесть за стол переговоров, а в перерывах - поболтать о беговых лошадях. Или о живописи с современной литературой, да о чем угодно еще, вплоть до спиритизма, поскольку, как поговаривали в высшем обществе Лондона, Мануальский был сведущ в эзотерике. Впрочем, не удивительно, раз они Гуру западных буддистов господином Вывихом были дружны чуть ли не с юности...
  Вот и почивший Владимир Вабанк его Чародеем партии прозвал... - пронеслось у редактора.
  - Черт побери, - пробормотал пораженный редактор, поскольку картина чьего-то замысла, громадного и дерзкого, начала неожиданно вырисовываться у него перед глазами. Только он не был уверен, будто жаждет обозреть ее целиком. Дрезинский, Трольский, Мануальский, Триглистер, Вывих...
  Что же вы задумали, черти...
  Многие из тех, кого он перечислил мысленно, были уже мертвы. Других, если верить абоненту на противоположном конце линии, ждала неминуемая смерть. Да и он сам предчувствовал их судьбу спинным мозгом. Тут сработал отточенный годами репортерский нюх. Он же подсказывал: не лезь туда, ох, не лезь... Это было, как заглянуть в бездну, наклонившись через перила, чтобы ощутить сочащийся с ее дна замогильный холод. Его властное притяжение. Ужас, нахлынувший на редактора, отдался в корнях волос, и они встали дыбом. К горлу подкатился мерзкий ком, одновременно с тошнотворным головокружением.
  - Отступи от края, если не приспичило ухнуть вниз головой, - сказал чей-то основательно испуганный голос, он с удивлением распознал в нем свой. Отодвинул трубку от уха. Опять прижал.
  - Ну, насколько мне известно, господин Мануальский много лет проработал в Баку, где занимался электрификацией Каспийского нефтеносного района, - начал он, чтобы вернуть себя из иррационального. - И, с тех самых пор, знает многих европейских управленцев высшего звена в лицо. Он лично работал и фирмой братьев Нобелей, Каспийско-Черноморским обществом Ротшильдов и с нашей "Shell", если не ошибаюсь, в те годы на Кавказе работал Маркус Самюэль. Он сегодня - птица весьма высокого полета...
  - Что вы имеете в виду, шеф? - не понял собкор в Нью-Йорке.
  - Что такими кадрами, как господин Мануальский - не разбрасываются даже большевики...
  - Ну, положим, Ананас Мухлиян, которого вы ожидаете в Лондоне со дня на день, тоже - не лыком шит, - парировал собкор. - И серьезных связей у него хватает, причем, в тех же кругах. Они ведь с Мануальским в Баку в одно примерно время работали. Думаю, для вас не секрет, шеф, этот Мухлиян - тертый калач. В русскую революцию он был избран одним из комиссаров самопровозглашенной Бакинской Коммуны. А, когда с благословения британской разведки эсеры пустили его коллег в расход, он единственным каким-то чудом выкрутился. Сами понимаете, шеф, чтобы устраивать такого сорта чудеса, требуются нехилые связи международного уровня. Если б не заступничество англичан летом 1918-го...
  Час от часу не легче, - подумал редактор, а вслух сказал:
  - Значит, тем более не стоит опасаться за Мануальского, раз они с Мухлияном оба - из Баку. Получается, земляки. Найдут общий язык...
  - Вы так думаете?! - усомнился в Нью-Йорке абонент, после чего связь прервалась, прежде чем редактор решил для себя, что именно он думает по этому поводу, и стоит ли ему откровенничать со своим сотрудником. Отложив трубку, он задумался еще крепче. С одной стороны, все было более или менее понятно. Из того, что лежало на поверхности, разумеется, и, если не вникать в детали.
  То есть, что Советы задыхались в тисках международной изоляции, которую сами себе устроили, этого факта никто, включая самого редактора, в здравом уме оспаривать бы не стал. Ведущие страны Запада, которым мраксисты грозили своей Педикюрной революцией, в отместку объявили им бойкот. И большевики, похорохорившись какое-то время, четко уяснили для себя, что без западных инвестиций с технологиями, их режим рано или поздно падет. Протянет ноги, никакая ВЧК не поможет. А, осознав эту нехитрую истину, стали искать способы, чтобы преодолеть эмбарго. А, заодно, людей, к которым Запад прислушается. Таких, какие способны дать понять Нью-Йорку и Лондону, что классовые битвы остались в прошлом, больше - никаких Педикюрных революций на экспорт, Москва в состоянии предложить своим деловым партнерам то, что их может заинтересовать. А что всерьез интересует Запад? Только то, на чем можно хорошенько поднять, то есть, нефть, алмазы и другие полезные ископаемые.
  Тут без тонких дипломатов вроде Мануальского или ушлых финансистов наподобие Триглистера, не обойтись, - думал дальше редактор. - Или хитрована Вывиха, который даст фору им обоим, поскольку устроился грамотнее всех, крутит через свою чернуху такие гешефты, Ротшильды отдыхают, а, чуть, что не так, взятки-гладки, мировая интеллектуальная величина, филантроп, философ, художник, не подкопаешься...
  Тот факт, что все трое были тесно связаны с чрезвычайкой и ее бывшим председателем Дрезинским, редактора особенно не смущал. Насколько ему было известно, для Железного Феликса это было в порядке вещей, выполняя щепетильные миссии, действовать через агентов, внедренных в другие, внешне невинные советские структуры, тот же Наркомат внешней торговли или Комитет по концессиям, их сотрудники зачастую, имели двойное подчинение, получая указания от начальника Иностранного отдела ОГПУ товарища Агрономова-Михельсона, или даже непосредственно от Феликса Эдмундовича.
  Другой вопрос состоял в том, кто их начал сливать, открыв счет товарищем Меером Триглистером? Новый генсек товарищ Стылый? Подсидевший Мануальского в кресле наркома Ананас Мухлиян?
  Редактор, с натяжкой, мог допустить нечто подобное, тем паче, ему, в общих чертах, были известны бытующие у большевистских лидеров нравы. Иосиф Стылый не нуждался в старой гвардии усопшего товарища Вабанка, у него хватало своих, преданных лично ему выдвиженцев. Соответственно, вчерашним товарищам по партии, всяческим Трольским, Неменжуйским и Мануальским, по мысли нового вождя, наверняка предстояло, как можно скорее, отправиться туда, где уже пребывали товарищи Дрезинский, Фрунзе, Сверло и целая плеяда влиятельных большевистских бонз первой волны.
  Одно было абсолютно неясно: как в эту компанию политиканов, финансистов и откровенных упырей ухитрился затесаться сэр Перси Офсет? Он-то каким боком к мраксистам? Какого лешего поперся в Амазонию вместе с Вывихом и Триглистером, что они там все позабыли?!
  Редактор еще готов был поверить с натяжкой, что старые байки сэра Перси вскружили расчетливую голову Константину Вывиху, при всем своем прагматизме Гуру не был лишен чудачества, вот и на Тибет его тянуло как магнитом, и вряд ли из чисто меркантильных причин.
  Но, на кой черт Колыбель Всего далась ОГПУ? Тут у главного редактора не было вразумительного ответа. Как и сомнений в том, что без указаний Железного Феликса, никакой миноносец "Яков Сверло" не снялся бы с якоря в Кронштадте, не то, что везти путешественников в Амазонию. Так что, как говорят, из песни слов не выкинешь. По всему выходило, какая-то, сверхсекретная операция имела место быть...
  И теперь, когда Дрезинский лег у кремлевской стены за компанию с командармом Фрунзе, кто-кто, обладающий пугающе длинными руками, делал все, чтобы эту операцию прикрыть, так, чтобы никто ничего не узнал. И, этот некто перешел к активным действиям, памятуя о засаде, устроенной в Лондоне сэру Перси, а заодно о печальной участи, постигшей чекиста Триглистера в лондонских доках.
  И пойди разберись, кто сеет смерть, заместители покойного Дрезинского, чтобы спрятать в воду концы, поскольку даже из Лондона не хочется думать, что с ними сделают в Москве подручные товарища Стылого. Или сам Иосиф Виссарионович взялся выяснять, чем там, втайне от него, занимался Феликс Эдмундович...
  Как бы там ни было, ясно одно, гибель Триглистера - далеко не последняя в череде смертей, которые очень скоро последуют...
  - Тебе тоже припекло угодить под паровой каток? - спросил себя редактор и поежился, хоть за окнами кабинета парило, потому как надвигалась гроза.
  Тут редактор сподобился дать ответ без промедления.
  - Нет, мне это не нужно, - пробормотал он.
  Затушив папиросу, редактор вызвал секретаря, попросив сварить чашечку кофе. Сунул в рот новую папиросу, закурил, выпустил дым через ноздри, проследил, как сизое облачко, клубясь, неторопливо поплыло к окну, и снова подумал о полковнике Офсете.
  Господи, как же тебя, старого дуралея, угораздило вляпаться в такую скверную историю? Причем, ладно бы, самому, ты ж в это темное дело сына втравил, совсем еще мальчишку...
  Где же его сын, в таком случае? Убит?! Захвачен в заложники?!
  - Безумец, - проговорил главный редактор еле слышно. Впрочем, чем-то таким, пожалуй, и должна была окончиться эта эпопея, дурацкая с самого начала. Вполне логичный финал для чудака, бредившего какой-то мифической пирамидой, ломившегося туда, как голодающие в буфет, чтобы, в конце концов, расплатиться за свое маниакальное упрямство жизнью сына, на которого он до этого плевать хотел, навещая в пансионе от случая к случаю, раз в пару лет...
  - Ваш кофе, - сказал секретарь, абсолютно бесшумно появившись в дверях.
  Редактор, вздрогнув, кивнул и показал на стол. Секретарь, оставив поднос, удалился. Дождавшись, чтобы за ним захлопнулась дверь, редактор выдвинул нижний ящик стола, кряхтя, нагнулся, выудил початую бутылку бренди. Поморщившись, отхлебнул раскаленный кофе, плеснул в чашку приличную порцию спиртного. Отпил, зажмурился от удовольствия, пока огненная вода, миновав пищевод, скатываясь в желудок.
  - Хорошо, - удовлетворенно произнес редактор, и ему действительно стало лучше. Он снова подлил в чашку бренди, причем, на этот раз, до краев. Осушил залпом. И, неожиданно расхрабрился, ощутив прилив сил разом с острым желанием докопаться до правды. Перед мысленным взором даже мелькнул заголовок резонансной статьи, которую он усядется писать прямо сейчас. Редактор увидел ее опубликованной на первой странице утреннего выпуска и минуту, а то и две, нисколько не сомневался, что всыплет в ней всем, и старому дурню, наконец-то наказанному за слепоту с безответственностью, и кровавым кремлевским вурдалакам, и чопорным лордам, омерзительным в своем умопомрачительном цинизме.
  - Будет емко, хлестко и забористо, - обещал себе он, уже понимая, что врет. Еще не написанная статья, шедевральный текст, метавший громы и молнии по адресу сильных мира сего, рассыпался, скукожился и поблек. Вместо него в воображении редактора нарисовалось раскрасневшееся, сильно разгневанное лицо высокопоставленного чиновника из Home Office, куда редактора вызывали для доверительной беседы. А, если без реверансов, то для форменного разноса, и все из-за того, что газета, зациклившись на сомнительной личности полковника Офсета, муссирует откровенные сплетни, переливая из пустого в порожнее, даром будоража общественность и, наконец, бросая тень на правительство, за что в скором времени распрощается с лицензией.
  - Вы хотя бы понимаете, какой нежелательный резонанс возымеет ваша бестолковая возня вокруг похождений Офсета в Лондоне! - проскрежетал зубами воображаемый чиновник, состроив такую свирепую гримасу, что редактор живо представил себя болтающимся на рее. - Мало вам скандала, устроенного вами же, когда вы имели глупость опубликовать фальшивку, выданную за открытое письмо председателя Коминтерна Карла Гадека английскому пролетариату?!
  При этих словах редактора передернуло, хоть с тех пор, как он оконфузился, минуло несколько лет. Тогда в газету прислали копию сверхсекретного циркуляра Коминтерна, якобы адресованную британским братьям по классу, с пламенным призывом начинать Педикюрную революцию. Дерзайте, товарищи, не робейте, а за нами не заржавеет, поддержим вас из всех стволов, писал Гадек из Москвы. ДАЕШЬ ИПАТЬЕВСКИЙ ДОМ ПРЯМО В СТЕНАХ БУКИНГЕМСКОГО ДВОРЦА! УРА, ТОВАРИЩИ!!
  Редактор, недолго думая, пустил материал в номер. А буквально на следующий день всплыло, что это розыгрыш. Советское правительство вручило Британскому ноту протеста. Газету едва не прикрыли.
  - Имейте в виду, господин редактор, второй раз испугом не отделаетесь! Больше вам с рук не сойдет. Вам понятно?!
  Нагрубив, видение хамоватого чиновника растворилось, и редактор не успел заверить его, что все понял и больше не подведет. Потом снова подумал о сэре Перси, незадачливом путешественнике, ухитрившемся так крупно подставиться, и прогнал эту мысль. Свинтил колпачок бутылки, сделал хороший глоток прямо из горлышка бутылки. А затем решительно убрал бренди обратно, в нижний ящик письменного стола. Сунул туда же телефонограмму из Нью-Йорка вместе с фотографиями Либкента-Триглистера и своими заметками от руки, сделанными по ходу разговора с исполнительным собкором. Захлопнул ящик одним движением, запер на ключ. Встал, отодвинув стул, и направился к выходу. На сегодня ему работать расхотелось.
  
