Рыбаченко Олег Павлович : другие произведения.

Лондон и английская полиция в строю

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

   ЛОНДОН: четверг, 5 апреля 1894 г.
  
  
   "Значит, перемирие наконец-то будет проверено". Человек за столом позволил себе мрачную улыбку удовлетворения. "Вы не сомневаетесь?" Его пытливые глаза искали лицо маленькой, похожей на гончую фигурки, стоящей перед ним.
   - Несомненно, профессор. Я бы знал, и Паркер тоже.
   - Значит, на Бейкер-стрит у вас был Паркер?
   "Никаких других".
   - Надлежащим образом замаскированы, я надеюсь?
   "Был его ударом в течение последнего месяца, действуя как наблюдатель".
   - Полагаю, играет на своей варгане.
   - Это его лучшая сторона.
   "Мммм. Это и нить. Человек за стойкой был знаком с навыками Парка в качестве удавки. В прошлом была причина использовать его много раз.
   Комната была приятная, с высоким потолком, двумя окнами на реку, не загроможденная мебелью.
   На самом деле обстановка выглядела относительно новой, как она и была на самом деле, поскольку косметический ремонт комнаты был выполнен безопасным и частным образом компанией "Годфри Джайлс и компания" по адресу Олд Кавендиш-стрит, 19.
   Ковер был персидский с узловатым ворсом; одно из знаменитых курительных кресел "сэр Уолтер Рэли" стояло под углом к камину, где из-за не по сезону ранней весенней стужи в камине потрескивал веселый огонь. За курительным креслом стоял книжный шкаф, заставленный томами в кожаных переплетах, среди корешков которых проницательный мог заметить такие произведения, как " Основы логики или Морфология мысли " Босанке и " Политика и моралисты французов XIX века " Эмиля Фаге . с " Аналитической механикой " Лагранжа , прекрасной копией " Principia Philosophiae " и " Динамики астероида " Мориарти .
   Помимо большого письменного стола - центрального элемента обстановки, предмета в стиле Регентства в форме почки с кожаной столешницей - здесь стояли два стола Чиппендейл из темного красного дерева и два мягких кресла с марокканской обивкой, новейшего дизайна от Хэмптона в Лондоне. Pall Mall. Не было ни безделушек, ни попытки обложить утилитарный, суровый интерьер безделушками. Была, однако, одна картина, которая занимала центральное место на стене напротив стола, так что ее мог видеть сидящий за ней мужчина: навязчивая картина, изображающая молодую женщину с головой на руках, выглядывающую из-за холста. с застенчивым, косым взглядом. Для знатока это, несомненно, работа Жана-Батиста Грёза, необычайно успешного французского художника 1700-х годов, известного своими картинами молодых девушек, подобных этой, и сценами, изображающими семейную добродетель.
   Человек за конторкой опустил голову, словно задумавшись, а угонщик шаркал ногами.
   В комнате был третий посетитель, растянувшийся в одном из мягких кресел. Мужчина позднего среднего возраста, с высоким, глубоко очерченным лбом, агрессивным носом и жестокими голубыми глазами, веки которых цинично опустились. Он двигался целенаправленно.
   - Он все еще на Бейкер-стрит? - спросил третий.
   Тот, кто стоял перед столом, перевел взгляд со своего собеседника в кресле на человека за столом.
   Первый оратор, сидевший за столом, медленно поднял голову, его лицо двигалось из стороны в сторону, как у игуаны.
   "Я думаю, это мой вопрос, Моран". Его речь была тихой, но с большим чувством авторитета. "Вы хорошо поработали в мое отсутствие, за исключением одной или двух глупых и ненужных ошибок, таких как это глупое дело Адаира, но я был бы признателен, если бы вы помнили, что я снова в полной власти".
   Моран хмыкнул, его глаза сузились.
   - Мистер Холмс все еще в доме на Бейкер-стрит, Эмбер? продолжал профессор.
   - Он уехал в Кенсингтон, навестить своего друга Ватсона.
   Моран издал еще один раздражительный хрюкающий звук из глубины своего кресла.
   - Ах, врач. Профессор позволил себе тонкую улыбку. "Это означает..."
   - Это значит, что он начнет вмешиваться в дела Адаира, - резко отрезал Моран. "Уотсон уже заинтересован".
   - Итак, вы сообщили мне. Моран, ты дурак, раз связался с Адэром. Поскольку Холмс и Ватсон заинтересованы, нам придется предпринять шаги, без которых я мог бы обойтись на данном этапе. Мне нужно многое сделать, многое организовать теперь, когда я снова у руля: бизнес во Франции, общий прогресс анархии во всем мире, не говоря уже о повседневной работе здесь. Вы видели, сколько людей ждало внизу, все хотели меня видеть, все просили услуг. Он поднял правую руку, властным жестом махнув ею в сторону двери. - Оставь нас, Эмбер.
   Уиппет, Эмбер, резко кивнул и попятился к двери, как человек, покидающий присутствие какого-нибудь восточного властелина. Когда дверь за Эмбером закрылась, человек, которого они называли Профессором, поднялся со стула.
   "Позвольте мне разобраться с Холмсом". В тоне Морана была ярость. "Если я это сделаю, он исчезнет с твоего пути раз и навсегда, Мориарти".
   Невидимый наблюдатель был бы удивлен, услышав, что профессора называют Мориарти. Если не считать привычки качать головой, как у рептилии, человек, стоявший за столом, мало походил на единственное записанное описание профессора Джеймса Мориарти.
   Этот человек не был необычайно высок, примерно пять футов десять дюймов, если ходить в чулках. Правда, он был не крупного телосложения, но его можно было бы назвать скорее стройным, чем худым, а голову его венчала пышная грива хорошо подстриженных волос, весьма своеобразно седеющих на висках. Поза у него была прямая, плечи квадратные, а не округлые, как нам кажется из описания Холмса. Что касается его лица, то цвет лица, конечно, не был бледным; скорее это был человек, который провел много времени на солнце, не сильно загорелый, но определенно загорелый. Он был чисто выбрит, и в нем действительно чувствовался какой-то аскетизм, но глаза были блестящими, а не запавшими. В целом он оказался человеком гораздо более молодого возраста, чем предполагалось в описании Холмса, которое до сих пор принималось как исторический факт.
   * Упомянутое описание, конечно же, представляет собой знаменитую словесную картину Шерлока Холмса, задокументированную доктором Ватсоном в "Последней задаче" . "Он очень высокий и худощавый, его лоб представляет собой куполообразный белый изгиб, а два его глаза глубоко ввалились в голову. Он чисто выбрит, бледен и имеет аскетический вид, сохраняя в чертах лица что-то профессорское. Его плечи округлились от долгого изучения, а лицо выдается вперед и постоянно колеблется из стороны в сторону в странной рептильной манере. Он смотрел на меня с большим любопытством своими сморщенными глазами" ("Последняя задача" , сэр Артур Конан Дойл.)
   Моран - полковник Себастьян Моран, начальник штаба Мориарти, а он им и был, - повторил: "Позвольте мне разобраться с Холмсом".
   "Мне надо подумать. Сейчас не время для каких-либо быстрых решений, как вы должны хорошо знать. Слишком многое поставлено на карту в будущем. Если Холмс только что вернулся в Лондон и впервые встречается со своим другом Ватсоном, двадцать четыре часа мало что значат. Уотсон последние три года считал своего друга мертвым; будет некоторый эмоциональный шок. После этого им будет о чем поговорить".
   "Я предпочел бы завершить дело сейчас. Сегодня." Моран звучал остро.
   Мориарти пристально посмотрел на своего лейтенанта, глаза, как у месмериста, мрачно проникли в разум Морана. Люди часто отмечали леденящую кровь голубые глаза Морана, но они не могли сравниться с суровым и властным взглядом, который мог вызвать Мориарти.
   - Я бы предпочел, чтобы вы привели в движение некоторые другие дела. Мориарти редко повышал голос, но его тон и властность, с которой он говорил, вызывали повиновение у всех, кроме самых безрассудных и своенравных из тех, кто следовал за ним.
   Моран неохотно кивнул в знак согласия.
   "Хороший. Есть дела, которые я хочу, чтобы вы уладили. Если я должен возобновить управление, то мне необходимо будет встретиться со всеми нашими ведущими капитанами в Европе. Встреча может быть здесь или в Париже, я не против в любом случае, но я хочу, чтобы дата была назначена в ближайшие десять дней. Договоритесь о дате и месте. И, уходя, не могли бы вы сказать Эмберу, что я готов увидеть тех, кто пришел за помощью или милостью?
   Моран заколебался, его рот был полуоткрыт, как будто он хотел еще раз обратиться к профессору, затем, передумав, коротко мотнул головой, повернулся на каблуках и вышел из комнаты.
  
  
   Покои профессора Мориарти, какими бы приятными и хорошо обставленными они ни были, располагались далеко не в самом благоустроенном районе. Лондон в 1890-х годах все еще был городом большого контраста, блеск Вест-Энда имел мало общего с относительно темным и опасным Ист-Эндом. Мориарти жил у реки, недалеко от доков и китайского квартала Лаймхаус, в парадоксальной роскоши, над неиспользуемым складом, до унылого и грязного фасада которого можно было добраться, только пройдя через узкий лабиринт переулков, дворов и улицы; дома, питейные заведения и неряшливые лавки, плотно прижавшиеся друг к другу, днем оживленные и шумные со своим космополитическим населением, ночью район, в котором чужеземец должен быть не чем иным, как сумасшедшим, чтобы пройти в одиночку по плохо освещенным переходам .
   Фасад склада никогда не вызовет подозрений даже у самых наблюдательных; он производил впечатление необитаемого места, за исключением разве что крыс или бродяг, ищущих убежища на ночь. Треснувшие окна и потрескавшаяся кирпичная кладка свидетельствовали о состоянии упадка. Тем не менее склад был известен толпе негодяев, бандитов, убийц, карманников, фальшивомонетчиков, негодяев, проституток, бандитов - мужчин и женщин, бандитов, грабителей, мошенников и им подобных, как важное место.
   Несколько сотен таких людей были ознакомлены со способом получения доступа внутрь здания - серией последовательных резких ударов в маленькую дверь, встроенную в большие, обшитые досками, деревянные ворота, через которые то или иное время в другом грузы, от зерна до шелка, перевозились и хранились до тех пор, пока их не отправил корабль или другой транспорт.
   Непосредственно за дверями осталось впечатление давно бездействующего склада. И только когда переходишь в дальний конец грязного пространства пола и проходишь через маленькую дверцу, которая даже самому зоркому глазу кажется гнилой, нематериальной и шелушащейся, попадаешь в иной мир.
   По ту сторону двери находилась длинная узкая комната с голыми деревянными столами и скамейками. Справа толстый румяный мужчина и худая женщина лет тридцати с небольшим стояли за деревянным прилавком, за которым разливали горячий чай, суп, пиво, спиртные напитки и хлеб. В дальнем левом углу деревянная лестница вела к солидной двери, за которой профессор Мориарти жил в кварталах, соперничавших по комфорту с одними из лучших холостяцких покоев в более фешенебельном Вест-Энде.
   Полковник Себастьян Моран спускался по лестнице со смешанными чувствами. Под ним около двадцати мужчин и женщин сидели за столами, ели, пили и разговаривали вполголоса. В течение трех лет отсутствия Мориарти и его предполагаемой смерти именно Моран приветствовал два раза в неделю депутации таких людей, как эти. Но теперь он слишком хорошо сознавал, что во время его междуцарствия сборища в "приемной", как ее называли, не были такими тихими и тревожными, как те, на которые он смотрел теперь. Моран знал почему, и это его раздражало. Присутствовали те же офицеры: Эмбер; высокий мускулистый Пэджет; Копье, со сломанным носом и тяжелыми чертами лица, которые могли бы сойти за красивую внешность, если бы не шрам, который, как вилка молнии, бежал по правой стороне его лица, едва не задев глаз, но, к несчастью, слившись с уголок рта; и Ли Чоу, проворный, опасный китаец. И все же сегодня царило упорядоченное спокойствие, почти благоговение, которого так не хватало в течение трех лет, когда Моран заботился о делах.
   Раздражение было смесью элементов; ревность, конечно, сыграла большую роль. Моран знал, еще с момента исчезновения Мориарти после драки у Рейхенбахского водопада, что его лидер все еще жив. Действительно, он неоднократно встречался с ним в маленьких, никому не подозреваемых деревнях и деревушках в разных частях Европы, чтобы обсудить стратегию, тактику и другие сложные вопросы, касающиеся интересов профессора. Но что касается обычных, заурядных членов европейской преступной группировки, то профессор был мертв, а полковник Моран стал тем, к кому они обратились.
   Хотя сам Мориарти только что похвалил лидерские и организаторские способности Морана, пожилой человек слишком хорошо осознавал, что ему не хватает экстраординарных способностей профессора, который, казалось, излучал авторитет и уверенность, требующие почти сверхъестественного послушания. Теперь, когда Мориарти вернулся, словно из мертвых, Моран знал, что его собственная сила значительно уменьшилась. Но не только факт природной ревности беспокоил полковника. С возвращением Мориарти и вмешивающегося Шерлока Холмса его собственное положение оказалось в опасности. Совсем недавно дело было поставлено под угрозу из-за глупости молодого Рональда Адэра, но Моран завершил это дело с убийственной эффективностью.
   Полковник Моран был человеком с хорошим прошлым, человеком, имевшим все шансы проложить себе дорогу в этом мире. Как и у многих преступников, его жизнь когда-то балансировала на водоразделе между добром и злом; то, что он в конце концов склонился к преступным наклонностям, которые окружают всех людей, является установленным фактом. Моран родился в известной семье, его отцом был сэр Огастес Моран, CB, одно время британский посланник в Персии; он получил образование в Итоне и Оксфорде, служил с некоторыми отличиями в индийской армии и был автором двух книг, "Тяжелая игра в западных Гималаях" и "Три месяца в джунглях ", но его страсти, несомненно, были бурными (он был метким стрелком и охотник на крупную дичь) и азартные игры: навязчивые идеи, которые неизбежно привели его к преступной жизни, которой он в конце концов предавался, работая под влиянием и руководством Джеймса Мориарти. Именно эта последняя страсть, азартная игра, и привела его в то положение, в котором он оказался теперь, в этот апрельский вечер.
   Себастьян Моран во многих смыслах жил азартными играми, потому что, помимо денег, выплаченных ему и полученных от его связи с Джеймсом Мориарти, его нынешний доход был в очень высокой степени дополнен большими суммами наличных денег, которые попадали ему на карту. столы в игровых клубах Лондона. Моран был искусным игроком, который редко проигрывал, и для любого сведущего исследователя человеческой природы и устройства мира этот факт означает только одно: Моран был мошенником.
   Действительно, Моран был мошенником по профессии, шулером нестандартных размеров - булавой , говоря уголовным языком. Он сделал шулерство делом всей своей жизни, вторым после стрельбы, и знал таких людей, как Кепплингер, шулер из Сан-Франциско; Ах Син, так называемый языческий китаец; Ламбри Паша; и испанец Бьянко.
   Тем не менее, Моран мог перехитрить все великие имена, будучи экспертом во всех областях своего ремесла, от более автоматических устройств, таких как маркировка карт, * отражатели ** и удержания, а также более изощренные методы манипулирования картами во время игры. прогресс. Он был исключительно искусен в ловле на дне, обжимании, наведении мостов, ложном тасовании и стуке.
   * Из писем, находящихся в настоящее время в распоряжении автора, ясно, что полковник Моран был знаком с такими тонкостями, как маркировка точками или проколами во время игры, затенение и окрашивание, а также тонкости маркировки с помощью линий и завитков.
   **Из вышеупомянутых писем видно, что Моран постоянно использовал трубчатый отражатель из корня шиповника. приклеенный к куску пробки, имел форму, позволяющую поместиться внутри чаши трубки из бриара. Шулер носит ''финиш'' отдельно от трубы. В нужный момент он стряхивает пепел с трубки и вставляет отражатель , кладя трубку на стол чашей к себе. В этом положении зеркало не видно никому, кроме шулера, который, попрактиковавшись, может выстроиться так, что карты, сданные или переданные по столу, отражались и, таким образом, были видны. Из нескольких доступных фактов автор считает, что открытие Рональдом мошенничества Морана в карточном клубе Bagatelle Card Club (см. Ниже) не было не связано с чистильщиком труб.
   Известно, что в начале года Моран был постоянным партнером по висту достопочтенного Рональда Адэра, второго сына графа Мейнута, губернатора одной из австралийских колоний. Молодой Адэр вернулся в Лондон со своей матерью и сестрой Хильдой и жил с ними на Парк-лейн, 427, мать приехала в Англию для операции на глазах.
   Вечером 30 марта Рональда Адэра нашли застреленным - его голова была ужасно изуродована растянутой револьверной пулей - в его запертой комнате на Парк-лейн, 427. Убийство вызвало всеобщий шок и обеспокоенность, поскольку не было никаких признаков наличия оружия в комнате и никаких признаков того, что какой-либо убийца поднялся на двадцать футов к окну Адаира или действительно сбежал оттуда.
   Истинные и скрытые факты пронеслись в голове полковника Морана, когда он пробирался по грязным улицам, чтобы взять экипаж и вернуться в свои комнаты на Кондуит-стрит. На данный момент только два человека в Лондоне знали правду о необъяснимом убийстве Адэра: Себастьян Моран, совершивший преступление, и профессор Джеймс Мориарти, которому Моран был вынужден довериться. Откинувшись на спинку кресла, Моран прекрасно понимал, что если кто-то не будет действовать быстро, то это будет лишь вопросом времени, когда другие узнают факты. Уотсон уже был заинтересован в этом деле, хотя это беспокоило его так же мало, как знание того, что инспектор Лестрейд из Скотланд-Ярда расследует убийство Адэра. Ни Уотсон, ни Лестрейд, думал Моран, никогда не докопаются до истины, но возвращение Холмса в Лондон придало этому делу совершенно новый оттенок. Беспокойство от этих фактов в сочетании с желчной ревностью и необходимостью выполнять инструкции Мориарти сделали Морана более резким и раздражительным, чем обычно.
   Он остановил экипаж на Стрэнде, чтобы послать четыре телеграфа: один человеку Мориарти в Париж, другой в Рим, третий в Берлин и четвертый в Мадрид. Сообщения были в простом заранее подготовленном коде. Каждый телеграф гласил:
  
  
   ВАЖНО, ЧТО ДЕЛО В ЛОНДОНЕ ЗАВЕРШЕНО К ДВЕНАДЦАТОМУ МГНОВЕНИЮ. СЕБМОРЕ.
  
  
  
   Затем Моран вернулся на Кондуит-стрит, обменявшись несколькими словами с пожилым дворником возле своего дома. Затем он приготовился умыться и одеться к ужину. Снаружи холодный день сменился ночью, которая стала унылой и ветреной.
  
  
   В "зале ожидания" в задней части склада Эмбер, Пэджет, Спир и Ли Чоу молча наблюдали за уходом Морана. Тишина опустилась на тех, кто ждал, ел и пил за длинными столами. Ожидание витало в воздухе от осознания того, что профессор сейчас один в своих покоях наверху по лестнице. Глаза были обращены на Эмбера, Пэджета, Спира и Ли Чоу, поскольку эти четверо в некотором роде были элитой, занимая должности в непосредственной близости от профессора еще до его предполагаемой смерти у Рейхенбахского водопада*.
   * Здесь интересно отметить, что этот факт, вместе с одним или двумя другими моментами, кажется несовместимым с собственными утверждениями Шерлока Холмса, записанными доктором Ватсоном. В "Последней задаче" Холмс категорически заявляет Ватсону, что "...лондонская полиция... взяла под стражу всю банду, за исключением его [Мориарти]". Из более поздних свидетельств мы знаем, что это было не так. По возвращении из "могилы" в "Пустом доме " Холмс упоминает Паркера, удавку, наблюдавшую за домом 221Б на Бейкер-стрит, и, конечно же, самого Морана. Возможно, у Холмса сложилось впечатление, что все агенты Мориарти были захвачены в апреле 1891 года; но ясно, что это было далеко не так. Конечно, его европейская сеть осталась нетронутой, как и большое количество близких соратников, включая Эмбера, Пэджета, Спира и Ли Чоу, которых Мориарти собирательно называл "преторианской гвардией". Как мы увидим, эта четверка, несомненно, действовала как телохранители и то, что современные лидеры банд назвали бы "мускулом".
   Слегка заколебавшись, Пэджет, самый высокий и мускулистый из мужчин, двинулся с необычайной грацией и тишиной, взбежал по лестнице и тихонько постучал в дверь.
   Мориарти стоял у окна, глядя на ночь, сгущающуюся вокруг реки, на низкий туман, ползущий по воде, просачивающийся над набережными и растекающийся по улицам и переулкам. Услышав стук Пэджета, он мягко позвал:
   "Прийти."
   Пэджет закрыл за собой дверь.
   - Многие ждут, профессор.
   "Я знаю. У меня много мыслей, Пейджет. Странное чувство, скажем так, воскреснуть из мертвых".
   Пэджет наклонил голову к двери.
   - Для них внизу, шеф, и для нас, если уж на то пошло, это не что иное, как чудо. Но они терпеливы. Они подождут.
   Мориарти вздохнул.
   "Нет, мы должны продолжать, как прежде. Они пришли за помощью, одолжениями, чтобы поделиться идеями и показать свое уважение к моему положению. Я бы не столкнулся со своими обязанностями, если бы не видел их. Ведь они семейные мужчины и женщины. Кто самый главный?"
   Пэджет некоторое время молчал.
   - Есть Хетти Джейкобс, двое сыновей которой взяты под стражу, а она осталась ни с чем, без помощи и некому принести полпенни. Милли Хаббард, чей муж Джек покончил с собой в прошлом месяце. Это вопрос, который следует исправить. И есть Рози Макнил, чью дочь Мэри забрали девочки Салли Ходжес - против ее воли, как утверждает Рози. У меня здесь Сэл с девушкой.
   - Здесь нет никого, кроме женщин?
   - Нет, здесь Билл Фишер с Бертом Кларком и Диком Гэем. У них есть дело, над которым они хотят работать. Он в монашестве и звучит достойно.
   "Хороший."
   - И старый Солли Абрахамс здесь с кучей хлама. Потом еще дюжина или около того".
   "Я увижусь с Хетти Джейкобс, - Мориарти позволил себе одну из своих редких улыбок. - Она всегда была надежной и заслуживает некоторой справедливости".
   Пейджет кивнул.
   "Было бы лучше, если бы ты и Ли Чоу оставались со мной во время встреч".
   Пэджет выглядел довольным.
   - Очень хорошо, профессор.
   "Это будет обычная ситуация", - сказал Мориарти. "Есть определенные изменения, которые я хочу внести в наш распорядок дня и недели. Когда я даю советы или оказываю услуги, вы, Пэджет и Ли Чоу должны присутствовать. Сообщите Чоу, прежде чем мы начнем.
   Пэджет вышел из комнаты, а Мориарти снова повернулся к окну. Последние три года в его жизни не было никаких проблем. Правда, он не полностью выполнил условия своей сделки. Он видел Морана, консультировал его и оставался на связи. Он также урегулировал некоторые вопросы на континенте, путешествуя из города в город и из города в город. Европейская часть его операции нуждалась в укреплении, и время, проведенное там, уже окупилось с лихвой.
   Благодаря Морану он смог принять решение о других важных вопросах, в частности о той роли, которую ему предстоит играть вместе со своими агентами и теми, кто работал на него, на политической арене. Мориарти давно осознавал, что крупномасштабная организованная преступность никогда не станет самоцелью. В начале своей карьеры он пришел к выводу, что если бы организация работала отлаженно, эффективно, охватывала бы все отделы, то неизбежно наступила бы точка насыщения, время, когда весь механизм будет работать с минимальными усилиями с его стороны. Поэтому постоянно нужны были бы свежие поля, новые пастбища.
   В течение многих лет существовало богатство, даже невообразимое богатство, конечный продукт краж со взломом, убийств с целью наживы, шантажа, подлога и тому подобного, проституции, доходов от притонов, которые существовали для снабжения наркоманов крепкими напитками или необходимыми веществами, от простого давления спроса и предложения, от специальных сексуальных услуг, которые нельзя было удовлетворить с помощью обычной проституции, до организации побега из страны разыскиваемого мужчины. Большая часть этих денег уже вкладывалась в более прибыльные предприятия в сфере преступного влияния Мориарти, а также в финансирование вполне законных предприятий: мало кто знал, например, что Джеймс Мориарти был контролирующим финансовым покровителем полдюжины мюзик-холлы и дюжина ресторанов в Лондоне, одни в сверкающем Уэст-Энде, другие в самодовольных районах пригорода.
   Ли Чоу тихо вошел в комнату, низко кланяясь и улыбаясь от удовольствия. Он был иммигрантом во втором поколении, лет двадцати с небольшим, никогда не видевшим Китая, и в его плоском, желтушном лице не было ничего непостижимого, поскольку он так явно выражал радость как внезапному возвращению Мориарти в Лондон, так и новому статусу, который он приобрел вместе с Paget.
   Пэджет последовал за ним, положив большую руку на плечо пухлой маленькой женщины средних лет, чье от природы румяное лунообразное лицо было наполнено тревогой.
   "Миссис. Хетти Джейкобс, - объявил Пейджет в манере мажордомов высших сословий.
   Лицо Мориарти заметно смягчилось, и он протянул руки к маленькой женщине, которая, казалось, вот-вот расплачется. Она вышла вперед с выражением удивления и лести на лице.
   - О, профессор... вы вернулись к нам... это действительно вы.
   Она взяла руку Профессора и поцеловала ее с благоговением верующих, воздающих почести реликвии Животворящего Креста*.
   * На этом месте мы должны сделать паузу и задуматься над еще одним несоответствием. Перед описанием Мориарти в "Последней задаче " Холмс говорит Ватсону: "Его внешность была мне очень знакома". Затем нам дается описание, приведенное в сноске на странице 19. Как мы уже видели, это описание не совпадает с появлением Мориарти в его покоях над складом вечером 5 апреля 1894 года. Холмс убежден, что человек, которого он знал, что Мориарти был тем, кого он описал Ватсону, и тем, кого сам Ватсон мельком видел в Виктории и позже. Тем не менее, Моран, четыре члена "преторианской гвардии", миссис Хетти Джейкобс и, как мы увидим, большое количество друзей и криминальных сообщников сразу же узнают в более молодом, невысоком человеке настоящего Мориарти. На данном этапе мы должны предположить, что Мориарти, которого знал и признал Холмс, является либо другим человеком, либо Мориарти в этой рукописи, известным и признанным преступным элементом, является таким же великим мастером маскировки, как и сам Холмс. Истинные факты, касающиеся этого, а также загадочные вопросы о возрасте и происхождении Мориарти, со временем будут раскрыты. Эта сноска добавлена просто для того, чтобы указать на несоответствие и заверить любого скептика в том, что факты полностью задокументированы позже в рукописи.
   Мориарти с некоторым достоинством позволил женщине поцеловать свою руку, делая вид, что уважение, проявленное этим действием, было ему должно. Наконец он убрал руку и позволил женщине разогнуться. Когда она это сделала, Мориарти по-отечески положил обе руки ей на плечи.
   - Хэтти, рад тебя видеть, - сказал он.
   "Сэр, мы никогда не думали, что вы снова будете среди нас. Сегодня вечером на улицах будут танцы".
   Мориарти не улыбнулся.
   - И блудодеяние, и пьянство тоже я свяжу. Но пойдем, Хэтти. Пейджет сказал мне, что у тебя серьезная проблема. Сядьте и расскажите мне об этом".
   Миссис Джейкобс подошла к одному из мягких кресел и села на него.
   - Мне нужна справедливость, профессор. Справедливость для моих мальчиков".
   Мориарти кивнул, между ним и коренастой женщиной возникло огромное взаимопонимание.
   - Это будет юный Уильям и... как зовут твоего старшего мальчика?
   "Бертрам, в честь своего отца, упокой господь его душу".
   "Бог с ним." Мориарти помнил Берта Джейкобса-старшего, умершего в тюрьме шесть или семь лет назад, - талантливого фальсификатора. - Так что случилось с твоими мальчиками, Хетти?
   - Их забрали полгода назад у старика Блэнда.
   - Блэнд, тот заборчик, который живет рядом с Уоппинг-Олд-Стейрс?
   Хетти Джейкобс покорно кивнула.
   "Они как раз ходили туда к старику, он, как вы знаете, был другом их отца, и они навещали его раз в месяц, а иногда и чаще. Просто дружеские визиты, профессор. Они хорошие мальчики, я никогда не задаю им вопросов, но я знаю, что они хорошие мальчики, и у них никогда не было проблем".
   Скорее по счастливой случайности, чем по здравому смыслу, подумал Мориарти, поскольку и Билл, и Берт Джейкобс были искусными карманниками, обрабатывавшими толпы Вест-Энда, и занимались этим с тех пор, как были совсем маленькими. Молодые люди были хорошо устроены, и во время своих экскурсий в театры, мюзик-холлы и парки на Западе они выглядели и вели себя как пара молодых джентльменов на вечеринке. Сам Мориарти следил за их обучением, и в любом месте они сошли бы за служащих высшего класса. Мориарти хорошо знал, что если бы мальчики действовали сорок или пятьдесят лет назад, они были бы частью Swell Mob, хотя теперь они были в своем собственном классе с методами, хорошо приспособленными к современным условиям.
   "Что случилось?" - мягко спросил он.
   "Они были там со стариком Бландом, брали стакан и слушали старика. Он был прекрасным оратором, помнил давно минувшие времена. Им всегда нравилось его общество".
   Мориарти понял. Блэнд был человеком с необыкновенной памятью, вспоминавшим события и людей, воров, злодеев, убийц из своей юности. Такие парни, как братья Джейкобс, могли бы поступить хуже, чем послушать его, потому что они могли многому научиться.
   "Они были там, когда пришли свиньи*. Похоже, Блэнд был неосторожен. Он получил всю добычу с перерыва в Мейденхед-Мэнор прямо здесь, в своем барабане. Надкусанный.
   * В то время как мы в 1970-х наивно представляли, что "свинья" - это недавний нелестный термин для полицейского, заимствованный из противогазов американских полицейских во время студенческих или расовых беспорядков в конце 1960-х, "свинья" была обычным термином для полиции и детективов. во второй половине девятнадцатого века.
   - И ваших мальчиков они взяли с собой на всякий случай.
   - Ублюдки взяли их хорошо, не то чтобы они не сопротивлялись.
   Мориарти вздохнул. В конце концов, эти два мальчика обучались за его личный счет, и он получал справедливую долю их заработка. Они должны были знать лучше, чем сопротивляться аресту. Само собой разумеется, что ни один из мальчиков Джейкобсов не мог быть причастен к ограблению поместья Мейденхед. Они знали свое место, опытные черпаки; ничто не могло убедить их взяться за грабеж таких масштабов.
   - Значит, их приняли за сообщников Блэнда?..
   - Они теперь все в пиломатериалах.
   - Да, Блэнда за хабар, а мальчишек за сообщников и сопротивление аресту?
   - Но они не были сообщниками, сэр. Никогда в моей жизни они не были бы вовлечены в это".
   - Знаю, Хетти, знаю, но английское правосудие - странная штука.
   "Справедливости нет".
   "Там будет. Как дела у мальчиков?"
   "По три года каждый. Они оба в "Стали". Мерзкое место, то есть.
   * "Сталь": ужасная исправительная колония Миддлсекса, Колдбат-Филдс, которая в середине века была экспериментальной площадкой "Бесшумной системы".
   "Они говорят мне, что сейчас лучше, лучше, чем было раньше, они больше не разделены строго".
   - Вы не верите, сэр. У них там до сих пор есть эти камеры, а надзиратели жестокие".
   - Я знаю о тюремщиках, Хетти. Его голос стал резким. - Кто был судьей?
   "Хокинс".
   Мориарти улыбнулся. Итак, Хокинс все еще сидел на скамейке запасных. Можно было подумать, что он уже на пенсии. Сэр Генри Хокинс был известным судьей, человеком, который шестнадцатью годами ранее приговорил Чарли Писа к пожизненному заключению только для того, чтобы узнать, что Пис вскоре после этого был привлечен к суду по другому обвинению - в преднамеренном убийстве Артура Дайсона в Баннер-Кросс, Шеффилд.
   - И теперь они в "Стиле", Хетти?
   "Да."
   "Вы добьетесь справедливости. Я позабочусь об этом.
   "Но как... ?"
   "Хетти, я когда-нибудь подводил кого-нибудь из своих людей? Я когда-нибудь подводил вашего мужа? Или кого-нибудь из твоих друзей, моих друзей, твоей семьи, моей семьи?"
   Она опустила глаза, пристыженная его мягкими заявлениями.
   "Нет, профессор. Нет, ты никогда не подводил семейных людей.
   - Тогда поверь мне, Хетти. Когда я говорю вам, что вы добьетесь справедливости, тогда верьте, что вы добьетесь справедливости. Подождите и будьте благодарны, что я вернулся".
   - Спасибо, профессор.
   Она снова принялась целовать его руку, и Мориарти пришлось сурово посмотреть на Пэджета, так что телохранитель подошел к миссис Джейкобс сзади, взял ее за плечи и мягко отвел.
   Пэджет вернулся через несколько минут.
   - Паркер здесь, профессор.
   Мориарти снова сидел за своим столом.
   - Он выглядит обеспокоенным?
   "Очень."
   "Это сохранится. Пэджет, расскажи мне о побеге из поместья Мейденхед. Мы вовлечены?"
   - Не напрямую, сэр, нет.
   - Мы знаем, кто?
   - Ходят слухи, что это Майкл Пег и мошенник по имени Питер Дворецкий.
   Мориарти снова встал, глядя в окно. Он знал Майкла Пега (названного так потому, что одним из его любимых маскировок была маскировка одноногого лудильщика или моряка), и между ними почти не было любви.
   - Питер Дворецкий, иначе лорд Питер, а?
   "Одинаковый."
   "Я и подумать не мог, что кто-то из этих джентльменов воспользуется Блэндом; ведь они приходят с другого берега реки.
   Пэджет глубокомысленно кивнул.
   - Много ли они получили от Мейденхеда?
   "Много серебра, драгоценностей; говорят, там были монеты и бумаги на тысячу фунтов.
   - И его нашла полиция в бардачке Блэнда?
   "Земельный участок. Когда дело дошло до дела, от начала до конца прошло всего час или около того".
   - Пахнет не так, Пэджет, совсем не то. Попахивает тем, что кто-то дует на Блэнда.
   - Ага, дует на очистители?
   "Именно так. Помнится, у нас был случай перед этим предупредить нашего деревянноногого друга.
   - Я был там, когда это было сделано.
   - Когда мы закончим здесь, я был бы признателен, если бы вы понюхали меня, Пэджет. Старый Блэнд - мой человек, как и мальчики Джейкобс. Майклу Колышку, возможно, придется преподать урок. Вполне возможно, что Мейденхед был создан по более коварным причинам".
   Мориарти беспокоило то, что Бланд находится в тюрьме; старик давно фехтовал для профессора и его людей. Его отстранение было серьезным неудобством, и, что еще хуже, Моран не упомянул об этом деле. Почти наверняка ему придется вершить правосудие над Майклом Пегом, но была еще проблема с Биллом и Бертом Джейкобс. Их мать согласилась бы ни на что меньшее, чем еще раз увидеть их с ней у семейного очага.
   "Мне также нужно, чтобы вы организовали встречу с Робертом Олтоном", - сказал он. "Алтон работает "под ключ" в "Стиле", так что это придется делать очень скрытно. Ты понимаешь?"
   "Понятно, профессор".
   "Хороший. Сейчас я увижусь с Паркером.
   Трудно было сказать, был ли Паркер грязным от природы или просто замаскировался под бродягу. Конечно, от него пахло, как от человека, давно не видевшего ни мыла, ни воды; его волосы и борода были длинными и спутанными, а свободное, бесформенное пальто, которое он носил поверх испачканных и тонких брюк и рубашки, было рваным и изношенным.
   "Вы потеряли его", - объявил Мориарти, как только Паркер вошел в комнату.
   - Не я, профессор. Мачин потерял его - точнее, их, но мы уверены, что теперь они снова на Бейкер-стрит.
   "Расскажи мне об этом."
   Паркер начал рассказ о том, как его группа, все действовавшие как наблюдатели (попрошайки), наблюдали, как Холмс, замаскированный под пожилого и уродливого человека, вступил в контакт с доктором Ватсоном в конце Оксфорд-стрит на Парк-лейн, а затем последовал за доктором, чтобы его Кенсингтонская практика.
   "Я позволил остальным сделать следующее, так как у меня было ощущение, что Холмс заметил меня на Бейкер-стрит", - продолжил он. "Во всяком случае, он был с Уотсоном в Кенсингтоне около часа. Когда они вышли, Холмс был без маскировки. Они сели в экипаж, и Мачин потерял их. Но с тех пор я вернулся на Бейкер-стрит, и Холмс, несомненно, там; ты видишь, как он сидит в кресле перед окном".
   *Здесь возникает еще один интересный момент. Холмс, как мы знаем из рассказа Ватсона о "Пустом доме" , наблюдал, как Паркер смотрел на Бейкер-стрит, 221Б. Однако он вообразил, что его маскировка - под пожилого уродливого коллекционера книг, которого Ватсон встретил на Парк-лейн и который позже посетил доктора в Кенсингтоне и раскрыл свою настоящую личность, - не была взломана. Из приведенного выше диалога между Паркером и Мориарти ясно, что Холмс был виновен в ошибочном суждении. За ним следили в Кенсингтоне, но, как известно читателям "Пустого дома" , великий сыщик почти ничего не оставлял на волю случая и позаботился о том, чтобы избавиться от любого потенциального последователя, когда они с Уотсоном покинули Кенсингтон и отправились в район Бейкер-стрит. В этом, как и во многих других делах, Холмс преуспел.
   Мориарти на мгновение замолчал.
   "Главное, - сказал он наконец, - это то, что мы знаем, что он вернулся и снова пользуется своими покоями на Бейкер-стрит. По-видимому, Паркер, вы хотите привести себя в порядок и избавиться от маскировки".
   При этом Паркер выглядел немного удивленным и обиженным.
   - Но оставьте других своих людей на страже, - продолжил Мориарти. "В будущем очень важно, чтобы у меня была самая лучшая информация о местонахождении мистера Холмса".
   Пэджет вывел Паркера, вернувшись, чтобы сказать профессору, что Дворник внизу. Никто не знал настоящего имени Подметальщика. Это был мужчина лет шестидесяти, известный криминальному миру как Подметальщик дольше, чем многие хотели бы признать. Вместе с несколькими своими приятелями Подметальщик использовался почти исключительно Мориарти и Мораном в качестве посыльного, доставляющего информацию и приказы по всему городу, о чем совершенно не подозревали из-за его положения дворника. Именно с Подметальщиком говорил Моран ранее вечером на Кондуит-стрит, и теперь он пришел сообщить профессору, что полковник Моран связался с их главными агентами в Париже, Риме, Берлине и Мадриде, приказав им явиться на совещание в Лондон, двенадцатого числа текущего месяца.
   Мориарти терпеливо слушал, пока Свипер доносил свое сообщение, затем, щедро дав человеку чаевые, Мориарти попросил его вернуться на Кондуит-стрит и сказать полковнику Морану, что на Бейкер-стрит все еще несут вахту, где, как свидетельствуют доказательства, Холмс и Ватсон вернулись в свои дома. старые палаты на 221Б. Он также подкрепил свои предыдущие инструкции, подчеркнув, что Морану следует держаться подальше от Бейкер-стрит.
   К несчастью для Морана, Подметальщик слишком поздно вернулся на Кондуит-стрит. Полковник уже покинул свои покои на ночь и, как оказалось, навсегда.
   Себастьян Моран в последний раз взглянул на себя в зеркало; он был разборчив в одежде и немного недоволен своим галстуком. Он был одет к ужину, его оперная шляпа лежала на платяном шкафу. Сегодня вечером он будет обедать в одиночестве и в "Англо-индианке", хотя бы потому, что ему нравится хорошее карри, а "Англо-индиан" - единственное место в Лондоне, где вы можете быть уверены, что получите настоящее блюдо. После карри у него была более серьезная работа, потому что Моран уже решил игнорировать указания профессора. Удовлетворившись своим внешним видом, полковник прошел через комнату к большому сундуку, реликту его лет службы в индийской армии, вынул цепочку для ключей и отпер сундук. Откинув крышку, Моран показал содержимое, которое оказалось хорошо упакованной одеждой, обильно присыпанной нафталином, если верить запаху. На самом верху виднелся офицерский парадный мундир, лацканы которого выглядывали из-под защитного чехла.
   Интерес Морана лежал на одежде и представлял собой четыре предмета: то, что на первый взгляд казалось тяжелой тростью; приклад винтовки из скелетированного металла, намного меньше, чем магазинная винтовка Lee-Metford, Mark I, стандартная британская военная винтовка того времени; небольшой ручной насос; и, наконец, тяжелая картонная коробка, в которой, судя по этикетке, находились какие-то боеприпасы. Моран пересек комнату, достал из шкафа свое тяжелое пальто и начал раскладывать по карманам последние три вещи. Наконец он втянул плечи в пальто, взял тяжелую трость, запер багажник, надел оперную шляпу на голову и вышел из комнаты, спустившись к выходу на улицу.
   Пять минут спустя Моран уже сидел в экипаже и ехал в англо-индийский клуб.
  
  
   Мориарти устал. Он видел Солли Абрахамса, хитрого старого заборчика, который приехал, чтобы поприветствовать профессора в его родных краях и, надо сказать, принес кое-какую пользу себе: он привез с собой набор неограненных драгоценных камней, выручку от об особенно жестоком убийстве с целью получения прибыли, которое произошло недалеко от доков всего несколько ночей назад. Фредерик Уорнер, тридцатидвухлетний помощник грузового парохода " Ройял Джордж ", был забит до смерти на Дорсет-стрит в Спиталфилдсе, которая много лет назад была известна как самая злая улица Лондона, находившаяся в самом сердце Джека. Территория потрошителя.
   Этот случай был хорошо задокументирован в прессе, поскольку Уорнер выставил драгоценные камни на продажу в нескольких публичных домах в этом районе: поступок в высшей степени глупый. Мориарти, однако, не интересовало, как драгоценные камни попали во владение Абрахамса. После долгих переговоров он получил драгоценные камни по разумной цене, хотя торг измотал его.
   Перед встречей с Абрахамсом он обсудил сложный вопрос с тремя мужчинами, Фишером, Кларком и Гей, которые намеревались ограбить Харроу. Их было трое, и очевидно, что работа вчетвером требовала определенных ухищрений, которые мог устроить только Мориарти. Проще говоря, у троицы не было денег, и им требовалась финансовая поддержка, чтобы обеспечить четвертого человека глубоким знанием замков, фургона или подобного транспорта.
   Трое мужчин нарисовали блестящую картину богатств в серебряной посуде, драгоценностях, наличных деньгах и других конвертируемых товарах, которые можно было получить из рассматриваемого дома - загородного дома богатого баронета, который с женой собирался навестить родственников в West Riding в выходные с 20 по 23 апреля, оставив во главе только двух пожилых слуг.
   Мориарти сказал им, что даст ответ в течение следующих двух дней, и, как только троица ушла, послал за Эмбером, дав ему инструкции изучить факты, касающиеся дома, перемещений баронета и его дамы, персонала и все разведывательные данные, которые можно было собрать относительно количества и стоимости товаров, которые можно было бы вывезти.
   После этого профессор занимался еще шестью делами. Один человек, Ларсон, фальшивомонетчик исключительных способностей, пришел со своей женой и Бостоком, своим партнером, чтобы засвидетельствовать свое простое почтение Мориарти, поцеловать ему руку и укрепить свою лояльность к главе их преступной семьи.
   Отец и мать, мистер и миссис Доби, пришли просить справедливости, но не той, которая привела Хетти Джейкобс в комнаты за складом, а в данном случае их дочь, девочка, которая, несомненно, жила в достатке. край преступных и аморальных предприятий, которые тлели в лондонском Ист-Энде, за месяц до этого исказил ее лицо купоросом. Джон Доби, ее отец, был уверен в виновнике этого акта насилия, человеке по имени Тэппит, который добивался благосклонности от несчастной Энн Мэри Доби, которая до этого инцидента работала официанткой в ресторане Star and Garter. дом недалеко от Коммершл-роуд, теперь под новым управлением, поскольку предыдущий владелец обанкротился в 1888 году, обвиняя свое несчастье в убийствах Потрошителя, утверждая, что "Люди больше не выходят на улицу. С тех пор, как меня убили, здесь почти не бывает ни души.
   Энн-Мэри была ужасно изуродована, и Мориарти пообещал разгневанным родителям, что рассмотрит этот вопрос и, если это будет доказано, увидит, что Тэппит предстанет перед тем же суровым правосудием, которое он совершил над девочкой.
   Была жена осужденного убийцы, которого через неделю должны были повесить, и пара дел об оплате, вернее, об отсутствии оплаты за услуги, оказанные от имени профессора: одно - моряку, содействовавшему в розыске. человек из страны в Голландию; другой - мытарю в Бишопсгейте, который поселил на неделю заезжего французского анархиста, пока тот наладил контакты с некоторыми братьями, придерживающимися тех же убеждений. Платежи были произведены, и оба мужчины ушли довольными, поклявшись в будущей верности профессору.
   Это был утомительный вечер, который еще не закончился, поскольку в этот момент Мориарти был занят одной из самых трудных проблем, проблемой дочери Рози Макнейл, Мэри, и Сала Ходжеса.
   Сэл Ходжес, несомненно, был одним из многих главных активов Мориарти. Сэл руководил тремя отдельными, хотя и связанными между собой операциями: группа высококлассных проституток, которые работали по паре хороших адресов в Вест-Энде - одна в Сент-Джеймс, ночлежка, известная как "Дом Салли Ходжес"; другой более частный. У нее также была третья череда умеренно разумных девушек, работающих в доме в Сити (девушки Сала, даже по последнему адресу, были как королевы по сравнению с человеческими отбросами, работавшими в доках); она также контролировала группу хорошо обученных молодых женщин, которые приносили гораздо больше денег, чем ее шлюхи. Это были крутые девчонки - снова часть Swell Mob - которые изображали из себя проституток, чтобы обшарить карманы и содрать шкуру с любого возможного клиента. Ее методы были частично основаны на методах знаменитой матери Мандельбаум с Клинтон-стрит в Нью-Йорке, которая в семидесятые и восьмидесятые годы доказала, что организованные женщины представляют собой преступную силу, с которой он считался. Эти девушки Сала Ходжеса работали допоздна по Вест-Энду, заманивая мужчин в свои лапы всеми известными уловками, от притворства, что они заблудились, до откровенных сексуальных предложений; в любом случае, если бы у одной из особенных девушек Сала появился мужчина, он мог бы попрощаться с кошельком, часами и цепочкой или любыми другими ценностями, которые могли оказаться при нем. Они также были самыми искусными в обшаривании карманов пьяных и не гнушались, когда это требовалось, прибегать к физическому насилию, наиболее известным методом которого была удавка, наполовину или даже полностью удушение своих жертв веревкой или шелковым шарфом. , грабя бессознательного человека или труп, если он сопротивлялся, и исчезая в ночном мраке, как сирены, которыми они были. Как шла рифма:
  
  
   Старое "Встать и доставить" сгнило.
   Три к одному; удар сзади; вытирая подбородок, мальчики,
   Это билет, и Vive la garrotte !
  
  
  
   В то время как великая эпидемия удушения в начале 1860-х годов давно закончилась, девочки Сала изобрели новые методы, которые, в сочетании со старыми, превратили их в класс, который возродил ужасы Чоки Билла и бича середины века. Действительно, в некоторых фешенебельных районах, где они работали, богатые и зажиточные ходили по ночам в настоящем страхе.
   Сэл было около тридцати, женщина, которая познала большие лишения в первые годы своей жизни, но которая, из-за амбиций и непреодолимого желания улучшить себя, прошла трудный и крутой путь, занимаясь блудом в раннем подростковом возрасте. к тому, чтобы быть содержанкой - положение, которое она использовала в полной мере, джентльмен имел дело с тем, что был титулованным членом аристократии и чрезвычайно богат в придачу.
   Она терпела, по ее словам, такое положение в течение двух лет, за это время она добыла много материалов - писем и документов - с помощью которых можно было скомпрометировать своего любовника. Когда настал момент, она просто представила несчастному факты, потребовала документы на дом, в котором он ее держал, плюс немалую сумму денег в обмен на ее молчание и компрометирующие бумаги. С этого момента бизнес Сэл начал процветать, дом, в котором она содержалась, стал первым из ее самых шикарных борделей. Вскоре после этого она попала под влияние Джеймса Мориарти, и масштабы ее бизнеса росли и процветали.
   Это была яркая женщина, которая одевалась хорошо и всегда по последней моде, с волосами золотистого цвета, пропорциональным телосложением и хорошо модулированным голосом, за исключением периодов стресса, когда у нее была досадная склонность впадать в более расплывчатую речь. наследие ее юности. Это была такая ошибка, из-за которой она трудилась в покоях Мориарти, когда встречалась с матерью Мэри Макнейл.
   "Ты сидишь так, как будто у тебя никогда не было пего между бедрами, и имеешь чертову наглость называть меня шлюхой, ты корова с гордой задницей", - крикнула она миссис Макнил.
   - Ну, шлюха ты, Сэл Ходжес, и шлюхой всегда будешь, и я не увижу, чтобы моя девушка гуляла по улицам с тобой и остальными твоими сестрами из бездны.
   - Думаешь, твоя проклятая дочь слишком хороша для блуда? Вы подумаете, что она не гадит, я полагаю. Что ж, позвольте мне сказать вам пару правд, Роуз Макнил. Твоя Мэри была в игре по-своему мило уже несколько месяцев - задолго до того, как мои девочки добрались до нее...
   - Ты лживая блудница!
   - Спросите, черт возьми, спросите себя, леди, чертова лошадь.
   - Моя Мэри - хорошая девочка...
   - Как и ее мать, я полагаю? Не думай, что я не помню тебя, Роуз Макнил, потому что я слишком хорошо тебя помню. Моряки звали тебя Рэнди Рози...
   Ее прервала Роуз Макнил, которая швырнула свое маленькое тело через комнату, вцепившись руками в лицо. Пэджет и Ли Чоу двигались со скоростью и разделили двух женщин, таща их - плюясь и сопротивляясь - друг от друга. Мэри Макнейл, хорошенькая темноволосая девушка лет семнадцати, осталась сидеть в одном из мягких кресел, ее лицо было белым, как мел, кровь отлила от губ.
   "У меня будет тишина".
   Впервые за день Мориарти повысил голос выше обычного мягкого уровня.
   - Это не бар и не место встречи твоих придурков, Сэл. Я прошу вас обоих помнить об этом.
   Мэри Макнил была яблоком раздора. Еще несколько месяцев назад, по словам ее матери, она была достаточно занята, помогая домовладельцу "Семи звезд" на Леман-стрит. Затем однажды ночью миссис Макнейл получила сообщение, что Мэри не вернется домой этим вечером и останется у друзей. Роуз Макнил быстро узнала, что "подругами" были девушки Сала, а Мэри жила в одном из домов Вест-Энда. По правде говоря, Роуз МакНил больше беспокоил тот факт, что ее дочь больше не приносила несколько лишних шиллингов в неделю.
   "Хорошо."
   Мориарти подошел к своему столу. Рози Макнил опустилась на стул, а Ли Чоу парил позади нее. Пэджет стоял рядом с тяжело дышащим Сэлом Ходжесом. (На мгновение Мориарти был очарован тем, как поднималась и опускалась ее грудь). Маленькая Мэри Макнейл, все еще бледная и обеспокоенная, наклонилась вперед в своем кресле. Глаза Мориарти сузились, его лицо мягко качалось из стороны в сторону, глаза переводились с женщины на женщину.
   - Ты зря тратишь мое время.
   Голос снова стал мягким, но отрывистым и опасным.
   - Я давно знаю Сала, Рози. Очень долгое время. За все время, что я ее знаю, ее девочки только однажды забрали другую девушку. 1888 год - не лучший год для шлюх, хотя Потрошитель касался только отбросов, так что ни одна из девочек Сала не должна была волноваться. Ее звали Мэгги Раттер, верно, Сэл?
   - Она все еще со мной, профессор.
   "Высокий, рыжеволосый, с кожей цвета слоновой кости".
   Все внимание было приковано к профессору.
   "Мэгги работала фрилансером в поместье Сала. До этого, если Сэл находила на своем участке швабру, она избавлялась от нее. В один день она будет там, а в другой исчезнет - пуф - как Король Демонов в пантомине . О, она снова появлялась, но только не там, где работали девушки Сала. Я никогда не лезу в такие дела. Я никогда не спрашивал Сэл, как она это сделала, но я знал, что это было сделано, и мне кажется, что кукле это было неприятно".
   Он сделал паузу, снова сверкнув глазами.
   "Затем пришла Мэгги Раттер, и я спросил об этом Сала. "Профессор, - сказала она мне, - Мэгги хорошо выглядела. Я чувствовал, что она заслуживает шанса, поэтому предложил ей место в моей семье". Вы зря потратили мое время, потому что я считаю, что это случилось снова. Так ли это, Сал?
   - Вот так, профессор. Вот именно".
   - Итак, Рози, твоя драгоценная Мэри, во рту которой не таяло масло, брала перерыв в трактире "Семь звезд", чтобы немного поторговаться, и мне не нужно говорить тебе, что Леман-стрит находится на земле Сала. . Вы подходите себе, но я бы посоветовал вам, Рози, поговорить с Сэлом начистоту. Договоритесь о небольшой части заработка Мэри. Его голова метнулась к Мэри. "Ты, девочка, увидимся здесь, в этих покоях, завтра в одиннадцать часов ночи..."
   - И ему не будет предъявлено обвинение, Мэри, вы понимаете? выплюнула Салли Ходжес. "Профессору никогда не предъявляют обвинений".
   Лицо Мориарти изогнулось в тонкой улыбке. - А теперь уходите, все вы.
   Когда они ушли, Пэджет вернулся, чтобы спросить, не нужно ли еще что-нибудь сделать.
   - Я думаю, тебе достаточно. Мориарти одарил его холодным, суровым взглядом. - А что с Майклом Пегом, лордом Питером и Альтоном, тюремщиком?
   - Я займусь этим, сэр.
   Мориарти было о чем подумать. Он откинулся на спинку курительного кресла и позволил своему разуму поиграть со многими проблемами, стоящими перед ним как здесь, так и за границей. В основе была мысль. Я бы хотел, размышлял Мориарти, стакан портвейна и булочку с маслом. Двадцать минут спустя Эмбер ворвался с новостями о полковнике Моране.
  
  
   Покинув Кондуит-стрит, как мы уже отмечали, Себастьян Моран сел в экипаже до Англо-индийского клуба, проехав по Риджент-стрит и Хеймаркет. Несмотря на то, что ночь была теперь ветреной, на улицах дул холодный ветер, мир и его жена отсутствовали, экипажи, омнибусы и кареты толпились на улицах Вест-Энда, тротуары толпились мужчинами и женщинами, намеревающимися провести ночь, некоторые направляются к невинным удовольствиям тетушки Чарли , все еще радующей публику в королевской семье, или к веселой девушке у принца Уэльского.
   Тем не менее Моран с удовлетворением заметил, что более гедонистические развлечения также были хорошо организованы на Хеймаркете и прилегающих к нему переулках и улицах. Те из дочерей Салли Ходжес, которым разрешили охотиться в Вест-Энде, несомненно, были там среди остальных. Индивидуальные ритмы в этом районе не контролировались так строго, как в Сити, ближе к востоку, поэтому куколки легко смешивались со своими более твердыми сестрами в семье любви, и за всеми наблюдали ястребиные глаза носильщиков наличных денег и случайные прохожие. пандус.*
   * Сцена, которую Моран наблюдал из своего экипажа, мало чем отличалась от тех, которые мы все еще можем видеть в некоторых районах Лондона, где, несмотря на Закон об уличных правонарушениях 1959 года, женщинам все еще удается публично домогаться, хотя во времена Морана открытая демонстрация был в огромных масштабах. Совсем недавно, в марте 1973 года, автору довелось пройтись по Шепердс-маркету воскресным вечером: шлюх было много на виду, как и разносчиков денег, которых мы сегодня знаем как понсов, в то время как пандусы - слезники - определенно подпирали вверх по домам вокруг Маркет-Мьюз, Керзон и Даун-стрит.
   Моран тешил себя мыслью, что, закончив работу, он вполне может перебраться в один из лучших ночных домов, возможно, в лучший дом Сала Ходжеса на Сент-Джеймс, где, как он знал, есть пара французских девушек, только что привезенных из Нью-Йорка. Пэрис, которые особенно хорошо разбирались в гамаруче. Эта мысль была приятна старому солдату и охотнику, добычей которого в ту ночь была очень крупная дичь, запах которой вызывал трепет в животе и неизбежное покалывание в чреслах.
   Моран был одет в белый галстук, потому что так было принято в обеденных залах Англо-индийского клуба, и к вечеру его аппетит требовал специй индийской кухни.
   Он задержался в клубе часа на два, обедая богатым мурги до-пиаза - ароматной куриной корбоннадой; с пхали дум - фасоль, лук и имбирь, подаются очень горячими; Alu Turracarri - простое картофельное карри, очень любимое англичанами, служившими в Индии; блюдо из репы, известное как Корма Шалгам; жареные огурцы - Кхира Талава; и горячий маттар панир - карри из гороха с индийским сыром. Были также чечевица из тыквы, лайм, помидоры и луковые огурцы, чатни из манго, луковая райта и хрустящие маффины вместе с толстыми роти из цельнозерновой муки .
   Сам по себе обед вселил в полковника новую уверенность, ибо он не мог не напомнить ему о тех днях, которые он, тогда еще более молодой человек, провел в индийской армии, и об удовольствиях, которые он испытал - удовольствиях, надо сказать, пронизан жестоким, даже садистским подтекстом - в стране, которая была для него заколдованной.
   Когда он вышел из клуба, Моран начал ощущать напряжение, напряжение мышц задней части шеи, прелюдию к действию, которое он собирался предпринять. Он еще раз подозвал экипаж, на этот раз приказав таксисту высадить его на перекрестке между Джордж-стрит и Бейкер-стрит.
   Когда он расплачивался с такси, сердце Морана колотилось. Он знал, что если ему повезет, он во второй раз за несколько недель сможет совершить идеальное преступление. В этот момент большой отряд детективов из Скотленд-Ярда пытался раскрыть, казалось бы, невозможное убийство молодого достопочтенного Рональда Адэра. Теперь Холмс вернулся в Лондон, единственный человек, которого знал Моран, обладал достаточной сообразительностью не только для того, чтобы понять, как Адэр может быть застрелен револьверной пулей в запертой комнате, но и для того, чтобы установить личность его убийцы.
   Моран медленно шел по Бейкер-стрит, опустив голову против ветра, двигаясь к тому месту, где Блэндфорд-стрит пересекала улицу под прямым углом. Он чувствовал громоздкие предметы в своих карманах, и когда он приблизился к области, которая была его целью, его скрюченная рука крепче сжала тяжелую трость, которую он нес. Он знал, что один из соглядатаев Паркера слонялся в конце Блэндфорд-стрит, и, когда он оказался почти прямо напротив дома номер 22IB, где у Холмса были его покои, сердце Морана чуть не екнуло.
   Глядя на окна, которые, несомненно, принадлежали Бейкер-стрит, 221Б, он мог видеть на фоне светящейся оконной шторы резкие черные очертания головы и плеч человека. Когда Моран взглянул вверх, голова шевельнулась, как будто в жесте отрицания посреди разговора. Моран знал форму головы и прямоугольность плеч так же хорошо, как свои ладони. Фигура за шторой, без сомнения, была самим Шерлоком Холмсом.
   Моран продолжал двигаться, теперь уже медленнее, оглядывая улицу. Там были еще двое людей Паркера, сбившиеся в кучу, как будто укрываясь в дверном проеме; кроме них мало кто был теперь за границей. Моран мрачно улыбнулся про себя и ринулся вперед, сворачивая на углу направо, на Блэндфорд-стрит, затем снова направо по узкому проходу, через деревянные ворота и в голый двор, черный ход дома, окна темные и тихие, лицом к нему.
   Моран вытащил из кармана ключ и быстро открыл дверь. Он мягко закрыл ее за собой и, используя всю хитрость великого охотника, которым когда-то был, молча встал в темном проходе, дав глазам привыкнуть к темноте. Через несколько минут он стал видеть почти так же хорошо, как и на улице, и снова осторожно направился к лестнице, неуклонно ползая на носочках и почти не издавая при этом шума.
   Моран знал, какую комнату он хотел на первой лестничной площадке. Он почти бесшумно вошел в переднюю комнату с видом на Бейкер-стрит. Оказавшись внутри, его разум наполнился одной мыслью, его глаза проникли во тьму, переместились к окну и выглянули на створку через улицу, где все еще вырисовывался силуэт головы Холмса. Медленно Моран поднял окно и встал на колени за ним. Через отверстие ему был виден прекрасный вид, и, сосредоточившись, полковник стал вынимать вещи из карманов шинели.
   Пока он работал, навинчивая костлявый приклад винтовки на тяжелую металлическую трость, которая на самом деле была стволом и механизмом специального мощного пневматического ружья, изготовленного специально для Мориарти в Германии, в сознании Морана четко двигались картинки - картины последний раз, когда он использовал оружие. Он увидел молодого Адэра, стоящего перед ним в отдельной комнате карточного клуба Bagatelle.
   "Полковник, - сказал молодой педант, - я бы не хотел в это верить, но теперь у меня есть доказательства". Он протянул кусок пробки с "финишером", который выпал из трубки Морана. "Возможно, я молод и неопытен в некоторых сферах жизни, но я знаю, что это такое. В Австралии мы знаем о таких вещах не понаслышке. Я узнаю "блестящего", когда вижу его. Вы мошенник, сэр, и, поскольку я играл с вами и выигрывал с вами, я замешан.
   Моран промолчал, лучше дать молодому дураку выкинуть это из головы.
   "Я могу только предполагать, сэр, - продолжал Адэр, - что какие-то неотложные и личные трудности вынудили вас совершить этот огорчительный, неджентльменский и бесчестный поступок. Я не буду торопить события. Вы можете быть спокойны на этот счет, но я не могу молчать вечно. Насколько я понимаю, перед вами открыт только один путь действий. Вы должны избавиться от искушения снова прибегнуть к такому поведению, под которым я подразумеваю, что вам придется выйти из всех ваших клубов. Недели должно быть более чем достаточно для этого. Поэтому я хотел бы попросить вас предоставить мне доказательства ваших различных отставок в течение недели. Если вы не сделали этого за это время, то я буду вынужден пойти хотя бы к секретарю этого клуба и представить ему доказательства, какой бы скандал это ни навлекло на меня".
   Моран знал, что щенок был достаточно глуп, чтобы сделать это. Два дня спустя он отправился во временный дом Адаира на Парк-лейн, 427, экипированный, как и сейчас, с пневматическим пистолетом и коробкой с пулями с мягким наконечником, которые были смертоносными снарядами этого оружия. Хотя в его сердце и мыслях было убийство, в тот раз у него не было твердого плана, как сейчас. И только когда он подъехал к дому на Парк-лейн и увидел, что окно молодого Адаира открыто, а мужчина действительно находится в его комнате, видимой с улицы, Моран быстро составил свой план, проскользнул в тень удобного дверного проема, положил оружие вместе, накачал воздух, зарядил его одной пулей, снова вышел на улицу, быстро и тщательно прицелился и бесшумно произвел роковой выстрел.
   Теперь это дело было другого характера: расчетливое, холодное и исполненное с непоколебимой злобой. Оружие было готово, собрано вместе, небольшой ручной насос создавал необходимое давление в 500 фунтов на квадратный дюйм, а мягкая пуля была загружена в брешь. Моран по-прежнему не сводил глаз с каменоломни в комнате напротив, сознавая, что это был, возможно, самый важный кадр за всю его жизнь.
   Черный контур мишени Морана на желтом жалюзи совпадал с мушками и буквой V заднего прицела, скелетообразный приклад твердо стоял у его плеча, холод его холодного металла касался щеки полковника.
   Его рука медленно напряглась, когда палец нажал на спусковой крючок. Без толчка или рывка, только с легким хлопком, пневматический пистолет выстрелил. Моран услышал звон стекла, когда пуля пробила окно через дорогу.
   Затем в темной комнате разразился ад и хаос*.
   * Те, кто знаком с рассказом доктора Ватсона об инциденте ( "Пустой дом") , узнают подробности того, что произошло. Холмс, превзойдя банду Мориарти - или то, что, по его мнению, от нее осталось, - установил свой бюст за жалюзи в окне на Бейкер-стрит, 221Б, и именно по этой приманке Моран выстрелил, Холмс и Ватсон уже были спрятаны в Камден-хаус, пустой дом напротив палат Холмса на Бейкер-стрит. Инспектор Лестрейд и его люди были поблизости, и после удара револьвера Ватсона по голове Моран был побежден и позже обвинен в убийстве Рональда Адэра.
  
  
   Лицо Мориарти было серым. Он не очень хорошо воспринял известие об аресте Морана. Вначале была реакция ярости, за которой вскоре последовал холодный, жесткий, молчаливый гнев, который мог почувствовать любой, кто приблизился к нему. Лампы все еще горели в главной комнате его покоев, хотя сейчас было почти три часа ночи. Спир разбудил миссис Райт, поскольку именно миссис Кейт Райт и ее муж Бартоломью управляли баром в "приемной", а также заботились о личных потребностях профессора: его стирке, еде и уборке его комнат. Кейт Райт, зная о симпатиях и антипатиях Мориарти, приготовила стакан бордового глинтвейна, суетясь по комнате, вешая сковороду на решетку перед огнем, чтобы нагреть ее, заканчивая его традиционной теплой кочергой и добавляя корицу, имбирь, лимон и цедра лимона. Мориарти пил медленно, потягивая и глядя в огонь, Копье и Ли Чоу молча смотрели на него, Эмбер был отправлен в попытке найти Пэджета, который еще не вернулся со своих поручений, касающихся Альтона на Колдбатских полях, и зловещего Майкла. привязка
   - Куда делся Пейджет? - вдруг воскликнул Мориарти.
   - Профессор, это может занять всю ночь, если он на привязи к Пегу. С таким человеком, как Пег, надо быть полегче.
   - Я не пойду легко ни с дешевым гонофом, ни с кем-либо еще. Я просто надеюсь, что Пэджет не тратит свое время впустую на какую-то роскошь или забавляется с одним из хвостов Сэла.
   - Пойдем, Плофессор. Пэджет, а не педик-мастер или Рашингтон".
   Это был первый раз, когда Ли Чоу заговорил. Мориарти позволил себе полухихиканье над дефектом речи китайца.
   "Рашингтон, Ли Чоу? Пэджет не Рашингтон? Милорд Лашингтон хотел бы, чтобы вы это сказали.
   - Но это правда, шеф, - усмехнулся Копье, радуясь, что китайцы хотя бы добились шутки от его хозяина. - Пэджету придется потрудиться, чтобы разузнать Пег и Питера. Другого пути нет, но я не вижу, чтобы он делал джиги без матраса. Теперь у него есть постоянный недостаток.
   "Ой?" Брови Мориарти поднялись. - Мне об этом не говорили. Итак, Пэджет стал семейным человеком во всех смыслах этого имени? Профессор пристально посмотрел на Копья, впервые поняв, что увечье на лице, пересекающее правый угол рта человека, придавало ему неизменно удивленное выражение.
   "Ну, не то, как они соединены или что-то в этом роде. Но у него есть эта Джуди. Она здесь, в его покоях.
   - Она сейчас? Профессор снова похолодел. - Моран беспокоит меня, Копье. Он должен был держать меня в курсе, и когда я дошел до сути, он сделал немного больше, чем дал мне наполовину законченную картину. Никогда не было никаких подробностей, а теперь он в тюрьме. Интересно, сколько он будет дуть на нас, чтобы не попасть в солонку?
   - По всем данным, полковник у них в кармане. Никакая болтовня в мире не снимет его с яблони.
   - Но он все еще может дуть, Копье. Удар по большому количеству вопросов. Я думаю, нет...
   Топот сапог, торопящихся вверх по лестнице, прервал фразу профессора. Секундой позже в комнате появился Пэджет, а за ним Эмбер.
   - Эмбер только что сказал мне. Пейджет тяжело вздохнул. "Это правда?"
   "Как рассвет. Вы не торопитесь, Пэджет.
   "Сначала я увидел Альтона за его барабаном в Клеркенвелле. Он согласен, но это не ударит по твоему кошельку.
   - Наш кошелек, Пэджет. - Мориарти поднялся, потягиваясь перед огнем. "Это семейное дело, и я полон решимости вывести мальчиков Джейкобса из "Стали" как можно скорее".
   "Тогда это можно сделать. Он встретит вас в любое время, а вы назовете место.
   - А как насчет Пег и Питера?
   "Уайтчепел".
   "Оба из них?"
   "Оба. И многое другое. Они выкладывали из бочки на Коммершл-роуд. Он владеет этим местом и еще четырьмя или пятью адмиралами, а его хулиганы несут деньги за пару дюжин хвостов. Я видел Слепого Фреда в Агнце и Тизле, сказал, что за последние три месяца он несколько раз жаловался полковнику. Полковник сказал, что он что-то сделает с этим, но так и не сделал. С некоторыми из наших людей покончено, и я точно знаю, что Пег забирает часть наличных из пары флеш-домов и еще дюжины нэзерскинов, которые ему не принадлежат. Этот человек настоящий trasseno, профессор, а не дон, как вы.
   * В то время как лондонский Ист-Энд к тому времени претерпевал большие физические изменения - например, вся ужасная северная сторона Флауэр-энд-Дин-стрит была снесена к 1892 году - многие из старых ночлежных домов, нэзерскэнов, остались, как и изменчивое преступное братство.
   Мориарти проигнорировал задуманный комплимент.
   - Сколько с ним?
   "Трудно сказать, но, похоже, у него в округе полно бандитов: хулиганов, ковбоев, взломщиков. Будет много рэкета".
   Лицо Мориарти застыло в жесткой маске. Все четверо членов "преторианской гвардии" знали этот взгляд и чувствовали напряжённую атмосферу. Когда Мориарти был таким, пора было смотреть на себя, остерегаться, следить за своим языком и манерами. Мориарти был так же опасен, как ядовитая рептилия, когда он был в таком настроении; на самом деле странное колебание его головы, казалось, стало более выраженным.
   "Это наш бит, и так было уже много лет", - вот и все, что он сказал.
   Остальные мужчины кивнули в знак согласия.
   - А как насчет полковника, шеф?
   Лицо Пэджета выдавало его собственное беспокойство.
   "Да." Голос Мориарти был еще мягче, чем обычно. - Действительно, да, а как же полковник Пэджет? Чем, черт возьми, занимался полковник в мое отсутствие? Похоже, что полковник Моран прогуливается за всеобщий счет.
   Копье переминался с ноги на ногу. Пришло время проявить лояльность и быть проклятым.
   - За ваш счет, разумеется, профессор.
   Остальные пробормотали в знак согласия.
   - За счет всех, - прошипел Мориарти. "Вся наша семья пострадает, если мы начнем проигрывать в любом рэкете, в любой игре".
   - Он много времени провел в бродяжничестве, всегда был чем-то вроде бродяги, полковник.
   - Я знаю об игре и держу пари, что он был на охоте с выигрышем. Ну, все в порядке. Мы все должны получать удовольствие, но когда оно мешает делу, это другое дело. Мне не поступало ни одного отчета ни о Пеге, ни о Питере, ни о Уайтчепеле. Если уж на то пошло, - он пристально посмотрел на Пэджета, - мне многое не сказали. Как будто у тебя есть собственный недостаток здесь, в твоей каюте, Пейджет. По крайней мере, мне должны были сказать об этом.
   Пэджет едва не покраснел, как только мог человек его убеждений.
   - Я думал, что полковник сказал бы вам об этом, сэр, - пробормотал он.
   "Ну, он этого не сделал. Кто она, Пейджет? Она заслуживающая доверия модистка, яркая девушка или что?
   - Она вышла из монастыря, ее зовут Фанни Джонс, она из Уорика. Я встретил ее в засаде для прислуги год назад. Она поступила на службу к некоторым шишкам, сэру Ричарду и леди Брей. У нее есть особняк на Парк-лейн, рядом с тем местом, где покончили с Адэром. Они уволили ее за какой-то пустяк, и ей не повезло. Она знала дом Бреев вдоль и поперёк, и я подумал, что это может пригодиться. Потом я подумал, что она затеет что-нибудь, даже поговорил об этом с Сэлом Ходжесом, но... ну, шеф, вы же знаете, каковы эти дела...
   - Я знаю, как обстоят дела, мой дорогой Пэджет, и со временем я встречусь с молодой женщиной. За что Брайи уволили ее?
   - Это была леди Брей, настоящая вдовствующая герцогиня. Однажды вечером Фанни взяла выходной на час вне дома, чтобы навестить какого-нибудь друга. Короче говоря, это обнаружил дворецкий, и ее королевское высочество леди Брей отпустила ее. На улицу с сумкой и багажом. Она хорошая девочка, шеф.
   Мориарти бросил быстрый взгляд на Копья, который правильно истолковал своего хозяина и надеялся, что Пэджет пропустил взгляд. Профессор хотел, чтобы кто-нибудь поспрашивал, чтобы убедиться в предыстории Фанни и ее истории. Это было то, в чем Моран был небрежен, и, в определенной мере, Гарпун был доволен тщательностью Мориарти.
   Наступила минута или около того тишины, Мориарти задумался. Затем Пэджет заговорил еще раз.
   - Это правда, про полковника, так что же нам делать, профессор?
   "Почему Холмс? Дурак, - размышлял Мориарти, переводя взгляд сначала на Пэджета, а затем на Копья. - Разве он не понимает, какой ущерб мог нанести? После всех неприятностей, на которые нам пришлось пойти, после всего того, что произошло, было сказано и согласовано между мной и Холмсом в Рейхенбахе. Видит бог, Холмс может даже поверить, что я нарушил перемирие. Он сделал паузу, глядя вверх из-под опущенных век. - Что ж, похоже, инспектор Лестрейд придирается к полковнику. Он обязательно будет побежден..."
   - Мы спасаем...
   - Ты можешь спросить об этом, когда увидишь, что делает Моран? Боже мой, Пэджет, Моран раскрывается как человек, который даже не оторвет солдата от его собственной матери, а вы говорите о спасении. Нет, у нас две проблемы. Если бы Моран не знал так много, я бы сказал, что он мог бы пойти к черту и качать гром, но он знает очень много. Слишком много. Он сообщит об этом Лестрейду или другим, если решит, что это ему поможет.
   Медленная улыбка расползлась по лицу Мориарти. Это было похоже на улыбку ликования или дружбы, но каким-то образом лицо изменилось, как будто позади можно было увидеть другое лицо со всеми отметинами горгульи.
   "Я полагаю, вы могли бы назвать это спасением, в каком-то смысле", - продолжил он. "Спасение для нас. Но скорее освобождение для полковника Морана.
   Копье серьезно посмотрел на своего хозяина.
   - Ты имеешь в виду, что мы должны сделать для полковника, пока Топпер не добрался до него?
   - Задолго до этого, Копье, задолго до этого. Насколько нам известно, в этот момент он напевает копам; обо мне, об этом месте, о нашей семье, о нашем влиянии, планах, интригах, рэкетах. Он должен потерять свой язык. После этого мы должны заняться своими делами в Уайтчепеле.
   - С Колышком, - лаконично заметил Эмбер.
   - Вам нужно будет прислать карателей.
   Пэджет не сомневался в действиях, которые им придется предпринять.
   "Каратели будут только частью этого. Нам придется проявить немного такта. Мориарти посмотрел на Копья. "Я хочу, чтобы вы занялись вопросом о Моране, - сказал он. "Мы должны знать, где он, кто с ним, какие полицейские, когда его судят, его распорядок дня. Эти вещи нам нужно знать быстро. Железо горячо, поэтому надо ковать, пока оно не остыло. Ты, Пэджет, - он ткнул пальцем в сторону другого своего лейтенанта, - собери дюжину или около того карателей, которые хорошо послужили. Приготовьте их. Также узнай, сможет ли Элтон встретиться со мной завтра рано вечером. Где-нибудь, где люди меньше всего думали бы, что мы встретимся. Я знаю Алтона, и он иногда умудряется выглядеть джентльменом, так что, допустим, я встречусь с ним в кафе "Рояль" в семь. И хорошо проинформируй его, Пэджет, он должен блистать. Я должен быть в маскировке. Напомните ему, как я выгляжу как старый Мориарти, потому что именно так я буду одет, и убедитесь, что он не выглядит чокнутым, каким он является.
   Пейджет кивнул. - Мы должны использовать каратели против людей Пега?
   "На некоторых из них. Эмбер, иди в Уайтчепел; пусть тайники Паркера работают с вами в ночлежках, лушкенах и шлюзах. Нам нужно знать, кто самые важные люди Пега: его лучшие полдюжины или около того.
   Маленькая Фокси Эмбер усмехнулась, показывая набор треснувших и желтых зубов.
   - Я займусь этим.
   Глаза Мориарти блестели, когда он переводил взгляд с одного человека на другого.
   - Если мы стукнем его самых способных офицеров, то, я думаю, он прислушается к разуму.
   - Какая причина? От Копья.
   "Я хочу убрать его с наших улиц и домов, подальше от наших людей. Когда мы накажем его людей, думаю, я смогу сделать ему предложение, от которого ему будет трудно отказаться".
   Все пятеро усмехнулись.
   ФАННИ РАССЛЕДОВАЛА И ВОСПОМИНАНИЯ МОРИАРТИ ОБ ОСЕНИ 1888 ГОДА
  
   Пятница, 6 апреля 1894 г.
  
