Цыбульский Владимир Евгеньевич : другие произведения.

Шуршавчики маленькая авантюрная повесть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Маленькая остросюжетная ироничная повесть о том, как интеллигентные люди заработали много денег, стали их делить и что из этого вышло

  ШУРШАВЧИКИ
  
  
   маленькая авантюрная повесть
  
  
  
  
  
   Когда подлетали к Барселоне, Генечка, настойчиво толкая себя в затылок, впихнул собственное лицо в прозрачное яйцо иллюминатора. Анестезированный ужасом увидел там внизу синюю водичку залива с плавающими на ней дынными семечками кораблей, лежащий косо плоский кусок берега, ленту пляжа и какие-то рафинадные домики. Откинувшись в кресле подумал, что если падать в море, то еще ничего, до берега близко, можно и доплыть и зашептал кому-то, в помощь кого сейчас верил, чтобы дал ему шанс вернуться на землю, а там - пусть делает что хочет.
   -Э-э,- да ты боишься,- разглядел вдруг Максим Максимыч и сказал назидательно:- Надо чаще летать.
   Генечка - художник, автор этих миленьких комиксных открыток, где смешные зверюги, названные Шуршавчиками, поздравляют друг друга с разными пустяками, а Максим Максимыч - ответственный секретарь издательства, выпускающего эти открытки. Их можно купить в любом городе на вокзале или в киоске и подарить когда хочешь и кому угодно. Перелистнув четыре картонные странички, все посмеются, а потом засунут открытку в стол, забудут о ней и станут жить дальше.
   И Генечка и Максим Максимыч - соучредители Открыточного Акционерного Общества и летят в Барселону по совету знающих людей вложить заработанные обществом деньги в покупку уютного массажного Салона в русском стиле на испанском побережье. В Барселоне их встречают компаньоны. Осталось только приземлиться.
   Генечка низенький, смешной, черноглазый с круглой головой и тонкогубым лягушечьим ртом. Когда волнуется - слегка заикается, когда выпьет, горячится и плачет. Максим Максимыч - очень крупный мужчина с висячими запорожскими усами. Оба по-зимнему в теплых сапогах, а Максим Максимыч в кожаном пальто на меховой подкладке и в высокой шапке из бобра. Соседи - люди, привыкшие зимой отдыхать на Канарских островах, покосились на них брезгливо в аэропорте и скоро перестали замечать.
   Генечка в первый раз летит за границу, а Максим Максимыч уже бывал и на отдыхе, и в круизах, и так просто. Одевается и держит он себя как вдруг разбогатевший обитатель медвежьего угла не из позы и хитрости, а потому что он таков есть на самом деле, никогда со стороны себя не видел и теперь уже, наверное, не увидит.
   Самолет вылетал в Барселону из Санкт-Петербурга, куда Генечка и Максим Максимыч ехали всю ночь в спальном вагоне. Максим Максимыч пил джин с тоником, разглядывал с каким-то восхищенным недоумением пачку только что отпечатанных комиксов и рассуждал:
   -Из такой ерунды - такие деньги. Кто бы мне сказал год назад, что я стану владельцем Салона в Испании, я бы его сразу к доктору послал. Ведь совсем загибались, зарплату месяцами не видели. А все Ролик с его газетой. Интеллигенты обнищали, газет никто не читает, сотрудники разбежались, по коридорам тараканы бегают, а он сидит в своем кабинете, чай пьет с утра до вечера и статьи сочиняет. Уперся: "Газету не брошу, газету не брошу..." Тоже мне газета. Камень на шее.
   И Генечка, и Максим Максимыч, еще год назад работали в одной из первых свободных газет, близкой московскому правительству. Редактором ее был Ролик - в прошлом историк и студенческий приятель одного из новых чиновников. Сначала все шло хорошо - редакция получила кредит и дом в центре города. Газета нравилась себе и читателям. На первой странице - строка из барда про дружбу. А потом с читателями что-то произошло, им стало холодно и скучно, а Ролик все сидел на своей кухне с разговорами и у костра с гитарой. Газета вспоминала, острила, размышляла, иногда пела тонким приятным голосом и читала стихи и книги вслух, но в гости никто не шел, компания распалась, все разбрелись по мелким делам со своими болячками. И только Ролик в тужурке из кожаных лоскутков сидел с оттопыренными ушами, бодая стриженой головой восходы и закаты, поднимая и спуская паруса и трубил о чем-то в поле, но его никто не слышал. Тираж падал и таял, как ноябрьский снег, денег не было, в редакции заколачивали окна и двери, правительство требовало возвращения кредита и подсылало чиновников бандитского вида.
   -Но ты все-таки не очень, - вступился Генечка. - Если бы не Ролик...
   -А что Ролик? - удивился даже Максим Максимыч.
   -Но ведь это он придумал открытки выпускать, - напомнил Генечка. - И помещения, чтобы деньги добыть на производство мы сдавали редакционные.
   -Идея, помещения, - проворчал Максим Максимыч. - У меня, может, сколько хочешь идей. А кто арендаторов нашел, с типографией договаривался, продажу наладил?
   -Ну ты и еще...
   -Вот то-то, - прервал Максим Максимыч. - Тебя кто в это дело втащил? Сидел бы, рисовал свои карикатурки в газете...
   -А все-таки нехорошо, - упрямился Генечка.
   -Что нехорошего?
   -Мы вот летим в Испанию, деньги везем, - при этих словах Генечка испуганно дернулся, хлопнул себя по внутренним карманам, убедился, что толстенькие кирпичики долларов на месте, перевел дух и продолжал. - Оделись, ремонты в квартирах... А Ролик в своих двух комнатах над газетой корпит. И ничего не видит вокруг себя. А ведь он тоже учредитель Открыточного Общества. Неправильно это...
   -Ну ты, правильный, - с досадой нажал Максим Максимыч. - Если ты такой правильный - оформи на его имя свою долю в Салоне. Он что говорил? "Берите, что хотите, делайте, что угодно, только дайте мне денег на выпуск газеты". Так было дело?
   -Ну, так.
   -Ну вот. Газета выходит, Ролик счастлив. А все остальное - наше!
  
  
  Максим Максимыч выпил, хмуро потрепал пачечку комиксов, бросил на стол, неохотно начал рассказывать:
   - Зашел я тут в редакцию перед отлетом - сидят, корпят над своими статейками, все потертые какие-то, убогие. Я им открытки наши бросил, сгрудились, смотрят, смеются. Ну я им и объяснил, чем надо заниматься, какая газета теперь нужна, кроссворды там, анекдоты, истории всякие страшные, девок чтоб голых побольше...
   -А они?
   -Сидят, рты открыли, слушают...
   Генечка представил, как журналисты слушают рассуждения бывшего завхоза редакции Максим Максимыча о том, как надо делать газету, и постарался больше об этом не думать.
   -Компаньоны меня наши беспокоят, - вспомнил вдруг Максим Максимыч тех, кто должен был встречать их в Барселоне.
   -А что такое? - насторожился Генечка. Свалившийся на него полгода назад достаток беспокоил своей внезапностью и необъяснимостью и вполне возможным и столь же внезапным исчезновением.
   - Да так, - Максим Максимыч покосился на Генечку, помялся и решил пока ничего не говорить. - Так, ерунда.
   Под утро уже в табачном дыму, под стук колес и недовольные крики соседей из купе за стенкой, что мешают спать, Максим Максимыч громыхал:
   -Салон - это только начало. Можно плиткой керамической торговать, бульонными кубиками, макаронами. Комиксы твои отдельной книжкой издадим на лучшей бумаге в жесткой обложке. Ты слушай меня, слушай...
   Максим Максимыч шел по планете, стряхивая снег с полей и раскалывая лед в озерах. Он крепко стоял на ногах, но Земли ему было мало. Компаньоны его уже не беспокоили.
   Генечка слушал с трудом. В голове тяжелый темный шорох, в глазах липкая кислая дрянь. Как заснул, Генечка не понял. Но перед сном аккуратно свернул куртку с кирпичиками долларов во внутренних карманах и положил под подушку, а сверху, собственную голову. Чтоб деньги можно было взять только вместе с головой.
   Проснулись уже в Петербурге, поезд стоял, на черном стекле масляные блики вокзальных фонарей, сошедшие с поезда идут, шаркая и переговариваясь. Отползали по перрону от поезда в город, Генечку вдруг пробила дрожь, он постучал осторожно кулаком по ребрам, но кирпичики долларовые не отозвались, куртки под дубленкой не было. Генечка бежал к вагону медленно, вязко, как во сне, видел, как подушку поднимает, а куртки там нет.
   И подушка была на месте, и куртка под ней, и деньги в карманах.
   -Забыли чего? - спросила заспанная проводница, а Максим Максимыч даже не заметил, что спутник его вдруг исчез и снова появился, но долго еще и в такси, и в аэропорте, и в самолете, Генечка вдруг видел: он наклоняется над сырой, серой вагонной подушкой, медленно приподнимает ее - куртки с деньгами там нет. И во сне потом мучило: медленно крадется он по поляне с курткой в руках, самая красивая бабочка на цветке перед ним, крылышками моргнула, вспыхнула красным-белым-черным, Генечка тут же накрыл ее курткой и своим упавшим телом, лежит, медленно отворачивает куртку складка за складкой и вдруг ворохом из-под куртки - стодолларовые купюры. Заклубились роем, смеясь улетели. Генечка лежит лицом в траве, видит, как муравей ползет по стеблю, дразнится:"Не поймал, не поймал!"
  
  
  
  
   На таможне чиновница с никаким лицом проглядела декларацию, спросила казенно:
   -Какую-нибудь еще валюту везете?
   -Да у нас полные карманы валюты! -закуражился вдруг Максим Максимыч.
   Таможенница посмотрела на него удивленно.
   -Это он так шутит, - объяснил Генечка.
   Генечка не испугался. Ему просто стало неловко за Максим Максимыча.
  
   Только два пассажира сошли с трапа самолета в Барселоне, остальные летели дальше, на Канары и видели из салонов разных классов серое летное полотно, стеклянную галерею, солнечное ветреное небо, растопыренные пальцы пальм, две удаляющиеся темные фигуры в зимних шапках и сапогах, одна в дубленке, другая в кожаном пальто.
  
