Седова Ирина Игоревна : другие произведения.

Слово о полке Игоревом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это перевод знаменитой древнерусской героической поэмы на современный язык, изложенный ритмическим рисунком, близким к ритму подлинника. Переводчик постарался также полностью сохранить смысловое наполнение строк, избегая различных вольностей.


СЛОВО О ПОЛКЕ ИГОРЕВОМ,

  
   Перевод на современный язык с соблюдением ритмического рисунка подлинника И. И. Седовой
   + отрывок из летописи о походе Игоря
   Задонщина
   иные дополнительные материалы
   Приложения на древнерусском языке.

Предисловие.

   Уважаемый читатель!
   Заранее предвосхищая некоторые вопросы, отвечаю: все статьи, помещенные в этой книге - для свободного доступа. Это значит, что я, как автор всех из них (то есть и переводов расположенных далее трех древнерусских текстов), разрешаю ими пользоваться бесплатно, открыто и копировать сколько душе угодно. В конце сборника есть Приложение - там тексты на древнерусском языке. Желающие могут туда заглянуть, но к сожалению, яти и прочие древнеславянские буквы мне пришлось заменились на обычные "о" и "е".
   Я знаю, что переводов "Слова о полке Игоревом" очень много, и мой на пышном фоне знаменитых имен имеет все шансы затеряться. Но у меня есть оправдание.
   Уйму лет тому назад, когда я прочитала в школе первую страничку подлинника, я была моментально захвачена красотой и силой его странного, ни на что не похожего ритма и непривычным звучанием старинных, цепляющих воображение слов: "Не лепо ли ны бяшеть братие..."
   Странно, но перевод на более близкий нашему времени язык такого эффекта не производил - так себе, обычная проза. Содержание по-своему интересное, конечно, но поэзия куда-то улетучилась. И меня вдруг осенило: надо попытаться перевести эту поэму ритмом, как можно более близким к ритмическому рисунку подлинника. Язык - наш, современный, полностью понятный, без многочисленных сносок и пояснений.
   Сказано - сделано. Я обложилась различными справочниками и начала изучать древнерусский язык. Я прочла всю доступную мне на тот момент литературу по исследованиям той и более ранних эпох на территории, где происходили события, все толкования "темных мест" и, продираясь сквозь туман новых для меня сочетаний звуков, добралась до финишной прямой.
   Издав победный вопль и в полном восторге от собственной смелости я вломилась в квартиру к академику Лихачеву, которого считала главным специалистом по изучаемому вопросу и передала ему свое творение. Сердце мое билось в предвкушении - я была уверена, что миг моего торжества скоро грядет...
   "Ваш перевод нам понравился. Если появится возможность - напечатаем в каком-нибудь сборнике. Тогда же пришлем и некоторые свои замечания," - эту открытку, присланную мне Лихачевым, я храню до сих пор. И хотя поместить мой перевод ни в какой сборник так и не удалось, но я благодарна ему за добрые слова и за поддержку.
   А тот перевод, который он благословил, я отдаю на ваш суд.
  

СЛОВО О ПОЛКЕ ИГОРЕВОМ,

ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВОВА

ВНУКА ОЛЕГА

Зачин

   Не лучше ли для нас было бы, братья,
   начать старинными словами
   повесть трудную о полке Игоревом,
   Игоря Святославича?
   Начаться же этой песне по былям сегодняшним,
   а не следуя замыслам Бояна.
   Все знал Боян,
   и если кому хотел слагать он песню,
   то разбегался он мыслями по лесу,
   серым волком по земле,
   сизым орлом до облака.
   Помнил, сказывают, первых времен раздоры он.
   Тогда пускал он десять соколов на стаю лебедей:
   которую настигали,
   та первой песнь певала
   Старому Ярославу,
   храброму Мстиславу,
   что заколол Редедю пред полками черкесскими,
   красавцу Роману Святославовичу.
   Только Боян, братья,
   не десять соколов на стаю лебедушек пускал -
   искусные пальцы свои на живые струны возлагал он -
   и струны сами князьям славу рокотали.

Часть I

   Начнем же, братья, мы этот рассказ
   От старого Владимира до нынешнего Игоря,
   Как затянувши ум свой силою своею
   и заостривши сердце свое мужеством,
   он наполнился воинским духом
   и повел свои храбрые полки
   на землю Половецкую
   за землю Русскую.
  
   Тогда Игорь взглянул на светлое Солнце и видит,
   что оно тьмою все его войско накрыло.
   И молвил Игорь дружине своей:
   "Братья и дружина!
   Лучше нам убитыми быть,
   нежели плененными стать.
   Давайте сядем, братья, на быстрых своих лошадей
   и посмотрим, где синий Дон."
   Пала князю прихоть на ум:
   напиться воды из Дона великого -
   и закрыла злое знамение.
   "Хочется, - молвил он, -
   копье преломить о край поля половецкого.
   С вами, русичи,
   хочу свою голову сложить я,
   иль шлемом напиться воды из Дона."
  
   О, Боян, наш соловушка старого времени!
   Если бы полки ты эти воспевал,
   порхая птицей по дереву мысли,
   взлетая умом до облака,
   свивая славу прошлому и настоящему,
   рыская тропой тройною через степь на горы,
   пелась бы так песнь Игорю, внуку Олегову:
   "Не буря соколов занесла чрез поля широкие -
   стаями галки летят к Дону великому."
  
   Или бы так запел ты, знающий все Боян, внук Велеса:
   "Лошади ржут за Сулою,
   а в Киеве слышно их,
   трубы трубят в Новгороде,
   стоит войско в Путивле -
   Игорь ждет мила брата Всеволода.
   И молвил смелый, как тур Всеволод:
   "Один брат,
   один свет у меня - ты, Игорь.
   Оба ведь мы Святославичи!
   Седлай же, брат, скорей, резвых коней своих,
   а мои - те готовы,
   оседланы у Курска заранее.
   Ведь мои-то куряне - народ бывалый:
   под звуки труб спеленаны,
   под шлемами ухожены,
   с концов они копий вскормлены.
   Пути известны им,
   овраги знакомы им,
   луки натянуты их,
   колчаны раскрыты и сабли наточены.
   Сами скачут, словно серые волки в поле:
   ищут себе чести,
   а князю славы."
  
   Вступил Игорь князь в стремя золотое
   и поехал по чистому полю.
   Солнце померкло, пути не давая,
   Стонала ночь ему грозою,
   птиц разбудив, свист звериный подняв.
   Див кличет поверх деревьев -
   Велит прислушаться земле неведомой:
   Волге и Приморью,
   земле над Сулою, и Сурожу, и Корсуни,
   и тебе, тмутороканский идол.
   И половцы нетореными дорогами
   Побежали к Дону великому.
   Кричат телеги в полуночи,
   Как вспугнутые лебеди.
   Игорь к Дону войско ведет,
   а уж несчастья его пасутся птицам подобно,
   волки угрозы воют по оврагам,
   орлы клекотом на кости зверье зовут,
   лисицы лают на красные щиты.
   О русская земля! Уже за холмом ты теперь!
  
   Долго ночь длилась.
   Запылала заря,
   покрылась степь туманом.
   Стихла песнь соловьев,
   говор галочий поднялся.
   Русичи безмерные просторы
   алыми щитами перекрыли:
   ищут себе чести, а князю славы.
  
   И в пятницу с зарей
   они смяли язычников полки половецкие
   и, разлетясь стрелами по полю,
   поволокли половецких красных девушек,
   а с ними золото, бархатные дорогие ткани и шелк.
   Покрывалами и плащами, и кожухами
   настилы стелить начали
   по болотистым и грязным местам,
   и всякой половецкой одеждой вышитой.
   Алый стяг, белая хоругвь,
   красная кисть, серебряное древко -
   храброму Святославичу.
   Дремлет в поле храброе Олегово гнездо -
   далеко залетело!
   Не было оно рождено на обиду
   ни соколу, ни ястребу,
   ни тебе, черный ворон, язычник-половчанин.
   Гзак бежит серым волком,
   Кончак ему вслед направляется к Дону великому.
  
   Следующий рассвет рано
   Кровавое зарево возвещает.
   Черные тучи с моря идут,
   четыре солнца прикрыть желают -
   а в них трепещут синие молнии.
   Быть тут грому великому!
   Идти дождю стрелами с Дона великого!
   Будут тут и копья ломаться,
   будут и сабли притупляться о шлемы половецкие
   на реке на скалистой
   у Дона великого.
   О Русская земля! Уже за холмом ты теперь!
  
   Вот ветры, Стрибога внуки
   Веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы.
   Земля гудит,
   и взмучены реки,
   и вся степь покрыта пылью...
   Показались знамена половцев:
   От Дона и от моря - ото всюду
   русские полки окружили.
   Дети бесовы криком пространство перекрыли,
   а храбрые русичи заслонились щитами алыми.
  
   Яростный Всеволод-тур!
   Стоишь ты на защите,
   сыплешь на врагов ты стрелами,
   грюкаешь по шлемам ты мечами булатными.
   Ты куда ни поскачешь,
   и где бы шлем твой ни засверкал золотой -
   всюду лежат поганые головы половецкие!
   Посечены саблями калеными аварские шлемы тобой,
   яростный словно тур Всеволод!
   Разве думает о ранах тот,
   кто забыл почести и жизнь,
   отцовский престол золотой, Чернигов родной,
   и своей милой желанной красавицы Глебовны
   образ и обхождение?

Часть II

   Были века Троих, миновали года Ярослава,
   были и походы Олега Святославовича.
   Тот князь Олег мечом ковал беспорядки
   и сеял по земле стрелами.
   Вступал он в златое стремя в Тмуторокани -
   а звон стремян тех слышал
   великий Ярослав сын Всеволода.
   И Владимир каждое утро затыкал уши в Чернигове!
   Бориса же Вячеславича похвальба на суд привела
   и на Канине зеленый постлала ему покров -
   за обиду Олегову, храброго молодого князя.
   С той же самой скалы Святополк велел везти отца своего
   между двух иноходцев венгерских
   ко святой Софии, к Киеву.
   В года Олега Гориславича
   сеялись и росли междоусобицы,
   гибнули русичи, Даждьбога внуки,
   в княжих раздорах век человека сократился.
   Тогда по русской земле редко пахари покряхтывали,
   зато вороны каркали, трупы между собой деля,
   да галки разговор свой заводили,
   готовясь всей стаей слететься на пир.
   Так было в те войны и в те бои,
   но битвы такой не слышали!
  
   С рассвета и до вечера,
   с вечера до утра
   летят стрелы каленые,
   гремят по шлемам саблями,
   трещат копьями закаленными
   в поле неведомом,
   среди земли половецкой той.
   Черная пыль под конями
   костьми была засеяна и кровью вся полита:
   горем взошли они по русской земле!
   Что мне шумит,
   что мне звенит
   вдали пред зарею раннею?
   Игорь пытается полк повернуть -
   Жаль ему милого брата Всеволода.
   Бились один день, бились второй.
   В третий день битвы к полудню пали знамена Игоревы.
   Вот уж братья разлучились на берегу быстрой Каялы.
   Тут кровавого вина не стало,
   тут пир закончили храбрые русичи:
   сватов напоили,
   свою жизнь положили за землю Русскую.
   Никнет трава от жалости,
   Деревья с печалью к земле приклонились.
  
   А после, братья, невеселые времена наступили!
   В степи пропала русская сила.
   Встала обида в войске Даждьбога внука,
   ступила девою на три земли,
   распластала лебединые крылья,
   всплескала у Дона море синее,
   прогнала счастья времена.
   Князья перестали с язычниками биться,
   сказал так брат брату:
   "Вот мое и там мое же."
   И стали князья про малое "Это великое" сказывать,
   но сами себе они горе ковали.
   И язычники из всех стран приходили с победами
   на землю Русскую.
   О, далеко зайдет сокол птиц бить - к морю,
   а Игоревы храбрые полки не воскреснут!
  
   Закричали скорбь и печаль,
   Понеслись по Русской земле,
   Дым и копоть брызгая огненным рогом.
   Жены русские заплакали, горюя:
   "Теперь нам любимых своих
   не вымыслить мыслями,
   не быть с ними думами,
   ни глазами повидаться!
   А златом - серебром и вовсе уже не играть нам!"
   И застонал тут, братья, наш Киев от скорби,
   а Чернигов от бедствий.
   Тоска разливалась по Русской земле,
   Глубокая печаль растекалась по ней.
  
   Ну а князья себе сами невзгоды ковали,
   И язычники теперь с победами
   нападали на Русскую землю,
   взимая дань девицей со двора.
  
   Ведь эти два храбрые Святославичи,
   Игорь и Всеволод,
   злобу разбудили,
   которую было усыпил
   отец их Святослав грозный великий Киевский.
   Грозою был он. Трепет вызвал
   своими сильными полками, булатными мечами.
   Он напал на землю Половецкую,
   притоптал холмы и овраги,
   взмутил реки и озера,
   иссушил потоки и болота.
   А нехристя Кобяка
   с морской излучины
   из железных великих полков половецких
   словно вихрь выхватил.
   И упал Кобяк в городе Киеве,
   в трапезной Святослава.
   Тут немцы и венецианцы, греки и Морава
   Поют славу Святославу
   и ругают Игоря,
   что утопил достаток и в скалистую реку половецкую
   русское золото высыпал.
   Тут пересел Игорь князь
   Из золотого седла да к кочевнику.
   Пропало веселье, пригорюнились стены городские.
  
   А Святослав страшный сон видел в Киеве на горах.
   "Всю ночку меня обряжали, - сказал он, -
   черными покрывалами на кровати тисовой.
   Черпали мне синее вино с заботой вместе,
   сыпали пустыми колчанами чужеземными
   отборный жемчуг на грудь,
   лаская меня.
   Уже доски без конька в моем тереме златоверхом!
   Всю ночь с вечера бесовы вороны каркали
   у Плесенска на заводи
   и через лес Киянский
   уносились к синему морю."
  
   Сказали бояре князю:
   "Уже, князь, печаль твой ум захватила.
   Это два сокола слетели с отчего престола золотого
   Город Тмуторокань взять
   Иль шлемом напиться воды из Дона.
   Уж крылья соколиные подрезаны саблями нехристей,
   И опутаны они железными путами.
  
   Третьего дня было темно:
   Два солнца померкли,
   оба багряные столпа погасли вдруг ,
   и с ними молодые месяцы, Олег и Святослав,
   синим мраком подернулись
   На реке на Каяле тьма свет покрыла:
   по русской земле разбежались половцы,
   словно выводок барсов.
   В море погрузились
   и буйную отвагу придали хиновцам.
   Везде проклятья вместо хвалы,
   принуждение вместо воли,
   уже вторгся к нам див на землю!
   Вот и готские красные девки
   У берега синего моря поют,
   звеня русским золотом.
   Вспомнив время Бусово:
   мол, вот месть за Шарухана.
   А нам уже, дружине, нету веселья!"

Часть III

   Тогда великий Святослав золотое слово,
   со слезами смешанное вымолвил:
   "О мои храбрые сыны, Игорь и Всеволод!
   Слишком рано начали в Половецкой земле вы
   свои мечи щербить, а себе искать славы.
   Лишь бесчестье получили,
   ибо нечестно язычников кровь пролили.
   Ваши храбрые сердца из крепкого булата кованы
   и в отваге закалены -
   что сделали с моей серебряной сединой!
   Я уже не вижу власти сильного и богатого,
   со множеством войск.
   Брата моего Ярослава с его людом черниговским:
   С могутами, татранами, шельбирами, топчаками,
   с ревугами и ольберами.
   Без щитов, с ножами засапожными
   кличем полки побеждают,
   славой прадедовской звеня!
   Вы ж сказали: "Помужествуем сами.
   Прежнюю славу себе похитим,
   И будущую сами поделим."
   А в диковинку ли, братья, старику стать помоложе?
   Коль сокол в линьке побывает -
   высоко птиц гоняет, не даст гнездо свое он в обиду.
   Но вот зло - князья не помогают мне.
   Изнанкой времена обернулись!
   В Римове кричат под саблями половецкими,
   и князя Владимира ранили.
   Горе и тоска сыну Глебову!
  
   Великий князь Всеволод!
   Не думаешь ли прилететь к нам издалека
   отчий златой престол охранить?
   Ты ведь можешь и Волгу веслами разбрызгать,
   И Дон шлемами вычерпать.
   Если б ты был здесь,
   То рабыня стоила б ногату,
   А невольник - резану.
   Ведь умеешь ты по суше
   живыми самострелами стрелять -
   удалыми Глебовичами.
  
   Ты, Давид и отважный Рюрик!
   Не ваши ли золоченые шлемы по крови плавали?
   Не ваша ли храбрая дружина рычит подобно турам,
   раненым саблями калеными
   в степи неизведанной?
   Вступите, господа, в златые стремена,
   отомстите за страдания,
   за землю Русскую
   за раны Игоревы,
   гордого Святославича!
  
   Галицкий князь Ярослав-восьмидум!
   Высоко сидишь ты на своем златокованом престоле
   под горами Карпатскими.
   Своими железными полками
   королю венгров путь закрыл,
   на Дунае заслон поставив.
   Ты мечешь камни через тучи,
   до Дуная суд свой правишь!
   Всюду бояться гневить тебя,
   тебе Киев ворота отворял,
   стреляешь с отчего престола ты
   султанов в землях дальних.
   Стреляй, господин, и в Кончака,
   нехристя-кочевника,
   за землю Русскую, за раны Игоревы,
   смелого Святославича!
  
   А бесстрашный Роман со Мстиславом!
   Храбрая мысль носит ваш ум на дело.
   Высоко вы парите, стремясь на подвиги -
   так сокол по воздуху носится,
   желая птицу в ярости сразить.
   Ваши лихие отряды железные
   под латинскими шлемами
   страны многие дрожать заставили:
   хинны, литовцы, ятвиги, деремела и половцы
   копья побросали покорно
   и головы свои склонили
   под их мечами заостренными.
   Но уж для Игоря князя потемнел солнца свет,
   и не к добру сронило дерево листву:
   по Роси и Суле города поделены,
   а Игоревы храбрые полки не воскреснут.
   Дон зовет тебя, князь, и обещает он победу.
   Храбрые Олеговичи уже готовы на бой!
  
   Ингварь и Всеволодович, и все три Мстиславича,
   шесть крыльев гнезда нехудого.
   Не в бою ли, не в битвах вы раздобыли владения?
   Что же ваши золотые шлемы,
   польские щиты и копья лежат?
   Преградите половцам дорогу
   своими острыми стрелами
   за землю Русскую,
   за раны Игоревы,
   смелого Святославича!
  
   Уже и Сула не течет серебряными струями
   к городу Переяславлю,
   и Двина болотом грязным течет по Полоцкой земле
   под кличем нехристей.
   Ведь только Изяслав, сын Васильков
   прозвенел своим острым мечом о шлемы литовские,
   поиграл славой деда своего Всеслава,
   а сам, лежа под алым щитом на кровавой траве
   и сраженный литовским мечом,
   кровью истекая, так сказал:
   "Одели дружину твою птичьи крылья, князь,
   а звери кровь полизали."
   Не было тут ни Брячеслава, ни второго Всеволода.
   Один он изронил жемчужную душу
   из храброго тела из злата ожерелья.
   Уныли голоса,
   поникло веселье,
   и трубы трубят Городенские.
  
   Ярославичи и внуки Всеслава!
   Вы опустите знамена свои,
   Вложите в ножны мечи щербатые,
   вы все равно недостойны славы дедов:
   Вы со своими раздорами
   Начали приводить язычников на землю Русскую!
   В жизнь Всеславову из-за распрей ваших
   Случилось насилие от земли половецкой!

Часть IV

   На своем веку три раза
   Кидал Всеслав жребий для девицы ему милой.
   Он хитрость наконец применил -
   И скакнул к городу Киеву,
   И коснулся древком копья престола Киевского.
   Умчал как лютый зверь оттуда в полночь,
   в Белгороде растворился в синей мгле -
   утром же возник.
   Раза три отворял ворота Новгорода,
   разгромив славу Ярослава -
   прыгнул волком до Немиги с Дудуток. .
   На Немиге снопы стлались головами,
   молотились цепами булатными.
   На току жизнь отдавали, вея душу от тела.
   И кровавые берега Немиги
   не на благо были засеяны -
   засеяны костями русских сынов.
  
   Всеслав князь людей судил да князьям города дарил,
   а сам в ночи волком рыскал.
   Из Киева достигал до утра Тмуторокани,
   великому Хорсу он волком путь пересекал.
   Ему в Полоцке прозвонят заутреннюю службу
   у Софии святой на колокольне -
   а он в Киеве звон слушал.
   Знающую душу носил в дерзком теле,
   но часто бедствия терпел.
   Про него еще мудрый Боян склал припевку.
   Вот что сказал он:
   "Ни хитрому,
   ни удалому,
   ни быстрой птице
   суда божьего не избегнуть."
  
   О стонать бы Русской земле,
   Если б вспоминать прежнее время и прежних князей!
   Ведь и старого Владимира
   Нельзя было удержать на горах Киевских.
   А сегодня стали знамена Рюриковы
   и знамена Давидовы,
   но врозь их полотнища вьются,
   врозь копья поют!
  
   На Дунае Ярославны голос слышен,
   Чайкой неприметною поутру кличет.
   "Полечу, - молвит, - чайкою по-над Доном я,
   Омочу рукав с каймою в скалистой реке,
   утру Князю кровавые его раны
   На могучем его теле."
  
   Ярославна утром ранним
   В Путивле на откосе горюет:
   "О ветер-ветрило!
   Зачем, господин, непослушно веешь ты?
   Зачем мечешь ты
   на легких своих крылышках хиновские стрелы
   на воинов милого супруга?
   Разве мало было тебе вверху в облаках веять,
   лаская корабли на синем море?
   Зачем, господин, ты мое веселье
   по ковылю-траве развеял?"
  
   Ярославна утром ранним
   на откосе у стен у Путивльских
   причитает и молит:
   "О Днепр наш Славутич!
   Проточил каменные горы ты
   сквозь землю Половецкую,
   охранял и носил на себе корабли Святослава
   до полка Кобякова.
   Принеси, господин, и мою радость ко мне,
   чтобы не слала я слез поутру на море!"
  
   Ярославна ранним утром
   в Путивле на откосе горюет:
   "Светлое и тресветлое Солнце!
   Всем прекрасно ты и тепло!
   Зачем, господин, протянуло горячие свои лучи
   на наше войско?
   В поле безводном жаждою луки свело им,
   тоскою колчаны заткало?"
  