  
  
   Когда Мориарти, наконец, добрался до своей постели, в очень ранние часы пятничного утра, он не мог заснуть. Утомительные события предыдущего дня смешались с гневом, когда он обнаружил, что его деловые интересы в Лондоне в значительной степени игнорировались во время его вынужденного пребывания на континенте. Когда Моран оказался в руках полиции, вся ситуация оказалась под угрозой, и его особенно раздражало открытие, что район Уайтчепела фактически захвачен такими низшими личностями, как Майкл Пег и лорд Питер.
   В те дни Мориарти использовал Уайтчепел и Спиталфилдс как тренировочную площадку, пункт вербовки и место, где можно было делать деньги, пусть даже небольшие суммы. Это было непростым делом, сдерживать обширную и бедную, кишащую преступностью территорию, но он делал это в течение восьми или девяти лет с помощью Морана - тогда более проворного и способного человека - и неизменной памяти о это была осень 1888 года.
   Уайтчепел и его окрестности были местами, где гноилось, воняло и расцветало зло, что ужасно соответствовало методам Мориарти. Именно здесь, в самом сердце этого проклятого района, Мориарти смог собрать стайку сторонников, небольшую преступную армию, обязанную профессору за малейшее одолжение, стремящуюся служить ему с исключительной преданностью из-за множества способов он мог облегчить лишения и болезни, которые их окружали, желая предоставить информацию за небольшие суммы денег или еды. В самом деле, бродячему населению этой части Лондона, к востоку от Сити, было хорошо известно, что новообращенные профессора Мориарти лучше заботятся и их больше, чем обращенных ревностными христианскими социалистами, которые периодически прибывали в этот район, раздавая благотворительные пожертвования. работает из таких мест, как Тойнби Холл.
   Действительно, было много громких разговоров о планах реконструкции и возобновлении социальной работы вокруг Уайтчепела и Спиталфилдса, но, Мориарти поблагодарил Сатану, на самом деле мало что было сделано. Затем, осенью 1888 года, богатая вербовочная база Мориарти стала местом настоящего террора, ее переулки, улицы, дворы и переулки попали под пристальное внимание полиции и вызвали озабоченность широкой общественности.
   В то время Мориарти жил в полном комфорте ближе к Вест-Энду, в большом доме недалеко от Стрэнда. И Пэджет, и Копье были с ним, стильно размещенные в помещении для прислуги, откуда они работали с другими членами мафии Мориарти.
   Именно Копье принес из Уайтчепела первые новости о беде, которая вот-вот обрушится на них. Как оказалось, он был в командировке, участвовал в карательной операции против каких-то бродяг, которые доставили Салли Ходжес небольшие неудобства, и, уехав накануне вечером, вернулся только около одиннадцати утра в пятницу, 31 августа. Он пошел прямо в кабинет профессора на первом этаже и объявил: "Полли Николлс перерезали горло. Ее нашли на Бакс-Роу, в половине третьего утра.
   Высшая иерархия мафии Мориарти знала Полли Николлс, невзрачную, желтоватую, робкую женщину сорока двух лет, которая из-за своей пристрастия к алкоголю опустилась до самых низов восточного Лондона, зарабатывая те небольшие деньги, которые могла, на улицы и живут впроголодь в ночлежках. Но в одном или двух случаях она была полезна Мориарти и его соратникам, передавая информацию, в основном, простого характера.
   "Нам придется принять более строгие меры с Высокими Разрывами", - была первая реакция Мориарти. - Это четвертое с прошлого Рождества.
   Тот факт, что у самого Мориарти были люди, работающие над High Rip, запугивающей, а иногда и жестокой формой вымогательства у проституток, не имел никакого отношения к делу. Все они знали, что молодые банды, в том числе мафиози с Хокстон-Маркет и Олд-Никол-стрит, работали на Хай-Рип в районах Уайтчепел и Спиталфилдс.
   Упоминание Мориарти о Полли Николлс, ставшей четвертой жертвой операции High Rip со смертельным исходом после Рождества, касалось трех других шлюх. Фея Фэй, чье настоящее имя до сих пор оставалось неизвестным, была женщиной, чье ужасно изрезанное тело было найдено недалеко от Коммершл-роуд накануне Рождества; Эмма Смит, подвергшаяся жестокому нападению со стороны трех мужчин в пасхальный понедельник, 13 апреля, позже скончалась от полученных травм, а Марта Табрам, найденная мертвой почти в том же месте, что и Эмма Смит, - на Осборн-стрит, Спиталфилдс - получила тридцать девять ножевых ранений в начале часов 7 августа, чуть более чем за две недели до обнаружения злополучной Полли Николлс.
   Спир и Пэджет поставили известных мобов High Rip на первое место в своем списке, но неделю спустя все приняло новый оборот, когда было найдено тело еще одной шлюхи, Энни Чепмен - Темной Энни, как ее называли - с перерезанным горлом и желудок размножился на заднем дворе дома 29 по Хэнбери-стрит.
   Именно в этот момент Мориарти почувствовал себя ужасно неудобно, так как вскоре стало очевидно, что убийца Энни Чепмен и тот, кто перерезал горло Полли Николлс, были одним и тем же человеком, в то время как что-то похожее на панику начало охватывать территорию профессора. Но было еще кое-что - террор, который скрывался за искаженными россказнями и газетными инсинуациями, заставил полицию действовать, и уголовный мир этого района оказался под более пристальным наблюдением, чем когда-либо прежде. Полицейских в форме было больше, а люди в штатском скрывались и смешивались с жителями района.
   Уже через несколько дней у Мориарти, Морана и тех, кто служил рядом с ним, не осталось никаких сомнений в том, что впервые с тех пор, как профессор взял местность под свое крыло, начальство начало задавать множество неудобных вопросов.
   Что касается ужасающего характера дела, то вся тяжесть этого дела проявилась в конце следствия, когда коронер вызвал полицейского хирурга Джорджа Б. Филлипса для дачи показаний во второй раз на одном и том же слушании. Несмотря на то, что сообщение о сенсационных разоблачениях мистера Филлипса не было опубликовано в газетах, а женщины и дети были удалены из зала суда еще до его появления, молва вскоре распространилась. Помимо того, что ей перерезали горло, кишечник несчастной Темной Энни был вырезан и помещен ей на плечо, а матка, часть влагалища и мочевой пузырь были удалены и так и не были найдены.
   Эти жуткие подробности были еще более шокирующими, так как было общеизвестно, что убийца Полли Николлс не только перерезал ей горло, но и выпотрошил ее, нанеся глубокий неровный разрез, идущий от нижней левой части живота почти до диафрагмы, глубокий и прорезавший всю брюшную полость. ткань так, что часть кишечника выпячивается. На правом боку было еще несколько ран и несколько порезов на животе.
   Именно эта информация, вместе с чувством паники, количеством полицейских и местных дружинников, бродящих по улицам, навязчивым безымянным террором и достоверной информацией о том, что все улики, раскрытые полицией, ведут в тупик*, заставили Мориарти задуматься. сделать его следующий шаг.
   * Нет никаких сомнений, как мы увидим позже, что Мориарти на протяжении всей своей карьеры был хорошо снабжен информацией из полицейских источников.
   "Полиция не имеет дело ни с каким обычным персонажем-вспышкой", - сказал он Спиру и Пэджету. "Они противостоят какому-то сумасшедшему, фанатику, ненавидящему шлюх. Он может быть религиозным фанатиком, моральным мстителем или просто человеком, который потерял рассудок, уловив проблеск одной из дам, и хочет преподать всем им урок".
   "Его работы не будет, если он решит забрать все, - рассмеялся Пейджет.
   Те, кто знаком с тем периодом, знают, что около тридцати лет назад число проституток в Лондоне по приблизительным подсчетам составляло около 80 000, но реальная цифра могла быть и выше. Достоверно известно, что в 1856 году у Гая, Барта и Кинга лечили не менее 30 000 больных венерическими заболеваниями.
   Мориарти должен был повторить свое довольно очевидное заявление перед большим собранием своих самых доверенных мужчин и женщин, включая многих, кто работал на него на территории Уайтчепел-Спиталфилдс. По этому поводу он добавил несколько практических моментов:
   "Кажется, что убийца, скорее всего, избежит ареста, так же как и наверняка, если он продолжит свое дело, мы окажемся в еще более жестоких преследованиях со стороны копов".
   Больше всего Мориарти беспокоился, что преступный элемент под давлением нарушит традицию и открыто заговорит с полицией: ситуации, которую он намеревался избежать любой ценой. В этом вопросе у него была рука кнута. До сих пор комиссар столичной полиции сэр Чарльз Уоррен и правительство старательно избегали предлагать какую-либо финансовую награду за поимку Кожаного Фартука, поскольку тогда неизвестный убийца был помечен. Правда, член парламента от Уайтчепела Сэмюэл Монтегю предложил 100 фунтов, к которым были добавлены еще 50 фунтов от Генри Уайта, магистрата. Но Мориарти был в состоянии превзойти таких деятелей.
   "Я хочу, чтобы было сообщено, - продолжал он, - что у нас больше шансов поймать Кожаного Фартука, чем бобби. Любые намеки, слухи или подозрения от родных должны передаваться мне, через обычных курьеров, а не копам. Если разведданные дойдут до нас и приведут к идентификации или поимке Кожаного Фартука, заинтересованное лицо или лица получат вознаграждение в размере пятисот гиней.
   Предложенная сумма была ошеломляющей для обедневшего хардкорного элементаля, плавающего по территории, и обещание такой суммы гарантировало как могильное молчание в отношении полиции, так и возобновление усилий со стороны перепуганных шлюх, взломщиков, дипперов, хулиганов и пандусов. Ежедневно Мориарти проводил несколько часов, просеивая обрывки слухов, обвинений и сплетен, которые проходили через него через Спир и Пэджета от людей на земле. *
   * Это факт, что после следующих ужасных событий, произошедших ранним утром 30 сентября, лорд-мэр Лондона добавил к официальной награде 500 фунтов, но к тому времени Мориарти уже шел прямо к установлению истинной личности убийцы.
   Все кончилось ничем, пока за день до очередного трагического кровопролития, двойного убийства 30 сентября не было. И именно после этой омерзительной ночной работы убийца стал известен под выбранным им для себя именем - Джек Потрошитель.
   Вечером 29 сентября, это была суббота, Джеймс Мориарти угощал себя: личным баловством, которому он поддавался в среднем два раза в месяц. Ранее на этой неделе он договорился с Сэлом Ходжесом о том, чтобы ее последняя подружка, великолепно высокая, элегантная девушка лет двадцати четырех по имени Милдред Феннинг прислуживала ему в его доме на Стрэнде.
   По своему обыкновению в такие вечера, Мориарти удостоверился, что Спир, Пэджет и все остальные члены его сомнительной семьи отсутствовали по делам, дав понять, что он не ожидает их возвращения по крайней мере до полудня воскресенья. Те, кто проводил много времени рядом с Профессором, не сомневались в его привычках, точно зная, какая форма была, когда им приказывали ночевать в гостях.
   Хотя ни одной из девушек Сала, выбранных для развлечения Мориарти, не платили наличными, они редко сожалели о назначении. Это было странно, но Мориарти был застенчивым человеком, который не считал себя компаньоном для дам, отсюда его постоянное обращение к шлюхам из высшего общества, которые, в сущности, находили его очаровательным, восхитительным обществом как в постели, так и вне ее. и чрезвычайно щедрый. Редко они уходили без подарка в виде драгоценностей или безделушек самого изысканного стиля; они не голодали, потому что Мориарти любил хорошую еду, и его маленькие домашние вечера всегда начинались с превосходного ужина.
   В вечер визита мисс Феннинг профессор приготовил закуску из устриц, икры, сардин, маринованного тунца, анчоусов, копченого угря, лосося и заливных яиц, за которыми последовал ассортимент куриных дариол, бараньих котлет в заливном. , говяжий галантин и зефиры из утки с помидорами и салатом из артишоков, салат македуан и английский салат, содержащий листья салата, кресс-салат, горчицу и кресс-салат, редис, зеленый лук и помидоры, заправленные по-французски, все это запивается прекрасным шампанским- Королевская хартия от Wachter & Co., Эперней.
   Пока Мориарти готовил свой вечер и действительно наслаждался им, в районе Уайтчепела происходили другие дела. В ту субботнюю ночь на этих угрюмых улицах нашлось немало тех, кто не ел ни закусок, ни даже мясного ассорти с салатом, ни шампанского. Однако один из них, как и сотни других, употреблял джин в избытке.
   Двумя днями ранее супружеская пара по имени Келли вернулась после напряженного месячного сбора хмеля на полях Кента. Это был рыночный швейцар по имени Джон Келли; женщина, одетая в темно-зеленое ситцевое платье с узором из маргариток и золотых лилий Михайлова, черный суконный жакет, отороченный искусственным мехом и тремя металлическими пуговицами, и черную соломенную шляпку, украшенную черными бусами и бархатом зеленого и черного цветов, была известная как Кейт Келли и Кейт Конвей. Ей было сорок три года, маленькая, похожая на птичку, алкоголичка, страдающая болезнью Брайта, ночлежка, нанявшая свое тело по цене кровати. Ее настоящее имя было Кэтрин Эддоуз, и последние семь лет она время от времени сожительствовала с Джоном Келли. Она не знала Мориарти даже по имени, хотя Пэджет и несколько других местных агентов знали ее. У нее также были постоянные побои, и многие констебли знали ее как проститутку.
   Пара рано вернулась с прогулки из-за случайного замечания, которое Эддоус сделал Келли за неделю до этого. В деревне чувствовалась определенная безопасность, но даже там, в глубине хмельников, разговор неизбежно заходил, особенно по ночам, об убийствах и невидимом демоне, который, казалось, наблюдает за ними из тени дверных проемов. и переулки Спиталфилдс и Уайтчепел. Келли и Эддоус выпивали с другими членами этого закрытого сообщества, когда один из членов компании упомянул о неофициальном вознаграждении в размере 500 гиней. Ни Келли, ни Эддоуз не слышали об этом, и Келли подробно расспросила этого человека.
   "Я могу понять, что не говорю полицейским о некоторых вещах", - сказал он. - Но кому, черт возьми, мы должны рассказать о чертовом Кожаном Фартуке, как не полиции?
   "Вы идете к человеку по имени Альфред Дэвис, которого обычно можно найти в "Лэмбе" на Лэмб-стрит, вверх по улице Бишопсгейт. Он принесет большую бухту, а ты поговори с ним.
   Позже, после событий 29 и 30 сентября, Келли сообщил полиции, что вернулся с Эддоусом "за вознаграждением". Они считали само собой разумеющимся, что Келли говорил о ста пятидесяти фунтах, выдуманных Монтегю и Уайтом, и больше не расспрашивали его по этому поводу. Но нет никаких сомнений в том, что они охотились за более крупной суммой, предложенной через преступную семью.
   Разговор продолжался с разными людьми, теперь опьяневшими, выдвигающими свои страхи и излюбленные теории. К ним присоединилась вся группа, кроме Кэтрин Эддоус, которая странно замолчала. На следующий день она также мало говорила, Келли позже вспоминала, что она "казалось, была во сне"; но на следующий вечер она призналась своему партнеру, что у нее есть "...хорошее представление о том, кто такой Кожаный Фартук". Позже она прямо сказала: "Я думаю, что знаю, кто он".
   Она стала настолько непреклонна в этом вопросе, что Келли, наконец, подхватила ее, предложив им вернуться в Лондон и передать разведданные. Он также постоянно спрашивал у нее имя или ключ к разгадке, но Эддоуз, с хитростью алкоголика в сочетании с скрытной близостью убежденного обитателя ночлежки, отказывался говорить даже ему.
   Итак, они вернулись в Лондон, имея достаточно денег, чтобы поехать на поезде, напиться джина и получить ночлег в ночлежке на Флауэр и Дин-стрит, 55.
   Утром пятницы, двадцать восьмого, они оба почувствовали муки депрессии, уныние, нарастающее от количества джина, выпитого накануне вечером, в сочетании с явным для них со всех сторон сознанием, что они назад среди ужасающей грязи и переполненных условий лондонского Ист-Энда.
   Кэтрин Эддоус чувствовала себя не очень хорошо, что не было чем-то необычным, поскольку болезнь Брайтов, поразившая ее тело, была далеко запущена. Они также были на мели и какое-то время спорили о том, что Кэтрин подошла к "Агнцу", чтобы связаться с Альфредом Дэвисом. Но она сказала, что чувствует себя слишком плохо. "После того, как мы выпьем или два, Джон, я буду в порядке". Как и все алкоголики, достигшие хронической стадии, она не могла смотреть в глаза истинным реалиям, пока духи не утолили ее тягу.
   Но денег на выпивку не было. Некоторое время они бурно ссорились, пока, наконец, Келли не согласился заложить его ботинки. Эддоуз снял их с ног у ломбарда на Олд-Монтегю-стрит, занес внутрь и выдал олдермену.
   Когда деньги снова оказались в их коллективном кармане, срочность добраться до Лэмб-стрит, казалось, уменьшилась. Действительно, они двинулись в этом общем направлении, но заблудились в небольшой луже джина, который они выпили. Время быстро теряет для бродяг-алкоголиков свое значение. Согретые джином и похабной болтовней в трактирах на Олд-Монтегю-стрит и Вентворт-стрит, они вдруг очутились на улице, имея всего шесть пенсов в запасе и уже далеко за полночь.
   К этому времени Эддоус был в хорошем настроении.
   "Утром я пойду к Дэвису, - сказала она Джону Келли. - Вот, бери четыре пенса и возвращайся к Цветочному Декану. Я рискну в Майл-Энде. Это означало, что она попытается получить ночлег в работном доме Майл-Энд, чего мужчина не может сделать, не работая над ночлегом.
   К утру субботы, двадцать девятого, они оба выглядели очень изношенными и снова разорены. На этот раз закладывать было нечего, и Джон Келли был в угрюмом настроении. Несколько часов они бесцельно дрейфовали, и около двух часов Эддоуз, отчаянно нуждавшаяся в джине, сказала своей спутнице, что идет повидаться с дочерью.
   Келли уже совершенно не в ладах с ней и была уверена, что ее история о том, что она узнала личность Кожаного Фартука, была вымыслом.
   - Меня это устраивает, - сказал он. Затем, когда он отвернулся, "Остерегайтесь Джека-прыгуна".
   Эддоус пробормотал что-то грубое и сказал ему, что она может позаботиться о себе.
   Больше он ее живой не видел.
   Несмотря на то, что она чувствовала себя очень плохо, Кэтрин Эддоус была полна решимости добраться до Лэмб-стрит. Она надеялась на какую-нибудь возможность, подобную этой, потому что не собиралась делить с ним вознаграждение в пятьсот гиней*.
   * До сих пор факты, касающиеся перемещений Кэтрин Эддоуз, оставляли неучтенным промежуток в шесть часов: с двух часов дня до восьми часов вечера. Имеющаяся в нашем распоряжении информация основана на показаниях самой Келли и полицейских отчетах, в частности, из полицейского участка Бишопсгейт, куда ее доставили в сильно пьяном виде в восемь часов, а затем отпустили в час дня в воскресенье утром. Через сорок пять минут ее нашли мертвой. Недостающие шесть часов всегда интересовали криминологов и теоретиков, которые задавались такими вопросами, как: посещал ли Эддоуз свою дочь? Как она добыла деньги и/или выпивку, если к восьми часам ее нашли в таком сильном состоянии опьянения? Судя по зашифрованным выдержкам из личных дневников Джеймса Мориарти, можно не сомневаться в ее перемещениях в течение пропущенных шести часов.
   Эддоуз, чувствуя сильную слабость, потащилась вверх по Хаундсдичу, где они с Джоном Келли провели большую часть утра, и по Бишопсгейте, наконец свернув направо на Лэмб-стрит. Публичный дом, известный как "Агнец", стоял примерно на полпути с правой стороны. Когда она вошла, бар был переполнен, и она протиснулась к бару.
   "Привет, утки, вы смотрите ва-банк. Был на стае?"
   Бармен был толстяком лет под тридцать, и его ничуть не смущала внешность Эддоуса, поскольку в "Агнце" они привыкли ко всем типам пьяниц и бродяг.
   - Я не очень хорошо себя чувствую, - пробормотал Эддоус.
   "Капля спиртного скоро исправит тебя - или капля чего-нибудь".
   Он непристойно подмигнул группе мужчин, столпившихся возле нее.
   "Нет нет. Я просто ищу кое-кого".
   Но бармен знал этот алкогольный вид не хуже любого другого человека в своем ремесле. Ее быстрая отрицательная передача того факта, что у нее нет наличных денег. Удивительно, но немногие были склонны давать много милостыни, кроме слов сочувствия, которые ничего не стоили, в этой части Лондона бармену стало жаль худую маленькую женщину с мутными глазами и сомнительной репутацией.
   - Давай, дорогая, возьми что-нибудь на меня. Даффи не причинит мне вреда.
   Он толкнул стакан с маленькой меркой через прилавок, где Эддоус, с ненасытностью потребностей своего тела, схватила его, ее руки дрожали, когда она подняла стакан и сделала глоток спиртного.
   - Так кого вы ищете, миледи? Бармен дружелюбно ухмыльнулся.
   Кэтрин Эддоус наклонилась ближе, ее голос понизился до шепота.
   - Мне сказали, что я могу найти здесь Альберта Дэвиса.
   Ухмылка исчезла с губ бармена, и его глаза быстро оторвались от ее лица, его взгляд метался по комнате.
   - Кому он нужен? - спросил он, его лицо превратилось в маску.
   В последние недели многие, такие как Кэтрин Эддоуз, спрашивали Дэвиса, и он знал, почему. Ужас, охвативший эту часть Города, широко раскинул свои щупальца, и не только жившие рядом с местами убийств почувствовали лед в жилах. Каждый, кто приходил в "Агнец" и спрашивал Дэвиса, приводил бармена в слишком тесный контакт с невидимым, неслыханным зверем, который с ножом в руке прятался в воображении всех лондонцев - а по правде говоря, за углами, дверями, и тени в Ист-Энде.
   "Он не узнает меня. Но мне есть что ему сказать.
   Бармен смотрел, как она залпом выпила весь джин, кроме остатков, затем медленно кивнул:
   "Подождите", - предупредил он, затем отошел, чтобы обслужить трех кричащих клиентов, прежде чем позвать мальчика в горшок, чтобы тот взял его на мгновение, и ускользнул вверх по лестнице, закрытой тонкой деревянной дверью за барной стойкой.
   Он вернулся через минуту, поманив Эддоуса, который протиснулся сквозь толпу к правому углу бара, поднял полог и, миновав деревянную стойку, присоединился к бармену у подножия лестницы.
   "Прямо там. Это дверь справа от вас наверху, - тихо сказал он.
   Альберту Дэвису было около тридцати пяти, и он вел преступную жизнь с седьмого года, когда научился искусству окунания. К семнадцати годам он стал слишком высоким и широким, чтобы заниматься истинным искусством карманного кражи, и, будучи в некотором роде профессионалом, не любил более грубые варианты этого ремесла, которые требовали явного толкания растения (жертвы). Он отсидел всего один короткий срок в тюрьме, обкрадывая карманы, и после этого он, наконец, стал хорошим взломщиком. Вот уже несколько лет он работал исключительно на Пэджета и только в последние два года обнаружил, что профессор был тем человеком, который работал с Пэджетом.
   Дэвис был первоклассным семьянином, верным и послушным и, как и дюжина других, прожил большую часть своей жизни в районе, отделяющем город от территории Уайтчепел-Спиталфилдс. Он присутствовал, когда сам Мориарти информировал их о своих планах опознания Кожаного Фартука, и с того дня, не ворча, сидел в маленькой комнате в "Агнце", наблюдая за каждым, кто распространял слухи или обвинения в отношении убийцы. В конце концов, думал он, это был неплохой образ жизни: удобная постель, сколько угодно выпивки, трехразовое питание, мера уважения со стороны хозяина и его барменов и, когда представится случай, сексуальные отношения. удовлетворение от любого из осведомителей он представил.
   - Садись, любовь моя, - любезно сказал он взволнованной Кэтрин Эддоус, когда она вошла, указывая на стул.
   Он отметил, что она выглядела нервной и больной. Он также диагностировал, что ей нужно выпить, потому что он тоже многое пережил в своей жизни и мог читать по лицам, подергиваниям, дрожаниям людей, подобных Эддоузу, так же искусно, как доктор.
   - Хочешь стакан? он спросил.
   Она энергично кивнула, и, подойдя к двери, Дэвис заорал вниз по лестнице, чтобы Том (так звали бармена) прислал пару хороших джинов. Он вернулся в комнату и молчал, пока не принесли напитки.
   - Итак, как тебя зовут, дорогая? - спросил он, увидев, как хрупкая женщина сделала глоток.
   Она сказала ему, добавив свой адрес, который она назвала номером шесть, Фэшн-стрит.
   - А ты чего ко мне пришел?
   "Мне сказали, что есть награда за Кожаный фартук. Не официальная награда, а семейная.
   Дэвис снова кивнул. "Вы семейный человек, так что вы должны это знать".
   "Я на тесте".
   "Тогда у вас есть защита родных людей. Сколько вам сказали? Насчет награды?
   - Они сказали, что он стоит пятьсот гиней.
   - А сейчас? Ну, Кэт, значит, ты считаешь, что у тебя интеллекта на пятьсот гиней?
   "Да."
   То, как она это сказала, заставило Дэвиса пристально взглянуть на нее. Все они сказали, что говорили ему хорошие слова, когда обращались к нему, но, скорее всего, большая часть того, что они говорили, была примерно такой же полезной, как пердеж пивовара. Дэвис за те несколько недель сосредоточенной работы над этим вопросом развил нюх на пердеж пивовара. Определенная манера, в которой Кейт Эддоуз утверждала, что у нее настоящий интеллект, была другой. Как будто Альберт Дэвис знал, что он что-то замышляет.
   - Тогда расскажи мне, - сказал он так спокойно, как только мог.
   - Ты тот, кто дает деньги? она спросила.
   "В итоге."
   Но его ответ ее не порадовал.
   "Я имею в виду, ты главный, лучший человек?"
   "Ну..." Он сделал паузу, зная, что у него здесь есть хитрая женщина, которая, вероятно, может обнаружить неуверенность даже с полной бурдюком джина. У шлюх действительно есть такое шестое чувство, которому они научились благодаря своему ремеслу, однако, быстро сообразил он, мало пользы оно принесло Полли Николлс или Черной Энни. "Ну, ты скажи мне, и я отнесу это начальству. Он разбирается в этом вопросе".
   "Я скажу только тому, что у меня есть, главному человеку". Это было положительное заявление.
   - Да ладно, девочка, ты хоть подскажи. Что ты получил? Встреча со старым Кожаным Фартуком или что-то в этом роде? Он должен был вспомнить эти слова на следующий день.
   - Я знаю его имя. Опять положительное кольцо правды.
   "Кейт, скажи мне, это нормально?"
   "Как фунт свечей".
   '' Вы знаете его имя? Вы знаете, кто он? Ты знаешь, где он?
   - Я знаю его имя или достаточно близко. Я знал, где он был год или два назад. Я знаю достаточно, чтобы его нашли.
   - Тогда скажи мне, девочка.
   - Я скажу только мужчине. Губернатор."
   Дэвис заглянул в свой стакан, который к этому времени был пуст, только сырость и безошибочный запах доказывали, что в нем когда-то был сок можжевельника. Он обдумывал Кэтрин Эддоуз и действия, которые он должен был предпринять. Наконец он одарил ее приятной улыбкой.
   - Тогда я позову хозяина. Я пошлю за ним.
   К этому времени было уже около половины третьего. Пэджет не появлялась почти до пяти часов, когда Дэвис снабдил Эддоуз еще джином, следя за тем, чтобы она не опьянела. Пэджет не улыбался, так как он также встречался со многими, кто не сообщал ничего твердого в разведывательных данных, которые они торопились сообщить.
   Кейт Эддоус не была пьяна, но действие джина было приятным; она чувствовала себя в безопасности, непринужденно, а мужчина, с которым она сейчас столкнулась, был высоким, хорошо сложенным и сложенным. Она улыбнулась ему, но он просто тупо посмотрел на нее, тяжело опустившись на кровать Дэвиса.
   - Вы Кэтрин Эддоуз? - спросил он без особого выражения.
   "Никаких других".
   - И ты хочешь сказать мне что-то важное.
   - Если ты губернатор.
   Именно в этот момент Пэджет совершил ошибку.
   - Я настолько близок к губернатору, насколько это возможно, гель.
   Джин сказал: "Тогда я не буду с тобой разговаривать".
   Как и Дэвис, Пейджет почувствовал что-то определенное в тоне голоса этой замыленной, тщедушной, пугалой шлюхи. Это было инстинктивное чувство опасения, что он близок к истине, в сочетании со сверхъестественным сознанием того, что женщина почти не от мира сего. Он должен был думать об этом чувстве на следующее утро.
   - Послушай, дорогая, - сказал он так же ровно, чтобы не выдать своих сокровенных мыслей. "Хозяин не может прийти сюда сегодня вечером".
   - Тогда он может прийти завтра.
   - Он не может прийти в любую ночь.
   - Тогда ты отведешь меня к нему.
   Пэджет позволил себе несколько секунд подумать.
   "Я мог бы сделать это, но я должен дать ему силу аргумента".
   - Я рассказал мистеру Дэвису о силе.
   "Тогда скажите мне."
   - Я знаю имя этого человека. Я знаю, где он был. С тем, что я должен сказать, вы сможете найти его. И я ожидаю за это пятьсот гиней.
   - Если его найдут из того, что вы нам расскажете, вы получите пятьсот долларов.
   - Тогда ты отведешь меня к хозяину.
   "Это не так просто. Не так просто. Мне понадобится подсказка. У нас было очень много людей, которые рассказывали нам, кто такой этот старый Кожаный Фартук, и поверьте мне, он в основном их сосед, с которым они поссорились, или какой-то старый Айкей, которому они сунули медальон своей матери, или какой-то невиновный, которого они не знают. мне нравится внешний вид. Кейт Эддоуз, я даю вам слово как семьянин, что вы получите свои деньги, если это реальная сила, но я должен дать хозяину что-то более определенное. Скажи мне немного, гель, и я сейчас же пойду за ним.
   Эддоуз задумался над этим. Она привыкла к сделкам и торгу на обочине, и ее проститутка интуиция подсказывала ей, что Пэджет был с ней честен.
   Она кивнула в сторону Дэвиса. "Ничего личного, мистер Дэвис, но я расскажу мистеру Пэджету и никому больше, и не буду рассказывать все".
   Пэджет указал Дэвису на дверь.
   - Тогда говори, - сказал он, когда мужчина ушел.
   Глаза Эддоуса сузились.
   - Скажите губернатору, что он совсем молодой человек, образованный, да еще в одном из этих университетов. Он профессиональный человек. Несколько лет назад он был в Тойнби-холле, там я впервые увидел его, правда, я видел его совсем недавно, месяц назад или около того.
   - А его имя?
   - Его зовут Дрю или Дрют, как-то так.
   - А откуда ты знаешь, что это тот мужчина, Кейт?
   "Достаточно. Я скажу это начальству и больше никому. Никто. Я уже сказал тебе слишком много. Вы найдете его с тем, что я вам сказал.
   Пейджет кивнул. "Хороший гель. Я думаю, что босс может даже увидеть вас. Может быть сегодня вечером. Я посмотрю, смогу ли я получить его. А пока я хочу, чтобы вы остались здесь с мистером Дэвисом. Я вернусь, как только смогу, и все устрою".
   Было без четверти шесть, когда Пэджет ушел из "Агнца". Пэджет надеялся добраться до дома Мориарти на Стрэнде до того, как дама профессора прибудет на вечернее развлечение. Если бы он опоздал, то дело пришлось бы оставить до утра.
   На тротуарах было много людей, движение экипажей и омнибусов было плотным. Пэджет добрался до Стрэнда только после половины седьмого. Было еще светло, но Пейджет выругался, глядя на дом. Занавески в том, что профессор называл гостиной, были задернуты, как и в лучшей спальне. Дама уже пришла. Со вздохом разочарования Пэджет начал возвращаться к своему путешествию и вернулся в "Агнец" чуть позже семи. Когда он увидел Эддоуса, он во многом обрадовался, что путешествие оказалось напрасным. Дэвис с трудом удержал ее, так как по глупости приказал принести в комнату бутылку джина. Она не была пьяна до невозможности, но уже проделала там три отрезка пути.
   - Я вызову хозяина сюда или отвезу вас к нему завтра в два часа, Кейт, - сказал ей Пэджет. - Он недоступен сегодня вечером.
   Эддоуз ухмыльнулся и кивнул. Это была одна встреча, которую она не забудет.
   - А пока, чтобы показать веру, вот погуще на вечер.
   Он подал фунт и заметил, что глаза ее заблестели от удовольствия, как будто он дал ей целое состояние. На самом деле он исходил из того, что Бог позаботится о дураках и пьяницах: у нее было более чем достаточно, чтобы напиться до смерти, постель на ночь и много мелочи.
   * Интересно порассуждать о том, что случилось с деньгами, поскольку за отведенное время Эддоуз не могла потратить и целого фунта, а когда ее тело было найдено, среди ее вещей не было наличных денег. Можно только подозревать, что она была либо пьяна-неосторожна, либо ограблена, возможно, другим заключенным полицейского участка Бишопсгейт.
   Пэджет сказал ей, что у них с Дэвисом есть дела и что она не должна опаздывать на завтрашнюю встречу. Она пообещала ему, что будет вовремя, а затем ушла, добравшись только до пивной, где выпила много джина.
   Около восьми часов она, шатаясь, вышла на улицу в приподнятом настроении, пела и шумела. Через несколько минут двое полицейских подняли ее, когда она стояла, изображая пожарную машину, посреди Бишопсгейта. Они отвезли ее прямо в полицейский участок Бишопсгейта и оставили протрезветь.
   С восьми часов и до тех пор, пока городская полиция не разрешила ей покинуть полицейский участок Бишопсгейт в час ночи - все еще не совсем трезвая, но уже давно минувший час, когда она могла достать еще выпивки, - Кэтрин Эддоуз дремала, болтала. , ее речь была невнятной, а затем, наконец, она запела.
   Пока она переживала эти последние суматошные часы своей жизни, Мориарти, не обращая внимания на то, что его люди получили существенные сведения об убийце из Уайтчепела и Спиталфилда, развлекался с мисс Милдред Феннинг.
   В сентябре 1888 года Джеймсу Мориарти было тридцать шесть лет, и в течение двенадцати лет он был главой своей огромной и растущей преступной семьи*.
   * Это утверждение, несомненно, смутит ученых и академиков, которые до сих пор полностью полагались на свидетельство Шерлока Холмса, переданное его верным летописцем, доктором Джоном Х. Ватсоном, а также на дополнительные и узкоспециализированные исследования таких выдающихся людей, как мистер Холмс. , Уильям С. Бэринг-Гулд и г-н Винсент Старретт. Однако оказывается, что все, включая самого великого Шерлока Холмса, были вовлечены в самый подлый и злодейский поступок из всех. Холмс и, следовательно, его летописец и те, кто терпеливо стремился анализировать, координировать и аннотировать свидетельства, признавали, что профессор Джеймс Мориарти - "Наполеон преступного мира... организатор половины зла и почти всего, что остается незамеченным", - несомненно, был Джеймс Мориарти, родившийся около 1844 года, проявил себя исключительно блестящим математиком, написав свой трактат о биномиальной теореме, когда ему было немного за двадцать. он ушел, как ни в чем не бывало, во второй половине 1870-х годов. В самом деле, почему Холмс должен сомневаться в том, что человек, которого он знал как Мориарти, не был тем самым падшим профессором? Его глаза и уши говорили ему, что Наполеон преступного мира и гений математики - одно и то же лицо. Однако, как мы узнаем позже, настоящий профессор Мориарти, покинувший этот университетский городок примерно в 1878 году, перестал существовать во всех смыслах этого слова, как только ступил в Лондон, а его место хитро занял тот человек, который знал его близко, завидовал ему больше всего и ненавидел его больше всех людей.
   В то время как дамы, которые обслуживали его, считали Профессора развлекающим и даже удовлетворяющим в постели, среди сестер божьих коровок, работавших под руководством Салли Ходжес, не было секретом, что Мориарти, как и большинство мужчин, имел свои сексуальные пристрастия. . Как бы то ни было, к половине первого ночи пара лежала сонная, измученная чрезмерным совокуплением, которое доставило удовольствие им обоим, причем профессор быстро занял главенствующую роль на широкой кровати.
   Около двенадцати тридцати Кэтрин Эддоус, которая не спала и пела не менее пятнадцати минут, крикнула тюремщику в полицейском участке Бишопсгейт: "Когда я могу идти? Я хочу выйти!"
   - Как только ты сможешь о себе позаботиться, - громко ответил тюремщик.
   Незадолго до часа ночи ее отвели наверх и велели убираться.
   "Который сейчас час?" - спросила она, все еще очень смущенная и сбитая с толку.
   Дежурный сержант рассмеялся. "Слишком поздно для тебя, чтобы выпить еще. А теперь уходите.
   Эддоус стоял снаружи на относительно тихой ночной улице и оглядывался вокруг, как будто не совсем понимая, где она находится. Затем она, казалось, приняла решение и, спотыкаясь, направилась в сторону Хаундсдича. Она уже не пела, но музыка крутилась у нее в голове; беспорядочный гобелен звуков: Я бедный маленький Лютик, милый маленький Лютик, милый маленький Лютик Я... С ледяных гор Гренландии... С кораллового берега Индии... Где солнечные фонтаны Африки... Скатываются по золотому песку . ... Панджамдрам мертв... Он умер прошлой ночью в постели... Он перерезал себе горло куском мыла... И горох выбежал из его сапог - и умер... О, мисс Табита Тиклкок, о-
   На углу Олдгейт-Хай-стрит стоял мужчина, хотя она, казалось, не могла правильно сфокусировать взгляд и помогала ей при ходьбе одной рукой, прижав ее к стене. Тем не менее, пьяная Кэтрин Эддоус никогда не отказывалась от шанса.
   "Привет, дорогой, ты поздно. Как вам мисс Лейкок, а? Она позвала.
   "Почему бы и нет." Потенциальный клиент перезвонил.
   Эддоус, все еще в приподнятом настроении, приблизился к нему.
   "Это стоило вам ген. Но вы не пожалеете. Я устрою тебе хороший стендап".
   "Где?"
   Теперь она была рядом с ним.
   - Пойдем, я тебе покажу. Эддоус знал, где она сейчас. "Настоящая тишина. Нам никто не помешает. Давай, дорогая, пойдем с Кейт.
   Поэтому она повела его вверх по площади Герцога, через темный и узкий Церковный проход на Митр-сквер. Когда они вышли на площадь, она вспомнила, что сквозь туман в головном уборе она должна быть в "Агнце" к двум часам дня. Она также вспомнила, почему... и кто... мужчина... был... позади... нее...
   Кэтрин Эддоуз больше нечего было помнить. Когда ее обнаружили всего через пятнадцать минут, ее горло и лицо были изуродованы, правый глаз выбит, веки надрезаны, часть мочки правого уха отрезана. Живот был вскрыт, а кишки извлечены и переброшены через правое плечо. У нее отсутствовала левая почка, и она стала второй жертвой той ночи, первой из которых стала шведка Элизабет Страйд, известная как Длинная Лиз, чье тело было обнаружено примерно в полумиле от Митр-сквер, рядом с Международным образовательным клубом рабочих в Бернская улица.
  
  
   Пэджет, полный энтузиазма, а также зловещие подробности двойного убийства - он вместе со многими другими посетил оба места убийства рано утром в воскресенье - вернулся в дом Мориарти ровно в полдень. Вряд ли это было удобное время, так как профессор и мисс Феннинг решили позавтракать поздно и вместе. Когда Пэджет спустился по ступеням и вошел через дверь торговца, он услышал смех наверху и был вынужден оставаться на кухне до часу дня, когда после затянувшихся прощаний Милдред Феннинг препроводили в ресторан. кэб, сжимая различные подарки.
   По прошествии достаточного количества времени Пэджет поднялся по лестнице и, перейдя холл, постучал в дверь кабинета Мориарти. Он нашел своего работодателя в хорошем настроении, хотя и выглядел немного усталым, и это состояние, по-видимому, исправилось, когда Пэджет серьезным тоном рассказал ему об Эддоуз и ее истории.
   - Я знал, что мы его найдем, - мрачно улыбнулся профессор. - Берите женщину и привозите ее сюда как можно быстрее. Мне нужны Копье, ваш человек Дэвис, а также полковник. Позаботься об этом.
   Пэджет начал операцию, отправившись последним в "Агнец", где он прождал с Дэвисом почти до половины третьего. Слухи ходили повсюду, но имена двух жертв убийства еще не были названы, и ни Пэджет, ни Дэвис даже не подозревали, что Эддоус мог быть одной из них.
   - Как и все остальные, - с горечью заметил Пейджет. "Хитрый буйный".
   - Я мог бы поклясться, что она знала.
   Дэвис прекрасно понимал, чего можно ожидать от Мориарти. В конце концов Пэджет приказал Дэвису оставаться в "Агнце" до тех пор, пока он хотя бы не поговорит с профессором о повороте событий.
   Мориарти был хладнокровен, Копье и полковник Моран ждали вместе с ним, ожидая, что их проблемы придут к плодотворному разрешению. К семи вечера Пэджет и Спир вывели своих людей, чтобы навести справки о местонахождении Кейт Эддоус, но безрезультатно. Их отчеты были действительно удручающими, потому что весь район Уайтчепел-Спиталфилдз был полон полицией в форме и в штатском, в то время как местные жители толпились на улицах - это последнее злодеяние вызвало много недовольства - и к позднему воскресному вечеру Мориарти осознавал, что ситуация выходит из-под контроля. И Пэджет, и Спир сообщили, что они не знали, как долго они действительно смогут удерживать своих мужчин и женщин, потому что даже самые близкие были эмоционально возбуждены.
   К этому времени Мориарти уже впал в гнев, поскольку знал, что есть только один способ вернуть себе прежнюю власть над территорией - избавиться от убийцы и избавить улицы от постоянных патрулей и затаившихся полицейских. Думая, что они были так близки к успеху, с новостями о, казалось бы, твердом знании Эддоуз, ее быстрое и внезапное исчезновение вызвало классический восторг, за которым последовала депрессия. Профессору стоило только сесть и хорошенько подумать, чтобы понять, насколько далеко и как прискорбно ущемляются его деловые интересы. Теперь он во многом сожалел о том, что использовал этот бедный рассадник в качестве центра для большей части своей работы. С другой стороны, в Лондоне не было лучшего места для вербовки - голод, отсутствие средств, унижение и грязь порождали у молодежи, особенно у юношей, желание улучшить себя, и большое количество мужчин действовало через Пэджета и Копья, были отобраны на ужасных улицах этой территории, чтобы охотно обучаться многим искусствам взломщиков, ковшиков, болтунов, операторов давних фирм Мориарти, защитников, шлюх-кассиров, поставщиков чего угодно, от молодой гибкой плоти до экстравагантных количества лауданума, цена которого всегда была на высоте.
   Однако мир, который так хорошо процветал под поверхностью высокопарной морали и респектабельности, тонкая оболочка эпохи, научил даже Мориарти определенной фаталистической философии, и к понедельнику он смирился с тем фактом, что Кэтрин Эддоуз избила обоих Дэвисов. и Пэджет.
   Во вторник Элиза Голд (сестра Эддоус) и Джон Келли опознали тело в морге на Голден-лейн как тело Кэтрин Эддоус, также известной как Кейт Конвей, Кейт Келли, Кейт Голд и Кейт Траул.
   В течение часа после того, как новости стали известны, Мориарти пригласил Пэджета Спира, Дэвиса и полковника Морана в свой дом на Стрэнде, чтобы просмотреть те немногочисленные улики, которые Эддоус передал Пэджету.
   После долгих разговоров, большая часть которых превратилась в простое теоретизирование, Мориарти сказал:
   "Похоже, что мы вполне можем оказаться на чем-то более существенном. Наш очевидный ход расследования должен начаться в Тойнби-холле, и я думаю, что возьму на себя эту обязанность.
   Тойнби-холл под эгидой преподобного Сэмюэля Барнетта был центром миссионерского рвения и политических идеалов, призванных преодолеть пропасть между классами. В зал, расположенный в самом сердце Уайтчепела, пришли студенты из Оксфорда и люди доброй воли из других сфер жизни. Итак, ближе к концу первой недели октября 1888 года прибыл благополучный на вид священнослужитель с просьбой о встрече с преподобным Барнеттом. Этот джентльмен, чья одежда и манеры, казалось, подходили человеку с некоторым достатком, который получил приглашение и взял ткань, представился как каноник Брюстер из Бата, доверившись Сэмюэлю Барнетту, что он много слышал о работе, которая делается. теми, кто был "призван на Восток" и, оказавшись в Лондоне, воспользовался случаем увидеть все своими глазами.
   Поскольку первым делом доброго каноника было пожертвовать сто гиней в фонд Барнетта, он был встречен очень радушно, и только ближе к концу дня каноник Брюстер, чья жирная и веселая манера успокаивала всех, заговорил об этом. о молодом человеке, с которым он потерял связь и который, несомненно, очень помог Барнетту.
   - Значит, у нас есть общий знакомый? - предложил Барнетт.
   "Верно." Канон улыбнулся. "Но, хоть убей, я не могу вспомнить его точное имя. Он пришел ко мне за советом, когда навещал родственников в Бате, и картина, которую он нарисовал о вашей работе здесь, навсегда осталась в моей памяти. Кажется, его звали Дрю или, может быть, Дрют. Что-то в этом роде.
   Барнетт не мог вспомнить имя. Он послал за списком жильцов, но не нашел в нем похожего имени. Однако один житель говорил о Монтегю Друитте.
   - Монтегю Джон Друитт, - сказал он. - Да ведь я видел его только на днях. Он был из Нового колледжа и работает адвокатом, хотя в настоящее время преподает в школе в Блэкхите.
   - И он был здесь недавно? - выдохнул Канон. "Как грустно, что я упустил его".
   "Не здесь, в Тойнби-Холле", - ответил резидент. "Я встретил его в Бишопсгейте на прошлой неделе".
   Голова каноника совершала странные колебательные движения, пока он бормотал: "О, боже мой, о боже мой, я бы так хотел увидеть его снова".
   Не прошло и нескольких минут, как каноник внезапно объявил, что ему пора уходить, и его выпроводил сам Сэмюэл Барнетт, преисполненный благодарности за щедрый подарок.
   Час спустя Пэджет помогал Мориарти избавиться от церковной одежды и набивки, которыми он замаскировался.
   - Его зовут Друитт, - объявил Мориарти с мрачной тонкой улыбкой. "В настоящее время он адвокат, преподает в школе в Блэкхелте. Привлеките к этому своих людей. Мне нужно знать все, что нужно знать. Я хочу все это".
   Людям Пэджета потребовалась большая часть недели, чтобы разыскать школу, в которой работал Друитт, в Блэкхите, районе, хорошо известном своими зубрежками. Пэджет сообщил факты своему работодателю.
   "Он учится в школе мистера Валентайна на Девяти Элиот Плэйс, но с тех пор, как бросил практику адвоката, он все еще сохранил свои комнаты во Внутреннем Храме: Девять Королевских Скамей".
   Мориарти почувствовал возбуждение от приближающейся к концу погони и приказал постоянно наблюдать за Друиттом и следить за ним. Это было сделано, и в последующие недели Друитт трижды ездил в Лондон, всегда в сопровождении одного из людей Пэджета. Каждый раз адвокат, ставший учителем, направлялся прямо в свои покои во Внутреннем храме, где, по-видимому, оставался в одиночестве.
   Тем временем призрак Джека Потрошителя - как теперь стали называть убийцу из Уайтчепела - спустился на унылые улицы Ист-Энда. Но по мере того, как неделя следовала за неделей, а ни одна другая жертва не попадала под клинок Потрошителя, ложное чувство безопасности охватило всех, от людей Пэджета до полиции и дружинников, патрулирующих улицы, и слоняющихся по ним божьих коровок.
   Вечером 8 ноября Монтегю Джон Друитт совершил четвертую вылазку из школы на Элиот-Плейс, 9, Блэкхит, и сел на поезд до Лондона. Дежурным Пэджета был опытный сторожевой пес по имени Фредерик Хокинс.
   Мориарти разработал гениальную систему для наблюдателей Пэджета. Они работали по системе ротации, и у каждого мужчины был бегун - обычно молодой мальчик, которого обучали другой работе, будь то ковшиком или помощником взломщика: как их называли, змеевиком, - который из-за своей юности строил и переворачивал скорости, мог быть отправлен, чтобы предупредить о любом внезапном изменении движения Друитта.
   В этом случае Друитт сел на поезд из Блэкхита на Кэннон-стрит, Хокинс фактически ехал в том же купе, а конвоир, парень лет десяти, ехал в том же поезде.
   Друитт действовал правильно, проехав в экипаже от Кэннон-стрит до Внутреннего храма, въехав через ворота на Миддл-Темпл-лейн. Как только он оказался дома, Хокинс приступил к своему одинокому бдению, отправив парня сообщить о передвижении Пэджету, предложив, чтобы его помощь наступила с этого момента в восемь утра следующего дня. Пэджет испытывал беспокойство в течение предыдущих трех случаев, когда его люди следовали за добычей в самом Лондоне, поскольку он прекрасно знал, что Друитт может войти во Внутренний Храм через одни ворота и с легкостью войти и выйти через другие. Он знал, что в это время ему следовало бы быстро предоставить людей для охраны других входов, но, поскольку в другое время не происходило ничего неблагоприятного, он не настаивал на этом Мориарти.
   Хокинс был относительно свеж, сменив дежурного всего за пятнадцать минут или около того до того, как Друитт ушел на Кэннон-стрит. Он не спал всю ночь, укрываясь, как только мог, во время сильных дождей, которые шли ранним утром.
   Наступил рассвет, облачно и пасмурно, но в семь утра Хокинс был поражен, увидев знакомую ему фигуру, спешащую сквозь ранний свет к Сторожке. Это был Друитт, одетый в длинное пальто цвета ржавчины и шляпу охотника на оленей. Хокинс смог разглядеть, что на нем красный шейный платок и что его лицо, украшенное только песочными усами, было, как он позже выразился, "белым, как смерть". Друитт шел быстро, хотя его походка свидетельствовала о сильной усталости. Он также нес пакет, завернутый в американскую ткань.
   Хокинс в страхе сразу понял, что в какой-то момент ночи Друитт, должно быть, вышел из храма либо по набережной, либо по Тюдор-стрит и теперь возвращался через обычный вход. Сразу же Хокинс отправил своего курьера, чтобы передать информацию Пэджету. В восемь часов прибыла его замена с другим бегуном, и Хокинс быстро направился к дому на Стрэнде, где нашел Пэджета.
   К половине девятого Пэджет, Спир, полковник Моран и Мориарти вместе с Хокинсом собрались в гостиной. Настроение было тревожным и мрачным, так как теперь было совершенно ясно, что Друитту удалось уклониться от их наблюдения в течение неустановленного периода времени в течение ночи. И Пэджет, и Спир отправили людей в район Уайтчепела, чтобы можно было как можно быстрее сообщить о любом неблагоприятном происшествии.
   Это было утро представления лорд-мэра, но в Уайтчепеле было много тех, кто не хотел идти в Сити, чтобы посмотреть парад. Одним из них был Джон Маккарти, который, помимо лавки шандлера на Дорсет-стрит - самой зловещей улице Лондона - владел несколькими поместьями в этом районе, в том числе шестью унылыми кроватками в мрачном Миллерс-Корт. В доме номер тринадцать жила относительно молодая шлюха Мэри Джейн Келли, которая иногда приезжала к Ротшильдам по поводу своего прошлого, называя себя Мари Жанетт Келли. Ей было двадцать пять лет, и ее арендная плата просрочена на сумму тридцати пяти шиллингов.
   Около десяти сорока пяти в эту пятницу, 9 ноября, Маккарти послал своего помощника Томаса Бойера в Миллерс Корт, 13, чтобы вытянуть из мисс Келли все, что он мог наличными. Вместо денег Бойер получил испуг, который запомнит до гроба. Не получив ответа на свой неоднократный стук, он отдернул мешковину, закрывавшую разбитое оконное стекло, и заглянул в комнату. Там была Мэри Келли, разбросанная по комнате. Она лежала мертвая на кровати, ее голова была почти отделена от тела, уши и нос были отрезаны, а лицо изрезано почти до неузнаваемости. Повсюду были пятна крови. На столе рядом с кроватью лежали ее груди, сердце и почки, а куски ее кишок свисали с гвоздей рамы для картин.
   Было половина второго, когда полиция и врачи ворвались в дверь, но Мориарти и его люди получили новости с ужасными подробностями еще до полудня.
   - Итак, теперь мы знаем, - сказал Мориарти холодным, как могила, голосом. "Такого больше быть не должно".
   - Ты хочешь, чтобы я это устроил? - спросил Пэджет.
   "В этом должен быть какой-то намек на тонкость. Да, когда все будет сделано, я бы хотел, чтобы вы, Пэджет, все устроили, но сначала, я думаю, Морану лучше отдать ему каменную куртку.
   Мужчины говорили о плане в течение следующих трех часов, прерываемых только криками мальчишек-газетчиков на улице внизу, кричащих: "Убийство в Уайтчепеле. Еще одно "ужасное убийство". Ужасные увечья. Прочтите о последней жертве Потрошителя.
   Вахту за Друиттом удвоили, но он больше не совершал поездок из Блэкхита в Лондон до окончания семестра в школе мистера Валентайна. Однако 30 ноября, за день до окончания семестра, у него был посетитель. Он прибыл на Элиот-плейс, 9 незадолго до пяти часов вечера и не назвал своего имени, а только спросил, может ли он встретиться с мистером Друиттом по очень важному личному делу. Это был, конечно, полковник Моран, и когда двое мужчин встретились в штабной на первом этаже, ему было почти нечего сказать.
   "Г-н. Друитт, - начал он, - я скажу это один и только один раз. Я знаю, кто ты, а ты меня не знаешь. Я знаю, чем вы занимались в Ист-Энде, и у меня есть доказательства.
   Друитт, который выглядел бледным и осунувшимся, дико огляделся вокруг.
   "Никому больше не нужно знать", - продолжил Моран. Он позаботился о том, чтобы стоять спиной к двери и держать одну руку в кармане, сжимая рукоять револьвера Shattuck 32 калибра с кольцевым воспламенением. "Сегодня пятница. В понедельник вечером в шесть часов вы встретите меня в Говард Армс, который, как вы знаете, находится недалеко от ваших покоев в Темпле. Ты будешь одна и никому не скажешь. Когда мы встретимся, я передам свои доказательства на сумму шестьдесят фунтов. Это не так много, чтобы просить и вполне в пределах ваших средств. Увидимся в понедельник, мистер Друитт.
   С этими словами Моран коротко поклонился, открыл за собой дверь, шагнул обратно в холл и вышел за дверь, прежде чем Друитт успел ответить.
   В выходные было много дождей. В субботу Друитт покинул Элиот-Плейс, 9, и переехал на Королевскую скамью, 9, в свою квартиру в Темпле. Как и прежде, за ним следили люди Пэджета, и на этот раз все входы в Храм находились под наблюдением.
   Дело в том, что Друитта видели живым ненастным утром в понедельник, 3 декабря, но никто не заметил, как он направлялся к Говард Армс у набережной незадолго до шести часов вечера.
   Моран сидел за столиком в маленькой, приятной, обшитой панелями таверне. В тот вечер из-за ненастной погоды за границей было немного народу, но двое других мужчин сидели за другим столиком и вели глубокую беседу. Это были Пэджет и Спир, Моран ждал своего гостя и на самом деле уже заказал два стакана бренди, один из которых он тихонько выпил, пока время шло медленно.
   Друитт прибыл через несколько минут после шести и направился прямо к Морану.
   "У меня есть деньги. Чек и золото. - тихо сказал Друитт, его рука потянулась к карману.
   Моран сделал быстрое движение рукой.
   "Не здесь. Садитесь, мой дорогой Джек, и выпейте немного бренди. Это согреет тебя".
   Неохотно Друитт сел, выглядя очень нервным. Он быстро выпил, как и обещал им Мориарти. Никто не видел, как Моран насыпал белый порошок в бренди, поднося напитки к столу.
   Друитт говорил всего три раза.
   - Где доказательства? - спросил он, на что Моран ответил: "В свое время. Он у меня здесь, - похлопывая себя по карману.
   Когда он почти допил бренди, Друитт заметил: "На то была веская причина".
   - Уверен, - кивнул полковник.
   "Эти несчастные, живущие в грязи. Кто-то должен был обратить на это внимание. Возможно, теперь они сделают что-то хорошее".
   Он отхлебнул оставшийся бренди.
   Копье и Пэджет встали и вышли из бара. Через несколько минут Друитт покачал головой и спросил, не особенно ли жарко в комнате. Он выглядел так, как будто вот-вот упадет в обморок.
   "Тебе нужен воздух, - сказал Моран, вставая и помогая Друитту подняться на ноги. "Пойдем, мы закончим дела снаружи".
   Колени Друитта подогнулись под ним, когда они подошли к двери. Оказавшись снаружи, он потерял сознание и был пойман Копьем под руки.
   Двое рослых молодых людей, а Моран играл роль вороны, перенесли Потрошителя через дорогу и положили его на землю. Пэджет уже приготовил кучу камней, которыми они утяжелили карманы Друитта, прежде чем бросить его, как тюк тряпок, в поднимающиеся воды Темзы. Даже при плохом свете они заметили шквал пузырей недалеко от того места, где он затонул, отягощенный тяжелыми камнями.
   Тело Монтегю Джона Друитта было обнаружено в канун Нового года.
   Убийств Потрошителя больше не было, и Мориарти улыбнулся про себя, вспомнив, как он избавил этот район от этого ужаса, воспоминание об этом укрепило его решимость избавить его также от Майкла Пега.
   Теперь он спал крепким сном, мечтая только о детстве маленького мальчика в Ирландии, о яркой зелени страны, о животных и птицах его юности, а затем о внезапном выкорчевывании: переполненная лодка, мчащаяся к Ливерпулю; его высокий худощавый старший брат насмехается над его рвотой; его другой брат предлагает утешение; его мать, белая и красноглазая, и его отец, известный своим отсутствием.
   Сон кружился в ночи, бросая ему в голову ясные, как день, картины: новый дом, меньше фермы; странные звуки и еще более незнакомые лица; школьная классная комната и учитель, объявляющий, что его брат, Джеймс, проделает долгий путь в этом мире, и его чувство ненависти к этому гению, который, казалось, занял место своего отца в семье. Был еще мальчик по имени МакКрей, который научил его воровать мелкие вещи, платочки, конфеты и тому подобное. Он вспомнил те дни, когда они были голодны и выходили "уколоть лозы для дельфина", как называли воровство хлеба - опасная работа в те дни.
  
  
   В первые секунды пробуждения Мориарти представил, что он все еще в 1888 году в доме на Стрэнде. Но это была лишь последняя часть его мыслей в ранние часы, и его разум быстро приспособился к настоящему и к множеству сложных обязанностей, с которыми ему теперь пришлось столкнуться - иметь дело с заключенным полковником Мораном, вызволить мальчиков Джейкобов из "Стального дома". , вывоз Майкла Колышка и его банды из Уайтчепела, и еще дюжина срочных заданий, которые прятались в туманных пятнах вокруг узких переулков его разума. Сегодня было много дел. Сегодня вечером он встретится с Олтоном, тюремщиком из "Стали", а позже у него будет назначено свидание с Мэри Макнил, которое самым привлекательным образом соединит приятное с полезным. Отныне жизнь Мориарти будет полна.
   Миссис Райт приготовила профессору завтрак: жареный бекон, почки и сосиски - все это было куплено в "Уорвик Филд энд Компани" на Уоппинг-Хай-стрит и подано Ли Чоу, который суетился вокруг с вечной улыбкой, раскалывавшей лунообразное лицо. Остальные члены "преторианской гвардии" отсутствовали с рассветом, выполняя значительную работу, которую нужно было проделать, прежде чем профессор мог обоснованно заявить, что он снова в полном составе. Для Мориарти было важно, чтобы его контроль над столицей был восстановлен. Его представители из других крупных европейских городов должны были быть в Лондоне к двенадцатому числу месяца, и они должны были увидеть и поверить в его силу.
   Прежде чем лечь спать, Мориарти поменял одну из работ Эмбера, переложив ее на плечи Пэджета. Эмберу предстояло проделать большую работу: вместе с Паркером и его бандой соглядатаев Эмбер должен был полностью раскрыть масштабы деятельности Майкла Пега и лорда Питера; а также, что наиболее важно, имена главных помощников Пега. Мориарти также поручил ему изучить вопрос о предполагаемой краже со взломом в Харроу. Эту последнюю работу он теперь поручил Пэджету выполнить, как только самые верные каратели будут доставлены на склад; мудрый шаг, потому что привлечение карателей было относительно простой работой, которая заняла бы мало времени, в то время как поездка в Харроу могла бы занять остаток дня, удерживая Пэджета в стороне, так что Копье, как только он доложил о состояние и местонахождение полковника Себастьяна Морана, мог бы осторожно навести справки о Фанни Джонс, молодой женщине Пэджета.
   Мориарти хотел очистить доску, обновив все имеющиеся дела; поэтому, когда Ли Чоу вернулся в свои покои за посудой для завтрака, профессор жестом пригласил его сесть на стул, стоявший напротив большого стола.
   - Ли Чоу, ты помнишь, прошлой ночью мистер и миссис Доби пришли и говорили о своей дочери - Энн Мэри?
   "Энн Мали Доби плохо горит кислотой?"
   "Да. Ты помнишь?"
   "У меня хороший слух. Я много слышу, никто не говорит, пока не спросят".
   "Ее родители говорят, что мужчина Таппит плеснул ей в лицо купоросом, кислотой. Я хочу, чтобы ты вышел и нашел правду".
   Лицо Ли Чоу снова исказила широкая ухмылка.
   "Я нахожу истину. Я нахожу это хорошим. Получайте все факты наугад".
   Мориарти строго посмотрел на него.
   "Я не хочу ошибок, Ли Чоу. Без ошибок. Если Тэппит не тот человек, тогда вы узнаете, кто он и почему это было сделано. Понять?"
   - Я понимаю. Если у Тэппита нет человека, который бросает кислоту, то Тэппит не раздавит Томми Лоллокса".
   Мориарти улыбнулся.
   - Томми Роллокс, Ли Чоу, - поправил он.
   - Я говорю Лолоки, Плофессор. Все тот же вздор.
   Мориарти усмехнулся.
   - Хорошо, Ли Чоу. Иди к нему.
   Ухмыляющийся китаец ушел. Если это действительно окажется Таппит, подумал Мориарти, это будет не просто удар ногой по яичкам. Делать лицо девушки купоросом требовало чего-то совсем другого. У. С. Гилберт и сэр Артур Салливан резюмировали : "Пусть наказание соответствует преступлению " . Тому, кто отметил Энн-Мэри Доби, будет тонко заплачено. Мориарти мысленно улыбнулся, действие не проходило по его лицу, возмездие обязательно будет суровым.
   К одиннадцати часам профессор тщательно просмотрел отчеты за последние три года по пяти своим ресторанам и паре мюзик-холлов. Он был достаточно проницателен, чтобы понимать, что законные предприятия имели для него первостепенное значение на данном этапе его карьеры.
   Он откинулся на спинку стула, довольный результатами осмотра. Книги показали, что эти проекты приносили значительную прибыль. Бизнес был исключительным, и если бы он добавил эту сторону дела к деятельности своей обширной преступной сети, положение Мориарти могло бы только улучшиться и процветать, тем более что его планы по инвестированию в растущее движение анархии в Европе, по его мнению, , только поставит его в более сильное положение - выполнение первой части его амбиций, абсолютный контроль над европейской преступностью.
  
  
   Встреча с континентальными коллегами, назначенная на 13 апреля, была, пожалуй, самым важным делом профессора, ибо от ее исхода зависело все его будущее: несомненно, могли возникнуть очень большие дела, и его планы могли бы укрепиться и двигаться вперед только в том случае, если бы конференция прошла успешно.
   Пэджет постучал в дверь и вошел.
   - У меня они все внизу.
   Он выглядел еще более решительным, чем обычно.
   - Наши старые завсегдатаи? Мориарти улыбнулся, когда Пэджет кивнул. - Я лучше спущусь к ним. Я сомневаюсь, что здесь есть место для всех нас.
   Пэджет коротко ухмыльнулся, отражая твердость этого человека.
   "Они все там, кроме Фоссика".
   Мориарти вопросительно поднял брови.
   - Боюсь, Фоссик уже прошел. Выпивка и сифилис, я думаю. Тень своего прежнего "я".
   Мориарти кивнул и направился к двери.
   Внизу в "приемной" собрались девять мужчин; мужчин, которые напугали бы всех, кроме самых закаленных представителей человечества. Каждый из них был выше шести футов ростом, широко сложен и мускулист, лица выдавали грубость, даже жестокость, с которой было бы трудно сравниться.
   Все они были бывшими кулачными бойцами, боксерами, носившими шрамы и следы своей предыдущей профессии - уши цвета цветной капусты и разбитые носы; у одного из них левый глаз был скошен, у другого челюсть была согнута влево в результате серьезного перелома, который пришлось зажить сам по себе.
   Мориарти стоял у подножия лестницы, его глаза блуждали по лицам. Он хорошо знал всех и каждого. Когда он впервые увидел их, у всех на лицах была печать отчаяния, сменившаяся теперь какой-то решимостью.
   Мориарти знал, что это изменение произошло в основном из-за него.
   - Рад снова вас видеть, ребята, - улыбнулся он.
   Был бормотание в ответ, почти словесное снятие шапок и дергание чубов, улыбки и ухмылки освещали жесткие, черствые лица мужчин.
   "Ну, Пэджет, вероятно, уже сказал вам, что есть над чем поработать, - продолжал профессор. "У нас есть несколько возмутителей спокойствия. Поешьте и пока расслабьтесь. Я жду, когда наш хороший друг Эмбер вернется с несколькими именами. Как только он вернется, я выпущу всех вас, как свору мстящих ангелов". На его лице появилась медленная улыбка. "Хотя вряд ли я могу назвать вас ангелами".
   Несколько мужчин рассмеялись глубоким радостным ворчанием.
   - Ангелы разрушения, если хотите, профессор, - хрипло сказал один из них, огромный хулиган по имени Терремант.
   "Да, ангелы разрушения. Пусть теперь миссис Райт позаботится о ваших нуждах. Он повернулся к Пэджету. "Хорошая работа. Теперь займись делом Хэрроу. Не торопись. Ты мне не понадобишься здесь раньше завтрашнего дня.
   "Я хотел бы вернуться сегодня вечером, если я закончил".
   Была ли это тревога в глазах Пэджета?
   - Ах да, я и забыл, что у вас есть веские причины быть здесь ночью. Ваша идеальная леди..."
   - Она не шлюха, - возмутился Пэджет. Назвать кого-то "идеальной леди" не было комплиментом.
   Мориарти позволил себе паузу.
   - Нет, извини, Пэджет. Ты рассказал мне о ней. Фанни Смит, не так ли?
   "Джонс, профессор, Фанни Джонс".
   - Да, Джонс, еще раз приношу свои извинения, Пэджет, но я все еще немного расстроен тем, что узнал о ней так поздно - узнал, что она живет под моей крышей. Вы оба здесь, так что вы оба под моей защитой. Когда я встречусь с девушкой?
   - Когда захотите, сэр.
   Мориарти снова сделал паузу, сделав краткую и точную паузу.
   - У меня есть дело, которым я должен заняться сегодня и сегодня вечером. Может быть, я увижу ее как-нибудь завтра. Девушка дома?
   "Да. Она присматривает за моей квартирой и помогает миссис Райт на кухне - делает покупки и тому подобное.
   "Хорошо. Займитесь делом Хэрроу, мы поговорим о ней завтра, Пэджет. Это не твоя вина. Ты хороший и надежный человек.
   - Спасибо, профессор.
   Пэджет кивнул мужчинам, которые к этому времени угощались кружками эля и горячими пирогами, предоставленными Райтами, и тихо ушел.
   Мориарти вернулся в свои покои.
   Минут через тридцать Гарпун вернулся раскрасневшийся и нервный.
   - Ты нашел его? - спокойно спросил Мориарти из-за своего стола. Он говорил о Моране.
   Копье кивнул. - Он в Хорсмонгер-лейн в ожидании суда. Судя по всему, он был задержан судьей на Боу-стрит этим утром, рано утром, по обвинению в убийстве. Он пробудет на Хорсмонгер-лейн всего несколько часов.
   Брови Мориарти нахмурились, глаза сузились.
   - Ждете суда? Он не ждал ответа. - На это есть определенные привилегии, не так ли?
   "Они все еще могут забрать вещи к себе. Еда и напитки; одежда. До суда и приговора. Они его там повесят. У них есть средства в сторожке.
   "Моран взорвется задолго до того, как это произойдет, и тогда нам всем конец. Нашему другу полковнику нужно покинуть эту планету задолго до суда.
   Его бровь снова нахмурилась, и на несколько мгновений он, казалось, погрузился в свои мысли.
   "Фанни Джонс". Он улыбнулся. - Полковник узнает Фанни Джонс?
   "Я сомневаюсь в этом. Я полагаю, что он видел эту девушку раз десять, если что, и он был не слишком хорош для дам - не для их лиц ни на одной дороге; только их рты и бедра".
   - Разузнай о ней, Копье. Работайте быстро. Если она так чиста, как мы думаем, то она может кое-что сделать для нас. Выйдите и посмотрите, обслуживала ли она эту леди Брей; что она сделала, чтобы получить столь краткое увольнение. Посмотрите на ее прошлое..."
   - Это займет время, профессор.
   "Только наброски. Почувствуй это. Используйте свой инстинкт; Я знаю тебя, Копье, ты убедишься в этом в течение двух часов. В любом случае, мы в этом убедимся, как только она отправится в Хорсмонгер-лейн.
   Улыбка на лице Мориарти отражала истинное зло, тот странный и редкий взгляд, когда человек коснулся самых дальних пределов разложения. Сегодня у психиатров была бы дюжина названий для него, но тогда, в 1894 году, Зигмунд Фрейд все еще блуждал в темноте в поисках понимания психического расстройства, тогда как криминальная психология или судебная психология были просто словами.
   Но стремление к власти, преднамеренное стремление владеть - собственностью, жизнями, городами, городами, душами - проникли в мозг Джеймса Мориарти еще в раннем возрасте. Ему не могло быть больше десяти или одиннадцати лет, когда он впервые понял, что он другой.
   Он не помнил Ирландии, хотя его мать и оба его старших брата говорили о зеленых полях, ферме и животных. Его первыми воспоминаниями были воспоминания о городе, о Ливерпуле, и о тихом домике среди благородной буржуазии, и о бушующем аду внутри, велевшем ему вырваться из своего окружения: от выцветшего бархата и мертвых глаз людей, которых он не знал. , и не мог узнать, глядя из-за рамок картин в маленькой гостиной. Они были расставлены рядами вдоль комода вместе с тарелками, украшенными голубым узором.
   Он улыбнулся про себя, потому что те дни казались далекими, когда его называли Джимом. Три брата по имени Джеймс, глупая фантазия его отца или матери. Мама, которая играла на пианино в гостиной и принимала учеников, пока Джеймс учился, а Джейми мечтал о войнах, смерти или славе. А Джим? Джим не мечтал о власти, некогда было сидеть и мечтать - по крайней мере, пример Джеймса показал ему это. Вы должны были взять момент за горло и использовать его, выжимая из него каждую унцию дыхания; так что Джим, даже в этом нежном возрасте, начал оглядываться вокруг себя, чтобы увидеть, где лежат источники силы, и очень быстро обнаружил, что они находятся в различных четко выровненных областях. Сначала нужно было овладеть людьми, держать их в рабстве, осуществлять над ними контроль, а это, как он обнаружил, было проще, чем казалось на первый взгляд.
   Женщины и девушки, казалось, имели большой контроль над мужчинами, поэтому первым шагом было установить над ними какое-то господство. Джим Мориарти много часов бродил по ночам, отмечая, где чаще всего можно встретить людей, живущих на их улице. Это стало относительно легко, как только это было обнаружено.
   Первой была няня номер пятнадцать. Джим поймал ее или, вернее, видел, с солдатом. Он подозревал, что все обстоит не так, как должно было быть, потому что девушка лет шестнадцати большую часть свободного времени - один вечер в неделю и иногда воскресенье - проводила не с одним солдатом, а с несколькими. В конце концов Джим обнаружил ее за кустами в старом Зоологическом саду, в юбке до шеи и с большим капралом наверху, который двигался так, словно пытался выиграть золотой кубок.
   Покончив с этим, капрал дал няне немного денег и ушел: стук этих монет остался памятным звуком. Через пять минут с ней был еще один солдат, и та же последовательность событий.
   Джим Мориарти осознавал опасность. Каждый день в Ливерпуле находили мертвыми мальчиков. Но это его не остановило, потому что он знал также, что няня занимала хорошее положение в очень порядочной семье и происходила из благополучного дома; его мать сказала, что она дочь сельского учителя. Когда Мориарти сказал ей об этом, девушка поначалу была презрительна.
   "Ты грязный молодой зверь. Ты ничего не знаешь.
   - Подожди и тогда увидишь.
   - Ты ничего не мог сделать. Я бы натравил на тебя своих молодых людей.
   - Тебя все равно поймают. Я записал все это так, как я это видел, и это в надежном месте. Если со мной что-нибудь случится, мой лучший друг знает, что делать".
   - Чего ты хочешь, маленький ублюдок?
   - Мама сказала, что ты леди. Дамы так не разговаривают.
   "Какая?"
   Он сказал ей. Половина того, что она сделала из солдат. Она спорила и немного плакала, но поплатилась. Так же поступили сын лучшей подруги его мамы, две другие няньки, кухарка под номером сорок два и чопорная, настоящая мисс Стелла, преподававшая в воскресной школе, - он узнал о ней случайно, но она платила ему, как и другим. , все равно.
   Все эти люди были его высококлассной клиентурой... У юного Мориарти были и мелкие рыбешки: другие дети в школе, и именно с ними он усвоил уроки настоящей силы. Но это было начало и другая история.
  
  
   Несмотря на сломанный нос и обезображивающий шрам, Спир вполне мог сойти за полицейского. Он сидел в частном баре "Виктори", достаточно близко к Парк-лейн, чтобы быть пристанищем более высокопоставленных слуг - дворецких и камердинеров - приписанных к домам богатых, знаменитых и влиятельных людей, у которых были свои таунхаусы в этом районе.
   Копье на самом деле не сказал бармену, что он из отдела уголовных расследований Скотленд-Ярда. Он лишь намекнул на возможность. Намек творил чудеса: во-первых, довольно много людей в штатском пользовались пабом в течение последних недель, расследуя убийство Рональда Адэра, так что не было ничего странного в том, что появился еще один, особенно на следующий день после убийства. убийца был задержан. Бармен предупредил хозяина, который прошел и спросил Спира, не хочет ли он выпить за дом. Копье добродушно согласился и через десять минут был вознагражден информацией о том, что дворецкий сэра Ричарда Брея, мистер Хейлинг, имеет привычку заходить в "Виктори" около девяти часов вечера и два или три раза в полдень. неделя.
   Копье повезло еще больше, когда в пять минут первого дверь частного бара открылась, и перед ним предстал похоронный вид, высокий, худощавый мужчина, который, несомненно, занимал высшие эшелоны службы. Хозяин представил их, и Копье, говоря тихим, почти священным тоном, спросил мистера Хейлинга, может ли он поговорить с ним наедине. Он также купил стаканы духов.
   Приветствие было явно неопределенным; в последнее время были репортеры из газет, и он не хотел вмешиваться.
   - О вашем участии не может быть и речи, мистер Хейлинг. Тон Копья граничил с благоговением. "Мы не хотим никого вовлекать, но есть некоторые побочные проблемы, связанные с этим неприятным делом на Парк-лейн, четыре двадцать семь".
   Хейлинг нахмурился, глядя вниз на нос, как будто какой-то неприятный запах ударил ему в ноздри.
   - Прискорбно, - сказал он скорее так, как комментируют потерю флорина, чем потерю жизни. "В высшей степени прискорбное и нездоровое дело. Я бы предпочел промолчать".
   Копье вздохнул. Он умел изображать разочарованные крики авторитетов.
   - Если вы не хотите об этом говорить, мистер Хейлинг, это ваше дело. Я просто подумал, что это могло бы избавить сэра Ричарда или леди Брей от неудобств полицейского допроса по делу, которое, я уверен, не имеет для них большого значения. Вас вызовут куда угодно, поскольку я уверен, что леди Брей понадобятся ваши специальные знания и память, чтобы предоставить факты. Дело слишком тривиальное, чтобы она могла даже вспомнить, и я уверен, что очень мало что упускает из виду ваш орлиный взгляд, мистер Хейлинг. Поврежденный уголок его рта изогнулся в серии небольших подергиваний.
   На секунду Копье задумался, не зашел ли он слишком далеко с этой последней речью, но его опасения рассеялись, как только он увидел взгляд дворецкого: это был проблеск уважения, как будто Хайлинг мысленно поздравлял Копья с его такой проницательностью. в признании добродетелей, которые так явно были его.
   - Возможно, вы хотели бы дать мне какую-нибудь идею. Град даже улыбнулась. - Какой -то ключ , - сказал он с сильным акцентом на последнем слове, - к обстоятельствам.
   "Простой." Копье сделал глоток спиртного. "Это касается молодой девушки, которая когда-то работала в доме Бреев. Фамилия Джонс, горничная или тому подобное, поступила на службу к леди Брей из деревни. Уорикшир, кажется. Около года назад ее уволили. Фанни Джонс".
   Хейлинг кивнул, напыщенно и торжественно. Он был похож на зазнавшегося приходского клерка, подумал Копье.
   - Я помню эту девушку. - Голос Хейлинга был полностью наполнен акцентом снобизма среднего класса, он делал ударение на слове " девушка", как будто говорил о какой-то бесполезной чепухе.
   Копье сдерживал себя. Он знал Фанни Джонс и любил ее; в конце концов, Пэджет был его старым приятелем, а она его девушкой, живой, яркой, вечно смеющейся, к тому же красавицей, с длинными ногами. (Он знал это, потому что однажды вошел в комнату Пэджет и случайно застал ее раздетой, и вид этих ног преследовал его еще несколько недель после этого.) Но сначала Копье был человеком Мориарти, и если у профессора была причина заглянуть в квартиру Фанни, фон, то он должен оставаться беспристрастным.
   - Не могли бы вы тогда рассказать мне о ней, мистер Хейлинг?
   - Она снова в беде?
   Опять таки? Копье удивился этому.
   - Боюсь, это дело полиции. Я не имею права обсуждать это ни с кем. - Он нахмурил брови, затем повернулся лицом к мужчине, словно принимая решение. - Но, видя, что это вы, я могу сказать, что мы думаем, что она связалась с какой-то довольно быстрой компанией.
   - Шлюхи?
   Голова Хейлинга метнулась к Гарпуну, глаза выдавали интерес, а в голосе сквозило презрение.
   Приветствую вас, друг мой , подумал Копье, если Фанни хорошая девочка и вы принимали участие в том, чтобы проводить ее на улицу, я сделаю своим долгом позаботиться о том, чтобы вы погибли . Взгляд дворецкого сказал ему за секунду больше, чем он узнал бы за дюжину лет разговоров. Копье распознавал метку обычной шлюхи, когда видел ее, и готов был поставить деньги на мрачного мистера Хейлинга, который был постоянным гостем на Хеймаркет или в районе Лестер-сквер - он сомневался, что дворецкий отважится отправиться в Сохо, - но одно было несомненно: он были бы особые пристрастия.
   - Что-то в этом роде, - кивнул Копье.
   "Ты знаешь где?"
   Прямой вопрос. Возможно, мистеру Хейлингу больше всего нравилась сама Фанни Джонс.
   - Я больше ничего не могу сказать, мистер Хейлинг, но нам нужно знать кое-что о ее истинном происхождении, о времени ее службы у сэра Ричарда и леди Брей. Если вы заинтересованы в спасении молодой женщины, я, возможно, смогу предоставить вам информацию после того, как поговорю со своим начальством.
   Хейлинг понимающе кивнул, напыщенность, порожденная поколениями раболепия.
   - Боюсь, сэр, злая и своенравная девушка. Это единственные слова, которыми я могу ее описать: злая и своенравная".
   "Продолжать."
   - Она приехала к леди Брей с лучшими рекомендациями прямо из какого-то маленького городка недалеко от Уорика - кажется, из Кенилворта. У нас был полный штат сотрудников, но леди Брей по доброте душевной забрала девушку - я полагаю, в этом был замешан какой-то друг сэра Ричарда. Но вот-с, старая сказка: делай людям добро, а они отплатят тебе злом.
   "Верно." Копье согласно покачал головой.
   - Это был один из молодых лакеев. Я обратил на это внимание сэра Ричарда, и, что характерно, он был очень снисходителен - поговорил с этим парнем - и я подумал, что на этом все. Вы не можете допустить, чтобы молодые горничные играли в игру с лакеями. Только не в такой семье, как Бреи.
   Копье усмехнулся: "Конечно, ты не можешь".
   - К сожалению, это был не конец.
   "Нет?"
   - Заметьте, я совершенно случайно обнаружил, что Джонс имела обыкновение отлучаться вечером на час или около того - без разрешения - чтобы побыть с другим молодым человеком.
   - Не из дома?
   "Какой-то молодой бездельник. Я так понимаю, демобилизованный военный. Это все равно не имеет значения. Девушке было совершенно не стыдно. Я поймал ее однажды ночью, когда она ползла назад, отлучившись часа на два. Я пошел прямо к леди Брей и сообщил ей. Она сказала мне разобраться с этим вопросом и уволить ее. Я вытащил девушку в течение часа.
   "На улице? Просто так?"
   "Что еще делать? Она бы оказала пагубное влияние на других девушек".
   Копье хотелось наброситься на самодовольного и довольного человека; он хотел увидеть раздвинутую гладкую щеку, вырезанный глаз и выбитые с места зубы. Он почти не сомневался в том, что на самом деле произошло в уютном доме на Парк-лейн. Но Копье всегда был дисциплинированным человеком.
   - Я не думаю, что нам придется беспокоить вас снова. Во всяком случае, не скоро, мистер Хейлинг. Спасибо, что поговорили со мной, это было очень приятно. Я желаю вам хорошего дня, сэр.
   Когда Гарпун вернулся на склад, вернулась Эмбер, а также Ли Чоу, который был наверху с Мориарти.
   Эмбер сидел в углу, подальше от девяти здоровяков, которых Гарпун знал хотя бы в лицо. Они, конечно, знали его и выказывали здоровое уважение в своих приветствиях.
   - Их собираются использовать? - спросил Копье, опуская свое тяжелое тело на деревянную фигуру рядом с Эмбер.
   "Сегодня ночью." Эмбер оторвала взгляд от кружки с элем. - У этого ублюдка, Пега, вокруг него правильная толпа, крепкие мужики, некоторые из них вам известны...
   "Кто?" - без эмоций спросил Копье.
   - Джонас Фрэй, Уолтер Роуч...
   "Ублюдки. Они всегда были людьми профессора. Рваный шрам Копья искривился, превратив его лицо в злодейскую маску.
   - Ну, теперь они принадлежат Пег. Вот вам и чертов полковник. Он не выполнял работу, не так ли?
   И Джонас Фрэй, и Уолтер Роуч в прежние времена были людьми, близкими к "преторианской гвардии"; сильные, хитрые, умные люди, которых профессор почти наверняка выдвинул бы на важные посты в организации. Действительно, они оба использовались в прошлом в операциях, которые требовали значительной ответственности. Для них покинуть Мориарти и встать на сторону кого-то вроде Пега было для Копья и остальных актом грубого предательства.
   Копье сплюнул на пол, действие было таким же жестоким, как если бы он швырнул кирпич в окно.
   "Есть и другие". Маленькие глаза Эмбер сверкнули ненавистью. - Профессор, несомненно, расскажет вам обо всем и о том, что нам с ними делать.
   "Ничто не может быть слишком плохо для них, и сейчас не может быть слишком рано".
  
  
   Наверху Ли Чоу излагал свои показания профессору, который, как обычно, сидел, сцепив пальцы, за своим столом.
   Мало кто сомневался, что Тэппит был тем человеком, который обжег лицо юной Энн Доби купоросом. Дело было ясным, улик более чем достаточно. Если бы в дело вмешалась полиция, Таппит уже был бы в тюрьме, но это не было обычным делом для тех, кто считал себя частью семьи профессора Мориарти. Полиция служила дорогой к закону, и хотя закон чаще всего был беспощаден, было много случаев, которые по причинам, известным только тем, кто вершил правосудие, избегали полного наказания. Точно так же были и относительно невинные люди - мужчины, женщины и дети, - которые пережили ужасы, намного перевешивающие их мелкие преступления. Поэтому вполне естественно, что те, кто жил в уродливых тенях того времени, питали здоровое недоверие как к полиции, так и к закону. Им было лучше вершить собственное правосудие.
   Энн Мэри Доби была приятной, хорошенькой девушкой, которая, как первым признал бы Мориарти, могла бы неплохо зарабатывать, если бы решила отдать себя в руки такой женщины, как Сэл Ходжес. Но Энн была редкостью, девушкой, которая много работала и устраивала свою личную жизнь, что стало возможным только благодаря тому, что ее отец работал исключительно на профессора.
   Работая буфетчицей в "Звезде и подвязке", Энн Мэри свободно общалась с людьми, которые покровительствовали этому дому. Зарплата у нее была скудная, но в данных обстоятельствах она могла, по крайней мере, выбирать себе мужчин, что она делала с таким мастерством, что ее никогда не считали шлюхой. В самом деле, мужчины, получавшие ее благосклонность, обычно считали себя победителями, хотя и расставались с наличными. Энн-Мэри знала, как заставить мужчин почувствовать, что ее тело было наградой, естественным следствием их собственного обаяния и индивидуальности, что ее дар - который не был даром - был дан по взаимному желанию, не имея ничего общего с более грязными вещами. дело, которое имело место с теми женщинами, которые бороздили улицы для торговли или жили в коммерческих ульях ночных домов и борделей.
   Джон Тэппит, по-видимому, долгое время был поклонником Энн Доби - поклонником, которого она не поощряла. Ли Чоу выполнил свою работу тщательно и быстро. Было много мужчин и женщин, готовых поклясться в том, как Тэппит постоянно приставал к девушке, которая держала его на расстоянии вытянутой руки с приятным добродушием, которое, похоже, не разделялось Тэппитом. Там были полные описания трех безобразных сцен в публичном баре "Звезды и подвязки", последняя из которых привела к тому, что домовладелец запретил Тэппиту входить в его дом.
   "Энн Мали, милая девушка, - сказал Ли Чоу Мориарти. "Когда хозяин сказал, что он не вернется в бар, Энн Мали сжалилась над Тэппитом и сказала, что встретится с ним в одиннадцать часов вечера, но не может из-за большого количества клиентов в баре. Таппит Велли злой. Ворваться в бар и кричать на нее: "Я понимаю тебя, заносчивая сука". Я закончу твою игру. Имейте множество свидетелей этого. Затем, на следующую ночь, Энн Мали покидает "Звезду и подвязку", когда Таппит перебегает дорогу и кричит на нее, а затем бросает кислоту в лицо. Назовите имена трех мужчин - все хорошие люди - которые видят, как это происходит. Они знают, что я пришел от вас, и все говорят, что пытаются его поймать, но он очень быстро бегает. Говорят, ты быстро бегаешь и догоняешь его.
   Мориарти не нужно было задавать вопросы Ли Чоу. Китайцы были безупречны в вопросах такого рода.
   - Ты знаешь, где живет Тэппит? он спросил.
   "Я нахожу много отбивных-отбивных".
   Мориарти кивнул.
   - Тогда найди его. После того..."
   Он отдал Ли Чоу приказы тихим, спокойным и непреклонным голосом, отправил его вниз, чтобы он занялся делами, и попросил передать Копье, чтобы он поднялся, если он вернулся.
  
  
   Фанни Джонс было двадцать лет, она была высокой, стройной и опрятной, с овальным лицом, обрамленным темными волосами; у нее были большие карие глаза, слегка раздутые ноздри и рот, который даже для избитых чувств такого человека, как Мориарти, представлял собой парадоксальную смесь поцелуев, холодных и сладких, как огурцы, и чувственных, как горшок с медом. Фанни знала, что на ее лице отразились нервы, которые трепетали внутри нее. Ей более чем повезло, и она прекрасно это осознавала, особенно в те месяцы, что прошли с тех пор, как она встретила Пипа Пэджета. Разве она не собиралась выйти на улицу, когда он нашел ее? Было много других служанок, уволенных по той или иной причине, которые оказались на улицах, в домах или, что еще хуже, в лондонских тюрьмах.
   В течение последних трех дней, с тех пор как Фанни Джонс узнала, что Профессор - фигура пугающая для нее - вернулся на свое законное место, Фанни Джонс нервничала из-за встречи с ним, но даже эта мысль была приглушена сознанием того, что Пип Пэджет быть с ней, когда придет время. Но Пип отсутствовал весь день, и она была в замешательстве, когда Берт Спир спустился на кухню, когда она помогала Кейт раскатывать тесто для свежих пирогов, и сказал ей, что профессор настаивает на том, чтобы увидеть ее сейчас. .
   Она выглядела испуганной, подумал Мориарти, бедняжка. Копье дал ему факты, кратко и ясно.
   -- Ты знаешь, где найти этого Хейлинга, если он нам снова понадобится? " он спросил.
   - Я буду знать, где его найти, профессор, и если это так, как я думаю, то мне нужно ваше разрешение, чтобы самому разобраться с ублюдком.
   "С удовольствием. Если главной причиной был Хайлинг, я не думаю, что нам следует привлекать Пэджета, чтобы вы могли преподать Хайлингу урок, которого он заслуживает. Но, мы увидим. Поднимите девушку сюда.
   Так получилось, что Фанни Джонс была проведена в личные покои профессора.
   Мориарти улыбнулся ей, не сводя с нее глаз, пытаясь успокоить ее.
   - Я много слышал о вас, Фанни. Иди сюда и садись, - сказал он, указывая на стул. "Нечего бояться".
   Его глаза быстро скользнули вверх, на Копья, послание, присущее его взгляду, говорило Копье оставить их в покое.
   Когда Гарпун закрыл за собой дверь, Мориарти откинулся назад.
   "Пожалуйста, расслабьтесь, моя дорогая. Только прошлой ночью я узнал, что ты живешь под моей крышей. Пэджет долгое время работал у меня, и я хочу, чтобы вы знали, что все близкие ему люди близки и мне. Все, кто живет под моей крышей, находятся под моей защитой, и, как, вероятно, уже сказал вам Пейджет, те, у кого есть моя защита, должны подчиняться мне.
   Слова были стары для Мориарти, узор не изменился с годами; он использовал их, когда был еще ребенком в школе и на ливерпульских улицах своей юности.
   Я плачу тебе. У тебя есть верность мне.
   Ты обещал. У тебя есть верность мне.
   Я видел тебя. Мои друзья тоже. Теперь у тебя есть определенная преданность мне.
   Вы хотите, чтобы хозяин знал об этом? Нет, не думаю. Значит, у тебя есть верность мне.
   - Ты понимаешь, что это значит, Фанни? он спросил.
   - Да, профессор.
   Она поняла, потому что Пип уже сказал ей.
   "Хороший. Мы отлично поладим, Фанни, и сегодня ты можешь мне помочь. Но сначала у меня не было времени расспросить Пэджета о вас. Вы ответите мне на несколько вопросов? Ответить на них правдиво?"
   - Я всегда отвечу вам правдиво, профессор.
   В животе возникло странное ощущение тяжести.
   - Вы правдивая девушка, Фанни?
   "Я думаю так. Да. Конечно, с людьми, которых я уважаю".
   "Хороший. Прежде чем Пэджет нашел вас и привел сюда, вы работали на сэра Ричарда и леди Брей, верно?
   - Да, сэр, горничной.
   - Значит, вы знаете мистера Хейлинга?
   Он наблюдал, как румянец еще больше стекает с ее щек, образуя меловидный налет, в то время как ее руки начали двигаться, непрерывно переплетая пальцы.
   "Г-н. Хейлинг - дворецкий Бреев, не так ли?
   Она быстро кивнула, легкими подергиваниями головы.
   - Да, - сказала она тонким голоском.
   - Ты боишься его, Фанни?
   Опять кивок.
   - Может быть, он виноват в вашем увольнении?
   Ее глаза избегали его лица.
   - Тебе нечего бояться, Фанни, я уже говорил тебе это. Если есть что-то, о чем вы даже не сказали Пэджету, со мной это будет в безопасности. Мистер Хейлинг несет ответственность за ваше увольнение?
   Она сидела неподвижно и упрямо. Мориарти легко могла сосчитать до двадцати, прежде чем сделать хоть какой-то ход. Когда она это сделала, это было похоже на большой сбор силы, как будто она протягивала руку и привлекала невидимые бригады мужества.
   - Да, - сказала она наконец, ее голос лишь слегка дрожал. "Г-н. Оклик был полностью ответственным. Он пытался..."
   Голова Мориарти, которая медленно покачивалась, замерла.
   - Соблазнить тебя?
   "Почти с того момента, как я вошел в дом Бреев. Он всегда пытался лапать меня. Я нашел его отталкивающим, но я боялся. Он угрожал..."
   - Значит, он добился своего?
   "Один раз." Ее глаза были опущены. "Только однажды."
   Ее лицо снова приобрело свой цвет, глубокий алый цвет.
   - Он был... это...
   "Я понимаю."
   "Но он продолжал попытки. Все время. Сначала были маленькие милости. Представляет. Потом угрозы. Я не могу быть с ним снова, профессор, только не снова.
   - А угрозы?
   "Что если бы я не..."
   - Он увидит тебя на улице.
   "Да."
   - Именно там ты и оказался.
   Снова кивок, на этот раз медленный, горький, ее глаза выражали потребность отомстить.
   - Ты не должен слишком сильно его ненавидеть, - промурлыкал Мориарти. "Если бы не он, вы бы не нашли Пэджета. Но вы можете быть уверены, что мистер Хейлинг получит свою кашу.
   Она нахмурилась, неуверенно.
   "Распространенное выражение его наказания".
   "О, да. К тому, кто ждет, приходит Немезида".
   - Очень правильный взгляд на это. Он наклонился вперед через стол. - А теперь, Фанни, ты можешь оказать мне небольшую услугу.
   Через час Мориарти сделал все приготовления. Он поговорил с миссис Райт, и Фанни скоро прибудет. Копье собирался лично разобраться с другом Хейлинг. Ли Чоу мог бы помочь Терремант. И еще до того, как ночь закончится, Джон Тэппит с лихвой отплатит за покрытое шрамами лицо Энн Доби. Паркер и его наблюдатели собирались сообщить о местонахождении Джонаса Фрэя и Уолтера Роуча, двух самых важных лейтенантов Пег; как только любой из них окажется на открытом месте, каратели выйдут наружу. Пока Пэджет еще не вернулся из Харроу. Мориарти надеялся, что он не вернется до тех пор, пока Фанни Джонс не завершит свою миссию в тюрьме Хорсмонгер-лейн. Тем временем сам Мориарти должен был подготовиться к встрече с Альтоном, тюремщиком из "Стали".
   НАСТОЯЩИЙ МОРИАРТИ
  
   Пятница, 6 апреля 1894 г.
  
