Рыбаченко Олег Павлович : другие произведения.

Тайны шпионских игр Цру и Моосада

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Тут агенты ЦРУ замыслили что-то очень хитрое. То что должно изменить ситуацию в мире, и сделать соотношение сил мировых держав иным. И разумеется Мосад не остался в стороне!

   Предоперационная подготовка
   Чейс, Тара Ф.
  
   Что касается Тары Чейс, она погиб в Саудовской Аравии, в провинции Табук, на твердой, как камень, земле Вади-ас-Сирхан.
  
   Она умерла, когда умер Том Уоллес, когда она услышала череду выстрелов из автомата Калашникова, увидела спазматическую вспышку дульной вспышки с другого конца вади, один человек, неназванный и неизвестный, стрелял в другого, даже убивая его. Бывали ночи, когда она все еще слышала свой собственный страдальческий вой, и она знала, что это был за звук, маленькая жизнь внутри нее ускользала в воздух пустыни.
  
   Том был мертв, и, насколько это касалось Тары Чейс, она тоже.
  
  
  
   Она бы был ранен в Вади-ас-Сирхан, сражался врукопашную с человеком, который убил Тома. Он пытался раскроить ей череп прикладом своей винтовки, а когда это не удалось, попытался задушить ее голыми руками. Чейс воспользовался ее ножом и открыл свои легкие для внешнего воздуха, и в Школе это назвали бы победой. Она могла бы назвать это и так, если бы чувствовала, что еще есть что выиграть.
  
   Она все еще была ошеломлена всем этим, когда вышла из самолета в Хитроу и обнаружила, что ее операционный директор Пол Крокер ждет ее у выхода на посадку. Для D-Ops было неслыханно приветствовать вернувшегося агента, и удивлению удалось проникнуть сквозь туман, в котором она сейчас путешествовала, и у нее были причины удивляться этому, но ненадолго. В сопровождении Крокера она миновала таможню, петляя по бесконечным переходным коридорам и проходя через пункт выдачи багажа, пока не вышла под моросящий дождь раннего осеннего утра.
  
   Крокер подвел ее к ожидавшему ее "Бентли", сел рядом с ней, и водитель выехал, как только закрылась дверь, и именно тогда Чейс наконец поняла, что происходит, и куда ее везут. Ее миссия в Саудовской Аравии была полностью несанкционированной, и Чейс ушел в самоволку, чтобы выполнить эту работу. Даже если бы они все еще доверяли ей, ее нужно было допросить, и этот допрос должен был проходить вдали от Лондона, на охраняемом объекте, спрятанном в Котсуолдсе, под названием Ферма.
  
   Поездка была долгой и проходила в молчании. Крокер знал, что лучше не пытаться вовлечь ее в разговор, и, со своей стороны, Чейс сидел рядом с человеком, которого она теперь ненавидела.
  
   Когда она сбежала из Лондона примерно десять дней назад, парни из "Бокса" преследовали ее по пятам, она была офицером специальных операций в Секретной разведывательной службе Ее Величества. Фактически, она была главой Секции под кодовым названием "Надзиратель-один", и еще два надзирателя находились под ее командованием и опекой. Вместе с помощником номер два, Ники Пулом, и помощником номер три, Крисом Ланкфордом, она предоставила HMG возможности для тайных действий под руководством и контролем D-Ops Пола Крокера. Он был их Господином и Хозяином, их защитой от капризов правительства и прихотей политиков, которые считали агентов такими же одноразовыми, как ручки Bic, не более и не менее, как маленькие винтики в очень большой машине.
  
   Украденные документы необходимо вернуть в Осло? Отправьте надзирателя, чтобы вернуть их и замять все это. В Гонконге происходит потенциальное дезертирство? Отправьте надзирателя, чтобы оценить ценность перебежчика, чтобы затем либо облегчить подъем, либо отправить бедного ублюдка обратно в КНР в качестве двойного агента. Террорист-исламофашист, собирающий грязную бомбу в Дамаске? Отправьте Охранника, чтобы убить сукиного сына, прежде чем он сможет доставить устройство на Даунинг-стрит.
  
   Тара Чейс уехала из Лондона, зная, что она была одним из лучших - если не лучшим - офицером специальных операций, работающим на любую разведывательную службу в любой точке мира сегодня.
  
   Она понятия не имела, кем вернулась, но поездка на Ферму прояснила по крайней мере одну вещь.
  
   Тару Чейс не приветствовали дома с распростертыми объятиями.
  
  
  
   В Ферма не была, на самом деле, хотя на расстоянии, если бы люди не знали, на что они смотрят или ищут, они, возможно, могли бы принять это как таковое. От переулка единственная дорога шла через брешь в сухой каменной стене, исчезая за стеной деревьев, которые скрывали камеры и датчики, предназначенные как для того, чтобы не пускать людей, так и для того, чтобы держать людей внутри. Еще через милю появился другой забор, на этот раз более серьезный, из металла и цепи, охраняемый сторожкой и пешими патрулями, а за ним можно было мельком увидеть особняк, скрытый за деревьями. Войдя в комплекс, можно было обнаружить общежития, как их эвфемистически называли, бунгало, построенные в начале шестидесятых годов, которые демонстрировали все архитектурное изящество того периода, выстроенные бок о бок вдоль мощеной дорожки, окруженные еще одним сетчатым забором, на этот раз увенчанным колючей проволокой.
  
   Что касается тюрем, Чейс подумал, что эта была не так уж и плоха. Ее бунгало было достаточно простым и удобным, и когда ее не допрашивали такие, как Дэвид Кинни и его инквизиторы из Box, или ее не осматривал главный психиатр SIS, доктор Элеонора Каллард, или она проходила еще один осмотр у еще одного врача, которого она никогда раньше не встречала в своей жизни, онаостался один. Она могла бы гулять с эскортом, читать книги из библиотеки поместья, заниматься в спортзале. Нигде, где она могла видеть, не было часов, и ей был запрещен доступ к телевидению, радио, газетам или Интернету.
  
   Однако запас виски и сигарет был щедрым, и Чейс воспользовалась и тем, и другим.
  
  
  
   Она бы была на ферме неделю, когда вернулся Крокер. Директор по операциям пришел в ее бунгало, впущенный охранником, и обнаружил, что Чейс рвет в унитаз, и он подождал, пока она закончит, пока она не воспользовалась раковиной, чтобы прополоскать рот и плеснуть водой на лицо, прежде чем сказать: "Пора возвращаться кработа".
  
   Чейс вытерла лицо полотенцем для рук, сложила его и повесила обратно на стойку, прежде чем спросить: "А что, если я не хочу?"
  
   "Конечно, ты хочешь", - сказал Крокер. "Ты воспитатель, Тара. Ты не знаешь, как быть кем-то другим. Ты не можешь быть никем другим".
  
   Это было то, чего она боялась больше всего с тех пор, как приехала на Ферму, вопрос, который она брала с собой в постель каждую ночь. Не задаваясь вопросом, что произойдет, если они вышвырнут ее за уши, если они уволят ее с позором, если они отправят ее собирать вещи. Нет, это упростило бы задачу; они бы приняли решение за нее. Отделавшись напоминанием о Законе о государственной тайне и предостережением держать нос в чистоте, она могла бы уйти и обвинить во всем их, Крокера, Уэлдона и Барклая, политиков и аналитиков в Лондоне и Округе Колумбия, которые считали, что от Тары Чейс больше проблем, чем она того стоит.
  
   Это сделало бы все так просто.
  
   Вместо этого ее худший страх реализовался, проявленный теперь Крокером, говорящим ей, что все прощено.
  
   Рассказывал ей то, что они оба знали.
  
   Итак, она поехала с ним обратно в Лондон и вернулась к работе.
  
  
  
   Шесть несколько недель спустя она и Майндер Два отправились в Ирак на операцию "Красная панда", чтобы убить члена нового правительства, который передавал повстанцам оборонную информацию. Все стало кровавым.
  
   Все стало очень кровавым.
  
   Возможно, более кровавые, чем им нужно было.
  
   Когда они вернулись в Лондон и были допрошены, Чейсу было приказано встретиться с доктором Каллардом во второй раз.
  
   "Как ты себя чувствуешь?"
  
   "Хорошо. Некоторые проблемы со сном, но все в порядке ".
  
   "Ты все еще пьешь?"
  
   "Я тоже ем".
  
   Губы Кэллард дрогнули в улыбке, и она что-то нацарапала в блокноте, лежащем перед ней на столе. Она задала Чейсу еще несколько вопросов, и Чейс ответил на них с необходимой уклончивостью. Весь процесс длился час, и когда Чейс снова спустилась в Яму, подвальный офис, который она делила с Ланкфордом и Пулом, она знала, что Сумасшедшая со второго этажа сообщит D-Ops.
  
   Чейс не была дурой, и она хорошо себя знала. Она слишком много пила и слишком мало спала. Чаще всего она начинала свое утро с того, что ее тошнило в туалете. Ей было больно, и ее мучили плохие сны, когда она могла спать. Она была склонна к иррациональному гневу и внезапным печалям.
  
   Даже если бы она не смогла прочитать записи Кэлларда вверх ногами, даже если бы она не увидела слова "посттравматический стресс", Чейс бы сама поставила диагноз. Либо это, либо предположил, что у нее предменструальный период, но она уже пропустила две менструации после Саудовской Аравии. Это не было чем-то уникальным в ее жизни; в прошлом были периоды сильного стресса, когда она не раз пропускала свой цикл.
  
   Тем не менее, в тот день, возвращаясь с работы, она остановилась в магазине Boots, ближайшем к ее дому в Камдене, просто чтобы быть уверенной. Она прочитала инструкции на коробке, следовала им, ждала.
  
   И обнаружила, что смотрит на две розовые линии, которые, согласно инструкциям, означали положительный результат.
  
   Она ушла из дома, вернулась к Ботинкам, купила еще один тест и повторила процедуру с тем же результатом.
  
   Две розовые линии.
  
   "Чертов гребаный ад", - сказала она.
  
  
  
   В печатные копии личных дел Смотрителя - прошлых и настоящих - хранились в D-Ops, или, точнее, хранились в надежном сейфе в его приемной. Ключи от сейфа находились у Крокера, заместителя начальника службы Дональда Уэлдона и главы службы С, известного за пределами здания как сэр Фрэнсис Барклай. Дубликаты хранились во внутренней компьютерной сети, но для доступа к этим файлам, в частности, требовался пароль, который менялся каждые двадцать четыре часа, и даже тогда он предоставлялся только вышеупомянутым владельцам ключей.
  
   Плюс еще один человек, Кейт Кук, которая работала за столом в приемной Крокера, выступая в качестве его личного помощника. У нее был не только доступ к паролю, но и собственный набор ключей. После беспокойства о проблеме всю ночь, Чейс, наконец, решил, что у Кейт наилучшие шансы. Во-первых, они разделяли статус женщин-меньшинств в Фирме; во-вторых, они несли общий крест, наиболее четко воплощенный в форме D-Ops, но легко узнаваемый в облике любого из других руководителей отделов. То, что Чейс был главой отдела Надзирателей, ничего не меняло; Надзиратели считались в SIS более или менее париями, ближе к головорезам из рабочего класса, чем к более утонченным агентам, размещенным на станциях по всему миру.
  
   Наконец, они с Кейт знали друг друга около четырех лет, и за это время между ними установилась слабая профессиональная дружба, которая началась, когда каждый из них въехал на Воксхолл-Кросс в начале рабочего дня, и закончилась, когда они снова отправились домой.
  
   Тем не менее, Чейс потребовались некоторые уговоры и более ловкая ложь, прежде чем она смогла заставить Кейт передать досье на Уоллеса, Томаса С. (покойного). Она быстро просмотрела его и узнала, что у Уоллеса осталась мать, Валери, и что она жила в городе Барнольдсвик в Ланкашире.
  
  
  
   В на следующее утро Чейс лично передал ее просьбу об отпуске Крокеру. Он читал это за своим столом, хмурясь, в то время как она стояла напротив него. Закончив, он закурил сигарету, откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на нее.
  
   "Не будь чертовым дураком", - сказал Крокер. "Ты не можешь оставить это себе".
  
   Щеки Чейса покраснели скорее от гнева, чем от унижения. Конечно, Крокер знал. Они сделали ей полное обследование на Ферме; они бы также сделали анализ крови.
  
   Что означало, что Крокер отправил ее в Ирак, зная, что она беременна.
  
   "Я беру отпуск". Она была более чем немного удивлена звуком собственного голоса. Было на удивление спокойно.
  
   "Это Тома?" - Потребовал Крокер. "И это все?"
  
   "Двенадцать месяцев", - сказала она.
  
   "Ты не можешь этого сделать, Тара, даже ценой своей жизни. Вы не можете иметь ребенка и быть в Секции, это невозможно ".
  
   "Ариэль и Сабрина", - возразил Чейс, используя имена дочерей Крокера.
  
   "Дженни". Имя его жены.
  
   "Отпуск на двенадцать месяцев. сэр".
  
   "Не в твоей жизни".
  
   "Тогда я ухожу", - сказал Чейс и вышел.
  
  
  
   Она на следующее утро сел на ранний поезд с вокзала Кингс-Кросс, направлявшийся в Лидс, ехал в вагоне для некурящих, пропахшем несвежими сигаретами. Поездка заняла около двух с половиной часов, и, оказавшись в Лидсе, она пересела на местную пересадку, добравшись до Скиптона, где взяла напрокат машину и купила экземпляр журнала "Ланкашир от А до Я". Она сняла номер в отеле "Ганновер Интернэшнл", сложила свои вещи и, проголодавшись, съела поздний ланч, просматривая карты. Она рано легла спать.
  
   На следующее утро, когда было еще темно, Чейс совершил пятнадцатиминутную поездку из Скиптона в Барнольдсвик. Она припарковала машину недалеко от городской площади и после семидесятиминутной разведки обнаружила четыре позиции, идеально подходящие для статического наблюдения за домом номер 17 по Мур-Вью-роуд, домом Валери Уоллес.
  
   Это была легкая слежка, лучшее, что Чейс могла сделать, не выдавая себя, лучшее, что она могла сделать, работая в одиночку. В результате она была осторожна, следовала за Валери Уоллес на расстоянии, пока пожилая женщина занималась своими делами в городе, работала в местном благотворительном магазине, встречалась с друзьями за обедом или чаем в том или ином доме, посещала местную хирургию, чтобы увидеть своего терапевта. Осень принесла и без того холодный ветер, который обещал еще более сильный холод зимой, и, таким образом, большая часть деятельности вдовы Уоллес была ограничена закрытием, что затрудняло приближение.
  
   Вскоре после полуночи на третий день наблюдения Чейс ворвалась в операционную, интересуясь причиной визита Уоллеса. Она провела час с фонариком в затемненной картотеке, читая историю болезни Валери Уоллес. Когда она закончила, она заменила все так, как нашла, и сумела снова запереть дверь, когда уходила.
  
   Во второй половине шестого дня, когда Уоллес обедала с друзьями в чайной недалеко от площади, Чейс взломала замок на задней двери дома 17 по Мур-Вью-роуд и в осторожном молчании прошла через дом пожилой женщины. Если бы ее расписание оставалось верным форме, Уоллес с обеда отправилась бы в местный хоспис на волонтерскую работу, которая растянулась бы почти до вечера, и поэтому Чейс не торопилась. Она искала в шкафах и шкафах, под кроватями и в ящиках, даже заходила так далеко, что изучала содержимое кухни, просто чтобы получить некоторое представление о диете пожилой женщины.
  
   В маленькой спальне Валери Уоллес, пахнущей лавандой и хозяйственным мылом, Чейс обнаружил коллекцию фотографий в рамках, аккуратно расставленных на комоде. Там были фотографии молодой Валери и, предположительно, ее покойного мужа. Гордон Сэмюэл Уоллес был кадровым военным, и на двух фотографиях он стоял в форме, выглядя гордым тем, что носит ее, хотя ему было немного неудобно фотографироваться при этом. На третьем снимке Валери держала на руках новорожденного, а на остальных двух был исключительно Том. Одна из фотографий имитировала портрет его отца, возможно, намеренно, одетого в парадную форму королевского морского пехотинца; последняя, более свежая, была сделана в гостиной этого самого дома, ветка рождественской елки протянулась в рамку, когда Том смотрел из окна на пустошь.
  
   Под последним было вложено сложенное письмо, и Чейс вытащил его, открыл, уже зная, что это было.
  
   Дорогая миссис Уоллес: С большой печалью я должен сообщить вам о кончине вашего сына Тома, служившего своей стране . . . .
  
   Чейс положила письмо так, как она его нашла, и ушла так же тихо, как и пришла.
  
  
  
   На на десятый день, морозным ноябрьским вторником, ровно в девять часов Тара Чейс постучала в парадную дверь дома Валери Уоллес.
  
   "Меня зовут Тара Чейс", - сказала она. "Я работал с Томом".
  
   Валери Уоллес, стоявшая в приоткрытой двери, слегка нахмурилась, прищурившись, глядя на нее. Она была маленькой женщиной, чуть ли не на фут ниже Чейса, с волосами скорее седыми, чем черными, и не столько тяжелыми, сколько загустевшими от возраста и тяжести. Она нахмурилась еще сильнее и не ответила.
  
   И Чейс оказалась в растерянности, речь, которую она так тщательно отрепетировала, внезапно исчезла, исчезнув, как пар от ее дыхания. Она попыталась восстановить его, но нашла только обрывки и фрагменты, бессвязные и бесполезные.
  
   Валери Уоллес пошевелилась, одной рукой придерживая дверь, все еще глядя на нее.
  
   " Мы были любовниками, " наконец выдавил Чейс. "Перед тем, как он умер. Мы были друзьями, и мы были любовниками, и я беременна, и это его. Это наше".
  
   Она думала, что это вызовет, по крайней мере, какую-то реакцию; если не слова, то, по крайней мере, их неуклюжесть. И это произошло, потому что еще через секунду Валери Уоллес моргнула, а затем открыла дверь шире, приглашая ее внутрь.
  
   "Может быть, ты захочешь зайти на чашку чая, Тара Чейс", - сказала Валери Уоллес. "И ты можешь сказать мне, почему ты здесь".
  
  
  
   На двадцать восьмого мая, в семнадцать минут десятого утра, в больнице общего профиля Эрделя в Кейли, когда Валери Уоллес держала ее за руку, когда она кричала во время последних схваток, Тара Чейс родила дочь. Ребенок был здоровым, ростом двадцать два дюйма, весом семь фунтов одиннадцать унций.
  
   Она назвала ребенка Тамсин.
  
  
  
   Там были ночи, когда, несмотря на усталость, Чейс обнаруживала, что не может уснуть.
  
   Глядя в окно, из которого открывался вид на ухоженный и теперь полностью цветущий сад Валери Уоллес в Уитс-Мур, держа Тамсин на руках, пока малышка спала, Чейс сидела и смотрела в никуда. Она чувствовала сердцебиение своей дочери, шелест ее дыхания, жар ее маленького тела.
  
   И Тара Чейс удивлялась, как она могла чувствовать все это и при этом ничего не чувствовать.
  
  
   ГЛАВА 1
  
   Узбекистан-Ташкент-Узбекистан, 14,
   Резиденция семьи Маликовых
  
   9 Февраля, 09:29 (GMT+5:00)
  
   Они дали это через час после того, как муж ушел, просто чтобы убедиться, что он ничего не забыл, что он не вернется, прежде чем они постучали в дверь. Четверо из них отправились делать это, в то время как еще двое ждали во второй машине, двигатель работал на холостом ходу.
  
   Двое, которые ждали, завидовали тем четверым, которые ушли. Они думали, что пропустили самое интересное.
  
   Все они были мужчинами, и все носили деловые костюмы последнего фасона, приобретенные для них в Москве, Париже и Швейцарии, а затем переделанные портными здесь, в Ташкенте, мужчинам, которым платили гроши за подгонку одежды стоимостью в тысячи долларов. Все шестеро завершили свой образ шелковыми галстуками, туфлями из итальянской кожи и лайковыми перчатками на кашемировой подкладке. Некоторые носили пальто, такие же стильные, как и костюмы, которые они прикрывали, чтобы защититься от воющего холода, который дул с гор в Казахстане на севере.
  
   Единственное, что портило линию их одежды, у каждого по очереди, была небольшая выпуклость на бедре или подмышкой, где они носили оружие.
  
   До того, как Узбекистан провозгласил свою независимость от скрипящего и трескающегося Советского Союза, до неудавшегося жесткого государственного переворота в августе 1991 года, когда они все еще назывались КГБ, никому из них и в голову не пришло бы носить - не говоря уже о том, чтобы иметь - такие наряды. Признаки западного избытка, такая одежда развевалась бы перед лицом коммунизма. Конечно, они бы посмеялись над тонкостями, необходимыми для их работы.
  
   Но те времена давно прошли, и все меньше и меньше из них помнили время, когда приказы поступали с площади Дзержинского. Они не были сотрудниками КГБ, и они не были коммунистами. Теперь они называли себя Службой национальной безопасности, СНБ, и если они во что-то еще верили, так это во власть и деньги, именно в таком порядке. Они были тайной полицией, и им было все равно, кто об этом знал. Они были обязаны - в зависимости от того, с кем вы говорили - одному из двух человек. Либо они маршировали под мелодию, которую играл лидер их нации, президент Михаил Измайлович Маликов, человек, который руководил страной с момента провозглашения независимости в августе 1991 года, либо они танцевали под музыку, которую исполняла его старшая дочь, Севара Маликова-Ганиева. Вот где была истинная сила. В то время как другой ребенок президента Маликова - его единственный сын - Руслан, имел собственное влияние и друзей, они бледнели по сравнению с тем, что имели его отец и сестра.
  
   Вот почему четверо сотрудников СНБ, вошедших в дом Руслана Михайловича Маликова в половине десятого морозным февральским утром, без малейших колебаний арестовали его жену Дину за шпионаж и государственную измену. Вот почему они, не колеблясь, избили ее на глазах у ее двухлетнего сына, когда она попыталась убрать их руки от своего тела. Вот почему они не колебались, когда им пришлось тащить ее, бьющуюся и кричащую, вниз по лестнице и на улицу.
  
   И именно поэтому они нисколько не колебались, когда пришло время пытать ее.
  
  
  
   Они надев на нее капюшон, они посадили ее в машину и связали ей руки, а когда она подняла шум, они ударили ее, сказав, чтобы она замолчала. Насколько могла судить Дина Маликова, они ехали недолго или очень далеко, и когда машина остановилась, ее вытащили из машины, и она почувствовала мгновенный укус зимы на своей коже. Они тащили ее по гулким коридорам, дергая и толкая, иногда дергая за волосы, иногда за рубашку. Раздался холодный звук тяжелого металла, скользящего по бетону, и кто-то толкнул ее так сильно, что она не удержалась на ногах и упала на пол. Красный свет вспыхнул перед ее глазами, когда ее снова ударили по голове, и когда она снова смогла видеть, капюшон был снят.
  
   Она видела эту комнату раньше, но никогда лично. Она была больше, чем она думала, освещенная цепочкой голых лампочек, которые свисали с потолка, светили слишком ярко, прогоняя все тени и все иллюзии безопасности, которые можно было найти в них. Пол был холодный, залит бетоном, стены из серого шлакоблока. Смешанные запахи мочи, плесени и сигаретного дыма все еще недостаточно сильны, чтобы заглушить запах фекалий.
  
   Там был стол, деревянный и в пятнах, и три стула, тоже деревянные. В углу на треноге стояла видеокамера, а рядом с ней на полу - красный металлический ящик с инструментами. Рядом лежали другие инструменты, устройства, предназначенные для одной цели, которые можно было перенаправить на другую, гораздо более жестокую. У противоположной стены стояла старая ванна на когтистых лапах, закрепленная двумя трубами, одна для наполнения, другая для слива.
  
   Трое мужчин стояли и смотрели на нее. Две из них она не знала, не узнавала, но третью она узнала, и это напугало ее больше, чем все, что было раньше, потому что это заставило ее осознать, насколько плохо все будет. Когда они забрали ее из дома, когда они тащили ее и избивали, она позволила себе иллюзию надежды, что Руслан вернется, что ее брак даст ей некоторую защиту, что она сможет выжить. Но, глядя на Ахтама Захидова, когда он снял пиджак и аккуратно повесил его на спинку одного из стульев, Дина Маликова впервые подумала, что она умрет.
  
   "Дина", - сказал Захидов и рассеянно указал на нее левой рукой, и двое других мужчин поняли этот сигнал, чтобы двигаться вперед, и они начали раздевать ее. Она боролась, попеременно проклиная и умоляя их, Захидова, а Захидов просто смотрел, а двое других били ее по спине и животу, пока у нее не кончился воздух, пока она не перестала сопротивляться. Двое мужчин сорвали с нее одежду, издеваясь над ней, издеваясь над ее мужем, и когда она, наконец, была обнажена, они заставили ее сесть за стол. Она снова пыталась бороться с ними, и снова они избивали ее до тех пор, пока она не потеряла способность, и они положили ее поперек стола, и они держали ее.
  
   Ахтам Семенович Захидов подошел к ней сзади и положил одну руку ей на затылок, а другой силой вошел в нее.
  
  
  
   "Где вы получили запись?" - спросил Захидов. "Кто дал это тебе?"
  
   Она пыталась не рыдать, дрожа на полу, слезы и кровь смешивались на ее лице.
  
   "Кто вам это дал?" - спросил Захидов.
  
   Она сделала долгий вдох, чувствуя, как воздух обжигает ее разорванные губы. "Мой муж-"
  
   "Находится в Ханабаде в течение дня, любезничает с американцами на их авиабазе, и не будет дома до вечера". Захидов склонил голову набок, как будто видел ее впервые. "Расскажи нам то, что мы хотим знать, и ты будешь дома до его возвращения. Возвращайся к своему парню. Ему не нужно никогда знать, что здесь произошло ".
  
   Она плюнула в него.
  
   "Мы можем обвинить экстремистов, Дина", - сказал Захидов, и его голос звучал успокаивающе. "Он никогда не должен знать".
  
   Рыдание вырвалось у нее, сама того не желая, стыд обжигал ее, причиняя боль больше, чем само ее тело. Руслан поверил бы в это, если бы она сказала ему, если бы она обвинила исламских экстремистов, если бы она обвинила Хизб-ут-Тахир, он бы поверил в это. Она могла бы быть дома, она могла бы снова обнять Степу, снова обнять своего ребенка, и Руслан вернулся бы домой. Так легко он поверил бы в это, он хотел бы верить, что ее похитили, похитили, что это исламские экстремисты хотели взять ее в заложники, но она сбежала, каким-то образом, каким-то образом, и она могла бы рассказать ему, а он не знал бы, он быникогда не нужно знать, что произошло, что произошло на самом деле, что сделал Захидов, позволил другим сделать, все, что для этого потребовалось, это имя, одно имя-
  
   "Просто скажи мне, кто, Дина", - сказал Захидов. "Скажи мне, и все это закончится".
  
   Она моргала сквозь слезы, сквозь яркий свет ламп, глядя на него, сидящего в кресле и смотрящего на нее так, словно он был ее другом.
  
   Дина Маликова вздрогнула, закрыла глаза и сказала: "Я не могу".
  
   Она услышала, как он вздохнул, звук легкого разочарования, почти затерянный в размерах комнаты, а затем она услышала скрежет металла о металл, когда открывали ящик с инструментами.
  
  
  
   В в конце концов, она рассказала Захидову все.
  
   Она назвала ему имя офицера СНБ, который передал ей видеозапись, документирующую пытки сыновей Шоврока Анамова, в то время как старик смотрел, беспомощный, чтобы облегчить страдания своих детей. Кассета, на которой записано заведомо ложное признание старика, когда он клялся, что да, он был на юге Афганистана, да, он встречался с террористами, да, он помог организовать взрывы, которые произошли на рынке в Ташкенте весной. Запись, на которой показаны слезы, текущие по лицу старика, и запечатлены его причитания, когда его старший сын, слишком часто шокированный, перестал двигаться так, как двигается человек, и вместо этого дергался, как рыба на конце лески.
  
   Она рассказала Захидову, как организовала вывоз пленки из страны, как она установила контакт с младшим политическим сотрудником американского посольства по имени Чарльз Рисс, как это произошло на праздничной вечеринке в посольстве в декабре прошлого года, организованной послом Кеннетом Гарретом в его резиденции, недалеко отиз города. Как именно Риссу она передавала информацию, чтобы Рисс, в свою очередь, мог передать ее в Государственный департамент. Как это была ее вина, что Белый дом удерживал еще восемнадцать миллионов долларов в качестве помощи своему союзнику Узбекистану.
  
   Она рассказала Захидову все.
  
   В конце концов, однако, этого было недостаточно.
  
   В конце концов, они положили ее в ванну и наполнили ее кипятком.
  
  
  
   В Офицер СНБ, который служил ее информатором, был арестован до наступления темноты и расстрелян до полуночи.
  
   Захидов сделал бы это сам, но он был слишком занят организацией арестов экстремистов, ответственных за похищение, изнасилование и убийство Дины Маликовой. Одним из них был школьный учитель в Чирчике, который продолжал пытаться включить отрывки из Корана в свои уроки. Двое других также настаивали на том, чтобы исповедовать свою религию вне рамок, разрешенных государством, и одна из них, женщина, возглавила группу из сорока человек, подписавших петицию, которая должна была быть представлена президенту Михаилу Маликову с требованием предоставить им право поклоняться как мусульманам. Все трое были арестованы к середине утра следующего дня.
  
   Недалеко от дома школьной учительницы, наполовину погребенное под камнями, было обнаружено тело пропавшей Дины Маликовой. Она была ужасно избита и обожжена, ее зубы были выбиты, а ногти на руках и ногах вырваны из пальцев.
  
   Она была настолько изуродована, что Ахтаму Захидову пришлось отправить запрос Руслану Михайловичу с просьбой немедленно приехать для опознания тела его жены.
  
  
   ГЛАВА 2
  
   Лондон-Воксхолл-Кросс, Оперативный центр
  
   10 февраля, 1829 часов по Гринвичу
  
   Пол Крокер знал операцию: "Кэндллайт" был плохая идея в тот момент, когда она пересекла его стол.
  
   Он знал это так же, как знал, что его старшая дочь стала сексуально активной, задолго до того, как услышал об этом от своей жены Дженни. Он знал это так же, как знал, что его перевели на повышение до заместителя шефа, задолго до того, как его начальник, сэр Фрэнсис Барклай, самодовольно подтвердил это за него. Он знал это так же, как знал, что теряет Чейс, когда она сошла с самолета в Хитроу восемнадцать месяцев назад, и он знал это так же, как знал, что Эндрю Финчер будет плохой заменой ей, когда Дональд Уэлдон, в своем последнем действии в качестве заместителя начальника службы, отправил Крокера впринимает агента в качестве нового главы Специального отдела.
  
   Отчасти это был инстинкт, отчасти опыт, накопленный за почти двадцать пять лет работы в Секретной разведывательной службе Ее Величества в ходе бесчисленных операций по всему миру. Работы, на которых он работал, работы, которые он планировал, работы, которые он контролировал. Успехи и, что более важно, неудачи.
  
   Свет свечей с самого начала был плохой новостью, и то, что Пол Крокер увидел сейчас на главном плазменном экране на стене Оперативной комнаты - или, точнее, то, чего он не видел, - только усилило точку зрения.
  
   Он должен был смотреть прямую спутниковую трансляцию из Куала-Лумпура, где, согласно условному обозначению на карте мира на стене, операция "Свеча" была "запущена", а по местному времени было два тридцать ночи. Он должен был видеть то, что Наблюдатель номер один, Эндрю Финчер, видел, когда глава Специального отдела пробирался вдоль гавани к месту назначения. Он тоже должен был слышать это, журчание воды, приглушенные передачи, передаваемые между Финчером и Вторым наблюдателем, Ники Пулом, стоящим наготове с кирпичом SAS, ожидающим сигнала Финчера "Вперед".
  
   Но нет, вместо этого Крокер стал статичным. Помехи, на которые можно смотреть на плазменной стене, в ящике над Юго-Восточной Азией, где должна была проходить трансляция, и помехи, которые можно слушать в динамиках, вместо низких спокойных голосов людей, готовящихся к работе.
  
   Джулиан Сил, сидевший за столом с картами слева от того места, где сейчас стоял Крокер, уставившись на искаженный экран, вежливо кашлянул.
  
   "Возможно, стоит что-то с этим сделать", - сказал Сил.
  
   "Ты думаешь?" - Рявкнул Крокер, не потрудившись взглянуть на него. Вместо этого он шагнул вперед, к столу управления полетами, где Уильям Тигл лихорадочно колотил пальцами по клавиатуре. "Билл, что, черт возьми, случилось с каналом?"
  
   "Сейчас проверяю, сэр". Тигл повернулся в своем кресле, поворачиваясь к другой консоли, окружающей его на станции MCO. Тигл был новичком на рабочем месте, всего три месяца, и "При свечах" была его первой крупной операцией, и Крокер подумал, что стресс от этого отразился на лице мужчины, на лбу выступил пот. Если бы Крокер был склонен к этому, он мог бы посочувствовать. Как бы то ни было, у него не было времени.
  
   "Это из-за улучшений?" Сил спросил Крокера.
  
   Крокер нахмурился, глядя на плазменную стену. "Возможно".
  
   В прошлом году весь Оперативный центр подвергся реконструкции, от плазменных экранов до компьютеров и защищенных систем связи, которые поддерживали связь штаб-квартиры SIS здесь, в Лондоне, со станциями и агентами по всему миру. Это давно назревало, и когда это произошло, Крокер поверил, что это хорошо, и это дало ему надежду на его нового заместителя начальника службы Элисон Гордон-Палмер. Именно Гордон-Палмер протолкнула предложение через FCO, именно Гордон-Палмер запугала C, чтобы получить необходимое финансирование, и именно Гордон-Палмер приложила все усилия, чтобы проконсультироваться с Крокером относительно того, что должны повлечь за собой улучшения. К концу процесса Крокер пришел к выводу о двух вещах о новом DC.
  
   Во-первых, даже не имея опыта работы, Элисон Гордон-Палмер понимала важность Оперативного управления в грандиозном плане SIS, и поэтому Крокер мог считать ее союзником; а во-вторых, он хотел сохранить эти отношения, потому что теперь он не сомневался, насколько трудной будет его жизнь.стать, если она решила, что он ее враг.
  
   Крокер повернулся к Сил и крикнул через всю комнату: "Они не знают, что мы идем? Ты уверен?"
  
   Сил покачал головой. "Наша разведка установила ячейку на место и ждет до утра, когда они должны встретиться со своими друзьями в проливе. Они осторожны, но у них нет причин думать, что мы их раскусили, Пол, совсем никаких. Нет, если только с твоей стороны что-то не случилось. Но никто из Компании не давал чаевых малазийцам ".
  
   "Я уже подумываю о том, чтобы объявить отбой, отменить все это". Крокер снова посмотрел на стену, на помехи, борясь с желанием заскрежетать зубами. "Если мы позволим им ускользнуть, есть ли шанс, что мы сможем поймать их на воде, прежде чем они попытаются захватить танкер?"
  
   "Как?" - Спросил Сил. "Если они войдут в Малаккский пролив, мы их потеряем".
  
   Крокер быстро кивнул, как бы говоря, что да, он понял. "Черт возьми, Билл, что происходит с гребаным каналом?"
  
   "Пропал сигнал, сэр", - сказал Тигл, поворачиваясь к другому экрану. "Я думаю, что на CVT-30 есть ошибка отслеживания. Я не могу вернуть это обратно ".
  
   Позади себя Крокер услышал, как Сил пробормотал проклятие. Он повернулся, в три больших шага преодолел расстояние до операционного стола дежурного и Рональда Ходжсона, сказав: "Рон, подключайся к МОД, сейчас же. Скажи им, что нам нужно подключить их связь к Candlelight, и нам это нужно пять минут назад ".
  
   Рональд Ходжсон кивнул, уже потянувшись к одному из четырех телефонов, расставленных вокруг его рабочего места.
  
   Крокер повернулся к Сил, сказал: "Вы уверены, что мы не можем прервать операцию? Вместо этого попытаться захватить их в море?"
  
   "Будь совершенно другой операцией".
  
   "Я знаю".
  
   Сил расправил лодыжки, поднялся со своего сутулого кресла на ноги, одной рукой поправляя галстук. Один из, возможно, двух горстей афроамериканцев, занимающих руководящие должности в ЦРУ, Сил приехал в Лондон в качестве COS всего за четыре месяца до этого, заняв должность, освобожденную его предшественницей и подругой Крокера, Анджелой Ченг. Там, где Крокер бежал худым, даже долговязым, Сил пошел шире, демонстрируя, возможно, больше силы, чем скорости. Двое мужчин были примерно одного возраста, каждому из них в течение следующего года перевалило за пятьдесят, каждый был женат, у каждого было по двое детей. Рассматриваемые вместе, они составляли странное дополнение, как физически, так и профессионально.
  
   "Боже, они пытаются захватить танкер, и все идет не так, Пол", - сказал Сил. "Мы заставим G-77 кричать на нас, как будто мы продавали обнаженные фотографии их матерей. И если JI захватит Mawi Dawn, они будут сидеть на двухстах тысячах галлонов сжиженного природного газа. Это взорвется, окна будут разбиваться до самого Бангкока. Это будет Месть Кракатау".
  
   "Я тоже это знаю".
  
   "Хуже, если они загонят корабль в Сингапурскую гавань".
  
   Крокер хмыкнул, засовывая сигарету в рот, не желая ни обдумывать дальнейший сценарий, ни представлять разрушения. Достаточно того, что Малаккский пролив был, пожалуй, самой опасной акваторией в мире, изобилующей пиратством. Достаточно плохо, что "Джемаа Исламия" обосновалась в Малайзии с правительством, полным ее сторонников и сторонников. Соедините их вместе, добавьте один супертанкер, заполненный СПГ, и одну коробку одноразовых зажигалок, и, да, возможно, Сил преувеличивал потенциальный ущерб.
  
   Но только слегка.
  
   Билл Тигл, сидевший за столом генерального директора, издал тихий крик триумфа. "Сигнал, сэр! Только аудио, но лучше, чем ничего ".
  
   "Давайте послушаем это".
  
   Из динамиков на плазменной стене донесся визг статических помех, а затем со спутника донесся голос Эндрю Финчера, Помощника номер один, прерывистый, с писками и хлопками. Крокер мог различить звук движения Финчера, шорох его одежды под его словами.
  
   "-сейчас приближаемся... Вижу огни на втором этаже, никаких признаков движения... Держитесь..."
  
   Хмурость Крокера усилилась. Возможно, это было из-за радио и нашивки, но для его ушей Финчер звучал слишком нервно. Когда он взглянул на Сил, который теперь стоял рядом с ним, он увидел по выражению лица другого человека, что тот слышал то же самое.
  
   Раздался еще один треск, затем голос Второго надзирателя, когда Пул передал. "Певчая птица, это Ночная птица. Мы на первом этапе, занимаем позицию, пожалуйста, приготовьтесь ".
  
   "Ночная птица, певчая птица. Подтверждено. Давайте сделаем это быстро, хорошо? У меня плохое предчувствие. Я не хочу оставаться здесь дольше, чем это необходимо ".
  
   "Певчая птичка, понял. Выдвигаемся на позицию один, приготовиться".
  
   Тишина из радиоприемников.
  
   "Ваш человек Финчер звучит так, как будто он на три шага впереди паники", - тихо пробормотал Сил. "Ты не хочешь сказать мне, почему он берет на себя инициативу, а не Пул?"
  
   "Первый охранник Финчера, он работал вторым номером KL, прежде чем перейти в Специальный отдел. Он знает почву под ногами".
  
   "Четыре года назад он знал почву под ногами. Пул - бывший спецназовец, он знает, что делать."
  
   "Вот почему Пул является связующим звеном с бриком, а не с Финчером".
  
   "Да, но Финчер-"
  
   " У меня больше никого нет, Джулиан, " отрезал Крокер. "Ланкфорд в Гибралтаре, а Финчер - глава отдела. Если бы это был КЛ, я должен был послать Финчера с Пулом. Я не мог держать его здесь в резерве ".
  
   Краем глаза Крокер заметил, что Сил хмуро смотрит на него.
  
   "Финчер - это инструмент, Пол", - сказал Сил. "Вы можете услышать это в его голосе - он не создан для этого".
  
   Крокер не ответил, вместо этого достал зажигалку и наконец прикурил сигарету, которая ждала его последние три минуты. Дело в том, что он согласился с Силом не в том, что Финчер был "инструментом" сам по себе, а в том, что он не подходил для этой работы.
  
   Полтора года назад, после ухода Чейса, Крокер изо всех сил пытался найти замену, потратив шесть недель на изучение личных дел. Традиционным методом продвижения среди Надзирателей было продвижение по службе путем выбывания; Надзиратель номер три становился Надзирателем номер два, а Надзиратель номер Два становился Надзирателем номер один и так далее, каждый агент заменял следующего, поскольку его или ее предшественник был повышен из Секции, ушел в отставку или погиб. Проблема заключалась в том, что, когда Чейс ушла, она забрала с собой львиную долю оперативного опыта. Когда она ушла, Пул проработал надзирателем чуть меньше года, а Ланкфорд - меньше половины этого срока.
  
   В этих обстоятельствах Крокер не смог, да и фактически не захотел продвигать ни одного из оставшихся Наставников. У них просто не было достаточного опыта, не говоря уже о достаточном старшинстве.
  
   Именно Уэлдон предложил Финчера, и это был второй раз, когда бывший заместитель начальника пытался уговорить Крокера взять этого человека в отдел. В первый раз у Крокера все еще был Том Уоллес в качестве надзирателя номер один, а Чейс - в качестве надзирателя номер два, и было относительно просто найти агента, проходящего обучение в Школе, который хотел присоединиться к Специальному отделу. На этот раз, однако, доска перешла в пользу Уэлдона, и Крокер оказался бессилен заблокировать ход. В SIS работало около двух тысяч офицеров, и из этих двух тысяч очень немногие обладали тем, что требовалось для того, чтобы быть надзирателем. По мнению Крокера, это относилось и к Финчеру.
  
   Больше просто некому было, и поскольку заместитель шефа выдвинул его на должность С, у Крокера не осталось другого выбора, кроме как принять Финчера в качестве своего нового главы отдела.
  
   Не то чтобы Эндрю Финчер был плохим агентом. Он отсидел три командировки, прежде чем поступить на борт в качестве охранника, первую в КЛ, вторую в Лондоне, на посту в Центральной Азии, третью в Панаме. Он отличился как в КЛ, так и в Панаме, находчивый и способный, но, по мнению Крокера, чрезмерно озабоченный избеганием риска. Что помогло Финчеру больше всего, так это его склонность заводить правильных друзей внутри Фирмы. Начиная со своего второго тура, он начал давать понять, что очень хотел бы перейти на работу в Специальный отдел, и это вызвало у Крокера подозрения. Как только он оказался на борту, подозрения подтвердились.
  
   Финчер не был плохим агентом, но он был ориентирован на место и чрезмерно осторожен, две вещи, которые приводили к отсутствию инициативы, чего у Охранника, по мнению Крокера, должно быть в избытке. Он не мог послать надзирателя на задание только для того, чтобы заставить агента колебаться и колебаться, прежде чем принять решение о порядке действий, или, что еще хуже, неоднократно разъяснять свои намерения как станции, так и Лондону. В Специальной операции просто не было такой роскоши, как время. Хуже, однако, было то, что Финчер не видел ничего плохого в своей осторожности, и на самом деле Крокер подозревал, что этот человек считал себя лучшим агентом, чем он был на самом деле. Что касается Пола Крокера, то, если отбросить все остальные факторы, это само по себе делало Эндрю Финчера абсолютно неподходящим для работы. Он хотел, чтобы его Опекуны думали, что они недостаточно хороши.
  
   На самом деле, это было то, во что он хотел, чтобы они верили, чтобы они выполняли свою работу.
  
   Чейс был ярким примером принципа, сочетая в себе амбиции, страсть и ненависть к себе.
  
  
  
   "Видео, сэр, " сказал Рональд Ходжсон.
  
   "Убери это, ради Бога".
  
   Пустой прямоугольник на плазменном экране замерцал, затем заполнился зернистым изображением, настолько темным, что Крокеру потребовалось мгновение, прежде чем он смог различить детали. Он смотрел на троих мужчин, все в штатском, все с торсами, одетыми в бронежилеты, сидящих в том, что, как он предположил, было задней частью фургона, который они приобрели для операции. Двое из мужчин держали пистолеты-пулеметы MP-5, оснащенные глушителями вспышки. Третьим был Ники Пул, на нем была радиогарнитура, он присел на корточки у боковой двери, приложив одну руку к уху, напряженно прислушиваясь.
  
   "Где аудиозапись?" - Потребовал Крокер.
  
   "Переключаюсь на поток модов, сэр".
  
   Из динамиков раздался еще один треск.
  
   "Певчая птица, Ночная птица. Статус?"
  
   Ответа нет.
  
   "Певчая птица, Ночная птица, ответьте, пожалуйста".
  
   На плазменной стене, в ее прямоугольнике, Крокер наблюдал, как Пул изменил свое положение, переместившись на корточки, проверяя рацию в руке. Он мог разглядеть сосредоточенную гримасу на лице Пула.
  
   "Что, черт возьми, происходит?" Сил пробормотал. "Где он?"
  
   "Певчая птица, Ночная птица, ответьте".
  
   Ничего.
  
   О, Боже милостивый, нет, подумал Крокер.
  
   Из динамиков донесся звук дребезжания, что-то ударилось о борт фургона. Крокер услышал, как один из SAS тихо выругался, наблюдал, как Пул отошел от двери, когда подошли три МП-5, а затем боковая дверь скользнула назад, и камера вспыхнула, поскольку ее диафрагма пыталась приспособиться к резкой смене источников света.
  
   "Дружелюбный!" Крокер услышал шипение Пула. "Господи, френдли, не стреляй в него, блядь!"
  
   Изображение снова разрешилось, и Крокер наблюдал, как Пул затащил Финчера в фургон, положив одну руку ему на плечо, больше заботясь об эффективности движения, чем о комфорте. Камера перестроилась, когда солдат SAS в снаряжении отодвинулся назад. Изображение наклонилось под углом, и из динамиков снова донесся звук закрывающейся двери.
  
   Пул наклонился к Финчеру. "Что, черт возьми, произошло, что ты здесь делаешь?"
  
   Финчер покачал головой, пытаясь отдышаться. Пул, все еще держа руку на плече Финчера, потряс другого мужчину.
  
   "Что, черт возьми, произошло? Черт возьми, Эндрю!"
  
   Финчер закашлялся, высвобождаясь из хватки Пула. "Они заставили меня. Мне пришлось уйти. Мы должны прервать ".
  
   Крокер выругался, услышав, как Сил вторит ему. Он повернулся к столу дежурного. "Рон, МОД, живо! Дайте мне патч для Candlelight, они не могут прерваться! "
  
   "Открытая линия, сэр". Рон протянул Крокеру телефонную трубку.
  
   Крокер поднес телефон к уху и услышал звуки ужаса, доносившиеся с оперативного командного пункта Министерства обороны. "D-Ops, с кем я разговариваю?"
  
   " Младший капрал Ричард Мот, сэр.
  
   "Соедините меня с полковником Доусоном".
  
   "Да, сэр".
  
   Из динамиков Крокер слышал, как Пул ругался на Финчера. "Ты, блядь, обманул нас, дурак!"
  
   "Они заставили меня, черт возьми! Что я должен был делать?"
  
   На экране Крокер наблюдал, как Пул откинулся назад, снимая с головы наушники. Выражение, которое он видел на лице Надзирателя Два, было очень похоже на то, которое, по мнению Крокера, сейчас украшало его собственное.
  
   Крокер услышал в ухе из телефонной трубки: "Пол? Джеймс. Во что, черт возьми, играет твой человек? "
  
   "Одному Богу известно. Послушайте, полковник, вы должны отдать им приказ идти".
  
   "Если они были взорваны-"
  
   "Я понимаю риск. Они должны действовать сейчас, полковник, выбора нет.
  
   "Держись".
  
   Крокер снова посмотрел на видеопоток, наблюдая. После секундной паузы из динамиков донесся пронзительный крик, и он увидел, как Пул поспешно вернул наушники на место.
  
   "Ночная птица, уходи".
  
   Из телефонной трубки Крокер услышал голос Доусона, далекий, передающий команду, повторяющий приказ дважды, чтобы было понятнее.
  
   На экране, через динамики, Пул сказал: "Найтов подтверждает, мы идем, повторяю, мы идем".
  
   Крокер был уверен, что видел, как Финчер побледнел.
  
   Затем последовало стремительное движение, Пул потянулся за MP-5, который ждал его, когда камера дернулась, направляясь к дверям фургона. Экран снова вспыхнул, разрешился, и теперь изображение прыгало вверх и вниз, и Крокер мог видеть Пула и двух других солдат SAS, мчащихся по улице, то сворачивая между зданиями, то ускоряясь, то замедляясь. Они добрались до двери, двое солдат заняли позиции у входа, а тот, что был с камерой, прорвался внутрь, а Пул бросил первую гранату, и звук взрыва донесся до них в Операционной, приглушенный динамиками.
  
   Затем началась стрельба.
  
  
   ГЛАВА 3
  
   Узбекистан-Ташкент-
   проспект Хусниддина Асомова
  
   11 Февраля, 12:13 (GMT+5:00)
  
   Если бы он не был так сосредоточен на преследовании заяц, Чарльз Рисс предположил, что он увидел приближающуюся машину. Но опять же, если бы он увидел приближающуюся машину, Руслан Михайлович Маликов, возможно, никогда бы с ним не связался, так что в целом Рисс полагал, что это более чем компенсировало поцарапанное колено и вывихнутую лодыжку.
  
   Они начали разбег на северо-восточной окраине Ташкента, около десяти утра, к северу от Салорского канала, отправившись в погоню за особо хитрым сукиным сыном из консульского отдела посольства по имени Брэдли Уокер. Оказалось, что его фамилия была более чем вводящей в заблуждение, и с пятнадцатиминутной форой, которую Рисс и двадцать семь других Харриеров из Хэш-Хауса дали Уокеру, он повел их в веселую погоню. В большинстве случаев вы могли рассчитывать на то, что пробег будет завершен примерно через час, так что все могли перейти к более серьезному делу - выпивке.
  
   В большинстве случаев.
  
   Уокеру дали волю, он побежал с мешком муки, чтобы проложить след - или, точнее, проложить ложный след, - а Рисс и другие стояли морозным утром, топая ногами и дуя на руки. Еще через две недели зима закончится, и вернется традиционно умеренный климат Узбекистана, но сейчас было достаточно холодно, чтобы Рисс всерьез задумался о том, чтобы вообще отказаться от участия, просто чтобы он мог вернуться в свой дом на проспекте Рактабоши и забраться обратно в постель. Другой из "Харриеров", присоединившийся к ним из посольства Германии, казалось, прочитал его мысли, пошутив о том, чтобы объявить забег из-за погоды. Рисс посмотрел на север, в Казахстан, и увидел снег на горах.
  
   Началась погоня, стая отправилась в погоню за зайцем, направляясь сначала к Ботаническому саду. Рисс бегал на длинные дистанции в колледже, но бросил его, поступив в Государственный департамент, только для того, чтобы снова заняться этим после того, как встретил Ребекку. Они познакомились в начале его первого назначения в Танзанию, и это было частью их ухаживания, что, как предположил Рисс, было каким-то дарвиновским жестким ритуалом доказательства мужественности. Он дошел до того, что выбрал кольцо и подготовил речь, изучил места в Дар-эс-Саламе, просто чтобы найти подходящее место для предложения.
  
   Затем посольство подверглось бомбардировке, и восемьдесят человек были ранены, а одиннадцать погибли, и Ребекка была одной из этих одиннадцати.
  
   Теперь, когда он бежал, Рисс иногда представлял, что Ребекка бежит рядом с ним, и именно такой он ее запомнил, и это облегчало движение, несмотря на холод. Сегодня он вскоре обнаружил, что ведет стаю. Он показал пять десять, когда снял ботинки, и сто семьдесят восемь на шкале в ванной после душа, одетый только в полотенце, с длинными ногами, которые Ребекка описала как тонкие. Если его немецко-английское наследие и дало Риссу что-то, то это было тело бегуна.
  
   Он бежал, глядя по следу, и прямо перед зоопарком увидел то, в чем был уверен на тот момент, - размазанную стрелку из муки, указывающую ему на северо-запад. Он двинулся дальше, пересекая реку Джахон Обидова, направляясь теперь на северо-запад, вниз вдоль канала Бозсу. Пятна муки появлялись примерно через каждые сто метров, удерживая его на пути, а позади себя он слышал пение и смех стаи. Рисс чувствовал тепло собственного дыхания, когда бежал сквозь облака конденсата, которые он создавал.
  
   Именно тогда, когда он увидел след, указывающий на то, что Уокер пересек канал, Риссу пришло в голову, что эта погоня будет не такой легкой, как он думал.
  
   Час Спустя, объезжая телебашню по северной части Амира Темура, он понял, что Уокер планировал этот забег в течение нескольких дней, если не недель, а также прокладывал ложные маршруты для него. Он развернулся, направляясь на юг по улице Амира Темура, в направлении площади, и как раз в тот момент, когда он пересекал улицу Хусниддина Асомова, BMW пронесся через перекресток, сигналя клаксоном, и, как идиот, Рисс посмотрел на источник звука, вместо того, чтобы убраться с дороги.
  
   И, черт возьми, похоже, что машина собиралась его сбить, поэтому Рисс сделал то, что обычно делают люди в таких обстоятельствах: он нырнул, пытаясь изменить направление движения, с улицы. Он был уверен, что почувствовал, как переднее крыло автомобиля задело его кроссовку, когда он упал, а затем он оказался на земле, пытаясь подняться на ноги, и тогда он подвернул лодыжку и снова упал, на этот раз сильнее, потеряв несколько слоев кожис его колена в качестве бонуса.
  
   Рисс перекатился на спину, сел, обеими руками подтянул правое колено к груди, слыша, как он ругается. Он смутно обрадовался, осознав, что ругается по-узбекски. Позже ему придется черкнуть пару слов ребятам в Арлингтоне, которые сорок четыре недели вбивали ему в голову язык.
  
   BMW остановился, и Рисс увидел, что это была более старая модель, может быть, лет десяти, и водительская дверь открылась, и из-за руля вышел человек, выглядевший обеспокоенным, спрашивая, все ли с ним в порядке. Первой мыслью Рисса было, что забавно, что его ударил человек, который выглядел точно так же, как сын президента Маликова.
  
   "С тобой все в порядке, ты можешь встать?" - спросил его мужчина, наклоняясь, чтобы взять Рисса за плечи. "Ты можешь стоять?"
  
   "Все в порядке", - сказал Рисс. "Со мной все в порядке".
  
   "Я не видел, чтобы ты так бежал, мне очень жаль. Ты уверен, что с тобой все в порядке?"
  
   Рисс кивнул, пытаясь придумать, что сказать дальше. Он не был шпионом, он не был одним из оперативных сотрудников Тауэра, он был заместителем главного политического офицера Миссии США в Узбекистане, которого чаще всего называют полофф. Он прошел базовую подготовку по ремеслу, в основном по безопасности, способам обеспечить свою безопасность, способам определить, является ли он мишенью. Но когда пришло время раздавать плащи и кинжалы, задачей Рисса было оставаться в посольстве и держаться подальше. Даже работа с Диной Маликовой была натяжкой, на которую он взялся только по просьбе своего посла.
  
   Он не был шпионом, но он знал, что это такое, и он был достаточно быстр, чтобы понять, что если Руслан Маликов пытался тайно связаться с ним на следующий день после того, как тело его жены было найдено за пределами Чирчика, скорее всего, за ними обоими следили.
  
   Рисс позволил Маликову помочь ему подняться на ноги, морщась, когда он пытался перенести часть своего веса на лодыжку. Боль пробежала по верхней части его стопы, как колючая проволока, и он зашипел. Маликов положил одну руку ему на поясницу, чтобы поддержать его.
  
   "Вам нужна больница? Я могу отвезти тебя в больницу".
  
   "Нет, я думаю, со мной все будет в порядке". Рисс попробовал еще раз, осторожно ступая и стиснув зубы, и обнаружил, что если он слегка повернет ногу внутрь, боль будет не такой сильной. Руки Маликова оторвались от него, и Рисс в порядке эксперимента заковылял.
  
   "Ты уверен?"
  
   "Все в порядке", - сказал Рисс. "Действительно, все будет хорошо. Просто нужно немного льда. Я разберусь с этим, когда вернусь домой ".
  
   Маликов изучал его, как будто пытаясь распознать истинность заявления, затем кивнул и обошел BMW, вернувшись к водительскому месту. Не говоря больше ни слова, он сел за руль, захлопнул дверцу и тронулся с места, снова влившись в поток машин на авеню.
  
   Рисс поморщился, снова выругался, громче, в основном для тех, кто мог слышать. Он должен был предположить, что за ним сейчас наблюдают, даже если он не мог видеть наблюдателей, даже если он, возможно, был скорее параноиком, чем благоразумным. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что дальше ему нужно делать именно то, что он делал раньше, и он заковылял обратно на улицу, и следующие три минуты потратил на то, чтобы поймать такси, которое отвезло бы его в отель Meridien, недалеко от площади Амира Темура.
  
   Оказавшись в такси и в пробке, Рисс откинулся на спинку сиденья и потянулся за спину, туда, где Маликов засунул записку за пояс своих спортивных штанов. Это был маленький квадратик бумаги, сложенный в несколько раз, и его легко было спрятать в ладони, что Рисс и сделал, наклонившись вперед, чтобы проверить свою больную лодыжку. Он сунул бумагу в носок.
  
   Такси высадило его у отеля, и он, прихрамывая, поднялся по ступенькам в вестибюль, где обнаружил, что остальные уже там, в баре, с зайцем, который теперь был пьян почти до невозможности. Лидия Стрейт, пресс-атташе посольства, увидела его и, таким образом, инициировала первый раунд перебранки.
  
   "Чак! Ты сделал это!"
  
   Последовали насмешки.
  
   Рисс показал Лидии средний палец и взял предложенное пиво из несколько рассеянной хватки Уокера. Он выпил его во время исполнения "Реальной истории острова Гиллигана", затем начал второй, присоединившись к традиционной версии "Rocket Man" Элтона Джона, прежде чем извиниться и уйти в туалет. Сначала он воспользовался раковиной, включил воду, чтобы вытереть пот с лица и грязь с рук, затем намочил бумажное полотенце, чтобы вытереть ободранное колено. Когда он закончил, единственный посетитель в мужском туалете ушел, и Рисс перешел в туалетную кабинку, где сбросил штаны, сел на унитаз и только тогда достал записку.
  
   Это было написано по-английски, что удивило его, все аккуратными заглавными буквами, старательно нанесенными на бумагу.
  
  
   ЧАРЛЬЗ-
  
   Я ЗНАЮ, ЧТО МОЯ ДИНА ДЕЛАЛА ДЛЯ ВАС И ВАШЕГО ПОСЛА, И ЗА ЭТО МОЮ СЕСТРУ УБИЛИ.
  
   МОЙ ОТЕЦ БОЛЕН, И ЭТО НЕНАДОЛГО. ПРАВИТЬ БУДЕМ МЫ С МОЕЙ СЕСТРОЙ. ТЕПЕРЬ Я ТВОЙ МУЖЧИНА. Я ХОЧУ, ЧТОБЫ МОЯ СТРАНА БОЛЬШЕ ПОХОДИЛА НА ВАШУ. Я СДЕЛАЮ ВСЕ, ЧТО ПОТРЕБУЕТСЯ.
  
   МОЯ СЕСТРА ЗНАЕТ ОБ ЭТОМ И СКОРО ПОПЫТАЕТСЯ МЕНЯ УБИТЬ.
  
   Я СДЕЛАЮ ВСЕ, ЧТО ПОТРЕБУЕТСЯ.
  
  
   Записка была без подписи, и Рисс решил, что это потому, что подпись не имела большого значения. Он прочитал это еще раз, медленнее, просто чтобы убедиться, что понял, о чем идет речь, затем поднялся на ноги, натягивая штаны. Он спустил воду в туалете и использовал шум воды, чтобы скрыть шум рвущейся бумаги. Он подождал, пока унитаз снова наполнится, бросил осколки в унитаз и спустил воду во второй раз. Когда миска снова наполнилась грязной водой, он вышел из кабинки, с облегчением увидев, что он все еще один в ванной.
  
   Рисс вернулся в бар как раз вовремя, чтобы выпить еще и исполнить второй припев "Положи свои бедра мне на плечи", а затем спел самую непристойную версию "Rawhide", которую он знал, в дуэте с Лидией. Они были на третьем куплете, когда руководство вежливо попросило их уйти.
  
   Он взял такси до дома, принял душ, переоделся, а затем позвонил в резиденцию с домашнего телефона. Линия была проверена сотрудниками службы безопасности посольства всего три недели назад в рамках их стандартной оценки, и Рисс был настолько уверен, насколько мог, что она не прослушивалась. Тем не менее, когда посол вышел на связь, он держался неопределенно, спрашивая, когда будет подходящее время, чтобы встретиться с ним.
  
   "Это то, о чем я думаю?" Посол Гаррет спросил его.
  
   "Да, сэр".
  
   "DCM устраивает ужин сегодня вечером в своей резиденции для пары членов DPM, включая этого ублюдка из Министерства внутренних дел, Ганиева. Приходи поздно, Чак. Приходят очень поздно. Час волка".
  
   "Час волка", - согласился Рисс.
  
  
  
   "Как?" - Спросил посол Гаррет.
  
   "Они сварили ее до смерти", - ответил Рисс. Он попытался сделать заявление просто фактическим. Он потерпел неудачу.
  
   "Иисус Христос". Гаррет провел широкой ладонью по лицу, стирая сон с глаз. "Господи Иисусе, она его невестка, она замужем за Русланом, и Маликов позволил СНБ поймать ее на удочку?"
  
   "Министерство внутренних дел утверждает, что это была "Хизб-ут-Тахир"".
  
   "Я знаю, что они утверждают. Иисус Христос".
  
   "Да, сэр".
  
   Посол закрыл глаза, затем снова открыл их. "Она отказалась от тебя. Если они пытали ее, она тебя выдала".
  
   "Я думаю, что это безопасное предположение, да, сэр".
  
   "Когда вы в последний раз встречались с ней?"
  
   "На втором, так что прошло уже девять дней. Именно там я получил видеозапись ".
  
   Гаррет нахмурился, вспомнив запись. "Почему они убили ее?"
  
   "Это могло выйти из-под контроля. Они не очень деликатны в таких вещах ".
  
   "Но они могут быть, Чак, они могут быть. Они могли бы все исправить, чтобы получить то, что хотели, а затем отправить ее обратно домой ".
  
   "Она бы рассказала своему мужу".
  
   Гаррет посмотрел на него, задумчиво наморщив лоб. "Может быть".
  
   "Ты думаешь, в этом есть что-то еще?"
  
   "Я думаю, что Дина Маликова была жива в четверг, мертва к пятнице, а сегодня, в субботу, ее муж договорился о встрече с вами, чтобы сказать, что он хочет поиграть в мяч. Выбор времени заставляет меня нервничать ".
  
   "Из его записки у меня сложилось впечатление, что он некоторое время искал возможности, сэр", - сказал Рисс. "Смерть Дины, возможно, послужила толчком, который ему был нужен, чтобы сделать этот шаг".
  
   "Возможно, именно поэтому они убили ее в первую очередь. Если это сделал старик."
  
   Рисс услышал сомнение в его голосе. "Ты думаешь, это была Севара?"
  
   "Я думаю, Севара хочет корону, Чак. И если Маликова действительно находится на последнем издыхании, она, возможно, пытается расчистить путь к трону ".
  
   Рисс задумался, наблюдая, как Гаррет переводит взгляд с него на дедушкины часы, размеренно тикающие в углу кабинета. Рот посла сжался в тонкую линию, а затем он положил свои широкие руки на более широкие подлокотники своего кресла, чтобы подняться на ноги.
  
   "Четыре гребаных утра", - сказал он. "Пойдем на кухню. Мне нужно немного кофе".
  
  
  
   В в доме было тихо и темно. Поездка от дома Рисса в центре города до резиденции на окраине Ташкента обычно занимала полчаса, но в три часа ночи Рисс смог добраться вдвое быстрее. Дороги были почти полностью свободны, и он ехал быстро, пытаясь убрать любые возможные хвосты. Он не видел ни одного, но это не придавало ему уверенности в том, что он остался незамеченным. На самом деле это не имело значения; он был известен в посольстве как посланник посла, к большому неудовольствию его непосредственного начальника, политического советника Т. Линдси Макколла. Если Рисса вызвали в Резиденцию в половине четвертого утра, то это было необычно, но не неслыханно.
  
   Рисс последовал за послом по дому, Гаррет попеременно включал свет, чтобы осветить им путь, выключая другие, поскольку они больше не нуждались в них. Рисс задавался вопросом, было ли это мерой безопасности или привычкой. Возможно, он сделал это, чтобы не беспокоить свою жену. Что бы это ни было, Рисс был уверен, что в этом была какая-то цель. По его опыту, было очень мало того, что Кеннет Гаррет, посол Соединенных Штатов в Узбекистане, делал без очень веской причины.
  
   Непосредственный начальник Рисса в миссии, Макколл, самый чопорный и самодовольный европеец, которого Рисс когда-либо встречал на дипломатической службе, постоянно называл Гаррета "Гризли", хотя никогда не был в пределах слышимости посла. Макколл плохо скрывал свое негодование на Гаррета, негодование, порожденное, как предположил Рисс, скорее завистью, чем чем-либо еще. Оба мужчины занимали одинаковое политическое положение в государстве, и Макколл не только имел старшинство, но и родословную, и чувствовал, что Гаррет лишил его законного поста посла. Следовательно, прозвище означало оскорбление высшего порядка.
  
   Но, ковыляя за Гарретом по Резиденции, Рисс думал, что это совсем не так. Шесть футов три дюйма и около двухсот сорока фунтов, все в Гаррете обладало этим медвежьим чувством масштаба и сдержанной мощи, от ширины его груди и силы в плечах до толщины каждого из его пальцев. За все время, что Рисс знал его, сначала он служил младшим политическим офицером в посольстве в Санкт-Петербурге. Петербург, где Гаррет был назначен заместителем главы миссии, а теперь, шесть лет спустя, служил его посыльным в Ташкенте, он ни разу не видел, чтобы Гаррет проявлял что-либо, кроме абсолютного, контролируемого спокойствия. Что бы он ни делал, смеялся ли он, отчаивался ли, все это было с той же серьезностью.
  
   Люди недооценивали посла на свой страх и риск, и хотя сам Рисс никогда не слышал, чтобы Гаррет говорил об этом, сотрудникам Миссии было хорошо известно, какого роста может быть этот человек. Ни один новичок в канцелярии в Узбекистане не мог продержаться больше недели, прежде чем услышать печально известную историю "Отвали, сенатор".
  
   Это выглядело примерно так:
  
   Похоже, что Кеннет Гаррет провел год в CENTCOM в качестве политического советника после одного из своих постов в DCM. Его работа заключалась в первую очередь в том, чтобы предлагать политические идеи и советы генералу Энтони Зинни. После Сенткома Гаррет вернулся в Госдепартамент, а затем, в следующем году, был назначен послом в Кувейт Белым домом Клинтона. С точки зрения Белого дома это была решаемая сделка, и даже Сенатский комитет по международным отношениям выглядел так, будто все прошло гладко, как по маслу.
  
   За исключением того, что Комитет, о котором идет речь, возглавлял сенатор Джесси Хелмс, а история Хелмса с Зинни, как описал ее один из коллег Рисса, "определялась раскаленной ненавистью", в результате особенно жесткого противостояния, которое Зинни устроил сенатору после войны в Персидском заливе. После войны Хелмсу пришла в голову не очень блестящая идея обратить иракскую армию в изгнании против Саддама при поддержке ЦРУ в попытке свергнуть диктатора. Этот план страдал от множества мелких и крупных проблем, которых было так много, что генерал Зинни на публичных слушаниях назвал эту идею "Козлиным заливом".
  
   Сенатор был не очень доволен.
  
   К Гаррету, как гласит история, обратился один из сотрудников Хелмса до подтверждения. Сотрудник сообщил будущему послу, что его утверждение будет положительно воспринято, но что во время закрытого слушания Председатель задаст г-ну Гаррету несколько острых вопросов о генерале Зинни. И если бы мистер Гаррет тогда взял на себя смелость, возможно, критиковать суждения и руководство генерала, что ж, это было бы оценено. Конечно, такие комментарии на закрытом слушании были бы небольшой ценой за мистера Гаррет наконец-то получил важную и престижную должность, к которой он стремился на протяжении всей своей профессиональной карьеры.
  
   Согласно истории, Гаррет сделал одну из своих печально известных пауз, которая длилась - в зависимости от того, кто рассказывал историю - от пятнадцати секунд до безбожных двух с половиной минут, прежде чем предложить свой ответ.
  
   "Отвали".
  
   Когда к сотруднику вернулась способность говорить, он сообщил Гаррету, что никаких слушаний по утверждению не будет, пока Председатель не внес предложение о рассмотрении кандидатуры Комитетом, чего, как только что гарантировал мистер Гаррет своим ответом, никогда не произойдет. Потеряна не только эта работа, нет, сэр. Нет должности, требующей утверждения Сенатом. Когда-либо.
  
   Приятно было познакомиться с вами, мистер Гаррет.
  
   С другой стороны, Белый дом Клинтона, узнав о том, что произошло, вознаградил Гаррета за его лояльность должностью в Совете национальной безопасности. И именно в СНБ Гаррет оставался до тех пор, пока Колин Пауэлл не поднялся на борт в качестве S и сам не услышал историю. Не помешало, что Пауэлл и Зинни были близки, и поэтому Гаррет вернулся в Госдепартамент, работая в отделе по борьбе с терроризмом ... должность, которая стала эпицентром политической вселенной всего несколько месяцев спустя.
  
   История понравилась Риссу по ряду причин, но в основном потому, что у нее был счастливый конец. Хелмс и его крылатые обезьяны из SFRC покинули Хилл, и в тот момент, когда они ушли, Пауэлл подтолкнул Гаррета к получению работы в Узбекистане. Это было до Ирака, но после 11 сентября, и назначение было вторым по важности после миссии в Исламабаде, учитывая ситуацию в Афганистане. Более того, это была награда за преданность, за хорошо выполненную работу, которая поставила Гаррета в очередь на еще большие свершения. После Узбекистана посол мог ожидать, что его следующая должность будет в Турции, или Австралии, или Москве, где ему, черт возьми, заблагорассудится.
  
   Отчасти именно поэтому то, что предпринимал Гаррет, было настолько потенциально опасным. Если это не удастся, это может положить конец карьере посла.
  
   И Рисс даже не хотел думать о том, что это сделает с его.
  
  
  
   "Я хочу, чтобы Руслан был главным ", - сказал Гаррет Риссу. "Он - лучший выбор, который у нас есть, чтобы превратить эту страну в нечто, напоминающее свободное общество".
  
   "Я согласен".
  
   "Проблема в том, что у Руслана не хватает сил, чтобы взять верх, когда его старик пинает его. И прямо сейчас всем в Вашингтоне нравится, как выглядит его сестра. Они думают, что Севара их девушка. Она уже сделала несколько попыток, она показала свою готовность играть в мяч. Что касается старой гвардии в штате, она уже на полпути к власти ".
  
   "Она такая же продажная, как и ее отец", - сказал Рисс. "Она просто более тонко относится к этому".
  
   "Ты не обязан мне говорить", - сказал Гаррет. "Это наследие Киссинджера, Чак. Реалисты смотрят на нее как на человека, который может выполнить свою работу, который будет держать оборону против экстремистов и который продолжит поддерживать войну. И мы не можем потерять Узбекистан, нам нужен канал в северный Афганистан ".
  
   "Мы бы получили все эти вещи от Руслана. Если бы мы поддержали его, мы бы получили все эти вещи, и это было бы лучше для страны, в придачу ".
  
   Гаррет задумчиво изучал его, не говоря ни слова в течение нескольких секунд, и Рисс подумал, что, возможно, он переступил какую-то неизвестную черту. Если бы он разговаривал с Макколлом, он бы никогда не сказал таких вещей, но посол всегда поощрял его высказывать свое мнение. Несмотря на это, Рисс беспокоился, что зашел слишком далеко.
  
   "Эти бывшие ублюдки из КГБ будут ползать по тебе, ты это знаешь?" Наконец спросил Гаррет. "Даже если Дина не выдала тебя, сегодняшний контакт Руслана с тобой гарантирует это".
  
   "Да, сэр".
  
   Посол одарил его легкой отеческой улыбкой, затем повернулся к кофеварке и начал наполнять две чашки. Он протянул Риссу один, затем спросил: "Ты когда-нибудь встречался с Русланом? До сегодняшнего дня, я имею в виду?"
  
   "На вечеринке в честь Дня независимости - их, не нашей. Вот и все".
  
   "По словам Тауэра, Маликов хочет, чтобы контроль над страной оставался в семье, когда он ее пинает. Насколько может судить ЦРУ, он не предпочел одного ребенка другому. Видит Бог, если он не назначит четкого преемника, прежде чем он это сделает, весь ад вырвется на свободу. Может вырваться на свободу в любом случае, даже если он это сделает. DPM съели бы своих детенышей, если бы думали, что это поставит их во главе ".
  
   "Севара замужем за Ганиевым-"
  
   "Да, заместитель премьер-министра внутренних дел, хотя ни для кого не секрет, что именно она руководит министерством".
  
   "Это не все, что она делает", - сказал Рисс. "Были сообщения о том, что она продавала девушек в ОАЭ, что она сформировала и вооружила свою собственную милицию. Мы знаем, что у нее есть своя тайная полиция, свои суды. И мы даже не обсуждаем ее законные - и я использую это слово в самом широком смысле - деловые интересы, от ее компании беспроводной связи до владения чем-то вроде трех спа-салонов и киностудии ".
  
   "В то время как у Руслана есть двухлетний сын, и он только что овдовел".
  
   "Руслан - председатель Конституционного суда, что означает, что он отвечает за написание законов, которые хочет написать его отец. У него есть несколько человек, но это совсем не похоже на то, что собрала Севара. Он никогда так не вел дела".
  
   Гаррет осушил свою чашку и снова посмотрел на часы, на этот раз висевшие на стене рядом с холодильником. Он нахмурился, и Рисс понял по выражению его лица, что посол занимался подсчетом часовых поясов, скорее всего, рассчитывая время в Вашингтоне.
  
   "Придется начать с моих звонков".
  
   "Что ты хочешь, чтобы я сделал?"
  
   "Пока ничего".
  
   Рисс попытался скрыть замешательство на лице. "Сэр?"
  
   "Ничего. Не пытайтесь связаться с Русланом, не подходите к нему близко. Просто делай свою работу, радуй Макколла. Он и так уже думает, что ты проводишь со мной слишком много времени."
  
   "Руслан считает, что его жизнь в опасности, сэр. Если мы ничего не предпримем...
  
   "Полегче, Чарльз. Я не говорил, что не собираюсь ничего делать, я просто сказал тебе пока держаться подальше ". Гаррет снова посмотрел на часы, нахмурившись. "Что такое Лондон, в пяти часах позади нас?"
  
   "Э-э... пять или шесть, я думаю".
  
   "Его еще не будет", - сказал Гаррет, скорее себе, чем Риссу, затем вздохнул. "С меня хватит, Чак. Тридцать лет в высокой дипломатии и так мало времени, потраченного на то, чтобы уберечь людей на земле от пыток до смерти. К черту реальную политику, с меня хватит. Маликов уходит. Так или иначе, он уходит. Мы устраиваем переворот, Чак. Приятный, тихий переворот, и когда он закончится, Белый дом скажет, что мы поступили правильно, даже если они предпочли бы, чтобы мы этого вообще не делали ".
  
   "Если это сработает", - пробормотал Рисс.
  
   "Если это сработает".
  
   Они оставили все как есть, ни один из них не пожелал сказать, что произойдет, если этого не произойдет.
  
  
   ГЛАВА 4
  
   Лондон-Набережная Специй,
   резиденция Пула, Николаса
  
   12 февраля, 1748 часов по Гринвичу
  
   "Я думал, ты приведешь Тамсин ", - сказал Ники Пул после того, как он впустил Чейса внутрь и взял ее пальто. "Ты же не оставил ее в поезде, не так ли?"
  
   Чейс шлепнула себя ладонью по лбу, достаточно сильно, чтобы звук был слышен.
  
   "О, черт", - сказала она. "Я задавался вопросом, что это за чертов рэкет".
  
   Она пожала плечами и усмехнулась, а Пул рассмеялся и спросил ее, не хочет ли она выпить бокал вина перед ужином, сказав, что он открыл сносный французский Сира, который, по его мнению, ей может понравиться. Чейс последовал за ним через квартиру, мимо окон, выходящих на Темзу, под дождь, который лил достаточно сильно, чтобы скрыть вид на Тауэрский мост. Она взяла предложенный им бокал, подняла его к его бокалу, и каждый сделал глоток за здоровье другого, прежде чем Пул опустил спину и вернул свое внимание к салату, который он готовил в качестве закуски.
  
   "Ты хорошо выглядишь", - заметил Пул. "Я думал, ты к этому времени уже совсем свихнулась от материнства".
  
   "Уход за больными - замечательная вещь", - сказал Чейс. "Я думаю, что я вернулся к своему боевому весу, так сказать. Кстати, ты ужасно выглядишь."
  
   "Не выспался прошлой ночью".
  
   "Работа?"
  
   Он слегка покачал головой, не столько в ответ, сколько чтобы предостеречь ее, когда добавил горсть козьего сыра в салат. "Ты знаешь, что я не могу об этом говорить".
  
   Чейс кивнул, сделал еще глоток вина, надеясь, что это успокоит ее любопытство. Ее удивило, как сильно она хотела знать подробности, где он был, что он делал, почему он это сделал.
  
   "Итак, - сказал Пул, меняя тему, - где маленькая прелесть?"
  
   "Я же сказал тебе, я оставил ее в поезде. Я думаю, он уже должен быть в Дувре."
  
   Пул выгнул бровь, глядя на нее, затем посыпал салат нарезанным инжиром, прежде чем полить смесь соусом, который он, по-видимому, приготовил сам. Он поднял салатницу, выбросил запястье вперед, затем назад, ловя зелень, когда она подбрасывалась в воздух.
  
   "Очень модно", - сказал Чейс. "С Тэм все в порядке, она в Барлике, Вэл присматривает за ней. Мы отнимаем ребенка от груди, и будет легче, если меня не будет рядом ".
  
   "Я волновался". Пул поставил миску и начал раскладывать салат по тарелкам. "На мгновение я начал задаваться вопросом, не бросил ли ты ее".
  
   "Приятно знать, что ты такого высокого мнения обо мне, Ники".
  
   "Я действительно очень высокого мнения о тебе, Тара". Он протянул ей тарелку, затем взял свою, взяв бокал в свободную руку. "К столу, пожалуйста. Мы должны съесть его, пока оно не завяло ".
  
   "Слова, которыми стоит жить, если я когда-либо их слышала", - сказала она и последовала за ним на свое место.
  
  
  
   Они хорошо поели, утка по-грессингемски с картофелем с розмарином и свежим горошком. Поначалу разговор был легким, и каждый чаще смеялся, чем нет. Дважды Чейс пытался перевести разговор на SIS и события на Воксхолл-Кросс, и в первый раз Пул позволил ему продолжить, зайдя так далеко, что поделился несколькими кусочками информации, которые были безвредными или, по крайней мере, считались открытыми секретами. Ему нравился их новый заместитель начальника; Кейт все еще охраняла дверь в кабинет Крокера; Ланкфорд завел себе девушку; Барклай продолжал портить жизнь. После того, как он подал яблочный крамбл и кофе, Чейс попробовал во второй раз, многозначительно спросив, как продвигается ее замена, и Пул поставил свою посуду и остановился, едва не уставившись на нее.
  
   "Я не могу говорить об этом, и я не могу говорить о нем, и ты это знаешь, Тара. Так что оставь все как есть, верно? Наслаждайся едой, расскажи мне о своей маленькой девочке, поговори о религии, сексе и политике, если хочешь. Но, пожалуйста, не задавайте мне вопросов, на которые, как вы знаете, я не имею права отвечать ".
  
   Пристыженный, Чейс кивнул. "Мне очень жаль".
  
   "Ты так скучаешь по этому, подай заявку повторно. Крокер забрал бы тебя обратно в одно мгновение ".
  
   "Крокер может гореть в аду".
  
   "Тогда ладно. Может, поговорим о погоде?"
  
   Чейс покачала головой и пропустила это мимо ушей, погрузившись в молчание, когда приступила к десерту. Ужин стал третьим разом, когда она и Пул собрались вместе с тех пор, как она уволилась из SIS восемнадцать месяцев назад. В первый раз он пришел навестить Тэмсин вскоре после рождения, когда Чейс все еще был в больнице, с цветами и добрыми пожеланиями от него и Ланкфорда, сказав только, что он слышал, что теперь ее двое, и он должен был увидеть это сам, прежде чем смог в это поверить. Чейс подозревал, что Крокер сообщил ему о рождении, хотя как он узнал, она не могла догадаться. Это было бы не так сложно.
  
   Второй визит был как раз перед Рождеством. Пул приехал в Барнольдсвик с подарками для Тамсин и Валери и остался у них на ночь, даже зашел так далеко, что приготовил ужин для них троих. Когда он ушел в середине дня на следующий день, Валери сказала Чейсу, что, если она будет умной, она быстро приберет к рукам этого мистера Пула, пока какая-нибудь другая леди не опередила ее, поскольку он будет прекрасным отцом для ее ребенка. Чейс улыбнулся и объяснил, что такое соглашение вряд ли произойдет, поскольку г-н Пул предпочитал романтическую компанию других мужчин компании женщин. Валери переварила это, нахмурившись.
  
   "Гомосексуалист?" - спросила она, чтобы уточнить.
  
   "Набожный".
  
   "Тогда неудивительно, что он так хорош на кухне", - размышляла Валери, а затем ушла, чтобы продолжить заворачивать рождественские подарки.
  
  
  
   Они закончили обедать сразу после восьми вечера, и Чейс остался, чтобы помочь с посудой и убрать со стола. К тому времени, когда все высохло и вернулось на свои места, Чейс мог сказать, что Пул был на полпути ко сну. Что бы он ни сделал, где бы это ни было, это нанесло физический ущерб, она могла прочитать это в его движениях, в выражении его лица, когда он думал, что она отводит взгляд. Он тоже был зол, и она была уверена, что это было связано.
  
   Он поцеловал ее в щеку, прежде чем она вышла за дверь, сказав, что надеется, что они скоро снова будут вместе, и она повторила это чувство, надев пальто и обернув шарф вокруг шеи, спускаясь по коридору, чтобы сесть в лифт и вернуться на улицу. Однако, оказавшись на улице, прогуливаясь под дождем, она признала, что, вероятно, больше никогда его не увидит, на самом деле, что, скорее всего, это был последний раз, когда они когда-либо собирались вместе для светского визита.
  
   Пропасть была слишком велика, поняла она, когда шла к остановке метро, чтобы сесть на поезд обратно в Камден, и каждый раз, когда они были вместе, это только увеличивало расстояние между ними. Это не имело ничего общего с дружбой, не имело ничего общего с уважением или нежностью, которые один испытывал к другому.
  
   Теперь он жил в другом мире, который она покинула по собственному выбору.
  
   Катаясь в метро, с презрением глядя на других пассажиров, ведущих свою второстепенную жизнь, ее поразило, что теперь она такая же, как они.
  
   Она была такой же, как все остальные.
  
  
   ГЛАВА 5
  
   Лондон-Воксхолл-Кросс, офис D-Ops
  
   13 Февраля 09:22 по Гринвичу
  
   День Крокера, когда он мог положиться на это мифическое существо, называемое "рутиной", обычно начиналось в половине шестого утра с жестокого звонка будильника, который послушно будил его после четырех или около того часов сна, которые ему удалось украсть. Он сваливался с кровати и в такие дни, как сегодня, проклинал сквозняк в старом доме, когда холод проникал сквозь ковер на полу. Он больше шатался, чем шел в ванную, и позволял душе закончить то, что начал сигнал тревоги. Он страдал от регулярных головных и регулярных мышечных болей, как в результате напряжения, так и в зависимости от того, насколько тяжелым было его состояние, он оставался под водой от пяти до пятнадцати минут в попытке уменьшить воздействие обоих, прежде чем выйти, чтобы побриться и одеться.
  
   В последнее время его душа бежала в длинную сторону.
  
   Надев костюм, всегда из трех частей, всегда серый или темно-синий, он спускался на кухню и обнаруживал, что Дженни уже там, и она подавала ему его первую чашку кофе за день, и он пил ее, пока они делили быстрый завтрак, хлопья, если было время, кусочекфруктов, засунутых в карман, если их там не было. Крокер пользовался телефоном и звонил в Оперативную комнату, чтобы сообщить дежурному оперативному офицеру, что он направляется в офис. Он целовал свою жену, обещал, что будет дома к обеду, хватал свой правительственный чемоданчик и шел к поезду. Если поездка на работу была легкой, он мог рассчитывать добраться до Воксхолл-Кросс к половине восьмого; если это было трудно, это могло занять его до половины девятого или дольше.
  
   В обычный день Кейт Кук прибыла бы раньше него, достаточно рано, чтобы она могла предложить Крокеру его вторую чашку кофе, когда он входил в свой кабинет, принимая его правительственное дело в обмен. Пока Крокер вешал пальто на шаткую вешалку в углу своего кабинета, Кейт открывала кейс одним из ключей, висевших на цепочке у нее на поясе, и начинала доставать и сортировать те папки и бумаги, которые сопровождали Крокера домой прошлой ночью. На протяжении всего этого она давала непрерывные комментарии, информируя Крокера о любых нерешенных вопросах, которые требовали его немедленного внимания, или фактически о чем-либо, что, по ее мнению, могло бы его заинтересовать.
  
   Крокер усаживался за свой стол, закуривал свою первую сигарету, а затем начинал необходимый, но утомительный процесс проверки стопки отчетов, когда Кейт уходила, оставляя дверь в приемную открытой, чтобы она могла оставаться в пределах слышимости. Крокер просматривал файлы, циркуляры и меморандумы, которые прибыли, пока он отсутствовал, подписывая каждый, когда он уходил, чтобы показать, что он действительно видел и просматривал его содержимое. Стопка всегда готовилась одинаково, с элементами, помеченными как "Срочные" вверху, вплоть до элементов с оценкой "Обычные" внизу.
  
   Чаще всего Крокер обнаруживал множество предметов, требующих его внимания, и кричал, чтобы Кейт вернулась. Следовали диктовки, или указания, или проклятия, или любая их комбинация, и Кейт снова возвращалась к своему столу, чтобы выполнить последнюю серию инструкций. Затем Крокер обращал свое внимание на Ежедневную сводку разведданных, подготовленную его коллегой, директором разведки Саймоном Рейберном. Это, в свою очередь, привело бы к дополнительным инструкциям для Кейт, и часто эти инструкции требовали бы, чтобы надзиратели тем или иным образом присоединялись к нему в его кабинете, чаще используя домашний телефон, чтобы сообщить главе отдела о пожеланиях D-Ops.
  
   В хороший день к тому времени, когда этот конкретный режим был завершен, было бы девять утра. В плохой день это может продолжаться до позднего утра.
  
   То, что произошло дальше, зависело от множества различных переменных. Если бы казалось, что мир ведет себя нормально, Крокер перешел бы в кабинет заместителя начальника, к которому присоединился бы D-Int, и вместе, сидя напротив DC, все трое проанализировали бы события предыдущего дня и спланировали события предстоящего дня. Затем округ Колумбия извинит их и уйдет, чтобы довести этот брифинг до C, оставив Крокера и Рейберна возвращаться в свои офисы для наблюдения за их соответствующими областями. Если намечалась операция, Крокер сначала посещал Оперативный центр, чтобы проверить статус миссии и убедиться, что персонал Оперативного центра был надлежащим образом проинформирован. Затем он возвращался в свой офис и продолжал заниматься там делами, как политическими, так и оперативными. Будут составлены письма, сделаны телефонные звонки и всегда больше встреч. Мелочи разведки во всем ее утомительном великолепии, от бюджетных ассигнований до изменений в протоколах безопасности до корреспонденции, отправленной в ответ тому или иному департаменту или тому министерству.
  
   И так будет продолжаться до тех пор, пока, неизбежно, не зазвонит красный телефон на столе Крокера, и на линии будет дежурный оперативный офицер, его голос мягкий, эффективный, контролируемый, информирующий D-Ops, что где-то что-то произошло, требующее его внимания. Например, номер один в Париже был арестован за приставание к проститутке, или журналист Би-би-си был арестован в Дарфуре по обвинению в шпионаже, или в Москве взорвалась заминированная машина, или директор по глобальным вопросам Министерства иностранных дел был замечен в аэропорту Сан-Паулу, когдана самом деле она должна была отдыхать в Калифорнии, или операция "Заполнить пробел" столкнулась с проблемой.
  
   И Крокер отвечал, в зависимости от того, что было необходимо, отдавая свои приказы, спеша проинформировать DC и C, изо всех сил пытаясь получить одобрение, необходимое для выполнения того, что потребуется дальше. Политика поднимет свою уродливую голову, и начнутся споры, и где-то, где-то в мире, время будет истекать, чтобы сделать то, что нужно было сделать.
  
   Кризисы и многое другое, борьба с кризисами, в конце концов, была его работой.
  
   Если бы все шло хорошо, кризис разрешился бы в короткие сроки, но, конечно, дела редко шли хорошо. Предполагая, что кризис разрешится, Крокер мог рассчитывать на то, что покинет Воксхолл-Кросс в шесть вечера, чтобы еще раз договориться о своей утренней поездке на работу, на этот раз в обратном направлении, неся свой правительственный чемоданчик, заряженный и запертый Кейт, прежде чем он отправил ее домой. Если ему повезет, он приедет и обнаружит, что Дженни приготовила для него ужин, а если ему необычайно повезет, он найдет за столом и своих дочерей - тринадцатилетнюю Ариэль и шестнадцатилетнюю Сабрину. Он звонил по телефону и сообщал дежурному оперативному офицеру, что теперь он дома, затем садился обедать и наслаждался тем небольшим временем, которое мог провести со своей семьей.
  
   Позже вечером, когда дети ложились спать, Крокер открывал свой кейс и просматривал бумаги, которые он принес с собой домой. Он делал заметки, готовил ответы и неизбежно засыпал, просматривая документы, только для того, чтобы его разбудила Дженни и перенаправила в его кровать. Иногда им даже удавалось заняться любовью, прежде чем он снова засыпал.
  
   Это была рутина.
  
  
  
   Понедельник утром рутина продолжалась до тех пор, пока он не добрался до своего офиса, а затем все пошло к черту, как Крокер и ожидал.
  
   "Си хочет, чтобы ты немедленно был в его кабинете", - сообщила ему Кейт, следуя за Крокером из внешнего офиса во внутренний, забирая его кейс.
  
   "Финчер в яме?"
  
   "Пока нет, сэр, нет. Пул и Ланкфорд."
  
   Крокер снял пальто и положил его на стойку. "Сколько раз он звонил вниз?"
  
   "Только дважды. И заместитель шефа тоже, только один раз."
  
   "У нас есть последующее действие Minder One?"
  
   "Это на вершине стопки". Кейт закрыла теперь уже пустой кейс, поставив его рядом с сейфом для документов, который стоял прямо в кабинете Крокера, слева от двери. "KL прошел плохо, я полагаю?"
  
   "Финчер все испортил".
  
   "Неудивительно", - пробормотала Кейт.
  
   Крокер перестал двигаться достаточно долго, чтобы впиться в нее взглядом. "Что это было?"
  
   "Это кажется удивительным", - сладко сказала Кейт, поправляя свою хватку на стопке, которую она взяла из кейса. "Должен ли я сообщить сэру Фрэнсису, что вы поднимаетесь наверх?"
  
   "Если это не доставит вам слишком много хлопот. И, возможно, вы хотели бы также проинформировать заместителя начальника?"
  
   "Я был бы в восторге".
  
   Он подождал, пока она выйдет из комнаты, прежде чем закурить сигарету, взяв первую папку из верхней части стопки, лежащей на его столе. Папка была красного цвета, что указывало на то, что ее содержимое носило оперативный характер, и к ее лицевой стороне был прикреплен лист отслеживания вместе со штрих-кодом. На нем стоял штамп "Совершенно секретно", а на табличке сбоку было написано "При свечах". Согласно листу отслеживания, содержимое в последний раз было получено офисом заместителя начальника в 08:18 тем утром, а "Си" - в 08:44. Кейт подписалась на хранение в 0902.
  
   Крокер выпустил дым и, все еще стоя, открыл папку. В содержании подробно описаны все аспекты операции: при свечах, от conops до реализации, все, что имело какое-либо отношение к миссии. Он быстро пролистал страницы, ища продолжение Финчера. Это должно было быть наверху, самое последнее дополнение к файлу, кроме оценки самого Крокера, написанной в предрассветные часы субботнего утра, после того, как вечер при свечах закончился. Вместо этого он нашел отчет Финчера внизу, две страницы с двойным интервалом, скрепленные вместе, как будто их сунули в папку в последний момент.
  
   Он прочитал, и когда он закончил читать, он выругался, закрыл папку и почти бросил ее на свой стол. Затем он ворвался в приемную, направляясь к двери в коридор.
  
   "Отправляйся в Яму", - сказал Крокер Кейт. "Скажи Пулу, что я хочу его продолжение в Candlelight, и я хочу его прямо сейчас. Я буду в кабинете Си".
  
   Он вышел за дверь, прежде чем она смогла ответить.
  
  
  
   "Я думаю, ты должен нам все объяснить, Крокер. Сэр Фрэнсис Барклай сидел за своим очень большим письменным столом, в своем очень большом кресле, его руки лежали бок о бок почти на столе, его тонкие пальцы едва касались друг друга. Его голос был спокойным, дружелюбным, и он медленно моргнул, глядя на Крокера из-за тонких линз своих очков, и ему даже удалось слегка улыбнуться.
  
   Сидевшая слева от того места, где Крокер стоял лицом к столу, Элисон Гордон-Палмер разогнула, а затем снова скрестила лодыжки, разглаживая свою длинную юбку.
  
   "Это есть в моем отчете", - сказал Крокер.
  
   "Ваш отчет и отчет вашего начальника отдела, похоже, расходятся".
  
   "Глава отдела прикрывает себя".
  
   Левая бровь Барклая приподнялась чуть выше. "Или так и есть".
  
