Резников Кирилл Юрьевич : другие произведения.

9. Смутное Время. I. Начало

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 6.59*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Смутное время в российской истории; Смута во времени и пространстве; Война мифов; Смута - кризис или катастрофа?; мифотворцы Смутного времени; Исторические персонажи Смутного времени: Борис Годунов, Непобедимый император Дмитрий Иванович


   9. СМУТНОЕ ВРЕМЯ: I. О СМУТЕ; НАЧАЛО
  
  
   Смутъ недоброе д?ло. Она смутом по домамъ ходитъ. Смута, ... тревога, переполохъ; | возмущенье, возстанье, мятежъ, крамола, общее неповиновенiе, раздоръ меж народомъ и властью; | ... | домашнiя ссоры, дрязги, перекоры; наушничество, наговоры и следствiя ихъ.
  
   Толковый словарь живаго великорусского языка Владимiра Даля, 1882
  
  
   9.1. Смутное время в истории России
  
   Память о Смуте. Начало XVII века обернулось для России голодом, гражданской войной и поляками в Кремле. Страна гибла, но народ нашел в себе силы объединиться, изгнать поляков и избрать царя новой династии Романовых. Эти страшные годы получили в народе название Смута или Смутное время. Казалось, потомки должны были их запомнить и извлечь уроки, но так не случилось. Память о Смуте быстро потускнела в бурных событиях второй половины XVII века: бунте Разина, присоединении Украины, казней и костров раскола. В XVIII веке о Смуте мало кто помнил - все затмила встряска страны, устроенная Петром I, и победы русского оружия в "золотой век" Екатерины II.
  
   Историю Отечества (и Смуты) вернул россиянам Н.М. Карамзин - автор "Истории государства Российского" (1805 - 1829). Труд его вдохновил А.С. Пушкина на написание драмы "Борис Годунов" (1825), а М.И. Глинку - на создание первой русской оперы "Жизнь за царя" (1836). Карамзин не использовал понятия "смутное время" и "смута", хотя они встречаются в документах XVII века. Ввел их в историографию С.М. Соловьев в "Истории России с древнейших времен" (VIII том, 1858). В Смуте Соловьев видел насильственный перерыв в нормальном ходе русской истории. Преодолев Смуту, Россия продолжила свой путь к величию и славе.
  
   К началу ХХ века, благодаря трудам В.О. Ключевского и С.Ф. Платонова, сложилась концепция Смуты, согласно которой Смуту изначально породили ошибки Ивана Грозного, затеявшего изнурительную Ливонскую войну и разорившего Россию опричиной. Дальнейшее явилось следствием пресечения династии Рюриковичей, борьбы за власть боярства, претензий дворян и недовольства закрепощаемых крестьян. Голод 1601-1602 гг. и появление Самозванца запустили гражданскую войну; к ней добавилась польская интервенция. Все же в народе нашлись силы собрать ополчение и освободить Москву. В такой трактовке Смута является важнейшим периодом российской истории, подготовившим укрепление государства с воцарением Романовых.
  
   После Октябрьской революции историки-марксисты школы М.Н. Покровского отвергли термин "Смута" как буржуазный. Ученица Покровского, М.В. Нечкина, в 1930 г. заявила, что этот термин "возник в контрреволюционных кругах и заключает отрицательную оценку революционного движения". Для "марксистов" главным в исследуемом периоде была классовая борьба крестьян против закрепощения, в первую очередь - восстание Ивана Болотникова. Спорить с ними боялись: упорствовал лишь С.Ф. Платонов. Старорежимный профессор, автор известной монографии "Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI-XVII вв." (1899), взгляды марксистов находил примитивными. Кончил он плохо: Платонова арестовали, и он умер в ссылке (1933).
  
   В 1937 - 1938 гг. школа Покровского была разгромлена по указанию Сталина, в преддверии войны сделавшего ставку на патриотизм в духе преемственности русской истории. Однако возврата к всестороннему изучению Смутного времени не произошло. Главной темой истории России начала XVII века по-прежнему оставалась крестьянская война (хотя у Болотникова крестьяне были на третьих ролях). Появилась и новая тема - народный отпор интервентам и освобождение Москвы в 1612 г. Вожди второго ополчения, освободившие Москву, - Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский, прославлялись, но "герой-юноша", как звал его Карамзин, - Михаил Скопин-Шуйский, спасший Москву от поляков в 1609 г., остался в забвении (он был "запятнан" разгромом Болотникова).
  
   Понимание Смуты как кризиса российского общества и государства, вернулось в историю в 80-е годы вместе с монографиями Р.Г. Скрынникова.,,,,, В 90-е годы о "смутном времени" народ говорил уже применительно к собственной жизни, мало отличавшейся от гротеска романов В.О. Пелевина. ...К счастью, кончились и "смутные годы", люди стали приходить в себя. Тогда и появился новый праздник. В январе 2005 г. Государственная дума утвердила общероссийский праздник "День народного единства" в честь освобождения Москвы от поляков (4 ноября 1612 г.), заменив им праздник 7 ноября - "Дня согласия и примирения" (до 1996 г. - Октябрьской революции). Россияне приняли праздник равнодушно - событие 400-летней давности эмоций не будило. Многих раздражила отмена праздника 7 ноября.
  
   Дата освобождения Москвы 4 ноября 1612 г. для историков сомнительна. "День народного единства", 4 ноября по новому стилю, установлен в день празднования Казанской иконе Божией Матери в честь освобождения Москвы от поляков. Православные празднуют его по Юлианскому календарю Русской православной церкви 22 октября по старому стилю. В этот день был освобождён Китай-город (центр Москвы), но договор о сдаче польского гарнизона в Кремле был подписан 26 октября (ст. стиля) и лишь 1 ноября (земское войско вступило в Кремль. Впрочем, даты большинства исторических праздников условные.
  
   Смута во времени и пространстве. С.М. Соловьев полагал, что Смута началась на третий год царствования Бориса Годунова, "в первом году нового века", т.е. в 1601 г. Закончилось же Смутное время избранием царя Михаила Романова в 1613 г. В.О. Ключевский считал, что признаки Смуты обнаруживаются тотчас после смерти последнего царя старой династии, Федора Ивановича. Закончилась Смута избранием на престол Михаила. "Значит, - заключает Ключевский, - Смутным временем в нашей истории можно назвать 14 - 15 лет с 1598 по 1613 г.; 14 лет в этой эпохе "смятения" Русской земли считает и современник [Смуты], келарь Троицкого монастыря Авраамий Палицын, автор сказания об осаде поляками Троицкого Сергиева монастыря".
  
   С.Ф. Платонов, самый глубокий знаток Смутного времени, выделял три периода Смуты. Первый период - "борьба за Московский престол", начался с прекращения царской династии после смерти сыновей Ивана Грозного: Ивана, Федора и Дмитрия (1591). Последней была смерть Федора в 1598 г. Второй период - "разрушение государственного порядка", начался с раскола страны в 1609 г., когда в России было два царя, две Боярских думы и два патриарха. Завершился он договором о признании царем королевича Владислава и вступлением в Москву польских войск (осень 1610 г.). Третий период связан со стремлением народа преодолеть соглашательскую политику бояр. В ходе его были собраны первое, а затем второе земское ополчение. Москва была освобождена (1612), был избран новый царь - Михаил Романов (1613), но окончательное успокоение наступило лишь после заключения перемирия со шведами (1617) и с поляками (1618).
  
   Согласно Платонову, Смутное время продолжалось 20 лет. Н.И. Костомаров и В.И. Вернадский отсчитывали Смутное время с похода первого претендента на российский престол, Лжедмитрия I, т.е. с 1604 г. Последующие авторы придерживались либо "длинной" (1598 - 1618), либо "короткой" (1604 -1618) датировки периода Смутного времени: новых версий не появилось.
  
   Смута охватила не все пространство России. Географически она поделила страну на мятежный юг, мятущийся центр и спокойный, лояльный северо-восток. Л.Н. Гумилев видит здесь войну субэтносов. Самозванцев поддерживали севрюки, рязанцы и донские казаки. Севрюки - жители Северской земли, происходят от древнерусских северян, ославяненных угров племени савиров, ранее входивших в состав гуннской державы. Понятия "Северская земля", "северские города" существовали еще в XVII веке. Северскими городами были Чернигов, Курск, Новгород-Северский, Стародубск, Севск - города северо-востока нынешней Украины и юго-запада России. Севрюки отличались независимостью, привычкой к войне и разбою. О тех, кто смотрит "волчьим" взглядом, говорили: "Что смотришь севрюком"? Еще большей воинственностью отличались рязанцы. Расположенные на границе со Степью, "удальцы и резвецы рязанские" столетиями славились как лихие воины. О рязанцах Гумилев пишет: "Рязанцы постоянно отражали татарские набеги, отвечая нападениями не менее жестокими, и вообще привыкли к войне настолько, что для них все были врагами: и степные татары, и мордва, и московиты, и казанцы".
  
   Третьим и главным субэтносом, выступившим против власти Москвы, было казачество, причем, не только донское, как пишет Гумилев, но и терское, где появился "царевич" Петр, и волжское - ведь в Астрахань бежали Иван Заруцкий и Марина Мнишек с "ворёнком". Казачество ведет начало от обитателей южнорусских степей - алан, готов и тюрок (болгар, хазар, половцев) со времен Киевской Руси перемешавшихся со славянами. Позднее к православным степнякам присоединилась масса беглецов из центральной России, в результате чего сложился не отдельный этнос, а субэтнос великорусов. В Смуте сыграли свою, весьма неблаговидную роль и запорожские казаки, но они принадлежали к другому, сложившемуся к XVII веку этносу - украинцев.
  
   Русское население Северо-Востока - Верхнего Поволжья, Прикамья, Русского Севера, Сибири, на протяжении всего Смутного времени было не только лояльно к центральной власти, но активно выступало против развала Российского государства. Спокойные обстоятельные люди - потомки северных славян, мери и чуди, не отчаивались от ужасных вестей, не поддавались на сомнительные призывы, загорались гневом медленно, зато, разобравшись, кто есть супостат, - шли до конца со всей северной твердостью. Новгородцы и поморы, костромичи, ярославцы и кашинцы составили основу войска Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, отбросившего "поляков" и тушинцев от Москвы в 1609 г. Особенно прославились в этих сражениях сибирские стрельцы Давыда Жеребцова, - "мужи избранные" по словам летописца.
  
   Совсем иным было первое земское ополчение 1611 г. Случайный союз Ляпунова, Трубецкого и Заруцкого объединил отряды со всей России: поморов и рязанцев, волжан и севрюков, суздальцев и донских казаков. Разномастное войско, где никто никому не доверял, не могло кончить добром: лучшего из вождей - Прокопия Ляпунова предательски убили, и ополчение распалось. Второе земское ополчение, освободившее Москву в 1612 г., в отличие от первого, было однородным и состояло из жителей Поволжья и Севера - нижегородцев, костромичей, ярославцев, вологодцев, сибиряков. Кроме русских, во втором ополчении были волжские и сибирские татары, мордовцы, чуваши, марийцы, коми. Победа русского Северо-Востока над русским Югом и польско-литовскими интервентами была победой молодой Российской империи над шляхетской и казачьей демократиями, победой евразийцев над европейцами.
  
   Смута и Новое время. Смута сопровождала приход Нового времени в Россию. Никогда в истории московских Рюриковичей, династическое соперничество или иное общественное неустройство не приводило к гражданской войне с вовлечением широких слоев населения. Даже противоборство Шемяки и Василия Темного проявлялось в схватках княжеских дружин, а население не вмешивалось, либо однозначно принимало сторону законного московского князя - Василия, что и решило его победу. То же относится к классовой борьбе. В Московском княжестве, а затем в России, случались народные волнения, но не было значительных вооруженных выступлений низов против верхов и, тем более, не было массовых восстаний против великого князя или царя.
  
   Никогда раньше столь обширные земли России не захватывались войсками европейских государств. Великое Княжество Литовское, до обращения его знати в католичество, не принадлежало к романо-германской цивилизации, а было Западной Русью. Ранние московско-литовские войны есть войны внутриэтнические, ведущиеся внутри распадающегося древнерусского суперэтноса. С XVI века Литва, войдя в унию с Польшей, все больше приобщалась к католицизму и западноевропейской культуре, но войны с Россией в XVI столетии не было особенно успешными для Польско-Литовской унии (с 1569 г. Речи Посполитой). Кроме попыток Яна Батория взять Псков, не было крупных вторжений поляков и литовцев в земли Российского государства. То же самое можно сказать о войнах с немцами Ливонского ордена и шведами.
  
   В разгар Смуты разноплеменное воинство Речи Посполитой, именуемое "поляками", распространилось по всей западной и центральной России, в руках интервентов были Суздаль и Переяслав-Залесский, "поляки" дважды захватывали Кострому, в Московском Кремле сидел польский гарнизон. В ту же пору шведы заняли Новгород и новгородчину. Казалось, русским остается лишь смириться и научиться выживать под европейцами подобно униатам Белоруссии и Украины. Но русские смиряться не пожелали; они преодолели Смуту и выгнали завоевателей. В дальнейшем, Россия не раз пришлось испытать страшный напор романо-германского мира. Этот напор усилился в XIX столетии и достиг невиданной силы в веке XX. Продолжается он, и по сей день.
  
   В отличие от монголо-татарских завоевателей, европейские покорители России всегда ставили цель духовно поработить русских, заставить их сменить веру и свою сущность, иными словами, - перестать быть русскими. Первый большой натиск Запада Россия выдержала во время Смуты, но понадобилось 350 лет безуспешных усилий, прежде чем до проницательных западных умов дошло, что не силком, а лишь посеяв смуту в умах россиян, можно победить Россию. Блестящий успех информационной войны против СССР вдохновляет рыцарей демократии на новые подвиги. Но информационные войны - дело тонкое, они могут обернуться против зачинщика. История Смуты тому пример.
  
   Начало информационных войн. Война мифов. Ключевский и Платонов считали Смуту гражданской войной, в которую последовательно втягивались все слои российского общества. Историки-марксисты 30-х годов видели здесь войну классов - закрепощаемых крестьян против бояр и дворянства; ученые 40-х - 50-х годов добавили к классовой войне патриотическую - борьбу русского народа против польской и шведской интервенции. А.Л. Станиславский главным в Смуте считал войну за власть дворян и казачества. Л.Н. Гумилев описывает Смуту как войну субэтносов - русских Юга против русских Северо-Востока. Были и попытки синтеза высказанных представлений, в чем преуспел Р.Г. Скрынников. Действительно, все указанные типы войны в русской Смуте наличествовали. Не отмечен лишь один вид войны, может быть наиболее важный: Смута, в первую очередь, есть война информационная.
  
   Ученые XIX и XX века обошли вниманием информационные войны Смуты, что неудивительно - осознание их важности пришло лишь c распадом СССР и развитием технологий "оранжевых революций". Для человека, живущего в XXI веке, несложно увидеть эти черты в событиях Смутного времени. По этой причине Смутное время для нас удивительно современно, но для русских XVII века это было первое столкновение с воздействием на массовое сознание в политических целях.
  
   Основным способом ведения информационных войн во времена Смуты было мифотворчество. Создавались мифы, заточенные под определенную политическую задачу, и распространялись в народе. Народ - доверчивый и мало искушенный во лжи, охотно верил слухам, особенно, если они совпадали с народными настроениями и чаяниями. Людей, осведомленных и профессионально осторожных, было немного: к их числу можно отнести бояр, иерархов средних и высших степеней, приказных дьяков и крупных купцов. Основная часть народа: крестьяне, казаки, служилые люди (стрельцы и дворяне), низшее духовенство, легко становились жертвами слухов. Утвердившись в народе, слухи приобретали черты устойчивых мифов.
  
   По форме мифы эти могли быть "черными" - обвиняющими царей и претендентов на царство в незаконности и всевозможных преступлениях или, напротив, "белыми", где превозносились истинность претендента и его добрые качества или рассказывалось о его чудесном спасении. По содержанию, независимо от окраски, все они относятся к кризисным мифам, порожденным системным кризисом российского общества и государства. Утверждающие мифы появились лишь в конце Смутного времени и были направлены на выход России из системного кризиса. Нам многое станет понятнее в анализе мифов Смутного времени, если рассмотреть основные компоненты системного кризиса, в котором находилась тогда Россия.
  
  
   9.2. Смута как системный кризис России
  
   Системы, кризисы и катастрофы. Понятие система (греч. целое, состоящее из частей) использовали в античной философии для описания упорядоченности мира. В ХХ веке системами занялись физики и математики. Под системами они по-прежнему понимали набор элементов, образующих целое, но подразделили их по свойствам, выделив простые и сложные системы. Появилась наука синергетика, изучающая законы развития и самоорганизации сложных систем. К числу таких систем относятся биологические и общественные системы.
  
   Динамическая устойчивость самоорганизующихся систем поддерживается благодаря следованию законам ритма, цикличной смены состояний. Ритмы выступают как механизмы, позволяющие системе оптимально приспособиться к меняющимся условиям. При этом на внутренние ритмы системы накладываются ритмы окружающего мира. Их суммация влияют на свойства системы, которая в определенные фазы развития при наличии сильных или, напротив, незначительных, но попавших в резонанс, внешних воздействий может потерять устойчивость. Наступает состояние неустойчивости системы, известное как кризис.
  
   Кризис (греч. решение, исход) означает резкое изменение, крутой перелом, тяжелое состояние. В синергетике кризис - период дезорганизации системы и вместе с тем - фактор ее организации. Кризис системы сопровождаются нарушением порядка в ее организации, нарастанием хаоса. Но кризис есть также естественная фаза развития системы, когда в развилке бифуркации (раздвоения) система имеет два или больше вариантов выбора и может в той или иной степени перестроиться. Если системе удается преодолеть кризис, то видоизменив свои параметры, она вновь приобретает устойчивость и продолжает функционировать до следующего кризиса. Если же кризис углубился настолько, что система уже не может его преодолеть, то в зоне бифуркации запускается качественная перестройка, свойства системы меняются коренным образом и прежняя система перестает существовать. Это явление называют катастрофой.
  
   В древней Элладе катастрофой (греч. поворот, переворот) именовали заключительное действие драмы, означавшее итоговый поворот, когда статус героя резко менялся: в трагедии - это смерть или крушение, в комедии - женитьба. Слово катастрофа вошло в европейские языки, сохранив значение трагической развязки. В ХХ веке была создана математическая теория катастроф, определившая катастрофу как скачкообразную потерю стабильности динамической системы и полную ее перестройку, сопровождающуюся исчезновением старой системы.
  
   Смута - кризис или катастрофа? Смуту XVII века и смены общественного строя в России и СССР в ХХ веке нередко рассматривают как явления одного порядка. Белоэмигранты называли российской смутой период с 1916 по 1922 гг.: развал армии, отречение государя, Февральскую и Октябрьскую революции и Гражданскую войну. Со Смутой сравнивали и горбачевскую "перестройку" вкупе с последним, "ельцинским", десятилетием ХХ века. Действительно, во всех трех "смутах" есть много общего как в характере событий - ослаблении государства, смене власти, развале экономики, гражданской войне, территориальных потерях, обнищании народа, так и в психическом состоянии общества - вере в социальные утопии, легковерности и податливости на демагогию, последующем разочаровании и общественном хаосе - падении морали и росте преступности.
  
   Общие черты всех трех "смут" показывают, что Россия в начале XVII века и дважды в ХХ веке вступала в системный кризис, затрагивающий все стороны жизни государства и общества, т.е. в политический, экономический, социальный и нравственный кризис. Но тут выступает принципиальная разница между Смутой XVII века и "смутами" века ХХ. В первой Смуте российское государство и общество вышли из кризиса мало изменившимися - сменилась лишь династия. В 1917 и в 1991 гг. поменялось все: государственное устройство, форма правления, состав элиты, характер собственности и общественные отношения. Поэтому о Смуте XVII века можно говорить как о системном кризисе, с которым российское государство справилось, и вернулось на прежний путь развития, тогда как в смутах ХХ века системные кризисы переросли в катастрофы: на развалинах старого появлялось новое государство.
  
   Исторические циклы кризисов. Изучение динамики народонаселения, экономического развития и политических событий позволило выявить циклы демографических, экономических, и политических подъемов и спадов. Наметился общий исторический подход, известный как структурно-демографическая концепция. В основе ее лежат неомальтузианские представления о связи кризисов в аграрных странах с перенаселением. Суть концепции сводится к следующему. Перенаселение приводит к нехватке продуктов, росту цен, падению оплаты труда и уровня жизни. Люди не могут больше платить налоги, что ведет к финансовому кризису. Внутри элиты обостряется борьба за дележ уменьшившихся доходов. Наступает системный кризис. Люди гибнут от неурожаев и эпидемий, элита занята междоусобными войнами, ослабевшее государство не способно себя защитить. В результате, часть населения вымирает. Начинается новый цикл. Нехватка рабочих рук приводит к удорожанию труда, повышению уровня жизни и росту населения. Когда потери восполняются, происходит новый кризис.
  
   Цикличность кризисов была обоснована на примерах средневековой Европы, Китая, стран Древнего Востока. Здесь же стали очевидны недостатки теории. Главным пробелом является отсутствие анализа психологии социальных групп, вовлеченных в кризис. Между тем известно, что во время системных кризисов и катастроф в обществе нарастают явления аномии (от фр. anomie - отсутствие закона) или общественного хаоса. Рушится система ценностей, падает нравственность, растет преступность, религиозность сменяется суевериями. Народ легко превращается в толпу, бездумно идущую за случайным вожаком. В этот период люди особенно восприимчивы к слухам и различного рода мифам.
  
   В России неомальтузианское направление развивает С.А. Нефедов. В книге "Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Конец XV - начало XX века" (2006) он предложил новую трактовку вхождения России в кризис Смутного времени. Нефедов полагается на данные о демографии и хозяйстве России и пытается увидеть прошедшее без покрывала исторических мифов. Ниже кратко изложена неомальтузианская версия событий Смуты.
  
   Смута как социально-экономический кризис. Согласно Нефедову во второй половине XVI века Россия вступила в фазу относительного перенаселения в областях исторического проживания русского народа. Ухудшение жизни крестьян и городской бедноты усугубилось благодаря активной внешней политике Ивана Грозного, требующей людских и материальных средств. Царь постоянно увеличивал число служилых людей, жалуя им поместья, и повышал налоги на тяглых людей. Следствием стали голод, эпидемии и массовая гибель крестьян в 1568-1571 гг. Северозападные области страны опустели, стало некому кормить воинских людей и царю пришлось в 1582 г. закончить Ливонскую войну на невыгодных для России условиях.
  
   Вопреки неомальтузианской теории, бунтов не было, что Нефедов связывает с сильной государственной властью. Крепкая власть при Иване Грозном действительно была, но препятствием для бунтов служили не войска и опричники, а народная любовь к грозному и справедливому государю Ивану Васильевичу (герою скорее мифологическому). Нефедов преувеличил масштабы вымирания крестьян. Запустение хозяйств чаще было связано не с вымиранием, а с бегством крестьян. Ведь на просторной Руси всегда находилось куда убежать, особенно после обширных завоеваний Грозного.
  
   При Федоре Ивановиче и Годунове правительство старалось угодить дворянам - главному войску страны. После голода 1568-1571 гг. помещики остались без рабочих рук. Мужики не только мерли, но стремились уйти на монастырские земли, в боярские вотчины или вообще утечь незнамо куда. Правительство под давлением нищавшего дворянства, пошло на закрепощение крестьян. В 1592-1593 гг. вышел указ о "заповедных годах", запрещавшие выход крестьян с земель помещика, а в 1597 г. был установлен 5-летний срок сыска беглых. Для крестьян настала тяжкая пора: помещики произвольно увеличивали барщину и оброк. Хотя запрет на выход касался только владельца двора, а не младших братьев и сыновей, помещики с этим не считались: непокорных заковывали в "железа".
  
   1580-е и 1590-е гг. были временем расселения русского народа. От тягот поместной жизни крестьяне толпами уходили на юг и юго-восток, заселяя Черноземье и Поволжье. Сказались, наконец, плоды побед Ивана Грозного. Укрепления засечной черты, продвинутые на юг по указанию Грозного, прикрывали переселенцев от набегов татар. Переселялись на юг и обнищавшие дворяне. Там лежали плодороднейшие земли, ныне известные как русское Черноземье. О размахе колонизации можно судить по строительству городов и распашке земли. В 1585 г. построены крепости Ливны, Елец, Воронеж, в 1586 - Самара, в 1589 - Царицын, в 1590 - Саратов, Цивильск, Ядринск, в 1593 - Оскол, Валуйки, в 1599 - Царев-Борисов. За 4 года (1585-1589) размеры пашни в Тульском уезде увеличились в два с лишним раза; в Каширском уезде распахали 2/3 земель, в Свияжском - 9/10.
  
   Девственный чернозем давал урожаи в 3-5 раз больше чем в центре. Поселенцы жили зажиточно, но небезопасно - татары давали о себе знать. Многие крестьяне записались в казаки и в стрельцы: стали воинами-пахарями. Освоив пищаль, они могли ссадить с седла пулей набеглого татарина или конного дворянина. Переселенцы дворяне держались за статус, но, не имея крепостных, часто пахали сами. Правительство раздавало наделы и служилым казакам, нередко переводя их в боярские дети (чин дворянства). Переселенцев заставляли пахать "десятинную государеву пашню" и строить крепости. Царскую барщину должны были исполнять не только крестьяне, но боярские дети и казаки. Раздраженное население юга, закаленное в схватках с татарами и хорошо вооруженное, представляло опасность для власти, тем более для неприродного царя Бориса Годунова.
  
   В 1601 г. пришла беда: летом в центральной России выпало необычно много дождей, хлеба полегли, а ранние заморозки их добили. В прежние времена свободные крестьяне всегда имели запасы, но теперь у крепостных, обобранных помещиками, не было зерна ни для пропитания, ни для посева. Начались волнения, и правительство уже в ноябре 1601 г. издало указ о крестьянском выходе. Крестьяне вновь получили право уходить от помещиков, но не от богатых московских дворян или с монастырских земель, а от мелких провинциальных помещиков, т.е. богатых землевладельцев обязали кормить своих крестьян, а уход от бедных помещиков давал крестьянам шанс на спасение. Замысел был неплох - ведь запасы хлеба в стране были: в монастырях, у богатых помещиков, у крестьян юга России, да и на севере недород был не повсеместно.
  
   Но владельцы хлеба его придерживали. Исаак Масса, живший в Москве, писал: "Запасов хлеба в стране было больше, чем могли бы его съесть все жители в четыре года, ...у знатных господ, а также в монастырях и у многих богатых людей амбары были полны хлеба, часть его погнила от долголетнего лежания, и они не хотели продавать его... Многие богатые крестьяне, у которых были большие запасы хлеба, зарыли его в ямы и не осмеливались продавать". Цены стремительно росли. Весной 1601 г. четверть пуда ржи стоила 30 денег, а в феврале 1602 г. - рубль (200 денег). Весной мороз погубил посевы озимых. Осенью 1602 г. цена ржи достигла 3 рублей за четверть. Разразился страшный голод.
  
   О голоде остались свидетельства очевидцев. Масса пишет: "...наступила такая дороговизна и голод, что подобного не приходилось описывать ни одному историку. ...Так что даже матери ели своих детей... ели также мякину, кошек и собак... И на всех дорогах лежали люди, помершие от голода, и тела их пожирали волки и лисицы". Годунов приказал выдавать в Москве хлеб из государевых житниц. Прослышав об этом, в Москву стал стекаться люд со всей Руси, хлеба на них не хватало и люди умирали на улицах. Авраамий Палицын сообщает, что в Москве было похоронено 127 тысяч погибших от голода. Конрад Буссов рисует страшные картины общего одичания:
  
   "Не сосчитать, сколько детей было убито, зарезано, сварено родителями, родителей - детьми, гостей - хозяевами и, наоборот, хозяев - гостями. Человеческое мясо, мелко-мелко нарубленное и запеченное в пирогах, т. е. паштетах, продавалось на рынке за мясо животных".
  
   Разбои охватили всю центральную Россию. В 1603 г. вспыхнуло восстание Хлопка с трудом подавленное. В 1603 г. царь отменил указ о крестьянском выходе - вернул крепостное право. В 1604 г. на границе с польской Украиной, в Северской земле, появился с небольшим отрядом юноша, объявивший себя царевичем Дмитрием, чудом спасшимся от убийц. Северская земля его поддержала. Крестьяне не хотели закрепощения, казаки и дворяне не желали нести тяготы "государевой пашни" и были не прочь пограбить богатых московитов. Беглые крестьяне и холопы Годунова ненавидели, многие были беглыми повстанцами Хлопка. "Царевич" обещал всем все: "живущим во градех и селех от большого чину до малого великую свою милость показать: оным величество и славу, оным богатство и честь, иным вольность и во всех винах пощада". Народ откликнулся. В мае 1605 г., после смерти Годунова, самозванцу присягнуло царское войско, стоявшее под Кромами. Сын Годунова, Федор, и его мать были задушены. В июне 1605 г. "царевич" вступил в Москву и 21 июля венчался на царство.
  
   Часть своих обещаний новый царь попытался выполнить. Дворянам он увеличил денежные и земельные оклады за счет денег, выданных из царской и монастырской казны, и намеченного им пересмотра монастырских земельных владений. Южные районы, он отблагодарил за поддержку, на 10 лет освободив от налогов и отменив отработку "десятинной пашни". Указом от 1606 г. он признал законным уход крестьян от помещиков во время голода 1601-1603 гг., если они "сбрели от бедности". [Но не "признал свободными" этих крестьян, как пишет Нефедов.] Указ закреплял беглого крестьянина за тем помещиком, "хто его голодное время прокормил". Этот указ был выгоден южным помещикам, ведь именно на хлебный юг бежал народ от голода. "Дмитрий" облегчил положение холопов, указав вписывать в кабальную запись на холопство имя только одного владельца. При нем готовился к изданию новый "Судебник", где сохранялось право крестьянина на выход от помещика в "Юрьев день".
  
   Годы 1604 - 1606 были для России благополучными: хлеба в стране вновь было с избытком, и цены на рожь вернулись к тем, что были до голода. В связи с нехваткой рабочих рук, реальная плата за труд возросла против старых сытых времен в полтора раза. Но собирать налоги в прежних размерах стало сложно, ведь число тяглых людей уменьшилось. Между тем, "Дмитрий" остро нуждался в деньгах для выплаты наделанных долгов и подготовки войны с Турцией. Весной 1606 г., после сбора налогов в казну, современники отметили, что "Дмитрий стал тяжел подданным в податях". 17 мая 1606 г. "Дмитрий Иоаннович" был убит боярскими заговорщиками. 1 июня 1606 г. бояре избрали на престол главу заговора - Василия Шуйского.
  
   Нефедов не называет причину, запустившую системный кризис в России, поскольку она не укладывается в неомальтузианскую концепцию. Между тем, она очевидна - это убийство боярами любимого в народе царя. В течение года правления Лжедмитрия I в России было спокойно, теперь же страна всколыхнулась: поднялся мятежный юго-запад. Нашелся и вождь. Им стал Иван Болотников, решивший постоять за якобы спасшегося царя. Во главе войска из казаков, крестьян и дворян Болотников дошел до Москвы и в октябре 1606 г. осадил столицу. В "листах", обращенных к городской бедноте и холопам, он призывал, чтобы они расправлялись с врагами царя Дмитрия - "побивали бояр... гостей и всех торговых людей" и захватывали их имения. Повстанцы говорили: "Идем вси и приимем Москву, и потребим живущих в ней и обладаем ею, и разделим домы вельмож сильных, и благородные жены их и тщери приимем о жены себе".
  
   Царь Василий спешно собирал войска. Чтобы вознаградить верных ему людей, он разрешил превращать захваченных повстанцев в холопы. Одновременно, Шуйский обещал свободу холопам перебежчикам из войска Болотникова. Больше всего он стремился угодить дворянам - главной военной силе государства. В марте 1607 г. царь утвердил "Уложение", где запрещались любые переходы крестьян и увеличивалось право помещика требовать их возвращения с пяти до пятнадцати лет. Василий раздавал дворянству не поместья, а вотчины: он даровал вотчины 2000 дворянам. Усилия Шуйского принесли успех: ему удалось перетянуть на свою сторону многих дворян из войска Болотникова и, в конечном итоге, разбить его.
  
   В 1607 г. на западных границах России появился самозванец, утверждавший, что он спасшийся царь Дмитрий. Летом 1608 г. его армия подошла к Москве и сделала ставку в селе Тушино - отсюда пошло прозвище самозванца - "Тушинский вор". Состав его армии был пестрый: польские искатели фортуны, дворяне, казаки, остатки войска Болотникова. Вор всячески стремился перетянуть к себе боевых холопов. Конрад Буссов пишет: "Дмитрий приказал объявить повсюду..., чтобы холопы пришли к нему, присягнули и получили от него поместья своих господ, а если там остались господские дочки, то пусть холопы возьмут их себе в жены и служат ему. Вот так-то многие нищие холопы стали дворянами". К сказанному Нефедовым следует добавить, что ни Болотников, ни Тушинский вор ничего не делали для облегчения положения крестьян. Их популистские шаги ограничились сменой владельцев части поместий, когда помещиками становились холопы или казаки. После убийства Вора (декабрь 1610) гражданская война в России сменилось борьбой против интервентов. Провозглашение Земским собором царя Михаила Романова (21 февраля 1613 г.) означало завершение гражданской войны.
  
   Нефедов проводит параллель между демографической катастрофой в России в конце XVI века, приведшей к закрепощению крестьян, а затем к голоду и Смуте, и Великой Чумой XIV века в Англии, когда из-за нехватки рабочих рук выросла плата батракам, на что лендлорды запретили им менять хозяев. Беднота ответила на запрет восстанием Уота Тайлера, подавленным феодалами. Вслед за тем феодалы стали бороться друг с другом за скудные людские ресурсы - началась "война Роз". На самом деле, события в Англии мало похожи на Смуту. Хотя во время голода 1601-1603 гг. происходили крестьянские бунты (Хлопко и др.), основным ответом на закрепощение было бегство крестьян на юг, их "показачиванье". Во время Смуты не было крестьянской войны: крестьяне сами не бунтовали, а присоединялись к движениям, обещавшим "доброго царя".
  
   Для крестьян последствия Смуты были неопределенны - крепостную зависимость не отменили, но и не ужесточили. [Шуйский ужесточил закон о беглых, но его не исполняли]. Нефедов по этому поводу пишет: "В конечном счете, главная причина войны - проблема крепостного права - так и не получила своего разрешения. Положение оставалось противоречивым: формально законы о прикреплении крестьян и 5-летнем сроке сыска остались в силе, но фактически они не действовали. На Юге крестьяне официально могли уходить от помещиков; в других районах они уходили, не обращая внимания на законы". Главным итогом Смуты, заключает Нефедов, "была всеобщая разруха". С заключением можно согласиться, хотя непонятно, что тут внес нового неомальтузианский анализ.
  
   Неомальтузианский подход страдает тем же недостатком, что исторический материализм - упрощением. Все сводится к схемам: у неомальтузианцев - к соотношению численности трудящихся и элиты и возможностям производства, у марксистов - к производственным отношениям и классовой борьбе. Разница не так уж велика. В обоих случаях нет анализа общественной психологии людей того времени - этносов и социальных групп. Выпадает из рассмотрения и человек, а вместе с ним - роль личности в истории. Между тем, история изобилует примерами, когда один человек влиял на судьбу народа или государства. Особенно возрастают возможности подобных людей в переломные моменты истории, в частности, в периоды кризисов.
  
   Роль личности в истории вполне согласуется с теорией систем. Ведь в случае кризиса системы ее ритмы разбалансированы, возможности перехода в другие состояния резко возрастают и сравнительно небольшие воздействия приводят к далеко идущим последствиям. Возникает известный в теории хаоса эффект бабочки, когда машущая крыльями бабочка может вызвать лавину событий, в результате чего за тысячи километров пойдет дождь. В человеческом обществе действуют не порхающие бабочки, а личности, активные и нередко облаченные властью. Их жизнь и дела обрастают легендами и нередко трудно разобраться, где кончается реальность и начинается миф. Понять, как создавались мифы Смутного времени, можно из записей современников - людей XVII века, страстных и предвзятых, склонных видеть мир в черно-белых красках.
  
  
   9.3. Мифотворцы Смутного времени
  
   Предвзятость источников. О Смутном времени остались многочисленные записи современников - русских и иностранцев. Казалось, историкам не составит труда воссоздать картину событий, но чем глубже анализ, тем больше сомнений возникает в достоверности сведений. Разочарованный Н. И. Костомаров писал: "Замечательно, что лживость, составляющая черту века, отразилась сильно и в современных русских источниках той эпохи до того, что, руководствуясь ими и доверяя им, легко можно впасть в заблуждения и неправильные выводы; к счастью, явные противоречия и несообразности, в которые они впадают, обличают их неверности". Следует заметить, что так же ненадежны и свидетельства иностранцев.
  
   В записях современников Смуты бросается в глаза невиданное раньше личное отношение к событиям. Писатели русского Средневековья тоже были пристрастны, но они мыслили в системе моральных координат православия и встроенности человека и общества в христианский Космос. Здесь же автор становился не только свидетелем, пусть пристрастным, а судьей и творцом истории. Подобный индивидуализм есть знак Нового времени, пришедшего в Россию. Тем более, это относится к запискам европейцев, ведь Новое время еще раньше появилось в Европе. Все это способствовало расцвету исторических мифов о Смутном времени.
  
  
   9.4. Русские современники Смуты
  
   Свидетели Смутного времени принадлежали к различным слоям общества: преобладали лица духовного звания, но были князья, дворяне, приказные. Происхождение и принадлежность к различным партиям определяли симпатии. Важное значение имело время написания: новые реальности и конъюнктура постоянно меняли оценку событий. Ниже рассмотрены основные русские сочинения о Смуте с 1598 по 1630 гг. в последовательности их написания. Главное внимание уделено не анализу содержания этих сочинений, что блестяще сделал С.Ф. Платонов еще на рубеже ХХ века, а личностям авторов и характеру их предвзятости в оценке людей и событий.
  
   "Повесть о честном житии царя и великого князя Феодора Иоанновича" была написана после смерти Федора, но до избрания царем Годунова, т.е., между 6 января и 3 сентября 1598 г. Автор, патриарх Иов, стал первым русским патриархом в 1589 г. благодаря покровительству Бориса Годунова. "Повесть" создана в жанре житийной литературы, но отличается от нее идейно: за традиционным для жития описанием жизни усопшего праведника скрыта неизвестная раньше в России агитация по выбору нового царя. Иов в самых возвышенных тонах описывает Федора Ивановича. Царь был "благочестив, милосерден, нищелюбив и странноприимец". При нем Россия цвела, и во всех делах ему помогал советник Борис Годунов. Этому "изрядному правителю" обязана Россия процветанием. Повесть подводит читателя к мысли, что для России не может быть лучше царя, чем Годунов - ведь Федор возложил на него свою златую цепь: "сим паки на нем преобразуя царского своего достояния".
  