   Море в полночи дрогнуло,
   прошел смерч туманом.
   Игорю бог путь указывает
   из земли Половецкой
   на землю Русскую,
   к отчему престолу.
   Погасла вечерняя заря.
   Игорь спит и не спит,
   Игорь в мыслях путь измеряет
   От великого Дона до малого Донца.
   В полуночи коней свистнул Овлур за рекою -
   дает князю сигнал к бегству.
   Князя Игоря уж нет!
   Стукнула земля, зашумела трава,
   и шатры половецкие всколыхнулися.
   А Игорь князь поскакал горностаем к камышу -
   и белым гоголем на воду.
   На быстрого вскочил коня,
   соскользнул с него серым волком,
   и побежал к лугу Донца,
   и полетел соколом в тумане,
   стреляя гусей-лебедей себе
   к завтраку, обеду и ужину!
   Когда Игорь соколом полетел,
   Тогда Овлур волком побежал,
   Стряхивая студеную росу:
   Надорвали они своих быстрых лошадей.
  
   Донец ему молвил:
   "Князь Игорь!
   Немало тебе гордости,
   Кончаку неприятности,
   А земле Русской радости!"
   Игорь сказал:
   "О Донец!
   Немало тебе гордости,
   ласкавшему князя на волнах,
   стлавшему зеленую траву на серебряных берегах.
   Одевал ты его теплым туманом
   под зеленым пологом леса,
   берег ты его гоголем на воде,
   чайкой на быстринах,
   утками под ветром.
   Иная, говорят, река Стугна.
   ее слабые воды,
   пожрав чужие ручьи и струи, разлились к устью,
   юного князя Ростислава унесли.
   Плачет на темном Днестровском берегу
   Ростислава мать,
   По князю юному горюет.
   Уныли цветы от жалости,
   С печалью деревья к земле приклонились..."
  
   Ой не сороки то стрекочут,
   По следу Игореву едут Гза с Кончаком!
   Тут вороны не каркали,
   и галки приумолкли,
   сороки не стрекотали.
   Поползни одни лишь ползали,
   дятлы стуком реку выдавали,
   да соловьи веселой песней рассвет возвещали.
  
   И сказал Кончаку Гза:
   "Если сокол к гнезду летит,
   Давай расстреляем соколенка
   позолоченными стрелами."
   Сказывал Гзе Кончак:
   "Если сокол к гнезду летит,
   То соколенка опутаем мы девицей-красавицей."
   И сказывал Кончаку Гза:
   "Если его опутаем мы девицей-красавицей,
   Не станет ни сокола, ни девицы-красавицы,
   И начнут нас тогда птицы бить в поле половецком."
  
   Сказал Боян о походах Святослава,
   певец старого времени Ярослава,
   Олегу князю посвящая:
   "Тяжело тебе, голова без плеч,
   Зло тебе, тело, без головы."
  
   Так и Руси без Игоря!
   Солнце светится на небесах -
   Игорь - князь на Русской земле!
   Девицы поют на Дунае,
   вьются голоса их с моря до Киева.
   Игорь едет по Боричеву ввозу
   Поклониться богородице Пирогощей.
   Радость и в городах, и в странах!

Концовка

   Спели песню старым князьям,
   а теперь молодым песня.
   "Слава Игорю Святославичу,
   Буй-туру Всеволоду,
   Владимиру Игоревичу!
   Здоровья князьям и дружине,
   христиан от язычников обороняющей!
   Слава князьям и дружине да будет!
   0x01 graphic
   Иллюстрация взята из Радзивилловской рукописи

К вопросу о подлинности "Слова"

и о его авторе.

  
   Известно, что чуть ли не с момента открытия "Слова о полке Игоревом" и его публикации возникло подозрение, будто вниманию публики предложена искусная подделка. Что до появления Жуковского, то есть до второй половины XVIII века литература на Руси всегда была в чахлом состоянии, мысль народная и философская глубоко спали, и подобная жемчужина родиться могла только в век литературных мистификаций и прочего.
   Не стоило бы, конечно, даже говорить об этом, но, к сожалению, миф о неразвитости культуры и искусства в Древней Руси имеет тенденцию время от времени возрождаться, поэтому привнести несколько свежих фактов в старую полемику никогда не лишне.
   Исторические аргументы читатель найдет в добросовестно-научных работах Д. С. Лихачева и А.А Зализняка, цитаты из которых можно прочесть ниже, сейчас же рассмотрим текст с иной, возможно, неожиданной для читателя стороны - с психологической и военной. Чьими глазами смотрит автор на события? К какой эпохе принадлежал этот человек, к какому общественному классу? Мог ли он быть участником похода?
   Как ни странно, но на последний вопрос можно ответить абсолютно четко: автор участником похода не был, поскольку в тексте есть место, где он вкладывает в уста князя Игоря слова, которые Игорь в тот момент произнести не мог - там они бессмысленны. Имеется в виду затмение солнца, произошедшее в начале похода. Согласно Ипатьевской летописи, Игорь сказал: "Тайны божии никто не ведает... Что сотворит бог, - или на добро, или на наше зло, - это нам и увидеть."
   Ничего общего с желанием или умереть, или напиться из Дона, не правда ли? Почему же автор приписывает своему герою, говоря по-современному, суицидные намерения? Очевидно потому, что слова, подобные приведенным в тексте, были Игорем все же сказаны и стали широко известны. Но сказаны они были в иной момент похода.
   Давайте вспомним это странное место текста.
   "Лучше убитыми быть, чем пленниками.... с вами, русичи, хочу голову свою положить..."
   Но если Игорем двигало одно легкомысленное намерение приключений поискать, стоившее людям, доверившимся ему, их жизней, то почему возвращение Игоря из плена автором воспевается? Почему Игорь в глазах автора - Герой?
   Обратимся к Ипатьевской летописи, отрывок из которой, посвященный Игореву походу, также приводится в данном сборнике. Вот последовательность событий.
   1. Разведка доносит Игорю, что половцы собирают силы, и что время для похода выбрано неудачное. Но князья решают ударить по половцам прежде, чем те объединятся, настигают врага и одерживают блестящую победу.
   2. Игорь предлагает немедленно вернуться, но остальные князья с ним не соглашаются, и принимается решение заночевать на месте.
   3. Проснувшись, русские обнаруживают, что данные разведки были правильными: половцы собрали огромное войско и находятся так близко, что шансы добраться до Донца и вернуться домой есть только у тех, кто на лошадях, а у остальных в перспективе ничего, кроме позорного плена.
   4. Игорь решает всем вместе с боем прорываться к Донцу. "Если побежим.. а черных людей оставим, то от бога нам будет грех... Пойдем, но или умрем, или живы будем на едином месте," - сказал он.
   5. Целые сутки Игорь со своим войском, сражаясь, прорывался к Донцу. В бою он был ранен. Отрезанные от воды воины страдали от жажды.
   6. На рассвете в воскресенье конный отряд ковуев не выдержал и побежал к воде. Игорь поскакал за ковуями, пытаясь убедить их вернуться и даже снял шлем, чтобы ковуи могли его узнать, но напрасно.
   7. Игорь поворачивает к своим войскам, но пространство уже занято половцами, и он попадает в плен, как пишет летопись, "моля в душе о смерти, чтобы не видеть гибели брата Всеволода".
   8. Битва прекратилась около полудня. В плен попало 4 князя, сколько рядовых - неизвестно. Из знатных мужей спаслись 15 человек, из ковуев - еще меньше.
   9. Игорь сбежал из плена, потому что прослышал, будто половцы, обозленные не слишком удачным походом на Русь, собираются убить в отместку всех русских пленных. Сбежать ему помог половчанин по имени Лавр.
   10. Еще до похода сын Игоря Владимир был обручен с дочерью Кончака. Свадьба состоялась в плену. На Русь Владимир возвратился (был отпущен) с молодой женой и ребенком и в походах на половцев больше не участвовал никогда.
   11.Во время похода Игоря на половцев Святослав Киевский (тот самый, что "видел сон") был в городе Корачеве и собирал войско, чтобы пойти на половцев на Дон - на все лето.
  
   Что же мы видим? Действительно, Игорь говорил, что или умрет со своими дружинниками, или прорвется к Донцу. Но произошло это, как можно понять, гораздо позже затмения. Отсюда и вывод:, автор "Слова" знал только приблизительную последовательность событий, без подробностей.
   И кто, же, спрашивается, собирался "испить шлемом из Дона"? Ведь Игорь-то направлялся совсем в другую сторону! По сути, автор "Слова" вообще не знает точного маршрута Игоря, хотя местность ему хорошо знакома.
   В тексте имеется ясно выраженная тенденция рассмотреть события с точки зрения Киевского князя Святослава. Может быть, автор он? Версия крайне соблазнительная, тем более что среди русских князей литературная одаренность вовсе не была чем-то из ряда вон исключительным. Писал книги, например, Ярослав Мудрый, о чем свидетельствует первая русская летопись.
   Единственная неувязка - это то, что в тексте есть места, где автор обо всех без исключения князьях говорит "они".
   Теперь о времени написания "Слова". Поскольку автор не упоминает о возвращении Владимира Игоревича из плена, зато обращается как к живому к Ярославу Осмомыслу, умершему в 1187 г., то наиболее вероятным представляется, что произведение было написано в ближайшие месяцы после побега Игоря, когда стало известно, что русский полон половцы убивать не стали.
   Теперь о том, не могло ли это произведение быть позднейшей (XIII, XIV и пр. веков) поэтической обработкой отрывка из летописи. Ответ: нет. В тексте упоминаются события, не имеющие непосредственного отношения к происходящему, но важные для современников и еще живущие в их памяти: так называемые лирические отступления. Они бессмысленны для потомков без специальных комментариев и значительно утяжеляют восприятие текста.
   Подобные отступления (намеки) имеются в публицистических произведениях любой эпохи, и всегда адресны. Подделывать их бессмысленно да и невозможно, потому что фальсификатор опирается на систему образов своего времени, вольно или невольно проецируя ее на воссоздаваемое им прошлое.
   Особенно много подобных отступлений в той части рассматриваемого произведения, которую принято называть "Золотое слово Святослава". Имена и события, упоминаемые там, ничего не говорят ни XIIIу (эпоха монголо-татарского нашествия), ни XVIу (эпоха Казанских походов), ни тем более XVIIIу (Екатерининскому) векам. Следовательно - оно не подделка. Следовательно, автор родился и вырос в то время, которое описывает.
   Весьма похоже, что он опытный мастер художественного слова, и что написано произведение для вполне конкретной цели - исполнения на пиру в присутствии князей, упоминавшихся в тексте.
   Потому что "Слово", предназначаясь не для чтения, а для исполнения под аккомпанемент какого-то струнного музыкального инструмента, вместе с тем насквозь тенденциозно и преследует четко выраженные политические задачи: объединить русских князей того времени для защиты Руси от кочевников (причем возглавлять коалицию предполагалось князю Киевскому).
   Одно несомненно: если это и не был Святослав Киевский, то некто очень близко к князю стоявший - его доверенное лицо. И человек это был до мозга костей светский, которому одинаково близки были и христианство, и традиции язычества. Возможно, автор "Слова о полке Игоревом" -гусляр, бард, как сказали бы теперь. Во времена Древней Руси такие гусляры часто исполняли обязанности посланников от одного князя к другому.
   Потому что, хотя автор "Слова" и живет болью своего времени, но на что старается он воздействовать: на эмоции слушателей или на их разум? Какова внутренняя логика построения материала?
   Ответ: мы уже видели, насколько вольно автор обращается с фактами. Для него они - лишь канва, по которой он вышивает прихотливые узоры своего повествования. Он рассматривает события как совокупность отдельных ярких эпизодов и портретов действующих лиц. Он рисует свои образы широкой кистью, а не фотокамерой.
   Игорь автора и Игорь летописи - это два разных Игоря. Мир автора - это причудливое переплетение исторических преданий, фольклора и реальности. То есть это типичное художественное произведение.
   Трудно представить себе, чтобы "Слово" было единственным его творением, но дошло до нас только оно одно. Почему? Мы можем лишь гадать.
   Возможно, оно было самым лучшим. Возможно, князь Святослав Киевский попросил барда записать его и хранил при себе, потому что по крайней мере часть его ("Сон Святослава") создана была по его заказу...
   Возможно, оно было единственным, которое автор когда-либо зафиксировал письменно, а возможно, остальные погибли в пожарах веков. Но факт остается фактом - "Слово о полке Игоревом" было не только сохранено его современниками, но и бережно переписывалось потомками как памятник доблести и верности, как источник поэзии и любви к Родине.
   Может быть, те, кто его хранили, читали еще и летописные источники, поэтому видели события несколько иначе, чем воспринимаем их мы. Возможно, память о "битве, какой не слыхано" долго передавалась из поколения в поколения аж до времен следующей равной ей - с Мамаем на Куликовом поле.
   История любит парадоксы и читая произведение, посвященное этому надолго оставшемуся в памяти потомков походу, мы Игоря осуждаем за эгоизм, за излишнюю отвагу... Но вспомним: после спасения его из плена на Руси было всенародное ликование. Могли ли так встречать человека, погубившего свое войско ради глупой прихоти "копье преломить о край поля половецкого"?
   Какие же иллюзии способна создавать талантливо написанная вещица... Всего-то маленькая перетасовка фактов и неверно воспринятая художником пара фраз, переданная ему участниками события...
   Любопытно, что жену князя Игоря, Ярославну, автор помещает на стены Путивля, и мольбу свою она шлет реке Днепр. Но всем это глубоко безразлично - такова сила искусства!
   Кстати, оба источника, и Ипатьевская летопись, и "Слово о полке Игоревом" отмечают большую любовь народа к этому, казалось бы, мелкому удельному князьку. И автор, между прочим, испытывает к своему герою то же самое чувство... Может быть именно эта любовь и неотделимые от нее боль и гордость и создают волшебство, неподвластное пыли веков?
   Может быть, по-своему, Госпожа История распорядилась в данном случае более чем справедливо? Может быть, страдающий, ошибающийся Игорь больше имел шансов остаться в людской памяти, чем Безупречный Герой? Слишком много их было на Руси и до, и после... Одно монголо-татарское нашествие выдвинуло их с избытком...
   Исторический, реальный Игорь был прежде всего человеком высокой чести. Его поведение во время нападения превосходящих сил противника способно вызвать восхищение. Ибо для князя нет большей доблести, чем разделить судьбу своих людей и попытаться спасти их, либо с ними погибнуть...
   А теперь несколько слов о том, почему нельзя согласиться, будто "Слово о полку Игоревом" являлось переделкой "Задонщины", посвященной битве на Куликовом поле. Вопрос интересный, потому как оба произведения имеют параллели. То есть один из авторов явно знал творение другого и создавал свое произведение, опираясь на текст предшественника. Интересующихся вопросом отсылаю к работе Д. С. Лихачева "Слово о полку Игоревом и скептики.". Я поместила бы ее здесь целиком, но современные законы об авторском праве мне не позволяют сделать это без разрешения правопреемников, а с этим могут возникнуть такие сложности, что проще пересказать основные положения работы Лихачева и привести пару цитат.
   1. К настоящему моменту найдено несколько текстов "Задонщины", которое, как и положено произведению некогда очень популярному, множество раз переписывалось, причем при переписке оно иногда сокращалось или по разным причинам искажалось. То есть тексты "Задонщины" не идентичны друг другу. "Слово" имеет сходство то с одним из этих списков, то с другим. Если бы подделка имела место, то вряд ли изготовитель фальшивки имел перед собой целый ворох вариантов из разных местностей - он опирался бы только на один.
   2. При подражании очень часто происходит механический перевод некоторых элементов образца в новое произведение. При этом, если произведения разделяют несколько столетий, некоторые реалии предыдущей эпохи устаревают и делаются уже неактуальными. Так вот, в "Задонщине" такие места есть, а в "Слове" - отсутствуют. Мало того, в "Слове присутствуют параллели, имеющиеся в летописных отрывках более близких к "Слову" периодов, чем "Задонщина".
   3. Язык "Слова" очень цельный и имеет четкие единичные параллели с украинским, белорусским и сербским фольклором, а также с дошедшими до нас экземплярами произведений некогда популярных исторических сочинений, ходивших по Руси.
   4. Работа фальсификатора осложнилась бы тем, что все вышеуказанные произведения были найдены и открыты дл широкой публики уже после нахождения и публикации "Слова о полке Игоревом".
   5."Задонщина" посвящена победе русских над врагами, а "Слово" повествует о поражении, и было бы черезвычайно странно для автора-фальсификатора на полном серьезе превращать произведение победного характера в рассказ о проигранной битве.
   Точно также Д.С. Лихачев отвергает возможность фальсификации "Слова" в XVIII веке. Он отмечает, что в оправданиях для своих завоеваний на Черном море и разделов Польши Екатерина II не нуждалась.
   Общий вывод его такой:
   "Если бы скептики были правы, то мы должны были бы признать, что русская филологическая наука в конце XVIII - начале XIX века обладала филологом, предвидевшим развитие филологической науки на много лет вперед. Этот филолог был настолько хитер, что нигде в других своих сочинениях и изданиях текстов не выдал своих знаний. ... Этот автор сумел создать стилизацию, когда стилизаций еще не существовало. Он был и гениальным историком, ибо он оценил борьбу за единство Руси в XII веке, понял основные противоречия XII века. Кроме того, он был и гениальным источниковедом. Он знал о существовании "Задонщины" за 70 лет до ее официального открытия. Он знал Ипатьевскую летопись, когда она не была еще опубликована, он ценил ее языковые богатства и использовал их в своей стилизации. Он знал множество и других памятников, которыми воспользовался для своей подделки до того, как они были изданы."
  
   Подобного же мнения придерживается и А.А. Зализняк. Мало того, он отмечает, что в "Слове о полку Игореве, то есть в той копии, что была сделана для Екатерины II имеются четкие признаки, что первоначальная рукопись переписывалась в XV- XVI веках, так как имеются четкие следы непонимания переписчиком некоторых мест и искажения им некоторых грамматических явлений, характерных для языка предыдущих эпох. Ведь для каждой эпохи существуют свои орфографические и фонетические нормы, которые переписчик вольно или невольно отражает при письме.
   То есть фальсификатор, если бы таковой оказался, обязан был бы учесть именно вот этот отпечаток одной эпохи на тексте эпохи другой. А в XVIII веке лингвистическая наука не была еще настолько развита, чтобы иметь представление об изменениях, происходивших в русском языке в течение всего массива времени от XII столетия по XVIII век включительно.
   Зализняк отмечает, что язык "Слова" в полном объеме не совпадает с языком ни одного произведения, сохранившегося с XII века. Хотя он и носит те же грамматические черты, но использование лексических единиц свободное, что было бы невозможно, если бы перед нами было подражание. Создатель фальшивки, чтобы создать произведение такого уровня, должен был бы знать о славистике поистине все и даже больше и обладать огромным литературным талантом. Иначе
   "он бы неизбежно допустил в своем сочинении целый ряд ошибок; между тем в "Слове о полку Игореве" таких ошибок нет.
   Лингвист, равный по потенциалу совокупности десятков и сотен своих более поздних коллег, - несомненно, безмерный гений. И столь же уникально его поведение: будучи великим ученым, он не оставил потомкам ни слова обо всех своих открытиях, вместо этого пожелав для себя вечной безвестности."
  
   Остается только согласиться с обоими академиками. Тем более что недавно я наткнулась на еще одно косвенное подтверждение подлинности "Слова о полке Игоревом". Дело в том, что в тексте этого шедевра несколько раз упоминается река Дон и некий Див. Загадочность здесь в том, что до Дона Игорь не только не доходил, но по всем признакам, даже туда и не стремился. С этим согласны все исследователи! Что еще разок, кстати, подтверждает, что автором поэмы был не он.
   Зато совсем недалеко от того маршрута, по которому шел Игорь со своим войском протекает река Тихая Сосна (современно название), впадающая в Дон. И на ее берегу, то есть как раз между Доном и Осколом стоят природные образования, которые называюся...да-да, именно так: Дивы. Это двадцатиметровые вырезанные водой и ветром меловые образования, напоминающие изваяния людей. Когда-то там рядом, по крайней мере так уверяет современная археология, находилась алано-хазарская крепость и проходила граница между хазарским каганатом и славянами-вятичами. Что ж, вполне возможно.
   Святослав Киевский как раз собирался пойти в ту сторону на все лето. То есть автор "Слова" досконально знал местность, которую описывал.
  
   Я же, как переводчик отмечу, что поэтика "Слова о полку Игореве" уникальна, и не имеет аналогов или параллелей в литературе XVIII века. Есть такое выражение: "аромат подлинности". Это про него.
   Существует огромное множество переводов "Слова" на современный язык, и большинство из них поэтические. Так вот, поэзия всех этих переводов глубоко современна, даже когда автор изо всех сил пытался подделать ее под фольклор или старину. Все сравнения для них - только поэтические образы, не более.
   Особенно хорошо это видно на примере "Плача Ярославны". Ярославна обращается к стихиям на полном серьезе. Она верит, что ее упреки солнцу и ветру помогут ее милому спастись, и он вернется. Но современные нам поэты в это, конечно же, не верят. Они всего лишь хотят выразиться покрасивее. Интересующихся отправляю на сайты с переводами "Слова" - возможно, кому-то кое-какие из них покажутся более интересными, чем моя простая безыскусная попытка передать поэтику этой жемчужины нашей древней литературы.
   Я прочитала его однажды и - влюбилась. Это совершенно особый мир, это словно дверь в ту эпоху, когда люди и окружающая их природа были единым целым, а христианский бог и языческий див оба на равных взирали на человека со своих вершин, принимая в его жизни участие, наказывая и помогая. Чтобы так написать, надо так чувствовать, и этим сказано все.
  
   Летописная повесть
   про поход Игоря Святославовича
   на половцев в 1185 г.

