Читатель : другие произведения.

Недостреленный. гл.14

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:



  
  
   Глава 14. .
  
  
   Паша Никитин сделал себе наконец-то открытую кобуру для нагана на пояс. Нашлась стандартная кобура, и по моему образцу мы с ним и Иваном соорудили Павлу такую же, как у меня. Тем из нас в уголовно-розыскной милиции, кому приходилось часто пользоваться оружием, пришелся по вкусу мой способ ношения. В кармане пиджака наган носить, конечно, можно, но вынимать долго и неудобно, а счёт, бывало, шёл на секунды. Из-за пояса рука успевает схватить наган быстрее, но засунутый за поясной ремень револьвер не сказать чтоб совсем не мешает. В обычной застёгивающейся кобуре наган носить легче, но быстрота опять же страдает. Вобщем, все оценили по достоинству скорость выхватывания оружия и удобство ношения, а в особенности наша "бандгруппа", которая занималась расследованием самых наглых налётов и ликвидацией крупных банд, и такая кобура у нас в милиции стала неким шиком. Однако мою наплечную кобуру с браунингом слева и финкой справа никто не видел. Не то чтобы я делал из этого какую-то тайну, но мне обычно хватало нагана, браунинг я не использовал, и он так и лежал в кобуре сбоку под пиджаком никем не замеченный. Только Ваня Гусь, когда мы как-то, еще в начале июня, остались в помещении с ним и с Пашей втроём, шутливо спросил:
   - Саня, ты же раньше с двумя наганами ходил, а сейчас что, осмелел, с одним ходишь?
   - А что так сразу "осмелел", - так же шутливо ответил я. - Я и сейчас с двумя стволами. Если ты не видишь, не значит, что их нет.
   - Ну, про твой наган в новой кобуре мы и сами знаем, - подключился Павел, - а вот ещё один где?
   - А вы найдите! - предложил я, смеясь.
   - В карманах, положим, пусто... - сообщил Паша, проверив боковые карманы моего пиджака и похлопав по груди по месту внутреннего кармана.
   - А ты сзади за ремень заткнул! - азартно воскликнул Ваня и провёл руками по моему поясу. - Нету... - озадачился он.
   - Неужто в штанах спрятал? - спросил Павел и похлопал сбоку по моим солдатским штанам.
   - А дамский браунинг и в рукав спрятать можно, - со знанием дела заявил Ваня и общупал рукава моего пиджака.
   - А может, дамский в обмотки замотан, - задумчиво предположил Паша и потыкал в мои солдатские обмотки.
   - Вы еще в фуражке поищите! - я засмеялся, и не дожидаясь, когда они начнут с меня снимать пиджак, провел правой рукой за полой пиджака, и в моей ладони оказался браунинг. - Руки вверх! Стрелять буду! - пошутил я.
   - А где ж ты его прятал, в потайном кармане? - удивился Павел. - Нет?!
   - А покажь, где! - загорелся Иван.
  
   Я снял пиджак, и друзья с удивлением уставились на мою самодельную конструкцию из портупеи.
   - Вот это да! - восхитился Паша. - Раз, и пистолет в руке!
   - А это что? Ух ты, финка! - обратил внимание Иван.
   - Боевой трофей, - пояснил я. - Ей меня порезать хотели, но не вышло.
   - Силён, брат! - уважительно присвистнул Гусь. - И портупея твоя хитро придумана. Тайная штука. Про неё никому болтать не надобно.
   - И мы не будем, - добавил Павел.
   - А вот на пояс такую кобуру нам пригодилось бы. Верно, Пашка?
   - Ага, - согласился тот. - И мне бы тоже. Поможешь? - обратился он ко мне.
   - Само собой! - широко улыбнулся я. - Надо револьверную кобуру добыть, сделаем.
  
   Ваня вскоре смог где-то выцыганить сначала одну, потом вторую кобуры. Сделали сперва ему, затем и до Пашиной руки дошли, как раз перед нашей поездкой, так что Павел поехал экипированный по нашей уголовно-розыскной "моде".
  
   Выехали мы утром поездом в жестких вагонах, заполненных отправляющимися в деревни за продуктами людьми. Борьба с "мешочниками", возящими хлеб и другие съестные припасы из деревень на обмен и торговлю в город, властями велась, так как это нарушало введённую государственную монополию на хлебную торговлю. Однако, с собой можно было провозить небольшие нормы разных продуктов, чем и пользовались такие отъезжающие горожане.
  
   Приехали мы на место во второй половине дня, уже к вечеру, с остановками на промежуточных станциях, с заправками паровоза водой. В дороге пожевали хлеб с варёной картошкой, взятые с собой, пропахли паровозным дымом, залетающим в открытые при жаре окна вагонов, и резким запахом табачного самосада, который курили часть проезжающих. Пару раз выходили размять ноги на перроны станций, прихватив с собой наши котомки, чтобы не их стащили в наше отсутствие. В один из таких выходов Паша поделился со мной своими думками:
   - Вот, Саш, в партию хочу вступить. Да вот не знаю, возьмут ли.
   - В какую? - на всякий случай уточнил я.
   - В нашу, в рабочую. Партию большевиков, - Павел даже немного удивился.
   - Ну мало ли, может, тебе левые эсеры понравились, - ответил я в шутку, - они же с большевиками товарищи, в Советах состоят.
   - Большевики, они наши, рабочие, за рабочий класс, - убеждённо сказал Павел. - И говорят всё верно и понятно. А левые эсеры кричат больше.
   - Ааа... ну похоже... - не споря, ответил я.
   - А ты-то сам как, надумал про партию-то? - заинтересованно спросил Паша, взглянув на меня.
   - Я ещё не до конца всё понимаю, - уклонился я от ответа, - не разобрался в тонкостях политического момента. Литературу, вот, еще надо почитать, "Манифест", к примеру, товарища Карла Маркса. А то спросят, а я и объяснить не смогу.
   - Вот то-то и оно... - вздохнул Паша. - Я вот тоже не до конца... в этом... в моменте... Вроде чувствую, что верно большевики говорят, а вот сам рассказать не умею. Думаешь, не возьмут?
   - Возьмут, - успокоил я его. - Не сразу, может, но возьмут. Почитаешь работы товарища Маркса и товарища Ленина, обдумаешь их хорошенько. И не хуже других сможешь объяснять. Ты же грамотный, смётка у тебя есть и понимание имеешь.
   - Ага... Хорошо бы... - Паша, улыбаясь, уставился в летнее яркое небо. Паровоз вскоре дал свисток, и мы вскочив на подножку вагона, поднялись в тамбур и пошли на места.
  
   Я говорил уже куда едем, нет? Это был Ярославль. Приехали мы на Московский вокзал. Пассажирский вокзал города был каменным строением, хоть и большей частью одноэтажным, но с очень высокими окнами залов и с возвышающимся в центре фронтоном.
  
   Выйдя на привокзальную площадь, мы с Павлом огляделись. Поискали взглядом патруль или милиционера, но никого не увидели. Решили спросить у прохожего, как пройти в центр города по адресу, где располагалась местная милиция. Рабочего вида парень махнул рукой:
   - Вот туда идти, по "американскому" мосту по Большой Московской, а за ним центральная часть, сами увидите.
  
   Повернув в указанном направлении, стали выходить с площади и заметили "коллегу". Милиционер сидел в теньке под растущим с краю площади деревом, надвинув фуражку на глаза, и дремал. Сбоку стояла прислонённая к стволу винтовка.
   - Позорят рабоче-крестьянскую милицию, - неодобрительно высказался Павел. - Придём, местному комиссару скажем...
   - Паша, у нас своё задание, - устав от долгой поездки, отозвался я без энтузиазма и желания спорить. - Давай придём сначала, посмотрим, что за человек этот комиссар, потом подумаем...
   Паша нахмурился, но согласился.
  
   Местность вокруг была застроена одноэтажными домами, над которыми высились фабричные трубы и колокольни церквей.
   - Чего-то город какой-то маленький, - удивился Паша. - Я думал, дома здесь как у нас, в Москве.
   - Мы, наверное, в фабричном районе, в центре должно быть по-другому. Ярославль город старый, - обнадёжил я.
  