  
   Тюрьма графства Суррей была известна всем как тюрьма торговцев лошадьми. Он мрачно стоял в приходе Святой Марии в Ньюингтоне, в округе Ламбет, окруженный грязной кирпичной стеной, которая почти скрывала его от посторонних глаз.
   Фанни Джонс проталкивалась сквозь толпу людей, двигавшихся взад и вперед, веселых и сварливых, тихих и шумных, продававших, покупавших и слонявшихся по Стоунс-Энд. Это была особенно оживленная улица, добродушная улица с оттенком мошенничества. Профессор был добр, но тверд, и Фанни все еще нервничала, особенно при посещении места такой боли и страданий. Она не могла поверить, что действительно увидит тюрьму изнутри, почувствует ее запах и вкусит, пусть даже на мгновение, ужасы заточения. Она достаточно наслушалась об этом в укрытии слуг, где ее нашел Пип. Там было несколько мужчин и женщин, побывавших внутри того или иного исправительного дома, и историй, которые они рассказывали - о строгости, дисциплине, диете, ограничениях и жестокости - было достаточно, чтобы заставить молодую девушку содрогнуться. в кошмары наяву.
   Когда Мориарти сказал ей: "Мне нужно, чтобы ты навестила полковника Морана в тюрьме Хорсмонгер-Лейн", ее немедленная реакция была резко отрицательной. Она даже сказала, что готова скорее покинуть дом профессора, чем войти туда. Но Мориарти мягко убедил ее, что бояться нечего.
   - Не похоже, чтобы вас посадили в тюрьму, - мягко сказал он. - И полиции ты ни за что не нужна. - Он сделал паузу, прежде чем спросил: - Или хотят, Фанни?
   "Нет. Нет, профессор, конечно, нет.
   "Ну тогда. Мы просто желаем, чтобы у полковника были некоторые излишества, которые ему позволяются, пока его не возьмут на суд и приговорят. Вы должны понять, моя дорогая Фанни, важно, чтобы тот, кто возьмет корзину, которую готовит для него миссис Райт, не был известен властям, и вряд ли кто-нибудь узнает вас. Кроме, пожалуй, самого полковника.
   - Сомневаюсь, сэр. Но тюрьма - будет ли это ужасным испытанием?"
   Мориарти издал короткий, почти нежный смешок.
   "Не так страшно, как если бы тебя не выпустили. Ничего не будет. Короткий визит в другой мир. Будьте скромнее. Слуга. Не привлекайте к себе внимания. Одевайтесь так, чтобы соответствовать этим вещам".
   Когда она вышла из его покоев, Мориарти позволил себе самую короткую фантазию. Ее одежда никак не скрывала гибкие конечности и мягкое тело под ней - по крайней мере, не для такого человека, как профессор, который хорошо разбирался в чтении форм и реальности под верхней одеждой. Он откинулся назад, закрыл глаза и задумался о ней. Ноги должны быть длинными и стройными, ягодицы аккуратными и упругими, грудь гладкой и пухлой, как спелый экзотический фрукт. Ей нравилось сосать этот плод, и в ее глазах он уловил тот глубокий огонь, который мужчины ищут в женщинах. Пэджет, по его мнению, был счастливчиком. Затем его мысли по касательной обратились к неизбежным преимуществам Мэри Макнил, которая должна была посетить его, там, в его покоях, в одиннадцать часов того же вечера.
   Фанни пошла на кухню, где Кейт Райт велела ей переодеться. Она сказала, что к тому времени, когда это будет сделано, корзина будет наполнена и готова передать полковнику.
   Фанни надела одно из двух черных платьев, которые привезла со времен Бреев, надела белый воротничок и застегнула его, накинула плащ на плечи и вернулась на кухню.
   Кейт Райт и ее муж Барт, казалось, разговаривали вполголоса, резко прервавшись, когда она вошла, и несколько смущенно остановились в дверях.
   После секундного колебания Кейт улыбнулась и коснулась большой корзины, стоявшей посреди стола, ее содержимое было накрыто накрахмаленной льняной салфеткой.
   - Готово, - только и сказала она.
   Бартоломью Райт, крупный, немногословный человек, переминался с ноги на ногу.
   - Один из людей профессора должен отвезти вас на кэбе, Фанни.
   Он не улыбнулся, и ей показалось, что она уловила намек на беспокойство в его глазах, но выдала это за собственную нервозность.
   - Он отвезет вас в Каменный Край, покажет путь в тюрьму и будет ждать вашего возвращения. Понимаешь, девочка?
   "Конечно."
   В ее сознании проносились жуткие образы: зловещие картины преступников, каторжников в грубой униформе с широкими полосами, уродливых мужчин и женщин с искаженным лицом, скованных и опасных. К этим фантазиям примешивались обертоны насилия, инструменты исправления, прутья и клетки, ужасная беговая дорожка (небольшая уловка ее собственной сексуальности здесь, как она помнила, называлась петушиной мякиной), кошка.
   - Ты дрожишь. Рука Кейт лежала у нее на плече. - Давай, Фан, все будет хорошо. Не о чем беспокоиться.
   - Нет, извини, но я боюсь всего этого.
   Барт сказал: "Эти места существуют, Фан. Вам не повредит заглянуть внутрь одного из них.
   "Пока..."
   - Как тебя там не держат, а, гель?
   - Меня это беспокоит.
   Барт рассмеялся. "Бугимен. Они не удержат тебя, Фан, не такую милую девушку, как ты.
   Кейт обняла ее за плечи.
   "Нечистая совесть, вот что это такое. В твоей хорошенькой головке зарыта какая-то страшная темная тайна.
   "Пип Пэджет, это темная тайна нашего Фаната", - усмехнулся Барт. - Это то, что заставляет ее чувствовать себя виноватой по ночам, а?
   Фанни покраснела и с некоторой ясностью поняла, что он имел в виду. Леди и джентльмены, такие как Бреи и все знатные люди, которых она видела входящим и выходящим из дома на Парк-лейн, всегда казались лишенными тех бархатных и скрытых чувств, которые она, казалось, испытывала. Они не были похожи на людей, окружавших ее в Кенилворте, - фермеров и тех, кто жил так близко к природе, что знал, что плотские действия были направлены не только на размножение, но и на удовольствие. Те превосходные дамы и джентльмены, которых она видела у Бреев, казались представителями другого порядка, в котором чувственность женщин приравнивалась к греху, а мужчины были доминирующей силой во всем.
   Возница был толстяком с красным лицом, испещренным синими ручейками и дельтами. Фанни Джонс откинулась на спинку кресла, положив руку на ручку плетеной корзины, ее глаза беспокойно смотрели на меняющуюся сцену, пока они ехали к тому месту, где Стоунз-Энд пересекалась с Тринити-стрит. Оказавшись там, он дал ей указания, как пройти Каменный Край и найти переулок, ведущий к тюрьме. Он сказал, что подождет всего один час, хотя и ожидал, что она вернется в течение половины этого времени. Он не упомянул о слоняющемся поблизости юноше - парне, которому еще не исполнилось подросткового возраста, в неудобных рваных брюках, рубашке и длинной куртке, наблюдателях лучших дней. Мальчик оттолкнулся от стены, к которой он прислонился, и побрел в том же направлении, что и Фанни Джонс. Профессор мало что оставил на волю случая.
   Один подходил к тюрьме "Хорсмонгер-лейн" по узкому и мрачному переулку, сворачивающему с Каменного края и ведущему к главным воротам, зданию с плоской крышей, в котором разместились и губернатор с семьей, и эшафот, последнее место встречи стольких несчастных.
   Фанни подошла к воротам и постучала железным молотком. Прошло всего несколько секунд, прежде чем решетка открылась, обнажив лицо, похожее на потертую кожу. Она мельком увидела верхнюю часть высокого синего воротника и верхние пуговицы мужской формы.
   "В гостях?" - спросил надзиратель лишенным чувства голосом.
   - Я пришел с припасами для заключенного, сэр. Она сделала упор на сэра .
   "Имя?"
   - Чье имя, сэр?
   - Заключенный, девочка.
   Он принял ее за служанку, что неудивительно. Помимо ее одежды, в тюрьме содержалось большое количество должников, которые постоянно получали еду, питье и одежду от друзей в менее стесненных обстоятельствах.
   "Моран. Полковник Моран.
   Надзиратель смотрел на нее через решетку, как будто наблюдал за какой-то диковинкой на ярмарке.
   - Моран убийца, а? А кто ему провизию посылает, а?
   - Брат-офицер. Фанни была хорошо обучена Мориарти.
   Кожаное лицо скривилось в том, что должно было быть улыбкой.
   "Товарищ по оружию. Его имя?"
   "Полковник Фрейзер".
   Кожаное лицо снова скривилось.
   - Полковник Фрейзер знает, как выбирать себе слуг. Он начал выдвигать засовы и распахивать дверь. - Когда вы доставите Фортнума и Мейсона, возможно, вы не против выпить немного в моих покоях.
   Гримаса превратилась в ухмылку.
   Фанни не нужно было заставлять щеки краснеть, кровь быстро приливала к лицу, смущение смешивалось с яростью. Она боролась со своим гневом.
   "Меня ждут обратно. У полковника строгое хозяйство.
   Помощник кивнул. - Значит, у тебя выходной?
   - Прости, это очень сложно.
   "Также трудно получить разрешение на посещение заключенных".
   Фанни почувствовала облегчение.
   "Мне не нужно видеть заключенного, - улыбнулась она, - корзинку нужно доставить, вот и все".
   К этому времени она уже была внутри сторожки, дверь за ней закрылась и заперлась на засов. На другом конце узкого двора она увидела приземившиеся унылые здания, бродячие фигуры - заключенных, но не все в тюремных одеждах - перемежающиеся тюремщиками в синей униформе, чьи ключи свисали с металлических кругов, прикрепленных к полированным ремням.
   Страж у ворот посмотрел на нее с голодом в его острых глазах. В конце концов он пожал плечами и кивнул.
   "Как хочешь."
   К стене возле того, что она приняла за его кабинет, была привинчена длинная наклонная деревянная полка. На полке лежали три или четыре тяжелые книги или гроссбухи, и человек с кожаным лицом сверился с одной из них, прежде чем кричать через двор одному из тюремщиков, который был занят наблюдением за группой шаркающих заключенных.
   Смотритель - по крику надзирателя Фанни узнала, что его зовут Уильямс - быстро подошел к надзирателю у ворот, который резко посмотрел сначала на Фанни, а потом на тюремщика.
   "Посетитель Морана. Мужской блок А, камера семь. Она только разносит еду, так что их нельзя оставлять одних - в любом случае на этот счет есть инструкции.
   Уильямс кивнул. - Тогда сюда, девочка.
   Фанни последовала за ним через двор, двигаясь вправо. С одной стороны был массивный блок Сессионного дома, с другой - главное здание тюрьмы. Заключенные, мимо которых они проходили, были не такими, какими она себе представляла, поскольку те, кто находился в этой части тюрьмы, были в основном должниками, торговцами, которые, несмотря на удачу, появились в хорошем настроении.
   Они повернули налево, через другие ворота, а затем направо. Теперь Фанни знала, что находится в самой тюрьме; был специфический для него запах, мыла и еще какой-то странный, тягостный запах, которого она не могла определить. Было еще какое-то эхо благоговения - звуки кошмара, шаги, лязг дверей и глухой ропот голосов - все это было далеко и приглушено кирпичом и замкнутым пространством.
   В конце концов они подошли к длинному узкому проходу, окруженному через определенные промежутки железными дверями камеры, каждая из которых была отмечена белой краской с номером.
   - Мужской блок А, камера номер семь, - пропел он, беря ключи и выбирая один.
   Засов был отодвинут, и дверь распахнулась.
   "Моран. Молодая женщина приносит еду, - рявкнул Уильямс.
   Фанни не знала, чего ожидать. В ее сознании не было полностью сформированной картины. Пол был деревянный, стены из голого побеленного кирпича, а свет шел из небольшого зарешеченного окна, расположенного высоко в дальней стене, хотя слово "высокий" вряд ли можно было бы назвать высоким простым потолком, который возвышался всего на восемь или девять футов. Обстановка была простой: гамак, свернутый в рулон и подвешенный к крючку на одной стене, таз и кувшин с водой, маленький столик и табуретка.
   Моран сидел за столом, обхватив голову руками, классический портрет заключенного. Фанни была потрясена, когда он поднял голову. Моран никогда не был самым привлекательным из мужчин; теперь, в минуту крайней опасности, ухудшение было заметно: дикость в глазах и тремор, который, хотя и не был чрезмерным, бесспорно присутствовал в его руках, плечах и лице.
   В его глазах не было никаких признаков узнавания, рот приоткрылся, как будто он хотел заговорить, но ему помешал какой-то паралич.
   "Полковник Моран". Фанни подошла к нему, ее голос звучал мягко. - Ваш старый друг, полковник Фрейзер, прислал вам эту корзину и хотел знать, не нужно ли вам еще чего-нибудь.
   - Фрейзер?
   Его брови нахмурились, его замешательство было настолько очевидным, что Фанни на мгновение ощутила ужас. Возможно, подумала она, профессор ошибся насчет полковника Фрейзера. Затем лицо Морана расплылось в мрачной улыбке.
   - Джок Фрейзер, - пробормотал он. "Старый Джок Фрейзер. Добрый. Типа он. Моран гортанно хмыкнул. - Скажи ему, что мне понадобятся его качки, чтобы срезать меня с дерева Кетча.
   Фанни подошла и поставила корзину на стол.
   - Он пришлет мне еще позже на неделе, сэр.
   - Скажи ему, что он хороший друг.
   Она немного подождала, а потом поняла, что интервью - если его можно было так назвать - было прекращено. Она не знала, что корзина, которую она оставила на маленьком столике в камере Морана, будет его личным завершением.
   Фанни захотелось бежать, как только дверь камеры закроется за ней. Смотритель, казалось, не торопился с замком, и Фанни поймала себя на том, что считает - детская и детская привычка, от которой она никак не могла избавиться - уловка, помогающая пережить нервные моменты.
   В конце концов Уильямс выпрямился и кивнул.
   - Сейчас мы вернемся, или ты хочешь еще что-нибудь посмотреть?
   - Я предпочитаю идти, сэр.
   Выйдя за ворота тюрьмы, Фанни захотелось броситься бежать; она чувствовала себя преступницей, желающей скрыться с места преступления. В глубине души она также знала, что ей нужно принять ванну, чтобы стереть запахи этого ужасного места из ее ноздрей и тела.
   Незадолго до шести Мориарти начал одеваться для встречи с Элтоном в кафе "Рояль". В то же время тюремщики и надзиратели дежурили в вечернюю смену в тюрьме Хорсмонгер-лейн.
   Человек, приписанный к мужскому блоку А, начал свой обход и в конце концов добрался до камеры номер семь, бросив привычный небрежный взгляд через дыру Иуды в двери. Факт увиденного не фиксировался несколько секунд. Затем его голова дернулась обратно к дыре. Через мгновение он уже отпирал дверь и звал на помощь.
   Полковник Моран лежал на боку у стола, его стул был перевернут. Он выпил один стакан вина, принесенного с корзиной с едой, а часть пирога с телятиной и ветчиной была оторвана и съедена. Из остатков пирога, словно какой-то гротескный обвиняющий глаз, выскочила половина сваренного вкрутую яйца.
   Мало что могли сделать для полковника ни тюремщики, ни доктор, появившийся минут через пять. Его сильно вырвало, и по позе, которую он принял на полу камеры, было очевидно, что его смерть была чрезвычайно болезненной.
   "Это может быть Strychnos nux vomica или один из других растительных ядов".
   Доктор был несколько напыщенным человеком, передвигался по камере с преувеличенной осторожностью, принюхивался к вину и еде, изображая сыщика.
   Инспектор Лестрейд, серьезный и обеспокоенный, прибыл примерно через час. Он поговорил с доктором, сделал краткий осмотр еды и вина, затем начал с осторожностью допрашивать тюремщиков. В конце концов он подошел к надзирателю, который дежурил у ворот, когда внесли корзину, а позже допросил Уильямса, который сопровождал девушку в камеру Морана.
   В конце концов, около семи часов инспектор выехал из Хорсмонгер-лейн в экипаже и направился в резиденцию полковника Фрейзера на Лаундс-сквер.
   Полковник был высокого роста, худощавый, с желтоватым цветом лица и резкими манерами. Он не терпел дураков и с самого начала считал Лестрейда простаком.
   "Конечно, я знал Морана. Одно время был его другом, хотя не могу сказать, что горжусь этим сейчас. Я полагаю, вы должны проследить его карьеру.
   - Что побудило вас послать ему корзину с едой? Губы Лестрейда изогнулись в крошечной, несколько злой улыбке.
   У полковника отвисла челюсть.
   "Еда? Корзина? О чем, черт возьми, ты говоришь, чувак?
   "Ваш слуга. Девушка. Сегодня днем она отнесла корзину с продуктами полковнику Морану.
   "Девочка? У меня нет ни одной девушки. Домохозяйка, да, но в шестьдесят лет эту даму вряд ли назовешь девчонкой.
   Цвет Фрейзера стал опасно алым.
   Лестрейд обеспокоенно нахмурился. Он не учел такой поворот событий, поскольку след, похоже, вел исключительно к Фрейзеру.
   - Вы не послали полковнику Морану провизии? Брови вопросительно поднялись.
   Фрейзер взорвался ругательствами, не оставив Лестрейду ни малейших сомнений относительно своего яростного отрицания.
   "Я бы не послал Себастьяну Морану веревку, чтобы он повесился!" Голос Фрейзера, казалось, едва не ударил по мерцающим стеклянным украшениям в большой комнате. - Боже мой, Лестрейд, парень подвел - школа, полк, семья. Меня бы не видели рядом с ним, не говоря уже о том, чтобы посылать ему что-либо".
   - Девушка сказала, что она от тебя, - пробормотал Лестрейд, пытаясь ухватиться за соломинку.
   "Последний раз у меня нет девушки на службе, и я ничего не посылал несчастному. Даю слово офицеру и джентльмену. Еще немного, и мне придется поговорить с моим другом, комиссаром.
   Ветер ушел от Лестрейда.
   - Простите, сэр. Это дело определенной важности".
   "Как?"
   "Тот, кто принес еду в Моран, использовал ваше имя, сэр. Казалось бы, еда отравлена. Себастьян Моран мертв".
   - И я должен быть соучастником его обмана палача?
   "Ваше имя-"
   "Черт с ним. Если вам есть что сказать, вы должны сказать это моим юрисконсультам, Парку, Нельсону, Моргану и Гаммелу, Эссекс-стрит, Стрэнд, Вест-Сентрал. Добрый день, сэр.
   На обратном пути в Новый Скотланд-Ярд удрученный Лестрейд пытался прояснить себе мысли о событиях, связанных с несомненным убийством Морана. Он поймал полковника при попытке убийства - он, несомненно, был убийцей юного Адаира. Он задумался, мысленно добавив, что Холмс привел его к Морану. Кто-то явно хотел смерти Морана. Но почему? Может, ему стоит подойти к Холмсу? Он смутно помнил, что великий сыщик упоминал о связи Морана с печально известным Мориарти. Но он тоже был мертв. Возможно, вместо Мориарти встал другой главарь организованной преступности. Действительно, в Ист-Энде ходили слухи о мошеннике Майкле Колышке, хотя в этом болоте зла всегда было трудно докопаться до истины. Он все время возвращался к одному и тому же вопросу: почему кто-то должен желать Морану смерти? Ответ всегда был один и тот же: у Морана была какая-то информация. Но что? Лестрейд все еще беспокоился о проблеме, когда экипаж въехал в ворота Скотленд-Ярда.
  
  
   Для Мориарти и его гостя была забронирована отдельная комната, и Олтон уже ждал в кафе "Рояль", когда профессор прибыл через несколько минут после семи. Было рано для обедающих, и когда двое мужчин встретились, в ресторане было мало людей. Мориарти заговорил небрежно, пожелав Алтону доброго вечера и проводя его через комнаты нижнего этажа и вверх по лестнице.
   Хотя Олтон был всего лишь старшим тюремщиком в "Стиле", он имел вид хорошо одетого светского человека, что в немалой степени объяснялось его давними связями с Мориарти и организацией профессора. Это был худощавый мужчина среднего телосложения со странно нежным лицом, которое он пытался сделать более жестким с помощью короткой седеющей бороды - неудача, так как борода подчеркивала намек на доброту, вездесущий в его больших серых глазах. Но взгляд противоречил этому человеку, потому что Роджер Альтон мог быть ледяным, твердым, как гранит, а временами бесчувственным, как панцирь черепахи.
   Пара, выглядевшая столь же неправдоподобно, как Дон Кихот и Санчо Панса, пробиралась по сверкающему первому этажу этого, самого примечательного лондонского ресторана своего времени, мимо столов с мраморными столешницами и богато украшенной позолотой и бархатной атрибутикой, вверх по лестнице и через отдельная комната, дверь которой открыл для них могильный и кланяющийся мажордом.
   Мориарти, не обращаясь к Алтону, заказал еду: относительно простой обед из супа из псевдочерепахи, морских гребешков с лососем и соусом тар-тар, говяжьих ребрышек с хреном и картофелем и парижских тарталеток. Были также обрезки французского салата и сыра, полный белый бургундский с лососем, светло-красный с говядиной.
   Двое мужчин ели практически в тишине, обмениваясь лишь самыми необходимыми обрывками разговора. Только когда они вплотную занялись говядиной, Мориарти встал, проверил, не задерживается ли официант у двери, а затем обратился к Алтону с определенной формальностью.
   - У вас на попечении двое моих людей.
   Альтон позволил себе улыбнуться.
   - Я гарантирую больше двух.
   "Двое, которыми я интересуюсь. Братья: Уильям и Бертрам Джейкобс".
   "Уильям и Бертрам. Я знаю. По три года за штуку. Сообщники Блэнда. Что вам нужно, профессор?
   "Они должны выйти. Я обязан их матери".
   Альтон вздохнул, тревога пробежала по его лбу мелкими морщинками, как будто какая-то невидимая крошечная борона внезапно и глубоко прошлась по его плоти.
   - Вы знаете "Сталь", профессор. Это будет все равно, что получить золото от спички..."
   - И ты в долгу передо мной, Алтон. В этом случае мы должны получить золото от спички. С вашей помощью это возможно".
   Элтон опустил уголки рта.
   "Они оба находятся в тюрьме для мелких правонарушений, бывшей женской палате. Там близко".
   - И ты боишься шумихи и крика?
   - Если их вообще удастся вытащить, будут проблемы. Расследование. Губернатор правит надзирателями и тюремщиками почти с такой же строгостью, как и заключенные. Если двоих не хватает..."
   - А если они не пропали?
   "Это невозможно."
   - Поверь мне, друг Альтон. Все возможно, поверьте мне. Мальчики Джейкобс могут выйти и войти одновременно, с вашей помощью и некоторой тишиной". Он угостил тюремщика одной из своих редких и тонких улыбок. - Послушай, а потом дай мне свой совет.
   Целый час двое мужчин продолжали беседу, прервавшись только тогда, когда в комнату вошел официант, чтобы наполнить бокалы с коньяком. Они говорили тихим голосом, и на их лицах отражалась серьезная настойчивость. Альтон много кивал, и когда их разговор закончился, они оба улыбались.
   На пути к выходу Мориарти и Альтону пришлось пройти через главную комнату внизу. Теперь он был заполнен посетителями и людьми, собиравшимися на вечер веселой беседы, остроумия и шампанского; люстры отбрасывали искры и блеск, которые, казалось, были почти отражением компании, элегантная одежда женщин и безупречная одежда мужчин дополняли обстановку комнаты.
   Небольшое движение, казалось, имело место около главных дверей. Мориарти увидел пухлого дородного мужчину чуть за сорок, разговаривающего с менеджером. У мужчины был несколько пижонский вид, что еще больше подчеркивалось его толстыми чувственными губами и бледным цветом лица. Мориарти сразу узнал его, потому что той весной 1894 года его имя было нарицательным. Его сопровождали двое мужчин помоложе, и, когда Мориарти проходил мимо них, он услышал, как дородный, притворный один из них сказал управляющему: приедет, скажите ему, что Оскар уехал в отель "Кадоган".
   Мориарти и Олтон прошли через двери и оказались в суете Пикадилли.
  
  
   Джонас Фрэй и Уолтер Роуч были крупными мужчинами, созданными по образцу, который Мориарти любил иметь рядом с собой. Но они были непостоянными людьми, людьми, которые бегали с зайцами и охотились с гончими, людьми, чья жадность превзошла страх, подняв их до властолюбивой эйфории, в которой они купались, наивно полагая, что они вне закона - преступных джунглей, а также что из земли.
   Именно в таком настроении рано вечером они покинули "Голову монахини" на краю Уайтчепела, недалеко от Коммершл-роуд. Вечер они провели вместе с несколькими такими же злодеями, планируя и в какой-то степени радуясь известию о полковнике Моране. Всего их было десять; включая их бесспорного лидера и его лейтенанта - Майкла Грина, иначе Майкла Колышка, и Питера Батлера, известного как Питер Дворецкий или Лорд Питер.
   Оба этих человека были отчаянными, честолюбивыми, безжалостными и полными коварства и хитрости, которые отличали их как прирожденных лидеров преступного сообщества. Уже больше года они тайно работали над созданием организации, которая, как они наивно верили, в конечном итоге соперничает с сетью Мориарти на пике своего могущества. И все же о лояльности семьи Мориарти говорило то, что до сих пор до них не дошло ни единого шепота о возвращении профессора в его старые владения. Настроение в течение дня было веселым, даже роскошным, арест полковника Морана накануне вселил в них чувство победы, выигранного предварительного раунда в битве за господство.
   Майкл Колышек развалился в большом, хотя и несколько потрепанном, кожаном кресле в большой комнате над пивной "Голова монахини", его пятки упирались в стол, вокруг которого сидели его доверенные люди, перед ними стояли кружки и стаканы.
   Пег был человечек небольшого роста, компактный, с мускулистыми плечами и лицом, которое выглядело так, словно его расплющил какой-то маньяк, орудовавший доской; нос вспыхнул, как у монголоида, кожа желтовато-землистого оттенка. Эти отличительные черты можно объяснить случайным отцовством - браком молодой портовой шлюхи и китайского матроса, из-за которого ранние дни Майкла Грина были окрашены бедностью, ложью, пьянством, жестокостью и всеми невообразимыми преступлениями в мире. календарь мошенников. С того момента, как он научился ходить, Грин был вынужден бороться за себя, думать и действовать быстро, встречать угрозу угрозой, обманывать и воровать, пока это не стало второй натурой. Его тренировочная площадка была сосредоточена на улицах Лондона, время от времени совершая вылазки за город с целью воровства; и в этих делах он с годами заработал репутацию опытного и порочного человека - его прозвище отражало значительный талант, который он развил в деле маскировки.
   Питер Батлер был другого рода, ибо пришел к злодейству более окольным путем. Батлер родился в деревне Лавенхем в графстве Саффолк, в скоплении тюдоровских домов, обитатели которых доживали свое время в феодальных условиях. а к семнадцати годам от поварёнка до второго лакея.
   В восемнадцать лет Батлер отправился со своими работодателями в Лондон на сезон, и именно там он впервые встретился с теми, кого эвфемистически называли "плохой компанией" - в данном случае с Swell Mob, которые, в свою очередь, познакомили его с некоторыми из лучшие взломщики в своем деле. Все они были людьми, которые знали, как эксплуатировать доверенного слугу, ибо Петр определенно был таким. Через несколько коротких месяцев молодой лакей оказался на периферии грабежа и насилия, зная, что он является важным стержнем, поскольку он снабжает информацией о движениях светского общества: о пустующих домах в монастыре, о драгоценностях. которые оставляли в лондонских домах по ночам, когда их хозяева отсутствовали на вечерах и балах.
   К концу этого сезона весь образ жизни молодого человека изменился; он попал под подозрение и был вынужден оставить службу и жить среди своих новообретенных дружков в великом Сент-Джайлс Рукери - так называемой Святой Земле переходов, трущоб и грязи, которая была убежищем столь многих преступников в середине века, пересекая Нью-Оксфорд-стрит и простираясь от Грейт-Рассел-стрит до Сент-Джайлс-Хай-стрит.
   Именно там выросла репутация Питера Батлера. Его небольшое, но точное знание общества и обычаев великих домов начало приносить свои плоды. Он мог легко сойти за доверенного слугу, а позже, по мере развития его способностей, за молодого деревенского джентльмена, приехавшего в город на загул: отсюда и прозвища, ставшие частью его ремесла - Петр Дворецкий и Лорд Питер.
   В конце 1880-х годов Батлер познакомился с Грином, и на встрече, посвященной хорошо спланированному ограблению в Хартфордшире, оба мужчины сразу же признали потенциал друг друга, разделяя, как и они, амбиции стать лидерами элитного преступного сообщества. Это было не уникальное слияние зла, а то, что много раз случалось среди этого антиобщественного элемента, живущего вне закона, и, несомненно, будет происходить еще много раз, прежде чем Земля исчерпает свой курс.
   За два с половиной года Грину и Батлеру удалось создать свирепую, хотя и небольшую банду закоренелых преступников; и все же они не могли войти в сферу власти, к которой стремились больше всего, - в мир крупной добычи и крупномасштабных манипуляций, втягивающих в свою паутину лучших и самых стойких. Правда, им удалось контролировать несколько торговцев в Ист-Энде; у них было около сотни уличных женщин (в основном солдатских и матросских девушек) и пара домов, которые привлекали горстку клиентов из среднего класса. Но им было отказано в реальном контроле, ибо эта царственная земля находилась под господствующей пятой профессора Мориарти, и и у Пег, и у лорда Питера хватило ума не переходить такой опасный путь - до тех пор, пока не распространились новости о безвременной кончине профессора.
   Даже тогда у них хватило благоразумия выждать большую часть года, прежде чем предпринять какие-либо действия; они провели месяцы, вынюхивая структуру власти того, что осталось от семьи Мориарти, проверяя ее силу, собирая всю полезную информацию, изучая наилучшую стратегию проникновения.
   Когда момент настал, они начали соблазнять Фрэя и Роуча - первую пару слабых звеньев, недовольных, которые, как только железный контроль Мориарти был снят и заменен неуверенной рукой Морана, были открыты для всякого рода давления, взяток и обещаний.
   "Полковник Моран - мерзавец, который заботится только о себе и игровых залах", - сказал им Пег. "Профессор был живым уроком для всех нас. Таких, как он, больше никто не увидит".
   Фрэй кивнул, а Роуч пробормотал что-то о том, что Моран не пользуется уважением тех, кто когда-то считал себя частью семьи Мориарти.
   "Никакого уважения и страха".
   Пег не скрывал, что страх - это оружие, позволяющее завоевать уважение и контроль. Он давно питал самый здоровый страх перед Мориарти, и теперь, когда злой гений исчез, его воображение блуждало вокруг приятной мечты о замене профессора как человека, который, скорее всего, вызовет то уважение и страх, которые когда-то относились к Мориарти.
   "Теперь вам обоим будет лучше со мной", - смело объявил он.
   Фрай выглядел неуверенно. Роуч переминался с ноги на ногу.
   "Среди людей Мориарти все еще много лояльности". Его глаза не встречались с Пег. - Любой, кто присоединится к вам сейчас, может сильно рискнуть.
   "И любой, кому сейчас предложат место со мной и он не воспользуется этим, может рискнуть больше".
   Двое мужчин снова зашевелились, их взгляды на мгновение встретились - мигающий сигнал опасности. Резкость голоса Майкла Грина выдавала его потенциал: менее тонкий, чем открытое зло Мориарти, но, тем не менее, сильный и пугающий. Жадность, сила и страх смешались в умах мужчин, и с этого момента в их преданности почти не осталось сомнений.
   Фрэй и Роуч стали ядром организации Майкла Колышка, и в течение следующих недель он начал привлекать или терроризировать других - не людей, прочно закрепившихся в банде Мориарти, а маргинальных хулиганов, бладжеров, мутчеров (тот вредный класс, который воровали у алкашей), палмеры, тулеры и очередная криминальная муть в ассортименте.
   Операции Грина и Батлера начинались с малого, оказывая вековое давление роскоши, которые из-за плохого хозяйства Морана не покрывались людьми Мориарти: мелкие кражи со взломом, фехтование и дюжина других рэкетов.* Они также начали контролировать группу шлюх, работающих на окраинах района Мориарти, и в течение года в Вест-Энде появился по крайней мере один дом, обслуживающий более высокий класс торговли.
   * Ракетки . Как и многие уголовные жаргонные выражения, часто думают, что слово "рэкет" (означающее преступную уловку, мошенничество или определенную серию незаконных операций) пришло к нам лишь в последнее время, и то из Соединенных Штатов Америки. На самом деле этот термин, по-видимому, возник в Англии. (См. Grose, Dictionary of the Vulgar Tongue.) Можно предположить, что это слово, как и многие другие, пересекло Атлантику, на некоторое время вышло из употребления в Англии, а затем вернулось, возможно, в 1920-х годах, в качестве недавно придуманного американизма.
   На встрече во второй половине дня смерти полковника Морана Грин и Батлер оба были в экстатическом настроении, поскольку они смогли объявить своим лейтенантам, что был приобретен еще один дом, на этот раз в Сент-Джеймс, и после долгих переговоров Теперь были завершены приготовления к отправке ряда деревенских девушек, созревших для разврата и обучения искусству избранного блудодеяния. Горстка людей, знакомых с методами Грина и Батлера, пришла в восторг от этой новости. В конце концов, они знали, кто будет заниматься взломом, а для таких опустившихся мужчин, как Фрэй и Роуч, не было лучшего развлечения, чем разлучить молодую, первоклассную деревенскую клецку с ее девственностью.
   Также была запланирована пара ограблений, поэтому оба бывших человека Мориарти шли по грязным улицам с легким сердцем. Они не видели нищего в тени возле Головы Монахини и не слышали тихого свиста. Они брели своей дорогой, слегка опьяненные пьянством, не подозревая, что свисток заставил маленького мальчика бежать по улицам, как будто сама его жизнь была в опасности.
  
  
   У них не было причин для беспокойства, когда они наткнулись на маленькую и лисью Эмбер, слоняющуюся на углу улицы.
   - Ну, Джонас и Уолтер. Это было долго. Где вы прятались? Где-нибудь в безопасном месте, подальше от закона?
   Глаза Эмбер, как всегда, не переставали метаться туда-сюда, словно пытаясь проникнуть в каждую тень ночи.
   Ни один из мужчин не боялся Эмбера.
   "Теперь, разве это не Хантли". Фрай ухмыльнулся. "Наш старый приятель Эмбер".
   - Как дела у тебя, Эмбер? Плотва возвышалась над ним в угрожающей позе.
   - Мы слышали, что сегодня днём вас убрали, хозяин, Эмбер. Выгнали из прихода.
   Эмбер кивнул и выглядел скорбным.
   - Вам не повезло, - ликовал Роуч. - Что с профессором, который бросил вас всех на произвол судьбы, а теперь и с покойным полковником, - но тогда он был не такой уж и олух, полковник.
   - Не до профессора, - тихо сказал Эмбер. "Вот почему профессор приказал его убить".
   Несколько секунд значение замечания не проникало. Фрай хихикнул.
   "Профессор? Что ты, черт возьми, имеешь в виду...?
   Они не слышали, как позади них молча подошла четверка карателей.
   - Профессор желает видеть вас обоих, - продолжал Эмбер, все еще спокойно.
   Роуч, всегда более проворный из этой пары, почувствовал опасность, и на его лице отразилось недоумение, как у человека, которого сильно и внезапно ударили. Он обернулся слишком поздно, и кулак попал ему в челюсть, швыряя его вниз, как срубленное бревно.
   Фрэй помедлил, прежде чем попытаться броситься наутек. Эмбер просто выставил ногу, и здоровяк споткнулся, растянувшись головой, у него перехватило дыхание, и двое карателей успели подняться и лишить его чувств быстрым ударом по затылку.
   Эмбер скрылся в тени, и четверо карателей рванулись вперед, наполовину неся, наполовину волоча между собой предательских Фрэя и Плотву, пьяно распевая на ходу так, что любой прохожий мог вообразить, что грубый секстет вышел на улицу. пирушка, во время которой незадачливая пара достигла точки невозврата.
   Для Фрэя и Роуча действительно не было возврата. В одном из многочисленных боковых переулков, плохо освещенных и вымощенных косыми и разбитыми булыжниками, ждала крытая телега, лошадь послушная, но возница настороже. Двое бессознательных мужчин были бесцеремонно отброшены в тыл, за ними быстро последовали четверо карателей, двое из которых тяжело уселись на распростертые тела. Оказавшись внутри, послышался тихий зов возницы, и телега двинулась в сторону Лаймхауса.
   С реки шел тонкий вечерний туман, рассеивая свет немногих газовых фонарей на улицах вокруг склада, когда минут через двадцать телега остановилась у больших ворот.
  
  
   Эмбер и четверо карателей, похитивших Роуча и Фрэя, были не единственными людьми Мориарти за границей по делу профессора. Ли Чоу и большой каратель Терремант сидели в пивной маленькой пивной недалеко от Олдгейта. Китайцы с поразительной быстротой обнаружили, что Джон Таппит имеет обыкновение заходить сюда ранним вечером после того, как закончил свою работу кладовщиком в F. & C. Osier, у которой были свои демонстрационные залы - люстры, лампы, столовое стекло. , украшения, фарфор и посуда - на Оксфорд-стрит.
   Тэппит был худощавым молодым человеком, не обладавшим особыми навыками, но обладавшим определенным интеллектом, пусть и испорченным пламенными эмоциями. Работа была стабильной и малооплачиваемой, но в эти времена бедности многие могли позавидовать его положению. В тот вечер он добрался до своего запоя чуть позже восьми.
   Ли Чоу и Терремант, похоже, не обратили особого внимания на Тэппита, который заказал свой стакан спиртного и тихо и в одиночестве пил в дальнем углу комнаты. Расследование Ли Чоу было тщательным. Он знал, что молодой человек, так жестоко изуродовавший и изуродовавший юную Энн-Мэри Доби, по крайней мере последние несколько недель придерживался, казалось бы, обычного распорядка. Ли Чоу видел Энн-Мэри, и даже его суровое воспитание не смогло подавить всплеск отвращения к ожогам, покрывавшим плоть длинными и беспорядочными когтями, от линии роста волос до челюсти, по левой стороне ее лица. Он говорил об этом Терреманту по пути к судьбе Тэппита, и большой каратель так же, как и маленький китаец, хотел, чтобы Тэппит получил свою награду за внезапную и яростно-стремительную работу за одну ночь. Ли Чоу знал, что, если у него не будет смены ритуала, Тэппит пробудет в общежитии всего полчаса, прежде чем вернуться в свою квартиру и скромно поесть.
   Они ждали около двадцати минут, пивной стал густым от дыма и шумным от несущественной и, по большей части, невежественной болтовни мужчин и женщин, собравшихся вместе скорее из отчаяния, чем из дружбы. В конце концов Терремант увидел, что Таппит допивает последние капли в своем стакане. Он подтолкнул Ли Чоу локтем, и необычная парочка направилась к входу, пересекла дорогу снаружи и слонялась с хорошим видом на дверь.
   Таппит вышел через восемь или девять минут, повернул налево, шел размеренным, естественным шагом, а затем снова ушел в Минорис. Люди Мориарти стояли ярдах в двадцати позади Тэппита, приближаясь к нему только тогда, когда он еще раз свернул, на этот раз в один из многих переулков, ведущих в сторону от этой неприятной улицы.
   Переулок между Лебединой и Гуд-стрит был пустынным, таким же темным и угрожающим, как и тот, по которому Эмбер и четверо карателей незадолго до этого схватили Роуча и Фрэя.
   Ли Чоу молчал, пока они не оказались позади своей добычи.
   "Джон Тэппит. Мы прибыли из Плофессора.
   Таппит остановился как статуя в тумане, тот, кто оглянулся на Содом и, подобно жене Лота, превратился в соль.
   Ли Чоу приблизился к неподвижной фигуре, двигаясь перед ним, в то время как Терремант подошел сзади, его руки были готовы схватить Тэппита. В тусклом свете в руке Ли Чоу блеснул нож. Глаза Таппита расширились от ужаса, который пригвоздил его к земле. Бульканье страха вырвалось из его горла, в конце концов превратившись в сдавленное: "Что... Что...? П-почему?
   Руки Терреманта обхватили тело Таппита, удерживая его, словно парой металлических зажимов.
   - Ты обожжешь лицо Мали Доби. Теперь ты платишь".
   Ли Чоу был скуп на слова, но сердце и разум маленького желтого человечка были переполнены яростью. Он хотел бы начисто отрезать голову Тэппита и оставить его мертвым, но его чувство мести было так велико, что он инстинктивно знал, что быстрая, пусть и болезненная, смерть слишком хороша для любого человека, достаточно низкого, чтобы причинить ущерб красивой девушке. лицо девушки, потому что она не хотела его.
   Ли Чоу поднял нож, его уши были глухи к сдавленным рыданиям окаменевшего Тэппита, который теперь прижался спиной к крепкому мускулистому телу Терреманта, поворачивая голову из стороны в сторону в последней тщетной попытке избежать лезвия ножа. Рука Ли Чоу метнулась вверх, схватив Таппита за волосы, чтобы быстро удержать голову.
   Рыдания превратились в протяжный визг боли, когда острие ножа вонзилось в мягкую плоть его правой щеки. Запястье Ли Чоу сделало быстрое круговое движение, напоминающее опытную торговку рыбой, потрошащую большую живую рыбу. Когда правая щека Тэппита упала на землю, раздалось скользкое шлепанье по булыжнику, но к этому времени голова была неподвижна, потому что он потерял сознание.
   Ли Чоу, глаза которого все еще светились гневом, потянул голову в другую сторону и проделал аналогичную операцию на левой щеке. Терремант отступил назад, и бесчувственное тело смялось и качнулось вперед.
   Китаец нагнулся, вытер острое лезвие о пальто несчастного, затем, перевернув его носком сапога, поднял два куска обвисшей плоти и швырнул их в темноту.
   Тэппит будет жить, и какой-нибудь искусный хирург, возможно, даже подлечит его, но он станет ходячим уроком того возмездия, которое Мориарти уготовил любому, кто злобно относится к тем, кто жил под его защитой, - ибо скоро пойдут слухи о том, что вечерняя работа.
  
  
   Быть одним из людей Мориарти не давало особой защиты от тягот лондонского движения. Таксист, проезжая по площади Пикадилли в экипаже, в котором находился профессор, жалел, что его работодатель не имеет влияния на другие кэбы, частные автомобили и омнибусы, теснящиеся на ночных улицах. Подземная железная дорога все еще находилась в зачаточном состоянии, и, хотя трамваи впервые появились несколько лет назад, ничто, казалось, не могло облегчить или остановить гужевой транспорт на улицах.
   Как и большинство таксистов, Харкнесс - так звали шофера Мориарти - был жизнерадостным, хотя и сквернословящим человеком, который с треском провалился на всех других работах и опустился до того, что тогда считалось низшей профессией таксиста. Случай принес ему лучшие вещи, и, хотя он все еще испытывал некоторую глубокую обиду за то, что его открыто зачислили в экипаж экипажа, он, по крайней мере, внутренне знал, что он, вероятно, был одним из самых высокооплачиваемых в Лондоне.
   В задней части кабины Мориарти смотрел на город. Он чувствовал себя здесь в безопасности и уединении, наблюдая за уличным движением и тротуарами, заполненными миром и своей женой, одержимой теми или иными удовольствиями. Мориарти довольствовался сознанием того, что добрая треть этого мимолетного шествия так или иначе будет его клиентами или жертвами.
   Он предпочитал города, особенно большие города Европы, маленьким городам и сельской местности. Буйная зелень деревенских полей, блеск ручьев и элегантная красота деревьев и лесных массивов не понравились профессору. Они были слишком близки к Богу, а он был человеком, который если и боялся чего-то, то боялся силы Божьей среди людей. Маммона была его безопасным убежищем, а города были естественной средой обитания Маммона. Ему доставляло удовольствие размышлять о количестве воров, карманников, шлюх, мошенников и мошенников, которые в этот момент будут находиться за границей по его делам, и о количестве мужчин и женщин, которые полагались на его покровительство, чтобы заниматься избранным ремеслом.
   Он слишком долго не был в Лондоне, и теперь, вдыхая смесь запахов, всегда сажистых, туманных, лошадиных, но все же присущих столице, профессор понял, сколь многим он обязан особой злобе преступной братии этого города. . Его мысли также возвращались к непоправимому поступку, который в конце концов поставил его на вершину преступного мира, сделав его выдающимся мастером преступного мира девятнадцатого века. Только его тщеславие позволило ему пойти на крайний риск и вести личный дневник, который (даже несмотря на то, что он искусно закодировал документ), как он надеялся, когда-нибудь станет уникальным отчетом о его жизни и временах. Мориарти, как и многие до него, цеплялся за ненасытное желание бессмертия.
   Частично эта первоначальная потребность возникла, естественно, из зависти к его старшему брату, настоящему профессору Джеймсу Мориарти, чье бессмертие было обеспечено так рано трактатом о биномиальной теореме и кафедрой математики в маленьком университете.
   Когда он впервые посетил Джеймса в этой тихой интеллектуальной глуши, он понял, какой славы уже добился его брат. Мориарти никогда не забудет тот день: высокий и сутулый мальчик, которого он помнил, теперь превратился в мужчину, которому со всех сторон оказывали почтение. Письма от известных людей, поздравления и лесть; уже наполовину законченная работа "Динамика астероида " лежала на самодовольно опрятном столе напротив освинцованного окна, выходившего в тихий двор. Он полагал, что именно в тот момент, когда он увидел потенциал Джеймса, он ощутил всю полноту ревности. Его брат, несомненно, станет великим и уважаемым человеком - и это в то время, когда он отчаянно пытался превратиться в человека, которого будут бояться и уважать в преступной иерархии сначала Лондона, а затем и всей Европы.
   Были неудачи, неудачи; в тот момент ему больше всего на свете был нужен какой-то способ показать преступному миру, что он действительно сильный человек, сила, с которой нужно считаться, человек с уникальными навыками.
   Только после того, как профессор Джеймс Мориарти получил признание за книгу "Динамика астероида", Джим, младший брат профессора, ясно увидел, как он может одновременно продвинуться вперед и избавить свой одержимый мозг от мук зависти. Он, как никто другой, знал слабость своего старшего брата.
   К концу 1870-х годов высокий, худощавый и сгорбленный профессор быстро становился публичной фигурой. Утверждалось, что его ум граничил с гениальностью; его звезда, казалось, была настроена на быстрый взлет в академической стратосфере. Газеты писали о нем и предсказывали новое назначение, потому что кафедра математики скоро освободится в Кембридже, а общеизвестно, что
   Мориарти уже отказался от двух подобных назначений на континенте.
   Пришло время действовать Мориарти-младшему. И, как всегда, он планировал так же тщательно, как и его брат в мире математики.
   Среди своих знакомых Мориарти-младший воспитал старого актера школы "Кровь и гром", человека, чьи сольные спектакли - в которых он представил целый ряд великих шекспировских персонажей, от горбуна Ричарда III до старого и озлобленного Лира, - по-прежнему пользовались большим спросом.
   Гектору Хаследину к тому времени было под шестьдесят, и он свободно опирался на свой сценический опыт на протяжении всей жизни - яркая фигура как в частной, так и в общественной жизни, много пьющий, но все еще сохраняющий способность тронуть большую аудиторию и даже поразить ее . с его актерским мастерством, которое включало в себя потрясающую способность изменять свою внешность так, что его зрители восхищались.
   Мориарти, всегда уверенный в слабостях своих жертв, сделал себя бесценным для старика небольшими подарками в виде спиртных напитков и сигар. Он быстро завоевал доверие этого человека, и за одну ночь до того, как Хаследин окончательно потерял сознание, Мориарти впервые подошел к нему. Он признался, что хотел подшутить над своим знаменитым братом, представ перед ним как копия, подражание великому человеку.
   Идея понравилась актеру, который много смеялся и с профессиональным рвением вступил в заговор, работая с Мориарти над маскировкой - выбирая правильный парик с лысиной от величайшего эксперта того времени; наблюдение за изготовлением ботинок с подъемниками для увеличения высоты; помощь в конструировании упряжи, которая позволила бы сохранить характерную сутулость; и познакомить Мориарти со стандартными книгами того времени: " Искусство актерского мастерства Лейси", "Как сделать макияж", "Практическое руководство по искусству макияжа" "Заячья лапка и Руж" и более поздняя " Туалетное и косметическое искусство" Эй Джей . Кули.
   Всего за четыре недели Мориарти смог за час превратиться в почти невероятное подобие своего почитаемого брата. И через неделю, почти на следующий день после того, как он достиг этого особого мастерства, старый Гектор Хаследин был найден мертвым в своей гримерной, по-видимому, в результате припадка, который вполне мог быть счастливой случайностью.
   *Здесь нужно дать злодею Мориарти презумпцию невиновности. Естественно подозревать худшее , но это факт, что, хотя подробности различных этапов, на которых Мориарти научился искусству маскировки у Хаследина, тщательно задокументированы в дневниках, смерть актера записана лишь кратко, без каких-либо подробностей.
   Мориарти всегда тщательно маскировался, переходя от Джеймса Мориарти, младшего из трех братьев Мориарти, к Джеймсу Мориарти, старшему и бывшему профессору математики, автору трактата о биномиальной теореме и динамике астероида .
   Помимо схожего строения костей, Джеймс-младший отличался от Джеймса-старшего многими вещами: ростом, осанкой, физиономией. У него была привычка долго смотреть на себя в желтом цвете, прежде чем осуществить трансформацию. Это был тщательно изученный процесс, ибо Джеймс Мориарти уже на много лет опередил свое время, разработав систему, родственную той, которую много лет спустя Константин Сергеевич Станиславский предложил театру в "Актере готовится" .
   Мориарти стоял, глядя на свою наготу, и она оглядывалась на него, когда он опустошал свой разум, фильтруя характер и присутствие своего старшего брата, пока, даже без вспомогательных средств, которые ему еще предстояло применить, не происходило тонкое изменение, как хотя он стал другим человеком на глазах. Или это были его глаза?
   Когда Мориарти оглядывался на себя из зеркала в этот момент ритуала, всегда чувствовался глубокий отпечаток страха: в течение тех нескольких секунд, пока в его голове происходила полная трансформация, он задавался вопросом, кто из них он - убийца. или жертва? Точно так же было в конце его брата и в его собственном начале.
   Как только он был морально готов, Мориарти начал то, что стало почти автоматическим ритуалом. Во-первых, длинный тугой корсет, который обтягивал его плоть, чтобы он мог принять тонкие, почти призрачные пропорции другого Мориарти. За этим последовало то, что, по-видимому, было более ограничивающим приспособлением, чем-то вроде упряжи - тонкий кожаный ремень, который проходил вокруг его талии и туго застегивался. Ряд перекрестных лямок проходил через его плечи и продевался через плоские петли, вшитые в переднюю часть корсета; оттуда они перешли к пряжкам на передней части ремня. Когда эти пряжки были туго затянуты, его плечи вытягивались вперед, так что он мог двигаться только сгорбившись. Затем Мориарти надел чулки и рубашку, прежде чем залезть в длинные полосатые брюки, которые нужно было подтянуть до середины икры, пока он не надел и не зашнуровал ботинки, специально разработанные с утолщенной подошвой, чтобы добавить необходимую высоту.
   Все, что оставалось теперь для завершения требуемой картины, - это искусная переделка лица и головы, искусно выполненная красками и кистями, которыми пользовались актеры и те, кто был искусным в маскировке.
   Сначала он убрал гриву волос под тугую тюбетейку и начал работать над своим лицом, используя твердые, ловкие и уверенные мазки, так что он принял то изможденное, ввалившееся лицо, которое так легко отождествляется со знаменитым описанием доктора Ватсона. архипреступник. Даже с одной тюбетейкой, прикрывавшей его волосы, эффект был замечательным, бледность бросалась в глаза, а глаза неестественно ввалились в орбиты.
   Затем последовала последняя и завершающая часть его маскировки - куполообразный головной убор из какого-то податливого и тонкого материала, закрепленный на прочном гипсе. Внешне цвет и текстура были такими же, как у обычного скальпа, и, когда их надевали поверх тюбетейки, эффект был необычайно реалистичным, создавая естественное впечатление высокого лысого лба, загибающегося назад и оставляющего лишь пучок волос за ушами. на затылке. Затем Мориарти внес несколько небольших коррективов, используя небольшой горшочек с кремом телесного цвета, которым он обрабатывал место соединения парика и плоти. Удовлетворенный, он заканчивал одеваться и, стоя перед зеркалом, рассматривал себя со всех возможных сторон. Мориарти оглянулся из-за стекла на Мориарти.
   После полного овладения этим актом физического изменения следующим шагом Мориарти было разрушить карьеру своего брата, что было относительно легко для того, кто так внимательно наблюдал за ошибками других. Он давно знал, что профессор не таков, как другие люди, в том, что касается естественных склонностей плоти. Действительно, он предпочитал компанию и близость молодых людей, что делало его особенно уязвимым как старшего дона, ответственного за академический прогресс достаточно богатых отпрысков из высших классов и дворянства графства.
   Еще в молодости, еще в Ливерпуле, Джим предвидел, как это своеобразное сексуальное лицемерие, столь распространенное в викторианских городах, может быть использовано и использовано с наибольшей выгодой.
   Хотя гомосексуальность во всех его формах открыто процветал во всех слоях общества и был легко доступен на улицах и в борделях, а также практиковался в частном порядке, зрелый гомосексуал, занимающий высокий пост или ответственный пост, подвергался риску остракизма и потери статуса. если это отклонение от нормы вызвало публичный скандал. Юный Мориарти хорошо знал, как легко он может обратить недостатки старшего брата в свою пользу. Он начал с перешептывания не только в университете, но и возле домов тех молодых людей, к которым профессор проявлял наибольший интерес. Результаты превзошли даже самые смелые его мечты.
   Их было двое, оба ученики профессора, к которым младший Мориарти проявлял особое любопытство. Один был старшим сыном сельского джентльмена с большими поместьями в Глостершире; отец другого был известным лондонским гулякой, который уже промотал два состояния и, казалось, собирался расстаться с третьим.
   Молодые люди - Артур Бауэрс и достопочтенный Норман Де Фрейз - были поздним подростком, оба уже несли на себе признаки раннего вырождения: вялая внешность, вялые руки, слабые рты, налитые кровью глаза после нескольких дней чрезмерного баловства и манера разговор, который повлиял на быстрое, хотя и дешевое, остроумие.
   Мориарти отметил их обоих. Они проводили много вечеров в обществе профессора, иногда оставаясь до утра, и, несмотря на гениальность своего наставника, по-видимому, были мало склонны к тем занятиям, которые занимали профессора математики.
   Через тщательно воспитанных друзей юный Мориарти распространил весть о том, что и Бауэрс, и Де Фрейз были совращены пожилым человеком, слухи быстро достигли сквайра Бауэрса в сельском Глостершире и сэра Ричарда Де Фрейза в публичных домах и игровых залах Лондона.
   Как это часто бывает в таких случаях, первым отреагировал отец-развратник, явно уязвленный внезапной заботой о том, чтобы его любимый сын не был втянут в паутину разрушительных удовольствий и либидозных путей, безжалостно тянущих самого отца к вечному проклятию. Сэр Ричард спустился в университет, провел час или около того со своим сыном, а затем явился, разгневанный и задыхающийся, на квартиру вице-канцлера.
   Ситуация не могла бы быть лучше, если бы молодой Мориарти сам руководил ситуацией. Во-первых, вице-канцлер был пожилым клириком, человеком, полным парадоксального святошного лицемерия, которое так часто одолевает клириков христианского толка, когда они оторваны от основного течения жизни в мире. Во-вторых, профессор оказался большим дураком, чем можно было предположить.
   Блестящий ум и невероятная проницательность в том, что касается математики и сопутствующих наук, профессор Мориарти имел слепое пятно, которого не предвидел даже его младший брат: он не разбирался в деньгах. В течение предыдущего года он усердно работал и был восхвален, проводя свободные минуты отдыха с двумя молодыми людьми, все трое потакали своим особым страстям и прихотям. Тем не менее, во многих случаях он обнаруживал, что у него мало средств, так что может быть более естественным, чем занять у своих юных друзей?
   В общей сложности великий профессор Мориарти был должен де Фрейзу около трех тысяч фунтов и, как позже выяснилось, еще полторы тысячи фунтов юному Бауэрсу. И все это вдобавок к тому факту, что он был пожилым человеком, который, несомненно, вел своих учеников к ненормальному образу жизни.
   Вице-канцлер, в святости которого не было ни терпения, ни понимания, был шокирован и возмущен. Он также беспокоился о добром имени университета. Был вызван сквайр Бауэрс, и слух распространился по колледжам, как бушующая чума: профессор математики украл деньги; его поймали на месте преступления с горничной из колледжа; он оскорбил вице-канцлера; он использовал свои академические способности, чтобы жульничать в карты; он был наркоманом; сатанист; он был связан с бандой преступников. Неизбежно профессор Мориарти ушел в отставку.
   Мориарти-младший тщательно выбирал время, появившись, невинный и неожиданный, в кабинете профессора однажды ближе к вечеру, изображая удивление по поводу открытых коробок и сундуков и их упаковки.
   Его брат был избитым, сломленным, сгорбленный, с глубоко запавшими глазами. Медленно и не без волнения профессор Джеймс Мориарти рассказал печальную историю своему брату Джиму.
   "Я чувствую, что вы могли бы понять мое тяжелое положение, Джим", - сказал он, как только ужасная правда вышла наружу. "Сомневаюсь, что Джейми когда-нибудь это сделает".
   "Нет, но Джейми в Индии, так что там нет больших или непосредственных проблем".
   - Но что будет сказано, Джим? Хотя ничего не будет раскрыто публично, уже есть истории, многие из которых далеки от истины. Мир узнает, что я ухожу отсюда под каким-то великим облаком. Это моя погибель и уничтожение моей работы. Мой разум в таком вихре, что я не знаю, куда деваться".
   Мориарти отвернулся к окну, опасаясь, что на его лице можно прочесть хоть какой-то признак удовольствия.
   - Куда ты собирался отправиться? он спросил.
   "В Лондон. После этого... - Изможденный мужчина в отчаянии воздел руки. - Я даже думал заехать к вам на ваш вокзал.
   * Конечно, многие до сих пор утверждают, что младший брат профессора закончил свои дни начальником станции на Западе. Несомненно, какое-то время он действительно занимал такую должность, но мы не имеем ни намека на то, когда и как он ушел, чтобы продолжить свою преступную деятельность.
   Младший улыбнулся. "Я давно бросил работу на железной дороге".
   "Тогда что-"
   "Я делаю много вещей, Джеймс. Я думаю, что мой визит сюда сегодня днем был удачным. Я отвезу тебя в Лондон, там тебе будет чем заняться.
   Вечером того же дня багаж профессора погрузили в кэб, и братья отправились на вокзал и в Лондон.
   В течение месяца поговаривали, что звезда знаменитого профессора упала. Он руководил небольшим заведением, обучая будущих армейских офицеров, поскольку математика была наукой, которая все больше и больше играла важную роль в искусстве современной войны.
   В течение примерно шести месяцев после отставки бывший профессор математики, по-видимому, выполнял эту унылую и тяжелую работу армейского наставника. Он вел это дело из небольшого дома на Поул-стрит, недалеко от ее пересечения с Уэймут-стрит, на южной стороне Риджентс-парка, - приятное место для жизни, удобное для катания на коньках зимой, дружеского крикета летом и интереса общества. Зоологическое и ботаническое общества круглый год.
   Затем, без всякого предупреждения, профессор закрыл свое заведение и переехал, чтобы жить в каком-то стиле в доме на Стрэнде - месте, где он все еще жил во время убийств Потрошителя в 1888 году.
   До сих пор таковы были известные факты о перемещениях профессора после изгнания его из высших эшелонов академической жизни. Правда заключалась в другом, ознаменовав самый важный и безжалостный поступок в карьере профессора Мориарти, которого мы знаем как некоронованного короля викторианской преступности.
   Это случилось где-то после десяти вечера в конце июня - не по сезону холодная ночь с угрозой дождя и безлунной.
   Профессор, пообедав рано и в одиночестве вареной бараниной с ячменем и морковью, готовился ко сну, как вдруг в его парадную послышался взволнованный стук. Он открыл, чтобы показать своего младшего брата Джима, одетого в длинный черный старомодный сюртук и широкополую фетровую шляпу, надвинутую на глаза. На заднем плане профессор увидел подъехавший к обочине экипаж, лошадь мирно кивала, а таксиста не было видно.
   -- Мой дорогой друг, входите, -- начал профессор.
   - Нельзя терять время, брат. Джейми вернулся в Англию со своим полком. У нас проблемы, семейные проблемы, и мы должны немедленно встретиться с ним.
   "Но где...? Как?"
   "Возьми пальто. Я одолжил экипаж у знакомого, нельзя терять времени.
   Настойчивость в голосе юного Мориарти подстегнула профессора, который дрожал от нервозности, забираясь в кабину. Его брат пустил лошадь размеренной рысью по непривычным переулкам к реке, которую они пересекли у моста Блэкфрайерс.
   Продолжая движение по боковым улочкам и закоулкам, экипаж проехал через Ламбет, в конце концов свернув с улиц на кусок пустыря, окаймленный длинным контрфорсом, уходящим в мутные бурлящие воды Темзы, сильно набухшей в это время года. год. Извозчик остановился шагах в десяти от края контрфорса, достаточно близко, чтобы слышать шум реки, далекий шум смеха и пение из какой-то таверны и случайный лай собаки.
   Профессор Мориарти огляделся в черной мгле, пока его брат помогал ему слезть с экипажа.
   - Джейми здесь? Тон был тревожным.
   - Еще нет, Джеймс. Еще нет."
   Профессор повернулся к нему, внезапно обеспокоенный мягким и зловещим тембром голоса брата. В темноте что-то длинное и серебряное дрожало в руке молодого человека.
   "Джим. Что... - закричал он, и слово превратилось из голоса и формы в долгий гортанный хрип боли, когда младший брат Джеймс запечатал прошлое и будущее, а лезвие ножа плавно вонзилось между ребрами профессора трижды.
   Высокое худое тело выгнулось назад, когтистая рука вцепилась в сюртук Мориарти, лицо ужасно искажено болью. Секунду глаза непонимающе смотрели на молодого Джеймса. Потом, как будто внезапно поняв истину, на мгновение промелькнуло спокойное согласие, прежде чем они остекленели, перейдя в вечную слепоту.
   Мориарти высвободил сжимающую руку, отступил назад и посмотрел на тело брата, чью личность он так хитро предположил. Как будто вся слава великолепия мертвеца теперь перешла по лезвию ножа в его собственное тело. В смерти профессора родилась новая легенда о профессоре.
   Мориарти вытащил из кабины цепи и навесные замки, опустошил карманы трупа, положив несколько соверенов, золотые карманные часы с цепочкой и носовой платок в небольшой мешочек из желтой американской ткани. Он обмотал цепи вокруг трупа, надежно закрепил их, а затем осторожно сбросил покойного брата с контрфорса в воду внизу.
   Несколько мгновений молчания Мориарти стоял, глядя через реку в темноту, наслаждаясь моментом. Затем быстрым движением вверх он швырнул нож в сторону дальнего берега, прислушиваясь к всплеску воды. Затем, как бы не задумываясь, он развернулся, сел в экипаж и уехал обратно в новый дом на Стрэнде.
   На следующий день Копье в сопровождении двух мужчин отправился в небольшой дом на Поул-стрит и удалил все следы его бывшего обитателя.
   Теперь, сидя в кузове экипажа, который вез его со встречи в кафе "Рояль", Мориарти мысленно вернулся к прошлому и взгляду в глазах умирающего брата. Они были почти на складе. Это был долгий день, и, хотя Мориарти больше всего хотел освежиться и отдохнуть, он знал, что ему еще предстоят дела, прежде чем прибудет Мэри МакНил, чтобы заняться его более личными потребностями.
   ДЕНЬ В СЕЛЕ
  
   Пятница, 6 апреля 1894 г.
  
  
   Это был долгий день и для Пипа Пэджета.
   Увидев утром карателей с Мориарти, он сел на поезд от станции Лаймхаус до Паддингтона, а оттуда до Хэрроу. День был холодный, но солнце светило ярко, и путешествие оказалось приятной новинкой для Пэджета, который нечасто ездил по железной дороге - подземной или наземной.
   В то время Хэрроу все еще сохранял большую часть своего деревенского очарования, теперь, к сожалению, давно уехавшего, и когда Пэджет, наконец, вышел на вокзале, его сразу же охватило чувство свободы. С того места, где он стоял, за пределами главного входа, он мог видеть лишь несколько домов, а общий вид открывался на фоне деревьев и холмистых полей. Суета и грязь центра Лондона исчезли с тягой паровой машины, и это ощущение простора и простора, которое Пэджет испытывал, даже сидя в одиночестве в вагоне третьего класса, действовало как тонизирующее средство. В его сознании исчезло тяжелое, почти надоедливое бремя бизнеса Мориарти, сменившись всепоглощающим образом Фанни Джонс.
   Пэджет, выросший среди кишащих переулками и многоквартирных домов города, никогда прежде не испытывал подобных чувств. Сколько он себя помнил, жизнь представляла собой одну долгую битву за выживание - войну, ведущуюся с помощью хитрости и обмана, с плутовским искусством и большую часть времени по жесткому и безжалостному правилу кулака, дубинки, сапога, бритва, нож и даже пистолет.
   В жизни Пипа Пэджета было немного моментов нежности; скорее, в ретроспективе он был населен мужчинами и женщинами, которые постоянно находились на передовой борьбы - с властями, бедностью, друг с другом, даже с самой жизнью. Его мать была худой, жесткой и сквернословящей женщиной, и его детство никогда не знало стабильной или постоянной обстановки. Бесчисленные дяди делили две скудные и грязные комнаты, занятые его матерью, двумя братьями и тремя сестрами, и самым близким к истинной привязанности, которое когда-либо испытывал Пэджет, были случайные излияния похоти, которые начались в его раннем подростковом возрасте - сначала со своей старшей сестрой. , а позже и с рядом молодых женщин, чьи кровати он делил в обмен на небольшие суммы денег, украденные во время его повседневной работы.
   Драматическая перемена в жизни Пэджета произошла в начале восьмидесятых, когда - ему тогда было около двадцати шести или семи лет, точный возраст которого был окружен некоторой неопределенностью, - профессор Мориарти вошел в его жизнь, дал ему место в его жизни. немалое домашнее хозяйство и более спокойное, хотя и злодейское существование. Взамен он остался верен Мориарти и стал, возможно, самым доверенным лицом в своем окружении. Теперь добавилось еще одно измерение в лице Фанни Джонс. Она оказала большому, сильному и грациозному мужчине новый вид уважения, рожденного не страхом, а желанием и мягким убеждением.
   Когда Пэджет шел по главной улице Харроу, он позволял своим фантазиям играть на мечте - невозможной осуществить, но, несомненно, твердой и тревожной - о жизни с Фанни Джонс в том мире, который теперь видел Пэджет, мягко движущимся вокруг него. Женщины, грациозные, многие с детьми, некоторые с мужчинами, шли по тротуарам, намереваясь сделать покупки во многих богатых магазинах, расположенных по обеим сторонам улицы. Мимо проехал мальчик на побегушках с тяжелой корзиной, рядом бежала лающая собака. Пара хорошо одетых мужчин разговаривала на углу, время от времени снимая шляпы перед проходившими мимо знакомыми. К тому же, была атмосфера довольства, люди улыбались, не было толкотни экипажей и омнибусов, и не было более неприятных запахов, которые тягостно висели в городе.
   Дом, на который положили глаз трое взломщиков - Фишер, Кларк и Гей, лежал в миле к северу от Харроу. Пэджет наслаждался прогулкой, проявляя интерес к мелким естественным явлениям, которые он наблюдал вокруг себя, к мечтам о Фанни и о нем самом, которые устроились в маленьком домике в таком же месте или даже дальше, в сельской местности, растущей и блестящей в его голове. Образ самого себя, как человека, выходящего на какое-то дело (пока, естественно, неопределимое) из двери, окруженной розовыми шпалерами, с улыбающейся и машущей руками Фанни с розовыми от деревенского воздуха щеками и несколькими детьми, цепляющимися за ее юбки, был сильным. , настолько глубоко укоренившийся к тому времени, когда он добрался до Бич-холла, что Пэджету пришлось наложить на себя необычайно строгую умственную дисциплину, чтобы стряхнуть с себя мысли и вернуться к профессиональной работе.
   Буки-холл был большим особняком в георгианском стиле, в котором, как заключил Пэджет, было восемнадцать или девятнадцать главных комнат и спален. Он был хорошо виден с дороги, так как стоял на двадцати акрах открытых лужаек, клумб и розариев, а за домом едва виднелась небольшая роща.
   Доступ к передней части Букового зала можно было получить через большие железные ворота, ведущие на длинную дорогу, которая изгибалась между кустами и заканчивалась широким проходом перед фасадом. Пэджет проигнорировал это, медленно пробираясь сначала по дороге, а затем через какой-то луг, в тыл, где он проложил вход на территорию через рощу. Там было много укрытий, и он пролежал большую часть часа на опушке деревьев, рассматривая каждую достопримечательность, которую открывал вид.
   Было что отметить. Задняя часть дома давала им несколько удобных входов; люди странные, размышлял Пэджет, они готовы потратить уйму денег на задвижки и замки для хорошей прочной входной двери, а заднюю дверь или вход торговца оставить со старомодным замком и без засовов. Если эта дверь оказалась прочнее, чем казалась, то это было маленькое ненадежное окошко кладовой или легкий подъем по крыше надворной постройки к окну наверху, которое, как он рассудил, выходило на лестничную площадку.
   Он также видел, что вокруг были собаки: две из них, большие неряшливые существа, перекормленные и, вероятно, послушные, но взломщики должны были быть готовы.
   Как только необходимая информация прочно закрепилась в его голове, лейтенант Мориарти осторожно пробрался обратно сквозь деревья и по лугу к дороге, направляясь к небольшой группе домов, сгруппированных вместе, на том, что, как он предположил, было самой дальней границей поместья. . Слева от него был фермерский дом и хозяйственные постройки. Пэджет предположил, что это тоже часть собственности сэра Дадли Пиннера. Буки-холл, как сказал ему Мориарти, был домом второго поколения семьи Пиннеров.
   Группа домов состояла из дюжины или около того коттеджей, трактира - "птица в руке" - и магазина, в котором находились легендарные универсальные магазины. Пэджет толкнул дверь магазина, и у его входа громко зазвенел колокольчик. Пожилой мужчина в очках из проволоки, в брюках и рубашке, прикрытых белым фартуком, оторвал взгляд от обслуживания двух девушек и перерезал проволокой большую корку сыра, лежавшую на его прилавке.
   Лавка была маленькая, но битком набитая провизией и всевозможными товарами. Стеклянные банки, полные вареных конфет и леденцов, толкали друг друга на полках, рядом с джемами, заварным кремом и консервами; два окорок свисали с потолка; большая сторона бекона компенсировала сыр на другом конце прилавка. Пэджет увидел, что между ними стоит овальная тарелка с домашними яблоками в ириске. Запахи пестрых блюд смешивались вместе, создавая восхитительный и таинственный аромат, который наполнял каждый уголок магазина. На стенах вывески рекламировали Bovril, лимонад с Эйфелевой башни и цены на чай ("цена стерлинга"): 1/4,1/6,1/8. Стоимость маргарина составляла четыре пенса за фунт, и она была написана большими красными буквами рядом с коробкой, в которой приютились жиронепроницаемые бочки с жиром цвета сливочного масла.
   - И что я могу сделать для вас?
   Мужчина в белом фартуке потер руки, колокольчик снова зазвенел, когда девушки, хихикая, вышли на улицу, сжимая пачку сыра.
   Пэджет попросил четверть обмана. Давно он не лгал, и, хотя и осознавал серьезность сегодняшней миссии, он все же чувствовал облегчение после прогулки. Его работа заключалась в том, чтобы серьезно оценить предполагаемое ограбление, но, поскольку он должен был выполнить эту работу должным образом, Пэджет не видел причин, по которым он не мог бы побаловать себя.
   "Хороший день", - прокомментировал продавец.
   "Хороший маленький бизнес у вас есть 'все," ответил Пэджет.
   "Я работал на это всю свою жизнь", - усмехнулся мужчина.
   -- Вот что я вам скажу, -- Пэджет доверительно склонился над прилавком, -- знаете ли вы здесь какие-нибудь коттеджи, которые можно продать или сдать внаем?
   - Смотришь, ты?
   Пейдж вздохнул. "Ага. Жене надоело жить у реки. Сыро и чертовски многолюдно.
   - Ну... - Он почесал затылок. - Чем ты занимаешься, приятель?
   Пэджет улыбнулся. У него была очень открытая и дружелюбная улыбка.
   "Тебе известно. Немного того и немного того".
   "Общий." Продавец усмехнулся, кивая.
   - Ты можешь так сказать.
   "Если вы сможете потрудиться, вы можете получить что-то в поместье. Большинство здешних коттеджей долгое время принадлежало одним семьям, и все они принадлежат сэру Дадли...
   - Сэр Дадли?
   - Да, сэр Дадли Пиннер, баронет. Большой дом сзади. Буковый зал. Это все земли сэра Дадли вокруг. Но работа идет - я слышал, как один из парней говорил в "Птице" прошлой ночью. Там вполне может быть коттедж с ним. У такого хорошо организованного человека, как вы, не должно быть никаких проблем. Почему бы вам не пойти в "Птицу" и не поговорить с мистером Мейсом - он трактирщик. Скажи, что тебя прислал Джек Мур. Он положил бумажный пакет с жуками на прилавок. - Это будет полпенни, пожалуйста.
   Мейс, домовладелец "Птицы в руке", был крупным, широкоплечим, лысым парнем лет сорока пяти.
   Пэджет оперся о стойку и заказал кружку эля, а когда Мейс поставил перед ним пенящийся напиток, Пэджет рассказал ему о своем поручении.
   "Да, я слышал, что есть работа - в доме и на домашней ферме. Джордж!" - крикнул домовладелец одному из двух других своих клиентов, который пил за столиком, накрытым в маленьком эркере, - здесь есть парень, который спрашивает о коттеджах и работе для сэра Дадли. Джордж дома, - сообщил он Пэджету. "Помощник жениха".
   "Ааа". Джордж, худощавый человечек с желтоватым лицом, понимающе кивнул. - Сэр Дадли берет одного нового человека для случайных заработков. "Будет два, но сын старого Барни будет работать на ферме и собирается жениться на Бекки Коллинз..."
   - Хитрый чертенок, - засмеялся хозяин. - Так это он ее надул.
   Джордж захихикал, и мужчина, сидевший рядом с ним, фыркнул.
   "Они должны построить коттедж на ферме, но после Пасхи приедет один женатый мужчина, чтобы рубить дрова и выполнять работы по дому".
   - И помощь в сборе урожая, - буркнул спутник Джорджа.
   "Ааа". Джордж снова кивнул. - Вы ведь не из этих мест, не так ли?
   "Степни". Пэджет сделал глоток эля. "Женщина хочет переехать в деревню. С кем мне встретиться по поводу работы?"
   - Пока никто. Джордж посмотрел на свою пустую кружку, а его спутник допил остатки напитка. Они оба посмотрели на Пэджета, их глаза были пусты.
   "Выпьешь со мной глоток? Пэджет пододвинул к Мейсу свою кружку. - А вы, хозяин.
   Джордж и его друг пересекли комнату, как пара цыплят при виде топора.
   - Ты пока никого не видишь. Джордж исследовал глубины своего эля, словно выискивая рыбу. - Никто, потому что до Пасхи работы не будет. В любом случае, сэр Дадли не берется за работу, пока не уедет на север. Каждый год, как по маслу, он и ее светлость. Вплоть до этого своего дяди. Когда он вернется, он начнет нанимать и предоставлять коттедж. Хотя ты выглядишь достаточно сильным. А как насчет вашей жены? Она работала на кухне или делала что-нибудь, что могло бы помочь?
   "Она была на службе один раз".
   "Ну вот и ты. Тебе может повезти.
   - Когда вернется сэр Дадли?
   "Посмотрим." Со стороны Джорджа, по-видимому, требовалось значительное умственное усилие, чтобы вспомнить даты. - Думаю, где-то после двадцатого. Да, я слышал, как мистер Борода говорил об этом. Они уезжают четырнадцатого числа и все еще уезжают на выходные. Они вернутся двадцать третьего или двадцать четвертого числа.
   - А если я тогда вернусь?
   - Если ты скажешь мне свое имя, я передам его старому Ривзу.
   "Г-н. Ривз управляет поместьем, - пробормотал Мейс.
   Пейджет кивнул. "Имя Джонс. Филип и Фанни Джонс. Я был бы признателен, если бы вы это сделали, и я вернусь двадцать третьего. Если мистер Мейс согласен, вы можете оставить мне сообщение.
   Все это было игрой, но Пэджета сильно тянуло к идее, что он и Фанни будут работать за пределами Лондона и жить жизнью, не запятнанной страхом. Однако его нога уже была за дверью Букового зала или, если не за дверью, то по крайней мере в конюшнях и надворных постройках.
   Следующий час или около того он провел в разговорах с Джорджем, Мейсом и другом Джорджа Гербертом, эль развязал им языки, так что они безудержно говорили о сэре Дадли и леди Пиннер, о жизни в Бич-Холле, о персонале и о дне. - насущные мелочи.
   Когда Пэджет уходил, его голова была забита фактами исключительной ценности. Опираясь на разведданные, которые теперь мог предоставить Пейджет, профессор мог бы принять собственное тщательно обдуманное решение относительно инвестиций в предполагаемое ограбление Фишера, Кларка и Гэя.
   Пэджет не торопился, и было уже почти восемь вечера, когда он вернулся в Паддингтон. На пути к поезду в Лаймхаус он остановился, чтобы купить последний номер " Ивнинг стандарт " за пенни у одного из мальчишек-разносчиков газет, который кричал: "Убийца Адаир мертв в тюрьме... Полковник Моран отравлен... Убийца убит". ..."
   Только когда он сел в поезд до Лаймхауса, Пэджет прочитал отчет. Местами это было зловеще, но точно:
  
  
   Полковник Себастьян Моран, арестованный прошлой ночью инспектором Скотланд-Ярда Лестрейдом и представший перед судом сегодня утром за убийство достопочтенного Рональда Адэра на Парк-лейн, 427 и покушение на убийство детектива мистера Шерлока Холмса, был найден мертвым в его камера в тюрьме Хорсмонгер-лейн.
   Открытие было сделано сегодня днем одним из тюремных надзирателей. Моран был найден на полу своей камеры, его тело скрючено, а лицо "ужасно перекошено", как будто он умер в великих мучениях. Похоже, что он только что съел кусок пирога и выпил немного вина, которое принесла ему рано днем неизвестная служанка.
   Инспектор Лестрейд сказал нашему репортеру, что дело рассматривается как убийство.
   Дело Адаир какое-то время сбивало с толку детективов, но известно, что инспектор Лестрейд узнал правду вчера вечером, когда Моран был арестован при попытке застрелить мистера Холмса из дома на Бейкер-стрит.
  
  
   Далее в отчете приводятся дополнительные подробности убийства Адаира и описываются различные приходы и уходы на Хорсмонгер-лейн.
   Пэджет улыбнулся про себя. Профессор определенно вернулся, чтобы отомстить, подумал он. Этот человек был не из тех, кто позволяет траве расти под пятками, и это тоже хорошо, потому что ситуация уже давно вышла из-под контроля.
   Когда Пэджет вернулся на склад, в "зале ожидания" было несколько человек. Ли Чоу и Терремант сидели в углу, перед ними стояли стаканы с спиртным. На другом конце, ближайшем к лестнице в комнаты профессора, растянулись другие каратели, Копье и Эмбер с ними, а также двое мужчин, связанные и с кляпом во рту, на вертикальных стульях.
   Пэджет нахмурился, узнав в мужчинах Фрэя и Роуча.
   - С Пегом? - спросил он у Копья.
   - Оба ублюдка.
   - Других нет?
   "Еще нет. Но вскоре все они разлетятся, как лошадиный помет.
   Эмбер усмехнулась.
   - Он еще не вернулся? Пэджет склонил голову в сторону кабинета профессора.
   "В любое время. Он перетасовывает вещи, и мы ждем его.
   - Все равно был достаточно занят. Пэджет постучал по заголовкам газеты.
   Он не заметил быстрого обмена взглядами между Кейт Райт и ее мужем Бартом за прилавком. Но что-то привлекло его внимание к парочке.
   - Не осталось ли мне еды? - спросил он Барта Райта. "Я так голоден, что у меня из носа течет".
   "Думал, ты хорошо насытишься деревенским пирогом", - ухмыльнулся Эмбер.
   - Несколько глотков эля, хлеба и сыра - это все, что я ел, Эмбер. И много пони Шанкса.
   - Фанни на кухне. Миссис Райт указала на дверь за прилавком. - Там полно.
   Копье усмехнулся. - Достаточно для нашего Пипа, а?
   Остальные засмеялись, а Пип Пэджет, обычно добродушный, когда дело доходило до того, чтобы его поддразнили, почувствовал, как внутри него поднимается пружина раздражения, но он знал, что лучше не связываться с любым другим членом "преторианской гвардии", особенно перед карателей и заключенных. Он кивнул, пробираясь за прилавок и через дверь, ведущую на кухню.
   Фанни сидела за кухонным столом и пила из кружки какао. Она встала, как только Пэджет вошел, румянец залил ее щеки.
   - О, Пип, ты вернулся. Я так беспокоился о тебе.
   Он держал ее в своих объятиях и чувствовал, как бьется ее сердце под его рукой, когда она прижалась ближе; как испуганная птица, подумал он.
   "Тебя не призывали волноваться, Фан. Нет причины.
   - Происходят опасные вещи, Пип. Я боялся за тебя".
   - Сегодня мне ничего не угрожает, девочка. Вовсе нет."
   Она посмотрела на него, и он нежно поцеловал ее в губы. Она ответила, отчаянно желая, чтобы он забрал ее, чтобы успокоить ее страхи и действовать как своего рода утешение.
   - У меня был захватывающий день, Пип, - сказала она наконец. - Я встретил профессора. Пип, он был так добр и мил со мной, и я выполняла для него поручение. - Она понизила голос в преувеличенно задыхающемся возбуждении, как маленькая девочка.
   Пэджет улыбнулся ей. "О, да?"
   - Я был в тюрьме, Пип. Я отнес корзину съестных припасов полковнику на Хорсмонгер-лейн.
   Пэджет почувствовал, как его сердце подпрыгнуло, а желудок перевернулся одновременно: тошнотворный приступ ужаса.
   "На Хорсмонгер-лейн, Фан. Христос."
   Он отстранился от нее, его лицо осунулось, а тело тряслось.
   "Пип? В чем дело? Что случилось?"
   Пэджет на мгновение замер, не зная, как сказать девушке. И все же она скоро все узнает, если он не заговорит сейчас.
   - Садись, Фанни, - сказал он сухо во рту.
   - Но Пип, - сказала она, полуулыбка исчезла с ее губ, - ты ведь не сердишься? Ты не сердишься на меня?
   - Нет, Фанни, но есть вещи, которые ты должна знать.
   Она медленно села, выпрямившись, сложив руки на коленях, все еще глядя на высокого мужчину с суровым лицом, с обожанием в глазах.
   Тихо сказал он ей, пояснив, что профессор требует милостей от всех, кто работал и действовал на него. Иногда те, кого спрашивали, даже не понимали, что означает эта услуга или какие последствия она может иметь, но что Профессор всегда заботится о своих людях. Затем он мягко рассказал ей о полковнике Моране.
   Потребовалось несколько мгновений, чтобы правда до меня дошла. Затем... - О Боже, Пип, я убийца. Я убил его."
   "Нет, Фан. Вы только доставили корзину, и если бы не вы, это был бы кто-то другой. Мы, служащие Профессору, не задаем вопросов. Запомни это".
   По лицу Фанни текли слезы.
   - Так всегда должно быть, Пип? Всегда?"
   "Всегда - это надолго, Фанни. Он сделал дом для меня, и я хорошо служил ему. Я не могу сейчас сдаться, и ты тоже, Фанни. Это серьезно, и ты будешь мертвой женщиной в течение недели, если уйдешь - туда или в "Сталь".
   Она тихо кивнула, ее лицо стало серым от страха, и она уже собиралась заговорить, когда из "приемной" послышался громкий шорох и бормотание.
   - Он вернулся, Фанни. Иди в наши покои, и я буду с тобой так быстро, как только смогу. О, и возьми мне холодного мяса и хлеба, тогда я расскажу тебе, как это было сегодня.
  