   "Полковник Доусон подтвердит то, что я говорю".
  
   "Он, безусловно, подтверждает факт перестрелки", - сказал Барклай. "Он, конечно, подтверждает, что его солдаты выполнили ваш приказ атаковать ячейку ДЖИ после того, как вы проигнорировали рекомендацию Minder One прервать."
  
   "При всем уважении, сэр, у "Надзирателя-1" нет полномочий отправлять прерывание", - ответил Крокер. "Я знаю".
  
   "Да, это одна из твоих обязанностей".
  
   "Да, сэр".
  
   "Что, в свою очередь, сделало бы вас ответственным за то, что произошло в результате", - сказал Барклай, и его улыбка исчезла. "Шестеро убитых, еще двое раненых при эвакуации, а малазийцы кричат о кровавых убийствах из-за того, что мы вмешиваемся в их суверенные дела. Группа 77 сплотилась вокруг и проводит энергичные протесты в Нью-Йорке и Женеве. Даунинг-стрит смущена, кузены умывают руки от всего этого, и мы выглядим как кучка империалистических дураков, бродящих по Юго-Восточной Азии, проливая кровь везде, где мы можем ее найти ".
  
   "Это была ячейка "Джемаа Исламия", сэр", - натянуто ответил Крокер. "Это было подтверждено. У нас есть дополнительные подтверждения, включая радио- и интернет-перехваты, что та же самая ячейка намеревалась захватить "Мави Доун", когда он входил в Малаккский пролив сегодня утром, а затем загнать супертанкер в гавань Сингапура ".
  
   "Я ничего из этого не оспариваю".
  
   Крокер почти покачал головой, пытаясь скрыть свое удивление. "Сэр?"
  
   "D-Int, как и ЦРУ, подтверждает все, что вы сказали. Это не обсуждается".
  
   "Тогда, боюсь, я вас не понимаю, сэр".
  
   Барклай вздохнул, взглянув на заместителя начальника. Краем глаза Крокер наблюдал, как Элисон Гордон-Палмер снова разгладила юбку. Она нахмурилась.
  
   Барклай перевел взгляд обратно на Крокера, и улыбка снова появилась. "Как долго ты уже работаешь в D-Ops, Пол?"
  
   Крокер увидел это тогда, увидел, как все это развернулось, как знамя на ветру. Он заставил свою челюсть и руки расслабиться. "Семь лет".
  
   "Это довольно долгое время".
  
   "У меня были предшественники, которые оставались дольше".
  
   Барклай глубокомысленно кивнул, принимая это. "Осмелюсь сказать, многие из них слишком затянулись".
  
   "У Финчера не было полномочий объявлять об отмене, сэр, и его действия поставили под угрозу не только Второго наблюдателя и сопровождавших его солдат, но и всю миссию. Мой ответ был уместным и необходимым ".
  
   "Твой ответ породил политическую и дипломатическую неразбериху, Пол". Барклай снова тонко улыбнулся. "Я нахожу довольно ироничным тот факт, что при всем мастерстве игры и высокомерии, которые вы проявили в свое время в качестве D-Ops, то, что в конце концов поставило вас на колени, - это не ваше собственное изобретение, а скорее неудачная последовательность событий, которые могли случиться с любым на вашем месте. положение. Должен признать, я нахожу это весьма ироничным ".
  
   Крокер взглянул на Гордон-Палмер и увидел, что женщина старательно отводит взгляд от Барклая, пытаясь скрыть свой хмурый взгляд. Крокер почувствовал, как его ладони покрылись потом, но был несколько удивлен, обнаружив, что это была единственная физическая реакция, которую он, казалось, демонстрировал, особенно учитывая его теперь жгучее желание перегнуться через стол и задушить сэра Фрэнсиса.
  
   Он сопротивлялся желанию. Ему даже удалось сохранить свой голос вежливым, если не приятным, когда он спросил: "Что вы намерены?"
  
   "Я собираюсь заменить тебя, Пол", - сказал Барклай. "Колин Форсайт, я думаю, хотя я могу выбрать Доминика Барнетта - я еще по-настоящему не решил. Оба способны, и ни один из них не заставит меня беспокоиться о том, что мой D-Ops прячется за моей спиной. Честно говоря, вопрос только в том, какую из них я бы предпочел.
  
   "Что касается вас, вы останетесь исполняющим обязанности директора по операциям до конца месяца, после чего будет назван ваш преемник, и вы освободите свой офис. Если в то время вы захотите продолжить работу в SIS, я уверен, что мы сможем найти для вас подходящую должность где-нибудь в Уайтхолле. Если ты правильно разыграешь свои карты и облегчишь мне задачу, я могу даже зайти так далеко, что отправлю тебя в Штаты. В посольстве в Вашингтоне открывается должность консультанта JIC. Я думаю, вы бы неплохо справились с этой должностью ".
  
   Крокер держал рот на замке, скрывая тот факт, что на мгновение ему пришлось прикусить собственный язык, чтобы заставить себя промолчать. Но даже если бы ему удалось сохранить свой голос спокойным, он не сомневался, что Барклай все прочитал по его лицу.
  
   В ответ улыбка Барклая стала чуть шире.
  
   "Я говорил тебе, что увижу, как ты уйдешь", - сказал он. "Это заняло больше времени, чем я ожидал, но мы здесь, в конце, и я сдержал свое слово. Больше, чем ты можешь сказать, что когда-либо делал для меня ".
  
   "Не совсем в конце".
  
   "Значит, через две недели. И не думай ни на минуту, что я позволю своему вниманию отвлечься от тебя, Крокер. Нет, я буду следить за вами до того момента, пока вы не покинете это здание в последний раз, в этом вы можете быть уверены. Теперь ты можешь идти".
  
   Крокер покинул офис, не сказав больше ни слова.
  
  
  
   Элисон Гордон-Палмер поймал его, когда он входил в лифт, готовясь спуститься обратно на шестой этаж.
  
   "Пол!"
  
   Чего он действительно хотел тогда, так это побыть одному, хотя бы на мгновение, чтобы он мог дать волю ярости, которая сейчас бушевала внутри него. Но заместитель начальника почти бежал, пытаясь поймать его до того, как двери закроются, и в последний момент Крокер протянул руку, чтобы она могла войти и спуститься на лифте вместе с ним.
  
   "Мне очень жаль. Вы должны знать, что я перепробовал все, чтобы отговорить его от этого ", - сказал ему Гордон-Палмер после того, как двери закрылись. "Он с самого начала имел зуб на тебя, Пол. Это событие в КЛ было возможностью, которой он ждал ".
  
   Крокер хмыкнул в знак согласия. Его история с Барклаем уходила корнями в его дни на местах, когда он был молодым вторым помощником в последние дни холодной войны. Он отправился в Прагу, чтобы задержать перебежчика из КГБ по имени Валерий Карпин, но все пошло не так, и Крокер едва избежал смерти. Карпину повезло меньше, его застрелили, когда он висел на колючей проволоке на границе с Австрией. Барклай в то время был главой Station-Prague, и даже сейчас Крокер был убежден, что смерть Карпина была виной Барклая. Как и Финчер, он потерял самообладание, когда это было необходимо больше всего, и, как и Финчер, Фрэнсис Барклай проделала опытную работу, переложив вину за провал операции на чужие плечи.
  
   Барклай, как и многие другие государственные служащие в бесчисленных бюрократических структурах по всему миру, продолжал выживать и даже процветать. Когда сэр Уилсон Стэнтон-Дэвис, предыдущий вице-президент, был вынужден досрочно уйти в отставку в результате инсульта, Барклай занял пост главы SIS с чувством собственного достоинства, от которого у Крокера скрутило живот. Барклай также совершенно ясно дал понять, что сделает все, что в его силах, чтобы убедить Крокера уйти в отставку.
  
   Но до того, как он стал D-Ops, Крокер был Наблюдателем, и этого осталось в его крови больше, чем ожидал Барклай. Крокер окопался. В то время как Барклай возглавлял фирму, Крокер знал, что его возможности для продвижения были ограничены, если не вообще отсутствовали. Его намерением было дождаться ухода Барклая. Он был уверен, что в конце концов нынешний начальник уйдет в отставку, и солнце снова засияет над Оперативным управлением. Все, что ему нужно было сделать, это пережить его.
  
   "Пол?"
  
   Крокер вернулся к настоящему моменту, глядя на заместителя шефа.
  
   "Что ты собираешься делать?" - спросила она.
  
   "Для начала я подумываю об увольнении Финчера".
  
   "Он подаст жалобу, скажет, что это политически мотивировано".
  
   "Он был катастрофой с тех пор, как начал. Он практически искалечил Отдел. Если бы работа не была в КЛ, я бы никогда не послал его ".
  
   "Все равно, если вы его уволите, вы проиграете. Это означает, что ты уйдешь, но Финчер все еще будет здесь. Конечно, плохо для Службы".
  
   "Может быть, я смогу найти работу в Ираке, которую нужно делать", - сказал Крокер. "Возможно, где-то в Суннитском треугольнике".
  
   Элисон Гордон-Палмер позволила себе тихо рассмеяться, прежде чем удивленно покачать головой. Ей было чуть за пятьдесят, стройная, с каштановыми волосами до плеч, в которых было примерно столько же жизни, сколько щетины на обычной метле. Она предпочитала костюмы коричневого или, реже, темно-бордового цвета и избегала пользоваться косметикой, если только ее не заставляли ходить по коридорам Уайтхолла по делам SIS. Что касается Крокер, то она была вторым по уму человеком в здании - первым был Саймон Рейберн, директор разведки, - и, в отличие от человека, которого она заменила на посту заместителя начальника, Дональда Уэлдона, была достаточно агрессивной для этой работы. Уэлдон по своей природе был осторожен и не склонен к риску, присущему разведывательной работе. Элисон Гордон-Палмер, с другой стороны, понимала, что риск связан с территорией.
  
   Крокер снова, уже не в первый раз, задался вопросом, как получилось, что Фрэнсис Барклай остановила свой выбор на ней как на заместителе шефа. Он был уверен, что работа достанется Рэйберн, и был удивлен, когда ее вместо этого назвали констеблем.
  
   Это было одно из немногих решений, принятых Барклаем, к которому Пол Крокер не мог придраться.
  
   Лифт остановился, двери открылись, и Крокер и Гордон-Палмер вышли, пройдя сквозь группу младших офицеров, которые поспешно расступились, чтобы пропустить их. Их офисы находились на одном этаже, и они шли по лабиринту белых коридоров в тишине. Когда Крокер повернул к своему офису, она последовала за ним.
  
   "Ты хочешь остаться?" - внезапно спросила она его.
  
   Вопрос был неожиданным, и Крокер ответил, не подумав. "Конечно, я, черт возьми, хочу остаться".
  
   Гордон-Палмер слегка кивнула, ее губы сжались в задумчивости. Она подождала, пока он не взялся за ручку двери в приемную, затем тихо сказала: "Секомб собирается позвонить тебе".
  
   Крокер остановился и с любопытством посмотрел на нее, ожидая дальнейших объяснений. Она покачала головой.
  
   "Я рекомендую тебе посмотреть, что ты можешь для него сделать, когда он позвонит, Пол", - сказала заместитель начальника, а затем отвернулась, направляясь в свой кабинет.
  
   Оставив Пола Крокера гадать, что же такого могло понадобиться от него ГНОЮ в FCO, и почему заместитель начальника казался таким уверенным, что он сможет доставить.
  
  
   ГЛАВА 6
  
   Лондон-Уайтхолл. Кабинет сэра Уолтера
   Секомба, постоянного заместителя министра и
   главы дипломатической службы (FCO)
  
   13 февраля, 1559 часов по Гринвичу
  
   Улыбка сэра Уолтера Секомба была широкой и искренней, и он крепко пожал руку Крокера, дважды пожав ее, прежде чем разжать хватку.
  
   "Пол, хорошо, что ты пришел", - сказал Секкомб. "Боюсь, нам нужно поторопиться - я должен присоединиться к моему министру на заседании кабинета в половине шестого".
  
   "Я едва ли мог отказаться от приглашения", - сказал Крокер. "Конечно, не после того, как заместитель начальника сообщил мне, что это произойдет".
  
   "Я надеюсь, она больше ничего не сказала?"
  
   "Только для того, чтобы ожидать вашего звонка".
  
   "Я благодарен, что ты готов потакать мне".
  
   Крокер слегка покачал головой, ошеломленный инверсией. Он не знал, чего Секкомб хотел от него, но был уверен, что он мало что мог предложить ГНОЮ взамен. Секомб снова улыбнулся, во второй раз, как дедушка на его попечении, затем жестом пригласил Крокера пройти дальше в кабинет.
  
   Это была большая комната, похожая на ту, которую Крокер видел много раз прежде, последний раз этим утром в кабинете Барклая. Декор и даже атмосфера помещения были созданы для того, чтобы вызвать в воображении Британию столетней давности, когда слово "империя" писалось с большой буквы "Е" под никогда не заходящим солнцем. Но там, где кабинет Барклая был больше эффектным, чем правдивым, в Секкомбе было все по-настоящему: от глобуса семнадцатого века, покоящегося на подставке из красного дерева, до книжных полок от пола до потолка, заставленных томами в кожаных переплетах с корешками, тисненными сусальным золотом. Ковер под его ногами, несомненно, был шелковым, несомненно, ему было более двухсот лет, и Крокер с болью осознал, что его ботинки все еще мокрые после дождя на улице.
  
   Секкомб продолжил, не оглядываясь, указывая правой рукой на диван и стулья, которые обозначали более общественную зону офиса, указывая, где он хотел, чтобы сел Крокер. Когда Крокер снял пальто, Секкомб подошел к своему столу, собирая там подборку бумаг, прежде чем вернуться и присоединиться к нему. Крокер занял место на диване, а Секомб - на одном из стульев с высокой спинкой напротив.
  
   "Не хочешь ли чего-нибудь выпить, Пол?"
  
   "Нет, спасибо".
  
   "Вы уверены, что не побалуете себя виски? Не после того утра, которое, я уверен, у тебя было?"
  
   Крокер покачал головой. Его не удивило, что Секомб знал о том, что произошло тем утром на Воксхолл-Кросс. Был очень хороший шанс, что Секкомб предвидел это задолго до того, как это сделал сам Барклай. Будучи PUS, Секомб отслеживал все аспекты деятельности Министерства иностранных дел и по делам Содружества, наблюдая за работой не менее пяти генеральных директоров, которые, в свою очередь, руководили всем: от общей обороны и разведки до политического взаимодействия и консульских услуг. Если министр иностранных дел, назначенный премьер-министром, был мозгом Министерства иностранных дел, то Секомб в его должности постоянного заместителя министра - акцент здесь на постоянном - был его нервной системой. Буквально, в FCO ничего не происходило без ведома Секкомба, чаще всего до того, как это происходило.
  
   Крокер знал его как блестящего политика и дипломата, безжалостного и расчетливого. Он вряд ли мог быть другим и выжить в его положении.
  
   Пола Крокера мало кто пугал. Конечно, Фрэнсис Барклай этого не сделала, даже с учетом того, что произошло в этот самый день. Но если бы кто-то подошел близко, Крокер должен был признать, что это был бы сэр Уолтер Секомб. Не имело значения, насколько дружелюбным он казался, сколько напитков он предлагал, сколько раз он мог пригласить Крокера поужинать с ним в своем клубе, Крокер всегда будет относиться к этому человеку настороженно. Как союзник, Секкомб был бесценен.
  
   Как враг, он был бы ужасающим.
  
   Секкомб устроился в кресле, зашуршал бумагами, которые он взял со своего стола, и улыбнулся Крокеру в третий раз, прежде чем, наконец, убрать его.
  
   "Итак, Барклай наконец-то исполнит свое желание", - сказал Секкомб. "Больше никакого Пола Крокера за его спиной".
  
   "Так могло бы показаться".
  
   "Как вы думаете, вы могли бы приспособиться к жизни в Вашингтоне?"
  
   "Если это то, где я приземляюсь".
  
   "Есть определенный престиж, который можно найти в должности у американцев. Это не привлекает? Я мог бы попытаться устроить все так, чтобы тебе нашлось хорошее применение".
  
   "Здесь я нашел лучшее применение".
  
   "Так и есть". Секомб сделал паузу, вздернув подбородок, его глаза сузились, когда он посмотрел на Крокера. "Я не забыл ту историю с Зимбабве, Пол. Вы оказали мне хорошую услугу, и я ценю это ".
  
   Крокер кивнул. Примерно в то время, когда Барклай поднялся до С, Секкомб обратился к Крокеру, чтобы тот проверил человека по имени Дэниел Мвама, который, по словам Секкомба, обратился к Великобритании за помощью в свержении Роберта Мугабе, чтобы занять его место. Секомб хотел, чтобы Мвама проверили быстро и тихо, и призвал Крокера сделать это. Крокер, в свою очередь, поручил эту работу Надзирателям, в то время Тому Уоллесу в качестве первого надзирателя и Таре Чейс в качестве второго надзирателя. Для Крокера это была политически опасная работа, не только потому, что он получил ее во время смены караула в SIS, но и потому, что это требовало от него наличия активных агентов в Англии, что Крокеру было строго запрещено. В конце концов, он дал Секомбу информацию, которую требовал ГНОЙ, и Дэниел Мвама был отправлен собирать вещи.
  
   Секкомб добился желаемого результата и, в свою очередь, защитил Крокера от первоначального натиска Барклая. Эта защита продолжалась до сегодняшнего утра.
  
   "Я уверен, что Элисон спросила вас об этом, но для моих собственных целей я спрашиваю снова", - сказал Секкомб. "Вы хотите остаться D-Ops?"
  
   "Я надеялся когда-нибудь стать заместителем начальника".
  
   "Я не думаю, что Элисон готова двигаться дальше".
  
   "Нет шансов, что Барклай уйдет в отставку?"
  
   "Хм." Секкомб провел пальцем по усам, разглаживая их. "Не добровольно, нет".
  
   "Тогда, да, я бы сказал, что хотел бы остаться директором по операциям, сэр Уолтер".
  
   На этот раз Секомб не улыбнулся. Он медленно кивнул, и Крокер почувствовал перемену в его поведении, скорее почувствовал, чем увидел. Какая бы ловушка ни была расставлена здесь, Крокер только что избежал ее.
  
   "Тогда у меня есть к тебе предложение, Пол", - сказал сэр Уолтер Секомб. "Тот, который я рекомендую вам серьезно подумать о принятии".
  
  
  
  
   ГЛАВА 7
  
   Ланкашир-Барнольдсвик,
   резиденция Уоллеса, Валери
  
   14 Февраля, 14:14 по Гринвичу
  
   Она меняла Тамсин, когда раздался звонок, ее дочь кричала в знак протеста то ли от дискомфорта, то ли от унижения всего этого, и Чейс снова почувствовал невероятное разочарование, пытаясь использовать доводы разума для того, кто не использует и не нуждается в таких вещах.
  
   Не имело значения, что из-за борьбы Тамсин вся процедура заняла в пять раз больше времени, чем должна была; не имело значения, что Чейс пытался, ради Бога, помочь маленькому шумихе. Нет, Тэмсин не хотела лежать на спине на пеленальном столике, и она не хотела, чтобы ее укладывали в подгузник, и она была чертовски уверена, что это ее право, даже ее обязанность - убедиться, что все от Уитс-Мур до городской площади знают об этом.
  
   Телефон, с его дребезжащим звонком, был просто оскорблением, добавленным к травме, и Чейс услышала это, признала это, а затем так же быстро отбросила информацию, потому что она была уверена, что звонок не будет - не мог быть - для нее. Никто не звонил Валери Уоллес, чтобы поговорить с Тарой Чейс. Ни в День Святого Валентина, ни в любой другой день, если уж на то пошло.
  
   Не то чтобы Чейс не пытался вписаться в городскую жизнь. Она была, она действительно была. Она посещала церковные службы, чаепития и светские посиделки, она делала стоическое лицо и говорила все правильные вещи, как для душевного спокойствия Валери, так и для своего собственного. И дело было не в том, что люди были недобрыми, конечно, не после того, как Валери объяснила, что ребенок Чейса был ее внуком, что ее сын умер еще до того, как узнал, что Тара беременна. Эта конкретная трагедия даже заслужила к ней особое уважение, так как друзья и соседи Валери кудахтали в безмятежном беспокойстве.
  
   "Ииии, бедняжка, приходится растить крошку в одиночку".
  
   "Ооо, совсем одна, но хорошо, что она вернулась сюда, правильно воспитала ребенка".
  
   "О да, воспитать хорошую ланкаширскую девушку среди ее собственного народа".
  
   И так далее, и так далее, и так далее.
  
   Но в этом была и жалость, и Чейс не мог этого переварить. Она не хотела, чтобы ее жалели, и не хотела становиться жертвой жалости к себе, и поэтому она стала избегать людей, описывая орбиту своей жизни, которая включала Тэмсин и Валери, и не более того. Когда она выходила, она выходила, толкая коляску, гуляя одна. Она вела свои дела по городу с минимальными взаимодействиями, с минимальными необходимыми любезностями. Она избегала разговоров и контактов; она избегала людей, когда видела, что они приближаются.
  
   Она была той бедной девушкой, которая потеряла отца своего ребенка. Немного отстраненная, немного странная, не неприятная, но лучше пока оставить ее в покое, ты же знаешь, как это бывает. Она заговорит, когда будет готова, когда ее дочь выйдет из дома, крошка приведет мать обратно в мир, и мать последует за ней, чтобы быть уверенной. Просто подожди и увидишь.
  
   Когда Валери просунула голову в спальню, то, пока Чейс натягивал на Тэмсин одежду, она уже забыла, что телефон вообще звонил.
  
   "Это для тебя, Тара", - сказала Валери.
  
   "Что такое? Черт возьми, Тэм, прекрати ерзать!"
  
   "Телефон, дорогая. Я возьму Тэма, а ты иди и ответь на звонок ".
  
   Чейс посмотрел на Валери со смесью замешательства и подозрения, подняв Тамсин к себе на плечо, поглаживая волосы дочери. Теперь это происходило быстрее, мягкое, как шелк, и такое светлое, что казалось почти белым, и всякий раз, когда Чейс обнаруживала, что ее терпение с дочерью на исходе, она гладила волосы Тамсин, пораженная их ощущением, всегда удивляясь тому, как ее ребенок прижимался к ней в ответ.
  
   "Я не выдумываю, дорогая, это действительно для тебя", - снова сказала Валери, почти смеясь над выражением ее лица.
  
   "Кто?"
  
   "Я не узнал его имени. Но он сразу же спросил о вас, довольно вежливо."
  
   Чейс нахмурился, и Тэмсин пошевелилась, реагируя на напряжение, внезапно исходящее от ее матери, уткнувшись лицом в ее плечо с тихим хныканьем. Если бы звонил Пул, он бы так и сказал, и Валери поделилась бы этим. Значит, звонил не Пул, и был только один человек, о котором мог подумать Чейс, который знал, где ее найти.
  
   "Сказать ему, чтобы он позвонил позже?"
  
   Чейс покачала головой, затем неохотно передала Тамсин Валери. Ребенок сопротивлялся, схватив Чейса за волосы, и ей пришлось освободить пальцы дочери, прежде чем она смогла выскользнуть из комнаты и спуститься по узкой лестнице обратно на первый этаж, к телефону в холле. Сзади и сверху она услышала, как Тамсин снова заплакала, а затем затихла.
  
   Чейс поднял трубку и спросил: "Чего ты хочешь?"
  
   "Я в Колне", - сказал Крокер. "Я буду там через пятнадцать минут. Ты можешь встретиться со мной снаружи".
  
   "Я вообще не хочу с тобой встречаться".
  
   " Пятнадцать минут, " повторил Крокер и повесил трубку.
  
   Чейс медленно положил трубку на рычаг, затем несколько секунд смотрел на телефон, размышляя.
  
   С верхней площадки лестницы Валери спросила: "Кто это был, Тара?"
  
   "Никто", - сказал Чейс, а затем добавил: "Мне нужно отлучиться на некоторое время".
  
   Валери поправила хватку на ребенке, переместив ее на бедро, пристально глядя на Чейса сверху, выражение ее лица осушилось, уголки рта сжались. Прошло уже больше года с тех пор, как Чейс жил с ней в одном доме, и за это время они мало говорили о Томе, а о работе, которую они проделали вместе, и того меньше. Но Валери Уоллес не была глупой, и Чейс был уверен, что она давно поняла, по крайней мере, общие черты работы, которую Чейс поделился с ее сыном, если не детали.
  
   "Ты продолжай", - сказала ей Валери. "Нам здесь будет хорошо без тебя какое-то время".
  
  
  
   Крокер удивил ее не потому, что он пришел вовремя, а потому, что он был за рулем красного фургона Volvo, и машине было по меньшей мере десять лет. Она не знала почему, но это казалось ему абсурдным выбором, и когда она забралась на переднее пассажирское сиденье рядом с ним, она сказала ему об этом.
  
   "Это моей жены", - ответил Крокер. "Мы идем туда, где сможем поговорить. Где есть место, где мы могли бы поговорить?"
  
   "Йоркширские долины не так уж и далеко", - ответила Чейс, пристегиваясь. "Хотя я не уверен, что ты хочешь увести меня куда-нибудь подальше от свидетелей".
  
   "Ты собираешься убить меня?"
  
   "По правде говоря, я еще не решил".
  
   "Тогда давайте надеяться, что то, что я должен сказать, не подтолкнет вас к краю", - сказал Крокер.
  
  
  
   Крокер подождал, пока он не свернул на Скиптон-роуд, прежде чем заговорить.
  
   "Ты думаешь, я отправил тебя в Ирак, зная, что ты залетела".
  
   "Ты отправил меня в Ирак, зная, что я беременна", - возразил Чейс.
  
   Крокер покачал головой, щелкнул указателем, сворачивая на одну из более узких полос. День был ясный, холодный, ветреный, и из окон машины Чейсу были видны холмы Ланкашира, красивые дома и деревья, лишенные зимы, из редких труб поднимался дым. В "Вольво" стояла жара, горячий сухой воздух с силой вырывался из вентиляционных отверстий, и им обоим пришлось повысить голос, чтобы быть уверенными, что их услышат.
  
   "Когда я добрался до фермы, меня полностью обследовали", - сказал Чейс после еще одной мили. "Полное обследование, и это включало гребаный забор крови".
  
   "И анализ крови показал, что вы были беременны", - подтвердил Крокер.
  
   "Да", - решительно сказал Чейс. Он понял ее точку зрения.
  
   "Я не видел результатов, пока ты не вернулся из"Красной панды"".
  
   "И это лучшее, что ты можешь придумать? Ты всю дорогу ехал из Лондона, и это лучшая ложь, которую ты смог придумать?"
  
   "Что должно сказать вам, что я совсем не лгу".
  
   "Или что ты не слишком высокого мнения обо мне".
  
   "Если бы это было так, я бы вообще не поехал".
  
   Крокер снова просигналил, поворачивая на пугающе узкую полосу дороги, которая вилась вдоль одного из склонов холма. Сухие каменные стены окаймляли дорогу с обеих сторон, и Чейсу стало интересно, что бы сделал Крокер, если бы они столкнулись со встречной машиной.
  
   "Ты действительно веришь, что я такой ублюдок?" - Спросил Крокер. "Что я не только утаю от тебя эту информацию, но и подвергну тебя опасности?"
  
   "Да", - немедленно ответила она.
  
   "Ну, по крайней мере, мы честны друг с другом".
  
   "Так было не всегда, Пол", - сказал Чейс. "Не поймите меня неправильно. Я имею в виду, я всегда знал, что ты ублюдок, с того момента, как ты привел меня в Секцию. Но я верил, что ты, по крайней мере, наш бастард. Таково было правило, не так ли? D-Ops говорит "лягушка", и надзиратели прыгают, неважно, как высоко, понимая, что вы будете там, чтобы поймать нас, когда мы спустимся. Таково было соглашение. Ты нарушил доверие, и Том умер за это ".
  
   Крокер сердито покачал головой. "Нет, это не мое. У меня более чем достаточно призраков, но Том Уоллес не один из них. Он не один из них, и я не позволю тебе обвинять меня в этом. Ты втянул его в это, не я. Ты обратился за помощью к Тому, а не ко мне ".
  
   "Конечно, я обратился к Тому за помощью! Что еще мне оставалось делать? Ты, блядь, бросил меня! Ты должен был защищать меня, черт бы тебя побрал!"
  
   "Я сделал! Ради Бога, я сделал все, что в моих силах, чтобы ты была в безопасности!"
  
   "В безопасности? Вы собирались продать меня саудовцам!"
  
   "Это был не я!"
  
   Синий "Форд", приземистый и квадратный маленький автомобиль, появился из-за поворота впереди них, и Крокер резко затормозил, вывернув руль, и Чейс услышал, как шины "Вольво" оторвались от асфальта, почувствовал, как машина завибрировала, когда заскользила по гравию. "Форд" проехал мимо, нажимая на клаксон, и Чейс вздрогнул в ожидании неизбежного звука скрежета металла, но его так и не последовало.
  
   "Это был не я", - настаивал Крокер.
  
  
  
   Она в итоге я дал ему указания вокруг Пендлсайда, через Фоулридж, а затем деревни Блэко и Раули, наконец, указав ему на Ньючерч-ин-Пендл. Крокер припарковал их на крутом склоне, и они прошли в гору еще метров сто или около того, к церкви Святой Марии. Чейс открыл ворота, спустился на территорию, окруженную древними надгробиями и плитами. Первое зарегистрированное строительство на этом месте датируется 1250 годом, хотя нынешнее здание, представляющее собой небольшой каменный неф и часовню с приземистой башней, скорее всего, было построено четыре столетия спустя. Церковь и ее территория служили небольшой туристической достопримечательностью, предположительно связанной с печально известными ведьмами Пендла. Девять женщин были повешены в 1612 году, а одна умерла в своей тюремной камере. Двое погибших, как говорили, были похоронены во дворе. Чейс подозревал, что это полная чушь; обе женщины, о которых идет речь, были осуждены за колдовство и, таким образом, объявлены в союзе с дьяволом, никогда бы не были похоронены на святой земле.
  
   На каменной башне был выгравирован маленький странный овал. Называемая Глазом Бога, она, как говорили, была добавлена как защита от ведьм, которые когда-то бродили по близлежащим холмам. Теперь из окна открывался вид на ступеньки, спускающиеся с дороги, деревья и далекий лес Трауден, часть более крупного леса Пендл.
  
   Чейс прошел мимо церкви, наконец, остановившись на траве рядом с одной из выветрившихся могильных плит. Ветер трепал ее пальто и брюки, отчего стало еще холоднее. Позади нее раздался звон открывающейся и закрывающейся зажигалки Крокера, и запах его табака пронесся мимо нее, разнесенный по воздуху ветром. Она бросила курить, как только узнала, что беременна, точно так же, как отказалась от алкоголя, и ей было приятно обнаружить, что близость сигарет Крокера не соблазнила. С тех пор, как родилась Тамсин, она немного выпивала, вино за ужином, иногда виски, но пока это был единственный ее порок, который позволил ей вернуться домой.
  
   "Есть работа", - сказал Крокер.
  
   "Мне не нужна работа. У меня есть работа, я мать Тамсин ". Она повернулась, глядя на него вверх по склону, выражение ее лица вызывало его назвать ее лгуньей.
  
   Крокер прищурился, глядя мимо нее, на ветер, вдаль, и решил продолжить, как будто он не слышал. "Это в Узбекистане, и это должно произойти скоро, в течение недели. Ты следил за новостями?"
  
   Чейс отказался отвечать.
  
   "Вы знаете стратегическую важность", - сказал Крокер. "Вы знаете, что Узбекистан считается важнейшим союзником. Американцы использовали страну как плацдарм для своих операций, работая с узбеками для сбора разведданных об Аль-Каиде, о том, что происходит на севере Афганистана. Они построили авиабазы, разместили войска на земле, всевозможную инфраструктуру и поддержку персонала и операций.
  
   "Вы знаете, что такое права человека. Что случилось с послом Макиннесом".
  
   Она просто смотрела на него, пытаясь противостоять его попытке привлечь ее. Роберт Макиннес был послом Великобритании в Узбекистане, отозванным в конце 2004 года из-за его настойчивости в обнародовании ужасающей ситуации с правами человека в Узбекистане. Он попал в газеты, в частности в The Guardian, с его описаниями применения пыток СНБ. Макиннес открыто осудил как Великобританию, так и США за их молчаливое соучастие в таких преступлениях.
  
   Это врезалось в память Чейса, потому что среди его целей Макиннес указал пальцем прямо на SIS, обвинив Фирму в получении прибыли от сомнительных сведений, полученных во время этих сеансов пыток. Макиннеса отозвали в Лондон после его последней вспышки гнева и выгнали с дипломатической службы в течение недели после его возвращения домой. Последнее, что она читала, бывший посол нанял адвоката и планировал подать в суд на правительство.
  
   "Президент Маликов недолго пробудет в этом мире, Тара", - сказал Крокер. "У старика двое детей, и можно только догадываться, кто из них займет место, когда он уйдет. У меня есть дочь...
  
   "Севара Михайловна Маликова-Ганиева". Она покачала головой, злясь на то, что заглотила наживку, неуверенная, проверяет ли он ее или ожидает, что у него проблемы с памятью. Как бы то ни было, это раздражало. "Сына зовут Руслам Михайлович Маликов".
  
   " Руслан Михайлович, " поправил Крокер. "Примерно четыре дня назад жена Руслана была арестована, подвергнута пыткам и убита, скорее всего, сотрудниками СНБ, возможно, агентами Севары. Мы думаем, что Руслан может быть следующим в списке жертв Севары, что она готовится расчистить путь для баллотирования на должность своего отца ".
  
   "Тогда Руслану, наверное, лучше уйти".
  
   "Да, хорошо, чего вы не знаете, так это того, что у Руслана Михайловича также есть двухлетний сын, Степан Русланович".
  
   Чейс скрестила руки на груди. "Значит, он должен забрать мальчика с собой".
  
   "Ваша задача - вывезти их из страны", - сказал Крокер. "Они оба. Вытащите их и доставьте в целости и сохранности обратно в Англию ".
  
   Она уставилась на него.
  
   "Нам сказали, что Руслан настроен прозападно, что он реформатор в процессе становления. Если вы можете подтвердить и это, тем лучше. Если он будет здесь, мы сможем обсудить возможность переворота, либо против его отца, либо против его сестры, кого угодно, в зависимости от ситуации. Поскольку у вас уже будут рабочие отношения с Русланом, от вас ожидают, что вы также поможете облегчить и реализовать это ".
  
   Чейс продолжал пристально смотреть на него.
  
   Крокер в последний раз затянулся сигаретой, затем бросил окурок, наблюдая, как тлеет огонек в мокрой траве. Из внутреннего кармана пальто он достал большой серый конверт, помятый вдоль с того места, где он носил его, сложенный, во внутреннем кармане. Он протянул конверт Чейсу, который не сделал ни малейшего движения, чтобы взять его.
  
   "На счету в HSBC сто пятьдесят тысяч фунтов", - сказал Крокер. "Это должно покрыть расходы на операцию, все, что может возникнуть. Я также включил протоколы контактов; вы должны сообщать об этом непосредственно мне, а не по официальным каналам. Прилагаемые документы и учетная запись оформлены на имя Карлайл, Трейси Элизабет, ту же личность, которую вы использовали во время Одуванчика, вы помните. "
  
   "Ты перерабатываешь обложку?" Она посмотрела на него, теперь еще более подозрительно.
  
   "Нет никаких оснований полагать, что это было скомпрометировано. Это все еще актуально, все бумаги, вплоть до паспорта ".
  
   "Это было использовано. Это то, что ставит под угрозу это ".
  
   "Не могли бы вы взять этот чертов конверт, пожалуйста?"
  
   "Мне не нужен конверт, Пол. Мне не нужно то, что внутри. Мне не нужна эта работа".
  
   Крокер опустил руку, ветер подхватил конверт, который он держал, и поднял его ввысь, словно пытаясь превратить в воздушного змея. Чейс заметила, как его взгляд скользнул вдоль забора, окаймлявшего переулок, такой же параноик, как и она, опасаясь, что за ними могут наблюдать. Где-то далеко внизу, на склоне холма, они услышали детский смех.
  
   "Больше никого нет", - сказал он. "Это должен быть ты".
  
   "Должно быть еще три других", - ответил Чейс. "Если только тебе не удалось убить их всех, а я видел Ники только в прошлое воскресенье, ты бы чертовски быстро справился с этим".
  
   "Я не могу использовать Хранителей".
  
   "Иди к Ченгу".
  
   "Ченг в Вашингтоне, и это не относится к делу. Меня попросили свести вовлеченные стороны к минимуму ".
  
   "Насколько минимальные?"
  
   "Скажем так, Барклай и ЦРУ не включены в список рассылки".
  
   Порыв ветра подхватил ее волосы, пряди упали ей на глаза, и Чейс убрала их пальцем, заправляя выбившиеся пряди обратно за ухо. "Значит, это несанкционированно. Вы пытаетесь продать мне несанкционированный лифт из враждебного театра военных действий, и вы хотите, чтобы я сделал это, не предупредив ни наших людей, ни американцев ".
  
   "В идеале. Хотя мне сказали, что есть возможность ограниченной американской поддержки, как только вы окажетесь на земле в Ташкенте. Какую форму примет эта поддержка, я не могу сказать ".
  
   "Ты не в своем уме".
  
   "Это не несанкционированный, это неофициальный. У меня есть разрешение на операцию, просто не по традиционным каналам ".
  
   "Насколько высоко?"
  
   "Я не могу сказать".
  
   "Комитет по разведке и безопасности? FCO? На уровне Кабинета министров? Министерские?"
  
   "Я не могу сказать, Тара".
  
   "Но вы говорите мне, что получили одобрение на уровне C или выше, не так ли?"
  
   "Да".
  
   "Ты понимаешь, почему я спрашиваю, не так ли? Потому что я бы не хотел устраиваться на работу только для того, чтобы обнаружить, что меня снова продадут после завершения. Для меня одного раза было достаточно, ты понимаешь."
  
   Она увидела, как губы Крокера слегка скривились в подобии улыбки.
  
   "Я не говорила, что сделаю это, Пол", - предупредила она. "Не волнуйся".
  
   "Ты хочешь это сделать".
  
   "Чтобы я снова стала сучкой Уайтхолла? Нет, спасибо."
  
   "Я буду защищать тебя".
  
   "В прошлый раз у тебя это так хорошо получилось".
  
   "Я буду защищать тебя", - повторил Крокер более настойчиво. "Ты выполнишь свою работу, я верну тебя домой, Тара. Ты снова будешь смотрителем номер один, ты снова будешь главой отдела, вернешься туда, где тебе самое место. Где ты должен быть прямо сейчас ".
  
   "Я должен был бы вернуться в Барлик прямо сейчас, с Тамсин".
  
   "Я надеюсь, что ты убеждаешь себя этой фразой, потому что ты чертовски уверен, что не убедишь меня".
  
   "Только не говори мне-"
  
   "Речь идет не о любви", - перебил Крокер. "Конечно, ты любишь ее, ты ее мать. Но ты умираешь по дюймам здесь. Ты ненавидишь это, и ты ненавидишь себя за то, что хочешь вернуться в Лондон и вернуться к работе. Но тебе нужно вернуться к работе, и мы оба это знаем, так что, возможно, тебе пора перестать притворяться ".
  
   Чейс снова покачала головой.
  
   "Я знаю, Тара". Он понизил голос, говоря медленнее, более тщательно подбирая слова. "Я понимаю, я действительно понимаю. Я был воспитателем Один с женой и двумя детьми; поверьте мне, я знаю. Ты не бросаешь ее, ты не предаешь ее ".
  
   Чейс сглотнул и отвернулся. На северо-востоке над вершиной холма собирались тучи, таща за собой завесу дождя.
  
   "Ей даже года нет".
  
   "С ней все будет в порядке".
  
   Чейс услышала шорох пальто Крокера, знала, что он снова протягивает ей конверт, могла представить содержимое. Документы и паспорт, файл с фотографиями Руслана-поправка, Руслана-Михайловича Маликова и его двухлетнего сына. Может быть, карта, конечно, двух- или трехстраничный информационный документ, взятый из Разведывательного управления, о том, чего ожидать от Узбекистана, от Ташкента. Варианты и предложения и Трейси Элизабет Карлайл, милая незамужняя девушка из Оксфордшира, которая, вполне возможно, уже была известна миру как сплетение лжи.
  
   "С ней все будет в порядке, Тара", - сказал Крокер. "И ты тоже".
  
   "Я был прав", - сказал Чейс. "Ты ублюдок".
  
   Она взяла конверт.
  
   Предоперационная подготовка
   Захидов, Ахтам Семенович
  
   Итак, Старик, наконец, умирал, и ирония заключалась, конечно, в том, что сейчас было не время. Если бы его тело решило начать подводить его хотя бы на шесть месяцев раньше, все было бы по-другому, до того, как самодовольная пизда жены Руслана начала играть в шпиона. Но нет, как бы президент Михаил Маликов ни ходил, и говорил, и говорил, и одевался как постсоветский государственный деятель, у него было сердце и душа старого коммунистического ублюдка, такого, который будет продолжать жить из чистой воли, из чистой злобы, отказываясь от смерти с чистым возмущением, порожденнымнемыслимо. Смерть, в конечном счете, была окончательным отказом от всей власти, которую Михаил Маликов жадно накапливал всю жизнь.
  
   Но смерти на самом деле было наплевать, и третий сердечный приступ президента за столько лет сделал это совершенно очевидным. Смерть пришла за Михаилом Маликовым, и когда она заберет его, тогда весь ад вырвется на свободу.
  
   Если только Захидов не сможет расставить все по местам. Если только он и Севара не смогут заставить не только президента, но и ДПМ, и американцев увидеть преимущества упорядоченной преемственности. И если Севара сможет убедить своего отца публично заявить, что она должна взять на себя управление в случае его кончины, битва будет выиграна еще до ее начала.
  
   Конечно, должны быть сделаны соответствующие жесты, но ничего необычного, ничего такого, чего не было сделано раньше тем или иным способом. Приход Севары к власти должен сопровождаться необходимыми заявлениями о сожалении и смирении, а также немедленным заявлением о том, что она призовет к всеобщим выборам в конце своего срока, срок, который она завершила сейчас, только по особому распоряжению своего отца. У них, скорее всего, тоже будут выборы, чтобы успокоить американцев и британцев, но это не имело значения. Как и на двух выборах, которые уже выиграл президент Маликов, это тоже было бы формальностью.
  
   На этот раз, размышлял Захидов, возможно, они дадут Севаре немного меньше голосов. В последний раз, когда президент Маликов баллотировался, он "выиграл" должность, набрав более девяноста шести процентов голосов в свою пользу, и это после того, как оппозиционные партии были объявлены вне закона.
  
   Иногда Захидов задавался вопросом, почему президент просто не набрал девяносто девять процентов голосов. Если он собирался быть таким очевидным, что значили еще три процента? Или даже четыре?
  
   Если Севара выиграет, скажем, с шестидесятью пятью процентами, этого будет более чем достаточно. И если они все устроят правильно, это может даже выглядеть умеренно законным.
  
   Итак, это была первая часть, привлечение президента на борт, и Ахтам Захидов должен был признать, что его обращение с Диной Маликовой значительно продвинулось к тому, чтобы это произошло. Вести переговоры было сложно, и Севара предупреждала его об этом.
  
   "Одна вещь, чтобы убрать экстремиста", - сказала она ему, наблюдая за Захидовым, когда он одевался в ногах ее кровати. "Совсем другое дело - убить мать своего единственного внука".
  
   "У вас должны быть дети", - ответил Захидов. "Покажи ему, что его династия может произойти от тебя так же легко, как и от твоего брата".
  
   "Для этого потребовался бы член Дениски. Что, к сожалению, также потребовало бы от него всего остального."
  
   "Наденьте ему мешок на голову".
  
   Севара рассмеялась при этой мысли, затем откинула простыню и подошла к нему на четвереньках. Захидов перестал одеваться, наблюдая за ее приближением, упиваясь ее видом. Севара Маликова-Ганиева была бы красивой, даже если бы не работала над этим, даже если бы не пользовалась услугами спа-салонов, личных тренеров и стилистов. В теплом свете люстры ее кожа казалась блестящей, волосы были насыщенно-рыжими, как лепестки розы, глаза сияли. Они уже дважды занимались любовью, и, наблюдая, как она приближается к нему, как улыбка играет на ее губах, как ее язык касается нижней губы, он снова захотел ее.
  
   Когда она подошла к нему, он заключил ее в объятия, прижался губами к ее губам, целуя ее со всей страстью, со всей любовью, которая у него была, чувствуя взаимность. Она коснулась его щеки, когда их губы разомкнулись, провела лакированным ногтем по его рту.
  
   "Наши дети", - пообещала она. "Наша династия. Со временем".
  
   "Со временем", - повторил он. После того, как она стала президентом, когда Маликова не стало, и помимо заботы о таких вещах, как брак, развод и отцовство.
  
   Она была его самой большой слабостью, и каждый из них знал это. Захидову доставляло слабое утешение знать, что он тоже принадлежит ей.
  
   Секс было так легко достать в худшие времена, а в Узбекистане даже самый низкий чиновник мог утолить эту жажду. Но шлюхи ничего не делали для Захидова, какими бы красивыми, желающими, молодыми и дорогими они ни были. Даже изнасилование жены Руслана ничего не сделало для него; это был просто еще один метод допроса, способ сломить волю сучки, продемонстрировать свою абсолютную власть над ней. По правде говоря, он бы даже не стал беспокоиться, вместо этого предоставив двум или трем своим людям делать с ней все по-своему.
  
   Но Дина угрожала Севаре, и это разозлило Захидова. Более того, Дина боялась его, и поэтому Захидов чувствовал, что важно, чтобы он взял ее, просто чтобы задать правильное направление допросу.
  
   Когда он принес Севаре видеозапись допроса, она попросила его остаться и посмотреть ее вместе с ней. Это возбудило ее, а это, в свою очередь, возбудило его. Она взяла его тогда и там, в кабинете своего мужа в Министерстве внутренних дел, склонившись над столом, оглядываясь на него через плечо.
  
   "Как Дина", - приказала Севара.
  
  
  
   IT не то чтобы американцы не знали, как ведется бизнес в Узбекистане, точно так же это никого не беспокоило - по крайней мере, никого, кто имел значение, - когда посол Макиннес плакал и причитал перед прессой. Конечно, президент Маликов чувствовал недовольство со стороны каждой страны, чувствовал давление, требующее ослабить его хватку, но, в конце концов, все участники понимали ставки. В конце концов, шла война, глобальная война с террором, конфликт, который теперь бушевал по всему миру и который требовал новых правил. Коалиция могла не одобрять то, как СНБ получало разведданные, но неодобрение не мешало ФБР, ЦРУ или SIS использовать их в своих целях.
  
   Но Макиннес и Дина, а теперь и новый американский посол Гаррет - они могут усложнить ситуацию президенту Маликову. Каждый раз, когда выпускалась запись, каждый раз, когда подавался новый отчет о так называемых нарушениях прав человека, давление нарастало и продолжало нарастать, пока кто-то, будь то США или Великобритания, не решил, что что-то нужно сделать. Если не для того, чтобы на самом деле устранить предполагаемую проблему, по крайней мере, сделать вид, что это делается.
  
   Это возмещение чаще всего принимало форму санкций, а это, в свою очередь, означало отказ от обещанной помощи. Только за последние четыре года США удержали более пятидесяти миллионов долларов в виде обещанных средств, и все это во имя поощрения президента Маликова к улучшению его положения в области прав человека. От этого лицемерия Захидову захотелось плюнуть. Как будто американцы не были такими же, как если бы британцы не были такими же. Абу-Грейб, лагерь Рентген и бесчисленное множество других объектов, Захидов был уверен, что все они были одинаковыми. Но когда кто-то указывал пальцем на Америку или Великобританию, кто их санкционировал?
  
   Так же, как и изнасилование Дины Маликовой, это было упражнение во власти, не более того.
  
   В конце концов, деньги снова придут. Узбекистан был слишком важен для войны.
  
   И все это знали.
  
   Но это не спасало самолюбие президента Маликова от ушибов каждый раз, когда его выставляли к позорному столбу в глазах всего мира. Когда Старик увидел доказательство того, что именно Дина Маликова была ответственна за последнюю серию редакционных статей, гневных писем и санкций, когда он услышал, как она говорила о том, как много она дала американцам, это сделало потерю матери его внука намного легче перенести.
  
   Значит, это была мелочь - предположить, что, возможно, его сын все это время знал, чем занимается его жена. Что он, возможно, если не поощрял это, то, безусловно, разрешал это. И если Руслан поощрял это, что ж, причины такого предательства было достаточно легко увидеть.
  
   Севаре, послушной дочери, преданной своему отцу, было трудно произнести эти слова.
  
   "Он хочет заменить тебя, отец".
  
  
  
   Если только это было так просто и так легко. Но Захидов по опыту знал, что Михаил Маликов не дурак. Старик не прожил бы так долго, если бы был. Он знал скрытые мотивы привлечения его внимания к этому инциденту. Он знал, что Севара жаждала его власти так же жадно, как и Руслан.
  
   Потребовалось бы нечто большее, чем простое подозрение, чтобы исправить вознесение.
  
   Но Захидов должен был признать, что это было начало, и начало сильное. До признания Дины Руслан был очевидным выбором, любимцем своего отца, и мужчиной в придачу.
  
   Теперь, по крайней мере, у Севары был шанс получить благословение своего отца.
  
   Остальное, Захидов был уверен, придет со временем.
  
  
  
   Президент Маликов был первой частью. Вторым, более легко управляемым способом, который предпочитал Захидов, были заместители премьер-министров различных ведомств, которые занимали власть по всей стране. Если бы они воспротивились восхождению Севары, это усложнило бы ситуацию.
  
   К счастью, было три простых способа справиться с DPM. Угрозы, которые, как Захидов знал по опыту, срабатывали на удивление хорошо, когда их правильно применяли. Они могут быть доставлены им самим или его агентами. Он предпочитал видео для этой тактики, потому что чувствовал, что движущееся изображение обеспечивает гораздо большую непосредственность и, следовательно, большее ощущение опасности. Для непокорного DPM в затемненной комнате достаточно было двух-трех минут видеозаписи, показывающей любимого человека, супруга, любовника или ребенка, когда человек занимается своими повседневными делами, ничего не замечая. Если требовалось больше давления, какое-то вещественное доказательство, возможно, конкретное украшение или - Захидов нашел это особенно эффективным, если была романтическая привязанность - какое-то нижнее белье. Представлено, чтобы сделать суть совершенно ясной: посмотрите, как близко мы можем подобраться, посмотрите, как вы не можете защитить своего сына / дочь / жену / мать / любовника / друга.
  
   Это был не первый вариант, но если потребуется, он не сомневался в его эффективности.
  
   Вторым вариантом, конечно, были деньги, и это, вероятно, было самой успешной тактикой. Президент Маликов по очевидным причинам заполнил посты в ДПМ людьми с таким же мышлением, и, таким образом, как и президент, их жадность была чрезмерной. Выплаты наличными, переводы на банковские счета в Швейцарии или на Каймановых островах - все это можно было легко организовать, и у Севары были лишние деньги. Для нее это были бы не напрасные расходы, а скорее инвестиции в будущие выгоды. Только за последние два года она заработала что-то около трехсот миллионов американских долларов, используя Министерство внутренних дел для облегчения транспортировки героина из Афганистана в вечно голодные вены Москвы.
  
   С падением талибов на юге мак вернулся с удвоенной силой, и все, что было нужно, - это найти способ доставить его на рынок. Узбекистан, с его уникальным положением, граничащим не менее чем с пятью другими странами, был идеальным перевалочным пунктом. В отличие от своего отца, Севара не испытывала никаких угрызений совести по поводу перемещения наркотиков через страну, и Захидов не сомневался, что она продолжит работать с наркобаронами в Афганистане, когда ее восхождение произойдет.
  
   При обращении с героином существовало только одно правило, и оно было нерушимым, и Захидов сам предложил его Севаре, которая сразу же увидела в этом мудрость. Правило было таким: героин мог попасть в Узбекистан, и он мог покинуть Узбекистан, но он никогда не мог быть продан в Узбекистане. Это было сделано без причины, связанной со здоровьем и благополучием узбеков, а скорее из чистого чувства самосохранения и защиты. Если героин попадет в руки американских солдат, дислоцированных в стране, американцы ответят местью, головной болью, которой Севара, безусловно, не хотела, или, если на то пошло, не нуждалась.
  
   Что, в своем роде, привело к появлению третьего метода борьбы с DPM. Это было, безусловно, самым экономичным и наиболее эффективным, но и самым труднодостижимым.
  
   Если бы американцы поддержали Севару Маликову-Ганиеву в качестве следующего президента Узбекистана, ДПМ выстроились бы в шеренгу, как нетерпеливые солдаты на плацу. Если бы Белый дом поддержал Севару, этого было бы достаточно.
  
   Если.
  
  
  
   Это вот почему февральским утром Ахтам Захидов счел отчет о слежке, который он читал, таким тревожным. После того, как он спросил, почему потребовалось четыре дня - четыре дня! - Чтобы это дошло до него, он вызвал офицера, ответственного за отчет, для разговора с ним. Потребовалось еще сорок семь минут, чтобы найти этого человека, но только три минуты спустя, чтобы получить точную идентификацию по фотографии.
  
   Обеспокоенный Захидов покинул свой кабинет в Министерстве внутренних дел на улице Юнуса Раджабия и быстро направился через весь город к зданию парламента, расположенному на западной стороне национального парка имени Алишера Навои, названного в честь знаменитого узбекского гуманиста и художника, умершего более пятисот лет назад. Захидову потребовалось еще двадцать минут поисков, прежде чем он нашел Севару, запертую на совещании в Государственном таможенном комитете. Он прервал, дважды постучав в дверь конференц-зала, прежде чем войти, и Севара, сидевшая во главе стола, окруженная бумагами, с помощником, стоящим сбоку, резко обернулась на беспрецедентное вмешательство.
  
   Однако, когда она увидела, что это был он, она улыбнулась, и, несмотря на послание, которое он нес, улыбка также подняла его.
  
   "Извините меня, пожалуйста", - сказала Севара и встала из-за стола, в ответ все члены комитета отодвинули свои места и встали. "Нет, садитесь - мы продолжим через минуту".
  
   Захидов придержал для нее дверь, когда она прошла мимо в коридор. Ковер недавно заменили, он был глубокого кроваво-красного цвета, достаточно новый, чтобы слегка прогибаться под ногами. Когда она вышла и оказалась рядом с ним, он взял ее за локоть и повел еще на несколько футов по коридору, убедившись, что их никто не услышит.
  
   "Ахтам? В чем дело?" Беспокойство в выражении ее лица и ее голосе ясно дали понять, что ее первая мысль была о нем.
  
   "Руслан обращается к американцам".
  
   Беспокойство на лице Севары рассеялось, сменившись более острой интенсивностью. "Откуда ты это знаешь?"
  
   "В субботу он попал в автомобильную аварию, и это не было несчастным случаем. Он чуть не задавил одного из мужчин из Американской миссии ".
  
   Она наморщила лоб. "Тот же человек?"
  
   Захидов кивнул. "Чарльз Рисс".
  
   "Они говорили?"
  
   "Согласно отчету моего человека, не более нескольких слов. Но я уверен, что это был не несчастный случай, не на следующий день после того, как было найдено тело его жены ".
  
   "Вы думаете, он передал сообщение?"
  
   "Он должен был".
  
   Севара издала звук, на мгновение прикусив нижнюю губу, когда задумалась, и Захидов молча проклял себя, потому что это заставило его желать ее здесь и сейчас, даже с этой проблемой, даже с тем, что это могло значить для них. Похоже, она тоже это знала, потому что встретилась с ним взглядом, и ее улыбка была неожиданной и довольной.
  
   "Ты выглядишь таким обеспокоенным, Ахтам. Но мой брат дал нам именно то, что нам нужно. Если мы представим моему отцу доказательства того, что он пытается наладить отношения с американцами, моя позиция будет обеспечена ".
  
   "Если только он не перешел к американцам, чтобы обеспечить свое собственное положение".
  
   "С чем? Что у него есть?"
  
   "Ему не понадобится много, если американцы поддержат его".
  
   Ее улыбка исчезла, когда она обдумала его ответ. "Ты все еще наблюдаешь за ним?"
  
   "Трое мужчин. Они из старого КГБ, так что они знают, что делают ".
  
   "Дина - это одно", - тихо сказала Севара, и он мог сказать по ее тону, что она все еще думала, хотя и вслух. "Мой отец мог бы принять это. Но убрать Руслана ... это было бы намного сложнее".
  
   "Не намного сложнее".
  
   "Нет?"
  
   "Нет, если экстремисты взорвут еще одну бомбу на рынке".
  
   "Есть над чем подумать".
  
   "Я могу это устроить".
  
   Она покачала головой. "Нет, пока нет".
  
   "Севья, - сказал Захидов, используя уменьшительное от ее имени, " если Руслан получит поддержку Белого дома, мы не сможем противостоять ему".
  
   "Но он пока не может этого получить, и ему нечего им предложить, кроме своего доброго слова. И американцы больше не поддерживают правителей, основываясь только на обещаниях, которые они дают. Если Руслану нужна их поддержка, потребуется время, чтобы организовать это".
  
   "И пока он организует свою поддержку?"
  
   "Мы устраиваем свои". Она сделала паузу. "Вы имеете дело с посольством, с ЦРУ. Поговорите со своим контактом, убедитесь, что он знает, насколько хорошо я могу занять место своего отца. Дайте понять, что мы - это другой вариант, что Руслан - это только один выбор ".
  
   "А если, сделав это, американцы решат, что они предпочитают вашего брата?"
  
   Севара пожала плечами, затем приподнялась на цыпочки, чтобы коснуться губами щеки Захидова.
  
   "Тогда вы можете получить свою бомбу", - сказала она и вернулась к своей встрече.
  
  
   ГЛАВА 8
  
   Лондон-Холборн, 22 Хай-Холборн,
   город Йорк
  
   15 февраля, 1553 часов по Гринвичу
  
   Оказалось, что Крокер не был полным ублюдок, в этом, помимо документов и счета в HSBC, он также был достаточно любезен, чтобы начать операцию, предоставив Чейсу имя пилота, некоего Джеффри Портера, и контактную информацию для него. Информация о Портере, которую он вложил в конверт, была краткой, но полезной, и Чейс предположил, что это был способ Крокера проявить себя перед ней, это символическое предложение, как будто он говорил: "Да, однажды я тебя трахнул, но на этот раз, видишь ли, я даюу вас впереди путь к отступлению.
  
   Попасть в Узбекистан, в Ташкент, было не так уж и сложно. Были регулярные коммерческие рейсы, и если Трейси Карлайл не могла доставить Чейса так далеко, то его личность была абсолютно бесполезна. Тогда попасть внутрь не было проблемой.
  
   Выбраться снова, с горюющим вдовцом и его двухлетним сыном и Бог знает кем по горячим следам, вот в чем был фокус. Чейс знал момент - абсолютный момент - когда Крокер представил ей операцию, что изгнание будет самой сложной частью. Некоторым утешением было то, что он сам предвидел это и предложил Джеффри Портера в качестве решения.
  
  
  
   Они бы пробыли в Ньючерче большую часть дня, еще час были на церковном дворе, потом гуляли по узким, крутым улочкам маленькой деревни, обсуждая это. Крокер неоднократно подчеркивал, что Чейс должен оставаться вне поля зрения, пока она не вернет Руслана и сына в Англию. Что касается способа извлечения, он оставлял это на ее усмотрение.
  
   "Тихо?" Спросил его Чейс. "Шумно? Тебя это вообще волнует?"
  
   "Если вы можете сделать это тихо, это всегда предпочтительнее. Но я сомневаюсь, что у вас будет такая роскошь ".
  
   Они вернулись в "Вольво" сразу после четырех, когда начался дождь, и он высадил ее в Барлике, в двух кварталах от дома, без десяти пять, сказав ей, что он будет ожидать контакта по завершении операции, как только она вернется в страну. В противном случае между ними вообще не должно было быть никакой связи.
  
   "Удачи", - сказал он.
  
   "В аду тебя ждет комната, ты знаешь это, не так ли?"
  
   "На самом деле это квартира", - сказал Крокер. "Тот, что ниже твоего, я полагаю".
  
   "Вольво" отъехал, оставив Чейса стоять под дождем, в темноте и холоде на краю городской площади. Она смотрела, как его задние фары исчезают за поворотом, затем повернулась и три минуты шла к дому Вэл, заходя в дом сзади, через кухню, ожидая услышать крики Тамсин и Вэл, пытающуюся успокоить ребенка.
  
   Вместо этого в доме было тихо, Вэл сидела в гостиной и смотрела в окно, из которого открывался вид на ее теперь незастроенный сад. В руке у нее была чашка с чаем, и Чейс видел, как от нее поднимается пар. Она задавалась вопросом, через сколько Вэл уже прошла, как долго она ждала.
  
   "Тэм спит", - сказала Вэл без подсказки.
  
   "Маленькое чудо".
  
   "Она немного повизгивала после того, как ты ушел, потом успокоилась". Валери Уоллес повернула голову, а не тело. В углу за ее плечом горела единственная лампа, и свет придавал коже пожилой женщины теплое сияние, превращал серебро в ее волосах в бронзу, а морщины беспокойства на ее лице казались скорее каньонами, чем долинами.
  
   "Когда ты уезжаешь?" - Спросила Вэл.
  
   Чейс колебался. "Первым делом с утра".
  
   "Это то, что ты делал раньше? То, что ты и мой Том сделали, это все?"
  
   Чейс покачала головой.
  
   "Я не прошу подробностей. Я знаю, что это работа правительства - я знаю это, я не дурак - и я также знаю, что это секретно. Я спрашиваю, та ли это работа, вот и все, о чем я спрашиваю ".
  
   "Я не могу сказать, Вэл".
  
   Вэл издала тихий кудахчущий звук и повернулась, чтобы посмотреть на свой мертвый сад, поднимая чашку чая.
  
   "Я не должен отсутствовать слишком долго. Неделя, может быть, две, самое большее."
  
   "Значит, таков был план, Тара?" Спросила Вэл, не глядя на нее. "Ты придешь ко мне и родишь ребенка, а когда придет время и все такое, ты просто вернешься и оставишь меня заботиться о моей внучке? Это был план с самого начала?"
  
   "Боже, нет, Вэл! Никогда, совсем нет". Чейс присела, опустилась на корточки, протянула руку, сначала чтобы коснуться руки Вэл, а затем, подумав об этом, чувствуя себя виноватой, взялась за подлокотник кресла. "Пожалуйста, не думай так. Пожалуйста, не надо".
  
   "Я не знаю, что и думать, Тара".
  
   "Это то, что я должен сделать, вот и все. Тогда я вернусь".
  
   "Это та же самая работа, Тара?"
  
   Ей понадобилась секунда, прежде чем ответить. "Да, это та же самая работа".
  
   "Тогда ты не можешь действительно обещать, что вернешься, не так ли, дорогая?" Вэл повернулась и посмотрела на нее сверху вниз, и каньоны исчезли, разгладились, и выражение ее лица теперь было тем же открытым, понимающим взглядом, который был у нее почти два года назад, когда она обнаружила Чейса косноязычным и испуганным на пороге своего дома. "Я имею в виду, на самом деле, ты вообще не можешь этого обещать, я это знаю. Давайте будем честны хотя бы в этом ".
  
   Чейс пытался найти, что сказать, какой-то способ ответить, который не был бы ложью, не большей ложью, чем те, которые она уже сделала, но не мог. В старом доме, слушая шум дождя снаружи, скрип радиатора в холле, в тепле и темноте, была только правда того, что говорил Вэл, и чувство вины, которое пришло с этим. Это, а также эмоции дня, бессильный гнев, сожаление и боль, и снова чувство вины, все это теперь разрастается в ее груди, как раковая опухоль.
  
   Она начала плакать.
  
   Через мгновение Валери Уоллес запустила руку в волосы Чейс, а Чейс уткнулась лицом в ногу пожилой женщины, и она рыдала, и рыдала, и наверху, в своей кроватке, Тамсин тоже начала плакать.
  
  
  
   Она бы на следующее утро позвонил Джеффри Портеру с железнодорожного вокзала в Лидсе, и после двух гудков трубку сняла женщина с американским акцентом, откуда-то с Юга.
  
   "Я пытаюсь связаться с Джеффри Портером", - сказал Чейс.
  
   "Минутку", - сказала женщина, а затем Чейс услышал ее приглушенный крик, и снова послышался шорох, а затем на линии появился Портер.
  
   "Чем я могу вам помочь?"
  
   "Меня зовут Карлайл", - сказал Чейс. "Мне рекомендовали вас для получения чартера".
  
   "Рекомендуется? Кем?"
  
   "Кто-то, кто знал тебя в Сэндлайне".
  
   Она услышала колебания Портера на линии при упоминании компании. "Сандлайн свернут".
  
   "Да, я в курсе этого".
  
   "О каком уставе мы говорим?"
  
   "Я бы предпочел не вдаваться в подробности по телефону. Можно ли было бы встретиться? Может быть, сегодня днем?"
  
   "Мог бы сделать, я полагаю. Ты знаешь город Йорк? Это паб на Хай-Холборн."
  
   "Я могу найти это".
  
   "Я буду в главном зале в тысяча шестьсот, в том, где на строительных лесах полно винных бочек, кровавые штуки выглядят так, будто вот-вот свалятся на тебя. Я буду сзади".
  
   "Как я узнаю тебя?"
  
   "Спросите своего друга из Сэндлайна", - сказал Портер и повесил трубку.
  
  
  
   Там бы с 1430 года 22 High Holborn был пабом того или иного типа, хотя, очевидно, за столетия он претерпел несколько изменений. Одним из его более поздних воплощений было кафе в конце 1690-х годов, а в результате частичного сноса и реконструкции в конце 1890-х годов каким-то образом удалось сохранить элементы первоначального фасада. Внутри главная комната больше напоминала церковь, чем паб, с высокими потолками и печью странной формы, расположенной в центре пола для обеспечения отопления, что, по-видимому, удалось сделать без помощи какого-либо очевидного дымохода. Длинная стойка тянулась вдоль левой стороны при входе, а над ней, на строительных лесах, стояло несколько винных бочек, каждая из которых легко могла вместить до тысячи галлонов за раз.
  
   Без семи минут четыре пополудни в пабе царило затишье перед бурей. Чуть более чем через час адвокаты, адвокаты и их клиенты хлынут из близлежащих уголовных судов, чтобы заполнить паб и запить остатки дня пивом Сэмюэля Смита. Но сейчас, когда вошел Чейс, здесь было тихо и тепло, и она подумала, что это был тот паб, в котором она, вероятно, хотела бы проводить много времени, когда-то давно.
  
   Чейс остановилась у бара, заказала светлое пиво и поправила ремень на своей сумке, оглядывая зал в ожидании, когда принесут ее напиток. Она насчитала дюжину посетителей пекарни, девять из которых были мужчинами, и, сидя за одним из столиков, похожих на монастырские, она увидела мужчину, которого, скорее всего, звали Джеффри Портер, который потягивал свою пинту. Он был худощавым и ниже, чем она себе представляла, хотя было трудно быть уверенным, когда он сидел. У него были прямые каштановые волосы, слегка редеющие, он носил аккуратно подстриженную бороду и усы, был одет в черную кожаную куртку поверх черной футболки. Он поймал ее взгляд, на мгновение встретился с ней взглядом, а затем снова уставился в свой бокал. Чейс не возражал, что заставил ее, потому что его реакция подтвердила это. Она нашла своего пилота.
  
   Она заплатила за пиво, взяла пинту и села за стол напротив него, сбросив сумку с плеча на скамью рядом с собой.
  
   "Мистер Портер?" - спросила она. "Трейси Карлайл".
  
   "Предположим, если бы я не хотел, чтобы ты меня нашел, я бы надел костюм, хм?"
  
   "Да, это было бы началом".
  
   Портер медленно кивнул, оглядывая ее. Пачка сигарет лежала на столе рядом с огромной пепельницей, и пальцы Портера лениво провели по ней линию.
  
   "Ты знаешь меня по Сэндлайну?"
  
   "Я знаю тебя через человека, который знает тебя через Сэндлайна", - сказал Чейс. "Хотя, как я понимаю, вы теперь управляете собственной службой, International Charter Express?"
  
   "ЛЕД, да. Не та же самая работа".
  
   "Нет. К счастью, я не ищу наемника".
  
   Портер не пытался скрыть своего хмурого взгляда. "Мы не были наемниками. Мы не были ни одним из тех "гражданских подрядчиков", которые летают ночами, ни кучкой неудачников, которые получали удовольствие, лаская SA-80 и играя в солдат, мисс Карлайл. Sandline была частной военной компанией. Мы были настоящими ".
  
   "Я не хотел никого обидеть", - сказала Чейс так искренне, как только могла, даже несмотря на то, что пренебрежение было намеренным, чтобы оценить его реакцию.
  
   Пока ей нравилось то, что она видела.
  
   Портер снова провел пальцем по пачке сигарет, медленнее, задумчиво глядя на нее. "Итак, расскажите мне об этом уставе".
  
   "Это в Узбекистане".
  
   Портер кивнул, выражение его лица оставалось нейтральным. "Сколько пассажиров?"
  
   "Три, только exfil".
  
   "Горячо или холодно?"
  
   "Скорее всего, горячие".
  
   "Насколько жарко? ПЗРК горячий?"
  
   "Я бы так не думал, но это возможно".
  
   "Насколько велика вероятность?"
  
   Чейс покачала головой, не столько отказываясь отвечать, сколько показывая, что не хочет рисковать догадками. "Ты и раньше летал под огнем".
  
   "Ирак, Босния, Сьерра-Леоне". Портер перестал играть с пачкой достаточно долго, чтобы вытащить сигарету и прикурить. "Но если вы знаете меня через человека, который знает меня через Сэндлайн, вы это тоже знаете".
  
   Чейс улыбнулся.
  
   "Где в Узбекистане?"
  
   "Я не знаю".
  
   "Мне понадобятся некоторые подробности. Ташкент?"
  
   "Маловероятно".
  
   "Меня что, встречают в аэропорту, что ли?"
  
   "Нет, это не будет аэропорт, в этом я уверен".
  
   "Значит, вертолет".
  
   "В начале, хотя я сомневаюсь, что один из них вернет нас в Англию".
  
   Портер раздраженно покачал головой. "Возможно, вам лучше просто изложить мне это прямо, и я скажу вам, что нам понадобится. Если только вы сами не пилот и уже не разобрались в деталях?"
  
   "Я разобрался с некоторыми из них." Чейс положила свою сумку на колени, открывая ее. Она достала маленький пейджер из литого черного пластика и положила его на стол между сигаретами и огромной и часто используемой пепельницей. "Это спутниковый пейджер. Вы откидываете лицевую панель, вы найдете маленькую клавиатуру, она будет отправлять сообщения, а также получать их. Сегодня пятнадцатое. Вы включаете его с восемнадцатого, и он остается включенным до двадцать пятого. Это оперативное окно. Когда я буду готов, я сообщу вам координаты GPS для доставки, где-нибудь в Узбекистане. Ты садишься в фургон, берешь на себя меня и двух других пассажиров и возвращаешь нас в Англию ".
  
   "Не в вертолете, я не буду".
  
   "Я не пилот", - сказал Чейс. "Я оставлю подробности вам. Ты можешь это сделать?"
  
   Портер снова затянулся сигаретой, затем последовал за ней затяжкой из своей пинты, и Чейс увидел последовательность, какой она была, выигрывая время, чтобы подумать. Ему не нужно было беспокоиться; если он был из тех, кто соглашается на работу, не рассматривая углы, он с самого начала не подходил для этой работы.
  
   "Если я не получу от тебя известий к двадцать пятому?"
  
   "Если ты не получишь от меня известий к двадцать пятому, работа отменяется, и ты можешь отправляться домой". Чейс слегка наклонился вперед. "Но я оставляю за собой право продлить окно, если это необходимо".
  
   "И вы свяжетесь со мной, если это так".
  
   "Конечно".
  
   Портер нахмурился, все еще обдумывая это, глядя мимо Чейса на остальную часть паба. "Что, если мне нужно будет связаться с вами?"
  
   "Ты не сможешь".
  
   "Если с моей стороны все пойдет плохо?"
  
   "Я настроен оптимистично, что этого не произойдет", - сказал Чейс. "Вы получаете самолет на станции, вы ждете. Я уверен, что вы не в первый раз выполняете такую работу, мистер Портер."
  
   "Эти пассажиры, - сказал Портер, - я имею в виду, кроме вас. Они идут добровольно?"
  
   "Я не уверен, какое это имеет отношение к делу".
  
   "Это имеет отношение к моему гонорару".
  
   "Дайте мне цитату".
  
   "Семьдесят пять тысяч".
  
   "Мы говорим о фунтах?"
  
   "Я похож на американца, по-твоему?"
  
   "Пятьдесят".
  
   "Я должен покрыть расходы - большая часть пойдет на самолет, мисс Карлайл. Мне понадобится вертолет для фургона и эвакуации. Мне нужно будет поддерживать его, готовить и подпитывать. Затем мне нужно будет перевезти вас и ваших ... гостей в другое место, где нам нужно будет пересесть на частный самолет. Мне нужно, чтобы этот самолет был заправлен, разрешен и готов, и я не смогу сесть на него, если буду на станции подготовки, ожидая от вас сигнала "Вперед". Это становится дорого. Не могу сделать это меньше, чем за семьдесят."
  
   "Шестьдесят".
  
   "Мы не в кровавом суде, мисс Карлайл. Семьдесят или ты найдешь другого пилота".
  
   Чейс сделала вид, что борется с цифрой, нахмурив брови. "Значит, семьдесят. Половина авансом, половина по завершении".
  
   "Нет, три четверти авансом, остальное по завершении, и это не считая моих непредвиденных расходов".
  
   "За семьдесят вы можете покрыть свои собственные непредвиденные расходы, мистер Портер".
  
   Он раздавил сигарету, допил остатки пива из своего стакана. "Договорились".
  
   "Дайте мне информацию о счете, и я переведу вам средства первым делом завтра. Сколько времени вам потребуется, чтобы добраться до театра, установить постановочную позицию?"
  
   "Я могу быть на месте и готов к восемнадцатому, не беспокойся об этом". Портер сгреб пачку сигарет, опустил их во внутренний карман пиджака, затем достал ручку из того же кармана. Он отодвинул свой пустой стакан, затем перевернул картонную подставку, на которой он стоял, и нацарапал последовательность букв и цифр. Закончив, он передал его Чейсу, захватив пейджер на обратном пути.
  
   "Я не сдвинусь с места, пока не удостоверюсь, что средства были внесены", - сказал он, убирая пейджер в карман.
  
   "Я и не ожидал, что ты поступишь иначе".
  
   Портер коротко кивнул, затем поднялся на ноги, протягивая руку. Чейс поднялся и подтвердил, что на самом деле он меньше, чем она ожидала, не более пяти футов восьми дюймов. Его рукопожатие было твердым и деловым, и ей понравилось, что он не усилил хватку и не смягчил ее, потому что имел дело с женщиной.
  
   "Тогда до встречи в Узбекистане", - сказал Джеффри Портер.
  
  
   ГЛАВА 9
  
   Лондон-Воксхолл-Кросс, офис D-Ops
  
   15 февраля, 16:11 по Гринвичу
  
   Когда он уехал в Барнольдсвик в начале предыдущего утром единственным человеком, который знал, куда направляется Крокер, была Кейт Кук. Он сказал ей по двум причинам: первая заключалась в том, что, если все пойдет наперекосяк, она будет знать, где с ним связаться; вторая заключалась в том, что, по мнению Крокера, Кейт была почти такой же легкой лгуньей, как и он, и ему нужно было, чтобы она его прикрыла. У нее не было такого опыта в этом, как у него, но она хорошо играла роль послушной служанки, и, если дело доходило до драки, Крокер очень верил в ее способность посмотреть Си в глаза, мило улыбнуться и сказать: "Честно говоря, я не знаю, сэр".
  
   В идеале этого было бы достаточно, за исключением того, что, когда Крокер вернулся в офис в среду утром, первое, что сказала ему Кейт, было: "Си хотел знать, где ты был вчера".
  
   "Что ты ему сказал?"
  
   "Простой наемный раб, не так ли? Я сказал ему, что у тебя были семейные проблемы."
  
   Крокер посмотрел на записку перед ним, на данный момент не видя ее. "Ничего более конкретного?"
  
   "Я подумал, что лучше оставить это расплывчатым, чтобы вы могли заполнить детали".
  
   Крокер хмыкнул. "Хорошо".
  
   Кейт сгребла стопку файлов, которые Крокер уже проверил, затем сделала паузу. "Констебль не знала, где ты, не так ли?"
  
   "Единственным человеком, который знал, где я был вчера, была ты, Кейт". Крокер подозрительно посмотрел на нее. "Почему?"
  
   "Только это C спросил, где ты, а не DC. Я бы подумал, что в первую очередь это будет исходить от округа Колумбия, что именно она будет задавать вопросы ".
  
   "Не беспокойся об этом".
  
   Кейт пожала плечами. "Простой наемный раб. Почему я должен беспокоиться?"
  
   Крокер смотрел, как она выходит из его кабинета, закрывая за собой дверь, и снова обратил свое внимание на открытую перед ним служебную записку, затем оставил ее, повернув свой стул, чтобы посмотреть в окно. Это было стекло с тройным остеклением, покрытое снаружи так, что с улицы окна приобретали легкий зеленоватый оттенок. Пространство между стеклами было заполнено аргоном, чтобы предотвратить подслушивание с помощью направленных лазерных микрофонов. Сами жалюзи были обработаны аналогичным образом и покрыты свинцом, чтобы еще больше предотвратить слежку. Но сквозь прорези в жалюзи было достаточно места, чтобы видеть, а из кабинета Крокера, если позволяла погода, открывался вид на Темзу, на Тейт Британ. Дальше на север, блокированные углом и промежуточными сооружениями, стояли Вестминстерское аббатство и здания парламента, а затем, продолжая путь, офисы Уайтхолла, земли Секкомб.
  
   Кейт была права: это Гордон-Палмер должен был спрашивать о Крокере, а не о С. В обязанности Гордона-Палмера, как заместителя начальника, входило, в частности, следить за ежедневным управлением SIS, оставляя Барклая свободным заниматься более трудоемкими и, возможно,более важная работа по взаимодействию с остальной частью HMG. То, что его искал Си, а не Гордон-Палмер, вызывало беспокойство. Это означало, что Си, как и обещал, пристально следит за Крокером.
  
   Но это не объясняло, почему звонил Барклай, а не Гордон-Палмер. Возможно, предположил Крокер, Гордон-Палмер, занятый в другом месте здания или Уайтхолла, просто не знал, что Крокер в отъезде. Но, даже подумав об этом, он отбросил эту идею. Это была не та вещь, по которой она могла скучать.
  
   Единственный ответ на это, который Крокер мог видеть, на самом деле, заключался в том, что Гордон-Палмер знал, что он в отъезде, и знал почему. И поскольку именно Гордон-Палмер указал Крокеру на Секкомба, отсюда следует вывод, что в какую бы игру ни играл сэр Уолтер Секкомб, ГНОЙ в FCO, Гордон-Палмер играл с ним.
  
   Домофон на его столе зажужжал, и Крокер рефлекторно потянулся к телефону, нажимая кнопку, не глядя. "Что?"
  
   " Вас хочет видеть дежурный номер один, сэр, " сказала Кейт.
  
   Крокер подумал о том, чтобы отказать Финчеру, сказав ему вернуться в Яму, но это просто отсрочило бы неизбежное. "Закатайте его".
  
   Интерком отключился, и Крокер обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кейт открывает дверь для Эндрю Финчера. Она молча вышла, закрыв за собой дверь.
  
   "Сэр", - сказал Финчер.
  
   "Эндрю". Крокер порылся в стопке в своем почтовом ящике и вытащил "Последействие при свечах" из того места, где он держал его внизу стопки, поднял его, чтобы показать Финчеру, прежде чем снова бросить. Папка приземлилась на его стол с мягким, но значительным шлепком. "Объясни это".
  
   Финчер колебался, напрягшись, как будто становясь по стойке смирно. Он был ростом пять футов девять дюймов, среднего телосложения, с рыжими волосами и поблекшими веснушками на лице, одетый в тот же темно-синий костюм Marks & Sparks, который он всегда надевал на работу. Крокер не имел этого против него; при зарплате, которую зарабатывали Смотрители, если бы у Финчера было больше трех костюмов, Крокер был бы удивлен. Сегодняшняя рубашка цвета слоновой кости, галстук такого же темно-синего цвета, как и его брюки.
  
   "Я был взорван, сэр", - сказал Финчер. "Когда я подошел в качестве передовой для ударной группы, я заметил активность на месте и несколько горящих огней, а также часовых, в том числе одного на крыше. Я ... Я решил, что забастовка в то время была невозможна, и удалился, чтобы провести Первую, чтобы сообщить Лондону о моей рекомендации прекратить...
  
   "Я еще не слышал ничего, что указывало бы на то, что тебя действительно надули, Эндрю", - перебил Крокер.
  
   "Сэр, как я заявляю в своем отчете, часовые-"
  
   "В таком случае вы должны были немедленно дать сигнал "вперед". Вместо этого вы самоустранились и еще больше разоблачили себя ".
  
   "Если бы я это сделал, сэр, я бы оставался на открытом месте до прибытия Ударной группы".
  
   Крокер встал, купая Финчера в его взгляде. "Последействие Второго надзирателя отличается от твоего".
  
   "При всем уважении, сэр, Наблюдатель Два не отвечал за разведку".
  
   "У них не было причин знать, что мы придем. Во время забастовки должно было быть практически никакого сопротивления. Как бы то ни было, Ударная группа столкнулась с жестким сопротивлением и была вынуждена преодолеть его, в результате чего местная полиция отреагировала на перестрелку и стала свидетелем вашего ухода ".
  
   "Я в курсе этого, сэр". Финчер не смотрел на него, вместо этого сосредоточившись за плечом Крокера на гравюре с китайским драконом на стене.
  
   "Вы дали им чаевые", - сказал Крокер. "Они заставили тебя отказаться".
  
   "Со всем уважением, сэр-"
  
   "У тебя сдали нервы".
  
   Финчер замолчал, и по выражению его лица Крокер понял, что он был прав, и что Финчер тоже это знал.
  
   "На данный момент вы отстранены от действительной службы", - сказал ему Крокер. "Только административные обязанности. Ожидается, что ты останешься в Яме на случай, если ты мне понадобишься."
  
   "Я глава Специального отдела, сэр".
  
   "И в настоящее время ты все еще можешь называть себя так". Крокер обошел свой стол, прошел мимо Финчера и направился к двери.
  
   "Я уволен, сэр?"
  
   "Если бы у меня был кто-то, кто мог бы заменить тебя, Эндрю, ты бы им стал". Крокер открыл дверь в приемную и краем глаза увидел, как Кейт за своим столом немедленно подняла взгляд. "А теперь убирайся с моих глаз".
  
   Финчер оставался неподвижным чуть дольше, затем слегка кивнул. Крокер посмотрел ему вслед, подождал, пока дверь в холл снова закроется, затем повернулся, чтобы вернуться в свой кабинет.
  
   "Сэр?" - Сказала Кейт.
  
   "Что?" Он перевел на нее взгляд, который он использовал на Финчера.
  
   "Си хочет тебя".
  
  
  
   "Где были ли вы вчера?"
  
   "Чрезвычайные семейные обстоятельства, сэр. Ариэль упала и сломала ногу ".
  
   Барклай моргнул, глядя на него, и Крокер мог видеть, что он пытается проникнуть в ложь. Крокер знал, что это будет не так сложно проверить, но он сомневался, что Барклай найдет время, чтобы его помощник позвонил ему домой, чтобы поговорить с женой Крокера. Даже если бы он это сделал, это было прикрыто. Крокер сказал Дженни, что, если кто-нибудь спросит, Ариэль сломала ногу в результате аварии на велосипеде прошлым утром.
  
   "Мне жаль это слышать", - сказал Барклай через мгновение. "С вашей дочерью все будет в порядке?"
  
   "Мы испугались, сэр, но пока ей нравятся костыли".
  
   "Готовое средство сочувствия".
  
   "Совершенно верно, сэр".
  
   Барклай слегка кивнул, как бы удовлетворяя себя. Крокер ждал, и еще через секунду Барклай указал на стулья перед столом. Это удивило Крокера. Он ожидал, что его уволят, а не пригласят остаться подольше. Он занял кресло.
  
   "Была еще одна тревога ПЗРК", - сказал Барклай через секунду. "На этот раз выходит из Чечни".
  
   Крокер нахмурился. Переносные зенитно-ракетные комплексы - ПЗРК - занимали почетное место на вершине списка кошмаров в борьбе с терроризмом, главным образом потому, что они ставили Запад в неловкое положение в дополнение к их очевидному разрушительному потенциалу. В то время как средства массовой информации сосредоточились на более драматичных сценариях биотеррора и грязных бомб, каждое западное разведывательное агентство оценило угрозу ПЗРК намного выше, как потому, что ее было легче осуществить, так и потому, что, если бы это произошло, это не поставило бы в неловкое положение соответствующие правительства.
  
   Ракеты "Стингер" были ПЗРК. А ракеты "Стингер" довольно щедро раздавались бывшим союзникам США в Юго-Восточной Азии и на Ближнем Востоке задолго до начала Глобальной войны с терроризмом. Произошел GWOT, и аналитики CT в Лэнгли и Лондоне выпрямились в своих неудобных креслах и начали выпускать настойчивые меморандумы и отчеты с резкими формулировками, подробно описывая, что может сделать один член "Джемаа Исламия", или EIJ, или любой другой террористической ячейки, связанной с "Аль-Каидой", с одним изракеты, скажем, в Boeing 777, вылетающий из Хитроу.
  
   Или, если уж на то пошло, С-130 "Геркулес", доставляющий войска в Багдад.
  
   Американцы подарили миру "Стингер", но это была не единственная система ПЗРК. У русских были Grouse и Gremlin; у французов - Mistral; у израильтян - Barak. Было бесчисленное множество других, разной эффективности и доступности.
  
   И у Англии сначала был Javelin, затем Starburst, а теперь, совсем недавно - и гораздо более эффективный - Starstreak.
  
   "Я ничего не видел в daily brief", - сказал Крокер.
  
   "Нет, Саймон просто обратил на это мое внимание", - ответил Барклай. "Пока ничего серьезного, просто шепот, что что-то может произойти".
  
   "Кто-то должен проинформировать русских".
  
   "Если они еще не знают". Барклай слегка покачал головой, как бы прекращая разговор. "Это не то, о чем я хотел с тобой поговорить".
  
   "Нет, сэр?"
  
   "Вы встречались с сэром Уолтером Секомбом".
  
   "У меня была встреча с ним, да, сэр".
  
   "Почему младший директор SIS встречается с Постоянным заместителем министра иностранных дел Полом?"
  
   "Он хотел получить объяснение катастрофы в Куала-Лумпуре".
  
   "Я лично проинформировал Кабинет министров, включая министра иностранных дел и премьер-министра".
  
   Крокер подавил желание пожать плечами. "Сэр Уолтер просил меня о встрече, сэр. Я вряд ли в том положении, чтобы отказать ему."
  
   "Действительно. В данный момент ты вряд ли вообще в каком-то особом положении ".
  
   Крокер ничего не сказал.
  
   "Ранее мы обсуждали ваши будущие перспективы. Я готов назначить вас связным с Вашингтоном, чтобы перевести вас в Штаты. Это не окончательное назначение, Пол, и это сохранит ваши будущие перспективы. Вы можете вернуться сюда в течение двух или трех лет ".
  
   "Я понимаю".
  
   "Но назначение зависит от вашего поведения и производительности, пока не прибудет ваша замена. Как я уже сказал, если вы сделаете этот переход трудным, я отправлю вас на станцию во Внешней Монголии. Почему-то я сомневаюсь, что ваша жена или ваши дочери оценили бы это ".
  
   "Нет, сэр, я не думаю, что они бы это сделали".
  
   Барклай смерил его взглядом. "Тогда подумайте вот о чем. Если вы играете со мной в игру, если вы скрываете от меня информацию, если вы готовите что-то - что угодно, - чего я бы не одобрил, вы не только окажетесь во Внешней Монголии, но и закончите там свою карьеру ".
  
   "Я понимаю", - сказал Крокер.
  
   Барклай покачал головой, как бы говоря, что он сомневается, что Крокер способен даже на это, затем махнул рукой, щелкнув пальцами, как будто пытаясь смахнуть его, как пушинку. Крокер снова поднялся на ноги, пробормотав "спасибо", и направился к двери.
  
   Дойдя до него, Барклай сказал: "Если Секкомб снова свяжется с вами, я хочу знать об этом".
  
   "Конечно, сэр", - ответил Крокер и покинул кабинет Си, чтобы вернуться в свой.
  
   Он провел за своим столом менее двух минут, когда Кейт позвонила ему, чтобы сказать, что только что звонил личный секретарь сэра Уолтера Секкомба, и что ГНОЙ надеется, что D-Ops уделит ему несколько минут в его офисе при первой возможности. Достаточно обнадеживающий, чтобы он был готов прислать за ним свою машину и водителя.
  
   Катафалк мог бы быть лучше, подумал Крокер.
  
  
  
   Секомб начались с любезностей и обычного предложения виски, от которого Крокер снова отказался.
  
   "Итак, где мы находимся, Пол?" Секомб налил себе выпить, плеснув воды в стакан с низким содержанием сахара, чтобы смешать со скотчем.
  
   "К завтрашнему утру у меня должен быть кто-то на месте в Ташкенте", - ответил Крокер. "Оказавшись там, она найдет Руслана и начнет планировать подъем".
  
   "Она?" Секомб повернулся, держа стакан на полпути к губам. "Чейс?"
  
   "Ты помнишь ее".
  
   "Вы использовали ее для проверки Зимбабве, если я помню".
  
   "Да".
  
   Секомб сел в свое мягкое кресло. "Она уволилась".
  
   "Чуть больше полутора лет назад. Вы очень хорошо информированы ".
  
   "Каждый старается быть в курсе событий. Эндрю Финчер заменил ее. С тех пор ты борешься ".
  
   "Я бы не сказал, что борется".
  
   "Ваш заместитель начальника не согласился бы".
  
   Второй раз она появляется в этой комнате, подумал Крокер.
  
   "Сколько времени до того, как Чейс попытается вызвать лифт?"
  
   "Ей понадобится как минимум два дня на земле только для наблюдения, и это после того, как она найдет Руслана. Если она будет действовать быстро и все пойдет по ее плану, она может попытаться подвезти ее уже девятнадцатого, в воскресенье. Но я бы не стал задерживать дыхание ".
  
   "Лучше раньше, чем позже".
  
   "Она знает об этом".
  
   "Вы сами проинформировали ее?"
  
   "Вы очень ясно дали понять, что это должно быть между вами и мной", - сказал Крокер.
  
   "Я сделал".
  
   "И заместитель начальника".
  
   Секомб улыбнулся, допил виски и поставил стакан на книжный столик у своего локтя. Подставка была старинной, из красного дерева, ее поверхность была покрыта зеленым войлоком, а лампа на столе Секкомба бросала радуги сквозь хрустальное стекло.
  
   "Как много она знает?" - Спросил Крокер.
  
   "Ты можешь считать округ Колумбия своим союзником, Пол".
  
   "Не очень хороший ответ".
  
   "Но, я думаю, на данный момент достаточно одной".
  
   Крокер на секунду задумался, затем сказал: "Баркли вызвал меня в свой офис сегодня днем, якобы для того, чтобы узнать, где я был вчера".
  
   "Якобы?"
  
   "Он уклонялся, хотел поговорить о предупреждении о ПЗРК, которое передал D-Int. Но он знал, что я встречался с тобой, и ему это не нравится. Он чувствует, что общение между тобой и сестрой должно проходить через него ".
  
   "Почти в каждом случае это происходит".
  
   "Вот почему у него растут подозрения".
  
   "Хм", - сказал Секкомб. "Тогда, я полагаю, это должна быть наша последняя встреча, пока Чейс не вернется из Узбекистана".
  
   "Возможно, это к лучшему".
  
   "Тогда очень хорошо".
  
   Крокер поднялся со словами: "Значит, если мне нужно что-то передать вам, я должен обратиться к заместителю шефа?"
  
   Секомб рассмеялся.
  
   "Не испытывай свою удачу, Пол", - сказал он. "У тебя их меньше, чем ты думаешь".
  
  
   ГЛАВА 10
  
   Узбекистан-Ташкент -Канцелярия Канцлера США,
   Офис политического советника
  
   16 Февраля, 09:29 (GMT+5:00)
  
   "Куда ты идешь?" Политический консультант Т. Линдсей Потребовал Макколл, когда поймал Рисса на полпути к двери.
  
   "Посол хочет меня видеть", - сказал Рисс.
  
   "Почему?"
  
   "Не сказал".
  
   Лицо Макколла сжалось, как будто оно сжималось от неудовольствия, и это заставило его щеки покраснеть, и у Рисса мелькнула мысль, что это сделало мужчину похожим на гигантский леденец в костюме, долговязый, худой, с большой рыжей головой.
  
   "Ты проводишь с ним слишком много времени", - сказал Макколл. "У тебя здесь есть работа".
  
   Рисс кивнул, но ничего не сказал, ожидая, пока Макколл поймет, что это потому, что больше нечего было сказать, и Макколл никак не мог оправдать то, что заставил посла ждать. Макколлу потребовалось четыре секунды, чтобы прийти к тому же выводу, после чего его лицо, казалось, напряглось еще больше, прежде чем расслабиться.
  
   "Иди", - сказал Макколл. "Но у тебя здесь есть работа, не забывай. Вы должны доставить этот демарш в отношении кандидата от США в Агентство по реализации хлопкового проекта к концу дня ".
  
   "Я подумал, что было бы полезно, если бы я отправил копию резюме вместе с тезисами для обсуждения", - ответил Рисс. "Тогда предложите, чтобы я мог быть доступен, если у них возникнут какие-либо вопросы".
  
   "Мы хотим реагировать на Вашингтон, Чарльз". Снисходительность в его голосе была приторной. "И убедитесь, что у вас есть отчетная телеграмма о встрече на столе посла от COB".
  
