Ренцен Фло : другие произведения.

Глава 18. В тропиках. Часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

 []
  
  
  
  Глава 18. В тропиках. Часть 2
  
  
  Maria Callas - Carmen. Prelude: Habanera (G. Bizet)
  
  Shania Twain - Gonna Getcha Good
  
  Mando Diao - Down in the past
  
  Maroon 5 - Animals
  
  Arctic Monkeys - R U Mine?
  
  Florence and the machine - Bedroom hymns
  
  
  - ...поэтому детей не хочу. Орут, шумят. И самой - чтоб потом так... Вширь... А после родов висит все...
  
  - Фрау доктор Гёрг in spe, вы - в своем амплуа.
  
  - Да я ничего не говорю против беременности. Пускай беременеют. А я ненавижу, когда тело не подтянутое. Нет, без меня.
  
  - А некоторым правда идет...
  
  - Некоторым - да. А она - тюлень... Кита выбросило на берег... Зовите Гринпис...
  
  - А по-моему, она и раньше привлекательная была, я видела ее когда-то. А сейчас расцвела.
  
  - Расцвела! Поплыла... Изабель, как можно настолько запускаться... Ну, беременная, ну и что. Другие, вон, так не полнеют, а она, как корова.
  
  - Дже-е-есс, да ты завидуешь?
  
  - Прошу прощения?! Да я вообще независтливая. И чему там завидовать. Это я живу в свое удовольствие, а она пусть завидует мне, если хочет.
  
  - Скромница. Твоей внешности и правда можно позавидовать.
  
  - Я не об этом.
  
  - Ах, умница наша, ах, стендинг на фирме...
  
  - Не прикалывайся.
  
  - Джесс, не все хотят делать карьеру. Вон, она, наверно, не хочет. Джесс, нам же с тобой лучше. Больше достанется.
  
  - Да, больше. А такие, как она - это просто жалкое зрелище. Те, кто боится делать карьеру, прячутся за мужей...
  
  - Джесс, а все доклады сегодня были в том духе, чтоб совмещать карьеру и семью.
  
  - Изи, ты и вправду такая наивная? Это же все "бла-бла". Весь сегодняшний "Уимен ин бизнес" - так, на поверхности. Это они устроили, чтобы нас в настроении поддерживать. А в реальной жизни мужики как рулили, так и будут рулить.
  
  - Мы все по их правилам играем.
  
  - До поры - до времени. Но чтобы это время, наше с тобой время настало, то есть, если хочешь чего-то добиться - делай, как они. И нечего рыдать в два ночи за компом, если косяки на работе. Говорила же тебе.
  
  - Как будто сама не рыдаешь.
  
  - Держу себя в руках. И тебе советую. Никакой мужик рыдать не будет. А чтоб чего-то добиться, мы их должны вообще во всем переплюнуть, не забывай.
  
  - Да знаю. Только Джесс... а ты хочешь чего-то добиться? Как папа твой? Сама говорила, что его вечно дома не бывало, вы с твоей мамой видели его постольку, поскольку?
  
  - Ну и что. Я вот, если выбирать между тем, чего добился мой отец, а чего - моя мать, выберу отца. Он в своей жизни сам принимает решения, и я тоже так делаю - Изи, ты ведь тоже? А значит, самочки вроде этой... Оксаны - это, слава богу, не про нас.
  
  - Вот именно. Зачем вообще о ней говорить? Чем она тебя так зацепила?
  
  - А из-за мужиков... Они у нас хоть все сплошняком за равноправие, но почему-то именно на таких клюют - чтоб детей им рожали... И отец мой... И Экки - туда же... Она совсем не его уровня...
  
  - Джесс, а кроме твоего отца и Экки ты вообще мужчин в жизни встречала? Ой-й-й... стоп... Джесс... Да я тормоз... Тебе что - Экки нравится?
  
  - Да пошел он.
  
  - Ну скажи-и-и-...
  
  - Ладно... С ним было хорошо в постели...
  
  - Ой. Значит?..
  
  - Да.
  
  - Ты мне не рассказывала. А так не скажешь. Нет, внешне он неплох условно, но не совсем в моем вкусе. Мне каким-то бесцветным казался. Но ямочки прикольные.
  
  - Да, ямочки прикольные.
  
  - Правда, смеется мало. Нет, у нас есть мальчики, которых я из кровати выталкивать не стала бы, но он - не из их числа.
  
  - Изи, ничего ты не понимаешь в мужиках. Настоящих. "Мальчики"! "Ямочки"!! Да мне еще в реф на летней корпоративке его захотелось. Я люблю, когда у мужика спортивное тело, а у него - порядок. Что надо.
  
  - А если ты кого-то захочешь, то получишь.
  
  - Ага. И с ним я не промахнулась. Не помню, чтобы какой-нибудь другой так...
  
  - Так у тебя с ним было во время реф?
  
  - Было.
  
  - Ну, ты даешь! Ну расскажи!
  
  - Чего там рассказывать... Ну... всю ночь кувыркались.
  