  
   Мориарти стоял, глядя на связанных Плотву и Фрэя.
   - Подонок, - пробормотал он. "Злая, вероломная мразь. Ты годишься только на овощной завтрак - артишоки с соусом из каперсов и палач.
   Пэджет вышел из кухни и присоединился к ним, Мориарти ответил на его появление коротким кивком.
   - Что нам с ними делать, профессор? - спросил Копье.
   "Что делать с ними? Поставить их на вечную лестницу, вот так. Но я человек милосердный".
   Он повернулся лицом к Роучу и Фрэю. Их глаза расширились от страха, поскольку, надо помнить, они считали Мориарти давно мертвым.
   "Милосердный человек". Профессор рассмеялся. - Я готов позволить вам двоим прожить остаток вашей естественной жизни, но только в обмен на информацию. Вы расскажете доброму Копью все, что знаете о паразите Майкле Грине и его паршивом друге Дворецком, - подробности об их убежищах, их сообщниках, их планах. Если ты скажешь правду, я позабочусь о том, чтобы тебя поместили в безопасное место. Он повернулся к Копью. "И если они окажутся трудными, используйте Ли Чоу. У нашего китайского друга есть способы извлечения правды, которые, как он утверждает, сделают тупой разговор".
   Мориарти повернулся и начал подниматься по лестнице. На полпути он остановился, повернув голову в сторону собравшейся компании.
   "Ли Чоу, я поговорю с тобой. Потом Пэджет. После этого миссис Райт может приготовить вещи в моей комнате. Я жду гостей.
   Мориарти был доволен тем, как Ли Чоу обращался с Джоном Тэппитом.
   "Он больше не бросает кислоту". Китайцы ухмыльнулись.
   "Ты хорошо справился, Ли Чоу, и ты будешь вознагражден. А теперь иди и помоги Копье, а ты можешь послать ко мне Пэджета.
   Пэджет пересказал информацию, полученную от Харроу. Мориарти, все еще в облике своего мертвого брата, внимательно слушал.
   Когда он закончил, профессор сказал: "Тогда вы думаете, что это безопасный взлом?"
   "Я думаю это выглядит хорошо."
   "М-м-м." Мориарти кивнул. "Готовы ли вы пойти с ними? Их трое, они хотят четвертого".
   - Я бы предпочел не делать этого, поскольку меня уже видели там и я разговаривал с людьми, работающими в "Бич Холл". Я думаю, это было бы опасно".
   "Но... ?"
   - Но если бы ты настаивал, я бы пошел.
   "Мы увидим. Я возьмусь за это, и мы посмотрим". Он поднял голову и тонко улыбнулся. - Я использовал вашу женщину, Фанни Джонс.
   - Я знаю, сэр.
   -- Ах, и она еще не знает, о чем идет речь?
   "Она знает, что Моран мертва и что она была инструментом".
   "А также?"
   "Она была расстроена, но я объяснил необходимость таких вещей".
   "Хороший человек, Пейджет. Она пушистая, все в порядке.
   - Я надрал ей яйца, профессор.
   Мориарти вопросительно поднял брови.
   - Я и не подозревал, что ты такой романтик. Но такие вещи случаются. Неужели это будет брак?"
   - Я бы хотел, чтобы это было так.
   "И ее?"
   - Я еще не спросил.
   - Ну, спрашивай, а если суждено, то я дам завтрак, Пэджет. Однако она должна понять, что вы оба продолжите служить мне.
   "Она понимает."
   - А какое высокое положение ты занимаешь у меня?
   - Она знает, что я уважаю вас, сэр; что ты дал мне мой первый настоящий дом.
   - Что ты мой самый доверенный?
   - Я и сам в этом не уверен, профессор.
   "И почему бы нет?" Голова опасно качнулась.
   - Меня сегодня отправили в Хэрроу, и вы прямо сказали мне, что планируете встретиться с Фанни завтра - что вы сегодня слишком заняты. Я возвращаюсь и узнаю, что вы использовали ее для выполнения очень опасной для вас миссии убийства. Естественно, я задаюсь вопросом, можно ли мне доверять.
   - Это было целесообразно, Пэджет, а не запланировано. Ты мой самый надежный. Теперь иди и попроси девицу стать твоей невестой; семья Мориарти нечасто устраивает свадьбы".
   Когда Пэджет ушел, профессор изменился, сняв атрибуты своей маскировки. Он умылся и надел длинный халат из темно-синего шелка с экзотическим орнаментом, украшенным военными узорами на манжетах и застежках. К тому времени, когда он вернулся из спальни в свою главную комнату, миссис Райт накрыла стол с холодными закусками - язык и ветчина с различными салатами, много сельдерея и сыра и бутылка шампанского Wachter's Royal Charter.
   Внизу, когда время приближалось к одиннадцати, каратели, Ли Чоу, Эмбер и Копье, увели Плотву и Фрэя в одну из многочисленных боковых комнат, хитроумно встроенных в потайную структуру склада.
   В их комнате в задней части здания Пэджет крепко прижал к себе Фанни Джонс на их маленькой кровати.
   "Тогда ты выйдешь за меня замуж, Фанни, любовь моя? Ты будешь моей невестой?"
   Она улыбнулась, ее глаза блестели.
   - Немного поздновато говорить о невестах, Пип Пэджет, но да, я люблю тебя, мошенника. Я выйду за тебя замуж, хотя я не сомневаюсь, что в одно прекрасное утро мы оба будем висеть на яблоне Джека Кетча.
   Ровно в одиннадцать прибыла Мэри Макнейл, и миссис Райт проводила ее в кабинет профессора. Мориарти улыбнулся, услышав их шаги на лестнице, и посмотрел на золотые карманные часы, которые когда-то носил другой Мориарти.
   Мэри выглядела так же прекрасно, как и накануне, и когда дверь за ней закрылась и профессор снял с нее плащ, она позволила ему нежно провести пальцами по ее волосам. Подняв руку, она достала шпильки и позволила локонам упасть вниз, встряхивая их при этом.
   - Ты хочешь поужинать, Мэри, моя дорогая? он спросил.
   Она застенчиво улыбнулась ему.
   - Мы можем поужинать, когда вы пожелаете, сэр. Я хочу попробовать наслаждение, о котором, как я слышал, вы можете так охотно доставлять, потому что среди девушек Сэла считается честью быть призванными служить здесь.
   Мориарти запрокинул голову и громко расхохотался.
   - Ей-богу, Мэри, ты моя девушка. Тогда пойдем, и я возьму с собой Навуходоносора на траву".
  
  
   Ангусу Маккриди Кроу был сорок один год, и двадцать два из них он провел в столичной полиции. За это время он сделал разнообразную и интересную карьеру. В конце 1870-х он был констеблем в отделе Б, который в то время охватывал район Вестминстера. И, как и многие его коллеги, он был потрясен событиями (теперь известными как дело Гонкура*), которые разрушили небольшой сыскной отряд того времени, отправили троих из его числа в тюрьму и вызвали довольно радикальную реорганизацию.
   *Правда о знаменитом скандале с Гонкуром раскрывается позже.
   К 1880-м годам крупный скалистый шотландец сам стал сотрудником сыскной службы, работая сержантом рядом со знаменитым инспектором Эбберлайном, который самым несправедливым образом вошел в историю как человек, не сумевший поймать Джека Потрошителя.
   Кроу теперь был инспектором, очень растерянным и озабоченным инспектором в ранние часы субботы, 7 апреля 1894 года. Весь мир вместе с тяжелыми обязанностями обрушился на инспектора Кроу.
   Это началось незадолго до девяти вечера в пятницу, шестого, как раз в тот момент, когда он заканчивал свой ужин из бараньих отбивных, картофеля и зеленого горошка в своей квартире на Кинг-стрит, 63, недалеко от Друри-лейн. Еда была приготовлена для Ангуса Кроу его квартирной хозяйкой, миссис Сильвией Коулз, вдовой лет тридцати, дама пухлая и приятная на вид, которая за три года, что мистер Кроу жил у нее, любая женщина могла видеть, что о нем заботятся, что он остается счастливым и довольным: ее мотивы такие же, как и у любой другой женщины в ее положении.
   В ту пятницу у Кроу был свободный вечер, и, как часто случалось в его свободные вечера, он спросил миссис Коулз, не согласится ли она пообедать с ним. После этого они оба знали, что весь вечер пройдет за вежливой беседой, за чашечкой вина, а затем, по обоюдному согласию, они закончат день вместе либо в постели инспектора Кроу, либо на большом свадебном диване миссис Коулз. В пятницу, 6 апреля, этого не должно было быть.
   Незадолго до девяти часов раздался громкий стук в парадную дверь дома 63 по Кинг-стрит, и когда миссис Коулз открыла дверь, она увидела крупного полицейского констебля, который переминался с ноги на ногу и просил срочно вызвать инспектора Кроу.
   Констебль принес повестку от комиссара, который хотел как можно скорее увидеть мистера Кроу в его кабинете в Скотланд-Ярде. Повестка от комиссара всегда была делом важным, и Кроу поторопился, прибыв во Двор к половине девятого. В течение следующих двадцати минут на него были возложены обязанности, которые теперь так тяжело ложились на его широкие плечи.
   Комиссар сначала ознакомил его с фактами, связанными со смертью полковника Морана в тюрьме Хорсмонгер-лейн, и событиями, которые привели к инциденту.
   "Наше досье на Морана, - сказал он с серьезным видом гробовщика, - указывает на то, что он в течение многих лет был начальником штаба профессора Мориарти. Вы, конечно, знаете о Мориарти?
   - Только то, что он долгое время считался вдохновителем всех крупных преступлений в стране и, если на то пошло, в Европе. Однако у нас никогда не было достаточно веских доказательств, чтобы арестовать его, сэр.
   Комиссар кивнул.
   - Ни капли. - В его тоне звучала раздраженная кляча. - Мы также считали его мертвым последние три года.
   - Да, это я тоже знаю.
   - Теперь мы не так уверены.
   "Верно?"
   "Есть признаки того, что в этот самый момент он снова здесь, в Лондоне".
   "Я знаю, что мистер Холмс вернулся..."
   - Вот именно, Ворона, вот оно в коробке. Мистер Холмс тоже считается мертвым вот уже три года. Теперь он воскрес, и мы поймаем Морана, пытающегося его убить. Затем Моран умирает до того, как Лестрейд успевает его должным образом расспросить. Но Лестрейд разговаривал с мистером Холмсом и находит этого доброго джентльмена странно неразговорчивым.
   - Но Лестрейд всегда хорошо работал с Холмсом.
   - Кажется, уже нет. Что-то явно подозрительное, Кроу. Вот почему я отстраняю Лестрейда от дела и назначаю его главным на тебя. Вы должны выбрать четырех или пятерых человек, каких пожелаете, и ваша задача будет заключаться в том, чтобы поймать убийцу Морана и выяснить, жив ли Мориарти и вернулся ли он в страну. Однако у нас есть дополнительные сведения. Сообщается, что сегодня вечером его видели выходящим из экипажа возле кафе "Рояль". Сообщение неподтвержденное, но это сильный шепот. Дело твое, Ворона, и слава также, если ты раскроешь правду. Я бы посоветовал вам сначала поговорить с Лестрейдом. Вы должны проявить такт, потому что он, что неудивительно, несколько не в ладах со мной. Комиссар приятно улыбнулся. "Я полагаю, что следующим вашим шагом будет разговор с мистером Холмсом, но вы достаточно опытны, чтобы следовать собственной линии расследования".
   Кроу провел следующие два часа с Лестрейдом и громоздкими файлами, которые нужно было полностью ассимилировать, прежде чем он сделает следующий шаг.
   Лестрейд был мрачен и немногословен, рассказывая Кроу о своем последнем разговоре с Холмсом. "Это есть в моем отчете, - сказал он, - но я не могу выразить словами свои истинные чувства. Как будто Холмс сдерживался; как будто что-то не так. Если бы я не знал Холмса так хорошо, как знаю, я бы сказал, что он договорился с... не знаю. Я впервые вижу, как Холмс избегает моего взгляда.
   - Тогда твой глаз и твои вопросы?
   Лестрейд задумался на мгновение или два. "У него есть умение менять тему, и вы не понимаете, что он избегает вопроса, пока не становится слишком поздно. Когда я спросил его, почему Моран должен желать его смерти, он ответил, что многие люди, вероятно, предпочли бы его смерть. В этом было странное высокомерие".
   Кроу, казалось, собирался прервать его, но передумал и кивнул, когда Лестрейд продолжил. "Я сказал ему, что могут быть затронуты более широкие проблемы. Он сказал, что уголовные дела всегда связаны с более широкими вопросами. Я точно помню его слова. Он сказал: - Каждое преступление вызывает бурю эмоций, Лестрейд. Некоторые преступления можно сравнить с броском камешка в лужу: рябь распространяется расширяющимися кругами. С другими верно обратное, как будто само преступление становится фокусом, где рябь уменьшается, движется внутрь, притягивается к нему ". "
   Рано утром Кроу решил вернуться на Кинг-стрит пешком и со смешанными чувствами наконец лег в свою одинокую постель.
  
  
   Суббота, 7 апреля, прошла без каких-либо заметных происшествий. В штаб-квартире Лаймхауса профессора видели немногие. Он был занят другими делами - главным образом темной красавицей Мэри Макнейл.
   Копье, Эмбер и Ли Чоу в течение дня посменно допрашивали несчастных Фрэя и Плотву. Копье трижды исчезал, чтобы доложить непосредственно профессору, и около четырех часов дня покидал склад, чтобы доставить сообщение. конфиденциального характера в Вест-Энд.
   Райты были заняты своей обычной работой, хотя сегодня они были без помощи Фанни Джонс, поскольку Мориарти оставил особое указание не беспокоить Пэджета и его даму.
   Так прошел день в Лаймхаусе.
   В Скотленд-Ярде происходили и другие события. Инспектор Кроу подбирал свой небольшой штат с большой тщательностью, изо всех сил стараясь выбрать людей, с которыми он работал раньше и знал с достаточной уверенностью, что они настолько неподкупны, насколько это вообще возможно для любого полицейского.
   В полдень Кроу выехал из Ярда и поехал на Бейкер-стрит в официальной двуколке с капюшоном. Он провел в доме 221Б больше часа, и в конце концов у него сложилось отчетливое впечатление, что мистер Шерлок Холмс знает больше, чем готов рассказать.
   "Что касается меня, инспектор Кроу, - сказал ему великий сыщик, - моя вражда с профессором Мориарти закончилась давным-давно у Рейхенбахского водопада. Больше нет ничего для чужих ушей".
   Кроу должен был полагаться на то немногое, что имелось под рукой из событий в тюрьме Хорсмонгер-Лейн, а также на все, что было в деле о Моране, Мориарти и их известных сообщниках.
   В тот же вечер он вернулся на Кинг-стрит, 63, взяв с собой тяжелую пачку папок и документов. Лампа в комнате Кроу горела до утра воскресенья.
   ПОДВЕДЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ
  
   Воскресенье, 8 апреля 1894 г.
  
  
   Сказать, что Джонас Фрэй и Уолтер Роуч были напуганными людьми, было бы таким же преуменьшением, как предположить, что нервный ученый безразличен к березе.
   В течение более тридцати шести часов двух мужчин по очереди толкали, избивали и изводили. Крепкое Копье вселяло страх; Эмбер угрожал косвенно, а маленький китаец Ли Чоу казался им воплощением боли, когда он описывал пытки, с помощью которых он мог бы протащить пару через ад и обратно, если потребуется. Все это время трех лейтенантов Мориарти сопровождали как минимум двое мускулистых карателей.
   В глубине души и Роуч, и Фрэй держали в уме невероятный, но бесспорный факт, что они видели и встретились лицом к лицу с мертвым Мориарти.
   Итак, они говорили, громко и долго, рассказывая о штаб-квартире Майкла Грина и Питера Батлеров, о собственности, которой они владели, о людях, которые на них работали, о рэкете, кражах со взломом и уже подготовленных планах.
   Три члена "преторианской гвардии" Мориарти уже знали или, по крайней мере, имели приблизительное представление о большей части того, что должны были рассказать люди - Паркер и его наблюдатели предоставили много подробностей относительно склепов Пустоты, шлюзов и возможных домов, как общественных, так и общественных. частный, из которого работал Майкл Колышек. И все же Фрэй и Роуч смогли нарастить плоть на скелет. И когда Мэри Макнил неохотно отправили обратно к Сэлу Ходжесу, Мориарти целый час просидел, слушая подробности, рассказанные ему Спиром, Эмбером и Ли Чоу.
   Несмотря на то, что он был знаком с большей частью информации, Мориарти был встревожен, обнаружив, насколько глубоко Грин и Батлер проникли в его собственные опасения. По крайней мере два скупщика - Джон Тоггер и Исраэль Кребиц, двое из лучших, - наверняка оказывали свои услуги фракции Грина. Когда Мориарти покинул Англию, они не вели дела ни с кем, кроме его людей. Было несколько других имен, ранее связанных - хотя и не в каком-либо существенном смысле - с Мориарти, которые теперь, по-видимому, использовались соперниками во многих случаях. Также почти не было сомнений в том, что некоторые ночные дома и гостиницы, которые платили регулярные взносы Мориарти, теперь еженедельно давали монеты людям Грина и Батлера.
   Еще одним поводом для беспокойства был полученный Спиром список имен девушек, занимавшихся своим ремеслом в одном хорошем доме в Вест-Энде, который содержали Грин и Батлер. Пять имен в этом списке обеспокоили Мориарти, потому что это были имена пяти девушек, которые, как он знал, раньше жили в лучшем доме Сэла Ходжеса.
   Это очень обеспокоило, потому что ни одной из девушек еще не было намного больше двадцати пяти, и даже если по той или иной причине они перестали работать на Сэл, Мориарти договорился с матерью-шлюхой, что все о девушках в ее лучшем доме следует присматривать, как только они перестанут играть в национальную домашнюю игру. Любая женщина, работавшая в доме Сэла Ходжеса, была посвящена в информацию, которую Мориарти не мог позволить себе передать в другие руки.
   Выслушав все, что можно было сказать, Мориарти сидел неподвижно, если не считать его вечно двигающейся головы, нахмуренных бровей и лица, отражающего его сосредоточенность на многочисленных проблемах. Наконец он заговорил.
   - Копье, передай сообщение Салу. Я хочу видеть ее здесь, как только ей будет удобно. Тогда получите Пэджет. Я хочу поговорить со всеми вами".
   Копье вернулся с Пэджетом примерно через пять минут.
   - Значит, у тебя есть новости для нас? - спросил Мориарти у Пэджета, который едва не покраснел, насколько это вообще возможно для человека его происхождения.
   "Да, профессор. Я спросил ее, и она ответила да. Мы должны пожениться".
   Был общий переполох, Мориарти странно сиял, как гордый отец.
   "Позже, - сказал он, - мы договоримся о дне. Но сначала вопрос о слизи, которую распространили Грин и Батлер.
   Ради Пэджета он еще раз просмотрел информацию.
   "Мне нужно поговорить с Салом, - продолжил он, - а затем провести некоторое время в размышлениях. Когда мы бьём Пега и Дворецкого, мы должны бить сильно и точно. Они должны усвоить урок должным образом - и остальной Лондон тоже".
   Четверо членов "Преторианской гвардии" кивнули в знак согласия.
   - Теперь к другим делам. Улыбка сошла с губ профессора. "Кажется, я был слишком эйфоричен по возвращении. Моран оставил дела в беспорядке, так что нам необходимо объединиться. Сегодня я попрошу вас четверых выйти и выяснить наше истинное положение в городе. Оцените наши силы; будьте осторожны, чтобы не вызвать подозрений". Он сделал паузу, голова качалась, словно выискивая цель. Он остановился, глядя в сторону китайцев. "Ли Чоу, ты знаешь, как мы относимся к нынешним поставкам опиума и опиума?"
   "Не совсем так. Но я иду хорошо и уверенно.
   Ли Чоу много лет руководил этой стороной предприятий Мориарти, но недавние разоблачения заставили понервничать даже его.
   "Эмбер". Профессор не сводил глаз с маленького человека. "Я хочу, чтобы вы связались со всеми нашими дипами и гиззерами, нашими палмерами и магами".
   Эмбер кивнул.
   - Пэджет, ты оставишь свою женщину в доме до особого распоряжения. Мы не хотим, чтобы ее лицо появилось на улицах, пока дело с Мораном не развалится. Особой заботой сегодня будут заборы, инкассаторы и инкассаторы. Копье, - голова повернулась, - ты увидишь, какие у нас еще есть фальшивомонетчики и ростовщики.
   Ростовщичество было одним из самых прибыльных видов деятельности Мориарти, поскольку, будь то шесть пенсов для какой-нибудь бедной пары или несколько сотен фунтов для тех, у кого были перспективы, ставка была ростовщической, а способ сбора - варварским.
   Раздались понимающие кивки.
   - Прежде чем мы уйдем, я думаю, будет лучше, если ты снова увидишь Фрэя и Роуча, - пробормотал Копье. - Я также был бы признателен, если бы я мог переговорить с вами наедине по поводу еще одного небольшого вопроса, который вы просили меня уладить.
   Профессор, казалось, задумался на секунду, потом быстро кивнул.
   "Хороший. Тогда по пути. Педжет, предупреди свою женщину, не забывай об этом; и ты останешься со мной на мгновение, Копье.
   - Я хочу позаботиться о нашем друге Хейлинге, дворецком леди Брей, - сказал Гарпун, как только остальные ушли. "Вы уже проинструктировали меня об этом, и я хотел бы начать сегодня, когда я закончу другую работу".
   "Если у вас есть время, все в порядке. Если нет, то сохранится. Это может быть ваш свадебный подарок Пипу Пэджету и его даме.
   Гарпун хрипло рассмеялся, зазубренный шрам белой рекой струился по кожистой поверхности его щеки. - Каратели остаются рядом?
   "Я не хочу, чтобы они были распущены, пока я не решу, как лучше всего их развернуть. В любом случае, они нужны нам, чтобы присмотреть за двумя перебежчиками. Он усмехнулся. - У них будет много дел, как только мы начнем убирать навоз Пег.
   Фрэй и Роуч все еще были связаны, но их кляпы сняли. Двое карателей делили отведенную им маленькую комнату, и нельзя было отрицать ужас, который таился в глазах заключенных.
   Мориарти и Копье стояли перед ними, Мориарти улыбался, его губы скривились, выдавая презрение.
   - Надеюсь, с вами не обращались грубо?
   У Фрая возникли трудности с глотанием.
   - Нет, - угрюмо прохрипел он.
   - Хорошо, - кивнул Мориарти. - И им дали еду? - спросил он у Копья.
   - Их обоих накормили.
   - Тогда у вас не должно быть претензий. Я доволен тем, что ты сказал моему народу. Вам не нужно бояться. Вы будете жить и будете в безопасности - в полной безопасности - от влияния мистера Грина и мистера Батлера.
   Его смех был неприятным, и у двух зеленых лейтенантов возникло отчетливое ощущение, что смерть может быть предпочтительнее того, что профессор приготовил для них.
   Мориарти вернулся в свои покои, чтобы обдумать множество вещей, которые у него были в руках: разгром Грина и Батлера; ограбление Харроу; что он скажет Сал Ходжес, когда она приедет; детали, которые ему еще предстояло уточнить в отношении мальчиков Джейкобса в "Стали"; и другие вопросы, которые распространяются за Ла-Манш на континент.
  
  
   Эмбер совершал обходы, смешиваясь с мужчинами и женщинами, которые проделывали множество уловок, уловок и мелких воров, которые приносили Мориарти и его людям неплохие доходы.
   Воскресенье никогда не было лучшим днем в Лондоне, когда магазины были закрыты, а некоторые закусочные и другие увеселительные заведения лишились тех, кто ими управлял. Однако это был хороший день для карманников, мелких воришек и мошенников - тех самых людей, к которым Мориарти послал Эмбера.
   День клонился к концу, и лисий человечек объездил большие районы города, наблюдая за теми, кто занимается многочисленными аферами, совершаемыми ежедневно на неосторожных, ибо воскресенья также были удачным временем, чтобы поймать тех, кто приехал в Лондон из провинции, а не из провинций. обычаи магов, болтунов с отвернутыми манжетами, делающих фокус с тремя картами, или наперстников с тремя маленькими серебряными чашечками с сушеным горошком, и множество людей, уверенных, что они могут сказать, под какой чашкой покоится горошина; или кувшины Чарли с их взвешенными костями. У каждого из них были свои особые помощники, дворяне и бутоньеры, подсластители и шутники.
   Там были ковши, которые работали на тротуарах, где ходили добрые люди, останавливаясь, чтобы рассмотреть товары, выставленные в витринах, и фони-дропперы, глядя на картины невинности, спрашивая прохожих, было ли кольцо, часы или брошь, которые они только что сорвали, из сточной канавы могло быть золото, и если так, то какая жалость, что ломбарды не были открыты, так как им нужно было несколько шиллингов. В любое воскресенье бесполезные кольца и безделушки постоянно переходили из рук в руки, и карман многих мужчин был легче из-за собственного желания нажиться.
   Все это время Ли Чоу переезжал из дома в дом, в основном в районе доков. Мориарти понял - гораздо раньше, чем наркобароны, наводнившие сегодня наши города, - что человечество всегда ищет пути бегства, и опиумные и наркопритоны викторианского Лондона, хотя и не так далеки от закона, как сегодня, принесли многим богатая монета в карманы Профессора. Ли Чоу увидел, что липкий сладкий опиум был доставлен и в большом количестве, а также что другие наркотики, такие как дорогостоящее спиртовое производное опиума, лауданум, столь любимое теми, кого не хотели видеть возле опиумных притонов, были легко доступны.
   У Пэджета были гораздо более простые поручения. Мужчины, которых он посещал, были теми, кто хорошо служил профессору в течение многих лет. Сначала заборы в их потайных комнатах, потайных местах и складах за ломбардами.
   Несмотря на то, что всего два дня назад старый Солли Абрахамс посетил Мориарти, чтобы засвидетельствовать свое почтение, он был первым, кого зашел Пэджет - как бы для того, чтобы заверить хитроумного старика, что профессор позаботится о своих. Оттуда приходилось ходить долгие мили, брать бокалы с вином и показывать драгоценные камни, извлеченные из оправы, тигли с расплавленным золотом, богатые серебряные украшения, часы, печати, меха, изделия из нефрита и множество разных шелков и атласов, спрятанные в паре дюжин домов по всему Лондону и готовые к переделке, ремонту, продаже дилерам, вывозу из страны или транспортировке в города, где определенный и обещанный покупатель или бухта ждали их доставки.
   Пэджет не обращался ни к Джону Тоггеру, ни к Исраэлю Кребицу, двум заборам, осужденным Фрэем и Роучем, но остальным он принес слово заверения от Мориарти - заверения, которое также содержало слово предупреждения.
   Он призывал и других. Носильщики наличных - понты шлюх, которые продавали свою баранину на улицах, и хулиганы, которые несли долю Мориарти из домов, которыми управлял Сэл Ходжес, в сундуки в Лаймхаусе. Он посетил также сборщиков, людей, известных под этим именем, потому что когда-то их работа сводилась исключительно к сбору денег с тех, кто был достаточно глуп, чтобы ходить в одиночестве и поздно, по укромным закоулкам, тропинкам и переулкам. Они по-прежнему увеличивали свой доход благодаря этому простому занятию - таланты к которому включали только грубый голос, угрожающие манеры и определенную массу, - но Мориарти расширил масштабы их работы. Теперь сборщики изо дня в день и неделю за неделей ходили в кофейни и рестораны, к торговцам и извозчикам, которые, вместо того чтобы рисковать гневом Мориарти (что, несомненно, означало бы как минимум потерю торговли, а как максимум тяжкий физический ущерб), платили установленную ставку или часть их заработка в обмен на безопасность их жизни, имущества и бизнеса.
   Копье также пробирался по городу, и он, как и другие, видел людей, чей бизнес давал Мориарти средства, поддерживающие вращение колес в его большой и пестрой семье. Были ростовщики, чьи кредиты часто возвращались кровью и всегда с потом и заботой. Затем пришли чеканщики - шофульмены, - которые долгие и опасные часы работали со всеми своими принадлежностями - формами, металлами, тиглями и гальваническими батареями для гальванопокрытий: их часто прятали целыми семьями, ревниво охраняемые воронами Мориарти и несколькими собаками, как они производили поддельные серебряные монеты. Наконец, были фальшивомонетчики, люди с большими техническими навыками, изготовлявшие не только банкноты, но и множество других документов, которые были жизненной силой всей сложной преступной системы, - фальшивые ссылки, "персонажи", свидетельства, даже родословные: бумаги для получить людей в местах и получить вещи .
   Как и его коллеги, Копье привез от профессора сообщения доброй воли, сформулированные в терминах, которые нельзя было неправильно истолковать. Лояльность этих людей будет вознаграждена так, как мог вознаградить только Мориарти. Предательство будет обнаружено еще до того, как оно будет предпринято, и за предательство была только одна награда.
   Копье увидел последнего человека в своем мысленном списке около четырех часов дня. Обычно он вернулся бы, чтобы отчитаться перед Мориарти, но сегодня и сердце, и мысли были направлены на то, чтобы свести счеты с Хейлингом. В мрачном настроении он взял карету и в половине первого высадился перед пабом "Виктори", где впервые встретился с дворецким, так бессердечно позволившим выбросить на улицу женщину своего друга. Сегодня он не увидит, что Хейлинг проклята, но, по крайней мере, мяч покатится; в конце концов, это приведет человека к аду.
  
  
   Сэл Ходжес, одетая как герцогиня, прибыла в покои профессора в полдень.
   - Мой, Сал. Профессор потер руки. "Я мог бы сегодня с тобой плясать, ты выглядишь аппетитно, как пирог с угрем".
   Сал откинула голову назад в коротком смешке.
   "В чем дело, профессор, маленькая Мэри Макнейл не дала вам достаточно зелени? На прошлой неделе у меня был благородный лорд, и он сказал, что одной ночи с Мэри для любого нормального мужчины хватит на всю жизнь.
   - Что я знаю о нормальных мужчинах, Сэл? Стекло?"
   Она кивнула, изящно опустившись в кресло и приняв предложенный бокал кларета.
   - Я слышал, ты встречался с другом Тэппитом.
   "Новости путешествуют".
   "Много разговоров".
   В паузе Сал почувствовал, что профессора что-то раздражает.
   - Через несколько часов будет больше, - сказал он, его тон производил впечатление человека, раздающего выигрышную руку за карточным столом.
   - Поэтому ты хочешь меня?
   "Некоторые из них. Дело дошло до моих ушей, Сэл. Серьезный вопрос, который вызывает некоторую тревогу.
   - Ты выглядишь сурово, Джеймс.
   Сэл был одним из немногих, кто мог позвонить Мориарти Джеймсу наедине.
   "Есть причина". Он посмотрел на нее из-за стола, взял листок бумаги пальцами правой руки и снова уронил его. "Что, мой дорогой Сэл, стало с Шарлоттой Форд, Лиз Уильямс, Пруденс Кэтчпоул, Эстер Дейнтон и Полли Маунт?" Он отметил имена галочками, правый палец на левом.
   Стакан Сэл заколебался, замер в дюйме или около того от ее губ.
   - Ах, - тихо сказала она. "Интересно, когда..."
   - Когда я до этого дойду?
   "Да." Ее резкий вздох был вздохом раздражения на себя. - Я должен был поговорить с тобой об этом в пятницу утром. Последние шесть месяцев это не покидало меня.
   - Они ушли с твоим ведомом?
   "Конечно, я знал, что они ушли. Но это было неожиданно, и я не приложил к этому руку. По правде говоря, они просто исчезли. Воскресным утром. В сентябре прошлого года".
   - Об этом не сообщалось?
   - Конечно, сообщили. Она рассердилась на этот вопрос. "Как и во многих других случаях, об этом доложили Морану; и когда он ничего не сделал, я попросил нескольких кассиров навести справки".
   - Пятеро просто ушли?
   Она кивнула. "В яблочко."
   - Ты знаешь, где они сейчас?
   "Я их не видел. Был один отчет, что они были в доме недалеко от Риджент-стрит, недалеко от Квадранта. Ни одна из других девушек их не видела, и этому не было никаких объяснений".
   Мориарти издал резкий всасывающий звук. "Сал, у нас много проблем. Мое отсутствие было причиной большой вялости. Моран, которому я безрассудно доверял, заботился о своих развлечениях, а не о сложностях семейного бизнеса. Но вы знаете об этом. Теперь нам предстоит борьба с узурпаторами. Ваши пять божьих коровок играли кривым крестом, как и другие, и все они, как дети, пройдут через иглу Святого Петра.
   Сал прикусила нижнюю губу. "Я никогда не был полностью согласен с Лиз или Пруденс, но все они были хорошими работниками".
   - И все они многое знали, Сэл. Слишком много, о чем, несомненно, раздули их новые хозяева. Теперь слушайте внимательно. Следующие несколько дней ты будешь держать своих девочек рядом. У вас достаточно сил в ваших домах?
   - Я не думаю, что нам нужен страх.
   Мориарти молчал с минуту.
   - Я думаю, будет лучше, если вы пока пришлете сюда девушку Макнила. Нам нужна еще одна женщина о..."
   "И я теряю серебро".
   - Небольшая цена, Сэл. Если бы ты не был так дорог мне, я мог бы почувствовать необходимость...
   - Вставить ваши каратели, профессор? Думаю, нет."
   - Это урок жизни, Сал. Голос Мориарти был острым, как бритва. "Изменения легко осуществить. Ни один из нас не нужен целому, кроме, может быть, меня. Его голова качалась из стороны в сторону, как будто в сильном волнении. - Было бы жаль, если бы нам пришлось расстаться сейчас, Сэл. Я мог бы даже плакать о тебе.
   Сал потягивала кларет, и едва можно было заметить легкую дрожь ее руки.
   - Как скажешь. - Она уступила, но ее глаза блуждали по узору ковра, как будто ища какой-нибудь способ спастись.
   - Тогда Мэри придет сюда сегодня вечером. Для нее будет другая компания.
   "Кейт Райт?"
   "И более. Вы не знали, что Пэджет женится?
   "Пип Пэджет? Я думал, что он достаточно женат - на тебе.
   "Здесь, в доме, находится молодая женщина. Они должны быть забиты на всю жизнь, как только это будет удобно".
   Сал Ходжес улыбнулась, но не глазами.
   - Ты хочешь, чтобы Мэри научила ее трюкам?
   Мориарти неприятно усмехнулся.
  
  
   Через полчаса после того, как Сэл Ходжес вышел со склада, к дверям подошел молодой человек опрятной внешности, одетый в строгое серое. Он не был чужим в штаб-квартире профессора, будучи клерком у солиситора Уильяма Сандхилла из "Сандхилл энд Кокс", "Грейз-инн", который занимался делами Мориарти: договоренность, которая никоим образом не беспокоила совесть ни мистера Сэндхилла, ни мистера Сэндхилла. Кокс, потому что Мориарти купил для них практику и фактически был их единственным клиентом.
   Как только Сэл ушел, Мориарти вернулся к шаг за шагом планированию действий, которые потребуются, чтобы сокрушить попытку захвата власти Грином и Батлером. К тому времени, когда он закончит с ними, размышлял Мориарти, ни Грин, ни Батлер не будут в состоянии работать даже с кинчен-лей.
  
  
   Хозяин "Победы" узнал в Спире детектива, который забрел к нему во время предыдущего обеда и долго беседовал с мистером Хейлингом. Он приветствовал его с должным почтением, будучи человеком, который предпочитал держаться правой стороны закона. Копье принял стакан грога за дом и спросил, был ли его друг мистер Хейлинг за границей в тот день.
   - Еще нет, сэр. Хозяин посмотрел на часы. - Еще час или около того, прежде чем вернется мистер Хейлинг воскресным вечером. Всегда забегает выпить стаканчик перед вечеринкой. Ходит гулять по городу в воскресенье, наш мистер Хейлинг.
   Не было ни подмигивания, ни ухмылки, но Гарпун уловил смысл.
   "Можете ли вы передать ему личное сообщение от меня?"
   Он понизил голос, приняв позу, выражающую большое доверие, как будто домовладелец был единственным человеком в мире, который был носителем доверия.
   Хозяин серьезно кивнул.
   "Г-н. Хайлинг больше всего стремится разыскать человека, которому он хочет помочь. Не могли бы вы сказать ему, что, если он все еще в том же духе, он найдет ту девушку, о которой мы говорили, в доме номер 43 по Бервик-стрит. Она будет там сегодня вечером и очень нуждается в помощи".
   Это был адрес одного из домов Сэла Ходжеса - не самого лучшего, но дома, где у Спира было много друзей, в особенности пара кассиров, которые хулиганили, защищая девочек. Без видимой спешки он допил свой напиток и вышел в поздний полдень. Спокойная прогулка вниз по Бервик-стрит, несколько слов тамошним людям, и он поднимет тост за Хейлинг.
   Он быстро шагнул по Парк-лейн и Пикадилли, в конце концов свернув через Квадрант в лабиринт переулков, которые привели его на Берик-стрит.
   Движение было не слишком интенсивным, поэтому Копье не обращал особого внимания на медленно приближавшегося сзади "гроулера". Он проехал мимо, таксист подъехал к бордюру.
   Когда Копье выровнялось с транспортным средством, он испытал короткую секундную реакцию - вспышку осознания того, что все не так, как должно быть, поэтому он начал уклоняться от неподвижного "рычащего". Свет взорвался в его голове, вспышка боли в затылке, затем темнота, сквозь которую он смутно ощущал руки, поднимающие его.
   Когда сознание вернулось, голова Копья болела, и его глаза не могли сфокусироваться должным образом. Мир казался туманным и нечетким. Он дважды моргнул и попытался пошевелиться, но его руки и ноги были связаны толстой веревкой, которая врезалась в запястья и лодыжки. Медленно его зрение прояснилось; дым и пары джина обжигают ему ноздри.
   Где бы он ни был, там было несколько человек - это была длинная голая комната, так как над ним мелькали балки.
   - Итак, мистер Копье проснулся. Голос скрипел и исходил откуда-то у его ног. Копье поднял глаза.
   "Добрый вечер, мистер Спир. Интересно, что скажет Профессор, когда узнает, что мы связали вас и привязали?
   Копье знал голос и его владельца. Он смотрел на соперника Мориарти, Майкла Грина, иначе Майкла Пега.
  
  
   Мориарти смотрел в огонь. Пэджет и Ли Чоу вернулись и представили свои отчеты. Мэри Энкил была в безопасности в штаб-квартире Лаймхауса, прибыв за полчаса до этого в деле одного из кассиров из дома Сэла Ходжеса. Как только Эмбер и Копье прибудут, профессору придется серьезно поговорить о том, как они поведут себя с Грином и Батлером.
   Он вглядывался в раскаленные пылающие угли, словно пытаясь разглядеть лица своих противников. Схема его нападения уже вырисовывалась. Грин и Батлер, как он теперь знал, часто устраивали суды в "Голове монахини", хотя их основным жилищем был дом-мультипликатор на Нельсон-стрит рядом с Коммершл-роуд - слишком близко для Мориарти. У Грина также было полдюжины ночлежных домов возле железнодорожного вокзала Ливерпуль-стрит и вокруг него.
   Что касается шлюх, Мориарти теперь знал имена тех, кто контролировал и возил на улицу женщин (все солдатские и матросские девушки), всего около двух дюжин мужчин, чьи известные убежища сводились к трем пьяным притонам на берегу реки. окраина Ламбет-бета с дворцом и мостом Ватерлоо. Были также два публичных дома на Лупус-стрит, обслуживающие торговлю среднего класса, и один крупный доходный дом на Джермин-стрит.
   Профессор также знал, что Джон Тоггер и Исраэль Кребиц были единственными посредниками, с которыми Грин и Батлер вели стабильный бизнес; что большая семья Коллинзов, похороненная в своем логове на переполненных улицах за Хай-Холборном, работала исключительно над подделками (серебро и бумага) для его соперников.
   Была также толпа из примерно двадцати рипов - magsmen, dip и macers - которые были полностью наняты Грином и Батлером и работали на окраинах Вест-Энда и в районе станции Юго-Восточного округа на Чаринг-Кросс.
   В способном мозгу профессора хранились и другие имена - взломщиков, гонофов и громадных мафиози, некоторые из которых когда-то работали на него. Их прибежища и пути были хорошо известны Мориарти, и ни один из них, размышлял он с горьким удовольствием, не избежит особого правосудия, которое он собирался развязать. Урок будет острым и быстрым. Требовалось больше карателей, но это была лишь деталь. Важным вопросом было время, и когда Мориарти нанесет удар, это будет сера, гром, молния и смерть.
  
  
   Инспектор Ангус Маккриди Кроу провел большую часть дня, уединившись в своих покоях на Кинг-стрит, 63, изучая каждый клочок бумаги, каждую записку, пункт, отчет и документ, в которых хоть что-то шепотом касалось профессора Джеймса Мориарти.
   Он был удивлен, что так много документов было собрано и собрано в одно досье, поскольку, следует помнить, прошло менее двадцати лет с тех пор, как мистер Говард Винсент (бывший директор уголовного розыска) учредил такие вещи, как фотографии разыскиваемых преступников. мужчин, списки украденного имущества и система секретных описаний и методов известных преступников (система, которая теперь расцвела в списки МО).
   В 1894 году криминальная волокита только начинала свой изощренный подъем, и во многих отношениях инспектор был впечатлен. Как и г-н Винсент, он был ярым поклонником методов Сюрте в Париже. У него был ясный ум, и он твердо верил, что одним из ответов на вопрос об успешной детективной работе является сопоставление улик в файловой системе.
   Коллеги, как правило, относились к теориям Кроу с отвращением, главным образом из-за их чувств относительно неотъемлемых прав англичанина. По их словам, некоторые из методов, которые сейчас используются в Европе, противоречат британскому образу жизни. Кроу часто пытался объяснить, что научный подход к индексу преступности не следует путать с Meldewesen , или системой регистрации, с помощью которой многие континентальные страны следили за своими жителями, осуществляя более тщательный надзор за людьми, чем это считалось желательным. или необходимо в Англии.
   Однако в частном порядке Кроу придерживался мнения, что преступность будет по-настоящему сдержана только тогда, когда эффективный индекс преступности будет связан с какой-либо формой индивидуальной регистрации - и к черту частную жизнь человека.
   Он, естественно, был решительным сторонником антропометрии в том виде, как его преподавал и практиковал г-н Альфонс Бертильон*; также о растущей науке дактилоскопии**, которая, как он был убежден, в конечном итоге окажется чудодейственным оружием обнаружения. Но в этот момент ни мсье Бертильон, ни искусство снятия отпечатков пальцев не были частью его арсенала, и он мог только пробираться сквозь утомительную стопку бумаги.
   * Антропометрия . Впервые введенный во Франции М. Бертильоном в 1883 г., этот метод классификации и идентификации основывался на тех размерах человеческого тела, которые не изменяются между юностью и глубокой старостью: длина и ширина головы, длина среднего пальца, длина стопы и т. д. В дальнейшем они были расширены до подразделений, таких как измерение уха и знаменитый портретный портрет Бертильона . Позже к этой системе он добавил дактилоскопию.
   **Дактилоскопия . Идентификация по отпечаткам пальцев: впервые применили китайцы в очень ранние времена; разработан в Европе Пуркинье из Университета Бреслау, но не был принят в Англии до первого десятилетия двадцатого века по инициативе сэра Эдварда Генри.
   Факты, которые Кроу имел перед собой, казалось, мало что добавляли к тем, о которых он уже знал. Профессор Мориарти в апогее академических успехов неожиданно ушел в отставку, приехал в Лондон, устроился армейским наставником, а затем внезапно изменил свой образ жизни. Конечно, его имя фигурировало во многих отчетах семидесятых годов.
   Был, конечно, длинный и несколько запутанный отчет Паттерсона за апрель-май 1891 года, в котором имя Мориарти фигурировало на видном месте.
   Инспектор Паттерсон с лета 1890 года был предупрежден и работал над заговором, который, несомненно, существовал как для кражи драгоценностей короны, так и для дискредитации королевской семьи. Как известно, последняя часть этой возмутительной акции почти увенчалась успехом благодаря так называемому делу Трэнби Крофта, касающемуся принца Уэльского. Вопрос о Мориарти и драгоценностях короны был, как мы позже увидим, делом некоторого момента.
   На протяжении всего отчета между Паттерсоном и Холмсом проходили сообщения и телеграммы, и стало ясно, что Холмс был убежден, что Мориарти был мозгом обоих заговоров. Паттерсон, похоже, был склонен не верить детективу с Бейкер-стрит, но, похоже, подыгрывал ему, поскольку многие доказательства в отношении мужчин, в конечном итоге арестованных, исходили непосредственно от Холмса.
   Приложение к документам дела представляло особый интерес, поскольку содержало сообщение, переданное Паттерсону другом Холмса доктором Ватсоном, привлекающее внимание к абсолютным доказательствам причастности Мориарти. Доказательство, как утверждалось в сообщении, содержалось в синем конверте с надписью "Мориарти", который можно было найти в ячейке М.
   Паттерсон отметил, что упомянутая ячейка относится к категории до востребования в Главпочтамте Сен-Мартен-ле-Гран, которую он и Холмс часто использовали. Но такого конверта обнаружено не было, и Паттерсон, к несчастью погибший в автокатастрофе в следующем году, считал, что Холмс, несмотря на всю свою гениальность, совершил ужасную ошибку, хотя подозрение в краже все еще сохранялось. письма "Мориарти" из Сен-Мартен-ле-Гран.
   Во время допроса шестерых заговорщиков связь с профессором установить не удалось, и Паттерсон поставил на деле последнюю печать "дело закрыто".
   Кроу дважды прочитал документы Паттерсона, вспомнив опустошенное выражение лица Холмса, когда он разговаривал с ним ранее. Что-то, заключил он, пошло не так с этим делом. В 1891 году Холмс казался почти одержимым соучастием Мориарти. Теперь он отказался даже обсуждать этого человека.
   Инспектор Лестрейд сам написал большое количество отчетов, в основном, как оказалось, после разговора с Шерлоком Холмсом. Его личное мнение, несомненно, заключалось в том, что Мориарти долгое время был вовлечен в преступную деятельность самого высокого уровня. Тем не менее, ни один из отчетов не содержал каких-либо твердых доказательств: казалось, не существовало ни малейшего доказательства.
   Правда, покойный неоплаканный полковник Моран был признанным мошенником и мошенником, который провел много времени с профессором, как и ряд других сомнительных личностей. Хотя, опять же, было мало доказательств - ничего, что можно было бы предъявить в суде.
   Как и сейчас, сыщики 1890-х годов в значительной степени полагались на разведданные, собранные из мира воров и злодеев, поэтому толстое досье включало ссылки на Мориарти, сделанные десятками осведомителей - беспринципных преступников, которые разводили своих коллег на небольшие суммы денег. . У Кроу были свои воздуходувки, и, хотя у него было мало времени на них, он был полон решимости разыскать их, узнать, могут ли они что-нибудь добавить к страницам рукописных записей, которые теперь заваляли его стол. И все же на этот счет он был пессимистичен, ибо злодей - на редкость доверчивый человек. Инспектор знал многих, кто, вопреки всякой логике, верил в невероятные вещи о законе и полиции, например, что старшие офицеры полиции и судьи были в сговоре; и он грустно покачал головой, читая очередную запись какого-то детектива или человека в форме.
   Мошенники, с которыми они все разговаривали, наверняка упомянули Мориарти - или Профессора, как они его называли. (Можно было почти слышать, как их голоса приглушаются от благоговения.) По словам этих мужчин и женщин, мелких преступников, мелких бандитов, жуликов и неудавшихся взломщиков, Мориарти был по уши в злодеяниях, бегая от убийства к мошенничеству, но не один из них вызвался бы дать показания. Как только любой офицер упоминал письменное заявление или явку в суд, они шарахались, как нервные кобылы. Чем больше он читал, тем больше Ангус Маккриди Кроу сомневался в Мориарти не только из-за нежелания осведомителей, но скорее вопреки ему. Многие из них даже наделили профессора сверхъестественными способностями, утверждая, что у этого человека есть способы измениться - не только его лицо, используя искусство маскировки, но и все его тело и личность.
   Кроу казалось, что большая часть лондонских преступников находит идею Мориарти более полезной, чем реальность: мифическая фигура с магическими способностями. Может быть, даже удобный козел отпущения. В любом случае, подумал Кроу, абсурдно думать, что один человек может обладать такой властью и сбивать с толку изменчивую, предательскую преступную массу.
   В его дверь постучали, и инспектор с радостью отодвинул бумаги, когда в комнату вошла пухлая милая миссис Сильвия Коулз.
   - У меня осталось немного холодного ростбифа, инспектор. Она ярко улыбнулась, темные глаза манили. - Если вы не против взять со мной несколько ломтиков вниз, к ним прилагается хорошая острая горчица.
   Это была их личная шутка.
   "Да, Сильвия, с меня достаточно бумажной работы на один день; а завтра будет суматоха, я должен быть на Лошадином переулке к восьми.
   - Возможно, мы... - Она чуть не покраснела. "Может быть, потратить..."
   - Ты имеешь в виду, наверстать упущенное, девчонка. Да, пожалуй, так и сделаем. Кроу вызывающе погрозил указательным пальцем. - Это будет зависеть от твоей холодной говядины.
   Она подошла к нему, уткнувшись лицом в его плечо.
   - О, Ангус, мой дорогой, ты не знаешь, какое это благо - иметь такого человека, как ты, на которого можно опереться. Мне не нужно чувствовать... ну... стыдиться своих аппетитов. Мистер Коулз был хорошим человеком, но, боюсь, слишком хорошим. Она откинулась назад и поцеловала его в губы. "Он молился бы за меня ночью и утром, если бы я проявляла желание к нему. Вы такие разные".
   "Не такой уж и другой. Возможно, больше понимания".
   Кроу улыбнулся ей, чувствуя легкое беспокойство, которое в последнее время только усилилось. Он достаточно хорошо знал, что это такое - беспокойство холостяка, который чувствует, что его затягивает в паутину брака. Кроу долгое время был успешным холостяком, зная издревле, что молодые вдовы более склонны распускать волосы, чем самые респектабельные женщины. В самом деле, он был приятно удивлен, когда впервые лег в постель с миссис Коулз, потому что она двигалась, тяжело дышала и даже визжала, наслаждаясь их совокуплением: то, к чему она явно стремилась уже много лет. Ангус Кроу был ее первой отдушиной, и они оба знали, что она имеет в виду бизнес - такой бизнес, который ведет к алтарю.
   - Сколько осталось до ужина? - спросил он, слегка отстраняясь.
   - Дай мне пятнадцать минут, Ангус, дорогой, и все будет готово.
   Она подчеркнула все это сладострастием, которое трудно описать словами.
   Кроу смотрел, как она движется к двери, возбужденный ее поцелуем и изгибами ее тела, выпуклостью ее грудей и скрытой грацией этих двух бедер, скрытых под длинной клетчатой юбкой. Под этим, как он знал, на ней будут цветные короткие шелковые панталоны, которые респектабельные люди считали в высшей степени неженственными и которые носят только женщины ночи; ибо, если кальсоны вообще можно носить в приличных кругах, они должны быть только однотонного белого цвета и обычно из хлопка. Те вещи, которые миссис Коулз недавно начала носить, были делом рук дьявола.
   Кроу почувствовал, как приливает кровь. Он кивнул. Возможно, работа дьявола, но удаление их было чертовски горячей работой. Он вздохнул, не оплакивая тот факт, с которым он уже несколько недель сталкивался, что Ангус Маккриди Кроу был развратным человеком, который вполне мог найти себе равных в лице Сильвии Коулз.
   Он лениво взял следующий документ в стопке и позволил своим глазам блуждать по точному подлиннику. Это был рапорт полицейского, которого однажды поздно ночью вызвали к умирающему в дом возле набережной. Оказалось, что человек по имени Друскович недавно вышел из тюрьмы. Он знал, что умирает, и отчаянно хотел предоставить полиции новые улики, связанные с его преступлением.
   Но к тому времени, когда констебль, которого вызвали с улицы, добрался до его постели, Друскович уже почти ушел. Единственными словами, отмеченными в рапорте офицера, были: "Скажите им, что за всем этим стоит профессор Мориарти. Скажи им, Мориарти.
   Отчет, очевидно, только недавно был повторно приложен к документам, касающимся Мориарти. Кроу посмотрел на исходную дату: июль 1879 года.
   Друскович? Это имя было известно инспектору, и, по-видимому, его знали и многие другие сотрудники полиции, но в то время молодой констебль (A 363 Джексон, DH) и его начальство упустили его значение. Теперь Ангус Кроу потерял смысл. И все же что-то не давало ему покоя, вызывая у него чувство сильного беспокойства.
  
  
   Сердце Копья упало. В нем бушевала ярость из-за того, что он был настолько глуп, чтобы попасть в такую ловушку. Ярость также граничила с беспокойством, поскольку Грин и Дворецки теперь явно были настороже.
   "Чего ты хочешь со мной?" Его голос был угрюм.
   Позади Грина Дворецки развалился, прислонившись к маленькому тяжелому столу, в правой руке он свободно держал кружку. Копье также мельком увидел другие лица, некоторые из которых были ему известны, другие принадлежали людям, которых он видел достаточно часто, но имена которых он не мог назвать. Всего в комнате было человек десять-пятнадцать.
   - Зачем он нам нужен, Пег?
   Акцент Питера Батлера был почти напускным, как у человека, который слишком старался улучшить себя и был виновен в чрезмерном подражании классу, к которому он стремился.
   - Что в самом деле, Берт Спир, что в самом деле? Мы хотим знать, что это за игра, вот что".
   Голова Копья болела; такое ощущение, будто кто-то раздул в нем свиной пузырь.
   "Какая игра?" - прохрипел он из глубины своего пересохшего горла.
   Майкл Грин сделал шаг вперед.
   - Распускающиеся слухи - разговоры о том, что Мориарти вернулся из могилы.
   - Вы слышали это, не так ли?
   Гарпун надеялся, что в голосе Грина он уловил след страха, в какой-то мере довольный тем, что Пег говорит о слухах: это означало, что они все еще не уверены.
   "Мы много чего слышим, и мне кажется, что один из вас, ублюдки, ведет себя слишком глупо".
   "Ой?"
   Копье дернулось, боль пронзила его голову, как внезапный свет, брошенный сквозь окно.
   Питер Батлер шевельнулся, оттолкнувшись от стола.
   - Все эти разговоры о возвращении профессора, - сказал он мягко, как патока. "Тогда Моран получает дьявольский шепот. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, Берт. Моран отдыхал с тех пор, как профессор получил его... отдыхал и не только. Только у четверых из вас хватило бы ума проводить его вверх по лестнице - у вас, Пип Пэджет, этого маленького желтого язычника, Чоу, и ласки, Эмбера. Он остановился, чтобы сплюнуть, повернув голову.
   "И только двое из вас попытаются сделать это самостоятельно", - продолжил Батлер. - Ты и Пэджет, или ты или Пэджет. Так что за игра, Берт?
   - Если это ты... - Пег неприятно усмехнулся, обнажая почерневшие зубы. - Если это ты, возможно, мы сможем договориться.
   Копье мог бы закричать от облегчения. Они не верили, что профессор действительно вернулся, предпочитая думать, что все это было устроено помощниками Мориарти.
   - Какие условия?
   Несмотря на пульсацию и нарастающую тошноту, Гарпун изо всех сил старался казаться хитрым, даже жадным.
   "Мы были бы разумны". Голос Пег смягчился. - Организация Профессора не совсем разгромлена, и у вас есть средства, чтобы поставить Дворецкого и меня на первые места. Мы бы увидели вас прямо - если это вы. Мы бы увидели тебя с третьей долей, равной Питеру и мне.
   "Это ты?" - спросил Батлер.
   Копье подождал целую минуту, задерживаясь для эффекта, стараясь не встречаться глазами ни с Грином, ни с Дворецки. Затем:
   - У тебя больше мозгов, чем я думал. Развяжи меня и дай стакан. Да, это я, с небольшой помощью других".
   Было невозможно угадать истинные намерения Грина, но Копье мог быть уверен, что, как только он и Дворецки решат, что контролируют то, что осталось от песен Мориарти, они не будут слишком разборчивы в том, что с ним случилось. Если бы обстоятельства были реальными, подумал Гарпун, его жизнь стоила бы меньше, чем простофиля.
   Пег махнул рукой, и двое других мужчин вышли из дыма и теней, чтобы встать на колени и заняться узлами на запястьях и лодыжках Копья. От одного из мужчин пахло так, как будто он спал в куче мусора.
   Гарпун осторожно поднялся на ноги, потирая запястья, борясь с болезнью и раскалывающей болью в голове. Чья-то рука схватила его за руку, и его с болью отвели к столу и усадили на стул. Перед ним поставили чашку джина с горячей водой, и, подняв голову, он увидел, что его обслуживает молодая женщина.
   - Теперь ты можешь снова спускаться вниз, девочка, - грубо сказала Пег.
   Копье мельком увидел светло-голубые глаза, на мгновение задержался на своих и почувствовал, как рука девушки мягко коснулась его руки. Ей было не больше двадцати лет, но в глазах была огромная усталость и морщины над носом, как будто она состарилась и измоталась задолго до своего времени.
   - Ты слышала его, Бриджит. Тон Батлера был менее резким. "Вниз к остальным. Вам платят за то, чтобы они были счастливы, так что смотрите, вы делаете это хорошо".
   Бриджит быстро кивнула и отвернулась, но Гарпун почувствовал, что она каким-то отчаянным образом пытается связаться с ним. Он покачал головой и сделал большой глоток джина, пытаясь очистить свой разум.
   - Значит, ты с нами, Берт Спир? Грин склонился над столом.
   - Кажется разумным.
   "И другие?"
   "Они будут слушать меня".
   - Им лучше.
   - Позвольте мне пойти к ним и поговорить.
   Грин усмехнулся своей черной улыбкой. "Не так быстро. Ты уйдешь, когда мы еще поговорим. Когда вы рассказали нам полное состояние семьи Мориарти.
   - А когда ты уедешь, - добавил Батлер, - с тобой поедет пара наших родственников.
   Копье медленно кивнул. Он бы сделал то же самое. Все, что он мог сейчас сделать, это отыграть время, надеясь, что он находится в одном из домов-вспышек Грина, которые Мориарти уже знал. Отыграйте время, надеясь, что Профессор нанесет быстрый удар.
  
  
   Газовый свет на улицах просачивался сквозь вечную смесь дыма, грязи, сажи и тонкого тумана. Он ударял по лицам людей, меняя их бледный цвет на еще более ужасный оттенок, заставляя их казаться ходячими мертвецами. Это также отбрасывало тени, в которых прятались наблюдатели, наблюдая от имени других или из-за каких-то собственных злодейств.
   В Лондоне было много улиц и переулков, по которым было опасно, если не страшно, идти в одиночку ночью, но, похоже, эти улицы не внушали особого ужаса мальчику Слимперу.
   Мальчику было не больше десяти лет, но он не выказывал страха, когда бежал по жутким переулкам и переулкам, вдали от широких и лучше освещенных улиц. Он был глух к стонам и звукам, доносившимся из дыма и тумана. Его работа, как он усвоил еще в младенчестве, заключалась в том, чтобы выжить наилучшим образом, и его выживание теперь означало делать то, что ему было сказано, а в данном случае - бежать по неровным булыжникам, как если бы Сатана следовал за ним по пятам. мимо призрачных призраков нищих и тех, кому не повезло, что у них есть комната или кровать, в которых можно спрятаться ночью. Он пробежал под арками, сквозь зловонные запахи, по более благотворным дорогам с освещенными и теплыми окнами, сворачивая обратно в тень, когда увидел констебля, патрулирующего тротуар.
   Его брюки и пальто были изодраны, а рубашка на спине была тонкой и плохо защищала от дождя или холода. Но поспешно бежать и передать свое послание означало теплое место для сна, когда ему разрешат, и стакан джина с супом, мясом и хлебом, чтобы набить желудок.
   Итак, мальчик бежал, сворачивал и скакал, удерживая сообщение в голове, пока не добрался до склада; он проходил обучение, которое сделало бы его человеком, отличным от богатого или бедного.
  
  
   Эмбер, размышлял Мориарти, не был симпатичным образцом, учитывая его грызуновую внешность и чахлый рост, а также нотку нытья, которая так легко прокрадывалась в его голос. Но нельзя было отрицать, что этот человек был профессионалом.
   Теперь он сидел за столом напротив Мориарти и отчитывался о находках за день - в отчете, почти не упускавшем ни одной детали, будь то имена, места, рэкет или грабежи.
   Мориарти был доволен Эмбер. "Хорошо, как всегда, ты молодец. Копье уже вернулся?
   - Нет, когда я подошел, профессор. Он опаздывает.
   "У него была дополнительная работа, но я ожидал, что она к настоящему моменту будет завершена".
   Мориарти откинулся на спинку стула и потянулся, чтобы расслабить мышцы. Почему-то ожидание всегда утомляло его больше, чем действия, как будто нервы и мускулы его тела завязывались узлом от беспокойства, которое всегда сопровождало его, когда другие были заняты его делами.
   - Я хочу, чтобы вы передали сообщение, - продолжил он. "Позовите сюда Паркера так быстро, как это будет удобно. Мне нужно увидеть вас всех сегодня вечером".
   - Мы идем за ними этой ночью?
   "Завтра, но планы должны быть составлены сейчас, и когда они будут выполнены, я не хочу, чтобы никто не покидал эти помещения, пока мы не нанесем удар. Моей "Страже" я доверяю, а карателям внизу, но нам нужны другие, и я не рискну с ними, как только мы все устроим.
   Он отодвинул стул и встал, подойдя к камину, выглядя на свете как какой-нибудь деревенский помещик или городской джентльмен, уютно устроившийся в собственном доме. Как человек, отдающий приказ слуге, Мориарти сказал: "Тогда зовите Паркера. И пошлите Копья, как только он вернется.
   Если и не полностью довольный, то Мориарти чувствовал себя более непринужденно. Из множества людей, пришедших просить об одолжении и засвидетельствовать свое почтение, он знал, что у него все еще есть смелые последователи; тем не менее информация о масштабах авансов Грина и Батлера стала шоком. Было приятно узнать от Ли Чоу, Пэджета и Эмбера, что его щупальца продолжали держаться и тянуться далеко, несмотря на неосторожное хозяйство дурака Морана.
   Так что Мориарти ждал, часы отсчитывали около сорока минут, прежде чем пришло известие о Копье.
   С новостями пришел Пэджет, сильно постучал в дверь кабинета и побеспокоил профессора, который сидел за бараньими отбивными с Мэри Макнил.
   - Внизу мальчик, мальчик Слимпер. Он пришел от людей Паркера.
   Голова профессора медленно поворачивалась из стороны в сторону, темный мерцающий свет, отражавшийся от газовых скобок, резко и глубоко отражался в его глазах, а лицо было настороженным и опасным.
   "Беда?" - мягко спросил он.
   Пэджет взглянул на девушку Макнила.
   - Вы можете говорить при ней. Мориарти не повысил голоса.
   - Тебе лучше увидеть мальчика, он больше ни с кем не разговаривает. Паркер хорошо натренировал его, и, кажется, что-то срочное".
   Голова повернулась еще дважды, затем остановилась, глядя на Мэри Макнил.
   - Спустись к миссис Райт и подожди.
   Мэри Макнейл знала, что лучше не дуться и не льстить, как она могла бы сделать с некоторыми отметинами в доме Сэла Ходжеса. Она послушно встала и ушла без ропота.
   - Тащите сюда мальчишку, - выплюнул Мориарти.
   У юного Слимпера перехватило дыхание как во время бега, так и во время миссии, но он ясно изложил свое сообщение, не теряя слов. Паркер назначил его бегуном за тремя скрытнями, наблюдающими за флэш-барабаном Грина на Нельсон-стрит. Ближе к вечеру они видели, как Пег и Дворецкий прибыли вместе с полдюжиной бандитов и хулиганов. Затем, менее чем за тридцать минут до того, к двери подъехал "ворчун", которого гнали изо всех сил, и трое мужчин вытащили из него еще одного человека, который, казалось, был ошеломлен. По чистой случайности, а не по их инициативе, один из соглядатаев мельком увидел лицо человека, находящегося без сознания, когда на него падал желтый свет ближайшей лампы. Этим человеком был Копье, а юный Слимпер был спущен с цепи, как гончая, чтобы сообщить новости.
   - Скрытни все еще на Нельсон-стрит? - резко спросил Мориарти, зная ответ еще до того, как мальчик дал его, потому что никто из людей Паркера не уйдет в такой ситуации. "И за спиной следят так же, как и за передом?"
   "Да сэр." Теперь Слимпер контролировал свое дыхание. - Там Патч сзади, а Тоф со Слепым Сэмом впереди. Это был Слепой Сэм, который видел лицо мистера Копья".
   - Ты голоден, мальчик? Нота непривычной озабоченности от Мориарти.
   - Немного, сэр. Скорее холодно, чем голодно.
   Мориарти кивнул Пэджету. "Отведите его к Кейт Райт. Пусть она нальет ему корма и горячего стакана чего-нибудь. Он повернулся к парню. "Г-н. Пэджет позаботится о вас, а мистер Паркер скоро будет здесь; у него будут сообщения для вас.
   "Спасибо, сэр."
   Мальчик просиял от гордости, потому что это был всего второй раз в его жизни, когда он видел профессора, и первый раз, когда он говорил с ним.
   "Запомни меня, парень. Ты хороший мальчик, и тебе в этом будет лишний соверен. Никогда не забывайте, что я забочусь обо всех своих людях, и если они хорошо работают для меня, о них заботятся и вознаграждают".
   У Мориарти были все уловки, необходимые для того, чтобы вызвать лояльность, и с помощью этих нескольких простых слов, вместе с тем, что казалось актом доброты, он понял, что купил еще одну душу.
   Минут через пятнадцать Паркер прибыл на склад. Мориарти был краток в словах и точен в приказах. Трое притаившихся у барабана на Нельсон-стрит должны были оставаться на страже. К ним присоединятся еще трое. Слимпера должны были отправить обратно вместе с другим мальчиком. Если Грин, Батлер или оба покинут Нельсон-стрит, за ними нужно будет следить. Если Копья уберут, за ним будут следить.
   - Ты успеешь, Паркер. Натяните сетку. Я должен быть проинформирован о любых передвижениях в любой час. Ты понимаешь?"
   Паркер все понял и поспешил выполнить указание профессора, прежде чем вернуться, как было велено, на военный совет, который должен был состояться этой ночью.
  
  
   Инспектор Кроу однажды проснулся среди ночи и в теплых, мягких объятиях миссис Коулз улыбнулся, прижавшись обнаженным телом к ее плоти.
   Но улыбка с его лица быстро исчезла, глаза распахнулись, а мысли насторожились. Имя Друскович сплелось в его мозгу странными и неясными узорами, и только в предрассветные часы он снова заснул, все еще озадаченный значением имени и его связью с Мориарти.
   Перед пробуждением ему приснилось, что он находится в большом зале суда. На скамье подсудимых находились трое заключенных, и судья выносил им приговор. Тем не менее, когда заключенных приказали спустить, они повернулись, хлопнув руками по плечам полицейского, так что заключенные увели троих полицейских.
   Проснувшись утром, Ангус Кроу не помнил этого сна, хотя он вернулся к нему в течение дня.
   ВРАГ И ПРАВДА О МОРИАРТИ У РЕЙХЕНБАХСКОГО ВОДОПАДА
  
   Понедельник, 9 апреля 1894 г., с 1:00 до 21:00.
  
  
   Военный совет состоялся в покоях профессора, начавшись чуть раньше часа ночи. Присутствовали, кроме Мориарти, Пэджет, Ли Чоу, Эмбер, Паркер и Терремант, великий каратель.
   Кейт Райт поставила у камина два больших кувшина с глинтвейном и несколько тарелок с маленькими пикантными пирожными, которые она специально испекла.
   Мориарти и Пэджет оба закурили сигары, и профессор несколько минут говорил о бедственном положении Копья и о необходимости быстроты и секретности во всех своих действиях с этого момента до забастовки, которая должна была состояться в девять вечера.
   Поскольку было так много областей, по которым нужно было нанести сильный и одновременный удар, им потребовалось бы больше карателей, поэтому трое оставшихся членов "Преторианской гвардии" вместе с людьми Терреманта должны были выйти в полдень, собирая всех хулиганов, которые, как они знали, были лояльны. Мориарти, вводя их парами или тройками, тайком, пока не соберутся большие силы. Только тогда они будут распределены по лейтенантам - членам "Гвардии" и основной части карателей, которые уже находились на складе.
   "Когда мы их соберем, - сказал им Мориарти, - вы должны увидеть, что никто не уходит отсюда. Я не могу допустить, чтобы кто-то из них сообщил Грину и Батлеру.
   Затем он приказал Паркеру, чтобы за складом, а также за теми местами, которые посетят каратели, стояли наблюдатели.
   Прошел час, прежде чем профессор закончил говорить и давать инструкции. После этого они довольно долго говорили об оружии и транспорте. У всех были вопросы, и обсуждение продолжалось до раннего утра, пока их планы на завтра не были полностью подготовлены.
   Уходя, Мориарти дернул Паркера за рукав и спросил, охраняют ли покои Шерлока Холмса на Бейкер-стрит.
   - У меня там люди днем и ночью: два парня тоже для бегунов.
   Сегодня от Паркера не так дурно пахло, так как он был одет как зажиточный приезжий из деревни - это была его любимая маскировка, когда он хотел легко и быстро пройти между своими скрытнями, рассредоточенными по большой территории.
   - И что они сообщают?
   "Холмс, кажется, держится особняком. У них был только один посетитель: еще один эсклоп. - Он произносил модный сленг как помои.
   - Лестрейд?
   - Нет, но из той же выгребной ямы. Его зовут Кроу.
   - Хорошее имя для валета. Мориарти улыбнулся своей шутке, вороны - это дозорные, если говорить на жаргоне.
   "Ты его знаешь?"
   - Нет, - устало сказал Мориарти, - но, несомненно, буду. Он долго оставался?
   Паркер сказал ему чуть больше часа, что, похоже, удовлетворило профессора.
   "Я не ожидаю дальнейших проблем с Холмсом, - сказал он. - Но также стоит быть начеку.
  
  
   Как мы уже отмечали, час Кроу, проведенный с Холмсом в палатах на Бейкер-стрит накануне днем, был крайне разочаровывающим.
   Великий сыщик принял Кроу довольно сердечно, хотя и с некоторой сдержанностью, даже робостью.
   После того, как знакомство состоялось, и Кроу уселся напротив Холмса напротив камина, инспектор принялся маневрировать в том направлении, которое он уже мысленно подготовил. Он первым сообщил Холмсу новость о том, что он принял дело Морана от Лестрейда.
   - Тогда, вероятно, вы получили записи Лестрейда, - сказал Холмс несколько натянуто.
   - Действительно, мистер Холмс, но я счел целесообразным обсудить с вами некоторые факты.
   "Восхитительно". Холмс кивнул. - Это именно то, что сделал бы я, хотя сомневаюсь, что смогу помочь вам больше, чем Лестрейд.
   - Не могли бы вы сказать мне, почему, по вашему мнению, Моран желал вам смерти?
   Несколько секунд Шерлок Холмс молчал, все его внимание было сосредоточено на набивании трубки.
   Кроу подозревал, что он тянет время, и это устройство его немного нервировало. Слишком быстро он продвигался вперед, переводя свои вопросы в другую область. "Правда ли, что Моран считался начальником штаба Мориарти?"
   Холмс на мгновение поднял глаза, пристально глядя на Ворона подозрительным взглядом, затем снова отвел взгляд. - Я никогда не сомневался, что Моран был избранным и ближайшим помощником Мориарти, - сказал он, обхватив левой рукой чашу с трубкой и потянувшись вперед правой, чтобы поджечь струйку.
   - Тогда, возможно, это единственная причина, по которой Моран желает тебе смерти.
   - Возможно, инспектор Кроу. У вас логический ум, но, возможно, его слишком легко отвлечь.
   "Есть сообщения, что Мориарти жив и в данный момент находится в Лондоне". Кроу позволил этой части разведданных лежать между ними плашмя - наглое заявление.
   - Мориарти - нет, был - моим давним врагом. Я ничего не знаю о том, что он сейчас в Лондоне. Что касается меня, инспектор Кроу, моя вражда с профессором Мориарти закончилась давным-давно у Рейхенбахского водопада. Больше нет ничего для чужих ушей".
   "Полковник Моран был близок к профессору. Он пытается убить вас. Теперь он сам мертв - отравлен в тюремной камере. Делаете ли вы какие-либо выводы из этого, сэр?
   "Единственный вывод состоит в том, что Себастьян Моран, узнав, что я вернулся в Лондон, прекрасно понимал, что выследить его как убийцу молодого Адаира - лишь вопрос времени. Я полагаю, что он хотел исключить такую возможность. Я, безусловно, представлял большую угрозу для его жизни и свободы".
   - А кто, мистер Холмс, станет желать смерти Морану?
   Хоумс закурил трубку и теперь с удовольствием затянулся. "Если, как я уже сказал, Моран был полномочным представителем Мориарти, то я должен представить, что у него было достаточно врагов - много в стенах всех тюрем Лондона. В своих разнообразных исследованиях я обнаружил, что преступники легче наживают себе врагов, чем большинство людей; и по самой природе своего образа жизни эти враги потенциально более опасны, чем в других призваниях".
   В этот момент Холмс, казалось, увлекся этим конкретным ходом мыслей и некоторое время продолжал излагать свои теории о социальных привычках людей в преступном сообществе.
   Кроу был, что вполне естественно, очарован, и к тому времени, когда Холмс дошел до конца этого длинного отступления, истинная область, которую инспектор хотел исследовать, была успешно обойдена.
   Напрасно он пытался вернуть Мориарти их разговор; Связь Морана с профессором; и связь обоих этих мужчин с Холмсом.
   Это была бесплодная задача. Холмс, как оказалось, упорно не хотел говорить о Мориарти и, если уж на то пошло, о кончине Морана. Было также очевидно, что он был слишком искусен в искусстве ведения дебатов, чтобы попасть в ловушку или обмануть его в каком-либо новом заявлении.
   Так получилось, что Ангус Маккриди Кроу покинул Бейкер-стрит с отчетливым чувством, что многое навсегда останется погребенным в тайниках сложного разума Холмса.
  
  
   Фанни Джонс спала, когда Пэджет добрался до его комнаты, но она пошевелилась и быстро проснулась, хотя он двигался со всей своей обычной скрытностью.
   - Уже поздно, Пип. В чем дело?"
   Она не могла не заметить серьезного выражения лица любовника.
   - Ничего, что не останется, милая.
   Но она полностью проснулась, опираясь на одну руку.
   "На кухне был разговор, - сказала она. "Я не все слышал, но что-то не так с Бертом Спиром, не так ли?"
   Пэджет вздохнул, сел на кровать и снял штаны.
   "Да, есть проблемы. С тех пор, как Профессор ушел, пара настоящих гангстеров ворует наши заповедники. Мы собираемся забрать их завтра, но, похоже, Берта Спира они поймали.
   Лоб Фанни изогнулся от беспокойства.
   - Они не причинят ему вреда, Пип? Они не сделают для него, не так ли?
   Пэджет остановился. Это была опасная игра, в которую они были вовлечены, Фанни не питала на этот счет иллюзий, поэтому не было смысла пытаться усмирить ее ложью.
   - Есть вероятность, что он поранится, Фан. Но тогда есть шанс, что кто-то из нас пострадает. Мы бы все чесались, если бы не Профессор, а я, например, предпочел бы жить хорошо, с деньгами в кармане, чем рисковать жизнью в одиночестве, где сегодня хорошо, а завтра плохо".
   - Надеюсь, я привыкну к этому, Пип. Меня это пугает - все секреты".
   "Что еще там?" Пэджет скользнул в постель рядом с ней, согретый ее телом.
   - За пределами Лондона есть и другие вещи - как в деревне. Она обвила руками шею здоровяка, прижимаясь к нему.
   Как ни устал Пэджет, он чувствовал, как откликается его тело. Он нежно целовал ее и чувствовал ее ответ на его поцелуи, пока дело не стало безотлагательным.
   Когда все закончилось и они лежали, прижавшись друг к другу, в послесвечении, напоминавшем о приятном безоблачном летнем дне, Пэджет вспомнил чувства, которые он испытал в Хэрроу: мысли о новой жизни с Фанни Джонс, о существовании, далеком от постоянного давления. и беспокойство. Он задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь согласиться на это.
  