   Подошли к реке, на которой стояли баржи, а на противоположном берегу в лучах закатного солнца сверкали многочисленные купола храмов.
   - Неужто, вот и Волга? - удивился Паша.
   - Да не похоже, - сомневаясь протянул я. - Волга, думается, побольше будет.
   - Эй, товарищ!... - обратился Паша к идущему навстречу крестьянину. - Это что, Волга?
   - Не, какая Волга! - усмехнулся тот. - Это Которосля. Волга чуток далече, вон тама, - он махнул рукой куда-то вправо от нас.
   - А "американский" мост где? - решили мы уточнить.
   - Дык вот-он он, - и крестьянин, развернувшись, показал себе за спину. - Вон тама стоит, переплетённый. Это он самый и есть.
  
   Вдалеке над дорогой и впрямь виднелось какое-то ажурное сооружение. Поблагодарив подсказчика, мы двинулись прямо по широкой дороге, идя рядом с редкими едущими телегами. Перейдя по мосту реку, мы вскоре оказались на большой вытянутой площади, с одной стороны которой возвышались белые крепостные стены и башни то ли городского кремля, то ли старинного укреплённого монастыря, за которыми виднелись купола церквей. Тут нам опять пришлось спрашивать, где мы находимся, и как пройти до милиции. Оказалось, мы на Богоявленской площади, и рядом не кремль, а Спасо-Преображенский монастырь, и нам указали рукой на нужную нам улицу. Через небольшое время мы заходили в здание этого советского учреждения.
  
   Спросив у дежурного, мы узнали, что комиссар, товарищ Фалалеев, у себя в кабинете, и нас проводили к нему. В комнате у длинного стола стояли двое: человек лет тридцати в военной форме, похожей на офицерскую, но без знаков различия, и высокий и крепкий курчавый парень в белой рубахе. Комиссаром оказался человек в форме. Мы представились, подошли с другой стороны стола и предъявили удостоверения, рассказав о цели приезда. Комиссар с парнем переглянулись.
   - Как долго будете искать вашего бежавшего бандита? - задал вопрос комиссар.
   - Как получится, - ответил Павел. - Надеемся не задерживаться. Адрес его предполагаемого места у нас имеется. Нам бы проводника, чтоб показали дорогу, и если поймаем, запереть бы его у вас до отправки в Москву. А то обратного поезда сегодня не будет, хорошо, если завтра.
   - Запереть у нас - пожалуйста, - усмехнулся товарищ Фалалеев. - А ночевать вам есть где?
   - Нету, - ответил Павел.
   - Ну, мы вас пристроим здесь поблизости, - успокоил комиссар. - И проводника дадим. Греков, организуй.
   Здоровый парень коротко кивнул, и прищурившись, глянул на нас.
  
   - Вот такой еще к вам вопрос, товарищи, - вспомнил Фалалеев. - Вы члены какой-нибудь политической партии?
   Сам не понял, что меня дёрнуло сказать, наступив Паше на ногу:
   - Не, мы беспартейные. В политике не шибко разбираемся, он вот рабочий, я из крестьян. Мы вот грабителей ловим.
  
   Наверное, мне не захотелось выслушивать лекцию о текущем моменте или вступать в политическую дискуссию, где была опасность выйти из роли и повести себя не похоже на выходца из крестьян.
   - А, ну ладно, - покивал товарищ Фалалеев, - успеете еще, когда разберетесь. Успеха, товарищи. Греков, проводи.
   Греков мотнул нам головой:
   - Ну, пошли, что ли...
  
   Мы вышли вместе с ним из кабинета, и он куда-то быстро ушёл, бросив нам:
   - Здесь ждите.
   Через минут пять-десять он появился с парнем в распахнутой поношенной студенческой тужурке и фуражке и сказал, кивнув на него:
   - Морозов отведёт по вашему адресу и после сюда приведёт, - после чего не прощаясь ушёл скорым шагом.
  
   Мы назвали свои фамилии, Морозов по-взрослому твёрдым голосом назвал свою и спросил нужный нам адрес. Отвечая "студенту", мы вышли на вечернюю улицу, где Морозов повёл нас какими-то переулками, пересекая более крупные улицы.
   - В какой стороне этот дом-то? - спросил Павел у парня.
   - На окраине, ближе к Всполью. Это станция такая, - пояснил "студент".
   (Ныне на месте ж/д станции Всполье находится вокзал Ярославль-Главный).
  
   Через полчаса по ощущениям мы были уже на месте. Окраинная улочка была застроена одноэтажными деревянными домами, перед воротами одного из которых мы и остановились. Морозов несколько раз стукнул кулаком по высокой калитке из сплошных досок.
   - Кто там еще? - сразу раздался из-за ворот грубоватый голос. Кто-то, похоже, находился во дворе.
   - Проверка документов, милиция, - крикнул Морозов.
   - Да намедни были, чего опять? - недовольно отозвались из-за ворот, - может, ты и был.
   - Надо, значит, - твёрдым голосом ответил Морозов. - Открывай, давай.
  
   Калитка со скрипом отворилась, пропуская внутрь двора. Морозов шагнул вперёд, за ним мы с Павлом. Зайдя, я сразу шагнул вбок, и мы с Павлом слегка разошлись в стороны. Во дворе перед воротами рядом с запряженной в телегу лошадью стоял бородатый мужик в косоворотке, картузе и сапогах. На телеге сидел человек в пиджаке, сапогах, в кепке и с заметными отметинами на лице.
   - Степан по прозвищу Рябой, вы задержаны, - сказал человеку с отметинами Никитин. - Московская уголовно-розыскная милиция...
  
   Степан оглянулся на дом, похоже, приготовившись рвануть в него или в огороды, но у нас мгновенно в руках оказались наганы, направленные на него. За недавнее время быстро выхватывать оружие из открытой поясной кобуры мы наловчились. Стояли мы так, что мужик в косоворотке тоже мог попасть под огонь, чуть доверни мы револьверы. Морозов молча смотрел на происходящее, никак не реагируя.
   - Ладно, сыскари, покамест ваша взяла, - скривился Рябой. - Не успел я нынче. Говорила мне чуйка, за город уходить, что-то будет. Думал иное, ан нет, вы пожаловали...
   Павел подошёл сбоку к пойманному бандиту, держа того на прицеле, и провел рукой по его пиджаку, вынул из его кармана наган и переложил к себе. Ощупал голенища сапог, из одного из них вынул нож, после чего вынул из своего кармана приготовленный ремень и, скомандовав "Руки!", связал им руки Рябого.
   - Морозов, выходи первый на улицу, - сказал Павел "студенту". Тот вышел, следом за ним шагнул боком я, держа револьвер направленным на Рябого.
   - Давай, гражданин Рябой, двигай, - скомандовал Павел. Бандит слез с телеги, сплюнул под ноги и, пройдя к калитке в воротах, вышел на улицу. Отставая на три шага за ним вышел и Павел. Бородатый мужик во дворе так и остался стоять. Через минуту, когда мы отошли от дома, сзади послышался скрип открываемых ворот, цоканье копыт и громыхание телеги. Тот мужик, видимо, всё же решил ехать куда-то и один, так же как до этого собирался со своим знакомым Степаном Рябым.
   - Ничё, ничё... - сказал, зло ухмыляясь, Рябой. - Я ить опять убегу, до Москвы не доеду. Ишшо посмотрим, кто живой-то останется...
   - Шевели ногами молча, - бросил ему Павел. Степан Рябой криво усмехнулся, но замолчал.
  
   До милиции нас провёл Морозов, там мы по разрешению комиссара Фалалеева сдали задержанного незнакомому милиционеру в подвал под замок, сняв с его рук обмотавший их ремень.
   - Эй, а жрать чё? Дадут? - спросил Рябой.
   - Завтра утром кормить будем, - хмуро ответил милиционер, закрывая за ним дверь на ключ. - Вон кувшин с водой, потерпишь...
  
   После быстрой и удачной поимки Рябого мы с Пашей обрадованные были отведены тем же Морозовым в комнату в соседнем с милицией доме, где могли поспать до утра, чтобы завтра попытаться уехать с пойманным бандитом в Москву. Комната, по-видимому, и использовалась для подобных целей - дать иногда сотрудникам переночевать, в ней стояли четыре разных по виду металлических кровати, на высоких спинках которых были разные завитушки и металлические шарики. На пружинных сетках кроватей лежали старые ватные матрасы, застеленные потёртой тканью. "Клопы бы не покусали..." - подумал я. - "Кто знает, как тут у них с этим. Ещё и домой принесёшь".
   - Ты, Паш, как хочешь, а я на матрасах спать не буду, - заявил я. - На сетке полежу, пиджак постелю. А то вдруг у них тут клопы водятся.
   Паша, подумав, тоже согласился со мной. Притащить этих кусачих паразитов в одежде домой в Москву желания не было. Мы убрали матрасы на одну кровать в углу комнаты, перекусили остатками продуктов из наших мешков и улеглись спать.
  
