Ренцен Фло : другие произведения.

Глава 5. Лагуна-остров. День Третий

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

 []
  
  
  
  
  Sting - Mad about you
  
  Lana Del Rey - Love
  
  Arctic Monkeys - 505
  
  Two Steps from Hell - Enigma
  
  ARTIK feat. Asti - Мы будем вместе
  
  Amber Run - Heaven
  
  Lana Del Rey - Video Games
  
  Ухайдокались мы от разговоров, продрыхли всю ночь и проспали завтрак. Сегодня просыпаемся поздно, нежность и страстная любовь бьют у меня теперь через край, вот и доказываю ей эту любовь и нежность очень рьяно. Так рьяно, что на голодный желудок упахиваюсь, и ей приходится все завершать самой. А после этого у нее, если натощак, обычно немного болит голова и наступают тошнота и слабость. В итоге время почти обеденное, и я решаю не заморачиваться с английским завтраком, французскими круассанами и тому подобной ерундой, а начать день с основного.
  
  - И что ты притащил мне покушать, - поет она, вскакивая на кровати и потирая ручки. - О-о-о-ой, какие... - я заказал-таки огромный веник розовых роз, кругленьких, как те, что уже завяли на моем столике, как те, что были на клоузинг-диннере, и мне доставили их и вазон к ним. Смотрю, как она, голенькая, принимает букет, зарывается в них носиком, блаженно закрыв глазки, вдыхает их аромат, а я смотрю на ее растрепанные волосы, ее зардевшееся личико, и думаю, что оно гораздо прекраснее этих роз - каждой по отдельности и всех, вместе взятых.
  
  А пока она возится с вазой, у меня уже просыпается желание уложить ее, голенькую, на кровать, провести розочкой по ее розочкам... по всем ее розочкам... а после раскрошить по кровати остальные розы и заняться с ней любовью прямо в лепестках. Но тут мой желудок сердито предрекает мне, что натощак довести сии планы до успешного завершения мне не светит, да и ее уже давно кормить пора.
  
  Налюбовавшись вдоволь своими цветочками, она издает не менее восхищенный возглас при виде еды.
  
  - Обязан поддерживать тебя в форме, - рапортую. - А что, ослабеешь совсем, и что мне тогда с тобой делать, - смачно чмокаю ее в губки. - И по назначению тогда не используешь... - она пытается дать мне под дых, но я ловлю ее за руку, ту, с моим кольцом, и целую. - Тем более, лопать мы всегда любили, а, - подначиваю, тыкая в бочок.
  
  Не хочу напрямик напоминать ей про то, как много она ела на клоузинг-диннере и на свадьбе, хоть благодаря всем нашим разговорам вспоминать об этом времени стало как-то легче. Она все же на мгновение сникает, но потом веселеет опять, когда я старательно раскладываю перед ней в глубокой тарелке на подносике рисовую лапшу со всякой всячиной, включая морепродукты и орешки кэшью, а в чашку наливаю зеленый чай с жасмином:
  
  - Прости, зай, не спросил рисовых палочек, а сами они чего-то не положили. Надеюсь, моей маленькой выпендрежнице все равно будет вкусно, - и подаю ей вилку.
  
  - Блин, Андрюха, - ест и отхлебывает она, блаженно жмурясь. - А это, оказывается, заводит, когда ты так обхаживаешь.
  
  - Неужели я такого ни разу не делал? И как ты меня только терпела?
  
  Вооружившись вилкой, я тоже расположился рядом с ней и ем с ее подносика, из ее тарелки, мацая ее другой рукой. Она шутливо бьет меня по пальцам и той, и другой руки, но я и не думаю ставить себе отдельную тарелку или прекращать ее лапать.
  
  - Вот ненавижу, когда у меня из-под носа таскают еду, - сердится она.
  
  - Не боись, там еще есть, - с набитым ртом чмокаю ее в губки, а потом кладу добавку.
  
  Кажется, мой проглотик потихоньку наедается, сладко потягивается, откинувшись на подушках, и смеется радостно.
  
  - Чего? - спрашиваю.
  
  - Да так... Подумала, ведь у нас это с тобой 'бед ин' получается. Чувствую себя, как Йоко Оно совсем.
  
  - Да ну, какой там. Лапша-то тайская. Да и ты на японку никак не тянешь.
  
  - Ты разочарован? - толкает меня.
  
  - Ну-у-у... - делаю вид, что раздумываю, а она принимается молотить меня кулачками по ребрам. - А знаешь, ведь Макс Каннебеккер женат на японке и мне тоже намекал, что, мол, а если и мне... Блин, Оксанка, полегче, проперхнусь... А что, по мне не видно, насколько я разочарован? - смотрю на нее влюбленным взглядом, а она тогда обнимает меня уже и смотрит тоже нежно и влюбленно. - И вообще, если у нас тут с тобой бед ин, то мы слишком много трахаемся.
  
  - Много трахаемся? Тебе надоело или ты обессилел? - она вскидывается, набычившись, по-смешному упирает руки в боки, а ее сиськи возмущенно прыгают мне навстречу.
  
  - Я ж не говорил 'мне надоело', - пожимаю плечами, вытирая рот салфеткой. - Просто они там с Джоном Ленноном, кажется, в пижамах валялись. И трындели про 'миру - мир'. А ты тут такая голая бесстыдница, - тащу ее к себе и шлепаю по попке. - А в плане 'обессилел' - нет, наоборот, силы подкрепил и огурец, знаешь, какой... А тебя, хулиганка, - прыгаю на нее, валю на постель и: - м-м-м... - легонечко трогаю там губами и языком, - вообще щас накажу за наглый твой п...деж, - она стонет, а я вхожу в нее и люблю гораздо нежней и медленней, чем могла бы предположить моя произнесенная только что угроза.
  
  На стенке теперь видно длинный, тянущийся вдаль павильон, оплетенный вьющимся зеленым балдахином. Это очень красиво, и Оксанка чуть ли не пищит об этом. И все-таки мы не расстаиваемся, что ни разу не гуляли вместе по Гайд-парку. Не смотрели вместе Лондон.
  
  - Любимый, - произносит она мечтательно, пока я с закрытыми глазами отлеживаюсь у нее на животе, а она массирует мне голову, - а вот скажи, только честно, мы с тобой специально только что морепродукты хавали? Как афродизирующее? И ты поэтому так... только что...
  
  - Любимая, - отвечаю в тон ей, - я не знаю, о чем ты. Ведь мое главное афродизирующее - я у него... у нее на животике сейчас лежу. Не давлю тебе? После еды?
  
  - Ниче. То есть, ты хочешь сказать, что это я делаю из тебя секс-маньяка? А то ты же в курсе, что так много трахаться здоровья не у каждого хватит.
  
  Она встает, на ходу еще раз нюхает розы, потом открывает дверь на балкон и, не выходя на него, подставляет свою сладенькую обнаженку сквознякам, развевающимся гардинам и моим похотливым взглядам. - Да уж, знала бы я тогда, с кем связываюсь... - она прищуривает свои бессовестные глазки и начинает хулиганить - у меня на глазах гладить себя такую, на ветру, в гардинах. И чего еще удивляется, что я так много могу? - Не ожидала, каким ты окажешься...
  
  - Не мечтала, да? - поправляю ее, а сам встаю и подхожу уже к ней. Как будто я мечтал.
  
  - Не мечтала, что мне, дуре, так повезет и меня будут так... м-м-м...
  
  Я целую ее медленно, опускаю в кресло, а она гостеприимно раздвигает мне навстречу ножки. Опускаюсь перед ней на колени и люблю языком, пока она откидывается на спинку кресла, ерошит мои волосы и урчит, как кошечка. Он встал опять, и она принимает его с радостью и наслаждением, а я поддерживаю ее под попку и занимаюсь с ней любовью. Она гладит меня, гладит везде, где только достает. А и в самом деле, чего это мы все - кровать да кровать. Ну, в ванной еще.
  
  - Ты чего такая, а? - спрашиваю ее, когда она кончает со мной внутри, кончает у меня в руках, теплая, розовая, с улыбкой, полузакрыв глаза. - Откуда? Откуда пришла такая ко мне, свалилась на меня, как...
  
  - ...снег на голову? - стонет она, выгибается, смеется тихонько.
  
