Орин Роман : другие произведения.

На этом записи обрываются

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Morse
  1.
  1881 год
  Артур прогуливался по коридорам родного дома. Некогда уютные, они казались теперь холодными и чужими.
  Проходя через анфиладу комнат, он с грустью смотрел на стены, которые когда-то были украшены картинами и гобеленами. Он вспоминал, как раньше, маленьким мальчиком, бегал здесь, и, укрывшись за портьерами, наблюдал чинно расхаживающих гостей. Хрустальные бокалы, полуулыбки на изнеженных породистых лицах, и меж них его нянька, кормилица, сгорая со стыда, разыскивает сорванца Арта. Словно тысячу лет назад!
  Артур прогуливался, шаркая по растрескавшемуся, грязному паркету. Очередной тёмный коридор, двери в конце закрыты. Немного разбежавшись Артур распахнул их и, впорхнув в столовую, сделал дурашливое плие.
  Пустые комнаты, высокие потолки. Чуть помедлив у окна, с видом на озеро и небольшую пристань, он вернулся в кабинет отца и в очередной раз с тоской просмотрел письма.
  Из банка. "Досточтимый мистер Морзе...ввиду задолженности по ранее выданной вам ссуде...при неоднократном...возникает необходимость прибегнуть...дом со всем имуществом, а также приусадебный участок..." и т. д.
  От матери. "Дорогой, теперь это всё твоё...пересылаю бумаги отца...упоминал о некоторых сложностях, но уверена ты сможешь разобраться...какое горе! ...скоропостижно...прощай мой сын".
  И от стряпчего. "Мистер Морзе, с прискорбием сообщаю, что ваша мать...тем более при такой ситуации с вашим имением, разумеется, мой гонорар...несколько позже, ведь не будет столь уважаемый человек доводить до...высылаю все сопутствующие бумаги!"
  Последнее было сильно измято. Артур вновь гневно сжал его и бросил в камин. Огонь, скучно копошащийся меж истлевающих поленьев, жадно подхватил добычу.
  Он сел в отцовское кресло и уставился на стену перед собой. Его охватила апатия. Тупое нежелание что-либо делать или двигаться вообще. По стенам плясали усталые тени от всполохов огня в камине, словно догорала сама комната. Догорала комната, догорало имение, догорала жизнь Артура Морзе. Он сидел, укутавшись в коричневый костюм, как в кокон. Съёжившись и окуклившись, не двигался и не моргал.
  Камин стал чёрен и пуст. Черна и пуста стала комната.
  Неожиданно скрипнула половица в коридоре. Зачарованный тишиной, Артур вздрогнул и мысли вернулись к нему. Только сейчас он заметил, что камин давно погас и освещает кабинет только полная луна, нависшая над лесом. Свет её косым лучом стелился по полу и перетекал на стену возле рояля. Нет. Нет больше рояля. Артур медленно прошёл вдоль стены и нежно провёл по ней рукой. Шероховатая нежность прервалась острым перегибом. В свете луны чётко обозначился небольшой паз.
  Сначала лениво, но затем с увлечением сощурившись он пригляделся. Вот светло-синяя стена, вот местами сколотая лепнина, можно различить следы от висевших ранее картин. Щёлкнув спичкой Артур зажёг свечу. Теперь можно было проследить за линией этого паза. Она тянулась вверх и, не доходя до потолка, под прямым углом поворачивала к стене.
  Молодой человек обернулся и стал искать, что могло служить рычагом. Он знал эту комнату очень хорошо, но сейчас она была пуста. У каминной полки раньше были встроенные канделябры. Как-то маленький Артур повис на одном из них и погнул. Затем отец почему-то, вместо того чтобы приказать рабочему починить, дал указание спилить их вовсе.
  В темноте Артур бросился к камину, но найти следы рычага было невозможно. Тогда он взял кочергу и стал ломать стену. Отсыревшая штукатурка легко слетала и через некоторое время паз расширился, и он смог прихватить его пальцами.
  Сколько прошло времени в этой истеричной попытке голыми руками открыть секретную дверь трудно сказать. Однако луна давно скрылась за тучами, а сизый рассвет вернул краски в помещение. Он сидел, тяжело дыша, у раскуроченного проёма. Кочергу он швырнул в сторону и снова попробовал отжать потайную дверь. С плачущим воплем он сделал очередное усилие и почувствовал, что та поддалась. Перехватив руками удобнее, надавил ещё и услышал треск за спиной. Наконец, встав в средостение, он приложил последнее усилие и потерял сознание.
  Молодой дворянин, банкрот. Брюки и жилет испачканы известкой, пиджак с длинными фалдами на кресле. В кабинете затхлый запах подвала и свежий запах пота. Стёкла немного запотели. Он лежит на полу, рот его слегка приоткрыт, короткие жёсткие чёрные волосы словно поседели. От усталости вид у него болезненный, черты худого лица заострились. С высокого лба на левый висок стекает капелька пота.
  ***
  Артур Морзе медленно ходил по отцовскому кабинету. Курил дешёвые папиросы через изысканный мундштук и стряхивал пепел в ладонь. Сапоги его гулко стучали и шаги эхом разносились по всему этажу.
  У каминной полки с одной стороны треснула лепнина и вылез металлический штырь.
  Пуская дым, он осматривал вход в простенок. В темноте виднелся подсвечник, стоявший на полу и стол, заваленный книгами и рукописями. Артур поднёс свечку ближе и мягкий свет заполнил маленькую комнатку. Стол занимал больше половины этой каморки, а весь задний угол заставлен различными бутылями и склянками, запечатанными сургучом. Всё покрывал слой пыли, но нигде не было следов грызунов и паутины.
  Он медленно провёл ладонью по раскрытым фолиантам - остался след, но листы были крепки и не рассохлись от времени. Присев на корточки, он приподнял одну из бутылок. Это была бутылка от хорошего бренди: знакомая форма и остатки этикетки. Такие раньше хранились у отца в погребе, и угощал он таким бренди лишь особо знатных гостей. Что в ней было сейчас неизвестно.
  ***
  Последующие дни стояла пасмурная погода, постоянно лил дождь. Приближалось число ареста имущества. Артур нанял извозчика, чтобы перевезти свой скарб. Он решил перебраться со своей находкой в какой-нибудь тихий подвал в одном из беднейших домов Ист-Энда в районе Уайтчепел. Единственное, что было ему сейчас по карману. В ближайшие месяцы его будут разыскивать кредиторы отца. Затем им может заняться полиция. Для отвода глаз он разослал письма ближайшим знакомым семьи и навязчиво предлагал нанести визит. Так, как он думал, искать его будет сложнее.
  Потянулись дни. В голове у него начал зреть план действий. Изучив рукописи, он теперь ежедневно ходил в библиотеку и центральный государственный архив. Но всё же выходил на улицу с опаской. Через две недели под вечер он направился в почтовое отделение и послал письмо следующего содержания.
  "Месье Гару! Вас приветствует из Лондона ваш дальний родственник!
  Здравствуйте, Жан. Обстоятельства моей жизни сложились таким образом, что о существовании кузена я узнал лишь на днях. К сожалению, пригласить вас в гости в наше поместье я не имею возможности, так как едва я окончил второй курс университета, как выяснилось, что благосостояние моей семьи рухнуло. Виной тому отец, окончивший свои дни в сумасшедшем доме.
  Тем не менее, я хотел бы увидеться с Вами. Не подумайте, что я собираюсь просить у Вас денег или утешения! Совсем нет.
  Вы, вероятно, не подозревали о родственнике, тем более в Англии. Забегая вперед, скажу: спросите у своих родных о личности некоего Бартоломью Морзе. Спросите, спросите.
  Зачем же я Вас зову? Я нашёл клад. Но не золотые монеты и бриллианты, и не карту сокровищ. А гораздо ценнее. Здесь, в письме, я не могу открыть всей тайны, только при встрече. Жан. Мой далёкий друг. Я всегда вел замкнутый образ жизни и не завёл верных друзей и надёжных приятелей, поэтому полагаюсь на вас, на родственные узы, что нас связывают. Ведь если бы не моя находка, то, разматывая клубок семейных тайн, я не узнал бы о Вас.
  Каждый четверг в вестибюле лондонского центрального вокзала в полдень под часами я буду ждать Вас!"
  На многое он не рассчитывал, но и упускать возможность найти помощи не стал.
  Теперь среди реторт и воронок Артур проводил химические эксперименты, дабы проверить опыты и заключения, описанные в найденных бумагах. Эксперименты он стал проводить на голубях, коих в ветхом нежилом мезонине дома напротив оказалось предостаточно. Ирония, так же, заключалась в том, что теперь всё его жильё занимало столько же места, сколько потайная комната, терявшаяся в огромном поместье, где он раньше жил. В этом мирке он не раз ловил себя на одной пугающей мысли и тогда прекращал опыты и спешно выходил на улицу. Выбегая, он не снижал скорости шага пока тошнотворные миазмы клоаки, в которой он обитал не оставались позади, а люди вокруг не меняли кепки и заношенные котелки на цилиндры. Мысль же от которой бежал Артур была о настигающем затворника сумасшествии...
  Он берег одежду и потому для выхода, к примеру, за едой надевал заношенный сюртук, но в библиотеку или парк одевался приличнее. Изредка он надевал свой лучший костюм и подходил к выходу из оперы, чтобы смешаться с толпой аристократии и забыть на мгновение, что сам к высшему свету не имеет более никакого отношения. Что теперь, он - пария.
  2.
  В небольшом кафе возле вокзала сидели двое молодых людей. Один был опрятен, с тоненькой эспаньолкой. Усики он беспрестанно поглаживал, а коленом проверял свой чемодан, стоявший под столом. Это был Жан Гару который, получив письмо, оказался весьма заинтригован. Сказались и свойственные молодости недопонимания в семье, так что путешествие в Англию было, как нельзя, кстати. Второй был, конечно, Артур Морзе. Как всегда, гладко выбрит, в своём лучшем костюме. Он обаятельно улыбался и старался произвести хорошее впечатление на Жана.
  За стеклом сновали деловые мужчины из Сити, проезжали двуколки. Солнце в кои-то веки вышло из-за туч. В зале кафе стоял шум, поэтому Артур клонился очень близко и жестом увлекал Жана слушать внимательно.
  - ... помимо прочего эти записи представляют собой своеобразный дневник, где Бартоломью упоминал, что при Якове скрывался во Франции в Бретани. Там он несколько лет сожительствовал с некой вдовой по фамилии Гару. Даже взял её фамилию. И начал, как я сейчас понимаю с ваших слов, семейное дело кулинаров. После смены монарха он покинул Францию, но для поддержания чести семьи...
  - Постойте, - перебил его Жан, - вы мне очень симпатичны, однако с дороги одного кофе недостаточно, так что позвольте угостить вас аперитивом?
  С этими словами он изящно остановил суетящегося рядом официанта и попросил подать коньяку и закусок. В глазах Артура заиграл огонёк кутежа.
  - Продолжайте, шер ами!
  Тем же вечером два подвыпивших высоких молодых человека шли быстрыми шагами в сторону Вестминстера. Тонкие брюки облегали худые колени обоих, когда дул порывистый ветер. Жан поднял воротник.
  - Мне будет нужно вернуться в Париж. Завершу дела и посмотрю на счёт контактов.
  - Каких контактов?
  - Как же, Морзе? Вы собираетесь делать деньги на том, на что потратили последние месяцы?
  - Я не выявил явных полезных свойств. Порошок даёт общий эффект экзальтации и повышенной активности, но пока при прекращении приёма следует летальный исход.
  - Артур, друг мой, если верить вашим словам, то, с большей вероятностью, вам достался от нашего прадедушки наркотик, а не лекарство...
  Остановившись, Артур вперился злым взглядом в лицо Гару и помотал головой. Хмель давал о себе знать. Француз похлопал его по плечу и вдруг с детской непосредственностью предложил.
  - А давайте прямо сейчас отправимся в одну из опиумных курилен и сравним эффект?
  Артур почувствовал, что не владеет собой и запоздало понял, что в ответ на предложение кивнул.
  ***
  Есть мнение, что, скидывая старый панцирь, раки-отшельники испытывают невероятную физическую боль. Их тело после нахождения в крепкой броне остаётся мягким, трепещущим и беззащитным. Они невероятно уязвимы и пока не обрастут новой защитой прячутся в тёмные укромные места.
