Баян как царь стоял на магазинной полке. Эх, и что за баян! Чудо, а не баян. А басы! Глубокие что твоя река, а без хрипу. Эдак возьмешь в левой аккорд, да и замрешь - заслушаешься. А там уж и правая горазда мелодии выводить. И то хорошо, что трехрядный. Петрович шестирядным - то не доверял. Здоровые как слоны, виду никакого. А этот аккуратный, стоит - сверкает кнопками. Денег, конечно, стоит, так без того нельзя. А ремни зато какие! Денег, конечно, стоят такие ремни.
- Ходишь - ходишь, все высматриваешь, - голос продавца вывел Петровича из задумчивости. - Бери уже, с пригляда какая радость.
- Быстрые вы, буржуи, с народа деньгу драть. Бери! А по ЖКХ опять подняли нам, слыхал? Вам - то, бизнесменам, чего. А нам неудобства опять.
- Колхоз ты, Петрович. Имени двадцать второго партсъезда. Без обиды тебе говорю, а как знакомому. ЖКХ, оно само по себе, а тут радость душе. Бери, а то весь извелся.
- Ну, дай опробую хоть.
- Да уж сто раз опробовал. Бери. Разом оформлю тебя, а то вон покупатели еще.
- Быстрый ты. Все же трата. Вот платежка придет за квартиру, подрассчитаю. Не продавай только никому.
- А вот назло тебе продам. Вещь шикарная, с руками оторвут. А ты, колхозник, так и будешь свои платежки читать. Давай решайся. Ладно... пятисоточку скину тебе. Раз ты такой от властей страдающий.
- Добрый ты что - то нынче.
- Да уж... - продавец как - то нехорошо усмехнулся. - Добрый.
Петрович и знал, что надо бы поругать товар. Да как тут ругать, не умеет он этого. Выйдет только хуже опять.
- Я это... двадцать девятого аванс у меня. Так после работы зайду.
- Эх! Что ж ты за человек нерешительный! Бери, две тыщи скидываю.
"Что это с ним?" Петрович даже испугался как - то. Нехорошая усмешка так и пляшет на лице продавца.
- Да ты здоров ли? Бактерия - то гуляет нонче. Не цапнуло тебя?
- Я то - да. Не то что некоторые. Гляди вон, тока на пол не упади.
Продавец пощелкал на своем смартфоне в поисках какого - то ролика и, наконец, сунул экран под нос Петровичу.
- Вона, дивись. Начальник - то наш вселенский. Тово. На пенсию скоро.
- Да ладно... - Петрович так и впился в экран. - Где ж тут "тово"? Устал просто. Дела государственные.
- А рука - то, рука! Парализована нафиг.
- Уж и рука. Так, может, положено у них. Может, и знак кому надо.
- Не положено, а паралич. Люди зря брехать не станут. Сказано, на пенсию. Хоть заживем по - людски.
- Ну - ка, дай еще посмотрю.
- Да хоть весь день смотри. Видишь, и хлебало перекошенное. Скоро обходную пойдет подписывать.
У Петровича аж дыхание как - то перехватило. Так проигравшийся за ночь игрок в отчаянии заказывает восемь червей и вдруг, ни на что уж не надеясь, поднимает из прикупа две фигуры к масти. И глядит он на них, и не верит, и верит, и опять не верит.
- Так это что ж выходит?.. Неужели...
- А ты думал. Карма, она настигает.
- Чего?
- Того! Скоро, говорю, праздник, а ты без баяна.
- Какой праздник - то?
- Какой. Седьмое, блин, ноября.
- Так уж прошло, вроде.
- На! - продавец неожиданно полез за прилавок и снял с полки баян. - Держи, что буксуешь. Понадобится скоро.
- Ты дурак, что ли, совсем. Как я возьму. Перестань немедленно, - у Петровича от близости счастья стало как - то мутиться в сознании.
- Ну, в аренду, типа. Да отдашь потом деньги, скоро заживем опять. Такая жизнь, друг ты мой Петрович, пойдет - только ух! Учи марши всякие.
- Слушай. Дай я еще раз ролик погляжу. А другие есть?
- Да полно. И на всех одно и то же. Дембельский аккорд предстоит мужчине. Он, дембель - то, неизбежен, как доказано наукой войны. Покомандовал, пора и честь знать. Попил кровушки нашей. Держи.
- Обожду я, пожалуй. Да и то сказать, раз такое дело, мне за бесплатно не надо. Уж теперь по чесноку чтобы все было. У меня деньги есть, заработанные. Зачем подарки мне.
- Колхоз ты. Чего ты ждешь - то все время! Вот она, радость, держи ее! А он обратно ждать.
