Зуев-Горьковский Алексей Львович : другие произведения.

Речные истории -1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.00*11  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Все "Речные истории" можно увидеть здесь: http://zelluloza.ru/
[] []

Моей первой внучке и ее самой

прекрасной маме на свете.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

РЕЧНЫЕ ИСТОРИИ.

(Для чтения в транспорте, или если у вас просто плохое настроение.)

Содержание

  
   1. Приезд на практику ................................................................2
   2. Как прошло знакомство с "Китом" "китайцами".............................5
   3. Как салаги осаживают кнехты и, что при этом бывает со штанами приколистов ........................................................................9
   4. Как Санька испортил якоря и получил за это премию ....................12
   5. Как синоптики организовали Степкино крещение ...............................16
   6. Как Степка готовил, и что ему за это пожелали.............................22
   7. Как "Кита" превратили в паром ...............................................24
   8. Как на "Ките" появился новый член кипажа.................................26
   9. Как Федор поссорился с экипажем ..............................................30
   10. Как продолжалось противостояние между лохматыми приматами и умными .........................................................................33
   11. Как Степка стал лучшей корабельной нянькой, а механик проиграл словесную перепалку .....................................................................35
   12. Как на "Ките" справили день рождения Кузьмича ......................40
   13. Как экипаж пожалел, что на маленьком буксире всего один
   маленький туалет ..............................................................44
   14. Как Федор умудрился похмелить Кузьмича, и что из этого
   получилось .....................................................................46
   15. Как неожиданно явился спаситель и освободил экипаж от Федора...
   16. Почему Кузьмич не любил перчаток.......................................52
   17. Неприятное задание...........................................................55
   18. Как Степка перепугал всех баб в окрестности............................63
   19. Как Кузьмич птицу поймал, прилетавшую к нему каждую ночь.....67
   20. Лесная прогулка.................................................................71
   21. Как шуба может помочь поставить рекорд в беге........................74
   22. Возвращение блудных матросов............................................77
   23. Как началось послешубное приключение.
   (Да еще с часами как-то неловко получилось!).......................79
   24. Как подрались Степка с Санькой и из-за чего.............................85
   25. Как обнаружился виновник всех пакостей и последующая война....89
   26. Как Степка стал ненадолго лекарем, а потом чуть не стал парламентером..................................................................95
   27. Коварный план изувера Степки..............................................98
   28. Как "китайцы" приводили Степкин план в действие.
   Победа и последующее поражение........................................101
   29. План N 2, менее садистский, но более конструктивный...............105
   30. Победа!!!.................................................................................................110
   31. Как "Киту" дали помощника, а Кузьмич поставил его на место....113
   32.Как спасение утопающих стало делом рук "китайцев", а
   не самих утопающих.........................................................115
   33.Уфология в теории и на практике..........................................119
   34.Как детская выходка одних рождает планы мщения у других,
   и что из этого получается....................................................122
   35.Эпилог...........................................................................128
      -- Приезд на практику.
  
   -А что, дед, некрашеные пароходы нынче в большой моде?- спросил Степка, ступая на дебаркадер, у которого сиротливо сгрудились разношерстные буксирчики, облепившие пристань, как маленькие поросята, присосавшиеся к свиноматке.
Шкипер - дед Филипп, по совместительству ночной сторож, от неожиданности чуть не выронил удочку и не проглотил крючок, зажатый губами, по причине занятости рук, шаривших в банке в поисках очередного червя.
   - Ты кто таков? Какого беса приперся в такую рань? - спросил старик. Однако, выйдя из растерянности, более твердым тоном дед Филипп тут же пошел в атаку, - И какой я тебе дед?! Я твоих родителев вроде бы не строгал!
   И, уже картинно закатив к небу глаза, сторож добавил, - Не приведи, Господи, на старости лет пополнить арсенал чад своих таким вот отпрыском. И вообще, я здесь вахтенный по отстойному пункту! Так что будь добр, мил человек, доложи, по какому такому делу ты забрел на вверенный мне объект!?                                        
- То, что пункт отстойный - ты, дедуля, прав. Вверенный тебе объект - полный отстой! - не собирался сдаваться парень, - А пришел я сюда потому, что родное училище меня к вам на практику прислало по моему личному желанию.
   Здесь надо сказать, что Степан в последних словах малость приврал. А если быть честным до конца, приврал капитально.
Все студенты, вовремя сдавшие весеннюю сессию, давно уже были распределены на приличные места, по большим судам, бороздящим речные, а кому повезло больше, и морские просторы нашей необъятной родины.
   Но Степка - долговязый с русыми волосами, карими глазами и абсолютно без особых примет парень, был не из их числа. Не то, что бы он был лентяем, нет. Просто его внутренняя энергия была направлена совершенно мимо общеобразовательных предметов. Имея  "отлично" по всем специальным предметам, знания по математике, физике и тому подобным наукам оставляли желать лучшего. Поэтому, преподаватели последних очень желали получить от Степки хотя бы поверхностные ответы на экзаменах по своим многострадальным предметам. Желали они этого не только в период сессии, но и после нее, назначая все новые и новые пересдачи. Преуспев в своем упорстве, преподы влепили горе - студенту по трояку, и новоиспеченный матрос отбыл на свою первую практику.
   К концу затянувшейся сессии выбора мест прохождения практики уже не осталось. Поэтому и пришлось Степану катить в забытый богом и людьми затон, где отстаивалась дюжина доживавших свой век мелких буксиров.
   Сойдя с поезда на небольшой станции, название которой пацан сразу же забыл, поймав неведомо, как подвернувшуюся в столь ранний час попутку, "поздний" матрос прибыл в затон, где и напугал, как было сказано раньше, деда Филиппа.
   - Сам ты - полный отстой! - взвился шкипер, - Я на этих кораблях юнгой ещё в Великую Отечественную начинал. Да этим буксирам цены нет. Твой батька еще молоко через тряпочку сосал, когда этим пароходам уже первый раз корпуса меняли, - не на шутку разошелся старик.
   - Ладно, дедунь, не обижайся. Я, правда, не хотел тебя обидеть и уж тем более напугать, - миролюбиво, как ни в чем не бывало, сказал Степка, присаживаясь рядом с дедом, - я ведь о больших кораблях мечтал, думал страну посмотреть, практики набраться и вообще! Степка махнул рукой, тоскливо глядя на прижавшиеся друг к другу буксирчики.
- А меня вон куда загнали, - в сердцах завершил он свою исповедь.
Дед Филипп, прищурив один глаз, наконец, снова закинул удочку и, остывая, заговорил:
   - Ты, паря, погоди расстраиваться. И здесь уму-разуму набраться можно. А люди у нас работают - золото. С ними не пропадешь.
   Старик достал папироску, закурил и, смачно затянувшись, продолжал:
- На новых пароходах что работать, что отдыхать - все едино. А экипаж сплачивается в трудностях, а их на старье, вроде нашего, хоть задницей жуй. Да что я тебе тут говорю. Сам со временем все поймешь! - и будто вспомнив о своей ответственной должности, с деланной строгостью спросил, - А ты на какой буксир направлен? Контора то еще закрыта, а без направления из конторы ты ни на один пароход не попадёшь.
- У меня, дедунь, особый случай, - с усмешкой ответил парень, - мне протекцию сам Валерий Михайлович - наш препод по судовождению подкатил.
- Погоди-ка! - встрепенулся дед, - Уж не Карелов ли?
- Карелов, - удивился Степан. - А ты его откуда знаешь?
- Так он же из наших. Михалыч на "Смелом", почитай, двадцать лет откапитанил. Если бы  здоровье не подкачало, наверное, и сейчас лучшим капитаном бы слыл!
   Дед Филипп ударился в воспоминания и в конце рассказа, спохватившись, поинтересовался:
   - А кому письмо-то?
   Степка вынул из-за пазухи конверт, разгладил его рукой на коленке и прочитал:
   - Сивохину Леониду Павловичу. Теплоход "Кит".
   - Да, они с Леней друзья были, не разлей вода.
   - Мне Валерий Михайлович, - перебил шкипера паренек, - вместо напутствия так и сказал: "Леонид Повлович тебя научит, как свободу любить! Будешь знать, как на практику последним уезжать!"
   А я что виноват!?
   Дед Филипп почесал облысевшую голову, а потом, будто бы разговаривая сам с собой, протяжно пробубнил:
   - Этот научит, - а потом, спохватившись, добавил, - Палыч отличный специалист, только было время, зашибал иногда и бабником слыл первым на деревне, да и сейчас тоже своего не упустит. Про таких, знаешь, как говорят? "Так он парень - не плохой. Только ссытся и глухой!".  Но ты не думай, он тебя со своими "китайцами" речному делу враз  обучит, сделает, так сказать, мастера своего дела.
   - А почему с китайцами? - удивленно спросил Степка.
   - Да это их экипаж так шутливо в затоне прозвали. Китайцы, не потому, что с Китая, а потому, что на "Ките" работают. Уразумел? - объяснил удивленному парню дед.
  
      -- Как прошло знакомство с "Китом" и "китайцами".
  
   А время потихоньку подгребало к началу рабочего дня. Потянулись к своим пароходикам экипажи, поеживаясь спросонья от весенней утренней прохлады. Захлопали двери на буксирах. Незадачливые вахтенные, оставшиеся охранять свои суда, благополучно проспали всю ночь и теперь начали приводить себя и пароходы в надлежащий вид.
   - А вот и твой идет, - показал корявым пальцем ночной сторож на, приближающегося к каравану, не первой молодости мужчину. Среднего телосложения, кривые ноги, нос картошкой.
  -- С первого взгляда обыкновенный мужик, а, поди ты, капитан, и не скажешь ведь, - мыслил в слух Степка.
   - А ты что, паря, думал, что все капитаны, как в кино, высокого роста, в кителях с нашивками по локоть, в форменных фуражках с огромными полями? Такие только разве что на пассажирских встречаются.
   Тем временем Леонид Павлович подошел к шкиперу.
   - Здорово, Филипп Аркадьевич, как здоровье?
   Дед Филипп, пожимая протянутую капитаном руку, без предисловий сразу начал с главного:
   - Вот пополнение тебе, Леня, на "Кит" прислали.
   Капитан "Кита" оглядел Степку с головы до ног и нарочито грубо, что бы будущий подчиненный знал, кто на судне хозяин, пробурчал:
   - Опять нам салагу прислали. Опять "гранит науки" грызть заставлять всяких неучей.
   - Как бы твоему "Киту", Лёнь, самому об ету салагу последние зубы не обломать, - хитро прищурив в очередной раз один глаз, с издевкой прошамкал дед, чем окончательно испортил мужику настроение.
   - Ничего, Кузьмич проведет с ним курс молодого бойца, а там посмотрим, на что он годится! - и, обращаясь уже к парню, сказал, как отрезал, - Двигай за мной!
   Разговор был окончен, и капитан "Кита" быстро зашагал в сторону своего буксира.
   - А кто такой Кузьмич? - поинтересовался Степка у деда Филиппа, собираясь бежать за капитаном.
   - Это механик ихний. Да ты не дрейфь. Ступай, не робей. Там сам во всем разберешься. Только совет один дам. Если Кузьмич с вечера зальет за воротник, так ты ему на утро пивка припаси. И человеку здоровье поправишь, и он тебе благодарен будет.
   Выслушав наставления бывалого водника, бывший студент, а ныне матрос буксира с немудреным названием "Кит" быстренько побежал за теперь уже своим шефом на теперь уже свой пароход.
   Зайдя на борт корабля, Степка сразу же столкнулся нос к носу с таким же, как и он, пацаном, драившим палубу огромной шваброй. Заспанные глаза его еще не видели, что делают руки, но последние четко знали, что и как нужно делать. Обычно такие знания были особо актуальны, когда капитан застукал хозяина этих глаз и рук в горизонтальном положении, в то время, когда тот, должен был бодро встречать капитана с докладом.
   - Здорово. С утра уже грязь гоняешь? - заговорил первым Степка, - Меня Степаном зовут.
   - Саня, - протянул руку парень, окончательно открывая глаза, - Вторым матросом к нам?
   Степка утвердительно кивнул.
   - Брось швабру, покажи новенькому пароход! - откуда-то сверху раздался громогласный голос Леонида Павловича.
   - Пошли. Что-то не в духе сегодня кэп. Если и механ припрется с похмелья, будем летать с тобой, как пчелки на чужой пасеке, - бурчал Санька, уводя Степана знакомиться с нехитрым хозяйством.
   - Так то у нас на "Ките" отцы - командиры нормальные, с ними жить можно, - продолжал свой монолог спалившийся на сне вахтенный. - Только они беситься начинают от безработицы. В эксплуатацию сдались давно, а работы пока нет. Лед в этом году поздно сошел, вот плоты и не успевают формировать.
   Не успел Саня договорить, как по трапу послышались чьи-то тяжелые шаги.
   - Вот и Кузьмич пришел. Ты готовить умеешь? - вдруг перескочил на другую тему экскурсовод, - На этих буксирах команда всего четыре человека. Так что готовить, как ни крути, придется нам.
   Степка от такого поворота дела не знал, что ответить. Конечно, живя в общаге, он готовил на всю комнату в порядке установленной очереди. Но постоянно голодные студенты сметали любое варево, в то время, как убеленные сединой командиры, судя по их плотным животикам, привыкли питаться более съедобными блюдами. Особенно на эту мысль Степку натолкнула появившаяся на палубе фигура механика. Круглый, как мячик Кузьмич, казалось, не шел, а катился. Одного возраста с капитаном, механик был шире и ниже командира. Туловище, руки, ноги и голова походили на кучу шаров и шариков, которые хоть и двигались хаотично относительно друг друга, но перемещались в общем направлении. Механик, в отличие от капитана, был явно в хорошем расположении духа, что не помешало разнести Саньку за развезенную на палубе грязь.
   - Палыч пришел? - закончил он вопросом свою речь, богатую, мягко говоря, не литературными выражениями.
   - В рубке бумаги перебирает, - ответил Санька.
   - Ну и хорошо, - как ни в чем не бывало, ласково произнес Кузьмич и, уже обращаясь к капитану, горлопаня куда-то внутрь парохода, продолжил, - Палыч, беги в контору. Народ говорит, приказы на плоты раздают.
   - Уже иду. Мне все равно новенького в кадрах оформить надо, - откликнулся Леонид Павлович.
   Только тут механик обратил внимание, что рядом с Санькой растерянно стоит долговязый паренек.
   - И кто ты у нас будешь? - поинтересовался колобок.
   - Меня матросом к вам... Валерий Михайлович письмо капитану... вот... - совсем растерявшись, промямлил Степка, протянув письмо, адресованное шефу.
   - Слышь, Палыч, - заорал механик, крутя в руках полученное письмо, - Валерка тебе очередной подарочек подогнал. А вот и дарственная записка, - заржал Кузьмич, протягивая пакет, вышедшему невесть откуда, Леониду Павловичу.
   - Знаю, меня Михалыч по телефону еще вчера вечером обрадовал, - проворчал кэп.
   Но, вспомнив последние слова механика про приказ на буксировку плота, Леонид Павлович уже более мягко и весело обратился к Степану:
   - Не дрейфь, студент, сейчас тебя оформлю, и в рейс. А там со временем пообвыкнешь, пооботрешься. Короче, все будет нормально.
   С этими словами он сбежал по трапу и быстро зашагал в сторону конторы.
   - Ну что, ребятки! Начинаем навигацию, - уже совсем весело завел разговор толстяк, - Но сначала, давайте-ка, приведем корабль в божеский вид. Все помыть, начистить, прибраться одним словом!
   И, подмигнув матросам хитрым своим глазом, Кузьмич исчез в машинном отделении.
   Оставшись на палубе одни, парни начали большую приборку. С передавшимся им веселым настроением, предвкушая скорый выход в работу, молодежь мыла стены надстройки, драила палубу, словом, наводила блеск и чистоту на, ставшем им вторым домом, пароходе.
   Присев, наконец, перекурить, Степка первый завел с товарищем разговор:
   - Сань, ну ладно, я - двоечник, тормознулся с экзаменами. А ты-то как сюда попал? Неужели ничего лучшего не подвернулось?
   Санька, сплюнув за борт окурок, выдержав паузу, важно ответил:
   - У меня вся родня на этих буксирах ходила. И дед, и отец. Вот и я после пэтэухи сюда двинул. На "Ките" я уже второй год, - с гордостью подытожил потомственный речник.
   Вернулся совсем повеселевший капитан, на ходу отдавая приказ скороговоркой:
   - Заводи машину, отдаем веревки! Идем "Василиску" в последний путь провожать, а потом уже сразу и за плотом.

3. Как салаги осаживают кнехты и, что при этом бывает со штанами приколистов.

  
   Санька пояснил Степке, выпучившему глаза, смысл слов Палыча:
   - "Василиска" - это баржа, еще деревянная. Наверное, последняя такая. Списали-то ее давно, но вот на дрова пустить, руки не доходили. А уж когда в этом году она течь сильно начала, решили все-таки ее на берег вытащить, да разобрать.
   Кузьмич не заставил себя долго ждать. Услышав приказ заводить двигатель, тут же запустил дизель. Парни отдали швартовые, и буксир, важно попыхивая, повалил к барже.
   Пришвартовавшись к "Василиске", обнаружилось, что необходимо перед подъемом на берег откачать из неё воду. Наладив помпу, протянув шланги и начав откачку воды из трюмов, экипаж уселся на весеннем солнышке, предвкушая начало работы.
   Первым тишину прервал Кузьмич. Хитро улыбаясь с напускной строгостью, механик раздавал указания:
   - Санек, ты сваргань что-нибудь там перекусить, а ты, Степка, возьми в машине большую кувалду и осади-ка на барже вот этот кнехт. Видишь, как выпирает?
   Санька и Леонид Павлович, прикрывая ладонями рты, и отворачиваясь, сдержано захихикали.
   Степка заподозрил подвох, но за кувалдой все-таки сходил. Ничего выпирающего он не увидел и решил, что старый механик просто решил приколоться над только что прибывшим салажонком. Степан слышал от старшекурсников всякие случаи с шутками над новичками. Поэтому он решил заглянуть сначала в трюм, куда сквозь палубу уходили здоровенные бревна, верхушки которых и образовывали этот злополучный кнехт, предназначавшийся для швартовки судна. Спустившись в трюм, Степка обнаружил, что бревно, которое приказал ему осаживать Кузьмич, упирается своим основанием в днище баржи. Можно стучать по нему до скончания века впустую, потешая приколиста своим незнанием устройства судна.
   В Степане тут же проснулся бесенок с ответным приколом. Незаметно взяв ножовку по дереву из аварийного материала, (благо Санька показал все, что и где находится), Степка спустился обратно в трюм баржи и аккуратно выпилил кусок бревна. Укороченное бревно висело над днищем, удерживаясь только за счет палубы.
   Как ни в чем не бывало, появившись на палубе "Василиски", матрос окликнул Кузьмича, что-то разбиравшего на корме, так чтобы слышали и остальные:
   - Кузьмич, кнехт еще осаживать или хватит?!
   Вспомнив о данном им задании, механик пришел в полный восторг от того, что на эту шутку с бородой хоть кто-то клюнул. С важным видом он подошел к кнехту, возле которого стоял Степан с кувалдой. Лицо Степки выражало полную изможденность от непосильного труда. Подошли к ним и Санька с Палычем. Кузьмич, оглядев деловито кнехт, выдал резолюцию:
   - Плохо стараешься, матрос! Бревно ни на сантиметр не просело. Давай дальше осаживай.
   Долго упрашивать парня не пришлось. Он со всей дури ударил кувалдой по бревну. От такого удара оно с диким скрежетом провалилось под палубу.
   Результат проведенной операции превзошел все Степкины ожидания.
   Кузьмич плюхнулся на пятую точку, прикусив при этом язык. Его глаза выкатились из орбит, а изо рта вырвалось непонятное мычание. Санька одним прыжком сиганул с баржи на буксир с криком:
   - Он ей днище пробил! Тикайте!!!
   В то же время Леонид Павлович, на ходу приказывая тащить аварийный материал по заделыванию пробоины, ринулся внутрь многострадальной "Василиски". Санька, уже пришедший в себя от командирского крика, бежал с инструментом на помощь капитану мимо механика, обалдевшего от увиденного и боли в языке. Именно в это время из трюма показалось каменное лицо командира. Вид его не предвещал ничего хорошего для всех шутников, как молодых, так и старых.
   Разнос всей команде был неминуем, но механик заставил рассмеяться всех.
   - Что, Палыч, бревно само свою дырку законопатило? Нас пронесло?
   - На счет всех не знаю, а вот тебя, судя по твоему виду, пронесло точно! - ответил Палыч и, расплываясь в улыбке, добавил:
   - Еще несколько таких ответных шуток в твой адрес и тебе ходить не в чем будет!
   - Почему? - искренне удивился Кузьмич, понемногу приходя в себя, еле ворочая распухшим языком.
   - Да потому, что все штаны загадишь, застирывать не будешь успевать! - хохоча, резюмировал капитан.

4. Как Санька испортил якоря и получил за это премию.

  
   Время за шутками протекло незаметно. "Василиска" была откачана и отбуксирована к берегу, где ее вытащили тракторами. Веселья поубавилось. У пароходов и барж, как и у людей, есть дата рождения и дата кончины, между которыми протекает их единственная в своем роде, никем неповторимая, со своими невзгодами и приключениями жизнь. У каждого плавсредства, даже у последнего понтона, своя судьба, свой путь, отмеренный течением времени и реки.
   Попрощавшись с "Василиской" протяжным гудком, буксир, развернувшись, вышел из затона и пошлепал вверх по реке за своим первым в эту навигацию плотом. Потянулись дни один похожий на другой, как две капли воды. Шесть часов вахты сменялись шестью часами отдыха. Командиры вели судно, матросы следили за двигателем, варили обед, занимались покраской судна.
   Так незаметно пролетело несколько дней, пока буксирчик не дотопал до места назначения, где его ожидал только, что сформированный плот.
   Степан, освоившись, уже считал себя полноценным членом экипажа, освоив свои нехитрые обязанности. С Санькой у него завязалась настоящая пацанская дружба, командиры и впрямь оказались добрыми и отзывчивыми дядьками, правда, любившими при каждом удобном случае похохмить. Серьезных поломок не было, погода радовала теплом, а природа распускающейся зеленью и чириканьем на все лады пернатых. Что еще надо для полного счастья парню, карпевшему над ненавистными учебниками всю зиму!?
   К новоиспеченному плоту "Кит" подошел ранним утром, когда солнце в тандеме с легким ветерком только-только начинали будить речку, дремавшую под своей зеркальной гладью. Солнечные зайчики заплясали на поднимающейся ряби, отражаясь на прибрежных деревьях.
   Леонид Павлович лихо подвалил к передней сплотке.
  -- Степка! Подавай чалки, - гаркнул он, свесившись с капитанского мостика.
   Степан четко выполнил приказание. Уже умелыми движениями он быстро накинул швартовые на бревна и замотал концы на кнехты. "Кит" размеренно покачивался на догнавшей его своей же волне, стоя в голове плота.
   Река, все равно, что большая деревня, все друг друга знают. Если даже не по именам, так в лицо точно. Поэтому Степка даже не удивился, когда сплотчики поздоровавшись, запросто затеяли разговор с Кузьмичем и Санькой, выползшими на палубу.
   Общение протекало в обычном русле. Сначала порадовались началу навигации, потом сокрушались по поводу отсутствия нужного количества запасных частей, потом перемыли косточки всем знакомым, потом начальству и, как всегда, в завершении досталось нынешней власти.
   Исчерпав все общепринятые темы, начали потихонечку подкалывать друг друга, вспоминать смешные случаи, случившиеся с кем-нибудь из присутствующих.
  -- Санек! Не обижает тебя Кузьмич-то? - начал издалека бригадир сплотчиков.
   -Такого обидишь, - пробурчал Кузьмич, понимая, куда сворачивает разговор. - Себе же дороже будет.
   Все хором заржали. Не понимал причину общего веселья только Степка.
   - Да, Кузьмич! - не унимался бригадир, - В следующий раз ты Саньку не якорь, а свой буксир пополам перепилить заставь.
   Над рекой опять понеслось общее гоготание. Заметив Степкино непонимание причины веселья, бригада наперебой с упоением начала пересказывать случай, не обращая внимания на покрасневшего Кузьмича и не замечая потупленного Санькиного взгляда.
   А дело было так.
   Придя с берега навеселе, механик решил подшутить над только что прибывшим из ПТУ Сашкой. На "Ките" тогда предъявляли речному регистру якорные цепи. Буксир стоял носом в берег, якоря лежали на песке, а цепи были растянуты ровными рядами, готовые к осмотру и последующей покраске.
   Припомнив старый прикол, Кузьмич достал плохонькое полотно по металлу и заставил новичка отпиливать лапы у одного из якорей, мотивируя свой приказ тем, что, мол, старые лапы затупились, и вместо них приварят новые. Перепилить вручную якорь практически невозможно, особенно той "лысиной", которую колобок всучил новичку, поэтому старый шутник в душе уже посмеивался над незадачливым, как ему тогда казалось, пареньком. Сашка, давно зная этот прикол, спокойно спросил у механика:
   - А если у этого отпилю, у другого тоже отпиливать?
   - Конечно! Если справишься с этим заданием, я тебя своими часами премирую. - Изображая полную серьезность, ответил Кузьмич и ушел к себе в каюту.
   Санька и не думал перепиливать якоря плохонькой ручной ножовкой. Рядом стоял списанный буксир, который потрошила бензорезами бригада шабашников.
   -Мужики, помогите, пожалуйста, лапы у якорей отрезать, механик приказал. Вам ведь бензорезом это раз плюнуть. А я вам за пивком сгоняю, - включил дурачка Санёк.
   Может быть, знающий человек и отказал бы матросику, посмеиваясь про себя. Но шабашники были люди далекие от флота, всех флотских приколов не знали, а посему быстро откликнулись на просьбу паренька, тем более, что им светило пиво, практически на халяву.
   Растолкав закимарившего Кузьмича, Санька запросто доложил:
   - Ваше приказание выполнено! - и с издевкой добавил, - Жду новых поставленных вами задач!
   До пузана не сразу дошло, какой приказ приведен в исполнение. Сев на шконку, Кузьмич медленно начал вспоминать последние события. И по мере того, как к нему возвращалась память, прямо пропорционально увеличивалась тревога. Как говориться: "Предчувствия его не обманули". С несвойственной любому толстяку прытью, механ домчался до носа парохода, глянул вниз на то, что еще недавно было якорями, и остолбенел. Потеряв дар речи, он водил пальцем в пространстве, указывая толстым перстом то на Саньку, то на лежащие под носом судна якоря, превращенные в металлолом. При этом удивленные выпученные глаза и хлопающий, но не издающий ни звука рот, делали его лицо похожим на башку здоровенного жирного карася, которого только что вытащили из воды.
   Скандал был неимоверный. Шутника наказали по всем статьям. Лишили премии и вкатили выговор. Снабженцы сбились с ног, летая по соседним затонам в поисках якорей нужного калибра. Зато над Санькой больше никто прикалываться даже и не думал.
   - Меня тогда сам директор заставил без трактора до парохода эти чертовы якоря "катить", - вздохнул Кузьмич. - И надо было шабашникам у этого придурка под рукой оказаться.
   - Не надо было старые шутки по пьяной лавочке вспоминать, - включился в разговор Леонид Павлович, вернувшийся с бумагами на плот из лесосплавной конторы.
   - Тогда бы и якоря были целы... - начал один из сплотчиков.
  -- ... и механики были сыты! - закончил в тон первому второй, намекая на уплывшую тогда премию, под общий хохот всех присутствующих.
  -- Хрен с ней с премией, часы жалко, - сетовал Кузьмич. - К юбилею пароходства вручили. А тут сам премировал за свои же невзгоды этого балбеса. Черт меня за язык дернул.
  -- Ты, Кузьмич, как Паниковский, - не унимался бригадир. И изображая Гердта, игравшего в "Золотом теленке" великого слепого прошамкал, - пилите, Шура, они золотые. Кстати, после того случая по всей реке Саньку звали не иначе, как Шура Балаганов.
  -- Ну ладно, хватит лясы точить. Пора в рейс. Подавайте буксирный трос, и отваливаем, - тоном, не терпящим возражений, скомандовал Палыч.
  

5. Как синоптики организовали Степкино крещение.