   Этой ночью за окном постреливали почему-то больше привычного. Или это у них тут в Ярославле обычное явление? К утру стрельба разгорелась ещё сильнее. Утром в дверь забарабанили, и из-за неё послышался голос Морозова:
   - Комиссар Фалалеев срочно просит к нему прийти! Пойдёмте, я проведу.
   - Щас, оденемся, - крикнул я, цепляя на себя свою портупею, надевая пиджак и наматывая обмотки на ноги. Спали мы не особо раздеваясь.
   Закончив с одеванием и обуванием, и схватив наши мешки, мы открыли дверь и увидели бледное с пятнами румянца на щеках лицо "студента".
   - Ну, веди что ли, Сусанин, - выдал в шутку я, на что Морозов дёрнулся, развернулся и пошел быстрым шагом.
  
   Вход в здание милиции чем-то отличался от вчерашнего, но на ходу я не смог сообразить, чем. В кабинете комиссара обнаружились стоящими сам Фалалев, Греков в той же белой рубахе, но с закатанными рукавами, и сидящий на полу привалившийся к стене худощавый парень со связанными руками, в военной форме, со следами свежих побоев на лице, зло глядящий на всех. Не успели мы с Павлом удивиться и высказать вопросы, как Греков шагнул ко мне, выхватил из моей открытой поясной кобуры наган и наставил его на меня. Боковым зрением я заметил, что Морозов так же внезапно вытащил револьвер у Павла. Фалалеев обратился к нам:
   - Граждане, этой ночью власть в Ярославле и некоторых других городах вырвали из рук большевиков, и она перешла в руки Северной Добровольческой Армии. Во главе Правительства стал представитель генералов Алексеева и Деникина Борис Савинков. Повсеместно рабочие и крестьяне переходят на нашу сторону, вооружаются и вступают в наши добровольческие отряды. Поскольку вы, граждане, не являетесь предателями-большевиками, то мы даём вам возможность примкнуть к нашему истинно народному восстанию и доказать на деле свою преданность народу. Вот перед вами, - Фалалеев сделал небрежный взмах кистью руки, - большевицкий мерзавец. Убейте его и вступайте в наши ряды.
   На этих словах Греков ногой ударил того парня в живот, парень попытался закрыться связанными руками, но ему это не совсем удалось, и он согнулся от удара.
  
   Ожидая нашего ответа, Фалалеев подвесил к поясу две гранаты, а Греков свободной рукой вынул из мешка на столе с десяток цилиндриков длиной чуть больше ладони и моток черного толстого то ли провода, то ли веревки.
   - Греков, зачем тебе это всё? - поморщился Фалалеев.
   - На арт.складе ночью взял, дома большевиков буду взрывать, вместе со всеми ихними... - нехорошо усмехнулся Греков.
   - Ну так как, граждане, каково ваше решение? - обратился к нам Фалалеев.
  
   "Ситуация аховая, - с мрачной решимостью подумал я. - Тут либо ты убьёшь, либо тебя. Делать нечего, выбор небольшой..."
   - Да я, собственно, никогда с большевиками быть не хотел, - говорю я. - В милицию пошёл, чтобы еда была, совсем голодно было. Ну, и грабителей ловил, да.
  
   Незнакомый большевистский мерзавец вскидывает голову и смотрит с вызовом, Павел уставился на меня, а я продолжаю:
   - Я и сам из деревни, и брат у меня тама, люто большевиков не любит. Вот чего пишет мне, что большевики творят-то... - и я, сделав небольшой шажок вперёд, лезу левой рукой за борт пиджака. Рука нащупывает деревянную рукоятку и "грибок" на навершии. Резкий взмах левой рукой, и финка лезвием полностью погружается в грудь Грекову, стоящему слева от меня. Глаза его стекленеют, но он какое-то мгновение продолжает стоять на ногах. Сжатыми и согнутыми пальцами правой руки бью что есть силы Фалалееву, стоящему справа, в кадык. Фалалеев хрипит, отшатывается, хватается за горло, и падает. Краем глаза замечаю, как кулак молодого рабочего Никитина бьёт по голове Морозова, и тот оседает на пол. Тут и у тела Грекова подгибаются ноги, и он валится вниз.
  
   У меня уже больше десятка убитых в перестрелках бандитов на счету, и вроде привык, но ножом орудовать совсем не то, что пулей. Тяжелые были ощущения, убивать вот так собственными руками человека... Повторять не хотел бы. Но, как видно, находясь здесь, в этом времени, уже огрубел, и подобные чувства, нахлынув, вытеснились осознаванием текущей хреновой ситуации.
   - А я в тебе Саш, и не сомневался, - облегченно сказал Павел. - А уж когда ты про брата сказал, то уж сразу догадался, что опять ты что-то придумал. У тебя и брата-то нет...
   - Это хорошо, что не сомневался, - перевёл дух я. - Не поверил бы мне, промедлил, и Морозов нас тут обоих бы из нагана в два счёта уложил. Ты как его?
   - Вроде живой ещё... - ответил, склонившись к "студенту" Паша. - Мозготрясение-то точно будет.
   Проверяю Фалалеева. Тот еще дёргается, но уже не жилец.
  
   - Вы откуда? Из ВЧК? - разлепил слипшиеся от засохшей крови губы сидящий у стены парень.
   - Не угадал, из московской уголовно-розыскной милиции, - отвечаю я. - А ты кто такой? - обратился я с вопросом к избитому парню.
   - Громов Александр, военный комиссар Ярославского уезда, большевик, - хрипло, но чётко представился тот.
   Я выдёрнул финку, вытер об одежду Грекова и спрятал в ножны.
   - Тёзка, значит, - присел я рядом с ним, разматываю ему связанные руки. Отвязанную веревку кинул Паше со словами:
   - Морозова свяжи, и кляп какой-нибудь засунь, чтоб не орал.
   - Сделаю... Не развяжется... - проговорил Павел, связывая бесчувственного "студента".
   - Ну что, тёзка, идти сможешь? И куда пойдём? Это ж твой город... - это я Громову.
   - Схорониться надо. Белая контра мятеж подняла, офицерьё лютует. Из Советов, слышал, многих убили, - кряхтя и держась за бок, Громов кое-как встал на ноги. Подошёл к телу Грекова, со злостью плюнул на него, - Паскуда был, а не человек. Меня схватили когда, жену мою бил, и ребенка новорожденного чуть не убил до смерти, свои его остановили...
  
   Я вынул из руки убитого свой наган и убрал в кобуру. Потом подумал, отцепил гранаты от пояса Фалалеева и сунул их в свой мешок, вдруг с боем прорываться придётся, пригодятся. С подобными гранатами теперь я как-то знаком. А вот динамит, а в цилиндриках, похоже, был именно он, я брать не стал. Не умею я с ним обращаться, динамит, вроде, и взорваться может от сильного удара, особенно, если "запотеет". Да к нему запалы, кажется, нужны, одним бикфордовым шнуром не подорвёшь. Павел тем временем взял в руки свой наган.
   - Давай, товарищ Громов, мы тебя как-будто ведём куда-то, - предложил Паша. - А ты иди вперёд и дорогу показывай.
   Громов расстегнул у Фалалеева револьверную кобуру и вынул из неё револьвер, спрятал его за пояс штанов под надетую навыпуск рубаху и молча кивнул. Так, Громов впереди, а я с Павлом сзади, мы и вышли из кабинета.
  