   "Сказание о Гришке Отрепьеве" также прославляет избрание царя, но не Годунова, а Василия Шуйского. "Сказание" написано неизвестным автором во время подготовки к венчанию на царство Шуйского (1 июня 1606 г.). В нем автор обличает не только самозванца, но и Бориса Годунова - гонителя бояр и убийцу царевича Дмитрия. Согласно "Сказанию", народ понимал, что Годунов не истинный царь, и появление самозванца, назвавшего себя природным государем, привело к "смятению умов".
  
   Первым понял самозванство "ростриги" Василий Шуйский и он же первым от него пострадал. Князя отвели на казнь и он, при скоплении народа, объявил, что погибает от рук "врага християнского, от еретика, от Гришки... умирает за правду". Все же самозванец казнь заменил ссылкой. Возвратившись из ссылки, Шуйский видит, что самозванец и поляки вознамерились "разорить православную веру" и убить бояр и воевод. Тогда он с братьями обратились к москвичам и повели их в Кремль для расправы над "ростригой". Возглавлял их князь Василий, "скачюще на кони по площади и к рядам и вопиющи гласом велиим: Отцы и братия, православные християне! постражите за православную веру, побеждайте врагов християнских!".
  
   "Повесть како отомсти всевидящее око Христос Борису Годунову" сохранилась в составе сборника, известного под названием "Иное сказание". Известна ее сокращенная версия - "Повесть како восхити неправдою на Москве царский престол Борис Годунов". Повесть написана летом 1606 г. книгохранителем Троице-Сергиева монастыря Стахием. Стахий - поклонник боярского царя Василия Шуйского. Он ненавидит дворянских царей - Бориса и Лжедмитрия. Годунова он обвиняет в убийстве царевича Дмитрия и царя Федора. За его преступления Бог "попусти на него такого же врага и законопреступника... сынишку боярского Юшку Яковлева сына Отрепьева". В Москве расстрига разорил монастыри, соорудил "потеху" в виде треглавого ада, женился на "люторке" и волшебнице и "начат суботствовати римски, якоже обещася папе о том, в среду и в пяток и телчия мяса и прочие нечистоты ясти". Когда же замыслил перебить бояр и "всех православных христиан", против него выступил народ во главе с Шуйскими и расстригу убили. На престол был избран "всею Российскою областию" благочестивый, "всех благоверных царей корене" Василий Иванович Шуйский.
  
   В "Иное сказание" введен "Извет старца Варлаама...", где описано бегство из России чернеца Григория, объявившего себя в Польше царевичем Дмитрием. Долгое время "Извет" считали литературным вымыслом. Но Е.Н. Кушева (1926) и И.А. Голубцов (1929) доказали, что "Извет" основан на челобитной Варлаама Василию Шуйскому. В царском архиве нашли текст челобитной и указания на дело Варлаама. Старец написал "извет" (донос) по возвращении из Польши осенью 1606 г. В нем он признается в бегстве за границу с Григорием, будущим самозванцем. Старец всячески хочет убедить власти в своей невинности. Он не уверен, что заслужит прощение, и заканчивает просьбой послать его на Соловки, т.е. в ссылку. Но "Изветом" остались довольны, и Варлааму разрешили поселиться в Смоленске в Авраамиевом монастыре.
  
   Первым произведением, дающим оценку событий с точки зрения династии Романовых, является "Грамота утвержденная об избрании на Российский престол царем и самодержцем Михаила Федоровича Романова-Юрьевых", составленная в 1613 г. по поручению по поручению Земского собора. Цель грамоты - показать законность возвышения Романовых.
  
   "Пискаревский летописец" составил в 1612-1615 гг. в Нижнем Новгороде московский печатник, вероятно, Н.Ф. Фофанов. О Смуте в нем писали по меньшей мере два автора, примером чему служит записи о Годунове. Вначале о Борисе написано непредвзято - об опалах бояр там сказано: "поделом ли, или нет, то бог весть". Затем, после записей от 1592, 1593 и 1594 гг., появляется запись от 1591 г.: "Искони ненавистьник, враг роду християнскому и убийца человеком, злый раб ...Борис Годунов ...повелевает убити ...благороднаго царевича Дмитрея Ивановича углецкого". Выглядит это как приписка. "Пискаревский Летописец" составленный в Нижнем Новгороде, выделяется описанием заслуг земляка - Кузьмы Минина, и подробно повествует о походе Второго земского ополчения, освободившего Москву.
  
   "Хронограф 1617 года", написанный в Троице, доведен до 1617 г. Имя составителя неизвестно. В "Хронографе" Годунов представлен узурпатором, а Отрепьева сравнивают с Юлианом. Но отношение к Годунову мягче, чем в "Повести како отомсти". Автор примирительно пишет: "...не бывает же убо никто от земнородных беспорочен в житии своем". Об участии Бориса в убийстве царевича Дмитрия он осторожно пишет: "многи же глаголаху...". Мера добра и зла соблюдается и в оценке Годунова: "Аще бы не терние завистныя злобы цвет добродетели того помрачи, то могл бы убо всяко древьним уподобитися царем". Автор не видит заслуг Василия Шуйского в свержении самозванца. Царем он стал благодаря хитрости: в народ были посланы люди, его выкликнувшие. Иначе автор относится к Романовым: он превозносит их происхождение и заслуги.
  
   "Сказание" Авраамия Палицына - писалось с 1612 по 1620 г. Автор - келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий, по его словам сыграл важнейшую роль в освобождении Москвы и избрании на престол Михаила Романова. Авраамий, в мире Аверкий, происходил из древнего рода Палицыных. Предок его был прозван "Палицею" за то, что "действовал в боях железной палицей весом в полтора пуда". В молодости Аверкий служил воеводой в Коле, но в 1588 г. был сослан на Соловки, где принял монашество и имя Авраамий. В 1596 г. Авраамия перевели в Троице-Сергиев монастырь. При Шуйском он был "обласкан" и в 1608 г. назначен келарем - ведать монастырским хозяйством, а это 250 сел, 500 деревень и десятки тысяч крестьян. После свержения Шуйского Авраамий вошел в состав посольства к королю Сигизмунду: просить на престол его сына Владислава. Посольство успеха не имело, но король отпустил Авраамия с охранной грамотой и пожертвованиями, а митрополита Филарета отправил в плен в Польшу. Филарет не забыл ловкого келаря и, став патриархом, сослал его на Соловки. В 1620 г. старец завершил "Сказание", которое должно было оправдать его жизнь. Умер Авраамий в 1627 г. в Соловецком монастыре.
  
   "Сказание", или, как его называл автор, "История в память предыдущим родам", состоит из пяти частей и 77 глав. Первые шесть глав, написанные в 1610 г., известные также в отдельном списке под названием "Сказание киих ради грех попусти...", охватывают события от смерти Грозного до свержения Шуйского. Авраамий считает, что царевич Дмитрий сам подтолкнул Годунова к убийству ненавистью и "глумлением". В успехе самозванца автор винит не поляков и не коварный ум расстриги, а молчание русских людей. Его свержение произошло не трудами Шуйского, а по воле Бога. "Сказание" является главным источником сведений об обороне Троице-Сергиева монастыря от войск Яна Сапеги и Александра Лисовского. Авраамий находился тогда в Москве, где продавал монастырское зерно, но он использовал записки защитников и создал подробную хронику событий. Главная его мысль, что Троицкая обитель была спасена Божиим Промыслом и заступничеством святого Сергия.
  
Авраамий отводит себе решающую роль в освобождении Москвы от поляков. Он с архимандритом Дионисием рассылал грамоты по городам с призывом "приити в сход под царьствующий град Москву". Получив грамоты из Троицы, в Нижнем Новгороде избрали воеводой князя Дмитрия Пожарского, а помощником для "земские казны збору" - Козьму Минина [ни слова о почине Минина в сборе средств на ополчение!]. Войско пошло к Ярославлю и там остановилось. Тогда старец Авраамий поехал в Ярославль и молил спешить под Москву. Пожарский послушал старца и послал к Москве часть войска, сам же хотел остановиться в Троице, ибо боялся, что под Москвой его убьют казаки. Келарь же напомнил слова Евангелия: "Не убойтеся от убивающих тeло, души же коснутися не могущих". Оставив страх, пошел князь Дмитрий под Москву и Авраамия взял с собой.
  
   Подошел и польский гетман Ходкевич с войском. Три дня бились они с полками Пожарского. На третий день гетман нанес поражение русским и единственная надежда была на помощь казаков. Пожарский и Минин умоляли Авраамия просить казаков стоять против врагов. Келарь поспешил к казакам, поучил их Писанию и уговорил постоять за веру. Казаки, умилившись, пошли в бой с кличем: "Сергиев, Сергиев"! Поспешили и воеводы "и бысть врагом велика погибель".
  
   Без Авраамия не обошлось и избрание на царство Михаила Романова. Перед выборами царя, многие приходили к нему и говорили, что хотят царем Михаила. Старец возрадовался, пошел и возвестил Собору. Они же возблагодарили Бога. Наутро Собор избрал царем Михаила. Старца отправили в составе посольства в Ипатьев монастырь в Кострому бить челом инокине Марфe, чтобы благословила сына на царство. Инокиня же лишь слезы лила. Тогда Феодорит и Авраамий взяли иконы и вновь молили инокиню. И согласилась Марфа Ивановна. Венчался Михаил на престол в Успенском соборе в лeто 7121-е [1613].
  
   "Временник" Ивана Тимофеева составлен в 1616-1619 гг. Тимофеев служил дьяком в Москве, в 1607 г. был направлен в Новгород, где оставался после занятия города шведами; там он начал писать "Временник". Позже он работал дьяком в Ярославле, Нижнем и Астрахани и в 1628 г. вернулся в Москву. "Временник" Тимофеева содержит пять глав; полностью закончены главы о царствовании Ивана Грозного, Федора, Годунова и "расстриги". Пятая глава, о Шуйском, осталась незавершенной. "Временник" привлек внимание современников разработкой теории царской власти.
  
   Тимофеев - сторонник самодержавия. Он считает, что царь - наместник Божий на земле, и подданные не вправе его судить. Царство, потерявшее царя, подобно вдове, потерявшей мужа. Если Бог лишает государство царя, - это великое наказание. Тимофеев считает законными царями потомков Калиты и Романовых. Годунов и Шуйский, не говоря о "расстриге", - цари "мнимые", получившие престол не по наследству и не по избранию земли. Вокруг царя должны стоять лучшие, знатнейшие люди, привыкшие к управлению. В том, что Грозный, Годунов и самозванец стали приближать к себе незнатных людей - дворян, Тимофеев видит одну из главных причин Смуты.
  
   Тимофеева возмущает "рабо-царь" Годунов, возвысившийся "от низших степеней". Борису он приписывает все мыслимые преступления. Он вместе с Богданом Бельским тайно убил Ивана Грозного, он же пресек жизнь малолетнему Дмитрию и, как "глаголят неции", отравил царя Федора. Вместе с тем, Тимофеев признает ум Годунова, превосходящий разум даже умных царей, и его заботу о процветании России. Интересны зарисовки о хитростях Бориса при избрании царем. Когда народ у Новодевичьего монастыря молил его принять царский венец, он обернул плат вокруг шеи в знак того, что удавится, если они будут настаивать. Был там и некий "отрок наущен", забравшись под окно кельи царицы Ирины, он вопил "яко во уши той", умоляя благословить брата на царство.
  
   Рассказ Тимофеева о царствовании "ростриги Гришки" выдержан в ругательном тоне. Для сноба Тимофеева, Отрепьев "худого рода". Послан он, чтобы поразить страхом властолюбца Годунова. Был же "рострига" жесток, нагл и вместе дерзок, как Иуда. В отличие от других авторов, Тимофеев не утверждает, что Отрепьев сделал дочь Годунова Ксению своей наложницей. Он лишь предполагает: "И чудо, аще не бе ото отступника той тайноругательно что?". Не лучше относится Тимофеев и к "мнимому царю", Василию Шуйскому. Он обвиняет его, что тот воцарился без благословления патриарха и решения всей земли, что царствовал в блуде, пьянстве, пролитии невинной крови и в богомерзких гаданиях. Шуйский не смог навести порядка в стране и из зависти убил племянника - Михаила Скопина-Шуйского. За все это он был бесчестно сведен с престола и отправлен на позор в чужую землю.
  
   "Словеса дней и царей и святителей московских" Ивана Хворостинина привлекают внимание необычной для России начала XVII века личностью автора. Князь Иван Хворостинин в юные годы получил должность кравчего при дворе "царя Дмитрия" (Отрепьева). Иностранцы, бывшие тогда в Москве, объясняют причину его возвышения. Исаак Масса пишет, что самозванец "растлил одного благородного юношу из дома Хворостининых ... и держал этого молокососа в большой чести, чем тот весьма величался и все себе дозволял". Станислав Немоевский ему вторит: "Красивый юноша в 18 лет, невысокий и, как говорят, любимец великого князя a secretis". Фавор князя закончился со смертью самозванца. Царь Василий сослал его в монастырь. После свержения Шуйского Хворостинин участвовал в освобождении Москвы. При Михаиле Романове Хворостинин служил воеводой. В 1622 г. Хворостинина постигла опала. Ему вменили следующие "вины":
  
   "Впал в ересь... православную веру хулил, постов и христианского обычая не хранил ... образа римского письма почитал наравне с образами греческими ... говорил, что молиться не для чего и воскресенья мертвых не будет... всю Страстную неделю пил без просыпу, накануне Светлого воскресенья был пьян ... промышлял, как бы отъехать в Литву ... говорил в разговорах, будто на Москве людей нет, все люд глупый ... будто же московские люди сеют землю рожью, а живут все ложью".
  
   В 1623 г. князя сослали в Кириллов монастырь. Там он раскаялся, был прощен патриархом Филаретом и возвращен в Москву. Прощенью способствовали написанная им повесть "Словеса дней и царей" и трактат в стихах "Изложение на еретики-злохульники". Умер Хворостинин в 1625 г. Повесть "Словеса дней и царей" далека от вольномыслия; недаром в ее подзаголовке указано: "Написано для исправления и чтения любящих благочестие". В повести кратко описана история Смуты, но достоверность воспоминаний автора сомнительна.
  
   "Повесть книги сея от прежних лет ..." имеют дату написания, указанную в конце заглавия - "лето 7134-ое июля в 28-й день", т.е. 28 июля 1626 г. Известно несколько ее редакций. В одной из них в конце есть вирши, что "книги сей слагатай" сын князя Михаила "роду Ростовского сходатай", т.е. Иван Михайлович Катырев-Ростовский. В другой редакции указано авторство "многогрешного в человецех Семена Шаховского", - князя Семена Ивановича Шаховского. Есть списки без указаний на авторство. Список, написанный (или обработанный) Шаховским, носит название "Летописная книга" или "Хроника". Редакция Катырева-Ростовского от 1626 г. известна под названиями "Повесть книги сея" и "Повесть 1626 г".
  
   "Летописная книга" Семена Шаховского начинается с царствования Ивана Грозного, казнившего вельмож, "данных от бога". Сын его, Федор, царствовал безмятежно. Помощник его, Годунов, был "разумен в правлениях", но слушал ложные шептания и велел убить царевича Дмитрия. После смерти Федора, Бориса взывали на царство кто "от препростого ума своего", кто им научен был, а кто из страха. При Борисе страна процветала, но он "возлюбил доносы" и стал расправляться с боярами. Тогда Бог покарал Россию голодом, а на Бориса за кровь Дмитрия наслал самозванца. О "ростриге Гришке" сказано, что он продал душу дьяволу, обещавшему ему царство. Автор обеляет родственника, Н.М. Шаховского, и других воевод, перешедших на сторону самозванца: по егог словам, их насильно выдали расстриге. Выгорожен и другой родственник - Петр Басманов, убитый, защищая самозванца. О нем сказано, что "лепообразный и мужественный ополчитель болярин Петр Басманов" погиб "от народу".
  
   Шаховской не видит заслуги Василия Шуйского в восстании против "Ростриги". В цари Шуйский попал хитростью: его посланцы подговорили народ кричать за царя Василия. Он же виновен в смерти Михаила Скопина: "Отравлен бысть от царя Василия зависти ради". Удостоены похвалы полководцы Лжедмитрия II. [Шаховской "отбегал" к нему в Тушино]. Свержение Шуйского, его пострижение и передача полякам не вызывают у Шаховского сожаления. Зато он превозносит решение "всего царского синглита" во главе с патриархом Гермогеном избрать на престол королевича Владислава. [У Палицина Гермоген показан как противник избрания Владислава]. В отличие от "Сказания" Палицина, в "Летописной книге" Кузьма Минин показан истинным организатором второго ополчения.
  
   В "Повести 1626 г." Ивана Катырева-Ростовского, по сравнению с "Хроникой", меньше обвинений царям. Годунов здесь умирает от болезни, а не "божьего мщения". Смягчена критика царя Василия: поражение под Калугой не есть "проявление божия гнева", и он не виноват в отравлении Михаила Скопина - молодой князь умер своей смертью. Удостоены похвалы верные присяге воеводы, в частности, М.П. Катырев, до конца сражавшийся с самозванцем. Основной вывод автора: все цари, кроме самозванцев, законны. Измена им - клятвопреступление. Но Катыревы-Ростовские всегда оставались верны престолу.
  
   Во второй половине 1620-х годов была написана "Повесть о победах Московского государства...". Автор ее неизвестен. Судя по содержанию повести, он смоленский дворянин, участник войны с Болотниковым, похода Скопина-Шуйского, освобождения Москвы от поляков, последующих войн до 1619 г. Ему известны подробности обороны Смоленска в 1610-1611 гг. Эти боевые сюжеты легли в основу "Повести". Автор в самых возвышенных тонах пишет о царе Василии Шуйском, что было редкостью в 1620-е годы, и восхищается воинским даром, умом и красотой Михаила Скопина-Шуйского. Описана героическая оборона Смоленска и странствия смоленских дворян, получивших после падения города поместья в арзамаских землях. Со смолян началось нижегородское ополчение. Кузьма Минин, услышав, что храбрые смоляне поселились неподалеку, возрадовался и предложил собрать деньги, чтобы пригласить таких воинов в Нижний Новгород. Тема доблести смоленских дворян проходит красной нитью через повесть.
  
   "Рукопись Филарета" является одним из черновых вариантов летописи, над которой работали при патриаршем дворе в конце 1620-х годов. В "Рукописи" описан период от начала царствования Шуйского до воцарения Михаила Романова, т.е. 1606 - 1613 гг. "Рукопись" - одно из немногих произведений, написанных после низложения Шуйского, где его восхваляют. Утверждается, что князь Василий взошел на престол по единодушному желанию народа. Он благочестив, мудр, храбр и не любит проливать христианскую кровь. Его свержение произошло из-за измены бояр, предательства наемников и распущенности народа. Подобная апология, скорее всего заимствована из недошедшей до нас летописи Гермогена, ведь Гермоген, возведенный на патриаршество Шуйским, был его сторонником. Взгляды составителей черновика, очевидно, не удовлетворил патриарха Филарета и поддержку получила версия событий, известная как "Новый летописец".
  
   "Книга глаголемая новый летописец", обычно именуемая "Новый летописец",
   была завершена к 1630 г. и после одобрения патриарха Филарета стала официальной летописью династии Романовых. "Новый летописец" был составлен в результате совместной работы дьяков Посольского приказа и патриаршего штата. Текст летописца, содержащий 431 главу, представляет компиляцию из летописей, повестей и документов и охватывает период с 1584 по 1630 г. "Новый летописец" писался с целью обосновать право Романовых на царский престол. Лишь Романовы - "племя и сродство царское" могут быть наследниками "благочестиваго корени" московских царей. После смерти Федора Ивановича и до воцарения Михаила Романова не было на престоле по-настоящему законных царей. Годунов показан готовым на все честолюбцем. Он дважды организует заговор, чтобы убить царевича Дмитрия. Став царем, Борис жестоко преследует родственников Федора - Романовых. Страдания опальных Романовых описаны в подробностях, позволяющих предположить участие в их описании самого Филарета.
  
   Составитель летописи не симпатизирует Василию Шуйскому, отмечает сокрытие им убийства царевича Дмитрия и незаконное избрание на царство. Но он не склонен чрезмерно обвинять царя Василия. Василий не виновен в отравлении Скопина-Шуйского. Сведение Василия с царства показано как измена. Из духовенства восхваляется патриарх Гермоген и митрополит Филарет. Оба непреклонные борцы за Веру и Отчизну. Филарет готов скорее остаться в плену, чем согласиться на уступку полякам российских земель. Народ понимает, что только племянник царя Федора и сын великого рода боярина Федора Никитича Романова (Филарета) достоин Московского государства. Об избрании Михаила на престол и Филарета на патриаршество молила вся Русская земля.
  
   Истинные и ложные цари глазами современников Смуты. Представления о сакральной природе московских царей (царями называли великих князей, начиная с Василия Темного) сложились в первой половине XVI века трудами черного духовенства, в первую очередь, старца Спиридона, выводившего Рюриковичей из рода императора Августа, старца Филофея, утверждавшего, что Русское государство есть Третий Рим во главе с православным царем, и Иосифа Волоцкого, заявлявшего: "От вышнея Божия десница поставлен еси самодержец и государь всея Руси". Московская традиция поднимала русских царей несравненно выше византийских вазилевсов (императоров). Как пишет Б.А. Успенский, "в Византии наименование монарха василевсом (царем) отсылало, прежде всего, к имперской традиции - византийский василевс выступал здесь как законный наследник римских императоров. В России наименование монарха царем отсылало, прежде всего, к религиозной традиции, к тем текстам, где царем назван Бог". В Византии власть вазилевса существовала параллельно с властью православной церкви. В России при Иване IV царь встал над церковью и был ответственен лишь перед Богом.
  
   Другим отличием русских царей от василевсов был династический принцип. Династии василевсов были недолговечны: история Византии изобилует дворцовыми переворотами, к власти часто приходили люди незнатные и не греко-римляне. Среди императоров были фракийцы, иллирийцы, готы, исавры, армяне. Московским престолом от первого князя Даниила Александровича до Федора Ивановича владели Рюриковичи - потомки Александра Невского и Дмитрия Донского. Богоизбранность московских Рюриковичей означала при пресечении династии национальную трагедию несравнимую с династическими кризисами в европейских странах и тем более в Византии. В этом одна из причин Смуты.
  
   Русские современники Смуты не сомневались в божественной природе царской власти. Одни прямо писали, что царь есть наместник Бога на земле и хранитель вверенного ему царства, другие это подразумевали, но все понимали, что без царя нет России. Поэтому было важно отличить царя праведного от неправедного, ибо с праведным царем Московское государство расцветет, а с неправедным погибнет. Главный политолог тех времен, Тимофеев, различает царей "истиньйшихъ и природныхъ" и царей по внешнему подобию - "чрезъ подобство наскакающихъ на царство". Истинные цари есть цари праведные и не потому что милостивы, а потому что с ними Промысл Божий. Здесь "праведный" означает не "справедливый", но "правильный". В этом смысле, тиран Иван Грозный не меньше праведный царь, чем сын его, незлобивый Федор.
  
   Праведность, т.е. правильность, царей московской династии, идущей от Александра Невского, принимали все русские авторы, писавшие о Смуте. По-другому оценивали Годунова и Шуйского. Их восхваляли пока они царствовали, потом же осуждали за узурпацию престола. Патриарх Иов, обязанный Годунову патриаршеством, восхвалял Бориса еще до избрания царем. Остальные, писавшие после смерти Годунова, считали его царем неправедным. Василия Шуйского в годы царствования славословили, но после свержения большинство авторов сомневалось в законности его избрания. Зато про царствующего Михаила Романова все дружно утверждали, что он царь истинный, праведный, избранный по воле и мольбе всей земли.
  
   Рассуждения о праведных и неправедных царях не следует понимать буквально. Тот же Годунов был избран "всей землей" и был почитаем в народе до наступления в стране массового голода. Михаил Романов, напротив, избирался с трудом: он не был достаточно родовит - не Рюрикович и не Гедиминович, слишком молод (16 лет) и вместе с матерью и изменниками боярами до последних дней находился в занятом поляками Кремле. Родовитые бояре несколько раз отводили его кандидатуру. Лишь поддержка грозных тогда казаков, престиж отца, митрополита Филарета, сидевшего в плену в Польше, и, самое главное, близкое родство Михаила с праведным царем Федором Ивановичем (его дядей), склонили в его сторону выборных Земского собора.
  
   Особо следует сказать о самозваных "царях" и "царевичах", а их за время Смуты появилось больше двадцати. Все они, даже Тушинский вор, воспринимались как очередные злодеи, но расстрига или Гришка Отрепьев вызывал чувства, где смешивались возмущение и ужас. Всех поражала удачливость самозванца, его венчание на царство и царствование в Москве. О "ростриге" русские авторы писали больше чем об остальных самозванцах вместе взятых, ему посвящено "Сказание о Гришке Отрепьеве". В нем видели не просто злодея, но антицаря. Если законный царь получает власть от Бога, то антицарь - от дьявола. Тимофеев пишет, что расстригу на царство "венчали бесы" по указке дьявола. От дьявола идет колдовская сила Отрепьева, игрища бесов над его могилой и необходимость сожжения трупа "из боязни гнева земли".
  
  
   9.5. Европейцы о Смуте
  
   Европейцы в России начала XVII века. В конце XVI - начале XVII века в России появилась масса европейцев; некоторые из них оставили дневники или написали книги. Труды европейцев, оказали влияние на русскую мифологию о Смутном времени, но не сразу, а через два столетия, когда с ними ознакомились в России. В числе первых русских, использовавших подлинники и переводы европейских современников Смуты, были Карамзин и Пушкин.
  
   Европейцы, попадавшие тогда в Россию, делились на мирных и немирных. Одни приезжали по посольским и торговым делам, нанимались на воинскую службу, открывали мастерские. Были среди них "датцкие и аглянские и шпанские и францовские немецкие люди", "немецкие люди из шкот и цысаревы области, из голанских и борабанских земель". Всех их звали "немцами" и они искали выгод без завоевания России. В другую категорию входили поляки с "литвой". Их целью было завоевание русских земель. Первых иноземцев можно условно именовать "немцами", вторых - "конкистадорами".
  
   Название "конкистадоры" (исп., завоеватели) не случайно. Так о себе думали многие шляхтичи. Перед походом на Смоленск (1609) Сигизмунд III, чтобы убедить шляхту в легкости предстоящей войны, прибег к услугам Павла Пальчовского, написавшего сочинение с призывом завоевания Московии. Пальчовский сравнивал шляхтичей с конкистадорами, а Россию с империями Мексики и Перу. Он писал: "Несколько сот испанцев победили несколько сот тысяч индейцев. Московиты, может быть, лучше вооружены, но вряд ли храбрее индейцев". На завоеванных землях следует устроить колонии с польскими поместьями. "Веру и злые обычаи" русских следовало к "лучшему обратить", т.е. всех обратить в католичество. В 1609 г., по просьбе Сигизмунда III, папа утвердил в качестве небесного патрона похода на Москву святого Игнатия Лойолу, основателя ордена иезуитов.
  
   Разделение европейцев на "немцев" и "конкистадоров" условно и подвижно: наемники "немцы" легко меняли лояльность: сегодня служат царю, завтра - самозванцу, послезавтра - польскому гетману. "Свейские немцы" сначала выступали как наемники Василия Шуйского против поляков. После свержения царя Василия шведы превратились в "конкистадоров", таких же жестоких как поляки, но гораздо более лицемерных - черта, присущая людям протестантской цивилизации и в наши дни. И все же психологические различия между иностранцами очевидны: "немцев" интересует Россия - ее история и народы; для "конкистадоров" важно описание войны с русскими. "Немцы" тоже пишут о политике и баталиям, но их интересы шире и читать их интереснее.
  
  
   9.5.1 "Немцы" о Смуте
  
   Из современников о Смуте писали англичане - Дж. Горсей (1589 -1626), Дж. Уилкинсон (1605) и Г. Бреретон (1614), французы Ж. Маржерет (1607), Ж. О. де Ту (1607), итальянец А. Поссевино (1605), голландец И. Масса (1610), немцы - К. Буссов (1613), Г. Паерле (1608) и М. Шаум (1614), швед П. Петрей (1615). Наиболее интересны произведения Жака Маржерета, Исаака Массы и Конрада Буссова. Ниже кратко рассказано об авторах и их работах.
  
   "Состояние Российской империи и великого княжества Московии. ..." Жака Маржерета является одним из самых известных произведений о Смуте. Жак Маржерет происходил из "дворян мантии", но выбрал карьеру "дворянина шпаги". Он участвовал в гражданской войне во Франции на стороне Генриха Наваррского против Католической лиги. Затем перебрался на Балканы, служил в трансильванских и австрийских войсках, воевал с турками, перешел к полякам и в 1600 г. был принят в должности капитана на русскую службу. Во главе отряда "немцев" Маржерет участвовал в поражении войск Лжедмитрия I при Добрыничах. Позже он перешел к самозванцу и был начальником стрелков его охраны.
  
   После гибели "императора Димитрия" Маржерет уехал на родину, где рассказал об увиденном Генриху IV и в 1607 г. издал книгу. Вскоре он вернулся в Россию и оказался в Тушине, потом перешел к Сигизмунду. Вместе с поляками Маржерет пришел в Москву, где оставался до сентября 1611 г. Он отличился при обороне Кремля от восставших москвичей, был награжден Сигизмундом поместьями в России, но предпочел уехать. В 1612 г. Маржерет с группой наемников написали Пожарскому, предлагая свои услуги. Пожарский "с товарыщи" отказал им, ссылаясь на прошлое капитана:
  
   "... и тот Яков Маржерет, вместе с польскими а литовскими людьми, кровь крестьянскую проливал и злее польских людей, а в осаде с польскими и с литовскими людьми в Москве от нас сидел, и награбився государские казны, дорогих узорочей несчетно, из Москвы пошел в Польшу".
  
   Пожарский был прав, отказав предателю, но это нисколько не умаляет достоинств книги. Жак Маржерет имел острый глаз, говорил по-русски и умел описать все, что видел. А видел (и слышал) он немало. Вдобавок, капитан, возможно по незнанию, избегал модных тогда примеров из античной истории, не философствовал, а писал просто и доступно. Его книга была много раз переиздана во Франции, переведена и неоднократно издавалась в России. Труд Маржерета использовали французы - де Ту и Проспер Мериме, русские историки и писатели. Пушкин ввел Маржерета в трагедию "Борис Годунов".
  
   Книга Маржерета содержит любопытное описание России, но самое важное в ней - описание личности Лжедмитрия I. Автор рассказывает о приходе Дмитрия Ивановича в Россию, сражениях, переходе войска и воевод на его сторону, восстании в Москве, убийстве вдовы и сына Годунова - их удавили, "но был пущен слух, что они отравились", и воцарении Дмитрия Ивановича. Описано правление императора, которым автор искренне восхищен, приезд императрицы Марины, свадьба и убийство императора Дмитрия. Маржерет описывает внешность и благородный характер Дмитрия Ивановича. Он считает, что для христианского мира его гибель была большим несчастьем. Но он сомневается, что на площади было действительно тело императора (сам он болел и тела не видел).
  
   Маржерет отвергает мнение, что Дмитрием назвался беглый монах Григорий Отрепьев. Неверно и мнение иностранцев, что Дмитрий был поляк, трансильванец или даже русский, воспитанный иезуитами с целью, чтобы он стал императором. Если его воспитали иезуиты, то они научили бы его говорить и читать по-латински. Но он не знал латыни, даже имя свое писал неуверенно. Не так уж он жаловал и иезуитов: их было с ним всего трое и одного он отправил в Рим. А по-русски он говорил как нельзя лучше и лишь для красоты "вставлял порой польские фразы". Письма его на русском были так хороши, что ни один русский не мог найти повода для упреков. Непонятно и как иезуиты нашли подобного ребенка: "Я не думаю, чтобы взяли ребенка с улицы, и скажу мимоходом, что среди пятидесяти тысяч не найдется одного, способного исполнить то, за что он взялся в возрасте 23-24 лет".
  
   Ссылаются, что он насмехался над русскими обычаями. Но ведь русские "грубы и необразованны, без всякой учтивости, народ лживый, без веры, без закона, без совести". Дмитрий же воспитывался некоторое время в Польше, свободной стране, среди знати. Он стремился к исправлению и просвещению подданных. Если бы он чувствовал за собой вину, то породнился бы с русским родом, чтобы укрепить положение. Маржерет заключает: "Его красноречие очаровало всех русских, а также в нем светилось некое величие, которого нельзя выразить словами и невиданное прежде среди русской знати и еще менее среди людей низкого происхождения, к которым он неизбежно должен был принадлежать, если бы не был сыном Ивана Васильевича".
  
   "Краткое известие о начале и происхождении современных войн и смут в Московии ..." Исаака Массы содержит совсем иную оценку "Димитрия". Эта рукописная книга, сохранилась в списке, поданным автором в 1610 г. принцу Морицу Оранскому, наместнику Соединенных Провинций. Из книг о России, написанных иностранцами, "Известие" выделяется тем, что Масса знал и понимал русских. Этому способствовало то, что ему было всего 14 лет, когда он попал в Россию (1601). Его отец торговал сукнами и послал мальчика в Москву осваивать торговлю шелком. Предки Массы - выходцы из Италии, давно стали голландцами и кальвинистами.
  
   В Москве Масса провел 8 лет; он научился свободно говорить по-русски и завел обширные знакомства. Немало ему помогала способность "весьма ловко узнавать секреты других лиц", как отмечает граф Яков Делагарди; все же к кремлевским тайнам он допущен не был. Питаясь московскими слухами, Масса дословно повторил их в своей книге. Масса - один из немногих иностранцев тех времен, чьи заметки написаны без неприязни к русским. Он желает Московии процветания, но считает, что стране нужен новый Иван Грозный: "...такой царь нужен России, или она пропадет; народ этот благоденствует только под дланью своего владыки, и только в рабстве он богат и счастлив. Вот почему все пойдет хорошо тогда лишь, когда царь по локти будет сидеть в крови". В 1609 г. Масса покинул Россию, но не раз возвращался, совмещая торговлю и дипломатию.
  
   Свою книгу Масса начинает с Ивана Грозного, затем переходит к царствованию Федора Ивановича и возвышению Годунова. Бориса он рисует злодеем, но считает, что на злодейства его подталкивала жена. Но страной Борис правил успешно, и народ был им доволен. Масса описывает историю первого самозванца. Он считает, что за Лжедмитрием стоит Рим: папа "вознамерился надежными и быстрыми средствами одолеть и присовокупить эту страну именем Димитрия, сына покойного великого князя". По мнению Массы большой потерей для России было убийство сына Годунова, юного царя Федора, "который поистине был юный витязь и писаный красавец" и подавал надежды стать хорошим царем. Масса - талантливый писатель, и страницы о последних днях самозванца, написаны удивительно сильно.
  
   Автор ходил на Красную площадь и видел тело Дмитрия. Он осмотрел тело и убедился, что это царь, которого он много раз видел. Масса верит обвинениям в его адрес и считает, что под началом папы царь принес бы миру большие несчастья: "Нет сомнения, когда бы случилось все по его умыслу и по совету иезуитов, то он сотворил бы много зла и причинил всему свету великую беду с помощью римской курии, которая одна была движительницею этого". Масса описывает войну Шуйского с Болотниковым, победу Шуйского и "водяную казнь" пленных болотниковцев. Затем он переходит к появлению нового Дмитрия и новой осаде Москвы. Когда Масса уже плыл домой морем, он получил известие, что московиты под началом Скопина, вместе со шведами, освободили Москву. Автор заключает книгу с надеждой, что гнев Божий пройдет и мир снизойдет на Московию.
  
   "Московская хроника. 1584-1613" Конрада Буссова интересна в первую очередь тем, что автор провел в России большую часть Смутного времени - с 1601 по 1611 гг., и служил всем царям и самозванцам. Выходец из Люнебургского герцогства в Германии, Буссов избрал военную карьеру. Он долго жил в Лифляндии и служил полякам, а затем - шведам в должности "королевского ревизора и интенданта". В 1601 г. Буссов предложил Годунову сдать русским Мариенбург (Алысту) и Нарву. Попытка не удалась, и Буссов осенью 1601 г. переселился в Москву, где получил от Годунова поместья и должность офицера иностранных наемников. Буссов сражался против Лжедмитрия I, но когда тот пришел к власти, стал преданно ему служить.
  
   Убийцу "Дмитрия", Шуйского, Буссов возненавидел и осенью 1606 г. отъехал в занятую Болотниковым Калугу. Он остался в Калуге и после поражения Болотникова, продолжив борьбу против Шуйского на стороне Лжедмитрия II. После его убийства Буссов в 1611 г. перешел к королю Сигизмунду и вместе с поляками участвовал в подавлении восстания в Москве. Осенью 1611 он покидает Московию и селится в Риге. Там он написал книгу, используя собственные записи и сведения, полученные от русских и живших в Москве немцев. В подготовке книги Буссову помогал зять - пастор Мартин Бер, внесший в текст церковную образованность и знание латыни. В книге Буссова восхваляются немецкие наемники. Самые интересные страницы посвящены Лжедмитрию I, Болотникову и Лжедмитрию II.
  
  
   9.5.2 Польские "конкистадоры" о Смуте
  
   Поляки ли польские "конкистадоры"? О роли поляков в Русской Смуте сложились мифы, нередко противоречивые. К их числу относятся суждения о национальной принадлежности интервентов. В русских хрониках встречаются названия "литва" и "поляки", но чаще "поляки". "Поляками" их именуют дореволюционные и западные историки и литераторы. Советские историки предпочитали громоздкое название "польско-литовские интервенты". Сами польские авторы осторожно писали, что в походах на Россию участвовали граждане Речи Посполитой. Зато современные белорусские и украинские историки и публицисты, всячески подчеркивают, что в Смутное время вовсе не поляки, а белорусы и украинцы разбили русских под Клушином и взяли Москву.
  
   Действительно, среди интервентов преобладали уроженцы восточной части Речи Посполитой, т.е. Великого Княжества Литовского - Белоруссии и Литвы, и юго-восточных земель Королевства Польского - Украины. У большинства "поляков" - равно гетманов и простых солдат, деды, а нередко и отцы, считали себя "рускими" или "руськими" и исповедовали православие. Но сами они, чаще были католиками и общались по-польски. Иными словами, "поляками", разорявшими Россию, были люди Западной Руси, сменившие этнос. Называть их белорусами и украинцами, как это делают белорусские и украинские публицисты, значит, выдавать желаемое за действительное. Люди эти осознавали себя польскими или литовскими рыцарями. Главным для каждого являлось бесспорность его шляхетства, а кем были благородные предки - западнорусскими боярами, выходцами с коронных польских земель, ордынцами, приезжими немцами, не имело особого значения.
  