  ***
  
  Официальный визит представительной делегации из Советской России состоялся, как и было запланировано. Ананас Мухлиян и сопровождавшие его ответственные товарищи прибыли в Лондон на исходе мая, и уже на следующий день были приняты в Букингемском дворце. Перспективы делового сотрудничества в Баку сулили сторонам грандиозные барыши, на их фоне разговорчики о людоедских нравах мраксистского режима были прекращены, прежние обвинения сняты, а претензии забыты.
  Пресса, проникшись ответственностью перед отечеством, онемела, то есть, повела себя вполне дисциплинированно, и даже, как шелковая. Публикации, посвященные переговорам, отличала политкорректность, порой же они и вовсе дышали благодушием. Не так страшен черт, как его малюют, звучало рефреном с большинства полос, не загоняйте крысу в угол, и она не порвет вам вен. Имя полковника Офсета почти начисто сошло со страниц газет. Разговоры о его похождениях прекратились.
  Разве что мелькнула вскользь информация, будто якобы нашелся его дневник, похищенный одним из налетчиков у полковника, но служба по связям с общественностью при главном управлении Скотланд-Ярда дипломатично промолчала, и о находке мигом забыли. Тем более, что и сэр Перси больше не подавал поводов для беспокойства. Никто не сумел установить, на какой пароход сел полковник, когда покидал Британию, как, впрочем, и сел ли он на него вообще. Нигде не сообщалось также, сошел ли полковник на берег в порту назначения, да и был ли тот порт, куда он стремился.
  Переговоры между советской и британской сторонами прошли в деловой обстановке, и увенчались подписанием Соглашения о долгосрочном сотрудничестве. Его, как и дюжину секретных, не предназначавшихся для публикации протоколов, от Советской стороны подписал нарком Ананас Мухлиян. Еще толком не высохли чернила автографов, как был дан торжественный банкет по такому случаю. Среди приглашенных оказались как высокопоставленные чиновники правительства, так и их спонсоры из Лондонского Сити. Пресса широко освещала это громкое светское мероприятие, много писалось, например, что Ананас Мухлиян был одет как франт, а вел себя, точно прирожденный джентльмен. Трудно вообразить себе этого утонченного ценителя искусств, поразившего высшее общество аристократическими манерами, в хрустящей чекистской кожанке с дымящимся револьвером в руке, отмечалось в таблоидах. Пожалуй, настало время пересмотреть сложившиеся в отношении мраксистов стереотипы, захлебывалась они. Мраксисты вовсе не такие бяки, какими мы приучились представлять их со слов белоэмигрантских злопыхателей.
  Приуроченные к подписанию договоренностей торжества были несколько омрачены известием о скоропостижной кончине советского полпреда товарища Леонида Мануальского. Г-н Мануальский, чье здоровье давно дышло на ладан, подорванное на подпольной работе, скончался от приступа грудной жабы прямо в рабочем кабинете, где отдал последние силы своей стране и, в особенности, ее имиджу на международной арене. Британская пресса выразила соболезнование по этому поводу, о Мануальском отзывались тепло и трогательно, впрочем, и лишнего шума никто поднимать не стал. Умер так умер. Что поделать, бывает.
  Скрепив документы, нарком Внешней торговли СССР товарищ Ананас Мухлиян отбыл восвояси. С ним отправился цинковый гроб с телом товарища Мануальского, для последующего погребения у Кремлевской стены со всеми полагающимися деятелям такого ранга почестями. Первый заместитель полпреда товарищ Скрытный также был отозван на родину. По счастливому стечению обстоятельств, сменщик товарища Мануальского на посту посла прибыл в Лондон в составе правительственной делегации Мухлияна, поэтому никаких проволочек с вручением британской стороне Credentials не возникло. Похоже, верительные грамоты были приготовлены загодя. Рокировка в полпредстве не слишком-то привлекла внимание газетчиков, в конце концов, это было внутреннее дело русских, один полпред скончался, другого назначили - рутинный бюрократический процесс. Лишь одна крошечная ярко желтая газетенка с репутацией неисправимой сплетницы тиснула пару строчек о том, что заместитель товарища Мануальского товарищ Скрытный поднимался на борт советского парохода "Бел-Мэл-Кэнал" под конвоем. Его, дескать, держали под руки двое в штатском, а на запястьях дипломата болтался плащ. Надо полагать, то была обыкновенная для бульварной прессы утка. Позже где-то упоминалось, что товарища Скрытного направили работать в Казахстан, на усиление местных партийных организаций. И, опять же, это было внутреннее дело Советской России, заштатный кадровый вопрос, один из многих, которым уделяет столь пристальное внимание новый советский лидер товарищ Иосиф Стылый.
  К лету уже никто не вспоминал громких перипетий, связанных с неожиданным возвращением в Британию скандального полковника Перси Офсета. Его визит оказался непродолжительным, а люди склонны забывать обо всем, о чем им не напоминают изо дня в день специально приспособленные для этих целей радиостанции и газеты. К осени упали индексы бирж, и на фондовых рынках разразилась паника. Вкладчики ринулись сбывать акции пошатнувшихся предприятий в полцены, загремели первые раскаты надвигающегося на мир финансового кризиса. Той самой Великой депрессии, что поразила его с неумолимостью новой Чумы ХХ столетия, кошмарной "Испанки", начавшейся под занавес Мировой войны и превзошедшей ее по количеству жертв. Депрессия, явившаяся миру, имела пугающе много общего с пандемией. Миллионы людей, оставленные ею без работы и, тем самым, обреченные на голодную смерть, не могли увидеть своего врага и понятия не имели, как с ним бороться, и он разил их направо и налево совершенно безнаказанно. Жертвам депрессии даже пенять было не на кого. Ну не станете же вы судиться с экономикой, это так же глупо, как обижаться на дождь, промочивший платье за неимением зонта. И кто виноват, что финансовые кризисы лечатся войнами, иного рецепта нет. Впрочем, осенью 1927-го до очередной Мировой войны было еще далеко, предпосылки к ней только вызревали.
  А что же сэр Перси, спросите вы? Он просто не вернулся из джунглей. Ни он, ни его сын, за которого он так радовался накануне отъезда в Бразилию. Кипучая жизнь устремилась дальше бурным потоком, но в нем больше не было места исчезнувшим путешественникам, они остались в 1927-м году, последнем, когда подали весточку о себе, и потихоньку сделались прошлым. Словно пассажиры, имевшие неосторожность сойти со скоростного экспресса, когда он сделал короткую остановку в глуши. Состав укатил под перестук колесных пар, и попутчики, немного повздыхав, поневоле забыли о них, ибо именно так устроена жизнь, вагоны исправно заполняются новыми пассажирами взамен выбывших. Дыхание Времени переворачивает страницу за страницей, иначе не бывает, ему же нельзя не дышать. В итоге, как ни печально сие прозвучит, забвение уготовано всем, и даже самые яркие, наполненные красками истории, что ежеминутно пишутся людьми, неизбежно блекнут и немеют, угасая на запыленных полках архивов, куда редко кто удосуживается заглянуть. И, все же, они не умирают насовсем, скорее, дремлют в томительном ожидании, когда сделавшихся хрупкими страниц коснется рука пытливого исследователя.
  
  Возможно, Реальность лучше всего определить, как разумный диалог с Вселенной,
  который будет продолжаться до тех пор, пока мы будем задавать вопросы.
  Доктор Эдвард Виттен, физик-теоретик
  
  Людям необходимо нечто большее набитых холодильников и расчетливой логики...
  Рюдигер Зюннер. Черное Солнце
  
  IV. Рита Адамова
  
  Долбанное болото в среднем течении реки Маморе. Бразилия, штат Родония, кажется. Или хер поймешь какой еще. Мать его, кстати.
  01 июля 2012 г.
  
