Радов Константин М. : другие произведения.

Послесловие Издателя, Или О Чем Молчал Граф Читтанов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:



  ПОСЛЕСЛОВИЕ ИЗДАТЕЛЯ,
  ИЛИ
  О ЧЕМ МОЛЧАЛ ГРАФ ЧИТТАНОВ
  
  На этом обрываются собственноручные записки графа Читтанова. Были случаи, когда ученое сообщество будоражили известия о находке продолжения их - однако, все предложенные вниманию публики рукописи, по внимательном рассмотрении, оказывались мистификациями. По крайней мере, такова точка зрения официальной науки. Прощальная угроза мемуариста была им в полной мере исполнена: до сих пор о политических противниках графа судят преимущественно с его голоса, не принимая во внимание неизбежную субъективность оценок. По нашему мнению, такие фигуры, как А.П.Бестужев-Рюмин, А.И.Ушаков, Э.И.Бирон - далеко не одномерны и вряд ли заслуживают столь безусловного осуждения. Но наш автор испортил им посмертие.
  Претензии можно предъявить не только в части суждений. Передача фактов тоже не всегда безупречна. Возьмем, для примера, крохотный эпизод из парижского периода жизни, когда пиротехнические изыскания будто бы помешали Витторио Читтано и его ученику сделать достойный 'фейерверк на свадьбе третьей дочери герцога Валентинуа'. Достаточно открыть французские родословные книги, чтобы убедиться: третья дочь герцога никогда не была замужем. Избрав иную стезю, она стала коадъютрисой монастыря в Компьене. Если же речь идет о второй дочери, Анне-Ипполите (третьем ребенке в своем поколении, считая старшего брата), то ее свадьба состоялась годом раньше, нежели говорится в мемуарах. Вероятно, Читтанова подвела стариковская память.
  Такого рода мелкие погрешности в изобилии рассеяны по всему тексту. Нет нужды перечислять их здесь: интересующиеся могут обратиться к общеизвестному англоязычному труду доктора Уильяма Воротынского. Для нас важнее другое. Имеются темы, которые мемуарист упоминает - но затем они полностью исчезают из поля зрения. Часть из них военно-технического характера, часть относится к химии или механике. Здесь трудно найти закономерность: Читтанов не делает ни малейшей тайны из технологии сверления артиллерийских орудий, оказавшей, согласно общему мнению, значительное влияние на военное дело второй половины восемнадцатого столетия, и явно замалчивает опыты по применению триоксигенхлоркалиевой соли для ударного воспламенения зарядов, не имевшие большого успеха. Первую попытку ввести новый способ в употребление изобретатель предпринял сразу, как поступил на русскую службу; практика заставила отвергнуть его, как ненадежный. Но упрямец продолжал бесплодно тратить ресурсы на заведомо бесперспективные исследования. Впоследствии он втянул в эти работы Шуваловых и близкого к ним Ломоносова, что вряд ли следует приветствовать. Великий ученый мог бы заняться чем-нибудь более полезным. Хуже всего, что работы держали в полной тайне; приоритет России в этой области не был зафиксирован, а весь цивилизованный мир оказался лишен значительных выгод - вплоть до открытий, сделанных в Англии, Франции и Швеции уже после середины века.
  Аналогичный подход мы можем наблюдать в ряде других отраслей, связанных с военными либо промышленными инновациями. Секретность (тем более бессмысленная, что записки не предназначались для немедленной публикации) всецело зависит от субъективного мнения Читтанова о важности утаиваемых технологий и опасности перехвата их возможными конкурентами. Представления эти во многих случаях оказались ошибочными. В то же время, сохранить в секрете действительно значимые нововведения русской армии не удалось: перешедший на прусскую службу генерал Джеймс Кейт убедил Фридриха Великого заимствовать некоторые из них. В артиллерии - мобильные батареи, способные маневрировать в ходе сражения; в пехоте - отряды метких стрелков с нарезными штуцерами; для охраны здоровья солдат - комплекс мер, разработанный Читтановым после Прутского похода. Доведенные с немецкой аккуратностью до совершенства, эти прогрессивные изменения позволили небольшому королевству держаться целых восемь лет против соединенных сил всей континентальной Европы.
  Не в меньшей степени 'фигуры умолчания' затемняют историю совершенствования паровых машин. Уже, вроде, высказался Александр Иванович о безусловном преимуществе английской инженерно-конструкторской школы... Так нет, продолжил тратить немалые средства на параллельные изыскания в России! При этом, совсем не спешил делиться результатами со всем просвещенным человечеством. Вопреки мнению восторженных апологетов нашего автора, считающих, что он существенно ускорил научное и промышленное развитие мира, здесь можно говорить о политике узкой и своекорыстной.
