Русанов Владислав Адольфович : другие произведения.

Горячие ветры севера. Полуденная буря

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Прологи и первых три главы. Больше нельзя, однако, - файл уже у редактора.

ГОРЯЧИЕ ВЕТРЫ СЕВЕРА

Часть 2

ПОЛУДЕННАЯ БУРЯ


Автор выражает благодарность тренеру
конноспортивной базы ДСО "Локомотив"
Анатолию Леонидовичу Гладкову


Не загадывай вина, что слаще меда.
Хмель пройдет, осохнут капли на усах.
Загадай себе хорошую погоду,
А вино, коль станет сил, добудешь сам.

Не загадывай красотку-недотрогу,
Красота приестся, канет год, другой.
Нагадай сухую ровную дорогу,
Что свирелью отзовется под ногой.

Не загадывай каменьев самоцветных,
Сам поймешь - не все то злато, что блестит.
Загадай себе друзей, друзей заветных,
И дорога незаметно пролетит.

ПРОЛОГ

Над далекой Северной пустошью - бескрайней и безжизненной равниной, дальше которой никто из живущих на этом материке существ не забирался, - зародился ветер. Он промчался над ледяными, разлапистыми языками глетчеров, взвихрился в теснинах ущелий и набрал силу над перевалами Облачного кряжа. Обогнул его острые, заметенные снегом пики, на чьих склонах нашли место древние замки перворожденных сидов - старшей расы, заселивших материк прежде людского племени.
Миновав горный хребет, он достиг широкой поймы Отца Рек или Ауд Мора, как называли величайшую реку мира перворожденные. Северные королевства - Повесье, Трегетрен и Ард'э'Клуэн - встретили его мрачными чащобами, укромными речными заводями да угрюмыми замками баронов-трейгов и арданских талунов, попытались приостановить стремительный полет горами Гривы, Железными, дремучим Лесогорьем. Да поди ж ты, поймай ветер решетом!
Из лесных дебрей ветер вырвался на привольные равнины Приозерной империи, края оливковых и инжирных рощ, золотых пшеничных нив и изобильных тяжелыми сизыми гроздьями виноградников. Погнал рябь по синей с чуть заметной прозеленью глади великого Озера, озера-моря, дающего исток Ауд Мору. Он мог бы описать и славную учеными мудрецами Вальону - город-на-Озере, и крытые листовым золотом шпили над беломраморными портиками дворцов и храмов стольного Соль-Эльрина, роскошь загородных поместий нобилей и убожество многочисленных хижин рабов, но где же взять умника, способного разговорить тугие струи воздуха?
И везде, где он пролетал, ежились словно холода, затягивая вороты рубах, люди, прятались в гнездах птицы, укрывались в логовищах звери. Но ветер полыхал зноем, как жар от плавильной печи, как погребальный костер и не мог охладить разгоряченные головы и пылающие ненавистью сердца. Чего добивался Сущий Вовне, единственный хозяин и творец всего под живительными лучами Солнца и бесстрастным взглядом Ночного Ока, посылая его на землю?
Спроси, если сумеешь, творца: для того ли он создал землю и воду, леса и поля, тварей разумных и неразумных, чтобы реки полнились пролитой кровь, чтобы воздух перестал быть прозрачным от дыма пожарищ, чтобы ненависть выплеснулась горячим бурлящим потоком? Вряд ли. В безграничной мудрости своей не стал бы Сущий Вовне творить для такой цели. Но не задашь творцу вопроса и не получишь на него ответ.
Да и кто посмеет вопросить? Ведь все уже решено поколениями ушедших в Верхний Мир предков. Убей или будешь убитым. Отними или останешься голодным. Нанеси удар на упреждение. Успей или опоздаешь навсегда.
Смотри, у него острые уши и он бессмертен! Убей!
Смотри, он дик и одет в звериную шкуру! Убей!
У него борода не такой масти, как у твоих братьев! Убей!
Он молится не тем богам, он носит другую одежду, он предпочитает колесницу рыцарскому седлу! Убей, убей, убей!!!
И скакали по лесам и полям ватаги вооруженных всадников, тяжкой поступью двигались отряды щитоносцев и лучников, мчались боевые повозки. Летели жадные до свежей крови стрелы, дротики и арбалетные бельты.
Перворожденные вырезали человеческие поселения. Люди, не оставаясь в долгу, огнем и мечом ровняли с землей сидские твердыни. И, однажды начав убивать, не могли уже остановиться, вцепляясь в глотки друг другу.
Рыжие арданы били темнобородых трейгов. Те отвечали, а после шли войной на русоголовых веселинов. Пригоряне собирали кровавую жатву на южных рубежах Приозерной империи, а имперские легионы уходили далеко на восход, неся на кончиках пик цивилизацию свободолюбивым кочевникам...
В упругих восходящих струях, раскинув широкие крылья, скользил грифон. Крупный, темно-бурый с легкой сединой в густой гриве. Такой зверь с легкостью убивает архара или безоарового козла - достаточно одного удара когтистой лапы; не дрогнет перед стаей стрыгаев и уступает дорогу только пещерному медведю.
Припадающее к западной кромке окоема дневное светило окрасило киноварным оттенком плотную короткую шерсть на кожаных перепонках, султанчики жестких белых волос над ушами зверя и легкую фигурку в меховом пелисе и кольчужном капюшоне - койфе - на его хребте.
При ближайшем рассмотрении всадника можно было различить широкие скулы, раскосые глаза и высокую переносицу, переходящую сразу в лоб. А если бы перворожденный сид, Ройг Лох Крунх, дозорный Крылатой гвардии из Шкиэхан Уэв', снял койф и подшлемник, взору возможного наблюдателя предстали бы уши с заостренными кончиками. Именно за это сиды удостоились оскорбительного прозвища от людей, населяющих север - остроухие. Перворожденные же, памятуя о появлении первых человеческих триб, переваливших в одночасье через южный водораздел, одевавшихся в шкуры, не знавших огня и металлов, звали людей - салэх, что в переводе со старшей речи означало - "грязный, мерзкий".
Любви и дружбы между этими расами не водилось...
Лох Крунх натянул левый повод, разворачивая грифона по кличке Клуэсэх - Ушастый - так, чтобы вздыбившаяся гигантским медведем туча, темная в серединке, багровая по краям, осталась справа. Его наметанный глаз различил внизу, на горном склоне развалины некогда могучей сидской твердыни. Копоть еще не сошла с разрушенных стен, но молодые побеги вереска уже втискивались между валунами, угрожая со временем полностью укрыть сожженный замок под зеленым покрывалом.
Дозорный помнил этот замок. Помнил и перворожденных, когда-то живших в нем.
Рассветные Башни ярла Мак Кехты. Один из старейших родов. Первый из ступивших на берег Дохьес Траа из Мак Кехт - Эхбел не уступал древностью рода и знатностью самому королю сидов - Эохо Бекху. По правую руку от владыки сидел бы он, если бы не болезненная гордость, заставлявшая ярла постоянно искать соперничества с остальными родами. Вначале в охотничьих забавах, потом - в травлях. Это развлечение стало модным века четыре после высадки сидов, бежавших с уничтоженных огнем горных недр островов, на берегу Надежды - Дохьес Траа.
Какие только чудовища не ступали лапами на белый кварцевый песок ристалищных арен! А какие пари заключались на обшитых мягкими шкурами лавках трибун!
А еще через полтора - два века откуда-то с юга поползли, словно ручейки талой воды на горных склонах весной, стаи непонятных двуногих зверей. Кто-то углядел в их внешности уродливую пародию на черты сидов. Это, вкупе с отвратной вонью, распространяемой невыделанными шкурами, которыми новые звери - а звери ли? - укрывали свои тела, послужило возникновению названия - салэх, означающего: грязный, мерзкий, отвратительный.
Новых зверей попытались использовать в травлях. Без особого успеха. Силой-то они обделены не были, а вот когтями и клыками здорово уступали даже волкам и кикиморам, не говоря уже о космачах с клыканами.
Первым из сидов, кто понял - салэх разумны и могут представлять нешуточную опасность оказался Эхбел Мак Кехта. Он попытался поднять перворожденных на борьбу. А впрочем, какая там борьба, - на уничтожение показавшихся опасными зверей. К несчастью, огромному несчастью для всей древней расы, мало кто прислушался к его пламенным призывам. Тогда ярл начал войну сам. С верной дружиной.
Много крови впитали в ту пору красноземы и желтые супеси отрогов Облачного кряжа, черная жирная земля долины Ауд Мора. Одну, всего лишь одну, цель преследовал Мак Кехта - уничтожить салэх, очистить просторы Аэм'Ши Ольен, как называли сиды давший им приют огромный западный материк, от мерзких и опасных тварей.
На беду свою сиды не учли огромного жизнелюбия и приспособляемости человеческого племени. Люди приняли предложенные им правила кровавой игры. Цивилизуясь на глазах, косматые, одетые в невыделанные шкуры полузвери дали достойный отпор благородным воителям севера. Они освоили стальное оружие, верховую езду и основы тактики, а потом двинулись дальше - придумали лук, обладающий большей скорострельностью, чем арбалеты перворожденных, и большей дальнобойностью, чем их копьеметалки с дротиками. Со временем среди людей нашелся военный вождь - кажется, Агрыхом его звали на уродливом, каркающем языке дикарей - сумевший объединить разрозненные племена и роды.
Несмотря на то, что к этому времени большинство ярлов признали правоту Эхбела Мак Кехты, стронутой лавины было уже не остановить...
Люди освоили волшебство.
Первой магичкой стала некая Телла, воспитывавшаяся как комнатная зверюшка, филидой Мадден Утренняя Роса. В чародействе, как и во всем остальном, человеческие колдуны пошли другим путем, своим, жестоким и кровавым. Если филидам перворожденных больше давались заклятия сфер Воздуха и Воды, то маги-люди пользовались Огнем и Землей. Каменный молот, Огненный шар, Стрела огня, Разрывной камень - вот только немногие из разработанных и вовсю используемых людьми заклинаний.
В войне наступил коренной перелом. Погиб Эхбел Мак Кехта, главой рода стал его сын - Уснех. Пали многие ярлы и феанны. Не даром сиды называли войну, окончившуюся более пяти веков тому назад, Войной Утраты. Люди звали ее Войной Обретения.
Все земли по левому берегу Ауд Мора и его крупнейшего притока Аен Махи остались за человеческим племенами. Впрочем, какие там племена. к тому времени вожди стали королями, графами, талунами - так прозывали знатных землевладельцев в Ард'э'Клуэне.
Сиды смирились, но не забыли ничего. Ледяной стеной презрения оградили себя и сохраненную землю - Облачный кряж. Признаться честно, гордость и надменность не мешали им контролировать золотые и серебряные копи на южных склонах, самоцветные прииски, грязную и неблагодарную работу на которых выполняли все-таки люди - изгои, покинувшие по своей либо по чьей-либо чужой воле родные края на юге.
Но, как оказалось, человеческая память оказалась такой же долгой. И не менее злой. Смертные долго терпели рядом с собой бессмертных. Зависть и ненависть копилась.
И вот в сечне текущего года Трегетренский король Витгольд предложил соседям - Повесскому вождю вождей Властомиру и Ард'э'Клуэнскому монарху Экхарду - оставить внутренние свары и, объединившись, двинуть войска на перворожденных.
По зимнему льду перейдя широкий Ауд Мор, человеческие армии вторглись в пределы Облачного кряжа по долинам рек Аен Л'ем и Аен Г'ер (Поскакуха и Звонкая). В верховьях последней и стояли Рассветные Башни...
Лох Крунх посадил Ушастого там, где некогда находилась площадка перед подъемным мостом. Спешился, отстегивая хитроумные ремни крепления от седла, напоминающего конское, но без стремян, накинул повод на крученную колючую ветку искореженной холодными горными ветрами сосенки. Невольно опустился на одно колено, склонив чело к земле.
Он отлично помнил окованные золотом створки ворот замка. Помнил и его обитателей.
Последний владыка Рассветных Башен - Уснех Мак Кехта - стяжал славу полководца еще во времена Войны Утраты. А его дружина! Умный, в меру безрассудный, привычно расчетливый Лох Белах. Этлен, признанный мастер клинка, равного какому не рождалось на просторах материка в последнее тысячелетие. Ойсин Розовая Чайка - один из старейших и мудрейших филидов Облачного кряжа.
Но замок не устоял. Воины короля Экхарда оставили от величественного сооружения, чьи камни помнили бессчетное количество смен зим и весен, груду мусора и обугленных валунов.
Где теперь вдова ярла Мак Кехты, отважного Уснеха? Ройг помнил ее еще девочкой - Фиал Мак Кехта вторая дочь ярла Мак Куана с западных отрогов. Не красавица, но отважное сердце. В бойне на стенах Рассветных башен выжили лишь Этлен да она.
Неукротимая сида нынче полностью посвятила себя мести людям, лишившим ее в жизни всего, кроме ненависти. Ее неудержимый порыв заставил пойти за собой многих наследников ярлов не только из южных и восточных замков, испытавших ужасы войны с салэх, но и с северных и западных склонов кряжа.
Сам король Эохо Бекх, по слухам, рад был бы оказать помощь Мак Кехте и воинами, и оружием, но из уважения к мнению филидов, в особенности Утехайра Семь Звезд и Мораны Пенный Клык, изображал подчеркнутый нейтралитет.
До недавнего времени.
Гадание на внутренностях детеныша пещерного медведя, проведенного верховной тройкой филидов на день С'аухн показало связь между Мак Кехтой, охотящейся где-то в долине Аен Махзи на салэх, и неведомым злом, пробудившимся в тех же краях. Но какова именно эта связь, оставалось непостижимой загадкой, разгадать которую был послан отряд под предводительством последнего морского ярла Эйана Мак Тетбы.
Почти полный месяц прошел с той поры.
Утехайр Семь Звезд повторил гадание. Конечно, не привязанная к строгому расположению светил дня С'аухн ворожба не могла дать такой же безупречно-точный результат, но одно стало ясным. И Мак Кехта, и неизвестное, но от того не менее устрашающее, Средоточие Зла переместились далеко на юг.
Король немедленно посла дозорного Крылатой гвардии Шкиэхан Уэв', с тем, чтобы сообщить Мак Тетбе об произошедших изменениях и передать ему обещанный амулет, способный указать направление к цели поисков. Им оказался командир крыла дозорных Ройг Лох Крунх, вынужденный провести эту ночь - увы, грифон не может лететь без роздыха и сна - в развалинах Рассветных Башен.
Перворожденный расседлал зверя, бросил ему несколько полос сушеной козлятины. Развел костер, зачерпнул маленьким - в полете каждый гран веса на счету - котелком воды из весело щебечущего Аен Г'ера.
Клуэсэх обиженно склевал скудную порцию. Грифон носил Лох Крунха не первый год и точно знал - добавки не предвидится. Поэтому, поклекотав вполголоса для порядка, он улегся, вытянул передние лапы, прикрыл голову крылом и уснул.
Ройг дождался, пока вода закипит и бросил в котел залитый воском шарик - смесь меда злых горных пчел и трав, снимающих усталость и просветляющих голову - остролист и рагульник, стоцвет и кислец. Есть не хотелось, хотя в запасе у дозорного имелось копченое мясо. Поэтому перворожденный расположился поудобнее - вблизи Ушастого можно не опасаться охочих до двуногого мяса хищников - и уснул...
Столбы жирного дыма изгибались под порывами ветра, марая хлопьями сажи снеговые шапки на скальных карнизах, грязными разводами оседая на кремовых с зеленоватыми пропластками утесах. Запах гари еще отгонял четвероногих падальщиков, но сведенные судорогой боли ветви окрестных сосен уже кишели жадным вороньем.
Снег перед наполовину обрушенными стенами был взрыт, перемешан с кровью, обрывками одежды, обломками утвари и вновь утоптан. Правее разбитых в щепы ворот возвышалась тщательно уложенная куча голов. Все с заостренными ушами и высокими переносицами. Многие обезображенные, с разорванными ртами, выколотыми глазами, оторванными мочками. Тела защищавших замок перворожденных догорали в огромном кострище посреди внутреннего двора.
Мороз и жар. Чистота горного воздуха и смрад паленой плоти. Словно сошлись в единую круговерть огненный и ледяной круги Преисподней.
Но над напоенным запахом смерти пепелищем звенел, щебетал протекающий неподалеку ручей. Он не останавливал бег кристально ясных струй даже в самые лютые холода.
Ручей, давший название здешним краям. Поющий перекат. Владения ярла Мак Дрейна.
Бывшие владения.
Два тонконогих коня, с хрустом топча намерзшую за ночь корочку наста, приблизились к пожарищу. Серый в яблоках и светло-соловый, почти белый.
Сид, сидевший на соловом, держал шлем на колене. Из-под толстого вязаного подшлемника виднелась пепельная челка.
- Мы не успели, Этлен, - проговорил он, бесцельно щипая длинный ус.
- Боюсь огорчить тебя, Байр, наш отряд мало чем смог бы помочь осажденным. Разве что красиво умереть вместе с ними.
Этлен не носил ни шлема, ни подшлемника, а падавшие ниже лопаток седые волосы собирал в хвост. В отличие от своего спутника, он озирал картину недавней бойни с холодным бесстрастием. Ни одна черточка не дрогнула на его угловатом лице. Усов Этлен не отпускал. Усы - привилегия благородных, имеющих право называться феанном и нести приставку к родовому имени. Таких, как Байр Лох Белах - старший дружинник ярла Мак Кехты и, вообще, д'эш - правая рука, как говорили перворожденные.
- Я понимаю, Этлен, - кивнул Лох Белах, - но чувство вины не отпускает меня.
- На Мак Дрейна ударили такой силой, - Этлен заставил коня подойти ближе к сложенным головам, - что просто расплющили в лепешку. Салэх, в большинстве своем, неважно владеют оружием, посредственны в тактике и стратегии, но их много.
Он наклонился, выглядывая что-то в жуткой груде.
- Если ты ищешь Карэга Мак Дрейна, то оставь надежду. Головы ярлов салэх увозят с собой. Для украшения своих варварских замком, надо полагать, - заметил Лох Белах.
- Нет, я ищу Кондлу Пестрое Крыло. Хороший был целитель. Ему я обязан тем, что сносно владею левой рукой.
Лох Белах против воли усмехнулся. "Сносно владею!" Этлен скромничал. В мастерстве игры клинков ему не было равных ни на северных, ни на южных отрогах Облачного кряжа. Говорят, лишь Майл Лох Ньета, оруженосец короля, способен потягаться с седым телохранителем Мак Кехты. Но Этлен вызовов на поединки, даже на затупленном, учебном оружии, не принимал.
Ни одна из голов, лежащих на поверхности не несла кос филида, а, значит, не могла принадлежать Кондле Пестрому Крылу. Копаться внутри кучи, Этлен не захотел.
- Как ты, думаешь, Байр, - словно продолжая только что прерванную беседу, произнес он, выпрямившись в седле, - куда салэх направились теперь?
- Я не думаю. Я знаю. К Рассветным Башням.
Он вздохнул едва заметно. В его душе боролись преданность ярлу и привычка беспрекословно повиноваться приказам ярла.
