Следующий день начался небольшим сюрпризом-переполохом. Сразу после завтрака народ, ожидая построения на развод, кучковался в курилке. Унтер Боря Сомов, поглядывая на часы, дабы соблюсти пунктуальность поточнее своего закадычного друга и соперника Чернова, собирался уже командовать построение, когда раздался негромкий хлопок, перешедший в вопль типа "Убью!!!" и из солдатской массы стартанул сначала вольноопределяющийся в данный момент в выборе направления студент-химик Горовский, а затем кто-то из бойцов. Блин, не смог рассмотреть кто, оба залетели за угол, скрыв от нас самое интересное - концовку погони. Фельдфебель Остапец, знавший своих погранцов со всех ракурсов лучше меня, усмехнулся в усы:
- Доспорился петух крикливый...
- Иван Иваныч, я чего-то не знаю? - Это что-то новенькое в нашем дружном коллективе. - Что за споры?
- Да это мой "любимец" Паньшин уже второй день бухтит на господ студентов. Слух прошел, что Вы их к медалям "За храбрость" представили. Вот он и донимает вопросами, где же они свою храбрость проявили.
Да там, где до сих пор воронки от их взрывов, наверное, еще остались. Жаль, не было этого крикуна рядом, когда вместе с Максимкой минировали баллоны с хлором. Поучаствовал бы в мероприятии, не задавал бы глупых вопросов. Хотя он тоже без дела не сидел... Ладно, надо будет провести беседу на тему "Взаимодействие, взаимовыручка и взаимопомощь специалистов разных специальностей в работе диверсионной группы". Причем, сразу со всей ротой. А еще пора возобновлять длительные марш-броски, а то, вижу, что застаиваться молодцы начали, дурные мысли в головы лезут.
- И чем, Иваныч, спор закончился?
- Дык Максимка сказал, што ентова дурня сваёй химией поучит маненько. И, видать, сдержал слово-то.
Стоящие рядом Оладьин и Михалыч ухмыляются.
- Ладно, разберемся после развода. Пошли, господа командиры, развод учинять...
Спустя полчаса, когда все дружно разбежались по своим рабочим местам, вызываю в канцелярию всех студиозусов, чтобы устроить разнос. Ставил им конкретную задачу еще во Дворце разобраться с трофейными "консервами", до сих пор - ни ответа, ни привета. А с Максом вообще отдельный разговор будет. Расслабился, блин, будущий Менделеев.
Веселая троица появляется почти моментально, как будто ожидали под дверью.
- Ну, что, соколы ясные, расскажите-ка с каких пор приказы командира роты не являются обязательными к исполнению?.. И чего молчим? Более важными делами были заняты? А, господин Горовский?.. Я вам еще когда поручил разобраться с трофейной железякой? Жду ответа, желательно краткого и по существу.
Илья Буртасов, старший из студентов-горняков, принимается интеллигентно объяснять:
- Денис Анатольевич, мы только вчера вечером закончили. Решили, что будет удобней доложиться сегодня поутру. Вы же вчера с поручиком Дольским были заняты.
Ну, жулики! Типа, мы бы доложили, да командир веселиться изволил, не велел беспокоить.
- Ладно, и чем вы порадуете любимое начальство?.. Давайте, рассказывайте, что там такое.
- В-общем, расковыряли мы осторожненько одну из жестянок. Это - германская мина, но довольно хитрая. Она - как снаряд, уложенный в жестяную гильзу. Сам корпус состоит из двух жестяных же стаканов, между которыми уложены маленькие стальные цилиндрики. Внутренний стакан заполнен взрывчаткой...
- Судя по виду и запаху, там динитронафталин. - Горовский не выдерживает и пытается вставить свои "три копейки".
- Максим, еще раз неприлично выругаешься, - отправлю копать землю.
- Зачем?!
- За казармой. Чтобы впредь неповадно было товарищей перебивать и умными словами сорить. Продолжай, Илья.
- Внизу гильзы находится вышибной заряд. - Буртасов косится на Макса, но тот молчит, изображая оскорбленную невинность. - Мешочек с черным порохом и электродетонатор. Да, посередине основного заряда проходит трубка и прорезью. Внизу ее закреплен ударник. Мы посоветовались, и думаем, что вверху трубки должен крепиться капсюль. А когда на электродетонатор подается ток, пороховой заряд, скорее всего, вышибает мину вверх. Она летит до тех пор, пока не натягивается специальная цепочка, которая тянет капсюль по трубке навстречу ударнику. Происходит взрыв. Мы посчитали, если закапывать мину полностью в землю, то шрапнель разлетается на высоте около аршина. Насколько далеко - не знаем... Хотелось бы попробовать одну...
- Вы что, хотите вот так, прямо в черте города устроить взрыв?.. Обалдели? - Нет, ну ни хрена себе заявочки!!! - Забудьте, как страшный сон!
- Мы тут сарай старый нашли, ничейный. Бревенчатый. В нем и разбирали мину. Там стены хорошие, должны выдержать...
- Так, пока ничего не предпринимать... НИЧЕГО!.. Я подумаю... С этим понятно. Теперь займемся лично Вами, юноша. - Обращаюсь непосредственно к Максимке. - Что за цирк я наблюдал сегодня утром перед разводом?
- Денис Анатольевич, Максим по личной инициативе сделал несколько петард. Ну, чтобы на занятиях имитировать разрывы гранат. - Илья пытается вступиться за друга.
- Ну-ка, ну-ка. Отсюда поподробней. Образец есть?
Горовский достает из кармана пару бумажных трубочек размером с большой палец и протягивает мне. Трубки плотно набиты, в торце каждой торчит по паре спичек головками наружу, обмотанных тонким шпагатом. Пока я осматриваю девайсы, начинает лекцию:
- Внутри - смесь перманганата калия и магниевого порошка с небольшим добавлением алюминиевых опилок. Шпагат пропитан селитрой и служит фитилем. Я сделал несколько штук с разными пропорциями, проверил в том самом сарае. И звук, и вспышка - замечательные... А что осталось, завернул в ма-алюсенький такой цилиндрик и в папиросу вместе с табаком забил... Вот.
- Ага, а потом угостил этим Паньшина... Тебя из пыточной палаты Тайного приказа не выгоняли за жестокость? Он же после такого курева заикаться мог начать с перепугу.
- Ну и пусть... - Опустив голову, вполголоса бурчит про себя Горовский. - Меньше всякую ерунду болтать будет...
- Все, Максим! Хватит! Детский сад, ей-богу! В твоей храбрости никто не сомневается! Будут возникать вопросы, скажи мне, отправлю тебя с неверящими на персональные занятия по взрывному делу. Вот там и пугай. Только не до смерти, пожалуйста... А теперь слушайте новую задачу. Одну мину оставить нетронутой для начальства... В смысле, переслать по команде в Техническое управление. А к остальным придумайте взрыватель натяжного действия, чтобы можно было, как растяжку ставить. Понятно?.. Вперед, дерзайте, гении!..
Остаток дня занимался накопившейся текучкой и совместно с Сергеем Дмитриевичем решал самые неотложные вопросы. Наконец-то около пяти часов вечера окончательно разобрались с размещением роты, определили местоположение и даже частично начали оборудование полосы препятствий, площадки для занятий рукопашкой и миниатюрного тактического поля. Процесс сдерживался отсутствием капитана Бойко, который мастерски умел разруливать вопросы с тыловиками. Но Валерий Антонович вместе со всем штабом попал в "пробку". Сразу за Барановичами железная дорога была плотно забита эшелонами, поэтому командарм вызвал из Минска автоотряд, доставивший нас, чтобы все-таки добраться до нового места расположения штаба.