  - Неужели!
  
  - Сразу видно, у парня - физподготовка. Я потом жалела, что упустила его. Мне с ним понравилось. Да и поговорить с ним было, о чем. Перспективным был.
  
  - Ну, был-то - был, а теперь...
  
  - А что - теперь? Не зазорно работать в бутике.
  
  - А я слышала, он и оттуда ушел, даже полугода не продержался.
  
  - Я бы тоже ушла. Бутик - это мелочь. Так, поприкалываться. Пристроится еще, увидишь. У нас - это же подстава была, все об этом знают. А он ничего - держится. Другой бы на его месте давно сломался. А он толковый, башка варит. Знаешь, меня это отдельно в нем возбуждало. В работе - крепкий орешек. Кремень. Мне иногда казалось: вот как чувак сутками напролет без сна может пахать. И главное - качественно. А один раз наблюдала его в действии - проджект Скай помнишь? Помнишь, как с канадцами долбались? В одном только офисе у Шляйфенбаума народу на ТельКо было, как на каком-нибудь собрании акционеров. Но когда они начали стращать разрывом - бли-и-и-н, как он их команду тогда построил. Прямо в рядок поставил и по очереди каждого отымел. Спокойненько так, методично.
  
  - Да, с методикой не у всех юристов лады. В универе ненавидела методологию.
  
  - Я - тоже. Нет, ему за нее пятнадцать баллов даю. И не орал, не выеживался, без тестостерона, просто - по существу. Голимыми мозгами своими их прижучил. Всем показал, куда идти. Клиенты тоже были на видео, так они - кипятком от него...
  
  - Да у тебя глазки заблестели... Что, и тогда было что-то?
  
  - Нет, но... Изи, клянусь, у меня потом там... Короче, думала, завалю его прямо у него на столе...
  
  - Джесс, ты накидалась уже, что ли...
  
  - Просто люблю хороший секс. И тупых не люблю. Меня умные возбуждают.
  
  - Ну, умный, ну и что. Тут таких полно - и посимпатичней его.
  
  - Таких - да не таких. Изи, он - мужик. Настоящий. С ним в постели не соскучишься. Я-то знаю. И интересы у нас с ним общие. Не то, что у нее. Клуша, видно же по ней. Сонный порошок она. Неспортивная абсолютно. И что он в ней нашел. Так, сонный расслабон один - для мозгов и всего остального. Болото...
  
  - Джесс!
  
  - Реальное болото где-нибудь в тропиках, с такой вонючей и теплой стоячей водой.
  
  - Да ладно. Ведь не запала же ты на него по-настоящему? Что это ты на нее так взъелась?
  
  - А зачем вообще на кого-то по-настоящему западать? Зачем унижать собственное достоинство? Я - девочка взрослая.
  
  - И какая тебе тогда разница?
  
  - А чего это она теперь перед всеми семейное счастье изображает. Недотепа он. Ему настоящая женщина нужна, современная, а он повелся на эту семейную фишку... А было дело, мы с ним даже...
  
  - Что - даже?
  
  - Да так. На Порше катались. У него Порше такой был. Примавера.
  
  - Джесс! И что?
  
  - Да ничего.
  
  - Блин, достала... Скажи хотя бы, хорошо было или плохо...
  
  - Чего теперь рассказывать.
  
  - Значит, хорошо...
  
  - А что толку? Все равно к ней вернулся. Козел... Что я ему - из тех телок, с которыми он тогда на Сильвестр зажигал в Кинг Калакауа? Парни взахлеб рассказывали, успокоиться не могли. Ладно, что с чувака взять, если вкусом не обременен.
  
  - О вкусах не спорят.
  
  - Да уж. А сегодня ее с этим ее пузом терпеть.
  
  - Что ж, порадуемся за них и забудем.
  
  - "Порадуемся". Единственное, что меня радует, это то, что со мной у него было еще до нее. Она-то, конечно, вряд ли в курсе, но если б я тогда захотела, была бы с ним. Это даже заводит - втайне знать об этом. А то видеть ее не могу с ее аквариумом. Интересно, она его и с ним возбуждает?
  
  - Джесс, не будь такой циничной.
  
  - Да попробовала б я при всех что-нибудь сказать. Вон, все как ее пузом восхищаются. Будто мозгов на это много надо - дать себе ребенка сделать. Только зачем ей-то было приходить на "Уимен ин бизнес"? Какой ее бизнес? На полставки выйдет - и порядок. Если "берги" ее вообще назад возьмут.
  
  - Ну и что?
  
  - А то. Потом еще плакаться всем будет, мол, и работа, и семья. Ненавижу этих клуш, потому что работают они чисто номинально. А работу за них тянуть другим приходится. Достала.
  
  - Джесс, а ты меня достала. Пойдем уже, тебе расслабиться пора.
  
  
  ***
  
  Естественно, я - не вездесущий дух, способный проникать в женские туалеты в Гринхиллз. И жучков у меня там не проставлено. И вообще - я там больше не работаю.
  