- Ну, дай сыграю что - нить. Разомну хоть руки - то.
- Черта с два. Насовсем бери или уматывай. Так и будешь ходить, ждать у моря погоды.
- Собака тебя, что ль, с утра укусила. Злой.
- Ну, выпил, не без этого. А кто запретит? Свободная страна.
- Ну, так и споем давай.
- Черта с два. Насовсем забирай. - Сейчас подойду к вам! - крикнул он двум каким - то подросткам, крутившимся возле стойки с гитарами. - Ну, все, время, видишь сам. Что решил?
- Схожу щас со своей посоветуюсь. Если без нового смесителя переживет месяц, вернусь с деньгами. Обмыть - то есть где?
- Да на склад отойдем. Все, шуруй, колхозник. А я вон пока с молодежью разберусь.
Выходя из магазина, Петрович обернулся спросить еще что - то, но продавец уже что - то увлеченно рассказывал подросткам, подтверждая слова показом из смартфона.
- Пьяный же совсем.
Петрович шел по улице и не узнавал ее. Вот и фонари те же самые стоят, вот и киоски, а все ж не то. Тополя вдоль дороги радостно взмахивали руками и как будто пели что - то, непонятное, но радостное.
- Тополя, - подумал Петрович. - А ведь ничего ж неясно еще. А как, однако же, быстро новости разлетаются!
Заходя к себе во двор, задумчивый и обескураженный, Петрович на углу чуть не столкнулся с соседкой.
- Ишь ты, Геннадьевна, здорово тебе. А новая курточка у тебя, как погляжу, моднячая. Ну, ты и в цехе всегда модницей была. Что за поводы?
- Привет, Петрович. Вот, аванс дали, так я и прикупила.
- Так двадцать девятого аванс.
- Двадцать девятого.
- Погубит тебя мода.
- Авось ничего. Моя не погубит.
- Все так говорят...
Шагая к подъеду, Петрович уж был уверен, что мир сошел с ума. У самого подъезда человек пятнадцать удивленно внимали вдохновенным речам невысокого бородатого человека в церковной рясе. Окончательно сбитый с толку, Петрович узнал в нем другого своего соседа. Лет уж десять как лишенный сана за какие - то там непонятные дела, отец Амвросий никогда не надевал церковное. Местные, впрочем, по привычке продолжали звать его батюшкой. Сейчас же он стоял как воплощение скорбной неполживой правды, одной рукой придерживая себя за стену. Раскрасневшееся от вдохновения, лице его сияло. Другой рукой он ловко придерживал оттопыренный карман.
- Чему радуетесь, ироды? Ко аду распахиваете сердца. Человецы яко травы многия - пока зелены, хороши. А после идут на корм. О скорбях своих будущих плачьте. Что ты ржешь, человече пропащий, - обратился он к одному из слушающих. - Посмеются вороны над твоей могилой. Станет приютом для членистоногих одинокий твой череп.
- Обстановка такая, что не прокормит вас семью хлебами царь грядущий. Ожесточили сердца, болезням радуетесь, смертей ждете. Тако ли овцам следует? А птицы небесные плачут об вас, да что толку.
- Плачут? - не удержался Петрович. - А не ты ли с ними летал? Откуда знаешь об чем они плачут? Нет? Не летал? Что ты против народной радости говоришь?
И Петрович уж не мог удержаться. Точно и определенно зная, что отец Амвросий регулярно постукивает куда надо, ничего уж он не мог с собой поделать. Накопленное и скрытое в душе вдруг в один момент вырвалось наружу, и он, не узнавая сам себя, вдруг выступил вперед.
- Ненавидите вы нашу радость. Поперек горла она вам. Да видать, ненадолго. Она вот и настигает. И настигнет.
- В небесах наша радость, сосед! - отец Амвросий отпустился от стенки и выпрямился, едва успев придержать карман. - А здесь юдоль.
- В кармане у тебя юдоль. Ладно, дай пройти мне. Помолиться за мое здоровье кому надо не забудь, в письменном виде. Да мне, впрочем, наплевать.
Петрович прошел к себе на этаж, долго возился с замком. Дома никого не было, он взял из шкафа деньги и решительно зашагал обратно во двор. Не останавливаясь, прошел он мимо собравшихся и зашагал в магазин. Народу перед закрытием набилось много, так что пришлось ждать. Баяна на полке не было.
- Вот молодец, прибрал все - таки под прилавок. Хороший мужик, жаль пьющий. Впрочем, все равно теперь, поп настучит наверняка.
- Могу помочь вам? - другой какой - то, незнакомый продавец обратился к Петровичу.