  Дорогая Диночка! Прости, пожалуйста, что пишу после такого долгого перерыва, и ты, наверное, уже успела вообразить себе, будто все мы накрылись медным чайником. Это не так, и не дуйся на меня. Ты же всегда звала меня Пропажей, а я никогда не возражала против этого прозвища, поскольку оно справедливое. Так и есть. Поверь, накропать письмо раньше у меня не было ни малейшей возможности. Во-первых, мне пришлось экономить заряд своего iPad. Мы, конечно, прихватили с собой запасные батареи, но берегли их на черный день. Для экстренных случаев, которые в дебрях Амазонки, куда мы задрались из-за Мишеля, могут наступить в любой момент. Хочешь зачерпнуть из реки воды для кофе, опачки, и тобою уже лакомится крокодил. Или тебя смывает поророка. И вот он, твой черный день, нежданно-негаданно. Словом, мне пришлось несладко, даже с учетом школы выживания, которую мы с тобой прошли в тренировочном лагере бригады "Бисламах", до сих пор вспоминаю о нем с содроганием. Хотя, не могу не признать, справедливости ради, что полученные в армии навыки, пригодились мне, когда я очутилась в Амазонии. Но, даже учитывая их, чертовые джунгли почти доконали меня. О гаджетах, которое мы тащили на своих двоих, и говорить нечего. Дождевые леса прикончили их. Тут такая сырость, она гробит технику на раз. Пух, и нету аккумулятора, отдал концы прямо в герметичной упаковке.
  Впрочем, есть еще одна причина тому, что я так долго не выходила на связь. Папочка как свихнулся на своей долбанной конспирации, не позволяя нам с Жориком подключиться к сети. Сначала настоял, чтобы мы выключили мобильные телефоны, планшеты и всю прочую электронную фигню. А затем, не удовлетворившись этими мерами, заставил нас сдать ему гаджеты на хранение, представь себе! Чтобы нас не выследили АНБ, ФСБ или Men in Black, причем, без шуток! Вообразил, что мы под колпаком у спецслужб, а то и вообще - пришельцев, вот и принимал адекватные меры предосторожности, как он сказал. Дядя Жорик, кстати, был с ним в солидарен, что неопровержимо доказывает: паранойя заразна. Шпиономания - так уж точно. Именно из-за моих, возомнивших себя великими конспираторами мужчин, мы, вместо того, чтобы лететь, как белые люди, из Хайфы, со всеми удобствами и по кратчайшему маршруту, сначала перлись партизанскими тропами в иерусалимский аэропорт Атарот, откуда изрядно потасканный чартер дурацкой турецкой авиакомпании Fly Mustafa, доставил нас в Стамбул, лишь по счастливой случайности, не развалившись в воздухе. С роду не видывала такого убогого сарая с крылышками! Но и это - еще не все. С горем пополам приземлившись в аэропорту Сабихи Гёкчен, он, если ты не в курсе, находится в азиатской части Турции, мы перлись сорок километров по солнцепеку в под завязку набитом галдящими пассажирами автобусе без мазгана, а потом переплывали Босфор на пароме, где у меня, между прочим, свистнули косметичку, видимо, приняв ее за кошелек. Наши мучения на этом не кончились. Мы долго мариновались в аэропорту Ататюрка, дожидаясь рейса до Цюриха, и только оттуда, с пересадкой, отправились в Сан-Паулу, истратив, на все, про все, почти сорок часов. Без малого, двое суток! Моей несчастной костлявой заднице, между нами девочками по секрету говоря, хватило примерно половины этого срока, чтобы она перестала подавать признаки жизни. Потому что я отсидела ее! Короче, я, Дина, жертва мании преследования, охватившей Мишеля с Жориком. Странно, как это я сама ей не поддалась, слушая, как им повсюду мерещились агенты ШТАЗИ. В стюарде, подававшем им в самолете зеленый чай. В таксисте, что вез нас через пробки по Сан-Паулу из международного аэропорта Кумбика, где мы приземлились, в аэропорт Конгоньяс, откуда осуществляются местные авиарейсы. Там мы заказали билеты до Манауса.
  К слову, если чертов пройдоха-таксист, на самом деле был секретным агентом, то это был весьма ловкий агент на самообеспечении, обходившийся в копейки бюджету спецслужбы, в которой состоял. Ибо, едва узрев наши чемоданы, сразу же уразумел, что мы - неместные, и ободрал нас как липку. Мы проехали, от силы десять километров, по прибытии в Конгоньяс негодяй озвучил такую сумму, словно спустил нас с Луны на своей развалюхе марки "Mercedes", сошедшей с конвейера при Вилли Брандте. Каждый проделанный ею километр стал для нас золотым, ума не приложу, как, при таких расценках, он еще не обзавелся "Cadillac".
  Кстати, вот еще нюанс. Мы договаривались ехать налегке, чтобы привлекать поменьше внимания. Пройдем на первой передаче, важно назвал этот процесс дядя Жерар. А потом они с Мишелем нагребли с собой столько барахла, с которым им было страшно жалко расстаться, что наша крошечная экспедиция походила на орду каких-нибудь гуннов по возвращении из удачного набега на Рим.
  - Говорил же я вам, берите только самое необходимое, - стонал Мишель, шатаясь под поклажей.
  - Сначала в зеркало погляди, - отгавкивался дядя Жорик. Хорошо, хоть надувные лодки с подвесными моторами к ним, а также канистры с бензином, баллоны с газом для примуса и разнообразные рыболовные снасти, было решено купить на месте, в Манаусе, а то бы ни один самолет не взлетел. По прибытии в Амазонас, доукомплектованием экспедиции занялся дядя Жорик, мы с папой единогласно произвели его в генерал-квартирмейстеры, назначив одновременно начальником тыла. Жорик, кстати, не возражал, наоборот, взялся за дело с огоньком.
  - Как убежденный антиглобалист и избиратель, регулярно голосующий за французскую партию зеленых, я, конечно же, недолюбливаю транснациональные картели, зачесывающие нас под единый универсальный стандарт. С другой стороны, глупо не воспользоваться плодами стараний трудоголиков из Бильдербергского клуба. С какой стати тащить на горбу набитые скарбом рюкзаки, как каким-то старателям с Клондайка сто лет назад, если китайский ширпотреб продается в любой точке Земного шара, и, что бы мы не купили за баксы на берегах Амазонки, слеплено на берегах Хуанхэ на все те же американские, не так ли, Мишель?
  - Только не моторы! - всполошился папочка. - Моторы должны быть японскими. Это - принципиально!
  - Я тебе гарантирую, они будут сделаны по японской лицензии, - обещал Жорик, подмигнув мне, как один заговорщик другому.
  На том и порешили. Тем более, что современный Манаус - не захолустье, если ты, Дина, так, вдруг, подумала, а крупный порт, город многолюдный, шумный, жаркий и очень пестрый. Жорик сказал, сто лет назад, во времена Каучукового бума, он вырос, как на дрожжах из заштатной деревушки, когда здесь понастроили и дорогущих особняков, и шикарных театров, отчего его прозвали экваториальным Парижем, представь себе! Позже, когда бум иссяк, город пережил не лучшие времена, но сегодня они, к счастью, в прошлом, и тут - очень красиво. На побережье полно шикарных отелей, в центре - дорогие магазины и уйма туристов. Поэтому, ума не приложу, как Мишелю, пока Жорик рыскал за покупками, удалось приземлить нас в на редкость паршивой припортовой гостинице, самой натуральной вонючей дыре, где, среди крыс, клопов и пьяных люмпенов, мы провели следующие пару дней. Не самых беззаботных, по описанным выше причинам.
  - Ты что, идиот? - остолбенел дядя Жора, в замешательстве разглядывая этот клоповник. - Я тут ночевать не буду! И Риту не оставлю, даже не мечтай!
  Что вышла досадная заминка, он нам уже успел сказать с самым кислым видом сразу по возвращении. Подходящих подвесных моторов, как назло, не оказалось в наличии, но хозяин магазина обещался подвезти их со дня на день. Дожидаться поставки в притоне в притоне не улыбалось никому из нас, даже Мишелю, хоть упрямство не позволяло папе признаться в этом.
  - Мало тебе было мотелей на побережье?! - разорялся Жорик. - Нет, вы только поглядите на этот кошмар! Я лучше переночую прямо на пляже...
  Упомянутые им пляжи, в Манаусе - просто блеск. Куда там нашему в Хайфе, хоть мне и не хочется его обижать. Желтенький песочек, долго мелко, а противоположного берега - не видать. Амазонка раскинулась так широко, что сойдет за океан, да и океанские суда с их приличной осадкой бросают якоря в здешнем порту, преспокойно подымаясь вверх по реке на тысячу километров от моря.
  - Сними себе бунгало с девочками, если такой привередливый! - огрызнулся Мишель, а затем, включив любимую пластинку про конспирацию, принялся доказывать нам, что в фешенебельных отелях повсюду веб-камеры, и нас тотчас засекут, а в осиное гнездо, которое он приглядел, даже полиция опасается сунуться...
  - Нас тут зарежут в первую же ночь, ботаник ты слабоумный, - предрек дядя Жора устало. Папа, естественно, надулся как индюк и, чтобы не остаться перед приятелем в долгу, напустился на него из-за моторов. Как будто Жорик был виноват, что их не оказалось на складе.
  - Мы застряли тут из-за тебя! - заявил он Жорику с апломбом. - Если бы не твой прокол с моторами, мы бы еще до вечера отчалили, и к завтрашнему утру находились бы черти где!
  - Возможно, - не стал спорить дядя Жерар. - Зато я могу сказать, где мы будем к утру теперь...
  - И где же? - насторожился Мишель.
  - В морге...
  - А ты вдобавок к своему Nicon еще пару видеокамер на шею повесь, чтобы уж точно туда напроситься! - фыркнул папа. Дядя Жерар вздохнул, наверное, удовлетворившись боевой ничьей в перепалке, они их себе периодически позволяли, прекрасно зная, что не рассорятся всерьез. А, может, француз признал папину правоту. Мы ведь действительно привезли с собой кучу электронной аппаратуры, и ни от кого ее особенно не прятали. Просто не подумали, что в стране, где добрая половина населения влачит жалкое существование за чертою бедности и, позарившись на то, чему мы не придали значения, может не придать значения нашим жизням. Вопрос ценностей, как чуть позже охарактеризовал ситуацию Мишель. Жорик, почесав нос, еще раз предложил перебраться в более безопасное место. Я поддержала его, и тогда Мишель, по своему обыкновению, уперся как осел. Я с опозданием подумала, надо было мне начать расхваливать этот притон. Тогда бы папа мигом переменил свое мнение...
  - А, будь по-твоему, - сдался дядя Жерар, прошагал к окну и выглянул наружу, аккуратно раздвинув жалюзи. По тому, как напряглось его лицо, я сразу поняла, что-то явно не так.
  - Прекрасно, - пробормотал он тем временем. - Похоже, уносить ноги поздновато. Ладно, тогда будем готовы отразить штурм...
  Встав рядом, я сразу поняла, о ком он. Троица аборигенов с физиономиями отпетых душегубов, прохлаждалась на веранде кафе аккурат напротив гостиницы, изредка кидая ленивые косяки на наши окна. Я уже видела этих парней около полудня, когда метрдотель, чья рожа нисколько не отличалась в лучшую сторону, вручал нам ключи от номеров. Гориллы нарисовались неподалеку, и, с тех пор ошивались в холле. Кстати, комнаты, всученные нам, располагались в противоположных концах старого здания, возведенного, надо думать, аккурат в эпоху Каучукового бума.
  - А нельзя ли подобрать комнаты по соседству? - осведомился Мишель, поигрывая бумажником с львиной долей сделанных им сбережений.
  - Увы, сеньор, другие номера заняты, - отвечал метрдотель, облизнувшись, как кот при виде сметаны.
  - Кто бы сомневался! - фыркнула я, и еж бы понял, это наглая ложь. Старый гангстер смолчал, лишь скользнул по мне желтыми глазами и ухмыльнулся. Многообещающе так...
  
  ***
  
  - Ну и быть посему, - сказал дядя Жора, покидая свой наблюдательный пост у окна. - Кто предупрежден, тот вооружен. Верно, Рита? Мишель, мы расположимся на ночь у тебя в номере...
  - Какая честь, - пробурчал отец.
  - Не слишком-то удобно, принцесса, - добавил дядя Жора, оборачиваясь ко мне. - Но, ничего не попишешь, на войне как на войне. Лучше потесниться и остаться в живых, нежели встретить рассвет с колумбийским галстуком на шее. Мише-эль? Полагаю, как настоящие джентльмены, мы уступим мадемуазели единственную кровать? Ты займешь позицию на полу, у ее ног, бери матрац и ни в чем себе не отказывай, а я уж как-нибудь в коридорчике под дверью улягусь, с ружьишком...
  Мы так и сделали под папино недовольное ворчание. И не прогадали. До полуночи все было относительно спокойно, лишь бузели перебравшие текилы завсегдатаи бара на первом этаже. Примерно к часу они угомонились, и, я, признаться, начала засыпать. Сказывалась усталость от долгого перелета. Это вообще странное чувство, даже для нас, привыкших пользоваться плодами научно-технического прогресса. Просыпаетесь в Хайфе, в своей уютной квартирке с окнами на Средиземное море, садитесь в самолет, потом - еще в один, и, когда ваша голова, наконец-то, снова касается подушки, это Бог знает где, у черта на куличках, в сердце штата Амазонас, куда лет сто назад добирались месяцами, и то, если крупно повезет...
  С этой мыслью я отключилась. Ненадолго. Стоило мне только задремать, как тишину разорвал истошный вопль. Почти сразу же посыпались проклятия. Я вскочила с постели в холодном поту, в недоумении уставившись на папу. Тот, как оказалось, был не при делах и выглядел не многим лучше меня. А вот Жорик, Дина, прикинь, сидел на половике по-турецки и весело хихикал.
  - Капкан, - тихо пояснил он, заметив мой недоуменный взгляд. В номере было темно, свет горел лишь в санузле, дверь туда дядя Жора оставил открытой.
  - Капкан?! - тупо повторил папа, потирая глаза.
  - Ага, - подтвердил француз. - Я поставил его в своей комнате. Просто не мог отказать себе в удовольствии...
  - Да ты террорист... - пробормотал папа.
  Мы с ним уселись на кровати ждать последствий, вряд ли у бандитов, какими бы тупицами они ни были, заняло много времени сообразить, кому им надлежит сказать спасибо. По примеру Жорика, я тоже вооружилась ружьем.
  - Только не пристрели в потемках меня или папулю, - прошептал из коридорчика француз. Веселые нотки в его голосе страшно разозлили меня.
  - Я, межу прочим, служила в армии, - довелось напомнить мне. - И не на кухне, если ты запамятовал, а в 424-й пехотном батальоне "Шакед" бригады Гивати. И, когда долбанные боевики видели наши сиреневые береты...
  - Ах, да, - спохватился Жорик. - Прости, принцесса, я забыл...
  Вопреки самым нехорошим предчувствиям, отель снова погрузился в дрему и, до половины пятого утра, нас никто не беспокоил. Только, когда забрезжил рассвет, из замочной скважины долетел приглушенный щелчок. Кто-то вставил в нее дубликат ключа. Дядя Жора, чьи ноги покоились прямо на дверном полотне с противоположной стороны, встрепенувшись, передернул затвор своего старенького семисотого Ремингтона, недвусмысленно клацнув на весь этаж, и рявкнул по-португальски:
  - Va para o inferno! Eu atiro!!
  Угроза подействовала, из коридора донеслись быстрые удаляющиеся шаги, незваных гостей - как ветром сдуло.
  - Что ты им сказал? - спросила я.
  - Пообещал пристрелить, - с самодовольной улыбкой пояснил Жорик.
  - Так ты, оказывается, полиглот? - желчно осведомился Мишель.
  - Листал разговорник перед поездкой. А ты как думал?
  - Интересные фразы подбирал...
  - Разве не сработало?
  
  ***
  
  Утром к нам в номер заявились полицейские, их гнусные, чисто бандитские физиономии были под стать мордам отморозков, следивших за нами накануне. Местным копам, видите ли, приспичило узнать, как поживают туристы из Израиля. Они так и рыскали по комнате острыми вороватыми глазками, заглянув в которые, было несложно понять, отчего Иисус, придя в наш несовершенный мир с проповедью, быстро покинул его ни с чем.
  Задав для отмазки с десяток дурацких вопросов, эти гнусные твари прицепились к дяде Жерару, потребовав предъявить разрешение на охотничье ружье. Папа хотел вспылить, но француз удержал его, выведя обоих прохиндеев в коридор для продолжения переговоров.
  - Еще один такой визит, и я останусь на мели, - сообщил Жорик по возвращении, когда блюстители закона убрались восвояси. - Давайте-ка, ребятки, сматывать удочки.
  - Я боялся, они упекут тебя в тюрьму.
  - Им незачем было меня арестовывать, они хотели меня разоружить...
  - Ты отдал им ружье?!
  - У меня не было выбора. Благодарите Бога за свои израильские паспорта, как это делаю я. Уродам не терпелось вас обшмонать, но я напомнил им в двух словах о Холокосте, израильском спецназе и печальной участи, постигшей Эйхмана после знакомства с Моссадом, и они чутка остыли. Короче, на этот раз обошлось, и все же, нам не стоит искушать судьбу. Не так ли, Принцесса?
  - Чистые бандиты, - с презрением прошипела я.
  - Естественно. А ты думала, будет иначе?! Тут тебе не Тель-Авив. В странах третьего мира полицейские и гангстеры столь же неразлучны, как сутенеры и проститутки. Так, все, отставить разговорчики. Выдвигаемся. Надеюсь, нам дадут покинуть это уютное местечко без арьергардных боев. Мы же с тобой не хотим участвовать в арьергардных боях, не правда ли, Рита?
  - Не уверена, - процедила я сквозь зубы, подумав, что было бы некисло подстрелить хотя бы парочку здешних лиходеев. Если б только это не спровоцировало международный конфликт...
  
