Несильный горячий ветер пригнал сухие головы перекати-поле, протащил их контрабандой через ворота, миновав стражников, собирающих торговую пошлину и разметал по петляющим улицам. Иссушающее дыхание пустыни теряется в их хитросплетениях, устает и, достигая дворца, стоящего в центре небольшой площади, уже не имеет той смертельной силы, что в песках властвует безраздельно. Серьезная проблему создают узкие улочки и для армии атакующей город, два всадника неторопливым шагом могут проехать по ним, ни о каком аллюре и думать нельзя, а нависающие скаты крыш и балкончики немалая помеха для замаха меча, и при этом они служат неплохими укрытиями для стрелков.
Город, уже разменявший полуторатысячный юбилей и стоящий над подземным озером на краю пустыни, в давние времена был сложен из желтого песчаника за десятки веков выжженного солнцем до ослепительной белизны. Три раза в день улицы увлажнялись специальными водоносами, и метельщики собирали комки грязи, вывозя их за городскую стену, защищавшую город от жестоких ветров.
Все колодцы в городе наперечет и обложены налогами, а бедняки берут теплую желтоватую воду из водоема святого Мадана. Несмотря на жестокое соседство с песками и сухой жаркий климат, Аксадар - город-оазис. "Зеленой жемчужиной Карзаха" называют его, "Зелеными воротами", что стоят на пути к гигантскому южному континенту. Второе название города - "Семь столпов" или "Семь башен" - огромные каменные сооружения сами по себе стоят в городе, и на верху каждой размахивают крыльями ветряки, когда же ветра нет, ишаки и рабы большим колесом поднимают воду из глубины около каждой башни. Семь столпов - семь хранилищ городского запаса воды.
Аксадар возведен на перекрестке двух торговых путей и всегда считался лакомым кусочком, но никому еще не удавалось покорить его.
Человек в ослепительно белом длинном шелковом халате, простеганном ватой в два слоя, широкополой соломенной шляпе, и с шерстяным шарфом до самых глаз закрывающим лицо, стоял на смотровой площадке у западных ворот города Аксадар и напряженно всматривался в песчанно-каменистую истекающую красноватым маревом под полуденным солнцем пустыню.
Мидвин Аррах, носящий в этих местах прозвище "Харазин", поправил шарф, закрывающий рот и нос, и постарался не чихнуть. Вот уже второй час стоит он на смотровой площадке у городских ворот, лошадь его томится в тени под стеной, но и она устала... он коротко свистнул.
- Господин... - подбежал раб, покрытый тонкой пленкой пота и пыли, под которой его литые мышцы выглядели, словно матовая бронза; раб из лучших, послушный, вымуштрованный, обученный сражаться, но все-таки раб - господин, они приближаются?
- Да, - сказал Мидвин. - Передай, что б были готовы. - Он оглянулся, невнятное чувство тревоги томило. Что он ожидал увидеть позади? Окинул взглядом площадь у городских ворот и возвышающуюся над домами западную водонапорную башню, проследил взглядом за фигуркой в бело-голубом халате: смотритель воды проверяет уровень в резервуаре. У подножия башни замер погонщик с ослами у большого колеса-подъемника воды. Передышка на несколько минут. Мидвин снова повернулся к пустыне.
Вдали, на гребне бархана, появилась черная точка, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении посольством из Калинорна. Мидвин спустился с площадки, отвязал лошадь и вскочил в седло. Он приказал страже открыть пошире городские ворота, и рысью выехал навстречу процессии.
Впереди, всем видом демонстрируя пренебрежение к нещадно палящему солнцу, на громадном пернском жеребце красовался в начищенном до зеркального блеска парадном доспехе паладин Света Тибурон. Сияющий на солнце белый плащ покрывал закованные в железо плечи; султан из перьев мерно покачивался на шлеме. Рыцарь, подъехав, поднял забрало.
"Как ему, должно быть, жарко, бедолаге..." - подумал Мидвин, подъезжая к паладину, и склонил голову.