- Правильно, - Этлен полностью разделял чувства Лох Белаха.
- Ярла следует предупредить, - несмотря на превосходство в высокородности и прожитые шестьсот с лишним лет, Байр продолжал советоваться с телохранителем. Да оно и верно. Этлен-то видел вдвое больше весен.
- Верно.
- Орда салэх движется медленно. Они отягощены трофеями, обозами с раненными, устали, в конце концов, после своих равнин...
- Согласен. Только салэх давно не орда. Ордой они были при жизни нашего старого ярла - Эхбела Мак Кехты. Сейчас они - войско.
- Хорошо, - Лох Белах дернул щекой, но стерпел поучение. - Они движутся вдоль Аен Г'ера. По главной тропе. Наша задача - отрезать подкрепления. Сбросить вниз, в долины. Обоз рассеять и, по возможности, уничтожить. Мы атакуем их у Полосатого пальца.
- Отлично, - одобрительно кивнул Этлен. - Лучше не придумает и сам Эохо Бекх.
Байр наклонился, чертя по снегу кончиком меча:
- Вот дорога. Вот скала. Это ущелье. Ударим отсюда и отсюда. Рассечем. Заставим подводы сгрудиться и сбросим с обрыва в Аен Г'ер.
- Согласен. Позволю себе дополнить твой план, Байр. Салэх, с которыми мы столкнулись, называют себя арданами. Так?
- Так.
- Арданские воины предпочитают сражение на колесницах. Есть у них и пехота, и конница, но ударная сила - колесные повозки.
- Колесницы? В горах? - с сомнением покачал головой Лох Белах.
- То-то и оно. Они без сомнения потянут свои колесницы в горы. Значит, повозки нужно остановить. Будем сбрасывать на тропу, где только можно, валуны. Пусть чинят колеса, оси, днища. Пусть бросят повозки и идут пешком. Чего-чего, а боевого пыла им это должно поубавить.
- Блестяще, - Лох Белах даже слегка поклонился. - Одна поправка. Ты сказал - "будем", тогда как следовало сказать - "будете". Ты отправляешься в Рассветные Башни.
Этлен приподнял бровь:
- Во-первых, у меня есть приказ ярла сопровождать тебя и твой отряд, феанн. Кому, как не тебя знать чем мы караем сами себя за вольное или невольное неисполнение приказа повелителя. Во-вторых, я хочу сопровождать тебя. Больше шестисот лет назад твой отец, Дамах Лох Белах, просил меня присмотреть за твоей спиной, коли придет пора. Именно этим я и занимаюсь.
Байр кивнул. Помолчал, скользя взглядом по разгорающейся алой полоске над горными пиками на восходе.
- Этлен. Я ценю тебя, как старинного друга моего отца, упавшего на меч шестьсот лет назад из-за потери лица перед ярлом. Я понимаю, что, отсылая тебя, я теряю силу, равную десятку опытных мечников. Каждый из моих бойцов, да и я тоже, достойны лишь протирать для тебя клинки. Но... Мне очень нужно, чтобы ты был в Рассветных Башнях, если на замок обрушится беда. Я-то позабочусь о себе сам. Но если что-либо случится с ней...
Лох Белах глянул телохранителю в глаза. Редко в его холодном и самоуверенном взгляде читалась такая мольба.
- С ней... - Этлен вздохнул. - Молодость, молодость... Конечно, я уже давно наблюдаю, как ты медленно лишаешься разума от одной улыбки феанни Мак Кехты.
- Этлен!..
- Не бойся. Я стар и вижу многое, что не заметно другим перворожденным. Уснех, я думаю, даже не догадывается. А и догадывался бы? Разве ты преступил черту, отделяющую почтительную любовь вассала к госпоже от пылкой страсти? А даже если бы и преступил? Кстати, феанни выделяет тебя...
- Как верного слугу! - воскликнул Лох Белах.
- Не думаю. Повторюсь, я стар и вижу много невидимого на первый взгляд. Так вот, наш ярл расчетлив и ему важнее хороший воин и надежный д'эш, пусть и влюбленный в его супругу, чем сотня сплетен и пересудов. В этом его отличие от покойного Эхбела. Тот был горяч. Помнится... Но об этом в другой раз.
- Так ты вернешься в замок? - пальцы Байра потянулись, стремясь прикоснуться к рукаву подбитого мехом пелиса старика, но остановились на полпути в нерешительности. - Что до приказа ярла, то я, старший отряда, приказываю тебе доставить весть о врагах в Рассветные Башни. Кто, кроме тебя, Этлен, справится с этим лучше?
- Хорошо, - довольства в голосе телохранителя не было, но с доводами Байра он согласился. - Я возвращаюсь. Прямо сейчас.
- Правильно. К чему терять время?
Этлен поправил перекосившийся подбородочный ремень конской узды:
- Береги себя, Байр. Не лезь на рожон.
- Постараюсь, - с непроницаемым лицом откликнулся Лох Белах. - ты тоже постарайся остаться в живых. Знаешь... - он помедлил, подбирая нужные слова. - ты не совсем прав, Этлен, когда говоришь о том, что салэх слабы во владении оружием. Среди них начали появляться истинные мастера.
- Всякое возможно...
- Погоди, дай закончу. Прошлой осенью в канун Преддверия Зимы - Тус'г'евр'э - на прииске Красная Лошадь... Есть там один... старатель. Он не выполнил полугодовой урок и должен был понести обычное наказание. Но, Этлен, я заглянул в его глаза и увидел там свою смерть.
- Так серьезно? - телохранитель нахмурился.
- Да, Этлен, да. Я много сражался. Я охотился на самых опасных зверей. Но его я испугался. Струсил, можно и так сказать.
- Перестань. Разумная осторожность еще не трусость.
- Я говорю тебе как наставнику, заменившему отца, и называю белое белым. Я струсил. При том, что со мной была полудюжина перворожденных при оружии и мой меч тоже. А у него не было ничего. Даже кайла или заступа. Даже палки в руках. Только холодная уверенность и ожидание боя.
- Всякое возможно, - повторился Этлен. - Бывает и дятел поет бурокрылкой. Я всегда следовал принципу - недооценивающий противника наполовину побежден. Но за предупреждение я тебе благодарен, мой феанн, - он шутливо поклонился, отводя назад правую руку - жест почтения перед высокородным.
Лох Белах хмыкнул:
- Может ты и прав. И даже наверняка прав. Вот рассказал, и стало легче. Что ж, до встречи, Этлен.
- До встречи, Байр Лох Белах. Да, передай Эохайду - пряжку, которую я выиграл у него в к'ор-а-к'ор, пусть оставит себе.
Старик с места поднял коня в легкий галоп и поскакал вдоль Аен Г'ера. Он не оглядывался. Не потому, что верил в приметы, а потому, что просто не привык оглядываться. Сиду, прожившему больше двенадцати веков ворошить прошлое не с руки.
Поздний рассвет сменился морозным днем. Прозрачный воздух дрожал над заснеженными верхушками скал и искрился тончайшей пылью, поднимаемой порывами ветра. Бегущая по небу череда клочковатых хмурых облаков обещала к вечеру изрядный снегопад.
Отставшую от войскового обоза подводу телохранитель заметил едва ли не раньше, чем ездовые, копошащиеся вокруг отвалившегося колеса, увидели его. Шесть... Нет, пять, лохматых мужиков схватились за копья. Один потянул из-под рогожи расснаряженный лук и торопливо, задубевшими на морозе пальцами принялся натягивать тетиву.
Этлен оценивающе прищурился и ускорил коня, высвобождая ноги из стремян.
Копейщики, повинуясь командам человека постарше - с проседью в бороде, поспешно выстраивались перед телегой, упирали концы оскепищ в землю, рассчитывая применить привычный прием супротив конного. У лучника все никак не выходило. Он бросил кибить и начал тереть ладонь о ладонь, чтобы вернуть подвижность пальцам.
На скаку перворожденный встал в седле, пяткой правой ноги упираясь в заднюю луку, а носком левой касаясь передней. Острие меча глядело в сторону побледневших людей.
- И-и-ий-хоу!
От пронзительного визга крайний обозник - безбородый мальчишка с торчащими из-под шапки огненно-рыжими вихрами - порскнул в сторону в испуге.
Отлично выезженный конь сида стал. Как вкопанный, присаживаясь на задние ноги. Этлен взвился в немыслимом прыжке, оттолкнувшись в последний миг от седла.
Еще в полете конец клинка тронул висок наконец-то справившегося с луком стрелка. Человек, не охнув, кулем свалился с подводы, а сид, прокрутившись на носке, как танцор, рубанул дважды. И, опережая только теперь начавших разворачиваться людей, еще два раза. Спрыгнул на утоптанный снег и аккуратно перерезал горло пареньку, корчащемуся от ужаса под телегой.
Над дорогой повисла тишина, прерываемая лишь всхрапываниями коротконогих мохнатых коней.
"Обозники, что с них взять. Где же обещанные Байром мастера клинка?"
Даже не проверив груз, телохранитель свистом подозвал скакуна. Вскочил в седло. Поехал рысью. Как бы то ни было, а дальше следовало вести себя осторожнее.
У покосившейся скалы с тремя переплетенными стволами сосен у подножья Этлен свернул с тропы. Слишком уж много на ней появилось следов близкого пребывания человеческого войска. Теперь, пробираясь по снежной целине, он придерживал коня. Но знание тайных троп давало надежду опередить врага еще до сумерек.
Перворожденный оказался прав в расчетах. Проведя ночь в седле, доверившись чутью коня на узких тропках, вьющихся вдоль скальных карнизов, поутру он увидел приглушенные начавшейся метелью отблески солнечных лучей на окованных золотом воротах Рассветных Башен.
Приземистый, как и все укрепленные обиталища сидов, четырехугольный замок встретил телохранителя кипучей подготовкой к предстоящему сражению. Все, способные держать оружие, носили связки дротиков к узким бойницам, складывали камни над воротами, наполняли снегом неподъемные котлы, закрепленные на поворотных шарнирах.
Ярл выслушал донесение от Лох Белаха спокойно, даже слегка равнодушно. Разведчики, конечно, уже доложили о приближении армии арданов. Кивнул в сторону ярлессы, стоявшей тут же в вороненой кольчуге с изящным самострелом в руках:
- Видишь, Этлен, разве мы можем потерпеть поражение на глазах наших феанни? Только победа...
Но горячей убежденности в словах у Уснеха не было.
В полдень снегопад усилился. Поземка наметала сугробы под замшелыми стенами, вьюга выла между зубцами и башнями.
Первые разъезды салэх вынырнули из снеговой стены черными размытыми тенями. Самого наглого, подскакавшего к началу подъемного моста, всадника свалили дротиком. Остальные отступили на время.
Арданы не предлагали сдаться. Пленных в этой войне, замешанной на многовековой расовой вражде и ненависти не брали.
Когда основные силы людей, неспешно разворачиваясь полукольцом, стали охватывать замок, дрогнуло сердце даже самого отважного сида. На каждого защитника замка приходилось не менее дюжины врагов.
Снизу ударили стрелы. Многие из них, не смотря на все ухудшающуюся видимость, находили бойницы. Салэх крутили над головой пращи - опасное оружие в умелых руках. В ответ летели дротики и бельты, пробивающие и кольчуги и кованные нагрудники талунов, не говоря уже о жаках из дубленой кожи простых ратников. Но людей было слишком много, слишком сильные ярость и жажда поживы вели их.
Каленые крючья вцепились в гребень стены. По привязанным к ним веревкам полезли лохматые, грязные салэх.
Веревки резали, но им на смену летели новые.
То здесь, то там отчаянные смельчаки, зажав пятисаженные жердины под мышкой, взбегали вверх, при поддержке трех-четырех товарищей.
В ворота, корежа филигранную работу сидских златокузнецов, ударил невесть как втащенный по горной тропе таран.
Уснех Мак Кехта обходил стены, подбадривая защитников. Его супруга и телохранитель повсюду следовали за ним.
Кипящая вода на время отогнала нападающих от ворот, но в угловую башню уже врывались вскарабкавшиеся по стенам люди. Закипела рукопашная.
Этлен вился волчком, работая двумя мечами, и краем глаза наблюдал, как хладнокровно взводит раз за разом арбалет Фиал Мак Кехта, следил за отточенными движениями сражающегося рядом ярла. Да, телохранитель мог гордиться учеником.
Не успели они очистить левую угловую башню, как торжествующие вопли салэх донеслись из правой.
- Скорее! - взмахом меча ярл бросил в бой последний резерв, дюжину ловчих Эогана Лох Гэлана, и придержал за рукав пелиса Этлена.
- Слушаю, мой феанн, - дыхание телохранителя оставалось ровным, словно и не сражался только что.
- Я хочу, чтобы ты спас ее, увел, - Мак Кехта показал глазами на ярлессу.
- Как прикажет мой феанн.
- Вот и хорошо. А пока просто будь около нее.
Треск разбиваемых в щепы дубовых досок возвестил, что защитники недооценили упорство врагов. Прикрываясь щитами, обтянутыми бычьей кожей, люди вновь подобрались к воротам и взялись за брошенный было таран.
Фиал стреляла, не успевая иной раз прицелиться. Все равно граненый штырь бельта кого-то да находил в сплошной стене воняющих овчиной и потом салэх. Мечи Этлена, кровожадно шелестя, поддерживали вокруг нее очищенное от врагов пространство три на три шага.
В окошке донжона мелькнули косы и белоснежное одеяние Ойсина Розовой Чайки. Послушные пассам его рук, воздушные потоки уплотнились, сбрасывая людей со стен, швыряя в глаза лучникам пригоршни снега.
- За мной! - срывая голос, прокричал ярл, бросаясь к разбитым воротам.
Толпа захватчиков качнулась назад... Еще бы чуть-чуть...
Но...
Рой стрел влетел в окно, снося филида прочь. Взобравшиеся на стены лучники били прямой наводкой, в то время как оставшиеся за пределами стен беспрерывно посылали стрелу за стрелой по навесной.
Из лязгающего сталью, хрипящего клубка у ворот вывалился Эоган Лох Гэлан, зажимая ладонями вспоротый живот.
Подскочивший сбоку салэх размозжил ему голову ударом кистеня, и сам упал с бельтом Мак Кехты в глазу.
- Отходим! - перемазанный своей и чужой кровью ярл уже не кричал, а сипел.
В его взгляде Этлен прочитал: "Помни, что ты обещал мне!"
- Уходим, феанни, - обернулся телохранитель к ярлессе.
Она не ответила, шаря в пустом подсумке в поисках нового бельта. Этлен схватил сиду за рукав и поволок, опережая пятящихся перворожденных и наскакивающих на их строй, как свора псов на затравленного в плавнях космача, людей.
Конюшня встретила беглецов теплом, запахом сена и тревожным ржанием. Лошади чувствовали грозящую хозяевам беду.
- Зачем ты меня приволок сюда, Этлен? - возмущению Мак Кехты не было предела.
- У меня есть приказ, феанни, вытащить тебя, во что бы то ни стало, - слегка склонился старик.
Она на мгновение утратила дар речи:
- Как?.. Кто? Ярл? Уснех? Все бьются, а я?..
- Я получил приказ, феанни, - твердо повторил телохранитель.
- Нет! Пусти меня! - маленькая ладошка уперлась ему в грудь, смарагдовые глаза потемнели от гнева.
- Не могу, феанни, - насколько возможно мягко возразил сид и добавил. - Не только Уснех просил меня об этом.
- Кто еще?
- Байр Лох Белах.
- Байр? - сида охнула.
- Байр, - подтвердил старик. - Он очень хочет снова увидеть тебя, феанни. Настолько сильно, что решил обойтись без моих клинков.
Этлен горько усмехнулся.
- Байр... - прошептала Фиал и вдруг встрепенулась. - Но как же?..
- Хотим мы того или нет, они обречены. Уснех Мак Кехта это понимает. И понимал с самого начала. Сейчас им движет лишь желание утащить с собой как можно больше салэх. Умереть с честью.
- Но что скажут обо мне прочие ярлы? Бежала, бросив супруга, замок и челядь!
- Боюсь, что живущие по эту сторону гор не скажут уже ничего, - слова падали неумолимо, как капли, точащие год за годом несокрушимый гранит. - А те, кто живет по ту сторону? Пусть скажут хоть что-нибудь. Тогда я спрошу их - не желают ли они поменяться с нами местами?
- Хорошо, - плечи Фиал опустились. - Куда мы?
- Ты знаешь о тайном ходе, феанни?
- Да...
С треском распахнулась дверь. Ворвавшийся на конюшню за добычей человек застыл выпучив глаза, забыв о тяжелой рогатине в руках. Он не ожидал встретить сидов, полагая их загнанными в донжон.
Лепесток метательного ножа, спорхнул с ладони Этлена, втыкаясь человеку точно между ключиц.
- Теперь быстрее, феанни! - телохранитель стремительно ворвался в последнее стойло, ткнул мечом в кипу сена.
Деревянная ляда, закрывающая вход в подземный лаз отозвалась глухим стуком.
- Быстрее!..
Выводившие отчаянно упирающихся коней захватчики так и не догадались заглянуть под кучу разворошенного сена.
Проведя больше двух суток в тайном укрывище в горах, Этлен и ярлесса вернулись на пепелище. Для телохранителя зрелище разрушенного замка и отсеченных голов перворожденных было уже не в диковинку. Мак Кехта двигалась словно в полусне.
- Уснех! - бросилась она к высокому, замаранному кровью и копотью сугробу, под снежным покровом которого угадывались очертания обледеневших лиц.
- Не стоит искать его здесь, феанни, - мягко отстранил ее телохранитель. - Салэх имеют обычай увозить головы ярлов с собой.
Отяжелевшее воронье вперевалку скакало по снегу, с трудом поднималось в воздух, гроздьями облепляя ветви сосен. Трупы сидов они не трогали, но люди увезли далеко не все тела своих.
Фиал побледнела лицом и сцепила попрочнее зубы. Вытащила меч.
Этлен напрягся, ожидая от ярлессы самого сумасбродного поступка, но она стояла неподвижно, обводя взором разрушенные стены, обугленные трупы, сваленные в гору во дворе, изрубленных на куски псов, в последнем бою закрывавших телами хозяев. Расширившимися ноздрями втягивала гарь, еще курящуюся над кострищем.
- Проклятые салэх, смерть на вас. Сдохните все, по всей земле...
Сида сбросила капюшон, опушенный мехом горностая, тряхнула головой. Толстая коса, отливающая золотом, упала через плечо.
- Небом, горами и кровью клянусь...
Меч поднялся, устремляясь к низким тучам.
- ... изводить вас по всему миру. Огнем и сталью...
Скользящее движение клинка и коса упала к ногам феанни, коротко обрезанные волосы разлетелись под порывом ветра...
- ... пока дышу, пока в силах двигаться и бороться!
Мак Кехта замолчала. Меч с шорохом вернулся в ножны. Сида обернулась к Этлену:
- Ты со мной?
- Да, феанни. Мои мечи - всегда с тобой. До последней черты.
- Тогда пойдем...
Лох Крунх проснулся будто от толчка. Нехорошее место! И приносит нехорошие сны. Как наяву видел он последний бой ярла и клятву Фиал Мак Кехты, ставшую уже легендой для всего Облачного кряжа.
Ройг хотел напиться из Аен Г'ера, но ему вдруг почудилось, что весело скачущие по валунам струи окрасились пролитой здесь некогда кровью.
Дозорный пнул в бок мирно сопящего Клуэсэха:
- Вставай, засоня, пора в путь.
Уже паря на спине грифона, ощущая щекой холодный воздух, хоть чуть-чуть вытеснивший к концу м'анфоора изнуряющий землю и все живое на ней суховей, перворожденный начал приходить в себя.
А к вечеру внизу пролегла широкая лента Ауд Мора и Лох Крунх вздохнул совсем спокойно. Где-то тут, совсем недалеко должен быть корабль Эйана Мак Тетбы, а это означает конец пути, с честью выполненное задание и заслуженный отдых.