  ***
  
  - Ну, что, оторвались? - спросил дядя Жерар через три часа. Он по обыкновению беззаботно улыбался, хоть, признаться, Дина, после бессонной ночи, у нас с Мишелем кошки на душе скребли. Да и у Жорика, разумеется, тоже. Мы все ждали, когда на горизонте замаячат моторки преследователей, и - пошла жара! Почему бы нет? С чего этим получившим дырку от бублика сеньорам было становиться добренькими и спускать нам с рук свое поражение? Вряд ли они были готовы запросто распрощаться с добычей, которую наверняка уже считали своей! Тем более, что наши, добытые Жориком лодки, были загружены по самое не могу и еле ползли, хоть течение временно было попутным. Устье Мадейры, правого притока Амазонки, находилось к востоку, в хороших двухстах километрах, их только предстояло пройти. Чтобы попасть туда, нам надлежало, для начала, спуститься вниз по Амазонке. Сейчас я думаю, именно в этом и была вся фишка, наши враги промахнулись, когда кинулись в погоню. Они рванули в противоположном направлении, и мы разошлись, как в море корабли, причем, без единого выстрела. Быть может, гангстеры навели справки на причале и схавали дезу, запущенную дядей Жераром. Оказывается, он чуть ли не каждому встречному рассказывал при первой возможности, будто нас интересует устье реки Пурус. А она впадает в Амазонку гораздо выше Манауса. Ай да Жорик, хитер - бобер...
  Тем не менее, мы понятно, были взвинчены до предела, по крайней мере, на первых порах, нам повсюду мерещились бандиты.
  Флагманской лодкой управлял Мишель, она шла в сотне метров от берега и немного впереди нас. Дядя Жора держал чуть левее, ближе к фарватеру, следуя в арьергарде параллельным курсом. Я заняла позицию на носу, устроив на коленях скорострельную автоматическую винтовку, и не расставалась с прихваченным из армии полевым биноклем. К моему большому облегчению, единственным, что демонстрировали мне его окуляры, были поднятые нами волны, неторопливо разбегавшиеся к берегам. Правому, у которого мы держались, и противоположному левому, тому, где за горизонтом остался Манаус, почти невидимый за легкой дымкой даже через превосходную цейсовскую оптику. То есть, кроме волн я, конечно же, видела много чего еще, но ничего, что вызывало бы опасения. Кругом нас простирались вполне обжитые места, совсем не те, что лет сто назад, когда от одного вида бескрайних диких лесов можно было запаниковать, а то и впасть в депрессию. Теперь все обстояло иначе. То и дело нам попадались и грузовые баржи, и рейсовые теплоходы, и прогулочные туристические суда. Меня поразило одно из них, обалденная имитация тихоходной посудины с двумя здоровенными гребными колесами по бокам, такие ползали в здешних краях на самой заре прошлого века. Высокие канареечно желтые трубы исправно чадили небесную лазурь, широкие лопасти деловито шлепали по воде. Как по мне, так - бестолку. На высоких палубах было полно ротозеев-туристов, спрятав ружье, я приветливо помахала им рукой, в ответ мне что-то крикнули, кажется, по-японски, что именно, я не поняла. Водных мотоциклов - тоже хватало, один их них пронесся борт в борт с папиной лодкой, окатив Мишеля тучей брызг. Оседлавшая мотоцикл молодая парочка при этом радостно заржала.
  - Пижоны! - крикнул им Мишель, размахивая свободным кулаком. Вторая его рука была на руле. Я бросила быстрый взгляд назад, на дядю Жору, и обнаружила у него на лице улыбку от уха до уха. Автоматически улыбнулась в ответ, и почувствовала облегчение. Наконец-то, меня тоже отпустило...
  
  ***
  
  Ближе к вечеру француз крикнул папочке, что, мол, пора бы устроить привал, и выразительно провел по животу, демонстрируя, что съел бы и слона.
  - Вот еще! - крикнул папа. - Пока не стемнеет, я к берегу не причалю! Тут тебе не курорт!
  - Ты возражаешь даже против коротенького такого перерывчика, чтобы хоть чуть-чуть размять ноги?! - дядя Жора скорчил такую жалобную рожицу, что я рассмеялась.
  - Категорически! - отрезал отец.
  - А как же Принцесса?! - не сдавался Жорик. - Хотя бы дочь пожалей!
  - Вот еще! Рита - бывалый солдат! - парировал папа.
  - Сержант, - поправила я, смеясь.
  - Тем более!
  - Ты-то чего веселишься? - наигранно возмутился Жорик, грозя мне указательным пальцем, толстым, как баварская колбаска. - Смешно ей, видите ли! Брякнешься в голодный обморок, и за борт. А там - кайманы... Мишель, отец ты или нет?
  Но, папа остался неумолим на своем капитанском мостике, и мы перли без передыха до самого вечера, пока не начало смеркаться. Только тогда Мишель убрал обороты и повернул к берегу. Там как раз вырисовались симпатичный песчаный мыс и уютная бухточка, самое оно для ночевки.
  - Без малого одиннадцать часов непрерывного хода, - констатировал француз, сверившись с большими наручными часами. - При крейсерской скорости около двадцати километров в час мы отмахали больше двухсот километров... - он провернул рукоять стартера, и двигатель, закашлявшись, заглох. Нос лодки заскрипел по песку. - На едином дыхании, - продолжал Жорик, ласково поглаживая защитный кожух мотора. - Будем считать, испытание выдержал...
  Я сразу догадалась, о чем он. Поскольку нам довелось убраться из Манауса по добру, по здорову, заказанные им двигатели не успели доставить, и Жорик довольствовался тем, что было в наличии. Купил два видавших виды американских мотора "Mercury", причем, отвалил за них - как за новые. Хозяин магазина, правильно уловив, что у клиента - цейтнот, не оплошал и выломал руки. На первых порах, Жорик опасался, как бы изрядно потасканные моторы не подвели, и только теперь позволил себе с облегчением перевести дух.
  - Рано радуешься, - не преминул испортить ему настроение Мишель. - Да будет известно вам обоим, русло Мадейры, куда мы завтра свернем, довольно извилистое, особенно в верхнем течении. А Маморе, ее приток - и того хуже. Она непрестанно петляет, поэтому, изобилуя перекатами. Тогда и посмотрим, надолго ли хватит твоих моторов...
  - Спасибо, друг, ты умеешь поддержать боевой дух, - откликнулся дядя Жорик.
  - А вы не расслабляйтесь, - важно напомнил папочка. - Повторяю, тут вам не курорт...
  - Это мы уже осознали, - сказала я.
  - Вот и чудненько.
  - Ты наш капитан, Мишель, - с притворным смирением обронил Жорик.
  - Вот именно, - папочка гордо выпятил грудь.
  - Тогда, какие будут распоряжения, кэп? Останавливаемся на ночлег и разбиваем лагерь или чешем дальше, куда глаза глядят, до победного конца? - осведомилась я. - А то ведь, того и гляди, стемнеет. Напоремся на полузатопленную корягу какую-нибудь, и привет, вот пираньям счастье привалит...
  - Только не здесь, моя принцесса, - успокоил Жорик. - Пираньи поджидают нас выше по течению. Тут для них - слишком людно. А вот пара-тройка черных кайманов очень даже запросто может полакомиться кем-то из нас. В особенности, тобой, сладенькая...
  Я зашипела как рассерженная кошка.
  - Останавливаемся на ночлег, - все больше важничая, распорядился отец. - Предупреждаю сразу: никаких костров на берегу у воды, и лодки надо в кусты затащить, подальше от посторонних глаз. Задание ясно?!
  - Так точно, excellence! - Жорик приложил кончики пальцев к виску.
  - Как это, без костра?! - заволновалась я. - Нас же москиты сожрут!
  - На берегу исключается. В зарослях - жгите себе на здоровье, сколько хотите, только не подпалите лес, нам только пожара не хватало...
  - Для пожара тут чертовски влажно, - заметила я мимоходом.
  - Разговорчики! - с напускной строгостью прикрикнул Мишель.
  И вот, представь себе этого упрямца, Дина! С меня и дяди Жерара сошло по семь потов, прежде чем мы замаскировали лодки камышом и ветвями, нарезанными в ближайших кустах, поскольку даже француз, при всей его медвежьей силе, кончился бы, волоча лодки в кусты вместе с моторами и всеми манатками. В результате, мы разбивали лагерь уже впотьмах, шатаясь от усталости. И, тем не менее, думаю, побили все мыслимые скаутские нормативы. Время подпирало, свет погас, будто на Небесах выдернули штепсель из розетки. Мы копошились, а невозмутимые звезды лениво приглядывали за нашей возней со знойного неба, и кажется, перемигивались, во, мол, дают. Но нам было решительно не до них, прямо над головами алчно звенела мошкара. Паразиты лезли в глаза и рот, а кусались, как голодные вампиры. Хворост для костра нам довелось собирать, блуждая в свете ручных фонариков, затем Жорик разжег примус, и мы, в четыре руки, сварганили относительно удобоваримый ужин, втягивая ноздрями чудесный дымок от костра, разогнавшего проклятых насекомых. Пламя весело потрескивало, облизывая полешки, они были сырыми и пузырились выступившей по кромкам водой. Вынув сковороду, я разжарила блины с мясом, прихваченные из дому в сумке-холодильнике, дядя Жора сварил отменный кофе, заправив его для папочки консервированным молоком. Мишель, пока мы корячились в поте лица, пальцем о палец не ударил. Устроился с важным видом у разведенного нами костра, и принялся разглядывать свои тетрадки с видом ботаника, изучающего редкостный гербарий. Или фаната марок, которому подарили новый альбом. Как-то так. Когда же, наскоро перекусив, я достала из рюкзака iPad, полагая, что настало самое время расслабиться, папа тут же изъял его у меня, как какой-то въедливый гэбист - томик Солженицына у диссидента.
  - Папа?!! - моему возмущению не было границ.
  - Только нос в паутину сунешь, и наши координаты немедленно засекут, - проворчал он, пряча конфискованный планшет в сумку.
  - Да кто за нами станет следить, Моше?! - взбеленилась я. - Тем более, через интернет?! Издеваешься ты надо мной, что ли?!
  - Кто угодно! - буркнул отец.
  - Не хочу показаться занудой, но, сдается, тут ты хватил через край, Мишель, - вступился за меня дядя Жорик. - Я, старик, понимаю, сам после прошлой ночи - не в своей тарелке. По правде говоря, у меня тоже до сих пор трясутся поджилки при одной мысли о логове шакалов, где мы заночевали по твоей милости. Но, дружище, я сильно сомневаюсь, будто мокрушники из Манауса, какими бы крутыми ни были, сподобятся вычислить наши координаты через интернет при помощи спутника...
  - Да причем тут мокрушники из Манауса?! - вспыхнул отец. И завел свою старую шарманку про ЦРУ, МИ-6 или КГБ. Тот факт, что СССР уже больше двадцати лет, как исчез с политических карт планеты, а аббревиатура КГБ стала напоминанием о минувшей Холодной войне, его, по всей видимости, не смущал.
  - КГБ давно нет, - ласково напомнил ему дядя Жерар.
  - Это ты так думаешь! - отмахнулся папа. Француз пожал плечами и сдался. Мне не осталось ничего другого, как уступить.
  - Пойду-ка я, посуду помою... - Жорик, кряхтя, поднялся.
  - Можно мне с тобой? - оживилась я. Поразительно. Мне полагалось бы не чувствовать ног от усталости. Вместо этого, сон сняло как рукой. К тому же, было приятно размяться после утомительного многочасового сидения в лодке. Пройтись по берегу, глядя, как самая могучая в мире река, влечет миллионы тонн воды к океану. Вечер был чудесным, таким, какой жалко проспать. Даже если вымотался.
  - Почту за честь составить тебе компанию, Рита, - усмехнулся француз, и я, в который раз за сегодняшний день, возблагодарила Бога, что дядя Жерар согласился поехать с нами. Помню, еще дома, когда он дал Мишелю предварительное согласие, у меня как камень с души упал. И даже не потому, что Жорик когда-то служил в Иностранном легионе, и опыт, полученный им на войне, мог здорово пригодиться в джунглях. Именно про таких говорят: стреляный воробей. Чего не скажешь о папочке, который у меня ни в армии не служил, ни на местности не ориентируется, и вообще, способен заблудиться в трех соснах. Просто диву даешься, каким рассеянным и неприспособленным порой бывает Мишель. Как тот герой стихов Самуила Маршака с улицы Бассейной, которые папа читал мне на ночь, когда я была маленькой... Кстати, именно Жорик убедил папу воспользоваться моторными лодками. Мишель, страшно сказать, всерьез намеревался чесать из Манауса пешкодралом.
  - Ты просто не представляешь себе, Мишель, что такое сельва, и какой несовместимой с жизнью она тебе покажется на протяжении первого же часа, как ты заберешься в нее. Ты, друг мой, взвоешь и даже возопишь, когда сначала сотрешь ноги в кровь, а потом, шатаясь под тяжестью тюка с поклажей, по пояс провалишься в вонючее болото, где пиявки высосут твою кровь до капельки, если только прежде тебя не обглодают пираньи. И, пока они будут жрать тебя живьем, твою голову облепит мошкара, и не надейся, будто сподобишься помешаешь проклятым насекомым пробраться к тебе в глотку через ноздри...
  - Ну, хватит, хватит! - взмолился папа. - Лодка так лодка, я согласен!
  Словом, опыт выживания, приобретенный папиным товарищем на войне и в далеких экспедициях, а у него на счету их был десяток, пришелся нам очень кстати, когда мы очутились в Амазонии. Впрочем, Дина, даже не в том суть. Просто есть люди, которые успокаивают одним своим присутствием. Как бы не было тяжело и страшно, они остаются непоколебимыми, будто бетонные плиты. Рядом с ними всегда чувствуешь себя в безопасности, проникаясь уверенностью, с нами не случится ничего худого. Вот именно таким был старинный папин товарищ дядя Жерар...
  