   Генечку и Максим Максимыча встречали директор Открыточного Акционерного Общества Юра Бобков, жена его Жозефина Павловна и два рекламных менеджера Виталик и Стасик, прозванные по молодости и для простоты заглазного общения Витасиками.
   Юра, провинциальный интеллигент, в директоры попал из обозревателей газеты, принеся себя в жертву делу спасения редакции и тонкому нюху Жозефины, дамы предприимчивой, угадавшей в хрупком начинании будущий денежный размах. Как только пошли первые деньги, Жозефина въехала на правах помощника со своим столом в кабинет мужа, а скоро непостижимым образом и в само Открыточное Общество на правах акционера. Витасики, ушедшие в бизнес с первого курса строительного института, выглядели как законченные недотепы и умело этим пользовались, втихую пуская рекламные деньги на собственные коммерческие предприятия. В последнее время Жозефина и Витасики радушно раскланиваясь на людях, вели изнурительную борьбу за черную кассу, куда со слов заглянувшего туда однажды краем глаза Максим Максимыча, доллары утаптывали ногами. В последнее время все трое наперебой умасливали Генечку и Максим Максимыча, суля несомненные выгоды за поддержку на скандальных собраниях акционеров и мечтая избавиться друг от друга раз и навсегда.
   -Откуда у парня Испанская грусть? - приветствовала Генечку и Максим Максимыча Жозефина, полненькая, с круглыми выпуклыми детскими глазами; толстенькие ручки и шея все в младенческих перетяжках.
   -Ребята, Гренаду он в книжке нашел, -растягивая в улыбке тонкогубый лягушачий рот отозвался Генечка.
   Витасики ничего не поняли и засмеялись - Виталик тощий и длинный с большим крючковатым носом, Стасик рыхлый, сонный, исчезающий - заглянешь в глаза, в них нет ничего.
   -С приездом, друзья! - сказал радушный Юра Бобков.
   Максим Максимыч подозрительно покосился на встречавших: "О чем они тут говорили, пока нас не было?".
  
  
  
   В ранних синих сумерках Барселона напомнила Генечке Ялту: темная зелень в феврале, жизнь без снега, запах моря и порта. Светофоров было много и маленькие юркие мопеды с зажженными фарами шныряли в плотном потоке машин ослепительными светляками. Отель стоял на бульваре, а в дверях стоял швейцар совершенно попугайский: в фуражке с галунами, красном кителе с золотыми пуговицами, зеленых штанах с генеральскими лампасами.
   Максим Максимыч заглянул к Генечке в номер, похлопал рукой по плюшевому покрывалу на кровати, бутылочки из мини бара вытряхнул в хрустальную вазу, выпил, сказал таинственно:
   -Что-то здесь затевается. Ты погуляй пока по городу, на глаза им не показывайся. А я порастрясу Жозефину и Витасиков.
  
   Бульварчик, как бульварчик. Чистенький, с чинной толпой гуляющих. Много яркой разноцветной прессы на стеллажах и такой же пестрой живности - красных рыб в прозрачных слезах аквариумов, тропических бабочек в черных рамках под стеклом, попугаев и канареек. Открытые двери по обе стороны бульвара в кафушки и магазины и белые полосы света из них.
   -Как спокойно, - удивленно подумал Генечка. - Гости на даче? Праздник в коммуналке? День рождение воспитанников детдома?
   Все не то. Так безбоязненно и радушно не живут в нашем доме. И на погостах нет покоя.
   На вымытых плитках бульвара десяток гуляющих наблюдают за манипуляциями уличного артиста, мима, клоуна. В черном обтягивающем трико и черной шапочке. Белые перчатки, белые туфли. Лицо под толстым слоем белил совершенно неподвижно. Живут глаза.
   Мим - гадалка, предсказатель, астролог. Он - деревянный, кукла, божок, талисман. Стоит неживой и твердый - манекен, восковая фигура. Дама из гуляющих подошла, дотронулась до руки в черном трико - кукла ожила, задергалась в механических па, отъехала назад, в сторону, вернулась. Клоун заглянул даме в глаза и тут же изобразил и маленькую квартирку, где так пусто вечерами, и одиночество, и ожидание, и редкие короткие звонки взрослой дочери, и маленькую капризную собачку, последнюю заботу дамы. Дама засмеялась и заплакала. Зрители зааплодировали. В руках у дамы - пакетик с собачьим лакомством, только что купленный на бульваре.
   Генечка подошел к миму поближе, чтобы понять, как он это делает. Клоун дернулся, повернулся вокруг оси, Генечка очень близко увидел сквозь прорези в белой маске живые глаза в красных жилках. Глаза смотрели серьезно и печально, рот растягивался в тонкогубую лягушачью улыбку. Кукла отодвинулась, стала вдруг очень мягкой, тряпичной, безвольной, потом резиновой и упругой как мячик, прыгающей под ударами чьих-то рук, потом вязкой и податливой, как пластилин. И снова застыла - белая маска, живые глаза смотрят на Генечку внимательно и строго. Генечка улыбнулся, пожал плечами, повернулся и побрел по бульвару. Зрители смотрели ему вслед.
   Возле клеток с птицами остановился. Желтые, оранжевые канарейки - две-три свистели в свистульки с горошинкой, другие скакали с жердочки на жердочку как заведенные.
   -Шуршавчик, - вспомнил Гнечка.
   Такое существо в перьях с наивными глазами. Абсолютно беззащитный, всем верит.
   "Шуршавчик и Птица",- потрогал сюжет Генечка.
   Шуршавчик на бульваре. Птицы в клетках. Заглядывает в клетку - глаза сквозь решетку. Озадаченно смотрит на свои перья. Машет руками, пытается улететь. Птица скачет с жердочки на жердочку. Шуршавчик покупает птицу, открывает дверцу: "Лети!" Птица просовывает голову в дверцу, орет: " Неси домой, кретин! С утра сижу! Задубела вся!"
  
   Увидел ювелирный магазин с табличкой на стекле "Говорим по-русски", вспомнил про подарки домашним, зашел.
   Цепи и жемчуга на черном бархате, остренькие бриллиантовые грани, зеленоглазые золотые змейки.
   -Так что там парень в Гренаде нашел? - промурлыкала хрипло, немузыкально Жозефина, хлопнув Генечку по плечу.
   Застигнутый врасплох Генечка обернулся, заморгал, заулыбался:
   -Не нашел. Ищет.
   -Золото-бриллианты? Правильно! А мне как раз поручено, несмотря на наше непростое финансовое положение, помочь выбрать вам подарки домашним. Фирма оплачивает. В разумных пределах.
   -А у нас непростое финансовое положение, - игриво заметил Генечка.
   Круглые глаза широко распахиваются, пухлая грудь жмется к генечкиной руке, Жозефина шепчет:
   -Ох, в какие мы долги залезли, чтоб этот Салон купить! Все заложили - и квартиры, и дом. А по счетам из типографии не плачено. За аренду помещения тоже. И Ролик денег на газету свою требует! Мы его в последний раз предупредили, если газета будет убыточной, придется выпуск приостановить!
   -Постой, постой, - не понял Генечка. - А зачем нам тогда этот Салон? Кто вообще все это придумал?
   -Витасики, - с готовностью отозвалась Жозефина. - Они директора нашего (мужа то есть моего) просто охмурили. Мол, положение шаткое, умные люди деньги за границей вкладывают. А Русский Массаж, то что нужно. Сами ничего не умеют. Только помещение нашли. Я тут всего три дня, а уже и Управительницу нашла и персонал подобрала.
   Генечка озадаченно смотрел в круглые глаза Жозефины.
   -Ну тебе наши проблемы ни к чему, - спохватилась Жозефина.- Ты ж у нас художник. Так что пользуйся добротой нашего директора (мужа моего), выбирай себе подарки.
   -Да не нужно мне никаких подарков, - возмутился, наконец, Генечка. - И Салона этого вашего не нужно.
   -Ой да брось ты. Не бери в голову, - досадливо отряхнулась Жозефина и со знанием дела повела толстеньким сосисочным пальчиком по стеклу над сидящими в бархатных гнездах золотыми вещицами. - Рекомендую посмотреть вот это, это, ну и вот это тоже.
   Отстукала коготком по стеклу, махнула хозяйке рукой, обслужите, клиента!
   Скуластенькая испанка подошла, с любопытством оглядела странную пару:
   -Э-э-э... плиз, сеньеритас..., - раскрыв пальцы в кольцах веером, подминая прилавок животом силилась завести беседу Жозефина.
   -Выбрали что-нибудь? - мило улыбнувшись, сыграв черненькими смородинными глазами, спросила девица.
   -Вы что? Русская? - Ахнула Жозефина и, не дожидаясь ответа, подхватила Генечку под руку, выпихнула на улицу.
   -Да чего ты? - вырывался на бульваре Генечка. - Там же табличка была, говорим по-русски. Нам-то что?
   -Ты видел табличку и меня не предупредил? - Набросилась Жозефина. - А я про сделку спокойно так...
   -Ну и что?
   -А то. Про незаконный вывоз капитала забыл?
   -Скажи еще, за нами следят. А эта девица - агент ФСБ.
   Жозефина прыснула, махнула пухлой ручкой, отдышалась, сказала:
   -Рассмешил. Это директор (муж мой) всего боится. Трясется весь, что нас тут с деньгами наличными поймают. Ты уж ему не говори, что я так прокололась, он себя изведет страхами. Завтра за подарками пойдем. А сегодня в семь будь в номере. Будем Салон смотреть.
   Махнула ручкой. Исчезла за углом.
  