   "Да, сэр", - сказал Рисс и выскользнул за дверь, закрыв ее за собой и услышав, как защелкнулся замок. Он прошел пятнадцать футов по коридору до контрольно-пропускного пункта службы безопасности и морского пехотинца, стоявшего там на страже, вставил свой пропуск в считывающее устройство, услышал, как защелкнулись замки на входной двери. Он протолкался, вышел из политико-экономического отдела, прошел через отдел по связям с общественностью и чуть не столкнулся с Лидией Стрейт, когда она выходила из отдела по делам культуры с Эмили Каше, CAO. Он проскочил второй контрольно-пропускной пункт, снова проскочил, глубже в здание, миновал кабинет Начальника тюрьмы, еще больше охранников и еще одну входную дверь, которая вела во владения призраков и шпионов Тауэра. Он никогда не был в этой двери, и никогда не ожидал, что будет.
  
   В последний раз, когда он был дома, он ходил в кино, смотрел какой-то триллер, где секретный агент вел морскую пехоту в веселой погоне по залам то одного, то другого посольства США. Он смеялся так сильно, что слезы текли по его лицу от нелепости всего этого. Забудьте о том факте, что морские пехотинцы, о которых идет речь, были вооружены до зубов винтовками М-16 и М-89, в бронежилетах и начинены гранатами - насколько было известно Риссу, у морских пехотинцев на посту было, возможно, полдюжины видов оружия, и если хотя бы один из них должен был бытьпривлеченные для при активном использовании Gunney, о котором идет речь, потребовалось бы письменное разрешение от всех, вплоть до самого посла - даже вице-президент Соединенных Штатов не мог перемещаться по посольству с такой свободой. В здании были места, которые Рисс никогда не видел и никогда не увидит, и это называлось безопасностью, и так оно и было.
  
   Последний контрольный пункт, на этот раз с еще двумя морскими пехотинцами, и он был в кабинете начальника миссии, ожидая в секретарской. Он не заставил себя долго ждать.
  
   Дверь кабинета Гаррета открылась через минуту после его прибытия, и посол вышел с Аароном Тауэром, оба мужчины выглядели мрачно. Тауэр, как и Гаррет, был крупным мужчиной, возможно, на десять лет моложе, лет сорока пяти, светловолосым и вечно сутулым. Тауэр кивком поприветствовал Рисса, затем снова повернулся к послу.
  
   "Я должен знать больше в ближайшие несколько часов", - сказал Тауэр.
  
   "Держи меня в курсе".
  
   "О, я буду, поверь мне". Тауэр повернулся к Риссу. "Чак".
  
   "Сэр".
  
   Рисс последовал за послом в его кабинет. Насколько Рисс знал, это был самый большой офис в здании, с видом на сад из трех окон, выходивших на территорию канцелярии. Стол был достаточно большим, чтобы вместить компьютер, столовую, телефоны и бесконечный запас бумаг, с креслом для руководителей с кожаной спинкой, в котором посол мог расположиться во время работы. Круглый стол, в настоящее время пустой, стоял в углу. Диван и четыре стула в центре комнаты предназначались для более неформальных встреч. С флагштока в дальнем углу свисал американский флаг, закрепляя необходимую стену славы с фотографиями, История Кеннета Гаррета, охватывающая карьеру в тридцать с лишним лет и пять президентов. Кадры посла с Зинни в CENTCOM и Ельциным в Кремле и с президентом на Air Force One, и другие, лица людей менее известных, но не менее важных в жизни Гаррета. На столе стояли еще две фотографии в рамках: одна - дочери Гаррета на ее свадьбе, вторая - семьи его сына, включая двух внуков Гаррета.
  
   Гаррет пересел за свой стол, нажал на мигающий индикатор на телефоне, прервав ожидающий вызов, затем посмотрел на Рисса.
  
   "Маликов был госпитализирован", - сказал он. "Они говорят, что у него был инсульт сегодня рано утром, но у нас пока нет подтверждения".
  
   Рисс удержался от ругани. "Он может говорить?"
  
   "Мы не знаем, но я был бы чертовски удивлен, если бы он мог".
  
   "Руслан не может этого вынести. Если Маликов уйдет, у Руслана не будет поддержки".
  
   "Я знаю".
  
   "Если он попытается это сделать, это будет ужасно. Это если Севара не попытается убрать его превентивно. "
  
   Гаррет терпеливо смотрел на него, ожидая, когда Рисс перестанет констатировать очевидное.
  
   "Это естественно?" - Спросил Рисс. "Я имею в виду, инсульт?"
  
   "Это возможно, но так же возможно, что старику помогли". Гаррет поколебался, затем добавил: "Это не то, почему я хотел тебя увидеть".
  
   Это было еще большим сюрпризом. "Сэр?"
  
   "Где-то сегодня прибудет женщина по имени Карлайл. Она здесь, чтобы спасти Руслана. Начиная с сегодняшнего вечера, вам нужно нанести удар по отелям. Меридиональные, Межконтинентальные. Свяжись с Карлайл, узнай, что ей нужно, если мы можем помочь. И само собой разумеется, что мы не хотим, чтобы СНБ знала, что вы задумали. Если на то пошло, мы не хотим, чтобы Тауэр или Макколл тоже узнали об этом ".
  
   Рисс покачал головой, безуспешно пытаясь скрыть свое замешательство. "Эта женщина... кто она?"
  
   "Она британка, она здесь, чтобы вытащить Руслана и его ребенка, это все, о чем вам нужно беспокоиться".
  
   "Она СЕСТРЕНКА?"
  
   "Это не имеет значения". Гаррет остановился, прочитав выражение лица Рисса, затем вздохнул. "Прости, я даже больше не могу вспомнить, кому я лгу. Садитесь".
  
   Рисс сидел, озадаченно глядя на посла. Гаррет вздохнул во второй раз, теперь глядя на него более доброжелательно, затем обошел большой стол и сел рядом с ним, повернув свой стул так, чтобы они могли сидеть лицом к лицу. Он понизил голос, когда заговорил.
  
   "После того, как мы поговорили о Руслане, я отправил запрос в State о замене Маликова. И ситуация именно такая, как мы и предполагали - это реалисты Киссинджера, и они думают, что могут работать с Севарой. Мы не получаем никакой поддержки, ничего, и вы можете поспорить на свою задницу, что Тауэр уже проинформировал Лэнгли о том, что Маликов ходит вокруг да около, и Лэнгли первым делом передаст это президенту утром, и мы вернемся к тому, с чего начали.
  
   "Поэтому я обратился к другу в FCO. В итоге британцы готовы помочь в переходе: они поддержат Руслана. Отсюда и присутствие этого оперативника".
  
   Рисс подумал, и все, что у него сразу возникло, были вопросы, поэтому он начал их озвучивать. "Тогда почему она не проходит через их станцию? Зачем впутывать меня?"
  
   "Это должно быть сделано тихо, и это означает, что она здесь вне каналов. Представьте, что FCO гребет в том же направлении, что и команда в State - они смотрят на реалистичное решение. Но мой парень, он получил зеленый свет от премьер-министра, пока мы можем сделать это тихо ".
  
   "Насколько тихо?"
  
   "Белый дом узнает об этом только после свершившегося факта. Их премьер-министр, черт возьми, точно не захочет ввязываться в поножовщину с президентом из-за Узбекистана. Не во время войны".
  
   Рисс покачал головой. "Я не знаю, насколько я смогу ей помочь".
  
   "Я тоже", - сказал Гаррет. "Но если СНБ и / или Севара держат Руслана на прицеле, они наверняка не позволят ему просто сесть на самолет и улететь в Лондон. И этот агент, она падает на землю голой. Тебе нужно, так сказать, снабдить ее какой-нибудь одеждой."
  
   Рисс ничего не ответил. Один агент, без поддержки, приходит, чтобы забрать Руслана и его сына. Он даже представить себе не мог, как она справится с этим.
  
   Но, сидя в офисе, его посол смотрел на него тяжелым и серьезным, как камень, взглядом, он должен был поверить, что это возможно. Конечно, Гаррет верил в это.
  
   Рисс кивнул. "Хорошо. Сначала я нанесу удар по Меридиану. Ты хочешь, чтобы я зашел после того, как установлю контакт?"
  
   "Если это срочно. В противном случае это может подождать до утра. Ты все еще имеешь дело с СНБ?"
  
   "Да, с самого воскресенья. Они не пытаются скрывать это ".
  
   "Тогда обращайтесь, только если это срочно. Если они увидят, как ты мчишься ко мне посреди ночи, они будут задавать много вопросов ".
  
   Рисс подумал о том, как сотрудники СНБ задавали вопросы, и ничего не сказал.
  
  
  
   Он столкнулся с Аароном Тауэром, выходящим из кабинета Лидии Стрейт.
  
   "Хорошо поговорили с послом?"
  
   "Я полагаю, да".
  
   "Он рассказал тебе о Маликове?"
  
   "Спросил, каким, по моему мнению, будет ответ DPM".
  
   "Безумие кормления".
  
   "Питающее безумие", - согласился Рисс.
  
   Тауэр засунул руки в карманы брюк, выпрямился во весь рост, ухмыляясь, как будто они делились какой-то личной шуткой. Это заставляло Рисса нервничать, и внезапно он поймал себя на мысли, что их пути случайно пересеклись, если Тауэр уже не знал о планах посла.
  
   Ни для кого не было секретом в посольстве - и в СНБ, и, вероятно, в центре Ташкента, и, возможно, даже на юге, в Кабуле, - что Аарон Тауэр был узбекским COS, начальником резидентуры ЦРУ, хотя официального подтверждения этого факта не было, и вряд ли когда-либо будетбудь. На бумаге Тауэр числился Специальным советником посла Миссии по вопросам борьбы с терроризмом, титул, который не поддавался простому сокращению или аббревиатуре, и, следовательно, никогда не использовался, за исключением горстки сотрудников, которые на самом деле не понимали, чем на самом деле занимается Тауэр.
  
   Что он действительно делал, так это руководил операциями ЦРУ в Узбекистане. Что означало, что у него было то, что Компания любила называть "активами" в вооруженных силах, СНБ, Олий Мажлисе и Бог знает где еще. Иногда Рисс задавался вопросом, почему их называют "активами", в отличие, скажем, от источников или даже контактов. Он предположил, что это пережиток холодной войны, когда идеологическую битву определяло противостояние коммунизма и капитализма, а не коммунизма и демократии.
  
   Итак, у Тауэра были активы, и у него также были агенты, какое-то неопределенное количество офицеров в игре по всей стране. Они получали от него приказы, приносили ему свои находки. Кто они были, где они были, что они делали в любой момент времени, Рисс не знал. Он никогда не спрашивал. Он не должен был.
  
   Но тут ему пришло в голову, что у Тауэра наверняка есть либо агент, либо офицер в обоих отелях, Гаррет сказал ему проверить Карлайла, и что, как бы он ни собирался действовать с наступлением темноты, ему лучше делать это осторожно.
  
   "Ты заместитель начальника полиции, Чак", - сказал Тауэр. "Какие у тебя предположения?"
  
   "Прошу прощения, за что?"
  
   "Преемник Маликова".
  
   "Ты имеешь в виду, пока они не проведут выборы?"
  
   Ухмылка Тауэра расширилась. "Да, до этого".
  
   "Ганиев".
  
   "Ты имеешь в виду Севару".
  
   "Верно, именно это я и имел в виду". Рисс рассмеялся. "Если вы извините меня, сэр, я должен вернуться к своему столу".
  
   "Ах, да, Макколл. Крутой парень. Убедись, что он помнит, на кого мы работаем, хорошо?"
  
   "Я удостоверюсь, что он знает, что посол отвечает".
  
   "Это не Амб, Чак. Президент. Мы работаем на президента". Ухмылка Тауэра немного померкла. "Никогда не забывай об этом".
  
   "Я не буду".
  
   "Хороший человек", - сказал Тауэр, и он в последний раз сверкнул улыбкой, затем отошел в сторону, а Рисс продолжил, мимо морских пехотинцев и запертых дверей, в относительную безопасность своего стола.
  
   Где он сидел и задавался вопросом, не знал ли Аарон Тауэр уже о британском агенте по имени Карлайл и о том, почему она приезжает в Узбекистан.
  
  
   ГЛАВА 11
  
   Узбекистан-Ташкент-Отель InterContinental
  
   16 февраля 1924 года (GMT+5:00)
  
   Это был хороший номер, недавно отремонтированный, с новый ковер, современная мебель и двуспальная кровать с откидной спинкой, и от нее пахло ароматом, который, как был уверен Чейс, рекламировался как пахнущий "Весной" или "Цветами" или какой-то другой ерундой, напечатанной на флаконе. Она заперла за собой дверь, задвинула засов, закрепила засов на месте, затем бросила сумку на кровать и отдернула занавески, глядя на ночной Ташкент. Огни отражались от водоема на близком расстоянии, какого-то искусственного озера в близлежащем парке, и она смотрела, как вдоль дороги на юг скользили фары - Хусниддина Асомова, вспомнила она, - и подмигивали в окнах соседних квартир.
  
   Она устала и чувствовала боль, и это заставило ее остро осознать, как долго она была вне игры. Она не могла уснуть в полете, несмотря на все свои усилия, и это тоже беспокоило ее. В прошлом ей всегда удавалось украсть сон по дороге на работу, зная, что, как только дела пойдут на лад, отдохнуть будет трудно. На этот раз, как только она закрывала глаза и устраивалась поудобнее на слишком узком и недостаточно просторном для ног сиденье в самолете, сон ускользал от нее.
  
   Она смотрела, как мерцают огни на озере, и задавалась вопросом, что делает Тамсин. Она задавалась вопросом, что она делает.
  
   Она задернула шторы и достала путеводитель и карту, которые купила в аэропорту после прохождения таможни. Путеводитель изобиловал опечатками и орфографическими ошибками, был плохо переведен с узбекского и полон бесполезных советов о том, что она обязательно должна сделать перед отъездом из Ташкента. Очевидно, что балет в Оперном театре имени Алишера Навои возглавил список, за которым последовали традиционные блюда: самса - пирог с мясом и луком - и плов - рисовое блюдо из плова.
  
   Она бросила книгу в угол, затем развернула карту и с радостью увидела, что она, по крайней мере, выглядит более полезной. Изучив карту в течение нескольких минут, ориентируясь в городе, Чейс сложила ее и отложила в сторону на столе. Затем она открыла свою сумку, достав сначала GPS-навигатор, который она купила в Лондоне, затем спутниковый телефон, который она купила, когда покупала пейджер, который она подарила Портеру, и, наконец, зарядное устройство.
  
   В устройстве GPS не было ничего необычного, и Чейс включил его, убедившись, что аккумулятор все еще заряжен и что он все еще функционирует должным образом. Загорелся ЖК-дисплей, и она подошла к окну, наклоняя устройство, чтобы захватить непрерывный сигнал. Она сняла показания, прочитала цифры, затем очистила экран и сделала повторное чтение, увидев, что цифры соответствуют первому набору. Удовлетворенная, она выключила GPS и убрала его в сумку, затем взяла спутниковый телефон.
  
   На первый взгляд, это выглядело как не более чем слегка устаревший мобильный телефон, и его можно было легко принять за таковой, пока кто-то не выдвинул антенну. Прикрепленный к задней части устройства, он качался и отходил от телефона, толстая черная дубинка. Чейс развернула антенну, включила питание, затем ввела свой код доступа. В течение нескольких секунд на дисплее не было ничего, кроме светящегося зеленого свечения, и она только начала думать, что что-то пошло не так с устройством, когда оно подало звуковой сигнал в ее руке, и на экране появилось слово "Иридиум". Столбики, отмечающие силу сигнала, расширились, затем успокоились, и Чейз с облегчением перевела дыхание, которое она задерживала. Если телефон выйдет из строя, эксфил полетит ко всем чертям - ей придется найти способ раздобыть другой, а в Ташкенте, она сомневалась, что это будет легко.
  
   Но телефон работал, и это, по крайней мере, означало, что у нее был способ добраться домой.
  
   Чейс выключил телефон, свернул антенну, затем подключил зарядное устройство к розетке на столе, радуясь, что для гостиничных розеток не требуется адаптер. Она подключила телефон к зарядному устройству, подождала, пока не убедилась, что он заряжается, затем снова повернулась к кровати.
  
   Зазвонил телефон на тумбочке.
  
   Чейс вздрогнул, уставился на него, когда он зазвенел во второй раз, индикатор сообщения мерцал в такт звуку, и она почувствовала, как ее желудок сжался от внезапного головокружения.
  
   Она не была создана в аэропорту; она была скрипучей, она знала это, возможно, она была не в своей тарелке, но она была уверена, по крайней мере, в этом. В вестибюле не было слежки, которую она видела, когда регистрировалась, никто небрежно не интересовался ее делами, никто тщательно не избегал ее взгляда.
  
   Никто не знал, что она была здесь. Никто не должен был знать.
  
   Но ее телефон звонил, и если это не был неправильный номер, если это не был звонок с ресепшена, это означало, что она ошибалась, что ее подставили. У нее был тошнотворный страх, что это был кто-то из посольства Великобритании на другом конце линии, кто-то со станции, который хотел знать, почему Тара Чейс была в Ташкенте, и что она планировала здесь делать.
  
   Телефон зазвонил в четвертый раз, и, наконец, Чейс ответил.
  
   "Мисс Карлайл?" Голос был мужской, американский.
  
   "Да? Кто это?"
  
   "Я слышал от общего друга, что ты приезжаешь в город", - сказал голос. "Я подумал, может быть, я мог бы показать тебе окрестности?"
  
   "Я не расслышал вашего имени".
  
   "Извините, это Чарльз. Чак."
  
   "Трейси", - сказал Чейс. "Гид был бы замечательным, Чарльз. Есть ли что-то конкретное, что вы хотели бы мне показать? Я слышал, что выступления в театре Алишера Навои нельзя пропустить ".
  
   Он рассмеялся. "Если вы хотите посмотреть балет, конечно. В городе есть на что посмотреть. Не хотели бы вы собраться вместе, чтобы мы могли это обсудить?"
  
   "Я немного устал после поездки, мне не очень хочется выходить".
  
   "Я могу прийти туда, если хочешь".
  
   "А ты бы стал?"
  
   "Это займет у меня около полутора часов".
  
   "Позвони мне из вестибюля, когда приедешь", - сказал Чейс и повесил трубку.
  
  
  
   Чарльз позвонил из вестибюля час и пятьдесят минут спустя, а еще через четыре минуты постучал в дверь комнаты Чейса. Она отпустила защитную планку и засов, повернула ручку ровно настолько, чтобы освободить защелку от стены, и отступила, прижавшись спиной к стене.
  
   "Открыто", - сказал Чейс.
  
   Дверь распахнулась, и на пороге появился мужчина, стройный, возможно, на дюйм или два ниже Чейса, с каштановыми вьющимися волосами, одетый в черное шерстяное пальто и плотные брюки. Он вошел, наклонившись, одна рука на боку, другая все еще на дверной ручке, оглядываясь, когда он сказал: "Трейси?" и по позе и движению она поняла, что он, по крайней мере, не представляет непосредственной угрозы, и она почувствовала, как напряжение спало с ее плеч ивернувшись, почувствовала, как ее желудок немного успокоился.
  
   Она подождала, пока он закончит, прежде чем сказала: "Чарльз".
  
   Он повернулся, улыбнулся, и Чейс не ответил на улыбку, закрыв дверь, а затем снова заперев ее, как она делала раньше. Он все еще стоял точно так же, как и тогда, когда она обернулась, так что на этот раз Чейс действительно улыбнулся.
  
   Затем она схватила его за промежность левой рукой и толкнула его спиной к стене.
  
   "Эй-"
  
   "Заткнись нахуй", - сказал Чейс и усилил ее хватку, чувствуя жар и тяжесть его яичек в своей руке. Он был одет в боксеры, что облегчало его удержание. Он поморщился, но не двинулся с места. Что касается маневров по иммобилизации, то они были совершенно неадекватны, и Чейс это знал; это оставляло его руки свободными, и это абсолютно позволяло контратаковать, даже если она будет давить изо всех сил. Однако в качестве психологического хода ему не было равных, и на данный момент казалось, что он неплохо справляется со своей задачей.
  
   Не ослабляя хватки, Чейс начала обшаривать его правой. Во внутреннем кармане пиджака она обнаружила бумажник, а во внешнем - маленькую цифровую камеру. Она бросила оба на кровать. Она провела свободной рукой по его волосам, затем по шее, спереди и сзади, затем по передней части груди, двигаясь ниже, пока ей не пришлось присесть, чтобы проверить его ноги.
  
   "Это могло бы быть весело, если бы ты ослабил хватку", - сказал Чарльз.
  
   Чейс проигнорировала его, снова двигаясь вверх, на этот раз ощупывая заднюю часть его ног, ягодицы, проверяя пояс его брюк, расстегивая рубашку, скользя рукой вверх по его спине.
  
   Удовлетворенная, она отпустила его.
  
   "Теперь у меня есть очередь?" - Спросил Чарльз.
  
   Она продолжала игнорировать его, двигаясь к столу, выдвигая стул. Она жестом предложила ему сесть, и через секунду он подчинился. Она подняла с кровати бумажник и порылась в нем.
  
   "Чарльз Рисс?" - Спросил Чейс.
  
   "Да. Но я бы сказал тебе это, если бы ты спросил ".
  
   Чейс бросил бумажник обратно ему, взял камеру. "Почему это?"
  
   "Я подумал, что вам, возможно, захочется увидеть некоторые лица".
  
   Чейс подумал, затем тоже бросил камеру ему. Он поймал это, как и в первый раз, но с немного большим огорчением.
  
   "Полегче!"
  
   "Покажи мне".
  
   Чарльз Рисс пристально посмотрел на нее, затем переключил свое внимание на камеру в своих руках, включил ее, а затем повернул, показывая Чейсу витрину и предлагая ее ей обратно.
  
   "Первая фотография Руслана Маликова", - сказал он.
  
   Чейс снова взял камеру, вглядываясь в крошечный экран. Цвет и разрешение были хорошими, изображение четким, хотя и небольшим. Фотография Руслана Маликова - это снимок головы, по-видимому, взятый из другого документа, а не из реальной жизни этого человека. Это не давало ощущения масштаба, никакого намека на рост мужчины, но, основываясь только на его лице, Чейс знал, что она узнает его, если увидит. У него было прямоугольное лицо, карие глаза, черные волосы, коротко подстриженные, но хорошо уложенные, с сильной челюстью и сильным носом. Чейс считал его скорее русским, чем узбеком, без явного азиатского влияния на его черты.
  
   "Следующий - его сын, Степан", - сказал Чарльз Рисс.
  
   Чейс нажал кнопку рядом с экраном, переходя от одного изображения к следующему. В отличие от первого, снимок мальчика был низкого качества. Лучшее, что Чейз мог сказать из этого, это то, что Степан был маленьким, с темными волосами и темными глазами, и у него была футболка с изображением счастливого бульдога спереди.
  
   "Что-нибудь еще?" - Спросил Чейс.
  
   "Да, еще двое. Севара и ее пулеметчик Захидов."
  
   На третьем снимке в голову была красивая молодая женщина с безукоризненно уложенными волосами, миндалевидными глазами такого зеленого цвета, что Чейс заподозрил контактные линзы. На снимке Севара сложила руки домиком, а ее ногти были длинными и покрыты светло-коричневым лаком. На ней были украшения, ожерелье из драгоценных камней и серьги в тон. В отличие от ее брата, Чейс мог видеть узбекское влияние в ее чертах.
  
   "Та же мать, что и ее брат?"
  
   "Так нас заставили поверить. Руслан, очевидно, больше похож на своего отца ".
  
   Чейс кивнул и прокрутил до последнего снимка, человека по имени Захидов. Как и фотографии Руслана и Севары, эта тоже была взята из файла и была еще одним выстрелом в голову. Возможно, из-за того, что Рисс описал его как "тяжеловеса" Севары, Чейс ожидал увидеть кого-то, кто выглядел крупнее и старше, и ее удивило, что мужчина, на которого она смотрела, казался не старше тридцати с небольшим лет и, по крайней мере, судя по его чертам, довольно худощавый. У него были каштановые волосы, зачесанные назад над высоким лбом, и он носил очки, и за стеклами его глаза тоже были карими. У него был маленький рот, тонкие губы.
  
   Чейс несколько секунд смотрела на фотографию Захидова, затем медленно прокрутила ее назад, не торопясь с каждым лицом, прежде чем вернуть камеру Риссу.
  
   "На карте". Чейс указал на него на столе позади Рисса, и Рисс повернулся в своем кресле, чтобы увидеть, что она имела в виду. "Найдите дом Руслана и отметьте его. Марка Севары тоже, и этого Захидова тоже."
  
   Рисс кивнул и развернулся на сиденье. Чейс взяла бесплатную гостиничную ручку из бесплатного гостиничного блокнота на ее тумбочке и протянула ему обе, затем отступила, наблюдая. Рисс развернул карту и быстро отметил четыре места, затем, используя ручку, указал ей каждое по очереди. Она была рада видеть, что он только обвел места, не делая никаких других обозначений.
  
   "Руслан живет здесь, на улице Узбекистон, номер четырнадцать". Рисс передвинул ручку. "Дом Севары находится здесь, на улице Глинки; из него открывается вид на парк Бабура. Она делится этим со своим мужем, Денисом Ганиевым - Ганиев является DPM, отвечающим за Министерство внутренних дел. Брак - это показуха, она редко бывает там ". Он снова передвинул ручку. "В основном, вы можете найти ее здесь, на Сулеймоновой - у нее номер в пентхаусе". Он в последний раз передвинул ручку. "А у Захидова есть квартира здесь, в Чимкенте, но, как я понимаю, он никогда там не бывает".
  
   "Почему нет?"
  
   "Он трахает Севару, так что в основном ты можешь найти его в люксе на Сулеймонова. Либо это, либо в Министерстве внутренних дел, где Захидов, похоже, делает свою лучшую работу ".
  
   "Он из СНБ?"
  
   Рисс отложил ручку. "Да, поскольку он использует свое положение в СНБ для поддержки Севары. Это одна из вещей, которая сделала ее такой могущественной. На ее стороне тайная полиция".
  
   Чейс кивнул, взял карту со стола, изучая местоположение.
  
   "Есть еще кое-что, что вы должны знать", - сказал Рисс.
  
   "Хм?"
  
   "Маликов умирает".
  
   Чейс опустил карту. "Что?"
  
   "Сегодня утром перед рассветом у него, похоже, случился инсульт. Он в больнице, и прогноз не выглядит хорошим ".
  
   "Инсульт? Это вероятно?"
  
   "Я бы подумал, что сердечный приступ, но инсульт кажется разумным".
  
   "Что он делал, когда у него случился инсульт, вы знаете?"
  
   Рисс покачал головой, приподняв бровь.
  
   "Он был один?" - Спросил Чейс.
  
   "Ходят слухи, что он был с одной из своих любовниц".
  
   "Ему шестьдесят семь?"
  
   "Официально - шестьдесят восемь. Может быть, ему лет семьдесят два."
  
   "Вот так." Чейс сложил карту и бросил ее обратно на стол. "Это была попытка убийства. Кто-то увеличил дозу его виагры, пытался вызвать у него еще один сердечный приступ. Вместо этого получил инсульт. Грязно."
  
   "И трудно доказать, если ты прав".
  
   Чейс пожал плечами, поворачиваясь обратно к кровати и садясь на край. Усталость от поездки вернулась, стекая по ее плечам, как масло.
  
   Рисс смотрел на нее, изо всех сил стараясь не выказать любопытства.
  
   "Мне понадобится оружие", - сказал ему Чейс.
  
   Любопытство сменилось чем-то близким к легкой панике. "Это не мое, прости-"
  
   "Нет, не от тебя", - раздраженно перебила она. "Я сам их достану. Просто скажите мне, где я могу совершить покупку ".
  
   Она увидела, как его глаза слегка расширились от понимания. Его глаза были зелеными.
  
   "Есть место к западу отсюда, примерно в ста пятидесяти километрах, к северу от озера Айдаркуль". Рисс колебался, то ли из-за неуверенности, то ли просто пытаясь вспомнить, Чейс не мог сказать. "Если ехать оттуда на север, к югу от границы с Казахстаном есть небольшая деревня. Это все границы, там ничего нет. Я был там примерно три месяца назад, до того, как началась чилла. Мы получали сообщения о рынке, я вылетел с несколькими ребятами из CT ".
  
   "Шилла?"
  
   Рисс виновато улыбнулся. "В Узбекистане не бывает такой хорошей погоды, но зимой здесь примерно шесть недель стоит гребаный холод, называемый чилла".
  
   "Ах".
  
   "Да, извини. В любом случае, на этом рынке было все, что угодно. Оружие, наркотики, домашний скот. Другие вещи".
  
   "Звучит идеально".
  
   Рисс скривился, показывая зубы. "Я не знаю. Западная женщина, отправляющаяся туда одна, они могут попытаться выставить тебя на продажу ".
  
   "Они могут". Чейс одарила его своей лучшей улыбкой. "Последний вопрос, Чарльз. Где я могу взять машину?"
  
   "Трудно найти арендную плату. Ты мог бы вернуться в аэропорт...
  
   "Нет. Мне нужно будет его купить ".
  
   "Да? Ха. Тогда лучше всего я бы нашел на улице понравившуюся вам машину и спросил владельца, сколько он за нее хочет. Я полагаю, у вас есть наличные?"
  
   "Достаточно, чтобы покрыть расходы".
  
   "Это то, что я бы сделал. Таким образом, вы наверняка получите тот, который работает ".
  
   "Очень хорошо".
  
   Рисс открыл рот, чтобы что-то добавить, затем закрыл его, затем снова открыл. "И это все?"
  
   "На данный момент".
  
   "Я не уверен, что вторая встреча была бы настолько мудрой".
  
   "Нет?"
  
   "СНБ наблюдала за мной".
  
   Чейс уставился на него.
  
   "Не сегодня, я решил проиграть их сегодня", - быстро добавил Рисс.
  
   "Ты уверен?"
  
   "Да. Абсолютно".
  
   "Как ты попал сюда сегодня вечером?"
  
   "Метро".
  
   "Сколько раз вы меняли поезда?"
  
   "Шесть. Как ты думаешь, почему мне потребовалось два часа, чтобы добраться сюда?"
  
   "Вы из Государственного департамента?"
  
   Рисс поколебался, затем кивнул.
  
   "Значит, у вас были базовые навыки торговли?"
  
   "Я не должен говорить об этом".
  
   Чейс посмотрела на него, на мгновение не в силах поверить в то, что она только что услышала. "Прошу прощения?"
  
   "Мы не должны говорить о таких вещах".
  
   "Ты знаешь, кто я?"
  
   "Ну, я знаю, почему ты здесь, если ты это имеешь в виду, да".
  
   Она покачала головой, забавляясь, затем оглядела его во второй раз, переоценивая. Он был очарователен, в некотором смысле, и довольно красив.
  
   "Я не знаю, наивный ты или милый, или и то и другое вместе", - сказал Чейс.
  
   "С таким выбором я бы предпочел симпатичный, если ты не возражаешь".
  
   Чейс смотрела на него еще мгновение, узнавая желание, которого она не испытывала, казалось, очень долгое время. У нее не было секса с тех пор, как она была с Томом, и, думая об этом, казалось, что это было сто лет назад и только вчера.
  
   Она встала с кровати, подошла к тому месту, где он сидел, и взяла его за подбородок. Она поцеловала его, и после того, как он оправился от удивления, он ответил на поцелуй.
  
   Она порвала с ним.
  
   "Я иду в сувенирный магазин, - сказал Чейс, - где, я надеюсь, мне продадут упаковку презервативов. Если тебе нравится, как это звучит, будь в постели, когда я вернусь ".
  
   Она взяла свой ключ и вышла из комнаты, спустившись на лифте в вестибюль. Сувенирный магазин все еще был открыт. Сделав покупку, она вернулась в вестибюль, затем пересекла его и направилась в ресторан, небольшое кафе под названием "Брассери". Она заказала бокал пива, выпила его, сидя в одиночестве за столиком, наблюдая за вестибюлем, и к тому времени, когда она осушила бокал, она была настолько уверена, насколько могла быть, что за Чарльзом Риссом не следили до отеля InterContinental.
  
  
  
   Он ждал в постели, когда она вернулась.
  
  
   ГЛАВА 12
  
   Узбекистан-Ташкент-182 Сулаймонова,
   Пентхаус Севары Маликовой-Ганиевой
  
   17 Февраля, 0008 часов (GMT+5:00)
  
   Захидов рухнул на Севару, запыхавшийся, опустошенный, и как таким счастливым, каким он не был уже несколько недель. Он поцеловал ее в шею и почувствовал там вкус пота, провел губами по ее плечу, впитывая ее сладость языком, ощущая тепло и гладкость ее кожи, ее жизнь. Она снова задрожала вокруг него, провела ногтями по его спине, а затем издала долгий вздох удовлетворения, озвучивая все, что он чувствовал.
  
   На некоторое время он погрузился в вялые размышления, чувствуя, как замедляется сердцебиение Севары, чувствуя, что его собственный темп соответствует. Она поцеловала его плечо и шею, а затем его губы, нежно, затем позволила своей ноге соскользнуть с него, освобождая его. Захидов понял намек, неохотно скатываясь с нее, простыня прилипла к нему. Когда он лежал на спине, она прижалась к нему, положив голову ему на грудь.
  
   "Ты думаешь, он уже мертв?"
  
   "Нет". Удар был неожиданным, не тот результат, к которому они стремились, и это все усложнило, хотя и не так сильно, как он сначала опасался. "Врачи говорят, что его состояние стабилизировалось".
  
   Севара поправила свое положение, устраиваясь поудобнее. Захидов почувствовал, как ее ногти легко скользнули по его животу, вверх по груди.
  
   "Ты разочарован", - тихо сказала она. "Не стоит, Ахтия".
  
   "Мне не нравится, что он задерживается".
  
   "Но нам это не вредит. Я видел его в больнице сегодня вечером. Вся сторона его тела бесполезна, его лицо обвисло, как расплавленный воск. Я разговаривал с ним почти полчаса, держа его за руку. Он не мог даже пошевелить пальцами, он даже не мог говорить. Врачи говорят, что вряд ли он когда-нибудь сможет снова. "
  
   "Маловероятно - это не то же самое, что наверняка".
  
   Севара перекатилась, приподнялась на бок, ободряюще улыбаясь ему сверху вниз. "Это не имеет значения. Он не будет восстановлен к завтрашнему дню, любимая. Он не поправится ни через неделю, ни даже через месяц. Это дает нам время. Он остается номинальным президентом, а вы и я, мы просто приходим и берем контроль. Мы можем продолжать работать с депутатами, убеждаясь, что они знают, как все будет. И когда все будет в порядке и на месте, мы объявим о болезни моего отца, его последующей отставке и о том, что я буду исполнять его обязанности до тех пор, пока не будут проведены выборы ".
  
   Захидов уставился в потолок, на тени, отбрасываемые свечами, горящими на бюро в ногах кровати.
  
   "Время в наших интересах", - сказала ему Севара.
  
   "И твоему брату тоже". Он повернулся, чтобы посмотреть на нее, убирая волосы с ее щеки тыльной стороной ладони. "Это также в его интересах, Севья, и он будет делать именно то, что делаешь ты".
  
   "Руслан не получил поддержки от американцев, вы сами сказали. Они знают, что он недостаточно силен, чтобы удержать страну вместе ".
  
   "Возможно, он сможет изменить их мнение".
  
   Севара рассмеялась, поцеловала его руку. "Когда Вашингтон когда-либо менял свое мнение, Ахтия, особенно в отношении нынешнего американского президента? Нет, Руслан попытается, но ему понадобятся DPM, а DPM уже будут принадлежать нам. Я уже говорил с Урдушевич и Турсуновой, и они сказали мне то, что я услышу от всех остальных. Ни один из них не желает терять то, что у них есть. И они знают, что если Руслан станет президентом, первое, что он сделает, это избавится от них всех и заявит, что борется с коррупцией. Никто из них и пальцем не пошевелит, чтобы поддержать его".
  
   "Мне от этого неудобно", - настаивал Захидов, и он встретился с ней взглядом, но не сказал остального.
  
   Севара отбросила одеяло и вскочила с кровати, проклиная его. Свет свечей превратил ее кожу в золото и тень. Он наблюдал, как она открыла шкаф, натянула халат. Это было шелковое, зеленое с черным платье, которое он купил для нее во время своей последней поездки в Москву, и ему понравилось, как оно облегало ее, и он подумал, что это делает ее еще более желанной, чем когда на ней вообще ничего не было.
  
   "Я знаю, о чем ты думаешь, Ахтия", - сказала Севара. "Ответ - нет".
  
   "Почему бы и нет? Потому что он твой брат?"
  
   "Именно потому, что он мой брат. Подумайте хотя бы о том, как это будет выглядеть. Сначала его жена, потом папа, потом мой брат?"
  
   Он сел на кровати. "Это можно сделать с помощью тонкости".
  
   "Нет, не может, любовь моя, правда, не может. Даже если бы он умер завтра от естественных причин, это было бы недостаточно незаметно, не так скоро по пятам за другими. Это становится явным - хуже того, это становится очевидным, и это заставит Вашингтон действовать, потому что средства массовой информации сообщат об этом, и им придется реагировать на это давление. Прямо сейчас они могут подозревать, они могут даже знать в своих сердцах, что мы ответственны за болезнь папы. Но если мы убьем Руслана, это зайдет слишком далеко".
  
   "На тебя не похоже сентиментально относиться к семье".
  
   Севара вернулась к изножью кровати, рывком завязывая пояс халата на талии, и Захидов понял, что разозлил ее, даже не видя выражения ее лица.
  
   "Он мой брат", - тихо сказала она. "Он отец моего племянника. Мы помогали моему отцу, потому что пришло его время уходить, потому что его конец был неизбежен, и потому что он преградил нам путь. У Руслана нет власти, Ахтам. У него ничего нет. Ни поддержки, ни финансирования, ни связей, ни союзников, ничего. Мы не должны быть дикарями ".
  
   Захидов наклонился вперед, подражая ее тону, говоря так же тихо. "Пока он жив, он будет противостоять тебе, Севья. Это делает его твоим врагом, и это делает его опасным. У нас с тобой и так достаточно поводов для беспокойства. Зачем допускать еще один фактор, который мы не можем контролировать? "
  
   "Если это твоя забота, тогда контролируй его. Но для этого не нужно убивать его, Ахтам, и я этого не допущу. - Она провела рукой по волосам, раздраженно потянув за пряди. "Посадите его под охрану, под домашний арест, называйте как хотите".
  
   "Как долго? Неделя? Месяц? Остаток его естественной жизни?"
  
   Она пристально посмотрела на него. "До объявления. Держите его дома в течение следующих двух-трех недель, этого будет достаточно. К тому времени будет слишком поздно".
  
   "При условии, что к тому времени все будет на месте".
  
   "Все будет".
  
   "Мне это не нравится".
  
   Севара снова взобралась на кровать, подойдя к нему на коленях, оседлав его поверх простыней. Она положила руки ему на плечи, и он снова почувствовал трепет от ее прикосновения, и снова задался вопросом, как ей удавалось вызывать у него такие ощущения каждый раз, когда ее кожа касалась его собственной.
  
   "Тебе не должно это нравиться", - сказала ему Севара. "Это то, чего я хочу. Так будет лучше для нас, Ахтия. Как и ты, все, что я делаю, я делаю для нас ".
  
   Если бы эти слова исходили от любой другой женщины, он бы полностью отверг их как вымысел. Но от этой женщины он знал, что это правда, и Захидов положил руки ей на бедра, чувствуя тепло ее кожи через шелк, притягивая ее к себе сильнее.
  
   "Я беспокоюсь", - сказал он. "Потому что я люблю тебя".
  
   Она улыбнулась, озорно скривив верхнюю губу, и расстегнула халат.
  
   "Покажи мне", - сказала она.
  
  
   ГЛАВА 13
  
   Лондон-Гайд-парк-Прогулка влюбленных,
   вход на Парк-лейн
  
   17 февраля, 11:14 по Гринвичу
  
   Джулиан Сил ждал его, ЦРУ Начальник участка держит черный зонтик, достаточно большой, чтобы укрыть семью из трех человек. Крокер увидел его, перешагнул через лужу и протянул руку. Сил крепко пожал ее один раз, затем отпустил, и Крокер задумался, сколько еще раз они будут начинать свои встречи с рукопожатия, прежде чем почувствуют себя достаточно комфортно друг с другом, чтобы обойтись без любезностей.
  
   "Извините, что заставил вас ждать", - сказал Крокер.
  
   "Нет, мне нравится стоять под дождем". Сил повернулся к западу, затем заколебался. "В какую сторону?"
  
   "На юг, потом направо. Это приведет нас в парк ".
  
   Они пошли, Сил переложил зонт в другую руку, чтобы не задеть Крокера козырьком.
  
   "Вы с Анджелой часто этим занимались?"
  
   Крокер прикурил сигарету, убрал зажигалку и кивнул, выдыхая. "Она говорила, что ей нравится это упражнение, но я думаю, что оно привлекло в ней традиционалиста".
  
   "О, заговоры, которые вынашивались в этом парке".
  
   "И это те, о которых мы знаем", - согласился Крокер. "Вы хотели меня видеть?"
  
   "На самом деле, о двух вещах. Одно из них - услуга, другое, скорее, к вашему сведению ".
  
   "К твоему сведению, это в обмен на услугу?"
  
   Сил усмехнулся, низкий гул, похожий на звуки движения, доносящиеся с дороги позади них. "К вашему сведению, на самом деле бесплатно".
  
   "Теперь я нервничаю".
  
   Сил снова усмехнулся.
  
   "Что тебе нужно?" - Спросил Крокер.
  
   "Интересно, можете ли вы предложить какую-либо поддержку Специального отдела для операции в Касабланке".
  
   "Поддерживая что?"
  
   "Мы обнаружили двух членов ячейки GSPC, которых мы хотели бы привлечь для дальнейшего допроса. Проблема в том, что весь наш исполнительный персонал в настоящее время работает в других местах. Самое раннее, что мы сможем освободить агента, - это завтра поздно вечером, чтобы доставить его в театр самое раннее в воскресенье поздно вечером ".
  
   "К какому времени они прыгнут?"
  
   "Или, что еще хуже, ушли и сделали то, что они планируют сделать".
  
   "Какие члены?"
  
   "Мохаммуд Белкадем и Хамед Хамуш".
  
   Крокер поднял бровь. "Подтверждено?"
  
   "Я бы не просил вас о помощи, если бы это не было подтверждено. Нам просто нужен кто-то, кто знает правила игры, чтобы помочь нашей Станции с захватом ".
  
   "Марокканские власти помогают?"
  
   "Мы оставляем их в стороне на данный момент". Сил одарил Крокера усмешкой. "Вы знаете, как марокканцы относятся к алжирцам. Мы не хотим, чтобы они перевозбуждались ".
  
   "Нет, я могу понять, почему нет". Крокер снова затянулся сигаретой, щурясь от дождя, размышляя. "Хорошо, я передам это заместителю начальника. Она должна одобрить это до окончания игры. Это должен делать один надзиратель ".
  
   "Пул или Ланкфорд, если вы не возражаете".
  
   "Ты не хочешь Финчера?"
  
   "Пол, тебе не нужен Финчер".
  
   Крокер не стал спорить. "Что мы получаем в обмен?"
  
   "Наша неизменная добрая воля в духе сотрудничества во время Глобальной войны с террором".
  
   "Это хорошо, но это не продаст его Округ Колумбия".
  
   "На этот раз кошелек с деньгами в значительной степени открыт, Пол. Скажите констеблю, чтобы он составил ее список, я посмотрю, что я могу сделать ".
  
   "Вы получили это от Лэнгли?"
  
   Сил кивнул. "Мы действительно хотим этих парней".
  
   "Я расскажу Вашингтону".
  
   "Ланкфорд или Пул, а не Финчер".
  
   "Я скажу ей и это тоже".
  
   "Я серьезно, Пол, ты не можешь отдать это Финчеру. Это часть нашей сделки ".
  
   Они достигли развилки на пути, где он разветвлялся в трех разных направлениях. Сил остановился, и Крокер указал им на северо-западную тропу, и они продолжили идти.
  
   "Дайте мне еще пару встреч, я запишу это", - сказал Сил.
  
   "Я почти ожидал, что ты захочешь, чтобы я пришел на Гросвенор-сквер. Ты не очень-то походил на парня, гуляющего в парке."
  
   "Анджела сказала, что ты предпочитаешь вести бизнес именно так. Я думаю, ты такой же традиционалист, как и она."
  
   Крокер щелчком отправил сигарету в траву, наблюдая, как дым исчезает под дождем. "Ты что-нибудь слышал от нее?"
  
   "Разговаривал с ней сегодня. Она все еще в НКТК, играет эксперта по борьбе с терроризмом ".
  
   "Будем надеяться, что она делает больше, чем просто играет". Национальный центр по борьбе с терроризмом был одним из побочных продуктов недавней реструктуризации американского разведывательного аппарата. Теоретически управление контролировало все гражданские и военные контртеррористические операции и служило одновременно центром обмена информацией и главным коммуникационным центром для сбора разведданных. Центром руководил директор национальной разведки, новая должность, созданная во время реструктуризации, и высшее разведывательное управление в США. Правительство, превосходящее по рангу даже директора ЦРУ. Назначение Анджелы Ченг в Центр было повышением во всех смыслах этого слова.
  
   "Аминь", - согласился Сил. "Она на самом деле источник в FYI. Она попросила меня передать это вам лично".
  
   Крокер взглянул на Сил, слегка удивленный и начинающий подозревать, что ему не очень понравится то, что он услышит дальше.
  
   "У нас есть некоторая информация о некоторых ваших пропавших ПЗРК", - объяснил Сил.
  
   "Некоторые?"
  
   "На самом деле их четыре. Звездные полосы".
  
   " Господи Иисусе, " пробормотал Крокер. Четыре звездных полосы - это много звездных полос, особенно если учесть, что потребуется всего одна из них, чтобы сбить авиалайнер во время посадки или, что еще хуже, взлета. Если бы все четыре ПЗРК были в одних руках, это было бы существенной потенциальной угрозой.
  
   Сил сунул руку в карман пальто, затем раскрыл ладонь Крокера, показывая сложенный листок белой почтовой бумаги, почти нереально яркий на фоне темной кожи его ладони. "Серийные номера".
  
   Крокер взял листок и сунул его в свой карман. Не было смысла смотреть на это сейчас. Когда он вернулся в офис, он прогнал цифры мимо D-Int, чтобы посмотреть, что они обнаружат. Но у него действительно был вопрос.
  
   "Скажи мне", - сказал Крокер. "Эти Звездные полосы случайно не появились в Чечне?"
  
   Сил покачал головой и остановился, вопросительно глядя на него. "Вы находитесь в нужном регионе. Мы думаем, что они в Узстане".
  
   Это чертовски совпадение, подумал он, что означает, что это вовсе не чертово совпадение.
  
   "Ты думаешь?"
  
   "Наш человек в Ташкенте не сутулится, Пол, не учитывая стратегическое значение, которое Узбекистан имеет в войне. У него есть агент, который утверждает, что он был свидетелем продажи four Starstreaks каким-то афганским военачальником гражданину Узбекистана в провинции Сурхандарья в прошлом месяце. Сказал, что вся сделка обошлась в шестьдесят тысяч, американец."
  
   "Кто их купил?"
  
   "Мы не знаем".
  
   "Но они в Узбекистане?"
  
   "Черт возьми, сейчас они могут быть где угодно. Но месяц назад они перешли границу из Афганистана в Узстан, да".
  
   Крокер нахмурился, выуживая вторую сигарету.
  
   "Есть что-то, что ты хочешь мне сказать?" - Спросил Сил.
  
   Пламя зажигалки Крокера дрожало на ветру и дожде. Мы покачали его головой и закурили. "Нет. По крайней мере, пока нет."
  
   "У вас что-то происходит в Чечне?"
  
   "Не в данный момент".
  
   Сил уставился на него с откровенным любопытством. Крокер во второй раз покачал головой, затем протянул Силю руку.
  
   "Спасибо", - сказал он. "И поблагодарите Анджелу, когда будете говорить с ней в следующий раз. Я ценю вашу любезность ".
  
   Они пожали друг другу руки.
  
   "Нам будет интересно узнать, что вы найдете", - сказал Сил.
  
   "Ты не единственный", - сказал ему Крокер.
  
  
  
   Назад в своем кабинете Крокер попросил Кейт позвонить заместителю шефа, чтобы узнать, есть ли у нее пять минут, чтобы обсудить услугу американцам. Она так и сделала, и, прежде чем Крокер направился к ней, он передал Кейт листок бумаги, который он получил от Сил.
  
   "Передай это Саймону, скажи ему, что это номера четырех звездных полос, он поймет, что это значит".
  
   "Я знаю, что это значит", - мягко ответила Кейт. "Я делаю больше, чем просто готовлю кофе".
  
   "Но все не так хорошо. Скажите ему, что ЦРУ считает, что ракеты были проданы в Узбекистан в течение последнего месяца. Вопрос, который у меня есть к нему, заключается в том, как эти ракеты попали туда в первую очередь ".
  
   "Я слышу и повинуюсь", - сказала Кейт.
  
   "Первая часть достаточно правдива", - отрезал Крокер и направился наверх, чтобы увидеть Элисон Гордон-Палмер.
  
  
  
   "Будет одного надзирателя будет достаточно?" заместитель начальника хотел знать.
  
   "Чтобы помочь с похищением? Сил, похоже, думал, что одного будет достаточно ".
  
   "Ты пошлешь Пула?"
  
   "На самом деле я думал о Ланкфорде. Он совершил захват в марте прошлого года во Франкфурте, и справился с этим довольно хорошо. И он не был в Касабланке. У Пула есть."
  
   "Финчер тоже там не был".
  
   "Финчер на данный момент заперт за своим столом, как вы хорошо знаете".
  
   Элисон Гордон-Палмер помолчала, размышляя, затем сказала: "Эндрю Финчер неплохой офицер, Пол. Держать его за письменным столом - пустая трата рабочей силы".
  
   "Он может быть прекрасным офицером, но он плохой наставник. И если вы предлагаете, чтобы я послал его вместо Ланкфорда, американцы ясно дали понять, что это не вариант. Это было дано нам при условии, что мы на самом деле не использовали Финчера ".
  
   "Его репутация настолько плоха?"
  
   "Сил, конечно, не доверяет ему. Я не могу предполагать, идет ли команда из Лэнгли ".
  
   "И Сил обещает целую линейку конфет, не так ли?"
  
   "Он уверяет меня, что мы получим практически все, о чем могли бы попросить".
  
   "Есть ли что-нибудь, о чем мы должны просить, Пол?"
  
   Вопрос удивил Крокера, главным образом потому, что это был именно тот вопрос, который Дональд Уэлдон, предшественник DC, никогда бы не задал.
  
   "Не в данный момент. Я уверен, что что-нибудь произойдет ".
  
   "Я не сомневаюсь. Хорошо, тогда я продам его C. Вы поручаете Ланкфорду доставить его на Гросвенор-сквер для инструктажа. Если мы поторопимся, мы могли бы доставить его в Марокко до наступления темноты ".
  
   "Нам придется действовать очень быстро", - сказал Крокер.
  
   Гордон-Палмер улыбнулась ему, как будто знала все его секреты до последнего.
  
   "Тогда почему ты все еще здесь, разговариваешь со мной, Пол?"
  
  
  
   Он бы закончил инструктаж Ланкфорда и позвонил Силю, чтобы сообщить ему, что кредит одобрен, когда Кейт позвонила ему со своего стола и сказала, что директор Разведки находится снаружи.
  
   "Впустите его", - сказал Крокер в интерком и поднялся на ноги, когда Саймон Рейберн толкнул дверь. Крокер улыбнулся, радуясь его видеть, и Рейберн улыбнулся в ответ. В здании было мало людей, с которыми Крокер искренне ладил, но его коллега был одним из тех немногих, и Рейберн, со своей стороны, знал и ценил этот факт. В истории Фирмы были времена, когда директор по разведке и директор по операциям едва терпели вид друг друга, к очевидному ущербу для SIS. И Крокер, и Рейберн знали, как им повезло, что они не жили и не работали в те времена.
  
   "Интересный набор цифр, Пол", - прокомментировал Рейберн.
  
   "Я так и думал, что ты скажешь что-то в этом роде." Крокер указал на один из стульев подальше от стола, затем подошел к своей двери, снова открыл ее и попросил Кейт принести кофе. Когда он повернулся обратно, Рейберн уже сидел. Он был меньше ростом, чем Крокер, и даже более худощавого телосложения, а также во всех отношениях тише. Он улыбнулся, когда Крокер пододвинул стул напротив него, держась подальше от своего стола, чтобы они могли говорить на равных.
  
   Кейт вошла с двумя чашками кофе, черного для Крокера, легкого и подслащенного для Рейберна, затем вышла, не сказав ни слова, закрыв за собой дверь.
  
   "У этих четырех ракет есть история", - сказал Рейберн.
  
   "Они определенно путешествовали".
  
   "Больше, чем ты думаешь. Я немного покопался, затем проверил в моде источник там. С помощью я смог восстановить их путешествие или, по крайней мере, его часть ".
  
   "Просвети меня".
  
   Рейберн отхлебнул кофе и скорчил гримасу. Он поставил чашку обратно на блюдце, а блюдце поставил на край маленького кофейного столика перед ними.
  
   "Четыре ракеты поступили на вооружение в июле 1998 года и хранились на военно-морской базе Ее Величества Девонпорт. 11 января 2002 года четыре ракеты, о которых идет речь, были переданы вместе с другими материалами ВВС Брайз Нортон. Брайз Нортон доставляла припасы и оборудование для операции в Афганистане".
  
   "Я знаю, как это работает, Саймон".
  
   "Я знаю, что это так, Пол, но в этом есть смысл. Американцы долго и упорно работали над организацией полетов и использованием двух баз в Пакистане. Транспорт из Брайз Нортон заканчивается там, разгружается. В этот момент ракетами завладевает станция в Исламабаде".
  
   Крокер чуть не поперхнулся кофе. "Что?"
  
   Рейберн сочувственно кивнул. "Ты не знал".
  
   "Вы говорите мне, что я мог бы просто позвонить на станцию в Исламабаде, и они сказали бы мне, что у них есть эти ракеты?"
  
   "Если бы вы сделали это в феврале 2002 года, возможно. Как бы то ни было, Станция удерживала их самое большее несколько недель. Кажется, четыре "Звездных полосы" довольно быстро пересекли границу Афганистана, чтобы быть доставленными Северному альянсу."
  
   Крокер подавил рычание. "Их не было?"
  
   "Я не смог найти ни одного отчета, ни какой-либо записи об их успешной доставке. Я также не смог найти ни одного отчета, ни какой-либо записи об их использовании. Если разведданные ЦРУ верны, они были удержаны и каким-то образом приобретены одним из полевых командиров на севере, а затем проданы. За это время они вполне могли быть проданы два, три или четыре раза, прежде чем снова оказаться за границей и в Узбекистане ".
  
   Рейберн замолчал, бросив на Крокера второй взгляд, полный болезненного сочувствия. Он рискнул сделать второй глоток кофе и сделал то же лицо, что и в первый раз.
  
   "О, это просто ужасно", - пробормотал он.
  
   Крокер проигнорировал его, задумавшись. В 2002 году Станцией номер один в Исламабаде был человек по имени Дерек Мосс. В то время Мосс по необходимости принимал непосредственное участие в операциях в Афганистане - у SIS не было ни рабочих станций в стране, ни какой-либо надежной разведки на местах во время действий Коалиции. После 11 сентября Мосс и его второй номер, Ричард Бартон, тратили все больше и больше времени на то, чтобы пересекать границу, что было опасным занятием даже в мирное время. Во время войны это оказалось фатальным.
  
   Оба мужчины были убиты в одной и той же засаде в марте 2002 года. В то время Крокер был главным оперативным сотрудником, Уэлдон был заместителем начальника, а Си был сэром Уилсоном Стэнтоном-Дэвисом, непосредственным предшественником Барклая.
  
   "Вы не санкционировали это?" - Спросил Рейберн.
  
   Крокер переключил свое внимание, вернув его в настоящее и на Рейберна. "Саймон".
  
   "В прошлом ты был известен тем, что играл быстро и не по правилам, Пол".
  
   "Не так быстро и свободно. Даже если бы я захотел, я не смог бы санкционировать передачу четырех ракет "Старстрик".
  
   "Кто-то сделал. Округ Колумбия?"
  
   "Я не могу представить, чтобы сэр Уилсон сделал это, не поставив в известность кого-либо из нас. И Уэлдон едва ли поменял бы свой галстук, не согласовав его сначала с C и FCO ".
  
   "Значит, кто-то за пределами фирмы".
  
   "Должен был бы быть, и кто-то довольно старший, при этом. Дерек Мосс знал свое дело. Он никогда бы не предпринял операцию, не поставив меня в известность, не такую операцию ".
  
   "Жаль, что ты не можешь спросить его об этом".
  
   Крокер кивнул, погрузился в молчание и снова задумался.
  
   "Еще одна вещь для вас, касательная, на самом деле, но она только что поступила со станции в Ташкенте".
  
   О, Боже, они сделали Чейза, подумал Крокер. "Да?"
  
   "Крейг Гиллард сообщает, что вчера у президента Маликова произошел сосудистый инсульт головного мозга. Он в больнице, и состояние выглядит тяжелым. Говорят, что он потерял все функции с одной стороны, и что он невербален ".
  
   Облегчение, которое почувствовал Крокер, было недолгим. Чейса не раскрыли, но если Маликова собиралась выписаться, это означало, что у нее было даже меньше времени, чем кто-либо из них мог себе представить, чтобы вывезти Руслана из страны. Он только надеялся, что Чейс знал о состоянии Маликова.
  
   "СМИ сообщили об этом?" - Спросил Крокер.
  
   "Пока ничего. Я подозреваю, что они пытаются сохранить это в тайне, пока не проработают детали наследования."
  
   "Скорее всего".
  
   "Это будет Севара", - сказал Рейберн. "Ей понадобится две или три недели, чтобы получить DPMs на борту, а также поддержку из Белого дома".
  
   "А вот и брат".
  
   "Будь серьезен, Пол. На данный момент брат имеет примерно столько же влияния, сколько и его отец ".
  
   Крокер ничего не сказал. Рейберн снова поставил свой кофе и поднялся на ноги.
  
   "Извините, что я не смог больше помочь насчет "Звездных полос". Если я откопаю что-нибудь еще, я передам это дальше ".
  
   "Саймон?"
  
   "Хм?"
  
   "Кто еще знает, что ты смотришь на это?"
  
   Рейберн пожал плечами. "Нэнси. Мой контакт в МО. Почему?"
  
   "Я не беспокоюсь о твоем папе, но твой контакт в Министерстве обороны, он будет держать рот на замке?"
  
   "Мой контакт в Министерстве обороны - это она, Пол", - мягко поправил Рейберн. "И она понимает необходимость осторожности".
  
   "Хорошо".
  
   "Ты не хочешь, чтобы кто-нибудь знал, что ты этим занимаешься?"
  
   "Пока нет".
  
   Рейберн пожал плечами во второй раз, как будто весь аспект их бизнеса, связанный с плащом и кинжалом, был для него за пределами скуки. Крокер подозревал, что для Рейберна это действительно так. Он был больше заинтересован в разгадке акростиха, чем в раскрытии убийства, так сказать.
  
   "Не скажу об этом ни слова", - сказал Рейберн.
  
   Крокер проводил его до двери, выпустил, затем снова закрыл ее и вернулся к своему столу. Он закурил сигарету и отвернулся, чтобы посмотреть на реку и дождь.
  
   До того, как стать Си, Фрэнсис Барклай возглавлял Объединенный комитет по разведке. Это была позиция власти, которая позволяла ему поддерживать связь с персоналом как в Министерстве иностранных дел, так и в Министерстве внутренних дел, а также в Министерстве обороны. Это была должность, связанная с SIS, с постоянным и регулярным доступом к бизнесу Фирмы.
  
   Фактически, это была именно та позиция, которая позволила бы санкционировать и передать четыре ПЗРК Starstreak на станцию в Исламабаде, и с достаточным влиянием, чтобы потребовать от Станции молчания в процессе.
  
   Крокер задавался вопросом, не выдумывает ли он теорию целиком, а не подгоняет ее под известные факты. В конце концов, единственное, что он действительно знал, это то, что Барклай спросил его о тревоге ПЗРК, поступающей из Чечни, тревоге, о которой сам Крокер не знал. Это было в высшей степени обстоятельным.
  
   Но у Барклая были и средства, и возможность инициировать передачу, и сделать это в то время, когда такой риск не выходил за рамки возможного. Мотив оставался вопросом.
  
   Крокер раздавил сигарету, чувствуя начало новой головной боли.
  
   Он не знал, почему Барклай это сделал. Он сомневался, что смог бы это доказать, даже если бы знал.
  
   Но чем больше он думал об этом, тем больше убеждался.
  
   Где-то в Центральной Азии у кого-то были четыре ракеты класса "земля-воздух".
  
   И Фрэнсис Барклай-Си- была той, кто отправил их туда.
  
  
   ГЛАВА 14
  
   Узбекистан-провинция Джизак -
   3 км Юго-Восточной границы с Казахстаном
  
   17 февраля, 13:43 (GMT+5:00)
  
   День был ясный, холодный и яркий, и Чейс сняла солнцезащитные очки, чтобы получше рассмотреть мальчика на обочине дороги.
  
   На вид ему было лет тринадцать, может, чуть старше, слишком худой, одетый в причудливую комбинацию традиционной западной одежды, которую она так часто видела перед отъездом из Ташкента тем утром. Мальчик был одет в коричневые брюки, штанины которых были заправлены в высокие сапоги до икр, покрытые пылью, потертые и поцарапанные, а поверх них были надеты тапочки, которые можно было легко снять, войдя в частный дом или мечеть. Его футболка была красной, едва видимой под полосатым плащом, который он носил, подпоясанный поясом на талии. Его черные волосы были в основном скрыты под ободраннымитилпак на макушке, его лоскуты свисают на щеки. Однако, в отличие от того, что она видела в Ташкенте, одежда этого мальчика была явно изношена, и она могла видеть, что и плащ, и брюки неоднократно ремонтировались.
  
   Примерно в двенадцати километрах назад был шахтерский городок, построенный вокруг огромного завода, предназначенного для теплового выщелачивания золота из низкосортной руды, добываемой шахтерами. Завод и, как предположил Чейс, шахты также находились в ведении иностранцев, скорее всего, какого-то концерна из ЕС. Она лениво задавалась вопросом, каким был откат узбекскому правительству. Она представляла, что это будет существенно, и задавалась вопросом, стоит ли отдача в золоте таких затрат.
  
   Мальчик, вероятно, был из этого сообщества, хотя она понятия не имела, что он делал здесь один, и не видела никаких признаков готового объяснения. У него не было стада коз или другого скота, требующего внимания, и он не носил ничего, кроме потрепанной матерчатой сумки, перекинутой через плечо. Сумка, как и его футболка, была красной, но выцветшей, почти розовой.
  
   Он стоял и смотрел, как она замедлила машину до остановки, а затем опустила стекло. Машина была Range Rover, с левым рулем, и ей было не менее двадцати лет. Чейс купил ее у мужчины средних лет, с которым она познакомилась рано утром в Центре искусств в Ташкенте. Она заплатила ему за это пять тысяч долларов наличными, и он был так рад, что предложил продать ей мотоцикл своего брата. Чейсу на мгновение пришла в голову мысль; вторая машина, припрятанная в Ташкенте, могла бы пригодиться. Но ее план в конечном итоге требовал перемещения не только ее, но и двух других, и мотоцикла было бы недостаточно для этой задачи.
  
   "Ассалом алейкум", - сказал Чейс.
  
   Мальчик усмехнулся ее акценту. "Валейкум ассалом".
  
   "Siz Ingliz tilida gapirasizmi?"
  
   Он покачал головой. "Йок, Узбекча. Узбекча, ха?"
  
   Чейс покачала головой, вызвав улыбку, под стать улыбке мальчика.
  
   "Мен Инглиз билмайман", - сказал мальчик. "Русский?"
  
   Чейс перешел на русский, ответив: "Немного".
  
   "Я тоже немного знаю русский", - сказал мальчик, отвечая на том же языке. "Вы американец?"
  
   "Английский".
  
   "Ты потерялся?"
  
   "Немного, я думаю. Я ищу рынок сбыта ".
  
   Он переоценил ее, его взгляд явно ставил под сомнение ее здравомыслие. "Рынка нет".
  
   "Через границу. За оружие".
  
   "О, да, этот рынок существует".
  
   "Как далеко?"
  
   "Он движется. Не знаю, где сейчас".
  
   "Ты поможешь мне найти это?"
  
   Взгляд, который сомневался в здравомыслии Чейса, вернулся, более веселый. "Зачем ты туда ходишь?"
  
   "Мне нужно оружие", - просто ответил Чейс.
  
   Мальчик обдумал это, затем, не видя никакого изъяна в логике, кивнул. "У них есть оружие. И не только оружие. Наркотики. Девушки".
  
   "Я заплачу. Ты будешь моим гидом, я заплачу ". Она потянулась к своему пальто, высвобождая одну из купюр из пачки во внутреннем кармане, показывая ему американскую двадцатидолларовую купюру. "Для тебя".
  
   Мальчик протянул руку, и Чейс протянул банкноту, позволяя ему взять ее. Он осмотрел его с глубоким подозрением, туго натянув бумагу обеими руками и подняв ее к солнечному свету. Чейс сомневался, что сможет отличить подделку от настоящей, и все это притворство показалось ей смутно очаровательным. Она подавила улыбку.
  
   Как только мальчик был удовлетворен, он засунул купюру в брюки, под складки плаща, затем обошел Range Rover, выйдя из-за него. Чейс следила за ним в зеркалах, и на этот раз она улыбнулась, наблюдая, как мальчик встал на цыпочки в задней части автомобиля, чтобы заглянуть в кузов. Не увидев ничего, что его встревожило, он продолжил обход с правой стороны.
  
   Чейс перегнулся через сиденье и открыл дверь, распахнув ее, и мальчик забрался внутрь, осматривая салон автомобиля. Затем он закрыл дверь, вздохнул, потянулся и откинулся на спинку переднего пассажирского сиденья. Чейс боролся с желанием рассмеяться.
  
   Мальчик снова выпрямился, затем указал на себя большим пальцем правой руки. "Джавлон".
  
   Чейс указала на себя. "Трейси".
  
   "Трейси", - повторил мальчик, затем указал на ветровое стекло, вниз по узкой грунтовой дороге. "Трейси, туда".
  
  
  
   В в какой-то момент они, должно быть, пересекли границу с Казахстаном, но там не было ничего, что могло бы ее обозначить, и Чейс знал, что, по крайней мере, в этой части страны, такие обозначения были бессмысленными. Назвать границу пористой было великодушно. На юге, конечно, ситуация была иной; границу с Афганистаном охраняли если не силы Узбекистана, то Соединенные Штаты.
  
   Они останавливались три раза, в трех отдельных деревнях, первая вскоре после того, как Джавлон поднялся на борт, который, как он объяснил ей, был его домом. Там было несколько домов и небольшая мечеть, служившая как общественным центром, так и сердцем поклонения. Джавлон без объяснения причин выскочил из машины по прибытии, и несколько минут Чейс ждал, гадая, вернется ли он. Никто не вышел ни из одного здания, даже из мечети.
  
   Однако через пять минут Джавлон вернулся, забрался внутрь, а за ним последовала горстка других, детей и женщин, которые молча наблюдали за его уходом. Чейс не видел мужчин в сообществе.
  
   Джавлон снова направил ее на север, затем, вскоре после этого, на запад, пока они не наткнулись на вторую деревню. Он снова выпрыгнул из машины, чуть ли не приставая к пожилому мужчине, набирающему воду из колодца, который был сброшен в центре площади. Она услышала торопливый разговор на том, что, как она предположила, было узбекским, но могло легко быть одним из других полудюжины региональных диалектов. Вернувшись, Джавлон дал ей новые указания, все еще направляясь на запад, и в третьей деревне он повторил процесс еще раз.
  
   "Близко", - сообщил он ей, вернувшись на этот раз. "Очень близко. Они всегда в движении".
  
   "Насколько близко?"
  
   Мальчик подумал, затем поднял левую руку, растопырив пальцы.
  
   "Пять километров?"
  
   "Да, пять".
  
   Затем она посмотрела на одометр и через три с половиной остановилась. Джавлон посмотрел на нее в замешательстве, а затем, когда она заглушила двигатель, в чем-то приближаясь к тревоге.
  
   "Я хочу, чтобы ты кое-что сделал", - сказал ему Чейс.
  
   Он посмотрел на нее с нескрываемым подозрением, его правая рука с почти комичной неподвижностью потянулась к ручке двери.
  
   "Ничего плохого", - заверила она его, а затем, очень осторожно, все еще улыбаясь ему, снова полезла в карман пальто и вытащила еще две купюры из своей пачки. Она тянула вслепую, в основном потому, что не хотела раскрывать, сколько именно наличных у нее было, и поэтому с облегчением увидела, что вытащила еще две двадцатки, а не какую-нибудь из крупных купюр. Она протянула счета Джавлону.
  
   Он взял их, но подозрение осталось на его лице.
  
   Чейс указал на лобовое стекло, над передней частью машины. "Это в ту сторону?"
  
   "Да, таким образом".
  
   "Я хочу, чтобы ты пошел первым", - осторожно сказал Чейс. "Ты понимаешь? Ты идешь первым, с деньгами. Ты покупаешь-"
  
   "Купить?"
  
   Чейс сделал жест, имитируя обмен денег. "Купить, да?"
  
   Джавлон кивнул.
  
   "Пожалуйста, купите пистолет". Чейс подняла правую руку, повернув ее в сторону, вытянув указательный палец в форме пистолета, стараясь не целиться в мальчика. "Пистолет. И пули. Ты возвращаешь их мне сюда ".
  
   Лицо Джавлона сморщилось в замешательстве, и Чейс не был уверен, пытался ли он понять ее указания или логику, стоящую за ними.
  
   "Пистолет для тебя?" - спросил он.
  
   "Да, но сначала ты достанешь это для меня, да?"
  
   "Тогда ты пойдешь покупать больше оружия?"
  
   Чейс кивнул.
  
   Он думал об этом еще несколько секунд, затем внезапно издал протяжное "О-о-о!" и начал кивать.
  
   "У тебя нет оружия", - сделал он вывод.
  
   "Это верно".
  
   "О!" Он коснулся своего лба, ухмыляясь. "Умный".
  
   Чейс еще раз указал на лобовое стекло. "Ты иди. Я жду здесь".
  
   Она смотрела, как он пошел вверх по дороге, перевалил через подъем, затем спустился и скрылся из виду. Она посмотрела на часы и страстно пожалела, что не купила сигарет перед отъездом из Ташкента.
  
   Через десять минут она открыла дверь и вышла из машины. Эта часть страны - стран, поправила себя Чейс, - была пустыней, твердой пыльной землей и скудной зеленью. Днем было прохладно, а ночью становилось морозно. Но если бы она все еще была здесь после захода солнца, погода была бы наименьшей из ее проблем. У нее не было никакого желания идти на выставку оружия под открытым небом у черта на куличках на закате; это казалось очень хорошим способом убедиться, что она больше не выйдет, даже если она будет вооружена, когда сделает это.
  
   В конце концов, именно поэтому она послала Джавлона вперед. Западная женщина с большим количеством наличных денег в походе по магазинам будет рассматриваться как легкая добыча, и она это знала. Прежде чем начать какой-либо реальный бизнес, ей пришлось бы доказать поставщикам, что она не является действительной целью.
  
   Поднялся ветер, поднимая пыль с земли, создавая единственный шум. Она подавила желание снова посмотреть на часы, затем сдалась.
  
   Двадцать одна минута.
  
   Затем тридцать.
  
   И затем, возвращаясь с холма, Джавлон, ухмыляясь от уха до уха, держа пистолет в одной руке и коробку с патронами в другой. Когда он увидел ее, он побежал к ней.
  
   "Трейси! Смотрите!"
  
   Он с тревогой направил на нее пистолет, и на ужасную секунду Чейс подумал, не придется ли ей убить его, если он не убьет ее первым. Но торжествующая ухмылка оставалась на его худом лице, когда он сокращал дистанцию, гордость за хорошо выполненную работу, и когда он подошел к ней, она быстро и без сопротивления выхватила пистолет из его рук.
  
   "Хорошо, да?" спросил он ее, затаив дыхание. "Хороший пистолет?"
  
   Чейс осмотрел пистолет, извлек магазин, убедился, что он действительно разряжен, прежде чем отодвинуть затвор и поднять оружие, чтобы солнечный свет попал в патронник. Она проверила ствол, не увидела ничего, мешающего ему, затем повернула пистолет и осмотрела ударник. Она ожидала, что мальчик принесет ей российский пистолет - учитывая близость к России и участие бывшего Советского Союза в регионе, - но вместо этого он принес ей турецкий клон чешского пистолета Sarsilmaz M2000.
  
   Это был не тот пистолет, который она выбрала бы для себя, но Джавлон мог бы сделать и хуже, и, убедившись, что пистолет будет работать, она положила его на капот Range Rover. На коробке с боеприпасами не было маркировки, картон потрескался и отслаивался. Когда она открыла его, то обнаружила, что в нем всего шестнадцать патронов. Она проверила каждую пулю одну за другой, обнаружив, что только половина из них были требуемыми 9 мм. Из этих восьми она доверяла пяти из них настолько, что загрузила их в магазин. Остальное она оставила в коробке.
  
   "Хорошо, да?" - Спросил Джавлон.
  
   "Хорошо", - согласился Чейс, ставя журнал на место. Она передернула затвор, взвела курок пистолета, затем проверила предохранитель. Затем она расстегнула рубашку и сунула пистолет в штаны, спереди. Джавлон наблюдал, его глаза расширились.
  
   "Хорошо", - сказал ему Чейс после того, как она вернула рубашку на место. "Теперь все сделано".
  
   "Все сделано?"
  
   "Ты можешь идти".
  
   Джавлон покачал головой. "Я иду с тобой".
  
   Чейс покачала головой. "Нет".
  
   "Но я прихожу".
  
   "Нет. Опасно".
  
   Мальчик пожал плечами.
  
   Чейс указал на землю. "Жди здесь".
  
   "Я иду".
  
   "Нет, ты подожди здесь", - сказал Чейс, начиная разочаровываться. Она снова указала на землю под ногами, более настойчиво. "Жди здесь. Я возвращаюсь".
  
   Джавлон скрестил руки на груди, одарив ее взглядом, который, казалось, говорил, что она была глупой и неразумной.
  
   "Жди здесь", - сказал Чейс в последний раз и забрался обратно в ровер.
  
   Она оставила его на обочине дороги.
  
  
  
   IT было ближе к трем километрам, чем к полутора, и она полностью съехала с дороги, наконец, припарковавшись на краю оврага. Она могла видеть дым от кухонных очагов, поднимающийся снизу, и как только она заглушила двигатель, она услышала шум скота, голоса и музыку. Она вышла из машины, заперла ее, положила ключи в карман, затем сняла солнцезащитные очки. Она насчитала еще шесть машин, все пыльные, ржавые и, по крайней мере, такие же старые, как ее собственная, припаркованные по краям рынка. Запах жареного мяса, топлива и навоза смешался в сухом, холодном воздухе.
  
   Она подошла к краю оврага, спрыгнула в высохшее русло ручья и направилась на шум. На первом месте был домашний скот, козы, привязанные группами по три-четыре человека к вбитым в землю кольям, куры в слишком маленьких металлических клетках выстроились вокруг них, роняя перья каждый раз, когда они пытались взмахнуть крыльями. Пара собак была точно так же привязана.
  
   Мимо скота рынок, каким он был, начался всерьез, где овраг становился все шире и мельче. Чейс испытала болезненное дежавю, потому что она была здесь раньше, не здесь, но почти здесь, в Саудовской Аравии, в месте под названием Вади-ас-Сирхан. Тогда была ночь, и Том умер там, и на мгновение воспоминания напали на нее, и ей пришлось остановиться, чтобы отогнать их.
  
   В центре базара стояла большая палатка, остатки советской Армии, и, обрамляя подход к ее входу, с обеих сторон стояли выщербленные и погнутые металлические складные столы с сопутствующими скамейками. Рядом горели три отдельных костра, мясо шипело на огне, жир плевался на гриле. Оборванная дворняга рыскала между столами в поисках объедков. Музыка из трех отдельных бумбоксов конкурировала друг с другом, потрескивая из лопнувших динамиков, кантри-энд-вестерн и европоп.
  
   Рассредоточившись, заполнив оставшуюся часть оврага вокруг палатки, расположились торговцы, большинство из них выставляли свои товары на грязных одеялах или ковриках, некоторые зашли так далеко, что подняли навесы того или иного вида на палках, чтобы обеспечить укрытие и иллюзию уединения. Чейс увидел контрабандные кассеты и компакт-диски, старые журналы, обломки машин, найденные неизвестно где, и груды армейского излишнего оборудования. Там были фонарики, инструменты для рытья окопов, МРТ и радиоприемники, которые, как она подозревала, больше никогда не будут созданы для передачи или приема. Большая часть излишков была советской эпохи, но среди них она заметила более современное оборудование, материалы, купленные или украденные у коалиционных сил, даже то, что казалось набором NVG. Три разных продавца продавали наркотики, марихуану, гашиш, опиум и их старшего брата, героин.
  
   И там было оружие, так много оружия. Не считая тех, что несут продавцы и покупатели, ненадежно сложенные на импровизированных витринах, разложенные на одеялах, наваленные друг на друга. Казалось, что коллекции охватывают века, оружие, которое мигрировало по всей Восточной Европе и Центральной Азии за последние шестьдесят с лишним лет. От Второй мировой войны до Кореи и Вьетнама, инструменты войны, которые выжили и передавались из одних рук в другие, с разной степенью бережности. Там были пистолеты из Вьетнама и винтовки времен советского вторжения в Афганистан, револьверы из Кореи и ножи времен Второй мировой войны. Там были мечи, копья и топоры неопределенного происхождения и происхождения, а также широкий выбор ножей, которые на первый взгляд казались местного производства и довольно высокого качества. Ящики с боеприпасами образовали временные барьеры между прилавками с надписями на кириллице и мандаринском, узбекском и английском языках. Она видела гранаты, она видела бронежилеты, она видела складные дубинки, она видела автоматы.
  
   Она снова остановилась, на этот раз, чтобы сориентироваться, осознавая, что привлекает взгляды. Это не встревожило ее; это было ожидаемо. Вокруг было, возможно, от тридцати до сорока человек, которые либо продавали, либо покупали. Почти все они выглядели как этнические узбеки, хотя среди них, несомненно, были казахи и киргизы.
  
   И все они были мужчинами, до последнего, за исключением единственной женщины, которую Чейс мог различить, стоящей у закрытого полога палатки. Возраст мужчин варьировался от позднего подросткового возраста до, возможно, середины пятидесятых, большинство из них были одеты в традиционное сочетание плащей и ботинок, некоторые в постсоветской рабочей моде, большинство с покрытыми головами. Женщина - или девочка - выглядела лет на пятнадцать, самое старшее, одетая в грязную одежду. Ее ноги были обнажены, и Чейс подозревал, что под халатом на ней больше ничего не было. Если она и была холодна, то хорошо это скрывала.
  
   Пока Чейс наблюдал, полог палатки раздвинулся, и появился приземистый бородатый мужчина, подтягивающий брюки. За ним, внутри, Чейс мог видеть двух других девушек, каждая обнаженная, двигающихся, чтобы прикрыться. Приземистый мужчина обменялся несколькими словами с другим, сидящим за столом у входа, затем остановился, глядя в ее сторону. Другой мужчина, сидевший за одним из столов, поднялся и направился в палатку.
  
   Чейс услышала движение позади себя, но на мгновение проигнорировала его. Они все еще не знали, что с ней делать. Никто не стал бы ничего предпринимать, пока нет.
  
   Она попыталась справиться с тем, что чувствовала, заставила себя отвести взгляд от палатки и вернуться к продавцам, начала ходить по кругу, рассматривая предметы на каждом одеяле, мимо которого проходила. Она ненадолго остановилась у витрины с ножами, увидев приглянувшийся ей клинок с костяной рукоятью, и подумала, что ей понадобится свой собственный. На периферии она насчитала троих мужчин, следовавших за ней группой, держась примерно в пятнадцати футах позади. Двое из них носили автоматы Калашникова на ремнях за плечами. Третий, старший из троих, носил пистолет в кобуре на поясе.
  
   Чейс продолжила свой путь по рынку, наконец завершив свой круг против часовой стрелки у самой большой коллекции оружия для продажи, слева от входа в палатку. Угрюмый узбек в комбинезоне и рабочей рубашке наблюдал за товаром, глядя на нее с выражением, которое, казалось, колебалось между подозрением и весельем, но все же нерешительным. Чейс передавала свои товары, которые, казалось, были сгруппированы без всякой рифмы или причины, затем остановилась и обернулась, ее взгляд зацепился за пистолет, наполовину зарытый в кучу у задней части импровизированного прилавка. Это был полуавтомат, похожий на Smith & Wesson Mk 39, но на таком расстоянии она не могла быть уверена. Мужчины, следовавшие за ней, остановились, когда она это сделала.
  
   Чейс указал. "Могу я это увидеть?" - спросила она по-русски.
  
   "Вы не русский", - сказал продавец. Это было не совсем обвинение, но близко к тому.
  
   "Вот этот", - сказал Чейс, снова указывая на пистолет. "Смит и Вессон".
  
   "У тебя есть деньги?"
  
   Она улыбнулась.
  
   "Ты пришел сюда один?"
  
   Она позволила своей улыбке стать чуть шире.
  
   Мужчина улыбнулся в ответ, показывая тот факт, что у него не хватает двух верхних передних зубов. "Ты не должен приходить один".
  
   "Этот", - повторил Чейс.
  
   Мужчина заколебался, и Чейс увидела, как его взгляд скользнул мимо нее, влево, к трем мужчинам, которые следовали за ней, и она знала, что последует, и она знала, каким будет сигнал.
  
   Продавец кивнул, пожал плечами и начал отворачиваться от нее, направляясь к указанной стопке оружия. Когда он это сделал, она услышала движение, уловила движение краем глаза, автоматы Калашникова сорвались с плеч обоих мужчин. В их движении не было спешки, и это дало ей столько времени, сколько ей было нужно. Чейс провела правой рукой по животу и вытащила пистолет, который купил для нее Джавлон. Она сняла предохранитель большим пальцем, когда освобождала оружие, и к тому времени, когда она прицелилась в спину продавца, ее палец уже был на спусковом крючке.
  
   Все остановились, мужчины с винтовками, и те, кто шаркает в своих одеялах, и те, кто ест свою еду.
  
   "Один", - сказал Чейс. "Не глупый".
  
   Продавец медленно повернулся к ней лицом и, увидев направленный на него пистолет, поднял руки, показывая ей свои ладони.
  
   "Они опускают оружие", - сказал ему Чейс. "Или я стреляю".
  
   Продавец кивнул и заговорил по-узбекски. Чейс рискнула повернуть голову достаточно, чтобы увидеть троих и убедиться, что они подчинились.
  
   "Нужно попробовать", - сказал продавец в качестве объяснения, все еще показывая ей свои руки и пожимая плечами для дополнительного эффекта.
  
   Она оглянулась на него. "Я понимаю".
  
   "Если хочешь, мы можем заняться бизнесом прямо сейчас". Он с надеждой улыбнулся, снова обнажив свои отсутствующие зубы.
  
   "Да, пожалуйста", - согласилась Чейс, и свободной рукой она снова указала на стопку и добавила: "Это то, что торчит внизу".
  
   Продавец кивнул, поворачиваясь, чтобы забрать рассматриваемый пистолет, и, как только он это сделал, Чейс поставил пистолет на предохранитель и снова засунул его за пояс ее брюк. Она почувствовала, как напряжение на рынке спало, и к тому времени, когда продавец показал ей Smith & Wesson, разговоры возобновились.
  
  
  
   IT потребовалось больше двух часов, чтобы купить все, что, по ее мнению, ей понадобится, или, по крайней мере, купить все, что у них было, что, по ее мнению, ей понадобится. Когда она закончила, трое мужчин, которые преследовали ее, помогли отнести ее покупки обратно в Range Rover, где она загрузила их в кузов. Она купила три одеяла у одного из продавцов и использовала их, чтобы прикрыть оружие, боеприпасы и другое снаряжение. Как только все было улажено, Чейс вернулся к продавцу с недостающими зубами и заплатил наличными. Никто не беспокоил ее, никто не следил за ней, когда она возвращалась к машине, беднее, но, безусловно, лучше вооружена.
  
  
  
   Когда она вернулась на то место, где оставила Джавлона, его уже не было, а солнце опускалось за горизонт.
  
   Чейс ждал на обочине дороги, пока не стемнело.
  
   Мальчик так и не вернулся.
  
  
   ГЛАВА 15
  
   Лондон-Хартфордшир-
   Резиденция семьи Крокер
  
   18 Февраля, 09:10 по Гринвичу
  
   "Папа!"
  
   "Нет", - решительно сказал Крокер, почти тем же тоном и с той же злобой, которую он использовал в отношении персонала в Операционной. В Операционной это было довольно эффективно и дало желаемый результат - немедленное и полное прекращение любых дальнейших дебатов.
  
   Здесь, дома, была другая история, и, если уж на то пошло, казалось, имела противоположный эффект, что и собиралась продемонстрировать его старшая дочь Сабрина. Не помогало делу и то, что он стоял у кухонной плиты, все еще в халате, со сковородкой в руке, и больше беспокоился о том, чтобы не разбить желтки в яйцах, которые он жарил для семейного завтрака, чем о том, чтобы проявить свою власть. Он пришел к выводу, что это была позиция, которой не хватало соответствующих полномочий.
  
   "Билеты у меня уже несколько недель!"
  
   "Я уверен, что ты можешь найти друга, который захочет их".
  
   "Дело не в этом, папа! Все уходят! Все!"
  
   "Ты не такой, как все".
  
   Сабрина в отчаянии хлопнула ладонью по кухонному столу, а затем разыграла свою козырную карту. "Мама!"
  
   Дженни, сидевшая за кухонным столом, не отрывала взгляда от газеты. "Пол, сегодня суббота. Билеты у нее уже несколько недель."
  
   "Она также показала ужасные результаты на своих пробных экзаменах", - возразил Крокер. "У нее уроки, к ней приходит репетитор, и она смотрит на свои оценки летом. Ей нужно учиться".
  
   "Я учился!" Сабрина пожаловалась. "Только потому, что ты никогда не будешь здесь, чтобы увидеть это, не значит, что этого не происходит, папа!"
  
   Я проиграю этот спор, понял Крокер.
  
   "Пожалуйста, не повышайте на меня голос", - сказал он.
  
   Сабрина надулась, сердито глядя на него. "Я прошу прощения".
  
   "Она училась?" Крокер спросил свою жену.
  
   За столом его младшая дочь Ариэль, подражая своей матери, не отрывала взгляда от книги. "Когда она не общается онлайн со своими друзьями".
  
   "Умри", - приказала Сабрина своей сестре.
  
   "Она училась, Пол", - подтвердила Дженни. "Я уже сказал ей, что она может идти. Она отлично сдаст экзамены. Делать ее несчастной каждые выходные с настоящего момента и до того, как она их примет, не улучшит эту производительность ".
  
   "Я думал, мы хотели лучше, чем хорошо".
  
   Дженни подняла взгляд, предупреждая его взглядом. "Я сказал ей, что она может идти".
  
   "С кем она встречается?" Крокер пытался. "С кем ты идешь?"
  
   "Друзья из школы", - ответила его дочь.
  
   "Я хотел бы знать имена, если вы не возражаете".
  
   "Ты собираешься их проверять?"
  
   Крокер бросил на нее взгляд. В Оперативной комнате это заставило бы цель бежать в укрытие или, в лучшем случае, сбило бы их с пути. Здесь это усилило неповиновение Сабрины, и она слегка вздернула подбородок, плотно сжав губы, заставляя его признать, что да, он держал свою семью под наблюдением. Возможно, она не совсем понимала, чем зарабатывал на жизнь ее отец, но она знала достаточно, чтобы понять, что это было для правительства. Он никогда не обсуждал свою работу при детях и очень редко с Дженни, но Сабрина была достаточно взрослой и умной, чтобы понять, что означает это упущение. Однако, если она и думала о своем отце как о Джеймсе Бонде, это ее не впечатлило. Он сомневался, что она действительно верила, что он зайдет так далеко, чтобы держать жену и детей под присмотром.
  
   Крокер снял сковороду с плиты и начал перекладывать порции завтрака на тарелки, стоящие рядом с плитой. "Этот мальчик будет там? Ланселот или как там его зовут?"
  
   За столом Ариэль хихикнула, затем подавила звук и старательно перевернула страницу в своей книге. Она читала последний роман Брайана Жака, отметил Крокер, еще один в длинной череде романов о благородных средневековых мышах.
  
   "Тристан", - жестко поправила Сабрина. "Нет, я с ним больше не встречаюсь".
  
   "С кем ты встречаешься?"
  
   "Пол", - предупредила Дженни.
  
   "Я иду с Тринни, папа. Я проведу ночь у нее после концерта ".
  
   "Это у Тринни такие прыщи?"
  
   "Это родинка, и она ее удалила".
  
   "Когда ты вернешься?"
  
   Сабрина улыбнулась в тихом триумфе, чувствуя момент капитуляции. "Завтра утром".
  
   Крокер закончил расставлять тарелки, переставляя их на стол. Ему пришлось дважды громко прочистить горло, прежде чем Ариэль и Дженни убрали свои соответствующие материалы для чтения, чтобы освободить место для завтрака. Он поставил перед ними еду и наблюдал, как каждая женщина приступила к еде, без малейшего признания его кулинарных усилий.
  
   "У меня нет полномочий в этом доме", - заявил Крокер.
  
   Как бы в подтверждение этого заявления, он не получил ответа ни от одного из них.
  
   "Правильно", - сказал он своему старшему. "Иди. Но ты вернешься завтра к полудню".
  
   Сабрина легко поцеловала его в щеку, снова счастливая, а затем вышла из комнаты, сказав ему "спасибо" вслед. Он слышал, как она топает по лестнице, спеша обратно в свою комнату. Очевидно, ей нужно было спланировать гардероб.
  
   Крокер налил себе чашку свежего чая, затем занял свое место за столом. Дженни опустила свой экземпляр "Гардиан", улыбаясь ему. Иногда он думал, что его жена читает либеральную газету только для того, чтобы позлить его.
  
   Из-за своей книги Ариэль спросила: "Значит, у меня должна быть сломана нога, не так ли?"
  
   Дженни и Крокер одновременно посмотрели на нее.
  
   Ариэль взяла закладку с того места, где она лежала рядом с ее тарелкой, положила ее между страницами, закрыла книгу, а затем посмотрела на своих родителей. Ее очки, заметил Крокер, были запачканы. В отличие от Сабрины, Ариэль пошла на многое, чтобы не заботиться о том, как она выглядит.
  
   "Слышал это, не так ли?" Спросила Дженни.
  
   Ариэль кивнула. "Я разбил свой велосипед?"
  
   "Вторник", - сказала Дженни. "Да, вы едва избежали столкновения с машиной".
  
   "В День Святого Валентина?"
  
   "Очевидно, ты был отвлечен".
  
   Ариэль скорчила гримасу, испытывая отвращение при мысли о людях, которых волнуют такие вещи, как мальчики и День Святого Валентина.
  
   Крокер посмотрел на Дженни. "Звонил Барклай?"
  
   "Один из его помощников", - подтвердила Дженни. "Вчера вечером, перед тем, как ты вернулся домой". Она бросила взгляд на Ариэль, затем снова на Крокера. "У маленьких кувшинов большие уши".
  
   "Почему ты не сказал мне об этом прошлой ночью?"
  
   "Ты действительно вернулся домой довольно поздно, Пол. Это вылетело у меня из головы ".
  
   "Он сказал, зачем звонит?"
  
   "Помощник? Он хотел знать, все ли в порядке с Ариэль. Сказал, что сэр Фрэнсис был весьма обеспокоен."
  
   Ариэль спросила: "Кто такой сэр Фрэнсис?"
  
   "Папин босс", - сказала Дженни.
  
   "Ты солгал своему боссу? Ты сказал ему, что я сломал ногу?" - Спросила Ариэль у Крокера.
  
   "Да".
  
   "Я хотя бы получу набор костылей?"
  
   Крокер не ответил, задумавшись. Дженни смотрела на него, теперь слегка обеспокоенная.
  
   Барклай проверяет историю, подумал Крокер. С опозданием на три дня, но он проверяет историю. Почему сейчас?
  
   Крокер встал из-за стола, допил чай, оставив недоеденный завтрак. "Я собираюсь пойти в офис".
  
   Дженни кивнула, что было терпимо, но разочарованный взгляд Ариэль был горьким, и нет.
  
   "Мне очень жаль", - сказал он своей младшей дочери.
  
   "Ты обещал, что мы пойдем на шоу в Старую ратушу", - тихо сказала Ариэль. Как и ее мать, когда Ариэль была расстроена, она не повышала голос. Скорее, она понизила его, пока его почти невозможно было услышать. "Ты обещал, что мы увидим марионеток, тех, что из Японии".
  
   "Я знаю. Мне очень жаль, Ариэль".
  
   "Я отвезу тебя", - сказала Дженни. "Мы повеселимся".
  
   "Это не одно и то же", - сказала Ариэль, и затем Крокер вышел из комнаты, вне пределов слышимости.
  
   Чувство вины преследовало его всю дорогу до Лондона.
  
  
  
   Рональд Ходжсон был на дежурстве, когда Крокер вошел в операционную, наблюдая за скелетным персоналом, что уместно для выходных без серьезной операции в ближайшее время. Крокер подумал, что он проделал замечательную работу, скрыв свое удивление.
  
   "Оперативники на этаже", - объявил Рон, когда пришел в себя, а затем добавил, обращаясь к Крокеру: "Не ожидал, что вы придете сегодня, сэр".
  
   "Нет", - согласился Крокер, занимая позицию рядом с дежурным операционным столом, чтобы он мог наблюдать за плазменной стеной. Задание Ланкфорда в Марокко было нанесено на карту с пометкой, обозначающей операцию как "Боуфиддл", и пометкой, гласящей "Бегущий сустав". В остальном не было ничего, представляющего непосредственный интерес. Две другие мелкие операции, одна в Аргентине, наблюдение за Министерством обороны, другая в Гибралтаре.
  
   Крокер сунул сигарету в рот, закурил, позвал Алексиса Фергюсона за столом генерального директора. "Видели ли мы обмен сигналами с Ташкентской станцией за последние двадцать четыре часа? Что-нибудь вообще?"
  