ГЛАВА I

Правый берег Аен Махи, фактория,
яблочник, день двенадцатый, перед сумерками

Вот уже третий день с неба сыпал противный мелкий дождик. Давно, ох как давно, не принимала иссушенная суховеями земля живительную влагу. Но нам, уныло бредущим по правому берегу одной из величайших рек севера, радости осознание этого не приносило. Так часто бывает, умом понимаешь - нужное дело, полезное, а сердце шепчет - ну, почему на мою голову, потерпеть чуток нельзя, что ли?
Говорят, в лесу дождь дважды идет, и это верно - первый раз с неба, а второй с листьев капает. А уж если на несколько дней зарядит, то от мокрети деваться и вовсе некуда. Льет из низких, грязно-серых, как портянки старателя туч, срываются мелкие капельки-бисеринки с продолговатых буковых листьев и с томного елового лапника. Тянет сыростью от серых стволов - два человека с трудом обхватят, от прелой листвы под ногами. Одежда не то, чтобы промокает, а напитывается влагой, становится тяжелой и противной на ощупь...
Все-таки человек - странное существо. В зимнюю стужу мечтает о погожих летних деньках, в летнюю жару - о свежести морозного утра и скрипе снега под сапогом, весной - об изобильной плодами осени, осенью - о распускающихся цветах и зеленоватой дымки первой листвы, окутывающей деревья и кусты. И все нам не так, все бурчим под нос - как эта жара надоела. Или холод, или сырость, или... Да мало ли что? А жить нужно и радоваться каждому мигу. Любой погоде, всякому времени года. Иначе за вечной досадой и вся жизнь пролетит, а ее не слишком много отмеряно, чай не перворожденные - им бессмертие на роду написано, а не нам. Я так для себя давно решил, а нет-нет и прорывается недовольство.
Хорошо, что спутники мне попались терпимые к любым чудачествам.
Что за спутники и кто такой я?
Ну, перво-наперво обо мне. Кличут меня все, кого не встречу, Молчуном. А что? Кличка верная. Не люблю попусту болтать - может, скрытный такой от природы, а может, не нашелся еще человек, способный меня разговорить по настоящему. Родом я из Приозерной империи. Хорошая земля, солнечная, приветливая, не чета здешним буеракам. Лежит она далеко отсюда, на юге. Если в лигах, то сотни четыре с гаком будет, пожалуй. Начни пешком идти, за полтора месяца не доберешься. Расположена моя родина на берегах огромного озера. Ни имени, ни названия не придумали ему люди. Так и зовут - Озеро.
Только из Приозерной империи я удрал шестнадцать лет назад. Прямехонько из Храмовой Школы, что в самом Соль-Эльрине столичном стоит. Есть у нас обычай в Империи, все старшие сыновья нобилей - тех, кто побогаче, и совсем разорившихся родов - проходят десяти весен от роду проверку на талант к магическим упражнениям. Те, в ком искра обнаружена, отправляются в Школу и это есть честь великая, как для избранника, так и для всей семьи. Жрецы-чародеи, выученики Школы, огромным почетом и уважением пользуются, во все дела вхожи, ко всякой государственной должности применить знания и умения способны.
Беда в том, что таланта каждому своей мерой отмеряно. Одному с походом, через край, - бери, не хочу. Другому - малая толика, ни туда, ни сюда. Вот и я вскоре после начала обучения понял, что обделил меня Сущий Вовне главными способностями. Не удавалось, хоть ты тресни, собирать и накапливать Силу в амулетах, с тем, чтобы потом использовать по мере надобности. "Заряжать", как говорят жрецы. Да что там заряжать, у меня через пять раз на шестой получалось просто ощутить Силу, взять ее кроху из мирового Аэра. Нет, пользоваться чужими амулетами, заряженными старшим учениками и наставниками, я мог. И даже неплохо. Но кому нужен чародей-нахлебник, своего создать не способный? Так и норовящий чужим на дармовщинку разжиться? То-то и оно, что никому. А потому дорога мне была одна - в писари или библиотекари. Горбиться за свитками или сметать пыль перьевой метелочкой с тяжелых фолиантов, кланяться и угождать прочим жреца. Даже тем, кто годами помоложе, зато к волшебству способнее оказался.
Вот, когда осознал я это, такое зло взяло. Подумалось, да гори оно все синим пламенем. И ученичество, и жречество, и почет, и уважение, и сытный кусок хлеба, а сытным он даже у писаря был бы. Бросил все, не попрощался с товарищами и, уж тем более, не испросил позволения у строгих наставников. Бедному собираться - только перепоясаться, говорят в Трегетрене. Чашка, ложка, щербатая плошка... Ушел ночью. Как через ограду перебрался - ловкость я никогда не отличался, а она в Школе высоченная, чуть не с крепостную стену - до сих пор недоумеваю. Видно здорово досада разобрала, а с досады, да с обиды и не такое человек сотворить может. Об одном жалею - несколько пергаментов, которые слабенькими юношескими стишками исписал, под половицей забыл, в тайнике. А может, он и к лучшему? Раз решил со старой жизнью порвать, рви под корень.
Недолго я странствовал по полям и рощам родной Империи. Наставники не лыком шиты, живо розыск объявили. Кто из арендаторов-вольноотпущенников, или из полноправных граждан против Храма пойдет? Когда б замешкался, замели бы и с позором обратно вернули бы. Вот и постарался я удрать как можно дальше. Только с матерью попрощаться забежал, в наследное имение. Напоследок с матерью, отец такое надругательство над честью нобиля не стерпел бы. Заглянул тайно, ночью. Мать захлебывалась в беззвучном плаче. Младший братишка - Диний - жался к ее подолу, дичился. Меня-то он совсем не помнил - несмышленышем двухлетним был, когда я в Школу уезжал. Тогда я подарил ему никчемную игрушку - единственный амулет, удачно заряженный бесталанным школяром. Деревянный болванчик, всегда теплый, на прочном кожаном ремешке. Он мог по чуть-чуть отдавать Силу, снимая усталость, смягчая раздражение. Сколько Динию сейчас? Двадцать четыре - уже давно не ребенок. Где он сейчас, что делает? Живы ли мать со стариком отцом, суровым легатом семнадцатого Серебряного легиона, с которым я так и не попрощался, убоявшись гнева и проклятия? Кто знает?
Из Империи я направился на север. В трех королевствах - Трегетрене, Повесье и Ард'э'Клуэне - жизнь сурова, но в чем-то спокойнее. Да и у жрецов пока что руки коротки прибрать северные земли под свое крыло. Народ там молится своим богам. Веселины - Матери Коней, трейги - Огню Небесному, а арданы - Пастырю Оленей. Понятное дело, что все от ни что иное, как ипостаси Сущего Вовне, но люди должны справлять религиозные обряды так, как сами того захотят. Во имя душевной свободы. Попервам я обосновался в Восточной марке Трегетрена. Это узкий клин земли в правобережье Ауд Мора, тянущийся до подножья Восходного кряжа. Прибился к старому трапперу. Учился силки ставить, ловушки-плашки настораживать, выделывать шкурки куниц и горностаев, белок и кроликов. Так, может, и прожил бы всю жизнь. Прибился бы к фактории. Глядишь, и семьей обзавелся бы. Но после смерти старика тоска взяла. Просто невмоготу. И тут услышал я о самоцветных приисках, разбросанных по юго-восточным окраинам Облачного кряжа, исконным землям перворожденных.
Случай занес меня именно на Красную Лошадь. Так необычно старатели назвали прииск по имени скалы, встречающей каждого гостя, вольного или не вольного, что выходит к участкам-делянкам.
С тех пор восемь лет моей жизни прочно связаны со старательским трудом.
Выкупил я у общества участок и стал работать. Отрезок жилы мне достался не самый плохой. Кое-что попадалось. Шерлы и аметисты, голубые и розовые топазы, жаргоны и гиацинты. Несколько раз попадались даже смарагды - удача неслыханная по нашим временам. Ведь за несколько сот лет разработки прииск обеднел настолько, что кое-кто из парней предпочитал просеивать и промывать старые отвалы. Доход тот же, а под землю лазить не надо. Не привалит тебя кровля просевшая. Не загрызет стуканец приблудный.
В урочные дни - осенью, когда легкий морозец скует раскисшие от проливных дождей дороги, и весной вместе с первой травкой, после того, как спадут вспученные мутной талой водой горные ручьи, - приезжали сборщики подати от ярла Мак Кехты, владельца земли, на которой стоял прииск. Драли, честно признаться, в три шкуры. Поди объясни перворожденному, глядящему на тебя, как на рабочий скот, что порода обеднела. Лет двести тому назад, может, их подать и была десятиной. А по нынешним временам кое-кто отдавал и половину нажитого за полгода.
Годы шли своим чередом. Мне везло. Не только расплачивался с сидами, но и отложил немного на черный день, на возвращение в теплые края - ведь не до старости же кайлом махать в рассечке, когда-то и отдохнуть захочется. Всего один раз попробовал плетей за недоимки. Это в ту зиму, когда простудился изрядно - кашель нутро выворачивал аж в груди болело. Видно легкие морозом прихватило: стужа у подножия Облачного кряжа случается - не приведи Сущий. Мой приятель Карапуз отпаивал меня тогда горячим молоком с маслом и медом. Тем и выходил. Но не мог же я позволить, чтоб он на мою хворь свою выручку тратил. Вот и ухнул отложенный запасец в лечение, как в прорву. А весной Лох Белах с подручными приехал. Это сида так звали, который сборщиками подати всегда командовал. Суровый и безжалостный, хотя по-своему справедливый. Смерть он не хорошую принял, но об этом позже.
Там же на прииске я и познакомился со всеми своими спутниками.
Гелка - девочка-арданка. Сирота. Ко мне прибилась и я ее, как дочь родную оберегаю. Хотелось бы и по закону удочерить, чтоб все устроить как полагается, но пока не случилось оказии. Гелкины родители и старшие сестры погибли в одну ночь. На исходе прошлой зимы. Мы-то и знать не знали, и ведать не ведали, что война началась. Люди на перворожденных пошли. Три короля северных держав наконец-то перестали друг другу глотки рвать, а сумели объединиться. Думаю, Лох Белах не остался в стороне от сражений. Все-таки не последнее место в дружине Мак Кехты занимал. Но, по всей видимости, напоролся на противника посильнее себя. Потому что в одиночку, как зверь подраненный, от погони бежал и на Красную Лошадь вышел. На что надеялся только?
Так часто бывает. Кого боятся, того ненавидят. А если ослабевшим или раненым увидят, всяк пнуть норовит. Приняли парни Лох Белаха в кулаки. Почти насмерть прибили. Тут и погоня подоспела. Арданские наемники. У их капитана потом наши бляху нашли с оленем скачущим. Герб Ард'э'Клуэна. Ну, в наемники кто идет? Те, кто в родном краю не ко двору пришелся. То есть воины не самые благородные и достойные. Едва живого сида к стволу липы приколотили железными костылями - такими рамы крепежные сбивают в выработках. А потом пошла гулять вольница! Не все я своими глазами видел, но о многом догадался, а кое-что парни потом рассказали. Сперва пришлые и та часть наших, которым по вкусу бесчинства пришлись, разгромила трактир. "Развеселый рудокоп" он назывался. Почему рудокоп - мы ж все-таки старатели - надо было в свое время у Харда, хозяина его, спросить. Теперь уж и не узнаешь. Хард как раз отцом Гелке и приходился. Возмутился он, не иначе. Да кому понравится, когда твое добро по ветру пускают. Ну, и порешили его. А там и за семью взялись. Гелка тем спаслась, что в сене зарылась. Отыскали ее, но поздно. Покуражиться не успели. А все потому, что нашелся в толпе человек, Не спрятавшийся за трусливое: "Мой домишко с краю, ничего не знаю". Остановил мародеров. Голыми руками меч отобрал и главаря их срубил.
Этот человек - мой второй спутник. Он из пригорян, чья страна еще дальше к югу, чем Приозерная империя, у самого подножья гор Крыша Мира, радом с которыми и Облачный кряж не горы, а так, всхолмье. Его настоящее имя я услышал совсем недавно. Глан. Раньше я знал его под кличкой Сотник. У нас на прииске все были с кличками. Жихарь, Белый, Хвост, Желвак, Воробей... Это еще более-менее пристойные. Каково быть Карапузом или Пупком? Сотник явился на прииск осенью минувшего года. Выкупил участок сломавшего шею в шурфе Пегаша. Работал, как все. Неумело, но старательно. Пригорянин оказался молчуном еще похлеще меня. Вот на этом мы и сошлись. Приятно сидеть, курить на склоне дня, когда тебя не донимают глупыми шутками-прибаутками или байками столетней давности.
О том, что Сотник окажется мастером, непобедимым в бою хоть с оружием, хоть без оружия, никто не думал. А зря. Надо было лучше припоминать все, что о пригорянах рассказывают. Там мальчишка в десять лет уже воин, а старик и в восемьдесят еще опасен, как рогатая гадюка. Правда, до старости пригоряне редко доживают - уж очень воинственный народ. По их понятиям, настоящее ремесло для мужчины - это война. Совсем уж неспособные к боевым искусствам становятся оружейниками, бронниками, ковалями, шорниками. И все. И никаких златокузнецов, ткачей, краснодеревщиков и прочих мирных занятий.
В ту страшную морозную ночь, озаряемую пламенем трех огромных кострищ, думаю, многие недовольны были творящимся безобразием, но из толпы не высунулись. А Сотник высунулся. Показал пример. Не звал за собой, не произносил зажигательных речей. Просто поступил, как должно. А прочие старатели за ним потянулись. Все-таки людей честных и справедливых на Красной Лошади оказалось гораздо больше, чем охочих до разгула и грабежей.
Предводитель наемников - капитаном Эваном он назвался - хотел остановить его. Убить нацелился. Хочется верить, что мой крик: "Сзади!" помог Сотнику извернуться и опередить врага...
Кто же мог подумать, что Эван - его единоутробный брат?
Братоубийство - страшный грех по законам любой страны, любой веры. Но еще хуже, когда человек сам себя корить начинает. Совесть, она зверюга та еще, может поедом есть, живьем сгрызать. На себе проверено.
Сотник унес тело Эвана в лес. Хоронить по своему обычаю. Кстати, как в Пригорье мертвых упокаивают. Я до сих пор не знаю. Думал, всех краев обычаи ведомы, даже перворожденных, ан нет. Надо будет расспросить Глана на досуге. Так вот, из лесу он не вернулся. Думали, сгинул, замерз. Морозы тогда стояли жуткие - деревья так пополам и раскалывались, по всему лесу треск стоял.
Но Глан выжил. Собственно, не без посторонней помощи. Тролль его спас. Вот уж, кажется, сказка - тролль. Оказывается еще есть на белом свете и такие существа. Точнее, существо. Потому как один он остался. И не тролль вовсе. Последний из народа фир-болг. Жили когда-то на нашем материке страшные, одноглазые великаны. Ученые и жрецы. Жили в гармонии с природой, познавали ее законы. Пока не приплыли в залив Дохьес Траа, где базальтовый песок черен, а гребни волн несут желтоватую пену, бросая ее на пустынный берег, грифоноголовые корабли сидов - мы все больше зовем их перворожденными, старшей расой. А у сидов разговор короткий - что за фир-болг? А ну, к ногтю их... В общем, после резни, которую и войной назвать-то стыдно, в живых остался один единственный фир-болг, или болг, как зовут их перворожденные, или тролль, как зовем их мы, люди. Он-то и подобрал Сотника. Выходил, вылечил, дал приют в своем логове. А как мы встретились с Гланом во второй раз рассказывать долго.
Третий мой спутник, вернее спутница, перворожденная сида, высокородная феанни, ярлесса Мак Кехта. Во как, а?
С ней я тоже познакомился на Красной Лошади и ничего приятного поначалу в том знакомстве не находил. Приехала она вроде как за данью. Все-таки единственная наследница покойного ярла. Здорово всех на прииске перепугала. Кто же о Мак Кехте не слыхал? О людоедке Мак Кехте, кровопийце Мак Кехте, зверюге лютой, хуже стрыгая и кикиморы.
Оказалось, подать - только предлог благовидный, а на самом деле разыскивала ярлесса Лох Белаха. Любовь у них была тайная. Это мне потом Этлен объяснил, тоже перворожденный, телохранитель феанни. Тоже боец из непобедимых. Крамольная мысль, конечно, но любопытно, чтоб вышло, схлестнись они с Сотником? Без оружия или на затупленных мечах. Кто бы верх взял? Но этого уже не проверишь никогда. Сгинул Этлен в пещерах под холмами. Стуканец его насмерть заел.
Что ж, Лох Белаха Мак Кехта нашла. В том самом месте, где я его вечные сны смотреть пристроил. Сиды своих мертвецов не закапывают и не сжигают, а укладывают в тихих местах, на утесах или, как я сделал, коль скалы поблизости не нашлось, на помостах в ветвях деревьев.
А кроме любви безвозвратно потерянной повстречала Мак Кехта старого недруга. Капитан петельщиков - это у короля Витгольда так гвардия называется - Валлан от самого Трегетрена гнался за сидкой. Не сам-один, понятное дело. С полусотней бойцов. Да с чародеем. И чародей тот похоже у тех же учителей, что и я науку проходил. Странно все это. Раньше Священный Синклит старался не лезть в мирские дела сопредельных королевств, предпочитали не волшебством, а хитростью и дипломатией желаемых результатов добиваться. И вдруг - на тебе! Молнией да по перворожденным, Огненным Шаром да по моему домику, в котором Этлен с Мак Кехтой от преследования укрылись.
Но мы спаслись. Чудом, не скрою. Ушли стуканцовыми ходами, тем самым зверем прорытыми, что Карапуза по весне убил. Зловредная тварь!
Долго ли коротко пробирались и по норам, и по старым выработкам, и по пещерам, в известняке подземными водами промытым. Там и телохранителя ярлессы потеряли. Жаль старика. Единственный сид, который у меня симпатию вызывал. Зато нашли мы в одной пещере, красивой восхитительно, непонятный корешок. Тролль его потом, когда с ним и с Гланом в лесу повстречались, обозвал М'акэн Н'арт, то бишь Пята Силы на старшей речи, сидском, стало быть, языке.
Тролль, а лучше говорить Болг, так он сам просил себя называть, рассказал много из истории материка и народов его населяющих. И в прошлом населявших. Пята Силы была, оказывается святыней его народа, а перворожденные отрядом в дюжину следопытов и филидов-волшебников ворвались в главное святилище фир-болжьего народа да и обобрали его, не оставив никого в живых. Еще сказал Болг, что если этот корень - артефактом старую деревяшку назвать у меня до сих пор язык не поворачивается - вернуть на алтарь, то все беды и несчастья в нашем мире прекратятся.
Красивая легенда. Такая красивая, что верить хочется. Вот разумом понимаешь - не может такого быть на самом деле, неужели тысячу лет всяк соседу горло перегрызть норовит только из-за того, что Пята Силы не там, где надо, валяется? А сердце шепчет - а вдруг правда? А может быть, и в самом деле можно вот так одним махом взять и прекратить кровопролитие, мучения, горе жен утешить, слезы матерей высушить? Если даже самый малый шанс есть, призрачный, как отблеск Ночного Ока на речной стремнине, почему не попытаться?
Вот мы и отправились Пяту Силы на место возвращать. По моему разумению, мы бы и с Сотником отлично управились. Вдвоем. Но... Женщину поди в чем убеди, коль сама не хочет. Хоть девочку подростка, хоть сиду четырехсотлетнюю. Если уперлись - вами пойдем - ничего не сделаешь. Не пинками же гнать от себя?
Спутник мой шагал по обыкновению молча. Да он никогда особой разговорчивостью не отличался. Не окажись меня на прииске, вот кто был бы самый достойный моей кличкой называться.
Гелка погрузилась в хозяйственные заботы. И без разницы ей, что хозяйства никакого у нас нет и не скоро будет. Собирала корешки и травы, пообещав, что лучшей приправы для ухи не найти нигде. Как-то раз набрела на куст, увешанный засохшими ягодками малины - как только медведи пропустили? Насобирала в мешочек. Сказала, заваривать будем. Конечно, будем. И вкусно, и для здоровья полезно. А если бы даже и впустую хлопотала бы? Ничего страшного. Лишь бы отвлекалась от пережитых ужасов. А еще попросил я ее, чтоб, ежели где тютюнник встретит, мне непременно сказала.
Хуже всех пришлось Мак Кехте. Видно, в душе ее что-то творилось. Доброе или не доброе, не знаю. Хотелось бы, чтоб доброе. А там как придется. Шла сида, не глядя по сторонам. Даже под ноги, по-моему, особо не смотрела. На ходу морщила лоб, шевелила губами, словно спор вела сама с собой. Несколько раз взмахнула кулачком - так увлеклась. Мечи Этлена она пристроила за спиной, как носил телохранитель. Хотел я попросить ее один отдать Сотнику. Не навсегда, на время, но не решился. Уж больно сердитой казалась феанни.
От мороси нас надежно защищали кожаные плащи - наследство покойного Желвака. Может, кто назовет это мародерством, но у меня от стыда глаза не повылазили внимательно обшарить его тюк, вынесенный из пещеры. Мертвецу всякое-разное барахло ни к чему, а живым в самый раз пригодится. Нашлась там добротная одежда взамен истрепанного, изодранного одеяния Сотника. Просто чудо, что шитая кое-как тонкими сухожилиями накидка из плохо выделанной шкуры косули, по-моему, не разваливалась от любого движения. В бездонном мешке бывшего головы обнаружилась отличная кожаная куртка, пришедшаяся Глану впору. Не знаю, как Желвак собирался надевать такую с его-то брюшком? Или на продажу нес? Там же нашлись новые, не ношенные, даже царапинки на подметке нет, сапоги с мягким высоким голенищем и суконные штаны тоже не на толстяка рассчитанные. Сотник поначалу попытался отказываться, а потом смирился. Не с мертвого же снято. Вещи новые. В конце концов, не мне объяснять прирожденному воину, что есть взятая с бою добыча. А больше ничего полезного я не нашел. Ерунда всякая. Несколько резных кубков. Ремни усыпанные серебряными заклепками. Пара шпор. Откуда на прииске? Да и зачем? Какие-то платки, шарфики, пара брошек... Барахольщик, каких поискать. Не следует о покойных так говорить, но сдержаться невозможно. Я повесил тюк на ветку дерева. Кто найдет - того и будет. Правда, не верится, что кто-то заплутает в такой глуши и наткнется на брошенное добро.
Вот так мы и шли. Шагали и шагали. А переправы все не находилось и не находилось. О броде и речи не шло. Не та река Аен Маха, не таковская. Бревно бы... Да чтоб не очень далеко от воды, иначе не дотащим. Какие наши силы?
Капельки дождя скапливались на поверхности капюшона и падали на бороду, а когда и на нос. Еще луну назад я мечтал о ливне. А теперь вот полтора дня и все. Сыт под завязку. А впереди златолист, слякотный всегда и везде. А потом листопад, серые дни, мокрый снег и первые морозы. Страшно, как представишь, что эти месяцы придется провести в дороге.
Никогда я не был перекати-полем. Тяготел к оседлости, крыше над головой, пусть худой, но своей. А теперь понесло в путь-дорогу. Ничего. Не к такому привыкали. Привыкну и к странствиям.
Неожиданно Сотник тронул меня за рукав. По привычке все время называю его дурацкой кличкой. Всякий раз заставляю себя вспомнить имя Глан, но никак не выходит ввести его в обиход. А какой он Сотник? В Пригорье и понятия такого нет. Как нет и армии в привычном для нас - северян - понимании. Клановые дружины, собираемые опытнейшим в роду или самым бесшабашным воином. Но, с другой стороны, попади он на службу к любому королю или наместнику в империи, ниже командира сотни уж точно не поставят. А скорее несколько сотен под начало дадут. Вон егеря конные у Экхарда все как один наемники. И живут - в ус не дуют. Жалованье хорошее получают.
Но это я отвлекся. Глан-Сотник легонько потянул меня за рукав, придерживая.
В ответ на вопросительный взгляд коротко бросил:
- Дым.
Я принюхался. Стрыгай его знает. Похоже, что взаправду дымком потянуло. Костер чей-то или поселение?
Сотник пожал плечами. Все-таки здорово понимать друг друга без слов.
- Нужно идти осторожней.
Правильно он говорит. Пойдем осторожнее. Мало ли кого встретим в лесу.
- Феанни, - обернулся я к Мак Кехте. - Если там люди, капюшон пониже надвинь. Не ровен час, узнают... И мечи прибери, что ли. Нет нужды силой хвастать.
Она кивнула, скривившись как от зубной боли. Приятного мало о себе такое слышать. А кто виноват? Не я водил ее рукой, когда людей смерти обрекала, селения жгла, лютовала. Пускай терпит. Может, поймет что-то.
Я и не ожидал, но сида сняла мечи, скрутила ножны вместе ремешком и сунула под мышку. Неужели думать начала, прежде чем головы рубить, железом махать?
Лес неожиданно закончился. Вначале я удивился, а потом сообразил - порубка. нарочно расчищенное место, чтобы к домам незаметно никто не подобрался. И огонь, случись лесной пожар, не достал.
Мы остановились на краю недавно вскопанного огорода. Что могут выращивать трапперы за Аен Махой? Репу, морковку, лук. Случалось, и капуста вызревала, но редко. Нежная она. В пятидесяти, а то и поболее, шагах торчал плетень. Заботливо, по-хозяйски подновленный к зиме. Перед плетнем лежало бревно.
- Фактория, - негромко проговорил Сотник.
- Похоже, да.
- Лодка будет обязательно.
- Понятное дело. Рыбачат наверняка.
- Попробуем поговорить?
- А куда деваться? - я развел руками и опять обратился к сиде. - Еще раз прошу, феанни, ради твоей безопасности. Не открывай лица.
Она вскинула подбородок:
- Та амэд'эх фад, шае? Я совсем дура, да?
- Что ты, феанни... И не думал обидеть. Просто...
А что "просто" так и не смог сказать. Как объяснишь, что, зная ее гордость, вспыльчивый нрав, презрение к простолюдинам, граничащее с омерзением, приходится рассчитывать на любой, самый безрассудный поступок?
До плетня оставалось не больше десяти шагов, когда нас обнаружили. Собаки, ясное дело. Пять меховых клубков разной масти и размеров выкатились, окружая незваных гостей. Одна рыжая так и норовила попробовать мою лодыжку на вкус. Пришлось сделать вид, что хочу запустить камнем. Собаченка отскочила.
- Эй, мужик, - послышался голос со двора. - Ты это че? Камнями швыряться удумал? А в ухо?
Хороший вопрос. Оставляет большой простор фантазии отвечающего.
- Извини, хозяин. Не со зла, - я развел руками виновато. - Пуганул попросту.
- Уж больно собаки у тебя напористые, - добавил Сотник.
Хозяин подворья подошел поближе. Впрочем, за плетень не перебирался. Осторожность у здешних жителей в крови. Впитывают ее с молоком матери. А по другому нельзя. Ротозею - смерть. В руках он держал длинный лук, обернутый берестой. Из такого сохатого валят в два счета. На тетиву наложена стрела, но натягивать оружие траппер не собирался.
- Кто такие? С чем пожаловали?
Да, умеет огорошить собеседника, ничего не скажешь. Больше всего в жизни не люблю два вопроса: кто там - через двери - и кто такой? Ума не приложу, что ждут те, кто спрашивает. Что ему как жрецу Сущего перед смертью все выложат? Все намерения, думы, чаянья, что на сердце лежит... Имя назвать и то мало будет. Если тебя знают, твое имя что-то говорит, это одно дело. А как быть с незнакомцем?
Придумывая достойное объяснение, кто же мы такие, я исподволь разглядывал траппера. Типичный ардан. Невысокий, плотный. Рыжеватые волосы здорово поредели надо лбом. Прямо скажу, лысый мужик. Но борода хороша. Окладистая, густая и восполняет нехватку волос на черепе. На первый взгляд, годков около сорока.
- Ну, че уставился? Кто такие будете? - не унимался мужик.
Настырный. Как и его собачки, которые все не унимались, прыгая вокруг нас с оглушительным лаем.
- Беженцы. С севера, - Давно заметил - говорить лучше всего полуправду.
- Да?
- С приисков.
- Может и правда, а к нам чего?
- Да мы не к вам. Так, мимо шли. Жилье увидели. Дай, думаю, заглянем. Может, каким харчем разживемся. А переночевать под крышей или в баньку пустите, век не забудем доброты.
- Ишь, какие шустрые, - ардан оглядел каждого из нас с ног до головы, бормоча под нос. - Баньку, переночевать... Много вас таких тут шастает.
- Неужто много? - Вот въедливый какой. Нет ли на этой фактории других хозяев, посговорчивее?
- Дык, проходил один ужо. С Красной Лошади, трепался. Мол, побили остроухих у них здорово.
- Это верно, побили. С Красной Лошади и наш путь. Ты, хозяин, не подскажешь, как звали того старателя?
- Брехал, будто Хвостом. Знаешь такого?
Вот уж о ком не ожидал услышать! Знал ли я Хвоста? Знал, конечно. Последнее время он правой рукой Белого был. Что ж понесло старого охотника в путь-дорогу?
- Знаю. Борода пегая, седая с черным. На шапке лисий хвост. С луком мог быть. Верно?
- Угадал.
- Не угадал. Знаю.
- Ну, может и так. Мне то что?
- Давно был Хвост то?
- Дык, я что считал? Дней с десяток.
Ага, заболтал я хозяина. Вот тебе и Молчун! Подобрел ардан, разговор поддерживает. Не чурается чужаков. Надо дальше давить.
- Так пустишь, нет, хозяин? Мы ж не за просто так. Можем отработать, а можем и заплатить чем.
- Да? А чем заплатить? Самоцветами своими?
- А хоть бы и самоцветами...