  Все эти пикантности мне Оксанка после рассказала. Ну, или какую-то часть. Она сидела в самой дальней кабинке, даже дверь приоткрыла, чтобы издалека не догадались, что там кто-то есть. Сидела, поджав ноги, а сердце лупило ее, словно гиря. Как она боялась, что стук его услышат, как зажимала руками рот, чтобы не выдать себя ни единым вздохом - и не выдала.
  
  Говорил ей - не фиг переться сегодня на это тупое мероприятие. "Уимен ин бизнес". Тоже мне - курсы кройки и шитья. Что ей-то там делать?
  
  Но она смеялась и говорила, что, может, откроет для себя что-нибудь новенькое. И вдруг Гринхиллз, организаторы, которые устраивают всю эту показуху для всех бизнес-уимен, откроют ей наконец глаза на то, как совместить карьеру с семьей.
  
  Вместо этого ей открыли глаза кое-на что другое. И они открылись у нее так, что она этими открытыми глазами отыскивает теперь конференц-столик, за которым стоя пьют и закусывают Джесси и Изабель. Отыскивает - и прямиком туда.
  
  Делая вид, что в упор не замечает замешательства на их лицах, она вклинивается в их кружок, будто старая знакомая, и принимается болтать с ними о докладах и докладчиках. Потом разговор как-то сам собой переходит на то, что она когда-то здесь работала и где работает сейчас.
  
  - Долго с ребенком сидеть будешь?
  
  - Года полтора. А потом буду совмещать карьеру и семью. Хотя карьера мне не светит, - смеется она. Они не смеются.
  
  - А как на твою беременность отреагировали у тебя на фирме?
  
  - Нормально. Хотя в лицо кто что скажет?
  
  Ежатся они, когда она говорит им это? Не знаю, но она даже бровью не ведет, а продолжает, как ни в чем не бывало. Ее присутствие тяготит их, особенно Джесси, которая в основном молчит. Изабель поддерживает разговор, но ее напрягает, что она вынуждена делать это в одиночку.
  
  Я подваливаю на двадцать шестой этаж, открытый по случаю сегодняшнего открытого мероприятия, чтобы забрать ее, как договаривались. Оказавшись в конфи моей бывшей организации, останавливаюсь, чтобы поздороваться кое-с кем из знакомых, когда с изумлением вижу, с кем она тусуется.
  
  Потом слышу, как она говорит, что уже в декрете. Пора уже было. А то сколько можно, смеется, напрягать людей своим расплывшимся видом.
  
  - Отнюдь нет. Ты очень хорошо выглядишь, - замечает Джесси с ледяной вежливостью.
  
  Я собирался вести себя сдержанно в столь неординарной компании, но при этих словах готов бежать туда, чтобы с гордостью подтвердить этот факт.
  
  Я подаюсь уже вперед, когда какое-то незнакомое мне существо вдруг говорит Оксанкиным голосом:
  
  - А это от того, что меня муж трахает.
  
  У меня спирает дыхание. Чё?..
  
  - Много трахает, - продолжает существо про между прочим. - Я ж беременная, - тянется за какой-то мини-булочкой с мини-ветчиной и мини-овощем на ней. - А беременным много хочется. Да он и может много. И хочет постоянно. Не вылезает из меня фактически. По утрам я на работу - только с опозданием. Утром он особенно голодный.
  
  Существо откусывает кусочек булочки, запивая ее безалкогольным просекко, продолжает с набитым ртом: - Прикиньте, дома мы с ним почти только стонами общаемся. Он круто трахается.
  
  Мне словно дали под дых. Но весь прикол в том, что эти безобразные... пошлые... безвкусные... по-бабьему глупые в своей ревнивой откровенности излияния меня заводят - а как же еще?
  
  - И никто не догадывается. По нему не скажешь же, какое он зверье в постели, да... - мечтательно так.
  
  Мне только кажется, или это сейчас слышно всем? Тут шумно, но мне ведь слышно.
  
  Она словно спохватывается:
  
  - Сорри, девчонки, что я так... откровенно... г-м... - сладенько прокашливается. - Просто все только и видят, что он - умница. Хороший юрист. А мне же лучше. Спокойней так-то. А то еще всяких баб от него отгонять - здоровья не хватит. Я ж ревни-и-ивая сучка, - смеется грубо. - А надо больно - унижаться.
  
  Бл...ть. Вот бл...ть.
  
  - Мы с ним вообще очень давно знакомы. Еще со школы, - отхлебывает еще. - А в первый раз он меня отымел, когда мне восемнадцать было.
  
  Дура. И стерва. Дурная, стервозная моя жена. Зачем же об этом так... во всеуслышание.
  
  - Мне тогда много-то не надо было, девочке-школьнице. А тут - такой трах... Улетела...
  
  И врет даже. Где тормоза...
  
  - Потом с неделю ходить не могла, с непривычки-то. Но и думать ни о чем другом тоже не могла больше. Тогда и подсадил меня на это самое.
  