(по Ипатьевскому списку, в переводе)

   В то же время Святославич Игорь внук Олега поехал из Новгорода [Северского] в месяце апреле 23 дня во вторник, взяв с собой брата Всеволода из Трубецка и Святослава Олеговича, племянника своего из Рыльска, и Владимира, сына своего из Путивля, и у Ярослава испросил в помощь себе Ольстина Олексича, Прохорова внука с ковуями черниговскими. И так они пошли, тихо дружину собирая свою, и кони у них были откормленные очень. Шли же они к Донцу реке.
   Во время вечернее Игорь взглянул на небо и увидел солнце, ставшее как месяц. И сказал Игорь боярам своим и дружине своей: "Видите ли, что значит знамение это?" Они же, посмотрев и увидев, все поникли головами. И сказали мужи: "Князь, не на добро знамение это." Игорь же сказал: "Братья и дружина! Тайны божией никто не ведает, а это знамение сотворил бог для всего мира своего. А что сделает бог нам: добро или зло, мы увидим."
   И сказав это, перешел Донец, и так пришли они к Осколу, и ждал он там брата Всеволода. Тот шел из Курска иным путем, и оттуда пришел к Салнице. Тут же к ним и сторожевые приехали, которые были посланы языка поймать. И сказали они: "Когда мы приехали, то видели воинов из недругов ваших - собираются они. Так что или едем быстро, или возвратимся домой, потому что не вовремя мы."
   Игорь же сказал с братьями своими: "Если мы не бившись возвратимся, то позор нам будет пуще смерти. Будет как нам бог даст, то и увидим."
   И ехали всю ночь. Наутро же в пятницу в полдень встретили полки половецкие, успели до них доехать. Шатры свои те спрятали за собой, а сами, собравшись от мала до велика, стояли на другой стороне реки Сюурлий
   И выставили [русичи] шесть полков. Игорев полк посередине, а по правую руку брата его Всеволода, а по левую Святослава, племянника. Перед ним сын Владимир, а другой полк Ярославов, который был с Ольстином и с ковуями, а третий полк впереди, потому что стрельцы они были, от всех князей выведены.
   И так поставив полки свои. И сказал Игорь братьям своим: "Братья! Этого мы искали, так приступим!" И так пошли к ним, положившись на бога. И как подъехали к реке Сюурлею, и выехали из половецких полков стрельцы, и пустили по стреле на русских и так поскакали. Русские же тогда не переехали еще реки Сюурлий. Поскакали же из половцев и те силы половецкие, которые далеко от реки стояли.
   Святослав Олегович, Владимир Игоревич и Ольстин с ковуями и стрельцами побежали к ним, а Игорь и Всеволод потихоньку ехали, не распуская полков своих. Передние же русские бились и взяли половцев. Половцы же пробежали мимо шатров своих. Русские дошли до шатров и взяли плен. Другие же ночью приехали к своим полкам с полоном, и так собрались половцы все.
   И сказал Игорь братьям своим и воинам своим: "Вот бог силой своей возложил на наших врагов нашу победу, а на нас честь и славу. А вон там видели мы полки половецкие, которых очень много. Все они уже соединились. Давайте же сейчас поедем отсюда, ночью, а если поедем завтра, то на нас все они нападут. Лучшие кони переберутся, а самим нам неизвестно, что бог даст."
   И сказал Святослав Олегович: "Мы втроем далеко гнались за половцами, и кони мои изнемогают. Если мы сейчас поедем, то начнем в дороге отставать." И поддержал его Всеволод, чтобы залечь тут. И сказал Игорь: "Не странно ли, братья, понимая все, умереть?". Но залегли на отдых.
   А на рассвете в субботу выступили полки половецкие, как лес было их. И изумились князья русские, к кому из которых поехать, ибо было их бесчисленное множество. И сказал Игорь, это поняв: "Собрали мы на себя всю эту землю: Кончака и Козу, Бурновича и Токсобича, Колобича и Етебича, и Теритробича."
   И поняв это, все сошли с коней, потому что хотели, пробиваясь, дойти до реки Донец. Сказали потому что: "Если поскачем и сами сбежим, а черных людей оставим, то от бога нам будет грех за то, что их выдавши, уедем. Но либо умрем, либо живы все будем на одном месте."
   И так сказав, все сошли с коней и пошли, сражаясь. И по божьему попущению был ранен Игорь в руку, и перестала действовать левая рука его. И была печаль большая в полку его, и хотя был в полке его воевода, но того еще раньше схватили, раненого.
   И так бились крепко в тот день до вечера, и много раненых было и мертвых в полках русских. И настала ночь субботняя, и шли, сражаясь.
   На рассвете в воскресенье не выдержал ковуев полк, и побежали они. Игорь же был в то время на коне, так как он ранен был, и поехал он к полку их, желая возвратить их к своему войску. А когда понял, как далеко заехал от людей своих, то снял шлем, и погнался за полком снова, чтобы ковуи узнали князя и возвратились.
   Но никто не возвратился, и только Михалко Гюргович узнал князя и вернулся. Но хорошие воины не смешались с ковуями, и мало кто из простых воинов или из отроков боярских. Все они шли пешком и среди них Всеволод немалое мужество показал. И как приблизился Игорь к полкам своим, то отрезали его от своих и тут взяли - на расстоянии одного выстрела от его полка схватили Игоря. Игорь же, когда его держали, видел брата своего Всеволода крепко бьющимся, и просил для души своей смерти, чтобы не видеть падения брата. Всеволод же так бился, что и оружия его руке не хватало. А сражались они, идя кругом вдоль озера.
   Итак, в день святого воскресенья навел на нас господь гнев свой, вместо радости навел на нас плач, и вместо веселья горе на реке Каяле.
   И сказал Игорь, помянув деяния свои и грехи перед господом богом: "Как много убийств кровопролитных совершил я в земле христианской, сколько же я не пощадил христиан! Взял на щит город Глебов у Переяславля, и немало зла наделал безвинным христианам, разлучая отцов от детей их, брата от брата, друга от друга и жен от супругов их, и дочерей от матерей, и подруг от подружек. И всех в плен уводил и скорбь тогда была.
   Живые мертвым завидовали, а мертвые радовались как мученики святые, от жизни такой избавление приняв. Огнем от жизни этой искушение приняв, старики рыдали, еноты же лютые и немилостивые раны подъедали. Мужчин секли и бывало рассекали, жен оскверняли, и все это творил я."
   Сказал Игорь: "Не достоин я жить, и это нынче вижу отмщение мне от господа бога. Где нынче возлюбленный мой брат, где нынче брата моего сын, где дитя, рожденное мной? Где бояре-советники, где мужи храбрейшие, где ряды ополчения? Где оружие многоцветное? - не ото всего ли того гол и связан предан я в руки беззаконных? Это воздал мне господь по беззаконию моему и по злобе моей, и пришел день за грехи мои на голову мою. Истинен господь, и справедлив суд его."
   "Нет доли мне среди живых, и видится для меня ныне другое: мученичесский венец принимаю. Зачем я один не принимаю страдания за всех? Владыко, господи мой боже, не отринь меня до конца, но пусть будет воля твоя, господ,и и милость нам рабам твоим."
   И кончилась битва, и полки разведены были, и пошел каждый в свои шатры. Игоря же взял Тарголов муж по имени Чилбук, а Всеволода, брата его, взял Роман Кзич, а Святослава Олеговича Елдечук из Волбурцевичей, а Владимира - Копти из Олушевичей. Тогда же на дележке Кончак поручился за свата своего Игоря, который был ранен.
   Из остальных людей, мало их избавлено было. Не удалось им бегом убежать, потому что как стенами были они огорожены полками половецкими, которые неслись на русских. 15 мужей убежали, а ковуев еще менее, а прочие в море утонули.
   В то же время великий князь Всеволодович Святослав шел в Корачев и собирал от верхних земель войска, желая идти на половцев на Дон на все лето. Когда возвратился Святослав, и был у Новгорода Северского и услышал он о братьях своих, которые пошли на половцев втайне от него, то не понравилось ему это. Святослав шел на лодках, и когда пришел к Чернигову, в то время и прибежал Беловод Просович и поведал Святославу что случилось у половцев.
   Святослав же, это услышав, и глубоко вздохнув, утер слезы свои и сказал: "О дорогие мои братья и сыновья, и мужи земли русской! Дал мне бог притомить поганых, но не удержались вы по молодости свой и отворили ворота на русскую землю. Воля господня да будет над всем. И как ни жаль мне было Игоря, ныне же брата моего жаль мне еще больше."
   После этого послал Святослав сыновей своих Олега и Владимира в Посемье, потому как услышал, что смятение было в городах Посемья, и были скорбь и печаль лютая, каких никогда не бывало во всем Посемье и в Новгороде Северском, и по всей волости Черниговской. Князей захватили, и дружину захватили, побили, и люди метались как помутившиеся рассудком. И горожене поднимались, и не мило были тогда никому свое ближнее, но многие тогда забывали о душах своих, жалеючи князей.
   После этого послал Святослав к Давиду Смоленскому, говоря: "Договаривались мы было пойти на половцев и летовать на Доне, ныне же половцы победили Игоря и брата его с сыном. Так поехали, брат, охранять землю Русскую." Давид же приехал по Днепру, пришел на помощь, и стал у Триполья, а Ярослав в Чернигове, соединив войска свои, стоял.
   Поганые же половцы, победив Игоря с братом и сильно загордившись, послали разведку на землю русскую, и были у них такие, которые молвили: " Поедем, Кончак, на Кивскую сторону, где были побиты братья наши и великий князь Боняк". А Кза сказал: "Пойдем на Семь, где жены и дети - готовый для нас полон." Не было согласия у них, и так разделились они на две части: Кончак пошел к Переяславлю, и окружил город, и бились там весь день.
   Владимир же Глебович, который был князем в Переяславле, был дерзок и крепок, и выехал сражаться из города, и поскакал к ним из города. И при нем мало дерзнуло дружины, и бились с ними крепко и обступили многие половцы, и тогда прочие, видя князя своего крепко побитого, выбежали из города и отняли князя своего, раненого тремя копьями.
   Этот же доблестный Владимир, сильно раненый въехал в город свой и вытер мужественный пот свои, пролитый им за отчизну свою. Владимир же послал к Святославу и к Рюрику, и к Давиду и сказал им: "Вот половцы у меня, помогте мне". Святослав же послал к Давиду, а Давид стоял у Триполья со смолянами. Смоляне же начали вече собирать, говоря: "Мы ходили до Киева, даже был поход, бились когда-то, а теперь нам ли сражения искать, если мы сами изнемогаем?"
   Святослав же с Рюриком и со иными помощниками расположились на Днепре, против половцев, а Давид возвратился назад со смолянами. Услышали то половцы и возвратились от Переяславля, а идя мимо, подошли к Римову. Римовичи же закрылись в городе и влезли на забороло, и там божьим судом упали две городницы с людьми. На воинов и прочих горожан напал страх. Те из горожан, которые вышли из города и прятались на римовском болоте, то те избежали плена, а кто остался в городе, тех всех взяли.
   Владимир же послал к Святославу Всеволдовичу и к Рюрику Ростиславичу, понуждая их приехать к нему и помочь. Они же опоздали, ожидая Давида со смолянами. И так русские князья опоздали, и не доехали до них. Половцы же взяли город Римов и захватили полон, и пошли с себе. Князья же возвратились в дома свои, пребывая в печали из-за сына своего Владимира Глебовича, который был ранен сильно язвами смертельными, и из-за христиан, плененных погаными.
   И это божья казнь нам за грехи наши - наведены на нас поганые, так как не милует он нас, но казнит и обращены мы к покаянию, чтобы от казались мы от злых дел своих. И казнены мы нападением поганых, чтобы смирившись, опомнились и отошлиот злых путей.
   А другие половцы, идя по другой стороне к Поутивлю - Кза с силою великою - повоевали волости и села, и их пожгли. Подожгли и острог у Путивля и возвратились к себе.
   Игорь же Святославович в то время был у половцев. И сказал он: "Я по заслугам моим принял поражение по повелению твоему, владыко господь, а не от дерзости поганых. Сломай силу рабов твоих. Не жаль мне за свою злобу принять все, что нужно, что принял я."
   Половцы же, словно стыдясь того, что он был воеводой, не творили ему никакого зла, но приставили к нему сторожей 15 от сыновей своих, а хозяйских пять, то есть всего 20, и волю ему давали: где хотел, там и ездил. И ястребом ловил, а своих слуг с 5 или 7 с ним ездили. Сторожа же слушали его и почитали его, и куда посылал кого - без возражений делали то, что он велел.
   Он попа привел из Руси к себе со святой службой. Не ведая божьего промысла, тот исполнял службу и там. Долго они там пробыли, но избавил их господь за молитву христианскую. И потому что многие люди по нему печалились и слезы проливали за него.
   Когда он был в земле половецкой, то нашелся муж родом половчанин по имени Лавор, и тот принял мысль благую и сказал: "Пойду с тобой на Русь". Игорь же сначала не верил ему, но держал мысль высокую своей юности, мысля так, что если и сможет бежать на Русь, то иначе: "Я тогда не побежал из-за славы, и нынче без дружины не хочу пойти неславным путем." А с ним был тысяцкого сын и конюший его, и они тосковали, и сказали: "Приди, князь, в землю русскую. Если захочешь, то избавит бог тебя. Не угадаешь ты время такое, какого ищешь."
   И как уже раньше говорилось, начали возвращаться от Переяславля половцы.
   И сказали Игорю советники его: "Мысль высокую и неугодную господу имеешь о себе. Ты ищешь случая найти людей и бежать с ними, а о том не думаешь, что скоро придут половцы с воинами, и слышали мы, что если убьют они князя, и вас, и всю Русь, то не будет ни славы тебе, ни жизни."
   Князь же Игорь принял в сердце свет их, и побоялся приезда половцев и стал искать возможность бежать. Невозможно было ему бежать днем, а ночью его сторожа сторожили. Но нашел он такое время, на заходе солнца. И послал Игорь к Лавру конюшего своего, и сказал ему перейти на другую сторону реки Тор, с конем на поводу. Согласился он с Лавром бежать на Русь.
   В то время половцы напились кумыса и было это вечером. Пришел конюший, поведал князю своему Игорю, что ждет его Лавр. Встал он в ужасе и трепете, и поклонился образу божьему и кресту честному, говоря: "Господи, ведающий в сердцах, спасешь ли ты меня, владыка, недостойного?" И покрестился на икону, и поднял стену, и пролез наружу. Сторожа же его играли и веселились, а князя считали спящим.
   Они же пришли к реке и перешли вброд, и сели на коней, и так прошли мимо шатров. Это избавление сотворил господь в пятницу вечером. 11 дней они шли пешком до города Донца, и оттуда в свой Новгород. И обрадовались там ему. Из Новгорода он пошел к брату Ярославу в Чернигов, помощи прося на Посемье. Ярослав же обрадовался ему и помощь ему обещал. Игорь же оттуда поехал в Киев к великому князю Святославу. И рад был ему Святослав, так же как и Рюрик, сват его.

К вопросу о географии событий

  
   Выясняя, где происходили события, описанные в "Слове о полке Игоревом" следует учесть и согласовать три важные вещи: названия географических объектов, время, в течение которого совершался поход и скорость передвижения отряда.
   Начнем с изучения дат.
   Поход начался 23 апреля, 1 мая Игорь стоял на берегу Донца и наблюдал затмение, два дня ждал своего брата у Оскола и выслал лазутчиков, которые к моменту переправы отряда в Половецкие степи сумели вернуться с разведки и доложить князьям об обстановке. Значит, битва произошла на той же неделе - на другой день после того, как полки Игоря - Всеволода подошли к переправе.
   Отсюда следует что расстояние между летописной "Салницей" и битвой не могло быть больше того, которое способно было пройти войско Игоря за сутки, то есть находилось от берега Донца километрах в 40 - 50. Это ориентир N1.
   Куда же пошел Игорь, и где он переправлялся? Точная привязка к местности только одна - при разделе добычи Игорь достался, согласно летописи, Тарголовым, и был, соответственно, отвезен в их кочевье за реку Тор, впадающую в Донец. Некоторые отсюда делают вывод, будто битва происходила именно там.
   Но так ли это? В летописи упоминается по крайней мере семь половецких родов, и нигде нет утверждения, будто целью похода было сразиться конкретно с Чилбуком или кем-то другим из этого рода.
   Более правдоподобной кажется другая версия.
   Вспомним: увидев на рассвете в субботу, что половцев им не одолеть, русские принимают решение с боем прорываться к Донцу. Сражение окончилось к полудню в воскресенье, то есть длилось больше суток. Даже если предположить, что за 1 час русским удавалось продвинуться на 1 километр, то и тогда получается, что, преодолев 24 километра, до Донца они так и не добрались. Это ориентир N 2.
   Далее можно ориентироваться по точке, где войско Игоря переправлялось в половецкую степь. Это ориентир N 3. На отрезке Донца между Балаклеей и Осколом самый старый географический справочник России "Книга Большому Чертежу" перечисляет не менее трех таких возможных точек:
   Ляхов перелаз
   Савинский перевоз
   Изюмский перевоз
   Разброс получается слишком велик...
   Давайте позовем на помощь лингвистику. Известно, что ни реки Сюурлий, ни Каялы, ни Салницы нынче не найти даже на самой точной и подробной карте - свои названия эти географические объекты изменили. Но измениться они могли не любым образом - здесь существуют закономерности. Эти закономерности в кратком изложении такие:
   1) Переписчики текста могли нечаянно поменять одну-две буквы вследствие неправильного прочтения или по рассеянности.
   2) Каждый народ переделывает непонятное ему название на свой лад, приспосабливая его под звуки своего языка.
   3) Если два живущих рядом народа частично понимают язык друг друга, то возможен перевод названия с одного языка на другой.
   В данном случае нам повезло: слово "Каялы" переводится на русский язык "скалистый", "каменный", а первый слог названия объекта "Сюурлий" вне всякого сомнения обозначает "река". То есть все вместе "река Урлий", что с течением столетий имело все шансы превратиться в реку Орель. Действительно, историки отмечают наличие стоянок половцев в ее верховьях
   Двигаясь от Орели в сторону Донца, русским отрядам неизбежно пришлось бы пересекать реку Береки Большие, далее которой, согласно "Чертежу", протекала Береки Каменные (современный Беречек). И вряд ли шли они в сторону Изюма, скорее всего, путь их лежал к "Савинскому перевозу", то есть к нынешнему населеному пункту Савинцы. Не напоминает ли это название вдумчивому читателю географический пункт "Салница", упоминаемый в Ипатьевской летописи? Кстати, в летописном описании Игорева похода не указано, что это река...
   На очень большую правдоподобность такого маршрута указывает и то, что Ярославна шлет свою мольбу Днепру (Орель - приток Днепра), а не Донцу, то есть, автор "Слова" думал, что Игорь попал в плен возле Орели, а не где-то в другом месте.
  

ЗАДОНЩИНА 

   Первая часть - краткая (Кирило-Белозерская) версия, поскольку в полной очень много раздражающих повторов. К сожалению, либо переписчик довел ее до середины и дальше писать по какой-то причине не захотел, либо окончание рукописи утеряно.
  
   ПИСАНИЕ СОФОНИЯ СТАРЦА РЯЗАНЦА, БЛАГОСЛОВИ ЕГО ОТЧЕ.
   ЗАДОНЩИНА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ГОСПОДИНА
   ДМИТРИЯ ИВАНОВИЧА И БРАТА ЕГО
   КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА АНДРЕЕВИЧА
  
