Р-ин Валерий Георгиевич : другие произведения.

Рефлекс цели

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Дебютный роман в серии "Морской спецназ"; вышел в ноябре 2010 под названием "Глубинная ловушка".

 []
  
   Часть первая
   Кладоискатели
  
  
   Глава первая
   Российская Федерация; берег Черного моря
  
   Мой непосредственный шеф наконец-то сдержал данное в далеком прошлом слово и подарил маленькое счастье - краткосрочный отпуск. Шеф (большая шишка мелкого роста, генерал-лейтенант, но в генеральской форме я не видел его ни разу в жизни) и сам позабыл об отдыхе, потому претензий к нему не имею. Тем более что напоследок он преподнес бесплатную путевку от нашей "конторы" в тихое солнечное местечко под названием "Лечебно-оздоровительный комплекс "Витязь".
   - Извини, - сказал он, прощаясь, - за границу отпустить не могу, ибо человек ты засекреченный - это раз; и оттуда при случае выдернуть сложнее. Это два.
   Настораживаюсь:
   - При каком случае, Сергей Сергеевич?
   - Всяко бывает... - уклонился тот от прямого ответа. - Представь: являешься ты завтра утром в "Витязь", устраиваешься в роскошном номере, а на вечерней зорьке вдруг пиликает твой мобильный телефончик и приказывает моим строгим голосом срочно вернуться в Москву...
   Вот такой у меня добрый, внимательный к подчиненным шеф. И ведь нисколько не покривил душой - нарисованный сценарий запросто способен воплотиться в реальность. Впрочем, пока все спокойно: мобильник оживает редко и отнюдь не голосом шефа.
   А по заграницам я не соскучился. Мне не раз довелось отдыхать в Тунисе, Египте и прочих жарких турциях, и если бы не с чем было сравнивать, то проведенное там время стало бы незабываемым. Но конфуз ситуации заключается в том, что в детстве и юности я с родителями и тренером по плаванию объездил практически все курорты Советского Союза. Вот это действительно незабываемо. Какую похерили красотищу! Грузия, цветущая Абхазия, Закарпатье, Рижское взморье... От многообразия былого ассортимента осталась короткая полоска черноморского побережья от Сочи до Анапы. Туда и лежит мой путь для осуществления заветной мечты - нескольких дней безмятежного отпуска...
  
  
   Обширная площадь комплекса зажата на перешейке между волнами Черного моря и серой гладью многокилометрового лимана. На юго-восточном берегу лимана раскинулся поселок Витязево - ближайший к зоне отдыха населенный пункт. Чуть дальше аэропорт Анапы, куда меня и привез небольшой самолет, принадлежащий "конторе". Сама Анапа в двадцати километрах, но там мне делать нечего. Там пышет жаром асфальт, шумно, суетливо и слишком много отдыхающих.
   Здесь очень даже неплохо. Особенно в одноместном благоустроенном номере с холодильником, телевизором, кондиционером и отменным трехразовым питанием. По-соседству со спальным корпусом расположены крытый бассейн, спортзал, теннисный корт, киноконцертный зал, парочка магазинов и даже ночной клуб. Здесь вообще есть всё. Половина этого "всё" включена в стоимость путевки, за другую половину при желании можешь заплатить на месте. Хочешь в номер холодной водочки с маринованными грибочками - позови горничную и мягко намекни о своем желании; жеманно поведя плечиком, она тут же озвучит расценки. Полагаю, точно так же обстоит дело с осуществлением и других чисто мужских желаний. Капитализм, мать его. Херня, о которой так долго матерились большевики, свершилась.
   Сие замечательное заведение построено на общенародные деньги господами из "Газпрома", символика которого встречается на территории едва ли не на каждом шагу. Осматривая и ощущая на себе все это великолепие, в памяти раз за разом прокручиваются слова известной песенки: "...Ведь все-таки это наш общий газ, а мечты сбываются только у вас".
   Одному тут тоскливо. Да и непривычно, когда рядом никого из друзей или коллег по службе. И совсем уж скучно без вездесущего любимца команды Босса - благородной помеси беспросветной дворняги с жутко породистой лайкой. Босс был крохотным щенком, когда на берегу Белого моря его подарила моей команде такая же кроха-девочка за спасение тонущего отца. Вообще-то Босс - сокращенное имя, произошедшее от Барбоса.
   "Витязь" - лечебно-оздоровительный комплекс. Здесь полно разных врачей, процедурных и массажных кабинетов. Я здоров как африканский буйвол, но дабы не вызывать низменную зависть у простых смертных рабочих и служащих "Газпрома", записался на какие-то процедуры. В основном, конечно, на приятные.
   Контингент в комплексе разнообразный. Тут и молодые пары, и супруги среднего возраста; стайки совсем юных девиц и группы щуплых юнцов; солидные господа с отвислыми животами и одинокие красавицы, томно стреляющие на поражение из-под густо накрашенных ресниц. Есть и несколько обычных российских старушек, получивших путевки по каким-то модным нынче социальным программам. Они безошибочно распознаются по извечным признакам: старомодная одежка, фирменная светлая косынка в горошек, деньги зашиты в необъятных трусах; утром полсотни процедур, после обеда крепкий сон, до ужина воспоминания молодости на лавочке у фонтана, после - обязательный просмотр сериала или передачи "Малахов+". Слава богу, долгое пребывание на солнце им противопоказано, поэтому на пляже их не видно.
   Да, пляж у "Витязя" тоже имеется. Стоит пройтись по длинной и прямой как стрела асфальтовая дорожке, затем сделать триста шагов по обжигающему мелкому песочку и вы у ласково шепчущих теплых волн. Здесь нет и намека на столпотворение, происходящее южнее - вдоль бойкой трассы, идущей от Анапы и до самой Абхазии.
   На пляже замечательно. Все замечательно, кроме одной детали: почти неделю мирно отдыхающих граждан терроризирует своим присутствием одна и та же компания молодых людей из соседнего элитного гостиничного комплекса. Пьяный гогот, мат, тупые шутки... Короче говоря, заурядные современные недоумки - с родительскими деньгами, но без собственных мозгов.
  
   * * *
  
   Неделя пролетает над ухом жужжащим болидом "Формулы-1". Мысленно зачеркиваю в виртуальном календаре восьмые сутки пребывания в раю и по возможности растягиваю удовольствие: честно хожу на процедуры, а после запиваю их пивом на пляже.
   Сегодня отличная погодка: небо безоблачное, а от палящего солнца спасает легкий ветерок с Азовского моря. Лежу на песочке. Из одежды - тонкие шорты и солнцезащитные очки. Голову от пекла прикрывает желтая газетенка - то ли "Запоздалая мысль", то ли "Московский неврастеник". В день приезда нашел ее в холле спального корпуса. Сгодилась...
   Разок искупался. Теперь лежу на горячем песочке, почесываю слегка опухшую печень. Хотел было подремать, да не выходит: неподалеку опять мышиная возня в ширинке - бузит пьяная молодежь. Сначала затеяли футбол, потом пили пиво и переругивались с молодой многодетной мамочкой, побитым жизнью мужчинкой и наказанной возрастом теткой. А сейчас взялись кидаться наполненными песком пивными банками. Пару раз банки падали рядом со мной; я приподнимал над лицом газету и многозначительно смотрел на косых балбесов. Не подействовало - в третий раз алюминиевая емкость тюкнулась об мой живот, подскочила и воткнулась в песок рядом с правой ладонью.
   Все. Пора преподать детишкам урок.
   Принимаю сидячее положение, взвешиваю на руке "снаряд" и одновременно выбираю цель... В основной своей массе нынешняя молодежь походит на доходяг-стрекулистов, вскормленных сильно разбавленным водкой материнским молоком. Таких и подзатыльником угостить боязно - вышибешь последний мозг. Ага, вот этот подойдет - в огненно-красных шортах! Складный, высокий, загорелый. И голосистый - ржет, как сивый мерин. Ну-ну, весельчак...
   Банка летит по настильной траектории и глухо тюкает его по затылку. Смех разом стихает. Особливо пьяные и невыдержанные вскакивают. Через пару секунд в мою сторону решительной поступью направляется драчливая стайка. В атаку идут смело и почти красиво; возглавляет шествие весельчак с ушибленной головой. Просто находка для батальной киношной сцены. Разве что не достает протяжного "ура!"
   Ахбожежтымой - вихри враждебные!
   Медленно встаю, отряхиваю от песка шорты. И краем глаза замечаю резкую перемену в стане противника: скорость наступления падает, тупая злоба на перекошенных лицах сменяется опасливым сомнением.
   Что ж, ожидаемая реакция. Я бы на их месте тоже засомневался в исходе сражения, завидев перед собой дядю под два метра ростом и весом сто десять килограмм. Причем вес этот сконцентрирован не там, где у некоторых болтается брюхо, а равномерно распределен по телу в виде рельефных мышц...
  
  
   Пожалуй, самое время представиться.
   Евгений Арнольдович Черенков. Русский. Капитан второго ранга, командир особого отряда боевых пловцов "Фрегат-22", находящегося в прямом подчинении руководителя одного из важнейших Департаментов Федеральной Службы Безопасности. Руководитель - человек весьма занятый, поэтому "Фрегат" курирует тот самый шеф, который и генерал-лейтенант, и мой непосредственный начальник, и благодетель, подаривший путевку в рай.
   Ребята из "Фрегата" - особая "каста" великолепно подготовленных бойцов. Почему "каста"? А потому что нас невероятно мало в сравнении с элитой сухопутных спецподразделений. Да и методика нашей подготовки являет собой тайну за семью печатями. Когда-то советским пловцам приходилось учиться у итальянцев и англичан, а сейчас эти господа не прочь позаимствовать кое-что из нашего опыта.
   Забыл сказать: мне тридцать пять. Все правильно - тридцать пять, и я до сих пор выдерживаю тяжелейшие психофизические нагрузки боевого пловца или подводного спецназовца - кому как привычнее. Если бы мне довелось служить в рядах американских "тюленей" и выполнять задачи "Нэйви спешиал", то последние года три-четыре я лежал бы на диване, поплевывал в потолок и вспоминал былые подвиги. При счастливом раскладе остался бы в строю с нашивками советника или инструктора центра подготовки коммандос, школы боевых пловцов или рукопашного боя. У них ведь там все по науке, а у нас голый энтузиазм...
   Моя карьера стартовала в далеком детстве - в секции подводного плавания ближайшего к дому бассейна. Три раза в неделю мама приводила меня за ручку к огромному строению и сдавала под опеку тренеру - поджарому и добродушному Вениамину Васильевичу, так и оставшемуся на всю жизнь непререкаемым и самым большим авторитетом. Чуток повзрослев и окрепнув, я уговорил его взять меня с собой к теплому морю, где к простенькому снаряжению добавился акваланг. С тех пор я заболел морем и стал постоянным спутником Вениамина Васильевича в глубоководном дайвинге. Так постепенно легкое увлечение превратилось в серьезную спортивную карьеру: я начал показывать неплохие результаты, пришли победы на различных чемпионатах и кубках.
   Видно, там - на спортивных соревнованиях меня и приметили кадровики из Комитета государственной безопасности - аккурат к окончанию средней школы поступило заманчивое предложение, и вскоре я без вступительных экзаменов оказался зачисленным в Питерское высшее военно-морское училище, где ровно два года постигал азы военной службы с практикой на кораблях и подводных лодках.
   КГБ тем временем реформировался и менял вывеску: КГБ РСФСР, АФБ, МБ, ФСК... К моменту моего перевода из военно-морского училища в закрытую школу боевых пловцов, подоспел Закон "Об органах Федеральной службы безопасности Российской Федерации", на основании которого ФСБ становилась правопреемницей ФСК. Еще через два года, сдав последние экзамены, я получил диплом с лейтенантскими погонами и был направлен стажером во "Фрегат-22".
   Таким вот незатейливым образом спорт и хобби стремительно переросли в дело всей моей дальнейшей жизни.
  
  
   Решительно шагаю навстречу компашке нетрезвых недорослей, чем окончательно деморализую их неокрепший дух. Они останавливаются и не знают, что делать дальше.
   - Ты кто? - звучит робкий вопрос.
   - Турук Макто! - подойдя вплотную, рычу поставленным командирским голосом. - Итак, школота, бить я вас сегодня не буду - не этично, да и в разных мы весовых категориях. Но проблема в виде вашего отвратительного поведения есть и ее срочно нужно разрешить.
   Набычившись, парни смотрят исподлобья.
   Продолжаю монолог:
   - Раз возражений нет, предлагаю решить конфликт в море.
   - Эт как? - щурится Весельчак.
   - Просто. Мы отплываем от берега на сотню метров и приступаем к выяснению отношений.
   - Типа мы топим тебя, а ты нас?
   - Для меня это слишком легкая задача, а для вас невыполнимая. Предлагаю унифицировать цель.
   - Чего?..
   - Унифицировать. Я один пытаюсь освободить от одежды всех вас, а вы все - одного меня. Побеждает тот, кто останется при своих штанах. Идет?
   - А какую дань платит проигравший?
   - Справедливый вопрос. Ну, скажем... везет на горбу победителя.
   - Откуда и куда?
   - Если вы проигрываете - везете меня отсюда до ворот "Витязя". Если остаюсь без штанов я, то по очереди тащу каждого из вас до ворот гостиничного комплекса. Устраивает?
   В чьих-то молодых глазах возгорается азартный огонек, кто-то зловеще хихикает. Условия кажутся пацанам симпатичными: от пляжа до "Витязя" гораздо ближе, к тому же их много, а я один.
   На принятие решения у школоты уходит секунда, и мы гурьбой, расшвыривая брызги, несемся по теплому мелководью. Забежав в воду по пояс, ныряю и стремительно ухожу вдоль дна на глубину...
   Вот она моя родная стихия!
   Без гидрокостюма и дыхательного аппарата я чувствую себя превосходно до глубины метров тридцать. Запросто могу нырять и глубже - пока здоровье подобные эксперименты снисходительно прощает. Но мне хотелось бы заниматься любимой работой еще лет пятнадцать, поэтому приходиться себя беречь. Да и видимость в прибрежных водах Черного моря такова, что всякая надобность в столь глубоководном плавании отпадает.
   Заняв удобную позицию у самого дна, поднимаю голову и прекращаю движение - экономлю расход кислорода. При этом отлично вижу мечущихся у поверхности пацанов. Выжидаю...
   Ага, вот и первая жертва. Самый любопытный и нетерпеливый набрал в легкие воздуха и устремился вниз - навстречу своему позору. Давай-давай. А-то я уж заскучал.
   Отталкиваюсь от дна, пара мощных гребков и малец в моих железных объятиях. Разок дергается, но быстро понимает, что лучше этого не делать. Молоток. Теперь урок номер два. Разжимаю объятия, но держу добычу за плавки - даю понять: ты свободен; одежду оставь, а сам плыви на все четыре стороны. Понимает. И ужом вылезает из собственных трусов. Да, чего только не сделаешь, когда грудная клетка разрывается от желания глотнуть воздуха...
   Что ж, пора и мне прочистить легкие, а заодно показаться соперникам. А то подумают: утонул. Крепко сжимаю в кулаке первый тряпочный трофей и поднимаюсь к поверхности.
   Наверху успеваю трижды вдохнуть свежий воздух, прежде чем слышу радостный возглас:
   - Пацаны, вот он!!
   - Серый, заходи слева! - тотчас командует голосистый Весельчак. - Антоха, Липа - давай справа! Мы с Пашкой ныряем!..
   Как у них все серьезно!
   Вновь скрывшись под толщей воды, легко ухожу от двух незадачливых пловцов, после чего сам перевоплощаюсь в охотника. Ближе других оказывается коротконогий приятель Весельчака - Пашка; хватаю его за ногу и тащу вниз. Тот дрыгается так, словно попал в лапы гигантскому спруту. Сдергиваю с него шорты и отпускаю с богом.
   Оглядываюсь по сторонам, а заодно оцениваю собственное состояние: смогу ли без передышки вывести из игры еще одного "карася"? Решаю попробовать...
   Соревнование заканчивается минут через семь или восемь. Для полной и безоговорочной победы мне понадобилось еще дважды прочистить легкие. В третий раз я всплываю на отмели возле берега и спокойной походкой покидаю ласковое море. В моей руке мокрым жгутом болтается набор шорт и плавок - как говорится на любой вкус и размерчик.
   Меж тем на бережке толпится любопытствующий народ. Болельщики и сочувствующие. За пацанов переживают три девицы в развратных купальниках, за меня - все обиженные и оскорбленные поведением молодого несмышленого поколения.
   - Ну что, перхоть рекламная?! - обдаю ледяным взором стоящих по пояс в воде пацанов. - Готовы отвезти во дворец своего императора?
   Молчат паскудники.
   Поднимаю пачку разноцветных трусов:
   - Или хотите, чтобы я в ближайшем ларьке обменял эти трофеи на пиво?
   - Отвезем, - доносится робкий голос.
   - Как договаривались, - чешет свой ушибленный затылок Весельчак.
   Его в наших подводных баталиях я оставил на десерт. Крепыш плавал лучше доходяг-друзей, сопротивлялся дольше - пришлось затащить его поглубже. Там он легко расстался со своими огненно-красными революционными шароварами. Правда, там же на глубине Весельчак слегка нахлебался - пришлось буквально выталкивать его наверх.
   - Держите, - швыряю пацанам вещички.
   И спустя пять минут под аплодисменты молодой многодетной мамочки, побитого жизнью мужчинки и наказанной возрастом тетки толпа протрезвевших рабов несет меня по узкой асфальтовой дорожке к воротам лечебно-оздоровительного комплекса "Витязь".
   С царской надменностью взираю на мир сверху вниз.
   Пожалуй, не хватает матерчатого навеса и опахала. А в остальном денек удался...
  
  
   Глава вторая
   Северодвинск - Белое море
  
   Раннее, северное утро. Солнце медленно по пологой траектории плывет над горизонтом, насквозь просвечивая костлявые конструкции спящих портовых кранов.
   К подъезду гостиницы местное начальство прислало машину, но Анна Аркадьевна Воронец решительно от нее отказалась. До проходной "Северного машиностроительного предприятия" двадцать минут неспешным шагом, вот и решила прогуляться, тем более что путь лежит сквозь нарядную заводскую аллею. Десять дней она живет в холодном северном городке. Десять дней контролирует подготовку к испытательному пуску "Молота" в качестве одного из представителей ФГУП "Воткинский завод". Контролирует и очень волнуется.
   Почему? Все довольно просто.
   Во-первых, ей неоднократно приходилось присутствовать на пусках баллистических ракет, но ранее ответственность была намного меньше.
   Во-вторых, за созданной ракетой уже закрепилась, мягко говоря, не слишком хорошая репутация. Еще бы! Из одиннадцати пусков лишь пять были признаны относительно успешными, и всего один - безусловно успешным. Это, конечно, не нулевой результат и не катастрофа. Однако и удачей его назвать - язык не повернется.
   И, наконец, в-третьих, два последних года Воронец возглавляет производство одного из важнейших элементов третьей ступени, и она - третья ступень - ни разу с тех пор сбоев не давала. До того, как Анна приняла руководство, командный блок управления маневрированием третьей ступени часто отказывал, что приводило к катастрофам и отрицательным общим оценкам за испытания. Теперь - в течение двух лет - все идет хорошо. Поэтому молодая женщина и волнуется: не хотелось бы сегодня открыть счет своим собственным неудачам.
   Прямая аллея остается позади. Впереди освещенное низким солнцем здание заводоуправления. Тяжелые двери парадного подъезда, бюро пропусков, хмурые беспристрастные лица охранников...
   У турникета встречает молоденький инженер Александр Симонов, едва успевший пройти все проверки по линии ФСБ. Он коренной москвич и представляет здесь головного разработчика - Московский институт теплотехники. Анна знакома с ним около года, а объединяет двух специалистов третья ступень "Молота": Симонов успел немного потрудиться над проектом, внося в него кое-какие изменения; Анна же давала ему кое-какие практические советы и воплощала данные изменения в готовое изделие.
   Ей тридцать. Молодому конструктору двадцать пять. Он не скрывает своей симпатии, но она строго выдерживает дистанцию и не дает ни малейшего повода для сближения.
   - Здравствуйте, Анна Аркадьевна; рад вас видеть, - учтиво здоровается Саша и приглушенно докладывает обстановку: - Для устранения наших замечаний на борту "Донского" всю ночь работала бригада специалистов.
   Она пожимает плечиками - нормально, так и должно быть. И деловито интересуется:
   - Что с актами?
   - Подписаны начальниками служб. Все готово для выхода в море.
   - Прогноз погоды?
   - Синоптики обещают удовлетворительную погоду по всему маршруту полета.
   - Хорошо, - кивает молодая женщина.
   Да, относительно своих научных заслуг и своего положения - Анна молода. Для инженера, для доктора технических наук - тридцать лет - это молодость, если не сказать "юность". К молодости следует прибавить врожденную интеллигентность и весьма приятную внешность.
   Территория "Севмаша" раскинулась вдоль протяженной бухты. Цеха, стапели, пирсы, доки, краны, рельсы запутанной железнодорожной паутины... Представителям головного разработчика и завода-изготовителя необходимо попасть к пирсу, где дожидается эскадренный миноносец "Адмирал Ушаков" - один из двух надводных кораблей, обеспечивающих безопасность пуска баллистической ракеты с подводного ракетоносца "Дмитрий Донской". Выход в море группы кораблей, участвующих в пуске, назначен на восемь утра.
   - Переживаешь? - спрашивает Анна.
   - Есть немного, - кивает спутник. - Как-никак первые испытания в моей жизни...
   "Повезло тебе, - неприметно усмехается женщина. - А мне приходиться наблюдать эту комедию со дня первой неудачи. До конца жизни не забуду 24 мая 2004 года, когда на нашем машиностроительном заводе взорвался двигатель для будущего "Молота". Затем последовали три расслабляющих успеха: "бросковый" подводный пуск весогабаритного макета и два успешных испытательных пуска натурного изделия. А с сентября 2006 года началась черная полоса неудач с крохотными проблесками надежды..."
   - Привыкай, - останавливается Воронец перед веткой железной дороги. - И гордись - благодаря вашему Институту в стране появилось страшное оружие.
   Мимо с грохотом проползает маневровый локомотив с парой прицепленных платформ.
   - Вы так считаете? - не распознает сарказма Симонов.
   - Конечно! Наш уникальный "Молот" задуман вовсе не для борьбы с врагами России.
   - А для чего же?
   - Разве ты еще не понял? Для эффективного и скорейшего уничтожения авторитета отечественного ракетостроения...
   Они идут дальше.
   О прямоте и категоричности суждений Анны Воронец в среде ракетостроителей ходят легенды. Она может сказать все, невзирая на лица, и это "все" ей сойдет с рук. Наверное, потому, что она не лезет в руководители, отгораживается от сомнительной чести быть чьей-то протеже и тщательно оберегает свою независимость. К тому же по праву считается талантливым инженером.
   - Понимаю, - улыбается молодой человек. - Но позволю напомнить о том, что в неудачах "Молота" виноват не только Московский институт теплотехники.
   Анна отмахивается:
   - Шесть лет слышу один и тот же бред: "В создании "Молота" участвует около шестисот пятидесяти предприятий, разбросанных по всей России. Нас недостаточно финансируют. Во всем виновата разруха и лихолетье девяностых..."
   - Не любите вы наш Институт, Анна Аркадьевна.
   - А в моем трудовом договоре, Саша, о любви не сказано ни слова. Я обязана качественно выполнять свою работу, что и делаю изо дня в день...
   С данным фактом не поспоришь. Воронец отвечает за изготовление своеобразной фишки "Молота" - командного блока, задающего маневренным двигателям некий алгоритм работы, позволяющий обходить системы вражеской противоракетной защиты. Первый же испытания этой "фишки" дали потрясающие результаты. Мелкие недочеты, конечно, нашлись (куда ж без них!), но в целом работа подразделения Анны Воронец получила высочайшую оценку.
   - ...А вот на счет моей нелюбви к Москве и москвичам ты подметил верно, - с усмешкой на тонких губах продолжает она. - Там, где появляются москвичи, надолго пропадает здравый смысл и остается голая, отвратительная коммерция.
   - По-моему, вы перегибаете...
   - Перегибаю?! Тогда объясни, зачем ваш Институт перехватил контракт на создание ракетного комплекса "Молот" у Уральского КБ имени Макеева? Вы делали комплексы наземного базирования, уральцы всю жизнь занимались баллистическими ракетами для подводных лодок. Какого черта вы влезли?
   - Но вы должны...
   - Я ничего не должна! Равно как и рядовые граждане России, оплачивающие каждый неудачный пуск нашего общего детища, которое, не успев родиться, уже по всем статьям проиграло американскому "Трайденту".
   До серого бетонного пирса, к ровному краю которого пришвартован "Адмирал Ушаков", остается шагов триста.
   - На мой взгляд, Анна Аркадьевна, у вас через чур жесткая позиция.
   - Не спорю. Потому что в вопросах, касающихся безопасности нашей страны, она должна быть жесткой и холодной как айсберг. Уральцы строили нормальные ракеты морского базирования и ни на что не жаловались. Вы же отобрали у них работу, и теперь вам постоянно что-то мешает: то некачественные пиропатроны, то дефекты в рулевом агрегате, то мистические американские средства радиоэлектронной борьбы на Аляске и в Гренландии. Дай-ка руку...
   Симонов помогает спутнице перейти по жибленькой деревянной лесенке, перекинутой через несколько толстых металлических труб. Ступив на землю по другую сторону трубопровода, Воронец останавливается.
   - Что случилось? - спрашивает молодой человек, поглядывая на часы.
   И вдруг понимает, куда она смотрит.
   А смотрит Анна на бухту. По темной с серебристыми бурунами глади бесшумно и с величественной неторопливостью двигается тяжелый ракетный подводный крейсер стратегического назначения "Дмитрий Донской". Через несколько часов ему предстоит произвести пуск баллистической ракеты "Молот".
   Любуясь профилем одухотворенного женского лица, Саша невольно вздыхает. Да, Воронец во многом права...
  
   * * *
  
   Солнце по той же пологой траектории медленно приближается к горизонту. До начала белой ночи остается около двух часов.
   Корабли только что прибыли в район испытательных пусков баллистических ракет в акватории Белого моря. "Дмитрий Донской" на небольшой глубине; в паре километров от него дежурят два военных корабля, обеспечивающие испытательный старт многострадального "Молота".
   На левом крыле ходовой рубки эсминца толпится народ: представители КБ, "Воткинского завода", ФСБ, Министерства Обороны, Главкомата ВМФ и, конечно же, парочка вездесущих операторов, допущенных к съемке секретного материала. Взгляды устремлены на акваторию Белого моря. Все ждут...
   - Сколько до пуска? - тихо спрашивает Анна.
   - Три минуты до начала отсчета.
   - Волнуешься?
   Саша поднимает воротник легкой куртки.
   - Еще как...
   В томительном ожидании тянутся секунды...
   Наконец, посреди спокойной морской синевы вырастает высокий белый столб. Из столба появляется и на секунду замирает сигарообразное тело ракеты. Тут же включается маршевый двигатель первой ступени: газы реактивной струи, смешанные с водяным паром, раздаются в стороны, стелятся по-над водой. Столб озаряется оранжевой вспышкой и растет, словно не желая расставаться с ракетой. Вырываясь из плена, "Молот" набирает скорость, выравнивает пологую траекторию и устремляется на восток.
   - Каковы впечатления? - интересуется Анна.
   Молодой конструктор наблюдает за ракетой в бинокль и молчит. Лицо бледно, губы что-то шепчут; пальцы, сжимающие оптический прибор, белеют от напряжения...
   Ракета достигает редких перистых облаков и скрывается из виду.
   На крыле ходового мостика раздаются жиденькие аплодисменты и несколько восторженных выкриков в честь успешного завершения одного из важнейших и в то же время одного из самых аварийных этапов - подводного пуска.
   Да, пуск прошел успешно, но торжествовать преждевременно. Пять с половиной тысяч километров, разделяющие акваторию Белого моря и Камчатку, ракета преодолеет за четырнадцать минут. Однако первая благая весть с камчатского испытательного полигона РВСН "Кура", куда третья ступень обязана забросить боеголовки, может подоспеть лишь минут через тридцать. Эта весть не гарантирует торжества конструкторской и инженерной мысли. Телеметрическая информация о движении ракеты будет расшифровываться достаточно долго, и только полностью обработанные материалы расскажут специалистам о подробностях испытательного полета.
   А пока создателям "Молота" и ответственным лицам придется довольствоваться сообщениями общего характера с постов слежения, расположенных вдоль траектории полета. Высота, скорость, курс. Не более того.
   - Обалденные впечатления! - опускает бинокль Саша. - Как она красиво вышла из-под воды! А как мощно рванула вверх! Нет, вы видели?..
   - Видела-видела, - посмеивается Анна, - раз десять уже видела.
   - А я бы не прочь посмотреть повтор.
   - Насмотришься, - убежденно говорит она, застегивая полы куртки, - что-то здесь становится зябко. Не находишь?..
   Командир эсминца будто слышит эти слова. Выйдя из ходовой рубки, он вежливо приглашает важных гостей спуститься в кают-компанию. Шумно обсуждая подводный старт, народ выстраивается у трапа...
   - Классно! Я очень благодарен вам, Анна Аркадьевна! - оглядывается на крутых ступенях Симонов.
   - За что?
   - За вашу просьбу, адресованную руководству Института, прислать меня сюда.
   - Просьба продиктована исключительной необходимостью пребывания здесь конструкторов. И вообще... На твоем месте я бы не строила иллюзий, а смотрела под ноги.
   - Да-да, Анна Аркадьевна, конечно... Одного только не понимаю...
   - Чего именно?
   - Зачем понадобилась эта чудовищная спешка? Для чего готовить подряд несколько пусков?..
   Сформулировать до конца вопрос инженер не успевает - женская ножка в модельной туфельке легонько пинает его под зад и сбивает ровное течение мысли. Вновь обернувшись, он натыкается на гневный взгляд доктора наук.
   Виновато шмыгнув носом, Симонов бурчит:
   - Простите. Они нас торопят, а потом сами же обвинят в очередной неудаче.
   - Так и будет, - опираясь на любезно поданную руку, ступает на палубу женщина. - Если ты желаешь работать в окружении исключительно умных людей - найди дело, не увязанное с политикой и властью. Займись, к примеру, изготовлением деревянных матрешек или разведением огурцов в теплицах...
   По трансляции звучит команда приготовиться к бою и походу, а по телу эсминца прокатывается легкая дрожь. Это означает, что ракетный пуск с борта "Дмитрия Донского" прошел успешно, и корабли сопровождения берут курс на базу...
  
   * * *
  
   Два офицера вешают на стене кают-компании огромную карту Российской Федерации с начертанной синей дугой - траекторией полета "Молота".
   - Прошу размещаться, товарищи. Устраивайтесь где кому удобно, - распоряжается радушный хозяин эсминца. - Сейчас вестовые предложат вам горячего чаю с бутербродами.
   Вскоре на синей дуге появляется первая отметка, и кто-то громко объявляет:
   - Параметры траектории после пяти минут полета отрабатываются штатно.
   Матросы в безукоризненно белой форме разносят чай, тарелочки с выпечкой и бутербродами...
   У карты периодически появляется офицер спецсвязи. Заглядывая в планшетный блокнот, он передвигает вдоль синей линии темно-красный значок, олицетворяющий многострадальный "Молот".
   Ракета успешно миновала Новую Землю, что в тысяче километрах от точки старта.
   - Как думаете, долетит? - цедит горячий чай Саша.
   - Некорректный вопрос, - спокойно глядит в открытый иллюминатор Анна.
   - Почему?
   - Не знаю, как вы - конструкторы, а мы - изготовители, суеверны. Поэтому никогда не загадываем общий результат.
   Отработала первая твердотопливная ступень, включилась вторая. Значок прилично переместился на восток вдоль северного побережья России.
   - Удивляюсь вашей выдержке! - качает головой молодой инженер.
   - Поешь. Сытость помогает успокоиться.
   - Не могу. Кусок в горло не лезет. Кстати, в каком районе полностью отрабатывает вторая ступень?
   - Над Таймыром...
   - "Молот" успешно пересек воздушное пространство над Карским морем, - информирует офицер спецсвязи и придвигает значок вплотную к полуострову Таймыр.
   Пройдена ровно половина полетной траектории. Вроде бы, все идет по плану: курс и высота полета - заданные; скорость, судя по времени прохождения контрольных ориентиров, также в пределах допустимой нормы. Однако напряжение заметно нарастает.
   Тянутся томительные минуты...
   Офицер связи почему-то задерживается с очередным визитом - ракета должна быть над морем Лаптевых, а значок по-прежнему приколот к бумажному Таймыру...
   Саша вопросительно смотрит на Анну Аркадьевну и впервые подмечает в ее серых глазах беспокойство. Тщательно спрятанное, контролируемое и, тем не менее - беспокойство.
   Наконец, не выдерживает кто-то из ответственных шишек и выбегает за дверь кают-компании. И сразу же возвращается в сопровождении офицера. Бесстрастным голосом тот извещает:
   - Отказ третьей ступени.
   - Черт! - грохает кулаком по столу чин из Министерства Обороны.
   - Надо же... Прошла большую часть траектории, - промокает платком толстую шею представитель Главкомата ВМФ.
   - Вот уж никак не ожидал от третьей ступени... - чешет затылок кто-то из высокопоставленных представителей ВПК.
   Настроение ответственных лиц моментально падает ниже ватерлинии. Позабыв о чае и бутербродах, мужчины хмуро глядят на двух младших офицеров, снимающих со стены громадную карту...
   Симонов то бледнеет, то покрывается испариной. Вдруг спохватывается:
   - Вы куда?
   - Сиди здесь, - не оборачиваясь, бросает Воронец, - сейчас вернусь...
   Офицер спецсвязи исчезает в небольшой рубке за дверью с надписью "БЧ-4".
   - Прошу извинить, - без приглашения врывается женщина во владения боевой части. - Вы не могли бы показать на карте место падения "Молота"?
   - А вы, простите, кто? - сухо спрашивает офицер.
   - Представитель изготовителя. Моя группа занималась третьей ступенью и мне... мне необходимо знать, на каком этапе работы ее двигателя произошел сбой.
   Звучит не очень убедительно.
   - Пожалуйста. Прошу вас, - касается Анна его руки, - для меня это очень важно.
   Другое дело. Женская обаяние - великая сила.
   Он подводит гостью к планшету с картой и очерчивает карандашом на прозрачном плексигласе приличный круг в северо-восточной части моря Лаптевых.
   - Предположительно здесь. Более точных координат нам не передавали.
   Вздохнув, она благодарно кивает и возвращается в кают-компанию...
  
  
   Глава третья
   Анапа - Москва - Североморск - Норвежское море
  
   Я подозревал, что мне не дадут спокойно догулять подаренный Господом крохотный отпуск.
   Вам известно, что у акул на поверхности головы имеются особые рецепторы, реагирующие на электрический заряд? Их чувствительность невероятна. Ученые считают, что если бы в море не возникало искажений и помех, то акула, благодаря этим чудо-хреновинам, обнаруживала бы движение добычи или наличие заряда в полтора вольта на расстоянии до пятисот миль. Да-да, вы не ослышались - на расстоянии до пятисот миль.
   Так вот, у меня тоже есть похожие рецепторы. Можете смеяться, можете не верить, но где-то в дальних закутках моего подсознания с детства обитает безотказный набор шестеренок, замечательным образом предсказывающий грядущие события. Кажется, это называют предвидением. Или предчувствием - точнее формулировать не умею. Хорошая, между прочим, штука! Несколько раз этот "шестереночный механизм" спасал мою шкуру, и я чрезвычайно ему признателен. В другие моменты, не связанные с риском для жизни, механизм тоже работает без сбоев - достаточно прислушаться к самому себе, и он правдиво поведает о ближайшем будущем. Но с одним неизменным условием: если ты трезв и не настроен прикончить самого себя.
   Короче, я вдоволь наплавался в море, належался на горячем песочке, выспался и отъелся. Я был свеж, бодр и готов к половым приключениям, но при этом подспудно ожидал звонка от шефа...
   Подлый мобильник запиликал в самый неподходящий момент, когда я справился с последней пуговицей шелкового халатика самой молоденькой местной горничной и переключился на застежку лифчика, прикрывавшего ее роскошную грудь. Узнав высветившийся номер, я приостанавливаю обнажение женского тела и нажимаю на зеленую кнопку. Девчонка завелась и не помышляет о тормозах: целует меня в шею, называет безлошадным принцем...
   - Подожди, радость моя, - прижимаю телефон к другому уху.
   - Привет, Евгений, - доносится знакомый голос. - Мне льстит такое обращение, но хотелось бы чего-нибудь более традиционного.
   - Извините, Сергей Сергеевич, это я не вам. Здравия желаю.
   - Ну, здравствуй-здравствуй. Рад, что не теряешь времени даром. Опять бездельничаешь?
   - Лень в молодости, товарищ генерал - залог здоровой старости.
   - Жаль, не знал этого раньше... Как отдохнул?
   - Некоторые плюсы у кризиса имеются: похудел, поумнел, выспался. Отдохнул на девяносто два процента. А сейчас вкалываю, как вы успели заметить.
   - Всем бы так вкалывать, - завистливо вздыхает шеф. И вдруг спохватывается: - Вот те раз! Как это на девяносто два?! Ты уже десятые сутки геморрой на песке греешь!
   - Правильно, десятые. А путевка на двенадцать!
   Генерал быстро распознает мои шутки, но продолжать в том же ключе не намерен. Он просто переходит к делу.
   - Вот что, дружище: я выслал за тобой самолет. Через час он будет в Анапе. Так что прощайся со своей радостью и пакуй вещички...
   Слова генерала звучат грустной эпитафией моему отпуску. Через час борт приземлится в аэропорту Анапы, еще час экипажу понадобится на заправку и подготовку к вылету. Не так уж много у меня остается времени. Как говорится: бог дал, бог и взял...
   Звонко шлепаю девчонку по заднице, поднимаю и подаю упавший на пол халатик. И грустно смотрю ей вслед... Жаль. Она была ключевым звеном в программе прощальных развлечений.
   - Понял, Сергей Сергеевич. И куда же Отчизна приказывает мне прибыть?
   - Для начала в Москву - в мой кабинет. Остальное узнаешь на месте. До встречи, флибустьер-развратник...
   Вот такие дела. Стою посреди номера, слушаю короткие гудки и почесываю разбитое сердце...
  
   * * *
  
   В столице я пробыл пять часов. Ровно столько понадобилось, чтобы доехать от аэропорта до "конторы", встретиться и переговорить с шефом, наскоро пообедать с ним в кафе на первом этаже мрачного серого здания на Лубянке и снова умчаться в аэропорт, где у трапа того же небольшого "конторского" самолета дожидалась родная команда.
   Первым меня приметил и стремглав бросился навстречу Босс.
   Правильно говорил мой папа: собаки - самые лучшие представители человечества. Для собаки не имеет значения, сколько зарабатывает хозяин, в каком районе он живет и на какой машине ездит. Ей плевать на его статус в обществе, на его одежду и обувь. Для нее он всегда будет самым добрым и любимым существом на свете.
   Выражая любовь и преданность, Босс едва не сшиб меня с ног. Тут подоспели и парни. Давние друзья: Георгий Устюжанин, Борис Белецкий, Миша Жук; с ними и более молодые коллеги: Золотухин, Хватов, Фурцев. Объятия, крепкие рукопожатия, вопросы...
   Короче, пять минут бардака и всеобщей радости.
   Перед загрузкой в салон я замечаю подруливший на соседнюю стоянку точно такой же небольшой и комфортабельный лайнер. Вижу открывшуюся дверцу и спускающуюся по ступеням короткого трапа красивую женщину лет тридцати в сопровождении молодого взъерошенного парня.
   - Понравилась, командир? - шепчет Устюжанин.
   - Пока не пойму.
   - Ничего девушка, - оценивает Белецкий, - только взгляд слишком строгий.
   Устюжанин и Белецкий - мои старые друзья. Первому тридцать четыре; он капитан второго ранга и мой заместитель; вдумчивый специалист, примерный семьянин. Второй на три года помладше, капитан третьего ранга. В глубине души он тоже очень верный муж, но душа глубоко, а член-то снаружи. Оба - опытные пловцы и надежные товарищи.
   - Взгляд, говоришь? Не заметил... Я ее стройные ножки рассматривал, - провожаю уносящуюся вдоль самолетных стоянок машину. - Кстати, вы мои шмотки взяли?
   - Обижаешь, начальник. Вон твои сумки красуются рядом с нашими...
   - Тогда по коням.
  
  
   После взлета парни достают из закромов хороший коньяк, салями, лимончик, шоколад. Я принимаю для порядка сто миллилитров и, устроившись в широком кресле у окна, закрываю глаза. Нет, спать уже не хочется - на берегу Черного моря я отоспался на пару месяцев вперед. Просто по давнему обыкновению дословно вспоминаю разговор с шефом и спокойно обдумываю предстоящую работу. Парни знают о моей привычке и не беспокоят. Только Босс изредка подходит поведать и нахально тычет мокрым носом в ладонь...
   Итак, чем же огорошил меня в московском кабинете Сергей Сергеевич? А огорошил он историей со старыми корешками, но со свежими цветочными почками.
   В годы Второй мировой войны в нейтральных водах, в пятистах милях северо-западнее Мурманска затонуло транспортное судно под британским флагом с грузом нашего золота. Кажется, это золото было частью оплаты Советского Союза за технику, боеприпасы и сырье, поставляемые Соединенными Штатами в рамках ленд-лиза. Арктический конвой "QP-6" вышел из Мурманска 24 января 1942 года и по пути был рассеян налетами немецкой авиации. В итоге конвой потерял несколько судов, прежде чем основная его часть добралась до берегов Шотландии.
   Это предыстория. Далекая и с множеством темных пятен. Так вот одно из таких пятен дотошным британцам удалось недавно вывести: спустя почти семьдесят лет они обнаружили на дне Норвежского моря свое затонувшее судно. И надо сказать, поступили по-джентельменски, предложив своими силами поднять золото и поделиться с нами в соотношении фифти-фифти.
   - Что за эпидемия честности? - поинтересовался я, сидя в кабинете у шефа. - Вечно ненавидящие Россию англичане и вдруг "пятьдесят на пятьдесят"! Они же могли поднять золото одни. И так, что мы никогда бы о нем не узнали.
   - По поводу честности фантазировать не буду. Просто британцы не желают рисковать в одиночку.
   - Не понял. А в чем заключается риск?
   - Деликатность ситуации состоит в том, что останки судна покоятся на дне моря в норвежской экономической зоне.
   Интересно девки пляшут!.. Я в недоумении смотрю на генерала: он ничего не перепутал? Зона территориальных претензий, где прибрежное государство нагло накладывает лапу на любую находку, представляет собой полосу шириной в двенадцать миль. А дальше - на континентальном шельфе или в двухсотмильной экономической зоне согласно Международному Праву суверенитет распространяется лишь в отношении разведки и разработки естественных богатств, а также в области охраны морской среды. Ценности, извините, сюда не входят. Они, как правило, делятся между нашедшим их счастливчиком, хозяином (если тот объявился и доказал свои права) и компанией, осуществляющей подъем (это очень недешевое удовольствие, особенно при большой глубине).
   - Понимаешь... - морщится Сергей Сергеевич, - если придать находке огласку, затянуть подъем, то норвежцы приплетут Найробийскую конвенцию об удалении затонувших судов - в ней есть, за что зацепиться. Последуют вялые споры, нудные выяснения, дипломатическая канитель... Поэтому мы согласились с предложением британцев тихо и без проволочек поднять золото, поделить его и разбежаться. Будто там никогда и ничего не было...
   Что ж, наверное, это правильно. Да и не мне решать подобные вещи.
   - А разве золото до сих пор принадлежит нам? - спешу я развеять последнее сомнение.
   - По договору оно переходило в собственность американцев в момент доставки в порты формирования конвоев. Таковыми портами являлись: Рейкьявик, Ливерпуль и военная база "Loch Ewe" в Шотландии. Если ценный груз по каким-то причинам не доставлялся в эти порты, то нашей стране приходилось компенсировать его полную стоимость. Так что по всем законам, если не брать в расчет возможных возражений Норвегии, оно наше.
   Суть предстоящей операции предельно понятна. Поднимать золотые слитки подрядилась британская компания "Marine Exploration", много лет специализирующая на подобной работе. Наша сторона отправляет к месту подъема сторожевик для охраны британского судна. На мою команду возложена обязанность обеспечения безопасности водолазов.
   Покончив с объяснениями, генерал устало откидывается на спинку огромного кожаного кресла.
   - Задача ясна?
   - На девяносто два процента.
   - А восемь куда подевал?
   - Погрешность видимости из-за фитопланктона.
   Старик улыбается и подает на прощание руку...
  
  
   Открываю глаза и смотрю на стрелки часов. Судя по времени скоро должны приземлиться на военном аэродроме Североморска.
   Приняв немного коньячку, парни успокоились и мирно спят.
   Свою норму каждый из них отлично знает; беспросветно или сильно пьющих в моей команде нет, и никогда не будет. Тяжелая и сопряженная с постоянным риском работа боевого пловца требует великолепного здоровья и столь же великолепного физического состояния. А совмещать это с большими дозами алкоголя попросту невозможно.
   Снижаемся.
   Вместе со мной почуял перемену и скорую свободу Босс. Подняв большую голову, он вопросительно смотрит на меня. Обычно таким выразительным взглядом он извещает о необходимости прогуляться на улицу по неотложным делам.
   - Потерпи, дружище, - треплю его жесткую холку, - скоро выйдем на воздух. Пока перегрузим наше снаряжение в машину, ты десять раз успеешь окропить шасси этого пепелаца. Потом нас довезут до пирса и размесят на каком-нибудь небольшом военном корабле. На кораблях-то тебе привычнее, верно? Тебе, исходя из морского опыта, давненько следует присвоить звание "главный корабельный старшина".
   Слегка наклоняя голову то влево, то вправо, Босс не сводит с меня умного внимательного взгляда. Похоже, он согласен на все. Лишь бы поскорее справить нужду и не отстать от родной команды...
  
   * * *
  
   Мои предположения опять сбылись до мелочей, и дело не в "механизме шестеренок", а в обычном опыте. Просто мне и команде "Фрегата" неоднократно приходилось действовать по аналогичной схеме: внезапный вызов к шефу, краткая постанова задачи, стремительная поездка в аэропорт, дальний перелет с посадкой в одном из портовых городов России, погрузка на военный корабль. Ну и, конечно же, поход на этом корабле до точки предстоящей работы. Случались и другие схемы - более изощренные в части касающейся нашего передвижения к месту действия. Но об этом в другой раз, а происходящее с нами сегодня - буднично и привычно.
   Итак, долгожданная посадка.
   Забив кормовую часть автобуса сумками со снаряжением, баллонами с дефицитной гелиево-кислородной смесью, столь же дефицитными регенеративными патронами, специальными коробками с оружием, мы дружно рассаживаемся поближе к водиле. Оружие мы всегда возим с собой. Во-первых, из-за его необычности - где попало таким не обеспечат. Во-вторых, нам доверяют - каждый прошел сотни проверок по линии ФСБ. Наконец, в-третьих, самолеты, на которых нас перебрасывают поближе к районам предстоящих работ, как правило, тоже принадлежат Федеральной службе безопасности.
   Едем в сторону Кольского залива. Парни зевают и не проявляют интереса к окружающим пейзажам. Они многократно бывали в здешних краях, да и смотреть тут особенно не на что - в северном "ландшафтном дизайне" даже летом не достает яркости и сочности красок. Один Босс, сделавший свои дела на аэродроме, довольно стучит хвостом по резиновому полу и с интересом смотрит в окно. Трижды ему довелось прилетать сюда вместе с нами - вполне возможно узнал знакомые места или вспоминает, как обхаживал здешних лохматых сук.
   Пять минут трясемся по плохой дороге от аэродрома до окраины Североморска. С четверть часа петляем по улочкам городка и подъезжаем к морскому вокзалу. Короткая остановка у КПП военно-морской базы. Вглядываюсь в здание Контрольно-пропускного пункта... Оказавшись когда-то здесь впервые, прочитал интересную табличку на стене оного строения: "Собаки, африканские слоны, рыси и военнослужащие в смешанной форме одежды на территорию эскадры не допускаться". Слов не разобрал, но табличка висит.
   А еще увидал знакомое лицо: от КПП легкой трусцой к нам бежит командира бригады надводных кораблей - долговязый капитан первого ранга с весьма подходящей для флота фамилией "Лоцманов".
   Юрий на пару лет постарше меня. Команда "Фрегата" неплохо с ним знакома, он неплохо знаком с командой, за исключением молодого старлея Фурцева, попавшего к нам около года назад. Комбриг приветствует каждого крепким рукопожатие, треплет холку Боссу, называет водиле номер причала и садится рядом со мной.
   Едем вдоль моря, плавно огибая мыс...
   - Как дела, Женя? - интересуется комбриг.
   - Нормально. Работа в последнее время появилась. Жить стало интереснее. А что у тебя в бригаде?
   - А!.. Новых кораблей почти нет, а старые дольше у стенок стоят, чем ходят в море, - машет он широкой ладонью. - Совсем измучились с ремонтами. Одно сделаешь, другое летит - железо тоже имеет свой срок. А командир нашей оперативной эскадры только и делает, что дрючит подчиненных на совещаниях! Ты ж его знаешь...
   Да, о комэске я наслышан. Мужик он, вроде, деловой и требовательный, но с невероятно завышенным мнением о своем интеллекте и чувстве юмора. Взять, к примеру, такой перл: "Если понадобится, товарищи офицеры штаба, то при проведении итоговой проверки на кораблях, вы обязаны закатать рукава повыше и покопаться в дерьме поглубже, для более полного освещения обстановки. И знайте: копаться в дерьме - не стыдно. Стыдно получать от этого удовольствие..." Или такой: "А почему начальник физподготовки скучает на нашем празднике жизни? Что, радость моя, голова болит, во рту нехорошо и работать неохота? Так это - ярко выраженные признаки беременности! Это вам и начальник медслужбы эскадры подтвердит. Видно, начфиз невнимательно изучал памфлеты госпожи Лаховой по проблемам планирования российской семьи..."
   Иногда я с горечью вспоминаю книги и фильмы о блестяще образованных, воспитанных, интеллигентных офицерах царского флота и тихо радуюсь тому, что попал служить в ФСБ...
   - Понятно, Юра. А кто идет с нами старшим на борту?
   - Меня отрядили от флота.
   - Это хорошо. Постой... Значит, будет кто-то еще?
   - Четыре хмурых "пиджака"...
   "Пиджаками" мы называем гражданских. Беда с ними. Особенно с хмурыми. Сидит такой неразговорчивый бирюк в каюте и никуда, кроме гальюна и кают-компания не ходит. Постепенно привыкаешь к этому беззвучному существу и напрочь перестаешь замечать. Ноль. Пустое место на стенке. Люстра без лампочки. Ботинок без шнурка. Все запросто при нем матерятся, травят неприличные анекдоты, ругают власть за воровство и тупость, и все такое... А потом выясняется, что бирюк председательствует в каком-нибудь комитете Госдумы или заправляет аппаратом Президента. Ощущение не из приятных. И вроде ничего крамольного ты не делал и наказывать тебя не за что, а все одно противно - будто во сне оптом продал врагу все военные тайны.
   Слева один за другим остаются длинные пирсы с пришвартованными к ним боевыми кораблями и судами обеспечения...
   - Юра, из какого ведомства "пиджаки"? - спрашиваю у Лоцманова.
   - Точно не знаю. По-моему, из Министерства иностранных дел. Наверное, для общения с британцами...
   Вскоре комбриг приказывает водителю остановиться.
   Спрыгиваем на асфальт. Мишка Жук читает надпись на трапе:
   - "Стойкий". Если не ошибаюсь - сторожевик?
   - Точно так, - улыбается Юрий. - Все приготовлено, команда нас ждет.
   После пары зычных окриков местного начальства, по трапу сбегает команда матросов и быстренько перетаскивает наш несусветный по объему багаж в специально отведенные корабельные помещения. Ну а мы в сопровождении командира корабля и Лоцманова идем размещаться в каютах. После размещения радушные хозяева приглашают пройти в кают-компанию, где для нас приготовлен ужин...
   Да, что ни говори, а приятно, когда тебя считаю профессионалом высочайшего класса!..
   За ужином слышим пиликающий по трансляции дудку и строгий голос вахтенного офицера, объявляющего экипажу готовность к бою и походу. Звенят пудовые коридорные звонки - так называемые "колокола громкого боя"; по металлическим палубам громыхают тяжелые "гады" - своеобразного вида матросская обувь; корпус судна содрогается от набирающей обороты машины...
   - Знать, британцы на подходе к Норвежскому морю, - прихлебывает чай Устюжанин, - коль мы в ночь срываемся в море.
   Молчу. Какая нам к черту разница? Да и ночи здесь в июле - одно название. По распорядку должна быть темень, а на деле светло-серые сумерки. Ничего не поделаешь - полярный день: солнце подобно мячику скачет по горизонту и не может толком за него закатиться.
   Север. Мать его ртутным столбом...
  