  ***
  
  По счастью, на берегу, куда мы отправились, гремя грязной посудой, не было ни одного каймана, которого наверняка бы рассердило наше вторжение. Или наоборот, пробудило бы в нем гастрономический интерес, даже не знаю, что было бы хуже. Но нет, следы, которые обыкновенно оставляют эти бестии, и те отсутствовали. Песочек был чище скатерти из бабушкиного шкафа, а она у меня была чистюля. Тем не менее, мы с дядей Жориком все равно держали ухо востро, да мало ли какая напасть может поджидать тебя в темной воде, мы же были не в Европе...
  Поверхность реки еле уловимо колебалась, я подумала - Амазонка спит. То есть, дремлет, как и наши лодки, убаюканные ею, носами на песочке. Как какие-нибудь бычки в стойле. Для верности, дядя Жерар привязал их веревками к ближайшему дереву, набросив петли на прочный сук. Предосторожность была отнюдь не лишней, обе груженые кормы, оставаясь в воде, по воле неторопливого, но властного течения, указывали обеими кормами точно на восток, как стрелки здоровенного компаса. Ты ведь наверняка, читала об этом, Дина - Амазонка течет аккурат параллельно экватору навстречу Заре. Именно поэтому она такая здоровая.
  - Ну что, принцесса, приступим? - спросил дядя Жерар, опуская котелок с грязными тарелками на песок.
  - Не вижу препятствий, мессир, - откликнулась я и сделала реверанс. Это была обычная для нас манера общения, дядя Жерар всегда, даже когда я была маленькой девочкой и бегала в начальную школу Кирьят-Моцкина, держался со мной на равных, по-приятельски. Это мне ужасно льстило, понуждая вести себя подобающе. Ты же знаешь, Дина, я терпеть не могу, когда кто-то задирает нос и корчит из себя старого аксакала, лишь на том основании, что его родили несколько раньше остальных. Ну и что с того?
  - Минуточку, мадемуазель, - сказал француз, придерживая меня за локоть. - Сначала убедимся, что нам никто не помешает.
  Мы еще раз, в четыре глаза осмотрели берег на предмет кайманов. Дядя Жерар говорит, эти подлецы могут выжидать часами в засаде, как заправские снайперы, лишь бы заполучить на ужин мясцо. Говядину, человечину или, скажем, собачатину, им - все равно, как китайцам.
  - Ну что, будем надеяться, сегодня у кайманов - рыбный день, - усмехнулся Жорик, удовлетворившись осмотром.
  Мы вымыли посуду, тщательно натерев ее песком. Между делом я отметила про себя, что Жорик старается держаться так, чтобы находиться между мной и рекой. Не сдержалась, сказала ему об этом.
  - Ну, - он немного смутился, - не хотелось бы за тобой нырять, принцесса, если мы вся же проглядели какого-нибудь особенно каверзного крокодила, и ему вздумается утащить тебя на дно. И потом, я уже слишком стар и неповоротлив, чтобы плавать с кайманами наперегонки... - ополаскивая котелок, Жора стоял по колено в воде, в своих линялых брюках цвета хаки, которые он предусмотрительно подвернул. Кожа его ног, поросших рыжей щетиной, казалась даже не белой, а мраморной на фоне темной поверхности реки. И хоть каждое его колено было величиной с мою голову, мне стало не по себе. Вдруг это на него сейчас набросится крокодил или стая пираний, и дядя Жорик рухнет в воду как колосс на глиняных ногах. И что тогда мне прикажете делать?
  - Накаркаешь еще, самого утащат, - бледно улыбнулась я. Дядя Жерар отрицательно покачал головой, отчего его длинные русые волосы разметались по широченным плечам, как у Страшилы Мудрого из сказки Волкова, которую подарил мне в отрочестве папочка, чтобы я не забыла русский язык.
  - Сомнительно, чтобы мое мясо пришлось им по вкусу. Ты, Рита, сама посуди, даром, что ли, я выдудлил за свою жизнь столько кальвадоса. Нет уж, от меня у любой зверушки случится несварение желудка. То ли дело ты, Принцесса, о, какая вкуснятина...
  Если зажмурюсь, то до сих пор вижу, как он лучезарно усмехается мне, стоя на берегу. Белобрысый богатырь с до блеска вычищенными тарелками в ручищах кузнеца и смешинками в голубых глазах уроженца Пикардии. Таким он запомнился мне навсегда, и теперь, когда его больше нет, Жора живет в моем сердце и останется там, пока оно не перестанет биться. Ну а дальше - не знаю...
  - Ненавижу пищевые концентраты, - доверительно сообщил мне француз, как только с посудой было покончено. - Это черт знает, что, а не еда. Мало того, что мы вынуждены давиться этой химией в городах, мы не в силах отказаться от нее, даже вырвавшись на природу.
  - Это ты к чему? - я склонила голову на бок.
  - Завтра же наловлю свежей рыбы, - пообещал папин друг. - Или отправлюсь охотиться, в конце концов, мы же прихватили ружья не только для того, чтобы отпугивать душегубов из притонов, которые, похоже, так и притягивают Мишеля, - Жорик хохотнул. - Хочешь, поохотимся вместе?
  - Нет, спасибо, я пас. И тебе не дам, даже не надейся.
  Он с интересом покосился на меня.
  - Я серьезно. Не надо никого убивать, пожалуйста. Мы же сюда не за тем пришли, чтобы сеять смерть.
  - Не затем, - согласился Жорик.
  - Вот и договорились...
  Признаться, у меня отлегло от души. Ты ведь знаешь, Дина, я терпеть не могу насилия. В особенности, когда тебе не могут ответить. Да, в армии мне довелось стрелять по людям, если, конечно, так можно назвать тупых ублюдков, которые лезут, чтобы сеять смерть. На детских площадка, на мирных улицах и на дискотеках. Это совсем другое дело. И потом, разве они оставили нам выбор. Но, убивать просто так, потехи ради, или даже во имя чревоугодия? Тут я категорически против.
  - Обещаю, что завтра же сварю тебе такой обалденный суп харчо из концентрата, что ты навсегда забудешь про ружье!
  - Харчо? - с подозрением в голосе переспросил Жорик.
  - Это такое острое грузинское блюдо, раз попробуешь, влюбишься на всю жизнь. Жаль, папа тебя не угощал, у него такой харчо получается - пальчики оближешь. Его бабушка научила...
  - Ловлю вас на слове, баронесса, - сказал дядя Жерар. - Ладно, пошли, а то твой отец вообразит себе, будто легко от нас отделался...
  