   Пойдем, брат, в полуночную страну - жребия Иафетова, сына Ноева, от которого родилась Русь православная. Оттуда взойдем на горы Киевские. Сначала, взойдя, восхвалим вещего Бояна в городе Киеве, искусного гусляра. Тот всеведающий Боян, возлагая свои пальцы на живые струны, пел славу русским князьям: первому князю Рюрику, Игорю Рюриковичу, Владимиру Святославичу, Ярославу Владимировичу, восхваляя их песнями и бравурными гуслярными словами [...] русскому господину князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Владимиру Андреевичу, за их мужество и желание постоять за землю Русскую и за веру христианскую.
   А от той битвы [] до Мамаева побоища ...
   Ибо князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, заострив сердца свои мужеством, укрепились, помянув прадеда, князя Владимира Киевского, царя русского.
   Ой жаворонок, красных дней утеха, взлети под синие облака, воспой славу великому князю Дмитрею Ивановичу и брату его Владимиру Андреевичу! Они взлетели как соколы, с земли Русской на степь половецкую.
   Кони ржут на Москве, бубны бьют на Коломне, трубы трубят в Серпухове, звенит слава по всей земле Русской, чудно знамена стоят у Дона Великого, колышутся хоругви парчовые, светятся кисти золоченые.
   Звонят колокола вечевые в Великом Новгороде, стоят мужи Новгородкие у святой Софии и говорят так, сожалея: "Уже нам, брат, не поспеть на помощь к великому князю Дмитрию Ивановичу"
   Это было как орлы слетелись со всех северных сторон. Но то не орлы слетелись -- выехали все князья русские к великому князю Дмитрию Ивановичу на помощь, говоря так: "Господин князь великий, уже поганые татары на поля на наши наступают, и вотчины наши у нас отнимают, стоят они между Доном и Днепром на реке на Мече. И мы, господин, пойдем на быструю реку Дон, совершим землям диво, для старых повесть, а молодым память.'
   И сказал князь великий Дмитрий Иванович своему брату и русским князьям:: 'Братья мои милые, русские князья, гнездо мы единое князя великого Ивана Даниловича. До сих пор были мы, братья, никем не обижены: ни соколом, ни ястребом, ни белым кречетом, ни тем псом поганым Мамаем!'
   О соловей, что бы ты просвистел этим двум братьям, двум сынам Ольгердовым: Андрею Полоцкому и Дмитрию Брянскому? Их сторожевые полки на щитах зачаты, под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с концов копья вскормлены, с острого меча поены в Литовской земле.
   Молвил Андрей своему брату: Дмитрию: 'Мы с тобой два брата, сыновья Ольгерда, внуки Едимантовы, и правнуки Сколомеровы. Сядем, брат, на своих ретивых коней, испьем шлемами своими воды быстрого Дона, испытаем мечи свои булатные. Уже, брат, стук стучит и гром гремит в славном городе Москве. Но это, брат, не стук стучит, и не гром гремит, - стучит сильная рать великого князя Дмитрия Ивановича, гремят удальцы золочеными шлемами и красными щитами. Седлай, брат Андрей, своих быстрых коней, а мои готовы - раньше твоих оседланы.'
   Уже поднялись сильные ветры с моря, принесли тучу вели-кую на устье Непра, на Русскую землю. Из тех туч выступают кровавые облака, а их них трепещут синие молнии. Быть стуку и грому великому меж Доном и Непром, идет хинела на Русскую землю. Серые волки воют. Но то были не серые волки, - пришли поганые татары, хотят пройти войной, хотят взять всю землю Русскую.
   Тогда же гуси возгоготали и лебеди крыльями замахали. Но то не гуси загоготали, и не лебеди крыльями взмахнули - то поганый Мамай привел войска свои на Русь.
   Птицы небесные летают под синими облаками, вороны кар-кают, галки свои речи говорят, орлы клекочут, и волки грозно воют, а лисицы лают - чуют победу над погаными, так говоря: 'Ты земля Русская, как была ты доселе за царем за Соломоном, так будешь нынче за князем великим Дмитрием Ивановичем.'
   Тогда же соколы и кречеты, белозерские ястребы звенят своими золочеными колокольцами.
   И уже стук стучит и гром гремит рано пред зарею. То не стук стучит, и не гром гремит - Князь Владимир Андреевич ведет воинов своих из сторожевых полков к быстрому Дону, так говоря:. 'Господин князь Дмитрий! Не давай послабления - ведь поганые на поля русские наступают и вотчину нашу отнимают!'
   а же князь великий Дмитрий Иванович ступил во свое златое стремя, сел на своего ретивого конь, принимая копье в правую руку. Солнце ему на востоке сентября 8 в среду на Рождество пресвятой Богородицы ясно светить, путь ему поведает. Борис и Глеб молитву творят за сродника своего.
   Тогда соколы и кречеты, белозерские ястребы, скоро за Дон перелетели и ударили на гусей и на лебедей. И замелькали копья кованные, мечи булатные, топоры легкие, щиты московские, шлемы немецкие, тюрбаны басурманские. Тогда поля были костями засеяны, а кровью политы.
   Воды возопили, весть подавая плодородным землям, за Волгу, к Железным воротам, к Риму, до марийцев, до чехов, до ляхов, до Устюга ... [...] поганых татар за дышащим морем.
   Мог даже старик помолодеть. Храбрый Пересвет вскакивает на своего вещего коня Сивка, свистом поля перегородив, говоря такое слово: 'Лучше нам на меч броситься, чем от поганых лежачими пасть' И сказал Ослябя брату своему Пересвету: 'Уже, брат, вижу раны на сердце твоем тяжкие. Уже твоей голове пасть на сырую землю, а на белую ковыль дитю моему Иакову. Уже, брат, пастухи не кличут, ни трубы не трубят, только часто вороны каркают, коршуны клекочут, на трупы падая.'
   Тогда не тури взревели на поле Куликовом на речке Непрядве. То пали убитыми от поганых князей великих и сановных князья Федор Романович Белозерский, и сын его князь Иван, Микула Васильевич, Федор Мемко, Иван Сано, Михаил Вренков, Иаков Ослебятин, Пересвет-чернец и иные, многие из дружины.
   Тогда же заплакали горько жены боярские по своим мужьям в красном городе Москве. Заплакала жена Микулина Мария говоря такое слово: 'Дон, Дон, быстрый Дон, прошел ты сквозь землю половецкую, пробил ты берега каменные. Принеси моего Микулу Васильевича!' Заплакала жена Иванова Федосия: 'Уже слава наша поникла в славном городе Москве'.
   Не одна мать дитя лишилась, и жены боярские государей своих лишились, говоря себе: 'Уже, сестрицы наши, мужей наших в живых нету, сложили головы свои у быстрого Дона за Русскую землю, за святую церковь, за православную веру с дивными удальцами, с мужественными сынами.'
  

Часть 2. Продолжение.

   Сводный вариант по Ундольскому списку.
   И уже Див кричит под саблями татарскими, а русские богатыри под ранами.
   Вот уж щуры с утра рано запели жалостные песни у Коломны перед стенами, на воскресение, на Акима и Аннин день. Но это не щуры поутру запели жалобные песни, а заплакали жены коломенские, так говоря: 'Москва, Москва, быстрая река, зачем занесла мужей наших от нас в землю Половецкую?' И так говорили: 'Можешь ли ты, господин великий князь, веслами Непр загородить, Дон шлемами вычерпать, а Мечу реку трупами татарскими запрудить? Замкни, государь князь великий, Оке реке ворота, чтобы потом поганые татаровья к нам не ездили. Уже мужей наших их рать побила'.
   В этот же день в субботу на Рождество святой Богородицы посекли христиане поганые полки на поле Куликовом на речке Непрядве.
   И сильно поник князь Владимир Андреевич, и скакал по полю битвы в полках поганых в татарских, золоченым шлемом посвечивая. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские.
   И восхвалил он брата своего, великого князя Дмитрия Ивановича: 'Брат мой Дмитрий Иванович, ты у золоченого времени железное забрало. Не оставляй, князь великий, свои великие полки, не потакай врагам! Ведь поганые татары на поля наши наступают, а храбрую дружину у нас постреляли, а на трупы человечьи кони ретивые не могут вскочить, в крови по колено они бродят. Уже, брат, горестно видеть кровь христианскую. Не уставай, князь великий, со своими боярами'.
   И князь великий Дмитрий Иванович сказал своим боярам: 'Братия, бояре, воеводы и дети боярские! Это ваши московские сладкие меды и великие места! Тут добудете себе места и своим женам. Тут, братья, старому помолодеть, а молодому чести добыть'.
   И сказал князь великий Дмитрий Иванович: 'Господи Боже мой, на тебя уповаю, да не осрамлю себя вовек, да не посмеются надо мной враги мои!'. И помолился Богу и пречистой его Матери и всем святым его, и прослезился горько, и утер слезы.
   И тогда соколы быстрые полетели на быстрый Дон. Но то не соколы полетели: поскакал князь великий Дмитрий Иванович со своими полками за Доном со всею силою. И сказал: 'Брат мой, князь Владимир Андреевич, тут, брате, испить нам медовые чарки, наедем же, брат, своими полками сильными на рать татар поганых'.
   Тогда князь великий начал наступать. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские. И поганые покрыли головы свои руками своими. Тогда поганые быстро вспять отступили. И великого князя Дмитрея Ивановича знамена ревут, поганые бегут, а русские сыны широкие поля кликом огородили и золочеными доспехами осветили. И встал тур на оборону!
   Тогда князь великий Дмитрей Ивановичь и брат его, князь Владимир Андреевичь, полки поганых вспять поворотили и начали их бить и сечь сильно, в тоску вгоняя. И князья их падали с коней, а трупами татарскими поля засеялись и кровью их реки потекли. Тут поганые разлучились, и порознь побежали неторенными дорогами в лукоморье, скрежеща зубами своими, и раздирая лица свои, так говоря: 'Уже нам, братья, в земле своей не бывать и детей своих не видать, и жен своих не ласкать. Ласкать нас станет сырая земля, и целовать нам зеленую траву, а в Русь походами нам не хаживать, и выхода нам у русских князей не спрашивать'.
   Уже застонала земля татарская, бедами, печалью покрылась; уменьшилось у царей их желание и князей похвала, чтобы на Русскую землю ходить. Веселье их поникло. И русские сыны разграбили татарские узорочья, и доспехи, и коней, и волов, и верблюдов, и вино, и сахар, и дорогие украшения. Камки, бусы везут женам своим.
   Уже жены русские звенят татарским золотом. Уже по русской земле простерлось веселье и празднество. Вознесла слава русская на поганых хулу. Повержен Див на землю, и уже грозы великого князя Дмитрия Ивановича и брата его князя Владимира Андреевича по всем землям текут. Стреляй, князь великий, по всем землям! Стреляй, князь великий, со своею храброю дружиною поганого Мамая хиновина за землю Русскую, за веру христианскую. Уже поганые оружие своя побросали, а головы свои преклонили под мечами русскими. И трубы их не трубят, и уныли голоса их.
   И поскакал поганый Мамай от своей дружины серым волком, и прибежал к Кафе городу. Молвили ему фряги: 'Зачем ты, поганый Мамай, посягаешь на Русскую землю? Побила тебя орда Залесская. И не бывать тебе таким, как Батый царь: у Батыя царя было четыреста тысяч латников, и повоевал он всю Русскую землю от востока и до запада.
   Казнил Бог Русскую землю за ее прегрешения. А ты пришел на Русскую землю, царь Мамай, со многими силами, с девятью ордами и 70 князями. А ныне ты, поганый, бежишь самдевят в лукоморье, не с кем тебе зимы зимовать в поле. Неужели тебя князья русские так сильно подрубили: ни князей с тобою, ни воевод! Чего-то сильно упилися они у быстрого Дону на поле Куликовом на траве ковыле! Бегика ты, поганый Мамай, от нас назад в леса!'
   Уподобилась ты, земля Русская, милому младенцу у матери своей: его мать тешит, за плохое лозою казнит, а за добрые дела милует его. Так господь Бог помиловал князей русских, велико-го князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, меж Дона и Непра, на поле Куликовом, на речке Непрядве.
   И встал великий князь Дмитрий Иванович со своим братом, с князем Владимиром Андреевичем, и со остальными своими воеводами на костях на поле Куликове на речке Непрядве. Грозно и печально, братья, в то время было смотреть, как лежат трупы христианские словно стога сена у Дона Великого на берегу, а Дон река три дни кровию текла. И сказал князь великий Дмитрий Иванович: 'Считайте, братья, сколько у нас воевод нет и сколько молодых людей нет'.
   Тогда говорит Михайло Александрович, московский боярин, князю Дмитрию Ивановичу: 'Господин князь великий Дмитрий Иванович! Нету, государь, у нас 40 бояр московских, 12 князей белозерских, 30 новгородских посадников, 20 бояр коломенских, 40 бояр серпуховских, 30 панов литовских, 20 бояр переяславских, 25 бояр костромских, 35 бояр владимирских, 50 бояр суздальских, 40 бояр муромских, 70 бояр рязаньских, 34 боярина ростовских, 23 боярина дмитровских, 60 бояр можайских, 30 бояр звенигородских, 15 бояр углицких. А всего посечено от безбожного Мамая половина от трети от ста тысяч и три тысячи. И помиловал Бог Русскую землю, а татар пало бесчисленно многое множество'.
   И сказал князь великий Дмитрей Ивановичь: 'Братья, бояре и князья и дети боярские! То вам сужденное место меж Доном и Непром, на поле Куликовом на речке Непрядве. И положили вы головы свои за святую церковь, за землю Русскую и за веру христианскую. Простите меня, братья, и благословите в этом веке и в будущем. Пойдем, брат, князь Владимир Андреевич, во свою Залескую землю к славному городу Москве и сядем, брат, на своем княжение. Чести, брат, добыли мы и славного имени!'
   Богу нашему слава.

   Несколько неожиданных слов о "Задонщине".

Свежее мнение.

   Можно было мне, конечно, поместить эту статью до текста 'Задонщины', но мне хотелось, чтобы читатель имел возможность получить независимое впечатление от этой некогда знаменитой повести, и только затем сравнить свое впечатление с моим.
   Итак, почему я составила текст из двух несовпадающих списков (желающие могут в конце данного сборника, в Приложении 3 прочитать Ундольскую версию полностью либо заглянуть в Интернет за готовым переводом). Ну, хотя бы потому, что в Ундольском списке эта первая часть столь изобилует повторами, что полностью теряется интерес к произведению. Во-вторых, научный мир до сих пор спорит: которая версия первоначальная, а которая является более поздней переработкой. Здесь я сразу скажу: в Ундольском списке есть место, где упоминается Софоний, что вряд ли было бы возможно, если бы он, заявивший о себе в Кирило-белозерском списке как об авторе 'писания', был на тот момент жив.
   В третьих, и это самое загадочное, автор Кирило-белозерского списка явно более поэтически одарен, чем автор других версий 'Задонщины'. Писание Софония пронизано печалью по жертвам, которые понесла русская земля на Куликовом поле. Этот плач немногим уступает по силе воздействия на читателя (слушателя) 'Слову о полке Игоревом', который для Софония явно послужил образцом. С виду восхваляя Дмитрия и его брата Владимира, на самом деле Софоний их глубоко осуждает за кровь, пролитую в Задонье. Кстати, это осуждение князей, из-за которых погибло столь много народа, сближает 'Писание' со 'Словом' еще больше.
   Ундольский список совсем об ином. Вторая его половина целиком посвящена тому, как русские отомстили татарам за смерть погибших. Что же касается его первой половины, то много раз повторяющиеся 'славы' князю Дмитрию и его брату словно призваны завуалировать факт их вины в том, что они повели русскую армию на почти верную гибель. Там везде назойливо повторяется слово 'Москва', которая позиционируется в качестве символа Руси. Трудно усомниться, что сделано это было намеренно.
   Кстати, художественными достоинствами Ундольская версия 'Задонщины' вообще не блещет. Не в этом ли заключалась одна из причин, что 'Слово о полке Игоря' надолго исчезает как произведение желательное для чтения и с тех пор редко переписывается? К тому же, укрепив свою власть в Залесье, Владимирская княжеская ветвь начинает претендовать на всю территорию Руси, в том числе и на ту ее часть, где очень долгое время власть держали Олеговичи и Святославичи (к которым принадлежал князь Игорь), и происходила борьба за Киевский престол.
   В политических условиях, возникших с начала XV, прославление Киева как центра Руси и престольного города чем дальше тем больше оказывается для Московского престола нежелательным - Московские князья мечтают сделать таким престольным центром свой город. И место 'Слова' плавно занимает переработанная и дополненная 'Задонщина' в так называемом "Ундольском" списке, который, кстати, в отличие от близкого "Слову" по духу Кирило-белозерского списка, сохранился аж в 6-и дополненных и измененных вариантах.
  
  
   СЛОВО О ПОГИБЕЛИ РУССКОЙ ЗЕМЛИ          
   Примерное время написания - середина XIII века. Считается отрывком из какого-то более объемного сочинения.
    О светло светлая и красотою украшеная земля Руськая! Многими красотами дивишь ты: озерами многими удивляешь, реками и колодцами чистыми, горами крутыми, холмами высокими, дубровами частыми, полями дивными, зверями различными, птицами бесчисленными, городами великими, селами удивительными, виноградами обильными. Домами церковными, князьями грозными, боярами честными, вельможами многими -- всем ты полна, земля Русская, о правоверная вера христианская!
   Отсюда до венгров и поляков, до чехов, от чехов до ятвигов, и от ятвигов до литвы, до немцев, от немцев до карелов, от карелов до Усть-юга, где были стойбища поганих, и за Дышащим морем, от моря до болгар, от болгар до буртас, от буртас до марийцев, от марийцев до мордви, -- то все покорено было богом христианскому народу. Все эти поганские страны [подчинялись] великому князю Всеволоду, отцу его Юрию, князю Киевскому, деду его Владимиру Мономаху, которым половцы детей своих пугали с колыбели. А литовцы из болот своих и на свет не выглядывали.
   А венгры создавали у каменных городов железные ворота, чтобы в них великий Владимир въехать не смог. И немцы радовались, далеко будучи за синим морем. Буртасы, марийцы, веды и мордва медом дань платили князю великому Владимиру. И царь Мануил Царьградский опаску имея, великие дары посылал к нему, чтобы при нем великий князь Владимир Царь-града не взял.
   В те дни забота была христианам от великого Ярослава, и от Владимира, и до нынешнего Ярослава, и до брата его Юрия, князя Владимирского.
  
             Комментарий.   "Слово о погибели" известно в двух списках: Псковском и Ленинградском. Здесь печатается по Псковскому списку XV в. (Гос. архив Псковской области, ф. 449, N 60, лл.245 об. - 246 об.) с необходимыми исправлениями по Ленинградскому списку XVI в. (ИРЛИ, Р. IV, оп. 24, N 26, лл. 472-473).
  

О статье А. Никитина "Лебеди великой степи"

  
   Поместить работу Никитина целиком здесь невозможно по причине все тех же трудностей обращения к правообладателям. Надеюсь, что желающие с ней ознакомиться найдут ее в Интернете самостоятельно. Я же постараюсь кратко изложить ее основное содержание.
   В статье А. Никитина содержится много исторического материала о половцах - этим она ценна, хотя и во многом небесспорна.
   Вместе с тем предлагается версия, что Игорь всего лишь ехал женить своего сына Владимира на дочери хана Кончака, а никакой битвы не было вообще - и вот это очень даже сомнительно...
   Статья производит впечатление остроумного розыгрыша, написанного с целью позлить восторженных почитателей "Слова о полке Игоревом". Желающие чуть-чуть ознакомиться с "кухней" создания такого произведения могут заглянуть в мой комментарий, который лучше читать после статьи Никитина: там изложены некоторые из замеченных мной авторских передержек.
   Но сначала - некоторые размышления, предлагаемые вниманию читателя до того, как он ознакомится со статьей А. Никитина.
  
   Одесситы говорят: "В каждой шутке есть доля шутки", и бывают случаи, когда материал, написанный для того, чтобы посмеяться над широкой публикой, оказывается ближе к истине, чем думалось автору. В самом деле, в истории Игорева похода есть столько загадок, что не удивительно стремление большинства переводчиков разгадать хотя бы часть из них. Как любое истинно талантливое произведение, "Слово", когда его перечитываешь, поворачивается к читателю каждый раз новой своей гранью. Так давайте представим себе на мгновение, что Никитин кое в чем прав, и что целью похода Игоря было стремление привезти для сына в жены дочь Кончака...
   Итак, рассмотрим факты, изложенные в обоих источниках (то есть дополним "Слово" летописью).
   1) Святослав Киевский, если верить "Слову", обвиняет Игоря в том, что кровь язычников тот пролил "нечестно".
   2) В поход Игорь с братом, сыном и племянником отправляется совершенно внезапно - то есть причиной похода могло быть какое-то полученное им известие.
   3) Разведка донесла, что "ратные" вот-вот подоспеют - то есть, что все половцы собирались на какое-то мероприятие - может, это и в самом деле была чья-то свадьба?
   4) Блестящая победа над половцами в пятницу мало похожа на серьезную битву. Она действительно очень похожа на свадебный обряд "похищение невесты".
   5) Утром следующего дня на месте происшествия оказываются все половецкие роды, и намерения их столь серьезны, что русские решают лучше принять смерть в битве, чем попасть в плен, хотя обычаи того времени вовсе не требовали от сражающихся такого радикализма. (Обычно пленных выкупали, или обменивали на пленных противоположной стороны)
   6) Одержав победу над полками Игоря, половцы не успокаиваются, а совершают набег на Русские земли и собирают дань "по девице со двора".
   Так что же произошло на самом деле?
   Вспомним, что Владимир Игоревич был обручен с дочерью Кончака. Не мог ли он получить известие, что девушку выдают замуж за другого? И влюбленный юноша поехал отвоевывать свою милую. Вот только оказалось, что невесту он отбил не свою, а чужую... И имели русские неосторожность вместо того, чтобы бросить захваченные ими кибитки и немедленно уехать, провести на том месте ночь...
   То есть "половецкие красные девки" упоминаются в "Слове совсем не случайно" - половцы посчитали, что им нанесли серьезное оскорбление...
   Отсюда и последствия. Не удивительно, что битва продолжалась "с утра до вечера, с вечера до утра" и закончилась только к полудню дня следующего - и русские, и половцы сражались за свою честь. Князей половцы хотели взять в плен непременно живыми, и несомненно, тех ждала бы ужасная смерть, если бы они или их воины тронули захваченных ими девушек.
   Очевидно, Игорю удалось убедить половцев в честности намерений и поведения своих людей, да и "Кончак поручился за свата своего", но по Новгород-Северской земле Гза все же пройтись решил...
   Кончак же отправился по Днепру на Переяславль, Римов и Киев - разобраться с теми, кто дал юному Владимиру Игоревичу неверную информацию?... Не странно ли, что большинство княжеских дружинников в Переяславле не захотело биться с окружившими город половцами, и только потом, когда их князь был серьезно ранен, они вышли за городские ворота, чтобы его забрать с поля боя, причем половцы позволили им это сделать беспрепятственно?
   Так что, выходит, искренними были обвинения автора "Слова" в адрес Игоря, что виновником того половецкого нападения на Русь был он, "не удержавший юношей своих" (имеется в виду своих сына, племянника и брата) от неразумной экспедиции.
   И рассказ о тех событиях был сохранен как поучительное и впечатляющее по силе воздействия чтение для назидания другим неосторожным и горячим юным головам: что может выйти, когда, не подумав о последствиях, рвешься в походы по сердечным делам...
   Естественно, вышеизложенное - только версия, но, пожалуй, она одна сводит воедино Ипатьевскую летопись и "Слово о полке Игоревом".
   Кстати, "Слово" косвенно подтверждает, что инициатором похода были Владимир и Всеволод. Вспомним: Игорь советуется с братом, а тот отвечает, что его кони уже готовы, "оседланы у Курска заранее". Что войско стояло не где-нибудь, а в Путивле, в то время как в Новгороде-Северском, городе Игоря, только трубы трубили...
   Вот только после монголо-татарского нашествия, когда потомки половцев стали называть себя татарами, история эта начала восприниматься совсем иначе. Настолько иначе, что даже после того как появились серьезные исследования о взаимоотношениях половцев с русскими домонгольского периода, из которых выяснилось, что русские князья охотно роднились с половецкой верхушкой, беря в жены их дочерей, этим сведениям наш научный мир верить не хотел.
   А ведь очевидно, что имел место и обратный процесс, так как к 1240 г. многие половецкие роды были крещены, то есть препятствия для браков отсутствовали с обоих сторон. Для того, чтобы убедиться в этом, достаточно было заглянуть в русские летописи, где половецкие отряды на равных принимают участие в походах русских князей на волжских булгар, просят у них военной помощи, и т.д. и т.п. Но ученый мир отчего-то заглядывать в первоисточники частенько стесняется, хотя правильное понимание исторических событий влечет за собой открытия, отнюдь не препятствующие научной карьере.
   Кстати, слово "половцы" обозначало, по всей видимости, "обитатели поля (то есть степи)". Сами себя они называли кипчаками либо куманами.