  На песке под пристанью в чёрной воде лежали Артур Морзе и Жан Гару. Их бесчувственные тела окутывали водоросли, и раки, вылезшие с приливом, стали хватать их клешнями за лица, ладони и одежду. Застонав от боли Артур открыл глаза. И чуть было их не лишился. Увернувшись от клешни, он, вскрикнув, сел. Отбросил жирных паразитов ногами и попробовал привести в чувство Гару. Тот только мычал. Губы были страшно разбиты. Уши тоже. У него самого, по ощущениям, вид был не лучше. Определить, как сильно повреждены внутренние органы пока было невозможно. По рези в боку он понял, что сломано ребро. Пока он оттаскивал Жана от воды, увидел, что между ног у него красные разводы.
  Быстрое пробуждение сменилось тупой осоловелой сонливостью. Кое-как они выбрались на сухой песок, поближе к свету. В этом месте прямо над ними располагалась центральная улица пристани и свет фонарей, проникая к ним вниз, полосами, освещал всё вокруг. Похлопав себя по карманам, Артур нащупал маленькую самодельную фляжку и откупорил её. Сморщившись и выдохнув, сделал глоток. Через мгновение он вытянулся, как по команде. Усталости и боли не было. События прошедших четырёх часов стали вырисовываться. Он вспомнил, как и кто их бил, а главное за что.
  3.
  Осень скрашивает почти любой пейзаж. Утренние фонари тоже. Довольно долго пришлось идти, чтобы начать осознавать себя вновь. Прошлое исчезло. Вчерашний день отодвинулся в памяти на десятилетия. Чтобы понять это понадобилось дойти до набережной и остановиться на развилке.
  Что за день? Что за год? Разум не шелохнулся, но тревога стала медленно заполнять грудь. Он облокотился на поручни и вновь залюбовался осенним видом. Жёлтые листья опадают в холодную воду, словно переродившийся солнечный свет...
  Артур спрятал лицо в ладони и рассмеялся. Работа с Жаном приносила плоды. Эффект от порошка был просто невероятный! Они работали в каморке сутками, прежде чем догадались, какой вред могут приносить испарения вещества. Чтобы не потерять адекватного восприятия они работали по очереди и регулярно выходили на свежий воздух.
  Всю неделю Жан болтал о Таскфенс. В рукописях было указано место в графстве Поуис, где когда-то стояла крепость, название которой получил и городок. Триста лет назад Бартоломью помог взорвать её.
  - Подумайте, Арт, ведь это уникальное свойство препарата! Я читал де Куинси, читал про морфий и кокаин, но нигде не было и намека на свойство такого характера.
  - Это чепуха. Здесь написано не прямо, а крайне двусмысленно. Свойство пороха у лекарства! Да ещё ехать к чёрту на рога! И не мне вам рассказывать, как мало у нас осталось денег. Вы говорили, что в Париже...
  - Лекарства? - француз многозначительно промолчал, - После всего, что было? Перестаньте.
  Жан снова говорил и говорил. Вопрос зрел давно, был болезненным. После той глупой, глупой, глупой неудачи им надо было действовать иначе. Аккуратно. Ему было тошно от аморальности предстоящей задачи. Действительно, у них накопилось достаточно образцов, и пора было ставить эксперименты не на птицах, а на людях. Вот чего не мог дождаться француз.
  Артур поднял голову, тяжело вздохнул и опустил веки.
  ***
  Началась суровая зима.
  Жан лежал, запрокинув голову и уставившись в потолок. Артур лениво развалился на стуле и положил ноги на стол с приборами. Это был один из тех дней, когда работа стояла и делать совершенно нечего. Порошок был расфасован по конвертам, а склянки с эссенцией расставлены вдоль стен и под кроватью. Сквозь засаленную простыню, висящую на двух гвоздях, пробивался неяркий солнечный свет. Доносились шаги прохожих, топающих сбитыми каблуками по тротуару.
  Есть было нечего уже второй день. Артур переносил это спокойнее, чем француз, но и его терпению подходил конец. Атмосфера уныния и бесперспективности царила в комнате. Между каждой фразой, сказанной ими друг другу или просто в пустоту, проходило минут десять.
  Почти год прошёл. За это время они намешали порошок самыми разными пропорциями из вещества, оставленного проклятым Бартоломью, а также потратили все накопления Гару. Вернее, парижские родственники лишили его средств за "пагубное ничегонеделанье".
  О себе Артур порой читал в выброшенных газетах. Его разыскивали.
  - Может мне инсценировать свою смерть?
  Препарат можно было продавать.
  Но точно не в Лондоне.
  Пора было съезжать.
  Естественно, не оплатив последний месяц.
  Отсутствие какой-либо общественной жизни и бедность породили в них спокойный цинизм и апатию. В юном возрасте это легко. Отсутствие опыта вкупе с юношеской впечатлительностью. Как может человек их возраста понять, что такое ужас смерти, когда самым тревожным переживанием ещё совсем недавно была порка розгами. Мир открывался постепенно. Знание приходило раньше, чем осознание.
  Артур неожиданно загорелся поездкой в Таскфенс. Для него была приоритетнее идея поиска получения пользы от препарата. Он снова и снова переживал своё падение, но не проявлял брезгливости и с честью сносил всю стеснённость своего положения. Даже подрабатывал резчиком по дереву, чтобы свести концы с концами.
  А Гару оставил вовсе мысль о возвращении в Париж. Он отмалчивался, но Артур заметил среди прочих вещей, закладываемых в ломбард, помолвочное кольцо. Очевидно, его травма в день приезда оказалась роковой. Зато, он получил толику фанатизма своего кузена в деле работы с порошком. Помимо наркотических смесей, Гару грезил использовать более лёгкие вариации смесей в кулинарии.
  - Это будет означать, что вы окончательно порываете со своим прошлым, - ответил Гару, - ваша фамилия более не будет существовать. Слишком большая жертва при столь малой причине, как долги покойного батюшки.
  Артур взъерошил волосы, прогнав сонливость и со злобой бросил:
  - Малая!? Семейное поместье с более чем трёхсотлетней историей идёт с молотка! Отец покончил с собой! Мать скончалась сумасшедшем доме! Родные и друзья отвернулись! Мечты и надежды разбились в прах о глухую стену бедности и социального остракизма! Мне двадцать два года и последние полтора я живу в келье безумного алхимика! Как узнать, что этот порошок уникален? Может это те же листья коки и мака, а мы травим этих серых паразитов и мним себя демиургами! Хватит, Жан! Заткнитесь! Вы и понятия не имеете! Когда я писал вам, я надеялся, что мы откроем новый препарат и сможем внести свой вклад в науку, а не освежевать птиц!
  Он резко выдохнул и только тогда осознал, что весь этот монолог был только в его голове.
  Гару продолжал валяться на кровати. Ничто не потревожило их покой.
  - Вы исхудали, Жан, а ваши брюки уже лоснятся.
  - А у вас отрасли волосы, вы стали похожи на клошара.
  4.
  На вокзале они были поздно вечером, усталые и продрогшие. Лил мелкий вязкий дождь. Чтобы сэкономить на кэбе они за три захода перетащили свои вещи через пол города сами. Вещи положили в камеру хранения. Поезд на Бристоль будет завтра днём и Гару отправился домой отсыпаться, но Артур решил немного пройтись, размяться. Кривыми трущобами он направился в сторону порта. Грабителей он не боялся - одет он был бедно, небрит и с синяками под глазами. Сошёл бы за своего для них. Показалась кромка воды. Несколько трактирчиков. От них доносился пьяных гомон и мягкий жёлтый свет.
  Он вошёл нарочито ссутулившись и взял себе стакан танного джина. Терпкий, неразбавленный. В кармане он сжимал ту самую самодельную фляжку и конверт с порошком. Конверт из испорченной чернилами страницы для записей. Стоя у самого края барной стойки, он приметил рыжую девчушку. Молодая розовощёкая хохотушка с пышной грудью и выбивающимися из-под чепца густыми волосами. Она запыхавшись бегала между столов и убирала грязную посуду. То здесь, то там её норовили шлёпнуть по заду. Среди матросов, портовых грузчиков и прочего подобного люда ей было привычно. Глазки у неё были яркие, лукавые, но выражение лица оставалось бестолковым.
  Артур поманил ей к себе.
  - Маленькая мисс, доброго вам вечера, - проговорил он заплетающимся языком, изображая благодушного пьяницу, - не желаете ли вы заработать пару шиллингов за доброе дело?
  - В этом деле тебе помогут на Эшли Даун Роад, - с лёгкой гримасой ответила девушка.
  - Милая, ты слишком плохо думаешь о старике Джеке Ридере. Я не ищу девушку для утех.
  - Тогда чем же я могу помочь? - не понимая выдохнула она.
  - Как тебя зовут, ангел?
  Тут её окликнул бородатый моряк в бескозырке.
  - Эй! Мери, дрянь такая, мать твою, Энн! Если этот стакан сию минуту не будет полон я дам тебе хорошего пинка! Да так, что якорь от подошвы моего сапога навсегда останется у тебя на заднице!
  - Полегче, Рой, - донеслось следом, но слова потонули в хохоте и свисте.
  Девчушка смеясь кивнула Артуру: - Мэри Энн Николз, - и поспешила за выпивкой.
  Вернувшись в её глазах уже загорелись искорки. Черты лица молодого человека казались ей интересными.
  - Видишь ли, вчера я прибыл из Бристоля и до сих пор не спал, а сейчас перебрал с джином. Тут много лихих людей, а я везу одну очень важную вещь. Тебе, я вижу, можно доверить этот секрет.
  Он широко улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.
  - Если бы ты проводила меня до гостиницы, чтобы я не упал в канаву или констебль не упёк меня в каталажку, я бы отблагодарил тебя парой звонких монет.
  - Ах, сэр, я бы и рада была вам помочь, видит бог, деньги мне нужны, но работы так много...
  - Я остановился совсем недалеко. Да и посмотри на этих пьяниц, пара неубранных со стола стаканов не помешает им дальше оскотиниваться.
  - Но мой хозяин?
  - Лишь четверть часа, Мэри.
  Наконец, девушка сдалась. Лёгкие деньги взбодрили её, и она не обратила внимания на довольно-таки трезвый вид человека, просящего её о подобной услуге.
  Часы на Биг Бене пробили полночь, когда по тёмным улицам, по выложенной булыжником мостовым торопливо прошла парочка.
  На сыром ветру Мэри стала поёживаться и сопеть.
  - Мэри, я вижу вы простыли? - с участием заметил Артур.
  - Работаю не покладая рук, каждый день, а денег мне едва хватает чтобы не умереть с голоду, - стала жалостливо привирать пышечка.
  - У меня есть хороший порошок. От простуды и жара. Он подойдет в самый раз, и я могу угостить им тебя совершенно бесплатно. Будешь бодрее, здоровее.
  Большие глаза Мэри стали совсем огромными. Позволить себе врача она, конечно же, не могла. Этот симпатичный пьяница виделся ей подарком свыше.
  Отойдя в тёмный проулок Артур достал конверт, развернул его и высыпал немного на ладонь Мэри. Движения его были нервными, руки чуть дрожали. Отсыпав необходимое, он строго произнёс:
  - Это надо нанести на слизистую. Хм. Высморкайся, вот платок, затем вотри часть в десну, а оставшееся втяни носом.
  Девушка послушно всё выполнила, не оставив ни частички порошка в ладони. Улыбнулась и ... застыла. Глаза её потеряли живой блеск. Она была без сознания, но продолжала стоять ровно и мягко дышала. Правда через раз. Артур насупившись наблюдал за ней. Проверил пульс. Мысленно сравнил с тем, что замерял пока они шли: всю дорогу он крепко держал её запястье.
  - Ты можешь идти?
  - Да...
  - Кто я такой?
  - Джек Риппер, симпатичный выпивоха, - он криво ухмыльнулся.
  Они снова пошли. Он вел её, как сомнамбулу. В темноте им, по счастью, никто не встретился.
  Совсем немного не дойдя до каморки, откуда они с Жаном завтра сбегали, Мэри закрыла глаза и упала. Чертыхнувшись он подхватил её. Идти оставалось всего пару перекрёстков, однако Мэри не страдала изяществом.