  ***
  
  - Где вы бродите?! - напустился на нас Мишель по возвращении в лагерь.
  - Мы искали посудомоечную машину, - поджав в негодовании губы, я со звоном выгрузила чистые тарелки на складной походный столик из дюрали.
  - Посудомоечную машину? - удивился отец, с неприкрытым подозрением наблюдая за моими действиями поверх очков. Ты же знаешь, Динуля, как туго у Мишеля с юмором. На папиных коленях лежал замусоленный дневник, из ладони торчала авторучка, он делал какие-то пометки.
  - Но здесь, как назло, ни посудомоечных машин, ни автоматических прачечных, - продолжала я. - Так что, если тебе вдруг понадобится простирнуть носки...
  - Зато тут кто угодно может бродить в окрестностях, - забрюзжал папочка, - а ты, своим звоном, дезавуируешь наше месторасположение...
  - Деза - чего? - нахмурилась я, искренне надеясь, что он неудачно пошутил.
  - Демаскируешь, - поправился отец. - Еще в спецназе служила, называется! А кастрюлями гремишь - как кухарка...
  - Ну, знаешь ли! - вспыхнула я.
  - Так, хватит болтать, спать пора! Сейчас ровно одиннадцать тридцать, - отложив блокнот, папа сверился с наручными часами. - Предлагаю установить посменное дежурство. Один караулит, двое спят. Возражения будут?
  - Думаешь, в этом есть необходимость? - приподнял бровь дядя Жора.
  - Еще какая! - заверил приятеля отец.
  - Тогда как скажешь, - согласился француз.
  - Я заступаю первым, - сказал Мишель. - Рита, закругляйся, кому сказано? Я тебя ровно в два разбужу.
  - Лучше ты ложись, мне все равно не спится, - сказала я, поймав себя на том, что канючу, почти как в детстве, хоть не сомневаюсь, что отрублюсь, едва приняв горизонтальное положение.
  - Ну, как знаешь, - на удивление легко сдался отец, забираясь в спальник. - Только смотрите, не проспите, в два ночи меняемся. Кстати, дочь, ты чем это занята?!
  - Собираюсь набросать пару писем, - отвечала я. - А что?
  Если, по негласному разделению труда, сложившемуся в нашей маленькой команде, дядя Жора возложил на себя обязанности фотографа и повара, то я добровольно сделалась кем-то вроде штатного летописца. Или внештатного, поскольку у нас не было никаких штатов. То есть, на моей совести были путевые заметки, подобие ежедневного журнала экспедиции, который я взялась вести по собственному почину. Совру, если скажу, будто я не преследовала при этом корыстных целей. Парадоксально прозвучит, но, похоже, чтобы осознать, насколько же мы зависимы от человеческого муравейника, даже виртуального, каким, безусловно является интернет, маргинальным личностям вроде меня надлежит сначала забраться на самый край света, в такую безлюдную глушь, где поневоле начинаешь чувствовать себя брошенным на орбите космонавтом. Вот только тогда и осознаешь силу гравитации социума, который не устаешь проклинать, ежедневно спускаясь в подземку или часами торча в вонючих уличных пробках за рулем ненавистного авто. Воображаете себя социопатами? Добро пожаловать в джунгли на излечение. Любопытно, быть может, полковник Офсет, по следу которого мы идем, тоже рвался на свободу лишь с тем, чтобы в качестве вознаграждения, испытать острую ностальгию по заблеванным переулкам большого Лондона?
  - Пару писем?! - насторожился Мишель. - А известно ли тебе, дорогуша, что из-за твоих дурацких писулек наше местонахождение можно вычислить с точностью до десяти метров?! Во-он - до той чахлой, почти задушенной лианами пальмочки, к которой наш незадачливый друг-лягушатник додумался привязать обе лодки, чтобы к утру мы остались без плавсредств! Уверяю тебя, со спутника вся эта чертовая полянка просматривается как у тебя на ладошке, а с ней, и ты со своим дружком Жориком, мнящим себя экспертом по сельве. Не веришь, закажи по возвращении фотографию нашего домика в Кирьят-Моцкин, легко разглядишь на ней, что там растет на грядках у тетушки Цили...
  - Господи, папа, хватит уже! - взмолилась я.
  - Впрочем, пиши, ничего не имею против. Только творить будешь как Булгаков при Сталине - в стол...
  - В стол?! - не поняла я.
  - А я как сказал?! Шлепай по клавишам, сколько душе угодно, но предупреждаю: я отключил и спрятал и модем, и сетевой адаптер, и антенну. Так что - и не надейся подключиться к интернету. Ваяй на жесткий диск. Для истории сгодится. Ясно?!
  - Яснее не придумаешь, - я закусила губу.
  - Вот и чудненько. Жерар, надеюсь, я могу на тебя положиться, если твоя любимица не все поняла?
  - Мишель, как на самого себя, - для верности, дядя Жора стукнул себя кулаком по груди. Звук вышел, как у индейского барабана.
  - Это как раз то, что мне хотелось услышать от тебя, - успокоившись, Мишель зевнул в кулак. Через пару минут он уже храпел на всю поляну.
  - Это не Мишель, это какой-то фюрер прямо, - добродушно протянул Жорик и тоже зевнул, потому что храп порой оказывает на бодрствующих как наркоз.
  - Ложись, - предложила я, глядя в его осунувшееся от утомления лицо. Накануне нам выдалась та еще ночка, за ней - полный треволнений день - прицепом, а дядя Жора был давно не мальчик, ему недавно исполнилось пятьдесят. Это уже не тот возраст, чтобы скакать сутки напролет, чувствуя себя свежим, как огурчик.
  - Если это только не приказ, моя принцесса, то я, пожалуй, немного посижу с тобой. Надеюсь, ты не станешь возражать против моей компании? - тяжело опустившись на песок, Жорик придвинул босые ноги к огню, пошевелил пальцами, удовлетворенно крякнул. - Уф, хорошо-то как.
  - У тебя же веки слипаются, что я, по-твоему, не вижу?
  - Есть немного, - согласился он. - Но, знаешь, на исходе первого дня волшебного путешествия, да в таких экзотических краях, да с такой очаровательной собеседницей, как моя принцесса, - дядя Жерар отвесил галантный поклон, - глупо вот так вот лечь, и засопеть в две дырки, как умеют некоторые, - протянув свою большущую ладонь, француз добродушно потрепал спальный мешок, из-под которого проступали контуры папиного плеча. Оттуда тотчас же донеслось ворчливое бормотание.
  - Ну что такое, ни днем, ни ночью покоя нет...
  - Жалко тратить такие чудесные часы на сон... - добавил Жорик шепотом. - Погляди-ка на небо! Ну не чудо ли?!
  Звезд стало раз вдесятеро больше, чем всего час назад. Небо потемнело до полной прозрачности, и они проступили с него так явственно, будто атмосфера больше не скрадывала их чарующий блеск. Воздушный океан расступился, обнажив на дне поляну, где завороженно притихли мы, чтобы показать нам звездную механику во всем ее великолепии. Не циферблат со стрелками, а сам часовой механизм, вращающий по спирали и вселенную, и время. О, это было непередаваемое, пьянящее ощущение единения с чем-то неизмеримо большим и, одновременно, всегда присутствовавшем в каждом из нас.
  - Вот и я, о чем, - усмехнулся Жорик, пристально следивший за моим лицом, багровым в отсветах костра.
  Неожиданно где-то неподалеку громко шлепнулась рыба. Наверное, выпрыгнула из реки, спасаясь от челюстей какого-то хищника.
  - Ничего себе, - пробормотала я. В следующее мгновение из джунглей, с наступлением темноты они сомкнулись вокруг лагеря стеной, громко заухал какой-то зверь, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.
  - Пума, - спокойно пояснил дядя Жора и улыбнулся мне ободряюще. Мол, не принимай близко к сердцу, чепуха...
  - Ты уверен?
  - Я такие вопли в Индокитае слышал...
  - Разве в Индокитае живут пумы? - удивилась я.
  - А что, разве нет? Ну, тогда сова. Точнее, филин...
  Понятно, он врал, чтобы меня успокоить. Как ни странно, вопреки здравому смыслу, я действительно почувствовала облегчение. Успокоилась, будто маленькая девочка с появлением взрослого. Мы помолчали, прислушиваясь. К счастью, зловещие звуки не повторились.
  - Дядя Жора... - промолвила я.
  - Да, принцесса?
  - Почему ты согласился поехать с нами?
  Француз, вздохнув, уставился в костер.
  - А разве у меня был выбор?
  Я хмыкнула.
  - Выбор есть всегда...
  - Не думаю, милая. Часто кажется, что запросто мог поступить иначе. Чаще всего, такие соображения появляются после того, как жребий брошен. Потому что они - самообман. Мог бы поступить иначе, вот и поступил бы, что помешало? Но нет. Опять же, не забывай, Мишель - мой друг, я бы даже сказал - единственный настоящий друг. Как же я мог отпустить этого недотепу за тридевять земель? Тем более, узнав, что он втравил в это сомнительное мероприятие тебя, моя принцесса...
  - Опять шутишь!
  - С чего бы это?
  - Значит, ты веришь в волшебную Белую пирамиду, которую открыл сэр Перси Офсет? И в то, что она определяет все наши поступки, притягивая нас, как магнит - железную стружку?
  - А разве она не притягивает?
  - Я серьезно спросила!
  - И я не шучу. Если бы было как-то иначе, мы бы, уж, наверное, не оказались здесь, а потягивали пиво на веранде вашего эллинга в Эйлате...
  - То есть, ты веришь в нее, так?
  - А ты? - он как-то странно посмотрел на меня. Папа, угомонившись, безмятежно похрапывал во сне. Кругом, наверное, как минимум, миль на сто, простирались дебри, где с большей вероятностью встретишь каймана или анаконду, нежели человека.
  - Папа верит, - тихо сказала я, уйдя от прямого ответа. - В то, что, проникнув внутрь, встретит маму. Или сделает так, чтобы мама не умерла...
  Произнеся эту фразу, я поймала себя на том, что здесь, у костра на берегу великой реки, она звучит не так нелепо, как дома, а, напротив, на удивление убедительно. Как магическое заклинание вавилонского жреца, произнесенное с вершины зиккурата. Несусветная чушь, подумала я, ведь мамочка умерла четверть века назад, и день моего рождения стал днем ее смерти. Так распорядилась злая судьба, мама подарила мне жизнь и ушла навсегда, сгорела от эклампсии, которую доктора зовут одной из жутких разновидностей позднего токсикоза. Надо же им было хоть как-то назвать страшный недуг, который они не научились лечить. И даже не знают, откуда он берется. Мама впала в кому, у нее началась асфиксия, вдобавок отказали почки. Врачи ничего не смогли поделать. Папа говорил, они старались из-за всех сил, но...
  - Ты ведь наверняка слышала о плацебо? - подкурив сигарету от углей, спросил Жорик.
  - Это когда вместо таблеток с самыми сильнодействующими препаратами больному назначают прессованный мел, а он не в курсе и идет на поправку?
  - Или капают внутривенно физраствор, нюансы не имеют значения. Принцип плацебо состоит в том, чтобы, введя в заблуждение мозг пациента, заставить организм мобилизовать скрытые резервы, о которых науке почти ничего неизвестно. То есть, задействовать самовнушение на самом глубинном уровне. Стоит больному вкумекать, что его водят за нос, и вся схема летит коту под хвост. Тот факт, что метод исправно работает, доказан экспериментальным путем. Но, что именно делает его столь эффективным? Легко произнести словосочетание внутренние ресурсы, но что сие означает? В чем суть механизма, обеспечивающего исцеление? - чуть откинувшись назад, дядя Жора выпустил табачный дым вертикально вверх, на секунду сделавшись похожим на проснувшийся вулкан средних размеров.
  - Человек просто начинает верить, что скоро выздоровеет, - молвила я.