Обещанная критика

   1. Никитин совмещает в своей работе описание обитателей причерноморских степей, взятые из разных источников, написанных в разные времена. Между тем племен там обитало достаточно, и у каждого из них обычаи во времени могли меняться, то есть даже у одного и то же народа обычаи XIV века могли резко не совпадать с обычаями века XII.
   2. В своем стремлении доказать, что половцы были несторианцами, А. Никитин идет на прямые подтасовки. Кости коня в могиле свидетельствуют, например, о том, что покойник веровал в то, что убитый конь будет служить ему за гробом, то есть он был язычником, и это однозначно. То есть погребения с костями коня не могут являться погребениями русских князей или дружинников времен после Ярослава Мудрого.
   3. Каменные 'бабы' опять же примета отнюдь не христианства. И судя по тому, что стояли они в половецкой степи, похоронены в этих холмах действительно отнюдь не русские. Другое дело, что до (а также кроме) половцев в этих местах обитали и другие народы: хазары (потомки скифов - да-да, так утверждает 'Повесть временных лет), печенеги. Проходили по ней и угры.
   4. Если летописи не отмечают браков князей с упомянутыми окружающими Русь народами, то это еще не значит, будто таких браков не было. Летописцы записывали далеко не все, что происходило вокруг, а лишь то, что им лично казалось наиболее важным. Да и не все они могли знать. Страна большая, князей много. Как раз религиозная сторона в случаях дипломатического решения спорных вопросов посредством брака интересовала обе стороны в последнюю очередь, поскольку невесту всегда можно было окрестить либо договориться, что она будет иметь право исполнять предписанные христианством обряды беспрепятственно. (Здесь можно было опереться на послания Павла, в одном из которых обсуждалась тема таких межконфессионных браков).
   5. Даже если и впрямь в XIV в. все кипчаки были христианами, то это нисколько не значит, что крещение произошло ко времени событий Игорева похода. Наоборот - судя по 'Слову о полку Игоревом' язычество в половецкой среде очень даже имело место быть.
   6. Истина в отношениях между половцами и Русью, как всегда, лежит посередине крайних точек зрения. Несомненно, половцы были более приятными соседями, чем, например, печенеги, тем не менее набеги они совершали, дань, бывает, собирали и пленных захватывали.
   7. Система обороны Руси от Степи ('поля') реально существовала. Элементы этой обороны именовались 'засеками'. Создание этой системы история приписывает Владимиру 'Красно Солнышко' ('Старому', как его называет 'Слово').
   8. Описание мирных походов половцев на Русь очень напоминают басню Крылова 'Волк на псарне', когда зверь, поняв, что вот-вот останется без шкуры, начал клясться тем, кого хотел обокрасть, в вечной любви и преданности.
   9. Если русские князья с точки зрения степняков были полны лжи и коварства, зачем половцы с ними роднились?
   Города русские половцам, естественно, были не нужны, степь они любили гораздо больше - вот только с пустыми ли руками они норовили вернуться в эту самую степь? У автора явно две морали: одна для половцев (они во всем правы), другая - для остальных, вынуждавших несчастных и бедненьких совершать нехорошие поступки - ай-ай-ай!
   11. Теперь о внешности половцев. Здесь мы снова встречаемся с ловкой подтасовкой. Воспользовавшись тем, что в русском языке существует слово 'полова', Никитин начинает доказывать, будто 'половцы' обозначает 'с волосами цвета половы'. Хм... Сам же автор говорит, что половцы - это конгломерат различных племен и народов. Откуда же такая уверенность в том, что все они были блондины, да еще и голубоглазые? Какое отношение 'полова' имеет к глазам? Цвет глаз напрямую с цветом волос не связан!
   12. Попытка приписать половчанками особую красоту похвальна, но бесперспективна. Эпитет 'красная' по отношению к девицам употребляется автором 'Слова' отнюдь не только по отношению к представительницам данного этноса. ('Вот уж готские красные девы'...).
   13. Особенно странно выглядит попытка Никитина превратить половцев в лебедей. Автор 'Слова' называет половцев как угодно, но не так. Мы встречаем 'галки', 'черные вороны' ('ни тебе, черный ворон, язычник-половчанин') и сравнение Гзы с серым волком. К тому же эпитет 'лебедь' русские источники традиционно прилагают к особам женского пола. Потому как лебеди - это добыча, а никак не охотники.
   16. И снова для характеристики народа Никитиным приводятся материалы источников последующих веков, да еще автор пытается втюхать читателю, будто 'тюрки этих стран' Ибн Фадлалаха Эломари и есть наши половцы. А где тому доказательство?
   17. Но предел всему - это армяно-половецкий язык, то есть историческая хроника XV века, записанная на двух языках одновременно. Билингва! Любой непредвзятый исследователь сразу, не глядя предположил бы, что это фальшивка и прежде всего начал бы искать подтверждения для именно такого предположения.
   В самом деле, 'хроника', то есть описание исторических событий, никак не могла сразу писаться как билингва, то есть на двух языках одновременно - это документ иного рода, чем договора, указы и памятные надписи. Предлагая миру подобный шедевр, автор открытия должен был прежде всего объяснить, для каких целей тот создавался. Кто его должен был читать? Если такие записи и могли вестись, то только в двух разных книгах.
   И откуда уверенность, что язык был именно 'половецким'? Даже сейчас большинство тюркских языков настолько похожи, что говорящие на них народы без затруднений понимают друг друга. В исследуемый период различия между диалектами были еще меньшими. Так откуда взяться могла половецкая (оседлая!) колония в Каменце-Подольском, писавшая юридические! документы армянскими буквами! С кем судились с помощью таких документов эти чудесным образом отгородившиеся от всего мира отшельники? Почему им надо было употреблять шрифт, непонятный никому кроме их? И почему миру они стали известны только теперь (извиняюсь, 'в 1896г.')?
   В общем, даже если Никитиным вышеупомянутые армяно-половецкие источники и не выдуманы (не станем по-дозревать его в недобросовестности), то нельзя же быть таким доверчивым к таким откровенно мошенническим подделкам...
   20. А уж 'дворцы на колесах', перемещающиеся на огромных платформах с помощью быков по нашим водоразделам и пригоркам - это вообще полный бред. Местность у нас не та, чтобы кузов делать шириной в 9 метров с расстоянием между колеями в 6. У нас не плоскогорья, где располагалась столица Золотой Орды. Что-то в этих описаниях, взятых из рассказов путешественников, явно не так. Хотя... если упомянутый 'дворец' представлял из себя несколько телег, временно соединенных вместе для передвижения по ровной местности, то почему бы и нет. Просто путешественник либо не заметил, либо не упомянул о промежуточных колесах между крайними.
   21. Никитин пытается убедить читателя, что до половцев русские не любили свою страну и красоту природы не воспринимали априори. Любопытно, зачем ему это понадобилось? Ведь русские летописи полны противоположных фактов. И очевидно, он не в курсе, что легенду о траве емшан приводят именно русские, а не какие-либо другие источники. И если 'Слово' - произведение наполовину половецкое, то откуда там столько неприятия половцев и некоторое принижение их, характерное для 'мы - и они'? dd>   Русские былины если и имеют некоторое сходство в построении с песнями степных акынов, то это то общее, что вообще присуще любому эпосу как жанру. Вспомним гомеровскую 'Илиаду', например.
   Если бы автор статьи сам сочинял стихи, то он бы быстро понял, что длинные распевные периоды выгоднее в повествовании, чем короткие строчки - в них легче укладываются слова. А при отсутствии кино или хотя бы рисованных картин антураж вынужденно создавался с помощью слов. И неправда, что западноевропейская поэзия не знала описания природы. Знала. Пример тому Шекспир.
   Просто Русь, с давних времен располагаясь между Востоком и Западом (а, точнее, и на Востоке и на Западе сразу) вбирала(ет) в себя, перерабатывала(ет) и отражала(ет) культуры многих народов, в нее входивших и с ней соприкасавшихся. И каждый ее сосед может найти в ней как нечто близкое ему, так и его шокирующее.
   22. Если никаких ковуев не было, то откуда же, согласно Ипатьевской летописи, взялись побежавшие с поля боя и утонувшие в озере?
   23. В остальных натяжках Никитинского шедевра читатель может разобраться и сам, сравнив его текст с текстами 'Слова' и летописей.
  
  
   "Темные места" в "Слове о полку Игореве"
   Так уж сложилось в нашей литературной традиции, что любой уважающий себя переводчик "Слова о полку Игореве" обязан как-то растолковать встречающиеся там так называемые "темные места", то есть места, не поддающиеся непосредственно переводу. Возникли эти места по нескольким очень важным причинам.
   1) Изменился язык, исчезли реалии, которые когда-то обозначались определенным словом, и можно только гадать, что приблизительно это слово могло значить.
   2) Текст памятника до того как попал в руки Мусина-Пушкина минимум один раз переписывался, и вряд ли делалось это из любви к процессу. Скорее всего, дело было в ветхости предыдущего списка, то есть имелись места поврежденные, вследствие чего переписчик вынужденно ставил ту букву, которую считал в тексте наиболее вероятной.
   3) Следует учесть тот факт, что некоторые слова в ранние времена для экономии места писались сокращенно. Над такими словами обычно ставился особый знак, под который вписывались некоторые из пропущенных букв.
   4) Переписчик мог отвлечься и допустить в тексте ошибку типа описки. При этом мы даже не знаем, сколько переписок было вообще.
   5) Памятник был написан когда-то так, как было принято в старые время, то есть текст писался сполошняком, без разделения на слова. То же касается и знаков препинания - в первоначальном тексте их не было, то есть были, но абсолютно другие, и расстановка их была для нас непонятной. Тот раздел, который мы видим, и те запятые с точками - это дело рук первых издателей текста, которые сначала переписывали его для Екатерины II, а затем делали вторую копию, для типографской печати. Естественно, непонятные им места они делили на слова интуитивно, и то, что им было непонятно, либо перевели как уразумели, либо вовсе опустили.
   Кстати, на их примере мы видим, что даже одни и те же переписчики не способны переписать один и тот же массивный текст без единой ошибки - между копиями имеются расхождения вследствие допущенных описок.
   5) если мы посмотрим на екатерининскую копию, то с удивлением заметим, что среди букв встречаются такие, которые можно спутать с другими: буква "в", например, пишется то по-современному, то похоже на "п", причем это "п" в типографской копии передается иной раз и "к". И это только один пример!
  
   Итак, какие же места традиционно считаются в "Слове о полке Игоревом" темными?
   1. Самое темное место 'Слова о полку Игореве', как ни странно это многим может показаться, находится в самом его начале. 'Не лепо ли ны бяшеть братие начатии старыми словесы'. Дословно: 'Не красиво ли нам было бы, братья, начать старыми словами...'. А загадка здесь в том, что совершенно непонятно, хочет ли автор написать свою повесть 'по-новому' или наоборот, именно эти 'старые слова' берет за образец своего творения. И вроде бы пустяк, но на самом деле в этой фразе содержится ключ к тому, когда именно было написано 'Слово'. То есть писал ли он так, как говорил, или произведение его есть результат подделки под какой-то стиль?
   Не все ли равно? - кто-то скажет. Увы, нет. Потому что именно в ответе на этот вопрос и кроется разгадка решения 200-летнего спора о подлинности 'Слова'.
   Поэтому давайте отметем в сторону все аргументы защит-ников подлинности и попытаемся взглянуть на произведение заново. То есть действительно ли этот несомненный литературный шедевр написан на древнерусском языке? Ведь в отличие от XVIII века в настоящее время мы располагаем несколькими образцами подлинных произведений того периода. Например, летописями. Один из списков которой, Лаврентьевская, содержит текст, доведенный до 1305 года, причем первая ее часть - 'Повесть временных лет', судя по практически дословному сходству с летописью Ипатьевской, был переписчиком сохранен с максимально возможной бережностью.
   А это значит, что мы имеем полное право судить о языке 'Слова о полку Игореве', сравнивая его лексическое наполнение с обоими летописями. Сравниваем. Получаем. Не сходится! В русских летописях того периода мы встречаем либо полногласие, как и в современном Русском языке, либо гласные, на-писанные перед буквами 'р' и 'л'!
   Сравним:
   въ Новеграде - въ Новегороде
   пълку - полку
   вълкомъ - волци
   Влъзе - Волъга
   длъго - долъго
   Чрънигова - Чернигову
   млъвитъ - молвяшеть
   град - город.
  
   Следовательно, автор 'Слова' сознательно старался писать не на том языке, на котором разговаривал. Он пытался писать именно 'старыми словами', то есть по-старославянски. А старославянский язык, в отличие от древнерусского, считался да и был хорошо известен на протяжении всех 800 лет, прошедших от крещения Руси до открытия памятника.
   То есть теоретически не было необходимости тому, кто вздумал бы создать такую вещицу, как 'Слово', знать древнерусский язык или иметь его образцы. Достаточно было знать старославянский! И таких знатоков в России было предостаточно. Например, святитель Димитрий Ростовский. Текст его 'Рождественской драмы' содержит весьма похожие грамматические обороты. Был он митрополитом (умер в 1709 г) и известен многочисленными трудами, в числе которых псалмы, и трактаты по разным вопросам, в том числе и стихотворного характера.
   Только вот беда: стихи, которые писал святитель Димитрий, имеют ритм весьма четкий, чаще всего со смежными рифмами - то есть они намного больше приближены к нашему пониманию принципов стихосложения. Кроме того (и это главное), не мог митрополит, все произведения которого проникнуты христианским духом, написать вещь, где язычество вместо того чтобы осуждаться, является полноправной духовной составляющей.
   Да и жил Димитрий Ростовский лет за 100 до обнаружения Мусиным-Пушкиным обсуждаемого литературного шедевра.
   Не могли его написать и другие знатоки славистики в XVIII столетии: ни Тредиаковский, ни Ломоносов - их представления о 'высоком штиле' в поэзии также были иными. 'Слово о полку Игореве' - это поэма, написанная стилем, который можно назвать 'белые стихи с переменным ритмом'. И хотя Ломоносов был очень подкованным в историческом плане человеком своего времени, однако взяться за создание вещицы, которая выглядит безыскусно фольклорной, 'неотделанной' - это для создателя очередной русской грамматики было бы просто невозможно.
   И еще: старославянский язык менялся во времени. То есть если бы автор 'Слова о полку Игореве' написал свое произведение в конце XVIII века, то его старославянский был бы совершенно иным. А именно: грамматический строй его творения был бы практически идентичен церковным книгам Екатерининского периода. А он настолько на них не похож, что никому из переводчиков до сих пор и в голову не приходило перевести 'старыми словесы' как 'по-старославянски'.
   То есть, как бы ни хотел автор 'Слова' выразить свои мысли особым, более ценным в его понимании способом, но его родной язык проглядывал сквозь применяемые им чужеродные речевые штампы. И этот родной язык его - русский конца XII столетия. Будучи уверенным, что он пишет по-старославянски, автор всего лишь выстраивал слова в красивый и выразительный ритмический рисунок, подчеркивая и усиливая то, что он хотел донести до слушателя.
   Где же он взял вот эти странные 'пълку', 'пръсты' и прочие необычности? Очевидно, именно так записывал фрагменты своих песен певец Боян. Судя по имени, тот был родом из Болгарии, откуда и принес привычную ему манеру письма.
  
   2. Еще одним темным и непонятным термином поэмы является слово "хиновы". Ясно только одно - это какая-то национальность. Есть предположение, что это те, кого на Западе называют "гунны". Но дальше - загадка на загадке. Ведь считается, что гунны исчезли с исторической арены лет так за 500 до момента написания поэмы. Тем не менее автор почему-то все время их упоминает. То перечисляются эти таинственные хинова среди покоренный Святославом народов, то он сам упрекает Игоря, что поражение его придало хиновам отвагу. И даже Ярославна в своем плаче говорит о "хиновских стрелах". То есть эти хинове должны проживать где-то совсем рядом... Неужели это-таки остатки хазарского населения, чьи крепости когда-то держали контроль над племенем полян до появления в этих краях Рюриковичей?
   3. В самом начале (зачине) логическая неувязка: "разбегался мыслию по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками". Так вот, почти все переводчики здесь спотыкаются - логически вместо слова "мысль" должен быть какой-то зверь. Но какой? Белка, которую предлагают некоторые сторонники норманизма, здесь не подходит по очень простой причине - зверь должен быть хищным. Единственный хищный зверь наших лесов, способный быстро передвигаться по деревьям, название которого оканчивается на "-сь" - это рысь. Но буквы "р" и "м" слишком уж непохожи, их невозможно спутать. Поэтому негласно решено оставить так как есть. Мыслью - так мыслью. Тем более что в другом месте автор слова снова употребляет сходное выражение: "скача славию по мыслену древу".
   4. И т. д. Темных мест в "Слове о полке Игоревом" настолько много, что писать о том, почему и как я что-то перевела - это очень скучно и вряд ли кому-то интересно, кроме желающих развернуть дискуссию по поводу того, как все эти места можно истолковать. По разному, друзья, по разному. Я старалась придерживаться реалий текста - это все, что могу сказать, и из множества толкований, когда не справлялась сама, выбирала те, которые казались мне наиболее правдоподобными.
  

Приложения.