  Делает многозначительную паузу, во время которой никто не решается ничего произнести, настолько все в шоковом состоянии. Им стыдно слушать эти тупые, пошлые грубости, давно провалившиеся ниже любого пояса. Так что ей остается по полной рулить разговором. Что она и делает, запихивая в рот еще какую-то хрень:
  
  - Да, с тех пор подсели друг на друга. Нет, я потом думала - а он ли мне нужен. Знаете же, как бывает... Но теперь знаю: нет. Другого такого... мощного... не найти мне... шансов - ноль. И еще в чем прикол, девчонки - его кроме меня бабы-то другие не интересуют! Вообще! Да, вроде было у него там что-то... с кем-то... по мелочи... так он мне говорил, что в процессе все равно меня видел. У нас с ним секретов нет друг от друга. Нет, любовь, туда-сюда, это, конечно, тоже.
  
  Сучка. Вот сучка.
  
  - Но если классный трах... если подсесть на это, так потом же больше не слезешь... Вот я и не слезаю... в прямом и переносном... - со смехом осушает бокал, шумно выдыхает, будто киряет в натуре. А пьяная же уже. Невменяемая. - И чего только не было с ним, чего только не было...
  
  Так, интересно. Чего не было со мной? И что было? Давай, бомби. Неужели все сокровенное по ушам разбазаришь? Дура ты.
  
  - Однажды в обморок хлопнулась... после оргазма - прикиньте? Он же, поросенок... ну, да ладно. Зачем вас смущать. А что плачу от кайфа - в процессе, после - так это на повестке дня постоянно...
  
  О-о-о, бл...ть. Что, прибить ее сейчас, чтоб потом с ней не мучиться?
  
  - Да нет, зачем мне другой? - рассуждает, пожимая плечами, взмахивая мини-моццареллой на шпажечке. - Не-е-ет, мне мужик нужен, - говорит спокойно, доброжелательно, повернув голову к Джесси. - А что мужик, - зевает, - так для меня это не в деньгах проявляется, не в том, на какой тачке ездит или где работает.
  
  Мне не видно Оксанкиного лица, но готов поспорить, что на лице ее бл...дском сейчас самая что ни на есть масочная маска. А вот на Джесси - на той вообще лица нет. И мне ее почти жаль.
  
  - Все. Мне пора, - типа, подрывается идти, очищая шпажечку, вытирая салфеткой рот. - Дома муж ждет. Голодный.
  
  Почувствовав у себя на том месте, где когда-то была талия, мою руку, что потом скользит к животику и гладит его, оборачивается резво-радостно:
  
  - О, любимый, это ты? Не выдержал, приехал забрать меня? - подмигивает им, стервоза. А плевать, они все равно окаменели от ужаса. - Ну, поехали-пойдем... Девчонки, по-ка! Хорошо потусоваться...
  
  Во мне клокочет все, так сильно я на нее злюсь и так же сильно я хочу ее. Хочу разорвать ее собой на части... Но ведь нельзя... В ней - наш ребенок... А вдруг сделаю ей больно. Я должен любить ее нежно, хоть у меня сейчас все бурлит... Ни за что. Ни за что не заставишь меня устроить тебе сцену здесь, у всех на глазах. Коротко киваю Джесси, мол, я - танк, поняла, я - сама невозмутимость. А покерфейс - это с меня вообще пишут. Оксанке - так, для людей:
  
  - Да, пойдем. А то я запарковался не очень, - а сам уже подталкиваю ее вон.
  
  Когда мы вне зоны слышимости для них ждем лифта, легонечко запускаю руку ей в волосы, типа, по головке глажу, ласково прижимая к себе, тихо-нежненько урчу-шепчу ей на ушко:
  
  - Ты... что... творишь... с-с-с-с-сучка... Ты... как... себя... ведешь... д-дрянь... - а потом, чтобы она не сомневалась на мой счет: - Сожру. Не посмотрю, что беременная, - сжимаю ее задницу, в то время как она с веселой, обезумевшей полу-ухмылкой смотрит на меня и слегка скалит зубки.
  
  Потом она очень нежно проводит пальчиком по моему лицу, а я легонечко целую ее пальчик. Краем глаза вижу, что за этим издали наблюдают Джесси и Изабель. Плохо видно выражение их лиц, и я тут же забываю об их существовании.
  
  Когда мы вместе с другими входим в лифт, она нежно касается губками моих губ и шепчет в них:
  
  - У... бью... те... бя... дер... жись...
  
  Облизать ее хочу. Всю. А потом съесть.
  
  А она наблюдает за мной внимательно и так же весело. Да это ж маска, вопит все во мне... А под ней - буря... Мы все еще здесь, кругом люди, она не может... Но когда мы приедем домой, меня ждет тропическая буря...
  
  По дороге она не делает мне минет, как тогда. Ей мешает живот. Она сидит и смотрит прямо перед собой, отражаясь в лобовом стекле, и на лице ее все тот же веселый, обезумевший осклаб... Пустые, застывшие, сумасшедшие глаза, как у свихнувшейся куклы.
  
  Дома...
  