   * * *
  
   Следуя полным ходом, к десяти часам следующего дня "Стойкий" преодолел триста семьдесят морских миль и прибыл в район встречи с британцами. Район находится в пятидесяти километрах к северу-востоку от знаменитого Нордкапа - высокого скалистого мыса на острове Магерё, считающегося самой северной точкой континентальной Европы.
   Небольшое судно "Odyssey", принадлежащее британской компании "Marine Exploration", встречает нас тремя протяжными гудками. "Одиссей" похож на российские водолазные морские суда серии "ВМ", однако превосходит их водоизмещением, степенью специальной оснастки и размерами бортового крана. Мы отвечаем тем же приветствием и, отдав якоря, встаем неподалеку. Работаем в режиме радиомолчания, дабы не привлекать раньше времени норвежских пограничников и службы радиоперехвата.
   Первым делом боцманская команда сторожевика спускает на воду катер. В его нутро усаживаются "пиджаки", к штурвалу встает мичман, и катер шустрит по волнам в сторону "Одиссея". Переговоры длятся всего десять минут, после чего британцы готовят оборудование и водолазов к погружению.
   Готовимся и мы...
  
  
   Глава четвертая
   Москва
  
   - Анна Аркадьевна, вы обратили внимание на пассажиров соседнего самолета? - интересуется Саша. В голосе звучат нотки восхищения.
   - Да, обратила. Крупные личности.
   - Интересно, куда они собираются лететь?
   - А тебе какая разница?
   - Ну так... для общего развития. Хотелось бы знать, где обитают такие накаченные ребятки.
   - Где-где... Там же, где их хозяева.
   - В каком смысле? Какие хозяева?
   - Обычные. Олигархи, миллиардеры, мультимиллионеры и прочая отрыжка капитализма. Скорее всего, эти монстры - их охранники. Кстати, вы говорили о машине, - оборачивается Анна к сопровождающему мужчине в штатском. - Где она?
   - Нас встретят у выхода с летного поля.
   - И куда мы поедем?
   - Известно куда. На Лубянскую площадь.
   - Замечательно. Там еще не бывала. А моего коллегу до Института теплотехники по пути не подбросим?
   - Где он находится?
   - Я думала, вы знаете все. Саша, как лучше доехать до твоего Института?
   - По Ленинградскому шоссе до МКАД, потом по Дмитровскому до Отрадного.
   - Подбросим, - соглашается фээсбэшник.
   Каблучки модельных туфель часто стучат по асфальту. Анна не переносит информационного тумана, неопределенности и прочих непоняток, поэтому спешит прояснить ситуацию с приглашением (или вызовом?) в один из департаментов Федеральной службы безопасности. Собственно, тучи над Анной сгустились еще в Воткинске. Уже там, в процессе подготовки баллистической ракеты к двенадцатому испытательному пуску, сотрудники ФСБ проявили к ее персоне повышенный интерес: то настойчиво приглашали в Управление по Удмуртской Республике, то приезжали сами и подолгу беседовали с ней при закрытых дверях. Мало кому из окружения Анны было известно об этих контактах; а те, кому она доверяла, деликатно обходили неприятную тему. Ничего этого Симонов, конечно, не знал. А в Северодвинске, при сходе по трапу с борта эсминца "Ушакова", он нос к носу столкнулся с двумя подозрительными типами в штатском, что привело его в полное замешательство.
   - Простите, вы - Воронец Анна Аркадьевна? - отодвинув его в сторону, приглушенно спросил один из них.
   - Да, - устало вздохнула женщина. - Чем обязана?
   - Вы не могли бы уделить нам несколько минут? - показал один из них удостоверение.
   - Опять вы. Пожалуйста...
   Результатом недолгой беседы стали быстрые сборы в гостиничном номере и скорый выезд на военный аэродром, где дожидался специальный самолет, присланный за ней из столицы. Сугубо гражданский молодой человек ничего не понимал в происходящем: нервничал, сочувствовал, сопереживал. Потом напросился доехать до аэродрома с Анной и на всякий случай захватил свои вещи. Вдруг возьмут? Ему ведь тоже в Москву.
   Взяли. После того, как Анна Воронец лично обратилась к сопровождавшим ее мужчинам...
  
  
   На Ленинградском шоссе, немного не доехав до МКАД, застряли в длинной пробке: несколько экипажей ГАИ перекрыли движение и стали тупо ждать проезда какого-то начальства.
   Анна не то что бы нервничала. Просто она не любила и не выносила неопределенности. Не нравится ей и эта задержка посередине пути. Скорее бы встретиться с пригласившим ее загадочным человеком и разрешить все недоразумения. Беспрестанно поглядывая на часы, она достает из сумки справочник и, открыв на заложенной страничке, пытается читать...
   От чтения отвлекает кортеж, пронесшийся в попутном направлении с включенной сиреной и синими маячками.
   - Забавный прогресс, - шумно захлопывает она технический фолиант. - Раньше придворные шуты бегали с бубенчиками, а теперь ездят с мигалками.
   - Думаю, это не все, - тоскливо смотрит на забитую машинами дорогу провожатый фээсбэшник. Кого-то ждут по встречке...
   Встречного упыря пришлось ждать гораздо дольше. Анна выбрасывала в открытое окно второй окурок, когда в нескольких метрах с вальяжной неторопливостью прокатил одинокий черный автомобиль представительского класса с неизменным атрибутом власти - синим маячком на крыше. Подобным пренебрежением к тысячам ожидавших людей возмутился даже Симонов:
   - Какая все-таки наглость!
   Молодая женщина с грустью глядит вслед удалявшейся машине:
   - А ты знаешь, кто это?
   - Понятия не имею, - обиженно бурчит он.
   - Наслаждайся публичным зрелищем - это новый вид "галерных рабов" из тех, что сидят сверху и гребут к себе. Представитель очередной волны великой русской эмиграции.
   - Про рабов понятно - наслышан. Им так тяжело работать, что добровольно из власти - только вперед ногами. А какое они имеют отношение к эмиграции?
   - Самое прямое: им до поры на все наплевать. Они живут в своем милом обустроенном и уютном мирке; прикидываются, что работают, а на самом деле воруют, обманывают, жируют... А когда доведенный до ручки народ возьмется за дубины и вилы - дружною толпою побегут до городу Парижу. Там наворованное благополучно пропьют и примутся тосковать по навеки утраченной великой Родине: сочинять стишки о белых березках и петь романсы про необъятную русскую ширь, - устало вздыхает Воронец. - Господи, не было б среди нас этой мрази - не случалось бы и потрясений вроде Октябрьского переворота...
   Слушая сии вольные речи, Симонов испуганно косит на фээсбэшника. Но тот, криво усмехнувшись, молчит. Видать и многих из них достала вседозволенность и безнаказанность власть имущих.
   Многорядный поток постепенно приходит в движение...
   Пробившись сквозь Ленинградку, МКАД и Дмитровского шоссе, автомобиль доезжает до Отрадного. Короткая улочка с очаровательным названием "Березовая аллея". Машина тормозит напротив светлого институтского корпуса.
   "На месте", - обернувшись, без слов объявляет фээсбэшник.
   Молодой человек суетливо хватает сумку. Покидая салон, жалостливо просит:
   - Анна Аркадьевна, пожалуйста, позвоните мне. Позвоните, как освободитесь, хорошо?..
   - Постараюсь, - холодно кивает она. - Удачи тебе, Симонов...
  
   * * *
  
   - Нет, телеметрию расшифровать не успели, - отвечая на вопрос Анны, подходит к карте седовласый пожилой мужчина. Трижды он тычет тонкой указкой вдоль северных границ Российской Федерации и говорит монотонным серым голосом: - В этих точках находятся наземные станции слежения за испытательными пусками из акваторий Белого и Баренцева морей. А на морских участках траектории... - указка скользит по голубой краске, - дежурят научно-исследовательские суда Министерства Обороны.
   "Это мне давно известно, - устало думает Анна. - Пора перейти к конкретике".
   Сегодня она впервые увидела Сергея Сергеевича. До этого ей дважды передавали его распоряжения, один раз довелось поговорить по телефону. Проходя лабиринтами здешних коридоров, она попробовала возмутиться:
   - Послушайте, я могу знать, к кому вы меня ведете?!
   - Нет, - отрезал молчаливый проводник. - Все, что вам нужно знать, это имя - Сергей Сергеевич. Остальное он объяснит сам. Если сочтет нужным...
   Вот так. Ни больше, ни меньше.
   Подчиняясь ее мысленной просьбе, руководитель одного из подразделений ФСБ (так он себя назвал) торжественно обводит северо-восточную область моря Лаптевых:
   - Ваше детище - третья ступень "Молота", уважаемая Анна Аркадьевна, изволило исчезнуть с радаров станций наблюдения где-то здесь.
   Анна подается вперед:
   - В нейтральных водах?
   - Совершенно верно - район за пределами наших территориальных вод, и его, разумеется, имеет право пересечь судно любого государства.
   - А поиски?.. Поиски ведутся?
   - Только с воздуха - самолетами дальней авиации. Но уже сегодня с командованием Флота согласован срочный выход в район большого противолодочного корабля "Адмирал Никоненко". А пока вы летели сюда из Северодвинска, в северо-восточную часть моря Лаптевых отправилось научное судно "Академик Антонов".
   - "Академик Антонов"... - массирует пальчиками виски Воронец. - Кажется, это судно оснащено аппаратурой слежения за испытательными пусками...
   - У вас хорошая память, - кладет указку Сергей Сергеевич. - Оно приписано к порту Тикси и действительно выходит в море Лаптевых для наблюдения за пусками ваших ракет. Именно "Антонов" зафиксировал неполадки третьей ступени и оказался ближе других к району падения. Думаю, завтра на рассвете судно будет на месте.
   Она пристально глядит на мужчину, понимая, что наступил момент истины, ради которого и происходит эта удивительная встреча.
   Возвратившись в кресло, тот буднично произносит:
   - Вы не могли бы выполнить еще одну нашу просьбу?
   Вот он - момент истины.
   - Говорите.
   - Нам нужна ваша помощь. Там... в море Лаптевых.
   - В опознании тела?
   Лицо Сергея Сергеевича расплывается в довольной улыбке.
   - Мне всегда нравились умные женщины. Метко замечено: в "опознании тела". Да, Анна Аркадьевна - вы отлично знакомы с третьей ступенью - это же детище вашего инженерного коллектива. И вам будет проще других определить ее обломки среди подводного хлама...
   С языка едва не срываются резкие возражения. Дескать, почему бы для командировки не подобрать кого-то из мужчин? И неужели все дно этого долбанного моря усеяно обломками ракет?!
   Но она умеет сдерживать эмоции. И не только сдерживать, а давить их в зародыше быстрой, безукоризненной логикой. Буквально через секунду возражения исчезают. Старик прав: по полигону "Кура" шмаляют ракетами более пятидесяти лет; за это время полигон принял пять с половиной тысяч боеголовок. А сколько их не долетело?.. Появляется идея и по поводу мужчины, знающего третью ступень не хуже ее...
   - Итак, вы согласны?
   - Да, - вздыхает Воронец, - согласна. У меня к вам просьба.
   - Да-да, конечно.
   - Хотелось бы иметь рядом еще одного специалиста, знающего предмет поиска не хуже меня.
   - Это не сложно обеспечить. Назовите фамилию.
   - Симонов. Александр Анатольевич Симонов.
   - Молодой конструктор из "Московского институт теплотехники"? - подозрительно щурится фээсбэшник.
   - Делая ударение на слове "молодой", вы намекаете...
   Тот энергично отмахивается:
   - Будет вам, ей богу! Во времена социализма мне пришлось бы об этом спросить, а сейчас ваша личная жизнь заинтересует разве что желтую прессу. Молодость Симонова мной упомянута исключительно из сомнения в его опыте.
   - Меня связывает с этим человеком только служебные отношения, - настаивает она, четко проговаривая каждое слово.
   - Хорошо-хорошо, Анна Аркадьевна. Прошу меня извинить.
   - Просто Симонов - очень толковый конструктор.
   - Что ж... Коль вы в нем уверены - пожалуйста, возражений нет.
   - Когда самолет?
   - "Адмирал Никоненко" направляется полным ходом в северо-восточную часть моря Лаптевых. Так что ваш вылет дня через три.
   - Через три?
   - А чего там раньше-то делать?
   - Где делать? И-и... куда, простите, вылет?
   - В Тикси, милая, в Тикси. В тех краях на тыщу верст ничего, кроме Тикси...
  
  
   Глава пятая
   Норвежское море
  
   Пловцы "Фрегата" оккупировали просторную вертолетную площадку. Распаковываем багаж, извлекаем самую теплую рабочую одежку, так называемые "сухари" - гидрокомбинезоны-мембраны "сухого" типа, полностью изолирующие тело и обеспечивающие длительное пребывание в холодной водице. Многие подводники их недолюбливают из-за непростой процедуры одевания. Но, как говориться, здоровье дороже, ибо переохлаждение под водой бесследно не проходит. Это факт. Наши импортные комбинезоны обогреваются с помощью носимой на боку аккумуляторной батареи, питающей небольшие эластичные элементы, спрятанные под ближайшим к телу слоем ткани. Вспотеть данная система не позволит, да и прилично работает минут тридцать, от силы - сорок. И все же в ледяной воде помогает. Главное, не забыть перед погружением заменить в герметичном кармане свежую батарею...
   Да, к сожалению, канули в лету времена, когда мы с гордым удовольствием использовали отечественное снаряжение. Увы, разработка и производство родной "снаряги" безнадежно отстает. Приходиться довольствоваться раритетами или покупать передовые образцы у французов, немцев, итальянцев. А жаль, ведь некоторые из наших "штучек" до сих пор остаются непревзойденными по тактико-техническим данным. Даже при всей их неказистой топорности.
   Ладно, хватит о грустном.
   Подготовка идет быстро, ибо делом мы всегда занимаемся молча и ни на что не отвлекаемся. Все разговоры и шуточки будут позже - когда отработаем и соберемся на палубе. Мокрые, довольные. И живые.
   Вначале осматриваем и готовим наши ребризеры (re-breathe - повторный вдох) замкнутого цикла с электронным управлением. Это дорогостоящие и самые незаметные дыхательные аппараты типа "CCMGR" (Closed Circuit Mixed Gas Rebreather), в которых углекислый газ, выделяющийся в процессе дыхания, поглощается химическим составом регенеративных патронов. Далее смесь обогащается так называемой "донной смесью" (кислородом с дилюэнтом, содержащим воздух или нитрокс; чаще смесь на основе гелия) и снова подается на вдох. Хитрость и дороговизна аппарата обусловливается наличием маленького микропроцессора, дозирующего кислород в зависимости от глубины, за счет чего происходит эффективная и быстрая декомпрессия. В нижней части ребризера предусмотрено местечко для двухлитрового резервного баллона с обычной воздушной смесью. Этот баллон, в шутку называемый "парашютом дайвера", предназначен для аварийного всплытия с глубины пятнадцать-двадцать метров.
   Мои орлы разбиты на три смены - по две пары в каждой. График обычный: одна смена отдыхает после погружения, вторая работает, третья в готовности. Сейчас на глубину собирается первая смена во главе с опытным Гришей Устюжаниным. Второй командует Борис Белецкий - ему тоже опыта не занимать. Третью оставляю себе.
   Задачи первопроходцев Устюжанина - уйти на глубину, проверить придонное пространство и просигналить о результатах проверки. Если внизу чисто, настанет черед британских кладоискателей с их специальным оборудованием поиска и подъема ценностей.
   Охрана подводных работ - дело для боевых пловцов незатруднительное, рядовое. Однако и его надлежит исполнить качественно. Под водой вообще расслабляться нельзя, особенно в таких северных широтах, где температура воды даже летом не поднимается выше двенадцати градусов.
   Между тем возвращается наш катер. По боковому трапу на палубу сторожевика поднимаются "пиджаки"; один из них направляется к нам и с минуту разглядывает черный костюм Устюжанина, проверяющего телефонно-микрофонную гарнитуру гидроакустической связи в полнолицевой водолазной маске. Охраняющий наши шмотки Босс навострил уши и ворчит на непрошеного гостя.
   - Сидеть, - успокаиваю пса.
   Гость робко интересуется:
   - Простите, кто главный в вашей команде?
   Делаю шаг навстречу. Из вежливости представляюсь:
   - Капитан второго ранга Черенков. Англичане передают нам бумажный привет в виде профильной и плановой распечатки?
   - О, чувствуется и вы, и они - настоящие профи, - удивленно улыбаясь, отдает он тонкую пластиковую папку с вложенными цветными листками. - Без переводчика разберетесь?
   - Да, конечно. Все подводники разговаривают на одном языке. Спасибо...
   С восхищением оглядываясь на разложенное по вертолетной площадке снаряжение, "пиджак" удаляется восвояси. А я показываю Грише профиль дна и рельефный план с расположением затонувшего судна и с указанием глубин.
   - Угу, - кивает он, исчезая под маской.
   Группа заканчивает подготовку к погружению в пришвартованной к борту сторожевика большой надувной лодке. В ней находятся только четверо пловцов и я - командир спуска.
   Проверяю гидрокомбинезоны, подвесную систему, оружие. Особое внимание уделяю ребризерам: осматриваю целостность дыхательных мешков, шлангов, легочного автомата, байпасных клапанов и автомата промывки дыхательной системы; контролирую давление в заправленных баллонах и наличие свежих регенеративных патронов. Ужасно не люблю высокопарности, но от исправности и надежной работы всего вышеперечисленного в буквальном смысле зависит жизнь боевого пловца.
   Все в норме. Подаю Григорию последний элемент - этакий "символ власти" командира группы боевых пловцов - навигационно-поисковую панель, на цветном экране которой отображается великолепная картинка со сканирующего гидролокатора кругового обзора.
   Хлопаю командира по плечу:
   - С богом!
  
   * * *
  
   Благодаря теплому течению, температура воды в Норвежском море в это время года держится на уровне плюс одиннадцати градусов. Не самый худший вариант из тех, что нам доводилось испытывать на собственной шкуре. Многослойные гидрокомбинезоны мембранного типа в сочетании с толстым шерстяным или тинсулейтовым нательным бельишком неплохо спасают от холода, но чертовски затрудняют движения. В них, по сравнению с легкими костюмами из неопрена, мы чувствуем себя этакими мужичками в овчинных тулупах...
   Вода, как мы выражаемся, чище анализов младенца. Взвеси - планктона и неорганики - практически нет; горизонтальная видимость близка к идеалу и составляет около шестидесяти метров.
   Работаем весь день. Бригада британских кладоискателей копошится на глубине шестидесяти метров у лежащего на боку и вросшего в ил погибшего судна. Они работают в новом водолазном снаряжении яркой черно-желтой расцветки; великолепные бенд-маски, отличные ласты. Подача воздуха ведется через надежные кабель-шланговые связки от компрессора, установленного на палубе "Одиссея", при этом у каждого за спиной имеется небольшой резервный баллон с гелиево-воздушной смесью для аварийного всплытия. Один водолаз елозит по дну с "пылесосом" - засасывающим илистый грунт "хоботом"; другой заправляет штангой с двумя мощными прожекторами, в виду того, что свет с поверхности сюда почти не доходит; трое отыскивают и собирают тускло поблескивающие слитки. Найденное золото помещается в две специальные корзины, снующие от поверхности до дна. Длинный хобот системы грунтоотсоса тянется метров на тридцать к востоку и присоединяется к мощной водяной помпе. Мерно гудящая помпа вышвыривает из себя темную тучу мелкого ила, медленно относимого дальше на восток слабым океанским течением.
   Двумя парами кружим над останками затонувшего судна.
   Мы находимся выше британцев метров на двадцать - на самой удобной для наблюдения "высоте". Почему так? Во-первых, вкупе с удивительной чистотой Норвежского моря это расстояние позволяет обозревать гораздо большее пространство. Во-вторых, мы не мешаем кладоискателям, они не мешают нам. А в-третьих, на глубине до пятидесяти метров наши инжекторно-регенеративные аппараты с гелиево-кислородной дыхательной смесью работают вдвое дольше.
   Навигационно-поисковая панель постоянно включена - вокруг ни одной посторонней души. Связь тоже в порядке. Наверху обстановка спокойная: ни кораблей норвежской береговой охраны, ни патрульных самолетов. Надолго ли?..
   Постепенно меняются смены британских пловцов, меняемся и мы...
  
  
   Поиск и подъем золотого груза проходит успешно. Около девяти часов вечера работы прекращаются - уставшим пловцам требуется отдых. Мы все еще избегаем общаться по радио, поэтому делегация "пиджаков" вторично отправляется на борт "Одиссея". И на этот раз совещание длится более часа.
   Вернувшись, мидовцы озвучивают следующую весть: за первый день найдено и поднято на поверхность около сорока процентов перевозимого затонувшим судном золота. Для завершения подъема драгоценного металла в течение следующего дня, потребуется начать работы не позднее шести часов утра.
   Попрощавшись, суда расходятся - незачем провоцировать норвежских погранцов. "Одиссей" берет курс на северо-запад, "Стойкий" - на северо-восток. Ровно через семь часов мы обязаны встретиться в этой же точке...
  
   * * *
  
   Раннее утро следующего дня. Бледное солнце движется почти параллельно горизонту - от восточного сектора к южному. Воздух прохладен, море удивительно спокойно - ни ветра, ни высокой волны.
   "Одиссей" в полкабельтова от нас, на борту кипит работа. Готовимся и мы, в точности повторяя вчерашний план: боцманская команда занимается спуском на воду катера и надувной лодки; первая смена во главе с опытным Гришей надевает поверх теплого белья черные гидрокомбинезоны. В начале шестого две пары боевых пловцов уходят под воду...
   На краю вертолетной площадки нами оборудован надводный узел гидроакустической связи: на "баночке" покоится цифровая станция - чемоданчик, чем-то смахивающий на ноутбук. Незаменимая в нашей работе и в то же время довольно простая вещица, имеющая встроенный динамик, микрофон на витом шнуре и погружаемый в море кусок провода - антенну. Подобную станцию можно запросто прикупить в магазине, торгующим снаряжением для дайвинга. Однако наше оборудование в обязательном порядке проходит через экспертизу и доработку техническим отделом департамента ФСБ.
   У станции дежурит молодой старлей Фурцев.
   - Порядок, командир, - кричит он, получив доклад с глубины.
   Я дублирую сообщение вахтенному, тот семафорит британцам.
   На "Одиссее" приступают к спуску оборудования. Одновременно с ним под водой исчезают пять водолазов.
  
  
   Первые признаки грядущих неприятностей проявились к полудню. Я готовился возглавить третью смену, когда на вертолетной площадке появляется Лоцманов.
   - Евгений, у нас проблема, - заговорщицки сообщает он, подойдя вплотную.
   - Что, поршня полетели? Я ж вас предупреждал: никогда не заправляйтесь в "ЛангепасУрайКогалымнефть"!
   - Где?.. - изумленно приоткрывает рот комбриг.
   - В "ЛУКОЙЛЕ", темнота. Ладно, шутки в сторону. Что за проблема?
   - Радиолокационный пост общего наблюдения доложил о двух надводных целях, приближающихся к нашему району. Скорость - тридцать узлов.
   - Далеко?
   - В ста километрах к западу.
   - Через два часа будут здесь... - чешу затылок. - И каково же, Юра, твое решение?
   - Свяжусь с англичанами. Проинформирую и спрошу, сколько им еще ковыряться?..
   - Я тебе и без них скажу: до вечера, как минимум.
   - Много осталось?
   - Прилично. Слитки высыпались из разбитых ящиков, потому британцы и возятся. Ладно, пора менять парней. Благодарю за информацию.
   - Не за что. Повнимательнее там.
   - Мы всегда внимательны. Свисни вниз, если что...
  
  
   Медленно, экономя силы и дыхательную смесь, парим над британцами. Я внимательно всматриваюсь в окружающую нас черноту и частенько поглядываю на экран поисковой панели, где четко отображается позиционирование каждого пловца и каждого подводного объекта с указанием дистанции, пеленга, геометрического размера, высоты расположения от грунта. Уникальная штука. Жаль, дальность сканирования маловата - всего до одной сотни метров.
   Вокруг спокойно. Бригада из пяти профессиональных кладоискателей работает в привычном для себя режиме. Мы, как и прежде, кружим на удобной для нас "высоте". Прямо под нами иногда вспыхивают желтые искорки - это поблескивают в лучах мощных прожекторов глянцевые бока слитков. В стороне зловеще темнеет столб выбрасываемого помпой грунта...
   Настораживающая новость приходит сверху минут через сорок с момента нашего погружения.
   - "Скат", я - "Ротонда", - напоминает о себе Устюжанин по гидроакустической связи.
   Позывной "Скат" всегда присваивается старшему находящейся под водой смены. Если работают две смены - "Скатом" остается работающая смена на глубине, а та, что выше, зовется "Барракудой". "Ротонда" неизменна и непотопляема, ибо она всегда стоит на берегу.
   Отвечаю Георгию:
   - "Ротонда", "Скат" на связи.
   - Как у вас?
   - Нормально. Работаем по плану.
   - Понял вас. А к нам "Орион" пожаловал.
   Понятно. Патрульный противолодочный самолет "Орион" просто так не появится. Его визит вкупе со спешащими к этому району двумя военными кораблями недвусмысленно намекает о намерении норвежцев выяснить причину присутствия в их экономической зоне чужаков. Что ж, пусть выясняют. Надеюсь, Юрий связался через "пиджаков" с британцами, и те ускорили подводные работы.
   Впрочем, они и так перепахивают дно Норвежского моря без перекуров...
  
   * * *
  
   Внизу работает вторая смена моих ребят под командованием опытного Белецкого. Быстро перекусив, сижу на "баночке" перед станцией связи; в одной руке микрофон, в другой бинокль.
   "Стойкий" в циркуляции - постоянно маневрирует, не позволяя норвежцам приблизиться к неподвижному "Одиссею". Едва их корабли подошли на приемлемую дистанцию, мы просигналили: "Устраняем неисправность. Помощь не требуется".
   Но они же не идиоты. Летчики "Ориона" отлично видели повернутую вбок стрелу крана "Одиссея", уходящие под воду тросы, электрические кабели и шланги. И аккуратно разложенное снаряжение на вертолетной площадке сторожевика. Теперь все это лицезреют моряки фрегата "Руаль Амундсен" и патрульного корабля ледового класса "Анденес".
   Надводное противостояние длится около часа.
   Норвежцы стараются втиснутся между нашими судами и, видя, что это не получается, вопят в эфир, пугают санкциями и грозно вращают маленькой орудийной башенкой. Нам не страшно, потому что и мы ничего и не у кого не воруем - мы забираем свое. Да и калибр наших орудий побольше норвежских.
   В конце концов, упрямые скандинавы объявляют на кораблях тревогу, и начинаю готовить к погружению своих пловцов.
   Та-ак. Работать становится интересно.
   - Третья смена, срочное погружение! - командую парням и сажаю на связь молодого Фурцева.
   - Евгений Арнольдович! - канючит тот, - позвольте и мне в воду - я ведь со вчерашнего дня с вами в одной смене!..
   Действительно, чего парня мариновать?! Он хорошо подготовлен, голова хоть и медленно, но соображает. Пусть учится в боевых условиях.
   - Быстро одевайся!
   Свободная смена помогает облачиться в тяжелое снаряжение, пристроить на груди перезаряженные дыхательные аппараты, надеть маски. Каждый проверяет свой АПС - надежный автомат для стрельбы под водой. Аналогов в мире ему практически нет. Легкий, небольшой, с выдвижным прикладом, с приличной емкостью магазина и с хорошей дальностью действия - на малой глубине насквозь прошивает аквалангиста с расстояния в тридцать метров. Дальше и не надо, потому как тридцать метров для большинства водоемов планеты - предел видимости. При крайней необходимости способен вести огонь и на берегу, но злоупотреблять этим не стоит - ресурс для такой стрельбы всего две сотни выстрелов.
   Готовая к погружению смена сходит по трапу в надувную лодку, где осталось нацепить ласты и пройти последний контроль командира спуска. Надувная лодка просторна и рассчитана на восемь вооруженных бойцов с полной экипировкой.
   - Снаряди на всякий случай одну из своих пар, - даю крайние наставления Устюжанину. - Белецкому я сообщу. И слушай глубину...
  
  
   Норвежские корабли стоят с южной стороны. Оба набычены, ощетинились стволами и готовы к бою - кажется, будто они решили заслонить своими телами родное побережье от российско-британского вторжения.
   Белецкому с одним из напарников я приказываю не дергаться, быть возле бригады водолазов и внимательно наблюдать за южным сектором. Вторая пара его смены поднимается к нам с навигационно-поисковой панелью. Да, к сожалению, панель всего одна. Давно прошу начальство обеспечить нас резервной, но, видимо, придется сбрасываться и покупать самим.
   Теперь нас шестеро, мы растянулись во фронт и ждем появления противника...
   - Я - "Ротонда", объявляю "сирену", - раздается в гарнитуре спокойный голос Устюжанина. - Объявляю "сирену". "Барракуда", их около десятка.
   - Я - "Барракуда". Информацию по "сирене" принял, усилил внимание. Ждем...
   Команда "сирена" для боевых пловцов равносильна объявлению тревоги в сухопутных частях Вооруженных Сил. Команда объявляется командиром спуска или любым бойцом группы и означает появление поблизости "чужих" - подводных сил противника. Реакция личного состава на команду "сирена" обычна и вполне естественна: полная осмотрительность и готовность к применению оружия.
   Ага, вижу отметки на экране - гидролокатор кругового обзора четко позиционирует группу неизвестных пловцов. Четыре, шесть, восемь...
   Впрочем, размер значения не имеет. Хуже всего то, что они стремительно погружаются, словно знают о происходящем на дне. Уверен: пока не знают. Просто у них имеется схожее снаряжение, позволяющее видеть нас.
   - "Ротонда", я - "Скат", работа почти закончена. Бригада поднимает последнюю корзину и сворачивается, - докладывает Белецкий. - "Барракуда", вам нужно продержаться минут десять.
   Славная новость.
   - "Скат", я - "Барракуда". Постараемся задержать чужих на десять минут.
   Корректирую направление - идем наперерез и устанавливаем визуальный контакт. Норвежцы тоже нас замечают.
   Мы находимся на одной глубине. Друг против друга.
   Между нами метров десять-двенадцать. Их восемь. Нас шестеро.
   На скандинавах такие же костюмы и схожие по внешнему виду дыхательные аппараты. Зато из оружия, не считая обязательных ножей, видны лишь короткие пистолеты, с дальностью стрельбы на приличной глубине не более семи-восьми метров. Их не сравнить с подводными автоматами, способными дырявить противника даже на предельной глубине.
   Мы на пути норвежцев, и они в нерешительности замедляют движение. "Стоим на ластах" друг против друга - работаем ногами, сохраняя неизменность позиции, но при этом имеем возможность смещаться в любую сторону.
   - Игорь, возьми у меня панель, - обращаюсь к молодому Фурцеву. - Двигай в сторону и ниже метров на десять.
   - Зачем?
   - Не перебивай, а слушай и выполняй! В случае рукопашной заварухи будешь пресекать их попытки прорваться к британцам короткими заградительными очередями. Усек?
   - Так точно, командир.
   - Только не перестарайся. Трупы нам ни к чему.
   Фурцев поспешно забирает панель и исчезает...
   В душе я надеюсь на мирный исход, но заваруха все же начинается, когда шестеро скандинавов устремляются на нас, а двое под шумок уходят вниз. Мы имитируем схватку, стараясь оказаться за спинами оппонентов. Имитируем, но на прямой контакт не идем - на сей счет парни получили от меня строжайшие указания.
   Норвежцы отвечают той же любезностью: крутятся скользкими угрями, избегая соприкосновения.
   Занимаясь подводной акробатикой, изредка поглядываю на Фурцева. Он аккуратен в исполнении приказа: следит за парой пловцов и постепенно сближается с ними...
   - "Ротонда", я - "Скат". Британцы закончили работу, - вновь гудит по акустике Белецкий. - Поднимают оборудование. Сопровождаю подъем бригады...
   - Ясно, "Скат". Не отходи от них ни на шаг. Мы сдерживаем шестерых...
   Звучит короткая очередь щелчков-выстрелов. Под водой, из-за большой плотности среды, практически невозможно определить направление на источник звука. Но мне и так понятно, что стреляет Фурцев. К тому же далеко под нами появляются характерные росчерки от стремительного движения длинных стреловидных пуль.
   - "Скат", поторапливай бригаду, - прошу Белецкого после второй серии выстрелов Фурцева.
   - Да-да, тут слышно, как вы постреливаете. Мы уже в пути...
   Слева что-то блеснуло. Замечаю в руке одного из норвежцев нож. Это плохо.
   Несколько мощных движений телом, и я оказываюсь рядом. Кружась, он пытается подобраться к спине одного из моих парней. Подобное поведение нужно пресекать жестко и без лишних международных церемоний.
   Выбрав момент, резко и без замаха бью автоматом в резиновую окантовку маски. Бью массивным автоматным затыльником, так как у нашего АПС вместо нормального приклада - выдвижная конструкция. Это старый испытанный прием, необходимый для кратковременного вывода противника из строя. Ему немножко больно, возможно на пару секунд он даже лишился сознания и пространственной ориентации. Но я все равно чувствую себя гуманистом. Сейчас он успокоится и спрячет нож; заняв вертикальное положение, прижмет руками ко лбу верхний край маски и слегка отогнет нижний; выдохнув воздух носом, вытолкнет набравшуюся под маску воду. И с сегодняшнего дня непременно станет умнее и сдержаннее.
   - Командир, оборудование у поверхности, - докладывает Белецкий. - Бригада поднимается. Плохо, что связи с ними нет. Четверых вижу, один где-то застрял...
   - Понятно. Сейчас глянем.
   Длинная автоматная очередь заставляет интенсивно крутить головой...
   Судя по вееру светлых росчерков от свинцовых стрел, стреляют опять внизу. И делает это, естественно, Фурцев - больше там никого из моих орлов нет и быть не может. Но в голове один за другим рождаются вопросы. Какого черта он безалаберно расходует боеприпасы? А главное - зачем он вообще стреляет, если пара настырных норвежцев, передумав проверять дно, возвращается к общей группе?
   - Фурцев! Фурцев!! - ору в микрофон гарнитуры, - Фурцев, ты меня слышишь?!
   Тишина. Вместо молодого Игорька оглушает доклад Устюжанина:
   - Я - "Ротонда". "Одиссей" приступил к приему оборудования на борт.
   - Что с бригадой, "Ротонда"?
   - Четверых наблюдаю.
   - Четверо, - подтверждает Белецкий. - Пятого нет.
   Мля! Что за фортели выкидывают англичане?!
   На всякий случай оставляю группу присматривать за норвежцами, а сам устремляюсь на глубину с явным предчувствием чего-то мерзкого. Посмотрим, надежно ли пашет мой "шестереночный механизм"...
   Британца не видно, зато метрах в двадцати пяти от дна нахожу Фурцева. Парень завис в вертикальном положении неподалеку от еле заметных контуров кормы затонувшего судна и, медленно перебирая ластами, смотрит куда-то в сторону. Мое удивление усиливается: в руках Игоря нет навигационно-поисковой панели, нет и автомата.
   Подплыв к нему, осторожно касаюсь плеча.
   Игорь шарахается и "включает панику" - неистово работает конечностями, стараясь поскорее всплыть. Подобный психологический срыв на большой глубине опасен. Если человека не привести в чувство - срыв закончится его гибелью или баротравмой с жуткими последствиями.
   Хватаю Фурцева за костюм, "ставлю" перед собой на расстоянии вытянутых рук, дабы случайно не повредил мой дыхательный аппарат и приказываю знаком "Замри! Не двигайся!" Система подобных знаков имеется в каждой команде боевых пловцов, аквалангистов, водолазов и дайверов. Это продиктовано жизненной необходимостью, ведь под водой не всегда бывает надежная связь.
   Знак не с первого раза, но срабатывает - Игорь меня узнаёт.
   Успокаиваю, похлопывая по плечу и одновременно зову по имени, пытаясь наладить связь. И вдруг замечаю отсутствие на гидрокомбинезоне черно-желтого приемо-передатчика; из-под маски сиротливо болтается провод с разъемом от гарнитуры.
   Так вот почему он молчит! Интересно, кто ж его так ловко обчистил?..
   Осматриваю придонный слой в поисках пропавшего британца. Никого. Ни единой живой души.
   Меж тем, старлей приходит в себя и настойчиво указывает на северо-восток. Всматриваюсь туда, где еще недавно высился столб ила, выбрасываемого из жерла мощной помпы...
   Что за черт?! На одной с нами глубине и на самой границе видимости чернеет нечто большое, непонятное. Будто округлая корма еще одного лежащего на боку судна. Но никакого судна здесь не было - провалиться мне на этом месте! Мы ходили над британцами большими кругами и осматривали каждый квадратный метр!..
   Меня охватывает странное и весьма неприятное ощущение. Кажется, помимо нас, британцев и норвежцев, здесь присутствует кто-то еще...
  
  
   Глава шестая
   Море Лаптевых
  
   Накануне очередного испытательного пуска баллистического "Молота", судно "Академик Антонов" вышло из порта Тикси и, прошлепав вдоль многочисленных шхер и изрезанного протоками полуострова, отдало якоря в сорока милях от берега. Половину всей площади моря Лаптевых составляют ерундовые глубины до пятидесяти метров, а южнее семьдесят шестой параллели они не превышают и двадцати пяти. Резкий свал глубин наблюдается у северной границы моря, где заканчивается пологая материковая отмель и начинается океанское ложе. По этой банальной причине у бороздящих здешние воды моряков проблеем с поиском стоянки - не бывает.
   Судовой экипаж "Антонова" состоял из десяти человек, научный состав - из восьми "ракетчиков": инженеров телеметрической аппаратуры, операторов Телексного терминала, РЛС и прочего люда, причастного к запускам и пролетам баллистических ракет в сторону Камчатки.
   Множество раз относительно небольшое судно, оснащенное средствами слежения за испытательными пусками, загодя становилось приблизительно в одном и то же месте - в ста двадцати милях севернее Тикси. Дело в том, что именно над этим местом на большой высоте пролетали ракеты, выпущенные с акватории Белого моря по камчатскому полигону Кура. Правда, пролетали они в том случае, если не взрывались сразу после старта или где-то на начальных этапах полета. Чего греха таить - случалось и такое.
   Вот и на этот раз произошел сбой. Первые две ступени отработали штатно; третья запустилась, но не включился в работу командный блок управления маневрированием, из-за чего где-то над Таймыром ракета начала сходить с траектории и, в конце концов, упала в северном районе моря Лаптевых. Капитан и несколько моряков из команды даже умудрились заметить белый росчерк на темном фоне серо-голубого неба - крутой нисходящий этап баллистической траектории ракеты-неудачницы...
   Команда "отбой" для всех судов и станций наблюдения обычно поступала в течение первого часа с момента успешного поражения боеголовками целей на полигоне Кура или после неудачи на одном из этапов полета. Ждали эту команду и на борту "Академика Антонова". Однако вместо нее по каналу спутниковой связи пришло распоряжение сняться с якоря и направиться в северо-восточный район моря Лаптевых. Что ж, и такое развитие событий предусматривалось судовыми обязанностями сборного экипажа - иногда приходилось отправляться на поиски упавших частей ракеты.
  
   * * *
  
   Судно прибыло точно в тот район, над которым в последний раз видели эту чертову третью ступень "Молота". Поиск - работа несложная, но достаточно нудная и неприятная, если учитывать неспокойную погоду и осточертевшую всей команде качку. В ходовой рубке помимо капитана и вахты постоянно дежурят два члена экипажа с мощными морскими биноклями. На испещренной волнами поверхности крайне трудно заметить небольшой предмет. Тем не менее, приходиться часами разглядывать неровную серость, сплошь покрытую белыми бурунами...
   На исходе третьих суток уставший народ чертыхается: а что мы, собственно, ищем? Много ли в кишках баллистической ракеты деталей с положительной плавучестью?..
   С тяжелым сердцем капитан Брагин - тучный дядька с рыжей скандинавской бородкой соглашается снять вахту визуального надводного поиска. При этом приказывает продолжить изучение дна с помощью современного эхолота-картплоттера.
   Эхолотом судно оборудовали сравнительно недавно - пару лет назад при прохождении капитального ремонта на судостроительной верфи. Примерно тогда же в команду поступил молодой штурман по имени Алик - щупленький, любознательный парень с шевелюрой густых светлых волос. На него-то капитан и возложил обязанности по эксплуатации новой импортной штуковины с широким цветным дисплеем. Тот не возражал и разобрался с аппаратом на удивление быстро: дотошно изучил инструкции, установил в эхолот российские карты "Navionics", протестировал на всех режимах... А позже настолько увлекся работой с эхолотом, что начал составлять карту покоящегося ракетного хлама на дне моря Лаптевых.
   - Молодец, Алик - нужное дело! - прогудел искусственным басом Брагин. - У меня в гараже сроду бардак был - каждый инструментик приходилось по полчаса разыскивать. А с тех пор как соорудил стеллажи и разложил все по полочкам - горя не знаю.
   К сегодняшнему дню "карта морских сокровищ" (так величали ее на "Антонове") представляла собой сплошь испещренное метками поле. Простыми метками без лишних подписей, ибо Алик не стал усложнять задачу выяснением, что представляла собой каждая метка в прошлой жизни. Он тупо руководствовался принципом стрелковой мишени: все старые, отмеченные маркером дырки - не интересуют; ищем только новые.
   И экипаж ищет. Час за часом, квадрат за квадратом. Если на экране эхолота медленно появляются очертания лежащих на дне предметов, Алик первым делом сверяется с картой: имеются в этом месте отметки - значит, обломки старые, придется продолжить поиск; нет отметок - да здравствует свежая находка!
   Наступает момент, когда исчезает последняя призрачная надежда. "Академик Антонов" изрезал галсами предполагаемый район падения третьей ступени вдоль и поперек. Ровным счетом ничего. НИ-ЧЕ-ГО. За семьдесят часов экипаж не заметил ни одного плавающего на поверхности предмета, а Алик не обнаружил на дне ни одного нового объекта. Зато на экране РЛС общего обзора постоянно маячит отметка небольшого надводного судна, торчащего на северной границе моря Лаптевых - недалеко от края пологой материковой отмели.
   Высокое московское начальство регулярно выходит на связь через спутник - трепет нервы капитану "Антонова", требует результат. И тот намеренно корректирует курс, чтобы сблизиться с неизвестной посудиной. Чем черт не шутит - вдруг кто-то из команды видел точку падения "Молота"?..
   Посудиной оказывается заурядный двухпалубный траулер "Aquarius" под "удобным" и весьма распространенным в рыболовецком и торговом флотах либерийским флагом. Около часа "Антонов" осторожно приближается к стоящему на якорях судну и пытается "достучаться" до рыбаков по радио и с помощью световых сигналов.
   Глухо.
   Тогда Брагин сам встает к штурвалу и ведет судно на сближение с подветренной стороны. Его не интересует причина, ради которой "Аквариус" торчит в нашей экономической зоне. Не интересует, почему он несколько суток стоит на мелководье шельфа у края котловины Нансена. Ему требуется узнать самую малость: не довелось ли морякам "Аквариуса" заметить подозрительных явлений в небе? И если довелось, то когда и где?
   Расстояние между судами уменьшается до двух кабельтовых.
   На палубе траулера никого. Второй помощник - высокий тридцатилетний мужчина в джинсах и толстом светло-коричневом свитере не выпускает из рук микрофона - запросы летят в эфир один за другим. Алик приник к дисплею эхолота и пыхтит над настройкой его контрастности...
   Дистанция один кабельтов.
   - "Аквариус", я "Академик Антонов". Как меня слышите?..
   Никак. Тишина. Вахта в рубке траулера словно не замечает подходящее научное судно, либо этой вахты там попросту нет.
   Море изрядно штормит - дальнейшее сближение судов опасно, но капитан решает уменьшить дистанцию до полкабельтова. С такого расстояния можно без оптики рассмотреть такелаж или узреть расстегнутую ширинку на форменных брюках штурмана.
   И вдруг "Аквариус" просыпается: из надстройки на палубу выскальзывают несколько рыбаков в ярких прорезиненных робах. Все пятеро одновременно оказываются у ближнего борта.
   - Наконец-то! - Обрадовано ворчит Брагин. Но тут же щурится и тянет руку к биноклю: - Погоди-ка!.. А что это у них в руках?
   Внутреннее пространство рубки внезапно оглашается радостным воплем Алика:
   - Товарищ капитан, вижу новую отметку!
   - Господи!.. - не обращая внимания на штурмана, испуганно шепчет второй помощник. - Смотрите... У них гранатометы. Ручные гранатометы!..
   Первые два взрыва проделывают огромные дыры в надстройке, калеча людей, выводя из строя управление и связь. Следующие заряды рвутся точно у ватерлинии. Машина на "Антонове" затихает, белоснежную рубку лижут языки пламени, корпус судна быстро дает угрожающий левый крен...
   Рыбаки с "Аквариуса" бросают за борт использованные гранатометы и с унылым равнодушием взирают на гибнущий корабль. Спустя пять минут на поверхности остается лишь большое масляное пятно, несколько пустых бочек, деревянных ящиков, пара спасательных кругов и пятеро взывающих о помощи моряков.
   У борта траулера появляется еще один человек - высокий сухопарый мужчина в фуражке и черном шерстяном свитере - по виду капитан или его помощник. Стремительной походкой он направляется к борту, неся на плече автоматическую винтовку.
   Над штормящим морем раздаются короткие очереди - два десятка пуль дырявят темные бока бочек и те уходят под воду. Человек в фуражке вставляет в приемной гнездо полный магазин и принимается хладнокровно расстреливать выживших моряков "Академика Антонова"...
  
   * * *
  
   Первый же гранатометный заряд разнес радиорубку российского судна, поэтому сигнала бедствия радист послать в эфир не успел. Тем не менее, в Главном спасательном координационном центре место исчезновения "Антонова" было известно с точностью до относительно небольшого квадрата. Фокус состоял в том, что практически все современные суда оборудованы спутниковой навигационной системой, автоматически определяющей свои координаты с помощью трех-четырех спутников и отсылающей полученные данные сразу в несколько адресов. Таким образом, данные оказываются у третьего помощника (штурмана) капитана судна, а также в Центрах оперативного управления, включая Главный спасательный координационный центр. Он-то и обеспечил точными координатами района организаторов масштабной поисковой операции, развернувшейся через несколько часов после исчезновения "Академика Антонова".
  
  
   К поискам обломков третьей ступени "Молота" добавляются поиски пропавшего судна. Сменяя друг друга, над морем Лаптева часами летают самолеты-разведчики.
   - Следов "Академика Антонова" не обнаружил, - звучит один и тот же доклад.
   На следующий день форма доклада немного меняется.
   - Следов "Академика Антонова" не обнаружил. В северной части моря Лаптевых замечено небольшое рыболовецкое судно под либерийским флагом...
   Вскоре к месту проведения поисковой операции из Баренцева моря подошел большой противолодочный корабль "Адмирал Никоненко" с двумя вертолетами Ка-27 на борту.
   Поиски продолжились...
  
  
   Глава седьмая
   Норвежское море - Москва
  
   Хорошенько встряхиваю Игорька.
   "Где панель?! Где твой автомат?!" - изъясняюсь выразительными жестами.
   "Там", - тычет он рукой в сторону дна.
   С максимальной скоростью плыву вниз - необходимо побыстрее найти и включить панель со сканирующим гидролокатором. Изредка поглядываю на северо-восток, где на самой границе видимости полминуты назад чернело нечто большое и непонятное. Чернело, да вдруг растворилось, исчезло.
   На ходу включаю фонарь - на шестидесятиметровой глубине без него - как ночью под одеялом. Шарю лучом по илистому дну...
   Пусто. Поднимаю голову, нахожу Фурцева и смещаюсь точно под него. Где же эта проклятая панель?!
   Опять ничего.
   Вспоминаю о поправке на течение. Оно в Норвежском море хоть и слабое, но если минуту болтаться неуправляемой глистой, то наверняка снесет на десяток метров.
   Быстро смещаюсь к западу и сразу натыкаюсь на автомат. Уже легче.
   А вот и наша панелька! Лежит себе преспокойно, зарывшись мордой в грунт. Жаль, неправильно упала - по мерцающему синим светом пятидюймовому монитору, я нашел бы ее раньше.
   Хватаю драгоценную находку, задаю нужный масштаб, запускаю гидролокатор. И не отрываю жадного взгляда от ползущего по кругу тонкого луча, повторяющего движение сканирующей волны...
   Есть! В восточном секторе локатор нащупывает ускользающую цель и даже успевает определить ее геометрические параметры.
   В ожидании вторичного прохода волны через подводный неопознанный объект, машинально плыву на северо-восток...
   Пусто.
   Гидролокатор заканчивает третий круг.
   И опять пусто. Будто ничего и не было...
   - "Барракуда", как дела? - допытывается сверху Устюжанин.
   Дабы не вносить путаницу, позывные под водой не меняются, независимо от смены глубины и позиции - это одно из наших незыблемых правил. Я начал работу "Барракудой", "Скат" в итоге оказался выше меня, а потом и вовсе поднялся на корабль. Но я останусь "Барракудой" до выполнения поставленной задачи.
   - Так себе, "Ротонда". У Фурцева неисправна связь. Ищем британца. Как обстановка наверху?
   - Обстановка деловая. "Одиссей" закончил подъем оборудования, бригада в составе четырех человек на борту. Часть норвежских пловцов вышла на поверхность.
   - Ясно. У меня дыхательной смеси в обрез - минут через восемь приступаю к подъему.
   - Понял, "Барракуда". До связи...
   Неподалеку вспыхивает фонарь. Окончательно оклемавшийся Фурцев решает подключиться к поискам элементов своего снаряжения.
   "Приемо-передатчик. Ищи приемо-передатчик! - показываю на свой аппарат. - А я прошвырнусь вокруг затонувшего судна".
   Он дважды кивает, и мы расходимся в разные стороны...
  
   * * *
  
   Норвежские военные корабли по-прежнему стоят к югу от нас. Проведя короткие переговоры с британцами, мы собираемся отчалить на юго-восток - поближе к нашим территориальным водам.
   Партнеры по подъему золотых слитков обеспокоены пропажей своего водолаза. Нисколько не стесняясь скандинавов (дело-то сделано!) они сообщили по радио экипажу "Стойкого" обстоятельства: четверо водолазов последней бригады начали подъем чуть раньше, пятый - отвечающий за подъем помпы - немного задержался. А через некоторое время на поверхности вместо него показался оборванный конец кабель-шланговой связки. Но это не означало, что водолаз погиб - на случай подобных неприятностей у каждого за спиной имелся резервный баллон для аварийного всплытия. В течение следующих пятнадцати минут (именно на этот срок рассчитан баллон) на "Одиссее" в напряжении ждали потерявшегося водолаза. Я же в те злополучные минуты, используя навигационно-поисковую панель, рыскал в районе затонувшего судна.
   Увы, мои поиски результатов не дали. Не появился британец на поверхности моря и по истечении контрольного срока.
   Тем не менее, англичане восприняли трагическое событие мужественно, без истерики и обвинений в чей-то адрес. Все понимали: работы на такой глубине всегда сопряжены с риском для здоровья и жизни.
  