   Салон в портовом переулке смотрели маленькой приемной комиссией - впереди хозяйкой Жозефина, за ней гостями Генечка и Максим Максимыч, в хвосте, тихо переговариваясь, Юра Бобков с Витасиками.
   Салон Генечке показался довольно уютным, Максим Максимычу - подозрительным.
   Дверь с улицы в небольшой зальчик - стойка с бутылками и кофеваркой, пяток столиков, деревянные панели на стенах, гравюрки с изображением гигантских кренделей и куличиков знаменитого собора. Задняя дверь открывалась на площадку с винтовой лестницей и комнатами - три внизу, пять наверху.
   Жозефина, позвякивая ключами, озабоченно отпирала двери, заходила в комнаты, зажигала бра над кроватями, пружинила матрасы, проверяла краны в душах, журчала бидешками.
   -Да что здесь раньше-то было, - теряя терпение завопил Максим Максимыч.
   -А раньше, - нежно подхватывая Максим Максимыча под руку и прижимаясь к нему плечом задышала в щеку Жозефина, - здесь был отель.
   -Бордель!
   -Нет, Максик, с этим тут строго. Хотя, конечно, там где матросы гуляют, всякое случается. Но все в наших руках. Что мы из этого захотим, то и сделаем. И вообще - прошу к столу.
   В зальчике при входе кто-то сдвинул столики, накрыл их скатертью, расставил тарелки, бутылки и бокалы, зажег свечи.
   Из-за барной стойки выходила худая старуха с длинным желтым лицом в черном платье с белым кружевным воротником, приносила икру, селедку, черный хлеб, соленые огурцы и большую суповую миску с обжигающим рассольником.
   -Знаете кто это? - хриплым шепотом подтянула к себе мужские головы Жозефина. - Русская княгиня. Последняя из древнего рода. Вывезли в тридцатые годы из Сибири под днищем товарного вагона. В Харбине у нее был свой ресторан. Заведовала кухней у Франко. После войны скрывалась, последние годы подрабатывала на кухне посудомойкой. Мне все это в Русском бюро по трудоустройству рассказали. А я, как узнала, предложила княгине место Управительницы Салона.
   -Она неплохо сохранилась, - уважительно заметил Генечка.
   -Неплохо? - возмутился Максим Максимыч. - Да ее точно с ледника сняли.
   -А если она разморозится? - брякнул Виталик.
   -Надо кого-нибудь помоложе, - протянул Стасик. - Она нам всех клиентов распугает.
   -А не хотите, как хотите, - кокетливо отступила Жозефина. - Отправим на кухню.
   -А все-таки приятно - Управительница Салона - русская княгиня, - сказал добродушный Юра Бобков и предложил: - Давайте кушать.
   Переезды под днищем вагона даром не проходят. Еда была порядком выварена, пересолена и так горяча, что лишала едока вкуса после первой ложки. Зато водка была с мороза, с ледника и стопки наполнялись мгновенно, за чем особенно следила ставшая необычайно хлопотливой Жозефина.
   Добродушный Юра Бобков очень скоро расчувствовался до слезливости. Дирижируя вилкой русским хором, звучавшим из-за стойки, он говорил расслабленно:
   -Друзья как это чудно! Мы здесь, все вместе. Все это наше. Так хорошо!
   -Да я вот ему только что втолковывал,- с нажимом объяснял, распрямляя плечи, Максим Максимыч Жозефине:- Идея идеей, а арендаторов кто нашел? Печать, продажу, кто наладил?
   -Максик, ты - чудо! Я тебя люблю!- жалась к Максим Максимычу Жозефина, эаглядывая ему в лицо круглыми детскими глазами.
   -А все-таки, зачем нам этот салон понадобился? - блестя глазами цеплялся Генечка к Витасикам.
   -А деньги? - проснулся вдруг вечно сонный Стасик. - Ты от открыток своих много денег видел?
   -Ну, видел кое-что, - промямлил Генечка.
   -И не увидишь, - встрял вдруг тощий Виталик.
   -Все деньги в черной кассе, - ковыряя в скатерти говорил как бы сам себе сонный Стасик. - А ключ у Жозефины с Юрой. А тут тебе - Испания. Никакого черного нала. Каждый совладелец получает свою долю прибыли.
   -Отлично! - кричал Генечка, начисто забыв про крепкие долларовые кирпички, которые только что сгружал из карманов куртки в руки Жозефины. И тут же, перебивая похвальбу Максим Максимыча: - А мы не все здесь собрались! Где Ролик? Почему он остался в Москве? У него тоже право есть!
   Все вдруг стихли.
   -Ты опять за свое? - возмутился Максим Максимыч.
   -Не трогай его Максик, - висла на Максим Макисимыче Жозефина. - Он у нас справедливый!
   -Друзья. Не будем ссориться, - из последних сил пролепетал Юра Бобков. Махнул рукой кому-то за стойкой, дверь в номера растворилась и под звуки хора оттуда запрыгали, как мячики, упругие девицы в розовом белье и белых париках.
   -Это что? - оторопело спросил Генечка, подавленный обилием распаренного тела, жирной помады, черной туши на ресницах.
   -Смотр будущего персонала, - объявила Жозефина.
   -На кого-то все они похожи, - переводя взгляд с девиц на Жозефину, едко заметил Стасик.
  
   Шуршавчик просыпается с похмелья. Пить хочется. Сам весь мокрый, а воды нет. Темно и писать хочется. Ссохшийся, сморщенный танцует на месте, держась за библейское место. Вдруг понимает: влага вокруг. Он замкнут во влажные стенки. Вспыхивает свет, шуршит ткань. Шуршавчик в повисшей над белым фарфором прозрачной капле. И с первой струйкой летит и плюхается в унитаз.
   Генечка со сна нажимает зубами на пересохший язык, смазывает слюной горящие десны и щеки, ворочается, стонет.
   Шуршавчик на проволоке. Холмик перьев с доверчивыми глазами.
   Смотрит налево, смотрит направо - проволока идет подозрительными волнами. Шуршавчик бочком, бочком, продвигается по проволоке. Проволока закручивается в петельку, холмик. Что это? Трогает пальчиком - упруго. Озадачен. Раскадровка - планы мельче, мельче, как отъезд камеры. Последний кадр: Шуршавчик стоит перед соском, на женской груди, линия тела, мягкое бедро, мохнатый холмик лобка. Обнаженная спит, закинув руку за голову, чуть согнув и раздвинув ноги, с Шуршавчиком на груди.
  
   Максим Максимыч вполз к Генечке в номер как побитый, тихий, с висячими усами и бровями. Сел в кресло на краешек, сидел, держась за голову, раскачиваясь, постанывая.
   -Ну что?- высовываясь из-под одеяла, спросил тревожно Генечка. - Что случилось?
   -Да проиграл я, - угрюмо сказал Максим Максимыч.
   -Что проиграл?
   -Да все. Все деньги которые вез.
   Генечка подскочил, заметался по кровати, подбежал к куртке на стуле, пощупал в карманах - пусто, под майкой что-то дернулось, оборвалось, оборачиваясь уже вспомнил: поднимает подушку - куртка на месте, доллары в карманах, и потом он выгружает их в номере Жозефины, шутливо требует расписочку, получает хохотливый отказ, мим на бульваре, Шуршавчик и Птица, салон, резиновые девицы, дальше - не помнит. Какое- то копошение, шуршание, теплые капли... Обнаженная спит, закинув руку за голову, чуть согнув и раздвинув ноги. Шуршавчик на груди. Сон.
   Но денег он не терял.
   -И много там было?- облегченно трепыхнулась в Генечке жалость.
   -Треть стоимости этого их Салона, - хватаясь за голову мычал Максим Максимыч.
   -Сколько, сколько?
   -Столько, столько...
   -Как же это получилось?
   -Да не по-о-мню я, - раскачиваясь выл Максим Максимыч. - Девицы голые пляшут, Юрка осоловел совсем, ты исчез куда-то, а Жозефина жмется ко мне как кошка.
   -Ну?
   -Ну, я завелся. Говорю: "Пойдем, посмотрим комнаты. Я там не разглядел кое-что".
   -А она?
   -Хохочет, говорит: "Это в тебе воздух салона бродит. Тебе освежиться надо" Налила мне чего-то, заставила выпить, выпихнула на улицу, идет рядышком, виснет на мне, кричит: "Устрой мне Максик праздник, я с тобой такая смелая!"
   -А дальше?
   -Куда-то мы заходили, что-то пили еще. Потом яркий свет, колесо это красное крутится, спицы мелькают, Жозефина шепчет что-то, а я не слышу, стою перед рулеткой, как завороженный.
   -Она что, тебя не отговаривала?
   -Да я не слышал, говорю тебе. В общем проснулся у себя в номере, в карманах фишек долларов на сто, а денег нет. Чего я дурак Жозефине сразу деньги не отдал?
   -А ты точно не отдавал?
   -Точно. Все боялся, они нас кинут, оформят Салон на себя. И в номере оставлять побоялся - ограбят. Так с собой в Салон их и потащил.
   -А может тебя обокрали?
   -Кто? Я у себя в номере ее шляпку обнаружил и еще кое-что из женского туалета. - Максим Максимыч запнулся, затуманился, тряхнул головой: - Значит Жозефина меня в номер и привела.
   -А может?..
   Максим Максимыч и Генечка посмотрели друг на друга. В дверь стучали и Жозефина протяжно и ласково звала из коридора:
   -Генечка, открой! Максик у тебя, я знаю!
   -Ну и что же ты, мой друг, учудил? - нежно и заботливо спросила, войдя, Жозефина.
   Максим Максимыч раскачивался, держась за голову, стонал:
   -Отдам я, отдам, все продам и отдам!
   -Как же все это произошло?- точно об общем знакомом, попавшем под трамвай, спросил Генечка.
   -Да вытащила я его освежиться, - усмехнулась Жозефина. - Он сначала все в кабаки меня тянул.
   -А ты?
   -А я за ним, как верная жена. Я же знаю, как он гуляет. Спасала древний город от разрушения.
   -А потом?
   -А потом он казино увидел и завелся. "Я, говорит, - всю жизнь мечтал на красное поставить. В первый раз, - говорит, - должно мне повезти!"
  -И как?
  -Накупил фишек золотых, - поставил на красное на семнадцать...
  Максим Максимыч опустил руки, перестал раскачиваться, слушал с интересом.
   -И...
   -И выиграл!
   Максим Максимыч с треском хлопнул ладонью по колену.
   -Что тут началось! Оркестр задудел, испанцы залопотали, перед Максом гора золотых фишек. Я его под руку к выходу тащу, он - ни в какую.
   -Дальше, - потребовал Максим Максимыч.
   -Дальше просто кошмар. Оркестр туш играет, испанцы шампанское хлещут за Максов счет, а Макс глохчет коньяк из фужера, орет "Где мои семнадцать лет, на Большом Каретном" и ставит, все что выигрывает то на семнадцать, то на зеро. И горы фишек перед ним растут.
   -Я говорил - должно мне повезти. - щелкнул пальцами Максим. Максимыч...- Я же говорил...
   -И как все кончилось? - стараясь не смотреть на Максим Максимыча, спросил Генечка.
   -Спустил он все за одну секунду. Как неумелый любовник.
   -Я отдам, все продам и отдам... - снова закачался Максим Максимыч.
   -Жозефина помолчала, шевеля губами, что-то высчитывая, покачала головой:
   -Пожалуй нет.
   -В каком смысле? - не понял Максим Максимыч.
   -Даже если все, - нажав на коротенькое слово подытожила Жозефина, - продашь, все равно деньги не вернешь.
   -Ну тогда, - вскочил Максим Максимыч, - Где тут их знаменитый собор? По крайней мере это будет красиво.
   -Ничего красивого, - возразила Жозефина. - Кучка тряпья с усами. Это вместо денег-то!
   -Но что же делать? - в отчаянии завопил Максим Максимыч.
   -Не знаю. Раньше надо было думать. А не таскаться в казино с казенными деньгами, - сурово вставила Жозефина. - Ладно. Пошли к директору (мужу моему). У него есть план. Только чтоб не дергаться. Что скажут, то и будешь теперь делать. Игрок.
   Жозефина решительно и не оглядываясь пошла к двери. Максим Максимыч мешком последним с конца борозды студенческой картошки тяжело потащился за ней - на погрузку в застрявший посреди колхозного поля грузовик.
  