Тексты на древнерусском языке

1. СЛОВО О ПЛЪКУ ИГОРЕВЪ, ИГОРЯ, СЫНА СВЯТЪСЛАВЛЯ, ВНУКА ОЛЬГОВА

   Не лепо ли ны бяшетъ, братие, начяти старыми словесы трудныхъ повестий о пълку Игореве, Игоря Святъславлича! Начати же ся тъй песни по былинамь сего времени, а не по замышлению Бояню! Боянъ бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мыслию по древу, серымъ вълкомъ по земли, шизымъ орломъ подъ облакы, помняшеть бо рече първыхъ временъ усобице. Тогда пущашеть 10 соколовь на стадо лебедей; которыи дотечаше, та преди песнь пояше старому Ярославу, храброму Мстиславу, иже зареза Редедю предъ пълкы касожьскыми, красному Романови Святъславличю. Боянъ же, братие, не 10 соколовь на стадо лебедей пущаше, нъ своя вещиа пръсты на живая струны въскладаше; они же сами княземъ славу рокотаху. Почнемъ же, братие, повесть сию отъ стараго Владимера до нынешняго Игоря, иже истягну умь крепостию своею и поостри сердца своего мужествомъ, наплънився ратнаго духа, наведе своя храбрыя плъкы на землю Половецькую за землю Руськую. Тогда Игорь възре на светлое солнце и виде отъ него тьмою вся своя воя прикрыты, и рече Игорь къ дружине своей: братие и дружино! луцежъ бы потяту бытии, неже полонену быти: а всядемъ, братие, на свои бръзыя комони, да позримъ синего Дону. Спала Князю умъ похоти, и жалостьему знамение заступи, искусити Дону великого. Хощу бо, рече, Копие приломити конец поля Половецкого съ вам, Русици, хощу главу свою приложити, а любо испити шеломомъ Дону. О Бояне, соловию стараго времени! абы ты сиа плъкы ущекоталъ, скача, славию, по мыслену древу, летая умомъ подъ облакы, свивая славы оба полы сего времени, рища въ тропу Трояню чресъ поля на горы! Пети было песь Игореви, того внуку: Не буря соколы занесе чрезъ поля широкая; галици стады бежать къ дону великому; чили въспети было, вещей Бояне, Велесовь внуче! Комони ржуть за Сулою; звенить слава въ Кыеве; Трубы трубять въ Новеграде; стоять стязи въ Путивле; Игорь ждетъ мила брата Всеволода. И рече ему Буй-Туръ Всеволодъ: Одинъ братъ, одинъ светъ светлый - ты, Игорю! Оба есве Святъславличя! Седлай, брате, свои бръзыи комони, а мои ти готови, оседлани у Курьска напереди; а мои ти куряни сведоми къмети: подъ трубами повити, подъ шеломы възлелеяны, конець копия въскръмлени; пути имь ведоми, яругы имъ знаеми, луци у нихъ напряжени, тули отворени, сабли изъострени, сами скачють акы серыи влъци въ поле, ищучи себе чти, а князю славе. Тогда въступи Игорь князь въ златъ стремень и поеха по чистому полю. Солнце ему тъмою путь заступаше, нощь, стонущи ему грозою, птичь убуди; свистъ зверин въстазби; дивъ кличетъ връху древа, велитъ послушати земли незнаеме, Влъзе, и по морию, и по Сулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, Тьмутораканьскый блъванъ! А половци неготовами дорогами побегоша къ Дону Великому: крычатъ телегы полунощы, рци лебеди роспущени. Игорь къ Дону вои ведетъ: уже бо беды его пасетъ птиць; подобию, влъци грозу въ срожатъ, по яругамъ; орли клектомъ на кости звери зовутъ, лисици брешутъ на чръленыя щиты. О руская земле! Уже за Шеломянемъ еси! Длъго. ночь мркнетъ, заря светъ запала, мъгла поля покрыла; щекотъ славий успе, говоръ галичь убуди. Русичи великая поля чрьлеными щиты прегородиша, ищучи себе чти, а князю славы. Съ зарания въ пяткъ потопташа поганыя плъкы Половецкыя и, рассушясь стрелами по полю, помчаша красныя девкы половецкыя, а съ ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты. Орьтъмами, и япончицами, и кожухы начашя мосты мостити по болотомъ и грязивымъ местомъ, и всякыми узорочьи половецкыми. Чрьленъ стягъ, бела хорюговь, чрьлена чолка, сребрено стружие храброму Святьславличю! Дремлетъ въ поле Ольгово хороброе гнездо. Далече залетело! Не было нъ обиде порождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, чръный воронъ, поганый Половчине! Гзакъ бежитъ серымъ влъкомъ, Кончакъ ему следъ править къ Дону Великому. Другаго дни велми рано кровавыя зори светъ поведаютъ, чръныя тучя съморя идутъ, хотятъ прикрыти 4 солнца, а въ нихъ трепещуть синии млънии, быти грому великому, итти дождю стрелами съ Дону великаго: ту ся копиемъ приламати, ту ся саблямъ потручяти о шеломы половецкыя, на реце на Каяле, у Дону великаго. О Руская земле! уже за шеломянемъ еси. Се ветри, Стрибожи внуци, веютъ съморя стрелами на храбрыя плъкы Игоревы! Земля тутнетъ, рекы мутно текуть, пороси поля прикрываютъ, стязи глаголютъ, Половци идуть отъ Дона, и отъ моря, и отъ всехъ странъ. Рускыя плъкы отступиша. Дети бесови кликомъ поля прегородиша, а храбрии Русици преградиша чрълеными щиты. Яръ туре Всеволоде! стоиши на борони, прыщеши на вои стрелами, гремлеши о шеломы мечи харалужными. Камо, Туръ, поскочяше, своимъ златымъ шеломомъ посвечивая, тамо лежатъ поганыя головы половецкыя; поскепаны саблями калеными шеломы оварьскыя отъ тебе, Яръ Туре Всеволоде. Кая раны дорога, братие, забывъ чти и живота, и града Чрънигова, отня злата стола и своя милыя хоти красныя Глебовны, свычая и обычая? Были вечи Трояни, минула лета Ярославля, были плъци Олговы, Ольга Святьславличя. Тъй бо Олегъ мечемъ крамолу коваше и стрелы по земли сеяше. Ступаетъ въ златъ стремень въ граде Тьмуторокане. Тоже звонъ слыша давный великый Ярославь сынъ Всеволожь: а Владимиръ по вся утра уши закладаше въ Чернигове. Бориса же Вячеславлича слава на судъ приведе, и на канину зелену паполому постла за обиду Олгову, храбра и млада Князя. Съ тояже Каялы Святоплъкь повеле я отца своего междю угорьскими иноходьцы ко святей Софии къ Киеву. Тогда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждь-Божа внука, въ княжихъ крамолахъ веци человекомь скратишась. Тогда по Руской земли ретко ратаеве кикахуть, нъ часто врани граяхуть, трупиа себе деляче, а галици свою речь говоряхуть, хотять полетети на уедие. То было въ ты рати, и въ ты плъкы, а сице и рати не слышано: съ зараниа до вечера, съ вечера до света летятъ стрелы каленыя, гримлютъ сабли о шеломы, трещатъ копиа харалужныя въ поле незнаеме, среди земли Половецкыи. Чръна земля подъ копыты, костьми была посеяна, а кровию польяна; тугою взыдоша по Руской земли! Что ми шумить, что ми звонить давечя рано предъ зорями? Игорь плъкы заворочаетъ; жаль бо ему мила брата Всеволода. Бишася день, бишася другый: третьяго дни къ полуднию падоша стязи Игоревы. Ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы. Ту кроваваго вина недоста; ту пиръ докончаша храбрии русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую. Ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось. Уже бо, братие, не веселая година въстала, уже пустыни силу прикрыла. Въстала обида въ силахъ Даждь Божа внука, вступилъ девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синемъ море у Дону: плещучи, убуди жирня времена. Усобица княземъ на поганыя погыбе, рекоста бо братъ брату: се мое, а то моеже; и начяша князи про малое, се великое млъвити, а сами на себе крамолу ковати: а погании съ всехъ странъ прихождаху съ победами на землю Рускую. О! далече зайде соколъ, птиць бья къ морю: а Игорева храбраго плъку не кресити! За нимъ кликну Карна, и Жля по скочи по Руской земли, смагу людемъ мычючи въ пламяне розе. Жены руския въсплакашась, аркучи: Уже намъ своихъ милыхъ ладъ ни мыслию смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати, а злата и сребра ни мало того потрепати! А въстона бо, братие, Киевъ тугою, а Черниговъ напастьми. Тоска разлияся по Руской земли, печаль жирна тече средь земли Рускый; а князи сами на себе крамолу коваху, а погании сами победами нарищуще на Рускую землю, емляху дань по беле отъ двора. Тии бо два храбрая Святьславлича, Игорь и Всеволодъ, уже лжу убудис, которую то бяше успилъ отецъ ихъ Святъславь грозный Великый Киевскый. Грозою бяшеть; притрепалъ своими сильными плъкы и харалужными мечи; наступи на землю Половецкую; притопта хлъми и яругы; взмути реки и озеры; иссуши потоки и болота, а поганаго Кобяка изъ луку моря отъ железныхъ великихъ плъковъ половецкихъ, яко вихръ, выторже и падеся Кобякъ въ граде Киеве, въ гриднице Святъславлю. Ту Немци и Венедици, ту Греци и Морава поютъ славу Святъславлю, кають князя Игоря, иже погрузи жиръ во дне Каялы рекы половецкия, рускаго злата насыпаша. Ту Игорь князь выседе изъ седла злата, а въ седло Кощиево; Уныша бо градомъ забралы, а веселие пониче. А Святъславь мутенъ сонъ виде въ Киеве на горахъ си ночь, съ вечера одевахъте мя, рече чръною паполомою, на кроваты тисове; чръпахуть ми синее вино, съ трудомь смешено; сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тлъковинъ великый женчюгь на лоно и негуютъ мя; уже дьскы безъ кнеса вмоемъ тереме златовръсемъ. Всю нощь съ вечера бусови врани възграяху у Плесньска на болони, беша дебрь Кисаню и не сошлю къ синему морю. И ркоша бояре князю: уже, княже, туга умь полонила; се бо два сокола слетеста съ отня стола злата, поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомь Дону. Уже соколома крильца припешали поганыхъ саблями, а самою опуташа въ путины железны. Темно бо бе въ 3 день: два солнца померкоста, оба багряная стлъпа погасоста, и съ нимъ молодая месяца, Олегъ и Святъславъ, тъмою ся поволокоста. На реце на Каяле тьма светъ покрыла: по Руской земли прострошася половци, аки пардуже гнездо, и в море погрузиста, и великое буйство подасть хинови. Уже снесеся хула на хвалу; уже тресну нужда на волю; уже връжеса дивь на землю. Се бо готския красныя девы въспеша на брезе синему морю, звоня рускымъ златомъ, поютъ время Бусово, лелеютъ месть Шароканю. А мы уже дружина жадни веселия. Тогда великий Святъславъ изрони злато слово, слезами смешено, и рече: О, моя сыновчя, Игорю и Всеволоде! рано еста начала Половецкую землю мечи цвелити, а себе славы искати. Нъ нечестно одолесте, нечестно бо кровь поганую пролиясте. Ваю храбрая сердца в жестоцемъ харалузе скована, а въ буести закалена. Се ли створисте моей сребреней седине! А уже не вижду власти сильнаго и богатаго и многовоя брата моего Ярослава съ черниговьскими былями, съ могуты, и съ татраны, и съ шельбиры, и съ топчакы, и съ ревугы, и съ ольберы. Тии бо бес щитовь съ засапожникы кликомъ плъкы побеждаютъ, звонячи въ прадеднюю славу. Нъ рекосте: Мужаимеся сами: преднюю славу сами похитимъ, а заднюю ся сами поделимъ! А чи диво ся, братие, стару помолодити! Коли соколъ въ мытехъ бываетъ, высоко птицъ възбиваетъ, не дастъ гнезда своего въ обиду. Нъ се зло Княже ми непособие; наниче ся годины обратиша. Се у Римъ кричатъ подъ саблями половецкыми, а Володимиръ подъ ранами. Туга и тоска сыну Глебову! Великый княже Всеволоде! не мыслию ти прелетети издалеча, отня злата стола поблюсти? Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Донъ шеломы выльяти. Аже бы ты былъ, то была бы чага по ногате, а кощей по резане. Ты бо можеши посуху живыми шереширы стреляти удалыми сыны Глебовы. Ты, буй Рюриче и Давыде! Не ваю ли вои злачеными шеломы по крови плаваша? Не ваю ли храбрая дружина рыкаютъ, акы тури, ранены саблями калеными, на поле незнаеме? Вступита, господина, въ злата стремень за обиду сего времени, за землю Русскую, за раны Игоревы, буего Святславлича! Галичкы Осмомысле Ярославе высоко седиши на своемъ златокованнемъ столе. Подперъ горы Угорскыи своими железными плъки, заступивъ Королеви путь, затвори въ Дунаю ворота, меча времены чрезъ облаки, суды рядя до Дуная. Грозы твоя по землямъ текутъ, отворяеши Киеву врата, стреляеши съ отня злата стола Cалтани за землями. Стреляй, господине, Кончака, поганого Кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святъславлича! А ты, буй Романе, и Мстиславе! Храбрая мысль носит ваcъ умъ на дело. Высоко плаваеши на дело въ буести, яко соколъ, на ветрехъ ширяяся, хотя птицю въ буйстве одолети. Суть бо у ваю железный паворзи подъ шеломы латинскими. Теми тресну земля, и многи страны Хинова, Литва, Ятвязи, Деремела и Половци сулици своя поврегоша а главы своя поклониша подъ тыи мечи харалужныи. Нъ уже княже Игорю, утрпе солнцю светъ, а древо не бологомъ листвие срони: по Роси и по Сули гради поделиша. А Игорева храбраго плъку не кресити! Донъ ти, княже, кличетъ и зоветь князи на победу. Олговичи, храбрыи Князи, доспели на брань. Инъгварь и Всеволодъ и вси три Мстиславичи, не худа гнезда шестокрилци, непобедными жребии собе власти расхытисте! Кое ваши златыи шеломы и сулицы Ляцкии и щиты! Загородите полю ворота своими острыми стрелами за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святъславлича! Уже бо Сула не течетъ сребреными струями къ граду Переяславлю, и Двина болотомъ течетъ онымъ грознымъ Полочаномъ подъ кликомъ поганыхъ. Единъ же Изяславъ, сынъ Васильковъ, позвони своими острыми мечи о шеломы Литовския, притрепа славу деду своему Всеславу, а самъ подъ чрълеными щиты на кроваве траве притрепанъ литовскыми мечи. Исхоти ю на кров а ть и рекъ: Дружину твою, княже, птиць крилы приоде, а звери кровь полизаша. Не бысть ту брата Брячяслава, ни другаго Всеволода, единъ же изрони жемчюжну душу изъ храбра тела чресъ злато ожерелие. Унылы голоси, пониче веселие. Трубы трубятъ городеньскии. Ярославе и вси внуце Всеславли! Уже понизить стязи свои, вонзить свои мечи вережени; уже бо выскочисте изъ дедней славе. Вы бо своими крамолами начясте наводити поганыя на землю Рускую, на жизнь Всеславлю: которою бо беше насилие отъ земли Половецкыи! На седьмомъ веце Трояни връже Всеславъ жребий о девицю себе любу. Тъй клюками подпръся, о кони, и скочи къ граду Кыеву, и дотчеся стружиемъ злата стола Киевскаго. Скочи отъ нихъ лютымъ зверемъ въ плъночи изъ Бела-града, обесися сине мьгле; утръ же возни стрикусы: отвори врата Нову-граду, разшибе славу Ярославу, скочи влъкомъ до Немиги съ Дудутокъ. На Немизе снопы стелютъ головами, молотятъ чепи харалужными, на тоце животъ кладутъ, веютъ душу отъ тела. Немизе кровави брезе не бологомъ бяхуть посеяни, посеяни костьми Рускихъ сыновъ. Всеславъ князь людемъ судяше, княземъ грады рядяше, а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше; изъ Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя, великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше. Тому въ Полотске позвониша заутренюю рано у святыя Софеи въ колоколы, а онъ въ Кыеве звонъ слыша. Аще и веща душа в друзе теле, нъ часто беды страдаше. Тому вещей Боянъ и пръвое припевку смысленый рече: Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду, суда божиа не минути. О! стонати Руской земли, помянувше пръвую годину и пръвых князей! Того старого Владимира не льзе бе пригвоздити къ горамъ Киевскимъ: сего бо ныне сташа стязи Рюриковы, а друзии Давидовы; нъ рози нося имъ хоботы пашутъ, копиа поютъ на Дунаи. Ярославнынъ гласъ слышитъ, зегзицею незнаемь рано кычеть: полечю, рече, зегзицею по доунаеви, омочю бебрянъ рукавъ въ Каяле реце; утру князю кровавыя его раны на жестоцемъ его теле. Ярославна рано плачетъ въ Путивле на забрале, аркучи: О, ветре! ветрило! чему Господине, насильно вееши? Чему мычеши хиновьскыя стрелкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вои? Мало ли ти бяшетъ горъ подъ облакы веяти, лелеючи корабли на сине море! Чему, господине, мое веселие по ковылию развея?" Ярославна рано плачеть Путивлю городу на забороле, аркучи: о Днепре словутицю! Ты пробилъ еси каменныя горы сквозе землю Половецкую. Ты лелеялъ еси на себе Святославли носады до плъку Кобякова. Възлелей, господине, мою ладу къ мне, а быхъ неслала къ нему слезъ на море рано!" Ярославна рано плачет въ Путивле на забрале, аркучи: Светлое и тресветлое слънце! Всемъ тепло и красно еси! Чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладе вои? въ поле безводне жаждею имь лучи съпряже, тугою имъ тули затче?" Прысну море полунощи; идутъ сморци мьглами. Игореви князю богъ путь кажетъ изъ земли Половецкой на землю Рускую, къ отню злату столу. Погасоша вечеру зари. Игорь спитъ, Игорь бдитъ, Игорь мыслию поля меритъ отъ Великаго Дону до Малаго Донца. Комонь въ полуночи Овлур свисну за рекою; велить князю разумети. Князю Игорю не быть! Кликну, стукну земля, въшуме трава, вежи ся половецкии подвизашася; а Игорь князь поскочи горнастаемъ къ тростию, и белымъ гоголемъ на воду, въвръжеся на бръзъ комонь и скочи съ него босымъ влъкомъ, и потече къ лугу Донца и полете соколомъ подъ мьглами, избивая гуси и лебеди завтроку и обеду и ужине. Коли Игорь соколомъ полете, тогда Влуръ влъкомъ потече, труся собою студеную росу; претръгоста бо своя бръзая комоня. Донец рече: Княже Игорю! не мало ти величия, а Кончаку нелюбия, а Руской земли веселиа! Игорь рече: о, Донче! не мало ти величия, лелеявшу князя на влънахъ, стлавшу ему зелену траву на своихъ сребреныхъ брезехъ, одевавшу его теплыми мъглами подъ сению зелену древу; стрежаше е гоголемъ на воде, чайцами на струяхъ, чрьнядьми на ветрехх. Не тако ли, рече, река Стугна; худу струю имея, пожръши чужи ручьи и стругы ростре на кусту? Уношу князю Ростислава завори днепрь темне березе. Плачется мати Ростиславля по уноши князи Ростиславе. Уныша цветы жалобою, и древо с тугою къ земли преклонило, а не сорокы втроскоташа. На следу Игореве ездитъ Гзакъ съ Кончакомъ. Тогда врани не граахуть, галици помлъкоша, сорокы не троскоташа, полозию ползоша только, дятлове тектомъ путь к реце кажутъ, соловии веселыми песньми светъ поведаютъ. Млъвитъ Гзакъ Кончакови: аже соколъ къ гнезду летитъ, соколича ростреляеве своими злачеными стрелами. Рече Кончакъ ко Гзе: Аже соколъ къ гнезду летитъ, а ве соколца опутаеве красною дивицею. И рече Гзакъ къ Кончакови: Аще его опутаеве красною девицею, ни нама будетъ сокольца, ни нама красны девице, то почнутъ наю птици бити въ поле Половецкомъ. Рекъ Боянъ и ходына Святъславля, песнотворца стараго времени Ярославля Ольгова коганя хоти: тяжко ти головы, кроме плечю, зло ти телу кроме головы: Руской земли безъ Игоря. Солнце светится на небесе, Игорь князь въ Руской земли. Дъвици поют на Дунаи вьются голоси чрезъ море до Киева. Игорь едетъ по Боричеву къ святей Богородици Пирогощей. Страны ради, гради весели, певше песнь старымъ княземъ, а по томъ молодымъ. пети слава Игорю Святъславличю, Буй Туру Всеволоде, Владимиру Игоревичу. Здрави князи и дружина, побарая за христьяны на поганыя плъки! Княземъ слава а дружине Аминь.
  

1. ПОХОД ИГОРЯ

(Из Ипатьевской летописи)