  
   Покончив с дипломатическим обрядом прощания и оставив в недоумении норвежцев, "Одиссей" и "Строгий" расходятся в разных направлениях. Британцы берут курс на запад, мы - на юго-восток.
   После вечернего чая мои пловцы разбредаются по каютам. Дает о себе знать усталость, да и настроение - не ахти: получается, экипаж "Одиссея" свою задачу выполнил на "отлично", а мы, образно выражаясь, облажались...
   Сидим в каюте с Борькой и Георгием: обсуждаем события прошедшего дня и попиваем мелкими дозами крепкий алкоголь. Да-да, вы не ослышались. Крокодилы глотают камни, чтобы глубже нырять, а мы с той же целью регулярно употребляем качественный коньяк. Помогает. И это не удивительно: все отцы водолазного дела в один голос рекомендуют после погружения в арктические воды растирать тело шерстяной тканью, смоченной в водке, а нутро согревать хорошей порцией крепкого алкоголя - водкой или коньяком. Да и вообще... В России алкоголизмом не страдают. В России им наслаждаются.
   В ногах лежит довольный Босс: матросы его балуют - кормят макаронами по-флотски.
   Я не спешу делиться впечатлениями от увиденного на глубине. Более того, пришлось до поры заставить молчать и Фурцева. Нет, своим друзьям я абсолютно доверяю, просто хотелось бы самому разобраться в деталях.
   Толком разобраться не выходит - слишком много непоняток. Потому вызываю по телефону старлея.
   - Разрешите? - заглядывает он в каюту.
   - Заходи. Присаживайся...
   Старший лейтенант в брюках от комбинезона и форменном свитере; на шее висит полотенце, лицо раскраснелось, волосы взъерошены - видно, только вышел из душа. Он замечательно сложен; высок, широкоплеч, подтянут; имеет отличную физическую подготовку - мышцы ног накачены покруче, чем у конькобежца.
   Наливаю в стакан грамм пятьдесят коньяку.
   - Выпей. Тебе надо немного расслабиться.
   - Благодарю, - принимает Игорь стакан.
   Влив в себя алкоголь, он закидывает в рот дольку апельсина. И виновато шмыгает носом, предчувствуя нелегкий разговор.
   - Ну что, старлей, здорово струхнул на глубине?
   - Да так... - мнется он и хорохорится, - в принципе не очень.
   Усмехаюсь.
   - Знаешь, что такое несправедливость?
   - Ну, так... в общих чертах.
   - Я тебе не в общих скажу, а в конкретных. Несправедливость - это когда слабый обманывает сильного. Понял?
   - Так точно. Испугался, товарищ капитан второго ранга.
   - Отставить официоз.
   - Испугался, - почти шепотом повторяет Фурцев. - Почти как в этой... как ее?..
   - В чем? Где?
   - Ну, мы в том местечке в прошлом году были, и вы меня впервые на глубину взяли! Вылетело из головы название... Что-то среднее между "коктейль" и "колыбель"...
   - В Коктебели?
   - Точно!..
   Мы тихо ржем, а Фурцев продолжает. Робкий голос, да и смысл признания не вяжутся с внушительными габаритами молодого человека. И тем трагичнее выглядит ситуация.
   - Да, испугался, Евгений Арнольдович, - мелко кивает он, избегая смотреть нам в глаза. - Думал конец...
   Эх, Игорек-Игорек... Большой ты у нас, но какой-то... китайский. Ладно, не дрейфь - прорвемся! И не таких азиатов боевыми пловцами делали.
   - Рассказывай, - перехожу я к делу.
   - С чего начать?
   - Давай со стрельбы. С этого момента я тебя не видел.
   - Старался делать все, как вы сказали. Когда у вас пошла заварушка, парочка норвежцев двинулась на глубину. Ну, я и дал короткую очередь.
   - Сколько раз?
   - Дважды. С первого раза они не поняли.
   Устюжанин разливает по стаканам коньяк, поднимает свой и переглядывается с Белецким...
   Друзья не въезжают, зачем я по горячим следам пытаю Фурцева. Обычно после тяжелой работы на глубине молодым пловцам дают возможность придти в себя, отдохнуть, самостоятельно проанализировать ошибки. И через день-другой производят детальный "разбор полетов". Но мои друзья находились далековато и не видели того, что довелось увидеть Игорю и мне.
   - Дальше.
   - А дальше, товарищ командир, - теребит край полотенца старший лейтенант. - Даже не знаю, поверите ли...
   - Говори - чего мямлишь?! Прокололся что ли? Упустил норвежцев?.. - смеется Устюжанин.
   - Поверим, - подбадриваю парня, - я тоже кое-что успел заметить.
   Он воодушевляется:
   - И вы видели?! Вы видели этого урода, напавшего на меня снизу?
   Друзья опять переглядываются, но теперь на лицах недоумение.
   - Если бы я это видел, то оказал бы помощь, - беру стакан и согреваю в кулаке его донышко. - Но я нашел тебя позже - когда ты перестал отвечать на запросы. Так кто же это был?
   - Один из британских водолазов. Я узнал его по желто-черному костюму. Он, гад, появился неожиданно и снизу. Кстати, без кабель-шланговой связки.
   Делаю маленький глоток коньяка.
   - Все правильно - он дышал смесью из резервного баллона. Стало быть, британец схватился за твой автомат и помог разрядить в никуда весь магазин. Так?
   - Так точно, - смущенно кивает Игорь. - Только не пойму, зачем ему это понадобилось...
   - Это самый легкий вопрос из длинного списка. Отвечаю: он разрядил твой автомат, чтобы ты его не прикончил.
   - Но он... Но тогда...
   - Ты хочешь спросить: почему британец не поступил проще? Почему не всадил в тебя нож?
   - Да. Почему?
   - Чтобы мы посчитали его погибшим, а тебя приняли за лишившегося рассудка идиота. Ясно?
   - Так точно.
   - Идем дальше. С панелью разобрались: ты выронил ее в процессе борьбы. А куда, позволь спросить, подевался твой приемо-передатчик?
   - Его сорвал этот гад...
   - Да как ты мог?! - взвивается Белецкий. - У тебя же на боку висит нож - наше основное оружие! И ты позволяешь какому-то вонючему британскому кладоискателю вытворять с собой ТАКОЕ?!
   - Не горячись, - останавливаю Костю. - Похоже, в команде "Одиссея" кроме кладоискателей были и боевые пловцы высочайшего класса. Так что наш дебютант легко отделался. Скажи... - снова поворачиваюсь к Фурцеву, - он забрал приемо-передатчик с собой?
   - Н-не знаю, командир. Почему вы так решили? - хлопает он бычьими глазами и мнет в громадном кулачище полотенце.
   Мля, нет страшнее зрелища, чем знак "У" на стекле БЕЛАЗа!
   - Потому, юноша, что на дне мной найдены все потерянные тобой вещи, кроме передатчика.
   - Выходит забрал. Сука...
   - Слушайте, да объясните же, в конце концов!.. - опять взрывается Белецкий.
   - Терпение, Боря. Итак, Игорек, получается, что тебя ловко обчистил тот британец, которого наверху все посчитали погибшим. Куда же он делся на самом деле?
   Старлей мнется, не решаясь сказать самого главного...
   Наливаю очередные пятьдесят грамм, подаю стакан. Выпив и бряцнув донышком об стол, он выдыхает:
   - Лодка!
   - Небольшая, - смотрю в его ясные глаза.
   - Да. Но не сверхмалого класса, - соглашается он, - тонн на пятьдесят-шестьдесят.
   - Кормой в нашу сторону, носом на северо-восток.
   - Точно. И не у самого дна, а почти вровень с нами. Метров на пять пониже.
   Друзья застыли со стаканами в руках. В глазах любопытство и масса вопросов. А я с облегчением вздыхаю. Значит, не померещилось и с головой у меня все в порядке.
   - Вы не шутите? Под нами лазила чья-то лодка? - оживляется всегда спокойный Устюжанин.
   - Да какие шутки?! - подхватываю лежащую на постели панель.
   Включив, вывожу на экран сохраненную в памяти картинку с ускользающей подводной целью. Покуда я не услышал о лодке от Фурцева - не верилось даже в показания умного прибора. Мало ли? Иной раз и техника глючит...
   - Почему же молчали гидроакустики? - негодует Белецкий. - Почему на корабле не объявили боевую тревогу?
   Устюжанин кривится:
   - Гидроакустики - не святые. А новейшие лодки малого класса вообще хрен услышишь.
   - Я заглядывал к гидроакустикам, интересовался, - выключаю и откладываю панель. - Они ничего не слышали.
   - Не мудрено, - соглашаются друзья, - слишком сильный был фоновый шум: наверху два норвежца, "Одиссей", наша машина; внизу - помпа. Разве в этой какофонии услышишь маленькую лодку?..
  
   * * *
  
   Непродолжительная командировка закончена.
   В Москву нас возвращают тем же путем; на аэродроме пути-дорожки расходятся: отряд грузится в автобус и едет отдыхать в один из подмосковных профилакториев, закрепленных за "конторой", а меня приглашают в "черный воронок" и везут на Лубянку.
   Шеф в кабинете встречает недобрым взглядом поверх тонкой оправы очков. Не пригласив присесть и роясь в лежащих на столе бумагах, он долго ворчит:
   - Стареешь, Черенков, стареешь. Хватка ослабла, нюх не тот, достойной замены вырастить не можешь. Дожили! Наш доблестный "Фрегат-22" не в состоянии выполнить простейшую задачу по охране водолазов!.. Я вот что думаю: а не перевести ли твою команду на Каспий или в другую лужу? А что?.. Ты у нас целый капитан второго ранга, один из опытнейших боевых пловцов в стране, орденов - полна грудь. Как говориться, большому кораблю - большая торпеда. Судя по результатам - самое время на покой; тренером в лягушатнике поработать...
   Мдя. Профессионально он меня обламывает. Это товарищ генерал-лейтенант умеет. Правда, со своим Каспием он уже прилично достал - каждый раз заводит речь о ссылке, когда в моем отряде случается какой-нибудь прокол.
   Старик небольшого роста, щупловат; седые волосы обрамляют лицо с правильными чертами. Его кожа тонка и почти не имеет цвета - наверное, от большого количества ежедневно выкуриваемых сигарет. Однако это внешность, не имеющая никакого отношения к внутреннему содержанию. Мой шеф при некоторых недостатках характера (кто не без греха, пусть первый бросит в меня камень, но если, сука, попадет...) был, есть и будет хорошим профессионалом, получившим навыки и опыт в старой доброй контрразведке КГБ. О его способностях можно говорить часами, но я обойдусь короткой ремаркой: Сергей Сергеевич, не имеет ничего общего с армейской служакой, для которой существует лишь два мнения - свое и неправильное. Иногда он может наорать, вспылить и даже влепить взыскание - в девяти из десяти случаев это произойдет заслуженно; а в десятом, осознав свою ошибку, он не побрезгует извиниться и пожать руку.
   - Сергей Сергеевич, по правде сказать...
   - Честный человек, Евгений Арнольдович, никогда не употребляет выражение "по правде сказать". Он всегда говорит правду!..
   Ага! Таким как вы, товарищ генерал, правду вообще лучше говорить из танка. Надежнее будет, потому как в нашей самой справедливой, демократичной и свободной стране закон правит один: сильный поедает вкусного.
   Короче, завелся старик. Даже по имени-отчеству величает, что происходит по великим черным пятницам. Что же у нас за страна такая? Своих родимых граждан власть гробит пачками, а из-за одного паршивого англичанина каждый нерв готова вытащить плоскогубцами. И никуда ведь от этого сволочизма не деться, ибо коллективная глупость возрастом в несколько сотен лет называется традицией и должна пользоваться всеобщим уважением.
   - Чего молчишь?
   Ну, слава богу - выговорился. Отдохнуть захотел, меня послушать.
   - Жду своей очереди, товарищ генерал.
   - Она подошла. Рассказывай.
   А вот хрен вам, Сергей Сергеевич, и еще раз хрен вместо отдыха и послушать. Читайте...
   - Все подробно изложено в отчете, - кладу на стол несколько скрепленных стандартных листков.
   - В отчете... - кривит старик тонкие губы, надевает очки, двигает к себе мою писанину и нехотя пробегает первые строчки.
   К началу второго листа в его глазах появляется интерес, а к началу третьего он предлагает мне сесть. К четвертому радостно потирает ладони...
   Да, Сергей Сергеевич, вы становитесь предсказуемы. Неужели вместе со мной стареете?!
   Финал моего опуса он дочитывает, бегая по кабинету.
   Все, ознакомился. Стоит и пристально смотрит в окно. Потом перемещается к большой карте; поправив очки, изучает Баренцево море.
   - Как ты любишь приговаривать?.. Интересно девки пляшут? - по-доброму усмехается старик. И, бросив на листок очки, задает коронный вопрос: - Уверен?
   - На девяносто два процента.
   - А восемь куда дел?
   - Оставил на погрешность видимости из-за фитопланктона.
   Сквозь довольную улыбку звучит серьезный голос:
   - Много ли народу знает о вашей встрече с неизвестной лодкой?
   - Четверо из команды, включая меня.
   - Пожалуйста, побеспокойся о том, чтобы о ней больше не узнала ни одна душа.
   - Уже побеспокоился.
   - Похвально. Похвально... Хорошо, Евгений, мы проверим изложенные в отчете факты, побеседуем с каждым из участников событий и постараемся выяснить принадлежность той субмарины...
   - Сергей Сергеевич, лодки подобного класса, как правило, используются для доставки диверсантов или разведчиков в район операции...
   Шеф повелительным жестом останавливает мою речь.
   - Об этом позже, Евгений. Сейчас тебе нужно отдохнуть, ввиду предстоящей завтра дальней дорожки.
   - На Каспий? - криво усмехаясь, покашливаю в кулак.
   А что делать? Моральное удовлетворение надо не требовать, а получать, пусть даже слегка аморальным способом.
   - Не дождешься, - бурчит старик. - Рано тебе на покой. Езжай к своим в профилакторий: малость расслабьтесь, выпейте коньячку за ужином, выспитесь. А утром в самолет и...
   - Куда?
   - В Тикси. Работа для вас имеется. В море Лаптевых...
  
  
  
   Часть вторая
   "Aquarius"
  
  
   Глава первая
   Москва - Тикси
  
   Дважды моим пловцам из "Фрегата" доводилось летать в Тикси с последующим пятнадцатиминутным переездом в морской порт и посадкой на специальные или военные корабли. Кажется, в тамошнем аэропорту базируются самолеты авиакомпании "Полярные авиалинии", хотя, в названии могу ошибиться - уголовные дела на проворовавшихся коммерсантов ныне заводятся чаще, чем бьют куранты на Спасской башне. Ну, а вместе с обнаглевшими ворами исчезают одни названия и появляются другие.
   Для перелета из Москвы в Тикси "контора" выделила лайнер среднего класса. И дело не в количестве наших огромных сумок со снаряжением, баллонов с гелиево-кислородной смесью и коробок с оружием - мы давно научились размещать и перевозить все это в самых неприспособленных для транспортировки средствах. Просто в этот раз к рейсу из столицы помимо нас подоспело полтора десятка неурочных попутчиков. Пяток военных, но в основном гражданские "пиджаки" и парочка "юбок".
   - Это знак, Женя, - хихикает Белецкий, приметив мой изумленный и одновременно оценивающий взгляд. - Она второй раз появляется на твоем горизонте!..
   - Роковое совпадение! Если бы она работала стюардессой или летчицей - никто бы частоты случайных встреч не заметил, - "подкидывает дровишек" Устюжанин.
   Мне и самому немного странно. Впервые мы повстречались с этой милой стройной барышней несколько дней назад. Встреча была мимолетной и произошла здесь же - буквально на соседней самолетной стоянке. И вот снова пересеклись у трапа...
   Сумки погружены в синие багажные контейнеры; из-за лохмато-хвостатого коллеги мы поднимаемся по трапу последними, пропуская вперед остальных пассажиров. В самолетах Босс предпочитает располагаться в центральном проходе, ибо между рядами кресел ему тесновато. Занимаем места в салоне по правому борту лайнера.
   Симпатичная темноволосая особа оказывается рядом - через проход. Высунувший язык Босс оказывается как раз между нами. Вокруг барышни, как и в первую нашу встречу, увивается молодой тощий парнишка - ботаник без очков. Сейчас он устроился возле окна, с детским любопытством таращится в иллюминатор, улыбается и о чем-то приглушенно говорит спутнице. Лицо той непроницаемо, на коленях журнал, глаза прикрыты...
  
   * * *
  
   Полет продолжается около часа.
   Симонов, наконец-то, угомонился и заснул, отвернувшись к иллюминатору. Сегодня он опять был в ударе и всячески намекал о своих чувствах. Дурачок...
   Перед тем как заснуть, он пролепетал:
   - Вы узнаете их, Анна Аркадьевна?
   - Ты о ком?
   - О крепких дядьках, сидящих через проход. В прошлый раз вы приняли их за телохранителей...
   - Узнаю-узнаю. Спи...
   "Ах, вот оно в чем дело! - вскидывает тонкую бровь женщина. - Теперь действительно узнаю. Особенно эту огромную собачку и высокого здоровяка-брюнета..."
   Анна изо всех сил пытается отключиться, а покой со сном не приходят. Что-то мешает. Наверное, ужасная усталость, одолевавшая весь последний год.
   Господи, как же она измоталась! И сколько потратила нервов!..
   Бесконечная череда совещаний, стендовых испытаний, командировок, технических советов... И никакой личной жизни. Никаких просветов. А ведь пару лет назад все обстояло иначе: она носила короткую мальчишескую стрижку, встречалась с любимым человеком, выезжала на выходные из Воткинска в республиканский центр или в соседнюю Пермь. А отпуска неизменно проводила на берегу теплого моря.
   "Ответственности тогда было меньше, а свободы больше, - не открывая глаз, вздыхает Воронец. - Поторопилась я с защитой докторской. Поторопилась... Вот и осталась у разбитого корыта. Все есть: и должность, и деньги, и положение. А в душе холодная пустота. И по сердцу кошки скребут - выть порой хочется..."
   Внезапно губы растягиваются в улыбке: вспоминается один из теплых дней двухлетней давности. Она только что защитила докторскую диссертацию и в это чудо ей пока не верится. Висящий над рабочим столом Эйнштейн поначалу подзадоривал: "Ты справишься, девочка! Я ведь тоже сумасшедший!" А перед защитой его высунутый язык почему-то стал намекать: "Черта-с-два у тебя получится..." И все же она справилась, а теперь должна лететь в Москву на Тверскую в ВАК - для получения заветного докторского диплома. Тут удачно подворачивается отпуск и подбирается отличная компания друзей, возжелавших провести время в Питере. Сказано - сделано, и вместо самолета Анна отправляется в путешествие на машине. Маршрут лежит через столицу, где друзья специально ради Анны заворачивают на Тверскую. Оказавшись внутри здания, она видит немалое столпотворение из новоявленных ученых мужей, решающих невероятно сложную задачу: стоять в одной очереди или разделиться на две - кандидатскую и докторскую. Все орут, спорят, выясняют: кто за каким диплом приехал... Глядя на склоку и базар, Воронец затевает экспромт: решает посмеяться над потерявшей стыд научной "интеллигенцией". Ей на тот момент двадцать восемь, а выглядит еще моложе. Плюс каким-то непостижимым образом скомпоновавшийся прикид урожденной блондинки со стремящейся к нулю солидностью: розовая кофточка, юбчонка длинной "покуда мама разрешает", туфельки от Manolo Blahnik, ну и короткие волосы соответствующего цвета. Пожилых мужиков жутко возмущает присутствие в докторской очереди юной девицы. Их можно понять: два мира, никогда и нигде не пересекающиеся в реале, вдруг повстречались и стоят плечом к плечу. И не где-нибудь, а в цитадели науки! "А чо такого? Я ж не лезу без очереди! - невинно вопрошает "блондинка" в ответ на расспросы и попытки устранить недоразумение. - Мне подружки посоветовали сразу за докторской вставать. Она, типа, дороже, зато круче..." После таких заявлений в коридоре ВАК повисает напряженная тишина: покупные диссертации и липовые степени стали в стране повседневной нормой, но подобной наглости еще никто не видел!.. Покинув заветный кабинет, Анна опять ловит на себе косые взгляды ожидающих своей очереди ученых - видимо, в ее отсутствие ситуацию обмусолили многократно. Помахивая докторским дипломом, она дефилирует к выходу. Остановившись на пороге, оборачивается и подмигивает мужикам: "А чо - ништяк корки! И совсем недорого..."
   Это произошло всего два года назад. Всего два года, а как много с тех пор изменилось!
   Разумеется, работа на секретном Воткинском заводе всегда отличалась жесткой интенсивностью графика - Воронец и не припомнит, когда целиком отгуливала положенный по законодательству отпуск. Наверное, в первые два-три года после института... И все же до написания докторской нагрузка была значительно меньше. А после защиты положение вещей кардинально изменилось: Анна перепрыгнула сразу две ступеньки в карьерной лестнице и заполучила на свои хрупкие плечи огромную тяжесть ответственности за сборку третьей ступени "Молота", включая несколько сверхсекретных агрегатов. Карьера резко пошла в гору, а все остальное покатилось вниз. Одним словом, когда исполнились все ее мечты, она вдруг осознала, насколько счастлива была раньше...
   Не то что бы она до сих пор горевала о потере любимого человека, ушедшего главным образом из-за ее постоянной занятости - эти слезы она уже выплакала. Навевал тоску сам факт: она вдруг стала ненужной, ей нашли достойную замену. И самым отвратительным было отсутствие на горизонте позитивных перемен, ибо работы становилось все больше и больше. А это означало одно: при умной голове и незаурядной внешности она обречена пройти жизненный путь, размахивая позорным флагом старой девы.
   От нахлынувших мыслей ей захотелось разреветься. Левая рука потянулась было за платком, как вдруг что-то теплое и мокрое коснулось лежащей на подлокотнике правой ладони.
   Открыв глаза, женщина видит сидящего рядом громадного кобеля, во внешности которого есть что-то от лайки. Высунув язык, он часто дышит и косит на нее темным глазом.
   - Ты кто? - тихо спрашивает она.
   Пес "улыбается", легкомысленно бьет хвостом по полу и снова лижет руку.
   - Он Босс, - слышится приятный мужской голос. - Я - Евгений. А как зовут вас?..
   Анна слега поворачивает голову вправо и бросает мимолетный взгляд на сидящего через проход мужчину...
  
   * * *
  
   Один из дедушек Белецкого был евреем, участником Великой отечественной войны. Но Борька мало что унаследовал по еврейской линии, разве что умение колоритно возмущаться. Примерно как сейчас:
   - Жорж, не дрожи кресло - ты лопнешь все пружины!
   Жоржу нет дела до кресла, пружин и попутчиков - он крепко спит и продолжает во сне неистово возиться.
   В целом к евреям я отношусь ровно. Таких евреев как Борька и его дед - искренне уважаю и по-братски люблю. А при виде слащаво-самодовольных физиономий каких-нибудь Глюксманнов, Ротенбергов и прочих Фейтлихеров, мне начинают нравиться арабы.
   Друзья спят, а у меня сна - ни в одном глазу, хотя лететь еще очень долго. Наверное, потому что рядом - на расстоянии вытянутой руки отдыхает прехорошенькая женщина. Поглаживая холку Босса, незаметно любуюсь профилем ее красивого лица...
   Почему я до сих пор не женат?
   Это сложный и многократно задаваемый самому себе вопрос "N1". Чем ближе сороковник, тем больше моих друзей и коллег разводятся. Кто-то уходит к молоденьким, но большинство - в никуда. Просто уходят, потому что больше не могут вариться в аду. Счастливы единицы, да и то хрен разберешь: счастливы они или так виртуозно научились обманывать себя и окружающих. Скорее второе. Терпят и обманывают. Обманывают и терпят из жадности и непомерной практичности: а как мы поделим нажитую в браке недвижимость? В чью сторону суд подвинет движимость?..
   Признаюсь честно, я на стороне радикалов. Нет, я никого не зову на митинг, не предлагаю сочинять прокламации и бороться за права мужчин. Просто я задаю вопрос "N2": А зачем мужчине напарник женского пола со всей его невыносимой культурно-идеологическим опытом после того, как этому человеку исполняется сорок лет, и он окончательно теряет единственное, что в нем было женского -- внешнюю привлекательность. Что с ним делать-то? Проводить политинформации или дискутировать о несправедливости ценообразования на углеводороды?..
   Крайнюю особу, часто бывавшую в моих скромных московских апартаментах, звали Марианна. Недолгая совместная жизнь была скучна и банальна, зато познакомились необычно. Зашел как-то в магазин подводного снаряжения ознакомиться с новинками из-за кордона (надо же знать, в каком направлении работаю мысли вероятного противника!), а заодно подобрать гидрокостюмчик для профессионального дайвинга. Знакомлюсь, выбираю... Вдруг подходит пожилая тетка с просьбой помочь подобрать маску для внука в пределах двух-трех тысяч. Не проблема - нашли; женщина отблагодарила и направилась к кассе. Тут откуда ни возьмись, подлетает симпатичная девчушка. Объявляет, что замучилась ждать, пока я проконсультирую тетку и освобожусь. Она, видишь ли, собирается с компанией на море и подыскивает простенький акваланг для неглубоких погружений. Ну ладно - мне не сложно. Походили, выбрали. Даю ей номер мобилы на тот случай, если не разберется с аппаратом. Помахал вслед ручкой, с облегчением вздохнул и поплелся в отдел гидрокостюмов. Тут меня и нагнал менеджер данного торгового предприятия. Постояли, поговорили, посмеялись... Признав во мне профессионала, он сделал неплохую скидку на гидрокостюм. В общем, мы расстались друзьями, и я в отменном расположении духа отправился домой. Вечером звонок на мобилу с неизвестного номера. Конечно, это была она - Марианна. Покупаю шампанское, конфеты и еду оказывать посильную помощь в освоении простейшего акваланга. За столиком под интимным абажуром я поведал ей всю правду о случившемся недоразумении в магазине. Про акваланг мы забыли, проболтали до поздней ночи, потом пошли прогуляться, вернулись... В общем, чем дальше, тем интересней.
   Хорошая была девушка. Если встречаться раз в неделю и только для секса. А на счет того, чтобы видеть и слышать ее постоянно - увольте - это выше моих сил. Собственно, и расстались-то мы после первого же скандала, возникшего на таком пустом месте, что убей - не вспомню на каком. Только и запомнил ее боцманский голос. Орала так, будто стаю ежей за один присест рожала. И пару дикобразов в придачу. В общем, и думать об этом маразме не хочется, не говоря уж о реальных шагах в направлении "создания крепкой российской семьи".
   И вправду - зачем? Полный пакет женских услуг в Москве стоит сегодня от тридцати до ста тысяч рублей в месяц -- цена зависит от качества. Полный мне не по карману, да и на фиг не нужен, а сокращенный - в самый раз. Вот и обхожусь, время от времени.
   С другой стороны, вариант совместной жизни с такой вот штучкой, как сидящая в полуметре - мной никогда всерьез не рассматривался. А может быть зря?..
   Впрочем, что-то я без меры размечтался. Не мешало бы и у нее спросить для начала.
   Босс словно подслушивает мои мысли: поднимает с передних лап огромную голову, смотрит по сторонам, садится. И, для начала обнюхав, лижет ухоженную женскую ладошку.
   Барышня открывает глаза, гладит пса и тихо спрашивает:
   - Ты кто?
   Он разговаривать не умеет - это я знаю точно.
   Поэтому отвечаю за него:
   - Он Босс.
   Чем не шанс познакомиться? Вдруг больше никогда не свидимся!..
   Представляюсь:
   - Я - Евгений. А как зовут вас?..
   Она с царственной надменностью поворачивает голову и мерит меня испепеляющим взором...
   Пару секунд я чувствую себя сырым яйцом в микроволновке.
   - Анна, - протягивает она руку.
   За весь последующий перелет мы перебросились пятью-шестью фразами, и все они крутились вокруг сидевшего между нами пса.
   Что ж, начало отношениям положено. Теперь главное не гнать лошадей...
  
   * * *
  
   Тикси. Крохотный поселок городского типа, центр Булунского улуса Республики Саха. Пять с половиной тысяч жителей, удобная морская бухта с причалами, полярная станция, обсерватория, несколько магазинов, почтовое отделение и два музея. В шести километрах аэропорт. Тем, кто не любит выходить из дому - по боку, а остальным прожить здесь без водки туговато.
   Самолет снижается и выполняет энергичные развороты перед посадкой.
   - Евгений Арнольдович, - шепчет сзади Фурцев.
   - Чего тебе?
   - Я забыл туалетные принадлежности. Гель для бритья, дезодорант, туалетную воду... Скажите, в этом городе продают парфюм?
   - Вряд ли. Им ненужно. Они не воняют...
   Наш лайнер садится на шикарную для здешних широт взлетно-посадочную полосу, заруливает на перрон и останавливается по соседству с парочкой старых транспортных Ан-12. Покинув теплый салон, оказываемся во власти холодного фронта. Тикси находится приблизительно на той же широте, что и северное побережье Норвегии, откуда мы только что прикатили. Но, к сожалению, теплое атлантическое течение до этих краев не доходит; здесь для середины лета по-настоящему прохладно - всего плюс пять.
   Часть пассажиров направляется к зданию местного аэровокзала - их перелет закончен. Незаметно посматриваю на Анну... Нет, она стоит на перроне и уходить не собирается. Руки в карманах легкой куртки, воротник поднят, темные локоны треплет ветер. Ботаник опять крутится рядом - тащит свою сумку и сумку женщины.
   Для нас готовится к полету корабельный вертолет Ка-27ПС. Это поисково-спасательный вариант - без противолодочного оборудования в фюзеляже. Он пуст и относительно легок. Внутри - откидные сиденья вдоль бортов, а снаружи над широкой сдвижной дверью темнеет штанга мощной лебедки.
   Первым рейсом полетят двое гражданских: Анна и ботаник. Я делегирую в перелет старшего лейтенанта Фурцева, а с ним и часть нашего багажа...
  
  
   Глава вторая
   Море Лаптевых
  
   Вместе с остатками своей команды в виде Борьки Белецкого и Босса загружаюсь в "вертушку", выполняющую последний на сегодня, третий рейс. Снаряжение с багажом на корабле, большая часть народа - там же.
   Взлетаем...
   Верно говорят: вертолеты - это души умерших танков. Они такие же тесные, тихоходные, тряские, и при этом умеют летать. Мне довелось испытать в качестве пассажира многие типы. Ка-27 понравился сразу. Хорошая машина - мощная, маневренная. Но уж больно шумная внутри, особенно если "повезло" разместиться в районе главного редуктора. Под ним гремит и вибрирует так, что приходится жевать конфеты и затыкать заложенные уши фантиками.
   Через сорок минут полета снижаемся - впереди впечатляющий по размерам БПК "Адмирал Никоненко". Ка-27 гасит скорость и осторожно приближается к площадке. Надстройки постепенно увеличиваются в размерах; ветер, закрученный об эти надстройки, крепчает и становится непредсказуем - "вертушку" нещадно болтает...
   Наконец, шасси касаются противоскользящей пеньковой сетки, натянутой поверх металлической палубы. Техники с механиками проворно крепят на боках машины швартовые тросы, двигатели замолкают. Лопасти по инерции рубят воздух, а мы уже покидаем низкое и неудобное нутро "кашки".
   Вот мы и на месте. Опять качка и еда по распорядку, опять истошные вопли вахтенных по трансляции и звон пудовых звонков в коридорах, опять топот "гадов" по палубе и выгул на юте расстроенного пса, в очередной раз не нашедшего на железной "коробке" ни одного паршивого кустика...
  
   * * *
  
   Всю ночь БПК резал форштевнем волну и споро двигался в северные районы моря Лаптевых. Утром он сбавил ход и бросил якоря в центре района поиска - километрах в двенадцати от болтавшегося на якорной стоянке рыболовецкого судна. После завтрака командир корабля обратился к экипажу по трансляции и пригласил на совещание, старшего помощника, командира авиагруппы, представителя "Воткинского завода" Анну Аркадьевну Воронец (впервые узнал ее полное имя и чем она занимается), а так же командира группы боевых пловцов. То бишь меня.
   Каюта командира - капитана первого ранга Скрябина. Помимо ее хозяина и названных людей, неожиданно узнаю в "президиуме" своего шефа - Сергея Сергеевича, каким-то загадочным образом попавшего на "Никоненко" раньше нас. Не слишком приятный сюрприз, ибо придется работать под неусыпным оком вечно недовольного старца.
   Рядом с ним сидит заместитель командира оперативной эскадры контр-адмирал Черноусов. Он, вероятно, представляет командование Северного Флота. Ну, а Сергей Сергеевич - старший на борту и отвечает за исход всей поисковой операции.
   Неприметно кивнув мне, он берет указку, встает боком к небольшой карте и начинает говорить. Вначале расплывчато представляется и с печалью в голосе извещает о решении высшего руководства назначить его руководителем операции. Затем несколько стандартных фраз о постигших нас в последние дни неудачах: о провале двенадцатого испытательного запуска "Молота", о гибели судового экипажа и научного состава "Академика Антонова". Тела людей пока не найдены, но всем и так понятно, что после затопления судна ледяная вода стремительно сделал свое черное дело...
   После он излагает план поисковых мероприятий. План незатейлив, если не сказать резче. Центром района предстоящих поисков условно взята точка, в которой несчастный "Антонов" в последний раз был зафиксирован всевидящим оком спутниковой навигационной системы. Судно бороздило море Лаптевых с целью найти следы третьей ступени "Молота", значит, искать сначала следует судно, а уж от него плясать дальше.
   Весь район условно разделен на три зоны: в радиусе пятидесяти километров от точки - центральная зона; полоса от пятидесяти до ста километров - средняя; за ней начинается периферийная. Центральная отдается на откуп большому противолодочному кораблю. Среднюю обязаны детально осмотреть два корабельных вертолета Ка-27. Ну, а периферийная, где вероятность нахождения останков "Антонова" близка к нулю, остается для самолетов дальней авиации.
   Контр-адмирал решает вопросы, касающиеся действий корабля. Несколько вопросов задает молодой подполковник - командир авиагруппы вертолетчиков; что-то уточняют Скрябин со старпомом...
   Я сижу неподалеку от Анны и, состроив деловую рожу, откровенно скучаю. Признаюсь честно: моей команде по барабану, как будет поделен район поисков, и кто в какую сторону полетит. Где скажут, там мы и обшарим дно. Лишь бы глубина позволяла.
   Ну, я-то ладно - человек военный и к странностям армейской жизни привык. Но какого черта руководство затащило сюда представителя завода?..
   - Простите, а что все это время делать нам? - вежливо спрашивает молодая женщина, мысли которой скачут в том же направлении.
   - Кому "вам"?
   - Мне - инженеру. И Александру Анатольевичу Симонову - конструктору из Московского института теплотехники.
   - Пока ничего, - невозмутимо парирует Сергей Сергеевич. И немного приосанившись, уточняет: - Зато когда авиаторы наведут нас на следы упавшей третьей ступени, а боевые пловцы поднимут их с морского дна, поверьте, вы нам очень пригодитесь.
   Безнадежно вздохнув, Анна откидывается на спинку кресла и отворачивается к приоткрытому иллюминатору. Видно, перспектива несколько дней бездельничать в каюте ее не радует...
   - У кого еще есть вопросы? - сверлит генерал взглядом присутствующих. И натыкается на меня: - О, Евгений Арнольдович! А я думал, вас нет.
   Ага, так я и поверил! Они думали. Врет, как дышит...
   - Отчего же, Сергей Сергеевич, вот я - живой и материальный.
   - У ваших матросов тоже нет вопросов?
   - Летчики первые. Мы вторые. Все ясно. Кроме одного...
   - Слушаю вас.
   - Хотелось бы вкратце узнать о наших соседях.
   - О каких соседях?
   - Тех, что болтаются в семи милях. Небольшое рыболовное судно - его отлично видно без оптики.
   - Ах да! Чуть не забыл... - выуживает он папки листок и принимается быстро читать отпечатанный текст: - Это "Аквариус". Средний рыболовный траулер с неограниченным районом плавания, построенный в норвежской верфи "Kleven Floro". Полное водоизмещение - около девятисот тонн, автономность плавания - тридцать пять суток.
   Сунув листок обратно в папку, Сергей Сергевич поднимает на меня вопросительный взгляд: "Удовлетворен?"
   Разумеется, нет! Такими ответами вы, уважаемый шеф, можете сношать мозг инженерам и конструкторам.
   - В таком случае, предлагаю начать с проверки и обыска этого судна.
   - С какой стати? - перестает дышать руководитель поисковой операции.
   Кашлянув в кулак, уточняю:
   - Видите ли... промышленным рыболовством в этих краях никто не занимается; местные рыбаки дальше устьев рек не ходят. А когда неясна цель пребывания судна в наших экономических водах - нехорошие мысли в голове рождаются сами собой.
   Генерал снова лезет в папку. Нацепив очки, продолжает чтение:
   - "Аквариус" спущен на воду две недели назад и следует под либерийским флагом в один из портов западного побережья Канады. В настоящий момент судно находится на якорной стоянке в двенадцати километрах к северу от центральной точки района поиска из-за ремонта осушающей помпы. Ремонт ведется силами команды, состоящей из канадцев, эстонцев, латышей. На предложенную нами помощь капитан "Аквариуса" ответил следующим сообщением: "Благодарю, ремонт в стадии завершения. Скоро снимаемся с якоря..."
   Закончив чтение, Сергей Сергеевич недовольно смотрит на меня поверх очков: "Теперь доволен?"
   Ладно, это меняет дело.
  
   * * *
  
   После совещания завертелось. С полетной палубы в небо взмыла одна "вертушка", за ней вторая. Едва затих шум двигателей и винтов, как в небе появилась пара Ту-142М3 - по классификации НАТО "Bear-F". Прогудев над кораблем на приличной высоте, они проходят со снижением на восток. Им предстоит визуально осматривать акваторию и "шерстить" дно с помощью чувствительных приборов - феррозондовых магнитометров "Ладога".
   Через два с половиной часа для смены экипажа и заправки вернулся первый вертолет. Спустя срок минут ту же процедуру проделал второй.
   Команда и снаряжение подготовлены к работе, я же слоняюсь по кораблю, изнывая от безделья. То поднимаюсь в ходовую рубку, то забредаю в кают-компанию и прошу вестового заварить крепкого чайку, то возвращаюсь в каюту и падаю на постель...
   Около трех часов дня Босс начал поскуливать у двери. Приходиться идти на ют, где он облюбовал в качестве "пеньков" швартовый кнехт - здоровую парную тумбу на едином стальном основании. Под вертолетной площадкой, образующей уютный навес, курит несколько матросов. У кормовых лееров, закутавшись в легкую куртку, стоит Анна; взгляд с грустным безразличием провожает вздыбленные винтами седые буруны...
   Матросы посмеиваются, глядя на делового Босса.
   - Чего ржете? - защищаю члена команды. - Лучше бы собачий гальюн на корабле обустроили. Никаких условий...
   - Неужели он всегда и везде с вами? - поворачивается ко мне женщина.
   - Зачем же? Под воду мы его не берем.
   - Не нашли подходящего костюма?
   - Не в этом дело. Просто надо кому-то охранять вещи.
   Она смеется и треплет загривок подошедшего пса. Впервые вижу Анну смеющейся и вновь отмечаю про себя ее удивительную красоту.
   Оглядываю тонкую линию горизонта и как бы невзначай интересуюсь:
   - А где же ваш постоянный спутник?
   - Симонов? Он почти не выходит из своей каюты - плохо переносит качку. Вы не знаете, чем лечится сие недомогание?
   - Из препаратов хорошо помогает "драмина". Если ваш приятель не беременный.
   - Найдется ли здесь этот препарат?
   - Не уверен. Разве что у корабельного врача...
   - А народные средства имеются?
   - Конечно. Небольшая доза крепкого алкоголя, крепкий кофе и круто посоленный черный хлеб. Из всего перечисленного могу предложить вашему Симонову рюмку коньяку.
   - Благодарю. Надеюсь, он и без спиртного выживет. Вы курите? - достает она из кармана пачку тонких сигарет.
   - Очень редко.
   - Понимаю. Для вашей работы требуются здоровые легкие.
   - И желательно свежая голова...
   Мы долго стоим рядом и болтаем. И то, что наш разговор не вертится вокруг пса, а запросто переходит от одной темы к другой - я тоже считаю большим прорывом. Мне все равно, о чем говорить; главное - упрочить наши отношения.
   Постепенно беседа ныряет в неприятную область.
   - ...А, по-вашему, нам нечем гордиться? - вызывающе глядит она на меня снизу вверх.
   - Почему же, есть. К примеру, самой большой яхтой в мире.
   - Яхтой?.. Это которая...
   - Совершенно верно. Которая принадлежит Абрамовичу. Лично я чрезвычайно горд тем, что в стоимости этой яхты есть и моя доля.
   Она кивает и усмехается. Усмешка выходит горестной.
   - Но вы же понимаете, что эта яхта строилась не только на наши деньги. В ее постройку вложена вся наша глупость, трусость и раболепство.
   - Согласен.
   - Знаете... а вы мало походите на коренного москвича.
   - Я стал им недавно и не считаю себя таковым, - радуюсь новой теме.
   Сзади доносится голос:
   - Черенков! Евгений Арнольдович! Что же вы не слушаете трансляцию?!
   К нам спешит командир корабля Скрябин. Запыхавшись, он раскланивается перед дамой:
   - Вы уж простите, Анна Аркадьевна - вынужден забрать Евгения.
   В моем взгляде красноречивое обещание задушить его, если только корабль не тонет.
   Скрябин придвигается к нам вплотную и вполголоса сообщает:
   - Один из наших вертолетов обнаружил рваные остатки пятна от нефтепродуктов и несколько плавающих предметов.
   - Где? - Интересуется Анна.
   - В девяноста километрах к северу от центра района поиска. Вертолетчики обозначили пятно квадратом из четырех дневных "омабов" и возвращаются на корабль за пловцами.
   - Хорошая новость, - улыбается довольная Воронец. - Не ожидала, что ваши летчики так быстро отыщут следы падения нашей ракеты.
   - Да, они у нас молодцы...
   - Через сколько вылет? - прислушиваюсь к нарастающему звуку вертолета.
   - Минут через тридцать...
  
  
   Глава третья
   Море Лаптевых
  
   Трясемся в грузовой кабине поисково-спасательного Ка-27. Сейчас здесь просторно - ни сумок со шмотками, ни толчеи. Кроме бортового техника на откидных седушках разместились пятеро, не считая меня, готовых к работе боевых пловцов. Осталось нацепить ласты, да надеть маски.
   Летим. Проявляем взаимный интерес. Техник косит на наши нагрудные изолирующие дыхательные аппараты и мудреные подводные автоматы, а мои "тюлени" рассматривают нутро диковинной винтокрылой техники...
   Снижаемся.
   Техник сначала ныряет к пилотам, потом возвращается и сдвигает назад широкую дверь с квадратным иллюминатором. Подозвав меня, показывает на поверхность моря.
   - Четыре пятна от "омабов" видите?
   - Еще бы их не увидеть!
   - Посередине этого квадрата находятся размытые остатки масляного пятна. Мазут, соляра или керосин. И несколько предметов, непонятного происхождения.
   - Понятно. Проверим...
   ОМАБ - это ориентирно-маркерная авиабомба. При падении о поверхность моря разбивается тонкая мембрана в ее носовой части; в воду попадает и растворяется специальный порошковый краситель. В результате появляется огромное пятно ядовито-зеленого цвета. При слабом волнении моря пятно держится несколько часов и с хорошей высоты его легко заметить с приличного расстояния.
   "Вертушка" выполняет разворот и заходит точно в центр квадрата, образованного четырьмя ярко-зелеными пятнами. Мы приводим снаряжение в полную готовность.
   - Пониже, парни! - прошу бортового техника. - Мы же пловцы, а не прыгуны с трамплина!..
   Экипаж снижает машину до приемлемых пяти-шести метров. Я усаживаюсь на обрез дверного проема и, прижимая к лицу маску, прыгаю в воду. Трое из оставшейся пятерки должны последовать за мной...
   "Да, это не Рио-де-Жанейро! И даже не Норвежское море! - окатывает ледяным холодом первая же мысль. Температура воды у берегов Норвегии была около одиннадцати градусов. Это просто кипяток в сравнении со здешним экстримом!"
   В короткий летний сезон на освободившейся ото льда акватории моря Лаптевых вода в слое десяти-пятнадцати метров прогревается до "сумасшедшей" температуры в три-пять градусов. До горизонта глубины в двадцать пять метров она стремительно понижается и до самого дна гуляет возле точки замерзания.
   Одним словом, не Анапа. Без использования активного обогрева гидрокомбинезонов здесь не обойтись.
   Пока десантируются три моих бойца, я проверяю плавающие предметы. Ими оказываются куски легкого серовато-серебристого металла с напылением какой-то пористой хрени, изолирующей то ли от тепла, то ли от звука... Я мало разбираюсь в высоких технологиях, но знаю точно одно: именно благодаря этой хрени мусор уверенно держится на плаву.
   Это уже кое-что. Двигаемся дальше.
   Обязанности распределены до вылета. Проверяем связь и приступаем...
   Каждую из трех пар возглавляет опытный пловец: я с Фурцевым иду осматривать дно; Устюжанин с напарником остается на переходной глубине; Белецкий со своим вторым номером, дежурит на борту вертолета, выполняя функции спасателей. Это одно из наших незыблемых правил: если, не дай Бог что-нибудь случится с работающими на глубине пловцами - спасатели будут свежими, незамерзшими и с максимальным запасом дыхательной смеси в аппаратах.
  
   * * *
  
   Берег с устьями мутных рек далеко; мелководных банок, добавляющих в воду илистую взвесь, поблизости нет. Потому и видимость в здешних водах получше, чем в Норвежском море. Пожалуй, более шестидесяти метров. Но, к огромному сожалению, замечательная прозрачность воды заметна лишь в верхнем слое. Дело в том, что солнце в здешних широтах никогда не поднимается высоко над горизонтом, а от его положения на небосклоне напрямую зависит, насколько далеко свет проходит под воду. Или, выражаясь научным языком: насколько велик фотический слой - поверхностный слой воды в океане, в котором имеется достаточно света для процесса фотосинтеза. Нижняя граница данного слоя определяется глубиной, где количество света не превышает одного процента. Наиболее глубоко солнечные лучи проникают на экваторе, когда светило висит в зените. При погружении в тех краях, иногда кажется, будто рельеф дна просматривается до отметки метров в триста. На самом деле, эта цифра конечно, поскромнее, но, тем не менее, в заполярных районах такой фокус не пройдет - тут без искусственного освещения на семидесяти метрах не увидишь и собственной руки...
   Пара Устюжанина остается на полпути - это их "площадка" для экономии дыхательной смеси. Увы, но даже самые современные ребризеры с электронным автоматическим управлением составом дыхательной смеси не способны быть экономными на больших глубинах. Вот и получается, что у поверхности в нашем аппарате можно работать полдня, а на сотне метров - всего тридцать минут.
   Мы с Фурцевым уходим дальше.
   Глубина постепенно сжимает тело, чувствуется каждая складка шерстяного нательного белья и гидрокомбинезона. Пропасть под масляным пятном насчитывает шестьдесят восемь метров и вскоре нам приходиться включить штатные фонари.
   Надежный "шестереночный механизм" предсказывает скорую удачу. Да и логика бубнит о том же: коль обломки плавают даже на поверхности, то внизу их должно быть немерено.
   Луч шарит по коричневатому дну и периодически натыкается на металлические детали, излучающие таинственный матовый блеск. Никакого излучения, конечно же, нет - это обычные оптические эффекты, связанные с преломляющими свойствами воды и малым количеством света.
   В последний раз смотрю на экран навигационно-поисковой панели. В радиусе ста метров чисто - сканер отмечает только мелкие объекты.
   - "Барракуда", я - "Скат".
   - Отвечаю "Скату", - моментально отзывается Устюжанин.
   - Мы на месте. Вижу на дне кое-какой металлический мусор.
   - Много? - спрашивает он.
   - Границ поиска не определил, но, думаю, и на вашу долю хватит. Приступаем...
  
  
   Из-за низкой температуры работать чертовски тяжело. Пока шевелишь конечностями, ищешь обломки, пихаешь их в большой мешок - холода не чувствуешь. А стоит замедлить движение, как начинает колотить мышечная дрожь. Электрообогрев от небольшого аккумулятора пашет на максимальной мощности, но тепло от него ощущают грудная клетка с поясницей, а ноги все равно замерзают. Виной тому огромное давление на большой глубине. Давление с силой обжимает вокруг наших тел гидрокомбинезоны, не оставляя и намека на спасительную воздушную прослойку.
   Дыхательной смеси остается в обрез. Предупреждаю Георгия о решении начать подъем и даю знак Фурцеву. Подхватив большие мешки с добычей, мы медленно плывем вверх...
   Устюжанин с напарником встречают нас на глубине пятидесяти метров. Я передаю панель и подсказываю направление на участок дна, где видел оставшиеся обломки. Друг кивает и отправляется заканчивать нашу работу...
   На самом деле обломков осталось немного, и вторая пара пловцов должна их добрать. Это в том случае, если третья ступень рухнула в море целенькой. Если же развалилась в воздухе, то ползать нам по проклятому дну до самой китайской пасхи.
   Сказать, что мы замерзли - не сказать ничего. Порой кажется, будто в складках гидрокомбинезона похрустывает лед. Одолевает неистовое желание ускорить подъем и вырваться из ледяного плена, но делать этого нельзя.
   Все. Наконец-то мы достигаем поверхности.
   Сдвигаю на лоб тесную маску. Поднимаю из воды левую руку, а правой лезу под тугую манжету за сигнальным патроном. Достав его заиндевевшими пальцами, отвинчиваю крышку и привожу в действие; из патрона валит и стелется над водой оранжевый дым. Нарезавший круги вертолет тотчас меняет курс, снижается. Дым выполняет сразу две функции: обозначает наше место и помогает летчику определить направление ветра для безопасного захода...
   "Вертушка" висит над нами на высоте двадцати метров. Выглядывая из грузовой кабины, бортовой техник управляет мощной лебедкой.
   - Не трогай! - прикрикиваю на молодого Фурцева, пожелавшего ухватиться за трос с поплавком и карабином.
   - Почему, командир? - трясутся от холода его синие губы.
   - Потому что пришибет статическим зарядом. И капитанские погоны получить не успеешь...
   Информация поступила в голову и безнадежно ищет мозг. Мозг Игорька сейчас такой же заиндевевший и фиолетовый как губы.
   Снова надвигаю маску на лицо - тугая воздушная струя от винтов вертолета обжигает холодом. Жду, когда трос коснется воды и отдаст ей набранный заряд...
   Готово - крюк с замком исчез под волной, оставив на поверхности большой цилиндрический поплавок, раскрашенный в яркую красно-белую полоску.
   - Теперь можно! - стараюсь перекричать шум от двигателей и винтов. - Хватай карабин и цепляй за подвесную систему!..
   Трясущимися от напряжения и холода руками Игорь послушно выполняет указание.
   Даю знак бортовому технику. Тот включает двигатель лебедки, и трос плавно вытягивает из воды молодого старлея вместе с набитым обломками черным мешком.
  
  
   Неуклюже примостившись на корабельную площадку, "спасатель" выключает двигатели. Придерживая пилотки, к вертолету подскакивают два мичмана.
   - Товарищ капитан второго ранга, нас прислали за обломками, - бодро рапортует один из них.
   Ага, значит, летчики успели доложить об успешном сборе "урожая".
   Покидаем вертолет, отдаем трофеи и усталой походкой ковыляем в каюты. Мои орлы имеют полное право не торопиться - их работа на сегодня закончена. А мне необходимо срочно принять душ и переодеться, а потом уж топать на доклад. Иначе начальству придется "наслаждаться" запахом трудового пота.
  