  - Как лавина... лавина счастья, а? Я ж с тобой как виагру хаваю, детка... М-м-м, сладенькая, как мед... Ты ж знаешь меня... Это ж я с тобой только такой, солнышко... Да, да, давай, давай еще, кончай, кошка ты... кошечка моя е...ливая...
  
  - А-а-а... - вместо ответа она делает, как я говорю. Ей не нужны никакие акробатические номера, там, менять позу по сто раз или еще чего-нибудь.
  
  - Спорим, больше не кончишь? - шепчу ей. И все люблю ее, медленно, медленно. И проигрываю спор. И еще. И еще. Я самый кайфующий проигравший, которого только можно себе представить.
  
  - Не могу больше... не смогу больше... - она молит почти, но в этот раз ошибается она.
  
   - Что? Ты выдохлась? Я разочарован, - шепчу ей. И, главное, не верю нисколечко.
  
  - Иди ко мне, любимый, - стонет она. Хитрюга.
  
  - Приду, - обещаю.
  
  Но сначала меня тянет попробовать кое-что. Пожалуй, на кровати будет лучше.
  
  Переношу ее туда, шепчу:
  
  - Потерпи... Сейчас будет продолжение...
  
  Только продолжение несколько иное, чем думала она. Она не понимает, к чему это, а когда я массирую ее там все настойчивей, ей поначалу вообще неприятно. Она пытается вытолкнуть мою руку, оттолкнуть меня, убежать, только кто ж ее отпустит.
  
  - Расслабься, - шепчу я.
  
  - Не надо, я не хочу...
  
  - Я хочу.
  
  - Андрюш, я не умею... У меня не получится...
  
  - Получится.
  
  На самом деле я в этом абсолютно не уверен. Вряд ли получится с первого раза. Но с ней не следует делиться сомнениями, если хочешь добиться результата. А я хочу, вернее, мне интересно. И я продолжаю.
  
  Не знаю, когда и как наступает переломный момент. Я читал когда-то об этом, но едва пытался с ней заговаривать, как она отказывалась напрочь. Глупенькая, это ж все предубеждения.
  
  - Верь в свое тело, как верю в него я, - произношу, особо не задумываясь.
  
  Тут ее то ли катализируют мои слова, то ли просто физика моих движений - в общем, она делает это. А я глазам своим не верю. Стоит ли говорить, как меня возбуждает, переполняет гордостью смотреть на то, как она извергается у меня на глазах, у меня в руках? И я шлепаю ее, а там у нее все плещется под моими шлепками, а сам целую ее со смехом, радостным и изумленным, ведь моя уму непостижимая девочка опять доказала мне, что для нее нет ничего невозможного.
  
  Ее личико после этого расслабляется, она такая умиротворенная, что это даже непохоже на обычный оргазм. Ее тело теперь такое теплое-теплое, и лежит она себе тихонечко. Ушла в себя. Черт, надо будет порасспросить ее, что она чувствовала, настолько она выглядит необыкновенной и новой. Сейчас она, кажется, не в состоянии мне что-либо ответить.
  
  Неужели это я с ней такое сделал? Вот крут я... Успокаиваю ее, когда она, немного придя в себя, наезжает, мол, какой я бессовестный, и ведь мы не дома, и ведь это неудобно как получилось и как мы теперь будем...
  
  - Высушим все, - я уже просто ржу, - на батарее. А, блин, тут нету... Ну так найдем, где... А сами на полу будем трахаться. Или в кресле. М-м-м... красавица моя... съем, хулиганку... Кстати, я ж должен еще прийти к тебе... я обещал...
  
  Я переношу ее опять в кресло и, то ли обалдев от ее извержения, то ли просто перезрев, кончаю достаточно шумно.
  
  
  ***
  
  Пока все сушится, мы бросаем на кровать покрывало и я, жуя ее ушко, возвращаюсь к своему вопросу:
  
  - Так ты объяснишь мне, откуда ты такая, а?
  
  - С тобой такая, Андрюш. Просто я люблю и хочу тебя, вот и все.
  
  - За что хочешь?
  
  - Ты заводишь меня. И твое тело заводит. Красивый, сексуальный, - смеюсь недоверчиво. - Целуешься классно. Ласкаешь так, что голова кружится, улетаю... Трахаешься убойно. Правда. Хочешь меня. Желаешь меня. Прешься от меня. Даешь мне почувствовать себя желанной... почувствовать себя женщиной... и шлюхой... твоей шлюхой...
  
  - М-м-м, красиво поёшь. Спой еще, - прошу. Какие черные ее глаза, когда говорит мне все это. Томные, нежные. Да она это не про меня совсем.
  
  - Это только с тобой все. Это ты умеешь возбудить меня, сделать так, чтоб я захотела, вот и кажусь тебе черт знает кем. А так - обыкновенная, ленивая, физиологически неидеальная, ох, какая далекая от идеала. Закомплексованная и даже очень скучная.
  
  - Не ска-жи-и-и. Я ведь все еще под впечатлением. Я ж так, наугад пробовал...
  
  - Поросенок, - она смеется. - А как забабахал... Порнухи насмотрелся, что ли? И ведь все правильно сделал, как следует...
  
  - Постой-постой... та-а-ак... - отрываюсь от ее ушка и вылупляюсь на нее. - Стоп. Еще раз, только помедленнее...
  
  - Милый, ты шокирован? - она притворно огорчается. - Но ведь ты сам заметил - секс мне вообще-то типа нравится, так?
  
  - Да, заметил.
  
  - И мы с тобой только вчера выяснили, что у меня его не было... ну... долго.
  
  - Выяснили.
  
  - И что я должна была делать? Ты вероятно знаешь, что, блин, потрясения-потрясениями, а с физиологией бороться трудно.
  
  - Заметил. Ни фига себе. И ты смотрела... порнуху?
  
  - Да. А ты - нет?
  
  - Ну так я-то... Нет, а ты потом - что... да?
  
  - И потом - да. А что? Стыдно должно быть за это?
  
  - Да н-нет...
  
  - А было стыдно. Поначалу. Но все равно - и смотрела, и делала. И хотелось все равно.
  
  - Да? Так... как тебе?
  
  - А тебе - как?
  
  - Так...
  
  - И мне - так... Скучно. Я же, Андрюш... Ты же меня знаешь. Я же искусство люблю. Эрго я - киноман.
  
  - Погодь, мы про порнуху сейчас говорим, радость моя.
  
  - А ты не будь занудой. И ханжой. Порнуха - это тоже давным-давно уже киножанр. Ее еще грамотно снять надо.
  
  - Не знал. Вернее, не задумывался. Вернее, я не за этим...
  
  - Да я-то тоже не за этим. Напряжение снять больше. Но тут, как говорится - заходи, раз пришел. А раз пришла я, туфту смотреть не буду, даже если это порно. Потому что бывает такое, а бывает - такое.
  
  - Эм-м-м, интересно... Ну?
  
  - Гну. Вот что ценится мужиками? 'Пацаны, у них сиськи большие? Качать - не качать?' Это чувак в обсуждениях спрашивает.
  
  - Тебя, по ходу, не интересует?
  
  - Ты знаешь, вот не буду врать. Чисто посмотреть, как на мебель - мне тоже приятно, если у девушки все как надо. Но это ж статика. Я словно их, мужскими глазами в этот момент смотрю и до меня доходит, что - да, это их заводит. И никакой даже зависти, что у меня фигура не та. А вот когда доходим до динамики... Нет, не интересует.
  
  - А интересует... какой мужик из себя... там... накачанный или... блин... какой... у него...
  
  - В принципе тоже не особо. Если он не совсем реально страшный и у него не совсем реально...
  
  - ...маленький?..
  
  - ...некрасивый.
  
  - А у меня... красивый?.. - спрашиваю совсем уже обескураженно.
  
  - Красивый. Так, мы не о тебе сейчас. Или ты тех телок тоже постоянно со мной сравниваешь? Я ж проиграю по всем параметрам.
  
  - Не срав... блин... так, не о тебе сейчас. Так что тебе нравится?
  
  - Нравится, когда ей нравится. Причем - реально нравится. Поначалу, когда только начала во все это въезжать, меня бесило. Мне казалось, что мне там впаривают допотопную фигню, типа, она - шлюха, ее имеют, используют, унижают. Что секс - неизбежно унижение для женщины, это позапрошлый век и суть оскорбление моего интеллекта. И у меня на это...
  