  Услышав их секретный стук, Жан без промедления открыл. Глаза его вспыхнули, лицо залила краска.
  - Наконец-то!
  - Мы только проведём осмотр, проверим реакцию.
  - Конечно! - саркастичнее чуть более положенного ответил Гару,
  ***
  Она лежала на кровати. По её платью и лицу бегали дрожащие тени. Молодые люди убирали инструменты.
  - Поразительно. Спокойствие, ясность ума и вместе с тем фантазии. Эротизм, в котором все её мечты разум не отличает от реальности. И ... в твоей смеси такого эффекта не было?
  - Нет. Я завел дневник чтобы отслеживать возможные отклонения.
  - А.
  - Оставим её здесь. Переночуем на вокзале. Так будет безопаснее.
  За окном сменилась погода. Пошёл дождь. Сильный, шквальный. Сквозь рассохшиеся ставни пробивался ветер. Мэри лежала в опустевшей каморке и умиротворённо спала.
  5.
  Из Бристоля они должны были переправится на пароме. В кафетерии у причала Гару указал Артуру на невысокого круглолицего паренька в котелке и с блокнотом подмышкой.
  - Этот малый ехал с нами в поезде.
  - И что с того?
  - То. Тебя всё ещё могут искать, мистер Морзе.
  - Думаешь ищейка?
  Стряпчий вполне мог раскошелится на детектива, подумал Артур.
  - Проверим!
  Чуть погодя они подошли к неказистому толстячку, вызвавшему у них подозрение.
  - Доброе утро, сэр!
  - И вам доброго утра, джентльмены.
  - Позволите составить вам компанию в ожидании отправления?
  - Конечно, я уже давно в пути, а ни с кем не разговаривал и того больше! А вас, кажется, видел в поезде. Томас Вивер, джентльмены.
  Они представились.
  - Всё верно, - дружелюбно проговорил Артур. Они присели за столик.
  - Позвольте узнать куда вы держите путь? - продолжил расспрос Гару.
  - О, мой конечный путь в самой глубине Альбиона. Я художник и ищу натуру подальше от городской суеты. Мне интересны необычные пейзажи! Я ищу место для пленэра.
  - Мы с моим другой тоже имеем отношение к искусству, - беззастенчиво соврал Артур, - Может вы покажете нам ваши эскизы?
  Толстячок засмущался, но предоставил два кособоких рисунка. Ленивых и бездарных.
  - Превосходно! - оценил Артур, Томас зарделся от удовольствия.
  - В Таскфенс я хочу писать старинную крепость! С тех пор, как узнал об этом городке, он так и манит меня.
  - Вы сказали... Таскфенс?
  - Всё верно. А вы, джентльмены, куда направляетесь?
  Жан и Артур переглянулись.
  ***
  Экипаж, мягко покачиваясь, приближался к городу. Разморённый долгой ездой Гару спал, а Морзе и Вивер тихо переговаривались. Порой Артур сверял время по свисающим у Вивера из нагрудного кармана часам.
  - Невероятный город! Обычно застройка от центра к окраинам редеет, а здесь дома плотным кольцом стоят лицом к центру повторяя линию разрушенной крепости. Мистер Морзе, только посмотрите, какой чудесный пейзаж!
  - Да, Томас, вы правы.
  - Как можно оценить красоты мира, не зная прелестей родного края? Кроме серого скучного Лондона я нигде не был. В детстве я много болел, и моя матушка так пеклась о моём здоровье, что буквально всё детство я провёл в четырёх стенах. Моими друзьями были книги, альбомы по рисованию, а слушателями кухарка да приходящий учитель, от которого всё время пахло портвейном.
  - Но вы же ходили в школу?
  - Увы, мой друг. Только совсем недавно я начал жить по-настоящему.
  - Что вы имеете в виду.
  - Полгода назад моя матушка оставила этот мир, и наш семейный поверенный сделал меня полноправным владельцем всего поместья Вивер. Честно признаться никогда о деньгах не думал и был крайне удивлён, когда мне заявили, что я достиг того возраста, когда могу вступить в права наследования. Право, когда я узнал, что больше никто не поручается за мою жизнь, я был подавлен. Но только представьте! Я мог вставать, когда угодно, есть всё, что захочу! Я, даже, стал курить! Благо наш поверенный, о, это благороднейший человек, полностью взял на себя управление поместьем и ценными бумагами, выделив мне ежегодных тысячу фунтов.
  - Продолжайте, - чуть закатив глаза сказал Артур.
  - Тогда я и решил начать путешествовать.
  - Много вы где побывали?
  - Собственно, я в творческом поиске и Таскфенс будет моим первым открытием.
  - Что ж я рад, что, хоть и при таких обстоятельствах, мы с вами познакомились.
  - Да! Это ужасно, то, что вас с мсье Гару обокрали прямо на вокзале!
  - М-да.
  - Но не отчаивайтесь, ваши финансовые трудности я полностью беру на себя, пока ваши вещи ищет полиция!
  - Вас послали нам небеса, Томас!
  - О, не преувеличивайте! Жан, вставайте, мы приехали, - он резко обернулся к французу и похлопал того по колену. На это запанибратское обращение он было поморщился, но, поймав взгляд Артура, не стал.
  Он перевёл взгляд и любезно улыбнулся:
  - Спасибо, что разбудили, шер ами.
  Ворота города представляли собой каменные развалины. Серые булыжники, осевшие в землю и полуразрушенные. Ржавые цепи спускались к основанию двух столбов, увенчанных скульптурами грифонов. Вправо и влево городская стена была новой и крепкой - ворота оставили без изменений, как памятник. Доехав до центральной площади, молодые люди вышли из экипажа. Кучер выгрузил вещи. Вивер рассчитался с ним, и они остались одни. Стоял сонный послеобеденный час. Вдалеке играли дети, двое мужчин деловито шли по светлой стороне улицы, попыхивая простенькими трубками.
  Поравнявшись, оба приподняли кепи за козырёк.
  - Доброго дня, джентльмены! Ну, я думаю, мы славно проедем тут время, - Вивер улыбался.
  - Посмотрим, старина, - ответил Артур, - а пока я готов убить за кусок свежего стейка, а?
  - Согласен!
  Жан заметил:
  - Пойдемте на почтовую станцию, справимся, где можно снять комнаты.
  Почта располагалась рядом на площади, соседствуя с отделением полиции.
  Служащий словоохотливо поделился с ними информацией, где можно остаться на постой.
  - Остановиться, господа, вы можете у Фила Диккенса. Он помощник мастера на мельнице. У него большой дом пустует, так что он будет вам рад. Надо пройти вдоль тисовой аллеи в северной части. Это там! - он неопределенно махнул головой назад.
  - Большой дом у помощника?
  - Да, сэр, - паренёк кивнул, - Фил три года назад вернулся со службы в индийской колонии. Воевал. Получает теперь хорошую пенсию за заслуги. Сам отстроил дом, а ведь ему нет ещё и тридцати!
  - Благодарю, любезный, - Артур повернулся к Виверу, - Томас, подыщите извозчика до дома этого Диккенса, а мы пока отправимся наперед договориться. Тот живо кивнул.
  Северная часть города была на возвышенности. Из большого, в три этажа, дома Диккенса открывался живописный вид на лес. Он с радостью принял гостей, предоставив каждому отдельную комнату. Здоровенный детина с уютным уханьем даже сам поднял их вещи.
  На следующий день Вивер отправился на пленэр, а Жан и Артур к воротам. Они были разочарованы. В дневниках Бартоломью описывались руины, в основании которых они так же рассчитывали найти следы порошка. Одной из его смесей. Даже некая научная база была подтянута под это дело, но в сухом остатке они имели лишь двух грифонов на постаментах и ни следа истории, скрытой отстроенным с тех пор городом.
  - С одной стороны, нам несказанно повезло, встретить этот денежный мешок. С другой - мы в тупике, Арт.
  - Можем устроить себе отдых. А там глядишь, и найдём что-нибудь.
  - Но каково совпадение, что он тоже ехал сюда?
  - Жизнь состоит из совпадений. Удачных более или менее.
  - Ты прав. Знаешь на этой неделе местный богач Гофф устраивает званый вечер. Диккенс приглашал нас пойти вместе.
  - Почему я этого не слышал?
  - Ты вообще стал несколько невнимателен в последнее время.
  - Не надо этого менторского тона, Жан. Я не злоупотребляю с порошком, просто опасаюсь синдрома отмены! Нам, до сих пор, неизвестно, что сталось с той девушкой, Мэри.
  - Как сладко птичка пела, как искоса глядела, - промурлыкал вполголоса Гару.
  ***
  Званый вечер у Гоффа собрал у себя весь свет местной знати. В центре большой залы собрались гости - лендлорды, джентри, дамы - местные и гости со всего графства. Длинные столы, украшенные лазурной скатертью, хрусталь, дутого золота канделябры - всё празднично украшено. В центре горел громадный камин, а напротив играл небольшой оркестр.
  - Чёрт! Ведь мы даже не поинтересовались в честь чего этот вечер, - громким шёпотом проговорил Гару Виверу и Морзе. Те не успели ответить, как вышел хозяин поместья.
  Бертрам Гофф оказался маленьким старичком, совсем не подходящим своему раскатистому имени. На нём был парадный военный мундир с аксельбантами и лента через плечо. Он сдержанно улыбался и гостеприимно кивал, пожимая гостям руки. Цвет лица его был не здоров и говорил о малокровии.
  Фил Диккенс в простом костюме без орденов что-то рассказывал группе гостей; троица приблизилась к ним.
  - ... Шквальный огонь, сквозь который прорывается отряд людей с бешеными фанатичными глазами! Шрапнелью отрывает руки, но они продолжают наступать. Кровь кругом! Её тошнотворный запах стоит красным туманом в дурманящем жару пустыни. Время исчезает. Жизнь теряет всякую цену. Личность испаряется вместе со страхом! Забытьё... Агония...
  Бертрам Гоф подошёл ближе.
  - А, добрый вечер, капитан! - Диккенс пожал руку бывшему командиру.
  - Филипп. Здравствуй, мой дорогой друг!
  - Капитан. Позвольте представить моих новых друзей и постояльцев. Мистер Морзе, мистер Гару и мистер Вивер.
  - Артур.
  - Жан.
  - Том.
  Раскланявшись Вивер добавил.
  - Мистер Гоф, я знаю, что вы не только крупный промышленник возродивший город, но и знакомы с историей крепости Таскфенс?
  - Я с удовольствием поделюсь с вами, мистер Вивер, этой старинной легендой. Однако, джентльмены, прошу меня простить, позже. Сейчас появится моя старшая дочь, чтобы торжественно открыть вечер, посвящённый её Семнадцатилетию, - голос у Гофа был приятным, хорошо поставленным. Чувствовалось командирское прошлое.
  Артур изображал аристократическое безразличие. Здесь он чувствовал себя на месте. Высшее общество, по которому он не переставал тосковать, манило его и определяло его личность. Пускай по лондонским меркам здесь было не слишком пышно, но приятный озноб, тем не менее, давал о себе знать. Он смаковал шампанское и разглядывал публику.
  И вот появилась Она!
  Разговоры в зале прекратились. В момент стало тихо. Она скромно вышла на балкон, сделала реверанс, и прежде чем что-то сказать все гости зааплодировали. Оркестр подхватил ликование и начался Бал!
  Никогда ещё женская красота так не сбивала с толку Артура Морзе. В свои двадцать три он считал себя достаточно искушённым, но Мэри Гоф была так утончённо очаровательна, что с каждым новым взглядом на неё он ловил новую грань её красоты! Она была прекрасна! Снова и снова. В каждом движении, в каждом жесте таилось новое очарование!
  - Прекрасна? Как по вам?
  - Да, очень, но...
  - Что такое?
  - Я... растерян. Совсем не знаю, что делать.
  - Может это знак того, что это не ваше? Знаете, как часто бывает, что красоту и чувство прекрасного мы принимаем за влюблённость?
  - Идите к чёрту, Жан, - Артур собрался и перестал лепетать. С Жаном он никогда не поднимал тем личной жизни, после той травмы на пристани.
  - А вы Томас, любили когда-нибудь?
  "Однако, он будто получает удовольствие дразня свою мужскую несостоятельность?" -, с удивлением подумал Артур.