  Если целовать до крови, схватив за волосы, ребенку ничего не будет... И я целую ее. Я грызу ее, как хищник грызет свой корм, она грызет меня, и мы ничего не говорим друг другу. Мы только вгрызаемся друг в друга и стонем, как два раненых зверя.
  
  Сдираем друг с друга на хрен одежду, свалив ее в прихожей, затем я, голый, взваливаю ее, голую, на себя, несмотря на живот. Она сильно потяжелела, но мне похрену. Ей плохо лежать на спине из-за вены кавы. Но я пока еще не могу отпустить ее от себя настолько, чтобы поставить на коленки и не видеть больше этого обезумевшего лица. Нет, я хочу его видеть. О, как хочу. Я прусь от него.
  
  Легонько сваливаю ее на бочок, отрываюсь от ее искусанных мною губ и, раздвинув ее ножки, опускаюсь в нее лицом. Оставляю в ней, на ней пятна своей крови, у меня губа тоже в крови от ее укусов. Она тихонько рычит от боли и похоти, как дикая кошка, пытается вырвать мои волосы. Самка. А я - ее самец, если кто не понял.
  
  - Ты - скотина... - прорывает ее. - Как ты мог... Как мог... Сейчас, когда ты ублажишь меня и оттрахаешь всеми угодными мне способами, я уйду от тебя... а ты под-д-дохнешь без меня.
  
  - Куда уйдешь, бл...дь, - хриплю я. - Уходила уже - далеко не ушла. И сейчас никуда не отпущу. Прежде отдолблю тебя, - замахиваюсь, будто собираясь бить ее наотмашь, но стормаживаю вовремя.
  
  - Пустые обещания... - она тоже замахивается, но тоже меня не бьет.
  
  - Ниче не пустые. Уйдет она... Я затрахаю тебя, и ты больше ходить уже не сможешь.
  
  - Затрахаешь... ха... а-а-а... - она уже почти без перерыва стонет, пока я жестко ласкаю ее. - Да не захочу - вообще не да-а-ам...
  
  - Сама же страдать будешь... Е...ливая тварь...
  
  - А не буду... Сама все сделаю... У тебя на глазах... А ты подыхай...
  
  - Как сделаешь... - рычу. - Как... без рук... руки-то выверну тебе...
  
  - Не вывернешь... Я прежде загрызу тебя... О-о-о-о...
  
  - Да, кончай, сучка... Кончай... Это начало только...
  
  - Дождешься от тебя... Вон, другие "всю ночь" с тобой "кувыркаются"... Ты их на Порше катаешь, а они тебе в рот дают... Новый Год тебе помогают встретить на зависть всем...
  
  - Заткнись и кончай...
  
  - А-а-а-а...
  
  - Вот так...
  
  Все, приходится все же поставить ее на коленки. Но в этой позе я всласть отрываюсь, звонко и продолжительно шлепая ее по заднице. Я в ней, я долблюсь в нее, обхватив руками ее живот, а она стонет уже почти мучительно и кончает, закатив глаза. Я вновь тяну ее за волосы к себе, нагнувшись, сладко-мучительно целую, а она стонет мне в рот. А я режу ее стон своим хрипом:
  
  - Еще хочу... Еще тебя хочу... Сучка... Дурочка... Никогда не перестану хотеть тебя... Как бы ты ни бесилась... Знаешь же сама...
  
  - Знаю... Знаю...
  
  - И ту я только тогда трахал... До тебя... Не после, нет...
  
  - Знаю...
  
  - Тогда почему бесишься так, стерва? - сладко-сладко целую ее в губы, дышу в нее от жаркого наслаждения ей и ее наслаждением.
  
  - Ты целовал ее... Она - тебя... И не только... Я видела... Я все видела... И ты хотел, чтоб я видела... - сквозь стоны прорывают истерические рыдания... - Убить меня хотел... Убивал меня... Не убил... Сожру... Сожру тебя за нее... Мой... Мой и больше ничей...
  
  - Твой... Твой, конечно... Твой навсегда... Шлюха... Любимая моя шлюха... Любимая, похотливая, стервозная жена моя... Кишки мне наизнанку выворачиваешь... Дрянь... Мозги мне долбишь... Ведешь себя с ними, как проститутка... Разговариваешь, как шалава какая-то... Как тупая, е...ливая тварь...
  
  - И еще так буду.
  
  - Знаю... Сумасшедшая...
  
  - От тебя с ума схожу...
  
  - А я - от тебя...
  
  Я опять развернул ее на бочок. Я должен видеть ее, безумную любовь мою, смотреть в ее сумасшедшие, родные глаза.
  
  - Я люблю тебя... Детка... Девочка... Моя девочка... Единственная моя...
  
  Она плачет. Гормоны, может? Я не пытаюсь понять, просто целую ее.
  
  - Любовь моя... Единственный мой... - трется о меня, ловит лицом мои руки, а я глажу провожу большими пальцами по ее бровям. - Умру без тебя...
  
  - А я - без тебя.
  