   Язык у шляхтичей Литвы и Украины был польский, хотя все с детства свободно говорили на местном "руском" диалекте. Жили и развлекались они на польско-шляхетский манер: охота и турниры перемежалась застольем и балами, где паны в кунтушах и ярких жупанах и паненки в платьях европейской моды танцевали полонез и кадриль. Вопросы чести решались на дуэлях: саблей шляхтичи владели с детства. По праздникам "рыцарство" с женами и дочерьми собиралось на службу в великолепные барочные костелы. Там завязывались знакомства и вспыхивали страсти. Эта яркая жизнь кипела в замках и фольварках, разбросанных среди бесчисленных деревушек, где "хлопы" упорно ходили молиться к своим бородатым попам. В глазах шляхты, местная православная культура была была мужицкой, а культура московитов - варварской. Стремление западнорусского дворянства стать дворянством польским объясняется не только привилегиями и "свободами" польской шляхты, т.е. выбором по расчету, но желанием жить по-польски "красиво", т.е. выбором эстетическим.
  
   Польский выбор во многом был решением женщин, желавших блистать на балах и свободно общаться с людьми своего круга. Не последнюю роль играло образование дворянских детей в школах, руководимых иезуитами. За спиной учителей иезуитов стояли знания Европы, намного превосходящие возможности православного образования даже в его более продвинутой западнорусской форме. Ополячивание западнорусского дворянства было добровольным, т.е. прочным: оно началось в XVI веке и в XVII веке, в основном, завершилось. Хотя часть шляхты сохранила православие, по лояльности она ничем не отличалась от соседей католиков. Вместе они выступали во всех предприятиях, в победах и поражениях. Русские современники Смуты, не вникали в этнические тонкости и называли завоевателей "поганой литвой", и еще чаще - поляками.
  
   Польские свидетели и участники Смуты. Среди поляков - очевидцев и участников Смуты, можно выделить две группы авторов. Одни больше писали о Лжедмитрии I - от его появления в Польше вплоть до гибели. К числу авторов, писавших о первом самозванце, относятся С. Борша, Я. Велевицкий, С. Немоевский, Н. Олесницкий, А. Госевский, А. Рожнятовский - автор "Дневника Марины Мнишек", и М. Стадницкий. Другие писали преимущественно о поздних событиях Смуты. К их числу относятся: Б. Балыка, С. Бельский, И. Будило, С. Жолкевский, Н. Мархоцкий, С. Маскевич, Я. Сапега.
  
   Пересказывать дневники и записки нет необходимости, но следует кратко сказать об авторах. Кроме ксендза Яна Велевицкого и мещанина Божко Балыки, все авторы были шляхтичами, некоторые из знати Речи Посполитой, в частности, гетман Станислав Жолкевский (позже, великий коронный гетман), послы Николай Олесницкий и Александр Госевский, троюродный брат великого канцлера Литвы Ян Петр Сапега. Все они имели достоинства и недостатки, типичные для "рыцарства" Речи Посполитой: гордые и независимые, жаждущие денег и добычи, но готовые на подвиг ради чести и славы, склонные к хвастовству, но беззаветно храбрые. Все они склонны преувеличивать победы и замалчивать поражения, уверенные в полном своем превосходстве над полчищами московитов.
  
   Наиболее объективен гетман Станислав Жолкевский, победитель под Клушином и устроитель присяги бояр королевичу Владиславу. Он отдает должное достойному противнику - Михаилу Скопину-Шуйскому. Но даже Жолкевский предвзят, когда дело касается его личных побед: в описании битвы под Клушино он завышает численность армии Дмитрия Шуйского и преуменьшает свои силы. Его победа гетмана над впятеро (или, по его словам, даже вдесятеро!) сильнейшим противником легла в основу мифа о военном ничтожестве русских.
  
  
   9.6. Исторические персонажи Смутного времени
  
   Портреты персонажей Смутного времени живописали несколько поколений историков - от Н.М. Карамзина до Р.Г. Скрынникова. Не следует думать, что "историзм" портретов означает близость к оригиналу. Ученые пользовались доступными им источниками, обычно неточными или предвзятыми, и воссоздавали исторические персонажи соответственно собственным пристрастиям. Дело в том, что о героях Смуты пишут на основании намеренных свидетельств. Понятие намеренные свидетельства предложил французский историк Марк Блок, разделивший исторические источники (свидетельства) на намеренные и ненамеренные. Как пример намеренного свидетельства Блок приводит "Историю" Геродота, а как пример ненамеренного - древнеегипетский погребальный папирус. Намеренные свидетельства создавались с расчетом в чем-то убедить современников или потомков. К их числу относятся летописи, хронографы, мемуары, дневники, беллетризованные письма, литературные произведения. Ненамеренные свидетельства люди оставляли в ходе своей жизни. Это предметы материальной культуры и письменные документы. К числу документов относятся разрядные книги, челобитные, деловая переписка, судебники. Для установления истины ненамеренные свидетельства надежнее намеренных, хотя и здесь случаются фальсификации.
  
   Намеренные свидетельства всегда содержат элементы мифологии, нередко придуманные самими авторами. Работая с ними, т.е. имея в качестве источников мифы, историк создает свою версию событий, по сути, новый миф, который принято называть нарративом. Нарративами являются исторические портреты героев Смутного времени, хотя историки предпринимали немало усилий, чтобы подкрепить свою версию документами. На основе исторических нарративов пишутся литературные произведения, которые далеко не всегда отстоят дальше от истины, чем версия историка. Литературное произведение, если оно талантливо, становится частью национальной мифологии, что произошло с пьесой А.С. Пушкина "Борис Годунов". Войдя в историческую память народа, литературные мифы в свою очередь влияют на историков. Ниже даны исторические и литературные портреты наиболее известных персонажей Смутном времени.
  
  
   9.7. Борис Годунов.
  
   Современники о Годунове. В истории России нет правителя, которому приписали столько низких преступлений как Годунову. По словам современников, коварство и тайные убийства Бориса были хуже тиранства. Если перечислить, что о нем писали и говорили, то получится длинный список. Путь цареубийцы Борис начал, тайно умертвив вместе с Богданом Бельским царя Ивана. При царе Федоре Годунов сослал в Углич царевича Дмитрия; сослал и повелел удушить князя Ивана Мстиславского; князя Ивана Шуйского заточил в монастырь и тайно удушил; умертвил в тюрьме князя Андрея Шуйского; обманом заманил в Россию племянницу Грозного - Марью Старицкую и сослал в монастырь, а ее дочь приказал убить. Устроил убийство царевича Дмитрия и, чтобы отвлечь народ, поджег Москву и навел на столицу крымского хана.
  
   Ослепил отравленным вином царя Семена Бекбулатовича. Уморил доброго царя Федора вместе с дочерью Феодосией, своей племянницей. Родную сестру Ирину (в иночестве Александру) отравил, чтобы не прокляла за убийство мужа. Обманом и насилием захватил престол. Заточил пятерых братьев Романовых и троих из них тайно уморил. Преследовал многие славные боярские роды. Вконец опостылел всем: "чиноначальникам земли" - за то, что разорял и избивал их, крестьянам - за отмену "Юрьева дня", духовенству и купцам - за потворство чужеземцам. Он же, Борис, уморил жениха своей дочери, а когда появился самозванец, то не смог его вынести и отравился сам.
  
   Те же современники восхваляли разум Годунова и стремление к благу государства. Князь Иван Хворостинин писал, что Борис, хоть и "лукав нравом", зато "боголябив", борец с мздоимством и укротитель лихоимцев. Старец Авраамий Палицын отмечает, что он был "разумен в царских правлениях". Иван Тимофеев обличал Годунова, но воздавал должное его правому суду и миролюбию. Одним словом, по словам русских современников, Годунов был худородный выскочка, запятнанный убийствами членов царской семьи и знатных бояр, но как правитель, он был мудр, справедлив и много сделал для России.
  
   Не отставали от русских жившие в России иностранцы. Они признавали коварство Годунова и считали, что беды, свалившиеся на Россию, в последние годы его царствования, - это Божья кара за грехи. Как пишет Конрад Буссов, Борису пришлось узнать, что хитрые уловки не помогут ему перед Богом, и хотя все его начинания были разумными, ни одно не кончилось добром: "Заключенные им союзы ... ни к чему не привели, все труды и старания, которые он с великим разумением положил на улучшения в стране, мало кем ценились, неслыханно обильная милостыня, которую он раздавал во время длившейся несколько лет ... дороговизны, не спасла бедный народ от сильного голода и мора в его стране, и люди гибли тысячами".
  
   Иностранцы признают ум и способности Бориса. Исаак Масса размышляет о причинах его успешного правления: "Могут подумать, каким образом Борис, не умевший ни читать, ни писать, был столь ловок, хитер, пронырлив и умен. Это происходило от его обширной памяти, ибо он никогда не забывал того, что раз видел или слышал; также отлично узнавал через много лет тех, кого видел однажды". Хвалит его правление и Буссов: "... он многие неисправные дела привел в полный порядок, многие злоупотребления пресек, многим вдовам и сиротам помог добиться справедливости".
  
   Начало карьеры Бориса. Борис Федорович Годунов родился в 1552 г. в семье помещика средней руки из обедневшего рода костромских бояр Годуновых. Происхождение Годуновых от ордынского мурзы Чета скорее всего миф. О самом татарском мурзе известно из "Сказания о Чете", составленном в Ипатьевском монастыре в начале XVII века. Монахи явно хотели угодить царю княжеской кровью ордынского предка. Слова Шуйского из пушкинского "Бориса Годунова" - "вчерашний раб, татарин, зять Малюты", не могли тогда прозвучать, ибо иметь в роду знатных ордынцев считалось почетным.
  
   После смерти отца Борис воспитывался дядей, Дмитрием Ивановичем Годуновым, и еще подростком попал ко двору Ивана Грозного. Дядя получил там чин царского постельничего. Жизнь при дворе царя Ивана, где сменялись фавориты, кончавшие на плахе, сделала из юноши искусного дипломата. Образования он не получил, хотя, вопреки мнению современников, умел читать и писать. Скрытность и навыки ведения интриг позволили Годуновым пережить все смены переменчивых симпатий Грозного, но они же сослужили с Борисом в расцвете его карьеры злую шутку - никто не верил в его искренность и благородство.
  
   Борис служил в ведомстве дяди и как он был опричником. Важным шагом в его карьере была женитьба на дочери всесильного опричника Малюты Скуратова. Брак этот ввел Бориса в круг лиц близких к царю. Смерть Малюты и отмена опричнины, казалось, должны были положить конец процветанию Годуновых, но они сумели вывернуться: Дмитрий Годунов сосватал царевичу Федору племянницу, Ирину Годунову. Вскоре у Годуновых возник местнический конфликт, и царь их поддержал. Обидчик Бориса, боярин Тулупов, был посажен на кол, а Борис получил за "бесчестье" его вотчину. Это была первая кровь на Борисе. Когда Грозный умер, Борис передал вотчину в монастырь.
  
   Годунов при Федоре Иоанновиче. Под конец жизни Иван Грозный возвел в бояре Дмитрия и Бориса Годуновых. Царь возложил на Бориса заботу о младшем сыне Федоре, женатом на его сестре. С юных лет слабый Федор привык полагаться на шурина. Несчастная гибель царевича Ивана сделала Федора наследником престола, но царь Иван в завещании не указал Бориса в числе его опекунов. Когда царь умер (1584), между боярами развернулась борьба за власть и Борис вновь оказался в числе советников Федора. При венчании Федора на царство (1584) Борис получил чин конюшего, звание ближнего великого боярина и наместника царств Казанского и Астраханского. В новом туре борьбы за власть Борис победил князя Ивана Мстиславского и заставил его постричься в монахи.
  
   В 1585 г. тяжело заболевает царь Федор и Борис направляет в Вену тайное посольство с предложением после смерти Федора выдать Ирину за австрийского принца и возвести его на российский престол. Но Федор выздоровел и, узнав о тайных переговорах, был глубоко оскорблен: "В дальнейшем кроткий царь не раз прибегал к палке, чтобы проучить шурина". Положение Бориса казалось безнадежным: в мае 1586 г. "московских людей множество" потребовало выдачи Годуновых. Бунта испугались сами бояре: перед народом выступил Иван Шуйский и сказал, что "им на Бориса нет гнева". Из толпы выступили два купца и сказали: "Помирились вы головами нашими: и вам пропасть от Бориса, и нам!". Но толпа разошлась. В ту же ночь купцы пропали без вести, Шуйские поняли, что борьба с Борисом только начинается. И тут они совершили ошибку - подали от имени бояр, митрополита, епископов и посадских, прошение Федору, чтобы он отправил жену в монастырь и "чадородия ради" сочетался вторым браком.
  
   Угрозы лишиться Ирины - единственное, чего не переносил Федор. Митрополит был лишен сана и пострижен в монахи. Оправившийся Годунов обвинил Андрея Шуйского в измене и переговорах с Литвою. Осенью 1586 г. в Москве вспыхнули волнения торговых людей в поддержку Шуйских, но Борис к ним был готов и подавил волнения. Андрея и Ивана Шуйских сослали в их вотчины, а шестерых "торговых мужиков" обезглавили. Заработали каты на Пыточном дворе, появились показания на Шуйских. Борис не спешил; только в 1588 г. он приступил к расправе. Действовал Борис в свойственной ему скрытой манере. Ивана Шуйского сослали в монастырь и заставили постричься; к нему приехал подручный Годунова Туренин, и герой обороны Пскова задохся от "огненного дыма". Андрея Шуйского заточили и он скоро умер. Младших Шуйских сослали.
  
   В том же 1588 г. были заключены в монастырь Мария Старицкая и ее дочь Евдокия - последние потомки Калиты по линии Андрея Старицкого, двоюродного брата Грозного. Мария, вдова ливонского короля Магнуса, вернулась в Россию в 1585 г. по приглашению Годунова. Через три года мать и дочь сослали в монастырь; семилетняя девочка там скоро умерла. Затем настал черед Нагих, враждебных Борису. За связь с Шуйскими в 1588 г. был заточен в монастырь Петр Нагой. В борьбе с Нагими Борис старался обесценить их главный козырь - возможность наследования престола царевичем Дмитрием, жившим вместе с матерью и ее братьями в Угличе. Угличский двор распространял слухи, что Годуновы пытались "окормить" царевича зельем. В ответ Московский двор в 1589 г. разослал по церквам приказ с запретом упоминать на богослужении имя Дмитрия как зачатого в седьмом браке, т.е. незаконнорожденного.
  
   Итак, в 1588-1589 гг. Годунов не только интриговал, но расправлялся с недругами, хотя без огласки. В этой связи Ключевский писал: "Летописцы верно понимали затруднительное положение Бориса и его сторонников при царе Федоре: оно побуждало бить, чтобы не быть побитым". Все же стоит помнить, страх часто приводит к ошибкам. Борис из страха не только совершал преступления, но делал ошибки. Такой ошибкой было удушение "дымом" Ивана Шуйского. Тайное убийство Рюриковича, героя войны с поляками, навсегда испортило репутацию Годунова и народ стал склонен верить любым слухам о нем.
  
   Угличское дело. 15 мая 1591 г. в Угличе погиб царевич Дмитрий. По призыву Нагих угличане тут же перебили людей, заподозренных в убийстве. Через два дня из Москвы прибыла следственная комиссия во главе с Василием Шуйским. Комиссия установила, что царевичем случилась "падучая", он упал и поранил себя ножом, которым играл с мальчишками в "тычку". Федор и патриарх Иов одобрили заключение комиссии. Много позже, после смерти самозванца, Шуйский отказался от своих показаний. Историк Скрынников согласен с выводами комиссии и считает, что в 1591 г. Борис не мог мыслить о троне и идти на риск пятнавшего его убийства. Логика эта не безупречна. Федор отличался слабым здоровьем, и Борис имел основания бояться, что престол перейдет к Дмитрию, пусть седьмому, но сыну царя Ивана. Приход Нагих означал для Бориса ссылку либо плаху. Если Борис и не помышлял тогда о царском венце, он не желал терять власть. А сохранить ее он мог только при царе Федоре и царице Ирине. Остальные претенденты представляли угрозу. Вот почему была пострижена Мария Старицкая и умерла ее дочь.
  
   Нельзя забывать и свидетельство английского дипломата Джерома Горсея, прожившего в России 17 лет, лично знавшего царей и бояр и свободно говорившего по-русски. В книге "Путешествия сэра Джерома Горсея" (1625 г.) он обвиняет Годунова в убийстве царевича Дмитрия. Во время событий в Угличе Горсей жил в Ярославле. Однажды ночью его разбудил стук в ворота:
  
   "Кто-то застучал в мои ворота в полночь. У меня в запасе было много пистолетов и другого оружия. Я и мои пятнадцать слуг подошли к воротам с этим оружием.
   -- Добрый друг мой, благородный Джером, мне нужно говорить с тобой.
   Я увидел при свете луны Афанасия Нагого, брата вдовствующей царицы, матери юного царевича Дмитрия, находившегося в 25 милях от меня в Угличе.
   -- Царевич Дмитрий мертв, сын дьяка, один из его слуг, перерезал ему горло около шести часов; [он] признался на пытке, что его послал Борис; царица отравлена и при смерти, у нее вылезают волосы, ногти, слезает кожа. Именем Христа заклинаю тебя: помоги мне, дай какое-нибудь средство!
   -- Увы! У меня нет ничего действенного. Я не отважился открыть ворота, вбежав в дом, схватил банку с чистым прованским маслом (ту небольшую склянку с бальзамом, которую дала мне королева) и коробочку венецианского териака.
   -- Это все, что у меня есть. Дай бог, чтобы ей это помогло.
   Я отдал все через забор, и он ускакал прочь".
  
   Известно также письмо Горсея лорду Берли от 10 июня 1591 г., написанное меньше чем через месяц после гибели царевича Дмитрия: "19-го числа... случилось величайшее несчастье: юный князь 9-ти лет... был жестоко и изменнически убит; его горло было перерезано в присутствии его дорогой матери, императрицы; случились еще многие столь же необыкновенные дела... После этого произошли мятежи и бесчинства". Здесь допущена неточность: Дмитрий погиб не 19-го, а 15-го мая 1591 г. Неточность эта объяснима - расстояние между Ярославлем и Угличем 245 верст и Нагому требовалось двое суток, чтобы, меняя лошадей, добраться из Углича до английского подворья в Ярославле.
  
   Приведенные факты не позволяют считать закрытым дело об Угличском убийстве. Борис Годунов продолжает оставаться подозреваемым. Есть, правда, косвенное подтверждение его невинности. В 1607 г., через полгода после канонизации "невинно убиенного" царевича Дмитрия, царь Василий Шуйский и патриарх Гермоген просили "прежнебывшего" патриарха Иова приехать в Москву, чтобы простить православных христиан в преступлении крестного целования. По приезде Иова, на Церковном Соборе от 16 февраля 1607 г. патриархи Иов и Гермоген и все высшее духовенство приняли "прощальную и разрешительную грамоту". В ней написано, что царевич Дмитрий "прият заклание неповинно от рук изменников своих", царь Борис избран законно и русские люди повинны в нарушении крестоцелования его наследникам. Собор не отрицал убийства Дмитрия, ведь его уже признали святым мучеником, но нет и намека на вину Бориса. Трактовка "грамоты" зависит от взглядов историка: ее трактуют и как реабилитацию Годунова, и как нужное Шуйскому освящение святости царской власти.
  
   После убийства годуновских чиновников в Угличе и поджогов в Москве Борис расправился с Нагими - мать Дмитрия, Марию, постригли и сослали в монастырь. Братьев Нагих разослали по тюрьмам, их приближенных казнили; сотни угличан и колокол с урезанным "ухом" сослали в Сибирь. Борис приобрел, наконец, твердую власть. Следующие семь лет прошли спокойно: Борис наслаждался полнотой власти, сказочными доходами с необъятных вотчин, почетом иностранных государей и титулами. В 1595 г. его титуловали: "царский шурин и правитель, слуга и конюший боярин и дворовый воевода и содержатель великих государств, царства Казанского и Астраханского". В эти годы не было казней и ссылок, что говорит о некровожадной натуре Бориса.
  
   Выборы Бориса на царство. Царь Федор умер в январе 1598 г., но перед смертью нанес Борису нежданный удар. На все вопросы послушного Борису патриарха Иова, кого назначить преемником, умирающий лишь тихо помянул волю Господа. Царице своей, Ирине, он наказал "принять иноческий образ". У Годунова были основания обидеться на царственного свояка. И Федор не удостоился пострижения и пышных одежд: вскрытие гробницы показало, что он был одет в скромный кафтан и даже сосуд для миро ему положили простой. Через девять дней после смерти супруга Ирина объявила, что уходит в монастырь, и отказалась от власти.
  
   Боярская дума объявила о созыве Земского собора для выбора царя. В Думе мнения разделились, но меньше всего там хотели Годунова. Борис опасался ездить в Думу и перебрался в Новодевичий монастырь, где приняла постриг Ирина. Он приказал не пропускать в Москву бояр, приглашенных Думой, и содействовать подбору правильных выборщиков. В Москву стали съезжаться выборщики Земского собора, в большинстве - духовенство и дворяне, желавшие избрать Годунова. За Бориса был и московский люд, ведь Годунов за свой счет отстраивал им дома после частых пожаров. 17 февраля патриарх собрал на своем подворье собор из сторонников Годунова, принявших решение об избрании его на царство. В Думе этого решения не признали, но и боярам не удалось уговорить народ присягнуть Думе.
  
   Земской собор организовал шествие к Новодевичьему монастырю. Там патриарх красноречиво, с примерами из византийской истории, призвал Бориса на царство. Борис со слезами отказал, ибо не мыслил посягнуть на "превысочайший царский чин". 21 февраля Иов после ночного богослужения собрал большую толпу и вновь привел к Новодевичьему монастырю. Борис вышел навстречу с иконами; все вошли в церковь; патриарх вновь призвал Бориса на царство, даже грозил ему; просили и грозили выборные бояре и дворяне; простой народ стал кричать, "лица их были багровы от усилия"; Борис стоял, потупив взор, но остался непреклонен. Он обмотал платок вокруг шеи, показал, что скорее удавит себя, чем станет царем, и ушел в покои сестры. Патриарх и высшие чины собора двинулись следом, вошли к царице и там умоляли ее и Бориса. Народ все кричал. Наконец, вышли и патриарх объявил, что "Борис Федорович пожаловал, хочет быть на великом Российском царствии". Закричали уже радостно, а патриарх повел Бориса в монастырский собор и нарек на царство.
  
   Но Годунов боялся венчаться на царство без присяги Думы. В конце марта патриарх в третий раз собрал шествие в Новодевичий монастырь. Иов просил Бориса вернуться в "царственный град". Борис со слезами сказал, что не хочет престола. Тогда по просьбе патриарха инокиня-царица повелела брату венчаться на царство. Указ царицы позволял обойти присягу Думы. 1 апреля Борис вернулся в Москву. Его тожественно встречали. Борис смиренно отказался от ценных подарков и с поклоном принял хлеб и соль. В Успенском соборе патриарх еще раз благословил его на царство. Меж тем в Думе бояре, наконец, договорились и решили передать престол Симеону Бекбулатовичу, великому князю Тверскому. Потомок Чингисхана и ордынских царей, он превосходил всех по родовитости, при Грозном год был российским государем и, что существенно, не лез в политику.
  
   Борис решение Думы как бы не услышал. Он решил отвлечь внимание "татарской угрозой". Разрядный приказ объявил, что войска Крымской Орды движутся на Москву. Годунов огласил, что лично возглавит поход на татар. К маю он собрал дворянское ополчение. Боярам оставалось либо занять положенные им "места" в войске, либо потерять заслуженное предками "место". Бояре предпочли сберечь фамильную честь. Огромное войско выступило в поход, но далеко не пошло. На приокских лугах вблизи Серпухова был выстроен "чудный" палаточный город, где воинство проводило время в смотрах, состязаниях и пирах. Борис щедро раздавал награды и разрешал боярские споры. Явились и татары, но не войско, а посольство, привезшее подарки из Крыма и получившее ответные дары. Через два месяца Борис с "победой" вернулся в Москву. Он действительно победил - думская оппозиция, как единая сила, перестала существовать.
  
   В августе Москва целовала крест новому царю. Осторожный Борис велел целовать себе крест не в зале Боярской думы, а в Успенском соборе под присмотром патриарха Иова. В тексте присяги подданные обещали "богоизбранному" царю "ни думати, ..., ни дружитесь, не ссылатись с царем Симеоном" и выдавать всех, кто захочет "посадити Симеона на Московское государство". Они клялись не изменять царю, не умышлять на его жизнь и здоровье, не вредить ядовитым зельем, не чародейством, доносить о заговорах, не уходить в иные земли. 3 сентября 1598 г. Борис Годунов венчался на царство в Успенском соборе. Во время венчания Борис не смог сдержать чувств и, обратившись к Иову, сказал громко: "Бог свидетель, сему: никто же убо будет в моем царьствии нищ или беден!". Взяв рукой за ворот рубахи, он добавил: "и сию последнюю разделю со всеми!".
  
   Борис - царь России. Царь Борис начал с благодеяний. Служилым людям выплатил тройное годовое жалованье. Сельский народ на год освободил от податей. Торговым людям даровал право беспошлинной торговли на два года. Многих знатных дворян Борис пожаловал должностями и чинами. Особенно щедро он пожаловал думных бояр: Борис на собственном опыте понял, что от них зависит судьба династии. Даже недругов он наградил: Федор и Александр Романовы и Богдан Бельский получили думские чины. Через пять месяцев после венчания Бориса состоялся Земский собор. На сей раз в нем участвовала Боярская дума в полном составе. Участники собора подписали документ, подтверждавший права Годунова и его наследников на престол. Все делалось по закону - основы правления династии Годуновых закладывались на века.
  
   Два первых года называют золотым веком царствования Бориса. Царь вникал в заботы каждого края. Все получили льготы: в Новгороде Борис сложил с гостей и посадских налоги и велел отдавать на откуп мелкие промыслы только посадской молодежи. В Корельском уезде дал налоговые льготы на десять лет; в Перми и Сибири освободил на год инородцев от ясака. Вдовы и сироты получали вспоможение. Сидевших в тюрьмах освобождали, ссыльных возвращали домой. Никого не казнили, даже разбойников. И все же Борис не был уверен в прочности династии. Он стал писать грамоты не только от себя, но от сына. Молитву о здравии Годунова и его дома - "чтобы юные, цветущие ветви Борисова Дома возросли благословением Небесным и непрерывно осеняли оную до скончания веков!" - требовалась читать на пирах при питье заздравной царской чаши.
  
   Постоянное напряжение сказалось на здоровье Бориса, с 1600 г. он постоянно болеет. Нет сомнений, что Борис задумывался о будущем Федора в случае своей смерти. В это же время поползли слухи, что царевич Дмитрий жив. Болезнь, мысли о сыне, слухи о самозванце многократно усугубили природную подозрительность Бориса и придали ей параноидальный характер. Расцвел сыск, возглавляемый троюродным братом Бориса Семеном Годуновым - человеком жестоким, энергичным, но неумным. По указанию Бориса Семен поощрял доносы боярских холопов на хозяев. Маржерет по этому поводу пишет: "Отныне, если слуга доносил на своего хозяина, хотя бы ложно, в надежде получить свободу, он бывал им вознагражден, а хозяина или кого-нибудь из его главных слуг подвергали пытке, чтобы заставить их сознаться в том, чего они никогда не делали, не видели и не слышали". Доносили не только холопы, но дети на отцов и жены на мужей. Тогда впервые заговорили о смуте в Московском государстве: "И от такова ж доводу в царстве бысть велия смута, яко же друг на друга доводяху".
  
   Самым крупным доносом было дело Романовых. Холоп Александра Романова подал извет, что тот хранит у себя волшебные коренья и хочет "испортить" царскую семью. А надо сказать, что Борис был очень суеверен и постоянно советовался с гадалками и ведунами. В ноябре 1600 г. стрельцы ворвались в романовское подворье. Там обнаружили корешки, которые показали Борису. Началось следствие об измене Романовых. Думские бояре, желая выслужиться, обвинили Романовых в покушении на жизнь царя. Наказанием за такое преступление могла быть только смертная казнь. Борис колебался несколько месяцев, а потом постановил постричь в монахи Федора Романова, а его младших братьев отправить в ссылку. Судьба оказалась милостивее к Федору (в монашестве - Филарету), чем к его братьям. Из них выжил лишь Иван; Александр, Василий и Михаил умерли в ссылке.
  
   Опале подверглись и родственники Романовых - князья Черкасский, Сицкий, Репнин, дворяне Карповы. Через несколько месяцев Борис вернул из ссылки Ивана Романова, князей Черкасского и Сицкого, нарядил следствие по поводу жестокого обращения с Василием Романовым, велел, чтобы монаху Филарету "не было нужи". Казалось, Борис не хотел извести Романовых. Василию и Ивану, сосланным в Пелым, он велел отвести двор с двумя избами и давать в день по калачу и по два хлеба, по части говядины и по три баранины, в постные дни рыбы, и не накладывать цепей. Но условия перевозки ссыльных в Сибирь были ужасны и люди умирали "естественно". Мы никогда не узнаем, был ли Борис искренен в желании облегчить ссылку Романовым или это было еще одно лицедейство.
  
   Другой жертвой Бориса стал Богдан Бельский. В 1599 г. царь удалил его из Москвы вроде бы с почетным поручением - строить на реке Донце город Царев-Борисов. Бельский там развернулся: быстро построил город и на свой счет содержал немалое войско. В веселый час он расхвастался: "Царь Борис в Москве царь, а я царь в Цареве-Борисове!". Служилые немцы донесли на него. Бельского вызвали в Москву (1602) и предали позорному наказанию - шотландец капитан Габриэль горстями вырвал ему бороду; потом Бельского сослали.
  
   Борис в голодные годы. Во время голода 1601 - 1603 гг. Борис делал все, что мог и умел. Главные усилия он направил на предотвращение голода в городах. Посады получили право платить за хлеб по твердой цене и отбирать его запасы. Скупщиков хлеба было приказано бить кнутом, а при повторной скупке сажать в тюрьму. Требование продавать хлеб по твердой цене привело к тому, что зерно стали прятать, нередко даже гноить. Царь приказал "сыскивать" хлеб по амбарам и лавкам, но у него не было "продотрядов". Да и наказание - отнятие излишков, мало пугало. Борис не пошел на массовые казни. Не решился он и ссориться с монастырями и боярами, не желавшими делиться запасами. В некоторых областях было изобилие хлеба, но Борис не смог организовать доставку. Не дозволял он и ввоз зерна из-за границы, чтобы Россию не считали бедной страной. Борис приказал продавать хлеб из царских житниц по низкой цене, но запасы быстро истощились.
  
   Царь не жалел денег на голодающих. Маржерет пишет о размахе его деятельности: "Борис велел ежедневно раздавать милостыню всем бедным, сколько их будет, каждому по одной московке... Сумма, которую император Борис потратил на бедных, невероятна; не считая расходов, которые он понес в Москве, по всей России не было города, куда бы он не послал больше или меньше для прокормления сказанных нищих. Мне известно, что он послал в Смоленск с одним моим знакомым двадцать тысяч рублей". Но помощь уходила как вода в песок. Маржерет сообщает, что прослышав о щедрости Бориса, люди бежали в Москву, "хотя у некоторых из них еще было на что жить", а попав в Москву, не могли прожить на милостыню и умирали в городе или на дорогах, возвращаясь домой.
  
   Масса связывает неудачу Бориса с бесчестностью чиновников. По его словам: "приказные, назначенные для раздачи милостыни, были воры, каковыми все они по большей части бывают в этой стране; и сверх того они посылали своих племянников, племянниц и других родственников в те дома, где раздавали милостыню, в разодранных платьях, словно они были нищи и наги; ... а всех истинно бедствующих, страждущих и нищих давили в толпе или прогоняли дубинами и палками от дверей; ...если же кому-нибудь удавалось получить милостыню, то ее крали негодяи стражники, которые были приставлены смотреть за этим. И я сам видел богатых дьяков, приходивших за милостынею в нищенской одежде".
  
   Борис понял свое бессилие и прекратил раздачу милостыни. Попытки Годунова остановить голод делают ему честь, но свидетельствуют о провале как администратора. Впрочем, у Бориса не было опыта: в России никто до него не пытался бороться с массовым голодом. Много жизней спас указ Бориса по временному восстановлению Юрьева дня. Борис разрешил крестьянские выходы в 1601 и 1602 гг. Мера эта позволила крестьянам уйти от помещиков, неспособных их помочь. Эта же мера вызвала возмущение мелких и средних дворян, считавших, что Борис их ограбил в пользу бояр, ведь голодающие крестьяне чаще всего укрывались на землях богатых вотчинников.
  
   Голод 1601 - 1603 гг. пошатнул власть Годунова. Доведенные до отчаяния крестьяне и холопы объединялись в разбойные шайки, сжигали дворянские усадьбы и грабили купцов. Особенно прославился атаман Хлопко; победа над ним далась в тяжком бою под Москвой, где погиб воевода И.Ф. Басманов (1603). Возврат на два года "Юрьева дня" разорил мелких и средних дворян и превратил их из силы лояльной Годунову в силу враждебную. За счет бегства боевых холопов, крестьян и даже дворян чрезвычайно усилилось не любившее Бориса казачество. Была утрачена и поддержка горожан: они стали свидетелями провала попыток милосердия Бориса и не верили в его искренность. Наконец, лояльность бояр к Годунову, всегда сомнительная, явно не укрепилась.
  
   Беда не приходит одна - на Годунова обрушились личные несчастья. В 1602 г. в Москве занемог и умер жених царевны Ксении, датский принц Иоганн. Для Ксении, это было горе, потеря любимого жениха. Для Бориса - крушение планов породниться с королевским домом и тревога за здоровье дочери. В сентябре 1603 г. умерла царица-инокиня Александра (в миру, Ирина). Порвалась ниточка, связывающая с Рюриковым домом. Судя по огромным вкладам за упокой души умершей, Борис любил сестру. Теперь вся его любовь обратилась к детям - Ксении и, особенно, Федору. Борис настолько оберегал 15-летнего сына, что боялся отпускать от себя. Он приучал его к рутине государственных дел, но не дал развиться самостоятельности, что губительно сказалось после смерти отца.
  
   Борис против самозванца. В начале 1604 г. Борису донесли, что в замке Адама Вишневецкого, на польской украине, появился юноша, объявивший себя Дмитрием, сыном царя Ивана. Расследование показало, что самозванцем является монах Чудова монастыря Григорий, в миру - сын боярский Юшка Отрепьев. Возмущенный Борис сказал боярам, что это их рук дело. Москва потребовала у князя Адама выдать самозванца, но получила отказ. Тогда в Литву послали "в гонцех на обличенье тому вору ростриге" его дядю, Никиту Смирного Отрепьева. Но полномочий Смирному не дали, и ему отказали во встрече с племянником. Вскоре Посольский приказ направил польскому двору письмо с упреками в поддержке самозванца. От имени короля посланцу было объявлено, что "Дмитрий" не получает помощи от Речи Посполитой. Недовольный ответом Борис отправил послания австрийскому императору и римскому папе. Он жаловался на поддержку Сигизмундом III беглого монаха Гришки. В самой России за разговоры о самозванце отправляли на дыбу.
  
   В середине октября 1604 г. самозваный царевич и его небольшое войско перешли русскую границу. Борис объявил по всему государству сбор армии. Призывали дворян, стрельцов, служилых городов, иноземцев, татар, мордву и бортников. Центром сбора огромной армии был назначен Брянск. В декабре произошла битва под Новгород-Северским. Царю доложили, что самозванец разбит, но ранен командующий, князь Ф.И. Мстиславский. Борис радовался победе, щедро раздавал награды. На самом деле, царские войска проиграли битву слабейшему противнику и лишь бунт недовольных поляков помешал "царевичу" развить успех. В январе 1605 г., произошла битва при Добрыничах. "Дмитрий" потерпел сокрушительное поражение и едва ушел от погони. Большая часть его войска была уничтожена.
  
   Снова Борис радовался, снова щедро раздавал награды. В Москве показывали пленных поляков (русских повесили после сражения). А в Комарицкой волости началась страшная расправа над присягнувшими Дмитрию крестьянами. Комарицкую волость населяли "дворцовые" крестьяне, приписанные к царскому двору. Годунов воспринял их отступничество как личную измену. На мужиков напустили татар "царева двора Исеитова полка". Расправа превзошла по жестокости новгородские казни Грозного. Бусов пишет: "Они повесили на деревьях за одну ногу несколько тысяч крестьян с женами и детьми и стреляли в них из луков и из пищалей". Автор "Иного сказания" утверждает, что убивали "не токмо мужей, но и жен и безлобивых младенцев". Страшные подробности казней описывает Масса и добавляет - "чем больше мучали людей, тем более они склонялись признать Димитрия своим законным государем".
  
   Разбитый под Добрыничами "царевич" укрепился в Путивле и с каждым днем становился сильнее: к нему подходили новые отряды, ему присягали новые города. Московские войска вели себя пассивно: осадили Рыльск, но взять не смогли и ушли, затем обложили маленький город Кромы и там застряли окончательно. 500 казаков атамана Корелы, засев в "норах земных", вырытых под сгоревшими стенами крепости, сковали огромную московскую армию. В лагере осаждающих начались болезни и дезертирство. Царь Борис уже не хвалил воевод, а перешел к обвинениям. Он писал им: "что здесь зделася вашим нерадением, столко рати побито, а тово Гришки не умели поимать". Как пишет летописец, угрозы царя заставили многих подумать, не перейти ли к "Дмитрию".
  
   Борис подослал в Путивль трех монахов подготовить заговор против самозванца, но их схватили и казнили. Царь уже не надеялся на старых полководцев. Теперь Борис возлагал надежды на молодого Петра Басманова, отстоявшего Новгород-Северский от самозванца. Но он не учел местнического самолюбия, значившего для Басманова больше присяги. Ошибка отца дорого стоила сыну Федору. Больной и никому не верящий царь утратил уверенность в себе. Он велел привести в Москву мать Дмитрия и выпытывал: вправду ли царевич погиб в Угличе. Все больше он склонялся к суевериям и обращался к ведуньям и прорицателям. Чувствуя как уходят силы, Борис беспокоился за будущее своей души и советовался с духовниками, врачами-немцами и юродивой - старицей Оленой.
  
   Многое говорит о раннем одряхлении Бориса. У него появилась старческая скаредность: начал проверять замки и печати на дверях дворцовых погребов, где хранились припасы. Часто он впадал в уныние и апатию. Дошли до него и слова самозванца: "а яз де буду к Москве как станет на дереве лист разметыватца". 13 апреля 1605 г., после обеда, Борис умер. Перед смертью его постригли. В "Новом летописце об этом сказано кратко: "Царю Борису, вставши из-за стола после кушанья и внезапу прииде на нево болезнь люта, и едва успе поновитись и постричи, и два часа в той же болезни и скончась". Дежуривший во дворце Маржерет сообщает что Борис умер от апоплексического удара. Слухи о самоубийстве Годунова являются лишь одной из многих враждебных ему легенд.
  