  - Что? Прекрасное шампанское, джентльмены! Я несколько упустил тему вашей беседы...
  - Женщины, Томас.
  - Ах, да...
  - Хороша, нечего сказать, но ведь она, по сути, ещё совсем дитя, - добавил Гару.
  Больше о виновнице торжества в этот вечер они не говорили.
  А праздник потонул в громких возгласах, смехе, огнях и шампанском!
  6.
  Конец августа выдался необычайно тёплым. Хозяин и его гости сидели по сложившемуся обыкновению на веранде и беседовали. Диккенс по-свойски ухаживал и следил, чтобы за столом не кончался бурбон.
  Вивер что-то упорно писал в блокноте, и стакан его оставался нетронут весь вечер.
  Артур курил, Гару и Филипп чинно чокались.
  - Что ж, господа, как вам наши места?
  - Жители очень приветливы, а город живописен! Лично я до сих пор под впечатлением бала в доме Гофа, хотя и стал бывать там теперь чаще.
  - Как вам работается на кухне у Бертрама?
  - О, Филипп, это нечто! У себя на родине я был подмастерьем в лавке отца и мог только мечтать работать шеф-поваром в таком месте, как в дом мистера Гоффа. Благодаря вашей протекции, мне позволили воплотить в жизнь мои даже самые дерзкие желания! - при этих словах Артур на мгновение оторвался от мундштука и поймал его взгляд. Между ними произошёл бессловесный диалог, француз стушевался, а он подхватил разговор.
  - А как же вы, Фил? Я позволю себе небольшую бестактность, если здесь, в кругу ваших, с позволения сказать приятелей, спрошу о той девушке, которая стала теперь частой гостьей здесь, о Бетти?
  Диккенс с добродушным стеснительным укором посмотрел на Артура, и, по-медвежьи неуклюже закинув ногу на ногу, ответил:
  - Вы правы, мистер Морзе. Бетти - чудо, появившееся в моей жизни. Ваш приезд вдохнул жизнь в мой большой, но пустой дом. И одно событие потянуло за собой другое. Я о том, что в скором времени эта девушка станется моей женой... И этот дом... Семья... Простите, я не умею правильно изъясниться.
  - Ничего-ничего, дорогой друг, мы все за вас сердечно рады. Верно, джентльмены? - он весело глянул на остальных. Жан оживлённо закивал.
  - Бетти ведь служит у Гофа?
  - Да, она служанка у его дочерей.
  В этот момент Вивер с улыбкой оторвался от блокнота и произнёс:
  - В этот чудесный вечер, я хочу уважить вас первыми строками моего рассказа о крепости Таскфенс. Сейчас только зарисовка. Я прописываю легенду, рассказанную мне мистером Гофом. Первые, так сказать, наброски. Вы позволите..., впрочем.
  - Давайте, Томас, мы будем признательны! Смелее, - одобрительно посмеиваясь, сказал Артур.
  - Итак.
  "Посреди огромной равнины, среди дубовых рощ и лесов. На высоком холме, обуреваемый холодными ветрами, стоит, хмуро глядя кругом, древний город. Скованный камнем и сталью, смотрит он на широкие просторы: на тёмный дремучий лес под высоким небосводом. Дикие звери, ведьмы и колдуны издревле обитают в этих лесах. Страшные заклятия творят они при полной луне и горе тому, кто вздумает пойти туда под покровом ночи".
  Вивер до хруста в костях расправил узкие плечи и прошёлся к окну, за которым закатное солнце бросало прямые лучи на город.
  "Много веков назад Альбион раздирали войны и междоусобицы. От белых утёсов Дувра до самых северных морей, на раскинувшейся необъятной земле могучие рыцари в тяжёлых доспехах бились друг с другом в неустанной вражде. Бились за землю, за славу, чтоб имена их звучали в веках!
  Одним из таких имён, погребённых под пылью времён, было имя славного рыцаря Теодора, прозванного Каменным Рыцарем. За твёрдую волю и непобедимый дух. Храбро сражался он за земли, что считал своими. Многие смельчаки стороной обходили его владения, так страшились его и его дружины. Однажды он вознамерился построить крепость небывалую прежде. Огромную и нерушимую, подобную ему самому. Пока он с дружиной его ходил в славные походы, отстаивая границы владений, шло строительство. А ждала его всегда любимая жена, леди Виктория. Дивная красота её радовала взор, а доброе сердце душу. Только в её объятиях забывал Теодор свой свирепый нрав и предавался нежной любви.
  Годы спустя крепость была достроена. Слава об отваге и удаче Каменного рыцаря гремела в округе, и вернулся он осененный почестями и уважением. Высокий замок возвышался за прочной стеной. Глубокий ров окружал широкую крепость. Величава и царственна!
  Славным пиром отметил он возвращение своё и окончание строительства... Но неспокойно жилось ему в крепости. День за днём думы тяжкие довлели над ним. Как не станет его, кто станет на защиту крепости? Что если возьмёт её неприятель приступом? И знамёна его втопчет в грязь!?
  Как ни утешала его леди Виктория, носившая дитя его под сердцем, как ни ласкала, всё одно неспокойно было Теодору. Раз ночью, как только зашло солнце, отправился он в тёмный лес, что окружал его крепость. Долго шёл он, продираясь через густую чащу, разрубая мечом обступающие его ветви. Через болота и буреломы лежал путь его.
  Наконец вышел он на поляну, освещённую полной луной. На ней стая волков устроила себе лежбище. Поднял было рыцарь свой меч, но не двинулись волки с мест своих. Опустил тогда он оружие, и увидел, как из глубины, из тени дерев вышел огромный пепельно-серый волк-вожак. В свете луны обернулся он старцем высоким и могучим.
  Поприветствовал Каменного рыцаря колдун-оборотень. Признал славное имя его.
  Добрым приветствием и рыцарь ответил колдуну. Об услуге немалой начал было просить.
  Остановил его колдун. Знает он просьбу Каменного рыцаря. Хочет, чтобы крепость его от неприятеля берегло их племя. Но высока цена будет.
  Не удивился рыцарь, лишь кивнул согласно. Готов слушать цену.
  Виктория! Потребовал колдун принести к ним любимую жену его.
  Лишь на миг поколебавшись, согласился Каменный рыцарь на эту страшную цену и скрепил договор кровью.
  Наутро вышел рыцарь из лесу. Уставший брёл он в сторону крепости, обдумывая клятву данную колдуну. Вошел в покои Каменный рыцарь к Леди Виктории. Уж с младенцем она на руках. Потянулась она к любимому мужу, но отстранил он её. Отобрал дитя. Не дрогнуло сердце горделивого рыцаря в ответ на мольбы и слёзы жены. Кровная клятва обязывала его исполнить обещание и отдать жену.
  Со свертком пошёл он обратно к лесу. На ту же поляну пришёл он. Только пусто там было теперь. Положил он сверток. Не плакала она, не кричала, а лишь смотрела смиренно вверх на полную луну.
  Вернулся Каменный рыцарь в опустевший замок и нарёк его - Таскфенс".
  Вивер дочитал и смущённо глянул из-под бровей.
  - Замечательно! - провозгласил Артур.
  7.
  Сентябрь, так называемое маленькое лето святого Луки. Непривычно солнечный день. Пряно пахло травой и листьями. Артур и Мэри прогуливались вдоль тисовой аллеи. Он в одном жилете, перекинув сюртук через руку, а она с солнечным зонтиком и сачком для бабочек.
  - Ах, Артур, разве не чудесный сегодня день? На моей памяти, это самая жаркая осень!
  - Пожалуй. Однако, мне сложно быть непредвзятым наблюдателем погоды, ведь от холодного бездушного градусника я отличаюсь тем, что во мне самом пылает пожар, по сравнению с которым сегодня просто трескучий мороз!
  - Прошу вас, милый Артур, друг мой, не начинайте!
  Он умолк, устыдившись своей вспыльчивости. С тех пор, как он впервые признался Мэри в своих чувствах и был ласково переведён в категорию близких друзей, в его речи появилось гораздо больше желчности.
  - Чем вы планируете заниматься, Мэри? Насколько я знаю, вам необходимо продолжить образование, а здесь нет ни колледжей, ни пансионов.
  - Ещё одна "удачная" тема для разговора с юной леди! - рассмеялась Мэри, - Зачем девушке образование, Артур? Я молода, красива, что же ещё нужно? Науки, машины - головная боль мужчин! Я же словно бабочка-однодневка питаюсь солнечным светом!
  Артур спрятал снисходительную ухмылку и ответил:
  - Всё же подумайте об этом. Учёба полезна хотя бы тем, что расширяет границы сознания и воспитывает ум. Книги расширяют кругозор и способность критически мыслить.
  - Но я же читаю!
  - Мэри, любовная и прочая беллетристика, как опухоль на теле истинной литературы. Простите за грубое сравнение, но чтение подобных вещей, а-ля "Водоворот сладострастия", сравнимо с методичным битьём себя по голове свинцовой кочергой!
  - Ах-ха-ха! Почему же именно свинцовой? Она будет тяжеловата. Может простой железной?
  - Смейтесь. Но обратите внимание, что благодаря косвенному влиянию деятельности вашего отца, вы имеете некое представление о металлах, и, как следствие, даёте возможность своему остроумию.
  - Вы - зануда, Артур, - с нежными искорками в глазах, сказала Мэри. Пару минут они шли молча.
  Молчалось им легко. В молчании можно не боятся слов.
  Пульсирует наверху солнце. Заливается вдалеке соловей. Всё вокруг с жадностью впитывает горячие лучи. Артур и Мэри присев на камни подставили лица свету.
  - Мэри, мне надо вам что-то сказать.
  - Да?
  - Я должен ехать в Лондон. Не прямо сейчас, но нам с Жаном пора собираться.
  - Так скоро? Но вы же будете навещать нас?
  - Наверное, ... скорее нет.
  Пока он молчал, Мэри снова заговорила.
  - Смотрите, какие милые бабочки. Вон та - махаон. Расправила свои чудесные крылышки и летает с цветка на цветок, собирая сладкий нектар. Ах, если б можно было так же порхать, не зная забот! Нектар. Очень интересно, он и правда так сладок, как об этом пишут? Вы знаете, я ни разу не видела, чтобы кто-то ел цветы, над которыми летают бабочки и пчёлы, но нектар непременно называют сладким. Будучи ребёнком, я как-то попробовала на вкус мать-и-мачеху - ничего даже отдалённо похожего на мёд!
  Мэри болтала, прикрыв глаза, не прерывая солнечных ванн, и не видела, как пристально уставился на неё Артур. Сердце его забилось быстрее. Мэри всё ещё весело рассуждала о бабочках. Абрис её лица необычайно чётко вырисовывался перед ним. Жар страсти полыхнул откуда-то из живота и затмил его взор. Он целовал её губы и обнимал ей, познавая каждую часть её юного тела. Грудь, талия, бёдра...
  Секунда. Две. Три. Затем пощёчина.
  Артур стоял ошеломлённый своим поступком. Он ещё чувствовал вкус её губ, но теперь огонь стыда и страха сменил похоть. Мэри оттолкнула его и испуганно забилась в угол между деревом и каменной стеной. Она была как ребёнок, который упал, ударился, но ещё не набрал достаточно воздуха, чтобы разреветься. В глазах стояли слёзы. Обида, обида и отвращение были написаны на её лице.
  - Простите, Мэри. Я не хотел, это не я. Поймите! Я не такой, я люблю вас. Я.
  - Немедленно. Убирайтесь.
  Артур пытался возразить, но в её голосе что-то новое, металлическое заставило молча подчиниться, буквально сжимая его изнутри и швыряя как можно дальше от неё.
  - Убирайтесь прочь. Мистер Морзе.
  8.
  Влажная прохлада заполняла комнату Мэри.
  В шесть поднялась прислуга.
  В семь прибыл посыльный со свежей почтой.
  Тихо переговаривались служанки у каморки под лестницей.
  Мэри слышала каждый шорох в доме. Она лежала, открыв глаза и тяжело дышала. Вот уже два месяца, как былая лёгкость покинула её. Она сделалась тревожной и мнительной. Отец всё это время ездил по делам: принимал инвесторов, выезжал на застройку. Он замечал, что дочь утратила ребячливость, но считал это признаком взросления, переходного возраста.