- Пресветлый Тибурон... Приветствую вас в Аксадаре. - встречающий процессию, говорил почтительно, старательно скрывая нотки раздражения в словах. - Как добрались?
- Весьма неплохо! Отец Анколимэ, воспользовался обручем "прямой дороги", и мы ушли со двора ордена, а вышли среди скал, в паре лиг отсюда. Боги прислушиваются к его молитвам. - Тибурон усмехнулся, - а вам приходилось вот так же сокращать расстояние с помощью магии, Мидвин Аррах, прозванный Харазином? Кем, кстати, прозванный? - Паладин неплохо знал местный диалект, на котором слово "харазин" - означает "белолицый", беря истоки от праязыка, в котором "харья-сан" - переводилось как светлый, белокожий, а порой, даже как святой. Темноволосый, круглолицый Мидвин Аррах с вечной черной щетиной на щеках, будто ему некогда побриться, никак не подходил под это определение и уж тем более ни в какое сравнение не шел с белокожим и светловолосым паладином, отчего того и смешило странное прозвище.
Ему не откажешь в язвительности. Мидвин усмехнулся, зная, что за тканью шарфа усмешки все равно не видно. Паладину было не ведомо, что прозвище это, Аррах получил не здесь а на юге, где "Кара-джин", означало ни много ни мало - "черная душа" или "черный демон".
- Людьми, местными. Приходилось, пресветлый, и не пользуясь обручем отца Анколимэ. Я должен проводить вас через Аксадар и далее, сквозь пустыню.
- Да, я наслышан о ваших умениях... Слава бежит впереди вас, магистр. Сквозь? Очень образное выражение...
Жеребец Паладина поднял на Мидвина замученные глаза и всхрапнул. Пресветлый твердой рукой придержал узду.
Никуда не торопится. Словно мы беседуем не на этой сковороде, пустыни Кар-зарах, а в саду, окруженные девами и журчащими фонтанами. Такие мысли промелькнули у Мидвина за несколько секунд, пока он переводил глаза от морды паладинского жеребца на лицо самого Тибурона, частично скрытое шлемом; и снова на морду жеребца... и большого различия не замечал.
- Именно "сквозь". Песчаные бури, сир. - Нам, пожалуй, пора двигаться. На выезде из города мы оставим лошадей и переоденемся. Нас ждет караван.
Группа всадников тронулась в сторону города. Мидвин внимательно осматривал стены, мало ли... Внимательность никогда не бывает лишней, так же как перестраховка. Обойти город по периметру невозможно, естественная защита от желающих напасть со стороны пустыни - зыбуны у самых стен. Поэтому приходится идти через город. Но, нет худа без добра, полчаса езды шагом по улочкам и привал в большом караван-сарае, где процессию ждет еда, вода и новая одежда.
На всем пути следования паладина с сопровождающими его рыцарями через город Мидвин расставил своих людей, которые и являлись его козырной картой. Воины-рабы и Аксадарская стража, ожидавшая их у ворот города в большой степени - лишь показуха. Настоящие воины, хитрые, искусные и пообтертые в уличных боях находятся сейчас в толпе. Мидвин нанял их в местных тавернах и трущобах. Платил щедро - и золотом к тому же, хотя звонкая монета во все времена не была залогом верности, как тонко заметил паладин, слава Харазина бежала впереди него, и любой наемник, заключивший договор, знал: насколько щедр Харазин, настолько страшен его гнев за предательство и трусость.
Рыцари Тибурона, все как один, в сверкающих доспехах. Паладина можно понять: положение обязывает, первое лицо Республики, а вот свита его?.. Будь Мидвин хоть трижды рыцарем, верным своему сюзерену, он бы наотрез отказался от этого железа. Когда на карту поставлена жизнь твоего господина, можно позволить себе даже открытое неповиновение - разбиться в лепешку, но доказать хозяину, что в таких доспехах не то что мечом махать, просто ходить чрезвычайно неудобно. Тем более - драться не на жизнь, а на смерть, прикрывая его спину. Мидвин на этой мысли снова усмехнулся.