   Пока Генечка принимал душ, кто-то бесшумно и ловко сервировал журнальный столик перед кроватью - черный кофе, тоненький кружок омлета, маслице, булочка, ломтик лимона.
   После душа ноющее темное поле в голове съежилось, затвердело, горошиной откатилось к виску, сопровождая движения несильной пульсирующей болью. От черного кофе горошина стала плотней и как Генечка не пытался ее расколоть, ничего не получалось, а имено в ней, Генечка знал это точно, хранилось и пугало неизвестностью воспоминание об остатках вчерашнего вечера. Что делал Генечка в Салоне после появления девиц, куда он потом исчез и как потом появился в номере гостиницы - неизвестно.
   Проверил часы, деньги, обратный билет, документы. Все было на месте. Паспорта не было.
   -Так, - сказал себе Генечка, - заметался по комнате, разворотил постель, перевернул сумку, выдвинул ящик из тумбочки, прополз вокруг кресла, вывернул карманы дубленки, развязал уши на шапке, вытряхнул сапоги.
   -Ты что-нибудь ищешь? - спросил вошедший без стука Стасик. Виталик сидел в кресле, вытянув ноги, с удовольствием наблюдая Генечкино смятение.
   -Да нет. Это так. Уборка территории, - помахал сапогом в воздухе, бросил его небрежно в угол Генечка.
   -Может быть здесь то, что ты ищешь? - спросил Стасик, протягивая Генечке жел
  тый незапечатанный конверт.
   Треугольник сверху отвернулся, приоткрыв малиновый краешек казенной книжечки. Генечка удивленно глянул в убегающие глаза Стасика, потянул паспорт из конверта.
   Блеснул орел, мелькнула на первой странице обожженная вспышкой физиономия Генечки. С легким стуком выпал на столик снимок: плотненькое голое тело девицы в белом парике (лицо с потекшими глазами, полусогнутые ноги раздвинуты, рука заброшена за голову), рядом на подушке лицо Генечки - абсолютно безумное, с лягушачьей ухмылкой.
   -Ничего девочка, - со знанием дела отметил из кресла Виталик.
   -Чуть полновата, - хмыкнул Стасик.
   -Ай! - вскрикнул Генечка. Плотная горошина выстрелила в висок. Генечка вспомнил все: маленькое теплое ласковое нечто у себя под мышкой, острую жалость, восторг, обещания, влажный полет к белому взрыву. Закрутился на месте, сел на пол.
   Стасик перевернул снимок, медленно внятно прочел:
   -"Привет из Барселоны!" Хороший ход. У тебя жена как к таким вещам относится?
   -Жена? Да не-ет, ребята, если жена об этом узнает... Ну ладно, это что - розыгрыш? Откуда у вас снимок?
   -У нас? - Удивился Стасик. - У нас никаких снимков нет. Нам по ошибке под дверь подбросили.
   -А у тебя проблемы, - напомнил из кресла тощий Виталик.
   -Вы что, правда об этом ничего не знаете? - беспомощно озираясь, спросил Генечка. Ниточка надежды выпала из рук. На конце зажглась, зашипела звезда. Понесла, подбрасывая в искрах, желтый конверт прямо под дверь маленькой квартирки в кирпичной пятиэтажке, прожгла дыру в стенке на кухне, взлетела на кухонный столик под зеленой лампой и там взорвалась.
   Пришла очередь Генечки, скорчившись, держась за голову, раскачиваться и мычать.
   Стасик, кряхтя, присел на корточки, постучал согнутым пальцем Генечку по голове.
   -Мы попробуем уладить это дело, - сладко посапывая сказал Стасик. - Может ты еще получишь снимки и негативы и полетишь спокойненько домой. Может никто ничего и не узнает.
   Генечка схватил Стасика за руку:
   -Так это вы? Ох ребята, как вы меня напугали. Нельзя так шутить.
   -А кто тут шутит? Повторяю, мы к этому, - Стасик помахал карточкой перед носом Генечки, - никакого отношения не имеем. Но мы могли бы попробовать уладить это дело.
   -Дело рискованное, - напомнил Виталик из кресла.
   -Возможны расходы, - уточнил Стасик.
   -Да что вы, ребята, берите все, что у меня есть, - засуетился Генечка.
   -Все что у тебя есть, нам не нужно.
   -А что вам нужно?
   Стасик посмотрел на Виталика.
   -Нам нужно, чтобы ты передал нам в управление свои акции.
   -Да зачем они вам сдались? - удивился Генечка.
   Стасик вздохнул и выпрямился. Виталик сказал грубо: "Ну это уж наше дело",- и тоже встал.
   -Согласен, согласен, - закричал с пола Генечка. - Вы ведь все равно потом акции мне вернете, правда?
   -Ну, разумеется, - пожал плечами Стасик.
   -А когда...- осторожно начал Генечка.
   -Посиди в номере, - тоном доктора, рекомендующего инфарктнику лежать и не вставать, посоветовал Генечке Стасик. - Дверь никому не открывай. На стуки и звонки не реагируй. Через час мы вернемся.
   Щелкнув замком, Витасики вышли.
   Генечка упал лицом в подушку. Вспомнил, как посмотрел, уходя, на него Стасик. Никуда не убегали его глаза. Они были цепкие, хваткие, неприятные. Генечка спохватился, дернулся к журнальному столику. Конверта с паспортом и карточки не было.
  
   Шуршавчик у телевизора. Смотрит на разгулявшуюся братву: похищают, вымогают, убивают, оскорбляют. Ежится, глаза круглые, пальчик ко лбу. Представляет: вот к нему подступают братки - бритые, сопящие, в цепях и мобильниках. И что он может сделать? Надо вооружаться! Исчезает, появляется с дубинкой и газовым пистолетом. Замахивается дубинкой, бьет себя по голове. Трет лоб, исчезает, появляется в хоккейном шлеме. Стреляет из пистолета, вдыхает газ, льет слезы. Исчезает, появляется в противогазе. И, наконец, распахивается дверь парадного, Шуршавчик выходит на прогулку: в костюме против радиации, противогазе, шлеме, с дубинкой и газовым пистолетом. Все врассыпную!
  
   Нотариальная контора, оказалось, стоит прямо на набережной - стеклянный кубик между магазинчиком купальных принадлежностей и рестораном. Под полосатым матрасным козырьком от солнца две маленькие вывески: одна, судя по некоторым буквам сообщала о наличии в стеклянном кубике нотариальной конторы, другая коротеньким понятным словом рекомендовалась как "Банк".
   -Очень удобно, - довольно просопел Стасик, - все юридические и финансовые операции в одном месте.
   -А банк твой не лопнет? - грубо спросил Максим Максимыч. Накануне вечером он заглянул к Генечке и, не заходя в номер с порога пробурчал: " В общем мы с Юрой и Жозефиной разобрались. Недостачу они покроют. Я с ними потом рассчитаюсь. А ты об этом не трепись. Особенно с Витасиками. И номер проветри. Дышать нечем.
   Генечка, только что закончивший жечь карточки и негативы, с удивлением принюхался, замахал руками, разгоняя дым, и обещал молчать.
   -Это - филиал Испанского государственного банка, - широким жестом представил помещение Стасик.
   -Такие не лопаются, - пояснил Виталик.
   В конторе Витасики чувствовали себя как дома: опустили жалюзи, разложили на круглом столе пачки бумаги и ручки, расставили стаканы, достали из холодильника воду и сок. Витасики уж с год мотались в Испанию, устраивая какие-то свои дела. И салон этот, и контору, между прочим, нашли они.
   -А что, в конторе никого нет? - Подозрительно спросила Жозефина. - Персонал-то где?
   -Сиеста у них, - лениво отозвался Стасик. - Испанцы. Тут работают, чтобы жить...
   -А не живут, чтоб работать, - подхватил Виталик.
   -Друзья, давайте садиться, - пригласил Юра Бобков и занял председательское кресло с высокой спинкой.
   Генечка сел, стараясь на Витасиков не смотреть. Подписав бумаги о передаче акций и получив паспорт, негативы и жуткие эти карточки, он все-таки бросил на прощанье Витасикам:
   -Знаете как это называется?
   -Это называется "бизнес",- приподняв палец отозвался Стасик. А Виталик ничего не сказал и посмотрел на Генечку светло и ласково.
   Максим Максимыч забулькал минералкой. Ему явно было не по себе. Он тяжко думал и иногда исподлобья поглядывал на Жозефину. О том, какой ценой Жозефина согласилась замять дело с растратой акционерских денег, Максим Максимыч Генечка не сказал ничего. Но Генечка догадывался.
   Стасик разгладил листки, сложил ручки, как священник, тихо покашлял и сказал:
   -Нотариус здесь отличный. Сын реэмигрантов из России. Вырос на Кавказе. Учился в Гарварде. Неплохо говорит по-русски. Знает нашу специфику.
   Генечка не удержался и поднял глаза на Стасика. Стасик ему кивнул. В комнату вошел молодой человек тонкий, ловкий, в отличном костюме и с дорогими часами на запястье.
   -Роланд Магеладзе, наш нотариус,- представил Витасик.
   -Что за фамилия такая? - тихо кольнула Стасика Жозефина.
   -Мать грузинка была, - хмыкнул тот в ответ.
   Нотариус поочередно, пристально глядя в глаза, пожал руки акционерам, Жозефине поцеловал пухлую ручку в младенческих перетяжках, выдернул кресло, сел, придвинулся, расстегнул пиджак, достал пачку визиток, ловко веером раскинул их, как карты по столу каждому участнику сделки.
   -Сначала деньги, - погладив себя по галстуку с легким кавказским акцентом сказал Магеладзе.
   Стасик посмотрел на Юру. Юра посмотрел на Жозефину. Жозефина поморщилась: "Ну что ж теперь делать" и кивнула. Юра поставил на стол тяжелый целлофановый пакет из фирменного московского магазина.
   -А будьте добры, пройдите в отделение банка, - выбросив ладонь указал курс на дверь нотариус. - Можете взять провожатых.
   Юра со Стасиком вышли.
   -А какова, собственно, процедура? - въедливо спросила Жозефина.
   -О! Очень просто! - обнаруживая Гарвардский акцент, с готовностью начал объяснять Магеладзе. - Сейчас на имя каждого из вас будет открыт счет в банке. Затем деньги с этих счетов будут переведены на счет продавца. Нынешний владелец помещений передает все права вновь организуемому акционерному обществу. На первом же заседании вы выбираете Президента и Директора, которые будут управлять вашей недвижимостью. Передайте мне ваши паспорта, пожалуйста.
   Все действительно было просто. Сонный Стасик проснулся и действовал стремительно, исчезая в задних комнатах и снова появляясь с нужными бумагами. Магеладзе просматривал документы, подписывал, шлепал синие и красные испанские печати. Акционерам даже выдали банковские книжечки цвета опавшей листвы, где на желтых страничках значились довольно крупные поступления, тут же превращавшиеся в копеечные суммы, необходимые для поддержания счета, на который в дальнейшем будут поступать доходы от нового предприятия.
   -А предприятие, я надеюсь, будет успешным, - поклонившись Жозефине заметил Магеладзе.
   Жозефина, разложив перед собой бумаги, приближала к ним лицо вплотную, надевала и снимала очки, тыкала пальчиком в слово и цифру, требовала объяснений, недоверчиво выслушивала их. Придраться было не к чему - если слово "Бессамемучо" Жозефина еще могла произнести, слово "Пердерте" ставило ее в тупик. Переводам на русский она не доверяла.
   При выборах руководства Жозефина заметно оживилась.
   -Президент и директор. Зачем нам двое-то?
   -О! Это чисто испанская специфика. Президент, обладая всей полнотой власти, отчитывается только перед акционерами. Директор имеет дело с полицией
   -Чего ж тут испанского? - распрямил плечи Максим Максимыч но тут же сник, споткнувшись о взгляд Жозефины.
   Президентом избрали Юру Бобкова.
   Директором - Стасика.
   -Друзья! - сказал торжественно Юра Бобков.- Я думаю такое событие надо отметить.
   -Киске се, "отметить"?- сбиваясь на французский, спросил Магеладзе.
   -В смысле - выпить,- объяснил Максим Максимыч.
   Тут же Стасик достал из холодильника шампанское, разлил по бокалам. Не удержавшись, Максим Максимыч вскочил и закричал "Ура!".
   Магеладзе выпил со всеми и скромно удалился в банковские покои. Генечка узнал его. Молодой человек, путающий акценты, заверял вчера подпись Генечки на документе, передающем его акции в управление Витасикам.
  