  
   Тащить плот - это даже не наука, а, скорее всего искусство. И для виртуозного исполнения требуется талант. А талант у Леонида Павловича был. Лихо заправляя плоты на перекаты, в узкости, под мосты, за всю свою капитанскую практику Палыч ни разу не разбил состав. Да что там - разбил! Практически ни разу он не цепанул возом дна реки. Посадить плот на меляк - дело обычное, но только не для капитана "Кита". Этот всегда проведет "вязанку" без эксцессов. Так было бы и в этот раз, если бы не облажались синоптики.
   Плот послушно тащился за буксиром, плавно, след, в след, переваливая за пароходиком через перекаты. Чем ниже по реке спускался состав, тем течение становилось все слабее, берега расступались все дальше друг от друга, уступая место начинавшемуся водохранилищу.
   Приняв по рации прогноз погоды, обещавший хорошую погоду, Леонид Павлович сдавал вахту Кузьмичу, поднявшемуся в рубку сменить капитана.
  -- Погода нас балует, Бог даст, за неделю плот притащим, - затевая разговор, начал Кузьмич, прочитав прогноз погоды.
  -- Прогноз то хороший. Не нравится мне только эта чернота на горизонте, - задумчиво отозвался Палыч, оторвав бинокль от глаз и протягивая его механику.
  -- Да, похоже, с прогнозом нас обманули, - с нарастающей тревогой продолжил разговор Кузьмич, прильнув к окулярам. - Что делать будем, командир? С нашей скоростью вернуться не успеваем. До ближайшего убежища тоже не дотянем, до него, почитай, верст пятнадцать будет. С нашим ходом это займет больше пяти часов.
  -- А если под берег спрятаться? - встрял сидевший в уголке Степка.
  -- Нельзя, - пустился в объяснения Кузьмич, пока Леонид Павлович о чем-то размышлял, водя пальцем по лоцманскому атласу, меряя километраж. - Под берегом плот враз разобьет. Там из-за мелкотуры волна круче, да и ветерок вдоль реки дуть начинает.
   А свинцовые тучи приближались. Ветер быстро крепчал, нагоняя, растущую с каждой минутой волну. "Кит" стал заметно раскачиваться, все глубже зарываясь носом в набегавшие валы.
  -- Степка! Где там Санек!? Задраивайте все иллюминаторы, люки, двери. Похоже, что отдохнуть нам сегодня не придется. Вечер обещает быть веселым, - сказал Палыч.
   Плот уже нырял в волны, как подводная лодка, то, обнажая нижние бревна, то, полностью погружаясь в разгуливающуюся пучину. Головные пучки начали издавать жалобный стон, дергая пароход за буксирный трос при каждом новом ударе.
  -- Кузьмич! Трави буксир по максимому, пока его не оторвало, - продолжал командовать капитан, - будем на волну держать, а там и до залива дотянем, может быть, там и спрячемся.
  -- Кузьмич привычными движениями вытравил трос с буксирной лебедки. Плот стал намного дальше от судна, буксирный трос провис и уже не дергал "Кита" за "хвост".
  -- Палыч! С плота фонари смывает! - запыхаясь, протараторил Санька, забегая в ходовую рубку.
   Командир не оглядываясь, ответил:
  -- Кормовой прожектор на него разверни. При надобности посигналим, чтоб не наехал сдуру кто- нибудь. Да составьте в каютах все на пол, а то ни посуды, ни телевизора, да вообще ничего не останется.
   Между тем качка все увеличивалась. Волны колотили "Кита" в нос с таким остервенением, будто бы хотели закинуть его на небо, которое, в свою очередь, обложившись тяжелыми тучами, казалось, наоборот хочет сильнее пришмякнуть посудину к беснующейся воде.
   От сильных ударов корпус подрагивал. Степка с Санькой, борясь с подступающей тошнотой, пытались прикрыть хлопающие двери внутренних помещений. Удавалось это им с большим трудом, так как палуба коридора постоянно уходила из-под не слушающихся ног, а стены, наклоняясь, норовили больно ударить парней в голову. В конце концов, потеряв равновесие, они попадали, как подкошенные. Хлопающие двери больно били, катающихся по полу пацанов, не давая им подняться.
   Дело принимало неприятный оборот. Леонид Павлович, продолжая стоять за штурвалом, прекрасно осознавал всю серьезность ситуации. Если корабль худо - бедно выдерживал натиск стихии, то плот вот - вот начнет разваливаться по частям. И самое обидное, что от него, капитана славного буксира, уже ничего не зависит. Остается только уповать на везение и на то, что сплотчики не схалтурили при увязке плота.
  -- Кузьмич, где там пацаны? Спустись, посмотри. Небось, от такой карусели и дорогу-то в рубку забыли, - невесело пошутил капитан, обращаясь к стоящему рядом механику.
   Кузьмич ловко стал спускаться по трапу вниз, несмотря на тучность своей комплекции. Парней он увидел тут же. Держась друг за друга, они шарахались по коридору от стены к стене, попутно умудряясь захлопывать двери.
   Крепко ухватившись за поручень, бывалый и в худших переделках, механик не мог без смеха смотреть на молодежь. Ему по-отцовски было их жалко, но занимаемое положение на иерархической лестнице не давало ему права на сюсюканье.
  -- Ну что, салаги! Это вам не якоря бензорезом уродовать. Давайте гребите сюда. Шеф желает, чтоб вы предстали перед его ясными очами, - как можно веселее заговорил механик, чтобы хоть как - то приободрить парней. А, увидев, их зеленые с набитыми шишками, выражавшие испуг, ошалевшие лица, продолжил, не удержавшись от подколки:
  -- Как вы тут? Форму содержанием не замарали?
   Вдруг буксир качнуло с такой силой, что хлопающая дверь кают - компании не выдержала последнего удара о переборку, с диким скрежетом вырвалась с петель и полетела по коридору прямо в спины ничего не ожидавших матросов. Кузьмич мгновенно оценил ситуацию:
  -- Ложись! - неистово заорал он, прыгая на подошедших практически вплотную к нему пацанов, подминая их под себя.
   В следующий момент дубовая дверь со всего разгона врезалась в голову механика, накрывая его всей своей плоскостью.
   Степка, не успев ничего сообразить, только ощутил, как обмякшее тело Кузьмича больно придавило его к полу. Он чувствовал, как, рядом чертыхаясь, пытался выбраться из-под "завала" Санька. Степан предпринял те же попытки, и общими усилиями парни выбрались из-под Кузьмича, накрытого в свою очередь тяжелой дверью.
  -- Кузьмич! Кузьмич! - орал Санька, стаскивая с механика дверь.
  -- Санек! Тащи аптечку, - бросил Степка, переворачивая тучное тело на спину.
   Санька пополз по хаотично метавшемуся во все стороны коридору, толкаясь со стенами. В то же время Степану удалось перевернуть Кузьмича животом вверх. Лицо последнего было залито кровью. Парень не растерялся. Приложив ухо к огромной груди, услышал биение сердца. Вместе с этим изо рта механика послышался стон.
  -- Жив! Слава Богу! - подумал вслух Степка, срывая с себя рубашку и аккуратно прикладывая ее к голове Кузьмича. Тут же появился с аптечкой Санька, перемещавшийся для лучшей устойчивости на четвереньках.
   Пока один бинтами обматывал голову своего спасителя, второй уже совал механику под нос нашатырь. Придя в себя, Кузьмич сделал попытку подняться, но потерпел неудачу. Пацаны помогли ему сесть и прислонили к стене.
  -- Давайте в рубку, кэп зовет, - тихим стоном приказал механ, - я здесь посижу, оклемаюсь немного.
  -- Кузьмич, давай мы тебя до каюты дотащим, - попытался возразить Степан.
  -- Вы сначала научитесь свои задницы таскать в непогоду, а потом уж и за меня беритесь, - пытался шутить толстяк, - угробить меня хотите окончательно!? Марш в рубку!
   Степка с Санькой, крепко хватаясь за поручни, быстро, на сколько это позволял выскальзывающий из под ног трап, поднялись в ходовую рубку.
   По ней почему-то гулял сильный ветер, а брызги, от разлетавшихся во все стороны от форштевня волн, заливали все помещение. Только приглядевшись, Степка понял, что лобового окна больше нет, а пульт управления весь усеян мелкими осколками. Но самое страшное было то, что лицо капитана и его руки, вцепившиеся в штурвал, были все в мелких порезах. Разлетевшееся от напора ветра и воды стекло прилично посекло кожу. Заметив смятение матроса, Палыч спокойным голосом произнес:
  -- Ничего, главное в глаза не попало, а царапины - ерунда, - и, увидев, что парень стоит перед ним без рубашки, продолжил, - А рубаху-то где потерял?
   Пацаны поведали шефу обо всем, что произошло внизу.
  -- Давайте-ка так. Санек, иди к механику, да в машину не забывай поглядывать, только аккуратнее там. А ты, Степ, принеси-ка бинт да ваты кусок, меня подлатаем, а то льет, как с недорезанного поросенка, - сказал спокойно Палыч.
   Его спокойный тон положительно подействовал на уже начинавшие сдавать нервы матросов. Воскресшая уверенность толкала парней на усердное выполнение своих обязанностей и распоряжений командира. Пока Санька ползал в машинное отделение, проверить работу механизмов, Степка обложил Кузьмича со всех сторон подушками и одеялами, вытащенными из ближайших кают, и перевязал лицо и руки Леониду Павловичу.
   Шторм ушел так же неожиданно, как и начался. Ветер заметно терял свою силу, а волны становились ленивее и положе. Огромные тяжелые тучи сначала начали рваться, а затем и совсем исчезли за кормой, увлекаемые за собой пронесшейся непогодой.
   Плот на удивление оказался крепким. Не считая смытых такелажных снастей и фонарей, пары разбитых пучков и потери первоначальных очертаний прямоугольника, "вязанка" благополучно перенесла случившееся.
   В ближайшем населенном пункте пришлось сделать остановку. Поставив плот к берегу, буксир подошел к маленькому местному причальчику. В сельском мед пункте, осмотрев голову Кузьмича, местный фельдшер констатировал:
  -- Череп не пробит, а шкура заживет.
   И не стал даже тратить время на штопку черепушки механика, просто забинтовав ее. Потом очередь дошла и до Палыча, яростно сопротивлявшемуся осмотру. Но, сдавшись под напором экипажа и местного эскулапа, получил запоздалый укол от столбняка, так, скорее всего, чтобы в следующий раз не сопротивлялся, и новую "упаковку" из ваты и бинтов.
   Взглянув на командиров, Степка не удержался и брякнул:
  -- Мумии возвращаются!
   За что и получил сразу с двух сторон увесистые оплеухи.
   Оставшийся путь до места назначения плота прошел спокойно, если не считать, что на "Ките" пришлось восстанавливать почти все раскачавшиеся двери, вставлять выбитые стекла, заново наводить порядок.
   Плот был сдан без замечаний, и экипаж томился в ожидании нового приказа.
  

6. Как Степка готовил, и что ему за это пожелали.

  
   Степка уже привык работать на буксире, и с каждым днем "Кит" все больше и больше ему нравился. Парни покрасили уже почти весь пароход, не считая незначительной мелочи. Теперь он поблескивал новенькой краской, напоминая яркую игрушку, красующуюся на витрине магазина.
   Обед и ужин всегда варил Санька, а пока товарищ кашеварил, Степка красил, мыл, драил за двоих. Ему не очень хотелось стоять у плиты. Не потому, что ему было лень, а из-за того, что готовить нормально он все-таки не умел.
   Но сколько веревочки не виться, а конец будет. Санька, слегка поранив руку при сдаче плота, передавал бразды правления на камбузе Степану:
  -- Не дрейфь, Степуха! Вари, что умеешь, не в ресторане работаешь. Слопаем.
   Степка почесал затылок. Легко сказать: "Что умеешь!", а если даже вспомнить нечего, что умеешь, как быть? Конечно, есть одно блюдо, присутствующее в арсенале любого мужчины. Но ведь одной яичницей экипаж кормить не будешь!
   Поразмышляв на тему вкусной и здоровой пищи, Степан махнул рукой: была - не была. Что нибудь да получится. С этими мыслями он налил в кастрюлю воды, поставил ее на плиту, насыпал туда всего понемножку: рис, вермишель, гречку, горох, нарезал туда же подвернувшийся под руку огурец и, в довершение всего, кинул кусок мяса.
  -- А варить не так уж и трудно, - подумал радостно парень, накрывая кастрюлю крышкой.
   Но радость его была не долгой. По непонятной причине крышка начала подниматься, и из-под нее начал выползать кусок мяса, явно, кем-то подпираемый изнутри. И действительно, в своих порывах сбежать из кастрюли мясной шмат был не один. Обгоняя его, через борт полезли все ингредиенты, толкаясь, друг с другом. Степка смотрел на происходящий побег и не верил своим глазам. Он хорошо помнил, что положил всего понемногу. Откуда в кастрюле взялось такое количество съестного, он не понимал. Пришлось отчерпывать добрую половину содержимого, и отправить излишки на корм рыбам.
   Долив воды, Степка стал ждать очередного подвоха. Но из кастрюли больше ничего не вылезало, по камбузу пополз аромат чего-то съедобного, только вот чего, не смог бы определить никто. Заглядывая в кастрюлю, матрос наблюдал за процессом варки, про себя отметив, что мясо стало тонуть в какой-то непонятной массе. Рис, гречка и вермишель, почему-то исчезли, сделав воду не очень привлекательного цвета, а вот горох с огуречными ломтями плавали в этой жиже практически в первозданном виде.
   Поварив еще немного содержимое, новоявленная стряпуха решила, что хватит издеваться над продуктами, и пора их прикончить.
   Сказать, что Степке несказанно повезло, так как его не убили в самом начале обеда, значит не сказать ничего. Все варево, пригодное только для оклейки обоев, полетело за борт, а экипаж довольствовался исключительно консервами.
  -- Санек! - перекусив, обратился к вылизывавшему консервную банку пацану Палыч, - Как хочешь, но на камбузе, чтоб этого диверсанта ( он ткнул пальцем в сторону Степки) я больше не видел. Бери кастрюли в свои руки и ваяй жратву в одиночестве.
   И уже шутя, продолжал:
  -- Не погуби экипаж, доверяя наши жизни студентам, которые в своей общаге благодаря мутации после таких вот кормешек, после естественного отбора и гвозди научились переваривать. Не оставь наш "Кит" сиротинушкой!
  -- Не дай сгинуть в гиене огненной от несварения желудка и заворота кишок, - вторил капитану механик, - не допусти просиживания остатка дней наших в гальюне в муках адовых.
   -Да прославится имя твое в делах камбузных и навеки впишется золотыми буквами на судовую доску почета, - закончил шеф.
   Поддерживая заданную ноту, практически канонизированный матрос вторил начальству:
  -- Не пощажу живота своего за дело ратное в борьбе с провизией за вкусную и здоровую пищу. Не допущу маету задниц ваших по клозетам корабельным и береговым местам общего пользования.
   Долго бы еще продолжалась эта тирада, если бы диспетчер не вызвал бы "Кита" на радиосвязь.
  

7. Как "Кит" превратили в паром.

  
   Леонид Павлович быстро поднялся в рубку, а остальные притихли, вслушиваясь в обрывки разговора капитана с диспетчером. Вернувшись в кают-компанию, Палыч грустно произнес:
  -- Плот сдали, пошли на переправу.
  -- Какую переправу? - не понимая, переспросил Кузьмич.
  -- Старушек с берега на берег возить здесь будем в сады и огороды, пока их галошу не починят, - раздраженно объяснил капитан.
  -- Вот те, на! Лучший буксир в автобус превратить решили, - вставил свое слово Санька.
  -- Работа есть работа, - успокаивая экипаж и себя самого, оправдывал приказ диспетчера командир, - бабкам тоже на чем-то на огород ездить надо.
  -- Вот на своей галоше бы и ездили! - не унимался матрос, - Затопчут всю палубу, а нам со Степкой выгребать. Этих огородников только запусти в их говнодавах, враз всю землю на башмаках на палубу перетащат...!
  -- И будут сажать свою редиску, не сходя с буксира! - попробовал закончить речь напарника шуткой Степан.
  -- Эх, молодежь! - протянул Кузьмич в предвкушении чего-то такого, что было не ведомо пацанам, - Закуска сама на пароход к вам лезет. Ягоды, лучок... Опять же бабки-то не всегда одни ездят на свои плантации. Им иногда внучки помогают, - и, почесав подбородок, мечтательно домурлыкал, точь-в-точь, как кот Матроскин, - а иногда и дочки...
  -- Хорош трепаться! Тоже мне, кот мартовский! Наше дело телячье - обосрался и стой! Нам приказали, мы выполнили, - и уже переходя на шутливый тон, капитан добавил, - а если, кто будет пассажиров на закуску раскручивать, к бабам клеиться и молодежь с пути истинного сбивать, то получит по наглой толстой морде!
   И, стерев улыбку с лица, серьезно добавил, давая понять, что разговор окончен:
   - Отдавай концы, пошли на переправу.
   Запыхтев трубой, как заядлый куряка, " Кит", набирая ход, пошел к местной переправе, где уже толпились пассажиры.
   Бабки с кошелками, мужики с лопатами быстро заходили на палубу и так же быстро исчезали с нее на другом берегу, уносясь в свои огороды. Буксир метался между двух берегов, как загнанный в клетку зверь.
   Санька был прав. После трудового дня палуба походила на клумбу.
  -- Ну, что я говорил? - обижено и устало гундосил матрос после того, как последний пассажир покинул судно, и "Кит" накрепко ошвартовавшись, встал у причала на ночевку.
  -- Картошку сажать можно! - не унимался Санька.
  -- С картошкой ты, паря, опоздал малость недели на три, - откликнулся Кузьмич, - сажай-ка ты лучше, что попроще, вот хрен, например.
  -- Не! - протянул подошедший Степка, - Хрен не надо. А то, что про нас говорить станут: "Вот идет "Кит". Да и хрен с ним!".
  -- Ну что, агрономы, не можете поделить сферы деятельности? - вмешался Палыч, - швабры в руки и поехали. Один с носа, другой с кормы. Кузьмич, штуртрос ослаб, подтянуть бы надо.
  -- Будет исполнено, мой генерал! - картинно вскочив по стойке смирно и отдавая честь, рапортовал механик.
   Все занялись своими делами. Не прошло и часа, как "Кит" отмытый и подремонтированный снова радовал глаз, сверкая чистотой в последних лучах заката.

8. Как на "Ките" появился новый член экипажа.

  
   Переделав все дела, экипаж сидел на корме, неспешно покуривая.
  -- Это кого еще черт несет? - вглядываясь в наступающие сумерки, ткнул пальцем Санька в сторону дороги, ведущую к пристани. Все в ожидании притихли, разглядывая два приближающихся силуэта. Что-то в них было не так. Высокая фигура вела за непропорционально длинную руку какого-то низкорослого уродца, свободная рука которого хаотично летала в воздухе. Складывалось ощущение, что маленький Квазимодо что-то рассказывал ведущей его "каланче", энергично жестикулируя.
   Когда сладкая парочка приблизилась к пароходу так, что можно было разглядеть всё в деталях, у куривших на корме речников из открывшихся от удивления ртов повыпадали сигареты. Их глаза приобрели размеры иллюминаторов и уставились на подошедших.
   Высокий парень в морском кителе держал за руку молоденького орангутанга, одетого в черные брючки и белую матросскую фланку.
  -- Здорово, парни! Где у вас капитан-то? - заговорил парень, - Кузьмич, не узнал что ли?
  -- Гришка, ты!? - отозвался ошалевший толстяк. - Тебя и не узнать! Возмужал то как. А это что за чудо с тобой?
  -- Это Федор. Прошу любить и жаловать. Ну, где батя-то? - нетерпеливо напомнил Григорий после знакомства.
  -- Степка, кликни шефа, скажи: сын к нему наведался, - повернулся к стоящим с открытыми ртами матросам Кузьмич.
   Но Леонид Павлович уже сам торопился на встречу с сыном, услыхав из каюты родной голос.
  -- Какими судьбами в наши края, - обнимая парня, спросил Палыч. - Вроде бы вы еще рейс в Африку сделать должны были до твоего отпуска?
  -- Нас, батя, на ремонт поставили, всех по отгулам, да по отпускам разогнали. Хочу ехать к Маринке предложение делать. Ты ведь давно о внуках мечтаешь?
  -- Ну, наконец- то. А то мы с матерью уж и надеяться перестали с тех пор, как ты мореходку окончил. Невесте что ли такой подарок везешь? - ткнул пальцем в обезьяну отец, - Откуда он у тебя?
  -- Вот про это я с тобой и хочу потолковать! - перешел на серьезный тон моряк, - Сам понимаю, что свататься с таким приданым только идиот может. Да только его оставить негде. Помнишь, я тебе писал, как нам его несколько месяцев назад в Конго презентом подогнали? Один в один, как в "Полосатом рейсе". Так вот, он у нас на корабле с тех пор и прописался. А на ремонт встали, всех, как ветром сдуло. Пришлось с собой взять. Не пропадать же животинке. Приютите Федьку у себя на буксире на недельку, пока я предложение сделаю! - и, видя, что отец колеблется, Гриша с мольбой в голосе еще сильнее начал уговаривать Палыча, - Бать! Ну, возьми, пожалуйста. Знаешь, как я вас искал, как добирался сюда. Пока всех диспетчеров обспрашивал, где вы есть, всю реку объездил. Возьми, бать, он тихий и ест все, что ни дай.
   Все ошалело смотрели на орангутанга. А тот, чувствуя наступления перемены в своей жизни, уткнулся мордой в брючину Грише, обняв длинными ручищами его ногу.
  -- Батя! Ты хочешь, что бы я женился или нет? - начал шантажировать отца молодой моряк, уже не прося, а, наседая на Леонида Павловича, - На меня не как на жениха, а как на клоуна в поселке смотреть будут.
  -- Не, Гринь! - прервал морячка Кузьмич, - Клоуна ты переплюнул, когда этот хвост за собой с парохода потащил. А вот Маринкина мать, - с издевкой продолжал механик, - точно подумает, что у тебя в твоей Африке любовь с продолжением случилась.
   И уже подтрунивая над капитаном, добавил:
  -- Палыч! Как думаешь, признают твои сваты приемного внука?! Федор - хорошее имя, наше русское. Не беда, что рожей не вышел! - заржал приколист.
  -- Тьфу! Болоболка! Лишь бы поржать! - разозлился Палыч. И обращаясь к сыну, продолжил, - Ну куда я его дену? К матери его вези. Пусть неделю дома у нас и сидит. Кстати, под твоим же присмотром. Чай не целыми сутками у Маринкиного подола пропадать будешь.
  -- Батя! Ты как не в поселке у нас живешь! - взвился Григорий, - Да я еще до затона три часа топать буду, а про наше появление уже во всех домах говорить будут.
  -- Палыч, - уже серьезно заговорил механик, - парень прав. Не надо судьбу за вымя дергать. Справимся как-нибудь, - и опять переводя все в шутку, громче произнес, - а не успеет забрать свою макаку через неделю, пустим Феденьку на чучело пассажиров с переправы отпугивать.
   Разразился дружный смех, в котором не участвовал только Федор, еще крепче прижавшийся к ноге Гриши.
   Переночевав на буксире, Григорий рано утром, обнявшись с отцом и попрощавшись с остальными членами команды, ринулся на встречу своему счастью, оставив временно орангутанга на попечение экипажа "Кита".
   Собрав всех в рубке, Леонид Павлович распорядился:
  -- Степан! Бери Федора в свои руки.
  -- Почему я? - опешил матрос, чувствуя, как остальные облегченно вздохнули.
  -- Санька кашеварит, Кузьмич в машине, я за штурвалом. На камбуз, в машину и в рубку обезьяну не потащишь, - резюмировал капитан, - поэтому, выбирая из всех зол наименьшее, пусть он с тобой возле швартовых крутится. На палубе и для нас, и для него безопаснее, - и, видя смятение парня, добавил, - а в свободное время мы все тебе поможем.
  -- Да, да, поможем! - охотно закивали Кузьмич с Санькой. У каждого из них на лбу было написано: " Надеюсь, что эту неделю свободного времени у меня не будет".
   Обезьяну, после отъезда Григория, переночевавшего ночь вместе со своим питомцем в каюте отца, и уже успевшую внести кое-какие изменения в интерьер помещения, несмотря на Степкины протесты, решено было поселить в его каюте. Что бы, так сказать, подопечный ни на минуту не оставался без присмотра новоиспеченной няньки.

9. Как Федор поссорился с экипажем.

  
   Федор, узрев отсутствие своего морского товарища, сначала приуныл, но вскоре, чувствуя себя все же на корабле, только незнакомом, начал обживать новое пространство, знакомиться, так сказать, с новой посудиной.
   Для начала он просто перевернул все вверх дном в каюте Леонида Павловича. Затем, выйдя через незапертую дверь, двинулся сразу на камбуз. Запах готовящегося завтрака манил растущий организм, указывая ему правильное направление и помогая ориентироваться на незнакомой местности.
   Пока экипаж готовился принять первых пассажиров, обезьяна уже завтракала яичницей с сосисками, прямо из сковороды, ни сколько не переживая, что оставляет приютивших ее благодетелей голодными.
   Опорожнив сковороду, Федор начал изучать содержимое провизионки. По всей вероятности, ему не понравилось, что все продукты разложены по пакетам и банкам, и стояли каждый на своем месте. Легкими движениями своих четырех рук, рыжий монстр свалил все продукты на пол и основательно перемешал их между собой. По его уверенным движениям можно было бы предположить, что подобное он уже проделывал и раньше. Оставшись довольным проделанной работой по разорению провизионки, Федя уже подбирался к холодильнику, как вдруг на камбуз вошел Санька. Обалдев от увиденного, матрос ошалело уставился на разбойника. Тот в свою очередь застыл в ожидании справедливого наказания, выпучив черные глаза на поймавшего его с поличным. Так они стояли, остолбенев, друг против друга с минуту. Каждый думал, как поступить дальше. Первым из ступора вышел Федор. Не сводя глаз с обалдевшего парня, обезьяна медленно зачерпнула с пола полную горсть того, что еще недавно было съестными припасами, и молниеносно швырнула содержимое огромной пригоршни в застукавшего ее Саньку.
  -- Ты что же, гад, продуктами кидаешься!? - медленно прошипел матрос, покрываясь с головы до ног перемешанными до однородной массы мукой и крупами, машинально хватаясь за огромную сковороду, где еще недавно была яичница.
  -- Да ты еще и жлоб! В одно рыло весь завтрак стрескал! - вскипел Санька окончательно, опуская железяку на башку обидчика.
   Орангутанг увернулся от удара с ловкостью боксера и, предчувствуя близкую расправу, с криком начал носиться по небольшому помещению, сшибая все на своем пути, что еще осталось нетронутым во время погрома. Бардак увеличивался с каждым мгновением в геометрической прогрессии. На шум поспешили Степка и Кузьмич. Не успели они открыть дверь, как что-то бесформенное белое выскочило из камбуза и в мгновение ока взметнулось на мачту. Следом вылетел разъяренный, такой же белый Санька. Ругаясь и размахивая сковородой, он, мягко говоря, не очень лестно отзывался о Федоре, не забывая практически через слово упоминать и про его мать.
  -- Что, Сань, пельмешки лепим? Ну - ну! - вкрадчиво и как бы равнодушно, скорее утвердительно, чем вопросительно изрек Кузьмич.
  -- Я эту пельмешку на шашлыки пущу! - орал Санька, размахивая пустой сковородкой в сторону примостившегося на рее Федора, - Сволочь весь завтрак один сожрал, да еще и камбуз разгромил!
   И опять из уст матроса полились непечатные выражения с такими же непечатными пожеланиями в адрес и Федора в частности, и всех приматов в целом.
  -- Чего шумим? - раздался голос Леонида Павловича с капитанского мостика, - Санька, ты, что такой грязный. Когда завтракать будем? И обезьяну еще накормить чем-то надо.
  -- А Феденька уже сыт, - как бы наблюдая со стороны за всем происходящим, констатировал Кузьмич.
  -- Ну и ладненько, - не врубаясь в юмор механика, произнес Палыч, - теперь давайте и мы позавтракаем, а то скоро первый рейс.
  -- Не получится,- угрюмо ответил Санька, - этот выродок нас объел. Мало того, он и все наши запасы уничтожил, по-новой закупать надо.
   Капитан уже спустился из рубки на палубу и, почуяв неладное, заглянул на камбуз.
  -- С первым веселым днем! Голодно, но весело! - совсем невесело подытожил Степка.
  -- Ладно. Приберитесь тут и дуйте за продуктами. Первый рейс мы с Кузьмичем вдвоем сходим, - пробурчал капитан.
  -- Втроем! - возразил толстяк, - Вон чучело на мачте еще болтается. Не дай Бог, спустится раньше, чем пацаны придут. Хана нам с тобой будет, Палыч. Если он нас до смерти не угробит, так пассажиры из-за него добьют.
   Тем временем обезьяна и не думала спускаться с мачты. Обдуваемая легким ветерком, шкура Федора принимала свой естественный вид.
  -- Запереть бы его в каюте. Не ровен час, напугает какую-нибудь бабку до смерти, - сказал Палыч.
  -- Сначала его оттуда достать надо, - ответил механик, - может поманить чем-нибудь?
   Парни, убравшись на камбузе, подались по магазинам, а командиры на все лады стали приманивать орангутанга, чтобы тот спустился со своего наблюдательного пункта.
  -- Федя! Сволочь! Ты бы хоть штанишки свои надел бы, - начал выходить из себя Кузьмич.
   Отчаявшись достать зверюгу, мужики уселись прямо возле мачты, достали сигареты и закурили. Не успели они сделать по нескольку затяжек, как Федор сам спустился и, преспокойно усевшись перед ними, потянулся корявыми пальцами к губам Кузьмича. Ловко вынув из пухлых губ ошалевшего механика сигарету, орангутанг лихо вставил ее себе в рот. Курил он так, будто бы весь обезьяний род всю свою жизнь на протяжении всех поколений только этим и занимался.
  -- Он еще и курит. Катастрофа! Он нам пароход спалит, - с отчаянием в голосе произнес Леонид Павлович.
   Дав примату докурить сигарету до конца, командиры схватили собиравшегося уже улизнуть Федора и препроводили его в каюту к Степке.
   Несмотря на то, что подарок из Африки был явно против, его заперли под замок. Хотя заключенный и выражал протест против, как ему казалось, полного произвола, творимого сатрапами, Кузьмич с Палычем были довольны, хотя и обеспокоены за судьбу Степкиной каюты, за дверью которой уже начался погром.
  

10. Как продолжалось противостояние между лохматыми приматами и умными.