  После того памятного вечера в честь семнадцатилетия Мэри, жизнь в Таскфенс закрутилась ещё оживлённее, чем раньше. В город каждую неделю приезжали новые люди. Строители, рабочие, инженеры, крупные джентри. Гофа часто спрашивали, чего же он, в конце концов, хочет добиться? Может поблизости залежи руды? Угля? Золота, чёрт возьми! Но старик отмалчивался.
  Девушка встала с постели и тихим белым призраком прошлась по комнате. Тяжёлые занавеси на окнах были теперь всегда опущены. Она подошла к роялю и провела рукой по клавишам. Рядом с её ладонью упала прозрачная капелька. Мэри запрокинула голову, сдерживая слёзы.
  Зачем судьба свела её с Артуром?! Этот молодой и без сомнения красивый баронет поначалу был довольно мил. Он приходил в гости к её отцу со своими друзьями: французом, ставшим теперь их поваром, и смешным толстячком с блокнотом. Его весёлость и обаяние плавно сменились затаённой злобой нелюбимого человека, но что же она могла с собой поделать?!
  Ей снова вспомнилась гадкая сцена у тисовой аллеи. С тех пор она не видела его.
  Она стала замкнутой и молчаливой. Говорила по душам только со своей служанкой Бетти. Его она простила, но где-то через неделю после той прогулки стали происходить странные вещи. Сначала она стала забывать разные мелочи. Вроде того, где лежит гребешок для волос или кружевной платок вышитый её младшей сестрёнкой. Затем больше - она пропускала вечерний чай, приход гостей; а потом оказывалось, что она играла на пианино несколько часов подряд.
  Она стала безразлична ко всему. Только кулинарные изыски нового повара могли заставить её оживиться. Она была совершенно здорова физически, но ей стало казаться, что её разум помутился. Ей снились невероятные сны - яркие, реалистичные. Как-то она очень удивила отца, спросив за ужином, почему он не повесил картину, которую она купила в Неаполе.
  - Как же, папа, ты забыл? В той прекрасной галерее мы нашли чудный пейзаж. Гавань на закате. Ты отдал за неё не меньше сотни фунтов!
  - Девочка моя, но мы никогда не были в Неаполе, - Бертрам подумал было, что дочка шутит над ним, и добродушно рассмеялся.
  - Ах, папа, как же ты заработался...
  Во снах стал появляться Артур. Он приходил из ниоткуда и совсем не пугал Мэри. Во сне она не стеснялась, и сама страстно целовала его.
  В это утро она проснулась удивительно рано и с ясной головой. Она вдруг осознала последние недели своего безумия. Что же с ней происходит?!
  Умывшись и причесавшись, она вызвала Бетти.
  - Здравствуйте, госпожа, - поклонилась служанка.
  - Бетти, мы можешь мне помочь.
  - Конечно, госпожа.
  - Принеси мне поесть, но не бери еду на кухне. Принеси мне еды с рынка. А завтрак забери у француза и незаметно выброси. И ещё, скажи всем, что нездоровиться мне ещё больше и я не хочу никого видеть. Даже отца и Руфь. Всё ступай.
  - Слушаюсь, госпожа.
  Как только служанка ушла, Мэри стало хуже. Она прилегла и очнулась, только когда Бетти вернулась.
  Принявшись за еду, она с удивлением обнаружила, что та совсем не имеет вкуса. Она добавляла больше соли и сахара, но этого оказалось мало! Запив всё целой крынкой чуть прокисшего молока, она, наконец, почувствовала сытость и удовлетворённо посмотрела на служанку.
  Та грустно улыбалась, глядя на Мэри.
  - Что такое, Бетти?
  - Кажется, вы на сносях, госпожа.
  ***
  Мэри тихо качалась в кресле, когда её отец тихо вошёл в столовую. Он с опаской посмотрел на её отрешенный взгляд и сел рядом. Её привычка говорить свои фантазии, будто это реальные вещи, стала его пугать. Помимо этого, она стала раздражительной. Либо квёлой, словно сонная муха, либо крикливой и требовательной. К гостям она не выходила, подруги её избегали. Только служанка Бетти, с самоотверженной покорностью, оставалась с ней искренне приветливой и старалась предугадать её желания.
  Бертрам сел в соседнее кресло и сделал вид, что читает газету.
  - Папа, он был сегодня со мной.
  - Что, милая?
  - Артур приходил ночью ко мне.
  - Артур Морзе, дорогая?
  - Да. Он был со мной. Словно сатир он увещевал меня и ласкал. Воля моя была парализована. Я не знаю, папа, что мне теперь делать.
  - Мэри, доченька, - Бертрам не выдержал и упал перед нею на колени, - зачем ты так зло мучаешь меня своими фантазиями!? Артур уехал два месяца назад! Возможно, ты тоскуешь по нему, что ж, я готов написать ему и пригласить. Но не надо говорить мне эти сальные, порочные вещи! Скажи, милая, что мне сделать?
  - Ничего, папа. Всё уже произошло.
  Она говорила это спокойно. Без вызова и злобы. Говорила тихо, но каждое слово глухим ударом било в сердце старика. Он со слезами смотрел на неё, и в голове его проносились образы домов призрения для душевнобольных. Он с ужасом думал, как после его смерти, Мэри может там оказаться...
  - Иди, папа. Прости, что наговорила тебе всякого. Я немного посижу и пойду спать.
  Старик поцеловал ей руку, поднялся и пошёл наверх, пожелать доброй ночи младшей дочери. Маленькая Руфь лежала в кроватке и читала. Когда старик Гоф зашёл, отложила книжку и посмотрела на него радостными глазками.
  - Папочка!
  Обе дочери унаследовали красоту их матери. Идеальный овал лица, тёмные волосы, гордый правильный нос. Малышка Руфь была на девять лет младше Мэри, и её черты были ещё мягкими и детскими, в отличие от сестры.
  - Что Мэри, папа? Сегодня ей лучше?
  - Она... спокойна сегодня. Она снова что-то видела во сне...
  Маленькая Руфь не понимала происходящего, но точно чувствовала настроения своих домочадцев, родных и слуг. Она внимательно слушалась няню, ласково вела себя с отцом и была вежлива с сестрой, которую теперь побаивалась. Она старалась быть прилежной и внимательной, так как более ничего сделать не могла.
  - Не переживай, папочка, Мэри поправится, вот увидишь. Мы отправимся в путешествие, помнишь? Мэри как-то говорила, что ей приснилось. А мы поедем, и получится, как будто она не придумала. Как будто наоборот - предугадала, понимаешь?
  - Ей приснилось то, что с нею будет? Так?
  Бертрам умолк. Тёмная печать легла на его лицо.
  9.
  В небольшой комнатёнке всё было заставлено резными фигурками из дерева. Маленькие арапчонки в причудливых позах, табакерки, вольные копии Венеры, изящные подсвечники. Артур ходил по кабинету из угла в угол. Жан Гару сидел, опустив голову, и молчал.
  За маленьким круглым окошком шумели дети. Подтаял первый снег. Уже много недель Артур сидел здесь безвылазно. Только поздней ночью, в парике, он выходил в город.
  - Арт, я давно хочу тебе сказать, это зашло слишком далеко! Ты забыл ради чего мы сюда приехали? Для чего таскаем за собой этого увальня писателишку? Потешился с девчонкой и хватит! Она скоро свихнётся от такого количества порошка, которое я ей подмешиваю! - Артур бросил быстрый взгляд на склянку, стоявшую на столе, и на свой шприц рядом с нею, - Ты не можешь никуда с ней уехать!
  Шквальным вихрем Морзе накинулся на Гару и повалил того на дощатый пол. Исчез обаятельный Артур, обнажилась бешеная животная натура. Упершись коленом в узкую грудь француза, он зарычал:
  - Завтра к полуночи ты, ничтожество, приведёшь лошадей, полностью снаряжённых в дорогу, к пустырю, что за тисовой аллеей. И оставишь у коновязи. Когда я с Мэри уеду, погорюешь со всеми недельку и отправишься следом за нами в Бристоль. Прихватишь с собой Вивера, и по дороге избавишься от него, так же подмешав большую дозу порошка. Заберешь всю наличность. Никаких следов. Никаких подозрений.
  Он давил его взглядом. Сильным, твёрдым, страшным до тошноты. Выедающим душу взглядом.
  - Ты сделаешь то, что я говорю.
  Гару, кашляя, закивал, стукаясь затылком об пол.
  Артур встал, и отвернувшись, уже спокойнее, продолжил:
  - Мы же сотню раз это обсуждали, Жан. Ты не должен ни в чем ошибиться или быть замеченным. Возвращайся в дом Диккенса, и будь по-прежнему мил и предупредителен.
  ***
  В особняке Гоф все ложились спать очень рано. Но в эту ночь маленькой Руфи не спалось, и она молилась за здоровье своей старшей сестры. Глухой стук привлёк её внимание. Она вышла в коридор. Дверь Мэри была закрыта, но снизу пробивалась узкая полоска света. Не было слышно ни звука. Руфь повернула ручку. В комнате прибрано, но самой Мэри не видать. Лишь ветер у распахнутого окна изредка стучит ставнями.
  Руфь, испуганно, маленькими шажочками, подошла к кровати и отодвинула балдахин. От увиденного она вскрикнула и не могла дохнуть. Вся кровать была залита кровью. Густые пятна покрывали простыню и пропитали одеяла. Капли падали на пол и затекали под кровать.
  ***
  На пустыре за тисовой аллеей стояли запряженные лошади. Мэри осторожно ступая, оглядывалась. На ней была тёплая накидка, и вся она укуталась в чёрный шерстяной платок. До часа их встречи с Артуром оставалось совсем немного.
  Пройдя мимо лошадей, девушка вышла за ограду. Снег хрустел под ногами. Она прошлась, вспарывая его ногами, затем достала принесённый с собой кувшин с кровью.
  "Мне никто не верит - пускай. Он уничтожил меня! Довёл до безумия. В моём чреве растёт его ребёнок! О, он не заслужил просто быть пойманным. Он получит сполна!"
  Мэри, прикрывая горло кувшина ладонью, расплескала по снегу густую кровь. После, сняла верхнюю одежду, и осталась в одном платье. Пришитые куски коровьего мяса болтались, как её собственная плоть. Живот и руки выглядели так, будто стая диких волков растерзала её. На спине она сделала утепляющую подкладку.
  Вылив на ещё крови на себя, она немного пригубила и размазала по лицу.
  Мэри лежала посреди поляны, ставшей ей сценой, и спокойно улыбалась, глядя на полную луну.
  ***
  - Фил! Филипп!
  Томас Вивер вбежал в дом, с грохотом опрокинув стулья в тёмной гостиной. Не разуваясь, не отряхиваясь, он вбежал наверх, в спальню хозяина дома.
  - Фил, просыпайся!
  Дала о себе знать военная выучка: Диккенс резко открыл глаза и тут же вскочил, мгновенно проснувшись. Испуганное лицо Тома делалось ещё более жутким от того, что обычно его избалованный румянец вызывал улыбку, а теперь оно выражало что-то мертвенно безысходное.
  - Кто?
  - Мэри.
  Пока Диккенс одевался, Вивер рассказывал ему, что произошло.
  - Я сидел, как обычно в клубе. Сегодня мы чествовали нового судью, и все влиятельные люди города собрались. Бертрам Гоф, разумеется тоже, хоть он и поплохел в последнее время из-за болезни дочери.
  В общем, в самый разгар вбегает слуга и говорит, что его младшая дочь обнаружила пропажу Мэри, а постель её вся в крови!
  Всей компанией мы бросились к дому Гофа, и там всё подтвердилось! Она пропала.
  Диккенс был готов.
  - Это Морзе. И француз с ним заодно!
  - С чего вы взяли?
  - Хм, догадка. Идём!
  Во всех домах горел свет. С факелами толпа горожан пустилась на поиски.
  ***
  Вдали слышались крики. Артур в безумном ужасе бежал всё дальше в лес. Он сбился с пути и забредал в самую чащу. Падая, проваливаясь в сугробы, он бежал дальше и дальше. На одном из спусков он поскользнулся на огромном валуне и, кувыркаясь, упал в неглубокий овраг.