   Алексис постучала по клавиатуре, быстро вызывая журнал, просматривая записи. Она была высокой и довольно худой, с короной коротких черных волос, и ей приходилось наклоняться, чтобы заглянуть в монитор. "Один обмен, сэр, начался в тысяча девятьсот двадцать семь часов прошлой ночью, Лондон - Ташкент, с ответом, зарегистрированным в ноль-ноль тридцать три по местному времени".
  
   "Чей офис инициировал сообщение?"
  
   "Заместитель начальника, сэр. Ответ от станции номер один, Крейга Гилларда ".
  
   Крокер нахмурился и покачал головой. Элисон Гордон-Палмер покинула здание раньше него прошлой ночью. Если только она не развернулась и не вернулась - что было вполне возможно - запрос был не из ее офиса. Более того, если бы она была так глубоко в кармане сэра Уолтера Секомба, как теперь начинал подозревать Крокер, она бы не рискнула помешать Чейсу. Это означало, что, хотя сообщение, по-видимому, было инициировано DC, скорее всего, этого не было.
  
   Что оставило только двух других, которые могли бы сделать вид, что сообщение пришло от DC. Либо D-Int, либо C.
  
   И Крокер не мог себе представить, почему Саймон Рейберн хотел скрыть любую связь со Станцией, не говоря уже о сообщении в Ташкент, что он имел и полномочия, и право делать, когда ему это было удобно.
  
   Что оставило C.
  
   "У нас есть копия?" - Спросил Крокер.
  
   Алексис снова начала стучать по своей консоли, затем остановилась. Через мгновение она возобновила печатать, быстрее, затем снова сделала паузу.
  
   "Мне очень жаль, сэр", - медленно произнесла она. "Я не могу найти копию".
  
   "Что вы имеете в виду?"
  
   "Этого здесь нет. Возможно, он уже удален на сервер ".
  
   Сомневаюсь в этом, подумал Крокер. "Лекс, у кого был MCO до того, как ты пришел на смену?"
  
   "Уильям Тигл, сэр. У него сорок восемь часов отпуска, он должен вернуться в понедельник утром.
  
   Крокер снова повернулся к Рону. "Си находится в здании?"
  
   Зазвонил один из телефонов в банке на дежурном операционном столе, и Рон подошел к нему, чтобы ответить, сказав: "Я так думаю, сэр, да".
  
   Крокер хмыкнул, вдавливая окурок сигареты в пепельницу на столе Рона, ожидая, пока тот закончит разговор. Рон выслушал, пробормотал что-то в знак согласия и повесил трубку.
  
   "С совершенно определенно находится в здании, сэр", - сказал ему Рон. "На самом деле, он хотел бы, чтобы вы присоединились к нему в его кабинете".
  
   "Черт возьми", - единственное, что Крокер смог придумать, чтобы сказать.
  
  
  
   В почти каждый раз, когда Крокер заходил на территорию Барклая, он обнаруживал, что другой человек прочно обосновался либо за своим столом, либо в гостиной, где он занимал самое большое из кресел с кожаной обивкой, расставленных вокруг кофейного столика. Барклай, как и Крокер, как Секкомб, как Гордон-Палмер, как и тысячи других в Уайтхолле, понимал силу письменного стола и этикет, связанный с его использованием. Познакомьтесь с подчиненным, сидя за ним, вы продемонстрировали свое превосходство в цепочке командования; отказавшись встать при приеме гостя, вы выразили неудовольствие или, возможно, даже презрение; встаньте и обойдите его, чтобы поприветствовать, возможно, зайдя так далеко, что протянули руку для пожатия, вы заявили что-нибудь отдух товарищества к благодарности к дружбе.
  
   Этикет стола, способы, которыми его можно было использовать, даже злоупотреблять, были легионом. Крокер иногда думал, в более светлые моменты, что Министерство иностранных дел и Министерство внутренних дел могли бы сотрудничать в совместной публикации, которая будет распространена среди всех высокопоставленных государственных служащих. Ваш стол и вы: стратегии в управлении или что-то в этом роде.
  
   В воображаемой публикации Крокер всегда представлял, как Барклай пишет предисловие.
  
   Однако, войдя в офис в это субботнее утро, Крокер подумал, не пора ли начать новую главу. Сэра Фрэнсиса Барклая не было за столом. Он ждал перед этим.
  
   "Вы хотели меня видеть, сэр?" Сказал Крокер.
  
   Барклай кивнул, затем неопределенным жестом указал в сторону гостиной. Вместо того, чтобы предшествовать Крокеру, он последовал за ним. Он даже зашел так далеко, что оставался стоять до тех пор, пока Крокер не сел на диван.
  
   "Боюсь, никто из моих PA не участвует", - сказал Барклай. "Иначе я бы предложил тебе кое-что".
  
   "Я в порядке, сэр".
  
   "Я полагаю, мы могли бы выпить в баре, хотя, кажется, еще рано".
  
   "Прикосновение, да".
  
   "Что ж, тогда", - сказал Барклай и постоял еще мгновение, прежде чем почти неохотно занять свое обычное место. Он устроился на краю, наклонившись вперед. Он поправил очки, затем выдохнул, решаясь. "Я полагаю, вы знаете, что Дэниел звонил вам домой и разговаривал с вашей женой".
  
   "Вы не верили, что моя дочь сломала ногу".
  
   "Вы не можете использовать свою семью в обмане".
  
   "Зачем мне тебя обманывать?"
  
   Барклай издал единственный звук, начало прерывистого смеха. "Пол, я не думаю, что это действительно заслуживает ответа".
  
   "Тогда, возможно, мне следует перефразировать, сэр. В чем бы я обманул тебя на этот раз?"
  
   "Я не знаю", - ответил Барклай, внезапно откровенничая. "Но я знаю, что ты дважды за последнюю неделю навещал ГНОЯ в Министерстве юстиции. И я знаю, что когда я расспрашиваю о цели этих визитов, ответы, которые я получаю, в лучшем случае уклончивы ".
  
   "Все так, как я говорил вам раньше, сэр. Сэр Уолтер интересовался моим мнением относительно фиаско в КЛ ".
  
   "Я тебе не верю". Барклай, наконец, откинулся на спинку стула, сплел пальцы вместе, положив руки на колени. Он посмотрел на Крокера. "И, к сожалению, у меня, похоже, нет способа добиться от тебя правды, учитывая, что тебе осталось чуть больше недели на этой работе".
  
   Крокер не ответил.
  
   "Вас не интересует позиция в Вашингтоне?" - Спросил Барклай.
  
   Крокер обдумал свои возможные ответы, затем решил пойти с жестокой честностью. "Вообще никаких, сэр".
  
   "Тогда, я полагаю, единственная реальная вещь, которую я могу тебе предложить, - это твоя работа и мое обещание, что ты ее сохранишь, если доверишься мне".
  
   Это было неожиданно, и Крокер сделал все возможное, чтобы скрыть этот факт, но это, наконец, ответило на вопросы, которые мучили его с момента встречи с Силом в Гайд-парке. Впервые он почувствовал уверенность, что знает, о чем идет речь, если не в деталях, то хотя бы в общих чертах. За последние пять дней произошло нечто, что заставило Барклая не только обороняться, но и находиться в осаде. То, чего он не мог легко избежать или исправить.
  
   Что-то, что угрожало его карьере так же, как пять дней назад он угрожал карьере Крокера.
  
   Это должны были быть ПЗРК - другого объяснения, насколько мог видеть Крокер, просто не было. И, думая об этом, это казалось более чем правдоподобным, даже возможным. Барклай в Объединенном разведывательном комитете был в состоянии санкционировать передачу оружия Северному альянсу. У него было достаточно влияния и старшинства, чтобы инициировать этот шаг, а также заставить Исламабадскую радиостанцию молчать по этому вопросу либо путем запугивания, либо, что более вероятно, обещанием последующего вознаграждения. Находясь во главе JIC, было понятно, что следующим шагом Барклая по карьерной лестнице станет должность начальника службы в SIS. Для станции номер один в Исламабаде Фрэнсис Барклай была бы действительно очень хорошим другом. Но все пошло не так, ракеты исчезли, и Барклай провел последние четыре года, оглядываясь назад, гадая, когда они вернутся.
  
   По данным ЦРУ, они только что были, где-то на юге Узбекистана.
  
   "Ты знаешь о Звездных полосах", - наконец сказал Барклай.
  
   "Да".
  
   "Секомб тоже знает о них. Он знает о них с тех пор, как они исчезли в Афганистане".
  
   Крокер не был удивлен и не усомнился в этом утверждении. "Секомб никогда не упоминал о них. Они никогда не поднимались в наших обсуждениях ".
  
   Барклай слегка нахмурился, не уверенный, верить ему или нет.
  
   " Они никогда не всплывали, сэр, " заверил его Крокер.
  
   "Как бы то ни было, по данным ЦРУ, эти четыре "Старстрика" были проданы в Узбекистан менее месяца назад. Я уверен, ты много знаешь от Сил."
  
   Казалось излишним говорить, что информация поступила от Ченга из NCCT, а не от ЦРУ, поэтому Крокер просто слегка кивнул, ожидая продолжения Барклая.
  
   "Я был на станции в Ташкенте, просил их держать ухо востро. Очевидно, мне приходилось быть осмотрительным, но я думаю, что я ясно дал им понять. Я хочу, чтобы эти ракеты были найдены, Пол. Я хочу, чтобы их нашли, и я хочу, чтобы их вернули в Англию. Либо это, либо мне нужны доказательства их уничтожения".
  
   "Они находятся на вооружении более семи лет, сэр. Я уверен, что батарейки, которые их питают, уже сели ".
  
   "Это едва ли делает их безвредными, Пол. Четыре ракеты "Старстрик". Если они окажутся в руках наших врагов, если они будут использованы для уничтожения военного или, не дай бог, коммерческого самолета ... "
  
   Барклай замолчал, глядя мимо Крокера на свой стол.
  
   "Я бы не хотел нести ответственность за эту гибель людей", - тихо заключил Барклай.
  
   Не говоря уже о потере карьеры, подумал Крокер. Если бы ракеты были использованы, если бы их использование можно было отследить, то это был бы всего лишь вопрос времени, когда Барклаю пришлось бы заявить права собственности. Не было бы никакой защиты для того, что было дальше, только вопрос о том, как сэр Фрэнсис Барклай проведет свой уход с государственной службы.
  
   "Американцы, похоже, считали маловероятным, что ракеты все еще находятся в Узбекистане", - сказал Крокер. "Более вероятно, что они были перемещены дальше в Центральную Азию. Сейчас они могут быть в любой из дюжины стран ".
  
   "Я знаю это".
  
   "Без дополнительной информации их невозможно обнаружить".
  
   "Я тоже это знаю". Барклай спокойно посмотрел на него. "Но твоя помощь в их поисках была бы неоценима, Пол. И для вас, как для D-Ops, это разумная директива для наших станций. Если бы вы взяли на себя инициативу в этом поиске для меня, если бы вы работали с Саймоном, я думаю, ваши шансы на успех в этом были бы значительными ".
  
   "Вы простите меня за то, что я говорю, что, по-моему, вы слишком оптимистичны, сэр. Мы искали ПЗРК с начала войны, и лишь с ограниченным успехом ".
  
   "Но в данном случае у вас с самого начала был бы жесткий интеллект. С чего начать, в каком направлении двигаться. Вряд ли это было бы блужданием в темноте".
  
   "Возможно, нет, но близко к этому".
  
   "Я прошу твоей помощи, Пол. Помощь, которую я был бы благодарен получить. Помощь, которую я бы вознаградил ".
  
   "Ты бы избавил меня от моей работы".
  
   "Я бы хотел, чтобы ты стал моим следующим заместителем начальника".
  
   Это остановило Крокера. "Округ Колумбия уходит?"
  
   "Ее можно заставить, чтобы обеспечить ваше продвижение по службе", - спокойно возразил Барклай. "И я бы, конечно, последовал вашей рекомендации о назначении нового D-Ops. Даже Пул, будь ты его защитником."
  
   Барклай ждал, наблюдая за ним, прекрасно понимая весомость предложения, которое он только что сделал. Крокера уже дважды пропускали на повышение до заместителя начальника, остановившись на уровне директора по операциям. Это было следующее логичное повышение в его карьере, которого он очень желал. Как бы он ни уважал, даже любил Элисон Гордон-Палмер, Крокер абсолютно хотел ее работу.
  
   Пул не пошел бы на должность старшего инспектора, пока нет, но если бы пришлось, Крокер мог бы видеть его главой отдела. Что освободило бы Чейса, позволило бы ему продвинуть ее на должность Крокера. Так же, как он хотел повышения в DC, он знал, что Чейс хотел, в конечном счете, сменить его на посту D-Ops.
  
   И с этой иерархией на месте, с Крокером, расположенным между Барклаем и Чейсом, он мог бы принести много пользы, он был уверен в этом. Он мог бы полностью вернуть Фирму в игру, начать исправлять ошибки последних двадцати лет, компромиссы, капитуляции.
  
   Это было чрезвычайно заманчивое предложение, и, глядя на Барклая, он знал, что оно было искренним.
  
   "Предложение зависит от восстановления или уничтожения "Звездных полос"?" - Спросил Крокер.
  
   "Очевидно".
  
   Он снова подумал, еще раз обдумывая все это, все, что сказал ему Барклай. Он подумал об Элисон Гордон-Палмер и сэре Уолтере Секомбе. Он подумал о Чейсе, который все еще тайно работает в Узбекистане. На мгновение он подумал о Руслане Михайловиче Маликове и его сестре Севаре Маликов-Ганиевой.
  
   Непрошеный, он подумал о своей жене и дочерях и вспомнил горечь в голосе Ариэль, боль от еще одного невыполненного обещания ее отца.
  
   Он задавался вопросом, какого из многих врагов он предпочел бы иметь, и подумал, что это роскошь - иметь возможность выбирать даже этого.
  
   "Я посмотрю, что я могу сделать", - сказал Крокер Барклаю.
  
  
   ГЛАВА 16
  
   Узбекистан-Ташкент -Канцелярия Канцлера США,
   Офис политического советника
  
   20 Февраля, 0703 часов (GMT+5:00)
  
   Рисс пришел рано утром в понедельник, надеясь использовать тишину и покой отсутствия Макколла, чтобы разобраться с большей частью бумаг на его столе. Ему предстояло подготовить еще один из бесконечного потока демаршей, касающихся условных субсидий, предложенных для поддержки проекта Аральского моря, что было поистине пустой тратой его времени.
  
   Аральское море умирало, если оно уже не умерло. Две могучие реки, которые когда-то питали его - Сырдарья на севере, Амударья на юге - фактически больше не достигали моря, отвлекаясь и пересыхая из-за ирригационных проектов, направленных на производство хлопка, задолго до того, как водные пути смогли достичь своего прежнего назначения. Сам уровень моря падал со скоростью одного метра в год, и то, что он обнаруживал, можно было описать только как химическую корку, отвратительную смесь пестицидов и дефолиантов, которые стекали с хлопковых полей. К настоящему времени было обнажено более тридцати четырех тысяч квадратных километров морского дна, что стоило более десяти миллионов гектаров пастбищ. Все двадцать четыре задокументированных вида рыб, которые когда-то плавали в его водах, теперь исчезли.
  
   Это была не просто экологическая катастрофа, это была гуманитарная катастрофа. Туберкулез был эндемическим заболеванием в регионе, и ежегодно от этого заболевания умирало более двух тысяч человек. Анемия была обычным явлением. Дети страдали от множества заболеваний печени, почек и дыхательных путей, в дополнение к раку и врожденным дефектам.
  
   Это была проблема, у которой не было решения, и когда Рисс еще раз перечитал отчеты, пытаясь составить документ, который Макколл попросил бы его переписать по крайней мере дважды, он почувствовал, что его разочарование растет. В чем был смысл? Политической воли исправить ситуацию не было ни здесь, в Узбекистане, ни в соседнем Казахстане, разделяющем северные берега Арала. Этого не было ни в Туркменистане, ни в Кыргызстане, ни в Таджикистане, где все черпали из той или иной реки для поддержки собственного агробизнеса.
  
   Еще одна ситуация, еще один кризис в длинной череде кризисов, с которыми Рисс сталкивался за годы работы в Госдепартаменте, у которого не было решения.
  
   Это омрачило его мысли и усложнило работу, и он был так сосредоточен на всем этом, что не поднял глаз, когда открылась дверь из холла в офис Pol / Econ. Он предположил, что это Макколл, или секретарь штаба, и только когда он услышал голос Аарона Тауэра, он действительно поднял глаза от экрана компьютера, чтобы увидеть ташкентского COS, стоящего перед ним.
  
   "Доброе утро, Чак".
  
   "Доброе утро, сэр. Если вы ищете Консультанта, боюсь, его еще нет."
  
   Тауэр покачал головой, зацепив ногой один из ближайших стульев и придвинув его к себе. Он толкнул его коленом, расположив его лицом к столу Рисса, затем сел. В руке у него была дорожная кружка из полированной нержавеющей стали, открытая, и Рисс увидел бумажную этикетку пакетика с травяным чаем, свисающую с края. Это удивило его; он всегда представлял, что Тауэр любит кофе.
  
   "Пришлось отказаться от кофеина", - сообщил ему Тауэр. "Кровяное давление".
  
   "Ах".
  
   "Эй, послушай", - сказал Тауэр. "Это одна из тех вещей, о которых немного неловко говорить, поэтому я просто выйду и скажу это, хорошо? И я надеюсь, вы не обидитесь ".
  
   "Хорошо".
  
   - Ты был в "Интерконтинентале" в четверг вечером.
  
   Рисс почувствовал, как его желудок совершил то, что, честно говоря, было похоже на сальто назад. "Прошу прощения?"
  
   "Да, это неловко, понимаешь? Ты был в "Интерконтинентале", и нет, я не могу сказать тебе, откуда я это знаю, но я это знаю, так что давай не будем играть в игру "нет, я не был / да, ты был". Ты провел там ночь. Ну, часть ночи там. В комнате 615, с британкой по имени Трейси Карлайл."
  
   "Я не уверен, что это ваше дело, сэр", - возразил Рисс, пытаясь скрыть смущение, а не страх. Это было не очень сложно сделать. Он был уверен, что покраснел, и на мгновение был безмерно благодарен за то, что Тауэр решил вести этот разговор, пока кабинет был пуст, а не через час, когда Макколл наверняка бы его услышал.
  
   "Может быть, может быть, нет, но я думаю, что это мне решать", - сказал Тауэр. "Мне нужно, чтобы ты сказал мне, кто эта женщина, Чарльз, и откуда ты ее знаешь".
  
   "Я знаю ее около двенадцати лет", - солгал Рисс. "Она провела семестр в Технологическом институте Вирджинии на первом курсе".
  
   "Да?"
  
   "Да. У нас было кое-что. Она работает в какой-то сельскохозяйственной фирме в Англии. Я думаю, они занимаются орошением".
  
   "Значит, она здесь по делу".
  
   "Как бы мне ни хотелось сказать, что она проделала весь этот путь ради меня, она здесь по делу".
  
   "Эта компания, в которой она работает, ты знаешь ее название?"
  
   Рисс покачал головой. "Мы не говорили об этом. Это поставит меня в затруднительное положение, если она начнет задавать вопросы об экономике региона ".
  
   "Я вижу это".
  
   Рисс сделал паузу, затем спросил: "Могу я спросить, почему это имеет значение?"
  
   "Возможно, это вообще не имеет значения".
  
   "Да, но ты спрашиваешь меня об этом".
  
   Тауэр кивнул, взялся за бумажный язычок на конце шнурка и вытащил свой чайный пакетик из чашки. Он щелкнул им сверху вниз, отправляя его, сначала в пакет, в корзину для бумаг сбоку от стола секретаря. Он приземлился с громким, влажным шлепком. Тауэр на секунду восхитился выстрелом, затем снова обратил внимание на Рисса.
  
   "Есть ли проблема?" - Спросил Рисс.
  
   Тауэр не ответил, все еще глядя на него.
  
   Нет, не смотрю, подумал Рисс. Наблюдаю.
  
   "Я не видел ее с тех пор", - добавил Рисс.
  
   "Я знаю", - сказал Тауэр и снова погрузился в молчание, продолжая наблюдать за ним.
  
   Молчание стало неуютным. Вентилятор на настольном компьютере Рисса включился, излишне громко. Снаружи и дальше по коридору он услышал, как зазвонил телефон, а затем прекратился так же внезапно, как и начался.
  
   "Есть что-нибудь еще, сэр?" - Спросил Рисс. "Я должен закончить этот демарш до прихода консультанта".
  
   "Ты знаешь эту женщину с тех пор, как был второкурсником в Технологическом институте Вирджинии".
  
   "Младший".
  
   "Правильно". Тауэр уставился на него, затем поднялся. "Тогда ладно. Спасибо, что уделили мне время ".
  
   "Никаких проблем, сэр".
  
   Башня остановилась, положив руку на дверь. "Чак, небольшой совет, хорошо? В следующий раз, когда ты собираешься встретиться со старой подругой для быстрого траха, приведи ее к себе, хорошо? Отель, это просто безвкусица ".
  
   "Это произошло неожиданно".
  
   "До тех пор, пока ты этого не сделал". Тауэр ухмыльнулся ему.
  
   Рисс моргнул, затем заставил себя рассмеяться.
  
   Тауэр покинул офис.
  
   Рисс перестал смеяться.
  
   После этого ему было очень трудно сосредоточиться на Аральском море.
  
  
   ГЛАВА 17
  
   Узбекистан-Ташкент-
   улица Узбекистон
  
   20 февраля, 13 часов 26 минут (GMT+5:00)
  
   Согласно ее расчетам, она не спала в тридцать семь часов, и Тара Чейс начала это чувствовать.
  
   Проблема, конечно, заключалась в том, что она была одна. Если бы она могла рассчитывать на какое-то подкрепление, если бы с ней были Пул или Ланкфорд или, черт возьми, даже Второй участок, они могли бы разделить наблюдение. Она могла бы расставить их по местам для наблюдения за домом Руслана Михайловича Маликова, рассказать им, что искать и как это делать, разбить большую работу на более мелкие и, таким образом, была бы свободна вернуться в маленькую комнату, которую она сняла в отеле "Сайохат", ивыспись, черт возьми.
  
   Но у нее не было никого, кроме нее самой, и, что еще хуже, у нее заканчивалось время. Портер подождет до двадцать пятого, она была уверена в этом; он не был проблемой. На данный момент она была вполне уверена, что Портер был фактически единственным, на кого она могла рассчитывать, и она уже выбрала место для их возможной встречи, в семидесяти семи километрах к юго-западу от города, на северной окраине провинции Джизак. Она выбрала это место на обратном пути из похода по магазинам, в стороне от главной автомагистрали, вдоль берегов Сырдарьи, где она пересекает Узбекистан, соединяясь с Казахстаном на северо-западе и Таджикистаном на юго-востоке. Припарковавшись на берегу реки, она достала GPS-навигатор, который привезла с собой из Лондона, сняла три разных показания, все из которых подтвердили один и тот же набор координат, а затем потратила еще полторы минуты на запоминание.
  
   Портер не собирался быть проблемой.
  
   Проблема была в Лондоне, и проблема была здесь, в Ташкенте. Крокер ясно дал понять, что хочет - ему нужно - чтобы работа была выполнена быстро. Только по этой причине время имело существенное значение. Ситуацию усугубила ситуация с президентом Маликовым. С момента встречи с Риссом у нее не было никаких новостей о состоянии старика. Местные СМИ решительно не сообщали даже намека на его болезнь. Она не знала, задержался ли президент, выздоравливает или уже лежит в земле, но если это было последнее, то она чувствовала себя в безопасности, предполагая, что время бежит и для Руслана, и для его сына.
  
   Итак, слежка легла на нее, и она легла на нее со срочностью, которая ей не понравилась. Спешка порождает ошибки, а при существующем положении вещей уже было слишком много места для ошибок, слишком много вещей, которые ей не нравились.
  
   Во-первых, Руслан и его сын, по сути, находились под домашним арестом. По ее подсчетам, было по крайней мере три стационарных поста наблюдения, предназначенных для наблюдения за домом, каждый укомплектован командой из двух человек, каждая команда сменялась каждые восемь часов, через пятьсот, тысячу триста и две тысячи сто часов. Наблюдатели не пытались спрятаться, используя автомобили в качестве своего промежуточного пункта, при этом один человек оставался за рулем, а второй попеременно ходил взад и вперед по кварталу или прислонялся к машине. Каждый второй час смены двое менялись местами: ходок занимал место в машине, водитель - место для ходьбы. Пассажиры машин использовали радиоприемники для связи, но, насколько мог видеть Чейс, пешеходы этого не делали. Она была уверена, что водители общались не только друг с другом, но и с центральным диспетчером.
  
   Это было только снаружи.
  
   Что происходило внутри дома, определить было сложнее, но Чейс смог подтвердить несколько фактов и там. Она знала, что Руслан и его сын Степан были внутри, потому что видела их несколько раз. Чаще всего она мельком видела их через окна гостиной, едва ли дольше одной секунды за раз. Однако в воскресенье днем отец и сын вышли поиграть на задний двор, участвуя в игре "догони меня, поймай меня, пощекочи меня, сделай это снова". Восторг Степана был достаточно громким, чтобы эхом отразиться от стен, окружающих двор, крики радости малышей, которые заставили Чейса подумать о Тамсин и о том, какой жизни ее дочери ей теперь не хватает.
  
   Когда Руслан и его сын вышли на улицу, их сопровождали еще двое мужчин, и ни один из охранников не потрудился спрятать оружие, которое они носили. Тот факт, что они так открыто говорили о своем вооружении, не встревожил Чейса; однако то, что они несли, встревожило. Каждый был вооружен пистолетом Heckler & Koch MP-5K, который держал в руке. Что касается пистолетов-пулеметов, они вряд ли могли выбрать что-то лучше. Это оружие и другие подобные ему иногда называли комнатными метлами за их способность быстро и эффективно очищать небольшие пространства от противников. На близком расстоянии пушки обрушивали поток огня, который можно было описать только как смертельный.
  
   И, оказавшись в доме, Чейс действительно окажется на очень близком расстоянии.
  
   За то время, что она наблюдала, она видела, как смена сменялась внутри дома три раза, но еще не видела, чтобы кто-нибудь из наблюдателей, которые вошли, снова ушел. Как и снаружи, внутренние помещения, казалось, охранялись командами из двух человек, но она не была уверена, сколько команд на самом деле было задействовано. По ее лучшим предположениям, их было трое или четверо, что означало еще от шести до восьми вооруженных людей в доме. Она обнаружила, что молится, чтобы это было меньшее число. С шестью было бы чрезвычайно трудно справиться бесшумно, без изрядной доли удачи, добавленной к тому, что, как боялась Чейс, было ее ржавыми навыками; восемь было бы невозможно, потому что это напрямую вело ко второму осложнению.
  
   Она не сомневалась, что приказы охранников были предельно ясны: Руслану и его сыну не разрешалось покидать здание.
  
   Если они попытаются это сделать, они будут убиты.
  
   Это означало, что если охранники думали, что они потеряют своих заключенных, они могли сами застрелить отца и сына и покончить с этим раз и навсегда.
  
   Тогда возникает третье осложнение. Она должна была проникнуть внутрь тихо.
  
   Четвертое осложнение. Она должна была нейтрализовать охранников так же тихо. От шести до восьми охранников, и их нужно будет убрать, прежде чем они смогут поднять тревогу, прежде чем они смогут отреагировать.
  
   Пятое осложнение. Она должна была вытащить себя, Руслана и Степана снова. И Степана, которому всего два года, пришлось бы нести, потому что он, черт возьми, не смог бы за ним угнаться, если бы они побежали. Руслану пришлось бы нести его, чтобы руки Чейса были свободны для мокрой работы.
  
   Шестое осложнение. Им нужно было не только выбраться из дома, но и выбраться из города, причем достаточно далеко, чтобы Портер мог незаметно подвести вертолет к лифту, но и достаточно близко, чтобы им можно было своевременно управлять.
  
   Седьмое осложнение. Она должна была делать все это в одиночку.
  
   Восьмое осложнение. Она должна была сделать все это в ближайшее время.
  
   Потому что восьмым осложнением был человек по имени Ахтам Захидов. Его прибытие в дом в понедельник утром стало неожиданностью как для охранников на вахте, так и для Чейса, который узнал его по фотографии, которую Рисс показал ей, и это вызвало немедленную бурю активности. Однако прибытие дало ответ на еще один из ее вопросов - присутствие Захидова подтвердило для Чейса, что Руслан удерживается силами его сестры Севары, а не официальной СНБ.
  
   Захидов приехал на последней модели Audi A4, управляя ею в одиночку, и подъехал к фасаду дома. Машина была глянцево-черной, ухоженной, и первой мыслью Чейса, увидев ее, было то, что она очень хотела бы ее украсть; A4 был хорошей машиной, если нужно было куда-то спешить, и это было бы гораздо лучшее средство для побега, чем Range Rover,двигатель которых начинал вызывать у нее серьезные сомнения.
  
   Затем появился Захидов, и двое охранников - один из дома, другой из них проходил свой участок дальше по кварталу - бросились его приветствовать, и тогда Чейс еще раз взглянула на него в свой бинокль. Через глаза, напряженные от усталости и чрезмерного использования, прошло несколько секунд, прежде чем пришло узнавание, и Захидов почти вошел в дом, прежде чем она действительно поняла, кто он.
  
   В этот момент она наблюдала за происходящим с крыши в полутора кварталах от дома. Это был ее седьмой или восьмой наблюдательный пункт - она уже не могла вспомнить, сколько раз использовала, еще один признак ее усталости, - и когда Захидов исчез в доме, ее охватила паника.
  
   Черт возьми, подумала она. Я ждал слишком долго. Я ждал слишком долго, и теперь пришел Большой Плохой Тяжеловес, чтобы раз и навсегда исправить положение своей подруги.
  
   И если это было так, то все было кончено, вся эта чертова операция провалилась. Она не смогла бы добраться туда вовремя. Забудьте о том, что она не была готова, что все, что у нее было с собой, это "Смит и Вессон", который она купила на базаре, забудьте, что остальное оружие и взрывчатка все еще были спрятаны в задней части Range Rover. Забудь тот факт, что это было средь бела дня, забудь все это. Дажеесли она сбежит и каким-то образом выживет в лобовой атаке на дом, она была уверена, что прибудет как раз вовремя, чтобы найти тела Руслана и Степана, остывающие в лужах их собственной пролитой крови.
  
   Это был фактор гребаного дневного света, который заставил ее пересмотреть, который успокоил ее, который позволил ей признать, что она становится иррациональной. Захидов не стал бы казнить Руслана и его сына в их доме, не посреди дня. Он полностью контролировал их, у него была вооруженная охрана. Если бы он собирался убить их, он бы не стал делать это там.
  
   Нет, он отвезет их куда-нибудь в другое место, используя свои мускулы СНБ, чтобы доставить их в какую-нибудь камеру, возможно, или вывезти их за пределы города, в глубинку, и убить их там.
  
   Чейс заставила себя успокоиться, посмотрев на часы и отметив время. Она потерла глаза, чувствуя, как их щиплет, затем продолжила смотреть в бинокль. Это был не лучший набор оптики, который она использовала, даже близко, но они служили. Она нашла их в магазине фотоаппаратов на Абдухамида Каюмова в субботу утром и купила исключительно потому, что они были самыми мощными в продаже.
  
   Тридцать шесть минут спустя Захидов вышел из дома, и на этот раз Чейз был готов и немедленно навел на него оптику, отслеживая его на протяжении всего пути от входной двери, по дорожке на улицу, до машины. Он остановился, прежде чем сесть в машину, обменявшись несколькими словами с двумя наблюдателями, которые вышли вместе с ним.
  
   Чейс оценил его в пять десять, может быть, в пять одиннадцать, возможно, в сто восемьдесят фунтов, возможно, легче. Его манеры были спокойными, даже уверенными в себе, и, что бы он ни говорил, он не испытывал желания говорить это быстро или громко. Он был, подумал Чейс, удивительно красив, факт, который фотография Рисса не смогла передать.
  
   Затем Захидов закончил говорить, снова сел за руль Audi и тронулся с места по Узбекистон. Два наблюдателя обменялись еще несколькими словами, затем каждый вернулся на свой пост.
  
   Чейс зевнул. Она сидела на холоде на крыше из брезента в течение трех часов. У нее болели ноги и поясница. Когда она согнула пальцы, они были жесткими.
  
   Сегодня вечером, решил Чейс. Это должно произойти сегодня вечером.
  
  
  
   Она разбила свое снаряжение, как оно было, убрала бинокль и штатив в спортивную сумку, которую она принесла, затем пробралась к краю крыши. Она проверила спуск, убедившись, что путь внизу свободен, а затем, не видя, что за ней никто не наблюдает, начала спускаться в переулок, используя водосточную трубу в качестве импровизированного шеста.
  
   До того места, где она припарковала "Рейнджровер", было двадцать минут ходьбы, и она нашла машину там, где оставила, целой и невредимой. Она бросила свою сумку на пассажирское сиденье, и ей пришлось попробовать три раза, прежде чем двигатель заработал и машина завелась. Она вернулась в Сайохат.
  
   В своей комнате она сняла пальто, свитер и ботинки, а затем отказалась от остального и рухнула на кровать, держа "Смит и Вессон" под рукой, частично из-за безопасности, которую он обеспечивал, а частично из-за его важности для предстоящих событий. Пистолет был чертовски удачной находкой, потому что он оказался не совсем тем, что она подумала на первый взгляд. Не просто S & W Mk 39, а скорее модифицированная версия того же самого, Mk 22 Mod 0, также называемая "hush puppy"." Это было оружие времен Вьетнама, не самое надежное в мире, но удивительно бесшумное, оснащенное не только глушителем для устранения звука выстрелов, но и затвором, обеспечивающим бесшумную механическую работу пистолета. Она проверила пистолет на рынке перед покупкой и была ошеломлена тем, что он все еще работает. Узбекский продавец предложил ей продать его дешево.
  
   "Здесь слишком тихо", - объяснил он. "Никто этого не хочет".
  
   Чейс закрыла глаза, слегка улыбаясь воспоминаниям.
  
   Она действительно хотела Ауди Захидова. Машина будет надежной, в отличие от Range Rover; она не представляла себе Севару Маликову-любовницу и главного бандита Ганиева человеком, который водит машину в плохом состоянии. Это было бы быстро, что никогда не было плохо, и все было бы хорошо. Лучше всего, это было знакомо охранникам в доме. На Audi Захидова она могла подъехать прямо к входной двери, прежде чем кто-нибудь заподозрил неладное.
  
   Она попыталась сосредоточиться на способах приобретения машины, продумать план нападения, но лежание на спине давало немедленный эффект, и ее мысли уже переходили в состояние дисфункции перед сном. За закрытыми глазами она увидела гостиничный номер, а затем Вэл, как будто она стояла там, в ногах кровати. Тэмсин была в ее объятиях, извиваясь при виде своей матери, пытаясь дотянуться до Чейса.
  
   Чейс заснула, и ее последняя мысль была не о Руслане, Степане или Audi Захидова, и не о дочери, которая, надеюсь, в безопасности и тепле в Барнольдсвике, которая, надеюсь, все еще может помнить и узнавать свою мать.
  
   Чейс заснула, думая о том, сколько людей ей придется убить, когда она проснется.
  
  
   ГЛАВА 18
  
   Лондон-Воксхолл Кросс-офис D-Ops
  
   20 февраля, 13:56 по Гринвичу
  
   "Джулиан Сил для тебя", - сказала Кейт через интерком.
  
   Крокер отложил блокнот, над которым работал, перевернул его, чтобы скрыть свои записи от посторонних глаз, и снял трубку телефона. Он ткнул указательным пальцем в мигающий индикатор, затем ответил.
  
   "Крокер".
  
   "Пол, ты можешь выйти поиграть?"
  
   "В парке, ты имеешь в виду?"
  
   "Желательно".
  
   "Относительно?"
  
   "Я думаю, лучше лично".
  
   "Зловещий".
  
   "Надеюсь, вы сможете ответить на пару вопросов для меня, вот и все".
  
   " Тридцать минут, " сказал ему Крокер. "Статуя Ахиллеса".
  
   "И я надеюсь, что в этом нет ничего существенного", - сказал американец и повесил трубку.
  
   Крокер положил трубку, затем убрал свои бумаги в стол, встал и снял пальто с вешалки у двери. Он вышел в приемную, натягивая его. Кейт оторвала взгляд от своей работы.
  
   "Я ухожу. Должен вернуться в течение часа ".
  
   "Если кто-нибудь спросит?" - Подсказала Кейт.
  
   "Я встречаюсь с Силом".
  
   Она изобразила удивление. "И вы встречаетесь с мистером Силом?"
  
   "Разве это имеет значение?" Крокер зарычал, направляясь к двери и в коридор. "Если кто-нибудь спросит, это то, что ты должен им сказать".
  
   Дверь за ним закрылась прежде, чем он смог услышать ответ Кейт.
  
   Крокер шел по коридору, нахмурившись. Сил, попросивший о встрече в кратчайшие сроки, не обязательно вызывал тревогу; он мог бы попросить об этом для решения любого вопроса. Это могло быть просто разбор действий между ними двумя относительно работы в Марокко; Ланкфорд вернулся из Касабланки, ничуть не потрепанный, поздно ночью, и Крокер уже прочитал и одобрил его отчет о действиях. В нем не было ничего примечательного. Операция была именно такой, как утверждал Сил.
  
   Но, направляясь к лифту, Крокер уже знал, что Сил хотел поговорить не о Марокко.
  
   Он нажал кнопку вызова лифта, подождал и вошел в вагон, чтобы найти Элисон Гордон-Палмер, единственную папку, зажатую под ее правой рукой, и единственного другого пассажира. Округ Колумбия приветственно улыбнулся ему.
  
   "Вниз или вверх?"
  
   " Ложись, " сказал Крокер.
  
   "Как и я. Мы с Саймоном собираемся поговорить с отделом Фарфора". Она указала на папку под мышкой.
  
   "Сил", - сказал Крокер, предлагая свой собственный пункт назначения.
  
   "Наверное, хочет знать, почему Чейс в Ташкенте, я полагаю".
  
   "Я тоже этого боюсь".
  
   "Это должно было случиться. Американцы более чем немного обидчивы в отношении Узбекистана. Если они думают, что она бродит по их саду по официальным делам, и если они думают, что мы активно скрываем от них этот факт, они захотят узнать причину ".
  
   Крокер кивнул, слегка наклонил голову, оценивая свой тон. "Я не знал, что ты знал, что это был Чейз, которого я отправил в Узстан".
  
   "Я умею считать, Пол. И по состоянию на сегодняшнее утро у вас все еще было три Надзирателя в Яме, один из них был прикован к своему столу цепью вокруг лодыжки. Никого другого, кого ты мог бы послать, на самом деле."
  
   "Но я тебе не сказал".
  
   Она покачала головой, ее манеры все еще были мягкими.
  
   "Секкомб сделал", - сказал Крокер, отвечая на свой собственный вопрос.
  
   "Он очень заинтересован в ходе операции". Элисон Гордон-Палмер слегка улыбнулась, и лифт остановился. Выходя из машины, она сказала: "Ты сообщишь мне, если Чейз наткнется на какие-нибудь ПЗРК, не так ли, Пол? Я знаю, что ГНОЙ был бы благодарен за любую такую новость ".
  
   Затем двери закрылись, и Крокер снова начал спускаться, задаваясь вопросом, насколько ниже он, вероятно, опустится.
  
  
  
   Сил ждал у подножия статуи Ахиллеса, засунув руки в карманы пальто, прищурившись на огромную фигуру. Сооруженный в 1822 году и весивший около тридцати трех тонн, он вызвал настоящий ажиотаж, когда был представлен в качестве первого публичного обнаженного тела в Лондоне. Статуя была отлита из французской пушки, захваченной при Витории, Саламанке, Тулузе и Ватерлоо, и была посвящена Веллингтону и людям, которые служили под его командованием. При высоте восемнадцати футов это была одна из самых впечатляющих общественных скульптур, которые можно найти в любом из лондонских парков, по крайней мере, по оценке Крокера.
  
   "Разве тебе не нравится, что единственная броня, которую он носит, - это ступни и голени?" - спросил американец. "Помимо щита и того, что у него есть над его членом, я имею в виду".
  
   "Он был практически непобедим", - сказал Крокер. "Он мог позволить себе разгуливать по полю боя голым".
  
   "Дело в том, что поножи, они только на передней части его голеней", - размышлял Сил, глядя на массивную бронзу. "Никакой защиты сзади. Можно подумать, у него было что-то, чтобы прикрыть свои сухожилия ".
  
   "Гордость".
  
   "До падения". Сил отвернулся от статуи, все еще держа руки глубоко в карманах, и указал правым локтем на ответвляющуюся тропинку позади него. "Пойдем пешком?"
  
   Крокер почти улыбнулся. Когда Ченг говорил то же самое, его ответ неизменно был "Я бы предпочел, чтобы меня несли". Почему-то он не думал, что его отношения с Силом пока допускают такое легкомыслие, поэтому он кивнул, идя в ногу с Силом, когда другой мужчина задавал темп.
  
   Они прошли молча почти сотню ярдов или около того, каждый давая другому время проверить окрестности на предмет нежелательных глаз или ушей, но ничего не нашли. Было пасмурно, с неравномерными интервалами падали капли дождя, усиливая растущий холод и надвигающуюся темноту. Не в первый раз Крокер задавался вопросом, сколько еще ему будет позволено проявлять эту особую идиосинкразию, прежде чем кто-нибудь из службы внутренней безопасности или, что еще хуже, из Box придет, чтобы поговорить с ним об опасностях обсуждения официальных дел в одном из парков Ее Величества.
  
   "Почему Тара Чейс в Ташкенте?" американец спросил его.
  
   "И еще одно очко в пользу заместителя шефа", - подумал Крокер. "Прошу прощения?"
  
   "Это ее имя, верно? Она та, кого заменил Финчер?"
  
   "Нет, я знаю, кто она. Она в Ташкенте?"
  
   Сил раздраженно взглянул на него, затем вернулся к наблюдению за окружающей обстановкой. "Женщина по имени Трейси Элизабет Карлайл зарегистрировалась в отеле InterContinental в Ташкенте шестнадцатого числа. В ту ночь ее встретил сотрудник ФСО из нашего посольства в ее комнате. Он был там несколько часов".
  
   О, ради Бога, Чейс, подумал Крокер. Ты этого не сделал.
  
   "Это распространенное имя".
  
   "Я знаю, и это было бы ерундой, но ПОТОМУ что Ташкент пронюхал об этом, получил описание мисс Карлайл, передал его через Лэнгли. И Трейси Элизабет Карлайл, оказывается, когда-то была рабочим именем Чейса, Тары Фелисити, бывшей вашей главы Специального отдела. Он также получил описание, и оно совпадает. ПОТОМУ что Ташкент телеграфировал в Лондон с запросом".
  
   Сил остановился и повернулся лицом к Крокеру.
  
   "Итак, теперь, потому что Лондон интересуется. ЦРУ хочет знать, Пол. Почему ты не сказал нам, что проводишь операцию в Ташкенте?"
  
   "Почему ваш начальник в Ташкенте следит за одним из ваших ФСО?"
  
   Сил покачал головой. "Ты первый".
  
   Крокер достал из-под пальто пачку сигарет, не торопясь выбрал одну, а затем прикурил. Найдите время, чтобы подумать. Честно говоря, он был удивлен, что Чейс зашел так далеко до того, как его сделали; он наполовину ожидал услышать похожие новости через Ташкентскую станцию, спрашивая то же самое и более чем раздраженный мыслью о бывшем Надзирателе среди них без предупреждения. То, что вместо этого это поступило от ЦРУ, и именно по этим каналам, дало ему еще один повод для беспокойства.
  
   Это означало, что COS Tashkent, кем бы он ни был - Крокер не мог вспомнить имя - действительно наблюдал за FSO, о котором идет речь, по той или иной причине. Его знания о работе американского посольства были ограничены, но он был достаточно уверен, что за обеспечение безопасности персонала миссии отвечало не ЦРУ. Итак, ФСО, кем бы он, черт возьми, ни был, каким-то образом заслужил внимание.
  
   Это не могло быть хорошей новостью для Чейса, если только Крокер не сможет каким-то образом закрыть расследование Сил. Что означало дать американцам что-то правдоподобное, а это, в свою очередь, означало сжечь либо Секкомба, либо Барклая. Одна из истин должна была бы открыться сейчас. Какой из них был единственным вопросом.
  
   "Пол?" - Спросил Сил. "Если ты трахаешь нас в Узстане, то все становится ужасно".
  
   Крокер чертовски надеялся, что он правильно читает чайные листья.
  
   "Это касается Звездных полос, Джулиан". Крокер еще раз затянулся сигаретой, встретившись взглядом с Силом. "Те, о которых ты мне рассказывал. Барклай проиграл их четыре года назад. Понятно, что он стремится вернуть их ".
  
   "Я рассказывал тебе о Звездных полосах семнадцатого, Пол. Чейс, по-видимому, довел наше ФСО до пика страсти в ночь на шестнадцатое. Это означает, что она покинула Англию примерно за двадцать часов до этого, что означает, что вы проинформировали ее перед этим, что возвращает меня примерно ко Дню Святого Валентина. Так что либо ты лжешь мне...
  
   "Или я уже знал о Звездных полосах, когда мы встретились семнадцатого", - сказал Крокер.
  
   "Что это?"
  
   "Ты можешь выбирать, но подумай об этом. Барклай - тот, кто в конечном итоге несет ответственность за потерю этих ПЗРК. Что означает, что если они всплывут каким-либо образом, включая жертвы среди гражданского населения или коалиции, он мертв. Он попросил меня вернуть их ему ".
  
   "Он увольняет тебя".
  
   "Вот так я сохраняю свою работу", - с горечью сказал Крокер. "Он не хочет, чтобы кто-нибудь знал, что это он потерял эти чертовы ракеты. Вот почему я использую Чейса, а не одного из Хранителей. Вот почему она на свободе, без связи со станцией. Никто не должен знать, что она там. Я спасаю карьеру Си, он спасает мою ".
  
   Ветер зашуршал листьями, за ним последовал еще один дождь, еще более ледяной, чем раньше. Крокер продолжил идти, ожидая, когда Сил поравняется с ним.
  
   "И именно поэтому она использует выдуманное прикрытие".
  
   "Мне было категорически запрещено использовать какие-либо ресурсы SIS для миссии", - подтвердил Крокер. "Барклай - параноик, Джулиан. Он боится, что кто-нибудь узнает, использует информацию против него ".
  
   "Хороший, альтруистический мотив".
  
   "Они все еще существуют?"
  
   "До меня доходят слухи". Сил замолчал еще на несколько длинных шагов, очевидно, обдумывая то, что только что сказал ему Крокер. "Итак, Барклай предложил вам сохранить вашу работу . . . ."
  
   "Он на самом деле предложил мне работу Гордона-Палмера, если хотите знать правду. Он, кажется, думает, что скоро избавится от нее."
  
   Сил переварил это, затем сказал: "Хорошо, тебя сделают вашингтоном. Что получает Чейс? У нее теперь есть ребенок, не так ли? Как ты заставил ее согласиться на это безумие?"
  
   "Чейс хочет вернуться. Я сказал ей, что если она справится с этой работой, я снова сделаю ее няней ".
  
   "А ты будешь?"
  
   "Если она сделает эту работу? В мгновение ока".
  
   "Тогда я надеюсь, что она справится с этой работой".
  
   "Аминь".
  
   "Однако это не объясняет, почему она встречалась с ФСО".
  
   "Я думаю, у вас уже есть объяснение", - сказал Крокер, а затем, в ответ на взгляд Сил, поправил: "Либидо".
  
   "Вы ожидаете, что я - нет, лучше - вы ожидаете, что ташкентский COS поверит, что это было совпадение?"
  
   "Нет. Она, вероятно, сделала вашего парня членом миссии США, пыталась использовать его для получения информации. Где она его подцепила, я не могу даже предположить. У нее приказ не вступать со мной в контакт, пока она не обнаружит ракеты. Я бы предположил - и это только предположение, - что она сделала ваш FSO, затем получила от него все, что могла, и немного побаловала себя в процессе. Это если она действительно спала с ним; она могла заставить его рисовать ей карты Ташкента, насколько нам известно ".
  
   "Настоящая Мата Хари, этот Чейс".
  
   "Духовная дочь, да".
  
   Сил замедлился, затем остановился, и Крокеру тоже пришлось остановиться, повернувшись к нему лицом. Он ничего не мог прочесть в выражении лица американца, никаких признаков того, купился ли он на эту историю или просто позволил Крокеру зарыться поглубже.
  
   "У вас вообще нет контактов с Чейсом?"
  
   "Никаких".
  
   "Значит, вы не знаете, где она?"
  
   "Ташкент, я полагаю". Крокер нахмурился. "Почему? А ты?"
  
   Сил покачал головой. "Она выписалась из "Интерконтиненталя" утром семнадцатого, с тех пор ее никто не видел. ПОТОМУ что Ташкент не потрудился установить за ней строгое наблюдение - он больше беспокоился о ФСО ".
  
   "Возможно, след вывел ее из города или даже из страны".
  
   "Ты имеешь в виду Чечню?"
  
   "Это возможно".
  
   "В любом случае, как вы, ребята, попали на "Звездные полосы"? Анжела была уверена, что делает тебе подарок, а не подтверждает то, что ты уже знаешь ".
  
   "Я не знаю", - сказал Крокер. "Барклай обратился ко мне, помнишь? Я предполагаю, что он узнал о продаже от D-Int или из совершенно другого источника. "
  
   "Это возможно".
  
   "Ты окажешь мне чертовски большую услугу, если узнаешь, где находятся эти вещи, Джулиан. Я не знаю, как я могу передать сообщение Чейсу, но если ЦРУ обнаружит эти Звездные полосы и сможет их восстановить ... "
  
   "Да, я понял". Сил помассировал мочку уха большим и указательным пальцами. "Ты знаешь, что Маликов ходит вокруг да около?"
  
   "Да".
  
   "Похоже, дочь собирается взять верх", - сказал Сил. "У нее уже была связь с государством и Белым домом".
  
   "И государство и Белый дом одобряют?"
  
   "Нам нужен кто-то, кто продолжит отношения, начатые с ее отцом, кто-то, кто на той же странице, что и война. Мы должны действовать осторожно в Узбекистане. Маликов - проверенный ублюдок, в этом нет сомнений, и его дочь не намного лучше ".
  
   "Тогда зачем поддерживать ее?"
  
   "Ты знаешь почему. Мы теряем Узстан, мы остаемся в Пакистане и южном Афганистане в качестве наших основных плацдармов в регионе, и ни то, ни другое я бы не назвал безопасным. Нам нужны хорошие отношения с Узбекистаном, по крайней мере, в обозримом будущем. И если мы окажем слишком сильное давление на страну, либо слишком сильно надавив на права человека, либо прекратив помощь, или что-то еще, есть риск отчуждения тамошнего руководства. Китай ужасно близок к Узбекистану, и последнее, что Вашингтон хочет видеть, это то, что КНР заменит нас в узбекских привязанностях ".
  
   "Есть сын", - сказал Крокер. "Если я не ошибаюсь, это лучше, чем дочь".
  
   "Нет, он никуда не годится", - сказал Сил. "Недостаточно поддержки внутри страны. Если сын попытается захватить власть, это будет кроваво. И поскольку у нас теперь есть войска НАТО на местах в Узстане, никто не хочет этого видеть ".
  
   Крокер задумался, затем слегка кивнул, очевидно соглашаясь. Его сигарета догорела до фильтра, и он бросил ее на дорожку, наступив на нее носком ботинка. То, что говорил Сил, было достаточно правдой, но это подняло целый ряд новых вопросов. Если Белый дом поддерживал Севару настолько, что Сил знал об этом, то министр иностранных дел и премьер-министр тоже это знали. Что означало, что либо премьер-министр был готов тайно противостоять Белому дому - отсюда его поручение Секомбу привести Руслана к власти - либо Секомб играл с ним.
  
   Поправка: конечно, Секкомб играл с ним. Это означало, что Секкомб играл с ним совсем не так, как представлял себе Крокер.
  
   Он посмотрел на часы и увидел, что уже восемь минут шестого. "Я должен вернуться".
  
   "Я тоже должен. Я свяжусь с Ташкентом, сообщу им, почему Чейс была там, что она делала. Может быть, COS сможет направить ее в правильном направлении ".
  
   "Если он сможет найти ее".
  
   "О, он может найти ее, Пол. Поверь мне. Он может найти ее".
  
   Сил повернулся, направляясь прочь от него, обратно по тропинке, и только тогда Крокер понял, что они не пожали друг другу руки при встрече.
  
   Он не был уверен, что с этим делать.
  
  
   ГЛАВА 19
  
   Узбекистан-Ташкент-438-2 Рактабоши,
   резиденция Чарльза Рисса
  
   20 февраля, 23:29 (GMT+5:00)
  
   Рисс жил один, в полуотдельном доме с частный двор. Дом был предоставлен канцелярией, но не без трудностей. Когда Рисс прибыл в Ташкент, он обнаружил, что Миссия столкнулась с нехваткой жилья. Будучи единственным сотрудником ФСО, несмотря на его звание, он оказался в самом низу списка кандидатов. Он провел семь недель в отеле "Шератон", в то время как его вещи томились на складе где-то в Бельгии, живя вне отеля, пока все не было улажено.
  
   Однако, когда об этом, наконец, позаботились, Рисс был приятно удивлен своим домом. Квартира оказалась гораздо просторнее, чем он себе представлял, с двумя спальнями, одна с двуспальной кроватью, другая с двумя близнецами, со скромной столовой, кухней и просторной гостиной. Как и все жилье миссии, оно было обставлено правительством стандартными предметами Drexel, все они были функциональными, и всем им не хватало индивидуальности. Ковровое покрытие было бесплатным, пылесос услужливо поставлялся, чтобы поддерживать порядок.
  
   Потребовался еще месяц, чтобы его вещи прибыли, и в этот момент Рисс отчаянно пытался персонализировать пространство. Он установил свой рабочий стол, расставил книги на полках, установил то, что он с самоиронией называл Святыней, три фотографии Ребекки, которые были у него с тех пор, как она умерла. Он повесил на стены несколько фотографий и постеров и в конце концов почувствовал, что выполнил работу по превращению дома в нечто большее, чем просто общежитие. Не то, чтобы он проводил там много времени, но это был вопрос принципа; он собирался в трехлетний тур по Узбекистану, ему чертовски хотелось, чтобы ему понравилось, где он отдыхал ночью.
  
  
  
   Понедельник вечером он вернулся домой незадолго до одиннадцати с ужина с тремя представителями Олий Мажлиса. Ужин длился долго, и Рисс был вынужден оставаться на протяжении всего процесса, не потому, что представители, о которых шла речь, были особенно важны для интересов Соединенных Штатов в Узбекистане, а скорее потому, что, уйдя раньше, они бы очень ясно сказали им, что это не так. Макколл, конечно же, обедал с DCM, развлекая более старшую группу того же самого.
  
   Ужин проходил в доме одного из представителей, недалеко от Мемориала землетрясения у Абдуллы Кодири. Мемориал Риссу понравился гораздо больше, чем ужин. Серия гранитных рельефов изображала восстановление Ташкента, окружая центральную статую, оседлавшую рваную дыру в земле. Статуя была внушительной, героический узбекский мужчина стоял перед не менее героической узбекской женщиной с развевающимися волосами, вместе прикрывая не очень героического узбекского ребенка. На гранитной глыбе поменьше, на этот раз черной, с одной стороны был вырезан циферблат часов, стрелки показывали 5:22, час, в который произошло землетрясение 26 апреля 1966 года. Это было адское землетрясение силой 7,5 баллов по шкале Рихтера, которое разрушило город, оставив около трехсот тысяч человек без крова. Советы сплотились, восстановили город, дав рождение современному Ташкенту.
  
   Рисс прогулялся по мемориалу после обеда, разминая ноги и пытаясь прояснить голову. По-видимому, целью трапезы было отчасти общение, отчасти возможность обсудить изменения в ирригационной системе вокруг Арала. Но, как и Рисс, представители знали, что дело безнадежно, когда видели его, и поэтому большая часть разговоров была сосредоточена на других вещах: опасениях по поводу проникновения в страну исламских экстремистов, ухудшении отношений с Туркменистаном и, наконец, слухах о болезни президента Маликова. Единодушие за столом было в том, что Севара станет преемницей своего отца.
  
   "Не Руслан?" - Спросил Рисс.
  
   "Нет, если только вы не знаете чего-то, чего не знаем мы", - со смехом ответил один из представителей.
  
   Итак, он обошел мемориал, думая о своем последнем разговоре с послом, думая о Трейси Карлайл. Интересно, почему она до сих пор не забрала Руслана и его сына. Он не знал, что с ней делать, и он все еще не знал, что делать с его ночью с ней, а визит из Тауэра, последовавший за этим, только еще больше затуманил дело.
  
   Дело в том, что Рисс чувствовал себя не в своей тарелке.
  
  
  
   Макколл в то утро, примерно через двадцать минут после ухода Тауэра, он пришел в офис более раздраженным, чем обычно, и был раздражен тем, что посол, по-видимому, сказал С. Что бы это ни было, оно вернулось к Макколлу, и Макколл, не имея выхода, выместил это на Риссе в форме занятости. Это приковало Рисса к его столу, и прошел почти полдень, прежде чем он смог придумать причину для разговора с послом.
  
   "Я могу уделить вам три минуты", - сказал ему Гаррет, когда Рисс вошел в кабинет.
  
   "Тогда я сделаю это быстро. Башня знает, что что-то происходит. Он знает, что я был в "Интерконтинентале", что я встречался с Карлайлом ".
  
   Рисс ожидал удивления или, по крайней мере, беспокойства, но Гаррет не проявил ни того, ни другого. "Я полагал, что он мог бы. Что ты ему сказал?"
  
   "Что она была старым другом". Рисс поколебался, затем добавил: "Я был с ней около четырех часов".
  
   "В ее комнате?"
  
   Рисс кивнул.
  
   "Чак", - сказал Гаррет. "Ты собака".
  
   Рисс на самом деле подумал, что может покраснеть, попытался придумать, что сказать, и понял, что все, что он придумает, будет звучать как двусмысленность. Наконец, он выдавил: "Это не было запланировано".
  
   "Нет, этого бы не было".
  
   "Что ты хочешь, чтобы я сделал?"
  
   "О башне? Ты мало что можешь сделать. В этом всегда был риск, Чарльз. Он проверит вашу историю, и когда найдет в ней пробелы - а он найдет в ней пробелы - он захочет поговорить с вами снова ".
  
   "Что мне ему сказать?"
  
   Гаррет смотрел из окна своего кабинета в сад, не говоря ни слова в течение очень долгого времени, так долго, что Рисс начал задаваться вопросом, слышал ли его посол или нет.
  
   "Это твой выбор, Чарльз", - наконец тихо сказал Гаррет. "Эта история с Русланом - если это не сработает, моей карьере конец. Я знал, что иду на это. Я проработал тридцать лет, и есть способы уйти и похуже, чем быть вынужденным тихо уйти на пенсию."
  
   "Я не собираюсь предавать вас, сэр. Я не буду этого делать ".
  
   Гаррет отвернулся от окна, затем натянул отеческую улыбку. "Если Тауэр уже знает, это не предательство, Чарльз. И если он уже знает, вам придется решить, что лучше для себя. Я не собираюсь обвинять тебя в этом решении ".
  
   Рисс в замешательстве покачал головой. "Что-то случилось?"
  
   "Пока нет".
  
   "Тогда вы простите меня за то, что я говорю, что я считаю это обсуждение преждевременным, сэр. У Карлайла еще даже не было возможности поднять их."
  
   "Снять их - это только полдела. Возвращение Руслана в игру при поддержке - это вторая половина ".
  
   "Вы сказали, что была британская поддержка".
  
   Гаррет кивнул. "Но это не значит, что есть британская поддержка".
  
   "Зачем еще Карлайлу быть здесь?"
  
   "Черт возьми, если я знаю". Посол еще мгновение пристально смотрел на него, затем прошел к своему креслу, устраиваясь за своим столом. "Возвращайся к Макколлу, пока он не нашел еще больше способов сделать твою жизнь несчастной".
  
   Смятение, которое он чувствовал, стало более острым, и на секунду Рисс не двигался. Затем, почти смирившись, он покинул офис, пробираясь обратно через посольство к своему столу, задаваясь вопросом, что для него лучше, и сколько времени потребуется Аарону Тауэру, чтобы найти все дыры в его истории о ночи с Трейси Карлайл.
  
   Как оказалось, это совсем не заняло у Tower много времени.
  
  
  
   Рисс пробыл дома двадцать минут, достаточно долго, чтобы переодеться из костюма в джинсы и толстовку Virginia Tech, а также сварить чашку кофе из зерен, которые друг дома прислал ему в посылке last care. Он готовил кофе по чашке за раз, нормируя количество зерен, и только успел налить, как раздался стук в дверь.
  
   Он не был удивлен, обнаружив Аарона Тауэра, ожидающего снаружи, когда он открыл его.
  
   "Не возражаешь, если я войду?" - Спросил Тауэр.
  
   Рисс пожал плечами, отвернулся и направился обратно на кухню. "Хочешь чашечку кофе? Это хорошая штука. Друг из Калифорнии время от времени присылает мне бобы. Лучше, чем местное пиво или тот кошмар, который мы получаем в посольстве ".
  
   Он услышал, как закрылась дверь. "Не могу", - сказал Тауэр. "Кровяное давление, помнишь?"
  
   "Хорошо, извини". Рисс высунул голову из кухни и увидел, что Тауэр стоит в открытой гостиной, осматривая пространство. "Тогда чаю? Кажется, у меня есть мятная конфета."
  
   "Конечно".
  
   Рисс повернулся к плите, поставил чайник. Он как раз ставил кружку на стол, когда вошел Тауэр и встал в дверном проеме, прислонившись к стенке холодильника, наблюдая, как Рисс готовит чашку.
  
   "У меня есть печенье", - сказал Рисс.
  
   Тауэр покачал головой.
  
   Рисс пожал плечами во второй раз, поставил кружку рядом с плитой. "Итак, что я могу для вас сделать, сэр?"
  
   Тауэр не говорил и не двигался, пристально глядя на него смутно ожидающим взглядом. Рисс понимал причину этого, и это, более чем что-либо, сделало цель визита Тауэра кристально ясной. Он отвернулся, снова сосредоточив свое внимание на чайнике, ожидая, пока он закипит.
  
   Воде потребовалось очень много времени, чтобы закипеть.
  
   Тауэр не сказал ни слова.
  
   Рисс снял чайник с огня, наполнил кружку, наблюдая, как от воды поднимается пар, поднимаясь к нему, и думая о после, о том, что он сказал. Теперь он понимал больше, чем тогда, и чувство предательства, вины, которое теперь поселилось в его груди, было болезненно тяжелым. Он ничего не сказал, и он знал, что, продолжая молчать, он уже сказал слишком много. Стоя на кухне, в шести с половиной тысячах миль от дома, он чувствовал себя очень одиноким.
  
   Он передал кружку Тауэру, который взял ее, а затем сказал: "Она не училась в Virginia Tech".
  
   Рисс взял свой кофе, попробовал его. Это стало прохладным.
  
   "Она не подруга из колледжа. Она здесь не работает на какую-то агрофирму, заинтересованную в производстве хлопка. Она не туристка. И ее зовут не Трейси Карлайл." Тауэр поиграл с чайным пакетиком, изображая интерес к его плавучести. "Ты помнишь, на кого ты работаешь, не так ли, Чак?"
  
   "Конечно, я помню, на кого я, блядь, работаю". Рисс вылил остатки своего кофе в раковину, внезапно разозлившись. Жидкость расплескалась по стенке, выплеснулась на столешницу. Он поставил свою чашку на стол так сильно, что испугался, как бы она не разбилась. Этого не произошло.
  
   "Я не думаю, что ты понимаешь", - тихо сказал Тауэр. "Я думаю, что вы думаете, что работаете на посла. А ты нет. Вы работаете на госсекретаря, который работает на президента, который работает на американский народ. Итак, вы работаете на американский народ, и эти люди избрали лидера, который, по их мнению, будет принимать правильные решения за них. И этот лидер выбрал государственного секретаря, который будет следовать его повестке дня. И ваша работа - поддерживать эту повестку дня, независимо от того, согласны вы с ней или нет ".
  
   "Севара такая же плохая, как и ее отец. Если не хуже."
  
   "Повзрослей, мать твою. Конечно, она хуже. Я могу придумать полдюжины способов, которыми она хуже. Не в этом, блядь, суть. Ты думаешь, кому-нибудь в Вашингтоне нравится, как она - или ее отец - управляет страной? Ты думаешь, кто-то рад, что мы в постели с деспотом-клептократом, который думает, что слова "тайная полиция" и "свобода" не являются взаимоисключающими? Но нам нужен Узбекистан, и прямо сейчас мы должны взять то, что можем получить ".
  
   "Я так чертовски устал от доктрины Киссинджера!" Рисс пнул ногой шкафчик под раковиной, расколов дверцу. "Я чертовски устал от целесообразности вместо того, чтобы поступать правильно! Гребаный Дар-эс-Салам был целесообразен, и люди погибли, черт возьми!"
  
   "Но ты, ты знаешь, что это правильно, не так ли? Ты и посол?"
  
   "Может и нет, но это точно не такой монстр, как Севара".
  
   Тауэр поставил свою кружку на стойку, чай остался нетронутым. "Значит, вы с послом планируете переворот, чтобы вместо этого привести к власти Руслана?"
  
   Рисс не ответил.
  
   "Ты даже думаешь об этом? Как, черт возьми, это собирается сработать, Чак? У нас есть войска в этой стране, они размещены здесь. Руслан достает себе оружие, пытается захватить Президентский дворец, ты думаешь, это решит твою гребаную проблему? Это не решит проблему. Это дестабилизирует всю гребаную страну!"
  
   "Нет, если мы его поддержим!"
  
   "Мы не собираемся поддерживать его, черт возьми! Ты что, не понимаешь? Севара помазана, она получила благословение, она поцеловала кольцо! Это ее право на получение. Как только Маликов начнет действовать, она получит корону. Это, блядь, решенная сделка ".
  
   Рисс удержался от того, чтобы снова пнуть шкаф, его руки сжались в кулаки так сильно, что он почувствовал, как ногти впились в ладони. Ему хотелось плеваться, кричать о правильном и неправильном, говорить, что это несправедливо и неправильно.
  
   Он, блядь, не хотел взрослеть.
  
   "Где-то в Ташкенте, прямо сейчас, офицер SIS выполняет несанкционированную миссию", - спокойно сказал Тауэр. "Девушка, которую ты трахнул, она здесь по заданию, и ты знаешь, что это такое, ты знаешь, почему, где и, возможно, как".
  
   "Я не-"
  
   "Нет". Тауэр прервал его. "Это уже в прошлом, Чак. У вас осталось всего пара ходов, и вам нужно очень тщательно их выбирать. Рассказывая мне, что вы знаете, вы будете иметь большое значение для того, чтобы убедиться, что ваша карьера по-прежнему будет в выигрыше, когда пыль осядет ".
  
   Рисс закрыл глаза, думая о Дине Маликовой и о том, как ее тело было осквернено, а затем уничтожено. Слова, когда они прозвучали, были предательством, и поражение было горьким. "Мы просто хотели улучшить ситуацию".
  
   Если он надеялся на сочувствие, тон Тауэра разрушил его. "Это был не тот способ сделать это. И я все еще жду своих ответов ".
  
   И Чарльз Рисс, стоя на кухне в своем полуразрушенном доме в Ташкенте, тяжело вздохнул, а затем дал Тауэру все ответы, которые мог.
  
  
   ГЛАВА 20
  
   Узбекистан-Ташкент-
   182 Сулаймонова
  
   21 Февраля 0001 (GMT+5.00)
  
   Она уже была чертовски взвинчена. Это началось еще до того, как она покинула отель.
  
   Чейс проснулась ото сна в темноте, дезориентированная отсутствием света и странными звуками с улицы и из холла, проснулась встревоженная, щенок хаш в ее руке казался чужим и неловким. Она приняла душ, оделась в самую темную одежду, которая у нее была - все черное, от водолазки до брюк, вплоть до трусиков, - все время пытаясь избавиться от ощущения вялости, которое, казалось, захватило каждый мускул.
  
   Чейс задавался вопросом, не заболела ли она чем-то сверх всего остального.
  
   Она вышла из комнаты и дошла до вестибюля, думая, что еда будет в порядке, и именно тогда это произошло, первый настоящий цветок страха раскрылся в ее груди. Повторите, какое было правило? Никакой еды перед боем - правило Рикки-Тикки-Тави - так назвал его школьный инструктор CQC.
  
   И Рикки-тикки как раз собирался съесть его с хвоста, по обычаю своей семьи за обедом, когда вспомнил, что сытый обед делает мангуста медлительным, и если он хочет, чтобы вся его сила и быстрота были наготове, он должен быть худым.
  
   Элементарно, так элементарно, а она почти забыла, и против своей воли Чейс поймала себя на том, что пытается представить боль собственных кишок, изливающих свое содержимое в ее тело. Интересно, как быстро она потеряет кровь из раны в животе. Понимая, что, даже если бы у нее был катетер, даже если бы она потрудилась сделать прекануляцию, это не принесло бы ни капли пользы, потому что она все равно не смогла бы восполнить потерю жидкости. Она представила себя в ташкентской больнице, корчащейся на каталке в агонии, пока врачи пытались вколоть в нее то, что в этой части мира считается раствором Рингера, и сколько времени ей потребуется, чтобы умереть.
  
   Как только эти мысли появились, было трудно остановить их снова.
  
  
  
   IT ей потребовалось пятьдесят три минуты, чтобы дойти от того места, где она припарковала Range Rover у Форобия, недалеко от Чагатайского кладбища и примерно в семи милях от дома Руслана, до жилого дома, в котором находится пентхаус Севары Маликовой-Ганиевой.
  
   Здания в этой части Сулеймонова были в основном жилыми, старые квартиры в советском стиле делили пространство с более современными комплексами кондоминиумов, и в полночь в понедельник улицы были пустынны. Везде, где Чейс бывала в Ташкенте, она видела одни и те же знаки, архитектурные свидетельства борьбы Узбекистана за то, чтобы вырваться из своего коммунистического прошлого в пока еще неопределенное будущее. Кондоминиумы на Сулеймонова, 182 были самыми красивыми, которые она видела в городе, и Чейс совсем не удивился, что Севара поселилась здесь.
  
   Там был подземный гараж, закрытый от улицы металлическими воротами в нижней части пандуса, сам пандус был достаточно широким для двустороннего движения. Натриевые лампы горели по обе стороны склона, служа сдерживающим фактором и защитой вместо более практичных средств, таких как камеры или охранники. Чейс на мгновение остановилась на другой стороне улицы, чтобы еще раз осмотреться, затем вытянула шею и увидела свет в пентхаусе. Однако ее угол обзора был плохим, и она не могла сказать ни сколько, ни насколько ярким, только то, что было освещение.
  
   Так что, по-видимому, Севара была в деле и, надеюсь, развлекала. Развлекали Захидова или нет, это было нечто совершенно другое. И отсутствие "Ауди" в гараже тоже не было бы доказательством того, что это не так; Чейс не мог знать, сколько машин принадлежало Захидову, и какую он предпочитал, когда собирался трахнуть дочь президента Узбекистана. президента Узбекистана. Насколько Чейс знал, он мог бы навестить ее на роликовых коньках.
  
   Значит, это была авантюра, как и все остальное. Машина может быть там, а может и нет. И если бы это было не так, Чейс не был полностью уверен, как она поступит дальше. Она и так уже потратила достаточно времени на то, чтобы расставить все по местам. Если она потеряет больше времени пешком, она не сможет добраться до дома почти до четырех Утра.и это было опасно близко к утренней смене. Ей придется прерваться на ночь.
  
   Что означало еще один день разоблачения в Ташкенте, еще один день, когда Руслан и сын могли погибнуть до захода солнца.
  
   Предполагая, что Захидов и его команда СНБ еще не сделали свое дело, пока Чейс догоняла ее сон.
  
   Слишком много переменных, слишком много неизвестных.
  
   Она знала, что тратит время, тянет время, и она также знала, почему она это делает. Та часть разума - сознание, или эго, называйте это как хотите - пыталась отговорить ее от прохождения через это, зная, что она собиралась сделать, было опасно. Знание того, что она собиралась сделать, могло стоить ей жизни.
  
   В конце концов, время и страх были союзниками. И чем больше у нее было времени, тем больше времени, чтобы испугаться.
  
   Слишком поздно для этого, сказала себе Чейс и, бросив последний взгляд вверх и вниз по улице, отважилась пересечь ее, добралась до верхней части пандуса, а затем без остановки продолжила спуск прямо к воротам. Решетки ворот были слишком узкими, чтобы протиснуться, и не было никакого просвета ни вверху, ни внизу. Она вгляделась в полумрак гаража, едва различая Audi, припаркованную между тем, что выглядело как винтажный кабриолет MGB - она даже не хотела знать, как он там оказался - и седан BMW.
  
   Итак, Захидов был с Севарой. Или у кого-то в одном из других кондоминиумов тоже была черная Ауди. Или-
  
   Прекрати, Тара, сказала она себе, и внимательнее посмотрела на ворота. Он шел по дорожке, разделяясь в центре, предположительно расходясь влево и вправо, чтобы обеспечить доступ. Прищурившись, она вгляделась в затемненный гараж и увидела цепь, идущую от ворот к колесам, а затем к двигателю, закрепленному на бетонной стене примерно в пятнадцати футах справа.
  
   Она толкнула ворота, чтобы посмотреть, сможет ли она заставить их приоткрыться, хотя бы немного. Металл зазвенел, когда она прикоснулась к нему, но не сдвинулся с места.
  
   Чейс отступила назад, еще раз оглядываясь вокруг. Ворота были проблемой, но пандус был преимуществом, так как скрывал ее от улицы. Если бы кто-нибудь появился, они были бы почти на ней, прежде чем увидели, что она даже там. Она посмотрела на часы.
  
   Три минуты после полуночи.
  
   Она полезла во внешний карман своего пальто. Глушитель сделал пистолет слишком длинным, чтобы носить его в брюках с какой-либо степенью комфорта, и Чейс уравновесил легкость быстрого доступа к hush puppy необходимостью иметь возможность двигаться таким же образом. Если ей так не повезет, что потребуется быстро применить оружие, то одного использования оружия будет недостаточно, чтобы решить проблему.
  
   С щенком тише в руке Чейс повернулась к воротам, подняла пистолет и выстрелила в цепь. Оружие дернулось, его отдача усилилась при включенном затворе, но сам выстрел едва ли издал звук. Mk 22 Mod 0 был модифицирован для использования командами морских котиков во Вьетнаме, чтобы тихо и быстро снимать часовых во время тайных операций. В частности, он использовался, чтобы заставить замолчать сторожевых собак, отсюда и прозвище.
  
   Первый выстрел в темноте не попал, и Чейс вручную отключил замок, убрав в карман стреляную гильзу, затем сделал второй выстрел и попробовал снова. На этот раз цепь заискрила, затем с лязгом оторвалась от блока и с ужасающим грохотом упала на пол гаража, и Чейс поборол инстинктивное желание убежать и спрятаться. Вместо этого, с пистолетом в руке, она снова наклонилась к воротам, и на этот раз они отъехали назад на колесах, ровно настолько, чтобы пропустить ее. Она протиснулась в щель, снова повернулась и снова закрыла ворота. Каждый раз, когда дверь поворачивалась на колесиках, она дребезжала и скрипела, и она вздрагивала от шума, но продолжала двигаться.
  
   Отступив в тень гаража, Чейс нырнул между "Ауди" и "Мустангом" и снова вытряхнул стреляную гильзу из "хаш пуппи". Она слушала, не двигаясь, пока все, что она слышала, было ее собственное дыхание, а затем звук машины, проезжающей по дороге за рампой. Не более того.
  
   Ее глаза, наконец, привыкли к полумраку, и Чейс повернулась на корточках, проверяя номера Audi, чтобы убедиться, что это тот же самый A4, затем заглянула в салон через пассажирское окно. К ее облегчению, машина была ручной; автоматическая создала бы целый ряд новых проблем. Захидов припарковал машину носом к стене, и на приборной панели регулярно мигал маленький красный огонек, указывая, что сигнализация включена.
  
   Это ее не беспокоило. Сигнализация была разработана для предотвращения взломов автомобиля, автоматически включаясь при запирании дверей. Отпирание автомобиля ключом отключило бы противоугонную систему. Точно так же запуск автомобиля будет делать то же самое.
  
   Хитрость заключалась в том, чтобы завести машину и, таким образом, отключить сигнализацию, фактически даже не заходя в пассажирский салон.
  
   С щенком тише в руке Чейс пробралась к передней части Audi Захидова, затем снова присела на корточки. Она положила пистолет у правой ноги, затем вытащила нож из ножен на поясе сзади. Как и пистолет, нож она купила на базаре. В отличие от пистолета, нож был местного производства. Она нашла его среди штыков советской армии и дешевых подделок боевых ножей, которые, казалось, использовались только в фильмах. У этого было шестидюймовое лезвие с одним лезвием, заканчивающееся элегантно изогнутым концом, с костяной рукояткой, крепкое в руке, хорошо сбалансированное и, в конечном счете, гораздо более бесшумное, чем hush puppy.
  
   Расположившись у фары со стороны водителя, Чейс провела плоской стороной лезвия по верхней части гнезда, работая ножом, пока не почувствовала, что у нее достаточно места, чтобы попытаться оказать какое-то давление. Она надавила на лезвие, встретила сопротивление, нажала сильнее, и фара вырвалась из корпуса с оглушительным треском, который, казалось, заполнил гараж и отразился от бетона вокруг.
  
   Чейс поймал лампочку в ее левой руке, прежде чем она могла упасть, затем перерезал провода, идущие к лампе. Она положила лампу и нож на пол, рядом с пистолетом, затем взялась за провода, прикоснувшись к ним языком. По ее губам пробежала электрическая рябь.
  
   Слава Богу за это, подумала она, отбросив провода и позволив им свисать из теперь уже пустого гнезда фары. Ток означал, что Audi сохраняла резервный заряд даже после того, как ключ был извлечен из замка зажигания. Это означало, что она все еще в бизнесе.
  
   Положив одну руку на капот автомобиля для поддержки, Чейс потянулся к гнезду, к маленькому отверстию, которое теперь зияло, как Лира, открываясь в моторный отсек. Она сложила пальцы вместе, подложив большой палец под ладонь, и толкнула. Металл царапнул ее пальцы, затем руку, и она почувствовала острую боль вокруг запястья, когда она толкнула дальше, наконец, через отверстие. Она стиснула зубы, поворачиваясь, на ощупь продвигаясь от передней части блока цилиндров к шероховатой поверхности брандмауэра. Эта поза давила на ее поясницу, а от приседания у нее начинали болеть ноги.
  
   Она почти пропустила это, работая вслепую, ее пальцы коснулись провода один раз, затем два, прежде чем она поняла, что это такое, надежно закрепленное на кронштейне, заземленное в брандмауэре. Используя свой указательный палец, она высвободила его достаточно, чтобы на самом деле ухватиться за него, затем дернула. Металл разорвал ее предплечье, и Чейс зашипел от боли, когда ее рука освободилась. В слабом свете рампы она могла видеть, как блестит влага там, где она содрала кожу с предплечья.
  
   Но у нее был провод, который она хотела, и она думала, что это честная сделка.
  
   Используя нож, она сняла примерно два дюйма кожуха с провода, затем проделала то же самое с проводами, которые когда-то шли к фаре. Она вложила нож в ножны, затем взяла два куска проволоки и скрутила их вместе.
  
   Двигатель сразу же ожил.
  
   Чейс потратил мгновение на облегчение, затем взял hush puppy и обошел машину со стороны водителя. Как и Range Rover, это был еще один левосторонний привод. Через боковое стекло она могла видеть тускло освещенную приборную панель. Более того, сигнализация погасла.
  
   Она сняла пальто и обернула его вокруг левой руки, затем правой выпустила одну очередь из "хаш пуппи" в окно водителя, направив выстрел так, чтобы пуля попала на пассажирское сиденье. Окно затянулось паутиной, и Чейс ударила левой, а затем оно исчезло, рассыпавшись на мелкие кусочки безопасного стекла. Она бросила hush puppy через открытое окно на пассажирское сиденье, сунула руку внутрь и отперла дверь, затем открыла ее. Используя прикрытую левую руку, она смела осколки стекла с сиденья, пока не убедилась, что не поранит себя еще больше, затем бросила пальто на пассажирское сиденье, прикрыв пистолет.
  
   Под звук двигателя, грохочущего по гаражу, она подбежала к воротам в нижней части пандуса и снова взялась за решетку. Она снова наклонилась, толкая, и на этот раз стук колес по их следам казался тише, теряясь за звуком Audi. Она раздвинула двери достаточно, чтобы пропустить машину, затем побежала обратно к машине. Она села за руль, дала задний ход и осторожно выехала. Как только она включила передачу, загорелась оставшаяся фара, разбрызгивая ксеноновый свет, который сделал гараж ярким, как день.
  
   Чейс включил передачу Audi и дал газу, резко поворачивая у ворот и едва избежав столкновения с боковыми зеркалами. Она поставила его на пол на рампе, снова развернулась и помчалась вниз по Сулеймоновой.
  
   Согласно цифровым часам на приборной панели, было семь минут первого ночи.
  
   Четыре минуты, размышлял Чейс. Неплохо.
  
  
  
   Она через милю замедлилась до допустимого предела, делая случайные повороты и проверяя, не собрала ли она поклонников. Убедившись, что это не так, она повернула в сторону Форобия, туда, где она припарковала Range Rover. Воздух, проникающий через окно, был резким, пронизывая ее одежду, и он также снижал уровень адреналина, но это не уменьшало ее удовольствия.
  
   На "Ауди" она могла подъехать прямо к дому, не вызывая подозрений. За тонированным лобовым стеклом охранники никогда не узнают, что за рулем была не Захидова, пока не станет слишком поздно, при условии, что они не видели ее через отсутствующее водительское окно.
  
   Таков был план, по крайней мере, в его нынешнем виде, и пока Чейс ехал к тому месту, где она припарковала "Рейндж Ровер", она снова прокручивала его в уме. Она представила свои действия, последовательность событий, представляя, что она должна сделать, представляя, что делать, если что-то пойдет не так.
  
   Страх все еще был с ней, но уже не такой сильный, знакомый и управляемый. Это давало ей утешение.
  
  
  
   В "Рейнджровер" был там, где она его оставила, невредимый на обочине дороги, припаркованный у стены Чагатайского кладбища. "Чагатай", насколько могла понять Чейс, означало "еврейский", и она предположила, что кладбище пострадало при советской власти, хотя, казалось, его недавно отремонтировали и отреставрировали. В половине первого ночи Чейс был уверен, что это одно из самых тихих мест во всем Ташкенте.
  
   Она свернула Audi с дороги, убив единственную работающую фару, затем дала задний ход так, чтобы багажник машины был обращен к задней части Range Rover. Она оставила машину на нейтральной полосе, включила тормоз, затем достала из внутреннего кармана спутниковый телефон и включила его, развернув антенну. Она ввела свой PIN-код, подождала шесть секунд, которые показались ей больше похожими на шесть минут, прежде чем телефон обнадеживающе пискнул, показывая, что он работает, и получил сигнал.
  
   Чейс вызвал текстовое сообщение, которое она подготовила ранее, СТОЯТЬ НА-ПОДТВЕРЖДАЕТЕ? и отправил это на пейджер Портера. Она положила телефон на приборную панель, ожидая ответа, затем начала обыскивать салон "Ауди". В бардачке она нашла инструкции по эксплуатации автомобиля, а также "Глок-26" и белую пластиковую бутылочку с таблетками. Она проверила пистолет, обнаружила, что он заряжен, и бросила его на пальто, все еще прикрывая щенка тише. На бутылке была надпись "Magna Rx" на английском языке, и ей потребовалась секунда, чтобы понять, что это, щурясь в темноте, пытаясь прочитать этикетку. Затем она увидела слова "йохимбе" и "мужская потенция" и пыталась удержаться от громкого смеха, когда зазвонил спутниковый телефон.
  
   ГОТОВ.
  
   Чейс вызвала второе сообщение, которое она подготовила, с координатами GPS, которые она выбрала для встречи, почти в восьмидесяти километрах к юго-западу от Ташкента. Она посмотрела на часы, добавила слова САМОВЫВОЗ 0500 к ней заранее подготовлен текст, и отправлено сообщение.
  
   Закончив, она сложила антенну и убрала телефон обратно в карман, на этот раз оставив его включенным. Она включила плафон и проверила инструкции, не заботясь об освещении, но у нее не было другого выбора. Она должна была уметь читать. Она нашла схему предохранителей, открыла дверь, а затем, наполовину внутри машины, наполовину снаружи, сняла панель с блока предохранителей. Снова проверив руководство, она нажала на предохранитель зажигания, и двигатель быстро заглох.
  
   Она положила предохранитель в карман брюк, надела пальто, положила "Хаш пуппи" и "Глок" в каждый из боковых карманов, затем нажала на кнопку багажника. Она подошла к Range Rover, подняла задний люк и достала оружие, которое она купила на базаре - коробку китайских ручных гранат, автомат Калашникова, пистолет "Сарсилмаз", четыре обоймы и две дополнительные коробки с патронами, одна калибра 9 мм для пистолетов, другая калибра 7,62 мм.39, для АК. Она взяла автомат Калашникова, повернулась обратно к Audi и подняла багажник, затем резко остановилась, собираясь положить автомат внутрь, потому что тогда она увидела, что Ахтам Захидов перевозил в своем багажнике, и это заставило ее похолодеть.
  
   "Трахни меня", - сказал Чейс вслух, а затем наклонился, чтобы рассмотреть это поближе.
  
   Это была прямоугольная коробка, возможно, полметра в ширину и толщину, и достаточно длинная, чтобы ее положили в багажник под углом. Маркировка на коробке была стерта, как будто намеренно стерта, краска местами была достаточно поцарапана, чтобы обнажить блестящий металл.
  
   Чейс аккуратно прислонил "Калашников" к заднему бамперу, а затем обеими руками попытался поднять коробку. Он был тяжелым, возможно, тридцать, может быть, тридцать пять килограммов, и потребовалась некоторая мускулатура, чтобы поднять его за край багажника, достаточно приподняв, чтобы она могла снять крышку.
  
   Это была ракета.
  
   Если ее памяти о таких вещах можно доверять, это была британская ракета, изготовленная Thales Air Defense по контракту с Министерством обороны. Переносная зенитно-ракетная система "Старстрик".
  
   "Нахрен мне бегать", - пробормотал Чейс, а затем она отступила назад, пока не смогла сесть на открытую заднюю дверь "Ровера".
  
   Она смотрела на чистое небо и звезды над головой и почти минуту не двигалась.
  
   "Пора менять план", - подумал Чейс.
  
   А потом она улыбнулась так, как не улыбалась уже более двух лет, и если бы кто-нибудь наблюдал за этим, они бы действительно очень испугались.
  
  
   ГЛАВА 21
  
   Узбекистан-Ташкент-182 Сулаймонова,
   Пентхаус Севары Маликовой-Ганиевой
  
   21 Февраля, 0327 часов (GMT+ 5:00)
  
   Им нравилось спать, касаясь друг друга, и когда телефон вырвал их обоих из их снов, на самом деле его разбудил отстранившийся Севара, а вовсе не звук. Она перекатилась к тумбочке, а Захидов сел на кровати, нащупывая свои очки, и к тому времени, как он надел их, она уже отвечала хриплым со сна голосом.
  
   Затем Севара напряглась, реагируя на все, что она слышала, и Захидов почувствовал перемену. Он включил свет, оборачиваясь, чтобы посмотреть на нее, все больше беспокоясь. Телефонный звонок в три часа ночи вряд ли мог принести удачу ни одному из них, он был уверен. Его первым страхом было то, что это были новости о Руслане, которые быстро развеялись; даже если бы каждый из его людей знал, где он проводил свои ночи, никто из них не ценил свою работу настолько низко, чтобы он позвонил Севаре напрямую, а не пытался связаться с Захидовым по мобильному.
  
   Тогда что-нибудь еще. Ее муж, этот трус в форме картофелины, за которого отец Севары заставил ее выйти замуж. Или, может быть, проблема с одним из непокорных DPM, вероятно, Урдушевичем.
  
   Севара завершила разговор и повесила трубку. Она стояла к нему спиной, и Захидов не мог видеть выражения ее лица, и понял, что он также не может прочитать ее позу. Его беспокойство переросло в беспокойство.
  
   "Что случилось?" - спросил он.
  
   Она сделала глубокий вдох, как бы успокаиваясь, прежде чем повернуться к нему лицом. Ее глаза сияли, и пока он смотрел, ее губы, те губы, которые он никогда не уставал пробовать на вкус, приоткрылись, изогнувшись в улыбке чистейшего удовлетворения.
  
   "Он мертв", - сказала она. "По состоянию на два пятьдесят семь утра сегодня утром мой отец мертв. Доктор сказал мне, что его сердце, наконец, не выдержало ".
  
   Это было не то, что Захидов ожидал услышать, и ему потребовалась секунда, чтобы переварить новость, перейти от беспокойства к облегчению, а затем Севара снова оказалась в его объятиях. Она поцеловала его яростно, радостно, выскользнула из его хватки и встала с кровати, направляясь в ванную. Она оставила дверь открытой, и Захидов наблюдал, как она отодвинула дверь в мраморную душевую кабинку и потянулась, чтобы включить кран.
  
   "Я должна ехать в больницу", - крикнула ему Севара через шум льющейся воды. "Позвони Абдухаллиму, скажи ему, чтобы он созвал Олий Мажлис на экстренное заседание сегодня утром, скажи ему, чтобы он представил резолюцию о назначении меня временным президентом и назначил голосование на начало дня".
  
   "Он знает условия?"
  
   "Ему нравится быть председателем, Ахтия. Он хочет остаться председателем, он будет делать то, что мы хотим ".
  
   Захидов сам встал с кровати, начал натягивать одежду. "Что насчет вашего мужа и Руслана?"
  
   "Я позвоню Денису из больницы, попрошу его присоединиться ко мне там, чтобы мы могли сделать хорошее лицо для СМИ. Он должен быть со мной на голосовании сегодня днем, но после того, как оно пройдет, я попрошу его об отставке, а затем назначу вас на пост министра внутренних дел в качестве его замены ".
  
   Теперь он был в рубашке, заправляя ее в брюки. Он схватил свой галстук, повязал его вокруг шеи, затем прошел в ванную, застегивая рубашку. Севара была под водой, видимая за стеклянными дверями, окутанная паром.
  
   "А Руслан?" - Снова спросил Захидов.
  
   "Держи своих нянек при нем, Ахтия, не более того. После голосования для него будет слишком поздно что-либо предпринимать ".
  
   "Я беспокоюсь о том, что произойдет перед голосованием". Ему удалось отвести от нее взгляд достаточно надолго, чтобы проверить, правильно ли завязан его галстук, а когда он снова посмотрел, она выключала воду. Он взял одно из белых полотенец с подставки с подогревом, завернул ее в него, когда она вышла из душа.
  
   "Что он собирается делать?" Спросила его Севара, беря полотенце и проходя мимо него, направляясь обратно в спальню. "Ты беспокоишься ни о чем".
  
   Дерзость в ее голосе заставила Захидова нахмуриться. "Я не знаю, что он собирается делать. Но я не хочу выяснять это после того, как он это сделает ".
  
   Севара подошла к шкафу, начала снимать одежду с вешалок, длинную черную юбку, черную блузку траурных цветов. "Вы держите его под наблюдением. Ты больше ничего не можешь сделать ".
  
   "Я могу привести его, задержать в Министерстве".
  
   "Я не хочу настраивать против себя американцев", - сказала Севара. Она бросила одежду на кровать, подошла к комоду и начала выбирать белье. "Мне придется встретиться с послом Гарретом после голосования, и я не хочу, чтобы первой темой обсуждения было то, насколько недоволен Белый дом тем, как мы справились с ситуацией. Я не хочу начинать эти отношения не с той ноги, ты понимаешь?"
  
   Захидов не ответил, натянул пальто, затем взял кобуру, лежавшую на тумбочке с его стороны кровати, и пристегнул ее к ремню на правом бедре.
  
   "Ахтам", - сказала Севара, ее тон стал резче.
  
   "Я думаю, вы слишком беспокоитесь об американцах", - сказал он. "Они нуждаются в нас больше, чем мы в них".
  
   "Ты ошибаешься". Это было декларативно, и выражение ее лица теперь соответствовало ее тону. "Это взаимовыгодные отношения, вот как это называется. Я не буду противопоставлять их, пока нет. Я хочу, чтобы все прошло гладко ".
  
   "Все пройдет гладко".
  
   "Все должно пройти гладко".
  
   Он кивнул, стараясь не выглядеть недовольным, затем повернулся к телефону и набрал номер председателя Олий Мажлиса, краем глаза наблюдая, как Севара продолжает одеваться. Когда Абдухаллим ответил, Захидов быстро заговорил, передавая инструкции Севары. Председатель, не колеблясь, поклялся, что сделает то, о чем его просили.
  
   Захидов повесил трубку. Севара теперь была за столиком для макияжа, и он наблюдал, как она быстро провела губной помадой по губам, а затем изучила себя в зеркале. Выражение ее лица сменилось убедительной печалью, затем поднялось, и когда она снова повернулась к нему лицом, она снова улыбалась, довольная тем, что ее маска скорби будет убедительной.
  
   "Вы хотите, чтобы я пошел с вами?" - спросил Захидов.
  
   "Нет, иди в Министерство, начинай договариваться". Она подошла ближе, поправила его галстук, затем оценила его. "Заместитель премьер-министра Захидов".
  
   "Госпожа президент".
  
   Ее улыбка была лучезарной, и он наклонился, чтобы поцеловать ее. Она повернула голову, щадя свой макияж, подставляя вместо этого свою щеку.
  
  
  
   В первое, что он увидел, было то, что кто-то украл его чертову машину.
  
   Второе, что он увидел, было то, что кто-то сломал ворота, чтобы сделать это.
  
   "Что, черт возьми, произошло?" - Спросила Севара.
  
   "Отправляйся в больницу". Он повернулся, взял ее за руку и повел к BMW. "Иди в больницу, делай то, что ты планировал, все, как ты планировал".
  
   Севара повернулась, озадаченно уставившись на него. "Кто-то украл твою машину?"
  
   "Да, моя машина".
  
   Она не понимала значения, он видел это по ее лицу, и он не думал, что было время объяснять.
  
   "Иди", - повторил он. "Как ты и планировала, пожалуйста, любимая".
  