На сегодня все, что можно было уже сделано, посему, оставив личный состав на попечение своего зама, который, кажется, начал входить во вкус командования, вызывая не совсем обоснованные подозрения в желании "подсидеть" ныне существующее начальство в моем лице, и отправился ознакомиться с городом и сделать еще одно дело. Хотел навестить в госпитале подпоручика Берга и попытаться разагитировать его остаться у нас. Давно в голове крутились мысли о необходимости создания группы огневой поддержки, или отделения тяжелого вооружения. Учитывая, что перед последним будут поставлены самые разнообразные задачи от минометной и артиллерийской поддержки действующих групп до массового применения, насколько это возможно, ракетного вооружения при прорыве укрепленной обороны немцев, то есть создания прообраза и аналога существовавших гораздо позже "Катюш" и "Градов", штабс-капитану Волгину одному будет трудновато со всем этим справиться. Очень не помешал бы толковый и дельный помощник, да, скорее всего, и не один. Передал бы им всех моих студентов, и пусть бы двигали эволюцию в этом направлении. А если все сложится хорошо, то и заполучить Романа Викторовича в наши подпольные ряды заговорщиков-прогрессоров.
Погруженный в эти мысли-мечты, пробирался по колдобинам, краем сознания благодаря небесную канцелярию за то, что уже около недели не было дождей и непролазное в таком случае глиняно-грязевое месиво выселковых улочек превратилось в очень неровную, но достаточно твердую поверхность, обходя кучки конских "яблок" и лужи свежевылитых помоев. Адрес госпиталя мне дал Федоренко при расставании, как добраться до нужного места объяснили драгуны, уже достаточно освоившиеся в Минске. Размышления прервала черная кошка, метнувшаяся прямо передо мной на другую сторону улицы. Пара местных бабок с интересом стала ожидать, что же будет делать их благородие в такой ситуации, но веселухи не получилось. Вспомнил вычитанную где-то фразу "Если вам дорогу перебежала черная кошка, то это означает только то, что животное идет куда-то по своим делам. Не создавайте лишних проблем ни ему, ни себе" и пошел дальше, глазея по сторонам на городскую цивилизацию начала двадцатого века и отложив свои думы на потом. Пока что особой разницы между губернским городом и маленьким городишком, в котором находился госпиталь, не видел. Бедняцкие окраины, маленькие неказистые лачуги, лепившиеся одна к другой. Эта неряшливая лента изредка прерывалась строением понарядней, на фасаде которого висела надпись "Лавка. Продажа дегтю, керосину и сахару", или просто, понятно и лаконично - "Трактиръ". Несмотря на сухой закон, последние работали и были заполнены людьми чуть ли не под завязку, да и те, кто оказывался поблизости, имели очень характерный вид и запах. Тут же мельтешили взад-вперед различные непонятные личности и стояли, подпирая стены барышни не очень серьезного поведения, те самые "фифки", о которых упоминал Мойша Леебензон. Кто-то из них пытался обратить на себя внимание вероятных клиентов достаточно фривольными позами, другие пытались добавить к визуальному восприятию громкую рекламу своих физиологических прелес... особенностей. Судя по трем замеченным вдалеке и поспешно ретировавшимся фигурам в солдатской форме, военные были здесь частыми гостями. Меня из-за офицерских погон жрицы любви окликать не осмеливались, только провожали либо дежурно-безразличными, либо недоуменными взглядами.
Почти в конце пути, повернув на последнем перед госпиталем перекрестке, наткнулся на немного шокирующую картину. Возле очередного "питательного заведения" стояли четыре девицы вполне определенного образа жизни, лениво покуривая и негромко переговариваясь друг с другом. А перед ними, понурившись, стояла тощенькая белобрысая девчонка лет десяти-одиннадцати в затертом и неоднократно залатанном платьице и стоптанных дырявых ботинках. В одной руке она держала пачку папирос, другая была сложена лодочкой. И в нее, как в пепельницу, стряхивался табачный пепел. А-х-хренеть, блин!.. За что ей такое?.. Или малявка этим на кусок хлеба зарабатывает?.. М-да, одно дело знать, что война - это насилие, жестокость и несправедливость, и совсем другое - видеть такую вот картину собственными глазами...
В госпитале меня ждал неприятный облом. Раны Берга оказались серьезней, чем ожидали, и его перевели в другое место. Новый адрес, конечно, дали без разговоров, но сегодня я туда уже не успевал. Жаль, придется возвращаться несолоно хлебавши. Подходя к перекрестку, вдруг услышал почти нечленораздельные вопли и громкие шлепающие звуки. Как будто невидимая пружина толкает вперед, залетаю за угол и вижу очень не понравившуюся картину. Спиной ко мне стоит одна из тех "веселых" девок и, удерживая одной рукой за куцую косичку давешнюю девчонку, другой со всей дури лупит ее по щекам... Стоять, бл...!.. Два быстрых шага, рука шмары поднимается в очередном замахе, захват за предплечье у самого локтя, большой палец привычно находит нужную точку, надавливает на нее и отталкивает вправо...
На занятиях много раз отрабатывали такое болевое удержание. Когда попадаешься, мысли моментально куда-то исчезают, весь мир съеживается до маленькой точечки возле локтя, где крепится наружная мышца предплечья, и где живет всепоглощающая боль, заставляющая подкашиваться ноги, и делающая абсолютно послушным любого... Фифка исключением не была, поэтому, выпустив свою жертву, включила сирену с переходом в ультразвук и просеменила вслед за ставшей источником кошмарной боли рукой к крыльцу кабака, чудом промахнувшись своей физиономией мимо перил. Неудачно попыталась зацепиться за них, чтобы затормозить, изобразила горизонтальный штопор и приземлилась своей пятой точкой на ступеньку. Где и осталась сидеть, приходя в себя и ничего не соображая. Слева девчонка оседает на землю, шмыгая разбитым носом и размазывая струйку крови с текущими слезами по чумазым щекам. Потом поднимает на меня глаза, в которых плещутся отчаянный страх и боль. А мгновение спустя ледяным кипятком обжигает истинное понимание этого взгляда. Так мог бы смотреть котенок, с рождения привыкший к теплу и ласке мамки-кошки, и которого вдруг зло и беспощадно, упиваясь собственной силой и вседозволенностью, выдергивают из его привычного уютного мирка и мучают, наслаждаясь чужим страданием и доводя до крайнего выбора: или, собрав всю свою невеликую силу, ответить обидчику и, скорее всего, умереть, или превратиться в безвольную живую тряпку, забывшую от невыносимой боли о чести и достоинстве, и выполняющую любую прихоть новоявленного хозяина...
Да ё... мать!!!... Этого!.. Не!.. Будет!.. И вы, твари, лучше сами вешайтесь!..
Шаг вперед, поворот направо. Теперь мелкая у меня за спиной. Шалава на ступеньке приходит в себя, смотрю ей прямо в глаза тяжелым и очень нехорошим взглядом. Быстрее всех соображает одна из ее товарок. Пока остальные стоят с раззявленными ртами, она бросается в кабак. За подкреплением? Ню-ню... Давайте, сволочи, поиграем!..
Поворачиваюсь и опускаюсь на корточки перед девчонкой, ревущей в беззвучной истерике. В ее глазах сквозь животный страх появляется проблеск робкой, еще неосознанной, дикой надежды. На то, что боли и унижения больше не будет. Не отдавая себе отчета, ни думая ни о чем, произношу фразу, от которой уже не смогу отступиться:
- Не плачь, маленькая. Больше тебя никто не тронет...
Протягиваю руку, чтобы погладить ее по голове, она судорожно съеживается, повторяя свое сходство с маленьким пушистым зверьком, но потом расслабляется, и мои пальцы скользят, по головке, судорожно вздрагивающей от плача, по растрепанным белесым волосенкам. С огромным трудом сдерживаюсь, чтобы не развернуться и не покрошить ту стерву прямо на крылечке. Сзади, судя по шагам, появляются другие персонажи.