   * * *
  
   Отогреться в душе естественно не успеваю - споласкиваю шампунем голову, наскоро обмахиваюсь мочалкой. Одевшись, бегу на рандеву с генерал-лейтенантом. Рандеву назначено в правом вертолетном ангаре. Ну, это понятно: в каюте командира весь поднятый нами металлолом разместить невозможно.
   Подхожу по правому борту. Винтокрылая машина скучает со сложенными лопастями на площадке, пока ее законное место используется начальством в своих "корыстных" целях.
   На входе в ангар обнаруживаю матросика с автоматом.
   Ого, как все серьезно!
   Я в традиционном прикиде: кроссовки, черные брюки от специального комбинезона с множеством накладных карманов и толстый водолазный свитер из верблюжьей шерсти. Свитер сейчас в саму пору, ибо до сих пор потряхивает от купания в полярных широтах.
   - Прошу прощения, тыщ. Приказано никого не пропускать.
   Я всегда с большим трудом сдерживаю смех, когда слышу универсальную форму обращения младших чинов, состоящую из трех волшебных букв "тыщ". Тыщ - это сокращенно-упрощенное от "товарища". Случается так, что матросик, старшина или мичман не знает звания одетого в форму без погон незнакомого офицера. Вот и приходится ему использовать обращение из трех букв.
   Что ж, молодец служивый - исправно несет службу.
   Представляюсь:
   - Капитан второго ранга Черенков. Может, пропустишь?
   Кивнув, он почтительно отступает. Знать, предупрежден.
   Ныряю в залитое ярким светом нутро вертолетного жилища. В левом ангаре стоит вторая "вертушка" - противолодочная, большую часть правого занимают разложенные на полу железяки, поднятые нами со дна.
   Подозрительная тишина. Ни техников, ни летчиков.
   У внешней стены в задумчивом безмолвии стоят четверо: скрестивший на груди руки Сергей Сергеевич, рядом с ним контр-адмирал Черноусов, чуть поодаль покусывающая нижнюю губу Анна и - молодой конструктор Симонов из Московского института теплотехники. Немного в стороне, присев на корточки, ковыряется в железках командир корабля Скрябин.
   Мы не в армии - чеканить шаг и громко рапортовать у нас не принято. Отметив про себя некую странность в поведении присутствующих, подхожу и вопросительно взираю на генерала ФСБ.
   Он с минуту молчит, избегая встречаться со мной взглядом. Потом обращается к представителю завода:
   - Анна Аркадьевна, пожалуйста, изложите еще раз свои заключения. Для командира группы пловцов.
   - Пожалуйста, - нервно поводит она плечиком. - Наше заключение коротко: этот хлам не имеет никакого отношения к третьей ступени "Молота". Абсолютно никакого. Скорее всего, данные обломки вообще не от ракетных элементов.
   - Интересно... А от чего же они по-вашему? От "Академика Антонова"?
   - Понятия не имею.
   - Но позвольте! Кроме пропавшего "Антонова" и обломков ваших ракет на дне здешнего моря быть ничего не может. Физически не может!
   - Это не "Молот".
   Другие участники "экспертизы" деликатно помалкивают. А я, вспоминая сумасшедший холод, в котором пришлось барахтаться ради подъема этого "хлама", начинаю тихо закипать.
   - Стало быть, пора звать уфологов - мы подняли останки инопланетного корабля.
   - Это не "Молот"! - настаивает она, четко проговаривая каждое слово.
   - Ну, извините, - развожу руками, - другого товара в тамошнем супермаркете не оказалось. Не завезли! Пришлось довольствоваться этим!..
   - Не горячись, Женя, - снисходит до простого обращения шеф. - Мы и сами пока ничего не понимаем...
  
  
   Глава четвертая
   Море Лаптевых
  
   Покинув вертолетный ангар, мы отправляемся длинными корабельными коридорами в кают-компанию на ужин. Впереди Анна со своим вечным спутником Симоновым, за ними я с генералом, замыкает шествие контр-адмирал с командиром БПК.
   - Ничего не понимаю, - тихо признаюсь шефу.
   Приобняв меня, он пускается в объяснения:
   - Видишь ли... Все три ступени "Молота" работают на твердом топливе, поэтому когда летчики сообщили о масляном пятне, Анна Аркадьевна сразу высказала свои сомнения - дескать, от твердого топлива пятен на поверхности моря не остается. Честно скажу: мы со Скрябиным предполагали, что на дне под пятном вы обнаружите пропавшее судно. И вдруг вместо "Антонова" - какие-то непонятные обломки.
   - Я не спорю - возможно, эти железяки никакого отношения к ракетам и не имеют. Значит, надо поверить район на предмет останков судна. В радиусе ста метров наш сканер больших объектов не зафиксировал, но топливо могло вытечь из танков судна до момента его погружения. И часть оборудования могло сорвать с палубы раньше полного затопления. Согласны?
   - Данная версия имеет право на существование. Считаешь, "Академик Антонов" лежит где-то в том районе?
   - Не берусь утверждать, Сергей Сергеевич. Вариантов вижу два. Первый: пятно оставил затонувший неподалеку "Антонов". Второй: следы разбросаны кем-то намеренно, с тем, чтобы ввести нас в заблуждение, - открываю дверь кают-компании.
   - Ну, это уж слишком смелое предположение, - проходит генерал к раковине. - Я, скорее, соглашусь с первым вариантом...
   Внезапно оживляюсь от пришедшей в голову мысли:
   - Но это же легко проверить! Попросите экипажи Ту-142 прозондировать район магнитометрами!..
   Генерал споласкивает руки и приглашает меня за свой столик. Усевшись, признается:
   - Мы одинаково мыслим, Евгений. Приказ экипажам уже отправлен, самолеты проверяют район масляного пятна с помощью магнитометров. Данные результатов поступят через несколько часов...
   Ужин закончен, народ разбредается по каютам. Жизнь на корабле в вечернее время приобретает более спокойный характер. Лишь сквозь открытые иллюминаторы иногда доносится далекий ровный гул самолетных двигателей. "Медведи" на небольшой высоте продолжают утюжить район поиска...
  
   * * *
  
   После ужина Анна возвращается в свою каюту и, швырнув на постель куртку, без сил падает в кресло. Хочется курить, но на ют она не пойдет. Дело не в лени и не в усталости. Дело в нежелании встречаться с кем бы то ни было.
   Ладонь нащупывает на столе пачку тонких сигарет, щелкает зажигалка и сизый дымок тянется к приоткрытому круглому иллюминатору...
   "Удивительная закономерность, - поражается она, стряхивая пепел на листок бумаги. - Стоит на горизонте появиться нормальному мужчине, как тут же вмешиваются посторонние факторы. Ну почему в только что зародившиеся отношения обязательно должны вмешаться масляные пятна, обломки или бог знает что еще?!"
   Все подруги-ровесницы давно замужем, а некоторые умудрились заключить брак вторично; у большинства подрастают дети. А она все кого-то ждет, оценивает, выбирает... Немногие мужчины ей нравились, а по-настоящему влюбляться доводилось дважды. Не сложилось, и ворошить те отношения Воронец не любит.
   Поднявшись, она открывает настежь иллюминатор, выбрасывает окурок и вдыхает прохладный влажный воздух. Затем вынимает из бокового кармана дорожной сумки небольшую плоскую фляжку и трясет ею - внутри плещутся остатки коньяка. Она давно возит по командировкам эту емкость с дорогим коньяком. Иногда перед ответственными испытаниями позарез нужно выспаться, а сон не идет - мешает волнение. В этом случае помогает глоток крепкого алкоголя.
   Выйдя из своей каюты, Анна подходит к соседней и негромко стучит в дверь.
   - Открыто, - доносится слабый голос Симонова.
   - Ты как? - переступает она через порог. - На ужин не пошел... Плохо?
   Одетый в спортивный костюм, молодой человек встает с постели, приглаживает взъерошенные волосы.
   - Так себе. А ужинать не хочется - аппетита нет...
   Женщина протягивает фляжку:
   - На, выпей.
   - Что это?
   - Коньяк. Знающие люди советуют принять.
   Александр с сомнением отвинчивает крышку; понюхав содержимое, морщится.
   - Не бойся - не отравишься.
   - Не боюсь, - делает он маленький глоток, - хуже все равно не будет. А вы со мной за компанию?
   Секунду подумав, она машет рукой.
   - Давай...
   Скоро остатки коньяка выпиты; оживший Симонов вьется около гостьи и даже переходит на "ты".
   - Анна, что же мы стоим?! Присаживайся. Прошу.
   Он целует ее руку, настойчиво тянет к креслу...
   Усмехаясь, женщина на какое-то время принимает игру. Но ненадолго.
   - Хватит, Саша! Успокойся и не строй иллюзий. Лучше ложись спать, - отстраняется она от молодого человека и выскальзывает за дверь.
  
   * * *
  
   Просыпаюсь среди ночи. И не просто просыпаюсь, а подпрыгиваю от кошмарного сновидения так, что Босс с перепугу оглашает каюту лаем и остервенело озирается по сторонам. Долго не могу вернуться в царство Морфея; лежу - пялюсь в темный потолок каюты.
   Во-первых, меня гложет желание узнать результаты магнитометрических замеров акватории. Во-вторых, жуткий сон подсказывает одну неплохую идею.
   Включаю в изголовье лампу, встаю, наскоро одеваюсь. Босс сидит напротив и подобострастно виляет хвостом - ради неурочной прогулки он готов на все.
   У двери оглядываюсь:
   - Ладно, идем. Водолаз недоделанный...
   Проходя по коридору, замечаю выскользнувшую из каюты Симонова Анну Воронец. Хотел окликнуть, извиниться за глупый спор в ангаре, да передумал. Зачем ставить даму в неловкое положение? Вдруг она бежит с ночного свидания, и встречаться с посторонними ей сейчас не резон...
   Шмыгнули с Боссом на другой трап, сделали крюк верхней палубой, прибыли на ют.
   Внезапно туда же подходит молодая женщина. Вероятно, ей тоже не спится - пришла подышать воздухом, а заодно покурить. Завидев нас, она встает в сторонке, поджигает сигарету и демонстративно отворачивается.
   - Босс, у тебя одна минута. Время пошло.
   Босс кидается к стальным пенькам и без нюхательной прелюдии задирает заднюю лапу...
   На часах ночь, а вокруг то, что называется "полярным днем": серое небо с просветлением в сторону солнца и такое же серое море с полоской далекого горизонта. Любуюсь унылым пейзажем и поражаюсь поведению Анны Аркадьевны: зачем взбивать коктейль из рабочих проблем и личных отношений? Впрочем, у баб все не как у людей. У них даже объем принято измерять в сантиметрах.
   Воронец пуляет за борт почти целую сигарету и проходит мимо нас. Твердая и холодная как айсберг в океане.
   После секундного замешательства спрашиваю:
   - Как здоровье вашего Симонова?
   - Он такой же мой, как и ваш, - удаляясь, бросает она через плечо. - И в няньки я ему не нанималась...
   Мой папа терпеть не мог один старый фильм. Назывался он "Девушка с характером". Господи, как я его понимаю!..
   С юта идем с Боссом длинными коридорами в сторону каюты генерала.
   Через вентиляционную решетку внизу двери виден свет. Не спит. И то, слава богу. Стучу.
   - Разрешите, Сергей Сергеевич?
   - Заходи. О, ты не один!..
   - Нет, эта приблуда подождет за дверью. Сидеть, Босс!..
   - Ладно-ладно, пусть заходит. Он же у вас воспитанный и умница. Я про него наслышан...
   По кораблю мой шеф ходит в наглаженных гражданских брюках и тонком шерстяном пуловере. Сейчас он одет даже не по-домашнему, а скорее по-дачному: шорты, футболка, сланцы. Он треплет пса за мощный загривок, а тот, высунув от счастья язык, скалится и заискивающе подставляет спину. Вот скотина! Мало того, что природа даровала ему возможность распознавать по запаху человеческих самок, так он еще умудряется угадывать начальство!..
   - Сергей Сергеевич, прошу прощения за поздний визит. Чем порадовали летчики?
   - Присаживайся, - подходит тот к бару и достает бутылку с крепким ромом. Плеснув в два бокала, подает один: - Ты о "медведях"?
   Нет, о бурундуках! Какая техника, кроме "медведей" в состоянии без дозаправки долететь до этой Тмутаракани? Правильно - Ту-160 из славного города Энгельс! Но это совсем другие танцы с бубном.
   Принимаю бокал.
   - О них, конечно.
   - Ответ отрицательный, как говорят за океаном. Ни черта они своими магнитометрами в районе масляного пятна не обнаружили.
   - Интересно девки пляшут... А в других точках района?
   - В других точках найдено несколько незначительных засветок...
   "Засветками" малосведущий в этом деле генерал ФСБ называет аномалии магнитного поля земли, зафиксированные феррозондовыми бортовыми магнитометрами противолодочных Ту-142. С помощью магнитометров осуществляется один из тактических вариантов поиска подводных лодок противника. С тем же успехом можно искать и затонувшие корабли - чувствительный прибор реагирует на любую аномалию, "устроенную" сколько-нибудь приличной массой металла. Но при одном условии: металл должен быть ферромагнетиком. Субмарина с титановым корпусом, сундук с серебряными испанскими эскудо или древний бронзовый батискаф влияния на магнитное поле земли почти не оказывают, поэтому и обнаружить их не получится.
   - В таком случае, Сергей Сергеевич, хотел бы напомнить о своем предложении.
   - О каком именно?
   - Я предлагал наведаться с проверкой и обыском на "Аквариус".
   - Ты же говорил об этом в шутку! - вскидывает он ко лбу клочковатые брови.
   - Совершенно верно. А теперь говорю серьезно.
   - С обыском на "Аквариус"? Но зачем?!
   - А вдруг они видели падение "Молота" и успели что-нибудь подобрать с поверхности?
   - Хм... Не знаю, Женя, не знаю... Я назвал бы твое предложение резонным только в случае фиаско всех остальных. И потом... как ты себе это представляешь? Для обыска должны быть веские основания, иначе мы получим громкий дипломатический скандал.
   Я не силен в юриспруденции с дипломатией и поэтому слегка теряюсь:
   - Ну, тогда... хотя бы с проверкой. А заодно опросить капитана: не заметил ли он каких-то явлений в небе?..
   Генерал в раздумье ходит по каюте, массирует пальцами переносицу...
   - С капитаном "Аквариуса" мы коротко переговорили по радио сразу по прибытию в район - экипаж ничего подозрительного не видел, - останавливается он напротив меня. - По поводу предложения, Евгений, я обещаю подумать. А на завтрашний день ставлю твоей команде задачу тщательно проверить дно в нескольких точках.
   - Там, где пилотами выявлены "засветки"?
   - Совершенно верно.
  
   * * *
  
   Сменяя друг друга, мои ребята проверяют обнаруженные накануне "засветки". Их несколько, поэтому приходиться разделиться на три бригады по четыре пловца, и обе "вертушки" без передыху носятся от корабля то к одной, то к другой, то к третьей.
   К обеду возвращается бригада Устюжанина.
   - Глухо, - бросает он, освобождаясь от гидрокомбинезона. - Здоровый якорь и толстая якорная цепь, калибром миллиметров восемьдесят-девяносто. Длинная и очень массивная. Потерял кто-то много лет назад.
   Понятно. Ждем Белецкого, улетевшего с тремя парнями в западном направлении.
   Через час он спрыгивает из грузовой кабины вертолета-спасателя на площадку и, пригнувшись, семенит к Сергею Сергеевичу. Тот на пару с адмиралом нервно курит под граненой будкой руководителя полетов и с надеждой смотрит на капитана третьего ранга.
   - Полный облом, товарищ генерал. Ржавый баркас на глубине сорока пяти метров, - докладывает Борис. - Тонн тридцать-сорок, стоит как живой на киле, борта наполовину сгнившие. Принадлежность установить не удалось.
   - И не надо. Отдыхайте, - с безнадегою машет рукой заместитель руководителя Департамента. Повернувшись ко мне, с надеждою просит: - Твоя очередь Женя. Осталось единственное пятнышко - ты уж постарайся...
   Чуть не ржу в голос. Волшебная по своему содержанию просьба - ей богу! Будто от нашего старания зависит характер покоящихся на дне предметов. Мечтаешь при погружении о бабах с водкой - находишь ржавый хлам; подумал о Родине - наткнулся на золото инков или стратегически важный объект.
   Вертолет заправлен, и мы взмываем в предвечернее небо. Третья "засветка" недалеко - всего в шестидесяти километрах от корабля. Через пятнадцать минут полета мы на месте.
   Погружение для проверки дна гораздо проще, чем сбор и подъем предметов. Да и глубина здесь, судя по морской карте, плевая - всего полсотни метров. Однако порядок нашей работы остается незыблемым.
   "Вертушка" зависает над водой. Прыгаю первым, Фурцев сигает за мной. Проверяем связь и уходим вниз. Вторая пара, согласно нашим правилам, дежурит на борту, экономя силы, тепло и дыхательную смесь, ибо летчики, случись какая беда - помочь пловцам не сумеют.
   Периодически поглядываю то на экран навигационно-поисковой панели, то на молодого старлея. Он держится рядом и, не смотря на холод обжимающих тело гидрокомбинезонов, чувствует себя уверенно.
   Подходим ко дну, которого практически не видно. Включаем фонари, и ярко-белый свет тотчас выхватывает из темноты часть длиной металлической конструкции.
   - Что это? - теряется Игорь.
   - Погнутая балка от бортового корабельного крана. Очень старая. Идем дальше...
   Мы ищем. И находим неподалеку от балки десяток пустых, насквозь прогнивших металлических бочек; лебедку, состоящую из электродвигателя, редуктора и спутанного мотка стального троса. Натыкаемся на ржавый пиллерс, на несколько звеньев искореженных бортовых ограждений - лееров. Ну и на прочий мусор, наполовину присыпанный и совершенно для нас не интересный...
   Продолжаю парить над этим "безобразием", мысленно восстанавливая картину разыгравшейся на поверхности моря трагедии. Бушующий шторм, терпящее бедствие судно. Жуткий крен и огромная волна, срывающая с палубы часть оборудования и закрепленного груза. Самого судна на дне мы не находим, стало быть, ему и команде в тот роковой день повезло. Ну и слава богу.
   - Товарищ командир! Товарищ командир, срочно сюда! - слышу радостный голос Фурцева.
   - Сейчас, - поднимаю панель и определяю место напарника.
   Отыскиваю его метрах в тридцати к северу. Завидев свет от моего фонаря, он показывает штуковину из белого металла размером тридцать сантиметров на шестьдесят.
   Подплываю ближе. Матовый блеск напоминает мне о проколе с хламом под масляным пятном. Приподнимаю находку, внимательно осматриваю.
   - Там дальше лежит похожая, - трогает меня за руку Игорь.
   - Показывай.
   Оставшийся запас дыхательной смеси мы тратим на сбор обломков. Их немного, но все они относительно свежие - не присыпанные илом. Я мало смыслю в ракетных двигателях, однако в эти минуты готов поклясться расположением Босса, что мы наткнулись на один из них. Подтверждением тому - прокопченное сопло, похожее на воронку; дырявый топливный бак с опоясывающими корпус трубками; и, наконец, тяжеленький электронно-механический блок с русской надписью на боку: "инерциальная навигационная система".
   Если товарищ Воронец и на этот раз, манерно поведя плечиком, скажет, что "этот хлам не имеет никакого отношения ни к третьей ступени, ни к ракетным элементам вообще", то я просто ее придушу. Не взирая на красоту, отменную фигурку и стройность ножек.
   Заполнив мешки, приступаем к подъему. Медленно добираемся до поверхности. Запалив сигнальный патрон, мысленно подгоняем вертолетчиков. Уж больно холодно в здешней воде...
  
   * * *
  
   Дальнейшие события в точности повторяют произошедшее предыдущим вечером.
   "Вертушка" садится на площадке; два мичмана забирают мешки с добычей. Мы переодеваемся и отправляемся в душ, где счастливый Фурцев неторопливо отогревается под горячими струями, а я все делаю на скорую руку, дабы успеть в вертолетный ангар.
   Признав меня, матросик с автоматом делает шаг в сторону. Ныряю внутрь ангара, щурюсь от яркого света и едва сдерживаю удивление от идентичности вчерашней и сегодняшней картин. У внешней стены в задумчивом безмолвии стоят четверо: скрестивший на груди руки Сергей Сергеевич, рядом с ним контр-адмирал Черноусов, чуть поодаль покусывающая нижнюю губу Анна и - молодой конструктор Симонов из Московского института теплотехники. Немного в стороне, присев на корточки, ковыряется в железках командир корабля Скрябин.
   Завидев меня, генерал вздыхает и обращается к единственной даме:
   - Вам слово, Анна Аркадьевна.
   - К "Молоту" этот хлам отношения не имеет, - начинает она с бодрым оптимизмом, не подозревая о скорой смерти от удушения. - Однако прогресс налицо. В доставленных на корабль обломках мы с конструктором Симоновым узнали элементы от двигателя третьей ступени устаревшей баллистической ракеты "Бирюза"...
  
  
   Глава пятая
   Море Лаптевых
  
   Утром следующего дня меня вызывает Сергей Сергеевич, и сам заводит разговор о проверке "Аквариуса". Неудивительно - с каждым часом поисков шансы на успех уменьшались, а нынче и вовсе близки к нулю. Как он выразился во время нашей ночной беседы: "Я назвал бы твое предложение резонным только в случае фиаско всех остальных".
   - Хорошо. Будем считать, что ты меня уговорил, - задумчиво молвит он, шумно, по-стариковски прихлебывая чай с лимоном. - Твоя интуиция предсказывает успех, а моя твердит об очередном разочаровании - ничего мы на траулере не найдем. Но для очистки совести проверить рыбаков надо.
   Дожили. Банальная галочка ныне зовется совестью.
   - В случае обычной проверки судовых документов - точно ничего не найдем, - развиваю я мысль. - Неплохо было бы учинить полный обыск.
   - Не вижу смысла.
   - А вдруг у них на борту такое же снаряжение как у моей команды? А вдруг они уже подняли эту долбанную третью ступень?!
   - Если бы подняли - давно бы свалили, а они стоят, - ворчливо огрызается шеф и с долгою задумчивостью буравит меня взглядом.
   По глазам видно, что в принципе идею он поддерживает. Но что-то мешает...
   Сдается:
   - Рад бы отдать такое распоряжение, да не могу.
   - Почему?
   - Повод нужен, - морщится он. - И повод очень серьезный, понимаешь?
   - Вполне. Незаконный промысел рыбы в нашей экономической зоне - устроит?
   - Неплохой вариант. Осталось застукать их с тралом...
   - С тралом вряд ли получится. Но есть другой вариант, дающий нам право явиться на "Аквариус" для проведения капитального шмона.
   - Интересно-интересно. Я весь во внимании...
  
  
   Да простит нас Рыбинспекция всея Руси, но два последующих часа молодежь из прославленного отряда "Фрегат-22" занимается самым настоящим браконьерством. Пара пловцов на небольшой глубине ищет рыбные косяки. Плотных и огромных косяков как в Атлантике и Тихом океане здесь не бывает, поэтому рады любому. Встретив такой, ребята подзывают спущенный на воду катер. Моряки с катера подбирают пловцов и швыряют в указанное место связку из трех-четырех тротиловых шашек. После небольшого подводного взрыва остается собрать всплывшую кверху брюхом рыбу: в основном мелкую морскую ряпушку или чуть более крупного омуля...
   На исходе двух часов промысла в катере лежат четыре больших пластиковых мешка с уловом. К сожалению, попробовать свежей рыбки нам не доведется. Зато полдела для воплощения задуманной операции сделано.
  
   * * *
  
   Ровно в час дня "Адмирал Никоненко" выбирает якорные цепи, делает вираж и солидно идет на сближение с небольшим траулером, команда которого несколько дней занимается починкой помпы. На удалении четырех-пяти кабельтовых от "Аквариуса" сызнова гремят якорные цепи - БПК стопорит ход. Боцманская команда слаженно готовит к спуску моторную надувную шлюпку. Пока что одну. В это же время с дальнего, невидимого рыбаками борта в воду по штормтрапу спускаются Устюжанин с Белецким. Им подают мешки с дохлой рыбой, после чего они проплывают под кораблем и цепляются за специальную петлю, вшитую в днище надувной шлюпки.
   По опущенному вдоль ближнего борта трапу в шлюпку со степенной солидностью сходит небольшая официальная делегация в составе старшего помощника корабля, офицера-переводчика и Анны Воронец - для демонстрации мирного характера визита. Плюс, как полагается в таких случаях, три человека сопровождения: мичман и пара безоружных матросов.
   Неторопливо преодолев полмили, шлюпка подходит к "Аквариусу"...
   Я в компании с Сергеем Сергеевичем, адмиралом и командиром корабля наблюдаю за событиями в мощную оптику с левого крыла ходового мостика. Пока события развиваются спокойно и по-деловому: команда траулера готовится радушно принять нежданно пожаловавших гостей.
   Честно говоря, представить другой сценарий невероятно трудно: какому идиоту придет в голову дергаться, возражать или бузить, когда рядом стоит огромный военный корабль, напичканный приспособлениями для уничтожения себе подобных махин, атомных субмарин, самолетов, ракет?..
   Делегация поднимается на борт траулера. Первым ее встречает высокий сухопарый мужчина в фуражке и черном шерстяном свитере - по-видимому, капитан.
   Прибытие на судно - значимый момент в структуре продуманной нами операции. Нагловатый старпом, говорливый переводчик и неотразимая Анна Аркадьевна должны привлечь к себе внимание всей команды "Аквариуса", включая тех, кто находится в рубке. Мы знаем, что именно в рубках современных рыболовных судов устанавливаются экраны мощных рыбопоисковых эхолотов, с помощью которых рыбаки с легкостью обнаруживают будущий улов. Применительно к сегодняшнему случаю, эта штука может сыграть роковую роль, узрев под водой двух моих товарищей. Поэтому для усиления отвлекающего момента с вертолетной площадки БПК взмывает "кашка" и проходит на небольшой высоте над мачтами траулера...
   Итак, пока троица представителей нашей страны расшаркивается и говорит слова приветствия, Устюжанин с Белецким проплывают под днищем траулера и опорожняют пластиковые мешки. Затем, не дожидаясь надувной шлюпки, плывут на глубине пяти-шести метров в сторону "Адмирала Никоненко". Для моих ребят полмили под водой, все равно, что для праздного пешехода - три квартала прогулочным шагом...
   Дальнейшие события предугадать несложно.
   Цель прибытия российской делегации на траулер носит дружественный характер с вполне естественной подоплекой: еще разок и поподробнее расспросить о загадочных явлениях в небе и о пропавшем судне "Академик Антонов". Кто-то из делегации случайно оказывается у дальнего борта и вдруг видит множество плавающей кверху брюхом рыбы.
   - Боже мой, что это?! - картинно удивляется этот "кто-то".
   К борту подходят его товарищи и переводят вопросительно-возмущенные взгляды на хозяев браконьерского судна. Как же так?! Ведь "Аквариус" находится в Российской экономической зоне!
   - Понятия не имеем, откуда взялась эта дохлятина! - разводят руками рыбаки. - Да у нас и трюмы чистые - можете проверить!..
   - Это серьезное нарушение, - качает головой Анна Аркадьевна и снимает безобразие на видеокамеру, "случайно" оказавшуюся при ней.
   - Прошу прощения, но я обязан сообщить о нарушении руководству, - ледяным голосом сообщает старпом.
   И ровно через пять секунд мичман кричит в микрофон рации о сбросе командой траулера за борт мертвой рыбы, что и в самом деле является строжайшим нарушением экологических норм и законов.
   Механизм запущен. Боцманская команда БПК в авральном темпе спускает на воду катер и вторую надувную шлюпку. Для проведения полноценного досмотра готовится целая команда специалистов под прикрытием вооруженных матросов.
   Ощущая подставу, иностранные моряки скрипят зубами, но вмешаться и остановить действо уже не могут.
  
   * * *
  
   "Резинка" доставила на траулер отделение вооруженных матросов. Командирский катер привез досмотровую группу, в которую вошли Сергей Сергеевич, я, конструктор Симонов, четыре офицера и пара пронырливых старших мичманов, от которых, как поговаривают матросы, на корабле не спрячешь и шкалика. Ну и до кучи - наш Босс.
   Для порядку глядим за борт на несчастную рыбку, горестно воздыхаем...
   И принимаемся за дело.
   Один из офицеров с умным видом строчит акт и протокол досмотра, остальные обыскивают судно. Сухощавый капитан "Аквариуса" пытается через переводчика возразить - дескать, положено досматривать в присутствии членов экипажа и все такое... Не прокатывает. Наши парни быстренько осматривают кубрик и, не обнаружив там ничего крамольного, заталкивают в него всю команду. Капитану приказывают находиться рядом с переводчиком и офицером, составляющим акт.
   Судно заранее "нарезано" на зоны и каждую из зон проверяет по два-три человека. Объекты поиска также определены еще до прибытия на траулер. Ищем обломки и бесформенные части из легкого металла; водолазное снаряжение; оружие; любые вещи и предметы, имеющие отношение к судну "Академик Антонов". Ну и то, что покажется подозрительным.
   Ищем полчаса. Ищем час...
   Пусто.
   Меняемся и вторично шерстим судно от трюмов до верхней палубы надстройки, от юта до бака.
   И все равно пусто.
   Более того, в одном из трюмов натыкаемся на следы интенсивного ремонта и находим практически собранную осушающую помпу.
   Шеф раздосадован и едва сдерживается, чтобы не наговорить мне резких словечек. Нутром чую, как он зол.
   Но стою рядом и упрямо твержу:
   - Этого не может быть, Сергей Сергеевич. Экипаж "Аквариуса" болтается здесь неспроста.
   - Неплохо бы взглянуть на доказательства этого "неспроста".
   - Интуиция никогда меня не подводила, товарищ генерал...
   - Ну, вот что, Черенков! - вскипает он, не стесняясь младших по званию и стоящих неподалеку Симонова с Воронец. - Засунь эту свою интуицию, знаешь куда?..
   Чего ж не знать-то? Знаю - большинство российских генералов родом аккурат с того места.
   Молчу. Совесть советует застрелиться, опыт возражает.
   Ладно, это раунд мы проиграли. Но впереди следующий и еще более сложный - без поддержки родных трибун в лице Сергея Сергеевича. Хрен теперь от него дождешься поддержки.
   Воспользовавшись последними минутами безраздельного господства на траулере, ныряю в ходовую рубку, оставив снаружи у двери Босса.
   - Сиди тут и никого не пускай. Понял?
   Пес в ответ что-то проворчал, но команду понял правильно.
   Приступаю. Здесь уже все проверено. Чисто.
   Нахожу темный экран эхолота, осматриваю.
   Да, это весьма навороченная штука с массой дополнительных примочек - от такой фигни под водой не скроешься. Присаживаюсь на корточки, заглядываю под панель управления...
   У меня несколько секунд. За это время необходимо вывести эхолот из строя, но так, чтобы неисправность не бросилась в глаза. И чтобы не сразу распознали подвох.
   Нахожу проводной жгут, идущий от экрана к датчикам, приемнику и передатчику. Прислонив его к ребру металлического каркаса панели, делаю несколько энергичных движений. Готово - пара тонких проводов разорвана. И человеческий фактор тут как бы и не причем - перетерлись, сволочи.
   Пора сваливать. Наш "дружественный" визит закончен.
   - Босс, за мной!..
  
  
   Часть шестая
   Море Лаптевых
  
   Поздний вечер того же дня.
   "Адмирал Никоненко" по-прежнему стоит в полумиле от траулера. Рыбаки остались недовольны нашим визитом и шмоном. Конечно, они просекли нашу "домашнюю заготовку", конечно развонялись и грозили жалобами в Международный суд. Но все это слова. Даже если эти ребята не причастны к пропаже "Антонова", то после обнаруженной возле траулера дохлой рыбы к нам придраться невероятно сложно - они это понимают. С точек зрения Международного и Морского Права мы ничего не нарушали и действовали строго в их рамках.
   На самом деле, проверка и обыск "Аквариуса" - лишь первая часть идеи, подсказанной кошмарным сновидением. О ее второй - наиважнейшей половине я говорить с рассвирепевшим генералом не стал. В минуты гнева и плохого настроения к нему лучше не соваться. Решаю провернуть это дело самостоятельно в ближайшую ночь.
   Идея смелая, местами - авантюрная. Ознакомившись с ней, друзья соглашаются помочь, сетуя при этом на безнадежно светлые ночи. Да, к сожалению, это так и придется хорошо потрудиться, чтобы Сергей Сергеевич раньше времени нас не застукал.
   В одиннадцать вечером мы уединяемся в каюте для обсуждения последних деталей. После недолгого препирательства решаем спускаться в воду с кормовой стороны вертолетной площадки - это самое спокойное местечко, максимально удаленное от кубриков, кают и вахтенных помещений.
   Выпиваем по стакану крепкого сладкого чая и ждем часа ночи...
   Пора - весь экипаж кроме вахты давно спит. Осторожно покинув каюту, направляемся в сторону площадки с двумя большими сумками. Впереди в качестве разведчика идет пустой Устюжанин - ему надлежит остаться на борту и поддерживать с нами связь.
   Добрались без приключений, не встретив в коридорах и на палубе ни одной живой души. Площадка не освещена. Дежурные лампы горят палубой ниже, где мы обычно курим и выгуливаем Босса.
   Георгий помогает нам с Белецким облачиться в гидрокостюмы. Затем, пока мы проверяем перезаряженные дыхательные аппараты, оружие и фонари, он закрепляет за ограждение специальную лестницу для аквалангистов, слегка напоминающую усовершенствованный штормтрап.
   Мы готовы к погружению.
   Переваливаю через леера и осторожно спускаюсь вдоль громадной - в три человеческих роста крышки буксируемой антенны гидроакустического комплекса "Звезда-2".
   Я в воде. Следом сползает Борька. Поверяем связь... Слышим друг друга отлично.
   Проводив нас, Георгий поднимает лестницу. Он должен убрать все следы нашего пребывания на площадке и вернуться в каюту. Связь с нами он будет поддерживать из каюты, опустив в воду через иллюминатор длинную антенну.
   Погружаемся на пару метров и уходим от БПК в сторону траулера. Отплыв метров на семьдесят, включаю навигационно-поисковую панель - с ней все же ориентироваться полегче. А через минуту в наушниках гарнитуры звучит голос Георгия:
   - "Скат", я - "Ротонда". Как слышно?
   - "Ротонда", я - "Скат". Слышу отлично. Идем заданным курсом...
   Незаметно уйти с корабля и также незаметно вернуться - вот самые сложные этапы нашей задумки. Остальное - подводная прогулка для опытных боевых пловцов. Признаться, в этой командировке нам пока не нашлось настоящей работы. Если бы водичка в море Лаптевых была бы чуть теплее, то поездку сюда мы окрестили бы отдыхом.
  
   * * *
  
   Скажу честно: с самого начала масштабной поисковой операции мне не верилось в возможность наткнуться на обломки третьей ступени. Рассуждал я просто: во-первых, обломки слишком малы; во-вторых, разброс при их падении мог быть огромен; и, в-третьих, большинство используемых в ракетостроении и авиации сплавов - не ферромагнетики со всеми вытекающими отсюда сложностями. Найти с помощью магнитометров почти невозможно.
   Зато сомнений по поводу "Академика Антонова" у меня с каждым часом поисков оставалось все меньше и меньше. Даже во сне подсознание, формируя страшные картины, давало недвусмысленную подсказку...
   Итак, суть плана заключается в осмотре дна под рыболовецким траулером. По моим прикидкам эта небольшая площадь в несколько сотен квадратных метров - единственная из огромной акватории, не прошедшая проверку с помощью феррозондовых магнитометров противолодочных Ту-142. Своего рода крохотное "белое пятно" на хорошо изученной морской карте. Я уверен в том, что экипажи самолетов сознательно не выполняли пролетов вблизи траулера из-за бесполезности замеров. И, действительно, какой в этом смысл, если заведомо известна реакция магнитометра на аномалию магнитного поля, рожденную "Аквариусом"?
  
  
   Идем точно на траулер. Белецкий держится рядом. На удалении в один кабельтов замеряю прибором глубину. Ее значение из-за близости края пологой материковой отмели - более восьмидесяти метров. Даю команду на погружение.
   Двадцать метров. Тридцать. Сорок...
   На сорока пяти включаем фонари. А на пятидесяти я тормошу за плечо Борьку и показываю дисплей панели, на котором сканер отчетливо вырисовывает очертания лежащего на дне судна.
   Вот он - долгожданный момент истины!
   Шестьдесят метров. Лучи нащупывают светлый борт с россыпью крохотных круглых иллюминаторов и с темным росчерком ватерлинии. Ищем название и вскоре застываем над носовой частью...
   "Академик Антонов" - ровно сложено из приваренных к борту и выкрашенных в золотистый цвет букв.
   - "Ротонда", я "Скат". Как слышишь? - зову Георгия.
   - Нормально.
   - Мы над "Антоновым".
   - Неужели нашли?! - радостно вопрошает он.
   - Так точно. Глубина - восемьдесят, лежит на правом боку. Смеси минут на пятнадцать - приступаем к осмотру.
   - Понял вас. Я на связи...
   Переглядываемся с Борисом. Предлагаю ему заняться осмотром корпуса судна на предмет повреждений. Сам же намереваюсь заглянуть в ходовую рубку. Расходимся в разных направлениях...
   Проплыв над фальшбортом, зависаю рядом с основанием надстройки. Первое что бросается в глаза - сквозная дыра с рваными краями в районе радиорубки. Приближаюсь к разбитому прямоугольному окну, освещаю внутренность помещения...
   Обзору мешает пучок проводов, болтающийся перед иллюминатором. Дергаю его, отвожу в сторону. И вдруг из темноты вырастает человеческая фигура с белым гипсовым лицом.
   От неожиданности перехватывает дыхание, но я быстро понимаю, в чем дело. Это радист, судя по зажатому в руке микрофону, провод от которого я невольно потревожил.
   Легонько оттолкнув тело мужчины, заглядываю внутрь. В радиорубке видны серьезные разрушения и следы пожара.
   Скользнув выше, оказываюсь напротив ряда одинаковых прямоугольных окон ходовой рубки. Стекла иллюминаторов все как одно разбиты; проемы довольно большие, но в гидрокомбинезоне со снаряжением через них не протиснуться. Надежнее воспользоваться дверью...
   За дверью натыкаюсь на тело пожилого человека в наглухо застегнутой куртке-штормовке. Полноватое лицо обрамляет рыжая скандинавская бородка, правая нога по колено оторвана - из брючины, покачиваясь точно водоросли, выглядывают белые жилы и бесцветная плоть; торчат, словно обрезанные чем-то острым, кости.
   Невеселое зрелище.
   Продолжаю беглый осмотр...
   Недалеко от пола в боковой стене зияет вторая дыра с вогнутыми внутрь рваными краями. В дальнем углу нахожу труп еще одного члена команды - молодого светловолосого парня. Его одежда и тело испещрены мелкими повреждениями, левая часть лица обожжена. Обращаю внимание на ладонь, сжимающую смятый лист плотной бумаги. Осторожно освободив, разворачиваю находку... Морская карта с превеликим множеством карандашных отметок.
   Пригодится. Складываю лист и сую под ножевой ремень. Смотрю на часы. Через четыре минуты необходимо приступать к подъему.
   Шарю лучом по сторонам... Хорошо бы найти какие-нибудь документы. Скажем, судовой журнал, мерительное свидетельство. Или чье-то удостоверение. Но вместо бумаг потревоженная моими перемещениями вода выносит из темных углов изуродованные части тела третьего мужчины: торс в коричневом свитере и нога в куске опаленной джинсовой материи. Кто это: второй помощник? Стармех? Или вахтенный на руле?..
   Понемногу перемещаюсь к двери. И снова натыкаюсь на тело пожилого мужчины с бородкой. Что ж, давай посмотрим...
   - Прости, братишка, - ощупываю его карманы и на удивление быстро нахожу стопку документов.
   Все пора звать Борьку и подниматься.
   Уже в проеме двери фонарный луч случайно выхватывает светлое квадратное пятно на боковой стенке. Книга с переплетом из пластиковой пружины, на обложке надпись "SHIP`S LOGBOOK".
   То, что нужно! Схватив ее, выскальзываю из рубки...
  
   * * *
  
   Выдерживая курс на БПК с помощью навигационной панели, неторопливо плывем с Белецким к поверхности. У меня под тугими ремнями подвесной системы покоятся судовой журнал с уложенными внутри между страниц документами и малопонятной картой морского дна; Борька держит в руке сложенный вчетверо Российский государственный флаг, снятый с мачты "Академика Антонова".
   Мы здорово продрогли, и все наши мысли крутятся вокруг горячего душа и крепкого коньяка.
   По достижении двадцатиметровой глубины, в последний раз связываюсь с "Ротондой". Пожелав удачи, Георгий прекращает связь и отправляется встречать нас на вертолетную площадку. Нам тоже не терпится поскорее покинуть холодную воду...
   На десяти метрах выключаю панель - массивную корму нашего корабля на фоне светлеющей поверхности отлично видно и без нее. Вплываем у исполинской крышки буксируемой антенны гидроакустического комплекса. Устюжанин стоит у лееров, лестница уже установлена.
   Медленно поднимаемся. Боря первый, я - за ним. На последних ступенях кажется, будто последние силы остались в море. Друг помогает нам перелезть через ограждение, Босс пританцовывает и поскуливает от радости на краю площадки.
   Снимаем осточертевшие полнолицевые маски и... щуримся от снопа яркого света, ослепившего со стороны надстройки.
   - Какого черта? - цежу сквозь зубы.
   Прикрывая глаза рукой, пытаюсь рассмотреть идущих к нам людей, но это непросто - на контражуре видны лишь очертания фигур. Зато отлично слышен знакомый голос.
   - Ума не приложу, что с тобой делать, Евгений Арнольдович! - разоряется, топая к нам по площадке, генерал-лейтенант в сопровождении контр-адмирала Черноусова и вахтенного офицера. - Сплошь прожекты в голове! Сплошь самовольство! Наверное, я прикажу запереть тебя в каюте под домашним арестом...
   Все-таки застукал! Да-а, не так-то просто провести тертого гэбэшника. И опять завелся, ворчливый старикашка! Опять величает по имени-отчеству!..
   - С преогромным удовольствием, Сергей Сергеевич, - снимаю снаряжение и расстегиваю комбинезон. - Посадите ради Христа - я вам спасибо скажу. Отдохну, отогреюсь и высплюсь за все бесцельные прожитые годы...
   - Что это у вас? - кивает он на Российский флаг.
   Протягиваю поднятые с борта затонувшего судна вещи.
   - Это мы нашли на дне во время самовольной отлучки с корабля.
   - Флаг? Судовой журнал? Личные документы?.. - из голоса резко исчезает осуждающий тон.
   Мне тоже не резон ломать комедию. Перечисляю то, что удалось поднять:
   - Карта морского дня, документы одного из погибших членов экипажа, государственный флаг и судовой журнал "Академика Антонова".
   Сергей Сергеевич растерянно переглядывается с заместителем командира эскадры.
   - Вы нашли пропавшее научное судно?!
   - Мы лишь убедились в том, что наше предположение верно. Судно затонуло и лежит строго под "Аквариусом" на глубине восьмидесяти метров.
   Старый фээсбэшник осторожно переворачивает мокрые страницы судового журнала, потом скребет пятерней затылок. Нам странно видеть на его лице виноватое выражение, но мы молчим и наслаждаемся моментом.
   - Евгений и вы, - смотрит он на Белецкого, - я беру свои слова обратно и прошу меня извинить. Готов загладить вину согревающим душу и тело крепким ромом.
   Совсем другое дело. Наш человек!
   Довольный шеф похлопывает меня по плечу:
   - Идите в душ, а через полчаса я жду вас в своей каюте. Надеюсь, у вас будет, что рассказать об удачном погружении...
  
  
   Ровно через полчаса мы втроем заходим в генеральскую каюту.
   - Отогрелись, герои? - приглашает ее хозяин.
   - Не совсем. Но в процессе.
   - Присаживайтесь, - подает он каждому бокал с ромом. - А мы тут с контр-адмиралом успели кое-что выяснить.
   Закурив, Сергей Сергеевич садится за письменный стол, на котором лежат все еще тяжелые от влаги документы и тихо говорит:
   - Согласно списочному составу, указанному на первой странице судового журнала, личные документы принадлежат Ивану Брагину - капитану "Академика Антонова".
   Вспомнив пожилого дядьку со скандинавской бородкой и оторванной ногой, вздыхаю... Мы все поднимаем бокалы и делаем по глотку обжигающего алкоголя. За погибших моряков.
   Затем генерал расспрашивает о нашем неурочном погружении.
   Сначала рассказываю я, потом Борис. Георгий вместе с начальством молча слушает...
   - В районе ватерлинии я насчитал пять пробоин диаметром от сорока сантиметров до одного метра, - вспоминает Белецкий. - Форма - рваная, кое-где вокруг пробоин имелись небольшие отверстия.
   - Взрывные заряды? - уточняет Черноусов.
   - Очень на то похоже. Какие-то взрывались сразу при прохождении борта, какие-то дальше - в глубине отсеков.
   - Все пробоины по левому борту?
   - Все. Судно лежит на правом, и осмотреть его возможно лишь изнутри.
   - Значит, две дырки в надстройке и пять в корпусе. И утонуло судно, получается, очень быстро, раз сигнала бедствия команда подать не успела. Верно?
   - Не факт, - ставлю на стол опустевший бокал. - Современные гражданские суда оснащены тремя-четырьмя мощными радиостанциями, но все одни размещены в радиорубке и на мостике.
   - И именно там прогремели два из семи взрывов, - закончил мою мысль шеф.
   - Не понимаю, - качает головой контр-адмирал. - Кому и зачем понадобилось топить мирное судно?
   С минуту в каюте висит тишина. Вероятно, этот вопрос беспокоит каждого.
   - Хотите еще выпить? - предлагает Сергей Сергеевич.
   - Не откажемся, товарищ генерал. Нам нужно хорошенько согреться, а то завтра не встанем.
   - А встать нужно позарез! - разливает он остатки коньяка по бокалам. - Для того чтобы как полагается осмотреть утонувшее судно и детально исследовать дно рядом с ним. Завтра - пятый день, как болтаемся в этом районе. Пора получить хотя бы часть ответов на поставленные перед нами вопросы.
  
  
  
   Часть третья
   "Кит-убийца"
  
  
   Глава первая
   Море Лаптевых
  
   Начальником кафедры мино-торпедного оружия в Питерском военно-морском училище был ветеран-североморец Герой Советского Союза подводник Старшинов. Лекции он читал виртуозно и, не смотря на почтительный возраст, по памяти называл номера узлов и агрегатов, перечислял точные паспортные данные сотни деталей. Частенько при этом вворачивал простоватый, но доходчивый флотский юмор. "Внутри данного изделия, - указывал он перстом на торпеду, - содержится двести килограммов тринитротолуола. От взрыва оного богатства под днищем, кораблик любого водоизмещения расколется на две ровнехонькие части. Это если счастье привалит, а если не повезет, то и на все три. Нормально? Для врагов нашей Родины - в самый раз". Признаться, я до сих пор в восторге от качества преподавательского состава тех времен. Какие были Люди! Настоящие интеллектуалы, кладезь боевого опыта! С них и начинались мои познания в минно-диверсионном деле. Где и у каких вражьих кораблей находятся арсеналы с пороховыми погребами, где танки с топливом; куда и сколько приспособить мин или других вещиц с "пламенным приветом", чтобы наверняка и скоренько отправить их на дно.
   О тринитротолуоле и минах я вспомнил, поглядывая перед очередным погружением на траулер с красивым названием "Аквариус". Уж больно пронзительным и ясным показалось мне предположение о причастности экипажа оного судна к гибели "Академика Антонова". Сергей Сергеевич естественно ничего в ответ на озвучку этой версии не сказал. По глазам было видно, что разделяет мое убеждение, но... промолчал. Что ж, он - большое начальство, несущее на своих плечах груз большой ответственности. Ему по статусу положено взвешивать каждое слово и телодвижение.
   Утро пятого дня нашего пребывания в районе.
   Холодный ветер поутих и сменил направление, море успокоилось. Однако в здешних широтах мнимая благодать способна обернуться адом в считанные часы. Тем более, кратковременное потепление атмосферы на воду влияния не оказывает - температуры моря остается на прежнем убийственном уровне.
   Мои ребята готовятся к погружению с целью обследования затонувшего судна. Весть о найденном "Антонове" моментально распространилась по большому противолодочному кораблю - вдоль левого борта стоят свободные от вахты офицеры, мичманы, старшины, матросы и молча наблюдают за нашими приготовлениями.
   Порядок обычный: основная подготовка пловцов происходит на юте под вертолетной площадкой, где они переодеваются, цепляют снаряжение и проходят первичный контроль. Затем, спустившись на борт большой надувной шлюпки, попадают во власть командира спуска. Нынче этим властным лицом назначен Устюжанин. Он же будет поддерживать с нами связь, а потом сменит на глубине в качестве старшего второй смены.
   Моих фрегатовцев на БПК двенадцать человек, а работа предстоит чертовски тяжелая. И в физическом и в моральном смысле. Подводя черту под вчерашним ночным совещанием, генерал-лейтенант попросил нас (именно попросил!) после осмотра судна и сбора информации о причинах его затопления, заняться подъемом тел погибших моряков и научных сотрудников.
   - Поймите, ребята, кроме вас это сделать некому, - сказал он проникновенным голосом. - У него в штате есть водолазная команда, - кивнул он на понурого Скрябина, - но в этой команде два мичмана и несколько зеленых мальчишек. Да и снаряжение со времен сражения под Цусимой...
   Мы понимали это и не возражали. Надо, так надо. Другого выхода на самом деле нет.
  
   * * *
  
   Я разделил своих пловцов на две смены по шесть человек. Четверым предстоит работать в непосредственной близости к "Академику Антонову", двое будут дежурить на промежуточной глубине в тридцать метров.
   Тереблю Боссу на прощание ухо и во главе первой смены спускаюсь в надувную моторную лодку, где Устюжанин производит последнюю проверку нашей готовности...
   Все в норме, все привычно. Снаряжение подогнано, в ребризерах свежие комплекты баллонов и регенеративных патронов, оружие проверено, аккумуляторные батареи для обогрева подзаряжены; у каждого в экипировке по ножу, по дополнительному магазину, по фонарю и по одному сигнальному патрону.
   Георгий возвращается на корабль и занимает место у станции связи, а лодка под управлением сорокалетнего мичмана отходит от высокого борта.
   Это наша идея - начать погружение непосредственно над затонувшим судном, а не опускаться к нему по диагонали, нещадно расходуя драгоценную дыхательную смесь и время работы регенеративного патрона. Лодка останавливается в одном кабельтовом от "Аквариуса", и мы на виду у рыбаков почти одновременно опрокидываемся в воду...
  