- Я... А где... Мы договаривались тут с...
- Он отгул взял.
- Я понял. Я хотел баян у него купить. Вот тут стоял. Да он убрал его, наверное...
Незнакомый на секунду как будто запнулся.
- Вот тут? Может, другие модели посмотрите? Выбор смотрите богатый какой.
- Да я уж тот присмотрел.
- А вот, обратите внимание, модель замечательная какая. Попробуете? И недорого. Обратите внимание на...
- Ты продал, что ли, его!!! Давай говори, ты продал его? - бешенство накатило и не отпускало.
- Что ты так орешь, отец. Я милицию вызову. Тут все продается, это магазин.
- Сволочь ты, понял? Сволочь. Кому ты продал его?
- Давай все, иди уже, отец. А то щас приедут заберут тебя.
- Кому?
Незнакомый перестал небрежно покручивать в пальцах анкерный ключ, чем занимался все время разговора. Со стуком бросил его на прилавок.
- Зачем тебе его, отец? У себя в каморке кузнечика пиликать? Люди хорошие приехали, сразу деньги дали, радость у них какая - то. А ты... гитарами не интересуешься? Тоже музыка. Впрочем, это для молодежи больше, а тебе бы... не баян, а от алкоголизма что - нибудь. Иди, дядя, тебе в другой магазин, за водочкой.
- Не придушили тебя в детстве, щенка. А надо было.
- Что ж так грубо? Тут магазин, а не подворотня.
- А вот я щас исправлю ошибочку. Придушу тебя в твоем магазине. И водку не пойду пить за упокой.
Тут Петрович очень отчетливо ощутил, как будто железная рельса неожиданно въезжает ему в печень, и на какое - то время потерялся. Потом он проблесками помнил, что его куда - то волокут, и совсем в себя он пришел уже на улице. Тополя все пели свою непонятную песню. Он посидел минут пять, глубоко вдыхая осенний воздух, и поплелся домой. Не доходя чуть - чуть до родного двора, он заметил полицейскую машину, двигающуюся навстречу.
- Вот щас мне парни устроят юдоль. Большую такую.
Петрович с трудом разогнулся и встал как раненный комиссар на картине Дейнеки, готовясь принять страшную судьбу неполживого борца. Машина проехала мимо.
- Нахлобучил кто - то алкаша.
- Да они все сегодня как чумные, - донеслись до Петровича обрывки фраз.
Он поднялся по подъездной лестнице, постоянно сгибаясь от боли и чуть не головой вбухнулся в живот отца Амвросия. Тот стоял на площадке и сиял еще более раскрасневшимся лицом.
- Обидел ты меня, сосед. Но я зла не держу. Ты и так грехами наказан. Вон как крючит тебя. Обрел свою радость - то?
Петрович присел на ступеньку возле Амвросия. Печень непрерывно ныла и отдавало аж в ключицу.
- Поелику.
- Что глаголешь, раб Божий? Чего - поелику?
- Да ничего.
- Возлияние свершишь со мною?
- В другой раз.
- Нехорошо святей батюшки быть. Гордыня. Борись.
- Победили мне ее уже. Возливаем.
Амвросий присел на ступеньку рядом с Петровичем.
- Послушай, скажу тебе. Было мне видение. Как бы елка Христова, а вокруг - благодать. Небесный праздник для усопших ребятишек. Радость неописуемая. Буденовцы на елке так и висят, так и висят! Все с винтовками. И меня позвали. А на елке той звезда сама собой пламенем святым сияет. А где же, говорю, баянист? Нету, говорят. Как же, говорю, нету? Очень даже имеется. В общем, тебя порекомендовал. Справишься? Дело ответственное.
- Баяна нет у меня хорошего. Думал нынче купить. Я ж любитель, академий не кончал.
- Дадут там тебе баян. Было бы что играть.
- Не знаю. Спасибо, конечно. Рассмотрю предложение.
- Не затягивай только. Елки - то скоро. Вместе и пойдем. Репертуар отработай.
- Я русское что - нить разучу, народное. А как пойдем - то? Небеса высоко.
- Это уж Господь управит. Ты, главное, будь готов. По всему судя, не затянется с поездочкой.
Луна в подъездном окне вдруг ускорилась и чуть не бегом уж летела на восток. Тени от перил хитроумно скрещивались на полу и стенах, образуя замысловатое.
- Как считаешь, Петрович? Которые на луне, смотрят на нас, они за кого? За нас или..?
- За нас, должно быть. Не дураки ж они там вовсе. А ты по лунному - то шпрехаешь?
- Бог миловал. Не в том суть - то вселенская. Главное, за правду ли они.