  Лёжа на спине, он немного отдышался. Ночь распахнула объятия, и он жадно втягивал морозный воздух и смотрел на верхушки деревьев, тянущиеся в звёздную высь. Острые тёмные верхушки с зазубринами ветвей. И одна мысль: "Она мертва! Это моя вина. Я убил её... Вынудил выйти ночью..."
  Из расступившихся облаков выглянула луна. Он услышал чьё-то дыхание. Борясь с дрожью от холода и страха, Артур медленно поднял голову и увидел перед собой огромного пепельно-серого волка. Волк смотрел на него и медленно наступал.
  "Так тому и быть!" - подумал Артур Морзе и сделал намеренно агрессивное движение - вскочил и бросился на волка, раскинув руки...
  ***
  На следующий день город был ошалело заторможен. Мороз стоял крепкий до звона в ушах.
  Фил Диккенс всё-таки вышел из дому. По пути на мельницу он столкнулся со старухой в чёрном. Лицо её было спрятано шалью, она шла медленно вся сгорбившись. Брела словно слепая и на узкой тропинке он едва не задел её. Она ушла, что-то тихо бормоча себе под нос, а он остался и ещё с минуту не мог прийти в себя.
  - Сама смерть покинула город, - пробормотал он клочьями пара.
  10.
  1899 год
  Джонатан приближался к месту своего назначения. Солнце стремительно катилось к горизонту, а ему хотелось до темноты прибыть в Таскфенс. Глядя на запад, он мог любоваться на розовые облака, все в лёгкой дымке от мороза. От холода на нем был тёмно-зелёный камзол, под ним рубашка с теплым платком и твидовая охотничья курка. По бокам дороги стояли редкие ели и за ними расстилались поля. Дальше, много дальше, начинался густой тёмный лес. Кобыла понуро шла, вспахивая снег тяжёлыми копытами. Никакой звук не нарушал тишины.
  Наконец дорога сделал изгиб, за которым показался город на холме. Плотно застроенный он смыкался кольцом. Чуть ниже стен домов старинный ров, сейчас засыпанный снегом. Из высоких труб шёл сизоватый дымок. Часы на башне пробили пять. Молодой человек отпустил поводья и достал портсигар. Обычно он предпочитал трубку, но сейчас пальцы закоченели бы быстрее, чем он набил её табаком.
  Вдруг раздался протяжный вой. Где-то далеко сзади. Жар будто выплеснули ему на спину! Лошадь взбрыкнула и понесла. Портсигар и спички упали в снег. Джонатан чертыхнулся.
  Прошло ещё не менее часа, прежде чем он достиг городских ворот. Дорога была долгой, он устал, но голова его держалась прямо, и подбородок был горделиво приподнят. Лошадь, навьюченная поклажей, плелась в гору. Окончание долгого пути Джонатан отпраздновал, пригубив бренди из фляги. В горлышко он бросал несколько кофейных зёрен, что, настаиваясь, добавляли аромата и, как он думал, бодрости.
  Джонатана Флетчера немногие близкие называли Флетч. Он с недавнего времени служил журналистом в "Ингланд Мистериз". Главный редактор и владелец, Томас Вивер, был фанатиком псевдонаучной белиберды, но благодаря увлечённости делом существенно расширил издание от простой бульварной газетёнки. Журнал печатал различные истории и "факты" о привидениях, родовых проклятиях и прочей нечисти, но популярностью пользовались всё-таки статьи криминальной хроники, описывающие лондонские происшествия особо кроваво! Ещё он был скрягой и платил Джонатану сущие гроши.
  В дорожной сумке, среди прочей поклажи, лежало письмо от него.
  "Мистер, Флетчер. Я обращаюсь к вам с серьёзным поручением. Наш журнал переживает не лучшие времена. В эпоху повальной индустриализации все разговоры крутятся вокруг войн и политики. Проклятые тред-юнионы и колонизация - вот чем завлекают читателя "Таймс" и "Телеграф"! Их статейки порождают популистов! Но читателю нужно иное! Загадочное! Странное и загадочное стимулирует работу мозга. И мы сохраним традиции нашего издания и позволим добропорядочным англичанам, за чтением нашего журнала, отвлечься от мирской суеты и совершать путешествия в мир неведомого.
  Одно из таких путешествий предстоит устроить вам. Вы отправляетесь в Таскфенс, графство Поуис. Когда-то я сам писал об этом городке и теперь позволю вам продолжить начатое мною дело. Вам нужно пролить свет на убийство Мэри Гоф, совершённое там пятнадцать лет назад. Сама история города, так же, небезынтересна.
  Подробности у секретаря. Не разочаруйте, меня, Флетчер! Это жирный кусок!"
  ***
  Глядя на тихие улочки полузаброшенного городка, настроение Джонатана становилось всё хуже и хуже. Тоска грозила разбушеваться. Он помотал головой, чтобы отогнать дурные мысли и увидел старичка, медленно идущего к резной дверце - несомненно таверне - и направил лошадь в ту же сторону.
  Привязав лошадь и задав ей корм, Джонатан вошёл в зал с низкими потолками, освящённый чадящими лампадами. Он сел за один из столов, заказал пинту пива и бифштекс с кровью. Оказалось, на удивление, вкусно. На десерт он взял булочку. Хлеб здесь был ничем не хуже лондонского, с приятным терпким вкусом то ли корицы, то ли тмина. Раздобыв табак у толстяка за стойкой, он устало закурил и собрался было узнать, где можно остаться переночевать. Но тут он почувствовал на себе чей-то тяжёлый взгляд. В самом углу зала сидел старик. Тот самый, за которым пошёл Джонатан. Седой с серебром. Он смотрел на него в упор, и, казалось, застыл так, что перестал дышать.
  - Приятного вечера, сэр! - он поприветствовал наблюдателя бокалом и улыбкой.
  Старик медленно поднялся. Глаза его горели. Он приближался, продолжая что-то бормотать. И затем не сказал, а пролаял - Убирайся! Мальчишка! Этот город проклят!
  - Фрэнк, потише! - отозвался трактирщик.
  Старик затравленно обернулся, но продолжил своим каркающим голосом,
  - Беги, что есть сил, мальчишка! Они раздерут тебя на багровые ленты! Выманят и раздерут! На багровые, ленты!
  Тут на его плечо опустилась тяжёлая рука и утробный голос повторил:
  - Потише, Фрэнк, не пугай нашего гостя. Простите, сэр, старик Фрэнк - городской сумасшедший, но он совершенно безвреден, - мужчина улыбнулся Джонатану и развернул старика сильными руками обратно в его угол.
  Тот послушно повернулся и заковылял, по пути бормоча и подвывая.
  Джонатан проводил его взглядом и спросил:
  - Что за багровые ленты он упоминал?
  - Ах, это. Много лет назад Фрэнк был коронером. Ему принесли ту девушку... Что вы так смотрите, сэр?
  - Нет-нет. Продолжайте. Просто занятное совпадение. Вы ведь о Мэри Гоф?
  - Всё верно. О ней. Я присяду к вам?
  - Разумеется.
  Трактирщик выудил откуда-то бутыль и налив себе и Джонатану по рюмке, продолжил:
  - Я в те годы служил на почте. Город рос и развивался. Бертрам планировал, ни много ни мало, проложить железнодорожную ветку через Таскфенс. Сколько тогда было планов! Множество людей сюда приезжало. В том числе писатели, художники. А у Бертрама Гофа подрастала старшая дочь. Красоты небывалой. Я её видел несколько раз. Она гуляла с тем врачом. И вправду хороша!
  Но случилась у неё с ним любовь, а Гоф был против. Запер её в доме и не пускал к нему. Доктор этот опечаленный решил её выкрасть. И как-то ночью позвал её, снарядив лошадей в дорогу, к пустырю за городом. Там теперь городское кладбище. Встретились они значит, да забыли про диких волков.
  Да-а-а. Забыли. А ведь... ну об этом позже. В общем девушку разодрали в клочья. А он сбежал в лес, да там и замёрз. Очень холодная зима стояла в тот год. И волки были голодны. Хотя поговаривали, что давно уж все повывелись.
  А старику Френку принесли тогда её тело, и он должен был сделать заключение. Официально чтобы значит. У нас же тихо всё было. Полицейский участок чисто номинально стоял. Её перенесли и оставили ему. На третий день хватились. Нашли в его же сарае. Гроб стоит открыт, а он измождённый в углу сидит. И всё повторяет "Багровые ленты. Багровые ленты!"
  И в ту же ночь и сам старик Гоф преставился. Мы, молодёжь, верили в него. Кому хочется прозябать в провинции, а тут родной город расцветал! Когда ушла Мэри, а за ней не стало и Бертрама, город покинула жизнь, - трактирщик прерывисто выдохнул, - уехали инвесторы, стали уезжать жители. Кто-то, в том числе, и из суеверных страхов. Там же целая легенда была, слышали?
  - В художественной версии.
  - Ах, да. Было дело.
  - Вот и стал городок загибаться. Как старик Фрэнк. Был цветущий, быстрый, солнечный, а стал заброшенным, обветшалым, безумным...
  Трактирщик выпил ещё. Джонатан не притронулся к напитку.
  - Вы не удивились, что я знаю, кто такая Мэри Гоф?
  - А что же ещё может привести к нам нового человека? Отсюда только уходят, а если приходят, то всё по той же причине. Год, когда всё переломилось.
  - Ясно. Спасибо за историю. Однако, вы не будете любезны и не подскажите мне, где я могу переночевать?
  - Остановиться, сэр, вы можете у Фила Диккенса. Он мастер на мельнице. У него большая семья, но гостям он всегда рад. Надо пройти вдоль тисовой аллеи в северной части. Это там! - он неопределенно махнул головой назад.
  По булыжным мостовым он пошёл один, оставив лошадь на постой. Дома стояли плотно друг к другу. Часто встречались заброшенные. Дом мельника был несколько в стороне от остальных и рядом с ним пристройка - хлебопекарня. Чуть вдалеке тисовая аллея.
  Тем же вечером Джонатан записал в дневник
  "Вивер - сволочь! Какая глушь!
  Тринадцать часов верхом, три дня в дороге! И что в итоге? Глубочайшая провинция и провонявший навозом дом пекаря. Или мельника. Кто там этот Диккенс? Ещё хрыч в таверне обругал меня. Перо выпадает из рук от усталости. Завтра со свежей головой наведаюсь в полицейский участок. А пока, глядя в темноту окна и слушая шорохи между стен, я не чувствую, что из этой истории что-нибудь получится".
  11.
  Утро выдалось пасмурным. Серое небо, подтаявший снег.
  Ванная комната располагалась на том же этаже, что и комната Джонатана, на третьем. Дом пекаря здесь считался небоскрёбом. Приведя себя в порядок, он спустился к завтраку. С широкой винтовой лестницы плавно открылся вид на веранду и большой стол за которым завтракали Диккенсы.
  Вчера вечером мельник показался ему угрюмым. Он курил у ворот и когда Джонатан справился о ночлеге, поначалу, словно призрак увидел, не сказал ни слова в ответ, потом спохватился и быстро приготовил комнату. Двигались оба в полной тишине - семья уже спала.
  Сегодня же Фил Диккенс добродушно улыбался, и, весело посмеиваясь, знакомил Джонатана со своей семьёй. Супруга Бетти - полная женщина с большой грудью и добрыми глазами, младший сын Лиам, ему десять, долговязый в отца, и, совсем не похожий на отца и брата - старший Кристофер, ему пятнадцать - хмурый, неулыбчивый малый.
  В целом семья пекаря Джонатану понравилась. Здоровые, работящие люди.
  - Знаете, мистер Флетчер, на весь городишко я единственный хлебный мастер. В Лондоне пекарни на каждом углу и мастера не уделяют внимания процессу, в погоне за прибылью.
  - Вы думаете? А как же конкурентная борьба?
  - Конкурентная борьба, как вы выразились, приводит к тому, что все делают одинаково плохо! Потому что так дешевле. Мы же дружим с нашими покупателями, и позволить себе халтурную работу не можем, верно ребята? - весело спросил он сыновей - те кивнули, продолжая жевать.
  - Если бы вы приехали полгода назад, то застали бы малышку Руфь. А сейчас она уже в Бристоле. В свадебном путешествии. Её муж, Колин, был моим единственным конкурентом, если хотите! Славный малый. После собирается пытать счастья со своей выпечкой в Лондоне, удачи ему! А я теперь монополист, сэр. И капиталы мои растут, как на дрожжах, хо-хо! Если вы понимаете о чём я! Ах-ха-ха! Как на дрожжах!