  
   - "Барракуда", "Скат", я - "Ротонда". Доложите обстановку, - просит Георгий.
   - "Барракуда" на "площадке". Все в норме, - отвечает Борис, оставшийся на промежуточной глубине.
   - "Ротонда", я - "Скат". Порядок. Продолжаем погружение...
   По достижении пятидесяти метров моя четверка включает фонари в надежде скоро увидеть судно...
   А вот и оно. Как и несколько часов назад лучи скользят по светлому борту с россыпью маленьких круглых иллюминаторов и с темным росчерком ватерлинии. В знак уважения на секунду останавливаемся у названия, сложенного из приваренных к борту и выкрашенных в золотистый цвет букв...
   - "Ротонда", я - "Скат". Глубина семьдесят, визуальный контакт с объектом установлен. Приступаем к осмотру.
   - Понял, работайте.
   Распределяю обязанности. Надстройку мне удалось осмотреть ночью, поэтому мы с Фурцевым займемся исследованием дна. А паре достаточно опытных пловцов надлежит внимательно изучить судно.
   Медленно "планируем" над дном, освещая фонарными лучами многочисленный мусор. Именно мусор: обломки трубопроводов, обшивки корпуса, переборок, куски стекла. Здесь же попадаются сорванные с мощных петель дверцы и люки; предметы быта, обувь, утварь из камбуза и жилых кают...
   Постоянно посматриваю за Фурцевым. Он на приличной глубине - не частый гость, опыта маловато. А при таких низких температурах вообще никогда не работал. Однако парень держится молодцом: двигается равномерно и все делает правильно. Решаю отпустить его на десять минут для самостоятельного осмотра дна. Расходимся.
   У меня практически не остается сомнений: "Академик Антонов" обстрелян из серьезного оружия. То есть заряды, пробивая относительно слабую обшивку, рвались внутри. В результате в судовых помещениях создавалось мощное избыточное давление, убивающее и калечащее людей, ломающее переборки и вырывающее "с мясом" двери.
   "Стоп! - говорю я себе. - Если подозрения падают на "Аквариус", то почему мы не нашли такого оружие на его борту? Судя по характеру повреждений, это должно быть артиллерийское орудие среднего калибра. Миллиметров от пятидесяти до ста. Но ничего подобного на траулере не было. Там вообще не было того, что могло бы стрелять..."
   Внезапно мой взгляд, словно желая помочь в разгадке нелегкой задачи, натыкается на вытянутый металлический предмет. Его очертания и камуфлированная черно-зеленая раскраска сразу наталкивают на мысль о принадлежности штуковины к чему-то армейскому.
   Осторожно приближаюсь, подсвечиваю и внимательно изучаю находку со всех сторон, прежде чем прикоснуться и вызволить ее из илистого плена. Этой осторожности нашего ластоного брата обучают сызмальства, с первых самостоятельных гребков.
   Длинная штуковина похожа на импортный гранатомет. Я не видел подобной модификации, и понятия не имею, одноразовый он или приспособлен для перезарядки. Но кое-что могу сказать точно: во-первых, в данный момент гранатомет пуст - заряд в нем отсутствует; а, во-вторых, покрытая блестящей краской труба, лежит на дне не дольше нашего "Академика Антонова".
   Подхватываю трофей и плыву дальше...
  
   * * *
  
   "Скат", я - "Ротонда", - напоминает о себе Григорий. - Как дела?
   - Тишина и порядок.
   - За временем следите?
   - Так точно. Скоро заканчиваем...
   Срок пребывания на глубине моей смены подходит к концу.
   Я осмотрел приличную площадь дна с одной стороны судна. Везде много похожего мусора, не представляющего для нас большого интереса. Те же куски металла, стекла или тросов-растяжек, те же элементы металлических конструкций или погнутые трубы... А вот обычная с виду металлическая бочка, коих на суше и на дне океанском больше чем звезд на небе, меня привлекла. Точнее не сама бочка, а пулевые отверстия в черных блестящих боках в количестве шести штук.
   Покончив с осмотром бочки, я двинулся вдоль шлюпочной палубы и неожиданно наткнулся на тело модой женщины, прижатой к грунту изогнутой поворотной шлюпбалкой. Температура у дна близка к нулю и несколько дней пребывания в пучине почти не сказались на человеческом теле: матово-бледное лицо, широко открытые глаза, темное пятнышко родинки над верхней линией красивых губ, призывно вытянутые руки. И застывшая без движения, объемная копна роскошных русых волос...
   Выдернув из-под куска брезента пятый по счету гранатомет, зову Фурцева - одному мне таскать эти штуки становится неудобно.
   Игорь появляется сбоку, волоча за собой здоровую сетку.
   Плыву навстречу.
   - Что это?
   - Смотрите, чего удумали, суки! - толкает он ко мне поклажу.
   В большую рыболовную сеть (видимо, часть трала) аккуратно упаковано множество предметов с положительной плавучестью. Тут и деревянные ящики с маркировкой на русском языке, и пара спасательных кругов с надписью "Академик Антонов", и обломки мебели, и пластиковые панели - элементы внутренней отделки кают и коридоров, и журналы с книгами. И даже постельные принадлежности: матрацы, одеяла, простыни, подушки... В общем, все то, что оказалось на поверхности в момент катастрофы "Антонова" и до сих пор моталось бы сверху, привлекая внимание задействованных в поисках летчиков и моряков.
   Осматривая набитую предметами сеть, пытаюсь понять, отчего же она не всплывает.
   - Кусок цепи, - подсказывает старлей, приподнимая край. - Вот она - видите?..
   Интересно девки пляшут. Действительно, внизу сеть прижимает ко дну длинный кусок толстой цепи. Неплохо придумали, господа рыбаки.
   - Бумаги проверил? Интересного ничего нет?
   - Проверил, - кивает Фурцев, - ни судовых, ни личных документов.
   - В таком случае, оставь сеть здесь. Лучше помоги поднять вот это...
   Он забирает три гранатомета из пяти, и мы направляемся к носовой части судна, где договорились встретиться со второй парой.
   Парни уже ждут. У одного в руках толстая стопка бумаг, второй держит знакомый по виду блок - регистратор данных рейса. Это что-то вроде авиационного "черного ящика", записывающего массу информации, поступающей от различных систем и агрегатов.
   Что ж, неплохо.
   - "Ротонда", я - "Скат". Приступаем к подъему...
  
  
   Загружаюсь в надувную шлюпку последним. Подавая через борт гранатометы, посматриваю на стоящий неподалеку "Аквариус" - хочу увидеть реакцию его команды.
   - Все время смотрит, гаденыш, - проследив за моим взглядом, цедит мичман. - Как вы ушли под воду, так нарисовался на мостике и не опускает бинокль.
   На мостике в одиночестве стоит капитан в черном свитере, в форменной морской фуражке и пристально смотрит сквозь оптику в нашу сторону. Сволочь...
   - Заводи, - командую я мичману. - Поехали.
  
   * * *
  
   Вторая смена на глубине занимается подъемом тел.
   Подъем с глубины человеческих останков - дело весьма тонкое, канительное и тяжелое. Поэтому автоматы для подводной стрельбы я приказал взять лишь одной паре - той, что будет висеть на промежуточной "площадке" в качестве гаранта безопасности. Командиром спуска назначен Белецкий - он у затонувшего судна не был, подстраховывая нас со своей парой на относительно небольшой глубине.
   Все поднятые нами вещи разложены ровными рядами на юте.
   Вначале их внимательно и по-деловому обнюхал Босс, теперь находки с задумчивой неторопливостью осматривают Сергей Сергеевич и Черноусов. Я топчусь рядом - рассказываю об увиденном и даю кое-какие пояснения.
   - Значит, бочки прострелены, а легкие предметы собраны в большую сеть и притоплены? - переспрашивает генерал.
   - Именно так.
   - А что скажете на счет этого? - показывает он на трубу гранатомета.
   - Шведский штурмовой гранатомет "FMG172B", - пересказываю информацию, собранную по крупицам в недавно устроенном на юте "консилиуме". - Предназначен для стрельбы осколочно-фугасными боеприпасами на дальности до шестисот метров. Идеально подходят для борьбы с легкобронированной техникой и малотоннажными морскими судами.
   Генерал сокрушенно качает головой, вытряхивая из нее последние сомнения в причастности команды "Аквариуса" к гибели "Академика Антонова".
   Он желает спросить о чем-то еще, но в этот миг к нам подбегает командир корабля и докладывает о слабых шумах, которые периодически слышат акустики.
   - Говори толком, - хмурится несведущий в этих вопросах фээсбэшник.
   - Малоразличимые импульсы, временами похожие на шумы дизельной подводной лодки.
   - Как давно они их слышат? - вмешивается Черноусов, обнаруживший за свою карьеру не одну сотню подлодок.
   - Минут двадцать.
   - Почему не объявлена тревога?!
   - Шумы не поддаются классификации, товарищ контр-адмирал. Мешает тарахтящий траулер. Такое впечатление, что их машина, аварийный дизель-генератор и помпа пару последних часов работают на максимальных оборотах.
   - Чертова калоша...
   Ругательства адмирала прерывает громкий голос старшего помощника командира корабля, доносящийся из многочисленных динамиков трансляции:
   - Артиллерийскому расчету орудия АК-130 готовность к бою!
   Не успели мы опомниться и понять причину данной команды, как рядом появляется помощник вахтенного офицера и докладывает о начале циркуляции траулера.
   Мы одновременно обращаем взоры на "Аквариус".
   За его кормой пенится белый бурун, корпус медленно двигается, подворачивая носом на север.
   Вот сучары! Просекли, что запахло жареным, и собираются смыться!
   - Немедленно остановить! - кричит Сергей Сергеевич.
   Босс громогласным лаем дублирует приказ начальства, и мичман с нарукавной повязкой помощника вахтенного офицера пулей уносится с площадки.
   Спустя минуту на носу БПК ухает подряд три выстрела, а перед носом траулера взмывают вертикально вверх белые фонтаны.
   Пенный бурун за кормой ослабевает, мелкое судно проходит по инерции полсотни метров и останавливается.
   - Задробить стрельбу. Орудия на ноль, - звучит "отбой" по трансляции.
   - Евгений, поторопитесь с подъемом тел, - отдает приказ шеф и оборачивается к Черноусову: - А вы, голубчик, подготовьте два катера и команду для ареста траулера с его экипажем. Пока суть, да дело - из Москвы и санкция подоспеет. И еще. Возьмите под личный контроль эту... как ее... подводную лодку, которую ваши подчиненные то слышат, то не слышат.
   Сказав это, он стремительно уходит с юта.
   Мы с Боссом подходим к Белецкому, скучающему у станции связи с микрофоном в руке.
   - Как там наши?
   - В норме. Поднимаются - прошли промежуточную площадку.
   - Иди, пообедай. Я посижу...
   Борис уступает мне "баночку" и уходит в кают-компанию. А "этажом" выше на вертолетной площадке становится шумно - авиагруппа срочно готовит к вылету противолодочный вертолет...
  
  
   Глава вторая
   Море Лаптевых
  
   Вторая смена закончила погружение, подняв на поверхность шесть тел с "Антонова". Все шестеро лежат плотным рядком на юте неподалеку от забортного трапа. Среди них и капитан корабля Иван Брагин - пожилой дядька с полноватым лицом, обрамленным рыжей скандинавской бородкой. И штурман Алик Скоробогатов - молодой светловолосый парнишка. И радист Егор Епишев, напугавший меня белым гипсовым лицом. И инженер-радиометрист Мария Плешакова - красавица с темным пятнышком родинки над верхней линией губ...
   Нет смысла нести их на вертолетную площадку или долгое время держать на воздухе где-то еще. Корабельный врач принес стопку сложенных пластиковых мешков черного цвета, быстро осмотрел тела на предмет повреждений, сделал какие-то записи в рабочей тетради.
   И распорядился, обращаясь к помощнику командира:
   - Пусть с трупов стечет лишняя вода. Через пять минут прикажите уложить тела в мешки и отнести в холодильник. Носилки сейчас доставят из мед-блока...
   Противолодочный Ка-27 вернулся около часа назад. Выставляя барьеры, его экипаж сбросил в море более тридцати гидроакустических буев; зависая над поверхностью воды, опускал гидроакустическую станцию и подолгу прислушивался к шумам... Бесполезно. Или корабельным акустиками показалось, или лодка легла на дно и затаилась.
  
  
   Я согрелся и пришел в себя после череды утомительных погружений. А сейчас готовлюсь к последнему спуску, завершающему нашу работу возле погибшего "Академика Антонова". Его команда состояла из десяти человек судового экипажа и восьми научных сотрудников. После осмотра всех помещений судна, обнаружено двенадцать трупов. Остальные в момент катастрофы оказались за бортом, и найти их не представляется возможным.
   Итак, моей смене предстоит поднять шесть оставшихся на глубине человеческих тел. Я уже начал переодеваться, когда рядом возник Сергей Сергеевич.
   - Есть дело, - шепнул он и показал на открытый ангар: - Отойдем...
   В ангаре шеф подводит меня к невысокому инструментальному шкафу и разворачивает на его крышке карту морского дна, найденную в ходовой рубке "Антонова". В верхнем углу листа ровным почерком выведено: "Карта морских сокровищ".
   - Я заинтересовался этими художествами после сегодняшнего разговора с Анной Аркадьевной Воронец, - неторопливо начал генерал, позабыв о моей подготовке к погружению. - Видишь ли, Евгений, оказывается, после неудачных испытаний ракет, экипажам научных судов частенько приходилось искать с помощью эхолотов их обломки в своих зонах ответственности. Ну... чтобы при необходимости иметь возможность поднять какие-то элементы и переправить инженерам для определения и анализа неисправностей.
   - Разумно.
   - Так вот какая у нас получается картина. Экипаж "Антонова" запросто мог использовать в поисковой работе новые чистые карты. Тем не менее, хранил и пользовался этой старой - изрисованной и потрепанной, - показывает он на карандашные отметки. - Ну, улавливаешь мысль?
   - Пока с трудом.
   - Ладно, вот сюда смотри.
   Его палец упирается в район, где в данный момент находится "Адмирал Никоненко" и траулер "Аквариус". В пределах района карандашом нанесены две отметки: крестик, обведенный кружком, а рядом - почти вплотную - просто крестик. Голый, без кружка.
   - Соображаешь? - пытает меня старик.
   Честно говоря, я прилично устал и вдобавок промерз, в связи с чем мозг работает через раз. Чешу затылок, напрягаю извилины... После длинной паузы до меня доходит суть задачки.
   - Это просто, - вальяжно заявляю экзаменатору. - Обведенные крестики - старые метки; простой крестик - новая, еще не проверенная.
   - О! - радостно возносит к небу указательный перст Сергей Сергеевич. - И что у нас, исходя из данной теории, получается?..
   А получается, что молодой светловолосый парнишка по имени Алик (Царствие ему небесное!) в последние мгновения своей жизни успел-таки нанести на карту маленький крестик, обозначающий обломки ракеты, которых ранее тот же корабельный эхолот в этом районе не видел.
  
   * * *
  
   Георгий - командир спуска.
   Проверив наше снаряжение и намериваясь покинуть надувную шлюпку, он вдруг остановился и как бы невзначай напомнил:
   - Командир, с учетом погружения твоей смены, мы использовали тридцать четыре комплекта.
   Одним комплектом мы называем два баллона (с гелием и кислородом) и один регенеративный патрон с химическим поглотителем для удаления из смеси углекислого газа. Каждый из нас обычно возит с собой в командировки по четыре комплекта; значит, всего было сорок восемь. Да, осталось негусто - на пару полноценных погружений. Этого мало, но что поделаешь - большего груза мы таскать на горбу не в состоянии. Нас и так везде встречают автобусы или грузовики, которые мы забиваем своими шмотками, снарягой и оружием под завязку - сами еле помещаемся. На корабле имеются кое-какие запасы для простеньких аквалангов: азот, воздушная смесь, кислород... Азот из-за больших рабочих глубин добавлять в дыхательную смесь - смерти подобно, а одного кислорода мало. Нужен гелий.
   - Жора, мне эта информация под водой, сам понимаешь... как DVD-плееру - перемотка.
   - Доложить шефу?
   - Да уж, сделай милость. И пусть принимает решение: экономить остатки или заказывать с большой земли дополнительные комплекты. Мы же не знаем его наполеоновских планов...
   Погружение проходит спокойно, не считая небольших помех при использовании гидроакустической связи. То слабые щелчки, то шипение. Обычно такие звуки издают косяки мелкой рыбы и хищники покрупнее, сопровождающие свою добычу.
   - "Скат", я - "Ротонда", - тревожит Устюжанин, едва мы достигаем промежуточной глубины.
   - "Ротонда", я - "Скат", - отвечаю товарищу, - группа продолжает погружение.
   - Вы сначала к обломкам - правильно понимаю?
   - Так точно. Пока налегке - посмотрим, что там. А потом за телами.
   - Понял. Удачи.
   Спасибо, и вам того же...
   Вооруженная автоматами пара остается на "площадке". Старший - тридцатилетний капитан третьего ранга Миша Жук; вторым я "пристегнул" Фурцева - довольно ему на сегодня мерзнуть. Рядом, почти касаясь моего плеча, плывет Боря Белецкий. Он не выглядит уставшим, и с готовностью согласился подменить на глубине Игоря. На полкорпуса отстают два наших товарища - относительно молодые, но уже опытные пловцы: Золотухин и Хватов.
   Затонувшее судно осталось где-то позади. Мы все ближе подходим к месту, отмеченному на "Карте морских сокровищ" двумя крестами. В наушниках все чаще слышатся щелчки, треск и шипение.
   В желтом свете фонарей под нами появляется дно. Оно безжизненно и пусто, но сканирующий гидролокатор отображает на дисплее редкие точки с пятнами, расположенные метрах в тридцати. Далее экран прибора буквально рябит от засветок.
   Первый обломок проявляется из темноты слева от группы. Осматривая находку, тихо радуемся - покореженная металлическая штуковина как родная сестра походит на ту хрень, которую авторитетный специалист в области космического мусора признала обломками пусть и устаревшей, но все же ракеты.
   Расходимся веером. Наша задача: визуально определить характер и количество обломков, а также прихватить несколько небольших образцов для эксперта в юбке.
   Работаем. Все идет по плану. Покуда в наушниках гарнитуры не раздается сдавленный крик.
  
   * * *
  
   Поворачиваю фонарь влево-вправо-вверх; бешено вращаю головой. Метрах в пяти-шести висит над самым дном и вместе со мной озирается по сторонам Золотухин. Подальше тускло маячат пятна света от фонарей Белецкого и Хватова.
   - Я - "Скат", что за вопли? - требовательно обращаюсь к подчиненным. - Всем доложить о своем самочувствии!
   - Женя... - внезапно слышу открытый текст в исполнении Белецкого. - Женя, здесь чужие! "Сирена", Женя!..
   Словом "чужие" мы традиционно обозначаем появление под водой любых незнакомых пловцов, независимо от их принадлежности и намерений. Это вопрос безопасности. Вопрос нашей жизни. И главнейшая причина для объявления "сирены".
   Голос Бориса слаб и как будто угасает.
   Рявкаю в микрофон:
   - Объявляю "сирену!" Всем "сирена!" "Барракуда", срочно вниз!
   "Барракуда" подтверждает получение приказа, а я зову Белецкого. Зову тоже открытым текстом - сейчас не до церемоний:
   - Борька, что с тобой?!
   Молчит.
   - Борька, ответь, "Скату"!!
   Энергично работая ногами, плыву на светлые пятна и уже вижу Белецкого. Слух улавливает несколько щелчков-выстрелов. Направление на источник из-за большой плотности среды определить невозможно, приходиться полагаться на зрение - искать характерные росчерки от стремительного движения длинных стреловидных пуль. И я нахожу их. Я отчетливо вижу, как они появляются из темноты бокового пространства, тонкой молнией преодолевают несколько метров и касаются тел двух моих пловцов - Белецкого и Хватова. Мне известно, чем чреваты эти касания, когда хорошо различима траектория движения длинной стреловидной пули. Кажется, она на излете и не опасна. Кажется, потеряла силу, взрезает воду по инерции и вот-вот остановится. Но это не так. Стоит ей коснуться твоего гидрокостюма, как ты чувствуешь пронзающую тело боль. Чувствуешь, как из поврежденной плоти толчками уходит в воду кровь, а вместе с ней и последние силы.
   - "Скат", я - "Ротонда"! Что у вас происходит?
   - "Ротонда", у нас "сирена" - готовь две пары с оружием! Здесь чужие. Белецкий с Хватовым ранены. Срочно готовь и отправляй вниз!!
   - Понял, сейчас сделаем. Держитесь!..
   Пытаюсь узреть противника на дисплее поисковой панели. Глухо - экран забит засветками от металлических предметов.
   Прежде чем выключить фонарь, прижимаюсь ко дну и хватаю приличную по размеру железяку. Мельком оборачиваюсь: контролирую действия Золотухина. Он не новичок, но и ветераном его не назовешь. Ага, нормально: плывет следом за мной; заметив у меня кусок металла, быстро соображает что к чему и подбирает такой же.
   Щелчки выстрелов продолжаются, а противно шипящие светлые росчерки проскакивают в опасной близости от нас. Ситуация понятная: чужие видят свет от наших фонарей. Но я не спешу выключать свой, так как дистанция до противника великовата, и его выстрелы до поры опасности не представляют.
   Замедляю скорость. Фонари Белецкого и Хватова лежат на дне, освещая небольшое пространство вокруг себя. Над ними темнеют неподвижные тела наших товарищей.
   На всякий случай зову:
   - Боря, Андрей!
   Бесполезно. Вместо них отвечает дежурная пара:
   - "Скат", я - "Барракуда". Подхожу к вам. Глубина шестьдесят.
   - "Барракуда", я - "Скат". Мы у дна на восьмидесяти. Фонари не включать, будьте осторожны. При визуальном контакте с чужими стреляйте на поражение.
   - Поняли вас...
   Мне удается разглядеть противника на удалении метров двенадцати.
   Мы у самого дна, они значительно выше.
   Идем встречными курсами, лоб в лоб. Их четверо, нас двое.
   Они постреливают в нас. Правда, интенсивность стрельбы резко падает, и вскоре я понимаю причину: неизвестные пловцы вооружены пистолетами весьма похожими на распространенный "Хеклер и Кох P-11". Калибр 7,62; пять стволов; электрическое воспламенение порохового заряда. Перезаряжается путем полной замены блока стволов; дальность стрельбы у поверхности не превышает пятнадцати метров. Простой, надежный и красивый - каждая деталь вылизана как все немецкие яйца. Но тяжеловат, и в целом похуже нашего старого доброго СПП-1, не говоря уж о мощных автоматах.
   "Пять стволов" - вот ключевая фраза в его характеристиках. Пять стволов - пять выстрелов. Потом обязательная перезарядка, требующая времени и свободных рук. В нашем противостоянии я рассчитываю лишить противника этих элементов роскоши и не спешу выключать фонарь - пусть видят нас и расходуют боезапас. А пока мы с Золотухиным загораживаемся от стреловидных пуль кусками металла и упрямо идем на сближение.
   Восемь метров. Одна пуля шлепает по металлическому щиту Золотухина, вторая проходит между нами, третья пробивает плотную резину моей левой ласты.
   Пять метров. Я разжимаю правую ладонь, и тяжелая навигационная панель, раскачиваясь точно осенний лист, устремляется ко дну.
   Два метра. Вытаскиваю нож и отбрасываю ненужный щит - чужие сменили пустые пистолеты на холодное оружие.
   Что ж, теперь посмотрим, чьи девки интересней пляшут.
   Темно, видимость по горизонту - дрянь. Зато контуры тел неплохо просматриваются в вертикальной плоскости: на фоне светлой поверхности моря или слабо освещенного фонарями дна.
   Чужаки в черных костюмах с синими вставками на плечах и бедрах. После первой же минуты противостояния понимаю, что перед нами не новички: ерундой в виде попыток сорвать маску никто не занимается - подобное прокатывает лишь в дешевом кино. В реале все иначе: стоит потянуться рукой к снаряжению профессионала, как тут же схлопочешь ножом в самое незащищенное место под руку или чуть ниже - в бок. И крякнуть не успеешь. Так что никаких экспериментов - хватать и трогать снаряжение голыми руками воспрещается. Если нет огнестрельного оружия, снаряжение нужно выводить из строя с помощью ножа. Нож - основное оружие ближнего боя. Движения вооруженной руки короткие и только по прямой линии, дабы избежать большого сопротивления воды. Впрочем, опытный подводный боец в трудный час способен обойтись и без ножа. Ему отлично известно, что небольшая травма, с легкостью переносимая на суше, под водой легко становится смертельной. К примеру, правильно выполненный удар в солнечное сплетение или чуть ниже вызывает у пловца баротравму легких с последующей газовой эмболией - воздушной интервенцией в кровь. Это в любом случае приводит к прекращению сопротивления, что равносильно смерти.
   Кружим, стараясь не подпустить чужих слишком близко и не дать возможности оказаться за спиной. Делимся: двое против меня, двое занимаются Золотухиным.
   Нарочно подпускаю одного поближе. Он делает разящий выпад, я выполняю защиту "юлой" и получаю порез гидрокомбинезона в районе предплечья. Но успеваю при этом хорошо резануть по шлангам его дыхательного аппарата. Теперь он кружится юлой и пытается перейти на дыхание от аварийного баллона. Что ж, я не возражаю - с баллоном ты не боец. С баллоном тебе успеть бы вернуться туда, откуда вас всех принесла нелегкая.
   У Золотухина дела обстоят хуже - он еле успевает обороняться.
   Стало быть, мне надо поднапрячься, чтобы помочь ему. Иду на сближение с оставшимся в одиночестве чужим...
   И в этот момент слышу низкий голос Жука:
   - "Скат", я - "Барракуда". Вышли на позицию, но вы очень близко к чужим. Не можем разобраться, кто где.
   - "Барракуда", я - "Скат". Мы сейчас одновременно отойдем и включим фонари.
   - Понял вас...
   Золотухин прекрасно слышал наш диалог и четко выполняет задумку: расходимся в разные стороны, оставляя противника в центре. Звучат короткие серии щелчков-выстрелов, и теперь тонкие молнии стремительных белых росчерков касаются тел наших непрошенных гостей.
   Поединок заканчивается. Заканчивается так же быстро и неожиданно, как и начался.
  
   * * *
  
   Левой рукой поддерживаю за подвесную систему Белецкого, правой тащу здоровый металлический обломок. Рядом медленно работает ластами Золотухин, поднимающий к поверхности Хватова и шестикилограммовую навигационную панель. Мы не ведаем характера и количества ранений у наших ребят - для осмотра просто нет времени. Но мы очень надеемся на то, что они живы.
   Миша Жук с Фурцевым транспортируют тела чужих...
   На уровне промежуточной площадки встречаем вооруженную автоматами четверку. Старший - Устюжанин. Кто бы сомневался. Разве он усидит, когда на глубине заваруха!..
   Георгий намеревается помочь, но я останавливаю:
   - Идите вниз и заберите оставшиеся тела моряков с "Антонова".
   О предельной концентрации и осторожности их предупреждать не надо. После "сирены" и последовавшей схватки это понятно без слов...
   Всплыв, первым делом стаскиваю маску с бледного Борькиного лица. Жив ли? Дышит?
   Пока не понять.
   На большом противолодочном корабле из-за событий под водой, вероятно, объявлена тревога. Между кораблем и траулером кружат две надувные шлюпки и командирский катер. Одна из шлюпок тотчас оказывается рядом, ее команда осторожно поднимает Белецкого и помогает мне перевалить через борт. Вторая "резинка" принимает Хватова и Золотухина. Катер подбирает пару Жука-Фурцева и тела чужих.
   Наша маломерная эскадра из трех крохотных судов подходит к БПК. Я занят Борькой, но все же не могу не заметить выстроившуюся по левому борту команду "Никоненко". Офицеры, мичманы, старшины, матросы...
   Все стоят и с молчаливым сочувствием глядят на наше возвращение из глубин.
  
  
   Глава третья
   Море Лаптевых
  
   Мы на юте. Только что подняли по трапу своих раненных товарищей и тела чужих.
   - Что дружище, хочешь помочь? - глажу Босса и сую в его пасть перчатки: - Держи...
   - Женя, ты ранен? - подходит Сергей Сергеевич.
   - Слегка полоснули по предплечью, - освобождаюсь от гидрокомбинезона и чувствую приличное головокружение.
   Освобождаюсь от гидрокомбинезона, присаживаюсь на "баночку" и только теперь обращаю внимание на рукав шерстяного свитера, насквозь промокший от морской воды и крови. Поперек рукава приличной длины дыра, сквозь нее виднеется неглубокий порез на руке. Впрочем, понятие "неглубокий" на самом деле значения не имеет. Под водой из-за большой кровопотери опасна любая рана - недаром самоубийцы чаще всего режут себе вены, сидя в наполненной теплой водичкой ванной.
   - Что с ребятами, док? - оглядываюсь на врача.
   Тот колдует над лежащими рядом Белецким и Хватовым. Вгоняя кому-то из них в грудь длинную иглу шприца, он просит не отвлекать. Ладно, помолчу. Ты только сделай так, чтобы они были живы.
   Вскоре их перекладываю на носилки, и уносят в медицинский блок. Мной занимается старшина-фельдшер.
   - Почему же ваши акустики не слышат лодку?! Ведь дураку понятно, что где-то рядом находится лодка! - требовательно выговаривает Сергей Сергеевич Черноусову и Скрябину. Тыча пальцем в мертвые тела чужих пловцов, вопрошает: - Или вы считаете, что они добрались сюда вплавь?
   - Да опять тарахтит эта калоша! - оправдывается адмирал, кивая на траулер. - Ни черта не слышно - сам спускался к акустикам...
   - Ну, вот что, господа флотоводцы, - не скрывает недовольства генерал. - Арест экипажа "Аквариуса" был отложен по объективным причинам - из-за поступившего сигнала "сирена" и тревоги, объявленной по кораблю. Теперь, насколько я понимаю, все шлюпки освободились. Верно?
   - Так точно. Кроме той, которая ждет всплытия группы наших пловцов.
   - Полчаса вам на все про все. Через полчаса так называемые рыбаки должны быть здесь и в наручниках.
   Фельдшер помог мне снять мокрый свитер и занялся обработкой раны. Все пловцы из "Фрегата" неподалеку. Кто-то перезаряжает дыхательные аппараты, кто-то торчит возле станции гидроакустической связи, четверо одеты в гидрокомбинезоны и находятся в готовности N2.
   - Что думаешь по поводу всего этого, Женя? - негромко интересуется шеф, после ухода флотского начальства.
   - Вариантов два. Первый и наиболее вероятный: недалеко на дне лежит субмарина среднего класса, выпустившая боевых пловцов через торпедные аппараты. Второй вариант: разведчиков доставила сюда лодка малого класса.
   Мертвых пловцов осматривали мои ребята совместно со старшим помощником командира корабля. Как и следовало ожидать: никаких зацепок, ни одного намека. Ровным счетом ничего. Стандартное снаряжение, обычные для здешних широт и температур гидрокостюмы; неплохие ножи неизвестного производства - без клейма и номеров; пистолеты "Хеклер и Кох P-11", коими вооружены подводные диверсанты десятка стран, включая Германию, США, Великобританию, Францию, Норвегию, Израиль... На телах нет ни жетонов, ни медальонов, ни татуировок В общем, установить принадлежность чужих не удается.
   Сергей Сергеевич расхаживает вдоль лееров.
   - С подводными кораблями среднего класса более или менее понятно. А какие расстояния способны преодолевать лодки малого класса?
   - Это зависит от типа субмарины. Используемые для доставки диверсантов или разведчиков в район предстоящей операции, ходят недалеко. Основная тому причина - непродолжительная автономность.
   - Значит, на некотором отдалении ее должен ждать буксировщик?
   - Да, большая субмарина-транспортировщик. Так называемая матка. Ну, а малые лодки с длительной автономностью не способны принять на борт много пловцов. Четыре-шесть. Максимум - восемь.
   - Почему?
   - Дело в том, что большая часть полезного внутреннего объема в таких подлодках отводится под серьезное оборудование (плавать-то далеко и долго), под запасы воды и провизии, под размещение полноценного экипажа. Под дизельное топливо, если лодка дизель-электрическая. Или под реактор - если атомная.
   Генерал нервно скребет пальцами щеку.
   - Жаль, не удалось взять никого живым из этих... чужих.
   - У нас остаются рыбачки.
   - Да, попробуем вытянуть информацию из них. И надо срочно вызывать противолодочные самолеты. Пусть утюжат море и ищут лодку...
   Фельдшер закончил с повязкой. Мне не терпится спуститься в мед-блок и расспросить врача о состоянии Белецкого с Хватовым. Но сидящий у станции гидроакустической связи Миша Жук докладывает о проходе четверкой Устюжанина промежуточной "площадки".
   Значит, скоро они будут на поверхности. Надо их встретить.
  
   * * *
  
   Последние шесть тел, поднятые с "Антонова", лежат на юте.
   Глядя на человеческие останки, мне что-то не дает покоя. Что именно - не могу понять из-за невозможности сосредоточиться. Ибо голова занята другим...
   Врача почему-то нет; вместо него тела осматривает фельдшер, он же принес носилки и черные пластиковые пакеты.
   Интересуюсь на всякий случай о Георгия:
   - Ничего подозрительного внизу не видел?
   - Нет. Все спокойно, - освобождается он от надоевшего комбинезона. - Как Белецкий и Хватов?
   - В мед-блоке. Сейчас пойду справляться...
   Уходя с юта, обращаю внимание на солидную компанию, грузившуюся в надувную лодку и командирский катер. Старший помощник с парой офицеров, мичман и несколько матросов. Все вооружены, лица сосредоточены. "Ясно, - отмечаю про себя, - отправляются на траулер. Давно пора арестовать и допросить этих уродцев - псевдо рыбаков..."
   Боссу я приказал оставаться на юте, а сам спешу по запутанным корабельным коридорам. На последнем перед врачебной епархией повороте носом к носу сталкиваюсь с Анной Воронец. После секундного замешательства молча расходимся.
   Возможно, мне показалось, но взгляд ее как будто потеплел. Неужто лед тронулся? В другое время стоило бы воспользовался переменой ветра в ее настроении: остановиться, заговорить и в конце-концов помириться... Но не сейчас. Сейчас все мысли заняты моими парнями, пострадавшими в стычке с чужими.
   Вот я и на месте - впереди дверца с надписью "Медицинский блок". Постучав для приличия, открываю дверь, переступаю порог.
   Врач моет руки возле умывальника.
   - Привет, док. Как мои орлы?
   Тот стряхивает воду, сдергивает с крючка полотенце и тщательно вытирает ладони...
   - Один - более или менее, - приоткрывает он дверь, ведущую из так называемого "приемного покоя" в одну из двух небольших палат.
   Заглядываю внутрь. Две привинченные к полу кровати. Одна аккуратно застелена, на другой лежит забинтованный Хватов; к руке тянутся трубки системы, к присоскам на груди - провода от контролирующих сердечно-сосудистую систему приборов.
   - А что с другим? С Белецким?..
   Доктор отводит взгляд, вздыхает.
   - Что с Белецким?!
   - Умер, - раздается тихий голос.
   Он немного приоткрывает вторую дверь. Сквозь образовавшуюся щель я вижу край кровати с помещенным в черный целлофановый пакет телом. Телом своего друга Бориса...
   - Белецкий умер сразу. На глубине... - словно оправдываясь, говорит военный врач. - Шесть пулевых ранений; два из них - несовместимы с жизнью.
  
   * * *
  
   Как выходил из мед-блока, как поднимался на верхнюю палубу - не помню. Известие о смерти Бориса не просто потрясло, а шибануло обухом по затылку.
   Остановился по левому борту у лееров, жадно глотнул влажного воздуха. И поймал за рукав робы пробегавшего мимо матросика.
   - Дай закурить.
   - Я не курю, тыщ.
   - Найди.
   - Щас. Минутку... - испаряется он за дверью надстройки.
   Ничего не видящий взгляд бездумно скользит по линии горизонта; пальцы сжаты в кулаки, которыми так и хочется проломить какую-нибудь стенку...
   - Тыщ, угощайтесь, - появляется матрос и протягивает сигарету.
   Щелчок зажигалки вкупе с первой затяжкой возвращают из забытья.
   - Спасибо, братец, - выдыхаю дым. - Ты кем будешь?
   - Акустик я, тыщ.
   - Лодку не слышно?
   - Ничего не слышно из-за этой посудины, - кивает он на траулер.
   - Значит, эта сволочь по-прежнему шумит машиной, генератором, помпой и мешает слушать?
   - Так точно. И еще постреливают.
   - Как постреливают? В кого?
   - Не знаю. Наблюдатель с крыла рубки только что сказал. Вроде, кто-то ходит по палубе и стреляет...
   Бросаю окурок за борт и взлетаю по трапу в рубку. Подбежав к помощнику командира корабля, выхватываю у него бинокль, подстраиваю резкость...
   "Аквариус" как на ладони, но на палубе никого.
   - В своих палит, представляешь?! - басит помощник.
   - Да кто палит-то?!
   - Капитан ихний! В форменной фуражке который...
   - Ага, вижу, - замечаю человека в черном свитере и фуражке.
   Капитан появляется из-за надстройки, проходит на бак. В это время, вероятно спасаясь от выстрелов, кто-то из членов команды траулера прыгает в воду. Подойдя к борту, капитан хладнокровно его расстреливает из автоматической винтовки. После меняет магазин и деловитой походкой направляется к корме...
   Возвращаю бинокль хозяину.
   - Вот сука!..
   - И я говорю: недоумок! Как бы он в наших стрелять потом не начал, - возмущается помощник. - Катер со шлюпкой на полпути - в двух кабельтовых...
   Не начнет. Не успеет. Ибо в моей голове уже созрел план. Плевать, что он замешан на кипящей внутри злости и ненависти. Я должен это сделать. Я должен отомстить за Борькину смерть!
  
   * * *
  
   Орудийная башня АК-130. Округлая форма, огромный размер и два ствола калибром по сто тридцать миллиметров. Подбегаю к левому боку, распахиваю овальную дверцу и ныряю внутрь.
   - Расчет к стрельбе готов?
   Матросы-артиллеристы в танковых шлемофонах (чтоб не оглохнуть внутри башни во время стрельбы) переглядываются.
   - Чего молчите? - подавляю напором. - Или не видите, что капитан траулера обстреливает командирский катер?! А ну живо наводи!
   Двое из расчета припадают к окулярам, башня подворачивает вокруг собственной оси, стволы орудий рыщут вверх-вниз...
   - Точно. Какой-то урод в черном свитере стреляет из автоматической винтовки, - говорит командир расчета, поглаживая большим пальцем правой ладони черную кнопку, нажать которую не решается.
   Зато решаюсь я. Шагнув к нему, обхватываю узкую мальчишескую ладонь и жму...
   - Что вы делаете?! Приказа же не было!.. - верещит матросик и пытается вырваться.
   Ему, конечно, со мной не совладать, и башня содрогается от грохота. Через три секунды у меня капитально закладывает уши.
   - Дай-ка, гляну, - отодвигаю наводчика от мощной оптики.
   Горящий траулер кренится и дает опасный дифферент на корму.
   Направляюсь к выходу. Приоткрыв дверцу, останавливаюсь.
   - Вам известно, что врать нехорошо?
   - Известно, - бурчат матросики.
   - Вот и ладненько. Раз вы такие честные - расскажете своему начальству всю правду: в башню ворвался капитан второго ранга Черенков, вышвырнул вас с рабочих мест, осуществил наводку и расстрелял цель. Ясно?
   - Так точно...
  
  
   Реакция флотского начальства мне по барабану. Единственный человек, с кем сейчас по-настоящему не хочется встречаться - это шеф. Настроение и без того отвратительное, а он обязательно дольет маслица на раскаленную сковородку: начнет воспитывать, грозить арестом, ссылкой на Каспий или снятием с должности...
   С генералом мы сталкиваемся на полпути к юту. Он идет стремительной походкой навстречу в сопровождении Черноусова. Завидев меня, останавливается, разводит ладони в сторону, захлебывается воздухом и...
   - Товарищ генерал-лейтенант! - вырастает из ниоткуда вахтенный офицер, - разрешите обратиться к товарищу контр-адмиралу!
   Получив разрешение, молодцеватый капитан-лейтенант докладывает о слабых шумах подводной лодки, которые наконец-то удалось зафиксировать акустикам в установившейся тишине.
   - Отлично. Передайте акустикам, чтоб удерживали контакт, - распоряжается Черноусов.
   От позитивной вести Сергей Сергеевич охлаждает разогретый пар. С сомнением поглядывая в мою сторону, ворчит:
   - Сдается мне, что он прав.
   - Он ваш подчиненный, вы и решайте, что с ним делать, - пожимает плечами адмирал. - Будь он моим - получил бы за самодеятельность по самые верхние гланды.
   Самое интересное состоит в том, что их совещание на тему "наказать нельзя помиловать" происходит в моем присутствии.
   - Видите ли, адмирал... Будучи настоящим бойцом, Черенков обладает весьма простым и прямолинейным характером. Если он друг - то самый лучший. Если враг - то самый опасный, - скребет шеф гладковыбритую щеку. Помолчав, добавляет: - А может, черт с ним с этим траулером? А может, некоторые вопросы действительно только так и решаются?..
  
  
   Глава четвертая
   Море Лаптевых
  
   Корабельные акустики ни на минуту не прерывают вахту. По приказу генерал-лейтенанта на поиск лодки дважды вылетал противолодочный вертолет.
   Тщетно. Субмарина опять исчезла. Ни одного намека на шум от ее винта.
   Но нам точно известно: она была где-то рядом. И поэтому команда "Адмирала Никоненко" вынуждена использовать корабельные противодиверсионные средства: каждые пятнадцать-двадцать минут оживает "Удав" или как его ласково величают моряки "эрбэушка" - реактивный бомбомет РБУ-1200. Его основным назначением является защита корабля от торпедных атак противника; борьба с подлодками и подводными диверсантами - задача второстепенная, однако и она выполняется "Удавом" с неизменным успехом. Ожив, "эрбэушка" посылает под углом к горизонту небольшую порцию глубинных бомб, падающих в воду на расстоянии двух-трех километров от корабля. Затем происходит перезарядка, доворот градусов на сорок и ожидание времени страта очередной серии грозных "приветов". Ни один боевой пловец, находясь в здравом рассудке, не покинет лодку и не рискнет приближаться под водой к кораблю во время подобной глубинной бомбардировки...
   Ждем прилета пары Ту-142. Эти самолеты обладают приличной скоростью, на борту большой запас гидроакустических буев. Наконец, в хвостовой части фюзеляжей имеются чувствительные магнитометры, распознающие любое сколько-нибудь значимое по размеру пятно из ферромагнитного материала. Ту-142 обязаны отыскать следы лодки и по возможности ее уничтожить.
   Да, к устранению некоторых проблем необходимо подходить именно так: решительно, быстро и без компромиссов.
   Как ни странно, Сергей Сергеевич не порвал меня в клочья, а отнесся к моей выходке со стрельбой из АК-130 очень даже снисходительно. Но еще более изумила метаморфоза, произошедшая с ним спустя четверть часа, когда к трапу вернулась делегация, отправленная для ареста экипажа "Аквариуса". "Арестовать" ей удалось два изрешеченных винтовочными пулями матросских тела и сильно искалеченный взрывами снарядов труп капитана. Старпом же, взбежав по трапу на борт "Никоненко", первым делом отчеканил начальству доклад, а после искренне добавил от себя лично:
   - Спасибо вам, товарищ генерал-лейтенант.
   - За что? - загнал тот на лоб всклокоченные брови.
   - За наше спасение. Разобравшись со своей шайкой, капитан открыл стрельбу по шлюпке и катеру. Две пули пробили борт, а третья просвистела в сантиметрах от моей головы. Если б не залпы наших орудий - эта сволочь положила бы многих.
   - Вон главный канонир стоит, - кивнул шеф в мою сторону, - его и благодарите.
   И довольно улыбнулся одними уголками тонких губ.
  
  
   Мы заходим в кают-компанию. Ополоснув руки, Сергей Сергеевич приглашает меня и Устюжанина за свой столик. Мне действительно пора хорошенько подкрепиться. Не смотря на вколотый фельдшером восстанавливающий витамин, слабость от потери крови дает о себе знать.
   - Так, господа руководители прославленного "Фрегата". Ситуация более или менее прояснилась, - негромко вещает генерал, приступая к обеду.
   Мы с Георгием переглядываемся: о чем именно говорит начальство?
   - Я о ситуации в целом, - продолжает понятливый шеф. - Пока некоторые товарищи упражнялись в стрельбе из главного калибра, Анна Аркадьевна Воронец признала в доставленном со дна куске металла обломок третьей ступени "Молота".
   В памяти тут же проявляется встреча с ней в коридоре у мед-блока. Не с обломком ли "Молота" связано потепление ее взгляда? Или к тому моменту она знала о смерти нашего товарища и глядела на меня с сочувствием?..
   Мы с Жорой одновременно перестаем жевать.
   - Нами найден фрагмент третьей ступени?! Это правда?
   - А что, я слишком часто вру?
   - Извините. Просто мы уже не рассчитывали на положительный результат. Подняли для успокоения совести первую попавшуюся железяку... Так это правда?
   - Истинная правда. Как и то, что доставленный вами кусок никакой ценности не представляет.
   - На вашу мадам не угодишь, - морщится Устюжанин.
   Покончив с закуской, Сергей Сергеевич, двигает к себе тарелку с первым блюдом и продолжает рассказ о "ситуации в целом":
   - Картина прояснилась до степени близкой к стопроцентной вероятности. Не секрет, что специалисты некоторых западных стран крайне заинтересованы в получении сведений о работе блока маневрирования, установленного на третьей ступени баллистической ракеты "Молот". Для непосвященных подводников уточню: этот маленький командный блок задает маневренным двигателям некий алгоритм работы, позволяющий обходить системы вражеской ПРО. Так вот, картина получается следующей: по заданию любопытных западных специалистов в северный район моря Лаптевых, над которым и происходит включение двигателя третьей ступени, прибывает рыболовецкое судно "Аквариус". Далее под видом ремонта откачивающей помпы, траулер встает на якорную стоянку в ожидании испытательного пуска "Молота". В случае успешного пуска, судно благополучно устранит "поломку" и продолжит плавание. А в случае сбоя в работе третьей ступени, команда траулера обязана выполнить три действия. Первое: определить визуально и с помощью радиотехнических средств место падения обломков. Второе: максимально уточнить координаты точки падения с помощью подводного эхолота. И третье: дождаться подхода подводной лодки и навести на обломки третьей ступени вышедших из нее боевых пловцов.
   - Очень похоже на истину, - соглашается Георгий.
   Да и мне возразить нечем. Уж что-что, а в "спектральном анализе" действий противной стороны Сергею Сергеевичу равных в нашем Департаменте нет.
   - Теперь относительно "угодить мадам", - продолжает генерал. - Придется, братцы, угождать. Мы этих гражданских товарищей для того сюда и притащили, чтобы они помогли нам в опознании частей ракеты...
   - Если я правильно понимаю: вы хотите поручить нам подъем кучи металлического хлама, коим здесь усеяно все дно. Не так ли?
   - Истину глаголешь, Евгений.
   Прожевав кусок хлеба, обращаюсь к Устюжанину:
   - Георгий Александрович, ты докладывал Сергею Сергеевичу о количестве оставшихся комплектов?
   Тот невозмутимо кивает, а шеф на пару секунд забывает о наваристом борще. По лицу видно, как его мозг отматывает пленку назад... Ага, распутал клубок сегодняшних событий, навел порядок, разобрался. И вспомнил.
   Борщ стынет в тарелке, пальцы нервно барабанят по краю столешнице.
   - Ну? И сколько же комплектов у вас осталось?
   - Десять, - нещадно перчит свою порцию Жора.
   Уточняю:
   - На одно полноценное погружение.
   - Черт... - шепчет расстроенный старик. - Готов выслушать ваши предложения.
   Вместо предложений за нашим столиком на какое-то время воцаряется тишина, изредка нарушаемая звяканьем приборов. Затем ждем, когда одетый в белоснежную форму вестовой соберет пустые тарелки и подаст второе блюдо.
   - Пусть гражданские эксперты поточнее опишут нужный агрегат, - озвучивает простейшее решение мой друг, - а мы уж постараемся хорошенько прочесать дно и найти эту... хреновину.
   - Не годится, - сразу ставлю крест на его варианте. - Тут даже фотографии не прокатят. На фото хреновина будет новенькая, блестящая и целая; а на дне наверняка лежит обгоревшая, покореженная, а-то и развалившаяся на части. О рисунках со словесным описанием вообще говорить не стоит - все это очень субъективно. Один нарисует и опишет так, другой поймет эдак...
   Лицо генерала приобретает серый оттенок, пока я неторопливо доедаю котлету с подливкой и наслаждаюсь свежеиспеченным в корабельной пекарне хлебом...
   Ладно, чего мучить старика?..
   - Есть один выход, - принимаюсь за компот.
   - Какой?
   - Взять на глубину одного из ваших гражданских.
   - То есть как на глубину? - хлопает шеф выцветшими ресницами.
   Жора тоже не всасывает.
   - Ну, как... Обычно. Провести первичный инструктаж, одеть, прицепить к нему в провожатые двух персональных нянек. Дать хороший фонарь и пусть ищет вместе со всеми.
   Друг молчит. Значит, сомневается.
   - Трудно поверить, что найдется желающий, - чешет репу генерал ФСБ.
   - Экстрим - всего лишь комплекс вольных упражнений для уменьшения диаметра анального отверстия.
   - По-твоему, вот так взять неподготовленного человека и сразу отправить на глубину восемьдесят метров?!
   - Сергей Сергеевич, сейчас народ за участие в профессиональном дайвинге отваливает бешеные бабки. Это раз. Погружение можно выполнять в плавном, щадящем режиме: почувствует наш дебютант ухудшение - оставим на комфортной глубине или вообще вернем на поверхность. Это два. И потом... чего я вас уговариваю?.. Мое дело предложить, а решать вам. Это три.
   Компот допиваем молча. Молча покидаем кают-компанию и пару минут блуждаем по корабельным лабиринтам.
   - А почему бы и нет?! - внезапно останавливается генерал неподалеку от кают представителей конструкторского бюро и завода-изготовителя. - Если вы на самом деле беретесь присматривать за этим... как его... - шевелит он пальцами в воздухе, силясь вспомнить вылетевшее из головы слово, - за Симоновым! То чего, собственно, опасаться?..
  
   * * *
  
   Не вдаваясь в подробности, Сергей Сергеевич приглашает "юбку" с "пиджаком" на ют, где обустроена временная база боевых пловцов из моего отряда. Здесь под вертолетной площадкой развешены для просушки гидрокомбинезоны, лежит на промасленной ветоши оружие, перезаряжаются дыхательные аппараты, развернута станция связи. Ну и, конечно, дежурят несколько человек с вездесущим Боссом.
   Наш генерал дивный психолог, и приглашение гражданских товарищей сюда - лишнее тому доказательство. Серьезный разговор с предложением даже небольшого риска всегда обязан сопровождаться наглядностью и четким представлением ближайшего будущего. Только в этом случае предлагающая сторона вправе рассчитывать на взвешенное решение.
   Воронец с Симоновым внимательно слушают лаконичный монолог фээсбэшника и с любопытством поглядывают по сторонам. После фразы о необходимости произвести экспертизу на глубине, в гражданских рядах наступает секундное замешательство.
   И вдруг тишину на юте нарушает спокойный женский голос:
   - Я согласна.
   - Э-э... простите, Анна Аркадьевна, - изумленно мямлит генерал, - мы планировали возложить эту миссию на вашего коллегу - Александра...
   - На Сашу?!
   - А почему бы и нет? - запоздало вступает в разговор Симонов. - Если требует дело - я готов.
   Воронец чеканит слова:
   - Это исключено.
   - Но я же мужчина, Анна Аркадьевна! А вы - женщина, - упрямится паренек.
   - Благодарю за напоминание, Саша. Отойдем-ка на минуту. Извините, Сергей Сергеевич - мы сейчас...
   Она отводит молодого конструктора к кормовому ограждению, где разгорается нешуточный спор.
   Мы стоим с Георгием поодаль и наблюдаем за дискуссией. В других обстоятельствах наверняка бы посмеялись, но после гибели Бориса - не до смеха. Да и без разницы, кого из двух новичков нянчить на глубине. Тупо ждем консенсуса...
   Глядя на серую воду, Устюжанин негромко спрашивает:
   - Что подсказывает твой интуитивный шестереночный аппарат?
   - Ты по поводу личности дебютанта?
   - Нет. Я в более масштабном смысле. Железяку найдем?
   - Насчет железяки аппарат молчит как рыба о паковый лед. Меня гложет какое-то общее беспокойство - будто там, - киваю в темную пучину, - нас с нетерпением поджидают.
   - Есть и у меня такое предчувствие. Четверых чужих мы уничтожили, - рассуждает приятель, - но на борту субмарины их наверняка было больше.
   - Согласен. Ты только наш гражданский персонал раньше времени не пугай, ладно?
   - Обижаешь, начальник...
   Спор и препирательства у кормовых ограждений не утихают. Слабый ветерок поддувает с бака, и до нас доносятся лишь обрывки некоторых фраз.
   - ...Анна... Анна Аркадьевна... я ведь на самом деле мужчина...
   - Наверное. С точки зрения физиологии...
   - Да ну вас, ей богу...
   - Не обижайся, Саша, но... Поверни голову вправо и внимательно посмотри на них...
   - Смотрю. И что?..
   - Вот они - действительно мужчины!
   - А я?..
   - А ты - выставочный образец московского офисного планктона...
   - Анна, у меня второй разряд по легкой атлетике...
   - Об атлетике вспомнишь на стадионе "Динамо"...
   - Я прошу вас!..
   - Не стоит...
   Прервав дискуссию, она возвращается первой и с гордо поднятой головой заявляет:
   - Сергей Сергеевич, Александр Симонов - отличный конструктор и неплохо знает третью ступень "Молота". Но я знаю ее лучше - это первое, из того, что я хотела сказать.
   - А второе? - осторожно интересуется генерал.
   - Я часто проводила отпуска на Черном море и имею опыт погружений с аквалангом. Не стану обманывать: глубина погружений составляла не более десяти-двенадцати метров. Однако никакого дискомфорта я не испытывала. Это второе.
   Сергей Сергеевич тяжело вздыхает:
   - Что скажет командир "Фрегата"?
   Смотрю на соискателей и вдруг понимаю, что решение в извилинах не созрело.
   Насупив брови и скрестив на груди руки, мальчишка страстно желает доказать барышне свою причастность к мужскому роду-племени. Это похвально, но как бы ретивый товарищ чего не напорол под водой из-за своего повышенного либидо.
   Молодая женщина принципиально отворачивается, демонстрируя мне свой профиль. Губки слегка надуты, грудь вздымается от волнительного, глубокого дыхания.
   Нестерпимо хочется, увидеть ее глаза. Большие и серые.
   Я знаю, какой вопрос заставит госпожу Воронец повернуть ко мне лицо.
   - Анна Аркадьевна, я неоднократно видел вас с сигаретой. Как давно вы курите?
   Мальчишеская физиономия Симонова озаряется победной улыбкой - как же он сам до этого не додумался?! Молодая женщина частенько дымит, а он к никотину равнодушен.
   Она медленно поднимает на меня умоляющий взгляд очаровательных серых глаз...
   - Товарищ генерал-лейтенант, считаю, что в выборе кандидатуры, - не спеша проговариваю каждое слово, - приоритет должен отдаваться опыту.
  