   Годунов в народной памяти. Несчастный царь Борис сохранил о себе в народе недобрую память. В старинных песнях его обвиняют в убийстве царевича Дмитрия и захвате престола:
  
   "Не лютая змея воздывалася,
Воздывался собака - булатный нож,
Упал он ни на воду, ни на землю,
Упал он царевичу на белу грудь,
   Убили ж царевича Димитрия,
Убили его на Углищи,
На Углищи на игрищи.
Уж как в том дворце черной ноченькой
Коршун свил гнездо с коршунятами!
Уж как тот орел Димитрий-царевич,
Что и коршун тот Годунов Борис,
Убивши царевича, сам на царство сел".
  
   Народная память приписывает Годунову и самоубийство: "Умертвил себя Борис с горя ядом змейным, || Ядом змейным, кинжалом вострыим".
  
   Годунов у Карамзина. Автор "Истории Государства Российского" не только добросовестно и талантливо пересказывал летописи, но главное, что его отличало, была искренность моралиста. Человеческие качества монарха значили для Карамзина больше его достижений, и он был склонен искать причины потерь государственных в утрате нравственных начал. Карамзин отмечает заслуги Годунов, как правителя, и не склонен огульно принять обвинения в его адрес. Он не верит, что Борис отравил дочь царя Федора и самого Федора, не верит в самоубийство и даже не поминает причастности Бориса к смерти Грозного и сестры Ирины. Тем не менее, приговор Карамзина суров:
  
   "Но имя Годунова, одного из разумнейших властителей в мире, в течение столетий было и будет произносимо с омерзением, во славу нравственного неуклонного правосудия. Потомство видит... Св. Димитрия издыхающего под ножом убийц, Героя Псковского в петле... Он не был, но бывал тираном; не безумствовал, но злодействовал подобно Иоанну.... Если Годунов на время благоустроил Державу, на время возвысил ее во мнении Европы, то не он ли и ввергнул Россию в бездну злополучия ...? Не он ли, наконец, более всех содействовал уничижению престола, воссев на нем святоубийцею?".
  
   "Борис Годунов" Пушкина. Взгляды Карамзина получили развитие в гениальной трагедии Пушкина "Борис Годунов". Пушкин работал над пьесой с ноября 1824 г. по ноябрь 1825 г., но и позже вносил поправки в текст. Напечатана пьеса была через четыре года, в 1831 г., и сразу вызвала критику. Большинство читателей не приняли новизну формы. В "Борисе Годунове" нарушены правила классических трагедий. Акты заменены небольшими сценами, исчезло единство места и времени действия, вместо одного главного героя появились два - Годунов и Самозванец, разрушено единство слога - в пьесе чередуются белый стих и проза. Еще больше замечаний вызвало содержание драмы. Любителей истории уже не устраивал подход Карамзина к событиям прошлого. Между тем, Пушкин близок к Карамзину в трактовке образа Годунова.
  
   Для Пушкина Годунов стал злодеем после убийства восьмилетнего царевича Дмитрия. Были и другие преступления Бориса. Сам Годунов о них не вспоминает, но Афанасий Пушкин в беседе с Василием Шуйским перечисляет вины царя перед боярами и народом:
  
   Нас каждый день опала ожидает,
   Тюрьма, Сибирь, клобук иль кандалы,
   А там - в глуши голодна смерть иль петля.
   Знатнейшие меж нами роды - где?
   Где Сицкие князья, где Шестуновы,
   Романовы, отечества надежда?
   Заточены, замучены в изгнаньи.
   .......
   Ну, слыхано ль хоть при царе Иване
   Такое зло? А легче ли народу?
   Спроси его. Попробуй самозванец
   Им посулить старинный Юрьев день,
   Так и пойдет потеха.
  
   Со своей стороны, Бориса возмущает человеческая неблагодарность и незаслуженные обвинения в преступлениях, которые он не совершал:
  
   Бог насылал на землю нашу глад,
   Народ завыл, в мученьях погибая;
   Я отворил им житницы, я злато
   Рассыпал им, я им сыскал работы -
   Они ж меня, беснуясь, проклинали!
   Пожарный огнь их домы истребил,
   Я выстроил им новые жилища.
   Они ж меня пожаром упрекали!
   ...
   Я дочь мою мнил осчастливить браком -
   Как буря, смерть уносит жениха.....
   И тут молва лукаво нарекает
   Виновником дочернего вдовства -
   Меня, меня, несчастного отца! ....
   Кто ни умрет, я всех убийца тайный:
   Я ускорил Феодора кончину,
   Я отравил свою сестру царицу -
   Монахиню смиренную... всё я!
  
   Во взаимных претензиях, казалось, больше правды на стороне Годунова. Ведь он действительно хороший правитель, много сделавший для страны, что не отрицают и враги. Но убийство царевича в моральном плане перечеркивает заслуги Бориса, обрекает на муки совести и делает неспособным противостоять тени, восставшей из гроба:
  
   И всё тошнит, и голова кружится,
   И мальчики кровавые в глазах......
   И рад бежать, да некуда.... ужасно!
   Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
  
   Для Пушкина Годунов - незаконный царь как и Самозванец и последовавший за ним Шуйский. Здесь Пушкин близок к Ивану Тимофееву, писавшему об "истинных царях" и царях "через подобие". У Пушкина, как у Тимофеева, Годунов, Самозванец и сменивший Самозванца Шуйский, - все цари "через подобие", то есть цари неправедные и неправильные. Но Годунов имел свой шанс стать царем правильным (истинным), если бы его не упустил, пойдя на убийство ребенка. В понимании прошлого Пушкин следовал даже не Карамзину, а поэтической интуиции, позволявшей ему ощущать народные чувства тех времен. Он воссоздавал не строгую историческую реальность, а народный миф.
  
   Современники Пушкина о Годунове. Публикации пьесы Пушкина предшествовала развернувшаяся с середины 20-х годов критика трактовки Годунова как убийцы царевича Дмитрия. В 1825 г. появились статьи Фаддея Булгарина, упрекавшего Карамзина за доверие к пристрастным свидетельствам недругов Бориса. По мнению Булгарина, Годунов был оклеветан боярами. Карамзина Булгарин побивает его же статьей от 1802 г., где нет ни слова о преступлении Годунова и восхваляется его избрание: "Россия в первый раз избрала себе государя торжественно и свободно". В романе "Димитрий Самозванец" (1829) Булгарин порицает Бориса не за злодейство, а за слабодушие и неспособность противостоять буре.
  
   В 1829 г. историк М.П. Погодин публикует статью, где доказывает непричастность Бориса к смерти царевича. Погодин считал, что Борис готовил царевичу смерть политическую, как незаконнорожденному, и не нуждался в его физическом устранении. По мнению автора, убийство было невыгодно Борису и непонятно, почему такой опытный царедворец использовал не "тихий яд", а "звонкий нож". Пушкин внимательно читал статью Погодина и написал на полях возражения. Когда его трагедия была издана, он подарил экземпляр Погодину. Позже Погодин записывает в дневнике: "К Пушкину, и с ним четыре битых часа в споре о "Борисе". Погодин сам написал драму "История в лицах о царе Борисе Федоровиче Годунове" (1832), напечатанную в журнале "Современник". В драме смерть Бориса связана не с угрызениями совести из-за убийства царевича (Погодин в него не верит), а с боярской изменой.
  
   С критикой пушкинского Годунова выступил издатель журнала "Московский телеграф" Н.А. Полевой. В статьях от 1831 и 1833 гг. он сожалеет, что Пушкин излишне положился на Карамзина: "... карамзинизм повредил даже совершеннейшему из его созданий - Борису Годунову". Основу неуверенности Бориса перед Самозванцем Полевой видит не в убийстве Дмитрия, весьма сомнительном, а в угрозе царю со стороны боярства. Огорченный за Пушкина, Полевой восклицает: "Как мог Пушкин не понять поэзии той идеи, что история не смеет утвердительно назвать Бориса цареубийцею!".
  
   Появляются и произведения, где Годунов представлен злодеем. В драме Е.Ф. Розена "Россия и Баторий" (1833) молодой Годунов плетет заговор с целью настроить Ивана Грозного против сына, царевича Ивана. Драма понравилась Николаю I, и он велел переделать ее для сцены, убрав, как маловажную, интригу Годунова. Под названием "Осада Пскова" пьеса была поставлена в 1834 г. В 1835 г. появляется драма М.Е. Лобанова "Борис Годунов". Пьеса написана в защиту преемственности царской власти. Убив царевича Рюрикова рода, Годунов нарушил легитимный принцип: "царей и царств святыня, наследственность им попрана безбожно".
  
   В 1836 г. А.А. Краевский публикует биографию Годунова, написанную с явной к нему симпатией. У Краевского, Борис - правитель, заботы которого направлены на благо России. Он желает насадить в России просвещение, но не понят современниками. У Краевского нет сомнений, что Борис непричастен к убийству царевича Дмитрия. Краевский уверен, что избранный царь может превосходить царя, получившего престол по наследству. О Годунове он пишет: "При том же он был первый избранный царь".
  
   Белинский о Годунове. В 1845 г. В.Г. Белинский публикует статью "Борис Годунов", где упрекает Пушкина в том, что тот "рабски во всем последовал Карамзину, - и из его драмы вышло что-то похожее на мелодраму, а Годунов его вышел мелодраматическим злодеем, которого мучит совесть". По Белинскому, Годунов - человек несомненно умный, но достигнув высшей власти, он не внес в русскую жизнь нового элемента - "без Годунова все пошло бы точно также как и с Годуновым". Сводить бесплодность Бориса к нечистой совести есть мелодрама. Да и обстоятельства смерти Дмитрия - дело темное. Больше оснований считать, что Борис не виновен в убийстве царевича.
  
   Белинский задается вопросом, почему Годунов, который делал для народа все, что мог, не был любим? И отвечает: Годунов не имел освященного веками права законного наследия. Чтобы заставить видеть в себе не похитителя власти, а властелина по праву, ему оставалось опереться на право гения. А гением Годунов не был. Здесь разгадка его судьбы: "... он хотел играть роль гения, не будучи гением, - и зато пал трагически и увлек за собою падение своего рода". Годунов был не больше, чем умный министр, способный вести страну по наезженной колее, но не переустроить государство. Не было у него и великого сердца: "... и потому он не мог не мучиться подозрениями, не бояться крамолы, не увлекаться личным мщением и, наконец, не сделаться тираном". Трудно сказать, пишет Белинский, который из Годуновых более трагическое лицо - цареубийца, наказанный за злодеяние, или достойный человек, павший из-за недостатка гениальности.
  
   Белинский ошибся в оценке гениальной трагедии. Главной его ошибкой было отрицание ее сценических достоинств. Время рассудило в пользу Пушкина. После длительного запрета пьеса была поставлена в 1870 г. и затем неоднократно ставилась в театрах. Особое место занимает опера М.П. Мусоргского "Борис Годунов" (1869), с либретто, созданным композитором по мотивам трагедии Пушкина. Опера была поставлена в 1874 г. на сцене Мариинского театра и имела громкий успех, но позже была снята. В 1896 г. Н.А. Римский-Корсаков создал новую редакцию оперы, получившую наибольшее признание. Опера "Борис Годунов" с участием Ф.И. Шаляпина в роли Бориса Годунова (1908) стала триумфом русского оперного искусства и вошла в число шедевров мировой оперы.
  
   Годунов в драмах А.К. Толстого. Образ Годунова в драматургии получил развитие в трилогии А.К. Толстого "Смерть Ивана Грозного" (1866), "Царь Федор Иоаннович" (1868) и "Царь Борис" (1870). В трактовке Годунова Толстой следует Карамзину и Пушкину. Борис у него талантливый человек, радеющий о России, но рвущийся к власти и готовый ради нее на любое преступление. В "Смерти Ивана Грозного" Толстой идет дальше Карамзина и делает из Годунова цареубийцу. Он показывает как Борис ускоряет смерть больного царя, намеренно вызвав у него психологический шок.
  
   В "Царе Федоре Иоанновиче" показано как Борис, пользуясь доверием царя Федора, творит злодеяния: отправляет в тюрьму на смерть Ивана Шуйского и подсылает убийцу-мамку к царевичу Дмитрию. Хитрый Борис стремится не оставлять следов. Он приставляет в тюрьму к Шуйскому его смертельного врага Туренина, но не говорит прямо "убей его". Отправляя в Углич мамку Волохову, Годунов, в беседе с Клешниным, исполнителем тайных дел Бориса, упомянув, как ему мешает Дмитрий, трижды со значением повторяет: "Скажи ей, чтобы она царевича блюла!". В третьей драме, "Царь Борис", показана расплата Годунова за преступления. Народ им недоволен. Заболевает и умирает жених дочери Ксении. Меж тем, в Северской земле появился с войском самозванец. Борис обращается к пыткам и казням, посылает против него войска. Но Самозванец, многажды разбитый, вновь собирает войско. Борису умирает от скорби, призывая бояр служить Федору и помнить, что от "зла лишь зло родится".
  
   Годунов у историков второй половины XIX в. В "Истории России с древнейших времен" (тома 7 и 8, 1857 и 1858 гг.) С.М. Соловьев дает оценку Годунову. По его словам, Годунов не смог "явиться царем и упрочить себя и потомство ... по неуменью нравственно возвыситься в уровень своему высокому положению". Неуверенность в своих правах развила в нем болезненную подозрительность, заставившую осквернить царство неслыханными доносами. Этим он раздражил родовитых людей и уничтожил уважение к себе. В результате, он пал "вследствие негодования чиноначальников Русской земли". Немалую роль сыграло убийство царевича Дмитрия. Соловьев пришел к заключению, что в записях современников об убийстве царевича людьми Годунова нет противоречий, тогда как следственное дело об убийстве царевича выглядит подозрительно.
  
   Н.И. Костомаров оставил исторический портрет Годунова в "Русской истории в жизнеописании ее важнейших деятелей" (1873-1888). Костомаров ценит ум и целеустремленность Бориса, но, вслед за Белинским, отмечает его ограниченность как правителя: "Ничего творческого в его природе не было. Он неспособен был сделаться ни проводником какой бы то ни было идеи, ни вожаком общества по новым путям ... Всему хорошему, на что был бы способен его ум, мешали его узкое себялюбие и чрезвычайная лживость, проникавшая все его существо, отражавшаяся во всех его поступках". Историк уверен, что Годунов убил царевича Дмитрия и издал закон, отменяющий "Юрьев день".
  
   Историки начала ХХ века о Годунове. В трудах историков начала ХХ века - В.К. Клейна, В.О. Ключевского и С.Ф. Платонова наметилась переоценка личности Годунова. Клейн по расположению пятен от воды на листах Угличского следственного дела восстановил их порядок и установил, что рукопись ни в какой части не фальсифицирована. Ключевский в лекции о Годунове в "Курсе русской истории" назвал один из разделов "Толки и слухи про Бориса". Он пишет о зыбкости доказательств сторонников и противников убийства царевича Дмитрия. В летописных сказаниях вроде нет противоречий, каких полно в следственном деле, но и тут сомнение: уж больно неосторожно ведет себя Борис. Неудачные попытки отравления царевича сменяются неуклюжим убийством. Мало похоже на умного Годунова и мастера своего дела, Клешнина. Как бы то ни было, заключает Ключевский, Рюрикова династия "вымерла нечисто, не своею смертью".
  
   Больше расположен к Годунову Платонов. Историк исходит из ключевого вопроса о причастности Бориса к смерти царевича: "Если Борис - убийца, то он злодей, каким рисует его Карамзин; если нет, то он один из симпатичнейших московских царей". Платонов показал, что все редакции сказаний об убийстве царевича Дмитрия, написаны после его канонизации (1606), т.е. намного позже его гибели (1591). При этом, "Иное сказание", очень влиявшее на позднейшие компиляции, вышло из лагеря Шуйских, врагов Годунова. Но были авторы, вообще не упоминающие о смерти Дмитрия.
  
   По мнению Платонова, Бориса можно обвинить, если будет доказано хотя бы одно из следующих положений: 1. Исключено самоубийство Дмитрия или подложность следственного дела; 2) Доказана возможность предвидеть, что у Федора не будет детей; 3) Исключены все другие лица, заинтересованные в убийстве царевича. До разрешения этих вопросов, обвинение Бориса стоит на шаткой почве: "Он перед нашим судом будет не обвиняемым, а только подозреваемым; против него очень мало улик". Платонов явно симпатизирует Годунову: "По мерке того времени, Борис был очень гуманной личностью, даже в минуты самой жаркой его борьбы с боярством: "лишней крови" он никогда не проливал, ... сосланных врагов приказывал держать в достатке, "не обижая". Не отступая перед ссылкой, пострижением и казнью, не отступал он в последние свои годы и перед доносами, поощрял их; но эти годы были ... ужасным временем в жизни Бориса, когда ему приходилось бороться на жизнь и смерть".
  
   Советские историки о Годунове. Советских историков интересовала социальная политика Годунова, в частности, его роль в установлении крепостного права. Б.Д. Греков и С.Б. Веселовский изучили введение запретов на переходы крестьян в осенний "Юрьев день" (26 ноября по старому стилю). Эти запреты, вводимые лишь на определенный период времени - "заповедные лета", еще не имели характера общего закона. В.И. Корецкий обнаружил прямое указание, что общий запрет на крестьянские переходы был сделан при Федоре Ивановиче. Однако указа царя Федора найти не удалось. Известна справка Поместного приказа, составленная в 1607 г. при Василии Шуйском. Там сказано: "При царе Иоанне Васильевиче крестьяне выход имели вольный, а царь Федор Иоаннович, по наговору Бориса Годунова, не слушая совета старейших бояр, выход крестьянам заказал, и у кого колико тогда крестьян где было, книги учинил".
  
   Речь здесь идет о переписи "тяглых людей" для сбора налогов, проведенной в 1592-1594 гг. Писцовые книги легли в основу крестьянской крепости. Во время голода 1601-1602 гг. Годунов временно восстановил "Юрьев день" и разрешил частичный выход крестьян от неспособных их прокормить помещиков. Меры эти говорят, что Годунов пытался помочь голодающим, но сама их временность свидетельствует, что крепость на крестьян уже была наложена. Таким образом, советские историки установили, что закрепощение крестьян, хотя еще неполное, произошло во время правления Годунова.
  
   Монография Р.Г. Скрынникова "Борис Годунов" (1978) и сегодня является лучшей книгой, написанной профессиональным историком о Годунове. Скрынников документировано доказывает несостоятельность многих обвинений против Бориса, но не закрывает глаза на использование им любых средств для захвата и удержании власти. Главным итогом правления Бориса Скрынников считает утверждение крепостного права, упрочение дворянских привилегий и, как ответ, недовольство социальных низов, приведшее к падению династии Годуновых.
   Образ Годунова в искусстве ХХ века. Интерес к Годунову в ХХ веке поддерживался в основном за счет драмы Пушкина и оперы Мусоргского "Борис Годунов". Особенно популярна опера, где во времена взлета удавалось достигнуть органический синтез гениальной музыки, драматургии, сценического и оперного искусства. Были созданы с полдюжины ее редакций. Сам Мусоргский оставил две; Н.А. Римский-Корсаков сделал еще две (1896 и 1908), одну редакцию и оркестровку предложил Д.Д. Шостакович (1959) и две редакции были созданы в 50-е годы Д. Гутманом и К. Ратгаузом для нью-йоркской Метрополитен-опера. В 1954 г. Мосфильм снял фильм-оперу "Борис Годунов" в постановке Большого театра СССР (режиссер В.П. Строева).
  
   В 1986 г. Мосфильм выпустил двухсерийный фильм "Борис Годунов", снятый по драме Пушкина (режиссер С.Ф. Бондарчук, он же исполняет роль Бориса Годунова, его дочь, Елена, играет Ксению, дочь Бориса). Несмотря на выразительность батальных сцен, экранизация пьесы оказалась неудачной. Бондарчук потерял Пушкина: пушкинский лапидарный стих не звучит на фоне псевдоисторических излишеств. Лишь в отдельных сценах, таких как сцена в корчме, текст драмы и актерская игра сливаются в одно целое. Впрочем, больше всего фильму повредили политические события: "перестройка", конец карьеры Бондарчука как секретаря правления Союза кинематографистов СССР и крах самого СССР.
  
   Роман Ю.И. Федорова "Ложь" (1988), положил начало трилогии "Борис Годунов" (1994). Трилогия представляет советский исторический роман с типичными достоинствами и недостатками. Достоинством является боязнь исказить историю в угоду занимательности. Недостатком - классовый шаблон в изображении героев. Простые люди - крестьяне, стрельцы, обычно хорошие, а бояре плохие. Царь, что характерно для советских романов о допетровской Руси, дан как герой положительный. Главная задача Бориса - обустроить и укрепить Россию, но он идет на преступления и обман в достижении власти. Годунов повинен в отравлении Грозного и в убийстве царевича Дмитрия. Тем не менее, смерть Бориса, показана автором как несчастье для России.
  
   Роман В.В. Куклина "Великая Смута" (2006) не имеет ничего общего с советской традицией. Автор не ограничивает полет фантазии и строит сюжет вокруг организации Смуты иезуитами с помощью демонического атамана Заруцкого. При этом, Куклин оказался осторожнее Федорова в описании "злодеяний" Бориса: он не приписывает ему отравление Ивана Грозного и Угличское убийство. Заметен другой перекос - идеализация Годунова. Автор явно переоценивает его благородство. Большую часть карьерных хитростей Годунова, он списывает на придуманную им мамку Аглаю, а преступлений - на Семена Годунова, возглавлявшего политический сыск. Роман Куклина читается с интересом и может породить новые исторические мифы.
  
   Облик и характер Бориса. На современников внешность Бориса и манера держаться производили благоприятное впечатление, хотя они же писали о его отрицательных чертах. Князь Иван Катырев-Ростовский описал его в следующих выражениях: "Царь Борис благолепием цветущ и образом своим множество людей превзошед, возрасту [роста] посредство имея; муж зело чюден и сладкоречив велми, благоворен и нищелюбив и строителен велми, о державе своей попечение имея и многое дивное о себе творяше". Самым лестным образом отзывается о Борисе хорошо с ним знакомый Джером Горсей: "Он статен, очень красив и величествен во всем, приветлив, при этом мужествен, умен, хороший политик, важен, ему 50 лет".
  
   Борис понравился и англичанам, прибывшим с посольством в Москву в 1604-1605 гг.: "...это был рослый и дородный человек, своею представительностью невольно напоминавший об обязательной для всех покорности его власти; с черными, хотя редкими волосами, при правильных чертах лица, он обладал в упор смотрящим взглядом и крепким телосложением". Исаак Масса меньше склонен восхищаться внешностью Бориса: "Борис был дороден и коренаст, невысокого роста, лицо имел круглое, волоса и бороду - поседевшие, однако, ходил с трудом по причине подагры, от которой часто страдал. ... у него была сильная память, и хотя он не умел ни читать, ни писать, тем не менее знал всё лучше тех, которые много писали; ему было пятьдесят пять или пятьдесят шесть лет".
  
   Говоря о Борисе как человеке, следует подчеркнуть его несклонность проливать кровь, если он мог без этого обойтись. Разгром Комарицкой волости пришелся на последний год его жизни, и трудно сказать, был ли здесь приказ царя или все решили сами воеводы. Не любящий Годунова Костомаров писал: "Борис не был человек злой, делать другим зло для него не составляло удовольствия, ни казни, ни крови он не любил. Борис даже склонен делать добро, но это был человек из тех недурных людей, которым всегда своя сорочка к телу ближе и которые добры до тех пор, пока можно делать добро без ущерба для себя; при малейшей опасности они думают уже только о себе и не останавливаются ни перед каким злом". Здесь все верно, кроме возмущения автора. Годунов был в первую очередь политик, а политики именно таковы; думать иначе есть идеализм, простительный в XIX, но не в XXI веке. При всем том, Борис - любящий муж и отец. Не предавал он и верных людей, но их почти не было. В этом - вина и беда первого выборного царя России.
  
   Дела Бориса Годунова. Если обратиться к тому, что изменилось в России за 20 лет пребывания Бориса у власти (13 лет при Федоре и 7 лет царем), то можно оценить итоги его правления, независимо от мнения авторов, по критериям ненамеренных свидетельств. Факты таковы. За время правления Годунова была покорена большая часть Западной Сибири, русские встали там твердой ногой - замирили татар и остяков, строили остроги и города; были возвращены утраченные в Ливонской войне земли вокруг устья Невы; завершилось начатое при Грозном освоение русского Черноземья. В России было построено более 40 городов и острогов, в том числе: Воронеж, Белгород, Елец, Курск, Ливны, Новохолмогоры (Архангельск), Оскол, Самара, Саратов, Царицын, Цивильск, Уржум, Царев, Яик, Тюмень, Тобольск, Томск. Почти 20 лет страна не вела больших войн - лишь поход самозванца грозил перерасти в серьезную войну, но ее прервала смерть Годунова.
  
   Другие итоги не радужны. Россия восстановила хозяйство, подорванное войнами Грозного и оправилась от демографического кризиса 1568-1571 гг., но голод 1601-1603 гг. вызвал новые потери, так что общий прирост населения за 20 лет был невелик. Нелюбовь (и неспособность) Бориса к войнам не позволила России добиться от шведов права морской торговли на Балтике. Дворянство, не прореживаемое войнами, численно приросло и обнищало. За годы правления Годунова положение крестьян ухудшилось, они были закрепощены. Ответом голоду и закрепощению стали разбойные отряды (восстание Хлопко). Десятки тысяч бежали на юг России и к казакам; возникла критическая масса вооруженных людей недовольных царем и жаждущих перемен.
  
   Важнейшим достижением Бориса было учреждение Московской патриархии (1589). Окрепло и международное положение страны. Схлынула волна русофобии. Россию, пусть условно, но признали государством Христианского мира. Годунов обменивался подарками с королевой Англии и австрийским императором. На Востоке он был в союзе с шахом Ирана. Крымский хан, потерпев поражение под стенами Москвы (1591), не решался вторгаться в русские владения. Победа не была заслугой Бориса, но в сдерживании хана он сыграл важную роль. Годунов всячески расширял контакты с европейскими странами. Он поселил в Москве ливонских купцов и дал им деньги на торговлю. Приглашал немецких промышленных и воинских людей. Послал несколько молодых дворян учиться в Европу.
  
   Борис любил строить. Обычно называют колокольню Ивана Великого, водопровод с насосом в Кремле, каменные лавки, первые в Москве богадельни, но несравненно важнее было крепостное строительство. Все города, построенные при Борисе, были крепости. В Москве воздвигли каменные стены Белого города, в Астрахани - кирпичный кремль. Крупнейшим сооружением стала Смоленская крепостная стена, известная как "Годуновская стена", а ныне как Смоленский кремль. В 1596 г. Борис сам указал места для стен и башен и произвел закладку стен. Вернувшись, Борис сказал царю Федору, что Смоленск станет "ожерельем всей Руси православной". Строительством ведал лучший зодчий, Федор Конь. Годунов не жалел средств: он предвидел войну с Польшей. Крепостная стена длиной 6,5 км с 38 башнями была завершена в 1602 г. В 1609 г. к Смоленску подошел с 30-тысячным войском Сигизмунд III. На требование сдать крепость воевода М.Б.Шеин ответил отказом. Началась 20-месячная (!) осада. Пяти тысячам ратников Шеина помогал весь город. Король постоянно получал подкрепления, но все попытки взять Смоленск разбивались о его стены. Смоленск стал символом несломленной России. Город взяли, когда от мора погибли почти все его защитники (1611), но Сигизмунду не с кем было идти на Москву. Защитники Смоленска спасли Россию; немалую лепту в их подвиг внес Годунов.
  
   После смерти Бориса его семью, его прах и саму его память постигла жестокая участь. Наследник Бориса, сын Федор, царствовал всего 49 дней и был свергнут с престола. Перед вступлением "царевича Дмитрия" в Москву Федор и его мать Мария были задушены. Убитых объявили самоубийцами, им отказали в погребении по обряду и закопали возле ограды бедного Варсонофьевского монастыря на Сретенке. Туда же перенесли из усыпальницы русских царей в Архангельском соборе в Кремле останки Бориса. После свержения "Дмитрия" Василий Шуйский в пику самозванцу решил перезахоронить Годуновых. Их прах торжественно отнесли в Троицко-Сергиев монастырь и похоронили рядом с Успенским собором. Ксению Годунову убийцы оставили жить, как утверждают, чтобы потешить "Дмитрия". Позже царевну отправили в монастырь и дальнейшая жизнь ее прошла безрадостно в монастырских стенах. В возрасте 40 лет она умерла и была похоронена в Троице-Сергиевом монастыре рядом с родителями.
  
  
   9.8. Непобедимый император Дмитрий Иванович
  
   Загадка названного Дмитрия. В русской истории нет более странного правителя, чем молодой человек, именовавший себя царевичем Дмитрием, и по взошествии на престол, принявший титул "Непобедимейшего монарха, Божьей милостью императора и великого князя всея России". Его приходу предшествовало явление кометы, что по мнению средневековых астрологов означает грядущие ненастья. Конрад Буссов, служивший тогда в Москве, пишет об этом событии:
  
   "В том же 1604 году, в следующее воскресенье после Троицы, в ясный полдень, над самым Московским Кремлем, совсем рядом с солнцем, показалась яркая и ослепительно сверкающая большая звезда, чему даже русские, обычно ни во что не ставившие знамения, весьма изумились. Когда об этом было доложено царю, он точас же потребовал к себе одного достойного старца ... Царь велел спросить этого старца, что он думает о таких звездах. Тот ответил, что Господь Бог такими необычными звездами и кометами предостерегает великих государей ...ибо в тех местах, где появляются такие звезды, случаются обычно немалые раздоры".
  
   Молодой человек сам сверкнул подобно комете и сгорел, оставив страну, ввергнутой в "немалые раздоры" почти на 15 лет. Оставил он после себя и анафему бунтовщику и изменнику Гришке Отрепьеву, и загадку связанную с его происхождением. До сих пор нет единства мнений, кем был "император всея России" - расстригою Гришкой из рода Отрепьевых, безвестным южнорусским шляхтичем, незаконным сыном Стефана Батория или, наконец, подлинным сыном Ивана Грозного, спасенным царевичем Дмитрием.
  
   Большинство историков считают "царевича Дмитрия" беглым монахом Чудовского монастыря Григорием, бывшего до пострижения боярским сыном Юрием (Юшкой) Отрепьевым. В этом были уверены Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев. Допускали самозванчество Григория Отрепьева, как наиболее вероятное, В.О. Ключевский, П. Пирлинг и С.Ф. Платонов. Из современных историков признают в самозванце Отрепьева В.И. Корецкий, С.Г. Скрынников и В.Н. Козляков.
  
   Историки XIX века - Н. Бицын (Н.М. Павлов), Н.И. Костомаров и Д.И. Иловайский считали, что самозванцем был шляхтич из Западной Руси или иное подставное лицо, но не Отрепьев. Из советских историков версию, что самозванец был выходцем из южнорусского служилого дворянства развивал М.Н. Тихомиров. Некоторые авторы - В.С. Иконников, И.С. Беляев, С.Д. Шереметьев, А.С. Суворин и К. Валишевский, допускали возможность, что "царевич Дмитрий" был сыном Ивана Грозного. В наши дни Л.Ю. Таймасова пытается доказать, что "царевич Дмитрий" был внебрачным сыном короля Стефана Батория и Марии Старицкой.
  
   Версии о царском или королевском происхождении "Дмитрия" слабо обоснованы. Портреты и описания "царевича" не имеют ничего общего ни с обликом Ивана Грозного, известного по портретам, описаниям и реконструкции по черепу, ни с портретами Стефана Батория, ни с реконструкцией лица сестры Марии Старицкой. Они даже принадлежат к различным антропологическим типам. Версию о спасенном царевиче Дмитрии полностью исключает вклад, сделанный Марией Нагой ровно через год после Угличских событий - 15 мая 1592 г. Во Вкладной книге Кирилло-Белозерского монастыря записан покров, который "Лета 7100, майя в 15 день Царица и Великая Княгиня Мария во инокенях Марфа по сыне своем царевиче Дмитрие Иоанновиче Углецком пожаловала".
  
   Меньше всего противоречий у классической версии о тождестве "царевича Дмитрия" и монаха Григория, в миру - Юрия Отрепьева. В 1851 г. А.П. Добротворский обнаружил в монастыре на Волыни духовную книгу с надписью, что она подарена "Лета от сотворения мира 7110-го (1602 г. - К.Р.) месяца августа в 14-й день, сию книгу Великого дал нам, Григорию, з братею с Варламом да Мисаилом, Константин Константинович ... божией милостию пресветьлое княже Островское, воевода Киевский". Над словом "Григорию", другой рукой приписано "царевичю московскому". П. Пирлинг показал, что сведения в "Извете" старца Варлаама, спутника Григория по бегству за границу, совпадают по местам и датам с рассказом "царевича" о его первых месяцах на Украине, записанном, когда он гостил у князя Адама Вишневецкого.
  
   Палеографический анализ написанного по-польски письма самозванца папе римскому показал, что безупречное стилистически письмо содержит грубейшие ошибки, т.е. что оно переписано с составленного иезуитами образца великороссом, слабо знавшим польский язык. Напротив, когда "Дмитрий" писал по-русски, почерк его изящен и имеет признаки московского приказного письма. Инок Григорий, как известно, за почерк был допущен к переписке духовных книг. Письмо "Дмитрия" к патриарху Иову, свидетельствует о его церковной образованности и хорошем знании патриарха. Современники отмечают, что "Дмитрий" прекрасно говорил по-русски, но плохо по-польски и вовсе не знал латыни. Характерно, что слово император он писал "In perator". Все это позволяет исключить западнорусское (белорусское или украинское) происхождение "Дмитрия". Как в свое время заметил Ключевский, самозванец "был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве".
  
   Возражение Костомарова, что скромный монах не мог за короткий срок стать прекрасным наездником, обучиться владеть оружием и танцевать, весомо лишь касательно танцев. Если Юшка Отрепьев постригся около 1600 г., как считает Скрынников, а до того служил на подворье Романовых, то его наездническое и ратное искусство закладывалось еще в ту пору. Трудно представить, чтобы молодой дворянин, служивший в свите у крупного феодала, не умел ездить на коне и не обучался владеть оружием. Что касается танцев, то за два года жизни в Польше он вполне мог им обучиться, особенно, при врожденной ловкости.
  
   Сказанное позволяет заключить, что "царевич Дмитрий" был бежавшим из Чудова монастыря иноком Григорием. Одну из загадок "Дмитрия" можно считать решенной.
  
   Другие загадки Отрепьева. Большая часть жизни Отрепьева, до бегства в Польшу, и даже первые месяцы польской жизни, основаны на намеренных свидетельствах. По сути, они представляют исторический миф, а точнее, несколько мифов. Историки пытались в этом разобраться. Наиболее популярную в настоящее время версию предложил Скрынников, которой и мы будем в основном следовать, отмечая однако все ее нестыковки.
  
   Георгий или по-русски Юрий Отрепьев родился в 1580 или 1581 г., т.е. был на два-три года старше Дмитрия Угличского. Отец его, Богдан Отрепьев, происходил из знатного, но захудалого рода Отрепьевых-Нелидовых. Основатель фамилии Нелидовых, Владислав, с Нилка из Литвы, сражался на Куликовом поле в полку Дмитрия Ольгердовича. Его потомок в пятом колене, Давыд, получил прозвание Отрепьев от великого князя Ивана III. Род разделился на Отрепьевых и Нелидовых. В дальнейшем, Отрепьевы служили детьми боярскими в Галиче и Угличе, где находились их поместья. Отец Юрия, Богдан Отрепьев, служил стрелецким сотником в Москве и был зарезан литвином в пьяной драке в Немецкой слободе. Осиротевший Юшка жил с матерью в поместье под Галичем неподалеку от вотчины Федора Романова. Мать научила мальчика читать "Часовник и псалмы Давидовы", а когда ее знания исчерпались, послала сына "на учение грамоте" к родственникам в Москву. Способный Юшка быстро освоил искусство каллиграфии, но стал вопрос, как жить дальше. И бедный сирота решил пристроиться под крыло сильного боярского рода Романовых, соседей Отрепьевых.
  
   О службе Юшки у Романовых известно из царских и патриарших посланий. Годунов писал императору Рудольфу II, что Отрепьев "был в холопях у дворянина нашего, у Михаила Романова и, будучи у нево, учал воровати, и Михайло за его воровство велел его збити з двора, и тот страдник учал пуще прежнего воровать, и за то его воровство хотели его повесить, и он от тое смертные казни сбежал, постригся в дальних монастырех, а назвали его в чернецех Григорием". Ему вторил патриарх Иов, огласивший после вторжения самозванца, что вор - Гришка Отрепьев, раньше "жил у Романовых во дворе и заворовался, от смертные казни постригся в черньцы". Через два года царь Василий Шуйский и бояре отправили к Сигизмунду III и панам радным послов с разъяснениями о событиях в России, где утверждалось, что Отрепьев "был в холопех у бояр Микитиных, детей Романовича, и у князя Бориса Черкаскова и, заворовався, постригся в чернецы".
  
   В царских посланиях Отрепьев назван холопом, что сомнительно: лишь свободный человек мог переходить от одного боярина к другому. Отрепьев был дворянином, а дворяне начинали службу с 15 лет; в этом возрасте Юшка скорее всего и появился у Романовых. Обвинение в воровстве вовсе не означает беспутства. В "Сказании о расстриге" сообщается, что Юшка сначала служил Михаилу Романову, затем свояку братьев Романовых, князю Борису Черкасскому, и "от князя Бориса Келбулатовича честь приобрел", за что попал под подозрение: "тоя ради вины на него царь Борис негодовал", когда Борис "гонение воздвиже на великих бояр". Юшка, как приближенный Романовых, подлежал опале. Спасла его шустрость: "Той же лукав сыи, вскоре избежав от царя, утаися в един монастырь и пострижеся".
  
   Монашество Отрепьева - самый запутанный период его биографии. Сведения о нем противоречат друг другу. Попытки создать цельную картину неизбежно приводят к исключению большей их части. Скрынников отверг как вымысел многолетние монашеские скитания Григория и предложил краткую версию его иночества. По этой версии Гришка был монахом всего два года - с ноября-декабря 1600 г. ( в октябре начались гонения на Романовых) по февраль 1602 г., когда он покинул страну. За основу Скрынников взял "наказы" посольства Шуйского в Польшу в 1606 г., где сказано, что Гришка "был в чернецах в Суздале и в Галиче и по иным монастырем, и после был он в Чюдове монастыре в дияконех з год". Нежелание Гришки жить в провинциальных монастырях подтверждает "Летописная книга" Шаховского: "По мале же времени пострижения своего изыде той чернец во царствующий град Москву и тамо доиде пречистые обители архистратига Михаила".
  