Пока мы мило беседовали, во дворе появились зрители. Три мужика - один постарше, с изрядной сединой, а двое моего возраста или чуть моложе. Две женщины делали вид, что срочно понадобилось по воду, а тут такое дело - гости припожаловали. Вот и мялись теперь несчастные с коромыслами, не зная что ж делать: по воду пойдешь, глядишь и что интересное пропустишь; здесь останешься - как бы потом с ведрами в темноте ноги ломать не пришлось бы. Ну, и понятное дело, ребятня выглядывала из каждой щелки. Я насчитал не меньше десятка пар горящих любопытством глаз.
- Ты, хозяин, во двор-то пустишь нас? - подал голос Сотник. - Или так через плетень и будем говорить?
- А я еще не решил, - самодовольно ухмыльнулся ардан.
- Думаешь, ты нам сильно нужен? - уверенность, звучащая в голосе пригорянина, невольно заставила траппера насторожиться. Он стрельнул глазами по сторонам. Гордо подбоченился. Сказал громко:
- Че ж приперлись, коли не нужен?
- Так мы и с кем другим договориться можем. Вон, у тебя за спиной тоже хозяева стоят.
Ардан оглянулся.
- Ха! Хозяева! Что скажу, то и будет.
Интересно, он правда такой, каким казаться хочет? Или выдает желаемое за действительное? Да нет, похоже, и вправду лысый мужик здесь за главного. Остальные и не подумали рот ему закрыть. Смутились, глаза потупили, как невесты на выданье, и дружно промолчали. Ладно, будем с тобой по другому общаться.
- Сколько возьмешь? - сейчас мы тебя на жадность проверим.
- А тебе чего надоть? - сразу прищурился траппер, но потом быстро поправился. - Я с тобой еще не о чем не договорился...
- А я-то думал...
Я пожал плечами, коротко кивнул Сотнику:
- Пошли что ли?
И сработало!
Мы не успели даже повернуться, как ардан всполошено вскинулся, опустил лук:
- Вы, это, мужики, погодьте!
- Чего там тебе? - через плечо бросил я.
- Погодьте, погодьте... Во двор зайдите, поговорить надо.
- А надо? - так, Молчун, главное - не переиграй. А то и в самом деле обидится и не позовет.
- Заходите, заходите. Экие вы обидчивые... Время, понимаешь, такое - не всякому подорожнему верь.
- Ладно уж, хозяин. Зайдем. Посидим рядком, поговорим ладком.
Ни ворот, ни калитки в плетне не оказалось. Зато был перелаз, через который мы успешно и перебрались во двор. Собакам хватило одного окрика лысоватого ардана, чтобы умчаться сломя головы кто куда. Видно, крут он на расправу с теми, кто послабее. Но, имея в спутниках Сотника, четырех таких трапперов можно не бояться.
- В дом не пущу, - сразу оговорился хозяин. - Кто вас знает? Может, порчу наведете. Вон рожи какие.
Чем ему наши рожи не понравились? Ну, заросшие, как лесовики. Так, понятное дело, где ж бриться-стричься в дороге? Ну, у Сотника повязка через глаз...
- А эта вовсе глаз не кажет, - кивнул ардан в сторону Мак Кехты. - Никак хворая?
- Да нет, не хворая она, - пришлось вступаться мне за сиду, выдумывая байку на ходу. - Обет дала - год лица никому не показывать.
- Это что ж еще за обеты такие? Не по-нашему что-то.
- Да мужа у нее убили. Вот и горюет. А что до "нашести" обета, так не местная она. С юга дальнего.
- Эге. С югу. Всяких я перевидал. Таких еще нет. Все вы, вроде как не нашенские. Одна девка только...
А наметанный у него глаз. Даром, что в лесу живет, видит купцов раз в полгода да своих соседей-трапперов иногда.
- Верно. Прав ты, - коротко заметил Сотник. - Из Пригорья я.
Лицо хозяина сразу вытянулось. Еще бы! Кто ж не слыхал о воинском искусстве пригорян? Верно, одни глухие, так им на пальцах объяснили.
- А я из Приозерной империи, - добавил я, чтобы сгладить впечатление. - Гелка - из арданов будет. Правда и родилась, и выросла на Красной Лошади. Потому и признал ты ее одну.
Хозяин почесал бороду.
- Ладно. В сенник пойдем. Там поговорим.
В сенник так в сенник. Лишь бы под крышу.
- Годится. Пошли.
Он зыркнул исподлобья на стоящих поодаль мужиков:
- Ну? Чего уставились? Я дело обтяпаю. Сам.
Возражений не последовало. Несмотря на недовольные гримасы, рта открыть никто не посмел. Трапперы быстро разошлись, скрывшись кто в доме, кто за домом, ровно и не было их. Бабы наконец-то отправились по воду. Зато, сообразив, что беды наверняка уже не будет, на волю вырвалась ребятня. Как горошины из стручка выкатились. Возрасту от трех годков до десятка. Чумазые, вихрастые, огненно-рыжие, как на подбор. Что ни говори, а маленькие арданы. Породу сразу видно.
Детвора закрутилась поблизости не хуже, чем недавняя свора. Оно и понятно: где бы не проходило детство - на вилле среди виноградников, в лесной глуши на фактории, в городском ремесленном квартале или королевском дворце - главной чертой малолетнего сорванца всегда было и останется любопытство. Даже не любопытство - это слово не очень хорошее, а любознательность.
На мордашках нескольких из них - самых смелых, надо полагать - я заметил густо намазанные соком чистотела корочки. Вначале насторожился: что за зараза такая? А потом сообразил - ветрянка. Кто ж в детстве ею не переболел. Видно, каким-то манером умудрились дети трапперов заразиться от заезжих торговцев. Ну и хорошо. Малышней все разом переболеют, потом хлопот меньше будет.
Тем временем лысый ардан зарычал и на детей, как недавно на собак. Однако они не сильно прислушивались. Тогда он махнул мне рукой - пошли за мной, мол.
Пошли так пошли.
- Тебя, хозяин как величать-то? - он или забыл представиться, или просто мало празднует нас.
- Зови Метким, - буркнул ардан.
- Добро. А я - Молчун.
- Ну и молчал бы, коли Молчун.
Вот такой у нас хозяин. Приветливый. Без доброго слова мимо не пройдет. Да и стрыгай с ним. Не детей же нам вместе нарекать? Договориться бы обо всем, о чем хотелось, и век не видал бы его.
Сенник располагался сразу за срубом. Должен заметить, не скупятся трапперы арданские, когда дома себе строят. Бревна - вдвоем не обхватишь. Не всякий таран разобьет. В стенах прорезаны узкие окошки, защищенные крепкими ставнями, и двери. Кроют дома арданы все больше дерном. За зиму-осень он влагой напитывается, весной зеленеет. Не легко такую постройку сжечь или разбить. И это правильно - лихих людей и раньше в здешних краях хватало, а уж теперь, после войны... И раздумья вернулись к Мак Кехте. Ей-то удавалось пожечь не одну факторию. Наверняка, навыки богатые в этом деле.
От размышлений меня оторвал негромкий голос Сотника. Кажется, он обратился к ардану.
- Ого, а кони у вас откуда?
- Да, так, - Меткий замялся. - Тут одни проезжали - бросили хромых.
Я поднял глаза. Неподалеку от сенника, за сложенной из жердин оградой понуро стояли шесть лошадей. Мокрые, а потому все без исключения вороные.
- Богато живете, трапперы, - покачал головой пригорянин.
- А, - махнул рукой ардан.- Где там! Жрут, как проклятые, а толку с них - аж никакого.
- Так отдай нам.
- Что значит - отдай? - выпучил глаза траппер. - Даром?
- А то? Тебе ж они не нужны. Опять-таки, жрут много.
- Хе! Даром! Даром за амбаром! Да я их лучше порежу - мяса навялю. Говорят, вкусно - за уши не оттянешь!
- Эх, Меткий, - усмехнулся я. - Веселин тебя не слышит. Они ж за коня горло перегрызут.
- А тебе что? Ты из Повесья, что ли? Нет! Вот и не лезь, когда не просят.
- Я не про то. Продай, коли за так отдать не хочешь.
Ардан задумался. Видно, проняло его мое предложение.
- Пошли. Сядем, поговорим. В ногах правды нет.
- Ну, пошли. А что до правды, так ее для бедняка нигде нет.
- Ну, ты и трепло! А еще Молчун. Заходи.
Сенник дохнул из распахнутых дверей одуряющим ароматом лесных трав. Такие вырастают на скрытых от людского глаза полянах в дремучих чащобах и луговые травы ни в какое сравнение с ними не идут. Одна ночь на кипе душистого, теплого сена добавляет годков пять жизни. Просто чародейство какое. Не зря молва людская приписывает знахарям-травникам занятия волшебством.
- Так. Тут и заночевать можете, - Меткий внимательно огляделся по сторонам. Уж не запоминает ли сколько сена, страшась, что мы за ночь его запасы уполовиним?
- Спасибо, хозяин. Давай уж и о плате сразу поговорим.
- Давай, давай, - ардан уселся, поджав под задницу ноги. Приготовился к долгому торгу.
- Ну, что? Харчей ты нам дашь на дорогу? - краем глаза я наблюдал за спутниками.
Гелка принялась ковыряться в нашем мешке. Она всегда себе работу сыщет - пришить там что или дырку залатать.
Сотник присел рядом со мной. Насчет лошадей это он здорово придумал. На сколько путь сократить можно, если не на своих двоих чесать, а в седле. Вот не уверен я, что получится. Не выкупить у Меткого. Нет, он продаст, никуда не денется. Даром не отдаст, конечно, а за горстку самоцветов аж бегом поведет со двора. Переживал, что у меня с ездой не заладится. Имел пару раз горький опыт, потом ушибы да ссадины лечил.
- Харчей? Подумать надо. Самим мало.
- Ну, так не за просто так.
- Оно понятно. Так я все едино ваши камешки втридорога у торговцев менять буду. Они ж так и норовят честному труженику в глотку вцепиться, ровно клыканы какие.
- А ты не меняй, Меткий. Сразу не меняй. Пущай полежат. Они же жрать не просят. И мыши их не поедят, верно? А там, глядишь, цены сменятся.
- То ж я и гляжу, как вы жирно живете на своих приисках. На золоте едите, на серебре умываетесь.
- Ну, чего нет, того нет. А все ж не жаловались до сих пор.
- А что ж тогда вы толпами такими бежите с приисков? Ровно дерьмом после меда помазали. То один, то оравой цельной...
- А что, раньше с приисков не уходили? - развел я руками. - Всегда кто-то приходит, кто-то уходит.
- Ага. Завсегда. Только что-то я нынче летом не видал, чтоб туда ломились, как на свадьбу за халявным пивом и жратвой.
- Вот-вот, - я попытался вернуть разговор в нужное нам русло. - Харчей ты нам дашь или нет? Заплатим, между прочим. Не как на свадьбе.
- Нет, ты погодь! - ардана, видать, понесло. - Ты мне скажи, чего ты на своем прииске забыл? Чего вы претесь туда? Не можете, как честные люди свой кусок хлеба заработать?
Вот тут уж и я почуял, что гнев начинает во мне закипать. Как тогда с Белым. Еще чуток и схвачу траппера за грудки. Как тогда договариваться будем? Терпи, Молчун, терпи...
Я протянул ему руки, ладонями под нос - на, смотри!
- На, смотри, Меткий, зарабатываю я свой кусок хлеба или на шармачка проскочить норовлю?
Давно я уж за кайло не брался, но годами наработанные мозоли так просто за десяток дней не сойдут. Тут тоже годы нужны в холе да в неге.
- Че ты мне грабли под нос тычешь-то! - попятился ардан.
- А то, - я старался говорить спокойно, но не очень-то удавалось. - Что горблюсь я не меньше твоего. Да не на воздушке по лесу гуляю - там ягодку сорвал, там цветочек понюхал, а под землей корячусь. Кровля на тебя не рушилась, а, Меткий? Да ты и не знаешь, что это. Как заживо хоронят... Крысы каменные не одолевали? А стуканец друзей жрал?
- Да я... - начал было траппер, но осекся. Видно понял, что по сравнению с трудом рудокопа-старателя, его хлеб почти что легким показаться может.
Но сдаваться он и не подумал:
- Что, тяжко на прииске приходится? А я тебя туда гнал? Или кто-то гнал? Не можешь по другому зарабатывать - шуруй под землю!
А вот тут он прав...
- А вот тут ты прав, Меткий, никто меня не гнал под землю. Сам, дурень, полез. Сам и расхлебывать должен. Думал, разбогатею в одночасье. Поперся за семь лиг киселя хлебать. Вот и нахлебался...
- Что, не разбогател?
- Так как тут разбогатеешь? Порода обеднела. Это по городам сказки сказывают, мол, копни только и самоцветы сами посыплются. А на деле столько глинозема лопатой перекидаешь, чтоб хоть один словить. А два раза в год: нате вам, ешьте, не обляпайтесь, сборщики податей от Мак Кехты...
- Так пришили ж Мак Кехту?
- То-то и оно. И все мы думали - сидов прогнали, работай да радуйся. Ан нет. Петельщики заявились.
- У-у, это сволочи те еще. Мне Хвост сказывал.
- Ну. Вот видишь. Всего ничего свободными пожили. А теперь Витгольд с Экхардом зайдутся спорить, кому из нас кровь сосать. Они-то зайдутся, глядишь и дракой сойдутся, а бока мятые у нас будут.
- Это точно, - ардан уже не спорил, что не могло не радовать.
- Вот и бежим, куда глаза глядят. Лучше раньше удрать, чем потом в землю-матушку навсегда залечь.
- Бежать вольно, коли есть куда...
- Точно. Потому парни и раньше не разбежались. Не за сказочные богатства ведь работаем, а за то, чтоб кусок хлеба, а к нему и солонины ломоть не худо бы, был не только на сегодня, но и на завтра. А уйди вот так ни с того ни с сего, с бухты-барахты? Куда податься? В трапперы? Можно, ежели умение есть. А кто городской, след белки от следа куницы не отличит, а барсука от волка? В город возвращаться? Так в тридцать годков идти в подмастерья как-то не того... Согласен?
- Согласен.
- И в войско не всякого тоже возьмут.
- Оно понятно.
- Вот и выходит - мы вроде вольные, а на самом деле крепостные. Жизнь так кабалит, не всякому барону под силу.
- А ты, значит, вырвался? - Меткий хитро прищурился. - В трапперы решил податься али в город? А может, в войско?
- Могу и в трапперы, - не покривил я душой. - Приходилось и плашки ставить, и силки настораживать. А могу и в город. Читать-писать разумею. Счет знаю.
- Вона как, - протянул ардан. Про Сотника, пригорянина, он и спрашивать не стал. Ясное дело, в любом войске нарасхват такие бойцы. - Ладно. Поговорили.
Он развернулся с тем, чтобы уходить, но задержался, еще раз внимательно оглядывая моих спутников.
Мак Кехта, не поднимая головы, забилась в самый дальний угол, почти в темноту. Правильно делает. Нет нужды местным жителям ее лицо видеть.
И все-таки Меткий прежде всего обратил внимание на феанни.
- Сидит, накрылась, глаз не видно, - пробурчал он. - Вроде дурное замыслила.
- Да не бери в голову, Меткий, - придется его успокаивать, отвлекать - не ровен час потребует, чтоб убрала сида капюшон, а этого нам допускать никак нельзя. - Переживает баба. С горя малость умом тронулась. Чего тебе от нее надо?
- Ладно, пущай сидит, - неожиданно легко согласился ардан. - По нашей жизни умом тронуться легче легкого. Кто мужика-то ейного пришиб? Остроухие или наши?
- Люди, - если вспомнить покойных ярла Мак Кехту или Лох Белаха, так я не соврал нисколечко. - Время, видишь, неспокойное.
- Это так. Про Мак Кехту слыхал?
Ну вот, сейчас начнется. Только б у сиды хватило выдержки не вмешаться.
- Слыхал.
- У-у-у, зверюга. Народу положила, страсть.
- Да уж.
- Палила целыми хуторами, кишки на деревьях развешивала. До крови охочая, говорят. Прям пила бы ее. Слава Пастырю Оленей, шлепнули стерву.
- Да ну?
- Дык, у вас же на прииске дело было! Нешто не знаешь? - в глазах Меткого мелькнуло подозрение.
- Трупа ее никто не видел, - и это тоже правда, лопни мои глаза. А если Хвост что и рассказывал, должен был упомянуть, что сида ушла в стуканцовы ходы.
- Да-а, жалко. Уж ее-то за все злодеяния помучить бы как следует. Мне б волю дали - жилы тянул бы, да железом каленым...
Что ж он смакует-то? Нашел о чем поговорить. И ведь не возразишь особо - в сей момент в пособничестве остроухим обвинят. Как тогда договариваться с траппером? А без их харчей да коней нам, похоже, не обойтись уже.
- Что толку переливать из пустого в порожнее? - я постарался придать голосу побольше убедительности. - Не нашего ума дело. Мы люди маленькие, свои шкуры сберечь и ладно.
- Ты в ее шкуре был, дядька Меткий? - неожиданно вмешалась Гелка. Вот еще напасть на мою голову. Сейчас ляпнет что-нибудь лишнее по простоте душевной.
- Нет, не был! - рыжие брови ардана полезли на низенький лоб.
- Так и не суди! Всех родных-близких в одночасье потерять - тут любой с ума стронется, лютовать начнет.
- Хех, - выдохнул, как от кружки чистого ржаного вина, траппер. - У тебя что, Молчун, все бабье племя с прибабахом? Одна сидит, молчит - дундук дундуком. Другая на честных людей кидается, ровно волчонок. Ишь, чего удумала, чтоб я да в шкуру остроухой заразы! Ты, девка, поди, да тем, чьих родных ведьма проклятая порезала-пожгла, расскажи про то, кого она там и где потеряла!
Видит Сущий, как же мне надоело всех успокаивать, споры утихомиривать, словно жрец какой-то.
- Не обращай внимания, Меткий. Девка больно жалостливая. Она всех жалеет. И людей, и нелюдей. И тех, кого режут, и тех, кто режет. Давай лучше о деле.
- Хех, о деле? А ежели я теперь обижусь?
Он еще и выпендриваться будет? Обидится! Да глаза уже от жадности кровью налились.
Вместо ответа я вытащил из-за пазухи заветный мешочек. Подкинул на ладони. Да, легковат он у меня. А кто ж думал, что траты так рано начнутся. Еще до обжитых земель не добрались, а уже развязывать приходится. А ведь каждый камешек потом и мозолями заработан. За каждый чего-то не доедал, не допивал...
Тьфу, ты пропасть! Как такие мысли возникают? Стыдобище! Ни одного самоцвета покамест не потратил, а уже пожалел!
Я дернул за веревочку, вытряхнул содержимое мешочка на ладонь.
Траппер застыл с открытым ртом. Пожалуй, Хвост ему тоже камешки показывал. Может и сменял пару на что-то полезное. А у самоцветов сила есть. Сила не хуже чародейской. Привязывает людей. Мы-то народ привычный. Ковыряемся в земле, драгоценности десятками через пальцы бегут. Относишься к ним, как к обычным камням. Порой забываешь об их истинной стоимости в миру. А вот люди далекие от приисков совсем по другому их блеск видят. Вот так блеснет порой в глаза и все - навеки приковало. Человек готов на преступление пойти, жизнь у ближнего отнять, лишь бы завладеть вожделенным сокровищем. Даже не для обогащения, а просто для удовольствия обладать сверкающей красотой. Вот и Меткий, похоже, пропал благодаря щедрости Хвоста. Пропал раз и навсегда.
- Ну, Меткий. Вижу, разговор у нас будет.
Ардан кивнул. Сглотнул сухим горлом.
- Чего ж не поговорить?
- Тогда начнем с коней. Ты говорил, хромые они у тебя?
Он надул губы обижено.
- Говорил, были хромые. А щас гладкие, аж лоснятся. Отъелись, отдохнули.
- Так я погляжу? - приподнялся Сотник.
- Ты наглядишь там... Вместе сходим.
- Как скажешь. Ты хозяин.
Они вышли.
- Та бьех го, феанни. Спасибо, госпожа, - я обернулся к Мак Кехте, стараясь поймать ее взгляд во тьме капюшона. - Та аглэ орм, шив' ни риэн. Я думал, ты не выдержишь.
Она промолчала. Дернула плечом, отвернулась.
Обиделась, должно быть. За что? Кто ей виноват, что дурная слава вперед имени бежит? Проливая кровь без меры, убивая направо и налево, к такому нужно быть готовым. Да и Сущий с ней. Пусть молчит. Может, уже умнеет?
Гелка сидела, уткнувшись носом в шитье. Она всегда так. Скажет что-нибудь, а потом мучается - не то ляпнула.
- Не переживай, белочка. Он не может ее судить. Ты можешь, но не будешь, я знаю. В этом и заключена подлинная справедливость.
Она кивнула. Будем думать, согласилась.
Теперь прикинем, сколько придется отдать ардану. Хотелось бы поменьше. А вот как выйдет? Они тут цены самоцветам не знают. Могут такую заломить - мало не покажется.
Вернулись Сотник с Метким.
Траппер бережно притворил за собой дверь. По его сияющей под маской напускного равнодушия физиономии я понял - кони не порченные.
- Добрые кони, - подтвердил мои мысли Сотник. - Совсем не годящий - один. А нам четверо нужно.
- А я что говорил? - вмешался Меткий.
- Где ж добыл таких? - мой спутник глянул пристально, как мировой судья. - Не в лесу же поймал?
- Да нет, - замялся траппер. - Проезжали тут одни - за харчи оставили.
- Военный народ?
- Ты с откудова распознал?
- Я строевого коня сразу отличаю. Не купеческие лошадки. Ну, так прав я?
- Прав. Прав. Глазастый!
- Так кто оставил-то? - меня азарт уже начал разбирать - что ж он запирается? Почему прямо не скажет откуда лошади?
- Тебе не все едино?
- Как же нам все равно быть может? - развел руками Сотник. - Ты нам коней передаешь навроде кота в мешке. Мы, не сегодня - завтра, их старых хозяев повстречаем. Как докажем, что не конокрады?
- А это ваша уж беда - доказывать.
- Ну, так мы можем и тебе их на память оставить. Хочешь - режь, а хочешь - так ешь.
- Ладно. Уломали. Настырные вы мужики. Отряд тута проезжал. Вроде как гвардейцы трегетренские. Поверх кольчуг накидки цвету...
- Коричневые?
- Ага, как лещина спелая. А на плече, вот тут, веревка крученная.
Петельщики? Неужто отряд Валлана? Да, тесен мир. Сколько живу, столько убеждаюсь.
- И называются они как-то мудрено... Мне ваш говорил, который в шапке с хвостом.
- Петельщики?
- О! Точно! Петельщики.
- А командиром у них лысый? Детина здоровенный - что поставить, что положить.
- Угу, - ардан подозрительно моментально погрустнел. - Он самый. Про него тоже Хвост много чего напел мне.
Буквально спиной я почувствовал, как напряглась Мак Кехта. Час от часу не легче! Стерпела упреки и оскорбления в свой адрес, так услышит про врага самого непримиримого и откроется. Опять выручать надо - тему разговора менять. Да и давно пора. Дело то к ночи. Договориться о цене и спать.
- Понял я, Меткий, про кого ты говоришь. Видал их. Были на Красной Лошади. Давай, лучше, ближе к делу. Сколько возьмешь за коней?
- Дык, я и сам к тому веду. Твой же дружок одноглазый завелся - чьи кони, чьи кони?..
- Ну, выяснили и Сущий с ними. Сколько просишь?
- Три. За каждого.
- Чего три-то? Камни, они разную цену имеют.
- Давай, покажу.
- Ну, изволь, Меткий. Покажи.
Толстый палец с черным от старого ушиба ногтем завис над кучкой самоцветов. Ну, сейчас выберет... Знать бы заранее, что в его лысую голову придет. Только б не смарагд... За него табун таких коней взять можно. Да не таких, а веселинских, ценящихся на торгах сверх всякой меры.
- О! Вот таких.
Траппер указал на жаргон. Слава Сущему! Не самый ценный камень. А наберется у меня дюжина жаргонов?
Быстро пересчитав, я озабоченно покачал головой.
- Не выходит. Десяток их всего. Давай чего добавлю...
- Ну, - обиженно, как ребенок, протянул ардан. - А что у тебя еще есть?
- Так все перед тобой. Гляди, выбирай.
Меткий прищурился.
- Погоди, - неожиданно вмешался Сотник. - Мы еще не про все договорились. Потом заодно посчитаем.
- А чего вам еще надо? - нехотя отрываясь от созерцания самоцветов, пробормотал Меткий.
- Насчет харчей как?
- С бабой поговорить надо. Муки совсем мало. Не перезимуем.
- Мясо есть? Копченое или вяленное?
- Много не дам.
- Да хоть совсем малость. До Лесогорья добраться.
- Ладно. Поищем...
- А тютюнника часом не наскребешь? - вдруг осенило меня. - Хоть полкисета.
Траппер сразу как-то надулся:
- Вы там на своей Красной Лошади безголовые или безрукие? Хвост тоже курева просил. У вас там что - насобирать травы в лесу некому?
- Не цвел в этом году у нас тютюнник. Уж мне можешь поверить - все холмы излазил.
- Два камня за кисет.
Ох и прижимист ардан! Чистый паук-кровопийца. Это ж надо, сколько заломил.
Заметив мои колебания, Меткий твердо произнес:
- Или так, или никак. Я вам не нанимался на полприиска тютюнник собирать. А ну как у меня кончится до будущего липоцвета? Чего ради мучаться?
Я почесал затылок. Взглянул на Сотника. Он сидел с невозмутимым лицом, и было ясно, что не договорюсь я насчет курева, слова в упрек не скажет. Но я-то понимал, каково ему. О затяжке, никак, с самого березозола мечтает.
- Годится, Меткий. Два аквамарина. Только не самых больших. Вот эти сгодятся?
Ардан посопел. Потом кивнул.
- Сгодятся.
- А к тем красненьким, что ты за коней выбрал, я вот еще два желтых добавлю. Они гелиодорами зовутся. И за харчи. Если дашь, конечно.
Меткий совсем размяк от осыпавшегося на его лысую голову богатства.
- Дам. Щас женке скажу, чтоб собрала.
Он встал на ноги.
- Погодь, - Сотник глянул на него снизу вверх, но негромкого голоса оказалось достаточно, чтобы строптивый и нагловатый ардан застыл на месте. - Сбрую конскую сейчас принесешь? Или после, утром?
- Какую сбрую? Не было такого уговору! За коней был, а за сбрую...
- Был у меня барышник знакомый, ныне покойный, так он коней за так отдавал, а за недоуздок десять империалов лупил.
- Ну, и?..
- Я ж сказал - покойный.
- Не шла речь про сбрую!
- Ну, так вертай камешки назад. И будем считать, что уговора не было.
И тут Меткий заюлил. Как гадюка, придушенная сапогом из толстой кожи. Жадность боролась в нем со здоровой деревенской сметкой. Понятно, что и кони, и сбруя в трапперской фактории без надобности. Вряд ли кто из них умеет уздечку надеть по правилам, не говоря уже о седле. Да и лошади это не коровы, что сами хозяев кормят зимой. Сена жрут не меньше, а пользы... ломанный медяк. Мог он их, конечно, и прирезать, как грозился, но тогда самоцветы, которые уже и в руках подержал - тю-тю. И мясо придется съесть всей факторией. Но как же ему хотелось содрать с нас еще хоть чуть-чуть.
Я даже бороду ладонью прикрыл, чтоб не догадался хозяин наш, что смеюсь с него. Вот умора!
Наконец здравый смысл победил.
Ардан махнул рукой:
- А, стрыгай с вами! Забирайте.
- Так когда принесешь? Сейчас или завтра утром?
Меткий пожал полечами:
- А вам не один ляд? Завтра с утречка и заберете... А щас я пожрать принесу.
Он развернулся, изображая всем видом несправедливо обиженного. Ну, прям бедняк, которому на ярмарке лемех из гнилого железа подсунули.
- И тютюнник не забудь, - напомнил я.
Траппер кивнул напоследок и захлопнул сбитые из горбыля двери.
- Не обманет? - повернулся я к Сотнику.
- Не должен. Жадный. А вот...
Он вскочил на ноги, прислушался и толкнул дверь.
- Ты чего? - я удивился. Ведь не подумал же он, что ардан вздумал нас подслушивать. Что надо и так расскажем, спроси только. А лишнего все едино не выболтаем.
- Не припер, - коротко отвечал Глан.
- Кто не припер, кого?
- Створки не припер. С него станется нас вместе с сеном запалить.
Вот оно что! А я и не догадался бы, пока огонь не припечет. Это точно. Мог ардан каким-нито клячем двери подпереть и ночью, когда мы уснем покрепче, поджечь. Камешки то всяко в огне не попортятся. А что мы попортимся, так ему наплевать.
А может, и не правы мы, подозревая траппера? У простых людей, работящих в крови запрет на убийство. Жизнь, поданную Сущим они ценят. Это в больших городах народ звереет и в глотки друг другу вцепиться готов. За кусок послаще, за место потеплее, за ласку господскую.
Интересно узнать когда-нибудь, злоумышлял чего против нас Меткий или нет?
- Устраивайтесь, - проговорил Сотник. - Ночью по очереди спать будем.
А что нам устраиваться? Долго на ночевку то умащивается, у кого добра навалом. А с нашим скарбом - раз-два и готово. Как тот гусь из сказки. Одно крыло подстелил, другим укрылся.
- В сено зарывайтесь, - посоветовал я Гелке и Мак Кехте. - Так теплее будет. Ночами-то холодает.
Они послушно полезли на кипу душистой подсушенной травы. Да Гелке и не нужно особо советовать - ее отец каждую осень запас для коровы накашивал, всю сараюшку набивал. А вот благородной феанни ночевка на сеновале, пожалуй, в диковинку. Ничего. Может еще хвастаться своими приключениями будет, когда ко двору Эохо Бекха попадет... Если попадет. Потому что от ее задумки пройти через людские земли аж до Озера по-прежнему попахивало безумием.
Я бросил плащ у подножия сенной горы. Сотник устраивался рядом. Расстилал добротную кожаную накидку, но дротик все время находился у него под рукой. Вот учись Молчун у настоящего воина. Опытного и закаленного.
Только хотел я посетовать, что хозяина нашего лучше всего за смертью посылать - сто лет проживешь, как дверь скрипнула, провернулась на ременных петлях и на пороге возник ардан. Поставил на утрамбованный земляной пол объемистую суму.
- Перекладывайте себе. Про мешок мы уж точно не договаривались.
Это, надо думать, он Сотника подколол. Не переживай, перегрузим. Мой мешок уже который день пустой.
- Тютюнник?
- Держи, - он протянул мне мешочек с кулак величиной. Ага, помирал бы без курева, столько не принес бы. Значит, запас у ардана преизрядный имеется. А потрепаться - себе, мол, не хватает - это всякий способен, чтоб цену набить.
- Я пересыплю.
- Давай, чего уж там. Кисеты у меня на елках не растут, - Меткий явно обрадовался.
- Ты иди, - Сотник прилег на плащ, вытянул ноги, но разуваться не торопился. - Утром вернем сумку.
- Ладно, - ардан кивнул. - Вы, это, в сеннике, чтоб не удумали курить. Не для того я, того, сено косил.
- Не бойся, не будем, - заверил его Сотник.
Ясное дело, не будем. Что ж мы, совсем чурбаки с глазами - сами себя сжечь.
Не успела дверь за арданом захлопнуться, как я трясущимися пальцами вытащил заветную трубку и принялся набивать ее.
- Пополам? - нужно ж поделиться, мой спутник тоже без курева мучается.
- Годится, - согласился он. - По три затяжки.
Вот и славно. А еда, сумка, сон подождут.