  - Че, не встает? - ржу я изумленно.
  
  - Ну, хоть сия фраза и бессмысленна с физиологической точки зрения, но, образно говоря, да. А посему - вот этого четко не предлагать.
  
  - А что предлагать?
  
  - Я ж сказала - когда всем реально хорошо. Потому что это ж на любителя все снимается. Это я очень быстро поняла. Кому что нравится, тот то в поиск и задает. А снимают все, что нравится. Абсолютно все. Хочешь реализму - будет тебе реализм. Хочешь издевательств - будут тебе издевательства. Ты, главное, кликни. А в процессе съемок - там же все совсем не так происходит.
  
  - Блин, малыш, в этом сегменте с таким туговато, чтоб и без унижений и подколов и все такое. И равноправие полов.
  
  - Знаю. Но - положить на равноправие. Его в порно не может быть по определению. Потому что там выявляются физиологические моменты, на то оно и порно. А значит, все должно быть реально. А реально, это, котик, как? Правильно, в нее вставляют, а она принимает. Если кому и может быть во время секса больно, так это ей, а не ему. Значит, в более слабом и зависимом положении она, а не он. Но если все-таки предположить, что она опытная, натренированная, делает это добровольно, и ей нравятся ощущения - потому что секс - это ощущения - то тогда ее может и 'имеют', но ничего в этом постыдного, обидного нет и ей от этого не больно ни в прямом, ни в переносном. Вот тебе, например, что нравится?
  
  - Э-э-э...
  
  - Да ладно, не будь занудой, колись... Анал, я угадала?
  
  - Слушай...
  
  - Короче, с тобой еще работать надо... Но я не об этом. Это мне поначалу казалось, что порно - штука отсталая, одностороняя и только для мужиков. А потом я поняла, что все не так. Что это ох, как продвинуто, потому что снимают абсолютно всё, на любой вкус, пол, возраст и нет ничего, чего бы там не было. А потому что коммерциализуют, на спрос, то есть. А спрос есть, поэтому и снимают. А это, Андрюш, такая скука. Потому что, во-первых, мне скучно от коммерции и мейнстрима. А во-вторых, когда я чувствую, что пытаются угадать мои желания и подладиться под меня и предложить мне подходящую продукцию, скучно вдвойне. Ожидаемо. Предугадываемо. И искусства - ноль-ноль. Вот смотрю - и знаю, зачем они так или так сделали.
  
  - Так что тебе надо?
  
  - Реализм. То есть - все спонтанно, всем хорошо и никакого заказа. А значит, из того, что предлагается - ничего.
  
  - Все-то ты знаешь. Сколько ж ты этого пересмотрела?
  
  - Да не так много. Но достаточно. И вообще, если начать это смотреть, очень скоро пустота настает. Скукота. Потому что в один прекрасный момент въезжаешь, что ничего нового, но приемлемого для тебя тебе уже не покажут.
  
  - Ну ты даешь.
  
  Смотрю на нее как-то по-новому, а ведь не думал, что она преподнесет мне что-либо еще. Быстро разбираюсь, что меня и это заводит. Спрашиваю вкрадчиво:
  
  - Оксан, а... как ты это делала? Делаешь?
  
  - Тебе рассказать?
  
  - Хочешь - покажи...
  
  - Блин, дай передохнуть, бешеный.
  
  - Ладно... Тогда, может, расскажешь?
  
  - Ну... если дома, то ложусь после на кровать, там, снимаю трусики и...
  
  - И? Я жду.
  
  - Так, ничего я тебе больше рассказывать не буду! - она вдруг обижается. - Ты - зануда, оказывается. А на меня сейчас, наверное, смотришь, как на больную нимфоманку. С отвращением и презрением.
  
  - Вот глупенькая, - целую ее. - Это ж классно. Просто жалко, что я не участвовал... и не присутствовал... Рассказывай все подробно и ничего не упускай!!! Блин, если б я раньше знал, вместе с тобой бы все это смотрел...
  
  - Сомневаюсь, что у нас бы вкусы совпали...
  
  - Солнышко, а можно еще вопрос...
  
  - Ну?
  
  - А в жизни... тебе тоже хочется попробовать то, что ты смотришь... смотрела?
  
  - Не-а. Здоровья не хватит.
  
  ***
  
  - Оксан, как у тебя сейчас, ну, с болями твоими... - спрашиваю под вечер.
  
  Мы сидим с ней на балконе после очередного нашего сладостного слияния... блин... охренительного траха и встречаем закат, укутавшись в одеяла.
  
  - Ого, неужели вспомнил? - она смеется. - Я тронута.
  
  - Ну не иронизируй... Я бы может раньше вспомнил, просто ты не показывала за все эти дни, что тебе больно... или не хочется...
  
  - Знаешь, получше, кажется, - улыбается. - Видно, скучала сильно по тебе.
  
  - И все-таки невероятная ты у меня. Что только во мне нашла...
  
  - А я, представь, не знаю, что ты во мне нашел.
  
  - Да брось.
  
  - Нет, честно.
  
  - Вот любишь скромничать и нарываться на комплименты...
  
  - Андрюш, а я сама постоянно в себе сомневаюсь. Но это еще полбеды. Если лицо свое я еще хоть как-то переношу, иногда, если хорошее настроение, даже заглядываюсь на него, то тело свое с детства терпеть ненавижу.
  
  - А я его люблю по-страшному.
  
  - И слава богу. А я хоть например и не решилась бы никогда, скажем, на пластику, но вижу себя... и вижу других и... страдаю.
  
  - Вот глупенькая... м-м-м... яблочки какие... - и я целенаправленно целую их, потому что, уверен, больше ей и комплексовать-то не из-за чего.
  
  - Говорил - плоская... Я и сама знаю...
  
  - Блин, Оксан, прости за те слова... Я ж не в себе был... Но даже тогда сказал тебе, что меня только на них тянет.
  
  - Увы, мне тяжело смириться с собой, - она разглядывает себя под одеялом, брезгливо скривив губы. - Плечи, как у мужика, - она передергивает ими. - А живот этот... Ужас... Талии вообще нету...
  
  - Блин, ты че, какой живот, где...
  
  - И ни фига не секс-бомба, - смеется невесело, - а во время секса мне иногда... часто... случается...
  
  - Что случается?
  
  - Я представляю себе... всякое...
  
  Так, это уже интересно:
  
  - Представляешь? Нафига представляешь?
  
  - Ну, иногда мне так удобней...
  
  - Чего - удобней?
  
  - Кончить.
  
  - А со мной... блин... меня представлять не катит?
  
  Она мнется.
  
  - Я же непривлекательная. От себя мне не кайфово. А без себя, с кем-нибудь другим мне тебя представлять - уволь...
  
  - А теперь, все эти дни...
  
  - Теперь почти не представляла.
  
  - Значит, теперь в жилу шло? - улыбаюсь.
  
  - Мне всегда было хорошо с тобой, просто я еще... подогревалась этим...
  
  - Но оргазм - это же не самоцель. Вон, я только по разу кончаю, а ты... - смеюсь.
  
  Хотя над этим призадуматься можно. Я-то думал, у нее - я, я, и только я. В голове - тоже. А выходит, она себе сама все выстраивала? А я - так, для мебели? Нет, быть не может.
  
  - И еще это отвлекает от боли. И она кажется даже приятной.
  
  - Так, значит, настолько со мной было ужасно, что еще и самолечение понадобилось?
  
  Она смеется. Вообще-то, она весела, да и мне слишком хорошо сейчас, чтобы делать из этого какие-либо далеко идущие выводы. Вот и предлагаю просто:
  
  - Слушай, говори со мной обо всем, а? В смысле - не терпи. Не замалчивай. И если тебе больно или не хочется... то... эм-м-м... скажи и я сделаю так, что будет не больно. И захочется.
  
  Она хохочет, а потом мы целуемся.
  
  Незаметно исчезло, улетучилось куда-то чувство, что все это нереально, и что она исчезнет, даже призрака не останется, а останусь я, один на один с воспоминаниями. Привыкаем потихоньку друг к другу?
  