  И совсем уже густой мрак царит в сфере силовой и агентурной поддержки коммерческих операций. Известно, какими методами сколачивалась читтановская торгово-промышленная империя. Торговый агент в Льеже Гийом ван Хорн, поставивший под сомнение имущественные права прежнего хозяина после бегства его в Англию, сгорел в своем доме с женою и маленькими детьми. Ушедший из Компании капитан Альфонсо Морелли не прожил и года в отставке: тоже погиб насильственной смертью, вместе с семьей. Случайность? Не думаю! Найдутся и другие похожие случаи. Хотя прямых доказательств причастности к ним графа и его частной секретной службы вроде бы нет, подозрения продолжают иметь место. Некоторые историки идут дальше. Скажем, член-корреспондент Британской Гуманитарной академии Х.Й.Носенко выдвинул гипотезу, что смерть двух российских императриц: Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, - тоже не была естественной. Глубокоуважаемый Христиан Йозефович утверждает, что в семейном архиве Виндзоров есть документы, подтверждающие эту версию, которые, однако, не могут быть сделаны достоянием гласности. По мнению авторитетного исследователя, вклад русского венецианца в становление южноитальянской мафии и неаполитанской каморры на порядок больше, нежели в научно-технический прогресс.
  При всей спорности подобных (возможно, слишком смелых) предположений, за ними кроется одна безусловная истина. Апологеты Читтанова, изображающие его возвышенным интеллектуалом и гуманистом, упускают из виду другую, темную сторону этой многообразной личности. Кстати, мемуарист ничуть не стесняется открыто рассуждать о своих преступных желаниях относительно царствующих особ, как можно видеть из его записок. А в одном из писем Вольтеру говорит: 'Скоро в наших бренных останках будут копошиться могильные черви, а в наших бумагах - ученые педанты, за всю свою жалкую жизнь не убившие ни единого врага'. Как будто незапятнанность рук чужою кровью представляет в его глазах тяжкий порок!
  Вообще, последние годы Читтанова оставляют двойственное впечатление. С одной стороны, после возвращения из Лиссабона полуопальный фельдмаршал жил тихой жизнью в крымском имении, деля время между созданной там воздухолетною школой и сочинением представленных выше мемуаров. С другой - поддерживал тайные, тщательно скрываемые контакты с представителями различных придворных партий и иных политических сил. Кое-что вышло на свет после падения Бестужева и возвращения графа в Санкт-Петербург; многое другое и поныне остается в тумане.
  В частности, непонятна степень его вовлеченности в планы и действия 'молодого двора', занимавшего про-прусские позиции. Старик не симпатизировал Фридриху; но и войну с ним считал бессмысленной, совершенно не нужной России. Ход боевых действий не заставил его изменить мнение. Когда императрица, через Шуваловых, пожелала узнать, не согласится ли прославленный военачальник возглавить действующую армию, - она встретила вежливый, но твердый отказ. В одном из писем камергера Чернышева описан спор о возможных выгодах для империи, могущих быть следствием победы над Пруссией. Канцлер Воронцов доказывал, что отсутствие формальной договоренности с союзными державами не помешает обменять завоеванный Кенигсберг с областью на Курляндию. Польша, дескать, вынуждена будут это принять. Читтанов непочтительно рассмеялся: 'Не дождемся, Михайло Ларионыч! Прусские-то земли они возьмут; но вот компенсировать за них... Глядите, как бы Киев со Смоленском в придачу не попросили! А Вена с Парижем тоже на нас окрысятся, ибо всю свою выгоду от союза с Россией к тому времени уже обретут. Да и на что нам Курляндия?!' После нелицеприятного обмена мнениями, заседания Конференции при Высочайшем дворе вновь стали проходить без Читтанова.
  Возможно, это и заставило его уже окончательно повернуться к чете наследников. Проблема только в том, что эта парочка уверенно приближалась к полному разрыву отношений между собой. Дружить одновременно с цесаревичем и с его хитроумной супругой становилось все менее возможно. По ряду признаков можно предположить, что в этой партии граф ставил на Великую княгиню.
  Короткое правление Петра Третьего оказалось тягостным для него. Одно дело - ратовать за прекращение ненужного конфликта; другое - воочию наблюдать, как здравую, в основе, идею уродуют слабоумные глупцы. За сепаратный мир с Фридрихом возможно было взять очень дорого. Или еще дороже - за продолжение войны. Нет! Молодой император считал ниже своего достоинства стяжание политических выгод. Вернулись в столицу старые враги: злопамятный Бирон, ничего не забывший Миних... Прямого участия в екатерининском перевороте престарелый полководец не принимал, но закулисное - несомненно, было. Роль Читтанова в этих событиях до сих пор вызывает серьезные споры.