   В то же время Святославичь . Игорь вноукъ Олговъ . поеха из Новагорода . месяца . априля . въ . к҃ . г҃. дн҃ь во вторникъ . поимяи со собою брата . Всеволода ис Троубечка . и Святослава Олговича . сновця своєго изъ Рыльска. и Володимера сына своєго . ис Поутивля . и оу Ярослава испроси . помочь . Ольстина . Олексича . Прохорова вноука . с кооуи Черниговьскими и тако идѧхоуть тихо сбираюче дроужиноу свою . бяхоуть бо и оу нихъ кони тоучни велми . идоущимъ же имъ . к Донцю рекъı в годъ вечернии . Игорь жь возревъ на небо и виде солнце . стояще яко месяць . и рече бояромъ своимъ . и дроужине своєи . видите ли что єсть знамениє се. они же оузревше и видиша вси . и поникоша главами . и рекоша моужи . княже се єсть не на добро знамениє се . Игорь же рече братья. и дроужино . таинъı Божия никто же не весть . а знамению творець Богъ и всемоу мироу своємоу . а намъ что створить Богъ . или на добро или на наше зло . а то же намъ видити и то рекъ . перебреде Донець и тако приида . ко Осколоу . и жда два дьни . брата своєго Всеволода тотъ бяшелъ инемь поутемъ . ис Коурьска . и оттоуда поидоша к Салнице. тоу же к нимь и сторожеви приехаша . ихже бяхоуть послале язъıка ловитъ . и рекоша приехавше видихомся с ратнъıмъı ратници ваши соз досцехомъ ездять . да или поедете борзо . или возворотися домовь . яко не наше єсть веремя . Игорь же рече с братьєю своєю . оже ны боудеть не бившися возворотитися . то соромъ нъı боудеть поущеи смерти . но како нъı Богъ дасть . и тако оугадавше . и ехаша чересъ ночь . заоутра же пятъкоу наставшоу. во обеднее веремя. оусретоша полкъı Половецькие. бяхоуть бо до нихъ доспеле веже свое. поустили за ся . а сами собравшеся от мала и до велика . стояхоуть на онои стороне рекъı. Сюоурлия. и ти изрядиша полковъ . шесть . Игоревъ полкъ середе . а по правоу брата єго Всеволожь . а по левоу Святославль сыновця его . на переде емоу сынъ Володимерь . и дроугии полкъ Ярославль . иже бяхоу . с Ольстиномъ Кооуєве . а третии полкъ на переди же стрелци . иже бяхоуть от всихъ князии въıведени . и тако изрядиша полкъı своя и рече Игорь ко братьи своєи . братья сего єсмъı искале . а потягнемь. и тако поидоша к нимъ положаче на Бозе оупованиє . своє . и яко бъıша к реце ко Сюоурлию. и въıехаша ис Половецькихъ полковъ . стрелци и поустивше по стреле на Роусь . и тако поскочиша . Роусь же бяхоуть. не переехале єше реке Сюрлия. поскочиша же и ти Половци силъı Половецькии . которие же далече рекъı стояхоуть. Святоослав же Олговичь. и Володимерь Игоревичь . и Ольстинъ. с Кооуи стрелци поткоша по нихъ . а Игорь и Всеволодъ . по малоу идяста . не роспоустяста полкоу своєго . переднии же ти Роусь биша е имаша . Половце же пробегоша веже . и Роусь же дошедше вежь . и полонишася . дроузии же ночь приехаша к полкомъ с полономъ . и яко собрашася Половци вси . и рече Игорь ко братома и к моужемь своимъ. се Богъ силою своєю возложилъ на врагъı наша победоу . а на насъ честь и слава . се же видихомъ полки Половецькии . Оже мнози соуть . тоу же ци вся си соуть совокоупили. нъıне же поедемъı чересъ ночь . а кто поедеть. заоутра . но насъ . то ци вси поедоуть . но лоучьшии коньници перебероуться . а саме ми какъ нъı Богъ дасть . и рече Святославъ Олговичь . строєма своима. далече єсмь гонилъ по Половцехъ . а кони мои не могоуть . аже ми боудеть нъıне поехати . то толико ми боудеть на дорозе остати . и поможе ємоу Всеволодъ . акоже облечи тоу . и рече Игорь да не дивно єсть разоумеющи . братья оумрети. и облегоша тоу светающи же соуботе . начаша въıстоупати . полци Половецкии акъ борове . изоумешася князи Роускии . комоу ихъ которомоу поехати . бъıсть бо ихъ . бещисленоє множество и рече Игорь. се ведаюче собрахомъ на ся землю всю. Кончака и Козоу. Боурновича . и Токсобича Колобича . и Етебича . и Терьтробича . и тако оугадавше вси соседоша с конии. хотяхоуть бо бьющеся доити рекъı Донця . молвяхоуть бо оже побегнемь оутечемь сами . а чернъıя люди оставимъ . то от Бога нъı боудеть грехъ . сихъ въıдавше поидемь . но или оумремь . или живи боудемь на єдиномь месте . и та рекше вси соседоша с конеи . и поидоша бьючеся . и тако Божиимъ попоущениємь . оуязвиша Игоря в роукоу . и оумртвиша шюицю его. и бъıсть печаль велика в полкоу єго . и воєводоу имяхоуть тотъ напереди язвенъ бъıсть . и тако бишась крепко тоу. дьниноу до вечера. и мнозии ранении. мертви бъıша . в полкохъ Роускихъ. наставши же нощи соуботнии и поидоша бьючися . бъıсть же светающе неделе возмятошася Ковоуєве в полкоу побегоша . Игорь же бяшеть. в то время на коне. зане раненъ бяше поиде к полкоу ихъ . хотя возворотити к полкомъ . оуразоумев же . яко далече шелъ єсть . от людии. и соимя шоломъ погънаше опять к полкомъ . того дяля. что бъıша познали князя и возворотилися бъıша . и тако не возвотися никто же . но токмо и Михалко Гюрговичь. познавъ князя возворотися. не бяхоуть бо добре смялися с Ковоуи но мало от простъıхъ . или кто от отрокъ боярьскихъ . добри бо вси бьяхоуться идоуще пеши . и посреди ихъ Всеволодъ . не мало моужьство покаказа. и яко приближися Игорь к полкомъ своимъ . и переехаша поперекъ и тоу яша . єдинъ перестрелъ . одале от полкоу своєго . держим же Игорь . виде брата своєго Всеволода крепко борющася. и проси души своєи смерти . яко да бъı не видилъ падения брата своєго . Всеволодъ же толма бившеся. яко и ороужья в роукоу єго не доста . и бьяхоу бо ся идоуще в кроугъ . при єзере . и тако во день святого воскресения. наведе на ня Господь гневъ свои . в радости место наведе на нъı плачь и во весельє место . желю на реце Каялъı рече бо деи Игорь . помяноухъ азъ грехъı своя предъ Господомь Богомъ моимъ . яко много оубииство кровопролитиє створихъ в земле крестьяньстеи . яко же бо азъ не пощадехъ христьянъ . но взяхъ на щитъ городъ Глебовъ . оу Переяславля тогда бо не мало зло подъяша безвиньнии. христьани отлоучаєми . отець от рожении своих братъ от брата дроугъ от дроуга своєго . и женъı от подроужии своихъ и дщери от материи своихъ. и подроуга от подроугъı своєя и все смятено пленомъ . и скорбью тогда бъıвшюю . живии мертвъıмъ завидять . а мертвии радовахоуся . аки моученици святеи . огнемь от жизни сея искоушениє приємши. старце поревахоуться . оунотъı же . лютъıя и нємилостивъıя ранъı подъяша . моужи же пресекаєми и расекаєми бъıвають . женъı же оскверняєми и та вся створивъ азъ . рече Игорь не достоино ми бяшеть жити . и се нъıне вижю отместьє от Господа Бога моєго . где нъıне возлюбленъıи мои брать . где нъıне брата моєго сынъ . где чадо рожения моєго . где бояре доумающеи . где моужи храборьствоующеи . где рядъ полъчнъıи . где кони и ороужья многоценьная . не отто всего ли того обнажихся . и связня преда мя . в роукъı безаконьнъıмъ темь . се возда ми Господь по безаконию моємоу и по злобе моєи на мя . и снидоша днесь греси мои на главоу мою . истиненъ Господь и прави соуди єго . зело . азъ же оубо нє имамъ со живъıми части . се нъıне вижю дроугая моучения веньца приємлюще . почто азъ єдинъ повиньнъıи . не прияхъ страсти за вся си . но владыко . Господи Боже мои нє отригни менє до конца . но яко воля твоя Господи тако и милость . намъ рабомъ твоимъ . и тогда кончавошюся и полкоу розведени бъıша и поиде . когождо во своя вежа . Игоря же бяхоуть яли Тарголовє моужь . именемь . Чилбоукъ . а Всеволода брата єго . ялъ Романъ . Кзичь . а Святослава Олговича . Елдечюкъ въ Вобоурцевичехъ. а Володимєра . Копти в Оулашевичихъ . тогда же на полъчи Кончакъ пороучися . по свата Игоря . зане бяшеть раненъ . от толикихъ же людии. мало ихъ избъıсть . некакомъ полоучениємь . не бяшеть бо лзе ни бегаючимъ оутечи . зане яко стенами силнами огорожени бяхоу . полкъı Половецьскими . ношахоуть Роусь. съ. є҃ı. моужь оутекши . а Ковоуємь мнеє . а прочии в море истопоша . ❙ В то же время великъıи князь Всеволодичь Святославъ . шелъ бяшеть в Корачевъ . и сбирашеть от верхънихъ земль вои . хотя ити на Половци к Донови на все лето . яко возворотися Святославъ . и бъıсть оу Новагорода Северьского и слъıша о братьи своєи . оже шли соуть на Половци . оутаившеся єго и не любо бъıсть ємоу Святослав же идяше в лодьяхъ . и яко приде к Черииговоу . и во тъ годъ . прибеже Беловолодъ . Просовичь . и поведа Святославоу бъıвшєє о Половцехъ . Святослав же то слъıшавъ и вельми воздохноувъ. оутеръ слезъ своихъ и рече . о люба моя братья . и сынове и моуже земле Роуское. дал ми Богъ прито-мити поганъıя . но не воздержавше оуности . отвориша ворота на Роусьскоую землю . воля Господня да боудеть . о всемь да како жаль ми бяшеть на Игоря . тако нъıне жалоую болми по Игоре . брате моємь . по сем же Святославъ посла сына своєго . Олга и Володимера . в Посемьє . то бо слъıшавше возмятошася городи . Посемьскиє. и бъıсть скорбь и тоуга люта . якоже николи же не бъıвала во всемь . Посемьи . и в Новегороде Северьскомъ . и по всеи волости . Черниговьскои. князи изъıмани и дроужина изъıмана . избита . и мятяхоуться акъı в мутви городи воставахоуть . и не мило бяшеть тогда комоуждо своє ближнєє . но мнозе тогда отрекахоуся душь своихъ . жалоующе по князихъ своихъ . по сем же посла Святославъ . ко Давидови Смоленьскоу река . рекли бяхомъ . поити на Половци . и летовати на Доне нъıне же Половци. се победиле Игоря и брата єго сынемъ. а поєди брате постерези земле Роускоие . Давидъ же приде по Днепрю. придоша же инъı помочи . и сташа оу Треполя . а Ярославъ в Чернигове совокоупивъ вои свои стояшеть поганъıи же Половци победивъше Игоря с братьєю . и взяша гордость великоу . и скоупиша . всь язъıкъ свои . на Роускоую землю . и бъıсть оу нихъ котора . молвяшеть бо Кончакъ . поидемъ на Києвьскоую стороноу где соуть избита братья нанаша и великъıи князь нашь Бонякъ . а Кза молвяшеть . поидемъ на Семь где ся остале женъı и и дети . готовъ намъ полонъ собранъ . єлминъ же гордъı без онаса и тако разделишася на двоє . Кончакъ поиде к Переяславлю . и остоупи городъ . и бишася тоу всь день . Володимеръ же Глебовичь . бяше князь в Переяславле . бяше же дерзъ и крепокъ . к рати въıєха из города . и потче к нимъ . и по немь мало дерьзноувъ дроужине . и бися с ними крепко и обьстоупиша мнозии Половце . тогда прочии видивше князя своєго . крепко бьющеся. въıриноушася из города и тако отяша князя своєго . язьвена соущи треми копьи . сии же добръıи Володимеръ . язвенъ троуденъ въеха во городъ свои . и оутре моужественаго поути своєго . за очиноу свою во . Володимеръ же слашеть ко Святославоу . и ко Рюрикови . и ко Давидови . и речи имъ . се Половьци оу мене . а помозите ми . Святослав же слашеть ко Давидовı а Давидъ стояшеть оу Треполя со Смолнянъı . Смолняне же почаша вече деяти рекоуще . мъı пошли до Києва . даже бъı бъıла рать . билися бъıхомъ . намъ ли иное рати искати то не можемь . оуже ся єсмъı изнемогле . Святослав же съ Рюрикомъ . и со инеми помочьми влегоша во Днепръ . противоу Половцемь . а Давидъ возвратися опять со Смолнянъı . то слъıшавше Половци . и возвратишась от Переяславя . идо-ущи же мимо пристоупиша к Римови . Римовичи же затворишася в городе . и возлезъше на забороле . и тако Божиимъ соудомъ летеста . две городници с людми . тако к ратнъıмъ . и на прочая гражанъı наиде страхъ да котореи же гражане . въıидоша изъ града . и бьяхоуться ходяще по Римьскомоу болотоу . то теи избъıша плена . а кто ся осталъ в городе а те вси взяти бъıша . Володимеръ же слашеться ко Святославоу . Всеволодичю . и ко Рюрикови . Ростиславичю . поноуживая ихъ к собе . да бъıша емоу помогле . он же опоздисѧ сжидающе Давида Смолнянъı . и тако князе Роуские опоздишася . и не заехаша ихъ . Половци же вземше городъ . Римовъ . и ополонишася полона . и поидоша во свояси . Князи же возворотишася в домъı своя . бяхоуть бо печални . и со сыномъ своимъ Володимеромъ Глебовичемъ . зане бяшеть ранъ велми . язвами смертьнъıми . и хрестьянъ плененъıхъ от поганъıхъ . и се Богъ казня нъı грехъ ради нашихъ . наведе на нъı поганъıя . не аки милоуя ихъ . но насъ казня . и обращая нъı к покаянью . да бъıхом ся востягноули от злъıхъ своихъ делъ . и симъ казнить нъı нахожениємь поганъıхъ . да некли смиривошеся воспомянемься от злаго поути . а дроузии Половце . идоша по онои стороне к Поутивлю . Кза оу силахъ тяжькихъ . и повоєвавши волости . и и села ихъ пожгоша . пожгоша же и острогъ оу Поутивля . и возвратишася во свояси . Игорь же Свяославличь . тотъ годъ бяшеть в Половцехъ . и глаголяше . азъ по достоянью моємоу восприяхъ . победоу от повеления твоего владыко Господи . а не поганьская дерзость . обломи силоу рабъ твоихъ . не жаль ми єсть за свою злобоу прияти ноужьная вся . их же єсмь приялъ азъ . Половци же . аки стъıдящеся воєвъдъства єго . и не творяхоуть ємоу . но приставиша к немоу сторожовъ . е҃ı . от сыновъ своихъ . а господичичевъ пять . то техъ всихъ к҃ . но волю ємоу даяхоуть . где хочеть . тоу ездяшеть . и ястрябомъ ловяшеть . а своихъ слоугъ съ . е҃ . и съ . s҃ . с нимь ездяшеть . сторожеве же те . слоушахоуть єго . и чьстяхоуть єго . и где послашеть кого . бесъ пря . творяхоуть повеленое имъ . попа же бяшеть привелъ из Роуси к собе . со святою слоужбою . не ведяшеть бо Божия промъıсла . но творяшетсь тамо и долъго бъıти . но избави и Господь за молитвоу . христьяньскоу . им же мнозе печаловахоуться . и проливахоуть же слезъı своя за него . боудоущю же ємоу в Половцехъ . тамо ся налезеся . моужь родомъ Половчинъ . именемь Лаворъ . и тотъ приимъ мъıсль благоу . и рече поидоу с тобою в Роусь . Игорь же исперва не имяшеть ємоу веръı . но держаше мъıсль въıсокоу своєя оуности . мъıшляшеть бо . ємше моужь и бежати в Роусь . молвяшеть бо азъ славъı деля не бежахъ . тогда от дроужинъı . и нъıне не славнъıмъ поутемь . не имамъ поити . с нимъ бо бяшеть . тъıсячского сынъ и конюшии єго . и тоу ноудяста и глаголяща . поиди княже в зюмлю Роускоую . аще восхощь Богъ избавить тя . и не оугодися ємоу время таково . какого же искашеть . но якоже преже рекохомъ . возвратишася от Переяславля . Половци . и рекоша Игореви доумци єго мъıсль въıсокоу и не оугодноу Господови имеєшь в собе . тъı ищеши няти моужа и бежати с нимъ . а о семь чемоу не разгадаешь . оже приєдоуть Половци с воинъı . а се слъıшахомъ . оже избити имъ князя и васъ . и всю Роусь . да не боудеть славъı тобе ни живота . князь же Игорь приимъ во сердце светъ ихъ . оуполошась приезда ихъ . и возиска бежати . не бяшеть бо ємоу лзе бежати в день и в нощь . имъ же сторожеве стрежахоуть єго . но токмо и веремя таково обрете . в заходъ солнца . и посла Игорь к Лаврови конюшого своєго . река ємоу переєди на оноу стороноу . Тора с конемь . поводнъıмъ . бяшеть бо свечалъ с Лавромъ бежати в Роусь . в то же время Половци . напилися бяхоуть коумыза а и бъı при вечере пришедъ конюшии . поведа князю своємоу Игореви . яко ждеть єго Лаворъ . се же вставъ оужасенъ и трепетенъ . и поклонисѧ . образоу Божию и крестоу честномоу . гаголя Господи сердцевидче . аще спасеши мя владыко тъı недостоинаго . и возмя на ся крестъ иконоу . и подоима стеноу . и лезе вонъ . сторожем же єго играющимъ и веселящимся . а князя творяхоуть спяща . сии же пришедъ ко реце и перебредъ . и вседе на конь . и тако поидоста сквозе вежа . се же избавлениє створи Господь. в пятокъ в вечере и иде пешь. а҃ı . денъ . до города Донця . и оттоле иде во свои Новъгородъ . и обрадовашася ємоу . из Новагорода иде ко братоу Ярославоу к Черниговоу. помощи прося на Посемьє . Ярослав же обрадовасѧ емоу и помощь ємоу да . обеща . Игорь же оттоле еха ко Києвоу к великомоу . князю Святославоу . и радъ бъıсть ємоу Святославъ . такъ же и Рюрикъ сватъ єго ❙

2. ЗАДОНЩИНА 

Кирило-белозерский список

   Писание Софониа старца рязанца, благослови отче.
   Задонщина великого князя господина
   Димитрия Ивановича и брата его
   князя Володимера Ондреевича
   Поидемь, брате, в полуночную страну, жребии Афетову, сына Ноева, от него же родися Русь преславная. Оттоле взыдемь на горы Киевьскыя. Первее всех, вшед, восхвалимь вещаго Бояна в городе в Киеве, гораздо гудца. Той бо вещий Боян, воскладая свои златыя персты на живыя струны, пояше славу русскыимь княземь: первому князю Рюрику, Игорю Рюриковичю и Владимиру Святославичю, Ярославу Володимеровичю, восхваляя их песми и гуслеными буйными словесы... на русскаго господина князя Дмитриа Ивановичя и брата его князя Володимера Ондреевичя, зане же их было мужество и желание за землю Русськую и за веру христианьскую.
   От тоя рати и до Мамаева побоища...
   Се бо князь великыи Дмитрии Иванович и брат его князь Володимер Ондреевич, поостриша сердца свои мужеству, ставше своею крепостью, помянувше прадеда, князя Володимера Киевьскаго, царя Русскаго.
   Жаворонок птица, в красныя дни утеха, взыди под синие облакы, пои славу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его Володимеру Ондреевичю. Они бо взнялися, как соколи, со земли Русскыя на поля половетция.
   Кони ржуть на Москве, бубны бьють на Коломне, трубы трубят в Серпухове, звенить слава по всей земли Руссьскои, чюдно стязи стоять у Дону великого, пашутся хоригови берчати, светяться калантыри злачены.
   Звонят колоколи вечнии в Великом в Новегороде, стоять мужи наугородци у Святыя Софии, а ркучи таков у жалобу: "Уже намь, брате, к великому князю Дмитрею Ивановичю на пособь не поспети".
   Тогды аки орли слетошася со всея полунощныя страны. То ти не орли слетошася, съехалися все князи русскыя к великому князю Дмитрию Ивановичю на пособь, а ркуче так: "Господине князь великыи, уже погании татарове на поля на наши наступають, а вотчину нашю у нас отнимають, стоят межю Дономь и Днепромь, на рице на Мече. И мы, господине, поидемь за быструю реку Дон, укупимь землямь диво, старымь повесть, а младымь память".
   Тако рече князь великыи Дмитрие Иванович своей братии русскимь княземь: "Братьеца моя милая, русские князи, гнездо есмя были едино князя великаго Ивана Данильевичя. Досюды есмя были, брате, никуды не изобижены, ни соколу, ни ястребу, ни белу кречату, ни тому псу поганому Мамаю".
   Славии птица, что бы еси выщекотала сиа два брата, два сына Вольярдовы, Андрея Полотцкаго, Дмитриа Бряньскаго. Ти бо бяше сторожевыя полкы на щите решены, под трубами повиты, под шеломы възлелеаны, конець копия вскормлены, с востраго меча поены в Литовьскои земли.
   Молвяше Андреи к своему брату Дмитрею: "Сама есма два брата, дети Вольярдовы, внучата Едиментовы, правнучата Сколдимеровы. Сядемь, брате, на свои борзи комони, испиемь, брате, шеломомь своимь воды быстрого Дону, испытаемь мечи свои булатныя. Уже бо, брате, стук стучить и гром гремить в славне городе Москве. То ти, брате, не стук стучить, ни гром гремит, стучить силная рать великаго князя Дмитрия Ивановича, гремять удалци золочеными шеломы, черлеными щиты. Седлай, брате Ондреи, свои борзи комопи, а мои готови напреди твоих оседлани".
   Уже бо всташа силнии ветри с моря, прилелеяша тучю велику на усть Непра, на Русскую землю. Ис тучи выступи кровавыя оболока, а из них нашють синие молньи. Быти стуку и грому велику межю Дономь и Непромь, идеть хинела на Русскую землю. Серие волци воють, то ти были не серие волци, придоша поганые татарове, хотять пройти, воюючи, взяти всю землю Русскую.
   Тогда же гуси гоготаше и лебеди крилы въсплескаша. То ти не гуси гоготаша, ни лебеди крилы въсплескаша, се бо поганый Мамай приведе вой свои на Русь.
   Птици небесныя пасущеся то под синие оболока, ворони грають, галици свои речи говорять, орли восклегчють, волци грозно воють, лисици часто брешють, чають победу на поганых, а ркучи так: "Земля еси Русская, как еси была доселева за царемь за Соломоном, так буди и нынеча за княземь великим Дмитриемь Ивановичемь".
   Тогда же соколи и кречати, белозерские ястреби позвонять своими злачеными колоколци.
   Уже бо стук стучить и гром гремить рано пред зорею. То ти не стук стучить, ни громь гремит, князь Володимер Ондреевич ведет вой свои сторожевыя полкы к быстрому Дону, а ркучи так: "Господине князь Дмитреи, не ослабляй, уже, господине, поганыя татарове на поля на наши наступають, а вой наши отнимають".
   Тогда же князь великыи Дмитреи Иванович ступи во свое златое стремя, всед на свои борзый конь, приимая копие в правую руку. Солнце ему на встоце семтября 8 в среду на Рожество пресвятыя Богородица ясно светить, путь ему поведаеть. Борис, Глеб молитву творять за сродники свои.
   Тогда соколи и кречати, белозерскыя ястреби борзо за Дон перелетеша, ударишася на гуси и на лебеди. Грянуша копия харалужныя, мечи булатиыя, топори легкие, щиты московьскыя, шеломы немецкие, боданы бесерменьскыя. Тогда поля костьми насеяны, кровьми полиано.
   Воды возпиша, весть подаваша по рожнымь землямь, за Волгу, к Железнымь вратомь, к Риму, до черемисы, до чяхов, до ляхов, до Устюга... поганых татар за дышущеем моремь. Того даже было лепо стару помолодитися.
   Хоробрый Пересвет поскакиваеть на своемь вещемь сивце, свистомь поля перегороди, а ркучи таково слово: "Лучши бы есмя сами на свои мечи наверглися, нежели нам от поганых положеным пасти". И рече Ослебя брату своему Пересвету: "Уже, брате, вижю раны на сердци твоемь тяжки. Уже твоей главе пасти на сырую землю, на белую ковылу -- моему чаду Иякову. Уже, брате, пастуси не кличють, ни трубы не трубять, толко часто ворони грають, зогзици кокують, на трупы падаючи".
   Тогда же не тури возрыкають на поле Куликове на речке Непрядне, взопаша избиении от поганых князи великых и боляр сановных, князя Федора Романовича Белозерскаго и сына его князя Ивана, Микулу Васильевича, Федор Мемко, Иван Сано, Михаило Вренков, Иаков Ослебятин, Пересвет чернець и иная многая дружина.
   Тогда же восплакашася горко жены болярыни по своих осподарех в красне граде Москве. Восплачется жена Микулина Мария, а ркучи таково слово: "Доне, Доне, быстрый Доне, прошел еси землю Половецкую, пробил еси берези харалужныя, прилелеи моего Микулу Васильевича". Восплачется жена Иванова Федосия: "Уже наша слава пониче в славне городе Москве".
   Не одина мати чада изостала, и жены болярскыя мужей своих и осподарев остали, глаголюще к себе: "Уже, сестрици наши, мужей наших в животе нету, покладоша головы свои у быстрого Дону за Русскую землю, за святыя церкви, за православную веру з дивными удалци, с мужескыми сыны".