   Севара колебалась еще мгновение, в ее глазах был вопрос, затем кивнула, садясь за руль. "Ты позаботишься об этом?"
  
   "Что бы это ни было, да".
  
   "Спокойно, любимая. Все должно быть гладко".
  
   "Сделаю все, что в моих силах", - пообещал он ей, затем двинулся к воротам. Он отступил назад, на пандус, наблюдая, как проезжает BMW, и Севара не повернулась, чтобы посмотреть на него, пока вела машину.
  
   Как только машина скрылась из виду на улице, Захидов вернулся в гараж, к цепи, сложенной на земле. Он присел на корточки, осматривая его, и обнаружил осколки шлакоблока, разбросанные поблизости. Он поднялся, приглядываясь к двигателю и шкивам, провел рукой по стене, пока не почувствовал, что текстура под его пальцем из шероховатой превратилась в гладкую, царапины, оставленные пулей.
  
   Он отступил назад, быстро соображая. Кто бы ни забрал его машину, он был уверен, что они пришли именно за ней, и, возможно, за тем, что в ней было. Он не знал почему, он даже не мог пока предположить, кто, но это было больше, чем просто тревожно. Маликов, наконец, мертв, и кто-то украл Ауди и, что еще хуже, ракету.
  
   Он вытащил из кармана мобильный телефон, набрал четвертый номер на быстром наборе, набирая номер Руслана домой, ожидая ответа одного из охранников. Звонок отказывался соединяться, и Захидов подумал, что, возможно, причиной помех был гараж, двинулся дальше по пандусу, ругаясь, когда набирал повторно. И снова не было никакой связи, ничего, только радиомолчание.
  
   Захидов услышал шум приближающейся машины по тихой улице, поднял голову и увидел приближающийся "Мерседес", замедляющий ход. Он переложил телефон в левую руку, правую прижал к бедру, готовый выхватить пистолет. Машина остановилась, ее окно с шипением опустилось, и Захидов позволил своим пальцам сомкнуться на рукоятке пистолета, затем ослабил хватку, узнав водителя.
  
   "Садитесь", - сказал Аарон Тауэр, говоря по-узбекски.
  
   Захидов прикрыл свое удивление подозрительностью. "Что ты здесь делаешь?"
  
   "Обеспечение упорядоченной передачи власти. А теперь садись в чертову машину, Ахтам".
  
   "Почему?"
  
   "Потому что Руслана забирают", - сказал ему Тауэр. "И если вы не будете действовать быстро, у вас на руках будет гребаный переворот".
  
  
   ГЛАВА 22
  
   Узбекистан-Ташкент-Узбекистан, 14,
   Резиденция семьи Маликовых
  
   21 Февраля, 0241 часов (GMT+ 5:00)
  
   Чейс поставил "Рейнджровер" на место, чтобы двадцать из трех, припаркован в трех четвертях километра от дома, в прямой видимости от входной двери. Она разбила задние фонари на машине, чтобы не выдать ее, и держала фары выключенными, пока работала. Когда она была удовлетворена своей работой по парковке, она повернулась на своем сиденье, пока не смогла забраться на заднее сиденье, туда, где она хранила "Звездную полосу" - теперь распакованную - под одеялом. "Калашников" лежал рядом с ним вместе с еще двумя обоймами "банана", полностью заряженными.
  
   Ей потребовалось три секунды, чтобы прикрепить прицельный блок к трубе, в которой находилась настоящая ракета, а затем, присев на корточки в задней части машины, Чейс поднял "Звездную полосу" на плечо. Она осмотрела фасад дома через монокуляр, выровняв прицельную отметку. Все на "Звездной полосе", казалось, функционировало так, как должно, и снова казалось, что ее взгляд был верным.
  
   Чейс снова положила ракету, снова накрыв ее и винтовку одеялом, затем вышла, посмотрев на часы. Почти без десяти три. Она сняла пальто, проверив его в последний раз, чтобы убедиться, что в карманах ничего не осталось, и сменила его на бронежилет. Она также проверила бронежилет, убедившись, что все было там, куда она его положила. "Щенок тише" снаружи справа, два запасных магазина слева в нагрудном кармане, две гранаты слева в наружном кармане, спутниковый телефон справа в нагрудном кармане. "Глок", который она носила, был засунут за пояс брюк, а нож, опять же, покоился в ножнах на пояснице.
  
   Уверенная, что все было там, где она хотела, где ей это было нужно, она повернулась и прошла мимо передней части машины, направляясь прочь от дома. Ночь была тихой и очень холодной, достаточно тихой, чтобы донесся звук. Она повернула направо на углу, выезжая из квартала, следуя маршруту, который она наметила во время наблюдения, который привел бы ее к задней части дома. Она старалась не торопиться, говоря себе, что, по крайней мере, на данный момент, время на ее стороне.
  
   Она тщательно выбрала время. Охранники как снаружи, так и внутри дома менялись сменами, она многое узнала из наблюдения. Это означало, что те, кто работал в эти мертвые ночные часы, не всегда работали в эти мертвые ночные часы, но также работали в дневные смены. Это отправило их циркадные ритмы ко всем чертям. В то время как остальной мир был погружен в четвертую стадию сна, даже за пределами быстрого сна, эти бедные шесть охранников на посту у дома должны были бодрствовать, когда все в их биологии требовало иного. То же самое имело бы место, сколько бы охранников не бодрствовало внутри дома.
  
   Это сделало бы охранников слабыми, выбило бы их из игры. Они бы боролись с зевотой, потягивались, расхаживали, топали ногами. Они нарушали протокол, встречались на пять минут, чтобы выкурить сигарету и поболтать, что угодно, лишь бы не заснуть.
  
   Они были бы небрежными.
  
   По ее часам было восемь минут четвертого, когда она увидела дом. Стена, окружающая задний двор, была примерно двухметровой высоты, бетонные блоки соединялись с цементом, и, конечно, масштабируемая, если кто-то был так склонен, более эффективна для сохранения конфиденциальности, чем для безопасности. На этой стороне не было уличных фонарей, а те, что были вдоль фасада, были слабыми и широко расставленными. После почти получасовой работы в темноте ночное зрение Чейса было почти на пределе.
  
   Примерно посередине стены была припаркована одна из сторожевых машин, "Волга" новой модели, которая в темноте казалась почти светящейся светло-голубой. Чейс пригнулся, двигаясь справа от нее вдоль линии теней, растущих в переулке. Пригнувшись, она осторожно пробралась вперед, к ближнему углу стены. Прикрытие было превосходным, и разместил ее, возможно, в восьми метрах от задней части автомобиля. Выхлопные газы сочились из выхлопной трубы "Волги", собираясь на земле, как какой-то ленивый призрак, которому не хватало мотивации или энергии для настоящего преследования. Звук двигателя мягко отразился от бетона.
  
   Чейс не двигался, наблюдая и ожидая. Ей показалось, что изнутри "Волги" она увидела движение, а затем вспышку зажигалки, пламя осветило лицо водителя, когда он прикуривал сигарету. Он сидел один, и Чейс поймала себя на том, что кусает нижнюю губу, ей нужно было найти второго охранника, единственного ходячего поста. Она надеялась, что он тоже будет отдыхать в машине, но, очевидно, это было не так. Значит, он был на обходе или отдыхал где-то еще, возможно, в доме. Когда она держала дом под наблюдением, она видела, как все внешние охранники в тот или иной момент заходили внутрь, предположительно, чтобы воспользоваться ванной. Если кладбищенская смена использовала кофе, чтобы не заснуть, они, вероятно, часто пользовались туалетом.
  
   Чейс украдкой бросила еще один взгляд на свои часы, едва светящиеся стрелки ее Rolex теперь показывали одиннадцать минут четвертого, затем вытащила из кармана hush puppy, большим пальцем сняла с предохранителя и отключила затвор. Хотя это сделало бы пистолет намного более бесшумным, это позволяло ей делать только один выстрел за раз, а с двумя ожидающими мужчинами это просто не годилось. Время для этого должно было быть правильным. Как только она двинется, как только она начнет снимать охрану, не будет ни остановки, ни времени, ни возможности для настоящей паузы, пока они не выберутся из города и не отправятся на встречу с Портером. И даже это было подозрительно, потому что Чейс не мог гарантировать, что за ними не будет погони, как только они покинут город.
  
   Бегство начнется с ее первого выстрела.
  
   Когда и где это закончится, она не знала.
  
  
  
   От в конце переулка раздался мужской кашель, едва отразившийся от стены и улицы, а затем она увидела его, идущего охранника, не более чем в двадцати метрах от нее, выходящего из дальнего угла. Он был на передовой, скорее всего, внутри, и Чейс черпал в этом уверенность. Она правильно оценивала местность.
  
   Охранник продолжил движение в ее направлении, на мгновение остановившись у "Волги", чтобы наклониться и поговорить с водителем. Он был достаточно высок, чтобы, наклоняясь к боковому окну "Волги", верхняя часть его тела была почти параллельна земле. Пистолет в ее руке казался твердым и даже приятным, и Чейс сделала глубокий вдох, наполняясь кислородом, затем вышла из-за угла, прижимая пистолет к правому бедру, правым боком к стене. Она двинулась вперед, пошатываясь, ударилась плечом о стену, продолжила двигаться вперед, почти пошатываясь.
  
   Охранник, говоривший в машину, повернул к ней голову, но не выпрямился, сказав что-то по-узбекски водителю. Она продолжила движение вперед, и охранник начал выпрямляться, поворачиваясь к ней и теперь что-то говоря, и Чейс снова отскочила от стены, теперь почти поравнявшись с задней частью "Волги". На этот раз она подняла правую руку, когда отшатнулась назад, и дважды быстро нажала на спусковой крючок.
  
   Пули попали охраннику в грудь и лицо, и он опрокинулся в такт выброшенной латуни, падающей на землю. Чейс мгновенно выпрямился, бросился вперед и развернулся, направив пистолет в открытое пассажирское окно. Водитель уставился на нее с открытым от непонимания ртом, еще не осмыслив то, что он только что увидел, и Чейс снова выстрелил из hush puppy. Водитель издал звук, похожий на бульканье и кляп, затем откинулся на свою дверь и не двигался.
  
   Чейс опустилась на колено рядом с первым телом, пробежала свободной рукой по его одежде, под курткой, вокруг талии и не смогла найти на нем рацию. Так что, по крайней мере, в этом она была права; рации были только в машинах, а не в пеших патрулях. Тем лучше.
  
   С пистолетом в руке Чейс обошла машину спереди и открыла водительскую дверь, позволив телу выпасть на землю, перешагнула через него и устроилась на сиденье. Водитель был невысокого роста, и ей пришлось отодвинуть сиденье назад. Внутри пахло сигаретами, а теперь и свежей кровью. Она проверила датчики, увидела, что топлива осталось чуть больше половины бака и что двигатель все еще работает. Под приборной панелью со стороны пассажира была установлена радиостанция, индикатор светился довольным зеленым светом, частота отображалась на люминесцентном жидкокристаллическом экране. Чейс проверил громкость на телевизоре, сделав его погромче, и не услышал никакого движения.
  
   Тревоги нет, по крайней мере, пока.
  
   "Волга" была стандартной, и она сначала включила рычаг, ослабив сцепление. Она не включала фары, ускоряясь до второй, пробираясь по переулку. Она сбавила скорость в начале дороги, поворачивая направо, затем двигалась вперед, пока "Волга" не выехала на улицу достаточно, чтобы она могла посмотреть вниз, на фасад дома 14 по Узбекистону, почти в ста метрах от нее. На этой стороне были уличные фонари, хотя и плохо расположенные, и они не давали достаточного освещения, чтобы увидеть ее на углу, по крайней мере, с этого расстояния.
  
   Примерно в сорока метрах внизу, в свете одного из фонарей, она могла видеть вторую машину охраны, другую "Волгу", водительская дверь открыта, а водитель стоит снаружи машины. Еще один из пеших охранников как раз проходил мимо машины, направляясь прочь, к более яркому освещению перед домом. За этим снова сгустилась тьма, скрывая последнюю машину и, предположительно, последнего ходока.
  
   Чейс почувствовала, как ее сердце забилось так сильно, что, казалось, отдавалось в ушах. Ее губы были сухими, и когда она провела по ним языком, она почувствовала привкус адреналина. Едва отпустив сцепление, она развернула машину к началу полосы. Спуск был небольшим, но достаточным, и она перевела машину в нейтральное положение, позволяя автомобилю двигаться к ближайшей Волге. Она не нажимала на тормоза, пока не оказалась примерно в двадцати футах от машины, затем осторожно опустила ногу, надеясь, что они не заскрипят.
  
   Они скрипели.
  
   Водитель второй машины обернулся, испуганный шумом. Затем он узнал автомобиль, или ему показалось, что узнал, потому что вместо того, чтобы отреагировать с тревогой, он отошел подальше от своей машины, подняв руку в приветствии. Его рука все еще была поднята, когда Чейс нажал на тормоза, останавливаясь рядом с ним. Через открытое пассажирское окно она могла видеть живот мужчины, наблюдала, как его рука опустилась, и он начал наклоняться вперед, и она направила на него пистолет и дважды выстрелила. Он пошатнулся, ударившись о раму своей машины, а затем упал на свое сиденье.
  
   Чейс бросил hush puppy на пассажирское сиденье, нажал на сцепление, снова запустив двигатель, а затем переключил "Волгу" на первую передачу, ускоряясь. Впереди, сразу за полосой ближайшего уличного фонаря, она наблюдала, как ходячий повернулся, сбитый с толку и отслеживающий источник шума. Чейс подобрал пистолет, нажал на сцепление и тормоз одновременно и на этот раз разрядил пистолет, сделав оставшиеся три выстрела, когда она поравнялась с ним. Ее первый выстрел попал ему высоко в грудь, ниже плеча, второй в горло, третий вообще не попал. Она подождала, пока он не упадет на землю, прежде чем снова уронить пистолет, затем включила задний ход и выехала на полосу так быстро, как только могла выдержать "Волга". Вой двигателя был оглушительным, и она не сомневалась, что его разнесет по улице, к оставшейся машине и оставшимся охранникам.
  
   В начале переулка она затормозила, вернулась на первую полосу и повернула, сильно ускоряясь, когда она обогнула следующий угол, а затем настила его. Она помчалась на "Волге" обратно по узкой улочке, мимо трупов, которые она там сделала. Убрав руку с рукоятки, она извлекла магазин из hush puppy, затем, удерживая руль коленями, достала один из запасных патронов и вставила его на место, дослав первый патрон.
  
   Она притормозила на повороте, борясь с желанием просто обогнуть последний поворот. Радио рядом с пистолетом по-прежнему молчало, и Чейс начал задаваться вопросом, действительно ли оно включено. Она наполовину ожидала, что к этому времени уже будет поднята тревога.
  
   Ожидали, но не надеялись. На что она надеялась, так это на то, что звук "Волги", идущей задним ходом по Узбекистону, вытащил бы оставшегося ходока на улицу. Он найдет последнее тело, которое бросил Чейс, достаточно скоро, и да, это поднимет тревогу. Но тогда он сделал бы одну из трех вещей. Либо он побежал бы к следующей машине, чтобы посмотреть, не пострадала ли и она, и, возможно, решил бы воспользоваться рацией там; он побежал бы к дому и поднял тревогу; или он побежал бы обратно к своей машине, где за рулем был его напарник.
  
   Чейс надеялся на третий вариант, но первый и второй казались столь же вероятными.
  
   Она завернула на своей машине за угол, снова двигаясь так медленно, как только могла, и увидела последнюю машину, припаркованную в тени выше по улице. Было слишком темно, чтобы разглядеть какие-либо признаки водителя.
  
   Тут на нее снизошло вдохновение, и она включила фары "Волги", а затем поехала вверх по улице. Фары осветили оставшуюся машину, и она увидела, как водитель автомобиля открыл свою дверь, вышел и поднял руку, чтобы защититься от яркого света, когда он посмотрел в ее сторону. Она попыталась прочитать выражение его лица, когда сокращала дистанцию, подумала, что увидела там его узнавание автомобиля, но она приближалась слишком быстро, чтобы потратить время, необходимое для обработки этого. Надеюсь, этот водитель испытывал то же самое.
  
   Она не выключила фары, когда остановилась, и водитель опустил руку и направился к ней, двигаясь вне зоны действия лучей. Чейс перевел машину в нейтральное положение и нажал на тормоз, и это был успокаивающий звук для него, она могла видеть это, звук, которого он ожидал. Теперь, когда она была достаточно близко, она могла читать его поведение так же хорошо, как и его лицо, и тогда ей стало ясно, что он ничего не подозревает.
  
   Зачем ему это? Все, что он слышал, это звук автомобиля, движущегося задним ходом по Узбекистону, ничего больше, ничего больше.
  
   Чейс подождал, пока не оказался примерно в десяти футах от нее, затем открыл дверь и вышел, стреляя. На этот раз она использовала две пули, потому что могла стрелять обеими руками, и каждая попала туда, куда она хотела, и мужчина упал, выражение его недоумения сменилось болью, а затем застыло там.
  
   Остался один.
  
   Стараясь держаться подальше от света фар, чтобы не выделять силуэт, Чейс двинулась вверх по улице, к последней машине, как раз вовремя, чтобы увидеть, как последний ходок бежит к ней. Она услышала, как он позвал, увидела пистолет в его руке, и он позвал во второй раз, и она поняла, что он выкрикивал имя водителя. Она поправила хватку на hush puppy, держа его обеими руками, низко, дыша через нос. Холодный воздух обжигал, она чувствовала запах выхлопных газов, кофе и жареной еды, и часть ее разума, которая каким-то образом оставалась отстраненной от всего, что произошло за последние две с половиной минуты, пришла к выводу, что водитель ужинал перед тем, как она его убила.
  
   Когда он был, возможно, в двадцати пяти футах, ходунки дрогнули, почти остановившись, и Чейс понял, что он что-то видел, возможно, ее силуэт, возможно, тело последнего водителя. Он начал поднимать пистолет, но она была готова и ударила его по указательному пальцу, выстрелив дважды, затем еще дважды. На расстоянии и в темноте она не могла видеть свои удары, но она видела результаты, и мужчина повернулся на ногах, волчок на последней стадии, а затем упал.
  
   Чейс потребовалось мгновение, чтобы перевести дыхание.
  
   Затем она повернулась к своей "Волге", снова села за руль и подъехала к фасаду дома, припарковавшись под углом, наполовину на подъездной дорожке, наполовину в стороне. Свет на первом этаже горел, но все лампы наверху были потушены. Над дверью горел единственный светильник.
  
   Она оставила двигатель включенным и пошла по дорожке, устанавливая скользящий замок на hush puppy, когда направлялась к двери. На этот раз тишина будет важнее, чем громкость. Свет ударил ей в глаза, убивая последние остатки ночного зрения. На двери не было глазка, что было незначительным сюрпризом, и никаких камер, размещенных над или вокруг, которых не было. Чейс старался не думать о людях с метлами, несущих вахту внутри.
  
   Она решительно постучала, дважды.
  
   Она подняла hush puppy обеими руками и ждала.
  
   "Просто нужно сходить в туалет", - подумала она, а затем поймала себя на том, что борется со смехом, потому что, на самом деле, она была уверена, что сходила.
  
   Дверь с грохотом приоткрылась, и она увидела кусочек мужского лица. Она выстрелила, шагнув вперед и толкнув дверь, и сумела поймать его, прежде чем он упал на пол. Ее поразило, что он выглядел ужасно молодым, и на мгновение она испугалась, что совершила ошибку, и испытала ужасающий, но мимолетный страх, что она проделала всю эту работу только для того, чтобы войти не в тот дом. Но когда она положила тело на ковер, рядом с рядами обуви, оставленных их владельцами, она увидела MP-5K, лежащий на буфете.
  
   Чейс тихо закрыла дверь, открыла затвор "hush puppy" и, вытащив пустую гильзу, засунула ее в штаны. Она выбросила стреляные гильзы из гаража на кладбище, чтобы они не сталкивались и не звенели у нее в кармане. Затем она сунула щенка хаш обратно в куртку и вытащила нож из-за спины.
  
   Она прислушалась и несколько секунд ничего не слышала.
  
   Затем она услышала, как далекие волны накатывают на берег.
  
   Она следовала за звуком, воспринимая каждый шаг как самостоятельное движение, обдумывая свое продвижение. Лестница, покрытая ковром, вела на второй этаж, но она на мгновение проигнорировала это, продвигаясь вперед. Шум волн исчез, сменившись мужским голосом, говорящим по-русски, и она смогла разобрать достаточно, чтобы понять, что слышит комментарий к футбольному матчу. Второй голос присоединился к первому, а затем оба рассмеялись.
  
   Она вышла из коридора, через открытую арку, на кухню, звук телевизора становился все громче. Она прошла мимо выключателя, когда вошла, и повернула его, погрузив комнату в темноту. Перед ней открылась столовая с видом на задний двор, слева от нее был полутемный коридор. Она пошла по коридору, все еще двигаясь медленно, все еще слыша телевизор, теперь, наконец, смогла различить его свет в конце коридора, за полуоткрытой дверью. Вдоль левой стороны были две закрытые двери; справа одна, частично приоткрытая, и она могла разглядеть внутри сантехнику.
  
   На полпути по коридору она услышала движение из комнаты с телевизором, скрип мебельных пружин, теряющих натяжение. Она отступила так быстро, как только могла, на кухню, затем повернулась и прислонилась спиной к стене на противоположной стороне проема в коридор в качестве выключателя. Она крутанула лезвие в руке в колюще-режущем захвате, пытаясь выровнять дыхание, собраться с духом.
  
   Не зря это называлось мокрой работой.
  
   Мужчина прошел через арку. Она увидела его в профиль, когда он прищурился в темноте, а затем пробормотал проклятие. Он наполовину отвернулся от нее, MP-5K висел на ремне через плечо, и потянулся правой рукой, чтобы включить свет. Она увидела, что он, возможно, на дюйм или два ниже ее, широкоплечий и лысый.
  
   Чейс шагнула ему за спину, подняв нож правой рукой, левой обхватила его подбородок и притянула к себе. Она вонзила нож горизонтально в его шею, нанося удары один, два, и снова, и снова, и снова, и снова в быстрой последовательности, и кровь брызнула из мужчины, горячая на ее руке и лице. Она в шестой раз ударила его ножом в шею, но теперь он навалился на нее мертвым грузом, и ей пришлось опуститься на колени, чтобы не уронить его полностью. Прерывистое дыхание прорывалось сквозь его продырявленную кожу.
  
   Это был последний звук, который он издал.
  
   Чейс поднялась на ноги, увидела, что нож в ее руке слегка подпрыгивает, камертон улавливает какую-то случайную вибрацию, и что ее руки дрожат. Она вытерла лезвие о рубашку мужчины сзади, затем перешагнула через него и вернулась в коридор, смутно осознавая, что ее грудь, даже до брюк, была испачкана и скользкая от крови.
  
   Сначала она проверила комнату с телевизором и никого там не обнаружила. Возвращаясь назад, она обошла комнаты в коридоре, открывая каждую дверь с болезненной осторожностью, ровно настолько, чтобы мельком увидеть, что внутри. В каждой комнате спали еще двое мужчин.
  
   Она оставила их спать и направилась наверх.
  
  
  
   Чейз сначала нашли Степана, малыша, свернувшегося калачиком в кроватке в комнате с обоями из воздушных шаров, его попка торчала в воздух, как будто он заснул, готовясь к кувырку. Она поколебалась, затем отступила, наконец, обнаружив главную спальню еще через две двери.
  
   Руслан Михайлович Маликов спал на кровати королевских размеров, но только с одной стороны, ближайшей к двери. Свет из коридора проник в комнату, и Чейс узнал его по фотографии, которую Рисс показал ей на своей цифровой камере. Позитивная идентификация. То, как он спал, на секунду удивило Чейса, потому что она ожидала, что он примет противоположную сторону, что это была бы его жена, которая хотела быть ближе к их сыну. Но, конечно, это была причина, не так ли?
  
   Чейсу стало интересно, менял ли Руслан постельное белье с тех пор, как была убита Дина.
  
   Она осторожно приблизилась к кровати, не желая будить его, пока не убедится, что он будет молчать, помня о четырех охранниках и их четырех автоматах, спящих внизу. Подойдя к нему, она присела на корточки, затем закрыла ему рот правой рукой, закрыв его ладонью, но оставив его нос свободным.
  
   Он проснулся почти мгновенно, и как только Чейс увидела, что его глаза открыты, она прижалась губами к его уху и начала шептать "Друг" по-русски, снова и снова. Руслан подскочил, выпучив глаза, и Чейс не мог винить его за это; если бы кто-то разбудил ее вот так, зажав ей рот покрытой кровью ладонью, она бы попыталась закричать об убийстве. Она толкнула его обратно, поднявшись, чтобы добавить свой вес к прессу, пытаясь удержать его относительно неподвижным.
  
   "Друг", - повторяла она.
  
   Руслан поднял руки, пытаясь разорвать ее хватку, одна потянулась к ее предплечью, другая потянулась к ее лицу. Затем, внезапно, они опустились на его сторону, и она увидела, как в его глазах появилось замешательство, сменившееся паникой.
  
   "Понятно?" - спросила она, придерживаясь русского языка.
  
   Руслан кивнул.
  
   "Руслан Михайлович Маликов?"
  
   Он снова кивнул.
  
   "Я здесь, чтобы отвезти вас и вашего сына в Лондон".
  
   Последовала короткая пауза, в его глазах снова промелькнуло замешательство, прежде чем он кивнул в третий раз.
  
   " Тихо, " прошептал Чейс. "Четверо все еще спят внизу". Она убрала руку, отступая от кровати, показывая ему свои пустые ладони.
  
   Руслан Михайлович Маликов сел, хватая ртом воздух, и уставился на нее наполовину с ужасом, наполовину с изумлением. Она не могла придраться к его виду; ее одежда была залита кровью, большая ее часть все еще была мокрой, и от нее воняло порохом, потом и смертью. Она подавила желание прикоснуться к своим волосам, попытаться уложить их на место, дала ему еще секунду, чтобы посмотреть, затем подошла ближе.
  
   "У меня машина на улице", - сказала она по-русски. "Одевайся быстрее, мы забираем твоего сына и уходим".
  
   Не говоря ни слова, Руслан начал двигаться, вставая и направляясь к комоду на стене напротив изножья кровати. Он разделся, повернувшись к ней спиной, начал натягивать одежду, и Чейс наблюдал за ним еще полсекунды, затем слегка отступил назад, к двери, чтобы послушать, как она открывается. Снизу не доносилось ни звука, только шелест одежды и движение, пока Руслан продолжал одеваться. Чейс потратил время на то, чтобы нарисовать щенка тише, а затем снять бронежилет. Когда она снова посмотрела на Руслана, он был почти полностью, хотя и в спешке, одет в темные брюки и рубашку с длинными рукавами, а теперь работал над ботинками.
  
   "Холодно", - прошептал ему Чейс.
  
   Он кивнул, закончил с последним ботинком, подошел к шкафу. Изнутри он вытащил толстое пальто.
  
   "Ты должен заставить своего сына молчать", - сказал ему Чейс. "Ты можешь заставить Степана замолчать?"
  
   Он натягивал пальто и удивил ее, ответив по-английски, его акцент был скорее русским, чем узбекским, но не настолько сильным, чтобы сделать его неразборчивым. "Да, он будет молчать".
  
   Чейс протянул ему бронежилет. "Заверните его в это", - ответила она, теперь тоже говоря по-английски. "Это обеспечит некоторую защиту".
  
   Руслан на секунду замешкался, глядя на пропитанную кровью одежду, затем кивнул и взял ее.
  
   "Следуйте за мной", - сказал Чейс и выскользнул за дверь, обратно в холл. Снизу по-прежнему ничего не доносилось, ни движения, ни шума. Она преодолела расстояние до детской, чувствуя, что Руслан идет за ней, затем пропустила его, когда они вошли. Руслан подошел к кроватке, подхватил сына на руки и, шепча что-то по-узбекски, прижал маленького мальчика к груди, укутав его в бронежилет. Мальчик едва пошевелился, и Чейс подумал, сможет ли Руслан удержать его спящим, пока они не выйдут из дома.
  
   "Держись рядом", - сказал ему Чейс. "Машина стоит у входа. Когда мы доберемся до него, залезай на заднее сиденье, а затем ложись на Степана".
  
   "Да", - прошептал Руслан.
  
   Чейс развернулся, вышел обратно в яркий свет верхнего холла, на верхнюю площадку. Она украдкой взглянула через перила вниз, на этаж ниже, и не увидела никого, кроме тела, которое она оставила прямо в дверном проеме. Она жестом пригласила Руслана следовать за собой, и он вышел из комнаты своего сына. Когда свет упал на Степана, мальчик тихонько протестующе вскрикнул, еще сильнее уткнувшись лицом в грудь Руслана, и Чейс подумал о Тамсин, сам того не желая или не желая, затем отвернулся, ведя отца и сына вниз по лестнице.
  
   Она проверила прихожую, оглянувшись на затемненную кухню, затем повернулась к входной двери и открыла ее, держа hush puppy наготове обеими руками. Снаружи никого не было, и звук оставленной без присмотра "Волги", двигатель которой все еще хрипел, был единственным, что она слышала.
  
   "Сейчас", - сказал Чейс, и она побежала к машине, Руслан с сыном на руках следовал за ней по пятам. Она первой добралась до машины, резко повернув голову, проверяя улицу в обоих направлениях, даже когда открывала заднюю дверь. Теперь мальчик плакал, испуганный и взволнованный, когда Руслан заносил его внутрь, и Чейс услышал голос своего отца, низкий, спокойный и постоянный, говорящий по-узбекски. Она захлопнула за ними дверь, запрыгнула на водительское сиденье и ускорилась, развернув машину на сто восемьдесят. Она вжалась в пол, "Волга" сначала неохотно, затем, наконец, набрала скорость.
  
   С заднего сиденья она услышала, как рыдания Степана перешли в вой.
  
  
  
   Чейз остановил "Волгу" рядом с "Рейнджровером", выскочил со словами: "Жди здесь".
  
   - Что... " начал Руслан, почти перекрикивая крики Степана.
  
   Она проигнорировала его, двигаясь к задней двери. Без бронежилета холод начал разъедать ее, обнаружив, что пот и кровь все еще влажны на ее коже и одежде. Начал подниматься ветер, легкий, но достаточный, чтобы заставить ее дрожать.
  
   Чейс вытащила "Старстрик" из "Рейнджровера", включила питание прицела и зажигание, затем подняла его на плечо, приложив правый глаз к монокуляру. Пот прилипал к ее ресницам, обжигая ее, и она моргнула, пытаясь очистить глаза. Новое предвкушение разлилось в ее груди, странный сговор страха и возбуждения, почти возбуждающий. Она знала Звездную Полосу из отчетов, из технических документов и военного анализа. Она знала Starstreak академически, что он может делать, как он это делает. Но она никогда не стреляла сама, никогда не видела результаты лично. Она выровняла цель, медленно выдыхая.
  
   Она нажала кнопку запуска, маленькая белая кнопка находилась под большим пальцем ее правой руки.
  
   В течение доли секунды не было ничего, никакого ответа от Starstreak, и у нее мелькнули мысли о возможности того, что устройство разрядилось, что внутренняя батарея не способна включить двигатель первой ступени и запустить последовательность запуска. Затем, у себя на плече, она почувствовала грохот трубы, шипение ракеты, звук чайника перед закипанием. Толчок сильно ударил ее из гранатомета в плечо, прижимая ее к земле, и она стиснула зубы, изо всех сил стараясь удерживать прицельную метку на цели. Все это заняло мгновение, а затем, так же быстро, давление исчезло.
  
   Тогда все это вернулось к ней, все клинические данные, брифинги, анализы. "Старстрик", спроектированный как высокоскоростной ПЗРК экстремально малой дальности, максимальная дистанция пять километров, минимальная всего триста метров. Состоит из двухступенчатого ракетного двигателя, оснащенного трехзарядной системой наведения полезной нагрузки с кинетическим приводом. Электронный импульс, подаваемый через пусковой стержень, приводит в действие двигатель первой ступени, выталкивая ракету из контейнера, в то время как наклонные сопла на боковой стороне ракеты заставляют ее вращаться, вращение, в свою очередь, приводит к раскрытию ее ребер, обеспечивая стабилизацию в полете.
  
   Ракета очищает пусковую трубу, двигатель первой ступени отключается, включается вторая ступень, обеспечивая полную тягу и разгоняя ракету до скоростей, превышающих 4 Маха. Ракета приближается к цели, стреляют дротики, каждый дротик со своим собственным проникающим взрывным зарядом высокой плотности, взрывателем, системой наведения итепловая батарея. Отделение дротика от ракеты инициирует включение каждой боеголовки, каждый дротик управляется независимо с помощью двойной системы управления лазерным лучом, управляемой оператором ракеты через прицельный блок.
  
   Это было клиническое, академическое, то, что она знала.
  
   То, что она испытала, было ревом запуска, ударом ракеты, покидающей пусковую трубу, вспышкой света, волной тепла. Раскаленный добела огонь горизонтально ползет к дому номер 14 в Узбекистане, ее рука дрожит, глаз щиплет, она пытается держать прицел на двери, оставленной широко открытой после их бегства.
  
   Ракета исчезла, и на долю секунды ничего, ни шума, ни света, ничего.
  
   Затем дом взорвался.
  
   Чейс почувствовала сотрясение по всему телу, уронила пусковую трубу и повернулась спиной к пламени и падающим обломкам. С заднего сиденья "Рейнджровера" она достала автомат Калашникова, запасные магазины и одеяло, затем направилась к "Волге" и забралась внутрь. Руслан пристально смотрел на нее, а Степан на мгновение замолчал, прижавшись к плечу отца и глядя мимо него на руины дома.
  
   Она завела машину и отъехала от "Рейндж Ровера".
  
   На заднем сиденье Степан сказал что-то по-узбекски, и Руслан резко ответил. В зеркале заднего вида Чейс видела, что мужчина все еще смотрит на нее. Степан повторил слово, и Руслан ответил тем же.
  
   "Что он говорит?" - Спросил Чейс.
  
   "Опять", - сказал Руслан. "Он хочет, чтобы ты сделал это снова".
  
   На этот раз желание рассмеяться было слишком сильным, и Чейс не стал с этим бороться.
  
  
   ГЛАВА 23
  
   Лондон-Воксхолл-Кросс, Оперативный центр
  
   20 февраля, 23:24 по Гринвичу
  
   Крокер вышел на этаж операционной, пожимая плечами из-под пальто, требовательно: "Какие последние новости?"
  
   "Ташкентский вокзал теперь подтверждает, что в доме Руслана Маликова произошел взрыв", - сказал ему Алексис Фергюсон со стола MCO. "По оценкам, взрыв произошел в зоне двадцать минут третьего. Несколько погибших, несколько пропавших без вести и предположительно погибших. Не было никаких указаний на то, есть ли Маликов или его ребенок среди погибших. Государственное радио опубликовало заявление, подтверждающее факт взрыва и обвиняющее во взрыве "Хизб ут-Тахир"."
  
   Крокер достал из внутреннего кармана сигареты, затем снял пальто и пересек комнату, направляясь к Алексис. "Что-нибудь еще?"
  
   "На участке номер два есть человек в полицейском управлении, который сообщает, что в СНБ наблюдается активность, и что как СНБ, так и полиция занимаются полномасштабным поиском преступников. По-видимому, в настоящее время распространяются два разных описания транспортных средств: одно для синей "Волги" последней модели, другое для Audi. Похоже, они ищут обе машины, хотя, как они связаны со взрывом, Станция номер Два не может сказать. "
  
   "Взрыв, это не была заминированная машина?"
  
   "Неясно, так или иначе".
  
   Крокер кивнул, затем отступил назад, на мгновение взглянув на плазменную стену, прежде чем прикурить сигарету. Он услышал, как Рон, сидевший за столом дежурного, подавил зевок. Он сопереживал, хотя и немного; Рон сменялся еще через два часа. Крокер, который был дома и собирался лечь спать, когда ему позвонили и сообщили о том, что произошло в Ташкенте, сомневался, что сможет уснуть в ближайшее время.
  
   "Вы думаете, это переворот, сэр?" - Спросил его Рон.
  
   "Нет. Нет, если только кто-то не пошел за президентом и его дочерью ".
  
   "Об этом ни слова", - подтвердила Алексис.
  
   "Так что нет, это не переворот". Крокер нахмурился, затем вернулся на дежурный пост. "Вы проинформировали DC, C и FCO?"
  
   "Как обычно, да, сэр. Си еще не прибыла, но окружной прокурор в ее кабинете ".
  
   Крокер поднял трубку одного из внутренних телефонов и протянул ее Рону, чтобы тот взял. "Сообщите ей, что я поднимаюсь".
  
   "Да, сэр".
  
   Он повернулся лицом к Алексис. "Свяжись с Ташкентом, свяжись с Номером Один по открытой линии и скажи ему, чтобы он оставался там. Сообщите ему, что я хочу получать обновления каждые двадцать минут, и пусть он скажет Номеру Два, что я особенно заинтересован в преследовании и любой новой информации о транспортных средствах, какой бы незначительной она ни казалась. Все, что они получат по этим последним, они должны немедленно сообщить нам. Я буду наверху".
  
   "Понял, сэр".
  
   Крокер схватил пальто и направился в офис Элисон Гордон-Палмер.
  
  
  
   "Будет Чейс взорвал дом?" - спросил заместитель начальника.
  
   "Это неплохой способ замести следы", - сказал ей Крокер. "Создает адский беспорядок и затрудняет, если не делает невозможным, быстрое определение того, пропали ли Руслан и его сын, а не мертвы".
  
   Она поставила локти на стол, сложила руки одна на другой, положила на них подбородок и задумалась. "Так что, возможно, она это сделала".
  
   "Да, это возможно. Она не из тех, кто пойдет по-крупному, если ей сойдет с рук малое, но если представится возможность и средства, да, я вижу, как она это делает ".
  
   "Предполагая, что Чейз несет ответственность в первую очередь?"
  
   "Я думаю, что да. Я думаю, ей удалось сбежать, и она бежит к своему фургону ".
  
   "Но нет способа подтвердить?"
  
   "Нет, не сообщив Ташкентскому вокзалу, что Чейс там с самого начала", - сказал Крокер. "Хотя ты был прав насчет Сил. Я мог бы проконсультироваться с ЦРУ ".
  
   Элисон Гордон-Палмер слегка нахмурилась. "Нет, давайте пока не будем вмешивать в это американцев".
  
   Что-то в том, как она это сказала, показалось Крокеру странным, но прежде чем он успел задать вопрос, заместитель начальника продолжил.
  
   "Взрыв. Если предположить, что это был Чейс, и если предположить, что она сделала это после того, как Руслан и его сын были чисты, как бы ей это удалось? "
  
   "Опять же, я не могу сказать. У нас недостаточно подробностей о взрыве, был ли дом разрушен или сообщения преувеличены. Она путешествовала налегке и без поддержки, поэтому все, что она использует, она, должно быть, приобрела на земле ".
  
   Она подняла бровь, и Крокер понял, что она хотела услышать.
  
   "Возможно, это была ракета "Старстрик", да", - признал он.
  
   "Которые она каким-то образом приобрела в Ташкенте".
  
   "Она не привезла его с собой из Лондона". Крокер сменил позу на своем стуле, наклонившись вперед. "Не пора ли тебе рассказать мне, что вы с сэром Уолтером задумали?"
  
   Заместитель начальника полиции задумалась, подняв голову с рук, затем опустила руки, чтобы они легли плашмя на стол. Ее кабинет, как и кабинет Крокера, был скромным, скудно обставленным и скудно декорированным. Однако, в отличие от стола Крокера, ее стол был почти пустым, лишенным почти всей бумаги и занятым только самыми необходимыми предметами первой необходимости.
  
   "Барклай говорил с тобой", - сказала она после минутного размышления. "Он предложил тебе мою работу, не так ли?"
  
   Крокер не видел причин отрицать это. "Да, он это сделал".
  
   "И ты готов сжечь его?"
  
   "Я думаю, это очевидно. И он думает, что вы с сэром Уолтером собираетесь его сжечь, не так ли? Это часть того, о чем идет речь ".
  
   "Пол, - сказала Элисон Гордон-Палмер, - это все, о чем идет речь".
  
   Ему нужна была секунда, которой было достаточно, чтобы осознание поразило его и вызвало отвращение.
  
   "Это фиктивный забег?" - Спросил Крокер. "Я отправил Чейса в фиктивную пробежку?"
  
   "Ничего такого грубого. Если она сможет вытащить Руслана и его сына, тем лучше ".
  
   "Но вы говорите, что нет плана переворота?"
  
   "Больше нет".
  
   "Что изменилось?"
  
   "ЦРУ пронюхало об этом, и, благослови их души, они быстро сообщили об этом Белому дому. И Белый дом вернулся на Даунинг-стрит и недвусмысленно заявил, что Севара Маликова-Ганиева должна стать следующим президентом Демократической Республики Узбекистан ". Она выпрямилась в кресле, оценивая реакцию Крокера, видя его огорчение. "Вряд ли это имеет значение, Пол".
  
   "Это важно для Чейса".
  
   "Что бы ты сделал, если бы я сказал тебе это четыре часа назад? У вас нет с ней никаких контактов, верно? Ты не смог бы заставить ее сделать аборт, даже если бы захотел."
  
   Это было правдой, но Крокеру от этого не стало легче.
  
   "Мы вернем ее, не волнуйся", - сказал ему заместитель начальника. "ЦРУ знает, что она там, они будут следить за ней".
  
   "Если только Белый дом не решит иначе".
  
   "Инструменты правительства, Пол. Если они согнут, сломают или откажутся от нас, это их прерогатива ".
  
   "Я уверен, что это будет некоторым утешением для ее дочери, хотя в данный момент я не могу представить, как".
  
   Заместитель начальника прищурила глаза, начала отвечать, и тут зазвонил ее телефон, поэтому она ответила вместо этого.
  
   Это был Си, сообщающий им, что он в своем кабинете и готов принять их прямо сейчас.
  
   "Мы сейчас подойдем, сэр", - сказала ему Элисон Гордон-Палмер, затем осторожно положила трубку на рычаг. "Он хочет, чтобы мы поднялись наверх".
  
   Крокер поднялся на ноги. "И что ты собираешься ему сказать?"
  
   Она покачала головой, поднимаясь вместе с ним. "Нет, Пол, не я, ты. Ты расскажешь ему в точности то, что только что сказал мне."
  
   "Неужели я?"
  
   "Да. И ты можешь сказать ему, что Чейс вполне мог найти одну из своих пропавших Звездных полос." Она открыла дверь в приемную, придерживая ее для Крокера. "Я думаю, он будет особенно доволен этой новостью, не так ли?"
  
   "Я сомневаюсь в этом", - сказал Крокер.
  
  
   ГЛАВА 24
  
   Узбекистан-Сырдарьинская область-
   дорога Самарканд, 63 км к юго-западу от Ташкента
  
   21 Февраля, 04:24 (GMT+5:00)
  
   Казалось, одной фары было достаточно, ксенона будьте суровы на двухполосном шоссе, которое тянулось на юг от Ташкента до Джизака, а затем в Самарканд, память о Шелковом пути в далеком прошлом. По краям света пейзаж, окружающий дорогу, светился, как поверхность Луны, грязь и пыль становились сине-белыми. Ветер, который налетел на них в Ташкенте, был сильнее к югу от города, завывая по долине, и клубы пыли кружились по поверхности дороги.
  
   Чейс вел машину быстро, разгоняя "Ауди" до ста сорока километров в час, а затем удерживая ее там, где позволяла дорога. Звук воздуха, проносящегося мимо машины, забивал ее левое ухо, но аэродинамика автомобиля была сильной, и большая часть ветра оставалась снаружи машины, а не забиралась внутрь вместе с ними. Время от времени налетал порыв ветра, так сильно трепавший волосы Чейса, что она чувствовала, как они обжигают ей шею.
  
   Руслан сидел на переднем пассажирском сиденье, его глаза были прикованы к дороге перед ними, когда он не крутился, чтобы проверить, как там его сын, спящий на заднем сиденье, одеяло, которое Чейз взял из Range Rover, плотно обернуто вокруг него. Чейс поражался тому, что мальчик мог спать под шум ветра и машины, после всего, что произошло до сих пор. Она завидовала Степану. Прямо сейчас она тоже хотела спать.
  
   Выброс адреналина был ужасным, вызвав болезненность во всем теле и тупую боль в конечностях. Ее левый бицепс регулярно болел, когда она двигала рукой, напоминая ей о том, какое усилие требуется, чтобы держать горло мужчины открытым, нанося ему смертельный удар. Кровь на ее руках и предплечьях высохла, и время от времени выпадала снежинка, подхваченная ветром, и она закручивалась спиралью в том или ином случайном направлении, красная снежинка, которая пролетала через машину.
  
   Чейс снова проверила зеркала, едва осознавая, что делает это, и увидела, как Руслан заерзал на своем сиденье, то ли нервничая, то ли испытывая дискомфорт, то ли и то и другое вместе. Он ездил молча с тех пор, как они пересели на Audi, и до этого он не был разговорчивым по очевидным причинам. То немногое, что он сказал, было адресовано его сыну и на узбекском языке. Но с тех пор, как они сделали Ауди и отправились в путь, от него больше ничего не было. Конечно, у него были вопросы - скорее всего, десятки, - но пока он держал их при себе.
  
   "Мне приказано доставить вас обоих в Англию, сэр", - сказал Чейс после еще одной рефлекторной проверки зеркал, думая, что объяснение того или иного рода в порядке вещей. "Мы направляемся в зону приземления, где нас встретит вертолет, чтобы вывезти".
  
   Она не ожидала, что он ответит, и он удивил ее, когда ответил, спросив: "Не Америка?"
  
   "Нет".
  
   "Моя жена работала с американцами". Он поднял левую руку, потер глаза, стирая сон с их уголков. "До того, как Захидов изнасиловал и убил ее, она работала на американцев. Вы тоже работаете с американцами?"
  
   "В некотором роде".
  
   "Я не понимаю".
  
   Чейс едва заметно покачала головой. "Я бы не стал беспокоиться об этом, сэр".
  
   "Но я должен беспокоиться об этом, у меня нет выбора. Мы с сыном спасаемся бегством вместе с окровавленной женщиной в автомобиле Ахтама Захидова. Мне больше нечего делать, кроме как беспокоиться об этом ".
  
   "Мои приказы таковы-"
  
   "Да, ты это сказал", - отрезал Руслан, затем добавил что-то более мягкое на узбекском, форма слов потерялась под ветром, проносящимся мимо разбитого окна. Краем глаза Чейс заметила, как он снова заерзал на своем сиденье, снова проверяя Степана, а затем продолжил смотреть в лобовое стекло. "Меня зовут Руслан, а не "сэр". "
  
   Чейс кивнул. "Трейси".
  
   "Трейси?"
  
   "Трейси".
  
   Руслан кивнул, и ни один из них не произнес ни слова еще с полдюжины километров, и, как ни странно, Чейс почувствовала, что ей становится не по себе от этого молчания. Она предположила, что это потому, что сомнения Руслана были ее сомнениями, что он задавал вопросы, которые она задавала себе. Рисс сказала, что Севара пользуется поддержкой Белого дома, и, как бы ей не хотелось это признавать, ей было трудно поверить, что ее правительство захочет противостоять американцам, по крайней мере, в отношении будущего Узбекистана.
  
   "Сколько ему лет?" Она наклонила голову, указывая на Степана на заднем сиденье.
  
   "Моему сыну сейчас два года и два месяца".
  
   Чейс колебался. "У меня есть дочь. Почти десять месяцев."
  
   Руслан переоценил ее, слегка удивленный, прежде чем сказать: "Десять месяцев были хороши для Степана. Он начал ходить в десять месяцев".
  
   "Мой еще не ходит", - сказала она. Она обдумала его реакцию на их недавно обнаруженную общую точку соприкосновения, подумала, что это могло бы помочь ему успокоиться, если бы она продолжила. Тэмсин полностью игнорировала ползание, пока всего за неделю до того, как Чейс покинул Барнольдсвик, она не начала подтягиваться и делать первые попытки передвижения. Она была искусна в этом, могла передвигаться по гостиной, дико раскачиваясь, используя руки, чтобы найти поддержку везде, где могла.
  
   Руслан отвел взгляд от дороги, чтобы снова изучить ее. Он сказал: "Ты скучаешь по ней".
  
   "Да".
  
   "Ты должна быть дома, может быть, со своим мужем и ребенком".
  
   "Я не женат".
  
   Руслан обдумал это, затем сказал: "Но отец, он с вашей дочерью?"
  
   Она услышала это в его интонации, тоску, и Чейс понял, что Руслан думает о Дине.
  
   "Нет", - сказал Чейс. "Нет, он умер".
  
   Он снова пробормотал что-то по-узбекски, прежде чем сказать по-английски: "Примите мои... соболезнования, это подходящее слово?"
  
   "Соболезнования, да".
  
   "Тогда мои соболезнования. Я знаю эту боль. Слишком хорошо, я думаю, что знаю эту боль. Итак, ваша дочь осталась без матери, и теперь у нее нет отца ".
  
   "Она со своей бабушкой". Чейс подавил желание занять оборонительную позицию. "С ней все в порядке".
  
   "Это плохая работа для матери". Руслан сказал это убежденно. "Убийство, шпионаж и угон автомобилей насильников и убийц. Ты должен быть со своей дочерью ".
  
   "Возможно, это не очень хорошая работа для матери, сэр, но это та работа, которая у меня есть. И я думаю, это работа, которую ты хочешь, чтобы я закончил ".
  
   Руслан хмыкнул. "С какой целью? Я не буду руководить Узбекистаном. У Севары есть американцы, и британцы не будут противиться американскому плану. В лучшем случае нас со Степаном просто переселяют".
  
   "Это обеспечит тебе безопасность".
  
   "Без сомнения, на какое-то время. Но это не поможет моей стране".
  
   Оттуда, где он лежал на подлокотнике, развернув антенну, зазвонил спутниковый телефон, загорелся ЖК-дисплей.
  
   "Это помогает тебе", - сказал Чейс резче, чем она хотела. Держа левую руку на руле, она подняла телефонную трубку и увидела, что пришло сообщение. Она провела пальцем по меню, вызывая текст.
  
   15 МИН.
  
   "Есть ли проблема?" - Спросил Руслан.
  
   Чейс бросил телефон ей на колени, проверяя одометр и делая расчеты. Они преодолели семьдесят три из семидесяти семи километров до зоны приземления. Это будет сложно, но они справятся.
  
   "Нет", - сказала она ему. "Все в порядке".
  
   По выражению его лица Чейс поняла, что Руслан Михайлович Маликов не поверил ни единому ее слову.
  
  
   ГЛАВА 25
  
   Узбекистан-Ташкент-14 Узбекистон
  
   21 Февраля, 04:40 (GMT+5:00)
  
   Это был чертов беспорядок, это было ничто но чертов беспорядок, и когда Ахтам Захидов пинал обломки дома, сбивая ботинком обгоревшее дерево и расколотую плитку, он громко ругался, как ребенок, впавший в истерику. Он проклинал Руслана Маликова, и он проклинал Аарона Тауэра, и, больше всего, он проклинал женщину, которую никогда раньше не видел, женщину, о существовании которой он не подозревал еще час назад, какую-то суку по имени Карлайл, которая приехала в Узбекистан, чтобы сделать его жизнь невыносимой, которая приехала в Ташкент, чтобы навредитьженщина, которую он любил.
  
   Потому что так оно и было, насколько Захидов был обеспокоен. Это была попытка навредить Севаре, и никогда за миллион лет он не потерпел бы этого.
  
   "Долбаный шпион-пизда", - выплюнул он, затем снова пнул, на этот раз выбив достаточно щебня, чтобы обнажить обгоревшее тело еще одного охранника. Судя по его размерам, он был похож на Уммата, но повреждений было так много, что Захидов не мог быть уверен. Он сомневался, что они даже найдут остальные; как и дом, их, вероятно, разнесло на куски.
  
   В результате было убито восемь человек, шесть из них остались на улице, как бы заявляя о своей бесполезности в качестве часовых. И они ничего не стоили, подумал Захидов, все они были застрелены насмерть, и только один из них держал в руке свой гребаный пистолет. Что означало, что все остальные хуесосы были застигнуты врасплох. Это были не часовые, это были гребаные шутки, и он надеялся найти хотя бы одного из них со спущенными штанами и членом в руке, потому что это, это объяснило бы, как это произошло. Шестеро убитых снаружи, двое убитых внутри, и никаких признаков этого трусливого дерьма Руслана или его хнычущего маленького абортированного сына.
  
   Они нашли машины, несмотря на все хорошее, что они сделали, но даже это было плохо, потому что им не удалось найти его гребаную Ауди. Нет, они нашли Range Rover, который выглядел так, как будто его ввели в эксплуатацию примерно в то время, когда Хрущев ссорился с Кеннеди, и они нашли пропавшую "Волгу", припаркованную на другом конце города, за пределами еврейского кладбища, ее салон был забрызган кровью Козимаи мозги, и ничего больше. И в Range Rover тоже ничего. Захидов надеялся, что это был шпион, когда услышал о крови в Волге, но он знал, что это не так. Нет, просто гребаный Козим мертвый и бесполезный, и ему в некотором смысле повезло, потому что Захидов сам бы его прикончил, если бы он пережил это.
  
   Он уставился на телефон в своей руке, желая, чтобы он зазвонил, и, как и все остальное в эту ночь, он бросил ему вызов, оставаясь безмолвным. Все, чего он хотел в мире в этот момент, это зацепка, что-нибудь, что угодно о том, куда они направлялись в его машине - и он был уверен, что сейчас они были в его машине. Полиции и СНБ по всей стране было дано описание его Audi, приказано найти автомобиль и задержать пассажиров любым требуемым способом.
  
   Пограничники были уведомлены при пересечении границы с Кыргызстаном, менее чем в двадцати километрах к северу от Ташкента; Захидов позаботился об этом, как только Тауэр рассказал ему, что произошло. Но Захидов знал, что шпионка не пойдет на север - этот участок границы слишком тщательно охранялся, за ним слишком хорошо следили, и если она путешествовала с этим сопляком вместе с Русланом, они не пошли бы пешком, они бы придерживались дорог.
  
   Так что, возможно, они попытались бы попасть в Кыргызстан по северо-восточному маршруту, но это привело бы их в горы Чаткал. Дороги в ту сторону были плохими, и это заняло бы много времени, а время сейчас было всем, как для него, так и для шпиона. Следуя той же логике, он сомневался, что она повезла их в Таджикистан. Было только две реальные дороги, которые вели на юг страны, и опять же, одна из них проходила через Чаткал. Другим было бы путешествие почти в сто пятьдесят километров, слишком далеко. Туркменистан был легко восемьсот километров по дороге, займет еще больше времени. Мысль о побеге через Афганистан была абсурдной.
  
   Шпион-пизда не собирался уничтожать их на земле. Нет, она будет летать на них. Что означало либо самолет, либо вертолет. Если бы это был самолет, им понадобилась бы взлетно-посадочная полоса, а он уже предупредил аэропорты Ташкента, Джизака и Самарканда, но ничего не услышал. Никаких частных взлетов, никаких частных посадок, но Захидов все равно отправил людей в эти места, просто для уверенности. Вертолет было бы труднее найти, он мог бы приземлиться практически где угодно, хотя он был уверен, что зона посадки была к югу от Ташкента, а не к северу. Слишком много пар глаз смотрело на север, слишком легко быть замеченным.
  
   Если бы пилот знал, что делает, он бы снизился, чтобы избежать радаров, и если бы вертолет подходил для этой работы - а на данный момент Захидов был уверен, что так и будет, потому что эта чертова сука-шпионка знала, что делает, - у него было бы достаточно дальностивъезжать в страну, а затем снова выезжать, садясь ровно на столько, чтобы принять пассажиров. В таком случае, более чем вероятно, что они поступают из Казахстана.
  
   Полиция уже была на дорогах, прочесывая местность и устанавливая контрольно-пропускные пункты, но Захидов не возлагал на это особых надежд. Если бы она попыталась ради Джизака, или Заамина, или Чичака, они бы поймали суку, въезжающую в пределы города. Но именно по этой причине она не собиралась уезжать в город. Она собиралась в сельскую местность, чтобы забрать вертолет.
  
   Он снова посмотрел на свой телефон, все еще решительно отказывающийся звонить, затем развернулся на каблуках к шести мужчинам, ожидающим на улице. Они стояли у машин с работающими на холостом ходу двигателями, двух Toyota Land Cruiser, которые NSS предпочитала за их способность ездить по бездорожью. Шестеро его лучших бойцов, отобранных из СНБ, стояли со своими М-16. Захидов даже приказал Тозиму вытащить два оставшихся "Старстрика" из хранилища, загрузив по одному в заднюю часть машин. Все, в чем нуждались эти люди, - это направление, путь, по которому нужно идти, а он не мог им его дать.
  
   Он кричал на Тозима. "Где этот чертов Сикорский? Где это, черт возьми?"
  
   "Это приближается, Ахтам! Это приближается, это должно быть здесь в любую секунду. Нам пришлось вытащить пилота из постели, это занимает...
  
   Захидов отвернулся, махнув свободной рукой, чтобы Тозим заткнулся. Ему нужно было думать, ему нужно было думать, как этот шпион. Вертолет, который был ключом к этому, в этом был фокус. Он надеялся, что Тауэр позвонит, скажет ему, где находится LZ, чтобы забрать эту сучку, но ответа не последовало, звонка не было, и это означало, что все силы США на земле, все их радары, все их технологии и весь их талант не моглинайди птицу. Приближается к нулю, прибывает из Казахстана или Кыргызстана.
  
   Идя вдоль реки, Захидов вдруг понял. Следуя по Сырдарье в ее долине, не высовываться.
  
   Эта сука, эта шпионка, она встретит свой вертолет вдоль реки, где-то к югу от Ташкента, это должно быть так.
  
   Он сунул телефон в карман, сократил расстояние до Тозима, положил руку ему на плечо. Тозим был моложе примерно на два года, высокий, сильный, верный и преданный настолько, что был одним из тех, кого он выбрал, чтобы помочь с Диной Маликовой.
  
   "Возьми трех человек и двигайся на юг по Самаркандскому шоссе", - сказал ему Захидов. "Как можно быстрее. Держите рацию под рукой".
  
   Тозим кивнул, на его лице было заметно волнение. "Они у тебя есть? Ты знаешь, куда они идут?"
  
   "Я так думаю, не совсем, но я так думаю. Идите по дороге к мосту М39, где он пересекает реку, начните поиск там. Возьмите одну из звездных полос. Вы видите любой вертолет, который не является Сикорским, вы сбиваете его ".
  
   "Я так и сделаю".
  
   "Иди".
  
   Тозим двинулся, схватил троих ближайших мужчин, швырнул их в первую машину, и они вылетели, колеса завыли, когда машина сделала крутой поворот, прежде чем скрыться из виду. Теперь Захидов мог слышать "Сикорски", поднял глаза и увидел приближающиеся огни на фюзеляже вертолета.
  
   "Вы двое со мной. Принесите ракету".
  
   Двое поспешили подчиниться.
  
   Захидов выехал на улицу, поднял руку, и "Сикорский" начал медленное снижение. Опора, смываемая с лезвий, перемешивала грязь, пыль и мусор на улице, заставляя их летать. Захидов отвернул голову, чтобы прикрыть глаза, и увидел, что его оставшиеся люди прижали руки к лицам. Он услышал, как мотор "Сикорского" взвыл, затем сменил тон, когда большая машина опустилась на землю. Он побежал к двери, пробираясь через каюту к телефону в кабине.
  
   Sikorsky был S-76, коммерческой моделью, а не военной, используемой Севарой и ее отцом для быстрых поездок с комфортом по сельской местности. Внутри достаточно просторно для пятерых, плюс еще двое в кабине. Не было никакого вооружения, но у него была одна особенность, которая была у всех вертолетов Sikorsky, от военных Black Hawks до гражданского S-92: у него была скорость.
  
   Пока его люди заряжали ракету, а затем и себя, Захидов схватил телефонную трубку со стены кабины. Пилот включился мгновенно.
  
   "Река", - сказал ему Захидов. "Как можно быстрее доставьте нас к реке, а затем начинайте следовать по ней на юг".
  
   "Да, сэр".
  
   "Как можно быстрее". - повторил Захидов, и прежде чем он повесил трубку, винты наверху снова набрали скорость, а вой двигателя снова стал громче. Он помог последнему из своих людей войти, захлопнув дверь как раз в тот момент, когда Сикорский начал подниматься. Вертолет резко накренился, набирая высоту, затем качнулся вперед, набирая скорость. Захидов покачивался на ногах, как на волне. Один из его людей споткнулся, упал на диван и выронил свою М-16.
  
   Затем "Сикорский" остановился на своем пути, и Захидов обратил свое внимание на ящик и начал готовить "Звездную полосу" к запуску.
  
  
   ГЛАВА 26
  
   Узбекистан-Ташкент -Канцелярия Канцлера США,
   Офис политического советника
  
   21 Февраля, 04:43 (GMT+5:00)
  
   Рисс сидел, тупо уставившись на свой монитор, не видеть и не очень заботиться о работе, которая требовала его внимания. Он не мог уснуть после визита Тауэра, бродил по дому в предрассветные часы, не зная, что делать, не зная, как действовать дальше. Он попытался дозвониться до посла в резиденции сразу после половины третьего ночи и был удивлен, когда вместо него к телефону подошла его жена Мишель, сказав ему, что Гаррета нет на месте, что она думает, что он в посольстве.
  
   Он повесил трубку, переоделся и направился в канцелярию. Морские пехотинцы у ворот проверили его пропуск, пропустили, и он направился в кабинет посла по коридорам, которые были далеко не так пусты, как должны были быть без четверти три утра. Рисс прошел мимо пресс-офиса, увидел, что внутри горит свет, и его настроение испортилось еще больше. Лидия Стрейт сжигала полуночное масло, и единственной причиной, которую он мог видеть для этого, был контроль ущерба. Какой ущерб она контролировала, был единственным реальным вопросом, и он надеялся, что это не его или Гаррета.
  
   Его остановил в офисе посла один из морских пехотинцев, какой-то парень из Джорджии с акцентом, чтобы доказать это. "Прошу прощения, сэр, посла нельзя беспокоить".
  
   "Мне нужно с ним поговорить".
  
   "Да, сэр. Его нельзя беспокоить, сэр."
  
   "Ты знаешь, что он там делает?"
  
   "Я полагаю, что он разговаривает по телефону, сэр, но, боюсь, я действительно не знаю. Его нельзя беспокоить, сэр."
  
   Рисс хотел спросить, что знал парень, если, на самом деле, морской пехотинец вообще что-то знал, но он не стал, просто повернулся и направился в офис Pol / Econ, прикидывая в уме часовые пояса. Три часа ночи в Ташкенте перевалили за пять часов вечера предыдущего дня в Вашингтоне, когда Лидия Стрейт была в офисе СМИ, а посол разговаривал по телефону, Рисс был уверен, что Гаррет разговаривает с Вашингтоном, получив взбучку от S или D или самого Белого дома.
  
   Нехорошо. Ничего хорошего из этого не было, и Рисс почувствовал то, чего не испытывал со времен бомбардировки в Дар-эс-Саламе. Не просто потеряны, но и брошены на произвол судьбы.
  
  
  
   Он бы сварил кофе, начал пить первую чашку, когда в дверь вошла Лидия Стрейт, запыхавшаяся и выглядевшая так, словно пробежала весь коридор, чтобы добраться до него.
  
   "Была бомбежка", - сказала она.
  
   Рисс бросился к своему столу, расплескивая кофе по всей руке, ругаясь. Он включил радио, надеясь найти новости, и спросил: "Кто-нибудь ранен?"
  
   "Черт возьми, если я знаю", - сказал Стрейт. "Это буквально только что появилось, я только что услышал это по радио в моем офисе. Понятия не имею, как давно это произошло ".
  
   "Самоубийство? Автомобиль? И то, и другое?"
  
   Она пожала плечами, глядя на него, и позади нее, дальше по коридору, Рисс увидел пробегающего мимо морского пехотинца, вероятно, направлявшегося к воротам, чтобы удвоить дозор. Он стряхнул с руки кофе, потянулся к защищенному телекоммуникационному устройству на своем столе и начал набирать номер оперативного центра в Государственном департаменте.
  
   "Посол в своем кабинете", - сказал Рисс напрямик. "Сообщите ему, что произошло, я разберусь с этим здесь".
  
   "Хорошо", - сказала Лидия Стрейт и убежала по коридору.
  
   Радио бормотало ему по-узбекски, и он опустил трубку достаточно надолго, чтобы схватить ручку и бумагу, делая заметки так быстро, как только мог. Бомба. Узбекистан. Восточная часть города. Неизвестные жертвы. Дом правительственного чиновника. Еще не все потеряно.
  
   Господи Иисусе, подумал он. Руслан. Это дом Руслана.
  
   Он бросил ручку и вернулся к телефону. Послышалось шипение и пинг спутникового соединения, и телефон зазвонил, или, скорее, запищал, а затем на линию вышел дежурный офицер Оперативного центра Госдепартамента. Рисс назвал себя, свою должность, затем изложил то, что он знал, чего было пока слишком мало.
  
   "Есть потери среди американцев?" спросил дежурный офицер.
  
   "Неизвестно".
  
   "Сколько погибших?"
  
   "Неизвестно".
  
   "Это была резиденция?"
  
   "Это то, о чем сообщает радио. Я собираюсь отправиться, посмотреть, смогу ли я найти что-то конкретное ".
  
   "Держите нас в курсе".
  
   Рисс прервал связь, набрал Макколла, разбудив его четырьмя гудками. Когда политический советник подошел к телефону, он сказал: "Извините, что разбудил вас, сэр, но поступили сообщения о бомбардировке восточного Узбекистана. Возможно, ты захочешь войти".
  
   "Черт бы тебя побрал", - проворчал Макколл, полностью раздраженный. "Ты в офисе?"
  
   "Да, сэр".
  
   Последовала пауза, затем Макколл сказал: "Я скоро буду".
  
   Рисс схватил свое пальто и, надевая его, вышел за дверь, задержавшись только для того, чтобы закрыть и запереть ее за собой. Он пытался держать голову ясной, старался не придавать слишком большого значения новостям, не позволять своему воображению разыгрываться, но все, о чем он мог думать, это то, что это был дом Руслана, это должен был быть дом Руслана, и он задавался вопросом, не было ли и это тожекаким-то образом его вина, то, как он чувствовал, что смерть Дины Маликовой была его виной.
  
   По крайней мере, теперь ему было чем заняться, что-то, что он мог сделать, вместо того, чтобы сидеть, ждать и есть свою печень.
  
   В фойе были морские пехотинцы, но Рисс не заметил никаких признаков присутствия регионального офицера безопасности, за что был благодарен. В подобных ситуациях Департамент исполнял свой традиционный танец в двух направлениях одновременно. RSO постарается заблокировать Канцелярию, насколько это возможно, на случай новых взрывов, чего-либо, что может быть направлено против Миссии или ее персонала. По той же причине ожидается, что персонал в помещениях останется на посту, где за ними можно будет безопасно присматривать.
  
   Что было бы хорошо, за исключением того, что полофф или, по крайней мере, хороший полофф - и, несмотря на всю чушь с Тауэром и Карлайлом, Рисс все еще надеялся, что он хороший полофф, и очень хотел оставаться таковым - ожидается, что он действительно выйдет, ударится о землю и зашумитнекоторые неопровержимые факты, вместо того, чтобы полагаться на государственное радио, чтобы скормить ему свою законсервированную версию событий. Факты, которые можно было бы передать как послу, так и Оперативному центру, что позволило бы обоим сформулировать ответ Госдепартамента на то, что произошло. Если все пойдет хорошо, любая собранная разведданная будет достаточно полезной, чтобы компенсировать необходимый гнев RSO, который наверняка будет вне себя от того, что полофф вообще покинул канцелярию.
  
   Никаких признаков RSO, только морские пехотинцы, и Рисс пронесся мимо них, направляясь к выходу, подняв руку и сказав: "Сейчас вернусь". Один из них двинулся, возможно, чтобы остановить его, но без требуемой для этого решимости, а затем Рисс оказался снаружи, получив удар в лицо отхолодно. Он побежал к своей машине, подержанной "Тойоте", которую купил вскоре после того, как ему разрешили переехать в свой дом, завел двигатель и направился к воротам. Охранники перешли на бронежилеты и шлемы, и они остановили его, явно взволнованные. Один из морских пехотинцев следил за дорогой, в то время как другой наклонился, чтобы поговорить с ним в машине.
  
   "Я не могу позволить вам уйти, сэр", - сказал ему морской пехотинец. Как и все остальные, он был молод. "RSO хочет, чтобы весь персонал оставался на территории".
  
   "Мне нужно взглянуть на это зрелище", - сказал Рисс. "Посол должен знать, что происходит".
  
   Что было достаточно правдой. И Рисс решил, что если этот двадцатидвухлетний парень на воротах хотел истолковать его слова так, что Рисс действовал по прямому приказу посла, тем лучше. Конечно, Рисс не собирался ничего говорить, чтобы прояснить ситуацию.
  
   Морской пехотинец на мгновение заколебался, глядя в сторону, на дорогу. Мимо пронеслась полицейская машина Ташкента, мигая синими огнями, завывая сиреной.
  
   "Это короткий поворот", - сказал Рисс морскому пехотинцу. "Я вернусь в кратчайшие сроки".
  
   Морской пехотинец хмыкнул, отступил назад, пропуская его, и Рисс нажал на газ, выезжая на улицу.
  
  
  
   Он как только смог, свернул на Узбекистон, следуя за сигнальными огнями на расстоянии, пока не наткнулся на блокпост, где его остановила полиция. Там было две машины, четыре офицера, и один из них шагнул вперед, когда он приблизился, махнув ему на обочину дороги. Рисс съехал на обочину и опустил стекло. Офицер был коренастым узбеком средних лет, который выглядел так, словно предпочел бы оказаться дома и в постели.
  
   "Пожалуйста, выйдите из машины", - сказал офицер.
  
   Рисс одновременно кивнул и пожал плечами, заглушил двигатель и вылез из машины.
  
   "Идентификация".
  
   "Я из посольства США". Рисс вытащил свой бумажник. "Что случилось?"
  
   Офицер взял удостоверение личности, затем жестом приказал другому полицейскому проверить машину. Рисс не протестовал. Первый офицер воспользовался фонариком, изучил его удостоверение личности, затем направил его на лицо Рисса. Очевидно, удовлетворенный, он опустил свет, выключил его и вернул удостоверение.
  
   "Бомбежка", - сказал офицер.
  
   "Да?" Рисс наблюдал, как второй полицейский осматривал его машину, открывая багажник. "Еще одна, да?"
  
   "ИДУ, наверное", - сказал ему первый офицер, вздыхая.
  
   "Ублюдки", - сердито сказал Рисс.
  
   Офицер уловил эмоцию, связав ее со своим собственным разочарованием. "Они напали на сына президента, вот как это выглядит. Они заставили нас по всему городу искать террориста. По всему проклятому городу."
  
   "Они не взорвали себя, когда сделали это?"
  
   "Мы ищем пару машин, так что я не знаю. Может быть, их было больше, чем одна. Может быть, это был не взрыв смертника. Кто знает?"
  
   "Так что они оставили тебя здесь, на холоде, на всякий случай".
  
   "Кто-то сбежал, один из ублюдков, говорят они. Они ..."
  
   Офицер замолчал, когда в одной из полицейских машин заверещало радио, и он повернул голову, прислушиваясь. Сообщение поступило от кого-то с места происшествия с просьбой вызвать скорую помощь для вывоза тел. Был ответный звонок, вопрос, спрашивающий, сколько. Шесть. Может быть, семь, бесстрастно ответил голос.
  
   Офицер вздохнул во второй раз, вытащил из кармана пачку сигарет и сунул одну в рот. "Ублюдки".
  
   "Можно?" - спросил Рисс. Он не курил, он даже не любил курить, но это был универсальный способ завести друзей. Если это не был взрыв смертника, тогда это было что-то другое, и впервые у Рисса появилась надежда. После визита Тауэра он решил, что шоу для Карлайла закончилось. Но теперь, теперь он должен был думать, что, возможно, она действительно провернула это, что каким-то образом она увела Руслана и Степана из дома, даже сейчас везла их в безопасное место.
  
   Что бы она ни купила на оружейном базаре, это, должно быть, было чертовски большим.
  
   "Вы из посольства?" - спросил офицер.
  
   "Да".
  
   "Поздно вышел".
  
   "Я услышал о взрыве по радио, хотел взглянуть. Посмотрите, было ли это как в прошлый раз, на рынке. Вы знаете, я должен убедиться, что никто из американцев не пострадал ".
  
   "Нет, никаких американцев. Нет, если только они не останавливались в доме."
  
   "Мой босс будет освобожден", - сказал Рисс, затем поднял глаза, услышав приближающийся ротор над головой. Он мог разглядеть брюшные огни вертолета и по этому понял, что он не военный.
  
   Он щелчком отбросил остатки сигареты, поблагодарив офицера. "Я должен вернуться в посольство".
  
   Офицер кивнул, снова заскучав.
  
   Вертолет беспокоил Рисса. Если они использовали машины скорой помощи для вывоза тел, то единственной причиной для вертолета была погоня. Это означало, что у них была связь с Карлайлом, куда она везла Руслана и Степана. Либо это, либо они были в отчаянии и использовали все средства, которые были в их распоряжении, в своих поисках.
  
   Он вернулся в посольство, надеясь, что это последнее.
  
  
   ГЛАВА 27
  
   Узбекистан-провинция Джизак-
   река Сырдарья, 77 км к юго-западу от Ташкента
  
   21 Февраля, 0458 часов (GMT+5:00)
  
   Чейс съехал на Audi с дороги, как как только смогла, на северном краю моста, перекинутого через Сырдарью вдоль трассы М39, повернула на юго-восток, чтобы следовать за водой. Audi подпрыгнула и заскользила по земле, выплевывая куски земли и гальки из-под шин. Range Rover, несмотря на все его проблемы, был создан для использования на бездорожье. Audi, очевидно, не была, и теперь Чейс был вынужден сбавить скорость, пытаясь не зацепить машину на камнях и рытвинах, которыми была усеяна тропинка, ведущая к берегу реки. Из-за темноты местность выглядела по-другому, и Чейс знала, что она была близко к LS, но не была уверена, насколько близко.
  
   Свободной рукой Чейс открыл подлокотник, вытащил GPS оттуда, где она его хранила, и передал Руслану, не глядя на него. "Включи это, посмотри".
  
   Руслан повозился с устройством, затем зачитал долготу и широту, градусы, минуты, секунды. Информация подтвердила то, что она знала, и Чейс едва кивнула, сосредоточившись на том, чтобы вести Audi в правильном направлении. Она оценила тот факт, что он не пытался вернуть ей устройство GPS.
  
   С заднего сиденья Степан сказал: "Ота?"
  
   Руслан повернулся, отвечая по-узбекски, и Чейс увидел мальчика, сидящего на заднем сиденье, затуманенного, смущенного и выглядящего более чем немного испуганным. Он что-то пробормотал в ответ, и Руслан заговорил снова, успокаивающе, но этого было недостаточно, и в отраженном свете единственной работающей фары Чейс увидел, как глаза мальчика увлажнились, когда он начал всхлипывать.
  
   "Мы уже близко", - сказала она. "Мы почти на месте".
  
   Она увидела, как Руслан кивнул, снова обращаясь к своему сыну, и предположила, что он повторяет ее слова, но у нее не было возможности узнать. Фары поймали воду, отразили ее, и она переключилась на пониженную передачу, подгоняя машину вперед, чувствуя, что Audi начинает растворяться в более мягкой почве, питаемой рекой. Затем она увидела излучину, сухую полоску берега, когда-то давно прорезанную водой, растянувшуюся полумесяцем речного песка. Она в последний раз переключилась на пониженную передачу, медленно поворачивая машину на мойке, пока они не повернулись в ту сторону, откуда приехали, выключив фару, когда Audi остановилась. Она оставила двигатель включенным, перевела машину в нейтральное положение и нажала на кнопку багажника.
  
   - Оставайся на месте, " сказал Чейс.
  
   Она вылезла из Ауди, подошла к багажнику. Она сменила "хаш пуппи" на "Сарсилмаз", когда они поменялись машинами, держа пистолет за спиной, но теперь она передвинула его так, чтобы он лежал у нее на поясе спереди. Автомат Калашникова, hush puppy и гранаты были в багажнике, но она взяла только автоматическую винтовку, перекинув ремень через плечо. Она закрыла багажник.
  
   Река журчала слева от нее, вода была в шестидесяти футах от нее в ближайшем месте. Справа от нее земля резко поднималась, превращаясь в низкий утес, описывающий внешний край полумесяца. Чейс посмотрел вверх, увидел тонкие полосы облаков, проносящиеся мимо, закрывая звезды. Ветер усилился, как по силе, так и по высоте.
  
   Сидя в машине, она слышала рыдания Степана, наблюдала через заднее стекло, как Руслан извивался на переднем сиденье, поднимая мальчика к себе на колени. Плач утих.
  
   Чейс посмотрела на часы и увидела, что было ровно пятьсот ноль-ноль.
  
   Почти сразу же она услышала первое эхо роторов, гул вертолета, отражающийся от Сырдарьи. Она сняла с плеча автомат Калашникова, передернула затвор, держа автомат обеими руками. Звук вертолета становился громче, но это было все, что было - ни визуального, ни контрольного освещения. Она задавалась вопросом, летал ли Портер с NVG, было ли это одним из непредвиденных расходов, которые она заплатила ему за семьдесят тысяч фунтов.
  
   Затем она увидела птицу, почти скользящую над рекой, когда она появлялась из-за поворота, брызги летели от лопастей несущего винта, большого, старого, уродливого российского вертолета Ми-8, и она знала, что это Портер. Он выбрал рабочую лошадку, достаточно распространенную в этой части света, чтобы ее было легко приобрести и обслуживать, такую, которая не вызовет никаких подозрений. Она переложила автомат Калашникова в одну руку и вышла из-за машины, чтобы убедиться, что он ее видит.
  
   Вертолет изменил курс, замедляясь и снижаясь, и теперь песок тоже летел, и Чейс подняла предплечье, чтобы защитить зрение, двигаясь к пассажирской стороне Audi. Она открыла дверь Руслана, и он уставился на нее, Степан обнимал его, на нем все еще был окровавленный бронежилет.
  
   "Наша машина здесь", - крикнул Чейс. Она поправила ремень на автомате Калашникова, позволяя оружию лежать у нее за спиной, затем протянула руки. "Вот".
  
   Руслан кивнул, наклонился к уху Степана, затем поднес к ней маленького мальчика. Степан повернул к ней голову, его глаза расширились от подозрения и страха, рот был закрыт. Чейс взяла его на руки.
  
   "Все в порядке", - сказала она ему по-русски и отступила, чтобы дать Руслану место для выхода. Ми-8 был громче, чем когда-либо, песок, который он выбрасывал, обжигал ее кожу. Она положила руку на голову Степана, прижимая его щеку к своему плечу, чтобы защитить его от брызг, поправляя на нем бронежилет больше для защиты от холода и песка, чем от чего-либо еще.
  
   Затем она услышала эхо, то, что она приняла за эхо, крик птицы, отражающийся от скалы справа от нее, но высота звука была неправильной, слишком высокой, и она знала, что это не эхо. Она подняла голову от Степана к Ми-8, в тот же момент боковым зрением заметив Руслана, выходящего из Ауди, и мельком увидела Портера за клюшкой в кабине как раз перед тем, как вертолет взорвался.
  
   Огонь и металл пронеслись в воздухе, остатки вертолета накренились носом вперед, врезались в землю, винты оторвались, и Чейс почувствовала, что ее сбили с ног. Мир раскололся, и она почувствовала, как боль пробежала по позвоночнику, и она поняла, что приземлилась на спину, на автомат Калашникова. Она смутно осознавала, что все еще держит Степана на руках, и это ее удивляло.
  
   Она открыла глаза и не увидела ничего, кроме остаточного изображения взрыва. Звук второго вертолета прорезал звон в ее ушах. Она заставила себя перекатиться, все еще держа мальчика, сумела встать на колени. Ее зрение прояснилось до мельчайших точек танцующего белого, и она споткнулась, обернувшись, дезориентированная.
  
   Над землей вспыхнул свет, превращая дневной свет в продолговатый силуэт, который скользнул по обломкам Ми-8, направляясь к ней по песку. Чейс едва могла разглядеть вертолет за вспышкой его прожектора, зависшего в двадцати пяти футах над землей, и она подумала, что это Сикорский, гражданская модель, и она знала, что именно оттуда прилетела ракета, вторая Звездная полоса за ту же ночь, на этот раз она убивала нетолько Портер, но и их шансы на побег тоже.
  
   Звездная полоса, подумал Чейс. Еще одна гребаная звездная серия, и, Господи, но сколько их у этих сукиных сынов?
  
   Она уже бежала к "Ауди", прижимая к себе Степана левой рукой, а правой вытаскивая Сарсилмаз из-за пояса.
  
   "Руслан!" - закричала она. "В машину! В гребаной машине!"
  
   Она стреляла на бегу, расходуя патроны, пытаясь попасть в свет или выше света, и не имея никакой надежды на успех. "Сикорский" качнулся, поворачиваясь, и Чейс добралась до водительской двери, затолкала мальчика обратно в машину и сдернула с плеча ремень "Калашникова", когда увидела то, что увидел прожектор, и на мгновение замерла.
  
   Руслан растянулся в грязи лицом вниз, в пятнадцати футах от машины, его руки были вытянуты перед собой, одна нога согнута и перекинута через другую. Луч прожектора падал на него под углом, отбрасывая тени от его неподвижного тела. Чейс показалось, что она увидела кровь, но она не могла сказать, сколько.
  
   "Руслан! Руслан, вставай!"
  
   Он не двигался.
  
   "Вставай! Черт бы тебя побрал, вставай!"
  
   Прожектор оторвался от кузова, "Сикорский" завис, поворачиваясь, и его безжалостный свет падал на капот "Ауди". Луч попал внутрь Степана, затем Чейса, и она увидела, что дверь вертолета по левому борту открыта, и там сидят на корточках двое мужчин с автоматическими винтовками в руках. Она подняла Сарсилмаз обеими руками и разрядила в них пистолет, бросаясь обратно в машину. Один из мужчин качнулся вперед и упал.
  
   Чейс включил передачу, затем нажал на газ, и машина рванулась вперед. Она нажала на газ, чувствуя, как шины отчаянно нуждаются в сцеплении, а рядом с ней кричал Степан, прижимаясь к пассажирскому окну. Пули пробили дыры вдоль края капота, а затем колеса зацепились, Audi рванулась вперед. Чейс увидела, как упавший мужчина пытался подняться на ноги и уйти с дороги, и она сбила его, прежде чем у него был шанс, почувствовав, как машина слегка подпрыгнула от удара. Ударило еще больше пуль, теперь они попали в крышу, и между ее руками на руле Чейс увидела, как разбилась приборная панель, и мимолетно удивилась, как пуля не попала в нее.
  
   "Ота!" Степан плакал. "Ота, Ота!"
  
   Она вывернула руль, борясь с Audi на краю банка, и машина выскочила на более твердую почву. Прожектор снова осветил их, и она увидела оранжевые отблески дульных вспышек в своих зеркалах, и заднее стекло взорвалось. Audi врезалась в тротуар, и Чейс повернул машину вправо, задние колеса завизжали, когда они врезались в асфальт.
  
   Степан осунулся, замолчал, а Чейс оглянулся и на ужасающую секунду увидел только кровь на бронежилете. На мгновение она забыла о палке, потянулась к мальчику правой рукой, отдернула ткань и не увидела под ней ничего, никакой свежей крови. Лицо Степана было залито слезами, сопли текли из носа по губам.
  
   "Ota-"
  
   "Мне жаль", - сказала ему Чейс, внезапно почувствовав боль в груди, из-за чего слова прозвучали как рыдание компаньонки.
  
   Она положила руку обратно на рычаг, снова сосредоточившись на дороге, пытаясь придумать побег.
  
   "Сикорский" был быстрым, быстрее "Ауди", и она петляла по дороге, стараясь держаться подальше от прожектора. Сейчас они не стреляли и не пытались опередить ее, и она предположила, что это означало, что им нравится, куда она направляется, и они хотят, чтобы она продолжала идти туда. На радио, наверное, решила она, может быть, блокпост, но проблема была в том, что у нее не было другого выбора. Она должна была вернуться в Ташкент, Ташкент был единственным вариантом, и Чейс проклинала себя за то, что не спланировала запасной вариант эвакуации, другого выхода из страны не было.
  
   Ей нужно было попасть в одно из посольств, американское или британское, это не имело значения. К черту Крокера и его тайные планы, к черту молчание, теперь они стали очень громкими, и у нее не осталось вариантов. Она потеряла Руслана, она провалила задание, но будь она проклята, если потеряет еще и сына. Она все испортила, но она не собиралась терять и сына тоже.
  
   Через ее труп она потеряет Степана.
  
   Затем она увидела фары, и она увидела силуэт человека, стоящего перед ними, и более того, увидела силуэт того, что он поднимал на плечо.
  
   "О, черт возьми", - сказал Чейс.
  
   Дернув ручной тормоз, она крутанула руль, нажимая на педаль. "Ауди" заскользила, разворачиваясь влево, и Чейс протянула руку, чтобы поймать Степана, прежде чем мальчика могло швырнуть в салон машины. Машина с визгом остановилась, двигатель дернулся, а затем заглох.
  
   Потянув Степана за собой, Чейс распахнула дверцу и вывалилась из машины на разбитое шоссе. Она обхватила мальчика руками, когда поднялась на ноги, почувствовала, как он цепляется за нее, скуля. Прожектор снова нашел их обоих, и она вздрогнула от его яркого света, наполовину бегом, наполовину спотыкаясь, к обочине дороги, отчаянно пытаясь убежать от Ауди. "Сикорский" заходил на нее слева, пытаясь заблокировать ей проход, снижаясь, но сохраняя дистанцию.
  
   Он знает, что будет дальше, подумал Чейс.
  
   Мир раскололся, и она почувствовала, как по спине прокатился жар, за ним последовала боль, ноги подкосились. Все перевернулось, окружив ее невесомостью и головокружением, и Чейс поняла, что ее ноги больше не стоят на земле. Она крепче сжала ребенка, на последний миг мелькнуло его лицо, прижатое к ее груди, его зажмуренные глаза, черные волосы, блестящие в свете взрывающейся машины.
  
   Она увидела Тамсин.
  
   Затем она ничего не увидела.
  
  
   ГЛАВА 28
  
   Лондон-Воксхолл-Кросс,
   офис начальника службы
  
   21 февраля, 00:16 по Гринвичу
  
   Фрэнсис Барклай выглядела как человек в осаде. Его плечи были втянуты внутрь, руки лежали на промокашке на столе, шея опущена, подбородок выдвинут вперед, а глаза за стеклами очков полны ненависти. И на этот раз эта ненависть была направлена не на самого Крокера, а скорее на заместителя шефа, стоящего рядом с ним, хотя Крокер знал, что это только вопрос времени, когда он снова окажется в центре внимания.
  
   "Вы знали об этом, вы знали обо всем этом, и вы не сообщили мне?"
  
   "Операция была предпринята в ответ на директиву Министерства иностранных дел", - спокойно сказала Элисон Гордон-Палмер.
  
   "Это не официальная директива!"
  
   "ГНОЙ действовал с благословения как министра иностранных дел, так и премьер-министра, сэр. Если ПУС посчитал необходимым исключить вас из conops, тогда вам придется обсудить это с ним. Но D-Ops действовал в соответствии с приказом, и бумажный след существует, чтобы доказать это ".
  
   "Размещено после факта, без сомнения".
  
   Гордон-Палмер не ответила, а Крокер, со своей стороны, продолжал молча стоять рядом с ней. "Еще одна глава, которую нужно написать в его руководстве по использованию рабочего стола", - подумал Крокер. В любом другом случае заместитель начальника и директор по операциям, стоящие за столом C, в то время как сам C ругал их со своего стула, были бы идеальным портретом подчиненного подкрепления, больше похожего на выговор невоспитанных детей, чем нет. Однако на этот раз, когда Си сидел, а они двое стояли, казалось, что игроки полностью поменялись местами.
  
   Барклай, похоже, тоже это почувствовал, потому что выбрал именно этот момент, чтобы встать на ноги и опереться на стол.
  
   "Я знаю, что это такое", - сказал он заместителю начальника. "Это государственный переворот. Не думай, что я не буду бороться с этим ".
  
   "Если вы так это видите, сэр", - ответила она.
  
   "Есть другой способ, которым я должен это видеть?"
  
   "Ход операции все еще под вопросом. Если это будет успешно завершено, вы, безусловно, будете иметь право, даже ожидаемое, взять на себя всю ответственность за это ".
  
   "То есть ты хочешь сказать, что, когда он потерпит неудачу, я должен буду владеть им?"
  
   Крокер был впечатлен тем, что Гордон-Палмер удалось выразить легкое возмущение. "Вовсе нет, сэр. Если операция провалится, у вас есть идеальные козлы отпущения ".
  
   "Ты".
  
   "И D-Ops, да, сэр".
  
   Это нисколько не успокоило Барклая. Во всяком случае, выражение его лица стало еще жестче. "Так ты говоришь. Тем не менее, вы также сказали, что Белый дом непреклонен в том, чтобы Севара Маликова, а не ее брат, стала следующим президентом Узбекистана. Даже если операция пройдет успешно, она будет провалена".
  
   "Не обязательно", - сказал Крокер. "Если Руслана и его сына освободят, они могут быть подготовлены к возможному возвращению в страну и попытке свержения сестры".
  
   "Не будь смешным", - отрезал Барклай. "Операция бессмысленна, по крайней мере, так заявлено. Это ничего не даст, кроме как разоблачит Руслана и заставит его сестру и ее сторонников выступить против него, возможно, открыто, а результаты открытого шага не принесут ничего, кроме ущерба отношениям Великобритании с Узбекистаном. В конечном счете, это укрепляет ее власть, а не уменьшает ее ".
  
   Крокер придержал язык, в основном потому, что не мог возразить. Еще три часа назад он бы утверждал, что у Руслана были все шансы стать следующим президентом Узбекистана, особенно с учетом обещанной Секомбом поддержки переворота. Но это было уже не так. По словам Гордона-Палмера, на самом деле этого никогда не было.
  
   Поэтому он промолчал и позволил Барклаю и заместителю шефа продолжать свой горький танец, все время борясь с собственной виной. Одно дело - потерпеть неудачу с Чейз раньше, в Саудовской Аравии, когда ее боксировали как политически, так и профессионально, и, таким образом, не смогли помочь ей. В этом случае он сделал все, что было в его силах, чтобы защитить ее, и просто потерпел поражение. Однако он никогда не лгал ей.
  
   На этот раз у него получилось, и он знал, что лжет, когда они стояли на кладбище церкви Пендл. Ложь о недомолвке, а не обман, но, тем не менее, ложь, потому что Крокер знал - он знал, - что Секомб использовал его. Но он позволил это, отчаянно желая сохранить свою работу. И при этом он поставил себя и свою карьеру выше безопасности и благополучия Чейса.
  
   Шпионаж, в конечном счете, был игрой на жертву. Правда раскрывается, чтобы защитить ложь, отношения искажаются, чтобы украсть секреты, жизни отдаются в обмен на выгоды, которые могут варьироваться от незначительных до абсурдных. Но пожертвовать Чейсом никогда не входило в планы Крокера, и теперь, больше всего на свете, он боялся, что сделал именно это. Он до самой смерти будет доказывать, что в том, что случилось с отправкой Чейса в Саудовскую Аравию, не было его вины, что смерть Тома Уоллеса, как бы ему ни было больно, не его вина. Ее гнев, хотя и праведный, он все еще считал неуместным.
  
   Но если Таре Чейс удастся вернуться из Ташкента живой, Пол Крокер был уверен, что она никогда не простит его.
  
   И в этот момент, стоя в кабинете Барклая, слушая вполуха успокаивающую ложь Гордона-Палмера и быстро истощающееся терпение Барклая, Пол Крокер знал, что если Тара Чейс не вернется из Узбекистана, он тоже никогда не простит себя.
  
   "И ты", - рычал на него Барклай. "Я предложил тебе руку дружбы, а ты ответил на нее предательством".
  
   Крокер моргнул, глядя на свой С. "Как сказал заместитель начальника, я действовал по приказу Министерства обороны. А что касается вашей руки дружбы, если я могу быть настолько откровенным, вы не предложили ничего подобного. Ты шантажировал меня".
  
   Красный телефон на столе Барклая начал трезвонить, требуя внимания. "И теперь вы оба шантажируете меня".
  
   Поворот - это честная игра, подумал Крокер.
  
   Барклай снял трубку, выслушал, затем протянул ее Крокеру. "Для тебя".
  
   Крокер взял трубку. "D-Ops".
  
   "Дежурный оперативный офицер", - сказал Рональд Ходжсон. "Последние новости из Ташкента, сэр".
  
   "Отдай это мне".
  
   "Это только что поступило, сэр. Государственные СМИ опубликовали заявление, в котором говорится, что Руслан Маликов и его сын были похищены из своего дома сегодня рано утром членами "Хизб-ут-Тахир", возможно, той же ячейки, ответственной за похищение и убийство Дины Маликовой ранее в этом месяце. Далее в заявлении говорится, что террористы использовали ракету класса "земля-воздух" для уничтожения дома Маликовых в попытке замести следы, но полиция и государственные силы смогли распознать ложное направление и немедленно начать преследование по трассе М39, главной дороге из Ташкента в Самарканд.
  
   "Во время этого преследования второй ЗРК был использован, чтобы сбить государственный вертолет, убив двенадцать человек. Государственные силы окружили террористов и попытались вступить в переговоры. Затем террористы казнили Руслана Маликова, после чего в дело вступили государственные силы и спасли сына ".
  
   Крокер почувствовал, как у него сдавило горло, и закрыл глаза. "Подтверждения?"
  
   "Пока никаких, сэр".
  
   "Я спускаюсь".
  
   Он положил трубку на стол Барклая. И Си, и Гордон-Палмер смотрели на него в ожидании.
  
   "Оперативный центр, Ташкент", - сказал Крокер. "Государственные СМИ сообщают, что Руслан Маликов мертв".
  
   " Пол- - начала Элисон Гордон-Палмер.
  
   "Позже", - сказал Крокер. Это было раздражительно, и он считал, что это было непреднамеренно, но он хлопнул дверью, уходя.
  