   -Ох, не доверяю я Витасикам, ох не до-ве-ряю, - шумно вздыхала Жозефина, ловко подбирая Генечке галстуки и рубашки, заставляя мерить брюки, туфли и куртки, выбирая кольца и серьги в подарок жене и игрушки детям в огромном супермаркете на центральной площади Барселоны.
   Генечка, приглашенный Жозефиной на следующий после заключения сделки день для покупки подарков за счет фирмы, был удивлен и растроган. Он то думал, что уже здесь никому не нужен. Оказалось - нужен.
   -Неплохо, неплохо, - разглаживая на Генечке рыжую замшевую курточку, пробуя, крепко ли пришиты пуговицы, ровна ли строчка и крепка ли замша, бормотала Жозефина.
  Отступила на два шага, внимательно оглядела приодетого Генечку, толстеньким пальчиком погрозила кому-то задумчиво.
   -Чего-то не хватает.
   Сняла белую в черных гороха надушенную косынку с шеи, повязала Генечке вместо галстука.
   -Вот, - качнула пальчиком перед Генечкиным носом. - Вот теперь ты - художник. - И знаешь еще что...
   -Что? - насторожился Генечка, принюхиваясь к надушенной косынке и мучаясь - что же теперь с ней делать, чтобы дома вопросов не было и Жозефина не обиделась.
   -Директор (муж мой), считает, что Главный художник Открыточного Общества должен ездить на машине. Несмотря на непростое финансовое положение Общества, принято решение приобрести для тебя Генечка автомобиль. Тебе какой бы хотелось?
   -Белую девятку, - засмущался Генечка.
   -Белую девятку, - повторила запоминая Жозефина.- У тебя есть вкус. Платочек в горошек и белая девятка. Прекрасное сочетание.
   -А без платочка нельзя? - забеспокоился Генечка.
   -А без платочка можно. Только ты уж, Генечка, постарайся, поддержи нашего директора на ближайшем собрании акционеров.
   - Это в каком смысле?
   -В прямом. Юра считает, что пора навести порядок в рекламных деньгах. А заодно и с Витасиками разобраться - что-то слишком хорошо жить стали за наш счет. Мы тут навели справки, - притянув за кончики косынки Генечкину голову поближе к губам, зашептала Жозефина. - Каждый из них уже здесь по особняку купил. Представляешь?
   -И кем же они теперь будут?
   -Обычными акционерами, а не какими не директорами по рекламе.
   -Знаешь Жозефина, - разматывая косынку сказал Генечка. - Я ведь этого сделать не могу.
   -Это почему же не можешь?
   -А я ведь свои акции...
   -Что?!
   -Передал в управление Витасикам, - прыгнул в холодную воду с моста Генечка. Думал сразу пойдет ко дну, оказалось - дышит. Правда видит плохо и почти ничего не слышит - рот Жозефины все время открывается, как у рыбы на берегу, а что она говорит, Генечка разобрать не в силах.
   Продавщицы в отделе переглянулись. Охранник подошел поближе. Хлопая ртом, Жозефина достала из сумочки серебряную пудреницу мобильника, откинула крышечку, наковыряла номер. К Генечке вернулся слух.
   -Юра? Витасики у себя? Что? Уехали в аэропорт? Когда? Уже улетели? Быстро билеты на ближайший рейс! Что случилось? Этот придурок, художник твой, свои акции Витасикам передал! Если они Ролика успеют обработать до нашего возвращения, Открыточное Общество в их руках.
   Захлопнув мобильник Жозефина засеменила к выходу. С полдороги вернулась, вырвала косынку из рук Генечки прошипела:
   -Расплачивайся теперь за все сам! У нас подарки за счет фирмы только акционерам. Кстати, тебя Витасики первым выпрут, как только до власти дорвутся. Они Шуршавчиков твоих на дух не переносят.- Посмотрела на Генечку с сожалением, покрутила головкой на толстенькой шее: - Прав был Максик: если человек лох, то это не изличимо!
   Проводив взглядом подпрыгивающую на ходу Жозефину, Генечка поплелся в примерочную - снимать обновки, натягивать старые джинсы, свитер, зимние сапоги и дубленку.
  
   Генечка любил бродить по незнакомым городам. Улицы скрывали дома, времена и тайны, а Генечка их отыскивал и пытался открыть.
   Камни - предмет одушевленный. Душа домов не зависит от тех, кто в них живет, служит или проходит мимо. Они сами по себе. У них есть характер, капризы, голос и память. Только этого они никому не показывают. Стоят себе холодные и молчат. Штурмом в лоб, откровенным глазеньем, нахальным пялиньем ничего не разглядишь, не откроешь и не услышишь.
   Краем глаза, границей сознания, на пределе слуха пытался установить Генечка связь с веществом и телом храма. Иногда это ему удавалось и Генечка видел, как подрагивает золоченый обломок креста сережкой в темно синем ухе облака.
   -"Застывшая музыка" - слишком красиво и потому скорее всего ложно, - думал Генечка, кружа вокруг собора Гауди, как вокруг солнца. Того, кто сотворил эти камни считали сумасшедшим, поэтом, гением, ребенком. И до и после среди творивших были поэты, сумасшедшие, дети и гении. И только ему одному удалось построить не храм, а ощущение храма. Теперь, если найти точку на краю зрения, слуха, сознания, можно открыть у Гауди тот самый собор, впечатление от которого он и строил. Можно, но стоит ли?
   Если кто-то сумел отлить в бетон впечатление от не построенного храма, наверное, это произошло не случайно. Был нарушен обычный ход вещей и они пересеклись - Гауди и деньги, Гауди и сошедшие с ума чиновники, Гауди и смертная тоска взрослых по утраченному детству и необратимости времени. Такое случалось. Но редко. Может быть один раз. Называлось: "Страшный суд".
   Все это продолжалось довольно долго, пока кто-то, допустивший оплошность, не спохватился, и не наслал на Гауди трамвай.
   Генечке так и не удалось найти точку, с которой окаменевшее озарение показало бы то, что было в начале. Если не можешь нечто увидеть, это не значит, что его нет. Впечатление стало реальностью. От него рождаются новые впечатления: окаменевший кишечник динозавра, еловая шишка высотой в три дома, домик из песка на линии прибоя, построенный чудовищным ребенком. И вот уже виден окаменевший след динозавра, и слышен шум дерева, уронившего шишку высотой в три дома и визг ребенка, убегающего от волны, смывшей елочный храм на песке.
   В конце концов нас удается одурачить только тогда, когда мы сами мечтаем быть одураченными.
   В сумерках перед собором собрались Шуршавчики. Они присели на корточки и вытянули к небу свои макушки. Такое семейство, очень похожее на собор Гауди - смешные башенки с широко открытыми глазами.
  