  
   Мориарти приготовился ко сну, но не мог заснуть. В его голове крутилось слишком много дел: мысли о завтрашнем дне, планы, которые нужно было урегулировать до прибытия его людей с континента, ибо континентальный союз был, пожалуй, в долгосрочной перспективе самым важным из всех. И все же его разум неохотно вернулся к последним нескольким словам, которые он сказал Паркеру. Когда он думал о них, они возвращали его к Шерлоку Холмсу, и это неизбежно заставляло его вернуться во времени по своим следам - регрессировать через годы в первые месяцы 1891 года.
   К тому году Мориарти уже точно знал, что в Европе есть человек, который может сравниться с ним и даже привести к его падению. Шерлок Холмс с Бейкер-стрит, 221Б. Поэтому он изо всех сил старался избегать мистера Холмса, лишь настороженно поглядывая на него.
   Заключительные месяцы 1890 года были для профессора самыми успешными; все его предприятия шли гладко - грабежи, убийства, заказанные правительствами или частными лицами, мошенничество и подделки, не говоря уже о регулярной добыче от ежедневного рэкета великих европейских столиц. Но в августе того же года он взялся от имени иностранной державы дискредитировать королевскую семью - не новое задание для такого человека, как Мориарти, ибо, если бы он не был первым инициатором, серым кардиналом , стоящим за трагическим история любви, закончившаяся самоубийством наследного принца Австрии Рудольфа в Майерлинге? Он также многое знал о гомосексуальном борделе на Кливленд-стрит, рядом с Тоттенхэм-Корт-роуд, который навлек такой скандал на лорда Артура Сомерсета, тогдашнего управляющего конюшнями принца Уэльского.
   Было относительно просто привести в действие события, которые чуть не опозорили принца Уэльского в Трэнби-Крофте, кульминацией которых стали инциденты в ночи 8, 9 и 10 сентября 1890 года и юридический скандал в следующий год.
   Нет сомнений, что Мориарти с его связями и превосходным чувством интриги и хитрости умел манипулировать людьми, далекими от его личной сферы. Он был непревзойденным мастером в такого рода человеческих шахматах, точно зная, как маневрировать различными игроками в его игре, пока они не достигнут точки, в которой их можно будет безопасно оставить в покое, чтобы глупости человеческой натуры сделали свое самое худшее.
   Именно во время предварительных ходов в последовательности событий, касающихся Трэнби Крофта, профессор понял, что можно совершить переворот века, украв драгоценности короны. В январе 1891 года он дважды побывал в Риме, где заключил сделку, обеспечившую ему безопасный и весьма прибыльный рынок с эксцентричным итальянским миллионером. Затем он приступил к составлению планов предполагаемого ограбления.
   Только когда профессор прибыл в Париж 20 января, он обнаружил, что Шерлок Холмс был в Риме в то же время, что и он сам, и знал, что что-то происходит.
   Во время пребывания в Париже Мориарти занимался привлечением лучших воров, которых только мог найти, и именно в разгар этой работы Холмс мешал ему.
   Человек, которого Мориарти больше всего хотел завербовать для ограбления, был легендарным французским взломщиком по имени Эмиль Лефантом. Профессор имел предварительные беседы с этим человеком в своей скромной квартирке возле площади Оперы, и, хотя весь характер затеи не раскрывался, Лефантом проявил интерес. Поэтому Мориарти был удивлен, когда, вернувшись через день или около того, обнаружил, что француз передумал.
   - Monsieur le Professeur, - сказал он. "Я думал о вашем предложении. Мы хорошо работали вместе в прошлом, и я испытываю искушение, но на самом деле я становлюсь слишком старым. Меня убедили, что у меня достаточно денег, чтобы до конца дней жить в разумных пределах. Я не хочу подвергать опасности свои последние годы".
   Вор не был членом синдиката Мориарти, всегда работал внештатно, и профессор никак не мог оказать давление, не настроив против себя остальных своих людей во Франции, ибо Лефантом пользовался большим уважением. Итак, пожав плечами, Мориарти ушел и обратился за помощью, в которой он нуждался, среди своих собственных рядов.
   Однако он навел справки и вскоре обнаружил, что вскоре после его первого посещения Лефантома там был еще один посетитель. Судя по описанию, это был Холмс; так что теперь Мориарти знал, что детектив применил свои способности местного убеждения.
   К середине февраля все приготовления были сделаны: план казался надежным, и четыре взломщика должны были прибыть из Франции. Однако в день их приезда в доме возле Стрэнда появились только двое, с некоторым волнением объяснив, что при высадке из Ла-Манша в Дувре возникли проблемы.
   Мужчины путешествовали парами, и двое пропавших воров были первыми в конце трапа. Выйдя на берег, они с удивлением обнаружили группу полицейских, ожидающих их встречи. С офицерами был мужчина, утверждавший, что он был попутчиком, и обвинявший двух французов в попытке ограбить его во время перехода. Позже выяснилось, что обвинителем был Холмс, а французские воры были возвращены в Кале на следующей же лодке.
   Мориарти был в ярости, но, полностью одержимый своими планами, на следующий день уехал в Париж, чтобы выбрать еще двух аферистов из французского подразделения своей организации - существенная часть плана заключалась в том, чтобы ограбление было совершено бандой бандитов. иностранных преступников.
   К марту вся команда была собрана в Лондоне, но снова случилась беда, когда обнаружилось, что полиция во главе с настойчивым инспектором Паттерсоном постоянно наблюдала за четырьмя французами, которые к этому времени были переведены в другие квартиры и содержались в хорошем состоянии. отдельно друг от друга. Снова несколько вопросов в нужных местах, и Мориарти обнаружил, что главным осведомителем полиции был Шерлок Холмс.
   Именно в этот момент профессор поставил Паркера и его соглядатаев на постоянное наблюдение, следя за каждым движением Холмса. Через несколько дней стало очевидно, что Холмс очень близко вышел на след Мориарти, перехитрив профессора и доказав, что, по крайней мере, он равен ему в интеллектуальном плане.
   Другим существенным фактором в интриге профессора по краже королевских регалий было то, что ограбление должно было произойти в середине мая, когда драгоценности чистили и восстанавливали. Теперь произошло еще одно внезапное изменение плана. По наущению Холмса и с помощью его брата Майкрофта уборка и ремонт были перенесены на конец апреля, что прижало Мориарти к земле, оставив ему мало места для маневра. Именно тогда профессор решил, что он должен избавиться от Холмса - шаг, который он прекрасно осознавал, может поставить под угрозу его собственную безопасность. Но он с неохотой проникся растущим уважением к своему противнику и поэтому оказался перед пресловутой дилеммой: поэтому он решил сделать попытку решить проблему, открыв себя сыщику в последней попытке убеждения*.
   * Интервью между Мориарти и Холмсом хорошо задокументировано доктором Ватсоном в "Последней проблеме" . И из событий, до сих пор рассказанных, новая перспектива теперь добавляется к речи Мориарти к Холмсу, в которой он говорит: "Вы пересеклись со мной четвертого января. Двадцать третьего ты мне мешал; к середине февраля я был серьезно огорчен вами; к концу марта я совсем запутался в своих планах; и теперь, в конце апреля, я оказался в таком положении из-за ваших постоянных преследований, что мне прямо угрожает опасность потерять свободу. Ситуация становится безвыходной".
   Как мы знаем, Холмс не был так убежден, а Мориарти, прислонившись к стене, готовился убить великого сыщика. Копье поручили работать с парой головорезов, которых профессор часто использовал для урегулирования местных разногласий. Паркер был предупрежден, и всем стало известно, что будет премия, если Холмс станет жертвой несчастного случая.
   Три попытки были предприняты в быстрой последовательности: первая с фургоном, запряженным двумя лошадьми, на перекрестке улиц Бентинк и Уэлбек; второй, последовавший через несколько минут после первого, на Вере-стрит, когда сам Гарпун выстрелил кирпичом с крыши одного из домов. Кирпич едва не попал в Холмса, и вскоре район кишел полицией.
   Паркер следил за тем, чтобы за детективом внимательно следили - сначала до его брата Майкрофта в Пэлл-Мэлл, а оттуда до доктора Ватсона в Кенсингтоне. Именно во время последнего путешествия один из убийц совершил лобовую атаку дубинкой, сильно не вовремя, Холмс снова немного промахнулся, а нападавший закончил день под стражей.
   Хуже было дальше: наблюдатели потеряли Холмса, и были предприняты новые усилия по прочесыванию города - Мориарти руководил операцией из своего кресла в доме Стрэндов. Только на следующее утро он внезапно понял намерения Холмса.
   Уотсон, который к тому времени находился под пристальным наблюдением, покинул свою квартиру в Кенсингтоне, и через несколько секунд стало очевидно, что он двигается в соответствии с каким-то искусно составленным планом, задуманным, чтобы сбить со следа всех последователей. На самом деле люди Паркера потеряли его в аркаде Лоутер на Стрэнде, напротив вокзала Чаринг-Кросс. На краткий миг Мориарти вообразил, что целью доктора была станция, но простой вывод подсказал ему, что целью Ватсона была Виктория, а не Чаринг-Кросс. До отправления парохода оставалось меньше двадцати минут, и теперь профессор не сомневался, что Холмс вместе с Ватсоном направляется на континент.
   Вместе со Спиром, Пэджетом и двумя другими мужчинами, набившимися в пару кэбов, профессор - в костюме и переодетом своего покойного брата - промчался через утреннюю пробку. Они прибыли, когда лодочный поезд отходил от своей обычной платформы, и Мориарти, не теряя времени, задействовал специальное предложение. Но в очередной раз, как всем известно, Холмс ускользнул от него*.
   * Уотсон в "Последней задаче " мастерски описывает, как Холмс, перехитрив профессора, сошёл с поезда в Кентербери, проследил за "особым" паром Мориарти, прошедшим мимо, а затем проехал через всю страну до Ньюхейвена, оттуда до Дьеппа и далее, минуя Париж, где Мориарти, несомненно, потерял не менее двух дней.
   Прошло больше недели, прежде чем Мориарти выследил Холмса и Ватсона в Швейцарии; но только 3 мая, прежде чем он сделал какой-либо положительный шаг.
   К этому времени его добыча прибыла в Майринген, главную деревню долины Хальси - "палисадник Бернского Оберланда", - через который протекает река Ааре, окруженная возвышающимися и красивыми лесами.
   Мориарти был готов к убийству, так как за последние четыре дня убедился, что по крайней мере один, а иногда и два его швейцарских агента опережают детектива и его компаньона.
   В ночь на 3 мая Мориарти также поселился в Майрингене, но не в Englischer Hof , где Холмс и Ватсон были расквартированы превосходным Питером Штайлером, а в более просторном отеле Flora. Его агенты были быстро развернуты, и перед тем, как лечь спать той ночью, Мориарти знал, что Холмс и Ватсон на следующий день планировали пройти через холмы в деревню Розенлауи, останавливаясь по пути, чтобы осмотреть удивительный Райхенбахфалле . Планы Мориарти были составлены соответственно.
   Есть, конечно, два отчета о том, что произошло днем 4 мая: один сообщил доктор Ватсон, а другой, более поздний отчет, снова представленный Ватсоном, с подробностями, предоставленными самим великим сыщиком. Ни то, ни другое не соответствует действительности, за исключением того, что произошло до того, как Ватсон покинул Холмса, после того как он получил сообщение якобы от Питера Стайлера, призывавшего его вернуться в Майринген, чтобы посетить вымышленную английскую леди, предположительно на последней стадии чахотки.
   Разумеется, именно Мориарти отправился из "Флоры" в " Английский Хоф ", как только стало известно, что Холмс и Ватсон начали свое восхождение. Он написал записку Уотсону на предоставленных канцелярских принадлежностях и отправил вперед своего агента. Уотсон попался на удочку, хотя нет никаких сомнений в том, что Шерлок Холмс знал (как он впоследствии утверждал), что записка была уловкой.
   Однако столкновение произошло не так, как описано. Определенно, Мориарти и Холмс встретились на узкой тропинке, отвесной обрыв с одной стороны и каменная стена с другой. Но Мориарти был не одинок. Позади него стоял один из швейцарских агентов и Пэджет. Когда Холмс увидел его, он почувствовал движение сзади и, повернувшись, столкнулся с Копьем с револьвером в руке.
   - Я думаю, что это мат, - хладнокровно сказал Мориарти. - И я устроил это таким образом, мистер Холмс, для нашей обоюдной выгоды. У меня нет желания убивать вас, сэр, хотя я был бы дураком, если бы предположил, что вы не станете с радостью рисковать своей жизнью, чтобы увидеть меня мертвым. Я могу только апеллировать к твоему собственному чувству логики.
   Холмс стоял почти неподвижно, словно ожидая смертельного удара в любой момент.
   - Ты не послушался моего совета, когда мы в последний раз встречались в Лондоне, - продолжил Мориарти. - И вы должны полностью осознавать, что произошло. Вам удалось сорвать мои планы, даже свести на нет болезненную работу многих месяцев. За это я уважаю вас и могу только надеяться, что теперь мы оба полностью понимаем, что мы подходящая пара, хотя и по разные стороны забора. Он вынул часы, мгновение взглянул на них и сунул в карман жилета. - Я не могу оставаться надолго, мистер Холмс, но решение о том, что будет дальше, должно быть только за вами. Теперь ты легко можешь упасть на меня, и мы сцепимся здесь, на этом уступе. У моих людей есть приказы, и они нас не остановят. Но результат такого действия может иметь три возможных исхода: я бы перешел через уступ; или вы нырнули бы вниз; или мы вдвоем пошли бы вместе. При нынешнем положении дел, однако, есть только два действительно возможных пути: либо ты погибнешь, либо мы оба умрем; или, если я пойду, у доброго Копья, который стоит позади тебя, есть приказ застрелить тебя, как собаку".
   В этот момент Холмс, казалось, тянул время, и пара обменялась несколькими предложениями. Но через несколько минут Мориарти вернул разговор к делу.
   - Значит, результатом будет смерть - для тебя или для нас обоих. Я предлагаю более благородный путь. Что мы расстанемся здесь, оставив несколько подсказок, чтобы предположить, что мы оба погибли. После этого перемирие. Мы оба обязуемся не возвращаться в Англию в течение примерно трех лет, а когда этот срок истечет, мы больше не будем говорить об этом деле, кроме как в той мере, в какой это может быть удобно нам как личностям. После этого я постараюсь больше не пересекать ваш путь, при том понимании, что вы не будете пересекать мой".
   Мы никогда не узнаем, что заставило Холмса согласиться на возмутительные требования профессора, но они были выполнены. Может быть, Холмс, утомленный борьбой, которую он вел последние месяцы, решил, что для него будет лучше продлить свою жизнь и продолжать служить делу справедливости в надежде, что однажды он столкнется лицом к лицу с Мориарти на более равные условия.
   Мориарти вспоминал, что когда Копье провожал Холмса обратно на дорогу в Розенлауи, он не чувствовал особого триумфа. Впервые в жизни он встретил достойного соперника и победил его не хитростью, а превосходящими силами, подкрепленными логикой.
   Теперь, в темноте своей спальни, Мориарти задавался вопросом, придется ли ему когда-нибудь снова встретиться с Холмсом, и, задаваясь этим вопросом, он испытал толчок настоящего страха, что, возможно, во втором матче Холмс окажется победителем.
  
  
   - А как заставить призрак Профессора ходить?
   Копье обеспокоил вопрос, заданный Грином в самом начале разговора, затянувшегося далеко за полночь. Они дали ему еду - снова поданную измученной и измученной Бриджит - и еще пить; затем посыпались вопросы, нагромождая один на другой таким образом, что Копье понял, что ему придется держать себя в руках, если он хочет выжить.
   На вопрос о "призраке" Мориарти он ответил самым очевидным образом, пришедшим на ум, - сказав, что они наняли актера для имитации профессора.
   - И это привело их к нам? - протянул Питер Батлер.
   "Мы не позволяли его видеть вблизи, кроме нас четверых. Другие видят его только в тени. Это старый трюк".
   - У тебя есть наглость, Берт, - рассмеялся Майкл Пег. - Но тогда многое поставлено на карту.
   Он продолжал задавать вопросы, которые Копье либо парировал, либо давал ответы, которые содержали ровно столько правды, чтобы сделать их приемлемыми. Он надеялся, что его похитители - а именно так он должен был относиться к ним - не заманили его в ловушку неосторожных заявлений, о которых им была известна вся правда.
   По прошествии первого часа Грин отделился и пошел вполголоса поговорить с тремя коренастыми мужчинами, сидевшими в стороне и выглядевшими так, как будто они были наготове для какой-то цели.
   Вскоре после этого двое мужчин ушли, не возвращаясь около трех часов. Грин и Дворецки по очереди беседовали со Копьем, которое к утру все больше уставало.
   Примерно в четыре часа утра Копье заметил, что между Грином и людьми, уехавшими и вернувшимися ночью, происходило еще одно совещание.
   - Хватит на один день. Дворецки потянулся и указал на несколько постельных принадлежностей, сложенных в углу комнаты. - Если хочешь спать, расстелись там.
   Комната была большая, явно чердачное помещение, предназначенное для складов. Потолка не было, только стропила, а над ними балки и внутренние шиферы самой крыши. Выходы и входы осуществлялись через ловушку в полу на одном конце. Комната была освещена тремя или четырьмя масляными лампами; два висели на стропилах, остальные на маленьком столике. Единственный другой свет днем исходил из двух слуховых окон в одной из длинных стен. Грин и Дворецки, подумал Гарпун, старались держать его подальше от окон.
   - Значит, ты собираешься кипать, Берт? Зеленый пришел.
   Гарпун, желая закончить допрос, кивнул, и Пег направился к груде постельных принадлежностей. На одной из стропил на короткой перекладине висела занавеска. Подняв руку, Грин потянул за рваную ткань.
   - Твоя собственная комната, Берт. Не так хорошо, как у вас, вероятно, в Лаймхаусе, но когда мы примем командование, у вас будут все наряды, которые вы хотите, а?
   Лаймхаус раньше не упоминался, хотя неудивительно, что два злодея точно знали, где находится штаб-квартира Мориарти. Тем не менее беспокойство Копья усилилось этим замечанием, хотя он, однако, ничего не мог сделать, кроме как пожать плечами, улыбнуться и лечь спать.
   Он снял брюки и пальто, натянул на себя несколько одеял и растянулся на широком матрасе, лежавшем под ним. Усталость нахлынула на него, и он только начал погружаться в темноту, когда почувствовал чье-то присутствие за занавеской.
   "Кто здесь?" он прошептал. Он знал, что некоторые из мужчин ушли с чердака, хотя по крайней мере две лампы все еще горели, и он сомневался, что Грин или Батлер оставили бы его в покое.
   Рука мягко коснулась его рта, и женский голос тихо сказал: "Это я, Бриджит. Он сказал мне подойти и позаботиться о тебе.
   В темноте послышался шорох, и Копье смог разглядеть фигуру раздевающейся девушки. Мгновение спустя она оказалась рядом с ним на матрасе.
   - Они все ушли? Он не повышал голоса.
   - Они внизу, кроме Броуди и Ли. Они там спят.
   Копье кивнул. - И именно там ты должна быть, Бриджит.
   - Там? Ее рука скользнула по его груди.
   "Спит, моя девочка. Ты выглядишь законченным. Они всегда так усердно работают с тобой?
   "Есть ли мужчина, который этого не делает? Но он навалится на меня, если я не отдам тебе твою зелень. Рука двинулась вниз.
   Копье поймал ее пальцы, мягко отводя руку. - Отдыхай, девочка. Выспитесь, как вам нужно, нет необходимости очищать мой лучший конец этой ночью".
   - Значит, я тебе не нравлюсь?
   Копье вздохнул, с женщинами никогда нельзя поступать правильно.
   - Ты выглядел довольно мило, но тебе лучше поспать. Придет день, Бриджит.
   Она больше не спорила, а приблизилась к нему, чтобы они могли разделить тепло тел друг друга.
   Копье проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Девушка ушла, и это была рука Грина на его рубашке. Дневной свет залил комнату на чердаке, и занавеска была отдернута. Один из приспешников Грина поставил рядом с матрасом кружку чая и тарелку с хлебом и каплями.
   - Ты достаточно крепко спал, Берт. Наша маленькая Бриджит отвезет тебя в страну Нод, а? Его смех резал: "Во всяком случае, мой мальчик, уже десять часов, и ты должен быть где-то рядом".
   Копье поблагодарил его, снова настороже, и Грин поднялся на ноги.
   - Поговорим позже, - сказал Пег и сделал вид, что хочет отойти, но, как бы передумав, повернул назад. "О, мы запустили дело". На его лице появилась улыбка, темная и хитрая. - Этот актер, которого вы застали в Лаймхаусе, подражает профессору. Если повезет, он истечет кровью и умрет в течение дня.
  
  
   В штаб-квартире Лаймхауса они встали вовремя. Одного из карателей оставили охранять Роуча и Фрэя, остальных собрали вместе с Эмбером и Ли Чоу и дали им указание прочесать убежища в поисках большей силы. Когда они собирались ехать, Мориарти вызвал Харкнесса, своего водителя, и сказал ему, чтобы такси было снаружи в течение получаса. Затем он послал за Пэджетом.
   - Вы больше думали о закладке Харроу? он спросил.
   "Если мне нужно идти, я пойду, но я все же предпочитаю смотреть на это со стороны".
   Мориарти улыбнулся, краткая вспышка мрачной молнии. "Тогда посмотрим, посмотрим. При этом трава не должна расти. Сегодня достаточно времени для Пег и дворецкого. Сегодня утром я хочу, чтобы вы пришли к Солли Абрахамсу, чтобы мы могли организовать ограждение добычи Харроу. Завтра мы обсудим дела с Фишером, Кларком и Гей.
   Пэджет спустился на кухню, чтобы сказать Фанни, что вернется через два часа. Он был удивлен, увидев, что Мэри Макнил помогает раскатывать тесто на большой доске, по локоть в муке - вряд ли это занятие для первоклассной шлюхи.
   Пока Пэджет прощался с ним, Мориарти немного пообщался с Паркером.
   - Этот Ворон - ты можешь добраться до наших людей во Дворе?
   - Это может занять несколько часов, может быть, день.
   - К завтрашнему вечеру?
   "Конечно, к тому времени".
   "Я хочу знать о нем: запись; все - особенно почему он встречался с Холмсом. Он сделал паузу, метнув взгляд на лицо Паркера, пока голова двигалась туда-сюда. - За ним следят?
   "Не постоянно".
   - Тогда позаботься об этом. Мне плевать на какого-то странного валета, который кружит, как стервятник".
   Пэджет вернулся, а Паркер ускользнул, как призрак. Мориарти посмотрел на часы; был почти полдень, и к этому времени остальные должны были стянуть его армию наемников. Он кивнул, и они вместе спустились в "зал ожидания" через складской этаж к входной двери.
   Снаружи склада было место для извозчика или кареты, даже для большого фургона с четырьмя лошадьми, но выездная дорога вела только вниз к докам, что было неудобным маршрутом для большинства отправлений из штаб-квартиры. Обычной практикой было подходить к складу или выходить из него пешком. Один из них прошел по узкой улочке между раздавленными и покосившимися домами, выходя через арку на более широкие, хотя и нездоровые улицы.
   Пэджет остановился в дверях и протяжно присвистнул. Где-то в конце переулка раздались ответные короткие свистки - один из притаившихся Паркера показал, что все чисто.
   Двое мужчин пересекли двор и вышли в переулок. Сквозь арку они увидели Харкнесса с такси, подъехавшим к обочине.
   Они вышли через арку на главную улицу, и когда они вышли, Пейджет на мгновение отвлекся на топот копыт. Слева приближался небольшой одноконный фургон. Когда он поравнялся с кэбом Мориарти, разразился ад.
   Всего было четыре или пять выстрелов, залп раздался из задней части фургона, разрывая воздух, врезаясь в кабину, раскалывая деревянные конструкции, врезаясь в кирпичи вокруг арки, словно горсть камешков, брошенных с огромной силой - шум взрывов, эхом отдающихся визгом рикошетов.
   Харкнесс вскрикнул, когда Пейджет бросился прямо перед профессором, который, казалось, сделал пол-оборота, из него вырвался тихий задыхающийся хрип, когда он развернулся. Топот лошади, глухой грохот колес и еще два выстрела из задней части фургона, один из которых пролетел, как разъяренное злобное насекомое, над головой Пэджета, а другой раздробил булыжник в восемнадцати дюймах левее. . Затем фургон исчез, и быстро раздались шаги, когда подбежали двое скрывающихся.
   Профессор лежал на спине, верхний левый рукав его сюртука был пропитан кровью.
   - Он ранен, Боже мой, хозяин ранен, - вскричал Харкнесс, его голос повысился до визга.
   Профессор заставил себя сесть.
   - Перестань ныть, ты, ублюдок, и помоги мне подняться.
   Его лицо было серым, и Пэджету показалось, что он уловил страх, спрятавшийся в уголках глаз, которые прищурились от боли, когда его подняли на ноги.
   Вместе они помогли профессору пройти по аллее обратно на склад, где Фанни, Мэри и миссис Райт, встревоженные шумом, порхали вокруг, проводя Мориарти в его комнату и срывая рукав.
   Это была всего лишь рана на теле, но тем не менее болезненная. Мориарти поддерживал постоянный поток оскорблений, пока они чистили и одевали его.
   "Если это дело рук Батлера и Грина, я увижу, как они разрубят свои шарики".
   "Мы сделаем для ублюдков," успокоил Пэджет.
   - Делать для них? - прорычал профессор. "Ни один кантинг Флэш Коу не использует на мне утюг. Ей-богу, я увижу, как они оба прыгнут: за кого они меня принимают? Глотка?
   Ему принесли коньяк, и вскоре лицо его снова покраснело. Все мысли о встрече с Абрахамсом в тот день исчезли. Мориарти мог думать только о ночи и разорении организации Пег.
   Пэджет был в большом беспокойстве, ибо, хотя все указывало на то, что Мориарти все еще держал руку с кнутом, Грин и Дворецки должны были иметь большую уверенность в том, что попытаются убить профессора так далеко в его собственных владениях. Он также увидел во взгляде Мориарти чувство беспокойства. Это было то, что он видел только однажды - когда Холмс заставил профессора бежать, преследовать его по всей Европе, отказаться от своих планов и отправиться в изгнание.
  
  
   Сержант Кроу, светловолосый, крепкий парень двадцати восьми лет, ждал его на Хорсмонгер-лейн вместе с полицейским хирургом; Уильямс, надзиратель, проводивший девушку к Морану; тюремщик, нашедший тело; надзиратель у ворот; и губернатор.
   Кроу говорил с каждым по очереди, постоянно ссылаясь на отчет Лестрейда. Ничего нового не обнаружилось, кроме того, что напыщенный маленький доктор теперь мог авторитетно заявить, что Моран умер от отравления Strychnos nux vomica , яд которого был добавлен и в пирог, и в вино, доставленное полковнику.
   Не было добавлено и никаких новых черт в описание девушки, что, с грустью подумал Ворон, только доказывало, насколько ненаблюдательными могут быть тюремщики и надзиратели Тюрьм Ее Величества. Девушка была точной копией сотен других, живших в Лондоне. Опять же, подумал он, это явный повод для составления полного индекса преступности. Регистрационные карточки могли решить эту проблему; а так они могли только дать описание и надеяться, что среди многих молодых женщин, которые, несомненно, будут доставлены для допроса, они могут найти девушку, которая так коварно пронесла отравленную еду в тюрьму.
   В конце концов инспектор попросил показать камеру в мужском блоке А, где Моран провел свои последние часы. Кроу также был сторонником тщательного осмотра места преступления. Но здесь не было никаких зацепок, кроме предыдущих жильцов. Кто-то поцарапал на стене
  
  
   21000 раз я обошел эту камеру за неделю
  
  
   Другой, срок содержания под стражей которого явно закончился, а приговор вынесен, откололся.
  
  
   До свидания, Люси, дорогая,
   Я расстаюсь с тобой на семь долгих лет
   БИЛЛ ДЖОНС
  
  
   Ниже какой-то циник добавил
  
  
   Если дорогая Люси похожа на большинство девушек,
   Она издаст несколько вздохов и стонов,
   Но скоро найдёшь среди твоих приятелей
   Другой Уильям Джонс
  
  
   Ничего такого. Никаких поцарапанных сообщений полковника Морана, никаких намеков или следов. Только затхлый запах человечества, тонко замаскированный проникающей вонью дезинфицирующего средства.
   Кроу вернулся со своей тяжелой пачкой бумаг в Скотланд-Ярд, где скорее из раздражения, чем из добросовестности, поручил своему сержанту проверить, нет ли каких-либо старых отчетов или документов, касающихся имени Друскович. Сержант вернулся в офис только около четырех часов, на этот раз не только с бумагой, касающейся Друсковича, но и с несколькими другими именами, в частности с именами Палмера и Мейкледжона.
   Кроу выругался вслух и с некоторой ненормативной лексикой. Он не смог увидеть лес за деревьями. Друскович - он знал это имя так же хорошо, как и свое собственное, и, должно быть, это был довольно скучный полицейский, составивший свой рапорт, не связав имен, и еще более скучный сержант. Он мог только предположить, что ни один из старших офицеров даже не взглянул на него.
   Нат Друскович: главный инспектор Нат Друскович. Главный инспектор Билл Палмер и инспектор Джон Мейкледжон - трое сотрудников сыскной службы, отправленных в отставку в 1877 году. Все они получили двойную отметку за соучастие в скандале с Гонкуром, который навлек позор на всю службу.
   - Таннер, - проорал он своему сержанту, - должно быть полное досье на имя де Гонкура. Я хочу, чтобы она была здесь в течение получаса, а потом ты отвечаешь за нее, пока я не отнесу ее домой и не прочитаю".
   Если Нат Друскович упомянул на смертном одре, что за этим мошенничеством стоит некто Мориарти, то, скорее всего, это правда; и если бы этот Мориарти был одним и тем же человеком, что и профессор, то среди тьмы мог бы быть только маленький проблеск. Мейкледжон и Палмер, по-видимому, были еще живы; и если бы одно или оба могли подтвердить, то, возможно, некоторые из диких историй могли бы быть правдой. Получите Мориарти по старому счету, и кто знает, какие стены могут рухнуть.
  
  
   - Ты лживый ублюдок!
   Удар, который сопровождал заявление о ссоре, попал Гарпу в рот. Он упал, чувствуя, как кровь течет из его губы на израненную сторону.
   Дворецки, подошедший сзади Грина, потянулся вперед и поставил Копья на ноги. Двое других мужчин - Бови и Гиббс, как показалось Спиру, их звали - пролезли через ловушку и выстроились позади Майкла Грина.
   Лицо Грина покраснело от гнева. Он ударил правым кулаком, левым скомкал листок бумаги, на котором было что-то написано.
   - Проклятый лжец, Копье.
   "Я никогда не называл себя Святым Петром".
   - Твой план - твой заговор с целью контролировать банду Мориарти: ты, Пэджет, Эмбер и Чинк, Ли Чоу. Актер, которого наняли профессором.
   Сарказм пронизывал слова Грина, словно терку над мускатным орехом, и все это перемежалось короткими тяжелыми ударами по голове Копья.
   "Полегче, Майк, нам нужна живая мандрагора".
   Никто никогда не называл Копья мандрагорой. Его правая рука вернулась, но Бови и Гиббс сдерживали его, но не слишком осторожно.
   - Это ты не поверил, что профессор жив.
   Рот Копья быстро раздувался, из-за чего ему было трудно говорить убедительно.
   - Ну, я думаю, он уже мертв. Улыбка Грина была сжатой, а потом жирной, как работный суп. - Ты видел, как он падал, Боуи?
   Человек на правой руке Копья кивнул всем своим телом, заставив Копья задуматься, не был ли он, возможно, немного неуверенным.
   - Как я уже сказал, Пег. Мы дали ему шесть с утюгами. Я ударил его как минимум дважды, и он упал, как кусок мертвого мяса. Пэджет тоже, я думаю.
   "Я бы не был так уверен насчет Пэджета", - вмешался Гиббс.
   Гарпун чувствовал запах пороха на них, а в его кишках и голове поднималась тьма.
   "Они пошли за вашим актером". Грин поднес кулак к носу Копья. - Ну, они поймали его с зазывалами в Лаймхаусе. Только когда они вернулись, они сказали, что он был вылитым Профессором - и они люди, которые видели Мориарти в обоих его обличьях. Это беспокоило меня, но теперь мне доставили письмо, которого я ждал. Это от кого-то, кто видел его и был с ним близок. Так скажи мне, брат Копье, когда профессор Мориарти восстал из мертвых? И что это была за игра? Тот, кто его отсосал, говорит, что проблемы.
   Копье сплюнул кровь изо рта.
   - Если ты его убил, шофул-дерьмо, то ты лучше оглянись вокруг, потому что демоны ада будут под твоими окнами.
   "Я дам ему демонов ада". Дворецки вышел вперед, его бледное лицо было близко к Копье. - Посади его в кресло, и я настрою его. Он запоет, как волынка, раньше меня.
   Они тянули Гарпуна назад, волоча его пятки по доскам. Он пытался сопротивляться, но спасения не было. Они удерживали его и обвязывали его тело веревками. Дворецки снял пальто и закатывал рукава.
   - Верно, мистер Копье. Что ты задумал? Какой сюжет? Как прогресс?" Дворецки повернулся к Бови. - Спустись и попроси Бриджет нагреть воды - кипятка. Но не говорите ей, для чего это - вы знаете женщин, когда им щекочут мех. И принеси клещи.
   Копье, как бы он ни был сбит с толку, твердо придерживался того факта, что даже с уходом профессора Пэджет и остальные все равно выполнят план по уничтожению Грина и Батлера из Лондона.
   НОЧЬ КАРАТЕЛЕЙ
  
   Понедельник, 9 апреля 1894 г., 21:00 и далее.
  
  
   Рука Мориарти была на перевязи. В остальном его внешний вид и поведение не изменились. Все они собрались вместе после полудня, хулиганы и крутые мужики, создавая почти праздничную атмосферу, потому что они должны были заниматься работой, которая им нравилась больше всего.
   Их кормили посменно: миссис Райт, Фанни и Мэри Макнил приносили в "зал ожидания" горячие пироги, печеный картофель и кувшины эля. Было много грубого смеха и грубого юмора:
   - Что тогда на ужин?
   - На ужин четыре дерьма.
   "Да, шевелите какашку, держите какашку, лечите какашку и обязательно какашку".
   Затем под наблюдением Пэджета приступили к серьезной работе по вооружению. Револьверы и несколько устаревшие пистолеты были взяты из тайника в магазине рядом с камерой Пэджета. Ножи, спасательные круги и окропители святой водой - короткая дубинка с острыми гвоздями - бритвы и медные тряпки.
   Только когда все было готово, Мориарти начал делить людей на отряды, в каждом из которых был лидер, - процесс, в результате которого рядовые сотрудники выплескивались из "зала ожидания" на сам склад.
   Затем Профессор, стоя на ящике, обратился к зловещей армии.
   - Мне сегодня нужна чертова работа, ребята, - начал он. - А почему бы и нет? Эти ублюдки пытались пустить мне кровь сегодня. Майкл Пег и Питер Дворецкий - первые мужчины в этом городе, открывшие меня, и если вы хотите, чтобы такие, как они, были вашими донами, то вы знаете, что делать.
   Послышался протестующий ропот и крики "Нет!" и "Вы наш человек, профессор".
   Мориарти улыбался всем своим лицом. "Ну, если я твой человек, то ты мой человек".
   Рваные возгласы, на которые профессор успокаивающе поднял руку.
   "Никогда не недооценивайте своего врага, мальчики. Три года назад я бы не дал вам и пары новочеканенных грошей за Майкла Грина и Питера Батлера, даже с их привычками и амбициями. Но не сомневайтесь, они добились больших успехов и, очевидно, думают, что нам ровня. Они обзванивают наши поместья и вчера забрали Копье. Сегодня они старались для меня. Так что теперь, черт возьми, я хочу, чтобы их разнесли по Ломбард-стрит до китайского апельсина, или я сам надену когти дьявола".
   На этот раз аплодисменты были единодушными.
   Затем Мориарти начал тщательную работу по распределению ночных дел. На это ушло больше часа, потому что шли споры о том, как быстрее добраться до некоторых домов и таверн, а также споры о том, кто воспользуется предоставленными Паркером фургонами и фургонами.
   С шести часов туда шел постоянный поток парней, курьеров Паркера, которые приносили последние разведданные о передвижениях людей Грина и Батлера. Два лидера соперничающей банды все еще находились в доме на Нельсон-стрит, который был целью Пэджета. И, заряжая свой старый пятизарядный револьвер, самый доверенный человек Профессора на мгновение подумал о Копье, задаваясь вопросом, что они найдут, когда ворвутся в убежище Пег.
   Они должны были уходить группами, начиная с половины седьмого, и прежде чем он ушел, Пэджет на короткое время разыскал Фанни.
   Она выглядела обеспокоенной, всю ночь прикрывая его тяжелой работой, помогая готовить и кормить. Теперь морщинки беспокойства бежали небольшими шипами между ее прекрасными бровями.
   - Сегодня вечером будет пролита кровь, Пип, не так ли? Много крови".
   "Немного." Он кивнул, звуча так застенчиво, как только мог.
   - О, Пип, береги себя, любовь моя. Ее руки крепко сжали его руки.
   Пэджет отпрянул, распахнув пальто, чтобы показать ей рукоять револьвера.
   "Если кто-то встанет у меня на пути, я сначала осмотрю его внутренности".
   Фанни нахмурилась. "Следите за собой".
   - С тобой все в порядке, Фан?
   Она склонила голову.
   - Ты сегодня достаточно занята, девочка, учитывая всю эту кухонную суету.
   "Это было приятно".
   - Ты ладишь с толкачом профессора?
   "Мэри?"
   "Мэри Макнил, которая отдает свою Мэри Джейн профессору".
   Фанни Джонс хихикнула. - Она в порядке, немного знающая жизнь. Но это не удивительно, вопросы, которые она задает".
   - Слушатель?
   "Много не пропускает".
   Пэджет задумался на секунду или две. - Следи за собой, Фан. У нас есть защита Мориарти, но девочки Сала Ходжеса знают больше трюков, чем вы когда-либо думали. Не говори ей много.
   Она протянула руку и нежно поцеловала его в обе стороны рта, обхватив руками его шею, словно желая прижать его к себе и отдалить от того, что должно было произойти. Пэджет посмотрел на нее, думая, что у него лучшая сделка, которую только может пожелать семейный человек. Затем он поцеловал ее в губы, крепко прижал к себе на мгновение и ушел.
  
  
   Семья Коллинзов была большой: отец, мать, один дедушка, две бабушки, шестеро детей - от восемнадцати до одиннадцати - восемь дядей, девять теток, трое из которых были настоящими кровными родственниками, и около двенадцати двоюродных братьев и сестер.
   Они жили в просторном старом доме, который когда-то был частью большого лежбища Сент-Джайлса, который все еще находился в процессе разборки. Дом Коллинзов был далеко не уникален, но оставался своеобразным лабиринтом; проходы, лестницы и комната за комнатой, соединенные между собой шкафами и ловушками - как какое-то закопанное логово.
   Эта покосившаяся и рассыпающаяся сложность идеально подходила для логова, в котором Эдвард Коллинз - глава семьи, тощее, тощее чучело - обучал своих родственников искусству фальсификатора. Здесь было место как для жизни, так и для работы, и, что было важно для безопасности, к этому месту можно было подойти только с одной стороны - по аллее, ведущей от Девоншир-стрит. В переулке, день. а ночью кто-нибудь из парней Коллинза или надежный наемник притаился, как ворона, чтобы предупредить незнакомцев. Эдвард Коллинз также держал четырех собак - больших животных, которым не хватало еды - на цепи возле двери.
   Эмбер, возглавлявший двенадцать крупных гангстеров, поставил своей первой целью семью Коллинзов, и они схватили ворона - мальчика лет двенадцати или тринадцати - в спешке, прежде чем он успел заметить их в темноте или поднять тревогу.
   Один из хулиганов ударил ворону, потеряв сознание, а другой быстро связал ее узлом Святой Марии. Другое дело собаки. Разбуженные дракой, они подняли шумный лай, натягивая свои цепи. Но еще до того, как молодой ворон упал, Эмбер повел остальных к двери. Замок был разбит пистолетной пулей - как и две ближайшие собаки - и сила была внутри, неистовствовала по комнатам, крушила и разрушала формы и прессы, выплескивала расплавленный металл и бросала рабочих на землю.
   Эмберу достаточно было привести в пример троих - Эдварда, его брата Уильяма и Говарда, двоюродного брата, - потому что они были тремя самыми хитрыми мошенниками во всей стае. Хитрый человечек отдавал приказы быстро, чтобы не было времени на паузу или сантименты из-за криков женщин. Эдвард, Уильям и Говард Коллинз были схвачены и сломаны руки и пальцы двумя самыми тяжелыми карателями в группе.
   Затем Эмбер увел своих людей, остановившись только для того, чтобы крикнуть в ответ плачущей, съежившейся группе: "Профессор шлет вам привет и найдет работу для всех верных и истинных семьянинов".
   Потом они ушли, а время было только половина девятого. Полчаса назад банда из пятнадцати хулиганов во главе с дородным Терремантом начала бесчинствовать в Ламбете и направилась к докам, где уличные бабы Пега вели свои дела. С женщинами обращались мягко, мужчины Терреманта избивали пойманных короткими кожаными ремнями; разносчикам денег, как на улицах, так и в своих трех обычных притонах в районе между Ламбетским дворцом и мостом Ватерлоо, были предоставлены более жесткие условия. Двое лежали мертвыми, прежде чем все кончилось, остальные были изрезаны, как мешки для ковров, или, по крайней мере, избиты до потери сознания. Затем Терремант продолжил наступление, повернув свой отряд к окраинам Вест-Энда Чаринг-Кросс, чтобы найти рипов, ковшиков, магсменов, пандусов и макеров, которые, как они знали, находились на службе у Грина и Батлера.
   Те, кого они нашли, были избиты или порезаны - один, главный хулиган, которого они подозревали в том, что он занимает высокое положение в компании Грина, был застрелен возле трактира на Стрэнде.
   К этому времени полиция была уже в бою, приведенная в состояние боевой готовности быстрыми и внезапными актами насилия, охватившими, казалось, большие районы города, и двое людей Терреманта были схвачены рекой.
   Но тем временем Ли Чоу руководил уничтожением двух публичных домов на Люпус-стрит и модного ночного дома на Джермин-стрит.
   Ли Чоу относился к шлюхам так же, как мужчины Терреманта относились к женщинам-солдатам и матроскам на востоке. Только тут было больше скандала, и многие порядочные лавочники и мужья, даже несколько человек исключительного воспитания, еще долго не желали приближаться к ночлежке.
   Внутренние помещения домов были разграблены: мебель сломана, окна выбиты, белье и одежда разорваны в клочья. Трех из пяти девушек, сбежавших из дома Сэла Ходжеса, вывели на Люпус-стрит, быстро связали снаружи (одну завернули только в простыню), под дулом пистолета затолкали в ожидающий фургон и увезли, чтобы Сэл разобралась с ними, как она увидела. поместиться.
   Денежные перевозчики и защитники, как на Люпус-стрит, так и на Джермин-стрит, расправились быстро. В течение получаса после непрекращающегося боя двое были мертвы, один умирал, трое искалечены на всю жизнь, а остальные серьезно избиты.
   Из людей Ли Чоу один умер от ножевого ранения на улице Люпус, другой был тяжело ранен (в том же доме), а еще один был задержан полицией на Хеймаркете.
  
  
   Джон Тоггер, изгородь, живший за рекой в Бермондси, среди вонючих запахов кожевников и кожевенников, перебирал серебряную посуду, когда его дверь треснула. Сначала он подумал, что это полиция (от которой он так успешно уклонялся в течение многих лет). Но четверо мужчин, которые подошли к нему, не были копами. Они били его, резали, оставляли без сознания, затем, не обращая внимания на зловонные запахи местности, спокойно погрузили все его спрятанные и ценные вещи и деньги в привезший их фургон.
   Через час те же четверо мужчин повторили процесс с Исраэлем Кребицем в Ньюингтоне.
   Полдюжины ночлежных домов возле станции Ливерпуль-Стрит были легкой добычей, вмещая всего по паре мужчин. Экономки почти не сопротивлялись, а заключенные были слишком напуганы кулаками, угрозами и ругательствами больших мужчин с железными мускулами, чтобы привести какой-либо убедительный аргумент.
   Они выполняли приказы Мориарти по системе - рвали постельные принадлежности, били топорами по грубым столам, стульям и кроватям, раскалывали кастрюли и посуду, а во многих случаях - и головы хранителей убранства.
   Также около девяти часов "Голова монахини" - вместе с рядом других таверн, часто посещаемых фракцией Зеленого Дворецкого - внезапно, казалось, приобрела много новых привычек: агрессивные мужчины, которые начинали драться и спорить через несколько минут после того, как заказали себе напитки. Споры стали более жаркими, а драки более жестокими; бросали кулаки, потом стулья и кружки, стаканы и кастрюли.
   В The Nun's Head больше всего пострадали постоянные клиенты, многие из которых были известны полиции. Основные общественные помещения также получили поломки и травмы, на ремонт которых ушло много времени.
  
  
   Ранним вечером численность наблюдателей Паркера вокруг дома на Нельсон-стрит удвоилась. Все они были хорошо спрятаны, некоторые замаскированы, все начеку. В восемь часов первая часть плана Мориарти для этой конкретной цели была приведена в действие. После восьми все лица, прибывающие или выходящие из дома, были тихо задержаны.
   Были использованы все навыки и уловки, так что около десяти часов два мускулистых громилы, подошедшие к парадной двери, обнаружили, что их внимание отвлекла молодая женщина подтянутой и приятной внешности. Девушка, казалось, материализовалась из тени прежде, чем кто-либо из звонивших успел постучать молотком в входную дверь. Она казалась огорченной и взволнованной по поводу местонахождения какого-то адреса по соседству.
   Двое мужчин, сильно привлеченные приятным поведением женщины, отвернулись от двери и предложили помощь, но когда они стояли в слабом, рассеянном свете от единственного уличного фонаря, их схватили сзади - руки зажали рты, спасательные круги затуманивание сознания. В считанные секунды потенциальные звонившие были утащены в тень, а молодая женщина растворилась, оставив улицу снова тихой.
   Вскоре по улице бежал мальчик, мало чем отличавшийся от одного из бегунов, которых использовал Паркер, направляясь, несомненно, к двери Грина; но, когда он тоже миновал тени, протянулась нога и споткнула его, шлепнув в канаву, откуда его быстро подняли и унесли, твердая мозолистая рука заглушила любой звук из его маленького рта.
   Через полчаса из дома вышел высокий, плотный мужчина, одетый в длинную темную шинель, с нахлобученной прямо на голову высокой потрепанной шляпой. Он осторожно закрыл за собой дверь и постоял некоторое время, украдкой оглядывая улицу. Его красное, скуластое лицо, изрытое шрамами и изрытое, как поле боя, было ясно видно, и казалось, что он прислушивается к любому звуку, высматривает любое неблагоприятное движение.
   Через секунду или две он повернулся и пошел неторопливым шагом в направлении Коммершл-роуд. Он не добрался туда - закончив свое путешествие, связанный, как рождественский гусь, в кузове небольшого фургона, в котором также находились связанные и напряженные тела двух мужчин и мальчика, который недавно пытался войти в дом.
   Пэджет и его люди прибыли поодиночке, по двое и по трое, собравшись в окрестностях Коммершл-роуд в тени около девяти часов, вездесущий Паркер выполз из дымной темноты и появился рядом с Пэджетом.
   "Они все еще внутри, за исключением одного парня, которого мы взяли", - выдохнул он.
   - Грин и Батлер тоже?
   "Пробыл там весь день. Они у тебя капают, Пип.
   "Я заставлю этих ублюдков капать". Кровь Пэджета вскипела, он был готов к самой важной битве ночи. - Тогда сколько у вас сзади?
   "Четыре, но ни одного веса".
   Пэджет кивнул и отдал спокойные инструкции, отправив четверых своих самых крепких людей в заднюю часть дома, чтобы отрезать возможных побегов и заманить жителей в ловушку двунаправленной атаки.
   У него уже было приблизительное представление об интерьере, Мориарти получил детали из одного из соседних домов, который был близнецом штаб-квартиры Грина. Это было высокое, узкое здание, простиравшееся на приличную длину до небольшого обнесенного стеной участка неухоженного сада. Внутри входной двери проход вел в большую комнату в задней части, одна дверь слева вела в то, что обычно было передней гостиной. Комната нижнего этажа в задней части дома вела, в свою очередь, в маленькую кухню, а лестница в коридоре вела на второй и третий этажи, в каждом из которых было по три комнаты. Над ними был чердак, видимый с улицы маленькими мансардными окнами.
   Когда все было готово, Пэджет дал протяжный и дрожащий свист, который был сигналом, и основные силы его отряда ринулись к парадной двери, которую они выбили тремя осколочными ударами кувалды.
   Майкл Грин, несомненно, был предупрежден, но еще не был полностью готов. Когда они ввалились в дверь, из двери передней выпорхнула фигура: дозорный, который, возможно, задремал на своем посту у окна. Он бросился в большую заднюю комнату, откуда доносились звуки - крики и шум внезапной возни.
   Около шести человек Пэджета были в холле, когда убегающая фигура достигла дверного проема, повернулась и произвела пять выстрелов в наступающую толпу. Он стрелял яростно, но с некоторым успехом: Пэджет остался невредим, но трое его людей упали, один из них больше никогда не поднялся.
   Прежде чем стихло эхо первого выстрела, Пэджет снял с пояса револьвер и открыл ответный огонь. Сзади дома раздался грохот - люди Пэджета сзади протолкнули их внутрь, - затем, подобно огромной волне, они хлынули в комнату в конце прохода, приток из пяти или около того человек, оставив основные силы на произвол судьбы. взбираться по лестнице.
   Противоборствующие стороны встретились в большой тыловой комнате, люди Грина зажались между двумя штурмовыми группами Пэджета в яростной рукопашной схватке. Они боролись за свою жизнь, все до единого, потому что это было смертельно опасное дело, и они не соблюдали никаких правил чести, рыцарства или правил, установленных маркизом Куинсберри.
   Мужчины сомкнулись друг на друге, кусая, пиная, выдавливая, пиная, используя локоть и колено, а также кулак, так что вздрагивающее и замкнутое пространство наполнилось ворчанием и криками, хрустом костей и костяшек пальцев и грубыми визгами. боли.
   Пэджет знал о Майкле Грине где-то возле кухонной двери, но не заметил Батлера в общей схватке. Он рванулся в сторону Грина, но тут же был занят коротким стволом человека, очень опытного в искусстве рукопашного боя. Он напал на Пэджета, сначала со злобным ножом с длинным лезвием, низко и опасно замахнувшись, держа оружие перед собой и нанося удары вперед.
   Пэджет, отреагировав единственно возможным способом - револьвер у него все еще был наготове, - отвел большой палец на курок и нажал на спусковой крючок. Прошла потерянная доля секунды, прежде чем он понял, что оружие заклинило; затем, в последний момент, он сильно ударил пистолетом по руке нападавшего. Каким бы тяжелым он ни был, мужчина слегка отступил в сторону, так что пистолет Пэджета только задел его рукав, а сам Пэджет повернулся вправо, чтобы избежать яростного укола, направленного ему в живот.
   Револьвер был бесполезен, кроме как в качестве снаряда, и Пэджет, придя в себя, метнул его в лицо нападавшему, но тот снова пригнулся, опустив голову, его тело быстро рванулось к Пэджету, теперь представляя собой большую мишень, нож метнулся сбоку. в сторону, так что Пэджет не мог сказать, откуда будет нанесен последний удар.
   Он выбросил кулак, целясь длинной рукой в верхнюю часть груди чив-художника, немного ниже горла, и почувствовал, как она с трудом вошла. Его агрессор внезапно задохнулся, дыхание вырвалось из него, как пар из железнодорожного паровоза, его лицо покраснело, с скоплением мелких бородавок вокруг левой ноздри, пот выступил на лбу, под взлохмаченными волосами и стекал тонкими струйками. ручейками по его щеке.
   Пэджет двигался уверенно и быстро, в то время как человек все еще был запыхавшимся, прежде чем его рука с ножом смогла подняться снова. На консолидацию ушла всего секунда: колено уперлось в пах, а лезвие правой руки рубило, словно тесаком, горло.
   Человек с бочонком завыл от боли, когда колено Пэджета сжалось, он согнулся и выронил нож, крик оборвался, когда рука вонзилась ему в горло, заставив его с бульканьем откатиться назад, чтобы врезаться в ноги других борющихся мужчин и замереть.
   Пэджет напрягся, чтобы схватить свой револьвер, который бездействовал на полу, воздух вокруг него был наполнен потом и запахом крови.
   Когда он выпрямился, Пэджет увидел, как Грин отправил одного из карателей обратно в суматоху, когда тот развернулся и схватился за кухонную дверь.
   Пэджет пошел за ним, отбрасывая на плечи сражающиеся пары и отбиваясь ботинком от одного нападавшего. Но к тому времени, как он добрался до двери, Грина уже не было. Мужское тело лежало близко к стене, почти загораживая вход в кухню, так что Пэджету пришлось отталкивать его пяткой, теряя драгоценные мгновения, прежде чем он последовал за Пег в темноту за ней.
   Он снова потерял его, потому что задняя дверь, ведущая из кухни в обнесенный стеной сад, повисла на петлях, и снаружи доносилось тяжелое дыхание и приглушенный стук шагов.
   Пэджет прислонился к косяку, быстро изучив свой револьвер, прочистив засор, прежде чем рвануться к внешней двери.
   Майкл Грин подтягивался к дальней стене в конце сада, на мгновение выделяясь на фоне тусклого неба. Пэджет тщательно прицелился и выстрелил, но в этот момент Грин бросился вниз по дальней стороне стены.
   К тому времени, как Пэджет достиг кирпичной кладки и пошел по маршруту узурпатора Мориарти, разыскиваемая птица уже улетела, не оставив ни следа, ни звука.
   Невольно Пэджет вернулся обратно к дому, где смятение улеглось, потому что его люди к этому времени уже полностью контролировали ситуацию - лечили своих раненых и выстраивали тех из людей Грина, которые еще могли стоять. Дело было сделано, но, казалось, так и не решена главная задача - взять ни Грина, ни Батлера.
   Люди, промывшие верхние этажи дома, сбили только четырех хулиганов Грина.
   - Никаких следов Батлера? Пэджет спросил нескольких карателей, но получил мрачные отрицательные ответы.
   Он знал, что у них не так много времени, потому что скоро прибудет полиция; но когда он стоял между задней нижней комнатой и кухней, то услышал среди пыхтения и стонов вокруг себя тихий, хотя и упрямый звук рыданий. Он проследил звук до задней части кухни, где в углу скорчилась девушка.
   Грубо Пэджет вытащил ее на свет.
   - Что это, шлюха Грина?
   Он мог слышать хриплость в своем голосе, и в его сознании возникла картина перевернутых обстоятельств: Грин говорит что-то похожее на Фанни Джонс.
   Девушка всхлипнула, уставшая и грациозная Флоренция. Ее лицо было в грязи, а коричневая юбка в пятнах жира и слишком долгой готовки; волосы у нее были естественного светлого оттенка, но всклокоченные и грязные: в общем, жалкое зрелище.
   "Кто ты тогда? Давай, девочка, мы не можем терять время. Снова грубые и колющие слова, как удары.
   - Чердак... - захныкало существо. "Ради бога-с, идите на чердак..."
   "Дворецкий? Дворецки на чердаке?
   - Нет, сэр, он перелез через стену после того, как ваши люди ворвались внутрь. Он дал мне это. Теперь Пэджет мог видеть темную припухлость и поврежденную кожу на левой щеке девушки. "Чердак. Человек по имени Берт...
   В ярости атаки Пэджет на мгновение забыл о Берте Спире. Он направился к лестнице, поманив двух карателей следовать за собой, волоча за собой все еще плачущую девушку.
   Гарпун был один на чердаке, лежа на спине на грязном матрасе. На минуту они подумали, что он умер, потому что Грин и Батлер оставили его в жалком состоянии, с разбитым и запекшимся кровью лицом, с пятнами ожогов на плечах и предплечьях и с его ногтями и кистями рук, что-то невообразимое. .
   Только когда его подняли, Гарпун пришел в сознание и застонал.
   - Все в порядке, Берт. Это Пип. У нас есть вы сейчас. Мы отвезем вас обратно в Лаймхаус.
   Слабое Копье поднял голову. - Ты понял ублюдков, Пип?
   "Не все, но организация Грина разгромлена навсегда".
   Копье, казалось, улыбалось. "Девушка... девушка, Бриджит. Хорошая девочка... вытащи ее.
   Пэджет повернулся к неряхе. "Это ты?"
   Она кивнула. "Я Бриджит. Он был добр ко мне".
   - Тогда тебе лучше пойти с нами.
   Они вынесли Копья и положили его в одну из телег, ожидающих в переулке. Когда он загрохотал, Пэджет взял девушку за руку.
   "Тогда пошли." Он все еще ощущал на ней запах дома Грина. - Возле Олдгейта ждет такси. Вы можете пройти так далеко?"
   Она кивнула. - С ним все будет в порядке?
   Пэджет привлек ее к себе, выходя, так как не хотел никаких контактов с полицией, которая к этому времени была на Нельсон-стрит.
   "Кто? Берт Спир? он спросил.
   "Да."
   - Он будет там раньше нас. Они присмотрят за ним.
   Она попыталась идти рядом с ним, почти бегом, чтобы не отставать.
   - Вы люди профессора? - спросила она, задыхаясь от напряжения.
   - Что ты о нем знаешь?
   "Я слышал кое-что. Назад туда. Несмотря на то, что они держали меня в доме, я все равно что-то слышал".
   "Они держали тебя внутри? Для чего?"
   "Чтобы готовить для них и обслуживать их..." Она сделала паузу. "Всячески. Ублюдки, вы должны были получить Пег и этого грубого Дворецкого.
   "Это то, за чем мы пришли. Но мы поймаем их, девочка. Мы их еще получим. Их структура разрушена, и они не могут вечно прятаться от Профессора".
   Они подошли к такси, и Пэджет помог ей сесть внутрь. Было бы интересно, подумал он, узнать, что за женщина скрывается за этим грязным и неряшливым существом, с которым Грин и Батлер, несомненно, так плохо обращались. В ней должно было быть что-то, какой-то дух или привлекательность, чтобы Гарпун выказал ту заботу, которую он проявлял из-за своего измученного состояния.
   Внезапно Пип Пэджет почувствовал душевную и физическую усталость. Запах ночных дел все еще стоял в его ноздрях и синяках на ноющих конечностях. Ему очень хотелось прижать Фанни к себе и услышать ее шепот ему на ухо, и, чувствуя желание, он испытывал то же сбивающее с толку чувство неудовлетворенности, которое появлялось при мысли о Фанни - маленьком залитом солнцем изображении их пары, и решетчатый домик с детьми вокруг женской юбки, и чистый воздух в его легких.
   Он отогнал эти мысли, понимая, сколь многим в своей жизни он обязан профессору Мориарти и насколько невозможно было бы жить иной жизнью, кроме той, что уже вытравлена для него его мастером в преступлении. Пэджет не понял бы, если бы кто-нибудь сказал ему, что в душе он романтик.
  
  
   Штаб-квартира в Лаймхаусе кипела жизнью: женщины лечили мужчин, другие перебирали товары, награбленные у Тоггера и Кребица, выпивали и даже смывали ночной пот со своих тел - не самое любимое времяпрепровождение в их братстве, но поощряемое. профессором.
   В своих покоях Мориарти услышал эту новость и был в восторге от того, как его люди уничтожили его соперников, хотя он был глубоко встревожен и раздражен, узнав, что и Грин, и Батлер едва не попали в плен.
   - Думаешь, у них были предварительные сведения о наших планах? - спросил он Пэджета, сидевшего перед столом, все еще покрытого пылью и кровью ночи.
   - Они были уверены, что вы вернулись. Ты знаешь это по боли в собственном плече. Мориарти все еще носил перевязку на поврежденной руке. "Но, - продолжил Пейджет, - я не думаю, что они знали все подробности. Если только... - Его голос стих, как будто его унесло ветром.
   "Пока не?" Профессор уставился на него глубокими глазами, дважды медленно повернув голову.
   Пейдж вздохнул. - Если только они не вырвали его у Копья, хотя я в этом сомневаюсь, потому что подготовка была невелика. Как будто они только что пронюхали о делах и отчаянно не знали, что делать. В конце концов, никто из их других людей не был предупрежден.
   "Тогда это просто чувство, которое у вас есть? Какая-то интуиция?
   "Можно так сказать. Это вызывает беспокойство".
   Мориарти кивнул. - Мы должны поговорить с Копьем.
   "Если он может говорить. Он сильно ранен, профессор.
   Копья отвели в его собственные покои, и женщины раздели его, вымыли и промыли его раны, приложив к ожогам льняные тряпки, смазанные пикриновой мазью, и обмотав его поврежденные руки и ногти бинтами, намазанными пчелиным воском и сладким маслом. (Миссис Райт владела некоторыми простыми исцеляющими искусствами ухода за больными.) Они также давали ему бренди маленькими глотками, и к тому времени, когда Мориарти и Пэджет подошли к постели, Спир уже лежал на дне сна.
   - Ты поправишься, Копье, - сказал Мориарти тихо, но авторитетно. - Но вы должны сказать нам, вы сломались под пытками? Ты дунул на нас, Копье? Правда сейчас не повредит.
   Копье застонал, медленно открывая глаза. Его голос был далеким, но он не был в бреду.
   "Я ничего не говорил... ничего... Ближе к концу... они знали, что что-то происходит... Будьте осторожны, рядом с вами есть кто-то, профессор... кто-то давал им слово..." Он был слишком слаб, чтобы продолжать, но в последнем усилии вздохнул. . "Бриджит... где Бриджит?"
   - Она здесь и в безопасности, Берт, - Пэджет наклонился вперед, приблизив губы к уху Копья. - Она придет к вам прямо.
   Он был уверен, что Копье не услышал тихого слова Мориарти. - После того, как мы с ней поговорили.
   Они вернулись в покои Профессора, останавливаясь по пути, чтобы ускорить людей до их комнат или других мест, которые они называли домом, и сообщить, что девушку Бриджит нужно доставить к Профессору.
   Помогая со Спиром, Фанни Джонс и Мэри Макнил взяли Бриджит в свои руки. На кухне приготовились заняться ранеными, так что было много горячей воды, кипятившейся на конфорках и на плите, а также в большом котле.
   Они заперли кухонную дверь, вынесли большую жестяную ванну и принялись вытирать несчастную девушку дочиста, вытирать ее насухо полотенцем, а затем мыть волосы смесью, которую Мэри узнала от Сала Ходжеса: нашатырным спиртом, розмариновым спиртом, настойкой кантариды, миндальное масло и лавандовая вода.
   Когда девушка высохла, Мэри МакНил потерла Бриджит длинные волосы, а Фанни пошла к своему шкафу, чтобы найти ей единственное запасное платье с нижней юбкой, длинными белыми панталонами, чулками и туфлями, в которое они одели девушку, расчесав ей волосы и нанесла немного сухого крахмала, смешанного с водой и аррорутом, на багровый синяк на щеке. Именно на этих последних этапах подготовки прибыл Пэджет и сказал, что Бриджит требуется в комнату профессора.
   Она, что вполне естественно, испугалась в присутствии профессора, но его странное и совершенно гипнотическое воздействие вскоре ее успокоило.
   "Расскажи нам о себе, Бриджит", - сказал он ей, и она в ответ рассказала им историю о том, как в возрасте семнадцати лет отец отправил ее из Ирландии к тете и дяде в Ливерпуль.
   Мориарти улыбнулся и сказал ей, что они хорошо поладят, потому что его детство прошло в Ливерпуле. Она пробыла там всего год, когда познакомилась с молодым моряком по имени Райбет. Он убедил ее поехать с ним в Лондон, где она жила с ним недалеко от лондонских доков, положение, от которого она вскоре устала, поскольку, хотя он совершал лишь короткие рейсы между Лондоном и северным побережьем Англии, он стал тратить больше денег. и больше времени он проводил со своими дружками, оставляя ее на произвол судьбы. Денег всегда не хватало, и она призналась, что какое-то время хвасталась, и даже хуже, потому что Бриджит в душе была злодейкой.
   Затем Мориарти спросил ее, где, по ее мнению, могут скрываться Грин или Батлер, но она, казалось, понятия не имела: все, что ей больше всего приходило в голову, это тот факт, что она ужасно голодна и нуждается в отдыхе. Мориарти смягчился, попросив Пэджета отвести ее к Кейт Райт и Фанни Джонс и проследить, чтобы ее накормили и предоставили постель.
   В дверях Бриджит повернулась, чтобы поблагодарить профессора.
   - Есть одно дело, - сказала она усталостью в голосе. - У них было сообщение сегодня утром, до того, как они поругались с Бертом. Его принес мальчик, которого я раньше не видел, и после того, как Майк Грин прочитал его, он был чертовски зол. Я слышал, как они разговаривали, и вас упомянули, сэр. Сообщение было от кого-то из ваших близких - я думаю, от женщины.
   Пэджет снова закрыл дверь, проводя ее обратно в кресло, где они тщательно исследовали ее вопросами в течение следующих получаса, обнаружив, что Грин и Батлер ожидали другого сообщения, которое так и не пришло. Они также пришли к выводу, что если и был предатель, то это мог быть только один из четырех человек.
   После того, как Пэджет отвел девушку на кухню, он вернулся в покои Мориарти. Оба мужчины выглядели серьезными.
   "Проследите, чтобы к ее двери был приставлен охранник, и никому об этом не говорите", - приказал профессор. - Я не хочу, чтобы она оставалась с кем-либо из них надолго.
   "Мы взяли заключенных на Нельсон-стрит", - сказал Пейджет, имея в виду двух мужчин и мальчика, которых они поймали, когда они шли к дому, и человека, который появился перед штурмом.
   Остальные люди Грина и Батлера остались в доме, и многие из них теперь находятся под стражей в полиции.
   "Я думаю, было бы лучше, если бы мы поговорили с ними. Завтра, однако, мой разум гудит сегодня вечером".
   Было раннее утро вторника, когда Пейджет, хотя и более молчаливый, чем обычно, лег рядом с милой Фанни Джонс.
   ВОРОНА СРЕДИ ГОЛУБЕЙ
  
   Со вторника, 10 апреля, по четверг, 12 апреля 1894 г.
  
  
   Вспышка насилия, произошедшая ночью 9 апреля, вызвала у инспектора Кроу большое беспокойство. Было ранено множество невинных людей, а также много тех, кто давно был лишен невиновности. Как всегда, те, кто были известными злодеями, мало что могли рассказать.
   Было ясно, что насилие было вызвано лобовым столкновением между двумя бандами негодяев, и в Скотланд-Ярде возникло сильное беспокойство, поскольку за злодеями, казалось, стояла большая организация.
   Но Кроу больше беспокоило дело, дошедшее до его сведения с фамилией Друскович: это была для него важная зацепка, поэтому он передал вопрос о насилии в понедельник своим подчиненным, поручив им по возможности присутствовать на допросе. заинтересованных лиц; принять к сведению, если имена Мориарти или полковника Морана вызовут какую-либо реакцию; и сохранить детали, которые должны были быть переданы ему для изучения на досуге.
   Передоверив эту власть, Ангус Маккриди Кроу приступил к собственным расследованиям, касающимся трех бывших детективов, Друсковича, Мейкледжона и Палмера, и той несчастливой роли, которую они сыграли в скандале с Гонкуром.
   Факты дела были сложными, и Кроу потребовалось много времени, чтобы просмотреть файлы. В начале 1870-х годов была чума мошенничества и мошенничества, и все они носили один и тот же характер и касались скачек.
   Используемый метод известен и сегодня. Он действовал в основном за счет рекламы, размещенной в газетах как дома, так и за границей, в которой утверждалось, что компания - обычно с некоторыми известными именами в совете директоров - готова облегчить боль от азартных игр на спорте королей. Все, что нужно было сделать игроку, это отправить деньги. Компания делала ставки за него, предлагая быстрый и легкий возврат выигрыша.
   Человеческая раса всегда доверчива, когда речь идет о легком выигрыше, - люди слишком охотно отправляют наличные деньги. Во многих случаях люди получали вежливые расписки, в других - нет. Излишне говорить, что никто не получил никакого выигрыша.
   Конечно, люди жаловались, но при проверке офисов компании полиция обнаружила либо пустой офис, либо адрес жилья.
   К 1873 году было подсчитано, что мошенничество приносило 800 000 фунтов стерлингов в год, что было слишком высокой прибылью, чтобы сыщики могли бездействовать; таким образом старший инспектор Кларк, человек с аккуратным, хотя и лишенным воображения умом, был назначен ответственным за это дело. Вскоре стало очевидно, что у мистера Кларка большие проблемы. В последующие месяцы Кларк был в шаге от того, чтобы поймать банду, но к тому времени, когда он добрался до адреса, предоставленного невольными жертвами, виновные в мошенничестве скрылись, оставив мало следов, кроме пепла сгоревших бумаг.
   В конце концов у старшего инспектора остался только один неприятный вывод: кто-то из его собственных сил предупреждал злодеев.
   Несмотря на то, что это было тяжело для желудка, подозрения указывали на сержанта по имени Джон Мейклджон. Но не было ни веских доказательств, ни реальных улик относительно злодеев. Кларк и его люди просеивали и искали, кропотливо занимаясь своим ремеслом.
   Потом задел начал окупаться. Под серьезное подозрение попали два осужденных преступника, мужчина по имени Уолтерс, владелец "Грозди винограда" в Хилборне, и некий Эдвин Мюррей. В конце концов мелкий преступник выдвинул против них обвинения в нападении и в процессе спел длинную песню, связывающую Уолтерса и Мюррея с мошенничеством с газоном вместе с так называемым вдохновителем по имени Курр.
   Уолтерс и Мюррей были арестованы, но Курр спасся бегством, будучи заранее предупрежденным. Уолтерс и Мюррей предстали перед судом по обвинению в нападении, признаны невиновными и освобождены, но повторно арестованы по обвинению в заговоре с целью мошенничества.
   Доказательства того, что Мейкледжон был человеком банды во дворе, были неубедительными, как и в случае с Уолтерсом и Мюрреем. Им обоим дали залог, который они нарушили, исчезнув, по слухам, в Америке.
   Тем временем главный инспектор получил информацию от мистера Йонге, проживающего на острове Уайт. Йонге, как оказалось, мало что рассказал, за исключением того, что Уолтерс попросил его перевести несколько газетных объявлений для размещения в иностранных газетах. Излишне говорить, что эти объявления касались мошенничества с газоном.
   Против Мейкледжона нельзя было принять никаких мер, но в качестве меры предосторожности его отдали на Мидлендскую железную дорогу и присвоили звание инспектора полиции компании.
   Зимой 1877 года весь мошеннический карбункул раскрыл свою вторую голову, когда парижская адвокатская фирма обратилась к суперинтенданту Уильямсону, главе сыскной службы. Их клиенткой была графиня Гонкур, у которой, как они подозревали, английские инвесторы, занимающиеся скачками, выманили 10 000 фунтов стерлингов. Сначала к ней обратился мистер Монтгомери, который по глупости сообщил графине подробности своего адреса в Лондоне.
   Главный инспектор Кларк, не говоривший ни на каком другом языке, кроме своего родного, передал дело главному инспектору Нату Друсковичу, языковому эксперту Департамента уголовных расследований.
   Друскович отправился арестовывать Монтгомери, но вернулся один и несчастный. Кларк никому не сказал, что арест был неизбежен; и все же еще раз было получено предварительное предупреждение - и на этот раз без помощи Мейкледжона, который был занят разбором криминальных неурядиц Мидлендской железной дороги.
   Палец мог указать только на одного человека - Друсковича, которому оставили вести дело. В течение нескольких дней Друскович, похоже, вернул себе доверие, поскольку отследил некоторые банкноты, выплаченные графиней по чеку. След привел к Эдинбургу, где банкноты были обналичены человеком, который соответствовал описанию не кого иного, как услужливого мистера Йонге, который был столь открыт во время арестов Уолтерса и Мюррея.
   За Йонге следили вместе с человеком по имени Гиффорд до отеля "Королева" на мосту Аллана, где они встретились с другим подозреваемым - инспектором Мейкледжоном. Друсковича отправили на арест, снова промахнувшись мимо преступников.
   Кларк и суперинтендант немедленно приказали Друсковичу и Мейкледжону объясниться в письменной форме. Друскович сказал, что эти преступники, как известно, неуловимы, а он мог ошибаться только; Мейкледжон утверждал, что он имел полное право находиться в отеле Queen's Hotel, Bridge of Allan, поскольку он был по делам компании в поисках пропавшего сундука. Он понятия не имел, что разговаривает с разыскиваемыми людьми, когда делил трапезу с Йонге и Гиффордом.
   Затем Друскович предпринял действия, которые привели к его падению, предположительно в попытке показать невиновность. Он направил в Ярд три улики. Во-первых, промокательная бумага, взятая из курительной комнаты отеля, на которой были смазаны, расплывчаты слова: "Не мешай хромому". Йонге был хромым.
   Во-вторых, телеграмма, адресованная мистеру Гиффорду в Королевский отель, следующего содержания:
  
  
   ЕСЛИ ШАНКС НАХОДИТСЯ РЯДОМ С ОСТРОВОМ УАЙТ, ПОЗВОЛЬТЕ ОН НЕМЕДЛЕННО УЙТИ И УВИДЕТЬСЯ ВАС. ПИСЬМО СЛЕДУЕТ. У. БРАУН. ЛОНДОН.
  
  
   Дом Йонге находился в Шанклине.
  
  
   Последнее было письмо:
  
  
   Мистер Уильям Гиффорд...
   Уважаемый господин.
   Есть очень важные подробности из Эдинбурга, о которых, я полагаю, вы знаете. У них есть адрес в магазине здесь. Также известно, что вы были в Лондоне день или два назад. Возможно, вам лучше увидеться со мной, потому что все начинает выглядеть подозрительно. Новости могут быть переданы на остров Уайт, где находится Шанклин. Тебе видней. Д едет в Уайт завтра. Отправьте это обратно. У. Браун, который был с вами на "Дэниэле Ламберте".
  
  
   Почерк принадлежал самому высокопоставленному и доверенному офицеру УУР - главному инспектору Уильяму Палмеру.
   Через несколько дней Йонге, Курр, Мюррей и еще трое были арестованы голландской полицией в Роттердаме и доставлены в Лондон для суда. Йонге был приговорен к пятнадцати годам каторжных работ; Курр и трое других получили по десять лет каждый; и Мюррей восемнадцать месяцев в качестве аксессуара.
   В течение нескольких недель Друскович, Мейкледжон и Палмер нарисовали по два года каждый, и даже главный инспектор Кларк был обвинен Курром - особенно злобная и клеветническая попытка, которая провалилась.
   Инспектор Кроу обдумывал файлы, трижды прочитывая детали. Был один клочок улики, теперь связывающий Мориарти с этим событием, исходящий от смертного одра Ната Друсковича. Это было предметом серьезного размышления и детального исследования. Больше, чем когда-либо, инспектор Кроу тосковал по тем спискам преступлений и системам регистрации, которые были под рукой у континентальной полиции. Он также начал задумываться о Мориарти, возможно, впервые в серьезном контексте.
   Было важно, чтобы он быстро поговорил хотя бы с одним из основных персонажей, которые были замешаны в скандале с де Гонкуром. Даже если бы их удалось найти, у него не было желания разговаривать с Йонге, Курром или кем-то в этом роде. Сначала ему придется воззвать к чувствам Мейкледжона или Палмера.
   Не прошло и получаса, как он узнал, что последний отчет о Палмере заключался в том, что он управляет пабом в Хортоне. Кроу верил, что можно бить раскаленным железом, и сразу же отправился в утомительное путешествие - безрезультатно. По прибытии ближе к вечеру он обнаружил, что Палмер совсем недавно отказался от трактира, чтобы эмигрировать в Австралию и начать новую жизнь. Это озадачило Ворона, поскольку Палмеру сейчас должно быть почти шестьдесят лет - странный период жизни, чтобы начать отращивать новые корни.
   Было уже поздно, когда инспектор вернулся в Лондон. Он собрал отчеты за день - о насилии в понедельник вечером - и устало вернулся к нежным чарам миссис Сильвии Коулз на Кинг-стрит. На следующий день он начнет искать Мейкледжона.
  
  
   Около десяти утра во вторник Мориарти созвал короткую конференцию с Эмбером, Ли Чоу, Пэджетом и Паркером. Гарпун провел беспокойную ночь, все еще испытывал сильную боль, но лихорадка, охватившая его вначале, похоже, утихла.
   Ли Чоу было поручено передать Солли Абрахамсу добычу, отобранную у Тоггера и Кребица, вместе с сообщением, что сам Мориарти увидит старый забор в течение двадцати четырех часов.
   Паркер, который все еще наводил справки об инспекторе Кроу, получил приказ отправить своих людей и собраться, чтобы оценить мнение в преступном мире, подкрепить дело Мориарти и продолжить поиски Грина и Батлера. Задача Эмбер заключалась в том, чтобы связаться с тремя ворами, Фишером, Кларком и Гэем, и приказать им отправиться в штаб-квартиру Лаймхауса для совещания с их лидером.
   "Я должен поговорить с ними о деле Хэрроу", - сказал профессор. "В этом хабара хватит на всех". Затем, повернувшись к Пэджету, сказал: "Ты будешь нужен мне со мной, поскольку у тебя есть вся земля".
   Пэджет выглядел угрюмым, надеясь, что Мориарти не будет настаивать на том, чтобы он пошел на настоящую трещину.
   - Не надо выглядеть таким жадным, Пип. Профессор редко обращался к кому-либо из "преторианской гвардии" по имени, особенно в присутствии других. "Вы должны выйти замуж. Фанни уже назначила дату?
   Пэджет покачал головой, бросив на Мориарти взгляд, который можно было бы истолковать как опасный.
   - Ну, тогда я ей устрою. Мориарти улыбнулся. "Как насчет недели сегодня? К тому времени у нас должна возникнуть потребность в развлечениях.
   Пробормотал согласие, и Мориарти проинструктировал их, что слово должно быть передано.
   "Это будет день празднования. Правильный стук, Пип, вот что ты получишь. Свадьба, достойная короля и королевы".
   Большой крепкий Пэджет едва не покраснел.
   "Мы должны консолидироваться". Профессор легко переключился на другую тему, переместив свой вес на стуле и перебирая перевязь, на которой все еще покоилась его поврежденная рука. "Я не допущу, чтобы другие неуклюжие злодеи пытались сместить меня с моего законного места или разделить мою семью. В пятницу мои люди прибывают из Парижа, Рима, Мадрида и Берлина. Они должны видеть, что мы здесь на высоте. До этого мне нужно, чтобы мальчики Джейкобс вернулись в часовню. Эмбер, - резко повернувшись к маленькому человечку, - после того, как вы передадите мое сообщение Фишеру и остальным, вы должны привести Элтона в "Сталь". Я поговорю с ним сегодня вечером.
   Встреча закончилась, и Мориарти остался наедине с Пэджетом, которому он приказал остаться.
   - У тебя есть еще мысли по поводу того, что мы обсуждали прошлой ночью? - спросил профессор, как только остальные удалились за пределы слышимости.
   "Это может быть только один из четырех". На лице Пейджета отразилось крайнее беспокойство. "Но это почти немыслимо. Мы должны допросить тех, кого прошлой ночью забрали с Нельсон-стрит. - Он закусил губу. - Ты серьезно насчет свадьбы?
   Мориарти молчал целую минуту, прежде чем кивнул в знак согласия. "Ужасно серьезно". Его здоровая рука властно взмахнула, словно сигнализируя, что часть разговора окончена. - Терремант все еще в здании?
   "Терремант и четверо других. Тот, кто смотрит Роуча и Фрая".
   - Хорошо, они нам понадобятся.
   - Остальные присматривают за бригадой с Нельсон-стрит.
   - А мальчика держали отдельно?
   "Трое мужчин вместе. У мальчика охраняемая камера рядом с моей.
   - Хорошо, тогда мы сначала увидим мальчика.
   Архитектор и строитель, тайно переделавшие склад, были хитрыми людьми. Покои Мориарти были построены на втором этаже здания, занимая заднюю часть, и располагались над зоной, которая образовывала "приемную" и кухню. Когда кто-то входил на главный цокольный этаж склада, он казался бесплодным, заброшенным и разрушенным до состояния, близкого к разложению. Мало кто догадался бы, что длинные стены, идущие влево и вправо, были фальшивыми, скрывающими переходы, проходы, ведущие в кухонную зону.
   Из этих проходов винтовые железные лестницы вели к остальной части второго этажа, который представлял собой улей из жилых и спальных комнат, кладовых и маленьких голых кирпичных камер, идеально подходящих для хранения оружия, добычи или, в такие моменты, как этот, заключенных.
   Комната Пэджета была большой, с окнами, напоминающими те, что можно увидеть в мастерских художников, обращенными к грязному небу, но дающими хороший свет. В нем находились все необходимое для жизни: кровать, письменный стол, еще один стол, за которым он и Фанни ели, стулья-тумбы, кресла и в одном углу шкаф современного дизайна, который дополнялся с другой стороны комнаты. комнату соответствующим комодом.
   Несколько картин украшали стены, в основном дешевые репродукции, остатки мелких грабежей или мелких кражи, а на комоде аккуратно лежала пара серебряных кистей рядом с серебряным ручным дамским зеркальцем.
   Комнату окружали две из множества кирпичных камер: одна использовалась как склад для оружия, а другая в настоящее время занята мальчиком, которого люди Паркера подстерегли возле дома Грина на Нельсон-стрит. Именно в эту камеру направились Пэджет и Мориарти - Пэджет забрал ключ от кухни, где Бартоломью Райт отвечал за замки и связанные с ними механизмы.
   Мальчик лежал на полу, подтянув колени к животу, маленькое недоеденное лицо запрокинуто назад и исказилось от боли. Он был очень тих, и первой мыслью Пэджета было, что Моран, должно быть, выглядел так, когда его нашли в тюрьме Хорсмонгер-Лейн. Было немного рвоты и остатки еды - немного бекона, сосисок и кружка пива - разбросаны по столу. После этого Пэджет всегда вспоминал, как это ни странно, детские волосы, спутанные, вьющиеся, жесткие и упругие от грязи.
   Мориарти тихо выругался, и сердце Пэджета упало, как в животе.
   "Яд." Мориарти говорил шепотом. - Яд, такой же, как у полковника.
   Лицо Пэджета застыло, как гранитная фигура на каком-нибудь мемориале на кладбище.
   "Его завтрак". Голос был мертв, как парень на полу. - Фанни принесла ему завтрак сегодня утром. Я слышал это, когда был на кухне. Сначала она отнесла завтрак Роучу и Фрэю, затем остальным трем и последним мальчику.
   Тон Мориарти был горько-холодным. "Я на грани контроля над преступностью в Европе, но я не могу полностью контролировать своих людей здесь, в Великом Дыме". Он сделал долгий, судорожный вдох, и Пэджет ощутил, как нарастает ярость, настолько ощутимо, что он почти коснулся ее. "Пока ничего не говори. Узнай, в доме ли еще Паркер. Если да, то приведите его сюда. Фанни завтракала сама?
   Пэджет медленно покачал головой. - Думаю, с ней был один из парней Терреманта.
   - Я его тоже подниму. Оставьте его в конце прохода, пока мы не будем к нему готовы.
   Пэджет быстро отправился на поиски главного соглядатая и карателя, сопровождавшего Фанни, его разум был сбит с толку и мрачноват, поскольку он не сомневался, что смерть мальчика была делом рук того, кто проник во владения Мориарти.
   Паркер еще не ушел, и через несколько минут Пэджет вернулся с ним в камеру, оставив карателя, как и было приказано, в конце прохода.
   Паркер нахмурился, входя в камеру и быстро склоняясь над молодым трупом. Он выпрямился и отступил назад с длинным свистом удивления.
   - Я не видел его прошлой ночью при свете. Он посмотрел на профессора. - Это брат молодого Слимпера. Я собирался начать использовать его - он приставал ко мне несколько недель.
   - Тогда приведите ко мне юного Слимпера, - рявкнул Профессор. - Позвони человеку Терреманта.
   На крик Пэджета подошел здоровенный каратель.
   - Вы были с Фанни Джонс сегодня утром, когда она подавала завтрак заключенным? - спросил Мориарти.
   - Да, сэр.
   Мужчину держали немного в стороне от двери, чтобы он не мог заглянуть в комнату.
   - Расскажи мне порядок вещей.
   "Сначала мы отправились в Роуч и Фрай. Потом обратно на кухню за едой для остальных троих - нам предстояло совершить две поездки, - пошутила юная Фанни, сказав, что это хуже, чем снова служить.
   - А сейчас? Мориарти не проявил юмора.
   - Потом мы снова спустились вниз, и она принесла мальчику завтрак. Я собирался подойти к ней, но она сказала, что нет нужды видеть, что он всего лишь парень.
   - А кто готовил еду?
   "Миссис. Райт, сэр, как всегда. Я думаю, Мэри Макнил помогала этим утром.
   "Помочь ей? Как с жаркой?
   - Нет, с раздачей. Она угостила парня колбасой и беконом, я знаю это, потому что миссис Райт налила ему пиво".
   Мориарти нахмурился. - А новая девушка, Бриджит?
   Пэджет ответил за него. - Они позволили ей сегодня поспать допоздна.
   Профессор издал хриплый звук, хриплый из задней части горла.
   - Никому не говори, что мы с тобой говорили. Он пристально посмотрел в глаза карателю, отпустив его коротким кивком.
   Вместе Пэджет и Мориарти тщательно заперли дверь камеры, Мориарти вернулся в свои покои, а Пэджет, получив приказ сохранить ключ от камеры, пошел за первым из других заключенных.
   Десять минут спустя человек, которого они схватили, идя с Нельсон-стрит, стоял между двумя карателями перед столом Мориарти. Пэджет сел в стороне, осознавая, что теперь он полностью работает начальником штаба профессора.
   Имя узника было достаточно неромантично, Зебедей Смит, мужчина лет сорока, крупный, но дряблый от пьянства и плотских похотей. Пэджет знал его и в лицо, и по репутации. Приблизительно десять лет назад он был в расцвете сил, главарь бандитской толпы, опытный карманник, пойманный только один раз за кражу золотых часов возле собора Святого Павла, за что он отсидел два года в "Стали". О суровости этой тюрьмы многое говорило то, что после освобождения Смит оказался безнадежным делом, и в течение нескольких месяцев ему пришлось работать кинчен-лейтенантом. Но старые лохи умирают тяжело, и от воровства у детей он потянулся к тому, чтобы управлять маленькой школой молодых парней, которые воровали вместо него.
   Только сейчас Пэджет вспомнил пару шепотков, дошедших до него в прошлом году о Смите: что он снова становится богатым человеком, умеет обращаться со своими парнями, которым он, похоже, нравится и которые готовы работать. долгие часы от его имени.
   Голос Мориарти резал, как лезвие мясника, когда он говорил с заключенным, его глаза были маленькими и блестящими, а голова качалась, как у игуаны.
   - Мы знаем о вас, - начал он. - Так что нет нужды лгать или тянуть за собой мошенника, Смит. Если бы мои ребята добились своего, вчера вечером ты был бы мясом, но я справедливый человек.
   Если в Смите и был страх, он не показывал этого, так как стоял молча и неподвижно.
   "Ты умеешь обращаться с кинченом. Ты работал на Грина, так что терпи меня, Зебеди Смит. Зеленый разбит, значит, ты тоже разбит. Но есть шанс, что вы сможете работать снова, если ответите честно и со временем сможете доказать свою лояльность".
   - Вы не должны доверять такому человеку, профессор. Пэджет, играя роль, сплюнул, отворачиваясь. "Этот держит свечу дьяволу".
   - Я знаю свое дело, Пейджет. На этой лошади еще есть работа. Он повернулся к Смиту. - Ты знаешь мальчика по имени Слимпер?
   - Я знаю много мальчиков.
   "Он на уклоне. Сделай над ним рыхление, и давай покончим с этим. Пэджет изображает отвращение к кажущейся доброте своего лидера.
   - Мальчик по имени Слимпер, Зебедей?
   Мориарти не обратил внимания на присущую интонациям Пэджета жестокость, это был хорошо отрепетированный диалог.
   Медленно: "Да, я знаю Слимпера".
   Мориарти кивнул Пэджету, который направился к двери и вернулся с молодым Слимпером, работавшим на Паркера.
   - Это парень?
   Смит покачал головой. "Как и он, но этот больше сложен".
   - Вы знаете этого джентльмена, Слимпера? Доброта, исходящая от Мориарти к испуганному мальчику.
   "Нет, сэр. Я никогда не видел его раньше.
   Мориарти отпустил мальчика.
   - Теперь другой Слимпер. Он работал на вас, да?
   Короткая секундная тишина, прежде чем Смит ответил. "Да, у меня работал Слимпер".
   "Какой вид работы?"
   "Погружение и тому подобное".
   "Ничего больше?"
   "Не для меня."
   "Тогда для Грина. Он сделал что-нибудь для Грина? Помните, что Грин - покойник и не может вам сейчас помочь.
   "Хорошо. Да, он выполнял поручения Грина.
   - Какие поручения?
   "Я не знаю. Сообщения и тому подобное".
   - А вчера он отправил сообщения для Грина.
   "Да".
   "Между Грином и кем?"
   - Не знаю, клянусь, не знаю.
   - Но вчера утром он принес сообщение на Нельсон-стрит.
   "Да."
   - И вы снова ждали его прошлой ночью?
   - Пег ждал его.
   - С сообщением?
   "Да."
   - И он не появился?
   Смит был на взводе со всеми быстрыми вопросами. Пэджет сообщил ему еще больше.
   - Готово, профессор. Он не поможет тебе. Я сам его зарежу".
   - Я не знаю, от кого это было. Остальные сорвались с губ Смита. - Я знаю, что это было о вас, профессор, и это было от какой-то женщины. Они получили сообщение, принесенное парнем утром. Потом были проблемы с Бертом Спиром. Грин и Батлер, как коты на раскаленных углях, ждали возвращения парня. Когда он не пришел, они послали меня найти его. Вот тогда ваши люди и схватили меня, и это правда, профессор, каменная правда.
   - Я верю тебе, Смит.
   Пэджет издал звук, призванный выразить сомнение.
   "Пэджет!" Мориарти сделал приказ суровым. - Поместите Смита в безопасную камеру в одиночестве. Было бы лучше держать его отдельно от двух других".
   Пара хулиганов, которых они поймали по пути на Нельсон-стрит, была пустяком: пара хулиганов, посланных Грином, явно мало что знала, особенно напугана воинственной позицией Пэджета и тем фактом, что они впервые столкнулись с великим профессором Мориарти. , обеспокоенные осознанием того, что они были союзниками проигравшей стороны. Они не могли добавить никаких сведений, поэтому были отправлены обратно в свою камеру в большом беспокойстве.
   - Вы понимаете, на какой личный риск вы сейчас идете? - спросил Пэджет.
   Мориарти улыбнулся, как снисходительно посмотрели бы на умного ребенка.
   - Действительно, Пэджет, я слишком хорошо знаю, какому риску я подвергаюсь, и мы должны быть осторожны, чтобы усыпить подозрения, и в то же время быть уверенными, что ничего не упускаем из виду.
   - Надеюсь, ты не смотришь на меня как на дегустатора, как у восточных властелинов на службе.
   - Это было бы хорошей позицией для друга Смита. Мориарти все еще улыбался, его губы и глаза слегка изменились, так что на лице теперь скрывался больше, чем намёк на зло. "Нет, мой друг, я думаю, что необходимы более решительные меры".
   Они проговорили минут десять, после чего Пэджет подошел к камере мальчика, привел в порядок тело, завернув его в одеяло и обмотав толстыми веревками. В ту ночь они добавят цепи и гири; тогда тело могло быть отправлено в реку и на безопасный вечный покой.
   Когда он спустился на кухню, Пэджет увидел, что Мэри Макнейл ушла. Теперь она будет с профессором, как они и договорились. Ему было приказано поговорить с Фанни, и это будет нелегко, потому что заподозрить девушку, которую он любил, в таком убийстве было не так-то просто, тем более что он был обязан не вызывать у нее собственных подозрений. Он позвал ее с порога, извиняясь перед Райтами за то, что одолжил ее на несколько минут. Ему было приятно видеть, что Терремант и еще один из его людей вышли в "зал ожидания", их глаза были настороже: Мориарти, несомненно, уже договорился с ними о том, что должно было произойти.
   - Что такое, Пип, ты выглядишь таким серьезным? - спросила она, когда они подошли к его покоям.
   Пэджет легонько поцеловал ее в губы и улыбнулся.
   "Некоторые из них серьезные, некоторые счастливые. Что бы вы хотели услышать первым?"
   Она запрокинула голову, смеясь.
   "Кажется, я знаю ваши радостные новости. Они дразнили меня на кухне. Это правда? Профессор сказал, что мы поженимся на следующей неделе?
   "Сегодня неделя, девочка. Профессор сказал, что они устроены и пируют, как короли и королевы.
   - О, Пип.
   - Тогда как вам понравится быть миссис Пип Пэджет?
   Она издала серию тихих визгов, когда Пейджет поднял ее своими большими руками и закружил вокруг, его лицо стало серьезным, когда он снова мягко опустил ее на пол.
   "Теперь есть некоторые неприятности, Фан".
   Она смотрела на него большими невинными глазами, полными вопросов.
   - Произошел ужасный несчастный случай, Фанни, и это может вас расстроить.
   "Несчастный случай? С Бертом Спиром все в порядке, не так ли? Он не...?"
   "Берт в порядке. Это мальчик, которого мы взяли прошлой ночью. Тот, что в охраняемой комнате рядом с нами.
   "Этот маленький парень. О, Пип, он такой испуганный кролик.
   "Он был."
   "Какая?"
   - Он был испуганным кроликом, Фанни.
   Он держал ее в своих глазах, наблюдая за любым мерцанием, любым знаком, который мог выдать ее. Она просто смотрела на него, ее глаза расширились.
   - Он был ...?
   - Он мертв, Фан.
   - Но я видел его сегодня утром. Я отнесла ему завтрак.
   - Вот именно, Фан. Его завтрак.
   Потребовалось несколько секунд, чтобы свет ворвался в ее затуманенный мозг, и ее рот открылся в зияющей дрожи.
   - Не так, как полковник? О нет, Пип. О Боже, Профессор не стал бы так поступать с... Нет.
   Пэджет крепко схватил ее за плечи.
   - Нет, Фанни, не профессор. Это мог быть только несчастный случай. Вскоре он поговорит с Кейт и Бартом Райтом: кое-что из того, что они использовали против Морана, должно быть, попало в пиво, или в кружку, или даже на тарелку, которую вы использовали для его колбасы. Это мог быть только несчастный случай".
   Она плакала, плечи вздымались, нос краснел, слезы катились по ее розовым щекам. Если она плохая, подумал Пэджет, то она хорошая актриса и должна быть на той сцене, где ей по праву и место.
   В конце концов, он оставил Фанни все еще расстроенной, обвиняющей себя.
   - Это дважды, Пип. Дважды я относил людям средства смерти. Я буду гореть в аду за это, гореть в аду".
   Он успокоил ее, велел не волноваться и оставаться в их комнате, пока ей не станет лучше.
   - В ближайшие час или около того в этом месте будет много чего интересного, Фанни, дорогая, лучше постарайся.
   Мэри Макнейл уже покинула профессора к тому времени, когда Пэджет добрался до его покоев.
   "Я не знаю." Мориарти смотрел из своего окна. - Я действительно понятия не имею, Пейджет. И ты?"
   "Одинаковый. Пригласить Барта и Кейт?
   "Давайте покончим с этим. Я не буду ни есть, ни пить, пока мы не покончим с ними всеми".
   Пэджет вернулся через несколько минут, провел Райтов в комнату, закрыл за собой дверь и встал перед ней, скрестив руки на груди.
   Мориарти жестом пригласил Райтов сесть на стулья и начал, рассказывая им, что произошел ужасный несчастный случай и что еда мальчика каким-то образом оказалась испорчена стрихнином, который они использовали на Моране.
   "Но я держу его запертым в своем личном шкафу". Кейт Райт внезапно побледнела от страха.
   "Если он мог попасть в еду или питье мальчика, то и другие вещи могли быть отравлены". Голос Бартоломью Райта двигался фальцетом вверх по шкале.
   - Совершенно верно. Профессор откинулся назад. "Вот почему Терремант и один из других карателей в этот момент уничтожают всю еду в доме и выпивают весь эль и вино, которые нельзя открыть безопасно".
   - Но... - начала Кейт Райт, передумав из-за выражения глаз профессора.
   - Я хочу, чтобы ты, Кейт, спустилась сюда с Пэджетом и дала ему яд. Он избавится от него. После этого мы договариваемся о том, чтобы вы получили одну из тележек. Терремант и другие пойдут с вами, чтобы купить свежие продукты и пополнить запасы напитков. Я не могу рисковать, Кейт. Все тарелки, кружки, ножи и тому подобное мы также тщательно вымоем в кипящей воде. Девочки могут сделать это, пока вы получаете провизию. Так мы избежим подобных неприятностей".
   Пэджет спустился с миссис Райт и вернулся с маленькой синей бутылочкой, отмеченной отличительным изображением черепа и скрещенных костей. Когда Райты наконец ушли, Мориарти снова подошел к своему окну.
   "С этого момента за всеми будут наблюдать, как за ястребами. Я послал за Паркером, чтобы он привел еще пару его лучших людей. Как только он или она совершит ошибку, мы об этом узнаем".
   Пэджет должен был оставаться очень обеспокоенным в течение нескольких дней.
  