  
   Первый рейс прошел благополучно, если не считать того, что у пассажиров сложилось твердое мнение, будто бы в жилых помещениях буксира идет полным ходом драка, или у кого-то из команды просто случилась "белая горячка".
   Ошвартовавшись перед очередной посадкой, капитан с механиком сели на лавочку и устало закурили. Первым нарушил молчание никогда не теряющий чувство юмора Кузьмич:
  -- Если он курит, значит пьет. А если пьет, значит..., - и, помолчав немного, продолжил, - чему еще его морячки научили?
  -- Давай веселись, старый черт! - взвился Палыч, вскочив с места, - Проведи эксперимент и опытным путем вычисли все его способности. А там, глядишь, из чапков вместе по бабам попретесь! Главное, чтоб тебе нарезаться до поросячьего визга, и все будет в полном ажуре! Ни дать, ни взять - братья близнецы!
  -- Не злись, Палыч, - ни чуть не обижаясь на шефа, продолжал разговор Кузьмич, - и приспичило же Гришке жениться!
  -- А при чем тут женитьба? - удивился капитан.
  -- А при том. Если бы Гришка не надумал жениться, он бы не приехал к нам. Не приехал бы к нам, не оставил бы у нас эту обезьяну. А не оставил бы обезьяну, сидели бы мы сейчас с тобой спокойно и не думали, как же нам пережить грядущую неделю с наименьшими потерями!
  -- Так ты же сам первый брякнул: "Надо помочь парню. Судьбу за титьки не дергают!"
  -- За вымя, - поправил собеседника Кузьмич.
  -- Да мне хоть..., - и не найдя нужных слов Палыч плюнул и безнадежно махнул рукой.
  -- А кто хотел, чтобы сын женился, наконец!? - с некоторым опозданием парировал механик.
  -- Да, хотел. Но не такой же ценой! - бесился Леонид Павлович, - Сам жениться, а отцу - бомбу в задницу.
   Долго бы еще злился на себя и на сына капитан, если бы не начавшаяся посадка. Увлекшись перепалкой, отцы - командиры не заметили, что в каюте Степки наступила тишина, не предвещавшая, как показалось и капитану, и механику, ничего хорошего.
   К концу посадки пассажиров вернулись обвешанные сумками и авоськами матросы.
  -- Степочка! - вкрадчиво произнес Кузьмич, - Ты в каюту пока не ходи. Там у тебя Феденька срок мотает.
  -- Да вы че?! Он же мне там второй камбуз устроит!
  -- Не волнуйся, похоже, что он его там уже устроил. Главное - его пока оттуда не выпускать. Да и буянить он уже перестал, - "успокоил" Степку капитан.
  -- Ах, он еще там и буянил! - едва сдерживая гнев, завелся Степка, но, вняв просьбе командира, не стал заходить в свою каюту, а занялся своими палубными делами.
   К тому же, продолжавшаяся тишина в каюте, располагала думать, что, может быть, все еще обойдется.
   Настало время обеда. Санька сварил суп, пожарил картошки с котлетами, а от утреннего погрома на камбузе не осталось и следа. Казалось бы, все вернулось на свои места, но чувство напряженности не покидало экипаж буксира. Все прекрасно осознавали, что это затишье временное явление, и бомба, находившаяся в Степкиной каюте, может разорваться в любую минуту.
   За стол сели молча. Как всегда, первым нарушил тишину Кузьмич:
  -- Как арестанта кормить будем?
  -- Уж, не с ложечки ли! - съязвил Санька.
  -- Сначала надо к нему парламентера послать, - высказался Степка и тут же понял, что подписал себе приговор.
   После его слов все уставились на него.
  -- Твоя каюта, тебе и идти, - выразил общее мнение Палыч.
  -- А кто его туда запихал? - не сдавался Степка, - По мне, так лучше бы он на мачте сидел.

11. Как Степка стал лучшей корабельной нянькой, а механик проиграл словесную перепалку.

  
   Степан упирался изо всех сил, но давление большинства взяло верх, и парню пришлось идти в свою каюту налаживать отношения с представителем флоры.
   За дверью было по-прежнему тихо. Степка отпер дверь и осторожно вошел в помещение. Вокруг царил беспредельный погром, а на Степкиной шконке мирно посапывая, спал, свернувшись калачиком сам погромщик. Обнаружив свое жилище в таком неприглядном виде, первым желанием матроса было немедленно отомстить обидчику, но, увидев, как тот мирно спит, остановился. Почему-то всплыли в памяти строчки из "Маленького принца": "Мы в ответе за тех, кого приручили". В душе дернулись какие-то до селе молчавшие струнки. Это были струнки жалости и ответственности за существо, которое полностью зависело от капризов чуждой ему окружающей среды. Степка тихо подошел к рыжему комочку и осторожно погладил его по жесткой шерсти. Обезьяна всхлипнула во сне так, как всхлипывают щенки или котята, видя тревожные сны. Поглаживая спящего маленького орангутанга, Степка впервые крепко задумался, как несправедливо, а порой и жестоко относится "царь природы" к "братьям своим меньшим". Только для того, что бы потешить свои сиюминутные желания, что бы выделиться перед такими же, как он, ни чуть не задумываясь о боли и страданиях, причиняемых им другим живым существам, населяющим ту же планету.
   Погрузившись в свои размышления, матрос не заметил, как Федор проснулся. Чувствуя ласку, обезьяна обняла Степку за шею крепкими ручищами и уткнулась носом в его щеку. Парень был покорен обезьяньей нежностью. Он встал и, держа на руках прилипший к нему рыжий ком, сначала походил по каюте, а потом вышел в коридор. Зайдя в кают-компанию, он сел за стол, положил в тарелку суп и начал кормить вцепившегося в него Федора на глазах у ошалевшей публики. Федор, недоверчиво косясь на присутствующих, крепче прижался к Степке, но суп ел с превеликим удовольствием.
  -- Как вам это удалось, мамаша! - опять первым отойдя от шока, съязвил Кузьмич.
   Федор насторожился, перестав поглощать суп, и приготовился в любую секунду припуститься наутек. Почувствовав это, Степка ласково погладил подопечного, продолжая кормить его с ложки, и, будто бы обращаясь к обезьяне, заговорил, как разговаривают с маленькими детьми:
  -- Кушай, Феденька, кушай. Не бойся дядю. Он не страшный. А если дядя будет хохмить над нами, я тебе покажу, в какой каюте дядя живет. У него большая каюта, больше, чем у меня, тебе очень понравится! Я тебя оставлю там на полчасика, и дядя больше никогда не будет таким веселым.
   Леонид Павлович и Саня негромко, что бы, не дай Бог, не напугать нового жильца, посмеивались в кулаки, а Кузьмич, поняв, куда клонит Степка, начал держать оборону, используя свое служебное положение:
  -- Только попробуй! Я тебе покажу Кузькину мать! Из-под сланей не вылезешь, Макаренко хренов!
  -- А если дядя захочет показать нам маму своего папы, - не унимался парень, окрыленный своими воспитательными успехами, меча ложку за ложкой Федору в пасть, - я тебе покажу то место, откуда я не вылезу. Там много разных вентилей и клинкетов, которые ты сможешь открывать и закрывать, а веселый дядя будет бегать за тобой и возвращать их в нужное положение.
   Вряд ли Федор понимал смысл слов своего нового друга, но мягкий тон под Николая Николаевича Дроздова, ведущего передачу "В мире животных", явно пришелся ему по душе. Он неожиданно расплылся в широкой улыбке, еще крепче обняв Степку, тем самым, показывая свою расположенность к нему. Кузьмич же растолковал этот жест по-своему, мол, не волнуйся, друг, сделаю все в лучшем виде.
  -- Это шантаж! Спелись, братья по разуму, - забурчал механик, чувствуя свой проигрыш в этой словесной дуэли, но что бы последнее слово все-таки было за ним, добавил, обращаясь к зрителям, тыча пальцем в сторону Степки, - вот, Саня, перед тобой, так сказать, начальный и конечный этапы эволюции. Посмотри, как всего за несколько миллионов лет, природа изуродовала обезьяну!
   И не дожидаясь очередного ответа, механик укатился по своим делам.
   Пока шла словесная перепалка, Федор доел с помощью Степки суп и, прихватив котлету из его тарелки, как ни в чем не бывало, слез с рук своей няньки, а затем, переваливаясь, как сытый таракан, перебрался на диван поближе к телевизору.
  -- Он еще и телик смотрит! Ну, дела! - продолжал удивляться проявляющимся способностям обезьяны Санька.
   После обеда экипаж снова занял свои места, оставив задремавшего Федора на диване у телевизора. "Кит" продолжил свою работу по перевозке пассажиров, шарахаясь между двумя берегами.
   Рабочий день завершился без приключений, если не считать дообеденную возню. Ошвартовавшись у причала на очередную ночевку, экипаж буксира занялся своими делами. Леонид Павлович и Степка пошли прибирать свои каюты, разгромленные новым постояльцем еще утром, Санька присоединился к мирно сидевшему у телевизора еще с обеда Федору, Кузьмич пропал в своей каюте.
   Приведя свое жилье в божеский вид, Степка тоже завалился в кают-компанию на диван, где сразу же к нему на колени забрался его новый друг. Ласково обняв матроса, Федор уткнулся парню в рубашку и засопел. По ящику шли новости, которые молодые ребята не очень-то уважали, и что бы убить время до очередной серии любимого сериала, Санька завязал разговор:
  -- Степ, теперь тебе и одеяла не надо, вишь, как он на тебе расплылся.
  -- А че, Сань, с ним, в натуре, тепло, как под пледом, только тяжелым, - поддержал разговор Степка, поглаживая прижавшуюся к нему обезьяну, - и не злой он совсем. Смотри, как на доброту добром отвечает.
  -- Да уж, видел с утра! Мы его, можно сказать, приютили, спасли от знакомства с будущей Гринькиной тещей, а он нам чего наделал!?
   Тут разговор прервался, так как в дверях появился одетый с иголочки Кузьмич. Форменный пиджак, белая рубашка, галстук, наглаженные брюки, о стрелки которых можно было обрезаться, и начищенные ботинки говорили о том, что механик решил провести вечер за пределами буксира по более насыщенной программе, чем просиживание у телевизора.
  -- Вот что, молодцы, - тихо обратился он к матросам, - я пойду на берег схожу, так, прогуляться, нервный стресс сниму. А то всего столько уже наслучалось. И вообще... Короче, капитан, если меня спрашивать будет, скажите, мол, нервные клетки поправить вышел, скоро вернется.
   С этими словами колобок бесшумно, чтобы не привлекать лишнее внимание, скатился по трапу и быстро исчез в наступающих сумерках.
  -- Все, Степа, - обречёно произнес Санька, - завтра на судне у нас будет две обезьяны. Одна - лохматая, другая - толстая. Если с лохматой мы уже имеем контакт, то толстая завтра будет иметь нас. Если, конечно, не похмелится. Я это все еще в прошлом году проходил. Придется пивко, которое втихаря купили утром, ему на опохмел оставить. Болеет он с похмелуги здорово.
  -- Да, праздник души накрылся, как говорится, медным тазом, - расстроился Степан,- а че он с бодуна злой такой?
  -- Ты, Степ, сам не напивался что ли ни разу?
  -- Нет, как то не получалось еще, да и не больно то охота в свинью превращаться.
  -- А я нажрался пару раз. Один раз на проводах, другой - на свадьбе. Так вот, скажу тебе честно, отвратительное состояние. Такая муть тебя одолевает. А главное, в башке полный переворот. Я в принципе и не нажирался-то больше никогда, только после тех случаев меня в нашем бывшем классе все оконченным алканавтом считают. А Кузьмич на сколько больше меня выпивает? И не сосчитать. Так вот и прикинь, насколько у него состояние хуже бывает. От этого и слава о нем дурнее, и настроение поганее, - грустно закончил свою речь Санька.
  -- Ладно, Сань, не расстраивайся, - успокаивал друга Степка, - а кто так о других судит, так это для того, чтобы себя успокоить, что вон мол, есть и по-хлеще меня. А сами, может, втихаря жрут все, что горит, и вовсе не просыхают.
  -- Ладно, все нормально. Давай сериал смотреть, начинается уже. А Кузьмич - мужик нормальный и напивается то редко. Да и кто сейчас без греха.
   К началу очередной серии Палыч тоже пришел в кают-компанию и, с шумом плюхнувшись на многострадальный диван, отпыхивая произнес:
  -- Вот чертенок, всю каюту перевернул. Чуть к фильму прибраться успел. А где Кузьмич?
  -- Нервы поправлять пошел. Просил передать, чтобы вы не беспокоились, - доложил Санька.
  -- Понятно, - нахмурился капитан и, глядя на мирно спящего на руках у Степана Федора, добавил, - вот, дружек, в твоем стаде и прибыло.
  

12. Как на "Ките" справили день рождения Кузьмича.

  
   Но опасения на счет механика не оправдались. Не успела закончиться очередная серия бесконечного кино, как на трапе послышалась твердая поступь Кузьмича, и через мгновение его фигура уже вплыла в кают-компанию с набитой сумкой в руке, где предательски позвякивала стеклотара.
  -- Я это... день рождения у меня сегодня, - и ставя сумку на стол, добавил, - отметить бы надо.
   Палыч, подскочив на диване, как ошпаренный, хлопнул себя по лбу:
  -- Кузьмич, дорогой! Прости, пожалуйста, забыл. Первый раз за всю нашу с тобой совместную работу забыл! - сокрушался капитан.
  -- Да не переживай, Палыч, - перебил шефа механик, - я и сам только вечером вспомнил. День - то сегодня, какой бешеный был. С такой суматохой и как звать-то забудешь.
  -- Сашек! Давай чего нибудь к ужину праздничное присовокупи, - не унимался Леонид Павлович и продолжал сокрушаться по поводу своей забывчивости, - как же я мог забыть, ведь все время помнил?!
  -- Прекрати, Палыч. Не вгоняй меня в краску, как красну девицу. Санек, не суетись, я все принес. Вот только возьми, порежь там огурчики, колбаску. Степан, брось ты свою рыжую швабру, неси дежурные стопки, - басил механик.
   Стол был накрыт мгновенно, благо, что все равно собирались ужинать. Кузьмич достал из сумки три поллитры, суета стихла, и все уселись за стол. Только Федор мирно посапывал в углу дивана, и это было лучшим подарком с его стороны для Кузьмича.
   Открыв бутылку и наполнив стопки, Леонид Павлович начал было произносить поздравительную речь в адрес именинника, как с дивана к столу поспешил проснувшийся Федор. Наверное, он решил, что его подарок слишком шикарен для механика, и решил его значительно укоротить. Лихо вскочив на свое, в чем он уже нисколечко не сомневался, законное место, то есть на колени к Степке, орангутанг своей длинной конечностью уверенно схватил со стола початую бутылку водки и на глазах у обалдевшего в очередной раз экипажа опрокинул ее в рот. Жидкость, побулькивая, стекла во чрево обезьяны, которая, откинув, пустую тару, пододвинула к себе, наспех приготовленный Санькой салат, и смахнула с тарелки все ее содержимое.
   - Закусывает, значит еще не все так безнадежно, - протяжно забормотал именинник, нарушая повисшую тишину.
   - Хорошо же его морячки воспитали. А я все думал: молодой такой, а харя - во! На тракторе не объедешь, - заворожено глядя на происходящее, подал голос Санька, не столько жалея водки, сколько свое кулинарное произведение, - опять все в одну глотку сожрал.
   -Так ведь он же почти целую бутылку засандалил. Вот и жрет теперь, никак закусить не может, - так же тихо откликнулся Палыч, медленно переводя свой взгляд с обезьяны на пустую бутылку, сиротливо валявшуюся на полу, а потом на свою стопку.
   Проследив за взглядом капитана, все, как один по команде, схватили свои стопки и, быстро поздравив именинника, выпили их содержимое. Тяжелее всего в этой ситуации было Степке и в прямом, и в переносном смысле. В прямом, потому, что на нем, как на троне восседал не очень уж и легкий, к тому же уже слегка окосевший Федор. А в переносном, из-за того, что он слегка чувствовал себя ответственным за поведение своего подопечного, хотя его еще трезвый ум напрочь отрицал вину за плохое воспитание этого малолетки.
  -- Я уже ничему не удивлюсь. Даже если его сейчас по бабам потащит, - закусив огурчиком после выпитой стопочки, спокойно сказал Кузьмич, - чем еще порадует нас это дитя природы испорченное прогрессом?
   А дитя природы, уже капитально захмелев, стекло с колен матроса и очень неуверенными шагами направилось к виновнику торжества. По его морде было видно, что ему было абсолютно наплевать к кому идти. Просто крупная фигура механика попалась на глаза первой. Федор не рухнул под стол только потому, что он перемещался на четырех руках. В этом преимущество обезьян перед человеком просто неоспоримы. Этот факт, кстати, подметили все присутствующие, и данное передвижение было единогласно одобрено, как единственно правильное и возможное в данной ситуации. Так же было принято решение незамедлительно выпить еще по одной и убрать бутылку в такое место, куда неучтенный собутыльник вряд ли смог бы добраться, учитывая его теперешнее состояние.
   Принято - сделано, и напряжение, пришедшее вместе с пробуждением обезьяны, понемногу стало спадать, а легкий хмель основательно овладел присутствующими, поднимая настроение.
   Тем временем Федор добрался до механика и полез к нему на руки, чуть не уронив толстяка к себе на пол.
  -- Да ты, братец, нажрался! - обращаясь к обезьяне, шутил Кузьмич, пьешь, как сапожник!
  -- Сапожники не пьют, сапожники ругаются, - поправил его Степка.
  -- Ну, то, что сапожники не пьют, с этим я бы поспорил, а вот ругаются..., - механик задумчиво посмотрел в потолок и, филосовствуя, шутливо продолжил, - а что, сегодня еще только первый день нашего с ним общения. Учитывая его способности, можно ждать всего, что угодно.
   А Федор уже сидел у него на руках, раскачиваясь, из стороны в сторону и безуспешно, пытаясь, схватить со стола пустую стопку. Не достигнув нужного результата в этом деле, орангутанг обнял именинника и полез к нему целоваться.
  -- Ну - ну! Только без этих телячьих нежностей. Я этого не люблю, - сопротивлялся механик. Но все попытки освободиться от пьяного примата были безуспешны.
  -- Палыч! - обратился к капитану Санька, - может, нальем этому жлобу, а то зацелует Кузьмича до смерти, что тогда делать будем!
  -- Черт с ним! Пусть пьет, - согласился капитан, наливая в пустой стакан водку и поднося его Федору.
   Федор, чмокнув напоследок виновника торжества в щеку, взял стакан и, как заправский алкаш, залпом выпил содержимое. Потом, выбросив стакан, он снова потянулся к тарелке, на которой оставались огурцы.
  -- Ну, а мы что, хуже обезьяны!? Наливай еще по одной! - веселился Кузьмич, - Вот дает, чертяка! Теперь я на сто процентов уверен, что человек произошел от обезьяны!
   Кузьмич сунул себе в рот кусок сала и, обращаясь к Палычу, смеясь до слез, продолжил:
   - А ты, Палыч, ругаешь меня. А в чем я виноват, если во мне гены предков? А предки, сам видишь, водку жрут, только шапку держи!
   Федор вырубился только после того, как, сожрал последний огурец. После чего его дружно под общий смех перенесли на диван.
   Веселье продолжалось, пока не кончилось горючее.
  -- Ну, все, пошли отдыхать. Завтра опять ни свет, ни заря вставать, - подытожил праздник капитан.
  -- И то верно. Хорошего - в меру, - согласился механик, показывая, всем пример, вставая, из-за стола, - а то завтра башка трещать будет.
   Быстро прибрав со стола, экипаж разошелся по каютам, оставив, Федора дрыхнуть в кают-компании.
  

13. Как экипаж пожалел, что на маленьком буксире всего один маленький туалет.

  
   Утром Степка проснулся от шума, доносившегося из коридора. Выглянув из каюты, он увидел, что у гальюна столпились все члены команды. Санька пританцовывал, Кузьмич ругался, на чем свет стоит, а Леонид Павлович стучал кулаком в дверь помещения "по общим вопросам".
  -- Доброе утро, мамаша! - зло поздоровался Кузьмич со Степаном, - Что же это ваш малыш себе позволяет? Заперся, гад, в толчке и уже как полчаса оттуда не выходит.
  -- Может, он газетой зачитался?! - приплясывая все сильнее, предположил Санька.
  -- Чтоб он ей подавился! - пожелал Леонид Павлович.
  -- Зато видите, моряки его научили не только плохому. А я вчера все думал, где же он свой "балласт" сбрасывает? - спокойно сказал Степка, не испытывая такую серьезную нужду, как остальные, - Целый день по всему пароходу искал следы его, так сказать, преступления, нигде нет! - начинал веселиться парень.
  -- Федя!!! Феденька!!! Выходи, скотинушка! - потеряв всякое терпение, упрашивал примата командир.
   Он уже не стучал в дверь, как раньше, а скребся, напрягшись и позеленев. Но из гальюна доносились только звуки, производимые явно не пастью орангутанга.
  -- Так, похоже, Палыч вне очереди идет, - констатировал факт Кузьмич, - ну, как говориться в народе: пусть лучше лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь.
   И с этими словами механик ринулся на палубу. За ним мгновенно последовал Санька.
   Перевесившись через фальшборт, они явно испытывали неописуемое блаженство, не обращая никакого внимания на косые взгляды в их спины первых собирающихся на пристани пассажиров.
  -- Леонид Павлович, так и вы бы с ними тоже... это... того... Пусть совесть лопнет, - сочувственно промямлил Степка.
  -- Чего того? Ты, Степ, думаешь или нет прежде, чем говоришь? - огрызнулся шеф, - У них мочевой пузырь, а у меня - прямая кишка, а это совсем другая весовая категория. Зрители не поймут.
   В этот момент желаемая дверь открылась, и из нее вальяжно вышел Федор, натягивая штанишки, висящие ниже колен. Палыч мгновенно исчез за дверью, из-за которой сразу прозвучал его голос:
  -- А кто за собой смывать будет!!!?
  -- Ты его еще песню тебе спеть попроси! - съязвил вернувшийся довольный механик, - Скажи спасибо, что он тебе на пол не нагадил или еще куда хуже.
  -- Он мне в душу нагадил! - донесся глухой голос из гальюна, заглушая звуки, аналогичные тем, что ранее издавал Федор.
  -- А тебе, Степ, не повезло, - дружески опуская руку на плечо товарища, протянул вернувшийся вслед за Кузьмичем Санька, - Там, где побывали двое, третьему без противогаза делать нечего. А если считать, что Федька вчера за всех нас салат умял, я и Палычу не завидую.
  -- Не больно надо, - огрызнулся Степка, оглядывая со всех сторон вверенную ему обезьяну, и, не найдя никаких признаков неаккуратности после столь важного мероприятия, повел к умывальнику.
   Наскоро приведя себя в порядок, экипаж "Кита" начал готовить буксир к новому рабочему дню. Непредвиденная задержка нарушила устоявшийся распорядок, поэтому из-за нехватки времени было решено позавтракать после первого рейса во время очередной посадки. Данный факт был воспринят командой спокойно, как мелкое временное неудобство, создавшееся форс-мажорными обстоятельствами. Однако Федор с этим был категорически не согласен.
   Почуяв, что завтрак в ближайшее время не предвидится, он начал рыскать в поисках чего-нибудь съестного по всей Степкиной каюте, где был заперт самим же Степаном, который напрасно надеялся, что возникшее взаимопонимание окажет положительное воздействие на совесть обезьяны и удержит его от очередного погрома.

14. Как Федор умудрился похмелить Кузьмича, и что из этого получилось.

  
   Перевернув снова всю каюту, уже не из-за вредности, а в поисках чего нибудь съестного, Федор обнаружил заныканное матросами ранее пиво. Он прекрасно знал этот напиток еще по морскому пароходу, и лихо сорвал крышку с полторалитровой бутылки. Выпив сразу половину, орангутанг успокоился и разлегся на Степкиной шконке. Захмелев на старые дрожжи, он смещно потягивался, когда в каюту заглянул ее хозяин. Возмущению Степана не было предела. На его крик подошел механик и, взглянув через плечо матроса, так же вознегодовал, но по другому поводу:
  -- Ну, Федя, вчера целоваться лез, а сегодня пивко, втихаря трескаешь! Нет у тебя ни стыда, ни совести! Нет бы, угостить старого больного человека.
   Но Федору было уже все по барабану. Растянувшись на кровати, он никак не реагировал на возмущения Степки и Кузьмича.
  -- Может, побьем его? - предложил присоединившийся к ним Санька, - Устроим ему темную, пока он в трансе. Будет ему наука, как друзей обсасывать.
  -- Ага! Ты на его ручищи посмотри, - возразил Кузьмич, - начнет отбиваться, нам всем мало не покажется. Лучше, ребятки, идите по своим делам, а я с ним беседу проведу, - хитро закончил механик.
  -- Знаем, какую беседу, - пробурчал себе под нос Санька.
   А Кузьмич уже тянул Федора за руку, но тот нехотя упирался. Тогда толстяк взял бутылку и оставшимся пивом потряс перед мордой обезьяны, медленно отступая к двери.
  -- Феденька, пойдем, дружечек, в кают-компанию. Там пивко допьем, поболтаем, телик посмотрим. А здесь Степка опять приборку делать будет.
   Федор услышал бульканье пива и, поднимаясь, потянулся за бутылкой. Так Кузьмич выманил его из каюты матроса. Обезьяна, как зомби, преодолела путь до кают-компании, влекомая за механиком, тягой к спиртному.
  -- Сань! Давай Кузьмичу другой баллон отдадим. В этом то, что Федор пригубил, ничего почти не осталось. А Кузьмичу тоже бы похмелиться надо. Да и Федька точно еще пить будет, - предложил Степка, - а как нажрется, может, заснет.
  -- Давай, Степ, неси им пиво. Уболтал бы его Кузьмич в доску. Тогда еще день спокойно прошел бы, - согласился Санька.
   Презентовав еще одну полторашку обрадованному этим Кузьмичу, парни поспешили по своим делам. Кузьмич же, усадив на диван пьяное чудо природы, открыл вторую бутылку и залпом выпил ни чуть не меньше своего лохматого собутыльника. В организме, отравленном вчерашним праздником, сразу похорошело, и настроение механика заметно улучшилось.
  -- Да, Федор, с таким поведением никогда ты не станешь достойным членом культурного общества, - хмелея, произнес механик, обращаясь к пускавшему слюни себе на пузо примату, - нет, ты мне скажи, зачем ты опять разгромил каюту Степана? Молчишь? А я тебе скажу, зачем! Забаррикадироваться хотел, а потом один все пиво вылакать! Только не удержался и хлебнул для начала! Так? Меня не проведешь! Я тебя насквозь вижу. Только просчитался ты, Африканская твоя душа, наше пиво не то, что Африку, меня с ног свалить может! Совести у тебя нет!
   Отхлебывая пивко, Кузьмич отчитывал орангутанга, как отчитывает учитель нашкодившего ученика. Федор же во время натаций иногда приходил в себя, прикладывался к своей бутылке, хлопал в ладоши и снова погружался в небытие. В конце концов, пиво у обоих закончилось, обезьяна окончательно отъехала в Нирвану, продолжая пускать сопливые пузыри, а механик понял, что потерял потенциального собеседника.
  
   15. Как неожиданно явился спаситель и освободил экипаж от Федора.
  
   По окончании первого рейса перед очередной посадкой у экипажа буксира выдалась свободная минутка, и Леонид Павлович предложил позавтракать. К этому времени расторопный Санька успел сварганить, как всегда, яичницу и вскипятить чайник. Парни быстро накрыли стол, за которым уже сидел хмельной механик. Санька поделил яичницу на четыре порции. Федора в расчет уже не брали, так как никто не верил, что пьяную обезьяну можно накормить без эксцессов. Капитан, спустившись в кают-компанию, сразу почуял что-то неладное.
  -- Кузьмич! Это ты от яичницы так раскраснелся или от чая!? - недовольно спросил он.
  -- Палыч! Принял чуть- чуть пивка только в лечебных целях. И то, что бы этому монстру меньше досталось, - показывая пальцем на орангутанга, оправдывался толстяк.
  -- Мне твое самолечение вот где уже! - продолжал ругаться шеф, - Сколько раз ты мне обещал, что не будешь в рабочее время похмеляться? А теперь еще и обезьяну споил. Ну, я вас обоих...! - и, не придумав наказания, подходившее одновременно и механику, и примату, он сел завтракать, давая понять, что разговор еще не окончен.
  -- Ну, кто кого споил, это еще вопрос, - пробурчал под нос Кузьмич, - если бы Федька пиво бы не нашел, выпили бы мы его вечером с воблой, и ничего бы не было.
   Позавтракали быстро и молча, стараясь не греметь посудой, что бы нечаянно не разбудить уроженца черного континента, который мирно храпел в углу дивана. Не проснулся Федор и в обед, тем самым, давая передышку, уже вдоволь настрадавшейся с ним команде. Благодаря тому, что орангутанг почивал в крепких объятиях Морфея, день прошел спокойно, если не считать опасений, не покидавших экипаж ни на минуту, что Федор выйдет из ступора и снова начнется веселая жизнь.
  -- Палыч, ну, не сердись, - подлизывался Кузьмич к Леониду Павловичу, - честное слово, только пиво выпил. Сам же видишь, хмель то, раз, и вышел. Если бы я водку на утро оставил, ты бы меня до сих пор бы не нашел. Отчалил бы я вместе с этим чучелом в мир грез, будь он неладен.
   Рабочее время на переправе подходило к концу. Теплоходу оставалось перевезти запоздалых дачников и встать на ночевку. Посадив последних старушек с корзинками и авоськами, пароход побежал на другой берег, где его ждал заслуженный отдых. Ошвартовав буксир на уже привычном месте, экипаж, как всегда, собрался в кают-компании. Еще один трудовой день на переправе подходил к концу.
  -- Какой сегодня спокойный денек выдался. А если каждый день Федора пивом с утра накачивать, то может быть, так неделю и протянем? - пытался шутить механик, поглядывая на все еще дующегося на него капитана.
  -- Связался черт с младенцем! Ты посмотри, на кого он стал похож!? - назидательно откликнулся капитан.
   А Федору действительно было плохо. Он лежал, не шевелясь на диване, и только черные глаза его моргали, уставившись в телевизор.
  -- Он похож на облопавшуюся обезьяну, которая не умеет похмеляться, - отчеканил Кузьмич.
  -- А ты его решил научить, да! - опять повысил голос шеф, но, уже не сердясь, а так, для проформы, - Ну и как?
  -- Процесс обучения был сорван обучаемым посредством уничтожения им наглядного пособия! - чеканя каждое слово, как на докладе, шутил механик.
  -- А это результат неправильного преподавания, - включился в разговор Степка, - перед практическими занятиями всегда должна быть теория.
  -- И как вы это себе представляете, коллега? - обратился Кузьмич к Степке, - Насколько я мог заметить, ваш подопечный теоретическим занятиям все-таки предпочитает практику.
  -- Да, на счет практических занятий морячки явно перестарались, - невесело подытожил Палыч.
  -- Это не мы. Нам его такого подогнали! - послышался голос, невесть откуда, появившегося Гриши, - Здорово, бать, здорово мужики!
   Услышав родной голос, превозмогая последствия выпивки, Федор переместился с дивана в объятия моряка, крепко обнял Григория и пытался его поцеловать.
  -- Фу, перегарищем-то от тебя прет, - уворачивался от поцелуев парень.
  -- Ты откуда здесь взялся? Только три дня прошло, а хотел на неделю! - удивился капитан буксира, обнимая сына, - Случилось, что ли чего?
   Внимание остальных присутствующих быстро переключилось с Федора на Гришу.
  -- Ну, чего молчишь? С матерью, что ли чего? - с тревогой продолжал расспрашивать Леонид Павлович свое чадо.
  -- Да не, бать, дома все нормально и мать в порядке, привет тебе передает, - нехотя, начал отвечать Гриша.
  -- Какого же хрена приперся? - не унимался Леонид Павлович, - Или с Маринкой разладилось?
  -- Ага, разладилось, - таким же тоном говорил парень.
  -- Да чего случилось-то, Гриня? Ты чего кота за хвост тянешь? - не выдержал механик, впрягаясь в разговор родственников, - Что ты отца переживать-то заставляешь.
  -- Свадьбы не будет, бать. Я вот к вам заехал, Федора забрать, на пароход еду, - бормотал моряк, - как он тут, не хулиганил?
  -- Да погоди ты с Федором! За него ты отдельно получишь. Ты нам толком объясни, чего случилось то? - продолжал расспросы Леонид Павлович.
  -- Да все нормально, бать. Она замуж вышла. Уже неделю, как свадьбу сыграли.
  -- Вот те на, и хрен в томате! - первым отозвался Кузьмич после затянувшегося молчания, - За кого? А мы и не знаем тут ничего!
  -- Не знаю, за кого. Мне это не интересно. Так что с внуками, батя, вам с матерью придется повременить, - невесело пошутил Григорий.
  -- А ты не расстраивайся! Наплюй на это, - с плохо скрываемой обидой за сына, сказал Палыч, - подумаешь, Фифа. Девок на свете полным - полно. Ты себе в тысячу раз лучше найдешь. А она пусть сама себе локти кусает, что такого орла потеряла.
  -- Да ладно, бать, говорю же, все нормально. Не переживай. И давайте, не будем больше об этом. Зря только Федора у вас оставлял.
  -- Вот это ты, верно, сказал, - мгновенно оживился Кузьмич, - хорошо же вы его воспитали! Он нам тут всю плешь переел. Нам эти три дня за тридцать встали. Попил этот ваш гад у нас кровушки!
  -- И не только кровушки! - прибавил Санька.
   И рассказы о всех невзгодах, пережитых за это короткое время, со всех сторон посыпались на Григория. Разговор затянулся за полночь. Исчерпав тему о Федоре, говорили обо всем, тактично обходя тему неудачного Гришиного сватовства.
   На утро неудавшийся жених собрался так же быстро, как и трое суток назад. Облачив присмиревшую обезьяну в матросский костюмчик, они начали прощаться с экипажем "Кита".
  -- Ну ладно, извините, если что не так, - на прощание произнёс Гришка, пожимая вышедшим его провожать членам команды, - пока всем, до встречи.
  -- Гринь! - не удержался от последнего вопроса Санька, - Ну, на унитаз ходить и кошку приучить можно. А как же вы его запираться там научили?
  -- А его этому никто и не учил. Как-то сам до этого дошел, - просто ответил морячок.
  -- Видать, тревожили часто, - заворчал Кузьмич, - по неволе научишься, если спокойно посидеть хочется.
  -- Да, тревожили его, похоже, часто, если он по часу заседает! - засмеялся Степка и, пожав руку Грише, обнял напоследок Федора, - Давай, брат, перевоспитывайся. И много не пей!
   Федор, чувствуя разлуку с новым другом, ласково обнял Степку и чмокнул его в щеку.
  -- Давай, Гринь, держи нос к верху. Все, что не делается, все делается к лучшему! - подбодрил Григория Кузьмич.
  -- Не расстраивайся, сынок. Все в жизни бывает. А невесту ты себе еще лучше найдешь. В отпуск-то приедешь? - не выпускал из объятий сына Леонид Павлович.
  -- Приеду, бать,- обещал парень.
  -- Федора не забудь ему привезти в гости, - пошутил на дорожку Кузьмич, - а то скучно без него у вас дома будет.
   Проводив Григория, экипаж занялся своими обычными делами. Парни прибрались на палубе и в надстройке, Кузьмич что-то химичил в машинном отделении, Палыч разбирал бумаги. Жизнь на буксире потекла в спокойном русле, но долго еще команда "Кита" вспоминала прошедшее приключение.