ГЛАВА I I

Правый берег Аен Махи, фактория,
яблочник, день тринадцатый, после рассвета

Никогда бы не подумал, что поражусь самому обычному пению петуха на рассвете. Казалось бы, ну что тут такого? Горластая, вредная птица. Хвост распустит и, знай, орет, сидя на плетне. А ведь как за душу взяло! Сколько лет я не слышал петушиного крика? Больше десяти лет. С той самой поры, как попал на Красную Лошадь. У нас домашнюю птицу не держали даже в "Развеселом рудокопе". Корову Гелкина мать доила, помню, а птицы не было. И я почти забыл, как оно бывает - вставать с петухами.
Зато здесь!
Петух с фактории Меткого превосходил голосиной всех слышанных мною ранее крикунов. Горлопан. Весь в хозяина. А может и в хозяйку?
Я открыл глаза и потянулся с наслаждением. Ну и плевать, что полночи не спал - сторожил. Зато под крышей. Пещеры не в счет. А который день прошел с той поры, как мы с Гелкой оставили обжитой домишко? Подсчитаешь - закачаешься. Двадцать пять суток, если я не ошибся с определением времени под землей.
Сотник уже был на ногах. Свой черед сторожить он определил ближе к рассвету. Самое тяжелое время, когда сон одолевает без пощады.
- Утро хорошее, - кивнул он в сторону приоткрытых чуток дверей сенника. - Дождь перестал.
- Повезло.
Это правда, повезло нам. Вторая половина яблочника - время дождей. Если уж затянуло небо тучами, посыпали мелкие холодные капли, то надолго. Когда и до первых снегов с морозами. Впрочем, если учесть засушливое нынешнее лето, осень тоже стоит ждать не слишком уж дождливую. Что с урожаем будет?
Гелка и Мак Кехта просыпались, выбирались из завалов сена. Феанни недовольно кривилась, пальцами вычесывая из волос желтые травинки.
- Пошли к коням, - коротко бросил Сотник.
Пошли так пошли.
Я подхватил на плечо изрядно потяжелевший мешок. Прижимистый мужик, конечно, Меткий, но запасец еды в дорогу не малый приволок. Половина оленьего окорока, рыбки сушеной вязку - хорошая рыба, мелкая, но жирная, янтарем отливает на солнце, четверть гарнца муки... Вот с мукой пожадничал. Это точно. Но, с другой стороны посмотреть, у них, поди, тоже, откуда ей взяться? У торговцев берут. Втридорога. С чего бы это раздавать направо и налево всяким бродягам? Ничего, протянем до Лесогорья.
От срубов тянуло легким дымком и запахом свежеиспеченного хлеба. Сами еще говорят, с мукой плохо, а хлеб каждый день пекут. Трапперы, они как и селяне, что не спросишь - мало осталось, только для себя. А глубже копнешь, и там запасено, и тут припрятано. Что поделаешь. Вековая привычка. Не перворожденные отберут, так бароны; не бароны, так лесные молодцы; не лесные молодцы, так от короля гвардия нагрянет. Вот народ и таится.
К огороже, за которой арданы держали выторгованных нами лошадей, первым подошел Глан. Следом Гелка со своим мешочком и вновь спрятавшая лицо Мак Кехта.
- Ой, боязно, - прикрыла ладошкой рот девка. - С какой стороны подходить-то?..
Мне, признаться, те же мысли в голову полезли. Ну, не обучен я с лошадьми обращаться! Что тут поделаешь?
- Вона ваша сбруя, - Меткий высунулся из-за угла, разогнулся, переложил топор из руки в руку - видать что-то обтесывал, почесал поясницу. - На жердину повешенная...
- Спасибо, хозяин, - лишний раз вежливое обращение не помешает, хоть никакой симпатии траппер у меня не вызывал.
- А "спасибу" твою за пазуху не положишь, - не замедлил откликнуться он, - И в голодный год не сожрешь.
Чисто еж колючий. Не может без подначки, по-человечески.
- Ну, извини. Меткий. Ты уж достаточно, по-моему в кошель нагреб. Тебе бы с фактории сматываться да в Фан-Белл. Всех купцов за пояс заткнешь.
- Кто на ком еще наварил, бабка надвое сказала...
Сотник, не обращая внимания на подковырки ардана принялся рассматривать седла и уздечки. Мял в пальцах кожу, дергал, пробуя на разрыв, только что на зуб не брал. Придирчиво проверил все. Кивнул.
- Годится. Не сильно порченное.
- Не! Ну, надо же! - хлопнул ладонью по ляжке Меткий. - Он еще и перебирает! Вот народ! Все на дармовщинку!
Явно хотел добавить еще пару-тройку крепких словечек, но вспомнил, что с пригорянским воином имеет дело, и захлопнул рот на полуслове.
- Покажешь хоть, как седлать? - тихонько обратился я к Сотнику.
- Покажу, - он покивал, взял уздечку в руки и нырнул под жерди. - Давай за мной.
Следом увязалась и Гелка. Пускай учится. Может, пригодится в жизни.
- Смотри, - Сотник расправил в руках хитроумное переплетение кожаных ремешков. - Запоминай.
А потом сыпанул вереницей названий, дотрагиваясь пальцем к каждому ремню по очереди:
- Подбородочный, налобный, суголовный, нащечный, нащечный, капсюль...
Ага, кажется, пока понятно. Из одних названий ясно. Налобный - значит, на лбу, нащечный - тоже не на шее... Подбородочный - с махоньким замочком. Хорошая работа, тонкая. Капсюль показался мне похожим на собачий застегнутый ошейник. Но вспомнил, что видел его на лошадях вокруг морды обкрученным. Для чего? Чтоб не ржали или чтоб не кусались?
- Вот эта железка - трензель. Удила по-простому.
Вижу. Из двух половинок, словно цеп крестьянский, которым хлеб молотят.
- Повод на шею накидываешь, - слова Сотника сопровождались наглядным показом движений. - Заходишь слева, правым плечом к морде. Нащечные ремни в правый кулак, трензель - на левой ладошке.
- Не укусит? - понимая, что выгляжу смешно, пробормотал я.
- Не собака. Правой рукой за храп придерживаешь, а трензель к зубам прижимай.
Заметно, что конь ему попался хорошо выученный. Рот открыл моментально. А ну, как сожмет челюсти? Чем разжимать? Ножом? Кайлом и то не разожмешь.
- Теперь правую руку вверх, чтоб его уши между налобным и суголовным вошли.
Любопытно, с чего его суголовным прозвали, а не затылочным? было бы просто и понятно.
- Ремни расправь и подбородочный застегни. Смотри, чтоб пальца три до ганаша проходили, а то задушишь коня.
До ганаша? А! Это, наверное, кости широкие, как тарелки, на нижней челюсти. Не приведи Сущий! Что ж мне теперь и названия учить, будто заправскому лошаднику?
Ну, это я пошутил. Выучу. С удовольствием. Все едино заняться в дороге будет особо нечем.
- Да посмотри, чтоб трензель на беззубой части лежал, - Сотник оттянул коню нижнюю губу, демонстрируя правильное положение.
Я и не знал, что у лошадей во рту есть просвет между зубами. Точно для трензеля сделанный. Неужели Сущий, когда создавал тварей земных, заранее предполагал в безграничной мудрости, что на коней уздечку одевать будут?
- Пробуй сам.
Легко сказать - пробуй.
Я вознес краткую молитву Сущему Вовне и приступил.
Получилось!
Аж захотелось подпрыгнуть и закричать от радости.
С первого раза получилось! Может, не такой уж я бездарный ученик?
И рот моя коняшка сразу открыла, и ремни не перекрутились. Единственное, что поправил Сотник, так это длину нащечных ремней. Коротковаты оказались - начали губы коню растягивать.
- Теперь ты, - скомандовал пригорянин Гелке.
Девка отважно схватила узду, накинула повод на темно-рыжую шею.
Раз! И удила во рту.
Два! И налобный с суголовным там, где полагается.
Три! Замочек подбородочного застегнут, а на веснушчатом лице расплылась лукавая улыбка.
- Ну, как?
- Молодец, белочка! - не удержался я. - Куда уж мне, старому...
- Хорошо, - одобрил Сотник. - Подбородочный проверить не забыла?
Девка ойкнула и сунула не три, а четыре пальца под лошадиную челюсть. Правильно. Где наших три, там ее четыре. А то и все пять.
- Проходит!
- Хорошо. Но проверять не забывай.
- Ага, дядька Сотник! А седло как ложить?
- Погоди. Сейчас покажу.
Он поднял стоящее "вверх ногами" седло. Хлопнул по одному краю ладонью:
- Передняя лука.
По другому:
- Задняя.
Задняя лука чуток повыше передней мне показалась. Или почудилось?
- Вот это подпруга. Одна и вторая. Подпруга замком за пристругу цепляется. Ясно?
Да пока ясно. Чего уж тут сложного? У меня всегда так. Когда объясняют, кажется - легче легкого. А как самому повторить за учителем - пшик. Слабо Молчуну.
- Вот это стремя. А вот это ремень - путлище. По своей ноге отладишь длину.
- А как его отлаживать? - мне в самом деле было непонятно как длина этого, как его, путлища, должна с длиной ноги соотноситься. Быть равной? Большей? Меньшей?
- Да как удобнее, - неопределенно отозвался Сотник. - Пока не влез на коня, сделай на длину руки с кулаком сжатым. А как влезешь, сам почувствуешь - добавить или убавить.
Ладно. Годится. Запомнил.
- Глядите мне, чтоб седла только на чистую сухую спину громоздили. Побьете холки - пешедрала дальше выбираться будете. Конь со сбитой холкой - не конь.
Вот еще беда! Я-то думал, как коней купили, нам теперь ничего не страшно, ни что не помешает. Знай себе езжай помаленьку. А выходит - и забот, и хлопот... А их еще и кормить надо. Хватит ли скудной травы?
Пока я терзался сомнениями, Глан ловко скрутил из клока прихваченного с собой сена жгут. Прошелся по конской спине. Вначале против шерсти, снимая налипшие былинки, потом по шерсти, разглаживая.
- Видал? Пока ни щеток, ни скребниц нет, так будем чистить.
Им еще щетки нужны? И скребницы какие-то! Знал бы, век не согласился. Своими ногами, мне уже начинает казаться, хоть медленнее, зато надежнее и спокойнее.
- Седло опускай плавно. Передняя лука над холкой. Да чуток по шерсти протолкни, чтоб не заломились волоски. Видал? После потник расправь. Гриву из-под него выправь. Теперь передняя подпруга. С седла скидываешь на ту, дальнюю, сторону. Под брюхом забираешь. Расправил, подтянул, замок застегнул - всего делов. Теперь то же с задней. Коли конь дуться начнет - ладонью по пузу ляпни или коленом поддай. Все. Готово!
Действительно, первый конь стоял под седлом, в узде, готовый к походу. Любо-дорого поглядеть.
- Давай ты теперь.
Признаться, со страхом принялся я укладывать седло. Все сделал, как Сотник учил. И спину смахнул, и потник разровнял, и подпругу затянул... Отступил на шаг, победно огляделся и охнул: у загородки столпилось почти все население фактории - и взрослые, и дети. А почему бы и нет? Бесплатный балаган. Куда уж там жонглерам и канатоходцам...
Сразу захотелось зарыться под землю, в привычный и в какой-то мере ставший родным шурф. Или улететь далеко-далеко, за тридевять земель, в Великую Топь или Пригорье. Только чтобы не ощущать спиной жадно-любопытные взгляды, не ловить кривые снисходительные улыбочки - дескать, давай-давай, а мы поглядим, как оно получится, не сядет ли захожий старатель в лужу, не выйдет ли посмешище.
- Э, что такое? - заметил мое смущение и желание съежиться, спрятать голову в плечах, Сотник. - А, эти... Не бери в голову. Какое нам дело до них, а им до нас?
Легко ему говорить. Небось, привык перед строем красоваться, да на виду у всех подвиги вершить. А тут... Но не скажешь же, что на людях всегда тушуюсь. Не для толпы я создан, а для спокойной, уединенной жизни где-нибудь в лесу или в маленьком уютном домике на окраине тихого городка. Сразу руки начинают трястись, голова не варит - того и гляди какую-нибудь глупость упорю.
А как же Гелка будет седло на коня надевать с такой кучей зрителей?
Вопреки ожиданиям, девчонка смело схватила пучок сена, скрутила жгут. Вот молодец! Не то, что я.
Что там говорить, с седловкой она справилась не хуже, чем со взнуздыванием. Единственно, подпругу затянуть как положено, не смогла - силенок не хватило. Или лошадь уж очень упрямая попалась - не желала воздух из живота выпускать.
- Ничего. На первый раз сойдет, - одобрил Сотник. - Потом покажу, как с седла подтянуть подпругу. Сверху легче.
Так. Три коня уже готовы к походу. А как же Мак Кехта? За своими заботами да хлопотами я совсем упустил ее из виду. Сумеет ли? Я ж не знаю, седлала она сама или этим занимался Этлен. Как у сидов принято?
Перехватив мой взгляд, феанни дернула плечом. Мне даже послышалось фырканье разъяренной кошки. Быстрым шагом подошла к оставшемуся коню - черному со светло-коричневыми подпалинами на морде. Наклонилась, положив на вытоптанную землю загона сверток. Это ж мечи телохранителя. Вот почему она медлила до сих пор - просто не знала, куда их девать, как освободить руки. А теперь, видно, решила во что бы то ни стало показать тупоголовым салэх, что и она все знает и все умеет, что не лыком шита. Вот уж воистину некоторые говорят, гордость хуже глупости.
Седлала Мак Кехта ловко и со знанием дела. Даже Сотник одобрительно покивал. А вот мечи явила на всеобщее обозрение зря. Они хоть и в ножнах, и связаны перевязью, крестовины эфесов ни с чем не спутаешь. За моей спиной пополз шепоток.
- Ну и баба...
- Ты глянь, как управляется!
- А то что у ней там? Уж не мечи?
- Окстись, откудова?
- Не, точно мечи...
- Что ж то за баба такая?
- Ишь, рожу прячет. Уродина, что ль?
- А можеть, мужик?
- Да не, мелкий какой-то... Не мужик. Точно не мужик.
Плохо это. Ой, как плохо. Ни к чему нам излишнее внимание. Нужно серенькими быть и не запоминающимися. Как мышки, как галки.
Сотник, видно, о том же подумал. Резко махнул рукой:
- Выводи коней!
Я взял своего за ременный повод и повел к выходу, с которого уже сняли перегораживающую жердину. Мешок привычно оттягивал плечо. Надо будет потом придумать, как его к седлу приторочить.
Толпа раздалась, пропуская меня. За мной шла Гелка, потом Мак Кехта. Замыкал шествие Сотник, то есть Глан, конечно.
- Ну, прощай, Меткий, - поклонился я напоследок лысоватому ардану.
Не то, чтобы очень уж в душу запал, а просто вежливость требует. Но траппер не удостоил меня ответом. Стоял, о чем-то задумавшись. Да и Сущий с ним. Виделись всего ничего, приязни друг к другу не испытали особой, а дальше пути-дорожки разойдутся и не увидимся больше никогда. Ладно. Горя иного у меня не было бы.
Я шагал, стараясь незаметно по возможности оглядываться на спутников, и потому не прозевал. Видел все случившееся в подробностях.
Не зря Меткий стоял задумавшись, словно сам с собой беседу в душе вел. Ох, не зря. Когда Мак Кехта поравнялась с ним, рука ардана неожиданно протянулась вперед, пальцы дернули за полу плаща, скрывающего фигуру сиды. Она не успела не то что помешать, а, по-моему, даже сообразить в чем дело. Свалился с головы капюшон, открывая на всеобщее обозрение неровно обрезанные и вновь отросшие волосы цвета светлого золота - ни койфа, ни подшлемника она не носила еще с пещерного похода, заостренные уши, раскосые смарагдовые глаза и высокую переносицу...
И в тот же миг плащ, удерживаемый от падения крепкими завязками, взлетел крылом ночной птицы, блеснула в неярких лучах утреннего солнца сталь меча.
Хрипло каркнув, Меткий схватился за горло.
С нарастающим ужасом я наблюдал, как меж его толстых пальцев, черных от работы, возникли тоненькие алые струйки. Медленно, как во сне, слились воедино, намочили рукав домотканой рубахи.
Ардан тяжело рухнул на колени, а потом и на бок, неестественно подвернув левую ногу.
Толпа ахнула и подалась назад.
Мгновение, другое в сгустившемся воздухе копилось молчаливое напряжение. Люди замерли с выпученными глазами, не осознав пока в должной мере, что же случилось.
Мак Кехта стояла напряженная, словно натянутая струна. Меч в вытянутой руке острием в сторону трапперов. Скорчившийся труп у ее ног лучше всякого глашатая объявил кто есть кто.
Мгновения тянулись...
А потом истошный бабий визг прорезал тишину:
- Уби-и-или-и-и-и!..
Срывая с головы белый плат, рванулась к Меткому его жена. Я узнал ее. Видел вчера мельком. Добежала, упала лицом в расплывающееся кровяное пятно и завыла.
- Убили! Сокол ты мой ясный! На кого ж ты меня с детками покинул! Юрас, открой глазоньки ясные! Поднимись на ножки белые!
Оно понятно. Хороший был человек, плохой, а все ж свой, родной. Вот, значит, как его по настоящему звали - Юрас. Редкое имя у арданов. Первый раз встречаю.
И тут толпа забурлила. Бабы кинулись ловить и утаскивать ребятишек. Мужики с мрачной решимостью посунулись к кольям и жердинам.
- Назад! - голос Сотника ударил бичом. Так, должно быть, командовал он армиями в бою. Не орал, нет, просто громко сказал, но перекрыл и крик вдовы и гомон трапперов.
Если кто и помышлял всерьез кинуться в драку, несмотря на меч в руке Мак Кехты, то после окрика моего товарища храбрецов не осталось. Легко, очень легко, люди допускают властвовать над собой и охотно подчиняются сильному. Трусость не трусость. Слабость не слабость. Наверное, все же самосохранение. Я не трону, авось и меня пощадят. А то, что оброком обложат непомерным, последние штаны снимут, а то и вовсе на барщину или в рабство уведут, так то чепуха. Жив и ладно. Главное, уцелеть.
А что я рассуждаю. Ведь и сам такой. Соглашаюсь, кланяюсь, иду за большинством по накатанной дорожке. Лишь бы уцелеть. Не герой.
И снова в памяти всплыли отблески костров на искрящемся снегу и негромкий голос Сотника:
- Тогда я остановлю их.
Я так не смогу никогда в жизни. Пойти один против многих, выступить против родной крови, но сохранить справедливость.
От размышлений отвлек меня Сотник, отрывисто бросив:
- В седла, живо!
Слова его сопровождало неуловимое движение ногой. Взмах! Толчок другой. И он уже верхом. По прежнему внимательно следит за арданами.
Мак Кехта опустила меч. Капельки крови, если и были, давно сбежали с гладкой поверхности клинка. Процедила сквозь зубы:
- Салэх. Болэхт. Бр'алэ.
В переводе со старшей речи это означало:
- Мразь. Быдло. Трусы.
Да, высоко она ценит людей, оказавших ей гостеприимство. Пусть и не безвозмездно, а все-таки какое ни есть. Я-то, пустая башка, надеялся, что она помягчала сердцем, поняла хоть что-то в жизни, отличает добро и зло. А! Все в пустую. Или просто понятия добра и зла, чести и бесчестья у нас и перворожденных слишком разнятся?
Сида взмахнула мечом, стряхивая алые бусинки, спрятала клинок в ножны и легко вскочила в седло.
Вскарабкались и мы с Гелкой. Она легче. Я, как мешок с навозом. Пока поймал стремя носком, пока забрался, судорожно цепляясь пальцами за обе луки. От неумения едва седло набок не стянул, но худо-бедно утвердился, выровнялся. Что дальше?
- Шагом, - скомандовал Сотник.
В этот миг жена Меткого подняла измаранное кровью лицо. Вперилась в сиду.
- Ты, кровопийца лютая! Что ж ты наделала!
- Я наказала дерзкую тварь, - прошипела перворожденная. - Червь, посмевший протянуть руку к дочери и супруге ярла, жизни не достоин.
- Ты?.. - баба не назвала ее по имени, хоть и догадалась. Да и все догадались, чего уж там греха таить. Слухами земля полнится. Кто еще из жен ярлов кровавый урожай собирал по обоим берегам Ауд Мора, за Аен Махой и в Лесогорье? Мало кто, понятное дело, мог ее описать, да во внешности ли дело? Видно птицу по полету, а человека - да и сида тоже - по делам.
- Да. Я - Мак Кехта, - не стала возражать феанни. - Я мщу и нет ни в сердце, ни в разуме моем мира с салэх. Сдохните все, грязные твари.
Вот сказала, так сказала. Ни прибавить, ни убавить. Все отношение высказала.
- Ты мстишь? - медленно произнесла баба. - Ты мстишь... Ты не мстишь, ты лють свою тешишь. Крови никак не напьешься, навроде стрыгая злобного. Будь ты проклята навеки веков. Что б тебе дитя никогда не качать, что б ты захлебнулась кровушкой нашей, что б тебя гром с неба поразил. Не любить тебе и любимой не быть, гадюка ядовитая. Что б ты своим ядом траванулась, своей сталью закололась, своим языком подавилась... Хуже ты зверя лесного, хуже волка с медведем - они без нужды овцы не задерут. Хуже стрыгая с клыканом - они на прокорм себе убивают. Ты ж, ведьма беспощадная, радуешься, коли жизни лишаешь. Пускай кровь, тобой пролитая, на тебя ж и падет... Будь ты проклята!
Я видел, как напряглась спина перворожденной. Того и гляди, за клинки схватится. Не успеем тогда осмелевшую от горя бабу защитить. Порешит. Как есть порешит...
Видно и Сотник подумал о том же.
- Уходим. Рысью! - команда даже меня, человека не военного и, если задуматься, страшно далекого от выучки и армейских порядков, заставила стукнуть коня пятками.
Мак Кехта только зашипела, плюнула в грязь и выслала своего черно-подпалого в рысь.
- На восход. К Аен Махе, - продолжал направлять Сотник.
К Аен Махе? Это правильно. Мне одно непонятно: как мы теперь на левый берег переправимся? С лошадьми. Даже если лодку найдем, их-то в нее не затащишь. А надо удирать. Как можно быстрее и как можно дальше. Разумеется, я ни единого мига не предполагал, что в арданах проснется тщательно забитая храбрость и они снарядят отряд в погоню. Это вряд ли. Вот расстрелять нас из луков они смогли бы запросто, если бы захотели. Стрела из охотничьего лука, попав коню в бок, прошивает насквозь. Он ведь на лося, на оленя снаряжен. Да и две-три сотни шагов для прицельного выстрела не помеха. Но, коли сразу не кинулись, догонять для мести уже не станут.
Я когда-то упоминал, что у мирного человека - ремесленника, охотника, крестьянина - в душе сидит запрет на убийство. Дело даже не в боязни согрешить и не пройти Поле Истины. Просто претит отнятие жизни. Это воины, разбойники, пираты давно через природу переступили, зачерствели сердцем. Кто всю жизнь мечтал о разудалой жизни, тот раньше. Кто поневоле в войско попал, со временем. Сердце такой же орган, как и ладонь или пятка. Мозоль нарабатывается. Или всего-навсего устает сопереживать. Не у всех людей. Некоторые до смерти каждую пташку, каждую комашку, травинку-былинку жалеют. Ну, так исключения из правил правила подтверждают. Кто ж из учителей это говорил? Кажется, Арисфон. Он нам основы землеустройства и измерения преподавал. Как сейчас помню: коли две стороны в треугольнике равны, так и линия из угла к середине третьей стороны проведенная... Что она там делает? Вот те на! Забыл. То ли угол напополам делит, то ли еще чего-то... Ну, это не важно. Важно, что ошибался я в сиде. Никаких сдвигов в ее душе не произошло. Как была кровавой убийцей, так и осталась - жизнь людская для нее дешевле разменного медяка. А жаль. Не в том смысле жаль, что дешево ценит, а в том, что ошибался. Не удалось добром смягчить заскорузлую душу. Уж не знаю, возможно ли это вообще и какие усилия для того нужны?..
Тут меня тряхнуло так, что едва зубы не повыскакивали.
Что такое?
Оказалось, ничего. За ограду выбрались, пока я размышлял да воспоминаниям предавался. Тут Сотник и Мак Кехта коней ускорили. И наши с Гелкой за ними поспешили.
С одной стороны, все верно - чем быстрее мы как можно дальше от фактории окажемся, тем лучше. Но с другой, как же трясло меня с непривычки! Неужто за эти муки я кровью и потом заработанные самоцветы отдал?
Каждый шаг коня отдавался ударом мне, как бы это помягче выразиться, под седалище, который подбрасывал над седлом. Не успевал мой многострадальный зад вернуться, как его встречал следующий удар, кажется вдвое сильнее предыдущего. И так раз за разом, шаг за шагом. От тряски все внутренности спутались в один клубок - не разберешь, где кишки а где печенка, прыгали и бились о ребра изнутри. Словно на свободу просились. зубы приходилось держать стиснутыми. чтоб не клацать, как с мороза, а земля рябила и смазывалась цветными пятнами перед трясущимися глазами.
Да я лучше пешком бы!
Хоть на край света. С любыми мешками на горбу. С любыми попутчиками. Желвак так Желвак. За счастье покажется. Лишь бы не на проклятой скотине. За что их люди любят? В песнях поют о конях - спутниках и соратниках воинов - едва ли не чаще, чем о любви к женщине.
Я невольно глянул на моих спутников.
Гелка тряслась наравне со мной. Вцепилась обеими руками в луку. Коса трепещет за плечами не хуже, чем хвост спасающейся от своры лисички. Но держится. Не отстает ни на шаг. Мне даже стыдно малость стало. Ребенок может, а я что?
Сотник и Мак Кехта ехали легко и непринужденно. Немного по разному. Пригорянин на каждый шаг коня приподнимался чуть-чуть - кулака не просунуть - на стременах. И, похоже, никаких усилий на это не затрачивал.
Сида же от седла не отрывалась. Сидела, как влитая и тряски будто не чувствовала. Умудрялась поводья держать в одной руке, а другой пристраивала поудобнее мечи.
Что значит - прирожденные всадники! Мне таким никогда не стать, но, делать нечего, учиться нужно. И я, мысленно ругая на все корки свою неприспособленность к благородному искусству верховой езды, угрюмо трусил в хвосте спутников. Кажется, начинается новый этап в жизни. Век живи, век учись, Молчун.