Тибурон, двигаясь рядом с проводником, сказал:
- Оставить лошадей? Харазин, мой Грог не переживет разлуки! На чем же мы поедем дальше?
- На верблюдах, пресветлый.
Паладин обернулся к рыцарям и чуть приотстал,
- Нас ждут верблюды, господа! - и добавил, - хорошо, что не слоны!
Они миновали городские ворота, Мидвин расспрашивал Тибурона о жизни и новостях в Калинорне за последние месяцы, тот отвечал рассеянно, больше внимания уделяя городу.
Мимо них проплывала толчея базара... они рассекали людское море, пробиваясь сквозь запахи специй и пота, крики торговцев и звон браслетов. Это - самая сложная часть пути. Здесь каждый раб, несущий корзину за хозяином, может внезапно, скинув ее в пыль дороги, всадить отравленный дротик в незащищенные части тела; любой огнеглотатель, извернувшись змеей, может обратить предмет восторгов детворы в смертельное оружие и, подобно дракону, выплюнуть на десяток метров струю пламени.
Но все обошлось. Они миновали лавку знаменитого коврами и скупостью Джази-Две-Бороды.
Базар закончился. В переулках уже полегче, прохожих мало.
В доме по правой стороне, с обвалившейся штукатуркой, заскрипела ставня. Мидвин посмотрел наверх... Серый Мабби отрапортовал белозубой улыбкой из окна - "Тут все чисто!". На ребятах Мабби был Кривой переулок, Шестизубая Мамочка и ее девочки отвечали за Желтый квартал. Еще несколько минут - и они на постоялом дворе у восточных ворот. Паладин в полной безопасности пересечет город, с большим караваном выйдет из него да следующий день и исчезнет в пустыне, чтобы встретиться с Падишахом в Черных песках. Мидвин прекрасно знал, что провести через пески непомерно раздутую свиту нереально, нужно было избавиться от большей части. Он убедит паладина, что встретиться с падишахом, нужно непременно тайно, а для этого придется разделиться. Мидвин будет водить Тибурона по пескам не менее двух месяцев, пока глава гильдии магов Калинорна не завершит свой план по обузданию оппозиции гильдии.
Паладин же все это время будет под присмотром Мидвина Арраха проводить переговоры с падишахом о развитии торговли.
Едущие позади рыцари загоготали. Мидвин поморщился. Непрофессионально. Даже очень. Все как-то театрально, слишком помпезно... скромнее надо было бы...
Пресветлый Тибурон дал шенкелей коню и снова поравнялся с едущим впереди Мидвином.
- Аррах...
- Да, сир.
- Я все же не совсем разобрался в ваших планах... Необходимость встречи с Падишахом я конечно же понимаю, но сомнения не оставляют меня, станет ли он заключать союз?
- Станет, - подпустив лишь намек на почтение в голос, ответил Мидвин, - я говорил с ним.
- Говорили? Ну и что ж?.. Почему вы так уверены? Еще мой предшественник - Мегарон Оро пытался с прежним падишахом наладить связи, торговлю... тот выставил такие немыслимые условия, что ни о какой дружбе и речи быть не могло... я просматривал архивы, там есть меморандум Нордека - описывающий переговоры прошлого посольства и все это я могу охарактеризовать коротко - "большая спесь", не удивлюсь, если на этот раз нас ожидает нечто похожее.
Мидвин повернулся в седле, сев чуть боком. Меморандум Нордека - переводчика-секретаря, он тоже читал, и не только читал, а внимательнейшим образом изучал. Описание переговоров занимало небольшой том, составленный из сшитых и переплетенных тетрадей и хранящийся в архиве Ордена. Переводчик был превосходным аналитиком и шпионом, и именно благодаря его тонким замечаниям в адрес нынешнего падишаха Харазин сумел подобрать ключик к вспыльчивому правителю Восточных земель Мардаху или как правильнее произносят местные жители - Мардаджу. Увы, имя Нордека уже полвека лишь имя легенды, талантливого человека - поэта, ученого, разведчика и тонкого политика, занесено в анналы ордена, а крупнейшая в республике библиотека носит его имя. Сам же Серан Нордек бесследно исчез.