16. Почему Кузьмич не любил перчаток.

  
   Неделя на переправе заканчивалась.
   Вот уже и теплоход, занимающийся перевозкой пассажиров, вместо которого перевозил бабушек "Кит", пришел с ремонта, поблескивая новой краской, готовый вновь заступить на свою повседневную работу.
   Ошвартовавшись на ночь, как всегда, к старенькой пристани, экипаж ждал новых распоряжений. Леонид Павлович связался с диспетчером узнать дальнейшие планы на их счет. А планы были радостные для экипажа буксира. До утра они стоят у переправы, а утром надо взять баржу и отбуксировать ее в свой затон на плановое слипование.
  -- Значит, домой попадем, Палыч? - спросил у капитана Кузьмич после того, как Леонид Павлович посвятил экипаж в дальнейшие планы.
  -- Попадем, если дойдем, - ответил стихами шеф.
  -- Да, если бы Гришка не сорвался раньше срока, мы бы ему Федора с доставкой на дом привезли бы, - протянул механик.
  -- Если бы Гришка не сорвался раньше срока, нас бы уже не было. Феденька нас бы давно со свету сжил бы, - встрял в разговор Санька
  -- Может быть и так, - задумчиво ответил Леонид Павлович, вспоминая неудачу сына.
   На утро, после недолгих приготовлений буксир, отойдя от причала, поплелся на рейд, где его ждала баржа, готовая к буксировке. Взяв ее на буксир, "Кит" медленно стал подниматься вверх по реке. Решив помыть палубу, Степка обнаружил, что пожарный насос не работает, о чем он немедленно доложил механику.
  -- Ну вот, не успели в рейс выйти, как началось,- забурчал
   Кузьмич, - Давай пока в надстройке приберись, а я посмотрю,
   что там случилось.
   После осмотра обнаружилось, что агрегат нужно разбирать. Поднявшись из машинного отделения, Кузьмич позвал с собой Степку. Степан надел рабочие перчатки, чтобы не испачкать руки в мазутной отработке, и поспешил за механиком.
  -- Сними! - приказал толстяк, указывая на перчатки, - В них ты мне все гайки растеряешь!
   С насосом управились быстро, и Степка вылез на палубу. Пока он отмывал руки, к нему, не спеша, подошел Санька.
  -- Что, заставил перчатки снять? - весело спросил он.
  -- Заставил, - ответил Степка, смывая грязь с ладоней, - а без них и, правда, удобнее.
  -- Он тебе не поэтому их снять велел, - все больше веселясь, говорил Саня, - мне мужики с "Акулы" еще в прошлом году рассказывали, почему он перчатки ненавидит. Хочешь, расскажу? Оборжешься!
  -- Валяй, - согласился Степка, усаживаясь на перекур.
  -- Короче, наш механ тогда еще на больших теплоходах третьим помощником механика работал. Дело было зимой на ремонте. Сам понимаешь, простыть легче простого. Вот и подцепил наш Кузьмич насморк. В общем, после работы ехал он в автобусе к себе в общагу. Из носа течет ручьем, платка нет, вот он и подбирал сопли перчатками, что бы они по всему автобусу не растеклись. Тут в автобус входит деваха симпатичная и, взглянув на Кузьмича, улыбнулась ему. Кузьмич то по молодости лет красавец был, ну и подумал, что девченка на него сразу запала. Весь автобус на него поглядывал, как бы немного с завистью. Начал он ей тоже улыбаться, глазки строить, подмигивать. А она все больше улыбается и в стеснении отворачивается, потом искоса взглянет на него и снова улыбается. Кузьмич уже познакомиться с ней хотел, да она вышла на остановку раньше, чем он осмелился.
   Довольный одаренным вниманием, пришел он домой, начал умываться, глянул в зеркало на свою рожу и понял, почему та девченка улыбалась. У него под носом мазутные усы нарисованы. Он как работал в перчатках, так в них и домой поехал. А пока сопли под носом гонял, усы себе нарисовал, как у Буденого. С тех пор, говорят, он перчатки вообще не признает. Вот какой бзик на почве конфуза у него вышел! - закончил свой рассказ Санька.
   Докурив по сигарете, парни, посмеявшись, разошлись по своим делам. Жизнь на буксире снова потекла монотонно и однообразно.
   За работой экипаж "Кита" не замечал пролетающее время, за которое было переделано не мало дел. Однообразные дни складывались в однообразные недели, которые в свою очередь были похожи друг на друга, как две капли воды. Лето уже подходило к своей середине, как после очередного рейса "Кит" встал у небольшого причала по приказу диспетчера в ожидании очередной буксировки.

17. Неприятное задание.

  
   Притащив очередную баржу на место назначения, Леонид Павлович, как всегда, связался с диспетчером движения узнать дальнейшие распоряжения на свой счет.
   - Минутку, побудьте на связи, - послышался встревоженный голос диспетчера в динамике судовой рации.
   - Хорошо, ждем, - ответил Палыч как всегда, не обращая внимания на тревожные нотки, услышанные из динамика.
   - "Кит" - диспетчеру движения, - через минуту произнес тот же голос.
   - Слушаю, "Кит" на связи, - незамедлительно отозвался капитан буксира, прижав трубку рации к уху.
   - Леонид Павлович, вам надо быстро бежать на восемьсот седьмой километр. Там самоходка села на мель. Попробуйте ее стащить.
   - Ну что же, дело привычное, поможем, чем можем.
   - Леонид Павлович, эту самоходку надо очень аккуратно сдергивать. Впрочем, сейчас к вам представителя грузовладельца подвезут на катере, он вам все и объяснит.
   - Хорошо, понял. До связи, - закончил разговор с диспетчером командир и, обращаясь к вошедшему в рубку механику, заговорил снова, - слыхал, Кузьмич? Пойдем грузовик какой-то дергать. На меляк выскочил, бедолага. Только вот, почему диспетчер сказал, что его очень аккуратно стаскивать надо, что в нем такого особенного?
   - Да, может, просто -напросто эта лайба мамонтов еще видела. Вот и боятся, что по старости лет она просто развалится, - равнодушно пробурчал Кузьмич, - диспетчера всегда перестраховываются. Случись чего, на разборке полетов скажет, что он предупреждал. Первый раз что ли?
   Пока командиры вели вялую, ни к чему не обязывающую беседу, к буксиру, стоящему на рейде, подвалил разъездной катеришка, и на борт "Кита" взошел человек в военной форме. Драившие палубу матросы переглянулись.
   - Вы к кому? - задал запоздалый вопрос Степка странному гостю.
   - Мне к капитану, - здороваясь с пацанами за руку, произнес майор.
   - Сань, проводи к Палычу. Я один тут домою, - деловито двигая шваброй, буркнул Степка на манер Кузьмича, явно рисуясь перед незнакомцем своей флотской значимостью.
   - Хорошо, - согласился Санька и, обращаясь к гостю, махнул рукой, - пойдемте, он в рубке.
   Ввалившись в ходовую рубку, Санька громко крикнул, решив одним махом прервать все разговоры командиров:
   - Леонид Павлович! К вам пришли, вот! - и парень ткнул испачканным в мазуте пальцем в сторону двери, где маячила фигура в военной форме.
   - Ну что ты орешь, Саня! Ты так дураками нас с механиком сделаешь! - подскочил в кресле капитан.
   " Нельзя сделать то, над чем уже поработала природа!", - хотел было автоматически выпалить Санька в силу своего врожденного приколизма, но вовремя удержался, понимая, что сейчас эта шутка была бы совершенно не к месту. А по сему, Санька, опустив блеснувшие бесятинкой глаза, безропотно выслушал обрушившийся на него нагоняй. Но как ни быстро опустил Санька свои очи, мгновенно проскочившая в его глазах искра, не осталась не замеченная Кузьмичем. Будучи сам великим хохмачом, механик точно прочитал в глазах подчиненного то, что он сам бы брякнул, не задумываясь. Не зная, как на это реагировать, толстяк просто рявкнул Саньке в ухо:
   - Вали от сюда, приколист хренов!
   - А че, сразу приколист-то!? - заныл было Саня, но перехватив взгляд Кузьмича, предпочел дальше эту тему не развивать, а просто быстренько передислоцироваться ближе к двери.
   Капитан же, не обращая внимания на чуть не возникший диспут, знакомился с гостем:
   - Леонид Павлович, - представился он, протягивая руку.
   - Олег Николаевич, - так же представился военный, пожимая протянутую капитаном буксира руку.
   - Диспетчер нас предупредил, что вы приедете, - продолжал Леонид Павлович, - ну так, что же везете то, что вашу баржу дергать надо очень ласково?
   - На самоходке сто пятьдесят тонн ВВ, - тихо сказал представитель грузовладельца.
   - А под ВВ, я полагаю, вы имеете ввиду взрывчатые вещества? - как всегда, вклинился в разговор Кузьмич и, переходя на саркастический тон, продолжил. - Очень мило! Надеюсь, это все - таки пиротехника, а не то, что я думаю!?
   - Зря надейтесь! - ответил ему майор.
   - Я так и думал! Палыч! Совсем забыл, нам же на профилактику давно надо вставать! Мелкий ремонт это очень важная штука! Я бы даже сказал - первостепеннейшая!!! - продолжал механик.
   Не обращая внимания на шутки Кузьмича, майор обратился к Леониду Павловичу:
   - Не знаю, уж как там получилось, но судно крепко засело. К тому же при ударе о мель произошло смещение груза. Конечно, все упаковано так, что взрыва быть не должно, но, как говориться, береженого Бог бережет. Мало ли что может случиться, если вы ее дергать сильно станете.
   Введя в курс дела командиров судна, Олег Николаевич продолжил дальше:
   - Конечно, этого не может быть, но если рванет сто пятьдесят тонн, что останется в округе, сами понимаете.
   Завершив свое изложение, майор закурил и стал ждать реакцию капитана. Леониду Павловичу было не свойственно долго размышлять. Обычно он принимал решения сразу, четко оценив ситуацию, но на этот раз серьезность положения заставила командира задуматься надолго.
   - А если просто перегрузить в другую баржу? - предложил он, обращаясь к собеседнику.
   - Такой вариант рассматривался, - отвечал майор, докуривая сигарету, - но он не подходит. Самоходка влетела в таком месте, где к ней мало кто вообще подойдет. Придется копать земснарядом подходы для плавкрана, а на это уйдет пол навигации. Получается, что до зимы с этим точно не управиться. Ну, а в зиму такое хозяйство посреди реки никак не оставишь. Сами понимаете, какой геморрой получится! К тому же, лишняя погрузка - выгрузка - лишний риск груз встряхнуть.
   - Ладно, - сказал Палыч, вставая с кресла, - Кузьмич, заводи, поехали. На месте будем думать, как быть.
   Буксир топал на восемьсот седьмой километр. Несмотря на прекрасную солнечную погоду, Леонид Павлович хмурился, обдумывая предстоящее дело, ведя буксир через многочисленные перекаты. Река в этом месте извилистая, течение быстрое. Немудрено, что самоходка здесь вылетела на меляк. Вахтенный, наверное, чуть зевнул, и вот результат. Теперь "Кит" должен разгребать все это дерьмо. Такие мысли роились в голове у командира судна, идущего на помощь кораблю, в чреве которого находился смертоносный груз.
   - Олег Николаевич, и все - таки, какая вероятность того, что груз может взорваться? - наконец-то прервал затянувшееся молчание капитан, ни на миг, не отвлекаясь от управления судном.
   - Это все зависит от того, в каком сейчас состоянии упаковки детонаторов после смещения груза при посадке на мель. Ну, конечно, еще и от того, как вы эту баржу дергать станете. Сам по себе тротил относительно не опасен. Его можно и уронить, не взорвется. Ему нужен основательный толчок, каковым и является детонатор. А вот последний от падения или резкого удара может грохнуть. Что будет дальше, лучше об этом не думать,- ответил пытавшийся казаться спокойным Олег Николаевич, но в его голосе улавливались тревожные нотки.
   - Да! Задача! - протянул Леонид Павлович.
   - Конечно, мы все трюма облазили, все ящики просмотрели, но в сами ящики же не влезешь. Как там эти долбанные пачки при посадке на мель переместились.
   В рубке повисло тягостное молчание. Все думали об одном и том же, но продолжать разговор никому не хотелось.
   К вечеру "Кит" подошел на восемьсот седьмой километр, где далеко за судовым ходом стоял на мели грузовой теплоход. "Плутон", так называлось судно, никак не производил впечатления затаившейся беды. Не сведущий человек мог бы подумать, что грузовик мирно стоит на якоре, зеркально отражаясь на водной глади, и издали, смахивая на большой пирожок. Только никому и в голову не могло бы придти, что за начинку имеет этот пирожок.
   Сделав оборот, "Кит" аккуратно подошел к корме самоходки, прокравшись к ней тем же путем, которым та ушла с судового хода. После ошвартовки буксира к грузовику командиры судов договорились начало спасательной операции отложить до утра, а пока, собравшись вместе с майором в каюте капитана "Плутона", обсуждали все детали предстоящей эпопеи.
   - Вот, Саня, смотри, что можно получить при скрещивании крокодила и допотопной сноповязалки, - выходя из машинного отделения и вытирая масляные руки ветошью произнес Кузьмич.
   - Ты это про что? - удивился Санька.
   - Я то про "Плутон" этот, будь он не ладен. Такую древность давно на гвозди пустить пора, а он еще плавает как-то.
   - Как он плавает, мы это сами видим, - присоединился к разговору Степка, - куда его течение несет, туда он и плывет!
   - Сам ты - плывет! Плавает только говно в проруби! - донесся до "китайцев" хриплый голос с "Плутона".
   Зрелых лет мужичек, ростом чуть больше фальшборта, в засаленной робе, зло, поблескивая глазами, был явно не согласен с предположениями Степки. Судя по его прикиду и тому, как он давал разгоняй, по всей видимости, мотористу, это был местный механик.
   - Да лучше уж плавать, - обиженно просопел Степка.
   - Это да! - сменив агрессию на какую-то безысходность, продолжил разговор механик с грузовика, - Это ты правильно сказал, лучше плавать, чем вот так торчать, как заноза в заднице,- и, раскурив сигаретку, продолжил, - а я сразу говорил, что от этого дела ничего хорошего не жди.
   - Это как? - удивился Санька.
   - А вот так. С самого начала все пошло наперекосяк. Слыхали, наверное, что у нас в устье несколько маленьких затонов объединяют и переводят в один большой?
   - Слыхали, - с горечью в голосе отозвался Кузьмич, - дурь великая, на людей совсем наплевали, но это то тут причем?
   - Да все притом! - опять завелся коротышка, и, пнув тяжёлым башмаком по фальшборту, продолжил, - Этот монстр как раз с одного из этих маленьких затонов и есть. Сам прикинь, поселки при затоне маленькие, все живущие там из покон веков на судах только и работали. А тут какому-то уроду в пароходстве взбрендило в башку, что надо все затоны в один объединить! Вот и погнали пароходики в наш затон со всех краев. Конечно, перейдя к нам, кто- то и оставался, по большей части холостые ребята, но большинство поувольнялось, по домам разъехались. Если бы вы видели, с какой обидой они свои корабли оставляли! А ведь кому-то до пенсии два - три года доработать оставалось! Вот и вышло, что тот козел медальку на грудь получил за свое новаторство, а у людей горе да безработица!
   - Да! - закуривая, произнес Кузьмич, - У нас всю жизнь так: как один дурак начнет Богу молиться, так весь приход трясти начинает.
   - Вот это ты правильно сказал! Обидно только, что этому дураку еще и Божья благодать сходит! - поддержал Кузьмича коллега с "Плутона".
   - И ведь, как правило, чем выше дурак стоит, тем дурнее глупость он изобретает, больше вреда народу приносит и больше блага за это получает! - все больше распалялся Кузьмич, - Помяни мое слово, еще найдется гнус, который всю страну развалит к чертовой матери, да еще за это не меньше Нобелевской премии получит!!!
   После такого выступления Кузьмича наступило молчание. Нарисованное толстяком мрачное будущее казалось всем из ряда сверх фантастики.
   - Ну, ты это уж через чур загнул, Кузьмич! - удивился воображению механика Санька, - Только я не пойму, при чем тут все это! Не будущий же злодей - Генсек вас на пески выбросил?!
   - Так я и говорю, - как ни в чем не бывало, вернулся к первоначальному разговору "мужичок с ноготок", - пригнали ребятишки своих кормильцев в нашу гавань, от обиды на весь мир переругались со всеми, привязали свои корабли к пирсу и, плюнув на все, уехали восвояси. Наше начальство-то и забегало! Где народу-то на пригнанные суда набраться?! На те, что поновее были, как-то команды еще наскребли, а на раритеты уже нас пенсионеров по домам собирали. Сам директор лично всех упрашивал. Мол, отработайте, Христа ради, хоть до конца навигации! Праздник нам в доме культуры речников устроил с выпивкой, закуской, как полагается! Вот мы и размякли, как газета в фикалке! Век себе этого не прощу!!!
   Все напасти начались сразу, как это корыто принимать стали. Послали матроса на нос якорь отдать, проверить, как брашпиль работает. Ну, отдал он его. Шеф спрашивает по внутренней связи: "Как якорь?". А тот ему отвечает: "Все нормально, плавает!"
   У всех, кто в рубке был, дар речи пропал. Сначала матроса обругали, потом пошли сами смотреть. Смотрим, точно плавает! По началу так и решили, что ко всем сразу пришел старческий маразм под ручку с белой горячкой. Потом присмотрелись, а якорь то деревянный!
   - Видать шутники здесь работали! - с улыбкой сказал Кузьмич.
   - Еще какие! - продолжал жаловаться на судьбу плутоновский механ, - Когда дизеля запустил, опять не слава Богу, греться начали. Я уж и так и сяк, что только не делал! Все равно греются! Начали всю систему охлаждения разбирать, каждую прокладку смотреть, нет ли заглушки какой. Разбираем, значит, трубы, вдруг слышу, грохот. У моториста труба из рук вырвалась. Я в сердцах его матюкать начал, а он ржет, как жеребец и говорит: "Ты сам эту трубу попробуй-ка, подними!" Я, значит, схватил ее, не тут-то было! Оказалось, что вместо трубы болванка целиковая была вставлена! И ведь не лень было к фланцам приваривать!
   - А сами-то они как до вашего затона доехали, ведь двигатель вскипел бы? - спросил Степка.
   - Да так и доехали! Доехали, а потом заранее приготовленный початок вместо трубы и поставили, чтоб на нас хоть какую-то часть своей обиды выплеснуть. Якорь нам новый поставили, трубу заменили, так опять счастья нет! Сварщик пошел трюмные крышки подваривать, так пока по ним шел, в трюм провалился! Хорошо хоть не переломал себе ничего. Вышли из затона, и на тебе, сразу грузиться такой дрянью!
   - Да, весело у вас, - подытожил рассказ Кузьмич, - ну ничего, вот сдернем вас завтра, и все наладится. Пошли пока спать, завтра вставать рано.
   Утром, чуть солнце забрезжило над макушками деревьев, все были уже на своих местах. Экипажи ждали распоряжений своих командиров.
   - Палыч, как его драть будем? - первым поинтересовался Кузьмич.
   - А мы его драть не будем.
   - ???
   - Просто промоем ему днище по обоим бортам своими винтами, он сам и сплывет. Тут-то мы его и вытащим на судовой ход!
   - Так ведь, сколько мыть-то придется, не один час! Дизеля-то гробить! - заворчал механик.
   - Лучше долго мыть, чем быстро взлететь! - отрезал Леонид Павлович, - Мне еще внуков понянчить охота!
   - Видели мы недавно твоего "внука", - пробубнил себе под нос Кузьмич, закрепляя буксирный трос, - не приведи, Господи!
   Промывка продвигалась медленно, но когда грузовик начал двигаться, никаких рывков не было, и "Кит" плавно вытащил "Плутона" на судовой ход. Когда все было закончено, все с облегчением вздохнули. Снова поднялось настроение, а стоявшая отличная погода быстро успокоила всем нервы.
   Оформив все полагающиеся бумаги и попрощавшись с экипажем "Плутона", "Кит", набирая обороты, потопал в обратный путь за новым диспетчерским распоряжением.

18. Как Степка перепугал всех баб в окрестности.

  
   Чувствуя накопившуюся у молодежи усталость, Леонид Павлович решил дать парням немного расслабиться:
  -- А что это вы у телека опять примостились? В поселке танцы идут, а вы не отпрашиваетесь?
  -- А можно? - оживились парни.
  -- А что же нельзя то, конечно идите. Только, чтоб без баловства. Утром чтоб на вахте, как огурчики были!
   Не заставляя себя уговаривать, матросы, собравшись в один миг, убежали на танцы, оставляя за собой на дороге пыльный шлейф, который в вечернем безветрии долго еще не мог опуститься на свое место.
  -- Палыч, а - я? - с обидой в голосе заговорил Кузьмич, - Я тоже не прочь прогуляться.
  -- А ты свое отгулял. Да и что я, один на пароходе останусь. К тому же, я тебя знаю. Смотри вон лучше телевизор. И тебе и мне спокойнее.
  -- Злой ты, Леонид Павлович! - с напускной официальностью шутил ничуть не обидевшийся Кузьмич, - Так с подчиненными будете обращаться, стакан воды поднести некому будет, когда костлявая с косой придет.
  -- А захочется ли тогда пить-то? - парировал Палыч, - К тому же ты ведь все равно вместо воды водки поднесешь.
   Дружеская перепалка продолжалась недолго, потому что на экране телевизора забрезжили титры очередной серии их вечернего "долгоиграющего" фильма.
   Парни же быстро добежав до конечной цели, отрывались по полной. Познакомившись с симпатичными девчонками, они зажигали на полную катушку. Время летело быстро, знакомство крепло, и, как следствие этого, после танцев, разбившись по парам, молодые люди гуляли по окрестностям поселка. Разойдясь в разные стороны, парочки потеряли друг друга из виду. Степка и не заметил, как пролетела короткая летняя ночь. Проводив свою новую подругу до дома, он поспешил через весь поселок на свой буксир, боясь подвести своим опозданием весь экипаж.
   Спускаясь с горы по дороге, ведущей к пристани, он никак не мог пройти мимо заброшенной малины, растущей плотными зарослями по обе стороны пути. Решив, что минутное удовольствие в столь ранний час ничего не решает, он ринулся в ягодную чащу. Треща ветками, Степка набивал ягодами полный рот и, урча с чавканьем, поглощал сладкие дары природы. Чувствуя себя единственным бодрствующим существом в столь ранний час во всей округе, и не боясь быть замеченным кем-нибудь, парень дал себе полную свободу от привитых каждому человеку с детства манер: не чавкай, не рыгай, не размахивай руками, когда ешь. Степка пригоршнями поглощал сладкие ягоды, упиваясь независимостью первобытного человека от всяких цивилизованных условностей. Но солнце неумолимо поднималось все выше и выше, и пора было бежать на работу. Выйдя из малинника, матрос, насвистывая, быстро зашагал к пристани. Подойдя ближе к месту стоянки буксира, Степка заметил, что на пристани толпилось много народа, в основном женщины с сумками и кошелками, приехавшие на первом метеоре на рынок с окрестных мест. Никто из них, почему-то, не решался сойти на берег. Но больше всего парня удивило присутствие в авангарде толпы экипажа его родного буксира в полном составе. Каждый из них держал в руках, кто топор, кто багор, кто лом, а шкипер с дебаркадера, прятавшийся за широкой спиной Кузьмича, имел при себе даже охотничью берданку, принадлежавшую, по всей видимости, еще царю Гороху. Все с удивлением смотрели на Степана, как на заново родившегося.
   - Степа! Ты когда малинник проходил, ничего не слышал? - тихим голосом спросил матроса Леонид Павлович.
  -- Нет, - ничего не понимая, ответил матрос, - а что случилось то?
  -- Да ты че! Тут такое! Бабы с метеора сошли и бегом в гору на базар. Минуты не прошло, как они с визгами и криками назад прибежали. Все орут: "Медведь! Медведь! Помогите! Спасите!", - пересказывал случившееся находившийся рядом Санька, - Мы все и повыскакивали. Вот, ждем...
  -- Чего ждете то? - переспросил Степка, начиная смутно догадываться, что так напугало теток на самом деле.
  -- Чего, чего!? Да сами не знаем, чего! - передразнивая Степку, ответил Кузьмич, - Вон шкипер говорит, что в здешних местах отродясь медведей не было, а сам за ружьишко-то первый схватился. Бабы говорят, что та зверюга в малиннике сидит, ягоды жрет, сволочь. Рычит и ветки ломает. Говорят, видать, здоровый черт и злой.
  -- Они его видели, что ли? - сдерживая подступающий к горлу смех, продолжал расспрашивать Степка.
  -- Да их не поймешь! - отвечал Санька, не спуская глаз с дороги, - Кто говорит, видел, кто говорит, он даже за ними из малинника погнаться хотел. Они так напугались, что толком от них ничего не добьешься.
  -- Ну и чего дальше? Долго мы так торчать здесь будем? - начал терять терпение капитан, - И в рейс то идти надо и баб здесь одних не бросишь. Вдруг этот любитель малины на пристань припрется.
  -- В разведку надо кому-нибудь сходить, - подал голос до сих пор молчавший шкипер. Держать оборону одному ему очень не хотелось.
  -- Ага! Была охота с медведем бороться! - отрицал предложение шкипера Кузьмич, - Ты предложил, тебе и идти. У тебя и ружье есть.
  -- Я согласен, - быстро вставил слово Санька, - к тому же, нового шкипера найти проще, чем механика! - договорил мысль матрос, пытаясь, таким предложением исключить свою кандидатуру от выдвижения в разведчики.
  -- Я тебе покажу механика! Как говорится в песне: молодым везде у нас дорога... Вот тебе и идти. К тому же ты бегаешь быстрее всех, - отвел свою кандидатуру, тут же переведя стрелки на Саньку, Кузьмич.
  -- А при чем тут бега-то? Мне с ним что? По легкой атлетике соревноваться что ли? - не сдавался Санька.
   Споры закончились ни чем, и все остались на своих местах при своем мнении на возникшую ситуацию.
  -- Сань! - тихо шепотом обратился к товарищу Степка, - Тихо только! Это я в малине сидел.
  -- Ты!? - удивился Саня, переходя на шепот, глядя на Степку, - Эка тебя приспичело! Даже сучья трещали! Ты чего наелся такого, что твоя задница рычала, как медведь?! Представляю себе картину! - развеселился парень.
  -- Дурак! Я ягоды жрал. Просто захотелось отвязаться по полной. А баб этих я там и в помине не видал, - оправдывался Степка.
  -- Ты это им объяснить попробуй! Сначала они тебе не поверят, а когда ты их в этом убедишь, они тебя в клочья порвут!
  -- Ну и чего делать то, Сань?
  -- А ты им расскажи, что медведь надрал полную корзину ягод и стал добрый и пушистый. Ты до этого, где был-то? Я тебя на горе два часа ждал. Уж думал, что ты вперед меня на пароход пролетел, - съязвив, перешел к вопросам Санек, - я уже волноваться начал, а тут еще медведь этот!
  -- Да гуляли мы.
  -- Ну, вот теперь выкручивайся, как хочешь.
   Но все разрешилось само собой. Начавшие прибывать на пристань отъезжающие пассажиры, спускающиеся по дороге к реке, напрочь отрицали наличие медведя или кого-либо еще в малине. Успокоенные люди понемногу пришли в себя, и пристань постепенно опустела. Экипаж поспешил на буксир, так как пора было уже идти в новый рейс. Отвалив от пристани, "Кит" побежал навстречу начинающемуся солнечному утру, обещавшему хороший летний денек. Собравшись в рубке, все молча переваривали случившееся.
  -- Кузьмич, а медвежье мясо вкусное? - задумчиво спросил Санька.
  -- А ты что попробовать хочешь? Раньше надо было думать. Шел бы в малинник и пробовал бы, - подколол матроса механик.
  -- Это было бы как в анекдоте: медведь бы спросил: "Ты кто?". Саня бы ответил: "Турист". А медведь ему: "Нет, это я - турист, а ты - завтрак туриста!"
   Командиры заржали, не догадываясь, как все было на самом деле, а матросы, хитро переглядываясь и ухмыляясь, все же не решились открыть тайну, дабы не навлечь на себя немилость начальства из-за потерянного времени.