3. ЗАДОНЩИНА

По Ундольскому списку (сводный)

Подготовлено Д.А.Дмитриевым

СЛОВО О ВЕЛИКОМ КНЯЗЕ ДМИТРЕЕ ИВАНОВИЧЕ И О БРАТЕ ЕГО, КНЯЗЕ ВЛАДИМЕРЕ АНДР?ЕВИЧЕ, ЯКО ПОБ?ДИЛИ СУПОСТАТА СВОЕГО ЦАРЯ МАМАЯ

   Князь великий Дмитрей Ивановичь с своим братом, с княземъ Владимером Андреевичем, и своими воеводами были на пиру у Микулы Васильевича. 'Ведомо намъ, брате, что у быстрого Дону царь Мамай пришел на Рускую землю, а идет к намъ в Залескую землю'. Пойдем, брате, тамо в полунощную страну - жребия Афетова, сына Ноева, от него же родися русь православная. Взыдем на горы Киевския и посмотрим славного Непра и посмотрим по всей земли Руской. И оттоля на восточную страну - жребий Симова, сына Ноева, от него же родися хиновя- поганые татаровя, бусормановя. Те бо на реке на Каяле одолеша родъ Афетов. И оттоля Руская земля седитъ невесела; а от Калатьския рати до Мамаева побоища тугою и печалию покрышася, плачющися, чады своя поминаючи - князи и бояря и удалые люди, иже оставиша вся домы своя и богатество, жены и дети и скот, честь и славу мира сего получивши, главы своя положиша за землю за Рускую и за веру християньскую. Преже восписах жалость земли Руские и прочее от кних приводя, потом же списах жалость и похвалу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его, князю Владимеру Ондреевичю. Снидемся, братия и друзи и сынове рускии, составим слово к слову, возвеселим Рускую землю и возверзем печаль на Восточную страну - в Симов жребий и воздадим поганому Момаю победу, а великому князю Дмитрею Ивановичю похвалу и брату его, князю Владимеру Андреевичю. И рцем таково слово: лудчи бо нам, брате, начати поведати иными словесы о похвальных сихъ о нынешных повестех о полку великого князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимера Андреевича, а внуки святаго великаго князя Владимера Киевскаго. Начаша ти поведати по делом и по былинам. Не проразимся мыслию но землями, помянем первых лет времена, похвалим вещаго Бояна горазна гудца в Киеве. Тот бо вещий Боянъ, воскладоша горазная своя персты на живыя струны, пояше руским князем славы: первую славу великому князю киевскому Игорю Рюриковичю, вторую - великому князю Владимеру Святославичю Киевскому, третюю - великому князю Ярославу Володимеровичю. Аз же помяну резанца Софония, и восхвалю песнеми и гусленными буйными словесы сего великаго князя Дмитрея Ивановича и брата его, князя Владимера Андреевича, а внуки святаго великого князя Владимера Киевского. И пение князем руским за веру христианьскую! А от Калатьские рати до Момаева побоища 160 лет. Се бо князь великий Дмитрей Ивановичь и братъ его, князь Владимеръ Андреевичь, помолися Богу и пречистей его Матери, истезавше ум свой крепостию, и поостриша сердца свои мужеством, и наполнишася ратного духа, уставиша собе храбрыя полъкы в Руской земле и помянуша прадеда своего, великого князя Владимера Киевскаго. Оле жаворонок, летняя птица, красных дней утеха, возлети под синие облакы, посмотри к силному граду Москве, воспой славу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его, князю Владимеру Андреевичю! Ци буря соколи зонесет из земля Залеския в поле Половецкое! На Москве кони ржут, звенит слава по всей земли Руской, трубы трубят на Коломне, бубны бьют в Серпугове, стоят стязи у Дону Великого на брезе. Звонятъ колоколы вечныя в Ве-ликом Новегороде, стоят мужи навгородцкие у святыя Софии, а ркучи тако: 'Уже нам, брате, не поспеть на пособь к великому князю Дмитрею Ивановичю?' И как слово изговаривают, уже аки орли слетешася. То ти были не орли слетешася - выехали посадники из Великого Новагорода, а с ними 7000 войска к великому князю Дмитрею Ивановичю и к брату его, князю Владимеру Андрѣевичю, на пособе. К славному граду Москве сьехалися вси князи руские, а ркучи таково слово: 'У Дону стоят татаровя поганые, и Момай царь на реки на Мечи, межу Чюровым и Михайловым, брести хотят, а предати живот свой нашей славе'. И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: 'Брате, князь Владимеръ Андреевичь, пойдем тамо, укупим животу своему славы, учиним землям диво, а старым повесть, а моло-дым память! А храбрых своих испытаем, а реку Дон кровью прольем за землю за Рускую и за веру крестьяньскую!' И рече им князь великий Дмитрей Иванович: 'Братия и князи руские, гнездо есмя были великого князя Владимера Киевскаго! Не в обиде есми были по рожению ни соколу, ни ястребу, ни креча-ту, ни черному ворону, ни поганому сему Момаю!' О соловей, летняя птица, что бы ты, соловей, выщекотал славу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его князю Владимеру Андреевичю, и земли Литовской дву братом Олгордовичем, Андрею и брату его Дмитрею, да Дмитрею Волыньскому! Те бо суть сынове храбры, кречаты в ратном времени и ведомы полководцы, под трубами повити, под шеломы възлелеаны, конець копия вскормлены, с востраго меча поены в Литовской земли . Молвяше Андрей Олгордович своему брату: 'Брате Дмитрей, сами есмя собе два браты, сынове Олгордовы, а внуки есмя Едимантовы, а правнуки есми Сколомендовы. Зберем, брате, милые пановя удалые Литвы, храбрых удальцов, а сами сядем на свои борзи комони и посмотрим быстрого Дону, испиемь шеломом воды, испытаем мечев своих литовских о шеломы татарские, а сулицъ немецких о боеданы бусорманские!' И рече ему Дмитрей: 'Брате Андрей, не пощадим живота своего за землю за Рускую и за веру крестьяньскую и за обиду великаго князя Дмитрея Ивановича! Уже бо, брате, стук стучит и гром гремит в каменом граде Москве. То ти, брате, не стукъ стучить, ни гром гремит, - стучит силная рать великаго князя Дмитрея Ивановича, гремят удальцы руские злачеными доспехи и черлеными щиты. Седлай, брате Андрей, свои борзи комони, а мои готови - напреди твоих оседлани. Выедем, брате, в чистое поле и посмотрим своих полковъ, колько, брате, с нами храбрые литвы. А храбрые литвы с нами 70 000 окованые рати'. Уже бо, брате, возвеяша сильнии ветри с моря на усть Дону и Непра, прилелеяша великиа тучи на Рускую землю, из них выступают кровавые зори, а в них трепещут синие молнии. Быти стуку и грому великому на речке Непрядве, межу Доном и Непром, пасти трупу человеческому на поле Куликове, пролитися крови на речьке Непрядве! Уже бо въскрипели телегы межу Доном и Непром, идут хинове на Русскую землю! И притекоша серые волцы от устъ Дону и Непра и ставши воют на реке, на Мечи, хотят наступати на Рускую землю. То ти были не серые волцы, - приидоша поганые татаровя, хотят пройти воюючи всю Рускую землю. Тогда гуси возгоготаша и лебеди крилы въсплескаша. То ти не гуси возгоготаша, ни лебеди крилы въс-плескаша, но поганый Момай пришел на Рускую землю и вои своя привел. А уже беды их пасоша птицы крылати, под облакы летают, вороны часто грают, а галицы своею речью говорят, орли хлекчют, а волцы грозно воют, а лисицы на кости брешут . Руская земля, то первое еси как за царем за Соломоном побы-вала . А уже соколи и кречати, белозерские ястреби рвахуся от златых колодицъ ис камена града Москвы, обриваху шевковыя опутины, возвиваючися под синия небеса, звонечи злачеными колоколы на быстром Дону, хотят ударити на многие стады гусиныя и на лебединыя, а богатыри руския удальцы хотят ударити на великия силы поганого царя Мамая . Тогда князь великий Дмитрей Ивановичь воступив во златое свое стремя, вседъ на свой борзый конь и взем свой мечь в правую руку, и помолися Богу и пречистой его Матери. Солнце ему ясно на въстоцы сияет и путь поведает, а Борисъ и Глебъ молитву воздают за сродники своя . Что шумит и что гремит рано пред зорями? Князь Владимеръ Андреевичь полки пребирает и ведет к Великому Дону. И молвяше брату своему, великому князю Дмитрею Ивановичю: 'Не ослабляй, брате, поганым татаровям - уже бо поганые поля руские наступают и вотчину нашу отнимают!' И рече ему князь великыий Дмитрей Ивановичь: 'Брате Владимеръ Андреевичь! Сами себе есми два брата, а внуки великаго князя Владимира Киевскаго. А воеводы у нас уставлены - 70 бояринов, и крепцы бысть князи белозерстии Федор Семеновичь да Семен Михайловичь, да Микула Васильевичь, да два брата Олгордовичи, да Дмитрей Волыньской, да Тимофей Волуевичь, да Андрей Серкизовичь, да Михайло Ивановичь, а вою с нами триста тысящь окованые рати. А воеводы у нас крепкия, а дружина сведома, а под собою имеем боръзыя комони, а на собе злаченыи доспехи, а шеломы черкаские, а щиты московские, а сулицы немецкие, а кинжалы фряские, а мечи булатные; а пути им сведоми, а перевозы им изготовлены, но еще хотят сильно головы своя положить за землю за Рускую и за веру крестьянскую. Пашут бо ся аки живи хоругови, ищут собе чести и славного имени' . Уже бо те соколи и кречати, белозерскыя ястреби, за Дон борзо перелетели и ударилися на многие стада на гусиные и на лебединые. То ти быша ни соколи ни кречети, то ти наехали руские князи на силу татарскую. И удариша копия харалужныя о доспехи татарские, возгремели мечи булатные о шеломы хиновские на поле Куликове на речке Непрядве. Черна земля под копыты, а костми татарскими поля насеяша, а кровью ихъ земля пролита бысть. А силныи полки ступишася вместо и протопташа холми и луги, и возмутишася реки и потоки и озера. Кликнуло Диво в Руской земли, велит послушати грозъным землям. Шибла слава к Железным Вратам, и къ Караначи, к Риму, и к Кафе по морю, и к Торнаву; и оттоле ко Царюграду на похвалу руским князем: Русь великая одолеша рать татарскую на поле Куликове на речьке Непрядве. На том поле силныи тучи ступишася, а из них часто сияли молыньи и гремели громы велицыи. То ти ступишася руские сынове с погаными татарами за свою великую обиду. А в них сияли доспехы злаченые, а гремели князи руские мечьми булатными о шеломы хиновские . А билися из утра до полудни в суботу на Рожество святей Богородицы . Не тури возрыкали у Дону Великаго на поле Куликове. То ти не тури побеждени у Дону Великого, но посечены князи руские и бояры и воеводы великого князя Дмитрея Ивановича . Побеждени князи белозерстии от поганых татаръ, Федор Семеновичь, да Семен Михайловичь, да Тимофей Волуевичь, да Микула Васильевич, да Андрей Серкизовичь, да Михайло Ивановичь и иная многая дружина . Пересвета чернеца, бряньского боярина, на суженое место привели. И рече Пересвет чернец великому князю Дмитрею Ивановичю: 'Лутчи бы нам потятым быть, нежели полоненым быти от поганых татаръ!' Тако бо Пересвет поскакивает на своем борзом коне, а злаченым доспехом посвечивает, а иные лежат посечены у Дону Великого на брезе. И в то время стару надобно помолодети, а удалым людям плечь своих попытать. И молвяше Ослябя чернец своему брату Пересвету старцу: 'Брате Пересвете, вижу на теле твоем раны великия, уже, брате, летети главе твоей на траву ковыль, а чаду моему Иякову лежати на зелене ковыле траве на поле Куликове на речьке Непрядве за веру крестьяньскую, и за землю за Рускую, и за обиду великого князя Дмитрея Ивановича'. И в то время по Резанской земле около Дону ни ратаи, ни пастухи в поле не кличют, но толко часто вороны грают трупу ради человеческаго, грозно бо бяше и жалостъно тогды слышати; занеже трава кровию пролита бысть, а древеса тугою к земли приклонишася. И воспели бяше птицы жалостные песни - всплакашася вси княгини и боярыни и вси воеводские жены о избиенных. Микулина жена Васильевича Марья рано плакаша у Москвы града на забралах, а ркучи тако: 'Доне, Доне, быстрая река, прорыла еси ты каменные горы и течеши в землю Половецкую. Прилелей моего господина Микулу Васильевича ко мне!' А Тимофеева жена Волуевича Федосья тако же плакашеся, а ркучи тако: 'Се уже веселие мое пониче во славном граде Москве, и уже не вижу своего государя Тимофея Волуевича в животе!' А Ондреева жена Марья да Михайлова жена Оксинья рано плакашася: 'Се уже обемя нам солнце померкло в славном граде Москве, припахнули к нам от быстрого Дону полоняныа вести, носяще великую беду: и выседоша удальцы з боръзыхъ коней на суженое место на поле Куликове на речке Непрядве!' А уже Диво кличет под саблями татарьскими, а тем рускымъ богатырем под ранами. Туто щурове рано въспели жалостные песни у Коломны на забралах, на воскресение, на Акима и Аннинъ день. То ти было не щурове рано въспеша жалостныя песни, восплакалися жены коломеньские, а ркучи тако: 'Москва, Москва, быстрая река, чему еси залелеяла мужей наших от нась в землю Половецкую?' А ркучи тако: 'Можеш ли, господине князь великий, веслы Непръ зоградити, а Донъ шоломы вычръпати, а Мечу реку трупы татарьскими запрудити? Замкни, государь князь великий, Оке реке ворота, чтобы потом поганые татаровя к нам не ездили. Уже мужей нашихъ рать трудила'. Того же дни в суботу на Рожество святыя Богородицы исекша христиани поганые полки на поле Куликове на речьке Непрядве. И нюкнув князь Владимеръ Андреевичь гораздо, и скакаше по рати во полцех поганых в татарских, а злаченым шеломом посвечиваючи. Гремят мечи булатные о шеломы хиновские. И восхвалит брата своего, великого князя Дмитрея Ивановича: 'Брате Дмитрей Ивановичь, ты еси у златошна времени железное зобороло. Не оставай, князь великый, с своими великими полкы, не потакай крамоль-ником! Уже бо поганые татары поля наша наступают, а храбрую дружину у нас истеряли, а в трупи человечье борзи кони не могут скочити, а в крови по колено бродят. А уже бо, брате, жалостно видети кровь крестьяньская. Не уставай, князь великый, съ своими бояры'. И князь великий Дмитрей Ивановичь рече своим боярам: 'Братия бояра и воеводы и дети боярьские, то ти ваши московские слаткие меды и великие места! Туто до-будете себе места и своим женам. Туто, брате, стару помоло-деть, а молодому чести добыть'. И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: 'Господи Боже мой, на тя уповахъ, да не постыжуся в век, ни да посмеют ми ся враги моя мне'. И помолися Богу и пречистой его Матери и всем святым его, и прослезися горко, и утер слезы. И тогда аки соколы борзо полетеша на быстрый Донь. То ти не соколи полетеша: поскакивает князь великий Дмитрей Ивановичь с своими полки за Дон со всею силою. И рече: 'Брате князь Владимер Андреевичь, тут, брате, испити медовыа чары поведеные, наеждяем, брате, своими полки силными на рать татаръ поганых'. Тогда князь великий по-чалъ наступати. Гремят мечи булатные о шеломы хиновские. И поганые покрыша главы своя руками своими. Тогда поганые борзо вспять отступиша. И от великого князя Дмитрея Ивановича стези ревут, а поганые бежать, а руские сынове широкие поля кликом огородиша и злачеными доспехами осветиша. Уже бо ста тур на оборонь! Тогда князь великий Дмитрей Ивановичь и брат его, князь Владимеръ Андреевичь, полки поганых вспять поворотили и нача ихъ бити и сечи горазно, тоску имъ подаваше. И князи их падоша с коней, а трупми татарскими поля насеяша и кровию ихъ реки протекли. Туто поганые разлучишася розно и побегше неуготованными дорогами в лукоморье, скрегчюще зубами своими, и дерущи лица своя, а ркуче такъ: 'Уже нам, брате, в земли своей не бывати и детей своих не видати, а катунъ своих не трепати, а трепати намъ сырая земля, а целовати намъ зелена мурова, а в Русь ратию нам не хаживати, а выхода нам у руских князей не прашивати'. Уже бо въстонала земля татарская, бедами тугою покрышася; уныша бо царемъ их хотение и княземь похвала на Рускую землю ходити. Уже бо веселие их пониче. Уже бо руские сынове разграбиша татарские узорочья, и доспехи, и кони, и волы, и верблуды, и вино, и сахар, и дорогое узорочие, камкы, насычеве везут женам своимъ. Уже жены руские восплескаша татарским зла-том. Уже бо по Руской земле простреся веселие и буйство. Вознесеся слава руская на поганых хулу. Уже бо вержено Диво на землю, и уже грозы великаго князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимера Андреевича по всем землям текут. Стреляй, князь великый, по всемъ землям, стреляй, князь великый, с своею храброю дружиною поганого Мамая хиновина за землю Рускую, за веру христьяньскую. Уже поганые оружия своя повергоша, а главы своя подклониша под мечи руские. И трубы их не трубят, и уныша гласи их. И отскочи поганый Мамай от своея дружины серым волком и притече к Кафе граду. Молвяше же ему фрязове: 'Чему ты, поганый Мамай, посягаешь на Рускую землю? То тя била орда Залеская. А не бывати тобе в Батыя царя: у Батыя царя было четыреста тысящь окованые рати, а воевал всю Рускую землю от востока и до запада. А казнил Богъ Рускую землю за своя согрешения. И ты пришел на Рускую землю, царь Мамай, со многими силами, з девятью ордами и 70 князями. А ныне ты, поганый, бежишь самдевят в лукоморье, не с кем тебе зимы зимовати в поле. Нешто тобя князи руские горазно подчивали: ни князей с тобою, ни воевод! Нечто гораздо упилися у быстрого Дону на поле Куликове на траве ковыле! Побежи ты, поганый Момай, от насъ по задлешыю!' Уподобилася еси земля Руская милому младенцу у матери сво-ей: его же мати тешить, а рать лозою казнит, а добрая дела милують его. Тако господь Богъ помиловал князей руских, великого князя Дмитрея Ивановича и брата его, князя Владимера Андреевича, меж Дона и Непра, на поле Куликове, на речки Непрядве. И стал великий князь Дмитрей Ивановичь сь своим братом, с князем Владимером Андреевичем, и со остальными своими воеводами на костехъ на поле Куликове на речьке Непрядве. Грозно бо и жалосно, брате, в то время посмотрети, иже лежат трупи крестьяньские акы сенныи стоги у Дона Великого на брезе, а Дон река три дни кровию текла. И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: 'Считайтеся, братия, колько у нас воевод нет и колько молодых людей нет'. Тогды говорит Михайло Александровичь, московский боярин, князю Дмитрею Ивановичю: 'Господине князь великий Дмитрей Ивановичь! Нету, государь, у нас 40 бояринов московских, 12 князей белозерьских, 30 новгородских посадников, 20 бояринов коломенских, 40 бояр серпуховскихъ, 30 панов литовскихъ, 20 бояр переславских, 25 бояр костромских, 35 бояр володимеровских, 50 бояръ суздалских, 40 бояръ муромских, 70 бояр резаньских, 34 бояринов ростовских, 23 бояр дмитровских, 60 бояр можайских, 30 бояр звенигородских, 15 бояр углецкихъ. А посечено от безбожнаго Мамая полтретья ста тысящь и три тысечи. И помилова Богъ Рускую землю, а татаръ пало безчислено многое множество'. И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: 'Братия, бояра и князи и дети боярские, то вам сужено место меж Доном и Непром, на поле Куликове на речке Непрядве. И положили есте головы своя за святыя церькви, за землю за Рускую и за веру крестьяньскую. Простите мя, братия, и благослвите в сем веце и в будущем. И пойдем, брате, князь Владимер Андреевичь, во свою Залескую землю к славному граду Москве и сядем, брате, на своем княжение, а чести есми, брате, добыли и славного имени!' Богу нашему слава.
  
   4. СЛОВО О ПОГИБЕЛИ РУСКЫЯ ЗЕМЛИ И ПО СМЕРТИ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ЯРОСЛАВА

Подготовка текста Л.А. Дмитриева

   О, светло светлая и украсно украшена, земля Руськая! И многыми красотами удивлена еси: озеры многыми удивлена еси, реками и кладязьми месточестьными, горами, крутыми холми, высокыми дубравоми, чистыми польми, дивными зверьми, различными птицами, бещислеными городы великыми, селы дивными, винограды обителными, домы церковьными и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами. Всего еси испольнена земля Руская, о прававорьная вера хрестияньская!
   Отселе до угоръ и до ляховъ, до чаховъ, от чахов до ятвязи и от ятвязи до литвы, до немець, от немець до корелы, от корелы до Устьюга, где тамо бяху тоймици погании, и за Дышючимъ моремъ; от моря до болгаръ, от болгарь до буртасъ, от буртасъ до чермисъ, от чермисъ до моръдви,-- то все покорено было Богомъ крестияньскому языку, поганьскыя страны, великому князю Всеволоду, отцю его Юрью, князю кыевьскому, деду его Володимеру и Манамаху, которымъ то половоци дети своя полошаху в колыбели. А литва из болота на светъ не выникываху, а угры твердяху каменые городы железными вороты, абы на них великый Володимеръ тамо не вь?халъ, а н?мци радовахуся, далече будуче за Синимъ моремъ. Буртаси, черемиси, вяда и моръдва бортьничаху на князя великого Володимера. И кюръ Мануилъ цесарегородскый опасъ имея, поне и великыя дары посылаша к нему, абы под нимъ великый князь Володимеръ Цесарягорода не взял.
   А в ты дни болезнь крестияном от великаго Ярослава и до Володимера, и до ныняшняго Ярослава, и до брата его Юрья, князя володимерьскаго...
  
   [1] ...великого князя Ярослава.-- Имеется в виду Ярослав Владимирович Мудрый (ок. 978--1054), сын Владимира Святославича Киевского. В 1038--1042 гг.
   [2] ...до немець...-- Здесь под немцами подразумеваются шведские народы.
   [3] ...до Устьюга...-- Город Великий Устюг в низовьях Сухоны, притока Северной Двины.
   [4] ...тоймици погании...-- языческое племя, жившее по берегам Верхней и Нижней Тоймы -- притоков Северной Двины.
   [5] ...Дышючимъ моремъ...-- Белое море и Северный ледовитый океан (названы так из-за больших приливов и отливов).
   [7] ...до буртасъ...-- Буртасы -- мордовское племя.
   [8] ...до чермисъ...-- Черемисы -- марийцы.
   [9] ...великому князю Всеволоду...-- Всеволод Юрьевич Большое Гнездо (1154--1212), великий князь владимирский, сын Юрия Долгорукого, внук Владимира Мономаха.
   [10] ...отцю его Юрью...-- Юрий Владимирович Долгорукий (кон. 90-х гг. XI в.-- 1157), сын Владимира Мономаха, князь суздальский и киевский.
   [11] ...Володимеру и Манамаху...-- Владимир Всеволодович Мономах (1053--1125), великий князь киевский (1113--1125 гг.). Успешная борьба Владимира Мономаха с половцами определила отношение к нему и в половецком эпосе (см. Галицко-Волынскую летопись, рассказ о траве евшан), и в древнерусской литературе как к грозному врагу половецкой степи.
   [12] ...вяда...-- одно из мордовских племен.
   [13] ...бортьничаху на князя великого Володимера -- то есть платили дань медом.
   [15] ...от великаго Ярослава и до Володимера...-- От Ярослава Мудрого до Владимира Мономаха.
   [16] ...до ныняшняго Ярослава...-- Ярослав Всеволодович (1191--1246), великий князь владимирский (1238--1246 гг.), сын Всеволода Большое Гнездо; отец Александра Невского.
   [17] ...до брата его Юрья, князя володимерьскаго.-- Юрий Всеволодович (1188--1238), великий князь владимирский. Погиб в битве с монголо-татарами на реке Сити 4 марта 1238 г. После гибели Юрия Всеволодовича владимирский стол занял его брат Ярослав Всеволодович.
  
   Источник. Текст "Слова..." по изданию: Изборник (Сборник произведений литературы Древней Руси) / Сост. и общ. ред. Л.А.Дмитриева и Д.С.Лихачева. - М.: Худож.лит., 1969. - С.326-327, 738-739.

   0x01 graphic
   0x08 graphic

Содержание

  
   Предисловие.............................................................
   Слово о полке Игоревом. Перевод...........................
   К вопросу о подлинности "Слова" и о его авторе ........
   Летописная повесть про поход Игоря на половцев в 1185 г ..
   К вопросу о географии событий.................. ...............
   Задонщина............................................. .................
   Несколько неожиданных слов о "Задонщине" ......... ........
   Слово о погибели Русской Земли............... .................
   О статье Никитина Лебеди великой степи...... .................
   Обещанная критика статьи А.Никитина............................
   Темные места в "Слове" .................. ..................
   Приложения. Тексты на древнерусском языке
   Слово о полку Игореве
   Поход Игоря. Из Ипатьевской летописи......... ...............
   Задонщина. Кирило-Белозерский список (краткий)..............
   Задонщина. Ундольский список (полный) ..........................
   Слово о погибели Русской Земли............... ...... .........
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"