  К несчастью будущих историков, победительница постаралась уничтожить всё, до последнего клочка бумаги, что могло бы свидетельствовать о ее прямых или косвенных контактах с графом. Что они были - более того, что со стороны претендентки имелись некие политические обязательства - доказывает рассказ Екатерины Романовны Дашковой о 'дерзком' письме к новой императрице с упреками в нарушении договоренностей. Письмо полетело в камин, а Дашкова... Судя по всему, княгине удалось лишь подсмотреть кое-что в тексте, пока Ее Величество читала. Вспомнить этот эпизод старушка осмелилась спустя изрядное время после смерти августейшей покровительницы. Поскольку происходило все на другой день после публикации манифеста о подтверждении в полном объеме владельческих прав благородного сословия - именно это, скорее всего, и служило предметом упреков. Недипломатично, что говорить... Но Читтанову было все равно. Прикованный болезнью к постели, старый вольнодумец ждал смерти, ничего уже в этом мире не боясь. Посланные арестовать графа застали один только хладный труп, который по указу свыше тайно увезли и под покровом ночи схоронили без отпевания. Где находится могила, неизвестно.
  Впрочем, это лишь базовая, наиболее распространенная версия. Даже некоторые солидные специалисты предпочитают говорить не о смерти, а об исчезновении. Достоверно известно, что граф имел среди слуг двойников, чрезвычайно на него похожих. Хватило бы у него жестокости умертвить одного из них, чтобы самому безопасно скрыться? Сомнения просто смешны. На наш взгляд, вполне возможно и такое.
  
  Как показывает опыт, тайна смерти (либо исчезновения) графа Читтанова разгадке не поддается - ну, если вдруг не будет найден какой-нибудь новый документ, проливающий на нее свет. Обратимся лучше к наследию великого авантюриста. Пожалуй, наиболее важной его частью следует считать торгово-промышленные и колониальные предприятия, раскинувшие сети не только в России, но и далеко за ее пределами. Что случилось с ними после ухода основателя?
  Вообще-то, созданная им система начала разрушаться еще при жизни хозяина. Фактория Банкибазар в Бенгалии, принадлежавшая Камчатской компании, в ходе англо-французской войны была оставлена персоналом и разграблена проходившими сипаями. Землю и остатки строений потом задешево продали англичанам.
  Дольше прожили африканские и новоголландские колонии. Порт святой Елизаветы на юге Африки и Тарандания на пятом континенте еще почти столетие служили промежуточными пунктами на пути русских кораблей в Кантон и на северо-запад Америки. А кроме того - местами ссылки, как для преступников из России, так и для взятых в плен индейских воинов из враждебных племен. Оторванные от родной почвы, гордые дикари легко становились верными слугами вчерашних поработителей. Их потомки от местных женщин исповедовали христианство, говорили по-русски, - но в том и другом сильно отличались от жителей метрополии. Смесь русского старообрядчества с первобытными языческими культами рождала иногда более чем причудливые химеры. В начале девятнадцатого века, после разрыва с Англией, анклавы на целое десятилетие попали под управление британцев. Вступление России в коалицию против Наполеона заставило островитян вернуть захваченное, но английские порядки и законы успели укорениться на девственной почве колоний. Оригинальная вышла картина: в центральной фактории филиал Английского клуба, вокруг же на сотни верст - дикое поле, где вооруженные до зубов буйные русскоязычные мулаты курощат окрестных негров. Присланным из Петербурга управляющим никогда не удавалось причесать местные нравы под общеимперский стандарт; наиболее умные из них даже и не пытались это делать. В середине девятнадцатого столетия, после неудачной для России Пелопоннесской войны, южные владения вторично перешли к Британской империи, под властью которой и оставались до ее распада. Сейчас о них напоминает лишь постепенно исчезающее англо-русское двуязычие в отдельных графствах соответствующих государств.
  Наиболее драматично из всех приобретений Читтанова сложилась судьба Русской Америки. На исходе века испанские, французские и английские мореплаватели добрались-таки до заповедных мест. Пересекающиеся территориальные претензии вызвали серьезное напряжение. Мадрид заявлял права на весь американский континент, вплоть до полярных широт, опираясь на приоритет Колумба; Лондон выдвигал Дрейка, двести лет назад объявившего какой-то из здешних берегов собственностью британской короны; Парижу, слава Богу, было пока не до того. Русские, в лице Камчатской компании, уверенно контролировали Анианский залив и рассылали промысловые суда по всему побережью, от Аляски до Нижней Калифорнии. Власти в Санкт-Петербурге не слишком интересовались происходящим в мировых захолустьях, однако даром уступать конкурентам то, что привыкли уже считать своим, не захотели. Конфликт на тихоокеанском севере совпал с обострением в Европе.