   Сгоревшей спичкой в дождевых водах Генечка плыл и плыл по улочкам Барселоны, то попадая в водоворот, на месте кружа вокруг очередного готического терема с костистыми шпилями, то проскакивая квартал модных магазинчиков кожи, обуви, тряпья, выпеченных из глины, воска, резины маленьких соборчиков Гауди.
   Все обгорелые спички впадают в море. Генечку вынесло в портовые улочки, покружило, побило о стены, выбросило за столик маленького кафе прямо на тротуаре. Отдышавшись, он заказал себе пива. Сквозь стеклянную дверь маленького отеля напротив разглядел стены обшитые деревянными панелями, увешанные картинками с видами на собор, посетителей за столиками, стойку с бокалами, кофеваркой и фигурой бармена.
   -Кха!- поперхнулся пивом Генечка, узнав свой собственный, купленный накануне Салон.
   -Тс, - подошедший сзади стиснул ему плечо, обогнул полуобняв, тяжело осел за столиком рядом с Генечкой и оказался Максим Максимычем.
   -Что здесь происходит то? - возмутился Генечка. - Кто эти люди? Почему они входят в наш...
   -Тс-с, - предостерегающе шикнул Максим Максимыч. - Я давно за ними наблюдаю. Скажи мне, Генечка, на что это похоже?
   -На что похоже? Да ни на что не похоже! Люди купили недвижимость, а в ней какие-то типы сидят, кофе пьют. Это ж наша частная собственность!
   -Все правильно. А если никто эту недвижимость не покупал, тогда это на что похоже?
   -Тогда... - Генечка внимательно посмотрел на стеклянную дверь, на медную табличку у входа...- Тогда это похоже на маленькую гостиницу с баром и дешевыми номерами.
   -Вот! - Кивнул Максим Максимыч.
   -Постой, постой. Мы ж купили эту гостиницу.
   -Да? И документы у тебя имеются?
   -А как же. У Юры со Стасиком. Юра Президент, Стасик Директор.
   -Ты в этом уверен?
   -Ну мы ж заключили сделку, деньги заплатили.
   -Когда, где?
   -Вчера в нотариальной конторе. Там же и отделение банка было. В конце концов пойдем, сходим, вытащим этого Магиладзе и тряхнем его как следует.
   -Я там был уже, - нехорошо как-то улыбнулся Максим Максимыч.
   -Где?
   -В этой витасиковой нотариальной конторе. Никакого Магеладзе там нет. Кстати, конторы и банка там тоже нет. И не было.
   -А что же там?
   -Ничего там. Табличка на двери: "Помещение сдается".
  -Ты хочешь сказать что мы эту гостиницу не купили?
   -Может и купили. Только не мы и скорее всего не эту гостиницу. А может и не гостиницу вовсе, а какой-нибудь заводик, особнячок или казино.
   При слове казино Максим Максимыч помрачнел.
   -То есть Жозефина и Витасики нас кинули.
   - Может быть Жозефина и Витасики нас кинули. А может Витасики кинули нас и Жозефину.
   -Ну это мы сейчас узнаем, кто кого кинул, - вскочил со стула Генечка.
   -Как ты узнаешь? - брезгливо сморщился Максим Максимыч.
   -А очень просто, -сказал Генечка и шагнул к стеклянной двери через улицу.
   -Только не шуметь, - догнал его на пороге Максим Максимыч. - Нам полиция ни к чему.
   Бармен, даже не взглянул на вошедших, стоял, опершись руками на стойку, перебрасывался испанскими шуточками с одним из завсегдатаев заведения и чувствовал себя отлично. Было ему лет пятьдесят, лицо вытянутое, с широкой загорелой лысиной, похожее на дыню, надменное, неулыбчивое, карие глаза с желтыми белками и выражением: "А не пошел бы ты!". Генечка ничего этого не разглядел и с порога закричал на своем школьном английском.
   -Можете вы говорить по-английски?
   Бармен повернулся к ним, посмотрел равнодушно, словно раздумывая, стоит ли с этими разговаривать, процедил:
   -Я говорю по-английски, - и снова повернулся к своему собеседнику в глубине зала.
   -Простите, - топтался на месте Генечка,- я хочу...-
   Бармен снова повернулся к ним, подарил словечко:
   -Выпить?
   -О нет. Мы русские. Русские туристы. Из Москвы. - Генечка махнул рукой куда-то очень далеко.
   Бармен заскучал.
   -Мы знаем, эту гостиницу купили русские.
   -Что?
   -Наши русские друзья...
   -Что вы хотите? - не понимал бармен.
   -Нам надо встретить их, - выдыхался уже Генечка.
   Бармен повернулся к своему приятелю в зале. Что-то сказал по-испански. Вместе засмеялись.
   -Сеньоры хотят выпить? - спросил бармен так, точно Генечка и Максим Максимыч только что вошли.
   -Подождите, - не унимался Генечка. - Русские. Может они не покупали эту гостиницу. Может они сняли ее дней на десять. Это были двое русских мужчин. Высокий и низкий. Или это были русский мужчина и русская женщина.
   -Сеньоры хотят выпить?
   -Нет. Мы хотим...- снова начал Генечка.
   -Пойдем отсюда, - тронул Генечку за плечо Максим Максимыч. - Все равно он ничего не скажет.
   Когда они выходили за дверь, переброс испанскими шуточками возобновился с прежней силой.
   Вышли да так и остались стоять на улице. Генечка прислонился к стене.
   -И много ты выяснил?
   - Может он ничего не знает. Может он тут только барменом работает.
   -Да все он знает. Только говорить не хочет.
   Дверь над ними распахнулась. На пороге стоял бармен с дынной головой. Крикнул по-русски:
   -Эй вы, из Москвы. Двое русских парней снимали у хозяина гостиницу на десять дней. Вчера расплатились и уехали. Адреса не оставили. Привет, Россия!
  
   -Ничего не понимаю, - сидя на бульваре на скамейке между клетками с канарейками и все тем же мимом с белым лицом в который раз уже повторял Генечка.
   -А чего тут непонятного? - спросил Максим Максимыч.
   - Зачем весь этот маскарад? Мы то им зачем понадобились? Сами бы привезли деньги и купили, что хотели. Никто бы и не узнал.
   -Об этом я уже думал, - потер лоб Максим Максимыч. - Во-первых вести такую сумму через границу рискованно. А потом это ж Витасики. Им что в голову придет, то они и делают.
   -Я уже так не думаю, - вспомнив про карточки, заметил Генечка.
   -Погоди, погоди-ка, - ловил мысль Максим Максимыч. - А тебе никто никаких предложений не делал?
   -В каком смысле?
   -Насчет акций, например.
   -Жозефина просила, чтоб я поддержал их с Юрой. Они хотели Витасиков из директоров по рекламе погнать. Девятку белую предлагала, усмехнулся Генечка.
   -Мне она ничего не предлагала, - проскрипел Максим Максимыч. - Знаешь на каких условиях они мне проигранные деньги простили? Я ж им акции свои в Открыточном Обществе продал!
   -Отлично! - засмеялся Генечка. - А я свои - Витасикам в управление передал!
   -Это еще зачем?
   -Ну, примерно затем же, зачем ты свои Жозефине продал.
   -Значит прижали тебя Витасики?
   -Так же как тебя Жозефина.
   -Понятно, - пропустил на этот раз Максим Максимыч. - Вот они в Москву и понеслись. И даже тут следы заметать не стали. Теперь кто первый до Роликовых акций доберется, тот и фирмой завладеет. А Салон этот дурацкий вроде отвлекающего маневра.
   -То есть?
   -Всех акционеров кроме Ролика из Москвы вытащили, - загибал пальцы Максим Максимыч. Внимание Салоном усыпили - мол мы все вместе, все в одной лодке и деньги общие. Я даже думаю, что Жозефина здесь с этим моим проигрышем в казино случайно затесалась - чуть Витасикам все карты не спутала.
   -Слушай, - хлопнул вдруг себя по лбу Максим Масимыч. - А ты как себя чувствовал на следующий день после этого осмотра Салона? У тебя провалов в памяти не было?
   -Были, - признался Генечка. - До того, как девицы эти в париках появились я все помню. А после - как будто по башке ударили.
   -Так они еще и клофилинщики! - с треском хлопнул себя по колену Максим Максимыч. Белолицый мим вздрогнул и как флюгер развернулся в их сторону. - Ну дают ребята! Так может я и в казино не был? И ничего не проигрывал? Ну это я еще выясню. У тебя когда самолет?
   -Завтра утром.
   -А у меня вечером. Тоже заметь: не захотели, чтоб мы одним рейсом возвращались.
   -Так они ж говорили, билетов не было.
   -Нет Генечка, - покрутил головой Максим Максимыч, - все-таки ты... Ну ладно. Ладно. Не буду. Подожди. Дай мне только до них добраться. Они еще не знают с кем связались. Я им устрою. Если завтра не увидимся, то считай... что увидимся в Москве.
   И, вскочив со скамейки, бормоча угрозы и качая головой, Максим Максимыч побежал по бульвару, очень походя в этот момент на городского сумасшедшего.
   Генечка поднялся, посмотрел на мима, махнул ему рукой на прощанье. Мим, сделав несколько механических па, застыл развернувшись к Генечке лицом и отчаянно замахал ему в ответ.
  
   Самое замечательное, когда уезжаешь, - возвращаться. Возвращаться и находить все на своих местах, и замечать то, что давно замечать уже перестал. А может и не замечал никогда.
   Не уедешь - не заметишь.
   Как молочно поблескивает кафель в ванной.
   Как туманится зеркало, пока ты лежишь на дне - такой уязвимый, такой защищенный.
   Как выбрасывает зеленые стрелы цветок на шкафу.
   Как медленно стекает с кресла белая кошка, с синими внимательными глазами.
   Как наливается светом желтый круг от зеленой лампы на кухонном столе.
   Как ворочается во сне ребенок.
   Как, задыхаясь от радости, закипает чайник.
   Как похрустывает под любимой простыня.
   Как зреет, прорывается и вытекает любовь.
   Как сменяет ее признательность, в которой новая любовь.
   И как завтра становится лишним.
   -И что бы я ни сделал для них! - Думал Генечка засыпая. - Но то что я делаю - нужно ли им?
  
   Приходила мама покойная. Посидела в кресле, посмотрела радостно, сказала:
   -Так сегодня в три часа. Ты придешь?
   Кто-то мягко спрыгнул на балкон. Приоткрыл дверь. За дверью чернота. Входит в комнату, подбирается к постели. Надо закричать, чтобы проснуться. Крик зацепился, дергается, не может вырваться. Ужас распространяется со скоростью тьмы.
   Приходил Максим Максимыч, сердился:
   -Что ж ты, брат, все болеешь? Нашел время! У нас тут такое творится! Все ждут, что ты придешь, разберешься. А ты тут спрятался и болеешь. Нехорошо, брат.
   Хлопнула дверь парадного, они поднимаются по лестнице. Дверь в квартиру не заперта. Просто нажмут ручку и войдут. Перед тем как лечь спать, надо проверить дверь. Если спишь, запереть дверь трудно. Делаешь шаг, а они уже за дверью. Дверь открывается медленно, медленно. Кричишь, чтобы проснуться, слышишь крик из живота, переходящий в визг, а проснуться не можешь.
   Бородатый, добрый, в шляпе. Кашляет до слез, со слезами говорит:
   -Все ты угадал: у каждого свой Шуршавчик. И свой трамвай.
   Жозефина прыгала в клетке, свистела горошиной:
   -Ты что, обалдел? Кому ты нас продал?
   Белый мим с черным лицом. Жирный, мягкий, как гусеница. Извивается, лапками хватает. Фу!
   Три дня Генечка плавал в жару, в черном гриппозном космосе и еще три дня после возвращения не мог подняться, раздавленный силой тяжести. Сначала ему звонили с работы, требовали и кричали мужским голосом и женским. Потом он все сам звонил, чтоб узнать что-то. Но так ничего и не узнал.
  