   По милиции сновали туда сюда вооруженные люди, и многие, видев идущего избитого Громова и Никитина с наганом, по-своему понимали ситуацию и бежали дальше. Я шёл напряженный, готовясь в любую минуту выхватить оружие и прорываться с боем, но обошлось. Выйдя на улицу, я понял, что поменялось на входе - на месте прежней вывески с надписью "Гражданская милиция Ярославского Совета рабочих депутатов" было пустое место. Пройдя немного по улице, мы углубились во дворы.
   - Куда идём? - спросил тихо Павел у Громова.
   - К сродственнице жены пойдём, тётке двоюродной. Тут неподалёку, - хриплым шёпотом ответил тот. Петляя закоулками мы вскоре добрались до нужного места. Зашли в полумрак чёрного хода двухэтажного каменного дома, и Громов толкнул дверь квартиры на цокольном этаже. Пройдя темным неосвещенным коридором, мы остановились перед комнатной дверью, в которую Громов тихо постучал. Дверь отворилась, и на пороге появилась женщина средних лет, одетая в простое платье темных тонов и с повязанным на голове платком.
   - Господи, Саша, да кто ж тебя так! - всплеснула руками женщина.
   - Тихо, тихо, Настась Матвевна... - остановил её Громов. - Мы зайдём, пустишь?
   - Заходите, заходите, ребятки... - женщина посторонилась, пропуская нас внутрь комнаты и закрывая дверь.
   - Что с тобой-то? А Дуня где? Что с ней? - засыпала женщина парня расспросами.
   - Белогвардейцы мятеж учинили, меня под утро дома схватили, Дуняшу побили, Тёмку чуть Греков не убил, знала такого? - начал говорить тот.
   - Ох ты, изверг-то какой... - закрыла рот ладонью женщина. - Сыщик это, из милиции. Убить его мало, окаянного...
   - Уже... - усмехнулся одной, не сильно побитой стороной рта, Громов. - Товарищи вот из Москвы, кончили гада и меня вытащили, иначе б не выжил. Настась Матвевна, сходи к моим, узнай, как они, и Дуняше скажи, пусть Тёмку в охапку и как мышка затаится у кого. Опасно дома им быть, меня искать могут.
   - Да сей же час схожу... - заторопилась женщина.
   - И посмотри как там в городе, что слышно, - добавил Громов.
  
   Женщина вышла, Громов закрыл за ней дверь. Мы с Пашей сели на темные деревянные прямоугольные стулья, Громов присел на край кровати.
   - Она не выдаст? - спросил Паша у Громова.
   - Нет, - уверенно ответил тот. - Мировая тётка, Дуняшу мою с малолетства знает, и в Тёмке души не чает.
  
   Потянулись долгие минуты ожидания. Громов, шипя сквозь зубы, смыл с лица кровь, глядя в небольшое помутневшее зеркальце на верху рукомойника, стоящего в углу у двери. Рукомойник был похож на Мойдодыра из ненаписанной еще сказки Чуковского, только более простого и обшарпанного вида, с облезающей местами краской. Мы с Павлом проверили оружие, отсыпали горсть револьверных патронов Громову для его трофейного нагана, и я крепко задумался. Ярославский мятеж всё-таки и без Перхурова случился, теперь с Савинковым, и мы вляпались в него по самые уши. Повезло нам с Пашей, нашли время в Ярославль приехать, нечего сказать. И что теперь делать? Теоретически, мы с Никитиным можем попытаться уйти из города, нас тут никто в лицо не знает. Хотя остаются вопросы. Могут нас и на улице задержать для выяснения, кто такие. Куда идти неизвестно, город и окрестности не знаем, где красные, где белые, тоже. Да и Паша не захочет спокойно уходить, будет ведь с белогвардейцами воевать. Громова вот спасли, он тоже ввяжется в драку, как пить дать. А что я помню из истории Ярославского восстания моего мира? Антанта тогда требовала от Савинкова выступить в городах верхней Волги в начале июля, объясняя это своими планами по англо-французскому десанту в Архангельске, который, правда, произошёл только в августе. Скорее всего, командование Антанты захотело прозондиовать почву, отвлечь большевиков, и, в случае удачи восставших, воспользоваться плодами их победы. В восстании в Ярославле в моём мире на стороне белых участвовало около двух тысяч человек, или немного больше. В основном, бывшие офицеры, хотя были и студенты и прочие восторженные юноши. Офицеров в городе, кстати, по прикидкам было тогда тысяч пять, то есть не более половины из них поддержали восстание, но две тысячи вооруженных и опытных военных это сила. Красных тогда тоже было примерно столько же, но и то не сразу, а когда стали прибывать направленные для подавления военные части. А что можем сделать в таком раскладе мы тут, втроём? Наверное, надо незаметно пробраться к красным...
  
   Часа через два вернулась, наконец, хозяйка комнаты:
   - Дуняше передала, у них всё слава Богу. Она с Тёмкой к подруге-сменщице по фабрике тотчас же после меня ушла, у неё и останется.
   Громов облегченно вздохнул, а женщина продолжила:
   - По улицам недавно назначенного председателя губисполкома Нахимсона убитым в пролётке возят и показывают. Председателя горисполкома Закгейма тоже убили и бросили на улице, и хоронить не дают. Ещё слышала, зав.оружейным складом Лютова убили и председателя трибунала Зелинченко. По квартирам ходили, и еще человек двести в чём есть, в одном белье согнали и на баржу бросили. Кормить не дают, и даже воды набрать. А если еще кого увидят, туда же волокут или на месте стреляют.
  
   Громов с Никитиным помрачнели лицами, а Громов стиснул зубы и ударил кулаком по колену. Потом спросил у родственницы:
   - А наши-то где? Автопулеметная рота с двумя броневиками, летучий конный отряд? Почему не задавили белых?
   - Так Супонин, командир автопулеметной роты, на их сторону перешёл, с частью пулемётчиков. И Баранов, командир конного отряда. И Ермаков, командир мотоциклистов, тоже за белых. Он еще по городу носился, на большевиков указывал, - отвечала она.
   - А Первый и Второй Советские полки? - недоумевал Громов.
   - Второй полк у нас тут рядышком был, в центре, так его разоружили и разогнали. А Первый, который в закоторосльной части, тот, сказывают, воюет и белых за Которосль не пущает. И Всполье тоже у красных. А вот Тверицы за Волгой, за Николаевским мостом, те у белых, - рассказала женщина.
  
   У меня во-время рассказа неожиданно заурчало в животе от голода. Я смущенно пояснил:
   - Извиняйте, товарищи. Сегодня еще не ели ничего.
   - Ох, родимые, а мне и покормить вас нечем... - заохала женщина. - Вот разве что крупы перловой стаканчик наберется...
   - Анастасия Матвеевна, а вы купить съестного можете? - спросил я. - Вот у меня деньги есть, в дорогу взял... - я достал из внутреннего кармана пиджака сложенные денежные знаки.
   - И мои тоже возьмите, - добавил Паша, развязав вещмешок и, порывшись, вынув завёрнутые в бумажку купюры.
   - Так куплю, чего же не купить. Лавки, кажись, работают. И на площади рынок еще был, крестьяне там со вчерашнего дня в городе были, может, и не распродались еще.
   - Только вот что скажу, Анастасия Матвеевна, - предупредил я, - много сразу не берите. Заметить могут, что вы сразу продуктов лишка берете, вдруг догадаются, что кормить кого-то будете, и что прячется у вас кто-то.
   Анастасия Матвеевна понимающе закивала, заматывая деньги в узелок, а Громов восхищенно-уважительно спросил:
   - Дореволюционный опыт нелегальной работы, товарищ?
   - Да нет, не было опыта, просто разумная предосторожность, - мне стало неловко от незаслуженного восхищения.
  
   Хозяйка комнаты ушла, а мы втроём стали совещаться. Мнения у всех оказались схожие - надо вечером тайком пробраться к красным. Громов предложил идти к станции Всполье - это не дальше Которосли, а через реку не вплавь же перебираться, мосты ведь наверняка перекрыты позициями и обстреливаются. Стрельба, кстати, снаружи периодически вспыхивала.
  
   Анастасия Матвеевна через некоторое время пришла и принесла два кило вялой прошлогодней картошки и немного репчатого лука. Занявшись готовкой, хозяйка комнаты попутно делилась с нами свежими новостями:
   - Фалалеева, милицейского комиссара, ктой-то убил, говорят. Сказывают, бандиты из столицы своих вызволяли. А кто говорит, чекисты из Москвы приезжали и убили его и ещё троих. Половина милиции разбежалась, а другие в добровольцы к белым записались.
   Мы только посмеялись таким слухам, а женщина продолжила:
   - По городу воззвания расклеены, вот я содрала парочку и принесла. Говорят, Савинок какой-то главный здесь теперь. А ещё на Богоявленской площади в частной женской гимназии штаб ихний образовали. На крыльце постовой стоит с ружьём, и люди так и шастают туда-сюда. А я задами прошла, там за этим домом дворик, и палисадик, и деревья растут. И на втором этаже окна светятся, шум стоит, люди разговаривают громко, видать, решают что-то...
  