  - Слушай, если не считать скачек с тобой, то я сроду так мало не двигался, как за эти дни.
  
  - Тебе не скучно?
  
  - Не-а. Я ж и в жизни так не кайфовал. М-м-м, - целую ее. - И не узнавал столько нового о тебе.
  
  - А о себе маловато рассказываешь.
  
  - Успеется.
  
  - А я бы послушала, как ты провел это время. Думаешь, мне не хочется знать? А то все, что я знаю на данный момент, это 'Зайка, мне было та-а-а-ак херово без тебя.'
  
  - А тебе - что, вставит от моих страданий?
  
  - Нет. Пожалею тебя, - она нежно улыбается, берет в руки мое лицо и смотрит на меня с любовью, а потом гладит меня по голове, а сама касается моего лица своими губками.
  
  Да уж, пожалеет... Только с чего начать рассказывать.
  
  Вот блин. Какая же она тепленькая и голенькая у меня в руках, под моим одеялом, в моем номере, с моим кольцом на пальце. Я ж уже заново прирос к ней. Чего - отдирать? А ведь так и будет. Как только я расскажу ей про Тину, она спрыгнет с моих колен, будто оса какая ужалит ее прямо в голую попу. Напялит на себя забытые, валяющиеся третий день где-то под кроватью шмотки и свалит, а мне покажет 'фак' кривеньким своим средним пальцем, предварительно стащив мое кольцо с безымянного и швырнув его мне в рожу.
  
  Не могу. Она еще не готова. И я увиливаю:
  
  - Ну, про абстиненцию...
  
  - Да-да, не знал, куда воткнуться, загашался работой, тренировками, порнухой и дрочиловом под нее и совсем редко - под видеоролики со мной...
  
  - Не 'под', а 'после'...
  
  - А не один фиг... - нетерпеливо машет она рукой, - короче, рассказывай...
  
  - Музыку твою слушал.
  
  - Да ну, - теперь она искренне удивлена. Это ее отвлекает, а мне позволяет выиграть время. - Какую?
  
  - Всякую. Агату, в основном. И один раз даже Дип Перпл.
  
  - Вот это да!
  
  - Да... Сам себя ею истязал, но все равно слушал. Как болезнь у меня такая появилась. Мания.
  
  Блин, про другую манию тоже не знаю, как рассказать. С чего начать.
  
  - Ты мне поэтому билет прислал? Хотел пойти со мной на концерт?
  
  - Я хотел, чтоб ты вернулась, - произношу, не задумываясь, и сам понимаю, что правда. Все это время хотел. - Только сам не понимал. А захотел сразу, как... прогнал. Вернее, я в начале не врубился, что ты реально ушла. Не думал, что уйдешь сразу. А потом сроду бы назад не позвал. Да и не думал, что вернешься. А ты вернулась бы?
  
  Она прищуривает один глаз и смотрит на меня лукаво.
  
  - Что, помучила бы меня, да? Небось, быстро без меня привыкла.
  
  Что, рассказать ей про сон, в котором один единственный раз видел ее, скучающей по мне?
  
  - Нет, не помучила бы, - она смотрит на меня во все глаза, а потом говорит: - Андрей, я вернулась бы, как только б ты сделал вот так, - щелкает пальцем. - И начхать на гордость. Я ж размазня у тебя.
  
  - Не скажи-и-и, - качаю головой. - Я ведь даже танцевать с тобой на свадьбе полез. Жахнулся потом, думал, не встану. А ты так и не сжалилась тогда.
  
  - Так я ж думала, ты это - так, поприкалываться. Вы вон там с Сашкой - это ж и был Сашка? - понасадили себе баб полон стол, не знали, с какой вам начать...
  
  - Только не надо на меня майнхольдовских баб вешать... Я между прочим от одной-единственной весь вечер глаз оторвать не мог.
  
  - Ну, мне-то этого не видать было. А когда полез ко мне - а кто тебя знает, то ты с другой... блин... ну, что вы там с ней делали, то - ко мне...
  
  - Значит, не размазня отнюдь. Ишь, гордая какая... - щекочу ее, а она уворачивается. - Сама-то, вон, тоже не скучала. Танцевала там со всякими... А как с Ленкой зажигали, я там чуть не сдох. И как додумалась такую порнографию устроить, а...
  
  - Да тебя зацепить хотела, дурной ты...
  
  - Чего-о-о? Так весь этот беспредел для меня был?
  
  - А ты как думал... Что, думаешь, я не видела, что ты свалить собрался, мне так ни слова не сказав... Вот и подумала - как бы заставить тебя остаться... Так ты хочешь сказать, что тебе понравилось?
  
  - Блин, Оксанка. 'Понравилось'... Да я там не знал, прибить мне тебя или трахнуть. Сидел, бухал, как лох, и пялился на тебя. А потом не выдержал.
  
  - А я думала - в обморок хлопнусь, когда ты повел меня танцевать. Правда, сам уже никакущий был...
  
  - Протестую. По-моему, достойно держался. А ты выпендривалась после.
  
  - А ты думаешь, я сама потом не пожалела? Сразу, как ты отошел от меня? Отковылял, вернее...
  
  - Вот дебила два...
  
  Да, если б тогда, на свадьбе не выеживались друг перед другом, а поговорили нормально, то сейчас одной незначительной проблемой было бы меньше.
  
  - Так ты расскажешь, что было потом? После свадьбы? С теми девчонками?
  
  - Не было ни фига, сказал же. Накидался так, что вообще не в курсе был, как потом домой попал. А все из-за тебя, жестокая ты... А что было потом со мной дома - этого ты вообще не хочешь знать.
  
  - Что - опять музыку слушал? - смеется она.
  
  - Без базара.
  
  - Андрей, отмазы не катят. Ты совершенно правильно заметил, что мы теперь должны все друг другу рассказывать.
  
  Да, блин, но не могу. Ну не сейчас. Ну какая ей разница, когда она узнает.
  
  - Расскажу. Обязательно. Обещаю, - киваю с максимальной серьезностью, какую только способен изобразить. - А теперь лучше ты расскажи, как полюбила меня. За что.
  
  Да, меняю тему. На все сто восемьдесят. Она обиженно вырывается, но я очень нежно целую ее, смотрю ей в самые глаза самым проникновенным взглядом своих сапфировых, по ее словам, глаз на конопатой роже - лживых, оказывается... А хорошо, что я не верю в преисподнюю.
  
  Прошу ее нежно, тихо, серьезно:
  
  - Расскажи, солнышко... Ну пожалуйста... Мне так хочется услышать... Неужели ты не хочешь рассказать мне о своей любви, а?
  
  Это, понятно, сражает моего котеночка, он тает и начинает рассказывать:
  
  - Ты показался мне таким крутым. Еще тогда. С самого начала. Прикольным. Неужели ты это из-за меня? думала тогда, в общаге. Ко мне приехал? Неужели? Нет, не может быть. Ты смеешься. Кто ж ко мне приедет. Я не могу нравиться. Голова кружилась от надежды, а сама себе говорила - уймись, дура. И проснись. Ты не из тех, к которым ездят. Ты из тех, которым везет, если их просто не замечают, потому что если их заметят, то только для того, чтобы поиздеваться. Ты из тех, которые на любую вечеринку, на любую дискотеку приезжают одни и остаются одни. Ты посмотри на себя и поймешь, может быть, насколько ошибаешься. А не поймешь, так спроси у него напрямик. У него или его друзей. Выложи свое сердце перед ними с глупой, наивной улыбкой, виляя задом, как собачонка. И пусть они пхнут тебя, как собачонок пихают. Пусть плюют в тебя, а он пусть плюнет первым, а ты купайся в его плевках, ощущай их жгучую сладость... Не хочешь? Тогда заткнись, затолкай все подальше и не рыпайся.
  
  - Глупенькая... - стискиваю ее покрепче. Ничего нового мне не поведала, но жалко ее очень.
  
  - У меня так вся юность прошла, Андрюш...
  
  - Я люблю тебя, - целую ее. - Я хочу тебя. Ты - красавица...
  
  - Нет. Да ладно, спасибо, что... ты есть у меня. Это ты теперь расскажи, как полюбил меня.
  