  - В самую точку, принцесса, если вера сильна. Опустишь лапы - и все, считай себя на кладбище, зачахнешь мигом, как куст, выдранный с корнями из земли. И, это именно вера творит чудеса, как хочешь ее назови, скрытыми ресурсами организма или еще как-то, вплоть до божественного вмешательства. Плацебо, разумеется, не единственный пример. Возьми хотя бы стигматы. Верующий вводит себя в транс, воображая страсти Христовы, в итоге, получает кровоточащие язвы на руках и ногах, в тех местах, куда, предположительно, легионеры центуриона Лонгина заколотили гвозди, когда распяли Спасителя на Голгофе. И вот что я тебе скажу: сколько бы атеисты не болтали о шарлатанстве, не подлежит сомнению: стигматы - реальны, причем, их никто не процарапывает стерилизованным ножиком. Современная наука неспособна дать этому вразумительного толкования. Самовнушение - вот и все, чего ты дождешься от ученых мужей, и то, если они сподобятся тебе ответить. Чем не плацебо, только шиворот-наворот?
  - Допустим, я готова поверить в некие, паранормальные проявления человеческих способностей, вроде телепатии или телекинеза, - молвила я. - Науке лишь предстоит разобраться с ними. А, как она разберется, их поставят на вооружение и начнут вдалбливать искусство чтения чужих мыслей в старшей школе, а методы телепортации - в магистратуре университетов. Но, я не вижу никакой связи между гипотетическими сверхспособностями, заложенными в каждом человеке, и моей мамочкой, ушедшей четверть века назад. Думаешь, папа оживит ее силой мысли? То есть, клянусь, если бы я только смела надеяться на это всерьез, то не пожалела бы жизни, подаренной ею мне, лишь бы только увидеть, как они с Мишелем обнимут друг друга...
  Прежде чем ответить, дядя Жерар долго сосредоточенно тер переносицу, а я ждала, ибо мне чертовски хотелось узнать, что он думает об этом. Здесь и сейчас, вдали от вонючих мегаполисов, в царстве дикой природы. Мне пришлось запастись терпением, пока он, наконец, собрался с мыслями. Правда, начал издалека.
  - Скажи, Рита, тебе ведь известно все, что нам с твоим отцом удалось разузнать о полковнике Офсете? От тебя никто ничего не скрывал, не так ли?
  Я кивнула.
  - Как думаешь, старый бродяга был не в себе?
  - Сомневаюсь...
  - Он был неисправимый лгун? - продолжал допытываться дядя Жерар.
  - Нет, он не был лжецом.
  - То-то и оно, принцесса. И я так думаю. Сэр Перси не был ни патологическим вралем, ни безумцем. Выходит, он действительно нашел в джунглях на берегах реки Маморе нечто из ряда вон. И, так решили не одни мы, но и русские мраксисты задолго до нас, обрати на этот факт самое пристальное внимание. Они поверили сэру Перси без оглядки. И не какой-нибудь там пьяный парторг колхоза поверил, а сам Железный Феликс Дрезинский, всесильный председатель ВЧК-ОГПУ, разом с другими высокопоставленными мраксистами. И, хоть эти ребята не были милейшими интеллектуалами вроде академика Лихачева, никто не может обвинить их ни в кретинизме, ни в чрезмерной доверчивости. Наоборот, это были прагматики, сколотившие одну из могущественнейших империй планеты, чтобы она противостояла экспансии западного мира и его главного идола - Золотого Тельца. И что же, спрашивается, Дрезинскому нечем было больше заняться, когда он снарядил боевой корабль, отправив его к черту на кулички, за одиннадцать тысяч километров от Балтики, все же, дело, лучше, чем тупо в потолок плевать...
  Я хихикнула.
  - Смеешься? И правильно делаешь. Ибо Феликс Дрезинский был кем угодно, но не прожектером. Он отбыл десять лет на каторге, и не сломался. Именно благодаря таким, как он, мраксисты победили в гражданской войне. О КГБ, долгие годы наводившем ужас на Европу с Америкой, и говорить нечего, а ведь именно Железный Феликс создал эту структуру с нуля. Если такой человек поверил Офсету, нам с тобой - сам Бог велел...
  - Допустим, - согласилась я. - Только все равно мне не ясно, какое отношение Белая пирамида полковника имеет к телепатии, телекинезу и плацебо, с которых ты начал?
  Дядя Жерар вытряс из мятой пачки "Chesterfield" очередную сигарету, закурил.
  - Дай время, принцесса, сейчас объясню. Только не гоните лошадей, Ваше Высочество, ладно? Ты спрашивала о телепатии. Обычно под этим понятием принято подразумевать гипотетическую способность читать мысли в чужой голове, как будто она - раскрытая книга. Верно?
  Я кивнула в знак согласия.
  - А ты никогда не задумывалась, что, если взглянуть на это полтергейстное явление под несколько непривычным углом зрения, оно может означать не столько банальное чтение чужих мыслей, как в какой-нибудь фантастической повести середины шестидесятых, а твою конкретную способность закладывать в условно чужую голову мысли по собственному усмотрению. То есть, ты не подслушиваешь чье-то сокровенное, а моделируешь чей-то мыслительный процесс так, как тебе удобно...
  - Как это, моделируешь чужой мыслительный процесс? - я наморщила лоб. - Что значит, закладывать свои мысли в условно чужую голову?
  - А так, - дядя Жерар выпустил изо рта аккуратное сизое кольцо табачного дыма, и оно, подхваченное восходящим потоком теплого воздуха, устремилось в звездное небо.
  - Я не понимаю. Ты имеешь в виду что-то вроде НЛП?
  Жорик покачал головой.
  - Представь себе абстрактного писателя, принцесса. Головы его героев, будь то рыцари, отправившиеся в Святую землю воевать с сарацинами или какие-нибудь отвязанные рэкетиры со страниц криминального детективчика, вполне резонно считать чужими относительно головы автора текста. Ведь читатели воспринимают их, как абсолютно реалистичных персонажей, сопереживают им или ненавидят их, в том случае, разумеется, если писатель обладает достаточным мастерством, чтобы создать такую иллюзию. Более того, на страницах романа литературные герои ведут более чем насыщенную жизнь, они дерутся на дуэлях, угоняют тачки, отмывают грязные бабки через офшоры и любят писаных красавиц, одним словом, ведут себя, как им заблагорассудится. Их жизнь почти наверняка гораздо ярче жизни самого писателя, наживающего геморрой, долгими часами стуча по клавиатуре за нищенские гонорары, которые, к тому же, не платя. Однако, на самом деле, этих персонажей нет, и абсолютно все, чем бы они только не занимались и что бы не говорили, порождение многообразных химических процессов, протекающих в одной единственной голове. В голове автора, чья фамилия указана на обложке книги. Как правило, она-то как раз интересует читателей меньше всего...
  - Но ты же говоришь о вымышленных персонажах, - напомнила я.
  - Невелика разница, - усмехнулся дядя Жерар.
  - Как это?!
  - Согласно философской концепции так называемого модального реализма, нет никакой разницы между существующими и воображаемыми вселенными, поскольку возможность и действительность - абсолютно равнозначные свойства объектов, зависящие исключительно от того, в какой из вселенных находится наблюдатель, задавшийся этим вопросом.
  Я помассировала виски.
  - То есть, ты пытаешься мне доказать, будто существуешь лишь в моем воображении? - спросила я. - И ничего такого не говоришь, про свой модальный реализм или как там его еще, а это мое подсознание заставляет тебя произносить эти слова. Именно подсознание, поскольку, признаться, я впервые эти термины слышу...
  - Именно, - подтвердил Жорик. - Все, что ты видишь, слышишь, чувствуешь и помнишь - и есть твоя Вселенная, Рита. Кстати, вопросы, роящиеся у тебя в головке - тоже ее часть, и чем их больше, тем она - богаче...
  - То есть, если я, к примеру, решу, что тебе самое время утопиться в реке, ты пойдешь и утопишься?! - осведомилась я с нервным смешком.
  - Ты властвуешь надо мной, принцесса, но не более, чем автор романа над своими героями. У каждого повествования есть сюжет, и автор ему - не хозяин. Порой сюжет строптив и упрям, он не поддается капризам человека, который держит клавиатуру на коленях. Сюжет твоего романа, Рита, ведет тебя к Белой пирамиде, которую нашла не ты, а сэр Перси Офсет. И, я вряд ли я умру прямо сейчас, даже когда тебе захочется меня утопить, если мне уготована другая участь...
  - Уготована - кем?!
  Дядя Жерар передернул могучими плечами.
  - Но постой-ка! - воскликнула я, немного смущенная неожиданным прозрением. - Если я - чуть ли не Демиург собственного мира, и распоряжаюсь им единолично и как мне заблагорассудится, то ты, причем, с той же вероятностью, являешься создателем своего! Правильно? И, пока я закладываю свои мысли в твою воображаемую голову, ты точно так же суешь их в мою. В итоге, мы - как два соавтора, работающие над одной рукописью...
  - Только каждый делает это из своей вселенной, - подхватил дядя Жерар. - Они пересеклись во временно-пространственном континууме, поскольку нас объединила общая цель: мы идем к Колыбели Всего...
  - Значит, и вселенная полковника Офсета где-то рядом?
  - А разве ты не чувствуешь этого? Ведь это он привел нас сюда.
  - Но он же умер много лет назад?!
  - Неужели он представляется тебе мертвым?
  Мне стало не по себе. Чуть-чуть. Самую малость.
  - Все это трудно себе вообразить, - отметила я тихо.
  - Ну, так недаром еще пророк Экклезиаст сказал, что человек не может понять дел Бога, творящихся под Солнцем, сколько бы ни трудился в исследовании...
  - А кто есть Бог? - спросила я.
  - Например, Колыбель Всего, которую нашел Офсет...
  - Я не понимаю...
  - Не одна ты, - успокоил меня Жорик. - Попробуй представить наши с тобой вселенные как новогодние гирлянды, мерцающие огоньками из единого центра. Вот он - и есть Колыбель Всего. Некое место, дарующее вечный свет. Или животворящую энергию, что одно и то же. Электрическая розетка, упрощенно говоря, куда вставлены миллиарды или даже квадрильоны штепселей, сообщающиеся с крошечными вольфрамовыми нитями, мерцающими с разной частотой...
  Я попыталась осмыслить сказанное им и потерпела неудачу. А как только осознала это, попробовала взять быка за рога.
  - То есть, - сказала я, - в итоге папа - вернет маму?
  - Я не знаю, принцесса, - вздохнул дядя Жерар.
  - Отмотает свою жизнь, как пленку видеокассеты в нашем старом видике Sony и сделается профессиональным археологом, как всю жизнь мечтал?
  - Я, правда, не знаю, Рита. Но, как ни парадоксально это прозвучит, такого рода пертурбации не исключены. Вероятно, его вселенная претерпит изменения, и ваши с ним гирлянды зажгутся по-новому...
  - А твоя?
  Жорик снова пожал плечами.
  - Надеюсь, я тоже буду рядом, Рита...
  - Папа станет археологом, а мамочка не умрет, - взвешивая каждое слово, повторила я. Это действительно было все, что требовалось отцу. Чтобы мама была рядом с ним, а он отдался своему призванию, копаясь в пыли столетий в поисках крупиц, оставшихся от пращуров. Чтобы они заговорили с ним. Чтобы рассказали, как все было. Нереализованное призвание и свербящая боль утраты переплелись в Мишеле в клубок, это я отчетливо понимала. Он пытался замещать одно другим, лечил себя этим, сколько я помнила его, то есть, почти четверть века. Мама и археология, слившись, составляли папочкину суть. Кстати, случись как-то иначе, и они бы ни за что не познакомились с дядей Жорой. И тогда, чего уж тут юлить, мы бы сейчас не сидели у костра в экваториальном лесу, прислушиваясь к шепоту дремлющей в двух шагах Амазонки...
  