  
   Днем Мориарти пошел с Пэджетом навестить Спира, который к тому времени уже был приподнят и пил чай с говядиной, специально принесенный для него, из чашки для кормления, которую держала Бриджит. Теперь, когда она отдохнула и волосы ее хорошенько высохли, они увидели, что она действительно хорошенькая девушка, и хотя она сохранит еще некоторое время тощий, недоедающий вид, но в лице и в глазах ее можно было различить бойкую нахальность; все было обрамлено массой золотых волос, пышно спадавших ей на плечи.
   Гарпун слабо улыбнулся, когда они спросили, как он поживает, сказав, что через несколько дней он снова будет на ногах, мягко проклиная упущенную возможность с дворецким Брея, Хейлингом, и даже сумев спросить о ране профессора.
   "Пройдет время, прежде чем ты снова сможешь использовать свои руки". Профессор склонился над кроватью, как хирург.
   "Когда я смогу, многим придется следить за собой". Порезанное и забинтованное лицо Копья представляло собой сбивающую с толку и странную маску. "Я молюсь, чтобы вы не получили Грина или Батлера, пока я не получу их часть".
   "Вы просто успокойтесь, - успокоила Бриджет, затем повернувшись к Пэджету и Мориарти, - я думаю, ему следует снова дать отдохнуть".
   Мориарти поднял брови, губы расплылись в тонкой, лишенной юмора улыбке.
   - Мисс Найтингейл, - пробормотал Пэджет.
   "Энергичная девушка, юная Бриджит", - размышлял Мориарти, когда они вышли наружу. "Есть надежда, что ей можно доверять".
   - Я прослежу, чтобы за ней наблюдали. Пэджет был угрюм, его юмор отражал мрачные мысли, которые он втайне лелеял, потому что не знал, кому больше доверять.
  
  
   Чуть позже шести троица воров, Фишер, Кларк и Гей, прибыла на склад, и в течение следующих двух часов они обсуждали планы предполагаемого ограбления в Харроу: Пэджет озвучил свое мнение, основанное на произведенной им разведке, а другие люди - все они хорошо разбирались в делах такого рода - шаг за шагом показывали профессору свои планы. Мориарти некоторое время слушал, прежде чем произнес свое окончательное благословение схеме с, естественно, несколькими модификациями. Он также санкционировал использование фургона с двумя лошадьми для вывоза добычи и приказал Пэджету отправиться в Харроу в день ограбления.
   - Просто чтобы убедиться, что дело все еще возможно. Если наши прекрасные клиенты изменили свои планы и, возможно, неожиданно вернулись домой, лучше нас предупредить". Он поймал встревоженный хмурый взгляд Пэджета. - Ты можешь вернуться задолго до того, как кроватка раскроется, Пэджет; Я присматриваю за двумя весьма вероятными нашими товарищами, которые присоединятся к этому трио.
   В десять часов такси привезло Олтона, закутанного и от холодного ночного воздуха, и от возможности узнать его. Его провели в кабинет профессора, где также собрались Ли Чоу, Эмбер и Пэджет. Перед столом Мориарти поставили стол, и на нем Олтон разложил большой план тюрьмы Колдбат Филдс.
   Большую часть часа он говорил тихо и сосредоточенно, лишь изредка прерываясь замечаниями Мориарти и небольшими вопросами трех членов "преторианской гвардии".
   К тому времени, как он вышел со склада, Элтон был доволен: половина его гонорара звенела у него в кармане. Остаток он получит поздно вечером в четверг, когда Уильям и Бертрам Джейкобс станут свободными людьми.
   Мориарти уволил трех своих лейтенантов после того, как коротко сказал Пэджету о вахте за женщинами и кухнями, а также о работе на завтра. Ему нужно было поговорить с их первыми заключенными - Роучем и Фрэем - и, наконец, отправиться в Абрахамс, чтобы договориться о деталях ограбления добычи из дела Хэрроу.
   Но день для профессора еще не закончился. Мэри МакНил зависла у подножия лестницы, ведущей в его покои, желая лечь в постель и зная, что когда она это сделает, то какое-то время не будет сна, поскольку плотские аппетиты Мориарти были такими, какими они были. Действительно, ранее он сказал ей: "Сегодня вечером, Мэри, ты можешь подготовиться к долгому путешествию в Маунт-Плезант и Шутерс-Хилл".
   Однако перед сном Паркер ждал встречи с профессором.
   - Я разговаривал с нашим человеком в Скотланд-Ярде, - сказал главный соглядатай, устроившись в кресле перед столом Мориарти. "Этот Ворон - суровый человек, который чаще всего ходит один, и мало что заставляет нас сомневаться в том, что он ищет вас. Ему были предоставлены определенные файлы и документы, и его сотрудники задавали вопросы".
   - И не получая ответов, я надеюсь.
   - Думаю, что нет, но он достойный противник.
   Паркер продолжил обрисовывать в общих чертах карьеру Кроу, его теории относительно работы полиции по расследованию, что сделало его в некоторой степени непопулярным персонажем в Ярде.
   Скрытень продолжал рассказывать множество мелких подробностей жизни Кроу, в том числе описание его комнат на Кинг-стрит и связи с миссис Сильвией Коулз.
   "Тогда она может стать точкой опоры его падения", - размышлял профессор.
   Паркер хмыкнул. "Не принимайте его слишком как должное. Он заядлый читатель, и на его полках есть несколько странных подборок для человека его профессии".
   "Такие как?"
   Паркер толкнул лист бумаги через стол. Он хорошо знал теории Мориарти, потому что профессор всегда придерживался принципа: "Познакомьтесь с книжными полками вашего человека, и вы узнаете его". Список был деталью каждой книги в комнатах Кроу.
   Там были обычные заглавия литературного достоинства, хотя одно или два обнаруживали в детективе некий парадоксальный романтизм. Среди более специализированных томов он ожидал увидеть такие вещи, как " Преступник" Хэвлока Эллиса; " Полиция Гийо" ; перевод лекции Пуркинье 1823 г. об отпечатках пальцев; Сигнальные инструкции Бертильона , включая теорию и практику антропометрической идентификации , а также ряд специализированных журналов, включая копию Revue politique etlitteraireioi от 28 апреля 1883 года.
   Чего он не ожидал найти, так это " Опытов о человеческом разумении " Джона Локка, работ Аристотеля и "Развития науки " Бэкона .
   Мориарти задумался. Этот человек Кроу вполне может оказаться таким же характером, как Холмс. Испытание силы с Кроу означало бы проверку дедуктивного метода логики в сочетании с научными навыками, еще не полностью отработанными в Англии.
   "Он ходил вокруг да около или просто сидит и размышляет?" - спросил профессор.
   "Сегодня его не было дома. В Хортон.
   Почти незаметно лицо Мориарти дернулось. Он слишком устал, чтобы сегодня вечером полностью обдумать дело; также он нуждался в чарах и соблазнительных бедрах Мэри Макнейл, хотя ее и подозревали в предательстве. Он будет спать с мыслями о Вороне, а завтра подумает о тактике и стратегии, которые лучше всего использовать для борьбы с этим новым противником.
  
  
   Прошло некоторое время, прежде чем Ангус Маккриди Кроу скользнул в сладкие объятия Морфеуса. Сначала его обняли нежные объятия и медовые пальцы страстной и сладострастной миссис Сильвии Коулз, под чьей помощью его усталость вскоре ушла, уступив место той мужественности, которая является движущей силой всего человечества.
   Миссис Коулз уснула первой, оставив Ангуса Кроу греться в нежном свете и последствиях их конгресса. Его мысли медленно начали вращаться вокруг Мориарти, который незаметно становился его невидимым, невстречаемым и неизвестным противником. Все крошечные кусочки разведданных, почерпнутые из файлов, начали приобретать новую форму и значение. Собственная одержимость Холмса этим человеком как лидером организованной преступности, косвенные ссылки на него как на зловещего вдохновителя появились в темные часы ночи, чтобы принять большие пропорции и новое трехмерное качество.
   Он спал беспокойно всю ночь, полностью проснувшись около семи утра, приведенный в полное сознание всегда готовой миссис Коулз, шепчащей: "Ангус, любовь моя. Еще раз, дорогой Ангус, пожалуйста, еще раз.
   С ответным ворчанием скалистый шотландец проложил еще одну длинную, от пота сладкую борозду, к их обоюдному удовольствию, но в результате этим утром в среду, 11 апреля, инспектор опоздал в свой кабинет на добрых пятнадцать минут.
   Лишь после десяти часов сержант Кроу Таннер выведал местонахождение бывшего инспектора Джона Мейкледжона. К тому времени Кроу уже бегло ознакомился с отчетами о допросах, последовавших за черной ночью насилия в понедельник. Имя Мориарти появлялось не раз, как и имена Майкла Грина и Питера Батлера. Как и предполагалось, возникла другая модель, когда две соперничающие преступные группировки сталкивались из-за спорных территорий и полномочий. Хотя конкретных улик было мало, Кроу знал, что если удастся найти Грина или Батлера - а Ярд достаточно хорошо знал эту пару, - велика вероятность, что они в конечном итоге приведут к темному и задумчивому призраку профессора Джеймса Мориарти.
   К половине одиннадцатого Кроу и Таннер уже сидели на заднем сиденье извозчика и отправились в путь, чтобы встретиться с бывшим инспектором Мейкледжоном на Сити-роуд.
  
  
   Мориарти и Пэджет встали в одиннадцать и поехали к Солли Абрахамсу. Утро было ясное, но Пэджет нашел своего хозяина далеким, неразговорчивым, погруженным в свои мысли. Профессор погрузился во множество дел, в частности, в речь, которую он произнесет перед эмиссарами из европейских столиц, - речь, имеющая определенное значение, ибо от результатов пятничной встречи зависело все будущее мечты Мориарти стать повелителем преступного мира. жителей континента.
   Под этими мыслями скрывались смутные страхи, эти странные фантазии разума, которые, как Мориарти знал достаточно хорошо, приходили из-за все еще существующей угрозы со стороны Грина и Батлера и неоспоримого факта, что в логове Лаймхауса был избранный агент смерти. .
   Кроу также прятался в тайном сознании Мориарти - фигура закона и справедливости, которая, казалось, готовилась к нападению на все, за что стоял и ради чего работал Профессор.
   Дело со старым Абрахамсом заняло не больше часа и пары стаканов портвейна. (Еврей держал прекрасный погреб, и ходили слухи, что однажды он лично нанял команду мошенников, чьей единственной обязанностью было ограбить подвалы знати.) Дело Харроу было улажено, они поехали обратно в Лаймхаус, и Мориарти поручил Пэджету явиться в его покоях после того, как они поели. Сегодня днем он поговорит с Роучем и Фрэем, чтобы сообщить им об их выборе на будущее - смерть или жизнь с вполне законным сроком тюремного заключения.
   Был еще один вопрос, который беспокоил Мориарти, и наконец он принял правильное решение. Прежде чем миссис Райт подала ему еду - теперь в сопровождении вездесущего карателя - он послал за Ли Чоу и отдал ему быстрые и безжалостные приказы.
   "Этот человек, Зебедей Смит, - сказал он без тени эмоций.
   - Ты хотел?..
   "Да. Он нам больше не нужен; он изжил свое предназначение. Он тоже слишком много знает. Сегодня вечером, Ли Чоу, проследи, чтобы ему перерезали горло и хорошо уложили тело.
   Китайцы торжественно поклонились и удалились, улыбаясь. Сейчас было не время для сентиментальности, и, вероятно, двое других, захваченных на Нельсон-стрит, завтра пойдут тем же путем.
  
  
   Джону Мейкледжону было уже за шестьдесят, но по необходимости он все еще работал, чтобы заработать себе на жизнь. Его кабинет был маленьким и обставлен простым образом и располагался на втором этаже здания недалеко от того места, где Сити-роуд соединялась с Олд-стрит. Медная табличка на двери означала, что это кабинет ДЖОНА МЕЙКЛДЖОНА. ДЕТЕКТИВ И ЮРИДИЧЕСКИЙ СЛЕДИТЕЛЬ.
   Кроу постучал в дверь и толкнул ее. Старый Мейкледжон сидел за большим письменным столом, заваленным бумагами. В углу, у единственного грязного окна, сидел молодой человек и усердно что-то писал в большой бухгалтерской книге.
   Кроу представился и увидел, как приветственная улыбка исчезла с усталого морщинистого лица Мейклджона.
   - Это деловое дело или что-то личное? - спросил частный детектив с явным беспокойством в слезящихся глазах.
   - Боюсь, это несколько личное дело. Богатая картавость Ворона была добродушной.
   "Ах, личное. Возможно, вы хотите, чтобы я уладил для вас какие-то неприятности?
   "Нет." Кроу был тверд. - Какие-то ваши проблемы в прошлом, с которыми вы, возможно, сможете нам помочь.
   Старый Мейкледжон печально кивнул и позвал своего молодого помощника.
   - Бернард, у джентльменов ко мне кое-какое личное дело. Я был бы признателен, если бы вы отошли на несколько минут. Он коротко и не неприятно рассмеялся. - Можешь перейти дорогу и поглазеть на ту молодую женщину в магазине тканей, а?
   Когда гибкий и покрасневший Бернар ушел, Мейкледжон жестом пригласил посетителей сесть на стулья.
   - Я полагаю, это что-то из дела Гонкура. Обычно так".
   "Обычно?" Ворона начеку. "Что ты имеешь в виду, мужик, обычно? У вас много вопросов по этому поводу? Я думал, что это было хорошо забыто большинством людей".
   - О, я, пожалуй, преувеличиваю, но изредка кто-нибудь вспоминает, обычно при таком же мошенничестве. Именно тогда я получаю визит. Еще одна куча магов на афере?
   Кроу мягко улыбнулась. "Г-н. Мейкледжон, я не хочу напоминать тебе о прошлом. Насколько я понимаю, он мертв и хорошо похоронен. Ты был дураком, но, как и те двое, ты заплатил свой долг. Он окинул взглядом пустой кабинет. - И, я думаю, продолжайте платить.
   Мейкледжон вздохнул. "Это было нелегко, но я справился; хорошие времена и плохие. Вы знаете, есть потребность в частном расследовании, хотя мне следовало бы отправиться в Америку, я слышал, что там есть настоящие наживы. Ваш соотечественник хорошо зарекомендовал себя там со своим агентством.
   - Да, Аллан Пинкертон.
   - Да, именно туда я должен был пойти. Дурак не должен оставаться рядом с тем местом, где он осквернил себя".
   Кроу долго и мудро кивнул. - Я полагаю, ты прав, но ты знаешь, что можешь оставить это слишком долго. Вы слышали, что Палмер уехал в Австралию?
   "Нет." Это был почти шокированный звук. "Нет, он действительно, теперь. Что ж, он уехал поздно, и бедняга Нэт тоже уехал - эмиграция другого рода.
   "Мы звонили по поводу Ната Друсковича".
   Мейкледжон горько рассмеялся. - Не говорите, что после стольких лет вы узнали, что он оставил мне завещание и две тысячи фунтов. Это было бы действительно иронией.
   "Он умер сломленным человеком; но ты это знаешь. Однако есть кое-что, чего мы не знали до недавнего времени. Или я должен сказать, что это было известно, но никто не обратил на это внимания. Вы можете оказать большую помощь".
   "Конечно, я сделаю все, что в моих силах".
   "Тогда вы добавите еще одно имя к именам Йонге, Курра и Мюррея".
   Мейкледжон выглядел встревоженным, озадаченным и серовато-серым.
   "Другое имя? У вас есть все имена. Всех поймали".
   "Уолтерса не поймали".
   "Ну, он пропустил это, не так ли? Америка, сказали они.
   "То же самое говорили и о Мюррее, но он объявился".
   - Ну, я не знаю, что случилось с Уолтерсом.
   Кроу глубоко вздохнул. - А как же Мориарти?
   Мейкледжон побледнел. "Кто?" - спросил он дрожащим голосом, бегая глазами по комнате, как будто ища пути к бегству.
   - Мориарти? - сказал Кроу, толкаясь.
   Мейкледжон покачал головой. "Я никогда не слышал этого имени. Во всяком случае, не в связи с рэкетом.
   - О других рэкетах?
   - Ну... - Он замялся. "Ну, время от времени можно услышать странный шепот. В этом бизнесе вы не можете...
   - Мориарти стоял за аферой, в которую ты был вовлечен, чувак. Мы это знаем, и вы тоже. Все, что нам нужно, это заявление под присягой". Его шотландский картавый голос был более заметен.
   - Вы никогда его не поймаете, инспектор. Никто никогда не получит Мориарти, и ты это знаешь.
   "Я этого не знаю, и мне нужны ваши показания о том, что он был тесно связан с Курром и Йонге. Правда."
   Минуты шли, Мейкледжон снова качал головой.
   - А кто сказал, что он как-то замешан?
   - Нат Друскович, например.
   "Я не верю в это. Если бы Нэт заговорил, вы бы носились, как гончие.
   "На смертном одре. Он сказал все правильно, но это было проигнорировано".
   - У вас есть подписанное заявление?
   "У нас достаточно".
   "Я сомневаюсь в этом."
   - Достаточно, чтобы заковать тебя в шею и сделать жизнь неприятной, а для человека твоего возраста это может быть очень неприятно. Боже мой, мужик, ты должен это знать.
   Снова затянувшееся молчание. Затем-
   "Если я буду петь, что тогда?"
   - Мы оставим вас в покое, мистер Мейкледжон.
   - Мог бы, но... Предложение превратилось в невысказанный вопрос.
   - Вас беспокоит ваша безопасность?
   - Что вы думаете, мистер Кроу? Что ты думаешь на самом деле?"
   - Понятия не имею, мистер Мейкледжон. Все, что я знаю, это то, что у нас есть веские доказательства того, что имя одного человека было скрыто в деле, которое не раскрыто. У меня есть основания полагать, что вы знаете это имя. Это ваш общественный долг - сделать мне заявление сейчас, потому что для меня важно иметь доказательства, которые останутся верными".
   Мейкледжон тяжело вздохнул. - Вы говорите, что загоните меня в могилу, если я вам не скажу.
   "Я бы не стал использовать такие сильные выражения".
   - Это должно быть официальное заявление?
   "Боюсь, что так."
   "Ну, я расскажу вам все, что знаю, что не очень хорошо. Курр и Йонге были, насколько мне известно, двумя главарями этой конкретной серии мошенничеств. Как вы знаете, они заплатили мне, чтобы я дал им чаевые, когда полиция приблизилась. Все подробности изложены в тексте судебного заседания. Почти до самого конца я понял, что они действуют не одни, что они были марионетками для другого человека. Я несколько раз слышал его имя и однажды видел его - в доме Йонге в Шанклине. Его звали Мориарти. Джеймс Мориарти".
   - Сможете ли вы его опознать?
   - Это было давно, но да, я думаю, что хотел бы.
   "Можете ли вы дать нам даты?"
   "Я не вел никаких записей - никаких дневников, и моя память уже не та, что была раньше".
   "Что означает, что если мы подадим вас в суд, ваша память подведет вас в отношении опознания?"
   Маленькая и водянистая улыбка скользнула по лицу Мейкледжона.
   "Возможно."
   Кроу скрыл свое разочарование, когда Таннер написал заявление, передав его Мейкледжону для подписи - действие, которое он выполнил с некоторой неохотой.
   Когда они уходили, Кроу заметил, что Мейкледжон, похоже, постарел за полчаса или около того, что они провели с ним. Кроу предпочел бы спросить больше, подробно изучить и расспросить, но это могло произойти позже. По крайней мере, этот документ, каким бы маленьким он ни был, мог стать бартерным тараном, который заставил профессора катиться вниз. Остаток дня он теперь потратит на изучение отчетов за вечер понедельника и, возможно, на беседы с некоторыми из причастных к этому.
   Вернувшись в Ярд, он поручил Таннеру заняться вторым направлением своего расследования: подробно изучить жизнь, времена, друзей и родственников покойного полковника Морана.
  
  
   Роуч и Фрэй боялись того момента, когда профессор вынесет им окончательный приговор. Они оба уже знали, что против их бывших лидеров, Грина и Батлера, была выиграна какая-то крупная битва. Оставалось только вынести какой-то приговор, а о холодной беспощадности Мориарти ходили легенды среди преступной братии.
   Пэджет пришел с одним из карателей, ведя их из тесных помещений вниз по винтовой лестнице, вдоль одного из проходов, через "зал ожидания", в котором несколько мужчин и женщин сидели, намереваясь увидеть профессора, и вверх. в покои вождя, где их разместили перед письменным столом, подобно заключенным на скамье подсудимых, ожидающим приговора суда.
   Мориарти, рука которого все еще была на белой перевязи, имел вид и манеры висячего судьи. Когда он заговорил, слова сорвались с его губ с той же самодовольной мягкостью, которую оба мужчины слышали в суде.
   - При других обстоятельствах я бы покончил с тобой, как со всеми, кто злоупотреблял моим покровительством, - начал он. - Но я обещал, что ты будешь держать свою судьбу в своих руках. - Он сделал паузу, словно для драматического эффекта. "Выбор прост: вы можете либо умереть - сегодня ночью, быстро и без суеты", - его здоровая рука образно двигалась по его горлу, - либо вы можете хранить молчание, делать в точности то, что вам говорят, и отбывать срок. каких-то три года - в "Стали".
   Двум мужчинам было трудно это переварить. В этих нескольких словах Мориарти, казалось, вызвал в воображении все легенды, которые его окружали. Вот он, всемогущий лидер преступного мира, предлагает отправить заключенных в тюрьму: использовать законные полномочия страны в своих интересах, заключив их в самые страшные из лондонских пенитенциарных учреждений.
   Как бы тяжело это ни было, люди не были глупцами. Трехлетнее страдание было малой платой за их жизнь. Им потребовалось всего несколько мгновений, чтобы пробормотать, что они согласны с приговором.
   Мориарти кивнул, как бы показывая, что они сделали мудрый выбор.
   - Вы должны понять, - сказал он, понизив голос до шепота, - что любое нарушение наших договоренностей может привести вас только к верной смерти. Ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что моя рука способна дотянуться до тебя, где бы ты ни был. Возмездие может быть быстрым".
   Им сказали оставаться в камере тихо. Завтра им будут даны полные инструкции.
   Как только Фрэй и Роуч были удалены, Мориарти послал за Ли Чоу и отдал приказы относительно людей, ожидающих встречи с ним. Остаток дня будет посвящен аудиенциям, оказанию услуг, рассмотрению жалоб; ибо это было частью образа жизни, который окружал человека в положении Мориарти.
   СПОСОБ, КОТОРЫЙ МОРИАРТИ ОБЕСПЕЧИЛ СВОБОДУ БРАТЬЯМ ДЖАКОБС
  
   Четверг, 12 апреля 1894 г.
  
  
   Даже очарование миссис Коулз было потеряно для Ворона в среду вечером. Укус застрял у него в зубах, и он не терял времени, пытаясь хоть как-то разобраться с кучей бумаг и досье, захламляющих его кабинет.
   - Планирую, - сказал он Таннеру. "Планово-организованный метод. Это единственный способ поймать этого злодея. Если он негодяй, то никогда не будьте настолько глупы, чтобы забывать, что ни один человек не виновен, пока его вина не будет доказана.
   Заметив крохотный проблеск света во время короткой беседы с Мейкледжоном, Кроу решил смело взглянуть на главные преступления последних двадцати пяти лет, уделив особое внимание тем, которые были совершены за пять лет, предшествовавших 1891 году - году в который Мориарти, как говорят, исчез.
   У него также были люди, просматривающие отчеты о преступлениях за последнюю неделю, и к вечеру среды среди многих, по крайней мере, одного мелкого преступления, которое, казалось, интересовало его, было неподтвержденное сообщение о стрельбе в Лаймхаусе, недалеко от доков.
   Он просидел до раннего утра четверга, мучительно воображая себя в шкуре призрачного Мориарти - упражнение, которое оказалось наиболее полезным в других случаях, когда имел дело с гораздо более мелкими мальками.
   Только когда он прибыл в Ярд в четверг утром, инспектор Кроу понял, что он не следовал одной вопиющей линии рассуждений. Мейкледжон был напуган; даже имя Мориарти нервировало его. Правда, он признался в том, что человек с таким именем стоял за старыми аферами, но в конце концов даже это признание было омрачено явным страхом, исходившим от человека, как новое чудо, электричество.
   Если человек, который когда-то считался детективным, должен был так бояться Мориарти, то для этого должна была быть причина. Он немедленно послал Таннера и еще одного офицера, чтобы привести Мейкледжона во двор. Но, как он и опасался, им не повезло: офис Мейкледжона был закрыт, а другие люди в здании говорили, что он упоминал о выходе на пенсию. Дальнейшие расследования показали, что Джон Мейкледжон расплатился со своим помощником, упаковал свои немногочисленные пожитки и отправился утренним пароходом в Дувр. Больше его никто не видел.
   "Террор, - заметил Ангус Кроу, - великая сила. Если бы мы могли обуздать ужас машинами, мы могли бы перемещать целые города - не было бы нужды в лошадях или этих жалких повозках, созданных для того, чтобы управлять ими без четвероногого зверя. Террор может управлять большинством вещей".
   Действительно, ужас может заставить людей пересечь океаны или, в других случаях, заставить их замолчать. Кроу не знал о следующем шаге Мориарти просто потому, что несколько человек - некоторые на службе Ее Величества - были готовы оставаться слепыми, глухими и немыми; некоторые из-за денег, но большинство из-за террора.
  
  
   Территория вокруг исправительного дома Миддлсекса на Колдбат-Филдс была унылой, серой и неприятной. Дома, когда-то желанные жилища из красного кирпича, с годами стали ветхими и заброшенными, потому что мало кто стремился жить на виду у мрачных шипастых стен этой огромной тюрьмы.
   "Сталь" - ироничное прозвище, взятое из французского названия "Бастилия", - лежала к востоку от Грейз-Инн-роуд, в окружении Фаррингдон-роуд и Феникс-плейс, выходя на Доррингтон-стрит. Все девять акров были огорожены массивными, укрепленными кирпичными стенами, которые скрывали все признаки жизни, кроме мелькающего луча вентилятора бегущей дорожки, который можно было наблюдать при дневном свете, вращающем свой однообразный и утомительный круг.
   Перед тюрьмой была небольшая лужайка, подстриженная овцами, на нее торчало высокое эркерное окно губернаторского дома. Справа от окна была знакомая тюремная дверь, увенчанная надписью черными буквами, датированной 1794 годом; под ним были кормовые, зеленые складные ворота, огромные молотки, украшение обширных железных цепей и решетчатая калитка. На каменной кладке по обеим сторонам дверного проема были установлены черные доски объявлений с информацией об условиях заключения и штрафах, подлежащих уплате, а также с объявлением о том, что провизия, одежда или другие предметы для использования заключенными запрещены .
   Вечерний список надзирателей и надзирателей дежурил в половине шестого дня, пока заключенные ужинали, смена происходила вовремя, чтобы дежурные надзиратели наблюдали за запиранием, которое начиналось в шесть часов.
   В этот вечер Фредерик Стедман Олтон, один из старших надзирателей в "Стиле", приступил к работе с ночной сметой, получив двухдневный отпуск после шести месяцев дневной работы.
   С другими офицерами он подождал у ворот, пока не отворили калитку, незадолго до получаса, и вошел в узкий двор, где с одной стороны располагалась сторожка привратника, а с другой - посыпанный гравием двор, обнесенный стенами. дома губернатора и ведущих к конюшням и офисам.
   Стеклянный навес закрывал путь к двойным железным воротам, которые открывались, чтобы позволить тюремным надзирателям пройти во двор, обшитый кирпичом и шипами. Олтон занял свое место в трех рядах надзирателей и надзирателей, выстроившихся для беглого осмотра щеголеватым маленьким заместителем губернатора. В Колдбатских полях головы заключенных считали ночью и утром, но мало кто додумался сделать то же самое с надзирателями. Конечно, в тот вечер никто не заметил, что там было трое лишних мужчин в синей форме тюремной службы или что у одного из них под курткой был маленький карманный пистолет.
   Колдбат-Филдс на самом деле представлял собой три тюрьмы в одной: большое неприступное центральное здание, Тюрьма преступников и две другие, по одной на каждом углу главного блока. Эти другие тюрьмы были, соответственно, тюрьмой для бродяг и тюрьмой для правонарушителей, обе были построены по сходным требованиям - четыре длинных блока, расположенных на равном расстоянии друг от друга в виде полукруга, как спицы колеса.
   В 1894 году "Сталь" подходила к концу своей долгой и несчастливой жизни, но она все еще кишела заключенными; настолько, что многие из тех, кто по праву должен был быть помещен в тюрьму для преступников, были помещены в холодные и крошечные камеры в тюрьме для преступников. Двумя такими несчастными были Уильям и Бертрам Джейкобс, размещенные в камерах на втором этаже блока Б. Олтон был старшим надзирателем блока Б, и именно в этот район он направился, как только заместитель губернатора распустил прибывающий состав.
   В нескольких шагах позади Альтона шли трое дополнительных надзирателей, двое шли впереди, а третий чуть позади них, его правая рука была в кармане форменной куртки.
   Смена надзирателей обычно занимала около двадцати минут, некоторые сразу уходили с дежурства, как только прибывала их замена, другие были вынуждены задерживаться и помогать в подсчете заключенных, когда они возвращались с работы и были заперты на ночь.
   Пришедшие на дежурство надзиратели медленно приближались к своим разноплановым зданиям и блокам. Алтон был первым, кто прибыл в блок B в тюрьме для проступков. Он поприветствовал своего дневного коллегу, расписался в протоколе и сказал ему, что может вывести своих надзирателей - для него захват всегда был легким делом.
   Трое надзирателей, идущих следом за Алтоном, на мгновение задержались у дверного проема, пропуская других и слушая приветствия и болтовню между офицерами.
   На каждом этаже камер было по три надзирателя, и, стоя у двери, Олтон тихо сдерживал трех человек из своего списка, назначенных на второй этаж. Произошла неторопливая беседа, во время которой Олтон велел им вернуться в административный кабинет и пить чай сейчас, а не ждать, пока их подопечные будут заперты: совершенно нормальная практика, с помощью которой старшие надзиратели с их позолоченными металлическими пластинами на ошейниках - проявляли фаворитизм к своим младшим.
   Когда трое надзирателей ушли, трое дополнительных мужчин вошли в блок Б и поднялись на второй этаж, самый крупный из них взял связку ключей, предложенную ему Олтоном.
   В шесть часов тюрьма оживала, и около двадцати минут глухой топот сапог эхом разносился по дворам и дворам, вверх по лестницам и по коридорам, когда заключенные в серых мундирах двигались упорядоченными рядами, с работы и скудного ужина. в отведенные им камеры и общежития.
   Арестованные выглядели чрезвычайно утомленными, как и могли бы, проработав день, который начинался в двадцать пять минут седьмого под звуки пушек, а работа начиналась в семь и продолжалась до половины пятого; но с полуторачасовым перерывом на еду день проводился на ломающей тело беговой дорожке или на перемещении груд тяжелых пушечных ядер с одного места на другое на поле для стрельбы. Кое-кто, конечно, собирал пакли, а некоторые работали в мастерской или в торговле, например, слесарными работами или остеклением, но таких счастливчиков было лишь небольшое число среди двенадцати сотен каторжников, вынужденных приспосабливаться к душе- разрушая рутину. Даже тогда некоторые помнили, что могут считать себя счастливчиками, поскольку несколько лет назад жизнь в Колдбат-Филдс означала дни за днями тишины без каких-либо контактов или разговоров между их товарищами по несчастью в рамках экспериментальной системы молчания.
   Олтон и младший надзиратель, которого можно было узнать по серебристому металлическому значку, пересчитывали головы своих подопечных в блоке Б. Олтон едва поднял голову, когда братья Джейкобс, одетые в грубые, бесформенные тюремные куртки, брюки и кепки, вошли через вход в камеру. Блок Б.
   Вместе с другими арестантами они поднялись на второй этаж, где дежурил теперь, по-видимому, только один надзиратель - очень высокий, широкоплечий, мускулистый мужчина в форменной фуражке, надвинутой на глаза. Этот надзиратель расположился на полпути между камерами, обычно занимаемыми братьями Джейкобс, которые находились на полпути вниз по коридору. С этого наблюдательного пункта он мог видеть Роуча и Фрэя внутри камер, раздетых до нитки, униформа их надзирателей была сброшена и лежала на полу. Они оба выглядели несчастными, но смирились с неизбежным.
   Когда Уильям и Бертрам Джейкобс вошли в свои камеры, Терремант - поскольку он был третьим "надзирателем" - отвернулся, прошел по коридору и начал запирать камеры.
   К тому времени, как "надзиратель" Терремант добрался до камер, ранее занимаемых братьями Джейкобс, двое мужчин были снаружи, одетые в униформу, которую раньше носили Роуч и Фрэй.
   Трио медленно двигалось по коридору, останавливаясь, чтобы запереть каждую дверь и пожелать спокойной ночи обитателям. Покончив с этим, они неторопливо спустились по лестнице, почти не меняя темпа, пока Терремант передал связку ключей Олтону.
   Без излишней спешки трое мужчин направились к главным воротам. Дневные надзиратели все еще просачивались, уставшие и довольные тем, что разъехались по своим домам и очагам, и неуполномоченной троице было несложно смешаться с удаляющимися офицерами, задержавшись на несколько секунд во дворе за пределами дома. сторожка, фактически не входя, чтобы расписаться. Никто не вызывал и не задавал им вопросов, когда они отступили, чтобы позволить паре старших офицеров пройти через калитку перед ними. Через несколько секунд они тоже были снаружи и свободны.
   Пара экипажей ждала на Грейс-Инн-роуд, Харкнесс и Эмбер сидели на водительских сиденьях, подгоняя лошадей, как только их пассажиры оказывались на борту, и ровным шагом рысью отправлялись в сторону Лаймхауса.
   Без четверти восемь Билл и Берт Джейкобс поднимались по лестнице в покои профессора, каждый сжимая в руке аккуратный стакан джина.
   Пребывание в "Стали", по-видимому, не причинило никому из парней никакого вреда; Во всяком случае, кроме усталости, которая отражалась под глазами, их молодые тела казались крепче, а лица жестче, чем когда-либо. Мальчикам Джейкоба было около тридцати, они крепко сложены, но никоим образом не располнели, их лица были сильными, с хорошими линиями подбородка и носами, противоречащими их естественному происхождению, - точеными и без изгибов или изломов, столь распространенных в их классе. У обоих были ясные голубые глаза, отражающие способность к глубокой нежности и, наоборот, устрашающей жестокости. Говоря простым языком, это были очень суровые мужчины, которые при правильном стиле одежды могли сойти за джентльменов.
   Мориарти приветствовал их так, как приветствовал бы давно потерянных сыновей, обнимая каждого по очереди в континентальной манере, в то время как сами юноши изливали свою благодарность, хотя и без заискивания.
   Когда все расселись, в дверях появился Пэджет, ведя под руку миссис Хетти Джейкобс. На следующие минуты комната превратилась в место обильной и бурной благодарности вкупе с естественными слезами матери, воссоединившейся со своими сыновьями.
   Вскоре профессор успокоил Хетти Джейкобс.
   - Я считаю неразумным на данный момент возвращать ваших мальчиков домой, - любезно сказал он. "Они должны остаться здесь на некоторое время, но вы можете видеть их как можно чаще".
   Все еще со слезами на пухлых щеках миссис Джейкобс в сотый раз поцеловала руку Мориарти.
   - Как мне тебя отблагодарить? - пробормотала она. "Как я когда-нибудь отплачу?"
   - Ты из моей семьи, Хетти. Ты знаешь что. Нет необходимости в погашении. Еще нет. Но я могу сказать вам, что и Билл, и Бертрам могут многое предложить в обмен на свою свободу. Мне нужны такие хорошо подготовленные мальчики, так что получить их от "Стали" - обоюдоострая услуга; это радует оба наших сердца".
   Когда Хетти Джейкобс, наконец, отправили в путь, профессор принялся за дело, пока мальчики пили джин и ели еду, которую Кейт Райт и Фанни Джонс, по-прежнему тщательно охранявшие другие мужчины, приготовили и принесли им. .
   - Очень приятно, что ты вернулся. Тонкая улыбка Мориарти осветила его губы, но не глаза.
   "Вы можете видеть, что это тоже их удовольствие," кивнул Пэджет. "Посмотрите на них, ухмыляющихся, как корзины с чипсами".
   "Работа есть, ребята. Много работы. Ты нужен мне по дому, как для защиты, так и для специальных работ, которые устраиваются".
   Далее он рассказал о трудностях, которые они испытали с Грином и Батлером, раскрывая им тайну предателя среди них, и факты, касающиеся важной встречи с его континентальными агентами, назначенной на следующий день.
   "Мне нужно, чтобы ты был рядом, с закрытыми глазами и кулаками наготове. Тогда, конечно, на следующей неделе у нас будет праздник. Друг Пэджет должен жениться во вторник. После этого есть авантюра, которая должна принести нам небольшое состояние - серебро, драгоценные камни, несколько выдающихся картин и наличные деньги". Он продолжал говорить об уже сделанных приготовлениях. "Трое парней, которые принесли его мне, пользуются хорошей репутацией, но необходимо, чтобы у меня был хотя бы один, которому я могу доверять, чтобы пойти с ними. Две головы лучше, чем одна, и ваши мускулы могут помочь. Я чувствовал бы себя счастливее с вами двумя там.
   - Вы можете рассчитывать на нас во всем, профессор, - сказал Уильям Джейкобс.
   Его брат кивнул. - С нами твоя жизнь будет в безопасности.
   "Хороший." Мориарти едва не просиял. "В это время мне нужны крепкие и верные мальчики. Я хочу, чтобы вы оба были рядом со мной на завтрашней встрече. Пэджет и Ли Чоу тоже будут там, так что оставайтесь с ними. И помни, что в мое отсутствие им нужно подчиняться, как самому себе".
   Когда он увидел, что братья Джейкобс устроились на ночь, Мориарти подошел к покоям Копья. Инвалид сидел, опираясь на подушки, а верная Бриджит все еще была рядом с ним. Мориарти с интересом заметила, что она читает своему пациенту из старого номера журнала Harper"s Magazine . Мысль о Спире, слушающем заметки представителей среднего класса из этого периодического издания, заставила Мориарти внутренне улыбнуться так же сильно, как тот факт, что Бриджит умеет читать, заставил его задуматься.
   - Ну что, твоя маленькая няня не отошла от твоей постели? - весело спросил он.
   - Едва ли на мгновение.
   Голос Копья был все еще слаб, хотя обожание, мелькнувшее между ним и златовласой Бриджит, говорило только об одном.
   - Ты ведешь себя с ним как хорошая девочка, Бриджит?
   "И почему бы нет?" - ответила она прямо, как всегда. "Он один из немногих мужчин в моей жизни, которые проявили ко мне доброту".
   С ней почти не спорили, и через несколько минут, осведомляясь о ранах Копья, профессор ушел, чтобы дождаться новостей от Паркера, который спустился на станцию Виктория с несколькими своими людьми, чтобы наблюдать за теми, кто прибыл на лодочном поезде из Континент.
  
  
   Паркер и его наблюдатели видели, как все четверо сошли с поезда. Во-первых, невысокий худощавый Жан Гризомб из Парижа, редкий похититель драгоценностей, который долгое время работал в столице Франции со своей бандой грабителей и головорезов, пока несколько лет назад Мориарти не предложил форму союза. С тех пор пара работала в слабой гармонии, и именно во время своего трехлетнего пребывания в Европе Мориарти провел много времени с Гризомбром - как и с другими прибывшими с континента - в попытке основать великий союз.
   С Жаном Гризомбром была пара молодых людей, манеры и манеры которых явно напоминали апашей: гибкие, стройные и смертоносные.
   Один из людей Паркера прогуливался за ними, следуя за их экипажем и следя за тем, чтобы группа забронировала номер в "Ройял Эксетер" на Вест-Стрэнд.
   Приезжим представителем из Берлина был высокий, стройный Вильгельм Шлейфштейн, больше похожий на банкира, чем на организатора преступной деятельности, а окладистая борода делала его старше своих тридцати девяти лет. На первый взгляд он был в мире коммерции в молодости, хотя был вынужден покинуть банкирский дом, в котором он работал, после того, как было обнаружено, что пропало несколько тысяч марок, а его бухгалтерские книги не сбалансированы.
   Шлейфштейн прошел путь от этих относительно небольших начинаний до своего рода эксперта по ограблению банков и сбору разведывательных данных о самых прибыльных областях для кражи драгоценностей. Он также собрал растущую группу черпателей, которых отправлял за определенной добычей, предназначенной для перевозки большого количества валюты.
   Во время своих многочисленных визитов в Берлин с 1891 года Мориарти обнаружил, что крупная рука немца была в торговле плотью - он содержал многочисленные публичные дома и получал долю от огромного количества уличных женщин. Профессор был также знаком с здоровяком, который шел со своим берлинским гостем - Францем, семифутовым великаном, выступавшим в роли личного слуги и телохранителя Шлейфштейна.
   За этой парой последовал один из наблюдателей, который позже сообщил, что остановился в дорогом отеле "Лонгс" на Нью-Бонд-стрит, где проживание могло стоить вам до фунта в день, включая питание.
   Толстый учтивый итальянец, сошедший с парохода, был Луиджи Санционаре, сыном пекаря, поднявшегося в иерархии итальянских преступников и ставшего в возрасте тридцати трех лет одним из четырех самых востребованных мужчин в Риме. - ищут и квестори , и злодеи.
   Санционаре привел с собой пару смуглых молодых людей с гладкими лицами, одетых несколько витиевато. Кроме того, он был единственным посетителем, которого сопровождала женщина - смуглая, оливковая кожа, излучающая красоту, которая тлела в ее глазах и волновала мужские чресла, когда она шла. Если бы итальянец хотел привлечь к себе внимание, он не мог бы сделать лучше, потому что взгляды всех мужчин на перроне были обращены на даму, как бы в месмерическом подвиге, когда она надменно выходила из поезда.
   Группа Санционаре поселилась в Вестминстерском дворце на соседней улице Виктория, и человек Паркера не замедлил узнать, что дама, синьорина Адела Асконта, имеет комнату, примыкающую к комнате синьора Санционаре.
   По сравнению с другими посетителями, Эстебан Бернадо Сегорбе выглядел довольно неряшливо. Невысокий, опрятный и скромно одетый, он нес с поезда собственный чемодан, стеснялся нанять носильщика и чуть не проскользнул в сети Паркера. Но не совсем так, потому что позже сообщалось, что Сегорбе остановился в скромном Сомерсет-Хаусе на Стрэнде.
   Эстебан Сегорбе был наименее известен Мориарти. При поиске представителей в Испании профессору посоветовали связаться с этим тихим жителем Мадрида, который принял его в своем приятном, хотя и не роскошном доме, внимательно выслушал все, что хотел сказать Мориарти, в принципе согласился на некоторую форму союз, а затем вели любые дела между ними с минимальной суетой и добросовестной честностью.
   Мориарти знал, что этот человек контролировал большие площади проституции и приложил руку к многочисленным незаконным интересам. Например, мало кто сомневался, что он занимался пагубной торговлей белыми рабынями. И все же Эстебан Бернадо Сегорбе был чем-то вроде загадки.
  
  
   - Что случилось, Пип, ты был таким странным, близким, как воск?
   Фанни сидела за импровизированным туалетным столиком, одетая только в сорочку и панталоны. Пэджет подумал, что она сильно отличалась от других женщин, которых он знал. Во-первых, по его ограниченному опыту, только шлюхи из высшего общества носили кальсоны, хотя они казались подходящими для сопливых дам из среднего класса, если верить рисункам в журналах. Он вспомнил, как просматривал экземпляр "Джентльмен ", который Эмбер где-то подобрал, и смеялся над рекламой корсетов и другого нижнего белья. Были также открытки, которые получил Копье - он сказал, что из Парижа, - на которых были изображены молодые женщины в цветных панталонах, отороченных ярдами кружева. Они сделали его чрезвычайно роговым, так же, как и сейчас вид сидящей там Фанни.
   И все же Пэджет никак не мог выкинуть из головы ужасное подозрение. Теперь это преследовало его практически все время. Фанни Джонс появилась из ниоткуда и в то же время отовсюду, женщина столь разного происхождения и опыта, что в некоторые ночи Пип Пейджет почти боялся даже прикоснуться к ней. Он предположил, что то, что он чувствовал, было странной вещью, которую они называли любовью, хотя Христос знал, что это значит.
   Он не мог по-настоящему выразить страхи словами, но они были достаточно сильны. Если Фанни окажется агентом Грина или - а эта мысль пришла ему в голову - каким-нибудь нарушителем, подставленным полицией, как трубочистом, он не знал, что сделает. У профессора был только один ответ, и это напугало Пэджета до предела.
   - Пип? Фанни позвонила снова. "Вас что-то беспокоит? Это наша свадьба? Она встала со стула и подошла к нему, обвив руками его шею так, что его нос уткнулся в ее волосы. "Это оно? Ты не хочешь жениться на мне?"
   Пэджет, в основном грубый мужчина с женщинами, прижимал ее к себе. Как он мог сказать ей, что больше всего на свете хочет, чтобы они поженились? Как он мог признаться даже самому себе, что на самом деле сделал бы для нее что угодно, даже если бы она перекусила Мориарти.
   - Я люблю тебя, Фан, - вот и все, что он сказал. "Я люблю тебя, и мы поженимся во вторник. Я мало о чем другом думаю.
   КОНТИНЕНТАЛЬНЫЙ АЛЬЯНС
  
   Пятница, 13 апреля 1894 г.
  
  
   Ангус Кроу чувствовал, что он немного продвинулся вперед. Он не совсем знал, в каком направлении, но теперь были некоторые отчетливые зацепки. Ему также было приятно узнать, что если он сблизится с профессором Джеймсом Мориарти, то для его ареста будут законные основания.
   Некоторые имена всплыли как в исходных файлах, так и в ходе допроса арестованных в понедельник вечером. Сам Холмс упомянул человека по имени Паркер, который, похоже, действовал как шпион или наблюдатель. Среди более сомнительных знакомых Морана постоянно всплывала фамилия Копье, а из сведений, полученных в понедельник, были упоминания о китайце по имени Ли Чоу и человеке по имени Пэджет - последний, несомненно, присутствовал при драке на Нельсон-стрит.
   Но по-прежнему не было никаких признаков ни Майкла Грина, ни Питера Батлера, хотя многие их сообщники находились под стражей. Кроу приказал регулярно и с большим упорством допрашивать этих людей. Тем временем наблюдение за Грином и Батлером продолжалось.
   Было почти одиннадцать часов, когда из офиса квеста в Риме пришла телеграмма. Оно было адресовано комиссару и гласило:
  
  
   СУБЪЕКТ ЛУИДЖИ САНЦИОНАРЕ СООБЩАЕТСЯ О ВЪЕЗДЕ В АНГЛИЮ СТОП ПРЕДЛОЖИТЬ НАБЛЮДЕНИЕ ЗА НИМ, ЕСЛИ С НИМ СВЯЗАНЫ СТОП РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЗДЕСЬ ПОДОЗРЕВАЮТ В УБИЙСТВЕ В краже И ДРУГИХ ОБВИНЕНИЯХ СТОП SANZIONARE СОПРОВОЖДАЕТ ДВУХ МОЛОДЫХ МУЖЧИН И ЖЕНЩИНУ, ИЗВЕСТНЫХ КАК АДЕЛА АСКОНТА СТОП
  
  
   Далее последовало описание Sanzionare на основе антропометрической системы. Сообщение было распространено, и Кроу, мало обращая на него внимания, размышлял об эффективности итальянской полиции. Он мечтал, что когда-нибудь появится объединенная организация британских и континентальных сил, которая обеспечит отслеживание и выслеживание любого преступника, перемещающегося из одной страны в другую.
   Но это было задумано на будущее и не имело большого значения в нынешнем расследовании Кроу. Поэтому он решился на эту задачу. Если Мориарти был генералом какой-то криминальной армии, то в некоторых историях, появлявшихся и снова появлявшихся в файлах, должна быть хотя бы крупица правды.
   Кроу начал исследовать самую невероятную из повторяющихся тем - что Мориарти был тем самым профессором Мориарти, который добился известности в академическом мире, но каким-то образом обладал способностью менять лицо и тело по своему желанию. Просеивая доказательства, он смог выделить по крайней мере один факт: Мориарти, казалось, проявлял себя только двумя способами: во-первых, как высокий, очень худой человек с безошибочно узнаваемой физиономией, известный бесчисленным ученым; во-вторых, как более низкий, молодой и более коренастый мужчина, у которого вместо куполообразной лысины была хорошая шевелюра.
   Логические выводы были просты: профессор Мориарти, криминальный авторитет, должен быть либо двумя мужчинами, маскирующимися под одного; или один человек, маскирующийся под двоих. Если последний вывод верен, то речь идет не о академическом профессоре Мориарти. Он должен был быть молодым человеком. Quod Erat demstrandum .
   Кроу улыбнулся и начал напевать себе под нос, в конце концов перейдя в песню.
  
  
   Ой! Мистер Портер, что мне делать?
   Я хотел поехать в Бирмингем,
   Но меня взяли в Кру...
  
  
   Миссис Коулз пошла с ним на встречу с мисс Мари Ллойд в театре "Эмпайр" на Лестер-сквер всего несколько недель назад, и они оба подталкивали друг друга к непристойным инсинуациям, которые мисс Ллойд могла передать.
  
  
   Верни меня в Лондон,
   Как можно быстрее,
   Ой! Мистер Портер, какая глупая девчонка...
  
  
  
   Он остановился, услышав сдержанный кашель из дверного проема.
   - Вы звонили, сэр? - спросил сержант Таннер.
   - Нет, нет, я не звонил, - фыркнул Кроу, его акцент стал более выраженным от смущения. "Но теперь ты здесь, для тебя есть работа".
   Таннера отправили с одним из других детективов Кроу, чтобы начать долгое и подробное расследование жизни Мориарти - его родственников, романа в университете, всего и всех, кто был связан с ним до его прибытия в Лондон в качестве военного наставника.
   В приемной измученный сержант Таннер изменил свое расписание, поручил другому детективу продолжить работу над покойным полковником Мораном и приступил к своим новым обязанностям, предоставив Ворону возможность сосредоточиться на других аспектах ситуации.
  
  
   - Как ты думаешь, из-за чего весь этот шум, Джим?
   Это каратель с загнутым и изуродованным носом обратился к Джиму Терреманту.
   "Не знаю и не знаю, что хочу знать", - ответил Терремант. - Несомненно, с женщинами были какие-то неприятности, с парнем и со всем остальным. Профессор осторожный человек. Мой вам совет: делайте то, что вам говорят, смотрите в оба и не доверяйте никому, кроме профессора, мистера Пэджета, Эмбера и Ли Чоу.
   "Эта желтая тарелка, от него у меня мурашки по коже".
   "Тогда, если тебя пугают афиняне, лучше сегодня возьми себя в руки, вот и все". Терремант с каким-то чувством сплюнул. "У нас скоро будет полно язычников. Иностранцы, глазные тальяне, немцы, лягушатники и испанцы. Они все идут сюда на встречу, которую собрал профессор.
   "Тогда нам действительно придется следить за женщинами. Я думаю, как ты не мог доверить этим глазным талианам свою бабушку.
   - Ну, а ты берегись: бабы, жратва - и чертово серебро.
  
  
   Ровно в четверть одиннадцатого такси подъехали к отелям. Один из молодых итальянцев сопровождал Луиджи Санционаре из Вестминстерского дворца; из Сомерсет-Хауса Эстебан Сегорбе путешествовал один; Фриц, здоровенный немец, ушел от Лонга с герром Шлейфштейном, а оба французских телохранителя были с Жаном Гризомбром, когда он шел из "Ройял Эксетер".
   Рабочий стол Мориарти был перенесен в спальню, а его место занял большой обеденный стол. Вокруг стола стояло шесть стульев. Из людей Мориарти в комнате должны были присутствовать только Пэджет, Ли Чоу и два брата Джейкобс, хотя Терремант и его люди были в пределах легкой досягаемости, поскольку они наблюдали за приготовлением еды и питья и их доставкой из кухни в кухню. Личные комнаты Мориарфи.
   Паркер и отряд его наблюдателей, некоторые из которых были вооружены пистолетами и револьверами, охраняли склад со всех возможных сторон.
   Мориарти, не переодетый братом, был одет в черное: длинный сюртук, брюки и жилет, несколько старомодный морнингтонский воротничок, выглядевший во всем мире как доктор или банкир. Он подождал, пока Пэджет стоял справа от него и немного позади него, чтобы поприветствовать прибывших наверху лестницы. Были рукопожатия, улыбки, поклоны и сложные приветствия. Санционаре не встречался со Шлейфштейном, а Шлейфштейн никогда не встречался с Гризомбром. До сегодняшнего дня никто из посетителей никогда не видел Сегорбе.
   Уже было достигнуто соглашение по языковой проблеме, и конференция должна была проходить на английском языке. Однако часть сопровождающего персонала не говорила по-английски, поэтому между рядовыми и рядовыми было много жестового языка.
   Прежде чем дело могло перейти к обеду, Мориарти призвал к тишине.
   "Джентльмены, - сказал он, - прежде чем я официально приветствую вас здесь, я позволю себе некоторую вольность. У нас еще один гость.
   Произошел обмен краткими, но нервными взглядами.
   - Тебе нечего бояться, - улыбнулся Мориарти. "Он один из нас. Действительно, он родом из Европы, хотя и принял новое гражданство". Он сделал паузу, его глаза искали лица своих коллег. "Нам говорят, что Соединенные Штаты Америки - великая прогрессивная страна нашего времени - и это действительно так, потому что наши друзья там уже хорошо организованы. Поэтому, руководствуясь нашими собственными интересами, я пригласил эмиссара из этой великой страны, чтобы - как бы это выразиться? - понаблюдать за нашими обсуждениями.
   Он кивнул в сторону Пэджета, который открыл дверь и впустил высокого, плотного мужчину лет тридцати, скромно одетого в темный костюм, с жемчужно-серым галстуком на шее.
   - Могу я представить, - профессор широко раскинул руки в экстравагантном жесте, - г. Пол Голден из Нью-Йорка".
   Несмотря на крепкое телосложение, Голден производил впечатление необычайной настороженности, с блестящими глазами, которые никогда не переставали вопросительно двигаться. Когда он говорил, за сильным, почти германским гортанным акцентом скрывалась тяжелая гнусавость.
   - Хорошо быть здесь, - сказал он, тонкая улыбка скользнула по толстым губам. "Мои друзья в Сити - так мы называем Нью-Йорк - попросили меня передать всем вам их добрые пожелания. И я должен поблагодарить вас за приглашение, позволившее мне совершить путешествие за океан. Как говорит добрый профессор, мы делаем все возможное, чтобы работать организованно. Я буду наслаждаться и слушать с интересом".
   С некоторой робостью остальные гости подошли к американскому гостю; они пожали ему руки и обменялись несколькими словами.
   Пэджет заметил, что Голден, о котором профессор рассказал ему незадолго до начала собрания, похоже, не хотел вступать в продолжительный разговор.
   После двух или трех стаканов хереса все сели за ланч, который обслуживали Билл и Берт Джейкобс, а Пэджет и Ли Чоу не обращали внимания, как опытные дворецкие; Блюда приносили из кухни Фанни Джонс и Мэри МакНил, каждая из которых сопровождала по одному из карателей.
   Миссис Кейт Райт превзошла сама себя. За красной похлебкой (из фасоли, помидоров, свеклы, лука и сельдерея) последовали котлеты из омара. Мясное блюдо состояло из традиционного ростбифа с йоркширским пудингом, пюре из намазанной маслом моркови и репы, печеного картофеля и весенней капусты. Санционаре пошутил, сказав, что Сегорбе, Грисомбр и он сам действительно должны иметь папское разрешение, поскольку сегодня пятница, а они происходят из семей римско-католического вероисповедания. Шлейфштейн свысока посмотрел на него, посчитав это замечание ни смешным, ни хорошим вкусом. Голден улыбнулся, словно знал какую-то тайную шутку.
   Следующей подали любимый лондонский пудинг Кейт Райт - смесь абрикосового джема, бисквитного печенья, масла, молока, лимона и яиц. Трапеза была завершена "Ангелами верхом на лошадях", именно это пикантное блюдо было одним из любимых Мориарти; Профессор всегда был неравнодушен к бекону и устрицам.
   Пока пятеро командиров обедали, их лейтенанты ели из холодного буфета, накрытого на козлах под окном, хотя никто из них не отводил глаз надолго от своего конкретного начальника.
   Когда с едой было покончено и все были сыты, Мориарти призвал к порядку. Пэджет вышел, чтобы убедиться, что Терремант выставил одного из карателей за дверью; телохранители и другие заняли свои места, выстроившись позади своих лидеров, и все замолчали.
   Сначала они по очереди выпили друг за друга - Мориарти холодно-деловой; Sanzionare и Grisombre expusive; Шлейфштейн правильный и далекий, без теплоты; Segorbe тихий и с насмешливым качеством; Золотой уважителен, сохраняя свою позицию наблюдателя.
   Затем Мориарти встал и начал свою длинную речь*.
   *Текст речи Мориарти взят непосредственно из журналов, причем есть указания на то, что профессор записал сказанное им по памяти в течение двадцати четырех часов после его произнесения.
   "Господа, я хочу приветствовать вас здесь и поблагодарить всех вас за долгие и утомительные путешествия, которые каждый из вас предпринял из своих домов и природных сред.
   "В последние несколько лет мы по отдельности говорили о планах, которые я давно вынашивал. У всех нас есть опыт, который научил нас тому, что, когда речь идет о так называемых незаконных действиях, согласованные действия должны быть более убедительны, чем индивидуальные и одинокие набеги, совершаемые ежедневно мужчинами и женщинами, действующими по собственной инициативе.
   "Подлый вор, взломщик, диппер и мафиози, мацер и торговец, даже убийца и шлюха могут заниматься своими делами и получать небольшие выгоды. Они могут быть успешными, скупать свою добычу, планировать свои авантюры, но все это в вакууме. Мы, я думаю, все доказали, что человек, действующий заодно с себе подобными, имеет больше возможностей, больше уверенности в прибыли, больше шансов обойти закон.
   "Вполне возможно, что я высокомерный человек, но у меня есть основания полагать, что из всех нас здесь я обладаю самым большим опытом - моя организация самая большая и, как и я, контролирую основные элементы не только в Лондон, но и большая часть Англии, Шотландии и Уэльса.
   "Свободные и взаимные договоренности, которые у нас были в последние несколько лет, также, по-видимому, вне всяких сомнений доказали, что организация, основанная на взаимном доверии, понимании и разделении, не только возможна, но и определенно отвечает нашим интересам. Я не скрываю этого, джентльмены, моя цель созвать сегодняшнее собрание состоит в том, чтобы обсудить основы высшей сети, которая протянется вдоль и поперек европейского континента, ибо континент - это огромный кладезь сокровищ и власти. : там для нас, чтобы использовать, брать, грабить, если хотите.
   "Мы все знаем, что мужчины и женщины, которые работают у нас и под нашим началом, в основном существа ограниченного образования, с узким интеллектом. Поэтому мне кажется, что наша обязанность, наша обязанность - заботиться об этих мужчинах и женщинах, направлять, утешать и направлять их и следить за тем, чтобы их очень способные таланты использовались наилучшим образом. Если это можно сделать здесь, в Великобритании, то, безусловно, можно сделать и в континентальном масштабе. Это моя цель.
   "Никто из нас не дурак, иначе мы бы сегодня не сидели здесь вместе. Есть необходимость в длительном обсуждении многих аспектов контроля, методов, которые нам потребуются для поддержания такого союза - ибо именно так я его вижу: великий союз, основанный на современных методах.
   "Это подводит меня к тому, что может быть самым важным моментом, который я должен сделать. Прогресс, господа, прогресс. Слишком долго наши братья по преступлению цеплялись за старые и ожесточенные пути, даже не замечая того, что мир вокруг нас меняется как никогда прежде. Я боюсь, что многие достижения в науке считаются простыми причудами и глупостями; не только миром вообще, но и нашим собственным миром в частности. Признаки и предзнаменования перемен вокруг нас, но мы не видим, чтобы наша жизнь резко изменилась. Подумайте на мгновение, что изменила железная дорога: огромные расстояния, которые теперь можно преодолевать за относительно короткий промежуток времени. Это сжимающийся мир, и я предвижу, что он сжался еще сильнее. Мы должны осознавать эти вопросы, осознавать их и использовать их в своих интересах.
   "Например, телефон и телеграф уже делают невероятные успехи. За считанные минуты можно поговорить с кем-то, кто находится далеко, на другом конце наших городов. Через несколько часов мы сможем связаться по телеграфу с дальними уголками Европы. Мы уже использовали эти современные методы, но вы представляете, что на этом все остановится? Всякому мыслящему человеку должно быть очевидно, что наши нынешние телефонные, телеграфные и телеграфные услуги не останутся такими, какие они есть. Они будут прогрессировать; их мало что может остановить. Через несколько лет мы сможем разговаривать друг с другом на больших расстояниях. Представьте, как это повлияет на наши цели.
   "Однако это касается не только наших целей, поскольку это также будет иметь отношение к полицейским силам мира, правительствам, банкам и промышленности. Именно с учетом этих вещей мы должны планировать. Если мы признаем, что нам будет легче общаться друг с другом на больших расстояниях, мы должны также рассмотреть некоторые другие факторы.
   "Я говорил о железных дорогах. Также происходит новая эволюция, которая касается других форм путешествий. Нам говорят, что на море будут строить корабли, которые будут не только больше и лучше, но и быстрее. На суше мы все немного улыбаемся странному феномену безлошадной повозки. Я бы сказал вам, не улыбайтесь. То, что мы видим в этих шумных, трясущихся и трясущихся транспортных средствах, - это заря нового вида транспорта, который в конечном итоге полностью превзойдет все, о чем мы могли мечтать. Не заблуждайтесь об этом.
   "Вы также будете склонны смеяться над моим следующим предложением. Мы знаем, как воздушный шар и полеты на воздушном шаре становятся все более популярной новинкой; и кто из нас не улыбался с сомнением над странными рисунками и идеями, которых придерживаются многие, что человек когда-нибудь сможет парить и летать, как птицы?
   "Однако, если принять во внимание достижения, достигнутые в других областях, кто действительно может сомневаться в том, что теории кажущихся дураками и мечтателями за короткий промежуток времени станут реальностью, с которой нужно считаться? Кто слышал об экспериментах, проводимых в настоящее время под руководством таких людей, как Отто Лилиенталь? Придет время, так же несомненно, как и завтра, когда люди будут путешествовать по небу так же, как они будут путешествовать с легкостью и комфортом на все возрастающих скоростях по суше и по морю.
   "Друзья мои, я говорил о естественной линии прогресса, быстро настигающей нас, которая неизбежно окажет влияние на нашу жизнь и на то, как мы работаем. Теперь мы должны рассмотреть, каким будет климат; кто будет контролировать эти изменения. Ответ прост - политики, промышленники; генералы и богачи. Они владеют ключом ко всей власти, и если мы хотим получить хоть какую-то долю в ожидающей удаче, мы также должны иметь долю в этой силе. Как этого добиться?
   "Наша манера ведения бизнеса классифицируется многими как дело зла. Да будет так. Но в каких условиях лучше всего может расцвести это так называемое зло? Я бы предложил слово хаос; Я бы предложил слово " нестабильность ", я бы предложил слово " неуверенность " : три слова, которые должны быть краеугольными камнями нашего мышления.
   "Сегодня в мире есть великие революционные политические движения, тлеющие под поверхностью жизни, готовые взорваться огнем и силой вулкана. Со всех концов континента мы слышим об анархии - убийствах, взрывах бомб, нарушении нормального повседневного существования, и все это совершается во имя политических идеалов и рвения.
   "Я хотел бы предложить вам, чтобы мы использовали эти методы анархии и беспорядков для обеспечения наших собственных интересов. Если мы сможем помочь и создать условия для беспорядков, даже совершать анархические акты по собственной воле, мы можем создать ситуацию, когда спелые плоды будут падать на нас, как яблоки с дерева.
   "Теперь нам остается спланировать, решить, приготовиться к урожаю, который мы можем собрать".
  
  
   Наступила тишина, когда профессор сел. Затем Гризомб начал аплодировать. С легким колебанием остальные присоединились к нему, Шлейфштейн громко хлопнул ладонью по столу.
   Когда небольшие, но искренние аплодисменты стихли, Гризомб встал, говоря по-английски с сильным акцентом, тщательно подбирая слова.
   "Мне интересно услышать, как добрый профессор излагает эту теорию. Из собственного опыта я могу засвидетельствовать тот факт, что все это правильное мышление. Это правда, что я был очень молодым человеком в 1871 году, но я хорошо помню условия, царившие в Париже во время осады".
   Его глаза метнулись к Шлейфштейну, словно ища подтверждения от представителя расы, победившей французов в разгар франко-прусской войны.
   "Условия были ужасными, еды было так мало, что некоторым пришлось есть крыс. Я помню тот день, когда в зоологических садах отстреливали слонов ради еды. Но в целом я помню город, открытый для разграбления. Я знаю многих мужчин, которые разбогатели. Разрушение общества может только привести нас к большей силе, и я, например, приветствую профессора Мориарти как нашего вдохновляющего лидера".
   Один за другим другие бросились в руку с профессором. Оставалось продумать сложные управляющие детали их межконтинентальной организации. Но прежде чем разговор успел повернуться в этом направлении, Санционаре поднялся на ноги.
   "Как гость профессора, я хотел бы засвидетельствовать свое почтение в осязаемой форме", - объявил он, щелкнув пальцами в сторону молодого человека, которого он привел с собой.
   Темноволосый молодой итальянец был рядом со своим хозяином, двигаясь с быстрым мастерством, которое, по мнению Мориарти, могло при других условиях быть смертельным. Маленький продолговатый пакет появился словно из ниоткуда. Санционаре взял его, прошел вдоль стола и вручил Мориарти, коротко, но почтительно поклонившись.
   Мориарти осторожно развернул пакет. Внутри была коробка, тщательно перевязанная лентой. В коробке была книга в телячьем переплете, красиво украшенная сусальным золотом, - итальянский перевод "Динамики астероида " Джеймса Мориарти. На ощупь он был прекрасен для рук, а для взгляда любого обладающего художественной чувствительностью он сам по себе был произведением искусства .
   "Я заказал его специально для нашего самого искусного мастера во Флоренции", - сказал Санционаре, и Мориарти в этот момент подумал, не читается ли в глазах итальянца насмешка. Он почувствовал, как в нем поднимается колодец неожиданного гнева, а румянец залил его щеки. Но через секунду Мориарти восстановил самообладание, произнося короткую и любезную благодарственную речь.
   Француз Гризомб, чтобы не отставать, сделал знак в сторону двух своих худощавых смуглокожих сопровождающих, которые, несколько драматично отреагировав, достал плоский квадратный сверток, спрятанный под столом. Выяснилось, что это тоже книга - томик тоньше, чем тот, который предложил итальянец, но больше по размеру и в переплете из марокканской кожи ручной работы.
   - Monsieur le Professeur, - облизал губы Гризомб. - Я знаю, что ты, как и я, любишь дам. Вы знаток искусства любви. Фотографии в этом томе сделаны лучшими из тех, кто в моем распоряжении".
   Альбом содержал более двухсот фотографий, которые сегодня принесли бы целое состояние любому богатому коллекционеру эротики. Мориарти позволил улыбке скользнуть по его губам, когда страницы быстро высыпались из-под его большого пальца, впервые взглянув на изысканных парижских дам в разных стадиях раздевания, в самых соблазнительных позах - в одиночестве, вместе и с различными молодыми людьми хорошо обеспеченного телосложения.
   Шлейфштейн стоял теперь рядом с профессором, держа в своих больших руках развернутую тяжелую полированную шкатулку из красного дерева. Он щелкнул каблуками в прусской военной манере и поставил коробку перед Мориарти.
   "У меня есть подарок, который, я думаю, будет иметь большую практическую ценность".
   Крышка откинулась на петлях, и на темно-синем бархатном ложе открылся необычный пистолет. Мориарти не видел ничего подобного раньше, и, по правде говоря, это был самый интересный из трех предложенных подарков. Начнем с того, что не было ни патронника, ни видимого молотка.
   Он вынул его из коробки и взвесил на руке. В нем чувствовался мужской, рабочий вид. Он вопросительно посмотрел на немца.
   "Это автоматический пистолет, - сказал Шлейфштейн. - Видишь ли, еще один знак прогресса. Он взял оружие у Мориарти. "Патроны помещаются в магазин, который вставляется в приклад, и оружие автоматически взводится при выстреле. Он скопирован с идеи, заложенной в пистолете Максима, и является изобретением Хьюго Борхардта, изготовленным Людвигом Лёве из Берлина. Я также принес патроны и осмеливаюсь предположить, что при всех многочисленных признаках прогресса, о которых вы говорили, это также внесет коренные изменения в наши дела".
   * Автомат Борхардта фактически был предшественником Люгера. Хьюго Борхардт успешно изобрел этот дизайн еще в 1890 году, когда жил в Америке, но ни один производитель в Соединенных Штатах не проявил интереса. В конце концов Борхардт привез конструкцию в Германию, где Loewe запустила ее в производство в 1893 году. Это был один из первых автоматических пистолетов, который продавался в больших количествах.
   Мориарти кивнул. Его завораживало огнестрельное оружие, и от этого у него в руке побежали странные мурашки, когда он держал его. Он огляделся, поймав взгляд испанца Сегорбе, который не сводил с него глаз.
   "Из-за этих подарков мой выглядит несколько тщедушным", - улыбнулся Сегорбе, вставая и передавая длинный тонкий сверток.
   В нем был толедский кинжал с рубиновой рукоятью и острым, как бритва, лезвием.
   "У него преимущество в бесшумности по сравнению с пистолетом", - спокойно сказал Сегорбе.
   Мориарти посмотрел на коллекцию перед собой, слегка изогнув губы.
   "Ваши дарования, - сказал он почти шепотом, - представляют собой все классические грани великого интригана. Теперь мне нужен только пузырек с ядом и какое-нибудь взрывчатое вещество, и меня можно считать, - он провел руками по груде подарков, - как ученого, развратника и убийцу.
   Мужчины вокруг стола послышались тихие смешки.
   - Но в подарках нет нужды, - продолжил он. "Чтобы собрать вас всех здесь; поделиться опытом и мыслями; все, что нам нужно, это построить структуру и спланировать заранее. Окончательный результат этой встречи будет достаточной наградой для всех нас".
   Пол Голден ничего не сказал, но все понял.
  
  
   "Этот автоматический лающий утюг выглядит ужасно", - сказал позже Пэджет. "Это будет какой-то момент, когда мы увидим, как он стреляет".
   Он разговаривал с Гарпун, который явно лечился, хотя его лицо все еще выглядело в синяках и побоях, а повязки на руках нужно было менять два раза в день.
   - А как насчет книги, которую ему дал француз? Копье широко подмигнул, а Пэджет усмехнулся.
   - Тогда откуда вы об этом узнали?
   Копье кивнул в сторону Бриджит, которая сидела на своем обычном месте у кровати. "Она сказала мне." В его взгляде была одна шутка над смущением другого.
   Бриджит покраснела, закусив губу.
   - Она получила это от нее. Копье снова кивнул, на этот раз в сторону Фанни.
   Пэджет посмотрел на свою невесту с вопросительным выражением в приподнятых бровях и весельем во рту.
   - Ну... - Фанни замялась.
   - А ты, Фанни Джонс, говоришь, что считаешь это отвратительным. Пэджет улыбнулся, вспомнив откровенные заявления девушки, когда он описывал ей фотографии.
   - Ну... - снова сказала Фанни, не объяснив ничего.
   - У вас, девочки, грязные мысли. Копье посмотрел на них двоих, не заботясь о том, что ухмылка по-прежнему была болезненным упражнением.
   - Мы любознательны, вот и все. Бриджит по-прежнему демонстрировала дух.
   - Ты все узнаешь, когда я снова встану на ноги и выздоровею, - сказал Гарпун.
   "Может быть..." Фанни была хладнокровна, сложив руки на коленях. "Может быть, нам стоит запланировать двойную свадьбу во вторник". И Копье, и Бриджит, казалось, были погружены в свои мысли.
  
  
   Был ранний полдень, когда в Скотленд-Ярд пришло известие, что Санционаре остановился в Вестминстерском дворце и что он ушел с одним из молодых людей, оставив другого в отеле с девушкой, Аделой Асконтой.
   Хотя Sanzionare не имел к нему никакого отношения официально, этот факт был передан Кроу, который записал его и продолжил отрабатывать логические возможности, касающиеся Мориарти. Примерно через день он надеялся получить все факты о странном профессоре математики, его происхождении, уходе из университета и переезде в Лондон.
   Тем временем материализовалось кое-что еще. От информатора из доков пришло известие, что человек Пэджет, чье имя стало известно во время допроса сообщников Морана, должен был жениться во вторник в Сент-Эндрюс, Лаймхаус.
   Если Пэджет был партнером Морана, рассуждал Кроу, и если Моран был партнером Мориарти, то Пэджет мог быть каким-то образом связан с ними обоими. Было бы интересно хотя бы увидеть этого человека и его невесту.
   Мысль о невесте сводила Ангуса Кроу с его логики к приземленности миссис Сильвии Коулз. В этом не было никакой логики, только страсть, и через несколько мгновений, пока его мысли блуждали по спальным прелестям, доставляемым миссис Коулз, Кроу был вынужден расстегнуть воротник.
   Это была игра в ожидание, подумал он: ожидание Мориарти; ожидание дальнейших подсказок или подсказок; дожидаясь, пока его собственные способности к дедукции можно будет сопоставить с неопровержимыми фактами и доказать, что он прав или неправ. В каком-то смысле он ждал и самого себя, и это было самым нелогичным из всего, - ждал, чтобы решиться насчет миссис Коулз. Ангус Маккриди Кроу решил, что его чувства по отношению к миссис Коулз находятся в некотором хаосе.
  
  
   В пятницу вечером Луиджи Санционаре вернулся в свой гостиничный номер и провел ночь с Аделой Асконтой; Вильгельм Шлейфштейн пошел поесть в кафе "Рояль", в конце концов вернувшись в свой отель, чтобы вздремнуть; Жан Гризомб и два его спутника по совету Мориарти и с особыми условиями отправились в дом Сала Ходжеса; в то время как Эстебан Бернадо Сегорбе сел в письменной комнате Сомерсет-Хауса, чтобы написать длинное письмо с инструкциями своему старшему лейтенанту в Мадриде: деловые интересы сеньора Сегорбе требовали много его времени и внимания.
   В Лаймхаузе каратели по-прежнему внимательно следили за кухнями и женщинами; Профессор Джеймс Мориарти отослал Мэри Макнейл спать без него и провел время до рассвета, работая над заметками для продолжения их встречи завтра; Копье дремало, а Бриджит бодрствовала; Пэджет и Фанни спали вместе, хотя Пэджету живо снились тюремные камеры и кричащие полицейские, съежившиеся до размеров крысы и столкнувшиеся со смертью, раздавленные огромным сапогом. Эмбер и Ли Чоу отсутствовали, как и многие другие люди Мориарти, потому что во вторник должна была состояться свадебная вечеринка, и нужно было закупить подарки. Ни от одного уважающего себя члена большой семьи злодеев нельзя ожидать, что он будет покупать свадебные подарки за деньги.
   ПОДГОТОВЛЕНО УБИЙСТВО
  
   Суббота, 14 апреля 1894 г.
  