  - Интересная, - смотрю на нее влюбленно. - Умная. Нежная. Мечтательная. Красивая. Заводила меня, как спичкой чиркала. Прикольная. Поговорить с тобой интересно, поржать. Секси. С ножками от ушей. С во-о-от такой жопой, - глажу под пледом все ее прелести. - Но даже, когда ты впервые возбудила меня, как пацаном еще был, Оксанка, я не подумал бы и не мечтал даже, что ты окажешься такой...
  
  - Какой?
  
  Кажется, теперь настал момент розочки. Поднимаю ее, заношу в комнату и несу на кровать, потом приношу розочку. Она смотрит с недоверчивой улыбкой - непохоже на меня? А я провожу розочкой по ее лицу, губам. По шейке спускаюсь вниз и ласкаю сисечки. Блин, как это красиво, эта розочка на них - круче эротического нижнего белья. А она завелась уже, стонет от прикосновения нежных розовых лепестков к ее коже. А розочка наигралась вдоволь с ее нежными маленькими грудками и надразнилась с бутончиками ее пожизненно торчащих сосочков и теперь скользит к животику, а потом - вниз, между ножек, которые моя маленькая лакомка раздвигает, стоит только ей почувствовать там у себя цветок. Глазки она уже давно закрыла, разметалась по кровати и лежит балдеет с раскрасневшимися щечками, розовенькими, как заря или как цветочек, что гуляет по ней. А эта хамоватая, хулиганистая беспредельщица-розочка уже откровенно жжет и трется о ту, другую, ее мокрую розочку. Но куда ей, розочке, до меня.
  
  И я откладываю розочку, а сам погружаю в другую розочку язык, который она радостно приветствует своим: - О-о-о-о...
  
  - Да, вот такой окажешься, - подтверждаю, поглаживая ее, горяченькую, еще дрожащую, некоторое время спустя.
  
  - Когда ты впервые подумала о сексе?
  
  - Лет в тринадцать. Возможно, раньше.
  
  - С кем?
  
  - О боже! Ни с кем.
  
  - С кем? Говори! - тыкаю ее в бочок. - Со мной?
  
  - Нет, с тобой было... слишком стыдно... С... ну, был там певец один такой... из одной группы...
  
  - О господи, боже мой! Да ты это серьезно.
  
  - Да-а-а!!... И мне жутко стыдно!!!
  
  - Да? Меня прет, когда тебе стыдно...
  
  - Ах, гаденыш (она никогда не скажет: гад. Даже 'дурак' не скажет. А я ее сколько раз дурой обзывал... И матом крыл. В лицо - тоже. В смысле, не в процессе, это ее заводит, это не в счет. Нет - просто так. Так что яйца оторвать мне, конечно). Заразенок, - а теперь еще и щекочу ее. - Безобразник... Обормот....
  
  - Да, вставляет, когда тебе стыдно. Оксанка, места себе не нахожу. Сразу хочу тебя жестко и сочно трахнуть... Но ты, хулиганка, оборзела же совсем... Тебе, шлюшке, уже ведь ни от чего не бывает стыдно, поэтому... Поэтому сейчас я буду вызывать у своей девочки это чувство стыда, пока от нее не останется ничего, одни стоны... Так, рассказывай, почему он?
  
  - От голоса его перлась.
  
  - И от этого тебе его трахнуть захотелось? Боже. Если б я только знал... - (театрально прокашливаюсь)...
  
  - Не надо!!! - верещит она, зажимая уши.
  
  - Жестокая! Как ты можешь... а вдруг это мой скрытый талант?.. Ладно... Рассказывай дальше! И учти, что я спалю тебя, если будешь врать и очень жестоко накажу!
  
  - Пустые обещания!
  
  - Бесконечный насильственный сквиртинг...
  
  Она рычит уже почти, до того ей стыдно, неудобно и смешно:
  
  - Боже, я на все согласна, только бы это кончилось. Так, ладно. Во-первых не 'его трахнуть', а чтобы он меня трахнул. Я ж девочка-то старомодная. Я из тех, кто мечтал о сексе с каким-нибудь дерзким, отважным разбойником... с красавцем-пиратом...
  
  Раскатисто хохочу, аж кишки надрываю...
  
  - Блин, Андрюха, я те щас врежу! Во-вторых - мы занимались этим на корабле. Короче, мы все время ходили в таких балахонах, таких белых недостиранных рубахах, в каких они ходят в кино, в исторических фильмах. И собирали волосы в хвост.
  
  - Бля, у него патлы длинные, что ли, были?
  
  - Да. В общем, была буря... Меня смыло за борт... Унесло, он искал меня... Или его унесло, и я искала его... Я уже не помню...
  
  - Дай угадаю... - рыдаю от смеха, - и вся эта хрень - под их песни...
  
  - Бли-и-и-ин, да! Ну и что! Есть музыка и похуже! Потом мы находим друг друга. Понимаем, что любим. А как только понимаем, сразу хотим заняться любовью.
  
  - Ну канеш! Это ж про тебя!
  
  - Потом мы уходим в каюту, где набрасываемся друг на друга, срываем друг с друга одежду и очень страстно занимаемся любовью. Пока под нами не проламывается кровать.
  
  Катаюсь по полу, меня бьет истерика.
  
  - Ну вот откуда, - задыхаюсь, -... тьфу, не могу... откуда у девчонок в башке вся эта муть...
  
  - Тебе противно будет теперь любить меня.
  
  - Да-а-а-а, гря-а-а-азная, противная моя, - со смехом, имитирующим страстный, похотливый рев, лезу к ней, хватая за руки. Швыряю на кровать, а она отбивается, отчаянно вертя головой. Как и следовало ожидать, меня прет от этого во сто крат сильней, чем если б она не делала ничего. Поэтому в скором времени я уже сладко толкаюсь в нее, приговаривая: - С кем трахалась, а... в тринадцать лет... бесстыжая... М-м-м-м... сладкая... чувственная... горячая... Вот тебе... на... Да, стони еще... маленькая ты дрянь... Сладкая моя... любимая... И не смей сейчас думать об этом поющем патлатом придурке на корабле! Нос откушу!
  
  - А-а-а-а... - (это ей опять стыдно, я аж чувствую, как внутри она съеживается), - а как спалишь?
  
  - Да как - по носу твоему и спалю!
  
  - А как это?
  
  - Да ты его морщишь всегда так смешно, если о чем-то беспредельном думаешь.
  
  
  ***
  
  Незаметно на город спустилась ночь, и мы пьем ее. Опять вылезли на балкон и смотрим на небольшой, почти квадратный Ривьюлет сквер внизу, под нами. Ночью в скверике темно и посредине только угадываются лавочки, расположенные вокруг небольшого памятника Моэму, а сам сквер черным пятном зияет среди окружающих его пустынных мэйферовских улочек. В ночи они скучные, освещенные ночными фонарями да запаркованные наглухо машинами.
  
  - Ночи поначалу были самым трудным, - ни с того ни с сего меня прорывает.
  
  - Да, для меня - тоже, - признается она. - Засыпалось жутко тяжело, а потом... сколько раз я просила, чтобы ты приснился мне, Андрюш - ты не снился никогда. Я не суеверна, но приписывала это тому, как сильно ты на меня злился.
  
  - Да, сильно, - признаюсь. - Так сильно, что больно было. Мешало. Жить мне мешало. Вообще не фурычил. Не функционировал. И не хотелось даже пытаться разобраться в том, что произошло.
  
  - Я все к этому привела.
  
  - А я повелся. Должен был быть умнее. Для начала можно было просто поговорить. Но у меня перед глазами стояли картинки того, как ты с кем-то другим, и мозги просто не хотели включаться. И все это несмотря на то, что мы знали друг друга всю жизнь. И я примерно столько же хотел тебя. Ну, и любил - тоже.
  
  - И тогда - тоже?
  
  - Вот именно, что тогда - тоже. Не будь так, в смысле, если б расхотел и разлюбил, я бы, может, проще отнесся ко всему и попытался бы более трезво оценить ситуацию. Надо было во всем разобраться, а не так, сразу - на помойку. Обычно у меня это неплохо получается. Ну, там, на работе...
  
  - Как же я ненавидела ее, твою работу... Хотя прекрасно разбиралась в том, что там у тебя как происходит... Что это не твоя вина, просто работа такая... Но меня переклинивало, когда злилась на тебя... И у меня не было решения... не было сил... и мозгов, чтобы спокойно и трезво поискать его вместе с тобой... А потом мне все сильнее казалось, что ты и не хочешь его искать. Да, ума не приложу, что мы теперь будем делать. Теперь ты вообще принсипал...
  