19. Как Кузьмич птицу поймал, прилетавшую к нему каждую ночь.

  
   Следующим рейсом "Кит" тащил баржу - площадку под погрузку автомобилей, следующих в южные края на уборку урожая. Вахты снова тянулись монотонно и однообразно. Изнывая от скуки, Санька, вставая на вахту, которая начиналась для него и Кузьмича в шесть часов утра, начал дурачиться под окном механика, кукарекая и ухая на все лады. Такой утренний моцион вошел у него в привычку, и каждое утро Кузьмич прослушивал арию сумасшедшей птички.
   Через несколько дней все стали замечать, что толстяк стал какой-то задумчивый и растерянный.
  -- Ты что приуныл, Кузьмич? - не выдержал однажды Леонид Павлович, - По-моему, тебя что-то тревожит?
  -- Палыч, ты про птиц знаешь что нибудь? - ответил вопросом на вопрос механик.
  -- В пределах школьной программы, а что?
  -- Да понимаешь, птица какая-то ко мне кажное утро прилятает!
  -- Ты че, Кузьмич!? - впрягся в разговор командиров Степка, - Теплоход-то за сутки не одну сотню километров проходит. Какая дура будет проделывать такой путь только для того, чтобы у тебя под окном поорать.
  -- Значит, она живет у нас на пароходе, - резонно сделал вывод Кузьмич.
  -- Ага! Гнездо у нее здесь! - засмеялся капитан.
  -- Гнездо - не гнездо, а каждое утро, я ее слышу, - уперся толстяк.
   Поднявшийся в рубку Санька ухватил смысл разговора и подлил масла в огонь:
  -- Кузьмич! Это ты про птицу рассказываешь? Она меня по утрам тоже достает. А еще в открытое окно влетает и каждый раз на стол по рублю кладет.
  -- Да ну!? - с недоверием покосился на матроса механик, - Ладно брехать-то!
  -- Серьезно, Кузьмич. Я ей на столе семечек оставляю. А после того, как она ко мне прилетит, семечки исчезают, а деньги появляются.
   Степка с Леонидом Павловичем разом посмотрели на Саньку, хитро прищурившему глаз, одновременно поняли, откуда ветер дует, и решили подыграть шутнику.
  -- И много она тебе принесла? - серьезно спросил капитан.
   Почувствовав в Палыче союзника, Санька пошел врать напропалую:
  -- Не поверишь, Палыч! Сначала навигации прилетает и каждый раз бумажку оставляет. Когда рубль, когда пятерку, а когда и десятку приносит. Все зависит от того, какие семечки я ей оставлю. А раз орехи на столе оставил, так она мне сторублевку принесла!
   Капитан и Степка, чуть сдерживая смех неимоверными усилиями, изобразили на физиономиях удивление и радость за сослуживца.
   Кузьмич же, выслушав Санькин бред, как-то нехорошо улыбнулся, но ничего не сказал. Только какой-то нездоровый огонек на мгновение блеснул в его глазах. Сменившись с вахты, ночная смена быстро ретировалась из ходовой рубки, едва не расхохотавшись.
   На следующее утро Санька решил пойти дальше в своем розыгрыше. Думая, что механик клюнул на его рассказ, приколист, как всегда, подкрался к окну Кузьмича, чтобы в очередной раз прочирикать во все горло, к своему удовольствию, обнаружил, что старая тяжелая рама, открывающаяся вверх, полностью открыта, а на столе кучкой насыпаны черные семечки. Санька пропел дежурное воркование и, дождавшись, когда Кузьмич покинет каюту, полез за халявными дарами, оставленными механиком, что бы подкупить чудо - птицу. На радостях он не заметил, что поднятая рама была подперта тоненькой палочкой и висела вверху только за счет этого. Палочка была размещена умелыми руками так, что, влезая в окно, ее нельзя было не задеть, что и случилось, как только парень просунул руки и голову в каюту. Через мгновение окно резко опустилось на плечи незадачливого приколиста, и Санька застрял в оконном проеме.
   В следующее мгновение он почувствовал, что какая-то неведомая сила стянула с него одежду и намазывает все тело от окна до спущенных на ботинки штанов чем-то липким и вонючим. Не имея возможности пошевелиться под тяжестью свалившегося на его плечи в прямом и переносном смысле несчастья, Санька с ужасом для себя определил по запаху, что это солидол, применяющийся для смазки подшипников.
   Но неприятности на этом для него не завершились. Смирившись с тем, что ему придется долго и упорно отмываться после этой провальной операции, он вдруг заметил, что в оставшуюся щель зажавшего его окна, пролетает пух из распоротой каким-то доброжелателем подушки. И чем больше случайных пушинок залетало в окно, тем сильнее он ощущал, что ему становится все теплее и теплее, будто кто-то заботливо накрыл его теплым пледом. Полностью оценив ситуацию, Санька даже взвыл от обиды, на что с улицы до его ушей донеслось такое же чириканье и уханье, какое он производил сам каждое утро.
   Поднявшись в рубку на смену вахты, Кузьмич, как ни в чем не бывало, встал к штурвалу, заменив Леонида Павловича. Степка с капитаном, ожидая продолжения начавшейся вчера шутки, с интересом поглядывали на механика.
  -- Ну, как, Кузьмич? - не выдержал затянувшегося молчания Палыч, - Птица сегодня прилетала?
  -- Наверное, сразу пачку сторублевок принесла! - вторил капитану Степка.
  -- Да нет, я по мелочам не размениваюсь, - без каких либо эмоций произнес Кузьмич, - теперь эта птичка золотые яйца мне нести будет. Поймал я ее.
   Ночная вахта удивленно уставилась на механика. Не понимая поворота дела, оба молча ждали объяснений.
  -- Ну, чего уставились? Не верите что ли? - так же спокойно произнес толстяк, - Не верите, так идите и посмотрите. Она на палубе у моего окна расположилась.
   И, не сдержав подступившего смеха, продолжил:
  -- Саньке спасибо! Научил семечками ее приманить! - и уже совсем расхохотавшись, завершил, - Смотрите, не упустите мне ее. Я эту птичку полночи караулил.
   Леонид Павлович и Степка, понимая, что шутка сбилась с курса и пошла неведомым путем, побежали на палубу смотреть на пойманную Кузьмичем птицу.
   Зрелище было не для слабонервных!
   На первый взгляд можно было бы предположить, что из окна торчит огромный пушистый цыпленок, башка которого по какой-то неведомой причине была зажата накрепко оконной рамой. Долговязая тушка пернатого бешено колотилась, пытаясь высвободить голову из капкана, при этом дико ругаясь матом.
   Смех подкосил обоих смотревших на это чудо. Освободив горе птичку из окна, Степка остался вахтить за товарища, пока тот оттирался и отмывался. Он поднялся в рубку вслед за капитаном, не переставая ржать, как сивый мерин.
  -- Ну, Кузьмич, учудил! И когда ты въехал, что Санька над тобой прикалывается? - сквозь смех спросил Палыч.
  -- Да когда Степка про километровые перелеты за пароходом вразумил, - так же смеясь, ответил механик, - а как Санек про деньги начал лапшу на уши вешать, я сразу понял, кто этот орел.
   Долго еще по буксиру гремел общий смех. Санька, отмывшись, немного подулся, но, не забыв, что он сам заварил эту кашу, быстро отмяк и вскоре уже ржал вместе со всеми.

20. Лесная прогулка.

  
   В очередной раз, забравшись в самое верховье реки, "Кит" встал носом в берег в ожидании очередного плота, который сплотчики обещали подготовить к буксировке на следующий день. Густой таежный лес подступал к самой реке по обоим берегам, нависая огромными еловыми лапами над водой.
   Истосковавшиеся по берегу матросы, узнав о предстоящей длительной стоянке, начали отпрашиваться у капитана:
  -- Леонид Павлович! Можно мы на берег сходим? - картинно потупив хитрый взгляд, проконючил Санька.
  -- И куда же мы собрались? Кругом лес. До ближайших танцев верст сто с гаком будет, - не отрываясь от заполнения вахтенного журнала, произнес шеф.
  -- Да мы бы грибков пособирали, может ягод каких..., - вторил Саньке Степка.
  -- Мне не жалко, только до ближайшей деревни здесь километра три через лес. Заблудитесь еще. Да и в деревне-то три бабки свой век доживают. Брошенная деревня. Невест вам точно там не сыскать, - нехотя сопротивлялся Палыч.
  -- Да пусть разомнутся, Палыч, - заступился за молодежь механик, - авось, грибочков на жареху насобирают.
   Уговорив шефа, парни быстро собрались и уже сходили по трапу, как их остановил механик и, сунув в руку Степке деньги, тихо сказал:
  -- Что бы без толку не мотаться, купите мне в деревне бутылочку, если, конечно, будет где.
   Взяв деньги, пацаны весело выкатились на берег и по чуть проглядывающей тропинке вошли в лес. Теперь они не просто убивали время на природе, а была конкретная цель - посещение деревни. Бредя по тропинке, Санька и Степка наслаждались ходьбой по лесу, свежим воздухом и пением птиц. За разговорами они быстро дошагали до горемычной деревеньки. Покосившиеся нежилые дома и заросшие огороды никак не вписывались в окружающий полный жизненной силы лес.
  -- Пролетает, похоже, Кузьмич, - первым нарушил тишину Степка, магазина здесь, похоже, нет.
  -- Посмотрим, - буркнул в ответ Санька, - надежда умирает последней.
   В этот момент они увидели старушку, наблюдающую за ними из-за более или менее ухоженного заборчика.
  -- Здорово, бабуль, - заговорил Санька, - где магазин-то у вас здесь?
  -- Какой магазин, милок. Его уж лет пять, у нас нет. Приезжает лавка раз в неделю, вот и весь магазин. Так она позавчерась у нас была. А вам, наверное, водочки надо? - хитро прищурившись, прощебетал божий одуванчик
  -- Хотелось бы. Да не нам, механик наказал, - разочарованно ответил Степка.
  -- А! Вы с парохода значит? Так вам надо было в поселок сплотчиков ехать. Он, в аккурат, пятнадцать километров по реке будет. У них и катер оттуда рабочих на просеку возит.
  -- Так если бы знать, - протянул Санька, поворачивая, было в обратный путь.
  -- А вы, ребятишки, мне подсобили бы дровишек поколоть, я бы вас настоечкой угостила бы.
  -- Настоечкой?! - оживился Санька, - И много тебе дровишек поколоть надо?
  -- Так чтоб на зиму хватило. Да ты не переживай, милок, вдвоем вы быстро управитесь. Тем более что я уже часть сама переколола, - и, видя нерешительность собеседников, добавила, - у меня и грибочки маринованные и соленые имеются, картошечки с крольчатинкой вам натушу в печке. Небось, соскучились по домашней пище-то на своей железяке?
   Последние посулы старушки купили парней, успевших уже нагулять на свежем воздухе аппетит.
   Взявшись за колуны, они с воодушевлением кололи сухие чурбаки. Бабуля не успевала за ними складывать поленницу. Подтрунивая друг над другом, молодцы лихо управились с работой на радость хозяйке. Разойдясь, помимо дров, они вскопали еще пару грядок, пока бабка готовила обещанные угощения.
  -- Ну, хватит работать, пора и к столу,- позвала старушка своих благодетелей, - ешьте, пейте на здоровье. А вот это с собой вашему механику возьмете. Да и сами то, наверное, пригубите?
   Бабушка аккуратно поставила на край стола трехлитровую банку с обещанной настойкой.
  -- На мухоморах чтоль? - пошутил неугомонный Санька.
   - Почему на мухоморах? На лесных ягодках, - ничуть не обиделась бабулька, успевшая привыкнуть к веселым подначкам ребят, - а вы себе-то тоже налейте по стаканчику. Только вы с ней аккуратнее, хмельная она у меня больно.
   Парни, изрядно проголодавшись за время работы, разом навалились на угощения.
   Набив животы и захмелев от настойки, парни поблагодарили бабулю за угощения и начали собираться в обратный путь.
  -- Знаете что, - провожая ребят, заговорила старушка, - возьмите-ка вы себе шубу. От деда покойного осталась. Отдать мне ее все равно некому, для меня она тяжелая, а помру, все равно пропадет.
   С этими словами она вытащила из огромного сундука неимоверных размеров шубу. Парни начали отнекиваться. Совесть не позволяла им обирать бедную старушку. Но та упрямо настаивала.
  -- Берите, берите. Говорю же - пропадет. А вещь хорошая, сносу нет. Мне-то она без надобности. Дед у меня охотником был. А дичи то у нас здесь было, ой сколько! - ударилась в воспоминания хозяйка, - Муж - покойник мне шубы чуть ли не через год делал. А это его. Мне ее тяжело носить. Да и ни к чему. У меня еще свои не сношены висят.
  

21. Как шуба может помочь поставить рекорд в беге.

  
   Сдавшись напору старой женщины, взяв шубу и банку с настойкой, еще раз поблагодарив хозяйку, парни двинулись в обратный путь. Еще не выветрившийся хмель легко кружил головы, а окружавшая ребят природа поднимала и без того хорошее настроение.
  -- Степ! Ты шубу бери себе. Тебе, бедному студенту, как раз в училище бегать зимой будет. А у меня, почти такая же, дома лежит. В прошлом году с отпускными себе купил, - важно проговорил Санька.
  -- Ладно, Сань, спасибо, - благодарно глядя на спутника, ответил Степка.
  -- Че ладно то! Твоя шуба, ты и неси! - с деланной грубостью прервал благодарность Санька, и тут же спокойно добавил, - Степ, торопиться нам все равно некуда. Давай-ка, еще по глотку из банки отхлебнем. Уж больно настоечка у бабули знатная. А Кузьмич все равно не знает, сколько она налила. К тому же, он все равно благодарен за дармовую будет.
   Уговаривать Степку не пришлось, и парни устроили небольшой привал.
   Отхлебнув из банки, Степка начал примерять обнову. Надев шубу, он стал похож на настоящего медведя, только, почему-то, неуверенно стоящего на ногах. А настойка делала свое дело, ненавязчиво обволакивая молодые головы дурманом, незаметно завладевавшим всем телом. Настроение поднималось. Парни шутили и веселились, вспоминая и рассказывая друг другу веселые истории.
   Нахохотавшись в очередной раз, Степка, не расстававшийся с шубой, встал.
  -- Пойду, балласт сброшу, а то уже на клапан давит! - произнес он и исчез за ближайшими зарослями.
   Санька, растянувшись у тропинки на теплой поросшей травой земле, стал дожидаться товарища. Подождав немного, он окликнул ушедшего Степку, на что до его ушей донеслось вместо ответа хруст сучьев и глухое урчание.
  -- Ну да! Опять под медведя косит, - весело подумал Санька, - ну второй раз у тебя этот номер не пройдет!
   Он тихо поднялся и крадучись стал пробираться сквозь чащу в том направлении, куда ушел Степка. Сделав несколько шагов в сторону от тропинки и осторожно раздвинув ветки кустарника, Санька увидел знакомую шубу, хозяин которой, по всей видимости, стоял на четвереньках.
  -- Опять жрет чего-то! - крутились хаотично мысли в Санькиной голове, - Ну, я тебе сейчас покажу!
   Парень стремительно выпрыгнул из кустов и с разбега пнул шубу ногой. Результат был абсолютно неожиданным! Из того места, куда пришелся пендаль, вырвался сноп брызг чего-то вонючего и липкого и залепил Саньке лицо и рубашку. Одновременно с этим "выстрелом" шуба рванула вперед, разворотив впереди стоящий муравейник, и с ревом исчезла в ближайших лесных зарослях, на бегу ломая сучья и ветки. Санька же наблюдал за удаляющимся силуэтом уже сквозь стекающую по глазам гадость, и не мог понять, почему это Степка рванул на четвереньках с такой скоростью, и чем это он его так окатил.
   Остолбенев от неожиданности, матрос не сразу заметил подошедшего откуда-то сбоку товарища.
  -- Ты чего, Сань? Чем это от тебя так воняет? - спокойно спросил Степан, - Ты, куда это так мордой нырнул?
   Санька, как робот, повернул голову в сторону улавливаемой им речи, продолжал остолбенело торчать на одном месте.
  -- Да ты чего, Санек?! - начал беспокоиться за состояние друга Степка, одетый, как и раньше, в дареную шубу.
  -- Степа! Ты же вон туда только что ускакал, - указывая пальцем в лес, проговорил Санька
  -- Ага! Что мне делать больше нечего, как только по лесу в такой тяжести носиться?! - обиделся Степка.
  -- А кому же было дело в такой тяжести по лесу носиться! - не выходя из оцепенения, переспросил Санька.
  -- Какая шуба, Саня! - потряс за плечи друга Степка, - Ты чего, с катушек слетел? И чем это ты все- таки измазался?
  -- Это меня шуба уделала!
  -- Да какая шуба то! В округе, наверное, только одна шуба, вот она. Я ее не снимал. Так что, она никак тебя обделать не могла.
  -- А кто же тогда, по-твоему, меня обделал да еще и муравейник разворотил? А!? - понемногу приходя в себя, начал орать пострадавший, но, рассудив логически, понял, что за такое короткое время никому не удастся даже без шубы проделать огромное расстояние и практически через мгновение выйти с другой стороны.
   Парни уставились друг на друга и, похоже, думали об одном и том же. Повернувшись к развороченному муравейнику, оба заметили следы, четко отпечатавшиеся на земле, хозяин которых явно страдал плоскостопием и давно не стриг ногти, а вернее когти, судя по оставленным отметинам при быстром бегстве.
   Капитально испугавшись своей догадке, мгновенно протрезвев, матросы, не сговариваясь, бросились на тропинку, и, прихватив оставленную там настойку, пустились без оглядки в сторону берега. Встреча с настоящим медведем, пусть даже и с не самым большим, никак не входила в их планы.
   Оставшийся путь они проделали гораздо быстрее, чем можно это было бы себе представить. Степка, от испуга так и бежавший в шубе, немного поотстал от Саньки, который от того же испуга даже не обращал никакого внимания на покрывавшую его лицо и одежду вонючую субстанцию.

22. Возвращение блудных матросов.

  
   Вечером Леонид Павлович с Кузьмичем уселись на палубе на скамейку. Они созерцали окружающую красоту многовекового леса, поднимающегося высоко над рекой. Не успев выкурить по одной сигарете, они заметили на тропинке, выходящей из леса две странные фигуры, быстро приближающиеся к пароходу. В опускающихся сумерках верящий во все сверхъестественное человек мог бы подумать, что из леса выбежал черт, почему-то с трехлитровой банкой в руке, за которым гонится медведь, по той же непонятной причине передвигающийся на задних лапах. Но капитан с механиком даже не успели ничего подумать. Парочка со скоростью сверхзвукового самолета влетела на палубу парохода и в мгновение ока подняла, ни слова не говоря, за собой трап. Только после этого странные субъекты в изнеможении опустились на палубу, и командиры не сразу, но узнали в них своих подчиненных.
  -- Кузьмич! Я, конечно, могу ошибаться, но тот, что в шубе, по-моему, Степан! - едва сдерживая смех, констатировал Леонид Павлович.
  -- Вполне возможно, - вторил капитану механик, - если предположить, что тот, который весь в дерьме - Саня!
   И не удержавшись, они грохнули раскатистым смехом.
   Переведя дух, Санька сразу же ретировался в душ, а Степка, наконец-то, сняв с себя шубу, долго еще не мог отдышаться, хлопая губами, как вытащенная из воды рыба.
   Кузьмич же, воспользовавшись суетой, перетранспортировал забытую всеми настойку в кают-компанию и уже успел снять пробу с благодатного напитка.
  -- Палыч! Давай выслушаем их отчет в приятной обстановке, - предложил механик, показывая на банку, - их рассказ обещает быть веселым, я это нутром чую.
  -- Нутром ты чуешь, что в банке находится, - совсем не зло ответил капитан, - давай уж сами на стол чего нибудь сгоношим, а то этим, похоже, сейчас не до этого. Еще отравят сдуру чем-нибудь.
   После душа парни потихонечку стали приходить в себя. За столом, за рюмочкой честно заработанного напитка они на перебой начали рассказывать о своих сегодняшних приключениях. И рассказчики, и слушатели хохотали до слез, до боли в животах, даже, забывая о настойке, и долго еще в этот вечер гремел над рекой дружный смех, доносящийся с буксира, ожидающего очередной плот.
  

23. Как началось послешубное приключение.

(Да еще с часами как-то неловко получилось!)

  
   Этот рейс для экипажа "Кита" начался как никогда удачно. Ранним утром, взяв плот на буксир за считанные минуты и быстро снявшись с якорей, буксир плавно тащил воз через многочисленные перекаты. Но настроение у Леонида Павловича было хуже некуда. Дело в том, что, проснувшись в четыре часа, чтобы зря не тратить время и выйти в рейс пораньше, капитан, проходя мимо кают - компании, почувствовал резкий запах. Кто-то, похоже, перепутал корабельную столовую с гальюном, а один из ее углов послужил кому-то унитазом, хотя и напоминал это фаянсовое изобретение весьма отдаленно. Леонид Павлович был обескуражен до глубины души, хотел было сразу же начать поиски наглеца, но, подумав, решил все-таки оставить это до смены вахт.
   В свою очередь Степка, стоявший вахту с шефом, после учалки плота на буксир, начав приборку, пока сменная вахта еще спит, обнаружил в гальюне опрокинутое ведро с "использованной по назначению" бумагой, которая была раскидана по всему помещению общего пользования. Негодованию матроса так же не было предела, но, сделав скидку на прошедшую попойку, скрепя зубами и проклиная неаккуратного посетителя, все же прибрался, кляня на чем свет стоит всех, кто когда либо посещал этот туалет, при этом, обещая себе обязательно найти того, кто во хмелю цепляет ногами ведра, которые никак для этого не предназначены.
   Проснувшийся на вахту Кузьмич, разбуженный неприветливым в это утро Степкой, пребывал так же в плохом настроении. Дело в том, что накануне, когда, вдоволь насмеявшись за бутылочкой над последними похождениями матросов, экипаж разошелся по каютам выспаться перед очередным рейсом, Кузьмич лег не сразу, а решил перед сном выкурить сигаретку. Возвращаясь с палубы, механик заметил, что на столе кают-компании лежат капитанские часы. Так как Леонид Павлович, по всей вероятности, уже спал, он положил часы к себе в карман, решив отдать их капитану утром на смене вахт. Но предательская карманная дыра разверзлась в самый неподходящий момент, когда толстяк выходил на палубу. Часы стремительно заскользили по ноге вниз. Машинально, чтобы часы не разбились о железную палубу, Кузьмич дернул ногой, стараясь подставить под падающий предмет стопу, но получилось совсем не то, что он ожидал. Часы, отскочив от плотного ботинка, заскакали, как блестящая жаба, по палубе и выпрыгнули за борт. Отложив объяснения с капитаном до утра, механик поплелся в свою каюту. Проворочавшись всю ночь, так и не заснув толком, Кузьмич встал в самом, что ни на есть, хреновом расположении духа.
   Только Санька, поднятый на вахту одновременно с механиком, был в хорошем настроении. Приводя себя в порядок, матрос даже не замечал угрюмых выражений на лицах Степки и своего вахтенного начальника. Похоже, ни что не могло омрачить настроение Саньки, но, дойдя до камбуза, он стал серьезным, перестав насвистывать веселенький мотивчик. Санька прекрасно помнил, что перед тем, как покинуть общую попойку, он, не забывая о своих обязанностях, заглянул на камбуз, и выложил из морозилки четыре сосиски, чтобы они оттаяли к утру, и можно было сварганить фирменную яичницу для экипажа. Но сейчас сосиски отсутствовали. Их не было нигде, ни в сковородке, куда назначенный в приказном порядке кок их обычно выкладывал, ни в холодильнике, куда он мог бы во хмелю засунуть, ни в каком нибудь другом месте.
   " Сожрали! - подумал Санька, - Сожрали, а новые вынуть оттаивать за падло. Саня кашеварит, пусть он и выкручивается! Ну, ладно! Раз вы так, то и готовьте сами, я не нанимался!!!". Настроение мигом поменялось на противоположное, и Санька, хлопнув дверью, повалил на смену вахт в ходовую рубку.
   Ровно в шесть утра злой Леонид Павлович передал штурвал хмурому Кузьмичу, а угрюмый Степка, дождавшись появления красного от негодования Саньку, со словами: "Вахту сдал", хотел было выкатиться из рубки, но был остановлен грозным окриком капитана.
  -- Ты куда!? Я никого еще не отпускал! - грозным голосом заявил шеф, - Сначала отдраите кают - компанию с порошком, а потом я придумаю, что с вами делать!
   Тон капитана не предвещал ничего хорошего, особенно смутила матросов последняя фраза, после которой невольно станешь задумываться, что ты натворил накануне. Посчитав благоразумным немедленно ретироваться на штрафные работы, парни, недоумевая, быстренько удалились.
   Оставшись наедине с Палычем, Кузьмич невольно поежился. Наверное, капитан уже обнаружил пропажу часов, и сейчас начнется экзикуция его, механика, после недолгих поисков "виновника торжества".
   Леонид Павлович, молча, ходил из угла в угол по рубке. Он не знал, как начать разговор на столь деликатную тему про превращенную в отхожее место кают - компанию. Ведь надо былоэто сделать так, чтобы, не дай Бог, не обидеть невинных.
   Гнетущее молчание невыносимо затянулось, и нервы старого механика не выдержали.
  -- Палыч, - тихо, чувствуя свою вину за потерю дорогих часов, произнес Кузьмич, - я это.
   Леонид Павлович, облегченно выдохнул. По его мнению, деликатное дело разрешилось само собой, и поиски виновного завершились, даже не начавшись. Видя, как механику стыдно за его поступок, капитан даже немного смягчился.
  -- Кузьмич, как же тебе не стыдно. Ведь взрослый человек, а такое сделал. Уж от кого, а от тебя я такого не ожидал.
  -- Палыч, ей Богу я не нарочно, само собой как-то все получилось. Я и глазом моргнуть не успел, а оно, видишь как, раз и вырвалось! - оправдывался колобок.
   " Да, стареет Кузьмич, - подумал про себя Леонид Павлович, с сочувствием глядя на съежившегося механика, - если до сортира донести не смог, значит, дело к старческому недержанию идет, а может и того хуже, к старческому маразму". И в слух добавил:
  -- Кузьмич, тебе к врачу обратиться надо, может быть, не так уж все и плохо?!
   Кузьмич хоть и не понял, куда клонит капитан, но, чувствуя, что шеф "остывает", не рискнул ему возразить. " С другой стороны, - думал Кузьмич, - хорошо хоть к врачу послал. Другой бы, лишившись таких дорогих часов, послал бы гораздо дальше".
  -- Палыч, не расстраивайся, я же не нарочно...
  -- Да ладно оправдываться, - перебил капитан механика, не дав ему договорить фразу, - выпиваешь ты многовато. Может тебе зашиться, хотя бы на время?!
   То, что карманы надо зашить, и это дело, конечно, временное, так как, сколько карманы не зашивай, они все равно когда нибудь порвутся, механик понимал. Но при чем тут выпивка? Два этих факта соединить воедино Кузьмич не мог.
  -- Палыч, а при чем тут выпивка то? Просто я ногой тряхнул не удачно.
  -- Вот видишь, ты даже себя не контролируешь, если тебе достаточно ногой тряхнуть, что бы набезобразить.
  -- Это, правда, - сокрушенно сознался Кузьмич, - если б не нога, все по-другому было бы.
  -- А я что говорю, - еще настойчивее начал наседать на сослуживца Леонид Павлович, - обратись к врачу, может быть можно еще все исправить.
   Механик настороженно покосился на капитана. Неужели, утрата каких-то часов, пусть даже очень дорогих, так всколыхнула "крышу" капитану. И как может в этом случае помочь какой-то врач? Я же их не проглотил! Ну, понятное дело, если бы обратиться к водолазам, и то, не гнать же буксир в обратную сторону. Да и где же водолазов-то найти?! А потом, если здраво рассудить, водолазы за каждый нырок столько слупят, что дешевле будет шефу "ролликс" купить. Его мысли прервал гаркнувший в ухо голос капитана:
  -- Кузьмич!!! Ты где? О чем думаешь? Вот видишь, я тебя зову, а ты думаешь о чем-то о своем. Невнимательный ты стал к тому же, рассеянный. Тем более к врачу надо сходить.
  -- А врач то чем поможет? Я уж лучше сразу в магазин схожу.
  -- Вот ты как!!! - вспылил Леонид Павлович, - Я с тобой по-хорошему, а ты снова все вопросы через магазин решить хочешь?! Пойми, речь идет о твоем здоровье!
   "Ну вот, угрожает, бить будет! Совсем с дуба рухнул из-за каких-то вшивых часиков!", - подумал Кузьмич, но вслух произнес:
   - Так как же без магазина то дело исправить? Что мне воровать идти что ли?!
  -- Ну и темный ты человек Кузьмич! Как ты не поймешь, что здоровье ни купить, ни своровать нельзя!
   Совершенно ошалевший механик выпучил глаза на капитана и не знал, что на это ответить. В его мозгу и без этого напряга не часто выстраивались с похмелья мысли ровными рядами, а теперь и вовсе был полный каламбур. Отчаявшись договориться о покупке новых часов взамен старых утопленных, Кузьмич устало проговорил:
  -- Палыч, ну что ты от меня хочешь? Я же говорю тебе, что это случайно вышло. Давай я тебе все-таки новые часики куплю, и забудем про это. Ну а если тебе мало, я тебе еще что нибудь сделаю.
   От такой наглости старого друга у Леонида Павловича сперло дыхание. Его старый друг предлагал ему что-то вроде взятки за свой гнусный поступок и тут же обещает еще выкинуть какой-нибудь фортель, почище старого! Что еще может сделать этот старый дурак? Нагадить на телевизор?! Или еще чего хуже в кастрюлю с обедом?!!
  -- Ах ты старый зассыха!!! - дурным голосом заорал капитан так, что его было слышно не только в любом углу маленького буксирчика, но и на обоих берегах намного километров вперед и назад, - Последний рейс на пароходе. Спишу на берег. Всем расскажу, до чего ты докатился! Чтоб с тобой люди на одном гектаре нужду не справляли!!!
  -- Ах, вот ты какой мелочный стал!! - не выдержал Кузьмич обиды, нанесенной ему из-за каких то часов, - Из-за какой-то ерунды можешь друга всего в дерьме измазать!
  -- Хорош друг, все углы в кают-компании обоссал, да еще дурака включает!
  -- Сам ты - гаденыш! - не на шутку разозлился обидевшийся механик, - Я в жизни ни разу на палубу не плюнул, а ты мне такое предъявляешь?! Совсем скрягой стал, часики вшивые дороже друга стали. Да я от тебя сам уйду. С таким работать, лучше утопиться!
  -- Ни разу на палубу не плюнул, тоже мне, а кто сам недавно признался, что всю кают - компанию обоссал, Пушкин что ли?!
  -- Я???!!! У тебя что, крыша поехала, шифер лопнул, труба покосилась???!!! Когда же это я тебе признался в таком идиотизме?
  -- Так минут пять тому назад, - приходя в себя и начиная понимать, что произошла какая-то чудовищная ошибка, переходя к нормальному тону, сказал капитан.
  -- Какие пять минут, я тебе уже полчаса долдычу, что я утопил у тебя часы и куплю тебе новые. А ты мне что?! - не унимался Кузьмич, - Угрожает, морду еще набить обещался, ко врачу какому-то все посылал! Самому тебе ко врачу сходить надо, если из-за какой-то безделушки такой хай поднял!
  -- Погоди, погоди. Значит, ты кают-компанию с гольюном не путал?
  -- Палыч! Тебе лечиться нужно! - продолжал орать от возмущения механик, - Ты же с головой дружить перестал! Я тебе про часы, битый час, втемяшить хочу, а ты мне все про какое-то ссанье башку засираешь! ЧАСЫ Я ТВОИ УТОПИЛ, понял ли, что я тебе сейчас сказал? - последнюю фразу Кузьмич сопровождал помахиванием ладони у лица Палыча, - Алло, гараж!
  -- Какие часы? А-А-А! Так ты про часы мне все время говорил?
  -- Ну, шеф, ты даешь!!!
  -- Даете вы, мы только лечимся, - парировал капитан, а потом добавил миролюбиво, - то-то я гляжу, ты ахинею какую-то несешь. Я же тебя не про то спрашивал. Я-то думал, что тебе самому стало стыдно, и ты во всем признался.
  -- В чем я признался? - в очередной раз выпучил глаза колобок.
  -- Яж тебе и говорю, кто-то напрудил в кают-компании, а когда ты сказал, что это ты, я и понял, что это ты!
  -- Все, погоди. У меня, кажется, сейчас башка треснет. Я тебе отвечаю, - медленно начал механик, - я утопил твои часы, на стены я не гадил. Все.
  -- Кузьмич! Дорогой, прости меня, я-то не понял сначала ничего.
  -- Это ты меня прости, Палыч, я сам виноват, надо было сразу признаться, четко все сказать, а я мямлил, боялся, что ты разобидешься.
  -- Кузьмич, да черт с ними, с часами. Фу ты, черт, чуть не поругались. Погоди, а кто тогда в кают-компании набезобразил?
   Кузьмич с деловым видом посмотрел на капитана:
  -- Ну, если учесть метод исключения, то это будет кто-то из пацанов. Надо это выяснить. Так это дело оставлять нельзя! - деловито заявил Кузьмич, и они с Леонидом Павловичем начали разрабатывать план по выявлению хулигана.
  