Ард'э'Клуэн, две лиги севернее Фан-Белла, опушка леса,
яблочник, день пятнадцатый, сразу после полудня

Черно-белая сука ткнулась острым носом человеку в колено. Дорога на юг излечила ее от излишней недоверчивости, от постоянного ожидания пинка, удара, боли. Добрая кормежка и размеренный бег рядом с неспешно рысящими лошадьми превратили изможденное существо с отвисшими до земли сосцами в ладного, верткого зверя, налили шерсть здоровьем и блеском, а облезлую палку хвоста закрутили задорным бубликом.
- Чего тебе, Тучка? - широкая ладонь Валлана накрыла всю голову собаки. Сука прищурилась и вытянулась в струнку от желанной ласки.
- Знамо чего, - усмехнулся гнилыми зубами курносый низкорослый петельщик. - За малыми соскучилась.
- Ты, Рохля, меньше трепись. Лучше корзину принеси, - Лабон оторвал внимательный взгляд от клинка, по которому, наверное, в сотый раз проводил точильным камнем.
- Будет сполнено, командир.
Воин трусцой отправился выполнять приказ.
Валлан потянулся, хрустнув суставами. Задрав голову, посмотрел на солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листья дуба, под который расположился на отдых. Лагерь поредевшего отряда петельщиков если и не бурлил бивачной жизнью, то довольно живенько ею копошился. Бойцы чистили коней, чинили износившуюся за безостановочный переход сбрую - страдали почему-то все больше путлища и приструги, наводили блеск на брони и оружие.
- Все готовы, ежели что?
- А то? - усмехнулся полусотенник. - Рябяты не подведут. Пятеро в кустах с самострелами. Еще шестеро будут вроде как лошадей чистить. При полном оружии, само собой.
- Годится, - кивнул капитан. - Ты со мной будешь. Рядом. И Жердяй пускай придет.
- Понял. Щас распоряжусь.
- И чародея разбуди. Не помешает. Хватит ему прохлаждаться.
- Понятное дело...
Лабон собрался было покинуть капитана, но задержался - к ним быстрой походкой направлялся высокий петельщик, вроде бы и не худой, а какой-то мосластый, с темно-русой, неровно обрезанной бородкой. Когда он приблизился, стало заметно, что коричневый табард имеет зашитую прореху на левом боку и тщательно застиран. Не доходя до начальства пяти положенных шагов, боец поднял сжатый кулак до уровня плеча - отсалютовал.
- Дозвольте доложить?
- Говори, - Валлан вперился взглядом в воина.
- На подходе. Конных егерей - одиннадцать. И баба.
- Тю! - удивился Лабон. - Что за баба?
- Не могу знать. По одеже - знатная.
- Не, баба - это хорошо, - хмыкнул полусотенник. - Я за бабами уже стосковался...
- Трепись меньше, - резко оборвал его Валлан.
- Понял. Молчу.
- Значит так, воин... Как тебя? Тьфу, все забываю...
- Рогоз, мой капитан.
- Значит так, Рогоз. Гостей ко мне. Да сильно не торопитесь. Шагом, шагом... Все понял?
- Как есть все!
- Выполняй!
Рогоз развернулся на каблуках. Принятый в отряд петельщиков недавний старатель с Красной Лошади, по непонятной причине находил особый шик во внешней атрибутике воинской службы. Начищенных бляхах конской сбруи, строевом шаге, словечках команд и отдании салюта командирам. Может, с детства мечтал, да жизнь не заладилась?
- Погодь чуток, Рогоз, - вмешался Лабон. - Жердяя там пхни ногой в бок - пущай сюда идет. Токмо бегом. И чародея с собою прихватит, а то все бока наш мудродей отлежит.
- Слушаюсь.
Глянув в след удалявшемуся Рогозу, Валлан поинтересовался у помощника:
- И как служится ему?
- Рогозу-то?
- Рогозу, Рогозу.
- Служит не тужит. Старательный. Прямо из-под себя службу рвет, ровно кобель лапами роет. Рябяты болтают - с прибабахом.
Валлан усмехнулся.
- Он с прибабахом, а они нет? Тоже ведь службу тащат.
- Старые бойцы давно службу поняли. Знают, где приналечь надобно, а где и спустя рукава можно.
- Да? Распустил бойцов, полусотенник. В десятники метишь?
- В десятники? - Лабон ногтем расправил усы, мечтательно опустил веки . - Можно и в десятники. Я и рядовым служить могу. А что до бойцов, так рыба завсегда где глубже ищет, а человек - где легче. За что ж их винить, когда не во вред делу, само собой?
- Ладно, тебя затронь... Так что там новенький?
- Ну, так а я про что? Служит, ровно не за жалованье, не за страх, а по обету будто бы. Одно слово - старательный.
- С оружием как?
- С мечом - хреновато. Выучился пока себя по ногам не бить. А вот из самострела - орел. Белку в глаз свалит.
- Ладно. Ты приглядывай за ним. Не может такого быть, чтоб просто так с нами напросился.
- Сделаю, командир. Я сам не верю таким. Свой интерес у каждого быть должен. И есть.
- Вот-вот.
Валлан порывисто вскочил на ноги, одернул табард, поправил знак отряда на плече. Почти одновременно к дубу подошли Квартул, сопровождаемый тощим, длиннобудылым петельщиком - Жердяем, и Рохля с большой корзиной и вьющейся в ногах пегой собакой.
- Прибыли? - деловито осведомился маг.
- Вон идут, - капитан кивнул в сторону пятерки приближающихся мужчин, одетых в бело-зеленые накидки, и статной черноволосой женщины.
- Впереди - Брицелл, - прошептал Лабон, обращаясь к чародею. - Он теперь у конных егерей за старшего. Толковый мужик, но - себе на уме.
- А он тебе на уме должен быть, трепло? - Валлан внимательно наблюдал, как Рохля выкладывает из корзины на траву двух толстых, по-волчьи серых, щенков. Вообще-то раньше их было шестеро, но дорогу пережили два кобелька - самые крепкие и здоровые. Или самые счастливые.
- А что за женщина? - также шепотом спросил у Лабона Квартул.
- Баба-то? - хмыкнул полусотенник. - Да кто его знает? Одно могу сказать - хороша. Лопни моя печенка, хороша!
В это время гости приблизились.
Брицелл выглядел рядом с Валланом мелковато, хотя превосходил своих егерей почти на полголовы. Но даже на фоне Валлана безобидным он не казался. Жесткий взгляд голубых, но блеклых, словно выцветших, глаз, резко очерченные губы и крылья носа. Светлая курчавая борода обрамляла бронзовое от загара лицо. "С юга, - догадался Квартул. - Из Озерной империи. Наемник. Впрочем, конные егеря у Экхарда все наемные." На первый взгляд возраст капитана егерей перевалил за сороковник. Самое время, чтобы становиться вождями и предводителями армий.
- Имею честь видеть Валлана, восьмого барона Берсана?
Валлан слегка, еле-еле заметно, поклонился:
- Ты не ошибся.
- Я - Брицелл Постум, капитан гвардии конных егерей его королевского величества Экхарда Второго, монарха Ард'э'Клуэна. Со мной миледи Бейона, канцлер его королевского величества...
Против воли брови трейгов поползли вверх.
- Довольно, Брицелл, - властным жестом Бейона остановила гвардейца. - Очевидно в Трегетрене, как-то не принято, чтоб женщина занимала столь высокий пост в государстве. Поэтому господа петельщики полны недоумения.
- Отнюдь нет, миледи, - Валлан сопроводил слова вторым, чуть более глубоким, поклоном. - Я удивлен не этим. Я удивлен приставкой Второй к имени короля Ард'э'Клуэна. И уж не менее удивлен смещением Тарлека Двухносого. Но об этом позже. Мои помощники, - капитан петельщиков обратил внимание Бейоны и Брицелла на застывших за его спиной людей. - Лабон - полусотенник гвардейской роты его величества Витгольда, короля Трегетрена, сюзерена Восточной марки. Квартул - королевский лекарь.
В глазах Брицелла промелькнуло понимание, смешанное с озадаченностью. Уж он-то, по внешности типичный уроженец империи, прекрасно понимал значение имени целителя и никак не ожидал встретить соотечественника-жреца. Бейона довольно равнодушно скользнула взором (не взглядом, а именно взором - о ней по другому ни говорить, ни думать не хотелось) по серому пропыленному гамбезону и щупловатой фигуре чародея и вернулась к петельщикам.
- Коль так получилось, что будучи гостем в вашем королевстве, я принимаю вас в своем лагере, как почетных гостей, - продолжал Валлан. - Я предлагаю присесть. Хотя ничего более удобного, чем седла у нас не найдется.
- Мы благодарим тебя, Валлан, восьмой барон Берсан, - ответила за всех Бейона. - И принимаем приглашение.
Она величаво присела, расправила складки юбки-брюк из темно-синего, крашенного шалфеем, камлота, перебросила через плечо косу, плотно обмотанную прошитой серебряной нитью тесьмой, улыбнулась. У всех без исключения присутствующих мужчин от ее улыбки поползли мурашки между лопаток. Лабон даже незаметно щипнул себя за ногу через штанину, чтобы не пялиться, выпучив глаза, как деревенский паренек, впервые в жизни попавший на ярмарку.
Брицелл устроился по правую от Бейоны руку. Трегетренцы расположились напротив. По знаку Валлана, Рохля подал ему щенка. Капитан гвардии почесал недавно прозревшего детеныша за ухом, перевернул на спину, пощекотал пальцем толстое брюшко.
- Ты любишь собак, барон Берсан? - снова улыбнулась, ослепительно сверкнув зубами, Бейона. - В королевском замке в Фан-Белле еще выращивают боевых сидовских собак...
Капитан конных егерей хмыкнул.
- Кое-кто воочию столкнулся с их зубами.
- Не будем об этом, - покачала головой женщина. - Барон Берсан, вы возвращаетесь с севера.
Полувопрос-полуутверждение.
Валлан кивнул:
- Да, миледи. Имею при себе письмо моего государя к Экхарду. Если желаешь...
- Не стоит. Меня уведомили о твоем отряде еще в конце липоцвета.
- По-моему тогда канцлером был еще Тарлек Двухносый.
- Истинно так. Но и я не с помойки ко двору попала, - в голосе Бейоны прорезался металл. - Мне известно, целью вашего похода было - извести Мак Кехту.
- Это так.
- Удалось?
Валлан передал первого щенка Рохле. Взял второго.
- Барон Берсан!
- Прости, миледи. Задумался. Да, удалось.
- Значит, Мак Кехты больше нет?
- Значит, нет.
Брицелл закивал одобрительно.
- Это хорошо, - сдержанно произнесла леди-канцлер. - Ты очень немногословен, барон Берсан.
- Мое оружие секира, а не язык, миледи.
- Я это чувствую, - Бейона прищурила черный глаз. - Мне кажется, король Витгольд сделал правильный выбор. Да и принцессе Селине явно повезло.
Лабон зашевелился, словно порываясь сморозить шуточку посолонее, но сдержался, чтоб не нарываться на гнев командира.
- Благодарю от имени его величества короля Витгольда за одобренный выбор. Слухи так быстро ширятся по Ард'э'Клуэну?
- Нет, почему же? Просто его величество Экхард Второй, отправлял гонцов с письмами к трегетренскому государю. Сведения, барон Берсан, из первых уст, а вовсе не от купцов-караванщиков.
- Почему Второй? - взял быка за рога петельщик.
- Потому, что его королевское величество, хранитель знамени Белого Оленя, опора Ард'э'Клуэна, Экхард скончался ночью последовавшей за двадцать вторым днем жнивца.
- Король Экхард не был молод, но на здоровье не жаловался.
- Удар. Так бывает всегда - те, кто жалуются, живут дольше. В заботах о благе королевства его покойное величество не обращал внимания на собственные недуги.
Валлан не стал возражать, но по его лицу, как по свитку можно было прочесть, что он прекрасно знает, как именно король Экхард заботился о государстве.
- Корону принял принц Хардвар. Вместе с королевской приставкой к имени - Эк. Так принято в Ард'э'Клуэне.
- Мои поздравления его величеству, - капитан трегетренской гвардии, удовлетворившись осмотром, вернул и второго щенка Рохле. - И соболезнования о смерти отца.
- Я передам, - склонила голову Бейона.
- Значит, новому королю Тарлек не угодил?
- Ты так часто возвращаешься к моей должности при дворе, барон Берсан, что я начинаю подозревать в тебе женоненавистника.
- Да нет, - Валлан позволил себе усмехнуться. - Не стоит, миледи. Просто Тарлек свыше двадцати лет служил короне Ард'э'Клуэна.
- Очевидно, долгая служба не пошла на пользу его честолюбию. Сразу после смерти Экхарда Первого он пытался устроить переворот...
- И теперь посажен на кол на потеху добрым горожанам Фан-Белла?
- Увы, нет. Ему повезло. Убит при подавлении мятежа.
- Хардвар сильно расстроился?
- Не слишком, - жестко улыбнулась леди. - Он лично выпустил Двухносому кишки.
- Мои поздравления его величеству, - с каменным лицом произнес Валлан. Ни одна живая душа не заподозрила бы его в сарказме.
- Я передам. Теперь, с твоего позволения, барон Берсан, о государственных делах.
- Как будет угодно миледи.
- Я подготовила несколько писем его величеству королю Витгольду. От имени нашего короля, разумеется. Вот они.
Брицелл вынул из висевшей через плечо сумки толстый сверток пергаментных листов. Протянул Валлану, но Лабон, наклонившись вперед, принял пакет из рук скривившегося егеря.
- Почту за честь передать их моему государю, - Валлан взял письма у полусотенника.
- Как видишь, барон Берсан, - продолжала леди-канцлер. - Они не запечатаны. У правителя Ард'э'Клуэна нет секретов от тебя. И в ближайшем будущем мы рассчитываем на союз и выгодные торговые отношения с Трегетреном. И дружбу с королем Валланом Первым.
Петельщик, сохраняя маску невозмутимости, отвечал:
- Король Витгольд еще не так плох, чтобы готовить ему смоляную лодочку.
- Пусть продлятся дни его величества, короля Витгольда, - развела руками Бейона. - Но рано или поздно это случится. А наследника у короля больше нет. Принц Кейлин исчез.
- Мне это известно, миледи. Ты знаешь, что мы с Кейлином дружили с отрочества?
- Не сомневалась.
- Я скорблю о его гибели...
- Конечно, конечно, барон Берсан. Но скорбь, сколь глубока бы она не была, не должна помешать тебе взвалить на свои плечи тяжкое бремя забот о народе Трегетрена.
- Предпочитаю пока не размышлять об этом.
- Напрасно.
- А я так не думаю.
- А я думаю, - твердо выпечатывая каждое слово произнесла женщина. - Но не собираюсь тебя переубеждать или, упаси Сущий, поучать.
- Похвальная особенность. У тебя все, миледи?
Бейона замолчала ненадолго, как бы в нерешительности.
- Ты приехал с севера, барон Берсан...
- Да. Я уже это говорил.
- Скажи, ты не встречал ничего необычного?
- Я воин, миледи, а не придворный. Изволь выразиться пояснее.
- Не видел ли ты что-то или не слышал ли... Что-либо необъяснимое, тревожное, нечто, что заставило бы испугаться или просто насторожиться?
- Нет, миледи. Ничего такого, с чем бы я не расправился при помощи своей секиры.
- А ты со всем можешь совладать сталью? Например, с суховеями. Уже скоро полгода северные ветры несут не холод, как полагается им от начала мира, а зной.
- Ветер не может помешать мне достать врага, где бы он ни скрывался. Спроси это у костей Мак Кехты.
- Верно. Ты истинный воин. Воин по духу. Неукротимый и опасный. Поверь мне, я же родом из Пригорья.
- Благодарю тебя, миледи, - голос петельщика помягчал. - Я слышал о многих бойцах-пригорянах... А почему ты спрашиваешь меня о севере и об опасных диковинах?
- Я чувствую зло. Древнее и жестокое. Оно идет к нам с севера.
- Долгие годы зло в наши земли приходит с севера. Только изведя на корню всех остроухих, мы сможем вздохнуть спокойно.
- Ты прав. Однажды начав благое дело, не гоже бросать его на полпути. Думаю, Экхард Второй с радостью поддержит тебя в предстоящей войне с остроухой нечистью. Войне окончательной и победоносной. Что не удалось отцам, обязательно удастся сыновьям.
- Да будет так.
- Но я не об этом начинала разговор. То зло, какое я чувствую, не связано с простыми понятиями - оружие, сражение, победа. Оно словно вышло из предначальных эпох. Я не знаю, что это. Колдовской амулет небывалой силы, живое ли существо наделенное чародейскими возможностями сверх всякой меры...
- Простите, миледи Бейона, - вмешался Квартул. - Как вы это чувствуете?
Леди-канцлер досадливо поморщилась:
- Не все ли равно?
- Еще раз прошу прощения, но я, скромный выученик Соль-Эльринской храмовой школы, не ощущаю ничего. А под завязку заряженный талисман я способен почуять с очень большого расстояния. Не сотню лиг, конечно, но все-таки...
- Значит это не амулет, - твердо ответила Бейона. - Я же не лезу в твои методы, жрец. Какое же тебе дело до моих?
- Вы хотите сказать, что пользуетесь Силой? - ошарашено выговорил молодой озерник.
- И не вижу в том ничего зазорного, - отрезала пригорянка. - Обычаи моего края не запрещают женщинам ворожить, если Сущий наделил их такой способностью.
- Но как можно пользоваться магией, не пройдя смиряющего дух и плоть обучения в Школе?
- Довольно, Квартул, - Валлана вся эта канитель уже, похоже, основательно утомила. - У нас смерды говорят - в чужую деревню со своей музыкой не ходят. Если уж холопам это ясно...
- Дикая, варварская страна, - тихонько пробурчал под нос чародей, умолкая.
- Могу заверить тебя, миледи, что ничего не скрыл и не утаил. Никто из нас не видел ничего необычного. Кроме как разве...
- Что?
- Так, безделица. Человек пытался помочь остроухим спастись. Начинаю вслед за тобой думать - что-то недоброе творится в наших землях.
- Ему удалось?
- Да нет. Червю и смерть под землей. Ни один не ушел.
- Хвала Сущему Вовне. Что ж, барон Берсан, благодарю тебя за беседу, - Бейона поднялась. - Нам пора.
Вслед за ней вскочили на ноги Брицелл и Лабон с Квартулом. Валлан помедлил, но тоже встал.
- Да, капитан Брицелл, - проговорил петельщик, словно невзначай вспомнив. - Нам удалось кое-что узнать о судьбе твоего предшественника. Помнишь еще Эвана?
Озерник скосил глаза в сторону спутницы. Она молчала, выжидающе глядя на Валлана.
- Помнится, его отряд пропал в конце березозола, не так ли, барон? - Брицелл сделал вид, что с трудом вспоминает события полугодовой давности.
- Да. Они устроили засаду остроухим из дружины ярла Мак Кехты.
- Того самого?
- Не знаю того ли. Кто помнит ярла Мак Кехту? А вот его кровожадная шлюха многим запомнилась.
- Что там было дальше, барон, - Бейона уже развернулась, чтобы уходить, но прислушалась к разговору. - Не тяни с рассказом, нам пора в обратный путь.
- Эвану удалось рассеять косоглазых тварей, но, преследуя, трусливо разбегавшихся врагов он попал на прииск Красная Лошадь.
- Дурацкое название.
- Да уж, глупее не придумаешь. Но на том прииске с дурацким названием отряд Эвана был вырезан подчистую. Не ушел никто.
- Ясно, - леди-канцлер кивнула. - Я передам твои слова королю. Пойдем, Брицелл. До встречи, барон.
Она круто развернулась и отправилась к лошадям.
Капитан егерей задержался ненадолго. Лишь для того, что бы спросить:
- Кто убил Эвана и его людей?
- Толпа взбунтовавшихся старателей.
- Не может быть! Эван - пригорянин. Они рождаются с мечами. Ты видел его в деле?
- Нет, но слыхал много любопытного. Говорят, нашла коса на камень. На каждого пригорянина есть другой пригорянин. Посноровистее. Был один такой и на Красной Лошади. Но ты на него не в обиде, я думаю?
Брицелл зыркнул исподлобья:
- Переправишься через Ауд Мор, старайся в тал Ихэрен не углубляться. Неспокойно там.
- Спасибо, капитан. Я запомню.
- Не за что. Прощай, капитан.
Не глядя на оставшихся трейгов, Брицелл ушел вслед за Бейоной. Вскоре небольшая кавалькада, подняв коней с места в галоп, умчалась на юг, в сторону Фан-Белла.
После их отъезда от Восходного кряжа набежали грязные, как затертое исподнее белье, облака. Пошел мелкий, скорее похожий на садящийся туман дождь. Первый раз в Ард'э'Клуэне за последние три луны.