  - Умру, если скажешь, что я некрасивая...
  
  - Красивая... Меня трясет, такая красивая... Меркнет все...
  
  - Я безобразная...
  
  - Дура! - жарко целую ее. - Моя дурочка. Одна... Одна такая... Никого не вижу же, кроме тебя. Хочу тебя, как маньяк... с животом вообще до смерти хочу... Подыхаю иногда, так хочу, только посмотрю на тебя с животом - изнасиловать охота... Сам себя прибить готов, так меня прет от живота твоего... Как увижу - стояк... Сам над собой стебусь, выродком, там дите ж наше, а я... А вдруг беременной красавице-жене больно сделаю... Извращенец...
  
  У меня спирает дыхание, когда признаюсь ей в том, что это так заботит меня.
  
  - Глупый... Глупый мой... Глупый мальчик... Мне никогда не будет больно с тобой. Я твоя же... Иди ко мне, - стонет она, кончая, - не могу без тебя... Хочу, чтобы ты ко мне пришел.
  
  Несколько секунд всего - и я к ней прихожу. А она - ко мне, еще раз. Угодил. Угодил ей. Но ведь просто правду сказал и больше ничего.
  
  Вот и набесились.
  
  Лежим рядышком, отдыхаем. Я глажу ее теплый-теплый животик. В мою руку вваливается бугорок, вздыбившись на нем, таком кругленьком и гладком.
  
  - Сы-на, - шепчу бугорку, прижимаясь к нему губами. - В футбол будешь с папкой играть?
  
  Она слушает наши мужские разговоры и с наслаждением ласкает мою голову.
  
  - А-а-андрю-у-ш, солнышко мое, - тянет певуче, пока я урчу, как котяра. А она радуется нам, умиляется: - Скоро два сыночка у меня будет.
  
  - Мамка, - смеюсь над ней, а сам еще пару разочков целую сыну. - Да, а вот глядишь, придется тебе нас кормить.
  
  Это я не про сиськи ее, хотя уже изъявлял желание пососать их, когда в них будет, что сосать. Нет, я про другое.
  
  Я сказал это. Произнес вслух. Сам не знаю, как вывалилось, но от того, что сказал, мне вдруг легче. Продолжаю улыбаться, а у самого-то внутри совсем другое. Не то, чтобы я сильно боялся, что долго буду так... в поисках... но все-таки. Так что вот тебе - ворст кейс сенарио, озвучил наконец.
  
  - Придется - значит буду кормить, - она невозмутимо продолжает гладить меня по голове. - Сколько потребуется. А ты меня дома кормить будешь. Готовить тебя научу. Да ты и умеешь уже.
  
  - О, не, - мотаю головой. - Тогда срочно надо что-то новое находить.
  
  - Иди сюда, - тянет она к себе мою голову.
  
  Притянув, на мгновение задерживает взгляд на моем лице. Глаза ее светятся такой любовью, что у меня сейчас задрожат руки. Потом она целует меня нежно, обнимает. Она очень крепко может обнимать, я знаю, и в этот момент, когда она обхватывает меня своими длинными руками и прячет в них, я чувствую себя ее ребенком. Она все так же гладит мои волосы, а я глажу ее лицо и нашего сына в ней.
  
  - Любимый муж мой. Мой мужчина, - говорит она, глядя уже серьезно в мои глаза. - Это с тобой я стала женщиной. Ты знаешь?
  
  - Знаю, - говорю. Хотя ни хрена я не знаю. Не знал, то есть. Не задумывался. Любил просто - и все. А это всего лишь результат. Как и то теплое, кругленькое в ней, что прыгает там сейчас.
  
  - Я люблю тебя, Андрюш. Я иногда хочу обхватить тебя всего, обнять и не выпускать.
  
  - Обхватывай... обнимай... - разрешаю я и сам обнимаю ее, целую, нежась в ее объятиях, купаясь в ее словах любви.
  
  - А знаешь еще какой кайф чувствовать, - жарко шепчет она, - что ты, мой любимый, мужик такой классный, желанный такой, что иногда аж голова кружится, - она у меня кружится, сумасшедшая ты девчонка... разве ж можно выдержать такой водопад любви твоей... тону в нем... - что ты сделал меня мамой... дал мне дитя... твое дитя... что я ношу его в себе... что это кусочек тебя во мне...
  
  - И кусочек тебя - тоже, - говорю ей.
  
  - Ты вошел в мое тело... ты изменил его... ты взял его и сделал с ним то, для чего оно было предназначено... ты поселил это в нем... это такое счастье, Андрюш...
  
  Мне нужно сказать что-нибудь, а то задохнусь. Сколько любви. Сколько тепла. Сколько света. Не только в глазах ее сияющих - во всем. Нет, мне не плохо, просто слабак я, оказывается. Выдержать тяжело. Насколько она сильнее меня в таком, но я учусь на ходу. И привыкаю быстро - глядишь, потом мало будет.
  