   Расположенная неподалеку от царских палат, Чудова обитель была придворным монастырем. Здесь принимали постриг бояре и такие заслуженные дети боярские как объезжий голова Елизарий Замятня, дед Григория. Поступление в монастырь обычно сопровождалось крупным денежным вкладом. Нищий опальный Гришка не имел шансов попасть в аристократический монастырь. Тем не менее, игумен монастыря, Пафнутий, "для бедности и сиротства взяв его в Чюдов монастырь". Известно, что ему "бил челом" протопоп Успенского собора Евфимий, "чтоб его велел взять в монастырь и велел бы ему жити в келье у деда у своего у Замятни". Неясно, кто побудил хлопотать Евфимия и почему Пафнутий закрыл глаза на службу Гришки у Романовых. Милости игумена на этом не кончились: скоро он перевел Гришку от деда в свою келью и поручил составлять каноны святым. Гришка успешно "сложил похвалу московским чудотворцам Петру, и Алексею, и Ионе".
  
   Началась стремительная карьера Отрепьева. По произведению Пафнутия Григорий "поставлен бысть во дьяконы, рукоположеньем святейшего Иова патриарха". Вскоре он был взят на патриарший двор "для книжного письма". Не только изящный почерк, но литературная одаренность, ум и харизма способствовали его возвышению. И еще - чрезвычайная восприимчивость - Гришка как губка впитывал новое. У патриарха Иова он стал "крестовым дьяком" и сопровождал его на Собор и в Думу. Позже монахи доносили, что он похвалялся: "Патриарх-де, видя мое досужество, и учал на царскую думу вверх с собою меня имати, и в славу-де [я] вшел великую". И все же трудно отделаться от чувства, что его постоянно поддерживали. Ответ на вопрос: "С какой целью?" - дало будущее.
  
   Много позже монахи вспоминали, что "окаянный Гришка многих людей вопрошаше о убиении царевича Дмитрия и проведаша накрепко". Впрочем, судя по записанной у Вишневецкого "Исповеди" самозванца, подробностей о смерти царевича он не знал. Со слов монахов летописец также записал: "Ото многих же чудовских старцев слышав, яко [чернец Григорий] смехотворно глаголаше стар­цев, яко "царь буду на Москве". В "Истории первого патриарха Иова" (и "Новом летописце") сообщается, что о "шутке" донесли царю Борису. Гришку заключили в Чудовом монастыре "до сыску". Царь велел дьяку Смирному Васильеву сослать чернеца "под крепкое начало" в Кирилло-Белозерский монастырь. Смирной перепоручил дело дьяку Семейке Ефимьеву, зятю Гришкиной матери. Тот затянул, и Гришка бежал - сначала в Галич, потом в Муром, потом снова в Москву, и в феврале 1602 г., вместе с двумя монахами, ушел в Польскую украйну. Никто за его побег наказан не был.
  
   Такова, в сжатом виде, история Юрия Отрепьева до бегства из России. В основу ее
   положена версия Скрынникова, основанная на царских и патриарших посланиях и "наказах" и согласующихся с ними выдержками из летописных и литературных свидетельств. Другие свидетельства противоречат этой версии. Попытку создать на основе их разночтений новую версию о самозванце предприняла Л.Ю. Таймасова. В книге "Трагедия в Угличе. Что произошло 15 мая 1591 года?" (2006) она построила весьма сложную интригу, включающую двух монахов Отрепьевых, безымянного эстонского мальчика и сына Стефана Батория и Марии Старицкой - будущего царя Дмитрия. Из фантомов, вызванных автором к жизни, явно призрачен эстонский мальчик и побочный сын Батория (о нем нет ничего, кроме слухов), но версия о двух Отрепьевых, выдвинутая еще в начале ХХ века Е.Н. Щепкиным, имеет некоторые основания.
  
   Таймасова отмечает, что во времена Ивана Грозного жили два Богдана Отрепьева: Борислав-Богдан из Углича и Богдан-Тихон из Галича. Галичский Богдан значится отцом Юрия в царских посланиях и летописях, а угличский - в родословных Отрепьевых. Сообщается о двух местах пострижения Юшки - "на Москве, не вем где", и "в Галичской стране, в пустыне зовомой Борки", и о разном времени пострижения. Все это привело Таймасову к признанию правоты Щепкина о двух Григориях Отрепьевых: "Первый - Юрий или Георгий, был ровесником царевича, второй - Григорий - родился лет на десять раньше". Старший, родом из Галича, после смерти отца попал на подворье к князю Борису Черкасскому, а затем - к Михаилу Романову, где "заворовался" и был осужден на смерть, но бежал и принял постриг под именем Германа в галичском Железно-Боровском монастыре "лета 7111" (1592/1593). Через 3 года он перешел в Чудов монастырь, там "пребываша и безмолвоваше года 2 и дьяконскому чину сподоблятца", но начал бражничать, его "выбили вон" и он вернулся в Борок.
  
   Другого Отрепьева, Юрия, в возрасте 14-ти лет постриг игумен Трифон в Москве. Приняв постриг под именем Григория, юный монах служил в суздальском Спасо-Ефимьевском монастыре, в обители Спаса на Куксе и затем в Чудовом монастыре. Там он получил дьяконский чин и стал секретарем патриарха Иова. Произошло это, по мнению Таймасовой, в конце 1597 г. Следующие два года Григорий служил в патриарших палатах, но зимой 1600/1601 на него поступил донос царю Борису. На церковном соборе Гришка был обвинен в чернокнижничестве и осужден на вечное заточение, о чем сообщают грамоты, написанные при Годунове и Шуйском.
  
   Созданный Таймасовой образ младшего Григория - ровесника самозванца, не имеет с ним ничего общего. Отрок, отказавшийся от радостей мира из-за проповеди монаха, совсем не похож на жизнелюба "Дмитрия". Такой Григорий, повзрослев, не смог бы укротить норовистого коня или уложить матерого медведя. Зато обвинения в чернокнижии не подходят маловеру "Дмитрию. Да и обвинения в колдовстве в стенах Чудова монастыря звучали лишь при Годунове. При Шуйском, дьяки составили справку, где говорится, что чернец Григорий бежал из монастыря в Литву и "в Киеве и в пределах его ...в чернокнижие обратися". Речь здесь идет о религиозной измене.
  
   Таймасова не стремится представить младшего Григория "Дмитрием" - на место царевича у нее есть королевич - сын Батория и Марии Старицкой. Но старший -
Григорий-Герман, по возрасту и задаткам напоминает монаха, появившегося в Путивле зимой 1605 г. Было этому монаху 35-38 лет, он называл себя Григорием Отрепьевым и уверял, что был книжником у патриарха Иова, но бежал из Москвы, а в Киеве спознался с царевичем. Этот Григорий очень помог самозванцу отвести от себя подозрение, что тот Отрепьев. Бывшие при "Дмитрии" иезуиты тогда записали: "Сюда привели Гришку Отрепьева, известного по всей Московии чародея и распутника... и ясно стало, что Дмитрий Иванович совсем не то, что Гришка Отрепьев". "Дмитрий" взял монаха с собой в Москву, но позже за непотребство сослал в Ярославль.
  
   Со временем московские власти нашли, что под личиной Отрепьева скрывался инок Крыпецкого монастыря, старец Леонид. В "Повести како восхити... " рассказано как Гришка "прелсти с собою отъити в Киев трех иноков: черньца Мисаила Повадина, да чернца Венедикта, да Леонида Крипицкого монастыря. И жил во граде Киеве у Успения Пречистые Богородицы в Печерском монастыре в чернцах; и повелел тому Леониду зватися своим именем Гришкою Отрепьевым". Впрочем, то была официальная версия. Многие современники продолжали считать, что "Дмитрий Иванович" - истинный царь, а сосланный в Ярославль расстрига - Гришка Отрепьев. Маржерет со слов знакомого из Ярославля пишет, что уже после смерти "императора" тот расстрига божился, "что он сам - Гришка Отрепьев, прозванный расстригой". При Шуйском он исчез: "Василий Шуйский, избранный императором, прислал за ним, но я не знаю, что с ним сталось".
  
   Что рассказал и что скрыл старец Варлаам. Бегство Отрепьева из России и первые его шаги в Польше описаны в "извете" (доносе) старца Варлаама, написанном по возвращении в Россию осенью 1606 г. Желая оправдаться в бегстве за границу с опасным преступником, Варлаам всячески старается убедить светские и церковные власти в своей невинности. "Извет" начат с рассказа о том, как лета 110 в великий пост, на второй неделе в понедельник (18 февраля 1602 г.), на Варварском крестце (на Варварке, недалеко от Кремля) к Варлааму подошел молодой чернец и, сотворив молитву, поклонился и спросил: "Старец, из которой ты честной обители?". Варлаам сказал, что принял постриг в Пафнутьевом монастыре. Чернец спросил о чине и имени. Старец назвал имя свое и спросил о чернеце. Тот ответил, что чин имеет дьяконский, зовут Григорий, а по прозвищу Отрепьев. Жил в Чудовом монастыре, а потом у патриарха Иова, и патриарх начал его в царскую думу водить, и вошел он в великую славу, но о славе и богатстве земном слышать не хочет, а хочет уйти в дальний монастырь. И есть такой монастырь в Чернигове. Варлаам ответил, что Черниговский монастырь - местечко не великое. Тогда чернец сказал, что хочет в Киев, в Печерский монастырь, где многие старцы души свои спасли. А поживем в Печерах, пойдем в святой град Иерусалим к Гробу Господня.
  
   На слова Варлаама, что за рубеж ехать нельзя, чернец объяснил, что московский государь с королем литовским мир заключил на 22 года и ныне застав нет. И Варлаам ему говорил: "Для спасения души и чтобы повидать Печерский монастырь и святой град Иерусалим и Гроб Господень, - пойдем". Наутро встретились в Иконном ряду. Уговорили ехать с собой чернеца Мисаила, в миру Михаила Повадина, - Варлаам знал его у князя Ивана Шуйского. Наняли подводы до Волхова, а из Волхова до Карачева, а из Карачева до Новгорода Северского. На третьей неделе после пасхи достали себе провожатого Ивашку Семенова, отставного старца, и пошли к Стародубу, где Ивашка провел их в Литовскую землю. Первый литовский город был замок Лоев, другой - Любец, а третий - Киев. В Печерском монастыре их принял архимандрит Елисей, и жили они в Киеве три недели, и Гришка захотел ехать к князю Василию Острожскому, и отпросился у братии и у архимандрита.
  
   Варлаам бил челом Елисею и братии, что хочет Гришка у князя Острожского иноческое платье сбросить. Но те говорили: "Здесь-де земля в Литве вольная: кто в какой вере хочет, в той и пребывает". Снова бил челом старец, чтобы позволили остаться в Печерском монастыре, но ему сказали: "Четыре-де вас пришло, вчетвером и уходите". И пришли монахи в Острог к князю Василию, прожили у него лето, а осенью князь послал Варлаама и Мисаила в Дерманский монастырь. А Гришка съехал в город Гощу к пану Хойскому, скинул иноческое платье и начал учиться в школе по-латински, по-польски и люторской грамоте. Поехал Варлаам в Острог, бил челом князю Василию, просил вернуть Гришку и сделать по-старому чернецом и дьяконом. Князь Василий ответил: "Здесь такова земля - как кто хочет, тот в той вере и пребывает". Гришка зимовал в Гоще, а после пасхи пропал без вести и очутился в городе Брачине у князя Адама Вишневецкого и назвался царевичем Дмитрием Ивановичем Углицким.
  
   Князь Адам, бражник и безумец, Гришке поверил и начал возить его на колесницах и на конях. В Вишневце Гришка прожил лето и зимовал. После пасхи князь Адам отправил Гришку в Краков к королю Сигизмунду. Король его к руке звал, и Гришка называл себя царевичем Дмитрием, сыном царя Ивана Васильевича, проливал многие слезы и говорил как его хотели убить, но милосердный Бог укрыл. Теперь он хочет идти на престол прародителей, на Московское государство. Затем Гришка с князем Адамом отпросились у короля в Самбор.
  
   Узнав об этом, старец Варлаам попал к королю и рассказал, что шел с Гришкой из Москвы, и он не царевич, а чернец Гришка, прозвищем Отрепьев. Король и паны радные ему не поверили и послали в Самбор, к воеводе Юрию Мнишку. Там Гришка велел его бить и мучить. Сказывал про него и про сына боярского Якова Пыхачева будто посланы они царем Борисом, чтобы его убить. Якова казнили, а Варлаама, избив, заковали в кандалы. 15 августа расстрига пошел войною к Москве, а Варлаама велел держать в тюрьме в Самборе. Он сидел пять месяцев пока жена пана Юрия и дочь Марина его не вызволили. Ныне старец просит государя расспросить пана Мнишека и Марину, как пан Юрий товарища его Якова Пыхачева велел казнить и как, его, заковав, оставил в Самборе.
  
   "Извет" лишь на первый взгляд выглядит откровенным посланием. Варлааму было чего бояться и что скрывать. Гришку он и Мисаил знали задолго до встречи на Варварке: все трое были монахами Чудова монастыря. Подобно Отрепьеву, Варлаам Яцкий и Михаил Погодин были из боярских детей, но в миру жили не у Романова, а у Ивана Шуйского, еще раньше пострадавшего от Годунова. Можно согласиться со Скрынниковым, что заговор против Бориса созревал в кельях Чудова монастыря. Но вряд ли в центре его были спутники Отрепьева. О Мисаиле прямо сказано, что "разумом прост". Варлаам - хитер, но хитрость его белыми нитками шита. В Москве быстро установили, что Варлаам и Мисаил "чюдовские черньцы". И простили Варлаама не потому, что обдурил искушенных дьяков, а из-за политической своевременности "Извета".
  
   Варлаам явно не был отцом идеи о "спасенном царевиче". Если ее внушили Отрепьеву, то через человека иного калибра. Варлаам и Мисаил меркнут на фоне Григория в глазах окружающих. В надписи на дорогой книге, подаренной монахам князем Островским, их имена перечислены в следующем порядке: "дал нам, Григорию, з братею с Варламом да Мисаилом, Константин Константинович ... княже Островское". Все же нельзя исключить, что Варлаам был не просто любителем сытной жизни, бежавшим из голодающей Москвы. Возможно, ему поручили контроль за правильным поведением Григория. В чем могла заключаться "правильность" поведения? Скорее всего, допускалось объявление Гришки "царевичем", но с опорой на православных вельмож и казаков Украины. Гришка же обратился к иноверцам. Варлаам со своей миссией не справился. Но люди, его пославшие, в 1606 г. уже взяли власть и решили пощадить неудачливого слугу.
  
   Приключения царевича Дмитрия в королевстве Польском. Хотя "царевича Дмитрия" заквасили в Москве, но испечен он был в печке польской юго-западной Руси. Сначала были неудачи. Когда Гришка "открылся" игумену Киево-Печерской лавры, что он царский сын, тот указал ему на дверь. Не сложилось у Григория и с князем Константином (в крещении Василием) Острожским. Старику князю Григорий нравился; он подарил ему дорогую книгу, позволил лето жить на своих хлебах, но не поддержал его притязания. Правда, Острожский не препятствовал переселение самозванца в Гощу. Гоща была центром арианской или социнианской ереси - протестантской секты, признающей единого Бога, но не Троицу, считавшей Христа человеком и ставящей разум выше веры. Устроителем арианской школы в Гоще был Гавриил Хойский - маршалок (дворецкий) князя Василия. Ревнитель православия, Острожский, поддерживал ариан, как союзников в борьбе с католицизмом. Без согласия князя, Хойский не решился бы принять самозванца.
  
   Пребывание в Гоще очень повлияло на Отрепьева. Сообщения иезуитов, что он служил на кухне пана Хойского, скорее всего, выдумка. Тот же Варлаам пишет, что он там учился. И не только латинской грамоте, но шляхетской культуре (многие ариане были шляхтичи), танцам (ариане любили повеселиться) и, главное, религиозному вольнодумству - иносказательному пониманию христианских обрядов и таинств. Григорий, если не формально, то душой стал арианином и оставался им до конца жизни. Гощинцы признали "царевича", он прожил с ними осень и зиму, но весной 1603 г. исчез. Поговаривали, что он появился в Запорожье и жил у старшины Герасима Евангелика, члена гощинской секты. Это похоже на правду, ведь когда "царевич" начал поход на Москву, в его войске шел небольшой отряд казаков ариан во главе с Яном Бучинским, будущим секретарем самозванца. К запорожцам Отрепьев ездил не освежать воинские навыки, а за поддержкой. К тому времени он разочаровался в возможностях малочисленных ариан.
  
   Вскоре Отрепьев появляется в Брагине у князя Адама Вишневецкого - сторонника православия и недруга Годунова. Князь Адам имел на него зуб из-за пограничных земель в Черниговщине. Москва считала их российскими землями, и в 1603 г. царь Борис велел там сжечь два городка Вишневецкого. По характеру, увлекающемуся и склонному к авантюрам, молодой князь, как никто, подходил для целей Отрепьева. Гришка поступил на службу Вишневецкому, сумел понравиться и попал в число близких слуг князя. Как "царевич" сумел "открыться" князю Адаму, остается только гадать. Легенда о притворной болезни Отрепьева, открывшего на предсмертной исповеди свое "царское" происхождение, не более достоверна, чем случай в бане, где раздраженный князь дал слуге оплеуху, а тот зарыдал и сказал князю, что он не знает, кого бьет. В написанном через полгода донесении Вишневецкого королю нет ни намека на эти истории. Ни слова и о кресте царевича Дмитрия, якобы предъявленного самозванцем.
  
   Вишневецкий признал "Дмитрия" царевичем, выделил ему лошадей и экипажи, устраивал в его честь балы. Признание князя Адама - дальнего родственника царя Ивана, возвело Отрепьева в ранг претендента на русский престол и свело на нет обвинения в "люторской ереси". Трудно сказать, насколько искренне он верил "царевичу". Но когда Годунов обратился к нему с требованием выдать "вора", обещая уступить спорные городки, князь промолчал и перевез "царевича" подальше от границы в Вишнёвец. Все же ему стало ясно, что он обязан известить о "царевиче" польское правительство. В октябре 1603 г. князь Адам пишет письмо канцлеру Яну Замойскому, где сообщает о московском царевиче и оправдывается в задержке с письмом тем, что сначала сам "весьма сомневался", а уверился, когда к царевичу перебежали и признали его "более 20 москалей". В ответ Замойский посоветовал немедленно известить короля. Получив сообщение, Сигизмунд III в ноябре 1603 г. приказал Вишневецкому привезти претендента в Краков и представить о нем подробный отчет.
  
   Настало время ехать к королю, но князь Адам все тянул, и Отрепьев совершил решительный шаг: он покинул замок своего благодетеля и направился в Краков вместе с Константином Вишневецким, троюродным братом князя Адама. Это было знаковое решение - перейдя к католику князю Константину, Отрепьев перешел под покровительство католической Польши. У князя Константина были связи среди знатных польских семей, жена его была дочерью воеводы Сандомирского, Юрия Мнишека. Решено было его посетить. Ежи (Юрий) Мнишек жил в королевском замке Самбор на берегу Днестра. Некогда богатый, он из-за расточительности почти разорился. Репутацию Мнишек имел сомнительную. При Сигизмунде Августе он поставлял старому королю любовниц. Пана Ежи обвиняли, что он с братом присвоили казну умершего короля. Тем не менее, его везде принимали, он был кузеном кардинала Мациевского и дружил с бернардинцами.
  
   Приезд "царевича" заинтриговал Мнишека и он стал задавать пиры один роскошнее другого. Хозяин сразу заметил, что царственному гостю очень нравится его 16-летняя дочь Марина, которой он уже три года подыскивал жениха. По приказу отца девушка поощрила ухаживания некрасивого, но знатного московита. И чувства "Дмитрия" переросли во влюбленность. Говорят, что из-за Марины у него был поединок с князем Корецким; князя увезли чуть живого. Кончилось тем, что "царевич" попросил у Мнишека руки дочери. Пан Ежи притворился крайне изумленным и отложил ответ до времени, когда Дмитрий съездит в Краков и будет принят королем. Вместе со сватовством возник и религиозный вопрос. Позже, в письме папе Павлу V Мнишек писал, что ему стало жалко души Дмитрия. Он привлек бернардинцев. "Дмитрий" охотно шел монахам навстречу и обнаруживал пытливый ум, хотя все еще склонялся к схизме.
  
   Зимой 1603/1604 гг. "царевича" признали два лифляндца - беглые холопы из России. Оба утверждали, что помнят малолетнего Дмитрия. Один служил у Мнишека и ценность его показаний была невелика. Другой - слуга канцлера Литвы Льва Сапеги, Юрий Петровский, - раньше, холоп Петрушка, в детстве состоял при особе царевича Дмитрия. Сапега устроил встречу "царевича" с Петрушкой. Дело чуть не обернулось конфузом. Когда встреча состоялась, Петрушка стоял остолбенелый и молчал. Но "Дмитрий" подошел к Петрушке, сказал, что помнит его и стал расспрашивать. Холоп обрадовался, признал "царевича", прослезился и стал утверждать, что узнал его по бородавке у носа и разной длине рук. О признании "царевича" сообщили в Краков папскому нунцию Рангони. В начале марта 1604 г. "Дмитрий" вместе с Мнишеком направился в Краков. Там выяснилось, что сенаторы не хотят его поддерживать. Мнишек пытался переломить ситуацию: он устроил роскошный пир для сенаторов и "Дмитрий" им понравился, но мнения они не изменили.
  
   15 марта "Дмитрий" при содействии Рангони получил аудиенцию у короля. Самозванец явился с заранее приготовленной речью, составленной ученым поляком. В ней были латинские цитаты, исторические аналогии и просьба о заступничестве. В ответном слове вице-канцлер Тылицкий приветствовал "Дмитрия", но сказал, что Речь Посполитая соблюдает договор о перемирии с Россией. Последняя встреча с Сигизмундом состоялась 23 апреля. Король сказал "Дмитрию": "Мы верим тому, что от вас слышали... с этого времени вы друг наш и находитесь под нашим покровительством. Мы позволяем вам иметь свободное обращение с нашею шляхтою и пользоваться ее помощью и советами". Кроме разрешения на набор войска, "Дмитрий" получил золотую цепь с портретом короля и содержание в сорок тысяч злотых в год за счет налогов с Самбора. Взамен он подписал "кондиции" о согласии отдать королю половину Смоленской и Северской земли, заключить вечный союз с Речью Посполитой, разрешить свободный въезд иезуитов в Россию и право строить там костелы, жениться на подданной короля и, наконец, помочь королю вернуть шведский престол.
  
   В Кракове началась мистерия обращения "Дмитрия" в католичество. Кроме "Дмитрия", в ней участвовали краковский воевода Н. Зебжидовский, Е. Мнишек, иезуиты - К. Савицкий и С. Гродзицкий, и нунций К. Рангони. Вновь состоялась дискуссия о преимуществах католицизма над православием. "Царевич" показал редкое для мирянина знание существа церковных различий, но уступил аргументам иезуитов и склонился к их правде. Решено было сохранить отречение от православия в тайне. В Страстную субботу, 17 апреля, "Дмитрий" в рясе, закрыв лицо капюшоном, явился в церковь св. Варвары. Там его ждал избранный им духовник - Савицкий. Перед началом исповеди иезуит заявил, что лишь полнейшая откровенность позволит рассчитывать на помощь Господа, а солгавший погибнет. "Царевич" на мгновение смутился, но тотчас овладел собой и поклялся перед лицом Бога и людей в своей полной искренности. Савицкий принял отречение "Дмитрия" от православия и приступил к исповеди.
  
   Новообращенный католик при содействии Савицкого составляет письмо к папе Клименту VIII, где "самая жалкая из овец", "покорнейший из слуг Его Святейшества", пишет, что его озарил свет и нет теперь жертвы, которая ему не по силам. "Отче всех овец Христовых, - пишет он - Господь Бог, может воспользоваться мной, недостойным, чтобы прославить имя Свое через обращение заблудших душ и через присоединение к Церкви Своей великих наций. Кто знает, с какой целью Он уберег меня, обратил мои взоры на Церковь Свою и приобщил меня к ней?". Здесь ненавязчиво звучит просьба о помощи в подчинении России власти наместника Петра. В день причащения, 24 апреля, "Дмитрий" явился к нунцию Рангони и выразил желание причаститься. Рангони помазал его миром и совершил рукоположение. Дмитрий пал на колени, и, в сильном волнении, обещал, если станет царем, восстановить согласие церквей и крестить магометан и язычников. Он хотел приложиться к ногам папского наместника, но тот уклонился. В дальнейшем, Рангони стал его ходатаем перед папой.
  
   Вернувшись в Самбор, "Дмитрий" подписал контракт об условиях брака с Мариной. Он обязался ей передать Новгородскую и Псковскую землю, тестю Юрию - миллион злотых и половину Смоленщины и Северщины (другую половину - королю). В течение года Россия должна принять католичество. При несоблюдении срока, Марина может "развестися" с супругом, сохранив пожалованную землю. Началась подготовка к походу. Все лето 1604 г. "Дмитрий" и Мнишек набирали наемное войско. К концу августа в окрестностях Львова собралось полторы тысячи шляхтичей и гайдуков. Перед уходом из Самбора Мнишек и "Дмитрий" казнили боярского сына Якова Пыхачова, якобы подосланного Борисом, и бросили в тюрьму Варлаама Яцкого, теперь узнавшего, что Отрепьев не помнит старой дружбы.
  
   Через две недели после начала похода, под Глинянами, сделали сбор войска. На рыцарском коло избрали гетмана - Ежи Мнишека, и трех полковников. "Царевич" щедро одаривал рыцарей долговыми расписками в счет будущих побед. Между тем, у "царевича" возникли трудности с переправой через Днепр. Князь Януш Острожский, желая сохранить мир между Польшей и Россией, увел пригодные для переправы суда, а сам стал с войском к югу от Киева. Но киевляне помогли "Дмитрию" переправиться севернее Киева. Там к нему присоединились запорожцы. Всего с "Дмитрием было два иезуита, 1000 - 1100 рыцарей (конной шляхты), 400 - 500 гайдуков и около 3000 запорожцев. С этим войском "царевич" собирался покорить огромное государство.
  
   Поход на Москву. 13 сентября 1604 г. небольшое войско "царевича Дмитрия" перешло русско-польскую границу. Вскоре к нему присоединился отряд донских казаков. События развивались безмятежно: без боя сдался Моравск, потом Чернигов. Важную роль сыграли разосланные послания. В них "царевич и великий князь Дмитрий Иванович всея Руссии", призывал русских людей хранить клятву царю Ивану Васильевичу, отложиться от изменника Бориса Годунова и "служить нам, государю своему прирожденному, ... а я стану вас жаловать по своему царскому милосердому обычаю, и буду вас свыше в чести держать, ибо мы хотим учинить все православное христианство в тишине и покое и в благоденственном житии". Получив такое послание, "черные люди" - посадские, стрельцы, казаки, вязали воевод, если те сопротивлялись, открывали ворота и встречали "царевича" хлебом-солью. "Дмитрий" принимал город под свою руку и заставлял присягнуть приведенных воевод и дворян. Когда Никифор Воронцов-Вильяминов отказался целовать крест, он приказал его казнить.
  
   Под Новгород-Северским случилась первая неудача - здесь начальствовал воевода Петр Басманов, внук и сын Алексея и Федора Басмановых - храбрых воинов, кровавых сподвижников, а потом жертв Грозного. Петр вполне унаследовал характер отца и деда и начал с того, что сжег посад вокруг крепости, а посадских загнал за крепостные стены. Не внял он и призыву присягнуть "царевичу". Поляки пошли на штурм - их отбили с потерями. И отбивали трижды. В четвертый раз лезть на стены поляки отказались. "Дмитрий" стал упрекать, что они не великий народ. "Не порочь нашей славы!" - кричали рыцари, - хоть это и не наше дело, мы возьмем крепость, если ты пробьешь в стенах дырки. А встретимся с неприятелем в поле, "тогда узнаешь, ваша милость, каковы мужество и храбрость наша!". Дмитрий был в отчаянии, но тут пришло известие, что ему присягнул Путивль - главная крепость Северщины, да еще вместе с воеводской казной. На другой день присягнул Рыльск. Через неделю - Курск, потом Севск и Кромы. Присягнули и крестьяне Комарицкой волости - вотчины царя Бориса.
  
   К этому времени к Новгороду Северскому неспешно подошла царская армия (25 тыс. воинов, а вместе с боевыми холопами - не меньше 40 тыс.). Во главе стоял князь Федор Мстиславский - человек родовитый, но не полководец. Войско самозванца (около 10-12 тыс.) попало в клещи: спереди - огромная армия Мстиславского, сзади - Басманов в Новгороде-Северском. Решили атаковать сильнейших. Тут крылатые гусары оправдали славу лучшей в мире конницы. Они разбили полк правой руки годуновцев и, прорвавшись к командной ставке, захватили главное знамя. Мстиславского сбили с коня и несколько раз ранили. На этом успехи гусар кончились - стрельцы их отразили, некоторых взяли в плен. Но московские воеводы отвели полки с поля боя. Еще хуже было в стане победителей. Наемники потребовали выдать жалованье вперед. "Дмитрий" отвечал, что таких денег сейчас нет и обещал выплатить в ближайшее время, но "рыцарство" не унималось - грозило немедленно уйти в Польшу. Пан Ежи тоже объявил, что ему надо домой - у него расстроилось здоровье и, как сенатору, ему пора на сейм.
  
   Вечером "Дмитрий" тайно выплатил деньги лучшей роте. Наутро, об этом узнали другие, вспыхнул мятеж. Наемники стали грабить обозы, подступили к "Дмитрию", сорвали с него соболью ферезь (ее потом выкупили за 300 злотых). Один крикнул: "Ей-ей, ты будешь на коле!", - "царевич" дал ему в зубы. Это мало помогло, "царевич" ходил от роты к роте, просил именем Христа, "бил челом", "падал крыжом", умолял не уезжать. На сторону "Дмитрия" встали иезуиты. Кончилось тем, что 1500 поляков остались с "царевичем", а 800 ушли с Мнишеком в Польшу. Но где убыло, там и прибыло: к Дмитрию подошла подмога - конные запорожцы. Теперь он имел 15-тысячное войско. Получила подмогу и московская армия - численность ее достигала 60 000 -70 000. Прошли стычки передовых отрядов, где годуновцев разбили. "Дмитрий" собрал совет, что делать дальше. Мнения разделились, и "царевич" решил наступать и дать бой. Армии сошлись вблизи села Добрыничи.
  
   "Царевич" подал личный пример. С обнаженной саблей он скакал впереди одного из отрядов. Конница наступала двумя крыльями - на левом шли поляки и русские конники, на правом - запорожцы. В тылу остались пешие донцы с пушками. Поначалу поляки потеснили московскую конницу, та поддалась, открыв простор для стрельбы стрельцам и немецким мушкетерам. Грянул залп из 16 тыс. ружей и все окуталось дымом. Первыми побежали запорожцы. "Дмитрий" зарубил нескольких, но остановить бегство не смог. Побежали и польские рыцари. На месте остались донцы, принявшие главный удар и почти все погибшие. Семь верст преследовали годуновцы воинство "Дмитрия". Сам он ушел чудом, конь под ним был ранен, он пересел лошадь князя Мосальского и остановился, лишь достигнув Путивля. Разгром был полный - полегло более шести тысяч сторонников "царевича". Взятых в плен, тут же вешали. Пощадили знатных поляков - их отправили в Москву на поругание.
  
   "Дмитрий" был в отчаянии, он собирался бежать в Польшу, но русские сторонники его удержали. На его счастье годуновская армия занялась расправой над комарицкими мужиками и осадой Рыльска. Все присягнувшие "царевичу" крепости остались ему верны. А иезуиты залечили душевные раны "Дмитрия". Они объяснили, что поражение было наказанием Господа за прегрешение одного из солдат - во время боя он изнасиловал русскую женщину. На самом "царевиче" греха нет, и Проведение ему благоприятствует. Действительно, пребывание в Путивле складывалось для него благоприятно: царская армия безнадежно застряла под Кромами, на сторону "царевича" продолжали переходить города и остроги юга России - Оскол, Воронеж, Валуйки, Белгород, Царев-Борисов, позже - Елец и Ливны. Церковная анафема и грамоты Бориса, что "царевич" есть расстрига Гришка Отрепьев, были сведены на нет появлением в Путивле чернеца, называвшим себя Григорием Отрепьевым. Был ли он монах Леонид либо второй Отрепьев, остается неизвестным.
  
   В Путивле "Дмитрий" стремился выглядеть в глазах русских истинно православным государем. Он настоял, чтобы чудотворную икону курской Божьей Матери перенесли в Путивль, вышел ей навстречу, заставил обнести ее крестным ходом вокруг города и хранил возле себя. А для иезуитов, он оставался верным католиком, регулярно исповедовался и выполнял католические обряды. Иезуиты принимали эту двуличную игру, умилялись тягой "царевича" к просвещению и восхищались его великими планами, сочинять которые он был мастак. Во время сидения в Путивле у "Дмитрия" сложился свой двор из перешедших на его сторону бояр и князей. Сам самозванец стал именовать себя царем.
  
   Фермопилами войны "Дмитрия" с Годуновым стали Кромы, где 500 донских казаков атамана Корелы (позже их число удвоилось), более трех месяцев противостояли 75-тысячной царской армии. Леонид Кром - Андрей Корела - "шелудивый маленький человек, покрытый рубцами, родом из Курляндии, и за свою великую храбрость Корела еще в степи был избран... в атаманы, и он так вел себя в Кромах, что всякий... страшился его имени". Казаки вырыли землянки и норы, где их не достигали пушки, и постоянно делали вылазки, выманивали из московского лагеря молодых дворян - охотников достать их верхом, и из мушкетов и длинных пищалей "каждодневно клали мертвыми тридцать, пятьдесят, шестьдесят воинов". Годуновцы не знали покоя - казаки "то внезапно нападали на них, то обстреливали, то глумились над ними или обманывали. Да и на гору часто выходила потаскуха в чем мать родила, которая пела поносные песни о московских воеводах... и войско московитов к стыду своему должно было все это сносить, и стреляли они всегда из своих тяжелых пушек попусту, ибо не причиняли и не могли причинить кому-нибудь вреда; в Кромах между тем беспрестанно трубили в трубы, пили и бражничали".
  
   Перелом наступил внезапно - 13 апреля 1605 г. умер царь Борис. Сын его, 16-летний Феодор, занял отцовский престол, но влияние сохранил Семен Годунов. Он и погубил династию. Еще царь Борис решил вверить командование войска Петру Басманову. В силу худородства Басманова назначили помощником воеводы главного полка, князя Михаила Катырева-Ростовского. Это соответствовало правилам местничества, и Басманов обижаться не мог. Но приехав в Кромы, он узнал, что Семен Годунов (как позже выяснилось, без ведома Федора) прислал роспись, где пост воеводы сторожевого полка передал зятю, князю Андрею Телятевскому. Басманов пал на стол, и "плакал с час, лежа на столе, а встав со стола, являл и бил челом боярам и воеводам всем: "Отец, государи мои, Федор Алексеевич [отец Петра] точма был двожды больши деда князь Ондреева... а ныне Семен Годунов выдает меня зятю своему в холопи, князю Ондрею Телятевскому; и я не хочу жив быти, смерть приму лутче тово позору". По этому поводу С.Ф. Платонов заметил, что "через несколько дней Басманов тому позору предпочел измену".
  
   К этому времени установилась тайная переписка воевод царского войска и бояр "двора" самозванца. В центре заговора были братья Голицыны - Василий и Иван и рязанский дворянин Прокофий Ляпунов. Они обещали признать "Дмитрия" на следующих условиях: православная вера останется незыблемой; "Дмитрий" будет править самодержавно; он не будет жаловать боярского чина иноземцам и назначать их в Думу, но волен принимать на службу ко двору и даст право владеть землей в России; служилые иноземцы могут строить на русской земле костелы. Между тем, в царском войске настало "великое смятение", одни держались Борисова сына, другие хотели "царевича". Масла в огонь подлил текст присяги царю Федору. До сих пор, Борис и патриарх Иов называли самозванца расстригой Гришкой Отрепьевым. Теперь, в присяге, говорилось о воре, "который называется князем Дмитрием Углицким". Было от чего задуматься.
  
   Все же большинство присягнуло царю Федору. Присягу проводил Басманов. Он хорошо знал настроения в войске и понимал, что побороть их можно лишь пролив большую кровь. В том числе, кровь братьев по матери - князей Голицыных. Признательный Борису, Басманов ненавидел род жены царя - Марии Годуновой, ведь отец ее, Малюта Скуратов, уничтожил его отца и деда. Теперь правили Мария и Семен Годунов. В этом его убедила роспись воевод, составленная Семеном Годуновым. Был нанесен удар по его фамильной чести и по надеждам стать первым среди бояр. Неизбежно начались доверительные беседы Басманова с кузенами. Для Голицыных Петр Басманов был ключевой фигурой. Молодой, храбрый и красивый - он нравился войску. Участие Басманова и Ляпуновых делало заговор реальным.
  
   Басманов договорился о плане действий с Ляпуновым, тот - с Корелой. 7 мая 1605 г. ляпуновцы подожгли лагерь в нескольких местах, подняли суматоху и захватили наплавной мост между Кромами и лагерем. Казаки Корелы перешли по мосту и вместе с ляпуновцами начали захватывать пушки и вязать преданных царю Федору воевод. Басманов зачитал войску грамоту Дмитрия Ивановича, обещавшему всем свои милости. Ляпуновцы призывали целовать ему крест. Многие отказывались. Разногласия выясняли плетками и кулаками, крови еще не было. Успех заговора был частичный - на сторону самозванца перешли рязанцы и туляки, а новгородцы, псковичи и нижегородцы предпочли уйти из лагеря и направились к Москве. Не удалось перевязать и воевод - большинство из них бежали в Москву. Князь Василий Голицын, приказавший связать себя на случай провала заговора, оправился и известил о случившемся столичных бояр. Он же написал воеводам Орла и Тулы, чтобы сдали города "законному" государю.
  
   На пятый день после событий в Кромах в Путивль приехал Иван Голицын со многими дворянами - клясться в верности. "Дмитрий" его обласкал и послал в Кромы князя Лыкова приводить к присяге полки. "Дмитрий" решил избавиться от столь большой армии. Он приказал распустить на отдых дворян имевших земли "по эту сторону от Москвы", т.е. южнее Москвы, ведь северяне сами покинули Кромы, не признав самозванца. Оставшиеся войска "Дмитрий" направил в Орел, а потом в Тулу. По пути к "Дмитрию" присоединился Басманов, ставший его преданным приближенным. Везде самозванца приветствовали толпы народа. Из окрестностей Тулы "Дмитрий" отправил в Москву гонцов - Гаврилу Пушкина и Никиту Плещеева, с грамотой с требованием покорности москвичей. В то же время попытки войск самозванца продвинуться к Серпухову, были отбиты кремлевскими стрельцами, посланными на переправы Оки Федором Годуновым.
  