  Напомню, что после Читтанова Российская империя продолжала регулярно воевать с турками - примерно в ритме смены поколений, через каждые двадцать-двадцать пять лет. Утверждения об извечном стремлении православной державы к захвату Константинополя противоречат тому факту, что инициатива начала войны неизменно принадлежала магометанам. Первый из конфликтов, случившихся при Екатерине, был попыткой султана вернуть Крым, второй - продиктован желанием отыграться за прошлую неудачу и отбросить русских с Дуная. К несчастью для Петербурга, в это же время осложнилась обстановка в Польше, а шведскому королю вздумалось вновь побороться за утраченную гегемонию на Балтике. Сил на все фронты не хватало; Англия и Пруссия прямо угрожали вмешаться на стороне противников России. Блестящие победы Вейсмана и Суворова позволили выйти из трудной ситуации без потерь и даже с прибылью, но Дунайские княжества пришлось поделить с Австрией, отдав Валахию под протекторат Вены. Тяжелым экономическим поражением стал перехват британцами средиземноморского рынка металлических изделий, что поставило донецкие заводы на грань катастрофы. Промышленники юга первый раз выступили на авансцену, как влиятельная сила, бросив свои мешки с золотом на чувствительные весы придворных интриг. Именно члены этой группировки могут с наибольшим правом считаться политическими наследниками нашего графа.
  Не совсем ясно, когда и при каких обстоятельствах сложился союз наследника престола, московских розенкрейцеров и 'чугунных баронов' южной России. Однако, с воцарением Павла стало видно, что кадровый резерв нового императора включает слои, при его матери бывшие в загоне. Почти явное недовольство дворян заставило искать верных в ином кругу. Мы бы не хотели все сводить к вульгарному противопоставлению экспортеров хлеба экспортерам железа - это слишком упрощенная постановка вопроса - но и в самом деле, за коалициями придворных карьеристов уже просматриваются определенные экономические интересы. Как внутренняя, так и внешняя политика преломляется теперь через их призму. Разномыслие достигает апогея. Для одних, к примеру, Британия - светоч и надежда цивилизации, для других - логово несытых вампиров. Если в начале правления император не склонялся безусловно на чью-либо сторону, то с течением времени обстоятельства все больше подталкивали его к занятию антибританской позиции - и споры по размежеванию американских владений сыграли в этом не последнюю роль.
  Окончательную точку в эволюции политических воззрений царя поставил неудавшийся заговор. Павел спасся чудом, выпрыгнув из окна в ночной рубашке и добежав до лагеря плотников, строивших неподалеку новую казарму. Поручик Аргамаков, хитростью избежавший казни, по возвращении с каторги вспоминал самый жуткий ужас своей жизни: смертельно бледного императора, его безумный взгляд, а за спиною государя - суровых мужиков с топорами. Право выхода из крепостного состояния (без земли, с подписанием рабочего либо переселенческого контракта) дало мощный импульс колонизации степного юга. После Павла крепостники взяли реванш, обусловив отпуск крестьян согласием владельца, - но уже вышедших возвратить в рабство не решились.
  Английский посол и его сотрудники были в полной мере изобличены, как главные вдохновители цареубийственных замыслов; и если граф Уитворт вовремя смылся в Копенгаген, то его секретарь Джон Рэдклифф не избежал царского гнева и был четвертован, невзирая на дипломатический статус. На десятилетие, вплоть до смерти Павла, Россия была ославлена британцами, как царство дикости и тирании, в ответ получив клеймо 'гнусного острова, рассылающего убийц под видом дипломатов'. Главным бенефициаром этой истории оказался император французов, превратившийся на столь живописном фоне из 'корсиканского чудовища' во вполне респектабельного партнера. Фантастическая идея совместного похода в Индию была быстро признана нереальной, и раздел будущей добычи произведен более практичным образом: Франции - Гибралтар, Египет и Левант; России - Константинополь и Мальту. Так расписали в Мальмезонской декларации. Из этих пунктов занять удалось только один, зато самый ценный. Во всех остальных случаях английское господство на море оказалось решающим и непреодолимым. Штурм Константинополя более ста лет удерживал титул наиболее кровопролитной баталии всех времен и народов.
  Разумеется, при высокой интенсивности боевых действий в Европе и на Ближнем Востоке, враждующим сторонам было не до разграничения в Америке. Да и просто ведение переговоров выглядело весьма затруднительным. Только когда несносные амбиции Наполеона вызвали кризис франко-русского союза, а наследник Павла возобновил дипломатические сношения с Англией, пришел черед размежевания на Тихом океане. До этого Россия стремилась договориться о границе с Испанией, исключив возможность проникновения на северо-запад Америки прочих колониальных держав. Линию раздела предлагали провести посередине залива Сан-Франциско, на южной стороне которого были испанские католические миссии, на северной - торговый пост русской Камчатской компании. Но в Мадриде слышать ни о чем не хотели, требуя отступить за Берингов пролив. Когда Испания оказалась выбита из мировой политики Бонапартом, у берегов Калифорнии наступило раздолье для британских и североамериканских браконьеров. Договариваться пришлось уже с Лондоном и Вашингтоном, и на гораздо худших условиях. Долину реки Вымол (второй по величине после Юкона в тихоокеанском бассейне обеих Америк) признали нейтральной, открытой для торговли и прочей хозяйственной деятельности подданных всех трех государств. Промысел котика и калана к югу от сорок восьмого градуса также был для них разрешен. В результате, между испанскими и русскими поселениями вбили широкий англосаксонский клин. С открытием 'Орегонской тропы' американские сеттлеры начали прибывать сюда не только морем, но и караванами через горы.