- Господин официер! Ви таки извините, что я к вам обращаюсь, но что здеся происходит?
А вот это уже "крыша" нарисовалась. Бандерша, или, как их все называют "мамочка". Толстая еврейка лет сорока, одетая в "последний писк моды", как это понимают в трущобах, сшитый где-нибудь рядом в ближайшем подвале за копейки. Образ дополняет сложносоставной аромат, состоящий из запахов селедки, жареного лука и недавно употребленной водочки. Чуть позади нее маячат два колоритных типчика. Один - мелкий, худой, остроносый, с нагловатыми бегающими глазенками, одетый типично по-пролетарски. Штаны в сапоги, давно не стиранная рубаха-косоворотка с плетеным из узких полосок кожи ремешком, мятый пиджак явно с чужого плеча. Второй одет поприличней. Темно-серая пиджачная пара в мелкую клетку с относительно белой сорочкой и полагающейся в таком случае бабочкой, штиблеты и черный котелок. Мордочка с закрученными усиками довольно упитанная, здорово смахивает на наглого обожравшегося кота. Пытается пристальным, не очень приятным взглядом просверлить во мне дырку.
Мамочка быстро просекла ситуацию и решила навести порядок так, как она это понимала:
- Ривка! Шмара подлая,..
Далее изредка были понятны только отдельные слова, характеризующие физиологию и поведение последней и относящиеся к ненормативной лексике, разбавленные пулеметной скоровоговоркой на идиш. В конце второй минуты жрица любви была уведена внутрь кабака "котом" в шляпе, отхватив по пути хорошую плюху, а бандерша снова обратилась ко мне:
- Я таки жутко извиняюсь, господин официер. Я - Рахиль, мине тут усе знают. А ето - мои дефочки: Сима и Магда. И я таки скажу вам по секрету, господин официер, любая из них могёт подарить такое блаженство мущщине, - при этих словах толстая сводня закатила глаза и причмокнула языком. - Какого он таки никогда не видел! Какую из них господин официер выберет?
Слух покоробил насмешливо-презрительный тон, которым все было сказано. Как бы между строк читалось, мол, не ерепенься, бери шалаву, гони деньги и отваливай. Всепоглощающим смерчем в голове проносится обжигающая бешеная злость, которая спустя мгновение уступает место холодной ярости.
- Я уже выбрал. Ее. - Показываю рукой на малявку, пытающуюся спрятаться у меня за спиной. - Сколько?
- Таки господин официер ошибается. Ето - прислужка, взятая из жалости. Выберите любую мою дефочку, и таки не пожалеете. - Мамочка не скрывает торжества в голосе. - Но мы уфсегда рады услужить господину официеру. Если он хочет именно вот ее, таки мы - согласны. Но ето будет стоить дороже. Тридцать рублёв...
Далее по ее логике должна следовать сцена торговли с присущим циничным нахваливанием первосортности и нетронутости "товара". Придется ее огорчить.
- Тридцать рублей? - Хорошо, что заначка в кармане, взял на всякий пожарный. - Хорошо. Я даю деньги и забираю девочку. Навсегда!
Вот так, немая сцена. Правда, бандерша быстро спохватывается.
- Таки ето невозможно, господин официер! Она... не отработала свой долг! А ето ишо... двадцать рублёв!..
Долг, говоришь? У маленькой девчонки? Перед содержательницей притона?.. А-га, щас! Небольшой шаг вперед, слегка наклоняюсь, стараясь не дышать исходящими кухонными ароматами, к которым присоединился еще и запах пота, говорю негромко, чтобы слышала только она и ее "секьюрити":
- Ты так дешево ценишь свою жизнь, старая сволочь? Только вот пикни еще что-нибудь, я устрою тебе похороны на всю сумму... Тридцать рублей! Всё!
Подручный "пролетарий" пытается вклиниться между нами, затем, наклонясь, тянется к голенищу, где, скорее всего что-то спрятано. Демонстративно перехватываю ножны левой рукой, чтобы удобней достать шашку, и смотрю ему прямо в глаза. Тот, все поняв, замирает, потом медленно выпрямляется. Достаю из кармана портмоне, вынимаю купюры и, якобы нечаянно, роняю их на землю.
- Деньги теперь твои. Девочка теперь моя. - Никто не возражает и не шевелится. Поворачиваюсь, беру в свою руку маленькую ладошку. Если этот придурок все-таки возьмется за нож, - услышу, и пусть потом не обижается. За железо хвататься "пролетарий" побоялся, только прошипел сквозь зубы обычную блатную страшилку:
- Еще встретимся, фрайер. Кокну пером, будет тебе амба и ша...
Никогда не был знатоком воровского жаргона, но кто сказал, что солдатский диалект русского языка девяностых годов двадцатого века сильно от него отличается?
- А ты кто таков, сявка позорная, чтобы меня на перо ставить, а? - Медленно поворачиваюсь к придурку. - Ну-ка, обзовись, чушок, погоняло свое ляпни!.. Твой номер - шестой и твое место - у параши, усёк?..
Вот теперь точно-немая сцена. Я так думаю, что в начале века офицер русской армии, разговаривающий на фене - это что-то!
*
Идти быстро мы не могли, - все же десятилетний ребенок, еще и после всего пережитого, да и не старались. Прогулочным шагом шагали по улочкам, провожаемые недоуменными взглядами, - их благородие куда-то и зачем-то ведет за руку маленькую замурзанную оборвашку. Пройдя импровизированный КПП, отправился искать нашего фельдшера и нашел его проводящим занятия с ротой по оказанию первой помощи. Препоручив личный состав санинструктору, наш эскулап быстренько провел у себя в медпункте осмотр девчонки, попытавшейся при этом снова испугаться и успокоившейся только в моем присутствии, и выдал заключение:
- Ничего страшного, Вашбродь, не найдено. Кожа чистая, паразитов нет. Нос разбит, но не сломан, на левой щеке - гематома, пройдет через недельку. - И уже другим тоном добавил. - Кто ж ее так?.. Дите ж еще совсем.
- Да есть тут в городе... некоторые...
"Племяшка", вовсю командовавшая на кухне, отнеслась к нашему появлению более эмоционально:
- Дзядечку Камандзир!.. Йёй, божачки! Адкуль жа таки цуд? - Ганна прижимает ладони к щекам. - Цябе як завуць?
- А... Алеськай мамка кликала...
- Пойдзь сюды, малЕнькая!.. Не трэба баяцца. - Видя, что та не решается пошевелиться, девушка сама подходит ближе и тихонько обнимает малявку, затем вопросительно смотрит на меня.
- Ганна, будь добра, ее нужно отмыть, накормить, напоить и спать уложить. Почти, как в сказке. Девочка остается здесь, с нами. Освоится, будет тебе вон помощницей.
- Гэта мы - зараз. Тольки вады падагрэем... Астап, Микола, гатуйце далей без мяне!..
Через пару часов забегаю проведать найденыша и посмотреть, как там у нее дела. Дитенок уже спит, свернувшись в маленький комочек на Ганниной кровати, а "племяшка" тихонько гладит ее по голове и украдкой вытирает глаза. Обернувшись на шорох, хочет подняться, машу ладонью, мол, сиди. Спрашиваю шепотом:
- Все в порядке?
Ганна в ответ кивает, потом также тихо шепчет:
- Адкуль яна?
- На улице нашел. Обижали ее. Больше, думаю, не будут...
- Мы тут пагаварыли... Яё з братикам бацьки прадали у горад...
- Как это продали?.. Они что, вещь какая-то? - Чего-то в этой жизни я не понимаю. - Как можно продавать своих детей?