  
  
   "Призыв Гросвенор-сквер, - приказал Крокер, как только упал на пол. "Пусть они разбудят Сил и приведут его сюда, сейчас же".
  
   Рональд Ходжсон надел наушники на уши, начал набирать номер, говоря: "Что мне ему сказать?"
  
   "Просто скажи ему, что это из-за Чейса".
  
   Рон на секунду запнулся, и все движение в Операционной прекратилось, поскольку сотрудники, которые знали это имя, отреагировали на него, а те, кто не знал, удивились внезапной тишине. За столом MCO Алексис повернулась на своем месте, на ее лице появилось то же выражение замешательства, что и у остальных в комнате.
  
   "Ты слышал меня", - рявкнул Крокер на Рона. "Сделай это".
  
   "Да, сэр".
  
   Крокер подошел к столу генерального директора, где Алексис все еще смотрела на него. Ее удивление могло бы показаться забавным при любых других обстоятельствах. Теперь это только еще больше встревожило Крокера. "Что-нибудь?"
  
   Она выдержала секунду, почти колеблясь, затем кивнула и нажала на клавиатуру. "Да, возможно, связаны".
  
   "Ты собираешься мне рассказать или мне сначала пригласить тебя на ужин?"
  
   Алексис напряглась. "Есть сообщения о том, что президент Маликов мертв, и что обе палаты Олий Мажлиса собираются на заседание сегодня утром. Это неофициально - Номер Два узнал об этом от контакта в СНБ, который, по-видимому, услышал это от человека по имени Ахтам Захидов ".
  
   Крокер выругался, перевел взгляд с Алексис на плазменную стену. "Назовите операцию, разместите ее на стене и пометьте как ожидающую, введите контроль".
  
   Он услышал стук ее клавиатуры и нахмурился, когда центральный сектор плазменного экрана изменил изображение Центральной Азии, выделив Красным Узбекистан, а красная точка теперь ярко пульсировала над Ташкентом. На карте, на юге, над Ханабадом появилась желтая точка, обозначающая авиабазу Карши-Ханабад, авиабазу Кэмп-Цитадель Свободы, откуда американцы начали свои миссии из страны в Афганистан. Затем появилась выноска, и он наблюдал, как текст, который Алексис печатала на своей клавиатуре, переводился на экран, заполняя информационное поле.
  
  
   Операция: Кристалгейт.
   Статус: На рассмотрении.
  
  
   "Распределите место".
  
   Алексис непонимающе уставилась на него.
  
   "Выделите Чейс, она агент записи. Это особая операция. "
  
   "Но- как? Как что? Какое обозначение?"
  
   "Не будь гребаным дураком, Алекс", - прорычал Крокер. "Она надзиратель номер один".
  
   В дежурной части Рон крикнул: "Сэр!" и Крокер, отвернувшись от поста MCO, увидел, что он протягивает телефон. Он схватил телефон, зажав его между ухом и плечом, оставляя руки свободными, чтобы найти сигареты.
  
   "Крокер".
  
   "Сил. Что, черт возьми, это значит?"
  
   "Ты чертовски хорошо знаешь, о чем идет речь. Свяжись со своими людьми в Ташкенте и выясни, что, черт возьми, там произошло, и выясни, где мой агент. У меня ничего нет, я получаю кусочки и обрывки, и они совершенно бесполезны ".
  
   На мгновение воцарилась тишина, пока американец переваривал сказанное, и Крокер воспользовался возможностью, чтобы сунуть сигарету в рот. Рон протянул зажигалку, и Крокер наклонился к ней, принимая пламя.
  
   "Теперь мы на одной волне по этому поводу?" - Спросил Сил.
  
   "Если ты имеешь в виду страницу, где мой агент застигнут врасплох и, вполне возможно, мертв, то да, мы на одной гребаной странице, Джулиан".
  
   "Я буду там через полчаса", - сказал Сил и повесил трубку.
  
   Крокер вернул телефон Рону, развернулся и снова посмотрел на плазменную стену. Ничего не изменилось. Ничего не изменится, пока еще не скоро. Он мог бы смотреть на это еще час, и это не сказало бы ему ничего, чего бы он уже не знал. Тревога, которая привела его в Операционную, начала ослабевать, и бурление в его венах начало превращаться в знакомую тошноту неопределенности. Он пытался придумать, что еще он может сделать, что еще он должен сделать.
  
   "Лекс? Линия до Ташкента все еще открыта?"
  
   "Да, сэр".
  
   "Соедините меня".
  
   Она кивнула, быстро подключила вторую гарнитуру к своей станции связи и передала ее Крокеру, как только он подошел к ней. Он поправил наушники, отрегулировал громкость.
  
   "Крейг? Оперативники."
  
   "Доброе утро, сэр", - сказал Крейг Гиллард ему в уши. На линии раздалось шипение, а под голосом Гилларда раздался низкий, регулярный звуковой сигнал, указывающий на то, что связь была зашифрована.
  
   "Не очень", - сказал Крокер.
  
   "Нет, сэр. Я немного не понимаю, что здесь делать ".
  
   "Я могу себе представить. Вы получите соответствующие указания от меня позже этим утром, но сейчас мне нужно, чтобы вы действовали так, как будто вы уже получили соответствующие разрешения, вы понимаете? "
  
   Гиллард колебался, прежде чем ответить, и Крокер не винил его. Ему было тридцать шесть, и Ташкент стал его первым назначением в качестве первого номера после двенадцати лет работы в SIS. Он был в стране одиннадцать месяцев, и еще один год был запланирован на его турне. Это была заслуженная должность - Крокер не одобрил бы назначение, если бы чувствовал, что Гиллард не справится с этой работой, - и одна из приоритетных, по тем же причинам, по которым американцы сделали Узбекистан приоритетом. Гиллард рассматривал возможность возвращения домой на должность старшего сотрудника под присмотром Рейберна, а затем, возможно, дальнейшего продвижения в SIS. Все это зависит, конечно, от того, что он делает свою работу не просто хорошо, но и незаметно.
  
   И Крокеру еще предстояло встретить станцию номер один, которая всегда была довольна, когда что-то начинало взрываться на его или ее часах.
  
   "Да, сэр, я понимаю", - сказал Гиллард. "В чем, кажется, проблема?"
  
   "Я слышал чушь о "Хизб-ут-Тахире". Ты знаешь, что произошло на самом деле?"
  
   "Хейден ходит вокруг да около", - ответил Гиллард, имея в виду участок номер два. "Нашел себе контакт в СНБ, над которым он работал последние несколько месяцев, с ноября, по имени Джамшид Налуфар. Налуфар говорит, что это не экстремисты, а люди Руслана пытались вывезти его из страны, как он думает, после смерти президента Маликова. Проблема с этим, сэр, в том, что у Руслана не так много людей, а те, кто у него есть, находятся на юге, в основном в провинции Кашкадарья, в таких городах, как Карши, Шахрисабз и Самарканд. В этом нет особого смысла ".
  
   Крокер выдохнул дым, затем сказал: "Нет, это не люди Руслана, это наши. Операция называется Crystalgate. Как я уже сказал, вы получите краткое изложение этого утром".
  
   "Иисус Христос".
  
   "Все еще со мной?"
  
   "Иисус Христос", - повторил Гиллард. "Вы устраиваете облаву в Ташкенте, вы не потрудились уведомить меня?"
  
   "Поверьте мне, когда я говорю вам, что это было не по моей воле", - сказал Крокер. "Никто не собирался сжигать тебя, Крейг. Агент не контактировал ни с вами, ни с вашим Вторым номером. Приказ был держаться подальше от Станции".
  
   "За все хорошее, что это принесет. Операция провалена, она полностью провалена. Хейден говорит, что СНБ закрыла все это, ребенок у них, Руслан, по сообщениям, мертв...
  
   " Мне все равно, " перебил его Крокер. "Есть две вещи, которые мне нужны от тебя, и они нужны мне немедленно".
  
   "Продолжай".
  
   "Взрывы, ЗРК, который сбил вертолет, и тот, который взорвал дом, я считаю, что оба они были вызваны одним и тем же способом, Звездной полосой. Мне нужно, чтобы вы подтвердили это, а затем передали это подтверждение мне, это первое ".
  
   "Мы теперь вооружаем узбеков ПЗРК?"
  
   "Это первое, Крейг. Во-вторых, мне нужно выяснить, что случилось с агентом. Мне нужно знать, мертва ли она, попала ли она в плен или все еще бежит."
  
   "Она?"
  
   "Тара Чейс. Она работает под именем Трейси Элизабет Карлайл. Мне жизненно важно знать, что с ней случилось ".
  
   "Да, сэр, я понимаю". Гиллард сделал паузу, затем добавил: "Хорошо, мы с Хейденом займемся этим прямо сейчас. Я попрошу его снова связаться со своим контактом, хотя, видит Бог, он будет сопротивляться общению с ним дважды за одну ночь ".
  
   "Как можно скорее, Крейг".
  
   "Да, сэр, это тоже понятно. Я свяжусь с вами, как только мы что-нибудь узнаем ".
  
   "Лондон на связи". Крокер снял наушники, бросил их обратно на стол главного диспетчера, затем бросил сигарету на пол и, нахмурившись, раздавил ее носком ботинка. Он должен был вернуться наверх, чтобы сообщить Барклаю и Гордон-Палмер о случившемся, и ему нужно было, чтобы Сил прибыл, и как можно скорее. Но на данный момент это было все, что он мог сделать. Если Чейс мертв, Станция подтвердит это достаточно скоро.
  
   "Я буду с Си", - сказал он Рону. "Когда Сил приедет, позвони мне. Проводите его в мой кабинет, я встречусь с ним там ".
  
   "Да, сэр".
  
   "И найди мне номер Валери Уоллес, Барнольдсвик, Ланкашир". Крокер поколебался, затем добавил: "Мне это может понадобиться позже".
  
   Он направился обратно наверх, чтобы присоединиться к битве в кабинете Си.
  
  
   ГЛАВА 29
  
   Узбекистан-Ташкент -Юнус Раджабий,
   Министерство внутренних дел
  
   21 Февраля, 09:55 (GMT+5:00)
  
   Что-то вонзилось Чейсу в нос, резко поднимаясь и сильно проникал в ее носовые пазухи, и это дергало ее разум, пытаясь пробудить ее. Она повернула голову, пытаясь убежать, и боль прекратилась, и она почувствовала, как ее дернули за волосы, а затем она вернулась, сильнее, и она подавилась, придя в себя с самого начала. Она попыталась поднять руку и отбить нападение, но ее рука едва двигалась, и новая боль пронзила плечо.
  
   Чейс моргнул, почувствовав вкус крови и пыли. Мужчина в костюме отступил от нее, глядя на нее, отбрасывая в сторону ампулу с аммиаком, которую он держал под ее ноздрями. Ее зрение было затуманено, и один из ее глаз, она не могла сказать, какой именно, не видел ничего, кроме молочно-белой дымки. Правая сторона ее лица была напряжена, как будто покрыта засохшим воском, и когда она шевельнула ртом, чтобы облизать нижнюю губу, она почувствовала, что она треснула, и предположила, что засохший воск - это кровь, и, вероятно, ее собственная. Боль пробежала по кругу от виска к виску, как будто кто-то обмотал ее череп проволокой, а затем решил потянуть, просто ради удовольствия.
  
   Она задавалась вопросом, насколько сильно она пострадала, когда взорвалась Ауди, не сломалось ли что-нибудь.
  
   В комнате было холодно, очень холодно, и Чейс увидел ее дыхание, и она задрожала, и услышала, как звякнули цепи, когда она это сделала. Они забрали большую часть ее одежды, ботинки, носки, брюки, куртку, свитер и рубашку, все, кроме нижнего белья. Они оставили это на потом, она знала, угроза неявная.
  
   Она сидела на стуле в помещении, которое, как она сначала подумала, могло быть складским помещением в подвале или, возможно, котельной. Она снова попыталась пошевелить руками, более осторожно, и почувствовала металл вокруг запястий и услышала звяканье наручников о стул. Они использовали два комплекта, по одному на каждое запястье, скручивая ее руки до середины позвоночника, прежде чем закрепить другой конец наручников на спинке стула. Стул тоже был металлическим и отводил холод от бетонного пола. Ее ноги чувствовали себя так, словно их уже окунули в ледяную воду, и она поняла, что они не потрудились обуздать их, и ей стало интересно, не с этого ли они начнутся в первую очередь.
  
   Чейс повернула голову, осматривая комнату, пытаясь составить ее каталог, пытаясь найти способ сбежать. Она увидела ванну в углу и штатив с видеокамерой. Камера, казалось, была выключена. Над головой висели голые лампочки, высокой мощности, такие яркие, что она вздрогнула, когда посмотрела на них. В комнате была только одна дверь, которую она смогла найти, металлическая и покрытая ржавчиной, и ее поставили прямо напротив нее, просто чтобы убедиться, что она может видеть, насколько близко она была и насколько далеко.
  
   И так она могла видеть, что между ней и дверью был стол, и за этим столом сидел Ахтам Захидов, глядя на нее, как на мясо на крюке мясника, и он решал, с чего начать разделку.
  
   Он привел с собой двух других, где бы это ни было, оба были одеты в похожие костюмы, оба выглядели усталыми и злыми. Один из них закурил сигарету, пока она смотрела, пристально глядя на нее все это время. Он был высок, выглядел молодо, возможно, лет двадцати пяти-двадцати пяти, широкоплеч и широкоплеч, и в выражении его лица не было ничего похожего на сочувствие. Она предположила, что побои будут исходить в первую очередь от него.
  
   Другой, тот, который разбудил ее нашатырным спиртом, выглядел как минимум на десять лет старше, ниже и толще. Теперь он игнорировал ее, больше озабоченный содержимым красного ящика с инструментами, который лежал открытым на столе, у левого локтя Захидова.
  
   Чейс пытался не бояться и обнаружил, что это невозможно.
  
   Захидов молча уставился на нее, затем снял очки и поднес их к свету, скорчив недовольную гримасу. Он достал из кармана пальто носовой платок и неторопливо начал протирать линзы. По предположению Чейса, ему потребовалось больше минуты, чтобы завершить работу.
  
   Затем он вернул очки на лицо и слегка кивнул, и здоровяк, громила, двинулся вперед, к Чейсу в кресле, в то время как тот, что постарше, достал короткий отрезок трубы из ящика с инструментами.
  
   " Не надо, " предупредил Чейс.
  
   Захидов едва заметно покачал головой, и громила подошел ближе, наклонился и потянулся к ее ногам. Чейс повернулась на стуле, чувствуя, как наручники сковывают ее руки, и нанесла удар ногой. Громила ожидал этого, заблокировал удар предплечьем, затем снова попытался схватить ее за лодыжку, но она ударила другой ногой и попала ему в лицо. Громила зарычал от гнева, а холод и удар о кость заставили боль огнем прокатиться по ноге Чейса. Она снова ударила ногой, но на этот раз он поймал ее, зажав ее икру между своей грудью и рукой.
  
   Она подняла свободную ногу, выкрикивая непристойности, не осознавая, что она даже говорит, не слыша себя, и толкнулась пальцами ног в его промежность. Он попытался поймать ногу, промахнулся и застонал, когда она почувствовала, как удар вошел в него. Он потерял хватку на ноге, которую держал.
  
   "Не смей, блядь, прикасаться ко мне!" - закричала она, слыша, как ее голос отражается от бетона. "Я гражданин Великобритании, не смей, блядь, прикасаться ко мне!"
  
   "Вы британский шпион", - ответил Захидов по-английски.
  
   Громила пытался выпрямиться, стиснув зубы, а Чейс уперлась ногами в пол и оттолкнулась, прихватив с собой стул, и бросилась на него. Она ударила его головой по носу, почувствовала, как при столкновении ломаются хрящи, боль в голове усилилась. Она отшатнулась, сгибаясь и поворачиваясь так быстро, как только могла, и ударила его ножками стула. Казалось, что ее руки вот-вот вырвутся из суставов.
  
   Внезапно она увидела красное, даже через глаз, который не работал, и услышала крик. Воздух покинул ее, вырвавшись через губы, и она почувствовала, как вслед за ним поднимается ее желудок, а затем ее снова ударили, и она поняла, что лежит на полу. Что-то надавило ей на шею, и ее зрение поплыло, затем прояснилось, и она выпрямилась в кресле. Еще один удар пришелся ей в живот, и она упала вперед, а затем еще один удар, выше, и еще раз, и она на секунду потеряла сознание, плавая в ледяной темноте. Она почувствовала, как жесткие руки схватили ее за лодыжки, подняли ноги, а затем раздвинули бедра, и она боролась с захватом, но у нее не было рычага, или силы, или воздуха.
  
   Зрение вернулось достаточно, чтобы она увидела, как громила слизывает кровь, стекающую по его губам из носа. Он держал ее лодыжки у себя на талии, ее икры были прижаты к его бедрам. Поза была непристойной, и громила знал это, и когда он увидел, что теперь она ясно видит его, он качнул тазом к ней в притворном толчке, трахая пустой воздух между ними. Чейс увидела комок у него в штанах, поняла, что он возбужден, и страх и отвращение расширились внутри нее, и она подумала, что ее сейчас стошнит.
  
   Стул Захидова заскрежетал по полу, и она увидела, как он обошел вокруг, оказавшись между пожилым мужчиной и громилой. Пожилой мужчина предложил ему отрезок трубки, и Захидов взял ее, не сводя глаз с Чейса.
  
   "Это было глупо", - сказал он ей. "Теперь Тозим хочет причинить тебе боль".
  
   Она попыталась высвободить ноги, но безуспешно.
  
   "Конечно, я тоже хочу причинить тебе боль", - продолжил Захидов. "Это интересно, потому что в основном то, что я хочу в этой комнате, - это информация, а боль и унижение - это всего лишь инструменты для ее получения".
  
   "Так задавай уже свои вопросы", - выплюнул Чейс.
  
   "Нет, ты не понимаешь. В основном мне нужна информация, и вы мне ее дадите, потому что в конечном итоге это нужно всем. Но прямо сейчас я хочу причинить тебе боль ".
  
   Он почти небрежно ударил трубой по подошве ее правой ноги. Боль, пронзившая ногу Чейса, была невероятной и вызвала слезы на ее глазах.
  
   "Где он?" - спросил Захидов.
  
   Вопрос не имел смысла. Она покачала головой, выдавив из себя ответ. "Что?"
  
   Он снова ударил по правой ноге, дважды, в свод и основание пальцев. Чейс пытался молчать, но это было слишком больно, это было больнее всего на свете, и она услышала свой всхлип, и от этого стало еще хуже.
  
   "Где?"
  
   Ей удалось покачать головой, она увидела, как он убрал руку, попыталась высвободить ноги и потерпела неудачу. На этот раз он ударил ее по левой ноге, четыре раза вдоль свода, каждый удар был сильнее предыдущего. Она кричала, сопротивляясь, и он снова ударил справа, и она пыталась двигаться, вырваться, что угодно, чтобы остановить это, и ничего не получалось.
  
   Он перестал бить ее, позволив затяжной боли сделать свою работу за него. Она снова задыхалась, ее легкие болели. Она услышала свои рыдания, изо всех сил пытаясь сдержать их.
  
   "Есть другие места, которые будут болеть сильнее", - сказал Захидов, когда подумал, что она достаточно успокоилась, чтобы услышать его. "Места, которые будут рваться, места, где кость едва прикрыта кожей, места, которые будут рваться и рубцеваться. Где он, где Руслан?"
  
   Чейс сморгнула слезы боли, пытаясь очистить зрение от глаза, который все еще работал, и пытаясь скрыть то, о чем она думала, от своего лица. Либо Захидов играл с ней, либо Руслан не погиб у Сырдарьи. Она не знала, чему верить - задавал ли он ей вопрос, на который она никогда не могла надеяться получить удовлетворительный ответ, потому что Руслан был мертв, или он сбежал.
  
   И то, и другое казалось столь же вероятным.
  
   "Мертв", - сумела сказать она. "Ты убил его".
  
   Захидов нахмурился, осматривая ее ногу, затем провел пальцами по ней, по голени до колена, остановившись на середине бедра, достаточно близко, чтобы она могла чувствовать его дыхание на своем лице. Она боролась с дрожью, вызванной прикосновением, не желая отдавать его ему. Он поднял руку, затем снова опустил ее на ее обнаженное плечо, проводя пальцем по бретельке лифчика.
  
   "Где он?" он прошептал ей на ухо.
  
   Чейс отстранил ее голову, снова борясь с хваткой громилы на ее лодыжках, снова безрезультатно. Несмотря на холод в комнате, она почувствовала, что начинает гореть от унизительной позы, беспомощности, прикосновения.
  
   "Я сказал тебе, ты убил его, он мертв. В последний раз, когда я видел его, он лежал в грязи у реки ".
  
   "Ты спланировала побег". Захидов продолжал гладить ее по плечу. "Куда он пошел? Куда он отправился после реки?"
  
   "После реки не было, он, блядь, умер у реки. Он умер, я сбежал, вы поймали меня и его сына ". Она повернула голову, встретившись с его улыбающимися глазами. "Где он? Где Степан?"
  
   "Со своей тетей".
  
   "Ей нравятся такие молодые, не так ли?"
  
   Захидов выругался на узбекском, опустив трубку ей на плечо раз, другой, затем третий, и Чейс закричала от боли, ругаясь в ответ, отбиваясь от наручников, кресла и пальцев, сжимающих ее. Она высвободилась, почувствовала, что ее нога снова ударила громилу, и закричала громче от удара. Что-то ударило ее рядом с головой, кулак, и ее зрение снова ухудшилось. Была ругань на русском, на узбекском, и на этот раз ее ударили по голове, и на этот раз и она, и стул упали на пол. Она почувствовала, как изо рта у нее потекла кровь.
  
   И ей захотелось рассмеяться. Они собирались пытать ее, и они собирались делать это, пока она не умрет, Захидов так и сказал. Они собирались изнасиловать ее, избить и искалечить, сделать все, что в их силах, чтобы полностью уничтожить ее. У нее не было иллюзий, она знала назначение этой комнаты, и она знала, что не сможет устоять. В лучшем случае один выживал после пыток, но никто никогда этого не переносил. Вот почему пытки в конечном счете бесполезны как метод допроса; достаточно причинить кому-то боль, и он скажет вам, что да, они убили Кеннеди, принцессу Диану и Томаса Мора, только, пожалуйста, Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы это прекратилось.
  
   Чейс была в ужасе, но это было нормально, потому что она должна была быть сумасшедшей, чтобы не быть. И все же посреди своего ужаса она нашла свой гнев, и это было то, за что она хотела держаться сейчас, в чем она нуждалась сейчас. Злиться и оставаться таким. Разжигать его, подпитывать и ухаживать за ним, чтобы, когда наступит худшее, она все еще могла его найти.
  
   Это заканчивается только двумя способами, сказала она себе. Вы рассказываете им все, а затем они убивают вас, или они убивают вас прежде, чем вы сможете.
  
   Она не хотела умирать. Она абсолютно не хотела умирать. В тот момент больше всего на свете Тара Чейс хотела жить, вернуться домой, в свой дом. Не Барнольдсвик и его чужой мир, а Камден и Лондон, и чтобы ее дочь была там с ней. Она хотела иметь свою работу и свою жизнь и найти способ заставить их работать вместе. Она хотела снова стать надзирателем номер один, снова главой Специального отдела, а затем в один прекрасный день уйти с работы и стать D-Ops. Она хотела наблюдать, как Тэмсин растет, учится и живет, и видеть в ней Тома Уоллеса каждый раз, когда она смотрела в сторону своей дочери.
  
   Она не хотела умереть от пыток в Ташкенте.
  
   Но если бы ей пришлось, она бы это сделала. И если Руслан был жив, если он был в бегах, она не потерпела неудачу. Чем больше Захидов и его звери будут сосредоточены на ней, тем лучше для Руслана, тем дальше и безопаснее он станет.
  
   Захидов дал ей возможность проникнуть внутрь, показал ей обнаженные нервы. Все, что нужно было сделать Чейсу, это поддерживать ее гнев достаточно долго, чтобы полностью разжечь его.
  
   Громила пришел в себя, снова усадив ее на стул. Чейс потрясла головой, пытаясь прояснить ее, затем выплюнула полный рот собственной крови. Захидов наблюдал за ней, пожилой мужчина все еще сидел за столом, ожидая у ящика с инструментами. Когда громила снова подошел, чтобы схватить ее за ноги, Захидов жестом трубы отодвинул его.
  
   Он снова протянул свободную руку, провел пальцами по ее плечу, затем вниз по груди, проводя по краю лифчика вдоль выпуклостей ее грудей. Он держал прикосновение легким, наблюдая за ее реакцией, и Чейс уставился на него в ответ. Громила засмеялся, сказал что-то по-узбекски.
  
   "Он говорит, что тебе это нравится", - заметил Захидов. "Что это делает тебя мокрым".
  
   "Нет, но очевидно, что это то, как ты снимаешь свои камни". Чейс встретился с ним взглядом. "В чем дело, Ахтам? Не получая ничего дома, ты должен продолжать меня лапать? "
  
   Он наотмашь ударил ее по лицу, ударив рядом с ее раненым глазом. Она увидела кровь на тыльной стороне его руки, когда он снова поднес ее к лицу.
  
   "Ты действительно думаешь, что Севара позволит тебе продолжать трахать ее после того, как она станет президентом?" Чейс насмехался над ним. "Какая форма ласкательного обращения - Севья, не так ли? Ты думаешь, маленькая Севья действительно позволит тебе трахнуть ее в большом доме в Дормоне?"
  
   Выражение его лица дрогнуло, и она увидела, как рука снова поднялась, та, что без трубки, и Чейс повернула голову, чтобы откатиться от удара. Это сильно ударило, заставив ее покачнуться в кресле, и она поняла, что он вытащил его в последний момент, что он почти потерял его. Трубка сделает это, поняла она. Если бы она могла заставить его ударить ее трубкой в висок, это сделало бы это, это положило бы конец всему.
  
   "Мы говорим не о ней", - сказал Захидов. "Мы говорим о Руслане. Ты расскажешь мне, куда он пошел, кто его контакты."
  
   Чейс попытался рассмеяться, звук получился похожим на карканье. "Маленькая Севья, она найдет еще две дюжины таких же, как ты, но моложе, тех, которым не нужен йохимбе, чтобы поддерживать их ночью".
  
   Он снова занес кулак, и она приготовилась к удару, но он не нанес удара. "Куда он пошел? Каким был маршрут? Был ли второй вертолет?"
  
   "Может быть, он пошел навестить свою сестру".
  
   "Почему? Зачем ему это делать?"
  
   Чейс усмехнулась ему, чувствуя, как кровь стекает с ее нижней губы. "Чтобы получить дерьмо на свой член".
  
   Ему потребовалась секунда, чтобы разобрать язык, а затем Захидов взревел, бросив трубку так, что она с грохотом упала на пол и зазвенела по всей комнате. Он ударил ее в бок, схватил за волосы, крича по-узбекски. Чейс попытался подвинуться вперед, чтобы снова встать на ноги, и на этот раз он толкнул ее, и она упала лицом вниз, чувствуя, как цемент разрывает ее кожу. Он все еще кричал, и она увидела, что ноги громилы - Тозима - приближаются, кроссовки Adidas, которые он носил, темно-синие и новые. Раздался звон ключей, и Чейс попыталась встать, затем почувствовала, как из нее выбили воздух, когда кто-то, Тозим, или старший, или сам Захидов, навалился на стул.
  
   Они освободили одну из ее рук, затем скрутили ее, пристегнув наручниками к другому запястью, прежде чем открыть второй комплект. Стул был отброшен, она услышала, как он подпрыгнул, затем скользнул, и громила рывком поднял ее на ноги, а затем потащил к столу.
  
   Захидов все еще ругался на нее по-узбекски, стаскивая с себя куртку. Мужчина постарше обошел стол с другой стороны и, схватив ее за запястья за цепь наручников, дернул ее вперед. Чейс изогнулась, пытаясь перекатиться, и почувствовала руки Тозима на своих плечах, прижимая ее к земле.
  
   Она почувствовала другую пару рук на своей коже, Захидова, и они пробежали по ее бокам, вниз к бедрам, и она взвыла от возмущения, отбиваясь от него. Сквозь ее затуманенное зрение она увидела, как металлическая дверь за пожилым мужчиной распахнулась, две фигуры, не в фокусе. Один остался снаружи, отвернувшись, но вошел другой, большой, светловолосый, не в фокусе, в костюме, похожем на другие, но почему-то не похожем на другие.
  
   Мужчина сказал что-то по-узбекски, и все в комнате замерли. Блондин заговорил во второй раз, в словах было больше резкости, и руки, удерживающие ее, покинули ее тело. Сначала громила Тозим, затем пожилой мужчина, и, наконец, Захидов.
  
   Чейс попыталась выпрямиться за столом. Она услышала, как у нее перехватило дыхание.
  
   Блондин обвел взглядом комнату, и Чейс показалось, что сквозь искаженное зрение она увидела неприкрытое отвращение на его лице. Он указал в направлении видеокамеры, говоря еще раз. Захидов прошел мимо Чейс, оказавшись на периферии ее внимания, разглаживая рубашку и галстук. Он заговорил с Тозимом, и Тозим двинулся к камере.
  
   Чейс заставила себя выпрямиться, пытаясь встать, но боль от использования ног была слишком сильной, и она снова упала, пытаясь ухватиться за стол, чтобы остановить падение, и промахнулась. Она упала на пол на бок, раскачиваясь взад и вперед.
  
   Еще несколько слов на узбекском, новый человек, разговаривающий с Захидовым, в ярости. Захидов ответил, повысив голос, а затем мужчина закричал, и, какими бы ни были дебаты, они закончились, потому что больше ничего не было сказано. Чейс подняла голову, пытаясь увидеть, что происходит, и наблюдала, как Захидов выбежал из комнаты, двое других мужчин последовали за ним.
  
   Оставив нового мужчину, блондина, на коленях рядом с ней, когда он снимал пальто. Он накинул его ей на плечи, и в голове Чейса мелькнула мысль, что это тоже может быть уловкой, какой-то игрой разума, разыгранной Захидовым. Она попыталась вырваться, но мужчина схватил ее за плечи, а затем застегнул пальто на груди.
  
   "Ты чертов беспорядок", - сказал мужчина. "Как ты думаешь, ты сможешь ходить?"
  
   Чейс недоуменно моргнул, глядя на него, затем понял, что он на самом деле говорил по-английски с американским акцентом.
  
   "Я так не думаю", - сказала она.
  
   Мужчина нахмурился, на его лице появились морщины.
  
   "Тебе нужно будет попробовать", - сказал он.
  
   Чейс кивнул, и мужчина обнял ее за талию, помогая подняться на ноги. Боль была такой же сильной, как и раньше, и Чейс ахнула и пошатнулась, но он поймал ее, снова подняв на ноги. Ей казалось, что она идет по тысяче осколков стекла, но на этот раз ей каким-то образом удалось удержаться на ногах, используя мужчину как костыль. Он медленно повел ее к двери.
  
   "У меня машина на улице. Просто доберись до машины, дорогая, ты можешь это сделать, не так ли?"
  
   Чейс снова кивнул.
  
   Они вошли в коридор, теперь пустой, затем достигли лестничного пролета. Лестница была тяжелой, и Чейсу показалось, что им потребовалась вечность, чтобы подняться по ней вместе, пройти через дверь и попасть в другой коридор. Как и тот, что ниже, этот был пуст.
  
   Потребовалась еще одна вечность, чтобы пройти по коридору, повернуть, а затем добраться до выхода из здания.
  
   Выглянуло солнце, поразительно яркое для глаз Чейса, и было холодно, холоднее, чем в подвале, и она чувствовала, как оно проникает сквозь ее голые ноги, пробивая кости. Машина была Mercedes-Benz, старая и с вмятинами на передней панели, и мужчина подвел ее к ней, затем открыл заднюю дверь и помог ей забраться внутрь. Он закрыл дверь, и Чейс лег на заднее сиденье, дрожа. Она услышала, как открылась, затем захлопнулась водительская дверь, завелся двигатель, и она почувствовала вибрацию во всем теле. Машина начала двигаться.
  
   Чейс заставила себя выпрямиться, мельком взглянув на себя в зеркало заднего вида и совсем не узнав женщину, которую она там увидела. Правая сторона ее лица была исцарапана и покрыта запекшейся кровью, а глаз заплыл и закрылся. Ее нижняя губа была разбита, а на левой щеке пылал ярко-пурпурный и красный синяк. Ее волосы были жесткими, спутанными от крови и грязи.
  
   Она посмотрела в окно, на Министерство внутренних дел, задаваясь вопросом, как она выбралась оттуда живой.
  
   Стоя у входа и глядя ей вслед, она увидела Ахтама Захидова, и ей показалось, что он задавался тем же вопросом.
  
  
   ГЛАВА 30
  
   Лондон-Воксхолл-Кросс, офис D-Ops
  
   21 февраля, 06:49 по Гринвичу
  
   Крокер сидел за своим столом, наблюдая за сигарета догорала в пепельнице, когда зазвонил красный телефон. Он посмотрел туда, где сидел Сил, ожидая вместе с ним, затем ответил на звонок. Он выслушал дежурного офицера, попросил его повторить, затем поблагодарил его и повесил трубку.
  
   "Она жива", - сказал Крокер Сил. "Ваш человек нашел ее в Министерстве внутренних дел, привел в британское посольство. Сейчас за ней ухаживает врач, они отправят ее домой, как только решат, что она сможет совершить поездку ".
  
   Сил кивнул, явно разделяя усталость Крокера, если не его немедленное чувство облегчения. "Они над ней работали?"
  
   "Я полагаю, что термин, который они используют, - это "допрос" ".
  
   "Насколько все плохо?"
  
   "Достаточно плохо, что она отправится в путь не раньше завтрашнего дня, согласно станции номер один".
  
   "Могло быть и хуже. Мой парень мог оказаться там слишком поздно ".
  
   Каждый из них несколько секунд молчал, затем Сил вздохнул и откинулся на спинку стула. "Пол".
  
   "Хм?"
  
   "Мы должны разобраться в этом, что мы с тобой делаем, как мы будем доверять друг другу".
  
   "Мы не обязаны доверять друг другу, Джулиан".
  
   "Послушай, я знаю, что ты был близок с Ченгом. И я знаю, что ты мне не доверяешь. Но если бы ты пришел ко мне в начале этого, сказал мне, что у тебя есть агент, работающий в Ташкенте, это спасло бы кучу горя ".
  
   Крокер покачал головой, затем затушил полузатухшую сигарету и начал новую, на этот раз, чтобы по-настоящему закурить. Облегчение, которое он испытал в отношении Чейса, было неописуемо, и, возможно, из-за этого он был менее склонен к воинственности или даже враждебности.
  
   "Речь никогда не шла о Ташкенте", - сказал Крокер.
  
   "Ты выступал за Руслана-"
  
   "Ты думаешь, Руслан был нашей идеей? Это у вас есть авиабаза на юге страны, это вы вели переговоры о перелетах и сделках по землепользованию, а не мы. Последнего члена нашей команды, который высказался об Узбекистане, уволили, помните? Макиннес был уволен с работы в течение недели после его вспышки ".
  
   Сил нахмурился.
  
   "Это началось не с нас", - сказал Крокер. "Это началось с тебя, в твоем доме".
  
   "Ты все равно должен был прийти ко мне с этим".
  
   "Как Барклай стремился указать мне в прошлом, я не работаю на вас".
  
   "Нет, но вы тоже не работаете против нас".
  
   "Нет, если я могу помочь этому. План никогда не состоял в том, чтобы обмануть тебя или твоих, Джулиан ". Крокер подключился к внутренней линии, нажал клавишу, подождал ответа. "Проводите мистера Сила".
  
   "Я ухожу, не так ли?"
  
   "На данный момент". Крокер указал сигаретой на потолок. "Речь никогда не шла о Ташкенте, Джулиан. Ташкент был оправданием".
  
   Сил посмотрел вверх, на шестой этаж, затем снова посмотрел на Крокера, затем покачал головой. Он положил руки на подлокотники кресла, поднялся на ноги.
  
   "Я рад, что с твоей девушкой все в порядке".
  
   "Ее зовут Чейс". Крокер стряхнул пепел в лоток. "Я у тебя в долгу за это".
  
   Сил улыбнулся. "Я знаю, что ты это делаешь. И я знаю, что тебе это пойдет на пользу".
  
   "Я так и сделаю".
  
   "Вы не возражаете, если я спрошу? Что ты собираешься делать с Финчером?"
  
   "Мы найдем для него станцию. Он был хорош как человек на станции. Он просто не был создан для того, чтобы быть Наставником ".
  
   "Тысячный человек".
  
   Крокер поднял бровь. "Киплинг?"
  
   "Да, ты знаешь стихотворение? "Девятьсот девяносто девять не могут вынести позора, насмешек или смеха, но Тысячный Человек будет стоять рядом с вами до самой виселицы и после." Я должен был запомнить это в бойскаутах ".
  
   "Ты был бойскаутом?"
  
   "Я был скаутом-Орлом, мистер, так что не шутите со мной".
  
   "Никогда больше. Ни вы, ни я не включили бы Финчера в это число ".
  
   "Нет", - согласился Сил.
  
   В дверь кабинета постучали, а затем она открылась, и появился один из надзирателей с нижнего этажа. Крокер кивнул ему, затем поднялся на ноги и протянул Силю руку. Какова бы ни была причина, тогда было ясно, что он и КОС Лондон достигли взаимопонимания.
  
   "Когда я получу информацию о действиях Чейса, я дам вам знать", - сказал ему Крокер.
  
   "Это было бы оценено". Сил повернулся к двери и ожидающему надзирателю. "Должна была называться "Тысячная женщина", да?"
  
   Он ушел, надзиратель закрыл за ними дверь.
  
   Крокер развернул свое кресло, открыл жалюзи, чтобы посмотреть на рассвет над Лондоном. Небо уже начало светлеть, и облака были низкими, и за тонированными стеклами они выглядели гангренозно-зелеными. Он фыркнул, повернулся обратно к своему столу, задаваясь вопросом, когда придет Кейт и как долго после этого он сможет заставить ее приготовить кофе, и тут раздался стук в дверь.
  
   "Пойдемте", - сказал Крокер, затем поднялся на ноги, когда в комнату вошел сэр Уолтер Секкомб с зонтиком и шляпой в руке и улыбкой на лице. "Сэр. Могу я предложить вам присесть?"
  
   "Боюсь, нет времени. Я должен проинформировать министра иностранных дел, чтобы он мог проинформировать премьер-министра и Кабинет министров. Но я хотел зайти и сообщить вам, как обстоят дела. У тебя все еще есть твоя работа, Пол."
  
   "Я чувствую облегчение".
  
   "Сэр Фрэнсис подаст заявление об отставке сегодня утром без объяснения причин. Я думаю, так будет лучше для всех заинтересованных сторон. Конечно, у него нет желания объяснять, как получилось, что четыре ПЗРК Starstreak оказались в Узбекистане. Его Королевское Величество также не желает видеть публичное расследование того же самого ".
  
   "А наше участие в Узбекистане?"
  
   "Также будут храниться в тайне".
  
   "Я понимаю".
  
   Секомб слегка приподнял подбородок, рассматривая его на этот раз с меньшей улыбкой. "Есть какие-нибудь новости о Чейсе?"
  
   "Ее забрало Министерство внутренних дел, но теперь мы ее вернули. Она должна быть дома в ближайшие несколько дней ".
  
   "И вы восстановите ее в должности?"
  
   " Если она все еще этого хочет. Крокер провел рукой по волосам. "Ирония в том, что она вернется, думая, что провалила задание. Она не знает, что сделала именно то, что ты хотел ".
  
   "Это было не только из-за Барклая. Все началось именно так, как я это представил ".
  
   "Когда это изменилось?"
  
   "Когда премьер-министр передумал настраивать против себя Белый дом. И поскольку Чейс бежал без контакта, мы не могли правильно прервать операцию, не так ли? "
  
   "Мы могли бы", - сказал Крокер. "Если бы я уведомил Станцию".
  
   "Хм", - сказал Секкомб. "Боюсь, я об этом не подумал".
  
   Лжец, подумал Крокер.
  
   "В конце концов, все получилось, несмотря ни на что, Пол. Я думаю, ты хорошо поладишь со своим новым С. У вас очень много общих черт".
  
   "Значит, это подтверждено?"
  
   "Официально нет. Элисон станет исполняющей обязанности С после отставки. Должен подтвердить публикацию к концу недели ".
  
   "Ей понадобится заместитель шефа".
  
   "Да", - сказал Секкомб, кивая. "Тебе, наверное, стоит поговорить об этом с Элисон".
  
  
  
  
  
   ГЛАВА 31
  
   Лондон-Воксхолл-Кросс, офис D-Ops
  
   18 Августа, 0858 часов по Гринвичу
  
   Время не залечило все раны, не для нее, но в некоторых случаях это помогало. Чейс вернулась из Ташкента, думая, что она повторяет свое возвращение из Саудовской Аравии, ожидая найти Крокера и еще одну поездку на ферму, а затем неудобное и бесцеремонное увольнение, на этот раз раз и навсегда.
  
   Вместо этого она вернулась домой и обнаружила, что Крокер ведет себя так, как будто она никогда не уезжала; ни в Ташкент, ни в Саудовскую Аравию, как будто она все это время была няней номер один. Он дал ей двухнедельный отпуск, чтобы прийти в себя и привести свои вещи в порядок, а также переехать из Ланкашира обратно в Лондон. Итак, она продолжила путь в Ланкашир, как делала это более полутора лет, доехав на GNR до Лидса, а затем пересев на Скиптон, и, наконец, наняла такси, чтобы доехать до Барнольдсвика.
  
   Люди либо пялились на нее, когда она уходила, либо старательно избегали смотреть на нее. Синяки на ее лице распухли, и ей дали мазь от царапин, из-за чего раны казались еще влажными и более свежими, чем были на самом деле. Зрение в ее правом глазу начало возвращаться, яснее всего, когда она стояла прямо, хуже, когда она ложилась. Врач, который ухаживал за ней в британском посольстве, нависший над обеспокоенным участком номер один, объяснил, что в глазу была кровь, и именно это мешало ей видеть. Это прекратится и будет поглощено достаточно скоро, заверил он ее. Что касается ее ног, к счастью, ничего не было сломано, но тупая травма была достаточно серьезной, и он посоветовал ей держаться от них подальше, насколько это возможно. Он дал ей набор костылей.
  
   Когда Чейс, наконец, проковыляла через дверь Валери Уоллес ближе к вечеру двадцать четвертого февраля, она обнаружила Тамсин и Вэл в гостиной, играющих с набором для сортировки, пластиковыми пирамидками, шарами и кубиками, которые могли поместиться в трубу в форме локтя. Вэл быстро поднялась на ноги, не в силах полностью скрыть тревогу и беспокойство на своем лице или резкий вдох, который она сделала при виде Чейса.
  
   Тамсин просто смотрела на нее безучастно, широко раскрытыми, голубыми и любопытными глазами.
  
   Чейс думала, что ее сердце разобьется тогда, что ее дочь не могла вспомнить ее. Но Вэл тоже это увидела и поняла.
  
   "Это твое лицо, любимая", - мягко сказала ей Вэл. "Она тебя не узнает".
  
   Чейс прислонила костыли к приставному столику, кивая, все еще наслаждаясь видом своей дочери. Прошло десять дней с тех пор, как она видела ее в последний раз, и Чейс был ошеломлен тем, насколько выросла Тамсин.
  
   "Привет, Тэм", - сказала она. "Я скучал по тебе".
  
   Тэмсин уронила мяч, который держала в руках, с трудом поднялась на ноги, ее лицо осветилось улыбкой с открытым ртом. Она шаталась, как пьяная, затем наклонилась вперед, раскинув руки, миниатюрное чудовище Франкенштейна, счастливо бормоча.
  
   Чейс опустился на колени, подхватил ее на руки и держал, пока она не убедилась, что ее сердце не разобьется.
  
  
  
   Она осталась в Барнольдсвике на неделю, и однажды вечером, уложив Тамсин спать, села с Вэл за кухонный стол и объяснила свои намерения. Она собиралась вернуться к работе, и это требовало, чтобы она вернулась в Лондон, и она хотела, чтобы Тэмсин была с ней. Она нанимала няню, кого-то, кто жил бы с ней и заботился о ее дочери днем, а иногда и ночью, если это было необходимо.
  
   Валери кивнула, не сумев скрыть ни разочарования, ни обиды. "Если ты считаешь, что так будет лучше, тогда."
  
   "Так будет лучше для меня, и в долгосрочной перспективе, я думаю, так будет лучше и для Тэма", - сказал Чейс. "Тем не менее, я снова буду путешествовать. Я не знаю, сколько, и я никогда не узнаю, когда. Но если ты будешь рядом, я бы хотел, чтобы Тамсин оставалась с тобой, пока меня не будет ".
  
   "Здесь? Или в Лондоне?"
  
   "Как пожелаешь, Вэл".
  
   "Не очень-то люблю Лондон".
  
   "Тогда здесь, во что бы то ни стало".
  
   Вэл задумалась, затем кивнула. "Она моя внучка, и, насколько я понимаю, Тара, ты моя невестка. У вас всегда буду я, у вас обоих ".
  
   "Ты был щедр сверх всякой меры, Вэл, и я не могу выразить тебе, как я благодарен".
  
   Вэл потянулась к своей руке, лежащей на столе рядом с ее кружкой чая. Ее прикосновение было теплым, мягким и сухим, а взгляд, который она бросила на Чейса, был серьезным.
  
   "И это то, чего ты хочешь? Чего ты действительно хочешь?"
  
   "Так и есть".
  
   "И это та же самая работа, та же самая работа, которую вы с моим Томом делали раньше?"
  
   "Да".
  
   "Либо ты хороша в этом, либо ты жаждешь наказаний, Тара. Ради Тэмсин и ради тебя, я надеюсь, что ты хорош в этом."
  
   "Я очень хорош в этом", - сказал ей Чейс.
  
  
  
   И итак, она вернулась в Лондон.
  
   Ее ноги восстановились достаточно, чтобы она могла ходить на них без костылей в течение коротких периодов. Это облегчило поход по магазинам, приобретение тех вещей, которые потребуются, чтобы превратить ее холостяцкий дом в дом для матери-одиночки. Она связалась со службой, начала проводить собеседования с нянями и к концу второй недели поговорила с тремя, которые ей понравились, передав их имена в отдел безопасности фирмы для соответствующих проверок. Двое из них вернулись чистыми, и Чейс нанял их обоих: молодую женщину из Солсбери по имени Мисси, двадцати одного года от роду, изучавшую историю искусств, и девушку постарше, выросшую в Бристоле, по имени Кэтрин, которая планировала карьеру в сфере дошкольного образования.
  
   Затем она позвонила Вэл и попросила ее привезти Тэмсин в Лондон, к ее матери.
  
  
  
   Автор: когда она явилась на работу тринадцатого марта, перестановка уже произошла, и она вошла в яму, чтобы найти Ланкфорда и Пула, которые уже были там и приветствовали ее аплодисментами. Стол надзирателя номер один был очищен от личных вещей предыдущего посетителя, и в центре его стоял букет цветов, ожидая ее. Чейс принес ее дорожную сумку, и когда она почувствовала, что ее щеки покраснели от аплодисментов, повернулась и поставила ее на полку рядом с сумкой Пула и Ланкфорда.
  
   "Нравится твой букет?" - Спросил Ланкфорд.
  
   "Его идея", - сказал Пул. "Он романтик".
  
   Чейс подошел к столу, присмотрелся и расхохотался. Это были вовсе не цветы, а искусно устроенная выставка презервативов красного, фиолетового, желтого, зеленого и синего цветов, большинство из которых были сняты с упаковок, сложены и перевязаны, чтобы выглядеть как цветы. К вазе была приклеена открытка с надписью: "Ради Бога, будь осторожен!"
  
   "Мы купили тебе очень большой букет, босс", - сказал ей Ланкфорд. "Сорок восемь, гигантского размера".
  
   "Она пройдет через них через неделю", - сказал Пул.
  
   "Я больше не такой", - мягко сказал Чейс. "Я мать, я должна подавать пример".
  
   " Тогда полнедели, " сказал Пул.
  
   Зазвонил внутренний телефон на ее столе, то же самое бесконечно раздражающее блеяние, которое она помнила, и все они, Чейс, Ланкфорд, Пул, уставились на телефон.
  
   "Надзиратель один", - сказал Чейс, когда она ответила, и она почувствовала, что улыбается, и в результате увидела, как Ланкфорд и Пул тихо смеются над ней.
  
   "Приходите ко мне", - сказал Крокер и повесил трубку.
  
  
  
   Итак она пошла в офис Крокера, и он уступил ей место и перерисовал для нее карту Фирмы. Не было никакой Фрэнсис Барклай, была Элисон Гордон-Палмер. Саймон Рейберн больше не был D-Int, но вместо этого ожидал подтверждения повышения до заместителя начальника. Пол Крокер был D-Ops, Тара Чейс была Minder One, а Кейт Кук все еще верила, что она управляла SIS.
  
   "Мне очень жаль", - сказал ему Чейс, когда он закончил.
  
   "За что? Ты делал свою работу, ты делал ее чертовски хорошо, и ты даже не знал, что это за чертова работа на самом деле ".
  
   "О Рейберне. Я знаю, что ты хотел повышения."
  
   Крокер достал сигарету, затем предложил ей пачку. Чейс поколебался, затем согласился.
  
   "Я могу жить с этим", - сказал он ей. "Кроме того, ты еще не готов заменить меня, и если я уйду, я хочу, чтобы ты занял этот стол".
  
   "Я польщен", - сказал Чейс. "Я думаю".
  
   "Это не потому, что ты мне нравишься", - сказал Крокер. "Это потому, что ты не можешь быть в этом хуже, чем был бы Финчер".
  
   "А где сейчас мистер Финчер?"
  
   "В школе, проходит переподготовку перед назначением".
  
   "Его переводят на другое место?"
  
   Крокер скорчил гримасу. "Наша новая леди-хозяйка этажом выше считает, что он чертовски хороший офицер. По этой причине он скоро отправится в неизвестные края, чтобы возглавить там станцию. Пока он не станет новым D-Int, я буду доволен ".
  
   "Это все, сэр?"
  
   "Нет." Крокер подтолкнул к ней стопку папок на своем столе. "Это домашнее задание. Тебе предстоит многое наверстать упущенное, Первый надзиратель".
  
   Чейс рассмеялась, забирая стопку и поднимаясь на ноги. "Тогда я начну читать. Ты знаешь, где меня найти".
  
   " Да, " согласился Крокер. "Я знаю".
  
  
  
   Итак дело было в том, что через шесть месяцев после возвращения из Ташкента Тара Чейс ждала во внешнем офисе D-Ops с двумя синими папками для внутреннего распространения в руке, шутила с Кейт Кук и ждала, когда Крокер увидится с ней для утреннего брифинга.
  
   "Это новый парфюм", - сказал Чейс. "Есть мальчик".
  
   "Нет никакого мальчика", - возмутилась Кейт, предлагая ей чашку кофе.
  
   Чейс взял чашку, отпил из нее, ухмыляясь. "Это Ланкфорд, не так ли? Ты неравнодушен к моему Наставнику Три."
  
   Краска прилила к щекам Кейт, и она села за свой стол, сосредоточив внимание на файлах, которые она сортировала до того, как вошел Чейс. Чейсу показалось, что она очень старалась избегать зрительного контакта.
  
   "Я этого не делаю".
  
   "Ну, это не Пул, и это не я, и я не могу представить, кто еще проходит через этот офис, которого вы попытались бы поймать с помощью нового аромата. Так что я думаю о Ланкфорде ".
  
   "Это не Крис".
  
   "О-о-о, Крис, это так?" Чейс подошел к столу и потянулся к внутреннему телефону. "Я позвоню в Яму, ладно, посмотрим, что он об этом думает?"
  
   Кейт шлепнула Чейса по руке. "Не смей".
  
   Чейс остановился, пристально посмотрел на Кейт, которая некоторое время выдерживала его пристальный взгляд, прежде чем снова переключить свое внимание на свою работу. Выражение лица молодой женщины напряглось, шутка зашла слишком далеко, и Чейс быстро понял три вещи. Во-первых, Кейт не пыталась поймать Ланкфорда; она уже поймала его. Во-вторых, Кейт Кук проработала в этом офисе достаточно долго, чтобы знать мнение директората о братании персонала и надзирателей. Отношения не были запрещены между большинством сотрудников SIS, но между сотрудниками SIS и членами Особого отдела была другая история. Одно дело работать в паре с новым парнем на аргентинском столе, и совсем другое - работать в паре с агентом, которого могут попросить похитить генерала из его дома в Тегеране, с работы, с которой он или она может не вернуться никогда.
  
   В-третьих, Чейс поняла, что она живет в своем собственном стеклянном доме, и ей нечего сказать, чтобы отговорить Ланкфорда или Кейт. Даже если ее роман с Уоллесом строго не подпадал под ту же категорию - Уоллес в то время покинул Секцию, чтобы преподавать в Полевой школе, - она сама сделала то же самое с третьим наблюдателем Эдвардом Киттерингом, когда была вторым наблюдателем. В рейтинге греха Чейс был победителем, и они оба это знали.
  
   "Просто держи это в секрете", - сказал Чейс Кейт. "Ты же не хочешь, чтобы об этом пронюхали оперативники".
  
   Выражение лица Кейт было смесью благодарности и надежды.
  
   "Не смотри на меня так. Я не одобряю, но я не буду препятствовать ".
  
   "Ты сделал это".
  
   "Да, я это сделал". Чейс допила кофе, подошла к кофейнику, чтобы налить еще. "Я был поразительно глуп".
  
   Кейт начала отвечать, но дверь из внутреннего офиса открылась, и появился Саймон Рейберн, держа в руках свою папку, на этот раз красную. Он улыбнулся Чейсу.
  
   "Тара".
  
   "Доброе утро, сэр".
  
   "Все хорошо?"
  
   "По крайней мере, на данный момент, да, сэр".
  
   "Очень хорошо". Рейберн направился к выходу, обратно в зал. "Я думаю, ты можешь продолжать".
  
   "Спасибо, сэр", - сказал Чейс и прошел во внутренний кабинет, где обнаружил Крокера, сидящего за своим столом, как всегда, и ставящего свою подпись внизу меморандума, который он просматривал. Чейс стоял, ожидая, пока он сложит записку обратно в стопку, и когда он поднял глаза, она протянула папки, которые держала в руках.
  
   "Отчет в Министерство иностранных дел о жизнеспособности вербовки в провинции Гуандун, подготовленный по вашему запросу с учетом материалов Китайского отдела, с примечаниями. И запрос на оперативный надзор в отношении поездок и непредвиденных расходов на оперативный театр, подготовленный для представления в Финансовый комитет. Я чуть не передал это заместителю шефа, когда он уходил, но подумал, что будет лучше, если это будет исходить от тебя. "
  
   Она уронила вторую папку на первую, и Крокер потянулся за ней, открыв ее. "Сидеть".
  
   Чейс гавкнул один раз, звуча не столько как собака, сколько как женщина, пытающаяся походить на нее, затем подтянул стул. Она наклонилась вперед и подняла его пачку Silk Cut, достала сигарету, и Крокер рассеянно чиркнул зажигалкой по столу, не отрываясь от чтения. Чейс закурил, выдохнул и откинулся на спинку стула, ожидая своего вердикта.
  
   Крокер закрыл папку, затем потянулся за пачкой и зажигалкой, откидываясь на спинку стула. "Ты был дипломатичен".
  
   "Я думал, мед, а не уксус".
  
   "Вероятно, мудро. Хорошо, я отправлю это в C. Если она одобрит это, она пригласит Рейберна присутствовать на собрании ".
  
   "Он продаст это? Нам нужно больше денег ".
  
   "Нам всегда нужно больше денег, Тара".
  
   "В операции "Талреп" Планирование миссии не смогло обеспечить места для Пула и меня на одном рейсе, сэр. В итоге мы прилетели в Ханой с разницей в шестнадцать часов, и это дало мне шестнадцать часов в театре без поддержки. В последний раз, когда Ланкфорд вылетал, он летел эконом-классом, потому что бюджет не разрешал билет первого класса ".
  
   "Он все сделал правильно".
  
   "Он сделал, но это вряд ли имеет значение".
  
   Крокер закурил свою собственную сигарету. "Си передаст это Рейберну, а Рейберн передаст это Финансу. Об этом позаботятся".
  
   "Приятно иметь заместителя начальника, которому мы можем доверять".
  
   "Давай не будем увлекаться", - сказал ей Крокер. Хотя он на самом деле не улыбался, он был близок к этому.
  
   Тара засмеялась, затем полезла в карман куртки и достала распечатку, которую она носила там, сложенную пополам. "Ты видишь это?"
  
   "Я все еще работаю над "Срочными", поэтому, если это не было оценено как "Немедленное", нет, я этого не делал. В чем дело?"
  
   "Это о Ташкенте".
  
   "Сделает ли это меня счастливым?"
  
   "Это не о последней звездной серии, если это то, о чем ты спрашиваешь, нет".
  
   Крокер взял следующую бумагу, ожидавшую его наверху стопки, и приготовил ручку. "Вы все еще уверены, что они использовали только три из них?"
  
   "Технически, они использовали два из них, я использовал один", - пояснил Чейс. "И да, я уверен, настолько уверен, насколько это возможно, учитывая, что какое-то время я был без сознания".
  
   "Я не люблю концы с концами".
  
   Чейс хмыкнул в знак согласия. За последние шесть месяцев не было ни намека, ни слуху о четвертой из четырех ракет Барклая, и, как ни старалась Ташкентская станция, они не слышали ни звука о ее местонахождении. Если это все еще было в Узбекистане, во владении Ахтама Захидова, возможно, не было никаких доказательств этого факта. Если он не был у Захидова, то одному Богу известно, у кого он был и что они планировали с ним делать. Ни Чейс, ни Крокер, ни DC, ни C не сомневались, что это вернется, чтобы преследовать их. Где и когда были единственными вопросами.
  
   Чейс передал лист, наблюдая, как Крокер разворачивает его. Это была простая распечатка новостной статьи, которую Чейс вытащил из Интернета ранее этим утром, репортаж агентства Рейтер, переданный по радио, с фотографией. Принтер в яме был старым капризным laserjet и не мог воспроизводить цвет, хотя он изо всех сил старался воспроизвести графику. Фотография была сделана в Ташкенте на прошлой неделе, возле концертного зала "Бахор" в Ташкенте, и на ней изображен президент Севара Маликов-Ганиев, разговаривающий с американским послом, человеком по имени Майкл Нортон.
  
   Крокер бегло просмотрел статью, изучил фотографию, затем отправил ее обратно ей через стол. "Я не вижу пропавшей Звездной полосы".
  
   "Как я уже сказал, это не из-за пропавшей Звездной полосы".
  
   "Тогда, пожалуйста, объясните оперативное значение этой фотографии".
  
   Чейс пододвинул ее к себе, на этот раз постучав указательным пальцем по фотографии. "Вот так".
  
   Крокер посмотрел еще раз, и ему либо не понравилось то, что он увидел, либо не понравилось, к чему, как он подозревал, клонит Чейс. "Это и есть тот мальчик?"
  
   "Степан, да". Чейс забрал газету обратно. На фотографии Степан был на заднем плане, в группе телохранителей позади Севары. Мальчик был одет в то, что для двух с половиной лет сошло за официальную одежду. Чейс искал, но не видел Захидова в кадре. "Мне интересно, знала ли она, что их будут фотографировать".
  
   "Это выглядит нестационарно", - сказал Крокер.
  
   "Так что, возможно, посол не знал, что камера будет там. Но, возможно, она это сделала ".
  
   "Ты думаешь, она выставляет напоказ мальчика? Почему?"
  
   "Я не знаю". Чейс затушила сигарету. "Но вы читали мои последующие действия, вы знаете, о чем меня спрашивали во время пыток. Если Захидов пытался играть в психологические игры наряду с физическими, это одно. Но если Руслан действительно сбежал, это что-то другое. Севара приводит своего сына на фотосессию, это предупреждение для него. "Эй, смотри - заложник".
  
   Крокер нахмурился, наклонившись вперед в своем кресле. "Возможно, ты просто параноик".
  
   "Это тоже есть". Она слегка улыбнулась, чтобы показать, что она так не думала. "Но никто так и не подтвердил смерть Руслана, босс. Я не разглядел его как следует, и никто из нашей команды никогда не видел тела ".
  
   "Через неделю после вашего возвращения домой в Узбекистане состоялись две государственные похороны. Одна для президента Маликова, одна для его сына".
  
   "Закрытый гроб", - указал Чейс.
  
   "Для Руслана, да. И если бы он умер так, как вы думали, что он умер, это имело бы смысл, потому что он получил бы осколки в лицо ".
  
   "Ты не думаешь, что он жив?"
  
   Крокер выдохнул дым. "Я не знаю. От него не было никаких признаков, о нем не было ни слова. Что я знаю, однако, так это то, что Ахтам Захидов пытал вас и намеревался убить. И ты никогда не был из тех, кто прощает и забывает ".
  
   "Я простил тебя".
  
   "Мне хотелось бы думать, что вы не относите меня и Захидова к одному классу".
  
   "Нет, конечно, нет". Чейс снова наклонился вперед, посерьезнев. "Я не пытаюсь придумать предлог, чтобы вернуться в Ташкент, босс. Это не то, что сейчас ".
  
   "Я так не думаю", - мягко сказал Крокер. "Но ты не можешь найти предлог, чтобы я отправил тебя туда".
  
   Чейс замолчал, размышляя, затем снова откинулся на спинку стула и посмотрел в сторону, на бюст Уинстона Черчилля, который Крокер хранил на своем сейфе для документов. Это была одна из немногих встреч, которые он проводил в офисе, бюст, книжная полка, заполненная последними изданиями Джейн, и гравюра с китайским драконом на одной из стен. Дракон был у него с тех пор, как Чейс узнал его, чтобы занимать должность, и она иногда задавалась вопросом о его значении, но никогда не спрашивала.
  
   Конечно, у него был ее номер, но это не означало, что Чейс ошибался насчет возможности того, что Руслан выжил.
  
   После возвращения из Узбекистана она взяла за правило оставаться в курсе того, что происходит в регионе, и, насколько она могла утверждать, что интерес был оперативным, он явно перешел в личное. Она провела десятки часов, просматривая файлы, просматривая фотографии, в частности, пытаясь идентифицировать двух мужчин, которые помогали Захидову пытать ее. Теперь она знала их имена. Тозимом был Тозим Степанов, пожилой человек с инструментами Андрей Хамраев. Она помнила их.
  
   Были ночи, когда ей снились Тозим Степанов и Андрей Хамраев и, что хуже всего, Ахтам Захидов. Память ничего не притупила, и Чейс прекрасно помнил его. Тонкогубая улыбка Захидова, его настойчивые пальцы и отработанная беспечность, с которой он причинил ей боль. Она вспомнила руки Захидова, горящие на ней, когда он двинулся, чтобы снять с нее последнюю одежду, его желание изнасиловать ее.
  
   Чейс не просто хотел смерти Захидова. Она хотела быть той, кто убьет его. Она была уверена, что за это последует расплата. Вопрос был только в том, когда.
  
   И никто в Фирме, кто знал, что Захидов сделал с ней, не мог ожидать, что она сделает что-то меньшее, когда представится такая возможность.
  
   Крокер сказал: "Я понимаю, Тара, ты это знаешь".
  
   "Я знаю". Она снова посмотрела на него, затем встала со стула. "Я буду внизу, в Яме".
  
   "Тара".
  
   Она остановилась в дверях, оглядываясь.
  
   "Прошло шесть месяцев", - сказал Крокер. "Тебе придется забыть об этом".
  
   Чейс подумал об ужасе этой комнаты и жестокости людей, которые ее заполнили. Все еще были времена, спустя шесть месяцев после случившегося, когда она поднимала Тамсин или тянулась над ней за высокой полкой, когда ее правое плечо посылало огонь вниз по руке. Когда она прикоснулась к коже вокруг глаза, она почувствовала выступ кости, плавающий прямо над глазницей. И, несмотря на букет из презервативов, единственными людьми, которым она позволяла прикасаться к себе любым способом, кроме самого формального или случайного, со времен Ташкента, были ее дочь и ее врач.
  
   "Нет", - сказала она ему. "На самом деле, я не знаю. И ты бы тоже не стал, босс."
  
   Время не залечило все раны, не для нее.
  
   Особенно не эта.
  
  
   ГЛАВА 32
  
   Узбекистан-Сурхандарьинская область-
   Термез, "Мост дружбы"
  
   20 августа, 06:21 (GMT+5:00)
  
   Захидов стоял в свете рассвета у у подножия моста рядом с капитаном узбекской армии по имени Олег Аркитов взял предложенный бинокль из рук мужчины и посмотрел на Афганистан. За рекой Амударья, мимо недавно построенных таможен и иммиграционных офисов, укомплектованных афганцами, шоссе Саланг соединялось с дорогой, которая шла параллельно железнодорожным путям, срезая путь прямо к Мазари-Шарифу, а затем к Кабулу, петляя по красным холмам вдалеке. К ним по рельсам с грохотом приближался поезд, возвращавшийся пустым, как подозревал Захидов, без гуманитарной помощи ООН, которую он доставил ранее в тот же день. Он будет остановлен пограничниками с узбекской стороны и тщательно обыскан, прежде чем ему разрешат продолжить.
  
   "Посмотрите вверх по реке, министр, вы тоже можете увидеть приближающиеся баржи", - сказал ему Аркитов.
  
   Захидов развернулся, поворачивая на восток, чтобы следовать вдоль реки. Узбекская сторона границы была обнесена 380-вольтовым электрифицированным забором, а за ним берега до самой воды были усеяны минами. Забор и мины были установлены в конце девяностых годов в ответ на вторжения экстремистов, которые тогда правили Афганистаном. Мост, в то время, был практически навсегда закрыт, вновь открыт только в конце 2001 года. С тех пор граница действовала почти наугад, узбекская сторона закрывалась всякий раз, когда правительство реагировало на предупреждение службы безопасности или бомбежку. Несмотря на настойчивые требования американцев сохранить границу открытой, все еще были случаи, когда граница была закрыта.
  
   Захидов опустил оптику, возвращая ее капитану. "Они нанесли удар перед мостом?"
  
   "Прошлой ночью, сразу после трех утра, сэр. Мы могли видеть вспышки выстрелов и реактивные гранаты ".
  
   "Сколько грузовиков сделали это?"
  
   "Один".
  
   "И сколько их было?"
  
   "Три".
  
   Захидов хорошо чувствовал его разочарование. Это был четвертый случай, когда героин был похищен до того, как он достиг границы. Дважды в мае, один раз в июле, а затем снова сегодня утром. Четыре раза, и у него больше не могло быть сомнений. Его преследовали, его специально преследовали.
  
   Когда это случилось впервые, он был зол, но готов был смириться с потерей. Север Афганистана был населен полевыми командирами и наркобаронами, каждый из которых возглавлял частную армию солдат-патанов, жаждущих только возможности сражаться. Как гласит поговорка, любимыми видами спорта патанов были собачьи бега, скачки и драки друг с другом, но не в таком порядке. Если героин Захидова был потерян в этом перекрестном огне, это было не идеально, но его можно было пережить, это была цена ведения бизнеса с афганцами.
  
   Но когда это случилось снова, менее чем через две недели, и запасная партия также была потеряна, он сразу же заподозрил неладное и так же быстро рассмотрел возможность того, что за всем этим стоит Руслан Маликов. Конечно, никаких доказательств, кроме того факта, что этот человек сбежал от него в феврале, и когда он вспомнил об этом, вся его ярость вернулась. Он был дураком, настолько переполненным ненавистью к сучке-шпионке, что приказал "Сикорски" немедленно преследовать ее, вместо того, чтобы приказать пилоту сесть первым, чтобы позволить ему закончить то, что они начали с Русланом.
  
   Дело в том, что он так стремился поймать и убить шпиона, что даже не рассматривал возможность того, что Руслан не был мертв. Прошло почти два часа после того, как он привел Степана к Севаре и возвращался в Министерство, чтобы начать допрос, когда ему позвонили. Руслан исчез, от него не было и следа.
  
   И с тех пор не было никаких истинных признаков его присутствия, несмотря на подозрения Захидова. Но в идее, что сын президента пошел на юг, была логика. Его поддержка всегда была самой сильной там, в Бухаре, Самарканде, Кашкадарьинской и Сурхандарьинской областях. Он смог бы найти какую-то помощь, какое-то убежище, по крайней мере, достаточное, чтобы удовлетворить свои насущные потребности. Было даже возможно, что он прыгнул на борт груза гуманитарной помощи ООН, либо спрятавшись в одном из вагонов поезда, либо ехал в одном из грузовиков, которые проехали тысячу метров через реку вдоль путей.
  
   Почему он отправился в Афганистан, был вопрос, и ответить на него было не так уж сложно. В мире было немного мест, где человек мог бы спрятаться лучше, местность, созданная Богом, казалось, только для этой цели и ни для чего другого. Добавьте к этому отсутствие реальной власти центрального правительства в отдаленных регионах, множество враждующих военачальников и соплеменников, все они связаны своим особым кодексом чести, который они называли пуштунвали, Законом патана. И первым среди законов было требование, чтобы они предоставляли убежище и гостеприимство всем и каждому, кто об этом попросит. Именно так люди бен Ладена выжили, когда Коалиция пришла за их кровью.
  
   Убежище предоставлялось всем и каждому, кто просил об этом. Патаны приютили бы Руслана, если бы ублюдок попросил. Им пришлось бы: их культура не оставляла им другого выбора.
  
   Итак, Захидов убедился, что Руслан преследует его, крадет его героин. И это было не просто для того, чтобы навредить ему или Севаре, нет, хотя это, безусловно, было дополнительным преимуществом. Захидов был уверен, что Руслан продает его, возможно, тем же московским покупателям, с которыми они с Севарой имели дело. Руслан продавал это и зарабатывал много денег. Деньги, которые он мог бы использовать, чтобы заплатить военачальникам и их людям, деньги, которые он мог бы использовать, чтобы собрать армию.
  
   Это не было притянуто за уши. В 2000 году экстремисты, поддерживаемые талибами, перешли границу из Афганистана в попытке свергнуть страну. Они приблизились к Ташкенту на расстояние ста километров, прежде чем были остановлены узбекскими войсками. Если бы Руслан попытался сделать то же самое, у него было бы еще больше шансов. Он знал страну, и если его поддержка в Узбекистане все еще сохранится, если военные встанут на его сторону, это будет либо переворот, либо гражданская война.
  
   Таковы были опасения Захидова, и, наблюдая, как восходящее солнце окрашивает и без того красные холмы Афганистана в кровь, он отдал им должное. Переворот или, что еще хуже, гражданская война уничтожили бы Узбекистан, и в конце концов, несмотря на все, что он сделал или сделал - или, возможно, из-за этого - Ахтам Захидов был патриотом. Он не видел конфликта в желании преуспеть в процессе служения своему графству, он не видел вины в жестокости, которую он проявлял к своим врагам. Он хотел лучшего для своей нации, и он сделал то, что сделал, чтобы обеспечить это. Несмотря на всю его любовь к Севаре, именно поэтому он в первую очередь поддержал ее на посту президента. Вот почему он продолжал служить ей, несмотря на их проблемы.
  
   Именно поэтому он сейчас был в Термезе.
  
   Проблема была - или была, до того утра - не было никаких доказательств, что за этими нападениями стоит Руслан.
  
   Затем Андрей разбудил его перед рассветом, разбудив Захидова от одинокого, прерывистого сна. Он сказал Захидову, что в министерство поступил звонок от капитана Олега Аркитова из Термеза, что у капитана под стражей патан, который поклялся, что видел Руслана Маликова к югу от Мазари-Шарифа, который наслаждался гостеприимством генерала Ахмада Мохаммада Костума, бывшего командующего Северного альянса иодин из самых известных полевых командиров региона. Что рассматриваемый Патан, человек, использующий имя Хазза, успешно опознал Руслана Маликова по ряду фотографий.
  
   Наконец-то доказательства, но Захидову нужно было услышать это самому.
  
   Он повернулся к Аркитову и сказал: "Я хочу поговорить с Хаззой".
  
  
  
   Они ехал на бронетранспортере от моста до казарм, Захидов ехал с Аркитовым и четырьмя его рейнджерами. Солдаты скучали, сидя на своих скамейках с автоматами в руках. После того, как экстремисты попытались свергнуть страну в 2000 году, узбекская армия была передислоцирована и перестроена, несколько отойдя от своих советских предшественников. Теперь солдаты здесь, на юге, рейнджеры, подражали американцам в обучении, составе подразделений и тактике.
  
   Захидов оглянулся на мост, единственный наземный маршрут, соединяющий Афганистан и Узбекистан. Советы назвали его мостом Дружбы, хотя американцы пытались переименовать его в "Мост свободы", как только началась их война против талибов. Именно Советы построили мост, установили этот единственный сухопутный переход через 130-мильную границу между двумя странами, образованную Амударьей. Именно по этому мосту Советы вторглись в Афганистан в 1979 году, и именно по этому мосту они отступили назад десять лет спустя, потерпев поражение. Это был мост для беженцев, тысячи афганцев пересекли его, спасаясь как от талибов, так и от Коалиции. Это был мост террориста, один из способов, которым пехотинцы Аль-Каиды проникали в его страну.
  
   Когда американцы получили права на использование Карши-Ханабад, они настаивали на том, чтобы мост был вновь открыт. ООН сохранила офисы в Термезе, как для ЮНИСЕФ, так и для ЮНЕСКО, и организация продолжала использовать город в качестве перевалочного пункта для распределения гуманитарной помощи в Афганистан. Международные силы содействия безопасности, ISAF, также находились в Термезе, их усилия были больше сосредоточены на военных, чем на гуманитарных. 3-й авиационный отряд, укомплектованный немцами, поддерживал операцию "Несокрушимая свобода" с начала войны. Немцы отремонтировали старый советский аэродром, построили собственную инфраструктуру, вложив в Узбекистан миллионы евро в процессе.
  
   БТР столкнулся с Захидовым, когда возвращался в город. Он уже вспотел, чувствовал, как капли пота стекают с его волос вдоль позвоночника, внутрь его хлопчатобумажной рубашки. Нигде в Узбекистане летом не было жарче; температура сегодня могла достичь 49 градусов по Цельсию, более 120 градусов по Фаренгейту, и это было холоднее, чем было в течение недели.
  
   Просто еще одна из тысячи причин, по которым Захидов ненавидел Термез.
  
  
  
   Они высадились в штаб-квартире Пограничной службы, скоплении зданий советской эпохи, которые когда-то служили командным пунктом для наземных солдат, отправляемых в Афганистан. Теперь в нем работали Аркитов и его рейнджеры.
  
   Капитан вывел его из гаража в кондиционируемую спальню общежития, войдя в общую комнату с телевизором и столами. Телевизор был включен, передавая новости, но сама комната была пуста. Они вошли в коридор, и Аркитов подвел его к двери, постучал в нее один раз, затем открыл.
  
   Внутри было трое мужчин, двое из них рейнджеры, и оба они поднялись на ноги еще до того, как дверь полностью открылась. Оба отсалютовали Аркитову, и он отпустил их, затем кивнул Захидову и вышел вслед за ними, снова закрыв дверь, оставив Захидова наедине с оставшимся человеком.
  
   "Хазза?" - Спросил Захидов.
  
   Мужчина кивнул ему, глядя на него с явным подозрением и теребя автомат Калашникова, лежащий у него на бедрах. Захидов предположил, что ему было около тридцати, возможно, старше, но с патанами, после определенного возраста, трудно сказать. Это были этнические афганцы, иногда называемые пуштунами или пуштунами, совокупность народов, которые вместе составляли самое большое патриархальное племя в мире, и достаточно жестокий враг, чтобы изгнать Советы со своей родины.
  
   "Когда мне заплатят?" Спросил Хазза.
  
   Захидов достал свой КПК, вывел на экран фотографию Руслана, которую он там хранил. "Это тот человек, которого вы видели с генералом Костумом?"
  
   Хазза прищурился, и Захидов подумал, что у него плохое зрение, и его удостоверение окажется бесполезным. В июле Захидов приказал Аркитову начать распространять слухи о награде, выплачиваемой любому, кто сможет доказать, что он видел Руслана Маликова. Если Хазза сюда привела жадность, то его информация, по необходимости, была подозрительной.
  
   "Похоже на него", - сказал Хазза через секунду. "Но теперь у него есть борода, и он покрывает голову".
  
   Захидов задумался, засовывая КПК обратно в карман пальто. "Когда вы в последний раз видели его?"
  
   "Вчера. Он пил чай с генералом". Подозрительность Хаззы не ослабла. "Когда мне заплатят?"
  
   "Когда я тебе поверю".
  
   Выражение лица Хаззы омрачилось гневом, и он сжал рукоятку своей винтовки. "Ты оскорбляешь меня".
  
   "Докажи мне, что ты видел этого человека".
  
   "Моего слова недостаточно? Ты снова оскорбляешь меня".
  
   "Вы получите деньги после того, как у меня будут доказательства".
  
   Хазза нахмурился, поскреб бороду грязным ногтем. "Он хромает. На его левой ноге есть фиксатор. Однажды я спросил, как он был ранен, и он сказал, что это произошло, когда он пытался защитить своего сына от безбожников ".
  
   "Еще".
  
   "Я спросил о битве, и он сказал, что Аллах улыбнулся ему, но также отвернулся, потому что он выжил, но у него отняли сына. Он сказал, что его жену и сына забрал у него безбожный человек ".
  
   "Он говорит как хороший мусульманин. Он хороший мусульманин?"
  
   "Он пытается быть".
  
   Захидов провел языком по задней поверхности зубов, взвешивая слова. Это звучало возможно, это звучало как Руслан, самодовольный и самодовольный, нашедший убежище в религии перед лицом своих потерь.
  
   "А Костум?" - спросил Захидов. "Какие у него отношения с Костумом?"
  
   "У Костума узбекская кровь, они братья. Они разговаривают как друзья, и деньги, которые получает Костум, заставляют его любить Руслана еще больше. Он не предаст вашего человека, он дал ему убежище. Если Костум предаст его, его жизнь будет стоить меньше, чем жизнь козла."
  
   Захидов переварил это. "Спасибо. Я прослежу, чтобы тебе заплатили".
  
   "Скоро", - сказал Хазза. "Я должен вернуться, прежде чем они узнают, где я был".
  
   "Ты собираешься вернуться туда?"
  
   "Да, как только смогу".
  
   "Я прослежу, чтобы вам заплатили немедленно", - сказал Захидов и вышел из комнаты, чтобы найти Аркитова и двух солдат, ожидающих в холле.
  
   "У него было то, что вам было нужно, министр?" Спросил его Аркитов.
  
   Захидов кивнул, затем указал через плечо на закрытую дверь. "Я не хочу, чтобы он предупреждал Маликова или Костума. Убей его".
  
   Аркитов кивнул и подал знак солдатам, затем присоединился к Захидову, идущему по коридору. Они услышали выстрелы, прежде чем вернулись в общую комнату, и ни один из них не оглянулся.
  
  
  
   "Он создание армии, я уверен в этом больше, чем когда-либо, Севья ", - сказал Захидов. "Он будет ждать, пока у него не будет людей и оружия, а затем они перейдут границу, придут сюда и попытаются убить вас".
  
   "Вы поверили этому человеку?"
  
   "Да, я это сделал".
  
   Севара нахмурилась, слегка покачала головой, затем махнула мимо него секретарше, стоявшей в дверях кабинета, отпуская мужчину. Захидов смотрел ему вслед. Секретарю было около двадцати пяти лет, и он был слишком внимателен к президенту, чтобы Захидов чувствовал себя комфортно.
  
   "Может быть, есть другая причина?" - спросила она его, когда они остались одни.
  
   "Зачем еще принимать героин, Севья? Он продает его и оставляет деньги себе, используя их для финансирования своего возможного наступления. Другого объяснения нет".
  
   Она снова покачала головой, на этот раз более уверенно. "Нет. Это было бы слишком глупо".
  
   "Почему?" Он боролся, пытаясь скрыть разочарование в своем голосе.
  
   "В 2000 году не было ни ИСАФ, ни Коалиции. В 2000 году можно было прийти с юга и практически не встретить сопротивления. Теперь, если вы приехали с юга, вы встретите немцев в Термезе и американцев в Карши. Нет, это не имеет смысла".
  
   "Это имеет смысл", - возразил Захидов. "Именно по этим причинам. Подумайте, как такой шаг унизит вас, подумайте, как это будет выглядеть для остального мира. Это заставило бы нас- вас - выглядеть неуверенными, даже некомпетентными. А если бы американцы или немцы погибли, когда он шел на север?"
  
   "Тогда американцы, немцы и все остальные присоединились бы к нам в его уничтожении".
  
   "И каждый экстремист от Пакистана до Чечни пришел бы и присоединился к нему. Это ни в коем случае не хорошо, Севья, мы не можем продолжать игнорировать это! Мы должны действовать".
  
   "Как? Как ты предлагаешь нам это сделать, Ахтам? Однажды ты позволил ему сбежать, и теперь он в Афганистане. Ты собираешься послать за ним одного из своих людей? Вы думаете, что у этого человека был бы хоть малейший шанс на успех, если бы он мог найти Руслана, если бы он все еще был где-то в Мазари-Шарифе? Если вы знаете все это о его планах, то, конечно, Руслан должен был это учитывать. Нет. Пока он остается в Афганистане, мы не можем его тронуть".
  
   Захидов подошел ближе к тому месту, где она стояла у окон своего кабинета, глядя во двор Президентской резиденции в пригороде Ташкента Дормон. День клонился к вечеру, косые солнечные лучи проникали сквозь стекло и заставляли ее волосы гореть, как медь.
  
   "Если мы будем ждать, пока он покинет Афганистан, будет слишком поздно", - сказал Захидов. "Тебе мог бы пригодиться Степан".
  
   Севара бросила на него предупреждающий взгляд. "Нет".
  
   "Просто возьмите его с собой на публику, сделайте снимки вас двоих вместе. Президент и ее любимый племянник. Руслан получит сообщение ".
  
   "Я не буду использовать мальчика таким образом", - сказала она. "Достаточно плохо, что его сфотографировали на концерте на прошлой неделе".
  
   "Это не причиняет ему вреда-"
  
   "Он просыпается в слезах каждую ночь, Ахтам! Ему снятся кошмары, он все еще зовет Дину, он зовет моего брата! Я больше не причиню ему вреда, я не могу этого сделать. Он мой племянник, он единственная семья, которая у меня осталась ".
  
   Это поразило Захидова, и он заговорил раньше, чем собирался, сказав: "Так что разведись с Дениской вместо того, чтобы пообещать мне, что ты это сделаешь. Позволь мне подарить тебе ребенка, которого ты хочешь, позволь нам создать семью, о которой мы говорим! Прошло три месяца с тех пор, как вас избрали, вы можете сделать это сейчас, никто не посмеет ничего сказать! "
  
   "Скоро, еще нет".
  
   "Когда?"
  
   "Скоро", - резко повторила она. "И мы не будем снова обсуждать использование Степана, Ахтам. Это понятно?"
  
   "Тогда нам нечего удерживать Руслана".
  
   Севара отошла от окна, приблизилась к нему. "Должен быть способ убрать его".
  
   "Если бы вы мне позволили, я бы давно его убрал", - напомнил ей Захидов. "Тебе никогда бы так не угрожали. Я тоже мог бы убрать Дениса ".
  
   Она дала ему пощечину, и удар удивил больше, чем причинил боль, сбив его очки набок, и он отступил назад, потрясенный.
  
   "Даже не думай об этом", - прошипела она ему. "Ты знаешь, какие неприятности ты мне уже причинил? Вы знаете, как американцы смотрят на меня сейчас? Следите за нами? Ты расчистил мне дорогу в этот кабинет, но оставил за собой беспорядок, Ахтам".
  
   Он дотронулся до своей щеки, чувствуя, как она горит. Впервые за несколько недель она прикоснулась к нему, и это было для того, чтобы ударить его, и на мгновение ему показалось, что он почувствовал, как навертываются слезы, и это одновременно пристыдило и разозлило его.
  
   "Я сделал это для тебя, Севара".
  
   Она перевела дыхание, затем снова заговорила с ним, ее голос стал мягче. "Человек из американского посольства, тот, кто увел женщину-шпиона. Вы знаете, что случилось бы, если бы он приехал на пять минут позже? Или десять? Или час? Можете ли вы представить, каким кошмаром для меня это было бы? И американцы, и британцы, вы можете себе это представить?"
  
   Она коснулась его щеки в том месте, куда ударила его, кончики ее пальцев легко касались его кожи. Он мог чувствовать прохладу ее покрытых эмалью ногтей на своей горящей щеке.
  
   "Ты плохо выбираешь цели, Ахтам", - сказала Севара. "Это делает тебя похожим на бандита".
  
   Она убрала руку. "Возвращайся к работе", - сказала она ему. "Я найду способ справиться с Русланом. Я поговорю с американцами; они не хотят, чтобы он открыл юг экстремистам ".
  
   Захидова на мгновение замерла, пошатываясь, в огромном пространстве своего кабинета, затем сделала, как она велела. Проходя через дверь, он оглянулся на нее, надеясь, что она поднимет на него глаза, что он увидит какое-то прощение, какой-то знак ее любви.
  
   Но Севара так и не подняла глаз.
  
  
   ГЛАВА 33
  
   Лондон-Виктория-стрит, дом 75б, Прет-а-яслей
  
   22 Августа, 13:01 по Гринвичу
  
   "Лосось или курица по-тайски?" - Спросил Сил.
  
   "Лосось", - сказал Крокер.
  
   "Лосось для меня".
  
   "Тогда почему ты предложил?"
  
   "Я был вежлив". Сил передал тайский сэндвич с курицей и банку кока-колы. "Ты хочешь поесть здесь?"
  
   "Мы могли бы найти скамейку запасных".
  
   "Здесь есть кондиционер".
  
   "Вы предлагаете мне выбор там, где вы уже определили ответ", - заметил Крокер, следуя за американцем к одному из квадратных металлических столов в углу закусочной.
  
   Стол только что освободили, и Сил смахнул крошки с его поверхности левой рукой, держа свой сэндвич и содовую вместе в правой. Убедившись, что поверхность теперь достаточно чистая, чтобы можно было есть, он сел, расстелил бумажную салфетку, как маленькую скатерть, затем развернул другую на коленях, прежде чем открыть пластиковый контейнер с едой.
  
   "Вы продолжаете делать неправильный выбор", - сказал Сил.
  
   "История моей жизни". Крокер сел напротив, открыл свою содовую. "Что случилось?"
  
   "Руслан Маликов находится в Афганистане, где-то в северной части страны, мы думаем, недалеко от Мазари-Шарифа".
  
   "Ты уверен?"
  
   "Почти уверен".
  
   "Чейс будет доволен", - сказал Крокер, вгрызаясь в свой сэндвич. Это было неплохо, просто не то, что он выбрал бы для себя.
  
   "Это ненадолго", - сказал Сил с набитым ртом. "У нас проблема, Пол. Похоже, Руслан набирает и вооружает собственную милицию в попытке свергнуть свою сестру. Он заигрывал с одним из местных полевых командиров, Ахмадом Мохаммадом Костумом, а также работал с некоторыми торговцами наркотиками, продавая героин для финансирования ".
  
   "Кто-то должен сказать ему, чтобы он прекратил это".
  
   "Да, мы думаем об одном и том же". Сил вытер рот салфеткой со своих колен. "Так кого ты собираешься послать?"
  
   "Я? Ты нашел это, оно твое. Кроме того, твоя съемочная группа кишит по всему Мазари-Шарифу".
  
   "И мы долго и упорно работали, чтобы заслужить доверие и сотрудничество людей там, поэтому мы не хотим все испортить. Кроме того, мы не отпускали Руслана, это был ты ".
  
   "Как это испортить?"
  
   "Сказать ему, чтобы он прекратил это, - это хороший способ выразить это, Пол. Руслана нужно решительно отговорить, если не навсегда ".
  
   Крокер остановил банку на полпути к губам, уставившись на Сил. "Вы хотите, чтобы его убрали?"
  
   "Я, я не знаю этого парня. Но, как уже было сказано дважды, он должен покончить с этим. Если он нападет на свою сестру, он распахнет дверь в Узбекистан настежь для всех экстремистов в регионе. И, несмотря на стремление Ташкента обвинить террористов во всем, что идет не так в их стране, там существует законная угроза ".
  
   Крокер подумал, затем взял напиток, на котором остановился, поставил банку и покачал головой. "Я не собираюсь получать разрешение на убийство Руслана".
  
   "Тебе не обязательно бить его, тебе просто нужно заставить его-"
  
   "- прекрати, да, я понимаю. Но ты только что сказал мне, что это должно остаться. Это означает, что мы не говорим о возможном его устранении, мы говорим о его окончательном устранении ".
  
   Сил указательным пальцем отправил в рот последний кусочек сэндвича, прожевал, проглотил. "Черт возьми, это хорошо. Я люблю эту страну - в качестве фаст-фуда здесь подают бутерброды с лососем и маслом".
  
   "Джулиан".
  
   Сил снова вытер рот салфеткой, скомкал ее в кулаке, заставляя ее исчезнуть. "Я знаю, тебе это не нравится, Пол, но я получаю нагоняй от Лэнгли. Существует мнение, что это ваш беспорядок, вы, ребята, должны его убрать ".
  
   "Насколько законна его угроза?"
  
   "Достаточно законно, чтобы с этим нужно было разобраться". Сил посмотрел на часы, затем встал. "Мне нужно вернуться в офис. Позвони мне, когда у тебя будут хорошие новости".
  
   Крокер смотрел, как он уходит, пробираясь из маленького ресторана сквозь толпу в обеденный перерыв. Он подумал о том, чтобы доесть свой обед, но обнаружил, что потерял к нему вкус.
  
  
  
   "НЕТ, он прав ", - сказала ему Элисон Гордон-Палмер. "Это наш беспорядок, и мы должны его убрать".
  
   "Мы говорим о том, чтобы отправить агента в Афганистан, чтобы убить человека, находящегося под защитой Ахмада Костума. Человек, чью жизнь шесть месяцев назад мы пытались спасти ".
  
   Си кивнул. "И если бы Чейз добился успеха, мы бы не оказались в такой ситуации".
  
   Если бы она добилась успеха, подумал Крокер, ты бы тоже сейчас не сидел в этом кресле.
  
   "Мы вряд ли можем винить в этом Чейса", - сказал он.
  
   Си встала, закрывая ручку, которую держала в руке, и уронила ее на промокашку. "Я не обвиняю Чейса, Пол, и я не обвиняю тебя. Но факт остается фактом, ситуация с Русланом Маликовым не была бы такой, какая она есть, если бы мы не вмешались. Американцы, ожидающие, что мы уберем это, не являются необоснованной просьбой ".
  
   "Я думаю, что это так. Нам пришлось разгребать множество их беспорядков ".
  
   "Не будь раздражительным. Ты мой операционный директор, а не какой-то подросток, достигший половой зрелости. Ты говорил с Саймоном?"
  
   "Да, я сначала принес это заместителю шефа".
  
   "И что?"
  
   "И его оценка совпадает с вашей".
  
   "Тогда почему ты здесь?"
  
   "В надежде, что вы не согласитесь с ним. Это предательство".
  
   "Может быть, это и предательство, но теперь это еще и директива", - сказал Си. "Считайте это специальной операцией и назначьте для нее надзирателя, двух, если вы считаете, что это необходимо. Я свяжусь с Министерством иностранных дел, поговорю с Секомбом о разрешении, но на данный момент вы можете с уверенностью предположить, что миссия получила благословение Даунинг-стрит ".
  
   "Премьер-министр санкционирует убийство?"
  
   "Цель миссии - не убивать, а разубеждать всеми необходимыми средствами. Конопс будет предельно ясен в этом вопросе ".
  
   "Это уловка".
  
   Она подняла бровь, глядя на него, чайник вернул взгляд из кастрюли.
  
   "Ну, - сказала Элисон Гордон-Палмер, - я полагаю, вы должны знать".
  
  
   ГЛАВА 34
  
   Лондон-Воксхолл-Кросс, Оперативный центр
  
   22 Августа, 15:19 по Гринвичу
  
   Крокер ждал их, когда Чейс привел Пул и Ланкфорд вошли в оперативную комнату, и ей показалось, что он выглядел более чем обычно несчастным. Он стоял - на самом деле, Чейсу показалось, что это было ближе к сутулости, - засунув руки глубоко в карманы, с горящей сигаретой во рту, сердито глядя на плазменную стену. Позади него, в Duty Ops, Билл Тигл был в муках планирования миссии с Дэнни Билом. Она кивнула им обоим, и они признали ее, затем продолжили изучать карту, развернутую между ними.
  
   Чейс посмотрела на стену, скорее почувствовав, чем увидев, что Ланкфорд и Пул делают то же самое позади нее. Вокруг Афганистана произошел важный момент, который сразу же показался ей плохим, и Майк Патнэм из MCO был занят вводом информации, которая должна была появиться на экране.
  
   "У кого есть контроль?" - Спросил Патнэм.
  
   "Я возьму это", - сказал Бил.
  
   "Операция назначена на закате".
  
   "Босс?" - Спросил Чейс.
  
   Крокер проигнорировал ее, все еще глядя на плазменную стену, а затем резко повернулся лицом к Билу, сказав: "Распределены наблюдатели один и три".
  
   "Да, сэр", - сказал Бил.
  
   "Им нужно будет подключиться через военный рейс", - сказал Крокер. "Положите их на землю как можно ближе к цели. Что у нас есть в этом районе?"
  
   "Деятельность НАТО в основном сосредоточена на внутренних территориях, сэр, но в Мазари-Шарифе есть передовая база поддержки, укомплектованная нашими войсками".
  
   "Доберитесь до Королевских ВВС, посмотрите, что они собираются предпринять в этом направлении и когда, и если это ничего не даст нам в течение следующих двадцати четырех часов, проработайте остальную часть статьи Пять полномочий".
  
   "Да, сэр".
  
   "Они должны обнажить оружие. Если путешествие осуществляется через Королевские ВВС, они могут получить их перед вылетом; в противном случае нам придется организовать доставку на станцию в Кандагаре, когда они упадут на землю ".
  
   "У Кандагара проблемы со связью", - сказал Патнэм со стола генерального директора. "Возможно, мы не сможем вовремя передать им кабель".
  
   "Тогда Исламабад. Но они не бродят по сельской местности без оружия. Ясно?"
  
   "Абсолютно, сэр".
  
   Крокер, наконец, посмотрел на Чейса. "Вы с Крисом отправляетесь в Афганистан".
  
   "Я так и понял", - сказал Чейс.
  