  
   Структура организации была разработана в течение периода, последовавшего за ланчем накануне. Более серьезная проблема реализации планов хаоса по всей Европе была отложена до полудня субботы, когда каждый из протагонистов выдвинул свои собственные возможные действия.
   Все это было согласовано в кампании, направленной на нарушение мира, гармонии и безмятежного образа жизни в крупных городах на всем континенте - действия, которые, несомненно, будут приписаны экстремистским политическим фракциям, которые уже терзали Европу. Но первым конкретным предложением о политическом убийстве выступил именно Гризомб.
   -- Нет ничего, что могло бы вызвать тревогу быстрее, -- сказал француз. "И я предполагаю, что в моем районе произойдет быстрое возмущение, которое должно вызвать немедленные беспорядки. В ближайшие несколько недель я позабочусь об убийстве президента Франции".
   Гризомб, как мы теперь знаем, сдержал свое слово. Собрание, возглавляемое Мориарти, несомненно, стало сигналом, предвещавшим внезапный всплеск анархистской активности по всему континенту. В июне в Лионе был убит президент Франции Сади Карно. Интересно отметить, что убийцей был итальянец, поэтому остается вероятность того, что континентальные ветви империи Мориарти даже тогда работали в гармонии.
   Мы также не можем теперь сомневаться в том, что другие события в истории конца девяностых и начала 1900-х годов напрямую связаны с лондонской встречей в апреле 1894 года. По-видимому, есть свидетельства того, что даже смерть президента Соединенных Штатов Мак-Кинли в 1901 году была частью более позднего плана. Безусловно, трагическое событие смерти эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево, кульминацией которого стала Первая мировая война, было прямым результатом действий Мориарти. Непосредственные последствия в самой Англии - которые мы можем сейчас исследовать - долгое время были строго охраняемым секретом.
   Решимость, очевидная в обещании Грисомбра, поразила Мориарти. Как будто француз пытался перекупить его в какой-то смертельной игре, и профессор чувствовал взгляды своих коллег, смотревших на него в поисках выигрыша.
   Он молчал целую минуту, затем почти незаметно кивнул головой.
   - Хорошо, - сказал он. "Хороший. Вот такое предвидение нам требуется".
   Мориарти посмотрел по очереди на каждого из своих союзников. - У меня тоже есть планы, - сказал он тихо. "В этой стране нет смысла убивать ни премьер-министра, ни парламентария. Кроме того, наша королева - наше подставное лицо - старая леди, которая все равно скоро умрет.
   Он сделал паузу для эффекта. "Мои планы касаются следующего в очереди: того, кто будет править после того, как королева Виктория, как выразился Шекспир, покинет эту бренную оболочку. Принц Уэльский, прославленный, хотя и несколько развратный Альберт Эдуард, станет моей личной жертвой. И с этой целью, джентльмены, я хотел бы, чтобы вы сегодня были моими гостями на особенном представлении. Вы можете быть уверены, что через несколько недель принц будет мертв.
   Задумчивая тишина, воцарившаяся вокруг стола, красноречиво говорила о возникшем уважении.
   Молчание наконец нарушил Пол Голден.
   "Профессор. Джентльмены. Его рот был сжат, без намека на улыбку. "Я нашел все это и поучительным, и интересным. Боюсь, я не смогу присоединиться к вам в том, что профессор приготовил сегодня вечером, потому что мне пора начинать свое довольно трудное путешествие обратно в Нью-Йорк. Однако я возьму с собой восторженный доклад своим коллегам. При условии, что ваши планы пройдут гладко, я не вижу причин, по которым мы в Новом Свете не могли бы когда-нибудь в будущем вести дела с вашей организацией здесь, в Европе. Вы, безусловно, можете обратиться к нам в любое время за помощью или советом. Я с нетерпением жду развития полезных отношений".
   Пэджет, крепко стоявший у двери, толком не понимал, что его сейчас беспокоит. Он провел большую часть своей жизни в нищете, продираясь к канаве. С тех пор, как Мориарти стал его преступным отцом, жизнь вошла в привычный ритм, и он, конечно же, был не прочь совершить большинство действий, которые общество считало незаконными. Но, как и многие из его убеждений, Пэджет держал королевскую семью в страхе и почтении. Теперь, в нескольких словах, его предводитель отправил их в путешествие, которое ему казалось в высшей степени бесполезным, расточительством и безрассудством.
   Спектакль, который Мориарти хотел, чтобы его континентальные посетители посетили, проходил в одном из лучших и самых известных лондонских мюзик-холлов - Дворце эстрады Альгамбра на Лестер-сквер, где играл особенно хороший счет.
   Как ни странно, Мориарти был человеком, который наслаждался шумным, иногда вульгарным, всегда красочным зрелищем, представляемым мюзик-холлом, и он приложил огромные усилия, чтобы добыть лучшую ложу в доме не только для своих четырех главных гостей, но и для основная часть их объединенной свиты. Что касается себя, Мориарти позволил сопровождать себя только Пэджету, настояв на том, чтобы его лейтенант пришел с оружием.
   Пэджет, естественно, чувствовал себя польщенным, но он не мог отделаться от ощущения, что новый континентальный альянс втянул профессора в сферы, которые были невероятно опасны. Он смутно знал, что в прошлом Мориарти часто выполнял поручения для других держав, призывая к гнусным сделкам с политиками и членами королевской семьи. Но насколько Пэджет знал, королевская семья была иностранной и поэтому не считалась. Это было другое.
   Заключительный сбор континентальных эмиссаров закончился в Лаймхаусе незадолго до пяти часов дня, и было принято решение собрать всех в роскошно обставленном фойе Альгамбры примерно за пятнадцать минут до второго вечернего представления.
   Развлечение в тот вечер было исключительно ценным. Наряду с двумя балетами (Альгамбра не пожалела средств, чтобы обеспечить великолепное зрелище, в центре которого была его премьера -танцовщица Миля. Кэтрин Гельтцер), в программе были г-н Г. Х. Кригвин, Белоглазый Кафр; мисс Сисси Лофтус; мистер Джордж Роби, который до сих пор приводит публику в восторг своей юмористической песней "Простой прыщ"; лейтенант Фрэнк Трэвис, чревовещатель Общества; мисс Веста Тилли; и мистер Чарльз Коберн, человек, который сорвал банк в Монте-Карло.
   Однако единственный художник, которого Мориарти хотел, чтобы его коллеги увидели, и который действительно держал самого профессора в зачарованной концентрации, был объявлен доктором Найтом, экстраординарным иллюзионистом и мастером Prestidigitator.
   Помимо других соображений, Мориарти не мог устоять перед подвигами, которые мог совершить этот артист; ибо в некотором роде маг и профессор занимались одним и тем же делом: иллюзиями, исчезновениями, манипуляциями и наложением заклинаний. В эту самую ночь, например, он сидел на публике со своими четырьмя континентальными прихвостнями, представляя собой визуальную форму того профессора Мориарти, которого когда-то прославляли как нового математического гения.
   Оркестр ямы производил мерцание струнных и духовых инструментов, возможно, с оттенком неуклюжести барабанов и тарелок; затем вкладки поднялись, чтобы показать сцену, увешанную черными драпировками и украшенную маленькими богато украшенными столами и частями замысловатых и, несомненно, волшебных аппаратов.
   Барабаны поднялись до крещендо, и появился доктор Найт, мужчина среднего телосложения, безупречный в полном вечернем костюме, с черными волосами и небольшой бородкой, а аура вокруг него была бесспорно сатанинской. Его глаза окинули аудиторию взглядом, который почти выражал презрение.
   "Дамы и господа. Волшебство Востока и Запада, - объявил он, подняв руку и вытащив темно-синий шелковый носовой платок. "Один и один дают два". Шелк другого цвета попал из воздуха в его другую руку. "И три... и четыре".
   Руки, изящные, с длинными пальцами, попеременно поднимались в воздух, пока он не собрал десять или одиннадцать разноцветных кусочков шелка, которые он скатал вместе, чтобы получился грушевидный шар длиной около восьми или девяти дюймов. Затем быстрым движением вверх доктор Найт подбросил мяч в воздух, где он, казалось, завис на секунду, прежде чем расшириться и превратиться в огромную бабочку, подвешенную перед ним.
   Затем последовала череда ярких загадок, которые держали в молчании и напряжении даже шумную галерею: египетский саркофаг с мумией был показан со всех сторон. Мумия была извлечена и оказалась в хрупком состоянии (на самом деле в какой-то момент голова была отделена от тела). Мумия была заменена, саркофаг завертелся, вдруг затрясся от сильного стука изнутри.
   Резким движением доктор Найт открыл дрожащий саркофаг, и под причудливую восточную музыку великолепно одетая египетская принцесса вышла из гроба, чтобы исполнить извилистый танец.
   Огромные стеклянные чаши с водой возникли из воздуха под большим шелковым квадратом, и каждая чаша вспыхнула через несколько секунд после того, как шелк был удален. Затем доктор Найт прошел в аудиторию, чтобы выбрать восемь игральных карт и одолжить три кольца у несколько нервных дам. Восемь выбранных карт внезапно появились у всех на виду на концах большой богато украшенной серебряной звезды. Затем мистический доктор взял сковороду для омлета, в которую разбил яйца, добавил три кольца и залил бренди, поджег смесь и потушил пламя крышкой; немедленно убрав его, чтобы показать трех белоснежных голубей, у каждого из которых по одному из заимствованных колец на ленте на шее.
   Египетская принцесса была вызвана снова, на этот раз для того, чтобы быть загипнотизированной доктором, который затем заставил ее левитировать, паря в воздухе на глазах у собравшейся публики.
   Это была кульминация великолепного выступления: доктор Найт ушел со сцены под бурные аплодисменты. Муарти сидел, как маленький мальчик, очарованный, даже намек на ревность в его уме. Казалось, эффектный доктор Найт коснулся ахиллесовой пяты Мориарти, поскольку большинство иллюзий и их исполнения сбивали его с толку, и он был полон решимости раскрыть секреты этих впечатляющих искусств. Однако он не знал, что против него замышляют другие судьбы.
  
  
   Ранее, когда группа Мориарти собралась в фойе Альгамбры, сержант Катберт Фром, офицер отдела уголовных расследований Скотленд-Ярда, прогуливался по Вест-Энду; больше для ознакомления с определенными местами, чем что-либо еще. Фрому было двадцать восемь лет, его недавно перевели из Манчестера в столичную полицию; он был проницательным человеком, стремящимся пробиться и полным энтузиазма своего возраста. Всего за шесть недель в Ярде он уверенно ознакомился со всеми списками разыскиваемых лиц и описаниями лиц, подлежащих наблюдению, доносам или задержанию.
   Он проезжал мимо фасада Альгамбры, когда его внимание привлекла карета, из которой выгружались пассажиры: очень красивая молодая женщина в сопровождении двух молодых людей с итальянской внешностью и чуть постарше, смуглый мужчина.
   Фром видел описание этого человека в циркуляре, разосланном по офису, и его мозг искал факты. Также были упомянуты женщина и двое молодых мужчин. Итальянское имя, Санто-что-то? Sanzionare. У него это было; но к тому времени партия перешла в театр. Фром последовал за ним, ненадолго прервавшись, чтобы предъявить свои удостоверения дежурному.
   Его добыча не находилась в фойе, поэтому сержант прошел в длинный буфет, который уже был битком набит мужчинами и женщинами, большинство из которых были в парадных вечерних костюмах. Среди этих театралов Фром узнал немало городских дам, ибо это было излюбленное место, где они предавались своим брачным забавам, несмотря на усилия миссис Ормистон Чант закрыть эстрадные залы из-за искушений, доставляемых в них хрупкими женщинами. сестринство.
   В дальнем конце бара Фром заметил группу Санционаре с другой группой мужчин. Один из этой компании выделялся среди остальных, как сигнальный маяк, потому что он был высоким и очень худым, с большим куполообразным лбом и глазами, которые казались ввалившимися в лицо и окруженными темными кругами. Фром знал этого также по его описанию.
   Было искушение уйти и поспешно вернуться в Скотланд-Ярд, поскольку сержант прекрасно понимал, что в этот момент о высоком и худом человеке задают много вопросов. Но он стоял на своем, наблюдая, пока группа не подошла к круглым ящикам.
   Через несколько минут молодого детектива впустили в кабинет управляющего, и он быстро угостил управляющего историей, в которой было мало правды, но которая позволила Фрому получить доступ к месту в кругу, откуда он мог видеть ложу, занятую сейчас Sanzionare и другие. Со своего наблюдательного пункта Фром смог сделать грубые наброски присутствующих мужчин и женщин - действие, которое оказалось очень важным.
   Никто, конечно, не сообщил Фрому, что за отелем Sanzionare наблюдают, а итальянец следует за ним. Но сыщик, назначенный для этой работы, просто следовал его инструкциям буквально; поэтому, пока Фром был внутри Альгамбры, тщательно визуализируя каждого члена группы подозреваемых, детектив, которому было поручено наблюдение за Санционаре, сидел в ближайшем трактире, не сводя глаз с часов, ожидая, чтобы однажды забрать своих подопытных. Спектакль закончился - поступок, за который он получил строгий выговор в понедельник утром после того, как подробный отчет Фрома попал на стол инспектора Ангуса Кроу.
   СВАДЬБА
  
   С воскресенья, 15 апреля, по среду, 18 апреля 1894 г.
  
  
   Ангус Маккриди Кроу не видел отчет Фрома до утра понедельника, потому что, несмотря на возрастающую нагрузку на обнаружение, Кроу был полон решимости соблюдать воскресенье как день отдыха и развлечений. Он также знал, что не сможет долго сдерживать растущую проблему своей эмоциональной привязанности к миссис Коулз.
   Миссис Коулз была милой, любящей, нежной и понимающей; однако в последнее время ее страсти, по-видимому, стали более требовательными, и нежности, которыми они шептались при их регулярных встречах, были осыпаны намеками и домогательствами, которые означали только одно. Хотя миссис Сильвия Коулз и не сказала этого сразу, миссис Сильвия Коулз намекала Кроу, что ей придется либо потерять жильца, либо обрести мужа. Кроу, в прошлом закоренелый холостяк, так же неохотно покидал уютные закоулки, как и брал себе жену, которая вполне могла встать между ним и его преданной задачей - привлекать злодеев к правосудию, а правосудие - к злодеям.
   Тем не менее Кроу был благоразумным человеком, прекрасно понимавшим, что любое дальнейшее уклонение с его стороны может привести к неприятным последствиям. Однако, несмотря на то, что большая часть его рассуждений говорила ему, что он должен быть в поисках правды о силе, которой обладает призрачная загадка, Мориарти, вопрос о Сильвии Коулз не мог быть отложен навсегда.
   Именно с этими мыслями Кроу предложил своей квартирной хозяйке провести вместе спокойный день. Они пообедали на Кинг-стрит, 63, а затем отправились прогуляться, взяв такси до Мраморной арки, а затем осторожно прогулялись под уже теплым весенним солнцем через Гайд-парк к берегу Серпентина.
   Было уже далеко за полдень, когда они вернулись на Кинг-стрит, и Кроу, поговорив обо всем, что только можно вообразить, кроме того, что больше всего занимало его, проглотил всю гордость, сомнения и некоторые свои страхи.
   - Сильвия, - хрипло начал он, - я должен тебя кое о чем спросить. Это звучало как слова из дешевого романа. - Скажите, вы были счастливы с тех пор, как я поселился здесь?
   "Ангус, ты знаешь, что я была счастлива, но ты также должен знать, что, как и у других людей, у меня есть совесть". Она мило улыбнулась.
   - Вот об этом я и хочу с тобой поговорить. Это счастье, моя дорогая, не может длиться долго, если мы будем продолжать в том же духе.
   Наступила долгая пауза, пока Сильвия Коулз пристально смотрела на него, ее глаза немного сузились.
   "Да?" - сказала она холодно, словно ожидая худшего.
   "О чем я пытаюсь спросить, моя дорогая... . "О Боже , - подумал он, - это я говорю это ? "То, что я пытаюсь... Сильвия, не окажете ли вы мне честь выйти за меня замуж?"
   Там. Это было вне. И в глубине души Кроу задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь взять свои слова обратно.
   "Ангус". Глаза миссис Коулз, казалось, наполнились слезами. - Ангус, мой дорогой. Как говорится в романтических романах, я думал, ты никогда не спросишь. Конечно, я выйду за тебя замуж, нет ничего ближе к желанию моего сердца.
   Затем она спустилась к детективу, показав ему, насколько близко это действительно было желанием ее сердца.
   Позже инспектор Ангус Маккриди Кроу начал думать, что, возможно, к лучшему, что его холостяцкие дни наконец-то считаются оконченными.
  
  
   Сал Ходжес пришел на склад поздно вечером в воскресенье и провел час, попивая шерри и обсуждая дела с Мориарти. Затем она пошла к Копью.
   - Бриджит, - мягко сказал Копье, как только знакомство закончилось, - не могла бы ты быть питомцем и оставить меня наедине с Сэл. Мне есть что обсудить с ней.
   - И ты не можешь произнести их при мне? Бриджит покраснела.
   "Нет. Нет, я не могу. Есть кое-что личное, еще до тебя, Бриджит.
   - Я пойду, - выплюнула она, - но не забывайте, что я не горничная, как Фанни. Я рыл, царапал, воровал и дрался с лучшими из них. Я семейная девушка, и когда мое сердце к чему-то настроено, я не хочу за это убивать". Она ушла с оборкой, лицо раскраснелось от сдерживаемого гнева.
   - Твой? - спросила Сэл, сидя у кровати, ее глаза блестели, а голова нахально склонилась набок. В свободном и легком мире семьи Мориарти Спир была последним человеком, на которого она поставила бы пари, чтобы ее поймала красивая мордашка.
   - Похоже на то.
   "Конечно, так и было бы, но если ты когда-нибудь захочешь избавиться от нее, у меня всегда найдется место для девушки с дерзостью".
   - Сомневаюсь, что есть шанс избавиться от нее. Она наклейка, Сэл, а мне могло быть и хуже. Но я не об этом хочу говорить".
   "Вам лучше?"
   Копье осмотрел свои перевязанные руки. "Еще не готов использовать их так, как хотел бы, но лучше, чем раньше. Как часто вы заходите в свой магазин на Бервик-стрит? Мышцы на его правой щеке сжались, отчего неровный шрам казался багровым на фоне здоровой кожи.
   "Пару раз в неделю. Почему?"
   "Я отправил кое-кого туда в прошлое воскресенье. Слушай, Сэл, я пытался сделать Пипу Пэджету и юной Фанни одолжение. Фанни Джонс потеряла свой пост из-за развратного дворецкого по имени Хейлинг. Я сделал ему пометку в прошлое воскресенье вечером: оставил ему сообщение о том, что Фанни была в доме на Бервик-стрит. Я рассчитывал, что доберусь туда раньше него, и собирался поправить носильщики. Как бы то ни было, чертовы Грин и Батлер схватили меня.
   - Он пошел туда. Сал усмехнулся. "Я был в понедельник, и юная Дельфина сказала, что они сделали дело. Очевидно, он был раздражен тем, что они ничего не знали о девушке Джонс, но Дельфина помирилась с ним. Напыщенный жук, кажется. Дельфина сказала, что он пыхтел".
   - Если он вернется, вы не могли бы его починить?
   - Носильщикам там нужно будет платить, и я не хочу никаких проблем на территории.
   - Двадцать гиней? Среди синяков на лице Копье поднял брови.
   "Этого должно быть достаточно".
   Гарпун махнул забинтованной рукой в сторону старого комода, стоявшего у его окна.
   "Вон там. Верхний ящик. Есть касса.
   Бриджит вернулась, когда Сал собирался уходить, и элегантная, утонченная мадам не удержалась от прощального выстрела.
   - Тогда я отдам твою любовь девочкам, Берт.
   "К черту девчонок".
   - Они все скучают по тебе.
   "Просто сделай для меня одну вещь".
   - И что это может быть за вещь? - спросила Бриджит, постукивая ногой, как только Сал Ходжес вышел из комнаты.
   "Ты уже завидуешь, а я еще даже не показал тебе, как танцевать старую ягодичную джигу".
   - Скоро ты мне покажешь, Берт Спир, и я тебя тоже узнаю. Что эта шлюха-мать делает для тебя?
   - Если хочешь знать, она готовит свадебный подарок для Пипа Пэджета и Фанни Джонс.
   - Я мог бы это сделать.
   - Вам нельзя выходить за пределы этого здания, и вы это знаете. Еще нет. В любом случае, это особенный подарок, который может устроить только Сэл.
   Бриджит подарила ему солнечную улыбку. "Что-то, на чем Пэджет может потренироваться?"
   - Хватит об этом, девочка. Его тон смягчился. -- Не продолжишь ли ты читать мне эту сказку?
   - Я расскажу тебе сказку. Она двигалась лукаво, толкаясь вперед.
   "Сказка или хвост? Ты двигаешься так, как будто орехи колешь своими.
   "Мне нужно. С ума сойти, Берт Спир. Я могу быть редким щелкунчиком, когда у меня есть разум".
  
  
   Мориарти использовал бланк своего бывшего дома на Стрэнде, когда писал доктору Найту, иллюзионисту. Записка была короткой, в ней хвалили работу и просили о встрече с врачом для обсуждения вопросов, представляющих взаимную выгоду. Преимущество, о котором писал Мориарти, не было определено, но касалось выплаты крупной суммы денег доктору Найту в обмен на профессиональные секреты. Профессор был одержим этой идеей, как будто уловки и уловки иллюзиониста давали ему больше личной власти. Как, впрочем, он и считал. Тем не менее, ему все еще приходилось заниматься повседневными делами своего бизнеса.
   Пока он ждал возвращения Эмбер - ведь именно Эмберу было поручено доставить письмо и принести ответ иллюзиониста, - Мориарти отметил множество пунктов, которыми он, казалось, жонглировал. В первую очередь он думал о неизбежной свадьбе Пэджета, но во многих отношениях это было омрачено сознанием того, что им еще предстояло разоблачить предателя на складе.
   С того момента, как Мориарти пришел к выводу, что среди них есть отступник, за всеми четырьмя подозреваемыми велось наблюдение. Немаловажное знание Мориарти человеческой природы подсказывало ему теперь, что, по всей вероятности, виновник будет обнаружен в результате опрометчивых действий в течение нескольких дней - может быть, даже до свадебных торжеств во вторник.
   Оставался вопрос об ограблении в Хэрроу, которое должно было серьезно последовать за свадьбой. Взломщик Фишер тем же утром предоставил профессору полный список предметов, которые они надеялись вывезти из поместья Пиннеров. В их число входили некоторые редкие серебряные и золотые тарелки: драгоценности на сумму не менее 20 000 фунтов стерлингов, хранящиеся в "Сейфе деревенского джентльмена" Джорджа Прайса из Вулверхэмптона в кабинете на первом этаже; и несколько ценных предметов искусства , два из которых были картинами Каналетто.
   Мориарти уже знал о Каналетто, и они были предназначены для специальной отправки обратно в Италию в течение нескольких часов после ограбления, их утилизация была запланирована совместно с Луиджи Санционаре.
   Все это перевешивало действие профессора в отношении принца Уэльского. Копии судебного циркуляра уже лежали на его столе. Место, время, дата и метод - все это должно было быть ясно и четко расписано.
   Вскоре после девяти Эмбер вернулся с конвертом, адресованным профессору, написанным витиеватым почерком, полным завихрений и причудливых завитков.
  
  
   Самый заслуженный профессор,
   Вы оказываете мне большую услугу, проявляя интерес к благородному искусству, которым я занимаюсь. Я был бы более чем счастлив встретиться с джентльменом вашего образования и положения, чтобы обсудить, как вы пишете, предложение "к нашей взаимной выгоде". Если бы вы оказали мне честь зайти в мою гримерку в театре Альгамбра после последнего спектакля в среду вечером, то есть в одиннадцать часов, я был бы очень рад вас видеть. Если это неудобно, возможно, вы могли бы предложить другое время и дату, которые я постараюсь соблюдать.
   Я остаюсь, сэр,
   Ваш покорный слуга,
   Уильям С. Уотерспун.
   (Доктор Найт)
  
  
   Губы Мориарти изогнулись в кислой улыбке. Маг, подумал он. Уильям С. Уотерспун. Доктор Найт. Дешевый магсман.
  
  
   Какой же он напыщенный ублюдок, подумала Дельфина Мерчант. Ее клиент, мистер Хейлинг, тщательно расчесывал волосы, как будто у каждой редеющей пряди было свое особое место на коже головы. В постели он принялся за это с похотливой энергией, хотя и не в манере большинства мужчин, но, выйдя наружу и снова в брюках, он посмотрел на нее так, как если бы он был каким-то лордом или герцогом. Ей-богу, она знала лордов и герцогов, и они были лучшими мужчинами, чем этот тощий ребристый шест, и лучше шлепались.
   - Знаешь, ты можешь остаться со мной на всю ночь, моя утка, - сказала она, позволив своему тихому голосу двигаться вверх и вниз по шкале.
   Сэл Ходжес как-то сказала ей, что использование ее вокального обаяния таким образом вполне может возбудить мужчину.
   Хейлинг повернулся и посмотрел на нее так, как будто она была куском дерьма.
   "Дитя мое, я должен вернуться". Он сверился со своими часами, возвращая их в карман с преувеличенной осторожностью. "Это просто не годится. У меня есть долг перед слугами. Некоторые из них всего лишь молодые девушки. Нет, у меня есть свои обязанности. Личное удовольствие никогда не должно противоречить общественному долгу".
   "Общественный долг - моя задница , - подумала Дельфина, - и слуги тоже". У тебя весь взгляд и запах дворецкого, мой друг, несмотря на то, что ты так тяжело кончил . Ей было жаль молодых девушек-служанок в этом доме. Дельфина знала, какой ад устраивают распутные, требовательные, двуличные дворецкие среди маленьких горничных. Слово "респектабельность" покрывало грехи и лицемерие, как густой клей.
   Было около десяти часов, когда Хейлинг покинул Берик-стрит, чтобы вернуться к безопасным воротам особняка Бреев на Парк-лейн. Он повернул налево, пересекая Брод-стрит, затем по направлению к Брюэр-стрит и Квадранту. Хотя тумана не было, дым густо висел над домами, тонкими струйками струясь по оврагам узких улочек.
   Они взяли его из переулка на Брюэр-стрит, двое из них, большие грубые мужчины, которые показались дворецкому размером с гориллу. Позже полиция решила, что это был простой случай грабежа, но разоренный на всю жизнь Град всегда недоумевал, ибо ударами по голове его быстро сбили с ног; и он не пытался сопротивляться, когда они полезли за его кошельком и сорвали часы с цепочки. И только когда он упал и у него отняли вещи, они измазали его булыжником, сначала по ребрам, а затем ниже, повредив его таким образом, что, хотя он все еще оставался в живых, он лишился той мужественности, которая у него была.
   Реакция Копья, услышав подробности, была откровенно приятной. Для него это была справедливость: справедливость стала еще слаще оттого, что он ничего не сказал ни Фанни Джонс, ни Пэджету. Никогда больше елейный мистер Хейлинг не стал бы беспокоить или шантажировать беспомощных девушек на службе.
  
  
   Ветчина и телятина, цыплята, индейки и кролики были доставлены на склад в понедельник утром. Из уважения к ее положению невесты Фанни была освобождена от всех обязанностей на кухне, ее место заняла Бриджит, хотя ей не хотелось покидать Гарпуна, особенно в тот день, когда ему разрешалось вставать и сидеть на кухне. стул, приготовленный к свадьбе: Альберт Спир не собирался оставаться в стороне от торжеств, даже если его пришлось спустить вниз на ставне.
   Деятельность на кухнях началась постепенно, набирая обороты в течение дня, пока к вечеру не достигла бешеного пика - за всем наблюдали сменяющие друг друга группы мужчин, чьи инструкции были точными и чьи глаза следили за каждым движением тех, кто занимался приготовлением деликатесов.
   В полдень они начали разгружать вино: ящики с шампанским "Вобан Фререс", которые были отклонены от их первоначального назначения с помощью многочисленных уловок, включая подкуп и более неприкрытые формы жестокого грабежа.
   Главный внешний этаж склада был подметен и убран группой китайцев, которых Ли Чоу собрал для этой цели. Дополнительные лампы были обрезаны, заполнены и повешены на свои места, а длинные столы на козлах были установлены вдоль пола, слева и справа, а другие были установлены перед входом в "зал ожидания".
   Когда все это было завершено, женщины - жены и девушки, набранные из многих областей организации Мориарти - пришли с охапками весенних цветов и гирлянд, чтобы украсить то, что обычно было унылым и унылым интерьером. Было ясно видно, что профессор был полон решимости сделать все правильно с Пэджетом и его невестой.
   Тем не менее, бизнес продолжался в обычном режиме. Мориарти проводил свои ежедневные встречи с тремя оставшимися членами "преторианской гвардии" вместе с Паркером и братьями Джейкобс, которые быстро приобретали новое значение в структуре власти. Он также имел дело с постоянным потоком звонков. А сам Пэджет был занят получением различных денег от носильщиков, хулиганов и сборщиков, которые, как обычно, отсутствовали на выходных, выжимая дань Мориарти из тех, кто регулярно платил пошлину в казну профессора.
   Во второй половине дня Пэджет воспользовался возможностью застать профессора наедине.
   "Я хотел бы поблагодарить вас за все, что вы делаете для Фан и для меня". В его поведении была искренняя признательность.
   Мориарти поднял голову, его глаза были тусклыми и настороженными. "Это правильно, что я должен сделать это для вас, Пейджет. В конце концов, ты был со мной долгое время и теперь ты мой самый доверенный человек. Я только надеюсь ради вас, что женщина не окажется такой, как большинство из них; что она не подведет тебя".
   Вспышка боли промелькнула на лице Пэджета, подозрение все еще присутствовало, постоянное беспокойство.
   "Я не могу поверить, что это Фанни". Слова были достаточно смелыми, но сомнение все еще таилось в его глазах. "Что касается того, чтобы быть вашим самым доверенным человеком, я действительно стараюсь быть достойным этого, но меня беспокоит одно дело, и я должен поговорить с вами об этом".
   Мориарти поднял голову, лицо его потемнело, и он покраснел от первого намека на реакцию, которая придет как буря, если Пэджет окажется несогласным с каким-либо хорошо продуманным проектом профессора.
   "Продолжать." Голос леденящий, как лед на лице.
   Пэджет выпрямился, укрепляя свою решимость. Было бы неправильно промолчать об этом.
   - Я сделаю - и сделал - почти все, профессор. Ты знаешь что. Воровство, наказание, коллекционирование, даже убийство. Но меня нельзя просить выполнить то, что вы обещали континентальным джентльменам.
   "И почему бы нет?"
   - Я не могу, вот и все. Я никогда не мог предпринять насильственные действия против принца Уэльского".
   - Сентиментальность, - выплюнул Мориарти. "Ты такой же, как и все остальные. Воры, воры, убийцы, но королевская семья неприкосновенна. Чувства и суеверия". Он полусмеялся. - Но вам не о чем беспокоиться, Пэджет, вас не попросят помочь в убийстве Берти Уэйлса. Я позабочусь об этом сам и сделаю это личным делом. А теперь иди и сосредоточься на своей свадьбе.
  
  
   Инспектор Ангус Маккриди Кроу не предал огласке свою помолвку в Скотланд-Ярде, когда вышел на работу в понедельник утром. Слухи скоро разлетятся, так как восторженная миссис Коулз настаивала на том, чтобы объявление появилось в колонках "Таймс" .
   Все мысли о будущих супружеских затруднениях вылетели у него из головы, когда он увидел отчет молодого Фроума на своем столе. При нормальных обстоятельствах это никогда не было бы передано Ворону, но помощник комиссара, просмотревший документ и рисунок, сразу понял, что, если молодой полицейский аккуратно обращался со своим карандашом, одним из членов группы мог быть не кто иной, как профессор. Джеймс Мориарти.
   Кроу не сомневался, что это Мориарти; сходство было точным, как его описал Холмс. Его глубоко обеспокоило, что это указывает на возможную степень контроля Мориарти. Луиджи Сансионаре определенно сидел с ним в ложе Альгамбры, а девушка Адела Асконта, склонив голову набок, с озадаченным лицом. По его мнению, рассуждал Кроу, большинство присутствующих тоже были иностранцами.
   Сначала он передал дело помощнику комиссара, а затем по его указанию приказал скопировать рисунок и разослать его полиции на континенте с целью опознания некоторых других присутствующих лиц. Вскоре после того, как это было сделано, Кроу взял интервью у дежурного детектива, следившего за Санционаре. Но лошадь убежала; Тем утром итальянец и его спутники покинули Вестминстерский дворец, сев на поезд, предположительно направлявшийся в Рим через Париж.
   Было тревожно знать, что Мориарти открыто общается с иностранными преступниками в столице, и не требовалось такого проворного ума, как Кроу, чтобы понять, что они собираются делать: по крайней мере, это будет какое-то очень крупное ограбление, в худшем - союз преступных элементов всей Европы.
   Искушение начать полномасштабные поиски Мориарти, поймать его и использовать старое дело де Гонкура в качестве сдерживающего фактора было велико. Но Кроу прекрасно понимал, что умный юрист без труда снимет обвинение де Гонкура. Максимум, чего они могли добиться таким образом, - это возможность поговорить с Мориарти день или около того - если что. Его реальным шансом было продолжить выжидательную игру.
   К полудню Таннер вернулся с той информацией, которую ему удалось собрать. В нем мало что сообщалось, за исключением того, что профессор Мориарти был вынужден уйти из университета из-за скандала с двумя его учениками, и считалось, что он в конце концов покинул академические монастыри в компании своего младшего брата, который, по-видимому, посетил его в университете несколько раз.
   Кроу также немного узнал о семье Мориарти: его воспитании в Ливерпуле и двух младших братьях, обоих по имени Джеймс, один из которых был офицером 7-го уланского полка. Что же касается младшего брата, то, похоже, не было никакой информации, кроме того, что он ушел из дома, чтобы работать в Великой западной железнодорожной компании, которая, как ни странно, не могла найти сотрудника с таким именем.
   Кроу задумался, возможно ли это. Младшего брата найти не удалось. Так? Он вернулся к своей первоначальной линии рассуждений. Если профессор смог появиться в двух обличьях, один моложе другого, возможно, Мориарти, которого они искали, на самом деле был младшим братом знаменитого профессора. Он поручил Таннеру продолжить поиск любых дальнейших фактов, касающихся минимуса Джеймса Мориарти.
   Затем Кроу обратил свое внимание на завтрашний день и на человека Пэджета, который должен был венчаться в одиннадцать часов священником церкви Святого Андрея в Лаймхаусе. Он получил это по слову сержанта лет тридцати, имевшего большой опыт работы в мире закрытых доков. Итак, Кроу послал за человеком.
   Вполне естественно, что Кроу беспокоился об источнике сведений о свадьбе Пэджета, и его беседа с сержантом продолжалась почти час. Но, как и все хорошие сыщики, сержант не хотел раскрывать имя своего осведомителя.
   - Там внизу нелегко, сэр, - сказал он Ворону. "Можно работать в гуще злодеев и преступников худшего толка, но ни черта не знать. Вы идете вперед и полагаетесь на удачу. Все, что я могу вам сказать, это то, что этот Пейджет - крупный парень с кучей связей, и завтра его должны заколотить. Что касается моего информатора, я никогда ничего от нее раньше не получал, но, похоже, это прямая наводка. У меня действительно сложилось впечатление, что она нервничала, разговаривая со мной, что за ней наблюдают и затаили какую-то обиду - но это только интуиция".
   "Нет ничего плохого в интуиции, сержант, пока ее можно подкрепить здравым смыслом и логикой".
   Сержант рассмеялся. "Я еще не ассоциировал здравый смысл или логику с женщиной".
   Кроу сразу же впал в депрессию, потому что мысль о неминуемой утрате свободы снова мелькнула в его сознании. Свадьбы, похоже, были в моде, так что завтра он отправится в Лаймхаус и увидит, как этот Пэджет и его невеста отвернулись. По крайней мере, это должно оказаться интересным предприятием.
  
  
   То, что Мориарти мог дергать за ниточки на всех уровнях, было очевидным фактом жизни, поэтому никто не задавался вопросом, какие методы он использовал для организации свадьбы без формальностей запретов. Достаточно было сказать, что Профессор постановил, что бракосочетание состоится в Сент-Эндрюс в одиннадцать часов, и на церемонию будет допущено лишь очень ограниченное число людей. Празднование после этого на первом этаже склада было бы совсем другим делом.
   Как всегда, приказы профессора были выполнены буквально, и без пяти минут одиннадцатого в церкви ждала лишь горстка людей. Пэджет сидел на передней скамье, а Паркер - элегантный и элегантно одетый, выбритый и выглядевший почти респектабельно - рядом с ним в качестве шафера. Спиру не разрешили прийти в церковь, но там были Бриджит, Кейт Райт и ее муж, а также Эмбер, Ли Чоу и пара карателей с Терремантом. Не было ни суеты, ни хора, ни органа, ибо Мориарти не хотел привлекать излишнего внимания к венчанию в церкви. Музыку, танцы и громкий шум можно было спокойно проводить за запертыми и запертыми дверями склада позже.
   Паркер расставил своих сторожевых псов вокруг и вокруг, но никто не обратил особого внимания на нескольких старых дам и пару мужчин, грубо одетых в вельветовое платье, с красными чокерами на шее, сидевших в задней части церкви. Свадьбы, крестины и похороны всегда собирали несколько бродяг, которым нравилось валяться и оплакивать незнакомых им людей.
   Ангус Кроу чувствовал себя заметным в непривычной одежде, но сопровождавший его детектив привык переодеваться и заверил инспектора, что совсем не похож на полицейского.
   Ровно в одиннадцать часов в задней части церкви поднялось движение. Священник появился перед алтарем и спустился к нефу, а Пэджет, подталкиваемый Паркером, занял его место.
   Они медленно шли по проходу: Фанни, спокойная и сияющая под своей белой кружевной вуалью, одетая в платье, над которым она трудилась много часов - белое шелковое, с узкой талией, коротким шлейфом и кружевной накидкой с высоким воротом. Она выглядела бесспорно маленькой на руке высокого, величавого и сутулого Мориарти, который впервые после покушения снял перевязь с поврежденной руки. За ними шла Мэри Макнейл, фрейлина, нервная и не в своей тарелке.
   Кроу был очарован, особенно мужчиной, на руку которого опиралась невеста. Это был его первый взгляд на профессора, и вся эта сцена казалась ему какой-то нереальной, как будто персонажи романа вдруг оживали перед его глазами.
   Свадебная процессия остановилась, пара бросила друг на друга быстрый и нерешительный взгляд, прежде чем викарий начал интонировать:
   "Возлюбленные, мы собрались здесь перед лицом Бога и перед лицом этой Конгрегации, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину в святом браке..."
   Кроу почти ничего не слышал о службе, настолько сосредоточенно он смотрел на профессора Мориарти. Было странным, удручающим и тягостным чувство видеть человека, стоящего в церкви. В некотором смысле сам факт пребывания Мориарти в таком святом месте усугублял ситуацию; как будто великое море невидимого зла окружало человека, исходящее от него. Кроу испытывал странные и яркие ощущения, связанные с ясными картинами в его уме, огромных и неутолимых волн, безжалостно разбивающихся о скалы. Скала церкви, думал он, подвергается нападению мощной силы Мориарти.
   Когда молодоженам пришло время следовать за викарием в ризницу, Кроу мог поклясться, что Мориарти повернулся и посмотрел на церковь, глубоко обведенные и запавшие глаза, казалось, смотрели прямо в его собственные, проникая сквозь его череп. Это был тревожный момент, от которого у Ворона от затылка к основанию позвоночника пробежала непривычная ледяная дрожь.
   Когда счастливая пара вышла, чтобы вернуться к алтарю, две вещи застали инспектора врасплох: во-первых, мужчина Пэджет совершенно определенно был одним из людей, изображенных на искусном наброске Фроума о вечеринке в Альгамбре; во-вторых, невеста, выглядевшая счастливой и очень привлекательной с откинутой вуалью, соответствовала описанию молодой женщины, которая отнесла корзину с провиантом в тюрьму на Хорсмонгер-Лейн в день смерти полковника Морана.
   Хотя Кроу как можно быстрее вышел из церкви, он был поражен, обнаружив, что вся свадебная компания, казалось, растворилась в боковых улицах, переулках и переулках, подобно тонким струйкам дыма, плывущим по всем закоулкам этого района. Во всем этом эпизоде было что-то жуткое, похожее на то, что он почувствовал, впервые увидев профессора.
   Доказательства и его рассуждения, казалось, складывались воедино, и хотя он не смог обнаружить ничего странного во внешности профессора - например, в использовании маскировки - он был уверен и уверен, что связь между Мориарти, профессором математики , а Мориарти, его младший брат, стал ответом на одну из проблем. Теперь было полностью доказано, что этот человек, Пэджет, был сообщником не только Морана, но и Мориарти; также было бы важно поговорить с женщиной, которая стала миссис Пэджет; Кроу был уверен, что служанка на Хорсмонгер-лейн и невеста Пэджета - одно и то же.
   Но как лучше действовать? Это было трудно. Для начала этих людей нужно было найти в лабиринте закоулков, пролегавших через лабиринт Ист-Энда города; тогда, когда они будут найдены, можно ли их удержать? Если бы сила Мориарти была действительно так велика, как первоначально указал Шерлок Холмс, то его защищала бы почти армия, и у него было бы множество путей побега. Должны ли они ждать, пока он снова покажет себя? Издать приказ о его задержании? Последний путь казался ненадежным, поскольку директива такого рода означала, что десятки людей будут предупреждены, и, несомненно, известие дойдет до Мориарти в течение часа. Меньше всего Ворону хотелось, чтобы его человек отправился на землю.
   Тем временем Кроу решил, что, пока они с грохотом возвращались в Скотланд-Ярд, ему все равно придется подождать. Неизбежно, что профессор или кто-то из его доверенных лиц сделает ход. Чувство уныния и разочарования начало исчезать. Ответы были там, почти на поверхности, и теперь это могло быть только вопросом времени, когда этот главный злодей слишком далеко вытянет голову из своего мира в мир Кроу.
  
  
   Такого склада еще никто не видел. В помещении пахло цветами, были зажжены лампы, и атмосфера светилась весельем. Он также был переполнен: очень широкий круг злодеев из семьи Мориарти присутствовал, чтобы отдать дань уважения и отпраздновать свадьбу Пэджета.
   Молодожены сидели за столом, накрытым перед дверью "зала ожидания", вместе с самим Мориарти, Эмбером, Ли Чоу, Паркером, братьями Джейкобс, Терремантом и Спиром, откинувшись на стул. Справа от них был устроен небольшой помост для оркестра - пары скрипок, корнета, двух банджо, цитры и аккордеона - готовых начать "Счастливого крестьянина", II Корриколо, Мону и позже, когда партия был в самом разгаре, " Appy 'Ampstead", "Knocked 'Em in the Old Kent Road" и "My Old Dutch " .
   В полдень калитка, установленная в больших двустворчатых дверях, была заперта и заперта на засов, склад был полон, и вечеринка была готова начаться. Приказ Мориарти запрещал прием после полудня.
   Длинный ряд столов на козлах, спускавшихся по левой стороне, был заставлен пирогами и формами, холодными цыплятами и индейками, ветчиной и маринованными огурцами, в центре которых стоял трехъярусный свадебный торт. Было шампанское и эль для питья, а также множество пирожных, желе и безделушек на выбор. Во многих смыслах это было странное зрелище, как будто эта странная смесь людей пыталась подражать манерам, стилю и этикету среднего класса.
   Это было наиболее заметно на столе, который бежал по другой стороне зала и был забит подарками для пары. Нашедшие вышли и собирались предоставить свои жетоны и дань, хотя, за исключением одного или двух предметов, было заметно определенное сходство. Золотые цепочки Albert и Langtry Alberts, браслеты и браслеты, украшенные восточным жемчугом и бриллиантами; броши "Любовь смеется над слесарем"; кольца в изобилии; золотые держатели и кольца с узлами, перстни с печатками и подвески в виде сердечек и золотые булавки для шарфов. Там было по меньшей мере дюжина серебряных карандашей и четыре золотых; часы, как женские, так и мужские, со швейцарским горизонтальным, рычажным и барабанным механизмами; два набора ложек для фруктов с старинным узором; массивная серебряная кисть в футляре для Фанни; серебряный комбинированный спичечный коробок и соверенный кошелек; пара биноклей; флаконы шипра и свежескошенного сена Королевской парфюмерии.
   По сути, все подарки были вещами, которые можно было легко прикарманить или быстро отобрать у их законных владельцев. Единственные более крупные предметы были подарены самим профессором: галантерейный шкаф для Фанни, в котором хранились хлопчатобумажные и шелковые ткани, петлицы, пуговицы, иглы, булавки и все принадлежности, которыми пользовались женщины; а для Пэджета - косметичка из темного французского Марокко с бритвами и обычными столовыми приборами.
   Гости, заполнившие склад, были необычайно разнообразны: мужчины и женщины, одетые модно, некоторые со вкусом, другие выглядели кричаще и даже безвкусно, в отличие от мужчин в более сдержанных костюмах, которые вполне могли быть профессионалами, врачами и банкирами. , может быть, политики; и было примечательно, что обе эти группы расходились с более грубыми, бедными людьми - людьми, которых можно было ежедневно видеть на улицах Ист-Энда и Вест-Энда.
   Для стороннего наблюдателя страннее всего было то, что все эти классовые деления, казалось, легко смешивались, смеясь и шутя друг с другом, так что можно было видеть, как хулиган в синяках весело разговаривает с элегантным городским джентльменом; можно было наблюдать узнаваемо яркую женщину, подмигивающую глазами и размахивающую своими чарами пожилому мужчине, который, возможно, только что вошел с фондовой биржи; деликатная дама высокой моды чокнулась бокалом шампанского с человеком, который, даже на самый неопытный взгляд, мог быть не более чем человеком с сомнительными привычками.
   Пэджет и Фанни почти не обращали внимания на толпу, за исключением тех случаев, когда то один, то другой из сотрудников Мориарти - ибо все там так или иначе служили профессору - подходили к столу, чтобы поздравить их, предварительно засвидетельствовав свое почтение самому Мориарти.
   Тем не менее, в дальнем уголке сознания Пэджета были двоякие, надоедливые мысли беспокойства и отчаяния. Он не мог отрицать, что никогда раньше не чувствовал той теплоты и нежности, которые текли между ним и Фанни; он также не мог отрицать парадоксальное чувство подозрения, что его невеста могла быть той, кто находится в частных владениях профессора, кто уже предал Мориарти и был готов сделать это снова. Было также всепоглощающее беспокойство, которое впервые пришло к нему в Хэрроу, проявляющееся в постоянном осознании того, что его нынешняя жизнь не может достичь того счастья, которого он так искренне желал для них двоих.
   Мориарти сидел рядом, принимая гостей, подходивших к столу, как какой-нибудь княжеский отец: пожимая им руки или принимая их объятия, слушая их милые, капающие слова или просьбы с той же твердой и непоколебимой сосредоточенностью, которую он всегда проявлял. И все же глубоко внутри него была тревожная тревога. Он сомневался, что кто-нибудь еще заметил двух мужчин, сидевших в задней части церкви во время свадебной церемонии. У него было. Он также учуял опасность, тот самый запах, который достиг его седьмого чувства, когда Холмс подошел слишком близко. Двое мужчин были, он уверен, полицией; и один из них, вероятно, носил имя Ворона.
   Мориарти окинул взглядом ряд избранных мужчин, сидевших рядом с ним и парой молодоженов. Гарпун, казалось, наслаждался собой, но синяки еще далеко не зажили, и его рукам нужно было еще время, прежде чем он мог правильно ими пользоваться. Профессор внутренне вздохнул. Пэджет был его лучшим сыном, в этом нет сомнений, но сообразительная Фанни Джонс держала его за яйца, и не было счета мужчинам, попавшим в рабство к женщинам. Если бы только Копье поправилось.
   День тянулся, еда, напитки и музыка лились в головах и животах гостей, порождая ложное чувство безопасности. Даже каратели расслабились, а снаружи те немногие наблюдатели, которых Паркер поставил на стражу, стали беспокойными, скучающими и не на шутку недовольными тем, что их не пустили на празднество.
   Внутри люди начали петь оркестру, и группы начали танцевать, пока весь первый этаж здания не зазвучал под музыку и топот ног.
   Женщина прошла через переполненный зал, то тут, то там останавливаясь, чтобы перемолвиться словом, останавливаясь, чтобы ее поцеловал какой-нибудь старый товарищ, подшучивая над другими. Никто не обратил внимания, когда она подошла к калитке в дверях склада; и их это не беспокоило - даже если бы они видели, - когда она отодвинула засовы и щелкнула замком.
  
  
   К вечеру туман присоединился к уличному дыму, из-за чего человек не мог видеть дальше, чем на пару ярдов вперед, искажая звук шагов на дорогах и булыжниках, приглушая эхо и путая чувство направления.
   Аккуратная маленькая карета, запряженная парой серых, доставила двоих мужчин примерно в трехстах ярдах от арки и переулка, ведущего к передней части склада. Они двигались бесшумно, тени цеплялись за тени, прижимались к стенам и дверным проемам, порхали между более темными пятнами тумана и дыма, словно призраки в убежище.
   Наконец они добрались до арки и прошли последние ярды по переулку, который привел их к складу.
   - Думаешь, она уже сняла задвижку с калитки? - прошептал один, пристально вглядываясь сквозь мрак в затуманенное лицо своей спутницы.
   "Если нет, то нам придется подождать", - ответил другой.
   Они плавно скользнули на открытое пространство, приблизившись к двери, первый человек прижался к отслаивающемуся деревянному каркасу, сжимая рукой железный обруч защелки калитки, проверяя ее. Изнутри звуки веселья проникали и в двери, и в окна, и в стены.
   Защелка сработала, и дверь немного сдвинулась.
   - Мы улетим, как молния, как только окажемся внутри, - выдохнул тот, что у щеколды. "Ты готов?"
   Его напарник кивнул, и они вместе сняли пальто, показывая, что одеты в сдержанное серое, с длинными модными жакетами чуть ниже колен. Оба были бородатыми, почти знатного вида, с проседью в волосах.
   Человек у двери оглянулся, снова кивнул, сделал глубокий вдох и быстро толкнул дверь. Через несколько секунд они были внутри, мало кто даже заметил в них новоприбывших, настолько быстро они смешались с гостями.
   Оба мужчины съели немного цыпленка и выпили два или три стакана, прежде чем тайком пробраться через болтающие и счастливые группы, пока не достигли точки обзора справа от верхнего стола. Они снова выбрали момент; когда Мориарти был занят серьезной беседой с двумя мужчинами, в которых они признали взломщиков по имени Фишер и Гэй, и через дверь в "приемную", на кухню и в личные покои профессора кто-то ходил и ходил. Как и прежде, используя скрытность, пара незваных гостей небрежно проскользнула в дверь и через несколько мгновений бесшумно брела по деревянной лестнице в темные покои профессора.
   Вечеринка не собиралась заканчиваться: Мориарти прекрасно знал, что, если ее оставить гостям, она продлится всю ночь. Но, будучи человеком, постоянно следящим за потребностями своей организации, он рассчитывал, что все будет хорошо закончено к восьми. Таким образом, было семь часов, когда он наклонился и прошептал Пэджету, говоря ему, что пришло время, чтобы он увел свою невесту в уединение брачных покоев.
   Пэджет был достаточно воздержан, но все же не удержался от грубой насмешки, указав профессору, что все, что требуется от жениха и невесты, уже давно сделано. Это замечание было встречено резким неодобрением и холодным ответом, который не оставил Пэджету и Фанни никаких сомнений в том, что, как бы они ни чувствовали, это была их законная брачная ночь, и из уважения к их браку им было необходимо пройти по крайней мере шаги "дело с ногами", как выразился Мориарти.
   - Если я не вытащу отсюда этих хвастунов, многие будут слепы, и завтра не будет никакой работы. Так что приступайте к делу, вы вдвоем.
   Было много хриплого смеха, насмешек и аплодисментов, когда молодожены пытались попрощаться, и прошло почти целых полчаса, прежде чем они смогли завершить свой уход через "зал ожидания" и обратно по проходу к винтовой лестнице. ведущий на второй этаж и в комнату Пэджета.
   Мориарти тут же подал сигнал Терреманту, и те каратели, которые еще не были слишком пьяны, чтобы подчиниться, приступили к ускорению прощавшихся гостей.
   Было ясно, что многие из тех, кто проживал на складе, договорились с дамами, которых они встретили во время празднования. Сегодня ночью в этих стенах будет спать больше людей, чем обычно.
   Атмосфера в сочетании с выпивкой взяла свое, и даже Сэл Ходжес покраснела, подойдя к столу профессора, низко наклонившись и прошептав ему на ухо:
   "Ты сказал, что хотел бы станцевать со мной джигу, тогда почему бы и нет сегодня вечером? Избавься от маленькой феи-Мэри, и я сделаю тебе укол в подвязку, который ты не забудешь долгий год.
   Мориарти улыбнулся с нескрываемым развратом. - Сал, - он ухмыльнулся, - мы слишком давно не играли в двуручный пут.
   Он огляделся и поймал взгляд Кейт Райт, давая ей знак присоединиться к ним.
   - Уберите юную Мэри с дороги. Он говорил тихо. - Пусть Терремант или кто-нибудь другой возьмет ее сегодня вечером; затем разведи огонь и зажги светильники в моих покоях".
   Экономка отметила легкое удивление, затем усмехнулась, кивнула и отвернулась, протиснувшись мимо Гарпуна, которому помогала настойчивая Бриджит.
  
  
   Когда медленная процессия свадебных гостей двинулась со склада, Пип Пэджет прижал к себе в постели свою новую невесту.
   - Кажется, я люблю тебя, Фан, - прошептал он. "Как вы себя чувствуете, когда это законно?"
   Она подняла голову и нежно поцеловала его в щеку.
   - Я действительно не заметил этого времени, дорогая. Попробуйте еще раз, и я буду уделять больше внимания".
   Они оба захихикали.
   Позже он сказал: "Право, Фань, как тебе понравится быть здесь постоянно с мужем?"
   Она молчала долгую минуту. - Мне очень понравится, что ты у меня есть и я буду заботиться о тебе, Пип. Но это беспокоит меня, все вещи, которые вы должны сделать. Действительно ли это должно быть постоянным? Я иногда на шестерках и семерках на случай, если тебя возьмут, как Копья. Или, что еще хуже, копами. Я испытал ужасы после того, как пошел на Хорсмонгер-лейн, и я не смог бы вынести, если бы они поместили тебя в одно из этих мест.
   У Пэджета не было ответа, и он не осмелился открыть то, что было у него на сердце.
   Лишь через несколько минут раздался громкий стук в их дверь и крики в коридоре. К тому времени, когда миссис Райт спустилась вниз, чтобы сообщить профессору, что его комнаты согреты и готовы, склад был почти очищен.
   - Я вышила для тебя симпатичную батистовую ночную рубашку.
   Она лукаво посмотрела на Сала Ходжеса, который не мог не улыбнуться в ответ.
   Профессор встал, подал Сэл руку и проводил ее через "приемную" вверх по лестнице.
   Он понял, что что-то не так, как только они вошли в дверь: запах, чувство, обострившееся за годы осторожных действий. Эта секунда знания дала профессору крошечное преимущество, позволив ему прыгнуть вперед с порога, так что двое мужчин, замерших по обе стороны от двери, с высоко поднятыми ножами и готовыми нанести удары, когда он войдет, на мгновение замерли. вне баланса.
   К тому времени, когда они пришли в себя, Мориарти проворно перепрыгнул через стол, его рука быстро двинулась к ящику, в котором лежал толедский стальной кинжал, подаренный ему испанцем Сегорбе. Он бы предпочел автоматический пистолет Борхардта, но тот был предусмотрительно заперт.
   Мориарти стоял перед ними, низко и прямо держа кинжал в правой руке, ноги расставлены и слегка согнуты в коленях - классическая позиция бойца с ножом.
   - Значит, ты наконец-то покраснел, - прошипел он со следами возбуждения в глубине горла.
   За бородами он мог ясно различить лица Майкла Грина и Питера Батлера, которые теперь двигались твердой ногой, отдираясь друг от друга, словно клещи, которые отбрасывали их по обе стороны от стола.
   Мориарти попятился, чтобы дать себе больше пространства и простора для маневра, осознавая, что камин позади него. В ответ он двинулся влево, пытаясь привести дверь своей спальни в соответствие с левой рукой.
   Они подошли, очищая стол: Дворецкий присел, Грин улыбается, перебрасывает нож из руки в руку - уловка, рассчитанная на то, чтобы сбить с толку жертву. Глаза Мориарти переходили с одного на другого, пока он отступал.
   Затем раздался грохот с лестницы.
   Мгновенное колебание и бросок Мориарти вперед, когда они вошли в комнату, дали Салу Ходжесу время действовать. Ее мозг, слегка замедленный шампанским, реагировал не так быстро, как в других обстоятельствах, так что небольшой запас времени был потерян. Ей потребовалась секунда или две, чтобы осознать ситуацию, развернуться на каблуках и спуститься по лестнице.
   Она почти достигла дна, когда увидела Кейт Райт, стоящую посреди пола "зала ожидания", как статуя, неподвижная и слушающая.
   Сал закричал: "Кейт. Катя. Быстро. Профессор. Они убьют его".
   Но миссис Райт, вместо того чтобы действовать быстро, тихонько двинулась к лестнице, подняв правую руку, в которой был пустой подсвечник.
   Сэл была в двух шагах от нижней части деревянной лестницы, когда игра стала ясной, но к этому времени Кейт уже набирала скорость, отводя руку назад, чтобы ударить подсвечником.
   - Заткнись, шлюха, он только получает по заслугам. Пусть вонзят его как следует, - одними губами проговорила миссис Райт.
   "Сука, змея", - закричала Сэл, высоко задирая юбки и хлестая вперед обтянутой шелком ногой, тонкий носок ее сапога жестко врезался в живот движущейся вперед Кейт.
   Кейт издала кряхтение, когда удар пришелся в цель, она упала назад, когда Сэл, теперь потерявшая равновесие, опрокинулась, чтобы рухнуть и растянуться на ней.
   Наверху рука Мориарти нащупала дверную ручку, и он быстрым движением отступил назад. В этот момент и Грин, и Батлер вскочили, но профессор был слишком быстр; он повернулся боком и отпрыгнул, оставив двух мужчин почти зажатыми в дверном проеме.
   Бросив быстрый взгляд назад, Мориарти сделал два шага назад в комнату, приближая его к кровати, которая была опущена, батистовая ночная рубашка - со всеми оборками и кружевной отделкой, как описала Кейт Райт - лежала на одной подушке. Взмахом левой руки Мориарти схватил ночную рубашку и повернулся, когда Питер Батлер рванулся вперед, его нож вонзился не в ребра Мориарти, а в мягкую ткань, которой суждено было покрыть юное тело Сэла Ходжеса.
   Нож был хорошо запутан, и резким и резким движением Мориарти вывел Дворецки из равновесия. Толедское лезвие ударило вперед, прямое движение от плеча, острая сталь вонзилась в живот Дворецки, как зимородок в воде.
   Дворецки успел вскрикнуть, пронзительно и коротко, перейдя в бульканье, когда он отлетел назад, Мориарти последовал за ним и отбросил его от лезвия.
   На полу "зала ожидания" Сэл Ходжес боролся с Кейт, обе женщины с беспорядком в юбках, показывая ноги, подвязки, даже кружевную отделку Сал вокруг штанин ее белых панталон, когда они хрюкали и пыхтели, кувыркаясь, колотя и борясь. за единственное подручное оружие, которое все еще крепко сжимала рука Кейт Райт.
   В спальне Мориарти и Майкл Пег кружили друг вокруг друга, Дворецки теперь молчал на полу.
   - Тогда приходи один, Пег, мой смелый мальчик, - улыбался Мориарти, раскрасневшийся от успеха над Батлером.
   Грин оставался спокойным, низко пригнувшись, согнув колени, готовый к прыжку, пытаясь расположиться так, чтобы не стоять спиной к двери, потому что звуки снизу становились все громче.
   Сал вцепился в руку Кейт Райт ниже запястья, чтобы помешать женщине вырваться и использовать тяжелый подсвечник, как она намеревалась. Другая рука Сэл боролась за горло своего противника, но Райт этого не делала, царапая и царапая руку Сэл своей свободной лапой. Затем с огромным усилием Кейт высвободилась, отшвырнула Сэла Ходжеса и откатилась. Сэл знала, что она почти закончила, когда она извернулась на полу в последней попытке встретиться с Кейт, которая встала и направилась к ней, снова подняв подсвечник. В финальном состязании на ловкость Сэл схватился за ботинок женщины. Ее руки нащупали кожу вокруг лодыжки, и она отпрянула назад.
   Кейт Райт резко вскрикнула, подсвечник упал, ударившись о камень в дюйме или около того от головы Сэл, а нападавший, выдернув ноги из-под ног, с тяжелым грохотом упал.
   Сэл мгновенно оказалась на ней, на этот раз воспользовавшись преимуществом, ее маленькие сжатые кулаки врезались в лицо домоправительницы.
   Грин был подброшен грохотом и криком снизу; на долю секунды его концентрация поколебалась, и Мориарти, балансируя на цыпочках, прыгнул вперед, чтобы убить.
   Но Грин все еще был слишком быстр для него, развернувшись и нанеся удар собственным ножом так, что лезвие Мориарти безвредно разорвало его рукав.
   Двое мужчин восстановили равновесие, снова повернулись друг к другу, тяжело дыша, их глаза сияли, как у двух животных, спорящих из-за партнера.
   Сал не знал, в сознании миссис Райт или нет. Однако она лежала неподвижно достаточно долго, чтобы мадам Мориарти успела броситься ей наутек. Она бежала, как будто весь ад преследовал ее, через соединительный коридор, спотыкаясь и спотыкаясь, вверх по железной винтовой лестнице к двери, которая, как она думала, принадлежала Пэджету, все время крича, пронзительно крича о помощи.
   Пэджет вскочил с постели и через секунду ушел от своей теплой невесты. Суматоха вокруг него была слишком настойчивой, чтобы задерживаться, и именно в смущенном состоянии наготы он открыл дверь Сэлу Ходжесу, который, задыхаясь, излил ряд бессвязных слов. Пэджету потребовалось всего мгновение, чтобы потянуться за брюками и старым пятизарядным револьвером.
   Грин сделал еще один выпад, Мориарти парировал его, отбросив себя через кровать так, что лезвие Грина сместилось мимо цели.
   Перевернувшись на вывернутое одеяло, профессор пришел в себя, его ноги твердо стояли на полу у дальней стороны, а между ними лежала кровать. Ему было некомфортно, ремни, которые он использовал для маскировки, теперь мешали ему, а пистолетная рана от предыдущей попытки Грина пульсировала и растянулась от напряжения.
   Глаза Грина непрерывно двигались, пока он пытался решить, куда идти. Мориарти стоял на своем, и прошло всего мгновение колебания, прежде чем Грин решился и бросился вокруг кровати, вынуждая Мориарти повернуться и посмотреть ему в лицо. Руки обоих мужчин двигались как одна, и через секунду они сцепились запястье с запястьем. Теперь это был вопрос не столько мастерства, сколько силы и того, кто первым сможет сломать хватку другого запястья.
   Они напрягали то, что казалось Мориарти веком времени, его ветер и сила ослабевали с каждым новым усилием. Дважды он хлестнул правой ногой в тщетной попытке зацепиться за лодыжку Грина, но Пег медленно форсировал движение, его непоколебимая хватка на запястье Мориарти, в то время как собственная хватка профессора медленно соскальзывала. Он чувствовал, как его большой палец отодвинули назад, а затем резким движением вниз рука Грина с ножом освободилась, откинулась назад и опустилась, описав последнюю зловещую стальную дугу.
   Выстрел был подобен пушечному взрыву в комнате. Лицо Грина преобразилось, рот отвис, рука безвольно обмякла, как будто мышцы были разорваны.
   Пуля попала ему высоко в грудь, прежде чем его тело упало на пол, брызнул уродливый фонтан крови. Пахло порохом, а Пэджет стоял в дверях с обнаженной грудью и всклокоченными волосами, из револьвера все еще струился дым.
   Грин прожил минут двадцать, не больше; и в этом ему повезло. Из-за раны он выдыхал боль и бредил, взывая о помощи; но Мориарти, очистив комнату, приказал никому не трогать его, а сел на кровать и смотрел, пока несчастный человек не скончался.
   Пэджет вызвал четверых карателей - сбитых с толку и сошедших с вечеринки - чтобы убрать тела. Кейт Райт была связана и с Терремантом в качестве охранника заперта в одной из охраняемых комнат.
   Фанни, Эмбер и Ли Чоу встали; Фанни обрабатывала порезы и синяки, полученные Сэлом Ходжесом, который воспользовался случаем и выпил пару стаканов лучшего бренди профессора Hennessy"s - 1840. Как только тела были убраны, Ли Чоу и Эмбер приступили к черной работе по очистке спальню, смыв пятна крови и переправив постель.
   Мориарти, сняв маскировку и облачившись в длинную шелковую мантию, тоже сидел у огня и потягивал бренди. Пэджет, полностью одетый, стоял возле стола.
   "Я не могу доверять Кейт Райт, - сказал самый доверенный человек Мориарти.
   Профессор задумчиво смотрел в угли.
   - Что с ее мужем?
   - Он у нас внизу. Он на куски - ничего не может объяснить.
   - И клянусь в вечной верности, я не сомневаюсь.
   Пейджет кивнул.
   - Нам лучше поднять его, а Пэджет...
   "Профессор?"
   "У меня нет возможности отблагодарить вас. Я был готов, если бы не твой пистолет.
   "Это мой долг. Любой другой поступил бы так же".
   Они подняли Бартоломью Райта с осунувшимся лицом, в глазах и в уголках рта отражался несомненный страх. Он говорил как человек, пораженный какой-то неожиданной семейной потерей, как будто он не мог полностью понять природу того, что произошло.
   Мориарти провел с ним всего несколько минут, прежде чем раздраженно приказал им забрать его. Когда он ушел, профессор позвал Ли Чоу, поручив ему взять бутылку более дешевого бренди и посидеть с Бартом Райтом, убедившись, что духи вселились в него. Ли Чоу не тратил зря ни слов, ни времени.
   Затем Терремант и Пэджет повели миссис Райт вверх по лестнице в комнату. С женщиной все было по-другому, хотя ее все еще трясло от ссоры с Салом Ходжесом, а глубокие синяки на ее лице начали окрашиваться в багровый цвет.
   - Итак, Кейт. Профессор посмотрел на нее с нескрываемым презрением.
   "Так."
   Пэджет могла бы поклясться, что чуть не рассмеялась при этом слове.
   - Значит, вы продали меня Грину и Батлеру?
   "И сделал бы это снова".
   - Молодой Слимпер?
   - Да, юный Слимпер тоже. Он бы достаточно быстро сказал вам, что возит сообщения для меня отсюда и до Нельсон-стрит.
   "М-м-м!" Мориарти посмотрел в сторону, в огонь. "Почему, Кейт? Разве я не всегда заботился о тебе? Почему?"
   Она молчала, стояла прямо и с наклоненной головой. "По женским причинам".
   Брови профессора изогнулись. "Эмоции? Я думал, ты выше этого, Кейт.
   "Да, мой муж тоже, но я носила его рога уже три года".
   Брови Мориарти глубоко наморщились, а затем так же внезапно прояснились, как только он увидел единственную возможную правду. Его лицо расплылось в улыбке с искорками зла, губы раскрылись, чтобы издать смех.
   - Моран, - усмехнулся он. - Значит, Моран завладел тобой?
   "Да, Себастьян относился ко мне как к своей королеве..."
   - Когда он не был со своими шлюхами.
   - У него были свои шлюхи. Она была спокойна, полностью контролируя себя. "Но полковник всегда возвращался ко мне. Я думаю, что три года, когда тебя не было, были тремя самыми счастливыми в моей жизни.
   - Но Кейт, ты приготовила корзину для Морана на Хорсмонгер-лейн. Ты не пытался это изменить.
   Она пожала плечами. "Какой был бы смысл? Все равно это сделал Барт, а не я. Так для Себастьяна Морана это было быстрее; лучше, чем ждать дерева Кетча. После того, как он ушел, все зависело от меня, и мы, черт возьми, чуть не убили тебя. Она вырвалась из рук Терреманта и наклонилась вперед, чтобы плюнуть Мориарти в лицо.
   - Вытащите ее. Мориарти не смотрел, как большой каратель вытаскивал ее, выкрикивая оскорбления, из комнаты.
   Пэджет завис, зная, что должно произойти.
   - Мне все равно, кто из вас это сделает, - без всякого чувства сказал Профессор. "Ни метод. Я хочу, чтобы она умерла и избавилась от нее сегодня вечером. Тогда пришлите ко мне юную Фанни; и я хочу увидеть Ли Чоу, как только Барт Райт напьется бренди. Мы не можем рисковать".
   - Ты не... - остановил себя Пейджет.
   - Я не что, Пип? Не собираешься позволить Барту Райту пойти тем же путем? Как я могу поступить иначе? Какого уважения или преданности я мог ожидать от него сейчас? Ты ладишь с женщиной. Оставь этого человека Ли Чоу.
   Очень обеспокоенный, Пэджет вышел из комнаты. Он видел достаточно смертей в ту ночь и, конечно, не хотел убивать женщин, но он был самым доверенным лицом профессора, и было бы трудно делегировать эту обязанность кому-либо другому. Все, что он мог сделать, это видеть, что это был быстрый конец для Кейт Райт.
   Фанни смотрела на Мориарти с явным беспокойством на красивом лице, потому что она не была дурой и могла догадаться, что сейчас происходит.
   На лице Мориарти отразились признаки напряжения, которые Фанни, естественно, приписала испытанию, которое он перенес с Майклом Грином и Питером Батлером. Ей не суждено было знать, что давление внутри профессора нарастало, как пар в локомотиве.
   Борьба с Грином и Батлером, разоблачение Райта и последующее отправление грубого и быстрого правосудия - все это сыграло свою роль; но в душе профессора все еще таилась тревога, которую он испытал, увидев двух незнакомцев в церкви.
   Кроу был упорным человеком; он был также человеком с хорошим умом и чувством логики. Мориарти не нужны были хрустальные шары или какие-либо другие уловки гадалок, чтобы открыть ему правду. Он знал, с тем высшим чувством умственного просветления, которое было в его семье, что Кроу был на охоте. Его мозг переполнялся идеями, чувствами и смутными картинами людей Кроу, наблюдающих, ожидающих, следующих за ними - Ворон в центре (скорее, как Мориарти в центре своего собственного мира), организуя, обдумывая, используя свой мозг и интуицию.
   "Миссис. Пэджет. Мориарти устало обратился к ней, и Фанни испытала легкий шок, впервые услышав свое новое имя.
   "Миссис. Пэджет, у нас были некоторые неприятности, о которых вы, несомненно, знаете.
   "Да." Голос у нее был тихий.
   "Наши хорошие друзья и слуги, Кейт и Барт Райт, были вынуждены покинуть нас, кажется, совершенно неожиданно. Мне, так сказать, неуютно - без домоправительницы. Его голова качалась из стороны в сторону в знакомых колебательных движениях. - Без экономки, - повторил он. "Значит, место вакантно; это требует, но может быть полезным. Мне незачем тебе это говорить. Он глубоко вздохнул. "Я пытаюсь сказать, не могли бы вы теперь взять ситуацию под контроль?" Он провел рукой по лбу.
   Фанни была в замешательстве; она даже не рассматривала этот аспект. Она открыла рот, чтобы заговорить, но прежде чем слова раздались, Мориарти сказал:
   - Я понимаю, что вам придется поговорить об этом с Пэджетом. Нельзя ожидать, что вы примете решение самостоятельно. Это ответственная должность, и если вы ее возьмете, я позабочусь о том, чтобы вы получили хорошее вознаграждение. В любом случае я был бы признателен, если бы вы хотя бы на время продолжали выполнять обязанности миссис Райт. Он на мгновение замолчал, выглядя озабоченным, прежде чем продолжить. "Вполне возможно, что нам придется изменить наш образ жизни, под которым я подразумеваю, что вскоре нам придется переезжать. Если ты займешь этот пост, мне придется сильно полагаться на тебя во время смены. Поговори с Пэджетом.
   "Да. Да, профессор. я поговорю с ним; а я продолжу дело Кейт - миссис. Обязанности Райта на данный момент.
   Мориарти махнул вялой рукой в ее сторону: пренебрежительный сигнал.
   Фанни ушла, растерянная и неуверенная. В колесах были колеса, и, хотя ужас ночи не мог полностью изгладиться из ее памяти, она была странно взволнована разговором профессора о смене места жительства.
   Мориарти тоже был встревожен. Склад был отличной штаб-квартирой. Он находился в самом центре его территории и имел все необходимое для существования его и его организации. Ему также нравились его личные покои, особенно ремонт, проведенный во время насильственной ссылки. Но появление двух полицейских во время свадьбы Пэджета заставило профессора серьезно задуматься об альтернативах. Он давным-давно позаботился о таком времени, как это: поместье в Беркшире, содержащееся в отличном состоянии и в отличном состоянии, хотя большая часть этого места была закрыта, а остальное занято только парой, нанятой для этой конкретной цели. Несколько мужчин и женщин на службе у Мориарти видели это место, потому что оно часто использовалось как убежище для тех, кого разыскивала полиция, или для особых случаев, когда их нужно было укрывать, пока их не вывезут из страны. Возможно, размышлял Мориарти, наступает время, когда ему нужно будет переместить всю свою свиту, шаг, который может оказаться разрушительным, хотя бы потому, что база в Лондоне всегда считалась необходимой.
   Мориарти подождал еще час, пока Пэджет не вернулся, выглядя слабым и бледным, с известием о том, что все сделано. Ли Чоу также получил инструкции и доложит об этом утром. У Мориарти не было причин для беспокойства по этому поводу: китайцы не сомневались в жизни, смерти и верности. Если бы Мориарти сказал ему перерезать горло своей матери, он бы сделал это без вопросов и совести.
   Сэл Ходжес присоединился к Мориарти, как и было условлено, на то, что осталось от ночи; но совместное ложе носило скорее характер взаимного утешения, чем участие в похотях плоти. Для большинства близких профессора ночь была периодом беспокойного сна, украшенного кошмарными фантазиями и снами неприятного характера.
  
  
   Вырезки из "Таймс" за среду, 18 апреля 1894 г.
   ОБЯЗАТЕЛЬСТВА
   Кроу-Коулз. Объявлено о помолвке между инспектором Ангусом Маккриди Кроу, столичной полиции, сыном покойного доктора и миссис Джеймс Маккриди Кроу, Кэрндоу, Аргайлшир; и Сильвия Мэри Виктория Коулз, дочь покойных мистера и миссис Роберт Ферридоул, Chester Mansions, WI.
  
  
   СУДЕБНЫЙ ЦИРКУЛЯР
   Их Королевские Высочества принц и принцесса Уэльские проведут небольшую домашнюю вечеринку в Сандрингеме с четверга по понедельник, 26-30 апреля. В пятницу, 27 апреля, состоится званый обед, на котором развлекаться будет знаменитый иллюзионист доктор Найт.
  
  
   В среду утром инспектор Кроу вытерпел немало поддразниваний в свой адрес. Большинство старших офицеров читали "Таймс" за завтраком, так что к тому времени, когда он добрался до своего кабинета, новости уже были известны.
   На Кинг-стрит, 63, миссис Коулз прихорашивалась и прихорашивалась с того момента, как прибыла газета, а когда Ворона ушла, она собиралась выйти сама, чтобы купить несколько экземпляров, чтобы можно было послать вырезку своим многочисленным родные.
   Когда комиссар послал за ним, Кроу, естественно, предположил, что он тоже хочет присоединиться к своим сердечным поздравлениям. Действительно, комиссар выразил свои добрые пожелания, как и помощник комиссара, который также присутствовал. Но эта часть разбирательства была короткой. Комиссару не терпелось обсудить успехи Кроу в деле Мориарти. Сообщения, мягко говоря, нервировали: особенно известие (пришедшее из нескольких источников) о том, что за последние несколько дней в Лондоне побывал не один, а несколько континентальных преступников - несомненно, на какой-то встрече.
   Кроу мало что добавил к тому, что уже сказал помощнику комиссара. Он изо всех сил старался указать на то, как разумно проводил свои расследования, не скрывая того факта, что он был настроен скептически, когда впервые получил задание: точка зрения, которая резко изменилась в ходе его расследования. .
   Комиссар видел мудрость в том, чтобы не сообщать о немедленном задержании Мориарти, но не был полностью доволен выжидательной игрой, которую его инспектор избрал в качестве плана действий. Он заметил: "Это скорее курс бездействия".
   Примерно через час было решено, что Мориарти почти наверняка использует какое-нибудь убежище в самом сердце Ист-Энда, возможно, Лаймхаус, в качестве центра операций. Поэтому комиссар согласился передать еще десять человек в штат Кроу, чтобы использовать их специально для переодевания по подозрительному району в согласованной попытке обнаружить точное местонахождение профессора и любых сил, находящихся в его распоряжении.
   "Мне не нравится, что мои офицеры смешиваются и заводят дружбу с уголовным элементом, - сказал комиссар, - но, похоже, другого выхода нет".
   Кроу мысленно поднял глаза к небу. Как еще, молча спросил он, можно познать злодеев, если не смешиваться с ними? Прогресс в методах обнаружения, подумал Кроу, движется здесь, в Лондоне, со скоростью улитки. Позже он подумал, что его собственные дедуктивные методы в сочетании с работой, которую Таннер и другие выполняли на местах, похоже, не ускорили дело.
   К полудню лишние люди были наготове, глаза у них были настороже, а уши насторожены, и их единственной целью был арест профессора Мориарти по какому-то серьезному обвинению и окончательное разрушение любого преступного союза, который он контролировал.
  
  
   Мориарти провел большую часть дня, решая насущные проблемы, в частности решая, следует ли перенести свою штаб-квартиру из центра событий в более пышный ландшафт Беркшира. Вопрос о новой экономке решился во время обеда, когда Фанни пришла сказать ему, что готова занять эту должность. Он говорил с ней некоторое время, подробно объясняя свои предпочтения в еде и питье, инструктируя ее по основным обязанностям, которые от нее ожидаются, и передавая ключи от дома.
   Кейт Райт управляла этим местом с помощью своего мужа, и Мориарти сказал Фанни, что предоставит ей дополнительную пару рук, как только это будет удобно. Тем временем ей будет помогать Бриджит, время от времени с помощью Мэри Макнил, которая до сих пор провела день в мрачном настроении.
   Пункт судебного циркуляра не ускользнул от нетерпеливых глаз профессора, и его мозг уже работал на несколько дней вперед, чтобы выполнить обещание, которое он дал своим континентальным коллегам.
   Он с нетерпением ждал наступления вечера, так как не мог сдержать почти детского волнения по поводу встречи с волшебным доктором Найтом.
   Он пообедал в одиночестве едой, которую Фанни с большим трудом приготовила, и примерно в половине одиннадцатого покинул склад без маскировки и направился в "Альгамбру".
   О прибытии Мориарти известили швейцара у служебного входа, и мальчик по вызову провел профессора по коридорам в довольно тесную гримерную доктора Найта. Следуя за парнем, профессор почувствовал, что за кулисами, в мюзик-холле после последнего выступления, мало магии.
   Уильям С. Уозерспун (доктор Найт) тоже не испытывал особого чувства тайны. Вблизи он был невысоким мужчиной с елейными манерами и совершенно лишенным того присутствия, которое исходило от него на сцене. В раздевалке было слишком жарко, пахло смесью рыбы с жареным картофелем, гримом и светлым элем, которые, если судить по количеству пустых бутылок, фокусник выпил в больших количествах.
   "Честь, профессор. Не могу передать, какая честь для меня принять вас". Доктор Найт принялся мыть руки. На нем был довольно броский клетчатый костюм, который тоже казался не в его характере.
   - Тебя удивляет мой наряд? Он ухмыльнулся. - Я делаю это нарочно, мой дорогой профессор. Если бы я этого не делал, мне пришлось бы выступать двадцать четыре часа в сутки. Некоторые из моих коллег предпочитают именно так, но я считаю, что быть иллюзионистом на сцене достаточно утомительно, не прибегая к этому. Так что это моя собственная маленькая иллюзия - маскировка, если хотите. Присаживайтесь. Он смахнул несколько бумаг с кресла, которое очень нуждалось в ремонте.
   Мориарти был не готов к такого рода мужчинам и был вынужден напомнить себе, насколько блестящим на самом деле был поступок доктора Найта.
   - С удовольствием, доктор Найт, - вежливо сказал он.
   "Билл. Пожалуйста, зовите меня Билл. Доктор Найт для них там. Он склонил голову в сторону двери.
   - Тогда Билл. Больше всего меня впечатлило твое выступление. Больше всего впечатлил".
   - Это мило с твоей стороны и приятно. Похоже, другие тоже были впечатлены". Он понизил голос. - Вы случайно не застали статью в сегодняшнем судебном циркуляре?
   "Действительно, я сделал".
   "Честь, очень особенная честь. Но я слышал, что Его Королевское Высочество очень любит колдовство и магические искусства. Несомненно, сам делает несколько карточных фокусов, а?
   Мориарти кивнул. Пришло время ему взять на себя разговор.
   - Сколько тебе здесь платят, Билл?
   - Ну, теперь я не думаю, что я...
   - Я знаю, Билл. Я сам владею контрольным пакетом акций в нескольких залах - о, не так много, как этот, я признаю, но я готов заплатить вам в три раза больше, чем они платят здесь.
   Уозерспун поднял голову, в его глазах горел жадный блеск.
   - Я свободен только в следующем месяце, - быстро сказал он. Мориарти задел правильный аккорд.
   "Независимо от того. Если вы согласитесь на предложение, которое я собираюсь вам сделать - и я не думаю, что вы сможете его отвергнуть, - я начну платить со следующего понедельника".
   "Что, без моего появления? Мне нужно поговорить со своим агентом о...
   "Какая?" Мориарти рассмеялся. "И потерять десять процентов? Твоему агенту не обязательно знать, пока я не поселю тебя в одном из своих коридоров. А пока это будет небольшое дело, что-то между нами двумя и никем другим.
   "Никто? Даже Рози? Это девушка, с которой я работаю, я имею в виду.
   Мориарти одарил его хитрой заговорщицкой улыбкой. - Не иначе, Билл? он спросил.
   Уотерспун усмехнулся. "Ну, может быть, время от времени. Но ничего обычного, как некоторые из них. О нет, это не для меня, профессор. Я все равно вижу, что вы светский человек.
   "Можно сказать, что да. Можно сказать, что я человек мира".
   "Ну, тогда какое предложение? Огонь. Я готов к большинству вещей".
   Профессор откинулся назад, улыбка удовольствия играла на его губах.
   "Я скажу тебе, что хочу..."
   Он говорил полчаса или около того, его голос был мягким, как у месмериста, едва веря, что великий доктор Найт может быть таким легковерным за кулисами.
   Когда он вышел из театра и вышел на Лестер-сквер, Мориарти на мгновение остановился на тротуаре, чтобы вдохнуть запахи дыма, грязи и лошадей и посмотреть на квадратный сад с его кустами и клумбами и статуей Шекспира, только что начинает терять свою первоначальную белизну.
   На какое-то время он потерялся, его глаза останавливались на ярких афишах, спешащих людях, грохоте омнибусов и такси. Эти люди, думал он, суетятся и спешат: что они знают о жизни? Что они на самом деле знают о мире? Их существование было настолько отличным от его собственного; их общество было далеко от темных и тайных путей, которые он знал. Это было все равно что смотреть на две стороны медали - и монета была правильным образом, потому что это была единственная вещь, которая связывала два мира. Одна сторона не знала другой, и никакое воображение не могло позволить этим честным, глупым людям по-настоящему проникнуть в его владения. Когда его время подойдет к концу, думал Мориарти, даже историки не смогут проникнуть в его мир, распутать его многочисленные слои или выбрать ткань.
   Всю следующую неделю лейтенанты Мориарти отмечали тот факт, что профессор отсутствовал около трех часов каждый день. Когда они спросили об этом Харкнесса, тот молчал.
   - Это дело профессора, - хрипло сказал он. - Вы меня знаете. Он платит мне за то, чтобы я его отвозил, а не болтал. Я знаю свои приказы.
   Они также знали, что бесполезно пытаться давить на Харкнесса, он слишком долго служил профессору, чтобы сейчас поддаться искушению.
   ОГРАБЛЕНИЕ БОРОНЫ
  
   Суббота, 21 апреля 1894 г.
  