  - Что-нибудь придумаем. А принсипалом я не стал бы, если б не ты, - смотрю ей в глаза с очень нежной признательностью. - Я уже говорил 'спасибо'? - целую ее.
  
  - Говорил. Не за что, - улыбается она.
  
  - Блин, вот тогда накосячил... Слушай, ты когда структурированные кредитные договоры читать научилась?
  
  - Это ж был не кредитный договор.
  
  - Пофигу. Пункт-то был по кредитованию. Не, я не издеваюсь. Просто даже из адвокатов, если не из финансового права, мало бы кто сходу въехал. Я, когда узнал, что это все ты, меня аж перекосило.
  
  - Да, хотела б я тогда на тебя посмотреть, - улыбается опять. - Не мог поверить, что Оксанка, балда-вертихвостка с нулем в башке, рубит право?
  
  - Отчасти, - признаюсь и получаю от нее щелчок по носу, а потом поцелуй туда же. - Ну, потом еще стыдно стало, что издевался над тобой. Больно даже... И просто хотел сказать тебе 'спасибо'. Оксан, - говорю, глядя ей серьезно в глаза. - Ты - настоящий друг. Для меня это много значит, что я могу положиться на тебя. Честно.
  
  - Можешь, - подтверждает она просто. - Всегда. - А потом добавляет уже совсем серьезно, каким-то изменившимся, резким, решительным тоном, глядя пристально мне в лицо: - Знай - я никогда тебя не подставлю. Без базара. Скорее сама подставлюсь.
  
  - А вот этого уже точно не надо. Вообще, у тебя разве не было потом косяков из-за этого?
  
  - Не-а. Во-первых, вставка эта была вообще не от мира сего. Прямо-таки маргинальная в своей косячности.
  
  - Согласен. Не ожидал от вас, если честно. Не ваш формат.
  
  - Не наш. Наши сделали ее по требованию клиента. У нас была ТельКо, и я сама слышала, как говорили, что 'грины' сроду не пропустят, зубами вырвут еще до подписания Эл-о-Ай. А марк ап попал ко мне так, случайно. Девчонка одна попросила переформатировать и перевести на английский новые вставки. Я на этом проекте так была, на подхвате. Как, впрочем, в большинстве случаев.
  
  - Но все-таки, что-то заставило тебя на ста двадцати страницах открыть именно ту, на которой был мой пункт.
  
  - 'Что-то'... Не что-то, а ты, Андрюш. Вот в тебе когда-нибудь чей-нибудь имэйл-адрес вызывал... прилив нежности... сердцебиение... головокружение... а? Уверена - нет...
  
  - Почему же - твой...
  
  - Но это было давно... А тут... я так дико скучала по тебе... страдала, блин... и вдруг среди этого гигантского адресного списка - солнце. Прямо в лицо мне - прыг: andreas.eckstein@greenhills.com. Я монитор целовать была готова... целовать и тихо плакать... - она вообще-то смеется, но я сжимаю ее и чмокаю в губки. - Ну и залезла в регулировки по файненс, твои регулировочки... посмотреть, как ты там... А когда увидела, что вставка еще на месте, поняла, что хреново. Что ты проярил ее.
  
  - Проярил, как пень. Теперь хоть яйца есть признать.
  
  - Да брось, с кем не бывает. Я когда поняла все, мне так... Андрюш... жалко тебя стало... Не потому, что ты - балбес, а наоборот, потому что ты умный... м-м-м... - чмокает меня, - а это была тупая, наглая подстава. Не против тебя лично направленная, но все же. Несправедливо. Если б ты знал, как мне там у нас всех поубивать захотелось. Это ж могло реально тебя завалить.
  
  Как мне кайфово сейчас, если б кто знал. И за что мне, уроду, думаю, нежась в лучах ее любви и преданности. Заботы. Так и говорю ей:
  
  - Вот мне повезло, что у меня такой ангелочек-хранитель был... Но замутила как... - восхищаюсь искренне, неподдельно. - Оксан, ты у меня, оказывается, тот еще конспиратор...
  
  - Че, зауважал?
  
  - Оксан, конечно, я уважаю тебя. Тебя нельзя не уважать.
  
  - То-то, - смеется она. - Да там дело просто было в том, чтоб побыстрее все обставить. Ты же знаешь. Так что меня можно уважать разве что за расторопность да спонтанную изобретательность.
  
  - Да как ты чужой аккаунт-то хакнула?
  
  - Да блин, Андрюха, я тебя умоляю. Секретаря в почтовый отослала, с ее компа отправила, потом у нее стерла. Она и не врубилась даже. Конечно, это было нелояльно по отношению к нашей фирме... и нашим клиентам... и я злоупотребила ее доступом...
  
  Непохоже, чтоб она раскаивалась. Слишком влюбленно смотрят на меня ее отчаянно сияющие глазки.
  
  - Десперадо моя, - целую ее опять с улыбкой.
  
  - Не очень-то законопослушная для будущей жены адвоката, а?
  
  - Да ладно.
  
  Этот адвокат и сам-то не совсем того. Едва не посвящаю ее в это, но решаю пока повременить.
  
  - Что, типа, в огонь и воду за меня пойдешь? - спрашиваю ее, а самого греет-жжет кайф, кайф, кайф...
  
  - А ты сомневаешься?
  
  - Теперь нет.
  
  Мы смолкаем и погружаемся каждый в свои мысли. Внизу под нами, нет-нет, копошится еще Ривьюлет стрит, мелькая редким прохожим, а из Гайд-парка видать только изредка снующие туда-сюда одинокие огоньки.
  
  - О чем задумался?
  
  - Об этом: моя задача отныне заключается еще и в том, чтобы следить за собой. Чтобы моей любимой не надо было идти за меня в огонь и воду, - произношу задумчиво.
  
  Когда твоя любимая женщина такая отчаянная, за ней глаз да глаз нужен.
  
  
  ***
  
  Сами не заметили, как подстыли на балконе. Теперь вот согреваемся внутри, используя для этого бренди. Каким бы бальзамом ни были ее откровения - загрузили они, все-таки. А вид ее, освободившейся в комнате от пледа, голенькой, с порозовевшими щечками потягивающей красновато-золотистую жидкость из пузатого бокала на низенькой ножке наводит меня совсем на другие темы.
  
  - Итак, ты подарила свою невинность длинноволосому бродячему клоуну в грязной, недостиранной рубахе да так, что он сломал под тобой кровать, - напоминаю, чокаясь с ней своим бренди и легонько проводя пальцем по ее голенькой ножке. По остальному пока только скользят лениво мои не пьяные еще глаза.
  
  - Блин, я надеялась, что ты забудешь об этом.
  
  - Где уж. Я же пытаюсь постичь свою непостижимую женщину, а для этого мне нужно проследить за ключевыми моментами в ее развитии, - продолжаю гладить ее вполне целомудренно. Притормаживаю себя, сам этим наслаждаясь.
  
  - ...растлении? - уточняет она со смехом. - Боюсь, реальность отличалась от моих дерзких мечтаний самым печальным образом. Когда я была подростком, меня интересовал секс. Сначала я просто не имела конкретного представления о технических моментах. А узнать или спросить было стыдно и не у кого. Потом у меня произошел первый опыт - ну, и было просто больно.
  
  - Это было с тем парнем постарше? - припоминаю.
  
  - Да. Надеюсь, ты не вздумаешь ревновать к нему. Он хоть и был старше, но просто был таким нормальным, неплохим, не глупым и не умным... деревенским парнем. И мы абсолютно не знали и не любили друг друга. А у тебя впервые было с Наташкой?
  
  - Да.
  
  Она не спрашивает дальше, а я сам отчего-то говорю: - Если б тогда не тот велосипед, я бы, скорее всего, уломал тебя рано или поздно и впервые у меня было бы с тобой.
  
  - Я дико разозлилась на тебя за Наташку.
  
  - Ты сама подтолкнула меня к ней своим, прости, идиотским поведением. Вообще - чего это мы вспомнили? Так что потом, после твоего первого раза...
  