   * * *
  
   - Помогите, - говорит она повелительным тоном.
   - Слушаюсь, госпожа, - застегиваю на ее теле гидрокомбинезон самого маленького размера и между тем интересуюсь: - А по какой причине умер ваш предыдущий раб?
   - Много задавал вопросов.
   - Логично.
   - Давайте перейдем к делу.
   - Прямо здесь? Извините, я при всех не могу. Давайте после погружения.
   - Негодяй. Нахальный, самоуверенный и неотесанный негодяй.
   - Ого, мне столько не запомнить.
   - Лучше расскажите, как всем этим пользоваться.
   - Не надо ничем пользоваться. Нужно ровно дышать и не делать резких необдуманных движений...
   Одежка подогнана, проверена и надежно застегнута. Водружаю на барышню "сбрую" - подвесную систему и выдаю понемногу информации. Дозировано и только самое важное. Иначе пройдет сквозняком.
   Анна сосредоточенно слушает, изредка переспрашивает или уточняет непонятные детали.
   - Поддержи, - обращаюсь к стоящему рядом Фурцеву.
   Все пловцы, включая меня и Фурцева, готовы к спуску; ласты и оружие дожидаются в резиновой лодке. Осталось лишь подготовить нашего дебютанта - Воронец. Мы специально не торопимся - она должна успокоиться и хотя бы немного привыкнуть к комбинезону, к снаряжению.
   Игорь подхватывает тяжелый ребризер, уменьшая нагрузку на женские плечи и, терпеливо ждет, пока я закрепляю лямки.
   - О, боже! - шепчет женщина, когда старлей осторожно отпускает аппарат. - Сколько же он весит?
   - Потерпите, в воде вы веса не почувствуете. Там сохранится лишь его масса...
   Беру два сигнальных патрона. Один кладу в наплечный карман Анны, другой по давней привычке сую под герметичный обтюратор на запястье левого рукава.
   Шесть часов вечера. Стандартная смена в составе шести человек готова к погружению. Наверху вместо полноценной второй смены остаются четверо: командир спуска и три резервных пловца, готовых в любую минуту придти к нам на помощь.
   Эрбэушка дает последний залп. Под звуки вылетающих из коротких стволов глубинных бомб мы сходим по трапу в лодку, для контрольной проверки, которую осуществляет капитан третьего ранга Жук. Нынче ему доверено командовать спуском и вести с нами связь.
   Нахожусь рядом с Воронец и еле сдерживаю усмешку, наблюдая за ее перемещениями. Ну, точно беременная тетка на последнем месяце! Идет вразвалочку, обеими руками поддерживая снизу огромный живот. Только в ее случае вместо живота - тяжелый дыхательный аппарат.
   После контрольной проверки, Анна присаживается в носу лодки.
   Подхожу, устраиваюсь рядом. Замечаю небольшую складку на манжете левой перчатки нашей дебютантки. Беру ее руку, осторожными движениями расправляю манжету... Ни грамма сопротивления - абсолютная покладистость с послушанием. Ну, надо же! Значит, способна управлять характером, когда захочет.
   - Знаете, Евгений, - настороженно взирает она на рябь холодного северного моря, - я сейчас остро нуждаюсь в священнике.
   - Захотелось исповедаться?
   - Вроде того.
   - Бросьте. Нынешняя церковь имеет такое же отношение к Богу, как театральный сторож к искусству. Держитесь поближе ко мне, и прибудет вам внизу счастье.
   - Обещаете? - пытается она улыбнуться.
   Улыбка хоть и выходит кислой, но я доволен - барышня повеселела. Правду говорят: даже самая независимая личность любит, когда ей в ванной трут спинку.
   - Насколько я понял, про погружения с аквалангом вы соврали. Верно?
   Изумленно посмотрев на меня, она прячет взгляд и смущенно кивает.
   Миша закончил контрольный осмотр крайнего - шестого пловца и, пожелав удачи, поднимается по трапу на борт корабля. С этой минуты его рабочим местом становится "баночка" перед станцией гидроакустической связи.
   - Трогай, - командую мичману.
  
  
   Глава пятая
   Море Лаптевых
  
   Непосредственно перед погружением я прошу Анну Аркадьевну четко и коротко описать нам ту самую хреновину, ради которой БПК "Адмирал Никоненко" несколько дней торчит посреди холодного моря. Она исполняет просьбу и доходчиво объясняет боевым пловцам, как выглядит предмет наших поисков.
   Оказавшись в воде, проверяем связь, приступаем к плавному погружению.
   - Как вы? - спрашиваю по достижении детской глубины в десять метров.
   - Нормально, - уверенно отвечает она.
   На промежуточной площадке оставляем дежурную пару Золотухин-Фурцев, и мне снова приходиться интересоваться состоянием молодой женщины.
   Все в порядке. Едем дальше...
   Погружение смены проходит по плану и без сюрпризов. Панель включена; сканер методично гоняет по кругу тонкий луч, оставляя на дисплее два огромных пятна - лежащие бок о бок "Академик Антонов" и расстрелянный мной "Аквариус".
   На глубине шестидесяти метров включаем фонари. Внизу, прямо под нами дает слабые отблески корпус научного судна и высокая надстройка с длинным рядком одинаковых по размеру прямоугольных окон.
   - Это наше судно? - спрашивает Анна.
   - Наше. "Антонов".
   Приметив ходовую рубку, я внезапно понимаю причину охватившего меня беспокойства во время осмотра шести поднятых человеческих тел. Среди них не было тела еще одного мужчины. Вернее, его частей: торса в коричневом свитере и ноги в куске опаленной джинсовой материи. Помнится, обнаружив в темном углу рубки остатки тела этого человека, я гадал, кто бы это мог быть: второй помощник, старший механик или вахтенный матрос на руле?..
   Вероятно, мои ребята, посланные поднимать погибшую команду, его не заметили...
   Касаюсь руки Анны. Повернувшись ко мне, она поднимает большой палец. Ну и слава богу.
   - "Ротонда", я - "Скат". Мы на глубине семьдесят пять метров. Дебютант в норме, направляемся к обломкам.
   - "Скат", я - "Ротонда". Понял вас. Нахожусь на связи.
   Идем вдоль дна. Изредка попадаются куски металла; Воронец к каждому проявляет внимание, и поэтому наша скорость заметно падает. Кое-как добираемся до эпицентра - места, где хлам дает на дисплее сканера одну большую засветку.
   После очередного доклада "Ротонде", решаю организовать работу следующим образом: мы с Анной осматриваем железо в центре засветки, Георгий с напарником ищут описанную ей деталь на периферии. Все сколько-нибудь похожее или вызывающее сомнение они обязаны приволочь и предъявить эксперту...
  
   * * *
  
   - "Скат", я - "Ротонда". Как ваши дела?
   - "Ротонда", я - "Скат". Осмотрели около половины площади. Найдено два незначительных фрагмента, продолжаем поиск.
   - Как со временем?
   - Минут двадцать в запасе имеется.
   - Понял вас. Нахожусь на связи...
   Миша Жук - деловой и обязательный парень. На таких всегда можно положиться. Он связывается с "Барракудой", интересуется самочувствием дежурной пары и на некоторое время затихает. А мы парим над светло-коричневым грунтом, поочередно выхватывая фонарными лучами обломки.
   Один из "двух незначительных фрагментов" - громоздкий сопловой блок конусообразной формы, утопленный в обломок камеры сгорания. Второй - погнутый плоский круг из темного металла - термозащитная перегородка. А сопло, по выражению Анны "оторвано с мясом от перегородки".
   - Это нам нужно? - спрашиваю ее после осмотра.
   - Нет. Интересует исключительно командный блок.
   Командный блок, насколько я понял в процессе просветительной лекции нашего гражданского эксперта, представляет собой коробку из того же термостойкого материала величиной с небольшую книжку. Установлена эта "книжка" на устройстве изменения вектора тяги, оторваться от которого не в состоянии даже при мощнейшем ударе об воду. Значит, ищем устройство. Его форму и оттенок материала Анна описала достаточно подробно...
   Я не выпускаю дебютантку из поля зрения ни на одну секунду, регулярно справляюсь о самочувствии и при малейшем его ухудшении готов стартовать с ней наверх. Секреты важны, но человек все-таки дороже. Полагаю, до эвакуации с глубины не дойдет - держится она неплохо: не пищит, не жалуется и что самое главное - не дергается. Дергаться под водой категорически противопоказано. Особенно новичкам.
   Конечно, она замерзла - об этом не стоит и спрашивать. Только оградить ее от холода я не в силах. Наверху согрел бы с превеликим энтузиазмом, а здесь придется потерпеть.
   Впрочем, не проходит и десяти минут, как появляется вторая пара пловцов. Показывая находку, Устюжанин радостно сообщает:
   - Посмотрите. В точности соответствует вашему описанию!
   Моей напарнице хватает одного короткого взгляда на продолговатую хреновину с боковым наплывом в виде небольшой книжки.
   - Отлично, ребята - это то, что нужно! Молодцы!
   Удача воодушевляет. Мы непросто справились, а нашли блок досрочно, израсходовав две трети дыхательной смеси.
   Докладываю:
   - "Ротонда" и "Барракуда", я - "Скат". Изделие найдено, готовимся к подъему.
   - "Скат", я - "Ротонда". Поздравляем. Ждем наверху.
   Неторопливо двигаемся в обратном направлении.
   Отказавшись от помощи, Воронец крепко держит находку. Я не возражаю. Во-первых, мои руки заняты оружием и панелью. Во-вторых, пусть барышня обнимается со своей железякой - здесь она не тяжела, а на поверхности подсобим...
   Проходим с набором "высоты" над лежащим на боку "Антоновым".
   - Задержитесь, - командую группе, - в рубке осталось еще одно тело. Надо бы его поднять.
   - Сейчас? - удивляется Воронец.
   - А другой возможности не будет - это последнее погружение.
   - Помощь нужна? - предлагает Георгий.
   - Нет, Поднимайтесь потихоньку. Я догоню.
   Для верности еще разок сканирую округу. На дисплее ничего и никого, кроме двух огромных пятен от судовых корпусов. Передаю другу панель и направляюсь к рубке...
   Подхожу к ней со стороны передней стенки. Длинный ряд чернеющих оконных проемов резко уходит вниз - туда, где пока еще отражают свет фонаря не припорошенные илом осколки разбитых стекол.
   Боковая дверца призывно распахнута, словно гостеприимно зазывает всякого проплывающего мимо заглянуть внутрь ходовой рубки. Я ее закрывал - отлично это помню. Значит, оставили открытой мои ребята, выполнявшие вторую ходку за телами.
   Пробиваю черноту фонарным лучом и проскальзываю в главное служебное помещение погибшего корабля.
   Мужской торс в коричневом свитере искать не приходится - он висит ровно посередине помещения. А найти ногу в куске опаленной джинсовой материи я попросту не успеваю...
  
   * * *
  
   Мысль о том, что в меня стреляют, приходит в голову одновременно со второй вспышкой, на миг ослепляющей сознание от боли. Первая пуля воткнулась в спину чуть повыше левой лопатки; следующая через полсекунды ударила по правой щеке.
   Мгновенно развернувшись на сто восемьдесят, даю короткую очередь из автомата. Щелчки сливаются с дробным стуком - то несколько стреловидных пуль попадают в металлическую стену рубки. И еще до слуха доносятся скрип и грохот закрывающейся двери.
   Освещаю пространство. Никого.
   Процессор в голове автоматически выходит на предельную частоту. Мысли, догадки, домыслы и версии сплетаются в один ужасно перепутанный клубок. Черт! Выходит, кто-то прятался за судовыми надстройками, когда мы над ними проплывали. Облажались как первокурсники!..
   Так, а это что за новость? Из правого шланга, идущего от загубника к дыхательному аппарату вверх уносится веселенькая струйка пузырьков. Ощупываю повреждение... Понятно.
   На всякий случай выключаю фонарь и вызываю Георгия. По отсутствию собственного голоса в наушнике определяю еще одно несчастье: нарушена связь. Короче говоря, пуля, ударившая вскользь по щеке, разворотила основание гарнитуры, а заодно повредила шланг. Это означает, что в дыхательном мешке ребризера скапливается лишняя вода. Плохо дело.
   Осторожно продвигаюсь к двери. Левой рукой двигать больно, но мне необходимо выбраться из рубки и каким-то образом предупредить товарищей.
   Толкаю металлическую преграду. Глухо. Дверца оказывается закрытой и чем-то зафиксированной снаружи.
   Перемещаюсь к окнам. Выглядываю. Сверху на фоне чуть боле светлой поверхности едва различаю удаляющиеся силуэты пловцов.
   Присматриваюсь...
   Чужие!
   Высунув автомат, даю вслед прицельную очередь.
   Далековато и шансов достать не много. Но характерные щелчки выстрелов могут насторожить и привлечь внимание опытного Георгия. Сейчас главное - сообщить моим ребятам об опасности.
   Пробую просунуть тело в оконный проем и понимаю, что напрасно трачу время - мешает выступающий спереди дыхательный аппарат.
   Возвращаюсь к двери и опустошаю автоматный магазин по металлу. Несколько стреловидных пуль пробивают его насквозь, несколько застревают. А толку - ноль.
   Перезаряжаю автомат и внезапно вспоминаю о втором выходе из рубки, симметрично расположенном по другому борту. Да, тем бортом судно лежит на грунте, но чем черт не шутит?..
   Стараясь поменьше напрягать левую руку, работаю ногами.
   Внизу снова приходиться включить источник света. Включить для того, чтобы разочароваться. За несколько суток проведенных на дне, "Академик Антонов" настолько плотно увяз в рыхлом грунте, что второй двери под заползшим в рубку илом даже не видно.
   Снова вверх.
   Вторая попытка открыть запертую снаружи дверь. Неудача.
   Сколько я провел взаперти? Минут пять? Десять? Смотрю на часы. Мне пора уже быть на полпути к поверхности.
   Несколько секунд уходит на раздумье, после чего я приступаю к реализации единственного способа спастись из ловушки.
   Расстегиваю пряжки ребризера. До одной из них правой рукой не дотягиваюсь, а левая слушается плохо; приходиться резать ремень ножом. Освобождаюсь от аппарата.
   Готово. Принудительно промываю дыхательный мешок от скопившейся влаги и проталкиваю аппарат в ближайший оконный проем. Следом просовываю автомат - второй по громоздкости предмет моего снаряжения. Теперь моя очередь...
  
  
   Под водой балансировать телом за счет работы одних ног удобно, находясь в вертикальном положении - когда поднимаешься к поверхности. Или же наоборот - когда идешь на глубину. Двигаться горизонтально, удерживая на одной вытянутой руке пару довольно тяжелых предметов, да еще норовя проскочить в узкое отверстие - занятие непростое. И весьма болезненное, если в качестве "призового бонуса" в спине торчит длинная свинцовая пуля.
   Я вылез. Перед глазами вспыхивают искорки бенгальских огней, а левая рука болтается бесчувственной плетью. Дышать с помощью поврежденного аппарата становится трудно - в мешке постоянно хлюпает вода. С этой бедой можно бороться только одним способом - более частой принудительной промывкой мешка, но на это расходуется дыхательная смесь, которой у меня не очень-то много.
   Впрочем, я вылез и это главное. Теперь срочно к товарищам.
   Двигаюсь вверх, пытаясь на ходу опоясаться хотя бы одним ремнем ребризера и застегнуть пряжку. И вдруг останавливаюсь, заметив боковым зрением какой-то огромный предмет. Примерно на той же глубине и на самой границе видимости чернеет нечто большое, непонятное. Будто округлая корма еще одного лежащего на боку судна.
   Память мгновенно находит в своих закутках полный аналог зрительного отпечатка. Сознание в сумасшедшем темпе листает кадры: концовку последнего погружения в Норвежском море, исчезновение британского водолаза, появление подлодки малого класса... Картинка совпадает до мелочей, кроме одной детали - чернеющее изображение кормы подлодки становится расплывчатым, постепенно уменьшается и спустя несколько секунд бесследно исчезает.
   Спохватываюсь, когда в мешке вновь булькает вода.
   Поглядывая вверх, продолжаю подъем. С каждой минутой поверхность становится светлее и, наконец, мне удается рассмотреть несколько фигур, балансирующих выше и немного в стороне. Приготовив автомат, корректирую направление.
   Подбираюсь ближе. Еще немного...
   По снаряжению и комбинезонам узнаю своих. Слава Богу!!
   Но почему их четверо? Почему они не промежуточной глубине? И почему в движении лишь двое?..
  
   * * *
  
   Фурцев, Золотухин и я с осторожною спешкой поднимаем на поверхность пару Устюжанина. Связь по-прежнему не работает. Из нервной жестикуляции подчиненных я понял две вещи: чужие осуществили внезапное нападение из глубины; исчезли они в том же направлении, прихватив с собой Анну Воронец.
   Поверхность.
   Срываю маску и призывно машу сидящему в лодке мичману. Не видит, черт бы его побрал!..
   Вытаскиваю из левого рукава сигнальный патрон, отворачиваю крышку и, рванув шнур, вытягиваю руку. Из патрона валит оранжевый дым, не увидеть который не возможно.
   Однако флегматичный мичман смотрит в другую сторону. Идиот!
   Поднимаю над водой автомат и даю вверх короткую очередь.
   Наконец-то очнулся и заметил. Лодка поворачивает к нам нос...
   Золотухин поддерживает над водой голову Устюжанина; Фурцев помогает дышать его напарнику. Оба живы, но состояние тяжелое.
   - Почему не преследовали чужих? Почему не отбили гражданского эксперта?!
   Золотухин оправдывается:
   - Нападение было молниеносным - мы ничего не успели сделать. Услышали щелчки от выстрелов и приказ Устюжанина подойти для оказания поддержки. Больше они не отзывались и сами на связь не выходили.
   Фурцев мрачно добавляет:
   - Мы быстро пошли на глубину и были на месте минуты через две, но там было все кончено. И никого, кроме наших раненных.
   - А панель?! Почему ей не воспользовались?
   - Панели не было, Евгений Арнольдович. Скорее всего, Григорий Иванович ее выронил.
   Поднимаем наших товарищей в подошедшую шлюпку. Поднимаемся сами. Мичман правит к борту корабля...
   - Посмотри, что у меня там? - поворачиваюсь к Фурцеву спиной.
   - Ого! Пуля торчит.
   - Глубоко вошла?
   - А черт ее знает. Сантиметра на четыре.
   - Тащи.
   Ощущаю его робкое прикосновение к пуле.
   - Может, потерпите до врача?
   - Тащи, говорю! И не вздумай потом расколоться доку.
   Парень он здоровый - я не успеваю ругнуться матом, как удлиненная пуля мягко выходит из моей плоти.
   БПК медленно увеличивается в размерах, скоро предстоит подняться по трапу и предстать перед генералом. Мне ужасно стыдно за провал подводной миссии, но более всего огорчает исчезновение Анны и тяжелые ранения моих товарищей.
   "Пипец!" - сокрушенно качаю головой и закрываю глаза, чтоб не видеть дело своих рук.
   - Георгий Иванович очнулся, - радостно сообщает Золотухин.
   Слава тебе, Господи! Хотя бы одна хорошая новость за последние пятьсот часов жизни...
   - Женька! - увидев меня, силится улыбнуться Устюжанин.
   - Я тут, Жора. Как ты?
   - Нормально. Спасибо тебе, Жень.
   - За что?!
   - Ты вовремя стал палить снизу, - говорит свистящим шепотом друг. - Одного чужого подранил, да и мы сразу просекли опасность - мужиков с площадки позвали, из автоматов двоих подрезали. Короче, если бы не ты - лежать нам в холодильнике рядом с Борей.
   - Тебя задело в грудь?
   - Похоже. И в бедро. Кость что ли задета...
   - Ну, тогда помолчи, приятель - не трать зря силы. Подходим к кораблю. Сейчас сдадим вас доктору...
   - А сам, небось, пойдешь вниз?
   Я покусываю в раздумье нижнюю губу, пробую шевельнуть левой рукой. И уверенно киваю:
   - Пойду. Если получиться убедить генерала.
  
  
   Глава шестая
   Море Лаптевых
  
   Георгий чувствовал себя неважно: дышал трудно, с хрипами, то и дело надсадно кашлял. Его и напарника освободили от снаряжения и комбинезонов; доктор поспешно их осмотрел, после чего приказал срочно перенести в мед-блок.
   Я же, отодвинув в сторону Босса, предстал перед Сергеем Сергеевичем, грозно скрестившим на груди руки. Однако мой и без того скупой доклад был вероломно прерван им задолго до кульминации.
   - Ну, Евгений Арнольдович, - обратился он ко мне со зловещим присвистом, - на этот раз я обещаю всерьез подумать о твоем переводе на Каспий!..
   - Товарищ, генерал-лейтенант, если по телеку каждый день показывать задницу бабуина, то через месяц у нее будет президентский рейтинг.
   - Это ты к чему?
   - К Каспию. Данное место службы меня уже давно не пугает.
   - Хорошо, я учту. И подберу для тебя местечко похуже, - мелко кивает он и заводит коронный монолог, в котором самое доброе словцо, отправленное в мой адрес, было столь нецензурным, что повторять его на людях опасно.
   Я давно мечтал в один из таких монологов надеть мусорное ведро на голову своего начальника. Но сейчас, освобождаясь от снаряжения, слушал и молчал, ввиду того, что не находил себе оправдания и готов был водрузить ведро на собственную башку.
   - Откуда кровь? - сбавляя напор, интересуется начальство.
   - Малость задело.
   - Так... Я готов выслушать твои предложения.
   - Мне нужны данные акустиков. Что говорят акустики?
   - Не знаю, - теряется шеф. - А почему ты об этом спрашиваешь?
   - Потому что я видел подлодку.
   - Ну-ка с этого места поподробнее.
   - Лодка малого класса; с кормы на дистанции предельной видимости очень походит на ту, что лазала под нами в Норвежском море. Забрав живых и мертвых пловцов, ушла, когда я был на глубине метров пятидесяти.
   - Так-так-так... - как всегда в минуты треволнений скоблит щеку Сергей Сергеевич. - Одевайся и живо ко мне в каюту.
  
   * * *
  
   Перед совещанием Золотухин с Фурцевым переквалифицируются в медбратьев и успевают обработать, залатать и перевязать дырку на моей спине. Доктора из них никудышные, но к настоящему врачу мне соваться не резон.
   По дороге забегаю в мед-блок.
   - Как мои ребята?
   - Нормально, - кивает врач.
   - Точно нормально?
   Он улыбается и не пытается спрятать взгляд как в прошлый раз. Верю. Мужик он вроде ничего - грамотный.
   Десять вечера. Холл люксовой каюты генерала.
   На камерном совещании присутствуют четверо: Сергей Сергеевич, контр-адмирал Черноусов, капитан первого ранга Скрябин и я.
   На столе распластался поднос с четырьмя приземистыми стопками, доверху наполненными коньяком, тарелкой с большими бутербродами и четырьмя чашками ароматного кофе. Зная повадки шефа, делаю вывод: этот перекус организован не ради гостей; это сделано для восстановления моих сил.
   Что ж, стало быть, я остаюсь в обойме его интересов, а угроза перевода на Каспий - очередной блеф.
   Наскоро подкрепившись, приступаем к полуофициальной части.
   Первым приходиться выступать мне. Вкратце рассказываю присутствующим офицерам о нашем пребывании на глубине: о найденном командном блоке третьей ракетной ступени; о выстрелах в спину и заточении в рубке "Антонова", о замеченной корме небольшой подлодки и о понесенных потерях моего отряда.
   Затем генерал дает слово Черноусову.
   - Подтверждаю информацию капитана второго ранга Черенкова о подлодке - наши акустики дважды улавливали слабые шумы винтов, - говорит заместитель командира эскадры. - Судя по снятым пеленгам, субмарина направляется к краю материковой отмели. Возможно, именно там ее поджидает лодка-буксировщик. Или же, малая субмарина свом ходом отправится в одну из ближайших баз НАТО.
   - То есть мы ее преследуем? - барабанит ногтями по столешнице генерал ФСБ.
   - Не совсем, Сергей Сергеевич, - мнется контр-адмирал. - БПК идет малым ходом на север, выдерживая курс, совпадающий с предыдущими пеленгами подводной цели. Однако у нас нет устойчивого контакта для точного определения параметров ее движения.
   - Почему не попытаться установить контакт с помощью вертолета?
   - Командир авиагруппы доложил о критическом остатке авиационного топлива, - поясняет Скрябин. - Оба вертолета способны выполнить по одному двухчасовому вылету.
   - А что с противолодочными самолетами? - задаю давно беспокоящий меня вопрос. - Когда подойдет обещанная авиаторами пара?
   Тяжело вздохнув, генерал трет ладонью покрасневшие от бессонных ночей веки.
   - "Медведи" прибывают в наш район через час. Какие будут предложения?
  
   * * *
  
   Спасение от затянувшейся дискуссии пришло в виде старшего помощника командира корабля. Робко постучав, он приоткрывает дверь, просовывает в щель круглую голову и докладывает об установлении связи с парой Ту-142.
   - Когда они будут над нами? - воодушевляется Сергей Сергеевич.
   - Через десять минут.
   Совещание объявляется закрытым. Морякам поступает приказ подняться в ходовую рубку и поставить единственную и главнейшую задачу самолетным экипажам: выяснить место подводной лодки.
   Корабельное начальство удаляется, а меня генерал просит задержаться.
   - Ну, хорошо. Допустим, "Медведи" найдут эту небольшую лодку, - выуживает он из бара-холодильника початую бутылку и наполняет наши рюмки. - А дальше-то что?
   - Дальше ее необходимо остановить.
   Шеф распечатывает большую шоколадку и двигает ее ко мне. Подняв рюмку, произносит:
   - За здоровье наших раненных ребят. И за твое здоровье.
   - Благодарю, - закусываю хороший коньяк шоколадом.
   - Как остановить лодку, не причинив ей вреда?
   - Есть много способов заставить подводников прекратить движение и лечь на дно: оказанием психологического давления, путем поддержанием постоянного контакта или упреждающими залпами реактивных бомбометов. Вам об этом прочитает лекцию любой офицер с противолодочного корабля.
   Сергей Сергеевич откидывается на спинку кресла, прикуривает сигарету, выпускает к потолку тонкую струйку дыма. Он ведет себя на удивление спокойно, и мне вдруг начинает казаться, что решение им уже принято. Причем решение куда более радикальное, чем предложенное мной.
   - Но мы ведь не можем ее уничтожить! - подаюсь вперед, пристально глядя ему в глаза.
   - Скажи, а чем ты руководствуешься, делая подобные заявления?
   - То есть как чем? Во-первых, мы находимся в нейтральных водах. А во-вторых... вы не забыли, что внутри этой чертовой субмарины находится наш человек - Анна Воронец?
   - Я хорошо об этом помню, - чеканит слова старый фээсбэшник. - А вот ты, находясь под властью чар ее прекрасных серых глаз, действительно забыл, где и кем она работает, и что вместе с ней попало на борт вражеской подлодки.
   - Я этого не забывал.
   - Тогда в чем дело? Что за пацифизм с мягкотелостью?
   Молчу, глядя перед собою в пол.
   - Скажу больше, - продолжает шеф с металлическими нотками в голосе, - именно факт наличия на борту иностранной лодки живого и здорового доктора технических наук Воронец вкупе с командным блоком управления третьей ступени "Молота" дают мне право принять самое жесткое решение.
   - В таком случае я вас не понимаю.
   - Чего ты не понимаешь?
   - Не понимаю цели данного разговора. Если у вас созрело решение, и вы не собираетесь его менять, то к чему терять время? Зачем вы меня здесь оставили?..
   Сергей Сергеевич докуривает сигарету, тушит окурок в пепельнице и, покинув кресло, прохаживается по холлу каюты.
   - Я хочу дать вам один шанс. Той милой девочке по имени Анна и тебе. Но только один, понял? - внезапно остановившись, резко поворачивается он ко мне.
   - Не совсем.
   - Самолеты будут над нами с минуты на минуту, после чего контр-адмирал лично займется их наведением на цель по имеющимся пеленгам. Сколько им потребуется для точного обнаружения лодки?
   - Сложно сказать. Это зависит от многих причин. От действий экипажа субмарины, от ее максимальной малошумной скорости, от состава металла корпуса, от уровня шумов ее двигателя и винта...
   - Сколько?!
   - Не менее двух часов.
   - Думай. Пока самолеты ищут лодку - думай. К тому моменту, когда командир пары "Медведей" передаст координаты цели на БПК, в твоей голове должно созреть решение отличное от моего. Но решение такое, чтобы ни я, ни Черноусов, ни командование "Адмирала Никоненко" ни на секунду не усомнилось в надежности его исполнения. Теперь понял?
   - Так точно.
   - Отставить официоз - не в армии. Свободен...
  
   * * *
  
   За иллюминатором светло-серое небо, а часовая стрелка подходит к двенадцати.
   Полночь. Это означает, что один из тяжелейших дней в моей жизни, наконец-то, закончен. Я сбился со счета, сколько за этот день состоялось погружений, сколько израсходовано боеприпасов и сколько уничтожено пловцов противника. В чугунной от усталости голове остались самые значимые вехи и события: первое появление чужих и гибель Бориса; расстрел "Аквариуса"; выстрелы в спину и ловушка в рубке "Антонова"; пропажа Анны и тяжелые ранение Устюжанина. Ну и, конечно же, милостивое предложение шефа, над которым приходиться ломать мозг последние полтора часа.
   Расставшись с Сергеем Сергеевичем, я доковылял до своей каюты, у двери которой меня поджидал верный Босс. Упав на кровать, я предоставил мышцам возможность расслабиться. После бутербродов и шоколада под коньячок в желудке полегчало; тело окончательно отогрелось, рана над левой лопаткой успокоилась. Короче, лежу, смотрю в потолок и фантазирую под беспрестанный низкий гул авиационных движков...
   Более часа пара Ту-142 с низким ревом барражируют над районом, граничащим с краем материковой отмели. Изредка самолеты проносятся над кораблем, отчего стальной корпус гудит и неприятно вибрирует, а Босс задирает к потолку морду и недовольно ворчит.
   Проходит еще полчаса, и до моего слуха доносится шум двигателей и винтов вертолета. Подхожу к иллюминатору...
   Так и есть - подмигивая красными маячками, Ка-27 наклоняет обтекаемую кабину, отваливает от корабля и уносится в серое марево.
   Ага, значит, у экипажей "Медведей" появились кое-какие результаты. Значит, они просят вертолетчиков проверить их и подтвердить. Скоро "вертушка" зависнет в одной из указанных точек и, опустив в воду антенну гидроакустической станции, "ощупает" округу в активном режиме.
   Что ж, пора наведаться в ходовую рубку - узнать последние новости и предстать перед требовательными очами шефа. Тем более, мне уже есть, что ему предложить.
  
  
   - Пойдем, покурим, - завидев меня, тянет к выходу из рубки генерал.
   Мы перемещаемся на крыло мостика, он поднимает воротник куртки и подпаливает сигарету.
   - Готов тебя выслушать.
   - Есть одна мыслишка.
   - Что требуется для ее воплощения?
   - Два условия: заставить субмарину остановиться и знать ее точные координаты.
   - И все? - недоверчиво глядит Сергей Сергеевич.
   - Для экипажа БПК и самолетов - все. Дальше выход на сцену пловцов моего отряда.
   - Отряда... У твоего отряда осталось четыре комплекта для погружения.
   - Не хотелось бы лишний раз напоминать, но и сам отряд сократился на треть.
   - Ладно, проехали. Рассказывай, чего ты там напридумывал...
  
   * * *
  
   Мой замечательный, крепчайший и долгожданный сон прерывает залп РБУ-12000.
   Откидываю одеяло и открываю глаза.
   - Если шеф еще раз скажет о переводе на Каспий - я соглашусь...
   Четыре часа ночи. Поспешно одеваюсь и радуюсь тому, что удалось хоть немного отдохнуть и восстановить силы. А моим орлам выпало счастье еще дольше обниматься с подушкой.
   Бегу в рубку. Согласно задумке, "Удав" дает залп реактивными глубинными бомбами лишь после того, как с помощью противолодочной авиации и корабельных акустиков будут установлены точные координаты подводной лодки малого класса. Залп и глубинный бомбы настоящие. Все по-настоящему, кроме точки прицеливания - она рассчитывается с приличным упреждением. То есть разрывы бомб не должны повредить лодку, но обязаны произвести психологический эффект на экипаж, заставив его остановить субмарину.
   В рубке на двух высоких креслах восседают Сергей Сергеевич и Скрябин. Позади над подсвеченной картой колдует штурман, в центре несет вахту на руле молоденький старшина.
   - Доброе утро, - останавливаюсь за спиной шефа.
   - Привет, - отзывается он. - Отдохнул?
   - На Каспии отдохну.
   - Правильно. Отоспимся на пенсии, а тут нужно работать. Капитан первого ранга, расскажите командиру "Фрегата" о произошедшем в его отсутствие. У вас это лучше выйдет...
   - За последние три часа оперативно-тактическая обстановка изменилась следующим образом, - довольно бодрым голосом вещает Скрябин. - Пара Ту-142 установила контакт с подводной целью и производила слежение в течение продолжительного времени. Далее контакт был передан акустикам БПК. В настоящий момент контакт надежно удерживается; мы находимся на удалении одной мили от лодки, идущей северным курсом на скорости около пяти узлов.
   Информация слегка настораживает.
   - Какая здесь глубина?
   - Под килем девяносто метров.
   - Значит, останавливаться лодка пока не намерена?
   - Видимо, нет.
   - А сколько до большой глубины?
   Не оборачиваясь, Скрябин переадресовывает вопрос штурману.
   - Десять миль, - рапортует тот.
   Черт! Два часа малым ходом.
   - Нужен второй залп "эрбэушкой", - ищу я поддержку у генерала. - Иначе мы их упустим.
   - С какой стати мы их упустим? - хорохорится капитан первого ранга.
   - Давай-ка, Скрябин - заряжай свою "катюшу", - соглашается с моим доводом старый фээсбэшник. - А-то ведь вместе с моей головушкой полетят и ваши...
   После уточнения координат лодки и точки прицеливания, происходит второй залп - дюжина реактивных глубинных бомб одна за другой срываются с кормовой части корабля и уходят ввысь.
   Ждем результатов...
   - Характер шумов не изменился, - докладываю акустики спустя несколько минут, - лодка идет прежним курсом.
   - Твое предложение в силе? - подозрительно щуриется старик.
   - Разумеется.
   Он придвигается вплотную.
   - Неужто Анна Аркадьевна так понравилась?
   - Ничего особенного. Видали мы и лучше.
   - Ты когда врешь - хотя бы моргай почаще. Женщина-то она видная и породистая. Я таких за версту чую. Эх... как там говорил один из героев Толстого? "Если бы я был не я, а был бы красивее, моложе, талантливее..." Ладно. Что там у тебя дальше по плану?..
   Обращаюсь к Скрябину:
   - Прошу сместить точку прицеливания ближе к лодке и дать третий залп.
   Тот отдает соответствующие команды и после автоматической перезарядки пакета стволов в серое небо уходит очередная дюжина извергающих пламя реактивных глубинных бомб.
   - Товарищ командир, - звучит знакомый голос акустика, - шумы стихли.
   Скрябин тотчас командует:
   - Зафиксировать координаты точки потери контакта и доложить.
   - Ну вот, - сползает с кресла Сергей Сергеевич, - полдела сделано. Акт второй, герои те же. Действуй...
  
   * * *
  
   Шесть утра. Низкое солнце закрыто слоем облачности, с северо-запада налетают порывы холодного пронизывающего ветра, море слегка штормит.
   Все оставшиеся пловцы из "Фрегата" торчат на юте. Босс сидит в сторонке и с беспокойством наблюдает за сборами.
   Комбинезоны надевают четверо: Жук, Золотухин, Фурцев и я. Командиром спуска назначен самый опытный из тех, что останутся на палубе БПК. Парни помогают нам нацепить подвесные системы, упаковать в герметичные карманы аккумуляторы для системы активного обогрева и закрепить на груди дыхательные аппараты с последними комплектами баллонов и регенеративных патронов.
   Да, комплектов у нас больше нет. А посему данная попытка вызволить Анну Воронец с ее детищем - командным блоком управления маневрированием третьей ступени - является первой и последней. В случае провала нашей затеи Сергей Сергеевич, не моргнув глазом, отдаст приказ уничтожить лодку. В этом я не усомнюсь даже в самом благостном и оптимистичном сне про Золушку.
   Итак, мы готовы спуститься в надувную шлюпку.
   Последние штрихи. Старшему лейтенанту Фурцеву вручают бухту стального восьмимиллиметрового троса с замками карабинного типа на концах. Я по традиции сую в левый рукав сигнальный патрон и треплю холку Босса, когда ко мне подходит пыхающий сигаретой шеф.
   - Как себя чувствуешь?
   - Вообще-то ничего. Но на теплом черноморском песочке чувствовал себя намного лучше.
   - Понимаю... Ладно, не горюй. При положительном исходе операции торжественно обещаю три недели полноценного отпуска.
   - Вы специально говорите об этом так тихо, чтоб не было свидетелей?
   Он посмеивается. А потом щурится, будто от дыма, а на самом деле от распирающей хитрости:
   - Рана над левой лопаткой не побаливает?
   И откуда шеф все знает? Рана побаливает, но признаваться в этом не время.
   - Рука работает - это главное.
   Он молча оглядывает размытый из-за неважной видимости горизонт. И серьезно спрашивает:
   - Думаешь, получится?
   - Должно получиться.
   - Уверен?
   - На девяносто два процента.
   - А восемь куда подевал?
   - Вычел на погрешность видимости из-за фитопланктона.
   Старик жмет на прощание руку.
   Взяв оружие, мы спускаемся в шлюпку, где нас поджидает молодой капитан-лейтенант в новой для себя должности "командира спуска"...
  
  
   Приступаем к погружению без проверки связи.
   Задача номер один: найти лежащую на морском дне лодку. Задача не из легких, так как самые точные координаты, выданные акустиками, предполагают погрешность технического характера, помноженную на субъективность восприятия реальности сидящего перед экраном матроса, старшины или мичмана. Во сколько десятков или сотен метров выльется результат перемножения - узнаем позже. Если узнаем вообще... А пока, по мере приближения ко дну, приходиться жалеть о потерянной навигационно-поисковой панели и мысленно костерить начальство за жадность и нежелание обеспечить нас резервным снаряжением.
   Фонари давно включены. Мы у дна. Глубина по прибору, что на одном ремешке с часами, составляет девяносто четыре метра. Уклон в сторону океана не заметен, но он есть - мне это точно известно.
   Молчим. Ни одной фразы, ни одного слова в адрес "Ротонды". Соответственно "Ротонда" не тревожит нас. Более того - режим радиомолчания распространяется и на общение между пловцами. Все команды исключительно визуально. Это не каприз. Это следствие моей воспаленной подозрительности. Меня на самом деле настораживают крайне неожиданные и хорошо спланированные нападения чужих, их необычайно слаженные действия. Потому и пришлось на последнем инструктаже запретить использование гидроакустической связи. Разумеется, кроме особых случаев.
   Делимся на две пары и расходимся в стороны. Прочесывать дно мы будем параллельными галсами в пределах визуальной видимости друг друга. Только так и не иначе. Потеряемся - перещелкают нас аки вальдшнепов на охоте.
   Приступаем к поиску.
  
   * * *
  
   Повезло ли с грамотными акустиками, сумевшими определить точные координаты, или просто подфартило - не знаю, но субмарину мы разыскали быстро. Глазастому Фурцеву не помешала ее узреть даже тяжелая бухта стального троса.
   Пока Игорь сигналит фонарем Жуку и Золотухину, я осторожно подплываю к телу подводной лодки. По общепринятой классификации она считается малой. Вероятно, так и есть; вероятно, где-то у пирса в надводном положении она и выглядит скромно, но здесь - у самого дна, ее размеры внушают некоторый трепет.
   По всем канонам нашей службы, я обязан выйти на связь с командиром спуска и доложить о найденной вражеской субмарине. Обязан. И непременно это сделаю. В другой раз. Сегодня важна скрытность.
   Невесело усмехаюсь, представляя, каково сейчас новоиспеченному командиру спуска. Первый раз доверена жизнь товарищей, а помочь при случае нечем. Ни дежурной пары на промежуточной "площадке"; ни резервной смены, готовой в любую минуту устремиться на глубину. Более того, из-за объявленного мной режима радиомолчания парень понятия не имеет о происходящем с нами. Тупо грустит на "баночке" у включенной станции гидроакустической связи и слушает тишину...
   Подходит вторая пара. Короткое общение "на пальцах", и мы с готовым к стрельбе оружием приступаем к осмотру находки.
   Длина абсолютно круглого в поперечнике корпуса составляет метров двадцать пять. Корпус целиком выкрашен в темный цвет; материал, из которого он изготовлен, визуально установить невозможно. Носовые горизонтальные рули отсутствуют.
   В верхней части корпуса имеется пара продольных наплывов длиной около пятнадцати метров. Хорошенько изучив их, понимаю: это сдвоенные торпедные аппараты. Из передней части наплывов торпеды выходят вперед, из кормовой - назад. Между наплывами конструктивно расположена рубка трехметровой высоты; она же выполняет функцию шлюза.
   Одним словом, вполне современная штучка для дальних разведывательно-диверсионных миссий. Одновальная, полное водоизмещение около восьмидесяти тонн (чуть больше чем у нашей устаревшей "Пираньи"). Рабочие глубины (тоже навскидку) - до двухсот пятидесяти метров. Собственный экипаж - четыре-шесть человек, плюс восемь-десять боевых пловцов, являющихся основным оружием данного корабля.
   Про автономность оного изобретения натовских гениев я ничего измышлять не намерен. Для этого надобно попасть внутрь и глянуть на запасы воды, провизии, топлива...
   Да, одна немаловажная деталь, заинтересовавшая меня во время осмотра верхней части рубки. В зоне выдвижных устройств помимо заглушек перископа и трех антенн (привычных атрибутов любой подводной лодки) я углядел заглушку шноркеля - специального подъемного устройства забора воздуха для работы дизеля и вентиляции отсеков. Стало быть, эта безымянная хрень не атомная, а дизельэлектрическая, и время от времени ей необходимо подвсплывать хотя бы на перископную глубину для подзарядки аккумуляторов.
   Это обнадеживает.
   Кстати, неплохо бы дать этой хрени имя. Не дело, когда у вражьего монстра нету имени.
   Фурцев постоянно крутится рядом. А теперь вдруг теребит за плечо.
   "Чего тебе, человек с мотком проволоки?"
   "Смотрите", - тычет он куда-то пальцем.
   Смотрю... И вижу на боку рубки небольшую ровную надпись ярко-белой краской: "Killer whale".
   Killer whale... Killer whale...
   Что-то знакомое. Я не силен в языках, но эти два слова где-то определенно слышал...
   Вспомнил!
   Кит-убийца.
   Так называют больших, проворных и беспощадных хищников - косаток.
  
  
  
   Часть четвертая
   Третья ступень
  
  
   Глава первая
   Море Лаптевых
  
   Он понемногу начинал ей нравиться. Спокойный, неназойливый, знающий себе цену. Специалист своего дела; она тоже считает себя профессионалом, поэтому фанатично преданных своему занятию людей распознает без особого труда. Он не нытик, каковых довелось повидать с избытком в гражданской среде. От таких мужчин за версту веет надежностью и силой. Такие как Черенков - настоящие и никогда не предадут.
   Она вспомнила боевую тревогу на корабле. Вспомнила, как стояла в толпе среди моряков, когда Евгений с тремя коллегами поднял с темных глубин двух окровавленных товарищей и четверых убитых пловцов с неизвестной подводной лодки. Черенков и сам был ранен - об этом уважительно шептались матросы: "Смотрите-смотрите! Рукав свитера пропитан кровью - хоть выжимай!.." А командир "Фрегата", словно не замечая кровоточащей раны, о чем-то живо спорил с Сергеем Сергеевичем.
   Не прошло и получаса, как этот Мужчина сделал то, о чем думали и говорили многие: поднялся в орудийную башню и разнес в щепки проклятый траулер, чей экипаж был напрямую причастен к пропаже "Академика Антонова". А потом, с непринужденной легкостью раскусив ложь о погружениях с аквалангом, выбрал ее в напарники для самой ответственной миссии.
   Черт... Анна ужасно хотела пойти с ним на глубину, но не представляла, насколько это сложно и опасно.
   Теперь представляет.
   Она сидит на привинченном к полу неудобном кресле. Герметичная молния наполовину расстегнута, комбинезон слегка приспущен - из-под него виднеется толстое шерстяное белье; запястья лежащих на коленях рук сцеплены наручниками. Внутри лодки холодно, светит тусклое освещение и невероятно тихо. Члены команды разговаривают вполголоса, а перемещаются по отсекам, надев на ноги мягкую войлочную обувь. Единственный звук, улавливаемый ухом - слабый низкий гул, распространяющийся по металлическому корпусу. Он появился вскоре после того, как Анну заставили спуститься по вертикальной лесенке из сырого шлюза, и остается единственным признаком движения субмарины. Других признаков нет - ни покачивания, ни кренов, ни вибрации. Оно и понятно: лодка на большой глубине, где нет ни ветра, ни качки...
   Уже здесь, внизу ее обыскали - отобрали практически все снаряжение, за исключением сигнального патрона из нарукавного кармана. Вероятно, этот карман попросту не заметили.
   В тесном отсеке вместе с ней находятся двое. Кажется, в разговоре меж собой они назвали этот отсек "центральным постом". Команда говорит по-английски, правда, некоторые моряки выдают сумасшедший акцент, происхождение которого понять невозможно. Как невозможно догадаться о национальности этих люди, и о государственной принадлежности лодки.
   Она хорошо владеет английским языком, но плохо воспринимает действительность с той роковой секунды, когда оглушили резкие щелчки выстрелов подводного оружия. Сейчас-то она догадывается о стрельбе, а тогда... Тогда два пловца "Фрегата" прикрыли ее собой, вызвали для поддержки вторую пару с промежуточной "площадки" и отбивались до последнего. Резкие щелчки, суматоха; проносящиеся рядом противно шипящие пули, оставляющие белесый след из воздушных пузырьков... Молниеносная схватка закончилась так же неожиданно, как и началась. Наверное, женщина находилась в глубоком шоке, ибо смотрела на неподвижные тела израненных пловцов, на уходившую ко дну панель с подмигивающим голубоватым экраном, на поднимавшегося из глубины чужака и ничегошеньки не соображала. Вцепилась двумя руками в найденный среди обломков командный блок и не соображала...
   Шок постепенно проходит, а течение времени для нее как будто остановилось. Анна сидит в неудобном кресле, в невыносимо надоевшем комбинезоне и гадает: сколько же прошло часов? День сейчас или ночь? Хватились ли ее на корабле? И остался ли жив Черенков?..
   В одном из торчавших в центральном посту мужчин, она интуитивно угадывает командира подлодки. Знаков различия на черных свитерах нет, но сорокалетний господин ведет себя по-хозяйски: отдает по внутренней связи лаконичные распоряжения, нажимает на пульте какие-то клавиши, отмечает на карте маршрут.
   Поведение второго типа не менее уверенно, однако в управлении лодкой он не участвует. Закинув ногу на ногу, он развалился в кресле напротив; настороженно поглядывая на молодую женщину, листает журналы, неторопливо чистит и ест апельсин...
   Анна предполагает, что крепкого сложения, невысокий, широкоплечий мужчина лет тридцати трех - командир боевых пловцов, приплывших на этой лодке. Ведь именно он после короткой перестрелки грубо схватил ее за лямку подвесной системы, утянул вниз и приволок сюда.
   Внешность и повадки коренастого субъекта ей чрезвычайно неприятны. Многодневная щетина на лице треугольной формы, широкие некрасивые ладони с волосатыми запястьями, неопрятность в одежде, стойкий запах пота. И на фоне вышеописанной "прелести" - надменно-подозрительный взгляд.
   Она просит воды. Субъект словно не слышит - продолжая чистить очередной апельсин, бросает на подопечную косые взгляды...
  
   * * *
  
   Что ж, "Косатка", так "Косатка". Вполне себе поэтично и жизненно. Разок довелось мне повстречаться в северной Атлантике с настоящей косаткой - до сих пор мурашки шастают по телу при воспоминании о том свидании. Появилась она неожиданно из глубины. Огромная - метров восемь, с высоким острым плавником, торчащим над лоснящейся черной спиной. Я тащил тогда кабель связи и был без оружия. Помню, подумалось: "смерть долго ходила вокруг да около и наконец-то разыскала..." Смерть весила тонн семь или восемь и что самое отвратительное - в одиночку по океану не шастала. Традиционно косатки держатся группами от трех до двадцати пяти особей. И если вслед за первой "ласточкой" подоспеют другие - мне конец, ибо в группе охотничьи инстинкты всегда обостряются.
   Сделав несколько кругов, она проплыла надо мной; затем, набрав скорость, пошла ниже и... в самый последний момент вдруг боднула покатым лбом. Боднула так, что едва не переломила мой хребет. Затем нарезав еще пару виражей, исчезла в глубине. По сей день не знаю, что это было: игра сытой хищницы или попытка нападения. Но с тех пор в моем сознании смерть всегда ассоциируется с той зубастой черно-белой машиной, способной лишить жизни легким движением хвоста или челюсти.
   Показываю Фурцеву знаком: "собирай народ - пора заниматься делом".
   После детального осмотра корпуса, мы выясняем, что лодка имеет единственную шлюзовую камеру, находящуюся в задней части рубки. Торпедные аппараты вряд ли сообщаются с обитаемой зоной корабля (незачем, да и здорово усложняет конструкцию), поэтому шлюз - главный для нас источник опасности, ведь из лодки могут выйти пловцы. Дабы своевременно их нейтрализовать, необходимо поставить рядом с выходом надежного человека. Таковым является Золотухин.
   Готово. Он занимает позицию в трех метрах от дверцы.
   Второй объект по степени опасности - темная непроглядная глубина, обступающая нас со всех сторон. Во-первых, эта враждебная среда всегда опасна для человека. Во-вторых, от того момента как лодка легла на грунт, до нашего прибытия, из ее чрева имели возможность выбраться наружу несколько боевых пловцов. Шаг после недавней атаки глубинными бомбами неосмотрительный, ведь вместо нас БПК мог прислать "привет" в виде очередной порции бомб. Шаг неосмотрительный, и я бы сказал глуповатый, но вполне допустимый. Поэтому общим наблюдением за обстановкой вокруг лодки займется Миша Жук - внимательный и надежный парень.
   Ну, а нам с Фурцевым предстоит рутинная работа подводных стропальщиков.
   Перемещаемся к кормовой части, разматываем крепкий восьмимиллиметровый трос. За этим занятием мне вновь приходится вспомнить о ране над левой лопаткой...
   Осторожно, не производя шума, опоясываем петлей одну лопасть гребного винта и заводим трос за ось горизонтального руля. Затем опоясываем вторую лопасть, третью... Многократно повторяем операцию, пока трос не заканчивается. Свободный конец фиксируем с помощью карабина.
   Все. Птичка в клетке. Электродвигатель у "птички" не из слабых, однако с подобными силками он не справится - это не раз проверено путем практических испытаний.
   Двигаемся к рубке. Пора попроситься в гости, используя международный код звуковых сигналов...
  