   Я присмотрелся к воззванию. В одной из первых фраз значилось: "Совет Народных Комиссаров вместо хлеба и мира дал голод и войну." Что-то не очень-то соотносится с действительностью, подумал я, ведь именно СНК дал стране мир с немцами, пусть временный и на тяжелых условиях. В следующих предложениях: "Именем народа самозванцы - комиссары отдали лучшие хлебородные земли врагу земли русской - австрийцам и германцам. ... Этим хлебом пользуется немецкая армия, избивающая наш народ в городах и деревнях Украины..." А так-то зачем писать? Это же Центральная Рада Украины прислала на переговоры о мире в Брест-Литовск независимую от России делегацию, и она же пригласила германские войска на территорию Украины для защиты от советских отрядов. И она же обещала за это германской армии поставки продовольствия. А, хотя, кто это здесь знает, в Ярославле, вали всё на большевиков, никто не опровергнет - мысленно хмыкнул я. Далее шёл совсем уж нелогичный бред - в воззвании пишут, что если свергнем изменников и насильников-большевиков, то получим по вольной цене дешёвый хлеб. Эти господа экономики что-ли не изучали - либо по вольной цене, либо дешёвый, одно из двух в условиях дефицита. О, и в другом воззвании пишут, что отменяются все ограничения Советской власти на покупку и продажу хлеба, и что хлеб продаётся по вольной цене, причём обещают озаботиться доставкой дешевого хлеба, а спекуляция продуктами будет беспощадно преследоваться. Это как совместить? - подумал я, - ограничения торговли снимают, но спекуляция будет беспощадно пресекаться. И тут тоже - озаботятся дешёвым хлебом, но по вольной цене. Каша в голове у восставших, а вроде должны быть образованные люди. Или врут не стесняясь, пропаганда в действии.
  
   Тем временем, пока вчитывался и размышлял, Анастасия Матвеевна сварила картошки с луком, и поставила на стол в общей миске. Мы все вчетвером по очереди брали единственной деревянной ложкой кусочки горячей картошки и отправляли в рот, слегка обжигаясь, но нам троим есть очень уж хотелось, и ждать было невмоготу. Еда быстро кончилась, и Громов о чём-то задумался, потом произнёс:
   - Я вот что думаю... Гимназия-то эта самая не так чтобы далеко отсюда. И дворик тот я знаю...
   - Думаешь, можно подобраться? - задал я вопрос, мысленно вздохнув и догадываясь, что Громов в стороне стоять не будет, и Павел точно за ним увяжется, но, с другой стороны, с помощью знакомого с местностью Громова можно попробовать что-то изменить. Вдруг получится.
   - Подберёмся, - Громов утвердительно кивнул.
  
   За окном уже стемнело, когда мы вышли из дома приютившей нас громовской родственницы. Александр вёл нас с Пашей какими-то затемнёнными двориками, узкими переулками, перелезая через невысокие заборы. Улицы пошире пересекали быстро, из темных теней проулков оглядывая их на предмет наличия патрулей. Зашли в какой-то скверик с растущими деревьями, в темноте казавшимися чёрными. За ними стояло обращенное к нам внутренней стороной угла протяженное здание с тремя высокими этажами. Несколько вытянутых вверх окон второго этажа на фоне черных ночных стен светились неярким электрическим светом. По случаю летнего вечера оконные рамы были распахнут настежь, и из четырёх рядом расположенных окон, относящихся к одному большому помещению, доносились обрывки разговоров и телефонных переговоров. Чей-то решительный голос что-то утверждал присутствующим, словно находясь на митинге. Мы огляделись, и, не обнаружив никого вокруг, подошли вплотную к стене здания под освещёнными окнами. Непуганые все какие-то, подумал я, даже часового с этой стороны не выставили.
  
   Я вынул из своего вещмешка две гранаты:
   - Тёзка, ты пользоваться умеешь? - на всякий случай тихо спросил я, помня свои трудности по первому разу.
   - Обижаешь, - улыбнулся тот и так же тихо ответил. - Я на фронте был, и медали имеются. Гранаты кидать обучен.
   - Держи, одну тебе, - прошептал я, передавая Громову одну из гранат.
   - А мне что? - почти беззвучно спросил Павел.
   - А тебе вот, - тихо ответил я, доставая данную громовской родственницей бутылку, частично заполненную керосином. Откупорив её, в горлышко бутылки просунул тряпку, которая смочилась и пропиталась горючей жидкостью и свисала концом ткани сбоку. - Спички...
  
   Пальцами показываю Громову на окна, распределив какое кому. Мы с Громовым проделываем манипуляции по вставке запалов, зажимаем рычаги на рукоятках, сдвигаем кольца и чеки на гранатах. Смотрим друг на друга, я киваю, и мы одновременно забрасываем свои гранаты в окна над нами. Павел в это время зажигает спичку, поджигает свисающую из горлышка бутылки тряпицу... Над нами гремят взрывы, гаснет электрический свет из окон, становится ещё темнее... И Павел с силой закидывает бутылку с подожженной тряпицей в своё окно. И мы как по команде втроём бросаемся в темноту сквера. Пробежав его, на другом краю сквера перед поворотом за угол оглядываюсь и вижу, как пламя начинает охватывать портьеру на одном из окон. Бежим непонятными дорожками и дворами. Главное, не отстать и не потеряться в ночном незнакомом враждебном городе, мелькает мысль, и я бросаю взгляд вбок и вижу бегущего Павла. Громов бежит впереди, показывая дорогу, тоже время от времени оглядываясь и осматриваясь.
  
   Наконец, отбежав достаточное расстояние от места диверсии, запыхавшись, замедляемся и переходим на осторожный шаг. И вовремя. Перед переходом одной из улиц, высунувшись из-за здания, видим близко от нас бронированную махину на колёсах, с горящими автомобильными фарами. Это не броневик, а бронированный грузовик какой-то! Закрытая металлическими листами кабина, по бокам высокого кузова в двух выступах, как пушки на морских кораблях, торчат пулемёты. Вроде бы у кораблей такие выступы называются спонсоны, вспоминаю я. Сзади большая башня, из скошенной задней части которой выдаётся ствол пушки.
   - Это наш "Гарфорд-Путилов", из автопулемётной роты, - прошептал Громов.
  
   Дверцы бронированной кабины были распахнуты, и рядом с бронеавтомобилем стояли четыре человека в военной форме. Кто-то курил, кто-то вглядывался вдоль улицы в сторону центра города, откуда мы убежали, и где раздавались выстрелы и виднелись отсветы огня.
   - Давай, Саня, иди вперёд, пленного из себя показывай, - говорю я Громову.
  
   Он поправляет под рубахой за поясом спрятанный револьвер, наклоняет голову и начинает двигаться в сторону машины. Мы с Павлом с наганами в руках идём за ним. Выходим на улицу, проходим несколько шагов, и нас замечают:
   - Кто идёт? А, комиссара поймали. Знатно его побили... - узнаёт кто-то Громова в лицо.
   Мы подходим близко к стоявшим, и Громов выхватывает из-под рубахи револьвер:
   - Всем стоять на месте! - громко и зло говорит он. - В пулемётном отделении есть ещё кто?
   Павел и я наставили свои наганы на экипаж броневика, у которых только у одного был револьвер в кобуре, остальные, по-видимому, оставили своё оружие - винтовки - в автомобиле. Геройствовать никто из них не захотел.
   - Пулемётчик ещё один и второй номер там, - отвечает несмело один из экипажа.
   Громов направляет руку внутрь кабины через открытую бронированную дверцу:
   - А ну выходи без оружия! Стрельнём враз, ежели что!
  
   В броневике за местами водителя и командира был проход в пулемётное отделение. Из него вылезают двое парней и по указке Громова присоединяются к остальному экипажу.
   - А в башне кто есть? - задаёт Громов вопрос.
   - Нету там никого... Снарядов нету, пушкой не стреляем, - несколько человек мотают головами.
   - Скажи мне, Саша, как шофёр шофёру, ты водить броневик умеешь? - задаю я своевременный вопрос.
   - Кто за баранкой? - спохватывается Александр, обращаясь к экипажу. Из толпы настороженно выступает молодой человек.
   - Садись за руль, - командует ему Громов. - И смотри у меня! - он грозит рукой с наганом. - Залазьте, товарищи... - это нам с Павлом.
  