  
   Открыточное акционерное общество занимало целый подъезд старого, шестиэтажного, в прошлом доходного дома: темная лестница, скрипучий лифт под сеткой с железными дверями на этажах. Загудит мотор на дне колодца, лифт вздыхая и поскрипывая поползет вверх, громыхнет железо на этаже, посетитель попадает в офис издательства - мягкий ковролин, белые стены, черная кожаная мебель по углам. В комнатах компьютеры, на стенах часы, кондиционеры, сторожевые глазки видеокамер (Жозефина любила первой узнавать подробности из жизни сотрудников).
   Охрану на входе кто-то заменил. Вместо нагловатых и сытых дальних родственников Жозефины Генечку встретили двое плотных, стриженых, в черных куртках, молчаливых, неулыбчивых, корректных.
   Ловко проверили металлоискателем на предмет оружия, по удостоверению сверили карточку с лицом, один вернулся на место у входа, другой, отступив, сказал:
   - Директора вас ждут, - пропустив Генечку, пристроился сзади, подсказал полуприказом: - Прямо по лестнице, второй этаж, налево.
   -Директора, - отметил про себя Генечка. - И кто у нас теперь в директорах? Отгадавшему - приз.
   Отгадать было не трудно. В огромном юрином кабинете с массивной мебелью и вокзальными часами, за столами друг против друга сидели Витасики в белых рубашках и черных брюках, одинаковые, как школьные выпускники. В креслице за маленьким журнальным столиком посетитель попадал под дружелюбный перекрестный допрос.
   -А-а, - протянул Стасик, ткнул в креслице, приглашая сесть, вздохнул сонно. - Как здоровье?
   Генечка пожал плечами.
   -Он болел у нас, - пояснил Стасик Виталику.
   -Я знаю, - кивнул Виталик.
   -Пока вы болели, в акционерном обществе произошли некоторые изменения.
   -Небольшие, - хмыкнул Виталик.
   -На своем внеочередном собрании большинством голосов акционеры признали работу бывшего руководства неудовлетворительной. Отстранены от занимаемых должностей Генеральный директор с супругой и ответственный секретарь издательства.
   -Максим Максимыч то вам чем помешал? - удивился Генечка.
   -Играть любит, - сострил Виталик.
   -Директорами фирмы акционеры избрали двух молодых перспективных менеджеров.
   -Вас что ли?
   Виталик засмеялся. Стасик кивнул.
   -Акционеры отметили также серьезные недостатки по художественной части. Об этом вам расскажет ваш теперешний непосредственный руководитель, Директор Открыточного общества Виталий Владимирович.
   Виталик выпрямился, нырнул куда-то под стол, вывалил перед собой с десяток комиксных поздравительных открыток из ближайшего ларька.
   -А я вообще не понимаю, чем у нас Главный художник занимается!
   У Генечки екнуло внутри.
   -Что ты имеешь в виду, - спросил Стасик.
   -А вот... вот... вот еще, - Виталик брал со стола одну за другой открытки, мельком проглядывал их, перебрасывал Стасику. Иногда открытки не долетали до Стасика и шлепались на столик перед Генечкой.
   -Что это? - сфальшивил Стасик.
   -А это - продукция наших конкурентов.
   -Ты хочешь сказать, что пока наш Главный художник вымучивает из себя по две три истории про своего Шуршавчика в месяц...
   -Наши конкуренты шлепают каждую неделю по десятку открыток. И продают их дешевле чем мы. Нас просто выживают с рынка.
   -Подождите, подождите, - задохнулся Генечка. Подышал, взял себя в руки. - Ведь это же все ворованное.
   -Не понял, - хором сказали Витасики.
   -Ну да. Люди крадут персонажи и сюжеты из импортных изданий и друг у друга, чуть подновляют на компьютере и продают как свое. А наш Шуршавчик - оригинальный герой, со своим характером...
   -Тоже мне - герой, - фыркнул Виталик.- Лох в перьях.
   -Но людям он нравится - крикнул Генечка. И тише: - Они себя в нем узнают. - И совсем тихо: - Они его любят.
   -А мне не надо, чтоб меня любили, - возразил Стасик. - Мне надо, чтоб меня покупали. Пиво, то есть, открытки должны быть на любой вкус. А ты рисуешь для неудачников. К тому же нищих.
   -Но вы то не нищие. На чем вы деньги сделали?
   -Деньги мы сделали на бизнесе. И это было вчера. А сегодня рынок другой стал! Нет он меня чего, бизнесу учить будет?
   -Он тебя бизнесу учить не будет, - успокоил Стасик Виталика.
   -Короче. Либо к концу недели ты мне представляешь десять готовых для печати открыток без этих твоих Шуршавчиков, либо...
  -Не нравится вам мой Шуршавчик, я другого издателя найду, - буркнул Генечка.
   -А вот это - хрен!
   -В каком смысле?
   -Жозефина - мудрая женщина, - задушевно сказал Стасик. - Она твоего Шуршавчика запатентовала, как собственность фирмы. И открытки, комиксы, книги с изображением нашего Шуршавчика ты можешь издавать только в нашем Открыточном Обществе. Если мы тебе это позволим.
   -А мы этого тебе позволять не будем.
   -То есть вы отобрали у меня акции, Шуршавчика и теперь гоните на улицу?
   -Ты слышал? Мы акции у него отобрали.
   -И лоха его в перьях. Очень он нам нужен.
   - Работу у тебя не отбирают, а предлагают. Акции ты сам, по доброй воле передал нам в управление без права отзыва доверенности. А если ты не можешь выполнить указание своего непосредственного руководителя...- Стасик развел руками.
   Генечка вдруг почувствовал, что тупеет. Посмотрел на Стасика сонного и вальяжного, на Виталика - тощего, но значительного, собрал открытки в пачку, аккуратно разложил перед собой, пригляделся к одной:
   -А вот этот сюжет они у меня стащили. - Вздохнул, помолчал. Витасики его не торопили. - Ладно. Я все понял. Ухожу. Заявление у секретаря оставлю.
   -Так бы сразу и сказал.
   -Кстати, если вдруг тебе захочется написать заявление кому-нибудь еще - там в налоговую полицию или в газету, - Стасик достал папку с мягкой синей обложкой, - у нас тут кое-какие карточки остались на память.
   -А вот тут, - достал точно такую же папку Виталик, - копии твоего договора с Испанским Банком. По ним за незаконный вывоз валюты из России тебя посадят запросто и надолго.
   Генечка усмехнулся, покрутил головой:
   -Сволочи вы все-таки. Да не дергайтесь вы так! Никуда я писать не буду. Не потому что боюсь вас. А потому что - противно! Так что сидите тут ребята, делайте свои деньги. А я пошел.
   В дверях Генечка столкнулся с Роландом Магеладзе. Молодой человек, путающий акценты, сделал шаг в сторону и стукнул себя подбородком в грудь.
   -Познакомься, - представил Генечке на прощанье Виталик. - Наш новый начальник службы безопасности, майор ФСБ Родион Могильный.
   Генечка обернулся и посмотрел на Витасиков.
   -Это- все или еще что-нибудь осталось?
   -Что-нибудь осталось, - сказал Стасик.
   -Бизнес, - развел руками Виталик.
   Генечка посмотрел на Магеладзе. Магеладзе посмотрел на Генечку. Генечка отметил серенький свинцовый блеск в глазах майора:
   -Запомните, товарищ, - твердо сказал майор Магеладзе-Могильный: У человека всегда есть слабое место. Мы знаем как его найти.
   - И как по нему стукнуть! - запечатал Виталик.
  
  В кабинете Генечки двое стриженных в черных куртках с отвертками в руках выковыривали жесткий диск из компьютера.
   -Сколько же их тут - одинаковых подумал Генечка. - И где живет их кожаная свиноматка?
   Покончив с диском, стриженые принялись за стол - вытаскивали ящики, содержимое сваливали в большие черные пакеты.
   -Эй, парни! Вы не увлеклись? Может мне что-нибудь оставите?
   Не засмеявшись и даже не посмотрев на Генечку, стриженые уволокли и диск и мешки с тем хламом в ящиках стола, который копится годами и без которого так легко жить.
   Генечка отобрал кое-что из инструментов художника (линеры, фломастеры, перья и карандаши), довольно приличную коллекцию комиксов на жестких дисках (стриженые придурки умудрились ее не заметить) ссыпал все это в сумку и, не оборачиваясь и не прощаясь, захлопнул дверь кабинета.
   -С Роликом не повидался, - вспомнил Генечка. - Надо повидаться.
  
  
   Ролик с редакцией, уплотненной до трех комнат, сидел в узеньком чуланчиковом кабинетике, куда проходить надо было через корреспондентскую, сегодня отчего-то очень шумную. Из колонок компьютера Шевчук с надрывом кричал про весну, на мониторах мелькали куски обнаженного женского тела, молодые люди с банками крепкого пива сидели на столах и читали вслух друг другу заметки непристойного содержания.
   -Понятно, - сказал себе Генечка. - Ролика с его бардами тоже выперли.
   Просунул на всякий случай голову в чуланчик и обнаружил Ролика на месте все в той же тужурке из кожаных лоскутков, все также нервно приплясывавшего за письменным столом.
   -Генечка, - обрадовался Ролик бывшему своему карикатуристу как родному, - а мне сказали...
   -Правильно тебе сказали, - таким мужским голосом подтвердил Геночка. Дернул головой в сторону корреспондентской: - Что это у тебя за тусовка? Прощай мой табор? Чума отдельно, пир отдельно? Решили совместить?
   -А я, Генечка, теперь совсем другую газету делать буду, - почему-то засмущался, забарабанил пальцами по столу, застучал коленками Ролик. - Название то же. А газета совсем, совсем другая. - Уголки губ поползли вниз: "Так-то мол".
   -Объясни.
   -Жозефина на меня давно наезжала: "Кому нужна твоя газета. Что у тебя за лозунг "Возьмемся за руки друзья!" Эти друзья, если сбросятся, на один номер денег не наберут. А мы тираж больше оплачивать не намерены!"
   -Но ведь у вас договор был - ты им отдаешь все под открытки, они оплачивают тираж твоей газеты.
   -Ну, Генечка, кто ж теперь договоры больше одного раза соблюдает.
   -Просто порядочные люди.
   -Ты их знаешь? Я нет. Порядочные - это те, кто до трех считать умеет. А получив то, что хотели, ведут короткие разговоры с односложными словами и жесткими действиями.
   -И поэтому ты продал свои акции Витасикам? Порядочные люди?
   -На рынке не бывает порядочных и непорядочных. Есть продавцы. Есть покупатели. Товар возврату и обмену не подлежит. Дал себя обмануть - винить некого.
   -А ты не дал?
  -Витасики переписали на Открыточное Общество долги редакции и дали денег на выпуск десяти номеров новой газеты.
   -Чего это они так расщедрились?
   -Рассчитывают на прибыль.
   -На что?
   -На прибыль, Генечка.
   -Постой, постой, а что за газету ты собираешься выпускать? Ну-ка, что это ты там прячешь?
   Генечка потянулся через стол, выхватил из-под локтя Ролика пачку выведенных на цветном ксероксе газетных полос. На первой странице прямо под логотипом старой интеллигентской газеты красовалась огромная женская задница, из которой вываливался толстый, влажный язык. Больше Генечка ничего не успел разглядеть. Ролик вскочил и очень ловко выхватил у Генечки полосы.
   -Ну чего ты хватаешь-то, - почему-то обиделся Ролик. - Пришел тут, хватает...
   -Значит вот оно что? "Выпал глазик в унитаз"? "Секс во время поноса"? "Изнасилована пришельцами"? Спасти газету и прятать ее от своих читателей! Максим Максимыча наслушался?
   -Да причем тут Максим Максимыч, - с досадой отмахнулся Ролик. - Мой читатель, к твоему сведению, уже давно ничего не читает. Ты не понимаешь, - перегнувшись через стол, понизив голос сказал Ролик: - Это- месть!
   -Месть? - громко переспросил Генечка. - Кому? Витасикам?
   Ролик замахал руками, сделал страшные глаза, затряс головой в сторону видеокамеры, нервно приплясывая в кресле, зашептал:
   -Месть! Им всем. Вам не нужна газета умная и добрая? Вам не нужны любовь и красота? Поэзия вас усыпляет? Вы требуете крови и грязи? Вам приятно наблюдать, как бьют человека по лицу? Вы жаждете извращений? Вы все это получите! Я залью этот город кровью и нечистотами. Эту газету будут покупать, читать, плеваться, пересказывать друг другу и снова покупать. Это будет такая газета, такая газета... - Ролик вскочил, потрясая руками в воздухе: - Желтая пресса по сравнению с ней покажется благочестивой, как псалом!
   Ролик упал в кресло бормоча: "Я им покажу... Они у меня узнают... Они еще вспомнят... Еще придут и попросят..."
   -Не получится у тебя ничего, - сказал Генечка почему-то с сожалением. - Это дело любить надо.
   -Вот еще. Я профессионал. А чем заканчивается любовь проститутки, ты можешь узнать из свежего номера новой газеты.
   Генечка посидел молча, достал карандаш и на обратной стороне заметки под заголовком "Надругались и выбросили из окна" набросал что-то, протянул рисунок Ролику:
   -Это тебе на память.
   На листке Ролик увидел Шуршавчика, поймавшего самого себя в детский сачок для ловли бабочек.
   Ролик поднял глаза от рисунка. Кабинет был пуст.
  