   * * *
  
   Она вторично просит воды - во рту и в горле все пересохло.
   Неприятный субъект словно не слышит - жует апельсиновые дольки и бросает на подопечную косые взгляды...
   Вскоре тишину отсека нарушают далекие разрывы.
   Командир пловцов настороженно переглядывается с капитаном.
   Тихо. Ничего, кроме низкого гула.
   Проходит несколько минут напряженного ожидания...
   И вдруг разрывы повторяются.
   "Четыре... шесть... восемь... десять... двенадцать..." - считает про себя Анна.
   Схватив гарнитуру, капитан приглушенным голосом отдает приказания, после чего в центральном посту появляется третий человек и приступает к манипуляциям с вентилями и другими штуковинами, назначений и названий которых молодая женщина не знает. По незначительным перегрузкам она догадывается о переменах в параметрах движении лодки.
   - Мне нужно в туалет, - негромко просит она на английском.
   Никто не обращает внимания на просьбу.
   - Прошу вас, проводите меня в туалет.
   Ноль эмоций.
   - Вы хотите, чтобы я закричала?
   Коренастый тип оборачивается и сверлит ее недовольным взглядом. Потом порывисто вскакивает с кресла, подхватывает женщину под руку и тащит сквозь круглую дыру люка в соседний отсек. Не сняв с запястий наручников, заталкивает в крохотный туалет.
   - Три минуты, - показывает он три пальца. - Поняла?!
   И прикрывает снаружи дверцу, оставив приличную щель.
   - Сволочь, - шепчет по-русски Анна. - Чтоб тебе вечно жить в этом тесном морском сортире...
   Справиться с гидрокомбинезоном ужасно непросто. Понимая, что грозный типус шутить не будет, она торопится, но возвратиться к назначенному сроку в коридор не поспевает.
   Командир пловцов с перекошенной от злобы треугольной рожей распахивает дверцу, выдергивает женщину в коридор, шарахает спиной о переборку и с невероятной силой сжимает ладонью горло...
   Ее спасают взрывы, гремящие над самой головой. Корпус сотрясается и раскачивается с такой силой, что оба падают; Воронец в ужасе прижимается к холодному полу и закрывает руками голову...
   И снова возвращается тишина. Низкий гул постепенно стихает; происходит последний толчок - субмарина ложится на дно.
   Подняв пленницу за шкирку, коренастый тип знаком приказывает вести себя тихо. Приведя ее в центральный пост, усаживает в кресло и подходит к капитану.
   - Что скажешь?
   - Сдается, они расколют нашу скорлупку, если мы возобновим движение.
   - Полагаешь, я напрасно притащил на борт эту бабу? Думаешь, они уничтожат нас вместе с заложницей?
   - Думаю, им на нее наплевать или они давно записали твою бабу в покойницы. Их основная задача - заполучить обратно командный блок, и ради этого они пойдут на что угодно.
   - Ты в этом уверен?
   - Абсолютно. И ты на их месте поступил бы похожим образом. Но я скажу тебе еще более неприятную вещь: пребывание на борту этой девки сильно усложняет нам жизнь.
   - Почему?
   Капитан бросает равнодушный взгляд на испуганную женщину и невесело усмехается:
   - Ты же не настолько глуп, чтобы считать ее своей коллегой.
   - Издеваешься?! Какой из нее боевой пловец?..
   - И я о том же. Выходит, ее взяли на глубину для поиска командного блока, к которому она имеет какое-то отношение. С одной стороны это невероятная удача - захватить специалиста в области ракетостроения. А с другой - чистой воды самоубийство.
   Подумав, командир пловцов соглашается:
   - Ты прав. Надо было ее допросить с пристрастием, пока шли полным ходом.
   - Ладно. Позже допросим, если выкарабкаемся. А сейчас садись-ка лучше и слушай...
   Пловец устраивается в кресле, ставит на пульт небольшую коробочку желтого цвета и водружает на голову наушники. От коробочки тянутся два провода: один к пульту, другой - к наушникам...
   Наблюдая за его действиями, Анна ощущает смутное беспокойство. Словно кто-то подсматривает за ней в замочную скважину или вторгается в личную жизнь иным, не менее бессовестным способом.
   Внезапно она прозревает. Повернув голову влево, находит отобранное у нее и сложенное в сторонке имущество: маску, дыхательный аппарат, баллон для аварийного всплытия, нож, подвесную систему. И среди этого барахла покоится похожая коробочка!
   Да-да - точно такая же коробочка желтого цвета, закрепленная перед погружением поверх гидрокомбинезона с правой стороны шеи. Кажется, к ней тянулся провод гарнитуры...
   За грустными размышлениями о том, откуда на борту чужой подлодки появилась похожая коробочка, и какие преимущества она подарила незнакомцам под водой, проходит минут тридцать-сорок.
   Из забытья выводит капитан. Ответив на чей-то вызов по внутренней связи, он толкает пловца в плечо:
   - В кормовом отсеке слышен скрежет металла о корпус. А ты ничего не слышишь?
   - Нет. Ни звука.
   - Черт. Кажется, они здесь...
  
   * * *
  
   Миша Жук по-прежнему парит над лодкой, освещая мощным лучом окружающее пространство. Его задача наблюдать за общей обстановкой. Наша задача - попробовать кое-что внушить тем, кто обитает внутри "Косатки".
   К сожалению, я не знаю, в какую сторону открывается дверца в шлюзовую камеру - на ее гладкой поверхности нет ровным счетом ничего: ни петель, ни ручек, ни заклепок. Все механизмы находятся внутри. По этой причине располагаю Золотухина на левом сдвоенном торпедном аппарате, а Фурцева - на правом. Оба освещают дверь и держат наготове автоматы. Однако применить оружие они обязаны в крайнем случае - убедившись в том, что перед нами чужой с агрессивными намерениями, а не захваченная неприятелем Анна Воронец.
   - "Ротонда", я - "Скат", - впервые пользуюсь связью.
   - "Скат", я - "Ротонда". Отвечаю.
   - Мы на месте. Лодка обездвижена, шлюз под прицелом.
   - "Скат", понял вас. Удачи...
   Выключаю свой фонарь и тыльной стороной его крепкого корпуса четырежды стучу по дверце. Снаружи звук слышен отлично. Наверняка его услышат и внутри...
   Для связи с экипажем "Косатки" я использую элементы международного подводного языка. В идеале его обязан знать каждый, кто цепляет на спину или грудь дыхательный аппарат и решает спуститься глубже десятка метров. Это относится ко всем без исключения, будь то настоящий профессионал, опытный дайвер или начинающий любитель.
   Язык до безобразия прост: один удар означает вопрос "как ты?"; одиночный удар в ответ - "все в норме".
   Два удара - "проверь запас воздуха".
   Три - начинай (или начинаю) подъем на поверхность.
   Четыре - "тревога, немедленно выходи (или выхожу).
   Есть и более сложные системы подводного общения при помощи стука, однако мы обойдемся простейшим кодом. Чем проще, тем понятнее.
   Повторяю попытку познакомиться. А точнее - требую к себе представителя экипажа для переговоров.
   В ответ тишина.
   Выжидаю секунд десять и в третий раз выдаю серию из четырех ударов с равными промежутками времени.
  
   * * *
  
   Анна сидит в неудобном кресле, словно мышь: тихо, сжавшись в комочек и с единственным желанием не обращать на себя внимания.
   Поначалу капитан с коренастым пловцом ведут себя сдержанно. Капитан приказывает кормовому отсеку подтвердить информацию о металлическом скрежете в районе гребного винта. И подтверждение поступает.
   Потом меняется треугольное лицо командира пловцов. Плотно сжав губы, он снимает с головы наушники и цедит:
   - Они и вправду здесь. Докладывают командиру спуска о том, что лодка обездвижена, а шлюз под прицелом...
   "Он прослушивают нашу частоту, и понимает по-русски, - с ужасом осознает Анна. - Боже!.. Неужели у ребят Черенкова ничего не получится?.."
   Капитан оценить новость не успевает - прямо над центральным постом раздается стук. Удары с определенной частотой похожи на работу исполинского часового механизма. Один, второй, третий, четвертый.
   И вот тогда Воронец отчетливо увидела нервозность капитана с приятелем. До взрывов снаружи они почти забыли о ней и общались меж собой по-деловому, не опасаясь присутствия пленницы. Сейчас вальяжность в поведении исчезла, движения быстры, глаза бегают; разговаривают меж собой очень тихо и постоянно посматривают в ее сторону. Оба напряжены и взвинчены.
   Женщине от их внимания становится не по себе. Первоначальный шок, поразивший словно током, начал было отпускать и вот новая напасть. Она понимает: снаружи - свои. Но как эти свои решат задачу ее спасения и что означают удары - не имеет ни малейшего представления. Неизвестность с непониманием добавляют волнения и страха.
   Снова стук. Одинаковой силы удары. Один, второй, третий, четвертый.
   Капитан с помощником колдуют возле пультов управления и пытаются что-то сделать, но у них это не выходит. Нервозность нарастает...
   Серия из четырех ударов повторяется в третий раз.
   В центральном посту кипит слаженная работа...
   Внезапно ее осеняет: по какой-то причине у них не получается запустить двигатель лодки!
   И в самом деле. При повороте помощником небольшого рычажка, слышится нарастающий гул. Капитан при этом внимательно следит за приборами и через пару секунд подает команду на отключение. Помощник возвращает рычажок в исходное положение, и гул стихает.
   Они переругиваются и что-то выясняют меж собой.
   А стук продолжается...
  
   * * *
  
   Мне немного чудно от того обстоятельства, что даже в эти напряженные минуты я чаще думаю об очаровательной женщине по имени Анна, чем о сверхсекретном "командном блоке управления маневрированием третьей ступени межконтинентальной баллистической ракеты "Молот". Пусть общественность покроет меня толстым слоем мата, но почему-то о нем думается реже и без здорового мужского оптимизма. Хотя... в свою защиту должен заявить следующее: результат исполнения мной приказов и прямых должностных обязанностей никогда не зависел от объектов мысленного исследования или субъектов виртуального стриптиза.
   Итак, чего же мы добиваемся, находясь перед наглухо закрытым входом в субмарину малого класса? Чего хотим, тарабаня фонарем по титановому корпусу и беспрестанно проверяя давление воздушной смеси в ребризерах?
   В идеале я жду капитуляции командования лодки.
   Памятуя о том, как капитан "Аквариуса" отстреливал своих подчиненных во избежание ареста с дальнейшими допросами, надеяться на безоговорочную сдачу экипажа "Косатки" - смешно и бессмысленно. Я же не буйный психопат и не тихий идиот. Я - реалист. Поэтому согласен помахать экипажу ручкой, если будет отпущена Анна с этим чертовым командным блоком, из-за которого приключилось столько возни и трагедий.
   Всего у капитана субмарины имеется три варианта действий.
   Первый назовем "Храброе сердце - башке не товарищ". Он идет на жесткий принцип и погибает на глубине от выпущенной с корабля торпеды или взрыва десятка глубинных бомб.
   Ко второму напрашивается название "Липкие штаны". Капитан продувает балластные цистерны и тупо производит аварийное всплытие, не имея возможности двигаться горизонтально.
   И, наконец, третий - гордо именуемый "Умный трус". В соответствие с этим вариантом, мы стучим - они отвечают. Шлюз наполняется морской водичкой, после чего автоматически открывается дверь и к нам выплывает красивая женщина в костюме беременной русалки. Это в лучшем случае. В худшем - парламентер-переговорщик, с которым мы находим общий язык. Получив женщину и блок, мы отправляемся наверх, предоставляя экипажу возможность выйти из шлюза и освободить винт от троса.
   Второй и третий варианты наиболее предпочтительны, и нами уже немало сделано для достижения заветной цели. Однако при всех победных реляциях мы стоим перед серьезной проблемой: запас воздушной смеси в ребризерах заканчивается, а резервных комплектов для свежей смены пловцов попросту нет.
   Другими словами: огромный объем проделанной работы накроется медной рындой, если у чужих хватит мужества и стойкости не поддаться нашему блефу. В этом случае сработает самый отвратительный - четвертый вариант, именуемый "Игрой в камикадзе". Суть его такова: мы сваливаем на поверхность, а командир выпускает через шлюз пару пловцов, которым понадобится десять минут для освобождения гребного винта. За сим следует дуэль капитана субмарины и акустиков БПК. Шансов у субмарины несоизмеримо меньше, но... на войне бывает всяко.
   Что делать?
   Правильно: идти ва-банк и до последнего поддерживать блеф.
   - "Ротонда", я - "Скат". Как меня слышишь?
   - "Скат", я - "Ротонда". Слышу вас отлично.
   - Смена готова?
   - Проходит контроль. А что, капитан субмарины не отвечает?
   - Упорствует. Видимо, у него на борту годовой запас воздуха, пищи и свежих аккумуляторных батарей. Ну, нам-то спешить некуда.
   - Это верно. Скоро ваша смена пойдет на глубину. Готовьтесь сдать дежурство.
   - Понял, "Ротонда". Баньку для нас согрели? А-то холодновато тут...
   - Конечно, "Скат". Как всегда...
  
  
   Глава вторая
   Море Лаптевых
  
   По завершению связи с "Ротондой" я успеваю простучать одну серию ударов, после чего мы слышим щелчок - звук открывшегося клапана. Дверца остается запертой, но изнутри отчетливо доносится шипение врывающейся в шлюз воды.
   Неужели мой план сработал?!
   Проверяю остаток дыхательной смеси в ребизере и прошу сделать то же самое моих ребят. Судя по оставшемуся давлению, пора стартовать наверх. Надеюсь, мы ненадолго задержимся у выхода из лодки.
   Знаком прошу всех усилить внимание, и сам отплываю от дверцы на пару метров. Три мощных фонаря и три автоматных ствола направлены в заднюю часть рубки. Ждем...
   Шипение стихает. Несколько секунд уходит на окончательное выравнивание давления.
   Следующий щелчок, вероятно, обозначающий открытие замкового механизма.
   Так и есть - овальная крышка подается вперед, однако полного открытия не происходит.
   Замерев, мы не сводим глаз с черной вертикальной щели, толщиной с ладонь. Неприятное и невыгодное положение: какая-то сволочь нас рассматривает через эту щель, а мы эту сволочь не видим.
   Приказываю Золотухину осторожно подойти сбоку.
   Тот перемещается с торпедного наплыва, аккуратно подсвечивает фонарем внутрь. Оглядывается и крутит головой: "Цель не вижу".
   Сигнализирую: "Открывай!"
   Он распахивает дверцу и... три желтых луча шарят по нутру пустого шлюза.
   Вот тебе, Евгений Арнольдович, и четыре варианта! А как насчет пятого?
   На всякий случай заглядываю внутрь...
   Тесное пространство шириной метр и длиной - полтора, способное с комфортом вместить двух пловцов при полной снаряге. Внизу - круглый люк, откидывающийся вбок и пара приваренных скоб для удобства подъема. На дальней стенке, граничащей с зоной выдвижных устройств, какие-то надписи на английском, под ними рычаг управления клапаном для аварийного выхода из лодки. Сверху плафон из толстого матового стекла.
   Пора принимать решение - воздушной смеси остается катастрофически мало.
   - "Ротонда", я - "Скат", - зову командира спуска.
   - "Скат", я - "Ротонда". Слушаю вас.
   - Нам поступило заманчивое предложение. Капитан открыл шлюз и приглашает зайти в гости.
   После короткой паузы капитан-лейтенант интересуется:
   - Вы за временем следите, "Скат"?
   - Следим.
   - И что намерены делать?
   - Думаю, стоит принять приглашение. А остальные после прибытия смены поднимаются на поверхность.
   - А дальше? - в голосе молодого парня отчетливо звучит растерянность. Он-то отлично знает, что никакая смена к лодке не спуститься, и что помочь мне в случае непредвиденных обстоятельств будет некому.
   - А дальше по утвержденному командованием плану: либо она всплывет сама, либо ее поднимут идущие к нам специальные суда. Думаю, полутора часов нам с капитаном хватит, чтобы цивилизованных обсудить имеющиеся варианты.
   - Вас понял, "Скат". Действуйте по обстоятельствам.
   Золотухин с Фурцевым знаками выражают протест против моего желания спуститься в лодку в одиночестве, но я останавливаю митинг решительным жестом.
   И вполне официально добавляю голосом:
   - Я "Скат". Смене приготовиться к подъему...
  
   * * *
  
   Оказавшись внутри шлюза, закрываю дверцу и поворачиваю рукоятку замкового механизма. Тут же слышу щелчок фиксатора, управляемого из центрального поста. Все, путь назад отрезан.
   Второй щелчок открывает воздушный клапан, и вода, вытесняемая воздухом, начинает постепенно убывать. Когда ее уровень доходит до груди, снимаю маску и машинально перекрываю поступление из ребризера дыхательной смеси.
   Осознав действие, усмехаюсь своей экономии. Оказывается, я всерьез рассчитываю покинуть субмарину живым и подняться на поверхность моря. Мой оптимизм не потопляем.
   Уровень воды доходит до пояса.
   Голова побаливает, а уши закладывает от избыточного давления. Зажимаю нос пальцами и пытаюсь их продуть...
   Воды остается по колено.
   В руках у меня один фонарь. Автомат с запасным магазином отдал ребятам; из оружия остался нож. Ну и фонарь на тот случай, если погаснет тусклый плафон за толстым матовым стеклом.
   Остатки воды стекают по стенкам и уходят в сливное отверстие.
   Срабатывает клапан, отсекающий шлюз от внешнего подводного мира; одновременно затихает шипение воздуха. Сейчас стартует самый неприятный этап - выравнивание давления в шлюзе и в обитаемой зоне субмарины. Хорошо бы данный процесс прошел плавно, без спешки...
   Процесс длится несколько минут, в течение которых вновь закладывает уши, а голова становится невыносимо тяжелой. Пока есть время, освобождаю руки от перчаток, ноги от ласт, полностью снимаю маску...
   Наконец, плафон дважды мигает, а в нижний люк кто-то стучит, разрешая спуститься вниз. Тяну крышку на себя и вдыхаю тяжеловатый воздух центрального отсека.
   Вижу встречающих внизу членов команды в черных свитерах. Нащупываю ногой скобу и приступаю к спуску...
  
   * * *
  
   На середине вертикального трапа меня подхватывают и довольно грубовато стаскивают на пол три моряка-подводника. При этом тяжелый фонарь и специальный нож, висящий на бедре под правой ладонью, моментально перекочевывает в руки "гостеприимных" хозяев.
   Пока меня беспардонно шмонают, бегло осматриваюсь.
   Двое из трех морячков интереса не представляют - обычные парни небольшого роста, коих предпочитают в подводном флоте всех развитых стран. Третий тоже невысок, зато плечист, накачен. Судя по телосложению, он пловец - я своих коллег узнаю с легкостью. Внешность у него неприятная: треугольная форма физиономии, узкий лоб, колючий взгляд.
   Прямо под шлюзом расположен центральный пост: главный пульт управления кораблем со штурвалом, приборы контроля силовой установки и систем жизнеобеспечения, поднятый перископ. Дежурное освещение из-за экономии слабовато и поэтому сидящую в дальнем углу Анну я замечаю не сразу. Заметив же, киваю и получаю в ответ усталую, но исполненную благодарности улыбку.
   - Ты - "Скат"? - спрашивает на корявом русском языке пловец - мужик с треугольной рожей.
   - Ну, допустим.
   - Можешь называть меня Питер.
   - А этого? - киваю на сорокалетнего моряка, повадками похожего на капитана.
   - Это наш капитан, но он не понимает по-русски, общаться будешь со мной. Снимай, - криво усмехаясь, показывает он на ребризер, подвесную систему. - Снимай и располагайся. Ты ведь отвел на переговоры целых полтора часа, не так ли?
   Интересно девки пляшут!..
   Впрочем, кое-какие подозрения по поводу перехвата нашего канала гидроакустической связи у меня имелись. Не могли же эти ребята для организации внезапных атак дважды случайно оказываться в нужном месте и в нужный час! Подобные совпадения наповал убивают теорию вероятности.
   Что ж, Питер, пожалуй, ты прав: говорить лучше налегке - без висящего на груди аппарата. Это в воде он весит килограмм, а в воздушной среде - все пятнадцать.
   Крепкие парни обступили со всех сторон, пока я расстаюсь с ребризером и подвесной системой, пока расстегиваю верхнюю часть комбинезона. Мужик с треугольным лицом не спускает с меня настороженного взгляда и укладывает вещички рядом с таким же комплектом, реквизированным у Анны Воронец. Детальный шмон лишает всей экипировки - даже сигнального патрона, по давней привычке спрятанного в левом рукаве.
   Затем, по завершению процедуры разоблачения, на моих запястьях защелкиваются наручники, а коренастый пловец, представившийся Питером, предупреждает:
   - Дернешься - пристрелим. Нам достаточно и одного заложника. Понял?..
   Нет, мля, прошу повторить...
  
   * * *
  
   Сижу рядом с Анной в дальнем от выхода в шлюз углу центрального поста. Верхняя часть комбинезона, как и у нее, расстегнута и приспущена; скованные руки покоятся на коленях.
   К тусклому освещению глаза успели привыкнуть. В отсеках подлодки холодновато и в то же время тяжело дышать из-за повышенного содержания углекислого газа. Запасы воздуха на борту имеются - я в этом уверен. И в баллонах, и в виде аварийных регенеративных установок (наподобие наших РДУ), в которые вставляются кислородосодержащие пластины. Видно, экономят, рассчитывая протянуть время.
   Все подводные лодки немного похожи друг на друга - как внешне, так и по своему устройству. Лишь специалист способен сразу и безошибочно определить тип, принадлежность, назначение судна; у простого сухопутного обывателя на выполнение тех же задач уйдет множество часов и попыток.
   Продолжая осматриваться в отсеке, узнаю практически каждый пульт с приборами, каждый агрегат управления и предмет обихода. Только размеры центрального поста непривычно малы: в самой широкой части - метра два с половиной и метров пять в длину. Остальное - в точности соответствует оснащению наших лодок среднего и малого класса. Штурвал, ворочающий рулями для управления лодкой на ходу; пульт управления электроклапанами, их механические дублеры; рабочие места командира, вахтенного на руле, штурмана. Местечко для акустика с наушниками и экраном эхолота - из-за экономии пространства отдельной рубки для акустиков не предусмотрено; убранный перископ... Совпадает даже количество висящих на переборках специальных лодочных огнетушителей.
   Капитан с Питером о чем-то приглушенно совещаются. Возле нас дежурит складный морячок с пистолетом в кобуре.
   У меня не очень хорошая память на лица. Тем не менее, я старательно пытаюсь определить, сколько человек осталось на борту "Косатки". Пока запомнил пятерых.
   Местное начальство не обращает на нас внимания, и я осторожно шепчу соотечественнице:
   - Как себя чувствуете?
   - Уже нормально. А сначала чуть не умерла со страху, - так же тихо отвечает она. - Кстати, Евгений, эти господа прослушивали ваши переговоры.
   - Каким образом?
   - Видите, на ближайшем пульте желтую коробочку?
   Ах, черт! Вижу, Анна Аркадьевна, вижу. Лежит станция гидроакустической связи "Aquacom" и посмеивается. Мы пользуемся такими же, правда, после некоторых доработок, вносимых техническим отделом нашего родного Департамента контрразведки. Уж не та ли это станция, которую в Норвежском море сорвал с Игоря Фурцева беглый британский водолаз? Не факт, конечно, но вероятность очень приличная. По крайней мере, теперь объяснимо возникновение небольших помех при использовании гидроакустической связи. Когда подводники встраивались в наш канал, слышались слабые щелчки, иногда шипение.
   - Были у меня подозрения, - морщусь от досады на бестолковые габариты Фурцева и в то же время благодарю бога за проявленную в крайнем погружении предосторожность. - Анна, а кто из них вас сюда притащил?
   - Тот, - кивает она на мужика с треугольной физиономией.
   - Понятно. А где командный блок?
   - Не знаю. Этот коренастый отобрал его снаружи, и больше я блок не видела...
   Меж тем тайная вечеря в стане противника завершена.
   - "Скатом" ты называешься в море. А как тебя зовут на суше? - оборачивается ко мне Питер.
   - Какая тебе разница?
   - Должно же быть у парламентера имя!
   - Зови Фёдором.
   - Так с каким предложением ты к нам пришел, Федор?
   Пожимаю плечами:
   - С предложением умереть не в этом дальнем походе, а в следующем.
   - Что хотите получить взамен?
   - Взамен вы отдадите все наше имущество, откроете шлюз и выпустите нас.
   Питер переводит капитану короткий диалог, после чего оба нервно посмеиваются.
   - Неужели мы так похожи на идиотов, полагающихся на чье-то честное слово?
   - У вас есть другой выход? Гребной винт надежно зафиксирован, и освободить его не получится - снаружи дежурят боевые пловцы, имеющие на вас очень большой зуб за смерть своих товарищей. Так что если не договоримся - вам придется продуть цистерны и всплыть аварийно для вентиляции отсеков. Либо субмарину поднимут специальные суда, прибывающие в район часов через двенадцать-четырнадцать.
   - И что с нами будет потом? - с каменным лицом спрашивает Питер.
   По невозмутимому внешнему виду и по ровному голосу определить трудновато: срабатывает блеф или нам не верят.
   Ладно, врем дальше.
   - Потом лодку отбуксируют в наши территориальные воды, где вам придется ответить за гибель экипажа научного судна "Академик Антонов", за гибель боевых пловцов...
   - К гибели вашего научного судна мы не причастны.
   Ага - оправдывается! А поиск причин для оправдания - первый признак слабости.
   - Господа, чтобы доказать свою непричастность, вам придется совершить настоящее чудо. Например, найти ключ к бессмертию или построить в нашей стране демократию.
   - Надо подумать, - смотрит на часы Питер и вместе с капитаном покидает центральный пост.
  
   * * *
  
   - Знаете... У меня ужасно строгая мама. А я в детстве, как ни странно, была невероятно непослушным ребенком, - вытянув ноги и откинув назад голову, вспоминает Анна.
   Она очень устала - и от комбинезона, и от неудобного кресла, и от постоянного нервного напряжения. Тем не мене, она старается держаться. А я, как могу, подбадриваю...
   - На вопрос "откуда я взялась?" мама объясняла, что меня купили в детском магазине, - продолжает она неспешный рассказ. - Мальчики там стоили две большие пачки денег, а девочки - одну. У моих родителей была с собой только маленькая пачка денег и тогда продавщица сжалилась - достала с дальней полки самую капризную, непослушную девочку и продала с огромной скидкой, честно предупредив, что у девочки отвратительный характер.
   Теперь, запрокинув голову, смеюсь я.
   - Вы серьезно?
   - Абсолютно. Папа, услышав подобную импровизацию, пришел в ужас и попытался смягчить картину. Но история моего появления на свет произвела неизгладимое впечатление. До сих пор мурашки бегают по спине.
   - Наверное, папа вас очень любил. Часто катал на шее, а на ночь читал длинные сказки о прекрасной принцессе.
   - Да, я была папенькина дочка, и он регулярно читал мне сказки. Правда, делал это своеобразно, - глядит она в потолок и мечтательно улыбается. - Я, бывало, ложусь в постель, он садится на самый край и открывает толстую книжку. Начинает всегда бодро, с выражением. Потом все тише и тише... Короче говоря, через пятнадцать минут я бегу к маме со словами: "Он заснул, забирай!.."
   Два вооруженных подводника стоят в трех шагах. Поглядывая на нас, тихо переговариваются и ведут себя довольно корректно. Мы не делаем резких движений, а наша непринужденная болтовня их не беспокоит.
   - Я тоже появился на свет далеко от Москвы. Районный городишко: грязь, раздолбанные дороги, деревянные лачуги и запах навоза. В общем, как говорят заносчивые москвичи: глухая провинция, куда забыли завезти секс и новость об отмене советской власти. Когда я родился, дома никого не было. На кухне лежала записка: "Молоко в холодильнике"...
   Анна смеется, а мне на душе легчает. В ее глазах уже нет страха, отчаяния и безнадеги; за воспоминаниями о далеком детстве она окончательно расслабилась и вновь стала собой.
   - ...Ну а если серьезно, то мои родители - обычные работяги, вкалывавшие от зари до зари. Денег вечно не хватало, жили в убогой квартирке... В общем, все по Черчиллю: "Главный недостаток капитализма -- неравное распределение благ; главное преимущество социализма -- равное распределение лишений".
   Побыв в мечтательной прострации, она возвращается в реальность.
   - Женя, у вас есть предположения относительно того, куда мы плывем?
   Отшучиваюсь:
   - Я же не краб.
   - В каком смысле?
   - У краба на клешнях и теле есть особые волоски, позволяющие очень точно определять направление течения воды. Ну, а если серьезно... Лодка идет на север - к началу океанского ложа.
   - Что такое "океанское ложе"?
   - Обширная донная низменность. Глубина в некоторых местах достигает четырех с половиной тысяч метров.
   Она ежится:
   - Зачем им такая глубина?
   - Им нужно достичь максимальной расчетной глубины. Это метров двести пятьдесят, максимум - триста.
   - Это даст какие-то преимущества?
   - Да. Чем глубже находится лодка, тем труднее ее засечь с помощью магнитометров...
   Наше милое общение внезапно прерывает вторжение в центральный пост капитана и коренастого пловца.
   - Мы предлагаем тебе взять блок и покинуть лодку, - без лишних прелюдий объявляет Питер.
   - Не понял. А женщину вы намерены взять с собой?
   - Она останется на борту в качестве заложницы.
   - Послушай-ка... тебе до сегодняшнего дня приходилось участвовать в переговорах?
   Коренастый морщит лобик шириной в два пальца.
   Объясняю свою мысль:
   - Условия должны быть приемлемы для обеих сторон. Так вот, сторону, которую я представляю, ваше предложение не устраивает.
  
  
   Глава третья
   Море Лаптевых
  
   Начальство подводников вновь отправилось совещаться, оставив все тех же молодцов для охраны. Надеюсь, обсуждение моего предложения не займет много времени. Предложение сбалансировано и обязано устроить всех.
   Несколько минут Анна подавленно молчит, представляя ту пропасть, по краю которой только что прошлась. Потом, приведя в порядок нервную систему, протягивает скованные руки и легонько пожимает мои ладони.
   - Спасибо, Женя.
   - Не за что. Нам не пора перейти на "ты"?
   - С удовольствием, - блестят в сумрачном освещении ее большие серые глаза.
   Ну, вот и свершилось окончательное примирение. Прям как в сказке: и спали они долго и счастливо, пока не разлучил их будильник...
   Понемногу меж нами снова расходится разговор. Так, ни о чем. Не разговор, а трамбовка лишнего времени. А лишних до истечения означенного полуторачасового срока осталось... Сколько же осталось? Часы с моего запястья сняли, приходится брать навскидку: минут двадцать пять - тридцать.
   Детство мы вспомнили в первом акте. Во втором переворошили юность и годы учебы. Теперь перешли к зрелости.
   Наконец, настает черед прямого как кишка вопроса:
   - Анна, ты замужем?
   - Увы, нет. Или к счастью.
   - Не сложилось?
   - Был двухлетний опыт с одним человеком. Не ангел небесный, но душа чистая, нрав веселый, внешность приятная; на несколько лет старше. В общем, обоим казалось, что любим.
   - Гражданский брак?
   Женщина кисло усмехается.
   - Пожалуй, нет - подолгу совместно не проживали. Да и вообще... не сказать, чтобы связь была очень крепкой. Созванивались, встречались, сидели в ресторанчиках или ходили в кино, выходные проводили вместе. И все вроде бы складывалось - без ругани, без скандалов, без обид... А года через полтора наша пародия на семейную жизнь внезапно дала трещину. Большую такую трещину, хорошую - подползешь к краю, заглянешь вниз и... аж дух захватывает. Немного промучились и расстались.
   Подумав, она добавляет:
   - Наверное, любви все-таки не было. А ты почему не женат?
   - Бог его знает... - смотрю на ее красивый профиль. - Если решу жениться взаправду, то возьму в жены красивую, верную, умную, хозяйственную.
   - Разве ты мусульманин - брать сразу четырех? - отшучивается Анна и, массирует уставшие бедра.
   Привинченные к полу кресла ужасно неудобны: жесткие и узкие сиденья, короткие спинки. Неудобство создано нарочно - чтобы находящиеся на вахте люди не расслаблялись, не спали. Однако нам от этого не легче. Я чувствую ноющую боль в затекших ногах и спине, невыносимо устали задница с поясницей.
   Подняв руки, пытаюсь потянуться и немного размять суставы с мышцами. Но не тут-то было.
   Во-первых, сразу напоминает о себе рана над левой лопаткой.
   Во-вторых, охраняющие нас вооруженные молодцы моментально напрягаются и едва не хватаются за оружие.
   В-третьих, мои руки натыкаются на огнетушитель, висящий на переборке над моей головой.
   А, в-четвертых, со стороны кормы из соседнего отсека появляются капитан с узколобым пловцом.
   Первая же фраза, прозвучавшая из уст узколобого Питера, ставит в тупик.
   - Сторону, которую представляем мы, - произносит он твердым голосом, - ваше предложение не устраивает.
  
   * * *
  
   Мое предложение звучало так: Анна с командным блоком под мышкой покидает утробу "Косатки" и передает мою просьбу командованию не преследовать субмарину в течение следующих двух часов. За это время экипаж лодки освобождает гребной винт, смывается из данного района и благополучно достигает начала океанской впадины. До впадины менее десяти миль - успеет. Там, прежде чем нырнуть на максимальную глубину и задать подводному кораблю новый курс, господа разведчики делают кратковременную остановку, дозволяя мне выйти через шлюз. Смеси в ребризере достаточно, чтобы без задержек добраться до поверхности. В крайнем случае, использую аварийный баллон.
   Искренне удивляюсь:
   - Что же вашу сторону не устроило?
   - Мы не хотим это обсуждать.
   Вот даже как?.. Что-то господа шпионы осмелели. Или почувствовали вкус к переговорному процессу?
   - То есть вы...
   - Если ваша сторона категорически настаивает на том, чтобы женщина была отпущена, то мы оставим здесь тебя и наш трофей. Ты получишь свободу, когда мы уйдем из района и убедимся в отсутствии погони.
   Что ж, есть в данном варианте один позитивный штришок: освобождение женщины. В остальном - полный рот дерьма и неизвестности.
   Меня-то они отпустят - зачем я им сдался! Вопрос только - живого ли? И опять же этот чертов командный блок!..
   Как там Сергей Сергеевич говорил Скрябину: Давай-ка, перезаряжай свои "катюши", а-то ведь вместе с моей головушкой полетят и ваши!
   Еще как полетят, если металлическая коробка величиной с небольшую книжку не вернется в руки наших специалистов. Уж что-что, а изящно отравить жизнь невинным людям в Российском государстве умеют.
   Интересно девки пляшут. Срок ультиматума истекает с минуты на минуту, а крыть нечем - все козыри кончились. Вот-вот исполнится полтора часа с момента моего вторжения в нутро "Косатки", а ничего не произойдет: ни стука снаружи, ни скрежета по металлу корпуса. И тогда противник раскусит наш блеф.
   Черт. Надо что-то предпринимать.
   Чувствую теплую ладонь Анны.
   - Женя, послушай... - легонько сжимает она мою руку и взволнованно говорит: - Послушай меня, пожалуйста. При всей секретности этого проклятого блока... При всей его важности - он не стоит чьей-то жизни. Ни моей, ни твоей! Пусть он останется у них!..
   Мне очень приятно это слышать, девочка, но... я обязан сдержать слово. План твоего личного спасения строился на спасении командного блока - лишь на таких условиях наш общий знакомый по имени Сергей Сергеевич позволил попытать счастья на глубине. Иначе он давно бы принял простое и лаконичное решение уничтожить "Косатку" со всем ее содержимым. Старик он, вроде, ничего, но в вопросах касающихся безопасности и всяких там секретов - беспощаден как Святая инквизиция. Исходя из его кровожадности, у меня возникает резонный вопрос: не даст ли старик команду атаковать лодку, если на ее борту останется блок?
   - Каково твое решение? - коверкая слова, торопит Питер.
   Решение? С каждой минутой я все больше склоняюсь к нестандартному решению, не предусмотренному протоколом наших переговоров. За полтора часа, проведенных внутри лодки, я видел пятерых моряков. Всего пятерых. Не факт, что у меня получится с ними справиться, но попытаться стоит.
   - Сколько осталось до истечения срока?
   Он смотрит на часы.
   - Четверть часа.
   - Десяти минут хватит, что выпустить одного человека через шлюз?
   - Вполне.
   - Тогда дайте пару минут подумать. И если не трудно - проводите в гальюн.
   Один морячок остается с Анной, трое сопровождают меня в сторону кормы. Минуем круглый люк водонепроницаемой переборки и оказываемся в соседнем отсеке. В данную минуту меня мало интересует его назначение и содержание - я целиком поглощен порядком, в котором происходит конвоирование. Порядок таков: вооруженный пистолетом подводник ныряет в отверстие люка первым и, отступив на шаг, ждет меня; я следую вторым; третьим в отсек из ЦП входит Питер; замыкает шествие капитан.
   На подходе к туалету в моей голове появляются наброски некоего плана. Даже скорее не плана, а бесшабашной идеи. Ну и ладно, чего там! Какой русский не мечтает хотя бы разок в жизни выдернуть шнур и выдавить стекло?..
   - У тебя две минуты, - показывает Питер два пальца. - Всего две!
   И, прикрывая за мной дверь, оставляет огромную щель.
   Две, так две. Делаю то, для чего пришел; после застегиваю "сухую" молнию комбинезона, чтоб не мешал и не сковывал движений.
   Выхожу. Напряжение слега нарастает - вдруг порядок при возвращении в центральный пост изменится?
   Нет, морячок снова лезет в круглый люк первым, а меня заставляют последовать за ним.
   Вот оно - преддверие момента истины!
   Перешагиваю одной ногой через комингс, просовываю в дыру сцепленные "браслетами" руки. Выныриваю в ЦП. Руки, вроде бы, случайно оказываются около висящего на переборке огнетушителя.
   Доля секунды. Мне требуется доля секунды для решения ключевой задачи - сорвать со стены пятикилограммовый огнетушитель. Он - моя единственная надежда и мое единственное оружие.
   Профессия у подводников сложная, не терпящая халатности и ротозейства. А к средствам пожаротушения экипажи подлодок всегда относятся с трепетной ответственностью - это в буквальном смысле вопрос жизни. Поэтому огнетушители (не говоря уж более серьезных системах) всегда исправны, находятся на штатных местах, наполнены огнегасящей смесью, проверены. И что самое главное - доступны. Срывай и пользуйся...
  
   * * *
  
   Одним движением сорвав тяжеленький огнетушитель, с разворота бью им в голову первого морячка из конвоя. Удар получается неожиданным и сильным - подводник отлетает к противоположной переборке.
   "Не жилец", - пулей проносится мысль.
   Мой расчет верен: второй целью становится узкий лоб Питера, появившийся аккурат к своей очереди в круглом отверстии люка. Удар выходит менее удачным, но добивать некогда - где-то сзади торчит еще один морячок, оставленный стеречь Анну.
   Резко смещаюсь в сторону. Обернувшись, осознаю: добраться до него не успею - он у дальней переборки, рядом с Анной. И лихорадочно тянет из кобуры пистолет.
   - Анна, пригнись, - размахиваюсь баллоном.
   Морячок отскакивает, однако запущенный красный снаряд ударяет его в спину, что дает мне лишнюю секунду.
   В один прыжок оказываюсь рядом и со всей дури бью сдвоенным кулаком по черепу.
   От резкой нагрузки левую лопатку простреливает боль. Рука не слушается и тупо повторяет движения правой, которой я пытаюсь вытащить пистолет...
   - Женя! - вскрикивает Анна.
   Да-да, я помню о недобитом пловце и вполне себе здоровом капитане подлодки. А еще помню о пятом подводнике, прибегавшем в ЦП из кормового отсека. Они все за переборкой, у открытого круглого люка. И все вооружены. Но что делать? Я вынужден идти ва-банк и надеяться на счастливый случай. Вынужден.
   Резко крутанувшись, вскидываю двумя руками пистолет.
   Нужно выстрелить первым. Но не абы куда, - эти штучки на глубине чреваты катастрофой. Уж если позарез требуется пострелять в замкнутом пространстве, напичканном к тому же жизненно важными трубопроводами, баллонами со сжатым воздухом, приборами, электропроводкой - то стрелять надо точно в человеческое тело. Пуля либо останется в нем, либо вылетит, потеряв большую часть энергии. Все остальное - самоубийство и Голливудский бред.
   Вижу цель в круглом проеме открытого люка. Давлю на спусковой крючок.
   Два выстрела звучат одновременно.
   И одновременно падают два тела...
  
   * * *
  
   Получив страшный удар в грудь, я отлетел к ногам молодой женщины.
   Боль отдает в ключицу при каждом вдохе; в глазах темно, дышать трудно. Анна стоит рядом на коленях, ее перепачканные в крови руки трясутся...
   Намного начинаю соображать, когда сбоку подходят капитан с Питером. Капитан опрятен и чист, с пистолетом в холеной ладони. Питер покачивается; на треугольном лице кровоподтеки, к рассеченному лбу прижат скомканный бинт.
   Капитан отталкивает плачущую женщину, цедит что-то сквозь зубы и целит мне в голову.
   Анна вновь припадает ко мне, закрывая телом и крича подводникам что-то по-английски...
   Узколобый недобиток бьет ее ногой и рычит:
   - Ты останешься у нас вместе с блоком! А его мы пристрелим и выбросим из судна!
   Упавшая Анна поднимается. В глазах и слезы, и ненависть. Сев на палубу рядом со мной, она берет мою руку и с гордым презрением смотрит на Питера:
   - В таком случае, далеко вам отсюда не уплыть.
   - Кто нас уничтожит?! Все, что он говорил - блеф! - брызжет слюной командир пловцов. - Мы соврали вам, понимаешь?! Соврали об оставшихся пятнадцати минутах до истечения срока ультиматума! Когда он интересовался временем - отпущенные полтора часа уже прошли.
   Крепко сжав мою ладонь, женщина молчит.
   Пловец вытирает об себя испачканные кровью наручные часы и трясет перед ее лицом циферблатом:
   - Видишь, прошло уже больше двух часов! Видишь? А снаружи - ни звука! Знаешь почему? Потому что на глубине рядом с лодкой никого нет! На вашем старом проржавевшем корабле не осталось воздушной смеси или выведены из строя все боевые пловцы. Вы ничего с нами не сделаете, поэтому сиди, сучка и не дергайся, а не то и тебе вышибем мозги!..
   Пуля пробила правое легкое. Из груди рвется кашель вместе с кровью и солоноватыми ошметками. Признаться, мне очень хреново. Такое ощущение, будто внутри легкого тлеет огонь.
   - ... Сейчас я надену костюм и выйду через шлюз для осмотра гребного винта. А заодно вышвырну труп твоего дружка, - промокая бинтом разбитый лоб и морщась от боли, разоряется Питер. И поторапливает капитана.
   Тот вновь поднимает пистолет. В тишине, прерываемой всхлипыванием Анны, раздается щелчок взводимого курка.
   - Нет... Нет... Нет... - причитает она.
   Проходит секунда, вторая...
   Я отлично вижу плавное движение побелевшего на сгибах указательного пальца.
   Вот-вот грохнет выстрел, и свет навсегда для меня погаснет.
   - Нет... Нет...
   Сейчас...
   Ну?..
   Однако вместо выстрела что-то грохает снаружи по корпусу. Потом второй раз, третий, четвертый.
   Четыре удара по рубке. Через равные промежутки времени.
  
  
   Глава четвертая
   Море Лаптевых
  
   В центральном посту повисает гробовая тишина: все молчат, и даже Анна перестает всхлипывать. Она и не догадывается о дефиците комплектов для дыхательных аппаратов, исключающий спуск на глубину нашей очередной смены, но пламенная речь узколобого пловца была напориста и убедительна.
   Капитан опускает пистолет, на лице царит обескураженность.
   Похожее выражение и на треугольной физиономии Питера. Переглядываясь, они силятся дать новую оценку ситуации и найти оптимальное решение.
   Наверное, и я выгляжу нелепо, ибо для меня стук снаружи - еще большая неожиданность.
   Словесная перепалка в стане местного начальства прерывается второй серией ударов по корпусу - более энергичной и требовательной.
   Капитан хватает валяющийся у ног огнетушитель и один раз бьет его дном о переборку.
   На душе становится полегче: один удар означает согласие.
   - Одевайся! Живо! - командует женщине Питер.
   Она медлит.
   - Собирайся, Анна. Тебе пора наверх, - легонько сжимаю ее пальчики. Затем поднимаю грозный взгляд на пловца (можно, раз Бог на нашей стороне): - Приготовьте блок. Она забирает его с собой...
   - Блок должен остаться у нас, - бурчит узколобый. Без недавней самоуверенности, но с тупым упрямством в глазах.
   Нутром чую, что продавить его или капитана не составит труда. Нужно лишь проявить твердость и дождаться третьей серии ударов по корпусу лодки. Уверен: до капитуляции противника - один короткий шажок.
   Однако поставить подводников на место и добиться своего не выходит - от жестокого приступа кашля сознание стремительно мутнеет и уносится прочь...
  
  
   Окончательно рассудок не покидал. Я слышал стук по корпусу, другие звуки и речь, правда, не всегда их понимая. Иногда ощущал прикосновения; различал сквозь приоткрытые веки размытые пятна тусклых плафонов. Надо мною и рядом что-то перемещалось, постоянно меняя форму и обличие.
   Вероятно, прошло минут десять, прежде чем мозг отогнал наваждения и начал восстанавливать функции, поочередно включая в работу чувства, память, способность мыслить.
   Узнаю морячка, получившего огнетушителем по горбу. Оклемавшись, он волочет тело своего коллеги, коему повезло гораздо меньше - голова проломлена, на палубе остается обильный кровавый след.
   Затем морячок снимает с запястий женщины наручники и помогает ей с комбинезоном и снаряжением. Чуть поодаль сидит Питер, а капитан накладывает повязку на его узкий лоб.
   Питер отдает короткие приказы морячку, и тот послушно изымает из снаряжения Анны нож, фонарь и станцию гидроакустической связи.
   Спустя кроткое время картина меняется: морячок приносит из носового отсека черный с синими вставками гидрокостюм, в который обряжается пловец с перемотанной башкой; Анна же, воспользовавшись моментом, присаживается возле меня.
   Шепчу ей:
   - Если не встретят - иди к поверхности самостоятельно. Дыхания не задерживай, поднимайся медленно. Через каждые две минуты выполняй "площадку" и контролируй давление в баллонах. А сейчас забери у них командный блок ракеты. Слышишь?..
   - Молчи. Не трать силы, - прикрывает она ладошкой мои губы. - А блок я забирать не стану.
   Пытаюсь протестовать. Анна выразительно глядит на меня, и что-то пихает в плечевой карман моего гидрокомбинезона. Потом наклоняется и целует в щеку.
   - Блок должен остаться в лодке. Чтобы у тебя сохранился шанс...
   Снаружи больше не стучат. Подозрительная тишина усиливает нервозность подводников, и они ускоряют подготовку к выходу. Последние приготовления происходят у вертикального трапа, ведущего в шлюз.
   - Ты хорошо меня понимаешь, верно? - подтягивая лямки дыхательного аппарата, говорит по-английски Питер.
   - Понимаю, - морщится она.
   - Мы не сомневаемся в том, что ты расскажешь командованию о ранении своего приятеля. Но у нас к тебе небольшая просьба: не забудь упомянуть и о том, кто затеял бузу в лодке, закончившуюся перестрелкой. И о двоих убитых на борту...
   - Я не собираюсь фантазировать и расскажу все, как есть! - в меру восклицательно отвечает Воронец. - Только и вы потрудитесь исполнить наш договор.
   - Что именно?
   - Как что? Ровно через два часа вы обязаны отпустить нашего пловца. Иначе...
   - Мы дадим ему возможность покинуть корабль. Однако если он испустит дух раньше, чем вы его найдете - не обессудьте, - с наигранной любезностью говорит узколобый. И, теряя терпение, шипит: - Скорее надевай маску и поднимайся!
   "Хороша, чертовка, - невольно любуюсь профилем Анны, - немного портит английский язык, но это еще можно исправить..."
   Не смотря на мое невежество, общая суть короткой беседы на вражеском диалекте ясна. Ничего для меня удивительного.
   Покончив со сборами, Питер первым лезет по вертикальному трапу. Немного выждав, Анна берется за перекладину, оглядывается и ободряюще улыбается. Я отлично вижу, насколько ей тяжело. Вижу полные слез глаза, но приподнимаю в ответ руку, демонстрируя свой "здоровый тонус"...
  
   * * *
  
   В лодке - трое, не считая трупов.
   Капитан сидит за пультом и поддерживает гидроакустическую связь с вышедшим освобождать винт Питером. Морячок делает приборку, отмывая центральный пост от крови. Я же облокотился спиной о пульт, отыскав тем самым наиболее удобную позу, в которой меньше достает кашель.
   Грудь побаливает; сильное жжение внутри не прекращается. Предполагаю, что это реакция на инородное тело - пулю. И жечь будет до тех пор, пока ее из меня не извлекут. А извлекут ли? Успеют?..
   В мою сторону изредка посматривают, но без настороженности, а скорее из любопытства: жив еще, не помер?
   Нет, не помер, хотя и чувствую себя препогано.
   Дабы отвлечься от боли и кашля, представляю действия тех, кто вышел из субмарины. Канитель с заполнением шлюза забортной водой отняла минуты три-четыре. Из шлюза Питер, несомненно, вытолкнул женщину первой. Убедившись в том, что поблизости нет боевых пловцов, он покинул рубку и направился к корме. Освободить гребной винт не трудно и в одиночку - на это уйдет минут десять-двенадцать. За это время Анна должна достичь поверхности...
   Стоп! А кто же барабанил по корпусу?
   От решения мистического ребуса отвлекает капитан. Сняв с головы гарнитуру, он дистанционно закрывает замок входной дверцы, после чего приводит в действие клапана и начинает продувку шлюза. Это означает, что узколобый подводный диверсант скоро спустится в центральный пост.
  
  
   Время определяю навскидку.
   Часа полтора подлодка идет в неизвестном направлении. Впрочем, курс - не единственный неизвестный мне параметр движения. Я не знаю ни скорости ее хода, ни глубины. Ни намерений господина капитана, занятого управлением своего корабля. В управлении ему помогает единственный оставшийся в живых морячок, заполучивший от меня огнетушителем по хребтине. Питер со свойственной ему вальяжностью расположился на рабочем месте акустика. Но не расслаблен и не отдыхает - не снимая с головы наушников, он прислушивается к звукам моря. Не доверяет и опасается погони.
   За прошедшие полтора часа ко мне не подошла ни одна сволочь. Я потребовал у Питера бинт, чтобы хоть немного заткнуть кровоточащую рану, но тот в ответ лишь скривился. Просьба дать воды имела аналогичный результат.
   Плохо дело. Не успел восстановиться от вчерашней кровопотери, - сегодня новая дырка и опять бельишко насквозь пропитано покидающей меня силой. Что за дурацкая напасть на самом деле?..
   Сунув под расстегнутый комбинезон руку, прижимаю ладонь к телу. И не замечаю, как от слабости накатывает сон...
  