  - Этот первый раз и последовавшие за ним разы были настолько большим разочарованием и настолько отличались от того, что я себе там нафантазировала, что это заморозило мою сексуальность на годы. А у меня на этом как-то все повязано. На том, чтоб чувствовать себя сексуальной. Отсюда и какая-то доля моей угловатости и неуверенности в себе.
  
  - Блин, и где я только был...
  
  - Не знаю, Адрюш, было ли бы с тобой лучше.
  
  - Протестую!
  
  - А я себя знаю и голову свою дурную - тоже. Ну вот. А еще эта боль меня сильно парализовала. Я очень долгое время чувствовала себя несостоятельной, неполноценной и боялась секса.
  
  - Оксан, а преодолела как...
  
  - Любимый, мы ж это уже проходили. Ты же пытался убедить сам себя, да и меня, что справишься. Что вынесешь мои россказни про это, но...
  
  - А теперь я повзрослел. Мочи.
  
  - Остынь, Андрюш.
  
  - Мочи, сказал.
  
  - Ладно. Да. Стэн. Это все он. Андрей, еще раз повторю, буду повторять до мозолей в языке - он мне неинтересен, и, строго говоря, никогда интересен не был. И... я не знаю, что он нашел во мне. Не врубаюсь. И никогда не пойму. Ну, ладно, запал. Ну, потрахаться. Ну, полюбил, в конце концов. Но чтобы так...
  
  Та-а-ак. А ведь думал, Стэна переварил давно, давнехонько уже. Тогда на смену ему подтасовал других кандидатов, не существовавших, как оказалось. А теперь - с возвращением, блин.
  
  - Чтобы так потерять мозги... Андрей, ты и представить себе не можешь, как он со мной носился. Как настроения мои терпел. И в плане постели - тоже. Миллиметр за миллиметром. Я в этой его Америке для себя открывала Америку и больше ничего, а он... открывал меня.
  
  Низкий ему поклон, бл...ть. И вечная память. Ох-х-х... Рычу беззвучно... зверем реву... Терпи, сказал. Что, все-таки, это он ее сваял? Он ее сделал для меня? Как ему удалось, конвертиту недобитому? Да за что ж мне это...
  
  - Ладно, ладно. Ну что ты набычился-то так... Пунцовый весь... Ну, выдохни.
  
  - Фигня. Рассказывай.
  
  - Хватит, Андрюш.
  
  - Рассказывай, слышь, че сказал!!!
  
  - Андрюш, вот нечего. Нечего больше говорить. Да, он спал со мной.
  
  Вот тебе - в е...ало, мудаку. А как ты хотел.
  
  - Да, мы были вместе. Это все - механика.
  
  Не согласен. Если механика, то почему мне от одной гребаной мысли о вас так четко блевануть охота.
  
  Бляха... не только блевануть... Кажись, другие ощущения тоже появляются. В натуре, завожусь, кажется, а это уже ненормально.
  
  - Ждала-то я тебя.
  
  - Ты просто не захотела с ним остаться там, у него.
  
  - Потому что это был не ты. Блин, Андрей. Как бы он там передо мной ни кувыркался, как бы ни висел на мне после того, как я свалила от него из Штатов - все впустую. Да, знаю, сука я.
  
  Нет. Нет! Не сука. Это хорошо, что ты такая. Что не полюбила его так, как меня. Хорошо. Хоть одно это хорошо. Разгоняю туман, который нагнали на меня картинки их секса. Господи, как смешон я в этот момент. И не жалею ни хрена, что настоял, чтоб поговорила со мной об этом. Так закалялась сталь.
  
  - Сколько он всего бросил ради меня - но, Андрей, в любви не в этом дело абсолютно. Ты же сам понимаешь. Вот что бы он ни делал и сколько бы всего еще ни сделал: нет - и все! Блин, Андрей, мне даже ни разу не хотелось взять у него.
  
  - Чего? - блин, да неужели. - И ты не брала?
  
  - Ну... - ах, бл...ть, значит, брала... нах...й спросил... лучше б не знал. - Почти нет.
  
  - 'Почти' не бывает.
  
  - Думаю, он не посчитал это за раз. Не сказал, правда, ничего. Он меня вообще никогда не критиковал.
  
  Вот тебе. И хорошо, и плохо. Учись, говнюк.
  
  - А у меня ты от... ну...
  
  - А у тебя я - в первую нашу ночь. И потом... как к себе домой. И, если хочешь знать - мне это нравится. Мне нравится брать его у тебя. Ублажать тебя, - а мне нравится слушать. Говори еще, может, тогда хоть терпеть можно будет. - Он сладкий. Да. Потому что он - твой.
  
  - А у него ты, типа, 'почти' не брала? Хочешь, чтоб я поверил? Тогда - фиг ли со мной профессионально так?
  
  - Голимая импровизация и желание доставить наслаждение любимому человеку! - она сердится: - И - Андрей, если хочешь вдрызг опять со мной разругаться, то еще раз усомнись в моей честности! Давай, сомневайся! - сильненько пихает меня в грудь, но я ловлю ее за руку:
  
  - Руки распускаешь на меня? - шучу. И не шучу.
  
  В первый раз распускает. А я ее уже и по личику не раз шлепал. Не считая других мест и других насильственных действий. Вообще, весь этот странный, сумбурный разговор - я даже врубиться толком не могу, что я сейчас чувствую. Неужели меня завело? Так себя чувствуют мужики секс-уайф? Блин, а когда меня не заводило что-либо, связанное с ней? Даже если в этом были замешаны какие-то другие мужики, пусть только в голове моей больной?
  
  Хватаю ее за руки и рву к себе, душу поцелуем.
  
  - Моя... - рычу ей. - Моя... всех придушу... всех...
  
  - Не требуется, Андрюш... Некого... Понял же уже...
  
  - Пох...й.... моя все равно...
  
  Опять картинки того, как кто-то чужой трахает ее на глазах у меня... даже... несколько их... они в ней... везде... а ей нравится... и она улыбается мне, когда кончает там, посреди них, непонятно, от кого и от всех - сразу... И я кончаю... В сторонке... От вида ее... Мука какая... и - кайф... Она такое смотрела? Ей такого хотелось? С голодухи хотелось? А мне? Нет... ни хрена... никогда не бывать этому... Не отдам никому... Ни с кем делить не буду.
  
  Как бы стиснуть ее покрепче, сломать ей хрупкие ее косточки... Съесть ее хочу... Всю, по кусочку.
  
  Стаскиваю ее с кровати. Она еще не понимает, куда и зачем я ее тащу. А я тащу ее в прихожку, к зеркалу, врубаю свет, много света. Мне сейчас не хочется сумерек да полутонов. Мне хочется света прожекторов, когда сейчас буду трахать ее на полу.
  
  - Нагнись... ты... шлюха... - хриплю я... - и делай все, как я скажу...
  
  Пробую ее там рукой, блин, недолго, там и пробовать не надо, уже давно - порядок. И я врываюсь сзади в нее, мокрую, сочную, собрав ее длинные бл...дские волосы в пучок, изгибая ее, точно лук, на который натягиваю острую свою стрелу: - Давай, двигайся, как я... давай... соси мой палец...
  
  И она делает это. Стонет от кайфа и боли. А в глазах ее безумных - да, да, да, еще, еще...
  
  Она смотрит на меня из зеркала. Охренеть от того, что вижу сейчас в этом зеркале. От глаз ее, когда я в ней вот так вот. Охренеть просто. - Дрочи себя... - приказываю ей. Она не сразу догоняет, и я делаю это за нее. Но я хочу видеть, как у нее это происходит. Я еще не видел этого ни разу, не отдавал себе отчета в том, что она вообще это делает, а теперь знаю и хочу видеть. Она делает и кончает от этого... Кайф... Вот это кайф - смотреть, как она трогает себя там, чувствовать, как она взрывает себя... Я не замедляюсь ни на секунду, будто игнорируя ее абсолютно. Иногда специально выхожу из нее, чтобы впихнуться снова. И снова... А что, может быть... Тогда - на кровать опять... Поднимаю ее, не выходя и несу на кровать.
  