   У подъезда кто-то ухватил Генечку за сумку и сильно потащил за припаркованные тут машины.
   -Ну что еще? - дергался Генечка, отбиваясь, как он думал, от очередного стриженного, посланного вдогонку для досмотра личных вещей.
   -Да тише ты! - навалился на него кто-то здоровый, пыхтящий, в куртке, вязаной шапке, укутанный в шарф по глаза, знакомый.
   -Максим Максимыч, - узнал Генечка. - Ты что здесь делаешь?
   -Не видишь? В засаде сижу, - сказал Максим Максимыч и присел на маленькую чугунную оградку вокруг занесенного снегом газона.
   -Ты что, пьян что ли?
   -Не пью я, - сказал Максим Максимыч. - Второй день не пью. Сначала пил. А теперь не пью.
   -В засаде сидишь?
   -Сижу. Приехал, звоню тебе, говорят, ты болен. Поскандалил, дали тебе трубку. Ты такое понес! "Они поднимаются, они уже за дверью...". Плюнул, поехал один. Приезжаю, они меня на порог не пускают. Шестерок стриженных выставили своих. "Вас говорят, не велено пускать. Вы уволены. Вот приказ - ознакомьтесь". Суют мне синюю папочку, а там приказ об увольнении в связи с сокращением должности и копии бумажек, которые мы в Испании подписывали. Приписка: "Из данных документов следует, что вы занимаетесь незаконным вывозом валюты. Делу может быть дан ход".
   -А ты чего?
   -Попробовал прорваться.
   -Безуспешно.
   -Шестерки их здорово дерутся. Профессионалы. По лицу не били. Вырубили и выбросили. Вот сюда вот, на снег, на газончик. Народ валит мимо, никто не подойдет, думают пьяный. Два часа провалялся, в себя пришел, встал, к Жозефине поехал. Тоже не хотели пускать. Ну, к этим я прорвался.
   - И что Жозефина с Юрой?
   -Юра сидит в этой их вокзальной столовой с камином весь обставленный мебелью из дуба, дует водку из сифона. Я ему: "Ну что, Генеральный, профукал фирму, обули тебя Витасики? Что ж ты не спел им : "Друзья, давайте не будем ссориться, сядем покушать?"
   -А Жозефина?
   -Жозефина налетела на меня: "Ты моего мужа не оскорбляй. Вы ему все должны быть благодарны. Вы теперь упакованы до самой старости. Были бы мы, как Витасики, ни черта бы вы не получили!"
   -А ты?
   -Ну я ей напомнил, как ловко она меня под казино подвела, чтоб акции мои отобрать.
   -Так все-таки деньги ты проиграл?
   -Был я в этом казино - потянув, сказал Максим Максимыч. - Узнали они меня. Так обрадовались, так суетились. Русским князем называли. Просадил я деньги, это факт. Но Жозефина тоже ... Судя по всему, она меня специально к игорному дому тогда притащила. Я ее слегка поприжал - задергалась.
   -Максик, Максик?
   -Ну да, и на шее виснет, родителями покойными клянется, что без умысла. "Я, говорит, тебя спасла, - Твои акции теперь в Салоне, в Испании. Ты свою долю можешь продать и хорошие деньги получишь.
   -И ты рассказал им про Салон.
   -Рассказал, что Витасики сняли его на десять дней для отмазки, а нас использовали как курьеров для перевозки денег. Юра к этому моменту уже мало что соображал, а Жозефина побегала по стенкам. Думал из окошка выбросится. Она с таким удовольствием девочек подбирала. Княгиню в Управительницы нашла...
   -И что они намерены делать?
   -А что они могут сделать. Им Витасики тоже по синей папке прислали. Только папки их толще чем наши, раз в пять. Впрочем, я думаю Юра с Жозефиной - люди не бедные. Проживут как-нибудь.
   -А ты?
   -Я - другое дело. Я теперь без денег и без работы. Почти бомж.
   -И поэтому ты - в засаде.
   -Ага. Тут Витасики просчитались. Человека нельзя загонять в угол. Чтоб он боялся синих папок, ему кое-что оставлять надо.
   -Ну что ты им можешь сделать?
   -А вот, смотри. - Максим Максимыч достал из кармана отвертку и с визгом процарапал заднюю дверцу черного лакированного Круизера, под которым на маленькой чугунной ограде они сидели.
   -Ты чего, с ума сошел? Джип-то чем виноват?
   -Знаешь чей это джип? Стасика это джип. А вот эта Паджера - Виталика. И мы на ней тоже записку оставим.
   Украсив машину свежими царапинами, Максим Максимыч швейцарским подарочным ножиком сбоку пропорол Витасиковым джипам черные мясистые задние колеса.
   -Да сиди ты, - с досадой придавил дернувшегося убегать Генечку Максим Максимыч. - В видеокамеру джипы не попали, а за парадным я слежу.
   -Ну и что? Колеса поменяют шестерки стриженые, царапины выправят и закрасят, за машинами установят наблюдение. Тебя отловят и будут долго бить. На этот раз - по лицу.
   -Не успеют.
   -А им торопиться не надо. Они и подождать могут.
   -Не дождутся. Я им такой подарок приготовил. "Коктейль Молотова" называется.
   -Эй, Макс. Ты чего? - взяв за плечо тряхнул Генечка Максим Максимыча. -Это ж типичная уголовка.
   -Спалю их издательский дом к чертовой матери, - не слушая, сквозь зубы процедил Максим Максимыч. - И никто ничего не докажет. Я уж и проход через чердак проверил. Дом старый. Сгорит быстро и дотла. Со всем оборудованием и черной кассой. И концов никто не найдет. Спишут на бомжей и все.
   -Так они ж не будут следствие вести. Продырявят тебе башку, и все. И мне заодно.
   -Да? Только пусть поймают сначала. - Максим Максимыч запахнул поплотнее куртку, подозрительно пахнувшую керосином Ладно - иди. А то действительно заметят тебя со мной... А ты может еще какого-нибудь Шуршавчика придумаешь.
   -Зря ты это затеял, - потихоньку отползая, заметил Генечка, - зря. Не стоят того ни деньги, ни Витасики...
   -А ты пойди им и расскажи про мои планы. Ладно, ладно, шучу. А в общем, хороший ты, Генечка, парень. Но не для бизнеса. Таких наивняков всегда кто-нибудь с руки кормит. И Бог стережет. Ну все - разбежались. Вон Витасики уезжать собрались.
   Максим Максимыч толкнул Генечку в одну сторону, сам быстро, но спокойно пошел в другую. Оба убрались из переулка до того, как Витасики подошли к своим машинам.
  
   С банкой пива Генечка сидел на спинке скамейки на бульваре. Было тепло, снег падал крупными хлопьями, летел белым пухом из распоротой перины.
   -Почему мне так легко и покойно? - спрашивал себя Генечка, прихлебывая пиво. - Потому что мне больше нечего терять? Или нечего бояться?
   -Нет, - отвечал себе Генечка, вспоминая наливающийся светом желтый круг под зеленой лампой. - Мне еще есть, что терять и есть чего бояться. Просто я кое- что понял.
   У вас все можно отобрать. А то что останется - и будете вы. Если, конечно, что-нибудь останется. И тогда вам станет легко и покойно. Вы будете свободны. Жаль, что Максим Максимыч этого не понял. А объяснить никак нельзя.
   Редкие уже машины шелестели и хлюпали вверх и вниз вдоль бульвара. Снег висел белыми вязанными из пуха шапками на ветках. Из-за деревьев выходили Шуршавчики, обступали скамейку, молча смотрели на Генечку.
   -Ребята, - сказал Генечка приветствуя Шуршавчиков банкой пива. - А они думали, что вас можно у меня отнять. А остались вы да я. И никто вас больше не увидит. А может если никто вас больше не увидит, вы и ко мне не придете? Что молчите? Не научил я вас разговаривать...
   Один из Шуршавчиков собрал по горстке пуха от каждого, добавил снега с веток, протянул пушистый комок Генечке.
   Из теплого комочка высунулась острая лисья мордочка, полукруглые ушки, пара блестящих выпуклых глаз. Генечка нагнулся рассмотреть поближе и тут же почувствовал, что его лижут в щеку и осторожно трогают за лицо маленькой лапкой с острыми коготками.
   -Что это? - спросил Генечка, принимая Существо.- Это мне? От вас? Вместо вас?
   Шуршавчики молча закивали.
   -Вы все-таки приходите, - сказал Генечка.
   Шуршавчики покивали еще и улетели с хлопьями снега.
   Генечка спрятал Существо под дубленку и ушел вслед за Шуршавчиками.
   Над Москвой поднималось зарево пожара.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"