  
   Медовый месяц для Пэджета и Фанни был не очень медовым, учитывая новые обязанности Фанни и нормальную работу Пэджета. Пэджет вовсе не вел себя как беззаботный молодожен. Конечно, он выполнял свой долг, доставляя множество удовольствий на брачном ложе, но в остальное время он казался занятым.
   Фанни забеспокоилась и даже доверилась Бриджит, которая, будучи девочкой, обратилась по этому поводу прямо к Спиру, который сказал, что грядет большая авантюра, и Фанни не следует слишком беспокоиться.
   Гарпун снова встал на ноги, и, хотя руки все еще причиняли ему боль, он начал ими пользоваться. Действительно, в ночь после свадьбы - и всех сопутствующих ей драм - он и Бриджит впервые вместе попробовали зелень. Однако его беспокоила угрюмость Пэджета, и он не замедлил излить свою тревогу на Мориарти, который списал все на супружеские излишества и на этом остановился.
   Если бы Мориарти знал, у него была бы причина для беспокойства по поводу Пэджета, поскольку события брачной ночи погрузили этого человека в крайнюю печаль, его вновь обретенное счастье с Фанни резко контрастировало как с его прошлой, так и с настоящей жизнью. Бойня той ночи и ужасный поступок, который он был вынужден совершить с Кейт Райт, вполне можно назвать практически последней каплей. Оно было, конечно, предпоследним, ибо окончательное отвращение к его образу жизни должно было произойти в связи с ограблением, намеченным на субботнюю ночь.
   Фургон был готов, с двумя хорошими лошадьми, а аранжировки были хорошо отрепетированы всеми участниками. Пэджет должен был отправиться в Хэрроу в субботу утром, прогуляться по поместью Пиннеров, посетить трактир и вообще обнюхать землю.
   Ранним вечером Билл Фишер должен был спуститься с одним из братьев Джейкобсов, и они должны были встретиться с Пэджетом на станции Хэрроу, чтобы узнать последние новости.
   Кларк, Гей и другие Джейкобс отправятся на фургоне позже той же ночью; Пэджет, как только он передаст землю Фишеру, вернется в Лаймхаус.
   Если повезет, они рассчитывали, что все будет кончено к двум часам ночи, а они вернутся, избавляясь от награбленного, самое позднее в половине пятого.
   Хотя она не знала подробностей, Фанни знала, что происходит что-то важное, и когда Пэджет сказал ей, что в субботу он будет отсутствовать весь день, она умоляла позволить ей пойти с ним. Сначала он заметил, что ей мешают ее собственные обязанности экономки, но она так настояла, что Пэджет, больше в целях самообороны, чем ради чего-то еще, пошел к профессору.
   "Ты знаешь, я все равно не рад показываться там внизу", - сказал он Мориарти. "Я могу просто избежать подозрений, если возьму с собой женщину. В конце концов, в прошлый раз я представился человеком, ищущим работу в поместье; и я упомянул, что у меня есть жена, которая беспокоится и хочет переехать из города".
   Мориарти теперь еще больше разбирался в искусстве введения в заблуждение, проведя несколько вечеров с доктором Найтом и найдя его самым способным учителем и великим профессиональным шоуменом, несмотря на потрепанный внешний вид за кулисами. Он понимал, что Пейджет, спустившийся с Фанни, вполне может быть дополнительным украшением, которое отведёт от его человека любые мысли о подозрениях. В конце концов он согласился, удостоверившись, что Пэджет будет сообщать жене только самые необходимые факты.
   Так случилось, что Фанни, вся в своей новой шляпке и новом плаще, который она сшила для себя, пошла рука об руку со своим мужем, чтобы изобразить пару, ищущую работу в поместье Пиннеров в Бич-Холле.
   Хотя это нельзя было назвать настоящей сельской местностью по сравнению с тем, к чему привыкла Фанни, окрестности Харроу были самыми близкими к открытым полям, лесам и природе с момента прибытия в Лондон.
   Она вела себя с волнением ребенка во время железнодорожного путешествия, и Пейджет постоянно напоминал ей о той роли, которую ей предстоит сыграть, когда они доберутся до места назначения.
   Это был прекрасный день, не слишком теплый, но ясный, с ясным небом, когда они были в миле или около того от грязного дыма перегруженных районов. Прогулка через Хэрроу и обратно к поместью сэра Дадли Пиннера, Бичес-Холлу, была беззаботным часом, каким Пэджет когда-то знал его, учитывая, что Фанни прыгала рядом с ним, болтая о своей жизни в Уорикшире, называя птиц и бросаясь в живую изгородь, чтобы ощипать и ощипать их. определить случайный полевой цветок.
   Был почти полдень, когда они увидели несколько сгруппированных домов, магазин и трактир. Около двадцати минут первого Пэджет открыл дверь "Птицы в руке" и впустил Фанни внутрь.
   Мейс, домовладелец, вел беседу с высоким темноволосым мужчиной, одетым в твид и леггинсы, как егерь. Единственными посетителями бара были пожилая пара, мужчина с кружкой, тянущий глиняную трубку; женщина, седая и респектабельного вида, тихо сидит, сложив руки на коленях.
   - Ну вот, - сказал Мейс, - это тот самый парень, о котором я вам рассказывал, мистер Ривз. Входите. Джонс, не так ли?
   Пэджет застенчиво ухмыльнулся. - Ты вспомнил тогда?
   "Здесь мы всегда помним новые лица. Что должно быть? Это мистер Ривз, он управляет имением.
   Мужчина достаточно дружелюбно кивнул, и Пэджет заказал себе кружку, а Фанни взяла немного портвейна.
   "Мейс говорит, что вы некоторое время назад искали работу", - голос Ривза был грубым, но не резким, и Пэджет заметил, что его взгляд тщательно оценивает, как будто он осматривает скот, который нужно купить на мясо.
   - Моя жена, Фанни, - застенчиво сказал Пейджет.
   Мейс ухмыльнулся и кивнул. Ривз коротко улыбнулся.
   - Ищу работу, - повторил он.
   - Ну да, - умудрился произнести Пейджет неуверенно. "Я работаю в доках, а Фан, ну, она много чего сделала. Некоторое время на кухнях - вроде домашней прислуги. Я взял ее оттуда, и недавно она работала в трактире. Но мы оба устали от жизни там. Это долгие часы и грязно. Видите ли, Фан приехал из деревни.
   "Вряд ли это страна, но достаточно близко", - сказал Ривз. - А что касается долгих часов, здесь вы проведете больше времени. Иногда с пяти утра до десяти вечера, время сбора урожая.
   - Да, я знаю об этом.
   - И зарплата будет не такая, как в доках.
   "Мы знаем, но есть льготы, не так ли?" Фанни встрепенулась.
   Ривз рассмеялся. "Есть льготы, да. Дача, овощи весной и летом. Все не так плохо, как было с тех пор, как принц Уэльский занялся улучшением положения своих арендаторов в Норфолке; и я полагаю, что заработная плата здесь выше, чем за ее пределами. Вы принесете на двоих около тридцати шиллингов или двух фунтов".
   Сердце Пэджета упало. Он знал, что в нищем Ист-Энде людям приходилось справляться с этим и с меньшими затратами, но он задавался вопросом, как бы он жил, если бы он действительно собирался устроиться на работу в поместье.
   "Ну, ты выглядишь достаточно сильным". Ривз наклонился и ощупал напряженные мышцы рук Пэджета. "Долгие часы, тяжелая работа по дому и помощь фермерам летом. А ты, - он повернулся к Фанни, - будешь чистить овощи и мыть посуду. По крайней мере, до тех пор, пока вы не забеременеете от него - тогда вы не годитесь для сэра Дадли. Я не знаю. Что вы думаете, мистер Берроуз? Он позвал пожилого мужчину, сидевшего с женой.
   "Выглядит здоровым, достаточно широким и высоким". Берроуз вынул трубку изо рта. - Мог бы взять кого-нибудь посильнее, чем тех хлюпиков, которые были у нас в прошлом.
   Миссис Берроуз улыбнулась. - Подойди и поговори со мной, моя дорогая. Она похлопала по скамейке рядом с собой, указывая на Фанни, которая, вопросительно взглянув на Пэджета, подошла и начала негромко разговаривать с женщиной.
   "Г-н. и миссис Берроуз, - объяснил Мейс, кивнув в сторону парочки. - На самом деле они что-то вроде смотрителей, которых держат из-за доброты сэра Дадли. Они живут в зале, когда хозяин и хозяйка в отъезде, и нет дома слуг. Присмотри за местом. Миссис Берроуз помогает Куку, когда развлекается, а старик иногда помогает дворецкому. Они оба сейчас там, в холле. Слуги все ушли, кроме двух молодых лакеев, а хозяина и хозяйки нет.
   - Значит, они еще не вернулись? - спросил Пэджет, пытаясь изобразить разочарование.
   - Еще пару дней. Но я сказал, что они вернутся только после двадцатого.
   "Да. Да вы сделали. Но мы подумали, что зайдем на всякий случай.
   - Ты имеешь в виду, что тебе понравится эта работа? от Ривза.
   Пэджет понизил голос. - Это миссис, - признался он. "Совершенно несчастны там, где мы находимся. Ей это совсем не нравится, и я очень хочу вытащить ее.
   Ривз некоторое время молчал, пристально глядя на него.
   "Ну, я не могу давать обещаний. В конце концов, это будет решать сэр Дадли, но вы можете приехать и посмотреть коттедж. Многие были бы этому рады, но, что ж, вы кажетесь достаточно хорошей парой, и если мы не найдем вас подходящими, мы уведомим вас всего за неделю, и вы отправитесь в путь, с чемоданами и багажом.
   Пэджет смущенно кивнул. У него была необходимая информация, и он не горел желанием задерживаться на ней, но ему было необходимо раскрутить ее сейчас. Он посмотрел на Фанни, которая оживленно беседовала с Берроузами.
   - Что вы думаете, миссис Берроуз? - спросил Ривз.
   Пожилая женщина улыбнулась. - У нее все получится, мистер Ривз. Очень хорошо, я не сомневаюсь.
   Ривз вздохнул с сомнением, как будто его все еще нужно было убедить. - Ну, я отведу тебя в коттедж, если хочешь.
   - О, пожалуйста, - щебетала Фанни. и Пэджет снова испытал тонущее чувство.
   Лицо его невесты осветилось счастьем, превосходившим даже то, что он уже видел в минуты их пыла.
   Коттедж был крошечным. Одна комната и буфетная внизу, деревянная дверь ведет на маленькую и узкую тесную лестницу, ведущую в комнату наверху. Но он был чистым и в хорошем состоянии, а позади него был небольшой участок сада.
   - Все такое чистое и свежее, - засмеялась Фанни. - О, Пип, мы могли бы быть здесь так счастливы, ты так не думаешь?
   - А теперь полегче, миссис Джонс. Ривз поднял руку. "Я не могу дать вам работу, пока не вернется сэр Дадли, но вы будете первым в списке, я могу вам это обещать".
   - О, сэр, мы были бы очень благодарны. Я уже люблю это".
   Они вернулись в "Птицу в руке", взяли немного хлеба с сыром и еще один или два стакана, прежде чем отправиться обратно в Хэрроу.
   - Я серьезно, Пип, - тихо сказала Фанни, когда они миновали кучку домов. - Я действительно имел это в виду.
   - Я мог это видеть. Пэджет почувствовал внутри себя отчаяние, потому что он также видел видение их двоих, работающих и живущих в этом месте: новая и другая жизнь, тяжелая, но без постоянного напряжения или страха разоблачения и ареста.
   - Однако тебе лучше выбросить это из головы, Фан. Это никогда не сработает.
   - Но, Пип, если бы мы могли. Я знаю, что это будет тяжело, но моя мама говорила, что чем тяжелее жизнь, тем больше наград".
   "Она ведь не должна была жить в паре грязных комнат, не так ли?"
   "Коттедж не грязный. Он чистый, и я бы сохранил его как новую булавку".
   - Я не говорил о коттедже. Я имел в виду место, где я вырос.
   - Это было так ужасно? Ее рука покоилась на его руке, глаза сияли на него.
   - Не хуже многих, кто работал на Профессора. Но держу пари, что твоей матери никогда не приходилось выходить из ночи, чтобы прогнать крыс, которые грызли ее братьев и сестер.
   С тех пор они хранили молчание, идя к вокзалу, погруженные в свои личные мысли. Пэджет был в каком-то унынии, ибо знал без сомнения, что шансов спастись от профессора мало. Разве он не спас жизнь Мориарти всего несколько дней назад? И разве профессор не спас своего, так сказать? И все же вы не оставили работу профессора живой. В каком-то смысле это было похоже на тюрьму. Он оставался в этом состоянии мрака до конца вечера.
   Фишер и Берт Джейкобс сошли с поезда в восемь часов и все пошли в ближайшую гостиницу, чтобы поговорить.
   Пэджет сказал им, что, если не считать двух молодых лакеев и мистера и миссис Берроуз, Бичес-холл был пуст.
   - Тогда это будет мягкий треск. Фишер улыбнулся. - Как я и сказал старосте.
   "Каким путем вы войдете?" - спросил Пэджет.
   - Гей войдет через черный ход и откроет нам входную дверь, как будто нас пригласили.
   - И ты заставишь замолчать лакеев и стариков?
   - Свяжите их и бросьте в подвал. Мягкий как масло. Вы можете сказать профессору, что мы вернемся вовремя, если остальные без проблем доберутся сюда.
   Все еще в плохом настроении Фанни и Пэджет поехали обратно в Лондон, вернувшись на склад еще до десяти часов.
   Фанни пошла прямо на кухню за едой для них, и, поднявшись к ним, Пэджет встретил Эмбера, одетого в его шинель, которая болталась у него на щиколотках.
   - Ты его еще не видел? - спросил Эмбер.
   "Профессор?"
   "Кто еще?"
   "Нет."
   "Там были какие-то свиньи, которые носились вокруг, задавая вопросы. Мне это не нравится, но он, кажется, не беспокоится. Холодный, как чертов лед, наш профессор.
  
  
   У доктора Найт было раннее выступление в субботу, но Мориарти все же смог провести с ним два часа после обеда. Затем он вернулся на склад и, заперев за собой дверь, просидел еще два часа перед зеркалом со своим материалом для маскировки. За это время он очищал лицо несколько раз, снова и снова нанося краску и накладные волосы, пока не был окончательно удовлетворен результатом. То, что он был примерно такого же телосложения, как у доктора Найт, помогло, и Мориарти рассчитывал, что пока мать волшебника не появится, он сможет обмануть большинство людей.
   Около семи часов Бриджит принесла ему на ужин мясное ассорти, соленые огурцы и эль. Он ел его рассеянно, в голове все еще гудело его замысел и его исполнение.
   Паркер прибыл в восемь в некотором волнении.
   - Они повсюду, профессор, - выдохнул он.
   "Кто?" Мориарти теперь начеку.
   "Котлы. Кругом площадь: сыщики, свиньи. Они не думают, что мои ребята на них напали, но они в трактирах, кругом, задают вопросы. Спрашиваю о тебе".
   Мориарти почувствовал, как его шея похолодела, короткие волосы встали дыбом.
   - Ты уверен в этом?
   "Определенный. Я сам пару таких видел. Это вопросы, которые меня не устраивают".
   Мориарти кисло опустил уголки рта. "Какие ответы они получают?"
   "Никто. Вы знаете это, профессор. Здесь никто не стал бы дуть на тебя.
   "Кейт Райт взорвала Грин. Там все еще могут быть некоторые из его дружков..."
   "Никаких шансов. Они знают, что было раньше".
   Мориарти задумался на мгновение или два. "Держите ваши глаза и уши открытыми, и дайте мне знать о любых событиях".
   Скрытни Паркера доказали свою ценность за неделю. Они подвели его, позволив Грину и Батлеру проникнуть на склад во время свадьбы Пэджета, но с тех пор их информация была точной. Мориарти уже два дня знал, что у Кроу на улицах водятся свиньи, хотя впервые они подошли так близко.
   Профессор слишком долго откладывал решение. Маловероятно, что люди Кроу доберутся до него еще какое-то время, но в течение недели ему придется вывезти своих самых близких людей в Беркшир. Ему самому, вероятно, придется на какое-то время переехать подальше. Но он уже доказал, что организация может оставаться нетронутой без его физического присутствия. Пэджет позаботится обо всем, и Спир скоро снова станет самим собой.
   Когда он вернется, он поговорит со своим самым доверенным лейтенантом, а затем, завтра, приступит к реализации полного плана переезда.
   Пэджет пришел к нему вскоре после десяти и сообщил, что дело Хэрроу идет по плану.
   "Я видел, как Эмбер уходил, - сказал Пэджет. - Копы, кажется, принюхиваются.
   "Пусть нюхают". В голосе Мориарти было презрение. "Пусть нюхают, пока сопли не ослепнут. Мы поговорим завтра. Если я сочту это необходимым, мы все переедем в дом Беркшир. Они не найдут нас там, Пэджет, и мы сможем вернуться, когда все снова успокоится. Я обсужу это с Фанни и с тобой утром.
   Ничто из этого никоим образом не успокоило сердце или разум Пэджета. Он уже достаточно смутился, и теперь в воздухе витало что-то новое, задумчивое, каким бы равнодушным ни казался профессор. Пэджету рассказали об инспекторе Кроу, и он почувствовал беспокойство своего хозяина. Это беспокойство должно было усилиться еще до наступления ночи.
  
  
   Фанни, уставшая от дня, проведенного на непривычном открытом воздухе, быстро заснула, но Пейджет ворочался и беспокойно тянулся часы.
   Наконец он задремал, только чтобы проснуться вздрогнув, вообразив, что услышал какое-то движение. Лишь тихое дыхание Фанни достигло его ушей; потом где-то далеко на складе послышались другие звуки.
   Он мягко соскользнул с одеяла, чиркнув спичкой, чтобы посмотреть на часы. Было почти пять утра. Он натянул штаны и рубашку, сунул ноги в сапоги, взял свой старый револьвер, который теперь всегда был заряжен у кровати, и вышел в переднюю.
   На вершине винтовой лестницы он снова остановился, чтобы прислушаться. Послышались голоса, доносившиеся, казалось, из "приемной". Он тихонько спустился по железной лестнице и прошел по коридору первого этажа, пока не добрался до кухонь. Голоса теперь стали громкими - он узнал Фишера и Гей, затем Берта Джейкобса и, наконец, Мориарти.
   "Ну, материал достаточно хорош. Тебе лучше убрать все подальше, - услышал он слова Мориарти. - Берт, возьми картины, как я тебе сказал. Они должны уйти с утренним приливом, а у вас осталось немного времени.
   - Верно, и мне жаль стариков, профессор.
   "Ты мало что мог сделать. Люди должны быть принесены в жертву. Пошли.
   Пэджет слышал, как ботинки Берта Джейкобса шлепают по полу склада.
   "Что на самом деле произошло?" - услышал он вопрос Мориарти.
   - Как он и сказал, - ответил Фишер.
   "В яблочко." Пэджет подумал, что это голос Кларка.
   "У нас все в порядке, - продолжил Фишер. "С лакеями проблем не возникло. Кооператив, можно сказать.
   "Они знали, что для них хорошо". Гей.
   "Потом мы пошли наверх, чтобы заняться сейфом, и старик и его жена вышли с криками, готовыми разбудить мертвеца. Берт ударил старика, и тот спустился по лестнице. Тогда женщина пошла на него с кочергой. Она кричала о помощи и тому подобное. Он взял ее за горло, чтобы она заткнулась. Я не думаю, что он имел в виду что-то большее".
   - Ты оставил их там, где они лежали? - спросил Мориарти.
   "Где еще? Мы не хотели задерживаться".
   Пэджет услышал достаточно. С Берроузами было покончено, и он не думал ни о шансах Фанни, ни о своих собственных, если копы сейчас доберутся до них. Они должны были быть допрошены, как только полиция увидит Ривза или Мейса, и это будет работа отдела уголовных расследований. Скотланд-Ярд.
   Когда он возвращался в свои покои, Пейджет почувствовал, как мысли его прыгают в сотне различных направлений. Трещина в Хэрроу была сделана, но с убийством напортачила. Копы шныряли по Ист-Энду - и, без сомнения, по Западу - задавали вопросы и болтали о профессоре. Это, рассудил Пэджет, лишь вопрос времени. Правда, они, вероятно, уберутся подальше в деревню: в поместье Беркшир. Там было хорошо, и Фанни понравилось бы, но это был только вопрос времени, когда Фанни узнает о мистере и миссис Берроуз, и как она это воспримет? Пэджет точно знал, как это сделать. Фанни была в состоянии после убийства в первую брачную ночь. Это вполне может оказаться слишком много для нее. И слишком много для него тоже? Он задумался. Может быть, им стоит воспользоваться своим шансом сейчас. Он хорошо послужил профессору, и не было никакой необходимости дуть во все ляпы. Он хотел Фанни. Он хотел ее счастья, и это стоило риска.
   Оказавшись в комнате, Пэджет зажег лампу. Им нужно было двигаться быстро, так как небо снаружи уже начало светлеть. Он осторожно встряхнул Фанни.
   "Фан, любовь моя. Фэн, проснись.
   Она медленно открыла глаза и улыбнулась ему. - Уже пора вставать?
   "Нам пора, Фан. Ты действительно хочешь этот коттедж и совместную жизнь в деревне?
   Теперь она проснулась и сидела прямо, ее длинные волосы спутались, а глаза все еще были затуманены сном.
   "Что случилось? Какая...?"
   Он нежно положил руку на ее рот.
   "Быстрее одевайся. Постарайся не шуметь, я объясню позже.
   Они не могли взять с собой многого - только самое ценное: кольца, драгоценности и триста фунтов, которые Пэджет сэкономил и которые они запихнули в воловью кожаную сумку "Брайтон", которую он действительно купил год назад, чтобы таскать мелочь к заборам ( никогда не было безопасно носить добычу в украденной сумке).
   На кухнях и в "приемной" никого не было, и только когда они вышли наружу, на территорию перед складом, один из соглядатаев Паркера бросил им вызов.
   - Это всего лишь я, - оживленно сказал Пейджет, когда мужчина заговорил.
   Скрытень вышел из темноты. - О, это мистер Пэджет. Мне еще не сказали ожидать кого-то еще".
   "Что-то только что произошло. Не о чем беспокоиться. Но у нас есть небольшое поручение, которое нужно выполнить до того, как Профессор встанет. Остерегайтесь кого-либо еще; держите глаза зоркими. И молодец, что бросил мне вызов".
   Мужчина дотронулся до челки и отплыл обратно в безопасное место у стены, а Пэджет и Фанни отвернулись и пошли по переулку через арку, стараясь не бежать и не делать вид, что они слишком торопятся.
   Теперь, когда он решился на это, Пэджет точно знал, что ему следует делать. Не было никакого смысла просто бежать, потому что кто-то всегда будет рядом - если не копы, то люди, посланные от Профессора. В любом случае это был риск, но теперь он столкнулся с самыми трудными и чуждыми поступками в своей жизни. Если что-то пойдет не так, он, по крайней мере, получит удовлетворение от осознания того, что приложил некоторые усилия, чтобы изменить свой образ жизни и осчастливить Фанни.
  
  
   Они обнаружили, что Пэджеты ушли, только в половине седьмого, и было восемь часов, когда Эмбер и Паркер поняли, что пропавшая пара забрала с собой их ценности. Паркер расспрашивал дежурившего у склада соглядатая и вскоре понял, что что-то не так.
   Сначала профессор не мог поверить, что что-то случилось. Он убеждал себя, что должно быть простое объяснение, что Пэджет и Фанни скоро вернутся или, по крайней мере, пришлют какое-то сообщение. Но когда к полудню он ничего не услышал, Мориарти встревожился. Он всегда настороженно относился, как он часто заявлял, к мужчинам, отдавшим свою душу женщинам. Если Пейджет сбился с пути, то виновата женщина, и хороший человек погиб.
   Как бы он ни полагался на Пэджета и ни доверял ему, теперь профессор знал, что его размышления должны будут руководствоваться самыми пессимистическими выводами. Пэджет и Фанни ушли со склада, поэтому он мог предположить только одно из трех: что пара скрылась, что девушка, как какой-то блеющий спаситель, убедила Пэджета отказаться от своего нынешнего образа жизни; что Пэджет собирался присоединиться или даже возглавить конкурирующую фракцию; или - что сомнительнее всего - все сдали в полицию.
   В десять минут после полудня Мориарти сидел в своих покоях со Спиром, Эмбером, Ли Чоу, Паркером, Терремантом и братьями Джейкобс. Бесспорно, это была кризисная встреча.
   "Вы все знаете, что полицейские доставляют много хлопот, - начал он. - Это достаточно плохо, но теперь Пип Пейджет и Фанни ушли - я понятия не имею, куда, но, возможно, ваши люди, Паркер, спугнут их. У меня есть одна конкретная работа, которую нужно сделать на этой неделе, и, ей-богу, я ее сделаю, что бы ни случилось. После того, как это закончится, мы увидим. А пока, Копье, если ты готов, я хочу, чтобы ты взял на себя обязанности Пэджета.
   "Я справлюсь, - хмыкнул Копье, - и я справлюсь с Пипом Пэджетом и всеми остальными, если он сыграл кривым крестом".
   "Достаточно времени для этого, когда мы будем в безопасности". Профессор отмахнулся от агрессивного тона Копья. "Мы переезжаем, ребята. Замок, приклад и ствол. Все вышло как можно быстрее и тише, не привлекая лишнего внимания. Все и вся должны быть доставлены в дом Стивентонов в Беркшире. У тебя есть это?
   Они одобрительно кивнули.
   - Если возникнут проблемы, вы все можете скрываться там, пока они не улягутся. - Он обвел взглядом собравшихся лейтенантов. "Теперь возможно, что некоторые из вас не увидят меня некоторое время; но я свяжусь с вами, и все должно продолжаться так, как будто я все еще здесь. Я вернусь, как только это будет в достаточной безопасности. Просто займитесь перемещением ценностей и оружия. Копье организует вас. Начинай сейчас."
   Он жестом приказал Паркеру и Эмберу остаться на месте и, когда остальные ушли, дал им несколько кратких личных указаний.
   "Пошли ко мне Мэри Макнил, - приказал он, когда двое мужчин уже были готовы уйти, - и, Эмбер, позаботься о картине". Он указал на свое любимое полотно Жана-Батиста Греза. - Увидимся завтра днем, как и договорились.
   Когда они ушли и их шаги были вне пределов слышимости, Мориарти начал вынимать бумаги из ящиков своего стола, складывая одни в портфель, другие сжигая в очаге.
   Он отпер другой ящик, вынул автоматический пистолет Борхардта, проверил, заряжен ли он, и положил его в карман пальто вместе с дополнительными патронами. Наконец, он упаковал материал для переодевания: палочки с краской, кисти, пудры и накладные волосы, размышлял он, сыграют важнейшую роль в его жизни в ближайшие дни.
   Мэри Макнил прибыла, когда он закрывал портфель.
   "Это правда?" она спросила. - Правда, что мы уезжаем?
   Профессор кивнул. "Мы все уходим. И, Мэри, моя дорогая, у нас с тобой есть определенные дела.
   Он повернулся к ней лицом, не сводя с нее глаз своим странным гипнотическим образом, как будто вся его сила и воля изливались из его разума в ее.
   "В ближайшие несколько дней вы станете свидетелем многих странных вещей. Я призову вас к некоторым действиям, которые вы, возможно, не совсем понимаете. Но мне нужна твоя верность, Мэри, и твое обещание, что, что бы ни случилось, ты немедленно и беспрекословно подчинишься мне".
   Мэри почувствовала головокружение, как будто она вот-вот упадет в обморок, но прекрасно понимала важность того, что говорил профессор. Ее воля казалась едва ли ее собственной, и сопротивляться хозяину было невозможно.
   - Я сделаю все, что вы попросите, - твердо сказала она.
   - Хорошо, тогда спускайся вниз и попроси Харкнесса подогнать кэб вперед. Мы идем в течение следующих пяти и двадцати минут.
   Мориарти ненадолго постоял у окна, затем повернулся, чтобы оглядеть комнату. Было неприятно думать, что обстоятельства вынуждают его оставить все это, но потребности должны. Будут и другие места, такие же вне поля зрения, как и склад, может быть, даже лучше. Он надел шинель, взял портфель, нахлобучил шляпу на голову и целеустремленно вышел из комнаты.
   ЦАРСТВА НОЧИ
  
   С воскресенья, 22 апреля, по пятницу, 27 апреля 1894 г.
  
  
   - Это все риск. - Пэджет задумчиво посмотрел в свою кружку с элем. "Все, что мы делаем - теперь, когда мы покинули склад, - это риск; так что я должен сделать все, что в моих силах, чтобы убедиться, что профессор испытывает как можно больше неудобств, чтобы помешать любым нашим поискам. Если я смогу сделать это, не причинив ему никакого вреда, чем больше, тем лучше".
   - Но что потом? Фанни чуть не расплакалась.
   Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, в углу буфета на Грейт-Вестерн-Стейшн в Паддингтоне, их глаза постоянно двигались и выискивали кого-нибудь из соглядатаев Паркера, которые могли быть поблизости.
   "Тогда, - сказал Пэджет, - мы поедем по железной дороге в Мидлендс. Не город, Фан. Если бы мы спрятались в городе, он бы нас нашел, так как яйца - это чертовы яйца. Но ты знаешь страну. Я имею в виду, ты знаешь Уорикшир...
   - Я не могу вернуться домой, не сейчас. Ты знаешь что."
   "Нет, не дома, а где-то на даче. Фанни, любовь моя, у меня в кармане триста фунтов, которых нам хватит на какое-то время. Остановимся в какой-нибудь гостинице, подальше от дороги, куда ни бобби, ни профессор даже не вздумают заглянуть. Это даст нам время, а время нам нужно. Он пристально посмотрел на нее, любящая и почти глупая улыбка появилась на его лице. "Фанни, я сделал это для тебя, девочка. Ты ведь не хотел оставаться там прикованным до конца наших дней, не так ли?
   Она вздохнула, неглубоко вздохнула. - Нет, Пип. Господи, ты же знаешь, я не хотела оставаться там ни минуты дольше. - Она протянула руку, накрывая его руку. - Но, Пип, если что-нибудь случится сейчас, когда ты...
   "Ничего не случится. Вы просто достанете нам билеты... Куда? Где хорошее место, которое ты знаешь?
   "Уорик? Или есть Leamington Spa - Royal Leamington Spa. Вокруг много деревень с постоялыми дворами, и работа будет.
   - Тогда купи нам билеты в Ройал Лимингтон Спа, девочка моя. Просто подожди здесь. Смотреть." Он подтолкнул к ней сумку с Брайтоном ногой. "Все внутри. Все, что у нас есть, включая мои триста фунтов. Если я не вернусь к четырем часам, бери его и езжай в Лимингтон.
   - А если тебя задержат? Если ты опоздаешь?
   - Если меня не будет здесь к четырем часам, тогда иди без меня, Фан. Но я вернусь раньше. Задолго до этого.
   По крайней мере, он на это надеялся. Как он и молился, никто из людей Паркера уже не охотился. На самом деле их единственной надеждой было уехать за город, да еще и подальше от Стивентона, где у Мориарти был другой дом. В Лондоне Пэджет не осмеливался вести Фанни; никому, кому он мог бы даже подумать о доверии. Это был тот случай, когда нужно было действовать в одиночку и пытаться оказать давление на профессора - по крайней мере, достаточно, чтобы он не высовывался, пока он и Фанни не выздоровеют. Если это сработает, то, по его расчетам, через год они увидят их в новой жизни, оседлой и комфортной. Он отрастит бороду, это поможет, и они попытаются увернуться от всех старых вещей. Время неизбежно охладит след. Через год или около того они будут в безопасности.
   Но теперь нужно было оставаться в безопасности еще несколько часов. Засунул голову глубоко в пасть льва, прежде чем покинуть Лондон.
   Пэджет взял экипаж в Скотланд-Ярд, набрался храбрости до предела и попросил таксиста подождать, пока он подойдет к окну носильщика, глядя на весь мир, как будто он имеет полное право входить в это место и отдавать приказы.
   "Инспектор Кроу". Голос Пэджета звучал настойчиво, как будто власть была на его стороне - уловка, которой он научился, наблюдая за действиями профессора.
   Сержант за стойкой посмотрел на него, подозрение отразилось в каждой черте его лица за годы работы с сомнительными личностями.
   - Его сегодня не будет. У сержанта был угрюмый голос, как будто ему не нравилось работать в воскресенье. - Тебе придется вернуться завтра.
   "Я не могу этого сделать. Это срочное дело; семейный бизнес. Я ехал всю ночь, чтобы добраться сюда".
   - Ну, его сегодня нет.
   "Где мне его найти? Любые идеи?"
   Сержант оглядел его с ног до головы, все еще неуверенно. - Срочно, говоришь?
   "Прекрасно. Вопрос жизни и смерти." "И то и другое", - подумал Пэджет.
   Сержант отвернулся, чтобы свериться с гроссбухом. - Ну... - Он нахмурился. - Я бы предпочел, чтобы вы не говорили ему, что я так сказал, но вы можете найти его в его квартире: дом шестьдесят три по Кинг-стрит. Как, ты сказал, тебя зовут?
   - Я этого не делал, но я его двоюродный брат, Альберт Рукс. С буквой "Е".
   "Ой! Ну, это было бы хорошо, я уверен, сэр. Попробуйте пройти по Кинг-стрит, шестьдесят три.
   Прошло целых десять минут, прежде чем сержант начал задумываться о том, что двоюродного брата инспектора Кроу зовут Рукс с буквой Е.
   "Я заплачу вам сейчас, сколько должен, и еще пять шиллингов, если вы подождете", - сказал Пэджет таксисту, когда они подъехали к дому 63 по Кинг-стрит. "Я должен передать сообщение отсюда, так что вам придется вести машину как черту, когда я выйду. Там будет еще пять шиллингов.
   Таксист кивнул, касаясь шляпы. - Я буду здесь, шеф.
   Пэджет вышел из кабины и аккуратно подошел к двери квартиры Кроу. Он сунул одну руку под пальто, обхватив пальцами рукоятку револьвера. Другой рукой он дернул звонок.
  
  
   Харкнесс отвез Мориарти и Мэри МакНил в паб на Лестер-сквер, который открывался по воскресеньям и подавал жареные обеды. Они ели молча - говядину и картошку - Мориарти прерывался, чтобы поговорить, только когда еда была убрана. Он дал Мэри несколько простых, но точных указаний. Затем, как только счет был улажен, вывел ее на улицу, приказав Харкнессу ехать в Альгамбру, где он уже на полчаса опоздал на свою ежедневную встречу с доктором Найтом.
   Смотритель сцены, который, по-видимому, жил в помещении и хорошо знал профессора за последние несколько дней, весело улыбнулся им.
   - Он ждет вас на сцене, сэр. Вы заправляете этим местом сегодня днем. В воскресенье здесь больше никого".
   Найт, или Уозерспун, или как бы он ни хотел себя называть, стоял на сцене вместе с пухленькой Рози, которая выглядела раздраженной тем, что ей пришлось возвращаться из своей квартиры в Клэпеме воскресным днем. Мориарти заметил этот взгляд и удивился тому, как ведет себя женщина, которая вполне охотно брала дополнительные деньги, которые ей платил доктор Найт, но явно жалела времени, которое ей приходилось тратить на это.
   Хотя дела пошли хорошо. Мориарти не собирался претворять эту часть своего плана в жизнь задолго до вечера четверга, но перемены в делах сделали шаги необходимыми сейчас. Мориарти улыбнулся. По крайней мере, он сможет бесследно исчезнуть и от полиции, и от публики. Поистине волшебный подвиг.
   - А, вот ты где. Уозерспун выступил вперед с протянутой рукой.
   - Мне жаль, что мы задержались, - напыщенно сказал Мориарти. - Дела, даже в воскресенье, знаешь, всегда дела.
   - А еще леди. - Уозерспун приподнял бровь, не совсем довольный присутствием Мэри Макнейл.
   - Мэри Мэллони, мой личный секретарь, - сказал Мориарти, совершенно не обеспокоенный позицией Уозерспуна. "Я хотел покрасоваться перед кем-то и подумал, что она станет идеальной публикой".
   Уозерспун смягчился. "Конечно, конечно. Значит, ты раскрыл ей наш маленький секрет?
   "Естественно. Она мой личный секретарь.
   - Ну... - Волшебник потер руки. "Ну, моя дорогая, ваш работодатель очень хороший, способный ученик. Знаете ли вы, что он может исполнить мой номер почти так же хорошо, как я сам".
   - Но не новый. Мориарти указал на два тонких, почти гробовых ящика, которые стояли перевернутыми на сцене.
   "Ах хорошо." Уотерспун постучал себя по носу длинным указательным пальцем. "Я пока не уверен, что смогу это сделать. Рози и я только что репетировали это. Я приберегу его до того момента, когда мы начнем в одном из ваших залов. Он просиял, а затем обратился к Мэри. - Это будет очень эффектно, моя дорогая. Он стал заговорщиком. "Мы пригласим зрителей подняться на сцену и осмотреть ящики - я называю их кабинетами трансмогрификации. Затем Рози помещают в тот, что справа, завязывают веревкой и связывают его. Меня помещают в тот, что слева, с которым обращаются аналогичным образом. Зрители считают до пяти после того, как я постучу внутрь своей коробки. Затем шкафы развязываются и открываются. Я выхожу из той, в которую поместили Рози, а она выходит из моей. Что вы думаете об этом?"
   "Удивительно!" - выдохнула Мэри. "Как это делается?"
   "Ха! Это было бы показательно. Но я скажу одну вещь: никто не сможет выбраться из одной из этих коробок, пока вокруг нее будут веревки".
   "О Боже!"
   Мориарти шикнул на нее. Мэри переигрывала. - Интересно, не могла бы Рози отвести мисс Мэллони... э... помыть руки, пока мы немного поговорим. Наедине." Он пристально посмотрел на Мэри, а затем снова на Уозерспуна.
   "Конечно." Уотерспун нервно улыбнулся, его темная борода дернулась: "Рози, проводи даму в свою гримерку".
   Когда они ушли, Мориарти сел на деревянный стул, принадлежавший доктору Найту.
   - Ты, должно быть, очень взволнована пятницей, - дружелюбно сказал он.
   "Да, да, действительно. Страх перед сценой, если хочешь знать, - то, от чего я никогда в жизни не страдал".
   - Тебя везут на специальном поезде или что-то в этом роде?
   "О боже, не правда ли. У них есть другая группа, чтобы заменить меня здесь в пятницу вечером - музыкальная группа Эллиотта и Савонаса. Возможно, вы слышали о них?
   Мориарти кивнул. Слышали о них? Он нанял их в одном из своих мюзик-холлов.
   "Я должен быть здесь, со всем своим оборудованием у служебного входа, к трем часам. Специальные вагоны до Шордича, а потом поезд до Вулфертона. С нами будет путешествовать конюший.
   Он заставил это звучать очень величественно, и это было все, что Мориарти нужно было знать.
   Занавес на сцене был опущен, и поблизости никого, кроме сторожа у входа на сцену. Пришло время доктора Найта.
   - Я тренировался в том трюке с перерезанием и восстановлением веревки, который вы мне вчера показали. Мориарти поднялся, тихо и медленно - не было смысла поднимать тревогу. "Я не думаю, что у меня достаточно правильные движения. Интересно, не могли бы вы показать мне еще раз, прежде чем девочки вернутся?
   "Да, конечно. В этом есть сноровка". Уозерспун подошел к одному из своих многочисленных столиков. "Вот, ты берешь один кусок веревки и повторяешь движения, как я делаю с этим".
   Он бросил Мориарти трехфутовую мягкую веревку и пошел к нему. Когда он был всего в паре шагов, Мориарти указал через комнату.
   - С этим шкафом все в порядке? Он звучал обеспокоенно.
   Уотерспун повернулся. Быстрее любого волшебника Мориарти поднял руки. Веревка была крепко зажата в каждом, проходя через кулаки, при этом запястья были скрещены.
   Петля точно упала на голову доктора Найта, и Мориарти сильно потянул наружу. Он давно выучил удавку.
   Фокусник издал один тихий бульканье, как воздушный шлюз в водопроводном кране, его руки цеплялись за сворачивающую веревку, ноги метались, все его тело вздымалось, но не прошло и минуты, прежде чем он обмяк, рухнув на пол, как груда одежды, приготовленная для старьевщика.
   Мориарти, тяжело дыша от напряжения, на мгновение отдохнул, прежде чем медленно подойти к одному из шкафов трансмогрификации и открыть крышку.
   Он протащил тело через сцену и толкнул его, всю кучу, в шкаф, потянулся, чтобы вытащить из карманов ключи, часы и бумажник, прежде чем закрыть дверь. На то, чтобы закрепить шкаф веревкой, ушло минут пять-шесть. Доктор Найт был прав, когда сказал, что никто не сможет выбраться, если ящик будет привязан веревкой. Все равно не будет, подумал Профессор.
   Ему было жалко девушку, но иначе дело не могло быть решено, и он утешал себя мыслью, что она разжиреет, все равно скоро лишится работы и, по-видимому, имеет вульгарную жилку.
   "Здесь нет и полпонга", - сказала она, когда вернулась с Мэри. "Где великий доктор?"
   - В шкафу, - улыбнулся Мориарти. - Он хочет, чтобы ты был в другом.
   Когда все было готово, Мориарти перетащил оба шкафа в кулисы и поставил их у удобной стены. Затем он взял пару больших этикеток из вещей Уозерспуна, потратил несколько минут, написав их простыми заглавными буквами, и прикрепил по одной к каждому шкафу. Они читают:
  
  
   ДР. НОЧЬ. ИЛЛЮЗИОНИСТ И
   ПРЕСТИДИГИТАТОР ЭКСТРАОРДИНАРНЫЙ.
   НЕ РАЗЫСКИВАЕТСЯ В Сандрингеме.
  
  
  
   Мориарти не сомневался, что Мэри действительно напугана, но его месмерическое влияние все еще было на ней, и в предстоящие дни будет достаточно времени, чтобы усилить его. Тем временем она помогла ему поставить оборудование доктора Найта на его обычное место за кулисами. Мориарти был внимателен к деталям, и за последнюю неделю он убедился, как правильно маг держит свой аппарат.
   Как только это было сделано, Мориарти повел девушку в гримерку Уозерспуна. Он приближался к самой сложной фазе.
   Накануне профессор заметил один из ужасных клетчатых костюмов Уотерспуна, висевший в гримерке. Он все еще был там, и с помощью Мэри Мориарти изменился. Как он и предполагал, они были примерно одинакового размера, и хотя эффект был далеко не безупречен, никаких неприглядных мешков или выпуклостей не было. Затем он открыл свой портфель, снял материал для маскировки и сел перед зеркалом, чтобы завершить и без того отработанную трансформацию.
   Прошло чуть меньше получаса, и когда он закончил, Мориарти повернулся лицом к Мэри.
   - Я с трудом могу поверить...
   - Ты должен в это поверить. Он говорил резко. "Отныне вы должны верить, что я доктор Найт. Ты понимаешь?"
   Она смиренно кивнула.
   "Хороший. И ты знаешь, что делать дальше?"
   "Я знаю."
   - Тогда иди к нему.
   Мэри вышла из гримерки и направилась к выходу на сцену. Хранительницы, казалось, не было рядом, но она немного подождала, прежде чем быстро уйти, чтобы присоединиться к Харкнессу на Лестер-сквер, откуда они поехали на назначенное место встречи.
   Мориарти выждал еще полчаса, прежде чем последовал за ней, но на этот раз он остановился у служебного входа - это было первое испытание его маскировки.
   Старый смотритель сидел там в своей каморке, весь уютный, с чашкой чая и трубкой.
   "Кто-нибудь выходит на сцену утром?" - спросил Мориарти.
   - Насколько я знаю, нет, мистер Уотерспун. Старик едва поднял глаза.
   "Ну, скажи режиссёру, что мне, возможно, придётся пользоваться им весь день", - резко сказал он. "Я буду репетировать новую девушку".
   "Новая девушка?" На этот раз он посмотрел вверх. - Что случилось с нашей Рози?
   - Разве она не сказала тебе перед отъездом?
   - Не видел ее.
   - Ну, теперь ты не будешь. Мне пришлось ее уволить. Это немного выше ее положения.
   Хранитель кивнул головой. - Я заметил, так что не удивлен. Хорошо, я скажу ему. У тебя есть кто-нибудь на примете?
   "Девушка, которая раньше работала на меня. Я все равно возьму ее временно.
   Мориарти небрежно прошел через служебную дверь. Теперь он чувствовал себя в большей безопасности - почти новый человек.
  
  
   Миссис Сильвия Коулз открыла дверь.
   - Инспектор Кроу? - спросил Пэджет, уютно улыбаясь, а внутри он дрожал, как осина.
   - Кто желает его видеть?
   - Инспектор Кроу, он дома? - повторил он.
   - Он дома, но кто хочет его видеть?
   "Мне."
   Пэджет вытащил револьвер: только движение руки и запястья, никакой роскоши или драматизма, когда он вошел внутрь, миссис Коулз попятилась, ее рот был открыт, а глаза прищурены, как будто крик, который она хотела выпустить, действительно вырвался из груди. ее голосовые связки.
   Пэджет пинком закрыл за собой дверь. Теперь он мог позволить себе угрожать.
   "Где он? Не кричи, а то получишь это в свой хорошенький животик.
   Ее рот открылся шире; она сглотнула, снова сомкнула губы, затем снова зевнула.
   - Давай, давай, - хрипло сказал Пейджет.
   Она не должна была знать, что последнее, что он сделал бы, - это нажал бы на курок. Она продолжала смотреть налево, на вторую дверь в коридоре.
   - Он там?
   Взгляд миссис Коулз сказал Пэджету правду. Он ткнул несчастную даму дулом револьвера, толкая ее вперед и в комнату.
   Кроу сидел в кресле и перелистывал страницы какого-то каталога, потому что пара выбирала предметы для ремонта своего дома: собирала запасы для домашнего счастья.
   Пэджет вынужден был признать, что медь была крутой. Он повернулся, почти лениво, оценивая ситуацию с первого взгляда, его глаза остановились сначала на револьвере, а затем на Пэджете.
   "Г-н. Кажется, Пэджет, - сказал Кроу.
   Пэджет старался не казаться встревоженным. "Ты меня знаешь?"
   - Я был на твоей свадьбе, Пэджет. Что это значит?"
   Пэджет слегка подтолкнул миссис Коулз к ее предполагаемому мужу. - Вы оба идите туда. - Он указал на угол комнаты. "Я не задержу вас надолго". Затем, когда они подчинились его приказу, "Ты ищешь меня, не так ли?"
   - Ты и еще несколько человек.
   - Профессор Мориарти?
   "Естественно". Кроу не выказал признаков страха. - Я бы посоветовал вам, Пейджет, опустить пистолет. Если сделаешь глупость, далеко не уедешь; что я обещаю.
   - Я не делаю глупостей, инспектор. Я пришел, чтобы договориться с вами.
   - Мы не договариваемся, - как вы выразились, - вы должны это знать.
   - Даже чтобы поднять руку на профессора?
   Его взгляд на секунду остановился на богато украшенных часах на каминной полке. Показывали почти полтретьего.
   - Дай мне пистолет, - спокойно сказал Кроу. "Тогда ты можешь рассказать мне то, что знаешь: представь улики Королевы, и я сделаю для тебя все, что в моих силах".
   "Вы думаете, я родился в пятницу и вырос при свечах? Нет, инспектор. Я хочу свободы. Моя свобода-"
   - А у твоей невесты?
   - Ее тоже.
   "Я не вижу выхода. Мы достанем Мориарти, знаешь ли. Если не сегодня, то завтра, или на следующей неделе, или в следующем году. Для нас это мало что меняет. Мы поймаем его.
   Все это время инспектор Кроу держал миссис Коулз, обняв ее за плечи, пока она тихо всхлипывала от шока и страха.
   - Я еще ни разу ни на кого не дул, мистер Кроу. Но теперь я вынужден, потому что хочу жить для себя - и для Фанни. Я хочу уйти подальше от этого, чтобы ваши дробилки не гнались за мной".
   - А что с дробилками Мориарти? Не будут ли они гоняться и за тобой?
   - Нет, если мы будем быстрыми.
   Кроу слегка пожал плечами.
   - Я знаю, что полицейские - не джентльмены, - продолжал Пэджет. "Но я должен рискнуть. Вокруг дома мужчины, спереди и сзади". Он лгал с легкостью человека, давно практикующегося в этом искусстве. "Вот мое предложение: я направлю вас к убежищу Мориарти. Как и ты, я не могу ничего обещать, потому что он уже знает, что я ушел. Вероятно, в этот самый момент меня ищет пол-Лондона, а у меня есть лишь горстка верных мне людей.
   - Ты проклятый предатель. Перебежчик. Воздуходувка. Кроу звучал с отвращением.
   "Я ценю свое будущее и ставлю на него все. Я вам скажу, где находится штаб-квартира Профессора, как туда попасть - все. Я дам тебе это, если ты дашь мне час на начало.
   Возможности кружились в голове Кроу. Это был дар: неожиданная манна небесная. Они могли бы поймать Пэджета позже, потому что, если бы этот человек предлагал логово Мориарти на тарелке, все ресурсы полиции пришлось бы направить на его обыск. Не было бы времени даже начать искать Пэджета - во всяком случае, пока; именно на это и делал ставку Пейджет.
   Медленно Ворон кивнул. - Даю тебе час. Говорил ровно.
   Желудок Пэджета перевернулся: волна надежды была такой сильной, что он чуть не ослабил хватку револьвера.
   - Хорошо, инспектор. Это взаимное доверие. Мы должны принимать друг друга за чистую монету".
   Он сделал паузу, которая показалась ему долгой; затем тихо, ясно и без тени вины Пэджет дал полицейскому точные инструкции относительно склада. Он тянул ее как можно дольше, рассказывая, как добраться до места, рисуя словами, как пробить калитку, описывая замки и задвижки на больших двустворчатых дверях, а затем обрисовывая, как устроено внутреннее убранство. Потребовалось около десяти минут, в течение которых концентрация Кроу ничуть не поколебалась.
   - Есть что-нибудь еще, что вам нужно знать? - наконец спросил Пэджет.
   - Сколько мужчин я могу ожидать найти там?
   "Я не могу сказать. Когда я уезжала, была путаница. Как я уже сказал, ваши птицы, возможно, улетели. Если нет, то их может быть до двадцати или тридцати - больше, если он собирается стоять и сражаться. Входы будут закрыты и снаружи. У Мориарти отличная система шпионов и наблюдателей.
   - И вы говорите, что к нему нужно подходить пешком, если только вы не идете через доки?
   "Вы можете доставить фургоны к фронту, если пройдете через доки, да".
   - Расскажи мне об этом.
   Пэджет описал маршрут проезда во двор перед складом с фургонами и телегами, прекрасно зная, что к этому времени уже должно быть достаточно транспорта, отправляющегося с этого самого места.
   - Хорошо, - наконец сказал Кроу. "Я не буду благодарить вас сейчас, Пэджет, потому что я уверен, что мы еще встретимся".
   - Вокруг дома мужчины, я же говорил тебе. Пэджет снова посмотрел на часы. Прошло более двадцати минут: семьдесят с лишним минут, прежде чем Фанни покинула Паддингтон. - Они будут наблюдать за вами следующие десять минут. Он злобно улыбнулся. "Поверьте мне, инспектор Кроу, они застрелят любого, кто попытается уйти, сзади или спереди, до того, как это время истечет". "Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Ты понимаешь?"
   - Вам будет позволено очиститься.
   Сильвия Коулз все еще истерически рыдала. Пэджет не завидовал копам, застрявшим с этой дамой.
   - Тогда ты возражаешь, что я знаю.
   Пэджет осторожно попятился к двери и быстрым движением шагнул в коридор, закрыл за собой дверь и побежал к главному входу.
   Карет ждал там; он подбежал к ней, приподнялся и тихо окликнул таксиста: "Подвезите меня к Мраморной арке". Он знал, что сможет быстро проскользнуть оттуда по закоулкам до Паддингтона.
   Такси рвануло рысью еще до того, как он оказался внутри. Когда Пэджет рухнул на свое место, в его ухе прозвучал голос.
   - Ну, Пип. Я думал, что приберегу тебя для себя. К счастью, мои наблюдатели наблюдали за мистером Кроу.
   Паркер сидел рядом с ним, на его лице играла злая улыбка, а револьвер был направлен в живот Пэджета.
  
  
   Уильям С. Уозерспун - доктор. Ночью - поселился в доме недалеко от переулка Святого Мартина, удобном для посещения Альгамбры, что, по предположению Мориарти, компенсировало расходы.
   Профессор уже ознакомился с деталями удивительно несложного домашнего обустройства доктора Найта, зная, что за кулисами и вне театра он был человеком, который в основном держался особняком. Он также знал, что у квартирной хозяйки Уозерспуна, миссис Харрингтон, есть маленькая свободная комната на чердаке, которую никто не сдавал.
   Выйдя из театра, Мориарти быстро обошел Крэнборн-стрит, где его ждал Харкнесс с Мэри и такси. Оттуда они поехали в район Сент-Мартинс-лейн, где Мэри и профессор выехали из Харкнесса - профессор дал своему водителю быстрые инструкции встретиться с ним на следующий день после полудня. Затем они прошли к дому, принадлежавшему миссис Харрингтон: веселой, краснолицей женщине, очень влюбленной в бутылку джина.
   Профессору пришлось угадать, какой ключ на цепочке Уозерспуна принадлежал к парадной двери, что было несложно, поскольку он имел опыт работы с замками и слесарями. Оказавшись в зале, Мориарти столкнулся со вторым испытанием своей маскировки.
   Миссис Харрингтон вышла из гостиной, когда профессор закрыл за ними дверь.
   "Г-н. Мистер Уозерспун, - с восторгом начала хозяйка, но, увидев Мэри, подняла брови. - О, у тебя есть компания. Хочешь чаю в своей комнате?
   - Если бы мы могли, миссис Харрингтон. Он немного понизил высоту своего голоса, сделав его более похожим на голос покойного волшебника. - И я подумал, не могли бы вы мне помочь.
   - Все для вас, мистер Уозерспун. Она хихикнула, прихорашиваясь, как юная девушка.
   - Это Рози, - серьезно сказал профессор.
   - Что, юная Рози в твоем шоу?
   - Мне пришлось отпустить ее.
   "Ой. Учитывая ее мешок, не так ли? Как и хранитель служебного входа, она не выглядела удивленной.
   - Я стараюсь избегать этой фразы, миссис Харрингтон. Не приятная фраза. Но да, она должна уйти. Это мисс Мэри Мэллони, она заменит ее.
   Хозяйка улыбнулась, согретая духом. - Рад познакомиться с вами, я уверен.
   "Приятно познакомиться", - ответила Мэри.
   - Мне было интересно, - замялся Мориарти. "У мисс Мэллони поблизости нет жилья, и нам предстоит много работы, если она собирается внести свой вклад в это дело".
   "Да?"
   В любую минуту, подумал он, миссис Харрингтон скажет что-нибудь о том, что у нее респектабельный дом.
   - Я хотел спросить, может ли мисс Мэллони на несколько дней занять вашу комнату на чердаке. Ты не позволил этому, не так ли?
   - Нет, - неуверенно сказала она. - Нет, не пускают.
   "Тогда я заплачу вам намного больше вашей обычной цены, так как это только на короткое время и было бы очень удобно для меня".
   Хоть миссис Харрингтон и сопротивлялась, она была не из тех, кто отказывается от быстрых и хороших денег.
   "Тогда она получит его; но как долго?"
   "Только до конца недели. Видите ли, - Мориарти стал напыщенным в истинной манере доктора Найта, - нам нужно многое сделать до пятницы, когда мы предстанем перед Принцем и Принцессой.
   Миссис Харрингтон, очевидно, позволила этому маленькому камню выскользнуть из головы и теперь чуть не поклонилась в искупительном уважении.
   "О, да. Да, конечно, я забыл. Конечно, он может быть у нее".
   - Тогда я спущусь и обговорю условия позже.
   Хозяйка качнулась. - Тогда я принесу вам чаи. Дай мне всего несколько минут".
   После чая Мориарти велел Мэри помолчать, пока он сидит за столом в приятной, хотя и захламленной комнате Уотерспуна. Чайные принадлежности были убраны, а на их место Мориарти разложил карту, вооружился циркулем, линейкой, бумагой, ручкой и морским альманахом - все это было под рукой в портфеле, который он привез из Лаймхауса.
   В течение часа он корпел над картой, отмечая участок морского побережья, окруженный песчаными отмелями, косами, отмелями и илистыми отмелями, носивший такие названия, как Воровской песок, Питер Блэк, Мидл-Роудс, Салс-Бей, Олд-Бот-Нок и Уксус-Мидл.
   После часа вычислений Мориарти взял ручку и начал чертить длинный закодированный телеграф. Утром его отправят в Париж Жану Гризомбру.
  
  
   Такси грохотало, набирая скорость, когда возница хлестал лошадь, и, хотя они подпрыгивали и толкались в тесном салоне, победная улыбка не сходила с губ Паркера, а пистолет в его руке не дрожал.
   "Думаю, я возьму твое оружие", - спокойно сказал главный соглядатай.
   "Куда мы идем?" В голосе Пэджета звучала отчаянная боль.
   - Скоро увидишь. Ваше оружие.
   Пэджет выглянул в окно и увидел, что они отклоняются от направления, которое он сначала приказал, и теперь направляются в Кенсингтон. Он полагал, что оттуда они с грохотом устремятся в Беркшир, и там у него не будет шансов. Если бы он не действовал быстро, Пэджет наверняка был бы мертв еще до утра.
   "Я могу объяснить." Он попытался улыбнуться. - Он не такой черный, как может показаться, Паркер.
   - Вы можете сказать это профессору. Или к копью. Он тоже хочет поговорить с тобой.
   Кабина начала катиться с ровным ритмом. Пэджет пожал плечами, надеясь, что такая небрежность заставит Паркера врасплох.
   "Ну давай же. Ваше оружие. Где он у тебя на поясе?
   Сказав это, он протянул левую руку, держа правую прижатой к боку, револьвер был наведен.
   Пэджет двигался небыстро: излишняя спешка пленника заставляла его быстро работать со спусковым крючком. Он опустил руку на ремень, медленно потянувшись внутрь; затем, когда такси покатилось, Пэджет поехал вместе с ним, позволив своему весу обрушиться на Паркера. Сняв пистолет с пояса, он взвел курок и выстрелил одним движением, дуло сильно вонзилось в живот похитителя.
   Он услышал, как оружие Паркера упало на пол, и почувствовал, как влага распространяется от тела мужчины к его телу. Пэджет отстранился, взглянув вверх, чтобы посмотреть, не предпринимал ли водитель каких-либо действий по поводу выстрела. Но человек все свое время тратил на управление своей лошадью, которая теперь шла почти галопом, пробираясь сквозь плотное движение. Справа от них Пэджет увидел зелень Кенсингтонских садов.
   Он отодвинулся как можно дальше от трупа Паркера, который теперь трясся и катался внутри с каждым раскачиванием и подпрыгиванием. Но они замедлялись; движение все время становилось все плотнее. Пэджет схватился за ручку двери, толкнул ее и высунулся наружу. Впереди омнибус и несколько извозчиков. Позади них фургон и по крайней мере три экипажа, все столпились вместе, когда они приблизились к Хай-стрит. Но их расположение было в пользу Пэджета, его такси стояло далеко слева, совсем рядом с тротуаром, усеянным людьми, выходившими на воскресную послеобеденную прогулку по магазинам.
   Кучер уже тянул лошадь назад, замедляя ход и оглядываясь в кабину. Засунув револьвер обратно за пояс, Пэджет сделал глубокий вдох, распахнул дверцу кабины и выскочил наружу, растянувшись на тротуаре под крики и вздохи прохожих.
   Хр услышал громкий крик таксиста и крик одного из водителей, ехавших сзади, но не стал медлить. Придя в себя как можно быстрее, Пэджет бросился наутек, сдав нескольких человек, которые, казалось, были полны решимости попытаться остановить его. Он вильнул, запнулся, снова вильнул, затем повернулся и рванул на всех парах по дружественному переулку.
   Прошло десять минут тяжелого бега, прежде чем Пэджет понял, что он уже далеко и может замедлить темп, глотнуть воздуха и вытереть лицо носовым платком. Он не мог сказать, где находится, но минут через пять остановил проезжавшее такси, предложив водителю двойную плату за проезд, если он довезет его до Паддингтонского вокзала до четырех часов.
  
  
   Они опоздали. Кроу подождал всего пять минут, почти не обращая внимания на мольбы Сильвии выполнить приказ Пэджета. Он хотел как можно быстрее получить комиссара и помощника комиссара. Теперь нельзя было терять время, потому что он должен был организовать крупнейший полицейский рейд, когда-либо предпринятый в истории сил.
   Когда он, наконец, сбежал с Кинг-стрит, не было ни гангстеров с оружием, ни следов Пэджета, и только на следующий день, когда из отдела Т поступило сообщение о смерти Паркера в экипаже, Кроу смог чтобы сложить два и два.
   К пяти часам комиссар дал свое благословение, и люди из столичных и городских войск собирались на своих постах.
   Налет произошел чуть позже двадцати пяти седьмого. Семь полицейских фургонов проскакали через доки, чтобы подъехать, фыркая, вставая на дыбы, на открытом пространстве перед складом. В то же время в район Лаймхауса хлынуло больше полицейских, которые спустились вниз через арку и побежали гуськом по всему переулку, чтобы присоединиться к тем, кто приехал на фургоне.
   Они разбили калитку и ворвались в большой открытый цокольный этаж. Оттуда отряды хлынули в "приемную" и кухни, по коридорам, вверх по винтовой лестнице в покои и охраняемые помещения и быстро поднялись по короткому лестничному пролету в личные покои Мориарти.
   Но склад был пуст. Еда все еще была на кухнях и в кладовых; повсюду были разбросаны многочисленные личные вещи - кольца, картины, одежда и тому подобное, - но ничего, что представляло бы реальную ценность.
   В покоях Мориарти книги убрали с полок, и остались лишь несколько бумаг и куча пепла. Кроу просеивал обгоревший пепел, отыскивая обрывки обугленной бумаги, на которой еще можно было прочесть надписи, и в течение следующих нескольких дней каждый предмет, оставленный бывшими жильцами, был аккуратно промаркирован и осмотрен. И все же не было ни четких улик, ни намёков на то, куда пропал профессор или его банда. Они словно исчезли в клубах дыма.
  
  
   Было почти десять минут пятого, когда Пэджет доставили на вокзал. Он сунул деньги таксисту в руку и побежал к буфету. Но Фанни не было видно. В панике он снова выбежал в парадный вестибюль станции, его глаза бегали из стороны в сторону, дикие, как глаза сумасшедшего в его лихорадочных поисках. Но по-прежнему никаких признаков, пока, наконец, он не поймал за жилет испуганного носильщика, который спросил, есть ли паровоз до Лимингтона.
   "Вон там. Просто иду... - Портье поднял дрожащую руку к платформе.
   Пэджет снова побежал с деньгами в руке. Контролер у ворот попытался остановить его, но он сунул мужчине деньги, крича, что заплатит на другом конце, если потребуется. Контролер - дородный и услужливый слуга - даже попытался остановить его, протянув руку, но Пэджет просто оттолкнул его в сторону, словно он был хрупким кустом.
   Охранник уже протрубил в свисток, и флаг был поднят, но теперь Пэджет мог видеть Фанни, высунувшуюся из окна на полпути к поезду и кричащую ему. Он крикнул, все в порядке, и он шел, а затем заставил свои свинцовые ноги набрать последние унции скорости, когда поезд тронулся.
   Фанни велела открыть дверь своего купе, ей помогал молодой человек в очках, похожий на клерка, но проникшийся духом неожиданно навалившегося на него приключения.
   Когда паровоз завизжал отбывающим свистком и выпустил огромное количество белого дыма, Пэджет ударился ногой о пол вагона, и его подняли в объятия Фанни, обнимая ее так, как будто для них обоих никогда больше не будет другого дня.
  
  
   Среди персонала сцены во Дворце эстрады Альгамбры были те, кто сказал, что они никогда не видели, чтобы доктор Найт работал так сосредоточенно, как в понедельник, когда вел свою новую помощницу через представление. Большинство из них, естественно, связывали это с предстоящей помолвкой в Сандрингеме. Но, какова бы ни была причина, волшебный доктор хорошо и правильно провел молодую женщину через обруч.
   Утром он вел ее, сначала мягко, через рутину своего действия: где она должна была стоять, когда от нее требовалось передавать ему вещи или показывать их публике. Затем, после обеденного перерыва, доктор Найт расчистил сцену, опустил защитный занавес и приказал всем выйти из-за кулис, пока репетировал движения привлекательной мисс Мэллони в больших иллюзиях: как расположиться, чтобы сделать тайный вход. к египетскому саркофагу; как пристегнуть специальные ремни и металлические стержни, спрятанные под ее костюмом для левитации, и затем, как именно их использовать, чтобы создать впечатление, что она парит в воздухе.
   Они провели большую часть дня, как только у нее все прочно сложилось в голове, прокручивая акт снова и снова, за исключением получасового перерыва, когда доктор принял двух посетителей в своей гримерке.
   Двумя звонившими были, конечно же, Эмбер и Харкнесс, которым профессор теперь мог передать дальнейшие инструкции, услышать о том, как Копье организует дела в Беркшире, и удручающие новости о налете на склад и безвременной кончине Паркера.
   Прежде чем они ушли, Мориарти подкрепил свои приказы.
   "Вы, должно быть, ждете по крайней мере с десяти часов", - сказал он Эмберу. "На всякий случай, если что-то пойдет не так. А тебе, - он повернулся к Харкнессу, - лучше спуститься сегодня вечером. Я хочу, чтобы ты знал эти дороги, как свои пять пальцев, чтобы ты мог проехать по ним быстро и с завязанными глазами, что тебе и придется сделать.
   В тот вечер доктор Найт, казалось, был в исключительной форме. Позже режиссер сказал: "Это может быть совершенно новый номер. Он кажется таким свежим. Возможно, девушка дает ему что-то, чего у него никогда не было.
   - Я только надеюсь, что это не проказа, - ответил рабочий сцены.
   Всю неделю все в "Альгамбре" должны были признать, что доктор Найт никогда не был так хорош, хотя были и те, кто находил его гораздо менее доступным за кулисами: они говорили, что он зазнался, что с королевским приказом и все такое.
   Что касается инспектора Кроу, его работа редко доставляла столько разочарований. Они просматривали несколько бумаг и обрывков десятки раз, надеясь найти какой-нибудь ключ к разгадке. Но местонахождение Мориарти оставалось загадкой, которую Кроу не хотел разгадывать.
   ПОСЛЕДНИЙ ТРЮК
  
   Пятница, 27 апреля 1894 г.
  
  
   Ровно в три часа дня в пятницу, 27 апреля 1894 года, две кареты и фургон свернули на Лестер-сквер и остановились у одной из сторон Альгамбры. Рабочие начали выносить тяжелые упаковочные ящики от служебного входа и загружать их в фургон. Был также большой сундук с нарисованной надписью DR NIGHT.
   Конюший и еще двое джентльменов вышли из экипажей и направились к выходу на сцену, где их ждал директор театра, чтобы представить их доктору Найту и его очаровательной помощнице мисс Мэри Мэллони.
   В половине четвертого вся группа вышла и села в вагоны, которые увезли их к специальному поезду, нанятому для перевозки иллюзиониста в Вулфертон, а оттуда на карете обратно в королевский дом в Сандрингеме.
   Было половина седьмого, когда они наконец добрались до Вулфертона и сели в кареты, которые должны были везти их в последние пятнадцать минут пути к загородному дому принца Уэльского. Дорога проходила между пустошами и купами елей - дикой, плоской и унылой частью мира.
   По прибытии Мориарти подумал, что старая королева, как говорили, считала Сандрингем несчастливым домом, в то время как другие считали его очагом возгорания общества. Возможно, мрачно подумал Мориарти, и то, и другое действительно будет доказано до наступления ночи.
   Появились новые рабочие, чтобы разгрузить реквизит доктора Найта, в то время как конюший провел доктора и его молодую женщину через порталы, коридоры и в большой бальный зал Эдис, который был устроен для развлечения - около тридцати или сорока стульев, расставленных в ряд. аккуратными рядами, обращенными к большим эркерам с восточной стороны, перед которыми должен был выступать доктор Найт.
   Это была впечатляющая комната, комната, в которой можно было бы сделать торжественный вид, подумал Мориарти. Он был почти семьдесят футов в длину, тридцать в ширину и двадцать три в высоту, с гладким дубовым паркетным полом, богатыми нишами, панелями и, по словам конюшего, сто двадцатью шестью газовыми форсунками для освещения; все было украшено индейскими щитами, тигровыми шкурами, слоновьими тряпками и тому подобным.
   С одной стороны восточного эркера были расставлены стулья и пюпитры для оркестра, который уже терпеливо ждал прибытия доктора Найта, и как только чемоданы и ящики были выгружены, доктор раздал свои оркестровые партии и отправился на быструю консультацию. как с дирижером, так и с ведущим.
   Когда оркестр отыграл ноты и дирижер был уверен во всех репликах, доктор Найт спросил у конюшего, можно ли ему оставить его в покое, чтобы он распаковал вещи и подготовил представление перед богатыми кремовыми гобеленовыми занавесками, задрапировавшими большие окна.
   Конюший позаботился об этом и сказал иллюзионисту, что для него приготовлено легкое угощение в одной из близлежащих комнат - он пообедает позже, когда представление будет закончено. Их Королевские Высочества и их гости были сейчас за обедом, и предполагалось, что они будут готовы к угощению около десяти часов.
   Снаружи ветер усиливал Уош, принеся с собой дождь, грозивший весь день. В нескольких милях отсюда, в таверне в Вулфертоне, Харкнесс выпивал стакан бренди, часто доставая часы, чтобы отсчитывать медленно проходящие часы.
  
  
   В Лондоне это был раздражающий и разочаровывающий день для Ангуса Кроу. Он еще раз просмотрел бумаги и обгоревшие остатки со склада и обнаружил, что странным образом в сотый раз возвращается к одному фрагменту: листу бумаги, обожженному, сгоревшему под углом и коричневому от жара на из которых можно было разобрать несколько слов:
  
  
   Если
   е в
   , что
   быть самым
   удобный,
   Время и дата
   ответь.
   муравей,
   ложка.
   Ночь)
  
  
   В этом было что-то, что смутило инспектора Ангуса Маккриди Кроу. Он не мог указать на это пальцем, но эта мысль не давала ему покоя с тех пор, как он впервые увидел фрагмент. Ночь была права, даже если бы она была написана с большой буквы: никакая логика в мире этого не изменила бы. Этот бизнес стал настолько откровенно раздражающим, что к вечеру Кроу дошел до предела. Ему не следует, думал он, запираться здесь, в кабинете, пытаясь использовать свои собственные методы логической дедукции. Он должен быть повсюду, искать, разгребать помойки и выгребные ямы криминального мира, вытаскивая каждого мелкого злодея и подлого вора, каждого ковыря и масера на улицах - выбивая из них информацию, если это необходимо.
   Он устал. Может быть, завтра он выйдет со своими людьми, совершит несколько внезапных рейдов, привлечет известных злодеев и расправится с ними, как передозировка капсул "Каскара" Дункана и Флокхарта, которые Сильвия хранила в своей аптечке. Но сегодня он оставил бы это в покое.
   Он выехал из Скотленд-Ярда без десяти пять и вернулся на Кинг-стрит в экипаже, удивив Сильвию Коулз, которая находилась в гостиной в абсолютном беспорядке, с письменными принадлежностями, конвертами, ножницами и чем-то вроде огромной кучи. из Таймс .
   - Ты правильно поймал меня на прыжке, мой дорогой, - весело сказала миссис Коулз. "Я писал письма и вырезал копии объявления о нашей помолвке, чтобы отправить нескольким друзьям и родственникам".
   - Со всем этим мы могли бы открыть магазин, - весело сказал Кроу, поднимая со своего любимого стула обрезанный лист газеты. Его взгляд пробежался по странице, которую он все еще держал в руке. И вдруг это было, глядя ему в лицо под судебным циркуляром:
  
  
   ... В пятницу, 27-го, будет званый обед, на котором развлечение будет обеспечивать знаменитый иллюзионист, доктор Найт.
  
  
   Обгоревший фрагмент? Ночь? Доктор Найт? Кроу еще раз просмотрел весь абзац в Судебном циркуляре. Сандрингем? Принц Уэльский? Возможно ли это? Нет, подумал он, слишком далеко. Но опять же, что, если бы это было так? Он бы никогда не простил себя. Доктор Найт, принц и принцесса Уэльские?
   Кроу вскочил на ноги.
   "Боже!" - воскликнул он. "Я должен спешить. Не знаю, когда я вернусь, но не волнуйся. Кажется, я знаю, где прячется Мориарти.
   На обратном пути в Скотланд-Ярд, в экипаже, Кроу все обдумывал. Он не мог сделать из этого официальную проблему, потому что бюрократизм задушил бы дело; все будут страдать, не зная, следует ли им делать то, то или другое. Ему пришлось бы поставить на это всю свою карьеру. Если бы он ошибался, то мог бы вызвать большое неудовольствие у Альберта Эдуарда, принца Уэльского. Это был бы его конец. Но тогда, если он был прав...
   Таннер все еще был в офисе.
   - Собирай вещи, нет, мы собираемся немного прокатиться на поезде.
   Сержант пытался задавать вопросы, но Кроу ничего не ответил. Все, что ему требовалось, - это время отправления следующего поезда в Вулфертон или, если нужно, в Кингс-Линн. Он обнаружил, что один из них был в десять минут седьмого, и если они поторопятся, то могут просто успеть. Кроу торопливо нацарапал телеграфное сообщение для полиции Линна и приказал констеблю не торопиться. Затем он открыл ящик своего стола, в котором хранил табельный револьвер и пятьдесят патронов, сунул оружие в карман своего "Инвернесса", который он носил, потому что погода выглядела угрожающе, и направился на улицу с Таннером, следовавшим за ним по пятам. . Если повезет, они окажутся в Кингс-Линне в половине девятого, в Вулфертоне - без четверти одиннадцатого, и, если полицейские в Линне сделают так, как им велено, они смогут галопом промчаться по Сандрингемскому поместью сразу после десяти.
   Ворону стало интересно, в какое время их Королевские Высочества обедают и в какое время они устраивают своим гостям особое угощение.
  
  
   Харкнесс вышел из таверны вскоре после половины девятого. Минут через пять он уже сидел за рулем, и его лошадь рысью мчалась по унылой дороге, еще более дикой из-за дождя, который становился все сильнее и, казалось, начинался ночь.
   Доктор Найт и его помощник установили множество столов и приборов. Затем они пошли в комнаты, предназначенные для переодевания в платье для представления. Мориарти взял с собой портфель.
   Мэри Макнил надела специальный костюм египетской принцессы, который был искусно сшит так, чтобы его можно было замаскировать и надеть под платье с золотой бахромой, которое она носила в первой части акта.
   Мориарти облачился в требуемый полный вечерний костюм, аккуратно почистил пальто и убедился, что его маскировка в идеальном состоянии. Затем он открыл портфель, вытащил автоматический пистолет Борхардта, взвел его, защелкнул предохранитель и сунул в один из многих легкодоступных карманов фрака фокусника. Когда все было кончено, он вышел из комнаты, позвал Мэри, и они вместе пошли за легкими закусками. Их Королевские Высочества и их гости, сказал им конюший, как раз заканчивали обедать. Дамы удалились, и Его Королевское Высочество принц Уэльский дал понять, что джентльмены не будут долго задерживаться над своим портом.
   Было почти четверть одиннадцатого.
   Ворота сторожки были открыты, но вышел швейцар и все равно остановил Харкнесса, расспрашивая, чем он занимается. Харкнесс сказал то, что ему сказали: он был одним из людей доктора Найта и нес некоторые важные вещи для выступления. Носильщик не обратил на это внимания, и Харкнесс спокойно поехал по парку, потому что грохот колес и стук копыт его лошади были теперь хорошо заглушены дождем. Водитель поднял воротник пальто, и такси, наконец, остановилось под прикрытием стены у восточного окна бального зала.
   Было почти десять часов.
  
  
   Поезд опаздывал. Опоздали на добрых полчаса, потому что было уже десять часов, когда они въехали в Кингс-Линн. Таннер явно нервничал, не особо веря в логическую дедуктивную теорию инспектора Кроу. Он чувствовал, как он сказал своему начальнику, что имя доктор Найт, нацарапанное на одном клочке обожженной бумаги, найденном на складе, не представляет собой никаких реальных улик. Во всяком случае, недостаточно, чтобы оправдать их участие в званом ужине принца Уэльского.
   По мере того, как путешествие затягивалось, Кроу становился решительно суровым и резким. В Кингс-Линн на поезд вошел несколько резковатый инспектор, чтобы поговорить с Кроу. Он сделал так, как просил Скотланд-Ярд, сказал инспектор. Карета и фургон с констеблями уже ждали в Вулфертоне, хотя, хоть убей, он не видел, из-за чего столько шума.
   - Просто поверьте мне, инспектор, - загадочно сказал Кроу.
   Будь он проклят, если вновь прибывший вылил еще больше холодной воды на его теорию.
   - Я беру на себя полную ответственность, - добавил он, глядя на своего сержанта. - Это относится и к тебе.
  
  
   Было двадцать минут одиннадцатого, когда принц и принцесса вошли в бальный зал со своими гостями. Мориарти с некоторым удовольствием наблюдал за прибытием. Дородный маленький принц сиял самым очаровательным образом. Принцесса Александра выглядела прекрасна, как всегда, хотя сильно хромала из-за ревматизма, печального наследия холода и сырости, которые наносились вокруг Сандрингема из Северного моря и Уоша. Молодые герцог и герцогиня Йоркские также присутствовали, живя как они сделали это в Йорк-Хаусе на территории поместья. Мориарти узнал много других лиц - элегантных дам, усыпанных роскошными драгоценностями, от которых у профессора потекли слюнки.
   Наконец все уселись, и церемониймейстер объявил: "Ваши королевские высочества, милорды, дамы и господа. К вашему удовольствию, великий иллюзионист - Dr. Ночь."
   По сигналу оркестр заиграл музыку доктора Найта. Рука Мориарти скользнула в потайной карман, его пальцы коснулись приклада "Борхардта". Затем он убрал руку, расправил плечи и сделал впечатляющий выход под царственные аплодисменты.
   Было без четверти одиннадцать, и поезд Кроу остановился, задержанный сигналом примерно в десяти минутах от станции Вулфертон.
  
  
   Доктор Найт никогда раньше не выступал так. Представление, представленное в Сандрингеме, включало в себя ряд мелких деталей, наиболее подходящих для относительной близости публики, чего обычно не бывает в его сценическом представлении. И к тому времени, когда иллюзия египетского саркофага была исполнена и Мэри, очаровательная в своем костюме, завершила свой извилистый танец (который она сделала гораздо более стильно, чем Рози), публика задохнулась от удовольствия. Мориарти почувствовал крайний восторг. Выступать так было так же приятно, как и любое другое ощущение, которое он когда-либо испытывал, и он решил насладиться им до самого конца.
   Доктор Найт продолжил заимствование колец, даже взяв перстень с печаткой, предложенный самим принцем, и смешав волшебный омлет.
   Время было десять минут одиннадцатого.
   В четверть одиннадцатого поезд Кроу подъехал к станции Вулфертон. Едва он остановился, как детектив выскочил и побежал со своим сержантом и инспектором из Линна к шлагбауму и ожидающему транспорту. Он остановился лишь для того, чтобы перекинуться парой слов с шоферами и констеблями, прежде чем залезть в карету и закричать водителю, сказав ему, перекрывая ставший теперь устойчивым шипение дождя, "беги со скоростью грома".
   Кавалькада пустилась в опасный галоп.
  
  
   Было видно, что Принц и Принцесса, не говоря уже об их гостях, получили огромное удовольствие от представления: Принцесса Александра визжала от восторга над голубями, а Принц хохотал, когда выбранные игральные карты волшебным образом оказывались на концах серебряной звезды. . Но теперь доктор Найт достиг своего апогея - великого подвига левитации.
   С осторожностью он ввел своего помощника в транс; музыка мягко дрожала, когда ее укладывали на кушетку, и с глубокой концентрацией доктор делал свои мистические пассы. Медленно она начала парить в воздухе.
   Полицейская кавалькада как раз поворачивала к главным воротам, и Ворон, уже держась одной рукой за дверцу кареты, сжал пальцами рукоять револьвера.
   С фырканьем лошадей, лязгом копыт и громким грохотом карета и фургон остановились. Кроу спрыгнул вниз, Таннер за ним. Констебли выскочили из фургона, двое из них побежали за Вороной, остальные побежали, пытаясь перекрыть все возможные выходы.
   Пока парящая фигура Мэри МакНил опускалась на кушетку, Ворона стучала во входную дверь.
   Мориарти в роли доктора Найта поклонился восторженным аплодисментам, разразившимся в зале. Среди аплодисментов он услышал возгласы принца Уэльского: "Браво! Браво!"
   Он сделал один глубокий поклон, широкий акт почтения, его глаза поднялись на бородатого и улыбающегося принца, и его правая рука двинулась назад, чтобы схватить Борхардта, отодвигая защелку от предохранителя. Затем, когда он выпрямился, Мориарти вытащил оружие.
   Когда рука профессора двинулась вверх, сжав палец на спусковом крючке, снаружи раздался громкий гул голосов. На секунду Мориарти заколебался. Затем двери распахнулись.
   Принц повернулся, наполовину встав на ноги, и по аудитории прокатился беспорядочный ропот слов. Мориарти полностью поднял руку, прищурившись, прицелился в ствол, но его взгляд был прикован к дверному проему, где несколько мокрых до нитки мужчин протискивались мимо трех лакеев. Главный мужчина, высокий, в промокшем "Инвернессе", крикнул: "Стой! Остановись, или я стреляю".
   Мориарти сделал паузу, затем, в ожидании возмездия, передвинул пистолет на несколько дюймов левее цели и нажал на курок.
   Кроу услышал, как слева от него заскрипели дерево и штукатурка, когда пуля со свистом вонзилась в стену. Он быстро прицелился и выстрелил из табельного револьвера; пуля пробила окна позади темной бородатой фигуры, стоявшей посреди магического аппарата.
   Теперь раздавались крики, и Мориарти знал, что остается только один путь. Если он останется, смерть будет неизбежна. Бежать было предусмотрительнее. Еще одна пуля, на этот раз ближе, разорвала на части серебряную звезду, использованную для карточного фокуса. Кто-то крикнул: "Вниз. Спускаться." Затем другой голос снова скомандовал: "Стой".
   Профессор больше не ждал. Один прыжок, и он оказался за портьерой восточного эркера, и в прыжке, развернувшись в воздухе, полетел назад через стекло.
   Ворон несся по бальному залу с поднятым пистолетом и мокрыми ботинками, скользящими по полированному паркету. Он остановился, чтобы еще раз выстрелить в мимолетную фигуру, но револьвер дернулся в его руке через секунду после того, как хруст и звон стекла сигнализировали, что Мориарти вошел в окно.
   Профессор перекатился при падении на землю, чувствуя содрогающийся толчок, а затем и обволакивающую сырость. Он вскочил на ноги, позади него все еще доносились крики и крики, а темноту прорезал пронзительный визг полицейского свистка.
   Ему потребовалась всего секунда, чтобы сориентироваться и побежать туда, где, как он знал, ждал Харкнесс с такси. Он обогнул здание и услышал фырканье лошади; затем из темноты появился полицейский в форме. Автоматически Мориарти поднял руку с пистолетом и выстрелил, улыбаясь дождю, когда услышал вздох и увидел, как фигура исчезла и покатилась по мокрой земле.
   "Здесь. Быстрее, профессор, - крикнул Харкнесс, и в следующий момент он уже сидел в кабине с возницей, подстегивающим лошадей, как раз в тот момент, когда еще один выстрел врезался в дерево.
   Кроу и Таннер последовали за Мориарти через окно, и действительно, именно Кроу выстрелил в последний выстрел в быстро удаляющееся такси. Теперь он бежал к полицейской карете, крича кучеру, чтобы он повернул лошадей и гнался за каретой.
   Харкнесс вгляделся сквозь проливной дождь и мрак, окружавший их, подгоняя лошадь хлыстом. Для него это была самая трудная часть; дороги за чертой поместья он знал наизнанку, проведя по ним целую неделю день и ночь. Промокший до костей, он сгорбился на своем сиденье, наблюдая за воротами впереди.
   Они быстро мчались сквозь пленку воды, носильщик вбежал в аллею, размахивая руками, но Харкнесс хлестнул хлыстом по бокам лошади и поехал дальше, так что носильщику пришлось прыгать, спасая свою жизнь. Позади него Харкнесс услышал выстрел - профессор с надеждой впился в распростертого носильщика.
   Затем они выехали, свернули и с грохотом помчались в сторону Дерсингема, съедая дорогу, ветер и дождь обжигали лицо возницы, ревет в ушах, перекрывая стук лошади и металлический стук копыт.
  
  
   Сторож у сторожки лежал промокший у подъездной дорожки, часть его плеча была оторвана прощальным выстрелом профессора. Но он был в достаточном сознании, чтобы закричать, что кэб выехал на Дерсингемскую дорогу. Кроу выругался, крича ему, что сейчас придут другие. Водитель-полицейский ответил, что не думает об их шансах такой черной и сырой ночью. Но Ворона, взбешенная неудачей, закричала ему, чтобы он продолжал.
   Час или около того спустя, ездя кругами, катаясь туда-сюда через Дерсингем и по окрестным дорогам, он понял, что это бесполезно. Завтра они устроят какие-то поиски такси, но Кроу знал, что это бесполезно. Именно в этот момент инспектор Ангус Маккриди Кроу, стоя на обочине дороги, с прилипшей к телу одеждой и волосами, прилипшими к голове и лицу, посвятил дело своей жизни поимке, тюремному заключению и окончательной казни преступника. Профессор Джеймс Мориарти или любой человек, живший под этим именем.
  
  
   В Дерсингеме они повернули налево, направляясь к морю. Примерно через милю Харкнесс сбавил скорость, чтобы пересечь Ханстентонскую железную дорогу на станции Дерсингем. Проехав еще милю, они увидели свет, качающийся у обочины.
   Эмбер вышла из темноты, высоко держа лампу.
   - Вы в порядке, профессор? - кричал он сквозь ветер и дождь.
   Мориарти выругался, выходя из кабины и завернувшись в плащ, который Харкнесс положил на заднюю часть кабины.
   - Ты... - начал Эмбер.
   - Ворона, - выплюнул Мориарти. "Ворона, ей-богу. Он был на мне.
   - Но мы ушли, - с удовольствием подхватил Харкнесс.
   - Да, мы это сделали. Но я вернусь".
   Эмбер схватила Мориарти за руку.
   "Мы должны идти быстро. Они не будут ждать вечно. Это почти две мили, и это тяжело.
   Мориарти кивнул, подняв руку на прощание с Харкнессом, когда Эмбер поднял фонарь и начал долгий путь, ведя своего хозяина по песку и илистому мелководью к лодке, ожидавшей у входа между Вулфертон-Крик и Внутренними дорогами.
  
  
   Уютно расположившись в их постели в маленькой таверне милях в трех от Лимингтон-Спа, Фанни Пэджет улыбнулась во сне, перевернулась на бок и положила руку на грудь мужа.
   Завтра, смутно подумала она во сне. Завтра мы можем искать работу. Новая жизнь уже здесь, и мы свободны.
   ВТОРОЕ ИЗГНАНИЕ
  
   Суббота, 28 апреля 1894 г.
  
  
   Мориарти смотрел на береговую линию, уходящую в утренний туман. Они шли вдоль побережья в ранние часы, прижимаясь к нему и хорошо используя сильный бриз, немного валяясь от сильной зыби. Теперь "Ле Конфлит ", старая французская рыбацкая лодка, которую прислал за ним Гризомб, направила свои носы в сторону дома. Для Мориарти это означало безопасность.
   Эмбер заболел с того момента, как они сели в шлюпку, чтобы грести в Ле Конфлит , и теперь, зеленый, прислонился к углу рулевой рубки. Мориарти отвел взгляд от падающей береговой линии и улыбнулся. Через несколько часов он будет в Бельгии. Завтра Париж, на следующей неделе Марсель и паром в Америку. Он снова оглянулся. Вскоре он вернется.
   Он подумал о доме и поместье в Беркшире. Копье только что проснулся рядом со своей Бриджит. Сегодня он, несомненно, распорядится, чтобы перевозчики наличных заплатили свои деньги какому-нибудь дому в Лондоне, удобном для того, чтобы их можно было доставить за город. С уходом Паркера среди наблюдателей должно было произойти много перестановок; один из мальчиков Джейкобса, возможно, занял бы место Паркера. Скрытники станут более важными теперь, когда штаб-квартира была перемещена из Лондона.
   Он почувствовал укол раздражения из-за вчерашней неудачи. Но что-то подобное не пошло бы против него. Во всяком случае, эта попытка только послужит тому, чтобы показать ему хорошее преимущество - ведь кто еще, кроме Мориарти, мог войти в Сандрингем и снова выйти, а полиция лаяла ему по пятам. Он задумался об этом на мгновение, задаваясь вопросом, что стало с Мэри Макнейл. Она будет жить. Такие девушки, как Мэри Макнил, всегда выживали.
   В Лондоне тоже проснутся, рынки выставят прилавки для субботней торговли - в Ламбете, в "Слоне и замке"; Петтикот-лейн, Бервик-стрит и Шепердс-Буш. Уличные торговцы возят свои товары, а более модные магазины - торговцы тканями, бакалейщики, галантерейщики, портные и портные - снимают ставни. Шлюхи еще спят, их очередь прийти вечером; а трактиры, трактиры и постоялые дворы уже были бы полны людей.
   К этому времени уже должны были быть ковши, а также масеры и хулиганы: его ковши, его макеры, его хулиганы.
   Мориарти громко расхохотался, потому что, думая обо всей этой торговле и начале работы, он также размышлял о том, как в какой-то момент дня пары крепких молодых людей - один из них всегда нес черный мешок - проходили среди этих людей, останавливаясь. в ларьках, в магазинах и ресторанах, трактирах и блатных кухнях. Они тихонько улыбались владельцам и торговцам или разносчицам шлюх и говорили, куда бы они ни пошли: "Мы пришли за вкладом профессора".
   Более того, это происходило не только в Лондоне, но и в других городах - среди торговцев и преступников - в Манчестере и Ливерпуле, Бирмингеме, Ньюкасле, Лидсе, а вскоре еще дальше, в Париже, Лионе, Марселе, Риме, Неаполе, Милан, Берлин, Гамбург, через весь континент - а может быть, и дальше, даже в новый мир Америки.
   Когда брызги поднялись над бороздящими носами " Ле Конфлит ", Мориарти почувствовал себя настоящим хозяином своего мира. Ибо тонкий туман, окутывавший корабль, казалось, нес с собой слова утешения: "Мы пришли. Приходите за вкладом профессора. Глоссарий
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"