24. Как подрались Степка с Санькой и из-за чего.

  
   В то же самое время Степка и Санька с ведрами и швабрами тащились злые по коридору в кают-компанию на штрафные работы. Они так и не поняли, по какой такой причине шеф метал гром и молнии в их адрес. Каждый думал о своей обиде и строил планы по поимке злодея. Проходя мимо гальюна, Степка краем глаза бросил взгляд в приоткрытую дверь и остолбенел, пропуская вперед Саньку. То, что он там увидел, напрочь сорвало у него все тормоза. В только что прибранном им туалете, по всему полу валялась раскрученная из рулона туалетная бумага. Мгновенно в памяти матроса всплыл тот факт, что на смене вахт последним в рубку пришел Санька с небольшим опозданием.
   "Так вот он - преступник, шагает, как ни в чем не бывало впереди", - не успел подумать Степка, а тяжелая швабра, находящаяся в его руках, уже опустилась на голову сотоварища. От неожиданности Санька крякнул. В его зазвеневшей от удара голове мгновенно пронеслась мысль о том, что пропажа сосисок и предательский удар, нанесенный ему сзади - дело рук одного и того же человека, ловко маскирующегося пол навигации под приличного человека, влезшего к нему в доверие. Не долго думая, Санька с разворота послал свой кулак прямо в челюсть обидчику в тот момент, когда тот, по всей видимости, хотел прокомментировать свой поступок. Удар был не столько сильный, сколько обидный для получателя, поэтому уже через мгновение клубок, состоявший из двух матросов, двух швабр, и двух ведер покатился по коридору, славно сдабривая округу стиральным порошком и издавая всевозможные звуки при натыкании на встречающиеся препятствия.
   Такой способ передвижения, конечно же, имеет право на существование, как и все другие способы передвижения, но основное неудобство состоит в том, что передвигающиеся лишены возможности видеть, в каком направлении они передвигаются. А потому, почувствовав резкий запах, парни прекратили змеиную возню, подумав, что они по ошибке вкатились в гальюн. На сколько же было их удивление, когда, оглядевшись, до них дошло, что они сидят на полу в кают - компании. Как было упомянуто раньше, запах напоминал привокзальный сортир. Все украденные сосиски и использованные "по назначению" бумажки, раскиданные по полу в гальюне, показались пацанам такой мелочью по сравнению с увиденным, что они мгновенно забыли про свои личные обиды.
  -- Степ, чем хочешь поклянусь, это не я! - начал первым оправдываться Санька, как будто и не было только что ни какой потасовки, - Я бы до такого просто бы не додумался!
  -- Ты думаешь, я бы додумался?! Даже если отбросить, что это - скотство, была охота себе лишние проблемы создавать. Мне и своих хватает. Вон сегодня приборку делать начал, а в гальюне сраные бумажки кто-то по всему полу раскидал, да еще ведро опрокинул. Только приборку сделал, Палыч наорал, будто ему кто-то соли в задницу насыпал, час назад в том же гальюне марафет навел, а уже какой-то гад весь рулон скрутил и опять по полу раскидал! Я - то подумал, что это ты так прикалываешься, - пробурчал Степка, виновато посматривая на Саньку.
  -- Ты чо, Степ!? Это разве приколы!? - возмутился Санька, - Я не то, что с друзьями, вообще таких грязных приколов не признаю!! К тому же меня самого прикололи почти так же. Какая-то сволочь ночью сосиски слямзила. Я первым делом завтрак готовить пошел, а сосисок нет. Новые размораживаться пол-дня будут. Я, кстати, на тебя подумал, не сразу, конечно, только после того, как ты меня шваброй погладил, - с укором посмотрев на товарища, сказал Санька.
  -- Саня! С какого такого перепуга я стану у экипажа сосиски воровать! Не думал я, что ты обо мне такого мнения! - обиделся Степка
  -- А сам-то про меня чего наплел?! - парировал Саня.
   Так, сидя друг против друга, парни пытались привести свои мысли в порядок. Каждый прекрасно понимал, что на корабле творится что-то, не поддающееся воображению. Соединив все факты воедино, трудно было предположить, что это все сделал кто-то один из членов команды, а уж на командиров грешить парни не могли и подавно. Такого они даже представить себе не могли. Молча отмыв кают-компанию, пацаны уселись перекурить на палубе, обдумывая ситуацию.
  -- Степ, - задумчиво начал разговор Санька, - пошли к буграм, пусть они думают, им по должности положено думать, а наше дело телячье: обосрался и стой!
   С этими словами матросы пошли в рубку.
   "Кит" медленно вел на буксире плот мимо отмелей и заструг, аккуратно переваливая через перекаты, как любящий хозяин ведет на поводке огромную собаку, стараясь, что бы та куда-нибудь не вляпалась. Солнечное безветренное утро плавно перетекало в жаркий летний день, когда в ходовой рубке показались матросы. Наставленные друг другу фингалы под глазами, рваная мятая одежда и всклокоченные волосы красноречиво говорили о том, что приборка в кают - компании протекала весело и задорно.
  -- Кузьмич, - оживился Леонид Павлович, сидящий в углу диванчика, - посмотри-ка на это чудо цивилизации. Такое ощущение, что наши ребятишки все- таки встретили своего вчерашнего мишку! - и уже обращаясь к матросам, добавил, - Предполагаю, что шубу пришлось вернуть законному владельцу, хоть вы с этим, судя по вашим лицам, долго не соглашались.
  -- Какой мишка? - включил дурака Кузьмич, - Уж не тот ли, который в отместку за прерванный в столь извращенной форме свой обед, все углы нам в кают-компании изгадил?! - и уже серьезно и строго добавил, - Ну, команда - сорвиголова, сознавайтесь, вашу мать, кто из вас такой умный, что догадался гальюн с красным углом перепутать?!
  -- А кто на камбузе сосиски сожрал?! Кто по сортиру ведро с бумажками рассыпал?! Кто целый рулон бумаги распустил и на полу бросил?! - не обращая никакого внимания на язвительные усмешки в свой адрес по поводу внешнего вида, пошли в атаку пацаны, - Похоже, это дело одних и тех же рук. Нам бы тоже очень хотелось бы увидеть этого гада!
   В рубке повисло гнетущее молчание. Ну не привидение же поселилось на пароходе!
  -- Бред какой-то, - буркнул Кузьмич, - нас тут четверо. И выходит, что если никто из нас ничего не делал, то у нас общий глюк.
  -- А может, кто-то лунатить стал? - неуверенно подал голос Степка.
  -- Лунатики по карнизам ходят и по крышам. Они люди безобидные, погуляют, никого не трогая, и опять в кроватку. А наш вон чего начудил. Такое натворить в спящем состоянии невозможно!! - прогремел Кузьмич.
   Все задумались. Повисла пугающая тишина. Каждый строил свои версии, одна другой невероятнее, боясь озвучить их в слух.

25. Как обнаружился виновник всех пакостей и последующая война.

  
   Время подкрадывалось к обеду, поэтому Санька, обреченно вздохнув, направился из рубки на камбуз что-нибудь приготовить:
  -- Степа, ты помоги Саньку в поварском нелегком деле. А то времени до обеда немного осталось, а жрать уже, как из ружья хочется,- попросил матроса капитан.
   Санька посмотрел на шефа с благодарностью. Ему не очень-то хотелось находиться внизу одному наедине с "неопознанным блуждающим объектом". В противоположность Саньке, Степка не очень обрадовался такому повороту дела, но все же тронулся за товарищем из-за уважения к капитану. Спустившись по трапу, он все же на всякий случай прихватил швабру, стоявшую в углу перед входом в рубку, которую Степан не успел убрать на место после уборки.
   Путь до камбуза, обычно занимавший несколько секунд, матросы на этот раз проделали намного дольше. Озираясь по сторонам, они искали очередные пакости, уготовленные им полтэргейсом, но все было на своих местах. Немного успокоившись, парни добрались до кают-компании. Там тоже все сверкало после наведенного ими марафета. Степку опять начали терзать смутные сомнения. Весь экипаж находился в рубке друг у друга на глазах, сейчас в жилых помещениях все на своих местах, все сверкает чистотой после уборки. Вывод напрашивался сам собой: ничего не случилось, потому что некому было творить беспорядок, значит беспредельщик кто-то из присутствующих в рубке, то есть из экипажа. Он посмотрел на Саньку, на лице которого читались те же мысли. В таком гнетущем настроении матросы добрались до камбуза. То, то они там увидели, одновременно и потрясло их и успокоило. Успокоило потому, что все подозрения на кого-либо из экипажа мгновенно отпали, потрясло же то, что увиденное было полной неожиданностью. Все предположения, все версии, выдвигаемые в рубке, все невероятные теории разбились, как хрупкое стекло, об абсолютно - земную причину всех злоключений последнего дня.
   Перед парнями на разделочном столе нагло сидел огромный котяра и жадно пожирал полумороженое мясо, которое Санька автоматически вынул из морозилки утром, заблаговременно готовясь к обеду, в то самое время, когда расстроился из-за пропавших сосисок.
   Котище и не думал ретироваться. Наоборот, он всем своим видом давал понять непрошеным, как он считал, гостям, что за этот кусман мяса он будет драться до последнего вздоха. Маленькие рваные ушки медленно прижимались к огромной лобастой башке, до макушки которой по всей серой спине дыбом торчала жесткая шерсть. Приплюснутый нос - пуговка нервно задергался, а злые зеленые глаза прожигающе уперлись в пацанов. Агрессор был готов в любое мгновение атаковать превосходящего противника, что ничуть не убавило скорости поглощения им мяса. При этом чудовище издавало такой воинственный звук, что Степка, подхватив обалдевшего от борзости, неведомо откуда взявшегося лохматого пришельца, Саньку под локоть, поспешил покинуть помещение и плотно закрыл дверь. Оккупант был изолирован, но осада могла продолжаться не в пользу экипажа по той простой причине, что все съестные запасы находились на оккупированной территории, а неизвестно откуда появившийся зверь, продуктами делиться, явно не собирался. Данный факт полностью подтверждался наблюдаемой в дверной иллюминатор картиной. С победным кличем кот доедал кусок мяса, который предназначался на обед всему экипажу.
  -- Степка!!! Ну, это же беспредел полнейший!!! Кажется, только недавно воевали с обезьяной по этому поводу, а сейчас нас какой-то тигр объедать решил!!! Ну, что за невезуха свалилась на этот пароход?! Все хотят нас обожрать!!! - начал разоряться Санька.
  -- С Федором можно было договориться, с этим же вряд ли получится, - глядя в иллюминатор на то, как исчезают последние граммы мяса, угрюмо произнес Степка, - этот своего не упустит!
  -- Ага, своего!!! Он чужого не упустит! Ну откуда эта сволочь свалилась на нашу голову?! - запричитал Санька.
   В это же время к парням прибежал запыхавшийся Кузьмич. В руке у него был пожарный топор, а с круглого лица от напряжения стекали крупные капли пота.
  -- Чего орете? Мы с Палычем уж подумали, что вас того..., - выпалил механик, крутя топором у виска.
  -- На себе не показывай, а то сбудется, - криво усмехнулся Степка, уступая место у иллюминатора Кузьмичу.
   Механик заглянул в иллюминатор. Ни одна мышца не дернулась на его лице, и он спокойно произнес:
  -- Ну и чего орать? Милый котик. Я про такое чудо в "Мире животных" смотрел. Обыкновенный лесной кот. Очень злое существо. Практически - отморозок. Видите, какие у него коготки? Настоящие кинжалы! А зубки? Зубки проволоку перегрызут и даже не почувствуют, - спокойно, даже ласково начал Кузьмич, и вдруг, срываясь на крик, заорал, - откуда вы это чудовище приперли?!! Вы, что нас совсем со свету сжить решили?! То чудеса необъяснимые, а теперь еще и это здесь тусуется?!!
   Крик механика переходил в панику.
  -- А я говорил, на себе не показывай, - вставил Степка, намекая на состояние механика, - Кузьмич, я так думаю, что наши привидения, глюки и эта зверюга - одно лицо.
  -- Скорей уж не лицо, а морда! С такой пачкой только вышибалой работать, а он по судам побирается! - продолжал кипятиться Санька.
  -- Ну, побирушкой его никак не назовешь! - не согласился с товарищем Степка, - Скорее он похож на рэкетира.
  -- Хорош, зубоскалить! - нервничал Кузьмич, - Как он здесь появился? Вернее, этот вопрос уже не важен. Важнее другой вопрос, как он отсюда исчезнет.
  -- Не думаю, что это может случиться по его желанию, - произнес в ответ Степка.
   Пока Кузьмич и Степка терли затылки, помогая тем самым своим извилинам шевелиться интенсивнее, непримиримый борец за справедливость Санька предпринял отчаянную попытку отбить многострадальный камбуз у непрошеного гостя. Вооружившись шваброй, оставленной Степкой тут же у двери, он, тихо приоткрыв дверь, пошел в атаку, ворвавшись в штурмуемое помещение. За то, что бы увидеть, что произошло дальше, многие богатеи отдали бы половину своего состояния.
   Успевший уже все сожрать и успокоиться, кот закимарил прямо на столе. Сытый, он лежал, издавая громкое мурлыканье, что не мешало одному полуоткрытому злому глазу зорко наблюдать за всем, что твориться вокруг. Зеленый глаз как будто жил отдельной от спящего кота жизнью, будто бы часовой, охраняющий спящее воинское подразделение.
   С появлением в непосредственной близости противника в лице Саньки со шваброй, зверь мгновенно приготовился к бою, явно не желая сдавать свои позиции. Он опять прижал уши к голове, шерсть встала дыбом, длинные когти вылезли из мягких кошачьих подушечек и показались во всей красе, хвост ходил, как помело из стороны в сторону, а сам кот вжался в стол, готовясь атаковать противника первым.
   Увидев перед собой такую боевую мощь, уверенность у Саньки поубавилось, но он и не думал сдаваться так быстро. Выставив швабру вперед, матрос ринулся на врага. Достигнув предела кухонного стола, швабра начала сметать все на своем пути. Разделочные доски, ножи, тарелки, все полетело на пол, и если бы кот был бы менее расторопен, его бы просто размазало по столу. Но котик оказался очень прыгучим да еще не из робкого десятка. Перепрыгнув швабру, он одним прыжком взлетел на полку, где стояли крупы. "Нет! Только не это!!!", - не успел подумать Санька, вспоминая свою первую войну с Федором, как с полки уже летели банки - склянки, из которых посыпалось содержимое. Но в отличие от обезьяны, кот не просто наводил беспорядок в свое удовольствие. Используя стратегию потомственного воина и охотника, он несся по полке с определенной целью, зайти в тыл противнику, где отсутствовало смертоносное для него оружие - швабра, и тем самым противник был практически не защищен. В отличие от своего визави, Санька не был обременен какой либо тактикой или стратегией. Зато у него была цель! Благородная цель - освободить камбуз от непрошеного оккупанта, во имя которой он и начал долбить своим орудием по полкам и стенам, но так как зверь был проворнее, швабра опускалась не на голову кота, а на то место, где он находился мгновение назад, сокрушая все, что не разнесло на бегу дикое животное. Камбуз быстро превращался в дурдом, в котором шло стихийное восстание палаты буйнопомешаных. Усугублялось все еще и тем, что на помощь зрителей, то есть Кузьмича и Степки, прильнувших к иллюминатору, рассчитывать приходилось все меньше и меньше, так как все труднее и труднее становилось отслеживать воюющие стороны по той простой причине, что поднятая ими мучная пыль все больше и больше клубилась по всему помещению. В конце концов, видимость стремительно упала к нулевой, и зрители плавно превратились в слушателей.
  -- Я, конечно, дико извиняюсь, - донесся из рубки громогласный голос Леонида Павловича с нотками сарказма, - но хотелось бы знать, не в обиду будет сказано, чем вы там занимаетесь?!
  -- Какие могут быть обиды, - в тон капитану запел механик, - Ямы копаем!
  -- Какие ямы? - удивился стоящий рядом Степка.
  -- А, - отмахнулся Кузьмич, - это я так брякнул. Пока он соображает над этим, может быть у Санька все решится. Ну не пересказывать же Палычу весь ход событий. Что я - комментатор что ли?! Пока языком чешешь, что нибудь пропустишь.
   Кузьмич был прав. Сверху долго не доносилось ни одного слова. Видно Леонид Павлович крепко призадумался над последними словами механика.
   А тем временем на камбузе, судя по отборной брани Саньки, война протекала в непрерывных атаках матроса, которые постоянно заканчивались неудачами. Изредка между грохотом падающей посуды и отборными пожеланиями в адрес кота из уст Саньки, прорывалось кровожадное мяуканье вперемежку с рычанием.
  -- Знаешь, Степа, - начал Кузьмич, вглядываясь в мучной туман, - я предлагаю все сыпучие и летучие продукты держать в провизионке под замком. Не видно же ни черта!
   Развить свою мысль Кузьмичу помешал радостный Санькин возглас.
  -- Поймал!!! Поймал скотину!!!
   Но в тот же момент радостный тон победы резко сменился на душераздираюкий крик.
  -- По-моему, пора вмешаться, - уже серьезно сказал механик, открывая камбузную дверь.
   В то же самое время из нее вылетел белый Санька, держа в руках белую швабру, почему- то уже без черенка, а сзади, впившись матросу в мягкое место всеми когтями и зубами, висел такой же белый кот. За исключением швабры, в этой куче остальные составляющие дико орали, кто от боли, а кто от удовольствия. Извивающегося и бегающего по коридору от нестерпимой боли Саньку, никак не могли поймать начавшие уже нервничать Степка и Кузьмич.
   В конце концов, Кузьмич просто сшиб пробегавшего мимо него Саньку, и навалился на бедолагу всей своей массой. На помощь тут же прыгнул и Степка. Все старались схватить кота, катаясь по коридору в общем клубке, но тот успешно отмахивался своими длиннющими когтями. При этом его зубы ни на миг не покидали Санькину кормовую оконечность. Крики, визги, вопли раздавались по всему пароходику, и кому какие слова принадлежали, разобрать в этом общем шуме не было никакой возможности:
  -- За шею, за шею его хватай!!! А-а-а-а-а!!!
  -- Уберите его от меня!!! А-а-а-а!!! Чтоб тебе.....!!! А-а-а-а!!!
  -- Лапы ему держите!!! А-а-а-а!!! Кто нибудь, выньте его хвост изо рта!!! А-а-а, мать твою....!!!
  -- Не надо вынимать, кусай его сильнее, может тогда он свои зубы расцепит!!! А-а-а-а!!! Кусайте же скорее, а то он меня, как тот кусок мяса сожрет!!!
  -- Тьфу, тьфу!!! ........, была охота кошачьи хвосты жрать,......, да и не хвост это был, похоже, а ........ швабра твоя!!! Ее-то выкинь, че вцепился!!! Аника - воин хренов!!!
  -- Я его за заднюю лапу поймал. Она в чьей то штанине запуталась! Тяну!!!
  -- А-а-а-а-а-а-а!!! Отпусти, придурок! Это не лапа,.......!!!
  -- Кто нибудь, покрывало с дивана давайте!!! - наконец-то послышалась первая здравая мысль после продолжительной возни в сумрачном коридоре.
  -- Накрывай его, вот так!! Попался, гад!!!
   Спеленутый, но не сдавшийся кот, никак не собирался разжимать свои сильные челюсти. Находясь в руках у Степки, он рванулся из последних сил, вывернувшись невообразимым образом, выскользнул из покрывала и, попутно расцарапав всем руки, прошмыгнул в кают-компанию под диван, унося в своих зубах часть Санькиных штанов. Санька взвыл так, будто рядом загудела корабельная сирена. Держась за задницу, он взвился, как юла.
  

26. Как Степка стал ненадолго лекарем, а потом чуть не стал парламентером.

  
   Предупреждая очередную погоню за Санькой, Кузьмич схватил его в охапку и заорал:
  -- Степка! Тащи йод, иначе мы за ним до самого порта назначения бегать будем.
   Повторять дважды Степке не пришлось. Он быстро притащил из аптечки темный пузырек, и, не дожидаясь следующего приказания, вылил Саньке на зад его содержимое.
   Даже Кузьмич не смог удержать пострадавшего в неравном бою матроса. Санька рванулся с такой силой, что Кузьмич и Степка разлетелись в разные стороны. Теперь вой сирены выглядел бы на фоне его крика детским свисточком.
  -- Степа! Вы в гестапо не служили? - поинтересовался механик, отползая к стене, чтобы не быть затоптанным носящимся туда - сюда по коридору совсем одуревшим Санькой, потирая ушибленное темечко, - может быть, тебе фамилия - Мюллер, и папа твой был Мюллер, и это у вас наследственное?
  -- А че я сделал то? Ты же сам сказал принести йод.
  -- Так ведь я сказал принести, а не вылить ему на задницу весь пузырек! Во-первых - на остальные раны ничего не осталось, а во-вторых - сколько Санька теперь будет бегать по коридору, не известно, а, как говорят твои друзья-немцы, война - войной, а обед по расписанию! Пошли к шефу. Он, наверное, уже с ума сходит.
   Оставив Саньку наедине с его бедой, Кузьмич и Степка исцарапанные, грязные, в рваной одежде, наплевав на спрятавшегося под диваном кота, устало поплелись в рубку.
   Увидев своих подчиненных, Леонид Павлович изрек:
  -- По-моему, я это уже где-то видел? Уж не Феденька ли ваш любимый вернулся?!
  -- Не приведи Господь! - буркнул Кузьмич. - Нам сейчас только его и не хватало!
  -- Ну, что случилось, не томи душу, - нетерпеливо на полном серьезе спросил капитан, - Санька где?
  -- Короче, дела такие, - начал рапортовать Кузьмич, - каким-то образом на пароходе оказался лесной кот. Он-то, похоже, и творил все бесчинства. Парни его поймали, вернее, заперли на камбузе, когда тот мясо наше обеденное жрал...
   Кузьмич пересказал капитану все, как было. Закончив рассказ, механик устало закурил. В рубке повисло гнетущее молчание, разбавленное Санькиным воем, доносящимся откуда то снизу.
  -- Ну и что делать будем? - прервал молчание Леонид Павлович.
  -- Для начала пожрать неплохо было бы, - отозвался Кузьмич, - только кок вышел из строя, а Степку ты к камбузу допускать запретил. И потом, где гарантии, что эта бестия не вылезет из под дивана и не отнимет у нас очередное жорево?!
  -- Не вылезет! - расхарахорился Степка, - Мы ему вон как наподдавали! До конца рейса носу не покажет.
  -- Ну, кто кому наподдавал, это еще вопрос, - глядя на свое "войско", задумчиво сказал капитан, - еще одна такая ваша победа и я вообще без экипажа останусь. Вот что. Ведите сюда Саньку, несите банки тушенки, огурцы, хлеб, еще чего, что варить не надо. Чай здесь вскипятим. Сегодня обойдемся сухим пайком. Да кают-компанию заприте, чтобы этот черт по пароходу не шнырял. Поедим спокойно, а там думать будем, как жить дальше.
   Степка нырнул к провизионке. Боязливо косясь на кают-компанию, матрос набирал за пазуху в рубашку нехитрую снедь. Набрав еду на весь экипаж, он пулей влетел обратно в рубку. Кузьмич, спустившийся вслед за парнем, разделяя его опасения, первым делом запер дверь, за которой находился кот. Затем механик нашел уже пришедшего в себя Саньку, и они присоединились к Леониду Павловичу и Степану. Войдя в ходовую рубку, Санька первым делом отвесил увесистую оплеуху своему другу и встал в уголок. Присаживаться на диванчик ему не хотелось.
   -Ну что, парни, как жить дальше будем?- озвучил общий вопрос Леонид Павлович, - Помнится мне, с Федором был выбран парламентарий, и все закончилось благополучно. Не повторить ли нам данную тактику?
   Все дружно посмотрели в сторону Степки.
  -- Снаряд в одну воронку дважды не попадает, - начал отбрыкиваться Степка, чувствуя, на кого выпадает выбор, и куда ведет данное предложение, - теперь пусть кто нибудь из вас с судьбой в русскую рулетку сыграет.
  -- Злой ты, Степа! - ехидно пропел Кузьмич, - Кому же, как не тебе, лучшему укротителю этого парохода, вступить в переговоры с представителем братьев наших меньших. Сам видишь, у Саньки все дупло в клочья разорвано, а он, похоже, этим местом думает, поэтому ему никак нельзя поручать столь деликатное дело.
  -- Сам ты Кузьмич этим местом думаешь, - встрял в рассуждения механика обидевшийся Санька.
  -- Вот я и говорю, - не обращая внимания на огрызнувшегося матроса, продолжал Кузьмич, - если бы он головушкой мыслил, а не рваным своим местом, он бы никогда с котиком войну бы не развязал, а попытался бы миром уладить назревший конфликт.
  -- Я с захватчиками - отморозками в переговоры не вступаю, - бурчал в ответ Санька.
  -- Так, а я про что! Ну не дружит наш Саня со своей головушкой! - продолжал издеваться над парнем механик.
  -- А если с головой не дружить, всегда найдешь приключения на задницу, - вставил свое веское слово капитан.
  -- Что и получилось! - радостно подвел итог Кузьмич своим рассуждениям.
   Спорить дальше никому не хотелось, и в рубке повисло гнетущее молчание.