  - Я же, Оксан... Ты думаешь, почему я все время так отчаянно в тебя лезу - ... - впиваюсь взглядом в ее глаза, а она дрожит от моих слов. - ...вживить себя в тебя. Вот и вживил. Соединился с тобой навеки. С частью тебя. Слился с тобой в него, - пока еще не родился, мы, возможно из какого-то потайного суеверия, не называем сыночка по имени. - А когда родишь его, будешь видеть меня в нем, и себя - тоже. Будешь видеть наше слияние в человеке новом. Сыне нашем.
  
  - Сыне... - шепчет она благоговейно. - Таком, как папка его...
  
  - Или как мамка. Там увидим, - говорю тихонечко.
  
  Она сильнее меня, но в одночасье сделать ее слабой-слабой, возбудить, не только сексуально, но и взбудоражить душу ее так просто. И сейчас это происходит с ней. От моих слов - нечасто я такое ей говорю - ее колотит прямо, она вздыхает, словно падает, обессилев, хотя мы и так уже лежим. А я подхватываю ее, такую бессильную, слабую, родную. И как же сладостно чувствовать эту ее слабость. Какая женственная она от этого, если я, конечно, вообще что-нибудь в этом понимаю.
  
  - Андрей... - говорит она тихим таким голосом, будто не может выдавить из себя ничего погромче. - Ты... Когда ты обнимаешь меня... когда ты берешь меня... когда ты любишь меня, Андрей... когда ты во мне, я голову теряю... Ты такой сильный, Андрей... Я... Я просто растаять хочу... Расплавиться... Растечься вокруг тебя... О-о-о... - она стонет это просто так, закрыв глаза. Но я еще не в ней. Мы пока еще даже ничего не начинали. Не возобновляли. Нам и так хорошо сейчас.
  
  - А я...
  
  Да, а как описать это? Не по моей вообще-то части. Попробую...
  
  - Я когда беру тебя, я... я устремляюсь к тебе. И хоть это ты меня объемлешь, я будто поглотить тебя хочу. Как будто ты - недостающая деталь меня и мне надо поэтому тобой завладеть. Воссоединиться с тобой. Себя тобой дополнить. И - да, обладать тобой хочу, - пожимаю плечами. - Это же во мне - мужское начало, что поделаешь. Возможно, грубо иногда, резко, жестко. Сильно. Рвусь к тебе - поэтому. Сметаю все на пути.
  
  - Да, а я принимаю тебя... с радостью... и думаю: "Неужели он мой... Такой сильный... красивый... мужественный... Мой мужчина... Только бы он не переставал... Пусть возьмет меня всю... Я только для этого пришла в этот мир. Для него."
  
  - А я для тебя сюда пришел, любимая.
  
  "Зачем приехал?" Да затем. Готов поспорить, тоже вспомнила о том, что крикнула мне недавно. Теперь-то знает, зачем. Оттого и закралась легонькая, едва заметная улыбка в уголок ее губ, слабым мерцанием озарив глаза, пробилась из-под полузакрытых век.
  
  Рано или поздно такое переходит у нас в секс. Куда ж без этого. Не соврала же она, чертовка, когда говорила сегодня той, что я не вылезаю из нее.
  
  Тихонечко, нежно, очень нежно целую ее лицо. Она дрожит, трепещет под прикосновением моих губ. Подставляет им свое личико. Она закрыла глазки, поднимает вверх бровки, словно удивлена, приоткрывает ротик и нежно-нежно стонет... Песенки поет... С закрытыми глазами, наощупь ласкает своими нежными ручками мое тело. Одна рука ее ласкает опять мою голову, заставляя меня на мгновение тоже закрыть глаза, другая тихонько скользит вниз, и, лишь слегка ее сжимая, уделяет особое внимание моей заднице. А мои руки гуляют по ее нежному, горячему, потяжелевшему телу, гладят не только животик, хоть надолго отвлекаться от него и не в силах. Но у нее еще столько других сладеньких мест. Вон, сисечки так и просят уже, давно просят. Она не стонет слишком уж громко, просто тихонько выдыхает. Я целую ее манящие, просящие губки почти целомудренно, касаясь их своими, а она легонечко дышит мне в рот. Я вхожу в нее рукой, а она, почти в ту же секунду обхватывая, принимается ласкать его своей теплой ручкой. Он встал давно уже, но сейчас он словно прыгает от радости у нее в руке. Она нагибает к ней мою голову, а сама склоняется над ним и берет его, и мы любим друг друга так.
  
  Все это время в ней кое-кто прыгает, то ли это ему не дает спать то, что мама его так безобразничает, то ли он просто резвенький. Она уже не в силах сдержаться и стонет, хоть и негромко. Сейчас она выпустит его и попросит меня войти в нее. Но я не выдерживаю и, отрываясь от нее первым, смеюсь:
  
  - Сына скажет, ну вы, блин, родители, даете... Оборзели совсем...
  