  Русские в этих краях были не слишком многочисленны, а кроме того - разделены на несколько этноконфессиональных групп, взирающих друг на друга, как на чужаков. Особенно упорно противопоставляли себя всем прочим изгнанные с Ветки староверы, приехавшие с женами и детьми, за что получили прозвище 'семейских'. На протяжении многих поколений, в их общине сохранялась строгая эндогамия, а главным и наиболее достойным истинного христианина занятием считалось земледелие. На другом полюсе - разношерстная толпа промысловиков и торговцев, в которой законтрактованных жителей центральной России органично дополняли вышедшие на волю каторжники, обрусевшие туземцы и Бог знает, кто еще - вплоть до унесенных штормом японских рыбаков и бежавших из-под виселицы английских матросов. Не имея женщин своей породы, они роднились с индейцами либо алеутами. В этом деле существовала сложная иерархия.
  Три племени тихоокеанского прибрежья - тлинкиты, хайда и цимшиан - к моменту открытия их земель были чуть более развиты, нежели прочие аборигены, и, соответственно, считали свой триумвират высшей расой. Кстати, определенные расовые особенности у них действительно есть: представители этих народов часто имеют узкое, сильно профилированное лицо и орлиный нос, в противоположность круглолицым и выраженно монголоидным соседям. Русско-тлинкитский метис первого поколения выглядит вполне себе европейцем. Но главное не это. Все местные жители вели счет родства по женской линии, а потому сын туземки от русского наследовал принадлежность к материнскому племени, со всеми тонкостями статуса и этикета. Это рождало множество проблемных ситуаций. К примеру, алеуты считались (и действительно были) среди аборигенных народов наиболее искусными охотниками на морского зверя; дети алеутских женщин часто делали на этом карьеру, становясь капитанами промысловых судов и начальниками охотничьих партий. И вот сын тлинкитки, с молоком матери впитавший презрение к 'живущим на севере грязным дикарям', приходит наниматься простым матросом, глядя на своего будущего начальника, словно обедневший идальго на ростовщика-еврея... А с точки зрения официальной, они оба русские. Что тут делать? Подобные кастово-племенные предрассудки нельзя было изжить в одночасье.
  Еще больший раскол вносили религиозные разногласия. Схема 'православные-старообрядцы-язычники' не исчерпывает всей сложности вопроса. Внутри конфессий были свои подводные течения, часто включенные в экономический и социальный контекст. С закладки Нового Петербурга, колония в устье реки Стауло по внутренней организации представляла тоталитарную секту, ведущую хозяйство по типу земледельческой коммуны под жестким управлением своего духовного гуру. Сомневающихся в праве Харлампия Васильева занимать этот пост всегда хватало, но ловкий 'отец-основатель' как-то умел от них избавляться. А вот наследники не сумели. Споры, что такое правильная святоотеческая вера и как ее очистить от прельстительной новизны, выплеснулись за пределы общины. Чуть не дошло до междоусобной войны. Лишь под нажимом губернатора традиционалисты согласились взять отступное и переселиться на вольные земли. Объявили: дескать, старый град сего имени - антихристово творенье, то ж самое - и новый. Место выбрали, чтобы подальше от никониан и от вчерашних собратьев по вере: в долине реки Виламут, уйдя к югу аж на четыреста верст. Но и там единства не сохранили, продолжив дробление на все более мелкие осколки. Только два форта сумели устоять в окружении враждебных туземцев и вырасти в небольшие городки, благодаря притоку единоверцев из коренной России. Их судьба доказывает, что имя - отнюдь не звук пустой: селения звались Китеж и Беловодье.