ГЛАВА I I I

Трегетройм, королевский замок,
яблочник, день семнадцатый, после полудня

Солнечные лучи, пронзая украшавшие окна тронной залы витражи, цветными бликами ложились на пол.
Отзвуки только что прозвучавших слов короля еще гуляли гулким эхом по пустым, затянутым паутиной, закоулкам. Немногочисленные, допущенные к дневной аудиенции веселинского посла, придворные молчали, внимательно обдумывая сказанное.
Витгольд, в предчувствии очередного приступа, потирал правый бок ладонью, стараясь скрывать движение широкой полой коричневой мантии, расшитой языками пламени. Взгляд его в сотый раз пробегал по развешанным по стенам гобеленам. Искусные мастера изобразили картины из жизни Трегетренского королевства от самой войны Обретения. Долгая история, великие предки, подвиги и свершения. Вот сцена поклонения спустившемуся с небес Огню - правда, вышивальщик погрешил чуть-чуть против истины, изобразив баронов в доспехах и благообразных жрецов на фона храма с алтарем. Кольчуги в то время были лишь у тех воинов, которые содрали их с поверженных остроухих. То же можно сказать о мечах и копьях. И никаких баронов и жрецов. Племенные вожди и шаманы - это более правдоподобно.
На следующем гобелене служители Огня Небесного обрушивали потоки пламени на головы сидов, мчащихся к строю пехотинцев-копейщиков. Снова неправда. Перворожденные изображены клыкастыми чудовищами, а их кони отталкиваются от земли когтистыми лапами, наподобие петушиных. Плевать. Не так уж это и важно. Гораздо важнее белоснежная длань Сущего Вовне или Отца Огня, простертая в отеческом благословении над трегетренским строем. А трегетренским ли? Ведь в те далекие годы не было еще королевств. Не было даже Приозерной империи.
Дальше шло несколько полотнищ, посвященных междоусобным войнам людей севера. Тут и ард'э'клуэнские колесницы, опрокинутые баронским ополчением в отрогах Железных гор. Давняя битва. Кровопролитная и славная. Войском Трегетрена командовал дед нынешнего короля - Видрельт Третий Победитель. Именно тогда левобережная Восточная марка была присоединена к королевству. Имя Видрельта помнят в народе и поминают на молебнах в храмах Небесного Огня. Никто только не помнит, что следующую кампанию он самым бездарным образом проиграл, отдав арданам все земли между Железными горами и Ауд Мором. Сейчас это тал Ихэрен - вотчина Витека железный Кулак. Слухи, доходившие до Витгольда, свидетельствовали о крупной размолвке между Витеком и покойным Экхардом. Свежекоронованный Хардвар... тьфу ты, привычка... конечно, Экхард Второй прислал грамоты, желая заручиться союзом с Трегетреном или, на худой конец, не допустить поддержки южным соседом мятежного талуна. Само собой, Витгольд не преминул заверить молодого короля в своей самой искренней дружбе, что не помешало ему тайно послать барона Гебера - белая медвежья лапа на золотом поле с червленым кантом - для переговоров с Витеком. Грешно не воспользоваться возможностью исправить дедовскую ошибку и вернуть богатые земли родному королевству. На случай, если Железный Кулак согласится принести вассальную присягу трону в Трегетройме, к границам тала были отправлены пять сотен лучников и столько же копейщиков. Разумеется, под видом укрепления собственных фортов на время смуты на сопредельной территории.
Следующая картина. Осиянные дланью Отца Огня бароны преследуют разбегающихся врассыпную маленьких бородатых всадников. Витгольд усмехнулся. Дань памяти затяжным войнам с Повесьем за право обладания Пустыми землями. Почивший батюшка - Ресвальд Первый - очень уж хотел расширить владения на закат, пока не сообразил, что с Ард'э'Клуэном выгоднее замириться и торговать, чем изнурять оба королевства постоянными пограничными стычками. Ничего у батюшки не вышло. Это только на гобеленах и в бардовских песнях бароны играючи рубили веселинов. На самом деле удары бородатых конников, способных на всем скаку рубить двумя мечами, перепрыгивать с коня на конь и поддевающих перстень пикой, гораздо чаще опрокидывали и рассеивали наспех собранные дружины. В память о тянувшихся больше двадцати лет боях Трегетрену отошли лиг пять в длину и полсотни в ширину лесов и перелесков в обмен на обескровленные, вплоть до вырождения, баронские роды на западных рубежах. Сомнительная выгода, которой Витгольд, едва заняв трон, предпочел мирный договор с Мечилюбом, отцом правящего ныне Властомира.
Да, кстати, о Властомире...
Витгольд оторвался от воспоминаний и вперил блеклые глаза в склонившегося посла. Тот почувствовал монарший взгляд. Выпрямился, расправил полы тяжелой бобровой шубы.
- Ваше величество, позвольте поблагодарить вас от имени моего повелителя, вождя вождей, мужа над мужами, первого копья и держателя узды Повесья, Властомира сына Мечилюба. Когда вашему величеству будет угодно передать мен грамоты для отправки в Весеград?
Витгольд помолчал, бесцеремонно разглядывая посла. Крепкий старик. Коренастый, как вековой дуб. Бури обломали его ветки, снега намели шапку в кроне, дожди избороздили морщинами бурую шершавую кору, а он все стоит. И еще пять веков простоит, если не придется по вкусу лесорубам или углежогам, да не побоятся люди дело иметь с лесным великаном, тупить топоры о каменно-твердую древесину. Так и Зимогляд, водивший конную гвардию Повесья еще при Мечилюбе, поражал телесной и душевной крепостью, возбуждая в недужном Витгольде злую зависть. Его не корчило от приступов острой боли в печени, не выворачивало наизнанку после самого обычного подкопченного окорока или кубка густого вина. Веселин ел, пил и спал в свое удовольствие, скакал на коне и, несмотря на шестой с лишним десяток лет, так и норовил прижать в темном углу какую-нибудь коморницу пообъемистей и посмазливее. То есть, вовсю предавался удовольствиям, о которых трегетренский владыка и думать забыл.
- Скоро соизволю, - без приязни проговорил Витгольд. Да и откуда взяться приязни при такой зависти? - Денька два еще погодишь. Больше ждал.
Зимогляд вновь поклонился:
- Воля ваша. Я буду ждать столько, сколько прикажет ваше величество.
- Вот и ладно, - кивнул король, словно мастер-плотник, получивший выгодный заказ. - Вот и хорошо. А теперь иди. Да осияет Небесный Огонь твои дела.
Посол приложил ладони к сердцу, смешные косички совершенно седых волос раскачивались в такт движениям скуластого, докрасна загорелого лица:
- Благодарю, ваше величество. Да хранит Мать Коней ваши пути и пути ваших достойных соратников. Я буду ждать столько, сколько потребуется.
Веселин отступил на три шага и еще раз склонился, прижимая руки к груди.
Витгольд милостиво покивал, надеясь, что сумел выдавить улыбку. Разрастающаяся, как всегда не вовремя, боль стремилась заполонить все его естество.
Когда украшенные резьбой и бронзовыми бляхами двери захлопнулись за послом, король откинулся на спинку трона и прохрипел:
- Герека...
Худой, вечно издерганный казначей, барон Нувель стремительно прошагал наискось через тронную залу к малоприметной дверке в углу. Прокричал в темноту:
- Герек!
В это время коннетабль, граф Пален, и верховный жрец Огня, благообразный с расчесанной надвое белоснежной бородой, суетились вокруг монарха.
Рыхлый, пузатый Пален - поперек себя выше - неловко подсовывал под спину Витгольда тугую, набитую привезенными с Поморья сухими водорослями, подушку. При этом он постоянно за что-нибудь цеплялся - то рукавом, то рукоятью изукрашенного, церемониального, а вовсе не боевого меча. Уверенно граф чувствовал себя только на поле сражения, командуя пестрыми квадратами пехоты и лучников, бросая на прорыв вражьего строя закованные в железо баронские клинья. Пожалуй, лишь благодаря его хладнокровию, выдержке и чутью соединенные силы Повесья и Трегетрена не были разгромлены у Кровавой Лощины, когда Властомиру пришлось спасаться бегством от ударивших неожиданно во фланг отрядов Мак Дабхта и Мак Кехты, а Витгольда одолел очередной приступ, тогда еще довольно редкий. А в мирной обстановке, в пиршественной зале или придворных церемониях, Пален терялся, зачастую опрокидывал предметы мебели, бил посуду, топтал ноги соседям.
Жрец Невеот распустил шнуровку на вороте королевской рубахи и все норовил приложить позолоченный знак Огня к губам Витгольда.
- Помолитесь, ваше величество, полегчает...
- Да пошел ты кобыле под хвост, - сквозь сцепленные от боли зубы прорычал король, - со своим амулетом вместе. Железяку с головы сними... Давит.
- А? Конечно, ваше величество. Само собой...
Невеот осторожно приподнял над редкой монаршей шевелюрой стальной обруч с тремя позолоченными язычками пламени впереди - трегетренскую корону.
- Где Герек?
- Здесь я, здесь, ваше величество, - бегом, едва не сшибив с ног костлявого Нувеля, в залу ворвался постельничий. - Эх, ваше величество... Говорил вам, снадобья испили бы. Лекарь, уезжая, впрок наготовил, а вы не желаете...
- На стену к воронам твоего лекаря, - привычно отозвался Витгольд, а жрец Огня, как всегда, услышав о прибывшем из Империи служителе Храма, брезгливо поморщился и произнес, почтительно склонив голову:
- Ваше величество, достаточно одного слова и лучшие лекари братства Огня будут в вашем распоряжении.
- В выгребную яму, - не замедлил отозвался король. - И Квартул твой, Герек, впереди с походной песней и штандартом...
Слуга вздохнул, а Невеот обиженно засопел.
- А то испили бы... - в пальцах Герека на миг возникла махонькая бутылочка из глазурованной глины. И исчезла. Потому что Витгольд, приступ которого, судя по всему, постепенно проходил сам собой, прицельно взмахнул кулаком.
- Как прикажете, ваше величество.
Постельничий сорвал с плеча длинное льняное полотнище и принялся промакать пот на лбу и висках короля.
Пален отошел в сторону и переминался с ноги на ногу, ожидая монаршего разрешения покинуть залу. Барон Нувель, засунув по давней привычке большие пальцы за украшенный бляхами пояс, уставился сквозь витраж и, казалось, перестал замечать окружающий мир. Скорее всего, он уже подсчитывал в уме предстоящие расходы и прибыль, пытаясь определить выгоду от сделки соседствующих королевств. Невеот бесцельно вертел в пальцах корону и хмурился, как обычно, заслышав что-либо об имперских жрецах-чародеях.
- Фу-у-х, - выдохнул король. - Полегчало.
- Мы, это... мы... - промямлил Пален, намереваясь выразить радость по поводу облегчения государя, но не подобрал нужных слов и замолчал.
- Не будет ли лучше для вашего величества, - сказал жрец Огня, - прилечь и отдохнуть?
- Без тебя знаю, - отмахнулся Вигольд. - Все поняли, что делать надобно?
- Разумеется, ваше величество, - наклонил голову Нувель.
- Так точно, - прищелкнул шпорами граф.
- Да, ваше величество, - голосом мягким, как стальной прут, завернутый в ветошь, проговорил Невеот.
- Ступайте, - соизволил отпустить придворных король. - Герек, веди меня в опочивальню.
Недалекий путь до королевской опочивальни Витгольд проделал опираясь на плечо слуги. Всякий раз боль приходила и уходила, оставляя за собой премерзкое ощущение слабости. Вот и устланное шкурами ложе, где можно не играть роль сурового монарха, а расслабиться и просто побыть измученным немощным стариком.
Однако, едва король опустился на край кровати, дверь распахнулась, едва не слетев с петель, и в опочивальню ворвалась принцесса Селина. Ее миловидное, как и у всякой девушки, встретившей всего лишь семнадцатую весну, личико раскраснелось, прядь каштановых волос выбилась из-под серебряной сеточки, а кулачки судорожно сжимали подол белого платья, расшитого по лифу речным жемчугом.
- Батюшка! - воскликнула принцесса, бросаясь в ноги монарха. - Ваше величество!
Герек деликатно отступил на шаг и застыл подобно торчащему в углу чучелу черного медведя.
- Чего тебе, девочка моя? - ладонь короля ласково легла на плечо дочери.
- Правда ли это, батюшка?
- Что, девочка? - деланно удивился Витгольд, а про себя подумал: "Вот сволочи, уже успели. Кто ж это так расстарался? Пален и Нувель вряд ли. Больше всего похоже на Невеота. Вот святоша проклятый!"
- Правда ли, ваше величество, что вы дали свое соизволение на мой брак с королем Властомиром? - Селина не юлила и не пыталась вызнать правду намеками, не та закваска. - Ответьте мне, ваше величество!
- Ах вот оно в чем дело! - король улыбнулся, погладил дочь по волосам. - Правда. А ты и не рада вроде бы?
- Да как я могу быть рада? - в голосе принцессы зазвучал металл.
- А ты попробуй, доченька. Глядишь, получится.
Девушка поднялась с колен. Кивнула на Герека:
- Пусть он уйдет, ваше величество.
- Ну, если ты так хочешь...
Витгольд знаком отпустил слугу. Постельничий вышел, плотно притворив дверь.
- Ваше величество! - Селина еще не повысила голос на отца, но звучащий в ее речи накал это предвещал. - Ужель королевское слово ничего больше не стоит в Трегетрене?
- Помилуй, дочь моя, о чем ты?
- Не далее, как в липоцвете, ваше величество, вы обещали мою руку капитану гвардии Трегетрена, Валлану барону Берсану!
Король помолчал, пожевал губами воздух.
- Что ты заладила, девочка - ваше величество да ваше величество... Уж лучше бы батюшкой, как прежде называла.
- Ответьте мне, батюшка, прошу вас.
- Валлан, говоришь? - Витгольд опять сделал паузу, потом повторил, катая имя на языке. - Валлан... И где он, твой Валлан? Верно, девочка. Обещал я ему, что как вернется с севера, в жнивце можем свадьбу сыграть. Ну, и где ж он? Скоро яблочник на вторую половину пойдет.
- Батюшка! Неужели какой-то десяток дней может так сломать мое счастье? - на глаза принцессы навернулись самые, что ни наесть настоящие слезы. - Неужели этот десяток дней должен разрушить судьбу рыцаря, всем сердцем служащего вам и Трегетрену?
- Так может, его и в живых то уже нету? - развел руками король.
- Не может! - притопнула каблучком Селина. - Жив Валлан! Я чувствую!
- Ну, ладно. Жив так жив. А все едино мог бы и побыстрее обернуться. Ишь ты, Мак Кехту он ловить вздумал! Вот кто ему нужен - ведьма остроухая, а не ты!
- Неправда, ваше величество!
- Как так - неправда? Самая, правдивая истина. Гоняет там по северу. Коням холки бьет да, знай, секирой своей машет. А о благе государства кто позаботиться? На кой имперский фрукт мне такой зять? Рубака то он справный, слов нет. Но голова - сплошная кость. Со лба до затылка. Зачем тебе такой?
- Я люблю его, ваше величество... батюшка!
- Э-э... Люблю, - передразнил король. - Дело молодое. Как полюбила, так и разлюбишь. А Властомир тоже воин хоть куда. Да что я рассказываю. Ты ж его видела. В сечне они с Экхардом у нас гостили. Видно тогда и запала ему в душу, что посла прислал. Самого Зимогляда. Он его не со всяким делом гоняет. Зимогляд ему что дядька родной, а то и отца ближе. По малолетству на коне держаться учил.
- Не нужен мне Властомир, - долго сдерживаемые слезы наконец-то брызнули и побежали по пунцовым щекам. - Мне Валлан нужен.
- А мне, девочка, мир и добрососедские отношения с Повесьем сейчас позарез нужны, - загремел Витгольд, даром, что больным и слабым казался. - Да и на будущее пригодятся. Если хотим остроухую нечисть, по недогляду Отца Небесного Огня живущую, искоренить, должны объединяться. А что, кроме вашего брака может наши королевства связать? Или ты за Экхардова сынка захотела? Он телок, каких поискать. Да только руки твоей не просит. Шалаву пригорянскую от себя не отпускает. Ишь ты, подишь ты! Леди-канцлер! Аж плюнуть хочется!
- Ваше величество...
- Слушай да не перебивай, твое высочество! Ты кто? Ты королевская дочь! Тебе про любовь всякую забыть и вспоминать не сметь! Пойдешь за Властомира! И дурь всякую чтоб из головы выкинула к псам собачьим!
- Ваше величество! - Селина вновь упала на колени. - Ваше величество!
- Что еще? Ступай! Я все сказал и будет по моему королевскому слову.
- Батюшка, коли про меня не думаете, о Трегетрене подумайте! Не к отеческой любви, а к монаршей любви к родному королевству взываю!
- Что такое? - опешил Витгольд.
- Простите меня, батюшка, но ведь вы не вечны. Вон недуг какой терзает... Проживите вы хоть два века человеческих, но когда-то и срок придет с Огнем к небу вознестись. Что с Трегетреном будет? Под Повесье пойдет наше королевство? Матери Коней кланяться?
- Вот оно что... О королевстве заботу имеешь, значит?
- Имею, батюшка, как ваша верная дочь и наследница. Когда б Кейлин живой был, о том и речи не шло бы. Кто корону вашу примет?
- Кейлин, - имя пропавшего сына вырвалось из уст короля с мучительным стоном. - Кейлин... Когда бы Кейлин сыскался...
- Я скорблю вместе с вами, батюшка. Как-никак брат мой родной, одна кровь.
- А ты, значит, Валлана короновать вздумала?
- Нет и еще раз нет, батюшка. Мы о том с ним уже говорили перед отъездом его на север.
- Это ж надо. Они и поговорить уже успели!
- Валлан согласен корону мне отдать. Ему титула принца меча достаточно. Такое уж случалось. При королеве Мериган Солнцеликой барон Терстан принцем меча состоял пока наследника престола не дождались. Видрельта Первого Охотника.
- Нет, ну надо же! Они уже все решили! А теперь слушай меня, твое высочество. Если Трегетрен и пойдет под Повесье, всяко Властомир лучше властью распорядится, чем ты с бычком-трехлетком своим. А соединенными силами мы и Ард'э'Клуэн под нашу руку приневолим. Захочет Экхард Второй, сам, доброй волей пойдет. Нет - сталью уговорим. А как с остроухими расправимся, нам и озерники не страшны - на равных говорить будем.
- Ну почему Властомир, а не Валлан, батюшка? - взмолилась принцесса.
- Да потому, что в таком случае Повесье без кровопролитья в союз войдет. И дальше... Ума у него всяко поболее, чем у Валлана твоего. Да что я перед тобой распинаюсь? Волос долгий - ум короткий. Твое дело родительскую волю выполнять.
- Ах, так? - Селина притопнула ножкой. - Так знайте, батюшка - не пойду я за Властомира!
- Пойдешь!
- Не пойду!
- А я сказал...
- Не пойду, не пойду, не пойду...
- Селинка! - Витгольд вскочил и со всего маху хрястнул кулаком по столику, стоящему возле ложа. Жалобно звякнули, слетая на пол, посеребренный кувшин и кубок, затрещала и заметно прогнулась одна ножка.
- Не пойду... - упрямо повторила принцесса, сжимая кулачки.
- Я здесь еще король! Вот спровадите меня в Нижний мир - будешь командовать!
Охнул и схватился за бок:
- Скоро уже, скоро... Потерпи еще чуток...
Селина бросилась к отцу:
- Батюшка, лекаря?
- К воронам твоего лекаря. Герека мне...
Слуга вошел в тот же миг, как его имя сорвалось с уст короля. Не впервой ему было подслушивать под дверью, ожидая очередного приступа мучительной болезни у повелителя Трегетрена.
- Прошу простить, ваше высочество, - Герек решительно оттеснил плечом принцессу, пытающуюся уложить отца поудобнее на подушки. - Не поможете вы ничем. Кабы лекарство...
- Герек! Ужо я тебя...
- Молчу, молчу, ваше величество.
Постельничий наклонился и, приподняв тощие щиколотки монарха, утвердил его на ложе. Подсунул под плечи подушку.
- Селинка! - голос Витгольда уже прерывался. - Поди сюда.
Принцесса наклонилась, смешав во взгляде настороженность с надеждой.
- Слышь, твое высочество... К себе в покои и носа не казать наружу. Живо! А твоему Валлану я ужо прием устрою. Не обрадуется... Тоже мне, жених!
Селина круто развернулась на каблучках и выбежала из опочивальни.
Глотая слезы, она быстро шагала по коридорам и лестницам замка. Понятное дело, шла в свои покои. Ослушаться отца? Об этом не могло идти и речи. Несмотря на тяжелую болезнь, Витгольд уверенной рукой держал в узде и страну и собственную семью. И принцесса понимала - коль отец приказал выходить за Властомира, так оно и будет. Если не придумать что-либо... Но что? Что же придумать?
Вот и ее комната. Не отличающаяся особой роскошь и изыском, как, впрочем, и любая в королевском замке. Кровать, комод, столик, стул, камин. И все. На стене - медвежья шкура. Мех густой, блестящий, темно-бурый, почти черный, с серебристой проседью. Валлан подарил. Он этого медведя сам, один на один, на рогатину взял. Эх, жаль король Повесья - не медведь. Валлана с рогатиной в руках он близко не подпустит.
Селина с разбега упала на кровать, зарылась лицом в пушистый лисий мех покрывала.
Как же быть?
- Что деточка, огорчил тебя батюшка-король? - послышался мягкий старушечий голос.
- Нянюшка?
- Я, деточка, я.
Кормилица как всегда вошла бесшумно. Неслышно ступая, подошла к принцессе. Теплая ладонь легла Селине на лоб, скользнула, вытягивая горе и заботы, как гной из застарелой раны.
- Что, деточка, не любо? Не греют душу заботы родительские?
- Ах, нянюшка, - принцесса поднялась и ткнулась в уютные объятья, спрятала лицо на мягкой груди кормилицы. От шерстяного, крашенного листьями толконянки платья пахло пылью, застарелым потом и сушеным донником. - Ах, нянюшка, за что меня отец так?
- Что, за Властомира не любо идти?
- А ты уже проведала?
- Так от слухов замок бурлит. Как же я и вдруг не узнаю? - старушка улыбнулась, обхватила принцессу ласковыми руками. - В Повесье тебя батюшка-король снаряжает...
- Не хочу, не хочу в Повесье! Не хочу за Властомира! Ненавижу его!
- А ты не торопись, не торопись, деточка. Подумай хорошенько, поразмысли. Властомир-то мужчина хоть куда. И лицом хорош, и плечами крепок, и разумом не отстал...
- И ты туда же, нянюшка, - принцесса попыталась вырваться, но кормилица мягко удержала ее. - Не хочу за Властомира. Одного Валлана люблю.
- Оно конечно, и Валлан тоже хорош. Я-то тебя понимаю. Но вот волю родительскую нарушить осмелишься ли?
Селина подняла взгляд:
- Я - не дворовая девка. Я - принцесса. Кейлина с нами нет. Теперь я - наследница. И корона будет моей. Не в Повесье, конским потом провонявшем, при муже-разумнике вышивать на пяльцах хочу, а королевством править. Своим собственным. Трегетреном.
- Ну, так батюшка твой еще на костер не собрался.
- Хворает батюшка. Сколько еще протянет?
- Одному Отцу Огня Небесного то ведомо, деточка.
- Значит нужно...
- Тише, деточка, тише, - пухлые пальца легли поперек губ Селины. - Не спеши. Семь раз отмерь, один - отрежь. Подумай, поразмысли. Вспомни сказки да предания, какие я тебе сказывала. Вспомни, чему учила я тебя, чему вразумляла. А уж потом...