- Лесячка казала, што да них у вёску прыехау якисци пан Бенямин. Пагаварыу з бацьками, абяцау малых да дела у горадзе прыставиць. Маци была супроцив, але бацька з им выпили шклянку гарэлки, да бумагу падписали. Гэты Бенямин дау дзесяць рублеу и забрау яе и брацика. Прывез у Минск и аддау дзяучынку мамачцэ Рахели у паслужницы. А хлапчука, яго Данилкам кличуць, узяли учыць вараваць з кишеняу...
- Даже так? Ну-ну... Значит, придется еще раз в гости к этим гнидам наведаться. - Ободряюще улыбаюсь девушке. - Забрали девчонку, заберем и пацана.
- А кали не аддадуць?
- Отдадут. Жить захотят - отдадут, еще и спасибо скажут... Все, спите, я завтра зайду...
К отбою уже все знали, что "в нашем полку прибыло". Парни сначала обрадовались, но потом чуть поутихли, когда узнали, что новой "племяшке" командира всего лишь одиннадцать лет от роду. Но поглядеть на нее хотели все, и с самого утра крутились возле хозблока, пока рассерженная Ганна не пообещала перекрестить особо рьяных мокрым полотенцем и устроить такой завтрак, какого они долго не забудут. Все это время Алеся, одетая в чистую нательную рубаху, тихонько, как мышка, не смея высунуть носа за дверь, сидела в ее комнатке и ждала, когда высохнет лоскутное платьишко, выстиранное с вечера.
Чтобы прекратить это безобразие, пришлось на утреннем разводе объявить во всеуслышанье, что если кто-то хочет найти проблем, то не надо за этим тащиться на кухню и подглядывать, просто пусть подходят по очереди, и я обеспечу всем эти проблемы в достаточном количестве. Длительные, разнообразные и занимательные. И если свои мозги не работают, то пусть внемлют командирскому гласу:
- Я не так уж часто прошу вас о чем-нибудь. Так вот сейчас именно прошу. Как людей... Поймите, вы, я не знаю, как она жила в притоне и что с ней там делали. Но только-только девочка оттуда выбралась, тотчас же натыкается на почти две сотни мужиков с горящими глазами и капающими слюнями. Сами прикиньте, что она может подумать! Её ж сейчас как... котенка приручать надобно. Тихонько и с лаской. В-общем, если кто мне попадется, - не обижайтесь!.. Все понятно?..
Рота в ответ прогудела, дескать, все и так было ясно, просто их, типа, не так поняли. А особо непоседливые предложили сходить в гости к прежним "опекунам" и как следует расспросить их обо всех подробностях жизни малышки. Пришлось охладить их пыл, напомнив, как немногим ранее самому напоминали, о такой интересной книжке, как Воинский устав о наказаниях. Правда, с добавлением, что несколько человек вместе со мной смогут еще разок туда прогуляться, но я сам выберу себе попутчиков.
На следующее утро, тем не менее, найденышку увидели все. Потому, что пришлось все-таки представить "очень молодое пополнение", крепко вцепившееся в мою руку, чтобы все в лицо запомнили новенькую, а потом отпустить ее с Ганной на барахолку за новыми ботинками. В сопровождение хотел дать Федора, но Дольский отговорил от этой затеи, мотивируя тем, что, все-таки - нижний чин, мало ли на кого нарвется, и предложил барышням присоединиться к его драгунам, как раз следующим в город под командой одного из его корнетов. Деньги на это мероприятие сначала дал сам из секретного фонда, успокаивая совесть тем, что "дети - наше будущее", затем с этой же мыслью и своими деньгами подошел Сергей Дмитриевич, ну и в заключение явились Михалыч и Остапец, как выборные от коллектива. В роте, оказывается, пустили фуражку по кругу и набрали достаточную сумму, чтобы не только обуть, но и приодеть "дочь полка", в смысле - ротную "сестренку".
Из города "племяшки" вернулись часа через два, - Ганне нужно было еще следить за приготовлением обеда. Тем не менее, она переодела Лесячку и под благовидным предлогом вывела покрасоваться во двор. К неописуемой радости всего коллектива. Переодетая и причесанная малявочка выглядела этакой куколкой, правда, жутко смущающейся и краснеющей от восхищенного внимания всего мужского коллектива. Поэтому, не задерживаясь на свежем воздухе, наши барышни заскочили обратно на кухню. Так, надо будет вечером выбрать время, поговорить с девчонкой, узнать из первых уст все подробности и про нее, и про брата.
Впрочем, эти подробности пришлось узнать гораздо раньше, и не от нее. После обеда нарисовался неожиданный гость. Дневальный прибежал на тактическое поле и сообщил, что меня дожидается какой-то господин. Заинтригованный по самое "не могу", быстренько иду в расположение, недоумевая на ходу, кому же это из цивильных я понадобился. Сюрприз оказался неприятным. У дверей казармы, покуривая, прохаживается давешний пижон - подручный "мамочки" Рахили. Так-с, интересненько! И каким же недобрым ветром его сюда занесло? Подхожу ближе, вижу язвительную ухмылочку на наглой морде. Не давая ему произнести и звука, поворачиваюсь к унтеру-погранцу, сопровождавшему это недоразумение в шляпе. Тот, сходу поняв немой вопрос, рапортует:
- Господин прибыли на КПП, сказали, что по очень важному срочному делу к Вашему благородию. Оставил за себя свободного дневального, сопроводил сюда. Там в пролетке еще один остался и извозчик.
- Добро, иди дежурь, мы тут поговорим. - Поворачиваюсь к уголовнику. - Кто таков? Что надо?
- Что, господин официер, не ждал? - "Котелок" торжествующе щерится во все свои тридцать два зуба. Пока тридцать два, а дальше - будем посмотреть.
- Не ждал. Говори, что нужно.
- Неласково гостей встречаешь, нехорошо это. - Усатый сплевывает на землю рядом с моим сапогом и щелчком отправляет окурок на крыльцо.
Заметив такое вопиющее издевательство над армейским порядком, в дверях тотчас появляется дневальный и вопросительно смотрит на меня. Машу ему рукой, чтобы исчез, одновременно подмигивая так, чтобы этот тип ничего не заметил. Боец скрывается, понятливо кивнув.
- Во-первых, я тебя в гости не звал. Во-вторых, здесь мусорить не надо. Хлопотно это. Курят у нас вон там. - Показываю ему за спину в сторону курилки. - Третий раз спрашиваю: чего явился?
Из-за казармы появляется несколько погранцов и устраивается в курилке, краем глаза наблюдая за нашим общением.
- Как я посмотрю, больно ты борзый, господин хороший. Имя, может, скажешь своё? Не благородием же тебя называть. - Хамит гостюшка незванный.
- После тебя. И подумай хорошенько, ты действительно хочешь это знать, или так, сдуру, интересуешься?
- Не пугай, пуганые уже, и не раз. Меня кто Вениамином Яковлевичем называет, а кому повезло, - тот Беней зовет... Слушай сюда, господин официер. Больно мутный ты, непонятный. В погонах, а феню мал-мала разумеешь. Не из лягавых ли, часом, золой не сыпался? (Полицейским нижним чином не был?) - Не дождавшись ответа, продолжает. - В-общем, потолковать с тобой люди хотят. Ни один хозяин таких темных не любит, и на земле своей не терпит. Вечерком, часиков в восемь в трактир заваливай. Там и все вопросы обкашляем.
- Делать мне больше нечего, как по малинам шляться.
- Тебе девчонка малая сказала уже, что ейный братец подо мной ходит? Не придешь сегодня, я ему поутру ноги переломаю и грызунам (нищим) отдам. Будет христарадничать на паперти. Так, что подумай. Тебя иван на толковище зовет, понимать надо.