  Джонатан вежливо улыбнулся незатейливой шутке. Филу Диккенсу не было пятидесяти. Большие руки, белёсые от муки; вытянутое лицо с пушистыми бакенами. Белки его добрых глаз были чуть желтоваты. Смутная тоска виднелась в них вчера, но сегодня от неё остался лишь небольшой след, прячущийся в смешливых морщинках. Нестарый ещё человек, со своим нормальным грустным прошлым.
  ***
  После завтрака Джонатан направился в полицию. Пройдя по центральной, начисто убранной от снега, улице, он вышел на площадь. Здесь находилась почта, большая ресторация и вытянутое здание с флюгером - отделение полиции.
  Не спрашивая дороги, он уверенно прошёл по скрипящим половицам пустынного коридора. Его роскошные волосы, зачёсанные назад, подчёркивали высокий, благородный лоб. Остановившись перед дверью с табличкой "У.М. Рэдклиф, Шериф округа", он коротко постучал.
  - Тэрри, какого дьявола!? Всего десять часов!
  - Я не Терри, Мистер Рэдклиф, - произнёс Джонатан входя, - позвольте представиться...
  Грохот падающего тела остановил нагловатого здесь, в провинции, Флетчера. Распухший от отсутствия какой-либо работы, как физической, так и умственной, мистер Рэдклиф от удивления вздрогнул и вывалился из кресла, в котором сидел, откинувшись назад и балансируя ступнёй, упёртой в стол. Упав, он расшатал стеллаж, и сверху посыпались книги и всякие безделушки. Среди них оказался и бронзовый бюст королевы, он угодил ему прямо в лоб. Джонатан хотел позвать на помощь кого-нибудь, и выглянул в коридор, как из-за угла тут же выбежал нелепый человечек в очках и бросился на помощь шерифу. Сутулый помощник, с растущими по бокам клочками рыжих волос и больших очках, и оказался тем самым Тэрри. Одет он был в белую рубашку без ворота и шёлковую жилетку.
  Происшествие взбодрило Рэдклифа. Он давал чёткие указания вбежавшему Тэрри. Тот быстро кивал, приоткрыв рот так, что были видны кривые, с жёлто-коричневыми подтёками, зубы. Он суетился и заискивал перед большим и грузным шерифом.
  Через несколько минут они все спокойно сидели и пили свежезаваренный кофе из фарфоровых чашечек с блюдцами. Отменный, как заметил Джонатан, кофе. Рэдклиф весь подобрался и приготовился внимательно слушать его, проявив завидную тактичность, никак не упрекнув нежданного гостя.
  - Снова о Мэри Гоф? Уф-ф. Да что тут сказать. Она была не в себе. Вот и всё. Верно, Тэрри?
  Я перебрался сюда как раз пятнадцать лет назад. После армии, я искал тихого пристанища, а мой бывший командир Бертрам так часто звал меня, что мне ничего и не оставалось. Мы переписывались с ним. Накануне трагедии он был особенно нервозен и просил меня разобраться со всем. В последнем письме просил разузнать про того паренька, который волочился за Мэри.
  - Что же случилось тогда?
  - Девушка сошла с ума. Я не знал её, но все так говорили. Влюбилась и ушла из дома. В лесу на неё набросились волки. Вот и весь сказ.
  - А тот "паренек"?
  - Некто Артур Морзе. Он покинул Таскфенс за пару месяцев до всего этого. И... покончил с собой. В Лондоне в своём поместье. Он был из обанкротившегося рода и его фамильный дом пустовал и был выставлен на торги. Он пробрался туда и устроил пожар. Его видели несколько человек. Правда тела так и не нашли, но оно и не удивительно - пожар бушевал небывалый! Словно в дом заложили взрывчатки, а не подпалили ветхие перекрытия.
  - Вы так осведомлены. И так "вовремя" оказались здесь.
  - Что ж жизнь состоит из совпадений. Удачных более или менее. Верно, Тэрри? Я, мистер Флетчер, приехал расследовать это дело, да и остался здесь. Вышел на пенсию, так сказать. Происшествий здесь ни до ни после не было.
  - А с Диккенсом вы знакомы? Он ведь тоже служил под началом Бертрама Гофа?
  - М-да. Филипп. Мы разминулись с ним в пару лет. Я застал восстание сипаев 57-59 годов, он начал службу и был демобилизован позже. Повезло ему...
  - Расскажите и об этом, мистер Рэдклиф.
  - Что тут... - Рэдклиф откинулся в кресле и отвёл взгляд, - муштра, несправедливость. Я был хорошим офицером. Но видел и много крови, много жестокости. Палящий зной Империи Великих Моголов! Как раз после я и подал в отставку и устроился помощником инспектора в Скотланд-Ярд.
  - Виделись вы с ним тогда, когда приехали сюда? С Диккенсом?
  - Да. Этот Морзе снимал у него комнату... Хох! - шериф посмеивался, пряча улыбку за своими большими, словно нарисованными в два густых мазка, усами, - Ну и невзлюбил же он меня! Когда я его допрашивал саданул мне по роже! Ха-х! Помнишь, Тэрри? Ты мне тогда челюсть и вправлял.
  Рыжий человечек весело закивал, вновь обнажив свои ужасные зубы.
  - Он производит впечатление добродушного человека, - удивился Джонатан.
  - Я не застал того, что застал он. А Бертрама он считал чуть ли не отцом родным. Я же в те годы был резок на словцо, и предполагал, что это может быть и не несчастный случай.
  - Что вас разубедило?
  - Отсутствие мотивов, мистер Флетчер...
  - И только?
  Пока Джонатан делал заметки в блокноте Тэрри расставлял фигуры на шахматном столике: рабочий день Рэдклифа входил в привычную колею.
  12.
  Запись дневника Флетчера
  "Тихо играет пианино. За окном сгущаются сумерки. Я зашёл поужинать в ресторан, что находится в старом доме Гофа. Не знаю, как было здесь раньше, но сейчас это место со старинными тяжёлыми алыми портьерами и огромным камином навевает тоску.
  Я сижу за столиком, медленно пью херес и рассматриваю людей в зале. От ощущения внутренней пустоты просто вожу пером вдоль полей блокнота вычерчивая вензеля. Так далеко от лондонского шума. Скучаю по нему не потому, что он мне дорог, а потому, что он заглушал мою внутреннюю пустоту. Здесь в тишине и неспешности, я слышу, как гулким эхом разливается во мне звон отчаяния. По возвращении хоть с самой замечательной статьёй меня никто не встретит, кроме редактора.
  Над камином, в резном багете, висит портрет Мэри Гоф. Она улыбается и смотрит куда-то вдаль. Как она красива! Как свежа. Чёрные волосы, линия век, из-под которых искрится умный взор. Овал лица идеален!"
  Ресторан месье Гару всем убранством стремился к изысканности. Оформление столиков, картины на стенах, мягкий аромат доносившийся с кухни. Однако людей было немного. Кроме Джонатана за столиком в углублении сидела почтенная дама в тёмной шали, да ещё один готовили к приходу Рэдклифа. Он ужинал здесь каждый вечер вот уже пятнадцать лет. Увидев, что месье Гару не занят, а спокойно протирает бокалы, Джонатан попросил его составить ему компанию. Тот был улыбчив, моложав и говорил совсем без акцента. Ему было сорок с небольшим, усики-эспаньолка, на висках импозантная проседь. После непродолжительной церемонии знакомства, он с едва заметным колебанием принял приглашение, узнав о цели беседы своего гостя.
  - Прошу не откажите в любезности, месье Гару.
  - Значит из газеты? Стало быть, старина Вивер всё ещё пишет, а теперь вновь грезит легендой.
  - Да, я был удивлен, когда узнал, что вы путешествовали вместе.
  - Кто вам это сказал?
  - Собственно это не секрет - Рэдклиф, Диккенс - хотя, признаюсь, сам мистер Вивер об этом мне не обмолвился.
  - Ну да, ну да. Что ж. Спрашивайте, - француз сидел, чуть ссутулившись, и смотрел не на Джонатана, а на пламя в камине. На его лице проявилась заметная усталость.
  - Вы знали возлюбленного Мэри? Морзе.
  Гару вздрогнул.
  - Не близко. Я путешествовал. В Бристоле мы сели в одно купе, а затем и перезнакомились в дороге. С ним и вашим будущим редактором. В те времена денег у меня было немного и поехав остаток пути вместе мы все сэкономили на извозчике.
  - А потом вместе жили у Рэдклифа. Вы не подружились?
  - У нас были разные взгляды. Кроме того, он был тяжёлым человеком. Мэри бегала за ним, но он уехал в Лондон, как потом выяснилось, не имея цели возвращаться обратно.
  - Хорошо. А что вы слышали про легенду об основателе крепости, Теодоре Дойле?
  - О, - лицо Гару посветлело, - легенда интересная. Гоф любил рассказывать о том, что после того как Каменный рыцарь заключил сделку с оборотнями, крепость и впрямь стала неприступной! Стоило врагам взять её в осаду и в первую же ночь из леса появлялись вервольфы! Они обладали нечеловеческой силой и пускали в бегство любое войско. Так длилось сотни лет. Сами жители крепости опасались выходить по ночам. Даже сейчас, как вы наверняка заметили, дома цепочкой стоят именно по той границе, что была здесь до взрыва!
  - Да. Интересный момент. Крепость взорвали? Это до сих пор звучит сомнительно
  Француз загадочно ухмыльнулся.
  - Взорвали. Но не так всё просто. Во время очередной осады, к предводителю войска обратился алхимик. Звали его Бартоломью. Он принимал участие в первой колонизации Гвианы. Там нашёл он цветок, близкий по родству с маком, но с уникальнейшими свойствами! Целые поля волшебного цветка, невиданного на континенте. Бартоломью собрал ростки, впоследствии вывел из них целую плантацию, а поля в Гвиане сжёг...
  В 1606 попытка колонизировать Гвиану провалилась - золота там не нашли - только Бартоломью покинул экспедицию не с пустыми руками. То, что он получил в итоге во много крат усиливало свойства пороха и зная, что только на войне можно найти применение своими теориям, отправился вглубь полуострова, сюда, в Уэльс. Здесь, как я и говорил, он предложил свои услуги. В одну страшную ночь прогремел взрыв. Как пишет сам Бартоломью, погибло оба войска, его спасла привычка наблюдать за экспериментом в отдалении. Впрочем, его искали после этого. Скрывался он уже во Франции. Следы его найдены в Бретани.
  Столетия спустя эти места посетил небезызвестный вам Бертрам Гоф. Смесь двух легенд заинтриговала его, и он решил возродить город, искренне веря, что клятва данная Каменному рыцарю поможет ему. Возможно, он знал что-то большее. Однако, судьба распорядилась иначе. Когда он увидел, что Мэри оказалась растерзана волками, он обезумел. Технически же она была за пределами города после полуночи, вы понимаете? Любовь к мистицизму сыграла с ним злую шутку. Он был уверен, что сам виноват во всём.
  Холодок пробежал по спине Джонатана, когда он вспомнил волчий вой на подъезде к городу вчера вечером.
  - Невероятно. А что с младшей? Где Руфь?
  - Однако, вы и журналист! Её забрали к себе Диккенсы. Они её воспитали. Буквально день в день до своей кончины, Гоф переписал завещание. Состояние его оказалось не столь велико, как все думали, он умело завязывал обоюдные контракты, но сам выгоды имел мало. И то ушло на кредиты и ссуды. Руфь получила приличное наследство, во владение которым вступила не так давно, но не более. Мне же Гоф оставил свой дом, где мы с вами теперь и находимся, мистер Флетчер.
  Раздался звонок колокольчика над входом. Это прибыл Редклиф со своим помощником. Месье Гару откланялся и не без удовольствия оставил Джонатана в одиночестве.
  ***
  Он ворочался и не мог уснуть. С одной стороны материала он собрал достаточно. Примерный черновик под заглавием "Алый поцелуй" был готов.
  С другой стороны, нагромождение фактов этой истории не давали ему покоя. Столько было намешано.