Северная граница Трегетрена, опушка леса,
яблочник, день девятнадцатый, полдень

До форта Турий Рог оставалось всего полдня пути. Хочешь, не хочешь, а к вечеру по всякому доберешься. Поэтому Хродгар не гнал людей, не заставлял тянуть жилы, выкладываясь на марше. К чему? Возможно, парням еще предстоит вволю повоевать. Времена-то нынче неспокойные. То с остроухими войну затеяли короли наши пресветлые, то соседи-арданы внутреннюю свару учинили.
Хродгар вступил в поход за Ауд Мор в войске Витгольда уже полусотенником копейщиков. Как-никак двадцать четыре года без малого отдано армии. Другие за втрое меньший срок до капитанов, пятисотников, дорастали. Ну, так то ж благородные господа - по десятку имен предков на память перечислят. А отец Хродгара начинал оруженосцем. Его молодость в самый раз пришлась на войны с Повесьем. Ох, и оттаскали друг дружку тогда за вихры трегетренцы с веселинами. Веселое времечко было, но многим баронам кровушкой отхаркнулось. Не простое это дело - бородачей бить. Они сами кого хочешь поучат уму разуму.
Взять, к примеру, последнюю войну. Остроушью. Арданам дружины Эохо Бекха так наклали, что те только за Ауд Мором опомнились. И обозы побросали, и раненных, говорят, оставляли нелюдям на растерзание. А спервоначала-то как резво взялись. Больше экхардова войска никто замков сидовских не попалил. А вот веселины нет. Не побежали. Вместе с недавними противниками трейгами, слитно стояли на поле близ Кровавой Лощины. Хоть и диковато многим уроженцам западной части Трегетрена было видеть рядом с собой, на одной и той же стороне, мужиков с заплетенными на висках косичками, вместе строй держали. Насмерть. Потому и устояли.
Так вот. Отец Хродгара умудрился отличиться то ли в бою, то ли в мелкой стычке. Барона, коему он служил, кто-то с коня ссадил - шлемом о кочку. Благородный и впал в беспамятство. А оруженосец не удрал сломя голову, а остался над ним стоять. Свой меч сломал, принялся баронской железякой отмахиваться. Четверых веселинов положил. А что? Крепок был старик в молодости. Он и на шестом десятке оленя-трехлетка запросто на плечи кидал. Да и Хродгар кряжистостью и умением подкову в пальцах сломать в него пошел. Храбрый оруженосец получил копьем в бок, шестопером вскользь, хвала Отцу Огня Небесного, по затылку, а мелких порезов да ушибов и не считал никто, но барона отстоял. За что и шпоры рыцарские вскорости получил.
Шпоры эти дали ему возможность спокойно доживать век в том самом замке, в котором службу начинал, но уже не на подхвате - принеси, подай, почухай, а обучая хозяйских отпрысков верховой езде и умению со всяким-разным оружием обращаться. А сыну его, когда тот родился, подрос, да малость пообтерся, помогли в войско Витгольда поступить. К копейщикам. Вначале десятником. Для простолюдина это был бы предел мечтаний, но сыновья рыцарей с таких должностей только начинают. Потом полусотенником. Война с остроухими, короткая, кровавая и жестокая, сделала Хродгара сотником. Уж слишком много командиров погибали под метким выстрелами сидовских арбалетов; находили смерть, напоровшись на засаду каких-нибудь мстителей наподобие отряда бешенной Мак Кехты.
Теперь его поставили во главе одного из отрядов, отправленных королем на границу с Ард'э'Клуэном. Полсотни копейщиков, полсотни лучников. В большинстве своем новобранцы, выученные по мишеням стрелять, да соломенные чучела тыкать копьями. Но среди них чудом затесались и десятка два ветеранов, прошедших не одну пограничную стычку и всю последнюю войну. А кто в последней войне выжил, нынче дорогого стоит, как вояка. На них Хродгар рассчитывал в первую очередь, если дело дойдет до войны с северным соседом. А дойти может запросто.
Вот ведь как короли рассуждают. Витек Железный Кулак с Экхардом рассорился. С ныне покойным Экхардом, Первым. Да и с сыночком его не стал мириться. Горд Витек, ой как горд. Ни за что не простит королевской семье то, что дочкой его побрезговали, пренебрегли наследницей тала Ихэрен. А тал, надо сказать, у Витека могучий. Если поразмыслить, то никак не слабее Восточной марки Трегетрена. А то и посильнее. Леса, изобильные дичью, распаханные луга, дающие добрый урожай ржи и проса, богатые рудой отроги Железных гор на западе края - все это несло талу богатство и процветание, а его талуну - уверенность в завтрашнем дне. Выдав дочь хоть за вдового Экхарда, хоть за его по молодости лет еще не женатого сынка, Хардвара, ныне ставшего королем, Витек стал бы вторым человеком в Ард'э'Клуэне, а со временем и первым, может быть.
Видно, о том и Экхард подумал, коль отослал девку назад к батюшке. Добро, если девку. Впрочем, на такое оскорбление ихэренского талуна даже король не пошел бы. Наверняка пальцем не притронулся.
Так или иначе, а грызня в соседнем королевстве здорово сыграла на руку Витгольду. Трегетренский монарх живо смекнул, что к чему. Витек заявил об отсоединении тала от Ард'э'Клуэна? Замечательно! Чем слабее арданы, тем легче им навязать свое мнение, склонить к выгодному союзу, а то и продиктовать волю, если приспеет нужда. Объявил Экхард войну супротив мятежного владетеля? Просто великолепно! Как ни крути, как ни верти, ард'э'клуэнское войско посильнее будет, чем ихэренское. Покочевряжится Витек Железный Кулак и поползет на брюхе просить подмоги. К кому? Да к Витгольду, конечно. К кому же еще? И Трегетрен поможет. За милую душу. Но в обмен на вассальную присягу. А Ихэрен это почти восемьдесят лиг с севера на юг и около пятидесяти с запада на восток. Рожь, просо, конопля, кожи туров, мясо, железо, медь, древесный уголь. Мастеровые, крестьяне, воины, торговцы. Не говоря уже о том, что с левого, ихэренского, берега Аен Махи видно Фан Белл как на ладошке.
Вот и усилил Витгольд пограничные форты. А барон Гебер пока с Витеком поговорит по душам. Он на такие дела мастак. Заладится у него с ихэренским талуном, отряды, приданные фортовым гарнизонам, пойдут на подмогу Витеку. Не заладится - оседлают все тракты, ведущие через границу. Мышь не проскочит. Окажется тогда Железный Кулак между молотом и наковальней, а в королевских кузнях еще и не такие кулаки плющили.
От размышлений Хродгара отвлек запыхавшийся паренек-лучник. Бегом, видать, бежал, чтоб успеть донесение командиру передать. Светлые льняные вихры, простоватое лицо, выглядевшее совсем по-детски - в расшибалочку таким играть, а не со смертью тягаться кто кого. Сотник его вспомнил. Рябчик. Смешное прозвище прилепил молодому воину Берк Прищуренный. Но, тем не менее, паренек службу знал отменно. Шутка сказать, единственный десятник в отряде Хродгара не из стариков.
За десяток шагов до командира Рябчик перешел на шаг, за три - остановился, отсалютовал.
- Дозволь доложить, господин сотник?
Щеки парня полыхали маками. Не поймешь, то ли взопрел от бега, то ли от гордости и усердия.
- Давай, - махнул рукой Хродгар. - Чего там?
- Конный отряд. Десятка четыре.
- К нам идут?
- Теперь к нам.
- Как так?
- Они вроде как мимо направлялись, а после к нам завернули.
- Так что ж ты молчишь! - сотник вскочил, отряхнул штаны. - Что за одежа?
- Не видать пока.
- Ладно. Десятники, ко мне!
Десятники собрались бегом. Хродгару показалось, что он и команду закончить не успел, а младшие командиры уже застыли перед с ним, вытянувшись как положено. Худощавый Дыг, рядом седой, словно болотный лунь, Ногар, дальше низенький, кривоногий Прыщ и другие.
- Так. Копейщики, щитоносцы - первая линия. Лучники - вторая. Без команды не стрелять. Десяток Прыща подводы охраняет.
Десятники, выслушав приказ, отсалютовали, развернулись выполнять. Все, кроме Рябчика.
- Господин сотник, - молодой лучник переступил с ноги на ногу. - Дозвольте обратиться.
- Что там еще? - грозно встопорщил усы Хродгар.
- Мой бежит.
- Какой такой - "твой"?
- Я Ферга поставил следить за конными. Если чего, бежать докладывать.
- Это он, что ли?
- Так точно. Он. Бежит.
- Че-то рожа сильно довольная...
Ферг, с трудом переводя дух, выпалил:
- Наши!
Потом вдруг опомнился, исправил оплошность:
- Виноват. Дозвольте доложить, господин сотник?
- Докладывай.
- Наши.
- Конники?
- Так точно. Конники.
- Как узнал?
- Накидки петельщиков. Со знаком Огня. И командир ихний...
- Что, лысый? - Хродгар почему-то ощутил удивительное волнение. Будто бы к заветной тайне прикоснулся.
- Так точно. Лысый. Здоровый...
- Валлан! - воскликнул командир, но отменять распоряжение о встрече незваных гостей не спешил.
Хитро прищурившись, он наблюдал, как копейщики составили плотный строй - первый ряд с продолговатым прямоугольными щитами, копья выставлены на уровне живота; второй - без щитов, копья просунуты над плечами первого, против всадников. Так лесной еж, вступая в схватку с гадюкой, надвигает на лоб игольчатую челку - попробуй подступись. Лучники выстроились на расстоянии десятка шагов за спинами второго ряда копейщиков. Этим плотный строй не нужен. Напротив, стоя плечом к плечу, быстро не постреляешь. Каждый воткнул перед собой в упругий дерн по десятку стрел. Замерли, наложив стрелы на тетиву, но не натягивая оружие прежде времени. Самый опытный из десятников, Ногар, тихонько скоблил ноготь большого пыльца лезвием кинжала. Белесую стружку, легкую, почти невесомую, подхватывал ветер, унося вправо-назад.
- Поправка - лево два пальца! - выкрикнул Ногар.
Остальные десятники подхватили его слова и понесли вдоль строя.
Хроднар наблюдал, как неторопливо рысящие всадники придержали коней, перевели на шаг за полет стрелы до ощетинившегося строя. Некоторые перебросили из-за спин легкие арбалеты.
Вперед вырвался немолодой петельщик на караковом - красивом прям на загляденье - жеребце. Две нашивки на рукаве пониже веревочного аксельбанта - полусотенник. Если бы Хродгар имел дело с полусотенником лучников или копейщиков, он бы без сомнения дождался приближающегося воина на месте. Гвардейцы - другое дело. Их полусотенник равен армейскому сотнику. А особая грация посадки и шрам на щеке, ставший заметным с двух десятков шагов, не дали возможности ошибиться - к трегетренцам ехал Лабон. Правая рука Валлана. Человек весьма опасный и влиятельный, несмотря на невысокий чин. Да чины Лабон попросту презирал. Служил не за страх, а за совесть.
Сотник вышел из строя вперед, раздвинув широким плечами изготовившихся к отражению атаки бойцов.
- Никак Хродгар? - вопрос больше похожий на утверждение.
Им приходилось сталкиваться. И во время войны, и в мирное время. Дружбы меж собой сын выбившегося в рыцари оруженосца и сын углежога с южных склонов Железных гор не заводили, но и неприязни друг к другу не испытывали.
- Я, Лабон, я.
- Так что ж вы нас, ровно остроухих сталью встречаете. Али не признал?
Хродгар ухмыльнулся:
- Признал. А и моим олухам поупражняться не помешает. Кто угодно мог быть.
Лабон потер костяшками пальцев шрам.
- Ну, все? Поупражнялись?
- Поупражнялись.
Полусотенник обернулся к своим и пронзительно свистнул. Аж конь присел. Хотя уж лабонов конь к таким звукам должен был привыкнуть давно
- Отбой! - крикнул и Хродгар. - По делам.
Достаточно слаженно для молодых бойцов строй распался на десятки, и воины вернулись к прерванной работе по обустройству лагеря.
Петельщики приблизились, спешились и ловко, как могут только опытные путешественники взялись за свой бивак.
Хродгар, сопровождаемый Лабоном, подошел к соскочившему с коня Валлану. Отсалютовал. Доложил:
- Господин капитан, сотник Хродгар. Имею в отряде полста копейщиков, полста лучников, пять подвод провианта. Следую в форт Турий Рог на усиление гарнизона.
Командир петельщиков по давней привычке играл пальцами на рукояти секиры, но слова сотника воспринял благожелательно и даже похвалил его за слаженность действий и ровный строй. Потом спросил:
- Что в Трегетройме слышно, сотник?
Хродгар пожал плечами:
- Я человек маленький. Что мог слышать? Дозволь к моему костру пригласить, господин барон. Когда твои еще сготовят чего? А у меня каша с салом.
- С салом, говоришь? Ну, пошли.
Они шагали через лагерь к костру, где ординарец Хродгара уже разложил небольшой походный столик. Ветераны, узнавшие Валлана, кивали одобрительно. Молодняк глядел раскрыв рты, словно на пришельца из дедовских преданий. Еще бы! За самой Мак Кехтой гонялся. И, коли возвращается, догнал стало быть. У сотника и у самого язык чесался спросить: что да как, но он терпел потому, что не гоже седому ветерану, прошедшему не одно сражение, вести себя как мальчишка. Да и не ровня он Валлану, барону Берсану, чтоб с расспросами лезть.
Проходя мимо привязанного к колышкам пленника, Валлан обронил невзначай:
- Кто таков?
- Ардан, - пожал плечами Хродгар. - Из лесных молодцев. Вчерась словили.
- Что ардан, и так видать, - ухмыльнулся Лабон. - Да и рожа разбойничья. Чего до сих пор на сук не вздернули?
- А говорливый потому как. Он мне много чего порассказал, - сотник развел руками, словно бы оправдываясь за излишнюю мягкость. - Да и это... Он вроде как сам к нам пришел.
- Да ну? - удивился Лабон, а Валлан даже оглянулся на огненно рыжего невысокого ардана, чьи запястья и щиколотки охватывали ременные петли, привязанные к забитым в землю кольям.
- Чего ж растянул, коли он сам припожаловал? - не унимался дотошный полусотенник.
- А стрыгай его ведает, брешет или правду говорит? Может, заманить нас хочет?
- Заманить? Куда заманить-то?
- А он трепет языком, будто большая шайка по соседству обретается. Будто деревню неподалеку ограбить удумали.
- А что ж барон местный? - буркнул капитан петельщиков. - Жиром зарос? Или с какого конца за меч браться забыл?
- А вроде как нет тута барона, - снова развел руками Хродгар. - Вроде как погиб в последнюю войну. И наследников не нашлось. А по указу его величества, короля Витгольда, такие деревни в государственную казну отходят. Сюда вроде как и управляющего уже прислали - подать собирать, за порядком следить. С ним человек пять-шесть стражников, да только они не сила, чтоб лесных молодцев отпугнуть.
За разговором они не заметили, как пришли.
Сотник усадил Валлана на свой стул, а сам, как и Лабон, умостился на чурбаке. Ординарец заметушился, наполняя деревянные миски густой, горячей, пахнущей дымком, шкварками и жаренным луком кашей.
- Так что в столице-то делается? - повторил вопрос петльщик.
- Да стоит поманеньку, - Хродгар знаком приказал притащить заветный бочонок с пивом. - Что ей сделается?
- Как здоровье короля?
- Да все мучается. Говорят, малость полегчало, а потом опять скрутило, чуть на костер не отправился.
- Слышал, послы из Ард'э'Клуэна были.
- Про то не ведаю. А от Властомира посольство и ныне торчит. Сам Зимогляд - дядька королевский.
- Это правильно, - кивнул Валлан, зачерпывая полную ложку. - Нам посол солидный нужен. А о чем договаривается?
Хродгар замялся.
- Что молчишь? Неужели слухов никаких?
- Да есть слухи, господин барон. Только...
- Что - "только"?
- Говорят, Зимогляд принцессу Селину, ее высочество, за Властомира сватает.
Валлан дернул щекой и отложил ложку. Словно обжегся кашей.
Лабон глянул на небо и ни к селу, ни к городу ляпнул:
- Денек-то сегодня погожий какой...
И тут только Хродгар понял, какую сморозил глупость. Об отношениях наследницы трегетрнского престола и капитана гвардии не ведал только слепой или глухой. Или, лучше сказать, слепой и глухой. Правда, трепанувшийся о них вслух рисковал остаться немым до конца дней. Это в лучшем случае.
"Эх, коготь кикиморы в глаз всем этим веселинам! - подумал сотник. - Всю жизнь от них спасу нет. Так хорошо начиналось..."
А в голос сказал:
- Так его величество еще не сказали последнего слова...
- Ага, ага, - покивал Лабон.
Валлан молчал.
Ароматная, тающая во рту каша сразу показалась Хродгару преснее ржаной мякины. Только козам впрок, да и то с голодухи весенней. Он еще раз попытался загладить оплошность.
- Так мы уже того... Дней восемь как из столицы ушли. Может, и прогнал его величество бородача...
- А что ты юлишь тут? - тяжелый взгляд Валлана вперился Хродгару в переносье. - Ровно остроухий на горячей решетке. Мне какое дело до Зимогляда?
- Да я что, я ничего... - совсем растерялся сотник. - Так, к слову пришлось.
- Вот и не лезь не в свое дело. За своей сотней следи лучше.
- Понял, господин барон, - Хродгар проглотил обиду. - Виноват. Покорнейше прошу простить.
Он замер, опустив глаза, с ложкой в правой руке и краюхой хлеба в другой. Ординарец стоял неподалеку - ни жив, ни мертв. Думал, должно быть: "Попал сотник под раздачу, глядишь и мне ни за что достанется."
Перестал жевать Валлан. Один только Лабон, как ни чем не бывало уписывал угощение, загребая уже по дну миски.
- Ух, хороша каша! - подмигнул он Хродгару.
- Так, довольно! - капитан петельщиков поставил свою миску на землю, у сапога. - Тащи, сотник своего пленника. Сейчас разберемся - врет или правду говорит. А ты, Лабон, мигом дуй за чародеем. Одна нога здесь, а другая там. Живо!
- Слушаюсь, господин барон.
- Как прикажешь, командир.
Сотник копейщиков оказался порасторопнее, чем Лабон. А может, просто до лагеря петельщиков добираться было дальше, чем до растянутого разбойника?
Так или иначе, Квартул еще не подошел, а Валлан уже угрюмо рассматривал ярко-рыжего, как червонное золото, ардана.
- Как кличут?
Разбойник преступил с ноги на ногу, поморщился, но ответил уважительно:
- Вырвиглазом.
- Что за собачья кличка! - возмутился Хродгар.
Валлан бросил на него тяжелый взгляд в момент отбив всякую охоту вмешиваться.
- Хорошее прозвище. Ну, и сколько глаз ты вырвал?
Лесной молодец молчал.
- Я спрашиваю, сколько глаз вырвал? Или ты сильно большая шишка, чтоб со мной говорить?
- Да уж, вырвал...
- То-то. Знаешь, кто я?
- Догадался ужо.
- Тогда знаешь, что меня не злить лучше.
- Знаю... Ужо...
- Что за шайка? Сколько мечей, луков? На конях?
- Сказывал же...
- Эх, сотник Хродгар, - сокрушенно покачал головой петельщик. - А не дать ему плетей перед беседой? Больно нагло держится.
- Прикажете десятника покликать? - подтянулся Хродгар, обрадованный возможности услужить.
- Веселинские дезертиры, - вдруг бойко затараторил Вырвиглаз. - Десятка три. Кто их считает? Лук при каждом. Мечей десятка полтора. Да справно с мечом только один может...
- Кто таков?
- А, трегетренец. Прибился в конце жнивца. Видать из благородных.
- Из благородных, говоришь? А что ж в шайку полез?
- А его не больно спрашивали. Небось, рад по уши, что мешок с головы сняли. У таких, как ты, отбили.
- Чего-чего? - капитан петельщиков нахмурился. - У кого это отбили?
- А везли его шестеро с такими вот веревками, - Вырвиглаз хотел ткнуть в аксельбант Валлана, но вспомнил, что руки связаны, и просто мотнул головой. - Мы их того, стрелами потыкали. А он Бессону глянулся.
- Где дело было? - вполголоса проговорил только что подошедший Квартул, который расслышал две последних фразы разбойника.
- А в Восточной марке... - Вырвиглаз начал говорить и замолк, сообразив, что его не слушают.
Чародей и Валлан смотрели лишь друг на друга.
- Не может быть, - прошептал петельщик растеряно.
- А почему не может? - сквозь зубы отвечал жрец. - Сразу надо было...
- Тихо, - капитан предостерегающе приложил палец к губам и погромче добавил. - Сотник Хродгар, можешь идти. Мы его сами допросим. Лабон, готовь железо.
- Что ты надумал? - удивленно спросил Квартул, когда копейщик ушел, оставив их вчетвером.
- А чего тут думать? Сейчас пятки припалим - он ровно бурокрылка запоет. Не остановишь, - ответил вместо капитана Лабон.
- Что за чушь? - возмутился жрец. - Он наврет вам с три короба.
- Не такие правду говорили, - возразил Валлан.
- А как ты проверишь? Тут просчетов допускать нельзя. И так уже...
Квартул махнул рукой. И вдруг взял петельщика за рукав:
- Я его проверю.
- Чего? Каким таким манером? - недоверчиво хмыкнул Лабон.
- Я могу войти в его сознание. Взять его память и сделать ее своей.
- Ты что, правду говоришь? - уставился на него Валлан. - Вы, чародеи, и вправду так можете?
- Можем. Отцы-Примулы не очень разрешают об этом говорить. Но сейчас не до того. Мы теперь одной веревкою связаны.
- Ну, брат-чародей, я тебя все больше и больше уважаю, - вполне серьезно проговорил Валлан. - Скоро бояться начну.
Лабон расхохотался над шуткой командира, запрокинув голову и обнажая пожелтевшие от курева, но крепкие зубы.
Вырвиглаз сделал отчаянную попытку удрать - толкнул полусотенника плечом, прыгнул в сторону, но покатился, сбитый ловкой подножкой. Лабон, хоть и смеялся, а не зевал. Никогда.
- Я тебе! - пробормотал он, прижимая беглеца коленом к земле.
- Может ему ноги сперва обрубить? - задумчиво, словно рассуждая вслух, произнес Валлан, потянулся за секирой.
- Нет! Нет, нет, не надо, - зачастил ардан.
- Перестань, - поморщился Квартул. - Тебе надо, чтоб он с ума сошел прежде времени?
- А что, тогда не получится?
- Да откуда ж я знаю? Чтоб наверняка ответить, нужно опыт поставить. И, лучше, не один, - Жрец вытащил из маленькой сумочки-кошеля, висящего на поясе, хрустальный шарик, затем второй.
- Ладно, - осклабился капитан. - Помощь нужна?
- Подержите его. Просто подержите, - ладони чародея потянулись к моментально схваченному за плечи разбойнику.
- Что, без амулетов обойдешься? - заинтересовался Валлан.
- Обойдусь. Тут силы заемной не надо. Много не надо. Мне шариков хватит.
Квартул вздохнул и плотно прижал хрустальные шарики к вискам Вырвиглаза. Тот дернулся, забился в руках петельщиков, а потом закатил глаза и замер.
Серебряные блики призрачным одеянием разукрасили причудливо вырезанные листья дубов-исполинов. Превратили в седую шкуру матерого волка-одинца шелковистую мураву у перекрученных тугими узлами корней...
На освещенном участке тропы появился всадник. Неспешно рысящий конь... Простоватое, нахмуренное лицо... Темный плащ, рукав кольчужной рубахи...
Второй... Коричневые табарды с пламенем Трегетрена. Веревочные аксельбанты...
Третий всадник. С мешком на голове.
А потом ударили стрелы. Заржали кони. Упали с седел утыканные оперенными древками люди.
Кроме одного!
Меч полутораручник взлетел над замотанной мешковиной головой пленника, но не достал. Потому что человек без лица выслал коня вперед в отчаянном прыжке.
Прыгнул с ветки могучий веселин - косая сажень в плечах, борода до глаз. Петельщик отмахнулся раз, другой. Разбойник упал, но в спину смельчаку-гвардейцу уже вонзилась стрела.
- Ну, что там? - нетерпеливо спросил Валлан.
- Не мешай, собьешь, - Квартул дернул плечом.
Освобожденный сидел под деревом, с удовольствием втягивая полной грудью ночной воздух и угрюмо глядя перед собой в одну точку. Мешок с его головы, понятное дело, сняли.
- Как звать-то тебя, паря?
Ни словечка в ответ.
- Слышишь меня, что ли?
Молчание.
- Дать бы ему по ребрам разок, другой, - это Вырвиглаз, не запуганный, обмякший, а наглый, с длинным ножом в руке. - Гонору-то поубавится!
Короткая схватка. И вот уже рыжий ардан скулит в палой листве, баюкая сломанное предплечье...
- А и верно! Будешь Живолом!
Новонареченный пожал плечами. Ему было все равно. Живоломом так Живоломом...
Чародей оттолкнул от себя голову лесного молодца. Сунул шарики в мешочек. Брезгливо вытер ладони об одежду.
- Ну?
- Он. Я его узнал. Живой, значит.
- Проклятье! - Валлан бросил пленного, выпрямился во весь рост. - Вот оно как вышло! Живой!
- И что делать теперь будем? - чародей задумчиво потеребил нижнюю губу.
- Что делать? - петельщик сжал кулаки. - Исправлять ошибки. Хродгар! Сотник Хродгар!
Встревоженный командир отряда подбежал рысцой, придерживая колотящийся о ногу меч.
- Слушаю, господин барон.
- Давай два десятка лучников, десяток копейщиков. И бить шайку.
- Не мало? Я бы всей силой ударил.
- Ты бы ударил? Ты как шел в Турий Рог, так и пойдешь... - отмахнулся, как от назойливой мухи Валлан. - Лабон!
- Здесь, командир.
- Берешь десяток наших. Кого хочешь. Хоть все самых лучших. Понял?
- Понял, командир.
- Берешь людей сотника - три десятка. И чтоб ни один лесной молодец не ушел. Понял?
- Так точно, понял.
- А голову одного ты мне в мешке привезешь.
- Энто которого? Я ж не чародей, - полусотенник развел руками. - В башке у ардана не копался.
- Вот этот червяк покажет, - Квартул несильно пнул по ребрам еще не пришедшего в себя ардана. - У него счет к нему есть.
- А ты проследи, чтоб наверняка. Понял меня? - веско прибавил капитан
- Понял, понял. Когда выходим?
- А если рябяты поели, прямо сейчас. Он покажет.
- Не сбрешет? Не подосланный?
- Не подосланный, - улыбнулся жрец. - У него все резоны тебе помогать имеются.
- А мы в Трегетройм, - Валлан снова посуровел. - Пора веселинам показать, кто с честной сталью знается, а кто только бороду горазд по ветру полоскать.
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"