Ну, то, что иваны впоследствии стали называться паханами и ворами в законе, я знаю. Похоже, сам того не желая, разворошил блатной муравейник. Но вот угроза мальчишке - это серьезно. И требует адекватного ответа. Тем более, сам собирался за ним. Только вот разговаривать таким тоном со мной не стоит. Короткий свист, бойцам из курилки добраться до нас - пара секунд, не больше. Один запускает в петлю ремень, который змеей обвивается вокруг горла усатого и сильно дергает назад, двое, подскочив с разных сторон, пинками под коленки делают ему поперечный шпагат и берут ручки на рычаг локтя. Получается этакое живое распятие. Полузадушенный и обездвиженный, бандюган несколько секунд пытается придти в себя. Наконец, ему это удается.
- А что мешает мне тебя сейчас землицей одарить? Полтора аршина на три. Места у нас много, даже убивать не будем, так закопаем.
- Ах ты, су-х-р-ш-ф... - Боец, натянув ослабленный ремень, превращает нехорошее выражение в набор свистяще-хрипяще-шипящих согласных. Затем легонько отпускает, все же человеку вопрос задан, ответить надо. - ... Х-рм... Если я не объявлюсь через полчаса, Штакет мальчишку вечером же кончит...
Понятно, парня в заложники взяли, в террористов играем. Делаю знак своим, чтобы отпустили.
- Значит так,.. Беня. Сегодня в восемь я буду в трактире. А ты сейчас поднимаешь свой бычок, и как можно быстрее убираешься отсюда, пока я не передумал. Все понятно?
Отпущенный придурок крутит руками, видать, мои его крепко растянули. Или тянет время, не желая признавать свой проигрыш. Шлепок пряжкой ремня по ягодице заставляет его почти по-бабьи взвизгнуть и дернуться к крыльцу, где до сих пор лежит его "подарок". Засунув окурок в карман, Вениамин, как, блин, его... Яковлевич, злобно озираясь, удаляется в сторону КПП в сопровождении бойца, небрежно помахивающего ремнем, а я иду думу думать и составлять планы на вечер. И первое, что делаю, - озадачиваю дежурного на предмет найти вольноопределяющегося химика-затейника Горовского.
*
Вечером, ровно в восемь поднимаюсь по уже знакомым ступенькам трактира, по пути минуя двух личностей, явно принадлежащих к уголовному миру, которые провожают меня наглыми ухмылками. В заведении сегодня - спецобслуживание, в зале полумрак, разбавляемый светом двух керосинок. Никого нет, кроме гаденько улыбающейся тетеньки Рахили и двух бандюков, как две капли воды похожих на тех, кто изображает атлантов на входе. Эти ребятки сидят возле входа в соседнюю комнату, занавешенного чем-то пестрым. Увидев меня, один откидывает занавеску и что-то негромко говорит вглубь "кабинета". Другой тем временем нагло лыбится, затем делает приглашающий жест, мол, шагай, чего стал. Прохожу внутрь, там за столом сидит очень колоритная компания. По центру - знакомый уже Беня, сын Якова, и бородатый, уже в годах, дядька, одежкой похожий на купчину. Маскарад выдает настороженный взгляд злых глаз и жесткое выражение лица. Чувствуется, что не человек, - волк в людском обличье. Слева, подпирает стену давешний "пролетарий", справа сидит небритый мрачный тип с мощной челюстью и пудовыми кулаками, точнее, кулаком. Потому, как правую руку держит в кармане. И, наверное, не пустую и не просто так. На столе накрыто угощение в стиле "а-ля рюсс". Уже начатая бутылка водки в сопровождении непременных сковородок с яичницей и жареной картошкой, соленых огурцов, квашеной капусты, хлеба, порезанного толстыми ломтями и сала, наструганного примерно так же.
- Ну, привет честной компании! - Надо же как-то начинать диалог. - Вы звали, я пришел. Дальше что?
Старик смотрит на меня секунд пять, затем, усмехаясь уголком рта, произносит:
- Дальше, мил человек, сядь с нами, поешь, выпей, да на наши вопросы ответь. Только пистоль свой и сабельку сыми, да положь куда-нить подале.
В принципе, все ожидаемо. Расстегиваю кобуру, достаю наган, замечая краем глаза, как справа напрягся небритый. Наверное, у старого за телохранителя ходит. Протягиваю ему револьвер. Пока отстегиваю шашку, он успевает прокрутить барабан, положить оружие на подоконник и объявить:
- Пустой. Не заряжен.
Конечно. Что я - дурак, что ли? Когда он протягивает руку к шашке, отрицательно качаю головой, и прислоняю "Аннушку" к стене у входа. "Пролетарий" направляется к ней с вполне понятными намерениями. Негромко его предупреждаю:
- Тронешь клинок, - умрешь.
Тот в ответ выхватывает из сапога финку, делает пару интересных пируэтов... и убирает нож обратно по негромкой команде старика:
- Увянь, Штакет. Ошмонай его лучше.
Ага. Так вот ты какой,.. Штакет, в смысле, мелко напиленный рэйка. Деревянный по пояс. И сверху, и снизу. На будущее будем знать. Тем временем шустрые ручонки пробегают по рукавам, карманам на груди, шароварам, залезают за голенища сапог. Пора показывать норов.
- Не щупай, я тебе не девка! Или под мужиками больше нравится, а?
Тощий багровеет, снова тянется к сапогу...
- Штакет!..
Ага, слабо без разрешения дедушки ответить? Вот и стой в сторонке. Пока взрослые люди беседовать будут.
- Ты, мил человек, садись, в ногах правды нет. Угощайся за компанию. - Старик пристально смотрит на меня. - Да ответь-ка на вопрос. Кто ты есть?
- Человек божий, обшит кожей. - Вспоминается где-то вычитанная присказка. - Ты-то сам кто?
- Я - хозяин здешний. И супротив моего слова здеся никто не идет. - Старый опять улыбается уголком рта. Так, что улыбка становится очень похожей на волчий оскал. - А кто идет, так попадает прямиком в царствие небесное.
- А, так ты и есть тот иван, которому поговорить не с кем? - Брови старика вопросительно поднимаются. - Твой Беня сегодня прибегал, трепал, что меня какой-то Ваня зовет поболтать. А то скучно ему.
- Ты чё, сука, базлаешь?! - Сутенер вскакивает с места. - Да я тебя...
- Сядь, мазурик! - Дедушка в законе снова наводит порядок, потом обращается ко мне. - Ты, мил человек не слишком веселись-то. Дела твои - кислые. Так что сиди смирно и отвечай на вопросы...
Фразу прерывает залихвастски-пьяная песня с улицы:
В поле путь-дороженька далека,
А трехрядка рвет меха. Ох, легка!
С песнями, да гиканьем,
С шашками, да с пиками
Едут, едут донцы по Верхам...
В дверном проеме нарисовывается один из "привратников" и на немой вопрос старого, отвечает:
- Все тики-так. То трое казачков по улице прошагали. Веселыя - хоть куды. От забора до забора места мало...
Вдалеке затихает:
За плетнями-тынами
Дядьки чарки сдвинули...
Опаньки, знакомая мелодия. Надеюсь, Розенбаума здесь еще не поют на каждом углу...
- Смотрите там!.. - Старик снова задает вопрос. - Так кто ты, мил человек?
- Мое имя тебе что-нибудь скажет? Ты же не называешься, вот и я не буду. Да и не нужно это тебе. А так, я - подпоручик Русской армии...
- Так ты - простой поц, канающий под делового? - Облегченно и восторженно орет Беня Яковлевич. - Ну, все, амба тебе!
- Беня, мы с тобой сегодня уже побеседовали. Мало? Еще захотелось? - Недоуменно смотрю на этого клоуна, затем обращаюсь к дедушке. - Успокой свою шестерку, уважаемый. Разговаривать мешает.
- Он - не шестерка, а клевый маз (хороший вор). И он - не мой, а залетный, с гастролями из Одессы-мамы приехал... - Старик спохватывается. - Коль ты - офицер, откуда блатную музыку знаешь? (разговариваешь на блатном жаргоне?)