27. Коварный план изувера Степки.

  
   Молча, распихав по животам принесенный Степкой сухой паек, экипаж "Кита" начал строить всевозможные планы по освобождению кают-компании от злого захватчика, который занял оборону за диваном. Всем очень хотелось поскорее избавиться от непрошеного гостя, но, памятуя о недавних событиях, никому не хотелось идти в очередное наступление. Гробовое молчание, разбавленное мерным урчанием двигателя, первым прервал Степка.
  -- У меня есть план! - гордо сказал матрос, окидывая взглядом остальных, - только он очень своеобразный и не дает стопроцентной гарантии на успех.
  -- Ага! - откликнулся Кузьмич, - Я представляю, что это за план! Наверное, на живца этого тигра ловить будем. Только вот кто тот доброволец, который выступит в роли приманки? Саня, может ты? Тебе уже все равно терять практически нечего, мяска он твоего уже попробовал, и, судя по тому, как котик урчал, когда жевал твою задницу, ему твое мяско пришлось по вкусу! Так что я другой кандидатуры не вижу.
   Санька после предложения Кузьмича состроил такую устрашающую гримасу, что никто из присутствующих не решился дальше развивать сделанное механиком предложение.
  -- Да нет! Дайте до конца сказать! - обиделся Степка, - У меня дома есть кот...
  -- Что, такой же злой и страшный, как этот!? - не удержался от острот до сих пор молчавший Леонид Павлович, - И он так же тиранил вашу семью, пока доблестный Степа не вступил с ним в неравную схватку?
  -- Теперь я понимаю, почему у тебя, Степа, не все дома, - продолжил издеваться над товарищем Санька, - ты после схватки со своим котом тоже себя всего едом облил?!
  -- Ну не хотите слушать, не надо! Сами думайте, как нам этого зверя выгнать. Только пока вы слюной брызжете, наш гость внизу будет жить со всеми удобствами, а мы здесь, как бомжи ютиться будем, да еще холодную тушенку трескать. Только недолго это продолжаться будет.
  -- Почему? - наивно переспросил Кузьмич.
  -- Да потому, что котик проголодается и подкараулит нас поодиночке, когда мы за этой тушенкой в провизионку полезем! - отчеканил Степан.
  -- Ну, хватит собачиться! - дал понять капитан своим громогласным голосом, что прения сторон закончены, - Говори, Степа, все равно других предложений нет.
  -- В общем, так, - начал излагать свой план парень. - у меня дома есть кот. Коты, они ведь как? Очень любят молоко.
  -- Это для нас бо-о-ольша-а-ая новость! - опять вклинился Кузьмич
  -- Кузьмич! Заткнись, дай парню до конца высказаться! - оборвал шутника шеф.
  -- Так вот, - продолжил Степка, - все коты очень любят молоко. Но если кошка с детства его не пробовала, она все равно его любит, только после того, как она выпьет молока, начинает дристать.
  -- Славно, славно, - опять не сдержался Кузьмич, - здорово мы ему отомстим за нанесенный нам ущерб. А главное, какой коварный план! Котяра не может удержаться, чтобы не выпить молочка, а мы ему все подливаем и подливаем! У него уже задница вся красная, как у обезьяны, он уже от боли орет, а мы ему все подливаем и подливаем, подливаем и подливаем! Только у меня два вопроса: первый, долго ли он протянет, пока у него задницу не разорвет, и второй, кто же тот благородный юноша, который за несчастным котиком навоз выгребать будет?!
  -- Я догадываюсь, кто! - вторил механику Санька, - Кто предложил, тот и убирать будет!
   И дальше с язвительными нотками матрос продолжил, прищурив один глаз:
   - Степа, в средние века тебе точно цены бы не было, такая изощренная пытка!
  -- Заметь, Степочка! - уже гоготал Кузьмич, - Тебе это уже второй человек говорит!
  -- Хватит!!! - уже перешел на крик Палыч, - Уйметесь вы или нет, клоуны! Дайте парню договорить то!
  -- Короче, - как ни в чем не бывало продолжил Степка, - пока любой кошачий сидит на горшке по большой нужде, он будто каменеет и находится в таком коматозе, пока не просрется. В это время его можно брать голыми руками. Одна проблема, с молока все произойдет очень быстро, и времени у нас очень мало.
   От такой неожиданной концовки Степкиного плана все растерянно замолчали.
  -- А может просто дождаться, когда его приспичит, не давать молока, а просто дождаться? - спросил Санька.
  -- Ты че? Саня! Может этот гад терпеть неделю будет! А нам чего делать? Всю неделю с горшком возле него торчать?! - покрутив у виска, высказался Кузьмич
  -- Опять ведь на себе показал! Вот жди теперь очередной беды, - в свою очередь подколол Степка механика.
  -- Дважды в одну воронку снаряд не попадает, - с пафосом высказался Кузьмич, - и вообще, кто предложил, тот и ...
   Но закончить свое предложение механик не смог, так как снизу из кают-компании донеслись зловещее урчание и царапанье по двери острых коготков.
  -- Когда начнем операцию!? - изменившись в лице, сменил тут же тему толстяк.
  -- А если он не пьет молоко? - неожиданно озадачил всех Леонид Павлович, - Ну вот не пьет - и все! Что тогда? Или если он молоко выпьет, а желудок у него крепче крепкого?
  -- Палыч! Все равно вариантов больше нет. А идти в лобовую атаку на этого беспредельщика нам больше неохота. Он же воюет не по правилам! Посмотри хоть на Санькин зад, кто так подло поступает то! - выразил общее мнение Кузьмич.
   Весь экипаж начал покидать ходовую рубку, оставляя капитана одного. Леонид Павлович после лицезрения побитых и изодранных подчиненных с удовольствием покинул бы не только рубку, а и вообще погулял бы где-нибудь по берегу, пока какая-нибудь контора по отлову диких животных не освободила бы "Кита" от незваного монстра, но кому-то же надо вести пароход!

28. Как "китайцы" приводили Степкин план в действие.

Победа и последующее поражение.

   Спустившись в коридор, Кузьмич ринулся проверить механизмы в машинное отделение, про которое всвязи с последними событиями все забыли, а парни начали пробираться на камбуз к холодильнику за молоком. Молоко в экипаже большой любовью не пользовалось, поэтому было всегда. При затарке продуктами его покупали только для того, чтобы делать на нем омлет и добавлять в картофельное пюре. Но происходило это крайне редко, что всегда помогало этому продукту благополучно покоиться в холодильнике, скисать, превращаться в простоквашу, и в лучшем случае исчезать в чреве Кузьмича во времена великого похмелья.
   Матросы добрались до холодильника под непрерывное урчание гостя за запертой дверью кают-компании. Они быстро налили содержимое бутылки в глубокое блюдце, тут же почувствовав кислый запах, исходящий от налитого.
  -- Прокисло! - констатировал факт Степка.
  -- Ну и хрен с ним! - зло отозвался Санька, - Сожрет, Кузьмич же лопает эту муть с похмела, и ничего!
  -- Вот и именно то, что ничего!
  -- Сравнил, тоже мне! Кузьмичу с похмелья хоть, что давай, все переварит, на то он и с похмелья! А этот, - Санька ткнул указательным пальцем в сторону кают-компании, - и так должен с молочного дристать дальше, чем видеть, да еще, будем надеяться, у него похмелья нету! Вот только как ему это блюдце доставить?
  -- Давай дверь приоткроем, блюдце задвинем и опять закроем, - предложил Степка.
  -- Ага! А как мы узнаем, когда его приспичит? Сам же говорил, что у нас времени мало будет.
   Парни задумавшись над вставшим перед ними вопросом, не заметили, как к ним присоединился Кузьмич.
  -- Ну, что носы повесили? Что, не знаете, как миску котику доставить? - ехидно спросил он.
  -- Можно подумать, ты знаешь! - съязвил Санька.
  -- Эх, молодежь, салаги! Через иллюминатор! А когда он его пить надумает, можно и в кают-компанию проникнуть через дверь, потому что он от нее отойдет к миске. Давайте так, я, на всякий случай, останусь у иллюминатора, а вы, когда он пить начнет, войдете в дверь. Ну а потом ждите вашего звездного часа победителей!
  -- А долго ждать? - задал логичный вопрос Санька.
   Вот тут-то все и призадумались. Действительно, когда этот лесной зверь надумает посетить отхожее место? К тому же, что он выберет за это место и надолго ли его посетит?
  -- Вот что! - взял командование операцией на себя Кузьмич, - Наливайте ему молоко все, что есть в кастрюлю. Пусть облопается скотина по полной программе. Чем больше выпьет, тем раньше его приспичит, к тому же, чем больше сожрет, тем добрее будет, может быть на почве сытости и к вам приставать не будет.
  -- Спасибо, успокоил! - взвизгнул Санька, вспоминая свою первую баталию.
  -- Можешь же ты Кузьмич людей подбодрить! - с укоризной посмотрел на механика Степка.
   Парни вылили в небольшую кастрюльку содержимое блюдца и добавили туда все молоко, что оставалось в бутылке. Перекурив перед новой попыткой поймать кота, экипаж занял свои места. Кузьмич протянул кастрюлю в открытый иллюминатор, аккуратно поставив ее на стоявший тут же стул. Кот, учуяв новые запахи, осторожно двинулся к кастрюле. Подойдя к ней, зверь долго обнюхивал ее содержимое. В это же время матросы, осторожно открыв дверь, вошли в кают-компанию, заблаговременно вооружившись одеялом в пододеяльнике из Степкиной каюты. Посягательство на территорию, считавшейся котом его частными владениями, не осталось незамеченным. Маленький, но злой хищник, забыв о целой кастрюле еды, злобно поблескивая своими зелеными глазами - пуговками, медленно развернувшись, уставился на окаменевших непрошеных гостей.
  -- Эй, парни, очнитесь, мать вашу! - начал выводить из оцепенения матросов своим криком Кузьмич, - Бегите, пока он вас не сожрал. Похоже, что он мясные продукты предпочитает молочным, тикайте!!! Вы что окаменели что-ли!
   В это же время кот начал топтаться на месте и приседать, готовясь к прыжку. Видя такие приготовления зверюги, парни от страха полностью потеряли способность двигаться. Единственное, что они предприняли в овладевшей ими панике, это было поднято одеяло в момент прыжка лесного кота. С невообразимым страхом, ожидая расправы над собой, Степка с Санькой начали тянуть одеяло каждый на себя. Тем самым одеяло натянулось, пододеяльник расправился, замаячив своей дырой, как рыбацкая сеть.
   Вот тут-то и сделал свою роковую ошибку гроза кают-компании на радость всему экипажу. Он нечаянно угодил в пододеяльник, запутавшись в нем, как рыба в сетке. Но парни уже ничего не соображая, бросили одеяло на пол и, будто очнувшись, выскочили из злосчастного помещения, плотно закрыв за собой дверь. Пронаблюдав все произошедшее, Кузьмич, на всякий случай, прикрыл иллюминатор и поспешил к пацанам. Те, приперев дверь своими телами, будто ожидая с той стороны тяжелых ударов огромного великана, накрепко держали ее до посинения рук.
  -- Ребятки, - вкрадчиво обратился к матросам Кузьмич, - не упирайтесь в дверь-то так крепко. Думаю, ваш обидчик ее не вышибет. Тем более, как я успел заметить, он наглухо завяз в вашем одеяле. Слышите, как он орет от обиды?
   Из кают-компании доносился кошачий гневный крик с примесью дикой обиды. Парни понемногу начали успокаиваться. Приоткрыв дверь, они увидели скомканное одеяло, перемещавшееся по помещению самыми невообразимыми способами. То оно подпрыгивало, то просто катилось, то ползло, как змея, наталкиваясь при этом на всевозможные препятствия.
  -- Все, попался, чертенок! - провозгласил Кузьмич. Надо бы Палычу его показать.
   С этими словами механик осторожно сгреб одеяло с его содержимым в охапку и понес в рубку. Парни облегченно вздохнули. Беды их закончились, осталось зализать раны, и все пойдет своим чередом, все будет, как всегда. Но только они собрались перекурить после такого трудного дня, как вдруг по их спинам пробежал неприятный холодок. Из рубки донесся дикий крик капитана, трехэтажный мат Кузьмича и победный, до боли уже знакомый всему экипажу, рык маленького, но очень страшного монстрика. В следующее мгновение кот стрелой пролетел мимо матросов и, выскочив на палубу, исчез из поля их зрения.
  -- Похоже, все начинается сначала, - приседая прямо на пол в коридоре, сказал Степка.
   Санька ничего не сказал, но по его лицу было видно, что он полностью разделяет мнение товарища.
  

29. План N 2, менее садистский, но более конструктивный.

  
   Сдав плот и получив от диспетчера распоряжение следовать за очередным плотом в тот же пункт, откуда был доставлен и предыдущий, "Кит", вспарывая толстым брюхом речную гладь, топал вверх по течению, унося с собой тайну всех приключившихся в последнее время внутрисудовых баталий. К чести экипажа, надо сказать, что при сдаче плота никто из сплотчиков или другого речного люда даже не заподозрил, что творилось на пароходике. Расцарапанные же руки и лица экипажа были восприняты как итог обычной пьяной разборки где-нибудь на деревенских танцах.
   Да, просочись за пределы парохода хоть десятая часть всех приключений на его борту в последний рейс, долго бы острые языки речников причесывали бы "китайцев"! Долго бы носилась эта история по реке, обрастая все новыми и новыми выдумываемыми в процессе пересказа из уст в уста подробностями, веселя очередных слушателей.
   А экипажу многострадального буксира было далеко не до смеха. Пока шла сдача плота, велись нескончаемые учалки и расчалки, лохматый лесной беспредельщик вновь оккупировал облюбованную им ранее кают-компанию. Как он туда пробрался никем не замеченный, осталось большой загадкой для экипажа, только глухое урчание лесного завоевателя, вновь услышанное из-под дивана, мало обрадовало аборигенов теплохода.
   Пока день за днем обсуждались самые невероятные планы по изгнанию обуревшего в конец непрошенного гостя, Санька, кряхтя и поскуливая от полученных ран, проникал на камбуз исключительно через иллюминатор. Тем же нелегким путем передавались и приготовленные им харчи. Попасть же на камбуз через дверь никто не решался, так как путь туда пролегал через кают-компанию, которая считалась вражеской территорией, и нарушение границы могло привести к новому конфликту враждующих сторон. Кот в свою очередь ни на миг не сомневался, что кают-компания - это его вотчина и намеревался стоять насмерть за каждую, как говорится, пядь земли.
   На горизонте уже замаячил пункт назначения, а в диспозиции сил не было никаких перемен. Настроение экипажа приближалось к панически - упадническому, а милое, на первый взгляд, пушистое животное уже не просто угрожающе рычало из-за дивана, а, в изобилии пометив все углы помещения, точил когти о любимый всеми диван, грыз и царапал и без того изрядно пообносившуюся судовую мебель. Еще кот между мечением углов и порчей мебели по-агрессорски зло и нагло поглядывал на дверь, через иллюминатор которой время от времени тоскливо взирали глаза членов экипажа на плоды нового акупационного порядка, учиненного маленьким узурпатором.
   - Эврика!! - разнеслось вдруг по пароходу, когда после короткого совещания Леонид Павлович и Кузьмич уже решили было пригласить живодерню, смиряясь с тем, что вскоре станут объектом шуток и подколок.
   - Эврика, придумал! - голосил Степка, влетая в ходовую рубку в явно хорошем настроении.
   - Ты чё орешь?! Наш милый котенок за холодную котлету обещает оставить пароход, или ты тайно вступил с ним в переговоры и предоставил ему свою каюту в обмен на кают-компанию? - юродствовал механик.
   - Погоди, Кузьмич, - прервал набиравший обороты черный юмор толстяка Леонид Павлович, - что ты хотел сказать, Степа?
   Обидевшийся на механика Степка демонстративно отвернулся от колобка и, делая вид, что разговаривает только с капитаном, начал излагать свой план:
   - Палыч! Все коты любят валерьянку, так!?
   - Ну и что дальше, - опять грубо перебил матроса Кузьмич, - я, например, водку люблю, так что, мне теперь ящик этого благородного напитка полагается, если я влезу в чужую квартиру, разгромлю там все, обоссу все углы и, для полного счастья хозяев, насру большую кучу в самой большой комнате?!
   - Да погоди ты, Кузьмич! Если я правильно понял мысль Степки, кота надо напоить до беспамятства, и тогда мы возьмем его голыми руками! Так, Степан?!
   - Точно, так я и хотел предложить, - отозвался Степка, - ведь он тоже кот, только лесной. А для котов валерьянка - все равно, что наркотик, он от нее никогда не откажется!
   - Значит, подсадим животинушку на иглу? - опять встрял в разговор Кузьмич, но уже другим тоном. И, повеселев, добавил, изображая на лице негодование, - Распространять наркотики среди животных?! Какой цинизм!!! - потом, сменив маску негодования на маску задумчивости, добавил, - Только надо подать ему явный передоз. Пусть наглухо вырубится, а то третьего побоища я не переживу.
   - Третьего и не будет, - возбужденно продолжал объяснять свой план Степка, - он уже несколько дней не ел...
   - Если не считать того, что мы ему оставили на столе, когда он нас по пароходу гонял, - едко вставил механик.
   - Так вот, - не обращая внимание на уточнения Кузьмича, продолжал Степка, - мы ему сливаем всю валерьянку в блюдце, что найдем на пароходе, а для пущей надежности дадим еще банку тушенки, куда заранее натолчем снотворного. Я его у Палыча на столе видел, когда он меня за сигаретами в каюту к себе посылал.
   - Зверюга выпьет, закусит и на покой. Тут то мы его тепленьким и возьмем! Вот уж я ему "хвост" припомню!!! - злорадно потирая руки, подвел итог механик.
   - Только маленький нюанс, - охладил нарастающую эйфорию Леонид Павлович, - где гарантии, что перед тем, как вырубиться, коту не захочется песен и пьяной драки? И почему бы ему сначала не учинить драку, а потом нарезаться до поросячьего визга?! К тому же, кто войдет, так сказать, к хищнику в клетку?
   В рубке наступила тишина, и, не сговариваясь, капитан с механиком почему-то повернули головы в сторону Степана.
   - Не надо на меня так смотреть! - отрезал Степка, -- -Я понимаю, о чем вы думаете. Только мысль о наименее ценном члене экипажа выбросьте из головы. Мы это уже проходили с обезьяной. Теперь не моя очередь. А то, что по уставу матрос должен выполнять все приказы командного состава, так это не тот случай! Да и котику до лампочки, чью задницу расцарапать. Он ни в званиях, ни в должностях не разбирается! Ну не учили его этому в его лесу!!!
   - Эх ты, Степа, трус! - шутливо сокрушался на матроса Кузьмич и, будто бы обращаясь к капитану, добавил, - Что за молодежь у нас, Палыч, ничего сами сделать не могут! Ну, все приходится делать самому.
   - Чёй-то тебе, Кузьмич, молодежь не нравится? - недоверчиво переспросил только что появившийся в рубке Санька. Он еле шевелил ногами, так как, то место, откуда они росли, еще здорово болело после недавних коридорных баталий.
   - Саня, друг! Прощай, дорогой! - ерничал Кузьмич, - Ухожу на переговоры с этой драной кошкой. Оброк вот ему понесу, совсем озверел собака! Выпить и закусить требует!
   - Я гляжу, вы тут с голодухи совсем свихнулись, - хмуро ответил Санька, - если Степка поможет мне опять в иллюминатор влезть, могу вермишели с тушенкой забатварить.
   - Не надо, Саня! - продолжал в том же духе механик, - Не надо! Что мне макароны твои, когда я сам скоро едой стану, пропаду, сгину во чреве этого ненасытного чудовища...
   - Ну, хватит поясничать, Кузьмич! - оборвал капитан картинно бьющегося в истерике толстяка, - Давайте серьезно. Все равно других предложений нет, поэтому надо подсунуть коту выпивку.
   - И закуску с начинкой, - опять влез со своими комментариями Кузьмич.
   - А чё такого то, давайте я и снесу, - отозвался Санька, - Чё ему под самое рыло, что ли подавать все это надо? Не барин! Поставлю прямо за дверью и закрою ее тут же.
   - А если он в это время сдуру в коридор сиганет? - спросил Степка, чувствуя некоторую вину за то, что только недавно хотел увильнуть от "кормления" кота, - Ты со своей драной задницей ни убежать, ни дверь быстро захлопнуть не успеешь. Давай-ка лучше я пойду. Я всех меньше пострадал, значит, и шевелиться быстрее могу.
   - Нет, Степа, давай-ка лучше я котику все это подсуну, - неожиданно серьезно отозвался механик, - Палычу плот цеплять, он отпадает. Санька чуть шевелится, у тебя вон рука забинтована, а как ты успеешь одной рукой и жрачку поставить, и вовремя дверь закрыть? Во! То-то и оно. По всему выходит, что Герой Советского Союза - это я! - окончил уже в шутливом тоне свои рассуждения Кузьмич.
   Дальше все прошло очень гладко. Кузьмич, подкравшись к двери кают-компании, как заправский официант с подносом в руке, ловко отворил дверь и быстро поставил поднос со всем содержимым на пол. Не успел кот, возлежавший на диване, открыть свои зеленые злые глазки, как дверь уже снова была заперта. Мгновенные действия механика не вызвали никакого обострения в противостоянии сторон, что даже несколько разочаровало готовившихся к решительным действиям парней.
   Впрочем, данное обстоятельство ничуть не уменьшило их радости, когда зверь, учуяв запах валерьяны вперемежку с запахом тушенки, бросился к порогу и начал уничтожать "выпивку" и "закуску". По мере содержимого блюдца и банки, чавканье за дверью становилось все размереннее, а урчание громче.
   - Похоже, налопался гад! - пересказывал пацанам прильнувший к иллюминатору Кузьмич, происходящее в кают-компании, - Песни горланить начал! Во! Гляди, гляди, по полу катается, алканавт лесной! Похоже, скоро в отруб отъедет!
   Предположения механика вскоре начали материализоввываться. Зверюшка, вдоволь накатавшись по полу, икнул, потом попытался встать на лапы, но, плюнув на эту бесполезную затею, зевнул и вырубился.
  

30. Победа!!!

  
   Подождав еще немного за дверью, механик с матросами тихонько проникли в помещение. Резкий запах чуть не сбил всех с ног. Кота за время его пребывания в кают-компании, похоже, не очень волновал вопрос, где справлять нужду, причем как большую, так и маленькую. Казалось, что вонища исходит от каждого квадратного сантиметра не только палубы, но и оттого, что совсем недавно было мебелью. В общем, освободителям открылся удручающий пейзаж теперь уже бывшей оккупированной территории.
   Диван, мало того, что источал зловоние, был разодран когтями во многих местах. Мягкие стулья были подстать дивану, а тумбочка из-под телевизора в месте соприкосновения с полом разбухла и растрескалась от обильного "полива". К тому же, по всей вероятности, тумбочка служила импровизированным туалетом, куда оккупант гадил, пока не заполнил ее до отказа. Стены, кстати, тоже были в плачевном состоянии. Радовало лишь одно: потолок был не тронут, и на фоне всего остального выглядел неприлично девственно чистым.
   - Ну что, Степа! - злился Кузьмич, сажая в стельку пьяного кота в мешок, - Умный парень, студент, а придумать такой простой способ избавления от этого чертенка раньше не мог. Смотри, что это чудище лесное натворить успело, пока тебя умная мысль не посетила!
   - А сами-то что!? Про валерьянку все знают. Просто я первый вспомнил, я же и виноват!? - оправдывался Степка и, осознав абсурд обвинения, перешел в атаку, - Да если б не я, вы бы до сих пор за жратвой через иллюминатор на камбуз лазили бы!
   - Э-э-э-х! - не найдя слов в ответ, резанул воздух раздосадованный от всего увиденного Кузьмич.
   В это время капитан уже причалил буксир к берегу точно в том же месте, где он находился рейс назад.
   - Палыч, оккупант пойман и обезврежен! - отрапортовал механик, - Только избавляться от него надо быстрее, пока он не очухался и похмельем страдать не стал!
   - Парни, заведите на берег швартовы. Опять всю ночь здесь проторчим. Плот только к утру готов будет. Как раз заодно и мешок с котом на берег снесите. Он проснется и в лес уйдет. Не забудьте только мешок развязать. Да не забудте трап за собой поднять, когда на борт взберетесь! - раздавал приказания Леонид Павлович. По его лицу было видно, что с сердца у него свалился огромный камень.
   - А мешок? Мешок то чего, оставить? - заговорила хозяйственная жилка в Саньке, - Мало нам убытков от этого ирода было, пока он у нас катался, так еще и мешок ему приходится оставлять! Может просто вывалить эту сволочь из мешка?
   - Давай-ка вывали!!! Только, если он в это время проснется, мы трап вмиг подымем, будешь на берегу ошиваться, пока он в лес не уйдет!
   - Палыч, а чего ему в лес-то уходить, - вторил шефу механик, - Санек у нас хоть и не шибко жирный, а котику на недельку то хватит, - и, повернувшись к матросу продолжал, - вываливай, Саня, вываливай!
   - Хрен с ним с мешком, Сань,- дернул за рукав товарища Степка и, не тратя времени даром, схватил мешок и быстренько сбежал по только что спущенному трапу на берег. Аккуратно положив ношу на траву недалеко от буксира, матрос также быстро вбежал на пароход. Не дожидаясь приказания парни быстренько подняли трап и только тогда все с облегчением вздохнули.
   Не успели "китайцы" отдышаться, как на глазах у всех мешок зашевелился, и оттуда выполз их недавний мучитель. Не понимая, где он и как сюда попал, кот, покачиваясь, двинулся в сторону реки, чем вызвал невольный холодок, пробежавший по спинам, наблюдающих за происходящим речников. Но волнения, возникшие от недавних переживаний, оказались сильно преувеличены. Зверь, подойдя к воде, жадно глотал воду, заливая "горящие трубы". Он абсолютно не обращал никакого внимания на стоящий у берега буксир. Напившись вдоволь, кот обвел мутным взором все вокруг и медленно стал удаляться в лес, подступающий к самому берегу реки.
   По мнению наблюдающих за нестройной походкой недавнего врага, кот напоминал зверски перепившего мужика, у которого от перепоя образовались провалы в памяти, и надо полагать провалы эти никак не ограничивались несколькими часами. Кузьмич, частенько бывавший в таких ситуациях, даже посочувствовал зверюшке чисто по-человечески, если в данной ситуации применимо это выражение.
   Переведя дух от закончившейся эпопеи с котом экипаж "Кита" приступил к большой приборке по судну.
   Уже под утро, приехавшие на работу сплотчики, наблюдали странную картину. С неподалеку стоявшего буксира в речку летели стулья, тумбочка, стол, а в довершение всего вылетел и диван, переваленный через борт всем экипажем.
   - Одно из двух, - констатировал факт бригадир сплотчиков, - либо "Кит" тонет, либо их всех посетила белая горячка. Ни в том, ни в другом случае нам плот им не передать. А из этого вытекает, что плакала наша премия.
   И как бы в подтверждение этих слов из-за поворота показался еще один буксир, который тут же встал около "Кита".
   - Видать и вправду у Леонида Павловича не все ладно, - проговорил наконец-то кто-то из бригады.
   - Ладно, разберутся, - вновь сказал бригадир, - давай, ребята, плот заканчивать.

31. Как "Киту" дали помощника, а Кузьмич поставил его на место.

  
   В это время с подошедшего к "Киту" "Сатурна" уже подали швартовые, и два одинаковых буксирчика мирно покачивались на речной волне, упершись носами в берег.
   То, что они были одинаковы, можно было увидеть только с первого взгляда. Да, пароходики были одного проекта, но на этом их сходство и заканчивалось.
   Если "Кит" был выкрашен не броско и больше походил на доброго работягу, коим он, впрочем, и являлся, то "Сатурн" весь блестел новенькой краской, переливающийся на все цвета радуги, и больше смахивал на расфуфыренного франта. Оно и понятно! Если первый буксир тягал плоты и прочие речные плавсредства, то второй постоянно находился в распоряжении директора затона, и тяжелее веселых, подвыпивших компаний по выходным ничего не таскал.
   - Палыч! Здорово! - раздался с мостика "Сатурна" писклявый голос их капитана Николая Владимировича, - Говорят, вам двойной плот тащить повесили? Принимай подмогу, прислали вот нас вам хвосты заправлять!
   - Лучше бы каждому буксиру по одинарному плоту дали. Тоже мне, помощнички! Нам эту гору леса тащить, а они на хвосте болтаться будут, - буркнул в ответ Леонид Павлович, - сделали из вас форменных тунеядцев.
   - А чего это у вас морды расцарапанные? - не обращая внимания на плохое настроение Палыча, продолжал зубоскалить Николай Владимирович.
   - Видать, они недавно к местным дояркам заглянули! - решил поддержать своего капитана матрос, крепивший поданные канаты, длинный парень в новенькой форменной робе, которой мог бы позавидовать любой речник с рабочих буксиров.
   Первый на подколки в адрес своего корабля откликнулся Кузьмич, куривший вместе с матросами на лавочке перед надстройкой.
   - По дояркам, Серега, это вы специалисты, а мы все больше по плотам. Работаем, понимаешь ли! У нас морды в царапинах, у вас в трещинах!
   - В каких это трещинах? - не понял долговязый Серега, - Нет никаких трещин!
   - Нет, так скоро будут, Сереж! - ласковым голосом, не предвещавшим ничего хорошего для непрошенных собеседников, пропел Кузьмич, - От безделья-то вон как у вас хари распухли, того и гляди, треснут!
   Теперь ухмылки появились на лицах подопечных Леонида Павловича.
   - Так это не распухли, - не сдавался Николай Владимирович, - это у нас от хорошего питания. Наш Валентин готовит, пальчики оближешь, не чета вашему Саньке.
   - Плохи ваши дела, если пальчики облизываете, - добивал оппонента Кузьмич скучающим спокойным тоном, - мы-то свои пальчики моем, у нас у каждого в каюте и горячая, и холодная вода есть.
   - Я имею в виду, что Валька у нас готовит лучше, из говна конфетку слепит! - начал выходить из себя капитан "Сатурна".
   - А вот мы говно не едим ни в каком виде, ни в конфетках, ни в котлетках. Саня у нас все больше из продуктов готовит, а котлетки, то только из свежего мяса, - еще более спокойно подвел итог Кузьмич и, выкинув окурок, смачно сплюнув за борт в сторону "Сатурна", медленно скрылся в надстройке, давая понять всем своим видом, что разговор окончен.
   - Ну что за народ! Ну, поговорить спокойно нельзя! - начал психовать Николай Владимирович, - Распустил ты своих, Палыч!
   - А ты перед ними нос-то не задирай и шутками своими плоскими не доставай. В отличие от твоих дармоедов, мои всю навигацию, как пчелки кружатся. Нам ведь передышки-то не дают. Да и по пикникам не катаемся, все больше плоты таскаем, - спокойно ответил Палыч, - тебя послушать, так с вас икону писать можно. Только вот почему-то нам двойной плот тащить, а вас - хвост заправлять только прислали.
   Разговор прервал диспетчер, сообщивший по рации распоряжение принимать плот.
   Завелись двигатели, команды разбежались по местам, швартовые отданы, и буксиры заспешили к только что собранному плоту.