   "Не я тоже?" - Спросил Пул.
  
   "Ты останешься здесь и присмотришь за магазином, Ники". Крокер указал им на стол с картами. На плазменной стене слово "Закат" появилось в объявлении над Мазари-Шарифом.
  
   Чейс не мог не заметить, насколько близко город находился к границе с Узбекистаном.
  
   "Руслан Маликов был найден в Афганистане", - сказал им Крокер, затушив сигарету о поднос на столе. Он сосредоточился на Чейсе, и она увидела в его выражении признание того, что она была права, что Руслан все еще жив, и что Крокеру также не нужно, чтобы она говорила об этом здесь и сейчас.
  
   Чейс не мог с этим поспорить. Казалось, что сейчас не время для "я же тебе говорил".
  
   "Руслан подружился с одним из местных полевых командиров", - продолжил Крокер. "Есть опасения, что Маликов собирает войска и технику для попытки государственного переворота в Узбекистане. Я посылаю вас двоих разобраться с этим ".
  
   "Как с этим справиться?" - Спросил Чейс.
  
   Он проигнорировал ее. "Полевого командира зовут генерал Ахмад Мохаммад Костум, он этнический узбек из региона, воевал против Советов, а затем против талибов в составе Северного альянса. У него крепость где-то к югу от Мазари-Шарифа, в регионе Саманган. Разведданные сообщают, что Маликов находится там с ним ".
  
   "Крепость военачальника, там будет много оружия", - заметил Ланкфорд.
  
   "Это Афганистан", - сказал Пул. "У детей есть АК-47 - я думаю, они получают их на свой первый день рождения".
  
   Ланкфорд фыркнул, и Чейс бросил взгляд на Пула, заставляя замолчать дальнейшие комментарии из галереи арахиса, прежде чем снова обратить свое внимание на Крокера и повторить: "Как с этим справиться?"
  
   "Как ты думаешь?" он сорвался. "Найдите его, вступите в контакт, сделайте все, что вам нужно, чтобы убедиться, что он не поднимет шум к северу от афганской границы".
  
   "Подожди секунду-"
  
   " Я буду у себя в кабинете, " вмешался Крокер. "Присмотри за первым, чтобы увидеть меня после завершения инструктажа".
  
   Он вышел из комнаты, оставив ее смотреть ему вслед. И она уже знала, как она должна была "разобраться" с Русланом Маликовым.
  
  
  
   Кейт позвонил Крокер, как только Чейз вошел в офис, и Чейз сразу же услышал ответный звонок, и Кейт сказала: "Вы можете войти".
  
   Она протиснулась во внутренний кабинет, позволила двери закрыться за ней, а затем сказала: "Вы не можете действительно ожидать, что я пойду и убью его".
  
   "Вот почему я посылаю двоих из вас", - сказал Крокер, глядя на бумаги на своем столе.
  
   "Босс ..."
  
   Он поднял сердитый взгляд. "Если ты не справляешься с работой, Тара, тебе не следовало возвращаться".
  
   Это задело, и она дала ему это понять. "Это не имеет ничего общего с моей способностью это делать, это моя готовность. Это плохая операция ".
  
   "Если ты нервничаешь-"
  
   "Это не миссия twitch! Господи Иисусе, Пол, это моя чертова вина, что Руслан там с самого начала!"
  
   "Я не уверен, что согласен".
  
   "Если бы я вывез его и его сына из страны, как планировалось-"
  
   "Ты сделал все, что мог".
  
   "У меня не было запасного варианта!"
  
   "Запасной вариант не помог бы, и ты это знаешь".
  
   "Зачем посылать меня? Почему ты не отправляешь Ники с Крисом?"
  
   "Ты встретила Руслана, ты сможешь сблизиться с ним".
  
   "Я встретил его, он увидит, что я иду, и он точно знает, почему я здесь! Нас с Крисом застрелят раньше, чем я успею вставить хоть слово. Помимо того факта, что западные женщины не просто бродят по афганской сельской местности ".
  
   "Найди паранджу".
  
   "Я не нахожу это даже отдаленно забавным".
  
   "Я не нахожу ничего из этого даже отдаленно забавным, Тара", - прорычал Крокер, хлопнув рукой по столу. "Как так нетерпеливо указало ЦРУ, и как радостно подтвердил наш дорогой новый C, власть имущие считают Руслана Маликова нашей проблемой, и они хотят, чтобы это было скрыто под ковром, и они хотят, чтобы это было скрыто там сейчас".
  
   "Его это не убедит, сэр. Я не смогу отговорить его ни от чего ".
  
   "Вы уполномочены использовать любые средства, необходимые, чтобы отговорить его".
  
   "Я слышал conops - я присутствовал на брифинге". Чейс остановилась, отдышалась, осознав, что ее сердце бешено колотится. Она не возражала, чтобы ее беспокоили по этому поводу, но она была смутно смущена, обнаружив, что даже не пыталась скрыть этот факт.
  
   "Ты понимаешь, что если он находится под защитой этого военачальника, то, скорее всего, его защищает Пуштунвали?" - спросила она. "Ты знаешь, что это значит?"
  
   "Да, я, кажется, припоминаю тот конкретный выпуск National Geographic, Тара. Декабрь "03, это было?"
  
   "Издевательство - это хорошо, мне это очень нравится. Руслану предоставили убежище. Вот почему бен Ладен сбежал в первом гребаном случае, босс, это одна и та же чертова вещь ".
  
   "Бен Ладен пытался оставаться скрытым. Совершенно очевидно, что Руслан не такой. Кроме того, Костум - этнический узбек, а не пуштун".
  
   "Это не значит, что он не обязан Пуштунвали! Если он воевал с Советами, он афганец, а не узбек, он станет частью культуры. И если Костум предоставил Руслану Маликову убежище, то Костум и все его люди теперь обязаны защищать его. Это означает, что если я хотя бы попытаюсь тронуть волос на голове Руслана, они убьют меня ".
  
   "Тогда давайте надеяться, что до этого не дойдет".
  
   "Я не вижу другого выхода!"
  
   Крокер вылетел из своего кресла, как на проводе, отправив сиденье обратно в стену под окном. "Тогда тебе, черт возьми, лучше найти его!"
  
   Чейс спохватилась и отвернулась, смущенная его вспышкой, как и своей собственной. Она услышала, как Крокер зашевелился, стул был поднят и поставлен на место за столом. Она посмотрела в окно на поздний летний день, на движение на далеком Ламбетском мосту.
  
   "Это воняет", - сказала она. "И это неправильно".
  
   "Нет", - сказал Крокер. "Что было неправильно, так это посылать вас в Ташкент в первую очередь для того, чтобы Секомб мог преподнести сэру Фрэнсису Барклаю сюрприз в виде ПЗРК. Это было неправильно. Сейчас это эндшпиль, это разрешение того, что началось в феврале - черт возьми, того, что началось пять лет назад. Так что, да, может быть, это неправильно, но это не другая ошибка, Тара, это та же ошибка, что и всегда. И это дошло до нас, и я посылаю тебя разобраться с этим, потому что я не могу отправить Криса одного, и потому что ты знаешь Руслана ".
  
   "Мы обменялись, возможно, пятьюстами словами", - сказал Чейс.
  
   "Это на пятьсот больше, чем у Ники и Криса вместе взятых".
  
   "Дерьмо", - решительно сказал Чейс.
  
   "Я согласен". Он протянул пачку сигарет.
  
   Через секунду Чейс схватил сигарету, затем свою зажигалку. Она бросила зажигалку обратно на его стол, затем начала ходить по комнате.
  
   "У тебя есть время, чтобы привести Тэмсин в порядок?" - Спросил Крокер.
  
   - Завтра утром в ноль двадцать из Брайз-Нортона вылетает "Тристар" с войсками и припасами, - сказал Чейс. "Две остановки перед посадкой в Мазари-Шарифе для пополнения запасов на базе поддержки там. Планирование миссии уточняется в МО, и вам, скорее всего, придется связаться с заместителем начальника штаба ВВС, но если кто-то внезапно не одумается, похоже, что мы с Крисом будем в полете. Я уже позвонил Вэл, Мисси останется с Тэм, пока Вэл не сможет приехать, чтобы побыть с ней."
  
   Крокер несколько секунд молчал, затем сказал: "Я тут подумал. Если вам когда-нибудь срочно понадобится няня, Дженни могла бы присмотреть за ней ".
  
   Чейс остановил ее, недоверчиво уставившись на него. "Ты только что предложил свою жену в качестве няни для моей дочери?"
  
   "Она двадцать лет преподавала в детском саду", - запинаясь, сказал Крокер. "И есть Сабрина и Ариэль, они были бы рады помочь".
  
   Она сузила глаза, глядя на него. "Это твой способ извиниться за то, что ты вручил мне мешок с дерьмом?"
  
   Крокер задумался, затем сказал: "Я полагаю".
  
   "Ты понимаешь, что это все еще мешок с дерьмом?"
  
   " Да, " согласился Крокер. "Да, это, безусловно, так".
  
  
   ГЛАВА 35
  
   Узбекистан-Ташкент -Юнус Раджабий,
   Министерство внутренних дел
  
   23 августа, 10:55 (GMT+5:00)
  
   Ему потребовалось некоторое время, чтобы принять решение что ему делать, как он мог вернуть ее расположение, но когда Захидову пришла в голову эта идея, она показалась такой простой, такой правильной и такой правильной, что он был уверен, что Севара одобрила бы ее. Он понял, что она пыталась сказать ему в своем кабинете, что все изменилось, и что ему тоже придется измениться. Она обвинила его в том, что он бандит, но если бы он мог найти способ решить ее проблему с Русланом, и сделать это правильно, сделать это ясно, без того, чтобы что-то можно было положить к ее ногам, она смогла бы это простить. Вопрос был не просто в том, как он выбирал свои цели, как она сказала, а в том, где.
  
   Дело в том, что Севаре нужно было, чтобы он был бандитом. Но она также была права в том, что он мог бы быть более сдержанным в прошлом. До смерти ее отца осторожность была ненужной, даже контрпродуктивной. Это уменьшало страх, а Захидов всегда считал страх своим самым мощным инструментом. Однако теперь Севара Маликова-Ганиева была президентом Республики Узбекистан, и осмотрительность была более чем необходима, она была предписана. Что бы он ни сделал, чтобы убрать Руслана, ему придется держаться подальше от нее и подальше от любопытных глаз американцев и их союзников.
  
   В Ташкенте Захидов не мог быть бандитом. Возможно, в Термезе. Но в Афганистане, где головорезов называли солдатами или воинами и они были такими же обычными, как камни, это была совсем другая история.
  
   Так что это было решение, и все было очень просто. Он позаботится о Руслане ради нее раз и навсегда, как он должен был сделать еще в феврале, когда он уволил Дину. С информацией, которую он узнал от Хаззы, было бы не так сложно найти крепость Костума, или дождаться, пока Руслан достаточно разоблачится, чтобы его убили. Это можно было сделать довольно легко, он был уверен в этом.
  
   Что было труднее примирить, так это его собственное участие в этом деле. Он, конечно, предпочел пойти и сделать это сам. Как правило, он предпочитал разбираться с подобными вещами лично. Он сказал себе, что это не потому, что ему это нравилось, а скорее потому, что он был перфекционистом и хотел, чтобы такие вещи делались правильно. Именно поэтому он участвовал в самых важных допросах, таких как с Диной и, после этого, с британским шпионом.
  
   Но только в среду утром Захидов решил, что на этот раз ему придется делегировать задачу полностью. Это продемонстрировало бы Севаре, что он не бандит, что он может держать руки чистыми, все еще делая то, что нужно было сделать. Возможно, что более важно, это позволило бы ему остаться в Ташкенте и поближе к ней.
  
   Он слишком хорошо помнил секретаря-мужчину, который посещал Севару в ее офисе, и он также помнил, как этот мужчина смотрел на нее.
  
   Так что Захидов останется в Ташкенте, рядом с Севарой, на случай, если он ей понадобится. Он отправит Тозима, Андрея и нескольких людей капитана Аркитова на юг от Мазари-Шарифа, чтобы убить ее брата.
  
  
  
   Он проинформировал их в своем кабинете в Министерстве внутренних дел поздно утром в среду.
  
   "Доберитесь до Термеза к завтрашнему утру", - сказал Захидов. "Я сообщу Аркитову, что ты придешь. Возьмите четырех его людей, любое оружие и боеприпасы, которые вам понадобятся, и завтра ночью отправляйтесь на юг ".
  
   Андрей ущипнул себя за нос, прочищая ноздри, размышляя. В отличие от Тозима, он был обдуманным человеком, скорее мыслителем, и это была одна из причин, по которой он нравился Захидову. Умный, но не настолько, чтобы создавать проблемы, и с ним легко справиться Захидову, чтобы схватить его и контролировать. У Андрея были проблемы с деньгами, большую их часть он проиграл в онлайн-азартные игры, остальное - женщинам.
  
   "Переход будет нелегким", - сказал Андрей. "Они внимательно следят за границей".
  
   "Предоставьте это Аркитову", - ответил Захидов, отметая беспокойство. "Он сможет подкупить вас, чтобы переправиться".
  
   "Куда мы идем?" - Спросил Тозим.
  
   "Где-то к югу от Мазари-Шарифа. Там есть военачальник, Костум. Он укрывает ее брата."
  
   Андрей и Тозим обменялись взглядами, затем снова посмотрели на него, понимающе кивая.
  
   "Это генерал? Тот, в жилах которого течет узбекская кровь?" - Спросил Андрей.
  
   "Это он".
  
   "Если брат с ним, он будет хорошо защищен".
  
   "Вот почему ты возьмешь с собой нескольких рейнджеров Аркитова".
  
   "Сколько у нас времени?"
  
   "Недостаточно", - сказал Захидов. "Так что делай все, что тебе нужно".
  
   Тозим вздохнул. "Я бы хотел, чтобы у нас была одна из этих ракет. Это помогло бы".
  
   "Их было всего три, и все они были использованы", - сказал Захидов. "Аркитов сможет дать вам взрывчатку, даже противотанковое оружие, если вы думаете, что это поможет. Как я уже сказал, используй все, что тебе нужно, но будь уверен, что он мертв. Я не хочу повторения реки ".
  
   "Мы принесем вам его голову", - поклялся Тозим.
  
   Ахтам Захидов подумал, что ему это может понравиться, затем покачал головой.
  
   "Нет, Тозим", - сказал он. "Мы не бандиты".
  
  
   ГЛАВА 36
  
   Афганистан-Мазари-Шариф
  
   24 Августа, 1707 часов (GMT+4:30)
  
   Это означало "Гробница Избранного", город назван в честь Большой Голубой мечети, которая была построена как молитвенный дом и как могила Хазрата Али, четвертого халифа ислама, зятя и двоюродного брата пророка Мухаммеда. Где-то в XIII веке, когда Чингисхан опустошал Центральную Азию, мечеть была засыпана землей в попытке сохранить ее - немалое дело - и, по-видимому, те, кто ее закопал, были убиты, а Мазари-Шариф разрушен, потому что мечеть оставалась скрытой болеедвести лет. В конце пятнадцатого века началась реконструкция города, древняя мечеть была вновь открыта, раскопана и восстановлена.
  
   Насколько известно Чейсу, это была первая крупная бойня в истории города, но ни в коем случае не последняя. Мазари-Шариф был известен своими афганскими коврами и прекрасными лошадьми, но в основном он был известен смертью.
  
   В годы, предшествовавшие операции "Несокрушимая свобода", когда талибану противостоял исключительно Северный альянс, Мазари-Шариф был оплотом Северного альянса. Или, по крайней мере, так было до 8 августа 1998 года, когда талибам, наконец, удалось разграбить город. По многим данным, они пришли в город, стреляя во все, что движется, включая женщин и детей, прежде чем принять решение о более систематическом подходе. Они были нацелены на представителей различных этнических групп мужского пола, которые жили в городе, особенно преследуя этнических таджиков, узбеков и хазарейцев. Хазарейцы испытали на себе худшее из этих преследований - они были персидскоязычной шиитской сектой и, таким образом, предавали режиму талибов анафеме. Когда все было сказано и сделано, было убито по меньшей мере 2000 человек.
  
   Этот позорный инцидент усугубился еще одним инцидентом, на этот раз в тюрьме Джала-и-Канги 25 ноября 2001 года, где боевики "Талибана" и "Аль-Каиды" содержались членами Северного альянса. Вспыхнуло то, что альтернативно описывается как восстание или бунт, и заключенные вступили в ожесточенную битву со своими похитителями, которая продолжалась несколько дней, пока на место происшествия не прибыли силы специального назначения США и Великобритании, которые нанесли авиаудары, в результате которых погибло более четырехсот человек. Среди сил Северного альянса были два офицера ЦРУ. Один из них, Джонни Майкл Спанн, был убит во время беспорядков.
  
   Чейс особенно запомнил этот факт, потому что это был первый случай, когда ЦРУ сообщило средствам массовой информации о смерти при исполнении служебных обязанностей одного из своих офицеров. Все еще оставался вопрос о том, действительно ли Компания хотела, чтобы эта информация была раскрыта, или она была обнародована в результате чрезмерного усердия пресс-секретаря Белого дома. Спэнн стал мучеником, первой американской жертвой войны в Афганистане. По-видимому, на месте тюрьмы теперь была мемориальная доска, посвящающая его душу Богу.
  
   Это было то, что Чейс знала о Мазари-Шарифе, то, что она помнила об этом городе, когда вышла из транспортного самолета королевских ВВС "Тристар" на взлетно-посадочную полосу аэропорта. Солнце уже взошло, как и температура, вчерашний жар поднимался от бетона под ее ногами. Она услышала, как Ланкфорд тихо выругался у нее за спиной, нащупывая свои солнечные очки.
  
   Мазари-Шариф, подумал Чейс. Подходящее место для убийства.
  
  
  
   Она бы путешествовала по исламскому миру достаточно, чтобы одеваться для этого, с длинными рукавами и длинными штанами, и коричневой бейсболкой, в которую она могла заправлять волосы, чтобы сохранить свою скромность. Были места, где этого было бы недостаточно, и Бог знал, что до ухода талибов Афганистан был одним из них.
  
   Незадолго до 11 сентября появилась вакансия на юге, в Кабуле. Операция "Морнингстар" и Крокер отказались послать Чейса, отправив вместо него Уоллеса и Киттеринга. В то время Чейсу было горько из-за этого, но Крокер был прав; тогда она была бы бесполезна на земле, женщина, окруженная талибами.
  
   Ей показалось смутно ироничным, что сейчас она была здесь, сама Наблюдателем номер один, как Уоллес тогда, с Ланкфордом, наблюдателем номер три, как Киттеринг в то время. Даже названия операций - "Утренняя звезда" и "Закат" - казалось, совпадали друг с другом. Она задавалась вопросом, было ли в этом какое-то значение, какая-то незначительная компьютерная ошибка на Воксхолл-Кросс, которая должна была связать звездные явления и время суток со словом "Афганистан".
  
   Вместе с Ланкфордом Чейс присоединилась к группе персонала, покидающего аэродром, направляясь к сборным зданиям и хижинам, собранным для поддержки военных операций. Планирование миссии организовало для них прикрытие в виде команды Би-би-си, разумеется, с участием МОД, просто чтобы облегчить им въезд в страну. Они прошли без сучка и задоринки, старший сержант Королевских ВВС, который просмотрел их документы, нашел их должным образом разрешенными и разрешенными.
  
   "Впервые в Мазари-и?" спросил он, возвращая паспорт Чейсу.
  
   "Да, это так".
  
   "Вы договорились о проводнике?"
  
   Она обвиняюще посмотрела на Ланкфорда, который сказал с убедительной защитой: "Я пытался, я пытался, но все, с кем я связался, провалились".
  
   Чейс фыркнул, оглянулся на сержанта, слегка наклонившись вперед над своим столом. "Как вы думаете, вы могли бы порекомендовать кого-нибудь? Или, может быть, где-нибудь нанять кого-нибудь?"
  
   Она смотрела, как мужчина борется, пытаясь решить, сосредоточится ли он на ее груди или на лице. Ее грудь победила.
  
   "Если вы подождете минутку, мисс, я посмотрю, что я могу сделать". Он поднял взгляд, серьезный и услужливый.
  
   Чейс одарила его своей самой дружелюбной улыбкой. "Я был бы очень благодарен".
  
   Сержант пробормотал что-то неразборчивое, затем встал из-за стола и направился за угол, позвав одного из других солдат. Чейс взглянула на Ланкфорда, увидела, что он смотрит на нее, ухмыляясь.
  
   "Хотел бы я, чтобы этот трюк сработал для меня", - сказал он.
  
   "Попробуй рубашку покрепче", - предложил Чейс.
  
  
  
   И час и двадцать минут спустя у них был не только гид, но и гид с машиной, а точнее, такси и его водитель. Они договорились о плате в шестьдесят фунтов в день с длиннолицым патаном по имени Факир, чей английский был слабым, но "улучшался", а французский был не так хорош. Первое, что сделал Факир, это отвез их к себе домой, чтобы познакомить со своей семьей и предложить им ужин. Их было семеро, включая Факира, живших под одной крышей в скромном, но ухоженном новом доме. Когда Чейс переступила порог, она поймала себя на мысли, насколько неожиданным подарком для Факира стали британские войска в регионе.
  
   Они любезно приняли предложенное им гостеприимство, помня о том, где они находятся, и об обычаях страны, сидя за низким столом с женой Факира, его младшим братом, его отцом и тремя его детьми, двумя мальчиками и девочкой. Чейс предоставил Ланкфорду вести большую часть разговора, сохраняя скромное молчание, и от Факира они получили, без сомнения, лучшую информацию о положении дел, чем в Оперативном центре. Она использовала камеру в своей сумке для фотографий, чтобы делать снимки, конечно, сначала с разрешения, пытаясь привыкнуть носить эту вещь и пользоваться сумкой. В нем у нее было несколько рулонов пленки, а также заряженный Walther P99 с двумя запасными магазинами.
  
   Беседа была оживленной, Факир и его брат Карим в основном говорили. У старшего сына Факира не хватало левой руки ниже локтя, его заменили протезом, который не совсем подходил. Факир объяснил, что мальчик потерял руку во время нападения Северного альянса на город после 11 сентября. Протез был любезно предоставлен британцами, хотя было ясно, что мальчику нужен новый.
  
   Ланкфорд попеременно использовал английский и французский, чтобы понемногу получать все больше и больше информации, пока, наконец, когда трапеза была закончена, он не остановился на имени Ахмад Мохаммад Костум и не подтолкнул его к откровенности.
  
   "Вы слышали о нем? Команда агентства Франс Пресс разговаривала с ним примерно месяц назад и сказала, что он был довольно дружелюбным ".
  
   Факир и Карим обменялись поспешными словами.
  
   "Я знаю этого человека", - сказал Факир Ланкфорду. "Но он не... не... очень дружелюбный? Да?"
  
   "Тогда, возможно, это был кто-то другой. Тот, кого мы ищем, он не патан, а узбек ".
  
   "Нет, это Костум".
  
   "Мы надеемся взять у него интервью".
  
   Факир провел пальцами по бороде, теребя ее, по-видимому, глубоко задумавшись. "Костум - это юг, Саманган. Наверху, в горах, Каргана, я думаю. Далеко. Путешествовать туда очень опасно".
  
   "Хм", - сказал Чейс. "Возможно, нам следует нанять несколько охранников?"
  
   Факир посмотрел на нее и улыбнулся, обняв Карима за плечи. "Из моего брата получился бы отличный охранник".
  
   "Когда мы сможем уехать?" - Спросил Ланкфорд.
  
   "О, завтра, ин'шаллах", - ответил Факир почти рассеянно. "Да, завтра. Ты можешь остаться здесь, дормез. Сегодня вечером. Пожалуйста, останьтесь с нами здесь ".
  
   Со стола убрали, оставив Чейса и Ланкфорда наедине. Снаружи они услышали призыв муэдзина из одной из близлежащих мечетей к последней молитве дня.
  
   "Что ты думаешь?" - Спросил ее Ланкфорд.
  
   "Он знает, где он", - сказал Чейс. "Костум не пытается спрятаться. Немногие из этих военачальников делают это. Это просто вопрос поиска кого-то, кто может привести нас к нему. Либо Факир может, либо Факир знает, как связаться с тем, кто может ".
  
   "Тогда он просто прикидывает, сколько с нас взять".
  
   "Это, и насколько опасна поездка. Вокруг все еще много бандитизма. Взвешивает свои варианты".
  
   "До тех пор, пока они не планируют ограбить нас".
  
   "Я думаю, это наименьшая из наших забот", - сказал Чейс.
  
  
  
   Чейз в ту ночь спал в комнате дочери. Девочке было лет одиннадцать, может, двенадцать, и она была очень застенчивой. Когда Чейс сняла бейсболку, она подружилась с ней, наклонившись вперед и позволив девушке коснуться ее волос.
  
   На следующее утро она проснулась рано, дочь еще спала, и воспользовалась минутным уединением, чтобы открыть сумку с фотоаппаратом и достать "Вальтер". Она засунула оружие в штаны, снова за пояс, прикрыв приклад рубашкой, затем вышла и обнаружила, что Ланкфорд, Факир и Карим уже встали и ждут ее. Они быстро позавтракали сухофруктами и козьим сыром, а затем направились к такси Факира, которое на самом деле было довольно унылым и побитым Jeep Cherokee, помятым и помятым от использования. Карим и Факир оба были вооружены автоматами Калашникова, и Карим размахивал им, демонстрируя свою эффективность в качестве телохранителя, прежде чем они сели в машину и уехали.
  
   Они выехали из Мазари-Шарифа и направились на юг по недавно отремонтированной дороге, которая хорошо служила им на протяжении пятнадцати километров, прежде чем началось устойчивое ухудшение, которое закончилось примерно через тридцать километров после его начала. Они проходили мимо стад коз и овец, за которыми присматривали пастухи с автоматами Калашникова, свисающими с ремней на плечах. Низменности, окружающие Мазари-Шариф, остались позади, и они начали подниматься. Зелень исчезла, жара усилилась, и земля вокруг них стала твердой и желтой, как будто ее обжигали слишком много раз. Чейс предположил, что так оно и было.
  
   Факир переключился на полный привод, и они начали мучительную серию поворотов, попеременно поднимаясь и падая, так что Чейс почувствовала, как у нее застучали зубы в черепе. Они миновали скопления домов, построенных, по-видимому, из того же камня, что и горы. Однажды Чейс выглянула из окна в долину и увидела внизу буйство зелени, усеянной красными и розовыми бутонами, маленькие фигурки, движущиеся среди маков, собирая опиум из все еще закрытых бутонов. На них обрушился шквал огня из "Калашникова", предупреждая их не лезть не в свое дело и двигаться дальше.
  
   Вокруг них начали подниматься горы, и рядом с Факиром на переднем пассажирском сиденье Карим нащупал свою винтовку, наклонившись вперед, выглядывая из окон со всех сторон, опасаясь засады. Рядом с ней Ланкфорд повторил действие, и она испытала искушение последовать его примеру, но потом не увидела в этом смысла. Вот чем был известен Афганистан, этой местностью, этой неумолимой землей, с ее тысячами и тысячами мест, где можно спрятаться, скалами, ущельями и каньонами. Если бы приближалась засада, они бы не заметили ее, пока она не была на них.
  
   После четырех с половиной часов и, возможно, восьмидесяти с лишним километров пути дорога для них совсем закончилась. Факир замедлился, обмениваясь словами со своим братом, а рядом с ней Ланкфорд наклонился, чтобы прошептать ей на ухо.
  
   "Есть следы", - сказал он. "Ты их видишь?"
  
   "Проблема в том, чтобы определить, насколько они недавние".
  
   "Слишком правильно".
  
   Джип резко остановился, и Чейс, подняв глаза, увидел, как Факир и Карим поднимают руки. В двадцати футах впереди из-за валунов появились четверо мужчин, все с автоматами Калашникова, направленными на машину. На всех были белые вязаные молитвенные шапочки, чтобы прикрыть головы, на некоторых поверх толстых рубашек были жилеты, на некоторых - халаты. На мгновение Чейс испугалась, что они попали в засаду остатков талибов, но их одежда была неправильной, за неимением лучшего слова, недостаточно набожной, или, по крайней мере, она на это надеялась.
  
   Один из мужчин, в бороде которого начала пробиваться седина, что-то крикнул им, и Факир с Каримом медленно открыли свои двери, а Чейс и Ланкфорд последовали его примеру. Чейс поймала взгляд Ланкфорда, когда они шли к своим дверям, слегка покачала головой, предупреждая его, чтобы он держал оружие подальше.
  
   Фарик и седобородый разговаривали, остальные трое наблюдали за ними, их оружие все еще было нацелено, но теперь небрежно, как будто они совсем забыли, что делали это. То, что Карима не попросили или не приказали бросить его собственное оружие, дало Чейс надежду, что они на правильном пути, а затем она услышала имя "Костум" в перечислении пушту, на котором они говорили. Фарик указал правой рукой в ее сторону, затем на Ланкфорда.
  
   "Ты хочешь поговорить с Костумом?" - спросил седобородый Ланкфорда. "Для Би-би-си?"
  
   "Это верно", - сказал Ланкфорд.
  
   Последовал еще один разговор на пушту, на этот раз между Фариком, седобородым, и двумя другими. Наконец седобородый указал на одного из бандитов, того, что помоложе, которого Чейс не мог представить старше восемнадцати. Молодой человек проворно зашагал вверх по тропе, почти сразу исчезнув за валунами.
  
   Фарик посмотрел на Чейса, затем на Ланкфорда и сказал: "Теперь мы ждем".
  
   "Это будет долго?" - Спросил Ланкфорд.
  
   Фарик пожал плечами, и седобородый задал вопрос, а затем рассмеялся над ответом Фарика. Напряжение несколько спало, морды опустились ниже. Чейс прислонился к джипу, оглядываясь вокруг, затем вниз, изучая следы шин в пыли. На дороге было достаточно движения, чтобы было трудно различать разные наборы, но, по ее предположению, она должна была думать, что по крайней мере четыре или пять разных транспортных средств проехали этим путем совсем недавно.
  
   Жара перешла от неприятной к изнуряющей, и она наблюдала, как Ланкфорд снял шляпу достаточно надолго, чтобы вытереть пот со лба. Третий надзиратель был таким же светлокожим, как и она, почти таким же высоким, с прямыми черными волосами, которые добавляли ему бледности. Ей показалось, что он уже порозовел, и ей стало интересно, делает ли она то же самое.
  
   Над ними сорвался камешек, отскочил вниз по склону горы, и седобородый и остальные с ним обернулись, вскинув винтовки, только чтобы увидеть, как возвращается молодой человек, которого они послали в качестве посыльного. Он выскочил из-за скал выше по хребту, позвал их и поднял руку, и сразу же Чейс увидел, как Фарик и Карим расслабились.
  
   "Вы можете пойти с ними", - сказал Фарик, обращаясь одновременно к ней и Ланкфорду. "Мы вернемся сейчас, пока не стемнело".
  
   "Ты оставляешь нас с ними?" - Спросил Чейс.
  
   "Костум видит тебя", - сказал Фарик. "В безопасности".
  
   Он и его брат забрались обратно в джип и снова завели машину.
  
   Седобородый подошел к ним, разговаривая и улыбаясь ей, остальные последовали за ним, затем обошли, чтобы встать позади них. Седобородый указал направление, примерно в том направлении, в котором ушел молодой человек, затем начал показывать дорогу.
  
   Не имея другого выбора, Чейс и Ланкфорд последовали за ним.
  
  
  
   Они шли еще два с половиной часа, и Чейс подозревал, что седобородый задавал легкий темп для их пользы, или, точнее, для нее. Узкая тропа петляла среди скал и кустарника, поднимаясь на вершину, а затем снова спускаясь. Она удивилась, как посланник преодолел расстояние так быстро, затем поняла, что он не мог этого сделать, что вместо этого он, должно быть, использовал радио или спутниковый телефон.
  
   Либо так, либо это была чертовски сложная ситуация, и они с Лэнкфордом вот-вот окажутся у черта на куличках, в мертвой глуши на западном краю гор Гиндукуш. Если бы они собирались покончить с этим здесь, никто никогда не нашел бы их тела.
  
   Она сомневалась, что это так закончится - по крайней мере, до конца путешествия. Седобородый пообещал им безопасность, и ей пришлось поверить ему на слово. Аль-Каида или Коалиция, неважно, кто; как только обещание было дано, его выполняли до самой смерти.
  
   Наконец они спустились в овраг, следуя по узкой тропе на полпути вдоль его края, пока она не открылась на дне каньона. Внизу, у подножия пути, стояла обнесенная стеной крепость - это был единственный способ, которым Чейс мог придумать ее описание, - построенная спиной к склону горы, фактически почти встроенная в нее. Во дворе росла группа деревьев, их листья казались шокирующе зелеными на фоне мертвенно-коричневого цвета, а за ними, в тени, отбрасываемой горным склоном, стоял большой, почти раскинувшийся дом. Из угла стены вырос минарет, и Чейс заметил движение внутри, человека с гранатометом РПГ на страже.
  
   Вдоль стен каньона Чейс увидел больше огневых точек охраны, больше людей в облачениях и мантиях, сидящих или стоящих в той небольшой тени, которую они могли найти, с винтовками в руках. Миномет был установлен высоко на южной стороне, достаточно далеко, чтобы Чейс не мог легко определить марку и модель, но можно было с уверенностью сказать, что он был восстановлен после советской оккупации. Чейс не сомневалась, что оружие было в рабочем состоянии, хотя и задавалась вопросом, где Костум нашел патроны для него.
  
   Они достигли дна каньона, приблизились к воротам в стене. Земля здесь внизу была плотно утрамбована, и Чейс мог различить следы шин, следы тяжелых транспортных средств, которые проезжали по дну каньона. Она не видела гаража на их спуске и задавалась вопросом, где хранятся транспортные средства.
  
   "Черт возьми", - пробормотал ей Ланкфорд, когда они приблизились, и она знала, почему он это сказал и о чем он думал. Если бы они собирались убить Руслана Маликова, у них было бы чертовски много времени, чтобы выбраться снова после того, как дело было сделано.
  
   "Они собираются обыскать нас", - сказал Чейс. "Не суетись".
  
   "Мы тяжелые".
  
   "Я знаю. Не суетись".
  
   Ланкфорд кивнул, его губы сжались, и затем они достигли ворот. Седобородый что-то крикнул на пушту, и из-за стены донесся ответ, и мужчина рассмеялся, прислонил свой "Калашников" к воротам и повернулся к ним лицом. Он говорил вежливо, когда подошел, протягивая руку, указывая на сумки, которые они несли на плечах.
  
   Чейс передал ей свой, наблюдая, как Ланкфорд сделал то же самое. К седобородому присоединились остальные, кто сопровождал их, один из них забрал у Чейса сумку. На мгновение всеобщее внимание было приковано к сумкам, и Чейс воспользовалась возможностью, чтобы разгладить рубашку спереди и при этом полностью засунуть "Вальтер" за пояс брюк. Это было неудобно, но не невыносимо, и она притворилась нетерпеливой, пытаясь переместить пистолет в более скрытое положение.
  
   Седобородый рассмеялся, достал пистолет, который был у Ланкфорда, Браунинг, и показал ему. Ланкфорд пожал плечами, и седобородый снова рассмеялся, затем обратился к человеку, который ему помогал. Мужчина подошел к Ланкфорду, явно извиняясь, и жестом попросил его поднять руки. Чейс наблюдал, как Ланкфорд сделал это, подчиняясь поиску. Это было кратко и эффективно, но Чейс заметил, что искатель избегал слишком тщательно проверять промежность Ланкфорда.
  
   Двое мужчин, обыскивавших ее сумку, закончили и теперь переводили взгляд с нее на седобородого, явно испытывая неловкость. Седобородый указал на одного из двух, затем на Чейса, и мужчина тяжело вздохнул, затем подошел к ней, слегка покачав при этом головой. Он жестом велел ей поднять руки, и дискомфорт на его лице был явным и таким острым, что Чейсу почти стало его жаль.
  
   Ему потребовалось всего шесть секунд, чтобы проверить ее, сначала проверив ее руки и ноги, прежде чем красться, чтобы проверить ее торс. Он избегал фактического прикосновения к передней части ее тела и едва касался ее спины, скорее мимика, чем фактический поиск. Он коснулся ее бедер, но не более того, прежде чем отступить и заговорить с седобородым.
  
   Чейсу и Ланкфорду вручили их сумки, ворота открылись, и их пропустили во двор.
  
   "Костум?" - обратился к ним седобородый, адресуя свои слова в первую очередь Ланкфорду. "Говоришь на костуме?"
  
   "Маликов", - сказал Чейс. "Руслан Маликов".
  
   Во дворе внезапно воцарилась тишина, и седобородый уставился на нее.
  
   "Руслана нет".
  
   "Степан", - сказал Чейс. "Трейси".
  
   "Трахси?"
  
   Чейс указала на себя. "Трейси".
  
   Из тени дома вышел Руслан Маликов, одетый в жилет и свободные брюки, которые носили многие другие. Грязный, возможно, более усталый, в белой вязаной молитвенной шапочке и с собственным автоматом Калашникова в руке. Он уставился на нее, словно пытаясь запомнить ее лицо. Он едва видел ее раньше при свете, подумал Чейс, и многое произошло в ту ночь.
  
   "Рад видеть вас, сэр", - сказал ему Чейс по-английски. "Есть некоторые вопросы, которые нам нужно обсудить".
  
  
   ГЛАВА 37
  
   Узбекистан-Ташкент - Резиденция главы миссии
   США в Узбекистане
  
   25 Августа 2011 года (GMT+5:00)
  
   31 августа 1991 года Узбекистан провозгласил свою независимость от распадающегося Советского Союза, следующего вслед за другими вновь образующимися независимыми государствами, которые окружали его со всех сторон. В великой схеме наций и их истории это было совсем не так давно, и по этой причине узбекское правительство все еще имело значение в тот день и в этом событии. В этом году тридцать первое число выпало на четверг, и по этой причине прием посла в честь Дня независимости был запланирован на конец предыдущей недели, в пятницу вечером.
  
   Рисс, который так долго был в немилости, что почти привык к этому, не ожидал, что его присутствие потребуется или, если уж на то пошло, будет приветствоваться. С тех пор, как Гаррет был освобожден от должности, Рисс существовал в некотором роде полустационаре, под злобным взглядом Макколла. То, что Рисса тоже не отправили обратно в Штаты, продолжало его удивлять.
  
   Конечно, именно Гаррет пощадил его в качестве последнего акта благодарности перед уходом с государственной службы. Посол взял на себя единоличную ответственность за противодействие Белому дому и поддержку Руслана Маликова, и в конце концов, даже если бы Гаррет не взвалил на себя бремя добровольно, его все равно заставили бы нести его. Гаррет был послом, и в Госдепартаменте было более чем достаточно людей, которые в результате были готовы извинить Рисса за его неосторожность. В конце концов, не было ничего необычного в том, что полоффа взяли под крыло посла, и был некоторый вопрос относительно того, насколько то, что произошло, было делом рук Рисса, а не Гаррета. В любом случае, ФСО было трудно найти. Учитывая трудности с заменой Рисса на посту, а не с оставлением его на посту, было легче позволить ему остаться. Его послужной список будет отражать его участие в заговоре Гаррета, и Рисс знал, что его следующим назначением будет младший сотрудник в Вашингтоне.
  
   Он еще долго будет жить в пустыне.
  
   По этой причине Рисс думал, что проведет вечер пятницы, работая допоздна в офисе Poll / Econ, заканчивая отправку телеграмм в Госдепартамент и публикуя окончательный отчет о последних демаршах. Была середина утра, прежде чем Макколл исправил свое предположение.
  
   "Это black tie", - сказал Макколл, проходя мимо его стола, не останавливаясь.
  
   "Сэр?"
  
   "Прием сегодня вечером, в резиденции. Это черный галстук. Я надеюсь, что ваш смокинг чистый ".
  
   "Я не знал, что вы хотели, чтобы я присутствовал".
  
   "Я не знаю, но посол знает". Макколл шмыгнул носом, вытащил из брюк носовой платок и вытер нос. "Посмотрим, сможешь ли ты на этот раз устоять перед желанием поиграть в шпиона, хорошо?"
  
   Рисс кивнул, скрывая свой гнев и разочарование. Рана все еще была открытой, чувство неудачи было глубоким. В конце концов, ни одна из вещей, которые они с Гарретом намеревались сделать, не сбылась. В то время как Севара проделала чрезвычайно хорошую работу, оставаясь чистой и работая с США в течение последних шести месяцев, Ахтам Захидов теперь был DPM в Министерстве внутренних дел. Она держала его на коротком поводке, но ситуация с правами человека в стране все еще была далека от того, что могло бы заслужить похвалу Amnesty International или HRW.
  
   Иногда Рисс задавался вопросом, не было ли это с самого начала непродуманным предприятием, если бы Гаррет не был совершенно нереалистичным в своих мечтах о том, что они могут сделать, чего они могут достичь. Нации редко меняются за одну ночь, и даже когда это происходит, всегда есть цена, которую приходится платить кровью и болью. Он начал сомневаться, что Руслан стал бы лучшим президентом Узбекистана, чем его сестра. По всей вероятности, при всех лучших намерениях Руслана - если бы его намерения действительно были правдой - мало что изменилось бы.
  
   При Севаре ситуация в Узбекистане понемногу улучшалась. Наркотики все еще поступали с юга, из Афганистана, но, казалось, в эти дни их становится все меньше и меньше. Новый президент ослабил диктаторское насаждение правительственной версии ислама, разрешив немного больше свободы вероисповедания. Выборы, на которых она была утверждена в должности, были, конечно, подстроены, но не так откровенно или высокомерно, как это было в прошлом с ее отцом. Впервые в Олий Мажлисе теперь заседала оппозиционная партия, а также партия Севары. Это было мало до такой степени, что было совершенно неэффективно, но это было больше, чем позволил ее отец. На улицах Ташкента и Самарканда была даже доступна оппозиционная газета, которая контролировалась правительственными цензорами, но опять же, больше, чем раньше.
  
   Так что, возможно, это было лучшее, на что Рисс мог надеяться. Предполагалось, что дипломатия должна была работать именно так, постепенно и открыто. Не за кулисами.
  
   Он неохотно смирился с этим и, поступая так, обрел меру покоя, которая позволила ему лучше спать по ночам.
  
   По крайней мере, до тех нескольких раз, когда он видел Степана, либо на фотографии, либо на видеозаписи, и он вспомнил мать мальчика и то, что Захидов сделал с ней. То, что Захидов сделал по приказу Севары, он был уверен в этом.
  
   Может быть, это было потому, что Рисс знал Дину Маликову, но он не мог этого простить.
  
   Он не мог этого так оставить.
  
  
  
   Он прибыл в резиденцию через сорок пять минут после начала приема, показал свое удостоверение морским пехотинцам, которые несли двойную службу в качестве охраны на этом мероприятии. С тех пор, как Майкл "Митч" Нортон занял должность CM Гаррета почти пять месяцев назад, у Рисса не было причин посещать Резиденцию. На самом деле, в последний раз он был здесь в середине февраля, после убийства Дины Маликовой. Рисс вспомнил, что тогда погасло большинство огней.
  
   На этот раз, однако, дом был в огне, как будто он поймал то, что осталось от заката, для использования в помещении. Музыка донеслась до него, когда он прошел через двери и вошел в огромный двухэтажный вестибюль. Струнный квартет из Симфонического оркестра Бахора расположился примерно в двадцати футах от двери, играя узбекскую пьесу, которую Рисс не узнал. Звук усиливался в пространстве, смешиваясь с голосами, говорящими на русском, узбекском и английском языках. Только в зале было почти три дюжины человек, и Рисс задумался, сколько же их было приглашено. Резиденция, если он правильно помнил, могла принять где-то около ста пятидесяти человек, прежде чем RSO впала в истерику из-за отсутствия безопасности.
  
   Рисс увидел несколько лиц из Миссии, которые двигались по залу, обмениваясь краткими, но вежливыми приветствиями. Он пробрался в салон, пробираясь сквозь толпу. Двери в сад за домом были открыты, и он мог видеть накрытые снаружи столы, там сидело еще больше людей, которые ели закуски. Он также увидел пару DPM, главу отдела потребительских товаров и торговли, стоящего рядом с DPM по внешнеэкономическим связям, и Макколл был среди них, его жена болтала с их женами. Рисс попытался пройти незамеченным, протиснулся в сад.
  
   На улице было прохладнее и тише, хотя шум внутри Резиденции все еще был слышен. Рисс взял с банкетного стола напиток, пластиковую бутылку минеральной воды, открутил крышку и выпил половину. Были вещи, которые он мог делать внутри, вещи, которые он должен был делать. На таком мероприятии, как это, его место было общаться и общаться с присутствующими младшими должностными лицами, чтобы держать глаза и уши открытыми для новостей, которые могут быть полезны послу и политическому советнику позже.
  
   Он не хотел. На самом деле он вообще не хотел там быть. Именно на такой вечеринке он впервые встретил Руслана и Дину, и это навеяло воспоминания, и он снова почувствовал себя неудачником.
  
   Он вздохнул, собравшись с духом. То, что он хотел сделать, не имело значения; то, что ему нужно было сделать прямо сейчас, было его работой. Он повернулся, чтобы вернуться внутрь, затем остановился, увидев Аарона Тауэра, идущего к нему.
  
   "Чак", - сказал Тауэр. "Стоишь снаружи в полном одиночестве?"
  
   "Я собирался вернуться, сэр".
  
   Человек из ЦРУ продолжал приближаться, протягивая руку к банкетному столу и хватая бутылку воды для себя. Его улыбка была непринужденной. Как и почти все присутствующие мужчины, Тауэр был в смокинге, хотя каким-то образом ему уже удалось его помять.
  
   "Как дела?" - Спросил Тауэр.
  
   Рисс размышлял над вопросом дольше, чем намеревался. За последние несколько месяцев они несколько раз мимоходом разговаривали, ограничиваясь приветствиями и светскими любезностями. Если Тауэр и питал неприязнь к тому, что произошло, то никогда не было никаких истинных признаков этого. Конечно, он был зол из-за двух шагов посла за его спиной, но ничто из этого не вернулось, чтобы ударить по Риссу, по крайней мере, Рисс не знал.
  
   "Я думал о Дине Маликовой", - сказал Рисс.
  
   Тауэр отхлебнул из своей бутылки, слегка кивнул. "Ты слышал что-нибудь от Гаррета?"
  
   "Нет, сэр. Нет, с тех пор, как он вернулся домой. Насколько я понимаю, сейчас он в частном секторе ".
  
   "Нашел себе работу в качестве президента какого-то колледжа на Западном побережье", - подтвердил Тауэр. "Ты выглядишь усталой".
  
   "Макколл держит меня занятым".
  
   Тауэр ухмыльнулся. "Держу пари. Ну, ты делаешь для него адскую работу, Чак. Он может еще сделать DCM. Не здесь, конечно, а при его следующем назначении ".
  
   "Хорошо для него", - сказал Рисс.
  
   Они пили воду в тишине, оглядываясь на Резиденцию через открытые двери. Все больше людей выходили из логова с напитками в руках.
  
   "Выхожу на фейерверк", - сказал Тауэр. "Как только стемнеет".
  
   "Правильно".
  
   Появилась группа людей, окруживших посла и его супругу, когда они сопровождали Севару Маликову-Ганиеву и ее мужа Дениса, бывшего заместителя министра внутренних дел, на улицу. Рисс должен был признать, что Севара выглядела сногсшибательно, платье, которое она выбрала для этого мероприятия, едва выдерживало грань между соблазнительностью и сдержанностью, но ее красота заключалась гораздо больше в том, как она держалась. Она была в высшей степени самоуверенна, и когда она смеялась над чем-то, что говорила жена посла, это доносилось до него через траву. Рисс задумался, оставила ли Севара своего племянника дома на вечер.
  
   "Она не приводила ребенка", - сказал Тауэр, читая его мысли.
  
   "Да, мне просто интересно".
  
   "Она хорошо заботится о нем". Тауэр сделал еще один глоток из своей бутылки, наблюдая за приближением группы посла. "Это называется чувством вины, Чак".
  
   "Я не думаю, что она чувствует себя виноватой в чем-либо, сэр".
  
   Тауэр слегка повернулся, глядя ему в глаза. "Никогда не забывай, что они такие же патриоты, как и мы, Чак. Они верят в свою страну так же, как мы верим в нашу".
  
   "Не все из них".
  
   "Значит, большинство из них. Севара Маликова-Ганиева - первый лидер СНГ, который не поскрежетал зубами при Советах, Чак. Подумайте об этом. Все остальные, старики, либо они бывшие коммунисты, либо они пришли при коммунистах. Но эта женщина - новая порода ".
  
   "Меня беспокоит не то, где она сейчас", - ответил Рисс. "Это то, что она сделала, чтобы попасть туда".
  
   "Не думай, что меня это тоже не беспокоит". Взгляд Тауэра был прикован к группе посла, которая теперь сидела за самым большим столом.
  
   Рисс ничего не сказал.
  
   "Ты знаешь, что Руслан жив", - сказал Тауэр мягче. "В Афганистане".
  
   Зачем ты мне это рассказываешь?Рисс задумался. "Нет, я этого не делал".
  
   "Где-то в Самангане. Или, может быть, регион Бамиян ".
  
   Рисс уставился на Тауэра, который продолжал наблюдать за разговором посла с Севарой. "Хорошее место, чтобы спрятаться".
  
   "Если это все, что он планирует, да", - сказал Тауэр. "Будем надеяться, что это все, что он планирует".
  
   Позади них они услышали серию тресков, затем шипение, и оба они посмотрели вверх, чтобы увидеть первый фейерверк, взлетающий в небо. Взрывчатка взвизгнула, когда они набирали высоту, затем замолчала, прежде чем взорваться каскадом зеленого, белого и синего цветов - цветов узбекского флага. Зеленый цвет символизирует ислам, но официально считается символом природы и плодородия, жизни молодой страны. Белый цвет символизирует чистоту в мыслях и поступках. И синий для вод, которые питали хлопок и землю, и чтобы вспомнить флаг четырнадцатого века правителя Тимура, который претендовал на империю из Самарканда, контролируя сердце Шелкового пути.
  
   Толпа разразилась вежливыми аплодисментами, и начался второй залп фейерверков, преследующий первый в воздухе.
  
   "Давай, Чак", - сказал ему Тауэр. "Давайте наслаждаться шоу".
  
  
  
   IT когда Рисс уходил, пожимая руку последнему из младших представителей, он увидел Захидова. Заместитель премьер-министра внутренних дел стоял в одиночестве на краю кабинета, глядя в сад. В руке у него был бокал, но он был нетронут, и Рисс, проследив за его взглядом, увидел, что Захидов наблюдает за Севарой, которая все еще сидела снаружи и теперь оживленно разговаривала с DCM.
  
   Рисс вышел на улицу, размышляя о Захидове, думая о другом цвете флага Узбекистана, единственном цвете, который не был представлен на фейерверке. На флаге, между полосами синего, белого и зеленого, проходили тонкие красные линии. Красный цвет означает кровь.
  
   Он был уверен, что Захидов тоже заметил пропажу.
  
  
   ГЛАВА 38
  
   Афганистан-горы Гиндукуш-
   регион Саманган
  
   25 Августа, 2105 часов (GMT+4:30)
  
   Им разрешили привести себя в порядок, что дало Ей дали возможность переместить "Вальтер" в менее неудобное положение за спиной, а затем дали подкрепиться, поесть и выпить. Руслан и Костум наблюдали за ними, пока Чейс и Ланкфорд ели, двое мужчин тихо разговаривали друг с другом по-узбекски. И она, и Ланкфорд были голодны и очень хотели пить, и они с удовольствием принялись за еду, поблагодарив своего хозяина.
  
   Костум, казалось, одобрял их манеры и их благодарность. Он был невысоким человеком, широколицым, и, как и все остальные в Самангане, всегда держал свой автомат Калашникова под рукой. В какой-то момент, наблюдая за ней и Ланкфордом, он задал Руслану несколько, как ему показалось, очень острых вопросов, и Чейс не сомневался, что вопросы касались их самих, почему они пришли, чего они хотели.
  
   Когда с едой было покончено, Руслан что-то сказал Костуму, что вызвало короткий спор. Ланкфорд бросил на нее вопросительный взгляд, и Чейс покачала головой. Ничто в языке тела Руслана или Костума не указывало на неизбежное насилие. Помимо этого, у нее не было возможности узнать, о чем идет речь.
  
   "Твой друг", - сказал Руслан по-английски. "Он пойдет с Костумом".
  
   "Я бы предпочел остаться", - сказал Ланкфорд.
  
   Заговорил Костум, тоже по-английски. "Нет, тур, пожалуйста. Я провожу для вас экскурсию".
  
   "Все в порядке, Крис", - сказал Чейс.
  
   "Как ты думаешь?"
  
   "Мы под защитой, не так ли, генерал?"
  
   Костум хмыкнул. "Защищать тебя, да. Но... " Он поднял правую руку, указательный палец указал вниз. "Но мой брат Руслан тоже защищал".
  
   "Мы понимаем", - сказал Чейс. "Иди с ним, Крис".
  
   "Правильно". Лэнкфорд распрямил ноги, поднимаясь на ноги. "Крикни, если я тебе понадоблюсь".
  
   "Будет сделано".
  
   Они с Русланом смотрели, как Ланкфорд ушел в сопровождении Костума. Они могли слышать его ломаный английский, когда они шли, объясняя, как он попал в дом, как он сначала использовался Советами. Затем голос Костума затих, оставив Чейса и Руслана молча смотреть друг на друга.
  
   Руслан сел напротив нее за стол, наполнил ее стакан чаем наполовину, используя серебряный чайник на столе, затем налил полстакана себе.
  
   "Ты пришел, чтобы убить меня?" - небрежно спросил он ее.
  
   В ответ Чейс вытащил "Вальтер" из-за ее спины, затем положил его на стол между ними. Руслан отреагировал на ничью, затем немного расслабился, когда ее рука оставила пистолет.
  
   "Это вариант", - сказал ему Чейс.
  
   Руслан перевел взгляд с пистолета обратно на Чейса. "Ты спас мою жизнь и жизнь моего сына, а теперь они посылают тебя, чтобы все исправить. Почему?"
  
   "Есть люди, сэр, которые думают, что вы планируете создать проблемы для своей сестры. Что ваше намерение состоит в том, чтобы собрать людей и оружие и начать атаку, чтобы попытаться отстранить Севару от власти."
  
   "А ты, Трейси? Ты тоже так думаешь?"
  
   "У Костума, похоже, много людей, сэр, и много оборудования. Смог ли он перебросить этих людей и оборудование на север, не будучи остановленным ни афганской армией, ни силами НАТО отсюда до Термеза, это другой вопрос ".
  
   "Вы не отвечаете на мой вопрос".
  
   "Нет. Это не то, что я думаю ".
  
   Руслан казался удивленным, наклонив голову, когда рассматривал ее. "Тогда чего, по-твоему, я хочу?"
  
   "Хотите ли вы прожить свою жизнь здесь в мире или планируете что-то еще, я не могу сказать. Это не имеет значения".
  
   "Нет? Почему это не имеет значения?"
  
   "Потому что есть люди, которые считают, что ты угрожаешь Севаре. Если им не дать повода думать иначе - и веской причины - они будут продолжать верить в это ".
  
   Руслан задумчиво кивнул, выпил свой чай, затем спросил: "Как поживает ваш ребенок?"
  
   Чейс улыбнулся. "Очень хорошо, спасибо".
  
   "Я слышал, что мой сын тоже здоров. Ты спас ему жизнь".
  
   "Я не уверен, что это правда".
  
   "Это правда. Ты спас нам обоим жизни. Если бы вы не забрали нас из Ташкента, Захидов убил бы нас. Возможно, не в этот день, но в день, который последует за ним. То, как он убил мою Дину".
  
   Чейс кивнул, ожидая.
  
   "Я не хочу быть президентом Узбекистана", - сказал Руслан. "По правде говоря, я никогда этого не делал".
  
   "Вы сказали американцам-"
  
   "Моя жена была убита, и мы с сыном были в опасности". Он изучал ее, как будто пытаясь измерить ее понимание его мотивов. "У тебя есть дочь. Есть ли что-нибудь, чего бы ты не сделал, чтобы защитить ее? "
  
   "Нет", - немедленно ответил Чейс. Вопрос не заслуживал никаких размышлений.
  
   "Если бы я пошел к американцам и сказал, что буду их человеком, я подумал, что, возможно, они защитят меня и моего мальчика. Вместо этого они обратились к британцам, и те послали вас. Если бы мы сбежали из Узбекистана, я был бы доволен ".
  
   "Ты бы не хотел вернуться?"
  
   "Зачем мне это?" Казалось, он был озадачен вопросом.
  
   "Это твой дом".
  
   "Я бы построил новый дом. Было бы мне приятно уехать из Узбекистана навсегда? Нет. Но это небольшая потеря, если сравнивать с потерей собственного ребенка ".
  
   "Ты хочешь вернуть Степана", - сказал Чейс, поняв. "Это все из-за вашего сына".
  
   "Я хочу Степана", - согласился Руслан. "И я доверяю тебе привести его ко мне".
  
   Чейс тихо рассмеялась, сняла бейсболку с головы, провела рукой по волосам.
  
   "Тебя это забавляет?" - Спросил Руслан.
  
   "На себя. На них. - Она неопределенно указала в направлении, которое, по ее мнению, было Западом. "Насколько я понимаю, ваша сестра хорошо присматривает за Степаном, Севара очень хорошо о нем заботится".
  
   "Я тоже так понимаю".
  
   Чейс посмотрела на него и на мгновение увидела этого человека таким, каким он был, когда она нашла его в Ташкенте. Спит один в кровати, приготовленной для совместного использования, на стороне, ближайшей к комнате его сына. Она почувствовала знакомую боль в груди, которая пришла с напоминанием о том, что Том умер, так и не узнав, что у них родилась дочь, так и не увидев лица Тамсин. Она подумала о том, как сильно скучала по Тамсин в лучшие времена, когда она не путешествовала, когда она не уезжала из дома на несколько дней по работе. Она задавалась вопросом, насколько еще больнее быть Русланом Маликовым, который не может видеть своего сына уже почти семь месяцев.
  
   И он доверяет мне привести к нему сына, подумал Чейс. Но мы не занимаемся воссоединением семей, и уж точно не этим. Нет, если только воссоединение не послужит интересам не только SIS, но и американцев.
  
   "Здесь есть телефон?" Наконец спросил Чейс. "Спутниковый телефон?"
  
   "У Костума есть один. Он не любит использовать это, потому что ЦРУ, они могут это обнаружить. Они посылают беспилотники Predator, полагая, что он террорист. Костум не желает, чтобы ракета попала в его дом".
  
   "Нет, я могу понять, почему он этого не сделал". Она наклонилась вперед. "Могу ли я им воспользоваться? Это не займет много времени ".
  
   "Я могу спросить его".
  
   Чейс кивнула, замолчала и снова погрузилась в свои мысли. Руслан наблюдал, нахмурившись, как будто пытаясь прочитать ее мысли.
  
   "У Захидова есть еще одна ракета?" - Спросил Чейс. "Как тот, который я использовал, как тот, который сбил вертолет?"
  
   "Я не знаю. Почему?"
  
   "В наборе было четыре ракеты. Троих удалось вычислить, но четвертый все еще числится пропавшим без вести. Они были украдены здесь, в Афганистане, а затем снова проданы, вероятно, несколько раз. Мы думаем, что последним покупателем был Захидов, вот как они оказались в Ташкенте ".
  
   "И вам нужна эта четвертая ракета?"
  
   "Мы хотим его вернуть".
  
   Руслан почесал подбородок под бородой, задумчиво отвернувшись. "Костум может что-то знать об этом".
  
   "Любая информация о местонахождении последней ракеты была бы очень полезной".
  
   Он выгнул бровь, глядя на нее. "Да, но для кого?"
  
   "Мы хотим ракету. Ты хочешь своего сына. Может быть, есть способ получить и то, и другое ".
  
   "Ты поможешь мне?" Чейс увидел, как на лице Руслана промелькнула надежда.
  
   "Если смогу".
  
   "Почему?"
  
   Чейс думал о лучшем способе ответить на вопрос, обо всем, что она могла сказать, обо всех способах, которыми она могла обратиться к нему, убедить его. План, шевелящийся в глубине ее сознания, был плохо сформирован на данном этапе, но у него был потенциал, она была уверена. Проблема заключалась в том, что это требовало не только ее участия, но и участия Руслана, двухлетнего мальчика, а также американцев.
  
   "Потому что ты не единственный человек, у которого Ахтам Захидов что-то украл", - сказал ему Чейс.
  
   Название сразу подействовало на Руслана. Выражение его лица потемнело от нахлынувших воспоминаний. Он снова посмотрел на Чейса, и понимание было там, а затем оно сменилось пониманием.
  
   "У него был ты? Пытали тебя?"
  
   "Мне повезло", - ответил Чейс. "Кто-то пришел за мной вовремя".
  
   "Моей жене не повезло".
  
   Чейс молчал.
  
   "И вы думаете, что есть способ вернуть мне моего сына, успокоить мою сестру и наказать Захидова?"
  
   "Возможно".
  
   "Я бы хотел, чтобы они заплатили, Трейси. Больше, чем ты можешь себе представить ". Руслан Маликов сдержал смешок, скорее горький, чем недоверчивый. "Хорошо. Я выслушаю то, что ты хочешь сказать ".
  
  
   ГЛАВА 39
  
   Лондон-Воксхолл-Кросс, Оперативный центр
  
   25 августа, 1709 часов по Гринвичу
  
   Крокер ворвался в оперативную комнату, отключив Майк Патнэм, прежде чем он смог объявить о своем присутствии на полу.
  
   "Что случилось?"
  
   "Наблюдатель-один на заходе солнца, сэр", - сказал Дэнни Бил, поворачиваясь к столу управления полетами. "Спутниковая связь, продолжительность семь секунд. Открытый код, говорит, что ей нужно поговорить с тобой, что она перезвонит через ..." Он посмотрел на плазменную стену, проверяя часы там. "Одна минута восемнадцать секунд".
  
   "Не знаешь, где она?"
  
   "Предположительно, все еще в Афганистане, сэр".
  
   "Это заслонка?"
  
   "Не похоже, сэр".
  
   "Тогда какого черта, черт возьми, она звонит?"
  
   Патнэм, Бил и Уильям Тигл из Duty Ops в унисон пожали плечами.
  
   "Вы все бесполезны", - сказал им Крокер.
  
   "Да, сэр", - весело согласился Бил. Билл Тигл фыркнул.
  
   Крокер нахмурился, затем подошел к кофеварке. Кофе был отвратительным, вероятно, стоял на плите с начала смены, семь часов назад. Он вернулся к системе связи, взял предложенную Патнэмом гарнитуру и надел ее на уши как раз в тот момент, когда раздался звонок.
  
   "Крокер".
  
   "Привет, папа", - сказал Чейс. "В воздухе летают птицы, и от них много помета, поэтому я должен быть краток".
  
   "Понятно".
  
   "Давно потерянный брат был найден, но он не такой большой злодей, каким нас заставили поверить. Он скучает по своей семье и пытается привлечь внимание своей сестры настолько, чтобы поговорить об организации встречи выпускников. Он уверяет меня, что не заинтересован в возвращении домой. На самом деле, он хотел бы переехать в совершенно другой район, намного дальше на запад ".
  
   "Ты ему веришь?"
  
   "Я знаю, да, я думаю, что все дело в его маленьком сыне. И дело в том, что он остается с некоторыми чрезмерно заботливыми родственниками. Это ограничивает наши возможности ".
  
   "У тебя все еще есть компания?"
  
   "Младший брат со мной, да".
  
   "Что ты хочешь сделать?"
  
   "Давно потерянное - это только одна часть этого. Другое касается четырех свечей".
  
   Ссылка была настолько уклончивой, что Крокеру потребовалась секунда, чтобы перевести. Затем он сказал: "Вы знаете, где пропавший?"
  
   "По словам нашего ведущего, набор был продан в целости и сохранности. Что означает, что у человека, который купил первые три, все еще есть четвертый. "
  
   "Вы доверяете информации своего хозяина?"
  
   "Очевидно, наш хозяин был заинтересован в покупке свечей сам в какой-то момент".
  
   "Продолжай".
  
   "Мне интересно, нельзя ли организовать воссоединение давно потерянного и его сына, чтобы каким-то образом вытащить эту последнюю свечу из коробки".
  
   "Нам это не поможет, если он загорится".
  
   "Нет, это деликатная ситуация. Но я думаю, что это выполнимо. Бабушка могла бы передать сообщение старшей сестре."
  
   "Я не уверен, что нашим кузенам это понравится", - сказал Крокер. "Это не окончательное решение, которого они хотели".
  
   "Если мы сможем убедить старшую сестру, она может поговорить с кузенами. И я уверен, что кузены хотят, чтобы все свечи были задуты так же сильно, как и мы. Может быть, это способ сделать всех счастливыми ".
  
   "Я поговорю с бабушкой. Если мы сможем организовать встречу выпускников, мы организуем ее через наш тамошний дом...
  
   Чейс прервал его. "Давно потерянный был очень ясен в одном вопросе, папа. Я буду нянчиться с детьми. Кажется, он не хочет доверять кому-либо еще, особенно после прошлого раза."
  
   "Это все усложняет".
  
   "Это так. У меня есть ваше разрешение продолжать?"
  
   "Хорошо", - сказал Крокер. "Ты будешь путешествовать на север?"
  
   "Как только смогу".
  
   "Я свяжусь с семьей в Ташкенте, сообщу им, что ты приезжаешь".
  
   "Очень хорошо, сэр. Мне нужно идти, я слышу птиц на деревьях ".
  
   "Береги себя", - сказал Крокер, но линия уже отключилась. Он снял наушники, рассеянно передал их Патнэму, подумал несколько секунд, прежде чем сказать: "Майк? Свяжись с Ташкентом, дай им знать, что "Миндер-один" уже на пути туда и должен прибыть в ближайшие двадцать четыре-сорок восемь к Заходу Солнца. Подчеркните Финчеру, что это Особая операция, и что он должен следовать ее инструкциям. Мне нужно подтверждение получения сигнала".
  
   "Очень хорошо, сэр".
  
   "Попроси заместителя шефа встретиться со мной в кабинете Си, Билл".
  
   "Сию минуту, сэр".
  
   Крокер направился наверх.
  
  
  
   "I"m не уверен, что мне это нравится ", - сказала Элисон Гордон-Палмер.
  
   "Это дает американцам то, что они хотят, просто не так, как они этого просили. И если Чейс прав, это принесет нам ту пропавшую Звездную Полосу."
  
   "Что доставило бы мне бесконечное удовольствие, Пол, если бы я чувствовал, что есть хоть малейший шанс, что разведданные Костума о его местонахождении хоть немного надежны".
  
   "Чейс сообщил, что Костум сам был заинтересован в покупке "Звездных полос". Вполне вероятно, что он отслеживал их продажу в надежде приобрести их позже. И если бы их было четыре, я не могу представить, что Захидов купил бы только три из них ".
  
   "Правдоподобно - это еще не доказательство". Она нахмурилась, размышляя. "Мы знаем, что по состоянию на февраль у Захидова было три из четырех ракет. Разумно ли думать, что он держал в руках четвертую? "
  
   "Чейс так думает".
  
   "Я спрашиваю тебя, Пол".
  
   "Я доверяю ее оценке".
  
   "И все это зависит от того, можно ли доверять Руслану Маликову с самого начала. Саймон?"
  
   Рейберн, сидевший рядом с Крокером, на несколько секунд закрыл глаза, прежде чем снова открыть их. "Я думаю, что Маликов может быть на уровне, мэм".
  
   "Почему ты так говоришь?"
  
   "Никогда не было никаких разведданных, указывающих на то, что Руслан стремился стать президентом Узбекистана. Только после убийства своей жены он связался с американцами, чтобы выразить заинтересованность. Насколько я понимаю, до этого времени именно Дина Маликова вступила в контакт с представительством США. Так что, если бы он баллотировался в президенты, он бы начал очень поздно, если не сказать больше. Я думаю, что увертюры Руслана воспринимаются скорее как страховой полис для него и его сына, чем законный захват власти ".
  
   Си хмуро посмотрел на него, затем на Крокера, взвешивая решение. "И вы хотите, чтобы я связался с Министерством иностранных дел, попросил их связаться с нашим послом и передать сообщение Севаре Маликов?"
  
   "Кажется, это лучший способ все уладить", - сказал Крокер.
  
   Она кивнула, потянулась к телефону и нажала на кнопку внутренней связи со своим приемным кабинетом. "Дэнни?"
  
   "Мэм?"
  
   "Свяжитесь с ПУСОМ в FCO, спросите, сможет ли он встретиться как можно скорее. Я приду к нему".
  
   "Очень хорошо, мэм".
  
   Она снова нажала на кнопку внутренней связи, затем снова посмотрела на Крокера. "Что Чейс собирается делать тем временем?"
  
   "Она отправится в Ташкент, а затем будет ждать сообщения о том, где и как забрать мальчика. Предполагая, что все это пройдет, она доставит Степана его отцу, а затем организует транспортировку их обоих из Центральной Азии на Запад."
  
   "Здесь?"
  
   "Это неясно. Но Руслан сообщил Чейсу, что у него нет желания оставаться в регионе ".
  
   "Ты говорил с Силом?"
  
   "Пока нет".
  
   Рейберн кивнул, уже опережая разговор, и, по-видимому, соглашаясь с тем, что Си собирался сказать. "Вероятно, вам лучше сообщить ЦРУ, что Чейс будет в Ташкенте, и о наших подозрениях по поводу четвертой Звездной полосы. Вы же не хотите, чтобы их COS нервничал ".
  
   "Я поговорю с Силом прямо сейчас", - сказал Крокер.
  
   Зазвонил телефон на столе Си, и она быстро сняла трубку, послушала, а затем сказала: "Пожалуйста, подогнать мою машину, Дэнни". Закончив разговор, она встала, и Крокер с Рейберном последовали ее примеру.
  
   "Секкомб увидит меня, если я сейчас подойду", - сказал Си. "Если ему понравится, как это звучит, мы с ним доведем это до министра иностранных дел".
  
   "Ты продашь ему это?" - Спросил Крокер.
  
   "То, как ты продал это мне", - ответила она. "Пол, это будет второй раз, когда Чейс пытается вывезти Руслана и его сына из региона".
  
   "Я знаю".
  
   "Будем надеяться, что на этот раз она все сделает правильно".
  
  
   ГЛАВА 40
  
   Афганистан-горы Гиндукуш-
   регион Саманган
  
   26 Августа, 06:23 (GMT+4:30)
  
   Они попали в засаду, прежде чем вышли из горы.
  
   Факт засады не удивил Чейса. Что удивило Чейса, так это то, кто устроил засаду.
  
  
  
   Они бы покинули крепость Костума до рассвета, небо только начало светлеть достаточно, чтобы показать синеву за чернотой, и последние яркие звезды начали исчезать наверху. Костум настоял на том, чтобы сам отвел их обратно в Мазари-Шариф, возглавил конвой и оставил Руслана в крепости, чтобы ограничить его воздействие. Лэнкфорд будет ждать в Мазари, а Чейс продолжит путь в Ташкент. Как только все подтвердится, Руслан присоединится к Ланкфорду и отправится на обмен, чтобы воссоединиться с мальчиком.
  
   Костум собрал для них конвой из охранников и транспортных средств, три из семи автомобилей, которые он держал в большом гараже. Чейс и Лэнкфорд ехали в средней машине конвоя. Автомобиль был полноприводным внедорожником Jeep, таким же, как у Фарика, но, в отличие от Фарика, он был в гораздо лучшем состоянии. Костум вел машину, рядом с ним был Ланкфорд, а Чейс сидел сзади. В кузове внедорожника седобородый, который сопровождал их к Костуму, ехал с ними, держа Калашникова на коленях.
  
   Они проехали вдоль основания каньона чуть более километра, прежде чем повернуть в гору, машины следовали друг за другом по извилистому склону, который Чейсу показался невероятно крутым. За мгновение до того, как они выехали на дорогу, она была уверена, что их автомобиль опрокинется назад, и она представила, как ее подбрасывает по салону машины, как пинбол, когда он падает, конец за концом, обратно на дно каньона. Этого не произошло, и через мгновение, потраченное на то, чтобы позволить следующей машине догнать, конвой возобновил свой путь, двигаясь по склону горы, снова спускаясь.
  
   Затем они были поражены.
  
  
  
   В взрыв произошел первым, как только головная машина начала поворачивать. Грязь и камни дождем посыпались с дороги, и ведущий внедорожник дико вильнул, завертелся рыбьим хвостом, затем завалился набок, заскользил и остановился, его колеса бесполезно вращались в воздухе. Костум, ругаясь, ударил по тормозам. Чейсу не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что то же самое происходит в машине позади них; именно поэтому головной автомобиль был подбит первым, чтобы остановить конвой на его пути.
  
   Она бросилась к двери со стороны пассажира, крича: "Вон! Убирайся!"
  
   Сверху полетел гранатомет, выпущенный с высоты вдоль склона горы, и когда Чейс вывалилась из машины, она услышала взрыв головного автомобиля, и ей показалось, что она тоже слышала крики. Затем началась стрельба из оружия, звуки бьющегося стекла и рвущегося металла, люди Костума отчаянно пытались выйти из своих машин, чтобы открыть ответный огонь. Чейс ехал позади Ланкфорда, и оба вышли из джипа по склону, и она подумала, что падение должно быть неприятным, но это не могло быть отвратительнее, чем оставаться на тропе, беззащитным. Она прыгнула через край как раз в тот момент, когда услышала еще один взрыв, более тихий, чем взрыв РПГ, который она приняла за гранату.
  
   Это был хороший спуск, почти пятнадцать футов по вертикали, достаточный уклон, чтобы она могла опустить ноги и лечь на спину, скользя по пересеченной местности, чувствуя, как камни и земля рвут ее одежду. Когда она остановилась рядом с Ланкфордом, он уже встал со своим браунингом в руке. Чейс с трудом поднялась на ноги, потянулась за пистолетом и обнаружила, что его нет. Она подняла глаза и увидела, что "Вальтер" зацепился за камни над ней, там, где его сорвали со спины во время скольжения. Она начала ругаться, затем услышала третий взрыв, и выше, на дороге, еще один цветок пламени взметнулся ввысь, когда следующая машина сделала еще один выстрел из РПГ.
  
   "Ну, это нехорошо", - заметил Ланкфорд.
  
   Чейс проигнорировал его. Она была уверена, что это была стрельба по индейке наверху: люди Костума оказались в ловушке в своих машинах, незащищенные при выходе, а засадники использовали возвышенность на склоне горы для укрытия. Она не видела никакого движения, но слышала стрельбу, и это звучало неправильно. Кто бы ни сбил их, он не использовал автоматы Калашникова. Взрывы становились все более контролируемыми, более размеренными. Кто бы ни был там, наверху, убивая людей Костума, он знал, что делал.
  
   "Мы не можем оставаться здесь", - сказал Чейс.
  
   Ланкфорд кивнул, огляделся вокруг, затем указал направление дальше вниз по склону, которое поворачивало обратно в направлении, в котором пришел конвой. Не видя лучшего пути и не видя непосредственной причины не воспользоваться им, Чейс начал прокладывать путь.
  
   "А ты как думаешь?" Пробормотал Ланкфорд, понизив голос. "Бандиты?"
  
   "Звучит слишком точно", - ответил Чейс, не сводя глаз со склона. Назвать местность коварной было великодушно, и последнее, чего она хотела, это сломать лодыжку. "Больше похоже на военный удар".
  
   "Может быть, американцы? Устранение другого военачальника?"
  
   "Господи, будем надеяться, что нет".
  
   Стрельба сверху прекратилась, последние отзвуки отскакивали от них, отражаясь от гор. Чейс переместился за солидный валун, распластался за ним.
  
   "Севара?" - Спросил Ланкфорд, опускаясь рядом с ней.
  
   Чейс покачала головой. Время не подходило, это было неправильно. Если бы это нападение было любезностью Севары, ей пришлось бы действовать чертовски быстро, чтобы это произошло. Не прошло и двенадцати часов с тех пор, как Чейс разговаривал с Крокером в Операционной. Даже если бы Си пошел прямо в Министерство иностранных дел, а Министерство иностранных дел согласилось и отправилось прямо к послу Великобритании в Ташкенте, времени было недостаточно. Не говоря уже о том, что посол не хотел бы беспокоить президента Узбекистана посреди ночи по этому поводу.
  
   "Это не Севара", - сказала она. "Должен быть кто-то другой. Вопрос в том, кто?"
  
   "Это чертов Афганистан", - пробормотал Ланкфорд, выглядывая из-за валуна, держа браунинг обеими руками. "Выбирай сам".
  
   В течение нескольких секунд ни один из них не двигался, напряженно прислушиваясь к звукам стрельбы или боя. К ним ничего не вернулось.
  
   Они не могли просто сидеть и ждать. Две машины конвоя были выведены из строя, что означало, насколько она знала, что третья все еще цела. Если бы это было ограбление, даже если бы это было не так, тот, кто устроил засаду, не оставил бы это просто так. Если они решат отступить, они заберут машину с собой, оставив Чейса и Ланкфорда в затруднительном положении.
  
   И если они не отступали, это означало, что это была охотничья партия, которая не собиралась бросать работу на полпути.
  
   Она проклинала тот факт, что сегодня утром не перевела "Вальтер" на переднее сиденье. У нее все еще был ее нож, складной клинок Эмерсона, который она выиграла у Киттеринга на пари несколько лет назад, но для этого нужно было подобраться очень близко, и, судя по звуку оружия, которое они слышали, она не думала, что близость будет очень вероятной. Ей нужен был собственный пистолет.
  
   "Нам нужно вернуться на дорогу", - сказала она. "И быстро. Обойдите их сзади".
  
   "Не хочу оказаться в затруднительном положении", - согласился Ланкфорд. "Прикиньте еще сотню ярдов или около того назад, тем путем, которым мы пришли, затем снова вверх?"
  
   Чейс кивнул. "Я потерял свой пистолет. Тебе придется вести".
  
   Ланкфорд скользнул вокруг нее, меняясь местами. "Сейчас", - сказал он.
  
   Они вырвались из своего укрытия, Ланкфорд впереди, бежали низко и так быстро, как только могли, вдоль склона горы. Земля была покрыта слоем рыхлой земли и камней, и основание оставалось опасно неровным. Еще один грохот выстрелов отразился от гор, но эхо не позволяло определить его направление, и Чейс не мог сказать, были ли выстрелы нацелены на них, на кого-то на дороге или на кого-то еще, где-то совсем в другом месте.
  
   Ланкфорд затормозил на краю оврага, спускавшегося от дороги почти под углом девяносто градусов, оглянулся через плечо на Чейса. Она кивнула ему, и он втиснулся в узкое пространство, используя его для подъема. Чейс протиснулась в расщелину, стараясь держаться в укрытии как можно дольше. Она посмотрела на вершину ущелья, увидела, как Ланкфорд исчез на дороге, и подождала, пока он появится снова, чтобы дать ей сигнал, что подниматься безопасно.
  
   Ее сердце бешено колотилось, и она чувствовала, как по спине стекает пот, обжигая кожу, поцарапанную во время спуска. Во рту у нее пересохло от пыли, она забила и ноздри, и как только она поняла это, ей пришлось бороться с желанием чихнуть.
  
   Камешек упал сверху, отскочил от ее руки, и она быстро подняла глаза, чтобы увидеть, как Ланкфорд подает ей сигналы рукой, приказывая ей подойти и вести себя тихо.
  
   Чейс забралась глубже в ущелье, пробираясь по дымоходу к вершине. Лэнкфорд протащил ее последние три фута на узкую дорогу, и она прокатилась мимо него, затем подошла. Они отступили достаточно далеко, чтобы оказаться за поворотом. Черный дым плыл дальше по тропе.
  
   Ланкфорд похлопал ее по плечу и снова начал подавать сигналы руками. Трое, нет, шесть человек, все вооружены.
  
   Господи Иисусе, шесть, подумал Чейс. Нам придется их выманить.
  
   Она вытащила свой нож, развернула его, и Ланкфорд поднял бровь, как будто сомневаясь в ее здравомыслии, и взгляд, который она бросила на него в ответ, умолял о лучшем варианте. Ланкфорд вдохнул, затем указал на себя, затем вниз по тропе, к повороту. Чейс покачала головой, указала на себя и в том же направлении, затем указала на Ланкфорд и поднимающийся горный склон. Он сразу понял мудрость этого, кивнул и снова начал подниматься.
  
   Чейс воспользовалась моментом, чтобы дать Ланкфорду время, наблюдая за поворотом дороги, где она была уверена, что в любой момент может появиться член команды из засады. Она рискнула отвести взгляд, чтобы проследить за прогрессом Ланкфорда. Он быстро поднимался, и, пока она смотрела, он перестал подниматься и начал пробираться рядом, следуя изгибу.
  
   Было время, когда Ланкфорд только вступил в Секцию, и Чейс думал, что у него ничего не получится, что он не продержится долго. Они вместе выполнили задание в Санкт-Петербурге, и он его провалил, но опять же, и она тоже, и Крокер быстро указал на это, когда она вернулась в Лондон, жалуясь на работу Ланкфорда. Она хотела, чтобы он ушел из Отдела, а Крокер отказался его увольнять.
  
   В этот момент она была очень рада отказу Крокера.
  
   Лэнкфорд присел, прячась за другой группой валунов, и она увидела, как он оглянулся в ее сторону. Она дала ему сигнал подождать, затем пошла по дороге, держа нож в правой руке, приготовившись к удару снизу вверх. Она шла так тихо, как только могла, что означало идти медленно.
  
   Приближаясь к повороту, она услышала голоса, и ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что слова произносятся на узбекском, а не на пушту. Значит, это было не просто ограбление, а просто засада. Кто бы это ни был, они пришли искать либо Руслана, либо Ланкфорда и Чейса. Но Чейс был уверен, что их не могла послать Севара; это не имело смысла. Время просто сделало это невозможным, если только Севара каким-то образом не узнала, что Чейс и Ланкфорд были с Костумом.
  
   Чуть не дойдя до поворота, Чейс остановился. Она сделала два глубоких вдоха, наполняя себя как можно большим количеством кислорода, поправляя хватку на ноже. Один из голосов звучал близко, и она надеялась, что он действительно был очень близко.
  
   Она посмотрела вверх, туда, где Ланкфорд присел на корточки, ожидая, наблюдая, и дала ему сигнал идти. Он вернул его, снова начал двигаться, на этот раз гораздо осторожнее. Идея заключалась в том, что он займет позицию за поворотом, но значительно выше дороги, предпочтительно в надежном укрытии. Как только он занимал позицию, он открывал огонь, и Чейс двигался. Она слизнула пыль с губ, ожидая. У него было не так много патронов. Он должен заставить их всех считаться, и ей придется работать быстро.
  
   Затем Браунинг заговорил, два выстрела, и кто-то закричал, и сразу же после этого раздались крики на узбекском и шквал ответного огня. Чейс оттолкнулась от склона и побежала, держа нож в правой руке низко и наготове.
  
   Сгорели машины "впереди" и "следом", их остовы все еще тлели на тропе, когда Чейз появился из-за поворота. В засадной команде было шестеро, но Ланкфорд свалил одного своими первыми выстрелами, и смерть этого человека достигла желаемого результата. Вдоль тропы оставшиеся пятеро стояли лицом к склону горы, глядя вверх, трое из них с М-16 на плечах, пуская брызги, которые жевали камни и землю наверху. Их одежда была ближе к одежде Чейса и Ланкфорда, чем к тому, что носили Костум и другие, и это подтвердило для нее, что эти люди приехали из Ташкента.
  
   Ближайший из них был в пятнадцати футах от нее, когда она сделала поворот. Он яростно стрелял по склону горы наверху, и Чейс направился прямо к нему. Он уловил ее движение боковым зрением в последнюю секунду, слишком поздно, пытаясь одновременно повернуться к ней и опустить винтовку. В результате он превратился в ее нож, когда она вонзила в него лезвие, ударив выше живота, а затем изо всех сил толкнула вверх. Его глаза выпучились, рука опустилась, и Чейс вырвала у мужчины и нож, и М-16, затем бросила клинок, поворачивая автоматическую винтовку в руке.
  
   С дороги донесся крик, один из боевиков заметил ее, и стрельба резко прекратилась, и в эту долю секунды сцена запечатлелась в ее сознании. Она почувствовала свой пот, запах пороха и едкий дым от двух горящих машин, увидела, как мужчина, которого она ударила ножом, согнулся пополам, лицом вниз. Она видела других, тела людей Костума, обожженные и изуродованные РПГ или М-16, и боевика, в которого попал Крис, лежащего на спине, его левая нога неловко подогнута под него, его кровь всасывается жаждущей землей. Она увидела самого Костума, привалившегося к заднему колесу джипа, окровавленного и избитого, в тени двух мужчин, у каждого из которых были пистолеты в руках.
  
   Двое мужчин, которых она знала в своих кошмарах, один молодой и крупный, который выпрямился при виде ее боли и страха, другой старше, ниже ростом и бескорыстный до бесчеловечности. Она увидела Тозима Степанова и Андрея Хамраева, и они увидели ее в тот же момент, когда другие боевики увидели ее, и, возможно, они узнали ее тогда, возможно, нет, но у Чейса не было сомнений, и она все поняла за ту долю секунды; это не было делом рук Севары,он принадлежал Захидову, и это все объясняло.
  
   Затем Ланкфорд выскочил из-за своего укрытия и уложил еще трех человек выстрелами из Браунинга, после чего еще один боевик дернулся и упал. Чейс пригнулся, прячась за обломками последнего вагона в очереди. Она подняла М-16, приставив приклад к плечу, и выстрелила. Тозим развернулся и попытался укрыться, но Андрей был не так быстр, и очередь настигла их обоих, разрезав бедра здоровяка, а затем вонзившись в живот пожилого мужчины. Оба погибли.
  
   Чейс вышла из-за обломков, все еще держа М-16 на плече, и увидела последнего боевика, скорчившегося на дороге у джипа, пытаясь перезарядить винтовку, и она всадила очередь ему в грудь. Он откинулся назад, давясь, когда М-16 иссяк, и она уронила винтовку, когда мужчина замолчал.
  
   Седобородый охранник лежал на боку у ее ног, его лицо было наполовину снесено осколками, Калашников все еще был в его окровавленной руке. Она взяла АК, начала ходить по телам, проверяя, есть ли жизнь.
  
   "Все ясно?" Ланкфорд позвал сверху.
  
   "Чисто", - крикнул в ответ Чейс.
  
   Она услышала, как он начал спускаться к ней, грохоча камнями по склону горы.
  
   Костум уставился на нее с того места, где он привалился к рулю, держа правую руку в левой, и она увидела, что один из них, Тозим или Андрей, всадил в нее пулю. Когда она опустилась на корточки рядом с ним, генерал слабо улыбнулся ей, сказав что-то на пушту окровавленными губами, и она кивнула, затем посмотрела мимо него.
  
   Андрей Хамраев был мертв, глаза широко раскрыты, рот открыт, в уголке рта видна слюна, смешанная с кровью. Но ее глаза были прикованы к кровавому пятну на земле, отслеживая путь раненого мужчины, когда он пытался уползти.
  
   "Я сейчас вернусь", - тихо сказала она Костуму, затем встала, поправляя рукоятку "Калашникова".
  
   Тозим проделал половину пути к развалинам головной машины, еле волоча ноги, и, судя по количеству крови, которую он терял, Чейс понял, что у него не так много времени. Он рыдал от боли, пытаясь сдержать шум, и она увидела пистолет в его правой руке и чуть не рассмеялась. Это был Сарсилмаз, возможно, тот же самый, который они извлекли из нее более шести месяцев назад.
  
   Она смотрела, как он ползает, и его прогресс неуклонно ухудшался, все меньше и меньше земли покрывалось тем, что казалось все большим и большим усилием. Наконец она молча положила автомат Калашникова на землю у своих ног, затем подошла к нему. Она сильно ударила его ботинком в лицо, перевернув его на бок, затем опустила ту же ногу на его руку с пистолетом, топнув. Тозим вскрикнул и выпустил пистолет из рук.
  
   Она подняла пистолет, все еще глядя на него сверху вниз. В его глазах стояли слезы боли. На его лице было узнавание.
  
   Чейс думала обо всем, что она хотела сказать, пока проверяла пистолет, и она была почти уверена, что это тот самый Сарсилмаз, и он был заряжен и готов, поэтому она направила его на его правую ногу. Она решила, что нет слов, чтобы сказать.
  
   Она нажала на курок.
  
   Тозим закричал.
  
   Она прицелилась в его левую ногу и выстрелила снова.
  
   Он снова закричал.
  
   Она засунула пистолет за пояс брюк, наклонилась и обыскала его. Она нашла его бумажник, пачку американских сигарет и пластиковую зажигалку. Она взяла их все, распихав по карманам пальто. Тозим что-то бормотал ей на узбекском, и когда она начала тащить его, он попытался разорвать ее хватку своими окровавленными руками. В его усилиях почти не было сил, и когда ему, наконец, удалось схватить запястье Чейса, она ударила его по лицу, прежде чем продолжить тянуть его.
  
   "Никогда больше не прикасайся ко мне", - сказала она ему.
  
   Она знала, что Ланкфорд наблюдает за ней, присев рядом с Костумом, пытаясь обработать его раны, пока она тащила Тозима к краю тропы. Склон здесь был суровым, и она снова посмотрела на Тозима Степанова, и она знала, что он умолял ее не делать этого, не потому, что она поняла его слова, а потому, что услышала в них искаженное отчаяние.
  
   Это был еще один звук из ее кошмаров, и она бы смягчилась тогда, она бы пощадила его тогда, если бы только в ее снах это не она умоляла.
  
   "Попробуй приземлиться на ноги", - сказал ему Чейс, а затем бросил его через край.
  
  
  
   Они Чейс прибыл в Мазари-Шариф семь часов спустя, а через три часа и пятьдесят четыре минуты после этого находился на вертолете НАТО, направлявшемся в Термез.
  
  
   ГЛАВА 41
  
   Узбекистан-Ташкент-438-2 Рактабоши,
   резиденция Чарльза Рисса
  
   27 августа, 09:17 часов (GMT+5:00)
  
   Рисс открыл дверь в своей футболке и трусы-боксеры, первая за день чашка кофе в его руке. Он был бы одет получше, если бы ожидал звонка, но было воскресное утро, в посольстве в нем не было необходимости, а накануне он допоздна не спал, просматривая лучшую часть телесериала, который он заказал на Netflix, о ковбоях с необычайно грязнымирты. Он мечтал о салунах и Диком Западе, и, возможно, потому, что это было еще так свежо в его памяти, первые слова, слетевшие с его губ, когда он увидел Трейси Карлайл у своей двери, были "Сосущий член ублюдок".
  
   "Я тоже рада тебя видеть", - ответила она, а затем Трейси Карлайл, которую на самом деле звали не Трейси Карлайл, улыбнулась ему, как будто они были старыми друзьями. Она улыбнулась, как будто была рада его видеть. "Могу я войти?"
  
   Рисс на мгновение задумался об этом, задаваясь вопросом, что, черт возьми, он скажет Тауэру, когда его, без сомнения, спросят об этом, затем вздохнул. Он отступил и помахал ей, затем посмотрел через свой крошечный двор на улицу, не увидев ничего, что его встревожило. Он чуть не рассмеялся.
  
   Как будто я знаю, что ищу, подумал он.
  
   "Кофе свежий", - сказал он ей, проходя мимо, направляясь обратно на кухню. "Я узнал об этом от друга из Сан-Франциско. Я имею в виду зерна, а не кофе".
  
   "Кофе был бы восхитителен", - сказала Трейси Карлайл, следуя за ним.
  
   "Ты берешь сливки? Сахар?" Рисс открыл шкаф, достал кружку.
  
   "Черный, как мое сердце".
  
   "Угу".
  
   Он поставил кружку, наполнил ее из кофейника и передал мне. Она смотрела на него с тем, что он истолковал как смутное веселье, и пока он стоял там, она пробежала глазами по всей его длине, вниз, затем вверх, затем снова улыбнулась.
  
   "Я только что проснулся", - объяснил Рисс.
  
   "Так я и вижу".
  
   Рисс вернул взгляд и должен был признать, что ему понравилось то, на что он смотрел. На ней были джинсы и черная футболка, свободная льняная куртка, загорелая. Он почувствовал легкий запах мыла, увидел, что ее волосы, похоже, все еще влажные. Только что из душа, предположил он, и прямо к его порогу, но одному Богу известно, почему. Затем он увидел что-то похожее на засохшую кровь на носках ее ботинок, и ему пришлось задуматься, был ли душ чем-то большим, чем просто гигиена.
  
   "Тебе, наверное, не следует быть здесь", - сказал он ей.
  
   "Мне нужна услуга".
  
   "Я больше не оказываю таких услуг".
  
   "Это вам ничего не будет стоить. Возможно, тебе это даже понравится".
  
   Рисс коротко рассмеялся. "Вы простите меня, если я вам не верю".
  
   "Это услуга для Руслана, Чарльз".
  
   "Руслан в Афганистане".
  
   "На данный момент, да. Он хочет вернуть своего сына. Я здесь, чтобы забрать его ".
  
   "О Боже", - сказал Рисс, его разум наполнился видениями резиденции Дормон, где жил президент, охваченной пламенем, разрушающейся от ракетного удара. "Так же, как ты принес их в первый раз?"
  
   Карлайл рассмеялся. "Ты действительно думаешь, что я монстр, не так ли?"
  
   "Я не знаю, что о тебе думать", - честно ответил Рисс. "Ты появляешься на моем пороге с пятнами крови на ботинках, говоришь мне, что тебе нужна услуга, но все в порядке, потому что это полуофициально, и это касается Руслана, и Степана, и в последний раз, когда я видел тебя, ты направлялся в душ, а я выходилдверь. Так что нет, Трейси, я не знаю, что и думать о тебе ".
  
   "Меня зовут Тара", - сказала Трейси Карлайл.
  
   "Что это за услуга?"
  
   Тара-не-Трейси попробовала кофе, который он налил для нее, и он увидел, как выражение ее лица просветлело от приятного удивления. Она сделала второй глоток, прежде чем сказать: "Вчера поздно вечером посол Великобритании встретился с президентом Севарой Маликовой, чтобы обсудить возможность возвращения Степана Маликова под опеку его отца. Посол привез сообщение от отца Степана, детали которого в значительной степени неважны, но суть была такова: Руслан возвращает Степана, Севаре больше никогда не придется беспокоиться о своем брате. Руслан будет держаться подальше от нее и Узбекистана, и на этом все закончится.
  