  - Расслабь... - требую. Лижу ее, пробую рукой, стимулирую, еще, еще, она вроде расслабляет, хорошо расслабляет. Охренеть, неужели получится... Вот если б получилось... У меня, понятно, здесь ничего с собой нет, а надо вообще-то подготовить, как следует, но мне не до этого сейчас. Как-нибудь так...
  
  Нет, у нас еще не бывало так. Никогда. И теперь не рисковал предлагать ей. Но в эту секунду у меня отказали тормоза, и я хочу туда. А она подчиняется - успешно. И ей больно, но только поначалу. И сладко до одури, я же чувствую. Охренеть. Я сдохну сейчас. У меня так тоже в первый раз и это... не передать словами... Да, я знаю, что могу долго, но не сейчас. Только не сейчас. Как там... сладко... И эта видуха ее, оторвавшейся в край, мои мысли психические, этот рой картинок, что взрывает мне мозг...
  
  - Ах ты, дрянь... - шепчу ей. - Что делаешь со мной... Разорву тебя сейчас...
  
  - Рви...
  
  - Заткнись... ты не должна говорить...
  
  - А что я должна? - с лукавой ухмылкой. Чертовка. Провокатор.
  
  - Только трахаться. Мозги отключи...
  
  - А если не отключу?
  
  Нарываешься. Самка.
  
  - Если не отключишь - вые...у их у тебя.
  
  В самой безумной игре мне больше всего нравится, когда хорошо ей. Когда кончает она. Поэтому я остаюсь в ней там, укладывая ее на спину. Она содрогается от нахлынувших ощущений, а я чувствую, я в ней все это чувствую. Они другие, когда я в ней там в этой позе.
  
  - То-то, - издеваюсь. - Заткнись и кончай опять...
  
  - А-а-а...
  
  Да-а-а, детка, это - лавина, вот, что это такое. Я чувствую, как она сшибает тебя, подминает под себя и дробит на части. Сейчас и меня раздробит, недолго уже осталось.
  
  - Шлюшка... - по губам ее бью, затем целую их, а ее бью по попе: - Ей - кончай, а она - взяла и кончила.
  
  И - да, у меня мало, очень мало оставалось неисполненных фантазий с тобой, такой бл...дью, но эта... была. Мне хотелось тебя так - какому ж мужику такого не хочется.... А ты же, мать твою, ты же как рыбка золотая - все желания исполняешь. Да-а-а... Только продолжать сил нет уже совсем.
  
  - Малышка моя... какая ты сочная... - задыхаюсь. - Не могу совсем уже из-за тебя, такой е...ливой девки... не могу... кончаю... в мою сладенькую... на-а-а, возьми меня... Ок-сан-ка-а-а...
  
  Она наблюдает за моим оргазмом с радостной улыбкой, даже со смехом, я бы сказал. Ее умиляет, как я теряю башню. Она нежно гладит мое лицо, хоть я и был с ней столь груб и беспощаден. Но теперь лицо мое корчится, корежится от того, как я кончаю в нее. Она сделала меня, хоть это ей поначалу пришлось несладко. А когда я настолько опустошен, что в изнеможении перестаю двигаться в ней и падаю на нее, она еще немножко двигает его сама. А я дрожу. Все дрожу и дрожу. Мокрый весь.
  
  - Девочка моя, - шепчу ей, - господи... вот... ох...еть же от тебя... - стону уже почти, - да ты... да меня ж трясет всего от тебя... я люблю тебя, - целую ее поскорей, а она отвечает мне, целуя меня так же страстно:
  
  - И я люблю тебя.
  
  На глазах у нее слезы, она плачет и смеется одновременно. Я держусь из последних сил, хоть мне тоже, кажется, реветь охота. Вот же, блин... Двинули оба... Но... блаженство полное... пипец...
  
  ***
  
  - Ты как?.. Живая?..
  
  - Живая, живая... А че? Было че-то? - лениво потягивается она, лежа на животике, стреляя в меня задорными искорками глаз.
  
  - Ах ты ж...
  
  Но вместо того, чтобы шлепнуть ее по пострадавшему месту, которое эта маленькая нахалка демонстративно выставляет мне напоказ, я очень-очень нежно целую ее - сначала в припухшие губки, а потом в это самое место:
  
  - М-м-м, сладенькая - не болит? - это я уже серьезно.
  
  - Болит, конечно, - смеется она. - А ты как думал - после первого раза, да еще без ничего... Но в процессе было кайфово. О-о-очень...
  
  Я тут же раскаиваюсь в содеянном и почти даю себе честное благородное слово отныне трахаться с ней только по-людски, хотя только что меня тоже разорвало всего на хрен. Разорвало и ничего не оставило. Поэтому не могу сдержать вопроса:
  
  - Что ты чувствуешь?
  
  - Знаешь, я немножко... горжусь собой, что... сделала это. Ублажила тебя. Доставила тебе удовольствие.
  
  - Еще какое, - я даже головой качаю, а сам поглаживаю ее выгнутую мне навстречу по-кошачьи спинку, провожу по ней пальцами. - Умница... а что... хрен бы у кого так получилось...
  
  - М-да, ты просто уговаривать умеешь. Выходит, это ты меня растлеваешь, милый, а?
  
  - Наговор! Ты сама соблазнила меня, - мои пальцы бегают по ней, как по клавишам. Настроился на нее...
  
  - Отмазка, старая, как мир. А Сократу за такое растление, между прочим, болиголов дали... в кубке...
  
  - Боли... Schierling? Ни фига не за это, а за философию.
  
  - Милый, да ты наивен, оказывается! Ты думаешь, почему он не любил Ксантиппу...
  
  - Хочешь сказать, что вместо нее он мальчиков любил?
  
  - Ну, где ему было любить девочек, их-то учить философии в древности было не принято. Ну вот. А с мальчиками, с ними - сам понимаешь...
  
  - Блин, только не говори мне, что тебя и это заводит, - даже не пытаюсь выглядеть шокированным, уже давно махнул на это рукой. - А то меня в тебе уже ничего не удивит.
  
  - Ну, не могу сказать. Хотя, может стоит попробовать? Так что?
  
  - Э, ты это о чем...
  
  - Теперь твоя очередь, а?
  
  И она совершенно уже не шутя хватает меня за задницу и порывается пробраться рукой в то самое девственное мое место, которое от одного намека на вторжение инстинктивно и болезненно сжимается, а я, дергаясь, уворачиваюсь от нее, вскрикиваю: - Ах ты, сучка! - и смеюсь негодующе.
  
  - От сучки слышу, - показывает мне кончик языка мой наглый чертенок. - Че - слабо, да? Эх ты... ла-а-адно, не боись, солдат ребенка не обидит, - вместо дальнейших насильственных действий она звонко чмокает меня в объект своих поползновений: - Жидкие мы на расправу, а? Вот и выясняется...
  
  Охая, поднимается и уходит в ванную, а оттуда трубит: - Теперь посмотрим, что нам со всем этим делать, м-да-а-а... - но сама весела и довольна, кажется.
  
  Блин, вот люблю ее, а...
  
  ***
  
  Lana Del Rey - Video Games
  
  ARTIK feat. Asti - Мы будем вместе
  
  Two Steps from Hell - Enigma
  
  Lana Del Rey - Love
  
  Sting - Mad about you
  
  Arctic Monkeys - 505
  
  Amber Run - Heaven
  
  ***
  
  Андрюхин словарик
  
  клоузинг байбл - сборник всей финальной проектной документации на момент закрытия проекта в виде фолианта в переплете, нередко многотомного
  
  Ксантиппа - жена греческого философа Сократа, по преданию отличавшаяся сварливым характером
  
  марк ап - здесь: черновая версия договорного документа, содержащая в себе поправки другой стороны договора
  
  Моэм - Уильям Сомерсет Моэм, один из наиболее читаемых и успешных английских прозаиков 20-го века. Упоминаемый в книге памятник Моэму в Лондоне, как и название сквера, в котором он находится, и прилегающей улицы вымышлены
  
  Мэйфер - район Лондона
  
  скоун - вообще-то: скон, британский хлеб быстрого приготовления
  
  сэбббэтикал - длительный оплачиваемый отпуск, генерируемый квалифицированному работнику в качестве бонуса после определенной выслуги лет
   Эл-о-Ай - LOI, Letter of Intent, преддоговорной документ, подписанием которого стороны обязуются заключить договор на определенных условиях
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"