32. Как спасение утопающих стало делом рук "китайцев", а не самих утопающих.

  
   Несколько последующих рейсов прошло абсолютно спокойно. Экипаж уже начал забывать пережитые ранее злоключения, раны зажили, жизнь катилась в размеренном русле. Быт на пароходике тоже наладился. Списав испорченные судовые вещи, какие на ветхость, какие на форс-мажорные обстоятельства, задобрив кого надо водочкой, а кого рыбкой, Леонид Павлович выписал новую мебель, которая на зависть всем другим экипажам уже красовалась на борту "Кита", в отмытой и вновь покрашенной кают-компании.
   А навигация на реке вступила в свою завершающую стадию. Уже нет-нет, да и полетят кое-где белые мухи, несмотря на еще не осыпавшиеся золотые и медные одеяния берегов. Все чаще по утрам расстилались по реке туманы, сползавшие с полей, покрытых инеем.
   Буксир, перетащив уйму плотов и всякой другой плавучей всячины, к концу навигации пыхтел уже не так стройно, как в ее начале. На его дизелях сказывалась тяжелая проделанная работа, и старичок, будто бы ворча, настойчиво требовал ремонта.
   Кузьмич как мог, "лечил" внутренности "Кита", Леонид Павлович уже не гонял кормильца на полную мощь, а пацаны капитально отдраивали пароход, стараясь успеть до наступления первых морозов. За кормой болталась на буксире небольшая барженка, шедшая в последний рейс в эту навигацию.
   - Ну что, орелики!? - весело спросил Кузьмич, вылезая из машинного отделения перекурить, - Скоро по домам? Соскучились, небось, по дому-то?
   - Нам скучать не приходится, - деловито ответил Санька, - че, не видишь, пароход на зиму отмываем? - и, бросив швабру, тоже полез за сигаретами, пристраиваясь на лавочку рядом с механиком.
   Степка, отложив в сторону корпусную щетку, также поспешил на заслуженный перекур.
   - Что-то скучно мы живем в последнее время, - смачно затянувшись табачным дымом, протянул Санька, распахнув полы видавшей виды фуфайченки, и аккуратно убирая во внутренний карман сигареты.
   - Типун тебе на язык, Санек! - оборвал матроса Кузьмич, - Давно ли начали жить по-людски, хочешь опять веселья на свою многострадальную задницу?
   Но Санька, не дослушав последние слова Кузьмича, уже несся к спасательному кругу, подгоняемый резким сигналом тревоги "человек за бортом". За ним спешили Степка с механиком. Буксир, не сбавляя оборотов, резко накренившись на один борт, делал разворот на сто восемьдесят градусов.
   - Степан! Отдавай буксир, быстрее! - надрывно орал с мостика капитан.
   Матрос ринулся на корму, но там уже орудовал Кузьмич, быстро расцепив буксирный гак.
   - Медленно ползаешь, паря! - рявкнул колобок на Степку, - Пока ты в носу ковыряешь, баржа нас самих опрокинет и фамилий не спросит! Шевелиться надо в таких случаях!
   - Да я уже..., - начал было оправдываться Степка, как тут же получил затрещину увесистой лапищей механика.
   - После "даякать" будешь, бери круг с линем, видишь, галоша с народом тонет!
   - Жилеты оденьте, черти! - орал с мостика Леонид Павлович, - Вас еще потом вылавливать не хватало!!!
   Развернувшись, "Кит" на полном ходу, выжимая из своих стареньких, дышащих на ладан, дизелей все что возможно и не возможно, несся к быстро погружающейся под воду яхте. На палубе парусного судна отчетливо были видны суетящиеся фигурки людей.
   - Кузьмич! - командовал с мостика капитан, - В бинокль вижу: на яхте два мужика, бабенка и двое маленьких ребятишек. Готовьте багры, привяжите веревки к фальшборту. Веревки кинете мужикам, в случае чего побарахтаются немного, в первую очередь принимайте малышей, потом бабу.
   - Все уже готово, Палыч. - отрапортовал механик.
   Буксир подлетел к тонущей яхте и, рискуя быть перевернутым уходящим под воду судном, в мгновение ока подал швартовы на ее борт. Экипаж "Кита" будто бы слился воедино со своим пароходом и представлял собой один хорошо отлаженный механизм точно и быстро выполняющий все необходимые действия. Степка с Санькой, перевесившись через фальшборт так, что Кузьмичу приходилось держать их за ноги, за шиворот вытаскивали к себе на борт замерзших, испуганных до смерти ребятишек.
   - Мужики! Веревки с фальшборта висят, привязывайтесь быстрее, пока до вас черед не дошел! - орал Леонид Павлович, сбегая с капитанского мостика на помощь своему экипажу, - Неровен час, уйдет под воду ваше корыто!!!
   Пока вытаскивали детей, "Кит" продолжал крениться, увлекаемый под воду пришвартованной яхтой. Крен приближался к предельно допустимому, а у матросов никак не получалось втащить на борт буксира замерзшую молодую женщину, переставшую сопротивляться беде после спасения ее малышей. Степка и Санька вцепились мертвой хваткой в ее куртку, пытаясь перевалиться вместе с ней через фальшборт. В то же самое время капитан с механиком вытаскивали на палубу мужиков. Не успели последние рухнуть на палубу, натянутые, как струны швартовые лопнули, и яхта, выдохнув из себя в последний раз оставшийся в ее чреве воздух, подняв фонтан брызг, скрылась в толще холодной воды. Освободившись от тянувшей за собой яхты, "Кит" резко качнулся с борта на борт, раскидывая пацанов в разные стороны. Санька с куском рукава, оторвавшегося от куртки женщины, рухнул на палубу, а Степка, вцепившийся мертвой хваткой в бабенку, полетел вместе с ней за борт. Ситуация усугублялась тем, что ветер и течение гнали потерпевших и буксир в разные стороны.
   В мгновение ока Кузьмич метнул в сторону Степки спасательный круг, а Леонид Павлович взлетел по трапу в ходовую рубку. Пока "Кит" разворачивался, Степка вспомнил все, чему его учили. Он впихнул женщину в спасательный круг и, удерживая его возле себя, ждал спешившей к ним помощи. Вялость спутницы пугала его больше, чем возможность замерзнуть самому. Ему показалось, что прошла вечность, до того момента, как их вытащили из воды.
   - Давай бабу в душ быстрее! - услышал Степка громогласный голос механика, - А Степке сто граммов! Да смотри, Санек, сначала воду чуть теплой сделай, а то угробишь бабенку!
   Степку начинало трясти не то от пережитого, не то от холода.
   - Ну, как, Степа, чувствуешь себя героем? - переходя на шутливый тон, спросил Кузьмич парня, провожая его внутрь парохода.
   В кают-компании было тепло, пахло еще новой мебелью, разлившимся на камбузе во время крена супом и только что заваренным чаем. Все вокруг было таким родным и убаюкивающе добрым, что Степку тут же потянуло в сон. Рядом на новом диване уже посапывали переодетые в сухие теплые тельники малыши, а за столом пили горячий чай взрослые горе - яхтсмены, одетые в выделенную экипажем одежду, на все лады благодаря спасших их речников.
   - Ну, не спать, не спать! - пробился сквозь обволакивающий парня сон голос Саньки, - Вставай, нам еще баржу ловить.
   - Оставь парня в покое, ворона хренова! - одернул Саньку Кузьмич.
   - Почему это ворону? - переспросил Санька обижено.
   - Да все потому, накаркал! Скучно ему, видите ли, было! Вот и повеселились! Пошли на палубу, вдвоем баржу учалим, не велика работа, - с этими словами Кузьмич вытолкал Саньку на палубу.
   На радость "китайцам" баржа преспокойно ожидала, когда ее снова подцепят на буксир, упершись носом в прибрежные кусты, недалеко от того места, где ее отпустили в свободное плавание. Зачалив барженку на буксир, "Кит" снова тихо плелся с возом за кормой в пункт назначения. Доложив диспетчеру в промежуточном пункте о случившемся и пересадив спасенных на высланный за ними катер, Леонид Павлович засел за требуемые от него в таких случаях, рапорты. Кузьмич с Санькой заступили на вахту, еще долго обсуждая, можно ли накаркать беду, или просто бывает чистое совпадение. Ничего этого Степка уже не слышал и не видел. Он крепко спал на любимом всеми диване в кают-компании. Он даже не проснулся, когда спасенная им молодая мамаша, в знак благодарности поцеловала его в щеку. Никто не знает, что ему снилось в это мгновение, но на Степкином лице было такое блаженство, что Санька чуть не лопнул от зависти.
  

33. Уфология в теории и на практике.

  
   А спор между Кузьмичем и Санькой к концу вахты запросто перерос бы в драку, не будь они в разных весовых и возрастных категориях.
   - Ворона ты, Санек, ворона! Накаркал беду, а теперь отнекиваешься! - стоял на своем механик.
   - Сам ты ворона. Веришь во всякую ерунду! - не сдавался Санька.
   - Поживешь с мое, тоже верить начнешь, салага! - закипал Кузьмич, - Сколько всяких необъяснимых штучек за мою жизнь произошло, поневоле верить начнешь!
   Вот у нас в затоне случай был! Выгнало начальство один буксир в навигацию на Пасху. Ну, никак им отвертеться от этого не удалось, и начались на этом пароходе непонятные вещи твориться. То масло с цистерны само все под слани сольется, то котел в жару сам затопится, то мясо с камбуза исчезнет!
   - Ну, допустим, куда мясо с камбуза девается, мы догадываемся! - начинал веселиться Санька. - Мы тоже долго друг на друга, да на всякие сверх естественные силы грешили, пока котика не обнаружили, а если вспомнить, что у нас еще и Феденька катался, то можно и про масло, и про еще чего угодно объяснить запросто.
   - Дурак ты, Саня! - обиделся Кузьмич, - Нет этому явлению обычного объяснения. И тогда это не просто так было. Ночевали они как-то под осень в ожидании плота. На улице уже холодно было, ну и протопили они котелок, а чтобы тепла на дольше хватило, дровишек еще подкинули и спать легли. Ночью в кубрике холодно стало до жути. Сон уже чуткий у всех стал, а вылезти из-под одеяла никому не охота. Так и кимарили всю ночь. Под утро только капитан заметил, что механик встал и на палубу пошел. В кубрике света то не было, но во мраке все равно углядел движения, да и шорох от тапочек слышался. Ну, думает, сейчас тот протопит котелок, хоть до утра поспать в тепле. Только теплее не стало, и механик все не возвращался. Капитан про себя сквозь сон-то подумал, мол, проглядел, когда механик вернулся, думал, выбежал тот по нужде, замерз и опять под одеяло юркнул. Утром шеф спрашивает с механа, почему тот котел не нагрел, ведь на улицу все равно выходил, а тот ему отвечает, что не ходил он на палубу за всю ночь ни разу, потому как спал, как убитый.
   - Ну и что? - лениво переспросил Санька, - Врет кто-то из них, или напились до белочек.
   - Сам ты белочка, - настала очередь обидеться механику, - там не пил никто, а все-таки, кого же капитан видел в ту ночь!?
   В рубке наступила тишина. На пароход давно уже опустилась ночь, и за бортом было видно только, как мигает разными красками судоходная обстановка. Каждый из собеседников погрузился в свои мысли. Всем известно со времен пионерских лагерей, что даже самому неверующему Фоме ночью от таких рассказов становится немножечко не по себе, а уж о самих рассказчиках, свято верующих в свой рассказ, и говорить нечего.
   Время подходило к концу вахты. Санька быстро протер дизеля, прошвабрил слани в машине, коридоры и кают-компанию. Разбудив Степку, разоспавшегося на диване в кают-компании, и Леонида Павловича, Санька снова поднялся в ходовую рубку. Кузьмич, увидев своего матроса, поставил его к штурвалу, а сам, что бы ни тратить время даром, сел за штурманский столик, включил затемненную лампочку над столом и начал заполнять вахтенный журнал.
   В это самое время Санька, изнывая от отсутствия хоть каких нибудь приколов, решил просто похохмить хотябы сам с собой. Сняв с компаса колпак, похожий на шлем водолаза, парень одел его себе на голову и продолжал рулить.
   - Ну, как, Санек, видать все? Свет не мешает? - спросил матроса Кузьмич, сидевший за столом спиной к рулевому.
   - Угу, - без задней мысли утвердительно промычал Санька. Одетый на башку шлем исказил исходившие из-под него звуки, как раз в тему, которую только что муссировали спорщики. Не придав этому никакого значения, Санька продолжал спокойно рулить, не обращая внимания на Кузьмича. Кузьмич же наоборот, тут же повернулся на Санькино мычание. От представшей пред ним картины он начал медленно сползать со стула на пол с дико выпученными глазами. Достигнув пола, механик, не сводя глаз с Саньки с колпаком на голове преспокойно ведущего судно, на четвереньках юркнул за дверь на капитанский мостик и кубарем скатился вниз.
   Саньке же быстро надоело торчать за штурвалом с железякой на голове, и он прикрепил колпак на место, смиренно дожидаясь, когда закончится его вахта, и его отпустят спать.
   - Доброй ночи, - послышался за спиной голос Леонида Павловича, - а где механик?
   - В разведку ушел, - решил пошутить Санька, но, обернувшись и не увидев за столом Кузьмича, сам немало удивился, - только что здесь вахтенный журнал заполнял.
   - Так он его и не заполнил до конца, куда механика дел? - полушуткой спросил матроса капитан.
   Снизу послышались шаркающие шаги, и в рубку вплыл еще сонный Степка. Несмотря на сонливость, Степка явно был чем-то удивлен.
   - Вы чего с Кузьмичем сделали? - сонно спросил он, - Сидит, курит с выпученными глазищами, и ничего не говорит, мычит только.
   В это же время в рубку с опаской поднялся толстяк. Не увидев ничего сверх естественного, он немного пришел в себя и пробормотал, уставившись на сменившего у штурвала Саньку капитана:
   - Палыч, ты чтоль!??? Не-е-е, какие гадости только не померещатся! Надо пойти поспать капитально, а то совсем крыша съедет.
   С этими словами Кузьмич медленно двинулся в свою каюту, не обращая внимание на оклики оставшихся в рубке. Ни капитан, ни матросы так и не поняли, что же все-таки произошло, и почему у механика должна съехать крыша, когда он видит своих товарищей.
  

34. Как детская выходка одних рождает планы мщения у других, и что из этого получается.

  
   Зима в России, как всегда, наступает неожиданно. Не то, что бы, никто не знает, что после октября всегда приходит ноябрь, а дальше придут морозы и снегопады, просто по какой-то неведомой причине власть имущие всегда стараются по этому поводу особо не париться. Короче говоря, пока жареный петух не клюнет в известное место, мужик не перекрестится. Речное начальство исключения не составляло никогда, а поэтому каждый год с наступлением морозов начинается ледовая эпопея. Из года в год морозы, а с ними и ледостав застигает пароходы большие и малые во время, так сказать, последнего рейса, а великие флотоводцы, сидящие в теплых креслах своих кабинетов, сокрушаются, очень удивляясь, что зима пришла опять раньше, чем они планировали.
   "Кит" торчал на рейде после сдачи очередной баржи, дожидаясь диспетчерского распоряжения о своем дальнейшем назначении. Решался вопрос, послать ли его еще куда-нибудь на благо родины, или отправить в затон на зимний отстой. Помимо "Кита" на рейде болталось еще с дюжину пароходов разных мастей, так же дожидающихся своей дальнейшей участи. Большие сухогрузы стояли в верхней части рейда стройным рядом, ниже по течению расположились самоходки поменьше, а на самой галерке рейда сбились в кучу, как воробьи, маленькие буксирчики - плотоводы. Это был самый шумный район рейда. Оттуда уже к обеду были слышны песни под гармошку и громкий смех. Время от времени один из буксиров срывался с места, быстро добегал от рейда к берегу, где стоял местный сельмаг, а потом так же быстро возвращался в свою стайку, после чего песни начинали звучать еще громче, а смех - чаще.
   - Палыч, как думаешь, домой нас пошлют, или еще чего тащить заставят? - перекрикивая разгулявшуюся гармошку, спросил Сергей Меркурьевич, капитан с "Альбатроса", стоявшего рядом с "Китом"
   - Понятия не имею, Меркурич, по времени-то нам давно в затоне стоять, а как там на верху "умные" головы решат, кто ж их знает, - махнул рукой капитан "Кита", - как говорит наш Санька : "Наше дело телячье, обосрался и стой!".
   - Это понятно, да все-таки вмерзнуть здесь не больно-то охота. Помнишь, лет семь назад морозы такие резко ударили, что зимовать пришлось в чужом затоне, - поддержал разговор, подошедший капитан с "Вымпела", - вам-то хорошо, у вас и корабли побольше и корпуса покрепче, а нам -то каково?
   - Ладно, плакать-то, Геннадич, - остановил его Меркурич, - уж кому, а вам-то чего? Вас точно домой пошлют, вот только решат, с кем в затон пробиваться будете.
   А между тем температура постепенно понижалась, давно уже перевалив за минусовую отметку. Лед на реке, шедший еще вчера небольшими льдинами, сегодня уже крепко сковал водную гладь, над которой местами поднимался парок от недавно прошедшего судна.
   - Палыч, - прервал начинавшийся спор Кузьмич, спустившийся с капитанского мостика, - диспетчер на связь вышел.
   Все насторожились, желая поскорее узнать последние новости из первых уст.
   - Ну, не томи, Кузьмич, что он там говорит? - чуть ли не в один голос спросили командиры с других пароходов.
   Кузьмич не торопясь, достал из кармана сигареты, закурил, обводя всех нетерпеливых своим хитрым взглядом и начал медленно говорить:
   - Диспетчер просил передать...
   - Ну, чего тянешь, черт старый! - не выдержал и Леонид Павлович.
   - Просил передать...
   - Да он над нами издевается! Бей его, ребята! - заорал Сергей Меркурьевич и, изображая гнев, бросился на механика "Кита".
   Кузьмич, не смотря на свои внушительные габариты, молнией юркнул в надстройку и задраил за собой дверь. Довольная, раскрасневшаяся морда толстяка, строя невероятные гримасы, торчала в дверном иллюминаторе.
   - Так вот, - загнусавил из-за двери механик, - диспетчер просил вам передать, - все на палубе опять притихли, вслушиваясь в чуть доносившиеся до них слова, - Слышите, да!?
   - Да говори уж скорее!!! - заорали все хором.
   - Вам диспетчер передал, что на всех он вас поклал!!! - с явным удовольствием процитировал Кузьмич не очень умную детскую шутку. Колобок беспредельно радовался, что так дешево купились командиры других пароходов на такую глупость.
   За дверью воцарилась тишина. Каждый думал про себя, как же он, убеленный сединами речной волк, смог попасться на такой дебильный прикол, и, не придумав сколько-нибудь достойного ответа, махнув на Кузьмича, все присутствующие удалились в кают-компанию "Альбатроса", где продолжалось веселье по поводу всеобщей встречи, наступления зимы, а значит и скорого закрытия навигации.
   Спонтанный праздник шел уже не первый час, поэтому большая компания успела разбиться на кучки по интересам, и в кают-компании не чувствовалось тесноты. Механики степенно делились между собой своими проблемами по механизмам, кто-то пел на корме под гармошку, молодежь наперебой пересказывала свои приключения за навигацию, уединившись на борту соседнего буксира.
   Капитаны, отогревшись с морозца, опрокинув по пару стопок и закусив, под впечатлением шутки Кузьмича начали вспоминать свои первые шаги на речном флоте. Кто-то до одури точил якоря, кто-то разгонял туманы шваброй, а кто-то, посланный механиком, бегал в рубку за несуществующим штурвальным маслом. Развеселив друг друга юношескими воспоминаниями, подгоняемые легким хмельком, командиры решили, что на шутку Кузьмича надо ответить достойнейшим образом. Перебирая планы мщения один за другим, они не заметили, как в кают-компанию заглянули Санька со Степкой.
   В отличии от матросов с других пароходов, одетых в потертые бушлатики, они щеголяли на всеобщем празднике в медвежьих шубах. У Степки шуба была после известных событий, а Санька незадолго до наступления холодов, отпросясь у капитана, забегал за такой же шубой домой.
   - Палыч, можно мы на берег сойдем? - спросили парни у своего командира.
   - Вы чего меня-то спрашиваете? Сейчас вахта у Кузьмича, он вахтенный начальник, - отмахнулся было от матросов Леонид Павлович.
   - А он сказал, чтобы мы у тебя отпрашивались, - не отставали от капитана пацаны.
   - Палыч, - тихо, так, чтобы было слышно только в кругу их компании, произнес Петр Геннадьевич, хитро прищуриваясь, - мы гадаем, как нам Кузьмичу отомстить, никак придумать не можем. А у твоих орлов глаза хитрющие, будто они этим только и занимались. По-моему, эти любую пакость с ходу придумать смогут!
   Вся компания командиров, от веселья слегка впавшая в детство, с явным одобрением в знак согласия с только, что выступившим оратором, заговорщически закивала головами.
   - Степа, - начал вкрадчиво Леонид Павлович, - как бы ты ответил на прикол в твой адрес?
   Не ожидая такого вопроса, Степка даже растерялся.
   - Ну, смотря какой прикол, если так себе, то и внимания, может быть, не обратил бы, ну а если конкретный...
   - Конкретный, конкретный!!! - в один голос, не выдержав, заорали мужики.
   - Ну, если конкретный, то... надо подумать, - зачесал в затылке Степка.
   - Чего тут думать! - встрял в разговор Санька, - я бы этого шутника сначала напоил бы до беспамятства, между делом ему в кровать под простыню целлофановых пакетов с водой наложил бы, а утром бы ходил вокруг его кровати и орал: Фу-у-у! Фу-у-у!
   - А фукать-то зачем? - переспросил обалдевший от изложенного Санькой акта возмездия Сергей Меркурьевич.
   - Как зачем?! - удивился плоскому мышлению капитана с "Альбатроса" в свою очередь Санька, - Что бы все подумали, что он сам обо...
   - Ясно, ясно, Саня! Не продолжай! - оборвал матроса Петр Геннадьевич. И уже переходя на пониженные тона, обращаясь к Леониду Павловичу, добавил, - Ну и извращенцев ты вскормил, Палыч! Не хотел бы я над ними когда-нибудь приколоться!
   - Палыч, так как же на берег-то, отпустишь? - опять спросили ничего не понимающие пацаны.
   - Да, да, езжайте. Да смотрите у меня, что бы без приключений! - нарочито строго погрозил капитан "Кита".
   Парни радостно подхватили свои шубы, присоединились к другим отпущенным в увольнение и умчались на "Вымпел", очередь которого была бежать к берегу, и чей механик уже начинал ворчать на "несобранную" нынешнюю молодежь.
   Вечерело. Молодежь умчалась в поселок на танцы. Певшие на корме, начали подтягиваться в кают-компанию поближе в тепло. Как ни в чем не бывало, появился Кузьмич, уже совершенно забывший о своей шутке над друзьями.
   - Кузьмич! Подсаживайся к нам, - пропел Меркурьевич, и обращаясь к товарищам по заговору, тихо добавил, - ну что, если нет другого плана, то приводим в действие план "С"!
   - Почему "С"? - переспросил Леонид Павлович.
   - Да потому что твой Санька это придумал! - чуть громче произнес командир "Альбатроса".
   - Чего это Санька наш придумал? - переспросил подошедший Кузьмич, слышавший только самую концовку разговора.
   - Да ничего, Кузьмич, не обращай внимания, - ответил Петр Геннадьевич.
   Но ушлый механик "Кита" уже держал ухо востро. Он, вспомнив недавнюю свою выходку в адрес капитанов, глядя на их сверкающие детским задором глаза, предположил, что возмездие ждет его не за горами. К тому же упомянутый заговорщиками Санька вполне мог подбросить в их закостенелые мозги несколько свежих прикольчиков.
   Праздник плавно подходил к завершению. Кузьмич, видя, что капитан уже изрядно принял на грудь, и, зная, что на судне всегда должен быть хотя бы один трезвый командир, решил пойти спать. Всю дорогу от кают-компании "Альбатроса" до своей каюты на "Ките" мысль о том, что сотворенная им шутка до сих пор осталась без ответа, не давала толстяку покоя. Наверное, поэтому, перед тем как лечь в кровать он машинально ощупал свое ложе. Напряжение тут же спало, когда его руки наткнулись на целлофановые пакеты под простыней. Кузьмич ухмыльнулся, а в его глазах тут же запрыгали маленькие бесята, которые с самого детства нет, нет, да и вылезали наружу, чтобы что-нибудь снова замутить.
   На утро на буксирах все проснулись от того, что механик с "Кита" бегал по пароходам и, пробегая мимо кают капитанов, неистово орал: "Фу-у-у!!! Фу-у-у!!!". Все были в замешательстве. Во всех капитанских каютах под кроватями были лужи. По буксирам поползли компрометирующие начальство слухи. Только вот самих капитанов в каютах почему-то не было, что придавало инциденту некоторый зловещий оттенок.
   - Ты чего орешь, всех на ноги поднял? - зло спросил Кузьмича механик с "Альбатроса", - Шел бы лучше в нашу кают-компанию, похмелился.
   Кузьмич, видя, что его действия достигли желаемого результата, решил на радостях воспользоваться советом коллеги и быстро зашагал в кают-компанию, но не успел он войти, как на него рухнул поток ледяной воды, а в завершении водопада на его голову со звоном упало ведро.
   - Кузьмич, как ты?! - услышал остолбеневший от холода и неожиданности толстяк голос Леонида Павловича, - Ты уж извини, что мы тебе таким элементарным способом ответили, просто, не мудрствуя лукаво, поставили на дверь ведро с водой. На большее у нас ума все-таки не хватило. Ты ведь наш коварный план разгадал!
   Снимая ведро с головы, Кузьмич увидел перед собой сидящих совершенно сухих смеющихся капитанов.
   - Что, переодеться успели?! - не признавая свое поражение, осведомился Механик.
   - Ты нас за идиотов держишь? - совсем не зло спросил все еще хмельной Петр Геннадьевич, - Мы курить выходили, когда ты по темноте крался в наши каюты с мешками! Еще бубнил чего-то и руки потирал!
   - А почему же тогда у вас под кроватями вода, а? - не унимался Кузьмич.
   - Да чтобы тебя порадовать, дурень! Плеснул каждый по пару стаканов, вот ты на это и клюнул! - загоготал Сергей Меркурьевич.
   - Давай, Кузьмич, переодевайся, а то заболеешь еще, - дружески обнимая за плечо механика, сказал Леонид Павлович, - к вечеру, сказали, ледокол придет, весь караван вверх поведет по затонам. Конец навигации-то! Домой!
  
  
   35. Эпилог.
  
   Дотащившись с караваном до своего родного затончика "Кит", расталкивая лед, на всех парах летел к пристанюхе, от которой весной ушел в навигацию.
   На втором дэке дебаркадера располагался пост дежурного по каравану, откуда было хорошо видно, как к пристани несется не сбавляя хода "Кит". Дежурный по каравану дед Филипп, глядя на приближающийся буксир, сначала заволновался, а потом и вовсе начал впадать в состояние, близкое к паническому. "Кит" мчался к пристани, изрыгая из трубы черный дым,  как разъяренный бык несется на тореадора.
   Дед Филипп трясущимися от волнения руками раскрыл окно, и что есть мочи стал орать в сторону "Кита", сложив ладони рупором:
- Ну, куды! Ну, куды ты!! Ну, куды!!!
   - Филипп Аркадьевич, не слышит он тебя! Громкоговоритель же есть, - подсказал старику помощник дежурного.
   Дед Филипп схватил громкоговоритель и заорал в него срывающимся голосом:
- Выдь на мостик-то! Выдь! Выдь скорей на мостик-то!! Выдь!!!
Но, чуть заметив на капитанском мостике Леонида Павловича, отбросил громкоговоритель и, снова сложив ладони рупором, опять заорал:
- Ну, куды! Ну, куды ты! Ну, куды!!!
   Все присутствующие в помещении разразились громким хохотом. Но переволновавшийся дед Филипп, ничего не замечая, продолжал орать, переживая за дебаркадер, до тех пор, пока "Кит" лихо не затормозил у самого привальника пристани.
Придя в себя, дед понял всю комичность  своих действий и, не обращая внимания на катавшихся от смеха по полу речников, крякнув, пошагал встречать вновь прибывший буксир.
    -  Здорово, дед! - перекрикивая рев двигателя, приветствовал деда Филиппа Степка.
    -  Здорово, коль не шутишь, - привычно ответил дед, принимая швартовы с "Кита", - Возмужал, я смотрю! Тебя теперь не узнать! Молодец!
"Кит" заглушил двигатели, успокоившись до следующей весны. Впереди предстояла недолгая зачистка,  зимний ремонт, отпуска и отгулы экипажу.
   -  Привет, Леонид Павлович, - приветствовал дед Филипп капитана, поднимаясь по только что поданному трапу на борт буксира, - Как отработали?
 -  Все хорошо, спасибо, - пожимая старику руку, ответил командир.
 -  Ну, и слава Богу!
    -Покурим с окончанием! - предложил Кузьмич, и все дружно расселись перед надстройкой, закуривая на остывающем до следующей весны буксире.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Речные Истории 1 Алексей Зуев
  
  
  
  

117

  
  
  
  
Оценка: 5.00*11  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"