  Она тоже смеется тихим, радостным смехом и легонечко, очень сладенько стонет, когда я вхожу в нее сбоку и люблю ее медленно, нежно, обхватив руками животик. Она очень горяча там, внутри, в этом горячем, глубоком озере, да и на поверхности его - тоже. И мы плывем по нему вместе, по кругу, по кругу, по кругу. Нам не обязательно причаливать к берегу. Можно плыть еще и еще и никогда не надоест. Растворяясь в нашей любви, мы растворяемся друг в друге.
  
  Я люблю ее бесконечно. Бесконечно. А она - меня. И когда мы - сначала она, потом и я тоже - приплываем, то не ожидаем сами, а просто радостно осознаем, когда это приходит.
  
  В последующем затишье - она даже, кажется, погружается в дремоту - на золотистой водной глади появляется легкая, озорная рябь, как от дуновения ветерка - это я опять водичку нашу баламучу, кто бы сомневался. Смеюсь тихонько, покрепче прижимая ее к себе.
  
  - Чего? - шепчет она. Слышит хорошо меня, даже в полусне. Слышит меня всегда.
  
  - Да я вот тут подумал, а интересно, что бы ты сделала, если б я... ну... реально... с этой...
  
  Сам не знаю, как это я решился опять вернуться к этой теме. Баламут, говорю же. Провокатор. Ведь так славненько плыли. Какая водичка была спокойная, нет - на тебе. Но я не унимаюсь, баламучу дальше:
  
  - Если ты уже сейчас так бесилась, то тогда - что, яйца бы мне оторвала? А? А потом - деру? - а сам поглубже зарываюсь в ее теплый затылок.
  
  Не совсем я дебил, конечно. Немного я еще и по финансовой части шарю, вон, с вэлью-экспертизами не раз дело имел. А что такое эти экспертизы, как не просчитывание рисков? Я, разумеется, и теперь их просчитал и пришел к выводу, что мы обсудили, потом я ее удовлетворил, потом Оксанка успокоилась, обмякла, следственно, бояться мне нечего.
  
  Так и есть. Она сладко нежится в моих руках, трется спинкой о мою грудь и даже хихикает тихонько:
  
  - Если бы реально? Ну-у-у... Видишь ли, дело не в мозгах... Умом бы я поняла. Но тут... - она кладет мою руку на левую свою грудь, и я инстинктивно мягко обхватываю ее. Там, внутри, чувствую тихий стук ее сердечка, которое отдала мне. - Это не подвластно мне. Тут у меня все функционирует как-то на автопилоте, - лежа ко мне попкой, она словно общалась с подушкой, а теперь поворачивается лицом ко мне и смотрит нежно в мои глаза. - Думаю, больно было бы. Как тогда. А тогда ты меня сильно ранил. Думаю и, что не ушла бы все-таки от тебя. Как этой зимой не ушла. Люблю ведь тебя. Жила бы в потрескавшемся доме постоянно, каждый день замазывая, заштукатуривая стены. А дальше - не знаю. Любовь мою к тебе это бы не убило.
  
  Так уж повелось у меня, что каждый раз, когда она вслух говорит мне о своей любви, да еще смотрит при этом в глаза, я невольно крепче ее сжимаю.
  
  - Ее ничем не убить, - продолжает она, будто думает вслух. - Неубиваемая она, я, кажется, знаю теперь. Но помимо этого... ты же знаешь меня... Покоя мне, наверное, не было бы, вот что. А что потом - не знаю. И какое счастье, что и не надо знать, ведь правда? - она смотрит мне в глаза, и робкая улыбка струится из ее нежных глаз прямо в меня.
  
  - Я люблю тебя. Ты у меня одна, - говорю ей и целую ее глаза, у которых в плену, сколько себя помню.
  
  Саундтрек-ретроспектива
  
  Florence and the machine - Bedroom hymns
  
  Arctic Monkeys - R U Mine?
  
  Maroon 5 - Animals
  
  Mando Diao - Down in the past
  
  Shania Twain - Gonna Getcha Good
  
  Maria Callas - Carmen. Prelude: Habanera (G. Bizet)
  
  
  
  Андрюхин словарик
  
  
  вена кава - "синдром защемленной вены", встречающийся на поздней стадии беременности при лежании беременной на спине
  
  вэлью-экспертиза - заключение по оценке актива
  
  ворст кейс сенарио - худший из возможных сценариев
  
  Кафка - Франц Кафка, писатель, философ, широко признаваемый как одна из ключевых фигур литературы XX века. Его произведения, пронизанные абсурдом и страхом перед внешним миром и высшим авторитетом, способные пробуждать в читателе соответствующие тревожные чувства, объединяют в себе элементы реализма и фантастического и повествуют о человеке, сталкивающемся с сюрреалистическими трудностями и непонятными силами. Здесь намекается на роман Франца Кафки "Процесс".
  
  КТГ - кардиотокография, в обязательном порядке регулярно проводимая в последнем триместре беременности
  
  пятнадцать баллов - оценка "отлично" по пятнадцатибальной системе
  
  светшоп - "потогонная мастерская", здесь: помещение с парниковыми условиями
  
  стендинг - положение, статус
  
  in spe - будущий, в будущем
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"