  Слыша эти названия, какой-нибудь замученный барщинной неволей крестьянин вдруг обретал мечту, и двадцать тысяч верст не казались слишком дальним расстоянием - наоборот, чем дальше от прежних мест, тем лучше. Были переселенцы легальные, заключившие контракт с Компанией и по окончании срока оставшиеся в дальнем краю. Были 'бегуны', дорожные приключения которых дадут фору самой буйной фантазии сочинителей. Были ссыльные, придавшие здешней жизни особый колорит: среди них много людей образованных и состоявших прежде в немалых чинах. Взяв начало с польских конфедератов, американская ссылка особенно расцвела при Павле, часто в порыве гнева отправлявшем неугодных в самые дальние края, какие он мог вообразить. Разочарование царя в масонстве выкинуло на берег Анианского залива целую ложу 'братьев злато-розового креста' во главе с известным Новиковым. Их деятельность превратила Новый Петербург из колониального форпоста в культурный, интеллектуальный и духовный центр, но при этом скорее отдалила от метрополии, чем сблизила. Умственные и нравственные искания новопетербургских масонов лежали вне русла казенно-образовательной традиции. Взять, хотя бы, такое странное учение, как атеистическое христианство. Иисус Христос в нем почитается не как бог, а как великий философ, открывший людям истину любви. Во всем остальном проводится самый строгий материализм.
  Русская Америка росла не только за счет притока колонистов, но и (может быть, даже преимущественно) благодаря встречному движению туземного населения, втянутого в торговлю и промыслы. Степень вовлеченности была максимальной для прибрежных племен и резко убывала с удалением от моря. Культурное влияние следовало за экономическим, не будучи, впрочем, односторонним. Русский язык сделался lingua franca, но принял в себя изрядное число индейских слов и понятий. Если в английских колониях самобытная культура аборигенов просто уничтожалась под корень (иногда вместе с носителями), то в русских - можно говорить, скорее, о синтезе. Некоторые туземные обычаи, с точки зрения англосаксонских поселенцев просто безумные, будили отзвук глубинных струн русской души. Например, потлач: раздача богатыми и знатными людьми накопленного за многие годы имущества. Не только метисы, не только местные уроженцы - даже приезжие через какое-то время начинали считать этот обряд признаком хорошего тона и своего рода светской обязанностью. Тут даже нашли параллель со Святым Писанием. Отец Иегудиил Ястребинокогтев, самый успешный проповедник христианства среди туземцев Анианского берега, в своем переводе Евангелия на тлинкитский язык слова Христа о раздаче имения нищим передал так: 'устрой великий потлач, бери весло и садись в мое каноэ'.
  И вот, в этот сложный конгломерат вломились, как слон в посудную лавку, не знающие удержу пионеры. Энергичные и предприимчивые в зашибании деньги для себя; туповатые и непонятливые, когда надо принять в расчет чужие интересы. Виламутские старообрядцы свои угодья пока удерживали: они были достаточно сплоченными и, главное, белыми. В их владения лезть опасались. А вот к индейским племенам, признавшим русскую власть, пришельцы из-за гор относились, как к зверям лесным. К служителям Компании - в лучшем случае, как к недочеловекам. 'Они же там все метисы!' Если даже не все, то белый, вращающийся в обществе цветных, теряет достоинство своей расы, - таков был американский взгляд на вещи. Первоначальную демаркацию границ провели только у моря; внутриконтинентальное размежевание стало актуальным лишь в 1830-х. Последовал новый цикл переговоров, долгий и бесплодный. Годы шли. Давление сеттлеров нарастало. Меховая торговля в Кантоне, когда-то сверхдоходная, грозила стать убыточной: теперь китайцы предпочитали тратить деньги на опиум. Америка накачивала мускулы. После войны с Мексикой и отнятия у нее половины территории, в Вашингтоне звучали призывы исправить аналогичную несправедливость на северо-западной границе. Президент Джеймс Полк добивался, отчаянно блефуя, уступки британских и российских прав в Орегоне - но до войны доводить не хотел. Две первоклассных державы - это вам не Мексика... Зато, когда Британия с Россией насмерть схватились меж собой, американцы своего шанса не упустили. Мирно доставшийся Орегон лишь раздразнил аппетит к приобретениям.
  Дипломатический и военный провал метрополии оставил колонии без защиты; выбор был между английским завоеванием и североамериканским покровительством. Хрен редьки не слаще, - считали в руководстве Компании. Все же отправили посланников к недавно избранному Франклину Пирсу. Выторговали приемлемые условия - но, когда пришло время утверждения договора императором, санкт-петербургский трон оказался пуст. Революция! С ужасом глядя, как Россия погружается в хаос, колониальные власти решились объявить независимость. Раздел бесхозных богатств двумя англосаксонскими хищниками стал закономерным итогом этой попытки.
  Вначале его не восприняли, как трагедию: цивилизованные нации, все же! Французы в Квебеке, вон, живут - не тужат. Ударом набатного колокола прогремела Беловодская резня.