Мидвин внимательно посмотрел в щель шлема, стараясь в тени, лежащей на лице Паладина, угадать выражение его глаз, и снова тревога толкнулась в сердце. Тот двумя руками снял шлем, нацепил его на луку седла; мокрые волосы липли ко лбу. Тибурон большим платком вытер лицо и шею. "Симпатичный мужик, - подумал Мидвин Аррах, - седой не по годам, серые глаза, крупные черты лица, квадратный подбородок, высокий лоб, выбрит... - Мидвин присмотрелся, нет, это не бритье, это мазь от растительности. И то - верно, две недели в условиях пустыни, скоблить морду на сухую, в экономии воды? Хотя они ж не две недели шли... Мидвин хлопнул себя мысленно по лбу, только два часа паладин со свитой в пустыне, но мазью пользуется, усмехнулся. За пятнадцать лет существования гильдии магов в Калинорне с великими трудами удалось сломить сопротивление ордена в применении самых различных магических штучек для бытовых нужд, выпускаемых мастерскими гильдии. Последней разработкой стала мазь от растительности...
- Уверяю вас, что станет. - сказал проводник, - Несмотря на отношения между нашими государствами падишах сейчас имеет весьма шаткое положение в своей стране. Много недовольных кланов в северных его землях, и заручиться поддержкой сильного западного, хоть и не очень любезного соседа, для него сейчас единственный выход, чтоб удержать северо-восточные кочевые племена от экспансии, а для нас это торговый путь на северо-восток, огибая опасные северные земли Араханда.
- Понимаю, но договора заключаются, чтоб их нарушать, когда соблюдение невыгодно, - ответил Тибурон, выпрямился в седле, отпустил поводья и придержал шлем рукой, - Жарко. Надеюсь, когда мы выедем из города и окажемся в пустыне, я смогу снять доспехи. Я чувствую себя свининой в горшочке...
Мидвин оценил самокритичное высказывание паладина, но промолчал, не стал развивать мысль о свинине, вместо этого сказал:
- Раз уж вы въехали в город в доспехах, пресветлый, потерпите до восточных ворот, - сказал Мидвин, - обещаю, что как только мы приедем в караван-сарай, вы избавитесь от них... а насчет договора, так ведь ничто вечным не бывает. А пока, пожалуйста, наденьте шлем. - Он опять окинул взглядом крыши, с дома напротив помахал рукой кто-то из ребят Мабби, Мидвин мельком глянул на него, кивнул, оборачиваясь к паладину. Чтобы тому в шлеме не было скучно, он хотел поговорить о Серане Нордеке. Что известно Тибурону об этом легендарном человеке, как объясняется его исчезновение служителями ордена? Мидвин знал анекдоты о Нордеке, говорят, тот клинически не выносил магию в любом виде, и присказкой его, было: "все сам, все своими руками". Ходит анекдот: Когда Нордека однажды спросили - есть ли у него любимая женщина? Поэт пожал плечами и ответил: "Ну что вы. Когда мне? Все сам, все своими руками!".
Проводник, отмел грызущую тревогу, изобразив на лице лукавую ухмылку и забыв, что ее за шарфом никто не увидит, уже открыл рот для вопроса. Паладин двумя руками поднял шлем над головой.
Раздался негромкий щелчок и короткая толстая зазубренная стрела - арбалетный болт - пробила горло Тибурона. Наконечник, вышедший через позвоночник, лишь слегка окрасился кровью. Могучее тело в доспехах вздрогнуло, Тибурон захрипел, судорога сковала ноги, а уже через секунду он кренился на бок и сползал, сползал, ловя губами воздух и отхаркивая кровавую пену.
Мидвин в отчаянии привстал на стременах, обшаривая взглядом окрестные крыши, а свита соскакивала с коней и бережно подхватывала мертвое падающее тело...