- Я, когда студентом был, у нас истопником старый дед-выпивоха служил. Мы с друзьями его иногда угощали, он нам про свою жизнь и рассказывал. - Начинаем играть легенду, уже пора. - Он на каторге срок отбыл, там и вашей "музыке" научился, и нас потом научил малость.
- За что ж он угодил-то? - Старого начинает разбирать любопытство. - Чего натворил?
- Жену зарубил. За то, что к соседу бегала...
- Ну, коль ты - не мазьё, так нам с тобой и разговаривать не о чем. - Беню понесло на радостях. - Вернешь девчонку! А чтоб загладить вину свою, - отдашь девку, с которой она на базаре паслась. Штакет говорил, шикарная девка, клевой марухой станет!
Ох, хорошо, что Котяра его не слышит. Сейчас бы вместо человека свиная отбивная в полный рост лежала бы. Так, а вот это ты хорошо придумал - закурить и дым в лицо пускать. Сейчас последуем твоему примеру, только еще раз оглядимся. Штакет сидит слева и демонстративно вертит в руках нож. Справа небритый почти не шевелится, но опасностью от него так и несет. Значит, считаем его за основную угрозу. Беня и старик - по ту сторону стола, не дотянутся. А стрелять, скорее всего, не будут. Все, работаем!
Поморщившись от дыма, небыстрым движением вынимаю из кармана портсигар, достаю одну из ТЕХ папирос, прикуриваю и делаю первую затяжку. А после этого нечаянно роняю зажигалку под стол, чертыхаюсь вполголоса и, положив папиросу на тарелку, лезу под стол искать свое имущество. Ход мыслей собеседников вполне понятен. Будет вылезать клиент, огребет по голове, а там и по-другому разговаривать можно будет... Раз... Два... Блин, просил же Максима не делать громко, по ушам садануло - будь здоров! И даже под столом вспышка сквозь зажмуренные веки была заметна. Теперь - вперед!
Выскакиваю из-под стола, на всякий случай уклоняясь от возможного удара справа. Красиво! За столом четыре человека пытаются протереть глаза до дыр и шарят руками по столу в поисках неизвестно чего. В левую руку тарелку с капустой, швыряем содержимое в морду небритому, на обратном движении ребро тарелки попадает Штакету в горло и он с хрипом валится с табурета на пол. Справа небритый обеими руками трет глаза, в которые помимо всего прочего еще и капустный рассол попал. Опаньки, а на правой ручке-то бронзовый, или латунный кастет блестит, недаром он ее прятал. Правой ребром ладони в переносицу, - еще один в минусе. Беня, заслышав посторонний шум, хочет встать и нащупать что-то в кармане пиджака. Вкладываю всю силу в удар ногой по краю стола. Скорее, даже не удар, а толчок... Есть! Стол пришпиливает к стене и старика, и сутенера. Огибаю край столешницы, с правой крюк в печень, клевый маз сгибается от боли, добавляю сверху под основание черепа. Все!.. Сзади слышится шорох. Оборачиваюсь и вижу в дверном проеме две фигуры в знакомых лохматках, щедро посыпанных золой для пущей невидимости поздним вечером.
- Все в порядке, Командир. Четверо тепленьких связанных рядком лежат. Половицы изучают. Тетку к лавке прибинтовали. В ее любимой позе. - Семен оборачивается на шум, затем продолжает. - О, наши с Михалычем еще троих с улицы приволокли. Те, наверное, в прятки поиграть хотели.
- Добро. У меня один отдыхает. Этого аккуратно вязать, оставить здесь. - Показываю на старика, уже немного проморгавшегося. - Остальных - в ту комнату до кучи. Собрать с них все железо и сюда на стол. Тетке залепить глаза и уши. На улице смотреть внимательно, может быть, еще кто нарисуется. Я пока здесь разговор до конца доведу.
Обыскиваю бесчувственного Беню. Так, часы и деньги мне не нужны, носовой платок пусть себе оставит, ключики разные, папиросы со спичками - тоже. Во внутреннем кармане пиджака какая-то бумага, - потом почитаем на досуге. Оп-паньки! Вот это я удачно зашел! Какая игрушка красивая! Потайной револьвер Лефоше! "Апаш" называется! Кастет, нож и шестиствольная "перечница" калибра семь миллиметров! Жаль только, что патроны шпилечные, сейчас такие достать - проблема, наверное. Классный трофей!.. Так, теперь смотрим бумажку. О, да сегодня просто праздник какой-то! Расписка в том, что крестьянин деревни Столовичи Новогрудского уезда Минской губернии Андриян Адамкевич отдал своих детей Алесю одиннадцати лет и Даниила десяти лет от роду в услужение минскому мещанину В.Я. Симкину, за что получил десять рублей, что своей подписью и удостоверяет. Где там моя зажигалка?.. Гори, гори, ясно, чтобы не погасло!..
Так, вот и старый оклемался. Значит, будем разговаривать. Цепляю шашку на место, засовываю наган в кобуру. Затем беру табуретку, сажусь напротив дедушки, пришвартованного к скамье. Ой, какие глазенки-то злые!
- Ну, что, уважаемый, продолжим?
- Я тебя на куски порежу, дай срок! - Шипит собеседник, морщась от боли, - видать крепенько его столом приложило. - Наглотаетесь наших перышек и гулять вам до кладбища в белых тапочках!.. Всех своих людишек подниму, а вам жизни не видать!..
- Ты прежде, чем грозиться, головой подумай. Уверен, что справишься? Мы вас, как младенцев сделали, никто пальцем пошевелить не успел. На мне, чтоб ты знал, крови поболее будет, чем на тебе. Несмотря на молодость. Время сейчас военное, тут ни прокурора, ни адвоката тебе не будет... А если я еще и своих бойцов к этому подпишу? В городе уголовников не останется, все на кладбище переселятся. Оно тебе надо?
Старик смотрит на меня исподлобья, затем уже спокойней задает вопрос:
- Чего хочешь?
- Я по своей тропке хожу, ты - по своей. А лес - большой. Могут и не пересечься тропинки эти... Твоих людей мы не тронули, ну, пара синяков - не в счет. Ты сам, так вообще легко отделался. Пока. Мне нужно немного. Чтобы детей малолетних вы в притоны не сплавляли, не калечили, воровской жизни не учили. На то постарше желающие найдутся, я думаю. Чтобы обманом девок бандершам не поставляли. Чтобы беженцев не трогали, последнее не забирали, они и так с хлеба на воду перебиваются. Немного ведь прошу, соглашайся.
- А нам чем жить тогда? В земле ковыряться? За кусок хлеба жилы рвать? - В словах блатного явно слышится насмешка.
Тут же в тему вспоминается рассказ Дольского о веселой жизни земгусарства.
- А что, мало здесь бобров жирных с лопатниками (кошельками) потолще, чем лапа твоя? Мало их марух (любовниц) в рыжиках (золоте) с камушками гуляет? - Дальше цитирую незабвенного Хмыря из "Джентельменов удачи". - Это тебе не мелочь по карманам тырить.
- Дык, где они, там и лягавые, как собаки злые!
- А мастерство ваше на что? Ловкость рук против остроты глаз. В-общем, я сказал, ты - услышал... И еще. Эту мразь пока мне отдашь. - Киваю на Беню. - У меня к нему личный разговор.
А вот теперь начинается самое сложное. Эта публика понимает только силу и боль, на них построена вся их цивилизация. Силу мы уже показали, теперь очередь за вторым. Только надо через себя переступить. Одно дело в бою кровь лить, другое - вот так. Урок должен быть убедительным, но тут еще поактерствовать придется...
Поднимаюсь, подхожу к Бене, выдергиваю из его штанов ремешок и связываю спереди руки. Клиент начинает шевелиться и что-то невразумительно мямлить. Значит, приходит в себя. Помогаем легким похлопыванием по мордочке... Вот, глазки открылись, все нормально.