   "Президент Маликов, после некоторого обсуждения, согласился. Обмен назначен на послезавтра, рано утром во вторник, и состоится на пограничном переходе в Термезе. Севара совершит визит якобы для того, чтобы изучить безопасность на границе и встретиться с персоналом Организации Объединенных Наций для оказания помощи. Руслан будет ждать на афганской стороне моста, а Севара доставит Степана на узбекскую сторону. Третья сторона сопроводит мальчика через мост к его отцу ".
  
   "Севара согласилась на это?"
  
   "Так мне сказали. Вы, кажется, удивлены."
  
   Рисс пожал плечами. Его больше ничто в Узбекистане не удивляло. "Пока я ничего не слышу об одолжении".
  
   "Я подхожу к этому." Тара-не-Трейси допила свой кофе, затем поставила кружку на стойку. Она полезла в наружный карман своего пальто и достала два бумажника, оба кожаные, один черный, другой коричневый. Она поставила их рядом со своей пустой кружкой. Рисс заметил, что загорелый тоже был забрызган засохшей кровью.
  
   "Я сняла это с двух мужчин в Афганистане", - сказала она ему. "Они неохотно расставались с ними".
  
   Рисс поколебался, затем взял черный бумажник и открыл его. На него смотрело удостоверение личности, напечатанное на узбекском языке и объявляющее предъявителя офицером СНБ. Офицера, о котором идет речь, звали Тозим Степанов. Он перевел взгляд с бумажника на нее, и она наклонила голову, показывая, что он должен изучить и второй. Он так и сделал, прочитав удостоверение второго офицера СНБ по имени Андрей Хамраев.
  
   "Ты снял это с двух мужчин в Афганистане?"
  
   "На самом деле, примерно в восьмидесяти километрах к югу от Мазари-Шарифа".
  
   "Что делали два офицера СНБ в восьмидесяти километрах к югу от Мазари-Шарифа?"
  
   "Я полагаю, что они руководили группой убийц в попытке убить Руслана Маликова. Группа захвата состояла из четырех солдат узбекской армии в дополнение к этим двум ".
  
   "У вас есть доказательства этого?"
  
   Из другого кармана Тара-не-Трейси достала пластиковый пакет на молнии. Она потрясла пакет, прежде чем передать его, отчего металлическое содержимое внутри слегка зазвенело. Рисс взял сумку.
  
   Четыре комплекта жетонов.
  
   "Вопрос, конечно, в том, санкционировал ли президент Маликов эту ударную группу или нет", - сказала она ему. "Учитывая, что это было вооруженное вторжение одного суверенного государства на другое, я нахожу это сомнительным, особенно учитывая теплые отношения Узбекистана с вашим правительством, не говоря уже об отношениях вашего правительства с Афганистаном. Я нахожу это действительно очень сомнительным ".
  
   "Она этого не сделала", - сказал Рисс. "Ни за что на свете, не только для того, чтобы убить ее брата".
  
   "Тогда кто-то другой, должно быть, инициировал действие. И, учитывая характер удостоверений личности в этих кошельках, я думаю, мы оба знаем, кто этот кто-то ".
  
   "Я должен довести это до сведения моего посла".
  
   "Я, конечно, не собираюсь указывать вам, как выполнять вашу работу", - весело сказала она. "Но если бы вы спросили меня, я бы сказал, что это был прекрасный и правильный курс действий".
  
   Рисс снова посмотрел на нее, на ее улыбку, на ее манеры. "Ты подставляешь Захидова?"
  
   "Неужели я?"
  
   "По крайней мере, президент Маликов требует отставки Захидова. В лучшем случае он исчезает, а тело так и не находят".
  
   Что-то мелькнуло в ее глазах, почти как тень, переходящая из одной тьмы в другую.
  
   "Это было бы жаль", - сказала Тара-не-Трейси. "Это было бы действительно очень жаль".
  
  
  
   Посол Нортон не хотел встречаться с Риссом в такой короткий срок, но упоминание об узбекском вторжении в Афганистан быстро развеяло это нежелание. Они встретились в кабинете посла в посольстве, и хотя Рисс, конечно, был там не в первый раз с тех пор, как Нортон сменил Гаррета, он снова был удивлен тем, как мало, казалось, изменилось. Только фотографии на стене славы и на столе, и даже они были удивительно похожи на те, что повесил Гаррет.
  
   Аарон Тауэр также присутствовал на встрече, что поначалу удивило Рисса, но, оглядываясь назад, он подумал, что этого действительно не должно было быть. Тара-не-Трейси была сестрой, он знал это, и на этот раз британка была здесь по официальному делу. ПОТОМУ что Ташкент был бы уведомлен, если не через Лондон, возможно, через Лэнгли. Это помогло Риссу в изложении его аргументации, потому что Тауэр смог предоставить некоторые недостающие детали, а именно, об узбекских солдатах, где они были размещены, и как Захидов, скорее всего, все организовал.
  
   "И мы уверены, что президент Маликов не санкционировал эту акцию?" Посол Нортон спросил, когда Рисс и Тауэр закончили свои соответствующие доклады. Он посмотрел на них поверх очков.
  
   "Настолько позитивно, насколько мы можем быть", - ответил Тауэр. "Это противоречит всему, что президент Маликова сделала после победы на выборах, Митч, особенно тем шагам, которые она предпринимает для улучшения отношений с афганцами. Добавьте к этому тот факт, что она очень усердно работала, чтобы оставаться на нашей хорошей стороне, ослабляя религиозные ограничения и проблемы с прессой, даже обуздывая СНБ ".
  
   "Ей еще предстоит пройти долгий путь", - мягко заметил посол. "Но я понимаю вашу точку зрения. Для нее было бы чертовски рискованно посылать войска в Афганистан, по крайней мере, так ".
  
   "Я думаю, мы можем с уверенностью предположить, что это было сделано без ее ведома или разрешения".
  
   "Тогда я немедленно позвоню в ее офис, узнаю, свободна ли она, чтобы обсудить этот потенциальный дипломатический инцидент". Посол откинулся на спинку стула, сняв очки. Он закрыл их, но держал в руке ". Мистер Рисс".
  
   "Да, сэр?"
  
   "Вы знаете, что британцы выступили посредниками в сделке между президентом Маликовой и ее братом?"
  
   "Да, сэр".
  
   "Вы раньше бывали в Термезе?"
  
   "Три раза, да, сэр, хотя и не за последние восемь месяцев или около того".
  
   "Ты собираешься сделать это четыре раза. Я хочу, чтобы передача была проверена. Если что-то пойдет не так, я бы хотел, чтобы американец был свидетелем того, что произошло. Доберитесь до Термеза к завтрашнему вечеру. Обмен, как сообщил мне мой коллега из британского посольства, назначен на восемь часов утра во вторник. Я хочу, чтобы ты был там ".
  
   "Как близко я должен подойти?"
  
   "Достаточно близко, чтобы, если что-то пойдет не так, ты мог дать мне точный отчет, сынок". Посол казался слегка раздраженным. "Ты знаешь и Руслана, и мальчика, или я так понимаю".
  
   Рисс взглянул на Тауэра, который в ответ улыбнулся ему. "Я узнаю их, да, сэр", - ответил он.
  
   "Это все, что мне нужно. Я удостоверюсь, что Макколл знает, куда вы направляетесь и зачем; вам не придется беспокоиться о нем. "Посол провел рукой с очками по столу, указывая на бумажники и жетоны. "Спасибо, что так быстро довели это до моего сведения".
  
   Рисс воспринял это как сигнал к выходу, сказал: "Спасибо, что уделили мне время, сэр", и направился к выходу из офиса.
  
   " Мистер Рисс, " окликнул его посол. "И еще кое-что".
  
   "Сэр?"
  
   "Никаких тебе плащей и кинжалов". Риссу показалось, что посол демонстративно не смотрит на Тауэра. "У меня уже достаточно людей с такими, которые бегают по этой стране".
  
   "Я понимаю, сэр".
  
   Тауэр поднялся со стула, сказав: "Я провожу Чарльза, если ты не возражаешь, Митч".
  
   Посол хмыкнул в знак согласия, уже потянувшись к телефону. Тауэр положил руку на плечо Рисса, направляя его остаток пути из офиса и через секретарский бункер в коридор. Они прошли через защитные двери, и Тауэр опустил руку, молча идя рядом с Риссом, пока они не достигли вестибюля.
  
   "Не получил второго броска в сене?" - Спросил его Тауэр.
  
   "Я не думаю, что она была настолько заинтересована".
  
   Тауэр остановился, засунув руки в карманы. Начальник резидентуры ЦРУ смотрел в сторону выхода, нахмурив брови, очевидно, что-то вспоминая.
  
   "Нет, я не думаю, что она была", - сказал он через секунду, затем перевел взгляд обратно на Рисса. "Не возражаешь, если я поеду с тобой в Термез?"
  
   "Вам также нужно провести аудит передачи?"
  
   "Что-то вроде этого".
  
   "Но не совсем так".
  
   Тауэр ухмыльнулся в ответ, затем сказал: "Я думаю, у министра внутренних дел Захидова завтра будет очень плохой день".
  
   "Не могло случиться с более приятным парнем".
  
   "Если бы ты знал половину того, что знаю я, Чак, ты бы поднял тост".
  
   "Ты думаешь, она это сделает? Убить его?"
  
   "Президент Маликов? Он был полезен ей до того, как она выиграла выборы, но теперь он большая обуза. Ее проблема в том, что он слишком много знает. Все ее грязное белье. Что вы думаете?"
  
   Чарльз Рисс вспомнил видеозаписи допросов СНБ, которые передала ему Дина Маликова, мужчин и женщин, молодых и старых, избивали и жестоко обращались с ними, чтобы добиться признаний. Он вспомнил Дину Маликову, фотографии ее обнаженного тела, ожоги, раздробленные кости, кровь. Он вспомнил историю о том, что Захидов послал за Русланом, чтобы тот мог опознать тело своей жены, просьбу, которая могла быть истолкована как предупреждение Захидова Руслану, но на самом деле была не более чем чистым садизмом.
  
   "Я думаю, что это не могло случиться с более хорошим парнем", - сказал он.
  
  
   ГЛАВА 42
  
   Узбекистан-Ташкент-488 Чимкент
  
   27 августа 2022 года (GMT+5:00)
  
   Он не спал в пентхаусе на Сулаймонова больше нет, с тех пор, как Севара стала президентом. Она, конечно, сохранила пентхаус, и Захидов знал, что она все еще иногда им пользовалась, но теперь она жила в резиденции в Дормоне, и ему потребовалось время, чтобы понять, что она не собиралась позволять ему присоединиться к ней там. Нет, если только он не сможет убедить ее в обратном, убедить ее, что любовь между ними все еще сильна и все еще служит интересам их нации.
  
   Его немало беспокоило, что вместо этого там спал отпрыск Руслана. Севара души не чаяла в ребенке, поскольку у нее было время души не чаяла в ком угодно. Но почему она, казалось, сосредоточилась на своем племяннике, на комфорте и счастье мальчика, он не понимал.
  
   Итак, Захидов жил один в своей квартире в Чимкенте, квартире, подходящей для человека, который был одновременно заместителем премьер-министра внутренних дел и главой СНБ. Здесь было все, что он мог пожелать, все лучшие приборы, приборы и электроника, от телевизора с плоским экраном до мощной стереосистемы и большой водяной кровати. Там был холодильник за тысячу восемьсот долларов, сделанный специально для хранения его коллекции изысканных вин, и даже секретная комната с сейфом, где он хранил самые важные для него и его работы вещи: документы, используемые для шантажа других членов правительства, его любимые пистолеты, некоторые изего деньги - половина в золоте, другая половина в американских долларах.
  
   В нем было все, что он мог пожелать, кроме нее, и Захидов знал, что он влюблен, и презирал себя за то, что был таким слабым. Но он не мог изменить свое сердце.
  
   Он ненавидел возвращаться домой.
  
   И именно поэтому он был невнимателен, когда припарковал свой недавно купленный Audi TT на стоянке той ночью, возвращаясь из Министерства внутренних дел, где он провел день, ожидая вестей от Тозима или Андрея. Вот почему он не заметил, что свет у входа на лестничную клетку со стороны автостоянки, казалось, не горел, и почему он не был так осторожен, как, возможно, следовало быть, когда он вышел из своей машины, а затем откинулся назад, чтобы дотянуться до своего портфеля, сидящего на пассажирском сиденье.сядьте, чтобы забрать его.
  
   "Что у тебя с Аудисом?" - тихо спросила Захидова женщина сзади.
  
   Он потянулся к пистолету на бедре, пытаясь выпрямиться, но прежде чем он смог даже начать движение, он почувствовал, как боль пронзила заднюю часть его ног, дверь Ауди захлопнулась за ним. Он вскрикнул не только от боли, но и от удивления. Затем дверь открылась и хлопнула во второй раз, и на этот раз в его крике была только боль.
  
   Затем его вытащили из машины, он почувствовал на лице цементный пол гаража и тупую боль в передних зубах, и он понял, что его вытащили, что он ударился лицом о землю. Цветок света расцвел перед его глазами, ослепив его своей интенсивностью, и он почувствовал вкус крови во рту и почувствовал, как ее тепло течет по его лицу. Хендс вытащил пистолет из кобуры на бедре, затем другой пистолет с лодыжки.
  
   Тошнота захлестнула его, поднимаясь между ног, и он не мог дышать, а цветок света превратился в точки, которые кружились и сплетались перед его глазами. Тогда он увидел женщину, и, несмотря на свою дезориентацию и страдания, он установил связь. Эта женщина здесь и британская сучка-шпионка, пизда, которую Тауэр украл у него, та, в которой Севара обвиняла его. Она схватила его за горло, дергая к себе, и он увидел, как мелькнула ее рука с его пистолетом в ней, и она ударила его стволом по губам. Его передние зубы, уже расшатавшиеся от удара о пол гаража, вырвались у него во рту, и он почувствовал новый прилив крови.
  
   Она прижала его спиной к Audi, все еще держа его за горло, душа его. Другой рукой она приставила конец его пистолета к его губам, надавливая все сильнее и сильнее, пока у него не осталось выбора, кроме как открыть рот. Ствол порезал его десны, и он не смог удержаться от выражения своей боли.
  
   При этих словах ее лицо приблизилось к его лицу, ее руки схватили его, и он почувствовал, как ее волосы коснулись его щеки. Он потерял счет своей боли из-за внезапного страха, уверенный только по выражению ее лица, что она собирается нажать на курок.
  
   "Помнишь меня?" - спросила она. "Помнишь, что ты сделал со мной?"
  
   Захидов уставился на нее, его зрение все еще было залито светом, а теперь и слезами.
  
   "Ответь мне", - тихо сказала она.
  
   Он кивнул.
  
   "Хорошо", - сказала она, звуча удовлетворенно. "Тозим тоже вспомнил меня перед смертью. Андрей, хотя ... У Андрея никогда не было шанса, прежде чем я убил его.
  
   Она сделала паузу, чтобы ее слова впитались. Дуло пистолета врезалось в небо Захидова, и он почувствовал, как у него задрожал рвотный рефлекс, и он испугался того, что произойдет, если он не сможет это контролировать.
  
   "Руслан жив", - прошептала она. "Его даже не было в конвое, ты, тупой ублюдок. Ты все испортил, и в любой момент милая маленькая Севья узнает, что ты тоже все испортил. Президент узнает, что вы послали солдат в Афганистан, чтобы убить ее брата, и что вы сделали это без ее разрешения. И что, по-твоему, она собирается делать?"
  
   Желание заткнуть рот было невыносимым, и голова Захидова непроизвольно оторвалась от крыши машины, и она ударила его пистолетом обратно. Он не мог дышать, ее фигура расплывалась от слез в его глазах.
  
   "Как ты думаешь, что она собирается делать с таким смущением, как ты, Ахтам? С кем-то таким грубым и глупым, как ты? Твой срок годности давно истек, приятель. Как ты думаешь, что она собирается делать теперь, когда нашла способ помириться со своим братом?"
  
   Шпион, британский шпион-пизда, улыбнулся ему тогда. Она улыбнулась.
  
   Затем она вытащила пистолет у него изо рта и в то же время ударила его правым коленом в промежность.
  
   Захидов рухнул, снова падая вперед на пол. На этот раз ему удалось выставить руку перед собой, чтобы смягчить падение.
  
   "Мне не нужно убивать тебя, Ахтам. Ты знаешь почему?" Над ним раздался слегка хрипловатый женский голос. "Потому что твоя маленькая Севья собирается сделать это для меня. Ты уже мертв, Захидов. Ты просто еще не перестал дышать ".
  
   Затем он почувствовал, что его ребра угрожают сломаться, и немного воздуха, которое он восстановил, исчезло, и яркий свет во второй раз поглотил его зрение. На этот раз это усилилось, и он услышал рев реки, оглушающий его уши.
  
  
  
   Когда он пришел в себя, он лежал на боку рядом со своей машиной, все еще в гараже, все еще в темноте. Он не знал, сколько времени он потерял, и, на мгновение, он не знал, как он оказался там, вот так.
  
   Затем все вернулось к нему, кусочки сложились вместе, и он вспомнил женщину. Он помнил боль, которую она ему причинила. Он вспомнил, что она сказала, и он знал, что это было правдой. Тозим и Андрей потерпели неудачу, а Севара не терпела неудач.
  
   Вместо того, чтобы доказать, что Севара неправа, он доказал, что она права. Хуже того - он был не просто бандитом. Теперь у нее не было выбора, кроме как видеть в нем опасного и неуправляемого человека.
  
   Он подтянулся к своей машине, затем воспользовался открытой дверцей, чтобы подняться на ноги. На полпути ему пришлось остановиться, согнуться пополам и выплеснуть содержимое желудка на пол и свои ботинки.
  
   Захидов перевел дыхание, провел тыльной стороной руки по глазам. Он потерял свои очки, он понятия не имел, где они. Он вытер слезы и кровь с лица, коснулся кончиком языка кровоточащих десен. Он причинял боль больше, чем когда-либо прежде, не только своему телу, но и своему сердцу.
  
   Между ним и Севарой все было кончено. Все остальное рушилось, и окончательность этого, больше всего на свете, пустила корни и вызвала его ярость. Он мог сдаться ей и столкнуться с тем, что произойдет дальше, или он мог убежать.
  
   Он пошарил внутри Ауди, нашел свои ключи и портфель. Он закрыл дверь и, пошатываясь, направился к лестнице.
  
   Он бы сбежал. Уезжайте из страны, уезжайте далеко. У него были связи, он мог исчезнуть. Сначала Москва, потом Париж. Он уедет и поправится, а потом, когда у него будут силы и люди, он отплатит этому британскому шпиону. Он отплатит ей тем же, и он заставит ее всей душой пожелать, чтобы она нажала на курок, и он заставит ее понять, что то, что он сделал с ней в комнате для допросов в Министерстве, было милосердием.
  
   Он добрался до своей квартиры, двинулся, чтобы отпереть дверь, затем понял, что замок сломан, а сама дверь приоткрыта. Он протиснулся внутрь, затем остановился, уставившись на обломки. Его квартира была разгромлена, так же жестоко и тщательно, как и любой обыск, который он когда-либо проводил. Замок на его винном холодильнике был сломан, бутылки разбиты, и даже шкаф в секретной комнате был открыт, его оружие разбросано по полу, его деньги пропали.
  
   Захидов почувствовал, как в нем закипает гнев, и подумал обо всех вещах, которые он должен был сделать с британским шпионом, когда у него был шанс. Все то, что он сделал бы с этой пиздой, если бы ему снова представилась такая возможность.
  
   Он снова услышал ее голос в своей голове.
  
   Она нашла способ помириться со своим братом.
  
   Захидов оперся на сломанный оружейный шкаф, медленно повернулся, затем опустился на пол, на мгновение забыв о боли в теле. Что это значило? Севара заключила мир со своим братом? Она бы так поступила?
  
   И как? Вернется ли Руслан в Ташкент? Позволит ли Севара ему вернуться в правительство? Зачем ей это? Это не имело смысла; это сделало бы ее уязвимой.
  
   Сопляк, подумал Захидов. Должно быть, это из-за сопляка, она отдает мальчика своему брату, должно быть, так и есть.
  
   Каким-то образом Руслан играл на сентиментальности своей сестры, на ее чувстве вины. Каким-то образом Руслан убедил Севару вернуть ему племянника, и она по глупости согласилась.
  
   Он должен был выяснить, как.
  
   Он должен был выяснить, как и когда, и положить этому конец, раз и навсегда. Остановить их всех, Руслана, и Степана, и британского шпиона, который был очень, очень глуп, оставив его в живых.
  
  
   ГЛАВА 43
  
   Узбекистан-Ташкент-Канцелярия Великобритании,
   Коммерческий отдел
  
   28 августа, 10:34 (GMT+5:00)
  
   "Он в движении?" Эндрю Финчер спросил Чейса.
  
   Она плюхнулась в кресло напротив его стола в крошечном кабинете, который служил сердцем Ташкентского вокзала, затем кивнула. Официально Финчер числился вице-консулом Миссии по развитию торговли, что принесло бы ему более высокий пост, если бы это было правдой. Вместо этого его перевели в комнату десять на десять, которая, как подозревал Чейс, изначально использовалась как чулан. Благодаря этому яма на Воксхолл-Кросс выглядела просторной.
  
   Несмотря на все это, она была удивлена, обнаружив, что Финчер, казалось, был удивительно спокоен с самим собой.
  
   "У вас есть документация?" она спросила его.
  
   "Все будет готово к вечеру, прежде чем вы отправитесь в Термез. У них были некоторые проблемы с поиском фотографии мальчика, как вы можете себе представить ". Он подтолкнул к ней через стол конверт из плотной бумаги. "Билеты для вас четверых".
  
   "Маршрутизация?"
  
   "Королевские ВВС из Мазари-Шарифа до Турции, оттуда коммерческий, Франкфурт, затем Лондон".
  
   "Окольный путь".
  
   "Лучшее, что мы смогли сделать за такой короткий срок. Проще, если ты готов улететь из Ташкента".
  
   "Это не вариант".
  
   "Нет, я знаю, что это не так. Я разговаривал с генеральным директором здесь, в Ташкенте, человеком по имени Тауэр, возможно, вы его помните ".
  
   "Должен ли я?"
  
   "Башня помнит тебя. Он тот, кто уволил тебя из Министерства внутренних дел в феврале прошлого года ".
  
   "Тогда я должен ему очень большую выпивку".
  
   "Я подозреваю, что ты должен ему очень большую порцию выпивки", - сказал Финчер, открывая один из ящиков своего стола и доставая маленький радиоприемник и беспроводной наушник. "В любом случае, мистер Тауэр сейчас в курсе поисков "Звездной полосы", и он будет присутствовать в Термезе с поддержкой, готовый двинуться на Захидова, если он появится. Лондон официально рассматривает это как совместную операцию".
  
   Финчер передал рацию и наушник Чейсу, который взял их, быстро осмотрев оба.
  
   "Частота установлена. Ваш позывной для операции - Шер Хан, Степана - Маугли, Тауэра - Балу, Ланкфорда - Багира, а узбекскую команду зовут Икки. Вы можете догадаться, кто такой Каа, и нет, прежде чем вы спросите, я не выбирал имена ".
  
   Чейс рассмеялась, отметив используемую частоту, чтобы она могла поделиться ею с Ланкфордом, прежде чем спрятать приемник в карман куртки. "Тогда, похоже, мы все охвачены".
  
   "Я могу приехать в Термез, если хочешь".
  
   "Я ценю твое предложение, Эндрю, но если все полетит к чертям, я бы предпочел, чтобы ты был здесь". Она на мгновение задумалась над ним, затем добавила: "Начальник участка, кажется, тебе подходит".
  
   "Или меня это устраивает", - согласился Финчер. "Однако потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к этому. Трудно не рассматривать это как понижение в должности ".
  
   "Я понимаю".
  
   Финчер потянул себя за мочку правого уха. "Здесь мне лучше. Я думаю, так будет лучше".
  
   "Это не было личным, Эндрю, ты это знаешь".
  
   Он покачал головой. "Не с тобой, нет. Но я не с нетерпением жду, когда здесь появятся Ники или Крис в ближайшее время ".
  
   "Они будут вести себя прилично. Я позабочусь об этом".
  
   "Да, я знаю, что так и будет". Эндрю Финчер улыбнулся. "А ты? У тебя все хорошо?"
  
   "На данный момент достаточно хорошо".
  
   "Я все еще думаю, что давить на Захидова - ошибка. Вы ужасно рискуете, вводя его в игру таким образом, особенно если у него есть эта последняя Звездная серия ".
  
   "Не было никаких признаков ракеты, когда я перевернул его квартиру", - ответил Чейс. "Что означает, что он прячет его где-то в другом месте. Я должен был что-то сделать, чтобы заставить его рассказать об этом открыто ".
  
   "Тем не менее, вы не можете быть уверены в том, что он сделает дальше. А Ахтам Захидов, разозленный на ПЗРК, - чрезвычайно рискованное предложение".
  
   "Я в курсе". Чейс склонила голову набок, убрала волосы с глаз. "Ты присматриваешь за ним?"
  
   "Еще час назад".
  
   "Что произошло час назад?"
  
   "Хейден говорит, что он поехал в аэропорт. Он потерял его там ".
  
   "Захидов потряс Бобби?"
  
   Финчер пожал плечами. "Бобби не может сказать, было ли это намеренно или нет, но, учитывая, что президент Маликов отправил на его поиски все СНБ, я подозреваю, что это так".
  
   "Это означает, что если ваш Номер Два потерял Захидова в аэропорту, Захидов, конечно, не уехал из аэропорта", - сказал Чейс.
  
   " Значит, он на пути в Термез? - Спросил Финчер.
  
   "Будем надеяться". Она улыбнулась ему, затем наклонилась вперед. "Могу я воспользоваться твоей связью, Эндрю? Мне нужно связаться с третьим надзирателем, сказать ему, что мы все еще в бегах."
  
   "Во что бы то ни стало". Финчер повернулся в кресле, потянулся к краю стола, к шкафу, который, казалось, тянулся вдоль всей стены, открывая центральные дверцы. Он встал, включил защищенный телефон внутри, затем протиснулся между шкафом и столом, проходя мимо Чейса. "Я подожду снаружи".
  
   "Спасибо".
  
   Она подождала, пока он уйдет, и закрыла за ним дверь, прежде чем встать и подойти к шкафу. Пространство было настолько тесным, что ей пришлось сесть на стол, чтобы воспользоваться телефоном. Сначала она набрала номер оперативной комнаты.
  
   "MCO".
  
   "Чейс. Мне нужен патч на Ланкфорд в Мазари-Шарифе ".
  
   "Будьте готовы".
  
   Чейс ждал, слушая регулярные щелчки защищенной линии, пока Алексис Фергюсон переводила ее в режим ожидания. Она представила себя за столом MCO, пытающейся связаться с Ланкфордом по спутниковому телефону с ФСБ в Афганистане. Это займет несколько минут, и Чейс пытался быть терпеливым, но ожидание вело к размышлениям, а прямо сейчас слишком много размышлений привело бы к сомнениям, а у нее не было на это времени.
  
   Но по мере того, как одна минута перетекала в другую, и она ждала, что Алексис или, что предпочтительнее, Ланкфорд выйдут на связь, она не могла остановиться. Чейса беспокоил не тот факт, что Севара согласилась на обмен. Она достаточно внимательно следила за новостями из Узбекистана в Лондоне, чтобы несколько месяцев назад заметить привязанность президента Маликова к мальчику; не нужно быть специалистом по психологии, чтобы понять, что ее племянник находится на попечении Севары не столько из-за чувства вины, сколько из-за привязанности. Дело даже не в том, что американцы согласились разрешить обмен; в конечном счете, решение Севары Маликовой было единственным, которое имело значение, конечно, в вопросах безопасности Узбекистана.
  
   Однако ликвидация Захидова была рискованной, как и указал Финчер. Целью было вывести Захидова на чистую воду с "Звездной полосой" в руках, предоставив ему слишком неотразимую цель, чтобы ее игнорировать. Но если Захидову действительно удастся добраться до Термеза с ракетой, переменные снова возрастут, потому что все, что ему нужно будет сделать, это подождать, пока она, Руслан и Степан не окажутся все вместе в эвакуационной машине, какой бы она ни была. До тех пор, пока у Захидова был прямой обзор - а она видела мост с воздуха, пересекая границу от британской ФСБ, всего за три дня до этого, и был достаточно прямой обзор - он мог припарковаться где угодно в радиусе пяти километров и легко их оттуда убрать.
  
   Она молила Бога, чтобы Тауэр нашел Захидова до того, как Захидов найдет свой выстрел.
  
   В трубке раздался щелчок, а затем голос Ланкфорда. "Тара?"
  
   "Я сделаю это быстро, Крис", - сказал Чейс. "Доставка назначена на ноль восемьсот в зоне завтра утром. Отец должен предстать на вашей стороне моста для проверки зрения командой старшей сестры, затем я передам посылку через мост ".
  
   "И где я нахожусь?"
  
   "С отцом, как и планировалось".
  
   "Тогда у нас проблема", - сказал Ланкфорд.
  
   "Что?"
  
   "Костум рассказал Руслану о засаде. Он боится, что его сестра попросит кого-нибудь выстрелить в него, если он приедет на границу ".
  
   "Это его сын, он должен быть там".
  
   "Это то, что я ему сказал, но он непреклонен. И он, возможно, прав. Все, что нужно президенту Маликову, - это одно теплое тело, которое знает, что он делает с винтовкой, а ее брат остался в прошлом. Он планирует оставаться в Мазари-Шарифе, пока мы не доберемся до него с его сыном. Предполагается, что Костум поедет со мной вместо него."
  
   Чейс на мгновение прикусила нижнюю губу. "Мне это не нравится".
  
   "Не думал, что ты это сделаешь, но я пытался убедить его изменить свое мнение с тех пор, как он сообщил мне о своем решении, когда приехал в город прошлой ночью, и он не сдвинется с места".
  
   "Где он сейчас?"
  
   "С Костумом и примерно четырнадцатью людьми Костума, скрывающимися в доме примерно в двадцати минутах езды от ФСБ. Если хочешь, я могу привести его сюда, ты можешь попытаться поговорить с ним ".
  
   "Это займет у вас час, по крайней мере".
  
   "И он может не прийти. Он подергался, Тара. Он уверен, что Севара имеет на него зуб."
  
   Чейс тихо выругался, затем сказал: "Верно, ничего не поделаешь. Но он должен быть готов к переезду, как только мы прибудем в город. И вам нужно будет организовать транспорт на афганскую сторону моста и обратно ".
  
   "Я уже позаботился об этом".
  
   "Вам также понадобится рация из ФСБ". Чейс назвал ему частоту и позывные, и Ланкфорд повторил информацию без комментариев.
  
   "Я свяжусь с вами, как только мы будем на месте".Линия слегка потрескивала, шепча помехи на ухо Чейсу, когда Ланкфорд воспользовался моментом. "А другой фактор, который сейчас в игре?"
  
   "Ему дали толчок в правильном направлении".
  
   "Рискованно".
  
   Ты и половины всего не знаешь, подумал Чейс. "Слишком поздно поворачивать назад".
  
   "Понятно. Увидимся завтра".
  
   "Я чертовски на это надеюсь", - ответил Чейс.
  
  
   ГЛАВА 44
  
   Узбекистан-Сурхандарьинская область-Термез
  
   29 августа, 03:19 часов (GMT+5:00)
  
   Захидов поднес ко рту носовой платок, затем проверил белую ткань, увидев пятна крови, смешанные с его слюной. Из его десен все еще текло, они были сырыми на ощупь, как и все остальное в нем. Это придало ему решимости, сделало его еще более уверенным в том, что он должен был сделать.
  
   Больше не для нее. Теперь это было для него.
  
   Капитан Олег Аркитов наблюдал за ним с подозрением и беспокойством. "Скажи мне еще раз?"
  
   "Один вертолет и пилот, это все, что мне нужно. Обо всем остальном я уже позаботился. Но мне срочно нужны пилот и вертолет, капитан, я должен быть на позиции до рассвета.
  
   "И на рассвете-"
  
   "Это может быть не на рассвете, но я думаю, вскоре после, определенно до полудня. Затем я делаю то, для чего меня сюда послали, и ваш пилот, он везет меня на вертолете на восток, высаживает в Таджикистане. Затем он возвращается к тебе. Вот и все".
  
   "Я сомневаюсь, Ахтам". Желтый свет, льющийся с потолка кабинета капитана, заставил выражение лица Аркитова казаться еще более обеспокоенным, а его хмурый взгляд - еще более глубоким. "Даже если все так, как вы говорите, это подвергает моего пилота большому риску".
  
   "Мой риск намного больше, Олег. Это для нашей страны. Я обращаюсь к вам как к патриоту".
  
   "Так вы сказали". Капитан Аркитов указал на рацию, лежащую на полке рядом с дверью. "Но ты не можешь быть здесь официально, Ахтам, президент заменила тебя сегодня утром своим мужем. Это было по радио".
  
   "Я объяснил, что ей нужно сохранить свое отрицание". Захидов во второй раз провел платком по губам. "Вот почему она это сделала. Вы знаете отношения президента со мной, насколько мы с ней близки. Подумай об этом".
  
   "Я слышал, что вы больше не были так близки, как раньше".
  
   "Президент Узбекистана должен быть осторожным".
  
   Аркитов слегка кивнул, соглашаясь с этим. "Но если то, что ты мне говоришь, правда, Ахтам, почему я не получал приказов от своего начальства? Или от самого президента?"
  
   "Отрицание. Чем меньше людей знает об этом, тем лучше".
  
   "Но, конечно, после того, как это будет сделано, весь мир узнает. Ты будешь объявлен в розыск".
  
   "Вот почему ваш пилот должен отвезти меня в Таджикистан. Ты видишь, как я выгляжу?" Захидов указал на синяки на своем лице, на свои травмы. "Мне нанесли эти раны мои собственные люди, Олег, чтобы создать мое прикрытие. Если я готов потерять свои передние зубы из-за этого, вы думаете, я не пожертвовал бы еще большим ради будущего нашей страны? "
  
   Аркитов изучал его, и Захидов знал, что он отмечает все свои многочисленные синяки, порезы и царапины, и он пытался скрыть по выражению лица что-либо, что могло бы его выдать.
  
   "Нет, ты патриот, Ахтам, ты всегда был патриотом", - согласился Аркитов. "Я принимаю это, я принимаю то, что вы мне говорите".
  
   "Тогда ты знаешь, что мне нужно. Мы должны двигаться, у меня не так много времени ".
  
   Захидов поднялся со стула, остановился, поняв, что Аркитов не сделал ни одного движения, чтобы последовать за ним.
  
   "У меня не так много времени, Олег", - повторил Захидов.
  
   "Да, я понимаю это. И я понимаю, что вы готовы пожертвовать собой ради этого, что будущее Узбекистана важнее вашего собственного. Но сейчас я должен подумать о своих, Ахтам. Если я сделаю это, меня обвинят, обвинят в пособничестве и подстрекательстве к вам".
  
   "Вы делаете это для своей страны".
  
   "Нет, вы делаете это для своей страны. Мне нужно больше".
  
   "Ты не заслуживаешь этой формы", - в ярости выплюнул Захидов.
  
   "Возможно, нет, но я тот, кто его носит, а у вас, как вы уже дважды сказали, не так много времени".
  
   "Сколько ты хочешь?"
  
   "За это? За поступок, который положит конец моей карьере и, возможно, опозорит меня и мою семью? Миллион американских долларов, я думаю."
  
   "У меня нет миллиона долларов".
  
   "Конечно, ты знаешь. Просто отправьте телеграмму в один из ваших банков в Швейцарии или на Каймановых островах, чтобы перевести наличные на мой счет ".
  
   "У нас нет на это времени!"
  
   Аркитов сложил руки на животе, затем терпеливо посмотрел на Захидова. "Я знаю".
  
   Захидов выругался, подумал о том, чтобы убить человека прямо там, где он сидел, но знал, что если он это сделает, он никогда не получит то, что ему нужно. И деньги, ему понадобятся деньги, если он хочет бежать и оставаться скрытым, ему понадобятся деньги, чтобы выжить. Один миллион долларов, это была, возможно, восьмая часть того, что он спрятал, но это раздражало, когда его шантажировали таким образом.
  
   Аркитов многозначительно посмотрел на свои наручные часы.
  
   Захидов выругался во второй раз, затем подошел к столу, схватил телефон и быстро набрал номер по памяти.
  
   "Назови мне номер счета", - выплюнул он Аркитову.
  
   Аркитов наклонился вперед, вытащил листок бумаги из желтого блокнота на своем столе и взял карандаш. Он нацарапал последовательность цифр и название своего собственного банка в Берне.
  
   Захидову потребовалось еще двенадцать минут, чтобы организовать перевод, и еще три минуты Аркитову, чтобы подтвердить, что средства поступили к нему. Удовлетворенный, наконец, капитан повесил трубку, встал и улыбнулся Захидову.
  
   "Теперь, мой друг, " сказал он, " давай посмотрим на этот вертолет для тебя".
  
  
   ГЛАВА 45
  
   Узбекистан-Сурхандарьинская область-
   Термез, "Мост дружбы"
  
   29 Августа, 07:47 (GMT+5:00)
  
   Один журналист назвал это "Контрольно-пропускной пункт Чарли Центральной Азии ", и когда Рисс ехал с Тауэром к мосту в грязном белом фургоне Daewoo, он подумал, что это описание одновременно уместно и болезненно иронично. Сам Термез был свидетелем недавнего строительства и реконструкции, попыток отремонтировать и укрепить свою инфраструктуру в поддержку как гуманитарных, так и военных операций, которые проводились из города. Но когда они покинули город и пошли по дороге вниз к реке, и без того выжженный солнцем пейзаж вокруг них уменьшился, сглаживаясь по мере того, как он сбегал к воде. Участки кустарника и сорняков цеплялись за землю, едва выживая.
  
   Фургон дребезжал, когда они пересекали железнодорожные пути, продолжая спускаться к подножию моста. Приближаясь, Рисс мог видеть бетонные плиты, окрашенные в белый и черный цвета, расположенные в качестве блокпостов в попытке направить и контролировать приближающийся транспортный поток. Сам мост был уродливым, чисто советского образца, из стали и бетона, выкрашенных в белый цвет, с выцветшей и облупившейся краской. На узбекской стороне конечный доступ к контрольно-пропускному пункту был заблокирован воротами, закрытыми и электрифицированными, еще одной частью забора, обозначавшего границу. Вооруженная охрана в камуфляжной форме патрулировала непосредственный периметр.
  
   Тауэр припарковал "Дэу" примерно в пятидесяти футах от моста, на обочине дороги, и заглушил двигатель. Рисс хотел подвергнуть сомнению это решение. Еще не было восьми утра, а температура уже перевалила за мизерную и была на пути к обжигу. Кондиционер был бы облегчением.
  
   "Это перегрело бы двигатель", - сказал Тауэр, отвечая на незаданный вопрос, а затем опустил их соответствующие окна. В машину донесся запах загрязненной воды.
  
   Рисс развернулся на своем сиденье, потянувшись к задней части за рюкзаком, который он взял с собой. Изнутри он достал бинокль и фотоаппарат, цифровую камеру Konica Minolta с телеобъективом. Тауэр взял с собой свой собственный бинокль, но когда Рисс обернулся, он обнаружил, что другой мужчина также принес с собой рацию и поднес ее ко рту.
  
   "Икки, это Балу, прием", - сказал он, и Рисс уставился на него, потому что Тауэр передавал на узбекском, а не на английском.
  
   "Балу, это Икки".
  
   "Как ты читаешь?"
  
   "Пять на пять".
  
   "Конец связи", - сказал Тауэр, а затем установил радио на приборной панели над рулем.
  
   Рисс продолжал смотреть, и Тауэр, казалось, не возражал, теперь доставая свой собственный бинокль. Человек из ЦРУ поднял оптику и посмотрел в сторону моста.
  
   Не видя никаких объяснений своему поведению, Рисс последовал его примеру, направив объективы вниз, к подножию моста. Со стороны охранников послышалось движение, которое он расценил как волнение, и двое солдат начали пробираться к американцам, снимая с рук винтовки. Но пока Рисс наблюдал, он увидел, как пара повернулась, даже когда отдаленный крик донесся до него сквозь неподвижный воздух. Офицер бежал к солдатам, сердито размахивая рукой. Офицер указал на них в фургоне, и солдаты вытянулись по стойке смирно, а затем поспешно вернулись на свои посты.
  
   Офицер смотрел им вслед, затем бросил взгляд в сторону американцев. В бинокль Рисс мог разглядеть выражение лица мужчины, замешательство и неудовольствие. Что бы ему ни говорили, какие бы приказы он только что не передавал своим людям, они вызывали у него дискомфорт.
  
   Рисс отвернулся, чтобы посмотреть на часы. Без девяти минут восемь. Он снова поднял бинокль, когда Тауэр заговорил.
  
   "Западная сторона. Приближаются синие "Жигули", вдоль забора."
  
   Стремительно поворачивая направо, вдоль того, что Рисс считал служебной дорогой, идущей параллельно забору, ехала "Лада" последней модели, ее колеса поднимали облака пыли. Он на мгновение потерял его из виду, когда оно пролетело между ним и одним из приземистых бункеров у берега, но сразу же восстановил его, когда оно появилось, замедляясь до остановки. Он мог разглядеть водителя за рулем.
  
   "Черт возьми", - сказал Рисс. "Я должен был это предвидеть".
  
   "Да", - согласился Тауэр, снова поднимая рацию. "Тебе, наверное, следовало бы".
  
  
   ГЛАВА 46
  
   Узбекистан-Сурхандарьинская область-
   Термез, "Мост дружбы"
  
   29 Августа, 0753 часа (GMT+5:00)
  
   Чейс покинул Ташкент сразу после полуночи, прибыв в Термезе на рейсе, выполняемом чартерной службой, заключившей контракт с посольством Великобритании. "Лада" ждала ее на аэродроме, и Чейс не хотела знать, кого Финчер подкупил, чтобы достать ее для нее, и она сделала мысленную заметку поблагодарить его, когда у нее будет такая возможность. Возможно, он и вонял как Воспитатель, но она быстро завоевывала новое уважение к мужчине как к шлюхе.
  
   Она провела ночь в машине, что не означало, что она спала в ней. Вместо этого она выехала на наблюдательный пункт с видом на мост и припарковалась там почти на час, наблюдая за прожекторами на узбекской стороне, которые пробегали по всей длине ограждения и отражались от воды, пытаясь понять местность. Она несколько раз выходила из машины, чтобы выкурить сигареты, которые взяла с тела Тозима, размять ноги, попытаться успокоиться. Ни никотин, ни движение не помогли.
  
   Перед рассветом она снова завела "Ладу", вырулила обратно в собственно Термез, такой, каким был собственно Термез, а затем направилась на запад, за город, следя за одометром и отсчитывая пять километров. Она проехала аэродром, который использовали немцы, затем снова повернула назад, к Амударье, пока забор снова не стал виден в свете ее фар, затем изменила направление. Она прошла мимо множества мест, где человек мог спрятаться с помощью ПЗРК, и ее не очень утешало, что она не видела никаких признаков того же самого.
  
   К тому времени солнце уже взошло, и в этот момент она прекратила охоту. У нее не было никаких гарантий, что Захидов с самого начала собирался начать игру, и искать его в темноте было просто глупо. Если бы она нашла его, был бы очень хороший шанс, что он увидел бы ее первым. И если бы у него был ПЗРК, она подозревала, что и она, и "Лада" закончились бы фейерверком света и пламени.
  
   Тогда к лучшему, что она на время залегла на дно.
  
   Она поехала к реке, припарковавшись как раз вовремя, чтобы увидеть остаток восхода солнца. Тепло проникло к ней через окна машины, и, несмотря на это, она задремала, думая о доме и Тамсин и задаваясь вопросом, как долго еще она может ожидать, что Вэл придет, когда ее позовут. Если для Тэмсин было тяжело, когда Чейс уходил, то для Вэл это было, в своем роде, тяжелее. Вэл знал достаточно, чтобы понимать, что, как и Том, Чейс может не вернуться.
  
   Тогда она начала просыпаться в панике, боясь, что испортила звукосниматель. По ее часам, она проспала всего две минуты. Она снова вышла из машины, выкурила еще сигарет Тозима, и к тому времени пришло время двигаться. Она снова села за руль, развернула машину на восток и нашла грунтовую дорогу, по которой ездили пограничники, которая привела ее обратно к мосту.
  
   Она увидела фургон, припаркованный на склоне, прежде чем остановила "Ладу". Ее часы показывали ровно без девяти минут восемь, и когда она посмотрела на юг, за реку, она увидела афганский контрольно-пропускной пункт. Она заглушила двигатель, оставив ключи в замке зажигания, затем вытащила радиоприемник, вставила наушник на место, прежде чем включить устройство и положить его в карман. Она вылезла из машины, и ей пришлось бороться, чтобы удержаться от рвотного позыва. Воздух с реки был зловонным, загрязненным смесью химических отходов и человеческих отходов, запах, который проникал в носовые пазухи и прилипал к задней части ее горла. Жара усиливала запах, и Чейс надеялся, что с моста вонь не будет такой сильной, но ожидал, что будет еще хуже.
  
   В ее ухе раздался треск, а затем мужской голос, хриплый и американский. "Шер Хан, это Балу, ответьте".
  
   Она включила рацию, наблюдая за действиями охранников на узбекской стороне моста, патрулирующих бетонные блокпосты. "Продолжай".
  
   "Действуйте по плану".
  
   "У вас есть местоположение на Каа?"
  
   В ее ухе раздалось шипение, когда человек из ЦРУ, Тауэр, сделал паузу, сохраняя линию открытой. "Мы наблюдаем за Каа. Вы можете действовать, как и планировалось ".
  
   Чейс подошел к капоту машины, испытывая лишь незначительное облегчение от новостей. Она снова посмотрела на фургон, припаркованный у главной дороги, ведущей к мосту, и увидела вспышку объектива. Она задавалась вопросом, кто был в машине с Тауэром, держа в руках камеру. Возможно, это была Рисс, и ей понравилась эта идея. Рисс был частью этого в прошлый раз; ей казалось правильным, что он снова участвует сейчас.
  
   "Должен ли я сказать "сыр"? - спросила она. "Где Багира?"
  
   Вмешался голос Ланкфорда, более прерывистый, чем у Тауэра. "Мы на позиции, держимся".
  
   Она снова обратила свое внимание на мост, следуя по нему через реку на афганскую сторону, более чем в километре. Она могла видеть движение на контрольно-пропускном пункте, транспортные средства, но без оптики не было никакой надежды разглядеть позицию Ланкфорда и Костума.
  
   "Понятно", - сказал Чейс.
  
   "Вот они идут", - сказал Тауэр.
  
   Чейс услышал, как сначала по главной дороге проехали машины, а затем вертолет, приближающийся из центра Термеза. Вертолет был похож на другого Сикорского, или, возможно, это был тот же Сикорский, который преследовал ее, когда она бежала в Ауди, она не была уверена. Она наблюдала, как два узбекских армейских джипа вели черный Mercedes-Benz, третий джип следовал за ним, съезжая с главной дороги на вершине склона, где вертолет любовно садился на землю, поднимая облака пыли, когда заходил на посадку. Во второй раз она пожалела, что у нее нет оптики, чтобы подтвердить, что мальчик был в вертолете.
  
   Винты "Сикорского" замедлились, затем остановились, и она увидела активность вокруг "Бенца", движущиеся фигуры, пассажиры пересаживаются из вертолета в машину. Она скорее представила, чем услышала, звук хлопающих дверей автомобиля, запуск двигателей, а затем колонна снова двинулась в путь, два джипа снова вырвались вперед, возвращаясь на дорогу, "Бенц" следовал за ними. Вереница машин двинулась вниз по дороге, мимо припаркованного фургона, к подножию моста.
  
   Стараясь не обращать внимания на вонь от реки, Чейс направился к контрольно-пропускному пункту.
  
  
   ГЛАВА 47
  
   Узбекистан-Сурхандарьинская область-
   Термез, "Мост дружбы"
  
   29 Августа, 0754 часа (GMT+5:00)
  
   Стекла в "Бенце" были тонированы, и Рисс не мог видеть, кто ехал внутри, когда небольшой кортеж проехал мимо них, направляясь к мосту. Он переключился на камеру и, как только проехал последний джип, снова навел объектив на Тару-не-Трейси, которая теперь медленно шла по подъездной дороге к подножию моста. На ней была та же одежда, в которой он видел ее в последний раз, вплоть - как он подозревал - до забрызганных кровью ботинок, но с добавлением солнцезащитных очков.
  
   "Ты собираешься рассказать мне, что происходит?" Спросил Рисс, сделав еще два снимка, затем перевел взгляд на "Бенц", который теперь остановился примерно в десяти ярдах от контрольно-пропускного пункта.
  
   "Вы знаете, что происходит", - сказал Тауэр.
  
   "Что это за кодовые имена? Кто такая Багира?"
  
   "Он с Шер Ханом, на афганской стороне. Взгляните через мост".
  
   "А Каа? Икки?"
  
   "Просто взгляни на афганскую сторону, Чак, скажи мне, что ты видишь".
  
   Рисс перевел объектив с "Бенца", двери которого все еще были закрыты, на подножие моста, затем проследил за его линией через мутную воду реки на афганскую сторону, снова остановив взгляд на скоплении недавно покрашенных зданий там. Он увеличил телеобъектив и мог разобрать цифры, но не так много деталей. Там была изрядная активность, афганские пограничники на своих постах, и какой-то внедорожник, который, как он подумал, мог быть Jeep Cherokee, припаркованный у ворот на дальней стороне моста. Худощавый черноволосый мужчина в штатском разговаривал с одним из пограничников, с ним был еще один мужчина, афганец, судя по тому, как он был одет. Рисс смог разглядеть белое пятно вокруг правой руки мужчины, как будто она была обернута шарфом или иным образом перевязана.
  
   "У меня есть двое мужчин, один из них может быть Русланом, если он стал местным", - сказал Рисс.
  
   "Это не Руслан", - сказал ему Тауэр. "Он в Мазари, залег на дно".
  
   Рисс слегка опустил камеру, озадаченный. "Он думает, что это подстава?"
  
   "У него есть причина быть параноиком".
  
   "Это подстава?"
  
   "Да, но Руслан не цель".
  
   "Кто такой Икки?"
  
   Тауэр ухмыльнулся. "Узбекские военные. Я разговаривал с армейским капитаном по имени Аркитов."
  
   "О чем?"
  
   "Безопасность. Смотри в оба, Чак, давай. Предполагается, что вы должны документировать это для посла ".
  
   Рисс воздержался от дальнейших вопросов, снова поднял камеру, снова обнаружив Тару-не-Трейси, все еще идущую к узбекскому контрольно-пропускному пункту. Он быстро сделал три снимка подряд.
  
   "Один для альбома вырезок?" - Спросил его Тауэр.
  
   "Укуси меня", - сказал Рисс. "Сэр".
  
   Тауэр рассмеялся.
  
   Затем Рисс перевел камеру на мост, где все пограничники вытянулись по стойке смирно. Солдаты в джипах уже спрыгнули вниз, рассредоточившись веером, образуя периметр. На секунду это показалось ему смутно глупым, пока Рисс не вспомнил, где они находятся, и что для правильного снайпера с правильной винтовкой тысяча метров может считаться легким выстрелом.
  
   Помощник выскочил из "Бенца" спереди, подбежал к пассажирской двери и открыл ее, а Рисс сделал еще одну серию фотографий, наблюдая, как Севара Маликова-Ганиева выходит из машины. Она приняла более консервативный стиль одежды с тех пор, как стала президентом, носила сшитый на заказ деловой костюм, который, как предположил Рисс, был льняным, ее волосы были собраны, солнцезащитные очки скрывали ее глаза. Она взяла предложенную руку мужчины, и Рисс увидел, что в другой она держит маленького плюшевого льва. Как только она вышла из машины, она повернулась, чтобы помочь Степану выйти из машины.
  
   Мальчик выглядел смущенным, подумал Рисс, и испуганным. Степан был одет в то, что Рисс считал своей лучшей одеждой, очень западной, и на мгновение ему пришлось задуматься, заказывала ли Севара у Baby Gap или что-то в этом роде. Степан был одет в хлопчатобумажные брюки для малышей и синюю рубашку на пуговицах, а в одной руке он тащил за собой рюкзак, сделанный для ребенка как минимум на пять лет старше его, с изображением диснеевского персонажа крупным шрифтом на внешней стороне.
  
   Пока Рисс наблюдал, Севара присела на корточки, положив свободную руку на плечо мальчика, разговаривая с ним, и он мог сказать, что она пыталась успокоить мальчика. Она взяла его за руку и повела к мосту.
  
   Рисс перевел взгляд обратно на "Ладу", пытаясь найти Тару-не-Трейси, и увидел, что она уже на полпути к контрольно-пропускному пункту. Ее темп не увеличился. Трое солдат направлялись к ней, и они перехватили ее в двадцати футах, двое из троих направили на нее свое оружие.
  
   "Какого черта ... ?"
  
   "Полегче, Чак. Это поиск, вот и все ".
  
   Тауэр был прав, и Рисс сделал еще полдюжины снимков, заполнив карточку данных камеры, в то время как третий солдат обыскивал Тару-не-Трейси, эффективно проводя руками по ее телу. Он быстро поменял карты, и когда он снова поднял камеру, она продолжала двигаться к президенту Маликову и Степану, а солдаты следовали за ней.
  
   Тара-не-Трейси замедлила ход, затем остановилась, оставив десять футов между собой и Степаном, президентом Маликовым и подножием моста.
  
   "Момент истины", - сказал Тауэр.
  
  
   ГЛАВА 48
  
   Узбекистан-Сурхандарьинская область-
   Термез, "Мост дружбы"
  
   29 Августа, 0758 часов (GMT+5:00)
  
   Чейс остановилась, не разжимая рук стороны, раскрытые ладони. Она видела, что мальчик плакал, и подумала о том, как часто видела его плачущим, и искренне надеялась, что это в последний раз. Он держал большой рюкзак за лямку. Это только заставило ребенка казаться меньше, более уязвимым.
  
   Она улыбнулась Степану и, не отводя от него взгляда, сказала: "Госпожа президент".
  
   "Это ты везешь его через реку?" Английский президента Маликова-Ганиева был безупречен.
  
   "Да, мэм".
  
   Президент Маликова наклонила голову, отдала приказ на узбекском языке. Один из солдат, офицер, выступил вперед, и она снова заговорила с ним. Офицер отдал честь, затем побежал обратно к подножию моста, выкрикивая: Чейс отвел взгляд от Степана достаточно надолго, чтобы убедиться, что делает офицер, наблюдал, как ему вручили бинокль, а затем забрался на один из бетонных блокпостов в клеточку, чтобы лучше видеть афганскую сторону.
  
   Чейс снова обратила свое внимание на ребенка, мальчик все еще настороженно наблюдал за ней.
  
   "Привет, Степан", - сказала она ему по-английски. "Меня зовут Тара. Я не знаю, помните ли вы меня".
  
   Рядом с мальчиком президент Севара Маликова-Ганиева слегка наклонила голову, ее глаза были скрыты за солнцезащитными очками. Затем она посмотрела на Степана и тихо заговорила по-узбекски, и контраст между голосом, которым она отдавала приказы солдату, и тоном, которым она обращалась к мальчику, был разительным.
  
   Степан пристально посмотрел на Чейса, затем заговорил в ответ, так тихо, что, даже если бы это было по-английски, она сомневалась, что поняла бы его.
  
   Президент Маликов повернулся к Чейсу и сказал по-английски: "Мой племянник говорит, что помнит вас. Ты тот, кто пытался вывезти Степана и его отца из страны в феврале?"
  
   "Да, мэм".
  
   "Ты тот, кого Ахтам пытал".
  
   Чейс посмотрел на президента Маликову-Ганиеву, пытаясь прочесть выражение ее лица за солнцезащитными очками, ее тон. В этом не было ничего, что так или иначе указывало бы на одобрение того, что с ней сделали, или неодобрение.
  
   "Одна из многих", - ответила Чейс, и ее голос был ровным.
  
   Офицер трусцой вернулся с мостика, отдал еще один салют, а затем быстро заговорил. Президент Маликов-Ганиев нахмурился, и офицер отступил назад.
  
   "Где мой брат?" - спросил президент у Чейса. "Почему они не могут его найти?"
  
   "Он ждет в Мазари-Шарифе, госпожа президент. Он боялся еще одного покушения на его жизнь".
  
   Раздражение президента Маликова-Ганиева сменилось на гнев, и она тихо зашипела, выругавшись. Чейс уловил имя "Ахтам", но больше ничего.
  
   "Итак, ты переправляешь Степана, а затем вы двое присоединяетесь к моему брату в Мазари-Шарифе", - сказал президент Чейсу.
  
   "Да, мэм".
  
   На мгновение президент Маликова-Ганиев не пошевелилась, и Чейс была уверена, что женщина пристально смотрит на нее из-за солнцезащитных очков. Затем она снова наклонилась к Степану и снова заговорила с ним. Степан ответил так же тихо, как и в первый раз, и президент Маликова-Ганиева, казалось, повторилась, ее голос стал резче. Мальчик посмотрел на нее широко раскрытыми глазами, затем на Чейса, а затем на мостик.
  
   Президент повернулся к Чейсу. Она протянула чучело животного, которое держала в руке. "Забирай его и уходи".
  
   "Спасибо, мадам президент", - сказал Чейс. Она взяла плюшевого льва, а затем потянулась к руке Степана.
  
   Мальчик колебался, и президент Маликова-Ганиева набросилась на него, и гнев в ее голосе был очевиден. Степан вздрогнул, затем протянул Чейс руку, и она взяла ее, почувствовав, что она маленькая и немного холодная в своей.
  
   "Все будет в порядке", - сказал Чейс Степану.
  
   "Уходите", - сказал президент Маликов-Ганиев. "Уходи и никогда не возвращайся. Скажи моему брату, что он никогда не вернется".
  
   Чейс отвернулся, не отвечая, держа мальчика за руку. Пройдя с полдюжины шагов, она остановилась и взяла его рюкзак, просунув руку через лямку, подняв его на плечо. Она снова протянула Степану руку, и на этот раз он принял ее без колебаний.
  
   Впереди них пограничники отступили в сторону, наблюдая за их продвижением. Чейс услышал щелчок выключателя, который щелкнул неподалеку. Другой охранник двинулся к воротам, раздвигая их.
  
   Прогуливаясь вдоль железнодорожных путей, Чейс и Степан ступили на мост и начали тысячеметровую прогулку в Афганистан.
  
  
   ГЛАВА 49
  
   Узбекистан-Сурхандарьинская область-
   Термез, "Мост дружбы"
  
   29 Августа, 08:00 (GMT+5:00)
  
   Это было не идеально, но это было лучше, чем он надеялся.
  
   Захидов думал, что получит Руслана и его дерьмовых отпрысков, но Руслана нигде не было видно на афганской стороне. Это разочаровало его. Он хотел, чтобы Руслан стал свидетелем того, что произойдет, увидел это своими глазами.
  
   Но потом он увидел блондинку, британскую шпионку, женщину, которая не принесла ему ничего, кроме боли, физической и не только, и это прогнало разочарование, заменив его радостью, которую он не испытывал с тех пор, как в последний раз был в объятиях Севары. Это была справедливость, и если бы он верил в Бога, он вознес бы благодарственную молитву.
  
   Возможно, Руслан не будет свидетелем, но эта сука будет, и, может быть, если все пройдет хорошо и он будет очень быстрым, он сможет убить и ее тоже. На мгновение он даже поиграл с тем, чтобы ударить ее первым, но отказался от этой идеи. Эта женщина ничего не значила для Севары; для нее важен был Степан. Так что первым должен был быть Степан, и Захидова это устраивало.
  
   Со своего наблюдательного пункта, лежа в грязи примерно в полукилометре от моста, чуть более чем в полутора километрах от Афганистана, наблюдая через оптический прицел, установленный на приземистой треноге, он не испытывал страха. Через оптический прицел он мог видеть автомобиль на афганской стороне, мог видеть бледного черноволосого мужчину, расхаживающего за закрытыми воротами. Время от времени мужчина останавливался, затем подносил к глазам бинокль, ни разу не взглянув в сторону Захидова, просто отслеживая продвижение британской сучки и Степана по мосту. Затем он опускал бинокль и возобновлял расхаживание.
  
   Захидов отошел от прицела, скользнув вправо по грязи, туда, где его ждало оружие. Он поднес его к плечу, использовал линию моста, чтобы направить свой взгляд, установив перекрестие прицела между женщиной и маленьким мальчиком. Он подождет, пока они не перейдут границу, пока они не войдут в Афганистан.
  
   Все, что ему сейчас нужно, это немного больше терпения.
  
   Позади и под ним вертолет Ми-24в, который он купил у Аркитова - а Захидов именно так на него и смотрел, в конце концов, он заплатил за него миллион долларов, - ждал, уютно устроившись в углублении, образованном этой серией холмов, его пилот за рулем, ожидая его слова. Пилот не издал ни звука с тех пор, как они приземлились, очевидно, понимая серьезность затеи Захидова. Его присутствие, гарантия побега, успокоило Захидова. Как только его работа здесь будет выполнена, он сядет в вертолет, прикажет пилоту лететь низко и быстро в Таджикистан. И если пилот сопротивлялся или выражал протест, Захидов приставлял пистолет к его шее, чтобы положить конец этому спору.
  
   Оказавшись в Таджикистане и на земле, Захидов убьет пилота, что, как он был уверен, понял Аркитов, было частью их сделки. Он должен был бы; он не мог рисковать тем, что пилот вернется, чтобы рассказать американцам, куда он отправился, или, что еще хуже, заставить пилота направить на него оружие вертолета.
  
   Захидов моргнул, проясняя зрение, затем снова спрятался за прицелом. Утренний солнечный свет постоянно нагревал оружие с самого рассвета, и оно уже было горячим на ощупь, обжигая его щеку, ожидая применения.
  
   Шпион все еще шел с мальчиком, шел так медленно, и Захидов почувствовал почти невыносимое разочарование в груди. Они еще не прошли и половины пути до Афганистана, а то терпение, которое у него оставалось, быстро истощалось.
  
   Подними его, сердито подумал он. Просто неси его.
  
   Но нет, шпион, эта сука, которая избила его, эта сука, которая причинила ему боль, издевалась над ним, унижала его, она шла, позволяя ногам двух с половиной-летнего мальчика задавать ей темп. Она держала его за руку, и время от времени ее голова поворачивалась к мальчику, и он мог сказать, что она говорила с ним, и это бесило его еще больше.
  
   Затем, к его ужасу, на полпути через мост они остановились.
  
   Они прекратились.
  
  
   ГЛАВА 50
  
   Узбекистан-Сурхандарьинская область-
   Термез, "Мост дружбы"
  
   29 Августа, 0802 часов (GMT+5:00)
  
   "Боже милостивый, " пробормотал Рисс, " почему она просто не нести его?"
  
   Башня ничего не сказала. Вместо этого, словно в ответ, заверещало радио, а затем раздался голос, говоривший по-узбекски, тот самый голос, который Рисс слышал раньше.
  
   "Балу, Икки, ответьте".
  
   Рисс оторвался от бинокля, увидел, как Тауэр схватил рацию, а затем уставился на него. Тауэр ткнул свободной рукой в переднюю часть фургона в направлении моста.
  
   "Не спускай с них глаз, черт возьми! Мне нужно знать, изменится ли что-нибудь ".
  
   "Что происходит?"
  
   "Следи за гребаным мостом, Чак!"
  
   Рисс вернулся к просмотру в бинокль, снова обнаружив Тару-не-Трейси, все еще сжимающую руку мальчика, все еще уверенно идущую рядом с ним. Их прогресс был мучительно медленным, управляемым неадекватным шагом маленького мальчика.
  
   "Балу, это Икки, пожалуйста, ответь".
  
   "Продолжай, Икки".
  
   "Мы на позиции и держимся. Статус?"
  
   "Шер Хан и Маугли совершают переход, приготовьтесь". Рисс услышал, как Тауэр слегка пошевелился. "Где они?"
  
   "На полпути", - сказал Рисс. "Они наполовину дерьмо!"
  
   "Что?"
  
   "Они прекратились!" Рисс снова оторвался от бинокля, глядя на Тауэр. "Они, блядь, остановились!"
  
   Башня подняла радио. "Икки, Балу. Направь меня".
  
   "Точка севера в двух километрах, затем на восток. Мы встретимся с вами".
  
   Свободной рукой, к большому огорчению Рисса, Тауэр повернул ключ в замке зажигания, заводя фургон. "En route. Вон".
  
   "Что, черт возьми, ты делаешь?" - Потребовал Рисс.
  
   "То, ради чего мы сюда пришли, Чак".
  
   Тауэр нажал на рычаг переключения передач, переведя фургон в режим привода, и они рванулись вперед, одновременно ускоряясь и поворачивая. Рисс почувствовал, как его потянуло влево, он повернулся на ремне безопасности, пытаясь следить за мостиком.
  
   "Мы не можем просто-"
  
   "Конечно, мы можем", - вмешался Тауэр. "Что мы собираемся делать - выехать на мост и забрать их?"
  
   "Они там, они просто тусуются там!"
  
   "Расслабься, это в твоих руках".
  
   Рисс откинулся на спинку стула, снова открыл рот, затем закрыл его. Она не двигалась. Тара-не-Трейси не двигалась, и Тауэр совсем не был удивлен, что она не двигалась.
  
   "Это был сигнал. Между тобой и ней, это был сигнал."
  
   Тауэр резко нажал на тормоза, и фургон вошел в поворот, а затем съехал с дороги на проселочную дорогу. Дорога и фургон не были хорошей парой, и Рисс схватился за приборную панель, пытаясь удержаться на своем месте.
  
   "Ты учишься", - сказал ему Тауэр.
  
   Затем фургон врезался в склон, который появился из ниоткуда, и машина накренилась вперед, и внезапно Рисс увидел два бтра узбекской армии, а Тауэр снова ударил по тормозам, замедляя их. Как только он это сделал, бронетранспортеры завелись, и радио заговорило еще раз.
  
   "Икки, Балу. Готовимся".
  
   "Давайте сделаем это", - сказал Тауэр по радио.
  
   Бронетранспортеры покатились вперед, ускоряясь, и Тауэр заскользил за ними, а разум Рисса лихорадочно работал, пытаясь соединить кусочки вместе, и вдруг он увидел это, понял, зачем пришел Тауэр. Степан, Тара-не-Трейси, Севара... никто из них не имел к этому никакого отношения.
  
   "Захидов", - сказал он. "Захидов - это Каа".
  
   "Бинго".
  
   "Почему он здесь, что этот ублюдок здесь делает?"
  
   "Если я не ошибаюсь, он собирается запустить ракету в Афганистан".
  
   "Он начнет гребаную войну!"
  
   "Нет, это будет просто грязный дипломатический инцидент. Не преувеличивай, Чак."
  
   Рисс покачал головой, наполовину чтобы прояснить мысли, наполовину пытаясь развеять свое недоверие. "Где он взял эту чертову ракету?"
  
   Тауэр, все еще сосредоточенный на управлении фургоном по пересеченной местности, начал отвечать, но затем фургон вырвался из-за гребня холма. Рисс увидел вертолет, узбекскую военную птицу, покрытую камуфляжной сеткой, а за ним человека, распростертого на земле, глядя вниз на реку, мост и Афганистан.
  
   Захидов обернулся на звук их приближения, выражение его лица было пустым в замешательстве. Фургон съехал и остановился, и Рисса отбросило к его двери, но он этого не почувствовал, потому что весь его мир стал одним человеком, тем, что этот человек держал в своих руках.
  
   Захидов развернулся спиной к мосту, а из бронетранспортеров высыпали узбекские солдаты, и была стрельба, все это вместе, и все происходило вместе. Захидов барахтался и извивался, пораженный сразу несколькими очередями, его тело пыталось следовать за каждой пулей, а вместо этого не могло следовать ни за одной. Он упал, и оружие, которое он держал в руках, выпало.
  
   "Ублюдок", - сказал Тауэр, потянувшись за рацией.
  
  
   ГЛАВА 51
  
   Ничейная земля - река Амударья -
   "Мост дружбы"
  
   29 Августа, 0803 часа (GMT+5:00)
  
   Чейс остановился не столько потому, что мальчику нужно, чтобы она несла его, но потому, что ей нужен был четкий сигнал. Теперь это была игра на доверии, на вере в то, что каждый будет делать то, что должен, быть там, где должен, когда должен.
  
   Она могла видеть Костума и Ланкфорда на дальнем конце моста, стоящих в Афганистане, в пятистах метрах от нее. Когда она обернулась и посмотрела назад, она увидела маленький кортеж Севары, президент стоял там, где они ее оставили, наблюдая за их продвижением.
  
   Затем она услышала радиопереговоры в своем ухе, голос Тауэра, говорящий по-узбекски, и другой голос, отвечающий ему на том же языке. Она увидела столб пыли, поднявшийся с того места, где на склоне был припаркован фургон, и она знала, что он включен, и в результате она узнала еще несколько вещей. Первое заключалось в том, что Ахтам Захидов находился где-то в пределах пяти километров от их позиции, в пределах максимального радиуса действия Звездной полосы. Во-вторых, он планировал использовать Звездную Полосу, чтобы убить не только Степана и Руслана, но и Ланкфорда и ее саму.
  
   И в-третьих, теперь ей нужно было убедиться, что Захидов остается настолько сосредоточенным на том, что она делает, чтобы он не решил выстрелить раньше, чтобы он не увидел, что происходит.
  
   Степан смотрел на нее снизу вверх, на его маленьком лице отразилось замешательство, и он задал ей вопрос по-узбекски, и она улыбнулась ему, затем присела и подняла его на руки, поместив на свое левое бедро.
  
   "Как насчет песни?" - спросила она его. "Не спеть ли нам песню?"
  
   Замешательство Степана осталось, и Чейс продолжил идти по мосту. Она поняла, что большинство песен, которые она знала наизусть, были совершенно неуместны для детей, независимо от того, понимал их Степан или нет. Вместо этого она указала свободной рукой вниз, на южный конец моста, и произнесла единственное узбекское слово, которому ее научил сам Степан.
  
   "Туда", - сказала она маленькому мальчику. "Ота".
  
   Мальчик изогнулся в ее руке, глядя, и она почувствовала, как он напрягся от возбуждения, и на секунду она испугалась, что потеряет хватку, когда он попытается броситься вперед. Затем, не видя своего отца, он осел и бросил на нее обвиняющий взгляд. Она не могла винить его. То, что страх Руслана был больше, чем его желание увидеть своего сына, присутствовать при пересечении границы маленьким мальчиком, смутило ее. Если бы это был Чейс, который ждал Тамсин, она бы стояла голая с нарисованным на сердце яблочком, просто чтобы ее дочь знала, что она ждет.
  
   С южного конца моста Костум прокричала им что-то по-узбекски, и Чейс не понял ни слова, но это привлекло внимание Степана, и он заерзал в ее руке. В ее ухе раздался треск, и последовала вторая передача на узбекском, за которой последовал другой ответ, и теперь Башня звучала более взволнованно, более настойчиво. Чейс пыталась продвигаться так же медленно, как и раньше, выигрывая время, но Афганистан был все ближе. Она подумала о том, чтобы остановиться снова, но сделать это во второй раз было бы слишком рискованно - Захидов увидел бы в этом то, чем она была, тактику затягивания.
  
   Посмотри на меня, подумала она. Посмотри на меня, ненавидь меня, посмотри на меня. Только не ненавидь меня так сильно, чтобы потерять терпение.
  
   Степан говорил в ее объятиях, очевидно, в ответ на слова Костума. Чейсу стало интересно, насколько то, что говорил маленький мальчик, было на самом деле узбекским, а не детским лепетом. Костум указал на себя, затем на автомобиль, припаркованный и ожидающий их. Теперь Ланкфорд стоял у открытой водительской двери, на его лице было напряжение, тревога. Она поделилась этим.
  
   Ловушка зависела от того, чтобы лишить Захидова оптимального удара, держать Чейса, Степана и Лэнкфорда на расстоянии как можно дольше. Как только они все вместе окажутся в Афганистане, как только они окажутся у машины, тогда Захидов выпустит "Звездную полосу". Им пришлось оставаться на расстоянии достаточно долго, чтобы Тауэр и узбеки приблизились к Захидову. Но они не могли быть очевидны, потому что, если Захидов на мгновение подумал, что его подставили, он сделал бы все, что мог.
  
   И Чейс знала, на кого будет нацелен этот выстрел, и на этот раз она была уверена, что ей и маленькому Степану Маликову не удастся спастись.
  
   Она продолжала идти, отмеряя шаг, пытаясь угадать время. Сколько времени прошло с тех пор, как она дала сигнал "вперед"? Тридцать секунд? Сорок? Минуту? Как быстро они смогут передвигаться по суше, как далеко находится Захидов?
  
   Афганские пограничники теперь поднимали ворота, она увидела, как две полосы металла, окрашенного в белый и красный цвета, поднялись и разделились, освобождая путь. Чейс почувствовала, как ее желудок сжался, зная, что следующие несколько шагов приведут ее и мальчика в зону поражения, радиус поражения "Старстрика", когда он попадет в "Чероки". В любой момент Захидов мог выстрелить.
  
   В любой момент он мог убить их всех.
  
   Затем Чейс услышала эхо выстрелов, которые прокатились по холмам из Узбекистана и над водой, хор автоматных очередей, когда они убедились, что человек, который пытал ее, который убил мать ребенка у нее на руках, никогда больше никому не причинит вреда.
  
  
   ГЛАВА 52
  
   Узбекистан-Сурхандарьинская область-
   Термез, "Мост дружбы"
  
   29 Августа, 0803 часа (GMT+5:00)
  
   Наконец, эта сука сделала то, чем она была предполагалось, что он все время это делал. И нести это маленькое дерьмо, это было даже лучше - к тому времени, как он закончит, на ней будет его кровь.
  
   Захидов почувствовал, как его сердце стучит в ушах, пульс заставляет вибрировать даже его ладони. Он слегка изменил свое положение, плотнее прижимая прицел к глазу, наводя перекрестие прицела на голову малыша, которая покоилась на плече белокурой сучки. Если бы он все сделал правильно, он бы взял их обоих вместе.
  
   Он услышал двигатели, автомобильные двигатели или двигатели больше, чем автомобили, и на мгновение звук сбил его с толку. Они были далеко от дороги, достаточно далеко, чтобы звуки проезжающих по ней машин не доносились. Он оторвал взгляд от зрелища и полуобернулся, пытаясь найти источник шума, а затем увидел приближающиеся машины, два БТРа и, самое главное, белый фургон, Daewoo, и они с ревом неслись к нему, преодолевая холм над тем местом, где ждал вертолет.
  
   И в этот момент Ахтам Захидов понял, что его обманули.
  
   Выругавшись, он развернулся лицом к мосту и Афганистану, пытаясь вернуть суку и мальчика в поле своего зрения. Но он переместился, он смотрел на воду, а не на мост, и ему потребовались драгоценные секунды, чтобы снова захватить цель, а затем он увидел их, две фигуры, собирающиеся сойти с моста, ворота на афганской стороне были подняты.
  
   Он услышал крики и выстрелы вместе, грохот автоматического оружия, и он знал, что они опоздали, все, что ему нужно было сделать, это нажать на курок, такой маленький жест, такой крошечный акт. Но его грудь внезапно стала тяжелой, как будто ее наполнили чугуном, а ноги стали хрупкими, и он больше не мог видеть цель, только небо. Он чувствовал, как тысячи ударов сыплются на его тело.
  
   Он увидел свою винтовку на земле.
  
   Затем последний удар размозжил ему голову, и он больше ничего не видел.
  
  
   ГЛАВА 53
  
   Афганистан-провинция Балх -
   в 1,3 км от "Моста дружбы"
  
   29 Августа, 0806 часов (GMT+5:00)
  
   Лэнкфорд водил "Чероки", вывозя их вместе недавно проложенная дорога, идущая параллельно Амударье, Чейс сидит рядом с ним. На заднем сиденье, пристегнутый ремнем безопасности, Степан оцепенело сидел рядом с Костумом, который, как подумал Чейс, делал ужасную работу, пытаясь успокоить мальчика.
  
   Она смотрела назад, за реку, на узбекскую сторону, когда голос Тауэра снова затрещал у нее в ухе, передача была искажена помехами от пограничных постов.
  
   "У нас есть Каа, но отрицательный на свече. Балу вызывает Шер Хана, вы слышите?"
  
   Чейс резко взглянул на Ланкфорда, по выражению его лица понял, что он тоже получил сообщение и был так же сбит с толку, как и она. Она повернулась на своем сиденье, глядя мимо Степана, обратно на мост, перекинутый через уродливую реку.
  
   "Шер Хан, вы слышите? Я повторяю, отрицательный результат на свече, свечи здесь нет ".
  
   Бинокль, которым пользовался Ланкфорд, лежал на приборной панели, и Чейс взял его, чтобы оглянуться на узбекский контрольно-пропускной пункт. Она чувствовала, как Лэнкфорд замедляет ход "чероки", и это облегчало поиск того, что она искала, - группы солдат и транспортных средств, которые составляли кортеж президента Севары Маликов-Ганиева. Они все еще были припаркованы, как и раньше, и она могла видеть фигуры, которые составляли ее свиту, когда президент любезничал с охранниками, совершая обещанную экскурсию по пограничному переходу, прежде чем вернуться в "Сикорски" и совершить быструю поездку обратно в Термез.
  
   Как скоро она снова окажется на борту своего вертолета? Три минуты? Пять?
  
   Была еще одна передача от Тауэра, на этот раз настолько искаженная, что ее невозможно было разобрать, но это не имело значения, она знала, что он говорил. У Захидова не было ракеты, возможно, ее никогда и не было, и это означало, что она была в чьих-то других руках.
  
   Она опустила бинокль и увидела, что Костум наблюдает за ней, и тогда она поняла, и унижение и предательство, которые вспыхнули внутри нее от того, что ее так хорошо и так эффективно разыграли, были отвратительны. Тогда все имело смысл, что Руслан сделал и почему он это сделал. Почему он потребовал, чтобы именно она привела Степана, почему Руслан утверждал, что страх за собственную жизнь был больше, чем его беспокойство за жизнь сына. Чейс все это понимал, и, что еще хуже, понимал, насколько эффективно Руслан нашел ее слепое пятно и воспользовался им.
  
   Она видела все это, и она видела причину этого, но Костум тоже видел, как приходит осознание, и пистолет появился из складок его рубашки, который он держал в левой руке. Другой рукой Костум держал Степана открытой ладонью на груди маленького мальчика, прижимая его к заднему сиденью, удерживая его неподвижным. Повязка на его руке была грязной и грязной и выглядела как опухоль в том месте, где его рука прижималась к груди маленького мальчика.
  
   "Крис..." начал было говорить Чейс, но пистолет уже упирался в затылок Ланкфорда, и было слишком поздно что-либо предпринимать.
  
   "Остановись", - сказал Костум.
  
   Ланкфорд остановил "Чероки" посреди дороги.
  
   "Сейчас я отвожу к нему сына", - сказал Костум. "Вы оба вне игры".
  
   "Где он?" - Спросил Чейс. "Где Руслан?"
  
   "Вон".
  
   "Он собирается убить свою сестру. Это все, не так ли?"
  
   Костум сильнее прижал дуло своего пистолета к затылку Ланкфорда, и боковым зрением Чейс увидела, как Третий охранник вздрогнул, его руки все еще крепко сжимали руль. Это был пистолет Макарова, российский пистолет, и, судя по всему, он был приобретен во время советского вторжения в Афганистан. Не самый лучший пистолет в мире, и не самый точный за пределами пятнадцати метров или около того, но здесь и сейчас идеально подходит для своей работы.
  
   " Вон, " повторил Костум, затем перевел взгляд на Чейса, и выражение его лица смягчилось, почти до мольбы. "Пожалуйста".
  
   "Где он взял "Звездную полосу"? От тебя?"
  
   Рот Костума сжался, но он не двигался, как и пистолет, и Чейс мог видеть, как он борется с конфликтом. В конце концов, они с Лэнкфордом спасли ему жизнь по дороге в Мазари-Шариф, когда люди Захидова устроили на них засаду. Был долг, который нужно было заплатить.
  
   "Вы тот, кто продал их Захидову в первую очередь, не так ли?" Чейс упорствовал. "Оставил один для себя?"
  
   "Пожалуйста". Костум говорил сквозь стиснутые зубы. "Я забираю сына сейчас".
  
   "Ты дал нам защиту. Пуштунвали".
  
   Костум повернул голову к Чейсу. Пойманный в ловушку своей ладонью, Степан, казалось, застыл на месте, глядя прямо перед собой, в никуда, молодые глаза мертвы, свидетель уже слишком большого насилия. Под их голоса двигатель тихо работал на холостом ходу, ожидая.
  
   "Он просит моей помощи для своей мести. Ты не понимаешь-"
  
   Лэнкфорд повернул шею влево, крутанувшись на сиденье, Макаров соскользнул с его головы, и когда он это сделал, Чейс сделал выпад. Салон машины взорвался от звука выстрела, ветровое стекло разлетелось вдребезги, и Чейс почувствовала, как что-то ударило ее по лицу, горячая линия прожгла ее щеку. Она навалилась на оружие, слыша крики Степана, как будто ее голова была в ведре с водой, в ушах звенело от выстрела, и она продолжала сжимать "Макаров", крутя его обеими руками, отводя его от пальца Костума, зажатого в спусковой скобе, отказывая ему в выстреле.второй выстрел.
  
   Затем Ланкфорд достал Браунинг, направив его в лицо Костуму, а Чейс держала в руке "Макаров", Степан плакал, а Костум откинулся на спинку сиденья, тряся поврежденной левой рукой. Выражение его лица было лишено гнева, даже боли, просто признание своей неудачи, и Чейс уже видел, что он находит в себе решимость. Это было не то, чего хотел Костум, но по-своему это соответствовало его обязательствам. Он пытался, но потерпел неудачу.
  
   Ланкфорд что-то говорил, но Чейс его не слышал. Она увидела, как Костум слегка вздрогнул на своем месте, посмотрел на свою рубашку, затем снова посмотрел на них. С пистолетом в одной руке, направленным на него, Чейс наклонился вперед, копаясь в складках рубашки другой. Выражение лица Костума напряглось от гнева, но он не пошевелился, и она обнаружила телефон, прижатый к его бедру. Когда она вытащила его, ее слух вернулся достаточно, чтобы она могла смутно различить трель входящего вызова.
  
   "Вытащи его из машины", - сказала Чейс Ланкфорду, затем переключила свое внимание на телефон.
  
   Это была еще одна модель спутника, похожая на Iridium, который она привезла с собой в Ташкент в феврале. Она положила "Макаров" себе на колени, вытащила наушник из радиоприемника и зубами выдвинула антенну телефона. Она нажала кнопку приема большим пальцем и приложила аппарат к уху.
  
   "Привет, Руслан", - сказал Чейс, и она надеялась, что не кричала.
  
   Наступила минутная пауза. "С тобой мой сын?"
  
   Чейс посмотрел на мальчика, его лицо было залито слезами, сопли пузырились над верхней губой, несчастный на заднем сиденье.
  
   "Я знаю. Где ты? Я приведу его к тебе".
  
   "Через несколько минут. После того, как Севара сядет в свой вертолет."
  
   "Сейчас", - не согласился Чейс. "Или я вообще не приведу его к тебе".
  
   Последовала секундная пауза, Руслан колебался, зажатый между противоречивыми желаниями.
  
   "Если ты убьешь ее, ты никогда больше не увидишь своего сына, Руслан. Даже если тебе удастся исчезнуть в Афганистане на всю оставшуюся жизнь, ты никогда больше не увидишь Степана".
  
   "Ты убьешь его?"
  
   "Я заберу его обратно в Узбекистан. Муж твоей сестры все еще там".
  
   Его невнятное проклятие донеслось через линию.
  
   "У тебя заканчивается время, Руслан".
  
   "Подойди к воде", - сказал он ей. "Быстро".
  
   Он повесил трубку.
  
   Чейс переложила "Макаров" в карман пальто, затем открыла дверцу и обошла капот со стороны водителя, чтобы забраться обратно. Ланкфорд стоял с Костумом, теперь на обочине дороги, Браунинг все еще был направлен на него.
  
   "Куда ты идешь?"
  
   "Руслан внизу, у реки. Я собираюсь достать ракету ".
  
   Ланкфорд не отводил взгляда от Костума. "Ты берешь ребенка с собой?"
  
   "Он хочет своего сына".
  
   "И Руслан просто отдаст "Звездную полосу" в обмен, не так ли?"
  
   "Ради мальчика, будем надеяться, что это так", - сказал Чейс.
  
  
  
   Он бы занял позицию еще в полукилометре от него, вдоль высохшей отмели у кромки воды, и Чейс увидел его издалека и подумал, что он выбрал прекрасное место для инсценировки убийства. Она ожидала, что он займет более высокую позицию, но вместо этого он пошел ниже, используя убежище, давным-давно вырезанное из земли водой. Это было хорошее место, мало чем отличающееся от того, которое Чейз выбрал для неудачного свидания с Портером почти семь месяцев назад, и в пределах максимального радиуса действия Звездной полосы.
  
   Он развернул ПЗРК, положив его на плечо носом к земле. Чейс направила "чероки" к нему вдоль берега реки, сокращая расстояние так быстро, как только могла, не создавая у него впечатления, что она его задавит. Когда он подумал, что она зашла достаточно далеко, он поднял ракету и направил ее на машину, показывая, что она должна остановиться.
  
   Чейс заглушил двигатель, уставился на Руслана через разбитое лобовое стекло. Позади нее, все еще пристегнутый ремнем безопасности, она услышала, как Степан шмыгнул носом, когда последний приступ его слез наконец утих.
  
   "Выйди из машины", - крикнул ей Руслан.
  
   С заднего сиденья она услышала, как вскрикнул Степан, удивленный, испуганный и обрадованный одновременно, услышав голос своего отца. Чейс слышал, как ребенок двигается, натягивая поясной ремень, мельком увидел отражение маленького мальчика в зеркале заднего вида, когда он боролся с удерживающим устройством.
  
   Чейс вышла из машины, хлопнув дверцей, затем снова посмотрела на Руслана. Он был одет так же, как и в последний раз, когда она видела его. Примерно в двух метрах от него, в грязи, лежал ящик для "Старстрика", открытый и пустой, а к нему был прислонен автомат Калашникова. Она лениво задавалась вопросом, как он смог доставить себя и ракету на позицию, а затем поняла, что для этого была бы тысяча способов, и все, что требовалось, - это деньги, чтобы подкупить нужных людей, и воля, чтобы это произошло.
  
   "Ты убил Костума?" - Спросил Руслан.
  
   Она покачала головой. Он все еще держал "Звездную полосу", как и раньше, пусковая труба была примерно параллельна земле, но отклонена в сторону от нее, его взгляд был свободен от прицельного устройства. Чейс повернулся, глядя в ту сторону, куда смотрел Руслан. По ту сторону воды узбекское минное поле поднималось вверх, к электрифицированному забору. Она могла видеть мост вдалеке и пару автомобилей, припаркованных возле контрольно-пропускного пункта, но не Сикорского.
  
   "Ты ждешь, пока она не уйдет", - сказал Чейс.
  
   "Если бы моего сына не было на борту, я бы сбил ее до того, как она приземлилась".
  
   Степан позвал изнутри "Чероки", его голос становился все громче и громче. Руслан не ответил, но она увидела, как он посмотрел на машину, и на мгновение подумала, что он действительно может снизить скорость и пойти к своему сыну.
  
   Но он этого не сделал.
  
   "Тогда что?" Спросил его Чейс. "Вы со Степаном исчезаете в Афганистане, чтобы никогда не вернуться?"
  
   "Это страна, созданная для того, чтобы прятаться", - ответил он.
  
   "Захидов мертв".
  
   "Хорошее начало, но этого недостаточно".
  
   "Положи это, Руслан".
  
   Он покачал головой. "Я должен это сделать".
  
   "Забудь, что она твоя сестра. Она президент Узбекистана".
  
   "Она убила моего отца. Она убила мою жену!"
  
   "Захидов убил вашу жену".
  
   "По ее просьбе! К ее удовольствию! Она монстр, ты это знаешь!"
  
   Теперь его голос дрожал, переполненный гневом и отчаянием, его потребностью в том, чтобы Чейс понял. И она понимала - слишком хорошо понимала. Кровь требовала крови.
  
   "Она президент Узбекистана", - повторил Чейс. "Я не могу позволить тебе убить ее. Пожалуйста, положи это, Руслан. У тебя есть твой сын, пусть этого будет достаточно".
  
   "Этого недостаточно!" Он пристально посмотрел на нее, затем внезапно слегка повернул голову, и она поняла, что он прислушивается к гулу вертолета, поднимающегося с другого берега реки. До сих пор были только бегущие воды Амударьи и их собственные голоса.
  
   "Этого недостаточно", - повторил он.
  
   Чейс повернулся и обошел машину сзади, направляясь к пассажирской стороне. При этом она оглянулась на мост, снова подумав, что Руслан проделал отличную работу, выбрав свое место. Вертолет будет виден в воздухе, когда он повернет обратно в сторону Термеза. Выпущенный отсюда "Старстрик" мог поразить его за считанные секунды, и был даже шанс, что ракета никогда не будет замечена.
  
   Когда она подошла к двери Степана, Руслан рявкнул: "Оставь его внутри".
  
   Внутри "Чероки" Степан смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Чейс обернулся.
  
   "Положи это".
  
   "Я не могу".
  
   Она открыла пассажирскую дверь, перегнувшись через маленького мальчика, чтобы отстегнуть его ремень безопасности.
  
   "Пожалуйста", - взмолился Руслан. "Оставь его в машине!"
  
   Чейс закончил отстегивать мальчика, подхватил его под мышки и вытащил из машины. Она опустила Степана на грубый песок лицом к его отцу.
  
   "Не делай этого!"
  
   "Ота", - сказала она маленькому мальчику. Ей не нужно было ничего говорить.
  
   Как только ее руки оставили его, Степан сорвался с места, совершив полный детский бег, размахивая руками и ногами, направляясь прямо к Руслану. Чейс выпрямился, наблюдая за маленьким мальчиком, когда она вытаскивала "Макаров" из кармана. Она последовала за ним, медленнее, с пистолетом в правой руке.
  
   "Ради бога, Руслан, - сказала она, - положи эту чертову штуку".
  
   Ей показалось, что она видела, как он обдумывал это, видела, как пусковая труба ракеты снова устремилась к земле, как раз в тот момент, когда Степан добрался до него. Маленький мальчик обнял ноги своего отца, и Руслан посмотрел вниз на своего сына, затем на Чейса, и невозможно было скрыть боль на его лице.
  
   "Посадите его обратно в машину! Я умоляю тебя!"
  
   Чейс продолжала приближаться, качая головой. С другого берега реки она могла слышать "Сикорски", эхо вращающихся винтов. Она увидела, как голова Руслана дернулась вправо, и тоже услышала это.
  
   "Ты должен решить, что важнее, Руслан", - сказал ему Чейс. "Твой сын или твоя месть".
  
   "Она изнасиловала и убила его мать!"
  
   "И ты собираешься убить его тетю".
  
   "Скажи мне! Ты мне скажи! Скажи мне, что ты не убил бы человека, который убил отца твоего ребенка ".
  
   Чейс подняла "Макаров", держа его обеими руками, направив прицел высоко на тело Руслана, как можно дальше от его сына, насколько она осмелилась.
  
   "Я действительно убила его", - ответила она.
  
   Теперь он смотрел не на нее, а мимо нее, сосредоточившись на том месте, где должен был появиться "Сикорский". Шум вертолета из слабого внезапно стал намного громче, и Чейсу не нужно было оборачиваться и смотреть, он знал, что он оторвался от земли. Окно было открыто для его выстрела, оставалось таковым еще несколько секунд.
  
   Руслан посмотрел вниз на своего сына, все еще крепко держащегося за его ноги, затем на Чейса. Он водрузил "Звездную полосу" обратно на плечо в боевое положение, повернул лицо, чтобы прицелиться правым глазом.
  
   "Ты мать ребенка", - напомнил ей Руслан Михайлович Маликов. "Вы не застрелите меня на глазах у моего сына".
  
   "Ты ошибаешься", - сказал Чейс, а затем она выстрелила ему четыре раза в грудь.
  
  
   ГЛАВА 54
  
   Лондон-Семейная резиденция Кэмден-Чейс
  
   1 сентября, 00:33 по Гринвичу
  
   Она отправила сообщение из Мазари-Шарифа, прежде чем и Ланкфорд поймала транспорт в Турцию, сказав Вэл, что она на пути домой, и что она надеется увидеть ее и Тамсин в Лондоне по возвращении. Отправка любого такого сообщения во время работы была нарушением протокола, и если бы Крокер знал об этом, у него был бы припадок, но после того, как Степан вернулся в Узбекистан и вернулся на попечение Севары Маликовой-Ганиевой, Чейсу было на самом деле наплевать. Они вернули последнюю звездную серию, и Руслан Маликов больше не был проблемой ни для кого, кроме, возможно, его сына.
  
   Если это не сделало Крокера счастливым, Чейс не был заинтересован в выполнении любой задачи.
  
   Маленький мальчик смотрел на нее глазами, лишенными всякого понимания или души, когда она вытащила его из тела отца. Больше не было ни слез, ни рыданий, вообще не было слышно ни звука. Не было ничего, потому что, как подозревал Чейс, у Степана Маликова больше ничего не было.
  
   Она сказала себе, что он забудет, что он поправится, и в самолете во Франкфурт Ланкфорд попытался сказать ей то же самое.
  
   Они оба знали, что это была ложь.
  
  
  
   Ее в доме было тихо и тихо, и все огни были выключены, когда Чейс вошел в дверь, и она подумала, получила ли Вэл сообщение. Она закрыла и заперла за собой входную дверь, повесила пальто на вешалку, бросила дорожную сумку у ее подножия. Ей придется заменить его содержимое, заменить грязную одежду чистой, заменить те вещи, которыми она пользовалась.
  
   Затем она увидела свою почту, аккуратно сложенную на столе рядом с диваном.
  
   Она проверила комнату для гостей, приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы убедиться, что Вэл действительно спит там, затем направилась в спальню. Она разделась, переоделась в пижаму, а затем пошла посмотреть на Тамсин, обнаружив, что ее шестнадцатимесячная дочь проснулась и встала на ножки в своей кроватке, тихо ожидая в темноте.
  
   "Мама", - сказала Тамсин.
   "Это верно", - согласилась Чейс, беря ребенка на руки. "Мама".
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"