   Воцарение "Дмитрия". Решение отправить несколько тысяч верных стрельцов под Серпухов и остаться сидеть в Кремле было последней роковой ошибкой юного царя Федора. Он упустил шанс сохранить царство. Надо было не слушать стенаний матери и увещеваний "мудрых" родичей, а самому идти в поход со стрельцами и выигрывать битву. Битва и была выиграна, но если бы во главе с царем, народ бы к нему склонился. По крайней мере, "по ту сторону" - к северу от Москвы. Для России XVII века 16 лет - возраст не детский; с 15-и начинали служить дворяне, в 16 многие заводили семьи. Федор был не трус, но его готовили царствовать, а не бороться за царство. Здесь - вина Бориса - администратора, но не воина. Многие, как пишет Масса, считали, что Федор Борисович был бы хорошим царем. Наверное так, его к этому готовили, но только в спокойном царстве, где выполняют приказы.
  
   Успех "посольства" Пушкина и Плещеева обеспечили казаки Корелы. Гонцы вместе с казаками переправились через Оку, обошли посты годуновцев и подошли к Москве с северо-востока, со стороны Красного села (ныне станция метро Красносельская). Гонцы собрали красносельских мужиков и "почали грамоты Ростригины честь... что он прямой царевич и иные многие воровские статьи". 1 июня 1605 г. красносельцы провели гонцов в Москву (по Скрынникову, беспрепятственный проход им обеспечили казаки Корелы). На московских улицах к гонцам "пристал народ многой". Казаки проводили гонцов на Красную площадь, Пушкин и Плещеев взошли на Лобное место. Оттуда Гаврила Пушкин обратился с речью к толпе. В это время казаки разбили двери тюрем и освободили сторонников "Дмитрия". Они присоединились к толпе.
  
   Народ потребовал к ответу думских бояр. Главные бояре вышли на площадь, но говорили без пыла: "видно было, что при этом участвует один язык". Затем Пушкин зачитал присланную грамоту. В ней Дмитрий обвинял в измене Бориса Годунова, жену его Марию и сына Федора, поминал об утеснениях бояр, дворян, боярских детей и купцов, обещал им всякие льготы. Народу были обещаны "тишина", "покой" и "благоденственное житье". Не успел Пушкин дочитать до конца, как вспыхнул бунт. Сигналом послужило появление истерзанных пытками прежних посланцев "Дмитрия". Толпа вспыхнула "подобно пороху от горящей искры". Стража ли оказалась нерасторопной или помешали казаки, но толпа ворвалась в Кремль. Убитых не было, зато разграбили многое. Дома, канцелярии и палаты думных бояр были преданы разгрому. Опустошили и винные погреба; многие опились и померли. Царя Федора, его мать и сестру Ксению заключили под стражу.
  
   Узнав о бунте в Москве, "Дмитрий" потребовал к себе в Тулу главных думских бояр. Однако думцы послали не столь важного князя И.М. Воротынского и несколько второстепенных бояр. За это "Дмитрий" допустил к своей руке сначала казаков с Дона и лишь затем - думцев. Бояр он принял немилостиво: "наказывавше и лаявше, яко прямой царский сын". С Думой в полном составе "Дмитрий" встретился в Серпухове. Бояре подготовились к встрече: из Кремля привезли огромные шатры, в них Борис потчевал свое воинство на лугах под Серпуховом, царских поваров и разные припасы. Были устроены пиры, где знатные москвичи сидели вперемежку с атаманами и польскими шляхтичами. Решались и важные дела. Как пишет расположенный к "Дмитрию" Конрад Буссов, он заявил, "что не приедет [в Москву] прежде, чем будут уничтожены те, кто его предал, все до единого, и раз уж большинство из них уничтожено, то пусть уберут с дороги также и молодого Федора Борисовича с матерью".
  
   "Убрать с дороги" Федора и его мать предстояло боярской комиссии во главе с В.В. Голицыным. Князь Василий перепоручил грязную работу дворянам М. Молчанову и А. Шерефединову. Те явились с тремя стрельцами на подворье Годуновых. Марию и Федора "розведоша по храмины порознь". "Новый летописец" сообщает страшные подробности: "Царицу ж Марью те убойцы удавиша тово ж часа, царевича ж многие часы давиша, яко ж по младости в то поры дал бог ему мужество. Те же их злодеи убойцы ужасошася, яко един с четырмя боряшеся, один же от них злодей убойца взят его за тайные уды и раздави". Тела сына и матери выставили в гробах, объявив, что они отравились. Народ не верил, ибо видели следы веревок. Убитых похоронили как самоубийц за оградой Варсонофьева монастыря подле Бориса. Было найдено подложное письмо Федора "Дмитрию". В нем Федор признает власть законного царя и ради любимых подданных уступает ему дорогу, уходя с матерью из жизни. Самозванец заслушав письмо, плакал; его похвалы Федору "перемешивались с сожалениями по поводу его несчастной судьбы". О благородной смерти Федора "Дмитрий" писал Юрию и Марине Мнишек.
  
   О Ксении современники пишут, что она стала любовницей самозванца, а затем была пострижена в монахини. По другим сведениям, ее сразу постригли в монастыре во Владимире под именем инокини Ольги. Была Ксения "отроковица чюдного домышления, зелною красотою лепа" и прекрасно пела. Басманов вместе с Бельским очистили Москву от Годуновых и их родственников. Их имущество отобрали в казну, а самих отправили в ссылку. Начальника тайного сыска, Семена Годунова, сослали в Переяславль-Залесский и там уморили голодом. Умертвили в темнице и Степана Годунова. Остальные Годуновы ссылку пережили. По указанию Дмитрия, князь Василий Голицын с комиссией устранили патриарха Иова. Его схватили во время службы в Успенском соборе, содрали облачение патриарха, сняли панагию и простым монахом отправили в Успенский монастырь в Старице. Дорога самозванца в Москву была расчищена.
  
   20 июня 1605 года "Дмитрий" вступил в столицу. Впереди, в полном вооружении, с трубами и литаврами, ехали польские всадники. За ними шли стрельцы, везли царские кареты, ехали боярские дети и шествовало духовенство. Вслед за митрополитом Игнатием, появился Дмитрий в золотом платье на белом коне. Его окружали бояре и окольничьи, все в роскошных нарядах. Ехали донцы и запорожцы, вновь поляки, татары. Улицы Москвы запрудили толпы народа, невозможно было протолкаться; люди были на крышах, крепостных стенах, даже на вершинах церквей; все в лучших нарядах, многие плакали от радости. При виде царя москвичи падали на колени. Отец наш!" - кричали они - "Храни тебя Бог!". "Дмитрий" кричал в ответ: "Боже, храни мой верный народ! Молитесь Богу за меня, народ мой любезный!". Выехав к Кремлю, самозванец снял шапку, заплакал и возблагодарил Бога за то, что Господь сподобил его увидеть град отца и народ возлюбленный. Народ плакал вместе с ним.
  
   Духовенство ожидало царя с образами. "Дмитрий" сошел с коня и приложился к образам. Под звон колоколов самозванец въехал в Кремль. Он сошел с коня близ Успенского собора, вошел в храм, принял благословение, приложился к иконам и мощам, отслужил молебен. Потом он прошествовал в Архангельский собор. Там он припал к гробу Ивана Грозного и горько рыдал над ним. Потом молился в Благовещенском соборе и лишь затем вступил во дворец. Между тем, Богдан Бельский вышел на Лобное место и обращаясь к народу сказал, чтобы они не верили лихим людям и что царь Дмитрий - истинный сын Ивана Васильевича. В уверение клятвы целовал крест и образ Николая Чудотворца. Народ же кричал: "Храни Господь царя Дмитрия! Сокруши врагов его!".
  
   Царствование "Дмитрия". "Дмитрий" начал с выборов нового патриарха, нужного для венчания на царство. Был человек хороший - митрополит рязанский Игнатий, родом грек, любитель итальянского искусства и женщин. "Дмитрию" с ним было легко. Он велел Игнатию собрать Архиерейский собор. Собор лишил патриаршества Иова и избрал патриархом Игнатия (24 июня 1605 г.). Затем последовал разгром боярской крамолы. Удар пришелся по Василию Шуйскому. Басманову, ведавшему сыскным делом, донесли, что князь Василий не признает Дмитрия Ивановича царем и называет его расстригой. Басманов сообщил об этом "Дмитрию"; тот приказал арестовать братьев Шуйских и купцов, замешанных в это дело. Купцы под пытками подтвердили донос на князя Василия. Не медля, "Дмитрий" собрал собор из духовенства, бояр и "ис простых людей". Он сам выступил против Шуйских, обвинив их в замысле его убийства. Собор постановил казнить Василия Шуйского, а его братьев отправить в ссылку.
  
   На другой день Василия привели на место казни. С него сняли кафтан, но исполнение казни затягивалось. Прискакал гонец, остановивший казнь, а затем явился дьяк с грамотой о помиловании. Князя Василия вместе с братьями, отправили в ссылку. "Дмитрий" помиловал Шуйского по настоянию своих секретарей - Яна и Станислава Бучинских и Станислава Слонского, и просьбам бояр, побоявшихся открыто выступать против царя. Помилование Шуйского было ударом для сторонников новой опричнины - Богдана Бельского и Петра Басманова. "Дмитрий" избрал путь подкупа, а не топора. Свою позицию он охотно излагал ближним людям: "Два способа у меня к удержанию царства, - один способ быть тираном, а другой - не жалеть кошту, всех жаловать; лучше тот образец, чтобы жаловать, а не тиранить". Через три месяца он простил Шуйских, вернул им вотчины и места в Думе. Здесь видную роль сыграла "мать" государя - Марфа Нагая, за них просившая. Секретари царя на сей раз возражали, но "Дмитрий" с ними не посчитался. Вернул из ссылки он и бояр Годуновых, получивших различные назначения. Возврат Шуйских в Москву был непростительной ошибкой самозванца.
  
   Удачным ходом "Дмитрия" было воссоединение с мнимой матерью - Марфой Нагой. В монастырь на Выксу был послан родственник Марфы - постельничий царя Семен Шапкин, который и договорился с вдовой-царицей, обещав ей всяческие милости от "сына". Царица выехала в Москву. Встреча самозванца с "матерью" состоялась в селе Тайнинском в окрестностях Москвы. На встречу собрались толпы народу. Царицу везли в карете. "Дмитрий" подскакал к карете, соскочил с лошади и открыл дверцу. Мать и сын обняли друг друга и зарыдали. Народ умилился, все плакали. При въезде в Москву "Дмитрий" сошел с лошади и шел с обнаженной головой подле кареты. Марфу с почетом поместили Вознесенском монастыре. "Дмитрий" каждый день посещал ее и проводил с ней несколько часом. Через три дня по приезде царицы, 21 июля 1605 г., состоялась коронация "Дмитрия". Царь венчался на царство дважды: в Успенском соборе - цесарской короной, заказанной в Вене Годуновым, и в Александровском соборе - шапкой Мономаха. После коронации "Дмитрий" объявил себя цесарем и даже непобедимым императором.
  
   После венчания "Дмитрий" распустил польское наемное войско и казаков, щедро всех одарив. Роспуск пришлых отрядов был одним из условий признания царя Боярской думой. Вдобавок в Москве нарастало возмущение наглым поведением "рыцарства". Кончилось все побоищем, в котором поляки убили много горожан. В ответ поднялись тысячи москвичей и осадили польские казармы. "Дмитрий", чтобы успокоить толпу, потребовал выдачи виновных, сам же пообещал полякам, что делает это для отвода глаз. Поляки выдали пятерых шляхтичей; их посадили в тюрьму, а потом тайно выпустили. Народ царь обманул, но с поляками ему пришлось расстаться. Сходно сложилось и с казаками. У казаков не было вражды с простым народом, зато их боялись и люто ненавидели бояре. Под давлением бояр "Дмитрий" распустил казачье войско, охранявшее Кремль. Это был еще один шаг к его гибели.
  
   Шла подковерная борьба "Дмитрия" и Боярской думы. Бояре обволакивали царя паутиной ритуала и твердо держались за традиционный порядок, позволявший им принимать государственные решения. "Дмитрий" чувствовал себя скованным и попытался переделать Думу и подчинить своему влиянию. Борьба велась с переменным успехом. "Дмитрий" набрал секретарей поляков - братьев Бучинских, Яна и Станислава, и С. Слоньского, но не мог дать им думных чинов. Поляки составили его Канцелярию и вместе с доверенными боярами (П.Ф. Басмановым, В.М. Масальским-Рубцом) под руководством "Дмитрия" вырабатывали политику государства, но проводить решения приходилось через Думу и далеко не каждая идея царя принималась боярами.
  
   Думу "Дмитрий" переименовал в Раду (Сенат), ввел в нее высшее духовенство, учредил чин "великого мечника". Царь вдвое увеличил Думу - Годуновы и Шуйские (ненадолго) уступили место царским "родственникам" Нагим, Басманову и боярам - участникам похода на Москву. "Дмитрий" вернул из ссылки многие боярские роды, в том числе, уцелевших Романовых и Черкасских. Филарет (Федор Романов) был возведен в сан митрополита. Маленький Михаил, сын Филарета, получил в подарок "посохи: ...рога оправлены золотом с чернью". Сохранилась составленная позже опись, где написано: "а по ерлыку тот посох Гришка Отрепьев Рострига поднес... Михаилу Федоровичу". Самозванец напрасно надеялся задобрить бояр: старая аристократия была раздражена - безродный выскочка (в этом они не сомневались) желал править, а не царствовать. Отрепьев - человек блестяще способный, быстро схватывал суть обсуждаемых в Думе дел и нередко находил решение там, где затруднялись опытные бояре. Но его способности лишь усугубляли раздражение. Выступления царя не восхищали, а унижали бояр, годящихся ему в отцы и деды. Отрепьеву не хватало такта. Нередко он впадал в нравоучительный тон и советовал великовозрастным боярам поехать за границу и поучиться.
  
   "Дмитрию" нравилось править. Он хотел, чтобы народ видел в нем защитника. По Москве было объявлено, что царь по средам и субботам принимает жалобы на Красном крыльце в Кремле, чтобы обиженные могли добиться правды. Как Грозный и Годунов, он вел борьбу с лихоимцами: повыгонял известных взятками дьяков и подьячих и назначил новых (вероятно, таких же). Царь требовал, чтобы приказные и судьи "без посулов [взяток] решали дела, творили правосудие и каждому без промедления помогали найти справедливость". В разосланных по городам грамотах объявил "служилым и всяким людям", что царское величество будет их беречь и защищать от всякой неправды. Велел собрать жалобы на прежних воевод ""в насильствах, и в продажах, и в посулах или в каких обидах", чтобы "безволокитно" дать на них суд и управу. Провинившихся били палками и водили по улицам, повесив на шею кошель с деньгами, если взятку взяли деньгами, или мехами, жемчугом, даже соленой рыбой, кто чем взял. Сам "Дмитрий" обломал не одну палку о спину взяточников.
  
   О законах, принятых "Дмитрием", осталось мало свидетельств. Большинство документов сожгли, в сохранившихся удаляли имя самозванца. Но законы были и, как писал его недоброжелатель Масса, "все установленные им законы в государстве были безупречны и хороши". Буссов особо отмечает, что "Дмитрий": "Позволил каждому кормиться так, как он может. И русским и чужеземцам он дал свободу кормиться своим делом, как кто умел и мог, благодаря чему все в стране стало заметно расцветать, а дороговизна пошла на убыль". Речь здесь идет об отмене ограничений на ремесло и торговлю. Царь разрешил торговым людям свободно выезжать за границу, а иноземцам въезжать в Россию. Особую любовь и щедрость "Дмитрий" проявлял к дворянству: людей воинского чина он почитал важнейшими и не жалел для них денежных и земельных пожалований. Поэтому даже в борьбе за власть "Дмитрий" не обещал освободить крестьян. В то же время, он запретил выдавать беглых крестьян, ушедших от помещиков в "голодные лета". Он также облегчил положение холопов, запретив писать владельцем холопа больше одного лица. Это означало, что после смерти хозяина холоп становился свободным.
  
   "Дмитрий" освободил на 10 лет от налогов жителей Путивля, главной его опоры во время похода на Москву. В грамоте, отправленной в Томск, царь защищал права сибирских ясачных людей: "велел ясаки имать рядовые [обычные], х какому мочно заплатить, смотря по вотчинам и по промыслам; а на ком будет ясак положен не в силу [непосильно] и впредь того ясака платить немочно... велел им в ясаках льготить, а з бедных людей, кому платить ясаку немочно, по сыску имать ясаков не велел". При царе "Дмитрии" была начато составление Сводного Судебника. В основу был положен Судебник Ивана Грозного, дополненный указами Федора, Бориса и самого самозванца. Когда Шуйский пришел к власти, он велел прекратить работу над судебником. В Сводном Судебнике сохранена статья Судебника Грозного о крестьянском выходе в Юрьев день и указы Годунова о частичном восстановлении выхода в 1601 - 1602 гг. Но в нем же есть закон 1597 г. о пятилетнем сыске беглых. Скорее всего, самозванец не собирался вносить изменений в законодательстве о крестьянах.
  
   "Дмитрий" напрасно стремился ублажить бояр - старые роды не желали с ним примириться. Заговор сложился к осени 1605 г. - Голицыны объединились с вернувшимися из ссылки Шуйскими. Вскоре их стану прибыло. Самозванец решил удалить останки царевича Дмитрия, захороненные в Угличском соборе. Этим он глубоко оскорбил Марфу Нагую и она обратилась за поддержкой к боярам. Те отговорили самозванца от задуманного дела. Теперь заговорщики могли использовать Марфу в своих планах. Бояре постарались раскрыть Сигизмунду глаза, что "Дмитрий" вовсе не тот, за кого он себя выдает. Действовали они через Ивана Безобразова, гонца "Дмитрия" к Сигизмунду. Кроме официального поручения, Безобразов имел тайное - от бояр-заговорщиков. Через канцлера Льва Сапегу он от имени Шуйских и Голицыных пожаловался королю, что тот дал им в цари человека низкого и легкомысленного и что они думают свергнуть его и хотят королевича Владислава. Гонец получил тайный ответ короля, где он просил передать боярам, что не препятствует их действиям. В декабре 1605 г. швед Петр Петрей передал Сигизмунду слова Марфы, что царь не ее сын. Король, помолчав, вышел в другую комнату. Петрею же сказали, чтобы он молчал, если хочет жить.
  
К этому времени Сигизмунд разочаровался в своем ставленнике. Он понял, что "Дмитрий" не собирается выполнять "Кондиций" подписанных им в Кракове. Ни о каких уступках земель или об обращении русских в католичество уже не шла речь. Правда, "Дмитрий" соглашался воевать на стороне Сигизмунда против Швеции (при условии признания его императором), но Боярская дума не позволила царю нарушить "вечный мир" со шведами. Вместо обращения России в католичество "Дмитрий" предложил папе крестовый поход на турок во главе с Россией. У него хватило наглости просить папу о помощи в признании его императорского титула, о присылке в Москву православных духовных книг и о разрешении Марии Мнишек венчаться по православному обряду. Успехи католицизма в России ограничились устройством домашнего костела (протестанты со времен Годунова имели свою кирху и школу). Иезуиты, проделавшие весь поход вместе с "Дмитрием", влияния не имели: доверенными советниками царя были протестанты, братья Бучинские.
   Русско-польские отношения становились все запутаннее. В обеих странах созревали заговоры: бояр - против самозванца, шляхты - против Сигизмунда. В Речи Посполитой Сигизмунда не любили: многие в нем видели шведа, ради своих интересов втянувшего страну в войну со Швецией. Польские мятежники всерьез обсуждали кандидатуру "Дмитрия" на престол - о нем хорошо отзывались знавшие его поляки. До самозванца сведения о готовящемся "рокоше" доходили через секретарей. Ян Бучинский сказал ему: "Будешь, Ваша царская милость, королем польским". "Дмитрий" был не прочь, но когда Бучинский прибыл в Краков исхлопотать разрешение для Марии Мнишек причаститься по православному при венчании, он узнал, что Сигизмунд знает о его словах. Король был взбешен и угрожал разоблачением самозванца. Воевода Познанский ему вторил: "По твоей, деи, той великой спеси и гордости подлинно тебя Бог сопхнет с столицы твоей, и надобе то указать всему свету и Москве самой, какой ты за человек и что им хочешь сделать".
  
   Зима 1606 г. прошла неспокойно: в январе в Кремль ночью проникли трое неизвестных и пытались подобраться к царской спальне. Злоумышленников схватили и пытали, они не признались и их казнили. Не веря больше русским, самозванец завел охрану из 300 немцев. К весне среди кремлевских стрельцов пошли разговоры, что царь не настоящий. Выявили семерых виновных. Собрали стрельцов и "Дмитрий" выступил перед ними. Ему жаль, он сказал, что стрельцы не любят своей несчастной земли, столь страдавшей при Годуновых. Теперь обвиняют его. Спрашивается, в чем его вина? Если он не истинный Дмитрий, то перед лицом матери он клянется, что стрельцы могут лишить его жизни. Но как мог бы ложный царевич овладеть таким могучим государством? Бог бы не допустил. Он жизнь ставил в опасность не ради своей высоты, а чтобы избавить народ, впавший в крайнюю нищету. Его призвал Божий перст. И он спрашивает прямо, за что вы меня не любите? Стрельцы залились слезами и требовали выдать, кто царя оговаривает. Вытолкали семерых, их порвали на куски. С тех пор страшно было заикаться, что "Дмитрий" не истинный государь.
  
   "Дмитрий" спешил - речь шла о его жизни. Лучший выход он видел в войне с Турцией. Войну хотели донские казаки и служилые люди южной России. Дворянам северной и центральной России война с турками ничего кроме разорения своих поместий принести не могла. В их лице царь наживал новых врагов. Война означала также напряжение хозяйства страны, едва оправившейся от неурожая 1601-1603 гг. Но война позволяла "Дмитрию" уйти от обязательств, взятых перед королем и папой, обещала воинскую славу и избавляла от кремлевских палат, где в переходах таились убийцы. Войну решено было начать с взятия Азова. Царь к тому готовился: повелел отливать мортиры, создал опорную базу в Ельце, куда свезли огромные запасы воинских припасов, приказал строить суда для сплава армии вниз по Дону. "Дмитрий" во всем участвовал сам: стрелял из пушек, "принимал участие в военных забавах и часто подвергал себя опасности, и однажды заговорщики положили убить его во время подобной игры, но страх помешал им".
  
   "Дмитрий" спешил и в браке с Мариной. Помолвка состоялась в Кракове в ноябре 1605 г. Под помолвку Мнишек получил от будущего зятя 300 тыс. злотых, не считая подарков. В ноябре Ян Бучинский отвез Мнишку 200 000 злотых. Через месяц - еще 100 000. К весне "Дмитрий" полностью опустошил казну и Казенный приказ перестал оплачивать векселя государя, а Дума взяла его расходы под контроль. Тогда самозванец залез в царскую сокровищницу. Перед свадьбой он подарил Марине шкатулку с драгоценностями стоимостью 500 000 рублей (полтора миллионов злотых). Женитьба на католичке расколола духовенство: митрополит Гермоген требовал крещения польской "девки", а обходительный патриарх Игнатий соглашался на миропомазание. Кончилось тем, что Гермогена сослали в Казань. Меж тем, "Дмитрий" торопил тестя с приездом и даже угрожал уйти в поход не дождавшись свадьбы. Наконец, в марте 1606 г. кортеж с невестой выехал из Самбора. По дороге к кортежу присоединялись приглашенные гости и искатели счастья, рассчитывающие устроить дела в России. 2 мая 1606 г. Марина в сопровождении двух тысяч поляков прибыла в Москву.
  
   Женитьба на Марине стала последней большой ошибкой самозванца. Заговорщикам даже не требовалось распространять порочащие царя слухи - на них работали польские гости. Трудно представить степень неприязни приезжих поляков и московских людей начала XVII века. В ее основе лежало не происхождение - большинство "поляков" были русского корня, и даже не религия - многие их них были православными, но стиль поведения и вкусы. Поляки презирали московитов - знатных считали варварами, остальных - хуже своих хлопов. В русских их раздражало все - манеры, одежда, медленная речь, пироги без соли, еда руками, скромность женщин и уверенность московитов в правильности своей веры.
  
   У русских, кроме гонора "литвы", неприязнь и даже ненависть вызывала наглость гостей, позволявших вести себя как в покоренном городе. Гости входили в церкви в шапках и с оружием, требовали у торговцев принимать польские деньги, приставали к женщинам и даже вытаскивали из возков знатных боярышень. Москвичи знали других европейцев - на Кукуе жили немцы, но они скрывали (если вообще имели) дурное отношение к русским, а поляки выставляли его напоказ. Немудрено, что люди верили любым слухам о бесчинствах "поганой литвы" и все больше склонялись к мнению, что царь обасурманился.
  
   Послы короля Сигизмунда прибыли в Москву вместе со свадебным кортежем. При их приеме произошел скандал. Поляки привезли грамоту, где именовали "Дмитрия" великим князем России. Не было титула непобедимого императора, ни просто царя. Этой пощечиной король ставил на место зарвавшегося ставленника. "Дмитрий" отказался принять грамоту и, нарушив этикет, стал спорить с послом. Они спорили, обменивались упреками и угрозами. И все же "Дмитрий" уступил. Он не хотел скандала накануне свадьбы и принял грамоту, где ему отказали в царском титуле. За спором о титуле стоял вопрос об уступке королю обещанных русских земель. Еще раньше "Дмитрий" объяснил это Рангони: "Пронесся слух, что я обещал уступить несколько областей польскому королю. Крайне необходимо категорически опровергнуть это. Вот почему я настаиваю на моих титулах". Дипломатический проигрыш самозванца убедил бояр, что он слаб и король настроен против него.
  
   О венчании "Дмитрия" и Марины известно, что были объединены церемонии коронации и венчания. Камнем преткновения стал ритуал причащения. Папа решительно отказал Марине в просьбе о причащении по православному обряду. Скрынников пишет, что Марина должна была причаститься дважды - при коронации, когда она отказалась взять причастие, и при венчании, когда она без колебаний причастилась по православному обряду. Архиепископ Артемий Елассонский, бывший 8 мая 1606 г. в Успенском соборе, пишет, что от причастия отказались оба венчающихся: "После божественной литургии благовещенский протопоп Феодор повенчал их посредине церкви пред святыми вратами. И после венчания своего оба они не пожелали причаститься Святых Тайн. Это сильно опечалило всех, не только патриарха и архиереев, но и всех видевших и слышавших".
  
   Пока царь устраивал свадебные пиры и развлекал гостей охотой и музыкой, в Москве нарастало недовольство. Литва и поляки стали "у торговых людей жен и дочерей имать силно, и по ночам ходить с саблями и людей побивать, и у храмов вере крестьянской и образом поругатца". О том же пишет немец наемник Конрад Буссов: "Поляки на радостях так перепились, что... сильно бесчинствовали. Они порубили и поранили саблями московитов, встретившихся им на улице. Жен знатных князей и бояр они повытаскивали насильно из карет и вдоволь поиздевались над ними". В народе царя еще любили, хотя ужин в Кремле, где подавали телятину - пищу нечистую, вызвал разговоры, не поляк ли он. Но через два дня стали открыто говорить, что царь поганый, "жрет нечистую пищу", в церковь ходит не помывшись, не кладет поклонов Николаю-угоднику, и ни разу не мылся в бане "со своей языческой царицей". Немцы стражи схватили одного из негодяев, отвели в Кремль, но бояре убедили царя, что малый напился, да и трезвый не слишком умен, и царю не стоит слушать, что наговаривают немцы.
  
   Гибель самозванца. 14 мая один из гайдуков Вишневецкого избил посадского человека и скрылся за воротами. Народ осадил двор князя, пришлось царю удвоить караулы стрельцов, а полякам всю ночь не выпускать из рук оружия. Наутро ни в одной лавке полякам не продавали ни пороха, ни свинца, говорили, что все вышло. В Москве стояла тишина, приводившая в изумление, и тишина эта не была обыкновенной. В тот вечер несколько поляков вытащили знатную боярыню из повозки с намерением изнасиловать, но народ ударил в набат и отнял ее невредимой. Царю подали жалобу, он как всегда не тронул поляков. "Дмитрий" явно не догадывался, что жить ему осталось всего один день. Он не думал о заговоре против себя и больше всего боялся, что русские устроят побоище полякам. А заговор созрел. Его возглавляли бояре - братья Шуйские, братья Голицыны, Михаил Скопин-Шуйский, Борис Татев, Михаил Татищев, окольничий Иван Крюк-Колычев, дети боярские - Андрей Шерефединов и Григорий Валуев, крупные московские купцы.
  
   Глава заговора, князь Василий Шуйский, год назад чуть не потерявший голову, был крайне осторожен. Заговорщики старались не предпринимать никаких подозрительных действий. Им очень помогла ненависть москвичей к полякам, отвлекавшая внимание сыска Петра Басманова. Заговорщиков было всего две-три сотни - ближние боярские слуги, дворяне новгородского ополчения, стоявшего под Москвой, и несколько десятков купцов. Силы - несравнимые с возможностями царя, но на стороне бояр оказалась самоуверенность самозванца, не верящего в заговор. За день до гибели "Дмитрия" предупреждали о заговоре Петр Басманов и служилые немцы. Осознал угрозу и старый лис - пан Юрий. Он пришел к зятю с известиями о "явных признаках возмущения" и принес сотню челобитных, полученных от москвичей, не имевших возможности передать их царю. Но "Дмитрий" лишь посмеялся, уверяя, что "здесь нет ни одного такого, который имел бы что сказать бы против нас; а если бы мы что заметили, то в нашей власти их всех в один день лишить жизни".
  
   Заговор был блестяще задуман. Заговорщики задумали использовать втемную москвичей, преданных царю, но ненавидящих поляков. Было решено натравить горожан на поляков, под предлогом защиты царя, и лишить тех и других возможности помочь "Дмитрию". Тем временем, заговорщики должны были уничтожить в Кремле самозванца. Особое внимание уделили немцам дворцовой стражи. Командир смены наемников - Андрей Бона, был подкуплен и вошел в заговор. Вечером, по приказу Василия Шуйского, он распустил большую часть караула, оставив всего 30 человек без мушкетов. Была отведена от царских покоев и внешняя стража. Здесь подозрение падает на Жака Маржерета, по совпадению заболевшему в ночь перед мятежом.
  
   Наступила последняя ночь. В Москве было удивительно тихо, а в царских палатах радовались и веселились. Шляхтичи танцевали с благородными дамами, а царица готовила маски, чтобы в воскресенье почтить царя маскарадом. Большинство москвичей ничего не знали о заговоре. На рассвете 17 мая отряд из 200-300 вооруженных дворян и боярских слуг подошел к Кремлю. Во главе ехали Шуйские и Голицыны хорошо известные кремлевской охране. Охранявшие ворота стрельцы не оказали сопротивления и заговорщики ворвались в Кремль. В это время ударили в набат на Ильинке, а потом зазвонили колокола в других московских церквах. Народ, услышав набат, стал сбегаться со всех сторон, а Василий Шуйский на Красной площади кричал: "Литва собирается убить царя и перебить бояр, идите бить Литву!". Слова Шуйского подхватили бирючи заговорщиков. Толпы народа с радостью бросились бить поляков, дома которых были заранее помечены. Напустив на поляков народ, Василий Шуйский, въехал в Кремль: в одной руке у него был меч, в другой - крест.
  
   Набатный звон разбудил царя, спавшего подле жены. Он поспешно вскочил, накинул кафтан и побежал в свой дворец. Там он встретил проникшего во дворец Дмитрия Шуйского, уверявшего, что в городе пожар. Командир стражи, Андрей Бона, подтвердил его слова. "Димитрий" отправился было к жене, но неистовые крики раздались у самого дворца. "Дмитрий" приказал Петру Басманову узнать в чем дело. Отворивши окно, Басманов увидел толпу и спросил: "Что вам надобно?". Толпа потребовала "Дмитрия". "Ахти, государь, - сказал Басманов, - сам виноват. Не верил ты своим верным слугам!". В это время объявился дьяк Тимофей Осипов, пришедший по словам летописцев, обличить самозванца. Басманов зарубил дьяка и приказал выбросить тело во двор. Заговорщики пришли в ярость, раздались новые крики. В ответ государь, выхватив у охранника алебарду, высунулся в окно и крикнул: "Я вам не Борис!". Раздались выстрелы, "Дмитрий" отпрянул от окна.
  
   Басманов вышел на крыльцо, где стояли бояре. Он стал просить, чтобы отказались от заговора. Татищев, спасенный Басмановым от ссылки, ответил руганью и всадил ему в сердце нож. Тело Басманова бояре сбросили с крыльца. Заговорщики стали стрелять сквозь двери, оттеснили немцев охраны и ворвались в сени. "Дмитрий" с немногими немцами заперся во внутренних покоях. Мятежники стали рубить топорами двери. "Дмитрий", бросив алебарду, бежал по тайным переходам из своего дворца во дворец Марины, а потом - в старые палаты Кремля. Пробегая мимо спальни жены, он крикнул: "Сердце мое, здрада (измена)!" - и побежал дальше. Из каменной палаты на "взрубе" выхода не было. "Дмитрий" глянул в окно и увидел своих стрельцов. Оставалось прыгать вниз с высоты 20 локтей (7 - 8 м). Самозванец прыгнул, но, обычно ловкий, на сей раз оплошал и, ударившись о землю, расшиб грудь, подвернул ногу и потерял сознание. Стрельцы подбежали к нему, облили водой и привели в чувство. Это были стрельцы с Северщины. Пришедший в себя "Дмитрий" умолял "христолюбцев" оборонить от Шуйских, обещал богатства бояр и боярских жен. Появились заговорщики и пытались отнять царя. Стрельцы дали залп и положили нескольких дворян. Тогда мятежники закричали, что пойдут в стрелецкую слободу и побьют стрельчих и стрельчат. Стрельцы посовещались и опустили пищали.
  
   Бояре и заговорщики подняли "Дмитрия" и отнесли в деревянный дворец. Сорвали с него кафтан, надели лохмотья и смеялись: "Каков царь всея Руси, самодержец! Вот так самодержец!". На "Дмитрия" сыпались оскорбления и удары. Спрашивали: "Кто ты такой, сукин сын?". "Дмитрий" отвечал, что они могут спросить его мать. Он просил отнести его на Лобное место, где он все объяснит народу. Тут Иван Голицын выкрикнул, что Марфа Нагая "сознается и говорит, что он не ее сын, что ее сын Димитрий действительно убит, и тело его лежит в Угличе". Дальше решили не ждать: народу все прибывало, и "Дмитрий" мог использовать свое опасное красноречие. Кто первый в него выстрелил - неясно: одни пишут, что дворянин Валуев, другие - купец Мыльников. Потом его кололи и рубили холодным оружием. Позже Исаак Масса насчитал на теле "Дмитрия" 21 рану. Тело вытащили на крыльцо и сбросили вниз.
  
   Дальнейшее описывает Масса: "И связали ему ноги веревкою и поволокли его нагого, как собаку, из Кремля, и бросили его на ближайшей площади, и впереди и позади его несли различные маски, восклицая: "То были боги, коим он непрестанно молился". И эти маски раздобыли они в покоях царицы, где они были припасены для того, чтобы почтить царя маскарадом". У Вознесенского монастыря вызвали царицу Марфу и кричали: "Говори, твой ли сын?". Марфа сначала уклонилась, но заговорщики настаивали. "Не мой", - ответила Марфа. Тело "Дмитрия" положили на Красной площади на маленьком столике. К ногам его приволокли тело Басманова. На вспоротый живот "Дмитрия" бросили самую страшную маску, в рот воткнули дудку. Народ ходил смотреть на тело царя. Многие глумились, иные плакали. Через три дня Басманова похоронили у церкви Николы Мокрого, а тело самозванца на навозной телеге свезли за Таганские ворота и бросили в яму, куда складывали опившихся бродяг.
  
   В день убийства "Дмитрия" погибло до 500 поляков и 300 русских. Такова была цена устранения самозванца (на деле, цена оказалась в сотни раз выше). Бояре постарались спасти польских послов со свитой и знатных гостей. В первую очередь, гибли люди маленькие и невинные - польские музыканты, мальчики хора, немецкие купцы. Жертвы эти знаменовали лишь начало лихолетья. После убийства "Дмитрия" внезапно начались заморозки, поползли слухи, что мертвый царь встает из могилы; другие видели по ночам над могилой таинственный свет. Чтобы успокоить народ, 9 июня труп "Дмитрия" вырыли и сначала возили на позорном возке по улицам Москвы, а потом вывезли за Серпуховские ворота и сожгли. Пепел с порохом всыпали в пушку и выстрелили в ту сторону, откуда "Димитрий" пришел в Москву. Бояре обещали, что теперь самозванец не воскреснет и в день Страшного Суда. Жизнь показала, что они жестоко просчитались.
  
   Примечательно, что погибли все руководители заговора, погубившего "Дмитрия". Первым был Татев, убитый болотниковцами (1607), вторым - Татищев, отданный Скопиным толпе на расправу (1608), третьим - Крюк-Колычев, казненный царем Василием (1609), четвертым - Скопин, отравленный Шуйскими (1610), следующими стали Василий и Дмитрий Шуйские, умершие (отравленные) в польском плену (1612). Своей смертью умер в плену Василий Голицын (1619). И лишь Иван Шуйский и Иван Голицын - лица незначительные, дожили до срока век свой и умерли в России.
  
   Сказания и песни о "Гришке-рострижке". Вряд ли покажется странным, что Отрепьев оставил заметный след в русском фольклоре. Странно скорее то, что несмотря на годы борьбы под его знаменами русских людей, не поверивших в его смерть, в народной памяти остался сугубо отрицательный образ этого мифологического героя. Тут сказалось влияние духовенства, ежегодно в первое воскресенье Великого Поста проклинающего с амвона "еретика Гришку Отрепьева". Удивительное, пусть кратковременное, воцарение расстриги требовало объяснения и оно нашлось - народ уверовал, что Гришке помогала нечистая сила. Костомаров записал подобную легенду, бытовавшую в Подмосковье еще в середине XIX века.
  