  Этот городок сделался американским раньше и на законных основаниях, в составе территории Орегон. Уайтвотерс, как называли его новые хозяева, даже стал административным центром. Бунт вызвала попытка передела угодий. Понаехавшие чиновники и судьи никак не могли понять, что такое общинное владение. Раз не частная собственность - значит, земля муниципальная или федеральная, и может быть роздана поселенцам из новоприезжих. Староверы взялись за оружие. Назначенный президентом губернатор вызвал кавалерию и подавил мятеж с примерной жестокостью. Десятки убитых, сотни скрывшихся от расправы... Резонанс был очень сильный, и не только в Соединенных Штатах. Британцы приложили все усилия, чтобы вымазать грязью конкурентов. Все же, не индейцев-кайюсов постреляли, а белых христиан. Попавшие под случайные пули женщины и дети не сходили с газетных полос.
  Примерно в это же время истощение золотых россыпей Сакраменто выгнало поиздержавшихся старателей дальше на север, в бассейны Вымола и Стауло. Туземцы принялись объяснять этим ловцам чужих богатств, с винчестером за плечом и кольтом на поясе, кто в лесу хозяин. Вялотекущая партизанская война продолжалась ряд десятилетий. Русские жители приморских городов и поселков прямо в нее не ввязывались - но явно симпатизировали аборигенам. Отчасти, на взаимной основе: те тоже добром поминали старые изобильные времена под нетяжким правлением Компании. Взять, к примеру, тлинкитов. Под русской властью они упрямо хранили древнее язычество; с приходом же англичан дружно крестились в православие, назло протестантским миссионерам.
  Начало возрождения России после Второй Смуты совпало с Гражданской войной в Америке. Вернуть захваченное Англией как-то возможности не виделось, а вот с другим грабителем посчитаться... Впрочем, тут надо отдать должное изощренному коварству Foreign Office: европейская коалиция против американцев-северян стала блестящим образцом удушения конкурента чужими руками. Российская республика ничего из утраченного обратно не получила, зато сецессия южных штатов сковала Союз и Конфедерацию цепью нескончаемой вражды, которая длится и поныне. Успешный пример отделения обратил вспять начавшуюся концентрацию власти в руках федерального правительства; все англосаксонские государства Нового Света остаются довольно-таки рыхлыми образованиями. Из них Канада - не вполне англосаксонская, поскольку включает в себя иноязычные провинции: преимущественно французский Квебек и преимущественно русский Аниан. Сепаратистские партии в них большинства не набирают, оставаясь в то же время заметной политической силой. Заметной, шумной и горластой: ежегодные марши под девизом 'Помни Беловодье!', этно-фестивали, драконовские языковые правила на муниципальном уровне... В Нью-Петербурге, вне туристического и делового центра, за обращение на улице по-английски вполне можно получить по лицу. Если же несчастный англофон встретил фанатов хоккейного клуба 'Петербургские медведи' - спастись от телесных повреждений он может, лишь прокричав спасительный пароль: 'Medved' chempion!'. А в соседних штатах Северо-Американского Союза потомки русских, вопреки исторической и этнографической истине, добились статуса туземного народа и содержат в своих резервациях казино!
  
  Ну, и пару слов о Константинополе. Ведь, по мнению сторонников персоналистского подхода к истории, это тоже наследство Читтанова. Как некоторые утверждают, именно русский венецианец формулировал внешнеполитическую задачу, ставшую при Павле идеей-фикс. Что ж... Опыт ее воплощения стал самым большим разочарованием апологетов имперской экспансии. 'Больше проблем, чем преимуществ' - так, пожалуй, звучало бы общее мнение деятелей послепавловской России, если их спросить об этом городе. Буквально через день по возвращении креста на Святую Софию, начались трения между патриархом Каллиником и генеральным комендантом Кутузовым. Фанариоты цепко держались за дарованный турками статус руководителей православной общины, а светская власть вдруг увидела себя перед необходимостью жестоко обидеть самого уважаемого из всех святителей. При этом, резкие действия грозили бунтом: греки, составившие после изгнания осман самую многочисленную и сплоченную часть населения города, крепко стояли за своего духовного вождя. Удовлетворительного решения церковного вопроса так и не удалось найти.
  Армяне и евреи - две следующие по значению общины - доставляли в тот период меньше хлопот, нежели греки с их великодержавными потугами. Возродить Византийскую империю в полном блеске, перенести столицу в Константинополь, коренную Россию сделать провинцией обновленной державы... Вероятно, у многих 'освободителей' возникало желание хоть на три дня вернуть этот гадюшник обратно туркам, чтоб они хорошенько его выжгли. Элладское королевство со столицей в Афинах, созданное волей Наполеона в противовес русскому влиянию, заявило территориальную претензию на город. Фанариоты заявили встречную претензию на Элладу. Зреющий мятеж сдерживало только одно: договориться не могли, кто будет главным при объединении.
  Именно в это время разрешается миграция в 'третью столицу' евреев из бывшей Польши. Частично возвращаются турки, получившие ряд послаблений, сравнительно с первыми годами. Две трети внешнеторгового оборота империи идут через лежащий вне основной территории город, по населению превосходящий Санкт-Петербург и Москву, вместе взятые. Русскими в нем были только военные, да частично - верхушка администрации.