   Парень усаживается на место водителя, мы с Пашей пролезаем через место командира в пулемётное отделение броневика, Громов, с направленным на остальной экипаж револьвером, встаёт на подножку, держась за бронированную дверцу.
   - Трогай, давай! - бросает он водителю. Тот нажимает какую-то кнопку, двигатель затарахтел, и через несколько секунд броневик трогается с места. - На Всполье езжай, - отдаёт сквозь шум Громов распоряжение, и водитель несколько раз кивает.
  
   Громов переместился на сиденье и захлопнул бронированную дверь. Через открытые передние смотровые лючки мне было видно, как свет фар выхватывал из темноты участки дороги и стены домов. Автомобиль разогнался до скорости быстро едущего велосипедиста. Нас в пулемётном отделении трясло и качало из стороны в сторону. Стены изнутри были обиты войлоком, но не думаю, что для того, чтобы смягчать удары и толчки при езде, а скорее для защиты людей от возможных внутренних осколков броневого листа корпуса.
  
   Через минут, наверное, двадцать езды и несколько поворотов снаружи раздались сначала удивлённые, а потом возмущенные крики. Проехав еще минуту-другую мы получили и более активный отклик - в броню автомобиля с грохотом ударило несколько пуль. Громов и водитель ниже опустили заслонки смотровых лючков на передней стороне кабины. Такие бурные приветственные удары по корпусу броневика сопровождали нас еще пару минут, затем автомобиль повернул и остановился.
   - Станция Березай, кому надо вылезай, - пошутил Громов, и его слова подтвердили несколько выстрелов и пули, ударившие в броню.
  
   Александр приоткрыл бронированную дверцу и крикнул в щель:
   - Это военный комиссар Громов! Не стрелять! Свои!
   - Чем докажешь, морда белогвардейская? - донёсся отклик.
   - Я тебе щас свою морду покажу, а потом за такие слова тебе твою морду набью! - выкрикнул Громов в ответ.
   - Кажись, Громов... Голос больно похож... - послышались чьи-то слова.
  
   Александр открыл дверь и соскочил с сиденья. Обернувшись, он сказал водителю:
   - Выходи, не боись, не тронем. Броневик теперь Красной армии, будешь красноармейцем-водителем, если к белякам не переметнёшься...
  
   Снаружи раздались возгласы узнавания, и кто-то уже хлопал Громова по спине. Водитель приоткрыл дверцу и тихо вышел из машины. Мы с Пашей убрали наганы и тоже стали выкарабкиваться наружу.
   - А вот товарищи из Москвы, - Александр обратил внимание собравшихся на нас. - Меня из рук контры вытащили и изменников трудового народа Фалалеева с Грековым ухлопали.
   - Чекисты!... Из Москвы!... - раздались возгласы. Мы с Никиктиным переглянулись и пожали плечами - не спорить же сейчас с ними.
  
   Как оказалось, на станции Всполье в ночь мятежа стоял эшелон с одним из то ли батальонов, то ли сильно недоукомплектованных полков Красной армии, следующим на Восточный фронт. Этот батальон и помешал восставшим овладеть станцией. К красноармейцам из батальона присоединились остатки разоружённого восставшими 2-го Советского полка, а также большевики, некоторые левые эсеры и участвовавшие в Советской власти рабочие, которых не сумели схватить мятежники. Левые эсеры тоже преследовались восставшими, как одна из партий Советской власти, но менее активно и с меньшей злобой. Возможно, играли роль старые связи ПЛСР с членами эсеровской партии, которых у заговорщиков было немалое количество, а может быть и яркая антигерманская позиция левых эсеров, что совпадало со взглядами и программой восставших, ориентировавшихся на Антанту и с нею связанных. Хотя, с другой стороны, что меня удивляло, белогвардейцы не испытывали ненависти ни к Украинской Центральной Раде и гетману Скоропадскому, ни к атаману Краснову с их прогерманской позицией, а лишь чувствовали некую неловкость и легкую неприязнь, что не мешало Деникину, хоть и без желания, но сотрудничать с тем же Красновым.
  
   Наверное, в отношении к большевикам совпала и нелюбовь к Советской власти, и классовая вражда, и их пораженческие лозунги в Первой Мировой, которую те считали империалистической войной, и Брестский мир большевиков с Германией. Большевики, конечно, судили со своей революционной классовой колокольни, и считали империалистические войны в интересах правящих классов безусловным злом, приносящим вред беднейшей части населения и рабочему движению, поэтому они выступали за мир без аннексий и контрибуций ещё задолго до своей революции и "Декрета о мире". Однако, в то же время большевики прагматично, а кому-то покажется что и цинично, выступали за поражение в империалистической войне, считая, что это расшатает власть правящих богатых классов и облегчит проведение революции. По причине малочисленности большевиков их пораженческая линия не оказала никакого заметного действия на ход войны, однако, в чем-то они оказались правы - революция всё-таки произошла в немалой степени по причине участия России в долгой войне. С моей же точки зрения, участие России в Первой Мировой обуславливалось сильной зависимостью России, в особенности российской промышленности и банковской системы, от зарубежного капитала. О каком суверенитете и патриотизме шла речь, думал я, если Россия воевала за интересы стран Антанты, неужели никто из людей местного времени этого не понимал?
  
   На следующие утро Громов проявил кипучую активность - носился между различными красными отрядами, как красноармейскими, так и созданными из местных рабочих, согласовывая их боевую деятельность, связывался с Москвой, информируя о мятеже и доказывая его реальность. В Москве, кстати, не сразу поверили в факт Ярославского восстания, а председатель Реввоенсовета Троцкий на телеграмме из Ярославля о мятеже написал: "Распространяющих ложные слухи - расстреливать". Однако на вторые сутки московское руководство всё же поняло действительность мятежа и направило на его подавление военные части, правда, пока отдельными "подвернувшимися под руку" отрядами. В руках красных оказался расположенный рядом артиллерийский склад, отбитый в первый день у восставших, с артиллерией и запасами снарядов. Только с пулемётами у красных было напряжённо - подавляющее их количество находилось в арсенале, захваченном восставшими. Единого руководства у красных тоже не было, связь с 1-м Советским полком, расположенным в закоторосльной части, была нерегулярной, а про заволжскую часть и говорить нечего. Попытки наступления красных наталкивались на сильный пулемётный огонь.
  
   Громов попытался организовать наступление со стороны Всполья на белогвардейские позиции в городе, но красные опять откатились, отогнанные пулемётной стрельбой. Пулемёты были установлены на колокольнях церквей, которых в Ярославле множество, и в высоких каменных домах. Военный комиссар уже был готов открыть артиллерийский огонь по пулемётным точкам белогвардейцев, по их городским позициям и местам сосредоточения в городе. Однако снаряды губительно бы сказались и на городе, и на его жителях, и я предложил Громову попытаться вначале использовать более точечные методы:
   - Послушай, Саня, - сказал я, - не может же быть, что среди нескольких сотен красноармейцев нет опытных фронтовиков и метких стрелков.
   - Ну, должны быть... - ответил он, не понимая к чему я клоню.
   - Вместо того, чтобы артиллерией по городу палить, давай гасить белогвардейские пулеметы меткой стрельбой из винтовок. Здесь же город, есть где укрыться, не в голой же степи.
   - Так попробуй, а? - загорелся Громов. - Ты ж фронтовик, мне Паша говорил. Стрелков я подберу. Попробуйте тот пулемёт сбить, что нам сегодня днём всю атаку сорвал.
  
   Тут я, честно говоря, растерялся. Это по биографии я "фронтовик", то есть мой предшественник в этом теле. А я то из винтовки Мосина и не стрелял никогда в прежней жизни, только из "Сайги" да "Вепря" пробовал, и то немного. И что теперь? Мда, не идти же на попятную, сам предложил.
   - Ну, давай, попробую... - нехотя согласился я, а Громов, обрадованный возможностью потеснить белогвардейцев, стремительно унёсся искать местных "снайперов".
  