   Был, - говорит легенда, - Гришка-рострижка по прозвищу Отрепкин; уж такая ему по шерсти и кличка была! Пошел он в полночь по льду под Москворецкий мост и хотел утопиться в полынью. А тут к нему лукавый и говорит: "Не топись, Гришка, лучше мне отдайся; весело на свете поживешь. Я могу тебе много злата-серебра дать и большим человеком сделать". Гришка говорит ему: "Сделай меня царем на Москве". "Изволь! Только ты мне душу отдай и договор кровью напиши!". Гришка и написал кровью, что лукавому душу отдает, а тот сделает его царем на Москве. Только забыл Гришка срок поставить, сколько ему царствовать. И повел его лукавый в Литовскую землю, а там такой туман напустил, что король литовский и все вельможи признали Гришку за царевича Дмитрия Ивановича и повели его с военною силой к Москве, чтобы на царство посадить. Лукавый и на весь московский народ туман напустил, так что все приняли его за прямого царевича Дмитрия Ивановича. Он сел на царство. Тут лукавый стал подущать его, чтобы во всем государстве веру христианскую православную искоренить и поганую латинскую ересь ввести. Испугались московские люди и стали Богу молиться. Собрались архиереи и весь духовный чин и начали служить молебны. Мало-помалу стал спадать туман и все увидели, что на царстве сидит не Дмитрий Иванович, а злой Гришка-рострижка по прозвищу Отрепкин, и убили его.
  
   Гришка и сам колдун; в народной песне "Гришка Отрепьев" он занимается волхованием:
  
   "Стоит Гришка рострижка
   Отрепьев сын
Против зеркала хрустального,
Держит в руках книгу волшебную
   Волхвует Гришка рострижка Отрепьев сын".
  
   Пытается Гришка спастись колдовством и в момент своей погибели, но не успевает:
  
   "Обступила сила кругом вокруг,
Вся сила с копьями,
Гришка рострижка, Отрепьев сын
Думает умом своим царским:
"Поделаю крылица дьявольски,
Улечу нунь я дьяволом".
Не успел Грешка сделать крыльицов,
Так скололи Гришку рострижку Отрепьева".
  
   Когда Гришка не колдует, он богохульствует - нарушает пост: "Скоромную еству сам кушает, || А постную еству роздачей дает", и ругается над православными святынями: "А местные иконы под себя стелет, || А чюдны кресты под пяты кладет". Во всех песнях его ожидает неминуемая и заслуженная смерть: "Тут Гришке Расстрижке смерть прuдали. || В поганое место мясо бросили".
  
   Лжедмитрий I в русском искусстве XVIII века. На русской сцене Лжедмитрий I впервые появился в пьесе А.П. Сумарокова "Самозванец" (1771). Герой пьесы наделен самыми низкими страстями. В Москве он "много варварства и зверства сотворил", чем гордится: "Здесь царствуя, я тем себя увеселяю, || Что россам ссылку, казнь и смерть определяю". Самозванец всех ненавидит и мечтает погубить Россию и свой народ. Сюжет закручен вокруг страсти Самозванца к дочери Шуйского, Ксении, которую он пытается заставить стать своей женой. Нынешнюю жену, "католичку", он намерен отравить. Кончается все восстанием народа и самоубийством Самозванца, который по выражению автора "издыхает". Пьеса Сумарокова пользовалась успехом; в ней играли лучшие русские актеры конца XVIII века И.А. Дмитревский, И.И. Калиграф и П.А. Плавильщиков.
  
   Самозванец у Пушкина. XIX век принес русской драматургии пушкинского "Бориса Годунова" (1825). В черновых вариантах в названии пьесы присутствует имя Отрепьева, например, "Комедия о царе Борисе и Гришке Отрепьеве". Хотя пьеса названа в окончательной редакции именем Бориса, Самозванец в ней такой же главный герой, как Борис. Он даже превосходит Бориса количественно - по числу сцен ( 9 против 6) и количеству стихов. В трактовке Самозванца Пушкин разошелся с Карамзиным и создал привлекательный образ. Самозванец ему решительно нравится, он называет его "милым авантюристом" и в набросках предисловия к "Борису Годунову" сравнивает с Генрихом IV: "В Дмитрии много общего с Генрихом IV. Подобно ему он храбр, великодушен и хвастлив, подобно ему равнодушен к религии - оба они из политических соображений отрекаются от своей веры, оба любят удовольствия и войну, оба увлекаются несбыточными замыслами, оба являются жертвами заговоров". Там же Пушкин говорит о "романтическом и страстном характере" своего героя.
  
   Больше того, Пушкин находит в Самозванце родственные черты: ведь Пушкин тоже храбр, великодушен и хвастлив, любит удовольствия, не прочь повоевать и равнодушен к религии. У него, как и у созданного им Самозванца, романтический и страстный характер, но главное, они оба - поэты и поэтически видят мир. Ведь Самозванец был мастер сочинять каноны - сложные стихотворные произведения, требующие немалого искусства. Отсюда его уважительное отношение к бедному поэту, преподнесшему ему стихи в доме Вишневецкого:
  
   Самозванец:
  
   "Что вижу я? Латинские стихи!
   Стократ священ союз меча и лиры,
   Единый лавр их дружно обвивает.
   Родился я под небом полунощным,
   Но мне знаком латинской Музы голос,
   И я люблю парнасские цветы.
   Я верую в пророчества пиитов".
  
   Здесь Пушкин возвышает Самозванца до себя, ибо реальный Самозванец был проще и грубее и при всем красноречии вряд ли стал бы говорить о союзе меча и лиры или парнасских цветах - это поэтический лексикон не XVII века, а конца XVIII - начала XIX века, уместный в устах В.А. Жуковского и иногда проскальзывающий даже у зрелого Пушкина. Была еще причина, располагающая Пушкина к Самозванцу: ведь его предок, Гаврила Пушкин, служил Лжедмитрию и немало способствовал его восшествию на престол, а предками своими Пушкин гордился. И все же, в конце трагедии, Пушкин отвергает Самозванца как человека и выносит ему приговор как новому царю-Ироду. Сделано это мнением народным, точнее, молчанием народа:
  
   Мосальский:
   Народ! Мария Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом. Мы видели их мертвые трупы. (Народ в ужасе молчит.) Что ж вы молчите? кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!
   Народ безмолвствует.
  
   Молчание народа - гениальная находка. Здесь Пушкин вместе с народом, он обвиняет Самозванца, на пути к трону раздавившего беззащитную мать и сына. Самозванец - преступник и конец его близок.
  
   О Лжедмитрии I. Вокруг и после Пушкина. Все русские произведения о Смутном времени, появившееся в XIX веке, написаны с оглядкой на "Бориса Годунова". В первую очередь, это относится к идейным противникам трагедии Пушкина. В 1829 г. выходит из печати роман Фаддея Булгарина "Димитрий Самозванец". Булгарин считает, что Самозванец - чужеродное явление для России. Его появление есть следствие интриги иезуитов. Он пишет: "Не только митрополит Платон, но и другие современные писатели верят, что явление Самозванца было следствием великого замысла иезуитского ордена, сильно действовавшего в то время в целой Европе к распространению Римско-католической веры... Сии-то сомнения насчет рождения Самозванца, его воспитания и средств, употребленных им к овладению русским престолом, послужили основою моего романа". Булгарин отрицательно относится к самой идее самозванству. В одной из статей он писал по этому поводу: ""Кто бы он ни был, расстрига или чужеземец, память его будет омерзительна для России и все его блестящие качества помрачаются одним намерением царствовать, не имея на то право ни по рождению, ни по выбору".
  
   А.С. Хомяков в трагедии "Дмитрий Самозванец" (1832) стремился развивать образ, созданный Пушкиным. Но Самозванец Хомякова мечтателен, лиричен и отстранен от народной жизни. У него нет опоры в России и сам он лишь игрушка в руках Ватикана и Польши. Пушкин, возлагавший "надежды" на трагедию, был разочарован, услышав ее на авторских чтениях в 1832 г. Он предпочел вообще не высказываться. Трагедия не понравилась и М.П. Погодину, что подтолкнуло его написать драму ""История в лицах о Димитрии Самозванце" (1835). Пьеса посвящена Пушкину и написана под его влиянием, особенно по форме. "История в лицах о Димитрии Самозванце" начинается с момента, когда заканчивается трагедия Пушкина, с прибытия Самозванца в Москву, а заканчивается его убийством и всеобщим криком: "Многая лета благоверному царю нашему Василью Ивановичу! Многая лета!". Самозванец Погодина уклонился от Самозванца Пушкина в сторону прямо противоположную его образу у Хомякова.
  
   Погодинский Самозванец проще и циничней пушкинского. Он хвалится Басманову: "Каков, брат, я - захотел - и царь!". Смеется над своей речью над усыпальницей Ивана Грозного: "Ну ошибся ли я хоть в одном слове перед гробом вашего любезного Ивана Васильевича! Ха, ха, ха! Я плакал в самом деле по нем, как по отце родном!". Лишенный поэтического прозрения, он пуст и беспечен, недооценивает бояр, особенно Шуйского, и чрезмерно восхищается поляками и их образом жизни. На первом приеме он говорит боярам: "Я хочу, чтоб народ мой веселился и радовался. Полно ходить потупив глаза, повесив голову. Смотрите, как живут поляки, поют себе да пляшут. Вот у кого перенимайте. Мне хочется, чтобы вы жили на их образец. Теперь вы слишком грубы и дики! со стороны смотреть на вас смешно". Самозванец Погодина, видимо, близок к реальному прототипу, что оценил Н.В. Гоголь, написавший автору о пьесе: "Самозванец мне очень нравится. Он не движется на сценической интриге, но тем не менее составляет полную, исполненную правды, стало быть историческую и поэтическую картину".
  
   В статье В.Г. Белинского "Борис Годунов" (1845) автор, разбирая пьесу Пушкина, отмечает идеализацию образа Самозванца. По поводу сцены у фонтана он пишет, что сцена хороша, но в ней "как будто проглядывают какие-то ложные черты, которые трудно и указать, но которые тем не менее производят на читателя не совсем выгодное для сцены впечатление.... Самозванец в этой сцене слишком искренен и благороден; порывы его слишком чисты: в них не видно будущего растлителя несчастной дочери Годунова... Кажется, в этом заключается ложная сторона этой сцены". Белинский восхищен концовкой пьесы с безмолвствующим народом. Он видит здесь "черту, достойную Шекспира... В этом безмолвии народа слышен страшный, трагический голос новой Немезиды, изрекающей суд свой над новою жертвою - над тем, кто погубил род Годуновых".
  
   Лжедмитрий I в искусстве второй половины XIX - начале ХХ века. В 1866 г. А.Н. Островский написал драматическую хронику "Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский". Островский изучал не только Карамзина, но известные тогда источники. По ходе работы над пьесой Островский отказался от идеализации образа Самозванца, которому он поначалу хотел придать черты народного царя. В итоге, остался конфликт почвенника Шуйского и пришельца, чуждого России, - Самозванца. Самозванец хоть и добрый царь, и рыцарски благороден, но он чужд России. Напротив, Шуйский - свой, московский, и он переигрывает Самозванца. Против Самозванца весь уклад старинной русской жизни. Бояре возмущены его отношением к царской казне как к военному трофею, предложенному Марине. "Люд московский" раздражен засильем иноземцев. Купцы видит в Самозванце "еретика", который "латинской, езовитской веры от греческой не может отличить". Пьесу Островского высоко оценили Н.И. Костомаров и Н.А. Некрасов. В 1867 г. пьеса была опубликована и в том же году в Москве состоялась ее театральная постановка. Пьеса имела успех. Последующая постановка в Петербурге (1872) была неудачной и в дальнейшем пьесу ставили редко.
  
   А.К. Толстой затронул Самозванца в пьесе "Царь Борис" (1869). Самозванец у него существует в виде слухов, хотя показаны народные силы, идущие ему на помощь. Как и у Островского и Костомарова, Гришка Отрепьев у Толстого не Самозванец, а заурядный пройдоха монах. Краткая характеристика Самозванца есть у Толстого в сатирической "Истории Государства Российского от Гостомысла до Тимашова" (1868). Там он пишет о нем: "Хоть был он парень бравый || И даже не дурак, || Но под его державой || Стал бунтовать поляк".
  
   В русском обществе XIX века интерес к Смутному времени был как никогда велик и среди его героев Лжедмитрий I занимал видное место. Неудивительно, что к его образу обратились художники. В начале XIX века Г.Ф. Галактионов создает гравюру "Лжедмитрий I и Марина Мнишек". Б.А. Чориков - гравюру "Смерть Дмитрия Самозванца" (1836). Художник-передвижник Н.В. Неврев пишет картины "Присяга Лжедмитрия I королю Сигизмунду на введение в России католицизма" (1874) и "Ксения Борисовна Годунова, приведенная к Самозванцу" (начало 1880-х гг.). К. Вениг создает картину "Последние минуты Дмитрия Самозванца" (1879); К.В. Лебедев - картину "Вступление войск Лжедмитрия I в Москву" (1890-е гг.). Уже в начале ХХ века К.Е. Маковский закончил огромную картину "Смерть Дмитрия Самозванца" (1906).
  
   В литературе тема Лжедмитрия продолжает оставаться актуальной. В 1879 г. появляется роман Д.Л. Мордовцева "Лже-Дмитрий". В 1902 г. А.С. Суворин издает пьесу "Лжедмитрий и царевна Ксения" и ставит эту пьесу в театре. В 1904 г. он выпускает огромный альбом, посвященный Самозванцу. В предисловии Суворин пишет, что с 1605 по 1904 г. про Лжедмитрия I в Европе было создано больше литературных произведений, чем про любого русского царя. Уже после краха династии Романовых, в разгар новой Смуты, в 1917 г. в Крыму, Максимилиан Волошин написал замечательное стихотворение "Dmetrius-Imperator (1591-1613)". Речь в нем идет о духе убиенного царевича Дмитрия, собиравшего кровавый урожай с Русской земли в течение 20 лет:
  
   "Убиенный много и восставый,
   Двадцать лет со славой правил я
   Отчею Московскою державой,
   И годины более кровавой
   Не видала русская земля".
  
   Центральное место в воплощениях убитого царевича занимает, разумеется, Лжедмитрий I:
  
   "..На московском венчанный престоле
   Древним Мономаховым венцом,
   С белой панной - с лебедью - с Мариной
   Я - живой и мертвый, но единый -
   Обручался заклятым кольцом.
  
   Но Москва дыхнула дыхом злобным -
   Мертвый я лежал на месте Лобном
   В черной маске, с дудкою в руке,
   А вокруг - вблизи и вдалеке -
   Огоньки болотные горели,
   Бубны били, плакали сопели,
   Песни пели бесы на реке...
   ....
   И река от трупа отливала,
   И земля меня не принимала.
   На куски разрезали, сожгли,
   Пепл собрали, пушку зарядили,
   С четырех застав Москвы палили
   На четыре стороны земли...".
  
   Русские историки второй половины XIX - начала XX века. Если в "Истории" Карамзина Лжедмитрий I обрисован в резко отрицательных тонах, то в "Истории России с древнейших времен" С.М. Соловьева Лжедмитрий показан не только предельно объективно, но с симпатией (т. 8, 1858 г). Соловьев не верит, что самозванец был умышленным обманщиком:
  
   "Чтоб сознательно принять на себя роль самозванца, сделать из своего существа воплощенную ложь, надобно быть чудовищем разврата, что и доказывают нам характеры последующих самозванцев. Что же касается до первого, то в нем нельзя не видеть человека с блестящими способностями, пылкого, впечатлительного, легко увлекающегося, но чудовищем разврата его назвать нельзя. В поведении его нельзя не заметить убеждения в законности прав своих, ибо чем объяснить эту уверенность, доходившую до неосторожности, эту открытость и свободу в поведении? Чем объяснить мысль отдать свое дело на суд всей земли, когда он созвал собор для исследования обличений Шуйского? Чем объяснить в последние минуты жизни это обращение к матери?... Возможность таких вопросов служит самым лучшим доказательством того, что Лжедимитрий не был сознательный обманщик".
  
   Н.И. Костомаров определенно симпатизировал "названному Димитрию". В своей "Русской истории в жизнеописаниях ее важнейших деятелей" (1872) он склоняется к мнению, что "человек подобного характера не способен на гнусный обман". В отличие от Соловьева, он считает, что самозванец был подготовлен не в московской земле боярами, а в польских владениях и не является Отрепьевым. В.О. Ключевский в "Курсе русской истории"(1902) отмечает одаренность Лжедмитрия I, его ораторский талант, храбрость и отсутствие жестокости. "Своим образом действий, - пишет Ключевский, - он приобрел широкую и сильную привязанность в народе, хотя в Москве кое-кто подозревал и открыто обличал его в самозванстве". Лжедмитрий держался как законный, природный царь: "никто из близко знавших его людей не подметил на его лице ни малейшей морщины сомнения в этом... Но как сложился в Лжедмитрии такой взгляд на себя, это остается загадкой столько же исторической, сколько психологической".
  
   В "Лекциях по русской истории" (1899-1910) С.Ф. Платонов придерживается взглядов, "что Лжедмитрий - затея московская, что это подставное лицо верило в свое царственное происхождение и свое восшествие на престол считало делом вполне справедливым и честным". Платонов указывает на черты Лжедмитрия, раздражавшие русских и поляков. Перед москвичами он "был человек образованный, но невоспитанный, или воспитанный, да не по московскому складу. Он не умел держать себя сообразно царскому сану, не признавал необходимости этикета, "чина", который окружал московских царей;... от него пахло ненавистным Москве латинством и Польшей. Но и с польской точки зрения это был невоспитанный человек. Он был необразован, плохо владел польским языком, еще плоше - латинским, писал "in perator" вместо "imperator". Такую особу, какой была Марина Мнишек, личными достоинствами он, конечно, прельстить не мог".
  
   В Польше Лжедмитрий "понахватался... внешней "цивилизации", кое-чему научился и, попав на престол, проявил на нем любовь и к Польше, и к науке, и к широким политическим замыслам вместе со вкусами степного гуляки. В своей сумасбродной, лишенной всяческих традиций голове он питал утопические планы завоевания Турции, готовился к этому завоеванию и искал союзников в Европе. Но в этой странной натуре заметен был некоторый ум... Он легко решал те дела, о которых долго думали и спорили бояре. В дипломатических сношениях он проявлял много политического такта. Чрезвычайно многим обязанный римскому папе и королю Сигизмунду, он... уверял их в неизменных чувствах преданности, но вовсе не спешил подчинить русскую церковь папству, а русскую политику - влиянию польской дипломатии".
  
   Лжедмитрий I в советской историографии и литературе. Глава историков-марксистов - М.Н. Покровский, писал в 1920 и 1933 гг., что Лжедмитрий I победил благодаря поддержке восставших крестьян. Его недолгое царствование не успело разочаровать народ, и он стал знаменем в классовой борьбе. Подобные взгляды разделяли Б.Д. Греков и В.И. Корецкий. С 1950-х годов в историографии нарастало неприятие Лжедмитриев (I и II), пригласивших иезуитов и поляков в Россию и проводивших крепостническую политику по отношению к крестьянам. Важный вклад внесли работы А.Л. Станиславского (1980), показавшего, что в основе конфликта Смуты лежит не "крестьянская революция", а борьба за власть казаков и дворянства. К сходной точке зрения пришел и Р.Г. Скрынников, занимавшийся изучением не только истории Смуты, но ее главных героев.
  
   Лжедмитрию I Скрынников посвятил монографию "Самозванцы в России в начале XVII века: Григорий Отрепьев" (1987). Скрынников - автор многих популярных книг по русской истории конца XVI - начала XVII века и сведения о Лжедмитрии I можно найти в большинстве их них: не только абзацы, но целые главы кочуют у него из книги в книгу. По воздействию на массового читателя Скрынников - самый влиятельный российский историк сегодняшнего дня. И он этого заслуживает, потому что Руслан Григорьевич - профессионал и к тому же блестящий популяризатор. Впрочем, таковыми были крупные русские историки прошлого.
  
   Путь самозванца описан у Скрынникова во многом по новому по сравнению с историками классиками. Скрынников приводит доказательства, что самозванцем был Юрий Отрепьев. Он предлагает версию "короткого" монашества Григория, отводя большую часть его юности службе у Михаила Романова и князя Черкасского. Скрынников видит в Чудовом монастыре ту квашню, где был заквашен заговор против Годунова. Здесь он отводит исключительное место Варлааму Яцкому [что сомнительно, К.Р.]. Похождения самозванца в Польше, его поход на Москву, царствование и гибель изложены в традиционном плане за исключением акцентов. А акценты эти связаны с неприязнью Скрынникова к Отрепьеву. Он позволяет себе сентенции вроде: "... интересы собственного народа и государства мало заботили авантюриста" или "Первая и последняя в его жизни атака закончилась позорным бегством", усугубляет внешние недостатки Отрепьева: "... нос напоминал башмак, подле носа росли две большие бородавки. Тяжелый взгляд маленьких глаз дополнял гнетущее впечатление".
  
   Из художественной литературы в 1962 г. был издан глубокий роман З.С. Давыдова "Из Гощи гость". Его героями являются князь Иван Хворостинин и таинственный гость из Гощи, ставший царем и другом князя Ивана. Лжедмитрий I - один из героев романа Ф.Ф. Шахмагонова "Остри свой меч. Смутное время" (1989). Автор рассказывает, что в Польшу ушли два Григория Отрепьева - Юрий Отрепьев и спасенный царевич Дмитрий. В Польше царевич умирает; его имя и дело берет на себя названный брат - Юрий Отрепьев.
  
   Лжедмитрий I в постсоветский период. В год коллапса Советского Союза было опубликовано учебное пособие В.Б. Кобрина "История Отечества: люди, идеи, решения" (1991). В ней автор писал, что история России, начиная с Бориса Годунова и вплоть до восшествия на престол Михаила Романова, представляла ряд упущенных возможностей, когда последовательно упускались шансы создания монархии, связанной договором с подданными, открытия ворот в Европу и модернизации страны. Упущенным шансом Кобрин, в первую очередь, считал правление Лжедмитрия I, хотя его не идеализировал, напоминая, что он оказался авантюристом, т.е. неудачником - ведь успешных авантюристов называют политиками. Осторожнее пишет о Лжедмитрии I В.Н. Козляков в книге "Смута в России. XVII век" (2007). По взглядам Козляков напоминает Скрынникова, но без его обличительных ноток в отношении "первого императора".
  
   Появились блокбастеры из "развлекательной" истории - "Лжедмитрий" Э.С. Радзинского (2003); "Россия, которой не было" А.А. Бушкова (1997) и "Все монархи мира. 600 кратких описаний" К.В. Рыжова (1999). По мнению Бушкова, историки незаслуженно оклеветали и вымазали грязью Лжедмитрия I, представив агентом "ляхов и иезуитов", тогда как, на самом деле, его гибель была несчастьем для России. [На самом деле, многие историки симпатизировали самозванцу. К.Р.] В случае долгого правления Лжедмитрия, Россия догнала бы Западную Европу в военном деле и образовании и смогла бы на 100 лет раньше и малой кровью осуществить "Петровские реформы". И уж в любом случае страна не попала бы в Смуту. [Без самозванца Россия тем более избежала бы Смуты. К.Р.].
  
   Из художественных произведений о Лжедмитрии I в 1994 г. опубликован роман М.В. Крупина "Самозванец", переделанный в роман "Великий самозванец" (2006), в 1995 г. - "Лжедмитрий I", содержащая романы Н.Н. Алексеева "Лжецаревич" и Б.Е. Тумасова "Лихолетье". Интересен роман Э.Н. Успенского "Лжедмитрий второй настоящий" (1999). Книга посвящена событиям Смутного времени - от убийства в Угличе малолетнего царевича Дмитрия до убийства "Тушинского вора". Автор имеет оригинальные взгляды на происхождение первого и второго Лжедмитриев. Лжедмитрия I он считает сыном Афанасия Нагого, которого тайно воспитывали как спасенного царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного.
  
   В "Детской книге" Б. Акунина (2005) рассказывается как шестиклассник Ластик Фандорин через хронодыру попал из современной Москвы в 1605 г., и встретил там Лжедмитрия, оказавшимся киевлянином 1960-х годов Юркой Отрепьевым, еще пионером попавшим в прошлое. Юрка (Лжедмитрий) пытается стать для Московского государства доном Руматой из романа Стругацких "Трудно быть богом", но плохо знакомый с историей не предвидит своего будущего. Творящий добро и не желающий быть жестоким он неизбежно становится жертвой заговора и гибнет; Ластику не без мытарств удается вернуться в свое время.
  
   "Дмитрий Иванович" в творчестве иностранцев. Пьесы и повести о царе "Дмитрии" появились в Европе раньше, чем в России. Воцарение католика, вызвало восторг среди людей близких к высшим кругам католического духовенства. К их числу принадлежал Лопе де Вега, написавший пьесу "Великий князь московский, или Преследуемый император" (1606). В пьесе действуют известные драматургу члены царской семьи - Хуан Басилио (Иван Васильевич), его сыновья - пылкий Хуан и блаженный Теодоро, сын Теодоро Деметриус, и шурин Теодоро, злодей Борис. Сюжет мелодраматичен. Жена Хуана младшего изменяет ему, о чем узнает Хуан Басилио. Ловкая женщина, заметая следы, натравливает сына на отца, что приводит к случайному сыноубийству и смерти обезумевшего от горя Хуана Базилио. Власть захватывает Борис. Он хочет убить племянника, но мать скрывает Деметриуса, в монастыре. Встреча с красавицей Маргаритой заставляет его искать царства. В финале Борис гибнет от меча Деметриуса, и благородный герой торжественно вступает в Кремль.
  
   В Париже в 1689 г. поставили пьесу Димитрий" Ж.-Б. Обри де Карьера. В 1714 г. де ля Рошель опубликовал книгу "Царь Дмитрий. Московская история". В 1782 г. П.-Ш. Левек издает "Историю России", где много пишет о "Дмитрии". В Англии в 1801 г. появляется пьеса Р. Кумберленда "Лжедмитрий". В Германии в 1804 г. И.Ф. Шиллер начал писать пьесу "Деметриус" но написал лишь первый акт. В России пьесу перевел в 1860 г. Л.А. Мей и ее использовали в художественных чтениях. Отсюда пошло выражение "Россия может быть побеждена только Россией". В 1829 г. в Париже поставили трагедию Л. Галеви "Царь Дмитрий", в 1873 г. - "Миг всемогущества" Жюля Ф., а в 1876 г. - оперу Л. Жонсьера "Димитрий" (либретто А. Сильвестра и А. Борнье). Беллетризованные биографии "Дмитрия" опубликовали во Франции граф А. Потоцкий (1830), П. Мериме (1852 и 1878) и П. Пирлинг (1913). В 1882 г. в Праге А. Дворжак закончил оперу "Димитрий".
  
   В Англии в 1876 г. издана пьеса "Дмитрий" Д.Г. Александера и через три десятилетия романы - "Великолепный самозванец" (1903) Ф. Уишоу и "Дмитрий" (1906) Ф.У. Бейна. В 1916 г. в Лондоне Сони Хоу опубликовала книгу "Некоторые русские герои, святые и грешники", где одна глава посвящена Лжедмитрию I. Гибель Самозванца описывает немецкий поэт Э.-М. Рильке в своем единственном романе "Записки Мальте Лауридса Бригге" (1910). В 1933 г. американец Х. Лэм в романе "Хозяин волков" предлагает вариант альтернативной истории, где Лжедмитрий I спасается и бежит в казачьи степи. В 1986 г. во Франции выходит труд К.-Д. Шейне "Борис Годунов и загадочный Дмитрий". Наконец, в 1992 г. французский писатель В.Н. Волков издает роман "Лжецари", где лжецарями он считает Бориса Годунова, "Дмитрия" и Василия Шуйского.
  
   Для иностранных авторов характерен обостренный интерес к Лжедмитрию, по сравнению с большинством русских царей и симпатии к нему. Одни считают "Дмитрия" природным сыном Ивана Грозного (Лопе де Вега, Ля Рошель, Левек). Другие видят в нем невинного самозванца, жертву внушения (Шиллер, Галеви, Жюль Ф.). Все они уверены, что "Дмитрий" был выдающейся личностью. Американский историк Честер Даннинг опубликовал в 2007 г. в журнале "Вопросы истории" статью "Царь Дмитрий", в которой пытался доказать, что царствование Лжедмитрия I было бы благом для России, если бы продлилось дольше.
  
   Облик и характер первого императора. Современники, знавшие самозванца, отмечали в нем контраст неказистой внешности и яркой личности. Автор "Повести князя Катырева-Ростовского" пишет: "Рострига
   же возрастом [ростом] мал, груди имея широки, мышцы толсты; лице же свое имея не царсково достояния, препростое обличие имея, и все тело его волми помрачено [смуглое]. Остроумен же, паче и в научении книжном доволен, дерзостен и многоречив зело, конское рыстание любяще, на враги своя ополчитель смел, храбрость и силу имея, воинство же велми любляще". Сходно описал его Масса: "Он был мужчина крепкий и коренастый, без бороды, широкоплечий, с толстым носом, возле которого была синяя бородавка, желт лицом, смугловат, обладал большою силою в руках, лицо имел широкое и большой рот, был отважен и неустрашим, любил кровопролития, хотя не давал это приметить".
  
   Маржерет восхищается личностью, но не внешностью императора. Внешние достоинства в "Дмитрии" нашел лишь нунций Рангони: "Дмитрий имеет вид хорошо воспитанного молодого человека; он смугл лицом, и очень большое пятно заметно у него на носу, вровень с правым глазом; его тонкие и белые руки указывают на благородство происхождения; его разговор смел; в его походке и манерах есть действительно нечто величественное". Ближе с ним познакомившись, нунций записал: "Дмитрию на вид около двадцати четырех лет. Он безбород, обладает чрезвычайно живым умом, очень красноречив; у него сдержанные манеры, он склонен к изучению литературы, необыкновенно скромен и скрытен".
  
   На прижизненных гравюрах Ф. Снядецкого и Л. Килиана у "Дмитрия" круглое лицо и две бородавки - на лбу и у носа, но поражает умный и задумчивый взгляд. Еще одно прижизненное изображение - поясной парадный портрет работы неизвестного художника, явно его идеализирует. "Дмитрий" изображен в латах, лицо удлиненное, волосы темные, никаких бородавок. Если же собрать все сведения о внешности Юрия Отрепьева (вернемся к природному имени) то пред нами предстанет приземистый богатырь. Руки неравны по длине, но силы необыкновенной - он легко гнул подковы. Лицо широкое, смуглое, без бороды и усов, волосы русые, рыжеватые, глаза темно-голубые; рот большой, нос курносый, на лице две бородавки - справа у носа и слева на лбу, и родимое пятно у правого плеча. Некоторые из этих знаков имел царевич Дмитрий Угличский.
  
   Отрепьев - не урод, описанный Скрынниковым, хотя не красавец. Для окружающих важнее была его личность. Поражает чрезвычайная его переимчивость и умение сказать людям то, что они хотят услышать. Отрепьев был гениальным актером и полностью входил в образ, который играл в настоящий момент. Верил ли Отрепьев во что-нибудь искренне? Многие пишут, что он всерьез считал себя сыном Ивана Грозного и что мысль эту ему кто-то внушил. С этим не согласуется попытка самозванца удалить из Угличского собора прах царевича Дмитрия. Стоит вспомнить и Буссова, искренне любящего "царя Димитрия" и все же рассказавшего эпизод, где преданный самозванцу Басманов поделился с ним, что "Димитрий" не природный царь. Тогда встает вопрос, верил ли Отрепьев в Бога? В Европе XVII века вольнодумцы, отрицающие Бога, были редки, в России неизвестны. Но Отрепьев смело клялся именем Господа, утверждая, что он и есть царевич Дмитрий. Под угрозой вечного проклятия исповедовался при принятии католичества. По свидетельству иезуита, во время похода на Москву всегда начинал сражения с молитвы перед войском:
  
   "Димитрий находил, по словам его, сильнейшую опору в своей совести: обыкновенно пред началом битвы, он молился усердно, так, чтобы все его слышали, и воздев руки, обратив глаза к небу, восклицал: "Боже правосудный! порази, сокруши меня громом небесным, если обнажаю меч неправедно, своекорыстно, нечестиво; но пощади кровь христианскую! Ты зришь мою невинность: пособи мне в деле правом! Ты же, царица небесная! будь покровом мне и моему воинству!".
  
   В русском фольклоре Гришка Атрепьев продает душу черту, но Отрепьев не увлекался чернокнижием. Вероятно, он мало думал о Боге и легко относился к религиозным различиям христиан. Ближе всего по духу ему были ариане или социане, считавшие главным христианскую мораль, а не богословские различия. Став царем, Отрепьев высказывался против религиозной нетерпимости: "У нас, - говорил он духовным и мирянам, - только одни обряды, а смысл их укрыт. Вы поставляете благочестие только в том, что сохраняете посты, а никакого понятия не имеете о существе веры... вы считаете себя праведным народом в мире, а живете не по-христиански, мало любите друг друга; мало расположены делать добро. Зачем вы презираете иноверцев? Что же такое латинская, лютеранская вера? Все такие же христианские, как и греческая. И они в Христа веруют... Я хочу, чтобы в моем государстве все отправляли богослужение по своему обряду". Подобная позиция, несомненно, оправдывала отступничество самого Отрепьева.
  
   Характер Отрепьева привлекал к нему одних людей и резко отталкивал других. Несомненно, он обладал даром обаяния и харизмой, позволявшие ему завоевывать сердца и вести за собою людей. Дворян, казаков, наемников восхищала храбрость Отрепьева - не всякий претендент на престол поскачет во главе горстки всадников на превосходящие силы врага. Но эта храбрость нарушала правила царского этикета и переходила в молодечество. Лихой наездник, птицей взлетавший в седло, он любил укрощать необъезженных коней, не меньше любил охоту, один на один копьем убил огромного медведя. Лично испытывал новые пушки, участвовал в воинских потехах и не обижался, если его били и толкали. Все это нравилось воинским людям, но не боярам, духовенству и купечеству, считавшими подобное поведение нецарским.
  
   Отрепьев, хотя и не так резко, как Петр I, нарушал неудобный ему царский этикет. Он запретил постоянно брызгать себя святой водой и осенять крестом, не желал, чтобы бояре сопровождали его из залы в залу, не спал после обеда, как принято у россиян, а "отправлялся гулять по Кремлю, заходил в казну, в аптеку и к ювелирам, иногда один, а то вдвоем или втроем, или уходил потихоньку из своих покоев". Ездил верхом, а не в карете, брал не самого смирного, а самого резвого коня, не допускал, чтобы бояре усаживали его на лошадь под локотки и подставив скамью. Часто носил польскую и венгерскую одежду, любил общаться и работать с иностранцами. За трапезами у него было весело: играла музыка. Снял запреты на свободу профессий и строительство каменных домов в Москве, снял запреты и на браки бояр: любил их женить, веселиться на свадьбах - брак Василия Шуйского, которому Борис не разрешал жениться до 50 лет, наметил через месяц после своей свадьбы.
  
   Став царем, Отрепьев перестал сдерживать язык и допускал бестактности, а иногда вздорности по отношению к боярам. Поучал их, иногда унижал, пенял за необразованность и тугодумие. Испортил отношения с Сигизмундом. Вместо того, чтобы преодолеть сопротивление Думы и помочь королю вернуть шведский престол (получив взамен отмену "кондиций"), навязывал ему совместную войну с Турцией, вел тяжбу о титулах и дал себя вовлечь в интриги шляхетского рокоша. В споре о титуле "непобедимого императора" с польским послом уронил царское достоинство в глазах поляков и бояр. Происходило это от присущей Отрепьеву мании величия, которая расцвела пышным цветом по взошествии на престол.
  
   Буссов пишет: "Тщеславие ежедневно возрастало и у него, и у его царицы, оно проявлялось не только в том, что во всякой роскоши и пышности они превзошли всех других бывших царей, но он приказал даже именовать себя "царем всех царей". Его копейщики и алебардники, приветствуя его и его царицу, когда они проходили мимо, должны были уже не только делать поясной поклон и сгибать колени, а обязаны были вставать на одно колено". Станислав Немоевский описал обед, который "царь Дмитрий" дал на другой день после свадьбы. Отрепьев не был пьян, но разошелся не на шутку - оказалось, что в мире нет ему равных. Он прошелся по Сигизмунду, затем по императору Рудольфу II, сказав, что тот еще "больший дурак", и "даже и папы не оставил за то, что он приказывает целовать себя в ногу". Об Александре Македонском - единственном почитаемом им герое, сказал, "что в виду его великих достоинств и храбрости, он и по смерти ему друг". Отрепьев мечтал превзойти Александра и, затевал Азовский поход, надеясь оправдать титул "непобедимого императора".
  
   Тщеславие Отрепьева легко переходило в хвастовство, а последнее - в лживость. Врал он постоянно, нередко по мелочам, и бояре, раскусившие царя, стали уличать его во лжи, говоря: ""Великий князь, царь, государь всея Руси, ты солгал" (так тогда говорили царям, даже Грозному). В дневнике Станислава Немоевского рассказывается, что перед приездом Мнишеков в Москву царь, "стыдясь наших" (поляков), запретил боярам так говорить. Тогда бояре спросили царя: "Ну как же говорить к тебе, государь царь и великий князь всея Руси, когда ты солжешь?". Государю пришлось пообещать Думе, что больше "лгать не будет". "Но мне кажется, - иронизирует Немоевский, - что слова своего перед ними недодержал". Отрепьев не только лжив, но беспринципен. Он легко перешагивал через верность вере, стране, родным, дружбе, любимой женщине. Именем Бога он лгал, легко отрекся от православия, обещал королю российские земли, ничем не помог родной матери, жившей в нужде, посадил в тюрьму друга по скитаниям, Варлаама, клялся в любви невесте и беспрестанно ей изменял.
  
   Развратная жизнь самозванца вошла в историю главным образом (но не единственно!) благодаря свидетельству Исаака Масса. Голландец пишет, что до приезда Марины Отрепьев развлекался вместе с Петром Басмановым и Михаилом Молчановым: "...эти трое сообща творили бесчестные дела и распутничали, ибо Молчанов был сводником и повсюду с помощью своих слуг выискивал красивых и пригожих девиц, добывал их деньгами или силою и тайно приводил через потаённые ходы в баню к царю; и после того как царь вдосталь натешится с ними, они еще оказывались довольно хороши для Басманова и Молчанова. Также, когда царь замечал красивую монахиню, коих в Москве много, то она уже не могла миновать его рук, так что после его смерти открыли, по крайней мере, тридцать брюхатых".
  
   Здесь - не без преувеличений. Пирлинг считает, что "все россказни о его [Отрепьева] распущенности более пикантны, чем достоверны. Правда, анекдот о тридцати беременных девушках добросовестно повторяется большинством историков. Но можно ли признать его за истинный факт?... Масса поверили на слово, не задаваясь вопросом, как ему удалось раскрыть эту акушерскую тайну. Однако, хотя такие подробности, очевидно, носят характер сплетни, основа их остается неоспоримой". Слухи о связи самозванца с Ксенией Годуновой дошли даже до Юрия Мнишека, написавшего будущему зятю письмо с просьбой удалить Ксению из Москвы. Упоминают и о гомосексуальной связи Отрепьева с князем Иваном Хворостининым.
  