  Джонатан встал с постели, укутался простыней и зажег лампу. Во всём доме слышались шаги, Диккенсы отчего то не спали. Его и самого переполняла невесть откуда взявшаяся энергия. Отложив в сторону перо и тетрадь он пару минут смотрел в окно. Подумав, что быть может луна успокоит его, он стал двигать кровать. По его задумке лунный свет должен был попасть в изголовье.
  Массивное дерево поддалось, но на середине пути с громким треском стало тереться об пол.
  - Какого чёрта вы делаете, Флетч?! - Филипп недобро смотрел на него стоя в дверях.
  Нелепый, потный и в одной простыне, он поспешил объяснится.
  - Простите, мистер Диккенс, что разбудил вас. Я лишь... - он осёкся на полуслове.
  На стоящего вприсядку журналиста смотрела молодая девушка. Её портрет был искусно вырезан в дереве. Эта часть стены была скрыта спинкой кровати и теперь оказалась обнажена.
  Джонатан, наконец, нормально встал, накинул камзол и спросил.
  - Ваша работа? Это же...
  - ... Мэри Гоф, - кивнул Филипп, - память, оставшаяся после пребывания мистера Морзе.
  - Какой искусный портрет! Ничем не хуже того, что у Гару.
  - Одна шайка... Но так всё же почему вы не спите?
  - Хотел то же спросить и у вас.
  - Кристофер пропал, - печально выложил Диккенс.
  - Как?
  Они спустились вниз и вновь, как и утром сели за обеденный стол, только одно место, понятное дело, пустовало.
  - Мы повздорили. Чуть сильнее, чем обычно. И час назад он ушёл. Я думал, что перебесится и вернётся. На улице мороз, а он ушёл налегке. Только что я от его друзей, никто его не видел.
  - Фил, он мог уйти в лес? - подала голос его жена, Бетти.
  - Никто из нас туда не пойдёт. Только не в ночь!
  - Но что-то же нужно сделать, Филипп!?
  - Папа, я могу!
  - Я пойду и найду его, - произнёс Джонатан, и три пары глаз вперились на него с удивлением и надеждой. Эти люди были суеверны. На их памяти опасения по поводу волков уже один раз оправдались. Он не осуждал их. Кроме того, он знал, что Лиам ещё немного и ослушался бы отца. Бетти обняла его. Диккенс пожал руку.
  - Я не за себя боюсь, мистер Флетчер, поймите. Я разрываюсь...
  - Всё в порядке, Филипп, я понимаю.
  Лошадь выгнать не удалось. У городских ворот она напрочь отказалась идти дальше. Кобыла ржала и брыкалась, как сумасшедшая. Плюнув на всё, Джонатан выпил из фляги и отправился пешком.
  13.
  В десяти шагах от него, на снегу между деревьями, огромный волк вгрызался в тело Кристофера. Из ноздрей животного, как из гидравлической машины, с шумом шёл багряный пар. Луна спряталась за облаками. Недалеко на дереве висел фонарь, оставленный мальчиком, и теперь он, дрожащим светом, освещал происходящее. Кровь из раны на шее вытекала толчками, но всё тише и тише...
  Страх сковал Джонатана. Ужас никогда не испытываемый. Он мешал пошевелиться, чтобы застегнуть камзол, хотя мороз пробирал до костей. Страх советовал ему дышать через раз.
  Неправдоподобно огромный, пепельно-серый волк покачивал хвостом. Правую лапу он поставил Кристоферу на грудь. Кровь уже не била толчками, а спокойно лилась, как из подвешенного на скотобойне телёнка. Голова его завалилась на бок. Сведённые брови и выпяченная нижняя губа придавали лицу выражение обиды.
  Будто самодовольная улыбка привиделась Джонатану в испачканной кровью морде волка. На мгновение он взглянул прямо ему в глаза. Вздрогнув всем телом, юноша упал навзничь и лишился чувств.
  Сильный ветер раскачивал, стучащие друг о друга, голые стволы деревьев. Пролетел филин, ухнул и разбил фонарь. На какое-то время воцарилась тьма. Затем из-за расступившихся туч показалась полная луна, и разрезала всё чёрными полосами. Пошёл снег и покрыл их белой пыльцой.
  ***
  Почти занесённый снегом, с отмороженными ногами, Джонатан встрепенулся. Очнувшись он зашёлся в страшном кашле. Затем, достал из-за пазухи фляжку с бренди, он сделал несколько больших глотков. Вокруг никого не было. Только покачивался разбитый фонарь. Кристофера занесло снегом.
  Джонатан побежал. Не разбирая дороги. В город! К людям! В тепло!
  Наконец он оказался на задворках города. Он заплутал и вышел с обратной от ворот стороны. В отчаянии он пошёл вдоль рва. Разыгралась метель и тщетно он пытался кричать о помощи: задние стены домов были глухими, без окон.
  Но вскоре он увидел выпирающую за пределы строгой линии домов пристройку. Пристройка была с дверью! Джонатан кинулся к ней и принялся колотить, что было сил. Он был совсем измотан и чувствовал, что ноги и руки уже не слушаются его. За дверью раздался голос. Знакомый голос.
  - Иду! Иду-иду! Что такое? Кто ломает мою дверь?! Во имя всего... - за порогом стоял взъерошенный Тэрри в одной ночной рубашке, - Мистер Флетчер?! Что случилось?
  Джонатан не успел удивиться и вновь потерял сознание, чувствуя, что спасён.
  ***
  Тэрри растирал спиртом отмороженные пальцы Джонатана, а сверху укутал его одеялом. От натопленной печи шло приятное тепло. Тепло, как же, тепло!
  - О, вы пришли в себя, мистер Флетчер!
  С серьёзным лицом помощник Рэдклифа протянул журналисту большой стакан с виски. Тот беспрекословно выпил до дна.
  Через некоторое время он снова мог говорить, хоть в голове и начался хмельной шум.
  - Зовите меня Джоном, дорогой друг, вы спасли мне жизнь!
  Он рассказал Тэрри всю историю с волком и бедным сыном пекаря. Во время рассказа он увлёкся и стал добавлять неуместные для трагедии приукрашивания.
  - Кровавый пир, Тэрри! Это было ужасно! Я уверен, это был оборотень из легенды. Никак иначе!
  Он разомлел и теперь оглядывал убранство дома, в котором оказался.
  - Странно, Тэрри, ваш дом единственный выходит за пределы бывших крепостных стен. Один единственный! Может вы не боитесь легенд, как другие жители? А у вас уютно!
  - Спасибо, Джон.
  - Все эти картины. Резные багеты! О, фигурки! Тэрри, вы краснодеревщик?
  - Не то чтобы...
  - А эту картину я уже видел. У Диккенса. Сегодня. Как давно это было!
  Тэрри сидел напротив и не моргая смотрел на него.
  - Тот парень тоже вырезал. Редкий талант.
  - Правда, Джон?
  - Да.
  - Спасибо, - и Тэрри неожиданно рассмеялся, обнажив ровные и белые словно жемчуг зубы.
  Что-то мелькнуло в мозгу Джонатана, и он попробовал встать.
  - Не нужно, - его собеседник направил на него дуло пистолета, - пока не нужно.
  Хмель начал выветриваться из его головы, и она наполнилась дрожащим холодком. Сардоническая улыбка Тэрри быстро пропала, а следом за ней дурацкие очки и рыжий парик. Пригладив волосы водой и выпрямившись, он преобразился в худощавого и породистого красавца...
  - Артур Морзе!
  ***
  Взгляд его стал жёстким и внимательным.
  В невероятно подходящем для того чтобы переждать морозную метель доме Джонатану стало очень неуютно. Они смотрели друг на друга и молчали. Казалось, что Морзе не знает, что делать.
  - Вы...
  - Жив.
  - Да-да...
  - Спрашивайте, мистер Флетчер, спрашивайте. Я всё уже решил, так что давайте пока развлечём друг друга беседой.
  - Давайте.
  - Что же дёрнуло дурачка Вивера послать вас сюда? Ему то, что не давало покоя? Так он припустил тогда из города!.. Каков он теперь?
  - Резкий, злобный. Затворник.
  - Злобный? Меняет время людей. Меняет. Диккенс стал трусом, Вивер брюзгой.
  - Как вы? Вот это всё? - он кивнул на парик и очки.
  - Ах, это, - Морзе вставил папиросу в мундштук и закурил, - Вы не против? Поначалу, чисто из интереса.
  - Я не понимаю.
  - Я тоже. Как-то криво всё вышло. Кособоко жизнь прожилась. А ведь были благородные планы! Метания. Мы с Жаном хотели изменить мир. Только представьте, Флетчер, если бы, например, спирт использовался только в медицинских целях? Не было бы разложения, не было бы деградации народа.
  Джонатан смотрел с непониманием.
  - Ах, да, вы же не в курсе про порошок Бартоломью. Но про него самого слышали?
  - Гару рассказал.
  - Жан - идиот. Он не умеет читать между строк. Бартоломью писал намёками, боялся, что его записи обнаружат не те, кто надо. Никакого взрыва крепости не было, разумеется. Но эссенция, добытая им, действительно оказалась уникальна. На её основе он получил некий порошок. Который и принимали воины. Они атаковали крепость без перерыва дни напролёт. Не зная боли, голода, и усталости. Таскфенс пал. Вот так просто. Без всяких волков.
  - Но я видел!
  - Кого? В состоянии аффекта вам и без малыша Кристофера волк показался бы волшебным.
  Морзе с удовольствием докурил. Вопросительно глянув он долил себе и собеседнику бренди.
  - Вот с этой эссенцией я и связал, вынужденно, свою жизнь. Поначалу это помогало поддержать бодрость, потом стало способом забыться, а теперь я и вовсе исчез... Меня нет, мистер Флетчер, я - Тэрри... Да, там в столе мои записи, может она прольют для вас свет на то, что здесь когда-то произошло... Лекарство, Флетчер, это должно было стать лекарством...
  Лицо Морзе сияло. Годы практически не изменили его. Он вдыхал воздух полной грудью и с облегчением продолжал:
  - Кто бы мог подумать, что спустя столько лет, здесь - в вечерний час - с чужим наедине - вся жизнь представится гораздо проще...
  С воодушевлением он поднёс пистолет к подбородку и нажал спусковой крючок.
  Выстрела не прозвучало.
  Артур Морзе выронил пистолет и упал рядом бездыханный.
  Джонатан в смятении бросился к нему. Пульса нет. Проверил пистолет - муляж! Резной, невероятно правдоподобный, с вставками из металла, для утяжеления.
  ***
  За окном продолжала мести вьюга, задувая редкие зажжённые фонари на пустынных улицах. В углу кабинета на шахматном столике были расставлены фигуры с неоконченной партией Тэрри.
  - Вы её видели?
  - Только на двух портретах. Очаровательна!
  - Да, - Рэдклиф грустно улыбнулся своим мыслям, - Но как же так! Тэрри! Я знал его все эти пятнадцать лет! Он был... Ну не как сыном, но чёрт побери, он был приятным компаньоном. Идеальным помощником. Глядя на такого не то, что подозрение не возникнет, его вообще не воспринимаешь всерьёз. Испытывать перед ним чувство вины за, возможно, грубое обращение, это как ... испытывать стыд перед чайником! Теперь то некоторые моменты ... Ха! Ведь это он делал запрос о Морзе, то есть о самом себе! А я, балда, и не перепроверил. Но как же он быстро тогда затесался. В нём умер великий актёр. А теперь и он сам. Так вы говорите, выстрела не было?
  - Нет. Я ведь показывал вам этот пистолет.
  - Верно-верно, - Рэдклиф допил бурбон и потянулся за кофейником.
  - Кофе теперь не кому готовить. У меня получается отвратительная бурда!
  Половицы уютно скрипнули. Моложавая женщина в чёрном платке вошла в кабинет.
  В приглушённом свете настольной зелёной лампы стояла Мэри Гоф.
  - Вы принесли его записи, мистер Флетчер?
  - Да, - Джонатан протянул ей бумаги, не отрываясь глядя ей в глаза, - но в них есть одна особенность. Он переписывал эпизоды своей жизни по множеству раз. Один за другим они повторяются, каждый раз немного отличаясь от предыдущего. Я разложил их в хронологическом порядке, может это вам поможет.
  Мэри благодарно кивнула. Тяжёлая рукопись начиналась словами "Артур прогуливался по коридорам родного дома..."
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"