   Таковых сыскалось вначале несколько человек. Мне дали винтовку, и я впервые взял это оружие в свои руки. Глаза смотрели на легендарную для моей прежней жизни "мосинку", а левая рука сама привычно ухватилась за цевьё, подняв ствол вверх, и правая повернула рукоятку затвора и отвела затвор назад. Вот это да! Мышечная память, выходит, сработала? Я глянул - магазин винтовки был пуст. Какой-то боец отсыпал мне патронов, и мы выдвинулись на выбранную нами заранее позицию. Ею была квартира, окна которой выходили на высокую колокольню со злосчастным пулемётом, и располагалась она не очень далеко от этой самой колокольни. Пройдя дворами и скрываясь за зданиями, мы зашли со двора в дом и вошли в двери комнаты с подходящим окном, которое было открыто. Жильцов попросили временно покинуть помещение и укрыться в комнатах на противоположной стороне дома. Один из красноармейцев сунулся было к окну, но я остановил:
   - К окну не подходить, перед ним не мелькать.
   Затем взял со старого дивана тяжелый чем-то набитый боковой валик и бросил его на пол ближе к дальней стенке вытянутой от окна комнаты. Сам расположился за ним на полу, положив винтовку на валик и используя его в качестве упора. Отведя затвор назад, по одному патрону, из-за отсутствия обоймы, зарядил винтовку и дослал затвор вперёд. Я был в глубине комнаты, а пулемёт виднелся под самой верхней границей окна, что давало мне надежду остаться не сразу замеченным и не быть убитым пулеметчиком в случае моего промаха. На глаз от дома до колокольни было метров, может, триста. На прицеле винтовки были ступенечки с разметкой 4, 6, 8, 10 и 12, как я понял сотен метров, а может, и шагов. Из возможных "двойки" и "четвёрки" поставил прицел на последнюю. У стоявшего рядом Громова взял бинокль, по виду похожий на более поздние классические бинокли призменной конструкции, на котором написано было "Санкт-Петербург, 1913г." В оптику был хорошо виден пулемёт, смотрящий стволом под углом ко мне, и лежащий за ним его первый номер, выдающийся из-за пулемётного щитка.
  
   - Саня, смотри там в оптику, куда попаду, - с этими словами отдал бинокль, и руки сами взяли винтовку как им было привычно, правая охватила шейку приклада и подушечка указательного пальца легла на спусковой крючок. Прижал приклад к плечу, выдохнул, задержал дыхание, постепенно нажимая на крючок. Выстрел!
   - Не видно, - протянул Громов, - вроде как и никуда не попал...
   - А винтовка-то пристреляна? - спросил я.
   - Пристреляна, как положено, со штыком... - сказал боец, давший мне оружие.
   - Тьфу ты, - сплюнул я. - А сейчас-то она без штыка, пуля в сторону уходит.
  
   Мне дали штык, и я присоединил его справа от ствола. Прицелился, выстрелил.
   - Снова мимо... - разочарованно произнёс Громов.
   - Погодь, может, в стену попал, следа от пули не видно? - с надеждой спросил я.
   - Нету, - вздохнул Александр, - как и не было...
  
   - Помнится, бывал я в горах... - промолвил боец с пышными усами, на вид уже в среднем возрасте, - так вот, ежели под уклон вверх или вниз стрелять, то пуля вверх забирает, - выдал он подсказку.
  
   "Ну точно, - подумал я, - винтовка-то всегда пристреливается на горизонтальную стрельбу, а действие силы тяжести, отклоняющей пулю от линии прицеливания, пропорционально косинусу угла возвышения цели над горизонталью. А ещё высшее образование имею! Сам не мог догадаться?" - укорил я сам себя. Хотя, с другой стороны, тут же подумал я, угол на таком расстоянии небольшой, и поправка маленькая должна быть. Может, с дистанцией ошибся?
   - Попробую ещё разок, - произнёс я, кивнув в ответ подсказчику.
   На этот раз взял чуть пониже. Выстрел.
   - Есть! - закричал Громов, глядя в бинокль. - Сняли беляка!... Нате, - сунул он бинокль ближайшему красноармейцу. - Не давайте им за пулемёт взяться! - и унёсся поднимать бойцов в атаку.
  
   Мне пришлось еще несколько раз постреливать по этому пулемёту, помешав второму номеру заменить убитого напарника и открыть стрельбу. Вдалеке слышались крики, застучал еще один пулемёт, потом бухнула пушка, и он замолк. Через часок прибежал Громов, радостно возбуждённый:
   - Продвинулись до перекрёстка, наша колокольня теперь. Отбили у белых. - поделился он успехом. - Только там дальше другие пулёмёты у них стоят. Так что, товарищи, науку поняли? - обратился он к находившимся в комнате стрелкам. - Тогда вперёд, по одному, сымайте гадов с насестов.
   - Не, Саня, по одному нельзя, - негромко возразил я ему. - Хорошо бы с биноклями помощников, если найдутся бинокли-то. Ну и к стрелку одного-двух бойцов в компанию надо бы, как заслон. А то лежишь вот так вот, целишься, а к тебе враги со стороны подойти и тепленьким взять могут, ты и не заметишь.
   - По троё ходить, значит, - скомандовал он красноармейцам. - Стрелок и два помощника, как охранение. И бинокли у артиллеристов возьмём.
  
   Так, постепенно, красные стали отбивать у белых восставших дом за домом. Пушечный выстрел, который мы тогда услышали при атаке, произвел угнанный нами бронеавтомобиль "Гарфорд-Путилов", подъехав и шарахнув шрапнелью по чердачному окну с еще одним пулемётом белых на той улочке. Шрапнель накрыла окно, поразив и пулеметчиков, и сам пулемёт "Максим", и изрешетив тому кожух охлаждения. Так и работали, где "снайперы", где броневик.
  
   А Громов с меня так просто не слез. Приказать он не мог, но по его настойчивым просьбам мне наравне с другими стрелками приходилось участвовать в "противопулемётной борьбе", как доказавшему свою пригодность и меткость. Моего отказа бы не поняли, ни Громов, ни Павел, ни красноармейцы. В напарники мне ожидаемо вызвался Паша, а у Громова я выторговал бинокль, под тем предлогом, что очень уж мне необходим в деле борьбы с вражескими огневыми точками.
  
   Командиры у восставших были не дураки. Они быстро поняли, что их против их главного преимущества противник нашёл контрсредство. Потери пулемётчиков и отступления от атак красных заставили их выискивать стрелков по своим пулемётам и высылать на их уничтожение команды. Красные потеряли несколько своих стрелковых противопулемётных троек. И мы с Павлом едва не оказались в их числе.
  
   Находясь на втором этаже дома, оказавшемся "во фронтовой полосе" между белыми и красными позициями, и который жильцы ещё ранее в большинстве своём временно покинули, я произвёл несколько выстрелов, поразив пулемётную команду, о чём с азартом сообщил Пашка, как вдруг мы слышим снизу топот множества ног. Всё, что мы успеваем сделать, это вскочить, оставив лежать на полу винтовку, выскочить из комнаты и укрыться в комнате напротив и немного далее по узкому коридору. Дверной проём в комнату с винтовкой остается открытым, но дверь в укрывшую нас комнату мы успеваем за собой прикрыть, и сразу же по коридору застучали сапоги и ботинки. Вынимая из подмышечной кобуры браунинг и двинув назад и отпустив кожух пистолета, перевожу ударник оружия в боевое положение и гляжу на Павла. Тот уже стоит, побледневший, прижавшись к стене с наганом в руке. Беру в левую руку свой наган, ждём пару секунд. Во рту пересохло, облизываю губы. В щель двери видим, как с десяток человек с винтовками вваливается в бывшее нашей позицией помещение, образуя затор. Киваю Павлу, тот свободной рукой дергает ручку двери, распахивая её, и мы начинаем стрелять... Грохот выстрелов в коридоре, крики противников, звуки падения тел и стуки об пол выпущенных из рук винтовок... Выпускаем пуль двадцать. У меня остаётся один патрон в нагане, у Пашки наган щёлкает в холостую. На этом браунинге затворной задержки нет, но нажимая на спусковой крючок и не слыша выстрела, понимаю, что магазин пустой...
  