   Человек, незаурядный, даже выдающийся, Отрепьев был типичным психопатом, исходя из критериев, предложенных канадским психологом Робертом Харе. Еще в XIX веке В.М. Бехтерев определял психопатии как патологические состояния психики с лабильностью эмоций, импульсивностью и недостаточностью нравственного чувства. Харе выделяет у психопатов признаки, связанные с агрессивным нарциссизмом и с антиобщественными нарушениями. Для агрессивного нарциссизма характерны говорливость, обаяние, грандиозная самооценка, патологическая лживость, умение манипулировать людьми, отсутствие чувства сожаления или вины, поверхностность чувств, черствость, нежелание отвечать за свои действия, случайные половые связи. Для антиобщественных нарушений личности свойственны необходимость подстегивать свои эмоции, праздный образ жизни, слабый контроль поведения, отсутствие реалистичной долгосрочной цели, импульсивность, безответственность, ранние поведенческие проблемы, многочисленные краткосрочные браки, преступность в юные годы, разнообразие преступной активности.
  
   На первый взгляд, Отрепьев обладает многими, если не всеми, признаками агрессивного нарциссизма, но не антиобщественных нарушений личности. На самом деле, у Отрепьева выражены и признаки антиобщественных нарушений: ему требовалось подстегивать свои эмоции, он никогда подолгу не трудился, поведение его неровно, он импульсивен, нередко срывается, безответственен. Наличие реалистичной долгосрочной цели при ближайшем рассмотрении оказывается фикцией. Ведь этой целью вовсе не был московский престол. Заняв его, Отрепьев немедленно приступил к новым грандиозным проектам - захвату польского престола и разгрому Турецкой империи, для чего желал встать во главе христианской Европы. По сути, Отрепьев стремился к мировому господству. Не безупречна и его молодость. Годунов, патриарх Иов и Шуйский в письмах и грамотах утверждали, что на службе у Михаила Романова и князя Черкасского Юшка Отрепьев "заворовався". В послании Посольского приказа польскому двору, сказано, что Юшка "впал в ересь, и воровал, крал, играл зернью и бражничал и бегал от отца многажда и, заворовався, постригсе в чернецы". Скрынников видит здесь поклеп. Но насколько обоснованно? Нет дыма без огня; возможно, даже уход Юшки от Михаила Романова к князю Черкасскому был не вполне добровольный.
  
   Как бы то ни было, Юрий Богданович Отрепьев по психологическому типу является ярко выраженным психопатом. Психопатов насчитывается в обществе около одного процента, и они получили название "социальные хищники". Некоторые из них достигают высокого положения и результаты их деятельности бывают разрушительны. Определение психотипа Отрепьева (проведенное впервые) позволяет отбросить сожаления, что он не остался править Россией: он непременно втягивал бы страну во все новые авантюры.
  
   Лжедмитрий I в современном мифотворчестве. Молодой человек, убитый 400 лет назад, лишенный недругами даже праха, продолжает оставаться персона грата в современном мифотворчестве. Отрепьева подняли на щит и либералы, и националисты антиимперцы. Тех и других в Отрепьеве привлекает его поворот к Европе и (как они считают) отказ от азиатской составляющей России. Те и другие утверждают, что умного, доброго и прогрессивного императора оболгали российские полицейско-державные историки и литераторы. Так думает не только А.А. Бушков, автор блокбастера "Россия, которой не было", но А.А. Венедиктов, главный редактор радиостанции "Эхо Москвы" - рупора российских либералов. Его программа "Все так" посвящена "деятельности исторических фигур, которых оболгала великая литература", в частности, Лжедмитрия.
  
   Хотя большинство российских либералов считают, что с гибелью Лжедмитрия I Россия упустила шанс стать частью Запада, есть и оптимистическая точка зрения, высказанная Ю.В. Буйдой в эссе "Власть всея Руси", опубликованном в журнале "Октябрь" в 2005 г. Буйда, считает, что Лжедмитрий I все-таки сумел повернуть массовое сознание русского народа:
  
   "Лжедмитрий I совершил самый грандиозный переворот в духовной истории России... Произошло рождение личности, и процесс этот, начавшийся именно с явления Самозванца, а не с реформ Петра, - процесс этот, то разгораясь, то притухая, продолжается и доныне... Дух Ренессанса, дух свободы самочинно, но под маской проник и в русское коллективное сознание. ... Вряд ли за это стоит благодарить одного Лжедмитрия I. Но ведь по-настоящему-то - с него началось Его прахом выстрелили в сторону Запада. Но законы исторической баллистики стократ сложнее законов баллистики артиллерийской".
  
   Удивительно, но крайности сходятся. А.А. Широпаев, националист и неоязычник, опубликовал в 2007 г. на сайте Назлобу.ру эссе "Национал-демократия как проект", в котором обосновывает тезис, что "идея России - это ментальная ловушка, которая делает русских пленниками Империи". Широпаев утверждает, что "начиная с возвышения Московского государства, национальные интересы русских лежат в плоскости государственной измены" и объясняет, что изменить родине означает "заменить родину: рабскую, азиатскую Россию на вольную, европейскую Русь". В качестве героя русской измены он восхищается Отрепьевым: "Это был первый западник на московском троне, человек умный, отважный, великодушный и щедрый, настоящий герой Русской Измены... Это был, условно говоря, Петр до Петра; но если европеизм последнего так и не вырвался за пределы российской исторической парадигмы, то Лжедмитрий хотел ИЗМЕНИТЬ саму эту парадигму".
  
   Теперь можно подытожить, в чем сходятся либералы и национал-демократы, а сходятся они в неприятии имперской сущности России, в отрицании важности для русских самого значения государственности. Спрашивается, но причем здесь Лжедмитрий I ? Разве он отрицал Российское государство, завоевание Сибири или стремился ограничить самодержавие? А если нет, то кто и когда оболгал Юрия Отрепьева? Получается, что оболгали его не историки и писатели, а сегодняшние интеллигенты из числа тех, кого не устраивает великая и независимая Россия.
  
   Отрепьев был сыном своего времени и своей страны, хотя поднабравшимся польской культуры. Ему нравились внешние формы жизни польской шляхты и он думал посетить Францию, но он вовсе не собирался отказываться от прав самодержца и от азиатских владений. Напротив, он вызывал негодование бояр тем, что действовал в обход Думы через свою канцелярию. Приближение Думы к польской Раде было по имени, но не сути: Отрепьев вовсе не стремился к боярской, дворянской или купеческой республике. Простая манера держаться и доступность сочеталась у него с требованием почестей едва ли не больших, чем при прежних царях, причем не только от стражи, встававших на одно колено при его приближении, но от главных бояр, вроде Шуйского, подставлявшего ему под ноги скамеечку. Отрепьев был самодержавный дворянский царь и уж точно не демократ.
  
   Мнение, что гибель Отрепьева была несчастье для России - справедливо, но с оговоркой, что несчастьем был и его приход. Отрепьев прервал династию Годуновых и лишил жизни европейски образованного и подготовленного к управлению страной Федора Борисовича. При царе Федоре Россия продолжила бы развитие по пути, предначертанном его отцом, т.е. неспешной модернизации, мирного обустройства и прирастания землями в Сибири и на Северном Кавказе. И уж точно, без авантюр. Отрепьев же втягивал страну в войну с могущественной Османской империей, завоевавшей Венгрию и бившей таких сильных соседей как Габсбургская империя, Речь Посполитая и Иран. Отрепьев наверняка взял бы Азов, но вряд ли выиграл длительную войну с турками. Ведь через 90 лет Петр I взял Азов, а еще через 15 лет русская армия вместе с царем была окружена турками и Петр избежал плена, лишь заключив с ними унизительный мир и вернув Азов. В то же время, при всем авантюризме, живой "царь Дмитрий" был для страны лучше, чем убитый. Его смерть ввергла Россию в череду несчастий, известных как Лихолетье.
  
   Первоначально оперы называлась "Иван Сусанин" (либретто Г.Ф. Розена), но после премьеры по совету Николая I была переименована в "Жизнь за царя". В 1930-е годы С.М. Городецкий переделал либретто; с новым текстом опера "Иван Сусанин" десятилетиями шла на сценах Советского Союза.
   Особенно показателен роман В.О. Пелевина "Generation "П" (1999).
   Новое время - период истории, находящийся между Средневековьем и Новейшим временем. С Новым временем связывают рост национальных государств и капиталистических отношений.
   Недаром мемуары генерала А.И.Деникина называются "Очерки русской Смуты" (1921).
   Эти недостатки были устранены в исследованиях П.Б. Турчина (Turchin P. Historical dynamics: Why states rise and fall. Princeton, NJ: Princeton Univ. Press, 2003; Turchin P. War and peace and war: The life cycles of imperial nations. New York: Pi Press, 2006).
  
  
   Похолодание было вызвано извержением в 1600 г. перуанского вулкана Хуаинапутина, выбросившего в атмосферу огромное количество пепла.
   По закону, принятому еще Годуновым, кабальный холоп освобождался после смерти хозяина, но дворяне закон обходили, вписывая в кабальную запись несколько владельцев - обычно отца и сына.
   В XV - XVII вв. поместья, в отличие от вотчин, нельзя было продавать, дарить, передавать по наследству. Поместье можно было отобрать за плохую службу помещика. В XVIII веке все поместья стали наследственными.
   Боевые холопы составляли значительную часть российского войска. Жили они при усадьбах бояр и богатых дворян. Многие из них были обедневшие дворяне, записавшиеся в холопы.
   Варлаам прогадал: в 1609 г. Смоленск был осажден поляками и взят после тяжелейшей осады. Впрочем, шустрый старец, скорее всего, сбежал из Смоленска.
   Юлиан Отступник - римский император (361 - 363), пытался возродить античное язычество и сделать его государственной религией вместо христианства. Христиане объявили ему анафему.
   Отряды Сапеги и Лисовского были тогда на службе у Лжедмитрия II.
   По другим источникам, Авраамий умилил казаков обещанием монастырской казны.
   Кравчий служил царю на пиршествах. В его ведении были стольники, подававшие блюда,
   Тогда в родстве не различали родных и двоюродных дядей.
   "Дворяне мантии" - выходцы из буржуазии (часто судейские), получившие дворянство от короля. "Дворяне шпаги" - потомственное дворянство.
   Республика Соединенных Провинций - с 1815 г. королевство Нидерланды.
   Польские полководцы, участники войн Смуты, - Станислав Жолкевский, Ян Кароль Ходкевич, Ян Петр Сапега и Александр Лисовский, были потомками западнорусских бояр.
   Слово шляхта происходит от древн. верхненемецкого slahta - род (по другой версии, - от немецкого Schlacht - битва).
   Кафтан с широкими откидными рукавами.
   Род сюртука.
   Примером может служить мой прадед - Павел Сапега, православный участник польского восстания 1863 г. (казнен в 1864 г.).
   Нарратив - история (рассказ), понятие философии постмодерна, означающее интерпретацию событий или явления с позиций рассказчика.
   Для бояр и знатных дворян в XIV - XVII веке не было ничего дороже фамильной чести, понимаемой как "место", заслуженное предками или самим дворянином. Из-за местнических споров готовы были на опалу и казнь. Местническая "потерька" П.Ф. Басманова привела к его переходу к самозванцу и гибели династии Годуновых.
   Известна фраза Ж. Фуше по поводу расстрела Наполеоном герцога Энгиенского: "Это больше чем преступление, это ошибка".
   В России XVI века была налажена ямская служба со сменой лошадей каждые 40-50 верст, благодаря чему расстояние от Москвы до Ярославля (140 верст) проезжали за сутки (Лихачев К.Г. Из истории дорог // http://www.udm-nn.ru/showcontent.aspx?id=31).
   Пострижение перед смертью было традицией в роду Калиты. Постригли даже умершего Ивана Грозного, а вот на богобоязненного Федора времени не нашлось.
   Миро - благовонное вещество, освящаемое патриархом используемое в миропомазании, при освящении храмов и венчании на царство.
   Паранойя - психическое расстройство, характеризующееся длительными периодами необоснованного недоверия к окружающим. Параноики обычно не склонны воспринимать критику.
   После смерти Бориса Семен Годунов отправил царскому войску роспись, в которой П.Ф. Басманов и другие воеводы оказались ниже "местом" зятя Семена А.А. Телятевского. Это многих оскорбило и часть войска во главе с Басмановым перешли на сторону самозванца.
   Юшка - от Юрий.
   Похоже, что уже тогда приказные дьяки изменяли Годунову.
   От тех событий пошла знаменитая "Камаринская": "Ах ты сукин сын, камаринский мужик || Не хотел ты свойму барину служить".
   Ф.В. Булгарин - отнюдь не ничтожество, как его принято изображать. Его роман "Иван Выжигин" стал русским бестселлером. Булгарин был проницательным критиком, талантливым мемуаристом и несомненно умным человеком.
   Дмитрий родился от седьмого брака Иоанна, а Православная Церковь допускает только три брака.
   Тяглые люди, тяглецы - налогоплательщики. В XVI в. - крестьяне и посадские.
   Известен поясной портрет самозванца в латах, на нем написано по латыни: ""Дмитрий Иванович Великий Князь Московии 1604. В возрасте своем 23".
   Воровством тогда называли любое нарушение закона - от кражи до государственной измены.
   Чудов монастырь.
   Объезжие головы - ответственные за порядок в крупных русских городах. Замятня охранял порядок в "меньшей" половине Белого города.
   Каноны - церковные гимны, посвященные прославлению христианского праздника или святого.
   Крестовый дьяк - (здесь) секретарь.
   Крестец - место возле церкви, где совершали крестоцелование.
   Юрий Мнишек и Марина находились тогда в плену в Москве.
   Столица Польши до 1609 г.
   Монашеский орден, близкий к франсисканцам. Был широко распространен в Польше.
   Мистерии - здесь, религиозные постановки XIV - XVI вв.
   Гайдуки - здесь, пехота в Восточной Европе.
   Коло - собрание, то ж самое, что круг у казаков.
   Ферезь (ферязь) - род верхней одежды с узкими рукавами.
   Предка А.С. Пушкина
   Небольшая икона с изображением Богоматери, является знаком архиерейского достоинства, носится на груди.
   Сообщение И. Массы, что Дмитрий приложился к образам не по-русски, не подтверждается в русских источниках.
   Рокош - мятеж (польск.)
   1 локоть - 38 см.
   В 1609 г. Лопе де Вега был удостоен звания "приближенный святейшей инквизиции".
   Уже в наши дни "Деметриус" был завершен В.И. Леденевым. Пьесу показали в 1999 г. на Шиллеровском фестивале в Веймаре.
   Назлобу.ру - клон сайта АПН В.С. Белковского; редактор - В.В. Голышев. Сайт - антипутинский, спонсируется из тех же источников, что АПН, т.е. Б.А. Березовским, Невзлиным и др.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ИСТОЧНИКИ
  
   Скрынников Р.Г. Россия накануне Смутного времени. М.: Мысль, 1980, 1985.
   Скрынников Р.Г. Минин и Пожарский. М.: Молодая гвардия, 1981.
   Скрынников Р.Г. Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII в. Л.: Изд. ЛГУ. 1985.
   Скрынников Р.Г. Самозванцы в России в начале XVII в. Григорий Отрепьев. Новосибирск: Наука. 1987, 1991.
   Скрынников Р.Г. Россия в начале ХVII в. Смута. М.: Мысль, 1988.
   Скрынников Р.Г. Смута в России в начале XVII в. Иван Болотников. Л.: Наука, 1988.
   Соловьев С.М. История России с древнейших времён. Т.8, Гл. 2. // Соловьев С.М. Сочинения: В 18 кн. Кн. 4. М.: Голос. 1994 // http://militera.lib.ru/common/solovyev1/08_02.html.
   Ключевский В.О. Лекция 41. Курс русской истории. Часть III. // Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. М.: Мысль, 1988, с. 17.
   Платонов С.Ф. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI-XVII вв.: Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время // С. Ф. Платонов. СПб : Типогр. И.Н. Скороходова,1899.
   Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. // Вестник Европы, 1866-1867 / Спб, 1904.
   Вернадский В.Г. Московское царство: Ч.1-2. М.-Тверь: Леан-Аграф, 2001.
   Гумилев Л.Н. От Руси к России. Экопрос. М.: 1992.
   Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. М.: Эксмо, 2006.
   Гумилев Л.Н. От Руси к России. С. 221.
   Goldstone, J. A. 1991. Revolution and Rebellion in the Early Modern World. University
   of California Press, Berkeley, CA.
   Нефедов С.А. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Конец XV - начало XX века. Екатеринбург: Издательство УГГУ, 2005.
   Там же. С. 85.
   Там же. С. 83.
   Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М.-Л., 1937, с. 72.
   Там же. С. 59.
   Буссов К. Московская хроника. 1584-1615. М.- Л., 1961, с. 97.
   Корецкий В.И. Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России. М., 1975, с. 241.
   Народное движение в России в эпоху Смуты начала XVIII. 1601-1608. Сборник документов. М., 2003, с. 44.
   Скрынников Р.Г. Три Лжедмитрия. М. М.: Изд-во АСТ, 2003.
   Казанское сказание //Тихомиров М. Н. Классовая борьба в России в XVII в. М., 1969. С. 222.
   Буссов К. Московская хроника. 1584-1615. М.- Л., 1961, с. 345.
   Нефедов С.А. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России.
   Там же.
   Костомаров Н.И. Борис Годунов // Господство дома Св. Владимира: Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М.: Воениздат, 1993, с.588-589.
   Платонов С.Ф. Очерки по истории смуты... 1899.
   Водовозов Н.В. История древней русской литературы. М.: Просвещение, 1972 // http://www.biografia.ru/cgi-bin/quotes.pl?oaction=show&name=idlit08.
   Там же. С. 21.
   Там же. С. 22.
   Там же. С. 24.
   Орлов А.С. Повесть 1606 года о восхищении Российского престола Борисом Годуновым и Лжедмитрием и о воцарении Василия Шуйского // Известия АН СССР, 1946, т. V, вып. 1, с. 42.
   Там же.
   Пискаревский летописец // Полное собрание русских летописей, т. 34, М., 1978, с. 195.
   Там же. С. 196.
   Адрианова-Перетц В.П., Боровский Б.М., Комарович В.Л., Лихачев Д.С., Скрипиль М.О. "Смутное время" в изображении литературных памятников 1612--1630 гг. // История русской литературы: В 10 т. / Т.2, Ч. 2. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1948, с. 48.
   Там же. С. 48.
   Там же. С. 48.
   Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина. Ч. I. СПб, 1827, с. 4.
   Сказание Авраамия Палицына // РИБ. // Русская историческая библиотека, издаваемая императорской Археографической комиссией. СПб., 1909, Т. 13. Стб. 307.
   Там же. Стб. 319.
   Там же. Стб. 324-327.
   Временник Ивана Тимофеева. М.-Л.: АН СССР, 1951
   Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М.: Гос. соц.-эконом. изд-во. 1936, с. 145-146.
   Шокарев С. Служилые люди в эпоху Смуты // Изд. дом "Первое сентября" / http://his.1september.ru/2002/36/1.htm.
   Там же.
   Кукушкина М.В. Семен Шаховский - автор "Повести о Смуте" // Памятники культуры. Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология / Ежегодник 1974. М., 1975, с. 75-78.
   Морозова Л.Е. Смутное время в России (конец XVI - начало XVII в.) // Новое в жизни, науке, технике. Сер. "История"; N8. М.: Знание, 1990, С. 47.
   Там же. С. 48.
   Там же. С. 49.
   Иосиф Волоцкий. Послание Василию III о еретиках // Послания Иосифа Волоцкого. М.-Л.: 1956.
   Успенский Б.А., Живов В.М. Царь и Бог. // Б.А. Успенский. Избранные труды. Т.1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М.: Гнозис, 1994, с. 117.
   Временник Ивана Тимофеева // Русская историческая библиотека. Т. 13, стлб 300, 393.
   Успенский Б.А. Царь и самозванец: самозванчество в России как культурно-исторический феномен. //Б.А. Успенский. Избранные труды. т.1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М.: Гнозис, 1994., с. 78.
   Временник Ивана Тимофеева // Русская историческая библиотека. Т. 13, стлб 373.
   Успенский Б.А. Царь и самозванец. С.
   Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею императорской Академии наук (ААЭ). 1598--1613. Т.2. М., 1819, с. 248; Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т.2. СПб. 1841, с. 315.
   Филюшкин А. Темная личность: злого умышления ради // Родина, 2000, N 7 / http://www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=436&n=20.
   Россия начала XVII в. Записки капитана Маржерета. М. Институт истории РАН. 1982, с. 17.
   Там же. С. 196.
   Там же. С. 212.
   Там же. С. 211.
   Там же. С. 213.
   Там же. С. 215.
   Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М.: Гос. соц.-экон. изд-во, 1936, с. 6.
   Письма Исаака Массы из Архангельска к Генеральным Штатам // Вестник Европы. Т. 1. Кн. 1. 1868, с. 236.
   Масса И. Краткое известие... С. 75.
   Там же. С. 111.
   Там же. С. 144.
   Блок М. Апология истории. М.: Наука, 1973.
   Буссов К. Московская хроника. 1584-1613. М.-Л.: АН СССР, 1961, с. 96-97.
   Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М.-Л., 1937, с. 44.
   Буссов К. Московская хроника. 1584-1613. С. 79.
   Там же. С. 29.
   Там же. С. 33.
   Ключевский В.О. Лекция 41. Курс лекций русской истории. С.24.
   Там же. С. 130.
   Лурье Я. С. Письма Джерома Горсея //УЗ ЛГУ. 1941. Вып. 8. N 73, с. 199-201.
   Петров В. А. Географические справочники XVII в.// Исторический архив. 1950. Т. 5. С. 104.
   Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией, т.I, СПб., 1890, с.296.
   Скрынников Р.Г. Борис Годунов. С. 106.
   Там же. С. 106.
   Временник Ивана Тимофеева. М.-Л.: АН СССР, 1951, с.219
   Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства... С. 28.
   Скрынников Р.Г. Борис Годунов, с. 127.
   Сказание Авраамия Палицына // РИБ. Стб. 477; См. также: Сказание Авраамия Палицына / Публ. О.А. Державиной и Е.В. Колосовой. М.- Л., 1955.
   Карамзин Н.М. История государства Российского. Тома VII-XII. М.: Изд-во Эксмо, 2002. Т. Х, с. 667.
   Россия начала XVII в. Записки капитана Маржерета. М. Институт истории РАН. 1982, с. 190.
   Новый летописец // ПСРЛ, Т. 14, СПб., 1910, с. 52.
   Скрынников Р.Г. Борис Годунов. С. 137.
   Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства... С. 34.
   Буссов К. Московская хроника. 1584-1613. С. 98.
   Россия начала XVII в. Записки капитана Маржерета. С. 188-189.
   Масса И. Краткое известие о Московии. С. 62.
   Разрядные книги. Цит. по: Скрынников Р.Г. Самозванцы в России в начале XVII в. Новосибирск: Наука, 1989.
   Буссов К. Московская хроника. 1584-1613. С. 102.
   Русская историческая библиотека, издаваемая императорской Археографической комиссией. СПб., 1909, т. 13, стб. 34.
   Масса И. Краткое известие о Московии. С. 81-82.
   Цит. по: Козляков В.Н. Смута в России. XVII век. М.: Омега, 2007, с. 94.
   Скрынников Р.Г.Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века. Л.: Изд-во ЛГУ, с. 216.
   Цит. по: Козляков В.Н. Смута в России. XVII век. М.: Омега, 2007, с. 97.
   Новый летописец // ПСРЛ. Т. 14. М., 1965, с. 63.
   Киреевский П. В. Песни. М.: 1868, вып. VII, Смерть Царевича Димитрия, I.
   Киреевский П. В. Песни. Вып. VII. Убиение Царевича Димитрия. 2, 28-29. С. 3.
   Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. XI, с. 706.
   Пушкин А.С. Борис Годунов // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в девяти томах. Т. VI. М.: Academia, 1935, с. 53-54.
   Там же. С. 35-36.
   Там же. С. 36.
   Булгарин Ф.В. История государства Российского // Северный архив, 1825, N 13 и N 14.
   Булгарин Ф.В. История государства Российского // Северный архив, 1825, N 13, с. 76.
   Булгарин Ф.В. Димитрий Самозванец. СПб, 1829.
   Погодин М.П. Об участии Годунова в убиении царевича Димитрия // Московский Вестник, 1829.
   Пушкин А.С. <Заметки на полях статьи М. П. Погодина "Об участии Годунова в убиении царевича Димитрия"> // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т. Л.: Наука. 1977-1979.
   Т. 7. Критика и публицистика. 1978. С. 384-390.
   Цит по: Непомнящих В. Да ведают потомки православных // http://www.pereplet.ru/text/nepomnyashiy/nep10.htm.
   Погодин М.П. Смерть царя Бориса Федоровича Годунова. Исторические сцены 1605, апреля 15 // Современник, 1837, т. 5, с. 247-278.
   Полевой Н.А. Борис Годунов. Сочинение Александра Пушкина. СПб 1831 // Московский телеграф. 1833. Ч. 49. No 1, с. 135.
   Полевой Н.А. Борис Годунов. Сочинение Александра Пушкина. СПб 1831 // Московский телеграф. 1833. Ч. 49. No 2., с 304.
   Лобанов М.Е. Борис Годунов. СПб, 1835, с.88.
   Краевский А.А. Царь Борис Федорович Годунов. СПб., 1836, с. 49.
   Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья десятая. Борис Годунов // Белинский В.Г. Собрание соч. в трех томах. М.: ОГИЗ, ГИХЛ, 1948. Т. III. Статьи и рецензии 1843-1848. М.: 1948, с. 402.
   Там же. С. 404.
   Там же. С. 404.
   Там же. С. 405.
   Толстой А.К. Царь Федор Иоаннович // Толстой А.К. Сочинения. В 2-х т. Т. 2. Драматические произведения. М.: Худож. лит., 1981 / http://az.lib.ru/t/tolstoj_a_k/text_0060.shtml.
   Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т.8, гл. 2 // Соловьев С.М. Сочинения: В 18 кн. Кн. 4. М.: Голос. 1994.
   Там же.
   Костомаров Н.И. Борис Годунов // Господство дома Св. Владимира: Русская история в жизнеописаниях... С. 587.
   Клейн В.К. Угличское следственное дело о смерти царевича Димитрия 15 мая 1591 г. М., 1913, Ч. 1-2.
   Ключевский В.О. Лекция 41. Курс лекций русской истории... С. 22.
   Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. В 2-х частях. Ч. 2, М.: ВЛАДОС, 1993, с. 253.
   Там же. С. 255.
   Там же. С. 269.
   Цит. по: Скрынников Р.Г. Борис Годунов. М.: Наука, 1978, с. 93.
   Татищев В.Н. История Российская, т. VII. Л., 1968, с. 373.
   Скрынников Р.Г. Борис Годунов. М.: Наука, 1978.
   Федоров Ю.И. Борис Годунов. М.: Русское слово, 1994.
   Куклин В.В. Великая Смута // Сибирские огни. 2006, N/N 2-5.
   Повесть князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского во второй редакции // Русская историческая библиотека. СПб., 1909, Т. 13.
   Джером Горсей. Записки о России XVI-начало XVII. М.: МГУ, 1991, с. 170.
   Сэра Томаса Смита путешествие и пребывание в России. Спб. 1893, с. 58.
   Масса И. Краткое известие о Московии. С. 97-98.
   Костомаров Н. И. Собрание сочинений. СПб., 1905. Кн. 5. С. 462.
   Орловский И.И. Смоленская стена 1602-1902. Смоленск, 1902.
   Там же. С. 21.
   Акты времени Лжедмитрия I. Под ред. Н. В. Рождественского. М., 1918.
   Буссов К. Московская хроника. 1584-1613. С. 100.
   Описание историко-археологическое древностей и редких вещей, находящихся в Кирилло-Белозерском монастыре, составленное Архимандритом Варлаамом. Кириллов, 1859, с. 58
   Добровольский А.П. Кто был первый Лжедимитрий? // Вестник Западной России, т. II, кн. 6, Вильно, 1866, с. 96.
   Ключевский В.О. Лекция 42. Курс русской истории. С. 30.
   Цит. по Скрынников Р.Г. Борис Годунов. С. 156.
   Сборник Русского исторического общества. Т. 137, СПб., 1913, с. 247, 319.
   Там же.
   Чтения в Обществе истории и древностей российских, 1847, кн. 9, с. 4.
   Посольство князя Г.К. Волконского... // Сборник Русского исторического общества. Т. 13. С. 247, 319.
   Русская историческая библиотека. Т. 13, СПб., 1909, с. 638.
   Сборник Русского исторического общества. Т. 137, с. 247.
   Там же. С. 247.
   Русская историческая библиотека. Т. 13, с. 19.
   Цит. по: Скрынников Р.Г. Самозванцы в России в начале XVII века. Григорий Отрепьев. Новосибирск: Наука, 1990, с.31.
   Цит. по: Скрынников Р.Г. Борис Годунов. С. 164.
   Цит. по: Скрынников Р.Г. Самозванцы в России в начале XVII века. Григорий Отрепьев. С. 42.
   Там же.
   Таймасова Л. Трагедия в Угличе. Что произошло 15 мая 1591 года? М.: Омега, 2006.
   Архимандрит Леонид. Родословная Отрепьевых. Русский Архив. СПб., 1878. Т. I. С. 487-489.
   Хроники смутного времени. М.: Фонд Сергея Дубова, 1998, с. 296.
   Повесть князя Катырева-Ростовского // Русская историческая библиотека. СПб.: 1892. Т. 13, Стб. 154.
   Таймасова Л. Трагедия в Угличе. Что произошло 15 мая 1591 года? М.: Омега, 2006.
   Пискаревский летописец. ПСРЛ. М.: Наука, 1978. Т.34, с. 205.
   См.: 1604 г. сентябрь - 1605 г. Посольство в Польшу Посника Огарева // РИО. Т. 137. С. 177.; 1606 г. июнь. Грамота патриарха Иова князю В.К.Острожскому о "ростриге Гришке Отрепьеве" // ААЭ. 1836. Т. II. С. 760.; 1606 г. мая 29 - 13 февраля 1607 г. Посольство в Польшу князя Г.К. Волконского и дьяка А. Иванова // РИО. Т. 137. С. 250.
   Сборник Русского исторического общества. Т. 137, с. 193-194.
   Письмо Чижовского и Лавицкого от 27 февраля (8 марта) 1605 г. // Pierling P. Rome et Demetrius. Paris, 1878, s. 205/
   Русская историческая библиотека (РИБ). Т. 13, стб. 155-156, 797.
   Повесть, како восхити царский престол Борис Годунов // РИБ. Т. 13. Стлб. 153.
   Россия начала XVII в. Записки капитана Маржерета. С. 210.
   Смута в Московском государстве. Россия в XVII столетии в записках современников. М. Современник. 1989, с. 22.
   Там же, с. 34.
   Скрынников Р.Г. Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века. Л.: Изд-во ЛГУ, 1985, С. 109.
   Там же. С. 150.
   Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства... С. 93.
   Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства... С. 84.
   Там же. С. 36.
   Там же. С. 37.
   Скрынников Р.Г. Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века. С. 169.
   Цит. по: Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства... С. 102.
   Там же. С. 106-107.
   Поход московского царя Димитрия в Москву с сендомирским воеводой Юрием Мнишком и другими лицами из рыцарства 1604 года // Русская историческая библиотека. Т. 1. СПб. 1872, с. 383.
   Масса И. Краткое известие о Московии... С. 91.
   Там же. С. 93.
   Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время. М., 1907, с. 200.
   Платонов С.Ф. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI-XVII вв., М.: 1937, с. 449.
   Скрынников Р.Г. Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века. С. 250.
   Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в государственной коллегии иностранных дел. Ч. 2, М., 1819, с. 192.
   Маржерет Ж. Записки... С. 195.
   Пискаревский летописец // ПСРЛ, т. 34, с. 206.
   Скрынников Р.Г. Самозванцы в России в начале XVII века. Григорий Отрепьев. Н.,1990.
   Белокуров С.А. Разрядные записи, с. 5.
   Сэра Томаса Смита путешествие и пребывание в России. Спб., 1893, с. 77.
   ААЭ, т. II, с. 90-91.
   Сэра Томаса Смита путешествие... С. 80.
   Новый летописец... С. 65.
   Буссов К. Московская хроника... С. 107.
   Новый летописец ... С. 66.
   Сэра Томаса Смита путешествие... С. 89.
   Новый летописец... С. 67.
   Цит. по: Р.Г. Скрынников. Смута в России в начале XVII в. Иван Болотников. Л., 1988, с. 14.
   Цит. по: Р.Г. Скрынников. Лихолетье. М.: Московский рабочий, 1988, с. 366.
   Буссов К. Московская хроника... С. 110.
   Цит. по: Богуславский В.В. Славянская энциклопедия. XVII век. Т. 2. М.: Olma Media Group, 2004, с. 450.
   Масса И. Краткое известие о Московии... С. 117.
   Буссов К. Московская хроника... С. 110.
   Цит. по: Богуславский В.В. Славянская энциклопедия. XVII век. Т. 2. С. 450.
   Там же. Т. 1. С. 196.
   Там же.
   Масса И. Краткое известие о Московии... в. С. 119.
   Пирлинг П. Дмитрий Самозванец. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998, с. 111.
   Скрынников Р.Г. Лихолетье. Москва в XVI - XVII веках. М.: Московский рабочий, 1988, с. 350.
   Артемий Елассонский. Мемуары из русской истории // Хроники смутного времени. М. Фонд Сергея Дубова. М.: 1998, с. 182.
   Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время... С. 8.
   Буссов К. Московская хроника... С. 117.
   Там же.
   Немоевский С. Записки Станислава Немоевского (1606-1608) // Рукописи славянские и русские, принадлежащие И.А. Вахромееву. Титов А.А. Вып.6. М: А. Снигирев, 1907, с. 75.
   Поход московского царя Димитрия в Москву с сендомирским воеводой Юрием Мнишком и другими лицами из рыцарства 1604 года // Русская историческая библиотека. Т. 1. СПб. 1872, с. 424.
   Масса И. Краткое известие о Московии... С. 140-141.
   Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства... С. 287 (сноска).
   Гришка Отрепьев // Онежские былины, собранные А.Ф. Гильфердингом летом 1871 года. Т.1. Изд. 4-е. М.-Л.: Изд-во АН СССР. 1949. С. 244.
   Там же. С. 245.
   Миллер В.Ф. Исторические песни русского народа XVI-XVII вв., СПБ. 1915, с. 621.
   Про Гришку Отрепьева // Онежские былины, записанные А.Ф. Гильфердингом. М.; Л., 1938. Т. 2. N 141; С. 570.
   Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 10 т. 4-е изд. Л.: Наука, 1978. Т. VII. С. 520.
   Пушкин А. С. Борис Годунов. С. 70.
   Там же. С.
   Булгарин Ф.В. Димитрий Самозванец. СПб, 1829.
   Там же. С. VI-VII.
   Булгарин Ф.В. "Северный архив", 1825, N 13, с. 62.
   Погодин М.П. История в лицах о Димитрии Самозванце. СПб., 1835, с. 2.
   Там же. С. 5.
   Там же. С. 9-10.
   Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений, т. XI, Изд. АН СССР, М.- Л., 1951, с. 31.
   Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья десятая. Борис Годунов // Белинский В.Г. Собрание соч. в трех томах. М.: ОГИЗ, ГИХЛ, 1948. Т. III. Статьи и рецензии 1843-1848. М.: 1948, с. 407.
   Там же. С. 108.
   Толстой А.К.
   Волошин М.А. Неопалимая купина. Коктебель, 1919 // http://www.magister.msk.ru/library/poetry/volom003.htm.
   Там же.
   С.М. История России с древнейших времён. Т.8, Гл. 2. // Соловьев С.М. Сочинения: В 18 кн. Кн. 4. М.: Голос. 1994 // file:///C:/DOCUME~1/Admin/LOCALS~1/Temp/Rar$EX00.750/SOLV08P2.HTM.
   Костомаров Н.И. Названный Димитрий // Костомаров Н.И.Господство дома Святого Владимира. Русская история в жизнеописаниях ее важнейших деятелей. М.: Воениздат, 1993, с. 656.
   Ключевский В.О. Лекция 42. Курс русской истории... С. 31.
   Там же.
   Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. Часть I. М.: ВЛАДОС, с. 275.
   Там же. С. 279.
   Там же.
   Станиславский А.Л. К истории движения И. М. Заруцкого // Русское централизованное государство: Образование и эволюция, XV - XVIII вв.: Чтения, посвящ. памяти Л.В. Черепнина: Тез. докл. М.: 1980, с. 66-68; Казацкое движение 1615-1618 годов // Вопр. истории. 1980, N 1, с. 104-116; Гражданская война в России XVII в. Казачество на переломе истории. М.: Мысль. 1990.
   Скрынников Р.Г. Лихолетье. М.: Московский рабочий, 1988, с. 247, 267.
   Кобрин В.Б. Лжедмитрий I // Родина. 2005, N 11, с. 19-22.
   Даннинг Ч. Царь Дмитрий // Вопросы истории, 2007, N 1, с. 39-57.
   Повесть князя Катырева-Ростовского // Русск. ист. библ., т. XIII, ст. 621-622.
   Масса И. Краткое известие о Московии... С. 144.
   Пирлинг П. Дмитрий Самозванец. С. 31.
   Сказания современников о Дмитрии Самозванце. Т. 2. СПб. 1859, с. 332.
   Костомаров Н.И. Названный Димитрий. С. 56.
   Буссов К. Московская хроника... С. 110.
   Там же. С. 130.
   Немоевский С. Записки... С. 64-65.
   Цит. по: Скрынников Р.Г. Самозванцы в России в начале XVII века. Григорий Отрепьев. Новосибирск, 1987, с. 167.
   Масса И. Краткое известие о Московии... С. 120-121.
   Пирлинг П. Дмитрий Самозванец... С. 116.
   Hare R.D. Without Conscience: The Disturbing World of the Psychopaths Among Us.New York, NY: The Guilford Press, 1993.
   Бехтерев В.М. Психопатия (психонервная раздражительная слабость) и ее отношение к вопросу о вменении. Казань, 1886.
   Hare, R.D. The Psychopathy Checklist-Revised. Toronto, ON, Canada: Multi-Health Systems, 1991.
   Сб. Русского Исторического Общества. Т. 137, СПб., 1912, с. 176.
   Бакушинская О. Алексей Венедиктов: "Хороших людей мы обижаем только в эфире" // Известия 28.09.06 / http://www.izvestia.ru/person/article3097071/.
   Буйда Ю.В. Власть всея Руси // Октябрь, 2003, N 4 / http://magazines.russ.ru/october/2005/4/bu10.html .
   Широпаев А.А. Национал-демократия как проект. Часть II. Новая личность // http://www.nazlobu.ru/publications/article2333.htm.
   Там же.
  
  
Оценка: 6.59*8  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"