- Ну, что, Вениамин, мать твою, Яковлевич, продолжим разговор? Меня интересует, где мальчишка. Сам скажешь, или помочь?.. - Ай, как ему страшно. Но перед паханом лица терять не хочет. На что, собственно, я и рассчитывал... Так, нужно собраться и довести дело до конца! - Ты ж мне все равно скажешь, только сначала будет очень больно. Как на Руси в старину таких, как ты метили, знаешь? На наглой морде "вор" выжигали. У меня под рукой каленого железа нет, так я тебе эти буквы вырежу.
Демонстративно, не торопясь, достаю из ножен, прикрепленных к брючному ремню сзади, на пояснице, миниатюрный аналог "оборотня" и даю тщательно рассмотреть вблизи.
- Твой Штакет эту игрушку пропустил, за фраера ушастого меня принял... Последний раз по-хорошему спрашиваю: где Данилка? Расскажи-ка, что он тебе такого плохого сделал, что ты приказал его, в случае чего, прирезать? Чтобы твой холуй ему горло ножом перехватил, слушая, как пацан хрипом исходить будет и глядя, как кровушка течет, как детские глазенки стекленеют, как из них жизнь утекает... На-ка, сволочь, сам попробуй такого!..
Резко, за волосы запрокидываю ему голову, прижимаю нож к нижнему веку и тихонько провожу вниз. Заточенный до бритвенной остроты клинок скользит, оставляя за собой достаточно глубокий порез, тут же покрывающийся каплями крови. Беня начинает хрипеть и дергаться, пытаясь связанными руками оттолкнуть от себя железо. С левой бью коленом по ребрам. Вот, ручки-то и опустились.
- Не дергайся, а то буквы кривыми получатся. Некрасиво будет, придется переделывать... Еще раз спрашиваю: где пацан?
- ... Н-н... Нету... его здесь!.. На хазе он!.. Вместе с марухами Рахиливыми!..
Отпускаю клиента, тот хватается за свой платок и пытается зажать рану, судорожно дыша. Пусть малость успокоится, потом продолжим. Пахан смотрит на нас, стараясь ничего не упустить.
- Вот видишь, у нас уже диалог наладился. А то грозился чего-то, девчонок требовал... Кстати, у той, которую ты хотел забрать в качестве откупного, есть жених. Так вот он бы с тобой не миндальничал, ты бы у него только пищал и плакал. А потом сам себе могилку бы выкопал... А мы бы тебя закопали... Где хаза?
Еще одна царапина рядом с первой. В вытаращенных глазах - только паника, заглушающая рассудок и прочие эмоции.
- Я скоро из твоей морды тельняшку сделаю!.. Где?!...
- Тут рядышком!.. Через три дома!.. Я... Я могу его привести!..
- Щас! Так я тебя и отпустил, ага. Нам с тобой еще о многом поговорить надо. Так что, собирайся с силами, они тебе понадобятся. - Кажется уже заговорил голливудскими фразами. Но ведь действуют. - Бандерша твоя может его привести?
- Да, да! Она знает, где пацан спит! - Беня отчаянно трясет головой, еще не придя в себя.
Ладно, отдыхай пока. Выглядываю в большую комнату, подзываю Митяева.
- Михалыч, возьми кого-нибудь с собой, прогуляйтесь с теткой, она мальчишку приведет.
Вахмистр кивает, мол, понял. Потом вместе с Гриней развязывает "мамочку", которая от страха с трудом стоит на ногах и подводят ко мне.
- Ты, свиномамка старая, сейчас приведешь мальчишку, брата Алеси. Сделаешь это очень быстро. Если вздумаешь хитрить, порежу на ленточки. Очень медленно. Вон как его. - Оттягиваю занавеску и показываю Беню, все еще пытающегося остановить кровь.
Впечатлившаяся бандерша развила такую скорость, что казаки еле за ней поспевали. Ну, а мы пока вернемся и продолжим общение. Вслед за мной входит один из бойцов, неся в руках кучу смертоносного железа, и вываливает все это богатство в углу на пол. Так, посмотрим, чем нас угощать собирались. Пара заточек, финка, свинцовый кистень на ремешке, коротенькая фомка, кастет и дубинка. Неплохой арсенал. Только вот хозяева тормозами оказались. В дверях снова появляется Семен, делает знак, мол, есть разговор. Выхожу, вместо себя оставляю одного из погранцов.
- Вот, глянь, Командир. Мы решили тут все оглядеть, ну, на всякий случай. И вот чё нашли. - Сибиряк подводит меня к открытому шкафу с посудой и показывает внутрь. - Тут за мисками доска к стенке прибитая была, а бока царапанные, будто ее не один раз доставали. Я поддел легонько, она и отскочила. А там - вот.
Сбоку внутри полого постамента колонны, поддерживающей верхние полки буфета, в аккуратной нише стоит небольшая железная шкатулка, рядом лежит бумажный сверток, перетянутый шнурком. Семен достает все из тайника, кладет на стол, пытается поднять крышку железной коробки.
- Закрыта, зараза. Может ее ножом подковырнуть?
- Погоди, дай-ка гляну. - На крышке прорезано отверстие для ключа, бородки в виде буквы "S". - Постой, я, кажется, знаю, где взять ключик.
Возвращаюсь в комнату, на столе лежит Бенин хлам, в том числе и три небольших ключика на общем колечке. И один из них определенно к замочной скважине подойдет. Ловлю испуганный взгляд клиента. Ой, а чтой-то нам так вспотелось? Видно даже при таком скудном освещении?
- Никуда не уходи, я скоро вернусь. - Заговорщецки подмигиваю обмершему сутенеру и иду обратно.
Ключик подошел очень даже здорово. Два оборота, замок щелкает, поднимаем крышку... И видим себя удачливыми кладоискателями. Коробочка более, чем наполовину наполнена разными побрякушками очень красивого такого золотистого цвета. Наверное, потому, что они и вправду золотые. Портсигар, около десятка империалов, несколько нательных крестиков, кольца, пара сережек, цепочки для часов, еще какая-то мелочь...
Однако, - целое богатство. В принципе, можно очень хорошо пополнить наш секретный фонд... А можно и по-другому сделать. Но попозже. А пока посмотрим, что там в сверточке. Разрезаем шнурок разворачиваем бумагу,.. на свет появляются десятка два небольших запечатанных коричневых цилиндрика с маркировкой сбоку "Марк" и 1gr... Кокаин, он же - чумила, марафет, коля, белая фея... До войны, по рассказам, один такой стоил полтинник, сейчас - даже не рискну предположить во сколько раз цена подскочила. Очень-очень интересно! Пойдем-ка мы и спросим у знающих людей. Иду в "кабинет", ставлю шкатулку на стол, рядом кладу пакет с наркотой.
- Слышь, урод, что это, а? Ну-ка, поделись тайной... Ну, что молчишь? - Клиент сидит белее мела, тупо уставясь на лежащее на столе.
- С-сука! Крысятничать вздумал?! Сары (денег), мол, нету, рыжья (золота) нету, за марух (проституток) по экимарнику (двугривенный) дают, редко когда колесо (целковый) прискачет!.. - Внезапно сиплым от злости криком прорывает пахана. - Нюхару мимо меня бодяжишь?.. Кинуть меня, падла, решил перед соскоком?!
- Не мой это хабар... Это Рахиль, сука старая... - Беня импровизирует, пытаясь отмазаться.
- Это тоже - её? - Достаю из замка ключик, показываю старику и кидаю на стол. - Тогда почему в твоем кармане, а? Откуда такие цацки? У крестьян скупал?..
Беру в руки портсигар и на автопилоте открываю. А затем время останавливается... Внутри льдистым серебром светятся два Георгиевских креста... Солдатских... Четвертой и третьей степени...