   * * *
  
   В реальность возвращает удар по ноге.
   Открываю глаза. Рядом ухмыляется Питер:
   - Федор, ты проспишь свою остановку. Вставай и одевайся - через десять минут тебя здесь не должно быть.
   Легко сказать: вставай и одевайся...
   Кое-как поднялся. Подождал, покуда узколобый снимет с запястий наручники. Покачиваясь на ватных ногах, сделал три шага и встал у сложенного в кучу снаряжения.
   Половину отпущенного времени промучился, застегивая комбинезон. Застегнул.
   Хотел махнуть рукой на подвесную систему. Передумав, накинул ремни и защелкнул две пряжки.
   - Не трогай нож. Он тебе ни к чему, - бесстрастным голосом пресекает мое намерение Питер.
   Боится после поднятого мной бунта. Идиот. Мне сейчас удержаться бы ногах...
   Дыхательный аппарат я водрузить на себя не успеваю.
   - Время! - властно командует узколобый.
   Время так время. С трудом взваливаю на плечо ребризер, беру перчатки и ласты. Придерживая маску со встроенным загубником, двигаю к вертикальному трапу. Не доходя двух шагов, останавливаюсь.
   - Дай воды.
   - В шлюзе напьешься, - язвит он на прощание.
   И подойдя вплотную, изымает несколько элементов моего снаряжения: фонарь, станцию связи и аккумулятор системы обогрева.
   - Этого в нашем договоре не было, - киваю на аккумулятор. - Мы же не на экваторе!
   - Открывай люк, - приказывает он сухим тоном. - Или хочешь остаться здесь?..
   Сволочь, конечно. Но, глядя на его уголовную рожу, я не особенно удивляюсь.
   Поднимаюсь на одну ступеньку. Левой рукой держусь за перекладины, правой открываю люк. Готово.
   Лезу вверх...
   - Эй! - слышу оклик Питера.
   Останавливаюсь. Смотрю вниз...
   На треугольной физиономии широченная улыбка, в руках - продолговатая металлическая хреновина с боковым наплывом в виде небольшой книжки. С гордостью показывая командный блок, он заявляет:
   - Взгляни на него в последний раз.
   Сука!
   Отворачиваюсь и продолжаю нелегкий подъем...
   - Если доплывешь до поверхности - передавай девчонке и своему командованию привет от экипажа "Косатки"!..
   - Иди в жопу!..
   Не задраивая люка, прислоняюсь к стенке и надеваю на ноги ласты. Вода в шлюз поступать не начнет, покуда крышка люка не закрыта.
   Снизу напоминают, одергивают, кричат...
   Я не реагирую. Покончив с ластами, приступаю к перчаткам. Останется ребризер, но с ним проще...
   В круглом проеме появляется перемотанная бинтом башка. Выругавшись на двух языках, Питер захлопывает крышку и поворачивает замковый механизм.
   Открывается клапан, и вода с шумом врывается в замкнутое пространство шлюза.
   У меня не хватает сил закрепить на груди дыхательный аппарат. С трудом удерживая его одной рукой, другой неторопливо пристраиваю на лице маску...
   Я и вправду не тороплюсь уткнуться носом в маску и открыть баллонный вентиль. Это всего лишь многолетняя привычка экономить то, от чего зависит жизнь. В данном случае я не хочу раньше времени расходовать дыхательную смесь, которой в баллонах не так уж много.
   Уровень воды достигает пояса. Понемногу доходит до груди...
   Пора.
   Набрав в легкие воздуха, двигаю маску со лба на лицо и плотно прижимаю края резиновой окантовки. Открываю вентиль, делаю резкий выдох. Смесь поступает нормально. Более того, после воздуха подлодки, перенасыщенного углекислым газом, гелиево-кислородной смесью дышится гораздо легче.
   Впрочем, сил мне это все равно не добавит.
   Шум пребывающей воды стих, шлюз заполнен. Жду щелчка фиксатора, управляемого из центрального поста, сигнализирующего об открытии дверцы.
   Щелчка нет.
   В томительном ожидании проходит минута, другая, третья. А вместе с этими минутами из баллонов уходит драгоценная смесь...
   Вспоминая злорадные ухмылки узколобого Питера, стучу кулаком по стене:
   - Открывай же, ну! Или ты решил меня утопить, сука?!
  
  
   Глава пятая
   Море Лаптевых
  
   Поднявшись в шлюз, Анна посторонилась - коренастый пловец, назвавшийся Питером, закрыл крышку люка, повернул замковый механизм и стукнул в переборку торцом массивного фонаря. Шлюз тотчас начал заполнятся водой.
   Анна поспешно надвинула на лицо маску и сделала, как учили на инструктаже пловцы из "Фрегата" - повернула вентиль на правом боку дыхательного аппарата. А потом стояла, не понимая - то ли на стекле маски разводы от капель морской воды, то ли слезы застилают глаза...
   Очнулась от сильного толчка в плечо. Рядом пловец. В одной руке включенный фонарь, в дугой - многоствольный пистолет, коим он указывает на приоткрывшуюся дверцу.
   Она толкает ее, пригибает голову и выходит наружу.
   Вокруг темно. И никого. Ни единой души.
   Фонарь ей взять не позволили - осветить пространство нечем. Но Анна хорошо помнит последние наставления Черенкова: "Если не встретят - иди к поверхности самостоятельно".
   И, оттолкнувшись от металлического корпуса, она устремляется к поверхности, не дожидаясь команды или разрешения Питера...
   Осознание ошибочности действий приходит очень скоро - когда настигает усталость, а перед глазами появляются крохотные искорки.
   - Стоп, - говорит она себе, - Евгений прошелся и по этому поводу.
   "Дыхания не задерживай, поднимайся медленно. Через каждые две минуты выполняй "площадку" и контролируй давление в баллонах..." - вспоминаются его фразы.
   Контролировать давления не получается.
   Во-первых, темно. А во-вторых, при всей феноменальности ее памяти на цифры и формулы, вспомнить нужные параметры сейчас не позволяет состоянии.
   Задержка на "площадке" длится ровно столько, сколько нужно для успокоения дыхания и для частичного восстановления сил. Отдыхая, женщина замечает внизу рыскающий луч фонаря. Сомнений нет - это Питер. Убедившись в безопасности выхода, он покинул шлюз и направляется к корме...
   Прикинув расстояние, на которое удалось оплыть от лодки, Воронец приходит в ужас. Ей казалось, будто пройдена половина пути, а на самом деле до корпуса лодки не более пятнадцати метров. Пятнадцать метров и такая дикая усталость! А сколько еще этих метров отделяют ее от поверхности?..
   Со всех сторон окружает непроглядная черная мгла. Лишь сверху видна размытая, едва уловимая серость.
   Запрокинув голову, Анна глядит туда, где холодная, темная вода соприкасается с таким же холодным, прозрачным воздухом. Глядит и постепенно возобновляет подъем. Однако теперь ее движения ритмичны и неторопливы.
   Она во что бы то ни стало должна подняться на поверхность и рассказать Сергею Сергеевичу об условиях сделки с подводниками...
  
   * * *
  
   Дергаю ручку и, насколько хватает сил - долблю пяткой по рубочной переборке...
   Бесполезно. Дверца не открывается.
   Может быть, господа подводники забыли ее открыть? Или не сработало электрическое реле фиксатора?..
   Переключаюсь на замок нижнего люка. Стук его механических частей в центральном посту не услышать не возможно - люк конструктивно расположен буквально над головами тех, кто занят управлением лодкой...
   Перед глазами проносится вся жизнь. Вспоминается недолгое знакомство с Анной, наш последний с ней разговор. Да, к сожалению, жизнь начинает казаться привлекательной, когда у тебя ее отбирают...
   Долгожданный щелчок раздается одновременно с четким осознанием нехватки дыхательной смеси для подъема на поверхность. Разве что лодка находится на небольшой глубине.
   "Выпустили, чтоб я отдал концы не в рубке, а снаружи, - проносится догадка. - Дабы самим потом не возиться с трупом. Козлы!.."
   Толкая дверцу, вдруг совершаю следующее неприятное открытие: субмарина даже не думает сбавлять ход, отчего внутрь шлюза врывается плотный водяной вихрь. Но это еще не все. Преодоление вихревого потока с туго открывающейся из-за него дверцей - малая толика возникшей проблемы. Куда более сложная задача связана с вращающимися лопастями гребного винта и с острой кромкой вертикального руля торчащего метрах в шести-семи позади шлюза. Судя по натужному гулу электродвигателя, "Косатка" уносит ноги из опасного района с приличной скоростью. Приличная скорость под водой начинается узлов с двенадцати, а заканчивается... Впрочем, это уже детали. Столкновение с рулем грозит переломами, а о контакте с лопастями просто не хочется думать. Я и будучи здоровым, не хотел бы "поцеловаться" с элементом проплывающего мимо корабельного корпуса. А уж в нынешнем состоянии - тем более...
   Однако не время опасаться, раздумывать, сомневаться - при нехватке дыхательной смеси дорога каждая секунда.
   Налегаю на дверцу, протискиваюсь сквозь проем. Превозмогая боль в лопатке и груди, еле успеваю зацепиться обеими руками за край.
   Поток с легкостью подхватывает мое тело, поворачивает его горизонтально - параллельно корпусу подлодки, и норовит оторвать.
   Скрепя зубами и сдавленно матерясь, смещаюсь в сторону от центра. Еще... Еще немного...
   Все. Пора.
   Отцепившись от проема, резко ухожу в сторону и вверх...
   Не могу сказать, на каком расстоянии от меня пронесся вертикальный руль, и прошелестели лопасти гребного винта - со всех сторон обступала холодная чернота.
   Глянув вверх, я не удержался.
   - Мля! Человек - единственное животное, способное на подлость!
   Вверху была такая же чернота, как сбоку, снизу...
   Это означало, что глубина, на которой меня выкинули из подлодки, превышала сотню метров.
  
  
   Увернувшись от взрезавшего воду винта, приступаю к подъему. Работать приходиться исключительно ногами - любое движение рук вызывает тупую, ноющую боль в груди и лопатке. В первые минуты подбираю оптимальную для своего ослабленного состояния скорость подъема.
   Задача не из легких. Предельно допустимое значение этой скорости - восемнадцать метров в минуту, но так быстро я плыть не смогу. А, плыть слишком медленно не позволяют две вещи. Во-первых, у меня страшный дефицит воздушной смеси. Во-вторых, без приемлемой мышечной нагрузки я замерзну, ибо все предпосылки для этого налицо: подогрева гидрокомбинезона нет, организм серьезно ослаблен кровопотерей.
   Вот и ползу подобно подрастающему олимпийскому резервисту на тренировке в городском бассейне: вроде, не топчусь на месте, но и до рекордов - лет пять упорного труда.
   Через некоторое время пространство сверху немного светлеет. Решаю выполнить первую "площадку".
   Останавливаюсь. И сразу ощущаю холод. Ужасный холод, сковывающий мышцы.
   Большие теплопотери в воде объясняются ее высокой теплопроводностью. Я отлично знаю симптомы грядущего переохлаждения - пару раз довелось испытать их на собственной шкуре. Вначале ледяная вода вызывает снижение температуры кожи, что ведет к сужению сосудов на поверхности тела. Это, в свою очередь, усугубляет процесс дальнейшим снижением температуры кожи, ввиду прекращения притока тепла из подлежащих тканей. Затем понижается общая температура, пульс замедляется; наступает сонливость, сознание незаметно уходит и как следствие - летальный исход.
   Нет, рановато мне думать о летальном исходе. Возобновляю движение ногами, не успев толком восстановить силы. Поднимаюсь минуту, две...
   И вдруг дыхательный аппарат дает первый сбой в виде существенного понижения давления подаваемой смеси.
   Черт! Неужели заканчивается? По опыту знаю, что остатков хватит на пару минут, если не метаться и не расходовать понапрасну драгоценный воздух.
   Наверху светло. Расстояние до поверхности не то что бы небольшое, но и не запредельное. А судя по манометру, давления в баллонах практически на нуле. Плохо дело.
   Замедляя частоту дыхания, экономлю последние литры смеси. Долго я в таком режиме не продержусь - работающие мышцы настойчиво требуют подзарядки кислородом. Это и морскому ежу понятно.
   Положив правую ладонь на вентиль баллона для аварийного всплытия, считаю редкие вдохи.
   Один. Два. Три. Четыре...
   На восьмой вдох смеси не хватает. Финиш - оба баллона внутри ребризера пусты.
   Открываю вентиль двухлитрового баллона. Сделав первый вдох, пользуюсь весьма примитивным способом избежать баротравмы легких: по мере подъема, небольшими порциями выпускаю из груди воздух...
   Внутрь аварийного баллона закачен под большим давлением обычный воздух. Естественно в нем присутствует и азот, посему данный девайс предназначен для эвакуации с небольших глубин до двадцати пяти метров. Подниматься с его помощью необходимо со всеми мерами предосторожности: медленно, с "площадками" и с обязательной "остановкой безопасности" перед непосредственным всплытием, чтобы очистить кровь от излишков азота и других газов. Иначе - здравствуй кессонка...
   Максимально экономлю воздух. Очередной вдох делаю лишь после того, как перед глазами появляются радужные круги.
   До поверхности недалеко - метров сорок. При моей скорости преодолеть их получится минуты за четыре. Плюс пару минут необходимо побыть на крайней "площадке".
   "Должно хватить. Должно..." - успокаиваю сам себя и внезапно понимаю, что ноги почти не работают. Происходит какая-то имитация вместо работы ластами.
   Необходимо остановиться и сделать несколько нормальных вдохов. Только таким образом удастся реанимировать уставшие мышцы.
   Не двигаюсь. Расслабляюсь и четырежды вдыхаю воздух с нормальной частотой. Как на поверхности. Набрав в грудь воздуха в пятый раз, задерживаю дыхание и закрываю глаза...
   Вот так у нас всегда: чтобы понять ценность - надо непременно потерять или хотя бы ощутить жесткий дефицит. Миллиарды людей в сей же миг дышат и размышляют о чем угодно: о работе и повышении жалования, об автомобилях и женщинах, о футболе и пиве... И никто не задумывается о воздухе, потому что для них он такой же естественной атрибут повседневной жизни, как солнечный свет, земное притяжение или пресная вода в кухонном кране. А я за пару лишних глотков воздуха, пожалуй, готов сейчас отдать все.
   Разумеется, мою остановку нельзя назвать полноценным отдыхом. Но дольше задерживаться на "площадке" опасно - бездарно расходуется воздух, и до костей пробирает холод.
   Выдыхаю очередную порцию, интенсивно работаю ногами, плыву к манящей светом поверхности...
   Не знаю, сколько прошло времени и сколько удалось преодолеть метров от уровня последней "площадки". Знаю точно: воздуха хватило на три полноценных глотка.
   Вдыхая в третий раз, я оценил оставшееся расстояние и понял, что поможет мне только чудо...
  
   * * *
  
   Размытая серость с каждой минутой становится ярче, светлее.
   Когда Анна решает выполнить последнюю "площадку", кажется поверхность колышется рядом - протяни руку и дотянешься. Она зовет, манит своей безопасностью, свежим воздухом и привычным миром.
   Но в аппарате остается небольшой запас дыхательной смеси и следует дать организму возможность адаптироваться к меньшему давлению. А заодно отдышаться. Это необходимо сделать, раз так велел Евгений. Он называл эту последнюю задержку на глубине четырех-пяти метров - "остановкой безопасности"...
   Последние минуты под водой тянутся невыносимо долго. Женщина замерзла; ей жутко надоело затянувшееся путешествие в пучину. Но помимо этого есть еще одна причина острого желания поскорее оказаться на корабле. Она хочет сообщить генералу ФСБ о сделке с подводниками и помочь выработать верный план спасения Черенкова. Она в состоянии помочь, потому что была на глубине, долгое время просидела в центральном посту субмарины и слышала разговоры экипажа...
   Отдых прекращается в тот же миг, когда над головой с малой скоростью проходит моторная надувная лодка. Анна тотчас узнает слегка выгоревший оранжевый цвет резиновых бортов.
   Свои!
   Последний рывок. Последние десять метров и она среди своих!
   Впервые позабыв о строгих наставлениях, Анна устремляется вверх.
   Шумно вырвавшись на поверхность штормящего моря, она сдвигает маску и кричит вслед удаляющейся лодке.
   - Стойте! Я здесь! Остановитесь!..
   Но... работающий лодочный мотор заглушает крик.
   Она растерянно оглядывается по сторонам...
   Из-за высоких накатывающих волн хорошо видна темно-серая громада военного корабля, стоящего метрах в шестистах. А бороздящие акваторию лодки, появляются в поле зрения лишь на короткое время - когда Анну выносит на гребень волны.
   Она машет рукой, плачет и что-то кричит.
   Тщетно. Ветер уносит и рассеивает над седыми бурунами слабый голос...
  
   * * *
  
   Чуда не состоялось.
   Собрав в кулак волю, иду к поверхности на последнем глотке.
   Вообще-то без дыхательного аппарата я чувствую себя превосходно до тридцатиметровой глубины. Запросто могу нырять и глубже - пока здоровье подобные эксперименты снисходительно прощало. Но в этот раз все гораздо сложнее.
   На мне тяжелый мембранный комбинезон с громоздким снаряжением. Это раз.
   Чертовски много энергии уходит на борьбу с холодом - это два.
   И третье: на моем теле две свежие дырки, и неизвестно, сколько через них ушло и продолжает уходить крови.
   Чуда не состоялось и по причине отказа от крайней "площадки". Какая к черту "остановка безопасности", если речь идет о нехватке воздуха?! К легкой степени кессонной болезни я был приговорен еще до выхода из шлюза "Косатки". Хорошо, пусть будет средняя степень - неприятно, но не смертельно. Лишь бы не случилось тяжелой с нарушением кровообращения, параличом и всеми вытекающими отсюда "прелестями"...
   Радужные круги перед глазами устойчиво сменяются на холодную черную пустоту. Сознание уже отлетало, когда, инстинктивно сорвав с лица маску, я набираю полные легкие воды.
   И в тот же миг выскакиваю на поверхность.
   - На хрен такие чудеса!.. - шепчу между рвотными позывами и диким кашлем.
   Рвота - нехороший симптом. Особенно вкупе с нарушениями слуха и онемением конечностей. Вероятно, угораздило схлопотать именно тяжелую форму кессонки или как пишут доктора в медицинской книжке - "декомпрессионной болезни".
   Очистив от воды легкие и немного отдышавшись, поддуваю через клапан внутрь комбинезона теплого воздуха и ложусь на спину...
   Я жив и выбрался на поверхность. Полдела сделано. В другой раз я бы отчаянно радовался и был счастлив, однако на очереди еще более сложная задача: не замерзнуть в ледяной воде...
  
  
   Море вокруг беснуется - совершенно не ко времени разыгрался нешуточный шторм. Текущее время определить невозможно. Да и какая мне разница?..
   До ранения на подводной лодке я испытывал голод. Жуткий голод, который не тетка, а дядька - злой, мерзкий и насмешливый. А последние часа три невыносимо хочется пить. Мля... ничто так не притупляет голод, как жажда...
   Температура воды на поверхности - четыре-пять градусов.
   Видимо, моему организму уже безразлично, какая именно температура у бурлящей вокруг и вздымающейся огромными волнами воды - близкая к точке замерзания или на несколько градусов выше. Вот если бы она внезапно прогрелась до двадцати - он бы оттаял и определенно сказал бы спасибо.
   Мне очень мерзко. Мерзко, потому что слово "холодно" из другого языка, из совершенно другого измерения. Холодно - это когда по телу бегают мурашки, чуток посинели губы, а мышцы слегка потряхивает.
   Меня уже оттрясло. Губ своих не вижу, но уверен - они бескровно-синюшного цвета. Пульса нащупать и посчитать невозможно - пальцы слушаются плохо, да и чувствительности никакой. Мышцы с суставами болят; причем так, что о жжении в груди от сидящей внутри пули не вспоминается. А более всего расстраивает язык, черт бы его побрал...
   Года три назад я оказывался в такой же ситуации в центре Охотского моря. Там тоже пришлось подождать спасателей, и симптомы были один в один. Кроме проблем с языком.
   Проблемы заключаются в невозможности четко выговорить даже собственное имя. Странное и отвратительное чувство - словно вылакал пол-литра спирта без закуски.
   Я хорошо знаком со своей профессией, а также с областью тех знаний, которые прямым или косвенным образом на нее замыкаются. И я хорошо осведомлен о заключительных минутах жизни человека, умирающего от переохлаждения.
   Произойдет это следующим образом: когда ректальная температура тела опустится ниже тридцати трех градусов, кожный покров станет свинцово-серым, конечности сведет судорога, дыхание и пульс еще более ослабнут. Затем испарится сознание. А при падении температуры тела ниже двадцати девяти градусов...
   Впрочем, этого я уже не почувствую.
   Помощи нет, а силы тают с каждой минутой.
   Насколько хватает сил, поддуваю внутрь комбинезона воздух - он немного согревает и сохраняет положительную плавучесть. Воздушная прослойка гидрокомбинезона, являясь хорошим теплоизолятором, уменьшает теплоотдачу. Особенно чувствительны к холоду дистальные отделы ног. При обычном вертикальном положении замерзание начинается с пальцев ног, что объясняется обжатием водой нижних конечностей. Поэтому стараюсь лежать горизонтально на спине...
   Закончив поддув, стягиваю зубами перчатку.
   Кожа ладони потемнела, стала свинцово-серой. Значит, мне осталось несколько минут. Такие вот дела...
   Господи... если я погибну в таком полускрюченном замерзшем виде, то не пройду дресс-кода у апостолов перед судом божьим. Кто-нибудь из этих двенадцати парней наверняка скажет: отогрейся, брат, сначала в предбаннике, а потом поговорим. Впрочем, мной овладевает равнодушие: к себе и ко всему происходящему вокруг. А это очень плохой знак.
   Смерть долго ходила вокруг да около и наконец-то разыскала.
   Верно, та настоящая косатка - огромная, с высоким острым плавником, торчащим над лоснящейся спиной - глядит из черной бездны и улыбается своей хищной зубастой улыбкой...
  
  
   Глава шестая
   Море Лаптевых
  
   Анна находилась на грани истерики, когда с борта БПК в ее сторону взвилась сигнальная ракета.
   Что же это такое?! Она самостоятельно выбралась из жуткой бездны, несколько минут ее бросают вверх-вниз могучие волны, и никто этого не видит! Как же так?!
   Дымный след уносит в сторону сильным порывистым ветром, но яркий желтый огонек настырно летит по направлению к ней. Не долетев метров двухсот, истлел и угасает.
   "Что это? Они заметили меня? Что это было?!" - всхлипывает Анна.
   Надежда забилась в груди, одновременно со второй ракетой желтого цвета. И она выпущена точно в ее направлении.
   - Я здесь! - собрав последние силы, кричит и машет рукой женщина. - Здесь!..
   Вскоре замечает повернувшие к ней лодки.
   И в тот же миг эмоции берут верх: она стучит по воде кулаком, рыдает...
  
  
   Выбраться из причалившей к трапу надувной лодки Анне Воронец помогает коренастый мичман. На трапе она отстраняется от помощника и самостоятельно поднимается на палубу корабля; на каменном лице - ни единого следа от минутного срыва.
   Генерал шагает навстречу, подает руку, но получает в ответ лишь сухой кивок и фразу, произнесенную ровным, немного усталым голосом:
   - Я делала все как вы просили, ни на шаг не отступая от инструкций. Довольны?
   - Как вы себя чувствуете? Помощь врача требуется? - заботливо интересуется Сергей Сергеевич.
   - Нет.
   - Тогда я провожу вас до ангара - переоденетесь. А потом прошу в мою каюту. Там все и расскажете толком.
   Она идет к трапу, ведущему на вертолетную площадку и, внезапно натыкается на Симонова. Молодой человек изумлен ее решительностью и выдержкой. Удивлена и Анна. Тем, что ни разу за прошедшие часы не вспомнила об Александре.
   Он желает что-то сказать, но женщина, мельком взглянув сквозь него, опускается на колено и обнимает подошедшего Босса...
  
   * * *
  
   - Задерживается барышня, - поглядывает на часы контр-адмирал.
   Хозяин каюты постукивает костяшками пальцев по коленке и поглядывает из-под кустистых бровей на вестового. Молодой матрос в белом осторожно переставляет с подноса на стол стаканы с горячим чаем.
   - Она женщина и должна привести себя в порядок, - переводит он взгляд на карту. - Кроме того, о самом главном она успела сообщить по пути в вертолетный ангар.
   Помимо Сергея Сергеевича в каюте находятся трое: заместитель командира эскадры Черноусов, корабельный врач и старший из отряда "Фрегат-22" - капитан третьего ранга Михаил Жук. Черноусов сидит напротив и чувствует себя достаточно уверенно; военный врач и боевой пловец скромно устроились на стульях неподалеку от двери.
   Адмирал вопросительно вскидывает брови.
   - И о чем же она сообщила?
   - Подводники обещали отпустить Черенкова, если наши противолодочные силы не станут преследовать субмарину в течение двух часов.
   - А как же блок?
   - Я разберусь с этим вопросом, - морщится фээсбэшник. - Лучше расскажите что-нибудь позитивное.
   - В каком смысле?
   - В смысле о работе своих акустиков.
   - Последний доклад акустиков прошел десять минут назад. С лодкой поддерживается устойчивый контакт.
   - Это хорошо. Что же, сильно шумит?
   - Прилично. Идет максимальным ходом.
   - С чем вы это связываете?
   - Подозреваю, экипаж не заботится о скрытности, стараясь быстрее достичь края океанской котловины. Там на большей глубине ее достать будет намного труднее.
   - Понятно, - вздохнул генерал и кивнул на стаканы: - Пейте чай, товарищи офицеры, пока не остыл...
  
  
   Постучав, Анна Воронец заходит в каюту.
   Она выглядит так, словно в последние часы ее жизни ничего необычного не происходило. Спокойное выражение лица, волосы аккуратно причесаны; теплый свитер и черные джинсы подчеркивают хорошую ровную фигурку; движения точны и выверены.
   - Присаживайтесь, Анна Аркадьевна, - приглашает Сергей Сергеевич, отмечая по себя удивительную выдержку женщины. - Горячего чаю не желаете?
   - Не откажусь.
   Под пристальными мужскими взглядами она садится в кресло, берет стакан двумя руками, подносит к губам, дует и делает пару глотков. Трое мужчин смотрят с нескрываемым любопытством: дескать, женщина, а сумела без специальной подготовки спуститься на глубину; побывала в роли пленницы на шпионской подлодке, а потом самостоятельно доплыла до поверхности. Четвертый глядит с профессиональным интересом - оценивает ее состояние.
   И не удерживается от вопроса:
   - Вы нормально себя чувствуете? Озноба или других неприятных ощущений нет?
   - Нет. Я в порядке, - уверенно отвечает она.
   Выдержав паузу, генерал задает первый вопрос:
   - Что с Черенковым?
   - Евгений остался в лодке в качестве заложника. Через два часа они обязаны его выпустить. И еще... он, к сожалению, ранен.
   - Ранен?
   - Да. Выстрелом из пистолета в правую часть груди.
   Генерал переглядывается с доктором. Вздохнув, тот пожимает плечами...
   - Когда начался отсчет времени? - продолжает чиновник из ФСБ.
   Воронец хмурит лобик и задает встречный вопрос:
   - Сколько я на корабле?
   - Вас приняли на борт сорок пять минут назад, - с точностью педанта отвечает Черноусов.
   - Плюс минут десять пришлось болтаться на волнах, пытаясь привлечь к себе внимание. И около четверти часа я поднималась с глубины. Итого - час десять.
   - Значит, мы обязаны ждать еще пятьдесят минут?
   - Думаю, немного больше, - вмешивается Михаил Жук. - Некоторое время пловцам с лодки понадобилось на освобождение гребного винта, который запутали тросом Черенков с Фурцевым.
   - Вы правы, - сделав очередной глоток горячего напитка, соглашается Анна. - Только пловец на подлодке остался один. Остальных ваш отряд благополучно уничтожил.
   Анну просят вкратце воспроизвести хронологию событий с того момента, как ее захватил незнакомый боевой пловец.
   - Можно еще горячего чаю?
   - Конечно, Анна Аркадьевна! - снимает генерал трубку телефона и отдает распоряжение.
   Тяжело вздохнув, она начинает нелегкий рассказ...
  
   * * *
  
   До истечения оговоренного срока остается пятнадцать минут. Закончив совещание, четыре офицера и Анна скорым шагом направляются в сторону вертолетной площадки, где молотит винтами поисково-спасательный Ка-27.
   - Это правда, что подводная лодка различает звуки летящего над водой вертолета? - цепляет за рукав Черноусова Сергей Сергеевич.
   - Правда. Современная аппаратура хорошо слышит противолодочную авиацию, - мрачно отвечает тот. - Другой вопрос: есть ли такая аппаратура на борту этой небольшой субмарины?..
   - Значит, рисковать не будем. Дадите разрешение на взлет по истечению двух часов...
   На подходе к площадке генерал обращается к Жуку:
   - Какая в этих широтах температура воды?
   - На поверхности плюс четыре. Ниже пятнадцати метров значение резко падает почти до нуля.
   - Доктор, сколько человек протянет при такой температуре?
   - Обычный человек в гидрокостюме "сухого" типа продержится минут тридцать-сорок, тренированный - в два раза дольше.
   - Но у наших парней костюмы с обогревом! - настаивает Сергей Сергеевич и с надеждой глядит на Михаила Жука.
   Капитан третьего ранга рад бы поддержать надежду, но...
   - Активный обогрев был включен во время первого погружения, - отворачивается он в сторону. - Сомневаюсь, что подводники подзарядили Евгению батарею.
   - Черт!.. Где командир авиагруппы?!
   - Он в кабине, - подсказывает кто-то.
   - Решил лететь сам?
   - Так точно. Он - самый опытный летчик в составе авиагруппы.
   - Выяснить, сколько заправлено в вертолет горючего!..
   Пока народ выясняет информацию, в грузовую кабину "кашки" загружают все необходимое: спасательные жилеты, пару стареньких аквалангов из арсенала корабельной водолазной команды, сигнальные ракеты, два бинокля и пяток шерстяных одеял.
   - Сергей Сергеевич, позвольте мне тоже полететь на поиски? - просит Анна.
   Старик оборачивается, пристально смотрит в ее большие серые глаза, наполненные мольбой и болью. Она хорошо держалась после подъема с глубины. Очень хорошо. Но сейчас ее нервы могут сдать - старик это чувствует. И все же задает важный для себя вопрос:
   - Зачем вам это?
   - Я... Просто... Женя сделал все, чтобы спасти меня, и я не могу сейчас остаться в стороне. Просто не имею права.
   - Что ж, не возражаю. Только оденьтесь потеплее - вы до сих пор не согрелись.
   - Спасибо...
   - Товарищ генерал-лейтенант, в вертолет заправлено все оставшееся топливо, - подбегает с докладом старший помощник. - Почти на три часа полета.
   - Ясно, - смотрит он часы. - Сажайте назначенных для поиска людей, и пусть вертолет взлетает!..
  
   * * *
  
   Оторвавшись от покрытой пеньковой сеткой площадки, Ка-27ПС отваливает в сторону. Разворачиваясь и одновременно набирая полный ход, в том же северном направлении идет БПК. Именно там - у северной границы моря Лаптевых - заканчивается пологая материковая отмель и начинается океанское ложе. Именно там группа корабельных акустиков в последний раз слышала субмарину малого класса...
   В грузовой кабине у небольших квадратных окон расположились четверо: Жук, Золотухин, корабельный врач и Анна Воронец. Погода отвратительная: низкая рваная облачность, видимость не более километра, резкий порывистый ветер. В другой ситуации летчик вряд ли принял бы решение вылетать при таких условиях, но ради командира "Фрегата" он сделал исключение.
   Все молча взирают на монотонную серость холодного моря. Четверо сквозь квадратные иллюминаторы фюзеляжа, летчик, штурман и бортмеханик - через выпуклое остекление пилотской кабины...
  
  
   Полсотни километров для мощной "кашки" - раз плюнуть.
   Плевок - это четырнадцать минут с поправкой на сильный встречно-боковой ветер.
   Борттехник оборачивается и знаками дает понять: мы на месте! Уменьшив скорость до ста километров в час, командир экипажа приступает к поискам. Задача каждого находящегося на борту: всматриваться в поверхность беспрестанно движущейся темно-серой массы и немедленно докладывать о любом плавающем на поверхности предмете.
   Завладев одним из биноклей, Анна внимательно изучает бушующее море...
   Ничего. Ни одной точки, за которую зацепился бы взгляд. Только высокие волны, да вскипающие на их гребнях седые буруны.
   - У него есть сигнальный патрон, - оповещает сидящих рядом Анна.
   - Откуда вы знаете? - оборачивается Жук.
   - Внутри лодки у него отобрали все, а меня всерьез не восприняли и обыскали кое-как, - сбивчиво объясняет она. - В общем, перед выходом через шлюз, я незаметно сунула ему свой патрон.
   - Хорошая новость, - кивает Михаил и сообщает о наличии патрона экипажу.
   Поиск продолжается...
  
   * * *
  
   Вертолет рыщет по району, центром которого является запеленгованная точка последнего контакта с подлодкой. Район не маленький - сорок квадратных километров, но вся его площадь досконально изучена сидящими внутри "вертушки" людьми.
   Через час с небольшим к точке потери контакта успел прибыть и "Адмирал Никоненко". Он также ходит галсами по акватории, а несколько наблюдателей с крыльев мостика вглядываются в беснующуюся вокруг стихию.
   Идет третий час поисков и с каждой минутой надежд остается все меньше и меньше...
   - Пора возвращаться, - стараясь не смотреть в глаза пассажирам, оглядывается борттехник.
   - Как возвращаться? - бледнеет Анна.
   - Топлива осталось на тридцать минут полета. Пока дойдем до корабля, пока выполним заход, пока сядем...
   Женщину поддерживают подчиненные Черенкова. Михаил Жук кладет ладонь на плечо борттехника:
   - Парни, пройдите в последний разок. Только не в площади района, а немного дальше его границы.
   - Раньше эти суки его точно не отпустили, - поддерживает Золотухин, - а позже могли.
   - Пожалуйста, - умаляющее складывает руки Воронец.
   Техник передает просьбу командиру. Посовещавшись со штурманом, тот берет курс дальше на север...
   Вскоре Ка-27 выходит из границ района, и некоторое время упрямо борется с окрепшим ветром. Море Лаптевых осталось позади, под днищем вертолета бушует Ледовитый океан...
   Летчик стучит пальцем по топливомеру.
   - Все, господа, идем домой...
   - Я вижу его! - вдруг кричит Анна и указывает на крохотное ярко-оранжевое пятно вдали. - Вижу!!
  
  
   Глава седьмая
   Море Лаптевых
  
   Где-то в дальних закутках моего подсознания с детства обитает безотказный набор шестеренок, замечательным образом предсказывающий грядущие события. Кажется, это называют предвидением. Или предчувствием - точнее формулировать не умею. Хорошая, между прочим, штука! Несколько раз этот "шестереночный механизм" спасал мою шкуру, за что я чрезвычайно ему признателен. В другие моменты, не связанные с риском для жизни, механизм тоже работает без сбоев - достаточно прислушаться к самому себе. Правда, если ты трезв и не настроен прикончить самого себя.
   Сейчас мой замечательный механизм молчит. Спит или замерзла смазка шестеренок - не знаю. И важный для меня вопрос "сумею ли спастись?" увы, остается без ответа...
   Последнее, что я помнил до провала в глубокую сонную бездну - это то, как отвинчивал зубами крышку сигнального патрона и зубами же тянул шнур. Потом я держал скрюченными пальцами дымивший патрон, не воспринимая происходящего вокруг.
   Я не слышал подлетавшего вертолета и не видел опускавшегося троса с полосатым поплавком и мощным карабином на конце. Не замечал прыгнувшего в воду Мишу Жука и не чувствовал его прикосновений. Не воспринимал его слов и не ощущал подъема к висевшему над головой вертолету...
   Первые проблески сознания появляются внутри грузовой кабины, когда товарищи, стянув с меня гидрокомбинезон, растирают под руководством доктора мои конечности. В этих проблесках слух улавливает гул двигателей и редуктора, глаза различают и узнают лица друзей, а тело обретает чувствительность.
   Потом следует короткий провал. И голос Анны:
   - Выпей, Женя. Пожалуйста, выпей...
   Открываю глаза и вижу над собой ее лицо.
   Тот же гул движков, та же кабина "вертушки". И вдруг Анна! Откуда она здесь? Неужели глюки?..
   - Пей, Евгений Арнольдович! - появляется сбоку озабоченная физиономия корабельного доктора. - Это обычный чай из термоса. Теплый сладкий чай!
   Делаю один глоток, другой, третий...
   - Горячо. Слишком горячо, - отстраняюсь от напитка.
   - Доктор, он говорит, что чай очень горячий. А он - чуть теплый... - теряется Анна.
   - Это нормальная реакция, - успокаивает тот. - Пусть пьет.
   Я кое-как осилил одну порцию. Мне налили вторую, но и она показалась кипятком. Кажется, мой организм сошел с ума от холода, а рецепторы транслируют в мозг ахинею - какие-то случайные, взятые с потолка числа.
   После чаепития я лежу укутанный теплыми шерстяными одеялами, а моя голова покоится на коленях Анны.
   - Все хорошо, Женечка, все хорошо, - шепчет она, поглаживая мои волосы. - Мы уже подлетаем к кораблю, скоро посадка. Все хорошо...
   Из меня не валит пар, со лба не стекает струйками пот, но на моем счастливом лице блуждает идиотизм. Я согреваюсь. Я наконец-то согреваюсь!
   Да к тому же в объятиях такой славной женщины...
  
   * * *
  
   Меня вытаскивают из грузовой кабины и укладывают на носилки, которые товарищи торопливо тащат в строну корабельного лазарета. Босс скачет рядом - то с одного боку, то с другого; норовит дотянуться и лизнуть в щеку.
   Где-то на полпути появляется Сергей Сергеевич - жмет руку, коротко благодарит. И исчезает вместе с Анной. Полагаю, он расстроен историей с секретным блоком и серьезно озабочен нашим будущим.
   Мед-блок. Спешные приготовления к чему-то важному. Док и фельдшер переодеты в халаты, лица обоих сосредоточены. Укол в вену. И снова небытие...
   Очнулся я в лазарете. Правая сторона груди немного побаливает, но теперь эта боль снаружи, а не внутри. В руке у локтя торчит игла системы, на соседней кровати с такой же иголкой лежит Фурцев и мечтательно смотрит в потолок.
   Интересуюсь:
   - А ты чего тут загораешь?
   - Евгений Арнольдович, как вы? - лыбится он во всю ширь своего лица. - Я вот кровь вам свою отдаю. У меня такая же группа оказалась...
   - Не жалко?
   - Не-ет! - мотает он головой. - Для вас ничего не жалко!..
   - Не пойму - чего док со мной сотворил-то?
   - Пулю из груди вынул, раны зашил. Док на корабле хороший, грамотный. Все его хвалят...
  
  
   Лазарет корабельного мед-блока забит пловцами "Фрегата". После успешного переливания крови на соседнюю кровать возвращают Устюжанина. Георгий чувствует себя нормально. У него похожая дырка в груди, но здорово побаливает бедро - второй пулей задета кость, и ходит он пока, опираясь на костыли.
   Первые часы врач почти не отходит от меня, досаждая осмотрами и всевозможными процедурами. Благодаря его заботе и своему крепкому здоровью, я восстанавливаюсь довольно быстро.
   Анна разок заглянула, но толком мы поговорить не успели - ее спугнул очередной визит доктора с уколами, витаминами и прочей фигней.
   Зато под дверью лазарета постоянно дежурит Босс - к его присутствию привык даже доктор. А еще не забывают мои подчиненные - приходят то по очереди, то все вместе. Стараются всячески поддержать и хвалят корабельную медицину.
   При первой же возможности выясняю подробности у Михаила:
   - А кто стучал по корпусу лодки?
   Он посмеивается:
   - Мы с Золотухиным выбрали несколько баллонов с остатками кислорода и глубинной смеси, собрали из них пять аппаратов. И вдвоем с благословения Сергея Сергеевича отправились вниз.
   - И насколько же вам хватило смеси?
   - Доплыли до лодки, простучали три серии ударов и рванули обратно. Последние сорок метров шли на одном аппарате. Скажи... он тебе помог?
   - Кто?
   - Ну, этот наш стук?
   - Еще как, Миша! И мне помог, и Анне Воронец...
  
   * * *
  
   После сытного ужина, доставленного вестовыми в лазарет, я вырубился и проспал около двенадцати часов.
   Проснувшись, машинально свешиваю с кровати левую руку. Это привычный сигнал для Босса: сейчас пойдем по твоим делам.
   Никого. Странно...
   Навожу в голове порядок, восстанавливаю хронологию событий.
   Ага, понятно - валяюсь в лазарете. Меня отогрели, вынули из груди пулю, впрыснули в вены молодецкой кровушки Фурцева. Кстати, грудь почти не болит, озноб прошел, чувствительность конечностей восстановлена. И вправду повезло нам с корабельным врачом.
   На соседней кровати посапывает Георгий. Пусть спит - ему не помешает для выздоровления. За круглым иллюминатором все то же серое марево, однако, погода налаживается: небо просветлело, а штормовой ветер утих.
   Лежу, разглядывая низкий потолок небольшого помещения.
   Под мерное сопение друга вспоминаю события последних дней и раскладываю их в хронологическом порядке. Отныне нет сомнений в том, что в Норвежском море я видел именно "Косатку". Не сомневаюсь и в том, что в экипаж "Одиссея" каким-то образом заранее затесался опытный боевой пловец, назвавшийся Питером. Он-то и обчистил нашего молодого Фурцева, прихватив приемо-передатчик гидроакустической связи перед тем, как смыться с места подъема золота в шлюзовую камеру "Косатки". Приходится отдать должное господину Питеру: в результате продуманных и профессиональных действий, в море Лаптевых экипаж субмарины чудесным образом слышал все наши переговоры. А начал с того, что организовал в девяноста километрах к северу от центра района поиска ложный след затопления "Академика Антонова" - масляное пятно с плавающими кусками легкого серовато-серебристого металла с напылением какой-то пористой хрени. Мы на этот след не купились, но все же проверили и потеряли какое-то время. Короче говоря, если не брать в расчет огромных безвозвратных потерь личного состава, то команда боевых пловцов Питера вчистую нас переиграла. Ведь главный объект противостояния - командный блок - так и остался на "Косатке"...
   Да, тяжело осознавать поражение.
   Вздохнув, медленно поднимаюсь. Усевшись на кровати, замираю - оцениваю свое состояние...
   Вроде, ничего. В голове легкий шум от остаточной слабости, грудь и спина туго перевязаны. Здорово побаливают мышцы ног от вчерашней чрезмерной нагрузки, но это временно.
   Нахожу на полу больничные тапочки; держась за край кровати, принимаю вертикальное положение. И несколько секунд вновь прислушиваюсь к организму...
   Нормально. До туалета прогуляться можно.
   Накидываю коричневый халат с белым воротничком, завязываю пояс и выглядываю в приемный покой.
   Не видно ни доктора, ни фельдшера.
   Двигаюсь дальше. Медленно, осторожно, по стеночке.
   Босса в коридоре нет, а навстречу мне бежит группа матросов.
   - Эй, орлы! Что за спешка?
   - Прием топлива и воды, тыщ. Танкер подошел...
   Ясно. Топаю дальше - к трапу, ведущему на палубу.
   Преодолевая его ступеньки, вынужден вновь вспомнить о вчерашнем насыщенном событиями дне - мышцы бедер от напряжения едва не сводит судорогой. Добравшись до последней ступеньки, распахиваю дверцу и вдыхаю свежий солоноватый воздух.
   "Адмирал Никоненко" идет малым ходом. Заправка производится траверсным способом: по правому борту БПК с интервалом в один кабельтов параллельным курсом следует танкер. С борта на борт перекинуты крепкие тросы, к ним подвешены шланги, по которым поступает топливо для корабля, авиационное топливо и пресная вода.
   Для меня эта картина интереса не представляет, и я поворачиваю к противоположному борту...
  
  
   Задумавшись, держусь за леера и всматриваюсь в даль. Погодка нынче исправилась: облачность растаяла, волны улеглись, от штормового ветра остался легкий бриз.
   К действительности возвращает частое дыхание Босса и его дурацкая привычка со всего маху тыкаться носом в ногу, выражая радость от встречи. Следом слышатся голос Анны:
   - Женя, вот ты куда сбежал! А мы тебя ищем по всему кораблю!..
   Мы одновременно делаем шаг навстречу друг другу. Я обнимаю ее; она улыбается, в больших серых глазах вспыхивают искорки счастья...
  
   * * *
  
   - Евгений Арнольдович, я очень доволен быстрой поправкой вашего организма, но впредь без разрешения лазарет не покидайте. Договорились?
   Он отвечает за мое выздоровление и, безусловно, прав, выговаривая за самовольную отлучку.
   - Договорились, док, - занимаю свое место на кровати.
   Впервые навестивший меня Сергей Сергеевич присаживается на койку Устюжанина, которого доктор увел на перевязку в соседнее помещение. Лицо его мрачно и серо, глаза воспалены от бессонницы.
   Анна помогала мне спуститься по трапу и довела до самой кровати, а теперь намеревается оставить нас наедине.
   Но генерал просит задержаться.
   - Мне будет легче кое-что объяснить нашему герою, если вы, Анна Аркадьевна мне в этом поможете.
   Подбиваю подушку и устраиваюсь повыше, мысленно готовясь к тяжелому разговору о провале операции по возвращению командного блока. Однако старик начинает беседу совершенно о другом и вполне миротворческим тоном:
   - К вечеру закончится прием топлива, и танкер отвалит. А нас пилоты смогут перебросить вертолетом на аэродром Тикси лишь в середине следующего дня...
   О как. И ни слова о нашем фиаско. Что произошло с моим шефом? Внезапно переменил тактику? Записался в либералы? Перестал бояться вышестоящего начальства? Впрочем... однажды мне довелось услышать из его уст одну интересную фразу. "Нет никакой власти, Женя, - сказал он, перебирая какие-то бумаги. И задумчиво добавил: - Есть только наши страхи: большие, маленькие..."
   Однако к делу. Представив канитель с транспортировкой раненных парней тесноватой "кашкой", с последующей погрузкой в самолет и многочасовым путешествием до Москвы, я предлагаю другой вариант:
   - Нельзя ли этим же пароходом добраться до Североморска? Доктор здесь мировой, зато от Североморска до столицы всего час лету...
   - Пароход на некоторое время вынужден задержаться в южных районах моря Лаптевых, - спокойно парирует шеф.
   - Зачем?
   - Дело в том, что из Мурманска вышло новое научное судно "Академик Челомей" - на смену погибшему "Академику Антонову". А большому противолодочному кораблю "Адмирал Никоненко" приказано дождаться его прибытия и обеспечить безопасность во время проведения двенадцатого испытательного пуска баллистической ракеты "Молот".
   - Тринадцатого, - поправляю генерала.
   - Нет, Женя, я ты не ослышался, а я не ошибся: двенадцатого пуска "Молота" для испытания нового командного блока управления маневрированием третьей ступени.
   Поочередно гляжу на собеседников.
   - Предыдущий запуск значился под номером "двенадцать" только для средств массовой информации и для некоторых любопытных господ из-за кордона. На самом деле он был липовым, - уверенно говорит Сергей Сергеевич и кивает на молодую женщину: - Вот Анна Аркадьевна подтвердит.
   - Это так, - виновато шепчет она.
   - Ни черта не понимаю. А как же вся эта возня вокруг писков командного блока? Как же противостояние с экипажем малой подлодки?..
   - Не возражаете, если я немного подымлю у открытого окошка? - подходит к иллюминатору шеф и, загораживаясь от сквозняка, раскуривает сигарету. Раскурив, поворачивается лицом к нам: - Я уже как-то упоминал о чрезмерно любопытных западных специалистах. Мы прекрасно знаем об их страстном желании заполучить командный блок, и догадываемся о регулярно посылаемых в северные районы моря Лаптевых разведчиках. Правда, не ожидали такой жестокости, с которой они расправились с гражданским судном "Академик Антонов", - пыхнул он дымом и покачал седой головой. - Ну, что ж... В ответ на эту наглость мы приготовили им неплохой сюрприз, благодаря которому в стане противника слетит немало ретивых голов. По крайней мере, я на это надеюсь...
   Начинаю немного соображать.
   - Сюрприз... В смысле мы подсунули что-то другое?
   - Подсунули, - кивает Анна.
   - Вместо настоящей аппаратуры командного блока Анна Аркадьевна в сборочном цехе "Воткинского завода" лично поместила в его корпус сломанный приемо-передатчик от устаревшей метеорологической ракеты...
   "Ни хрена себе - новость!" - невольно проноситься в моей голове. Я, мягко говоря, удивлен и подавлен.
   В горле застрял кадык и не позволяет произнести ни слова. С одной стороны мне чертовски обидно за гибель Бори Белецкого, за тяжелые ранения моих товарищей. С другой стороны получается, что все это не зря, и все вместе мы сделали огромное и полезное для страны дело.
   Тут же припоминаю прощание с Питером. Как он окликнул меня на вертикальном трапе, как я остановился и смотрел вниз. В его руках была продолговатая металлическая хреновина с боковым наплывом в виде небольшой книжки. А на треугольной физиономии сияла широченная улыбка. Я тогда был очень раздосадован этим обстоятельством и даже обозвал его сукой. Однако!..
   Представляю, каково будет узнать о метеорологической "начинке" блока пославшим подлодку разведчикам. И какова будет их реакция...
   - Ты уж извини, Евгений, за нашу скрытность, - выбрасывает шеф окурок. - Извини и не обижайся. Просто от тебя и твоих ребят требовалась не игра, не театральное представление, а настоящая работа, понимаешь? Искренняя, профессиональная, без капли подделки - чтобы разведчики с подлодки не на миг не усомнились в подлинности событий.
   - Понимаю.
   Генерал с доброй улыбкой смотрит то на меня, то на Анну:
   - Ну и славно. И вообще, я хотел бы вас поблагодарить за проделанную работу. Вы оба - очень мужественные и сильные люди. Спасибо вам...
   Молча переглядываемся с Анной. Она не военный человек, да и мне как-то влом орать "служу России!"
   Сергей Сергеевич подходит, треплет мои вихры и бодрым голосом обещает:
   - Ничего-ничего. Мы тебя приведем в полный порядок. А потом отправим в самый лучший газпромовский санаторий на целых три недели. Анна Аркадьевна, не составите Евгению компанию?
   - Кто ж меня отпустит?..
   - Обижаете, Анна! Я не знаю в нашей стране ни одной службы и организации, которая отважилась бы спорить с контрразведкой, а тем более перечить ей. Я уговорю ваше начальство - обещаю!
   - Уверены?
   - На девяносто два процента.
   - На девяносто два? - по красивому лицу женщины блуждает растерянная улыбка. - А восемь куда подевались?
   - Э-э... Как ты там отвечаешь? - глядит он на меня. - А вот, вспомнил! Оставил на погрешность видимости из-за фитопланктона. Верно?
   - Верно, - смеюсь я.
   Подмигнув, Сергей Сергеевич прощается и оставляет нас одних.
   За дверью слышатся приглушенные голоса: в приемном покое доктор перевязывает нашего Георгия.
   Беру Анну за руку, она послушно пересаживается на край моей кровати.
   Обнимаю хрупкие плечи, целую нежный висок.
   Она улыбается, в больших серых глазах снова вспыхивают искорки счастья...
   Там на лодке она обмолвилась о том, что очень не хотела ехать в эту командировку. Помнится, и у меня не было желания покидать черноморское побережье. А сейчас страшно представить, как бы все сложилось, не сойдись наши пути в акватории холодного северного моря.
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"