  ***
  
  Кому, как не дяде Жерару было знать о страстном увлечении папы древней историей и всяческими артефактами, занесенными песком, чтобы он мог день и ночь выковыривать их оттуда. И, я нисколько не преувеличиваю, когда говорю, не шла бы у папочки кругом голова при одной мысли о раскопках, их с Жориком жизненные пути не пересеклись бы, и думать нечего. Ну и параллельными курсами им бы с тех пор не плыть.
  В отличие от Мишеля, дядя Жорик был профессиональным археологом. После службы в армии, где ему крепко перепало на Ближнем Востоке, как сплошь и рядом случается с миротворцами, Жора поступил в la Sorbonne. А, по окончании университета, исхитрился затесаться в ассистенты к знаменитому профессору Жозефу-Антуану Лешевалье, с которым объездил полмира, побывав с экспедициями в таких экзотических местах, о которых рожденному за Железным занавесом папочке оставалось только мечтать. Вот он и мечтал, конечно, строго в пределах рамок, о существовании которых знал любой подросток, имевший неосторожность появиться на свет в Mainland fortress, как стратеги из Пентагона еще в пятидесятые окрестили Совок. То есть, папочка с юных лет отдавал себе отчет: в мире есть множество интереснейших мест, где ужасно хотелось бы побывать. Но, сколько ни грезь величественными видами Перуанских Анд, открывающимися со стен загадочной цитадели Мачу-Пикчу, сколько не мечтай хоть одним глазком посмотреть, как бесконечной ломаной линией уходит за горизонт Великая китайская стена, а свыкайся с мыслью: единственный доступный способ увидеть эти чудеса - покупка в рассрочку лампового черно-белого телевизора "Березка", или другого аналогичного агрегата, это уж - как повезет. Который еще - пойди, выбегай, между прочим, в условиях хронического товарного дефицита. Без полезных связей в универсальных магазинах, или блата, как они звались тогда, затея с покупкой дорогостоящего электроприбора далеко не всегда приводила к желаемому результату, даже если вы скопили на него деньжат. Впрочем, эта мечта стоила многомесячного прозябания в очередях. Ибо, воплотив ее, вы получали доступ к миру глазами Юрия Сенкевича, бессменного телеведущего ежевоскресного "Клуба кинопутешественников", что было совсем не мало по тем черно-белым временам. В качестве альтернативы, а, скорее, приятного дополнения передачам Сенкевича, служил ежемесячный общесоюзный журнал "Вокруг света", и папочка его просто обожал. Цветную обложку журнала украшали фотографии всяческих экзотических мест, их печатали под лейблом Бюро международного молодежного туризма "Спутник".
  Правда, оставалось лишь гадать, что это за туристическая организация такая, и каких именно представителей советской молодежи она снабжает путевками за моря. Ну и какими критериями руководствуется, отбирая достойных кандидатов. Папа приучился думать с детства: видать, это важная, а потому - умышленно засекреченная информация...
  - Тебе уж точно не дадут, размечтался, - без обиняков заявила как-то бабушка, видать, Мишель ее конкретно достал. На дворе стояли блаженные семидесятые, самое их начало, тишь да благодать. Папа бегал в школу, бабушка преподавала там же русский язык и литературу. - Не с твоей фамилией, - хотела добавить она, подразумевая памятную пятую строку советского общегражданского паспорта, где указывалась национальная принадлежность каждого имярека, но не решилась, памятуя о беззаветной борьбе коммунистической партии Советского Союза за дружбу и взаимопонимание между народами. Как внутри СССР, так, разумеется, и далеко за его пределами. Как педагогу, бабушке ни в коем случае не следовало забывать от таких важных идеологических аспектах советской действительности. Вот она и промолчала. - И не с таким именем, которое твоему папочке исхитрился дать его отец. Подумать только, назвать сына - ЭХНАТОНОМ!!! Уму непостижимо...
  Еще бабушка вполне могла бы добавить - и не с твоим происхождением, Моше, имея в виду все того же злополучного свекра, то есть, папиного дедушку по отцовской линии, которого она, впрочем, никогда в жизни не видела. Как, кстати, и свою свекровь. Их обоих репрессировали в середине тридцатых годов или около того, по ходу одной из кровавых чисток внутри аппарата НКВД, когда кровавого наркома Энея Пагоду сменил еще более кровавый Николай Ежов, тоже, впрочем, в скором времени расстрелянный за перегибы. Тут все дело в том, что мой прадед по отцу, Артур Адамов, был чекистом и занимал какой-то нехилый пост в Ленинградской ГубЧК. Где, по-видимому, ловил не одних ворон, раз его заприметил и взял к себе в центральный аппарат председатель ВЧК Феликс Дрезинский. Прикинь, Динуля, вот так номер, мой прадедуля давал "пять" самому Железному Феликсу, чьим именем, говорят, буржуи не пугали непослушных детей исключительно во избежание энуреза, это заболевание трудно лечится, раз скажешь, за тобой дядя Дрезинский придет, и все, мучайся потом полжизни. Уже на Лубянке прадед поднялся еще выше, став первым заместителем начальника какого-то ужасно секретного отдела ОГПУ, занимавшегося всякой чертовщиной. Это без шуток. Когда началась Перестройка, и открылись кое-какие архивы, не все, разумеется, а только некоторые, самые плевые, Мишелю, с грехом пополам, удалось выяснить, что структура, где трудился дед Артур, называлась Специальным шифровальным бюро, и ее деятельность была в равной степени окутана и тайной, и мистикой. Наверное, прадедушку расстреляли, поскольку он слишком много знал. Папа рассказывал мне, Артур Адамов кончил дни на специальном полигоне Коммунарка, есть такое урочище под Москвой, в тридцатые годы чекисты осуществляли там ротацию кадров, представлявшихся такими важными Иосифу Стылому. Кадры решают все, любил повторять он, и, ясен-красен, как в воду глядел. В органах ГБ тех мрачных времен ротация осуществлялась путем отстрела предыдущих поколений чекистов их преемниками, приходившими на смену ветеранам. Ловко придумано, да? И пенсию никому платить не надо, вот бы с нынешними ментами так обойтись.
  Короче, прадеда грохнули, пустив ему пулю в затылок. А затем прикончили и его жену, красавицу Маргариту Адамову, для ровного счета. Когда мама ходила с животиком, где уже вовсю билась я, они с папой решили, что назовут первенца, если родится девочка, в ее честь. Потом мамы не стало, но папочка выполнил уговор в отношении меня. Новой Риты Адамовой...
  Жену бывшего комиссара государственной безопасности Артура Адамова увезли хмурые личности в штатском, прикатившие за прабабушкой в черной "Эмке", и она сгинула навсегда. Вроде как, ее убили вслед за мужем на Коммунарке, но точно этого утверждать нельзя. Никто не удосужился сообщить родственникам деталей, еще чего?! Что на Коммунарке земля буквально пропитана кровью, и, где не копни, всюду кости лежат, общественность узнала лишь спустя полвека. В тридцатые - никто и пикнуть не смел. Да и некому было пикать в случае с моей родней. После устранения родителей их единственный сынишка, мой дедушка Эхнатон Адамов, около четырех лет отроду, был отправлен в детский дом. Там ему и дали новое имя - Электрон, более благозвучное и безукоризненное с идеологической точки зрения. В СССР как раз воплотили мечту товарища Вабанка об электрификации всей страны, в целом реализовав составленный усопшим вождем план ГОЭЛРО, так что Электрон - было самое оно. В отличие от Эхнатона, это странное имя - ну категорически никуда не годилось.
  Нет, право, что за муха укусила Артура Адамова? Как его вообще угораздило назвать сына в честь египетского фараона-мятежника, прославившегося благодаря своим дерзким религиозным реформам? Эхнатон единым махом низверг с пьедесталов старых богов, начав со старика Амона-Ра и его женушки богини-матери Мут, во имя служения новому божеству - Атону, чьим первосвященником объявил себя. Папа, когда я повзрослела, рассказывал мне, будто у знаменитого тезки моего дедушки имелись веские причины так поступить. Причем, как ни странно, дело было отнюдь не в дележе военной добычи, из которой зажравшиеся жрецы Амона львиную долю забирали себе, пока не взбесили молодого амбициозного фараона. Так написано в учебниках истории, но у отца имелось персональное мнение на сей счет.
  - Эхнатон познал истину, - говорил Мишель. - Не знаю, откуда, но он постиг нечто такое, после чего уже не смог оставить все, как было прежде, даже рискуя пожать гражданскую смуту. Что, кстати, и случилось с ним в сухом остатке. Тем не менее, он осознанно пошел на риск, ломая старые храмы Амона-Ра и возводя новые, посвященные Атону. Эхнатон почитал его как Черное Солнце, невидимое для человеческого глаза, в отличие от Белого Солнца, чьим символом был Амон-Ра, но озаряющего внутренний мир человека, что, собственно, и делает нас людьми. БЕЛОЕ СОЛНЦЕ СВЕТИТ НАД МИРОМ, ДАРУЯ ТЕПЛО И ДНЕВНОЙ СВЕТ, ЧЕРНОЕ СОЛНЦЕ - ДАРУЕТ СВЕТ ВНУТРЕННИЙ И УПРАВЛЯЕТ ВСЕМ, было высечено иероглифами в храме нового божества на центральной площади города Ахет-Атон или Горизонт Атона, куда фараон, не мешкая, перенес столицу из Фив, города Амона-РА. Он пошел даже дальше, отказавшись от прежнего имени, ведь от рождения его звали Аменхотепом. Новое его, Эхнатон, означало - слуга Атона...
  Еще папа утверждал, будто царица Нефертити, та самая гордячка, что стала эталоном женской красоты, любимая супруга Эхнатона, однажды подобрала крошечного младенца, когда купалась в Ниле. Ребенок лежал в корзине, медленно дрейфовавшей вниз по реке. Посчитав его появление знаком, поданным самим Атоном, Нефертити принесла найденыша во дворец и вырастила как родного сына. Повзрослев и возмужав, юноша стал известен как Моше, что, собственно, и переводится с иврита как "спасенный из воды"...
  - Это был тот самый Моисей, что прославился, когда вывел наших предков из Египта, Рита. Ну, и прочими своими выдающимися деяниями, разумеется, тоже. Бог избрал Моше, чтобы вручить Скрижали Завета...
  Папа был полон такими историями, они у него были вместо сказок, рассказываемых детям на ночь другими, добропорядочными и благонравными родителями, чьи детки укладываются спать, слушая всякую хрень про Иванушку-дурачка. Чтобы вырасти Иванушками-дурачками. Так что я благодарна отцу за Эхнатона, что был у меня в качестве альтернативы Иванушкам. Правда, папины истории были не по вкусу бабушке. Я этого не помню, но Мишель говорил, когда до нее долетали эти байки, бабушка, неодобрительно качая седой головой, замечала вскользь, что если уж его тезка Моисей вывел евреев с берегов Нила, то самое малое, что надлежит сделать Моше - это сходить в ближайший ОВИР. Чтобы вывезти свою семью с берегов Невы, пока тут не началась новая гражданская война, в которой обвинят сами догадайтесь, кого...
  Впрочем, все это было много позже, в 1990-х, но еще до того, как сняли "Бандитский Петербург"...
  А, возвращаясь к папиной юности скажу, что расстрелянный при Иосифе Стылом дедушка-чекист был, по понятным причинам, самым большим из скелетов в шкафу, доставшихся Мишелю в качестве наследства от предков, включая его экзотическое отчество. В сравнении с дедом - врагом народа, другой папин дедушка по материнской линии, сапожник Исаак Крегель, пропавший без вести осенью сорок первого года в Киевском котле, воспринимался просто как образец благочинности.
  Впрочем, наверное, я зря драматизирую. Как-никак, советская власть, столь жестоко расправившаяся с Артуром Адамовым, приложившим немало усилий, чтобы ее установить, а потом защитить от всяческих недобитых белоинтервентов, черносотенцев и прочих уродов, дала его сыну Эхнатону, позже переименованному в Электрона, что только могла. По самому минимуму, и все же - немало. Вырастила, выучила в ремесленном училище, одела на три года в кирзовые солдатские сапоги, демобилизовала, одарив ПШ на память о воинской службе, наконец, трудоустроила на Кировский завод, где он честно оттрубил двадцать лет в механосборочном цеху, пока не скончался у конвейера от инсульта.
  Но, Электрон Артурович Адамов никогда не забывал, как звучит его настоящее имя. И о том, кем был его отец до того, как он очутился в детдоме. Более того, поделился этой драматической семейной историей с сыном Мишкой, как только решил для себя, что тот достаточно подрос, чтобы ее выслушать. И папу, кто бы сомневался, тоже пробрало на всю катушку, до мозга костей. А разве могло быть как-то иначе? Более того, папочка ухитрился вколотить себе в голову, что именно убиенному на расстрельном полигоне деду Артуру обязан своей страстью к истории, космогонии, мистике, а то и откровенной дьявольщине...
  - Он передал мне это в генах по наследству, - бывало, повторял отец, и его усыпанное подростковыми угрями лицо становилось торжественным и, одновременно, задумчивым.
  - Да с чего ты взял, будто знаешь, чем там он занимался в ВЧК?!! - восклицала на это бабушка, хватаясь то за голову, то за сердце, а в душе пеняя покойному мужу: Эх, Эленька, Эленька, зачем же ты ему все рассказал, а рассказав, так скоро умер?! Мне его теперь одной растить, а голова у твоего сына - явно набекрень. И что мне с нею прикажешь делать?
  Бабушка была умудренная опытом проживания в СССР женщина, и он недвусмысленно говорил ей: Ох, не даром репрессированного в тридцатые годы свекра не реабилитировали в хрущевскую оттепель, когда следователи общесоюзной прокуратуры, в рамках компании по борьбе с Культом личности Иосифа Сталина, перелопатили тонны липовых дел, состряпанных палачами НКВД и МГБ. И за каждым делом, сраной отсыревшей бумажкой, исписанной жалкими каракулями, была чья-то сломанная судьба и оборванная пулями жизнь. Тысячи, сотни тысяч жизней. Казненных и сгинувших в концентрационных лагерях, пачками восстанавливали в партии, возвращая попранную честь, добрые имена и боевые награды. Но, Артура Адамова, на удивление, не коснулся этот процесс, его оставили во врагах народа...
  Значит, всплыло что-то такое, отпугнувшее следователей. Нечто, заставившее их отложить дело расстрелянного коллегами чекиста, сунув куда подальше с глаз долой... - думала бабушка. - И, это НЕЧТО очень даже запросто выплывет на свет из влажного, провонявшего прелой бумагой архивного небытия, когда ее единственный сын Миша заполнит подробную анкету с обязательным перечислением предков до третьего колена. Где был ваш дед в сорок первом году? По любому подвернувшемуся поводу, а их при мраксистах хватало с головой, было бы столько же колбасы, Советский Союз бы до сих пор процветал. Скажем, анкету потребуют при поступлении в институт, на институтскую военную кафедру - так точно, - мучилась сомнениями бабушка. - Или, когда сына отправят работать в НИИ, а там, ОБА-НА, понадобится допуск по такой-то форме. И - ТЮ-ТЮ! Анкета, заполненная сыном, уляжется на стол к ответственным товарищам из первого отдела, а номер ему, понятно, присвоили не зря. Товарищи изучат бумажку в лупу или микроскоп, минуточку, скажет один из них, вскинув бровь, а это еще что такое? Чем запустит довольно странный механизм, причудливую советскую вариацию машины времени английского писателя Уэллса. Чекист Артур Адамов зашевелится в своей безымянной могиле, и утянет внука Мишеньку за собой под лед. Не в прямом смысле, естественно, просто все, какие только ни есть двери, захлопнутся перед внуком государственного преступника навсегда, и иди, трудоустраивайся на рынок грузчиком. Если, конечно, возьмут.
  Бабушка, конечно, не имела даже отдаленного представления, за что именно казнили свекра полвека назад. Однако, из ее неосведомленности вовсе не следовало, будто первый отдел будет столь же слеп. Вдруг Артур Адамов учинил нечто из ряда вон? Такое, что не пролезет ни в одни ворота! О чем стыдно даже вслух сказать! Скажем, лелеял планы покушения на жизнь Всесоюзного старосты товарища Калинина! Или хотел передать Чукотку Японии! Выдал неприятелю стратегический секрет, марку стали, из какой у нас штампуют саперные лопатки?! Или породу дерева, из которого строгают рукоятки к ним. Да мало ли в чем еще мог провиниться Артур Адамов, чтобы бросить длинную тень на своего не рожденного внука, ибо, как верно говорят у нас, яблоко от яблони - недалеко падает...
  Застой был в самом разгаре, и в моду вошло помпезное празднование всяческих общенародных торжеств. Как не тридцатилетие нашей Великой победы над фашисткой Германией, так шестидесятилетие Великого Октября, наш военно-патриотический ответ ежегодным карнавалам в Рио, прекрасный повод тиснуть миллионы почетных грамот, начеканить побольше юбилейных медалек, а народу, как водится - водки пожрать да выпустить пар. С экранов телевизоров, из динамиков радиоточек и со страниц советских таблоидов многоголосым рефреном звучала фраза НИКТО НЕ ЗАБЫТ, НИЧТО НЕ ЗАБЫТО, принадлежавшая ленинградской поэтессе Ольге Берггольц. Ее перепевали и так, и сяк, подразумевая вечную память о жертвах, принесенных нами на пути к благоденствию и счастью. Бабушка была тертым калачом и легко улавливала скрытый подтекст этого невообразимо заезженного слогана: память у нас долгая, а руки длинные. В точности, как в советском блокбастере тех лет, "Джентльменах удачи" Александра Серого, когда, услыхав слова героя Евгения Леонова - где бы вы ни были, я всегда буду помнить о вас и обязательно вас найду, герой Савелия Крамарова, Федя Косой, переиначил их по-своему: А чего тут понимать? Где хошь, говорит, найду и горло перережу...
  - История... - морщилась бабушка, с сомнением наблюдая за длинным носом своего единственного отпрыска, по обыкновению уткнувшемся в очередной исторический фолиант, добытый сыном в центральной городской библиотеке, поскольку все, чем могла похвастать районная, было им давно проштудировано и даже замусолено до дыр. - Вы только посмотрите на этого глупого ребенка, - размышляла она дальше про себя, - он, видите ли, вздумал стать историком! Нашел, тоже, где это сделать! И как, спрашивается, мне растолковать ему, что в этой стране есть только одна история, занимаясь которой, можно заработать на булку с маслом, - история коммунистической партии Советского Союза. А за все прочие истории тут можно самому попасть в такую историю, что потом не обрадуешься. Так даже что касается истории КПСС, там никому никакие историки не нужны, на самом деле, там нужны одни писари, чтобы регулярно переписывать ее, меняя одни страницы на другие, которые сверху спускают, из Идеологического Отдела ЦК. Только он же не захочет ничего переписывать, держите меня, ему же нравится копать! Раз копнет, где не надо, и его самого сразу же зароют, и не поморщатся...
  
  Оригинал текста:
  https://www.smashwords.com/books/view/545236
  
  Другие книги автора
  
  Трилогия "WOWилонская Башня":
  Новый Вавилон" (2013).
  "4891" (2014).
  
  Детективно-приключенческая сага "Триста лет спустя":
  "Три рэкетира" (2003).
  "Охота на рэкетиров" (2004).
  "Будни рэкетиров или Кристина" (2005).
  "Расплата. Цена дружбы" (2006).
  "Месть. Все включено" (2007).
  "Конец сказки" (2008).
  
  Трилогия "Рептоиды":
  "Правосудие в Калиновке" (2008).
  "Гнилое море" (2009).
  "Настоящее подземелье магов" (2011).
  
  Научно-популярная серия "Проект Земля":
  "Тайна будущего - в Прошлом" (2009).
  "Матрица Катастроф" (2011).
  "Темные аллеи" (2012).
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"