- Откуда у тебя это?!... Ты, сучий потрох, где ты взял эти кресты?!.. Отвечать!!!...
- ... Это... Это солдат... Он оставлял... В залог... За долги...
Кидаю все на стол, шаг вперед, руки в замок на затылке этой мрази, рывок навстречу удару коленом, хруст, как будто сломали сухую ветку. Швыряю сволочь на пол, первый удар с ноги он ловит еще в полете.
- Никогда!.. Никто!.. Из солдат!.. Не заложит!.. И не продаст!.. Своего Георгия!..
Весь мир сужается до багрово-красного тоннеля, на конце которого виднеется эта мразь. Единственная мысль, которая бьется в голове - поточнее пробить по болевым точкам и уязвимым местам... Какая-то сила оттягивает меня назад, пытаюсь сопротивляться, но это сильнее меня.
- ... ндир!.. Командир!.. Да что с тобой, Командир? - Слух включается внезапно, так же, как и пропал, Семен трясет меня за плечи, еще двое бойцов поддерживают, точнее, крепко держат за руки. - Командир, что случилось? Тебя аж на улице слыхать...
- Все, все, я - в порядке... Да пустите, черти! Сказал же, что - все! - Руки-ноги чуть подрагивают, но уже пришел в себя. - Посмотри, что у них в захоронке было...
Игнатов кидает взгляд на стол, сжимает кулаки.
- Кто?..
- Ево ента! - выдыхает пахан. Что, старик, обос...лся? Ничего, для здоровья полезно. Хорошо мозги, говорят, прочищает. Семен поворачивается ко мне, в глазах немой вопрос. Коротко киваю головой, типа, - да. Беня пытается подняться, хлюпая шнобелем и сплевывая кровь, когда ему прилетает первый удар, роняющий снова на пол... После пятого теперь уже я оттаскиваю сибиряка от неподвижного тела.
Занавеска отлетает в сторону, внутрь заглядывает Митяев, докладывает коротко:
- Пришли.
- Присмотри здесь. - Киваю Семену на пахана, и, обращаясь к Михалычу. - Добро, где там мальчишка?
Митяев кивает головой в сторону двери, затем, с интересом оглядев панораму, выходит вслед за мной. Посреди комнаты стоит, оглядываясь украдкой по сторонам и хлопая испуганными глазами, десятилетний парнишка в поношенной одежде, грубо подогнанной с чужого плеча, ботиках-растоптышах, комкающий в руках засаленный картуз. Сзади, положив руку ему на плечо, то ли удерживая, то ли успокаивая, высится Гриня. "Мамочка" снова привязана к скамейке, испуганно смотрит на происходящее. Скрученные урки лежат на пузиках ногами к нам и боятся лишний раз пошевелиться. Атмосфера не совсем оптимистичная, но другой пока нет.
- Ну, давай знакомиться. Ты - Данилка?
Малец поспешно кивает в ответ, косясь на связанных.
- Не бойся их, они тебе уже ничего не сделают. А фамилию свою знаешь? Полностью можешь назваться?
- Ага... Даниил... Адамкевич...
- Хорошо. А скажи-ка мне, Даниил Андриянович, как звали твою бабку по отцу? - Если ответит правильно, значит - наш парень. - И сколько ей годов?
- ... Яухимияй Тарасавнай... Тольки у прошлым годзе представилася яна.
Все, зкзамен закончен. Это - действительно Алесин братец. Задаю чисто для проформы последний вопрос.
- Алеся теперь у нас жить будет. Ты к ней хочешь?
Парнишка кидает быстрый взгляд на "мамочку", затем быстро кивает, мол, - да. Рахиль пытается что-то вякнуть, но получает от стоящего рядом Михалыча звучного "леща" вкупе с дружелюбным пожеланием:
- Пасть заткни, кочерышка гнилая. Тебе слова не давали.
Ну, в принципе, можно и собираться... Так, а что это малый все на стол косится?
- Данилка, а ты есть хочешь?
Тот как-то съеживается, затем через несколько секунд несмело кивает. Чтобы уточнить промелькнувшую догадку, спрашиваю у бандерши:
- Когда он последний раз ел?
Та мнется, но получив еще один подзатыльник, выдает правильный, в смысле, честный ответ:
- Уфчера утром... Эта усе - Беня!.. Ён сказал не кормить, пока не смогёт лампу у конке стырить!..
Нихрена себе, педагогические приемчики! Подвожу мальчишку к столу.
- Давай, Данилка, подкрепись перед дорогой. А мы тем временем сборы закончим. - Тот несмело протягивает руку и берет со стола обгрызенную корку хлеба. - Нет, ты как следует поешь!
Придвигаю к нему сковородку с жареной свининой, сую в руку хороший кусок ситного. Парень сначала откусывает небольшой кусочек, а потом начинает изображать мясорубку. Оставив его под Грининым присмотром, тем временем возвращаюсь в кабинет к пахану и отпускаю Семена. Беня лежит кучкой... мяса у стены, чуть слышно постанывая. Старик внимательно смотрит за моими действиями. Напрягается, когда подхожу к нему и достаю нож.
- Лапы сюда давай. - Разрезаю веревку, стягивающую кисти, затем, наклоняясь, режу путы на ногах. - Ну, бывай, иван. И помни, что я тебе сказал.
- Что, так вот и отпустишь? И меня, и корешей моих?- Опять углом рта усмехается вор. - И рыжье не утащишь?
- Кресты возьму, на них номера пробиты, попробую хозяина найти. А остальное, - я не за этим приходил. Мне малец нужен был. Если считаешь, что это богатство твое, - забирай. И помни, о чем я тебе сказал.
- Ты, мил человек, видать и взаправду, по другой дорожке шлепаешь. - Старый произносит это с непонятной интонацией. - Спасиба говорить не буду, а про слова твои подумаю...
Подождав несколько минут после того, как ночные гости растворились в темноте, старик вышел в другую комнату и стал развязывать своих подручных.
- Клещ, я их из-под земли достану, сукой буду! - Небритый телохранитель, морщась, растирал затекшие руки. - Сам на перо посажу, кто меня упаковал!
- Ты, Балда, как был шпаной, так, наверное, и останешься. Коль их найдешь, они тебя же и похоронят, - к бабке не ходи. Им нас почикать щас было - легче легкого. Вона, иди на залетного глянь, какой красавец. К нему у них базар был. Мы - так, краем стояли. Мужики с фронту приехали, там крови вдосталь попробовали, смертушки боятся отвыкли. Сунешься, придется мне нового помогальника искать.
- Так что делать-то, а, Клещ?
- Ошмонайте хату как следоваить, чую я, тут еще много интереса заныкано. И с этой сучкой старой потолковать вдумчиво надоть...
*
Следующим утром нас почтило своим вниманием высокое начальство - штаб армии наконец-то устроился на новом месте и Валерий Антонович приехал нас проведать. Обойдя казармы, конюшню и почти достроенные учебные места, остался доволен сделанным, бравый внешний вид и боевое настроение личного состава тоже не остались незамеченными и привели господина капитана в благодушное состояние. Что позволило несколько смягчить впечатление от сюрприза возле хозблока. Когда мы туда подошли, поварская команда уже собиралась заниматься приготовлением обеда и наша молодежь вовсю им помогала. Ганна и Алеся отмеряли нужное количество требуемых продуктов, Данилка, видимо, не желая чувствовать себя дармоедом, в компании кухонного наряда подтаскивал к полевым кухням дрова.
Вчера, когда мы вернулись, "племяшка" устроила нам позднюю "тайную вечерю", в смысле, накормила всех разогретым ужином, во время которого Алеся чуть ли не с рук кормила свежеотмытого брата. Там же принято было решение оставить пока малышню помогать при кухне. Увидев столь идиллическую картину, Бойко недоуменно посмотрел на меня.