  Восточное Средиземноморье еще с восемнадцатого века служило ареной, где российские интересы сталкивались с британскими и французскими. Константинополь прямо-таки создан для контроля над этой частью света. Как только призрак Бонапарта истаял в памяти и перестал пугать островитян, а Франция созрела для роли младшего партнера, нашелся подходящий повод развязать войну с Россией. Грянул дворцовый переворот в Афинах. Новая элладская династия искала защиты у царя, старая - в Лондоне и Париже. Никто бы не стал из-за этой мелюзги класть сотни тысяч солдат: суть заключалась в другом. Проект Суэцкого канала уже был выдвинут и разработан; вопрос стоял, кому господствовать над будущей торговой артерией.
  Здесь не место анализу причин и предпосылок поражения империи и последовавшей разрушительной революции. Нас интересуют судьбы 'второго Рима'. Державы-победительницы слишком мало доверяли друг другу, чтобы оставить такой приз в единоличном пользовании одной из них. Была создана Международная Зона Проливов, с англо-франко-пьемонтской администрацией. Только теперь, с уходом Константинополя из-под российской власти, он стремительно 'русеет' в этническом плане. Сначала - бегущие от ужасов революции дворяне, потом - несколько волн бывших революционеров, спасающихся от превзошедших радикализмом и кровожадностью последователей. Все они оседают здесь. Вполне аполитичные граждане тоже норовят уплыть под крылышко оккупационного корпуса: сохранность жизни и собственности в эпоху Второй Смуты не гарантирована никому. Среди беженцев едва ли не большинство - евреи из Западного края, больше других мирных обывателей страдающие от воцарившегося беззакония. На какое-то время в разноплеменном и многоязыком городе идиш вытеснил греческий с первого места.
  Однако, как раз эта община доставила русскому языку решительное преобладание в Международной Зоне, используя его во всех контактах с не-иудеями. Более того, последующие поколения начали мало-помалу забывать идиш, переходя на своеобразную версию русского, отличающуюся от литературного варианта множеством местных особенностей: почти как идиш от немецкого. Лишь появление аудиовизуальных средств коммуникации не дало этому жаргону сформироваться в полноценный язык.
  Став одной из наиболее процветающих территорий современного мира, МЗП пережила ряд посягательств со стороны соседних государств, поддержанных изнутри соответствующими этническими группами: греческое восстание, турецкий 'Истанбул-джихад', сионистское 'движение за плебисцит'. Все они закончились неудачно, вызывая мощное противодействие большинства населения борцам за господство одного народа. Не всегда этнический принцип преобладал: в последнем случае, значительная доля евреев стояла за статус-кво. Ну какой, скажите, разумный человек отдаст власть Иерусалиму, этому скопищу азиатских трущоб, над набережными и проспектами Константинополя?! Смешным религиозным ортодоксам - над финансовой столицей Востока?! Россия тоже долго присматривалась, выбирая момент, когда ситуация в мире сделает возможным возвращение великого города; за полтора века оказии не представилось. Теперь, судя по ряду признаков, правительство считает более выгодным сохранение нынешнего положения.
  
  Попробуем подвести итог. Какой message оставил нам Читтанов? В чем смысл его наполненной делами и событиями жизни? Понаписано об этом... Бездна! Люди самых несовместимых взглядов дружно пытаются вписать графа в свои идейные и политические родословные. И тут в полный рост встает проблема значения личности в истории. Вопреки мнению дилетантов, обращающих свой поверхностный взгляд на яркие и привлекательные индивидуальности, профессионалы исторической науки в наше время отдают внимание глубинным, вековым трендам. А Читтанов... Мне издавна казалась странной одна особенность его характера. Вот, перед нами вроде бы умный человек, усилиям которого упругая, инертная ткань мироздания оказывает неодолимое сопротивление: раз за разом отвергает их, отбрасывает деятеля и швыряет лицом в грязь. А он поднимается и снова берется за свое. Что это, благородная принципиальность или тупое упрямство? Я готов отдать должное силе духа этого претендента на роль демиурга. Но неужели кто-то думает, что без него Константинополь не был бы завоеван, или Анианский берег не освоен русскими?! Ведь ясно же: в развитии общества царит объективная необходимость. Личные усилия самых геройских персонажей могут слегка модифицировать исторический процесс в деталях, чуть ускорить или замедлить - но не изменить решающим образом. История сослагательного наклонения не имеет. Уверен: без Читтанова мир остался бы, в основных чертах, тем же самым. Готов за это поручиться своим научным авторитетом и добрым именем.
  
  Варавва Иудович Правдомыслов,
  приват-доцент.

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"