   На самом деле их было семь человек. Все с винтовками, неудобными в узком помещении, что помешало противниками направить оружие на нас и выстрелить хотя бы раз. Сердце бухало, я тяжело вдохнул кисло пропахший порохом воздух. Крови было не так много. Семь трупов, подумал я тогда. Позже мне приходила в голову мысль, что, возможно, не все были убитыми, кто-то мог быть и тяжело ранен. Возраста похожего на наш с Павлом, ну или на возраст моего нынешнего тела. Именно сейчас я полностью ощутил, что по-настоящему ввязался в Гражданскую войну. До этого момента работа в милиции, попытки подправить историю, даже "противопулемётная борьба" не давали такого впечатления. А сейчас я понял, что в стороне остаться не удалось. Совесть немного облегчало то, что этот неполный десяток шёл нас, собственно, убивать, и мы с Пашкой прожили бы не дольше их, повернись всё в ином случае. И ещё билась мысль, что, выбери я в начале другую сторону или откажись выбирать вовсе, ситуация не изменилось бы, всё равно пришло бы к подобному. И, возможно, тогда я так же как сейчас, сам того не зная, стрелял бы в Пашку, а он так же лежал бы убитым у моих ног, столкнись мы в одной точке по разные стороны баррикад...
  
   Молча я сменил обойму в браунинге и убрал в подмышечную кобуру. Затем так же молча стал перезаряжать револьвер. Паша ни слова ни говоря уже занялся тем же самым. Жизнь ещё ранее научила нас, что оружие должно быть всегда готово к стрельбе. Потом, стараясь не наступать на убитых, прошёл в комнату, поднял винтовку, из которой стрелял, и вышел из помещения. Оставаться здесь нам было опасно. Павел шёл рядом, губы его были сжаты, а между бровей хмурилась небольшая складка. И сам он стал выглядеть старше. Вот так и взрослеют в войнах вчерашние молодые и романтичные парни, подумалось мне.
  
   Из Москвы прибывали одно за другим подкрепления, в отсутствие боевых действий с белочехами в европейской части, красноармейских частей хватало. А сопротивление восставших, напротив, стало слабеть. Где "снайперами", где пушкой броневика прямой наводкой, но пулемёты противника удавалось постепенно подавлять, и "белые" теряли квартал за кварталом. А через пару дней, когда их добровольческие отряды стали разбегаться, красные заняли центр Ярославля, а разрозненные остатки белых, среди которых был опять ускользнувший Савинков, ушли по Николаевскому мосту за Волгу и, пробившись через заслоны красных, рассеялись по одиночке по деревням и дорогам. Как мы потом узнали, важную роль сыграла наша диверсия с гранатами: были уничтожены, убиты или тяжело ранены члены штаба восстания, почти все старшие офицеры, а Савинков был легко ранен и контужен, так что участия в дальнейшем восстании не принимал. Эти взрывы сильно подорвали и боевой дух мятежников, и внесли неразбериху в управление боевыми действиями. В итоге красные воевали с добровольческими отрядами без единого командования. А бутылка с керосином устроила пожар на штабном этаже, который восставшим удалось потушить, и здание не выгорело, но сгорели все списки добровольцев, разбитые на отряды, с их адресами и фамилиями командиров. Данный факт сильно способствовал разбеганию добровольцев и затруднил последующую работу ЧК по выявлению активно участвовавших в мятеже, но меня не сильно огорчал, а даже наоборот - возможно, думал я, кто-то из ярославцев по молодости или дурости записался в добровольцы, но затем передумали, разбежались, и не осталось следов их неправильного выбора. А замешанных в преступлениях и жестоких расправах, особо активных мятежников и без всяких списков запомнят и найдут.
  
   И что не менее важно - город Ярославль остался цел и почти невредим, не считая следов от пуль или повреждений от шрапнели, выпущенной пушкой броневика. В моей прошлой истории мятеж подавляли пятнадцать дней артиллерийской бомбардировкой, так как у наступающих красных тогда была такая же численность, как и у обороняющихся белых, при большой плотности "белого" пулемётного огня. Штаб белых тогда действовал всё время, и было в достатке грамотных офицеров, а красные в той реальности пытались штурмовать город разрозненными отрядами без единого командования. И, испугавшись последствий мятежа или выступлений навстречу им интервентов, красные подавляли тогда мятеж как могли. Артиллерия полностью разрушила в той реальности треть Ярославля, а что не смогли снаряды, то в городе уничтожили пожары. Некоторые районы стали руинами, были разрушены промышленные предприятия, а четверть ярославцев в прежней истории осталась без крыши над головой.
  
   Паша Никитин радовался победе над "контрой", и горевал от количества погибших, но ему не с чем было сравнивать. Я же ехал вместе с ним домой после расставания с Громовым еще и с чувством облегчения - пусть здесь, в этом мире, Ярославское восстание и случилось, но обошлось значительно меньшей кровью и меньшим ущербом, что не могло не радовать.
  
   Ехали мы домой, кстати, везя в Москву пойманного нами ранее Степана Рябого. Когда мы с Пашкой и с красноармейцами вошли в брошенную всеми милицию и, с трудом найдя ключи, открыли подвал, то Стёпа нас встретил как родных. Оказывается за эти дни о нём попросту забыли, вода в кувшине, которую ему хватило ума начать экономить, стала кончаться, а кормить его никто и не собирался. В эти минуты он готов был признать даже Советскую власть, которая дала ему воды и положенный продуктовый паёк...
  
  
  
  
   ******************************************
  
   Интересные ссылки:
  
   "Записки скучного человека". Дореволюционная Россия на фотографиях. Ярославль.
   http://fujifilm-artclub.ru/page/adaptive/id367530/blog/3099923/?ssoRedirect=true
  
   Лысков Д. "Великая русская революция, 1905-1922. Война: Волга - ключ к взятию Москвы. Ярославский мятеж."
   https://history.wikireading.ru/70526
  
   Лысков Д. "Великая русская революция, 1905-1922. Террор: Ярославль в руках мятежников."
   https://history.wikireading.ru/70527
  
   Лысков Д. "Великая русская революция, 1905-1922. Итоги мятежа. От белого террора к красному террору."
   https://history.wikireading.ru/70528
  
   Лысков Д. "Великая русская революция, 1905-1922. Итоги мятежа. Красный террор: идеологические основания."
   https://history.wikireading.ru/70529
  
   Лысков Д. "Великая русская революция, 1905-1922. Итоги мятежа. Террор на практике."
   https://history.wikireading.ru/70530
  
   В.Горелик. Савинковские мятежи.
   http://www.proza.ru/2018/05/15/869
  
   Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 1. Глава "Союз защиты родины и свободы".
   http://www.plam.ru/hist/krasnaja_kniga_vchk_v_dvuh_tomah_tom_1/p3.php
  
   Бонч-Бруевич М.Д. "Вся власть Советам!" Ярославский и муромский мятежи.
   http://militera.lib.ru/memo/russian/bonch-bruevich_md/23.html
  
   Воспоминания полковника П.Ф. Злуницына "Восстание в Ярославле в 1918 году"
   http://www.dk1868.ru/history/yaroslavl/zlunitsin.htm
  
   Историк Николай Рязанцев: Ярославский мятеж не был народным восстанием.
   https://regnum.ru/news/2443610.html
  
   Н.П. РЯЗАНЦЕВ. 1918: июльский мятеж в Ярославле
   https://yarwiki.ru/article/11/iyulskij-1918-g-myatezh-v-yaroslavle
  
   Н.П. РЯЗАНЦЕВ. 1918 - 1920: Ярославская губерния в годы гражданской войны
   https://yarwiki.ru/article/12/yaroslavskaya-guberniya-v-gody-grazhdanskoj-vojny
  
   Ярославль1918. Интерактивный рассказ.
   http://msyaroslavl.ru/yaroslavl1918
  
   Мифы и были Ярославского восстания.
   https://amonov.livejournal.com/657223.html
   Мифы и были Ярославского восстания. Часть 2.
   https://amonov.livejournal.com/657619.html
   Мифы и были Ярославского восстания. Часть 3.
   https://amonov.livejournal.com/657715.html
   Мифы и были Ярославского восстания. Часть 4.
   https://amonov.livejournal.com/658145.html
   Мифы и были Ярославского восстания. Часть 5.
   https://amonov.livejournal.com/658785.html
   Мифы и были Ярославского восстания. Часть 6.
   https://amonov.livejournal.com/659002.html
   Мифы и были Ярославского восстания. Часть 7.
   https://amonov.livejournal.com/659401.html
  
   Бронеавтомобиль "Гарфорд-Путилов"
   https://ru.wikipedia.org/wiki/Гарфорд-Путилов
  
  
  


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"